Д ОМАШ НЯЯ
ЛАБОРАТОРИЯ
Научно-прикладной
и образовательный
интернет-журнал
Адрес редакции:
domlab@inbox.com
Статьи для журнала
направлять , указывая в теме
письма «For journal».
Журнал содержит материалы
найденные в Интернет или
написанные для Интернет.
Журнал является полностью
некоммерческим. Никакие
гонорары авторам статей не
выплачиваются и никакие
оплаты за рекламу не
принимаются .
Явные рекламные объявления
не принимаются, но скрытая
реклама, содержащаяся в
статьях, допускается и даже
приветствуется.
Редакция занимается только
оформительской
деятельностью и никакой
ответственности за содержание статей
не несет.
Статьи редактируются, но
орфография статей является
делом их авторов.
При использовании
материалов этого журнала, ссылка
на него не является
обязательной , но желательной.
Никакие претензии за
невольный ущерб авторам,
заимствованных в Интернет
статей и произведений, не
принимаются. Произведенный
ущерб считается
компенсированным рекламой авторов и
их произведений.
По всем спорным вопросам
следует обращаться лично в
соответствующие учреждения провинции
Свободное государство (ЮАР).
При себе иметь, заверенные
местным нотариусом, копии всех
необходимых документов на
африкаанс, в том числе,
свидетельства о рождении, диплома об
образовании, справки с места
жительства, справки о здоровье
и справки об авторских правах
(в 2-х экземплярах).
СОДЕРЖАНИЕ
Неслучайные случайности (окончание)
ИЮЛЬ 2010
История
Тайная жизнь пчел
Ликбез
83
День муравья (окончание)
Литпортал
183
Аппарат для синтеза бензина
Светящаяся краска
Изготовление качественных печатных плат
Техника
301
Технологи
329
341
Препараты из природного сырья (продолжение)
Химичка
370
Матпрактик
Цифровая обработка сигналов
^5
445
Дискуссии и мнени
Школьная Америка
Еретические мысли о науке и обществе
470
555
Фотогалерея и справочник
Разговор с ангелом майским вечером
Разное
568
571
НА ОБЛОЖКЕ
Вы никогда не задумывались, как выглядит поведение
человеческой популяции издалека, для стороннего
наблюдателя? Выглядит ли оно вообще разумным? А вот
поэт, философ и драматург, написавший в свое время
пьесу «Синяя птица», задумывался. И задумывался он
об этом, наблюдая за жизнью пчел. Читаем раздел
«Ликбез».

История
НЕСЛУЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ
Валентин Азерников
(окончание)
Глава шестая
Итак, Париж, Академия наук. Понедельник 20 января 1896 года. Вторая
половина дня. Около семидесяти членов академии, позабыв подобающую их сану
невозмутимость , слушают сообщение Анри Пуанкаре, который сначала зачитывает статью
Рентгена, а затем пускает по рядам первые рентгеновские снимки. Но это не
авторские снимки; как и в Петербурге, они сделаны только недавно здесь же двумя
академиками. На снимках запечатлен все тот же объект - кисть руки, но оттого,

что кисть французская, она производит большее впечатление. Не из
патриотических соображений, разумеется, а из-за точной воспроизводимости эксперимента.
Сообщение и демонстрация вызывают оживленную дискуссию. Анри Пуанкаре
высказывает в ходе ее любопытную гипотезу: поскольку Х-лучи образуются в том
месте трубки, где катодные лучи ударяются в стекло, и поскольку в этом месте
на стенке образуется светящееся фосфоресцирующее пятно, то не логично ли
сделать вывод отсюда, вопрошает Пуанкаре, что и сама фосфоресценция, без
катодных лучей, может сопровождаться испусканием лучей Рентгена?
С точки зрения экспериментальной логики мысль вполне здравая: Пуанкаре не
знал ведь тогда, что рентгеновские лучи образуются при ударе катодных лучей
не обязательно в стекло, но и в металл и даже еще интенсивнее, и никакой
фосфоресценции во втором случае не происходит. Этого в то время и сам Рентген
еще не знал, трубку с антикатодом из металла он построил позже.
Поэтому гипотеза Пуанкаре взбудоражила многих ученых. Тут же все стали
наперебой вспоминать, от чего происходит фосфоресценция. Блистали эрудицией,
старались перещеголять друг друга. Море светится по ночам - раз. Северное
сияние - два. Светлячки в лесу - три. Гниющее дерево - четыре. И рыба
гниющая , еще Аристотель об этом писал, - это пять. А Галилей - помните, он
описывал загадочный «болонский камень», как оказалось потом, обычный сернистый
барий с примесью какого-то тяжелого металла. Это сколько же будет - шесть?
Некоторые урановые соединения фосфоресцируют? Фосфоресцируют. Это уже семь. А
еще...
Стоп. Хватит. Остальное неважно. И первые шесть пунктов - тоже. Важен
только седьмой. Он окажется той единственной верной картой, которая принесет
науке выигрыш. Ставить на эту карту будут многие из присутствующих - уже на
другой день ученые начали проверять гипотезу Пуанкаре, - но повезет только
одному из них - физику Беккерелю, сыну физика Беккереля, внуку физика Беккереля,
отцу физика Беккереля.
Беккерель Первый - Антуан Сезар Беккерель, профессор, член Парижской
Академии наук. Положил начало семейному интересу к явлениям фосфоресценции, увидев
однажды в Венеции, как светится Адриатическое море, и решив понять природу
непонятного явления. Эта тема не была единственной в его творчестве: он
занимался минералогией, пьезоэлектричеством, метеорологией, электрохимией,
электрометаллургией, агрономией. Удивительно работоспособный человек, он дожил до
девяноста лет и еще за несколько месяцев до смерти опубликовал свое очередное
исследование.
Беккерель Второй - Александр Эдмонд Беккерель, профессор физики и
руководитель Национального музея естественной истории. Такая же, как у отца, широта
интересов, такая же работоспособность. Уже в восемнадцать лет становится его
ассистентом и проводит исследование в области фосфоресценции - эта тема
становится семейной. Он увлекался и другими проблемами: фотографией,
электричеством, но главная тема его жизни все же фосфоресценция. В 1869 году он подвел
итоги своим и чужим работам в данной области, напечатав книгу «Свет, его
причины и действия». Через три года он начал исследовать фосфоресценцию урановых
соединений и, как в свое время его отец, привлек к себе в помощь сына Анри -
Беккереля Третьего, двадцатилетнего студента Политехнической школы.
Годы ученья Анри Беккереля пролетают незаметно. Вскоре он получает
направление в Институт путей сообщения на должность инженера. Кажется, карьера
путейца никогда не приведет его к тому, чем занимались его предки, и уж тем
более - к открытию радиоактивности. Но жизнь каждого из нас редко течет
спокойно по одному и тому же руслу, она полна неожиданных поворотов. Так было и у
Анри.
Он рано женился, женился по любви, на девушке, с которой дружил еще в
лицее . И все казалось так хорошо устроенным в жизни. Но неожиданно молодая жена

умерла, оставив ему сына - Жана Беккереля, Беккереля Четвертого, в будущем
также профессора физики.
Тяжело переживая смерть жены, Анри решил покинуть ее дом, где ему немыслимо
находиться, дом, полный воспоминаниями, и возвращается в родные пенаты - в
квартиру отца при Музее естественной истории. И вновь оказывается в кругу
научных интересов семьи Беккерелей. Примерно в это время он публикует свою
первую научную работу в физическом журнале. Она понравилась, и
двадцатитрехлетнего Беккереля пригласили преподавателем в ту самую Политехническую школу,
которую он недавно окончил. Там он, повторяя карьеру Ампера, становится
поначалу репетитором. Но и здесь ему недолго суждено пробыть. Через три года
умирает дед, и Анри, как бы восстанавливая коалицию Беккерелей, переводится в
музей ассистентом своего отца.
Подобная семейственность оказалась весьма полезной и для обоих Беккерелей,
и для науки. За десять лет работы в музее Анри сумел подготовить прекрасную
докторскую диссертацию, в которой продолжил работы деда и отца. Тридцать пять
лет - возраст немалый для докторской диссертации, большинство физиков
поднималось на эту ступень раньше. Но Анри не смущало это обстоятельство, и к тому
же он с лихвой компенсировал себя за упущенное, уже в тридцать шесть лет став
членом Парижской Академии наук, а в сорок получив место профессора в Музее
естественной истории, как и его отец.
В это же время он вторично женится - после четырнадцатилетнего перерыва,
вновь покидает отчий дом, но теперь уже не насовсем, ибо он работает в нем и
приходит туда ежедневно каждое утро.
Начинается вроде бы новый период жизни Анри Беккереля: новая семья, новая
должность, новые заботы. Но будет ли еще что-нибудь новое в его научной
биографии? Ему уже сорок лет.
Через четыре года он получит ответ на этот вопрос. А пока он ведет
интенсивную научную работу, не помышляет ни о каких лучах, занимается в основном
двумя областями физики - магнитооптикой и фосфоресценцией. Первую из них он
принял как эстафету от отца, вторую - от деда. И хотя первая более современна
и актуальна для науки конца XIX века, к великому открытию приведет его именно
вторая тема.
Потому что когда Анри Пуанкаре высказал свою гипотезу о связи
фосфоресценции с рентгеновским излучением, то не было в зале человека, более
подготовленного к проверке этой гипотезы, чем Анри Беккерель.
Однако это вовсе не значит, что он должен был успеть первым это сделать;
как ни странно, но первые два сообщения доложили другие французские ученые -
Шарль Анри и Нивенгловский.
Что сделал Шарль Анри? Он взял фотопластинку, завернул ее в черную бумагу,
а сверху положил кусочек сернистого цинка. Затем выставил ее на солнце, чтобы
его лучи вызвали фосфоресценцию минерала, а та, в свою очередь, вызвала бы
появление рентгеновских лучей - если Пуанкаре прав. Через некоторое время
Анри проявил пластинку и увидел на ней темные пятна, напоминающие по очертаниям
кусок сернистого цинка. Значит, Пуанкаре прав?
Этот вопрос Шарль Анри задал себе и другим членам академии 10 февраля,
после того, как сообщил о результатах эксперимента. Большинство склонно было
считать, что дело обстоит именно так. Некоторые сомневались, достаточно ли
одной серии опытов с одним только соединением.
На следующем заседании сделал доклад Нивенгловский. Он слово в слово
повторил все, что говорил Анри, за небольшим исключением: в качестве
фосфоресцирующего вещества он брал сернистый кальций. Сомнений в справедливости
гипотезы Пуанкаре почти не оставалось. Тут еще выступил член академии Трост,
который, оказывается, тоже проделал подобные опыты и получил те же результаты,
но, в отличие от своих коллег, он закончил более безапелляционно: «Выбросьте

свои трубки, стеклянные трубки Крукса. Невидимые Х-лучи можно получить всюду,
где есть фосфоресцирующие вещества».
Любопытная складывалась ситуация: все говорило о том, что фосфоресценция и
Х-лучи - близнецы-братья, хотя на самом деле ничего подобного быть не могло;
но это было неизвестно до поры до времени. И самое удивительное здесь, что
последнее сомнение в справедливости гипотезы Пуанкаре отбросил Беккерель,
хотя он же через месяц будет доказывать ее полную несостоятельность. Но 24
февраля, выступая перед академиками со своим первым сообщением, он, крупный и
признанный специалист по фосфоресценции, авторитетно подтвердил, что если
положить на фотопластинку, обернутую в черную бумагу, вещество, способное
фосфоресцировать под действием солнечных лучей, и если солнечные лучи направить
на это вещество, то эмульсия окажется засвеченной, причем контуры изображения
совпадут с контурами кристалла. Одно только новое отличие добавил Беккерель:
клал он на фотопластинку соединение урана.
Он не говорил тогда подробно, как проходил сам опыт, хотя потом, через
несколько дней, будет вспоминать каждую его деталь, а через несколько месяцев
за этими деталями будут охотиться журналисты и историки науки.
А было это так. Стояло солнечное февральское утро - половина эксперимента
уже была обеспечена самой природой; фотопластинки лежали наготове; в шкафу
находилась коллекция фосфоресцирующих минералов, собранная еще отцом, лучшая
в Париже; оставалось выбрать из них одну - и за дело.
И здесь происходит первый поворот судьбы, приведший к совсем иным, чем
ожидалось, результатам. Беккерель решил выбрать из большой коллекции соли урана,
наиболее сильные по яркости свечения. Он взял флакон, высыпал из него
кристаллики на фотопластинку, но оказалось, что вещества совсем немного, явно
недостаточно, чтобы как следует засветить эмульсию. А где же остальное
количество? Тут Беккерель вспомнил, что большую часть содержимого флакона одолжил
для экспериментов одному из своих коллег, работающему в Сорбонне.
Что же делать? Послать одного из сотрудников в Сорбонну? Но время, время-то
уходит, зимнее солнце светит всего несколько часов. Однако другого выхода
нет. Курьер уходит с наказом вернуться как можно быстрее, а ученый
нетерпеливо мерит шагами тесную лабораторию. Через несколько часов ожидания ему
становится ясно, что сегодняшний день для опыта погиб. И точно: когда курьер
наконец приносит долгожданную посылку, солнце уже начинает садиться, и
приходится, как ни жаль, переносить все на следующее утро. А неизвестно еще, каким
оно будет.
Проснувшись на другой день, Беккерель успокоился: солнце по-прежнему
светило ярко. Наспех позавтракав, ученый устремился в свою лабораторию. По дороге
он поглядывал на небо; нет, кажется, облаков не предвидится. Придя к себе,
хотел было тут же начать опыт, но вдруг сообразил, что не сделал элементарной
вещи - не поставил контрольный эксперимент, чтобы проверить качество самой
эмульсии и плотность бумаги. Ну, как тут не расстроиться: такая
непростительная глупость! Но ничего не попишешь, приходится заворачивать фотопластинку в
бумагу и выставлять пока еще без всяких кристаллов на окно. И хотя обычно для
эксперимента достаточно нескольких часов, Анри, чтобы не рисковать, не
трогает пластинку до самого захода солнца. И все это время ругает себя, что не
догадался сделать это вчера, когда ждал соль урана, - не пропал бы целый день.
Вечером, проявив пластинку, Анри убедился, что эмульсия хорошего качества,
так же как и бумага; значит, опыт будет чистым. Завтрашний опыт.
На другой день все повторяется - утренняя спешка и поглядывание на небо,
причем спешка такова, что Беккерель решает уйти не завтракая, чтобы не
упустить солнце, хотя повторяется и яркое солнечное утро. Теперь Беккерель
уверенно кладет на завернутую фотопластинку урановую соль и уж совсем было
собирается положить ее на окно, но... опять на ходу меняет план опыта и между пла-

стинкой и ураном кладет вырезанные из металла фигурки. Вот теперь он
удовлетворен вполне и уезжает домой завтракать.
Кажется, первый раз за последние три дня он может позволить себе поесть
спокойно, никуда не торопясь, время сейчас работает на него. Пока он ест,
пьет кофе, разговаривает с женой, поглядывая в окно, солнечные лучи делают
свое дело. Ему, конечно, не терпится поскорее вернуться в музей, но он
заставляет себя не спешить, придумывает различные поводы, чтобы задержаться еще
на час, потом еще на полчаса, потом на десять минут. Он понимает, что, придя
в лабораторию, может не удержаться и слишком рано проявить пластинку и
испортить опыт, который и так задержался; а дома волей-неволей он вынужден
бездействовать. Наконец решив, что пора, Беккерель уже второй раз за этот день
отправляется в музей. Когда он возвращается в свою лабораторию и смотрит на
часы, оказывается, что отсутствовал он четыре часа. Этого времени достаточно
для Х-лучей, если они образуются, чтобы воздействовать на фотоэмульсию.
Он снял с подоконника пластинку, унес ее в темную комнату, развернул бумагу
и осторожно опустил в кювету с проявителем. Потянулись долгие мгновения,
напоминающие первый эксперимент Рентгена, когда он вот точно так же гадал,
появится на пластинке что-нибудь или нет.
Когда Беккерель вынул обработанную фотопластинку, он увидел почти то же,
что за три с половиной месяца до него наблюдал Рентген: отчетливый силуэт
металлических фигурок, намного более четкий, чем в опытах с сернистыми
соединениями. Ну что ж, значит, все правильно: это след Х-лучей. А откуда они могут
взяться здесь? Только вследствие фосфоресценции. Молодец Пуанкаре!
Но Беккерель не сел тут же писать своему коллеге и другу поздравительную
записку. Кровь Беккерелей не позволяла ему сделать опрометчивый для
экспериментатора шаг: один раз «да» - это еще не значит «да». Эксперимент должен
воспроизводиться многократно.
И Анри, возбужденный и ликующий, торопящийся сообщить о своей удаче и об
удаче Пуанкаре, все же сдерживает себя и повторяет все сначала. Но с
небольшими вариациями. Он кладет на пластинку монету - и получает ее отпечаток;
кладет на пластинку ключ - и получает его след. Потом делает опыт еще более
чистым: каждый кристаллик помещает на тонкое стекло, чтоб избежать попадания
на эмульсию каких-нибудь паров соли, если бы они появились под действием
солнечного тепла. Запомним этот опыт; сейчас он демонстрирует прекрасное
владение методикой, а чуть позже продемонстрирует неожиданную забывчивость или
несообразительность Беккереля.
Проявив пластинки, Беккерель видит, что стекло не оказало никакого
задерживающего влияния на лучи, словно бы его и не было.
Ну вот, теперь можно подводить черту.
И Беккерель подводит ее в своем сообщении, которое он делает на заседании
академии 24 февраля - через две недели после доклада Шарля Анри и через месяц
после выступления Пуанкаре. Он имеет честь сообщить своим товарищам, что соли
урана, облученные солнечным светом, порождают Х-лучи, открытые доктором
Рентгеном . Каков механизм их образования в данном случае, он пока еще не знает,
но постарается выяснить это в ближайшем будущем, после того, как продолжит
свои исследования. Разумеется, добавил он, если погода будет им
благоприятствовать .
Во вторник 25 февраля казалось, что природа не имеет ничего против
намерений французского физика. Но в среду все изменилось: солнце спряталось, стало
хмуро и неуютно; хмуро на небе и неуютно на душе, ибо все подготовлено к
новому опыту, а ставить его не с чем - погасло дневное светило.
Ну, что ж делать: уметь ждать - одно из главных качеств экспериментатора,
это Анри неоднократно слышал от деда и отца и сам неоднократно говорил своему
сыну. Значит, надо ждать. Беккерель собрал приготовленные пластинки, кусочки

урановой соли и сунул все это в ящик своего стола до лучших времен.
В четверг 27 февраля они еще не наступили. В пятницу 28-го над Парижем по-
прежнему висели тучи. В субботу 29-го ничего не изменилось, разве что
кончился февраль.
Вероятно, это сыграло какую-то роль, потому что приход весны ознаменовался
появлением солнца. Было нечто символическое в том, что новый опыт после
вынужденного перерыва Беккерель начинает 1 марта - в первый день месяца, в первый
день весны. Он не знал утром, каков будет результат этого дня, просто было
приятно начинать в такой славный день. А потом, когда результат обнаружится,
Беккерель и впрямь уверует в счастливое совпадение: весна атомной физики
началась весной 1896 года.
А пока что он вынимает из ящика пачку фотопластинок, кристаллики урановой
соли и намеревается продолжить прежние опыты. И в последний момент, как и
несколько дней назад, откладывает это намерение на полчаса-час и решает сначала
проверить фотопластинки - все-таки они лежали вместе с химическим веществом в
душном ящике; не то чтобы он думал, что с ними могло что-нибудь произойти за
несколько суток, но условия опыта - прошлого и теперешнего - должны быть
одинаковыми. Тогда он убедился в качестве фотоэмульсии, надо и теперь это
сделать . Пусть он педант, но в науке от этого качества никто еще не страдал, а
небрежность, напротив, дорого обходится. И, решив, таким образом, сам с собой
эту маленькую нравственную проблему, Беккерель взял пластинки, отправился в
темную комнату и проявил их.
И обомлел.
На фотопластинках четко выделялись силуэты урановых образцов. Не веря своим
глазам, Анри подошел к окну. Да нет, не померещилось - тут действительно
ясные следы излучения. Но помилуй бог, какого? Откуда могли взяться в ящике
стола рентгеновские лучи, если для их появления необходим солнечный свет?
Ничего пока не понимая, Беккерель решает повторить случайный опыт. Он
укладывает в светонепроницаемую коробку две фотопластинки и насыпает на них
урановую соль; но в первой между солью и эмульсией помещает стеклышко, а во
второй - алюминиевую пластинку. Коробку тщательно закрывает и для верности
оставляет еще в темной комнате. И не заходит туда пять часов.
О чем он думает в эти долгие часы? Благословляет небо за три пасмурных дня?
Хвалит себя за аккуратность в работе? С нежностью думает об отце, собравшем
замечательную коллекцию фосфоресцирующих веществ? Наверное. Но, скорее всего,
он обращается не в прошлое, а в будущее, размышляет над природой непонятного
явления, но вместе с тем обрывает себя - о чем размышлять, когда нет
достаточного количества фактов, всего одно случайное наблюдение. Но фантазия,
неуемная фантазия талантливого физика, дьявольская научная интуиция, о которой
не раз говорили его друзья, возвращает его вновь и вновь к загадочному
явлению. Может быть, он открыл какие-то новые лучи, подобные рентгеновским?
Через пять часов, уже к вечеру, измучившись порядком, он входит в темную
комнату, вынимает пластинки из коробки, проявляет их. Нет, то был не случай,
не наваждение, не ошибка - силуэты образцов четко видны. Значит, какие-то
лучи все-таки образуются в солях урана. И они похожи на Х-лучи - так же легко
проходят сквозь непрозрачные тела. Но откуда они берутся? - в который раз
спрашивает себя Беккерель. Света нет, следовательно, не должно быть и
фосфоресценции . А лучи есть. Но из ничего нечто образоваться не может. Значит, это
излучение уже было в кристаллах, оно не связано с внешним воздействием на
вещество , оно принадлежит ему самому, оно его свойство, как цвет, как запах. Но
может ли такое быть? Ведь ничего подобного никто никогда не наблюдал. А
может, это невидимая фосфоресценция? Беккерель вновь начинает от печки.
Солнечного света нет? Нет. Фосфоресценции, следовательно, нет? Видимо, нет.
Потемнение эмульсии есть? Есть. Непосредственное воздействие паров вещества исклю-

чено? Исключено. Что остается? Лучи. Какие? Похожие на рентгеновские. А может
быть, просто рентгеновские? Может быть. Хотя маловероятно - условия их
образования совсем иные: в катодных трубках энергия подводится извне, а тут
никакой энергии ниоткуда не поступает. Значит, соли урана уже имеют ее. Ага, это
идея. Ведь он работал только с одной солью - калийуранилсульфатом; надо бы
попробовать другие, благо вот они стоят в заветном шкафу. Но сегодня не
успеть . Сегодня уже кончается, уже почти наступило завтра. А в понедельник с
утра заседание академии. И надо сообщить пока то, что уже получено. Анри
понимает , сколько вопросов, сколько «почему» обрушат на него завтра... нет, уже
сегодня его коллеги, и на большинство он не сможет ответить, и это не по душе
ему, но и ждать тоже нельзя: проверкой гипотезы Пуанкаре занимаются многие и
почти уже все поддерживают ее, а ему придется... Пуанкаре его друг, и жаль,
конечно, огорчать тезку, но истина дороже. Между фосфоресценцией и Х-лучами он
связи не видит. Может быть, есть еще какая-то невидимая фосфоресценция...
2 марта 1896 года. Очередное заседание Парижской Академии наук. Члены
академии неторопливо рассаживаются по своим привычным местам, обмениваются
впечатлениями о проведенном воскресенье, о погоде, о наступившей весне, скоро
весенние каникулы. Еще никто не подозревает, что через несколько минут они
услышат нечто такое, что заставит их позабыть о весне, а некоторых и изменить
планы каникул.
Но вот берет слово Анри Беккерель и очень сдержанно, скупо сообщает о том,
как он провел вчерашнее воскресенье. Его формулировки осторожны, он оперирует
только фактами, выводы предоставляет делать другим, но всем становится ясно,
что речь идет о новом открытии.
Дальше начинается то, чего так боялся Беккерель, ибо он к этому пока не
вполне готов: начинается поток вопросов.
Вы повторяли опыты Шарля Анри и Нивенгловского? Повторял. Вы наблюдали, как
и они, почернение эмульсии под действием фосфоресценции сернистых металлов?
Наблюдал. Доказывает это гипотезу Пуанкаре? Не Знаю. Помилуйте, вы же сами
утверждали, что это превосходно ее доказывает! Утверждал, но теперь появились
новые факты, которые гипотезе противоречат. Но они противоречат и другим
фактам - как это вы объясняете? Не знаю, надо разобраться, может быть, к
следующему заседанию что-нибудь прояснится.
И Беккерель начал разбираться. Собственно, что он мог сделать? Вновь
повторить опыты с фосфоресценцией сернистых металлов. Все начинается сначала:
пластинки - соль - солнце - проявление. Но результат - результат не повторяется.
Никаких следов. Что За чертовщина! Анри вновь ставит опыт, и вновь пластинки
оказываются совершенно чистыми. Он увеличивает время экспозиции, целыми днями
держит кристаллы на солнце, освещает их яркими вспышками магния - никакого
впечатления. Фосфоресценция есть, излучения нет.
На следующем заседании академии Беккерель вынужден в очередной раз
огорошить физиков: опыты Шарля Анри и Нивенгловского, как и его собственные
прежние опыты с сернистыми металлами, не воспроизводятся. Как он это объясняет?
Увы, пока никак.
В этом месте мне так и хочется напомнить Беккерелю его же собственные опыты
со стеклами. Ведь для чего он их подкладывал? Чтобы избежать возможного
химического взаимодействия паров солей урана и фотоэмульсии. А сернистые металлы
- разве они не могут разлагаться на солнце, особенно при длительном стоянии,
и разве сернистый газ, выделяясь и проходя сквозь поры бумаги, не может
восстановить серебро фотоэмульсии? Может, конечно же, может. И хотя Беккерель не
химик, он это должен знать, недаром одна из его работ посвящена фотографии.
Так почему же он, имея это в виду всего несколько дней назад, вдруг начисто
забывает свои же собственные опасения, и забывает надолго, ибо и через
несколько лет пишет, что не знает, как объяснить метаморфозы с активностью сер-

нистых металлов. Странно, не правда ли?
Но в двух вещах Беккерель уверен абсолютно: в том, что гипотеза Пуанкаре
ошибочна, и в том, что ему удалось открыть какое-то новое излучение,
наподобие фосфоресценции, какую-то невидимую ее разновидность.
Для доказательства своей правоты Беккерель ставит опыты с другими солями
урана, с теми, которые не способны фосфоресцировать. И что же? Картина
аналогична : фотопластинки оказываются засвеченными.
И тогда Беккерель впервые, еще в очень робкой форме, высказывает
предположение, которому суждено оправдаться и изменить мир, принести человечеству
радость мирного освоения атома и горе Хиросимы: он говорит, что уран, быть
может, представляет собой «первый пример металла, обнаруживающего свойство,
подобное невидимой фосфоресценции».
Да, недаром Беккереля считали наделенным замечательной научной интуицией.
Он, не зная еще толком, что открыл, предвидит наступление атомного века.
Но пока это только туманные соображения, а ему, потомственному
экспериментатору, нужны факты. И он продолжает эксперименты с новым излучением. Идея их
покоряюще проста. Прежде всего, он доказывает, что с течением времени
интенсивность излучения одного и того же образца не меняется. Потом он подносит
кусочек урановой соли к заряженному электроскопу и видит, как опадают его
листочки; это означает, что новое излучение способно разряжать
наэлектризованные тела. Причем он не ограничивается констатацией любопытного факта, он
его обрабатывает количественно, замеряя по степени опадания листочков золота
скорость и продолжительность разряда.
На это ушел еще месяц. 23 марта Анри Беккерель вновь поднимается на трибуну
академии и сообщает о достигнутом. Сомневающихся в новом открытии стало
значительно меньше. Свойства беккерелевых лучей отличаются от рентгеновских,
хотя и имеют много общего. Но главное - они не походят на фосфоресценцию,
несмотря на то, что сам автор полагал вначале, что открыл именно какую-то ее
разновидность. Но тогда члены академии вправе задать резонный вопрос: а что
же, собственно, открыл месье Беккерель? И снова звучит: пока не знаю.
Пожалуй, это было последнее «не знаю» - через пять месяцев Беккерель
ответит на вопрос и впервые произнесет: «урановые лучи». Собственно, он мог бы
сделать это и раньше, через два месяца, но, когда он почти подошел к искомому
ответу, тот вновь, как мираж в пустыне, отодвинулся от него.
В новой серии опытов Беккерель как бы начал борьбу с невидимым излучением,
стремясь не вызвать его, как раньше, а наоборот, уничтожить. Чего он только
не делал для этого: нагревал в темноте кристаллы уранила, чтобы удалить из
них кристаллизационную воду, - не помогало; растворял кристалл в его
собственной воде - не помогало; охлаждал пробирку и снова закристаллизовывал соль
- не помогало. Излучение не исчезало; словно ванька-встанька, которого
наклоняют, а он поднимается, лучи продолжали оставлять свои следы на
чувствительных фотопластинках.
Раздумывая над всеми проделанными опытами, Беккерель подметил одну
характерную особенность: излучали любые соединения, в которые входил уран, и
вместе с тем соли других металлов никакого эффекта не давали. Подметив эту
особенность , Беккерель решил попробовать сам уран в виде металла. По идее, он
тоже должен излучать, но кто его знает, может, металлическое состояние как
раз препятствует излучению. Словом, нужен был опыт с ураном. А для этого
нужен был сам уран. А вот его-то как раз у Беккереля и не было.
И 18 мая, когда Беккерель в очередной раз докладывал членам академии о
своих результатах, он все еще не мог произнести магическую фразу «урановые
лучи». Он рассказал обо всех своих опытах, он подчеркнул, что уран непременно
сопутствует излучению, но последнего, решающего слова не произнес: не
позволила научная добросовестность. Он ограничился лишь тем, что сказал о своем

намерении исследовать чистый уран.
Достать его в Париже можно было только у одного человека - у Анри Муассана,
химика из Фармацевтического института. Он как раз недавно нашел способ
выделения чистого металла из урановой руды и теперь заканчивал свое исследование,
рассчитывая уже к концу года опубликовать результаты.
Уран был необычный элемент и по своей биографии, и по месту в Менделеевской
таблице - он замыкал ее. Мало того, что уран открывали два раза, прежде чем
открыли на самом деле, так еще и атомный вес его был определен неправильно. И
когда Дмитрий Иванович Менделеев расставил элементы по клеткам созданной им
таблицы, уран, что называется, не лез ни в какие ворота. И тут Менделеев еще
раз продемонстрировал свою величайшую проницательность. Раз атомный вес урана
не соответствует предполагаемому месту, заявил он, это не значит, что место
выбрано неправильно, это значит, что неправильно установлен атомный вес. И он
самовольно изменил цифру в соответствии со своей теорией периодичности,
предсказав, что химики вскоре убедятся в его правоте. И так и случилось. Мало
того, Дмитрий Иванович каким-то особым внутренним чутьем угадал в этом самом
тяжелом по тем временам элементе новые возможности, не открытые еще наукой, и
не побоялся во всеуслышание заявить об этом: «Убежденный в том, что
исследование урана, начиная с его природных источников, поведет еще ко многим новым
открытиям, я смело рекомендую тем, кто ищет предметов для новых исследований,
особо тщательно заниматься урановыми соединениями».
Но в то время, в конце XIX века, ураном еще мало кто занимался: один химик
на весь Париж - не густо.
Беккерель был знаком с Муассаном и поэтому сразу же обратился к нему с
просьбой ссудить немного металлического урана. Муассан, конечно, был бы рад
оказать эту маленькую услугу своему знаменитому собрату, но, к сожалению, в
данный момент не мог этого сделать: он еще сам не получил достаточного
количества металлического урана. Но, разумеется, когда он закончит, то непременно
тут же, со всей душой. Какие могут быть счеты между учеными, только чуть-чуть
терпения.
Чего-чего, а терпения у Беккереля было в достатке: его хватило вначале на
то, чтобы ждать, пока Муассан получит уран, а потом и на то еще, чтобы ждать,
пока он обнародует свое исследование. Научная этика не позволяла ему сообщить
о своих опытах с металлическим ураном раньше, чем Муассан сообщит о своих.
А Беккерелю было что сказать. И какую же надо иметь выдержку, какое понятие
о порядочности, чтобы не оповестить тут же весь мир: чистый уран испускает
лучи гораздо интенсивнее всех своих соединений!
И только 23 ноября все того же 1896 года, когда Муассан на Заседании
Парижской Академии доложил о своем методе получения чистого урана, Беккерель взял
слово, чтобы рассказать, каким необычным свойством обладает этот элемент. И
вот только тогда Беккерель назвал открытые им лучи урановыми.
Итак, в том же году, когда мир узнал об открытии лучей Рентгена, которые
тот назвал Х-лучами, были открыты еще одни лучи; Беккерель назвал их поначалу
урановыми, другие ученые поначалу называли их беккерелевыми. Но если
рентгеновские лучи так и остались навсегда едиными и неделимыми, то целостности
лучей Беккереля скоро пришел конец: ученые обнаружили в них три составные
части , три сорта лучей, и термин «лучи Беккереля» перестал существовать, хотя
заслуга французского ученого, впервые открывшего радиоактивность, не
забывалась никем и никогда.
Правда, поначалу, как ни странно, его заслуга перед человечеством, перед
наукой, перед Францией, наконец, не была оценена по достоинству на его
родине. 21 декабря 1896 года президент Академии наук на годичном заседании,
подводя итоги прошедшего года, умудрился почти ничего не сказать об открытии
Беккереля. В то же время он всячески подчеркивал величие открытия Рентгена.

Один из основных французских научных журналов поместил годовой обзор работ
1896 года, и в нем о Беккереле - всего несколько слов. И только Пуанкаре по
достоинству оценил вклад Беккереля, не без поэтического изящества сказав, что
тот добавил «новые лучи к славе своей династии». Хотя как раз Пуанкаре и мог
бы быть менее объективным или, во всяком случае, более сдержанным - открытие
Беккереля зачеркивало его гипотезу.
Конечно, ситуация, сложившаяся в конце 1896 года, явно несправедлива по
отношению к Беккерелю, но тому есть объективные причины. Прежде всего: чтобы
оценить открытие радиоактивности, надо его суметь понять, а понять ученые
тогда еще не могли, понадобилось несколько лет и несколько новых открытий на
базе открытия Беккереля, чтобы все стало на свои места. Открытие Рентгена,
напротив, в какой-то мере было понятным с самого начала, во всяком случае, в
том отношении, что оно имеет огромное значение для медицины. А что мог
предложить Беккерель со своими лучами - куда их пристроить, где использовать? Он
этого пока сам не знал, более того - он не мог даже правильно истолковать их
природу. Не по своей вине, конечно: уровень науки не позволял этого сделать
еще, по крайней мере, два года; только в следующем году был открыт электрон,
только через два года - радий и другие радиоактивные элементы. Даже такие
корифеи физики, как англичане лорд Кельвин, Рамзай, Стоке, посетившие Беккереля
в конце 1896 года, и те не могли взять в толк, откуда в уране берется энергия
для излучения, и почему она никак не иссякнет. Лорд Кельвин даже склонен был
поддержать точку зрения французского коллеги, который полагал, что уран
получает энергию откуда-то извне, аккумулирует ее в себе, а потом уж выдает
обратно в виде лучей. Через несколько лет, когда были открыты радиоактивные
элементы, ошибочность этого предположения стала ясна всем и самому автору в
том числе. Но до тех пор он не мог предложить ничего лучшего. Отсюда и
неясность , как использовать его открытие.
Еще одно обстоятельство сдерживало ученых от восторгов: существовала
некоторая настороженность по отношению к открытиям новых лучей - я уж говорил об
этом в связи с Рентгеном. Вероятно, этот же тормоз и здесь сыграл свою роль.
И, наконец, последняя причина, которую можно было бы привести в качестве
объяснения некоторой прохлады по отношению к Беккерелю и его лучам,
заключалась в том, что открытие его, как тут же все вспомнили, собственно, не было
таким уж новым открытием. Повторилась старая история, печально знакомая и
Вольте, и Эрстеду, и Рентгену: у Беккереля нашлись предшественники. Не один и
не два - целых три.
Первый был его соотечественником. Имя: Ньепс де Сен-Виктор. Время работы:
тридцать лет назад. Должность: лейтенант муниципальной гвардии в Париже. В то
время естествознанием можно было заниматься между делом, если дел особых по
службе нет. И молодой лейтенант время от времени экспериментировал с
фотопластинками, пытаясь установить, влияет ли свет на способность некоторых
химических веществ восстанавливать серебро. Он даже иногда выступал в академии с
сообщениями на эту тему. Но его опыты мало кого интересовали, их слушали-то,
наверное, только из вежливости. Однажды, получив в очередной раз милостивое
разрешение поведать почтенным академикам о своих скромных опытах, Ньепс
сообщил нечто удивительное: листок картона, пропитанный раствором уранила - того
самого! - и полежавший несколько месяцев в закрытом футляре вместе с
фотопластинкой, засветил ее, словно она лежала на ярком свету. Но удивился этому
удивительному феномену только он сам, академики не прореагировали должным
образом, то ли посчитав, что опыт поставлен небрежно, то ли не поняв, что он
значит. Да и сам Ньепс, смущаясь, пробормотал что-то насчет химической
природы испускаемых урановой солью лучей. Лучевой лихорадки тогда еще не было, и
этому сообщению не придали никакого значения.
Но вскоре наблюдение Ньепса де Сен-Виктора подтвердил итальянский химик Ар-

тодон, работавший в Турине. Казалось, теперь уж следует насторожиться: два
человека, работающие в разных странах, не сговариваясь, сообщают о каких-то
таинственных явлениях, и долг академии всерьез заняться проверкой таких
странных фактов. Но академия по-прежнему безмолвствует.
Третий ученый, кто был близок к открытию радиоактивности, - Сильванус
Томпсон. В отличие от первых двух, он работал не на континенте, а в Англии, и не
за тридцать лет до Беккереля, а почти в одно время с ним. Метод его работы
был близок методу Беккереля: он также брал пластинки, заворачивал их в черную
бумагу, на бумагу клал металлические фигурки, на них - образцы исследуемых
веществ. Никакой генеральной идеи у него, судя по всему, не было, потому что
исследовал он самые разнообразные вещества: полевой шпат, сульфиды металлов,
нитрат уранила, урановое стекло и т.д. - без всякой системы. Потом он
проявлял пластинки и смотрел, отпечатывается ли на них что-нибудь. И заметил, что
на одних ничего не отпечатывалось, на других появляются какие-то следы.
Причем каждый раз это были пластинки, на которых лежало какое-нибудь урановое
соединение. Поразмыслив над этим казусом, Томпсон весьма здраво решил, что
дело здесь, вероятно, в том, что данные вещества выделяют какое-то
проникающее излучение. Но, так же как и Беккерель, он подумал, что здесь не обходится
без фосфоресценции - она источник этого излучения. Беккерелю, правда, это
заблуждение не помешало вплотную заняться ураном, а Томпсона увлекла совсем
другая идея; ему показалось непонятным, как это фосфоресценция, вызываемая
светом, может порождать излучение. Это явно противоречило закону Стокса, по
которому все должно было быть как раз наоборот - длине волны излучения
следовало быть больше длины волны света. Ничего не зная о работах Беккереля,
Томпсон написал о своих опытах Джорджу Стоксу, тот попытался объяснить ему, что
здесь главное и мимо чего он прошел, но кончил письмо весьма пессимистически:
«Я опасаюсь, что вы уже опережены Беккерелем».
Можно представить себе состояние Томпсона, который вдруг понял, что он
упустил интересное открытие. Он, конечно, бросился сообщать о нем, но
оказалось , что он и впрямь уже опоздал. Всего на три дня, правда, но опоздал. Но,
если мерить не по календарю, а по сути дела, он отстал от Беккереля
значительно больше, поскольку он не обладал такой научной подготовкой, как Анри,
не занимался столько лет фосфоресценцией и фотографией и, главное, не имел
такого солидного фундамента, на который опирался в своих работах Беккерель.
Вероятно, совокупность всех этих обстоятельств и помешала вначале ученым, и
французским в первую очередь, оценить в полной мере достижение Анри
Беккереля. И, быть может, сдержанность коллег несколько охладила и самого
открывателя. Во всяком случае, известно, что в конце 1896 года он, вместо того чтобы
продолжить исследование радиоактивности, неожиданно занялся совершенно другой
темой.
Что он хотел этим доказать? Себе - что он не раб одного открытия? Другим -
что интересы науки выше самолюбия? Не знаю. Знаю только, что в конце года,
узнав об открытии голландского физика Питера Зеемана, бросил свои опыты по
радиоактивности и принялся повторять эксперименты амстердамского ученого.
Сей неожиданный поворот можно в какой-то мере объяснить еще и тем, что
Беккерелю, больше чем какому другому ученому, было интересно и близко то, что
сделал Зееман. Анри сам потом признался, что мог бы открыть «эффект Зеемана»
еще за восемь лет до Зеемана, когда занимался этой же темой, если бы у него в
то время были достаточно чувствительные приборы. Я ведь говорил раньше, что
один из главных научных интересов Беккереля - магнитооптика, а открытие
голландского физика было сделано именно в этой области: он обнаружил расщепление
спектральных линии под действием магнитного поля. Подобные опыты Беккерель
ставил еще в 1888 году, когда никакой радиоактивности еще не было и в помине,
когда он тщательно изучал действие магнитного поля на излучение. И поэтому

теперь, естественно, узнав, что другому удалось увидеть то, мимо чего прошел
в свое время он сам, Беккерель поворачивает руль на 180° и устремляется
назад, в 1888 год, проверяя себя, а потом вновь в 1896 год, проверяя Зеемана.
Он подтвердил его эффект, даже несколько развил его эксперименты, о чем
сообщил в печати, не обмолвившись при этом ни словом о своей собственной досаде:
слишком свежи еще были впечатления о работах Ньепса и Томпсона.
Наступил новый, 1897 год. Можно было подвести итоги прошедшего года; не
так, как это сделал господин президент, а более объективно. Вроде бы
Беккерель мог быть доволен собой: в этом году он открыл новое излучение и получил
подтверждение прежней проницательности; но вместе с тем он должен был
чувствовать осадок на душе: одно открытие упустил, другому не придают особого
значения. Что ж, жизнь каждого человека полна противоречий, главное - не
поддаться плохому настроению, не махнуть на все рукой, а продолжать начатое
дело, каким бы - перспективным или неперспективным - ни видели его окружающие.
И Беккерель, в конечном счете, так и поступил. Повозившись немного с былым
своим увлечением - магнитооптикой, он все же возвращается к радиоактивности.
И предпринимает один шаг, который оказался решающим для торжества его
открытия и для рождения атомной физики.
Внешне это выглядело совершенно неприметно: он взял да и спросил как-то раз
одного своего гостя, которому демонстрировал излучение урановых образцов:
«Ведь вы физик и химик одновременно, проверьте, не имеется ли в этих
излучающих телах примесей, которые могли бы играть особенную роль?» Ну, мало ли
какие вопросы задает хозяин гостю, это ведь даже не просьба; совершенно не
обязательно , что они должны иметь последствия; гостя может и не заинтересовать,
в общем-то, мелкая частность, о которой говорит Беккерель.
И, может, так и случилось бы, если бы этот гость не был Пьером Кюри, и если
бы у него не было жены Мари Кюри, урожденной Складовской.
Маня Складовская родилась в 1867 году в Варшаве, в семье преподавателя
физики и математики. Училась она в русской гимназии и шестнадцати лет окончила
ее с золотой медалью. Продолжения учения, однако, не последовало - семья
нуждалась, и Маня, чтобы заработать, решила наняться репетитором в одну семью.
Начало не самое удачное для будущей ученой с мировым именем, но и оно
приносит какую-то пользу, помимо материальной, - молодая девушка проходит школу
жизни. «Здесь мне удалось несколько лучше познать человеческую природу, -
пишет она своей подруге. - Я узнала, что персонажи, с которыми я ранее
встречалась только в романах, существуют в действительности и что не следует
находиться в обществе людей, которых испортило богатство».
В двадцать лет положение не меняется, хотя меняется семья, где она учит
детей; по-прежнему в ее письмах чувствуется тоска: «Мои планы на будущее -
самые скромные: я мечтаю иметь собственный угол... Чтобы получить независимость,
я отдала бы полжизни».
В двадцать три года мечта сбывается: сестра вышла замуж в Париже за
студента и пригласила ее жить у себя. А это значит, что появляется возможность
учиться в Сорбонне, знаменитом парижском университете. Вскоре, чтобы обрести
еще большую независимость и спокойствие, Маня покидает сестру, поселяется
одна в Латинском квартале, исконном прибежище студентов и художников.
Отсутствие удобств, нередко холодная печь, крайняя нужда не мешают ей отлично
учиться. В двадцать шесть лет она оканчивает физический факультет и признается
лучшей в выпуске; через год получает второй диплом - математика. На этот раз
она вторая на факультете.
В этот долгожданный и радостный момент в ее жизни происходит еще одно
событие, которое оказалось счастливым не только для нее лично, но и для всей
науки, - она познакомилась с Пьером Кюри, тридцатипятилетним французским
физиком.

Пьер был парижанин, сын врача. Он получил дома хорошее образование: уже в
четырнадцать лет владел математикой, в шестнадцать кончил лицей, а в
восемнадцать - университет. На талантливого студента обратил внимание его профессор
и, когда Кюри закончил университетский курс, сразу же пригласил его на работу
в Сорбонну. Место поначалу было скромное, всего лишь лаборанта, но - в
Сорбонне , но - лично у профессора. И уже в девятнадцать лет, когда подавляющее
большинство его сверстников еще учились, Пьер написал свою первую научную
работу.
Вскоре он вместе со своим братом Жаком Кюри делает первое открытие:
обнаруживает пьезоэлектрический эффект - явление, теперь знакомое каждому, кто
проигрывает на радиоле пластинку; под влиянием деформаций в пьезокристалле
возникает электрический сигнал: так вот это и есть тот самый эффект.
В двадцать три года, став известным ученым, Пьер получает место
преподавателя в парижском городском Институте физики и химии. Он с увлечением ведет
практические занятия со студентами, много экспериментирует, но совершенно не
думает о том, чтобы как-то добиться официального признания. Пьер остался
таким же романтиком, каким был в детстве, и даже в то время, когда он
познакомился с польской студенткой из Сорбонны, он еще не имел докторской степени,
хотя давно должен был защитить диссертацию.
А дальше все было как в романах. Мария и Пьер полюбили друг друга, как
говорится, с первого взгляда. 25 июля 1895 года они поженились, образовав союз,
редкостный по общности интересов - жизненных, культурных, научных.
Первые два года после замужества Мари мало работает; сначала заботы по
налаживанию быта, потом рождается дочь. Когда 12 сентября 1897 года крошка Ирен
появилась на свет, родители, счастливейшие родители не подозревали, что их
единственная дочь станет продолжательницей их дела, что, как и родители, она
будет заниматься и физикой и радиоактивностью, что, как и родители, делать
это она будет вместе с мужем - Фредериком Жолио-Кюри, и что, как и родители,
она вместе с ним получит Нобелевскую премию.
Естественно, никто об этом не думал и не гадал осенью 1897 года. У Мари и
Пьера были иные заботы: как обеспечить уход за ребенком, как совместить
материнство с научной деятельностью. Мари не могла больше терять времени, она
решила заняться докторской диссертацией. Надо только выбрать для нее подходящую
тему.
И вот тут-то в дело снова вступает господин случай: Пьер вспоминает о своем
разговоре с Беккерелем, который вначале как-то пропустил мимо ушей, поскольку
сам урановыми лучами не интересовался и, честно говоря, не думал, что когда-
нибудь займется ими.
Он советует Мари познакомиться с открытием Беккереля. Оно сулило
диссертанту прекрасные возможности: полное отсутствие ажиотажа вокруг - следовательно,
никаких конкурентов, отсутствие спешки, - что и требуется для диссертационной
работы.
На этом, правда, преимущества и кончаются. Как только Мари переходит к
конкретным шагам, оказывается, что работать негде и нечем.
Сначала возникают трудности с помещением. Пьер пытался получить что-нибудь
у своего директора, но единственное, чего смог добиться, - застекленной
мастерской на первом этаже, служившей до этого машинным отделением и складом.
Трудно было найти в Париже комнату, менее приспособленную для научной работы:
сырость, теснота, холод, никакого оборудования и никаких удобств. Климат мало
подходит не только для ученой, но даже для приборов: в некоторые дни
температура падает до 6° С. Но Мари мало смущает это; максимум, чем она выражает
свое недовольство, - ставит в своей записной книжке после регистрации данной
температуры два восклицательных знака, и все. Никаких жалоб, никаких
скандалов , работа продолжается. И продолжается успешно. Отсутствие элементарных ус-

ловий не помешало ей уже через несколько месяцев открыть, что, кроме урана,
радиоактивностью обладает и еще один элемент - торий.
Работая с образцами урана и тория. Мари несколько раз заметила, что их
радиоактивность явно выше, чем можно было бы ожидать, исходя из их количества.
Первый раз она подумала, что это ошибка прибора: в таких условиях мог соврать
любой из них. Она повторяет опыты со «странными» образцами; нет, ошибка
исключается, прибор действительно регистрирует повышенную интенсивность
излучения. Но откуда она может взяться? Уран и торий на такое неспособны, это
известно; другие элементы Менделеевской таблицы вообще не радиоактивны; что же
остается? Остается одно: предположить, что усиление излучения вызвано
примесью какого-то нового неизвестного элемента.
Но легко сказать - предположить. Кто поверит зыбкой гипотезе, высказанной к
тому же никому не известной молодой диссертанткой, физиком без году неделя.
Вскоре выясняется, что и вправду никто не верит. Ученые считают, что налицо
элементарная ошибка в постановке опыта и не стоит, поэтому, спешить и ставить
себя в смешное положение. Только один человек верит ей, ее интуиции - Пьер.
Не как муж, нет, как физик. Он тоже убежден, что в урановых и ториевых
минералах притаилась примесь какого-то неизвестного вещества.
Ради того, чтобы доказать справедливость их гипотезы - нет, впрочем, не их,
а гипотезы Мари, - он бросает собственные исследования и присоединяется к
жене . И с этого момента начинается их совместная работа, которую прервет только
его скоропостижная смерть. И дальше все время - в публикациях, в докладах -
будет стоять местоимение «мы»; только один раз, 18 июля 1898 года, в докладах
Французской Академии наук, в статье, подписанной ими обоими, появится фраза:
«...В предшествующей работе один из нас обнаружил...» И это была правда:
радиоактивность неизвестного вещества обнаружила Мари одна.
Не будучи членом академии и не имея возможности выступить на ее заседании,
она огласила свое открытие через профессора Липпмана, ее учителя и их
большого друга. 12 апреля 1898 года он сказал с трибуны: «Мари Складовская-Кюри
заявляет о том, что в минералах с окисью урана, вероятно, содержится новый
химический элемент, обладающий высокой радиоактивностью».
Вероятно... Это вводное слово имеет для Мари, да и для других ученых большой
смысл. Оно означает, что поиск не кончен, что само вещество не найдено,
найден лишь его след, а еще надо найти его само, и выделить, и дать имя, и
преподнести ученым - вот, пожалуйста, тот элемент, о котором я говорила, что он,
вероятно, существует. А не сделаешь этого, вероятность твоего открытия
приблизится к нулю: наука словам не верит.
И начинается новый этап совместной работы. Пьер понимает, что одной Мари не
справиться, а если и справится, то ценой слишком больших затрат сил и
времени, а и того, и другого не так уж много: ведь еще есть дом и семья, и
маленькая дочь, которая не засыпает без мамы, и еще есть другие ученые, которые
теперь, после их заявления, могут получить доказательства их гипотезы быстрее,
чем они сами. Словом, начинается совместная работа.
Начинается она, правда, с конца: еще не выделив элемент, Кюри решают дать
ему имя. Здесь приоритет за Мари - ее находка, ей и окрестить ее. Она долго
раздумывает; вспоминает детство, отца, нелегкую юность, вспоминает свое
намерение, окончив Сорбонну, вернуться в Варшаву, чтобы стать польским физиком;
но мечта ее не сбылась, да и Польши теперь уж нет - она поделена между
Австрией, Пруссией и царской Россией. И, вспомнив все это, Мари предлагает мужу
назвать новый элемент полонием - в честь ее родины.
И когда Анри Беккерель летом 1898 года зачитывал за них очередное сообщение
в Парижской Академии наук, в нем говорилось: «Если существование этого
металла подтвердится, мы предлагаем назвать его полонием - по имени страны, откуда
происходит один из нас».

Любовь к своей родине подсказала Мари и еще один шаг: статья «О новом
радиоактивном веществе в составе уранинита» была послана не только в «Доклады
Парижской Академии наук», но и в Варшаву, и оба сообщения увидели свет
одновременно - на французском и на польском языках. Так Мари Складовская-Кюри
доказала, что, став французским физиком, она не перестала быть полькой.
Читая ее записи, письма, относящиеся к 1898 году - великому году в ее
жизни, поражаешься необычному сплаву женственности с, казалось бы, мужскими
качествами: настойчивостью, упорством, физической выносливостью, которые
демонстрирует Мари в научной сфере. В июле она публикует сообщение о полонии.
Казалось бы, она должна забыть все на свете, отключиться от всего, что мешает
работе, а ничто так не мешает ей, как быт; но вот 20 июля, через неделю, в ее
дневнике - скромной школьной тетрадке - появляется запись совсем иного, чем
можно было ожидать, свойства: "Ирен делает ручонкой «спасибо», хорошо
двигается на четвереньках. Говорит «гольи, гольи, го...» На полях поваренной книги
Мари записывает рецепт варенья из крыжовника. Через месяц, 15 августа: «У
Ирен прорезался седьмой зуб, внизу, слева». 17 октября: «Ирен ходит очень
хорошо и уже не ползает на четвереньках». 5 января: «У Ирен пятнадцатый зубок».
И вместе с тем в это же самое время, между записями о походке дочери и ее
зубках, она пишет знаменитый доклад в академию, где сообщает, что, по их
предположениям, должен существовать еще один радиоактивный элемент, который
они предлагают назвать радием. «Мы получили хлористые соли этого вещества, -
сообщают Кюри, - они в 900 раз активнее чистого урана».
Когда успевает она все делать - следить за домом, за дочкой, за хозяйством,
за новыми научными публикациями и одновременно работать, очень много, очень
интенсивно, очень плодотворно? Секрет прост, она сама раскрывает его в одном
из писем: «В течение всего года мы ни разу не были, ни в театре, ни на
концерте , мы ни к кому, ни разу не сходили в гости».
Пока не было произнесено слово «радий», еще могли быть надежды на более или
менее спокойную жизнь, но, высказав великую догадку. Мари и Пьер как бы
выпустили из бутылки джинна. Ибо все их гипотезы, какими блестящими они ни
казались , оставались недоказанными до тех пор, пока полоний и радий не станут
реальностью - чтобы можно было не то что потрогать их рукой, но хотя бы
определить их атомный вес.
Вы утверждаете, что радиоактивные элементы существуют - добудьте их,
покажите их нам, говорят химики, а мы скажем тогда, что вы правы, только тогда.
В своем сообщении об открытии радия Кюри ссылаются на своего коллегу -
химика Эжена Дэмарсе, который исследовал образец вещества, где, по их мнению,
находился радий, и действительно обнаружил в нем с помощью спектрального
анализа новую линию, не принадлежащую ни одному из известных элементов. И это
было серьезным аргументом в пользу существования радия; можно даже сказать,
что он, аргумент этот, убедил почти всех физиков, но самолюбие исследователя,
гордость первооткрывателя не позволили Мари остановиться на полдороге,
опереться только на косвенные доказательства. Она решила принять вызов химиков.
Я говорю именно о Мари, а не о Пьере, потому что его, как физика, более
занимал вопрос о свойствах нового излучения; а желание химиков увидеть радий в
пробирке его не очень волновало - хотите, добывайте сами. Но Мари уговорила
мужа не поддаваться искушению пойти легким путем и не оставлять другим
исследователям доделывать за них работу; они, только они должны пройти весь путь
от начала до конца. Она, правда, не знала, где он, этот конец; и если б
знала, что наступит он только через четыре года, может, и не начала бы ту
титаническую работу, которая подсказала Маяковскому его известные строки:
Поэзия - та же добыча радия.
В грамм добыча,- в год труды.
Изводишь, единого слова ради,

тысячи тонн словесной руды.
В предстоящей работе все было проблемой: сырье, помещение, средства. Мари
отдавала себе отчет в том, что выделение ничтожной примеси потребует
переработки больших количеств урановой руды; она знала, что минерал урановая
смолка, где они впервые обнаружили радий, очень ценный минерал, он идет на
изготовление дорогого богемского стекла, добывают его на очистительных заводах в
Богемии, и купить необходимое количество этого минерала просто невозможно, у
них нет на это денег. У них, кстати, вообще не было денег ни на что - ни на
подсобных рабочих, ни на аренду помещения, ни на аппаратуру; весь их бюджет -
зарплата Пьера, а она невелика, всего 500 франков в месяц, их едва хватало на
жизнь.
В этой почти безвыходной ситуации супруги Кюри проявляют поистине великую
изобретательность и находят все же выход. Как все великое, решение оказалось
очень простым: они сообразили, что интересующий их элемент радий может
находиться не только в урановой смолке, которая идет в стекольное производство,
но и в отходах руды, оставшихся после извлечения урана, которые просто
выбрасывают на пустырь за ненадобностью. Так появилась надежда обойтись небольшими
затратами. Обратиться прямо к дирекции рудников они не решились, а написали
письмо своему австрийскому коллеге профессору Зюссу, чтобы он, если ему не
трудно, походатайствовал перед Венской Академией наук, а она, если сумеет,
обратилась бы с просьбой к австрийскому правительству, чтобы то, если ему не
жалко, дало указание дирекции рудников отдавать ненужные Австрии отходы.
Пока письмо шло в Вену, пока профессор Зюсс ходил по инстанциям, Кюри
занялись поисками второго необходимого компонента - помещения. Здесь на
французское правительство надежды не было никакой, хоть оно было не иностранное, а
свое. Они прекрасно знали, чем кончаются подобные ходатайства: в лучшем
случае, бумага с прошением затерялась бы в столах канцелярий, но притом они
потеряли бы время на ожидание. Сорбонна? Кюри пошел хлопотать в дирекцию
университета , но ему дали понять, что он и здесь напрасно теряет время. И что же
осталось? Все тот же институт, где Пьер преподает, и где однажды Мари
предоставили комнату для ее первой работы, если то, что ей предоставили, можно
назвать комнатой.
Пьер, смирив гордыню, снова идет к своему директору, и повторяется прошлый
диалог. Я бы рад, отвечает директор, я с большим уважением отношусь к вам
лично и к вашей супруге, я уверен в успехе вашей совместной работы, но что я
могу для вас сделать, если у меня нет ни одного свободного подходящего
помещения . Не могу же я предложить вам сарай во дворе - вам же не дрова колоть.
Верно, не дрова, это Пьер и сам понимает, хотя не предполагает еще, что их
научная работа иногда будет мало чем отличаться от колки дров, но что делать,
где-то же надо обосноваться, и Пьер отвечает директору, что он согласен на
сарай. Да нет, вы посмотрите сначала, на что соглашаетесь, говорит директор:
крыша протекает, пола нет - асфальт, обстановки нет - несколько старых
кухонных столов, отопления нет - только плавильная печь, и потом, знает ли
господин Кюри, что раньше в этом сарае медицинский факультет препарировал трупы?
Нет, этого Пьер не знает, но он надеется, что тени былого не помешают их
работе. Главное - чтобы не мешали живые люди. Директор понимает намек и
успокаивает Пьера: сарай имеет одно несомненное преимущество - он так плох, что
никто не станет возражать, если, пользуясь своей директорской властью, он
передаст его Кюри в полное распоряжение.
Итак, помещение - какое-никакое - для работы есть. А сырье? Сырье, кажется,
тоже есть; пока они осматривали и чистили бывшую покойницкую, из Вены
приходит письмо, где сообщается, что австрийское правительство дарит тонну отходов
урановой руды двум французским ученым. Если тонны окажется мало, дирекция
рудников имеет указание отпустить необходимое количество на весьма льготных

условиях.
Ну что ж, остается дождаться прибытия подарка из Богемии - и за работу.
Через несколько дней парижская товарная станция извещает супругов Кюри, что
на их имя прибыли мешки с каким-то веществом общим весом в одну тонну. Пьер
нанимает лошадей, повозку, рабочих и посылает за драгоценной посылкой. Вскоре
к институту подъезжает, скрипя и покачиваясь, здоровая колымага, на которой
обычно развозят уголь, и двое рабочих перетаскивают мешки с рудой в дырявый
сарай. Они швыряют их на пол без всякого почтения к содержимому, ибо откуда
знать им, что вместе с этой бурой тусклой рудой, похожей на дорожную пыль, с
примесью хвойных игл, которые вылезают сквозь парусину, они привезли
крупнейшее открытие века и Нобелевскую премию. Сарай, куда они волокут мешки, может
скомпрометировать любую, самую ценную посылку.
Но Мари не замечает комизма ситуации, она думает только об одном: завтра,
наконец, завтра можно начать.
И назавтра они начинают. Простая, по сути, химическая операция - разделение
смеси на составные части путем многоступенчатого растворения, фильтрации,
осаждения, снова растворения, фильтрации и осаждения, и так вновь и вновь,
пока вещества, входящие в состав руды, не окажутся разнесенными по разным
посудинам, - эта операция превратилась в настоящую пытку, поскольку элемента,
который они искали, было там меньше одной миллионной части. Конечно,
присланной тонны не хватило; конечно, пришлось заказывать всё новые и новые тонны
отходов и разделять, разделять, разделять...
Отсутствие средств не позволяло Кюри нанять рабочего хотя бы для самых
тяжелых физических операций; им помогал один служитель института, да и то
тайком, по вечерам, после работы. А физических операций было немало. Мари писала
потом: «Мне приходилось обрабатывать в день до двадцати килограммов
первичного материала, и в результате весь сарай был заставлен большими химическими
сосудами с осадками и растворами; изнурительный труд переносить мешки,
сосуды, переливать растворы из одного сосуда в другой, по несколько часов подряд
мешать кипящую жидкость в чугунном тазу».
Какой надо обладать верой в успех, преданностью делу, чтобы не бросить все
к дьяволу, не махнуть рукой, не отказаться от непосильного для женщины труда!
Но Мари не только не думала сдаваться, не только не жаловалась на свою судьбу
- она была счастлива; именно здесь - в «этом дрянном, старом сарае», как она
его называла, где летом жарко и душно, а зимой холодно и сыро; где в дождь
протекает крыша и приходится отмечать мелом опасные участки, чтобы не
поставить туда случайно аппаратуру; где вредные едкие выделения мешают дышать,
заставляя открывать двери и окна, несмотря на погоду; где ей нередко
приходилось проводить целые дни, не выходя, готовя примитивную еду прямо здесь же,
среди пыли, хвойных игл, кислот; где она ворочала полутораметровым железным
шкворнем, размешивая кипящую руду, после чего вечером замертво падала от
усталости .
И вот именно здесь провела она свои лучшие и счастливейшие годы - так она
сама призналась много лет спустя.
Работа продвигалась медленно, очень медленно, значительно медленнее, чем
они рассчитывали вначале; следы радия в руде были столь мизерны, что еще
через три года работы у них не было получено достаточного его количества. Здесь
уж даже Пьер не выдержал - измучившись сам и еще более переживая за жену,
истощающую себя непосильным трудом, он предложил сделать хотя бы небольшой
перерыв , не бросить совсем исследование, нет, но передохнуть ненадолго от этой
изнурительной гонки за призраком радия. Но Мари уговорить было невозможно.
Эта хрупкая женщина имела стальную волю. И хотя положение на третий год
работы изменилось в лучшую сторону - у них появились помощники, - она никому не
хочет доверить самую главную, самую ответственную часть исследования. До это-

го, раньше, когда она была по очереди чернорабочим, инженером, лаборантом,
химиком, снова чернорабочим, ей никто не помогал, кроме Пьера вначале, да и
то потом они решили разделиться для быстроты, и он занялся физическими
исследованиями. А теперь, когда эксперимент перешел в завершающую фазу, когда
требуется особо высокая квалификация, чтобы очистить и закристаллизовать искомое
радиоактивное вещество, ей уже никто не нужен - раньше надо было
беспокоиться. И хотя ее нервы истощены до предела - борьбой с холодом, борьбой с
сыростью, борьбой с тоннами руды, а теперь и борьбой с угольной пылью, которая
загрязняет с таким трудом очищенный препарат радия, - Мари еще целый год
пропадает в своем сарае, в своем старом, дрянном сарае, в своем самом дорогом и
нежно любимом сарае, который она покидает только поздно вечером, только для
того, чтобы уложить спать дочку, а пока та засыпает, переделать ей очередное
платьице, ибо Мари не признает готовых детских вещей, только ради этого
отходит она от своего второго детища - радия.
Его количество медленно, но верно растет; и когда заканчивается сорок
восьмой месяц их небывалого по трудности исследования - да нет, даже не
исследования, сюда больше подходит слово «труд», - так вот, когда заканчивается
сорок восьмой месяц их добровольного каторжного труда, на старом кухонном столе
появляется ампула с одним дециграммом чистого радия. Не граммом даже - его
десятой частью. Но этого уже достаточно, чтобы определить атомный вес
элемента, угаданного ею четыре года назад. И когда она после подсчетов выводит в
журнале цифру «225», она понимает, что вот только теперь исследование
закончено .
Элемент радий в миллион раз более радиоактивный, чем уран, обретает права
химического гражданства.
А Мари и Пьер обретают свободу после четырех лет сладкого рабства.
1902 год, когда Кюри выделили радий, стал знаменательным не только для них,
но и для Анри Беккереля. Его открытие странных лучей, испускаемых ураном, из
удивительного факта, которым неясно, как воспользоваться, превратилось теперь
в открытие принципиально нового свойства материи - радиоактивности. И его
работы, казавшиеся ранее никому не нужными, приобрели совсем иную ценность. Они
ознаменовали рождение новой эры в физике и химии.
И к Беккерелю приходит слава - не меньшая, чем слава Рентгена.
Он был, конечно, рад ей и рад тому, что вместе с ним слава пришла к Кюри,
ибо это вполне справедливо, потому что только их работы обнаружили истинное
значение его открытия; супруги Кюри тоже были рады, что их славу делит с ними
старый соратник Анри Беккерель, чье открытие послужило им четыре года назад
путеводной звездой.
Но еще более обрадуются и растрогаются они все вместе, когда узнают через
год, что им троим присуждена Нобелевская премия по физике.
Эта церемония, состоявшаяся, как обычно, в конце года, достойно завершила
целую серию наград, которые словно обрушились вдруг на Мари и Пьера Кюри.
Сначала 3 июня 1903 года Королевский институт в Лондоне пригласил Пьера
сделать доклад о радии. Пьер и Мари отправились через Ла-Манш, навстречу
триумфальному приему, который оказала им столица Британии. Лорд Кельвин,
встречавший их от имени Королевского института, усаживает Мари на докладе рядом с
собой и сообщает ей на ухо, что она первая женщина, присутствующая на заседании
Королевского института за всю его историю. Далее, в их честь устраивают серию
банкетов - завтраков, обедов, ужинов, на которых присутствует «весь Лондон».
Мари, одетая в скромное темное платье, без всяких украшении, даже без
обручального кольца на руке, обожженной кислотой, изумлена, увидев такое
количество бриллиантов - колец, браслетов, колье, кулонов, диадем, ожерелий.
Вечером Пьер признался ей, что во время обеда решил поразвлечь себя и
подсчитывал, сколько лабораторий можно выстроить на те драгоценные камни, что украша-

ли руки, шеи, уши, прически самых знатных дам Лондона, - к концу обеда он
сбился со счета.
Посещение Лондона имело и более приятное и важное последствие; вскоре Кюри
получили письмо из Англии, в котором их уведомляли, что в знак высокого
уважения Королевское общество присуждает им одну из высших научных наград -
медаль Дэви.
Но это было в ноябре, а по возвращении, в конце июня, их ожидала еще одна
официальная церемония - та, ради которой, собственно, начала Мари пять лет
назад свое исследование: защита докторской диссертации. Все понимали, что это
чисто формальный акт, Мари давно уже доказала, чего она стоит в науке, она
явно переросла эту степень, но - порядок есть порядок.
И вот 25 июня в маленькой аудитории Сорбонны на рассмотрение ученых мужей
выносится диссертация «Исследование радиоактивных веществ. Мадам Складовская-
Кюри». В аудитории тесно, пришли, конечно, не только те, кто обязан по
должности , выступление Мари - теперь событие в научном мире Парижа. За длинным
дубовым столом восседают три оппонента во фраках; они по очереди задают ей
вопросы, хотя прекрасно знают, что она на них ответит, работа уже
неоднократно публиковалась, да и они бывали в знаменитом сарае; но - порядок есть
порядок.
После положенных ответов председатель профессор Липпман поднимается, чтобы
произнести решение университета. Ему хочется обнять Мари, сказать ей слова
восхищения, но он вынужден произнести сухую официальную формулу: «Парижский
университет дарует вам степень доктора наук с весьма почетным отзывом». И
только тогда позволяет себе улыбнуться.
Вечером по случаю знаменательного события ученик Пьера Кюри и друг их семьи
физик Поль Ланжевен, впоследствии выдающийся ученый, устроил у себя дома
обед. Он прошел очень оживленно. Мари была в прекрасном настроении, но, как и
обычно, старалась поменьше говорить о себе и о своем открытии.
Это же ее свойство легко обнаружить и по переписке с друзьями, с сестрой;
она пишет о чем угодно - о погоде, о здоровье, о вареньях, об успехах дочки,
то есть вроде бы о своей жизни, - только не о том, чем в действительности она
живет.
Возможно, эту удивительную черту перенял от нее и Ланжевен, если можно
перенимать черты характера; скорее это врожденное качество. Академик Петр
Леонидович Капица, друживший с ним и нередко встречавшийся, вспоминает, как не
любил Ланжевен не то чтобы похваляться, но вообще говорить о своем вкладе в
науку; и вместе с тем мог, не стесняясь, даже с гордостью рассказывать о том,
как он открыл новый сорт вина. Ланжевен действительно был большим знатоком
вин, и, вероятно, участники обеда, данного им в честь Мари в 1903 году, могли
оценить это по достоинству.
Вероятно, совпадение нравственных представлений о поведении ученого в
обществе и совпадение личных склонностей и послужило фундаментом прочной дружбы,
связывавшей Поля Ланжевена с семьей Кюри - сначала со старшей четой, потом и
со вторым поколением, с Ирен Кюри и ее мужем Фредериком Жолио.
Я несколько отвлекся от самого обеда и от того, что на нем происходило в
тот вечер. А там произошло знаменательное событие. Я еще вернусь к нему в
другом, более подходящем месте, поскольку оно имело значение не столько для
хозяина дома и виновницы торжества, сколько для одного из гостей, которому
посвящена следующая глава, и вот в ней-то и будет самое подходящее место для
этого рассказа.
А сейчас покинем обед у Ланжевена и очутимся в летнем Париже, где все
разъезжаются на каникулы.
Из-за них, из-за каникул, поток поздравлений по случаю защиты Мари
несколько растянулся - до осени, и не успели они иссякнуть, как стало известно, что

вскоре появится повод для новых поздравлений, только значительно большего
масштаба. 13 ноября 1903 года они одновременно с Беккерелем получают из
Стокгольма телеграмму от непременного секретаря Шведской королевской Академии
наук, в которой сказано, что супругам Кюри присуждена половина Нобелевской
премии по физике за выдающееся исследование лучей Беккереля; вторая половина
присуждена их соотечественнику, чьи лучи они исследовали.
Вручение премии происходит, как обычно, 10 декабря в Стокгольме. Но двое
виновников торжества, супруги Кюри, находятся в это время дома: напряженная
работа подорвала здоровье Мари, она не смогла отправиться зимой в длительную
поездку. Шведский король Оскар вручает диплом Анри Беккерелю, другой диплом -
французскому министру, представлявшему своих великих соотечественников.
2 января на их имя поступает чек на 70 тысяч франков - их половина
Нобелевской премии; пять лет мучившиеся из-за каждого франка, ученые рады
неожиданной материальной поддержке, хотя она и несколько запоздала - иметь бы их
раньше, может быть, и радий появился бы года на два пораньше. Но и сейчас эти
деньги очень кстати: Пьер может нанять, наконец, за свой счет препаратора к
себе в лабораторию - пока еще дождешься обещанного университетом сотрудника.
70 тысяч франков, которые принесла им Нобелевская премия, - сумма, конечно,
немалая, но она мизерна по сравнению с тем, что они могли бы иметь, если бы
захотели, если бы поступились своими строгими принципами и взяли патент на
свое открытие. Но они отказались от каких бы то ни было авторских прав на
производство радия, как недавно поступил и Рентген со своими Х-лучами, как
поступали и будут поступать большинство ученых, не делающих из науки средство
обогащения, не желающих препятствовать развитию новой области промышленности
и техники патентными ограничениями. Радий принадлежит всем. Любая страна
может производить его в любом количестве. Всю необходимую технологию они готовы
предоставить заинтересованным организациям совершенно безвозмездно. И это в
то время, когда один грамм радия стоит на мировом рынке 750 тысяч франков - в
десять раз больше их Нобелевской премии. Всего один грамм. Не тот, первый,
который они хранят у себя в лаборатории и который не имеет цены, хотя многие
страны уплатили бы за него миллионы, и который потом Мари завещает своей
лаборатории, а каждый другой, полученный из восьми тонн урановой руды - такова
была пропорция, которую испытали на себе Кюри.
Дороговизна нового элемента объясняется тем, что он, как оказалось,
обладает физиологическим действием. Это случайно почувствовал на себе еще
Беккерель . Вернее, о физиологическом действии радиации первыми сообщили немецкие
ученые Вальхоф и Гизель в 1900 году, но это не насторожило ученых, работавших
с радием. Через год, когда супруги Кюри по крохам собрали свой первый
дециграмм радия, Беккерель должен был выступать на конференции с сообщением о
свойствах радиоактивных веществ. Ему пришла в голову мысль, что неплохо было
бы продемонстрировать интенсивность излучения радия с помощью свечения
фосфоресцирующего экрана. Он попросил у Кюри несколько дециграммов хлористого
бария, в котором содержалась примесь радия. Следовательно, самого радия там
было вообще мизерное количество. Утром он получил обещанную посылку - маленькую
стеклянную трубочку с несколькими кристалликами; трубочка была герметически
закрыта и завернута в черную бумагу. Обрадованный Беккерель положил ее в
правый карман жилета и проходил так до вечера, до открытия конференции. Он
продемонстрировал вечером свой эффектный опыт: экран светился, даже когда
Беккерель поворачивался к нему спиной, то есть лучи радия проходили сквозь его
тело .
Но вскоре выяснилось, что и радий продемонстрировал кое-что новое из своих
свойств. Через десять дней на коже, на том месте, где расположен жилетный
карман, Беккерель обнаружил красное пятно, превратившееся вскоре в язву. Анри
примчался к Кюри пожаловаться: «Я очень люблю радий, но я на него в обиде».

Оказалось, что Пьер также уже имел возможность убедиться в коварстве
выделенного ими элемента. Он умышленно решил испытать его на себе; он прикладывал
ампулу с радием к руке и вскоре констатировал, что кожа покраснела, что это
похоже на ожог, но болит не очень сильно; а потом ожог превратился в рану,
которую врачи принялись лечить, как и рану Беккереля, перевязками; а через
сорок дней рана стала затягиваться; а еще через десять осталось небольшое
пятно, имеющее сероватый цвет, что указывает на глубокое омертвение тканей.
Эти наблюдения над собой Пьер Кюри преспокойно описал в статье, которую
отправил в «Доклады Академии наук» одновременно с аналогичным сообщением
Беккереля.
3 июня 1901 года ученые узнали об отважных, теперь можно даже сказать -
безрассудных опытах на себе открывателей радиоактивности.
Затем появляется сообщение ассистента Беккереля Луи Мату о том, что
радиоактивные излучения ускоряют прорастание семян.
А вскоре ученые обнаруживают целительные свойства излучения: радий помогает
при раке, волчанке, некоторых других болезнях кожи. Так закладываются основы
нового метода лечения, именуемого теперь лучевой терапией, а тогда названного
кюри-терапией.
Вот эти сообщения и вызвали сенсационный интерес к производству радия. Его-
то и могли бы использовать супруги Кюри для поправки своего шаткого
материального положения, но они не сделали этого совершенно умышленно, отвечая
каждый раз на настойчивые и заманчивые предложения монополизировать производство
радия: «Это противно духу науки».
Промышленность радиоактивных веществ, не сдерживаемая патентными
ограничениями, стала быстро развиваться, и если радиоактивные вещества давно уже
применяются во многих отраслях науки и техники, в этом известная заслуга
супругов Кюри, сделавших все от них зависящее, чтобы их детище как можно скорее
встало на ноги.
Вот, собственно, и пришла пора расстаться с учеными, открывшими науке
радиоактивность и первые радиоактивные элементы. Мне бы хотелось сделать это
сейчас, пока еще мы находимся в 1904 году, пока еще не наступил 1906 год,
когда под колесами конного экипажа, рассеянно переходя улицу, трагически погиб
Пьер Кюри; до того, как наступил 1908 год, когда, находясь на отдыхе,
скоропостижно скончался Анри Беккерель; пусть лучше расставание с этими великими
учеными, положившими начало новому атомному веку, не будет грустным.
Попрощаемся с ними 12 мая 1904 года после лекции Беккереля, где он подвел итоги
исследований в области радиоактивности.
На лекции, собравшей две тысячи человек - явление невиданное для научного
сообщения, - присутствовал президент Франции, ученые, журналисты. На этой
лекции, надолго запомнившейся парижанам, Беккерель рассказал об основных
этапах развития науки о радиоактивности - начиная с его собственных открытий и
кончая самыми последними работами в данной увлекательной области. Сам он
весьма сухо оценил собственный вклад, отчасти из скромности, отчасти потому,
что еще не были до конца ясны последствия его великого открытия, которое
позже Альберт Эйнштейн по справедливости сравнил с открытием огня, ибо считал,
что и огонь и радиоактивность - одинаково крупные вехи в истории цивилизации.
После лекции Беккерель вместе с президентом, окруженный коллегами,
фоторепортерами, отправился в свою маленькую лабораторию при музее, в фамильную
лабораторию Беккерелей, где восемь лет назад солнечным мартовским днем была
открыта радиоактивность. Беккерель показал присутствующим окно, на котором
лежали фотопластинки; ящик стола, куда он их убрал, когда зашло солнце; темную
комнату, где при свете красного фонаря впервые увидел на пластинке силуэт
уранового образца. А потом они спустились вниз, вышли на улицу и обошли дом,
на фасаде которого уже была выбита надпись: «В лаборатории прикладной физики

Анри Беккерель открыл радиоактивность 1 марта 1896 года».
Но история радиоактивности не остановилась на этом: почти одновременно с
тем, как гравер выбивал буквы на стене дома Беккерелей, на другом конце света
писалась ее новая глава.
Глава седьмая
Действие в этой главе будет происходить в основном в Англии и Канаде,
однако начать ее нам придется все же во Франции, для чего нам следует вернуться
на обед, данный вечером 25 июня 1903 года Полем Ланжевеном в честь Мари Кюри,
защитившей днем докторскую диссертацию. Там мы сможем познакомиться с одним
из гостей, попавшим на этот вечер, что называется, прямо с корабля на бал. Он
действительно только что приплыл из Канады во Францию. Хотя его присутствие
здесь не только не случайно, но и глубоко символично, поскольку он один из
тех ученых, которые после выдающихся открытий французских физиков сам встал
под знамена радиоактивности и призвал под них новых сподвижников.
Гость Ланжевена и вместе с тем гость супругов Кюри - ибо для знакомства с
ними он прибыл во Францию - Эрнест Резерфорд, глава физиков, работавших тогда
в университете Мак-Гилла в Монреале, потом глава физиков, работавших в
Манчестерском университете, а потом глава физиков, работавших в Кавендишской
лаборатории в Кембридже, а потом глава физиков всего мира, работающих над
проблемами атомного ядра.
Но в тот вечер 1903 года он еще не был столь знаменит, хотя его работы в
области радиоактивности, проводившиеся параллельно с супругами Кюри, вызвали
большой интерес у ученых и журналистов, и последние даже осаждали его
лабораторию, «помещая в прессе фантастические отчеты и сочиняя басни, пока им не
запретили доступ в священную обитель», - это слова одного из близких друзей
Резерфорда.
Но прежде чем рассказать, чем же вызвал молодой физик такой интерес
журналистов, падких в основном на сенсации, и глубокое уважение ученых,
ненавидящих сенсации, стоит выяснить сначала, как шотландец, родившийся в Новой
Зеландии и начавший работать в Англии, оказался в Канаде.
Произошло это следующим образом.
В 1842 году колесных дел мастер Джордж Резерфорд, дед Эрнеста, решил
покинуть Шотландию. Несмотря на то, что его профессия в то время весьма ценилась,
колесных мастеров было, вероятно, больше, чем кебов и телег, во всяком
случае, больше, чем работы, и поэтому семью Резерфордов нередко посещала нужда.
И вот в один прекрасный день, прочтя рекламу новозеландской компании,
сулившей чуть ли не золотые горы тому, кто решится поехать обживать английскую
колонию, затерявшуюся в Тихом океане, Джордж собрал свои пожитки, погрузил их
на одну из телег, для которых изготовил в своей жизни столько колес, посадил
туда жену и сына и отправился в гавань, чтобы погрузить все вышеперечисленное
на борт маленького парусника «Фиби Данбар».
Через полгода то, что осталось от суденышка после бури в Бискайском заливе,
бросило якорь в одной из бухт Южного острова Новозеландского архипелага.
Взору измученных переселенцев, шесть месяцев болтавшихся по воле волн и уже не
надеявшихся когда-нибудь куда-нибудь доплыть, предстал сущий рай: заросли
огромных зеленых папоротников, голубое небо и полное отсутствие цивилизации.
Все было бы прекрасно в этом эмигрантском раю, если бы здесь были кому-нибудь
нужны колеса и мастера по их изготовлению; но нужда и в том и в другом
оказалась значительно меньше, чем обещала реклама, и Джорджу не пришлось передать
сыну по наследству фамильное ремесло: Джеймс Резерфорд, отец Эрнеста, стал
фермером.
Вскоре новоиспеченный фермер женился на местной учительнице, тоже шотландке

и тоже эмигрантке; 30 августа 1871 года у них родился ребенок, нареченный
Эрнестом.
Так же как и его отец, изменивший семейному ремеслу, Эрнест не стал
фермером; но если Джеймса вынудили к этому обстоятельства, поскольку в маленьком
местечке Брайтуотер в то время никому особо не нужны были кебы, фиакры,
дилижансы, фаэтоны, кареты и прочие колесные средства передвижения - некуда было
передвигаться, то сын Джеймса не стал фермером по иным причинам. Можно
сказать , что это произошло в силу объективных обстоятельств, если под рубрику
«обстоятельства» попадают необычайные способности мальчика в математике.
Они проявились уже в начальной школе, которую он окончил с отличием. И
потом не раз в его дневнике появлялись записи учителей, отмечавших
сообразительность, прекрасную реакцию, легкость, с какой он решал самые трудные
задачи. Ярко выраженные математические наклонности юного Эрнеста могут показаться
несколько противоречащими его более зрелым склонностям: физик Резерфорд был
известен как величайший мастер эксперимента, легко выявляющий суть
исследуемых явлений, не прибегая при этом к особым математическим ухищрениям.
Академик П. Л. Капица, который в молодые годы работал у Резерфорда и на которого
мне еще не раз придется ссылаться, вспоминал особое качество своего учителя:
«Резерфорд был экспериментатором и в этом отношении напоминает Фарадея. Он
мало пользовался формулами и мало прибегал к математике. Иной раз, пытаясь
вывести при своих докладах формулу, он путался и тогда просто писал
результат, замечая: если все вывести правильно, то так и получится».
Думается, не следует относить такую метаморфозу к изменению способностей
ученого - изменился его подход к исследуемым процессам; став зрелым
исследователем, математическим абстракциям он предпочитал конкретное «видение
явления, над которым работал, хотя бы оно и происходило в неизмеримо малом ядре
атома», - это опять слова Капицы.
Тем не менее, в школе он получил следующий отзыв: «Очень быстро
соображающий и многообещающий математик», вместе с тем Резерфорд нередко получал
высокие баллы по физике, химии, по литературе, латинскому и французскому языкам.
Последнее обстоятельство - я имею в виду хорошее знание французского языка -
очень помогло ему в дальнейшем: благодаря ему он смог поехать работать в
Канаду, где, как известно, французский наравне с английским один из двух
официальных языков; благодаря ему он смог осуществить свое сокровенное желание и
поехать в Париж, чтобы познакомиться с супругами Кюри, чьи работы были так
близки его собственным. И в его воспоминаниях об обеде 25 июня есть даже
слова о том, что беседа была очень оживленной. Не следует думать, что таким
образом я неуклюже намекаю на пользу изучения в школе иностранных языков; но
подобный вывод напрашивается сам собой.
В детстве Эрнеста легко найти еще один источник его будущих успехов -
страсть к конструированию различных механизмов; он даже смастерил сам себе
фотоаппарат. Любил он также разбирать и собирать часы, но здесь преуспел не
больше каждого из нас - в результате нередко оставалась лишняя деталь,
которую некуда было пристроить. Когда это случалось, он бросал часы и отправлялся
играть в футбол, говорят, великий физик в юности был неплохим форвардом.
Окончив школу с прекрасными отметками, он получил премию на продолжение
образования, что позволило ему в 1890 году поступить в Кентерберийский
университет ; родители не могли ему помочь деньгами - у него было еще одиннадцать
братьев и сестер.
В университете Эрнест стал одним из инициаторов создания научного
студенческого общества. Он тогда учился на втором курсе, увлекался естествознанием и,
имея право, как и каждый член общества, сделать доклад на любую интересующую
его тему, решил избрать для публичного дебюта тему «Эволюция материи». Трудно
сказать, какими соображениями руководствовался двадцатилетний студент, берясь

за такую трудную задачу, но еще менее ясно, откуда почерпнул он те идеи,
которые высказал в своем докладе.
Заявил он, не больше не меньше, что все атомы построены из одних и тех же
составных частей. Мало сказать, что это было невежественно по тем временам -
атомистическая теория англичанина Джона Дальтона, царившая в физике,
непоколебимо утверждала неделимость атома; мало сказать, что это было дерзко по тем
меркам - гипотеза другого английского физика, Проута, о том, что атомы всех
элементов построены из одних и тех же атомов водорода, была поначалу задушена
на корню, и горе тому, кто пытался стать на ее защиту; такая мысль
двадцатилетнего Резерфорда казалась просто смешной и неуважительной по отношению к
кружку, именующему себя как-никак научным.
И что же? Пришлось Эрнесту на следующем заседании принести извинения своим
товарищам за то, что он под видом научного доклада рассказывал явную
белиберду. Мне бы очень хотелось увидеть выражение лиц сих молодых людей через
двенадцать лет, когда они узнали, что их бывший однокашник экспериментально
доказал ту бредовую идею, за которую когда-то перед ними извинялся.
Было бы неправильным, разумеется, утверждать, что Резерфорд уже тогда ясно
осознавал, о чем говорил; скорее всего, то была фантазия молодого студента,
но фантазия, основанная не на буйстве воображения или склонности к
розыгрышам, а на какой-то необъяснимой интуиции.
Словом, поначалу Резерфорд явно скомпрометировал себя в глазах
общественности, и если бы он не обратился затем к опытам, в которых показал себя
искуснейшим экспериментатором, то неизвестно еще, завоевал ли бы он впоследствии
столь почетное положение в университете, и получил ли бы возможность после
защиты диплома отправиться через океан на родину предков.
Произошел этот поворот вскоре после того, как студент Резерфорд прочел
статью немецкого физика Генриха Герца об открытии электромагнитных волн.
Открытие Герца, взволновавшее всех физиков, произошло сравнительно недавно,
в 1887 году, и сравнительно случайно. И это обстоятельство - кажущийся
случайный его характер - дает мне повод ненадолго отвлечься от основной нити
повествования и рассказать о том, как это произошло. Данная история имеет
отношение не только к теме нашей книги, но и к самому Резерфорду, который весьма
преуспел в практическом развитии достижений Герца, и если бы знаменитый Дж.
Дж. Томсон не соблазнил в 1896 году своего юного ученика Резерфорда заняться
лучами Рентгена, то неизвестно еще, каких высот достиг бы Эрнест в создании
современной радиотехники. Во всяком случае, сам Томсон как-то признался, что
успехи Резерфорда по радиотелеграфии «были так велики, что я с тех пор
чувствовал себя виноватым в том, что убедил его посвятить себя новой области
физики, возникшей после открытия рентгеновских лучей».
Но Томсону не пришлось бы сожалеть о содеянном, если бы Резерфорд еще
студентом не прочел статью об открытии электромагнитного излучения, и тут мы
снова возвращаемся к Генриху Герцу.
В тот год, когда Герц сделал свое главное открытие - у него есть и другие
замечательные работы, - ему шел тридцатый год. До этого момента жизнь его
складывалась, как он считал, не совсем удачно, хотя внешне все выглядело
весьма благопристойно. Он был сыном преуспевающего адвоката из Гамбурга,
родители его очень любили, и он их очень любил. С детства, как и Резерфорд, он
обнаружил необычную склонность к математике, а также и к языкам. Кроме того,
Генрих прекрасно рисовал, лепил, был искусен в работах по дереву и металлу,
вообще имел, как говорят, золотые руки. Его увлечение классической
литературой и искусством сказалось, кстати, позже в манере писать научные статьи;
недаром их считают образцовыми по языку - они ясны и точны в научном аспекте и
вместе с тем изысканны по форме.
Несмотря на явные способности, Генрих был чрезмерно скромен в их оценке,

считал себя ни на что путное в науке не годным и решил поэтому после
окончания средней школы идти учиться на инженера-строителя; почему-то ему казалось,
что для этой профессии его таланта хватит. Но вскоре, к счастью, поняв, что
заблуждается в своем призвании, решил заняться математикой и естественными
науками.
В 1880 году Герц окончил университет с отличием и три года проработал в
Физическом институте при университете под руководством такого выдающегося
учителя, как Герман Гельмгольц.
В 1883 году Герца пригласили доцентом в университет города Киля. И вот
здесь и начались его нравственные мучения. По долгу службы он должен был
читать курс теоретической физики, но не чувствовал в себе склонности к теории.
Его влекла экспериментаторская деятельность, но ею по долгу службы он
заниматься не мог.
Внутренняя неуверенность сказалась на научной работе: за два года он
выполнил и опубликовал всего несколько случайных теоретических работ.
Но, к счастью для него и для физики, случилось так, что освободилась
вакансия ординарного профессора в Высшей технической школе в Карлсруэ, и Герц
получил приглашение занять эту должность. И вот там, наконец, он почувствовал
себя в своей тарелке - у него была собственная экспериментальная лаборатория.
Правда, ему все же приходилось читать лекции и демонстрировать опыты, и он
даже по старой боязни назвал их как-то «страхо-лекциями» и всегда боялся, что
демонстрация какого-нибудь явления непременно сорвется и опозорит профессора.
Но когда он приходил в лабораторию, он был счастлив; здесь он мог позволить
себе свободу творчества, здесь он занимался тем, что его в данный момент
интересовало более всего.
А интересовали его более всего быстрые электрические колебания. То, что
удавалось тогда получить даже при самых невероятных ухищрениях, не было
достаточно быстрым, и никто даже не знал, можно ли вообще достичь, скажем, ста
миллионов колебаний в секунду - той частоты, что сегодня используется в
каждом радиопередатчике. И вот здесь Герцу и пришел на помощь случай.
У него на столе стоял виток проволоки, имевший маленький искровой
промежуток. Разряжая лейденскую банку, Герц вызывал в нем проскок искры, и тем самым
получал желанные электрические колебания. Как-то раз рядом с этим контуром
случайно был оставлен второй виток, никак с ним не связанный. И вот, разряжая
лейденскую банку через один виток. Герц вдруг с изумлением увидел, что искры
проскакивают и на втором контуре. Вначале Герц посчитал это каким-то
случайным явлением, но вскоре, повторив его не один раз и на разных проводниках, он
понял, что открыл электрические волны. Тогда он еще не понял, правда, что
только что держал в руках первый передатчик электрических колебаний и первый
их приемник и что через некоторое время из его открытия вырастет целая
огромная область техники - радиотехника, а потом и телевидение.
Но Герц оказался внимательным, настойчивым и проницательным исследователем
и вскоре смог понять, что к чему. Он сумел определить длину образующейся
волны и ее скорость в воздухе; он обнаружил, что настройка передатчика и
приемника улучшает прием; он открыл факт затухания колебаний - то есть он заложил
фундамент современной радиотехники.
После этого, всего за год с небольшим, он опубликовал еще две работы,
относящиеся к этой же области, а вслед за ними и четвертую статью, которая
произвела большое впечатление на многих, и в том числе на Резерфорда. В ней Герц
существенно видоизменил опыт, приблизив условия приема электромагнитных волн
к практическим требованиям еще не родившейся области техники: ученый поставил
приемник и передатчик в разных концах конференц-зала института на расстоянии
15 метров один от другого, и передатчик, стоящий у одной стены, посылал волны
в зал, а приемник, стоящий у другой стены, обитой предварительно листами цин-

ка, которому отводилась роль зеркала, принимал эти волны. И по усилению и
ослаблению приема в разных местах зала Герц ясно доказал, что электромагнитные
колебания имеют волновую природу.
Колебательный контур с
искро&ыи промежутком
(индуктивность рАСЛрвДЛПЙНМЛЯ.
т.е. соединительные провода)
И К
Рабочая схема
вибратора Герца
Переход от злихиутого
контура к электрическому диполю
JZL
те
Индуктор
Схема генератора Герца.
Словом, из случайного наблюдения Генрих Герц вывел целую новую главу
физики, которая послужила отправной точкой многих других великих открытий.
Вот эту-то последнюю статью и прочел Резерфорд на заре своей юности, и она
увлекла его открывающимися перспективами; к тому же, Эрнест, подобно самому
Герцу, предпочитал такие области науки, где можно что-то делать собственными
руками.
Он занялся изучением свойств волн Герца - так называли вначале
электромагнитные волны. Работал он в студенческой лаборатории, помещавшейся в холодном
сарае с цементным полом, ее величали из-за этого пещерой. Тем не менее,
суровые условия работы не охлаждали энтузиазма, с которым Эрнест взялся за дело:
он решил сконструировать беспроволочный телеграф. Его, правда, смущало, что
он не знал, как обнаружить приходящую волну. После некоторых исследований,
для которых он сам сконструировал приемник, Эрнест обнаружил, что о
присутствии волн можно судить по размагничиванию железа. Он вставлял в колебательный
контур пучок железных проволок, рядом помещал магнитную иглу, и, когда контур
принимал волны и в нем возбуждались высокочастотные колебания, магнитная
стрелка отклонялась.
Это было первое открытие двадцатитрехлетнего Резерфорда, и, конечно, он
опубликовал его, и, конечно, в маленьком университете оно произвело весьма
большое впечатление, и ему даже простили ошибки молодости - фантазии насчет
строения атома.

Но, несмотря на то, что работа была выполнена студентом, многие физики и
инженеры, и среди них Александр Попов и Гульельмо Маркони, отнеслись к ней
вполне серьезно и даже использовали ее в своих открытиях в области радио.
Слева грозоотметчик Попова, справа - передатчик с вибратором Герца.
Для самого же Резерфорда эти исследования непосредственного значения не
имели по причинам, нам уже известным, и Дж. Дж. Томсон даже раскаялся в этом,
но косвенная польза от них была несомненная: о Резерфорде узнали сначала в
Новой Зеландии, а потом и в Англии. Первое событие имело последствием диплом
с отличием и место учителя физики в средней школе, второе принесло ему
«Стипендию 1851 года». Это самая крупная стипендия, какую только может получить в
Англии молодой ученый; она была учреждена из части доходов от Всемирной
выставки 1851 года, происходившей в Лондоне. Присуждали их наиболее талантливым
выпускникам провинциальных университетов, чтобы дать им возможность два-три
года постажироваться в лучших лабораториях Англии.
Между первым и вторым событиями был разрыв почти в полгода, и эти месяцы
Резерфорд пытался преподавать детям физику, как в свое время Ампер.
Любопытно, что оба они на этом поприще не преуспели, но по разным причинам: Ампер
был вообще малообщительный человек, к тому же со странностями, а Резерфорд,
напротив, был полон энтузиазма и старался привить детям свою любовь к физике,
но он явно недоучитывал их подготовку и их психологию. Ребят надо было
заинтересовать, надо было найти прием, как это сделать; одной собственной
увлеченности предметом мало, иногда эти качества даже мешают. Так случилось и с
Резерфордом. На его уроках царили шум и беспорядок; увлекшись своим рассказом
о таинствах материи, Эрнест напрочь забывал о детях, ну, а те не медлили
пользоваться странностью нового учителя. Но даже если он сердился на
невнимание - а он, естественно, не мог оставаться равнодушным к явным беспорядкам в
классе - и даже если выгонял кого в коридор, ребята вскоре перестали бояться
такого наказания. Они убедились, что стоит задать учителю какой-нибудь
вопрос, как он увлечется, отвечая, и тогда можно преспокойно вернуться в класс,
- в пылу рассказа он ничего не замечает.
Да, дирекция школы, которой Резерфорда рекомендовали как одного из лучших
выпускников университета, была явно разочарована. Впрочем, и сам Эрнест был

разочарован не меньше своей педагогической деятельностью. Он знал свою
слабость , знал, что не умеет заставить себя слушать, но поделать ничего не мог.
В детстве, правда, он придумал неплохой прием для усмирения своих маленьких
сестренок, которых мать оставляла на его попечение: он связывал им косы, и
они не могли уже разбежаться. Но в школе такой метод не годился, а других,
более педагогических, он не знал и поэтому только и ждал повода, чтобы
покинуть преподавание.
В дальнейшем Резерфорд считался одним из лучших учителей - не школьных, а
как глава физической школы. Вокруг него всегда группировались молодые физики,
многие из которых потом, в свою очередь, стали во главе больших научных
коллективов. Вероятно, дело все в том, что в лабораторию к Резерфорду приходили
люди, уже выбравшие физику среди всех других наук, преданные ей, и им не надо
было прививать азы, им надо было помочь найти себя в науке. И вот здесь, в
искусстве гораздо более редком, чем умение держать в руках несколько десятков
сорванцов, равных Резерфорду не было.
Впрочем, об этом речь еще впереди, для начала нужно, как минимум, чтобы
Эрнест покинул, наконец, Новую Зеландию и отплыл в Англию - через океан, в
поисках счастья, как некогда его дед, только в обратном направлении.
Если его предки не оставляли на родине никого из близких, то у Эрнеста
здесь оставались родители, братья, сестры и невеста - Мэри Ньютон, за которой
ему придется спустя некоторое время вернуться, чтобы обвенчаться и увезти с
собой в другое полушарие, в другое общество, в совсем другую жизнь, не
похожую на тихое существование в маленьком провинциальном городке, где учителя
копают картошку на своем огороде.
Да, да, именно так, именно за этим занятием и застал его почтальон, когда
принес телеграмму из Лондона о присуждении ему стипендии. Резерфорд радостно
швырнул лопату на землю и закричал матери: «Это последняя картошка, которую я
выкапываю!»
Он был прав, но та работа, что ожидала его в жизни, была ненамного легче; я
имею в виду тот напряженный темп, ту отдачу, с которой работали большинство
первопроходцев в науке. А Резерфорду суждено было стать именно
первопроходцем.
Но сначала он был робким стажером.
Он прибыл в Англию, в Кембриджский университет, в 1893 году, накануне
великого события, которое изменило всю физику и которое повлияло на его судьбу, -
накануне открытия Рентгена. Вместе с тем то был год значительных реформ в
научной жизни Кембриджа. В 1895 году был, наконец, отменен запрет, не
разрешавший выпускникам других университетов работать в знаменитом научном центре.
Инициатором этого прогрессивного акта был Дж. Дж. Томсон, руководитель
знаменитой Кавендишской физической лаборатории.
Она была построена сравнительно недавно, в 1874 году, на деньги известного
английского ученого Генри Кавендиша, жившего в XVIII веке. Этот Кавендиш был
странным человеком. Мало того, что он избегал людей, никого не принимал и
даже слугам запрещал попадаться на глаза; мало того, что питался он один в
пустом зале, куда ему подавали прежде, чем он входил, а посуду забирали после
его ухода; мало того, что работал он в полном одиночестве в своей частной
лаборатории, оборудованной тут же у него во дворце - а у него был собственный
дворец; мало всего этого - он еще и не публиковал большинства своих
исследований, словно не желая встречаться с читателями даже заочно. Не знаю, как он,
но наука много потеряла от его чудачеств: большинство его открытий были
обнаружены уже много лет спустя после его смерти при разборе бумаг. И поэтому
некоторые явления физики и химии, открытые им для себя, но сокрытые от людей,
пришлось открывать еще раз, независимо от Кавендиша, другим исследователям. И
только потом они с удивлением узнали, что повторяли то, что было уже сделано.

Может быть, желая искупить некоторую вину эксцентричного и эгоистичного Ка-
вендиша перед наукой, его наследники предоставили средства для строительства
физической лаборатории Кембриджского университета. Но, в конце концов, не так
уж и важно, какими соображениями они руководствовались, важно, что
лаборатория была построена и хорошо оснащена, и в 1874 году красивое готическое
трехэтажное здание приняло первых исследователей. Через десять лет после открытия
директором лаборатории стал Джозеф Джон Томсон, выдающийся английский физик,
открывший электрон, которого его ученики и коллеги, чтобы не путать с другим
великим Томсоном, лордом Кельвином, и с его собственным сыном, не столь
великим Джорджем Томсоном, называли ласково Джи-Джи.
С приходом Джи-Джи - позволим и мы себе иногда его так называть - в Кавен-
дишской лаборатории закипела новая жизнь. Директор решил заняться широким
кругом физических проблем, поскольку сам имел многочисленные интересы в
физике. А для этого нужны были помощники, и отсюда вытекало второе его начинание:
он добился отмены консервативного наследия своих предшественников, и
пригласил в лабораторию иногородних, как теперь мы говорим, и иностранных ученых.
Вот в числе этих первых «чужаков» и появился в чопорном Кембридже Эрнест
Резерфорд (Крайстчерчер, Новая Зеландия); одновременно был принят на работу и
Поль Ланжевен (Париж, Франция), впоследствии один из близких друзей Эрнеста.
Кстати, вот почему Резерфорд попал к нему на обед в Париже спустя восемь лет.
Когда Резерфорд впервые предстал перед директором, тот, несмотря на разницу
в возрасте и положении, очень внимательно и дружески расспросил его о научных
склонностях и планах. Узнав, что в университете он увлекался
электромагнитными колебаниями и даже привез с собой сконструированный им самим передатчик,
Томсон тактично предложил для начала продолжить свои работы в данной области.
Это было разумное предложение: оно давало возможность новичку в науке и
новичку в Кембридже постепенно освоиться и на первых порах показать себя с
лучшей стороны, что было немаловажно для творческого самочувствия
двадцатичетырехлетнего стажера.
Резерфорд, ободренный столь чутким отношением Джи-Джи, вначале решил
продолжить изучение электромагнитных волн и особенности их распространения.
Очень быстро, уже на следующий год, он добился выдающихся по тем временам
практических результатов - установил радиосвязь между Кавендишской
лабораторией и университетской обсерваторией, расположенной в трех километрах. Петр
Леонидович Капица пишет в своих воспоминаниях, что это был рекорд дальности
и, «продолжай он эти работы, он ушел бы очень далеко». Но, как рассказывал
потом сам Эрнест, его не манили практические перспективы; чтобы развивать
свое достижение, надо было усовершенствовать приемник, передатчик, другую
аппаратуру , а это было ему не по душе.
Ученый мир был взбудоражен открытием Рентгена, и Резерфорд не хотел
оставаться в стороне от самых новых исследований. К тому же Томсон сделал ему
весьма лестное предложение работать под личным руководством директора
лаборатории. Поэтому Эрнест свернул свои радиоработы, передатчик подарил
итальянскому инженеру Маркони, который, кстати, использовал его в дальнейшем, и
приступил к штурму самых высоких вершин физики, чтобы постепенно, одну за
другой, покорить их, взойти туда первым и получить, таким образом, право дать им
свое имя.
Но начало было скромным: Резерфорд совместно с Томсоном принялся за
изучение ионизации газов, и воздуха в том числе, лучами Рентгена. За несколько
месяцев 1896 года они достигли весьма приличных успехов, и не случись тут еще
открытия Беккереля, и не увлекись Резерфорд новой темой, и не оставь из-за
этого ионизацию, может, он стал бы соучастником эпохального открытия,
сделанного через год его учителем, - открытия электрона.
Но обнаружение урановых лучей вселило смятение в его душу, и он оставил

рентгеновские лучи, чтобы заняться новым загадочным феноменом. Было бы
несправедливо обвинять молодого ученого в легкомыслии, этаком порхании от темы
к теме; дело в том, что в лучах Беккереля Резерфорд поначалу усмотрел нечто
общее с лучами Рентгена, и, поскольку в изучении последних он уже немало
преуспел, было вполне логично приступить к их взаимному сравнению.
Первое исследование подтвердило его гипотезу: урановые лучи также
ионизировали воздух. Но дальше пошли неожиданности: излучение урана сильно отличалось
от рентгеновского. Почти год возился Эрнест со своей работой, первой
самостоятельной работой, и в результате должен был признать, что ошибся в
исходной посылке.
Резерфорд не очень огорчился, обнаружив, что лучи Рентгена и лучи Беккереля
имеют разную природу; он резонно решил поискать смысл в полученном
отрицательном ответе - почему у них разная природа, чем они отличаются друг от
друга .
И когда Эрнест поступил вот таким единственно разумным образом, он очень
быстро пришел к открытию, пролившему свет на природу радиоактивности.
Экспериментируя с лучами Беккереля, исследуя их поведение в магнитном поле, он
обнаружил, что они состоят как минимум из двух различных компонентов. Одно
излучение легко поглощалось даже листом бумаги, другое обладало большей
проницаемостью, оно проходило сквозь алюминиевую фольгу. Чтобы не путаться в
названиях этих составных частей, он назвал их очень просто - первыми двумя
буквами греческого алфавита: альфа-лучи и бета-лучи. А когда через четыре года
физик Виллард обнаружил в излучении радия еще и третью составляющую - лучи,
похожие на рентгеновские, - он, по примеру Резерфорда, назвал их следующей
буквой - гамма-лучами.
Вероятно, всем нам памятна картинка, приведенная в учебниках физики:
маленький свинцовый ящик с отверстием, из которого вырывается наружу
радиоактивное излучение и под действием магнита делится на три траектории; первая
сильно загибается в одну сторону - это альфа-лучи, другая отклоняется в
противоположную сторону, но меньше - это бета-лучи, а третья, средняя, проходит
между ними, никуда не отклоняясь, - это гамма-лучи. Сейчас это основы физики;
пользуясь все тем же греческим алфавитом, можно сказать, что это альфа и
омега физики, но тогда все было внове, и это было открытие, первое серьезное
открытие двадцатипятилетнего Резерфорда. Первое и далеко не последнее. Ему еще
предстояло обнаружить много новых земель в океане физических явлений; но для
этого надо было сначала ему самому пересечь Атлантический океан.
Случилось это так. В 1897 году в Мак-Гиллском университете в Монреале, в
Канаде, открылась вакантная должность профессора физики. Ректор университета
Петерсон написал письмо Дж. Дж. Томсону с просьбой порекомендовать кого-
нибудь из своих учеников или коллег. Томсон, поразмыслив, написал, что он
рекомендует некоего Резерфорда, который хоть и недавно работает в Кембридже,
но, вероятно, известен господину Петерсону своими прекрасными исследованиями
лучей Рентгена и Беккереля. Свое письмо он закончил так: «У меня никогда не
было молодого ученого с таким энтузиазмом и способностями к оригинальным
исследованиям, как господин Резерфорд; я уверен, что, если он будет избран, он
создаст выдающуюся школу физики в Монреале... Я считал бы счастливым то
учреждение, которое закрепило бы за собой Резерфорда в качестве профессора
физики» .
Здесь удивительны два момента. Прежде всего, редкая проницательность Томсо-
на, угадавшего не только талант своего ученика, но его способность создать
«выдающуюся школу физики»; именно это Резерфорд и сделал в Монреале. Но более
удивительно поведение другого корреспондента: вместо того чтобы сообщить в
Кембридж «добро», мистер Петерсон решил сам приехать в Англию, чтобы лично
познакомиться с протеже Томсона. Что это: недоверие? Но тогда зачем обращать-

ся с просьбой? Смущение молодостью Резерфорда? Ректор университета должен
помнить, в каком возрасте становились профессорами великие физики. А может
быть, вот в чем дело: Мак-Гиллский университет - дальняя провинция, туда даже
научные журналы доходят, когда статья уже успеет устареть, ни одного мало-
мальски крупного ученого там нет, не то, что в европейских или американских
университетах, и вот ректор решает воспользоваться поводом знакомства с Ре-
зерфордом, чтобы заодно ознакомиться с постановкой научной работы в
Кембридже, закупить новые книги для библиотеки и новые приборы для лаборатории. Я
думаю, эта версия наиболее вероятна.
Разложение радиоактивного излучения.
Итак, Петерсон летом 1898 года приезжает в Кембридж. Томсон уже лично
Знакомит его с Резерфордом, а Петерсон заочно знакомит Резерфорда с будущим
местом работы.
Мак-Гиллский университет, или просто Мак-Гилл, как называли его ученые, был
одним из самых старых и лучших университетов Канады, что, впрочем, не мешало
ему быть - по европейским меркам - довольно молодым и довольно средним
университетом. Свое название он получил, как и Кавендишская лаборатория, по
имени человека, основавшего его. Звали этого филантропа Мак-Гилл, он был, как и
предки Резерфорда, шотландец, и, как и они, бедный шотландец, и, как и они,
покинул родину, чтобы попытать счастья за океаном. Только отправился он не в
Новую Зеландию, а в Канаду, тоже достаточно малонаселенную страну, но с более
суровым климатом. Двадцать лет пытался Мак-Гилл осуществить мечту, ради кото-

рой бросил родные края, - разбогатеть. Чего он только ни делал для этого:
охотился на диких зверей, скупал у эскимосов и индейцев пушнину, забирался в
места, где до него никто не ходил, - и все-таки своего добился, разбогател.
Но, к сожалению, он так много времени и сил потратил на достижение своей
цели, что воспользоваться плодами достигнутого просто не успел - умер. Но
поскольку умер он все же богатым человеком, то перед смертью сделал то, что,
как он слышал, делают все богатые люди: написал завещание. Точнее, он
продиктовал его, поскольку сам не мог этого сделать: не по слабости - по
неграмотности. И каково же было удивление его родных, когда они узнали, что их Мак-
Гилл, за всю свою долгую жизнь так и не научившийся писать, сорок тысяч
английских фунтов пожертвовал на строительство колледжа в Монреале. Первого
колледжа, других там не было.
Сорок тысяч фунтов стерлингов не бог весть какие деньги, если речь идет о
строительстве, поэтому колледж, когда его построили в начале XIX века,
оказался весьма скромным зданием. Но главное - начать. После этого были собраны
дополнительные частные пожертвования, и худо-бедно монреальский университет,
объединивший несколько сооруженных на эти деньги колледжей, начал
существовать . И получил имя Мак-Гиллского - в честь первого человека, подумавшего о
развитии образования и науки в Монреале.
Но недаром говорят, что примеры заразительны. Еще один шотландец канадского
происхождения - или канадец шотландского происхождения, как угодно, - Макдо-
нальд, которому повезло больше, чем его соотечественнику, и который был
поэтому намного богаче его, тоже решил пожертвовать часть своего капитала на
просветительские нужды, - правда, еще при своей жизни. У него были другие
возможности и, как следствие, другой размах: он отвалил четыре миллиона
долларов не вообще университету, а на строительство физического факультета,
физической и химической лабораторий. Он лично следил за ходом строительных
работ и проследил также, чтобы им, когда они были построены, не забыли
присвоить его имя.
Таким образом, шотландцу Резерфорду предлагали работать в университете,
носящем имя шотландца Мак-Гилла, на кафедре физики, носящей имя шотландца Мак-
дональда.
Не думаю, чтобы в согласии, которым он ответил на личное предложение
ректора, патриотические чувства сыграли главную роль, хотя они и могли иметь
место ; скорее всего, решающими оказались два фактора: научная самостоятельность
- а у Резерфорда уже появились собственные идеи; и материальная независимость
- а у него давно была невеста. Вот, собственно, на что рассчитывал
новоиспеченный профессор. А на что рассчитывал университет, ясно из письма Эрнеста
Мэри Ньютон: от него ожидают, что он «создаст исследовательскую школу, чтобы
сбить с янки спесь». Янки, как известно, прозвище американцев; вероятно,
канадцам очень хотелось не отстать от своих преуспевающих соседей хотя бы по
части науки.
На какое-то время это и впрямь удалось им, и заслуга здесь несомненно
принадлежит Резерфорду, в сентябре 1898 года отплывшему из Англии в Канаду,
чтобы провести там девять лет своей жизни - если не самые плодотворные, то очень
плодотворные, обогатившие науку и принесшие самому ученому мировую
известность .
Это был отважный шаг: бросить одну из лучших в мире лабораторий,
находящихся в центре научных интересов, и отправиться за тридевять земель - на пустое
место, где нет ни предшественников, ни сподвижников, ни традиций, ни даже
новых приборов. Комментируя решимость Резерфорда, академик Капица писал: «Мне
кажется, это особенно поучительно для молодых ученых. Часто приходится
слышать от молодых, начинающих ученых жалобы на то, что они не могут работать,
потому что нет подходящих условий, нет подходящей лаборатории, нет того, нет

другого. А теперь представьте себе молодого ученого, попадающего на другой
конец света от своей родины, совершенно изолированного от всего научного
мира, куда в те времена и журналы приходили с опозданием больше месяца. Но этот
человек полон идей, полон энтузиазма, и в этом далеком уголке мира он создает
самые передовые, самые революционные, самые ведущие взгляды в науке того
времени... Он привлекает этим молодых ученых всего мира, и к нему начинают уже
съезжаться ученики».
Первым был американец Р. Оуэне; правда, ему не нужно было никуда ехать, он
уже год, как работал в Мак-Гиллском университете профессором электротехники.
Он был так же молод, как Резерфорд, ему было всего двадцать восемь, и два
молодых профессора быстро подружились. Вероятно, Оуэне сразу же почувствовал в
Резерфорде то качество, о котором говорит Капица, потому что не успел Эрнест,
что называется, распаковать чемоданы, как профессор электротехники возжелал
бросить исследования в области электротехники и взяться за радиоактивность и
потребовал от Эрнеста немедленного совета - чем заняться. Ответ был таким же
лаконичным, как и вопрос: торием.
Почему Резерфорд назвал этот элемент? Интуиция, вероятно: ведь об открытии
Мари Кюри, обнаружившей радиоактивность тория, в Канаде еще не знали. И тем
не менее, Резерфорд безошибочно угадал среди многих других элементов тот, что
мог, подобно урану, испускать альфа и бета-лучи.
Вскоре Оуэне подтвердил: торий действительно радиоактивен. Но он не успел
стать автором этого открытия, из Парижа вскоре дошла весть, что Кюри уже
обнаружили радиоактивность тория. Однако Оуэне не бросил, огорчившись, изучение
нового элемента.
Было нечто мистическое в том, как торий вел себя; он то усиливал свою
радиоактивность , то ослаблял, то вовсе она исчезала, чтобы тут же вновь
обнаружиться; словом, или торий капризничал, или капризничали измерительные
приборы. Проверили приборы - и Оуэне и Резерфорд были по этой части большими
мастаками , - нет, не в приборах дело. Вскоре Оуэне вроде бы нашел причину, но
она не объясняла сути явления. Он обнаружил, по его словам, «нечто, что не
было ни торием, ни альфа-, ни бета-частицами, и что улетало, если на него
подуть» . Получалось, что на радиоактивность элемента влияет сквозняк. Однако
каким смешным ни казалось такое предположение, оно подтверждалось как будто
экспериментами. Оуэне соорудил плотный ящик, помещал туда кусочек окиси тория
и ждал пятнадцать минут, пока успокоятся даже слабые воздушные перемещения, -
только тогда радиоактивность была нормальной. Но стоило подуть в ящик, и все
шло насмарку, и снова надо было выжидать четверть часа, чтобы успокоился
капризный элемент. Так и не выяснив, в чем здесь дело, Оуэне к весне свернул
исследования и уехал в Англию навестить профессора Дж. Дж. Томсона.
Резерфорд остался один и смог, наконец, спокойно поразмыслить над чудесами,
происходившими в пресловутом ящике. Размышления привели его к идее
перестроить этот ящик таким образом, чтобы можно было исследовать воздух, уносивший
радиоактивность тория. Через несколько месяцев Эрнест наконец разобрался, в
чем тут дело. Оказалось, что в воздухе содержались два вещества, имеющие
временную радиоактивность. Одно из них было явно газом, оно проходило сквозь
бумажный пакетик, в который была завернута окись тория, но Резерфорду не
удавалось его непосредственно нащупать - газ не имел ни запаха, ни вкуса, через
какое-то время исчезал вовсе, и поэтому, чтобы не ставить точек над "i",
Резерфорд назвал таинственное вещество эманацией тория, от латинского слова
«эмано» - истекать.
Так Резерфорд открыл инертный газ, получивший позже название «радон» и
занимающий свое прочное место в таблице Менделеева в клеточке под номером 86.
Другое вещество было еще непонятнее. Его можно было обнаружить по
радиоактивности в самых укромных уголках ящика, куда непосредственно лучи тория не

могли попасть, но куда вполне могла залететь эманация. Вещество это не было
пылью, ибо воздухом не удавалось его сдуть; оно не было конденсатом эманации,
то есть ее росой, так как пламя не удаляло его с тех предметов, на которые
оно садилось; его нельзя было смыть ни горячей, ни холодной водой, а также ни
крепкими щелочами, ни крепкими кислотами; но оно совершенно легко, за
секунды, растворялось в разбавленной серной или соляной кислоте и вновь возникало
на дне чашки после испарения кислоты, словно легендарная птица Феникс.
Ясно было одно: это вещество как-то связано с эманацией тория и, может
быть, даже является продуктом ее распада, но четких фактов Резерфорд пока не
имел, а о таком понятии, как изотопы, наука еще не знала, поэтому Эрнест еще
не понял, что здесь происходит обычный, по нашим представлениям,
радиоактивный распад тория с выделением радиоактивного изотопа радона, который в свою
очередь распадается с образованием нового изотопа, то есть процесс, знакомый
сегодня каждому школьнику. Но не Знаю, помнит ли каждый школьник, что именно
Резерфорд все же докопался до сути этих непонятных превращений, впервые введя
понятие «радиоактивный распад».
Распад тория.

Но это было чуть позже, через несколько лет. Сейчас же, в сентябре 1899
года, он сделал то, что на его месте сделал бы любой ученый: написал статью о
том, что наблюдал, точнее - две статьи: одну об эманации тория, другую - о
радиоактивности, возбуждаемой этой самой эманацией, и отправил их в Англию в
научный журнал. После чего снова взял в руки перо, но уже чтобы написать не
статью, а письмо, и не в Англию, а в Новую Зеландию, и не редактору журнала,
а Мэри Ньютон. В нем он сделал два важных признания: первое - в том, что в
ближайший же отпуск он собирается приехать домой и сделать ей, наконец,
официальное предложение стать миссис Резерфорд, а второе - что он хорошо
поработал и совершил серьезное открытие. «В прошлый четверг, - написал он Мэри, - я
послал еще одну большую статью в журнал, очень хорошую статью. Хотя это
только мое мнение, в ней тысячи новых фактов, о которых никто даже не
подозревает. И этого достаточно, чтобы сказать, что дело идет об очень серьезном
научном открытии».
Он еще даже сам не подозревал, насколько оно серьезно; он только
догадывался , что это первая ступень, ведущая к более важным обобщениям. Но для этого
ему недоставало еще одного звена, только тогда замкнется цепь интуитивных
догадок о радиоактивных превращениях веществ, догадок, ведущих свое начало от
той первой, высказанной еще на студенческом обществе, за которую он потом
извинялся .
И пока он раздумывал о странностях тория и готовился к поездке домой, в
столице Англии, в одной частной химической лаборатории, ковалось то
недостающее звено, которого так не хватало Резерфорду.
Лаборатория эта принадлежала сэру Вильяму Круксу, знакомому нам по его
знаменитым трубкам. Крукс слыл большим оригиналом. Оригинальность его
проявлялась и во внешности - он носил длинные навощенные усы и их кончики тщательно
закручивал, - и в образе жизни: исследовательскую лабораторию построил прямо
у себя в особняке и занимался наукой, не выходя из дому.
В конце 1899 года, то есть тогда, когда Резерфорд отправил в Англию свои
статьи по радиоактивности, Крукс также заинтересовался данной проблемой. Он
на время свернул частную консультативную химическую практику, которой
занимался не для заработка - он был состоятельным человеком, - а из любви к
химии, поручил помощникам следить за изданием еженедельного химического
журнала, который выпускал также не корысти ради, и всерьез засел в своей
лаборатории .
Из того, что он прочел о радиоактивности, он понял, что ее обнаружить можно
либо с помощью электроскопа, либо с помощью фотографических пластинок. В
первом приборе он не очень разбирался, а в фотографии был докой и поэтому
остановил свой выбор на втором методе, более сложном, но, как всякая знакомая
дорога, в конечном счете, более коротком. Итак, вооружившись урановым
препаратом, фотопластинками и терпением, он решил попытаться выделить радий, как это
делали на континенте супруги Кюри. Правда, его технология выделения несколько
отличалась от технологии Кюри. Как, впрочем, оказались отличными и
результаты : когда он приготовил, наконец, желанный азотнокислый уранил, оказалось,
что тот никакого воздействия на фотопластинки не производит.
Пришлось начать все сначала, но уже с оглядкой. Через некоторое время Крукс
обнаружил, в чем загвоздка: радиоактивность, оказывается, уходила в раствор,
где вроде бы не было урана; а в той порции, где он вроде бы был, не было
радиоактивности. Что это означало? Это означало, решил Крукс, что в той смеси
веществ, которую он обычно выбрасывал, находится какое-то новое, неизвестное
вещество, похожее на уран, но вместе с тем не уран и не похожее на другие
радиоактивные элементы - полоний и радий. Поразмыслив, как бы назвать
незнакомца, Крукс окрестил его весьма просто и остроумно - уран-Х. Сейчас мы знаем,
что Крукс выделил изотоп тория - торий 234, образующийся в результате альфа-

распада урана-238.
В мае 1900 года Крукс доложил о своей странной находке Королевскому
обществу. Сначала ему даже не очень поверили. Но вскоре данные Крукса подтвердил не
кто иной, как сам Беккерель; на Заседании Парижской Академии наук он доложил
об аналогичных результатах. Но сам термин «изотоп» все еще не был никем
произнесен , так как о самом понятии изотопии еще не было речи лет десять, пока
не накопились в достаточном количестве новые факты. А до тех пор по страницам
научных журналов кочевали различные мистеры Иксы: радий А, радий В, радий С,
и т.д. И т.п.
Резерфорд в это время наслаждался прелестями тихой сельской жизни в Новой
Зеландии, помогал родителям по хозяйству, готовился увезти Мэри Ньютон... нет,
теперь уже Мэри Резерфорд.
А по волнам Атлантического океана плыл еще один участник предстоящего
открытия; его путь лежал также в Канаду, ехал он из Англии, где год назад
окончил Оксфордский университет с дипломом химика. Звали его Фредерик Содди, и
направлялся он в Монреаль, чтобы получить там интересующую его работу. Но ему
не повезло: он обнаружил, что работа, ради которой он покинул Англию, уплыла
от него, пока он плыл к ней. Однако ему настолько понравился Мак-Гиллский
университет, и в особенности химическая лаборатория, которой досталась часть
из четырех миллионов Макдональда, что он решил остаться здесь на любой
должности, какую предложат. Ему предложили быть руководителем лабораторного
практикума по химии, и он согласился.
Ну, а дальше события развивались самым естественным образом. Резерфорд
осенью возвращается в Монреаль и находит там в химической лаборатории нового
сотрудника, жаждущего исследовательской работы, а у себя на столе - последние
научные журналы, призывавшие к этой самой работе. И происходит неизбежное:
физик Резерфорд предлагает химику Содди сотрудничество, так как проблема,
которую предстоит решить, и физическая и химическая одновременно, и вместе с
тем, как писал о ней Содди, она не подчинена «ни физике, ни химии в том виде,
как понимались эти науки до появления радиоактивности».
Кстати, Содди, как оказалось, был ученым с сильно развитым поэтическим
восприятием мира и даже таких сложных процессов, как радиоактивность. Вот как он
писал о радии в своей книге: «Он черпает свои запасы энергии из неизвестного
до наших дней источника и подчиняется еще не открытым законам. Есть что-то
возвышенное в его отчужденности от окружающей среды и в его безразличии к
ней. Он как будто ведет свою родословную от миров, лежащих вне нас, питаемый
тем же неугасимым огнем, движимый тем же лежащим вне нашего контроля
механизмом, который поддерживает свет солнца в небесах в бесконечные периоды
времени» . Прекрасно сказано - и точно, и образно.
Но этот отрывок взят из популярной книги Фредерика; в статье, которую они с
Резерфордом отправили в журнал, эти же идеи выражались совсем иным языком -
сухим и бесстрастным, как и положено в серьезной статье. Статья эта,
названная «Причина и природа радиоактивности», произвела революцию в науке. В ней
впервые высказывалась мысль о том, что радиоактивность - не что иное, как
переход одних элементов в другие, сопровождаемый испусканием либо альфа-лучей,
либо бета-лучей. Свои выводы ученые сделали из четких экспериментов с
веществом, которое они обнаружили при исследовании радиоактивного распада тория и
которое назвали, по примеру Крукса, торием-Х. При тщательном исследовании
оказалось, что эманация тория получается не из самого тория, а из этого
нового промежуточного тория-Х, который каждые четыре дня вдвое уменьшает свою
радиоактивность. Как теперь мы понимаем, ученые имели дело с радиоактивным
изотопом радия - радием-226.
Так впервые в лексиконе науки появились новые понятия: самопроизвольный
распад элементов, период полураспада. Многие ученые, воспитанные на старых

представлениях о неделимости атомов, не могли принять новые концепции. Даже
такой великий физик, как лорд Кельвин, до самой своей смерти отказывался
признать радиоактивный распад атомов. Но факты, неумолимые факты, добытые в
изящных и точных экспериментах Резерфордом и Содди, неумолимо
свидетельствовали: атом делим.
Свои исследования того периода Резерфорд суммировал в капитальном труде
«Радиоактивные вещества и их излучения». Впервые эта книга вышла в 1904 году,
но с тех пор много раз переиздавалась в разных странах мира и пополнялась
новыми главами, написанными самим автором или вместе с учениками. Когда она
вышла впервые, лорд Релей, один из ведущих английских физиков, написал о ней:
«Книга Резерфорда не имеет себе равных в качестве авторитетного изложения
известных свойств радиоактивных тел. Большей частью этих знаний мы обязаны
самому автору. Его изумительная энергия на этом поприще заслужила всеобщее
восхищение . В течение нескольких лет едва ли проходил месяц без его личного
вклада или вклада его учеников, которых он увлек этой проблемой». Могу
перевести эту качественную оценку Релея на язык цифр: пятьдесят научных статей за
неполные девять лет, и каких статей - основополагающих.
Нет просто возможности рассказать обо всех них, хотя они стоят того,
поскольку большей частью это описание экспериментов, а тут Резерфорд -
волшебник , за действиями которого просто интересно наблюдать. Расскажу только об
одном открытии, сделанном в Монреале, - не потому что оно венчает великий
канадский период его жизни, а потому, что имеет непосредственное отношение к
тому вроде бы случайному открытию, о котором я должен поведать в этой
публикации, и которое было сделано в следующий великий период его жизни -
манчестерский .
Итак, перед тем как распрощаться с гостеприимным Мак-Гиллским
университетом, много сделавшим для славы Резерфорда, который в свою очередь много
сделал для славы Мак-Гиллского университета, давайте посмотрим, как Эрнест
показал, что из себя представляют открытые им альфа-лучи. Это исследование носит
принципиальный характер, так как важно было понять, что же уносится из атома
при его радиоактивном распаде.
Я уж приводил высказывание ученика Резерфорда академика П.Л. Капицы об
экспериментальном мастерстве своего учителя. В опыте, который он поставил для
изучения альфа-частиц, это качество проявилось в полной мере. Петр
Леонидович, рассказывая о Резерфорде, привел любопытное наблюдение. По его мнению,
физики делятся на два типа исследователей. «Одни - это тип скорее немецкой
школы, экспериментатор исходит из известных теоретических предположений и
старается их проверить на опыте». Я прерву здесь рассказ Капицы, чтобы
пояснить его мысль и напомнить о работах Рентгена; до того, как он открыл свои
лучи, что было незапланированной находкой, он занимался как раз методичной
работой с катодными лучами, проверяя правильность существовавших относительно
них теоретических воззрений. Но послушаем дальше Петра Леонидовича: «Другой
же тип ученого, скорее английской школы, исходит не из теории, а из самого
явления - изучает его и смотрит, может ли это явление быть объяснено
существующими теориями. Тут изучение явления, анализ его являются основным мотивом
для эксперимента. И если такое деление возможно, Резерфорд был ярким
представителем этого второго направления в экспериментальной физике. Главное для
Резерфорда было - разобраться, понять явление. Эксперимент должен быть так
построен, чтобы было ясно, в чем состоит явление».
Сейчас представиться случай убедиться, насколько точно подметил эту черту
Резерфорда Капица. В чем суть опыта, который собирался поставить Эрнест? В
том, чтобы понять, что из себя представляют альфа-лучи. Поскольку они
вылетают из радиоактивных химических элементов, которые вследствие этого меняют
свою природу, логично предположить, что альфа-лучи - это тоже какой-то хими-

ческий элемент, достаточно легкий, чтобы иметь возможность вылететь. Но
каждый элемент обладает определенной массой. И, следовательно, если точно
измерить массу вылетающих частиц и их заряд, то можно судить о происхождении
альфа-лучей .
Опыт ставится самым бесхитростным образом, чтобы наблюдать только то, что
нужно в данном конкретном случае: заряд и массу. Резерфорд взял обычный
электроскоп - сосуд с двумя золотыми листочками, расходящимися при получении
заряда и опадающих, когда их разряжают. В дне электроскопа сделал щели для
альфа-лучей; от щелей в коробку, расположенную под электроскопом, спускались
двадцать металлических пластинок; между ними зазор в один миллиметр; на дне
коробки радий - источник альфа-лучей. Вот и все. Да, еще одна маленькая
деталь : чтобы удалять эманацию, образующуюся при распаде радия, через прибор
продувается водород. Вот теперь всё.
Схема прибора (см. пояснение выше).
Что же происходит?
Радий испускает альфа-лучи. Они идут параллельным пучком между двадцатью
пластинками и ионизируют воздух в сосуде. Ионы попадают на листочки
электроскопа , предварительно заряженные, и разряжают их. Листочки начинают опадать,
сходиться, и по измерению угла между ними и по скорости схождения ученый
судит об интенсивности альфа-лучей. Это первая часть опыта.
Теперь вторая. Резерфорд помещает пластинки в магнитное поле. Опадание
листочков тут же замедляется. Что это значит? Это значит, что магнитное поле
отклоняет альфа-частицы и они не могут все попасть в узкие щели. Резерфорд
увеличивает ток. Листочки вовсе замирают. Значит, теперь альфа-частицы вообще не
могут попасть в электроскоп, они отбрасываются на пластины. Следовательно,
альфа-лучи - это заряженные быстрые частицы.
Следующий вопрос: как они заряжены - положительно или отрицательно? В
магнитном поле и те, и другие, отклоняются одинаково, но в разные стороны. И
Резерфорд носит в эксперимент маленькую остроумную деталь: он перекрывает узкие
щели наполовину. И теперь при включении магнитного поля становится совершенно
ясно, в какую сторону отклоняются альфа-лучи: если листочки опадают, значит,

лучи проскакивают мимо экранчиков, если электроскоп неподвижен, значит, лучи
отклонились именно в ту сторону, где их ожидает преграда. Так Резерфорд очень
просто убедился, что альфа-частицы имеют положительный заряд.
Оставалось выяснить последнее - их скорость и отношение заряда к массе. И
вновь это было сделано очень просто: Резерфорд подсоединил электрические
провода к пластинкам и смотрел, как альфа-лучи отклоняются электрическим полем.
А потом поменял местами полюса батареи, то есть, как бы перезарядил
пластинки , и вновь посмотрел, что изменилось. После этого осталось сделать несложные
расчеты, которые привели к следующим выводам: масса альфа-частицы больше, чем
масса атома водорода; заряд их положителен, и по величине вроде бы
эквивалентен заряду примерно двух электронов. Это могло означать, что альфа-лучи не
что иное, как атомы гелия, второго за водородом элемента, у которого отняты
два электрона.
Конечно, выводы были пока не окончательны, но на их основании можно было
выдвинуть гипотезу. Что Резерфорд и сделал в 1903 году. Конечно, гипотеза
требует еще доказательств и точных расчетов, которые в то время Резерфорд
сделать не мог, но через несколько лет он вернулся к альфа-частицам, и столь
же изящным и простым экспериментом доказал, что альфа-частицы - действительно
дважды ионизированные атомы гелия.
Но это произошло позже, в 1909 году, после того, как Резерфорд вернулся в
Англию.
Казалось, зачем бы ему покидать Монреаль, где так славно работалось, где он
был обеспечен материально - и лично и в научном отношении. Но, вероятно,
тоска по крупному научному центру, где происходит кипение идей, споры, в которых
рождаются истины, где его окружали бы не только ученики и сподвижники, но и
ученые, у которых есть чему самому поучиться, наверное, эти чувства,
подавляемые почти девять лет, вырвались наружу, когда он получил конкретное
предложение вернуться в Европу.
Это предложение он получил в начале 1907 года от руководства Манчестерского
университета в связи с тем, что профессор физики Артур Шустер подал по
возрасту в отставку. Он сам первый предложил своим преемником Резерфорда. Его
предложение не вызвало никаких возражений, поскольку незадолго до этого
Резерфорд был избран членом Королевского общества и награжден медалью Румфорда.
Таким образом, во главе манчестерских физиков должен был встать ученый,
известный не только превосходными исследованиями и открытиями, но и получивший
официальное признание - для чиновников от науки последнее соображение иногда
оказывается даже важнее, чем первое, вспомним хотя бы историю с Рентгеном.
Словом, в данном случае все сложилось как нельзя лучше, к удовольствию
обеих сторон: Резерфорда с нетерпением ждали в Манчестере, а он с нетерпением
ждал середины мая, когда океанский пароход «Императрица Ирландии» заберет его
с семьей из канадского порта Квебек.
Приехав в Манчестер, Эрнест убедился, что лаборатория, в которой ему
предстояло работать, не столь шикарна, как макдональдовская, но все же достаточно
хороша. И он, чувствуя прилив новых сил, взялся за новые исследования. Но не
успел он за них как следует взяться, как осенью 1908 года был официально
уведомлен, что ему присуждена Нобелевская премия по химии за исследования
радиоактивных элементов и что ему надлежит прибыть в Стокгольм не позднее 10
декабря для торжественного получения награды.
В этом событии, несомненно заслуженном и несомненно радостном для всех
ученых, был один забавный аспект: физик получил премию по разделу химии.
Резерфорд, человек остроумный, не смог пройти мимо этого казуса и в своем тосте на
банкете после торжественной церемонии сказал, посмеиваясь: «Я имел дело со
многими разнообразными превращениями с разными периодами, но самым быстрым из
всех оказалось мое собственное превращение в один момент из физика в химика».

Резерфорду было тридцать семь лет, когда он стал нобелевским лауреатом;
довольно редкий случай - обычно ученых венчали столь высокой наградой много
позже. И когда он приехал в Стокгольм и предстал перед торжественным
собранием, даже не верилось, что этот молодой, румяный, спортивного вида человек -
великий физик. Вот как описывает его внешность академик Капица, правда, это
относится к чуть более позднему периоду: «Наружностью он был довольно
плотный, роста выше среднего, глаза у него были голубые, всегда очень веселые,
лицо очень выразительное. Он был подвижен, голос у него был громкий, он плохо
умел его модулировать, вполголоса он говорить не мог... Во всей его манере
общения с людьми сразу, с первого слова, бросались в глаза его искренность и
непосредственность».
Его внешность и моложавость явно не соответствовали тому, что он уже успел
сделать в физике, и, рассказывают, в связи с этим произошел даже один
забавный эпизод. Перед отъездом в Стокгольм к Резерфорду в лабораторию пришел его
предшественник профессор Шустер в сопровождении японского министра
просвещения, барона Кикучи. Барон, несмотря на министерский портфель, был физиком, и
причем, довольно известным, и поэтому хорошо знал работы Резерфорда и очень
хотел с ним познакомиться лично. Шустер выполнил желание Кикучи - представил
ему Резерфорда, и они поговорили о том, о сем некоторое время. Однако японец
не поверил, что ученый, с которым он беседует, тот самый Резерфорд. Восточная
сдержанность не позволила ему высказать недоумение в присутствии хозяина
лаборатории, но, когда они с Шустером вышли на улицу, он все-таки не выдержал.
«Я полагаю, - улыбаясь, спросил он, - что Резерфорд, которого вы мне
представили, сын знаменитого профессора Резерфорда?»
То, что Резерфорд получил высшую международную научную награду молодым,
оказалось полезным не только для него лично, но и для всей физики. Такая
премия - всегда мощный стимул в работе, но если она приходит к ученому на склоне
лет, когда и силы уже не те, и восприятие нового притупилось, и обязанностей
слишком много, стимулировать, по существу, уже нечего. А когда ученый
получает символ международного признания в расцвете лет, он с удвоенной энергией
берется за работу, так как чувствует себя в какой-то мере должником науки,
получившим аванс.
Это хорошо видно по Резерфорду. Вернувшись из Стокгольма, он немедленно
продолжил свои исследования и еще, по меньшей мере, один раз доказал, что не
зря носит звание лауреата Нобелевской премии: его новое открытие, оказалось,
может быть, даже важнее, нежели открытие радиоактивных превращений.
Произошло это все довольно неожиданно.
В Манчестерской лаборатории, когда туда приехал Резерфорд, уже работал
двадцатипятилетний немецкий физик Ганс Гейгер, впоследствии изобретатель
известного счетчика Гейгера, индикатора радиоактивности. Гейгер ненамного опередил
своего шефа - он только недавно защитил докторскую диссертацию, и был
назначен в Манчестер научным сотрудником. Резерфорд тут же нашел ему дело -
поручил разработать метод подсчета альфа-частиц, вылетающих из радия.
Один из возможных методов был известен Резерфорду еще по работам Крукса:
тот заметил, что экран из сернистого цинка светится, когда на него падают
альфа-лучи. Резерфорд, повторив этот эксперимент, обнаружил, что свечение
экрана представляет собой сумму отдельных маленьких вспышек, и предположил, что
каждая такая вспышка, называемая сцинтилляцией, есть результат удара альфа-
частицы об экран. А раз так, то по количеству вспышек, если бы их удалось
подсчитать, можно судить о количестве альфа-частиц.
Вскоре этот метод усовершенствовал немецкий физик Эрих Регенерер из
Берлинского университета. Он сконструировал изящный прибор. На стекло с одной
стороны наносился тонкий слой сернистого цинка, а на другую сторону наводился
окуляр микроскопа; и, когда перед стеклом помещали источник альфа-лучей, в

поле зрения микроскопа были хорошо видны отдельные вспышки света, и можно
было даже довольно точно подсчитать их количество в единицу времени.
Когда Резерфорд узнал об этом, он тут же попросил Гейгера сделать такой же
счетчик у них в лаборатории; и когда он был сделан, то очень им понравился,
хотя требовал колоссального напряжения при подсчете. Шутка сказать: в одну
секунду из миллиграмма радия вылетает 130 тысяч альфа-частиц.
Конечно, не все их нужно уловить глазом, счет ведется на определенной
площади, но напряжение все равно очень велико. Ганс Гейгер, которому больше
других приходилось заниматься этой изнурительной работой, и который даже стал
своеобразным миллионером - за время работы в Манчестере он насчитал в общей
сложности миллион альфа-частиц, - вспоминает, как это было обставлено. «В
памяти возникает мрачный погреб, в котором Резерфорд устанавливал свои
чувствительные приборы для изучения альфа-частиц. Тот, кто спускался туда по двум
ступенькам, прежде всего, слышал в темноте голос профессора,
предупреждавшего, что помещение пересекает на высоте головы горячий трубопровод, и, кроме
того, необходимо осторожно, чтобы не упасть, перешагнуть две водопроводные
трубы. После этого, наконец, в слабом свете вошедший различал самого
Резерфорда, сидящего у прибора». Вот в этом темном подвале, подолгу не выходя,
чтобы глаза не теряли способность видеть в темноте все слабые вспышки, и
работали Гейгер и Резерфорд.
В начале 1909 года к ним присоединился еще один исследователь - студент
последнего курса Эрнест Марсден, которому суждено было сыграть в развитии
атомной физики некоторую роль. Поначалу, его роль выражалась в том, что он
попросил «папу» - так ученики любовно называли своего учителя, - чтобы он дал ему
какое-нибудь самостоятельное исследование, но попроще. «Папа» задумался: что
бы такое дать «мальчику» - так он, тоже любовно, называл своих учеников,
чтобы и увлечь его работой, и вместе с тем не отпугнуть трудностью.
Сам он в то время интересовался рассеянием альфа-частиц - явлением, которое
он впервые увидел еще в Монреале. Суть его заключалась в том, что альфа-
частицы, проходя сквозь вещество, иногда немного отклонялись от своего
прямолинейного пути. Это показалось тогда Резерфорду странным; было неясно, как
альфа-частицы, летящие с огромной скоростью, успевают повзаимодействовать с
отдельными атомами. Отклонения были, правда, небольшие - доли градуса, - но
все равно, что-то же заставляло несущиеся стремглав частицы чуть сворачивать
в сторону.
В то время в физике господствовало представление об атоме как о сферическом
облаке, состоящем из положительных зарядов, в которое вкраплены отрицательно
заряженные электроны. Эту модель разработал Дж. Дж. Томсон; иногда ее
называли «пудинг с изюмом»; изюм - электроны, а рис, если это рисовый пудинг, -
положительные заряды.
Так вот, рассеивание альфа-частиц как-то не вязалось с «пудингом». Если
атом - равномерная смесь положительных и отрицательных зарядов, альфа-частицы
должны бы легко пронизывать ее, никуда не отклоняясь. То есть складывалась
ситуация, напоминающая басню Крылова «Слон и Моська»: масса электрона слишком
мала, чтобы даже при столкновении оказать хоть малейшее влияние на альфа-
частицу; по расчетам, нужно не меньше ста тысяч ударов, чтобы ее замедлить.
Но поскольку факты небольшого рассеивания все же существовали, они не
давали Резерфорду покоя, как каждое необъяснимое явление, и он время от времени
возвращался к нему, пытаясь подсчитать количественно, на какую величину
отклоняются альфа-частицы. Он немало помучил Гейгера этими подсчетами; и по ним
получалось, что некоторое небольшое рассеяние все же есть, и для него даже
удалось установить закономерность.
И вот тут появляется Эрнест Марсден и ждет, чтобы его пристроили к какому-
нибудь несложному исследованию. И «папе» приходит в голову счастливая, как

вскоре оказалось, мысль: засадить «мальчика» считать отклонения альфа-частиц
на большие углы - вдруг они тоже происходят. При этом он предупредил Марсде-
на, чтобы тот не рассчитывал увидеть что-нибудь интересное; по-видимому,
частицы будут спокойно проходить сквозь золотую фольгу толщиной всего в пять
стотысячных сантиметра, в крайнем случае, немного отклоняться, как это уже не
раз видели они с Гейгером в газах.
Марсден, довольный, что получил возможность приобщиться к высокой науке,
причем на участке, на котором работает сам Резерфорд, отправился с Гейгером в
знаменитый подвал, чтобы заняться делом.
Сначала они соорудили нехитрую установку, слегка видоизменив предыдущую
схему. Раньше Гейгер ставил экран за исследуемым объектом, чтобы увидеть по
вспышкам, насколько далеко от центра окуляра рассеиваются частицы. А здесь
Марсден предложил поставить экран под углом к фольге, и не позади нее, а
перед ней, а трубу микроскопа поместить, как и раньше, за экраном. А чтобы
альфа-частицы не бились прямо об экран, между радиоактивным источником и экраном
поставить толстую свинцовую пластину. Тогда в микроскопе будут видны только
те частицы, которые отскочат от поверхности фольги - если они вообще
отскочат. Но, скорее всего, этого не случится, потому что коль скоро сам Резерфорд
не верит в такую возможность, то, значит, ее и быть не может. Но попробовать
надо - чтобы не упрекать себя потом, что не убедились в справедливости
предположения всеми возможными способами.
Итак, Марсден уселся за микроскоп, подержал немного глаза закрытыми, чтобы
привыкнуть к темноте, потом прильнул к окуляру. То, что он увидел, поразило
его: на экране вспыхивали сцинтилляции.
Сначала он решил, что это просто рябит в глазах от напряжения. Подождал
немного, снова посмотрел: да нет, искры периодически вспыхивали. Что же
получалось - альфа-частицы отскакивают от поверхности металла? Не веря глазам
своим, Марсден позвал Гейгера. Тот уселся за микроскоп и увидел то же самое.
Значит, это не мираж, не воспаленное воображение, это какой-то непонятный
факт.
Побежали к «профу» - как называл Резерфорда Гейгер; его строгое немецкое
воспитание не позволяло пользоваться фамильярным «папой». Резерфорд послушал
их и сказал, что этого не может быть, что это «неправдоподобно, как если бы
вы выстрелили пятнадцатифунтовым снарядом в папиросную бумагу, а снаряд
отскочил бы обратно и убил вас самих». Это его подлинные слова, и они
показывают, во-первых, как образно он видел предмет исследования, а во-вторых, как
силен был гипноз атомной модели Томсона - она и впрямь не позволяла его
сотрудникам видеть то, что они увидели.
Тем не менее, факт оставался фактом, и Резерфорд тут же и сам в этом
убедился. Отдельные альфа-частицы отскакивали от металлической фольги, словно на
что-то натыкаясь. Тогда Марсден, по совету Резерфорда, продолжил опыт,
увеличив толщину металла; вместо одной тонкой фольги взял две, потом три, потом
целую пачку. Нужно было убедиться, происходит ли отскакивание частиц и в
глубине металла, не есть ли это только поверхностный эффект. Толщина одной
фольги соответствовала, согласно модели Томсона, двум тысячам атомов. Когда
Марсден сложил пачкой пять пластинок, атомов стало десять тысяч. И все равно
процесс отскока продолжался в глубине вещества, и, чем толще становилась
пачка, тем больше частиц отлетало назад, и когда Марсден и Гейгер подсчитали их
количество, то оказалось, что, хотя оно составляет небольшую долю по
сравнению с проскочившими частицами - одна на восемь тысяч, - все же растет прямо
пропорционально толщине пачки.
Это могло означать только одно: альфа-частица на что-то наталкивалась при
своем полете, какое-то мощное электрическое поле, заряженное так же, как и
она, положительно, отшвыривало ее в сторону. Но в «пудинге с изюмом» не было

таких сил, и, значит... и, значит, «пудинг с изюмом» надо было убирать с
праздничного стола физики: старая модель Томсона не вязалась с новыми фактами.
Резерфорд не сразу пришел к такому революционному выводу, но довольно
быстро. Уже через три недели он сделал первые расчеты, ниспровергающие томсонов-
скую модель. Тем временем Марсден и Гейгер оформили свои наблюдения в виде
статьи, и летом 1909 года она была зачитана перед членами Королевского
общества в Лондоне, и, как отмечали старожилы, Марсден был самым молодым автором,
представшим перед маститыми учеными Англии. Это была не единственная радость,
которую принесла ему его неожиданная находка: он закончил Манчестерский
университет с высшим отличием, и его вклад в науку был оценен степенью бакалавра
физических наук.
К зиме 1910 года Гейгер описал свои эксперименты по рассеянию альфа-частиц,
проходящих сквозь фольгу, и отправил статью в печать. Все в этой статье было
хорошо, и все вязалось с прежним представлением об атоме, кроме некоторых
«сумасшедших» частиц, вытворяющих то, что им совершенно не положено; по
расчетам Гейгера выходило, что вероятность их отклонения на 90° была такой
ничтожной, что ее нельзя было принимать в расчет. И все же, поскольку верны
были и эксперименты Марсдена, то ее надо было принимать в расчет. Как все это
примирить, ни Марсден, ни Гейгер не знали, но это уже знал их учитель.
С февраля по декабрь 1910 года он засадил всех своих сотрудников за
эксперименты: ему нужны точные цифры, как можно больше цифр, только расчеты могут
рассеять сомнения. К декабрю их накопилось достаточно, и Резерфорд смог
взяться за вывод формулы, увязывающей эксперимент Марсдена со строением
атома. Сопоставив два очевидных факта - свободный пролет альфа-частиц сквозь
атомы вещества и редкие отклонения в сторону, - Резерфорд пришел к совершенно
новой, идущей вразрез со всеми канонами физики модели атома.
По его подсчетам выходило, что атом представляет собой не равномерно
заполненную сферу, а маленькое подобие Солнечной системы; в центре массивное
положительное ядро, а вокруг вращаются отрицательные электроны, которые
удерживаются на своей орбите благодаря центробежной силе, уравновешивающей силу
притяжения. Новая модель прекрасно примиряла казавшиеся непримиримыми опыты
Гейгера и Марсдена. Становилось ясно, почему большая часть альфа-частиц
проскакивает атом, как будто он пустой. Он и был, по существу, пустой, так как
радиус ядра получался равным одной десятитысячной радиуса среднего атома. И
становилось ясным, почему меньшая их часть меняет свой путь: это происходит в
тех редких случаях, когда частица пролетает вблизи ядра и либо сталкивается с
ним, либо отклоняется его сильным электрическим полем.
К февралю Резерфорд закончил расчеты; март ушел на то, чтобы дать
возможность Гейгеру еще раз их тщательно проверить и увязать со своими опытами; и в
апреле все было кончено: все сходилось, все было «зер гут», как сказал
Гейгер, и «о'кей», как сказал Резерфорд.
Статья Резерфорда, направленная в этом же месяце в «Философский журнал»,
орган Королевского общества, произвела такое ошеломляющее впечатление на
редакторов и на руководство Королевского общества, что ее решили, вопреки всем
традициям, печатать немедленно, тут же, вставив в уже почти готовый номер.
Для этого даже пришлось снять менее значительную статью; кому-то не повезло.
Но физике и науке в целом повезло очень: уже в майском номере журнала
появилась статья профессора Резерфорда, возвестившая о рождении новой
планетарной модели атома - будущей основы всей атомной физики.
Любопытно, что сравнительно незадолго до этого, всего тридцать лет назад,
Генрих Герц написал в письме к родителям, что ему попалась в руки научная
книга, изданная в конце XVII века, и вот тогда ученому было что делать, не
то, что теперь, в конце XIX века. «Мне иногда действительно жаль, - писал он,
- что я не жил тогда, когда еще столь многое не было открыто; правда, и те-

перь еще имеется много неизвестного, однако я не верю, что сейчас может быть
легко найдено что-нибудь такое, что может подействовать столь преобразующе на
все мировоззрение, как в то время, когда телескоп и микроскоп были еще только
изобретены!» Мало того, что сам Герц своими открытиями вскоре опроверг
собственное пессимистическое утверждение; если бы он дожил до открытия Резерфорда,
он мог бы убедиться еще раз, что физикам было что делать в конце XIX и начале
XX века.
=г - - — - -
н
% - — Ядра атома
то
-8-
то — Атом золота
о
т
>ч
С
Золотая фольга
Открытие ядра атома.
Конечно же, новую модель приняли не сразу и не все, и дело здесь не только
в том, что она шла вразрез с принятыми понятиями - ученые привыкли к
периодическому крушению идолов, - но она была еще чревата и внутренними
противоречиями, которые сам Резерфорд не смог объяснить. Он и не мог этого сразу
сделать - еще не приехал к нему ученик из Дании Нильс Бор, который устранит эти
противоречия; еще не появились работы француза Луи де Бройля, примирившего
волну с квантом; еще не взялись за расчеты немецкие физики Эрвин Шредингер и
Вернер Гейзенберг, придавшие окончательный блеск атомной модели Резерфорда -
Бора - так она стала называться после того, как ученик дополнил работу
учителя. И хотя учитель поначалу не понял того, что предложил ученик, он все же
нашел в себе мужество сначала признаться в этом, а потом разобраться в новом
открытии Бора.
Нильс Бор, крупнейший физик нашего века, вспоминает, как отреагировал его
бывший учитель на новый квантовый вариант планетарной модели атома:
«Резерфорд не сказал, что это глупо, но он никак не мог понять, каким образом
электрон, начиная прыжок с одной орбиты на другую, знает, какой квант нужно ему
испускать».
Примерно так же отнеслись некоторые крупные физики и к открытию самого
Резерфорда . Новые знания всегда трудно уложить в прокрустово ложе старых
представлений. Но, в отличие от многих своих современников, Резерфорд все же
легко усваивал новые идеи и, главное, не мешал своим многочисленным ученикам
разрабатывать их.
Я вновь хочу процитировать несколько отрывков из воспоминаний академика Ка-

пицы - кто более него знает эту сторону характера Резерфорда. Вот что пишет
Петр Леонидович: "По отношению к своим ученикам Резерфорд проявлял
исключительную Заботу. Его взгляд на учеников, схематизируя, такой - он говорил:
- Если у меня работает молодой ученый и после двух лет работы приходит ко
мне и спрашивает, что же мне делать дальше, я ему советую бросить работу в
области науки, ибо, если человек после двух лет работы не знает, что ему
делать дальше, из него не может выйти ученый.
По существу, он так резко никогда не ставил вопрос и под тем или иным
предлогом всегда находил своим неудавшимся ученикам место либо где-нибудь в
промышленной лаборатории, либо место в какой-нибудь школе или университете.
Но если человек проявлял инициативу, индивидуальность, то Резерфорд
оказывал такому человеку всяческую поддержку и внимание".
Кстати, сам Капица почувствовал это, прежде всего, на себе. "Приехав
работать к нему в лабораторию, - вспоминает он, - я сразу был поражен этой
заботливостью. Резерфорд не позволял работать дольше шести часов вечера в
лаборатории, а по выходным дням не позволял работать совсем. Я протестовал, но он
сказал:
- Совершенно достаточно работать до шести часов, остальное время вам надо
думать. Плохи люди, которые слишком много работают и слишком мало думают.
...Я помню, еще в начале своей работы в Кембридже я пришел к Резерфорду и
сказал:
- У вас работает X, он работает над безнадежной идеей и напрасно тратит
время, приборы и т.п.
- Я знаю это, - отвечал Резерфорд. - Я знаю, что он работает над абсолютно
безнадежной проблемой, но зато эта проблема его собственная, и если работа у
него не выйдет, то она его научит самостоятельно мыслить и приведет к другой
проблеме, которая уже не будет безнадежной.
...Резерфорд прекрасно понимал значение, которое для него самого имели
ученики. Для него дело было не только в том, что поднималась научная
производительность лаборатории. Он говорил:
- Ученики заставляют меня самого оставаться молодым".
И это глубокая правда. Именно молодость духа позволила Резерфорду принять,
в конце концов, новые квантовые концепции Нильса Бора, достроившего его атом.
Он не говорил, подобно лорду Кельвину, что этого не может быть, потому что он
в это не верит; поначалу только призадумался, а потом поверил и принял. И
радовался успеху своего ученика, как своему собственному.
Заслуги Резерфорда перед физикой огромны. Я рассказал лишь о некоторых его
открытиях, связанных с темой нашей публикации: либо они продолжали работы
Беккереля, либо были связаны с некоей неожиданной случайностью. Но даже в
случайно обнаруженном факте, который иной физик мог бы просто принять за
ошибку опыта или нерадивость студента, Резерфорд сразу же увидел новый смысл,
меняющий представление о строении атома.
Ведь интересно, что мысль о планетарном строении атома уже высказывалась до
него, и не один раз. Не далее как в 1901 году французский физик Жан Перрен
опубликовал статью, которая прямо так и называлась: «Ядерно-планетарная
структура атома». Два года спустя японский физик Нагаока поддержал Перрена,
приведя некоторые дополнения к его концепции. Но все эти представления были
умозрительными, авторы не могли подтвердить их экспериментами, и поэтому они
оставались лишь забавными гипотезами. А Резерфорд увидел в опыте Марсдена
конкретную структуру атома. Он словно зримо ощутил ядро и электронные орбиты
и в следующем эксперименте доказал, что его видение совершенно осязаемо. Вот
почему физики столь высоко ценят вклад Резерфорда, вот почему память о нем не
угасает со временем, и до сих пор в Монреале, в Манчестере, в Кембридже, где
он работал последние годы жизни, заведуя Кавендишской лабораторией, о нем жи-

вы и воспоминания, и легенды.
В Кембридже каждый покажет вам площадку, где по воскресеньям Резерфорд
обычно играл в гольф с друзьями; Тринити-колледж, где он обедал воскресными
вечерами в окружении многих знаменитых физиков, приезжавших к нему в гости;
каждый расскажет о знаменитой его фразе по поводу коллег с гуманитарных
факультетов, которые слишком гордятся тем, что не знают, что происходит между
тем моментом, когда они нажимают кнопку дверного звонка, и моментом, когда
звонок начинает звенеть.
Точно так же, как и каждому, кто приезжает в Лондон, даже если он не
ученый, показывают знаменитое Вестминстерское аббатство - собор святого Павла в
центре города, а в нем - простую, скромную могилу Резерфорда, похороненного
рядом с учеными, которыми Англия по праву гордится, - рядом с Ньютоном, Фара-
деем, Дарвином, Гершелем, Кельвином; это высшая почесть для ученого, которого
уже не стало в живых.
Но Резерфорд и при жизни получил, кажется, все знаки отличия, включая
рыцарское звание и звание лорда. При этом он всегда оставался скромным,
приветливым человеком, ненавидящим чины и относящимся к людям так, как они этого
заслуживали на самом деле. Когда один из коллег как-то назвал Резерфорда
лордом - что было вполне уместно, ибо дело происходило в палате лордов, -
Резерфорд ужасно разозлился. Он мог бы вполне сказать про себя словами Фарадея: «Я
просто Резерфорд». И это гораздо больше.
Его влияние на физику и физиков огромно. Не только своими исследованиями,
но и просто дружбой и вниманием он вдохновлял многих на самоотверженный труд.
Его поддержка или хвалебный отзыв значили в науке не меньше, чем иная
академическая медаль.
И поэтому, когда он назвал камеру, построенную его давним другом Чарльзом
Вильсоном, «самым оригинальным и удивительным инструментом в истории науки»,
эти слова приводят сегодня даже чаще, чем ссылку на то, что за свою камеру
Вильсон был удостоен Нобелевской премии.
При этом непременно вспоминают, что к открытию Вильсон пришел в какой-то
мере, пусть даже в очень малой, случайно - наблюдая образование туманов на
склонах Шотландских гор.
Но об этом - в следующей главе.
Глава восьмая
Судьба Чарльза Вильсона во многом схожа с судьбой Резерфорда. Он тоже
шотландец и тоже сын фермера, у него тоже много братьев и сестер, и он с детства
тоже знает нужду. Даже большую, чем Эрнест, так как в четыре года потерял
отца, который был единственным кормильцем всей семьи. Обстановка, сложившаяся в
его семье в 1873 году, когда мать оказалась с восемью детьми без всяких
средств, оставляла мало надежд на то, что когда-нибудь Чарльзу доведется быть
ученым. Но помогла разница в возрасте между ним и старшим братом Уильямом и
самоотверженность Уильяма, уехавшего в Индию, чтобы заработать денег и
посылать их на обучение малышей.
После смерти отца семья Вильсонов, продав ферму, переехала в Манчестер, где
Чарльз пошел впервые в школу. Учился он хорошо, успевал по всем предметам. Но
более других влекла его биология, и если он и мечтал когда поступить в
университет, то видел себя непременно ботаником или зоологом. А когда на
тринадцатилетие ему подарили микроскоп, и он впервые заглянул внутрь клетки, то
решил, что станет цитологом. Но ему не пришлось стать специалистом ни в одной
из областей биологии. Хотя тот день, когда он впервые посмотрел в микроскоп,
оказался знаменательным для его последующей жизни, которую он целиком
посвятил проникновению в таинства еще более далекого мира, чем мир клетки, - в мир

атомов и их составных частей.
Но вначале все шло по-иному, то есть в соответствии с детскими
устремлениями : шестнадцати лет, окончив школу, Чарльз благодаря помощи старшего брата
поступил в Манчестере на медицинский факультет Оуэне-колледжа. Правда,
врачебная деятельность не совсем то, о чем мечтал Чарльз, но все же близка
биологии и притом сулит лучшие материальные перспективы, а с этим надо считаться
- ведь не всегда же сидеть на шее брата, в семье есть дети моложе его.
Словом, Чарльз вроде бы смирился со своим выбором, но, как оказалось, хватило
его ненадолго.
Через три года он почувствовал, что не сможет быть врачом, что он просто не
имеет права им быть, ибо есть у него стремление, призвание, талант -
называйте как хотите - к исследовательской работе. Он хочет, обязан, не может не
быть - считайте как хотите - ученым.
И он покидает свой колледж, свой город, свою семью и перебирается в
Кембридж, в единственное, с его точки зрения, место, где можно учиться. У него
еще не все потеряно, ему лишь девятнадцать лет, и он надеется достойно сдать
экзамены в Сидней-Суссеке-колледж, один из лучших колледжей Кембриджа, и
тогда он получит стипендию и сможет учиться здесь, где рядом творят лучшие умы
Великобритании, где даже воздух кажется пропитанным исследовательским духом,
где ежегодно случаются научные открытия.
И все выходит точно так, как он хотел, потому что он очень сильно этого
хотел. Экзамены - на «отлично»; стипендия небольшая, но есть; комната в
общежитии скромная, но предоставлена; жизнь прекрасна, будущее радужно.
Четыре года обучения физике пролетают незаметно. Быстро уходят в прошлое
долгие дни занятий, сидение на лекциях и в библиотеках, отсиживание на шумных
вечеринках, обязательных для каждого студента и тягостных для застенчивого
Вильсона. Вот уж Чарльз сдал экзамены; вот он уже получил диплом физика, о
котором так мечтал, - быстро, ах, как быстро летит время! - вот он
перетаскивает свой скромный багаж из маленькой каморки общежития в маленькую же
комнатку частного пансиона; вот он первый раз входит в лабораторию, куда
назначен демонстратором по физике и химии; вот урывками между исполнением своих
непосредственных обязанностей проводит первую свою исследовательскую работу,
о которой столько мечтал, - быстро, ах, как быстро летит время! - вот сдает
он в журнал первую статью, вот собирается начать еще один эксперимент - и
вдруг все остановилось. Словно стоп-кадр на экране, все замирает для него в
тот день, когда он получает письмо с сообщением о смерти Уильяма.
Все остальное происходит медленно, как в мучительном утреннем сне: письмо к
матери, где он сообщает о своем решении заменить брата и для этого оставить
науку, которая никак не может прокормить всю его семью, так как еле кормит
его одного; отказ от должности в Кембридже; переговоры с дирекцией Бреттфорд-
ской школы, где ему предлагают место помощника учителя с полным пансионом,
так что зарплату можно будет посылать домой; и прощальные визиты к коллегам,
и снова упаковка чемоданов. И вдруг, опять нарушая ритм, сбивая темп,
приходит неожиданное решение - перед началом новых обязанностей хоть на две недели
подняться в горы, словно Чарльз предчувствует, как он будет задыхаться в
атмосфере маленькой школы.
Но пойти туристом он не может - это ему уже не по карману, и он нанимается
на полмесяца, оставшихся от каникул, в обсерваторию, расположенную на горе
Бен-Невис, что в переводе значит «Снежная гора», - высочайшей вершине
Шотландии, да, пожалуй, и всей Англии.
Эти две недели, две короткие недели, из которых начало ушло на привыкание к
новым людям - как дела там, в далеком Кембридже, как поживает Икс, женился ли
Игрек, защитил ли диссертацию Зет - и к новым условиям работы: высокогорный
воздух разрежен, нет воды, нет удобств, по ночам холод, подъем в четыре три-

дцать, чтобы успеть к восходу солнца, - всё это время пролетело незаметно.
Незаметно для всех постоянных сотрудников, живущих здесь давно и привыкших
уже к бескрайним горизонтам, открывающимся с горы, и к торжественным закатам,
и к потрясающим оптическим эффектам, сотворяемым природой с помощью всего
двух составляющих - солнечного света и облаков. Но в душе Вильсона, в его
памяти они оставили неизгладимый след, столь яркий, что он вспоминал об этих
двух неделях в своей нобелевской речи, признав, что именно с Бен-Невис
начался его путь в науке, приведший, в конце концов, к созданию камеры Вильсона и,
как следствие, к получению данной высокой награды.
Что же поразило там, в облаках, двадцатипятилетнего физика, сменившего
лабораторию на школьный класс, что подтолкнуло его к той единственной из
миллиона дорог, которая вела к истинной цели, к цели его жизни? Радуга,
возникшая вокруг тени, упавшей на облако, - неважно, чья это тень, горы или его
собственная. И хотя в учебнике физики это оптическое явление было описано и
даже наименовано броккеновским спектром - по названию горы Броккен в
Германии, где впервые ученые наблюдали сие чудо природы, - о сути его, о причинах,
его вызывающих, там ничего не говорилось; не говорилось потому, что не было
известно. И когда Чарльз потом, спустившись на землю, перелистал одну,
другую, третью книгу и не нашел объяснения увиденному явлению, он решил, что
ответит себе на все вопросы сам.
Ему вначале казалось, что для этого будет достаточно даже скудного
оборудования школьного кабинета. Но, увы... Исследовательская деятельность, затеянная
почти тайком, полукустарно, после утомительных занятий ничего не давала. Так
же ничего не давало и преподавание - ни уму, ни сердцу. Детским умам и
сердцам повезло больше, они получили учителя геологии - да, да, геологии, других
вакансий не было, - не похожего на других преподавателей, увлекавшегося своим
рассказом настолько, что не замечал их проделок. Как он был похож в эти часы
на Эрнеста Резерфорда, на Андре Ампера, на других великих ученых, вынужденных
по воле судьбы какое-то время быть школьными учителями, хотя их кипучая,
экспансивная по отношению к знанию натура не могла смириться с пассивной ролью
рассказчика, она властно звала их переделывать то, о чем они говорили -
сокрушать и созидать, сокрушать старые истины и созидать новые.
И Вильсон слышал этот зов. Он объяснял детям строение гор, а сам думал о
сиянии на Бен-Невис; он говорил о периодах прошлой жизни Земли, а сам мечтал
о том будущем периоде, когда он вернется в науку; он рисовал мелом на доске
уводящие в глубь земли геологические разрезы, а мыслями убегал к белым
облакам, скрывавшим в податливой призрачности тайну своего образования. И чем
дольше длилась эта напряженная внутренняя борьба с самим собой - себя
сегодняшнего с собой завтрашним, - тем ближе становилось это завтра, тем яснее
понимал Чарльз, что так он долго не вытянет, что его место все-таки в
Кембридже. И когда минуло полтора года его учительствования, когда в Бреттфорд
пришла весна, и сама природа звала к обновлению, Вильсон неожиданно для всех
и даже немного неожиданно для самого себя подал заявление об отставке.
Он сделал это импульсивно, ни с кем не договорившись о новой работе, не
надеясь даже, что она его ждет в Кембридже; но бывают, вероятно, в жизни такие
минуты, когда человек действует, как говорят в геометрии, способом от
противного. Вильсон не знал, куда его приведет стезя, но он знал, с чем надо
покончить. И он сделал это - на свой страх и риск, и к ужасу матери и к
величайшему счастью науки.
В марте 1895 года он вновь появился в Кембридже. Всегда скромный, а сейчас
и вовсе смущенный, он начинает обивать пороги колледжей в поисках работы -
любой.
Ему довольно быстро повезло: медикам нужен был демонстратор. Что ж, медикам
так медикам, решил Вильсон, какая разница, кому служить, если поклоняешься

одному богу - физике. И препаратор медицинского колледжа, как недавно
школьный учитель геологии, старался использовать каждую свободную минуту, чтобы
внести свою лепту в сооружение великого храма науки.
Он оказался однолюбом в науке: заинтересовавшись раз одним явлением -
конденсацией облаков, - он занимался им, в разных аспектах, практически всю
жизнь.
Вначале это даже некоторым казалось упорством маньяка, не желающего видеть
ничего вокруг, изучающего какие-то архаичные вопросы физики, в то время как
мир вокруг бурлит новыми открытиями, переворачивающими все устоявшиеся
представления .
В самом деле, через семь месяцев после приезда Вильсона в Кембридж, Рентген
открыл свои лучи, затем появились лучи Беккереля, затем работы Томсона по
строению атома, затем открытия его ученика Эрнеста Резерфорда по
радиоактивному распаду альфа-частиц, а тихоня Си-Ти-Ар, как называли Вильсона физики по
инициалам его имени Чарльз Томас Рис, все возится со своими облаками.
Спустись с облаков на землю, говорили ему коллеги, погляди, что творится вокруг.
Но зря они говорили все это; во-первых, Вильсон прекрасно чувствовал себя в
своих облаках, во-вторых, как вскоре выяснилось, он при этом прочно стоял на
земле, прочнее многих других любителей сенсаций, а главное, он был прекрасно
осведомлен обо всех новых открытиях, более того - немедленно использовал их в
своей работе.
Когда в марте 1895 года Вильсон начал свой путь к камере, носящей его имя,
он располагал лишь самыми начальными сведениями о причинах образования
тумана . Постепенно он расширял круг своих знаний: познакомился с работами
английского ученого Айткена, французского физика Кулье и немца Кисслинга,
пролившими некоторый свет на этот туманный во всех смыслах вопрос. Вильсон узнал, что
туман или облака, которые обычно образуются из влажного воздуха, когда
понижается его температура или уменьшается его давление, представляют собой
скопление капелек влаги. В свою очередь, эти капельки состоят из скопления
молекул воды, которые вынуждены сгруппироваться, если их количество превышает
потолок, соответствующий данной температуре, давлению и объему. Стоит расширить
воздух, понизится температура и произойдет конденсация паров воды - ее капли
упадут на землю, если это произошло в воздухе; если же это произошло на
стенке стакана с холодной водой, стекут по стеклу одинокими слезками. Но есть
условия, при которых облака все-таки не проливаются дождем или даже вообще
рассеиваются, - это когда воздух столь чист, что в нем нет ни пыли, ни частичек
соли, испарившихся из океана, - словом, когда нет центров конденсации,
площадок, на которых встречаются парящие в воздухе свободные частички влаги.
Для начала Чарльз собственноручно повторил работы своих предшественников,
чтобы собственноручно во всем убедиться, для чего соорудил специальную
туманную камеру - нечто вроде стеклянного цилиндра с поршнем, который можно
перемещать и менять, таким образом, давление паров воды.
Первая камера была маленькой, со стакан, но точность проведенных на ней
измерений - весьма высока. Проведя цикл исследований, касающихся связи
конденсации с чистотой воздуха и его расширением, Вильсон написал по этому поводу
маленькую статейку и послал ее в «Труды Кембриджского философского общества».
Дальше надо было переходить к самостоятельным работам, к проверке
собственных идей, а они еще недостаточно сформировались в представлении Чарльза. То
есть он знал, что его интересуют оптические и конденсационные процессы,
происходящие в атмосфере, но не знал точно, с какой стороны к ним подойти, за
что зацепиться, какую генеральную идею положить в основу опытов.
Что делает ученый, когда генеральной идеи нет? Он идет ощупью, пытаясь
самими экспериментами нащупать верную дорогу, взаимосвязь явлений. Иногда на
помощь приходит случайное наблюдение, какой-то намек, увиденный вдруг в чем-

то очень обыденном, или новое открытие, дающее новые экспериментальные
возможности .
Собственно, вот на эту стезю и вступил Вильсон во второй половине 1895
года . Началось все с того, что на время студенческих каникул он решил еще раз
съездить в шотландские горы. В июне он вновь очутился в местах, столь
памятных его сердцу, где когда-то зародились его первые научные интересы, и где
теперь им суждено было обрести более отчетливую форму.
Произошло это 2 6 июня, в тот день, когда Чарльз взобрался на вершину горы
Карн-Бор-Дирг, по соседству со старой знакомой Бен-Невис. Вдоволь
налюбовавшись открывающимся прекрасным видом и не сумев рассмотреть, как следует,
снежную макушку Бен-Невиса, покрытую на сей раз облаками, он собрался
спуститься вниз, как вдруг услышал раскаты грома - начиналась гроза. Не успев еще
оценить обстановку и испугаться - гроза в горах дело не шуточное, - Чарльз
вдруг почувствовал, что его волосы становятся дыбом, но не от испуга (я ж
сказал, он не успел испугаться), а от действия грозового электричества,
насытившего воздух настолько, что волосы ученого вытянулись вдоль силовых линий
электрического поля.
Вот только тогда Чарльз понял, что ему грозит, и помчался со всей силы
вниз, под прикрытие какой-нибудь скалы. Он вовремя ретировался, и молния,
ударившая в вершину, расплавила лишь камень. Но след от этого буйства стихии
остался и в самом Вильсоне - в виде новой идеи, мелькнувшей в его голове в
тот момент, когда на ней поднялись дыбом волосы. Идея была проста, но, как
оказалось, очень плодотворна. Надо проверить, подумал Вильсон, как влияет
электрическое поле на процессы образования тумана.
Вот так и родилась та первая, пока еще не оформившаяся мысль, та зацепка,
которой не хватало ученому. Ее принес случай. А вторая, сделавшая туманную
идею реальной программой, появилась в тот день, когда Вильсон узнал об
открытии Рентгена. Так наблюдение, родившееся в случайной поездке, и новое
открытие, родившееся из случайного наблюдения, пересекшись, воплотились в
эксперимент, поставленный Си-Ти-Аром в феврале 1896 года.
Эксперимент был прост, как все, что делал Вильсон. Он взял свою туманную
камеру и поставил около нее рентгеновскую трубку. А дальше очистил воздух от
пыли и стал расширять объем камеры. При определенной степени расширения,
когда туман уже давно должен был бы образоваться, его все еще не было, чего и
следовало ожидать, поскольку воздух был очищен. А потом Вильсон взял да и
включил рентгеновскую трубку, и посмотрел в камеру - она заполнилась густым
туманом, чего ожидать он никак не мог. Сначала Чарльз действительно подумал,
что могло произойти случайное совпадение; два последовательных события не
обязательно связаны между собой причинной связью, хотя такая ситуация и
наводит на некоторые подозрения; как остроумно заметил Лион Фейхтвангер, если
человека ссылают на остров Святой Елены, это еще не значит, что он Наполеон.
Поэтому дальше Вильсон, что также вполне естественно, несколько раз повторил
свой опыт, слегка меняя его, и каждый раз регистрировал один и тот же
результат : лучи Рентгена вызывали конденсацию тумана в таких условиях, в которых
ему образовываться не полагалось.
Отсюда можно было сделать только один вывод: рентгеновские лучи, проходя
сквозь воздух камеры, образуют там какие-то центры конденсации.
Пока Вильсон раздумывал, что это могут быть за центры, пришло новое
сообщение : рентгеновские лучи ионизируют воздух. Значит, вот оно в чем дело;
центрами конденсации, по-видимому, служат ионы или электроны, сорванные с
атомов . Но как проверить это предположение?
Чарльз долго колеблется: он, кажется, знает, что надо сделать - не для
проверки гипотезы, а для получения совета, как ее проверить, - но не решается
вначале. Но, в конце концов, поборов свою застенчивость, отправляется к Том-

сону, директору Кавендишской лаборатории.
Джи-Джи понравились опыты молодого ученого, и понравился сам ученый,
особенно тем, что он делал физические эксперименты после основной работы в
медицинском колледже. Да и результаты говорили сами за себя. Просуммировав оба
впечатления, профессор пришел к двум выводам: во-первых, надо подумать над
гипотезой молодого и, несомненно, талантливого ученого и, во-вторых, надо
подумать о его дальнейшей судьбе.
Первое решение удалось осуществить быстрее: Томсон почти сразу же нашел
способ, как проверить, замешаны ли ионы в конденсации влаги. Он предложил
Вильсону поместить камеру в электрическое поле; оно должно притянуть
заряженные ионы, расчистить от них воздух, и дальше можно посмотреть, что получится:
образуется туман, - значит, не в них дело, не образуется - они причина.
Вильсон , вероятно, расстроился даже: как же самому ему не пришла в голову такая
простая идея - ведь несколько месяцев назад сама природа подсказала ему этот
путь. Уже поздно сожалеть об упущенном, сейчас надо действовать, и побыстрее.
Вильсон строит новую камеру. Внутрь аккуратно, соблюдая строгую изоляцию,
вводит металлический диск. На него подается ток от одного полюса батареи,
другой полюс подсоединяется к латунной крышке самой камеры. Таким образом,
внутри нее при замыкании контактов создается электрическое поле, он назвал
его очищающим. Впрочем, если соблюдать последовательность событий, надо
признать , что назвал он его так после эксперимента, а не до, после того, как
убедился, что оно действительно очищает камеру от ионов.
А убедился Чарльз в этом очень быстро. Когда ток был включен, никакие
рентгеновские лучи не могли вызвать досрочное образование тумана. Следовательно,
исходная гипотеза была справедлива: центрами конденсации могут быть не только
частички пыли, но и ионы.
Когда двадцатисемилетний Вильсон принес сорокалетнему Томсону результаты
своего первого серьезного открытия, Джи-Джи сообщил Си-Ти-Ару приятную
новость: по его, Томсона, ходатайству, Кембриджский университет назначил
молодому физику на три года стипендию имени Максвелла, что давало ему
возможность, на этот период времени, во всяком случае, бросить свою работу
препаратора, и отдать себя целиком любимому делу.
Интересно, что судьбы Резерфорда и Вильсона продолжают все время
пересекаться: та же поддержка Джи-Джи; стипендия, дающая возможность работать;
склонность к опытам, а не к теориям; недаром они с Эрнестом стали большими
друзьями. Да, и еще одно сходство: оба крайне чувствительны ко всяким
новшествам . Вспомните. Резерфорд: появились лучи Рентгена - он работает с ними ;
появились урановые лучи - и они идут в дело. Точно так же ведет себя и
Вильсон: свое первое открытие он сделал на рентгеновских лучах, но как только
появились лучи Беккереля, он повторил его и на радиоактивном излучении, оно
также вызывало ионизацию. Дальше последовали еще две работы, где в качестве
ионизирующего агента выступал ультрафиолетовый свет, потом еще одна, где
сравнивались положительные и отрицательные ионы с точки зрения их
конденсационной способности.
И так незаметно проходят последние годы XIX века - великого века новых
физических открытий, и наступает XX век, не менее великий для физики.
Для Чарльза, тихонько корпевшего над своими облаками, его начало было
знаменательно тем, что Королевское общество избрало его своим членом. В тридцать
один год - академик? Вильсон - крупный специалист по мелкой проблеме? Си-Ти-
Ар, простой демонстратор, даже не профессор? Да, да, да - молодой, не
профессор, специалист в области пока ограниченной, но крайне важной для физики, а
вскоре - неограниченной по своему применению. Конечно, положение Вильсона в
Кембридже, его замкнутость, его прямо-таки рабская привязанность к одной теме
давали повод и для таких вопросов, и даже для дружеских шуток. Быть может,

самая острая, хоть и самая добродушная принадлежит не кому иному, как
Резерфорду, любовь которого к Вильсону все хорошо знали.
Вернувшись как-то после долгого отсутствия из Австралии, Эрнест на
традиционном воскресном обеде в кругу близких произнес нечто вроде тоста в честь
Вильсона. «Перед отъездом из Кембриджа, - сказал он ухмыляясь, - я зашел
попрощаться с моим старым другом Си-Ти-Аром. Он у себя в лаборатории методично
шлифовал вручную большую глыбу стекла. За этим занятием я и оставил его.
Первый, кого я увидел, вернувшись после нескольких месяцев отсутствия, был мой
старый друг Си-Ти-Ар, который все еще шлифовал большую глыбу стекла».
Этот спич был произнесен в более поздние годы, чем избрание Чарльза в
Королевское общество, но характер самого Вильсона и характер его работы были
точно такими же, с той лишь разницей, что он еще не сделал своего великого
открытия, которое так много изменило в физике и так мало изменило в облике и
образе жизни самого автора. Но поскольку это произошло спустя десять лет
после того, как Вильсона избрали в Королевское общество, этого срока было
вполне достаточно, чтобы странность Вильсона в глазах коллег превратилась в
чудачество . Таланту прощают любые чудачества, а простому смертному, даже если он
академик, - не очень-то. А то, что Вильсон оказался талантливым ученым,
подарившим физикам один из могущественных инструментов познания, стало ясно
только после того, как в апреле 1911 года в «Трудах Королевского общества»
появилась маленькая заметка, размером всего в три страницы. Она имела
ошарашивающий заголовок: «Метод, позволяющий сделать видимыми траектории ионизирующих
частиц в газе», и содержала, кроме того, две ошеломляющие фотографии, на
которых и в самом деле видны следы частиц. Частиц, которые до этого
существовали только в воображении исследователей.
Собственно, само открытие произошло на месяц раньше, а родилось оно - в
голове Вильсона - еще раньше, в конце 1910 года. Об этом можно судить довольно
точно, так как Чарльз вел записные книжки, и вот в одной из них, относящейся
к 1910 году, есть заметка, датированная 24 декабря. Она имеет заголовок, что
свидетельствует о серьезности, с какой хозяин книжки относился к своим
записям. Так вот, заголовок ничего особенного еще не сообщает далеким потомкам,
нам, то бишь получившим возможность заглянуть в тайны творчества благодаря
любезности жены Вильсона, которая недавно подарила пятьдесят две записные
книжки мужа библиотеке Королевского общества. Пятьдесят две книжки за сорок
пять лет - примерно по одной в год, хотя важна тут не голая арифметика, а
прямо-таки непостижимая тщательность, с какой Вильсон фиксирует все, что
происходило в его научной жизни, - от робких идей до окончательных выводов. И
вот среди прочих записей, относящихся к первой категории - к робким идеям, мы
и находим ту, сделанную 24 декабря, замаскированную невинным заголовком
«Современное состояние работ в области расширительных камер» и содержащую
поистине революционную для физики мысль о возможности видеть атомные частицы.
Вот эта мысль: «Если предположить, что удастся преодолеть трудности
фотографирования, то можно будет увидеть след альфа-частиц, который должен
включать в себя центральный стержень из капель, образовавшихся на положительно
заряженных ионах, и окружающее этот стержень более рассеянное облачко из
капель , образовавшихся на отрицательных ионах».
Почему же запись появилась именно тогда - не раньше и не позже? Что это,
игра случая или какая-то закономерность - переход количества в качество,
когда сумма долгих раздумий, наблюдений, опытов выливается, в конечном счете, в
новую идею? По-видимому, второе утверждение более справедливо. Хотя на него
легко возразить; что способность ионов быть центрами конденсации Вильсон
обнаружил еще в 1896 году, - что же мешало ему сразу сделать столь нужное науке
предположение? Многое мешало. Я оставляю в стороне даже его собственную
медлительность , хотя это непременно следует учитывать; в конце концов, каждый из

нас таков, каков он есть, и не стоит человека, имеющего рост 165 сантиметров,
упрекать в том, что он недостаточно хорошо играет в баскетбол. Вспомним лучше
состояние вопроса - давало оно повод к подобным смелым попыткам? Вначале,
конечно же, нет. Ведь когда Резерфорд открыл альфа- и бета-лучи, он не знал
сначала, что они из себя представляют. Только в 1909 году он твердо доказал,
что альфа-частицы - ионизованный атом гелия. А когда стало ясно окончательно,
что атом делим? Примерно в то же время, чуть раньше. Но как же мог Вильсон
размышлять об атомных частицах, если их существование еще не было доказано?
Естественно, что его первые раздумья на этот счет относятся к тому же
времени; раньше проблема еще не созрела не только для решения, но даже для
постановки . Не Вильсон не созрел - проблема.
Зато как только он узнал об открытии своего друга Эрнеста, доказавшего
существование атомных частиц, не видя их непосредственно, вот с этого момента,
мне кажется, Вильсон начинает задумываться над тем, как увидеть то, что никто
еще не видел.
Это было, конечно, раньше, чем появилась та знаменитая запись; но он просто
не мог записать то, что еще не оформилось окончательно в его сознании. И
потом, он не знал главного: а удастся ли вообще сфотографировать след частицы,
даже если она и вызывает конденсацию влаги?
Поэтому дальше пошло скучное дело - поиски новой конструкции камеры, где
можно было бы видеть конденсацию, и освещать ее как-то, и приладить
фотоаппарат. И поскольку Вильсон все делал сам, своими руками, нетрудно представить,
сколько на все нужно было времени.
Наконец не выдержал уже сам Чарльз. Больше он просто не мог ждать. И хотя
конструкция камеры еще не была доведена до приемлемого состояния, он решил
попробовать: а вообще получится ли хоть что-нибудь? Потом он сам признался,
что поначалу мало рассчитывал на успех.
И настало утро 18 марта, когда педантичный Вильсон в первый раз, кажется,
махнул рукой на свою педантичность и решился поставить опыт на аппаратуре, не
доведенной до кондиции. То ли весна на него подействовала, как тогда, в 1895-
м, когда он бросил школу, то ли любопытство подстегивало, но он решился.
Набрал в камеру влажный воздух, поставил рядом рентгеновскую трубку, приладил
яркую лампу и - будь что будет! - начал опыт. В конце дня в дневнике
появляется запись: «Облака прерывистые, состоящие из множества отдельных клубков».
Значит - правда, значит - можно их видеть, эти невидимки. Он ликует в душе, а
рука, годами приученная к осторожности, сама выводит сухую фразу: «Не
являются ли эти клубки следами лучей?»
Интересно, а чем они еще могут являться? Я думаю, Вильсон сам уже прекрасно
понял, что гряды микрооблаков у него в камере - следы быстрых электронов,
рожденных рентгеновским излучением. Но признаться в своем неописуемом восторге
по поводу этого события он в тот день не мог. И только спустя много лет,
вспоминая 18 марта, произнесет столь необычные для него слова: «Я пришел в
неописуемый восторг». А тогда, в 1911-м, он заставил себя быстро выйти из
несвойственного ему состояния и заняться усовершенствованием опыта, сулившего
небывалые перспективы.
20 марта 1911 года, 48 часов спустя. Новая запись, и вновь без каких-либо
следов восторга: «Лучи можно различать значительно яснее. Они стали
исключительно отчетливыми... Смотрел сверху. Наблюдаются отдельные лучи, во многих
случаях в виде чрезвычайно тонких линий, особенно четких там, где они
расходятся от места расположения источника».
В тот же день, позже, он решил попробовать сфотографировать следы. Не
потому, что думал, будто ему не поверят и потребуют доказательств, хотя и
предполагал такую ситуацию; просто понимал, что фиксация следа частиц открывает
новые возможности для их исследования.

Фотографии получились поначалу не очень качественными, но получились.
Получились ! След частицы обрел материальное воплощение, он выглядел уже не как
химерические россыпи капелек, увиденные на короткое время напряженным и
усталым глазом, а как документ, как паспорт частицы.
Дальше дни неслись как в тумане, словно сам Чарльз оказался запертым в
душной камере. Он ставил опыт за опытом, пытаясь найти способ улучшить
фотографию, сделать след более отчетливым. Наконец он понял, в чем дело: электроны,
рождаемые рентгеновскими лучами, слишком малы и слишком: быстры; он вспомнил
свои прежние опыты с ураном - вот что ему нужно сейчас: тяжелая, сильно
заряженная альфа-частица, способная пролететь в воздухе семь-восемь сантиметров,
разбивающая вдребезги на ионы и электроны полмиллиона атомов, попадающихся на
ее пути; вот кто должен оставить четкий автограф в туманной камере. И Вильсон
взял тонкую иглу, поместил на ее кончик крупицу радия и ввел в свою камеру. И
тотчас же ионы обволоклись капельками влаги, через мгновение, через считанные
доли секунды капельки стремительно набухли до видимых размеров, и в окошке
камеры возник веер четких следов; и это тот миг, когда Вильсон смог, наконец,
сказать словами Гёте: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно». Оно и в самом
деле было прекрасно: тысячи белых лучей протянулись от кончика иглы, словно
от маяка в тумане. И так же как маяк в непогоду и ночью указывает кораблям
правильный путь, так и следы атомных частиц указали ученому путь, по которому
должна была пойти его дальнейшая работа.
После нескольких дней мучений со светом, фотоаппаратом, фотопластинками
были получены четкие фотографии следов альфа-частиц, которые можно было
обнародовать. Вильсон, торопясь, набрасывает короткую заметку, прикладывает к ней
две наиболее удачные фотографии, одну - полученную с помощью рентгеновских
лучей, другую - с помощью радиоактивного излучения, и отсылает пакет в «Труды
Королевского общества».
Он прекрасно понимает, какое впечатление произведет его сообщение, особенно
фотографии, и поэтому не свертывает работу в ожидании поздравлений; наоборот,
он знает, сколько вопросов посыплется от коллег. Он позволил им заглянуть в
невидимый мир, о существовании которого они знали, но который никто не видел.
Поэтому он торопится усовершенствовать систему, добиться лучшего качества
снимков, составляет подробное объяснение открытого им явления. Он не мог при
этом воспользоваться прекрасным примером, которым пользуются сегодня физики,
объясняя принцип работы камеры Вильсона, - примером с реактивным самолетом,
летящим так высоко, что его самого не видно, но виден белый туманный шлейф,
оставленный им в стратосфере: капельки влаги, сконденсировавшиеся на
продуктах сгорания топлива. Он описывает свою камеру в иных, менее образных
выражениях; он делает снимок за снимком, пытаясь поймать альфа-частицу в разные
моменты ее короткой жизни, в разных ракурсах. Он отбирает девятнадцать самых
лучших фотографий, составляет подробнейшую схему самой камеры, описывает во
всех деталях методику получения частиц и их фотографирования и только тогда,
отправив все это в печать, немного переводит дух. Теперь он сделал главное:
он дал возможность каждому физику самому построить такую же камеру и получить
такие же снимки, а также любые другие, какие понадобятся.
Он знает, что возможности его камеры этим не исчерпываются. Он
фотографировал те частицы, которые были известны тогда, и которые можно было легко
получить . Но кто знает, может, частиц больше, и теперь их удастся обнаружить,
поймать за хвост - это вульгарно звучит, но довольно точно отражает суть, ибо
на пластинке видна не сама частица, а ее траектория, трек, как говорят
физики. Конечно, сам Вильсон не мог предвидеть все грандиозные последствия своего
открытия. Можно смело сказать, что вся физика элементарных частиц и
космических лучей родилась в камере Вильсона.
Когда Резерфорд узнал об открытии своего друга, он, говорят, обрадовался,

как ребенок. Он радовался и за Чарльза - наконец тот проявил свой
медлительный талант; и за себя - наконец он видит свои альфа-частицы и их отклонение;
и за физику - наконец найден способ останавливать прекрасные и важные
мгновения .
Спустя несколько лет, когда, казалось, уже спал ажиотаж, вызванный
неожиданным открытием тихони Си-Ти-Ара, и к нему, к открытию этому, могли бы уж
вроде попривыкнуть, Резерфорд по-прежнему не переставал восхищаться: «Это
было замечательное достижение, позволившее увидеть во всех деталях то, что
происходит с частицами, когда они пролетают через газ. Каждый, кто обладает хоть
каким-то воображением, при виде стереофотографии треков быстрых альфа-частиц,
протонов или электронов, не может не восхищаться совершенством, с которым
зарегистрированы все подробности их коротких жизней, полных драматических
событий. Камера Вильсона стала бесценным помощником самых разнообразных
исследований. Этот прибор является в некотором роде высшим кассационным судом,
которому экспериментатор может полностью довериться. Ни один человек, наделенный
самым ярким талантом научного предвидения, не смог бы предсказать всех
способностей этого прибора, обладающего столь исключительным могуществом и
неисчерпаемыми возможностями».
В этом высказывании все, даже стиль, необычный для ученого, говорит о
великом восхищении человека, которого трудно было чем-нибудь потрясти - слишком
велики были его собственные озарения.
Не только Резерфорд - все ученые были изумлены открытием Вильсона, таким
простым, таким доступным каждому, что просто диву можно даться, как это
никому раньше в голову не пришло. Даже Рентген, сам Рентген, который к концу
жизни, увы, весьма скептически относился ко всему новому в физике, и тот сразу
же оценил по достоинству камеру Вильсона.
Но странное дело: поизумлявшись вдоволь, большинство ученых несколько
поостыли к камере, словно пресытившись новой игрушкой. Наверное, они и восприняли
ее вначале как забавную игрушку, не более; иначе почему же лет десять еще она
не стала настольным инструментом каждого физика? Наверное, какая-то
объективная причина существовала; может быть, даже не одна.
Прежде всего - фактор новизны метода: не каждый способен повторить все у
себя; как ни подробно описывал Вильсон все детали, очень многое зависело
поначалу от самого исследователя, от его экспериментального мастерства. Потом
такое парадоксальное обстоятельство, как отсутствие массового потребителя; в
те годы камерой всерьез мог заинтересоваться лишь физик, занимающийся
атомными частицами; но частиц было открыто вначале раз, два - и обчелся, и для них
как раз треки уже были получены. А новые частицы не были открыты, пока физики
не взяли в руки камеру Вильсона, - и получается заколдованный круг; чтобы его
разорвать, нужно время.
Еще одно соображение, которое можно выдвинуть для объяснения ненормально
малого спроса на камеру: их поначалу не выпускала промышленность. А
промышленность не осваивала новый прибор потому, что на него не было большого
спроса - и вот еще один порочный круг, который тоже надо разорвать и на что тоже
нужно время.
Вообще история с внедрением камеры Вильсона - одна из самых нелепых в
истории естествознания: физики, постоянный авангард науки, на этот раз поплелись
в хвосте событий.
Может, поэтому, когда, наконец, положение нормализовалось, они, словно
наверстывая упущенное, набросились на камеру прямо с каким-то исступлением и,
словно компенсируя прежнее невнимание, получили с ее помощью целый каскад
новых открытий.
Но для этого понадобилось еще несколько исследований самого Вильсона,
усовершенствовавшего камеру к 1923 году и получившего еще более четкие и убеди-

тельные фотографии треков частиц. Понадобилось решение Нобелевского комитета,
присудившего в 1927 году премию по физике Чарльзу Томасу Рису Вильсону «за
открытие метода, позволяющего посредством конденсации паров видеть траектории
полета заряженных частиц».
МАГНИТНО' ПОПС
Схема камеры Вильсона.
Любопытно, что к этому времени относится и служебное повышение самого Си-
Ти-Ара. Ведь до 1925 года он занимал должность всего лишь старшего
демонстратора по физике. Это Вильсон - изобретатель камеры Вильсона! Ну не странно ли
и не грустно: только в 1926 году сработала бюрократическая машина, и
пятидесятисемилетнему ученому было присвоено звание профессора. Зато потом все
посыпалось сразу: на другой год Нобелевская премия, тут же - избрание вице-
президентом Королевского общества. Как говорится: «Не было ни гроша, да вдруг
алтын».
Может быть, такая задержка с официальным признанием вызвана благими
намерениями - попыткой соблюсти максимальную объективность, а ничто так не
способствует данной цели, как проверка временем, но все же было бы, право, лучше,
если б разрыв не был огорчающе большим. Правда, мы можем утешиться в данном
случае тем, что известны примеры, когда Нобелевская премия присуждалась
спустя пятьдесят лет после открытия. Так что можно считать, что Вильсону еще
повезло. Это что касается премии; а вот по поводу его должностных неурядиц, по-
видимому, кроме уже названного и несомненного бюрократизма, может
существовать только одна объективная причина.
Дело в том, что Вильсон, несмотря на свою максимальную собранность и
аккуратность , не умел читать лекции, а этот талант при назначении на должность
профессора очень даже учитывается. Один из продолжателей дела Вильсона,
английский физик П. Блэккет, с огромной симпатией относившийся к нему, вынужден
был признать: «За его речью трудно было следить, его записи на доске было
трудно понять». Но тут же Блэккет добавляет, что, когда он «заставил себя
аккуратно конспектировать лекции Вильсона, впоследствии оказалось, что это были
чуть ли не единственные записи моих студенческих лет, к которым я потом
неоднократно обращался». То есть мнение о нем как о неважном лекторе было
поверхностным - он не был эффектен на кафедре, не был остроумен у доски, но разве
только эти качества нужны лектору? Нет, конечно. Но они нужны совету
университета для присуждения профессорского звания.

Сам Вильсон, в отличие от нас, переживающих его неудачи, был глубоко
равнодушен к своей карьере. Он делал свое дело - шлифовал «свою большую глыбу
стекла» - и был счастлив. Тот же П. Блэккет сказал о нем, что «из всех
великих ученых нашего века он был, пожалуй, самым мягким и спокойным, самым
равнодушным к почестям и славе».
Всю свою долгую жизнь - Вильсон прожил девяносто лет - он неторопливо и
методично делал то, что считал для себя и науки важным. За девяносто лет он
опубликовал всего сорок шесть статей - столько имеет в активе иной молодой
ученый, - но каждая из них может служить образцом. Свою последнюю работу,
посвященную своему первому научному увлечению, пронесенному через всю жизнь,
Вильсон опубликовал в августе 1956 года, когда ему было восемьдесят семь лет.
На двадцати страницах был подведен итог многолетних наблюдений за
электрическими явлениями при грозах. В эти сжатые страницы вместилось всё: и походы в
горы Шотландии, где он расставлял свои электрометры прямо во время грозы,
хоть это было довольно опасно; и полеты на маленьком самолете, на которые он
решился в восемьдесят шесть лет, чтобы рассмотреть грозовые облака, хоть это
очень опасно; и расчеты, и выводы из них.
Размеренная жизнь, постоянные походы в горы, любовь к природе, отсутствие
какой-либо тщеславной суеты помогли Вильсону сохранить удивительно крепкое
здоровье. Он серьезно заболел, кажется, всего один раз - в девяносто лет, да
и то, верно, это была не болезнь, а просто исход жизни.
Он оставил после себя добрую и долгую память, которая будет существовать
столько, сколько просуществует камера Вильсона - «самый оригинальный и
удивительный инструмент в истории науки», как назвал ее Резерфорд, а ведь он, как
известно, редко ошибался в своих предвидениях.
Глава девятая
Я предупреждал в самом начале, что нам придется немало постранствовать по
разным государствам и эпохам. Только что мы были в Канаде и Англии, до этого
- во Франции, а теперь предстоит вернуться в Германию, в Мюнхен, в Физический
институт при университете, где кафедрой физики руководит В.К. Рентген.
Приятно возвращаться в места уже известные - испытываешь двойную радость: от
встречи со старыми знакомыми и от узнавания новых людей.
Собственно, новых имен появилось здесь за это время, пока мы кочевали по
Европе, не так уж много. Ну, кто здесь новичок? Зоммерфельда мы помним -
благодаря стараниям Рентгена, он возглавил кафедру теоретической физики. Эрнста
Вагнера - тем более, он старый ассистент Рентгена еще по Вюрцбургу. Конечно,
помним мы и Абрама Федоровича Иоффе, бывшего ассистента Рентгена,
приезжавшего к нему регулярно из России для продолжения совместной работы.
Вот Вальтер Фридрих и Пауль Книппинг действительно новички. Они ровесники -
в тот год, когда произойдет интересующее нас событие, им обоим будет по
двадцать девять лет; Фридрих будет тогда ассистентом Зоммерфельда, Книппинг -
докторантом Рентгена. Еще одна новая фигура - двадцатичетырехлетний Петер
Эвальд, ученик Зоммерфельда; ему предстоит защитить докторскую диссертацию о
поведении световых волн в кристаллах, но у него не все с ней клеится, и это
сыграет свою роль. Другой ассистент Зоммерфельда, Петер Дебай, также примет
участие в интересующем нас событии. А произойдет оно по милости Макса Лауэ,
молодого преподавателя физики, всего три года назад переехавшего в Мюнхен.
Вот, собственно, и вся ремарка, предшествующая кульминации. Осталось
сделать то, что я хотел сделать еще в шестой главе: усадить участников спора за
столик кафе, поставить на буфетную стойку коробку шоколада, и действие можно
начинать.
Главным действующим лицом будет Макс Лауэ; впрочем, если понимать под дей-

ствием непосредственное участие в эксперименте, то Лауэ следовало бы назвать
главным бездействующим лицом, ибо его роль свелась к высказыванию новой идеи
и ее математическому объяснению, после того как она была доказана в
эксперименте двумя другими физиками. Но в науке действовать - не обязательно
перемещаться по лаборатории, включать и выключать приборы, делать замеры; иногда
достаточно просто хорошо подумать; этим теоретики отличаются от
экспериментаторов .
Впрочем, Макса Лауэ нельзя назвать чистым теоретиком, он счастливо сочетал
в одном лице оба таланта. Поначалу казалось - причем и ему самому, - что
теоретиком он вряд ли станет, уж больно не лежала у него душа к чистой
математике. В семье вообще считали, что маленький Макс должен быть юристом. Но как-то
раз в гимназии он услышал, что из медного купороса под действием
электрического тока выделяется чистая медь, с юридической карьерой было покончено. Эта
информация настолько потрясла юную душу, что несколько дней Макс не мог ни
писать, ни читать, ни есть. Когда не на шутку встревоженные родители узнали,
в чем дело, они поняли, что Фемида, строгая богиня правосудия, свергнута с
пьедестала детских грез. И точно: сердцем Макса завладела физика, и надолго -
навсегда.
Впрочем, любовь к физике не мешала ему основательно изучать литературу,
иностранные языки. В зрелом возрасте он не раз приводил слова известного
австрийского физика Людвига Больцмана: «Без Шиллера мог, конечно, быть человек
с моим носом и бородой, но это не был бы я», и целиком соглашался с ним,
подчеркивая роль родной классической литературы для формирования воззрения
ученого именно в детские годы, когда ум наиболее восприимчив к новому.
«Образование есть то, что остается, когда все выученное уже забыто», - любил
напоминать Лауэ известную поговорку.
В начале 1896 года, когда Максу было семнадцать лет, он узнал об открытии
Рентгена. Оно поразило его. Он достал примитивную разрядную трубку и
попытался получить таинственные Х-лучи, о которых все только и говорили. Разумеется,
он не знал тогда, что в будущем ему посчастливится работать с самим Рентгеном
и даже сделать с помощью его лучей выдающееся открытие. Может, если бы знал,
не так огорчился бы, убедившись, что, несмотря на то, что он сделал все, как
написано в брошюре, лучей получить не смог.
Некоторое утешение он нашел вскоре в более удачных опытах со светом,
производя его интерференцию и дифракцию. В те дни, когда в конце школьного
обучения Лауэ познакомился почти одновременно с оптикой и рентгеновскими лучами, и
определился его будущий интерес в физике, лежащей именно в перекрестии двух
явлений.
Сразу же после окончания университета Лауэ защитил диссертацию. Декан,
согласно традиции, привел юного доктора наук к присяге. Он обратился к нему со
следующими словами: «Торжественно вопрошаю тебя: решился ли ты клятвенно
обещать и самым священным образом подтвердить то, что ты желаешь радеть по мере
сил своих о благородных искусствах, продвигать их вперед и украшать их; и не
корысти ради иль стяжания пустой и ничтожной славы ты будешь делиться своими
знаниями, но для того, чтобы шире распространялся свет истины». Лауэ,
прослушав текст присяги, читаемый по-латыни, по-латыни же сказал в ответ: «Да,
клянусь». И он знал уже, на каком поприще будет он делиться своими знаниями, он
только не знал, что свет новой истины забрезжит для человечества в несколько
странной обстановке - за столиком кафе «Луц».
Собрания в кафе носили традиционный характер, и обязаны они были своим
зарождением Абраму Федоровичу Иоффе.
Как-то вместе с Вагнером, с которым он был дружен, решили они зайти
позавтракать в кафе и заодно поговорить об интересующих их научных проблемах. Но
потолковать вдвоем так и не удалось, там они встретили еще нескольких знако-

мых из института, и беседа приобрела общий характер. Когда время ленча
кончилось, ни одна из проблем не была решена, и договорились встретиться здесь на
другой день, чтобы продолжить дискуссию. Назавтра ситуация повторилась, и
постепенно эти встречи стали происходить каждый день. Образовалось «нечто вроде
клуба физиков с участием химиков и кристаллографов, где ежедневно обсуждались
вопросы, возникавшие в ходе работы» - так вспоминает об этом Абрам Федорович.
Но началась вся эта история не здесь, не в кафе, а поздним февральским
вечером дома у Макса Лауэ. Или даже нет, еще раньше - утром того же дня на
кафедра у Зоммерфельда. Эвальд делал там предварительный доклад по материалам
своей диссертации. Он пропускал световые волны через кристаллы и пытался
математически описать их поведение, но что-то у него не получалось. Он решил
посоветоваться с Лауэ, признанным специалистом в области кристаллов и в
области математики. Вечером он пришел к нему домой; Макс высказал готовность
помочь ему, но вскоре оказалось, что и он ничего не может путного предложить:
длина световых волн была явно велика для размеров кристаллических решеток. И
тут его вдруг осенило. Он вспомнил недавнее сообщение о том, что длина
рентгеновской волны что-то около 10~9 см, а, по Эвальду, расстояние между атомами
в кристалле были порядка 10~8 см. И, следовательно, между ними было то же
соотношение, что и между световой волной и оптической интерференционной
решеткой. И, следовательно, короткое рентгеновское излучение могло дать на
кристаллах тот же эффект, что свет дает на обычных оптических решетках или
щелях. Эвальд вначале обрадовался - идея казалась очень перспективной, но потом
поостыл - работа требовала навыка в обращении с рентгеновскими лучами, а с
ними Петер никогда не работал.
Тем не менее, он поблагодарил Макса за участие, а на другой день рассказал
о его гипотезе в кафе. Молодые физики оживились; часть из них стала
прикидывать, что может новый эффект дать физике; другие вспоминали, что подобные
попытки делал уже сам Рентген, и не один раз, и ничего у него не получалось.
Кто-то вытащил из портфеля брошюру шефа и процитировал ее конец: «С самого
начала моей работы с Х-лучами я многократно пытался получить с ними явления
дифракции; я получал даже много раз - с узкими щелями и т. д. - явления,
которые внешне совершенно напоминали картину дифракции, но каждый раз, когда я,
изменяя условия опыта, проверял правильность такого объяснения, оно не
оправдывалось, и я часто имел возможность непосредственно убедиться, что эти
явления происходят иначе, чем было бы при дифракции. Я не могу привести ни одного
опыта, из которого я мог бы сделать с достаточной, удовлетворяющей меня
степенью надежности вывод о существовании дифракции Х-лучей». Видите, сказал он,
если уж шеф пишет, что не может, значит, нечего и пытаться что-нибудь
получить .
Разгорается спор: одни поддерживают идею Лауэ, другие не верят в нее;
физики в пылу забывают, что сидят они в общественном заведении, а не на семинаре,
все громче звучат голоса. Прислушаемся к ним.
Лауэ. Я повторяю. Раз длина рентгеновской волны соизмерима с расстояниями
между атомами в кристалле, должна возникать та же картина, что и при
прохождении света сквозь оптическую щель: венчик из темных пятен.
Вагнер. Помилуйте, какой может быть венчик, когда кристаллическая решетка
трехмерна! Ведь если Макс прав, должны получиться три интерференционные
картины - от каждого периода своя, и они просто-напросто перекроют друг друга, и
ничего вы не увидите.
Лауэ. И все же я уверен, что венчик должен быть. Было бы странно, если бы
на оптических решетках он появлялся, а на кристаллических - нет. Природа, как
известно, логична, гораздо логичнее нас.
Дебай. Все это может быть. Но с одним «но»: если правильны расчеты Петера.
Вагнер. Даже в этом случае ничего не будет. Почему вы упорно не хотите

учесть трехмерность решетки? Я готов держать пари, что она съест весь эффект,
даже если бы он и мог быть.
Фридрих. Пари? Это идея, я вхожу в долю с Максом. Макс?
Лауэ. Ладно, я согласен. Но на что?
Дебай (оборачивается к буфету). Коробка шоколада подойдет?
Вагнер. Подойдет.
Лауэ. Нас хоть двое, но не боится ли милый Вагнер за свой живот, если ему
одному достанется вся коробка?
Вагнер. Я готов пожертвовать здоровьем ради истины.
Фридрих. Слушайте, чем спорить здесь, среди чашек и пепельниц, давайте
перенесем спор туда, где его можно решить. Я берусь выполнить эксперимент.
Зоммерфельд. У меня не так много ассистентов, чтобы отдавать их на отхожий
промысел. Кто, интересно, пока вы спорите, будет заниматься серьезным делом?
Лауэ. Интересно, почему проверка моей гипотезы менее серьезное дело, чем
исследования, которыми Вальтер занимался до этого?
Зоммерфельд. Не знаю, не знаю, я предпочел бы, чтобы Вальтер занялся
изучением расхождения Х-лучей из антикатода. Ваш спор может затянуться, а в
одиночку здесь скоро не управишься.
Фридрих. А может быть, Книппинг поможет мне. Пауль, как ты?
Книппинг. Что ж, можно, наверное. Диссертацию я закончил, а уезжать мне
только через пару недель, так что время у меня вроде бы есть. Если все это не
очень затянется, я готов.
Вагнер. Ну что ж, господа, я, пожалуй, эти дни не стану есть сладкое, чтобы
быть в форме.
Эвальд. Однако условия явно неравны: Эрнст, если выигрывает пари, будет
есть всю коробку один, а Максу придется делить ее теперь уже на троих.
Вагнер. Не будет он делиться, Петер, не будет.
Иоффе слушает, запоминает. Впоследствии он опишет этот спор в своих
мемуарах .
Вскоре все расходятся; терраса кафе пустеет; коробка пока остается на
буфетной стойке; события перемещаются в лабораторию к Фридриху и Книппингу.
Забегая вперед, можно сказать, что Вагнер зря отказывал себе две недели в
сладком; Лауэ и К° не компенсируют ему эту потерю; Макс выиграет пари и
получит, кстати, в награду не только шоколад, но и Нобелевскую премию. Конечно
же, при этом не обойдется без случайности - иначе зачем же тогда я стал бы
рассказывать всю эту историю?
Сначала все шло, как и предполагал Вагнер.
Вальтер и Пауль вернулись к себе в лабораторию - они работали в одной
комнате - и стали сооружать установку. Взяли рентгеновскую трубку, закрепили
перед ней несколько свинцовых экранов с маленькими отверстиями, расположенными
на одном уровне, - для узкого пучка Х-лучей. По другую сторону от экранов
укрепили кусок кристаллического сульфата меди, а над ним поместили
фотопластинку , чтобы зафиксировать отраженные под прямым углом лучи. Считалось, что лучи
должны отразиться от плоскости кристалла непременно вверх. Когда все было
готово, включили трубку - и ничего на фотопластинке не увидели. Вернее, она
потемнела в некоторых местах, но никакого отношения к строго геометрической
интерференционной картине эти пятна не имели. Стало ясно, что раз ничего
похожего на ожидаемый венчик в опыте не наблюдается, значит, и идея Макса не
более чем утопия.
Так примерно и высказались на следующей встрече в кафе некоторые из ученых.
Вагнер довольно потирал руки и бросал нежные взгляды на глянцевую коробку,
Лауэ пожимал плечами, но Фридрих не сдавался. Он не без резона доказывал, что
день, два, даже три еще не показательны; может быть, было недостаточно время
экспозиции; может, пучок слабый; возможно, кристалл стоит слишком близко.

Словом, он не считал эксперимент законченным.
Книппинг не был столь азартен, он все-таки вскоре должен был уехать и
задерживаться из-за упрямства Вальтера не хотел, но и отступать первым тоже не
считал удобным, поэтому молчаливо поддерживал Фридриха.
Несколько дней Вальтер и Пауль в кафе не появлялись; все понимали, что
происходит , и, щадя их самолюбие, ни о чем не спрашивали.
В конце концов, Книппинг не выдержал. Он видел, что из их затеи ничего не
выходит, до отъезда оставались считанные дни, ему еще нужно было закончить
свою работу, а целыми днями трещавшая рентгеновская трубка мешала. И он
подошел к прибору, чтобы выключить его. Но в последний момент решил сначала
поставить фотопластинку за кристаллом, по ходу пучка лучей, чтобы хоть его
запечатлеть на память, - не зря же они сидели столько времени. Поставил - и
пошел покупать шоколад, предоставив Вальтеру горькую честь разбирать их
нерадивое детище.
Вальтер долго не мог решиться. Наконец, уже поздно вечером, выключил
трубку, убрал все со стола, а фотопластинку рискнул все же проявить - чтобы хоть
сувенир остался. Была уже ночь, когда он зажег красный фонарь и опустил
фотопластинку в проявитель. Несколько минут он покачивал ванночку, ожидая, когда
проступит на эмульсии темное круглое пятно - след узкого пучка рентгеновских
лучей, след их неудачи, и утешая себя мыслью, что Рентген много раз в этой же
ситуации видел то же самое.
Каково же было его изумление, когда на фотопластинке проступило не одно, а
множество темных пятен, рассыпанных вокруг центрального, причем довольно
симметрично . Несомненно, это была долгожданная и много раз мысленно лелеянная
интерференционная картина. Да, но почему она получилась за кристаллом, почему
не сбоку? Неужели в этом все дело? Как же раньше они не догадались повернуть
пластинку?
Вальтеру хотелось тут же побежать к приятелю, чтобы поделиться радостью,
но, увы, ночью люди спят. Надо же, думал он, в возбуждении шагая по узкой
комнате, и Пауль и Макс дрыхнут, как сурки, не подозревая, что только что
свершилось новое открытие!
Над Мюнхеном застыла весенняя ночь, Вальтер не мог заставить себя пойти
домой. Он ждал утра, чтобы поделиться новостью, которая жгла его, гнала сон,
рисовала перед воспаленными глазами заголовок новой статьи, Вальтер понимал,
что, по существу, лишь завтра начинается работа: один снимок еще ничего не
доказывает, одна интерференционная картина еще не дает всей картины
интерференции . И он хотел начать как можно скорее.
Он стал снова собирать установку, ругал себя за то, что вчера вечером
смалодушничал и разобрал ее, поддавшись скепсису Пауля, и благословлял Пауля за
его скепсис, за то, что он решился повернуть пластинку. Он понимал, что, не
сделай этого открытия они, интерференция рентгеновских лучей все равно была
бы обнаружена вскоре: идея буквально носилась в воздухе; многие, подобно им,
пропускали через кристаллы рентгеновские лучи, но почему-то никто не видел
то, что увидел сегодня ночью он.
Вальтер снова взял в руки фотопластинку. Да, наверное, в этом все дело:
интерференционные пятна отстояли от центрального, образованного прямым лучом,
на некотором расстоянии и были заметно слабее; вероятно, никому не приходило
в голову искать их там, а если кто и замечал их, то не обращал на них
внимания - уж больно они эфемерны. Все исследовали лишь центральное пятно; но оно
свидетельствовало только о том, что луч ослабляется, проходя сквозь кристалл,
и ни о чем более. Необходима была гипотеза Лауэ, предполагавшая наличие более
слабых пятен, чтобы открытие свершилось. Да, разумеется, еще и счастливая
случайность, привнесенная в опыт Книппингом. И скепсис Вагнера, подбивавшего
их на эксперимент. Только все эти компоненты, сложившись, помогли им натолк-

нуться на эти симметричные пятнышки, на эти веснушки удачи. И впрямь их можно
назвать веснушками, ведь за окном май.
Лишь только наступило раннее утро, Вальтер помчался к Паулю. Ни слова не
говоря, положил перед ним пластинку; тот сразу все понял. Они тут же побежали
в институт, чтобы показать драгоценную находку Лауэ - по справедливости он
первым имел право радоваться ей, ведь здесь запечатлен след его интуиции.
Лауэ также все понял без слов и потащил их к Зоммерфельду. Новая весть
мгновенно облетела институт, и все спешили поздравить счастливую троицу с удачей.
Причем первым принес свои поздравления Вагнер, посетовав шутя, что зря так
долго постился.
Дифракция рентгеновских лучей на кристалле. Рентгеновская
кристаллография позволяет показать детали структуры с помощью облучения
кристаллического образца (1) рентгеновскими лучами (2). Рентгеновские
лучи образуются при бомбардировке вольфрамового анода (3) электронами в
вакууме (4). Прорезь (5) фокусирует лучи на кристалле. Расстояние
между плоскостями атомов в кристалле либо усиливает (6), либо ослабляет
(7) рентгеновские лучи. Когда луч усиливается, возникающий луч (8)
создает пятно (9) на фото пленке. Рисунок пятен служит ученым для
установления точной структуры молекулы.

Словом, ликование было всеобщим и искренним. Лишь два человека не пребывали
в этот день в радостном возбуждении - по разным причинам.
Один из них - глава института, сам Рентген, который просто не поверил во
все эти сказки про интерференцию; раз он сам не нашел ее в свое время,
значит , ее нет. Холодный прием несколько огорошил учеников, но они уже привыкли
к странностям шефа, все помнили историю с электроном, и решили справедливо,
что лучше сейчас не спорить, через некоторое время Рентген сам признает свою
неправоту.
Другой, кто в этот день был озабочен более, чем обрадован, как ни странно,
сам Лауэ, хотя, казалось, у него есть все основания гордиться. Но дело в том,
что Макс не мог почувствовать удовлетворения до тех пор, пока удача не была
обрамлена в строгую рамку математического описания. Только в таком виде
физическая гипотеза могла порадовать глаз теоретика. И пятна, расположенные на
фотопластинке в строгом порядке, явственно намекали на возможность приложения
здесь математической теории. Поэтому Лауэ почти сразу после того, как
улеглись первые восторги, ушел домой, чтобы поразмыслить над увиденным.
Он медленно брел по улицам, натыкаясь на прохожих. Его взор был устремлен
внутрь себя, в глубины своей памяти, где толпилась череда математических
формул , физических законов, химических структур в ожидании того мига, когда они
соединятся воедино, образовав из разрозненных сведений новое знание. И когда
до угла улицы, где жил Лауэ, осталось несколько домов, этот миг настал: Макс
понял, наконец, как можно математически описать интерференцию рентгеновских
лучей на кристалле, имеющем три измерения. Ощущение легкости решения было
настолько неожиданным, что Лауэ даже остановился, и настолько явственным, что
он даже запомнил номер дома, где это произошло.
Оставшийся путь Макс проделал бегом, чтобы сразу записать пришедшую на ум
догадку. Она вроде бы неплохо согласовывалась с первым рентгеновским снимком,
но для окончательной уверенности нужно было проверить теорию и на других
кристаллах . Поэтому, пока Лауэ отшлифовывал математический аппарат, Фридрих и
Книппинг проделывали новые опыты, вовлекая в них всё новые кристаллы. Через
две недели Лауэ получил от них с десяток новых хороших снимков: наблюдаемые
картины полностью согласовывались с теоретическими предсказаниями. И только
тогда, только в этот день Лауэ сказал себе, что вот теперь он уверен в своей
правоте. И вот только тогда решил сообщить об открытии коллегам.
Сообщение было сделано устно самим Лауэ 8 июня 1912 года на заседании
Немецкого физического общества; через месяц, 8 июля, Зоммерфельд представил
ныне знаменитую статью Лауэ, Фридриха, Книппинга на Заседании Мюнхенской
Академии наук.
С тех пор и ведет свое исчисление интерференция рентгеновских лучей,
явление, доказавшее их волновую природу и вскоре давшее жизнь замечательному
методу исследования структуры кристаллических веществ - рентгеноструктурному
анализу.
Может показаться, что оно выделяется среди других известных нам открытий
несколько экстравагантным способом, каким было задумано и сделано: серьезная
гипотеза - на пари, на шоколад; а если б не было спора, значит, не было бы
ничего?
Нет, конечно, не значит. Необычность здесь кажущаяся.
Начнем с места действия. Терраса мюнхенского кафе - не случайный плацдарм
для дискуссии. Во-первых, здесь и другие проблемы обсуждались; во-вторых, для
западных ученых характерно обсуждение самых серьезных дел за столиком кафе.
Это не значит, что ученые тратят рабочее время на посещение мест
общественного питания, это значит, что они превращают время своего питания в рабочее. Не
случайно также, что дискуссия возникла именно в Мюнхене. Пожалуй, она и не
могла иметь места ни в одном другом городе - именно в Мюнхене и только в Мюн-

хене для нее были созданы все условия: наличие экспериментаторов, работающих
с рентгеновскими лучами, и наличие теоретиков, занимающихся оптикой.
Следовательно, действующие лица были словно бы специально подобраны для данной
дискуссии .
Время действия тоже самое удачное. Все готово к приему новорожденной
теории; ее уже давно ждут, она нужна физикам, уставшим от бесконечных споров по
поводу природы рентгеновских лучей, ученым не хватает буквально еще одного
доказательства, чтобы признать рентгеновские лучи электромагнитными волнами
малой длины; хотя бы на несколько лет - пока не станет ясной их двойственная
природа. Появление интерференционных пятен подготовлено безуспешными
попытками многих физиков, в первую очередь самого Рентгена; сотни фотопластинок
побывали около облучаемых кристаллов - сверху, сбоку, сзади; когда-то же должно
было произойти неизбежное. То, что оно так долго заставило себя ждать, - вот
что случайно, а не мюнхенское пари.
Кстати, и способ действия - на пари - ни в коей мере не компрометирует
выигранное открытие; не все ли равно, с кем спорит ученый, выдвигая смелую
гипотезу, - с коллегами или с самим собой. Спор должен быть непременно, только
в нем и родится истина; идея новая, никто ее не высказывал раньше, ее надо
обсудить во всех деталях, найти в ней уязвимые места, чтобы самому же и
защитить их, а где, как не в споре, это можно сделать наилучшим образом? И с кем,
как не со скептически мыслящими друзьями, можно пуститься в обсуждение, пусть
какое угодно ироническое по форме, но непременно доброжелательное по
существу? А каковы причины, заставляющие автора доказывать свою правоту - просто
самолюбие или коробка конфет, - право же, не имеет значения. Шоколад здесь -
скорее символ двух точек зрения, чем материальный стимул.
К тому же не надо забывать существенного обстоятельства: открытие
задумывалось и делалось молодыми физиками, людьми остроумными, склонными к некоторой
парадоксальности мышления, весьма ценящими необычные решения, - к этому
приучила их сама наука.
Но мы уже должны привыкнуть к тому, что в физике все необычно: и идеи, и
пути их воплощения.
Глава десятая
Абраму Федоровичу Иоффе везло на случайные открытия. Нет, нет, сам он их не
делал - они почему-то происходили у других ученых в его присутствии. В первый
раз это случилось с его иностранным коллегой, в другой - с его собственным
учеником Николаем Семеновым, ныне академиком, Героем Социалистического Труда,
лауреатом Нобелевской премии.
Семенову было тогда двадцать девять лет, и он уже пять лет заведовал
лабораторией электронных явлений в Физико-техническом институте в Ленинграде, из
них три года был еще и заместителем директора. А директором был Иоффе.
То были удивительные годы. Молодое государство, молодые институты, молодые
руководители и ученые молодые. Это обстоятельство немаловажное, молодость не
так чувствительна к лишениям, а время тяжелое. Нет топлива, нет воды, нет
приборов - это на работе, нет еды - дома, есть только уверенность, что все
это скоро будет, и какая-то дерзкая жизнерадостность, делающая невозможное
возможным.
Конец 1924 года. Ленинград. Физико-технический институт. Лаборатория
Николая Семенова. Три маленькие комнаты, довольно плотно уставленные приборами.
Часть из них - самодельные, часть - новенькие, сверкающие стеклом и никелем,
их закупил в Германии Абрам Федорович. Среди серьезного академического
интерьера странными пришельцами выглядят ампирные, павловские, барочные кресла,
столы, стулья, шкафы. Эти следы былой роскоши привезли сюда из кладовых Зим-

него дворца, когда два года назад институт получил новое здание, не
приспособленное для научной работы, и его решили укомплектовать хорошей мебелью, а
где самая лучшая мебель, как не в царском дворце. Разумеется, были взяты
отдельные предметы обстановки, не представляющие художественной ценности.
В лаборатории ведется одновременно несколько исследований. Руководитель
лаборатории участвует в каждом из них - не по положению, не потому, что обязан
руководить, а по душевной склонности, по горячему интересу, по нетерпению
сердца. Разумеется, времени на все остальное остается очень мало - он ведь
еще заместитель директора и читает курс лекций студентам; а в двадцать девять
лет у человека есть еще «все остальное».
И вот в этой ситуации к Николаю Николаевичу как-то раз приходит молодая
девушка. Здоровается, называет свое имя - Зина Вальта, говорит, что окончила
университет и хочет поступить в аспирантуру. Ее собеседник, как заместитель
директора, уточняет - в какую лабораторию. Оказывается, что к нему в
лабораторию. Тогда, как заведующий лабораторией, Семенов вынужден ответить ей, что
у него нет места. Зина смущается, мнется, говорит, что ей так много хорошего
рассказывали о работах, здесь ведущихся, о руководителе этих работ. Ей очень
хотелось бы, она надеется... Словом, происходит сцена, знакомая каждому, кто
когда-либо выступал в роли просителя, роли, прямо скажем, не героического
плана.
Семенов обещает ей подумать, просит зайти через некоторое время, прощается,
а когда она уходит, созывает своих товарищей. В отличие от Семенова, его
сотрудники знакомы с Зиночкой Вальта, действительно много рассказывали ей о
своем коллективе и ходатайствуют о ее зачислении. Николай Николаевич говорит,
что рад бы уважить их просьбу, но куда же сажать ее в этакой тесноте, да и
какую тему ей давать, да и где руководителя взять. Словом, не хочет
заведующий брать Зиночку, не хочет. Откуда знать ему, что вместе с ней придет к нему
редкостная удача.
Но все же через несколько дней Семенов сдался. Поворчав для строгости,
посопротивлявшись для порядка, подписал у Иоффе распоряжение о зачислении
Зинаиды Вальта аспирантом в лабораторию электронных явлений.
Когда Зиночка, сияя от радости и гордости, вышла на работу, Юлий Борисович
Харитон, ее руководитель, ныне академик, а тогда - двадцатилетний начинающий
ученый, стал объяснять ей тему работы. Есть фосфор - элемент, как говорят
химики, жадно притягивающий кислород; есть кислород, охотно вступающий в
реакцию с фосфором. При удовлетворении их взаимных интересов происходит реакция
окисления, сопровождаемая выделением энергии. Это легко видно невооруженным
глазом, поскольку часть энергии или вся она превращается в световое
излучение : фосфор светится. Ясно? Ясно. Пошли дальше.
Вальта напряженно слушала, с нетерпением ожидая, когда ее шеф, наконец,
подойдет к сути их совместной работы. Было немножко страшновато, что сегодня,
сейчас ей придется стать причастной к исследованиям, начатым столь великими
учеными, - ей, еще не сделавшей ничего в науке, только стоящей у ее порога.
Кто мог подозревать тогда, что первый же робкий шаг новой аспирантки приведет
к удивительному результату, с которого, по существу, начнется новая область
химической кинетики.
Однажды ученым пришла в голову идея проверить окисление фосфора при низком
давлении. Можно было предположить, что при обычном атмосферном давлении
возбужденные молекулы окислов фосфора не успевают превратить в свет всю
полученную энергию; она, по-видимому, частично теряется при столкновении с другими
атомами и молекулами. А если это так, то стоит понизить давление в сосуде,
где идет реакция, как количество столкновений уменьшится, а свечение должно
будет увеличиться, что и станет тут же видно.
Вот такая идея родилась как-то в лаборатории электронных явлений, хотя ни-

какого отношения к электронным явлениям не имела. Но, как известно, идеи
приходят без разрешения; можно четко обозначить профиль работы лаборатории, но
нельзя обозначить профиль мышления сотрудников.
Когда эта незваная идея появилась в лаборатории, ее не приветствовали
радостными криками, но и не стали показывать ей на дверь; ее заперли до поры до
времени в ящик письменного стола вместе с другими хорошими и плохими мыслями,
требовавшими на свою проверку времени, которого не было. И они лежали там,
записанные наспех, несколькими словами или формулами, в ожидании своего часа,
когда их достанут, стряхнут с них пыль забвения и пустят в дело, чтобы через
месяц или год выбросить скомканными в корзину или переписать набело - в новую
публикацию, а оттуда - в учебник или монографию.
Дождалось своего часа и предположение о яркой вспышке фосфора при низком
давлении кислорода. Оно было отдано в бережные руки молодой аспирантки,
которая пришла сюда также нежданно; и вот теперь им предстояло соединиться - двум
случайным гостьям занятых людей. Поэтому и дал эту тему Семенов именно ей,
что работа казалась достаточно простой, чтобы с ней мог справиться даже
новичок, достаточно ясной, чтобы он понял результат опыта, и вместе с тем
достаточно безразличной самому ученому, чтобы ее было не жалко подарить неопытному
сотруднику.
Итак, Зинаида получила свое место под солнцем науки - кусок лабораторного
стола, на котором она должна была собрать установку для опыта. Схема ее
выглядела довольно просто. Стеклянный сосуд, где находится кусочек фосфора; из
него откачан воздух; к сосуду подходит трубка, по которой идет кислород;
давление кислорода замеряет ртутный манометр; чтобы пары фосфора или его окислов
не попали в манометр и не испортили его, часть трубки охлаждается жидким
воздухом, он конденсирует пары, возвращая обратно в сосуд сбежавшие вещества.
Вот и все, собственно.
Сам эксперимент заключался в следующем. Надо было устанавливать разные
значения концентрации паров фосфора - и с этой целью нагревать сосуд;
регистрировать разные значения давления кислорода - и с этой целью записывать
показания манометра; устанавливать взаимосвязь между давлением кислорода и
свечением фосфора - и с этой целью просто смотреть в оба.
Когда в первый раз Вальта и Харитон провели опыт при давлении в сотую долю
атмосферы, как ни старались они рассмотреть, так ничего и не увидели. Совсем
ничего. Никакого свечения.
Все ясно, решили они, что-то напутали в приборе. Зиночка взволновалась
страшно: первый шаг - и первая неудача, прибор ведь она собирала. Проверили
всю схему; сначала она сама, потом Юлий Борисович. Ничего компрометирующего
не нашли. Снова откачали воздух из колбы, снова подогрели ее, снова впустили
кислород. И снова - никакого тебе свечения. Не то чтобы усиления его - даже
того, что наблюдали обычно при атмосферном давлении, и то нет. Вот уж
действительно полный мрак неизвестности!
Начали в третий раз. Установили давление повыше. Пустили кислород. Фосфор
заполыхал таинственным светом. Пошло окисление: фосфор соединялся с
кислородом, тая, словно Снегурочка. Регистрируя убыль кислорода в системе, медленно
опускался вниз столбик ртутного манометра. И вдруг замер. И тотчас потухло
свечение. Реакция остановилась.
Четвертый, пятый, десятый раз повторяют опыт Зина и Юлий Борисович - словно
дьявол поселился в их колбе: выше определенного критического давления реакция
идет, ниже - не идет. А должно, по их предположению, не то чтобы совсем
наоборот, но нечто вроде. Причем, поскольку давление кислорода в ходе реакции
неизбежно падало, приходил момент, когда в колбе воцарялось то самое
критическое давление и окисление, словно автоматически, прекращалось. И жди, не жди
- дальше не идет. По двое суток стерегли растерянные ученые, надеясь, что

дьявол неудачи изгонится каким-то образом из установки и она оживет: и
сидели, и смотрели, и боялись пропустить этот момент, хотя чего бояться - он
сразу бы стал виден. Но, увы, божественный свет истины погас, словно прикрытый
чьей-то злой рукой.
Но стоило впустить в колбу малую толику кислорода, и свечение опять
появлялось. Это было очень удивительно. Но еще более возросло удивление ученых,
когда реакция ожила при добавлении в сосуд не кислорода даже, а небольшого
количества аргона. Понять сие уж вовсе было нельзя: инертный газ, называемый
так потому, что он не способен вступать в химические реакции, восстанавливал
реакционную способность кислорода. Нет, положительно в лаборатории
электронных явлений происходило нечто, что могло бы дать повод недоброжелателям
переименовать ее в лабораторию странных явлений.
Но, как остроумно заметил один ученый, задача науки - объяснить то, что
нельзя понять. И Семенов, заинтересованный не меньше, чем Харитон и Вальта,
вместе с ними стал подбирать какой-нибудь теоретический ключ к непонятному
экспериментальному парадоксу. Возились они возились, и так пытались и этак -
ничего не получалось. Нельзя было с помощью существующих теоретических
представлений объяснить то, что они сами же вызвали к жизни.
А время шло, а другие дела - нормальные и понятные - требовали к себе
внимания, а Харитону уезжать надо за границу, на стажировку, а одной Зиночке
здесь уж, ясное дело, не управиться, когда и втроем ничего не выходило, и что
было делать в такой ситуации? Не сказать всем о том, что они обнаружили,
нельзя, а сказать по этому поводу нечего; порешили выбрать золотую середину:
ничего не объясняя, просто описать в статье экспериментальную находку.
Вскоре статья за подписью Юлия Харитона и Зинаиды Вальта была опубликована
в двух журналах - у нас в стране и в Германии. Ученые посчитали на этом свой
долг исполненным и перешли от бесплодного изучения мистических явлений к
делам земным. Ю. Б. Харитон, как и собирался, уехал за рубеж; Зиночка,
расстроенная, вероятно, своим неудачным дебютом в науке, почти конфузом, оставила
лабораторию, куда еще недавно так стремилась, и перешла в аспирантуру другого
института; а Николай Николаевич, по-видимому, вздохнул с облегчением, когда с
его плеч упали сразу две горы: необъяснимый эксперимент и сотрудница,
требующая объяснить ей, что делать дальше.
И открытие не состоялось.
Через тридцать пять лет после этого дня Николай Николаевич Семенов, уже
умудренный жизнью, познавший цену неожиданностям в науке и понявший в полной
мере долг исследователя, написал: «Никогда не следует проходить мимо
неожиданных и непонятных явлений, с которыми невзначай встречаешься в
эксперименте. Самое важное в эксперименте - это вовсе не то, что подтверждает уже
существующую, пусть даже вашу собственную, теорию (хотя это тоже, конечно,
нужно) . Самое важное то, что ей ярко противоречит. В этом диалектика развития
науки».
Но тогда, в 1925 году, двадцатидевятилетний физик чуть было не упустил
открытие разветвленных цепных реакций и Нобелевскую премию - он расстался со
своей идеей, мысленно засунув ее обратно в стол как негодную или, во всяком
случае, неактуальную теперь, и, как признал сам позже, не думал к ней
возвращаться .
И не вернулся бы, если бы статью Вальта и Харитона не прочел Макс Боден-
штейн и не расчехвостил ее по всем пунктам.
Боденштейн был крупным немецким химиком, известным, прежде всего тем, что
за двенадцать лет до этого открыл цепные неразветвленные реакции. Он
обнаружил вначале, что при соединении хлора с водородом реакция идет не так, как
положено по старой доброй теории реакционной способности, а в сто тысяч раз
быстрее. Считалось, что для взаимодействия двух газов молекула хлора должна

сначала поглотить квант света, возбудиться и только тогда уже стать способной
к взаимодействию с водородом. И если это так, то для каждого элементарного
акта в реакции требовался один квант света. А Боденштейн посчитал, что
поглощение всего одного кванта света приводит к сотне тысяч химических
взаимодействий . Сам он вначале не мог объяснить этого парадокса. Объяснение ему дал в
1918 году выдающийся немецкий физико-химик Вальтер Нернст, предположивший,
что при поглощении кванта энергии молекула хлора разлагается на два атома,
каждый из которых очень агрессивен. Поэтому он легко реагирует с молекулой
водорода, состоящей также из двух атомов, образуя хлористый водород и
свободный атом водорода. Тот в свою очередь реагирует с двухатомной молекулой
хлора, и все повторяется. Реакция идет, как по цепи, она и называется цепной
реакцией . А в тот момент, когда возбужденный атом хлора сталкивается с какой-
нибудь инертной молекулой, способной забрать у него часть его энергии, атом
успокаивается - происходит, как говорят, обрыв цепи, реакция останавливается.
Точно так же она может затухнуть, если атом отдаст избыток энергии стенке
сосуда , ударившись о нее.
Боденштейн, открывший цепные неразветвленные реакции, считался по
справедливости главой ученых, работающих в области химической кинетики. И когда в
его статье, написанной в ответ на публикацию Вальта и Харитона, прозвучало
скрытое осуждение ленинградских ученых за спешку, небрежность в постановке
опыта, за то, что они запутались в трех соснах, которые сами же и посадили, -
от таких обвинений нельзя было просто отмахнуться, надлежало поднять
брошенную перчатку и принять вызов. И поскольку здесь была задета честь всей
лаборатории , то к барьеру должен был выйти ее руководитель.
Николай Николаевич внимательно прочитал заметку Боденштейна. Аргументы
немецкого химика звучали действительно убийственно. Ведь что получалось по Бо-
денштейну? Получалось, что порок - в самой схеме установки, она собрана так,
что кислород, поступая в сосуд через ловушку, непременно должен был
сталкиваться со встречным потоком паров фосфора, стремящихся, естественно,
вытолкнуть его обратно, не допустить к реакции. Поэтому и приходилось повышать
давление кислорода - чтобы он одолел встречное давление. То же самое
происходило, когда к кислороду добавляли аргон: он также повышал давление смеси и
открывал, таким образом, кислороду доступ в сосуд. В заключение Боденштейн
вообще не советовал кому-либо заниматься столь безнадежными опытами.
Обстановка усугублялась тем, что статью Боденштейна прочли и другие
сотрудники лаборатории, стала она известна и институтскому руководству. Начались
разговоры; сначала тихие, вполголоса, никого прямо не обвиняющие, лишь
намекающие на легкомысленность некоторых заведующих некоторыми лабораториями;
потом критические голоса стали слышны довольно громко; Семенов оказывался в
сложных отношениях не только с немецким ученым, но и с собственными
коллегами. Ситуация создавалась неприятная, она требовала немедленных действий.
Николай Николаевич решил сам заняться проклятым фосфором и ради этого даже
бросить на время все другие дела.
Сначала надо было продумать во всех деталях будущий эксперимент. Было ясно,
что установку следует изменить так, чтобы из нее выпало уязвимое место -
ловушка фосфора, которая оказалась ловушкой для них самих.
Зачем нужна была она? Чтобы не допустить попадания фосфора в ртутный
манометр. Значит, надо заменить манометр, поставить такой, чтобы он не боялся
соприкосновения с парами фосфора, тогда не будет необходимости городить огород
с охлаждением.
Так и сделали. Новый простой сернокислотный манометр крепился
непосредственно к сосуду, а кислород поступал сам по себе. После нескольких опытов
стало видно, что, во-первых, Боденштейн частично прав, но, во-вторых, что правы
и физтеховцы. Фосфорная пробка действительно образовывалась в прежнем опыте,

но и кислород, тем не менее, не реагировал с фосфором ниже критического
давления. Оно было, правда, не такое низкое, как раньше, но все же оно реально
существовало. Оно измерялось теперь не по остановке реакции, а по
возникновению свечения при медленном впускании кислорода через капилляр.
Значит, не с иллюзорными явлениями имеют ученые дело, а с чем-то
существующим, хотя пока еще и непонятным.
Семенов решил продолжить работу дальше. Подключил к ней молодого помощника
Александра Шальникова, теперь члена-корреспондента АН СССР. Стали менять не
давление кислорода, а объем сосуда. Брали колбы разных диаметров и смотрели,
меняется ли величина критического давления. Меняется. Выписали его значения,
написали рядом диаметры сосудов - посмотрели, посчитали; получалось, меняется
оно обратно пропорционально квадрату диаметра. Так. Значит, есть четкая
зависимость .
А если плавно менять объем сосуда?
Взяли большой цилиндрический сосуд, впустили в него немного кислорода, так
чтобы его давление было ниже критического. Не идет реакция. Все правильно: и
не должна идти. Потом стали потихоньку наливать в сосуд ртуть. Объем плавно
уменьшался, давление росло, и вдруг в какой-то момент фосфор вспыхнул.
Давление? Так и есть: критическое.
Ну что ж, можно, пожалуй, садиться за статью.
Ну что описать в ней, кроме самих опытов, - опять ничего? Снова признать,
что шли вслепую, не ведая, что происходит? Но это значит опять поставить себя
под огонь критики. Ведь пока не будет дано объяснение происходящему в рамках
какой-нибудь новой теории, судить опыт будут по законам старой теории. А по
ней то, что происходит сейчас, быть не может.
Но как понять, почему молекулы фосфора не желают соединяться с молекулами
кислорода до какого-то давления, а потом начинают это делать весьма бурно,
словно наверстывая упущенное?
Семенов, подводя итог первым экспериментам, набросал эмпирическую формулу,
которая как-то описывала происходящие странности, учитывала влияние всех
факторов на величину предельного давления кислорода. Но она не давала ответа на
вопрос, почему это происходит. Почему?
Конечно, это самый интересный для нас момент, когда ученого вдруг осеняет
догадка, когда секунду назад еще ничего не было, кроме страстного желания
понять, досады оттого, что ничего не понимаешь, и кучи фактов, которые не
знаешь, как расставить в уме, а потом, в следующее мгновение, в этом хаосе
неожиданно забрезжит какой-то еще неясный порядок, и вот уже факты
выстраиваются в ряды и держат равнение направо, откуда несется им навстречу блестящая
идея. Она, словно доспехами, блещет выводами, которые делают ее неуязвимой
для критики, над ней развевается белый кивер удачи, и она потрясает острым
копьем, легко целя им в разбегающиеся сомнения.
Но как остановить это сладостное мгновение? Далеко не всем счастливцам в
науке посчастливилось дважды - чтобы не только встретиться с озарением, но
еще и запомнить все детали встречи.
Николай Николаевич честно признал: «Я уж сейчас не помню хорошо, когда у
меня мелькнула догадка...» Жаль, конечно. Жаль, что не уловил этот миг, когда
мелькнула счастливая догадка о том, что на свете, кроме неразветвленных
цепных реакций, кроме боденштейновских цепей, есть еще и разветвленные цепи и
что окисление фосфора идет именно по такому механизму.
Единственное, что известно, - такая идея озарила его вдруг, и случилось это
где-то в конце 1926 или в самом начале 1927 года, а что сделал в сей миг
Николай Николаевич, запрыгал ли по лаборатории, как Дэви, или остановился как
вкопанный, подобно Лауэ, или закричал «Эврика!», как Архимед, или заперся в
лаборатории, как Рентген, можно только гадать; автор открытия не помнит, а

автор не хочет брать грех на душу и выдумывать то, чего не было.
Так что придется пропустить нам минуту, час или день, когда происходило
таинство рождения новой идеи, и продолжить рассказ уже со следующего события,
которое в силу своей реальности оставило зримый след. Этим событием,
неизбежно следующим за догадкой, была попытка зафиксировать ее в виде расчета.
Вспомнив механизм боденштейновских неразветвленных цепных реакций, Николай
Николаевич ясно увидел, что окисление фосфора вроде бы похоже на боденштей-
новские цепи, длиной хотя бы, но идет совсем по-иному, с разветвлением.
Реакция расползается в разные стороны, как ветви дерева, множась и нарастая
ежесекундно , как горная лавина, которая начинается с одного невинного камешка.
Потому-то и выгорает с такой скоростью фосфор, когда давление кислорода выше
критического.
Да, но почему тогда реакция вовсе не идет, когда оно ниже?
Если записать формулу, связывающую критическое давление с размером сосуда,
то в знаменателе дроби стоит квадрат диаметра сосуда: чем он больше, тем
значительно меньше давление.
Если диаметр безгранично велик, давление выражается нулем; это значит, что
если у сосуда нет стенок, то никакого критического давления не существует -
реакция может идти сколько ей влезет, пока разветвленная цепь не истощит
запасы фосфора или кислорода.
Получается, что бурному развитию цепной лавины мешают стенки сосуда. Этот
вывод неумолимо следовал из формулы, поэтому его нужно принять, а приняв,
объяснить. Это сделать оказалось уже значительно легче. По словам Семенова,
от анализа формулы до объяснения был всего один шаг. Небольшой шаг: нужно
было лишь предположить, что активные частицы, скажем, атомы кислорода,
ударившись о стенку колбы, захватываются ею. После этого у них уже, что называется,
связаны руки, и они не способны принять участие в цепной реакции. Каждый
такой прилипший атом сидит на стенке, смотрит, как другие его товарищи активно
участвуют в превращениях, и ждет, когда подойдет к нему другой атом, чтобы,
соединившись и образовав нейтральную молекулу кислорода, соскользнуть внутрь
сосуда. Следовательно, цепь живет и разветвляется на участке от места ее
зарождения до стенки. Чем уже сосуд, тем короче этот путь; при каком-то малом
диаметре большая часть цепей вообще не успеет разветвиться. И получится, что
количество выбывающих из игры атомов кислорода превысит число вновь
рождающихся. Так объяснял поначалу сам себе Николай Николаевич явление критического
размера.
Убедившись, что новая гипотеза пока прекрасно все объясняла, он попытался
уразуметь следующий непонятный казус - критическое давление. Его
существование также логично вытекало из гипотезы. Поскольку размер сосуда в опытах
Харитона и Вальта был неизменным, число гибнущих активных частиц на стенке
также было постоянным, а количество новых активных атомов зависело от давления
кислорода. Когда его становилось так мало, что смертность атомов превышала их
рождаемость, реакция замирала и дремала до тех пор, пока давление кислорода
не повышалось выше критического.
Оставалось объяснить себе последний опыт - с аргоном. Это оказалось совсем
просто, достаточно было представить, как инертные молекулы толкутся на
дороге , по которой мчатся к стенке атомы кислорода, мешают им превышать скорость,
охлаждают их пыл - вроде как орудовцы на скоростных магистралях, и сразу
становилось понятным, почему уменьшается при этом критическое давление: атомы
кислорода реже бьются о стенки, реже гибнут, и для поддержания реакции
достаточно меньшего их количества.
Я рассказываю о том, как мыслил себе Николай Николаевич Семенов события,
происходившие в экспериментах с окислением фосфора, но я не могу здесь
воспользоваться способом, каким ученый выражал свои представления, - это не

только и не столько слова, это формулы и расчеты. Как ни логичны образные
построения, если их не подкрепить математическими выкладками, вряд ли можно
выходить на суд коллег; так, во всяком случае, принято в физике. Поэтому физик
Семенов, неожиданно для себя оказавшийся втянутым в химическое изыскание,
попытался, прежде всего, описать свою идею математически.
Когда была построена математическая теория разветвленных цепных реакций,
автору открытия стало ясно, как он писал, «что полученные в опытах
закономерности поразительно хорошо описываются теоретическими формулами». В тот
момент, правда, ему еще не было ясно до конца, сколь значительно его открытие,
как далеко оно простирает свое слияние среди химических процессов; понимание
обширности пришло позже; но и тогда было достаточно причин, чтобы
почувствовать радость и гордость за то, что сделано, и законное желание поделиться
своей радостью с другими.
6>
Схема цепных реакций: а - неразветвленных; б - разветвленных.
На ближайшем же заседании ученого совета Физико-технического института
Семенов решил доложить о своих работах. С момента полемики с Боденштейном
прошел почти год. За это время многие сотрудники института прочно уверовали в
ошибку Вальта и Харитона; длительное молчание их руководителя только
укрепляло эту уверенность. Следовательно, предстояло не просто сообщить новость
собравшимся, надо было еще и преодолеть психологический барьер, существовавший
между учеными, однажды уверовавшими в легкомысленность, свойственную
сотрудникам лаборатории электронных явлений, и докладчиком, возглавляющим эту самую
лабораторию.
Начал свой доклад Семенов торжественно, как человек, сознающий значимость
момента. Но вскоре сник. Он явственно ощущал скепсис слушателей - они не ве-

рили ни одному его слову. О, как было обидно видеть, как столь уважаемые
люди, прозорливые ученые не желали замечать того нового, что содержало
сообщение их коллеги! И, главное, что и учитель - среди фом неверующих. Иоффе тоже
кривит ус, вертит головой, не понимает того, что старается втолковать им
вконец измучившийся от напряжения и обиды докладчик. Нет, не понимают ничего,
это же ясно - вопросы такие задают, что даже отвечать не хочется; а уж
возражают против самых очевидных предположений. Не поняли, не поняли - не захотели
понять, не заставили себя вдуматься в новые данные, не дали себе труда
отстраниться от старых представлений о механизме реакций, не усомнились в
ошибочности боденштейновских возражений.
Легко можно понять состояние Николая Николаевича, который, по его
собственным словам, «совершенно измучился, но так и не смог убедить их в своей
правоте» . Обида и злость должны были остаться у него на душе после ученого совета,
на который он возлагал столько надежд. И еще изумление по поводу очевидной
слепоты, вернее ослепленности учителя. Провожая его после совета домой,
Семенов не утерпел и высказал многое из того, что у него накипело на душе, а в
заключение прямо заявил: «Не пройдет и года, как все переменят свою точку
зрения, согласятся со мной, поймут важное значение нашей теории...»
Семенов хоть и в запале говорил это, но оказался прав: даже меньше чем
через год открытие цепных разветвленных реакций обрело право научного
гражданства. И первым признал его Боденштейн - да, да, тот самый, который выступал
против, разгромил эксперимент Харитона и Вальта, не оставив от него,
казалось, камня на камне. Но Семенов собрал уцелевшие факты, реставрировал их,
потом пристроил к ним новый эксперимент и на таком прочном фундаменте возвел
новую теорию. И Боденштейн, прочитав статью Семенова, опубликованную в том же
немецком журнале, где год назад появилась робкая заметка Харитона и Вальта,
теперь признал свою слепоту и недоверчивость. И, как бы в компенсацию за
прошлый инцидент, предложил впредь печатать статьи в редактируемом им «Журнале
физической химии». Но, наверное, и после этого еще долго чувствовал
неприятный осадок на душе оттого, что так оконфузился, и пользовался каждым случаем,
чтобы оповестить ученых об открытии, которое по его милости чуть не
закрылось .
В конце 1927 года Семенов вырвался ненадолго из круговорота многочисленных
обязанностей и уехал на озеро Селигер, чтобы там, на природе, в тиши,
обобщить прежние наблюдения, прибавить к ним новые, появившиеся в последние
недели, и попытаться создать более обширную теорию разветвленных цепных реакций.
Конечно, прохаживаясь по берегу озера, думать легче, чем бегая между
кабинетом и лабораторией - не звонит телефон, не заходят десять раз на день
коллеги , не надо сидеть на совещаниях. И работа потому была написана очень быстро.
Вернувшись, Семенов доложил ее на ученом совете. Совсем недавно он стоял
здесь же, на этом самом месте, у этой самой доски, перед этими же самыми
людьми, и рассказывал им о том же самом открытии. Но тогда они были глухи к
тому, что посчастливилось найти ему с помощью двух своих молодых сотрудников
и умудренного в науках Боденштейна; теперь все было по-иному. Радостью
соучастия светилось лицо Абрама Федоровича Иоффе, внимательны были члены ученого
совета; они поняли, наконец, что присутствуют при рождении нового открытия,
прославившего молодую советскую науку. Поздравления после доклада были
совершенно искренни; кто-то, наверное, признал, что был неправ тогда, другие сочли
за благо промолчать - что поминать старое.
Вскоре, в 1928 году, стало известно, что открытие Семенова подтверждается
опытами молодого английского ученого из Оксфордского университета Хиншелвуда.
За ним и другие исследователи стали изучать новый механизм реакции.
Вместе с тем скептики еще не сложили оружия, еще не перестали раздаваться
голоса отдельных ученых, часто весьма крупных, твердивших, что то одно невер-

но, то другое. Поэтому Семенов не счел возможным почить на лаврах и ждать,
пока другие ученые за него осветят все неясные места в его теории; он еще
интенсивнее взялся за продолжение работ, ставя их в больших масштабах, дабы
теперь уже можно было подключить к ним многих сотрудников.
Один из важнейших опытов был поставлен самим Николаем Николаевичем. Он
решил доказать себе и оппонентам, что зарождение разветвленной цепной реакции
можно вызвать буквально несколькими активными частицами; по теории, правда,
так и следовало, но одно дело, когда это происходит на бумаге, а другое - в
колбе. Этим изящным и предельно простым опытом Семенов доказал, что он
превосходный экспериментатор, словно бы видящий, как клубятся в сосуде молекулы,
ожидая только внешнего толчка, чтобы взорваться химической реакцией. Он
придумал, как надо подтолкнуть с горы камешек, чтобы он увлек за собой лавину.
К трубке, через которую поступал в сосуд кислород, подвели ток от катушки
Румкорфа - слабенький ток, ничтожный, едва способный расщепить на атомы
мизерное количество молекул. Но, по теории, для начала окисления много и не
нужно - достаточно нескольких осколков. И, следовательно, в момент включения
рубильника должна произойти вспышка.
Должна... Но произойдет ли? Такая постановка опыта, когда в одну секунду
решается судьба нескольких предшествующих лет и многих лет будущих, требует
огромного нервного напряжения. Не удивительно, что Семенов ужасно волновался и
смотрел на рубильник, поворот которого должен был все решить, словно кролик
на удава. Представляете, что должен был пережить в душе ученый в такой
момент , если и через тридцать два года помнил «... тот трепет, с каким... в первый
раз протягивал руку к щитку с рубильником». «Я долго не решался начать опыт,
- вспоминает Николай Николаевич тот знобящий миг. - Мне казалось, что в эту
минуту решится судьба всей теории».
И она и впрямь решилась: одновременно с поворотом рубильника в сосуде
вспыхнула - действительно вспыхнула - реакция. Горсть атомов кислорода
вовлекла в цепной процесс миллиарды молекул. Вновь и вновь повторял Семенов
этот опыт, чтобы исключить возможность малейшей ошибки, и каждый раз, когда
переставшая уж дрожать рука включала рубильник, в сосуде происходила вспышка.
Ну, вот и все, собственно. Дальше открытие начало самостоятельную жизнь.
Теория Семенова о разветвленных цепных процессах прочно обосновалась в
химической науке. Она привлекла к себе внимание химиков всего мира, ибо очень
скоро стало ясно, что цепные процессы весьма многочисленны, они диктуют свои
законы таким распространенным реакциям, как полимеризация, хлорирование,
сгорание топлива в двигателях.
В 1930 году Советское правительство организовало специальный Институт
химической физики, где можно было по-настоящему широко развернуть работы в столь
важной для науки области. Во главе института встал Н.Н. Семенов.
В 1934 году Семенов, избранный только что академиком, подвел итог своего
почти десятилетнего труда в монографии «Цепные реакции»; в следующем году
книга была переведена на английский и вышла в Англии, где продолжал успешно
работать Хиншелвуд.
В 1941 году основатель нового раздела химической кинетики был удостоен
Государственной премии, а в 1956 году, через тридцать лет после открытия,
вместе с Хиншелвудом получил Нобелевскую премию по химии. То была вдвойне
радостная для нас победа: премию получил первый советский ученый. До этого два
русских исследователя удостоились столь высокой чести - Мечников и Павлов, но
было это еще до революции. Теперь же в Стокгольм отправлялся полпред
советской науки. После еще шесть наших физиков получат право именоваться
лауреатами Нобелевской премии, но Семенов был первым.
В этой публикации нам уже не раз приходилось сопровождать выдающихся ученых
в Стокгольм, где им вручались диплом лауреата, золотая медаль, денежный чек,

где в их честь оркестр играл отрывки из лучших симфоний, где награжденных
осаждали фото- и кинокорреспонденты, где смущенные непривычным общественным
вниманием лучшие физики, химики, биологи читали традиционные Нобелевские
лекции. И, вероятно, каждый из нас задавал себе вопрос: о чем, интересно, думает
ученый в те минуты, когда перед его награждением играет музыка, а шведский
король готовится вручить ему символы международной славы и признания? К
сожалению, далеко не всегда это становилось известным широкой публике, ученые
редко вспоминают о личных переживаниях; но вот в этой главе представляется
редкий случай узнать совершенно точно, какие мысли проносились в голове
шестидесятилетнего прославленного академика, когда он сидел на сцене
переполненного зала, взволнованный и счастливый, и, пока играл оркестр, имел десять
минут на то, чтобы перевести дух, расслабиться немного после начала и перед
концом торжественной церемонии и подумать о чем-то своем. О чем же?
Вот его воспоминания: «Когда я слушал музыку, передо мной проносилось то
незабываемое время 20-х - начала 30-х годов, когда я, еще молодой человек, и
мои дорогие товарищи, тогда еще совсем юные сотрудники лаборатории, в
институте за экспериментальными установками и дома за письменным столом переживали
самые яркие радости творчества, когда каждый день приносил нам новые загадки
и когда эти загадки мы, в конце концов, с успехом решали и сквозь, казалось
бы, непроходимые дебри пробивали новые пути».
Согласитесь, история открытия такова, что здесь есть что вспомнить. Дело не
только в обстоятельствах открытия, хотя и они, конечно, невольно должны
запасть в душу, - а ведь память сердца, как вы помните, сильней рассудка памяти
печальной, - дело еще и в последствиях, какие имело открытие для науки; не
только для химии - для физики. И это должно было быть особенно значимо для
его автора, ведь он, не забудьте, был физик. Физике обучался в университете,
физикой шел заниматься к Иоффе после окончания, о физических открытиях
мечтал, вероятно, холодными голодными ночами в Петрограде.
И когда через двенадцать лет оказалось, что идея разветвленной цепной
реакции применима не только к химическим процессам, но и к процессам ядерным,
Николай Николаевич, как мне кажется, непременно должен был почувствовать
радость и удовлетворение: удовлетворение тем, что идея, высказанная физиком,
вернулась на круги своя - в физику же.
Речь идет о ядерной цепной реакции деления урана. Она была предсказана в
1938 году Фредериком Жолио-Кюри и Ф. Перреном и осуществлена впервые 2
декабря 1942 года в Чикагском университете итальянским физиком Энрико Ферми.
Конечно, ядерная цепная реакция отличается от химической - иные частицы
участвуют в ней, на ином уровне идет процесс и с иными последствиями, но
формальные закономерности здесь те же и те же критические условия включают и
выключают цепь. И если нельзя сказать, что физики просто позаимствовали теорию
своего бывшего коллеги, то высказать предположение, что они воспользовались
ее основами и тем самым значительно сократили время поисков, можно и нужно.
Наверное, и об этом думал Николай Николаевич декабрьским днем 1956 года. А
может, еще и о будущем своего открытия, и в этой связи - о биологии, где
цепные процессы могут оказаться столь же важными, как и в ее сестрах - химии и
физике.
Конечно, когда смотришь назад, всё представляется простым и понятным,
кажется даже странным, как это можно было сомневаться в чем-то, долго не
решаться что-то сделать; но те, кто пробивается вперед «сквозь, казалось бы,
непроходимые дебри», всегда вынужден сомневаться, ибо дороги впереди нет и ее
приходится строить, как говорил немецкий физик Макс Борн, позади себя.
Семенов проложил широкую дорогу; по ней уже сорок лет идут многие ученые мира, и
еще долго останется она оживленной магистралью науки; но как бы далеко от
начала ни ушли мы, следует помнить, что когда-то ее вовсе не было на карте ее-

тествознания и один из наших современников первым вошел в дремучий лес
неизвестности .
Глава одиннадцатая
Ну что ж, вот и подходят к концу наши странствия. Мне осталось поведать
одну лишь еще историю - последнюю.
Правда, по хронологии она самая древняя в этой книге: она восходит к тем
далеким временам, когда Цейлон назывался еще санскритским словом «Серендипа»,
образованным в еще более далекие времена соединением двух слов: «Симхала» -
истинное название Цейлона, и «Двипа» - остров. Открыт Симхала Двипа был
бенгальским принцем Виджая, который отправился в плавание по Индийскому океану
из Калькутты и неожиданно около самой Бенгалии обнаружил большой остров.
Принц поселился на острове, стал править им; его потомки звались принцами
Симхала Двипа. Со временем это длинное прозвище сократилось до принцев
Серендипа. И вот с того момента и берет свое начало предание, о котором я хочу
рассказать.
Суть его в том, что принцы Серендипа обладали удивительной способностью во
время путешествий находить вещи, которые они и не думали искать; в этом они
походили на своего предка, который и сам Цейлон открыл случайно.
Предание это существовало на Цейлоне много лет, было оно известно и в
Индии, но европейцы толком о нем не слыхали до 1754 года, до тех пор, пока
английский исследователь Велпоул, изучавший Цейлон и даже написавший о нем
книгу, не использовал это предание для образования неологизма, то есть нового
слова - «серендипити». Английский суффикс «-ти» эквивалентен нашему окончанию
«-ство», поэтому по-русски это слово звучало бы как «серендипство». В нашем
языке есть такие существительные, образованные от имен собственных, например
- донкихотство, что означает подражание Дон-Кихоту. Следовательно, «серендип-
ство», или давайте уж лучше придерживаться международного термина «серендипи-
ти», - качество, присущее принцам Серендипа. Так, кстати, и трактует этот
термин известный английский Вебстеровский словарь: «Дар обнаружения ценных
вещей там, где их не ищут».
Таким образом, с серендипити все понятно, кроме одного: зачем понадобилось
Велпоулу вводить его.
Представьте себе ученого, который десять, двадцать, тридцать лет работает
над какой-то проблемой и вдруг узнает, что его коллега этак небрежно, между
прочим, не затратив ни времени, ни труда, наткнулся на ту драгоценную истину,
которую он, старатель, добытчик, первопроходец, труженик, несколько раз
буквально держал в руках, но по каким-то, как ему кажется, объективным причинам
совершенно случайно не рассмотрел. Каково ему? Что должен он чувствовать в
своей раскаленной обидой душе, когда его коллегу, а не его самого венчают
всевозможными знаками отличия? Бешенство? Тихую Злость? Детскую обиду?
Равнодушие? Радость за товарища, который, безусловно, достоин награды? Радость за
науку, которая обогатилась новым открытием? Радость за человечество,
которому, в конечном счете, все равно, кто добыл новое знание?
Так что он должен переживать?
Любое из этих чувств - в зависимости от характера и мировоззрения. Он может
возненавидеть коллегу - как было с Ленардом, или любимую науку - как было с
Романьози, или вовсе все человечество - как Кавендиш; но он может и
ограничиться тем, что философски усмотрит в случившемся перст судьбы, некое высшее
предначертание. А с этим как бороться? Только иронией. И он придумает
словечко, чтобы обозвать это непонятное везение, посещавшее не раз других, ничуть
не более достойных, но упорно минующее его скромную персону. А чтобы все
увидели хотя бы в этом творчестве, в словотворчестве, какой он образованный и

умный, он придумает словечко не простое, а заковыристое, чтобы в нем все
было: и древняя легенда, и герои королевских кровей, и заморское государство, и
фонетика исчезнувшая, а не какая-нибудь английская или латинская.
И тогда и появится на свет неологизм - серендипити.
Разумеется, это не более чем гипотеза; никаких точных сведений о том,
почему Велпоул придумал это слово, за двести семьдесят лет не сохранилось. Но
поскольку мы уже немало поднаторели в науках, а главное - в научном методе
познания, давайте уподобимся нашим героям и попробуем разрешить интересующую
нас проблему самым, что ни на есть научным образом.
Появление слова «серендипити» относится к середине XVIII века. Были ли уже
известны в то время какие-нибудь случайные открытия?
В 1729 году английские ученые Грей и Виллар случайно открыли деление тел на
проводники и непроводники. До этого - закон Ньютона. Еще ранее, в 1669 году,
алхимик Бранд тоже случайно открыл фосфор. Наконец, Галилей, как считали
некоторые историки, сделал случайно два своих великих открытия - законы
динамики, на которые его якобы натолкнуло покачивание люстры в Пизанском соборе, а
также горы на Луне, спутники Юпитера и фазы Венеры, которые он увидел только
потому, что взглянул в телескоп. Я не буду оспаривать эту невежественную
точку зрения; вы должны помнить из физики, что телескоп существовал и до Галилея
и многие смотрели в волшебную трубу на ночное небо, и качание люстры, кроме
Галилея, наблюдали сотни людей, но не им удалось узреть тут откровение.
Если хотите, добавьте сюда еще и закон Архимеда - для полноты картины.
Все это факты пока из области точных наук. Но не забудьте, были еще и
великие географические открытия. Вспомните Колумба, Америго Веспуччи, капитана
Кука - из каждого путешествия они привозили новые материки, страны, моря,
острова, а нередко и золото, драгоценные камни, жемчуг. Я думаю, что
географические открытия даже больше действовали на воображение или тщеславие Велпо-
ула, чем открытия математические или физические, - он ведь тоже был
путешественник и плавал в Ост-Индию и на Цейлон, но никаких америк открыть ему не
удалось.
И тогда он взял да и открыл новое слово «серендипити», чтобы хоть как-то
свести счеты с баловнями судьбы. Чем, кстати, и прославил себя.
Но каждое открытие рано или поздно покидает своего хозяина и становится
общедоступным и в своей новой жизни нередко служит иным целям, отличным от тех,
какие имел в виду его автор. Так случилось и с серендипити: оно пришлось по
вкусу ученым и его пустили в оборот. Но постепенно оно стало утрачивать свой
язвительный смысл, из него улетучился яд иронии, и оно стало обозначать
просто счастливый дар случайных находок, такой же необходимый элемент научной
работы, как и долготерпение.
В какой-то мере удача должна сопутствовать каждому исследователю, чтобы у
него хватило сил, времени, средств дойти до поставленной цели; я уж не говорю
о том, что сама цель может быть выбрана неудачно, и тогда... Что тогда?
Прежде всего, если высказанное предположение не подтвердилось, это еще не
значит, что оно все-таки неверно; не исключено, что его просто нельзя было
доказать с помощью существующих средств; таких примеров в истории науки
сколько угодно. Но предположим, что и в самом деле гипотеза не подтвердилась
окончательно (хотя ничего окончательного в познании природы не бывает;
вспомните, сначала считался неделимым атом, потом - атомное ядро, и каждый раз
оказывалось, что есть еще более мелкие частицы). Так вот, в этом случае, как
считать результат ученого - удачей или неудачей?
Не будем торопиться с ответом - все не так просто.
Начнем с науки вообще. С позиций естествознания то, что произошло,
несомненно удача. Не такая большая, как если бы гипотеза подтвердилась, но все
равно удача: скажем - умеренная. Потому что эту же самую гипотезу мог бы вы-

сказать и попытаться доказать другой ученый или другие ученые - случаев
параллельной работы, когда один коллектив исследователей не знает, что в это же
время где-то происходит аналогичная попытка, немало. И это значило бы, что на
одну и ту же работу было бы потрачено в несколько раз - как минимум в два
раза - больше времени, сил и средств. Следовательно, вовремя опубликованное
исследование, не приведшее автора к поставленной цели, имеет несомненную
общественную ценность: оно закрывает одну из дорог, по которой могли бы пойти
другие. В этом случае ученый похож на минера, идущего по предполагаемому
минному полю; убедившись, что опасности не существует, он ставит опознавательную
табличку: «Проверено. Мин нет».
А для самого ученого - что для него означает отрицательный результат?
Ничего катастрофического, если только этот ученый не карьерист, жаждущий
немедленной славы. Более того, он заслуживает признания коллег, и часто оно
выражается даже в присуждении ученой степени кандидата или доктора наук. Степень
- за неудачу? Да, степень за неудачу, если пользоваться такой терминологией.
А если выражаться более точно - степень за сумму знаний, накопленных во время
работы, за разработанную новую методику, иными словами - за вклад в науку. За
вклад со знаком «плюс», несмотря на то, что результат - со знаком «минус».
Парадокс?
Ничуть. Тщательность, с которой выполняется так называемое неудачное
исследование, неудачное по результату, должна быть даже выше, чем в случае удачи.
Вспомните открытия, о которых я рассказывал; ведь после первого же сообщения
ученые всех стран буквально набрасывались на статью и проверяли и
перепроверяли каждую ее строку, каждую цифру - не ошибся ли их коллега. А
отрицательный результат никто перепроверять не станет - ученому поверят на слово. Но
его ответственность за это короткое слово «нет» увеличивается. Представьте,
что он недостаточно тщательно исследовал все возможности и упустил из-за
этого истинный ответ - «да», он же тем самым как бы украл у человечества новое
знание: пока еще найдется такой смельчак, чтобы решиться на свои страх и риск
перепроверить данную работу, или когда еще наука накопит другие косвенные
факты, не вяжущиеся с полученным однажды «нет» и опровергающие его?!
Этот нюанс - удача даже при неудаче - характерен именно для научного
творчества; в искусстве, например, пли в спорте неудача есть неудача, она конечна
по своим последствиям, если не считать некоторого ее педагогического значения
по принципу: на ошибках учатся.
Таким образом, мы установили роль неудачи для науки и ученого. Теперь самое
время попытаться определить роль удачи, роль серендипити. Для цивилизации в
целом значение этого фатального фактора ясно: нам безразлично, кто принес на
алтарь прогресса новое достижение, главное - что можно воспользоваться его
плодами. Но вот для самого ученого, что означает серендипити? Достаточно ли
его милостивого вмешательства, чтобы свершилось новое открытие?
Вспомним примеры подобных счастливых озарений - кого посещали они? Не будем
серьезно относиться к истории с яблоком, мы уже решили, что это не более чем
сказка; к тому же, если принять ее, то придется признать, что закон
всемирного тяготения обязаны были открыть задолго до Ньютона, потому что все
компоненты удачи порознь уже давно витали в воздухе, не хватало лишь катализатора,
который помог бы им встретиться в одной голове. Если бы для этого было
достаточно одного мгновения, когда человек охватывает все детали внутренним взором
и сразу увязывает их между собой, то, конечно же, ничего лучше падения
яблока , да еще бы хорошо на голову ученому, и не придумаешь. Но, как видно, мига
тут явно недостаточно; Ньютону понадобилось на раздумье двадцать лет.
Но вспомним другой пример. Кому-кому, а соотечественникам Ньютона Карлейлу
и Никольсону никак нельзя пожаловаться на отсутствие серендипити. Она в
полной мере почувствовали его милостивую, доброжелательную руку в тот день, ко-

гда по неразумению накапали воды на цинковую пластину батареи. И что же?
Какой отклик нашел этот намек в их невежественных - с точки зрения физики -
душах? Да ровным счетом никакого; поиграли немного в подаренную случаем игрушку
и бросили ее. А что бы должен был сделать настоящий исследователь? То, что
сделал Рентген, когда серендипити постучалось к нему в кабинет темной
ноябрьской ночью: отработать подарок, не выходить пятьдесят суток из лаборатории,
пока не будут добыты ответы на все вопросы, и написать работу, к которой
никто уже ничего существенно нового не сможет прибавить. И еще: услыхав
таинственный стук в дверь, встать и открыть ее и почтительно впустить нежданную
гостью, а не бурчать в усы «я занят, зайдите попозже» или «ходят тут всякие».
Ведь слышал же этот вкрадчивый стук серендипити Ленард, когда наблюдал
свечение экрана за алюминиевой фольгой; слышал его Дж. Дж. Томсон, когда невесть с
чего светилось стекло трубки; слышал его Гудспид, когда обнаружил на
фотопластинке таинственные тени; слышали их десятки физиков, когда посылали менять в
магазин непонятно почему потемневшие фотопластинки; слышали - но остались
глухи.
Но чтобы открытие свершилось, надо не только успеть открыть дверь, пока
удача, обидевшись, не ушла, надо еще и узнать редкую гостью в том необычном
облике, какой она приняла на этот раз. Здесь недостаточно дежурной готовности
откликнуться на Зов судьбы - нужны мудрость и знания.
Сильванус Томпсон, как и Ньепс де Сент-Виктор, удивлялся почернению
фотопластинок, как и Беккерель, оба они связали это с ураном, но, в отличие от
Анри, не поняли, кто заглянул к ним в лабораторию, чей случайно запечатленный
портрет остался на фотопластинке; не поняли, потому что не знали столько,
сколько знал Беккерель, потому что не работали, подобно ему, многие годы с
фосфоресценцией и с фотоматериалами.
Знания нужны здесь не только даже для того, чтобы понять, что произошло;
только они могут дать силы и мужество в отстаивании своей точки зрения -
новой точки зрения.
Николай Николаевич Семенов не затратил много времени на встречу со своим
серендипити, но сколько сил и мужества понадобилось молодому физику, чтобы
вступить в спор с самим Боденштейном и спорить, спорить - в экспериментах, в
расчетах, в обосновании их - до победного конца. Что могло придать смелости
неизвестному еще ученому в этом диалоге, ведущемся на равных? Только знания,
научный багаж, накопленный до этого случая и после него; до и после - но не
во время; следовательно, не наспех нахватанные сведения, а систематическая,
методичная работа.
А что дало смелость Резерфорду выступить против модели атома Джи-Джи?
Против признанной модели, против атома, созданного его учителем. Что дало ему
мужество отказаться и от своего прежнего мнения, исключающего возможность
увидеть то, что увидел его студент Марсден? Знания и интуиция - таинственная
эссенция духа и ума, настоечная все на том же знании.
Представьте себе ситуацию: с одной стороны - великий учитель и признанная
теория, с другой - никому не ведомый студент, каких десятки на курсе, и
бредовое наблюдение, сильно смахивающее на грубую экспериментальную ошибку. Что
выбрал бы осторожный человек, не имеющий за душой ничего, кроме страстного
желания не потерять то, что он уже имеет, и ради этого и для этого готовый не
откликаться, даже если случай не то что стучится, а ломится к нему в
лабораторию? Он сказал бы Марсдену: «Слушай, мальчик, ты пересидел в кинематографе,
у тебя рябит в глазах». Но Резерфорд поступил совсем иначе - так же как и
Семенов , который не прогнал молодую сотрудницу, у которой самая простая реакция
и та капризничала, как барышня, а увидел в ее опыте необычное, удивился ему и
сумел тут же понять смысл каприза реакции для всей химической теории.
Крупные ученые прекрасно понимали роль случая в научном творчестве и знали

ему цену. Выдающийся физик и физиолог Герман Гельмгольц через сто лет после
того, как Велпоул породил серендипити, высказался об этом весьма определенно:
«Иногда и счастливый случай может прийти на помощь и раскрыть неизвестное
соотношение . Но случай вряд ли найдет применение, если тот, кто его встречает,
не собрал уже в своей голове достаточно наглядного материала, чтобы убедиться
в правильности предчувствованного». Другой крупный ученый и великий поэт, И.-
В. Гёте - да, да, Гёте был ученый, немало обогативший естествознание своими
исследованиями, - обрисовал роль случая в научном открытии в мудром
четверостишии :
Талант и счастье - сплав таковский,
Что дуракам и не понять.
Им нужен камень философский...
А мудрецам его - где взять?
Философский камень был извечной хрупкой мечтой всех алхимиков; они считали,
что с его помощью можно превратить в золото любой элемент. Конечно, спору
нет, очень даже неплохо иметь под рукой этакий маленький булыжник и клепать с
его помощью разные чудеса. У кого ума немного, тот сразу - золотые монеты,
минуя даже слитки; кто думает не только о себе, но и о науке, тот, может,
какое открытие сварганит. Но, увы, мудрецы не имеют талисманов; им приходится
полагаться только на себя, на свое терпение, на свои знания; на серендипити
никто не надеется заранее, ибо на ожидание счастливого случая может уйти так
много времени, что его не хватит на то, чтобы постичь суть находки.
Словом, это четверостишие наводит на долгие и серьезные размышления.
Вот, собственно, мы и выяснили, что значит для ученого серендипити, какова
его роль в свершении открытий. Убедились, что одного серендипити явно
недостаточно для торжества нового в науке, нужны и другие слагаемые: талант,
знания, непредвзятость мнений, умение удивиться новому, трудолюбие, смелость в
отстаивании своих убеждений.
И еще одно обстоятельство существенно здесь, но о нем я еще не говорил:
необходимость . Необходимость в данном открытии. Наука и общество должны по
меньшей мере созреть, чтобы понять и принять новое открытие, а еще лучше -
они должны остро нуждаться в нем, тогда оно свершится непременно, даже если и
нет ни у кого серендипити. Не повезет одному - повезет другому; необходимость
будет подстегивать искания; она насытит атмосферу предчувствованном нужного
открытия; и тогда будет достаточно одного намека, чтобы открытие
выкристаллизовалось из всех предшествующих опытов, как выпадает соль из пересыщенного
раствора при внесении в него маленького кристаллика.
Связь случайности и необходимости диалектический материализм прослеживает
во многих сферах человеческой деятельности - не только в науке, но и в
экономике , и в политике. Хороший пример такой связи приводит в одном из писем
Фридрих Энгельс: «Что Наполеон, именно этот корсиканец, был тем военным
диктатором, который стал необходим Французской республике, истощенной войной, -
это было случайностью. Но если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы
другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он
находился: Цезарь, Август, Кромвель и т.д.».
Если бы Рентген не открыл Х-лучи, их открыли бы вскоре другие ученые, может
быть тот же Ленард; если бы не Беккерель, Сильванус Томпсон сообщил бы о
лучах урана; если бы Марсден не пришел к Резерфорду, отскок альфа-лучей все
равно был бы обнаружен - с ними работали в других лабораториях. Наука была
готова к тому, чтобы принять новые данные о строении вещества, потому что она
нуждалась в них, потому что их отсутствие тормозило ее дальнейшее развитие.
Но, с другой стороны, она была уже способна и понять то новое, что дали ей
ученые, ибо уже были известны в общих чертах волновая и корпускулярная
природа излучений, были созданы методы регистрации излучений и количественной их

оценки.
Словом, неправильно говорить, что Х-лучи, или радиоактивность, или
электромагнетизм были открыты случайно; нет, их открытие было вполне закономерно и
даже ожидаемо; даже повод, который помог сделать это именно Рентгену, Бекке-
релю, Эрстеду, и тот не был случайным, он уже не раз имел место в других
лабораториях; случайным может быть здесь признано только стечение
обстоятельств , в результате которых странные явления увидели ученые, способные их
увидеть и оценить; но само открытие от этого не становится менее значимым. И
цена его - для ученых и для науки в целом - в конечном счете, после всех
трудов на его распознавание, изучение, обоснование, пробивание ничуть не меньше,
чем любого другого, добытого в конце длинного пути.
Поэтому не верьте легендам, когда они станут нашептывать дурманящие слова о
том, как легки случайные открытия, о том, что в науке главное - везение, что
если кому отпущен природой хоть гран серендипити, то рано или поздно тому
повезет , глазное - не пропустить его деликатное покашливание, когда оно захочет
обратить на себя внимание; а поэтому надо сидеть смиренно всю жизнь,
навострив уши и сложа руки, и ждать своего часа, а когда пробьет он, тогда уже
можно позволить себе все, что угодно - хоть бежать нагишом по городу и кричать
«Эврика!».
Не верьте легендам. В опьяняющей кажущейся легкости научных побед нетрудно
разглядеть красочные одежды вымысла; под ними обнаруживается суровая, трезвая
правда о прозаическом, кропотливом, до седьмого пота труде ученых, которым
однажды на миг посчастливилось увидеть то, что до них не видели другие.
И тогда вспомните слова великого Пастера: «Счастливая случайность выпадает
лишь на долю подготовленных умов».

Ликбез
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ПЧЕЛ
Морис Метерлинк
ЧАСТЬ I. НА ПОРОГЕ УЛЬЯ
I
Я не намерен писать трактат по пчеловодству или руководство по уходу за
пчелами. Все цивилизованные страны уже владеют превосходными руководствами,
которые было бы бесполезно переделывать: Франция - Дадана, Жоржа де Лайенса и
Бонне, Бертрана, Гаме, Вебера, Кемана, аббата Коллена и т.д.; страны, говоря-

щие на английском языке, имеют руководства Лангстрота, Бивана, Кука, Чешайра,
Кована, Рута и их учеников. Германия имеет Дзиерзона, Ван-Берлепша, Поллмана,
Фогеля и многих других.
Но моя работа не будет также ни научной монографией об Apis mellifica,
ligustica, fasciata и т.д., ни сборником новых наблюдений или исследований. Я
не скажу почти ничего такого, что не было бы известно всем тем, кто хоть
сколько-нибудь имел дело с пчелами. Чтобы излишне не загромождать этот труд,
я оставил для другой, предназначенной уже для специалистов, работы целый ряд
опытов и наблюдений, проведенных мною в течение двадцати лет занятий
пчеловодством, - наблюдений, достаточно специальных, и потому имеющих весьма
ограниченный интерес. Я просто хочу рассказать о «белокурых пчелах» Ронсара так,
как рассуждают о предмете, который знают и который любят, говоря с теми, кто
его не знает совсем. Я не собираюсь ни подкрашивать истину, ни причислять
себя к числу тех занимавшихся пчелами лиц, которых Реомюр справедливо упрекал в
замене действительно чудесного нравившимся им чудесным-фантастическим. В улье
много чудесного, но это не основание для преувеличений. Кроме того, я уже
давно отказался искать в этом мире более интересное и более прекрасное чудо,
чем истина или чем усилие человека ее постигнуть. Не будем тратить сил на
поиски величия жизни в неведомом. Вещи, самые обычные, полны величия, и мы до
сих пор не исследовали основательно ни одной из них. Поэтому я буду говорить
только о фактах, или проверенных мною лично, или таких, проверка которых
являлась излишней ввиду их полной установленности в апидологии. Моя задача
ограничивается тем, чтобы представить факты столь же научно, но в более живой
форме, связать их с некоторыми наиболее глубокими и наиболее свободными
размышлениями о них и придать им очертания более гармоничные, чем то возможно
сделать в руководстве, в практическом учебнике или научной монографии. Тот,
кто прочтет эту публикацию, конечно же, не будет в состоянии руководить
ульем, но он узнает приблизительно все, что известно о его обитателях
достоверного, любопытного, интимного и глубокого. Но все это, конечно, ничто в
сравнении с тем, что кроме этого предстоит ему изучить. Я обойду молчанием все
традиционные заблуждения, которые по-прежнему продолжают оставаться легендой
улья в деревнях и во многих сочинениях. Когда возникнет сомнение,
разногласие, гипотеза, когда я столкнусь с неизвестным, - я честно сознаюсь в этом.
Вы увидите, что нам часто придется останавливаться перед неизвестным. Кроме
крупных и значительных актов внутреннего управления и деятельности
легендарных дочерей Аристея1, о них неизвестно ничего всецело достоверного. По мере
того как совершенствуется культивирование пчел, все чаще приходится
убеждаться в незнании подлинных глубин их существования; но такое незнание уже само
по себе лучше бессознательного и самодовольного невежества, которое
составляет основу нашей науки о жизни. Да, по всей вероятности, этим и ограничивается
все, что человек может надеяться узнать в этом мире.
Существует ли еще труд о пчелах, подобный настоящему? Лично мне не
попадалось ничего в этом роде, - хотя думаю, что я прочел практически все, что о
них писалось, - кроме главы, посвященной этому предмету Мишле в конце его
книги «L'Insecte», и этюда на ту же тему знаменитого автора «Силы и Материи»
Людвига Бюхнера, в его книге «Geistesleben der Thiere2». Мишле едва коснулся
этого предмета; что касается Бюхнера, то его этюд довольно полон, однако,
прочитав его рискованные утверждения, легендарные факты, ссылки на давным-
давно отброшенные источники, я подозреваю, что он никогда не выходил из своей
Аристей, сын Аполлона, который, согласно мифическому преданию, научил людей пчеловодству.
— Прим. пер.
2 Можно было бы еще раз указать на монографию Кирби и Спенса в их Introduction to
Entomology», но она носит исключительно технический характер.

библиотеки, дабы вопросить непосредственно своих героинь, никогда не открывал
ни одного из тех сотен шумных, словно пламенем охваченных крыльями, ульев, в
которые необходимо проникнуть прежде, чем наш инстинкт приспособится к их
тайне, прежде, чем удастся напитаться атмосферой, ароматом, духом и
таинствами трудолюбивых девственниц. В книге Бюхнера нет аромата меда и духа пчел;
она страдает тем же недостатком, что и многие наши ученые книги, в которых
выводы часто предвзяты, а их научное построение есть не что иное, как
огромное нагромождение недостоверных анекдотов, взятых где попало. Но мне нечасто
придется сталкиваться с ним в своем труде, потому что наши отправные пункты,
наши точки зрения и наши цели полностью различны.
II
Библиография пчел - одна из наиболее обширных (мы начнем с книг, чтобы
скорее от них отделаться и направиться к самому их непосредственному источнику).
Это странное маленькое существо, живущее обществом, управляемое сложными
законами и совершающее во мраке удивительные работы, с незапамятных времен
притягивало к себе внимание человека. Аристотель, Катон, Варрон, Плиний, Колу-
мелла, Паладиус занимались пчелами, не говоря уже о философе Аристомахе,
который, по словам Плиния, наблюдал их в течение пятидесяти восьми лет, и о Фи-
лиске из Тасоса, который жил в пустынных местах, чтобы не видеть никого,
кроме пчел, и был прозван «Диким». Но именно у них-то и находится легенда о
пчелах и все, что оттуда можно извлечь, т.е. нечто, почти равное нулю, изложено
вкратце в четвертой песне «Георгик» Вергилия.
Непосредственно история пчелы начинается в XVII веке с открытия великого
голландского ученого Шваммердама. Однако к этому необходимо прибавить еще
одну малоизвестную подробность, а именно: еще до Шваммердама фламандский
натуралист Клутиус высказал по этому поводу несколько важных истин, в том числе
ту, что царица является единственною матерью всего ее народа и что она
обладает атрибутами обоих полов; но он этого не доказал. Шваммердам изобрел
истинные методы научного наблюдения, создал микроскоп, придумал сохраняющие
инъекции, первый анатомировал пчелу, открытием яичников и яйцевода
окончательно установил пол царицы, которую до тех пор считали царем, и неожиданным
лучом пролил свет на все внутренние отношения улья, как основанные на
материнстве. Наконец, он произвел разрезы и сделал рисунки, настолько
совершенные, что они по сей день служат иллюстрацией для многих трактатов по
пчеловодству. Он жил в шумном и беспокойном Амстердаме, сожалея о «мирной
деревенской жизни», и умер в сорок три года, изнуренный трудом. Он изложил свои
наблюдения в большом труде «Bybel der Natuure», написанном в благочестивом и
строгом стиле. В этой книге прекрасные и простые порывы веры, которая боится
быть поколебленной, относят все к славе Создателя; столетием позже она была
переведена доктором Бергавом с нидерландского языка на латинский под
заглавием «Biblia Naturae» (Лейден, 1737 г.).
Затем следует Реомюр, который, оставаясь верным тем же методам, произвел в
своих шарантонских садах множество любопытных опытов и наблюдений над пчелами
и отвел им целый том своих «Memoires pour servir a I4histoire des insectes».
Его можно прочесть с пользой и без скуки. Изложение книги ясно, положительно,
искренно и не лишено известной прелести, хотя грешит некоторой грубоватостью
и сухостью. Прежде всего, он стремился развеять огромное количество древних
заблуждений, и в то же время распространил несколько новых; отчасти он
разъяснил причины образования роя, политический режим цариц, одним словом -
установил несколько важных истин и навел на след многих других. Своими
исследованиями он первым делом подтвердил чудеса архитектуры улья, и все, что он об
этом говорит, никем не было сказано лучше. Ему мы также обязаны идеей
стеклянных ульев, которые потом, будучи еще более усовершенствованы, обнажили всю

скрытую жизнь этих ретивых работниц, начинающих свое дело в ослепительном
сиянии солнца и завершающих его только во тьме. Я должен был бы для полноты
предмета назвать также изыскания и работы более поздних исследователей -
Шарля Бонне и Ширака (который разрешил загадку царского яйца), но я ограничусь
только главным и укажу на Франсуа Губера, учителя и классика науки о пчелах.
Губер, родившийся в Женеве в 1750 г., ослеп еще в ранней молодости.
Заинтересовавшись вначале опытами Реомюра, которые он хотел проверить, Губер вскоре
пристрастился к этим исследованиям, и с помощью разумного и преданного слуги,
Франсуа Бюрненса, посвятил всю свою жизнь изучению пчелы. В летописях
человеческих страданий и побед нет ничего более трогательного и более
поучительного, чем история этого терпеливого сотрудничества, где один, видевший только
духовный свет, руководил умом, руками и глазами другого, наслаждавшегося
светом реальным; где человек, никогда, как уверяют, не видевший собственными
глазами медового сота, тем не менее, провидел сквозь пелену своих мертвых
очей, - удваивавшую ту пелену, которой природа окутывает все существующее, -
самые глубокие тайны гения, созидавшего этот невидимый для исследователя
медовый сот; все это совершалось как бы для того, чтобы показать нам, что нет
такого положения, при котором мы должны отказаться от надежды обрести истину.
Я не буду перечислять, чем наука о пчелах обязана Губеру, я скорее мог бы
указать, чем она ему не обязана. Его «Nouvelles observations sur les
abeilles» («Новые наблюдения над пчелами») остались щедрым и верным
сокровищем, из которого черпают многое все исследователи пчел; первый том этого
сочинения был написан в 1789 году в форме писем к Шарлю Бонне, а второй
появился только двадцать лет спустя. Правда, там встречается несколько ошибок,
несколько несовершенных истин; со времени его книги было достигнуто немало
успехов в микрографии, в практической культуре пчел, в способах обращения с
царицами и т.д., но ни одно из его главных наблюдений не было опровергнуто или
признано неверным: они остаются неприкосновенными в наших современных опытах
и составляют их основу.
III
После открытий Губера следует несколько лет молчания; однако вскоре Дзиер-
зон, священник из Карлсмарка (в Силезии), открывает партеногенез, то есть
девственное деторождение цариц, и изобретает первый улей с подвижными сотами,
благодаря которым пчеловод мог отныне брать свою долю сбора, не предавая
смерти свои лучшие колонии и не уничтожая в одно мгновение работу целого
года . Этот улей, еще очень несовершенный, был существенно усовершенствован
Лангстротом, который изобрел собственно подвижные рамы, с необыкновенным
успехом распространенные в Америке. Рут, Куинби, Дадан, Чешайр, де Лайенс,
Кован, Геддон, Говард и др. вносят в это изобретение еще несколько ценных
улучшений. Чтобы избавить пчел от необходимости вырабатывать воск и строить
магазины, на что им приходится расходовать много меда и самое лучшее время, Ме-
ринг придумал давать пчелам механически приготовленные восковые соты, которые
немедленно принимаются пчелами и приспособляются к их нуждам. Грушка
изобретает «smelatore», который применением центробежной силы позволяет извлекать
мед, не разбивая сот, и т.д. В несколько лет рутина пчеловодства разрушена;
продуктивность и плодовитость улья утроены; везде устраиваются обширные и
производительные пчельники. С этой минуты прекращаются бесполезные избиения
самых трудолюбивых поселений и безобразный обратный отбор, являвшийся
следствием таких избиений. Человек действительно становится господином пчел,
господином тайным и неведомым, который всем управляет, не давая приказов, и держит
все в повиновении, оставаясь не узнанным. Он вводит свою волю туда, где
раньше все находилось в зависимости от сезона; он исправляет недочеты всего года;
он соединяет враждебные республики; он уравнивает богатства; он увеличивает

или сокращает число рождений; он регулирует плодовитость царицы; он ее
свергает с трона и замещает другой, вырывая ловкостью трудно дающееся на это
согласие народа, который возмущается при одном подозрении о непонятном
вмешательстве. Найдя это нужным, он мирно нарушает тайну священных покоев и всей
хитрой и предусмотрительной политики царского гинекея. Он по пять-шесть раз
подряд отбирает плоды трудов этих сестер доброй неутомимой обители, не нанося
им вреда, не отнимая у них мужества и не доводя их до разорения. Он
соразмеряет склады и житницы их жилищ с жатвою цветов, рассыпанных весною в ее
торопливом движении по склонам холмов. Он заставляет их сократить пышный штат
возлюбленных, ожидающих рождения принцесс. Одним словом, он делает с ними что
хочет и получает от них то, что требует, с тем, однако, условием, чтобы его
требование подчинялось их свойствам и их законам, потому что поверх воли
этого неожиданного бога, который завладел ими, поверх этой воли, - слишком
обширной, чтобы быть замеченной, и слишком чуждой, чтобы быть понятой, - пчелы
видят дальше, чем видит сам этот бог, и в своем непоколебимом самоотречении
они думают только о выполнении таинственного долга их расы.
IV
Теперь, когда книги уже сказали нам все, что они имели сказать нам
существенного относительно весьма древней истории пчел, оставим науку,
приобретенную другими, и взглянем на пчел нашими собственными глазами. Один час,
проведенный среди пчельника, покажет нам вещи, может быть, менее точные, но
бесконечно более живые и плодотворные.
Я еще не забыл первый пчельник, который я увидел и по которому научился
любить пчел. Это случилось много лет тому назад в простой деревушке зеландской
Фландрии, - опрятной и грациозной Фландрии, которая еще больше, чем сама
Зеландия, этот рефлектор Голландии, сконцентрировала в себе вкус к ярким цветам
и ласкает взгляд своими, подобными красивым и серьезным игрушкам, башнями и
остроконечными крышами, своими ярко раскрашенными тележками, своими
блестящими в глубине коридоров шкафами и стенными часами, своими маленькими,
вытянувшимися вдоль набережных и каналов, как будто в ожидании наивной и
благодетельной церемонии, деревьями, своими с разукрашенной кормой барками и
лодками, своими дверьми и своими окнами, подобными цветам, своими безукоризненными
шлюзами, своими миниатюрными и разноцветными подъемными мостами, своими
отполированными, как изящная и сверкающая утварь, домиками, откуда выходят,
украшенные золотом и серебром и похожие на колокольчики, женщины, отправляющиеся
доить коров в окруженные белыми оградами луга или растягивать белье на ковре
из вырезанных овалами и ромбами нежно-зеленых и усеянных цветами лужаек.
Там укрылся старый мудрец, довольно похожий на старца Вергилия,
Равный царям человек и подобный богам,
И, подобно последним, спокойно довольный, -
сказал бы Лафонтен; он скрылся туда, где жизнь казалась бы более узка, чем
в других местах, если бы, действительно, было возможно сузить жизнь. Там он
устроил себе убежище не потому, что получил отвращение к жизни - мудрый не
знает такого сильного отвращения, - а потому, что немного устал вопрошать
людей, отвечающих менее просто, чем животные и растения, на единственно
интересные вопросы, которые можно поставить природе и действительным законам. Все
его счастье, как и у скифского философа, заключалось в красотах сада, и между
этими красотами наиболее любимой и чаще всего посещаемой был пчельник,
состоявший из двенадцати соломенных ульев в виде колокола, раскрашенных им - одни
в ярко-розовый, другие в светло-желтый, а большинство - в нежно-голубой
цвета, потому что он заметил, гораздо раньше опытов сэра Джона Леббока, что
голубой цвет наиболее любим пчелами. Он устроил этот пчельник у выбеленной
стены дома, в углу, образованном кухней, - аппетитной и свежей голландской кух-

ней с фаянсовыми полками, где сверкает оловянная и медная посуда,
отражающаяся через открытую дверь в спокойном канале. А полная безыскусственных образов
вода направляла под завесою из тополей взгляд, который успокаивался на
горизонте картиною лугов и мельниц.
В этом месте, как и везде, где помещаются ульи, они придавали новое
значение цветам, тишине, мягкости воздуха, солнечным лучам. Там как бы постигался
праздник лета. Там можно было отдохнуть на сверкающем перекрестке, куда
сходились и откуда расходились воздушные пути, по которым с утренней зари и до
сумерек носятся, хлопотливые и звучные, все ароматы деревни. Там можно было
услышать счастливую и видимую душу, разумный и мелодичный голос, очаг веселья
прекрасной поры сада. Там, в этой школе у пчел, мы узнаем заботы всемогущей
природы, светлые отношения трех ее царств, неиссякаемое развитие жизни,
нравственность пылкого и бескорыстного труда, и - что так же хорошо, как и
нравственность труда - там героические работницы научают ценить слегка смутную
сладость досуга, огненными чертами своих тысяч маленьких крыльев как бы
подчеркивая почти невыразимую усладу этих непорочных дней, вращающихся вокруг
себя в пространстве, не принося с собою ничего, кроме прозрачного, лишенного
частичных очертаний, круга, подобно слишком чистому счастью.
V
Для того чтобы проследить как можно проще историю целого года жизни улья,
мы возьмем один просыпающийся весною и принимающийся за работу улей. И мы
увидим, как перед нами развернутся в своем естественном порядке великие
эпизоды жизни пчел, а именно: образование и отлет роя, основание нового
поселения, рождение, битвы и брачный полет молодых цариц, избиение трутней и
возвращение к зимней спячке. Каждый из этих эпизодов сам собой принесет
необходимые разъяснения относительно законов, особенностей, привычек, событий,
которые его вызывают или сопровождают, так что в течение короткого пчелиного
года, деятельность которого ни в каком случае не простирается больше, чем с
апреля до конца сентября, - мы встретимся со всеми тайнами медвяного дома. В
данную же минуту, прежде чем выбрать улей и бросить туда общий взгляд,
достаточно сказать, что он состоит из царицы, матери всего народа, из тысячи
работниц, несовершенных бесплодных самок, и, наконец, из нескольких сотен
трутней, из среды которых будет избран единственный и несчастный супруг будущей
государыни, избранной работницами после более или менее добровольного
удаления царствующей матери.
VI
Открывая в первый раз улей, вы испытываете некоторое волнение; оно подобно
тому ощущению, какое пришлось бы испытать при насильственном проникновении в
неведомую, быть может полную страшных неожиданностей, область, например в
могилу . Вокруг пчел сложилась грозящая опасностями легенда. Тут же приходит на
память нервическое воспоминание об их уколах, производящих ту особенную боль,
которую не знаешь с чем сравнить; можно сказать - жгучую сухость, что-то
вроде пламени пустыни, разлившегося в пораженном месте; как будто наши дочери
солнца извлекли из раздраженных лучей своего отца воспламеняющийся яд, дабы
лучше защищать сокровища сладости, собранные ими в их благодетельные часы.
Правда, если улей откроет, без соблюдения предосторожности, человек, не
знающий и не уважающий характера и нравов его обитателей, то этот улей в одно
мгновение обратится в пылающий куст гнева и героизма. Но нет ничего легче,
чем приобрести маленькую ловкость, необходимую для безнаказанного обращения с
ульем. Достаточно немного дыма, пущенного кстати, большого количества
хладнокровия и мягкости, - и хорошо вооруженные работницы позволяют себя грабить,
даже и не думая выпускать жала. Они не признают своего повелителя, не боятся

человека, но запах дыма и медленные жесты рук, двигающихся в их жилище, не
угрожая им, заставляют их вообразить, что это не нападение и не сильный враг,
против которого возможно защищаться, а что-то вроде силы или катастрофы
природы, которой надлежит подчиниться. Вместо того чтобы бесполезно бороться,
полные предвидения, которое их обманывает, потому что они смотрят слишком
далеко, пчелы хотят, по крайней мере, спасти будущее и бросаются на запасы
меда, чтобы там почерпнуть и спрятать в самих себе материал для немедленного
основания где придется нового города, если старый будет разрушен и предстанет
необходимость его покинуть.
VII
Профан, перед которым открывают наблюдательный улей3, сначала бывает весьма
разочарован. Его уверяли, что этот стеклянный ящик заключает в себе
беспримерную деятельность, бесконечное число мудрых законов, удивительную массу
гениальности, тайн, опыта, расчета, науки, различных искусств,
предусмотрительности, уверенности, разумных привычек, странных чувств и добродетелей. Тем не
менее он не находит там ничего, кроме бесформенной кучи маленьких рыжеватых
ягод, весьма похожих на зерна жареного кофе или на сухой виноград, скученный
около стекол. Эти бедные ягоды скорее мертвы, чем живы; они сотрясаются
медленными, бессвязными, непонятными движениями. Он не узнает в них
очаровательных капель света, которые только что без устали погружались и подымались в
оживленном дыхании тысяч распустившихся чашечек, полных жемчуга и золота.
Наблюдательный улей.
Они дрожат во тьме. Они задыхаются в окоченевшей толпе, как будто больные
пленницы или свергнутые королевы, которые имели одно мгновение блеска среди
сверкающих цветов сада, а потом сейчас же возвратились к постыдной нищете их
угрюмого загроможденного жилища.
Но здесь происходит то же, что случается со всякой глубокой
действительностью. Нужно научиться ее наблюдать. Обитатель какой-нибудь планеты, который
увидел бы, как люди почти незаметно движутся взад и вперед по улицам, собира-
3 Наблюдательным ульем называют улей со стеклянной стенкой, снабженный черными Занавесками
или ставнями. Самые лучшие из них имеют только один сот, что позволяет наблюдать его с двух
сторон. Можно без опасности и без неудобств устанавливать эти ульи, снабженные выходом
наружу , в салоне, библиотеке и т.д. Пчелы, живущие в улье, устроенном в моем рабочем кабинете в
Париже, находят в каменистой пустыне большого города средства для жизни и процветания.

ются в кучу вокруг некоторых зданий или на некоторых площадях, ждут
неизвестно чего, без видимого основания, в глубине своих жилищ, - этот обитатель
сделал бы из всего замеченного заключение, что люди инертны и жалки. Только
мало-помалу можно распознать многосложную деятельность в этой инертности.
Действительно, всякое из этих маленьких зерен, почти неподвижных, работает
безостановочно и занимается особым ремеслом. Ни одна из пчел не знает отдыха,
и те, например, которые выглядят совсем спящими и висят у стекол мертвыми
гроздьями, выполняют наиболее таинственную и утомительную задачу: они
вырабатывают и выделяют воск. Но скоро мы опять вернемся к частностям этой
единодушной деятельности. В данную минуту достаточно обратить внимание на
существенную черту природы пчел, которая объясняет необыкновенное скучивание во
время их темной работы. Пчела, прежде всего и еще больше, чем муравей, -
существо общественное. Она не может жить иначе, как в обществе других. Когда
пчела выходит из улья, где так тесно, что она головой должна пробивать себе
путь через живые стены, которые ее окружают, она выходит из своей собственной
стихии. Она на мгновение погружается в пространство, полное цветов, как
пловец ныряет в океан, полный жемчуга; но под угрозою смерти необходимо, чтобы
она через правильные промежутки возвращалась подышать толпой, точно так же,
как пловец возвращается подышать воздухом. Находясь в одиночестве, пчела
погибает через несколько дней, именно от этого одиночества. Тут не помогут ни
обильная пища, ни самая благоприятная для ее жизни температура.
Многочисленное скопление, улей выделяют для нее невидимую пищу, столь же необходимую,
как и мед. К этой потребности нужно обратиться, чтобы выяснить дух законов
улья. В улье индивид - ничто, он только безразличный момент, окрыленный орган
рода. Вся его жизнь - это полная жертва существу бесчисленному и беспрерывно
возобновляющемуся, часть которого он составляет. Любопытно установить, что не
всегда было так. По настоящее время среди медоносных перепончатокрылых
встречаются все стадии прогрессивной цивилизации - нашей домашней пчелы. Внизу
лестницы она работает в одиночку, в нищете; часто она даже не видит своего
потомства (Prosopis, Collates и т.д.), иногда живет среди тесной семьи,
созданной ею в течение года (шмели), затем образует временные ассоциации
Внутри улья.

(Panurgues, Dasypodes, Halictes и т.д.) и, наконец, переходя со ступени на
ступень, доходит до почти совершенного, но безжалостного к индивиду, общества
наших ульев, где индивид всецело поглощается республикой, и где республика, в
свою очередь, постоянно приносится в жертву абстрактному и бессмертному
обществу будущего.
VIII
Не станем торопиться делать на основании этих фактов заключения, применимые
к человеку. Человек имеет способность не подчиняться законам природы; и
вопрос о том, прав он или нет, пользуясь этой способностью, является одним из
наиболее серьезных и наименее выясненных пунктов его нравственного бытия. Но
от этого не становится менее интересным уловить волю природы в ином,
отличающемся от нашего, мире; по-видимому, эта воля обнаруживается вполне
определенно в эволюции перепончатокрылых, которые после человека являются среди
обитателей земного шара существами, наиболее одаренными интеллектом. Природа,
видимо, стремится к улучшению рода, но она в то же время показывает, что не
желает этого или не может этого достигнуть иначе, как в ущерб личной свободе,
правам и счастью индивида. По мере того как общество организуется и
развивается, частная жизнь каждого из его членов суживается. Везде, где замечается
прогресс, он является результатом все более и более полного принесения
личного интереса в жертву общему. Сначала нужно, чтобы каждый отказался от
пороков, которые являются актами независимости. Так, на предпоследней ступени
пчелиной цивилизации находятся шмели, которые еще похожи на наших
антропофагов. Взрослые работницы постоянно бродят вокруг яиц, чтобы их пожирать, и
матка вынуждена защищать их с ожесточением. Затем необходимо, чтобы каждый,
отделавшись от самых опасных пороков, приобрел известное число добродетелей,
все более и более тягостных. Работницы шмелей, например, и не думают
отказываться от любви, между тем как наша домашняя пчела живет в постоянном
целомудрии. Мы, впрочем, скоро увидим все личные блага, от которых она
отказывается ради благосостояния, безопасности, архитектурного, экономического и
политического совершенства улья, и мы возвратимся к удивительной эволюции
перепончатокрылых в главе, посвященной прогрессу рода.
Шмель.

ЧАСТЬ II. РОЙ
I
Перенаселение улья.
Всем народом овладевает беспокойство, и старая царица испытывает волнение.
Она чувствует, что готовится новый жребий. Она религиозно выполнила свой долг
доброй создательницы, и теперь из выполненного долга выходят печаль и
несчастие. Ее покою угрожает непобедимая сила; скоро придется покинуть город, где
она царствует. А между тем этот город - ее творение, это она сама вся
целиком. Она его царица не в том смысле, как это понимаем мы, люди. Она там не
отдает никаких приказаний, а является в улье подчиненной, наряду с последним
из ее подданных, той скрытой обладающей верховною мудростью силе, которую мы
в ожидании того времени, когда сумеем проникнуть в нее глубже, называем
«духом улья». Но она - мать улья и его единственный орган любви. Она его
основала в неизвестности и бедности. Она его беспрерывно населяла собственной пло-
Итак, пчелы выбранного нами улья стряхнули с себя зимнее оцепенение. Царица
снова принялась класть яйца с первых дней февраля. Работницы посетили
анемоны, медуницы, золототысячники, фиалки, ивы, орешники... Потом весна овладела
землей; амбары и погреба переполнены медом и цветочной пылью. Тысячи пчел
рождаются каждый день. Толстые и тяжелые трутни выходят из своих обширных ячеек
и бегают по сотам; перенаселение слишком благоденствующего улья становится
столь значительным, что вечером сотни запоздавших работниц, возвращаясь от
цветов, не находят больше, где поместиться, и вынуждены проводить ночь у
порога, где холод опустошает их ряды.

тью, и все, кто его оживляет, - работницы, трутни, личинки, куколки, молодые
принцессы, будущее рождение которых должно ускорить ее отбытие и одна из
которых уже наследует ей в бессмертной мысли рода, - все они вышли из ее недр.
II
«Дух улья»? Где он, в ком он воплощается? Он не похож на собственный
инстинкт птицы, которая умеет искусно строить свое гнездо и находить другие
небеса, когда наступает день перелета. Он не является, тем более, особой
машинальной привычкой рода, которая слепо стремится только к жизни и всюду
наталкивается на случайности, как только непредвиденное обстоятельство
расстраивает ряд обычных явлений. Наоборот, этот дух следует шаг за шагом за
всемогущими обстоятельствами, подобно разумному и ловкому рабу, который умеет извлечь
пользу из самых опасных повелений своего господина.
Он располагает безжалостно, но благоразумно, - будто подчиненный какому-то
великому долгу, - богатствами, счастьем, свободой, жизнью всего крылатого
племени. Он день за днем регулирует число рождений и ставит его в точное
соотношение с количеством цветов, украшающих луга. Он возвещает царице ее
падение или необходимость ее удаления, заставляет ее производить на свет своих
соперниц, воспитывает последних по-царски, защищает их от политической
ненависти их матери, позволяет или запрещает - смотря по изобилию разноцветных
венчиков, более или менее поздней поре весны, вероятным опасностям брачного
полета, - чтобы перворожденная из девственных принцесс убила в их колыбелях
своих молодых сестер, которые поют царскую песнь. В другой раз, когда сезон
становится поздним, когда часы благоденствия менее долги, он - чтобы
завершить эпоху переворотов и ускорить возобновление работы, - приказывает самим
работницам предать смерти все царское потомство.
Этот дух осторожен и бережлив, но не скуп. Он, по-видимому, знает законы
природы, роскошные и немного безрассудные во всем, что касается любви.
Поэтому в течение летних дней изобилия он терпит, - ввиду того, что среди них
выберет будущая царица своего возлюбленного, - стеснительное присутствие трех
или четырех сотен трутней, легкомысленных, неловких, бесполезно суетливых,
требовательных, совершенно и постыдно праздных, шумных, обжорливых, грубых,
нечистоплотных, ненасытных, огромных. Но как только царица оплодотворена, а
Матка в окружении кормилиц.

цветы открываются позже и закрываются раньше, - он в одно прекрасное утро
равнодушно издает повеление о всеобщем и одновременном их избиении.
Он регулирует труды каждой из работниц. Смотря по их возрасту, он
распределяет обязанности кормилицам, которые ухаживают за личинками и куколками,
статс-дамам, пекущимся о царице, не спуская с нее глаз, вентиляторшам,
которые движением своих крыльев проветривают, освежают или согревают улей и
ускоряют испарение меда, слишком насыщенного водою; архитекторам, каменщикам,
работницам, выделяющим воск скульпторам, которые образуют цепь и строят соты,
сборщицам, отправляющимся в поля собирать нектар цветов, который обратится в
мед, цветочную пыль, составляющую пищу личинок и куколок, пчелиную смазку,
служащую для законопачивания и укрепления построек города, воду и соль,
необходимые молодому поколению нации. Он указывает задачу химикам, которые
обеспечивают сохранение меда, впуская туда с помощью жала капельку муравьиной
кислоты; работницам, которые заделывают крышечки ячеек, когда содержимое в них
сокровище уже зрело; подметальщицам, поддерживающим безукоризненную чистоту
улиц и общественных площадей; могильщикам, уносящим прочь трупы; амазонкам
охранного отряда, который бодрствует день и ночь для безопасности у входа,
опрашивая входящих и выходящих, узнавая в первый раз выходящую молодежь,
спугивая бродяг, праздношатающихся и грабителей, изгоняя незаконно вторгшихся;
нападают всей массой на грозных врагов и, если нужно, баррикадируют вход.
Наконец, «дух улья» устанавливает час великой жертвы, приносимой ежегодно
гению рода, - я говорю о роении, - когда целый народ, достигший вершины
своего благосостояния и могущества, вдруг оставляет в жертву будущему поколению
все свои богатства, свои дворцы, свои жилища и плоды своих трудов, чтобы
отправиться вдаль на поиски неизвестного и необеспеченного нового отечества.
Вот акт, который, сознателен ли он или нет, превосходит человеческую мораль.
Он иногда разоряет и всегда делает беднее, рассеивает счастливый город,
повинуясь закону, стоящему выше счастья улья. Где слагается этот, как мы скоро
увидим, вопреки мнению других, далеко не фатальный и не слепой, закон? Где, в
каком собрании, в каком свете, в какой общественной сфере пребывает этот дух,
которому все подчиняются и который, в свою очередь, подчиняется героическому
долгу и разуму, всегда обращенному к будущему?
Здесь с нашими пчелами происходит то же, что и с большинством вещей этого
мира; мы наблюдаем несколько их привычек и говорим: они делают то-то,
работают так-то, их царицы рождаются таким-то образом, их работницы остаются
девственными, они роятся в такое-то время. Мы думаем, что знаем их, и не
спрашиваем больше. Мы видим, как они спешат от цветка к цветку; мы наблюдаем
трепетную суету улья; их существование кажется нам очень простым и ограниченным,
подобно другим существованиям, инстинктивными заботами о пище и размножении.
Но стоит только вглядеться ближе и постараться дать себе отчет - и перед нами
предстанет ужасающая сложность самых естественных явлений, загадка разума,
воли, судеб, целей, средств и причин, непостижимая организация малейшего акта
жизни.
III
Итак, в нашем улье подготовляется роение, эта великая жертва требовательным
богам расы. Повинуясь требованиям «духа», который кажется нам малодоступным
объяснению, ввиду того, что он прямо противоположен всем инстинктам и всем
чувствам нашего рода, - шестьдесят или семьдесят тысяч пчел из восьмидесяти
или девяноста тысяч общего населения должны оставить в указанный час
материнский город. Они не оставят его в минуты тоски; они не убегут под влиянием
внезапного решения, подсказанного страхом; не покинут отечество, опустошенное
голодом, войной или болезнью. Нет, удаление долго обдумывалось, и
благоприятный для того час терпеливо ожидался. Если улей беден, претерпел несчастия в

царской семье, суровые непогоды, разграбление, - тогда пчелы его и вовсе не
покидают. Они оставляют улей только в апогее его счастья, когда после
неутомимого весеннего труда огромный восковой дворец в сто двадцать тысяч
расположенных правильными рядами ячеек переполнен новым медом и служащей для питания
личинок и куколок радужной мукой, называемой «пчелиным хлебом».
Никогда улей не бывает прекраснее, чем накануне героического отречения. Это
для него несравненный час, оживленный, несколько лихорадочный и, тем не
менее, ясный - час изобилия и торжественного веселья. Попробуем представить
себе его не так, как его видят пчелы, потому что мы не можем вообразить, каким
магическим образом отражаются явления в шести или семи тысячах граней их
боковых глаз и в тройном циклопическом глазу на лбу, - но представим себе этот
час таким, каким бы мы его увидели, если бы были ростом с пчелу.
С высоты купола, более колоссального, чем купол св. Петра в Риме, отвесно
спускаются до полу многочисленные параллельные и гигантские восковые стены, -
геометрическая постройка, висящая во мраке и пустоте, которую по точности,
пропорциональности частей, смелости и огромности нельзя приравнять ни к одной
человеческой постройке.
Соты.
Каждая из этих, еще совершенно свежих стен, состоит из девственного,
серебристого, незапятнанного, ароматного вещества и образована из тысячи ячеек,
наполненных пищей, достаточной для пропитания всего народа в течение несколь-

ких недель. Здесь находятся яркие красные, желтые, бурые и черные пятна - это
цветочная пыль, - фермент любви всех цветов весны, собранный в прозрачных
ячейках. Вокруг, в виде длинных и пышных золотых драпировок с жесткими
неподвижными складками, расположен апрельский мед, самый прозрачный и ароматный, в
своих двадцати тысячах резервуаров, замкнутых печатью, которая может быть
взломана только в дни величайшей нужды. Выше находится майский мед; он еще
созревает в своих широко открытых резервуарах, по краям которых целые
бдительные отряды поддерживают непрерывный приток воздуха. В центре, вдали от
света, который проникает алмазной струей через единственное отверстие, в
самой жаркой части улья дремлет и пробуждается будущее. Это царская область
яичных ячеек, предназначенная для царицы и ее свиты: около десяти тысяч
помещений, где покоятся яички; пятнадцать или шестнадцать тысяч комнат, занятых
личинками; сорок тысяч домиков, населенных белыми куколками, за которыми
ухаживают тысячи кормилиц4. Наконец, в святая святых этого священного
пространства находятся три, четыре, шесть или двенадцать замкнутых палат,
сравнительно очень обширных, где юные принцессы, воспитываемые во тьме, ожидают своего
часа, неподвижные и бледные, окруженные подобием савана.
IV
И вот в день, предписанный «духом улья», точно определенный согласно
неизменным и непреложным законам, часть народа уступает место этим надеждам, еще
не имеющим формы. В уснувшем городе оставляют трутней, из которых будет
избран царский возлюбленный, очень молодых пчел, которые ухаживают за выводком,
и несколько тысяч работниц, которые будут продолжать летать вдаль за добычей,
хранить накопленные сокровища и поддерживать нравственные традиции улья, ибо
всякий улей имеет свою особую нравственность. Встречаются ульи чрезвычайно
добродетельные и весьма развращенные, и неосторожный пчеловод может испортить
какое-нибудь племя, заставить его потерять уважение к чужой собственности,
подстрекнуть его к грабежу, наделить его привычками к завоеваниям и
праздности, которые сделают его страшным для всех маленьких окрестных республик. Для
этого достаточно, чтобы пчела получила возможность ощутить, что труд вдалеке,
среди луговых цветов, которые нужно посетить сотнями, чтобы выработать одну
каплю меду, составляет не единственное и не самое быстрое средство
обогащения, и что легче забраться тайком в плохо охраняемые города или силою в
такие, где население слишком слабо для оказания сопротивления. Тогда пчела
очень скоро теряет чувство долга, того ослепительного, но безжалостного
долга, который делает из нее крылатую рабу венчиков в брачной гармонии природы,
и пчеловоду часто бывает трудно возвратить к добру такой развращенный улей.
V
Все указывает на то, что роение решается не царицей, а «духом улья». С этой
царицей бывает то же, что с предводителями среди людей: они выглядят так,
будто повелевают, но сами, тем не менее, повинуются предписаниям, более
повелительным и более необъяснимым, чем те, которые они отдают своим подчиненным.
Когда этот дух установил надлежащий момент, он уже, конечно, дал знать о
своем решении с самой зари, может быть, накануне или даже за день до того,
потому что, едва только солнце высушит первые капли росы, как уже вокруг
жужжащего города замечается необычайное волнение, в значении которого пчеловод редко
ошибается. Иногда даже можно сказать, что наблюдается борьба, колебание,
отступление. Случается, что это золотистое и прозрачное смятение подымается и
успокаивается без видимых причин, в продолжение нескольких дней подряд. Обра-
Данные, которые мы Здесь приводим, строго точны. Это показатели большого улья в полном
расцвете.

зуется ли в это мгновение туча, невидимая для нас, но видимая для пчел, или в
их разуме возникает сожаление? Обсуждается ли в шумном совете необходимость
отлета? Об этом мы ничего не знаем, так же, как мы не знаем, каким образом
«дух улья» сообщает свое решение толпе. Если достоверно, что пчелы сообщаются
между собою, то неизвестно, делают ли они это подобно людям. Это ароматное
жужжание меда, это полное неги трепетание прекрасных летних дней, которое
является одним из наиболее сладостных удовольствий пчеловода, эта праздничная
песнь труда, которая подымается и опускается вокруг улья и которая кажется
радостным ропотом распустившихся цветов, гимном их счастья, отзвуком их
нежных ароматов, голосом белых гвоздик, тмина, душицы, - всего этого пчелы, быть
может, не слышат. Тем не менее, у них есть целая гамма звуков, которые мы
сами различаем и которые переходят от глубокого блаженства до угрозы, гнева,
отчаяния; у них есть ода царице, песни изобилия, псалмы печали; у них есть,
наконец, долгий и таинственный боевой клич юных принцесс, раздающийся в
битвах и избиениях, которые предшествуют брачному полету. Случайна ли эта
музыка, которая не нарушает их внутреннего покоя? Во всяком случае, их не трогает
шум, который мы производим вокруг улья; но, может быть, они думают, что
такого рода шум не их мира и не имеет для них никакого интереса. Есть
вероятность, что мы, с другой стороны, слышим только незначительную часть из того,
что они говорят, и что они издают множество созвучий, которые наши органы не
способны воспринять. Мы увидим дальше, что они, во всяком случае, умеют
понимать друг друга и сговариваться с быстротой, иногда поистине чудесной; и
когда, например, страшный грабитель меда, огромный Sphinx Atropos, эта зловещая
бабочка, имеющая на спине изображение мертвой головы, проникнет в улей при
звуках каких-то свойственных лишь ему непреодолимых заклинаний, - новость об
этом передается от одной пчелы к другой, от стражей у входа до последних
работниц, которые работают далеко, на самых удаленных сотах, - и весь народ
содрогается .
VI
Долгое время думали, что, покидая сокровища своего царства, чтобы ринуться,
таким образом, в неизвестную жизнь, эти мудрые работницы, такие бережливые,
воздержанные и обыкновенно такие предусмотрительные, - повинуются какому-то
роковому безумию, какому-то невольному побуждению, закону рода, повелению
природы, той силе, которая для всех существ сокрыта в бесконечном течении
времени.
Касается ли дело пчелы или нас самих - мы называем роковым все то, чего еще
не понимаем. Но в настоящее время улей выдал две или три из своих
существенных тайн; теперь установлено, что этот «исход» не инстинктивен и не неминуем.
Это не слепое переселение, но жертва, которая, по-видимому, обдумана, -
жертва настоящего поколения будущему. Достаточно, чтобы пчеловод умертвил в их
ячейках молодых, еще неподвижных цариц и чтобы в то же время, если личинки и
куколки многочисленны, он увеличил склады и дортуары нации, - и немедленно
вся бесплодная сумятица успокаивается, пчелы опускаются, точно золотые капли
послушного дождя, и их обычный труд направляется на цветы; а старая царица,
чувствуя себя необходимой, не надеясь на наследниц или не опасаясь больше их,
успокоенная относительно будущего возрождающейся деятельности, отказывается
увидеть в этом году солнечный свет. Она мирно возобновляет во мраке свою
материнскую задачу, которая заключается в том, чтобы класть яйца, следуя по
методической спирали от одной ячейки к другой, не пропуская ни одной, никогда
не останавливаясь и выпуская от двух до трех тысяч яиц каждый день.
Что фатального в любви современной расы к расе будущего? Эта фатальность
существует также в человеческом роде, но ее могущество и ее объем в нем
меньше . Она никогда не приносит там столь великих и столь всеобщих и единодушных

жертв. Какому предусмотрительному фатуму повинуемся мы, который
соответствовал бы фатуму пчел? Мы этого не знаем, как не имеем понятия и о существе,
стоящем по отношению к нам в той же роли наблюдателя, в какой стоим мы по
отношению к пчелам.
VII
Но положим, что человек нисколько не вмешивается в ход истории того улья,
который мы избрали. Тогда еще влажный зной прекрасного, подвигающегося
спокойными шагами и уже сверкающего под деревьями утра торопит час отлета.
Повсюду, т.е. сверху донизу золотистых коридоров, которые разделяют
параллельные стены улья, работницы оканчивают приготовления к путешествию. Прежде
всего, каждая из них нагружается запасом меда, достаточным на пять или на шесть
дней. Из этого уносимого ими меда они путем некого еще недостаточно
выясненного химического процесса извлекут мед, необходимый для того, чтобы
немедленно начать постройку зданий. Кроме того, они запасаются некоторым количеством
пчелиной смазки, которая похожа на резину и предназначена для замазывания
щелей нового жилья, для укрепления всего, что колеблется, для полировки всех
стенок и полного удаления света, потому что они любят работать в кромешной
тьме, где они движутся с помощью своих граненых глаз или, может быть, своих
щупальцев, которые, как предполагают, одарены неизвестным чувством, способным
осязать и измерять тьму.
VIII
Пчелы умеют, следовательно, предвидеть случайности самого опасного дня их
существования. Действительно, сегодня они целиком и полностью отдались
заботам и неожиданностям, может быть страшным, которые повлечет за собой великий
акт; у них не будет времени посетить сады и луга, а завтра, послезавтра
возможно, что случится ветер, дождь, что их крылья окоченеют, и что цветы совсем
не раскроются. Без их предусмотрительности это повлекло бы за собою голод и
смерть. Никто не придет к ним на помощь, и они никого не станут молить о ней.
Они не знают никого из других ульев и никогда не помогают одна другой.
Случается даже, что пчеловод устанавливает улей, в который он собрал старую царицу
с окружающим ее роем, бок о бок с только что покинутым ими жилищем. И что же,
- какая бы злая судьба их ни постигла, они как будто бесповоротно позабыли
мир, трудолюбивое благополучие, огромное богатство и безопасность их старого
жилища, и все до одной, до последней, скорее умрут от холода и голода вокруг
своей несчастной владычицы, чем войдут снова в родной дом, из которого до них
в их нужде доносится дух изобилия, то есть не что иное, как аромат их
прошлого труда.
IX
Вот, скажут, чего не сделали бы люди, вот - один из тех фактов, которые
доказывают, что, несмотря на чудеса пчелиной организации, там нет ни
разумности, ни истинной сознательности. Что знаем мы об этом? Не говоря о том весьма
допустимом предположении, что и у других существ имеется разум иной природы,
действующий совсем иначе, чем у нас, не будучи в то же время ниже нашего, -
не говоря об этом, разве мы, даже не выходя из нашей маленькой человеческой
области, являемся такими тонкими судьями в вопросах разума? Достаточно нам
увидеть двух-трех двигающихся по улице и разговаривающих между собою людей и
не слышать в то же время их речи, - и нам уже очень трудно угадать, какая
мысль руководит ими. Думаете ли вы, что обитатель Марса или Венеры, который
наблюдал бы с высоты, как на улицах и общественных площадях наших городов
копошатся черные точки, каковыми мы являемся в пространстве, - сумел бы, при
виде наших движений, наших зданий, наших каналов, наших машин, составить себе

точное понятие о нашем разуме, нашей нравственности, нашей манере любить,
думать, надеяться, одним словом, о нашей внутренней, истинной сущности? Он
ограничился бы констатированием нескольких достаточно удивительных фактов, как
мы делаем относительно улья, и, вероятно, извлек бы из них заключения, столь
же недостоверные и ошибочные, как и наши.
Во всяком случае, ему было бы очень трудно разглядеть в «наших маленьких
черных точках» великое нравственное направление и прекрасное чувство
единодушия, которые прорываются в улье. «Куда они идут? - спрашивал бы себя этот
наблюдатель после того, как он следил за нами целые годы или века, - что они
делают? Где средоточие и цель их жизни? Повинуются ли они какому-нибудь богу?
Я не вижу ничего, что направляло бы их шаги. Один день кажется, что они
создают и накопляют какие-то ничтожные вещи, а на другой день они их разрушают и
рассеивают. Они уходят и возвращаются, они собираются и расходятся, но
неизвестно, чего они хотят. Они представляют массу необъяснимых зрелищ. Так,
например , среди них есть такие, которые не обнаруживают, так сказать, никаких
движений. Их можно узнать по более блестящей масти; зачастую они также
несколько объемистее, чем остальные. Они занимают жилища, в десять, двадцать
раз более обширные, более замысловато устроенные и более богатые, чем
обыкновенные жилища. Они каждый день устраивают там пиршества, которые длятся целые
часы и затягиваются иногда далеко за полночь. Все, к ним приближающиеся, по-
видимому, чтят их; разносчики съестных припасов приходят из соседних домов и
даже из далеких деревень, чтобы делать им подарки. Нужно думать, что они
необходимы и оказывают роду существенные услуги, хотя наши способы исследования
еще не позволили нам с точностью определить природу этих услуг. Есть еще и
другие, которые, наоборот, не перестают мучительно метаться в больших
клетках , загроможденных вертящимися колесами, в темных убежищах, вокруг грузов,
на маленьких квадратах земли, которую они роют с утренней зари и до захода
солнца. Все заставляет предполагать, что их лихорадочная деятельность
является результатом наложенного на них наказания. Действительно, их помещают в
тесных лачугах, разоренных и грязных. Они покрыты каким-то бесцветным
веществом. А их рвение к своей вредоносной или, по крайней мере, бесполезной
деятельности настолько велико, что они едва дают себе время поспать или поесть.
Отношение их числа к количеству первых равняется тысяче к одному.
Замечательно, что этот род мог поддерживаться до наших дней в условиях, столь
неблагоприятных его развитию. Однако следует прибавить, что кроме такого
характерного упорства в их мучительной деятельности, они имеют кроткий и безобидный вид
и довольствуются остатками со стола тех, которые, очевидно, являются
хранителями , а быть может, и спасителями расы».
X
Что же удивительного, что улей, который мы так смутно видим с высоты
другого мира, не дает нам с первого же на него брошенного взгляда ясного и
глубокого ответа? Не достойно ли восхищения уже то, что его полные совершенства
здания, его обычаи, его законы, его экономическая и политическая организации,
его добродетели и даже его жестокости немедленно показывают нам идею или
бога, которому пчелы служат, и притом бога, который является ни наименее
законным, ни наименее разумным из всех постигаемых, хотя он, может быть,
единственный, кому мы еще серьезно не поклонялись, - я говорю об идее «будущего»? В
нашей человеческой истории мы иногда ищем, чем измерить силу и нравственную
величину какого-нибудь народа или расы, и не находим другой мерки, кроме
стойкости и широты идеала, к которому они стремятся, и самоотречения, с
которым они приносят себя в жертву этому началу. Часто ли мы встречали идеал,
более согласный с желаниями вселенной, более твердый, более величественный,
более бескорыстный, более явный, и часто ли мы встречали самоотверженность бо-

лее полную и более героическую?
XI
Странная маленькая республика! Она так логична, так серьезна, так
положительна, так щепетильна и так бережлива, а между тем она является жертвой
такой широкой и такой непрочной мечты! Маленькое решительное и глубокое племя,
питающееся теплотой, светом и всем тем, что есть наиболее чистого в природе,
душою цветов, то есть самой явной улыбкой материи и самым трогательным
стремлением этой материи к счастью и красоте, - кто нам скажет, какие ты разрешило
из задач, которые нам еще предстоит разрешить? Какие ты уже приобрело
достоверные знания, которые нам еще предстоит приобрести? И если верно, что ты
разрешило эти задачи, приобрело эти знания не с помощью разума, а в силу
какого-то первичного и слепого импульса, то является вопрос, - не наталкиваешь
ли ты нас на еще более неразрешимую загадку? Маленькая обитель, полная веры,
надежд, тайн, почему твои сто тысяч девственниц принимают на себя задачу,
которой никогда не принимал ни один человеческий раб? Если бы они немного
больше щадили свои силы, немного меньше забывали о самих себе, были немного менее
пылки в труде, - они увидели бы другую весну и другое лето; но в то
прекрасное мгновение, когда их зовут цветы, они кажутся пораженными смертельным
опьянением труда, и с разбитыми крыльями, с истощенным и покрытым ранами телом
погибают все в какие-нибудь пять недель.
«Tantus amor florum, et generandi gloria mellis», - восклицает Вергилий,
который передал нам в четвертой книге «Георгик», посвященной пчелам,
очаровательные заблуждения древних, наблюдавших природу глазами, еще всецело
ослепленными присутствием воображаемых богов.
XII
Почему они отрекаются от сна, от сладости меда, от любви и чудных досугов,
которые знает, например, их крылатый брат - мотылек? Разве они не могли бы
жить подобно ему? Но их теснит не голод. Им для насыщения достаточно двух-
трех цветков, а они за час посещают две или три сотни, чтобы собрать
сокровище сладости, которого они не вкусят. К чему столько труда, откуда такая
уверенность? Вы, значит, уверены, что поколение, для которого вы умираете,
заслуживает подобных жертв, что оно будет прекраснее и счастливее, что оно
совершит нечто, чего вы не могли бы сделать? Мы видим вашу цель - она так же
ясна, как и наша: вы хотите жить в вашем потомстве так же долго, как сама
земля; но в чем же цель этой великой цели и миссия этого вечно
возобновляемого существования?
Но не мы ли это терзаемся в колебаниях и заблуждениях, не мы ли пустые
мечтатели, ставящие бесполезные вопросы? Вы могли бы путем постоянной эволюции
достигнуть всемогущества и совершенного счастья, вы могли бы достигнуть
последних высот, откуда вы господствовали бы над законами природы, вы могли бы
стать, наконец, бессмертными богинями, а мы все продолжали бы вас вопрошать,
все еще спрашивали бы вас, на что вы надеетесь, куда вы стремитесь, где вы
думаете остановиться? И мы продолжали бы думать, что у вас нет желаний. Мы
так устроены, что нас ничто не удовлетворяет, что ничто нам не кажется
имеющим цель в самом себе, что ничто для нас не является просто существующим, без
задней мысли. Могли ли мы до настоящего дня вообразить хоть одного из наших
богов, от самого грубого до самого разумного, не заставивши его немедленно
волноваться, не вынудивши его создать целую массу существ и вещей, искать
тысячу целей вне его самого? И примиримся ли мы когда-нибудь с тем, чтобы
спокойно представлять собою в течение некоторого времени интересную форму
деятельности материи, а потом снова возвращаться, без сожалений и без удивления,
к другой форме - бессознательной, неизвестной, бесчувственной, вечной?

XIII
Но не надо забывать нашего улья, где рой теряет терпение, - нашего улья,
который кипит и уже выпускает черные вибрирующие волны, подобные звучному
сосуду под жгучим солнцем. Полдень. Можно сказать, что среди царящего зноя
деревья сдерживают все свои листья, подобно тому, как сдерживается дыхание в
присутствии чего-нибудь очень сладостного, но очень серьезного. Пчелы дают
заботящемуся о них человеку мед и ароматный воск, но, - и это стоит, может
быть, еще больше, чем мед и воск, - они обращают его внимание на ликование
июня, дают ему почувствовать гармонию прекрасных дней, напоминают, что все
события, в которые они вмешиваются, связаны с ясным небом, с праздником
цветов, с наиболее счастливыми временами года. Они - душа лета, часы,
указывающие мгновения изобилия, быстрые крылья подымающихся ароматов, разум парящих
лучей, ропот трепещущих сияний, песнь покоящейся атмосферы, и их полет -
видимый знак, обнаруженный мелодичный звук маленьких бесчисленных радостей,
которые рождаются от теплоты и живут в свете. Они заставляют внять самому
сокровенному голосу прекрасных мгновений природы. Кто их знал, кто их любил,
тому лето без пчел покажется таким же жалким, таким же несовершенным, как
если бы оно было без птиц и без цветов.
XIV
Тот, кто впервые присутствует при таком оглушающем и беспорядочном событии,
каким является роение хорошо населенного улья, бывает им сильно смущен и
приближается к нему со страхом. Он не узнает больше серьезных и мирных пчел
прежних трудолюбивых времен. За несколько мгновений до того он видел, как они
прилетали со всех концов деревенского простора, озабоченные, как маленькие
буржуазные хозяйки, которых ничто не отвлечет от их хозяйственных занятий.
Они возвращались почти незамеченными; утомленные, запыхавшиеся, торопясь и
волнуясь, они встречали лишь приветствие в виде легкого салюта щупальцев юных
амазонок у входа. Самое большее, если они обменивались тремя или четырьмя
словами, вероятно неизбежными, торопливо сдавая свой сбор меда одной из тех
молодых носильщиц, которые всегда находятся во внутреннем дворе завода;
иногда же они отправлялись, чтобы сложить самим в обширных амбарах, окружающих
ячейки выводка, две тяжелые корзины цветочной пыли, прицепленные к их бедрам,
после чего немедленно возвращались снова, не беспокоясь о том, что происходит
в мастерских, в дортуаре куколок или в царском дворце, не вмешиваясь ни на
минуту в говор и шум публичной площади, лежащей у входа и заполненной во
время изнуряющего зноя болтовней вентиляторш, которые, по живописному выражению
французских пчеловодов, «font la ЬагЬе».
XV
Но теперь все изменилось. Правда, некоторое число работниц мирно, как будто
ничего не должно произойти, отправляется в луга, возвращается оттуда, чистит
улей, подымается в комнаты, где выводятся яйца, не поддаваясь общему
опьянению. Это те, кто не будут сопровождать царицу, а останутся в старом жилище,
чтобы его охранять, беречь и кормить оставляемых здесь девять или десять
тысяч яиц, восемнадцать тысяч личинок, тридцать шесть тысяч куколок и семь или
восемь принцесс. Они были избраны для этих суровых обязанностей, причем
неизвестно, ни в силу каких правил, ни кем, ни каким образом. Они отдаются своим
обязанностям спокойно и непреклонно, и, хотя я много раз повторял опыт,
посыпая красящим веществом некоторых из этих безропотных «сандрильон», которых
довольно легко узнать по их серьезным, несколько тяжеловатым манерам среди
празднично настроенного народа, - очень редко случалось, чтобы я находил хоть
одну из них в опьяненной толпе роя.

XVI
Роение начинается.
XVII
Но настоящий сигнал еще не дан. В улье творится невообразимое смятение и
беспорядок, причины которого невозможно постигнуть. В обычное время пчелы,
Между тем очарование этого дня кажется непреодолимым. Это исступление
жертвы, быть может бессознательной, требуемой богом; это праздник меда, победа
расы и будущего, это единственный день радости, забвения и безумия, это
единственное воскресенье пчел. Полагают, что это также единственный день, когда
они едят досыта и сполна узнают радость сокровища, которое они собирают. Они
имеют вид пленниц, внезапно освобожденных и перенесенных в страну изобилия и
отдохновения. Они ликуют, они больше не владеют собой. Они, которые никогда
не производят неточного или бесполезного движения, входят и выходят,
суетятся , снова входят, чтобы побудить своих сестер посмотреть, готова ли царица,
заглушить свое нетерпение. Они летают гораздо выше, чем обыкновенно, и
колеблют листья всех деревьев вокруг улья. У них больше нет ни опасений, ни забот.
В них нет больше дикости, мелочности, подозрительности, раздражительности,
задора, неукротимости. Человеку, неведомому господину, которого они никогда
не узнают, не удается их поработить иначе, как соображаясь со всеми
привычками их труда, уважая все их законы и следуя шаг за шагом по колее, выбитой в
их жизни разумом, всегда направленным на благо будущего и никогда не
смущающимся и не отклоняющимся от своей цели. Теперь этот человек может к ним
приблизиться, разорвать золотистую и теплую завесу, которую образуют вокруг него
их звенящие вихри; он может брать их в руки, собирать, подобно кисти плодов -
они так же кротки, так же безобидны, как рой стрекоз или бабочек; и в этот
день, счастливые, ничем больше не владеющие, с верою в будущее, если их не
отделят от царицы, носительницы этого будущего, - они подчиняются всему и не
ранят никого.

вернувшись в улей, забывают, что у них есть крылья, и каждая держится почти
неподвижно, но не бездеятельно, на сотах, на том месте, которое ей
предназначено по роду ее работы. Теперь, обезумевшие, они движутся сомкнутыми кругами
сверху донизу вертикальных стенок, как волнующееся тесто, движимое невидимой
рукой. Внутренняя температура улья быстро повышается, иногда до такой
степени, что воск построек размягчается и деформируется. Царица, которая обычно
никогда не покидает центральных сот, пробегает взволнованная, задыхающаяся по
поверхности разгоряченной, все время движущейся толпы. Делается ли это для
того, чтобы ускорить отлет или замедлить его? Приказывает ли она или,
наоборот, умоляет? Распространяет ли она это поразительное волнение, или сама ему
поддается? Кажется довольно очевидным, судя по тому, что нам известно из
общей психологии пчелы, что роение всегда совершается против воли старой
царицы. В сущности, в глазах аскетических работниц, дочерей царицы, последняя
является органом любви, необходимым и священным, но немного бессознательным и
часто легкомысленным. И они обращаются с ней как с матерью, опекаемой детьми.
Но они относятся к ней с героическим и безграничным уважением и нежностью.
Для нее оставляется самый чистый мед, специально дистиллированный и почти
полностью усвояемый организмом. У нее есть свита телохранителей или, по
выражению Плиния, ликторов, которые бодрствуют над ней день и ночь, облегчают ее
материнский труд, приготовляют ячейки, куда она должна класть яйца, лелеют
ее, ласкают, кормят, чистят и даже поглощают ее отбросы. При малейшей
происшедшей с нею случайности эта новость распространяется от одной пчелы к
другой, и весь народ суетится и сокрушается. Если ее похитить из улья, и при
этом пчелы не будут иметь возможности заместить ее, потому ли, что она не
оставила предназначенной наследницы, или потому, что не имеется рабочей личинки
моложе трех дней (поскольку любая рабочая личинка моложе трех дней может,
благодаря особому питанию, быть превращенной в царскую куколку; это - великий
демократический принцип улья, который уравновешивает прерогативы материнского
предназначения), - если при таких условиях схватить царицу, изолировать ее и
отнести далеко от ее улья, то как только будет констатирована ее гибель, для
чего иногда требуется два или три часа, прежде чем это станет известно всем,
- так велик город, - работа прекращается почти повсюду. Малюток покидают,
одна часть населения бродит где попало в поисках матки, другая выходит из улья
искать ее, гирлянды работниц, занятых постройкой сотов, разрываются и
расстраиваются, сборщицы не посещают больше цветов, стража у входа дезертирует
со своего поста, посторонние грабительницы и все паразиты улья, постоянно
подстерегающие добычу, свободно входят и выходят, не встречая и тени протеста
ради защиты с таким трудом накопленных сокровищ. Мало-помалу обитель беднеет
и население редеет, а ее потерявшие мужество обитательницы вскоре умирают от
грусти и нужды, хотя все цветы лета раскрывают перед ними свои чашечки.
Но если им возвратить их верховную мать раньше, чем ее гибель станет
свершившимся и неисправимым фактом, прежде чем деморализация улья проникнет
слишком глубоко (пчелы - как люди: несчастие и слишком продолжительное отчаяние
затемняют их разум и портят их нравы) , если возвратить царицу в улей через
несколько часов, то ей будет оказана необыкновенная и трогательная встреча.
Все теснятся вокруг нее, собираются толпой, ползут одна на другую, ласкают ее
мимоходом своими длинными щупальцами, которые заключают в себе столько доселе
не объясненных органов, предлагают ей меду и шумно сопровождают ее до царских
покоев. Порядок тотчас же восстановляется, работа возобновляется от
центральных сот с выводками до самых отдаленных пристроек, где сложены избытки сбора;
сборщицы выходят черными рядами и возвращаются иногда меньше, чем через три
минуты, уже нагруженные нектаром цветов и их пылью; грабители и паразиты
изгоняются или избиваются, улицы выметены, и в улье тихо и монотонно звучит эта
особенная и счастливая песнь, которая является задушевной песнью, связанной с

присутствием царицы.
XVIII
Известны тысячи примеров привязанности и абсолютной преданности работниц их
царице. Во всех катастрофах маленькой республики - падении улья или сотов,
жестокости или невежества человека, холода, голода и болезни, - если даже
погибает основная масса народа, царица почти всегда бывает спасена, и ее
находят живою под трупами ее верных дочерей. Ее все защищают, облегчают ей
бегство, создают ей из своих тел оплот и убежище; сохраняют для нее самую здоровую
пищу и последние капли меду. И до тех пор, пока она жива, как бы ни было
велико бедствие, отчаянье не овладевает обителью «девственниц, пьющих росу».
Разбейте двадцать раз подряд их соты, отнимите у них двадцать раз их детей и
их припасы, - вы не заставите их сомневаться в будущем; их голодные
опустошенные ряды, доведенные до маленького отряда, которому едва удается скрыть
свою мать от глаз врага, реорганизуют распорядок колоний, принимают самые
срочные меры, снова распределяют между собой работу, согласно ненормальным
нуждам этой несчастной эпохи, и немедленно заново принимаются за труд с таким
терпением, жаром, разумением, стойкостью, которые не часто встречаются в
столь высокой степени в природе, хотя большинство существ выказывают больше
мужества и уверенности, чем человек.
Чтобы устранить упадок духа и поддержать в них любовь, не требуется даже
присутствия царицы, - достаточно, если она в час своей смерти или своего
ухода оставила хоть самую хрупкую надежду на потомство. «Мы видели, - говорит
достопочтенный Лангстрот, один из отцов современного пчеловодства, - мы
видели колонию, в которой не было достаточно пчел, чтобы покрыть сот в десять
квадратных сантиметров, пробовавшую воспитать царицу. В течение целых двух
недель они сохраняли надежду; наконец, когда число их было доведено до
половины, их царица родилась, но ее крылья были так несовершенны, что она не
могла летать. И хотя она была калекой, ее пчелы обращались с ней с не меньшим
уважением. Неделю спустя в живых оставалось не больше дюжины пчел; наконец
через несколько дней царица исчезла, оставивши на сотах безутешных
несчастных» .
XIX
Вот, к примеру, одно обстоятельство, вызванное неслыханными испытаниями,
которым подвергает наше современное тираническое вмешательство этих
несчастных, но непоколебимых героинь, - обстоятельство, где удается проследить самые
глубокие проявления дочерней любви и самоотвержения. Мне не раз приходилось,
подобно всем любителям пчел, выписывать из Италии оплодотворенных цариц,
потому что итальянская раса лучше, сильнее, плодовитее, деятельнее и более
кротка, чем наша. Эта пересылка производится в маленьких ящиках с
просверленными дырками. Туда кладут немного припасов и помещают царицу в обществе
нескольких работниц, выбранных, по возможности, из самых старых (возраст пчел
узнается довольно легко по их более гладкому туловищу, тощему, почти голому,
и особенно по их крыльям, изношенным и изодранным в работе) для того, чтобы
кормить царицу, заботиться о ней, беречь ее во время путешествия. Очень часто
по прибытии большая часть работниц оказывается погибшей. Однажды все они
умерли от голода; но и на этот раз, равно как и в других подобных случаях,
царица была невредима и здорова, а последняя из ее спутниц, вероятно,
погибла, предлагая своей владычице, которая являлась для нее символом жизни, более
драгоценной и обширной, чем ее собственная, последнюю каплю меда, имевшуюся у
нее в запасе в глубине ее зоба.

XX
Человек, заметив постоянство этой привязанности, сумел употребить в свою
пользу вытекающие из нее или заключенные в ней необыкновенное политическое
чутье, рвение в труде, настойчивость, великодушие, страсть к будущему.
Благодаря этой привязанности человеку за последние годы удалось до некоторой
степени приручить, без их ведома, диких амазонок, потому что они не уступают
никакой чуждой силе, и в своем бессознательном рабстве все-таки служат
единственно своим собственным порабощающим их законам. Человек может быть
уверенным, что, управляя царицей, он держит в руках душу и судьбы улья. Смотря по
тому, как он ею пользуется, как он ею, так сказать, играет, он может,
например, вызвать, умножить, помешать или ограничить роение; он соединяет или
разделяет колонии, направляет эмиграцию государств. Тем не менее, верно, что
царица, в сущности, является всего лишь живым символом, который, как все
символы, представляет собою принцип менее видимый и более обширный, с которым
пчеловоду полезно считаться, если он не хочет подвергаться неоднократным
неудачам. В конце концов, пчелы в этом нисколько не обманываются и не теряют из
виду своей истинной и неизменной нематериальной властительницы - своей
преобладающей идеи, которую они провидят сквозь свою видимую, эфемерную царицу.
Сознательна ли эта идея или нет, важно лишь постольку, поскольку мы хотим в
частности дивиться пчелам, обладающим этой идеей, или природе, вложившей ее в
них. Где бы эта идея ни заключалась - в этих маленьких, таких тщедушных телах
или в великом неведомом теле, - она достойна нашего внимания. И, говоря
мимоходом, если бы мы остереглись подчинять наше внимание стольким условиям места
и времени, мы бы не упускали так часто случая открывать наши глаза с
удивлением, - а нет ничего благотворнее, как открывать их таким образом.
XXI
Можно возразить, что все это - очень рискованные и слишком человеческие
догадки; что пчелы, вероятно, не обладают ни одной из подобных идей; что
понятия будущего, любви к расе и многие другие, которые мы им приписываем, суть
не что иное, как формы, принимаемые для них жизненными потребностями, страхом
страдания и смерти, и привлекательностью наслаждения. Соглашаюсь, - все это,
если угодно, только так говорится, - поэтому и не придаю сказанному большой
важности. Единственная достоверная здесь вещь, - как она единственно
достоверная вещь и во всем остальном, доступном нашему знанию, - это
констатирование факта, что при таких-то и таких-то условиях пчелы ведут себя по отношению
к своей царице таким-то и таким-то образом. Остальное - тайна, относительно
которой можно только строить предположения, более или менее приятные, более
или менее остроумные. Но если бы мы говорили о людях так, как было бы, может
быть, благоразумно говорить о пчелах, - имели ли бы мы право сказать о них
много больше? И мы тоже повинуемся только нуждам, влечению к наслаждению или
ужасу перед страданиями, и то, что мы называем нашим разумом, имеет то же
происхождение и ту же миссию, как и то, что мы называем инстинктом у
животных. Мы совершаем известные акты и думаем, что нам известны их действия; мы
подвергаемся другим актам и льстим себе надеждой, что мы проникаем в их
причины лучше, чем это делают пчелы; но кроме того, что это предположение не
основано ни на чем непоколебимом, эти акты ничтожны и редки сравнительно с
огромной массой Других, и все - наиболее известные и самые неведомые, самые
мелкие и самые грандиозные, ближайшие или самые удаленные - совершаются в
глубоком мраке, среди которого возможно, что мы приблизительно так же слепы,
как мы то предполагаем относительно пчел.
XXII
«Нужно согласиться, - говорит Бюффон, который относится к пчелам с довольно

забавным озлоблением, - нужно согласиться, что если взять этих насекомых в
одиночку, то у каждого из них окажется меньше дарований, чем у собаки,
обезьяны и большинства животных; нужно согласиться, что пчелы менее послушны,
менее привязаны, менее чувствительны, одним словом - у них меньше таких
качеств, сравнительно с нашими; но в таком случае нужно согласиться, что их
кажущаяся разумность происходит из их соединенного множества; между тем само
это соединение не предполагает никакой разумности, потому что они соединяются
совсем не из нравственных соображений и находятся вместе без их согласия.
Значит, это общество есть не что иное, как физическое соединение, требуемое
природой, и независимое от какого бы то ни было сознания, какого бы то ни
было рассуждения. Пчела-матка производит десять тысяч индивидов, всех сразу и в
одном и том же месте; эти десять тысяч индивидов, если бы они даже были в
тысячу раз бессмысленнее, чем я предполагаю, будут вынуждены для того лишь,
чтобы продолжать существовать, каким-либо образом устроиться; так как все они
действуют одинаково и с равными силами, то, если бы они даже начали друг
другу вредить, в силу этого они скоро пришли бы к тому, что стали бы вредить
друг другу наивозможно меньше, т.е. помогали бы друг другу; следовательно,
они имели бы такой вид, будто понимают один другого и стремятся к одной цели;
скоро наблюдатель начнет им приписывать разные намерения и весь недостающий
им разум; он захочет объяснить каждое их действие; каждое их движение скоро
будет иметь свой мотив, и отсюда произойдут чудеса или чудовища рассуждений
без числа; ибо эти десять тысяч индивидов, которые были произведены зараз,
которые жили вместе, которые все метаморфозировались приблизительно в одно
время, - все они не могут не делать то же самое и, если они хоть сколько-
нибудь чувствительны, приобретают общие привычки, устраиваются, чувствуют
себя хорошо вместе, занимаются своим жилищем, удалившись, снова возвращаются и
т.д., а отсюда - архитектура, геометрия, порядок, предусмотрительность,
любовь к отечеству, одним словом - республика; а все это, как видно, основано
на восхищении наблюдателя».
Вот совсем другой способ объяснить наших пчел. Сначала он может показаться
более естественным; но, в сущности, не происходит ли это по той простой
причине, что он не объясняет почти ничего? Я умалчиваю о существенных ошибках
этой страницы; но разве не нужно известной разумности, чтобы так
приспособиться к нуждам совместной жизни, по возможности наименее вредя друг другу;
эта разумность покажется тем более замечательной, чем ближе придется
рассмотреть, каким образом эти «десять тысяч индивидов» избегают необходимости
вредить один другому и достигают того, что помогают друг другу. К тому же - не
есть ли это наша собственная история; и что говорит старый раздраженный
натуралист такого, что не было бы вполне применимо ко всем нашим человеческим
обществам? Наша мудрость, наши добродетели, наша политика - горькие плоды
необходимости, позолоченные нашим воображением, - не имеют другой цели, как
утилизировать наш эгоизм и обратить на общую пользу естественно вредную
деятельность каждого индивида. И потом, повторяю еще раз, если не желают признать,
что пчелы имеют какие-либо мысли, какие-либо чувства, которые мы им
приписываем, то имеет ли для нас какую-нибудь важность, куда будет направлено наше
удивление? Если думают, что неосторожно восхищаться пчелами, мы будем
восхищаться природою; всегда наступит мгновение, когда у нас нельзя будет отнять
наше восхищение, и мы ничего не потеряем от того, что отступили и выждали.
XXIII
Как бы то ни было, но пчелы в своей царице (мы не оставляем нашей догадки,
имеющей, по крайней мере, то преимущество, что она связывает в нашем уме
известные акты, очевидно связанные и в действительности) обожают не столько
самую царицу, сколько бесконечное будущее их расы. Пчелы отнюдь не сентимен-

тальны, и когда какая-нибудь из них возвращается с работы настолько серьезно
раненной, что они считают ее больше неспособной быть полезной, то они
безжалостно ее изгоняют. А между тем нельзя сказать, что им совсем уж недоступно
чувство известного рода личной привязанности к их матери. Они ее узнают среди
многих других. Даже когда она стара, жалка, искалечена, стража у входа
никогда не позволит проникнуть в улей неизвестной царице, как бы она ни казалась
молода, прекрасна, плодовита. Тут лежит один из поистине фундаментальных
принципов их порядков, от которого они отступают лишь иногда, в эпоху
наибольшего сбора меда, для какой-нибудь чужой работницы, хорошо нагруженной
припасами.
Когда царица сделается совершенно бесплодной, пчелы замещают ее другой,
воспитавши для этой цели несколько принцесс. Но что они делают со старой
верховной матерью - в точности неизвестно; но иногда пчеловодам случалось
обнаружить на сотах улья находящуюся во цвете сил и лет царицу, а в его самой
глубине, в темном убежище - старую матку («maitresse», как ее называют в
Нормандии) , похудевшую и увечную. Надо думать, что в таком случае пчелы должны
были принимать меры для ее защиты от ненависти мощной соперницы, которая
только и мечтает о ее смерти, ибо царицы питают друг к другу непобедимое
отвращение, заставляющее их бросаться одна на другую, как только они окажутся
вдвоем под одной кровлей. Можно считать, что в указанном случае пчелы
обеспечивают старой царице скромное и мирное убежище в отдаленном углу обители, где
она и может доживать свой век. Здесь мы опять соприкасаемся с одной из тысяч
загадок воскового царства, и нам еще раз представляется случай
констатировать, что политика и привычки пчел совсем не фатальны и не узки и что они
повинуются многим импульсам, более сложным, чем те, которые мы полагаем
известными.
XXIV
Мы на каждом шагу нарушаем законы природы, которые должны казаться пчелам
наиболее непоколебимыми. Мы каждый день ставим их в такое положение, в каком
очутились бы мы сами, если бы кто-нибудь вдруг уничтожил вокруг нас законы
тяжести, пространства, света или смерти. Что же сделали бы они, если ввести к
ним в улей, силою или обманом, вторую царицу? В природном состоянии этот
случай, благодаря входным часовым, может быть, никогда не представлялся с тех
пор, как пчелы существуют в этом мире. Они совсем не теряют головы и умеют
согласовать наилучшим образом два принципа, которые они чтут, как
божественные повеления. Первый - это принцип единого материнства, от которого они
никогда не отступаются, кроме исключительного случая бесплодности царствующей
матки. Второй принцип еще более удивителен; его также нельзя преступить, но
возможно фарисейски обойти. Это - принцип неприкосновенности личности всякой
царицы. Пчелам было бы легко пронзить насильно забравшуюся к ним царицу
тысячью отравленных жал; она погибла бы немедленно, и им осталось бы только
вытащить из улья ее труп. Но хотя у них жало всегда наготове, хотя они им
пользуются во всякое время, чтобы сражаться друг с другом, чтобы убивать трутней,
врагов или паразитов, они никогда не выпускают жала против царицы, точно так
же, как и царица никогда не выпускает своего жала ни против человека, ни
против животного, ни против обыкновенной пчелы; ее царское оружие не выпрямлено,
как у работницы, а согнуто в виде сабли, и она обнажает его только тогда,
когда борется с равной, то есть с другой царицей.
Ни одна пчела не дерзнет, вероятно, взять на себя ужас непосредственного и
кровавого цареубийства, но во всех обстоятельствах, когда ради доброго
порядка и благоденствия республики необходимо, чтобы какая-нибудь царица погибла,
пчелы стараются придать ее кончине вид естественной смерти; они до
бесконечности разделяют преступление между собой, так что оно становится анонимным.

Тогда они окружают («emballent», по техническому выражению французских
пчеловодов) чужую царицу со всех сторон своими многочисленными переплетающимися
телами, образуя таким образом род живой темницы, где пленница не может больше
двигаться; в этом положении они держат ее, если понадобится, в течение
двадцати четырех часов, словом до тех пор, пока она не умрет от голода или
недостатка воздуха.
Если в это время приблизится законная царица и если, почуяв соперницу, она
выкажет намерение ее атаковать, стенки подвижной темницы тотчас же раскроются
перед нею. Пчелы образуют живое кольцо вокруг обеих соперниц и, не принимая
участия, внимательные, но беспристрастные, присутствуют при поединке лишь в
качестве зрительниц, ибо только царица может обнажать оружие против царицы, -
только та, которая несет в своих недрах около миллиона жизней, имеет, по-
видимому, право одним ударом произвести около миллиона смертей.
Но если столкновение продолжается без результатов, если оба согнутых жала
бесполезно скользят по тяжелой хитиновой броне и какая-нибудь царица - все
равно, законная или чужая - вздумает обратиться в бегство, то она будет
остановлена, схвачена, заключена в составленную из трепещущих тел темницу и
пробудет там до тех пор, пока не изъявит желания возобновить бой.
Нужно заметить, что в многочисленных опытах, произведенных по этому
вопросу, наблюдалось почти неизменно, что победу одерживала царствующая матка, -
потому ли, что, чувствуя себя дома, среди своих, она проявляет больше отваги,
больше горячности, чем другая, или потому, что пчелы при всей своей
беспристрастности во время боя менее беспристрастны в своей манере заключать в
темницу обеих соперниц, так как их матка, по-видимому, нисколько не страдает от
этого заключения, между тем как чужая выходит из него почти всегда помятая и
ослабленная.
XXV
Один легкий опыт лучше всех других показывает, что пчелы узнают свою царицу
и испытывают к ней настоящую привязанность. Удалите из улья царицу, и вы
увидите, как тотчас же обнаружатся все явления тоски и отчаяния, которые были
описаны в одной из предыдущих глав. Возвратите им несколько часов спустя ту
же самую царицу, и все ее дочери придут к ней навстречу и будут предлагать ей
мед. Одни станут шпалерами на ее пути, другие, опустивши голову вниз и
поднявши брюшко на воздух, образуют перед ней неподвижные, но звучащие
полукруги, причем они, без сомнения, поют гимн благополучному возвращению царицы и
выражают, можно сказать, определенными ритуалами торжественное почтение или
высочайшее счастье, которое они по этому поводу испытывают.
Но не надейтесь их обмануть, подставивши вместо законной царицы чужую
матку. Едва она успеет сделать несколько шагов, как негодующие работницы
прибегут со всех сторон. Она будет немедленно схвачена, окружена и заключена в
ужасную мятежную темницу, упрямые стены которой будут неустанно
возобновляться до ее смерти, так как в данном случае почти никогда не случается, чтобы
она вышла оттуда живой.
Поэтому введение и замещение царицы является одной из наибольших трудностей
пчеловодства. Любопытно знать, к какой дипломатии, к каким сложным ухищрениям
должен прибегать человек, чтобы подчинить своему желанию и обмануть этих
маленьких насекомых, - прозорливых, но простодушных и принимающих с
трогательным мужеством самые неожиданные события, - и заставить их считать появление
новой царицы новым, но роковым капризом природы. Вообще во всей этой
дипломатии и отчаянной неурядице, вносимой очень часто этими рискованными
хитростями, человек всегда рассчитывает на удивительное практическое чувство пчел;
основываясь на опыте, он всегда рассчитывает на неистощимое богатство их
законов и их чудесные привычки, на их любовь к порядку, миру и общественному

благу, на их верность будущему, ловкость, твердость, серьезное бескорыстие их
характера, а в особенности на такое постоянство в исполнении своих
обязанностей , которое ничем не может быть утомлено. Но подробности этой процедуры
принадлежат, собственно говоря, руководствам по пчеловодству и увлекли бы нас
слишком далеко5.
XXVI
Что касается личной привязанности, о которой мы говорили, то, даже допуская
ее возможность, можно утверждать с полной уверенностью, что память об этой
привязанности коротка. Если вы вздумаете возвратить назад в ее царство матку,
несколько дней как оттуда выбывшую, то она будет так принята своими
возмущенными дочерьми, что вам придется поторопиться вырвать ее из смертельного
заключения - наказания неизвестных цариц. Это происходит потому, что у них уже
было время превратить в царские ячейки десяток помещений работниц и будущему
расы больше не грозит никакой опасности. Их привязанность возрастает или
уменьшается сообразно тому, каким образом царица представляет это будущее.
Так, когда девственная царица совершает церемонию опасного «брачного полета»,
то часто приходится наблюдать такое явление: ее подданные до такой степени
опасаются потерять свою царицу, что все сопровождают ее в этом трагическом и
далеком искании любви (о котором я буду говорить дальше), чего они никогда не
делают, если позаботиться дать им кусок сота, содержащий ячейки молодого
выводка, где они находят надежду воспитать других маток. Эта привязанность
может даже обратиться в ярость и ненависть, если их повелительница не выполняет
всех своих обязанностей по отношению к абстрактному божеству, которое мы
назовем «будущее общество» и которое они постигают более живо, чем мы.
Случалось, например, что пчеловоды, из разных соображений мешали царице
присоединиться к рою и удерживали ее в улье с помощью сетки, через которую тонкие и
ловкие работницы проходили, не замечая ее, но которая составляла
непреодолимое препятствие к выходу для бедной рабы любви, значительно более тяжелой и
объемистой, чем ее дочери. При первом выходе пчелы, убедившись, что царица за
ними не последовала, возвращались в улей, журили ее, толкали и очень явно
обращались дурно с несчастной пленницей, которую они, несомненно, обвиняли в
лени или принимали за немного слабоумную. При втором выходе, когда ее
нежелание казалось очевидным, их гнев возрастал, и дурное обращение становилось
более серьезным. Наконец, в третий раз, считая ее неисправимо неверной своей
5 Обычно чужую царицу вводят, Заключивши ее в маленькую проволочную сетку, которую вешают
между двумя сотами. Клетка снабжена дверью из воска и меда, которую работницы прогрызают,
когда пройдет их гнев, освобождая, таким образом, пленницу, и часто принимают последнюю без
недоброжелательства. M.S. Simmins, директор большого пчеловодческого Заведения в
Rottingdeon1е, недавно нашел другой способ введения царицы, необыкновенно простой и
удающийся почти всегда; он становится все более распространенным среди пчеловодов, Заботящихся об
успехах своего дела. Обычай введения царицы особенно Затрудняется поведением самой царицы.
Она волнуется, убегает, прячется, ведет себя как незаконная самозванка, возбуждает
подозрения, которые вскоре подтверждаются обследованием работниц. М. Simmins сначала полностью
изолирует царицу, которую нужно ввести, и Заставляет ее голодать в течение получаса. Потом он
подымает угол внутренней покрышки осиротевшего улья и кладет чужую царицу на вершину одного
из сотов. Приведенная в отчаяние своим предыдущим одиночеством, она счастлива, что опять
находится среди пчел, и, проголодавшись, жадно принимает предлагаемую ей пищу. Работницы,
обманутые этой уверенностью, не производят расследований, воображают, что это, вероятно,
вернулась их старая царица, и принимают ее с радостью. Из этого опыта, по-видимому, вытекает,
что пчелы, вопреки мнению Губера и всех наблюдателей, не в состоянии узнавать свою царицу.
Как бы то ни было, оба объяснения, одинаково вероятные, - хотя истина находится, быть может,
в третьем, еще нам неизвестном, - лишний раз показывают, как сложна и туманна психология
пчелы. А из этого так же, как и из всех вопросов жизни, можно вывести только одно
Заключение , а именно, что в ожидании лучшего нужно, чтобы в нашем сердце господствовала
любознательность .

судьбе и будущему расы, пчелы почти всегда осуждали ее и предавали смерти в
царской тюрьме.
XXVII
В мире пчел, очевидно, все подчиняется будущему, с предусмотрительностью,
единогласием, - непреклонностью, способностью истолковывать обстоятельства
так, чтобы извлечь из них пользу, - словом, свойствами, которые поражают нас
удивлением, если принять во внимание все неожиданное, все сверхъестественное,
что наше вмешательство теперь беспрестанно вносит в их жилище. Можно
заметить, что в последнем случае они очень плохо истолковали бессилие царицы
последовать за ними. Были бы мы много прозорливее, если бы какое-нибудь
существо с разумом другого порядка, чем наш, и таким колоссальным туловищем, что
его движения были бы приблизительно так же неуловимы, как движения феномена
природы, - если бы такое существо стало расставлять нам для забавы западни
такого же рода? Разве нам не потребовалось несколько тысяч лет, чтобы
придумать достаточно вероятное объяснение молнии? Всякий разум становится тяжелым,
медлительным, когда он выходит из своей сферы, которая всегда мала, и когда
он встречается с явлениями, не им произведенными. Кроме того, еще неизвестно,
не кончилось бы все тем, что пчелы поняли бы опыт и устранили его неудобства,
если бы он продолжился и стал обычным. Они уже поняли много других опытов и
воспользовались ими самым остроумным образом. Таков опыт с «подвижными
сотами» или, например, с «sections», где их заставляют складывать свой запасный
мед в маленькие коробочки, симметрично сложенные столбиками; таков еще более
необыкновенный опыт с «гофрированным воском», где ячейки лишь слегка очерчены
тонким восковым контуром; тут пчелы немедленно оценивают их полезность,
начинают заботливо вытягивать эти зачаточные ячейки и, не теряя материала и
труда, образуют совершенные ячейки. Разве во всех обстоятельствах, которые не
представляются им в форме западни, поставленной каким-то злобным и лукавым
богом, они не открывают лучшее и единственное человеческое решение? Укажем на
одно из этих естественных, но совершенно ненормальных обстоятельств.
Например, когда в улей проникнут слизняк или мышь и будут там убиты, что сделают
пчелы, чтобы отделаться от трупа, который скоро отравит воздух? Если им
невозможно его вытолкнуть или разнять на части, они методически и герметически
закупоривают его в настоящий склеп из воска и пчелиной смазки, который
странно возвышается среди обыкновенных построек улья. В прошлом году я нашел в
одном из моих ульев скопление из трех таких могил, разделенных, подобно ячейкам
в сотах, промежуточными стенками, чтобы таким образом наиболее сэкономить
воск. Осторожные могильщицы возвели эти могилы над остатками трех маленьких
улиток, втиснутых ребенком в их фаланстеру. Обыкновенно, если они имеют дело
с улитками, то довольствуются тем, что покрывают воском отверстие раковины.
Но в данном случае раковины были более или менее разбиты или треснуты, и они
решили, что проще похоронить все; а чтобы не стеснять движение у входа, они
оставили в этой загромождающей его массе несколько галерей, точно
соответствующих не их росту, но размерам трутней, которые приблизительно вдвое толще
их. Этот и нижеследующий факт позволяют думать, что они рано или поздно
открыли бы причину, почему царица не может следовать за ними через сетку. В
странах, где распространена гнусная сумеречная бабочка с «мертвой головой»,
Acherontia atropos, пчелы строят при входе в свои ульи восковые колонки,
между которыми ночной грабитель не может протиснуть свое огромное брюхо.
XXVIII
По этому вопросу уже достаточно сказано: я бы никогда не закончил, если бы
пожелал исчерпать все примеры. Чтобы резюмировать роль и положение царицы,
можно сказать, что она - сердце-раб обители, разум, который ее окружает. Она

единственная владычица, но также и царственная слуга, пленная хранительница и
ответственная представительница любви. Ее народ служит ей и почитает ее, не
забывая, однако, что он подчиняется не ее личности, а выполняемой ею миссии и
судьбам, которые она представляет. Трудно отыскать такую человеческую
республику, план которой охватывал бы столь значительную часть желаний нашей
планеты; демократию, где независимость была бы в то же время более совершенной и
более разумной и где подчинение было бы более общим и более обоснованным. Но
нельзя также найти и такой, где бы жертвы были более суровы и более
абсолютны. Не думайте, что я восхищаюсь этими жертвами так же, как их результатами.
Очевидно, было бы желательно, чтобы эти результаты могли быть получены с
меньшими страданиями, с меньшим самоотречением. Но раз основное положение
принято, - а оно может быть необходимо в идее нашей планеты, - организация
этой республики поразительна. Какова бы ни была на этот счет человеческая
истина, в улье жизнь рассматривается не как череда времен, более или менее
благоприятных , которые из благоразумия не следует омрачать и ухудшать, за
исключением минут, необходимых для поддержания жизни, - а как великий и строго
между всеми разделенный долг по отношению к будущему, непрерывно отступающему с
начала мира. Каждый здесь отказывается больше чем от половины своего счастья
и своих прав. Царица прощается с дневным светом, с чашечками цветов, со
свободой; работницы отказываются от любви, четырех или пяти лет жизни и от
сладости быть матерью. У царицы мозг сводится на нет в пользу органов
размножения, а у работницы эти органы атрофируются в интересах органов разума. Было
бы несправедливо утверждать, что в этих отречениях воля не принимает никакого
участия. Правда, работница не может изменить своей собственной участи, но она
располагает судьбою всех куколок, которые ее окружают и косвенно являются ее
дочерьми. Мы видели, что каждая личинка работницы, если она помещена и
питается по царскому режиму, может стать царицей; подобным же образом каждая
царская личинка может преобразоваться в работницу, если соответственно изменить
ее пищу и уменьшить ячейку. Эти удивительные избрания творятся каждый день в
золотистой тени улья. Но они происходят не случайно - ими руководит, их
регулирует мудрость, законностью и глубокою важностью которой может
злоупотреблять только человек, - мудрость, которая всегда бодрствует и считается со
всем, что происходит как вне улья, так и в его стенах. Если неожиданно цветы
распускаются в изобилии, если холмы или берега реки украшаются новой жатвой,
если царица стара или менее плодовита, если население сгущается и чувствует
себя стесненным, то вы увидите появление царских ячеек. Эти же самые ячейки
могут быть разрушены, если жатва не удалась или улей увеличился. Они часто
поддерживаются до тех пор, пока молодая царица не совершит с успехом своего
брачного полета, и затем уничтожаются, когда царица возвратится в улей,
волоча за собою, подобно трофею, несомненный знак своего оплодотворения. Где она,
эта мудрость, которая так взвешивает настоящее и будущее и для которой то,
что еще не видимо, имеет больше веса, чем все то, что видно? Где она
находится, эта безымянная осторожность, которая отрекается и выбирает, которая
подымает и понижает, которая из стольких работниц могла бы сделать стольких цариц
и которая из стольких матерей делает народ девственниц? Мы говорили в другом
месте, что она заключена в «духе улья»; но где его, наконец, искать, этот
«дух улья», как не в собрании работниц? Может быть, для того, чтобы
убедиться, что он пребывает именно там, нет необходимости так внимательно наблюдать
привычки царской республики. Было бы достаточно, как это сделали Дюжардэн,
Брандт, Жирард, Фогель и другие энтомологи, поместить под микроскопом, рядом
с полупустым черепом царицы и великолепной головой трутня, где сияют двадцать
шесть тысяч глаз, маленькую, неприглядную и заботливую головку девственницы-
работницы. Мы бы увидели, что в этой маленькой головке свернуты извилины
самого обширного и самого остроумного мозга в улье. Он - самый прекрасный, са-

мый сложный, самый тонкий, самый совершенный в природе после человека, в
другом разряде существ и с другой организацией6.
И здесь так же, как и всюду в строе известного нам мира, власть, истинная
сила, мудрость и победа находятся там, где находится мозг. И здесь так же
почти невидимый атом этой таинственной материи умеет создать себе маленькое,
торжествующее и прочное положение между огромными и косными силами небытия и
смерти.
XXIX
Теперь возвратимся к нашему улью, который роится и не ждет конца этих
размышлений, чтобы дать сигнал к отлету. В то мгновение, когда дается этот
сигнал, можно сказать, что все двери улья открываются одновременно внезапным и
безумным напором, и черная толпа оттуда вырывается или, вернее, оттуда бьет,
смотря по числу отверстий, двойной, тройной или четверной струей, прямой,
напряженной, вибрирующей и непрерывной, которая тотчас же растворяется и
расширяется в пространстве сетью звучащей ткани из ста тысяч волнующихся
прозрачных крыльев. В течение нескольких минут сеть носится, таким образом, над
ульем, производя удивительный шелест прозрачной шелковой ткани, которую как бы
беспрерывно разрывают и сшивают многие тысячи наэлектризованных пальцев. Она
волнуется, колеблется, трепещет, подобно покровам, поддерживаемым в небесах
невидимыми руками, которые в торжественном ликовании свертывают и
развертывают их от цветов земли до лазури неба, в ожидании августейшего прибытия или
отбытия. Наконец один край подымается, другой опускается, все четыре угла
пронизанной солнцем, лучезарной и поющей мантии соединяются, и, подобно
разумному сказочному ковру-самолету, который проносится над горизонтом,
исполняя какое-нибудь желание, она вся - уже сложенная, чтобы прикрыть священное
присутствие будущего, - направляется к липе, груше или иве, где царица
утверждается, как золотой гвоздь, за который мантия зацепляет свои мелодичные
волны и вокруг которого свертывает свою жемчужную ткань, всю сверкающую
крыльями .
Затем воцаряется молчание; и вся эта великая тревога и это страшное
покрывало, казавшееся наполненным бесчисленными угрозами и гневом, и этот
оглушающий золотой звон, который все время в нерешительности неустанно звучал над
всеми окрестными предметами, - все это минуту спустя превращается в большую
безобидную и миролюбивую гроздь, образованную из тысяч маленьких, живых, но
неподвижных зерен, подвешенную к ветви дерева и терпеливо ожидающую
возвращения разведчиков, отправившихся на поиски убежища.
XXX
Это первый привал роя, называемый «первичным»; во главе его всегда
находится старая царица. Рой обычно садится на ближайшее к улью дерево или деревцо,
потому что отягощенная яйцами и не видевшая света со времени своего брачного
полета или со времени роения прошлого года царица еще не решается пуститься в
пространство; она как будто разучилась пользоваться своими крыльями.
Пчеловод ждет, чтобы вся масса скучилась; потом, покрывши голову широкой
соломенной шляпой (так как самая безобидная пчела неизбежно выпустит жало,
если запутается в волосах, где она считает себя попавшей в западню) , но без
маски и без вуали, если он опытен, погружает свои голые руки до локтей в хо-
6 По вычислениям Дюжардэна, мозг пчелы составляет 174-ю часть общего веса насекомого; мозг
муравья - 296-ю. Зато мозговые ножки, которые, по-видимому, развиваются пропорционально
победам, одержанным разумом над инстинктом, немного менее Значительны у пчелы, чем у муравья.
Одно уравновешивается другим, и, отдавая должное гипотезе и принимая в расчет темноту этого
вопроса, из этих вычислений, по-видимому, вытекает, что интеллектуальные силы пчелы и
муравья должны быть приблизительно равны.

лодную воду и потом собирает рой, сильно встряхивая ветку, на которой он
сидит , над опрокинутым ульем. Гроздь тяжело падает туда, подобно зрелому плоду.
Или же, если ветвь слишком крепка, он просто черпает из этой кучи ложкой и
затем распределяет эту живую массу, как ему нужно, подобно зерну. Ему нечего
бояться пчел, жужжащих вокруг него и покрывающих массой его руки и лицо. Он
слушает их песнь опьянения, которая не похожа на песнь гнева. Ему нечего
бояться, что рой разделится, раздражится, рассеется или ускользнет. Я говорил
уже, - в этот день таинственные работницы празднично настроены и доверчивы,
так что ничто не может их расстроить. Они отказались от благ, которые им
нужно было защищать, и не узнают больше своих врагов. Они безвредны, потому что
они счастливы, а счастливы они неизвестно почему: они исполняют закон. Все
существа имеют подобное мгновение слепого счастья, которое дает им природа,
когда хочет достигнуть своих целей. Не будем удивляться, что пчелы поддаются
на ее обман; мы сами, наблюдая ее столько веков - и наблюдая с помощью мозга
более совершенного, чем у пчел, - мы сами так же бродим в потемках и не
знаем, доброжелательна она к нам, безразлична или низменно жестока.
Рой останется там, где упадет царица, и, если даже она упадет в улей одна,
раз ее присутствие там будет удостоверено, все пчелы длинными черными рядами
направятся к материнскому убежищу; в то время как одни торопливо проникают
туда, другие, останавливаясь на мгновение у входа, образуют круги для
торжественного ликования, которым они имеют обыкновение приветствовать счастливые
события. Они «бьют сбор», говорят крестьяне. В ту же минуту неожиданное
убежище принято и исследовано до малейших уголков; его положение в пчельнике,
его форма, его цвет замечены и запечатлены в осторожной и верной памяти мно-
Рой пчел на дереве.

гих тысяч маленьких существ. В окрестности заботливо отмечены точки
отправления, новая обитель уже существует вся целиком в глубине их мужественного
воображения, и ее место уже обозначено в уме и сердце всех ее обитателей; в ее
стенах раздается гимн любви в честь царицы, и работа начинается.
XXXI
Если человек не подберет рой, история последнего на этом не
останавливается. Он остается висеть на ветви до возвращения работниц, исполняющих
обязанности разведчиц или крылатых квартирьеров, рассеявшихся с первых же минут
роения во всех направлениях в поисках нового жилища. Одна за другой
возвращаются они из путешествия и дают отчет о своей миссии; а так как нам невозможно
проникнуть в мысли пчел, нужно, чтобы мы объяснили по-человечески зрелище, на
котором присутствуем. Не исключено, что их донесения внимательно
выслушиваются. Одна, по-видимому, превозносит дупло дерева, другая хвалит преимущества
щели в старой стене, пустоты в гроте или оставленной норы. Часто случается,
что собрание колеблется и совещается до следующего утра. Наконец выбор
сделан, и согласие установлено. В известную минуту вся гроздь волнуется,
копошится, разделяется, рассыпается и стремительным, напряженным полетом, который
на этот раз не знает препятствий, направляется через ограды, нивы, поля,
мельницы, пруды, деревни и реки. Эта трепещущая туча направляется к
определенной и всегда очень отдаленной цели. Редко бывает, чтобы человек мог
проследить их второй перелет. Рой возвратился к природе, и мы теряем след его
судьбы.
ЧАСТЬ III. ОСНОВНЫЕ ОБИТАТЕЛИ
I
Посмотрим лучше, что делает рой, собранный пчеловодом, в улье, куда он был
им помещен. Прежде всего, вспомним жертву, принесенную этими пятьюдесятью
тысячами девственниц, которые, по словам Ронсара, имеют прекрасное сердце
внутри их маленького тельца, и еще раз отдадим дань удивления их мужеству,
необходимому, чтобы начать снова жизнь в пустыне, куда они теперь попали. Они
забыли богатую и великолепную обитель, где они родились, где их существование
было так обеспечено и так превосходно организовано, где сок всех цветов,
вспоминающих солнце, позволял им с улыбкой встречать угрозы зимы. Там они
оставили спящими в глубине их колыбелей тысячи и тысячи дочерей, которых они
никогда не увидят. Там они покинули, помимо огромных богатств воска, пчелиной
смазки и цветочной пыли, накопленных ими, еще сто двадцать с лишком фунтов
меду, то есть в двенадцать раз больше веса всего народа в сумме взятого,
приблизительно в шестьсот раз больше веса каждой пчелы, что для человека
представляет сорок две тысячи бочек жизненных припасов, целую флотилию больших
судов, груженных пищевым веществом, более драгоценным и более совершенным,
чем все нам известные, потому что мед является для пчел как бы жидкой жизнью;
для них это род млечного сока, ассимилируемого немедленно и почти без
остатка .
Здесь, в новом жилище, нет ничего: ни одной капли меда, ни одного кусочка
воска, ни одного отправного пункта, ни одной точки опоры. Есть только
безотрадная нагота огромного здания, в котором нет ничего, кроме крыши и стен.
Закругленные и гладкие стены не заключают, а обнимают темное пространство, а
вверху над пустотой высится огромный шарообразный свод. Но пчела не знает
бесполезных сожалений, и, во всяком случае, она на них совсем не
останавливается. Ее рвение не только не ослаблено испытанием, которое превзошло бы
всякое другое мужество, но стало еще больше, чем когда бы то ни было. Едва толь-

ко улей поднят и поставлен на место, едва только уляжется неурядица,
произведенная шумным падением, как уже в смешанной массе замечается разделение,
очень определенное и совершенно неожиданное. Самая большая часть пчел,
подобно армии, которая повиновалась бы только очень определенному приказу,
начинает карабкаться широкими колоннами вдоль вертикальных стенок здания. Первые из
достигших свода зацепляются там когтями передних лапок; следующие за ними
прицепляются к первым и так далее, до тех пор, пока не образуются длинные
цепи, служащие мостом толпе, которая все подымается. Мало-помалу число цепей
все увеличивается, они становятся все толще и все больше переплетаются и
наконец превращаются в гирлянды, которые под влиянием бесчисленных и
непрерывных восхождений сливаются в свою очередь в одну толстую треугольную завесу
или, скорее, в нечто вроде плотного конуса, обращенного вершиной к куполу,
где он прикрепляется, а расширяющееся основание спускается до половины или до
двух третей всей высоты улья. Когда последняя пчела, чувствующая, что
внутренний голос призывает ее примкнуть к этой партии, взбирается на завесу,
повешенную во тьме, восхождение прекращается; мало-помалу движение в куполе
затихает совсем, и странный висящий конус в течение долгих часов ждет
наступления таинства образования воска, пребывая в молчании, которое можно принять за
религиозное, и в ужасающей неподвижности.
В это время остальные пчелы, то есть все оставшиеся в низу улья, не обращая
внимания на образование чудесной завесы, в складки которой должен снизойти
магический дар, не искушаясь, по-видимому, желанием присоединиться туда же,
осматривают здание и предпринимают необходимые работы.
Пол заботливо подметается, и сухие листья, веточки, песчинки одна по одной
уносятся далеко, потому что чистоплотность пчел доходит до мании: когда в
середине зимы большие холода слишком долго мешают им совершать так называемые
«полеты чистоплотности», они, не желая загрязнять улей, погибают в основной
массе, становясь жертвами ужасной болезни кишок. Только трутни неисправимо
беззаботны и нагло покрывают нечистотами соты, которые они посещают, так что
работницы вынуждены беспрестанно чистить за ними.
После чистки улья пчелы той же непосвященной группы, которая не смешивается
с пчелами висящего в каком-то экстазе конуса, принимаются аккуратно
замазывать внутреннюю поверхность общего жилья. Потом они осматривают все щели,
наполняют и покрывают их пчелиной смазкой и затем начинают полировку стен с
верху до низа всего здания. Входная стража реорганизуется, и скоро известное
число работниц отправляется в поля и возвращается, нагруженное медовым соком
цветов и их пылью.
II
Прежде чем приподнять складки таинственной завесы, в тени которой
закладывается основа истинного жилья, попробуем дать себе отчет в том, сколько
придется выказать нашим маленьким эмигрантам разумства, верности взгляда,
расчета и искусства, необходимых, чтобы приспособить убежище, чтобы начертать в
пустоте план города, мысленно отметить там места зданий, которые предстоит
выстроить наиболее экономным образом и как можно быстрее, потому что царица,
вынужденная класть яйца, уже рассыпает их по полу. Кроме того, в этом
лабиринте еще несуществующих построек, форма которых по необходимости необычна,
нужно не терять из виду законов вентиляции, устойчивости, прочности, оценить
силу сопротивления воска, природу припасов, которые будут сохраняться,
свободу доступа, привычки царицы, размещение, в некотором роде предустановленное,
как органически наилучшее, складов, домов, улиц и проходов и много других
задач , которые было бы слишком долго перечислять.
Форма ульев, предлагаемых пчелам человеком, меняется до бесконечности: от
дуплистого дерева или глиняного цилиндра, который еще используется в Африке и

в Азии, и классического соломенного колокола, который можно встретить среди
грядок с подсолнечниками, флоксом и штокрозами в огородах или под окнами
большинства наших ферм, до настоящих заводов современного пчеловодства, где
иногда накапливается больше ста пятидесяти килограммов меда, содержащихся в
трех или четырех этажах сот, расположенных одни над другими и окруженных
рамой, которая позволяет их вынимать, брать соты, извлекать из них мед
центробежной силой при помощи турбины и снова ставить их на место, подобно тому,
как сделали бы с книгой в хорошо организованной библиотеке.
Каприз или потребность человека в один прекрасный день вводит послушный рой
в одно или другое из этих жилищ, выбивающих пчел из обычной колеи. Маленькому
насекомому предоставляется там разобраться, сориентироваться, видоизменить
план, который силою вещей должен быть неизменен, определить в этом необычном
пространстве положение зимних магазинов, которые не должны выходить из пояса
теплоты, выделяемой полуусыпленным населением; оно само должно, наконец,
определить точку, в которой сконцентрируются соты для выводка, положение
которых, во избежание какого-нибудь несчастья, должно быть приблизительно
неизменно - ни слишком высоко, ни слишком низко, ни слишком близко, ни слишком
далеко от двери. Например, пчелы вышли из ствола опрокинутого дерева, который
представлял собой длинную горизонтальную галерею, узкую и приплюснутую, - и
вот они вдруг попали в здание, высящееся, как башня, крыша которой теряется
во мраке. Или же, чтобы еще больше понять их естественное удивление,
представьте такую картину: они, в течение веков привыкшие жить под соломенным
куполом наших деревенских ульев, вдруг видят себя помещенными в нечто подобное
большому шкафу или сундуку, втрое или вчетверо обширнее дома, где они
родились, и должны теперь ориентироваться посреди путаницы висящих одна над
другою рам, то параллельных входу, то перпендикулярных к нему и образующих целую
сеть лесов, перепутывающих всю поверхность их жилища.
III
Ничто не может им помешать - не известно примера, чтобы рой отказался
приняться за работу, потерял мужество или растерялся вследствие необычности
условий, если только предлагаемое жилище не пропитано дурным запахом или
действительно необитаемо. Даже в таком случае не может быть и речи об упадке духа,
колебании или отречении от долга. Рой просто покидает негостеприимное убежище
и отправляется искать лучшей доли куда-нибудь дальше. Еще меньше известно
случаев, когда кому-нибудь удалось заставить пчел произвести ненужную и
неразумную работу. Никогда не приходилось констатировать, чтобы пчелы потеряли
голову или чтобы они, не зная, на что решиться, возвели наудачу разбросанные
и неправильные постройки. Поместите их в шар, в куб, в пирамиду, в овальную
или многоугольную корзину, в цилиндр или в спираль; загляните к ним через
несколько дней, если они приняли жилище, - и вы увидите, что это странное
сборище маленьких независимых умов сумело немедленно прийти к соглашению, чтобы
без колебаний, с помощью метода, принципы которого, по-видимому, неизменны,
но следствия жизненны, выбрать самое выгодное положение, часто единственное
место, которое может быть утилизировано в нелепом обиталище.
Когда их помещают в один из тех больших, снабженных рамами, заводов, о
которых мы только что говорили, пчелы принимают в расчет эти рамы лишь
постольку, поскольку они служат для них пунктами отправления и точками опоры,
удобными для их сотов, и весьма естественно, что они нисколько не беспокоятся ни
о желаниях, ни о намерениях человека. Но если пчеловод позаботился снабдить
верхнюю дощечку некоторых рам узкой полоской воска, то они немедленно поймут
выгоды, представляемые им этой начатой работой; они заботливо вытянут эту
полоску и, прибавивши к ней собственного воска, методически продолжат сот по
указанному плану. Точно так же - и это часто бывает при интенсивном современ-

ном пчеловодстве, - если все рамы улья, куда поместили рой, снабжены сверху
донизу листами гофрированного воска, пчелы не станут терять времени, чтобы
строить другие рядом или поперек, не станут бесполезно делать воск, но, найдя
работу уже наполовину сделанной, удовольствуются тем, что углубят и удлинят
каждую из ячеек, намеченную на листе, исправляя постепенно места, где лист
уклоняется от строго вертикальной линии; таким образом, они, менее чем в одну
неделю, станут обладательницами такого же роскошного и так же хорошо
построенного города, как и тот, который они покинули; между тем как,
предоставленные только их собственным ресурсам, они должны были бы работать два или три
месяца, чтобы настроить в таком же изобилии склады и дома из белого воска.
IV
Конечно, эта способность приспособления должна казаться далеко выходящей за
границы инстинкта. Но, в сущности, нет ничего произвольнее этих различий
между инстинктом и собственно разумом. Сэр Джон Леббок, который произвел такие
любопытные и самостоятельные наблюдения над муравьями, осами и пчелами, очень
склонен отказать пчелам в способности к различению и рассуждению, как только
пчела выходит из рутины своих привычных работ. Это происходит, может быть,
вследствие бессознательного и немного несправедливого предпочтения,
оказываемого исследователем муравьям, составлявшим предмет его специального
исследования, потому что всякий наблюдатель хочет, чтобы насекомое, которое он
изучает, было более разумным и более замечательным, чем другие; но не мешало бы
остеречься от этой мелкой причуды самолюбия. Для доказательства своей мысли
сэр Джон Леббок приводит опыт, который легко может быть произведен каждым.
Впустите в графин полдюжины мух и полдюжины пчел; потом, положив графин
горизонтально, поверните дно к окошку комнаты. Пчелы в течение многих часов с
ожесточением будут искать выход через дно графина, пока не умрут от усталости
или голода, между тем как мухи меньше чем за две минуты выйдут все с
противоположной стороны, через горлышко. Сэр Джон Леббок заключает из этого, что ум
пчелы чрезвычайно ограничен и что муха проявляет гораздо больше ловкости,
чтобы выпутаться и найти дорогу. Это заключение не выглядит безупречным.
Поворачивайте попеременно, двадцать раз подряд, если хотите, направляя к свету
то дно, то горлышко прозрачного шара, - и двадцать раз подряд пчелы
повернутся в то же время, чтобы направиться к свету. То, что их губит в опыте ученого
англичанина, это - их любовь к свету, это - именно их разум. Они, очевидно,
воображают, что во всякой тюрьме освобождение должно следовать со стороны
наиболее яркого света; они действуют соответственно и упорствуют в своих
слишком логичных действиях. Они никогда не знали той сверхъестественной
тайны, которой является для них стекло; они видят лишь, что атмосфера внезапно
стала непроницаемой, т.е. произошло явление, которого не существует в
природе; это препятствие, эта тайна должны быть для них тем более недопустимы, тем
более непонятны, чем более они разумны; между тем как безмозглые мухи,
нисколько не заботясь о логике, о призыве света, о загадочности стекла, носятся
наудачу в шаре и случайно наталкиваются на своем пути на благодетельное
горлышко, которое их и выпускает, - подобно тому, как иногда спасаются недалекие
там, где погибают самые мудрые.
V
Этот же натуралист видит еще одно доказательство недостаточности разума
пчел в следующей цитате из известного американского пчеловода, почтенного
Лангстрота: «Так как муха была призвана жить не на цветах, но на веществах,
где она легко могла бы утопиться, она с предосторожностью садится на края
сосудов, содержащих жидкую пищу, и черпает оттуда осторожно, между тем как
бедная пчела бросается туда головой вниз и скоро там погибает. Страшная участь

их сестры ни на минуту не останавливает других, когда они, в свою очередь,
приближаются к приманке: как безумные, садятся они на трупы и на умирающих,
чтобы разделить их печальную судьбу. Никто не может вообразить, как велико их
безумие, если он не видел лавки кондитера, осажденной мириадами голодных
пчел. Я видел тысячи пчел, вытащенных из сиропа, где они утонули; я видел,
как тысячи садились на кипящий сахар; почва была покрыта, и окна затемнены
пчелами; одни тащились, другие летали, а некоторые были так вымазаны, что не
могли ни летать, ни ползать; даже одна из десяти не в состоянии была отнести
домой плохо приобретенную добычу, а между тем воздух был полон легионами
вновь прибывающих и таких же безумных».
Это не лучшее из доказательств, чем было бы доказательством для желавшего
определить границы нашего разума сверхчеловека зрелище опустошений
алкоголизма или поля битвы. Положение пчелы в этом мире странно, если его сравнить с
нашим. Она явилась в мир с тем, чтобы жить среди природы, безразличной и
бессознательной, а не рядом с необыкновенным существом, которое переворачивает
около нее самые постоянные законы и создает грандиозные и непостижимые
явления. В естественном порядке, в монотонном существовании родимого леса
опьянение, описанное Лангстротом, было бы возможно только тогда, когда по какой-
нибудь случайности вдруг разбился бы улей, полный меда. Но и тогда там не
было бы ни смертельно опасных окон, ни кипящего сахара, ни слишком густого
сиропа, а следовательно, не было бы мертвых и никаких других опасностей, кроме
тех, которым подвергается всякое животное, преследуя свою добычу.
Лучше ли сохранили бы мы наше хладнокровие, если бы какая-нибудь
могущественная и необыкновенная власть на каждом шагу искушала наш разум? Нам поэтому
очень трудно судить пчел, которых мы сами делаем безумными, и разум которых
не был вооружен, чтобы обнаруживать наши козни, точно так же, как и наш разум
не вооружен, по-видимому, достаточно, чтобы разрушать козни высшего существа,
в настоящее время неизвестного, но, тем не менее, возможного. Не зная ничего,
что господствовало бы над нами, мы заключаем, что занимаем вершину жизни на
нашей земле; но, в конце концов, это отнюдь не неоспоримо. Я не требую, чтобы
мне верили, когда я говорю о том, что, если мы совершаем беспорядочные или
дрянные поступки, это происходит потому, что мы попали в сети высшего гения,
но нет ничего невероятного, что это может когда-нибудь показаться верным. С
другой стороны, неразумно утверждать, что пчелы лишены разума, потому что они
еще не научились отличать нас от большой обезьяны или медведя, и относятся к
нам так же, как они относились бы к этим простодушным обитателям первобытного
леса. Несомненно, что в нас и вокруг нас имеются влияния и силы, столь же
различные, которые мы различаем не больше.
Наконец, чтобы закончить эту апологию, где я немного поддаюсь пристрастию,
в котором выше упрекал сэра Джона Леббока, скажу еще: не нужно ли быть
разумным, чтобы быть способным к таким крупным безумиям? Так всегда бывает в этой
неверной области разума, который является самым непрочным, самым колеблющимся
состоянием материи. В том же свете, которым является разум, есть еще страсть,
и нельзя сказать достоверно, что она такое - дым или светильня пламени. А
здесь страсть пчел достаточно благородна, чтобы извинить колебание их разума.
На эту неосторожность их толкает не животное рвение наесться до отвала медом.
Они могли бы сделать это на свободе в кладовых своего жилища. Наблюдайте их,
следуйте за ними в аналогичных обстоятельствах, и вы увидите, как они,
наполнивши зоб, немедленно возвращаются в улей, чтобы сложить там свою добычу,
чтобы в течение одного часа тридцать раз посетить чудесную жатву и снова
возвратиться. Это указывает на то же самое желание, которое совершает столько
удивительных дел: на рвение принести наибольшее количество благ, им
доступных , в дом их сестер и будущего. Когда безумия людей имеют причиной столь же
бескорыстные побуждения, мы часто даем им другое название.

VI
Однако нужно сказать всю истину. Среди чудес их искусства, их
благоустройства, их самоотречения нас всегда будет поражать и удерживать наше восхищение
одна вещь: это их безразличие к смерти и несчастиям их товарищей. В характере
пчелы есть очень странное раздвоение. В недрах улья все любят друг друга и
помогают один другому. Они так же соединены, как хорошие мысли одной и той же
души. Если вы раните одну из них, тысячи принесут себя в жертву, чтобы
отомстить обиду. Вне улья они больше не знают друг друга. Изувечьте, раздавите -
или лучше не делайте ничего подобного, это было бы бесполезной жестокостью,
потому что факт несомненен, - но предположим, что вы бы изувечили, раздавили
на соте, расположенном в нескольких шагах от их жилища, десять, двадцать или
тридцать пчел, вышедших из одного улья, - те, которых вы не тронете, не
повернут головы и будут продолжать черпать своим языком, фантастическим, как
китайское оружие, жидкость, которая им драгоценнее жизни, оставаясь
безучастными к агониям, задевающим их своими последними движениями, и к воплям
отчаяния, раздающимся вокруг них. А когда сот будет уже пуст, пчелы, чтобы ничего
не потерять, спокойно взберутся на мертвых и раненых и соберут мед, прилипший
к жертвам, не трогаясь присутствием мертвых и не думая о помощи раненым.
Значит, они в этом случае не имеют ни понятия об опасности, которой они
подвергаются, потому что смерть, распространяющаяся вокруг них, не беспокоит их, ни
малейшего чувства солидарности или жалости. Что касается опасности, это
объясняется тем, что пчела не знает боязни, и ничто в мире ее не пугает, кроме
дыма. По выходе из улья она вместе с лазурью вдыхает кротость и смирение. Она
отстраняется от того, кто ее беспокоит, она делает вид, что не замечает тех,
кто ее не слишком теснит. Можно подумать, что она сознает себя во вселенной,
которая принадлежит всем, где каждый имеет право на свое место и где подобает
быть скромным и миролюбивым. Но под этой снисходительностью мирно прячется
сердце, настолько уверенное в самом себе, что оно и не думает заявлять о
своей личности. Если кто-нибудь ей угрожает, она делает крюк, но никогда не
обращается в бегство. С другой стороны, в улье она не ограничивается этим
пассивным игнорированием опасности. Пчелы с неслыханной запальчивостью
набрасываются на всякое живое существо: муравья, льва или человека, который
осмелится прикоснуться к священному киоту. Назовем это, смотря по направлению нашего
ума, гневом, бессмысленным остервенением или героизмом.
Но ничего нельзя возразить ни против недостатка солидарности пчел вне улья,
ни даже против их взаимной симпатии в самом улье. Нужно ли думать, что
существуют такие непредвиденные границы для разума всякого рода и что маленькое
пламя, которое с трудом исходит из мозга, вследствие трудной воспламеняемости
такой массы косной материи, всегда так не верно, что оно может лучше осветить
только одну точку в ущерб многим другим? Можно думать, что пчела или природа
в пчеле организовала более совершенным образом, чем во всяком другом месте,
труд в сообществе, культ и любовь к будущему. Не по этой ли причине пчелы
теряют из виду все остальное? Они любят впереди себя, а мы особенно любим
вокруг себя. Может быть, достаточно любить здесь, чтобы уже не хватало любви
для затраты там. Нет ничего изменчивее направления милосердия или жалости. Мы
сами некогда были бы меньше шокированы, чем в настоящее время, этою
бесчувственностью пчел, и многие люди древности и не подумали бы упрекать их в ней.
Наконец, можем ли мы предвидеть все, чем было бы в нас удивлено существо,
которое наблюдало бы нас так, как мы наблюдаем пчел?
VII
Чтобы составить себе более ясное понятие о разуме пчел, нам остается
исследовать , каким образом они общаются друг с другом. Очевидно, что они понимают
одна другую, и очевидно также, что столь многочисленная республика, с такими

разнообразными, так чудесно согласованными работами, не могла бы существовать
в молчании и умственной обособленности стольких тысяч существ. Они,
безусловно, должны обладать способностью выражать свои мысли или свои чувства при
посредстве или звукового словаря, или же, что более вероятно, с помощью
некоторого осязательного языка или магнетической интуиции, которая соответствует,
может быть, чувствам или свойствам материи, нам совершенно неизвестным, -
интуиции, местопребывание которой находится, возможно, в этих таинственных
щупальцах, осязающих и понимающих тьму и состоящих, по вычислениям Чешайра, у
работниц из двенадцати тысяч осязательных ворсинок и пяти тысяч обонятельных
ямок. Способ, которым распространяется в улье какая-нибудь новость, добрая
или дурная, привычная или сверхъестественная, показывает, что пчелы понимают
друг друга не только относительно их обычных работ, но что и необыкновенное
также находит имя и место в их языке: потеря или возвращение матки, падение
сота, вторжение неприятеля, проникновение чужой царицы, приближение отряда
грабителей, открытие сокровища и т.д. - каждое из этих событий вызывает столь
различное положение и говор пчел, и они так характерны, что опытный пчеловод
довольно легко угадывает, что происходит там, в тени, во взволнованной толпе.
Если вы хотите иметь более точное доказательство, понаблюдайте пчелу,
которая найдет несколько капель меду, разлитых на подоконнике вашего окна или на
углу вашего стола. Сначала она так жадно начнет насыщаться, что вы без
малейшего усилия сможете отметить маленьким пятном краски ее щиток, не опасаясь
оторвать ее от занятия. Но эта жадность только кажущаяся. Этот мед не
проходит собственно в желудок или в то, что нужно было бы назвать ее личным
желудком, - он остается в зобу, в первом желудке, который является, если можно так
выразиться, «желудком общежития». Как только этот резервуар наполнен, пчела
удалится, но не прямо и не легкомысленно, как сделала бы бабочка или муха.
Наоборот, вы увидите, что она несколько мгновений летит, пятясь назад,
внимательно облетает нишу вашего окна или вокруг вашего стола, с лицом, обращенным
к вашей комнате. Она изучает место и закрепляет в своей памяти точное
положение сокровища. Затем она возвращается в улей, выкладывает там свою добычу в
одну из ячеек амбаров, чтобы через три или четыре минуты спустя возвратиться
и забрать новый запас на ниспосланном Провидением подоконнике. Через каждые
пять минут, до тех пор, пока будет мед, до самого вечера, если нужно, пчела
непрерывно и без отдыха будет совершать целенаправленные путешествия от окна
к улью и от улья к окну.
VIII
Я не хочу приукрашать истину, как делали многие, писавшие о пчелах.
Наблюдения подобного рода только тогда представляют некоторый интерес, когда они
всецело правдивы. Если бы я нашел, что пчелы неспособны дать себе отчет во
внешних событиях, то мне кажется, что ввиду этого маленького разочарования
мне доставило бы некоторое удовольствие констатировать лишний раз, что
человек является единственным действительно разумным существом на земном шаре. И
потом, дойдя в жизни до известной полосы, начинаешь испытывать больше
радости, говоря вещи справедливые, но не поразительные. Здесь, как и во всех
других обстоятельствах, надлежит держаться следующего положения: если совершенно
голая истина кажется в настоящую минуту менее великой, менее благородной и
менее интересной, чем вымышленное украшение ее, то виноваты в этом мы сами,
так как мы еще не можем различить, какое она должна иметь отношение - всегда
удивительное - к нашему существу, все еще неизвестному, и к законам
вселенной; и в этом случае не истина должна быть увеличена и облагорожена, а наш
разум.
Признаюсь поэтому, что отмеченные пчелы часто возвращаются одни. Нужно
думать, что у них существуют те же различия характеров, что и у людей, и что

между ними встречаются одни молчаливые, другие болтливые. Кто-то из
присутствовавших на моих опытах утверждал, что многие пчелы, очевидно из эгоизма или
тщеславия, не любили открывать источник своих богатств или не хотели
разделить с кем-нибудь из своих подруг славу труда, который должен быть признан в
улье поразительным. Вот довольно противные пороки, не имеющие того хорошего,
честного, свежего духа, который свойственен дому тысячи сестер. Как бы то ни
было, но часто случается также, что пчела, которой улыбнулась судьба,
возвращается к меду в сопровождении двух или трех сотрудниц. Я знаю, что сэр Джон
Леббок в приложении к своему труду «Ants, Bees and Wasps» - составил длинные
и точные таблицы наблюдений, из которых можно заключить, что почти никогда
другая пчела не следует за указчицей. Мне неизвестно, с каким видом пчел имел
дело ученый-натуралист, или не были ли обстоятельства особенно
неблагоприятными. Что касается меня, то, обращаясь к своим собственным тщательно
составленным таблицам после того, как были приняты всевозможные предосторожности,
чтобы пчелы не были привлечены непосредственно запахом меда, я вижу по ним,
что в среднем четыре раза из десяти пчела приводила других.
Однажды мне даже довелось встретить необыкновенную маленькую итальянскую
пчелу, щиток которой я пометил пятном голубой краски. Со второго своего
путешествия она явилась с двумя из своих сестер. Я пленил последних, не беспокоя
первой. Она улетела, потом возвратилась с тремя сообщницами, которых я тоже
поймал, и так продолжалось до послеполудня, когда, сосчитав своих пленниц, я
констатировал, что она сообщила новость восемнадцати пчелам.
В общем, если вы произведете те же опыты, то убедитесь, что если сообщение
и не совершается регулярно, то оно, во всяком случае, делается часто. Эта
способность так хорошо известна охотникам за пчелами в Америке, что они ею
пользуются, когда бывает нужно отыскать пчелиное гнездо. «Они выбирают, -
говорит М. Josiah Emery (цитированный Romanes'ом в «Intelligence des animaux»,
т. I, с. 117), - для начала своих действий поле или лес, далеко отстоящий от
всякой прирученной колонии пчел. Прибывши на место, они помечают несколько
пчел, собирающих добычу на цветах; ловят их, заключают в коробку с медом и,
когда те насытятся, выпускают их. Затем следует некоторое ожидание,
продолжительность которого зависит от расстояния, на котором находится дерево с
пчелами; наконец, при некотором терпении, охотник, в конце концов, всегда
замечает своих пчел, которые возвращаются в сопровождении нескольких подруг. Он
по-прежнему ловит их, доставляет им угощение и выпускает каждую в особом
месте, стараясь заметить, какое они изберут направление; точка, куда, по-
видимому, сходятся все направления, обозначает ему приблизительное положение
гнезда».
IX
Вы заметите также в ваших опытах, что подруги, которые, по-видимому,
повинуются условному знаку, указывающему удачу, не всегда прилетают вместе и что
часто между отдельными прилетами бывает промежуток в несколько секунд.
Следовательно, по поводу этих сообщений нужно себе поставить вопрос, разрешенный
сэром Джоном Леббоком относительно муравьев.
Как прилетают к сокровищу, открытому первой пчелой, ее подруги? Летят ли
они только за первой, или они могут быть посланы ею и найти его сами, следуя
ее указаниям и сделанному ею описанию местности? Здесь, естественно,
существует огромная разница в смысле объема разума и его работы. Ученый-англичанин
с помощью сложного и остроумного аппарата из проходов, коридоров, наполненных
водою рвов и переносных мостов, сумел установить, что в этом случае муравьи
просто шли по следам вожатого-насекомого. Эти опыты возможны с муравьями,
которых можно заставить проходить там, где это нужно, но для пчелы, имеющей
крылья, открыты все пути. Значит, нужно было бы придумать какое-нибудь другое

средство. Вот одно из тех, которыми я пользовался, и, хотя оно не принесло
мне положительных результатов, я думаю, что если бы опыт был лучше
организован и производился при более благоприятных обстоятельствах, он мог бы дать
достаточно удовлетворительные ответы на вопросы.
Мой рабочий кабинет в деревне находится в верхнем этаже над довольно
высоким нижним этажом. Кроме времени, когда цветут липы и каштаны, пчелы
настолько не привыкли летать на этой высоте, что в течение целой недели перед опытом
на столе был оставлен медовый сот с открытыми ячейками, и ни одна пчела не
была привлечена его запахом и не навестила его. Тогда я взял в стеклянном
улье, помещенном недалеко от дома, итальянскую пчелу. Я отнес ее в свой
кабинет , положил ее на сот и пометил ее, пока она угощалась.
Насытившись, она улетела и возвратилась в улей; последовав за ней, я
увидел, как она торопливо шла по поверхности толпы, опустила голову в одну
ячейку , выложила мед и собралась уходить. Я подстерег и схватил ее, когда она
появилась у летка. Я повторил этот опыт двадцать раз подряд, всегда с
различными субъектами и устраняя каждый раз «приманенную» пчелу, для того, чтобы
другие не могли лететь за ней по следу. Чтобы удобнее было это делать, я
поместил у двери улья стеклянный ящик, разделенный подвижной перегородкой на
два отделения. Если отмеченная пчела выходила одна, я просто брал ее в
заключение, как в случае с первой, и отправлялся в свой кабинет ждать прибытия
сборщиц, которым пчела могла сообщить новость. Если она выходила в
сопровождении одной или двух других пчел, я удерживал ее пленницей в первом отделении
ящика, таким образом, отделяя ее от подруг; последних я отмечал другой
краской и затем, освободив их, следил за ними глазами. Очевидно, что если бы им
было сделано какое-нибудь сообщение, устное или магнетическое, в котором было
бы дано описание местности, способ ориентироваться и т.д., то я должен был бы
найти в своем кабинете известное число этих пчел, таким образом,
осведомленных. Я должен признаться, что видел прилетевшей только одну пчелу. Следовала
ли она указаниям, полученным в улье, или это была чистая случайность?
Наблюдение было недостаточно, но обстоятельства не позволяли мне его продолжить. Я
освободил моих «приманенных» пчел, и скоро мой рабочий кабинет был наводнен
жужжащей толпой, которой они сообщили своим привычным способом дорогу к
сокровищу7 .
X
Ничего не заключая из этого несовершенного опыта, мы на основании многих
других любопытных черт вынуждены допустить, что пчелы имеют между собой
духовное общение, которое значительно превышает размеры простого «да» или «нет»
или те элементарные отношения, которые определяются жестом или примером.
Между прочим можно было бы указать на движущую работу улья гармонию, на
удивительное разделение обязанностей и правильный круговорот, который там
наблюдается. Например, я часто замечал, что сборщицы, которых я отметил утром, после
полудня, если только не было слишком большого изобилия цветов, занимались
обогревом и вентиляцией выводкового сота; или же я находил их в толпе,
образующей эти таинственные усыпленные цепи, среди которых работают как пчелы,
выделяющие воск, так и скульпторши. Я наблюдал так же, как работницы, которых
я видел собирающими цветочную пыль в течение одного или двух дней, не
собирали ее потом и выходили исключительно на поиски медового сока, и наоборот.
Относительно разделения труда можно еще указать на то, что знаменитый фран-
Автор, бельгийский поэт, драматург и философ, жил и писал довольно давно (1862-1949).
Сейчас уже известно, что пчелы передают информацию о направлении на источник корма
(относительно солнца) и расстоянии до него путем специфического танца, описывая «восьмерки» (см. рис.
далее), но возможно, многое по-прежнему остается неизвестным. - Прим. ред.

цузский пчеловод Жорж де Лайенс называет распределением пчел на медоносных
растениях. «Каждый день с самого восхода солнца, как только возвратятся
разведчицы зари, пробуждающийся улей узнает добрые вести земли: «Сегодня цветут
липы, окаймляющие канал; белый клевер распустился в траве у дорог, дятлина
сладкая и шалфей луговой скоро раскроются; лилии и резеда истекают пылью».
Живо! - надо организоваться, принять меры, распределить обязанности. Пять
тысяч самых сильных отправляется к липам; три тысячи самых молодых займутся
белым клевером. Вот эти вчера высасывали сок венчиков; сегодня, чтобы дать
отдохнуть их языку и железкам зоба, они пойдут собирать красную пыль резеды, а
те - желтую пыль больших лилий, - вы никогда не увидите, чтобы пчела собирала
или смешивала цветочную пыль разного цвета или разного рода, и методическая
сортировка в кладовых прекрасной ароматной муки по оттенкам и происхождению
составляет одну из важнейших задач улья. Так распределяются повеления скрытым
гением. Тотчас же работницы выходят длинными черными рядами, и каждая из них
направляется прямо к своему делу». Кажется, говорит де Лайенс, что пчелы
отлично осведомлены относительно местности, сравнительного богатства медом и
расстояния всех растений в известном районе вокруг улья.
Пчела дает направление на корм, частота вихляний
показывает расстояние до него.
«Если тщательно отмечать различные направления, принимаемые сборщицами, и
если пойти подробно наблюдать, как производят пчелы сбор на окрестных
растениях, то можно заметить, что работницы распределяются по цветам
пропорционально и одновременно: как по количеству растений одного рода, так и по их
медвяным богатствам. Скажу больше: они каждый день определяют качество лучшей
сахаристой жидкости, которую они могут найти.
Если, например, весною, после цветения ив, в период, когда в полях еще
ничто не цветет, у пчел нет никаких других источников, кроме лесных цветов, то
они деятельно посещают анемоны, медуницы, золотохворост и фиалки. Если через
несколько дней зацветут в довольно большом количестве поля капусты или
сурепицы, то можно заметить, как пчелы почти полностью покинут лесные растения,
еще находящиеся в полном цвету, дабы посвятить себя посещениям капусты или
сурепицы.

Каждый день они, таким образом, регулируют свое распределение по растениям,
чтобы собрать наилучшую сахаристую жидкость в наиболее короткое время.
Следовательно, можно сказать, что колония пчел в своих трудах по сбору
урожая точно так же, как и внутри улья, умеет установить рациональное
распределение числа работниц, применяя все тот же принцип разделения труда».
XI
Но, - возразят нам, - что нам до того, в какой степени разумны пчелы? Зачем
нужно так тщательно взвешивать ничтожный след материи, почти невидимой, как
если бы дело шло о жидкости, от которой зависели бы судьбы человека? Ничего
не преувеличивая, я думаю, что это имеет для нас весьма значительный интерес.
Находя вне нас действительный признак разумности, мы испытываем волнение
вроде того, какое испытал Робинзон, открывши след человеческой ноги на песчаном
берегу своего острова. Нам тогда кажется, что мы менее одиноки, чем думали.
Когда мы стараемся дать себе отчет в разумности пчел, то мы, в конце концов,
изучаем самую драгоценную часть нашей сущности; это атом той необыкновенной
материи, которая везде, где только она присоединится, имеет чудесное свойство
преобразовывать слепые потребности, организовать, украшать и умножать жизнь,
удерживать наиболее действенным образом упорную силу смерти и великое
необузданное течение, которое несет все существующее в вечной бессознательности.
Если бы только мы одни обладали и поддерживали частицу материи в этом
особенном состоянии цветения или воспламенения, которое мы называем разумом, то
мы имели бы некоторое право считать себя привилегированными, воображать, что
в нас природа достигла некоторой цели; но вот пред нами целая категория
перепончатокрылых существ, в которой природа достигает приблизительно
тождественной цели. Если угодно, это ничего не решает, но, тем не менее, этот факт
занимает почетное место среди массы мелких фактов, способствующих выяснению
нашего положения здесь, на земле. Тут находится, с известной точки зрения,
новое поле для исследования самой неразгаданной части нашего существа; здесь мы
наблюдаем взаимоотношение судеб с более возвышенного пункта, чем все те
положения, которые мы можем занять для созерцания судеб человека. Здесь в
уменьшенном виде имеются великие и простые черты, которых мы никогда не имеем
случая ни разобрать, ни проследить до конца в нашей чрезмерно обширной области.
Здесь дух и материя, род и индивид, развитие и неизменяемость, прошедшее и
будущее, жизнь и смерть - все собрано в одном убежище, которое может быть
поднято нашей рукой и окинуто одним взглядом; и можно себя спросить,
изменяется ли так значительно, как мы думаем, скрытая идея природы в зависимости от
величины тел и места, которое они занимают во времени и пространстве; идея,
которую мы пытаемся уловить в маленькой истории улья, имеющей от роду всего
несколько дней, совершенно подобна идее, обнаруживающейся и в великой истории
людей, три поколения которых уже превышают во времени столетие.
XII
Возвратимся же к истории нашего улья, туда, где мы его оставили, и
отодвинем, насколько возможно, одну из складок завесы из гирлянд, среди которых рой
начинает испытывать это странное выделение пота, почти белоснежного и более
легкого, чем пух крыла. Дело в том, что рождающийся здесь воск не похож на
тот, который все мы знаем; он незапятнан, невесом, он поистине кажется душою
меда, который, в свою очередь, составляет душу цветов; вызванный в
неподвижном заклинании, позже он, оказавшись в наших руках, вероятно, в воспоминание
об его происхождении, в котором столько лазури, ароматов, кристаллизованного
пространства, сгущенных лучей, чистоты и великолепия, становится
благоухающим светом наших последних алтарей.

1V '
г?,
л§ -
"1*
Производство пчелиного воска.
XIII
Чрезвычайно трудно проследить различные фазы выделения и употребления воска
в рое, который начинает строиться. Все происходит в глубине толпы, все
большее и большее скопление которой должно создать температуру, благоприятную для
этого выделения, являющегося привилегией самых молодых пчел. Губер, который
первый изучал их с невероятным терпением и иногда ценою серьезных опасностей,
посвящает этому явлению более двухсот пятидесяти интересных, но не вполне
ясных страниц. Что касается меня, то я ограничусь (так как не пишу технической
работы) тем, что сообщу то, что может наблюдать всякий, кто соберет рой в
стеклянный улей, а в случае надобности обращусь за помощью к тому, что так
хорошо подметил Губер.
Сначала признаемся, что покуда неизвестно, с помощью какой алхимии мед
превращается в воск в подвешенных и полных загадок телах наших пчел. Можно
только констатировать, что после ожидания, продолжающегося от восемнадцати до
двадцати четырех часов, при такой повышенной температуре, что можно подумать,
будто внутри улья тлеет пламя, у выхода четырех маленьких мешочков,
расположенных с каждой стороны брюшка пчелы, появляются белые прозрачные чешуйки.
Когда большая часть пчел, составляющих подвешенный конус, будет иметь на
своем брюшке эти галуны из пластинок, подобных слоновой кости, одна из пчел
вдруг, как бы под влиянием внезапного вдохновения, отделяется от толпы,
быстро карабкается вдоль неподвижной массы до внутренней вершины купола, где она
прочно укрепляется, отодвигая ударами головы соседок, которые стесняют ее
движения. Потом она захватывает лапами и ртом одну из восьми пластинок на
своем брюхе, обгрызает ее, строгает, делает ее тягучей, месит ее в своей
слюне, складывает и расправляет ее, мнет и опять формирует с ловкостью плотника,
который обращался бы с тягучей массой. Наконец, когда размягченное вещество
кажется ей достигшим желанных размеров и плотности, она прикрепляет его к
вершине купола, утверждая, таким образом, первый или, вернее, замочный камень
свода нового города, потому что здесь идет речь о городе навыворот, - городе,

который спускается с неба, а не подымается из недр земли, подобно
человеческому городу.
Когда дело сделано, она прикрепляет к этому замочному камню, висящему в
пустоте, другие обломки воска, который постепенно извлекает из-под своих
роговых колец; она завершает все это финальным ударом языка и последним толчком
щупальцами; потом, так же внезапно, как пришла, она удаляется и теряется в
толпе.
Ее немедленно заменяет другая; она берется за работу там, где та была
оставлена, прибавляет к ней свою, поправляет то, что кажется ей не
соответствующим мысленному плану народа, и исчезает в свою очередь в то время, как
третья, четвертая, пятая следуют за ней в целом ряде вдохновенных и внезапных
явлений, ни одна не оканчивая работы, все внося свою долю в единодушный труд.
XIV
Тогда с вершины свода свешивается маленькая, еще бесформенная, глыба воска.
Когда она достигает достаточной величины, из висящей грозди пчел выделяется
одна, вид которой значительно отличается от вида основательниц,
предшествовавших ей. Глядя на ее уверенную решимость и ожидание окружающих, можно
подумать, что это какой-то вдохновенный инженер, вдруг обозначающий в пустоте
место, которое должна занять первая ячейка, в математической связи с которой
будут находиться все остальные ячейки. Во всяком случае, эта пчела
принадлежит к классу работниц-ваятельниц или резчиц, которые не производят воска и
довольствуются обработкой доставляемых им материалов. Итак, она выбирает
место для первой ячейки, роет одно мгновение глыбу, откладывая к краям воск,
вынутый со дна. Потом она так же, как делали основательницы, внезапно
оставляет намеченную работу; другая нетерпеливая работница заменяет ее и
продолжает ее работу, которую окончит третья, в то время как остальные принимаются
вокруг них за обработку оставшейся поверхности и противоположной стороны
восковой перегородки, следуя тому же методу прерывной и последовательной работы.
Можно подумать, что существенный закон улья разделяет между всеми гордость
совершаемым делом, и что каждый труд должен там быть общим и безымянным, для
того чтобы он был более братским.
XV
Вскоре уже можно угадать очертания зарождающегося сота. Он еще имеет чече-
вицеобразную форму; составляющие его маленькие призматические трубки
продолжены неодинаково; они постепенно и правильно укорачиваются от центра к краям.
В это время он по виду и толщине приблизительно напоминает человеческий язык
и состоит с обеих сторон из шестиугольных ячеек, смежных между собою и
соприкасающихся своими основаниями.
Как только построены первые ячейки, основательницы укрепляют на своде
сначала вторую, затем постепенно третью и четвертую глыбу воска. Эти глыбы
следуют уступами, через строгие промежутки, рассчитанные таким образом, что
когда соты достигнут полного развития, - а это случится гораздо позже, - пчелам
все-таки будет оставаться достаточно места для передвижения между
параллельными стенками.
Необходимо, следовательно, чтобы в своем плане они предвидели окончательную
толщину каждого сота, которая иногда достигает около двадцати двух или
двадцати трех миллиметров, и в то же время ширину разделяющих их улиц, которая
должна достигать приблизительно одиннадцати миллиметров, то есть быть вдвое
больше высоты пчелы, так как пчелам придется проходить между сотами спиной к
спине.
Но, в сущности, пчелы не непогрешимы, и их уверенность не имеет
механического характера. В трудных обстоятельствах они иногда совершают довольно

крупные ошибки. Пространство между сотами часто бывает слишком велико или
слишком мало. Тогда они исправляют это по возможности лучше, либо отклоняя
слишком сближенные соты, либо вставляя в слишком большой промежуток
неправильный сот. «Им случается иногда ошибаться, - говорит по этому поводу
Реомюр, и это еще один из фактов, которые, по-видимому, доказывают, что они
рассуждают» .
Форма ячеек практически идеальна.
XVI
Известно, что пчелы строят четыре рода ячеек. Во-первых, царские ячейки,
которые имеют особую форму и похожи на дубовый желудь; потом большие ячейки,
предназначенные для воспитания трутней и склада провизии в момент полного
изобилия цветов; затем маленькие ячейки, которые служат колыбелями работниц и
обыкновенными складами и, как правило, занимают приблизительно восемь десятых
выстроенной поверхности улья; наконец, чтобы связать, не нарушая порядка,
большие ячейки с малыми, пчелы строят известное число переходных ячеек. Не
считая неизбежными неправильности этих последних, размеры второго и третьего
типа настолько хорошо рассчитаны, что в то время, когда устанавливалась
децимальная система, когда искали в природе постоянную меру, которая могла бы
служить точкой отправления и нормальной, неоспоримой единицей меры, Реомюр
предложил ячейку пчелы8.
Каждая из этих ячеек представляет шестигранную призму с пирамидальным
основанием, и каждый сот образован из двух слоев призматических трубок, сопостав-
Эта единица не без основания была отвергнута. Диаметр ячеек необыкновенно правильный, но,
подобно всему, произведенному живым организмом, он не математически неизменен в одном и том
же улье. Кроме того, как Замечает Морис Жирар, различные виды пчел имеют различную апофему
ячейки, так что единица меры различалась бы от одного улья к другому, смотря по находящемуся
в нем виду пчел.

ленных основаниями таким образом, что каждый из трех ромбов, составляющих
пирамидальное основание ячейки одной поверхности, входит одновременно в
пирамидальное основание трех ячеек противоположной стороны.
В этих призматических трубках и складывается мед. Чтобы избегнуть вытекания
меда в период его созревания, что случилось бы непременно, если бы ячейки
были точно горизонтальны, как это кажется, пчелы слегка их приподымают под
углом в четыре или пять градусов.
«Кроме сбережения воска, - говорит Реомюр, рассматривая в общем эту
удивительную постройку, - кроме сбережения воска, достигаемого расположением
ячеек, кроме того, что, благодаря этому устройству, пчелы наполняют сот так, что
не остается ни малейшей пустоты, оно имеет еще преимущества в отношении
прочности постройки. Угол основания каждой ячейки, вершина пирамидального
углубления, подпирается ребром, образующимся двумя плоскостями шестигранника
другой ячейки. Два треугольника, или продолжения плоскостей шестигранника,
заполняющие один из входящих углов полости, заключенной между тремя ромбами,
образуют между собой соприкасающимися сторонами двугранный угол; каждый из
этих углов, открывающийся своей вогнутой поверхностью внутрь ячейки,
поддерживает со стороны своей выпуклости одну из пластинок, составляющих
шестигранник другой ячейки; пластинка, опирающаяся на этот угол, сопротивляется силе,
которая стремилась бы оттеснить их снаружи; таким образом, углы взаимно
укрепляются. Все преимущества, которые можно требовать относительно прочности
каждой ячейки, даются ей ее собственной формой и способом расположения каждой
относительно другой».
Угол, определенный таким образом вычислением, соответствует тому, который
измеряется в основании ячейки.
XVII
«Геометры знают, - говорит d-r Reid, - что есть только три рода фигур,
которые могут быть приняты для разделения поверхности на подобные маленькие
пространства правильной формы, одинаковой величины и без промежутков.
Это - равносторонний треугольник, квадрат и правильный шестиугольник,
который в том, что касается постройки ячеек, превосходит обе другие фигуры с
точки зрения удобства и прочности. И пчелы приняли именно шестиугольную форму,
как будто они знали ее преимущества».
Точно так же основание ячеек образуется из трех плоскостей, сходящихся в
одной точке, и было доказано, что эта система постройки способствует
значительному сбережению труда и материалов. Вопрос также состоял в том, чтобы
узнать, какой угол наклона плоскостей соответствует наибольшей экономии; это -
задача математики, которая была решена несколькими учеными, в том числе Мак-
лореном, решение которого можно найти в отчете Королевского общества в Лондо-
9 Реомюр предложил Знаменитому математику Кэнигу следующую Задачу: «Между всеми
шестигранными ячейками с пирамидальным основанием, образованным тремя подобными и равными ромбами,
определить ту, которая может быть построена с наименьшим количеством материала». Кэниг нашел,
что такая ячейка имела основание, образованное тремя ромбами, у которых каждый тупой угол
имел 109 градусов 26 минут, а каждый острый - 70 градусов 34 минуты. Другой ученый, Мараль-
ди, измеривши наиточнейшим образом углы ромбов, построенных пчелами, определил тупой в 109
градусов 28 минут, а острый - в 70 градусов 32 минуты. Значит, между двумя решениями
оказалась разница только в 2 минуты. Вероятно, если имеется ошибка, то ее нужно приписать Мараль-
ди скорее, чем пчелам, потому что ни один инструмент не позволяет измерить с непогрешимой
точностью углы ячеек, которые недостаточно резко обозначены.
Другой математик, Крамер, которому предложили ту же самую Задачу, дал решение, еще больше
приближающееся к решению пчел, а именно - 109 градусов 29 минут для тупых и 70 градусов 31
минута для острых углов. Маклорэн, поправляя Кэнига, дает 70 градусов и 32 минуты и 109
градусов 28 минут; Леон Лаланн - 109 градусов 28 минут 16 секунд и 70 градусов 31 минуту 44 се-

XVIII
кунды. См. по поводу этого спорного вопроса: Maclaurin. Philos. Trans. Of London. 1743.
Brougham. Rech, anal et exper. sur les alv. des. ab. L. Lalanne. Note sur l'arch. des
abeilles, etc.
Конечно, я не думаю, чтобы пчелы занимались этими сложными вычислениями, но
тем более я не допускаю, чтобы случай или одна сила вещей производили эти
удивительные сооружения. Так, например, для ос, которые строят, подобно
пчелам, соты с шестигранными ячейками, предоставлялась та же задача, и они
разрешили ее гораздо менее остроумным способом. В их сотах только один слой
ячеек, и у них нет общего основания, которое служит одновременно двум
противоположным слоям пчелиного сота. Отсюда - меньше прочности, больше неправильности
и такая потеря времени, материала и пространства, которую можно считать в
четверть необходимого усилия и треть пространства. Подобным же образом
Trigons и Melipones, которые являются настоящими домашними пчелами, но
принадлежат к более отсталой цивилизации, строят свои выводковые ячейки только в
один ряд, а их горизонтальные соты, расположенные одни над другими, опираются
на бесформенные и убыточные восковые колонны. Что касается их ячеек для
запасов, то это - беспорядочное скопление больших мешковидных ячеек, и там, где
они могли бы пересекаться так, что можно было бы сэкономить материал и
пространство, чем пользуются пчелы Melipones, они, не догадываясь об этой
возможной экономии, неискусно втискивают между сферическими ячейками ячейки с
плоскими стенками. Поэтому, если сравнить одно из их гнезд с математически
правильным городом наших пчел, то может показаться, что видишь поселок из
первобытных хижин рядом с одним из тех неуклонно правильных городов, которые
являются результатами, может быть лишенными грации, но логическими,
человеческого гения, борющегося более ревностно, чем некогда, со временем,
пространством и материей.
XIX
Популярная теория, принадлежащая Бюффону и ныне возобновленная, утверждает,
что пчелы вовсе не имеют намерения делать шестигранники с пирамидальным
основанием, и что они просто пытаются выдолбить в воске круглые ячейки; но так
как их соседки и те, что работают на противоположной стороне сота, роют в то
же время и с теми же намерениями, то ячейки, в силу необходимости, примут в
точках соприкосновения шестигранную форму. Это, по общепринятому мнению, то
же самое, что случается с кристаллами, с чешуей некоторых рыб, с мыльными
пузырями и т.д.; это опять-таки то же самое, что происходит в следующем опыте,
предложенном Бюффоном. «Наполните, - говорит он, - сосуд горохом или какими-
нибудь цилиндрическими зернами и закройте его плотно, наливши туда столько
воды, сколько может поместиться между зернами; если эту воду вскипятить, то
все цилиндры превратятся в колонны с шестью плоскостями. Ясно видно, что
причина этого - чисто механическая: каждое зерно цилиндрической формы стремится,
вследствие своего разбухания, занять наибольшее пространство в определенном
данном пространстве; поэтому они необходимо, в силу взаимного давления,
станут шестигранными. Каждая пчела стремится занять наибольшее пространство на
данной площади; поэтому, по той же причине взаимных препятствий, также
необходимо, так как тело пчелы имеет цилиндрическую форму, чтобы их ячейки стали
шестигранными».
XX
Вот взаимные препятствия, которые производят чудеса, подобно тому, как
людские пороки по той же причине производят общую добродетель, достаточную для
того, чтобы род человеческий, часто гнусный в своих индивидах, не являлся та-

ковым в общем. Прежде всего, можно было бы возразить, как это сделали Брух-
ман, Кирби, Спенс и другие ученые, что опыт с мыльными пузырями и горохом
ничего не доказывает, потому что в том и другом случае действие давления
производит только очень неправильные формы и не объясняет причину призматического
дна ячеек.
Главным образом можно возразить, что существует больше одного способа
воспользоваться слепой необходимостью; что американская оса, мохнатый шмель
Melipones, мексиканские и бразильские Trigones, несмотря на то, что условия и
цели одинаковы, достигают совсем других результатов, и, очевидно, худших.
Можно еще сказать, что если ячейки пчелы повинуются закону образования
кристаллов, снега, мыльных пузырей или кипяченого гороха Бюффона, они повинуются
в то же время своей общей симметрией, своим расположением двумя
противоположными слоями, своим рассчитанным наклоном и т.д., многим другим законам,
которые не заключены в материи.
Можно было бы прибавить, что весь человеческий гений также заключается в
том, каким образом он извлекает пользу из аналогичных необходимостей; и если
его образ действий нам кажется наилучшим из возможных, так это потому, что
над нами нет судей. Но хорошо, если рассуждения отступают перед фактами; и,
чтобы устранить возражение, основанное на опыте, нет ничего лучше другого
опыта.
Для того чтобы убедиться, что гексагональная архитектура действительно
запечатлена в уме пчелы, я однажды вырезал и вынул из центра сота, в таком
месте, где были одновременно и ячейки выводка, и наполненные медом, диск
величиною с монету в сто су. Разрезав затем диск посредине его края или через толщу
окружности так, чтобы плоскость разреза прошла там, где соединяются
пирамидальные основания ячеек, я приложил к основанию одного из полученных таким
образом сечений оловянный кружок того же размера, настолько устойчивый, что
пчелы не могли его видоизменить или согнуть. Потом я опять поставил на место
сечение, снабженное кружком. Одна из поверхностей сота не представляла,
следовательно, ничего анормального, потому что я вставил обратно один слой, но
на другой поверхности была видна как бы большая дыра, дно которой составлял
оловянный кружок, занимавший место где-то тридцати ячеек. Пчелы сначала были
приведены в замешательство; они собрались толпой, чтобы исследовать и изучить
невероятную пропасть, и в течение нескольких дней волновались вокруг нее и
совещались, не принимая решения. Но так как я обильно кормил их каждый вечер,
то наступила, наконец, минута, когда у них больше не оказалось свободных
ячеек, куда складывались их запасы. Возможно, что тогда главные инженеры,
скульпторы и избранные производительницы воска получили приказ
воспользоваться бесполезной пропастью.
Тяжелая гирлянда работниц, делающих воск, окружила ее, чтобы поддерживать
необходимую теплоту, остальные пчелы спустились в дыру и начали с того, что
прочно укрепили металлический кружок с помощью маленьких крючков из воска,
симметрично расположенных по его окружности и прикреплявшихся к ребрам
окружающих ячеек. Потом они предприняли постройку трех или четырех ячеек в
верхнем полукруге кружка, прикрепляя их к крючочкам. Каждая из этих переходных
ячеек, служивших для поправки, была в верхней части более или менее
неправильна, чтобы слиться со смежной ячейкой сота, но их нижние половины всегда
определенно обозначались на олове тремя очень отчетливыми углами, откуда уже
выходили три маленьких прямых линии, которые четко обозначали первую половину
следующей ячейки.
Через сорок восемь часов, хотя в отверстии могли одновременно работать не
больше трех или четырех пчел, вся поверхность олова была покрыта начатыми
ячейками. Правда, эти ячейки были не так правильны, как в обыкновенном соте;
поэтому царица, обойдя их, благоразумно отказалась класть в них яйца, потому

что из них могло выйти только худосочное поколение. Но все ячейки были
совершенно гексагональны; там нельзя было найти ни одной кривой линии, ни одной
закругленной формы или угла. Между тем все обычные условия были изменены,
ячейки не были выдолблены в глыбе, согласно наблюдениям Губера, или в
восковом капюшоне, по наблюдению Дарвина; они не были круглыми сначала и не
сделались шестигранными потом, под давлением соседних им ячеек. Здесь не могло
быть речи о взаимных препятствиях, ввиду того, что они зарождались одна по
одной и свободно выдвигали маленькие начальные линии на гладкой доске. Очень
достоверно, что шестигранник не есть результат механической необходимости, но
что он действительно находится в плане, в опыте, в разуме и воле пчелы. Я
мимоходом укажу другую любопытную черту их мудрости: построенные ими на кружке
ячейки не имели другого дна, кроме самого металла. Инженеры отряда, очевидно,
предположили, что достаточно будет олова, чтобы удержать жидкость, и
рассудили, что бесполезно покрывать его воском. Но немного позже, когда несколько
капель меда были отложены в две из этих ячеек, они, вероятно, заметили, что
он более или менее изменялся от соприкосновения с металлом. Тогда они
передумали и покрыли всю поверхность олова чем-то вроде прозрачного лака.
XXI
Если бы мы хотели осветить все тайны этой геометрической архитектуры, нам
пришлось бы исследовать еще не один интересный вопрос, например, относительно
формы первых ячеек, которые прикрепляются к потолку улья и изменяются таким
образом, чтобы касаться этого потолка возможно большим числом точек.
Нужно будет также отметить не столько направление больших улиц, которое
определяется параллелизмом сотов, сколько расположение переулков и проходов,
проведенных кое-где через соты или вокруг них, чтобы обеспечить деловое
движение и циркуляцию воздуха; эти проходы искусно расположены таким образом,
чтобы избегнуть слишком длинные обходы или возможное загромождение. Наконец,
нужно было бы изучить строение переходных ячеек, единодушный инстинкт,
побуждающий пчел увеличить в известную минуту размеры их жилища, - потому ли, что
необыкновенная жатва требует более обширных сосудов, или потому, что они
считают население довольно густым, или потому, что является необходимость в
рождении трутней. Нужно будет в то же время поражаться остроумной бережливости и
согласной уверенности, с которой они переходят в этих случаях от малого к
большому или от большого к малому, от совершенной симметрии к неизбежной
асимметрии, чтобы снова возвратиться, как только позволят законы одушевленной
геометрии, к идеальной правильности: причем ни одна ячейка не будет потеряна,
ни один квартал в ряду их зданий не будет пожертвован или сделан по-ребячьи,
неуверенно, варварски, не окажется ни одной бесполезной области. Но я боюсь,
что уже пустился в частности, лишенные интереса для читателя, который, может
быть, никогда не проследил глазами полета пчелы или который интересовался
этим только мимоходом, подобно тому, как мы интересуемся мимоходом цветком,
птицей, драгоценным камнем, не задавая других вопросов, кроме рассеянных и
поверхностных, и не повторяя себе достаточно, что малейшая тайна предмета,
который мы видим в природе не человеческой, быть может, более непосредственно
участвует в глубокой загадке наших целей и начал, чем тайна наших страстей,
наиболее сильно выражающихся и наиболее старательно изучаемых.
XXII
Чтобы не загромождать это исследование лишним, я не буду останавливаться на
довольно удивительном инстинкте, который иногда заставляет пчел делать тоньше
и разрушать край сота, когда они хотят его продолжить или расширить; а между
тем нужно согласиться, что разрушение для новой постройки, переделка,
производимая для того, чтобы сделать правильнее, предполагает странное раздвоение

слепого инстинкта строить. Я пропускаю также замечательные опыты, которые
можно произвести, чтобы заставить пчел строить соты круглые, овальные,
цилиндрические или странно изогнутые; не буду говорить об остроумных способах,
которыми они достигают соответствия между расширенными ячейками выпуклых частей
и сжатыми ячейками вогнутой стороны сота.
Но прежде чем оставить этот предмет, остановимся, хотя бы на минуту, чтобы
рассмотреть их таинственную способность согласовывать свою работу и держаться
меры, когда они лепят, одновременно и не видя друг друга, с двух
противоположных сторон сота. Посмотрите против света сквозь такой сот, и вы увидите,
как в просвечивающем воске обрисовывается острыми тенями целая сеть призм с
такими отчетливыми ребрами, целая система таких непогрешимых согласований,
как будто они вырезаны на стали.
Я не знаю, представляют ли себе достаточно вид и расположение сотов те, кто
никогда не видел внутренности улья. Пусть они себе представят, - если взять
ульи наших крестьян, где пчелы предоставлены самим себе, - пусть они себе
представят колокол из соломы или ивовых прутьев; этот колокол сверху донизу
разделяется пятью, шестью, восемью, а иногда десятью слоями воска, идеально
параллельными и довольно похожими на большие ломти хлеба, которые спускаются
с вершины колокола, точно принимая яйцевидную форму его стенок. Между каждыми
двумя из этих ломтей оставлен промежуток приблизительно в одиннадцать
миллиметров, в котором находятся и движутся пчелы. В то время, когда наверху улья
начинается постройка одного из этих ломтей, восковая стена, служащая его
началом и которая после утончится и вытянется, еще очень толста и полностью
разделяет пятьдесят или шестьдесят пчел, работающих на передней поверхности,
от пятидесяти или шестидесяти вытачивающих в то же время на задней
поверхности сота, так что невозможно, чтобы они видели друг друга, если только их
глаза не имеют дара проникать сквозь самые непрозрачные тела. Тем не менее,
пчела с передней поверхности не сделает ни одного углубления, не прибавит ни
одного кусочка воска, который точно не соответствовал бы выступу или
углублению задней стороны, и наоборот. Как они этого достигают? Как получается, что
одна не выдалбливает слишком глубоко, а другая слишком мелко?
Каким образом все углы ромбов всегда так магически совпадают? Что говорит
им о том, что нужно начинать здесь и остановиться там? Нам еще раз нужно
удовольствоваться ответом, который не гласит: «Это одна из тайн улья». Губер
пробовал объяснить эту тайну следующим образом; он говорит, что через
определенные интервалы пчелы давлением своих лап или своих зубов производят,
возможно, легкий выступ на противоположной стороне сота или что они дают себе
отчет о большей или меньшей толщине глыбы по гибкости, упругости или какому-
нибудь иному физическому свойству воска; кроме того, он утверждает, что их
щупальца способны исследовать наиболее отдаленные и искривленные части
предметов, и что эти щупальца служат им компасом в невидимом; или, наконец, то,
что отношение всех ячеек математически производится из расположения и
размеров ячеек первого ряда, так что нет надобности в других измерениях. Однако
ясно, что эти объяснения недостаточны: первые - гипотезы, недоступные
проверке; остальные просто передвигают тайну. И если хорошо перемещать тайны как
можно чаще, то даже не нужно льстить себе тем, что перемена места достаточна,
чтобы уничтожить тайну.
XXIII
Оставим, наконец, монотонные равнины и геометрическую пустыню ячеек. Вот, в
конце концов, сот уже начат и становится обитаемым. Хотя бесконечно малое
прибавляется к бесконечно малому, без видимой надежды на окончание, и хотя
наш глаз, видящий вообще так мало, смотрит, ничего не видя, - восковая
постройка, которая не останавливается ни днем, ни ночью, подвигается с необык-

новенной быстротой. Нетерпеливая царица уже много раз обошла постройки,
белеющие в темноте, и теперь, когда закончены первые очертания жилищ, она
завладевает ими со своей свитой хранительниц, советчиц или служанок, потому что
трудно сказать, ведут ли ее или сопровождают, почитают ли ее или надзирают за
ней. Прибыв на место, которое ей кажется благоприятным или которое
указывается ей советчицами, она закругляет стену, сгибается и вводит конец своего
длинного веретенообразного брюха в одну из девственных ячеек; в это время все
внимательные маленькие головки телохранительниц из ее свиты, маленькие
головки с огромными черными глазами, теснятся вокруг нее в возбуждении,
поддерживают ей лапки, ласкают ее крылья и водят по ней своими лихорадочно
движущимися щупальцами, как бы пытаясь внушить ей мужество, побудить ее и поздравить.
Место, где она находится, легко узнать по этому подобию звездчатой кокарды
или овальной броши, в которой она составляет центральный топаз и которая
довольно похожа на те внушительные броши, которые носили наши бабушки.
Замечательно также (теперь представляется случай это отметить), что работницы
всегда избегают поворачиваться спиной к царице. Как только она приблизится к
какой-нибудь группе, все располагаются таким образом, чтобы неизменно обращать
к ней глаза и щупальца, и идут перед ней, пятясь назад. Это знак уважения
или, скорее, нежной заботливости, который очень постоянен и совсем обычен,
каким бы невероятным он ни казался. Но возвратимся к нашей царице. Часто во
время легкого спазма, сопровождающего, по-видимому, выход яйца, одна из ее
дочерей обнимает ее и, чело к челу, уста к устам, как будто тихо говорит с
ней. Она же довольно равнодушна к этим необузданным проявлениям, и, не
торопясь, нисколько не волнуясь, вся отдается своей миссии, которая, по-видимому,
является для нее скорее страстным наслаждением, чем трудом. Наконец через
несколько секунд она со спокойствием выпрямляется, передвигается на один шаг,
делает четверть оборота и прежде, чем ввести туда конец своего брюшка,
погружает голову в соседнюю ячейку, чтобы удостовериться, что там все в порядке и
что она не положит два яйца в одну и ту же ячейку; в это же время две или три
пчелы из ее усердной свиты опрокидываются одна за другой в оставленную
ячейку , чтобы посмотреть, выполнена ли задача, и окружить своими заботами или
уложить на должное место маленькое синеватое яйцо, положенное туда царицей. С
этой минуты и до первых осенних холодов последняя больше не останавливается,
продолжая нести яйца в то время, когда ее кормят, продолжая нестись и во
время сна, если только она вообще спит. С этих пор она представляет собою
всепоглощающую власть будущего, которое заполняет все углы этого царства. Она шаг
за шагом следует за несчастными работницами, которые доходят до изнеможения,
строя колыбели, требуемые ее плодовитостью. Здесь, таким образом, приходится
наблюдать соревнование двух могучих инстинктов, перипетии которых освещают
несколько загадок улья - если не настолько, чтобы их разрешить, то хотя бы
чтобы их показать.
Случается, например, что работницам удается несколько опередить царицу.
Повинуясь своим заботам хороших хозяек, которые думают о запасах на черный
день, они торопятся наполнить медом ячейки, выигранные у жадности рода. Но
царица приближается; нужно, чтобы материальные блага отступили перед идеей
природы, и обезумевшие работницы второпях перетаскивают мешающее сокровище.
Случается также, что они опережают на целый сот: тогда, не имея перед
глазами той, которая представляет собою тиранию дней, которых никто не увидит,
они этим пользуются, чтобы выстроить как можно скорее пояс крупных ячеек для
трутней, строящихся гораздо легче и быстрее. Дойдя до этой неблагодарной
полосы, царица с сожалением кладет там несколько яиц, проходит ее и
направляется к ее краям требовать у работниц новых ячеек. Работницы повинуются,
постепенно суживают ячейки, и преследование начинается снова, до тех пор, пока
ненасытная матка, плодоносный и обожаемый бич, не возвратится от окраин улья к

начальным ячейкам, покинутым к тому времени первым поколением, только что
вылупившимся и которое скоро выйдет из мрака, где оно родилось, чтобы
рассеяться по цветам окрестностей, чтобы населить солнечные лучи и оживить
благодатное время, а потом, в свою очередь, пожертвовать собой поколению, уже
заместившему его в колыбелях.
Развитие личинок пчел.
XXIV
А пчела-царица, - кому повинуется она? Пище, которую ей дают; потому что
она не берет сама своей пищи; ее кормят, как ребенка, те самые работницы,
которых изнуряет ее плодовитость. А эта пища, в свою очередь, отпускается ей
работницами пропорционально изобилию цветов и добыче, приносимой
посетительницами венчиков. Значит, и здесь, как всюду в этом мире, часть круга
погружена во тьму; значит, здесь, как и везде, высочайшее повеление приходит извне
от неизвестной могущественной власти, и пчелы подчиняются, как мы,
безымянному господину колеса, которое, поворачиваясь, давит волю тех, кто его двигает.
Кто-то, кому я недавно показывал в одном из моих стеклянных ульев движение
этого колеса, заметное так же хорошо, как большое колесо стенных часов, с
удивлением смотрел на это обнаженное бесконечное треволнение сотов,
безостановочное, загадочное и безумное трепетание кормилиц у выводковых камер,
одушевленные мосты и лестницы, которые образуют работницы, выделывающие воск,
все захватывающие спирали царицы, разнообразную и непрерывную деятельность
толпы, безжалостное и бесполезное напряжение, чрезмерно ревностную суету,
нигде неведомый сон, кроме колыбелей, уже подстерегаемых завтрашним трудом, и
даже покой смерти, удаленный из этого убежища, где не допускаются ни больные,

ни могилы. И как только прошло удивление, наблюдавший все эти вещи поспешил
отвратить глаза оттуда, где можно было прочесть полный печали ужас.
В самом деле, в улье, ликующем, на первый взгляд, за этими сверкающими
воспоминаниями прекрасных дней, которые наполняют его и превращают в ларец
драгоценностей лета, за опьяненной суетой, которая связывает его с цветами, со
стремящимися водами, с лазурью, с мирным изобилием всего, что представляет
красоту и счастье, - в самом деле, за всеми этими внешними радостями
скрывается самое печальное зрелище, какое только можно видеть, и мы сами, слепцы,
смотрящие только затемненными глазами на этих невинных осужденных, - мы
хорошо знаем, что не их одних готовы мы жалеть, что не их одних мы совсем не
понимаем, - но жалкую форму великой силы, которая одушевляет и пожирает также и
нас.
Да, если хотите, это печально, как печально все в природе, когда ее
наблюдаешь вблизи. И так будет всегда, пока мы не узнаем ее тайны, если у нее есть
тайна. Если мы когда-нибудь узнаем, что такой тайны нет или что она ужасна,
тогда народятся новые обязанности, которые еще, быть может, не имеют имени. А
покуда в ожидании этого пусть наше сердце, если хочет, повторяет: «это
печально», но пусть наш разум довольствуется словами: «так оно есть». В данную
минуту наш долг заключается в том, чтобы искать, нет ли чего-нибудь за этими
печальными явлениями, а для этого нужно не отвращать от них взоры, а смотреть
на них пристально, и изучать их с таким же интересом и мужеством, как если бы
это были радости. Справедливость требует, чтобы раньше, чем жаловаться,
раньше , чем судить природу, мы прекратили ее допрашивать.
XXV
Мы видели, что работницы, как только их перестает чересчур теснить
угрожающая плодовитость матки, торопятся строить ячейки для запасов, постройка
которых более экономна, а вместительность больше. С другой стороны, мы также
видели, что матка предпочитает класть яйца в маленькие ячейки и что она требует
их непрерывно. Тем не менее, за недостатком этих ячеек и в ожидании, пока их
ей предоставят, она примиряется с тем, чтобы класть яйца в широкие ячейки,
находящиеся на ее пути.
Из них выйдут пчелы, самцы или трутни, хотя яйца во всем подобны тем, из
которых родятся работницы, противоположно тому, что бывает при превращении
работницы в царицу; здесь перемена определяется не формой и объемом ячейки,
потому что из яйца, отложенного в большую ячейку и потом перенесенного в
рабочую ячейку, выйдет более или менее атрофированный, но несомненный трутень
(мне несколько раз удалось произвести такое перенесение, которое довольно
затруднительно, вследствие микроскопической величины и чрезвычайной хрупкости
яйца). Необходимо, следовательно, чтобы царица, кладя яйца, имела способность
узнавать или определять пол положенного яйца и приспосабливать его к ячейке,
над которой она садится. Редко случается, чтобы она ошиблась. Как она этого
достигает? Каким образом в мириадах яиц, заключенных в ее двух яичниках, она
отделяет самцов от самок, и каким образом спускаются они, по ее желанию, в
единственный яйцевод?
Вот мы опять стоим перед одной из загадок улья, причем одной из самых
непроницаемых. Известно, что девственная царица не бесплодна, но что она может
класть только яйца самцов. Только после ее оплодотворения во время брачного
полета она производит по своему выбору работниц или трутней. После брачного
полета она окончательно, до самой своей смерти, становится обладательницей
сперматозоидов, вырванных у ее несчастного возлюбленного. Эти сперматозоиды,
число которых доктор Лейкарт определяет в двадцать пять миллионов,
сохраняются живыми в особой железе, расположенной под яичниками, при входе в общий
яйцевод , и называемой сперматек. Предполагают, что узость отверстий маленьких

ячеек и необходимость согнуться и сесть известным образом, к которой
вынуждает царицу форма этих ячеек, оказывает известное давление на железку со
сперматозоидами, которые вследствие этого вытекают оттуда и оплодотворяют
проходящее яйцо. Это давление не должно в таком случае осуществляться над большими
ячейками, и тогда железка совсем не откроется. Другие, наоборот,
придерживаются мнения, что царица действительно обладает мышцами, которые открывают и
закрывают выход из железы во влагалище, причем эти мышцы чрезвычайно
многочисленны, сильны и сложны. Я не собираюсь решать, которая из этих двух
гипотез лучше, потому что чем дальше движешься, чем больше наблюдаешь, тем лучше
видишь, что мы являемся всего лишь утопающими в океане природы, до сих пор
очень мало известном, и тем лучше узнаешь, что из глубины внезапно ставшей
прозрачной волны всегда готов всплыть факт, который в одно мгновение
разрушает все, что мы считали известным. Тем не менее, я должен признать, что
склоняюсь ко второй гипотезе. Во-первых, опыты бордоского пчеловода Дрори
показывают, что в том случае, если все большие ячейки удалены из улья, матка при
наступлении времени класть яйца самцов не колеблясь кладет их в ячейки
работниц ; и, наоборот, она будет класть яйца работниц в ячейки самцов, если в ее
распоряжении не оставили других.
Затем прекрасные наблюдения X. Фаба над Osmies, дикими и одинокими пчелами
из семейства Gastrilegides, обоснованно доказывают, что не только Osmie
заранее знает пол яйца, которое она снесет, но что еще этот пол произволен для
матки, которая его определяет, смотря по пространству, находящемуся в ее
распоряжении, «пространству, часто случайному и не изменяемому», и кладет в
одном месте самца, а в другом - самку. Я не буду вдаваться в подробности опытов
известного французского энтомолога - они слишком мелки и отвлекли бы нас
слишком далеко от сути. Но, какова бы ни была принятая гипотеза, и та и
другая объясняют очень хорошо, помимо всякого понимания будущего, склонность
царицы класть яйца в ячейки работниц.
Вполне возможно, что эта мать-раба, которую мы склонны жалеть, есть не что
иное, как большая любительница страстных наслаждений, что в соединении
мужского и женского начала, происходящем в ее существе, она испытывает особое
наслаждение и как бы напоминание опьянения брачного полета, единственного в
ее жизни. И здесь природа, которая никогда не бывает так остроумна и так
лукаво предусмотрительна и разнообразна, как в том случае, когда дело идет о
сетях любви, - и здесь она позаботилась подкрепить наслаждением интересы
рода . Но, в конце концов, нужно, чтобы мы поняли друг друга и не обманулись в
этом объяснении. Приписать, таким образом, какую-нибудь идею природе и
думать, что этого достаточно, значило бы бросить камень в одну из этих
неизмеримых пропастей, которые встречаются на дне известных гротов, и воображать,
что произведенный камнем шум падения ответит на все наши вопросы и откроет
что-нибудь другое, кроме огромности бездны.
Когда повторяют: «Природа хочет это, организует это чудо, имеет эту цель»,
- это буквально означает, что маленькое проявление жизни поддерживается,
между тем как мы им заняты, на огромной поверхности материи, которая нам кажется
бездеятельной и которую мы называем, - очевидно несправедливо, - небытием или
смертью. Стечение обстоятельств, не имевших ничего общего, поддержало это
проявление, выделив его из тысячи других, быть может таких же интересных,
таких же разумных, но которые не имели той же удачи и исчезли навсегда, не
получив случая нас восхитить. Было бы дерзостью утверждать что-нибудь другое; а
все остальное - наши размышления, наша упорная телеология, наши надежды и
паше восхищение, это, в сущности, - неизвестное, которое мы сталкиваем с еще
менее известным, чтобы произвести маленький шум, дающий нам понятие о высшей
ступени того особого существования, которого мы можем достигнуть на этой
самой поверхности, немой и непроницаемой, подобно тому, как пение соловья и по-

лет кондора открывают им наивысшую ступень существования, свойственную их
роду. Тем не менее, остается верным, что одной из наших наиболее ведущих к
истине обязанностей является произведение этого маленького шума каждый раз, как
представляется случай, не падая духом из-за того, что он, вероятно,
бесполезен .
ЧАСТЬ IV. МОЛОДЫЕ ЦАРИЦЫ
I
Оставим наш молодой улей, который будет расти, развиваться и свершать
жизненный круговорот до полноты силы и счастья, и бросим последний взгляд на
старую пчелиную обитель, дабы узнать, что происходит там после вылета из нее
роя.
Смятение, вызванное вылетом роя, затихло; две трети недавних жителей
обители покинули ее без мысли о возвращении, и злополучная обитель похожа на тело,
из которого выпустили кровь. На ней лежит печать утомления, безмолвия, почти
смерти. Но вот несколько тысяч оставшихся в обители верных ей пчел
принимаются за работу, стараются заместить наилучшим образом отсутствующих, загладить
все следы происшествия, привести в порядок избегнувшие опустошения запасы.
Они летают к цветам, хлопочут о будущем, словом - верные своему долгу,
исполняют определенное им непреклонной судьбой предназначение.
Но если сущее кажется мрачным, то все, куда только может проникнуть взор,
дышит надеждой на будущее. Мы находимся в одном из тех легендарных немецких
замков, стены которых построены из сосудов с душами еще не родившихся людей.
Здесь еще не жизнь, но преддверие жизни. В закрытых колыбельках,
расположенных среди бесконечных, чудно устроенных шестигранных ячеек, мириады
белоснежных нимф со сложенными лапками и опущенными на грудь головками ожидают часа
пробуждения их к жизни. Наблюдая погребенные в бесчисленных и почти
прозрачных ячейках существа, как будто видишь перед собою погруженных в глубокую
думу , покрытых седым инеем гномов или легионы дев, закутанных в складки савана
и погребенных в шестигранных призмах, размноженных до бесконечности
непреклонным в исполнении своего намерения геометром.
На всем пространстве, заключенном в перпендикулярных стенах мира, - мира,
который растет, преобразуется, проникается самим собой, переменяет четыре или
пять раз свое облачение и ткет во мраке собственный саван, машут крылышками и
пляшут сотни пчел-работниц. Делают они это, по-видимому, для поддержания
необходимой теплоты и для какой-то еще более таинственной цели, ибо в их пляске
наблюдаются такие необычайные и методические движения, которые должны
отвечать еще не объясненным, я полагаю, ни одним наблюдателем намерениям.
Через несколько дней крышечки этих мириад урн (в хорошем улье их бывает от
шестидесяти до восьмидесяти тысяч) дают трещины, и в каждой из них
обнаруживается существо с огромными черными глазами, с выступающими вперед
щупальцами, которыми новорожденные уже осязают вокруг себя биение жизни, и
деятельными челюстями, которыми они расширяют отверстие своей колыбели. В ту же минуту
к новорожденным сбегаются няньки. Они помогают молодым пчелкам освободиться
из их темниц, поддерживают их первые шаги, чистят, гладят и предлагают им на
кончике своих языков первый мед новой жизни. Молодая пчела, которая только
что явилась из другого мира, еще робка, слаба и бледна. Она напоминает своим
внешним видом избежавшего могилы старичка; она подобна путнице, покрытой
пушистой пылью тех неведомых стезей, которые ведут к бытию. Тем не менее, она
уже совершенна с головы до ног, она знает сразу все, что ей знать надлежит,
и, подобно тем детям из народа, которым известно, так сказать, от рождения,
что у них не будет времени ни на игры, ни на смех, тут же направляется к еще

закрытым ячейкам, и сразу же начинает бить крылышками и делать ритмические
движения, дабы вызвать к жизни своих еще погребенных в ячейках сестер; она не
задумывается при этом ни на секунду над разрешением изумительной загадки ее
рода и ее назначения.
Открытой расплод, видны пчёлы кормилицы.
II
Однако ж от тягчайших работ молодая пчелка сначала свободна. Она
показывается из улья только через восемь дней после рождения для совершения своего
первого «очистительного полета». Тут наполняются воздухом ее трахеи, которые,
раздуваясь, животворят весь организм пчелы и как бы венчают ее с воздушным
пространством. После этого пчелка снова возвращается в улей, остается там еще
с неделю и затем наносит вместе со своими сверстницами первый визит цветам.
Ею овладевает особое волнение, которое на языке французских пчеловодов
называется «soleil d'ortifice». Эти дети темного улья, дети общежития, сначала
обнаруживают страх перед морем лазури, перед беспредельной бездной света.
Осязая радость жизни, они в то же время полны тревоги. Переступивши порог,
они останавливаются в нерешительности, возвращаются назад, выползают снова и
так до двадцати раз. Поднявшись наконец ввысь, они парят в воздухе, не
спуская глаз с родного дома; описавши несколько широких кругов, они, как бы под
давлением раскаяния, внезапно устремляются обратно, и тут их тринадцать тысяч
глазок допрашивают окружающий мир, отражают и запечатлевают сразу деревья,
фонтан, решетку, лестницу, крыши и окна прилежащих здании. Это продолжается
до тех пор, пока воздушный путь, по которому им надлежит возвратиться, не
станет им известен так же твердо, как если б среди небесного эфира находилась
дорожка, обставленная вехами из стальных дротиков.
Здесь пред нами новая тайна. Попытаемся допросить ее. Пусть безмолвствует
она, подобно другим. Само ее безмолвие увеличит, по крайней мере, нескольки-

ми, закутанными туманом, но обсемененными нашим желанием его раскутать,
акрами, поле сознательно признаваемого нами за неведомое; такое признание
составляет плодотворнейшую силу нашей психической деятельности. Каким образом пчелы
находят на обратном пути свое, иногда напрочь исчезающее из их поля зрения и
часто скрытое за деревьями, жилище, как отыскивают они входное отверстие
улья, к которому они безошибочно направляют свой полет, когда оно составляет
лишь неприметную точку в беспредельном пространстве? Чем руководствуется
пчела, когда, будучи перенесена в коробке за два или за три километра от улья,
она в чрезвычайно редких случаях не находит правильной дороги назад?
Видят ли они свои жилища сквозь скрывающие их преграды? Ориентируются ли
они при помощи каких-либо примет или, может быть, обладают тем особенным и
мало исследованным внешним чувством, существование которого допускается у
ласточек, голубей и некоторых других существ и которое называют «чувством
направления»? Опыты Фабра, Леббока и особенно Романеса10 прочно установили факт
отсутствия этого чувства у пчел. Но, с другой стороны, я неоднократно
констатировал, что пчелы не обращают никакого внимания на цвет или форму улья. Они,
по-видимому, более внимательны к общему виду площадки, на которой покоятся их
домики, и к расположению летка и крылечка, по которым они до них добираются.
Но это лишь аксессуар, и если во время отсутствия пчел, отправившихся за
добычей, изменить полностью фасад их жилища, то, возвращаясь назад прямо из
глубин пространства, они обнаруживают некоторое колебание только в момент
прохождения через леток по незнакомому им крылечку. Их способ
ориентироваться, насколько позволяют судить об этом опыты, основан, по-видимому, на в
высшей степени мелких, но точных приметах. Они знают не улей, а окружающее его
на три-четыре километра пространство и его положение по отношению к соседним
предметам. Но это знание так чудесно, так математически точно и так глубоко
запечатлено в их памяти, что если поставить улей на том же месте, но чуточку
вправо или влево, то все пчелы-работницы, пробывшие пять зимних месяцев в
темном подвале, со своего первого же вылета за цветочной добычей самым
уверенным образом устремляются к тому пункту, где был леток в прошлом году, и
уже ощупью находят его перемещенный вход. Можно подумать, что воздушное
пространство точно сохраняло всю зиму следы их полета и что стези, по которым
летали прилежные работницы, остались выгравированными на небе.
Если переставить улей, то многие из пчел не находят к нему дороги; однако ж
этого не случится, если переставить его на большее расстояние и тем дать
понять пчелам, что весь прошлогодний ландшафт, который они знали в совершенстве
на три-четыре километра кругом, резко изменился. При небольшой перестановке
улья того же результата можно достигнуть, заграждая вход в леток каким-нибудь
предметом, например куском черепицы. Тогда пчелы замечают, что произошла
какая-то перемена, что надо снова ориентироваться и брать для этого за точку
отправления новый предмет.
III
Сделав эти замечания, возвратимся в заново населенную обитель, где
непрестанно выходят из колыбелей массы новых жителей и сама субстанция стен
которой находится как бы в движении. Однако этот город не имеет еще царицы. На
одном из центральных сотов возвышаются семь или восемь причудливой формы
сооружений, своими выступами и кругами напоминающих своеобразную картину,
наблюдаемую на фотографических снимках Луны. Перед нами род шероховатых
восковых капсул или наклоненных и герметически закрытых железок. По величине они
равняются трем или четырем ячейкам рабочих пчел. Обычно они сгруппированы в
одном и том же месте. Многочисленная, странно ажитированная и внимательная
«Nature» 29 октября 1886 г.

стража охраняет место, на котором лежит печать неописуемого очарования. Тут
формируются будущие царицы (матки). В каждую из этих капсул еще до вылета роя
заключено яйцо, идеально похожее на то, из которого выходит пчела-работница.
Оно положено туда или самой царицей, или, что более вероятно, хотя и не
вполне доказано, няньками, перенесшими туда яички из соседних колыбелек.
Три дня спустя из яичка образуется маленькая личинка, которой тут же
оставляют самую отборную и обильную пищу. С этой минуты мы получаем возможность
проследить постепенно все моменты приложения одного из тех до великолепия
простых методов природы, которые мы увенчали бы, если бы дело касалось людей,
августейшим именем Рока. Благодаря этому режиму маленькая личинка развивается
исключительным образом, и ее физическая и духовная природа изменяются до
такой степени, что кажется, будто она принадлежит от рождения к совершенно
особой природе.
Вместо шести или семи недель ее жизнь продолжается от четырех до пяти лет.
Ее брюшко становится вдвое длиннее, чем у остальных пчел, цвет тела светлее и
золотистее, жало загнуто. Ее глаза состоят не из двенадцати-тринадцати тысяч
глаз, как у других пчел, а всего из тысяч восьми-девяти. Размеры ее мозга
меньше, но зато яичники чрезвычайно развиты, и сверх того она обладает особым
органом, называемым «сперматеком», который ее делает как бы гермафродитом. У
нее нет ни одного из орудий, необходимых для трудовой жизни: ни мешочков,
выделяющих воск, ни щеточек, ни корзиночек для сбора цветочной пыли. Нет у нее
и ни одной из тех привычек, ни одного из тех свойств, которые мы считаем
врожденными у пчел. У нее нет жажды видеть солнце, потребности купаться в
пространстве; она умрет, не посетив ни одного цветка. Ее жизнь пройдет во мраке,
среди суеты пчелиного улья, в неустанных поисках колыбелек, которые ей
надлежит населить. Зато только она знает волнения любви. Она не уверенна, придется
ли ей увидеть в своей жизни дневной свет дважды, ибо отлет роя - явление не
необходимое, - может быть, ей предстоит пустить в дело крылья всего один раз,
когда она полетит навстречу к возлюбленному. Любопытно отметить, что столько
Маточники.

органов, идей, желаний, привычек, словом, вся судьба ее, находятся не в капле
семени, - это было бы явлением, присущим растениям, животным и человеку, - а
в субстанции, нейтральной и недеятельной - в капле меда11.
IV
Прошло уже около недели со времени отлета старой царицы. Царственные нимфы,
покоящиеся в капсулах, не все одного и того же возраста, ибо последовательное
их появление из ячеек после того, как вылетели из улья первый, второй и
третий, а может быть, и четвертый рои, находится в интересах самих же пчел. В
течение нескольких часов они постепенно утончают стенки самой зрелой капсулы,
и вскоре молодая царица, содействовавшая со своей стороны собственному
освобождению, прогрызая продолговатую покрышку изнутри, показывает головку,
полувыходит , поддерживаемая сбежавшимися прислужницами, тут же начинающими ее
чистить, гладить, ласкать. Наконец, она освобождается целиком и предпринимает
первые шаги по своим владениям. Подобно новорожденным работницам, она в этот
момент бледна, слаба, но через какие-нибудь четверть часа ее ножки крепнут и,
уже испытывая беспокойство от того, что она здесь не одна, что ей еще
предстоит завоевать свое царство, что претендентки на то же находятся скрытыми
где-то в том же улье, она нервно обегает восковые стены в поисках соперниц.
Но тут вмешивается мудрость, таинственные указания инстинкта, духа улья или
коллективности рабочих пчел. Когда следишь сквозь стеклянный улей за течением
совершающихся там событий, то поражаешься, прежде всего, отсутствием в
деятельности пчел какой бы то ни было неуверенности, малейшего несогласия. Нет и
следа разноречия или несогласия. Предустановленное единство пронизывает всю
атмосферу города, и каждая пчела будто знает наперед, что думают все
остальные . Между тем для них наступает один из серьезнейших моментов. Собственно
говоря, это-то и есть самая важная минута в жизни пчел. Им приходится делать
выбор между тремя или четырьмя выходами, отдаленные последствия которых
полностью различны между собой; ничтожнейшее обстоятельство может сделать эти
последствия гибельными. Им предстоит согласовать врожденную страсть и
обязанность размножаться с сохранением основы их рода и его отпрысков. Иногда они
ошибаются в выборе, выпуская один за другим три или четыре роя. Такое
положение окончательно обессиливает обитель, и оставшиеся в ней пчелы, будучи
слишком слабы, чтобы устроить собственными силами в короткий срок всю необходимую
для жизни организацию, застигаются врасплох чуждым им климатом, столь
непохожим на их родной, воспоминание о котором они хранят, невзирая ни на что, и
погибают с наступлением зимы. Они становятся тогда жертвами так называемых
«роевых горячек», являющимися, подобно обыкновенным горячкам, как бы реакцией
против слишком большого напряжения жизни, - напряжения, которое выходит за
пределы своей цели, замыкает круг и встречается со смертью.
V
Ни одно из решений, которое могут принять в этом случае пчелы, не является,
по-видимому, предопределенным, и человек, если только он остается простым
наблюдателем, не может предвидеть, на каком из них они остановятся. Но
доказательством всегдашней осмысленности выбора со стороны пчел является
возможность оказания на него влияния и даже его определения путем изменения
сопровождающих выбор некоторых условий. Он будет изменяться в зависимости от того,
Некоторые пчеловоды утверждают, что по выходе из яиц работницы и царицы получают
одинаковую пищу, род очень богатого азотом молока, выделяемого особыми, расположенными в голове
нянек , железками. Но через несколько дней личинки работниц лишаются этой пищи и переводятся на
более грубую диету, состоящую из меда и цветени. Будущая же царица питается, вплоть до
полного ее развития, драгоценной влагой, называемой «царским бульоном». Как бы то ни было, но
результат подобен тому чуду, из которого он происходит.

например, сузим или расширим мы отведенное улью пространство, вынем ли соты,
полные меду, и заменим сотами пустыми, но снабженными клеточками для
работниц , и т.д.
Тут дело идет не о том, чтобы решить вопрос, выбросить ли тотчас же второй
или третий рои, - если бы это было так, то тогда можно было бы сказать, что
решение принимается слепо, под влиянием каприза или побуждений, порождаемых
счастливым мгновением, - нет, тут дело идет о немедленном и единодушном
принятии мер, которые позволили бы улью выбросить второй рой через три или
четыре дня после рождения первой царицы и третий - через три дня после отлета
молодой царицы во главе второго роя. Нельзя отрицать, что здесь налицо система,
зрелый план, осуществление которого требует значительного времени по
сравнению с краткостью жизни пчелы.
VI
Эти меры обусловливают собой и судьбы цариц, которые покуда лежат
погребенными в своих восковых темницах. Предположим, что пчелы рассудят настолько
мудро, что решат не выбрасывать второй рой. Все же осталось еще два решения:
позволить ли перворожденной из царственных дев, той, при рождении которой мы
уже присутствовали, уничтожить ее сестер-врагов или дождаться совершения
опасной церемонии «брачного полета», от которого зависит вся будущность улья?
Часто улей уполномочивает цариц приступить к непосредственному убийству, но
так же часто он этому и противодействует. Трудно решить, в предвидении ли
выпуска второго роя или ввиду опасностей «брачного полета», но не раз
наблюдали, что, решив выпустить второй рой, пчелы вдруг отказывались от своего
намерения и уничтожали все с такими заботами сохранявшееся царственное потомство.
Действовали ли они так потому, что наступило менее благоприятное время года,
или по другим скрытым от нас причинам, - остается загадкой. Предположим, что
пчелы решили отклонить выпуск второго роя и принять риск «брачного полета».
Побуждаемая желанием убийства, молодая царица приближается к месту нахождения
царских колыбелек. В этом случае стража при ее приближении расступается.
Влекомая своею ревнивою яростью, царица набрасывается на первую попавшуюся
ей капсулу и напрягает все силы своих лап и челюстей, чтобы сорвать с нее
воск. Когда ей это удается, она грубо срывает окутывающий личинку кокон,
обнажает спящую принцессу, и если эта принцесса-соперница уже находится в
сознании, то оборачивается к ней, вонзает жало в головку и продолжает бешено
колоть ее до тех пор, пока жертва не падет под ударами ядовитого оружия. Тогда,
удовлетворенная смертью, кладущей свой таинственный предел ненависти всех
живых существ, она успокаивается, втягивает обратно жало, нападает на другую
капсулу, открывает ее и проделывает то же, что и с первой, если в ней
находится личинка или еще не совсем сформировавшаяся нимфа; свое воинственное
шествие она продолжает до тех пор, пока ее лапки и челюсти не отказываются
окончательно служить ей; тогда, задыхаясь, она останавливается в полном
изнеможении .
Окружающие царицу пчелы безучастно созерцают проявления ее гнева. Они
расступаются и очищают ей поле действий. Как только разрушается каждая отдельная
царская ячейка, они сбегаются к ней, вынимают из ячейки и выбрасывают из улья
тело убитой принцессы, еще живую личинку или изуродованную нимфу и жадно пьют
драгоценную влагу, струящуюся по стенам царских ячеек. Когда же утомленная
царица насытит свою злобу, пчелы-работницы сами доканчивают избиение
невинных, и таким образом исчезают суверенные дома и их роды.
Кроме процесса истребления трутней, - жестокости, впрочем, гораздо более
извинительной, чем вышеописанная, - это время жизни улья является
единственным, когда работницы позволяют беспорядку и убийству водвориться в их
обществе . И, как это часто происходит в природе, навлекают на себя необычные громы

жестокой смерти именно привилегированные обладатели счастья любви. Случается,
хотя и редко, - так как пчелы принимают против этого меры предосторожности, -
что две царицы рождаются одновременно. Это вызывает между ними борьбу на
жизнь и на смерть, удивительные подробности которой изобразил первым Huber:
«Всякий раз, когда при движении по улью облаченные в хитиновые кирасы девы
встречаются между собою, они становятся в такую позицию, что выпусти они
жало, - и каждая из них получит одновременно смертельный удар; картина
напоминает сражения, изображенные в «Илиаде», и, глядя на нее, можно сказать, что
это становится в боевую позицию бог или богиня, которые действительно
являются богом или богиней племени. Но через секунду, охваченные не покидающим их
страхом, воины-женщины разбегаются вне себя в разные стороны. Встретившись
вскоре после того, они снова разбегаются, если смерть обеих грозит будущности
их народа; так продолжается до тех пор, пока одной из цариц не удается
захватить врасплох свою менее осторожную и менее ловкую соперницу и убить ее без
всякой для себя опасности. Принцип рода требует только одной жертвы».
VII
После разрушения молодой царицей колыбелей или убийства ею соперницы она
принимается своим народом. Но, дабы стать истинной царицей и видеть к себе
отношение как к матери, ей остается совершить «брачный полет», ибо пчелы мало
ею занимаются и мало оказывают ей почтения, пока она не будет оплодотворена.
Но редко ее история бывает столь проста, так как пчелы неохотно отказываются
от желания роиться вторично.
В этом случае, равно как и в первом, руководимая тем же намерением царица
приближается к царским ячейкам, но теперь вместо покорных и одобряющих ее
решение служанок она встречается с многочисленной и враждебно настроенной к ней
стражей, которая заграждает ей путь. Разгневанная и преследуемая своей idee
fixe, царица хочет пробиться сквозь стражу силой или обойти ее с фланга, но
везде наталкивается на охраняющих почивающих принцесс часовых. Она настаивает
на своем, возобновляет атаку, но ее отстраняют все более и более неучтиво; ее
даже оскорбляют, и это продолжается до тех пор, пока она, наконец, не поймет,
что эти маленькие, непреклонные в своем решении пчелы блюдут такой закон,
пред которым должен смириться побуждающий ее к действию другой закон.
В конце концов, она удаляется, переползая с сотов на соты со своим
неутоленным гневом и испуская тот военный клич или ту грозную жалобу, которые
хорошо известны всем пчеловодам. Эти звуки похожи на отдаленные звуки
серебряной трубы и настолько сильно выражают гневную слабость царицы, что их слышно,
особенно вечером, на расстоянии трех-четырех метров от улья, несмотря на его
двойные и герметически закрытые стенки.
Этот звук царского голоса производит на работниц магическое действие. Он их
как бы терроризирует или доводит до почтительного отупения, и когда царица
издает такие звуки около запретных ячеек, то окружающая и защищающая
последние стража внезапно останавливается, опускает голову и неподвижно дожидается
их прекращения. Полагают, что благодаря именно производимому на пчел
воздействию этих звуков умеющей им подражать сумеречной бабочке Sphinx atropos
удается проникнуть в улей, где она пьет мед, не встречая ни малейшего
сопротивления со стороны пчел.
Два, три, а иногда и пять дней царица испускает эти недовольные звуки и
призывает на борьбу покровительствуемых стражею соперниц. Тем временем
соперницы созревают, желают, в свою очередь, увидеть свет и начинают прогрызать
крышки своих ячеек. Великая смута угрожает государству. Но гений улья,
принимая свои решения, предвидел и все их последствия; знающим свое дело
стражникам известно, что они должны делать ежечасно, дабы устранить проявления
враждебных инстинктов и направить к общей пользе противоположные силы. Они знают,

что если новорожденным царицам удастся ускользнуть от их наблюдения, то они
попадут в лапы уже непобедимой для них старшей сестры, и она убьет их одну за
другой. Поэтому по мере того, как наиболее созревшие царицы утончают изнутри
стены своей башни, работницы утолщают их извне новыми слоями воска;
заключенная царица выбивается из сил, не догадываясь, что она грызет заколдованное
препятствие, которое возрождается от разрушения. Одновременно до нее
доносится боевой клич ее соперницы и, зная ожидающую ее будущность и свои царские
обязанности еще раньше, чем она успела бросить взгляд на жизнь и узнать, что
такое улей, она героически отвечает на вызов царицы-сестры из недр своей
тюрьмы. Но поскольку эти ответные звуки должны пройти сквозь стены темницы,
то они очень не похожи на звуки, издаваемые царицей; они сдавлены, замогиль-
ны, и когда затихает деревенский шум и наступает вечерняя тишина, то
пчеловод , приходящий к улью с целью узнать, что происходит в таинственной обители,
сразу понимает значение диалога между девой, бродящей на свободе, и девами-
пленницами .
VIII
Впрочем, это продолжительное тюремное заключение благодетельно влияет на
пленниц, которые выходят из него более зрелыми, более сильными и способными
воспринять свободу. С другой стороны, долгое ожидание укрепило силы царицы и
подготовило ее к перенесению опасности путешествия. Тогда второй рой или
«вторак» покидает улей, имея во главе перворожденную из цариц. Вслед за этим
отлетом оставшиеся в улье работницы освобождают одну из пленниц, которая
сразу начинает обнаруживать те же смертоносные наклонности, испускает те же
гневные звуки и, в свою очередь, покидает через три дня улей во главе
третьего роя. Так продолжается и далее, и в случае «роевой горячки» дело доходит до
полного истощения обители-матери.
Сваммердам рассказывает об улье, который путем роения и затем роения роев
произвел тридцать колоний в течение одного лета.
Такое необыкновенное роение чаще всего наблюдается после суровых зим, как
будто пчелам доступны тайные намерения природы, сообразуясь с которыми они и
принимают меры против опасностей, угрожающих их роду. Но такая лихорадочная
деятельность в обычное время в хороших и благоустроенных ульях бывает редким
явлением. Многие ульи роятся всего один раз, а некоторые даже не роятся
вовсе. Обычно после второго роения, - потому ли, что пчелы замечают
чрезвычайное ослабление своей обители, или потому, что состояние погоды указывает им
на необходимость быть благоразумнее, - они отказываются от дальнейшего
разделения. Они позволяют тогда третьей царице убивать пленниц, и привычная жизнь
начинается с тем большим пылом, поскольку почти все работницы очень молоды,
улей обеднел, обезлюдел и до наступления зимы предстоит пополнить
образовавшиеся глубокие жизненные пробелы.
IX
Отлет второго и третьего роев целиком и полностью похож на отлет первого:
все сопровождающие их обстоятельства - те же самые, за исключением того, что
количество пчел здесь меньше, что общество менее осторожно и не имеет
разведчиков и что молодая царица, - пылкая и легкомысленная дева, - летит гораздо
дальше, и с первого же этапа увлекает за собою всю свою свиту далеко от улья.
Прибавьте сюда, что вторая и третья эмиграции гораздо более отважны и что
судьба этих блуждающих колоний подвержена многочисленным случайностям. В
качестве представительницы своего будущего они имеют лишь неоплодотворенную
пока царицу. Вся их судьба зависит от предстоящего брачного полета. Пролетающая
птица, несколько капель дождя, холодный ветер, ошибка в направлении - и
бедствие непоправимо. Пчелы это знают настолько хорошо, что, даже если убежище

найдено, они, несмотря на образовавшуюся уже глубокую привязанность к своему
новому жилищу, несмотря на начатые ими работы, часто покидают все для
сопровождения их государыни в ее поисках возлюбленного, дабы не спускать с нее
глаз, предохранять ее от случайностей покровом из тысяч преданных крыльев или
же погибнуть вместе с ней, если любовь заведет ее так далеко от нового улья,
что обратный путь, еще не очень твердо усвоенный, исчезнет из их памяти.
X
Однако идея будущего так сильна, что ни одна из пчел не колеблется перед
подобной неуверенностью и перед смертельными опасностями. Энтузиазм вторичных
и третичных роев не уступает энтузиазму первого. Когда обитель решает
роиться, каждая из молодых цариц находит себе толпу работниц, готовых разделить
судьбу и сопровождать своих повелительниц в путешествии, во время которого
теряется много и не приобретается ничего, кроме надежды на удовлетворение
инстинкта. Кто дает им силу, всегда недостающую у нас, порвать со своим
прошлым, как с врагом? Кто намечает из толпы пчел тех, которые должны улететь, и
тех, которые должны оставаться? При этом незаметно, чтобы улетали пчелы
одного возраста, а оставались бы пчелы другого, ибо вокруг царицы, которая уже не
вернется более, толпятся и очень старые медоноски, и такие молодые работницы,
которые впервые увидят головокружительную бездну лазури. Но еще менее
заметно, чтобы это происходило под влиянием случайности порыва, ослабления мысли,
инстинкта и чувств, которые увеличивали или уменьшали бы относительную силу
роя. Я неоднократно пытался исчислить отношение количества составляющих рой
пчел к количеству тех, которые остаются в улье. И хотя трудность опыта не
позволяет прийти к математически точным заключениям, я могу утверждать, что это
отношение, если принимать во внимание пчел, имеющих родиться из остающихся в
улье яиц, довольно постоянно, а это указывает на действительное и
таинственное вычисление, производимое гением улья.
XI
Мы не будем следить за приключениями улетевших роев. Они многочисленны и
часто весьма сложны. Иногда два роя смешиваются; иногда, пользуясь смятением
роя во время отлета, две-три царицы-пленницы ускользают от внимания стражей,
и присоединяются к формирующейся грозди. Бывает и так, что одна из
сопровождаемых самцами молодых цариц пользуется отлетом роя для одновременного с тем
зачатия и увлекает тогда всех своих подданных чрезвычайно высоко и далеко. В
практике пчеловодства встречаются случаи возвращения в улей вторичных и
третичных роев. Царицы снова встречаются в улье, пчелы выстраиваются вокруг
сражающихся , и когда сильнейшая восторжествует, то они, ненавидя беспорядки и
страстно любя труд, выбрасывают из улья трупы павших, предотвращают всякое
насилие в будущем, забывают прошлое, расползаются к ячейкам и снова
принимаются летать по мирной дорожке к гостеприимным цветам.
XII
Для упрощения рассказа вернемся к тому моменту жизни улья, когда пчелы
уполномочивают царицу на убийство сестер. Я уже упоминал, что пчелы часто
противятся убийству даже тогда, когда они, по-видимому, не имеют намерения
выпустить второй рой, но столь же часто они разрешают убийство, ибо
политический дух одного и того же пчельника не менее разнообразен, чем дух различных
национальностей людей одного и того же континента. Но те пчелы, которые дают
согласие на убийство, поступают, видимо, неосторожно: умри или заблудись
царица во время брачного полета, и потеря для улья невосполнима, ибо личинки
рабочих пчел становятся к тому времени уже старше того возраста, который
необходим для вывода цариц. Рассмотрим теперь тот случай, когда указанная неос-

торожность стала свершившимся фактом: перворожденная царица признана единой
государыней ее народом, но она еще девственница.
Трутень - у него мощные крылья, но нет жала.
Для исполнения роли той царицы-матери, которую она замещает, ей необходимо
встретиться с самцом в течение первых двадцати дней ее жизни. Если, по каким
бы то ни было причинам, этот срок будет пропущен, то девственность царицы
останется при ней навеки. Однако, как мы уже знаем, несмотря на свое девство,
царица не вполне бесплодна. Тут мы встречаемся с той великой аномалией, с тем
поразительным предостережением или капризом природы, которые известны в науке
под названием «партеногенез». Это явление свойственно некоторым насекомым из
породы чешуйчатокрылых, перепончатокрылых и других. Царица-дева, оставшаяся
неоплодотворенной, кладет и в большие и в малые ячейки яички, но из всех из
них без исключения выведутся только трутни; но так как трутни живут лишь
трудами работниц, не только не внося ничего в общую работу, но даже не будучи
способными поддержать собственное существование, то через несколько недель
после смерти последней работницы неизбежно наступает разорение и гибель всей
колонии. Из отложенных царицей яичек выйдут тысячи трутней, обладающих
миллионами сперматозоидов, из которых ни один не сможет проникнуть в ее
организм. Это явление, если хотите, не более поразительно, чем многие другие, ему
подобные, ибо в очень скором времени после приступления к изучению проблем
жизни, и в особенности тайн зарождения, - где таинственное и неожиданное
попадается на каждом шагу, зачастую в гораздо менее туманном виде, чем в самых
волшебных сказках, - они становятся настолько обычными, что наблюдатель
теряет представление об их полном загадочности содержании. Но данное явление не
становится от этого менее заслуживающим нашего внимания. Как осознать ту цель
природы, во имя которой она покровительствует бесполезным трутням в ущерб
столь полезным работницам? Опасается ли она, что сознание самок может толк-

нуть их на сверхмерное уничтожение столь разорительных для улья, но
необходимых для поддержания пчелиного рода, паразитов? Или мы имеем здесь дело с
крайней реакцией неоплодотворенного организма царицы на ее девство? Или это
одно из тех слишком страшных или слишком слепых предупредительных деяний,
когда совершающие их, не видя причин зла, не видят и истинных лекарств от него
и, желая предупредить частное бедствие, доводят дело до катастрофы? В
действительности же, - хотя, употребляя это слово, мы не должны забывать, что
естественная, свойственная предкам современных пчел действительность отличалась
от условий, в которых живут пчелы в настоящее время, и что в первобытном лесу
колонии пчел могли быть поэтому еще более разбросаны, чем теперь, - в
действительности , бесплодие царицы почти никогда не зависит от недостатка самцов,
которые в большом количестве налетают отовсюду; это зависит, скорее, от
дождей и холодов, удерживающих царицу слишком продолжительное время в улье, и, -
что случается еще чаще, - от несовершенства ее крыльев, препятствующего ей
стремительно подыматься ввысь, а необходимость именно такого полета
обусловлена устройством организма самца. Однако природа, не принимая в расчет более
существенных условий, чрезвычайно озабочена задачей размножения именно
самцов . Для достижения этой цели она доходит до нарушения прочих своих законов.
На пчельниках иногда встречаются ульи-сироты, в которых две-три пчелы-
работницы, влекомые непреодолимым желанием сохранить свой род, берутся за не
свойственную им функцию и, невзирая на свои атрофированные половые органы,
настолько проникаются желанием отложить яички, что достигают своей цели; под
влиянием страстного стремления всего организма пчелы к одной цели их половые
органы до такой степени развиваются, что становятся способными произвести
несколько яичек. Но из таких яичек, так же, как из яичек девственной царицы-
матери, выходят только самцы.
XIII
Мы встречаемся здесь с фактом проявления в природе высшего, хотя, быть
может, и неблагоразумного начала, находящегося в прямом противоречии с
сознательным принципом жизни. Вмешательство такого начала - явление довольно
частое в жизни насекомых, и изучение его полно огромного интереса. Мир
насекомых, более многочисленный и более сложный, чем другие миры, представляет и
больше возможностей уловить некоторые намерения природы и выведать их среди
опытов, результаты которых нельзя еще считать окончательными. Природа,
например, имеет повсеместно одно общее намерение, которое можно сформулировать
так: усовершенствование каждого вида путем торжества сильнейшего в его борьбе
за существование. И эта борьба, как правило, хорошо организована. Количество
слабых, и потому побежденных, несметно, - что за важность! - была бы награда
победителя прочна и действительна. Но бывают случаи, когда так и кажется, что
природа не успела еще разобраться в своих планах, так как победа не только не
влечет за собою награды, но, наоборот, победителя ожидает такая же мрачная
судьба, как и побежденного. Если даже ограничиться только миром пчел, то и
тут я не знаю ничего более поразительного, чем факты из жизни майки,
относящейся к роду Sitaris colletis. Такие факты некоторыми деталями своего
проявления не так уж чужды и миру людей, как это может показаться на первый
взгляд.
Майками называются первоначальные личинки паразита, сосуществующего с
дикой, отшельнической, строящей свои гнезда в подземных галереях, пчелой,
которая называется Collete. Эти паразиты обычно подстерегают пчелу при входе в
галереи и в числе трех, четырех, пяти, а часто и более, цепляются за ее
волоски и вскакивают ей на спину. Если бы здесь имела место борьба сильнейшего
со слабейшим, то и разговаривать было бы не о чем, ибо все совершалось бы
согласно универсальному закону природы. Но в том-то и дело, что, в силу неведо-

мого и, очевидно, санкционированного природой инстинкта этих личинок, они
остаются в совершенно спокойном состоянии все то время, пока пчела летает к
цветам, строит свои ячейки и снабжает их всем необходимым для ее потомства. И
только в тот момент, когда пчела отложит свое яичко, все паразиты
устремляются в ячейку, а несчастная, ни о чем не догадывающаяся Collete заботливо
заделывает отверстие снабженной всем необходимым для развития ее яичка ячейки. Ей
и в голову не приходит, что она заделывает там же и смертельных врагов ее
потомства. Но вот ячейка заделана. Тут из-за единственного находящегося в ней
яйца между майками начинается неизбежная и благодетельная для вида борьба за
существование. Самая сильная и самая ловкая из маек хватает своего противника
за незащищенную панцирем часть тела, подымает его над головой и в таком
положении держит в челюстях в течение многих часов, до тех пор, пока враг не
испустит дух. Но пока происходит такое сражение, другая, оставшаяся без
соперника или уже его победившая майка завладевает яйцом пчелы и начинает его
раскусывать. Видя это, последний победитель набрасывается на нового врага и
торжествует над ним легкую победу, поскольку удовлетворяющий свой роковой голод
этот прилепившийся вплотную к яйцу враг и не думает о защите.
Совершилось новое убийство, побежден последний враг, и победитель остается
наконец один со своею драгоценной и с таким трудом завоеванной добычей. Он
жадно погружает голову в уже пробитое его предшественником отверстие яйца, и
здесь начинается тот пир, результатом которого должно явиться превращение
личинки в совершенное насекомое и снабжение его средствами для выхода из
заделанных со всех сторон стен его тюрьмы. Но подвергшая победителя всем
случайностям борьбы природа исчислила награду за его победу с такой точностью, что
малейшая неполнота ее теперь равносильна гибели для победителя. Дело в том,
что лишь поглощение содержимого целого яйца, а никак не менее того, является
безусловной необходимостью для полного развития майки. «Таким образом, -
говорит Майэ (Mayet), из сочинений которого мы заимствуем эти данные, -
победителю не хватает ровно столько пищи, сколько ее потребил, прежде чем умереть,
его последний враг; и благодаря этому победитель, неспособный совершить даже
первую стадию превращения, умирает, в свою очередь, или держась за скорлупу
яйца, или увеличивая своим трупом количество утопленников, уже лежащих в
сладкой жидкости, находящейся на дне ячейки».
XIV
Тем не менее, этот случай, хотя и редко наблюдаемый в природе с такой
отчетливостью, не является феноменом, единственным в своем роде. В данном
случае перед нами разворачивается во всей его наготе конфликт между
самосознающей, жаждущей жизни волей майки и той непроницаемой, общей волей природы,
которая, не идя вразрез с желаниями майки жить, обставляет достижение такой
цели условиями совершенства их организма, выходящими за пределы того, на что
только способна сподвигнуть маек их собственная воля. Но тут-то, в силу
непредусмотрительности природы, предписываемое ею совершенствование жизни
организма майки обрекает на погибель даже наиболее приспособленнейших из них до
такой степени, что Sitaris colletis уже давно исчезли бы с лица земли, если
бы их отдельные, спасающиеся случайно от такого намерения природы индивиды не
ускользали также и от действия самого по себе превосходного и дальновидного
закона, требующего повсеместного торжества сильнейших.
Приходится признать, что великая, кажущаяся стихийной, но по существу,
конечно, разумная сила, - ибо в организуемой и сохраняемой ею жизни всегда
присутствует разум, - впадает в заблуждение. Но допустимо ли это? Допустимо ли,
чтобы высший разум, к которому мы обращаемся, когда доходим до границ нашего
собственного сознания, впадал в ошибки? А если это так, то к кому же тогда
апеллиров а ть ?

Однако возвратимся к тому вмешательству природы в естественное зарождение
жизни, которое принимает форму партеногенеза. Не следует при этом забывать о
том, что данные явления, кажущиеся нам совершающимися в бесконечно далеком от
нас мире, не так уж от него и далеки. Прежде всего, очень возможно, что и в
нашем организме, которым мы так кичимся, все происходит таким же путем. Воля
или дух природы, управляющие нашим желудком, сердцем и бессознательной частью
нашего головного мозга, не должны ничем отличаться от духа и воли, которым
подчиняются самые простые животные, растения и даже минералы. Далее, кто
осмелится отрицать вмешательство посторонних, более скрытых, но потому и более
опасных, фактов и в сфере сознательной деятельности человека? В
рассматриваемом нами случае кто же, в конце концов, прав: природа или пчела?
Что произошло бы, если бы одаренные большим послушанием или большей
понятливостью пчелы, усвоив вполне намерение природы, стали бы до бесконечности
размножать самцов? Не рисковали ли бы они судьбою всего своего рода? Можно ли
верить в существование в природе таких целей, проникновение в которые опасно,
а ревностное следование им гибельно, и следует ли верить, что в числе желаний
природы находится и ее нежелание того, чтобы живые существа проникали в них и
следовали им! Не таится ли, возможно, именно в этом пункте одна из опасностей
для человеческого рода! Мы, люди, также чувствуем в себе присутствие
бессознательных сил, требующих от нас чего-то совершенно противоположного
требованиям разума. Хорошо ли было бы, если бы наш разум, который, совершая обычный
круговорот, не знал, куда ему идти дальше, присоединялся к этим силам, и тем,
неожиданно для них самих, увеличивал их тяжесть?
XV
Имеем ли мы право заключить из опасного для пчел явления партеногенеза, что
природа не всегда умеет сообразовывать свои средства с намеченной ею целью,
что подлежащее сохранению сохраняется иногда лишь благодаря иным
предосторожностям, принимаемым ею именно против этих предосторожностей, а часто и
вследствие обстоятельств, ею совсем непредвиденных? Но предвидит ли природа
вообще, что бы то ни было, думает ли она о сохранении чего бы то ни было?
Природа, скажут многие, это лишь слово, которым мы прикрываем все неведомое, и
немного найдется веских фактов, которые давали бы нам право признать в ее
недрах присутствие сознательной и стремящейся к определенной цели деятельности.
Это правда. Мы касаемся здесь такой герметически закрытой вазы, о содержании
которой мы судим сообразно нашему представлению о вселенной. Чтобы не читать
на этой вазе неизменно обескураживающую и налагающую на уста наши печать
молчания надпись: «Неведомое», мы заменяем ее, в зависимости от величины вазы,
словами: «Природа», «Жизнь», «Смерть», «Бесконечное», «Подбор», «Гений вида»
и многими другими, совершенно так же, как делали в подобных случаях наши
предки. Разница лишь в том, что они употребляли для той же цели другие
выражения, говоря: «Бог», «Провидение», «Рок», «Возмездие» и т.п. Пусть так, если
это нравится больше. Если внутри нас до сих пор царствует мрак, все же мы
ушли от наших предков, по крайней мере, в том, что заменили грозные слова менее
страшными, а это дает нам возможность подойти поближе к вазам, прикоснуться
нашими руками и, приложивши ухо, прислушаться к происходящему в вазах с
благотворною любознательностью. Каковы бы ни были названия этих ваз, мы знаем,
по крайней мере, что одна из них, и притом самая большая, а именно та, на
которой написано слово «Природа», заключает в себе очень реальную силу. Эта
сила, реальнейшая из всех сил, в состоянии поддерживать на нашей планете в
огромном количестве и в несметном качественном разнообразии жизнь. Притом без
преувеличения можно сказать, что употребляемые природой для этой цели
средства превосходят все, что только мог бы создать человеческий гений. Могло бы
это количество и качество жизни сохраняться иными средствами? Не мы ли заблу-

ждаемся, полагая, что имеем дело с принимаемыми природой предосторожностями
там, где, может быть, и нет ничего другого, кроме счастливой случайности,
приходящейся в количестве одной на миллион несчастных?
XVI
Может быть, это и так, но и эти счастливые случайности повергают нас в
изумление не меньше, чем в том случае, если бы мы имели дело с явлениями,
выходящими за пределы случайностей. Не будем заниматься только существами,
обладающими искрой разума или сознания и имеющими, поэтому, возможность
бороться со слепыми законами природы. Оставим в стороне даже окутанную туманом
жизнь самых низших представителей животного царства, так называемых «прото-
зоеров».
Опыты известного микроскописта Картера наглядно показывают, что воля,
желания и целесообразность действий обнаруживаются уже у существ, находящихся на
самой низкой ступени зоологического развития. Например, у инфузорий, -
существ , напрочь лишенных дифференцированных органов, - наблюдается проявление
предусмотрительности. Амеба терпеливо поджидает появления из недр матери аси-
нета, ибо знает, что это существо не владеет еще ядовитыми щупальцами, а
между тем у амебы не существует ни нервной системы, ни доступных наблюдению
органов . Однако, минуя даже таких животных, обратимся к растениям - этим
неподвижным и, по-видимому, покорным своему року существам. При этом пройдем мимо
плотоядных, которые, в сущности, живут жизнью животной, и займемся
проявлением гения среди тех из наших наиболее простых цветов, посещение которых
пчелами теснейшим образом связано с необходимым для них перекрестным
оплодотворением. Всмотритесь в чудесную игру тычинок и пыльников, в математически
правильное соотношение частиц цветени у скромного обитателя наших стран,
ятрышника, вглядитесь в двоякое, в высшей степени равномерное покачивание
пыльников шалфея, прикасающихся к определенному месту на теле насекомого-визитера,
дабы затем коснулись этого же места рыльца соседнего цветка; проследите за
последовательными, рассчитанными движениями рыльца у Pedicularis Sylvatica, и
вы увидите, что при входе пчелы все органы этих трех родов цветов начинают
колебаться, подобно тем выставляемым на деревенских ярмарках сложным
механизмам, все части которых приходят в движение в тот самый момент, когда стрелок
попадает в центр мишени.
Мы могли бы спуститься еще ниже и показать, как это сделал Рескин в своей
книге «Ethics of the dust», привычки, нравы и проделки кристаллов, их борьбу
и способ действий, когда чуждый элемент нарушает их мирное существование;
планы и средства, которыми они с незапамятных времен отстраняют или допускают
врага, возможность побед слабого над сильным, - уступку, например,
могущественным кварцем скромному и мрачному эпидоту и позволение его вытеснить, то
страшную, то великолепную борьбу горного хрусталя и железа; иммакулярное
распространение и беспорочную чистоту отталкивающего всякую грязь гиалита рядом
с болезненно возрастающей очевидной безнравственностью его брата, который не
только принимает к себе грязь, но и жалким образом сам обращается в
ничтожество. Еще мы могли бы указать в этом мире на странные феномены заживления ран
и восстановление кристаллов в их первоначальном виде, т.е. на явления, о
которых говорит Клод Бернар, и т.д., но здесь мы сталкиваемся со слишком
непроницаемой тайной и потому вернемся к нашим цветам, последним представителям
жизни, имеющей еще некоторое сходство с нашей. Речь у нас, таким образом,
пойдет не о животных или насекомых, у которых мы допускаем присутствие дающей
им возможность переживать в борьбе за существование сознательной воли, а о
существах, у которых, - правильно или не правильно, - мы ничего подобного не
допускаем. Во всяком случае, мы не можем найти у цветов ни малейших следов
органов, являющихся обыкновенно вместилищем воли, интеллекта и способности

действовать самостоятельно. А раз это так, то очевидно, что действующее в
цветах столь изумительным образом начало имеет своим источником ту самую
силу , которую мы в других случаях называем «природой». Пред нами не интеллект
индивида, а бессознательная, не разделенная на части сила, которая
расставляет западни для других форм ее собственного проявления. Можно ли отсюда
сделать заключение, что эти «западни» представляют собою нечто иное, нежели
чистые случайности, фиксируемые такой же случайной рутиной.
Нет, для такого вывода у нас еще не имеется оснований, ибо можно возразить,
что, не будь этих загадочных явлений, данные породы цветов, конечно, погибли
бы, но зато их сменили бы другие, не нуждающиеся в перекрестном
оплодотворении . Никто и не заметил бы отсутствия исчезнувших цветов, и волнующаяся на
ниве мира жизнь не стала бы от того ни менее непостижимой, ни менее
разнообразной, ни менее поразительной.
XVII
И, тем не менее, трудно допустить, чтобы действия, имеющие все признаки
присутствия в них сознательности и интеллекта, были делом счастливых
случайностей. Откуда же проистекают они? Из самого ли существа цветка или из той
силы, из которой он черпает жизнь? Я не отвечу на такой вопрос: «Это не
важно» . Напротив, правильный ответ на этот вопрос имеет огромное значение. Но в
ожидании разрешения вопросов, - цветок ли стремится сохранить и
усовершенствовать вложенную в него природою жизнь, или это результат усилий природы,
проявляющихся в той области жизни, которая отмежевана ею для цветов, или,
наконец, это дело случайностей, кончающих возведением самих себя в систему, - в
ожидании решений этих вопросов скажем пока, что многое заставляет верить в
присутствие здесь того «общего фонда разума», из которого по временам исходят
и в нас глубочайшие мысли и существованию которого мы изумляемся, не будучи в
состоянии указать его местонахождение.
Временами нам кажется, что этот «общий фонд» способен впадать в
заблуждения. Но, не говоря уже про ограниченность наших знаний, многочисленные
наблюдения свидетельствуют о том, что действие, считавшееся нами подобной
«ошибкой», является на самом деле результатом такой степени предусмотрительности,
которая ускользает от поверхностного наблюдателя. Даже в том узком круге,
который обнимает поле нашего зрения, мы можем открыть многое, указывающее на
то, что если природа впадает в «ошибку» в данном пункте, то сама ошибка
является результатом преднамеренности в целях исправления какого-либо упущения в
другом. Она поставила вышеупомянутые породы цветов в условия, при которых
оплодотворение не может происходить без постороннего содействия, но она же
сочла нужным, - зачем - этого мы не знаем, - создать для этих цветов
возможность оплодотворения при помощи их соседей. Гений, которого не обнаружила она
пред лицом нашей десницы, осязаем нашей шуйцей. Она приводит здесь в действие
интеллект своих пациентов. Извилистые пути ее гения для нас неизъяснимы, но
плоскость, в которой лежат эти пути, остается всегда одна и та же. Впадая в
ошибку, если в данном случае допустима речь об ошибках, - природа немедленно
проявляет свой гений в явлении, назначение которого состоит в исправлении
ошибки. И с какой бы стороны мы ни взглянули на этот гений, он далеко
превосходит наш собственный интеллект.
Природа подобна окружающему нас океану или другому, не имеющему отмелей
водному пространству, в сравнении с которым наши самые смелые, самые
самостоятельные мысли являются только дождевыми пузырями. Сегодня мы называем ее
природой, завтра, может быть, дадим ей другое, более страшное или более
мягкое название. Тем временем она царит одинаково и над жизнью и над смертью,
снабжая этих непримиримых между собою сестер таким оружием, которым они в
одно и то же время и украшают и терзают ее грудь.

XVIII
Заботится ли природа о поддержании жизни всего того, что волнуется в ее
недрах , или, - как бы это ни было странно, - напротив, все ли живущее заботится
о принятии мер против действий той самой силы, которая дала ему жизнь, - вот
вопрос, остающийся без ответа. Мы решительно не знаем, сохраняется ли вид
вопреки опасным намерениям высшей воли, независимо от них или исключительно
благодаря им.
Мы можем лишь утверждать, что если данный вид торжествует, то на это, по-
видимому, было соизволение природы. Но кто скажет нам, сколько других,
неизвестных нам видов, пали жертвами рассеянности или беспокойной деятельности
природы? Более того, мы можем лишь свидетельствовать об изумительных, подчас
враждебных одна другой, формах того чудесного явления, которое называется
жизнью. Она появляется то среди полной бессознательности, то в известных
формах сознания, и в то же время она животворит все остальное и является
источником наших мыслей, которые ее же подвергают суду нашего слабого голоса,
пытающегося о ней говорить.
ЧАСТЬ V. БРАЧНЫЙ ПОЛЕТ
I
Посмотрим теперь на способ, которым совершается оплодотворение пчелы-
царицы. Мы вновь увидим здесь необычайные меры, которые принимает природа с
целью благоприятствовать браку вылетевших из различных ульев самцов и самок.
Ничто, кажется, не побуждало природу предписать тот странный способ его
совершения, подробности которого мы увидим ниже. Это явилось результатом как бы
каприза или первоначального промаха природы, для исправления которого она
пускает в ход все свои наиболее чудесные силы.
Если бы природа употребила для упрочения жизни, уменьшения страданий,
облегчения смерти и устранения роковых случайностей только половину того гения,
который обнаружила она в явлениях перекрестного оплодотворения и некоторых
других ее капризах, то, вероятно, вселенная представлялась бы нам менее
загадочной, менее непроницаемой и менее безжалостной. Но не в том, что могло бы
быть, а в том, что есть, надлежит разбираться нашему сознанию, и в этом
состоит для нас интерес ко всему сущему.
Вокруг царицы-девственницы волнуются сотни живущих с ней в одном и том же
улье самцов. Они постоянно упоены медом, и единственный смысл их
существования состоит в совершении один раз в жизни акта любви. Но, невзирая на такое
беспрестанное соприкосновение между собою разнополых существ одной и той же
породы, т.е. на обстоятельство, при наличности которого повсеместно были бы
опрокинуты все препятствия для удовлетворения страсти, в улье никогда не
происходит брачного акта, и все опыты с оплодотворением находящейся не на воле
царицы остались без результата. Самцы, окружающие царицу в улье, игнорируют
ее пол до тех пор, пока она живет среди них. Не догадываясь, что они только
что покинули самку, спали с нею на одних сотах, прикасались, может быть, к
ней при стремительном вылете из улья, самцы отправляются искать ее в синеве
пространства, в самых уединенных частях небосклона. Можно подумать, что
удивительные глаза самцов, покрывающие, подобно сияющему шлему, всю их голову,
узнают самку и возгораются к ней страстью только тогда, когда она парит среди
лазури. Каждый день между одиннадцатью и тремя часами дня, т.е. в пору, когда
свет сияет во всем его блеске и, в особенности, в тот момент, когда полдень
взмахивает своими голубыми крыльями до самых границ небосклона и тем еще
больше раскаляет солнечный зной, - целая ватага разукрашенных самцов
устремляется из ульев на поиски супруги.

Эта супруга более царственна и труднее достижима, чем самые недоступные
принцессы легенд, ибо в момент ее появления к ней слетаются поклонники из
двадцати-тридцати соседних пчельников, составляя тем ее кортеж в десять и
более тысяч кавалеров.
И среди этого десятка тысяч претендентов всего лишь один явится избранником
царицы, но и то какой ценой! Единственный, продолжающийся одно мгновение,
поцелуи обвенчает избранника одновременно со счастьем и со смертью... Все же
остальные самцы тщетно будут летать вокруг обнявшейся пары и вскоре погибнут,
не узревши больше величественного и в то же время фатального видения.
II
Я не преувеличиваю этой удивительной и безрассудной расточительности
природы. В наилучших ульях находится обычно от четырех до пяти сотен трутней. В
более слабых или вырождающихся их насчитывают от четырех до пяти тысяч, ибо,
чем ближе улей клонится к упадку, тем больше он производит трутней. Можно
сказать, что из пчельника в десять ульев в описанный момент вылетает в
среднем до десяти тысяч самцов, из которых только десяти, максимум пятнадцати,
удается совершить тот единственный акт, для которого они рождены на свет.
В то же время трутни страшно истощают запасы улья, ибо каждый из этих
паразитов , умеющий работать только челюстями, требует для поддержания своего
праздного и разорительного существования неустанного труда, по меньшей мере,
пяти или шести работниц. Но природа всегда роскошничает, когда дело идет о
функциях и привилегиях любви. Она скупа только на инструменты и орудия труда.
Она относится особенно сурово к тому, что люди называют добродетелью, и,
наоборот, расточает в изобилии свои дары и милости самым, казалось бы,
несимпатичным любовникам. Она везде твердит одно и то же: «Соединяйтесь,
размножайтесь, нет иного закона, нет иной цели в жизни, кроме любви», но, прибавляет
тут же вполголоса: «А что с вами дальше будет, смотрите сами, меня это более
не касается». Ищите, желайте другого, но в природе вы найдете только такую,
столь резко отличающуюся от нашей, нравственность. Обратите внимание также на
скупость и несправедливость, с одной стороны, и безумную роскошь - с другой,
которые обнаруживает природа в рассматриваемом нами маленьком мире.
Со дня рождения и до самой смерти добродетельная труженица-пчела должна
летать вдаль, в самые густые чащи, на поиски скрывающихся там цветов. Ей нужно
отыскивать укрытый среди нектарных лабиринтов и в самых потаенных проходах
пыльников медовый сок и цветень. А между тем ее зрительные и обонятельные
органы относятся к соответствующим органам трутней, как глаза больного к глазам
Здорового человека. Будь трутни почти совсем слепы, и напрочь лишены
обоняния, они ничего от этого не потеряли бы и едва бы даже заметили такие
недостатки . Им нечего делать, искать добычи не приходится. Им приносят уже готовую
пищу, и их существование среди мрака улья протекает в поглощении меда из
сотов . Но это агенты любви, и поэтому самые богатые и непроизводительные дары
бросаются щедрой рукой природы в бездну будущего. Одному из тысячи самцов
однажды в жизни придется столкнуться в лазоревых высотах с царственной девой.
Одному из тысячи удастся приблизиться на одно мгновение к самке, которая и не
пытается избегнуть его ласк. И этого довольно для того, чтобы пристрастная
сила природы с излишком осыпала трутней своими неслыханно роскошными дарами.
Каждого из этих проблематических любовников, из которых девятьсот девяносто
девять будут умерщвлены через несколько дней после рокового бракосочетания
тысячного, она наделила тринадцатью тысячами глаз с обеих сторон головы,
тогда как у работницы их всего шесть тысяч. Она снабдила их щупальцами, в
которых, по исчислению Чешайра, находится тридцать семь тысяч восемьсот
обонятельных полостей, тогда как у работниц таких полостей имеется не более пяти
тысяч. Вот пример той наблюдающейся почти повсеместно диспропорциональности,

с которой природа распределяет свои дары между носителями любви и
представителями труда. Она осыпает щедротами того, кто предназначен ею среди
наслаждения давать импульс жизни, и относится весьма равнодушно к терпеливо влачащим
в трудах свое существование. Если бы кто вздумал нарисовать истинный портрет
природы на основании указанных здесь ее свойств, то у него получилось бы
нечто необычайное, не имеющее ничего общего с нашим идеалом, но проистекающее,
тем не менее, из того же источника. Но человек не ведает слишком многого,
чтобы взяться за изображение портрета природы. Ему пришлось бы на огромном
черном фоне набросать всего два-три неуверенных штриха.
III
Очень немногие, я думаю, проникли в тайну брака царицы-пчелы,
совершающегося в беспредельных сферах ослепительно сияющего неба. Гораздо легче
проследить за неуверенным вылетом из улья невесты и за возвращением оставившей за
собою труп возлюбленного новобрачной.
Невзирая на овладеваемое ею нетерпение, царица сама выбирает день и час
отлета, ожидая в тени летка мгновения, когда чудное утро вольется в брачное
пространство из глубины лазуревых урн. Она любит вылетать из улья в тот
момент, когда роса еще не совсем сошла с листьев и цветов, когда последняя
свежесть угасающей утренней зари борется с наступающим жарким днем, подобно
тому, как обнаженная дева противостоит объятиям грубого воина, когда тишина
приближающегося дня еще нарушается то здесь, то там звуками, наполняющими
воздух при наступлении зари, а полуденный аромат роз смешивается с утренним
благоуханием фиалок. Тогда-то появляется она на пороге улья среди толпы либо
равнодушных, занимающихся своими делами, либо обуянных страхом за свою царицу
пчел-работниц. Такое отношение работниц находится в зависимости от того,
остаются ли в улье у царицы сестры, могущие в случае надобности ее заменить,
или нет. Она вылетает из улья с головой, обращенной назад, возвращается два
или три раза к летку и лишь после того, как хорошо запомнит внешний вид и
точное местоположение своего, до того дня ни разу не виденного ею извне,
царства, поднимается стрелою прямо к лазоревому зениту. Тут достигает она тех
лучезарных высей, которых остальные пчелы не видят в течение всей своей
жизни. Но вот где-то далеко нежащиеся на цветах самцы почуяли особо
притягательный для них аромат, который все приближается, и распространяется по всем
соседним пчельникам. Немедленно собираются целые толпы трутней и стремительно
кидаются в ясное море света, берега которого отодвигаются все дальше и
дальше. А она, царица, упоенная полетом, покорная чудесному закону ее вида,
который независимо от нее избирает ей возлюбленного и требует, чтобы ею овладел в
уединении эфира лишь самый сильный, - она летит все выше и выше; голубой
воздух утра врывается впервые в ее дыхательные пути и клокочет, будто небесная
кровь, в многочисленных трубочках, соединяющихся с двумя занимающими заднюю
половину ее тела пустыми мешочками. Она летит вверх. Ей нужно достичь той
пустынной области, куда не залетают даже птицы, которые могли бы нарушить
таинство. Она несется все выше и выше. Ее свита редеет, уменьшается.
Слабые, немощные, старые, голодные, налетевшие из обедневших и
вырождающихся пчельников, отказываются от преследования и исчезают в пространстве. Среди
опалового моря упорствует в своей цели лишь небольшая кучка неутомимых
храбрецов . Царица делает последнее усилие лететь дальше в одиночестве, но
избранник высшей непостижимой силы ее догоняет, схватывает, и ускоренная двойным
порывом восходящая спираль их совместного полета кружится одно мгновение от
импульса, враждебного чарам любви.
IV
Большинство живых существ смутно чувствует, что лишь нечто крайне непроч-

ное, нечто вроде тонкой прозрачной перепонки отделяет область смерти от
области любви и что глубокий закон природы требует смерти всякого живого
существа именно в момент зарождения им новой жизни. По всей вероятности, этот
наследственный страх и придает такое серьезное значение любви. Но в описываемом
случае реализуется во всей своей первобытной простоте именно то роковое
явление , воспоминание о котором носится и до сих пор над поцелуем человека. Как
только оканчивается брачный акт, брюшко самца полураскрывается, масса его
внутренностей остается при самке, а сам он с опущенными крылышками, лишенным
внутренностей брюшком, как бы пораженный брачным блаженством, стремительно
падает в бездну.
Та самая идея, во имя которой при партеногенезе будущность улья приносится
в жертву чрезмерному размножению самцов, имеет место и при брачном полете;
только здесь во имя будущности улья приносится в жертву самец.
Это явление поражает нас беспрестанно, и чем глубже в него вникаешь, тем
менее оно становится понятным. Дарвин, например, который изучал его с
наибольшим усердием и методичностью, почти сам того не сознавая, теряется на
каждом шагу; неожиданные и не укладывающиеся в теорию явления сбивают его с
толку. Если вы желаете присутствовать при благородном и оскорбительном, в
одно и то же время, зрелище борьбы человеческого гения с бесконечной мощью
природы, то следите за Дарвином в его попытках раскрыть странные, окутанные
непроницаемой тайной и не укладывающиеся ни в какие формулы законы плодовитости
и бесплодия гибридов или законы изменчивости родовых и видовых признаков.
Едва успевает он сформулировать какой-нибудь принцип, как его начинают
осаждать бесчисленные исключения, и счастлив принцип, если он успеет, занявши
место где-либо в уголке, сохранить собственное существование под видом
«исключения» .
В явлениях гибридизма, уклонениях вида от определенного типа, в проявлениях
инстинкта, в борьбе за существование, в естественном отборе, в геологической
последовательности живых существ, их географическом распределении и взаимном
сродстве - везде и всюду замечается следующее: в одном и том же случае, в
одно и то же время природа отличается и мелочностью, и неглижерством, и
скупостью, и расточительностью, и невнимательностью, и предусмотрительностью, и
непостоянством, и непреклонностью, и единством, и бесконечным разнообразием,
и ничтожностью, и величием. Когда пред ней расстилается неизмеримое
девственное поле для производства простых вещей, она наполняет его мелкими ошибками,
незначительными и противоречивыми законами, трудно разрешимыми проблемами,
которые бродят среди бытия, как слепые стада. Разумеется, это верно лишь по
отношению к нашему субъективному зрению, отражающему реальность лишь
приблизительным образом, на деле же ничто не позволяет думать, чтобы, действуя
таким образом, природа теряла из виду свои намерения и их отдаленные
последствия. Во всяком случае, природа в чрезвычайно редких случаях позволяет себе
идти по неверному пути или входить в опасные области. У нее всегда в запасе
две силы, располагая которыми она исправляет ошибки. Эти две силы - жизнь и
смерть. Когда какое-либо явление переходит известные пределы, оно дает знак
жизни или смерти, и, являясь на ее зов, они устанавливают порядок, и
прокладывают путь для новых явлений с полным индифферентизмом. Действия природы
ускользают от нас во все стороны. Она отрицает большинство наших законов,
уничтожает все наши масштабы. С одной стороны, она ниже нашей мысли, с другой -
она возвышается над нею, как какая-то громада. Нам кажется, будто она
ошибается на каждом шагу, как в первых стадиях развития всего сущего, так и в
последних областях творения, под чем я разумею мир человека. Здесь она
санкционирует инстинкты темной толпы, бессознательную несправедливость массы,
дефекты разума и добродетели, а отнюдь не возвышенную мораль, руководящую великим
стремлением сохранения вида. А между тем эта мораль, видимо, ниже той, кото-

рую может постигнуть и пожелать человеческий дух, присоединяющий к мутной
реке такой морали свой более чистый приток.
Виноват ли, однако, разум в том, что он задает себе вопрос такого рода; не
должен ли он искать все истины, а стало быть, и истины моральные, скорее в
этом хаосе, чем в себе самом, где они являются относительно яснее и
определеннее?
Здесь дело идет не об отрицании смысла и достоинства идеала разума,
освященного деяниями стольких мудрецов и героев, а о том, чтобы решить вопрос: не
создан ли этот идеал слишком независимо от того огромного большинства людей,
положительные, хотя и растворенные в массах, качества которого он должен
представлять? Человек имел до сих пор основание бояться, как бы попытка
согласования его морали с моралью природы не уничтожила того, что ему казалось
chef d'oeuvre'oM самой природы; но теперь, когда он узнал природу немного
лучше и когда ее ответы на некоторые вопросы обнаружили, хотя и не вполне
ясно, такую неожиданную для него полноту, показали ему такую закономерность и
интеллект, о которых он не смел и мечтать, замыкаясь в самом себе, - он стал
менее боязливым; он уже не чувствует так властно ему повелевавшей прежней
нужды укрываться от природы под сень собственного разума и собственной
добродетели. Он рассуждает так: все то, что возвышенно, не может научить его ничему
низменному, и он думает: не пришла ли пора для основательной проверки его
собственных принципов, убеждений и грез?
Повторяю, дело вовсе не в том, чтобы отвергнуть человеческий идеал.
Напротив, даже то, что сначала отвлекает его от идеала, научает его снова
возвратиться к нему. Природа не могла бы давать плохих советов уму, который
отказывается принять какую бы то ни было истину за абсолютную и достойную великого
плана, предназначенного им для осуществления, если истина эта не будет, по
меньшей мере, столь же возвышенна, как субъективные о том же предмете
пожелания. Ничто не изменяет своего места в его жизни, иначе как для того, чтобы
идти дальше вместе с ним; и долго будет он говорить, что движется вперед,
когда на деле он только приближается к своим старым понятиям о благе. Но в
области мысли все изменяется с гораздо большей легкостью. Тут человек в своем
пристрастном созерцании вещей опускается безнаказанно до обожания наравне с
добродетелью самых ужасных и самых безнравственных в мире противоречий, ибо
он предвидит, что целым рядом низин он дойдет до искомой им горы. Это
созерцание и это обожание не мешают ему в поисках истины даже тогда, когда эти
поиски приводят его в области, диаметрально противоположные тому, к чему он
расположен, - основывать свое поведение на самых человечески прекрасных
истинах и держать себя в этом временном состоянии на самой высокой ступени. Все
то, что усиливает благо и добродетель, входит непосредственно в его жизнь.
Все то, что уменьшает эти качества, находится в состоянии бездейственном,
подобно тем нерастворимым солям, которые изменяют свои свойства лишь при
специальных условиях. Человек может принять умом истину низменную, но для того,
чтобы начать действовать, согласно этой истине, он прождет, может быть, целые
века, если это понадобится, до того времени, пока не решит вопроса, какое
отношение имеет данная истина к истинам бесконечным и в чем ее шансы объять и
превзойти все остальные.
Словом, человек отделяет нравственный миропорядок от миропорядка
интеллектуального и в области первого допускает изменения лишь в сторону более
великого и более прекрасного. Если это разделение двух миропорядков достойно
порицания , то в том лишь, часто имеющем место в жизни, случае, когда во имя его
действуют хуже, чем можно было бы действовать по указаниям одной мысли, но не
наоборот. Видеть дурные для себя последствия и все-таки действовать по
указаниям морали, ставить нравственную оценку своего поведения выше оценки
логической, - дело всегда разумное и благодетельное, так как человеческий опыт за-

ставляет нас с каждым днем убеждаться все более и более, что самые гениальные
мысли еще долго будут находиться ниже уровня той таинственной истины, которой
мы алчем.
Впрочем, если бы все прошлое представление о природе оказалось неверным, то
и тогда оставался бы человеку простой и естественный резон не покидать
человеческого идеала. Чем более придает он значения таким законам, которые, по-
видимому, выставляют перед ним эгоизм, несправедливость и жестокость в
качестве образцов для подражания, тем рельефнее в то же время выступают пред его
глазами другие законы, указывающие на необходимость для него великодушия,
справедливости и сострадания. И это потому, что в тот момент, когда он
начинает отделять более точно качества, принадлежащие природе, от качеств,
принадлежащих ему лично, он тотчас же видит, что последние так же естественны и
так же глубоко внедрены в нем, как и первые.
V
Возвратимся, однако, к трагическому браку царицы. В рассматриваемом нами
примере природа требует, в интересах перекрестного оплодотворения, чтобы союз
самца и самки мог произойти только под открытым небом. Но намерения природы
переплетаются между собою наподобие сети, и самые важные ее законы
сталкиваются ежеминутно с другими законами, изменяющимися, в свою очередь, под
влиянием первых.
Обставивши царицу при ее небесном путешествии бесчисленными опасностями в
виде холодных ветров, бурь и покорных непреложным законам дождей,
возможностями головокружения, встречи с враждебными ей птицами и насекомыми, -
природа должна была позаботиться, чтобы брачный акт продолжался как можно более
короткое время. И действительно, этот акт страшно короток вследствие
моментальной смерти самца. Одного преткновения достаточно, а все остальное
совершится уже в недрах супруги.
Из далекой синевы небес возвращается царица к своему улью, влача за собою,
подобно знамени, развевающиеся внутренности своего возлюбленного. Некоторые
пчеловоды утверждают, что работницы выражают большую радость при виде царицы,
возвратившейся из путешествия с такими свидетельствами надежд на будущее.
Бюхнер, равно как и некоторые другие натуралисты, описывает эту картину более
подробно, но что касается меня, то, наблюдая сцену возвращения царицы из ее
брачного путешествия много раз, я не замечал среди работниц никакого
необычайного волнения; исключения составляют те случаи, когда дело шло о вылете
молодой, стоящей во главе роя царицы, являющейся единственной надеждой
недавно основанной и еще не населенной обители. Тогда все пчелы действительно
бывают крайне возбуждены и летят стремительно навстречу царице. Обычно же,
несмотря на то, что опасность для роя с отлетом царицы бывает весьма
значительна, работницы как будто забывают о ее существовании.
У них все прекрасно предусмотрено до того момента, когда они допускают
убийство цариц-соперниц, но тут их инстинкт им изменяет; в их осторожности
появляется как бы некоторый изъян. Поэтому, в общем-то, они относятся к
вопросу о браке царицы довольно равнодушно. Они обращают головки в сторону
возвратившейся из путешествия царицы, замечают, быть может, стоившие жизни самцу
признаки совершившегося оплодотворения, но, не исполненные окончательного
доверия, они не обнаруживают той радости, которую готово видеть здесь ваше
воображение. Положительные и не увлекающиеся, они, вероятно, прежде чем
ликовать , ждут других доказательств того, что оплодотворение совершилось.
Совершенно неправильно мерить логической меркой человека и доводить ее до
крайности чувства этих столь отличающихся от нас маленьких существ. Наблюдая
жизнь пчел и других существ, носящих в себе искру нашего интеллекта, мы очень
редко достигаем тех результатов, о которых говорится в книжках. Слишком много

обстоятельств по-прежнему остается для этого непроницаемыми. Зачем изображать
эти существа более совершенными, нежели они есть на самом деле, говоря то,
чего в действительности нет? Если исследователь жизни этих существ считает,
что они станут интереснее от большого сходства с нами, то он этим лишь
доказывает отсутствие в нем истинно научного духа исследования.
Целью исследователя должно быть желание не поразить, а понять то, что пред
ним происходит; с этой точки зрения все недочеты интеллекта, и в особенности
психических процессов, отличающие их от процессов, происходящих в нас самих,
явления не менее интересные, чем обнаружение в них элемента чудесного.
Впрочем, не все пчелы одинаково безучастны к совершившемуся факту брака
царицы. Когда, задыхаясь, возвращается она к порогу улья, то вокруг нее
образуется несколько групп работниц, которые и сопровождают свою повелительницу под
свод родного крова, куда солнце, этот герой всех торжеств пчел, изливает лишь
робкие лучи и обливает светом и тенью восковые стенки сотов с их медовыми
драпировками. Да и сама новобрачная волнуется не более, чем ее подданные. В
узком мозгу практичной и жестокой царицы совсем нет места для разнообразных
душевных движений. Она озабочена лишь тем, чтобы отделаться поскорее от
оставленного ее супругом сувенира, мешающего ей свободно передвигаться по улью.
Она усаживается на порожке и тщательно вырывает ненужные части. В этот же
момент работницы подхватывают их и забрасывают далеко от улья. Дело в том, что
супруг царицы отдал ей все, что имел, и даже больше, чем ей было нужно. Она
сохраняет в своем сперматеке только семенную жидкость, в которой плавают
тысячи зародышей; эти-то зародыши будут появляться один за одним, до самой
смерти царицы, в момент выхождения яиц, и тут-то совершается во мраке ее тела
то таинственное соединение мужского и женского элемента, от которого
происходят работницы. Путем странного уклонения от общего правила, здесь самка дает
плоду начало мужское, а самец - женское. Спустя два дня после оплодотворения
царица кладет свои первые яички, и с этой минуты она становится предметом
самого заботливого ухода со стороны ее подданных. Тут-то, владея двойным полом,
заключая в себе неистощимый запас мужского начала, царица начинает вести
предназначенную ей жизнь: она не покидает более улья и не видит более света,
за единственно возможным исключением - вылетом роя. Ее плодородие
прекращается лишь незадолго до ее смерти.
VI
Вот чудесная свадьба, одна из самых фееричных, какие только можно
вообразить: облитая лазурью и полная трагизма, увлеченная порывом страсти за
пределы мысли о сохранении жизни, она является в одно и то же время молниеносной и
вечной, единой и блестящей, сокрытой от взоров и бесконечной. Вот
поразительная степень экстаза, где смерть показывается посреди яснейшей и прекраснейшей
обстановки, какая только может существовать в нашем мире; среди
беспредельного девственного пространства и упоительной прозрачности неба запечатлевает
она миг счастья, очищает среди безоблачного сияния дня этот миг от того
несколько вульгарного элемента, который всегда примешивается к любви,
увековечивает поцелуй, и, довольствуясь на этот раз небольшой данью, берет на себя с
почти материнской нежностью заботу соединения воедино, в одном и том же теле,
на долгое будущее, двух маленьких хрупких жизней.
Действительная истина лишена этой поэзии, зато она имеет другую, более
трудную для нашего понимания теперь, но которую, быть может, мы поймем и
полюбим позже. Природа не утруждала себя созданием для этих двух, как бы сказал
Паскаль, «сокращенных атомов», великолепной свадьбы или идеальной минуты
любви . Она имела в виду, как мы уже говорили, только усовершенствование вида. И
для этой-то цели половой орган самца создан ею таким образом, что
функционировать он может только в беспредельной выси пространства. Раздутие дыхатель-

ных путей, достижимое только при долгом полете, является предварительным
условием возможности полового отправления для самца. Наполненные воздухом
пузыри отталкивают тогда назад нижнюю часть брюшка и тем открывают для самца
возможность полового акта. В этом и состоит весь физиологический секрет свадьбы
пчелы, - секрет довольно-таки вульгарный для одних, почти досадный для
других, ибо он лишает поэзии изумительную картину полета влюбленных и
восхитительного путешествия их во время этой великолепной свадьбы.
VII
«А мы, - вопрошает поэт, - должны ли мы будем всегда находить поэзию лишь
по ту сторону истины?»
Да, всегда, везде и всюду будем находить мы поэзию не по ту сторону истины,
ибо это невозможно, так как мы не знаем, где именно она обретается, а по
сторону тех ничтожных повседневных истин, которые мелькают перед нами. Если,
благодаря какой бы то ни было причине, - будь то случай, воспоминание,
иллюзия, страсть, это все равно, - какой-либо предмет покажется нам лучше, чем он
кажется другим, то да будет для нас всего дороже именно эта причина. Может
быть, мы ошибаемся; так что же? Ошибка не мешает тому, чтобы тот момент, в
который данный предмет казался нам наипрекраснейшим, и был тем самым
моментом, когда мы были наиболее способны оценить его истинное достоинство.
Красота, которой мы его наделяем, научает нас распознавать его действительную
красоту и величие, открыть которые нелегко, ибо они находятся в определенных
отношениях к законам и общим, вечным силам природы. Порожденное, быть может и
иллюзией, восхищение не пропадет даром и рано или поздно приведет к истине.
Благодаря словам, чувствам и сердечному жару, развитым древними фальшивыми
идеалами, собирает человечество ныне истины, которые, быть может, не родились
бы совсем или не нашли бы благоприятной среды для своего роста, если бы эти
священные иллюзии не приучили нас к себе, не разогрели нашего сердца, не
приготовили нашего разума для восприятия истин. Счастлив тот, кто не нуждается в
иллюзиях, чтобы видеть и без них все величие Зрелища? Других же только
иллюзия и научает видеть, любоваться и радоваться. И как бы высоко они ни
взглянули , они никогда не взглянут слишком высоко. По мере приближения к истине
она поднимается все выше и выше; чем больше ею восхищаешься, тем ближе к ней
приближаешься. И как бы высоко они ни воспарили духом, их упоение никогда не
встретит пустоты, не очутится выше вечной и непознаваемой истины, остающейся
везде и всюду, подобно бездейственной красоте.
VIII
Означает ли это, что мы срослись с ложью, с поэзией произвольной и
нереальной и что, за неимением лучшего, мы можем чувствовать упоение только в
фальсифицированной истине? Означает ли это, что в рассматриваемом нами примере, -
незначительном самом по себе, но являющемся представителем тысячи подобных и
показателем нашего отношения к разным порядкам истин, - означает ли это, что
в данном примере мы должны были закрывать глаза на физиологическое объяснение
явления, дабы не утратить восторга пред картиною брачного полета пчел,
который, - каковы бы ни были его причины, - представляет собой одно из наиболее
лирических выражений бескорыстной, непреоборимой и подчиняющей себе все
сущее, силы, именуемой любовью? Нет, это было бы слишком по-ребячески, слишком
невозможно при наличности тех прекрасных привычек, которые ныне усвоили все
мыслящие умы. Данное явление имеет своей причиной особое устройство половых
органов трутня. Мы должны принять это объяснение, ибо оно неоспоримо. Но если
мы удовольствуемся одним лишь этим объяснением; если мы не увидим здесь
ничего, кроме физиологического акта; если мы выведем отсюда заключение, что
всякая мысль, парящая много выше прозаического объяснения явлений, не отвечает

истине, и что истина находится всегда в том или ином факте материального
свойства; если мы не постараемся поискать объяснения явления в гипотезах
гораздо более широких, чем те, рухнуть которые заставляет физиологическое
объяснение явлений, в загадочной тайне, например, перекрестного оплодотворения,
в вечности жизни и вида, в плане природы; если мы не сделаем всего этого, не
постараемся вывести из исследованных фактов заключения о вечной красоте и
величии, покоящихся в непознаваемом, - то я почти готов взять на себя смелость
утверждать, что при всех наших физиологических познаниях мы будем дальше от
истины, нежели те, кто видит, закрывши глаза на все остальное, в чудесных
свадьбах пчел одну лишь их поэтическую сторону.
IX
«У нас нет еще истины, - сказал мне как-то один великий современный
физиолог, гуляя со мной по полю, - у нас нет еще истины, но у нас есть три подобия
истины. Каждый делает свой выбор или, лучше сказать, подчиняется этому
выбору. Выбор, которому он подчиняется или которого бессознательно
придерживается, и определяет собою форму и направление всего, проникающего в его
сознание . Встреченный нами друг, приближающаяся к нам с улыбкой на устах женщина,
раскрывающая наше сердце любовь и замыкающая его печаль и смерть,
сентябрьское небо, роскошный, пышный сад, в котором мы находим, как в «Psyche» Корне-
ля, покоящиеся на золотых подпорках зеленые колыбельки, пасущееся стадо и
спящего пастуха, деревенские дома и расстилающееся за лесами море, - все это
изменяется, увеличивается или уменьшается, украшается или искажается раньше,
чем быть воспринятым нами по ничтожному сигналу, подаваемому нашим выбором. В
этом мы должны уметь разбираться. Находясь на склоне жизни, проведенной в
поисках частичных истин и физических причин явлений, я начинаю теперь ценить не
отклонение от этих причин, нет, но нечто им предшествующее и, в особенности,
их несколько превосходящее».
Мы достигли вершины плато в местности Caux в Нормандии, которое не только
так же роскошно, как английский парк, но еще прекраснее его по своей
естественности и беспредельности. Это одно из тех редких местечек на земном шаре,
где сельский простор проявляется во всей своей здоровой и чистой свежести.
Еще немного к северу - и стране грозит бесплодие, немного к югу - ее жжет и
истощает жаркое солнце. В конце спускающейся до самого берега моря равнины
крестьяне ставили скирду сена. «Посмотрите, - сказал мне старик, - как хороши
они отсюда. Они воздвигают ту простую, но столь важную в этом мире вещь,
которая больше всего остального имеет право быть названной счастливым и
неизменным памятником возрождающейся человеческой жизни. Это - скирда сена.
Возгласы крестьян кажутся издали в вечернем воздухе песнями без слов, вторящими
благородной песне листьев, колышущихся над вашими головами. Небо над ними
столь чудно, что можно подумать, будто какие-то добрые духи с огненными
пальмовыми ветвями в руках сгребли весь свет в скирде, дабы светить подольше над
работой тружеников. И кажется, будто след от этих пальмовых ветвей остался до
сих пор в небе. Взгляните на скромную церковь среди куполообразных лип на
мягком газоне кладбища, возвышающуюся над ними и как бы охраняющую их. Они
гармонично воздвигают свой памятник жизни над памятниками своих покойников,
которые делали то же и не являются для своих родственников несуществующими.
Возьмите весь ансамбль картины: в ней нет тех особенных характерных черт,
которые мы находим в Англии, Провансе и Голландии. Эта картина огромна, но она
слишком банальна для символизирования естественной и счастливой жизни.
Посмотрите, каким ритмическим становится существование человека в его
движениях, направленных к одной лишь пользе. Взгляните на крестьянина, ведущего
лошадь, на весь корпус того, кто подает вилами снопы, на женщин, склонившихся
над нивой, на играющих детей... Для увеличения красот природы они не сдвинули

с места ни одного камня, ни одной горсти земли, не сделали лишнего шага, не
посадили лишнего дерева, не посеяли лишнего цветочка. Все, что мы здесь
видим, является косвенным результатом единственной цели: стремления человека
отвоевать у природы мгновением пролетающую жизнь. Однако же те из нас,
которые задавались исключительно целью представить себе и создать картину мира,
глубоких дум и красоту природы, не нашли ничего более совершенного, чем этот
вид. И они изображают его всегда, когда хотят дать нам представление о
красоте и счастье. Вот вам первое подобие того, что некоторые называют истиной.
Подойдем поближе! Слышите ли вы звуки песни, которая так мелодично вторит
шепоту листьев этих огромных деревьев? Сама песня состоит из самых грубых
слов и выражений. Всякий взрыв смеха вызван здесь какой-нибудь
непристойностью мужчины или женщины или злой насмешкой в адрес слабых: горбуна,
изнемогающего под своей непосильной ношей калеки, которого они же сшибли с ног, или
идиота - вечной мишени для издевательства. Я наблюдаю этих людей уже в
течение многих лет. Мы - в Нормандии, где почва так плодородна, что не требует
больших трудов. У этой скирды собрались люди более зажиточные, чем остальные
крестьяне, с образами которых мы ассоциируем подобную картину. В результате
большинство мужчин и женщин здесь алкоголики. Другой яд, называть который я
не нахожу здесь уместным, еще более разъедает их организмы. Этому яду и
алкоголизму обязаны своим видом дети, которых вы видите. Вот карлик, вот
золотушный, вот кривоногий, вот ребенок с заячьей губой, а вот, наконец, и
гидроцефал. Здесь мужчины, женщины, старые и молодые имеют все свойственные
крестьянству пороки. Они жестоки, лицемерны, лживы, жадны, злоязычны, завистливы,
склонны к недозволенному барышничеству, к кривотолкам и к грубой лести пред
сильнейшим. Нужда их объединяет и принуждает к взаимопомощи, но сокровенное
желание у всех одно и то же: вредить друг другу в той степени, в какой только
это возможно, не навлекая на себя опасности. Несчастие ближнего составляет
единственную искреннюю радость деревни. Случись несчастие с одним из них, это
надолго будет излюбленной темой для разговора у других. Всякий следит за
каждым шагом другого и завидует ему, презирает и ненавидит его. Если они бедны,
то они ненавидят своих хозяев за их жестокость и скупость глубокой и скрытой
ненавистью; но если у них, в свою очередь, есть свои слуги, они пользуются
примером своих хозяев и превосходят их в жестокости и алчности.
Я мог бы дать вам подробное представление низости, обмана,
несправедливости, тирании, которые скрываются за этой поэтической картиной мирного труда.
Не воображайте, что вид этого чудного неба, этого моря, расстилающегося
позади церкви и сливающегося с другим небом, еще более далеким, покрывающим
земной шар, как огромное зеркало сознания и мудрости, - даже не думайте, чтобы
все это возвышало и развивало их кругозор. Они на все это даже не смотрят.
Ничто не трогает их, ничто не руководит ими, кроме трех или четырех мелких
чувств: это страх перед голодом, силой, рутиной и законом; в смертный же час
ими овладевает страх перед ужасами ада. Чтобы видеть, каковы они, надо их
рассматривать поодиночке. Посмотрите на этого великана, обладающего таким
добродушным лицом и так ловко подбрасывающего снопы. Прошлым летом его
товарищи в пьяной ссоре сломали ему правую руку. Повреждение было опасное и
сложное, но я его вылечил. Долго пришлось мне с ним возиться. Я помогал ему
деньгами до тех пор, пока он не был в состоянии снова приняться за работу. Он
приходил ко мне каждый день. А потом он стал рассказывать, что застал меня в
объятиях сестры моей жены и что мать моя пьет запоем. Он не зол и не желает
мне зла, напротив, посмотрите, какою искреннею улыбкою освещается его лицо
при виде меня. И заметьте, к злословию его побуждала не классовая ненависть:
крестьянин не может ненавидеть богатого - он слишком почитает богатство. Но я
думаю, что это произошло оттого, что мой наивный крестьянин не мог
постигнуть, отчего я вожусь с ним без всякой для себя выгоды. Он подозревал, что

тут была какая-то скрытая цель, и не хотел быть моей жертвою. И не он один
делает так; и до него это делалось как бедняком, так и богачом, да еще
похуже . Ему и в голову не приходила мысль, что он лжет, распространяя эти ложные
слухи; он просто повиновался какому-то смутно сознаваемому закону,
повелевавшему его нравственностью. Он бессознательно и как бы против воли подчинялся
всемогущему приказанию, общему чувству недоброжелательства. Но к чему
накладывать последние штрихи на картину, хорошо знакомую всем, прожившим в деревне
несколько лет. Вот второе подобие того, что некоторые называют истиной. Это -
истина необходимой прозы жизни. Без сомнения, она основана на самых точных
фактах, на фактах, единственно доступных наблюдению и проверке человека».
X
«Сядем на снопы, - продолжал он, - и поглядим еще. Не будем умышленно
устранять фактов, даже самых маленьких, из которых соткана действительность.
Пусть они сами собой исчезают в пространстве. Они стоят высокой стеной пред
нами и заслоняют все от наших взоров; тем не менее, мы знаем, что за ними
стоит огромная и чрезвычайно интересная сила, которая поддерживает целое. И
разве она только поддерживает, а не возвышает его? Наблюдаемые нами здесь
люди уже не совсем те дикие звери, о которых говорит Лабрюйер: «Они обладают
как бы членораздельною речью, удаляются на ночь в свои логовища, питаются
черным хлебом, водою и кореньями...»
Вы скажете мне, что эта порода не так сильна и крепка, - верю. Алкоголь и
другие бичи составляют препятствия, которые человечеству надлежит преодолеть;
может быть, это - испытания, из которых некоторые из наших органов, например,
наша нервная система, могут извлечь пользу, ибо мы постоянно видим, что из
преодолеваемых жизнью бед она извлекает благо. К тому же какое-нибудь
пустячное открытие может нейтрализовать эти беды. Но это обстоятельство не должно
заставить нас ограничивать наш кругозор. Эти люди уже мыслят и чувствуют,
тогда как те, о которых рассказывает Лабрюйер, не были еще к тому способны».
«Но тогда, - пробормотал я, - я предпочту простое и находящееся в совершенно
первобытном виде животное отвратительному полуживотному». - «Вы говорите так
на основании первого подобия истины, - истины поэтов; но не будем смешивать
его с тем подобием истины, о котором у нас теперь идет речь. Мысли и чувства
наших крестьян, если угодно, мелки и низменны, но мелкое и низменное все же
лучше, чем ничего. У них в обращении лишь такие мысли, которые могут им
повредить и содействовать окутывающей их тьме, но это часто происходит в
природе. Ее дары, прежде всего, идут во зло, ими ухудшается то, что она, по-
видимому, хотела улучшить. Но, в конечном счете, из всего этого зла
получается известная доля добра. Впрочем, я вовсе не стремлюсь доказать существование
прогресса, который в зависимости от той точки зрения, с которой мы будем его
рассматривать, может показаться либо огромным, либо крайне ничтожным. Сделать
положение человека менее зависимым, менее тягостным - проблема громадная,
быть может, самая идеальная наша цель; но, оторвавшись на минуту от
материальных последствий, которые являются результатом степени просвещенности
людей, мы увидим, что расстояние между тем, кто идет во главе прогресса, и тем,
кто слепо тащится позади, весьма незначительно. Среди этих деревенских
парней, в голове которых бродят теперь лишь одни бесформенные идеи, встречаются
и такие, которые носят в себе возможность достигнуть через короткое время той
степени сознания, на которой стоим мы с вами. Часто поражаешься
незначительности расстояния, отделяющего так называемое полное невежество этих людей от
так называемой высшей степени нашего сознания».
К тому же, из чего состоит наше сознание, которым мы так гордимся? Из
гораздо большего количества мрака, чем света, гораздо более благоприобретенного
невежества, чем знания, из гораздо большей массы таких вещей, познать которые

мы должны отказаться, чем из таких, которые мы уже познали. Тем не менее, в
сознании заключается все наше достоинство, наше истинное величие, и,
вероятно , оно составляет самый поразительный феномен в мире. Оно позволяет нам
смотреть в глаза неведомому принципу и говорить ему: «Я тебя не знаю, но что-
то, во мне находящееся, уже начинает тебя постигать. Ты, может быть, меня
уничтожишь, но если ты это сделаешь не с целью создать из моих останков нечто
лучшее, чем я, то ты окажешься хуже меня, и молчание, последующее после
смерти расы, к которой я принадлежу, докажет тебе, что ты осужден. Если же для
тебя безразличен справедливый суд, то чего стоит твоя тайна? Мы и стараться
не будем проникнуть в нее, ибо она безумна и позорна. Ты сотворил случайно
существо, для сознательного создания которого у тебя не было надлежащих
качеств. Его счастье, что так же случайно тебе удалось подавить его раньше, чем
оно успело познать всю глубину твоей бессознательности, и двойное счастье,
что он не пережил всей бесконечной серии твоих чудовищных опытов. Этому
существу нечего делать в том мире, где его интеллекту не отвечает интеллект
вечный, где его стремление к лучшему не может привести ни к какому реальному
благу.
Еще раз повторяю: нет необходимости в прогрессе для очарования нас
представляющимся зрелищем. Достаточно уже одной энигмы, ибо эта энигма сама по
себе огромна и светит таким же загадочным светом в этих крестьянах, как и в
нас самих. Она проявляется всюду, как только следуешь за жизнью вплоть до ее
всемогущего принципа. Название этого принципа мы изменяем из века в век. Были
и такие века, которые давали принципу жизни наименования точные и
утешительные , но потом признали и эту точность, и эту утешительность иллюзорными. Но
как бы его ни называли: Богом, Провидением, Природой, Случаем, Жизнью,
Судьбою, - тайна остается по-прежнему тайной; опыт тысячелетий научил нас лишь
придавать принципу жизни наименование более растяжимое, более нам близкое,
более гибкое, более отвечающее нашим упованиям и более покрывающее
неожиданности. Я говорю о названии, которое он носит ныне, и вот почему принцип жизни
никогда не казался более великим, чем теперь. Вот вам одна из форм третьего
подобия истины; эта форма истины и есть последняя истина».
ЧАСТЬ VI. ИСТРЕБЛЕНИЕ САМЦОВ
I
Если небо остается ясным, а погода теплой, если цветы по-прежнему изобилуют
цветочной пылью и нектаром, то пчелы-работницы после оплодотворения царицы,
как бы по снисхождению или по забывчивости, а может быть, просто в силу
чрезмерной предусмотрительности, еще терпят в течение некоторого времени
тягостное и разорительное пребывание самцов. Последние же ведут себя в улье так,
как вели себя некогда искатели руки Пенелопы в доме Улисса. Эти почетные
любовники, расточительные и бесцеремонные, ведут самый праздный образ жизни,
бражничая и пируя. Сытые толстые трутни загораживают аллеи и проходы, мешая
работам пчел. Они толкаются, и их толкают. Это какие-то ошеломленные
существа, напыщенные незлобным презрением ко всему, но зато, в свою очередь,
презираемые другими сознательно и за дело. Они не ведают накопляющегося против них
ожесточения и той участи, которая их ожидает. Они выбирают себе на ночь самые
теплые уголки в своем улье и, проснувшись, лениво отправляются опустошать
открытые для них медовые ячейки, выбирая при том самые душистые и пачкая своими
экскрементами соты. Терпеливые сборщицы глядят в будущее, а теперь молча
прибирают за самцами. Трутней можно видеть на пороге улья в жаркий июльский или
августовский день, между двенадцатью и тремя часами, когда вся природа
утопает в сладкой неге. Голова их украшена блестящим шлемом, состоящим из двух ог-

ромных черных жемчужин; на шлеме развеваются два длинных султана; рыжеватая
бархатная куртка, орден «Золотого руна» и прозрачный плащ дополняют костюм.
Они производят страшный шум и смятение, сбивают часовых с их постов,
опрокидывают вентиляторш, сваливают с ног работниц, возвращающихся домой и
изнемогающих под тяжестью своих скромных нош. Их поступь важная, экстравагантная,
нетерпимая, - поступь спешащих исполнить какое-нибудь недоступное пониманию
простых смертных дело божеств.
Один за другим эти непобедимые в своем самодовольстве фигуры выползают из
улья, спокойно рассаживаются поблизости на цветах и погружаются в сон,
который продолжается до тех пор, пока их не разбудит вечерняя свежесть. Тогда
они, все той же царской поступью, с той же печатью высшего назначения,
возвращаются в улей; войдя туда, они спешат к чуланам, погружают в медовые чаны
свои головы по шею, раздуваются до того, что становятся похожими на амфоры,
и, восстановивши свои силы, тяжелой походкой отправляются снова на сладкий
покой, в котором и пребывают беззаботно до тех пор, пока снова не наступит
время кушать.
II
Однако ж терпение пчел истощается гораздо скорее, чем терпение людское. В
одно прекрасное утро давно ожидаемый приказ разносится по всему улью, и
мирные работницы превращаются в грозных судей и палачей. Кто отдает приказ -
неизвестно, но исходит он внезапно из холодного и рассудочного негодования
работниц; согласно же гению единодушия в республике, приказ приводится в
исполнение немедленно после его произнесения. Часть населения прекращает сбор
меда, чтобы посвятить этот день делу правосудия. Толстые бездельники, висящие
гроздями на медовых стенках улья, беспечно спят, но целая армия разгневанных
дев грубо пробуждает их от сна. Доверчивые, ничего не подозревающие самцы
просыпаются, не веря своим глазам; их удивление едва пробивается сквозь их
лень, как луч луны сквозь воды болота. Им кажется, что они сделались жертвами
какой-нибудь ошибки, озираются кругом в недоумении, и доминирующая
потребность всего их существования, проникая в их тупые мозги, толкает их к медовым
чанам за утешением. Но уже кончились для них сладкие майские дни, прошло
время душистого липового цвета, нет больше постоянных ароматов шалфея,
богородской травы, клевера и майорана. Вместо прежнего свободного доступа к
гостеприимным кладовым, равнодушно открывавшим перед ними двери к сладким и
обильным запасам, они теперь встречают перед собою колющий лес из отравленных жал.
Изменилась счастливая для них атмосфера обители. Вместо приятного аромата
меда теперь распространился какой-то едкий запах яда, капельки которого
сверкают на концах жал и свидетельствуют о повсюду разлитой по отношению к трутням
ненависти и мщении. И раньше, чем самцы успевают сообразить, что произошел
неслыханный переворот в их роскошной жизни, нарушение всех счастливых для них
законов обители, на каждого из перепуганных паразитов набрасываются по
несколько слуг правосудия; они стараются подрезать трутням крылья, перепилить
ножку, соединяющую их брюшко с грудью, отрезать трепещущие щупальца, вырвать
лапки и найти щель между кольцами его лат, чтобы вонзить туда свой меч.
Огромные, невооруженные, лишенные жала существа и не помышляют о сопротивлении;
они стараются ускользнуть от врагов или подставить спину сыплющимся на них
ударам; опрокинутые же на спину, они неуклюже отшвыривают в разные стороны
своих неумолимых, неотвязно приставших к ним врагов, или, кружась, тащат за
собою в диком вихре всю толпу врагов, пока не истощаются их последние силы.
Через очень короткое время они приходят в такое жалкое состояние, что будь на
месте пчел люди, то немедленно заговорила бы о пощаде всегда тесно
уживающаяся в нашем сердце рядом со справедливостью жалость - но в сердце черствых,
признающих только глубокий, сухой закон природы, работниц нет места ни для

жалости, ни для пощады. Крылья несчастных уже изорваны, их лапки вырваны,
щупальца уничтожены, и их великолепные черные глаза, зеркало пышных цветов,
отражавшие синеву лазури и невинную гордость лета, теперь заволакиваются
страданием и отражают одну лишь горечь и отчаяние смерти. Одни погибают тут же от
своих ран, и их тела немедленно относятся двумя-тремя палачами на отдаленные
кладбища; другим, раненным не столь тяжело, удается забиться массою в какой-
нибудь угол, но тогда беспощадная стража блокирует их там, пока они не
погибнут с голоду. Многие успевают добраться до выхода и исчезнуть в пространстве,
увлекая за собой своих противников; но к вечеру, томимые голодом и холодом,
они возвращаются назад и толпятся, умоляя о крове, у входа в улей; однако и
на этот раз они встречаются с неумолимой стражей. На следующий день работницы
первым делом убирают с порога улья трупы бесполезных великанов, и память о
праздном племени исчезает из обители до следующей весны.
III
Нередко случается, что избиение происходит в один и тот же день во многих
ульях пчельника. Сигнал к избиению подают наиболее богатые и наилучше
организованные ульи. Несколько дней спустя следуют их примеру и менее
благоденствующие республики. Только самые бедные и слабые поселения, у которых царица
слишком стара и почти бесплодна, сохраняют самцов в надежде на оплодотворение
ими могущей еще родиться новой царицы до наступления зимы. Это неизбежно
заканчивается катастрофой. Все племя - царица, трутни и работницы, - составляет
тогда одну тесно сцепившуюся голодную массу, которая и погибает во тьме улья
еще до выпадения первого снега.
После истребления самцов в более населенных и более благополучных ульях
снова начинается работа, хотя былое усердие постепенно ослабевает, ибо
нектара в цветах становится все меньше и меньше. Время великих торжеств и кровавых
драм уже прошло. Славный улей жарких июльских дней, это общество, состоящее
из мириад живых душ, этот благородный монстр, вечно бодрствующий и
вскормленный одними лишь цветами и росой, постепенно засыпает, и его теплое,
испускающее нежный аромат дыхание замедляется и застывает. Однако по-прежнему
продолжается для пополнения запасов сбор осеннего меда, который и складывается в
кладовые; последние резервуары запечатываются затем безукоризненно белой
восковой печатью. Постройка прекращается; число рождений уменьшается, число же
смертей увеличивается; ночи удлиняются; дни сокращаются. Дожди и суровые
ветры, утренние туманы и козни слишком быстро наступающего мрака уничтожают
сотни и сотни работниц. Все маленькое население улья, которому солнце так же
необходимо, как и кузнечикам Аттики, начинает чувствовать грозное нашествие
холодной зимы.
Человек еще раньше успел взять свою часть сбора. Каждый хороший улей дал
ему от восьмидесяти до ста литров меда; есть исключительные ульи, которые
дают иногда до двухсот литров: они представляют собой как бы огромное
пространство света, в котором растворились целые поля цветов, посещенных пчелами по
тысяче раз в день. Теперь человеку остается бросить последний взгляд на
цепенеющие колонии. У более богатых он отбирает ненужные им сокровища с тем,
чтобы раздать их несправедливо обойденным счастьем труженикам. Он закрывает для
сохранения теплоты их жилища, полупритворяет дверцы, уносит лишние рамы и
предоставляет пчел их длинной зимней спячке. Они собираются в центре улья в
кучу, съеживаются и цепляются за соты, откуда в студеную зимнюю пору будет
сочиться к ним претворенная субстанция лета. Окруженная своей гвардией царица
располагается посредине. Первый ряд работниц цепляется за запечатанные
ячейки, второй помещается над ним, прикрываясь, в свою очередь, третьим, и так
далее до последнего ряда, который и образует собственно покров. Когда к
пчелам верхнего ряда начинает подкрадываться холод, они врезаются в массу, а ос-

тальные поочередно их замещают. Повисшая в пространстве гроздь похожа на
рыжеватый теплый шар, окруженный медовыми стенками. Этот шар по мере того, как
соседние ячейки пустеют, то поднимается выше, то спускается, то приближается,
то удаляется от них незримым образом; в противоположность тому, как
обыкновенно думают, зимняя жизнь пчел не останавливается, а лишь замедляется12.
Посредством согласного помахивания крыльев этих маленьких переживших летний
зной сестер, то ускоренного, то замедленного, сообразно с изменяющейся
внешней погодой, здесь поддерживается ровная температура весеннего дня. Эта
таинственная весна изливается теперь из дивного меда, который сам есть не что
иное, как луч претворенного раньше солнечного тепла, возвращающийся к своему
первоначальному виду. Он циркулирует здесь подобно благодетельной крови.
Уцепившиеся за полные ячейки пчелы передают его своим соседкам, а те, в свою
очередь, передают его дальше. Таким образом, передвигается он все дальше и
дальше, пока не достигнет пределов массы. Единая мысль и единая судьба
связывают здесь в нераздельное целое тысячи сердец. Исходящий из меда луч заменяет
солнце и цветы до того момента, пока его старший брат, посланный уже
действительным солнцем наступающей весны, не проникнет в улей своим первым теплым
взглядом и пока распустившиеся снова фиалки и анемоны не начнут будить
работниц; им скажут тут, что лазурь снова заняла в мире подобающее ей место и что
непрерывный круг, соединяющий жизнь со смертью, обернулся вокруг самого себя
еще раз и снова ожил.
Пчелы на зимовке.
ЧАСТЬ VII. ПРОГРЕСС РОДА
I
Мы уже попрощались с оцепеневшим в тишине зимы ульем, но, прежде чем
попрощаться с вами, я хочу опровергнуть одно возражение, выдвигаемое нередко
лицами, перед которыми раскрывают удивительное государственное устройство и
индустрию пчел. «Да, - бормочут они про себя, - все это удивительно, но страшно
неподвижно. Вот, протекли уже тысячелетия с тех пор, как пчелы живут и
управляются замечательными законами, но, несмотря на протекшие века, законы эти
В течение Зимы, продолжающейся у нас около шести месяцев (с октября до начала апреля),
хороший улей потребляет обычно от двадцати до тридцати литров меда.

остались все те же. В течение целых тысячелетий пчелы строят свои
поразительные соты, к которым ничего нельзя прибавить или убавить и в которых
соединились в равной степени совершенства науки химика, геометра, архитектора и
инженера; однако ж эти соты совершенно схожи с найденными в саркофагах и
изображенными на камнях и египетских папирусах. Укажите нам хотя бы на один
факт, который свидетельствовал бы о малейшем прогрессе в жизни пчел:
познакомьте нас хотя бы с малейшим нововведением или приведите пример изменения
ими их вековой рутины хоть на одну йоту, - тогда мы согласимся и признаем за
пчелами не только превосходный интеллект, но и интеллект, приближающийся с
полным основанием к интеллекту человеческому; тогда и мы будем надеяться, что
их ожидает участь гораздо выше той, которая предназначена бессознательной и
подчиненной материи».
Так рассуждают не только профаны; заслуженные энтомологи, вроде Кирби и
Спенса, употребляли тот же способ рассуждения для отрицания какого бы то ни
было интеллекта у пчел; они признают за ними лишь свойство, заключенное в
узкие рамки инстинкта, хотя и поразительного, но все же неподвижного. «Если вы
покажете нам хоть один случай, где под давлением обстоятельств пчелам пришла
бы в голову мысль заменить, например, воск и пчелиную смазку глиною или
известью, тогда мы согласимся, что они способны мыслить».
Этот способ рассуждения, который Романее называет «the question begging
argument* и который можно было бы назвать еще «ненасытимым аргументом», очень
опасен и, примененный к человеку, завел бы нас слишком далеко. Вникнув в него
хорошенько, мы видим, что он исходит из того «простого здравого смысла»,
который часто приводит к большой беде и, опираясь на который, возражали
Галилею: «Земля не вертится, ибо мы видим, как движется солнце по небосклону, как
оно восходит каждое утро и как заходит по вечерам; ничто не может быть
убедительнее очевидности». Здравый смысл в глубине нашего разума нужен безусловно,
но лишь тогда, когда высшая бдительность руководит им и напоминает ему
вовремя о его бесконечном несовершенстве; если же это условие отсутствует, то
здравый смысл является лишь рутиной слабых сторон нашего интеллекта. Однако ж
на это возражение Кирби и Спенса пчелы сами дали ответ. Едва это возражение
было сформулировано, как другой естествоиспытатель, Андрю Найт, сделав
замазку из воска и скипидара для обмазывания больных деревьев, заметил, что пчелы
совершенно перестали собирать пчелиную смазку и начали употреблять
неизвестное им дотоле вещество; заметив, что его много около их жилища, пчелы
испробовали его и, оценив его свойства, пустили его в дело.
Наконец, половина искусства и науки пчеловодного дела в том и заключается,
чтобы дать пищу духу инициативы пчелы и открыть пред ее интеллектом
возможность делать настоящие открытия и изобретения. Так, когда на цветах бывает
мало цветеня, то в целях содействия выкармливанию личинок и нимф, поглощающих
его неимоверное количество, пчеловод рассыпает невдалеке от улья муку. А ведь
в своем первобытном состоянии, в дебрях своих родных лесов или в долинах
Азии, где, по всей вероятности, они появились впервые на свет Божий еще в
третичный период нашей Земли, этого-то вещества пчелам видеть не приходилось.
Тем не менее, если суметь «прикормить» нескольких пчел, заставив их сесть на
рассыпанную муку, то они начинают ее ощупывать и пробовать; убедившись, что
ее свойства близко напоминают свойства цветеня, они возвращаются назад в улей
и сообщают о своей находке. Вскоре сборщицы слетаются массами к неожиданному
и непостижимому запасу пищи, которая в их наследственном воспоминании должна
быть нераздельной с цветочной чашечкой, одаривавшей в течение многих веков
своих гостей богатым и обильным угощением.
II
Не прошло и ста лет с тех пор, как работы Губера положили начало серьезному

изучению жизни пчел и открытию первых важных истин, давших возможность с
успехом наблюдать за этими существами, и истекло чуть более пятидесяти лет с
той поры как, благодаря изобретению подвижных рам Дзиерзона и Лангетрота,
стало возможно рациональное и практическое пчеловодство, улей перестал быть
непроницаемым замком, где все происходившее в нем оставалось для нас тайной и
куда мы могли проникнуть только после того, как смерть налагала на него свою
печать. Наконец, не прошло и пятидесяти лет, как усовершенствования
микроскопа и лаборатории энтомолога дали возможность точно раскрыть строение главных
органов работницы, царицы и трутня, бывших до сих пор для всех тайною.
Удивительно ли после этого, что наше знание столь же неудовлетворительно, как и
наш опыт? Жизнь пчел исчисляется тысячелетиями, между тем как наши наблюдения
над ними не превышают каких-нибудь пятидесяти-шестидесяти лет. Даже если бы и
было доказано, что в улье не произошло никаких перемен с тех пор, как мы
проникли в него, то все же можем ли мы заключить из этого с полным основанием,
что в нем ничего не изменялось и до этого времени? Разве мы не знаем, что в
эволюции вида век значит так же мало, как капля дождя в пучине реки, и что
над жизнью универсальной материи тысячелетия проносятся так же быстро, как
годы над историей какого-нибудь народа.
III
Однако нет оснований предполагать, что ничто не изменилось в обычаях и
нравах пчел; наоборот, если их рассматривать без предвзятой мысли и, не выходя
из узкой сферы, освещенной нашим опытом, мы увидим очень резкие изменения. А
сколько еще таких изменений, которые ускользнули от нашего взора! Если бы
существо, приблизительно в полтораста раз выше нас и около семи тысяч раз
тяжелее нас (это отношения нашего роста и веса к росту и весу скромной сборщицы
меда), не понимающее нашего языка и одаренное чувствами, совершенно отличными
от наших, вздумало бы проводить наблюдения над нами, то, пожалуй, оно
составило бы себе представления о многих интересных материальных превращениях,
имевших место за последние две трети нашего столетия, но никоим образом не
смогло бы разобраться в нашей нравственной, социальной, религиозной,
политической и экономической эволюции.
Самая вероятная из всех научных гипотез дает нам возможность поставить нашу
домашнюю пчелу в связь с огромным семейством Apiens, из которого происходят,
по всей вероятности, ее предки и которое охватывает собой всех диких пчел13.
Мы столкнемся тогда с физиологическими, социальными, экономическими,
индустриальными и архитектурными переменами в еще большей степени, чем при
эволюции человеческого рода; но пока будем держаться только нашей домашней пчелы в
строгом смысле слова. Среди них насчитывают около шестнадцати довольно резко
очерченных видов. В сущности, говорим ли мы об Apis dorsata, самой крупной из
всех известных нам пчел, или об Apis florea, самой маленькой из них, - это
всегда одно и то же насекомое, но подвергшееся большим или меньшим
изменениям, в зависимости от климата и обстоятельств, в которых ему пришлось жить.
Все эти виды отличаются друг от друга не более, чем англичанин отличается от
Вот положение, Занимаемое домашней пчелой в научной классификации:
Класс насекомое
Порядок перепончатокрылые
Семейство Apidae
Род Apis
Вид Mellifica (медоноска) .
Слово «Mellifica» принадлежит к классификации Линнея. Нельзя сказать, что оно было одним из
наиболее удачных, ибо все Apidae, кроме некоторых паразитарных видов, медоносны. Скополи
употребляет выражение «Cerifica», Реомюр - «Domestica», Жоффруа - «Gregaria». Итальянская
пчела «Apis ligustica» является всего лишь разновидностью «Mellifica».

испанца или японец - от европейца. Ограничиваясь, таким образом, этими
предварительными замечаниями, мы будем говорить лишь о том, что можем видеть в
данное время собственными глазами без содействия каких бы то ни было веских и
правдоподобных гипотез. Мы не станем останавливаться на всех тех фактах,
которые можно было бы привести в подтверждение нашей мысли. Из всех этих фактов
мы перечислим вкратце лишь самые выдающиеся.
IV
Прежде всего, укажем на самое важное и самое радикальное изменение, которое
стоило бы людям прямо-таки неимоверных трудов, - это внешняя защита общества.
Пчелы не живут уже, как мы, в городах, находящихся под открытым небом и
подвергающихся всем случайностям погоды. Их города защищены со всех сторон
непроницаемым покровом. Однако ж в естественном состоянии, под прекрасным небом
их далекой родины было иначе; следовательно, если бы пчелы слушались только
своего инстинкта, они и теперь строили бы свои соты под открытым небом. В
Индии Apis dorsata не ищет настойчиво дуплистых деревьев и пещер в скалах для
своих гнезд; рой ютится в пазу ветвей; сот удлиняется; царица кладет яйца;
запасы пищи увеличиваются, - все это происходит беспрепятственно, не имея
иной защиты от непогоды, кроме тел самих пчел. Не раз наблюдались случаи,
когда наша северная пчела, введенная в заблуждение слишком теплым летом и
руководимая только инстинктом, тоже начинала строить свои соты на просторе под
сенью какого-нибудь куста14.
Эта, по-видимому, врожденная привычка жить на просторе влечет за собою
гибельные последствия для пчел даже в Индии.
Масса сил отвлекается от работы исключительно на поддержание необходимой
температуры вокруг пчел, занятых восковыми постройками и выведением
потомства; в результате Apis dorsata никогда не успевает построить больше одного
сота, тогда как малейшая защита дает ей возможность построить их четыре-пять и
более, и этим самым увеличивает как количество населения колонии, так и его
благосостояние. И действительно, мы видим, что теперь все виды пчел, - как
холодных, так и умеренных поясов - почти полностью оставили эту привычку.
Очевидно, закон естественного отбора санкционировал сознательную инициативу
пчелы, сохраняя от суровой зимы лишь самые сильные и благоустроенные ульи;
то, что было раньше явлением, идущим вразрез с инстинктом, делалось мало-
помалу инстинктивной привычкой. Отказываясь от лучезарного и радостного
солнечного света, ради темноты дупла и пещеры, пчелы, безусловно, следовали
внушениям разумной, основанной на наблюдениях, опытах и рассуждениях мысли. В
целом можно сказать, что использование закрытых помещений пчелами было для
них не менее важным изобретением, чем изобретение огня для человеческого
рода.
V
Кроме этого серьезного изобретения, - которое, оставаясь старым и
наследственным, является не менее жизненным и ныне, - мы находим целый ряд менее
важных, бесконечно разнообразных, указывающих на то, что экономика и даже
политический строй улья не остаются чем-то постоянным, неизменным. Мы недавно
говорили о сметливости пчел при замене ими цветочной пыли мукой и пчелиной
смазки искусственным цементом. Мы видели также, с каким искусством они уст-
Это явление часто наблюдалось среди вторичных и третичных роев, менее опытных и менее
осторожных , чем перваки. Во главе такого роя, состоящего в основном из очень молодых пчел, у
которых врожденный инстинкт, ввиду их незнакомства с капризами нашего сурового северного
климата, играет главную роль, - стоит легкомысленная царица-дева. Впрочем, ни один из этих
роев не может устоять против осенней непогоды, и они, в свою очередь, становятся жертвами
медленных и мрачных экспериментов природы.

раивают по своему вкусу случайное жилье, подчас совсем не соответствующее их
потребностям, куда их загнали обстоятельства, и с какой поразительной
ловкостью и проворством они пускают в дело куски искусственных восковых сот.
Использование пчелами этого удачного, хотя не вполне еще совершенного,
изобретения человека является поистине чудесным. Они как бы поняли человека с
полуслова . Представьте себе, что с незапамятных времен мы строили бы свои города
не из камня, извести и кирпича, но из вещества, находящегося внутри нас самих
и с трудом выделяемого особыми, предназначенными для того органами.
Представьте, что в один прекрасный день незнакомый великан переносит нас в какой-
то сказочный город. Мы узнаем, что вещество, из которого построен город, - то
же самое, что выделяли мы из собственного тела, но что все остальное
представляется нам сплошным хаосом, в котором сама логика становится не логичной,
а как бы ограниченной и искаженной. Мы совершенно растерялись бы в такой
обстановке. Город создан по нашему плану; мы находим там все, к чему привыкли,
но в перетасованном и сдавленном какою-то предвечной силой, остановившей
развитие и помешавшей росту города, виде.
Дома, которые должны были бы иметь четыре-пять метров вышины, представляют
собой лишь небольшие возвышения, которые можно закрыть двумя руками. Тысячи
стен отмечены знаками, указывающими одновременно на их контур и на вещество,
из которого они построены. Но надо еще поправить серьезные неправильности,
засыпать пропасти, привести все в гармоническое сочетание и укрепить шаткие
места. Дело неожиданное, трудное и опасное. Начало ему было положено
верховным разумом, который сумел предвидеть большинство наших желаний, но именно по
причине своей скромности создал все лишь в грубом виде. Теперь речь идет о
том, чтобы разобраться во всем нам предоставленном, извлечь пользу из самых
неважных намерений сверхъестественного благодетеля и построить за несколько
дней то, на что обыкновенно убиваются годы, отказаться от органических своих
привычек и перевернуть вверх дном всю систему работ. Конечно, человеку не
пришлось бы слишком напрягать свое внимание, дабы разрешить представившиеся
проблемы и не потерять ничего от подобного вмешательства в его жизнь
чудесного провидения. Такова, приблизительно, картина того, что происходит в
современном пчелином улье15.
VI
Как я уже сказал, политический строй пчел, по всей вероятности,
подвергается изменению, хотя этот вопрос остается самым невыясненным, ибо его крайне
трудно проверить. Я не буду останавливаться на разнообразных нюансах их
обращения с царицами, на законах роения, которые у каждого отдельного роя
различны и, по-видимому, передаются от одного поколения другому и т.п. Но рядом с
этими не вполне еще выясненными фактами существуют и другие, точные,
определенные и постоянные. Они доказывают, что не все роды домашней пчелы дошли до
одинаковой степени политического развития; у некоторых из них общественный
разум развивается, так сказать, ощупью и как бы ищет нового разрешения
политической проблемы. Сирийская пчела, например, выводит обычно около ста
двадцати цариц, а часто и того больше, тогда как наша Apis mellifica выведет их
не более десяти-двенадцати. Чешайр рассказывает об одном, впрочем, вовсе не
исключительном улье, где нашли двадцать одну царицу умерщвленной и девяносто
живых на свободе. В этом факте усматривается пример странной социальной
эволюции, которую было бы интересно исследовать поглубже. Добавим, что в выведе-
15 Так как мы в последний раз касаемся вопроса о постройках пчел, то укажем мимоходом на одну
странную особенность Apis florea: стенки некоторых ячеек для самцов имеют цилиндрическую
форму, вместо обычной шестигранной. Это наводит нас на мысль, что пчела еще колеблется в
выборе формы и пока не остановилась ни на каком решении относительно того, какая из них
предпочтительнее .

нии цариц кипрская пчела очень приближается к сирийской. Не возвращение ли
это, хотя и очень далекое, к олигархическому образу правления от
монархического или к сложному матриархату от простого? Близкие родственницы египетской
и итальянской пчел, пчелы сирийская и кипрская, были, по всей вероятности,
первыми из тех, кого удалось одомашнить человеку.
Наконец, существует еще одно наблюдение, которое доказывает нам с полною
очевидностью, что нравы пчел и предусмотрительная организация улья не
являются последствием лишь только врожденного, механически действовавшего во все
века и во всех странах импульса; руководящий маленькой республикой разум
умеет считаться со встречающимися на его пути новыми препятствиями, подчиняться
им или подчинять их себе точно так же, как он умел бороться с препятствиями
старыми. Перевезенная в Австралию или Калифорнию наша черная пчелка полностью
изменяет там свои привычки. После двух- или трехлетнего пребывания в этих
странах, убедившись, что лето там не прекращается, что цветы никогда не
отказывают им в радушном угощении, пчелы живут одним лишь настоящим и
ограничивают сбор меда и пыли до количества, необходимого для дневного потребления.
Здесь новый, основанный на разуме, опыт торжествует над унаследованными
привычками, и пчела не делает больше запасов на зиму16. Активность пчел в этом
случае можно поддержать только постепенным отбиранием у них плодов их трудов.
VII
Таковы факты, которые мы можем наблюдать собственными глазами. Необходимо
согласиться, что некоторые из них своей точностью и очевидностью в состоянии
поколебать мнение тех, кто полагает, что, за исключением разума человечества
в его настоящем и будущем, всякий другой интеллект неподвижен и лишен
развития .
Но если допустить на одну минуту верность гипотезы трансформизма, то поле
нашего зрения расширяется, и величественный, хотя и сомнительный, свет падает
и на наши собственные судьбы. Для внимательного наблюдателя трудно не
заметить присутствия в природе воли, стремящейся возвысить некоторую часть
материи до более утонченного и, может быть, лучшего состояния, напитать мало-
помалу эту материю таинственной субстанцией, называемой сначала жизнью, потом
инстинктом, а еще позже - разумом. Для какой-то неведомой нами цели воля эта
стремится упрочить жизнь, организовать ее, облегчить существование всему
живому. Утверждать это с полной уверенностью нельзя; однако существует масса
фактов, заставляющих думать, что если бы существовала какая-нибудь
возможность подвергнуть исчислению количество трансформированной таким образом
материи с самого начала жизни на Земле, то мы увидели бы, что количество это
непрестанно возрастает.
Повторяю: высказанная мысль не имеет веских оснований, но она является
единственной, проливающей хоть какой-нибудь свет на ту силу, которая
руководит нашей жизнью. Но даже этого уже много для нашего мира, где наша первая
обязанность - доверие к жизни, даже тогда, когда мы не можем открыть в ней
никакой ободряющей нас ясности; это должно продолжаться до тех пор, пока не
будет доказано противное.
Я знаю все то, что можно возразить против теории трансформизма. Ее
многочисленные доказательства и веские аргументы не приводят, строго говоря, к
полному убеждению в ее истинности. Не нужно никогда вверяться без оглядки
текущим истинам эпохи.
16 Аналогичный факт отмечен Бюхнером. Он доказывает, что приспособление к обстоятельствам
осуществляется не веками, не бессознательно и фатально, а вполне разумно и в
непосредственной Зависимости от обстоятельств. В Барбадосе, где расположено множество сахарных Заводов и
где сахар поэтому имеется в изобилии в течение всего года, пчелы и вовсе перестают посещать
цветы.

Быть может, через сто лет многие места проникнутых этой идеей современных
нам книг покажутся устаревшими, как кажутся нам устаревшими сочинения
философов XVIII века, исходившие из мысли о слишком совершенном и не существующем в
действительности человеке, или произведения XVII века, смягчавшего идею
грубого и мелкого божества католической традиции, искаженной обильным
количеством суетности и лжи.
Тем не менее, за невозможностью знать истину следует принимать гипотезу,
которая с того момента, как случаю угодно было произвести человека на свет,
проникает наиболее властным образом человеческое сознание.
Многое свидетельствует о том, что она ложна; но, пока верят в ее
истинность , - она полезна, ибо поддерживает бодрость духа и побуждает к новым
исследованиям. С первого взгляда может показаться, что было бы лучше вместо
всех этих замысловатых предположений объявить во всеуслышание глубокую истину
о нашем полном неведении. Но эта истина была бы полезна только в том случае,
если бы было доказано, что мы и впредь ничего не узнаем.
До того времени мы находились бы в состоянии такого застоя, который хуже
самых ложных иллюзий. Мы созданы таким образом, что, исходя из Заблуждений,
можем достигнуть наивысшего увлечения. В конце концов, и тем немногим, что мы
знаем, мы обязаны лишь гипотезам, всегда случайным, часто нелепым и по
большей части менее осмотрительным, чем гипотезы современные. Если даже они и
были безрассудны, то все же они поддержали дух исследования. Какое дело
проезжему путнику, зашедшему отдохнуть и погреться в гостиницу, до того, что
хозяин ее стар и слеп? Если он поддерживает огонь, то это все, что от него
требуется. И благо нам будет, если мы сумеем передать дальше не уменьшающееся, а
увеличивающееся пламя исследования; ничто не может так содействовать его
развитию , как гипотеза трансформизма: она заставляет нас отнестись с большей
строгостью и большей страстью ко всему существующему в мире, в его недрах, в
глубине морской и в шири небесной. Чем можем мы ее заменить и что ей
противопоставить? Не торжественное ли признание ученого невежества, познающего
самого себя, но обыкновенно бездеятельного, препятствующего развитию человеческой
любознательности, т.е. качества, еще более необходимого человеку, чем сама
мудрость, или гипотезу о постоянстве видов, либо о божественном сотворении
мира? Но эти гипотезы еще менее доказуемы, чем наша. Они устраняют навсегда
наиболее живые стороны проблемы и делают ее неразрешимой, ибо запрещают
вопрошать .
VIII
Роскошное апрельское утро. Среди возрождающихся на грядках под божественным
действием утренней росы роз и трепетных примул, окаймленных гирляндами из
белой ярутки, которую иначе называют икотной травой и серебряной корзинкой, я
снова вижу диких пчел, предков пчелы, подчинившейся нашей воле, и вспоминаю
уроки старого любителя пчел в Зеландии. Не раз он меня водил по своим
разноцветным ярким цветникам, разбитым и содержащимся по плану, относящемуся к
временам старого неистощимого голландского писателя в стихах и прозе, Катса.
Гряды имели форму то розеток, то гирлянд, то звезд, то подвесок и жирандолей,
расположенных вокруг куста боярышника или у подножия какого-нибудь фруктового
дерева, обстриженного наподобие шара, пирамиды или веретена, а красующиеся
вдоль краев аллеи буксы охраняли их, как овчарки стадо, от вторжения цветов.
Там-то и научился я распознавать имена и привычки этих независимых тружениц,
которыми так мало интересуются европейцы, принимая их либо за обыкновенных
Это произведение было напечатано в 1901 г, то есть прошло уже более ста лет, За это время
теория эволюции стала основополагающей. Эволюция - это движение, но насчет движущей силы
эволюции, по-прежнему много неясного. - Прим. ред.

мух, либо За злых ос, либо За глупых жесткокрылых. Между тем каждая из них
носит под двойной, характерной для нее в мире насекомых, парой крыльев целый
план жизни, орудия и идею судьбы, часто чудесной и отличающей ее от судьбы
других существ.
Сперва укажем на самых близких родичей наших домашних пчел. Начнем с
коренастых мохнатых шмелей, всегда огромных и покрытых, подобно первобытному
человеку, бесформенным военным плащом, опоясанным кольцами медного или красного
цвета. Это - полудикари: они без всякой пощады обращаются с цветочными
чашечками, разрывают лепестки и, подобно медведям, врывающимся в увешанные шелками
и жемчугом шатры византийских принцесс, грубо вламываются под атласные
покровы венчика. Рядом со шмелем находится далеко его превосходящий по размерам
Xylocope (древоточная пчела) - блестящее, переливающееся огненно-зеленым и
фиолетовым цветами существо. Это великан всего медоносного царства. За ним
следует несколько меньший его мрачный Chalicodome, или пчела-каменщица. Она
одета в черную мантию и строит из глины и гравия свои крепкие как камень
жилища. Далее следуют в беспорядке Dasypodae, Halictae, похожие на ос,
Andrenidae, часто становящиеся жертвами Stylops, удивительного паразита,
изменяющего до неузнаваемости вид избранной им жертвы, Panurgae - почти карлицы
- всегда обремененные тяжелыми ношами цветеня, Osmi, отличающиеся
разнообразной формой и знающие сотни промыслов. Одна из них, Osmia papaveris (осмия
маковая) , не ограничивается лишь собиранием с цветов необходимых ей яств и
питий, но выкраивает из лепестков мака огромные красные лоскутья, которыми и
устилает царственные покои своих дочерей. Упомянем еще об одной пчелке, самой
крошечной из всех, - это пылинка, носящаяся в воздухе на четырех
электрических крыльях. Называется она Maganchile centienculaire. Она вырезает из
розовых лепестков правильные полукруги с таким искусством, что можно подумать,
будто они сработаны резцом, и делает из них коробочку, составленную как бы из
множества крошечных, одинаковой величины, наперстков; каждый из них и
составляет колыбельку для ее личинки. Целой книги едва хватило бы для перечисления
разнообразных талантов и привычек пчел. Их жаждущая меду толпа колышется с
разнообразными целями над цветами, - этими прикованными к одному месту
невестами, ждущими вестника любви среди своих рассеянных посетителей.
IX
Насчитывают около четырех тысяч пятисот различных видов дикой пчелы. Само
собой разумеется, что мы не станем устраивать здесь их подробный обзор. Быть
может, в будущем появится серьезный, основанный на наблюдениях и опытах по
этому поводу, труд. Он не создан до настоящего времени, ибо на это требуется
не одна человеческая жизнь, но лишь такой труд пролил бы яркий свет на
историю эволюции пчелы. Насколько мне известно, за систематическое составление
такой истории пока что даже не принимались. Надо пожелать, чтобы такая книга
была написана, ибо ей предстоит коснуться многих не менее важных проблем, чем
проблема жизни человечества. Что касается нас, то, не утверждая ничего в
окончательной форме, - ибо мы входим в окутанную предрассудками область, - мы
ограничимся тем, что проследим среди перепончатокрылых тенденцию к разумному
существованию, к достижению большего благосостояния и большей обеспеченности;
мы также слегка коснемся выдающихся явлений этого рода, обнаруживающихся в
течение многотысячелетнего шествия рассматриваемых насекомых по пути к
прогрессу. Племя, о котором у нас идет речь, называется, как мы уже знаем,
Apiens18. Его основные черты так точно определены и так очевидны, что нельзя
Важно не смешивать эти три термина: Apiens, Apidae и Apitae, которые мы поочередно будем
употреблять; мы их Заимствовали из классификации Эмиля Бланшара. Племя Apiens охватывает все
семейства пчел. Apidae составляют первое из этих семейств и разделяются на три группы:

не прийти к заключению, что все его члены ведут свою родословную от одного и
того же предка.
Ученики Дарвина, в том числе и Герман Мюллер, считают полноправной
представительницей первой пчелы маленькую дикую пчелку, распространенную по всему
земному шару и называемую Prosopis.
Злосчастная Prosopis по отношению к обитательницам ульев занимает то же
положение, что и пещерный человек по отношению к счастливым жителям наших
городов . Возможно, вы не раз видели в запущенном углу вашего сада хлопочущую в
кустарниках пчелку, не обратив на нее внимания и не подозревая, что лицезрее-
те почтенную прародительницу, которой мы, вероятно, обязаны большинством
наших цветов и плодов (полагают, что более ста тысяч различных родов растений
погибло бы, если бы пчелы перестали их посещать), или, кто знает, может быть,
даже нашей цивилизацией, ибо все в природе связано друг с другом самыми
таинственными узами. Она красива и резва, - распространена более всего во
Франции, - одета в изящный черный костюм с белыми крапинками; но за этим
изяществом скрывается невероятная нищета - она живет впроголодь! Она почти гола,
тогда как все ее сестры снабжены пушистым и теплым руном. Она не обладает ни
одним из орудий труда. У нее нет ни корзиночек для собирания цветеня, как у
Apidae, ни бедренных кисточек, заменяющих Andrennes корзиночки, ни щеточек на
брюшке, как у Gastrilegidae. Ей приходится с большим трудом собирать пыль с
чашечек при помощи одних лишь лапок и проглатывать ее, чтобы отнести в свое
логовище. Кроме языка, рта и лапок, у нее нет других орудий, между тем ее
язык слишком короток, лапки слишком слабы, челюсти бессильны. Не будучи в
состоянии ни вырабатывать воск, ни прогрызать деревья, ни копать землю, она
строит неуклюжие галереи в мягкой сердцевине сухих корней, ставит туда
несколько грубо слепленных ячеек, снабжает их небольшим количеством пищи,
предназначенной для детей, которых ей никогда не придется увидеть, и, таким
образом, исполнив свою жалкую задачу, цель которой известна ей не более, чем нам,
она удаляется в какой-нибудь дальний угол, дабы умереть там так же одиноко,
как и прожила свой век.
X
Мы не будем останавливаться на тех многочисленных промежуточных видах, на
которых можно бы проследить за постепенным удлинением язычка для более
успешного черпания нектара из длинных венчиков цветов, первоначальным проявлением
и дальнейшим развитием аппарата для сбора цветеня, за ростом шерсти, кисточек
и щеточек на бедрах, пятках и брюшке; сделав это, мы увидели бы, как мало-
помалу укреплялись ножки и челюсти пчел, заметили бы образование полезных
выделений и убедились бы, что гений, руководящий постройкой жилищ, производит
во всех отношениях замечательные усовершенствования. Такая работа не
поместилась бы в целой книге; я же хочу посвятить этому вопросу лишь одну главу,
даже меньше, чем главу - одну страницу, которая покажет нам, как через все
робкие попытки воли жить и быть по возможности счастливее заметно зарождение,
развитие и упрочение социального интеллекта.
Мы видели уже несчастную Prosopis, безропотно переносящую свое одинокое
существование среди этого огромного и полного грозных сил мира. Многие из ее
сестер, принадлежащих к племенам, лучше вооруженным и более смышленым,
например, прекрасно одетая Collete или чудесная закройщица розовых листьев
Meganchile, живут в таком же полном одиночестве, и если к ним кто-либо и
пристанет, то уж непременно это или враг, или паразит. Мир пчелиный населен
фантомами более причудливыми, чем наш; многие виды пчел преследуются как бы та-
Meliponae, Apitae и Bcrbiti. Наконец, Apilae заключают в себе разные виды наших домашних
пчел.

инственными, инертными двойниками, чрезвычайно схожими с избранными ими
жертвами.
Они отличаются от своих жертв лишь тем, что благодаря продолжавшейся веками
бездеятельности утратили все орудия труда и живут исключительно за счет
трудолюбивой половины своего племени19.
Однако ж среди пчел, которым дано чересчур категоричное название Apides
solitaires, подобно пламени, удушаемому тяжелой материей, гасящей всякую
первоначальную жизнь, разгорается уже там и сям, в самых неожиданных
направлениях, социальный инстинкт; робкими и нерешительными шагами пробивается он
сквозь стоящую у него на дороге толщу.
Если все в этом мире состоит из материи, то как не поразиться проявлением
здесь самого имматериального движения материи. Здесь речь идет уже о том,
чтобы превратить эгоистическое, случайное и неполное существование в
братскую, более прочную и более счастливую жизнь. Суть дела состоит в том, чтобы
идеально соединить в духе то, что реально разъединено в теле, достигнуть
подчинения индивида роду до степени принесения себя в жертву, заменить осязаемое
неосязаемым. Стоит ли удивляться тому, что пчелы не могут реализовать сразу
такой вещи, которую разрешить не в состоянии даже мы с высоты своей
привилегированной точки зрения, рассыпающей лучи света во все углы сознания? Не
менее любопытно, а иногда даже трогательно, наблюдать трепетание новой идеи,
пробивающейся ощупью сквозь мрак, окутывающий все рождающееся на земле. Она
взрастает из материи, она еще вся материальна. Она состоит лишь из холода,
голода да трансформированного страха, еще не получившего выражения. Она
смутно соприкасается с большими опасностями, длинными ночами, приближающейся
зимой, этим подобием смерти.
XI
Мы уже знаем, что Xylocopae представляют собой сильных пчел, высверливающих
в сухих деревьях углубления для постройки своих гнезд. Они всегда живут
одиноко. Впрочем, к концу лета иногда случается встретить несколько особей из
рода Xylocopae cyanscens, собирающихся группами на ветви золотоцветника,
чтобы вместе провести зиму. Это запоздавшее братство является исключением у
Xylocopae, но у их очень близких родичей Ceratinae оно уже вошло в привычку.
Вот и исходный пункт идеи общежития. Но у Xylocopidae она не получила
дальнейшего развития и не переступила первой неясной линии любви.
У других Apiens эта пробивающаяся ощупью идея принимает другие формы.
Chalicodomae, живущие под крышами сараев пчелы-каменщицы, вырывающие себе
норы в земле Dasypodae и Halictae собираются для постройки гнезд в
многочисленные колонии. Однако ж это единение призрачно, ибо колонии состоят из
отдельных единиц, не имеющих между собой ничего общего, никакой связи. Каждый
индивид этого общества пребывает в страшном одиночестве: он строит свое жилище
без чьей бы то ни было помощи и не интересуясь делами своих соседей. «Это, -
говорит Перетц, - не более чем простое соединение индивидов с одинаковыми
вкусами и одинаковыми способностями; девиз «всяк за себя» господствует здесь
во всей своей силе; их кипучая работа напоминает рой исключительно
многочисленностью ее участниц и их усердием. Подобные общества являются единственно
следствием большого скопления одинаковых существ, обитающих в одном и том же
Примеры: Psithypi - паразиты шмелей, Stelidae - паразиты, живущие За счет Anthidia.
«Приходится допустить, - говорит вполне справедливо Перетц в своей книге «Пчелы», - относительно
повторяющейся идентичности паразита и его жертвы, что оба вида есть не что иное, как две
разновидности одного и того же типа и что они связаны между собой самым близким родством.
Для натуралистов, придерживающихся доктрины трансформизма, это родство является не только
идеальным, но и реальным. Паразит не более как отпрыск трудящегося рода, потерявший
вследствие паразитического образа жизни орудия труда».

месте».
Но у Panurgi, двоюродных сестер Dasypodae, уже пробивается слабый луч
света, обнаруживающий нарождение нового чувства. Они соединяются, подобно
предыдущим, в общества, и хотя каждая пчела роет свою норку собственными силами,
но зато вход и галерея, ведущие с поверхности земли в каждую отдельную келью,
уже общие. «Таким образом, - говорит Перетц, - во время работы над камерой
каждая пчела действует так, как будто она одинока, но галерея становится
общей собственностью. Все пользуются ею и освобождаются, таким образом, от
излишней затраты сил и времени, потребных на постройку для каждой камеры
отдельной галереи. Было бы интересно убедиться, производится ли эта
предварительная работа сообща и не существует ли здесь смен, чтобы пчелы могли
работать поочередно?»
Как бы там ни было, но здесь идея братства пробивает преграду, разделявшую
два мира. Тут уже не холод, голод и страх смерти дают толчок ослепленному и
не сознающему себя инстинкту, но внушение более широкой жизни. Хотя и на этот
раз развитие идеи останавливается и не идет дальше, но что за беда? Она этим
не смущается и ищет других путей. Когда она доходит до шмелей, то здесь
созревает , принимает иные формы и производит свои первые решительные чудеса.
XII
Шмели - эти огромные, пушистые, вечно жужжащие, страшные на вид, но по
сущности крайне безобидные пчелы - прежде всего одиночки. С первых же дней марта
перенесшая все невзгоды зимы оплодотворенная самка приступает к постройке
гнезда под землей или в кустах, сообразно привычкам того вида, к которому она
принадлежит. Пробуждающаяся весна застает ее в одиночестве. Она сравнивает,
копает и украшает избранное ею для устройства гнезда место; строит затем
довольно бесформенные восковые ячейки, наполняет их медом и цветочной пылью,
кладет яйца, ухаживает за личинками, и вскоре она уже окружена целой семьей
дочерей, помогающих ей во всех работах, как домашних, так и надворных.
Некоторые из молодых шмелей, в свою очередь, начинают класть яйца. Благосостояние
растет, постройки улучшаются, и колония увеличивается. Душой и, главное,
«матерью колонии» остается основательница; она пребывает во главе царства,
являющегося некоторым подобием царства нашей обыкновенной пчелы. Сходство,
однако, довольно грубое: благосостояние у шмелей всегда ограниченное; плохо
установленным законам мало кто повинуется; временами приключаются случаи
первобытного каннибализма и детоубийства; архитектура безобразна и непрактична; но
наибольшее различие между этими двумя обителями заключается в том, что одна
из них постоянна, а вторая лишь временна. Действительно, обитель шмелей
окончательно распадается осенью, ее три-четыре сотни жителей погибают, не оставив
после себя никакого следа, и все их усилия пропадают даром. Из всех из них
уцелеет одна-единственная самка, которая будущей весной, в таком же
одиночестве и такой же бедности, в какой в прошлом году строилась ее мать, начнет
снова ту же бесполезную работу. И на этот раз не заметно, чтобы идея братства
осознала свою силу.
У шмелей она не переступила определенных пределов, но, верная своим
привычкам, неутомимая в своем метемпсихозе, все еще волнующаяся от своего
последнего успеха, она воплощается решительно и на этот раз почти идеально в группе
Meliponitae. Эта группа стоит в предпоследнем ряду от наших домашних пчел,
т.е. группы, в которой упомянутая идея достигает своего апогея.
XIII
Организация мелипонит во многом напоминает организацию наших обыкновенных

пчел. Тут налицо царица, по-видимому единая , бесплодные работницы и самцы.
В некоторых отношениях благоустройства у них еще более совершенны. Трутни,
например, не ведут всецело праздного образа жизни - они вырабатывают воск.
Леток улья удобнее устроен: в холодные ночи он затворяется дверцей, а в
теплые - чем-то вроде занавески, которая, однако, пропускает в улей поток
свежего воздуха.
Сама же республика менее сильна, общественная жизнь менее обеспечена,
благосостояние более ограничено, чем у наших пчел, и если их поместить вместе,
то Meliponitae начинают погибать. Идея братства прекрасно развита у обеих
рас. И лишь в единственном отношении она не идет у Meliponitae дальше, чем у
шмелей. Я говорю о механической организации общественных работ, строгой
экономии сил, словом, о постройке обители. В этом отношении Meliponitae
значительно уступают нашим пчелам. Для иллюстрации этого достаточно припомнить
сказанное мною по этому поводу в части III, главе XVIII, добавив, что в ульях
наших Apitae все ячейки служат исключительно для двух целей: для выращивания
потомства и для хранения запасов. Они существуют так же долго, как и сами
ульи; у Meliponitae же ячейки имеют лишь одно определенное назначение, и те,
которые служили колыбельками молодых нимф, уничтожаются немедленно по выходе
их оттуда. Только у нашей домашней пчелы эта идея проявилась в своей самой
совершенной форме, что видно из неполной и беглой картины ее прогресса.
Фиксируется ли этот прогресс отдельно и неизменно для каждого вида, и не
является ли соединяющая их черта лишь плодом нашего воображения? Не будем искать
системы в этой малоисследованной области. Ограничимся лишь временными
умозаключениями и постараемся придерживаться тех, которые более полны надеждами;
ибо, если уж выбор неизбежен, будем иметь в виду указания из некоторых
фактов , гласящие, что из них наиболее верными истинами окажутся наиболее для нас
желательные. Не забудем лишь про наше глубокое неведение и постараемся
взирать на мир открытыми глазами; тысячи опытов, которые могли бы быть
поставлены, еще не производились. Например, что случилось бы, если бы удалось
заставить Prosopis жить с себе подобными? Не нарушили бы они своего мрачного
одиночества, не научились ли бы наслаждаться обществом других, подобно
Dasypodae, и не приняли бы участия в общих трудах, как Panugri? А если бы
искусственно поставить Panugri в анормальные условия - не перешли ли бы они от
общего коридора к общей камере? А если бы взять выведенных и воспитанных
вместе самок шмелей и заставить их перезимовать вместе, не научились ли бы они
понимать друг друга и разделять труд сообща? Пробовали ли давать мелипонитам
искусственную вощину? Предлагали ли им искусственные сосуды для меда вместо
их уродливых урн, и, если это сделать, примут ли они все эти новшества,
сумеют ли ими воспользоваться и согласовать свои обычаи с непривычной им
постройкой? Эти вопросы, на которые мы ждем ответа от столь крошечных существ,
заключают в себе великий смысл наших собственных самых глубоких тайн. У нас нет
ответа на эти вопросы, ибо наш опыт считается, так сказать, со вчерашнего
дня. Только со времени Реомюра, - а это составляет каких-нибудь полтораста
лет, - стали исследовать нравы некоторых видов диких пчел. Реомюр успел
изучить лишь немногие виды; нам удалось исследовать еще несколько; остались,
однако ж, сотни и тысячи пород, которыми никто не интересовался, да никто и не
замечал, за исключением разве что видевших их мимоходом невежественных путни-
Еще неизвестно, существует ли у Meliponitae единство в принципе царской власти или
матриархата . Бланшар вполне справедливо Заметил, что ввиду полного отсутствия жал, они лишены
возможности убивать друг друга с такой легкостью, как делают это царицы-пчелы, из чего можно
допустить, что в одном и том же улье живет по несколько маток. Впрочем, этот факт не мог
быть до сих пор удостоверен, во-первых, по причине колоссального сходства между матками и
работницами и, во-вторых, вследствие полной невозможности акклиматизировать Meliponitae к
нашим странам.

ков. Привычки тех пчел, которых мы знаем по прекрасным работам автора
«Memoires», ни в чем не изменились. Напудренные золотом и сверкающие, подобно
лучам улыбающегося солнца, шмели, насыщавшиеся медом в 1730 г. в садах Шарен-
тона, ничем не отличались от тех, которые и ныне весною жужжат неподалеку от
того же Шарентона, в Венсеннском лесу. Но время, прошедшее от Реомюра до нас,
составляет одно мгновение ока по отношению к рассматриваемому нами периоду, и
если составить цепь из многих человеческих жизней, то она, в сравнении с
историей мысли природы, промелькнет как одна секунда.
XIV
Хотя идея, которую мы проследили, и приняла совершенную форму у домашней
пчелы, однако из этого нельзя заключить, что в улье все безупречно. Без
сомнения, шестигранная ячейка является шедевром их искусства; она достигла со
всех точек зрения полного совершенства, и все гении мира не нашли бы в ней
ничего, требующего изменения. Ни одно живое существо, даже человек, не сумело
создать в своей сфере того, что создала пчела в своей. И если бы кто-нибудь
пришел к нам из неведомого нам мира и попросил показать на нашей земле
предмет, составляющий самое совершенное воплощение логики, то нам пришлось бы
показать ему кусочек скромного медового сота.
Однако ж не все у пчел находится на той же степени совершенства, как соты.
Мы уже замечали некоторые недостатки и пробелы; подчас они очевидны, а подчас
таинственны. Возьмем хотя бы излишнее количество трутней и их разорительную
праздность; далее - партеногенез, опасности брачного полета, чрезмерное
роение, отсутствие жалости и почти чудовищное принесение индивида в жертву
целому. Прибавим сюда еще странную склонность пчел к собиранию, превышающую их
потребности, запасов цветочной пыли, которая, оставаясь без употребления,
скоро портится, сохнет и только занимает место; припомним долгое
междуцарствие между временем первого роения и оплодотворением второй царицы. Таких
примеров можно было бы привести бесконечное множество.
Но из всех этих недостатков самый серьезный и единственный, который в наших
странах ведет к роковому для пчел концу, - это повторное роение. Не надо,
однако, забывать, что естественному отбору домашней пчелы в течение целых
тысячелетий мешал человек. Все - от египетского пчеловода времен фараона и до
нашего занимающегося тем же делом крестьянина - всегда действовали вразрез с
желаниями и пользой вида. Самыми лучшими ульями считаются те, которые роятся
всего один раз после наступления лета. Этим удовлетворяется материнское
чувство пчел, обеспечивается сохранение корня, необходимое обновление царицы.
Этим же гарантируется и будущность раннего, иногда многочисленного и рано
вылетевшего роя, ибо тогда впереди остается еще много времени для постройки ему
прочных жилищ и снабжения их достаточным количеством пищи для осени.
Разумеется, предоставленные исключительно самим себе корни и некоторые их отпрыски
пережили бы все бедствия суровых зим, которые регулярно истребляют почти все
колонии различных насекомых, и, таким образом, закон ограниченного роения
стал бы мало-помалу находить себе твердую почву в наших северных странах. Но
именно эти-то предусмотрительные, богатые и акклиматизировавшиеся ульи и
разоряет человек для овладения их сокровищами. В рутинной практике пчеловодства
он оставлял всегда, да оставляет и теперь, только колонии из истощенных
ульев , втораков и третьяков, запасов которых едва хватает на зиму и которым ему
самому приходится подбавлять кое-какого негодного меда, чтобы им удалось
пережить зиму. Результатом этого явилось, вероятно, ослабление расы и
чрезвычайное, развившееся наследственно, стремление к роению; пчелы, особенно
черные, роятся с чрезвычайною экстенсивностью. Несколько лет тому назад в
пчеловодстве стали бороться так называемыми «мобилистическими приемами» против
этой опасной привычки. Необыкновенный успех, с которым искусственный подбор

влияет на домашних животных - на быков, собак, овец, голубей и т.п.,
позволяет нам думать, что через очень короткий промежуток времени у нас появится
такой род пчел, который почти полностью откажется от естественного роения и
обратит все свое внимание на собирание меда и цветочной пыли.
XV
Но другие недостатки? Почему бы интеллекту, который более ясно осознает
цель общежития, и не освободиться от них? Многое можно было бы сказать по
поводу этих недостатков, вытекающих то из неведомых, кроющихся в самом улье
причин, то от роения и его ошибок, в которых отчасти виноваты мы сами. Но на
основании всего уже известного пусть каждый решит по-своему, имеет ли пчела
интеллект или он у нее отсутствует. Я не пытаюсь защищать пчел. Лично мне
кажется, что в отдельных случаях они проявляют разум; но даже если бы они
делали безотчетно все то, что они проделывают, то мой интерес к ним от этого
нисколько бы не уменьшился. Интересно наблюдать те способы, к которым прибегает
мозг для борьбы с холодом, голодом, смертью, непогодой, пространством,
одиночеством и со всеми врагами материи, в которую вдохнули жизнь; не менее
интересно и не менее удивительно и то, каким образом живое существо поддерживает
свою сложную и глубокую маленькую жизнь, не переступив границ инстинкта и
совершая лишь самые обыденные вещи. Обычное и чудесное сливаются и
сравниваются, когда они поставлены на своих местах на лоне природы. Не эти с
узурпированными названиями вещи, а непонятное и непостижимое - вот что должно
привлекать к себе наши взоры, оживлять нашу жизнедеятельность и придавать новую,
более определенную форму нашим мыслям, чувствам и речам. Мудрость заключается
в том, чтобы понимать это именно так.
XVI
Сверх того, у нас недостает многих данных, чтобы, основываясь на нашем
интеллекте, произносить приговор над недостатками пчел; разве мы не видим, как
наш собственный интеллект и сознание долго уживаются рядом с ошибками и
заблуждениями и еще дольше не находят средств для борьбы с ними? Если кому
судьбою и предназначено, специально и почти органически, мыслить, жить и
организовывать общественную жизнь, согласно законам чистого разума, то именно
человеку. Между тем посмотрите, что он сделал с этой общественной жизнью, и
сравните промахи улья с промахами нашего общества. Если бы мы были пчелами,
наблюдающими за людьми, то нас очень многое изумило бы. Возьмем, например,
бессмысленную и несправедливую организацию труда среди существ, проявляющих,
по-видимому, в других отношениях превосходный разум. Мы увидели бы, что
поверхность земли, единственный источник любой общественной жизни,
обрабатывается плохо и с большим трудом всего двумя-тремя десятыми всего населения, что
одна десятая, ведя совершенно праздный образ жизни, пожирает лучшие плоды
трудов первых, и что остальные семь десятых, будучи обречены на вечно
полуголодное существование, изнуряются беспрестанными и бесплодными трудами,
плодами которых им никогда не придется воспользоваться; их труды, по-видимому,
служат лишь для того, чтобы сделать существование тунеядцев еще более
непонятным и еще более необъяснимым. Из всего этого нам пришлось бы заключить,
что разум и нравственное сознание коренятся в совершенно чуждой для нас сфере
и что нам нечего и надеяться понять когда-либо принципы, которыми люди эти
руководствуются в жизни. Но не будем углубляться в исследование наших
недостатков. Они всегда живо предстоят пред нашим разумом, хотя верно и то, что от
этого дело мало изменяется. И только один-единственный раз за целое столетие
кто-нибудь из сдавленных проснется от своего глубокого сна, издаст крик
удивления, протянет залежавшуюся руку, на которой покоилась голова, переменит
положение, снова уляжется и заснет до тех пор, пока его не разбудит новая боль,

- результат слишком долгого лежания.
XVII
Допустим, что у Apiens или по меньшей мере у Apitae, существует эволюция, -
ибо это более вероятно, чем неподвижность, - мы должны задать вопрос: каково
же постоянное и общее направление этой эволюции? Она имеет, по-видимому, ту
же тенденцию, что и эволюция нашего рода. Она ясно стремится уменьшить
тяжесть труда, необеспеченность, нищету и увеличить благосостояние, шансы в
борьбе за существование и влияние рода. Для этой цели она, не колеблясь,
жертвует индивидом, компенсируя силой и счастьем целого независимость, -
впрочем, иллюзорную и печальную, - индивида. Можно подумать, что Природа
рассуждает подобно Периклу у Фукидида: «Лучше бедствующие индивиды в
процветающих городах, чем процветающие индивиды в гибнущем государстве». Природа
покровительствует рабу, влачащему трудовой образ жизни среди богатого города, и
представляет тем бесформенным безымянным врагам, которые существуют в каждый
данный момент времени, наполняют все живое во вселенной, каждого прохожего,
не имеющего обязанностей и не принадлежащего к постоянной организации. Здесь
не место обсуждать эту идею природы или вопрос о том, должен ли человек
следовать ей; но не подлежит сомнению, что всюду, где бесконечная масса дает нам
возможность подметить проявление идеи, оно идет по пути, окончание которого
теряется во мраке. Относительно нас самих достаточно будет указать на заботу,
с которой природа старается сохранить и упрочить в эволюционирующей расе все
то, что было отвоевано у его враждебной инерции материи. Она отмечает всякое
успешное усилие продвинуться вперед и облегчает всякими благоприятными
специальными законами борьбу против неизбежного после того движения попятного.
Этот прогресс, - существование которого едва ли можно отрицать у разумных
существ, - не имеет, быть может, другой цели, кроме собственного движения
вперед, причем человек не ведает сам, куда идет. Во всяком случае, в нашем мире,
где помимо немногих фактов указанного рода ничто не обнаруживает присутствия
точной воли, получает знаменательное значение уже одно то обстоятельство, что
с тех пор, как открылись наши глаза, мы видим постоянный прогресс у некоторых
существ. И если бы пчелы пробуждали в нас один лишь этот луч света в
непроглядной тьме всего окружающего, то и этого было бы достаточно, чтобы
заставить нас не жалеть времени, потраченного на изучение их крошечных жизней и их
скромных привычек, столь же далеких, и в то же время столь близких нашим
огромным страстям и нашему гордому мнению о своем назначении.
XVIII
Возможно, что это не так и что наша светящаяся спираль, равно как и спираль
пчел, светит только для забавы тьмы. Возможно также, что какое-нибудь
огромное, исшедшее извне, из другого мира или из совершенно нового феномена,
обстоятельство придаст вдруг определенный характер усилиям природы или
окончательно их уничтожит. Но будем идти по нашей дороге прямо, как будто в пути не
может случиться ничего необычного. Если бы завтра произошло нечто
принципиально новое, - например контакт с планетой более древней и более светосозна-
тельной, - если бы это новое бесповоротно перевернуло все наши понятия,
уничтожило наши страсти, наши законы и самые ключевые истины нашего бытия, то
разумнейшим применением оставшегося у нас единственного дня было бы посвятить
его изучению именно этих страстей, этих законов, этих истин и стремление
объединить их в нашем духе, и затем довериться своей судьбе, которая требует,
чтобы мы сумели подчинить себе и возвысить хоть на несколько градусов
окутывающие нас темные силы жизни. Возможно, что после обновления из старого не
останется ничего; но невозможно, чтобы те, которые исполняли до конца
возложенную на них миссию, - миссию человеческую par excellense, не были в первых

рядах при встрече новой жизни; если бы даже они не поняли тогда, что
единственный долг человека состоит в отсутствии любознательности и в смирении перед
непознаваемым, то и тогда они лучше других были бы в состоянии постигнуть
значение такого требования антилюбознательности и смирения и извлечь из него
должные заключения.
XIX
Но не будем заноситься нашими мечтами слишком далеко в эту сторону. Да не
войдет в наши расчеты ни возможность всеобщего уничтожения, ни чудесное
действие случая. До сих пор, несмотря на все посулы нашей фантазии, мы всегда
были предоставлены самим себе и своим собственным ресурсам. И все то, что мы
успели осуществить полезного и прочного на земле, обязано одним лишь нашим
стараниям, как бы скромны они ни были. Мы вольны ожидать лучшего или худшего
от вмешательства какого-либо обстоятельства извне, но при условии того, чтобы
такое ожидание не тормозило нисколько нашей сугубо человеческой деятельности.
И здесь пчелы преподают нам снова такой же превосходный урок, как все уроки
природы. Для них вмешательство высшей силы в их жизнь - факт неоспоримый. Они
находятся гораздо более видимо, чем мы, в руках силы, которая может их
уничтожить , изменить их расу или трансформировать их назначение; но от этого они
исполняют свой глубокий и первоначальный долг не менее добросовестно. И
оказывается, что именно те из них, кто добросовестнее всех исполняет этот долг,
умеют наилучшим способом воспользоваться сверхъестественным вмешательством,
улучшающим ныне их род.
В сущности, не так трудно, как это кажется, понять, в чем состоит
непреложный долг всего сущего. Его всегда можно прочесть в органе, которым данное
существо отличается от всех других и которому подчинены все остальные органы. И
подобно тому, как у пчел начертано на языке, во рту и в желудке, что они
должны собирать мед, так и в наших глазах, ушах, мозгу, во всех впадинах
нашего черепа, во всей нервной системе нашего тела было начертано, что мы
созданы для того, чтобы трансформировать все потребляемое нами в особую энергию,
свойства которой - единственные в своем роде на земном шаре.
Насколько известно, ни одному существу, кроме нас, не было назначено
производить ту странную субстанцию, которую мы называем мыслью, интеллектом,
разумом, рассудком, душой, духом, мозговой силой, добродетелью, добротой,
справедливостью, знанием; хотя она имеет тысячу названий, но сущность ее одна и
та же. Все внутри нас пожертвовано ей. Наши мускулы, наше здоровье,
подвижность наших членов, уравновешенность наших функций, спокойствие нашей жизни
носят видимый след преобладания над ними высшей силы. Она представляет то
драгоценнейшее и высочайшее состояние, которого только может достигать
материя. Пламя, теплота, свет, сама жизнь, инстинкт, равно как и большинство
неуловимых сил, увенчавших мир еще до нашего в нем появления, бледнели при
соприкосновении с этой новой субстанцией.
Мы не знаем, куда она нас ведет, что с нами сделает или что сделаем мы с
нею, но ей одной предстоит научить нас этому, когда она достигнет полноты
своей силы. В ожидании же этого времени будем думать только о том, чтобы
отдавать ей все, чего она от нас требует, принести ей в жертву все то, что
задерживает ее развитие. Несомненно, что покуда наша первая и главная
обязанность заключается именно в этом. Позже она же научит нас и другим
обязанностям. Она вскормит и взрастит их по мере того, как будет расти и развиваться
сама, подобно тому, как воды, падающие с высот, питают и увеличивают ручьи
долин, соответственно количеству пищи, ими получаемой сверху. Не будем же
мучить себя вопросом, кто воспользуется силой, которая разовьется за наш счет.
Пчелы не ведают того, кто съест собранный ими мед. Равным образом и мы не
ведаем, кто воспользуется плодами рассеиваемой нами по всей вселенной духовной

силы. Как пчелы перепархивают с цветка на цветок и собирают мед в количестве
большем, чем необходимо для их потомства, так и мы пойдем от реальности к
реальности в поисках всего того, что может снабдить пищей непостижимое пламя
духовной жизни. Только тогда мы встретим любое событие уверенностью в том,
что исполнили свой органический долг. Напитаем же это пламя нашими чувствами,
стремлениями, всем тем, что видит, обоняет, понимает, осязает, его
собственной сущностью, т.е. идеями, которые оно извлекает из опыта, наблюдения и
своего отношения ко всему, с чем оно приходит в соприкосновение. Тогда настанет
момент, когда все обратится вполне естественно во благо для духа, сумевшего
подчиниться по доброй воле обязанностям истинно человеческим. Тогда
подозрение, что его усилия, быть может, бесцельны, сделает человека еще светлее, еще
чище, еще бескорыстнее, еще независимее и еще благороднее в его горячих
поисках истины.

Литпортал
ДЕНЬ МУРАВЬЯ
Бернард Вербер
(окончание)
102. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Бог. Бог по определению вездесущ и всемогущ. Если он существует, значит, он
везде и может сделать все. Но если он может сделать все, способен ли он
создать мир, где его нет или где он не может ничего?
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания«, том II

103. АСКОЛЕИН, ЗОЛОТОЙ УЛЕЙ
Вертикальная восьмерка. Восьмерка против часовой стрелки. Восьмерка в
спирали . Простая восьмерка.
Останавливается.
Двойная восьмерка. Изменение угла по отношению к солнцу.
Узкая горизонтальная восьмерка. Широкая горизонтальная восьмерка.
Послание предельно ясное.
Ответ: простая восьмерка, широкая горизонтальная восьмерка, двойная
восьмерка , перевернутая восьмерка. Потом передача до следующего воздушного поста.
Кружась и вращаясь, пчелы передают в небе информацию.
Чтобы показать, что пища менее чем в ста метрах, они крутят восьмерки,
центральная ось которых указывает направление, и расстояние до пищи.
Город на большой ели рядом с рекой носит пахучее имя Асколеин, что на
пчелином языке означает «Золотой улей».
В нем живет шесть тысяч особей.
Асколеинская пчела-разведчица, заметив этот зов, срывается с места. Она
лавирует между чертополохом, поднимается по осыпи, пролетает над колонной
муравьев, которые снуют в траве (надо же, что это тут делают муравьи?). Обогнув
большой дуб, она на бреющем полете пролетает над песчаными кочками.
Здесь все очень интересно. Пчела замедляет взмахи крыльев. Она кружит над
нарциссами-жонкилями, касается лапками тычинок неизвестных цветов; если
хорошенько подумать, то это маргаритка, понимает пчела и запускает свой тонкий
раздвоенный язычок в желтую пыльцу, потом через несколько мгновений
направляется в улей, ее задние лапки покрыты свежей пыльцой.
Приземлившись на взлетную полосу улья, она тут же начинает бить крыльями с
частотой 280 Герц.
Бззззз бззз бззз. 280 Герц - это частота, на которой пчела созывает всех
рабочих, занимающихся добычей пищи.
На частоте 260 Герц она привлекла бы рабочих, ответственных за малышей. При
300 Герцах она объявила бы военную тревогу.
Разведчица становится на восковой восьмиугольник и начинает свой танец. На
этот раз на восковом полу улья она рисует двумерные восьмерки. Она кратко
рассказывает о своем путешествии. Указывает направление. Точное расстояние и
качество цветов, которые она обнаружила. По ее словам, это маргаритки.
Поскольку источник пыльцы относительно близко, она танцует быстро, в
противном случае танец был бы медленным. Так она бы продемонстрировала усталость
после долгого полета.
В своем «танцевальном» докладе пчела также берет в расчет положение солнца
и направление его движения.
Собираются ее коллеги. Они уже поняли, что там много медоносных цветов, но
им хотелось бы оценить их качество. Иногда цветы покрыты птичьим пометом,
иногда они высохшие, иногда пчелы из другого улья уже обобрали их.
Кое-кто нервно стучит брюшком по восковым сотам.
Давай конкретней, - так говорят они на пчелином языке.
Разведчица не заставляет себя упрашивать. Она выплевывает пыльцу:
Попробуйте, красавицы, вот увидите, это первый сорт!
Весь танец, весь диалог, весь обмен происходит в полной темноте, но в итоге
целый отряд отправляется в поход: ведь большая часть деталей им уже известна.
Утомленная разведчица жадно глотает образцы, которые принесла в качестве
доказательства. Потом направляется в королевскую ложу, к 67-й королеве пчел
Асколеина по имени Заха-эр-ча.
Она взошла на трон пчелиного королевства в результате борьбы с двумя
десятками ее сестер-королев. Пчелы всегда рожают слишком много королев, а на Город

нужна всего одна, поэтому претендентки ожесточенно бьются за брачную ложу до
тех пор, пока не останется только одна победительница.
Метод отбора несколько варварский, зато он позволяет поставить во главу
пчелиного Города самую стойкую и боевую королеву.
Королеву пчел можно узнать по одноцветному желтому животу, она живет четыре
года и, при благоприятных условиях, может снести до тысячи яиц в день.
За ее покоями в восковой вазе готовят королевское желе.
Еще дальше находится школа для молодых пчел.
Образование пчел всегда ведется по одним правилам. Как только пчела выходит
из ячейки, сестры кормят ее, после чего она начинает работать. В течение трех
первых дней жизни она занимается домашними делами. На третий день с ней
происходит трансформация: около рта появляются железы, вырабатывающие
королевское желе. Тогда она переходит в разряд кормилиц. Потом эти железы
уменьшаются, но постепенно начинают функционировать другие железы, расположенные внизу
брюшка. Это восковые железы, они выделяют воск, необходимый для строительства
и ремонта Города.
Таким образом, с двенадцатого дня пчела становится каменщиком.
Из воска она строит ячейки, из которых состоят соты. С восемнадцатого дня
ее восковые железы, в свою очередь, перестают работать. Тогда строитель
становится солдатом, наступает время знакомства с внешним миром, а уже потом она
будет сборщицей меда. И так до самой смерти пчела будет собирать мед.
Разведчица проходит в королевскую ложу. Она хочет поговорить с
Королевой-Матерью об этой странной колонне муравьев, но та, кажется, уже
обстоятельно беседует с... она с трудом верит своим усикам... именно с муравьем. Более
того, с муравьем из белоканской Федерации! Она издали улавливает диалог двух
насекомых.
Что можно сделать? - спрашивает пчелиная королева.
Когда этот муравей зашел в улей, никто не понял, что ему тут надо. Его
впустили в Золотой город скорее от удивления, чем из симпатии.
Что муравей делает в улье!?
23-й рассказал, какие исключительные обстоятельства вынудили его прийти.
Белоканцы, его родные братья, сошли с ума: они направили против Пальцев
крестовый поход и уже убили одного. 23-й объясняет, что войско непременно
нападет на пчел, когда они окажутся на его пути. Он просит, чтобы пчелиная
армия (а ему известно, насколько она грозная) ударила первой и атаковала
колонну крестоносцев, когда те окажутся в каньоне лютиков.
Засада? Ты мне предлагаешь устроить засаду твоим родичам?
Королева удивлена. Ей, конечно, рассказывали, что муравьи ведут себя как-то
противоестественно, ей даже рассказывали, что их наемники восстают против
родного гнезда в обмен на пищу, но она верила этому только наполовину.
Муравей, который указывает, где удобней всего убить своих, очень ее удивляет.
Да уж, муравьи еще большие извращенцы, чем она думала. Если только это не
ловушка. Например, этот мнимый предатель пришел, чтобы увести пчелиную армию
к каньону лютиков, а в это время основные силы крестоносцев нападут на улей.
Вот это уже понятно.
Королева Заха-эр-ча вибрирует крыльями.
Она спрашивает на примитивном языке запахов, понятном даже муравьям:
Почему ты предаешь своих?
Муравей объясняет: белоканцы хотят убить всех Пальцев на Земле. Однако
Пальцы - это часть разнообразия мира и, уничтожая виды, муравьи обедняют
планету. Каждый вид имеет свое предназначение, и гениальность природы выражается
в многообразии форм жизни.
Уничтожить одну из них - это преступление.
Муравьи уже уничтожили множество животных. Они сделали это сознательно, не

пытаясь ни понять их, ни пообщаться с ними. Большая часть природы была
истреблена из простого мракобесия.
23-й солдат не пускается в объяснения, что Пальцы - это боги и что сам он
деист. Он не говорит, что «Пальцы всемогущи», хотя абсолютно уверен в этом.
Что может понять королева пчел в этих сверхабстрактных понятиях!
Он снова пускает в ход аргументы мятежников недеистов.
Этот язык доступен тому, кто никогда не догадывался о существовании богов.
О Пальцах мы практически ничего не знаем. Они наверняка могут многое нам
рассказать. На их уровне при таких размерах они сталкивались с проблемами,
которые мы даже и представить себе не можем...
По его словам, надо беречь Пальцы. Или спасти хотя бы пару из них для
изучения .
Пчела понимает этот язык, но ее совершенно не волнует эта муравьи-
но-пальцевая война. В настоящее время у них приграничный конфликт с гнездом
черных ос, куда и направлены все их военные силы. Королева Заха-эр-ча не без
хвастовства принимается описывать битву пчел с осами.
Летающие эскадрильи из тысяч перепончатокрылых, мешанина крыльев, дуэли в
состоянии зависания в воздухе, удары ядовитых жал, хитрости, неожиданные
выпады, des degagements croises! Она признается, что обожает фехтовать жалом.
Этим искусством владеют только пчелы да осы. Нелегко держаться на лету и
наносить жалом точные удары. Она молодцевато фехтует с воображаемым соперником,
объясняет названия ударов. Вот мулине, укол, кварта, квинта, прима,
парирование удара справа.
Кончик ее брюшка совсем рядом с муравьем, на расстоянии не больше толщины
крыла. Похоже, на муравья это не производит никакого впечатления, но королева
все равно продолжает рассказывать о битве пчел с осами. Шарф, схватка,
окружение , возврат, ответный удар...
23-й прерывает ее, он не отступает, продолжая доказывать, что эта война
муравьев с Пальцами очень даже касается пчел. 103-й, один из их самых опытных
солдат, выяснил, что Пальцев можно убить пчелиным ядом. В настоящий момент их
можно убить только этим.
Поэтому крестоносцы непременно нападут на Асколеин, чтобы раздобыть яду.
Муравьи? Нападут на нас так далеко от своей Федерации! Ты бредишь!
В этот момент по всему Золотому улью разнеслась военная тревога.
104. НАСЕКОМЫЕ НЕ
ЖЕЛАЮТ НАМ ДОБРА
Наступила очередь профессора Мигеля Синьераза представить свой доклад на
семинаре по борьбе с насекомыми. Он поднялся и показал аудитории сферу,
усеянную черными таблетками:
- Этими точками отмечены зоны боевых действий, но не с людьми, а с
насекомыми. Повсюду мы сражаемся с насекомыми. Марокко, Алжир, Сенегал борются с
вторжением саранчи. В Перу комар переносит малярию, в Южной Африке муха цеце
передает сонную болезнь, в Мали распространение вшей вызвало эпидемию тифа. В
Амазонии, в Экваториальной Африке, в Индонезии люди борются против вторжений
шелковичных муравьев. В Ливии коровы погибают от мухи-мясника. В Венесуэле
агрессивные осы нападают на детей. Во Франции, совсем недалеко отсюда, в лесу
Фонтенбло на семью во время пикника напала колонна рыжих муравьев. Я уже не
говорю о колорадском жуке, который уничтожает картофельные поля, о термитах,
которые так обгладывают деревянные дома, что те обрушиваются на своих
обитателей, о моли, которая питается нашей одеждой, или о насекомых, переносящих
лишай, которым они заражают наших собак. Такова реальность. Уже миллион лет
люди воюют с насекомыми, и битва только начинается. Малый размер противника

приводит к его недооценке. Думают, что достаточно щелчка, чтобы его
раздавить. Ошибка! Насекомое очень трудно убить. Оно адаптируется к ядам, мутирует
и приспосабливается к инсектицидам, быстро размножается, чтобы сохранить свой
вид. Насекомое - наш враг. Девять животных из десяти - это насекомые. Все мы,
люди, скажу больше, все млекопитающие, - всего лишь жалкая кучка по сравнению
с миллиардами, миллиардами и миллиардами муравьев, термитов, мух и комаров. У
наших предков было специальное слово для определения всех этих врагов. Они
называли их хтоническими силами. Насекомые - это хтонические силы, те, что
ползают по земле и под землей, невидимые и непредсказуемые!
Поднялась рука.
- Профессор Синьераз, а как же следует сражаться против хто... против
насекомых, я имею в виду?
Ученый улыбнулся слушателям.
- Перво-наперво, не следует их недооценивать. В моей Чилийской лаборатории,
в Сантьяго, мы выявили, что у муравьев есть «пробовальщики». Каждый раз,
когда муравейник сталкивается с новой пищей, они обязаны ее пробовать. Если
через два дня у них не появляется никаких подозрительных симптомов, то их
братья тоже съедают эту пищу. Это объясняет ограниченное воздействие большинства
органно-фосфорных инсектицидов. Мы разработали новый инсектицид замедленного
действия, он действует только через семьдесят два часа после поглощения.
Надеемся, этот новый яд сможет поразить весь муравейник, несмотря на их меры
безопасности.
- Профессор Синьераз, что вы думаете о Петиции Уэллс; этой женщине удалось
выдрессировать муравьев, и они убивали создателей инсектицидов?
Эксперт возвел глаза к небу.
- Всегда есть люди, помешанные на насекомых. Удивительно то, что раньше
такого поведения у насекомых не отмечалось. Эти убийства очень огорчили меня.
Большинство жертв были моими коллегами и друзьями. Но теперь все это позади!
Мадемуазель Уэллс теперь не сможет причинить никому вреда, а через несколько
дней я представлю вам этот чудесный, эффективный в планетарном масштабе
препарат, который обошелся нам так дорого. Его кодовое название - «Бабель». Для
новой информации встреча здесь, завтра, в то же время.
Профессор Синьераз, насвистывая, отправился в отель пешком. Он был
удовлетворен впечатлением, произведенным на аудиторию.
В номере, снимая часы, он заметил на манжете маленькую квадратную дырочку,
но не придал этому значения.
Он лежал на кровати, отдыхая от дневных забот, когда услышал в ванной шум.
Даже в самых лучших заведениях случаются неполадки с трубами.
Он поднялся, спокойно закрыл дверь в ванную и решил пойти поужинать. В
ресторан можно было спуститься по лестнице или на лифте. Усталый, он предпочел
лифт.
Это было ошибкой.
Кабина остановилась между этажами.
Люди, ожидавшие лифт на следующей площадке, услышали, как от ужаса кричит
Мигель Синьераз и как он изо всех сил колотит по стальным стенам.
- Еще один клаустрофоб, - решила женщина.
Но когда рабочий разблокировал кабину, там обнаружили мертвое тело. На лице
погибшего застыл такой ужас, что можно было подумать, он сражался с самим
дьяволом.
105. СНЫ
Джонатан не спал. Церемонии приобщения стали такими интенсивными, что
Засыпать после них становилось все труднее.

Вчера он пережил потрясающе невероятное ощущение. Когда они издавали общий
звук, общую волну ОМ, он почувствовал что-то необыкновенное. Как будто его
тело подхватил поток. Что-то в нем пыталось избавиться от человеческой
оболочки, как рука, выскальзывающая из перчатки.
Джонатан испугался, но присутствие остальных успокоило его. Тогда, став
звуком ОМ, он как эктоплазма, или душа, как пожелаете, покинул свое тело,
вместе с другими прошел сквозь гранитную плиту и поднялся в муравейник.
Видение длилось недолго. Вскоре он вернулся в свое тело, как будто его
затянули туда эластичным шнуром.
Коллективный сон. Это мог быть только коллективный сон.
Из-за вынужденного соседства с муравьями всем им даже во сне мерещились
муравьи. Он вспомнил один отрывок из «Энциклопедии», посвященный снам. Светя
карманным фонариком, он листал на аналое страницы драгоценной книги.
106. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Сон. В глубине Малайского леса существовало первобытное племя сеноев. Жизнь
сеноев была организована вокруг снов. Поэтому их называли «сонным народом».
Каждое утро, за завтраком, собираясь вокруг очага, они обсуждали только
сны. Если сеною снилось, что он кому-то причинил вред, то, проснувшись, он
должен был сделать пострадавшему подарок. Если ему приснилось, что его побил
кто-то из присутствующих, тот должен был извиниться и сделать подарок, чтобы
его простили.
Детей сенои воспитывали не на реальностях жизни, а на сновидениях. Если
ребенок видел во сне тигра и удрал от него, его заставляли увидеть эту кошку на
следующую ночь, вступить с ней в поединок и убить ее. Старики обучали, как
это сделать. Если у ребенка все же не получалось прикончить тигра, его
упрекало все племя.
Если сеною снился сон о сексуальных отношениях, надо было дойти до оргазма
и потом в реальности отблагодарить желанных любовницу или любовника подарком.
Если снились поединки, надо было повергнуть противника, а потом в реальности
потребовать у него подарок, чтобы отныне он стал другом. Самый желанный сон -
это полет. Вся община поздравляла того, кто видел сон-полет. Для ребенка
первый сон-полет был чем-то вроде крещения. Его одаривали подарками, потом
объясняли, как во сне можно долететь до незнакомых стран и принести
экзотические дары.
Западные этнографы были очарованы сеноями. Их общество не ведало ни
жестокости, ни душевных болезней. Это было общество без стрессов и захватнических
настроений. Работа у сеноев сводилась к необходимому для выживания минимуму.
Сенои исчезли в 1970-х годах, когда часть леса, в котором они жили, отдали
под распашку. Однако их знания могут пригодиться всем нам.
Во-первых, надо каждое утро записывать свои сны, давать им названия,
проставлять дату. Потом рассказать свой сон окружающим за завтраком, как,
например, это делали сенои. Можно пойти еще дальше - составить правила ониронавти-
ки. И, таким образом, перед тем как заснуть, заранее выбрать, что ты будешь
делать во сне: выращивать горы, менять цвет неба, посещать экзотические
места, встречаться с любыми животными.
В своих снах человек всемогущ. Главный ониронавтический тест состоит в том,
чтобы взлететь. Планировать, раскинув руки, пикировать, входить в штопор -
все что угодно.
Ониронавтика требует вечного ученичества. Часы «полета» приносят
уверенность и экспрессию. Детям требуется всего пять недель, чтобы научиться
управлять своими снами. Взрослым же иногда требуются многие месяцы.
Эдмон Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
Джейсон Брейгель подошел к Джонатану, стоявшему возле аналоя. Он заметил,
что Джонатан читает отрывок, посвященный снам, и признался ему, что тоже
видел во сне муравьев. Муравьи убили всех людей, а «уэллсцы» единственные из
всего человечества выжили.
Еще они говорили о миссии Меркурий, о муравьях-мятежниках, о проблемах,
вызванных политикой новой королевы Шли-пу-ни.
Джейсон Брейгель спросил, почему Николя до сих пор не участвует в их общих
церемониях. Джонатан Уэллс ответил, что его сын не высказывал желания и что
решение должно исходить от него. Нельзя ни советовать, ни тем более
навязывать этот выбор.
- Но... - хотел было возразить Джейсон.
- Наши знания не зараза, а мы не секта; нам никого не нужно обращать.
Николя будет принят в тот день, когда он сам того захочет. Инициация - это форма
смерти. Болезненная метаморфоза. Инициатива должна исходить от него, и никто
не должен на него влиять. Тем более я.
Мужчины поняли друг друга. Они не торопясь отправились спать. И им снилось,
что они летают в геометрических формах. Как будто в небе были подвешены
цифры, и они проходили сквозь них. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь.
107. ГУЛ В СОТАХ
Вертикальная восьмерка.
Перевернутая восьмерка.
Восьмерка в спирали. Восьмерка. Двойная восьмерка. Горизонтальная
восьмерка . Изменение угла к солнцу. Три оборота.
На этот раз это тревога третьей степени. По воздушным средствам связи
передают, что атакующий объект состоит из летающих муравьев. Королева
призадумалась: у муравьев летают одни только принцы да принцессы, причем с совершенно
конкретной целью - совокупиться в небе.
Но пчелы-связные подтверждают. Муравьи направляются к Асколеину по воздуху.
Они летят на высоте тысячи голов со скоростью двести голов в секунду.
Вертикальная восьмерка.
Вопрос: Количество особей?
Ответ: Сейчас невозможно определить.
Вопрос: Это рыжие муравьи из Бел-о-кана?
Ответ: Да. И они уже уничтожили пятерых наших связных.
Десятка два рабочих окружают Заха-эр-ча. Королева убеждает своих подданных,
что для паники нет причин. В этом храме из воска и меда она чувствует себя
хорошо защищенной. Колония пчел может насчитывать до восьмидесяти тысяч
особей. В ее улье только шесть тысяч, но агрессивная политика в отношении
соседних гнезд (такое поведение очень редко встречается у пчел) сделала Асколеин
известным и его боятся во всем регионе.
Заха-эр-ча озадачена. С какой стати этот муравей предупредил их? Он говорил
о походе против Пальцев... Ее собственная мать однажды рассказывала ей о
Пальцах :
Пальцы - это другое, совсем другое измерение пространства и времени. Не
надо путать Пальцы с насекомыми. Если ты заметишь Пальцы, игнорируй их, и они
тебя не тронут.
Заха-эр-ча следовала этому принципу буквально. Она внушила своим дочерям
никогда не трогать Пальцев, не нападать на них и не приходить им на помощь.
Надо вести себя так, будто их не существует.
Она просит у придворных минутную паузу и немного подкрепляется медом. Мед -

это пища жизни. Все в нем усваивается организмом, настолько это чистое
вещество .
Заха-эр-ча думает, что войны можно избежать. Эти белоканцы, наверное, хотят
просто попросить, чтобы пчелы дали походу пройти без проблем. И потом, даже
если муравьи поднялись в воздух, это вовсе не значит, что они владеют
техникой воздушного боя! Конечно, им не составило труда убить пчел-связных, но что
они смогут против целой военной эскадрильи Асколеина?
Нет, пчелы не оробеют перед муравьями. Они выступят навстречу и победят.
Королева тут же вызывает военных агитаторов - легковозбудимых нервных пчел,
умеющих передавать свое возбуждение другим. Заха-эр-ча объявляет военную
тревогу:
Не пускайте белоканцев в улей, перехватите их в полете!
Как только сообщение передано, воины перестраиваются. Они взлетают тесной
эскадрой, клином, план атаки номер 4, такой же, как в битвах с осами.
Все крылья вибрируют с частотой 300 Герц, производя в Золотом городе что-то
вроде урчания заведенного мотора Бззз бззззззззз бзз. Жала спрятаны, они
покажутся только тогда, когда должны будут сеять смерть.
108. НОВОЕ ОБОСТРЕНИЕ
Префект Дюпейрон ходил по комнате из угла в угол. Он был в дурном
настроении и вымещал его на комиссаре Жаке Мелье.
- Иногда доверишься кому-нибудь, а потом пожалеешь.
Жак Мелье едва удержался от замечания, что такое нередко случается и в
политике .
Префект Шарль Дюпейрон приблизился, едва сдерживая свое раздражение.
- Я верил в вас. Но с чего вы так ополчились на дочь профессора Уэллса? Она
журналистка, что с нее взять!
- Она единственная знала, что я, наконец, нашел зацепку. У себя в квартире
она держала муравьев. И той же ночью, после нашего разговора, муравьи
пробрались в мою комнату.
- Ну и что я должен сказать? Вы прекрасно знаете, что на меня муравьи
напали прямо в лесу!
- Да, как чувствует себя ваш сын, господин префект?
- Он поправился. Не напоминайте мне об этом! Врач поставил диагноз укус
пчелы. Мы были сплошь облеплены муравьями, а его единственное объяснение -
это пчелиный укус! И самое невероятное, он ввел ему сыворотку против
пчелиного яда, и Жоржу тут же стало лучше. - Префект покачал головой. - Так что у
меня веские причины не любить муравьев. Я отдал региональному совету приказ
на разработку плана дезинфекции. Надо залить дустом весь лес Фонтенбло, и
тогда еще много лет мы сможем ходить туда на пикники по трупам этой сволочи.
Он сел за большой стол времен Регентства и недовольно продолжил:
- Я уже потребовал немедленного освобождения этой Петиции Уэллс. Убийство
профессора Синьераза сняло с нее ваши подозрения и выставило на посмешище всю
полицию. Нам не нужны новые промахи.
Мелье хотел возразить, но префект продолжал, все больше распаляясь:
- Я потребовал, чтобы мадемуазель Уэллс выплатили компенсацию за
материальный и моральный ущерб. Это, разумеется, не помешает ей высказать через газету
все гадости, которые она думает о наших службах. Если мы хотим держать голову
высоко, надо как можно быстрее найти настоящего убийцу химиков. Одна из жертв
написала кровью слово «муравьи». В парижском ежегоднике четырнадцать человек
с такой фамилией. Я говорю в «буквальном смысле». Агонизирующий из последних
сил написал слово «муравьи», я думаю, что это просто-напросто фамилия убийцы.
Поэтому ищите в этом направлении.

Жак Мелье кусал себе губы:
- В самом деле, это так просто, что я об этом даже не подумал, господин
префект.
- Так за работу, комиссар. Я не хочу отвечать за ваши ошибки!
109. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Роение. У пчел роение подчиняется необычному ритму. Город, народ, все
королевство на вершине своего процветания внезапно решает все пересмотреть.
Приведя своих подчиненных к расцвету, старая королева улетает, и покидает
бесценные сокровища: склады с пищей, соты, роскошный дворец, запасы воска,
прополиса, пыльцы, меда, королевского желе. И кому она все это оставляет?
Безжалостным новорожденным.
В сопровождении рабочих пчел императрица покидает улей, чтобы устроиться
где-нибудь в другом месте, куда, возможно, она никогда так и не доберется.
Через несколько минут после ее ухода просыпаются новорожденные и находят
свой город пустым. Каждый инстинктивно знает, что ему делать. Бесполые
рабочие спешат помочь принцессам самкам вылупиться. Эти спящие красавицы,
свернувшиеся в своих священных капсулах, знают, когда совершить свой первый взмах
крыльями.
Но первая из них, обретя способность летать, ведет себя как настоящая
убийца . Она несется к другим пчелам-принцессам и душит их своими маленькими
мандибулами . Она не дает пчелам-рабочим их освобождать. Она пронзает своих
сестер ядовитым жалом.
Чем больше она убивает, тем больше умиротворяется. Если какой-нибудь
рабочий хочет защитить колыбель принцессы, первая проснувшаяся принцесса издает
«пчелиный крик гнева», который очень сильно отличается от гула, обычно
раздающегося в окрестностях улья. Тогда подданные склоняют голову в знак
покорности и позволяют преступлениям продолжаться.
Иногда какая-нибудь принцесса стойко защищается, тогда происходит битва
принцесс. Но вот что странно: когда остаются всего две пчелиные принцессы,
дерущиеся на дуэли, они никогда не проткнут друг друга жалом одновременно.
Любой ценой одна должна остаться в живых. Несмотря на неистовое желание
управлять, они никогда не рискнут умереть одновременно и оставить улей
сиротой .
Последняя и единственная выжившая принцесса вылетает из улья, и самцы
оплодотворяют ее в полете. Пара кругов вокруг Города, и она возвращается, чтобы
откладывать яйца.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
110. ЗАСАДА
Пчелиная эскадрилья браво рассекает воздух. Пчела-асколеинка говорит одной
из соседок:
Смотри на эти восьмерки на горизонте. Наши связные сообщают, что белокан-
ская армия летает.
Другая успокаивает себя:
Летают только самки и самцы. Может, это групповой брачный полет? Что они
могут нам сделать?
Пчела осознает свою силу и силу войска. Она чувствует в брюшке острое жало,
готовое вспарывать панцири дерзких рыжих муравьев. Она чувствует внутри себя
запасы сладкого меда, которые питают ее, и запасы яда, которые ее жгут.
Солнце позади, оно ослепляет их противников, муравьев.

На мгновение ей даже становится жаль этих насекомых-авантюристов, которые
так дорого заплатят за свою дерзость. Но надо отомстить за погибших связных.
И мирмекийцы должны усвоить: все, что над землей, находится под пчелиным
контролем .
Вдали вырисовывается темное слоисто-кучевое облачко. Одна пчела возбужденно
предлагает:
Укроемся в этом маленьком облаке, а когда муравьи приблизятся, набросимся
на них.
Однако стоило им подлететь к этому убежищу на сотню взмахов крыльями, как
произошло невероятное. Пчелы не поверили своим собственным антеннам. Тем
более глазам. От неожиданности их крылья замедляют частоту взмахов с 300 до 50
колебаний в секунду.
Они успели остановиться, до того как приблизились к серому облаку.
ЧЕТВЕРТЫЙ АРКАН: ВРЕМЯ ПРОТИВОСТОЯНИЙ
111. МСЬЕ МУРАВЬИ
При первой же трели колокольчика дверь открыл пухленький человечек.
- Мсье Оливье Муравьи?
- Собственной персоной, а в чем дело?
Мелье протянул свое удостоверение с триколором на лицевой стороне.
- Полиция. Комиссар Мелье. Можно войти, мне надо задать вам несколько
вопросов?
Этот мужчина, по профессии учитель начальных классов, был последним
«Муравьи» из телефонного справочника.
Мелье показал ему фотографии жертв и спросил, узнает ли он кого-нибудь из
них.
- Нет, - с удивлением ответил тот.
Комиссар поинтересовался, что он делал в то время, когда были совершены
преступления. У мсье Оливье Муравьи было достаточно свидетелей, и алиби его
тоже было безупречно. Он находился либо в школе, либо в кругу семьи. Доказать
более чем просто.
Появилась мадам Элен Муравьи в халате с бабочками. Тогда в голову
следователя пришла мысль:
- Мсье Муравьи, а вы пользуетесь инсектицидами?
- Конечно, нет. Еще в детстве находились идиоты, которые дразнили меня
«жалкой мурашкой». Поэтому я чувствовал солидарность с этими насекомыми,
которых , не задумываясь, давят каблуком. Нет, в этом доме нет инсектицидов, как
нет веревки в доме повешенного, если вы понимаете, о чем я говорю.
В комнату неожиданно вбежала Офелия Муравьи и прильнула к отцу. На девчушке
были очки с толстыми линзами - очки первой ученицы класса.
- Это моя дочь, - сообщил учитель. - В своей комнате она держит муравейник.
Покажи его этому мсье, дорогая.
Офелия подвела Мелье к большому аквариуму, похожему на аквариум Петиции
Уэллс. Он был полон насекомых и увенчан конусом из веточек.
- Я думал, продажа муравейников запрещена, - сказал комиссар.
Девочка возразила:
- А я его не покупала. Я принесла его из леса. Для этого надо только
копнуть поглубже, чтобы не дать королеве уйти.
Мсье Оливье Муравьи был очень горд своей дочуркой.
- Малышка станет биологом, когда подрастет.
- Извините, у меня самого детей нет, и я не знал, что муравьи стали теперь

модными «игрушками».
- Это вовсе не игрушки. А муравьи в моде, возможно, потому, что наше
общество все больше и больше напоминает муравейник. А может, глядя на муравьев,
ребенок сможет лучше понять свой собственный мир. Вот и все. Ведь вы сами уже
потратили немало времени, любуясь на аквариум с муравьями, господин
полицейский!
- Это не совсем так. Я как-то не стремлюсь к общению с муравьями...
В глубине души Жак Мелье удивился: то ли он притягивает этих чудаковатых
любителей муравьев, то ли их просто стало многовато.
- А кто он? - спросила Офелия Муравьи.
- Комиссар.
- А что такое комиссар?
112. БИТВА
МАЛЕНЬКОГО ОБЛАЧКА
Хлопья слоисто-кучевых облаков медленно рассеиваются.
Сначала пчелы Золотого города увидели, как им показалось, только больших
шумных мух, вылетающих из серого облака.
Но скоро жители Асколеина поняли, что это такое на самом деле.
Это не большие мухи! Это...
Это жесткокрылые. Не какие-нибудь майские или навозные жуки, нет, это
жесткокрылые носороги.
Как муравьям удалось приручить этих огромных животных и привлечь сражаться
на своей стороне? - удивляются пчелы.
На остальные вопросы времени не остается, так как в мгновение ока десятка
два носорогов заслоняют им свет. И вот уже эти жесткокрылые бросаются на
пчел, а рыжие муравьи-артиллеристы стреляют.
Ровный пчелиный клин в форме буквы V быстро разрастается в букву W, а потом
и в XYZ. Это уже становится беспорядочным бегством.
Эффект внезапности сработал. На каждом жесткокрылом по четыре, а то и по
пять артиллеристов, они обстреливают пчел частыми очередями муравьиной
кислоты.
Пчелиный рой приостанавливается, потом снова устремляется вперед. Солдаты
Асколеина приготовили жала к бою.
Рассредоточиться в линию! - приказывает пчела. - Бейте их коней!
Вторая линия жуков-носорогов срабатывает не столь эффективно. Пчелы
уклоняются от выстрелов, садятся жукам на брюшки и, поднимаясь до их горла, вгоняют
до упора свое жало. С головокружительной высоты обрушиваются уже жесткокрылые
и их неуклюжие погонщики.
Отдан приказ-танец:
Вперед! В атаку!
Обрушивается дождь из асколеинских жал.
Пчелиное жало имеет форму гарпуна. Если оно застревает в теле жертвы, то
пчела, пытаясь освободиться, вырывает свою ядовитую железу и погибает. Кирасы
муравьев не задерживают пчелиных жал, зато доспехи скарабеев - напротив.
В эти минуты многие носороги падают вниз, сбиваются в беспорядочную кучу и
становятся добычей пчел-убийц.
Правильные геометрические построения солдат разрушаются. Мирмекийская
свалка разделяется на несколько свалок, более мелких и плотных. Пчелиный
треугольник превращается в кольцо.
Битва разворачивается сразу на ста этажах - полях битвы, расположенных друг
над другом. Это как игра в шахматы, если играть на ста параллельных досках.
Чем сильнее сближаются противники, тем зрелищнее битва. Армада белоканских

кораблей блистает. Пчелы поднимаются ввысь в восходящих потоках горячего
воздуха и оттуда бросаются на невозмутимых скарабеев, беря их на абордаж. Пчелы
похожи на вереницу маленьких кораблей во время атаки на большие суда.
Выстрелы 60-процентной муравьиной кислотой как фуга из жидкого пламени.
Обгоревшие крылья дымятся, раненые пчелы пикируют и молниеносно впиваются в
панцири скарабеев.
Когда жала пчел оказываются слишком близко и в пчел невозможно прицелиться,
артиллеристы отламывают жала, стискивая их мандибулами.
Рискованная игра. Чаще всего жало выскальзывает и впивается муравью в рот.
Смерть почти мгновенная.
Витает запах жженого меда.
У пчел иссякает яд. Их жала-шприцы больше не могут вводить смертельное
вещество. У артиллеристов не осталось кислоты. Жидкие огнеметы больше не
действуют . В последних стычках голые мандибулы выступают против сухих жал. И пусть
победит самый быстрый и меткий!
Иногда носорогам удается насадить пчел на рог. Один сообразительный
скарабей усовершенствовал технику: сначала он подталкивает пчел щеками, потом
насаживает на рог. Три неудачливых солдата Асколеина, как шашлык из желтых с
черными полосками фруктов, уже насажены на острие.
103-й замечает, что 9-й сражается с пчелой. Правой мандибулой он тычет ей в
спину. У насекомых нет запрещенных приемов. Все дозволено - лишь бы остаться
в живых.
Потом 9-й в одиночку на своем носороге несется на группу пчел в боевой
позиции. Они тут же выстраиваются в линию, ощетинившуюся копьями. Перед их
жалами отступил уже не один муравей, но 9-й на своем носороге набрал такую
скорость , что ничто не может его остановить. Рог мощным ударом врезается в линию
шипов. Группа разлетается.
Поднявшись на две задние лапки, 103-й сражается мандибулами-саблями против
жал-рапир сразу двух пчел. Но его скакун-носорог теряет высоту. Черные
гарпуны торчат вокруг его рога, и ему все труднее удерживаться в полете.
Животное выдохлось. По всему его телу сочится кровь. Скарабей продолжает
терять высоту. Вот он уже на уровне бегоний.
Полет 103-го заканчивается крушением.
Над ним вьются пчелы, но отряд пеших артиллеристов быстро их отгоняет.
Теперь 103-му надо предпринять кое-что очень важное.
Над мешаниной схватки пчелы танцуют восьмерками, докладывая о ходе битвы.
Нам необходимо подкрепление.
Из улья сразу же вылетают свежие силы.
Новые эскадрильи состоят из молодых (большинству не более двадцати-тридцати
дней от роду), но смелых пчел.
Через час белоканцы потеряли дюжину из тридцати имеющихся носорогов и
двадцать из трехсот занятых в битве артиллеристов.
Со стороны асколеинцев, поспешивших к облачку, четыреста погибших. Выжившие
колеблются. Что лучше: драться до конца или вернуться и защищать гнездо? Они
выбирают второе.
Когда жесткокрылые и их белоканские артиллеристы наконец приземляются в
Золотом улье, там подозрительно пусто. Во главе муравьев 9-й. Рыжие чувствуют
ловушку и медлят на пороге.
113. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Солидарность. Солидарность проявляется не в радости, а в беде. Все
чувствуют близость с тем, кто разделил с ним трудности, а не с тем, с кем пережил
счастливое событие.

Несчастье - источник солидарности и единения, а счастье чаще разъединяет.
Почему? Потому что во время всеобщего триумфа каждый чувствует себя
ущемленным в оценке личных заслуг. Каждый считает, что он единственная причина
общего успеха.
Сколько семей распалось из-за дележки наследства? Сколько рок-н-ролльных
групп были единым целым до... признания? Сколько политических движений исчезло,
как только добиралось до власти?
Этимологически слово «симпатия» происходит от sun pathein, что значит
«страдать с». Так же «сочувствие» происходит от латинского cum patior,
которое тоже означает «страдать с».
Переживая страдания отдельных представителей всей нашей группы, мы можем на
мгновение отвлечься от тягот собственной судьбы.
В воспоминаниях о пережитой вместе голгофе заключается единение и сила
группы.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
114. В УЛЬЕ
9-й спускается со своего боевого скакуна и принюхивается. Рядом
приземляются остальные муравьи. Быстрая перегруппировка.
Построение: отряд на очень опасном участке.
Компактным квадратом они проникают во вражеский улей. Внутри жуки-носороги
будут совершенно бесполезны. Их оставляют у входа жевать кору.
Белоканцы, похоже, проникли в святилище. Кроме пчел, никто еще не входил
сюда. Кажется, восковые стены хотят сковать муравьев. Солдаты осторожно
продвигаются вперед.
На безупречных восьмиугольниках мерцают золотые блики. Мед отсвечивает от
проникающих редких солнечных лучей. Лужицы воска спаяны прополисом, эта
красноватая резинка, которую пчелы собирают с соцветий каштана и ивы.
Ничего не трогайте! - предостерегает 9-й.
Слишком поздно. Мед привлекает муравьев, некоторые начинают пробовать его и
тут же увязают. Вытащить их и при этом самому не угодить в эту трясину
невозможно .
У некоторых артиллеристов еще сохранились в запасе остатки кислоты, они
осторожно идут вперед, готовые выстрелить при любой внезапной опасности.
Пахнет сахаром и западней.
Ничего не трогайте!
Они чувствуют, что в восковых сотах притаились рабочие и солдаты Асколеина,
готовые по первому приказу наброситься на них.
Крестоносцы подходят к восьмиугольной решетке, похожей на сердцевину
ядерного реактора. Но вместо урана там находятся будущие граждане Золотого улья.
Восемьсот альвеол наполнены яйцами, тысяча двести альвеол - личинками, две
тысячи пятьсот альвеол занято белыми нимфами. В центре шесть самых главных
альвеол. Здесь развиваются личинки принцесс.
Муравьев поражает архитектура. Это блеск цивилизации, достигшей своей
вершины. Не то, что в муравьиных Городах, где путаные коридоры прорыты кое-как
по законам наименьшего сопротивления. Неужели муравьи не столь умны и не
столь изысканны, как пчелы? Так можно было бы подумать, сравнив мозг пчелы и
муравья: мозг пчелы больше. Однако биологические исследования королевы
Шли-пу-ни, доказали, что ум - это не только размер мозга. Среди всех
насекомых периферические отростки нервной системы больше всего развиты у муравьев.
Белоканцы идут дальше и обнаруживают сокровищницу - комнату, наполненную
продуктами. Десять килограммов меда, а это в двадцать раз больше, чем вес

всех обитателей улья. Рыжие спорят, нервно шевеля усиками.
Все это слишком опасно. Они разворачиваются и направляются к выходу.
Смерть беглецам! Нападем на чужаков, они все равно заперты в нашем улье, -
призывает одна из пчел.
Из восьмиугольных альвеол вырываются пчелиные воины.
Муравьи падают под ударами ядовитых жал. Тех, кто приклеен к полу, даже не
удостаивают поединка.
Но 9-й успевает вывести из гнезда основные силы отряда. Муравьи садятся на
жуков-носорогов и взлетают, а войско Асколеина бросается за ними в погоню,
испуская победные запахи.
Внутри Золотого города уже готовятся праздновать победу, как вдруг
раздается зловещий треск. Потолок Асколеина обваливается, а в гнездо проникают
муравьи , сотни муравьев.
103-й разработал великолепный план. Пока пчелы преследовали мирмекийскую
армаду, он вскарабкался на дерево, и напал с тысячами белоканцев на
оставленный без защиты летающих солдат город.
Внимание, ничего не ломать. Минимум жертв. В заложники берите личинки
принцесс! - бросает 103-й, расстреливая личную охрану королевы Заха-эр-ча.
Крестоносцы очень быстро взяли мандибулами за горло всех принцесс. Город
сдается. Асколеин проиграл битву.
Королева все поняла. Вторжение отряда было всего лишь отвлекающим маневром.
А в это время муравьи, не имеющие летучих кобыл, прогрызли крышу и открыли
второй фронт, гораздо более опасный, чем первый.
Так была выиграна битва «Маленького серого облака», которая привела к
полному завоеванию муравьями воздушного пространства.
Что вы хотите? - спрашивает пчелиная королева. - Убить нас всех?
9-й отвечает, что рыжие никогда не ставили перед собой такую цель. Их
единственный враг - это Пальцы. Только Пальцы цель их похода. Муравьи Бел-о-кана
ничего не имеют против пчел. Им просто нужен их яд, чтобы убивать Пальцев.
Должно быть, Пальцы очень сильны, раз стоят таких усилий, - шепчет
Заха-эр-ча .
103-й требует в качестве подкрепления один легион пчел. Королева
соглашается . Она отдает элитную эскадрилью Стражей цветов. Тут же триста пчел начинают
жужжать. 103-й узнает их. Именно эти солдаты нанесли наибольший ущерб бело-
канцам.
Крестоносцы остаются на ночлег в Золотом улье и просят запасы меда в
дорогу.
Королева Асколеина интересуется:
За что вы так ненавидите Пальцев?
9-й объясняет, что Пальцы применяют огонь. Следовательно, они представляют
опасность для всего живого. Когда-то давным-давно насекомые заключили договор
о союзе против тех, кто использует огонь. Пришло время выполнить условия
этого договора.
Тут 9-й замечает, как из верхней альвеолы выходит 23-й.
Что ты тут делал? - спрашивает 9-й, поднимая антенны.
Да так, гулял, осматривал королевскую ложу, - небрежно бросает 23-й. 9-й с
23-м и так недолюбливают друг друга, а после таких слов все еще больше
обостряется .
103-й перебивает их и спрашивает, куда делся 24-й.
24-й потерялся в улье во время последней атаки. Он сражался, он преследовал
пчелу и... и теперь он слабо представляет, где находится. Все эти правильные
ряды сот совсем не успокаивают его. Однако он не выпускает кокон бабочки из
мандибул. Он рыскает среди анфилады альвеол, надеясь к завтрашнему утру найти
остальных крестоносцев.

115. ВО ВЛАЖНОЙ
ДУХОТЕ МЕТРО
Жак Мелье задыхался в тесноте вагона. Поезд дернулся, и комиссар толкнул
женщину. Хрипловатый голос возмутился:
- Вы не могли бы поосторожней?
Сначала он узнал тембр голоса. Потом сразу же сквозь запахи грязи и пота
услышал удивительный аромат духов. Бергамот, ветивер, мандарин, галоксид,
сандаловое дерево, скрепленные мускусом пиренейского каменного барана. Духи
сообщили:
Я Летиция Уэллс.
Это, несомненно, была она, ее дикие сиреневые глаза были направлены на
него .
Летиция смотрела на комиссара с нескрываемой злобой. Двери открылись.
Двадцать девять человек вышли, тридцать пять вошли. Их прижало так сильно, так
что они чувствовали дыхание друг друга.
Летиция смотрела на комиссара взглядом кобры, которая собирается заглотить
живьем детеныша мангуста, а очарованный Мелье не мог отвести глаз.
Она была невиновна. Он слишком поторопился. Когда-то они обменивались
идеями. Даже испытывали симпатию друг к другу. Она угощала его медовухой. Он
рассказал о своем страхе перед волками, а она - о страхе перед людьми. Как ему
не хватало этих моментов, одна его ошибка, и все испорчено. Он захотел
объясниться . Она простит его.
- Мадемуазель Уэллс, я хотел вам сказать, я...
Поезд остановился, она протиснулась между людьми и исчезла.
Она нервно зашагала по коридорам метро. Она почти бежала, чтобы как можно
скорее покинуть это мерзкое место. Она чувствовала направленные на нее
похотливые взгляды. И вдобавок ко всему этот комиссар Мелье ехал с ней по одной
линии!
Темные коридоры. Как какие-то влажные кишки. Лабиринт, освещенный тусклыми
неонами.
- Эй, куколка! Гуляешь?
Приблизились три бандитские фигуры. Три хулигана в виниловых куртках, один
из них уже приставал к ней несколькими днями раньше. Она ускорила шаг, но они
не отставали, подкованные железом ботинки стучали по полу.
- Ты одна? Не хочешь перекинуться словечком?
Она резко остановилась, в ее глазах читалось слово «отвали». В прошлый раз
это подействовало. Сегодня это не возымело никакого действия на этих дебилов.
- Надо же, эти красивые глазки ваши собственные? - спросил высокий бородач.
- Нет, она взяла их напрокат, - подхватил один из его дружков.
Сальные ухмылки. Тычки в спину. Бородатый вынул раскладной нож.
Летиция вдруг утратила всякую уверенность, и раз она оказалась в роли
жертвы, хулиганы тут же взяли на себя роль хищников. Она попыталась убежать, но
трое хулиганов преградили ей дорогу. Один из них заломил ей руку за спину.
Она застонала.
Коридор был освещен и далеко не пуст. Поравнявшись с ними, люди ускоряли
шаг, опуская голову и делая вид, что не замечают происходящего. Так просто
получить удар ножом...
Летиция Уэллс запаниковала. Ни одно из ее обычного оружия не срабатывало
против этих скотов. А ведь и у этого бородача, и у этого лысого, и у этого
громилы, наверное, тоже были матери, которые с улыбкой вязали голубое
приданое .
Глаза хищников сверкали, а вокруг по-прежнему ходили люди, ускоряя шаг,
поравнявшись с их маленькой группкой.

- Что вам надо, деньги? - пробормотала Петиция.
- Твои деньги мы возьмем потом. А сейчас нас интересуешь ты, - ухмыльнулся
лысый.
Тонким острием своего ножа Бородач стал срезать пуговицы с ее пиджака.
Она отбивалась.
Это было невероятно. 4 часа дня. Должен же хоть кто-то отреагировать и хоть
что-нибудь сделать!
Бородач присвистнул, увидев ее грудь.
- Маловата, но все равно ничего, как вам?
- С азиатками всегда проблема. Тела, как у девочек. Доброму человеку
подержаться не за что.
Петиция Уэллс была на грани обморока. На нее накатил приступ гуманофобии.
Грязные мужские руки касались ее, ощупывали, хотели ей навредить. Ее
сотрясали судороги, но от страха ее не могло даже стошнить. Она оказалась в ловушке
и была не способна сбежать от этих палачей. Она едва разобрала слова:
«Стоять , полиция!»
Нож замер.
Мужчина с револьвером предъявил трехцветное удостоверение.
- Вот дерьмо, это легавый! Смываемся, парни. А тебя, шлюха, мы поимеем в
другой раз.
Они побежали.
- Ни с места! - закричал полицейский.
- Как же, щас, - огрызнулся лысый. - Только попробуй выстрели - мы тебя
засудим.
Жак Мелье опустил револьвер, и они убрались. Петиция Уэллс медленно
восстанавливала контроль над своим дыханием. Все позади. Она спасена.
- Как вы? Они вас не поранили?
Петиция покачала головой. Понемногу она начала приходить в себя. Мелье в
естественном порыве обнял ее, стараясь успокоить:
- Все хорошо, теперь все хорошо.
Она инстинктивно прижалась к нему. Она успокаивалась. Никогда бы не
подумала , что однажды ее так обрадует внезапное появление комиссара Мелье.
Ее напряженный взгляд, этот бушующий океан ее сиреневых глаз успокоился. Не
осталось и намека на тигриный блеск, только легкий бриз колышет волны.
Жак Мелье подобрал пуговицы от ее пиджака.
- Полагаю, я должна вас отблагодарить, - сказала она.
- Не стоит. Повторяю, мне просто хотелось бы поговорить с вами.
- А о чем?
- Об этих химиках, это дело занимает нас обоих. Я вел себя как идиот. Мне
нужна ваша помощь. Мне... всегда была нужна ваша помощь.
Она была в замешательстве. Но как в таких обстоятельствах не пригласить его
в гости на бокал медовухи?
116. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Столкновение цивилизаций. В 1096 году папа Урбан II отправил первый
крестовый поход для освобождения Иерусалима. В нем участвовали пилигримы - люди
решительные, но не имеющие никакой военной подготовки. Во главе их стояли Готье
Безземельный и Пьер-Отшельник. Крестоносцы продвигались на восток и даже не
ведали, по каким странам проходили. Есть им было нечего, и они занимались
грабежом, сея больше разрушений на Западе, чем на Востоке. От голода они даже
скатились до каннибализма. «Представители истинной веры» быстро превратились
в сборище оборванных бродяг, одичавших и опасных. Король Венгрии, между
прочим, тоже христианин, приказал прикончить этих босяков, чтобы оградить своих

крестьян от их нападений. Некоторым выжившим все же удалось добраться до
турецкого берега, но молва о том, что они варвары, полулюди-полуживотные,
летела впереди них, так что в Никее местные жители прикончили их без малейших
колебаний .
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
117. В БЕЛ-О-КАНЕ
В Бел-о-кане приземляются мухи-гонцы. У всех одинаковые новости.
Крестоносцы победили одного Пальца с помощью пчелиного яда. Потом они атаковали улей
Асколеин и одержали победу. Ничто не может устоять при их приближении.
Во всем Городе ликование.
Королева Шли-пу-ни в восхищении. Она всегда верила, что Пальцы уязвимы. И
вот теперь это доказано. В восторге она испускает в сторону тела своей
матери :
Их можно убить, их можно победить. Они нас не превосходят.
А под Закрытым городом собрались сторонники Пальцев; их потайная каморка
над загоном для тли еще теснее, чем предыдущее убежище.
Если Палец и в самом деле был убит нашими легионами, значит. Пальцы не
боги , - говорит недеист.
Они наши боги, - с нажимом утверждает деист. По его мнению, крестоносцам
только показалось, что убитый был Пальцем, а на самом деле они столкнулись с
каким-то другим круглым розовым животным. Он лихорадочно повторяет:
Пальцы - наши боги.
Однако впервые среди мятежников-деистов зарождается сомнение. И они
опрометчиво сообщают об этом прямо механическому пророку - тому самому «Доктору
Ливингстону».
118. БОЖЕСТВЕННЫЙ ГНЕВ
Бог Николя мечет громы и молнии.
Это еще что такое - эти муравьи смеют сомневаться? Безбожники, святотатцы,
богохульники! Надо припугнуть этих язычников!
Он знает: если не утвердиться в качестве ужасного карающего бога, то
царство не продлится долго.
Он берется за клавиатуру компьютера, который переводит его слова в
феромоны:
Мы боги.
Мы всемогущи.
Наш мир превосходит ваш.
Мы непобедимы,
И никто не смеет подвергать сомнениям наше господство.
Перед нами вы - всего лишь недоразвитые личинки.
Вы неразумны.
Чтите и кормите нас.
Пальцы всемогущи, ибо Пальцы - боги.
Пальцы всемогущи, ибо Пальцы великие.
Пальцы всемогущи, ибо Пальцы непобедимые.
Это ист...
- Что ты тут делаешь, Николя? Он поспешно выключил машину.
- Ты не спишь, мама?
- Меня разбудил стук клавиш. Мой сон стал таким чутким, иногда я сама не
знаю, когда я сплю и вижу сон, а когда живу в реальности.

- Ты спишь, мама. Иди ложись!
Он ласково проводил ее до кровати.
Люси Уэллс хотела спросить: «Что ты делал у компьютера, Николя?» - но сон
охватил ее раньше, чем она успела задать вопрос. Ей снилось, что ее сын
работал на «Пьер де Розетт», стремился глубже вникнуть в муравьиную ггивилизацию.
А Николя подумал, что на этот раз он легко отделался. В будущем ему надо
быть еще осторожней.
119. ОБМЕН МНЕНИЯМИ
Длинная темная колонна растянулась по густым зарослям шалфея, майорана,
тимьяна и голубого клевера. Во главе первого в мирмекийской истории
крестового похода против Пальцев идет 103-й: он один знает дорогу на край света, в
страну Пальцев.
Подождите меня! Подождите меня!
Проснувшись, 24-й расспрашивал всех подряд, пока мухи не подсказали ему,
куда ушел караван.
Он догоняет 103-го.
Кокон ты хотя бы не потерял?
24-й возмущен. Может, он и рассеянный, но он осознает важность своей
задачи. Миссия Меркурий превыше всего. 103-й спокойно просит 24-го быть все время
рядом. Таким образом, риск потеряться уменьшится. 24-й соглашается и
пристраивается вслед за 103-м.
Позади 9-й под аккомпанемент отряда медведок запевает военную песню для
поднятия боевого духа войск:
Смерть Пальцам, солдаты, смерть Пальцам!
Если ты их не убьешь, они тебя раздавят.
Они сожгут твой муравейник
И убьют кормилиц.
Пальцы не такие, как мы.
Они слишком пухлые,
Они безглазы,
Они порочны.
Смерть Пальцам, солдаты, смерть Пальцам.
Завтра ни один не убежит.
Но пока этот крестовый поход в основном наносит ущерб мелким животным в
округе . В среднем колонна поглощает по четыре килограмма мяса насекомых в день.
Не говоря о разоренных гнездах.
Если в деревнях заранее узнают о приближении крестового похода, то они
предпочитают присоединиться к нему, а не подвергаться грабежу. Поэтому ряды
крестоносцев регулярно пополняются.
Когда они покидали Асколеин, их было всего две тысячи триста. Теперь их уже
две тысячи шестьсот, в массе своей это муравьи всех цветов и размеров. Даже
численность воздушного флота восстановилась. Теперь в нем двадцать два
жука-носорога плюс триста воинов пчелиного легиона плюс семейство из семидесяти
мух, которые беспорядочно летают туда-сюда. Итак, крестовый поход снова
насчитывает примерно три тысячи особей.
В полдень жара стала невыносимой, и они остановились на привал.
Все устраиваются в тени на импровизированную сиесту среди корней большого
дуба. 103-й решил этим воспользоваться и выполнить пробный полет. Он просит
пчелу прокатить его на спине.
Опыт длится недолго. Из пчелы получается никудышный скакун: она слишком
сильно вибрирует. В таких условиях невозможно прицелиться и произвести
выстрел кислотой. Ну и ладно. Пчелиная эскадрилья полетит без всадников.

В укромном уголке 23-й снова разводит свою пропаганду. На этот раз ему
удалось собрать гораздо больше слушателей, чем в прошлый.
Пальцы - наши боги!
Присутствующие хором подхватывают деистский лозунг. Муравьи одновременно и
увлеченно испускают один и тот же феромон.
А как быть с крестовым походом?
Это не крестовый поход, а встреча с нашими господами.
Чуть дальше 9-й проводит агитацию совсем другого рода.
Собравшимся вокруг муравьям он скармливает ужасную историю о том, как
Пальцы за несколько секунд утащили целый Город. Все с содроганием слушают его.
Еще дальше расположился 103-й, он ничего не рассказывает. Он слушает. И
систематизирует то, что рассказывают о Пальцах насекомые других видов,
пополняя свой зоологический феромон.
Одна муха докладывает, что десять Пальцев гнались за ней и пытались
раздавить .
Пчела говорит, что оказалась в плену прозрачного стаканчика, а снаружи над
ней глумились Пальцы.
Майский жук уверяет, что врезался в какое-то розовое и мягкое животное.
Возможно, это был Палец.
Сверчок рассказывает, что его заперли в клетке, кормили салатом, а потом
отпустили. Его тюремщиками, разумеется, были Пальцы: пищу ему приносили
розовые шары.
Красные муравьи утверждают, что всадили свой яд в розовую массу, и та тут
же убежала.
103-й педантично заносит все эти свидетельства в зоологический феромон о
Пальцах.
Потом, когда жара спадает, муравьи пускаются в путь.
Крестовый поход идет вперед, по-прежнему вперед.
120. ПЛАН БИТВЫ
Летиция спешит смыть с себя нечистоты метро. Она предложила Мелье
посмотреть в гостиной телевизор, пока она примет ванну.
Тот удобно устроился на диване и включил телевизор, а Летиция, погрузившись
в воду, снова почувствовала себя рыбой.
Сосредоточенность, задержка дыхания. Она размышляет о том, что у нее есть
веские причины ненавидеть Мелье и столь же веские причины быть ему
признательной за своевременное вмешательство. Счет по нулям.
А в гостиной Мелье смотрел любимую передачу с радостной улыбкой ребенка
перед любимой игрушкой.
- Итак, мадам Рамирез, вы нашли решение?
- Э... Четыре треугольника из шести спичек - это я хорошо себе представляю,
но шесть треугольников и шесть спичек - этого я совсем не представляю.
- Вам не на что жаловаться. «Головоломка для ума» вполне могла предложить
вам выстроить Эйфелеву башню из семидесяти восьми спичек... (Смех и
аплодисменты.)... но наша передача предлагает вам всего лишь построить шесть маленьких
треугольников из шести маленьких спичек.
- Я беру джокер.
- Хорошо. Вот вам в помощь еще одна фраза: «Это как капля чернил в стакане
с водой».
Появилась Летиция в простеньком халате и с полотенцем на голове. Мелье
выключил телевизор.
- Я очень благодарна вам за вмешательство. Вот видите, Мелье, я оказалась
права. Самый страшный хищник - это человек. Мой страх вполне обоснован.

- Не будем преувеличивать. Это всего лишь мелкая шпана.
- Мне все равно, кто они, простые безработные или убийцы, это ничего не
меняет . Люди хуже волков. Они не могут справиться с низменными инстинктами.
Жак Мелье промолчал и подошел к террариуму с муравьями, который молодая
женщина переставила на видное место прямо посреди гостиной.
Он поднес Палец к стеклу, но муравьи не обратили на него ни малейшего
внимания . Для них это была всего лишь тень.
- Они снова ожили? - спросил он.
- Да. Из-за вашего «вмешательства» погибло девять десятых, но королева
выжила. Рабочие заслонили ее собой и таким образом защитили.
- У них странное поведение. Не как у людей, нет, но... странное.
- В любом случае, если бы не убили еще одного химика, я бы до сих пор гнила
в вашей тюрьме, и они бы все умерли.
- Нет, вас все равно бы освободили. Экспертиза показала, что раны братьев
Сальта и остальных погибших не могли быть нанесены вашими муравьями. У них
мандибулы слишком короткие. Я поспешил и действовал неразумно.
Ее волосы уже подсохли. Она снова вышла и вернулась, одетая в белое
шелковое платье, украшенное нефритом.
Держа в руках кувшин медовухи, она отчеканила: - Это следователь приказал
отпустить меня, теперь вам легко говорить, что вы уже убедились в моей
невиновности .
Он возразил:
- Но у меня же были серьезные улики. Вы не можете отрицать факты. Муравьи
на самом деле явились ко мне ночью. Они на самом деле убили мою кошку
Марию-Шарлотту. Я видел их собственными глазами.
Конечно, братьев Сальта, Максимилиана Мак-Хариоса, супругов Одержен и
Мигеля Синьераза убили не ваши муравьи, но все же это были муравьи. Летиция, я
еще раз повторяю, мне всегда была нужна ваша помощь.
Поделимся соображениями. (Он проявлял настойчивость.) Эта загадка
притягивает и вас, и меня. Будем работать вместе, вдали от юридических механизмов. Я
не знаю, кто этот Гамельнский флейтист, но он гений.
Его надо обезвредить. В одиночку я этого никогда не смогу, но с вами и
вашим знанием муравьев и людей...
Она прикурила длинную сигарету, вставленную в мундштук. Она размышляла. А
он не умолкал:
- Летиция, я не герой детектива, я обыкновенный человек. Поэтому мне
случается ошибаться, спускать дело на тормозах, сажать невиновных. Я знаю, это
грубая небрежность. Я сожалею и хочу исправиться.
Она выпустила дым ему в лицо. Из-за своей ошибки он так испереживался, что
начал казаться ей даже трогательным.
- Ну, хорошо. Я согласна быть с вами заодно. Но с одним условием.
- С каким угодно.
- Когда мы найдем виновного или виновных, вы предоставите мне эксклюзивное
право написать о расследовании.
- Нет проблем.
Он протянул ей руку.
Она повременила и протянула свою:
- Я всегда слишком быстро прощаю. И сейчас наверняка совершаю самую большую
в жизни глупость.
Они тут же приступили к делу. Жак Мелье предоставил материалы дела:
фотографии тел, результаты вскрытий, сведения о прошлом каждой жертвы, результаты
исследования внутренних повреждений, замечания по поводу когорт мух.
Из своих собственных расследований Летиция не показала ему ничего, но она
охотно признала, что все сходится на концепции «муравьев». Муравьи были ору-

дием, муравьи были мотивом. Однако оставалось выяснить главное: кто и как ими
манипулировал.
Они просмотрели список террористических экологических организаций и
фанатичных защитников животных, которые требуют выпустить всех животных из
Зоопарков , всех птиц и насекомых из клеток. Летиция покачала головой.
- Знаете, Мелье, хотя все на это указывает, но я не верю, что муравьи
способны убивать производителей инсектицидов.
- Почему?
- Они слишком умны для этого. Закон око за око - это человеческая идея.
Месть - это человеческая концепция. Мы приписываем наши собственные чувства
муравьям. Зачем истреблять людей, если муравьи вполне могут дождаться, пока
они сами перебьют друг друга!
Жак Мелье задумался над ее словами.
- Будь то муравьи, флейтист или человек, который выдает себя за муравьев,
все равно надо найти преступника или преступников, разве нет? К тому же это
оправдает ваших маленьких друзей.
- Хорошо, я с вами.
Они рассматривали фрагменты головоломки, разложенные на большом столе в
гостиной. Оба были уверены, что элементов достаточно и можно определить
логику , которая их объединяет.
Вдруг Летиция просияла.
- Не будем терять время. Ведь мы оба хотим найти убийцу. У меня появилась
мысль, как это можно сделать. Совсем просто. Слушайте!
121. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Столкновение цивилизаций. Второй крестовый поход за освобождение Иерусалима
и Гроба Господня возглавил Годфруа Бульонский. На этот раз сотни тысяч
пилигримов находились под прикрытием четырех тысяч пятисот вооруженных рыцарей. По
большей части это были младшие отпрыски дворянских родов, лишенные феода
согласно праву майората. Прикрываясь религией, эти лишенные наследства дворяне
надеялись завоевать чужие замки и, наконец, обзавестись землей.
Так они и сделали. В каждом захваченном замке поселялся какой-нибудь рыцарь
и тут же покидал крестовый поход. За право на земли побежденного города
зачастую возникали междоусобицы. Например, принц Богемон Тарентский решил
наложить руку на Антиохию. Крестоносцам приходилось применять силу к собратьям по
оружию, чтобы те продолжили крестовый поход. Возник парадокс: для достижения
своих целей западные феодалы объединяются с восточными эмирами против своих
же боевых товарищей. А последние без колебаний заключают союзы с другими
восточными эмирами, чтобы дать отпор. Наступил момент, когда стало непонятно,
кто, с кем и за что сражается. Многие крестоносцы даже забыли о
первоначальной цели похода.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
122. В ГОРАХ
Вдали вырисовываются темные гряды холмов и гор. Серые автохтонные муравьи
назвали главный пик «Торфяная гора», потому что там залегает сухой торф.
Пройти тут не представляет особого труда.
В этой горе крестоносцы нашли узкий, но довольно глубокий проход. В высоких
стенах чередуется белый, серый и бежевый камень, обнажая свои исторические
пласты. В почве без возраста отпечатки ископаемых в форме спиралей и рожков.
После узких ущелий идут каньоны. Каждая расщелина - угроза смертельной

опасности для мирмекийских солдат, падение туда не сулит ничего хорошего.
В проходе слишком холодно, и крестоносцам не терпится выйти отсюда. Муравьи
жалуются на холод, и великодушные пчелы подкрепляют их медом.
103-й обеспокоен. Он не помнит этот подъем по горному массиву. Возможно,
они слишком отклонились на север, тогда надо повернуть на восток, чтобы
добраться до края мира. Да, им остается только идти вперед.
Бесплодный камень может предложить им только пожелтевшие, как салат,
лишайники. Тут растет в основном фунария влагомерная, получившая такое название
потому, что от влажного воздуха ее капсулы изгибаются.
Наконец они достигли долины бергамотовых деревьев. И поскольку действие
улучшает функцию органа, то у крестоносцев из-за необходимости проходить
большие открытые пространства улучшается зрение. Они начинают привыкать к
свету, больше не ищут затененных участков, они могут различать пейзажи,
находящиеся более чем в тридцати шагах от их глазных фасеток.
Однако, несмотря на это, разведчики нередко попадают в ловушки скакунов.
Эти маленькие жужелицы роют в земле ямы, над которыми оставляют люки.
Почувствовав вибрацию, они выскакивают и хватают жертву.
Позже караван натыкается на стену зарослей крапивы. Для муравьев это как
стена из гигантских колючек, однако, они без колебаний штурмуют ее.
Они преодолевают это препятствие без особого ущерба. Настоящее препятствие
ждет их дальше: яма, а сразу за ней водопад. На этот раз они не знают, как
пересечь пропасть и водную стену одновременно. Несколько пчел пытаются
перелететь и тонут в водопаде.
Вода притягивает к себе все, что летает, - предостерегают мухи.
Особенно опасен этот устрашающий занавес из ледяной воды.
Сжимая в лапках кокон бабочки, приближается 24-й. Кажется, у него есть
решение . Однажды он заблудился в западных лесах - подумать только, сколько
интересного можно узнать, когда, потерявшись, приходится искать дорогу, - и там
он видел, как термит пересекает бьющий из скалы ручей с помощью куска дерева.
Термит сначала протянул ветку сквозь поток, а потом перебрался, выгрызая ее
изнутри.
Муравьи тут же начинают искать толстую ветку или что-то похожее. Они
находят огромный тростник. Это будет прекрасный плавучий тоннель. Они поднимают
стебель и медленно толкают его лапками, до тех пор, пока тот не пересекает
стену водопада. Конечно, многие рабочие гибнут при этом маневре, но тростник
неумолимо продвигается вперед, и почти не встречает сопротивления.
Тогда начинают самоотверженно работать медведки, выгрызая внутренность
стебля, пока не получается непромокаемая труба, по которой крестоносцы
преодолеют и овраг, и водную преграду.
Для больших носорогов это трудное испытание, их надкрылья мешают
протиснуться , но их проталкивают, и носороги все же помещаются внутри стебля.
123. СЛЕДУЮЩИЙ
ЧЕТВЕРГ
Заметка из «Воскресного эха»
Заголовок: ИМЕНИТЫЙ ГОСТЬ
«В следующий четверг в конференц-зале гостиницы "Прекрасный берег"
профессор Такагуми из университета Иокогамы представит новую разработку
инсектицида. Японский ученый заявляет, что сумел синтезировать вещество, которое
избавит нас от вторжения муравьев. Профессор Такагуми сам расскажет о своих
работах. Он остановился в гостинице "Прекрасный берег", общается со своими
французскими коллегами и ожидает презентации».

124. ГРОТ
В конце тоннеля - пещера. Она не заканчивается тупиком. Грот продолжается
длинной каменистой галереей, в которой циркулирует свежий воздух.
И колонны продвигаются вперед, по-прежнему вперед.
Муравьи огибают большие наросты известняка - сталагмиты. Те, кто идет по
потолку, перебираются через сталактиты. Кое-где сталагмиты и сталактиты
срастаются, образуя высокие колонны. Трудновато отличить верх от низа!
В пещере копошатся представители своей особой фауны. Там есть просто живые
ископаемые. В большинстве своем они слепы и лишены окраски. В спешке
проносятся белые мокрицы, куда-то тащатся сороконожки, нервно прыгают многохвост-
ки. В лужицах плавают прозрачные креветки, чьи усики длиннее тела.
Во впадине 103-й увидел, как группа пещерных клопов-вонючек с острыми
членами предается своим обычным оргиям. Многих из них ему удается пристрелить.
Какой-то муравей подходит и пробует клопа, изжаренного в кислоте 103-го. Он
говорит, что это мясо, когда горячее и жареное, вкуснее, чем холодное и
сырое .
Надо же, - говорит он, - мясо можно жарить в кислоте.
Гастрономические открытия зачастую так и происходят. Случайно.
125. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Всеядные. Господствовать на Земле могут только всеядные. Способность
употреблять любую пищу - это sine qua поп1 для распространения вида в
пространстве и во времени. Чтобы утвердиться на планете хозяином, надо уметь поглотать
все виды пищи, которые она породила.
Животное, зависящее от одного вида пищи, ставит свое существование под
угрозу, если этот вид пищи исчезает. Известно немало видов птиц, которые
питались определенным видом насекомых, когда же эти насекомые переместились, а
птицы не смогли последовать за ними, они попросту вымерли. Сумчатые,
питающиеся только листьями эвкалипта, и не способные путешествовать тоже не могут
выжить в безлесных зонах.
Человек, подобно муравью, таракану, свинье и крысе, понял это. Эти пять
видов пробуют, поглотают и переваривают практически любую пищу, даже отходы.
Поэтому эти пять видов могут претендовать на титул хозяина животного мира. У
них есть еще одна общая черта: эти пять видов, приспосабливаясь к окружающей
среде, постоянно обновляют свой рацион. Новую пищу перед поглощением они
вынуждены проверять, чтобы избежать эпидемий и отравлений.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
126. НАЖИВКА
Когда заметка появилась в «Воскресном эхе», Летиция Уэллс и Жак Мелье уже
забронировали в отеле «Прекрасный берег» номер на имя профессора Такагуми.
Вовремя поданные чаевые позволили Мелье установить в номере изощренную
систему слежения.
По периметру комнаты установили чувствительные видеокамеры, которые
включались от малейшего движения воздуха. Наконец в кровать положили манекен
японца .
Здесь же устроили засаду.
- Держу пари, что придут муравьи! - сказал комиссар Мелье.
Необходимое условие (лат.).

- Хорошо. Держу пари, что это будет человек.
Теперь им оставалось только ждать. И тогда станет ясно, что за рыба клюнула
на их приманку.
127. РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ
Далеко впереди сверкает крошечное отверстие.
Навстречу движется теплый воздух. Крестоносцы ускоряют шаг. Длинная колонна
выходит из темной прохлады грота на залитый солнцем карниз.
На солнце резвятся стрекозы. Где стрекозы - там и река. Поход близко к
цели , это несомненно.
103-й выбирает самого красивого носорога, за самый длинный носовой отросток
его называют «Большой Рог». Цепляясь когтями за его хитин, муравей
отправляется на разведку. За ним, обеспечивая защиту на случай встречи с птицей,
следуют двенадцать рыцарей-артиллеристов.
С попутным ветром они резко пикируют к реке, усеянной блестками света.
Скольжение между слоями воздуха.
С идеальной синхронностью двенадцать летящих насекомых вонзаются крыльями в
воздух и резко поворачивают налево.
Маневр настолько быстрый, что центробежная сила буквально вдавливает 103-го
в спину летающего коня.
Чистый воздух опьяняет.
В этих лазурных небесах все выглядит таким светлым, таким прозрачным. Нет
никаких запахов, и насекомым нет никакой необходимости соблюдать извечную
осторожность . Остается только вдыхать поток прозрачного воздуха.
Скарабеи замедляют взмахи крыльев. Они планируют в тишине.
Внизу многообразие форм и цветов.
Эскадрилья спускается и летит на бреющем полете. Прекрасные скарабеи
пролетают между деревьями плакучих ив и ольхи.
На «Большом Роге» 103-й чувствует себя прекрасно. Вынужденное близкое
общение со скарабеями-носорогами научило его отличать одного от другого. У его
боевого коня самый высокий и самый острый рог во всей эскадрильи, а также
самые тренированные лапы и самые большие крылья. Но «Большой Рог» имеет еще
одно преимущество: он единственный задается вопросом, как следует летать, чтобы
стрелкам было удобнее целиться. Он также умеет вовремя отступить, когда его
преследует летающий хищник.
Простыми запахами 103-й спрашивает у него, нравится ли скарабеям
путешествие . «Большой Рог» отвечает, что проход по гроту был трудным. Нелегко быть
Зажатым в темном коридоре. Крупным жесткокрылым требуется пространство. Да,
кстати, он случайно услышал, как его товарищи что-то говорили о «богах». Бог,
это что, еще одно название Пальцев?
103-й уклоняется от ответа. Нельзя допустить, чтобы «болезнь томления духа»
охватила еще и наемников. В противном случае споры разрастутся, и с крестовым
походом будет покончено еще до того, как он достигнет края мира.
«Большой Рог» обнаруживает зону торфяников. В торфе любят прятаться южные
скарабеи. Некоторые из них и в самом деле удивительны. У каждого вида
жесткокрылых свои специфические черты, ни один вид не похож на другой. Возможно,
южане могли бы тоже пригодиться в походе. Почему бы не нанять их? 103-й
соглашается . Любая помощь неоценима.
Полет продолжается.
От реки доносятся запахи цикуты, болотной незабудки, вязолистной таволги.
Под ними проплывает ковер белых, розовых и желтых кувшинок, словно небрежно
распыленное разноцветное конфетти.
Эскадрилья кружит над рекой. На полдороге между двумя берегами расположился

маленький островок с большим деревом посередине.
Носороги скользят над завитками речных волн. Их лапки почти касаются
потока .
Но 103-й никак не может найти известный порт Сатей, из которого под речным
дном на другой берег реки ведет подземный ход. Должно быть, крестоносцы
отклонились от намеченной дороги, и, похоже, довольно далеко. Им придется долго
плутать.
Однако по возвращении летающие разведчики объявляют, что все в порядке, что
надо продолжать идти вперед.
Армия спускается по обрывистому берегу, как струйка патоки: муравьи при
помощи присосок на лапках, носороги летят, пчелы пикируют, а мухи - толкаются.
Внизу простирается пляж из мелкого бежевого песка со светлыми дюнами,
кое-где попадаются редкие островки травы, в основном песчаный овес и песчаные
грибницы. Вкусные припасы для муравьев!
103-й объясняет: чтобы добраться до порта Сатей, им надо двигаться вдоль
берега на юг. Караван трогается.
Вместе с другими носорогами «Большой Рог» покидает основные войска. У них
есть неотложные дела, говорят они, чуть позже они присоединятся к войску.
Впереди разведчики обнаруживают белые комочки, вкусно пахнущие улиткой. Им
уже приелись звездчатки, а эти яйца аппетитно выглядят. 9-й предостерегает
их. Прежде чем съесть, что бы то ни было, надо проверить, не является ли эта
еда ядовитой. Некоторые слушаются его, другие принимаются за еду.
Какая ошибка! Это вовсе не яйца, это слизь улитки. Более того, зараженная
сосальщиком!
128. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Зомби. Жизненный цикл большого печеночного сосальщика (Fasciola hepatica),
он же печеночная двуустка, является одной из самых больших загадок природы.
Это животное заслуживает целого романа. Как указывает его название - это
паразит, который живет в печени овец. Гельминт кормится кровью и клетками
печени, а когда вырастает, - откладывает яйца. Но яйца сосальщика не могут
развиться в печени овцы. Их ждет целое путешествие.
Яйца покидают тело своего хозяина вместе с экскрементами. Так они попадают
во внешний мир, где холодно и недостаточно влаги. После периода созревания из
них вылупляется крошечная личинка. Ее съедает новый хозяин - улитки.
Дальше личинка сосальщика будет развиваться в теле улитки, а затем выйдет
наружу вместе со слизью, которую этот гастеропод выделяет в период дождей.
Но это только половина пути для сосальщика.
Слизистые выделения улиток, похожие на гроздья белых жемчужин, часто
привлекают муравьев. Вместе с этим «троянским конем» личинки попадают в организм
насекомого. В социальном зобе мирмекийцев они задерживаются ненадолго. Они
освобождаются из зоба, пронзая его, превращая в дуршлаг, а множество дырочек
заделывают твердеющим веществом, и муравей после этого инцидента продолжает
жить. Нельзя убивать муравья, он необходим для попадания личинок в тело овцы.
Глисты развиваются внутри тела муравья, но снаружи ничто не позволяет
догадаться о внутренней драме.
Когда личинки становятся взрослыми сосальщиками, они должны вернуться в
печень овцы, чтобы завершить свой жизненный цикл.
Но каким образом овца может съесть муравья, ведь она не насекомоядное?
Должно быть, многие поколения сосальщиков задавались этим вопросом.
Проблема осложнялась тем, что овцы объедают верхушки трав только в прохладное время
суток, а муравьи покидают свое гнездо в теплые часы и ползают только в тени,
у корней травы.

Как объединить их в одном месте и в одно время?
Сосальщики нашли решение, распределившись по телу муравья. Десяток
располагается в тораксе, десяток в лапках, десяток в брюшке и один в голове.
Как только эта единственная личинка проникает в голову, поведение муравья
сразу меняется... Вот так-то! Сосальщик, этот маленький примитивный червь,
близкий к инфузории-туфельке и, значит, к самым примитивным одноклеточным,
отныне управляет таким сложным муравьем.
Результат: по вечерам, когда все рабочие засыпают, зараженные двуустками,
муравьи покидают свой Город. Словно лунатики, они бредут вперед и поднимаются
на верхушки трав. И не каких-нибудь трав! А тех, которые любят овцы: люцерна
и пастушья сумка.
Замерев, муравьи ожидают, когда их съедят.
Это работа двуустки, сидящей в голове, - каждый вечер заставлять своего
хозяина выходить из муравейника, до тех пор, пока его не съест овца. Утром,
когда становится тепло, муравей обретает контроль над своим мозгом и волей,
если его до этого не съел баран. Он удивляется, что оказался тут, на верхушке
травинки. Он быстро спускается, ползет к гнезду и приступает к обычным делам.
До следующего вечера, когда он, как зомби, снова выйдет со всеми своими
зараженными товарищами ожидать, чтоб его съели.
Жизненный цикл двуустки ставит перед биологами много вопросов. Первый: как
двуустка, забравшаяся в мозг, может видеть, что происходит во внешнем мире,
да еще приказывать муравью идти к той или иной травинке? Второй: двуустка,
управляющая мозгом муравья, единственная, кто умрет в процессе переваривания
пищи овцой. Почему же она идет на такую жертву? Все происходит так, будто
двуустки сознательно идут на то, чтобы одна из них, и вдобавок лучшая,
умерла, лишь бы все остальные достигли своей цели и закончили цикл созревания.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
129. ГОРЯЧИЙ ПОТ
В первый день никто не пришел атаковать муляж профессора Такагуми.
Жак Мелье и Летиция Уэллс запаслись саморазогревающимися консервами и сухой
едой. Они сидели как в осаде. Коротая время, играли в шахматы. Летиция
оказалась более умелой, а Мелье делал грубые ошибки.
Его раздражало превосходство партнерши, но он заставил себя
сосредоточиться. Он выстроил свои фигуры для защиты, линия пешек блокировала любую
инициативу противника. Партия быстро превратилась в окопную битву, как при Вердене.
Слоны, кони, ферзь и ладьи противников, которым не давали ринуться в
молниеносную атаку, съедали друг друга.
- Вы осторожничаете даже в шахматах! - обронила Летиция.
- Я осторожничаю? - оскорбился Мелье. - Как только я оставляю свободное
пространство, вы напираете на мои ряды. Как же я могу играть иначе?
Вдруг она замерла, приложив палец к губам, призывая его к молчанию. Где-то
в глубине номера отеля «Прекрасный берег» ей послышался легкий шум.
Они прильнули к экранам камер наблюдения. Ничего. И все-таки Летиция Уэллс
была уверена, что убийца здесь. В подтверждение ее уверенности, замигал
детектор контроля движения.
- Убийца здесь, - прошептала она. Уставившись на экран, комиссар
воскликнул :
- Да. Я его вижу. Это один муравей. Он поднимается по кровати!
Летиция быстро расстегнула рубашку Мелье, подняла его руки и носовым
платком тщательно протерла подмышки полицейского.
- Что на вас нашло?

- Не мешайте. Я, кажется, поняла, как действует наш убийца.
Она отодвинула временную перегородку и, прежде чем муравей дополз до
покрывала, потерла манекен платком, увлажненным потом из подмышек Жака Мелье.
Потом быстро вернулась и пристроилась рядом с ним.
- Но... - начала он.
- Молчите и смотрите.
Муравей полз по кровати, приближаясь к манекену. Он отщипнул крошечный
квадратный кусочек от пижамы псевдопрофессора Такагуми. Потом исчез так же,
как появился - в ванной.
- Я не понимаю, - сказал Мелье. - Этот муравей не стал нападать на нашего
человека. Он только вырвал крошечный кусочек ткани.
- Это для запаха, только для запаха, комиссар.
Казалось, она взяла операцию в свои руки, и он поинтересовался:
- А что нам делать теперь?
- Ждать. Убийца придет. Теперь я в этом уверена. Мелье очень удивился.
Она посмотрела на него тем взглядом, который так ослеплял его, и объяснила:
- Этот муравей-одиночка напомнил мне одну историю, ее рассказывал мой отец.
Он жил в Африке в племени бауль. Этот народ изобрел довольно любопытный
способ убивать людей. Если кто-то замышлял тайное убийство, он добывал себе
лоскут одежды, пропитанный потом будущей жертвы. Потом клал его в сумку, в
которой держал ядовитую змею. И все это подвешивал над кастрюлей с кипящей водой.
От боли змея приходила в ярость, и эту боль она ассоциировала с запахом
ткани. Оставалось только запустить змею в деревню. Как только она улавливала тот
же запах, что и от лоскута одежды, она нападала.
- Вы думаете, наш убийца находит жертву по запаху?
- Уверена. В конце концов, муравьи всю информацию получают из запахов.
Мелье злорадствовал:
- А! Так вы, наконец, признаете, что это муравьи убивают!
Она утихомирила его.
- Здесь пока еще никого не убили. Единственный пострадавший - это пижама.
Он задумался, потом рассвирипел:
- Но на этом лоскуте мой запах! Теперь они решат убить меня!
- Комиссар, вы, как всегда, трусите... Надо просто хорошенько помыться и
побрызгаться дезодорантом. Но сначала пропитаем потом нашего профессора
Такагуми .
Мелье это ничуть не успокоило. Он сунул в рот жвачку.
- Но они уже один раз нападали на меня!
- ...и вы, как мне помнится, убежали от них. Как хорошо, что я и это
предусмотрела , я принесла для вас лучшее успокоительно средство.
Из сумки она извлекла маленький переносной телевизор.
130. БИТВА
В ДЮНАХ
Длинный переход через дюны.
Ступать все тяжелее и тяжелее.
Песок тонкой пленкой липнет к панцирям, иссушает губы, хитин начинает
скрежетать от малейшего движения.
Пыль покрыла кирасы, они больше не блестят.
А крестовый поход продолжает двигаться вперед и только вперед.
У пчел закончились запасы меда.
Социальные зобы опустели. При каждом шаге почва хрустит и осыпается, как
растрескавшийся гипс,
Крестоносцы выдохлись, и тут возникает новая угроза. На горизонте поднима-

ется облако пыли, оно разрастается и приближается. В этом ореоле непонятно,
кто такие эти враги.
На расстоянии трех тысяч шагов их уже можно различить. Перед их взором
возникает армия термитов. Солдаты-термиты, узнаваемые по грушевидным головам,
разбрасывают смолу, и первые ряды муравьев смешиваются.
Из мирмекийских брюшек вылетают плевки едкой кислоты. Кавалерия термитов
появляется неожиданно, муравьи стреляют, но слишком поздно: вражеский ряд
совсем близко и вот он уже врезается в центр первой линии защиты муравьев.
Столкновение мандибул.
Грохот кирас.
Легкая мирмекийская кавалерия даже не успевает сдвинуться с места, как уже
окружена войском термитов.
Огонь! - кричит 103-й, но вторая линия тяжелой артиллерии, вооруженная
60-процентной кислотой не решается выстрелить по этой мешанине дерущихся
муравьев и термитов. Приказ не выполнен. Отряды действуют по своему усмотрению.
Два фланга армии крестоносцев пытаются прорваться и ударить по армии термитов
сзади, но выполняют этот маневр чересчур поспешно.
Смола термитов попадает на пчел, пытающихся взлететь. Они прячутся в песок,
вместе с ними мухи, там же и 24-й с коконом.
103-й старается успеть везде, пытаясь перестроить пехоту в правильные
квадраты. Он измотан.
- Старею, - говорит он, выстрелив и не попав в цель.
Крестоносцы отступают. Что стало с блистательными победителями Пальцев? Что
стало с завоевателями Золотого пчелиного города?
Громоздятся кучи мертвых муравьев. Теперь в живых остались только тысяча
двести, и те уверены, что скоро их постигнет та же ужасная судьба.
Неужели это поражение?
Нет, 103-й видит, как вдалеке появляется еще одно облачко. На этот раз
летят друзья. «Большой Рог» вернулся, и не один, а с грозной летающей армией.
Они с шумом проносятся над головами, и все смотрят на них со смешанным
чувством восхищения и страха. Это ужасные демоны апокалипсиса.
Они несутся, великолепные, кричащие и звенящие всеми своими лакированными
суставами.
Там есть minotaures typhees, нептуны, майские жуки и большие жуки-олени с
рогами в форме клещей.
На Зов «Большого Рога» откликнулись лучшие из самых диковинных видов
жесткокрылых .
Монстры превосходно вооружены пиками, копьями, рогами, остриями,
пластинками-щитами, когтями. Их надкрылья разрисованы своего рода гербами: у одних на
спине изображены физиономии с розовыми и черными разинутыми пастями. У других
- более абстрактные мотивы: красные, оранжевые, зеленые или мерцающие голубые
пятна.
Ни один кузнец не смог бы выковать такие доспехи. Шлемы делают их похожими
на доблестных витязей из легендарного средневековья.
Под управлением «Большого Рога» два десятка жесткокрылых заходят на
разворот, выравниваются и нападают на скопления солдат-термитов.
Никогда 103-му не доводилось видеть ничего более зрелищного.
В рядах термитов смятение. На эту новую армию смола уже не действует.
Метательные снаряды термитов разбиваются о толстые кирасы жесткокрылых, и смола
стекает вниз на самих термитов.
Термиты вынуждены отступать.
На землю рядом со 103-м опускается «Большой Рог».
- Садись!
Взлет.

Под лапами скакуна поле битвы мелькает, как пылающий конвейер.
Армия преследует беглецов, а во главе ее 103-й. Со своего летучего мотора
он точно прицеливается кислотой, и каждый раз попадает в цель.
- Огонь! - кричит он изо всех сил своих усиков. - Огонь!
Муравьи наступают, стреляя кислотой.
131. ФЕРОМОН
ВОЕННОЙ СТРАТЕГИИ
Феромон памяти № 61. Тема: Военная стратегия. Дата выделения: 44-й день
года 10000667. Любая военная тактика в первую очередь должна нарушить
устойчивость противника.
Тогда противник инстинктивно будет пытаться не потерять равновесие, и все
силы будет прилагать в направлении, противоположном удару.
В этот момент противника не надо останавливать, наоборот, пусть его занесет
далеко вперед силой собственного веса.
В это короткое мгновение противник особенно уязвим. Это время добить его
окончательно. Если упустить этот момент и не воспользоваться им, все надо
будет начинать сначала, а враг на этот раз будет более бдителен.
132. ВОЙНА
Огонь!
Бесчисленные волны черных силуэтов бегут под ураганным огнем. Солдаты
окапываются, иначе их изрешетит. Отряды укрываются в дюнах.
Взрывы гранат. Пулеметные очереди. Вдалеке от горящих нефтяных колодцев
тяжелый черный дым, сквозь который уже не просвечивает солнце.
- Выключите. Хватит!
- Вам не нравятся новости? - поинтересовался Мелье, уменьшая звук, по
телевизору передавали новости.
- В какой-то момент человеческая глупость начинает утомлять, - сказала
Летиция. - По-прежнему ничего?
- Ничего.
Молодая женщина завернулась в одеяло.
- В таком случае я немного посплю. Если что-нибудь будет происходить,
разбудите меня, комиссар.
- Придется вас поднимать прямо сейчас. Один из детекторов движения только
что активизировался.
Они внимательно посмотрели на экраны.
- В комнате возникло движение.
Они включили все видеомониторы, но ничего так и не увидели,
- Они тут, - произнес Мелье.
- Он тут, - поправила Летиция. - На экране только единичный сигнал.
Мелье открыл бутылку минеральной воды. Быстро протер подмышки и, чтобы
избежать любого риска, набрызгал на себя еще одеколона.
- От меня все еще пахнет потом? - просил он.
- Вы источаете Бебе Кадум.
По-прежнему ничего не происходило, но вдруг по полу что-то заскрежетало...
Жак Мелье внимательно вглядывался в изображения со всех камер, которые
только были установлены в комнате.
- Они приближаются к кровати.
Перед камерой, расположенной на уровне коврика, появилась косматая мордочка
голодной мыши. Оба расхохотались.
- В конце концов, рядом с людьми живут не только муравьи, - воскликнула Ле-

тиция. - На этот раз я ложусь по-настоящему, и будите меня, только если у вас
будет что-то более серьезное.
133. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Энергия. Катаясь на аттракционе на праздничной ярмарке можно испытать
совершенно разные ощущения. Можно сесть в последний вагон и зажмуриться.
Любитель острых ощущений испытает в этом случае огромный страх. А если на большой
скорости он приоткроет глаза, то страх удесятерится.
Можно испытать и совсем другие ощущения. Если сесть в первый ряд первого
вагона и, не закрывая глаз представить, что ты летишь или бежишь, все время
ускоряясь. И тогда любитель острых ощущений испытает опьяняющее чувство
собственного всемогущества. К примеру, если из динамика внезапно загремит
какой-нибудь хард-рок, он покажется нам оглушительным и агрессивным. Приходится
терпеть. Но можно поступить по-другому, можно впитать эту сильную энергию и
использовать ее. Можно наполниться этой возбуждающей музыкальной жестокостью.
Высвобожденная энергия разрушает, если ее терпишь, и обогащает, если
направляешь ее на собственную пользу.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
134. КУЛЬТ
МЕРТВЫХ
Двенадцать оставшихся в живых деистов собрались в последнем
импровизированном убежище, рядом с компостными ямами Бел-о-кана.
Они осматривают своих мертвецов.
Королева Шли-пу-ни решила истребить всех мятежников. При малейшей попытке
дать пищу Пальцам их одного за другим расстреливают. Все недеисты погибли, и
в движении мятежников осталось теперь всего несколько деистов, которые чудом
выжили после расправ и потопа.
Больше их никто не слушает. Больше никто к ним не присоединяется. Они стали
изгоями, и им известно, что скоро стража найдет их берлогу и для них тоже все
закончится.
Кончиками своих антенн они исследуют три тела своих товарищей, которые
перед смертью нашли в себе силы и добрались сюда. Теперь деистам предстоит
отнести их на свалку.
Один из деистов вдруг запротестовал. Другие с удивлением слушают его. Если
этих мучеников не отнести на свалку, то через несколько часов они начнут
вонять олеиновой кислотой.
Мятежник стоит на своем. Ведь сохранила же королева тело своей матери.
Почему не поступить как она? Почему не сохранить трупы товарищей? В конце
концов , чем больше будет тел, тем более убедительным будет доказательство, что
когда-то движение деистов насчитывало множество борцов.
Двенадцать муравьев теребят свои чувствительные отростки. Какая
удивительная идея! Не избавляться от трупов, а...
Все вместе они предаются Полному контакту. Похоже, их брат нашел способ
возродить движение деистов. Хранить своих погибших - это многим понравится.
Один мятежник предлагает похоронить их в стенах, чтобы избежать
распространения запаха олеиновой кислоты. Первый, кто высказал эту идею, не
соглашается :
Нет, напротив, они должны быть на виду. Сделаем так же, как королева
Шли-пу-ни. Уберем внутренности и оставим только пустые панцири.

135. ТЕРМИТНИК
Термиты удирают со всех ног.
Вперед! - призывает 103-й с высоты «Большого Рога», вдохновляя крестоносцев
на битву.
Никакой пощады! - подхватывает 9-й на своем летучем скакуне.
Воздушные артиллеристы стреляют без перерыва, сея кислоту и смерть.
Термиты бегут. Они несутся зигзагами, укрываясь от небесных монстров и
смертельных плевков их пилотов. Здесь каждый сам за себя. Разрозненные
термиты мчатся к своему Городу - к большой цементной крепости, недавно построенной
на западном берегу реки.
Снаружи здание выглядит внушительно. Охровая цитадель состоит из
центрального купола и трех башен, которые возвышаются над ним, ощетиниваясь шестью
донжонами. На уровне земли все выходы заложены крупными камнями. Несколько
часовых через бойницы следят за воротами.
Когда муравьи нападают на вражеский замок, из вертикальных бойниц внезапно
высовываются рога солдат-термитов nasutitermes и поливают нападающих смолой.
Пятьдесят жертв со стороны муравьев после первого штурма. Тридцать после
второго. Тот, кто бьет сверху вниз, всегда имеет преимущество перед тем, кто
стреляет снизу вверх.
Кроме воздушной атаки, другого варианта нет. Носороги врезаются в донжоны
своими рогами, жуки-олени крушат башни, забитые обезумевшим населением, но
смола продолжает творить чудеса, и Город термитов Моксилуксун получает
передышку.
Раненых лечат. Бреши заделывают. Подвалы прибирают, предвидя долгую осаду.
На вышки выставляют часовых.
Королева термитов Моксилуксуна не выказывает никакого страха. Рядом с ней в
таинственном молчании пребывает невзрачный король. У термитов самцы после
брачного полета выживают и остаются в королевской ложе рядом со своей самкой.
Шпион нашептывает то, что известно уже всем: рыжие муравьи Бел-о-кана вышли
с крестовым походом на восток и по дороге разгромили множество муравьиных
Городов и даже целый пчелиный Город.
Рассказывают, что Шли-пу-ни, их новая королева, занимается
усовершенствованием своей Федерации различными нововведениями: архитектурными,
сельскохозяйственными , промышленными.
Молодые королевы всегда считают себя умнее старых, - иронично замечает
старая королева Моксилуксуна.
Термиты поддакивают ей понимающими запахами.
Именно в этот момент раздается тревога.
Муравьи ворвались в Город!
Новость, слетающая с усиков солдат-термитов, настолько невероятна, что
королева никак не может поверить.
Медведки подкопали нижние этажи. Их мощные передние лапы быстро проложили
подземные галереи. Теперь они продвигаются строем, а за ними сотни
солдат-муравьев все разоряют.
Муравьи? Приручили медведок?
Невероятно, но факт. Впервые при помощи этой подземной армии Город термитов
атакован снизу. Кто мог подумать, что атака на Город произойдет через пол?
Моксилуксунские стратеги не знают, как на это реагировать.
В самых нижних комнатах 103-го приводит в восхищение изысканность Города
термитов. Все построено так, чтобы необходимая температура достигалась в
нужном месте. Артезианские колодцы на глубине более ста шагов достигают водных
резервуаров и освежают воздух. Плантации грибов, расположенные в верхних
этажах, над королевским дворцом, согревают воздух. Оттуда отведены многочислен-

ные трубы. Несколько труб поднимаются к донжонам и выводят углекислый газ.
Другие, втягивая прохладу подвала, спускаются в королевскую ложу и отделение
для яйцекладки.
А что теперь? Атакуем ясли? - спрашивает один белоканский солдат.
Нет, - объясняет 103-й. - У термитов все устроено по-другому. Лучше начать
с грибных плантаций.
Крестоносцы растекаются по пористым коридорам. На подземных этажах мокси-
луксунские войска ничего не видят в темноте. Они оказывают муравьям совсем
слабое сопротивление, но чем выше поднимаются солдаты-крестоносцы, тем
ожесточеннее бои. Каждый квартал завоевывается ценой тяжелых потерь с обеих
сторон. В полной темноте каждый старается сдерживать опознавательные феромоны,
чтобы не стать мишенью для притаившегося врага.
Однако потребовалось еще двести смертей, чтобы добраться до грибных
плантаций термитов.
Жителям Моксилуксуна остается только сдаться. Лишившись грибов, термиты
оказываются неспособны переваривать целлюлозу, они все погибнут от истощения:
и взрослые, и расплод, и королева.
Убьют ли муравьи-победители их всех до последнего, как это принято?
Нет. Эти белоканцы очень странные. В королевской ложе 103-й объясняет
королеве , что рыжие воюют не против термитов, а против Пальцев, которые живут за
рекой. Они бы не стали воевать с моксилуксунцами, если бы его жители не
напали первыми. Все, что требует мирмекийская когорта, - это чтобы ей
предоставили ночлег в термитнике и дали подкрепление.
136. МЫ ИХ ДЕРЖИМ
- И не подумаю, отстаньте!
Летиция раздраженно натянула одеяло на глаза.
- И не подумаю, - бормотала она, - не встану. Уверена, это опять ложная
тревога.
Мелье встряхнул ее сильнее.
- Но они тут, - почти закричал он.
Евразийка соизволила опустить одеяло и открыла затуманенные сиреневые
глаза . На всех экранах наблюдения были видны сотни муравьев. Летиция вскочила,
навела крупный план, пока не появилось четкое изображение псевдопрофессора
Такагуми: его тело судорожно сотрясалось.
- Они крошат его изнутри, - вздохнул Мелье. Один муравей приблизился к
обманной стене и, кажется, стал принюхиваться усиками.
- От меня опять пахнет потом? - забеспокоился комиссар.
Летиция понюхала его.
- Нет, ничем, кроме лаванды. Вам нечего бояться.
Муравей был явно того же мнения: он вернулся и продолжил убийство вместе со
своими товарищами.
Пластиковый манекен наконец замер, и они увидели, как колонна маленьких
муравьев выходит из левого уха их куклы.
Летиция Уэллс протянула руку Мелье.
- Браво. Вы были правы, комиссар. Невероятно, но я их видела, я своими
глазами видела этих муравьев, безусловно, это они убили специалистов по
инсектицидам! И все-таки я не могу в это поверить!
Сторонник самых современных технологий, Мелье всыпал в ухо манекена
радиоактивный порошок. Один муравей наступил в него и пометился. Теперь он
покажет , куда идти. Маневр удался!
На экранах муравьи копошились вокруг манекена, как будто уничтожая следы
преступления.

- Вот почему пять минут не появлялись мухи. Как только преступление
совершено , они уносят раненых и уничтожают все, что может их выдать. В это время
мухи не смеют приблизиться.
На экранах муравьи гуськом направились в ванную. Там они вползали в
отверстие раковины и исчезали в нем.
Мелье был зачарован.
- Используя систему городских коммуникаций, они могут проникать куда
угодно , во все квартиры и безо всякого взлома!
Летиция не разделяла его восторгов.
- Для меня остается еще много непонятного, - сказала она. - Как этим
насекомым удалось прочесть газету, узнать адрес, как они смогли понять, что речь
идет об их выживании, если они не убьют производителей инсектицидов? Я не
понимаю!
- Просто мы оба недооценили этих животн... Помните, вы обвиняли меня в том,
что я недооцениваю противника. Теперь ваша очередь. Ваш отец был энтомологом,
а вы так и не поняли, насколько они развиты. Конечно же, они умеют читать
газеты и выявлять своих врагов. Теперь у нас есть доказательства.
Летиция отрицала очевидное.
- И все-таки они не могут уметь читать! Они бы не смогли так долго нас
обманывать. Вы представляете, что это значит? Что они знают о нас все и
почему-то мирятся с тем, что для нас они жалкие существа, которых мы давим
каблуком!
- Посмотрим, куда они отправятся. Полицейский достал из кобуры счетчик
Гейгера, чувствительный даже на большом расстоянии. Он был настроен на
радиоактивность маркера, в котором вымазался муравей. Аппарат состоял из антенны и
экрана, на котором мигала зеленая точка в черном круге. Зеленая точка
медленно двигалась вперед.
- Теперь нам остается только следовать за нашим агентом, - сказал Мелье.
На улице они поймали такси. До шофера не сразу дошло, что его клиенты
требуют ехать только на скорости 100 метров в час, и на такой скорости они
преследуют шайку убийц. Обычно все люди так торопятся! Возможно, эти двое просто
решили пофлиртовать в машине? Он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Нет,
они что-то увлеченно обсуждали, уставившись на странный предмет.
137. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Столкновение цивилизаций. Первые европейцы высадились в Японии в XVI веке,
это были португальские путешественники. Они пристали к западному острову, и
местное правительство приняло их весьма учтиво. Оно было заинтересовано в
новых технологиях этих «длинноносых». Особенно понравились японцам аркебузы,
которые они обменяли на шелк и рис.
Потом правитель приказал своему мастеру скопировать это чудесное оружие, но
кузнецу не удалось закрыть корпус. Японский аналог аркебузы каждый раз
взрывался в руках стрелка. Поэтому, когда португальцы приплыли снова, правитель
попросил бортового кузнеца научить мастеров делать затвор, который бы не
взрывался в момент выстрела.
Таким образом, японцам удалось освоить производство огнестрельного оружия в
большом количестве, и все правила ведения войны в их стране были перевернуты.
Ведь до того момента самураи сражались только мечами. Сегун Ода Нобугана
создал отряд аркебузников, которые стреляли очередями и обезвреживали вражескую
кавалерию.
К материальному взносу в виде аркебуз португальцы присоединили второй
подарок, на этот раз духовный - христианство. Папа Римский как раз поделил мир на
сферы влияния Португалии и Испании. Япония была в сфере влияния Португалии.

Поэтому португальцы спешно направили в Японию своих иезуитов, и поначалу их
приняли очень хорошо. Японцы уже вобрали множество религий, и для них
христианство было всего лишь еще одной. Но вскоре нетерпимость католиков стала их
раздражать. Католическая религия смеет утверждать, будто все остальные
религии ложны, будто их предки, которым они поклоняются, сейчас жарятся в аду
лишь потому, что были некрещеными?
Такой фанатизм не понравился японцам. Большинство иезуитов были зверски
убиты после жестоких пыток. А во время восстания Сима-бара настал черед и
самих японцев, обращенных в христианство.
С тех пор японцы отрезали себя от любого западного вмешательства. Пускали
только голландских купцов, и тех держали в изоляции на острове близ
побережья. Купцы долгое время не имели права ступать на сам архипелаг.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
138. ВО ИМЯ НАШИХ ДЕТЕЙ
Королева термитов удивленно вращает усиками. Потом останавливается и
поворачивается к муравьям, которые заполонили ее ложу.
Я помогу вам, - говорит она. - Я помогу вам не только потому, что вы
угрожаете мне выстрелами муравьиной кислоты, а потому, что Пальцы - и наши враги
тоже.
Пальцы, объясняет она, не уважают ничего и никого. Они размахивают длинными
шестами с шелковой нитью, а на конце нити - дети мух: они насквозь протыкают
личинки, подвергая их ужасной пытке. Пальцы бросают их в воду, а потом
выдергивают обратно, и так до тех пор, пока их не приканчивают добрые рыбы.
В своих забавах с шелковыми нитями Пальцы осмелились пойти еще дальше. Один
их отряд взялся за Моксилуксун, за ее собственный Город. Пальцы разрушили
коридоры, разрыли подвалы, разломали королевскую ложу. И что же искали эти
варвары? Нимф. Они схватили и унесли их.
Термиты думали уже, что их дети окончательно потеряны, но тут охотники
увидели, что они бьются на конце жерди и зовут на помощь всеми своими
феромонами .
Как можно было спасти их? Только с помощью плавунцов. Этих водных
жесткокрылых термиты используют в качестве кораблей.
Кораблей?
Королева объясняет: ведь смогли же муравьи приручить носорогов и
использовать их в качестве летучих боевых коней; термиты же сумели приручить
плавунцов , и те переправляют их по воде. Достаточно устроиться на листке незабудки,
а плавунцы тебя доставят куда надо. Конечно же, приручить их было нелегко. Да
и большую часть челноков съедали лягушки.
Вся водная среда ополчилась на термитов, но потом они научились, и стрелять
клеем в морды лягушек, и брать на абордаж крупных рыб, пронзая их
мандибулами .
К несчастью, термиты, несмотря на свои корабли, так и не смогли спасти
своих нимф. Пальцы перекидали их всех на глубину еще до того, как они сумели
туда добраться. Но операция позволила им усовершенствовать навигационные
технологии и держать под контролем поверхность реки.
Вы правы, - объявляет королева Моксилуксуна, - это не может продолжаться.
Пришло время объединиться и урезонить этих Пальцев, ведь они разрушают наши
Города, используют огонь и издеваются над нашими детьми.
И во имя древнего союза против всех, кто применяет огонь, королева отдает
крестовому походу четыре легиона nasutitermes, два легиона cubitermes и два
легиона schedorhinotermes - особенности этих подкаст термитов подходят для

разных форм боя.
Забудем исконную ненависть между муравьями и термитами. Главное - положить
конец бесчинствам этих монстров.
Для переправы через реку королева предлагает крестовому походу свой флот.
Моксилуксунцы построили свой собственный порт в бухте, укрытой от ветров, с
пляжем из мелкого песка.
Муравьи отправляются на песчаный берег. Он усеян длинными листьями
незабудки. Некоторые с продовольствием для термитов ждут разгрузки. Другие пусты и
готовы отправиться в далекие страны. Термиты возвели искусственный рейд из
целлюлозы, служащий защитой от волн. Они даже посадили на плотине тростник,
чтобы оградить порт от ветров и волн.
Что находится на острове напротив? - спросил 103-й.
Ничего. Только молодая акация корнигера, термиты ее не едят: они не любят
этот сорт целлюлозы. Иногда во время бури остров служит им убежищем.
103-й и 24-й со своим коконом устраиваются на одном из листьев незабудки,
поверхность листа покрыта прозрачными ворсинками. К ним присоединяются
муравьи и термиты. Несколько особей сталкивают корабль на воду, потом быстро
прыгают на него, стараясь не намочить лапки.
Один моксилуксунец опускает в воду усики, испускает феромон и под водой
вырисовываются два силуэта. Это плавунцы - друзья Города термитов. Плавунцы -
это жесткокрылые, которые дышат под водой, удерживая надкрыльями пузырек
воздуха. Благодаря этому кислородному баллону они могут очень долго не
всплывать . На их передних лапках присоски, обычно их используют при спаривании, но
сейчас они цепляются ими за лист и толкают его.
По химическому сигналу, пущенному в поток, плавунцы начинают рассекать воду
длинными задними лапами, и корабли термитов заскользили по реке.
И крестовый поход снова идет вперед, и только вперед.
139. ПРИОБЩЕНИЕ
Августа Уэллс и ее товарищи по подземной жизни снова собрались в круг для
приобщения. Они по очереди тянут свой звук, а потом соединяются в одной
тональности в звуке ОМ. Они тянут звук, он поднимается из легких и начинает
вибрировать в головах.
Потом наступает тишина, нарушаемая только их редким дыханием.
Каждый сеанс проходил по-разному. На этот раз всех пронзила энергия, идущая
откуда-то сверху. Энергия, идущая издалека, оказалась способна пройти сквозь
скалу и наполнить их.
В «Энциклопедии» был отрывок, говорящий о мощных космических энергетических
потоках, способных проходить сквозь любую материю, в том числе через воду и
песок.
Джейсон Брейгель ощущал в своем теле разные виды энергии, представленные
звуками. Сначала была базовая энергия ОУ. Она делилась на две под-энергии - А
и ВА. В свою очередь, они разделялись на четыре других звука: УО, УЭ, Э, О,
которые разделялись то на восемь, то на два, и заканчивались на тональностях
И и УИ. Всего он насчитал семнадцать видов энергии, собранных в форме
пирамиды, сконцентрированных на уровне солнечного сплетения.
Эти звуки формировали что-то вроде призмы, которая, получая белый свет -
белую звучность ОМ, разлагала его на первичные цвета - первичные звуки.
Концентрация. Расширение.
Они вдыхали цвета и звуки.
Вдох. Выдох.
В эти минуты приобщающиеся становились шестнадцатью неподвижными призмами,
наполненными звуками и светом.

Николя с насмешкой взирал на них.
140. РЕКЛАМА.
«С наступлением теплых дней наши дома и сады атакуют тараканы, муравьи,
комары, пауки. Чтобы избавиться от них, есть одно средство - это порошок КРАК-
КРАК.
Крак-крак и можете быть спокойны все лето! Обезвоживающий элемент
Крак-Крака иссушит насекомых, и они расколются, как тонкое стекло.
Крак-Крак в порошке. Крак-крак в спрее. Крак-крак в курильнице.
Крак-Крак - это ваше здоровье!»
141. РЕКА
Лист незабудки, на котором плывет 103-й, понемногу набирает скорость.
Корабль с насекомыми продвигается вперед, врезаясь в стелющийся туман, рассекая
поднятым носом белую пену воды перед собой. Вокруг 103-й различает сотню
других кораблей с антеннами и мандибулами. Две тысячи крестоносцев на ста листах
незабудки - это мощная флотилия.
От них по гладкой поверхности реки расходятся волны.
Разбуженные моксилуксунскими челноками разлетаются комары, бранясь на своем
комарином наречии.
На переднем корабле сидящий на носу назутитермовый термит прокладывает
курс. А другой термит передает команды плавунцам, пуская в воду феромоны.
Надо избегать водяных воронок, торчащих из воды камней и водорослей, в
которых все застревает.
Хрупкие челноки скользят по спокойной лакированной реке.
Тишину лишь слегка нарушают монотонные звуки работающих лап плавунцов,
рассекающих водную гладь. Над крестоносцами тихо переливается всеми своими
длинными листьями плакучая ива.
103-й опускает глаза и антенны под воду. Там кишит жизнь. Он замечает
забавных водных животных: дафний и циклопов. Эти крошечные красные ракообразные
снуют во всех направлениях. Все, кто приближается к плавунцам, тут же
заглатываются этими дикарями.
А 9-й замечает, что и над водой жизнь тоже бьет ключом... Подпрыгивая в
потоках, прямо на них несется косяк головастиков.
Осторожно, головастики!
Сверкая черной кожей, на большой скорости они несутся к флотилии насекомых.
Головастики, головастики!
Информация передана на все корабли термитов. Плавунцы получают сигнал
ускорить движение. Муравьи же ничем не могут помочь, им просто советуют покрепче
держаться за ворсинки листьев.
Назютитермы, к бою!
Термиты с грушевидной головой направляют свой рог к потоку.
Один головастик вцепился в листок незабудки, на котором находится 24-й.
Корабль отклоняется от курса. Он попадает в воронку.
Другой головастик набрасывается на корабль 103-го.
9-й стреляет в упор. Головастик ранен, но последним рывком это темное
липкое животное запрыгивает на лист и начинает биться, раскачивая корабль своим
длинным черным хвостом. Все муравьи и термиты сметены в воду.
9-го и 103-го вовремя вылавливают и поднимают на другой корабль.
Множество листьев незабудки потоплено головастиками. Утонула почти тысяча
солдат.
Вот тогда во второй раз в бой вступили «Большой Рог» и его скарабеи. С са-

мого начала перехода они летели над флотилией. Стоило им заметить, что
головастики переворачивают листья незабудки и набрасываются на утопающих, они тут
же начали пикировать, пронзать насквозь тела мягких молодых земноводных и тут
же снова взлетать, стараясь не подмокнуть.
Во время этих опасных маневров несколько скарабеев погибло, но большая
часть устояла, на их рога насажены трепещущие головастики, хлопающие по
воздуху длинными черными мокрыми хвостами.
Уцелевшие головастики на этот раз убираются восвояси.
Спасают потерпевших крушение. Остается всего пятнадцать кораблей, и они до
отказа набиты целой тысячей крестоносцев. 24-й заблудился во время битвы, и
теперь его корабль мощными толчками настигает флотилию.
Наконец во всеуслышание раздается феромонный крик.
Земля на горизонте!
142. ЗЕЛЕНАЯ
ТОЧКА В НОЧИ
Возбуждение достигло предела.
- Поверните направо. Медленней, еще медленней. Снова направо. Теперь
налево . Прямо. Помедленней. Опять прямо, - просит комиссар Мелье.
Летиция Уэллс и Жак Мелье ерзали на заднем сиденье, с нетерпением ожидая
развязки. Такси покорно подчинялось.
- Если так и дальше будем ехать, то скоро заглохнем.
- Похоже, они направляются к опушке леса Фонтенбло, - сказала Летиция,
нетерпеливо двигая руками.
В белом свете полной луны в конце улицы уже вырисовывалась листва деревьев.
- Еще медленней, ну медленней же!
Сзади сигналили рассерженные водители. Для уличного движения нет ничего
ужасней медленной погони! Для ее участников гораздо лучше, чтобы она
разворачивалась в стремительном темпе!
- Снова налево!
Шофер философски вздохнул:
- Может, вам лучше пешком? А то налево поворот запрещен.
- Не важно, я из полиции!
- Ну, тогда ладно! Как пожелаете.
Но проезд был перекрыт встречным транспортным потоком, идущим в обратном
направлении. Муравей, помеченный радиоактивным веществом, уже находился на
границе зоны приема. Журналистка и комиссар на ходу выпрыгнули из машины, что
при такой скорости было совсем неопасно. Мелье бросил купюру и не стал
дожидаться сдачи. Возможно, клиенты были странноваты, но жмотами их никак не
назовешь , подумал шофер, понемногу сдавая назад.
Они снова поймали сигнал. Стая уже приближалась к лесу Фонтенбло.
Жак Мелье и Летиция Уэллс оказались в районе невысоких невзрачных домиков,
освещенных тусклыми фонарями. На улицах этого бедного квартала не было ни
души. Зато было много собак, которые заходились злобным лаем. В основном это
были огромного размера немецкие овчарки, выродившиеся из-за многочисленных
единокровных скрещиваний, которые вообще-то имели цель защитить качество их
породы. Как только собаки замечали кого-то на улице, они начинали лаять и
бросаться на решетки.
Жаку Мелье стало очень страшно, боязнь волков окружала его облаком
феромонов страха, и собаки это чувствовали. От этого еще сильнее хотелось кусаться.
Одни кидались на решетки, пытаясь их перепрыгнуть. Другие вгрызались
клыками в деревянные заборы.
- Вы что, боитесь собак? - спросила удивленная журналистка у комиссара. -

Возьмите себя в руки, сейчас не время раскисать. Не то наши муравьи сбегут от
нас.
Огромная немецкая овчарка лаяла громче других. Она кромсала забор зубами, и
ей удалось выдрать доску. Ее безумные глаза вращались. От кого-то так несет
страхом - а это провокация. Немецкая овчарка уже встречалась с испуганными
детьми, убегающими бабушками, но никогда ни от кого так сильно не пахло
жертвой, ожидающей нападения.
- Что с вами, комиссар?
- Я... больше не могу идти.
- Да вы шутите, это всего лишь собака. Немецкая овчарка продолжала
бросаться на забор.
И вот выдрана вторая доска. Сверкающие зубы, красные глаза, острые черные
уши - для Мелье это был разъяренный волк. Тот, что жил в ногах его кровати.
Между досками протиснулась голова собаки. Потом лапа, потом все тело. И вот
она уже снаружи и очень быстро бежит. Разъяренный волк был на свободе. Больше
никакой преграды между острыми зубами и нежным горлом.
Больше не было никакого барьера между диким животным и цивилизованным
человеком .
Побелевший, как простыня, Жак Мелье оцепенел.
Летиция вовремя встала между собакой и мужчиной. Она посмотрела на животное
своими холодными сиреневыми глазами, которые говорили: «Я не боюсь тебя».
Она стояла прямо, с расправленными плечами - поза тех, кто уверен в своих
силах: точно также стоял и также жестко смотрел на нее дрессировщик
питомника, где эту немецкую овчарку обучали охранять дом.
Животное развернулось и, поджав хвост, трусливо поплелось к себе в ограду.
Лицо Мелье по-прежнему оставалось бледным, он дрожал от страха и холода. Не
задумываясь, словно перед ней был ребенок, Летиция обняла его, чтобы
успокоить и согреть. Она нежно прижимала его к себе, до тех пор, пока он не
заулыбался .
- Мы квиты. Я спасла вас от собаки, вы спасли меня от людей. Вот видите,
как мы нужны друг другу.
- Скорее, сигнал!
Зеленая точка была готова вот-вот выйти за рамки экрана. Они побежали и
бежали до тех пор, пока точка снова не оказалась в центре круга.
Дома шли один за другим, все похожие, лишь иногда встречались надписи на
дверях: «С меня довольно» или «До ми си ля до ре». И везде собаки, заросшие
лужайки, набитые проспектами почтовые ящики, бельевые веревки, обвешанные
прищепками, и обшарпанные столы для пинг-понга. Единственный след
человеческой жизни - голубоватый отблеск телевизоров в окнах.
Радиоактивный муравей бежал под их ногами, по стоку. Лес приближался.
Полицейский и журналистка следовали за сигналом.
Они свернули на улицу, на первый взгляд похожую на все остальные в этом
районе. «Улица Феникс», - указывала обычная табличка. Однако среди жилищ
стали появляться торговые точки. В фастфуде подростки жевали жвачку и пили
шестиградусное пиво. На этикетках таких бутылок обычно писали: «Внимание: любое
злоупотребление может быть опасным». Та же надпись была на пачках с
сигаретами. Правительство в скором времени собиралось ввести такие наклейки на педали
газа в автомобилях и на оружии, которое находится в свободной продаже.
Они прошли мимо супермаркета «Храм потребления», мимо бара «Встреча друзей»
и остановились перед магазином игрушек.
- Они прибыли на место. Это здесь.
Мелье и Летиция осмотрелись. Магазин выглядел старомодно. На пыльной
витрине как будто в беспорядке разбросаны плюшевые кролики, настольные игры,
миниатюрные машинки, куклы, оловянные солдатики, костюм космонавта или феи, все

это выглядело забавно и завлекательно... Над этим хламом мигала старая
разноцветная гирлянда.
- Они тут. Они именно тут. Зеленая точка перестала двигаться.
Мелье сжал руку Петиции до хруста:
- Мы добрались до них.
От радости он бросился ей на шею. Он бы с удовольствием поцеловал ее, но
она его отстранила.
- Сохраняйте хладнокровие, комиссар. Работа не закончена.
- Они тут. Смотрите сами, сигнал активен, но он больше не двигается.
Она кивнула. Подняла глаза. На витрине магазина светились большие голубые
неоновые буквы: «Артур, король игрушек».
143. В БЕЛ-О-КАНЕ
В Бел-о-кане муха-гонец отчитывается перед, Шли-пу-ни:
Они добрались до реки.
Она пускается во все подробности. После битвы с летучими легионами
Асколеина крестовый поход плутал в горах, потом пересек водопад, потом была большая
битва с новым термитником на берегу речки Обжоры.
Королева вносит все новости в феромон памяти.
А как они туда переправились? По подземелью Сатей?
Нет, термиты приручили плавунцов, и те толкают их корабли из листьев
незабудки.
Шли-пу-ни очень этим заинтересовалась. Ведь ей так и не удалось приручить
этих водных жесткокрылых.
Заканчивает гонец плохими новостями. На крестоносцев напали головастики. От
этих стычек в рядах крестоносцев изрядно убыло. Теперь их осталась только
тысяча, и среди них много раненых. Мало тех, у кого уцелели все шесть лапок.
Королеву это не сильно беспокоит. Даже без нескольких лапок тысячи
вооруженных крестоносцев вполне хватит, чтобы уничтожить всех Пальцев на Земле,
считает она. Конечно, новых потерь быть не должно.
144. ЭНЦИКЛОПЕ ДНЯ
Acacia cornigera: Акация корнигера может вырасти во взрослое дерево только
при одном любопытном условии: если в нем поселятся муравьи. Для цветения
необходимо, чтобы муравьи ухаживали за ней и защищали ее. Чтобы привлечь мирме-
кийцев, дерево в течение многих лет превращается в живой муравейник.
В его ветках, полых внутри, образовываются разветвленные коридоры и комнаты
- и все это исключительно для удобства муравьев.
Более того, в этих коридорах часто селится белая тля, ее молочко -
лакомство для мирмекийских рабочих и солдат. Таким образом, корнигера готова
обеспечить жильем и питанием всех муравьев, которые только пожелают оказать
ей честь поселиться в ней. Взамен они исполняют свой долг хозяина. Они
изгоняют всех гусениц, внешнюю тлю, улиток, пауков и всяких древоядных,
которые заползают в ветви. Каждое утро они срезают мандибулами плющ и прочие
вьющиеся растения, которые паразитируют на дереве.
Муравьи обрывают сухие листья, соскребают лишайники, обрабатывают дерево
своей дезинфицирующей слюной.
Такое успешное сотрудничество растительного и животного вида редко
встречается в природе. Благодаря заботе муравьев, акация корнигера возвышается над
массой других деревьев, которые создают густую тень. Она раскидывается над их
вершинами и таким образом улавливает прямые солнечные лучи.
Эдмон Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
145. ОСТРОВ КОРНИГЕРЫ
У самой земли туман рассеивается, открывая странное зрелище. Пляж, скалы,
галька.
Первый корабль термитов утыкается в холм из зеленого моха. Здешние флора и
фауна сильно отличается от привычной. Среди туч комаров и стрекоз летают
мошки с болотными запахами. Растения, лишенные корней, выглядят так, будто их
нарочно поставили здесь. У них куцые цветы, а под ними прядями свисают
листья . Под водорослями твердая почва. Изъеденная пеной земля усеяна пузырьками
и выглядит как кусок черной губки.
Дальше земля более рыхлая и посреди участка - ствол молодой акации корниге-
ры. Она, без сомнения, выросла из семечка, которое ветры случайно занесли на
этот остров. Вода, земля, воздух - этих трех элементов было достаточно, чтобы
дать жизнь растению. Но для продолжения роста ему не хватает еще одного
элемента - муравьев. Союз с муравьями навечно занесен в его гены.
Акация ждет их уже два года. Столько ее сестер-корнигер так и не дождалось
этой космической встречи! В каком-то смысле этим она обязана Пальцам. Тем
самым Пальцам, которые вырезали на ее коре «Жиль любит Натали» - она так
страдает от этой раны!
Вдруг 103-й вздрагивает. Посредине острова расположен предмет, который
вызывает у него отчетливые воспоминания. Эта выпуклость... да, это не может быть
случайностью. Это она. Башня с круглой вершиной, испещренной дырочками.
Подобную аномалию они обнаружили и в белой стране. Не сказав ни слова, он
отделился от отряда, и начинает исследование. Твердая, прозрачная, внутри
какой-то белый порошок. Как в прошлый раз.
К нему присоединяются солдаты-термиты. Контакт усиков.
Что происходит? Почему он покинул отряд?
103-й объясняет, что этот предмет очень важен.
Да, очень важен, - повторяет 23-й, - это предмет, созданный богами
Пальцами ! Это божественный монолит.
Деисты тут же начинают лепить похожие сооружения из глины.
Многих это приводит в восторг, и они предлагают остаться в этой гавани хотя
бы на несколько дней: поделиться впечатлениями от похода, перевязать боевые
раны, восстановить силы.
Это предложение всем нравится.
103-й делает несколько шагов, и вдруг что-то привлекает его внимание. Его
Джонстоновы органы, чувствительные к магнитным полям земли, передают ему
сообщение .
Они на галстуке Гартмана!
Крестоносцы находятся поблизости от галстука Гартмана!
Галстуки Гартмана - это область точек особого магнетизма. Муравьи обычно
строят свои гнезда именно в этих точках. Это точки пересечения силовых линий
магнитного поля земли с положительными зарядами. Эти точки - причина плохого
самочувствия для большинства животных (особенно млекопитающих), но для
муравьев они, напротив, создают наиболее благоприятные условия.
Эти маленькие точки, узлы Гартмана, наколоты на земной коре, как следы от
иглотерапии, через них муравьи могут общаться с матерью-планетой, находить
источники воды, регистрировать землетрясения. Поэтому развитие их государства
так успешно продвигается в масштабах всего мира.
103-й определяет место, где эта энергия наиболее сильна. Он видит, что узел
Гартмана расположен прямо под деревом корнигеры.
В компании 24-го и 9-го он тут же решает осмотреть дерево. В одном месте

кора тонкая. Они срезают капсулу и вскрывают акацию корнигеру. Чудо! Тут есть
свободное пространство для муравейника, безупречно чистое, и оно их ждет.
Они заползают в корни, тут полно залов, которые, кажется, только и ждут
муравьев . Есть даже стойла, где уже копошится белая бескрылая тля.
Белоканцы осматривают неожиданное обиталище. Все ветви пустые, в тонких
перегородках стен этого живого Города циркулирует сок.
Лишенное девственности дерево приветствует мирмекийский народ смолистыми
доброжелательными запахами.
Восхищенный 24-й проходит через анфиладу растительных залов. От
переполняющих его эмоций он разжимает мандибулы и отпускает кокон бабочки. Но долг
превыше всего. Муравей быстро подбирает кокон.
Семя повилики развивается в любой гнили. Когда семя прорастает, то стебель
вытягивается и начинает медленно извиваться, примерно со скоростью два
оборота в час.
Как только стебель соприкасается с кустарником, корни его отмирают, у него
развиваются сосущие шипы, которые впиваются в кустарник и пьют его соки.
Повилика - это настоящий вампир растительного мира.
103-й указывает на повилику, растущую недалеко от корнигеры. Повилика
поворачивается так медленно, что со стороны кажется, будто это естественные
движения под дуновением ветерка.
24-й раскрывает острые мандибулы и собирается изрубить повилику на куски.
Нет, - останавливает 103-й. - Если ты ее разрежешь, каждый кусок снова
прорастет. Повилика, разрезанная на десять кусков, равняется десяти повиликам.
103-й говорит, что видел одно удивительное явление. Два отростка повилики,
лежащие рядом, извивались в поисках куста, чтобы высасывать из него соки. Не
найдя его, они сплелись и высасывали друг из друга соки, пока оба не погибли.
Что же нам делать? Если мы не воспрепятствуем ее росту, она доберется до
корнигеры и обовьется вокруг ее ствола, - говорит 24-й.
Ее надо вырвать с корнем и тут же бросить в воду.
Сказано - сделано. Заодно они выкапывают все остальные растения, которые
могут оказаться опасными для акации. Потом они прогоняют всех червей, мелких
грызунов и гусениц, снующих вокруг.
В какой-то момент они слышат мерное тиканье. Это жесткокрылый жук-точильщик
с короткими передышками точит дерево. Другое тик-так вторит ему.
Это самец-точильщик зазывает самку! - говорит термит, который часто имел
дело с этими своими конкурентами. В самом деле, звуки перекликаются, как два
тамтама.
Их быстро находят, а затем этих Ромео и Джульетту от точильщиков съедают.
Если лагерь выбран, то против общего врага выступают единым фронтом.
Все с восхищением осматривают свободную корнигеру.
В просторном зале самой широкой ветки решают подкрепиться.
Муравьи, термиты, пчелы и скарабеи трофоллаксируют. Доят тлю, делят ее
сладкое молоко. Потом, как и на каждом бивуаке, возвращаются к вечной теме
Пальцев - цели их путешествия.
Пальцы - это боги, - утверждает белоканский деист.
Боги? Что такое боги? - спрашивает термит из Моксилуксуна.
23-й объясняет им, что боги - это сила, которая управляет всем.
Пчелы, мухи и термиты с удивлением узнают, что внутри самого крестового
похода есть муравьи, которые обожают Пальцев до такой степени, что считают их
творцами мира.
Дебаты продолжаются. Каждому непременно хочется высказать свою точку
зрения .
Пальцы не существуют.
Пальцы летают.

Нет, Пальцы ползают.
Они могут плавать под водой.
Они едят мясо!
Нет, они травоядные.
Они совсем не едят, живут на запасе энергии, который у них имеется с
рождения .
Пальцы - это растения.
Нет, рептилии.
Пальцев много.
Их, самое большее, десять или пятнадцать, они бегают по планете стадами по
пять.
Пальцы бессмертны.
Вовсе нет, несколько дней назад мы убили одного из них.
Это был не настоящий Палец!
А кто тогда?
На Палец невозможно напасть.
У Пальцев гнезда из цемента, как у осы.
Нет, они спят на деревьях, как птицы.
Они не впадают в спячку!
Стоп, не надо совсем завираться. Пальцы, обязательно должны спать. Все
животные спят.
Пальцы едят дерево, термиты видели деревья, просверленные странным
способом.
Нет, Пальцы едят муравьев.
Пальцы вообще не едят, они живут на запасе энергии, который у них с
рождения , я вам это уже объяснял.
Пальцы розовые и круглые.
Они могут быть черными и плоскими.
Дебаты продолжаются. Спорят деисты и недеисты. Своими безумными теориями
24-й и 23-й выводят из себя 9-го.
Надо убить этих двух подонков, пока они не заразили других крестоносцев, -
говорит он, призывая 103-го в свидетели того, чем они рискуют, общаясь с
этими внутренними врагами.
Солдат качает антеннами.
Нет. Оставим их. Они - часть разнообразия мира.
9-й поражен. Это странно, кажется, все они изменились с начала крестового
похода. Теперь муравьи стали разговаривать на абстрактные темы. Они стали
испытывать эмоции, страх. Неужели рыжих муравьев поразила эпидемия «болезни
томления духа»?
Перед ними монстры, а они сидят тут и рассуждают. Лучше уж спать. Дерево
корнигера счастливо, как только могут быть счастливы деревья, и оно будет
охранять их сон.
Снаружи полночные жабы орут оттого, что не могут полакомиться этими
насекомыми , укрывшимися в замке из сочного волокна.
Все крестоносцы заснули, кроме муравьев-зомби, ведомых двуустками: они
выходят гуськом и, вскарабкавшись на верхушки травинок, ждут, когда их съедят
овцы. Но на этом острове нет ни одной овцы. Утром, совсем забыв о своем
восхождении, они вернутся к своим товарищам.
ПЯТЫЙ АРКАН: ПОВЕЛИТЕЛЬ МУРАВЬЕВ
14 6. ДЕИСТ
Мятежники, выбиваясь из сил, ползут вниз по коридорам Города. Они никогда

не дотащат этого муравья-цистерну до Доктора Ливингстона. Многие жертвуют
собой, вставая на пути у Федеральной стражи.
Выстрелы кислотой. Один за другим падают деисты.
Оставшихся в живых загоняют в обиталище пещерных клопов. Но прежде чем все
они погибнут, Шли-пу-ни хочет у них кое-что выяснить. Она приказывает
доставить к себе какого-нибудь фанатика.
Зачем вы это делаете? - спрашивает его королева.
Пальцы - наши боги.
Опять эта избитая фраза. Королева Шли-пу-ни задумчиво двигает усиками. С
недавних пор по непонятным причинам движение мятежников вышло на новый
подъем. По сведениям королевских шпионов, несколько недель назад мятежников было
всего не больше дюжины, а теперь их уже целая сотня.
Надо ужесточить облавы на мятежников. Они становятся слишком опасными.
147. МАГАЗИН ИГРУШЕК
- А теперь что будем делать? - спросила Летиция Уэллс.
- Надо туда попасть, - уверенно ответил Жак Мелье.
- Вы думаете, они впустят нас к себе?
- Честно говоря, я не собирался звонить в дверь. Влезем через окно, через
то, что на фасаде. Если кто-то начнет возмущаться, я предъявлю ордер на
обыск. Один липовый экземплярчик у меня всегда с собой.
- Отменная логика! - воскликнула журналистка. - Разница между полицейскими
и бандитами не так уж и велика.
- Невозможно бороться с преступностью излишне щепетильными методами и
руководствуясь чувством прекрасного. Вперед!
Летиция сгорала от любопытства, она перестала препираться и вслед за
комиссаром полезла вверх по стене, цепляясь за водосточную трубу.
Передвигаться по вертикальной поверхности для человека задача не из
простых. Пока журналистка с комиссаром добрались до балкона, они ободрали руки,
и несколько раз чуть было не сорвались. К счастью, дом был не такой уж
высокий .
Они отдышались. Зеленая точка неподвижно светилась в самом центре экрана.
Возможно, теперь Летицию и Мелье отделяли какие-нибудь пять или шесть метров
от муравьев-убийц. Застекленная балконная дверь была приоткрыта. Они вошли.
Луч карманного фонарика Мелье осветил обычную спальню: большая кровать,
покрытая красным покрывалом, нормандский шкаф, на обоях в цветочек висят
репродукции горных пейзажей. В комнате запах лаванды и нафталина.
Далее шла гостиная, обставленная в стиле мебельного супермаркета:
вращающиеся кресла, люстра с подвесками. Единственное отличие - на консоли
коллекция флаконов из-под духов.
Впереди они увидели свет. Похоже, на кухне люди ужинали и смотрели
телевизор. Мелье глянул на свой экран.
- Муравьи теперь над нами, - прошептал он. - Значит, там должен быть
чердак.
Они стали искать лестницу, ведущую наверх. В коридоре, возле ванной
комнаты, они обнаружили стремянку, сверху на нее падал отсвет лампы.
- Поднимемся, - предложил Мелье и достал револьвер.
Они попали на странную мансарду. В центре находился террариум, почти такой
же, как у Летиции, только раз в десять больше. От этого гигантского куба к
компьютеру отходили трубки с многочисленными разноцветными сосудами. Слева
еще какие-то электронные приборы, соломенный тюфяк, микроскоп, пучки проводов
и кучи транзисторов. «Пещера безумного ученого», - подумала молодая женщина,
и тут сзади раздался окрик:

- Руки вверх!
Медленно они обернулись. Сначала они увидели направленное на них широкое
дуло ружья. Затем над ружьем до боли знакомое лицо. Им давно известна
личность этого Гамельнского флейтиста!
148. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Бомбардир. Жуки бомбардиры (Brachynus creptions) оснащены «органическим
ружьем». Если на них нападают, они выбрасывают облако пара, за которым
следует громкий хлопок. Это смешиваются химические вещества, выделяемые двумя
разными железами насекомого. Одна из желез выделяет жидкость, содержащую 25%
перекиси водорода и 10% раствора гидрохинона. Другая вырабатывает фермент -
пероксидазу. Смешиваясь в брюшке насекомого, эти вещества нагреваются и
вступают в химическую реакцию, в результате которой происходит выброс,
сопровождающийся хлопком.
Если поднести к бомбардиру руку, его пушка мгновенно выстрелит облачком
жгучих красных капель, с резким запахом. От этого на коже появляются волдыри.
Эти жесткокрылые умеют целиться, направляя нужным образом свое подвижное
брюшко, с его взрывчатой смесью. Они способны поразить мишень, находящуюся в
нескольких сантиметрах от них. Но даже если случается промах, то одних паров
от взрыва вполне хватает, чтобы обратить в бегство любого противника.
Обычно у жука-бомбардира в запасе бывает по три или четыре таких заряда. Но
энтомологам известны некоторые виды, способные при стимуляции выстреливать и
по двадцать четыре раза подряд.
Жуки-бомбардиры окрашены в оранжево-голубой цвет с серебристым отливом. Они
яркие и легко заметные. Имея на вооружении такую пушку, они чувствуют себя
неуязвимыми даже в своих пестрых нарядах. Вообще-то все жесткокрылые,
окрашенные в кричащие цвета с пестрыми рисунками на надкрыльях, снабжены защитной
«технической новинкой», которая и отпугивает окружающих.
Примечание: Мышам хорошо известен приятный вкус жуков-бомбардиров, они
приспособились прыгать на них сверху и тут же, пока не сработала «техническая
новинка», придавливать их брюшко к земле. Выстрелы уходят в почву и, когда
насекомое истратит весь запас своих боеприпасов, мышь преспокойно съедает
его, начиная с головы.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
14 9. УТРО ПОЕТ
24-й просыпается в ячейке тонкой ветки акации корнигеры. Вся ветка усеяна
маленькими дырочками, похожими на иллюминаторы, через которые внутрь
поступает воздух. Он протыкает пол и обнаруживает отсек для молодняка. Муравьи еще
спят. 24-й отправляется на прогулку.
Черешки корнигеры - это кладовые нектара для взрослых и корпускул - «реtits
pots» для личинок. Эта богатая белками и жирами пища прекрасно усваивается
муравьями всех возрастов.
Волны плещутся о прибрежные камни. Воздух напоен острым запахом мяты и
мускуса .
Красное солнце освещает реку, по поверхности которой скользят водяные
клопы. Маленькая веточка напоминает пирс. 24-й идет по ней и сквозь прозрачную
воду разглядывает пиявок, гроздья комариных личинок.
Потом 24-й направляется в сторону северной части острова. У края утеса
колышется ряска, время от времени из этой зеленой лужайки высовываются пара
круглых глаз древесной лягушки. Чуть поодаль, в бухте, к семи утра кувшинка

уже раскрыла свои бело-розовые лепестки, они закроются только вечером.
Кувшинка оказывает умиротворяющее действие на мир насекомых. В голодные времена
им случается питаться ее богатым крахмалом корневищем.
Природа обо всем позаботилась, замечает 24-й. Где яд, там и противоядие. У
кромки стоячей воды растут плакучие ивы, в их коре содержится салициловая
кислота (основа аспирина), исцеляющая болезни, которые нередко возникают в этих
нездоровых местах.
Остров невелик. И 24-й быстро оказался уже на Западном берегу.
Растения-амфибии с погруженными в воду стеблями украшают местность. Изобилие
стрелолиста, горца и лютика расцвечивает этот мир зелени белыми и фиолетовыми
пятнами.
Над 24-м парочками порхают стрекозы. Самцы пытаются ввести оба своих члена
в половые органы самок. У самца один член под тораксом, а другой на конце
брюшка, у самки же одно влагалище за головой, а другое - на кончике брюшка.
Для спаривания все четыре половых органа должны соединиться одновременно, а
для этого требуется большая акробатическая сноровка.
24-й продолжает осмотр острова.
В южной его части болотные растения пустили корни прямо в землю. Тростники
и камыши соседствуют с ирисами и мятой. Вдруг в зарослях бамбука появляются
два черных глаза. Глаза впиваются в 24-го. Они приближаются. Это саламандра.
Что-то вроде черной ящерицы с желто-оранжевыми полосками. Голова круглая и
плоская, спина усеяна серыми бородавками - это последние признаки,
доставшиеся ей от предка динозавра1. Животное приближается. Саламандра питается
насекомыми, но из-за своей медлительности она не успевает их ловить и добыча чаще
всего убегает. Поэтому саламандры дожидаются дождя, а потом подбирают
оглушенных дождем насекомых.
24-й несется в укрытие акации.
Тревога, - кричит он на пахучем языке, - саламандра, саламандра!
В бойницы веток просовываются брюшки. Брызгают очереди кислоты, которая без
труда попадает по своей не слишком расторопной цели. Но саламандре с ее
толстой темной кожей и дела нет до их стараний. Муравьи вскарабкиваются прямо на
нее и ползут вверх, намереваясь проткнуть ее своими мандибулами, но тут же
гибнут от ядовитой слизи, покрывающей тело животного. Бывает, что и
медлительный иногда одолевает расторопного.
Спокойная и неуязвимая саламандра не спеша протягивает лапу к ветке, где
укрылись стрелки. И... напарывается на шип акации корнигеры. Из раны течет
кровь, саламандра с ужасом разглядывает лапу, потом уходит и прячется в
тростниках . И у медлительности есть предел - это неподвижность.
Все обитатели акации благодарят свое дерево, как будто оно животное,
которое явилось специально, чтобы спасти их от хищника. Они очищают его от
последних паразитов, ползающих в ветвях, а корни удобряют компостом.
Утреннее тепло усиливается, и каждый приступает к своим делам. Термиты
точат бревно, вынесенное рекой на берег. Мухи предаются своим сексуальным
утехам. Каждая особь выходит на облюбованную ей территорию. На острове корнигеры
вдоволь пищи и почти нет хищников.
Река дарит им свои богатства: вахта трехлистная, из ее сока муравьи умеют
готовить богатое сахаром пиво; болотная незабудка и сапонария - дезинфицируют
раны; иголки посконника коноплевого задерживают рыбок, и рыжие муравьи
получают свежее мясо.
Автор ошибается. Саламандры - род животных из отряда хвостатых Земноводных, включающий
более продвинутые виды, которые отчасти практикуют живорождение и живут на суше. То есть на
эволюционном древе они предшествуют пресмыкающимся, в том числе динозаврам. Но на ящериц они
действительно немного похожи. - Прим. ред.

Под тучами комаров и стрекоз каждый приобщается к островной жизни вдали от
постоянных забот больших Городов.
Раздается страшный грохот. Это возникла драка между двумя самцами
жуков-носорогов .
Огромные скарабеи, вооруженные челюстями и острыми рогами, кружат,
сцепившись своими мощными мандибулами, приподнимают друг друга, опрокидывают на
спину. Удары рогов, скрежет хитиновых пластин. Настоящее состязание по
американской борьбе. Много пыли и шума. Жуки взлетают, и схватка продолжается уже
в воздухе.
Зрители в восторге от этой великолепной дуэли. И вот уже присутствующие
защелкали мандибулами, им тоже захотелось подраться.
Битва заканчивается в пользу более крупного жука - другой, перевернувшись в
воздухе кверху лапками, падает. Победитель-рогач поднимает свои большие
режущие челюсти к небу в знак триумфа.
103-й видит в этом происшествии тревожный знак. Он понимает, что мирные
часы на острове корнигеры подходят к концу. Насекомым надо срочно отправляться
и продолжать крестовый поход. Если они здесь задержатся, то возобновятся
драки из-за самок, ссоры, ругань, снова всплывут старые распри между видами.
Союз расколется. Муравьи будут драться с термитами, пчелы с мухами, скарабеи со
скарабеями.
Эту разрушительную энергию необходимо направить на общую цель. Самое время
продолжить крестовый поход. Он трубит об этом направо и налево. Принято
решение отправиться на следующее утро с первым теплом.
Каждый вечер после ужина крестоносцы располагаются в природных коридорах
акации и что-нибудь обсуждают.
Сегодня в ознаменование продолжения крестового похода 103-й вносит
предложение заменить номера кладки именами, как это принято у королев.
Именами?
Почему бы и нет...
Да, давайте дадим друг другу имена.
Как бы вы меня назвали? - спрашивает 103-й.
Предлагают назвать «Вожак», или «Победитель птицы», или «Умеющий бояться».
Но он решает, что больше всего ему присущи сомнение и любопытство. Его
сомнение - вот его сильная сторона. Он бы хотел зваться «Умеющий сомневаться».
А я хочу, чтобы меня звали «Знающий». Ведь мне известно, что Пальцы - наши
боги, - объявляет 23-й.
А я бы хотел, чтобы меня звали «Настоящий муравей», - настаивает 9-й, - я
всегда сражаюсь за муравьев и против всех муравьиных врагов.
А я бы хотел, чтобы меня звали «Тот...
Раньше такие слова, как «я», «меня» были недопустимы. То, что муравьи дают
друг другу имена, означает потребность признания себя не в качестве частицы
целого, а в качестве индивидуума.
103-й занервничал. Все это ненормально. Он поднимается на четыре лапки. Он
призывает отказаться от этой неудачной идеи.
Приготовьтесь, завтра выступаем рано. Очень рано.
150. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Ауровиль. Одним из самых интересных опытов утопической общины считается
эксперимент с Ауровилем (сокращение от Авроравиль) в Индии, рядом с Пондише-
ри. В 1968 году бенгальский философ Шри Ауробиндо вместе с французским
философом Мирой Альфасса («Матерью») попытались создать идеальный Город. Он
строился по законам галактики, и постройки кругами расходились от центра. Жить в
Город звали людей из всех стран. Приехали в основном европейцы, искатели аб-

солютной утопии.
Мужчины и женщины вместе строили ветряные мельницы, фабрики кустарного
производства, канализацию, информационный центр, кирпичный завод. В этом
засушливом регионе они приспособились выращивать сельскохозяйственные культуры.
Мира Альфасса, которая была для всех Матерью, написала многотомные труды, об
этом духовном опыте. И все бы шло как нельзя лучше, но члены общины решили
обожествить Мать еще при жизни. Она отказалась от такой чести. Но Шри Ауро-
биндо к тому времени уже умер, и рядом с ней не было никого настолько
влиятельного, чтобы суметь оградить ее. Она не смогла защититься от своих
обожателей .
Мать замуровали в комнате и решили, что раз она отказывается стать богиней
при жизни, пусть будет мертвой богиней. Ну и что с того, что она сама не
осознает своей божественной сущности, это не должно помешать ей стать
богиней !
Во время своих последних появлений на людях Мать выглядит угнетенной, она
как будто в состоянии шока. Стоит ей заговорить о своем заключении и о том,
как с ней обращаются, обожатели обрывают ее, уводят и снова запирают в
комнате. Постепенно Мать превращается в старуху, сморщенную от ежедневных тягот,
которые выпадают на ее долю по милости тех, кто ее якобы обожает.
Однако Матери удается передать тайное послание своим прежним друзьям, в нем
она сообщает, что почитатели намерены ее отравить и сделать из нее мертвую
богиню, такую легче любить. Зов на помощь остается безрезультатным. Всякого,
кто пытается помочь Матери, немедленно изгоняют из общины. Последним способом
общения с внешним миром для нее, запертой в четырех стенах, была игра на
органе , через которую она поведала миру о своей драме.
Ничего не помогло. В 1973 году Мать умерла, не исключено, что от большой
дозы мышьяка. Ауровиль устроил ей поистине божественное погребение.
Однако вместе с ней ушло и все то, на чем держалось единение общины. Община
раскололась. Ее члены восстали друг против друга. Забыв об идеалах
утопического мира, они начали таскать друг друга по судам; многочисленные тяжбы
бросали тень на этот опыт человеческой общины, который какое-то время
просуществовал как самый успешный и амбициозный.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
151. НИКОЛЯ
Бейтесь до последнего.
Он знал, что движение деистов с трудом выдерживает беспощадные
преследования Шли-пу-ни. Но бог на то он и бог, чтобы произнести именно то, что
необходимо на данный момент в данной ситуации. Дождавшись, когда вся община уснула,
Николя Уэллс, пользуясь моментом, устроился перед машиной-переводчиком.
Мгновение он ожидал, пока на него снизойдет вдохновение, затем застучал по
клавиатуре, как юный Моцарт в музыкальном салоне, только создавал не музыку из
звуков, а симфонию из запахов, которые призваны были превратить его в
божество .
Сражайтесь до последнего.
Приносите нам дары, чего бы вам это ни стоило.
Вы кормили нас недостаточно, именно поэтому вы познали страдания и смерть.
Пальцы всемогущи, ибо Пальцы - боги. Пальцы всемогущи, ибо Пальцы великие.
Пальцы, всемогущи, ибо Пальцы непобедимы.
Такова ис...
- Николя, что ты здесь делаешь? Почему ты не спишь?
Потирая глаза и зевая, сзади к нему подходил Джонатан Уэллс.

Паника. Николя Уэллс кинулся выключать машину, но ошибся кнопкой. Вместо
того чтобы погаснуть, экран вспыхнул еще ярче.
Джонатану хватило одного взгляда, чтобы все понять. Он успел прочесть
только последнюю фразу, но понял все.
Его сын выдавал себя за муравьиное божество, требуя, чтобы их кормили.
У Джонатана глаза полезли из орбит. В одно мгновение он осознал, каковы
могут быть последствия такого обмана.
НИКОЛЯ СДЕЛАЛ МУРАВЬЕВ РЕЛИГИОЗНЫМИ!
На мгновение он оцепенел: это открытие стало для него потрясением. Николя
не знал, что делать. Он попытался объяснить отцу.
- Ты должен понять, папа, я делал это во имя нашего спасения, чтобы они нас
кормили...
Джонатан Уэллс не мог прийти в себя. Николя бормотал:
- Я хотел заставить муравьев поверить, что мы боги. Ведь мы попали сюда
из-за них, им нас отсюда и вытаскивать. А они не кормят нас, они нас бросили,
мы умираем с голода. Надо же было как-то реагировать, что-то делать. Тогда я
стал искать выход. Мы в тысячу раз умнее муравьев, в тысячу раз сильнее, в
тысячу раз больше. Любой человек - великан рядом с этими существами. Если бы
они думали, что мы их боги, они бы не посмели нас оставить. Поэтому я сделал
муравьев деистами и благодаря им вы еще едите медвяную росу и грибы. Я,
Николя, двенадцатилетний мальчишка, спасаю вас, взрослых, которые сочли себя
насекомыми !
Джонатан Уэллс не колебался. Две звонкие пощечины отпечатали десять красных
Пальцев на щеках его сына. Шум разбудил остальных. Все в мгновение ока поняли
проблему.
- Николя!... - с упреком воскликнула бабушка Августа.
Николя расплакался. Взрослые никогда ничего не понимают. Под ледяными
взглядами своих родителей карающий бог превратился в хнычущего мальчишку.
Джонатан Уэллс снова замахнулся, чтобы ударить сына. Но жена остановила
его:
- Нет. Не надо жестокости. Мы с таким трудом избавились от нее!
Но Джонатан был вне себя.
- Он осмелился злоупотребить тем, что он человек. Он насадил понятие «бог»
в цивилизацию муравьев! Кто может предвидеть последствия этого поступка?
Религиозные войны, инквизиция, фанатизм, нетерпимость... И все это из-за моего
сына.
Люси призывала к снисхождению:
- Мы все виноваты.
- Как нам это исправить? - вздохнул Джонатан. - Я понятия не имею, как это
разрешить.
Люси обняла мужа за плечи.
- Есть. Есть одно решение, оно очевидно. Поговори с сыном.
152. РОЖДЕНИЕ СВОБОДНОЙ
ОБЩИНЫ КОРНИГЕРЫ (СОКа)
Рассвет. Сегодня утром 24-й снова вглядывается в туманный горизонт.
Солнце, вставай.
И солнце повинуется ему.
Один на краешке ветки 24-й созерцает красоту мира и размышляет. Если боги
существуют, то совсем необязательно, чтобы они воплощались в Пальцах.
Им нет нужды превращаться в огромных и ужасных животных. Боги присутствуют
везде. В этих лакомствах, которые дерево дает муравьям. В ослепительных
кирасах скарабеев. В вентиляционной системе термитника. В красоте реки и в запахе

цветов, в извращенных клопах и в сверкающих крыльях бабочки, в изысканном
молоке тли и смертоносном яде пчелы, в извилистых горах и спокойном течении
реки , в дожде, который сеет смерть, и в солнце, которое возрождает!
Как и 23-му, ему очень хотелось верить, что миром управляет высшая сила. Но
сейчас он понял, что эта сила есть везде и во всем. Она не воплощается в
одних только Пальцах!
Он тоже бог, и 23-й - бог, и Пальцы - тоже боги. Теперь ему нечего искать.
Все тут, в пределах досягаемости усика и мандибулы.
Он вспоминает мирмекийскую легенду, которую рассказал 103-й. Теперь он
понимает ее до конца. Какой момент самый важный? Сейчас! Какое дело самое
главное? Заниматься тем, что перед тобой! Каков секрет счастья? Ходить по земле!
Он поднимается на задние лапки.
Солнце, поднимись еще выше и стань белым!
И солнце снова послушалось его. Ему больше нечего искать. Он понял все. Не
имеет смысла продолжать крестовый поход. Он всегда терялся, потому что не мог
найти своего места в жизни. Теперь он точно знает, что его место именно
здесь. Обустроить остров - вот его предназначение, его единственная мечта -
это воспринимать каждую секунду как чудесный дар жизни.
Теперь его не страшит одиночество. Он больше никого не боится. Когда
находишься на своем месте, то ничего не боишься.
24-й бежит на поиски 103-го.
Тот склеивает слюной корабли-незабудки.
Контакт усиков.
24-й отдает кокон 103-му.
Я больше не понесу это сокровище. Ты понесешь его сам. Я остаюсь здесь. Мне
больше не нужны доказательства, с меня хватит битв, мне надоело теряться.
От этой речи удивленно поднимаются усики присутствующих муравьев.
Удивленный 103-й принимает кокон бабочки.
Он спрашивает, что случилось.
Двое насекомых соприкасаются кончиками антенн.
Я остаюсь здесь, - повторяет 24-й. - Здесь я построю Город.
Но у тебя уже есть Бел-о-кан, твое родное гнездо!
Молодой муравей охотно признает, что Бел-о-кан - большая и мощная
Федерация . Но соперничество между мирмекийскими Городами его больше не интересует.
С него довольно этих каст, которые навязывают роль с рождения. Он хочет жить
подальше от них и подальше от Пальцев. Надо все начать с нуля.
Но ты будешь один!
Если кто-то еще захочет остаться на острове, я буду рад.
Подошел один из рыжих. Он тоже устал от этого похода. Он ни за, ни против
Пальцев. Они ему безразличны. Подают голос еще шестеро. Они тоже не хотят
покидать остров.
Две пчелы и два термита тоже решают оставить крестовый поход.
Вас всех сожрут лягушки, - запугивает их 9-й.
Но они ему не верят. Шипы акации корнигеры защитят их от хищников.
Скарабей и муха присоединяются к 24-му. Потом еще два муравья, пять пчел и
пять термитов.
Как удержать их от опрометчивого решения?
Один рыжий признается, что хоть он и деист, но тоже хотел бы остаться и
жить здесь. 24-й делает заявление по поводу отношения к Пальцам: их община не
имеет ничего ни за, ни против деистов. На острове каждый будет иметь право на
свое мнение.
Свое мнение... - вздрогнул 103-й.
Впервые животные создают утопическую общину. Они дают ей название-запах
«Город корнигеры» и начинают обживаться. У пчел есть королевское желе с гор-

монами, с его помощью бесполые муравьи, если пожелают, могут превратиться в
самцов или самок. Таким образом, у них появятся свои королевы, и община
сможет продолжать свое существование.
103-й секунду стоит неподвижно, его удивляет это решение. Потом он снова
шевелит усиками и приказывает тем, кто собирается продолжить поход,
построиться .
153. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Общение между деревьями. Некоторые африканские акации обладают
удивительными свойствами. Когда газель или коза начинает их общипывать, они меняют
химический состав своего сока, и он становится ядовитым. Заметив, что у дерева
теперь другой вкус, животное отходит и начинает объедать следующее. Но акации
могут испускать запах, улавливаемый соседними акациями, этот тревожный сигнал
немедленно сообщает растениям о присутствии травоядного. В течение нескольких
минут все растущие поблизости акации становятся несъедобными. Травоядные
отправляются на поиски акации настолько удаленной, чтобы сигнал тревоги не
долетел до нее. Однако скотоводы часто пасут коз на ограниченном пространстве с
акациями. Следствие: как только первая надкушенная акация предупреждает
других, у животных нет выбора, они начинают поедать ядовитые ветки. Таким
образом, многочисленные стада умирают от отравления, причины которого люди очень
долго не понимали.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
154. КРАЙ МИРА
В ДВУХ ШАГАХ
Полдень. Те, кто решил остаться, начинают обустраиваться на острове
корнигеры, а 103-й готовит к отплытию корабли-незабудки. Крестоносцы размещаются
на кораблях и хватаются за ворсинки листьев незабудки.
Мухи вылетают на разведку к другому берегу, там собираются высадиться
крестоносцы . Мухи должны найти самое подходящее место для причала. И конечно же,
самое безопасное.
Корабли отчаливают от понтонов. Члены Общины Корнигеры провожают их до
самой воды и помогают спускать на воду челны. Усики поднимаются, испуская
ободряющие феромоны. Неизвестно что сложнее: создать свободное сообщество на
пустом острове или сражаться с монстрами за пределами мира. Обе стороны желают
друг другу быть мужественными. Что бы ни случилось, не надо отступать от
намеченной щели.
Корабли удаляются от пляжа, моряки, устроившиеся на листьях незабудки,
видят, как постепенно уменьшаются глиняные статуи, вылепленные деистами.
Флотилия продвигается линией.
Хрупкие челноки, подталкиваемые плавунцами, быстро бегут по водам реки.
Скарабеи отгоняют птиц от плывущего каравана.
И крестовый поход идет вперед, только вперед.
Феромонная военная песня разливается по теплому воздуху.
Они большие, они тут,
Смерть Пальцам, смерть Пальцам.
Они сеют вражду,
Смерть Пальцам, мы им покажем!
Они похищают наши Города,
Убьем Пальцев, убьем Пальцев.
Они сажают на кол земляных червей,

Убьем Пальцев, мы их победим!
Они не дают нам жить,
Убьем Пальцев, убьем Пальцев.
Время от времени над водой проскальзывает плавник плотвы, форели или
рыбы-кошки. Но носороги следят и за этим. Если кто-то из этих водяных чудищ
угрожает кораблю, они без колебаний всаживают в него свой рог-копье.
Уставшие мухи-разведчицы приземляются на листья, как на линкоры. На том
берегу они не только обнаружили край мира, но и каменный мост, по которому
можно его перейти. Удачная находка!
Не надо рыть никакого тоннеля! 103-й в восторге.
Где этот мост?
Немного севернее. Туда легко попасть, двигаясь по течению.
Крестоносцев охватывает трепет: край мира уже совсем близко.
Флотилия добралась до противоположного берега без особых потерь. Один
корабль проглотил тритон. Вот они - опасности путешествия!
Распределение насекомых по видам и легионам. Вперед!
Мухи не соврали!
Какое потрясение для тех, кто еще никогда не видел края мира! Эта черная
асфальтовая полоса овеяна загадками и легендами. По ней с головокружительной
скоростью проносятся какие-то громадины в клубах пыли, дыма и углеводорода.
Они вибрируют с невиданной мощью. Все противоестественно.
103-й считает, что эти стремительные темные массы - стражи края мира. Ему
кажется, это одно из воплощений Пальцев.
Атакуем их! - кричит солдат-термит.
Нет, не этих и не здесь.
103-й решает, что от этой черной полосы Пальцы подпитываются диковинной
силой . Сразиться с ними разумнее на менее опасном участке. На другой стороне
края мира, по ту сторону моста, там их будет легче победить.
В каждой армии есть безрассудные смельчаки. Один термит бросается
исследовать черную полосу. Он побежал вперед прямо по ней, и его тут же раздавило,
превратив в тонкий листок. Но таковы насекомые. Чтобы убедиться в чем бы то
ни было, им нужно провести эксперимент.
После этого происшествия крестовый поход мелким шагом следует за 103-м по
мосту, приближаясь к большой таинственной территории, где обитают стада
Пальцев .
155. ЗНАКОМОЕ ЛИЦО
Стоя на стремянке, женщина держала их на прицеле, из люка видны были только
верхняя часть ее тела и ружье. Когда она поднялась еще на несколько ступенек
и оказалась прямо перед ними лицом к лицу, Жак Мелье отчаянно напряг извилины
своего мозга: «Это лицо мне знакомо».
У Летиции Уэллс, как и у Мелье, ее имя буквально вертелось на кончике
языка , но она никак не могла вспомнить.
- Опустите ваш револьвер, мсье! (Мелье тут же бросил револьвер к ее ногам.)
Сядьте на стулья.
Эта интонация, этот голос...
- Мы не воры, - начала Летиция. - Мой спутник даже...
Комиссар тут же перебил ее:
- ...из этого района. Я живу здесь.
- Все равно! - сказала она, привязывая их к стульям проводами.
- Хорошо, теперь с вами будет проще разговаривать.
«Да кто же это?»
- И что же это комиссар Мелье и Летиция Уэллс, журналистка из «Воскресного

эха», делают в моем доме? Да еще вместе. Я всегда думала, что вы друг друга
ненавидите. Она поливала вас в газете, а вы засадили ее в тюрьму! И вот вы
оба тут, как ярмарочные воры, в моей квартире, в полночь.
- Это...
Петиции снова не дали договорить.
- Бросьте, я прекрасно знаю, чем вызван этот милый визит! Я, правда, не
знаю, каким образом, но вы выследили моих муравьев.
Снизу раздался голос:
- Что случилось, дорогая? С кем это ты говоришь на чердаке?
- С нежелательными в нашем доме людьми.
Из люка показалась голова, а за ней все тело. «Его я не знаю».
Появился господин с длинной белой бородой, одетый в серую рубашку в красную
клетку. Он походил на Деда Мороза, только совсем дряхлого и изможденного.
- Я представляю тебе мсье Мелье и мадемуазель Уэллс. Они увязались за
нашими маленькими друзьями. Каким образом? Они нам сейчас расскажут.
Дед Мороз был изумлен.
- Но они оба люди известные. Он как полицейский, она как журналистка! Ты не
можешь просто так убить их, нет, только не их. Мы не можем до бесконечности
продолжать убивать...
Женщина сухо спросила:
- Ты хочешь, чтобы мы все прекратили, Артур? Хочешь, чтобы мы все бросили?
- Да, - ответил Артур.
Она почти умоляла:
- Но если мы все бросим, тогда кто продолжит наше дело? Ведь никто, никто...
Человек с белой бородой заламывал Пальцы.
- Если они нас нашли, значит, и другие тоже смогут. И нам придется снова и
снова убивать! Так мы все равно никогда не добьемся своего. Как только мы
уничтожаем одного, их появляется десять. Я устал от всей этой жестокости.
«Деда Мороза я никогда не видела. Но вот ее, ее...» Мысли бешено крутились в
голове Петиции, и она не слушала этот спор, хотя его предметом были их с
Мелье жизни.
Артур провел вдоль лба тыльной стороной ладони, покрытой темными пятнами.
Беседа истощила его. Он искал опоры и, не найдя ее, рухнул на пол потеряв
сознание.
Женщина молча посмотрела на молодых людей, потом развязала их. Они
машинально потирали лодыжки и запястья.
- Помогите мне перенести его на кровать.
- Что с ним? - спросила Летиция.
- Обморок. И это происходит все чаще. Мой муж болен, очень болен. Ему
осталось жить совсем недолго. Он почувствовал приближение смерти, и поэтому
очертя голову бросился в эту авантюру.
- Я работала врачом, - сказала Летиция. - Хотите, я его осмотрю? Возможно,
я смогу ему помочь.
На лицо женщины легла печаль.
- Бесполезно. Я прекрасно знаю, чем он болен. У него рак.
Они осторожно положили Артура поверх покрывала. Супруга больного набрала в
шприц обезболивающего раствора или морфина.
- Теперь пусть отдохнет. Ему надо поспать, что бы набраться хоть каких-то
сил.
Жак Мелье долго смотрел на нее.
- Я узнал вас.
В тот же момент яркая вспышка озарила мозг и Петиции Уэллс. Она тоже узнала
эту женщину!

156. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Синхронность. В 1901 году учеными был проведен опыт одновременно в
нескольких странах, он показал, что по результатам серии тестов на интеллект мыши
заработали 6 баллов из 20.
В 1965 году опыт повторили в тех же странах и с теми же тестами, мыши
набрали в среднем 8 баллов из 20.
Географическое положение никак не влияло на этот феномен. Европейские мыши
были не умнее и не глупее американских, африканских, австралийских или
азиатских мышей. На всех континентах все мыши в 1965 году показали более высокие
оценки, чем их предки в 1901 году. На всей Земле мыши прогрессировали. Как
будто с течением лет повысился некий планетарный «мышиный» интеллект.
Известно, что некоторые изобретения человечества были сделаны одновременно
в Китае, Индии и Европе: например, огонь, порох1, ткацкое дело. Да и в наши
дни случается, что открытия происходят одновременно в нескольких точках
земного шара и примерно в одном и том же отрезке времени.
Все это наводит на мысль, что, помимо воздуха, в атмосфере витают еще и
идеи, некоторые люди способны их улавливать, они и повышают уровень
глобального знания вида.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
157. ЗА ПРЕДЕЛАМИ МИРА
Крестовый поход продвигается вперед, карабкаясь по отвесным камням. По ту
сторону моста в небо устремляются высокие кубические конструкции. Кажется,
что у них совсем нет корней. Муравьи замирают и рассматривают эти высокие и
прямые горные цепи идеальной формы: неужели это и есть гнезда Пальцев?
Они в стране За пределами мира. Территория Пальцев!
Много сильных потрясений им довелось испытать, но сейчас их захлестывает
невиданное по силе чувство.
Вот они, гнезда Пальцев! Огромные, титанические, в тысячу раз выше и толще
самых старых деревьев в лесу! Прохладные тени от них вытягиваются на много
тысяч шагов. Пальцы сами строят себе эти неизмеримые гнезда. Природа не может
создавать такое.
103-й замирает. На этот раз он нашел в себе мужество идти дальше. Теперь
они в том самом запределье, которое так долго преследует его, - тут нет и
намека на цивилизацию.
Позади него остальные насекомые с сомнением шевелят кончиками усиков.
Крестоносцы долго молча стоят на месте, потрясенные такой мощью. Деисты
падают ниц. Остальные обсуждают друг с другом этот необычный мир с прямыми
линиями и бесконечными объемами.
Солдаты группируются и пересчитываются. Их восемьсот во вражеской стране,
но как убить Пальцев, которые прячутся в таких цитаделях? Надо атаковать их
гнездо!
Летучие легионы скарабеев и пчел будут резервными силами и вмешаются только
в случае затруднения. Все согласны, и по сигналу армия крестоносцев несется к
входу в здание.
С неба странной птицей падает черная пластинка. Она давит четырех
солдат-термитов. Теперь черные пластинки падают повсюду и дробят кирасы артилле-
Между изобретением пороха в Китае и его появлением в Европе лежит несколько веков, но если
сравнивать со временем существования Homo sapiens sapiens, то можно сказать, что почти
одновременно . - Прим. ред.

ристов.
Это что, тоже Пальцы?
Во время этой первой атаки погибает более семидесяти солдат.
Но крестоносцы не отчаиваются. Они отступают, затем начинают вторую атаку.
Вперед, поубиваем их всех!
На этот раз мирмекийская армия рассредоточивается по местности. Легионы
несутся вперед.
11 часов утра, люди несут письма на почту. Многие замечают, как маленькие
черные лужицы тихо скользят по земле. Колеса детских колясок, мокасины и
спортивные ботинки давят темные фигурки.
Когда некоторым из этих черных пятнышек удается вскарабкаться по штанам, их
быстро стряхивают ребром ладони.
Они нас заметили и нападают со всех сторон, - успевает выкрикнуть какой-то
солдат, прежде чем его раздавили.
Раздается феромонная команда к отступлению. Еще шестьдесят погибших.
Переговариваются усиками.
Мы должны, взять это гнездо Пальцев любой ценой.
9-й предлагает построить легионы по-другому. Надо провести обходной маневр.
Отдан приказ подниматься выше подошвы.
В атаку!
Первая линия артиллеристов стреляет ядом в резиновые кеды. Муравьи кромсают
сверкающий пластик на женских туфлях-лодочках.
Отступают. Пересчитываются. Еще двадцать погибших.
Боги неуязвимы, - торжествующе испускает группа муравьев-деистов, которая
так и не вступила в битву. Деисты стоят в сторонке и молятся.
103-й не Знает, что делать. Он по-прежнему сжимает кокон, в нем миссия
Меркурий, и он не осмеливается принять участие в этих опасных атаках.
Давний страх перед Пальцами потихоньку возвращается и снова охватывает его.
Похоже, они действительно непобедимы.
Но 9-й не отступает. Он решает принять участие в нападении вместе с
летающими легионами. Вся армия перегруппировывается на платане, растущем напротив
почты. 9-й взбирается на скарабея и выстраивает пчел на флангах линии атаки.
Он видит зияющее отверстие гнезда Пальцев и возбужденно кричит
воинственными феромонами.
Скарабеи-носороги опускают головы, нацеливая рога на линию прицела.
Бей Пальцев!
Женщина-почтальон захлопывает стеклянную дверь. Сильный сквозняк, говорит
она.
Крестоносцы этого не замечают. Они несутся на полной скорости, и перед ними
вдруг возникает прозрачная стена. Остановиться они не успевают.
Скарабеи разбиваются, их внутренности стекают по стеклу. Артиллеристы,
оседлавшие скарабеев, приклеиваются к их трупам.
- Это, что, град? - спрашивает на почте какая-то клиентка.
- Нет, наверное, это детишки мадам Летифю бросаются камешками. Они очень
это любят.
- Но ведь дверь стеклянная. Они могут ее разбить!
- Не беспокойтесь. Это стекло очень прочное.
Переносят раненых, которым еще можно помочь. За одну эту атаку крестовый
поход потерял еще двадцать четыре солдата.
Пальцы сильнее, чем мы думаем, - говорит один муравей.
9-й не желает отступать. Термиты тоже. Не для того они так долго шли и
преодолели столько препятствий, чтобы их остановили какие-то черные пластинки
или прозрачные стены!
На ночлег разбили лагерь под платаном.

В одном муравьи уверены. Завтра все будет по-другому.
Муравьи всегда определяют время, место и цену победе. И, в конце концов,
они всегда побеждают. Это прекрасно известно.
Разведчик приметил щель на фронтоне гнезда, которое они атаковали вчера.
Эта щель прямоугольной формы. Он думает, что это запасной выход. Ничего не
сказав остальным, он отправляется на разведку. Он проникает в отверстие, над
которым символы из другого измерения пространства и времени сообщают:
«Дальняя авиапочта», - и падает на кучу плоских белых пакетов. Он решает пролезть
внутрь одного из этих пакетов и посмотреть, что там. Когда он захотел
выбраться, то не смог, он был зажат между белыми стенками. Пришлось оставаться
на месте и ожидать неизвестно чего.
А через три года в Непале среди гималайских дубов ученые с удивлением
обнаружили колонию типично французских рыжих муравьев. После чего энтомологи
задавались вопросом, как муравьи смогли проделать столь далекий путь. В итоге
они пришли к выводу, что это просто совпадение, то есть это параллельный
французскому муравью вид.
158. ЭТО ОНА
- Вы меня узнали?
Жак Мелье был в этом уверен.
- Вы... Жюльетта Рамирез, кандидатка-звезда из «Головоломки для...
- ...ума», - завершила Летиция.
Журналистка пыталась определить связь между чемпионкой по загадкам,
фальшивым Дедом Морозом и стаей муравьев-убийц.
Жюльетта Рамирез была явно на грани нервного срыва, и полицейский,
привыкший к очным ставкам, старался успокоить ее.
- Знаете, мы обожаем эту передачу! Ее загадки не такие простые, как
кажется. Она учит по-другому смотреть на мир. По-другому мыслить.
- По-другому мыслить! - выдохнула мадам Рамирез и, уже не сдерживаясь,
зарыдала .
Без макияжа, непричесанная, в старом халате вместо хорошо скроенных платьев
в горошек, она выглядела немолодой и измотанной, совсем не такой, как на
голубом экране. Блистательная кандидатка оказалась обычной женщиной средних
лет.
- Это мой муж, Артур, - сказала она и указала на лежащего на кровати
человека. - Это он «повелитель» муравьев. Но во всем виновата я, и только я!
Теперь, когда вы нашли нас, нет смысла скрывать правду. Я все вам расскажу.
159. ОБЪЯСНЕНИЯ
- Николя, мне надо с тобой поговорить.
Ребенок опустил голову, ожидая отцовской кары.
- Да, папа, я плохо себя вел, - покорно сказал он. - Я больше не буду.
- Я хочу поговорить не о твоих выходках, - спокойно ответил Джонатан. - А о
нашей жизни здесь. Ты решил продолжать «нормальную», если можно так
выразиться , жизнь, а мы решили вести «муравьиную» жизнь. Некоторые считают, что ты
должен был присоединиться к нашим сеансам приобщения. Думаю, мы должны
сначала рассказать тебе о нашем состоянии, потом предоставить тебе свободу выбора.
- Да, папа.
- Тебе понятно, чем мы занимаемся?
Опустив глаза в землю, ребенок пробормотал:
- Вы садитесь в круг, поете хором, и все меньше едите.
Отец был терпелив.

- Это всего лишь внешняя сторона того, что мы делаем. Есть и другая. Скажи
мне, Николя, сколько у тебя чувств?
- Пять.
- Каких?
- Зрение, слух... э, осязание, вкус и обоняние, - отчеканил мальчик, как на
школьном экзамене.
- А еще? - спросил Джонатан.
- Это все.
- Очень хорошо. Ты назвал мне пять физических чувств, которые отражают
физическую реальность. Но существует и другая реальность - психическая, и ее
тоже можно ощутить пятью чувствами, только психическими. Пользоваться пятью
физическими чувствами, это все равно, что пользоваться только пятью пальцами
левой руки. Почему бы не использовать также и пять пальцев правой руки?
Николя был озадачен еще больше:
- А что это За пять других, «пси-хи-чес-ких», как ты говоришь, чувств?
- Волнение, воображение, интуиция, совесть и вдохновение.
- Я думал, что я мыслю только головой.
- Нет, есть множество других способов мыслить. Наш мозг как компьютер, его
можно запрограммировать, и он будет делать фантастические вещи, о которых мы
имеем слабое представление. Это наш инструмент, но использовать его на полную
мощность мы еще не научились. Сейчас мы используем его всего на 10%.
Возможно, через тысячу лет, мы сможем использовать его на 50%, а через миллион лет
- на 90%. В своем интеллектуальном развитии мы младенцы. Мы не понимаем и
половину того, что происходит вокруг нас.
- Ты преувеличиваешь. Современная наука...
- Ну, нет! Наука - это ничто. Она привлекает только тех, кто ничего не
понимает . Настоящие ученые знают, что ничего не знают, и чем дальше мы
продвигаемся вперед, тем сильнее ощущаем свое незнание.
- Но дядя Эдмон знал, он...
- Нет. Эдмон только обозначил нам путь к освобождению. Он учит задавать
вопросы, но не дает ответов. Когда читаешь «Энциклопедию относительного и
абсолютного знания», поначалу кажется, что мир становится понятнее, но потом
начинает казаться, что не понимаешь уже ничего.
- А мне кажется, что я понимаю, о чем эта книга.
- Значит, тебе очень повезло.
- Он рассуждает о вселенной, о природе, о муравьях, о поведении в обществе,
о противостоянии, о народах Земли... Там есть загадки и даже кулинарные
рецепты. Когда я читаю эту книгу, я чувствую себя мудрым и всемогущим.
- Тебе и в самом деле повезло. А я чем больше ее читаю, тем отчетливее
осознаю, насколько все непонятно и насколько мы далеки от поставленных целей.
Нам уже не в состоянии помочь даже эта книга. Это всего лишь череда слов,
сложенных из букв. Буквы - это рисунки, а слова - это попытка воспроизвести
предметы, мысли и живые существа через обозначения. Слово «белый» имеет свою
собственную вибрацию, но в других языках для обозначения «белого» есть другие
слова: white, bianco и так далее; это доказывает, что одного слова «белый»
недостаточно для определения белого цвета. Слово - это приближенное значение,
изобретенное неизвестно когда и неизвестно кем. Книги - это определенная
последовательность слов, книги - череда неживых символов, череда приближенных
значений.
- Но «Энциклопедия относительного и...
- «Энциклопедия» - ничто по сравнению с прожитой жизнью. Ни одна книга не
выдержит сравнения с мгновением размышления над реальным событием.
- Я не понимаю твою тарабарщину!
- Извини, я слишком тороплюсь. Я говорю с тобой, и ты меня слушаешь, а это

уже немало.
- Конечно, я слушаю тебя. А чего бы ты хотел, чтобы я тебя не слушал?
- Слушать трудно... это требует большого внимания.
- Ты какой-то странный, папа.
- Извини, я все же не смог тебе объяснить. Давай я лучше кое-что покажу
тебе . Закрой глаза и слушай.
Представь себе лимон. Представил? Он желтый, ярко-желтый, он блестит на
солнце. Шершавый и очень ароматный. Чувствуешь его Запах?
- Да.
- Хорошо. Теперь представь, что ты берешь большой острый нож. Ты разрезаешь
лимон на дольки - обнажается сердцевина. На солнце видны клеточки,
наполненные жидкостью. Ты надавливаешь на дольку, мякоть разрывается, и вот уже течет
желтый ароматный сок... Чувствуешь?
Николя не открывает глаза.
- Да.
- Хорошо, скажи мне, у тебя во рту есть слюна?
- Э... - он цокает языком - ...дополна слюны! С чего вдруг?
- Это сила мысли. Ты всего лишь подумал о лимоне и сумел вызвать
неконтролируемое психологическое явление.
- Это потрясающе!
- Это первый шаг. Нам нет нужды выдавать себя за богов, мы уже давно боги,
хоть сами того и не ведаем.
Мальчик воодушевился:
- Я хочу научиться быть таким. Папа, пожалуйста, научи меня контролировать
все своим умом. Научи меня. Что я должен делать?
160. НАРКОТИК ЛОМЕХУЗЫ
Братоубийственная война все сильнее захлестывает Город. Мятежники-деисты
оккупировали целый квартал - квартал муравьев-цистерн. Оттуда они непрерывно
выносят медвяную росу для Пальцев.
Странно, но Пальцы перестали общаться через Доктора Ливингстона. Пророк
умолк.
Это молчание ничуть не остужает пыла верующих.
Тела мертвых деистов бережно расставлены в помещении, и перед боем
мятежники приходят сюда. Солдаты имитируют трофоллаксис и диалог с телами погибших,
застывшими в боевых позах.
Все, кто хоть раз побывает в этом мавзолее, выходят оттуда преображенные,
даже запах у них меняется. Хранить особей после смерти - значит придавать
значение отдельному индивиду.
Движение деистов единственное в Городе утверждает, что нельзя считать
частицами единого целого граждан, которых рожают на свет, чтобы после смерти
выбросить без сожалений.
Слова мятежников-деистов действуют как наркотик ломехузы. Как только деисты
заводят разговоры о богах, их невозможно не слушать.
Муравьи, приобщившиеся к «вере в Пальцев», перестают работать, ухаживать за
расплодом, они думают только о том, как раздобыть еду и доставить ее Пальцам.
Королеву Шли-пу-ни, кажется, ничуть не беспокоит рост движения мятежников.
Ее интересуют только сводки о крестовом походе.
По сообщениям мух, крестоносцы уже пересекли край мира и завязали битву с
Пальцами.
Прекрасно, - испускает королева. - Эти Пальцы сильно пожалеют о том, что
бросили нам вызов! Когда мы окончательно победим Пальцев там, то исчезнут
сторонники Пальцев и здесь.

161. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Сказка. Слова сказка (conte) и счет (compte) по-французски произносятся
одинаково. Замечено, что такое соответствие между цифрами и буквами
существует практически во всех языках. Считать слова или рассказывать цифры, в чем
разница? По-английски считать to count, рассказывать - to recount. По-немецки
считать zahle, рассказывать - erzahlen. На иврите считать le saper,
рассказывать - li saper. На китайском считать shu, рассказывать - shu.
Буквы и числа объединены со времен первых шагов развития языка. Каждая
буква соответствует порядковому номеру, каждая цифра - букве. Евреи поняли это
еще в древности, Библия - это магическая книга, научные знания представлены в
ней в форме закодированных повествований. Если присвоить цифровое значение
первым буквам каждой фразы, то откроется смысл первичного значения. Если
присвоить цифровое значение буквам, составляющим слова, открываются формулы и
ассоциации, которые уже не имеют ничего общего с легендами или с религией.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
162. СЛУЧАЙНАЯ ПОМЕХА
Насекомые готовятся к большому контрнаступлению. Гнездо Пальцев тут,
напротив , и они расценивают это как вызов.
Армия крестоносцев приняла решение. Они будут драться как одержимые, и
первая же победа станет знаковой. Гнездо не сможет устоять перед ними. Легионы
выстраиваются по специализациям. Восседая на «Большом Роге», 103-й
приказывает атаковать маленькими компактными подразделениями, которые будут прятаться,
как только появятся Пальцы. Эту стратегию использовали карликовые муравьи во
время битвы в маках, и тогда она очень неплохо сработала.
Солдаты умываются. Обмениваются последними трофоллаксисами. Агитаторы
испускают самые неистовые феромоны-призывы.
Вперед!
Линия из оставшихся пятисот семидесяти крестоносцев направляется вперед,
грозная и решительная. Над ней летят пчелы, выставив свои ядовитые жала.
Скарабеи щелкают мандибулами.
9-й собирается снова проделать в Пальце дырку и ввести туда пчелиный яд.
Ведь это единственное эффективное средство против Пальцев.
Есть! Первая и вторая линии легкой пехоты несутся вперед, на флангах
кавалеристы на длинных тонких лапках. Это превосходная армия: отборные отряды бе-
локанцев, зедибейнаканцев, асколеинцев, моксилускунцев. Скарабеи хотят
отомстить за своих сородичей, разбившихся о возникшую из бездны невидимую стену.
Третья и четвертая линии атаки тоже трогаются с места. Это тяжелая и легкая
артиллерия. До сих пор никому не удавалось повернуть их вспять.
Пятая и шестая линии наступления будут добивать умирающих Пальцев, они уже
погружают мандибулы в пчелиный яд.
Никогда армия насекомых не сражалась так далеко от родного гнезда. Все
знают, что от этой битвы зависит судьба всех отдаленных территорий планеты!
Это больше чем просто битва, это война, от которой зависит господство над
миром. Победитель станет хозяином всей планеты!
9-й прекрасно осознает это, да никто и не сомневается в его намерениях,
глядя, как агрессивно он выставляет свои мандибулы.
Крестоносцы всего лишь в нескольких тысячах шагов от гнезда Пальцев,
обитатели которого будто глумятся над ними.
8 ч 30 мин. На почте только что открыли дверь. Первые клиенты входят, даже
не догадываясь, в какую игру ввязываются.

Насекомые переходят с рыси на галоп. Вперед, в атаку!
Именно в восемь тридцать здесь проезжала уборочная машина муниципальной
службы. Этот маленький фургон поливал тротуар мыльным раствором.
Что с нами происходит?
Среди крестоносцев паника: на них обрушился шквал едкой жидкости.
Армия крестоносцев оглушена и затоплена.
Рассредоточиться! - вопит 103-й.
Волна высотой во множество десятков шагов захлестывает всех. Вода
подпрыгивает и поднимается на большую высоту, сметая летучие легионы.
Крестоносцев выстирали.
Несколько скарабеев успевают взлететь, унося на себе гроздья обезумевших
муравьев. Каждый дерется за место на жуке. Муравьи расталкивают термитов.
Больше и речи нет о солидарности и дружбе народов! Каждый спасает свой
каркас .
Нагруженные пассажирами скарабеи летят еле-еле и становятся легкой добычей
для жирных голубей.
А внизу гекатомба.
Тайфуном сметены целые легионы. Бронированные тела солдат крутятся по
мостовой, а затем проваливаются в водосток.
Таков конец красивой военной операции. Сорок секунд интенсивной водной
струи - и армия крестоносцев уже никуда не идет. От трех тысяч насекомых
разных видов, объединившихся, чтобы покончить с Пальцами, остается только
горстка выживших с ранениями разной степени тяжести. Большую часть солдат унесла
бушующая волна службы муниципальной чистки.
Деисты, недеисты, муравьи, пчелы, скарабеи, термиты, мухи - все без разбору
сметены водяным ураганом.
Самое забавное заключается в том, что муниципальный служащий, который вел
грузовик, ничего даже не заметил. Ни один человек не заметил, как только что
Homo sapiens одержал победу в Большой Битве За Планету. Люди продолжали
заниматься своими делами, они думали о работе, о дневных заботах, о том, что
будут есть на обед.
Насекомые же прекрасно понимают, что они проиграли мировую битву.
Все произошло так быстро, что осознать весь масштаб катастрофы почти
невозможно. За сорок секунд все лапки, которые прошли многие километры, все
мандибулы, которые дрались в страшных битвах, все усики, которые улавливали запахи
самых экзотических зон, превратились в разрозненные кусочки, плавающие в жиже
оливкового цвета.
Первый крестовый поход против Пальцев уже не идет вперед и больше никогда
не пойдет вперед. Он упокоился в могиле из мыльной воды.
163. НИКОЛЯ
Николя Уэллс присоединился к остальным. Своей собственной волной он
обогатил коллективную вибрацию - ОМ. На какое-то мгновение он почувствовал, как
становится легким нематериальным облачком, которое поднимается все выше и
выше и проходит сквозь материю. Это было в тысячу раз лучше, чем быть богом для
муравьев. Свобода! Он познал свободу.
164. СВЕДЕНИЕ СЧЕТОВ
У 9-го срабатывает инстинкт самосохранения. Он впивается когтями в сточный
желобок. Потом тоскливо тащится по пешеходным плитам. А 103-й на «Большом
Роге» успел набрать высоту и не попал под ураган. Невредим и 23-й, забившийся в
выемку на асфальте.

Чуть дальше выжившие скарабеи улетают прочь, унося своих седоков.
Оставшиеся термиты бегут, кляня себя за то, что не остались на острове корнигеры.
Три выживших белоканца подходят друг к другу.
Они слишком сильны для нас, - сокрушается 9-й, вытирая глаза и антенны,
раздраженные дезинфицирующим средством.
Пальцы - наши боги. Пальцы всемогущи. Мы все время говорили это, а вы нам
не верили. Теперь взгляните на потери! - вздыхает 23-й.
103-й еще дрожит от страха. Боги Пальцы или нет - это ничего не меняет: они
ужасны.
Они обнимаются, обмениваются отчаянными трофоллаксисами, так могут делать
только уцелевшие после полного уничтожения крестового похода.
Однако для 103-го поход не закончился на этом месте. Ему предстоит еще одна
миссия. Он так сильно прижимает к себе кокон бабочки, что 9-й, который до
этого времени не обращал на него внимания, спрашивает:
Что у тебя в коконе, ты таскаешь его с самого начала похода?
Ничего.
Покажи.
103-й отказывается.
9-й выходит из себя. Он заявляет солдату, что всегда подозревал его в
шпионаже в пользу Пальцев. Это он, 103-й, заманил их в эту западню, а еще
прикидывался их вожаком!
Передав свою ношу 23-му, 103-й принимает вызов.
Два муравья встают друг против друга, широко раздвигают мандибулы,
выставляют антенны. Они ходят кругами, выявляя слабые места противника. Потом -
удар. Они бросаются друг на друга, сталкиваются панцирями, бьются тораксами.
9-й рассекает воздух левой мандибулой и всаживает ее в хитиновую броню
своего соперника. Течет прозрачная кровь.
От второго удара этой косы 103-й ловко уворачивается. Его противник
продолжает двигаться по инерции, 103-й, пользуясь этим, отхватывает ему кончик
антенны.
Прекратим эту бесполезную битву! Остались только ты с тобой. Ты что, хочешь
довершить работу Пальцев?
9-й не внемлет. Все, что он хочет, - это воткнуть единственный оставшийся
усик в глазное яблоко этого предателя.
Он промахивается. 103-й хочет выстрелить кислотой и, приподняв брюшко,
выпускает едкую каплю, которая исчезает в брюках почтальона. Теперь ядовитая
железа 103-го пуста.
9-й тоже стреляет. Он считает, что настал момент прикончить жертву, но у
того еще есть ресурсы. Расставив мандибулы, 103-й налетает на противника и
захватывает спереди его среднюю левую лапку и заламывает ее.
9-й в ответ хватает заднюю правую лапку 103-го. Кто первым оторвет лапку
другому.
103-й вспоминает один из военных уроков.
Если пять раз подряд атаковать одинаково, противник решит, что шестой раз
будет, как пять предыдущих. Тогда нетрудно застать его врасплох.
Пять раз 103-й ударяет 9-го антенной по губам. Теперь его мандибулы сжаты,
и остается только вдарить по шее. И 103-й резким движением обезглавливает
9-го.
Голова катится по жирной мостовой.
Останавливается. Победитель подходит и вглядывается в нее. Усики
побежденного шевелятся. У муравьев все части тела сохраняют некоторую автономию даже
после смерти.
Ты ошибаешься, 103-й, - говорит череп 9-го.
Солдат вспоминает, что уже однажды пережил такую же сцену с черепом, кото-

рый из последних сил пытался передать сообщение. Правда, это было не здесь, и
сообщение было другим. Это было на свалке Бел-о-кана и то, что сообщил тогда
мятежник, совершенно изменило его жизнь.
Усик 9-го снова двигается.
Ты ошибаешься, 103-й. Ты считаешь, что все можно решить мирно, но это не
так. Приходится выбирать лагерь. Либо ты за Пальцев, либо За муравьев. Идеи,
как бы ни были они прекрасны, не спасают от жестокости. Сегодня ты сильней
меня и ты победил. Браво. Но мой тебе совет - никогда не слабей, иначе тебя
не спасет ни один из твоих прекрасных абстрактных принципов.
23-й подошел и выстрелом прикончил этот чересчур болтливый череп. Он
поздравляет солдата и протягивает ему кокон.
Теперь ты знаешь, что тебе надо делать.
103-й знает.
А ты?
23-й отвечает не сразу. Говорит уклончиво. Он якобы служит божественным
ценностям. Он думает, когда придет время, Пальцы укажут ему, что делать. А
пока он будет скитаться в этой стране за краем мира.
103-й желает ему удачи. Потом взбирается на «Большого Рога». Цепляется за
антенны. Скарабей приподнимает надкрылья и расправляет большие коричневые
крылья. Контакт. Полотна с прожилками рассекают загрязненный воздух страны
Пальцев. 103-й взлетает и несется к вершине первого гнезда Пальцев, стоящего
прямо перед ними.
165. ХОЗЯИН ДОМОВЫХ
Уже светало, а Летиция Уэллс и Жак Мелье все еще зачарованно слушали
необыкновенную историю Жюльетты Рамирез.
Они уже Знали, что Дед Мороз на пенсии - это ее муж, Артур Рамирез. Они
узнали, что он с детства увлекался поделками. Он мастерил игрушки: самолеты,
машинки, кораблики с дистанционным управлением. И игрушки, и роботы
беспрекословно подчинялись командам. Друзья прозвали его «хозяин домовых».
- У каждого есть талант, и его надо развивать. У меня одна подруга вышивает
крестиком как настоящий художник. Ее вышивки...
Но слушателей совершенно не интересовали чудеса вышивки крестом. Поэтому
Жюльетта продолжила:
- Артур решил одарить своим талантом человечество.
Естественно, он занялся робототехникой и без труда получил свои инженерные
дипломы. Он изобрел автомат по замене спущенных шин, передатчик, вживляемый в
человеческий череп, и даже чесалку для спины с дистанционным управлением.
Во время последней войны он сконструировал «стальных волков». Эти
роботы-волки на четырех конечностях были более устойчивы, чем андроиды на двух.
Кроме того, каждый из них был снабжен двумя инфракрасными камерами,
позволяющими целиться в темноте, двумя автоматами в ноздрях и короткой
35-милиметровой пушкой в пасти. «Стальные волки» нападали по ночам. Солдаты
управляли ими из укрытия на расстоянии более пятидесяти километров. Эти
роботы оказались настолько эффективными, что ни одна из их жертв не выжила,
потому и не могла рассказать об их существовании!
Но однажды на секретных фотографиях Артур увидел, какие разрушения, наносят
его «стальные волки». Управлявших ими солдат охватила игровая лихорадка, они,
как в компьютерной игре, убивали все, что двигалось на контрольных экранах.
Для Артура это было потрясением - он сразу же подал в отставку, а потом
открыл этот магазин игрушек. Отныне он поставил свой талант на службу детям:
взрослые оказались слишком безответственны, чтобы разумно использовать его
открытия.

И тогда же он встретил Жюльетту, она работала почтальоном. Приносила ему
газеты, почтовые переводы, открытки, заказные письма. Это была любовь с
первого взгляда. Они поженились и зажили счастливо в доме на улице Феникс, но
однажды произошел «несчастный случай». Это событие она так и назвала -
«несчастный случай».
Жюльетта, как обычно, разносила почту, когда на нее напала собака. Собака
вцепилась в сумку зубами и разорвала упаковку одной из посылок.
После работы Жюльетта принесла разодранную посылку домой. Артур своими
ловкими пальцами мог бы склеить обертку, и получатель ничего бы не заметил; это
избавило бы Жюльетту от возможных проблем с абонентами, ведь люди всегда
готовы подать жалобу.
Артур Рамирез так и не сменил упаковку посылки.
Содержимое посылки его заинтриговало - толстая папка с несколькими сотнями
страниц, чертежи странной машины, письмо. Его врожденное любопытство
преодолело врожденную сдержанность - он прочел содержимое папки и письмо,
просмотрел чертежи.
И их жизнь перевернулась.
С тех пор Артура Рамиреза стали интересовать только муравьи. На чердаке он
установил огромный аквариум. Он утверждал, что муравьи умнее людей, так как
коллективный разум муравейника превосходит индивидуальные интеллекты, которые
его составляют. Он уверял, что у муравьев 1+1=3. Срабатывала социальная
синергетика . Муравьи демонстрировали новый способ группового существования. По
его словам, такой способ мог развить у человека совсем иную, более быструю и
эффективную способность мыслить.
Только гораздо позже Жюльетта Рамирез узнала, что было на тех чертежах. Там
были чертежи машины. Изобретатель назвал ее «Пьер де Розетт». Она превращала
слоги и слова, произнесенные человеком, в муравьиные феромоны и обратно, а
также позволяла контактировать с мирмекийским обществом.
- Но... но... но это был проект моего отца! - воскликнула Летиция.
Мадам Рамирез взяла ее за руку.
- Я знаю, и мне перед вами очень стыдно. Эту посылку отправил ваш отец Эд-
мон Уэллс, а получателем были вы, мадемуазель Уэллс. В папке были страницы
второго тома «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» и чертежи
машины, которая переводит французский язык на муравьиный. И письмо, письмо... вам
было письмо, - сказала она и достала из ящика буфета аккуратно сложенный
лист.
Летиция почти вырвала его у нее из рук.
Она прочла: Летиция, дорогая моя доченька, не суди меня...
Она жадно глотала любимый почерк, письмо заканчивалось нежными словами,
написанными Эдмоном Уэллсом. Она испытала отвращение, она почти рыдала. Она
кричала:
- Воры, вы всего лишь жалкие воры! Это предназначалось мне, все
предназначалось мне! Вы украли мое единственное наследство. Вы извратили духовное
наследие моего отца! Я могла бы умереть и так никогда и не узнать, что его
последние мысли были обо мне! Как вы могли...
Она припала к Мелье, тот гладил ее хрупкие плечи, содрогающиеся от рыданий.
- Простите нас, - сказала Жюльетта Рамирез.
- Я была уверена, что письмо существует. Да, я была уверена! Всю свою жизнь
я ждала его!
- Может, вы будете меньше сердиться на нас, если я скажу вам, что духовное
наследие вашего отца попало в хорошие руки. Называйте это случайностью или
судьбой... Судьбе было угодно, чтобы эта посылка попала к нам.
Артур Рамирез сразу же начал собирать эту машину. Он даже внес туда
некоторые усовершенствования. Так что супружеская пара могла разговаривать с му-

равьями из своего террариума. Да, они общались с насекомыми!
Ошеломленная Летиция разрывалась между возмущением и восхищением. Как и
Мелье, ей не терпелось услышать продолжение истории.
- Какая была эйфория в первые дни! - вспоминала женщина. - Муравьи
объясняли нам устройство своей Федерации, рассказывали о войнах, о борьбе между
видами. На уровне наших подметок нам открывалась целая вселенная. Представьте
себе, у муравьев есть инструменты, свое сельское хозяйство, развитые тонкие
технологии. Им даже известны абстрактные концепции вроде демократии, каст,
разделения труда, взаимопомощи...
Изучив мышление муравьев, Артур Рамирез разработал компьютерную программу,
имитирующую «интеллект муравейника». В то же самое время он и создал этих
крошечных роботов - «стальных муравьев».
Его целью было создание искусственного муравейника с сотнями
муравьев-роботов. Где каждый наделен автономным интеллектом (программа,
установленная в этой электронной букашке) , и в то же время, чтобы каждый мог бы
включаться в группу муравьев и действовать сообща.
Жюльетта Рамирез подыскивала слова:
- Как вам это объяснить? Это как бы части одного компьютера или
разрозненные нейроны единого мозга. 1+1=3 и таким образом 100+100=300.
Своих «стальных муравьев» Артур Рамирез считал идеально приспособленными к
завоеванию пространства. Сейчас на дальние планеты посылают по одному
роботу-зонду, а ведь можно было бы отправлять туда тысячу маленьких
роботов-зондов: каждый из которых обладает индивидуальным интеллектом, но все
вместе они являют собой еще и коллективный интеллект. Если один из них выйдет
из строя, девятьсот девяносто девять оставшихся выполнят задание, а если
выйдет из строя обычный робот-зонд, то пойдет прахом целая космическая
программа .
Мелье пребывал в восхищении.
- Даже в области вооружения, - вмешался он, - легче уничтожить одного
умного и большого робота, чем нескольких простых, но объединенных.
- Это и есть принцип синергетики, - подчеркнула мадам Рамирез. -
Объединение превосходит сумму отдельных талантов.
Только вот на большие проекты у Рамирезов не хватало денег. Микроэлементы
обходились дорого, доходов от магазина игрушек и почтальонской зарплаты
Жюльетты не хватало, чтобы платить поставщикам. Тогда изобретательный Артур
Рамирез предложил Жюльетте отправиться на передачу «Головоломка для ума». Десять
тысяч франков в день - вот это добыча! Он посылал на передачу самые
интересные загадки из «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» Эдмона
Уэллса . Она их разгадывала. Предпочтение отдавали загадкам Уэллса: никто другой
не мог предложить таких утонченных.
- Так значит, это все подстроено, - возмутился Мелье.
- Все как всегда подстроено, - сказала Летиция. - Интересно было бы узнать,
как вы это делали. Например, я не могу понять, зачем вы так долго
притворялись, что вам не по силам загадка с единицами, двойками и тройками.
Ответ был простой:
- Загадок у Эдмона Уэллса не так уж и много. А джокеры позволяли продолжать
игру и получать по десять тысяч франков в день!
Эти заработки позволяли семье жить безбедно, а Артур продвигался вперед в
разработке «стальных муравьев» и в диалоге между видами. Все шло хорошо в
параллельных мирах людей и муравьев до тех пор, пока Артур не увидел по
телевизору одну рекламу. Рекламу продукта Компании Общей Химии: «Там, где Крак-Крак
проходит, насекомое дохнет». На крупном плане муравей корчился от
инсектицида, который разъедал его изнутри.
Артур взбунтовался. Столько ухищрений, чтобы отравить такого крошечного

противника! К тому времени один из его стальных муравьев был готов к
действию. Артур послал его шпионить в лабораторию КОХ. Через механического муравья
он узнал, что братья Сальта с двумя зарубежными специалистами работали над
еще более чудовищным препаратом под названием «Бабель».
«Бабель» был настолько разрушителен, что эти видные изобретатели
инсектицидов работали в строжайшей тайне, боясь восстановить против себя всех
экологов ! Они скрывали информацию о своих опытах даже от руководителей КОХ.
- Бабель, - сказала мадам Рамирез, - это идеальный формицид. Никогда
химикам не удавалось столь эффективно уничтожать муравьев классическими органо-
фосфорными ядами. Но «Бабель» - это не яд. Это вещество нарушает контакт
усиков между муравьями.
В готовом виде «Бабель» - это порошок; если рассыпать его по земле, его
запах создаст помехи мирмекийским феромонам. Одной унции хватило бы, чтобы
заразить несколько квадратных километров. Все муравьи в округе потеряют
способность испускать и улавливать феромоны. Лишенный возможности общаться, муравей
не знает, жива ли его королева, какова его задача, что для него хорошо, а что
опасно. Если рассыпать этот порошок по поверхности земного шара, то через
пять лет на Земле не останется ни одного муравья. Смерть для муравья не так
страшна, как полное непонимание друг друга.
Муравей - это взаимодействие!
Братья Сальта и их коллеги поняли эту основную данность мирмекийского мира.
Они считали муравьев просто паразитами, которых надо истребить. Они гордились
своим открытием - веществом, которое уничтожает муравьев, поражая не
пищеварительную систему, а их мозг.
- Поразительно! - вздохнула журналистка.
- Благодаря маленькому механическому шпиону вся информация попала в руки
моему мужу. Эта банда химиков намеревалась раз и навсегда стереть весь род
мирмекийский с лица земли.
- И именно в этот момент мсье Рамирез принял решение вмешаться? - спросил
комиссар.
- Да.
Летиция и Мелье уже знали, как именно Артур взялся за дело. Его жена им это
подтвердила: муравей-разведчик отщипывал крошечный кусочек ткани с запахом
будущей жертвы. Потом Артур выпускал всю Стаю, которая уничтожала и самого
носителя этого запаха.
Полицейский был доволен, что оказался прав, с видом знатока он произнес:
- Мадам, ваш муж изобрел самую искусную технику убийства, которая мне
когда-либо встречалась.
От такого комплимента Жюльетта Рамирез даже зарумянилась.
- Я не знаю, как это делают другие, но наш метод оказался очень
эффективным. И кто мог бы нас заподозрить? В нашем распоряжении были все алиби мира.
Наши муравьи действовали самостоятельно. Мы могли находиться хоть в ста
километрах от места преступления!
- Вы хотите сказать, что ваши муравьи-убийцы были автономны? - удивилась
Летиция.
- Конечно. Использование муравьев - это не просто новый способ убивать, это
новый способ выполнять поставленную задачу. Даже если эта задача -
смертельная миссия! Может быть, это вершина искусственного интеллекта! Ваш отец,
мадемуазель Уэллс, это понимал. В своей книге он объяснил это, вот послушайте...
Она прочла им отрывок из «Энциклопедии» о том, как концепция муравейника
способна перевернуть представление об искусственном интеллекте.
Муравьи, посланные к братьям Сальта, были не на дистанционном управлении.
Они были автономны. В них была заложена программа: прийти в квартиру,
опознать запах, уничтожить того, кому принадлежит этот запах и потом уничтожить

все следы преступления. И не уходить до тех пор, пока хоть кто-то остался в
живых.
Муравьи передвигались по водопроводным и канализационным трубам. Они
появлялись неслышно и убивали, пронзая тело изнутри.
- Идеальное и неуловимое оружие!
- И все-таки вы сбежали от них, комиссар Мелье. На самом деле, от них можно
убежать и спастись. Наши стальные муравьи двигаются очень медленно, как вы
заметили по дороге сюда, но люди так пугаются, когда на них нападают муравьи,
что от страха и удивления стоят столбом, вместо того чтобы скорее добраться
до двери и выбежать. К тому же современные замки настолько сложные, что
дрожащими руками трудно открыть их быстро, чтобы уйти от убийц. Парадокс эпохи:
в ловушке оказались люди, у которых бронированные двери!
- Вот как умерли братья Сальта, Каролина Ногар, Максимилиан Мак-Хариос,
супруги Одержены и Мигель Синьераз! - воскликнул полицейский.
- Да. Это были восемь активистов проекта «Бабель». Мы послали наших убийц и
к вашему Такагуми, потому что боялись упустить японский филиал.
- Мы сумели оценить эффективность ваших домовых! А можно на них взглянуть?
Мадам Рамирез поднялась к муравьям на чердак. Надо было очень внимательно
присмотреться, чтобы увидеть, что это не живое насекомое, а автомат.
Металлические усики, две крошечные видеокамеры с широкоугольным объективом,
брюшко-снаряд с кислотой, находящейся в герметичной капсуле, нержавеющие, острые
как бритвы мандибулы. Передвигался робот за счет энергии литийной батарейки,
расположенной в тораксе. Микропроцессор, вмонтированный в голову, управлял
всеми движениями и обрабатывал информацию, получаемую искусственными
чувствами .
Глядя в лупу, Летиция любовалась этим шедевром, миниатюрным, как часовой
механизм:
- У этой крошечной игрушки невероятные возможности! Шпионаж, война,
космические исследования - это революция в создании искусственного интеллекта... А
выглядит он совсем как обычный муравей.
- Не только выглядит, - подчеркнула мадам Рамирез. - Чтобы робот был в
самом деле эффективным, требуется скопировать и вдохнуть в него настоящий
менталитет муравья. Послушайте, что пишет ваш отец.
Она полистала «Энциклопедию» и показала ей отрывок.
166. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Антропоморфность. Люди всегда мыслят как люди, и все меряют своей системой
ценностей. Потому что они удовлетворены и горды своим умом. Они не
сомневаются в собственной логике, они кажутся себе рассудительными. Они судят обо всем
только с собственной точки зрения: интеллект, сознание и восприятие мира
существуют только человеческие. Франкенштейн - это миф о человеке, способном
создать другого человека по своему подобию, как Бог создал Адама. Всегда одна
и та же форма! Даже создавая андроидов, люди воспроизводят собственную модель
жизни и поведения. Возможно, однажды они сделают себе робота-президента или
робота Папу Римского, но это ничего не изменит в системе их мышления. Но ведь
существует много других способов. Муравьи учат нас одному из них.
Инопланетяне , может быть, научат другому.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
Жак Мелье рассеянно жевал жвачку.
- Все это очень интересно. Однако меня по-прежнему занимает один вопрос.
Мадам Рамирез, почему вы решили меня убить?

- Поначалу мы опасались не вас, а мадемуазель Уэллс. Мы отслеживали ее
публикации и знали, что у нее есть зацепки. О вашем существовании мы и не
подозревали .
Мелье энергично задвигал челюстями. Жюльетта продолжала:
- Для слежки за мадемуазель Уэллс, мы подослали к ней одного из наших
механических муравьев. Наш шпион записал ваши разговоры, и тогда мы поняли, что
наиболее опасным из вас двоих были вы. С историей о гамельнском флейтисте вы
подошли очень близко к разгадке. Тогда мы решили послать Стаю к вам.
- Вот почему меня обвинили. Но ведь вы не остановились, вы продолжали
убивать...
- В руках у профессора Мигеля Синьераза находился конечный продукт. Нашей
первостепенной задачей было уничтожить его.
- А где сейчас находится этот идеальный формицид «Бабель»?
- После смерти Синьераза один из наших муравьиных отрядов уничтожил
пробирку с этой заразой.
Насколько нам известно, другой не существовало. Будем надеяться, что у
других ученых не возникнет подобной идеи. Эдмон Уэллс писал, что идеи витают в
воздухе... И хорошие, и плохие!
Она вздохнула.
- Итак, теперь вы знаете все. Я ответила на все ваши вопросы. Я ничего от
вас не скрыла.
Мадам Рамирез вытянула руки, как будто ждала, что Мелье достанет из кармана
наручники.
- Вы можете Задержать меня. Арестовать меня. Сгноить в тюрьме. Но я умоляю
вас, не трогайте моего мужа. Это по-своему мужественный человек. Он просто не
мог представить себе мир без муравьев. Он хотел спасти планетарное богатство,
которому угрожала горстка обезумевших от гордыни ученых. Пожалуйста, не
трогайте Артура. У него рак, он уже приговорен.
167. НЕТ НОВОСТЕЙ
- ПЛОХАЯ НОВОСТЬ
Какие новости о крестовом походе?
Никаких.
Как это никаких? Разве с Запада не было ни одной мухи-гонца?
Шли-пу-ни запустила антенны в рот, и начала остервенело чистить их. Она
понимает, что все не так просто, как ей бы хотелось. Может быть, муравьи
передумали убивать Пальцев?
Королева Шли-пу-ни спрашивает, улажена ли, наконец, проблема с
«мятежниками» .
Солдат отвечает, что теперь их уже две или три сотни, правда найти их
нелегко .
168. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
11-я заповедь. Этой ночью мне приснился странный сон. Как будто весь Париж
поместили в прозрачную банку, все перемешалось, и верхушка Эйфелевой башни
оказалась в моем туалете. Перевернуто было все, сам я очутился на потолке, а
люди тысячами разбивались о мое закрытое окно. Машины врезались в трубы,
фонари торчали из пола. Мебель двигалась, и я выбежал из своей квартиры.
Снаружи все было кверху дном: от триумфальной арки остались одни обломки.
Нотр-Дам опрокинулся, и его башни ушли глубоко в землю. Из развороченной
земли вылетали вагоны метро, выплевывая человеческое месиво. Я бежал среди
развалин, пока не уткнулся в огромную стеклянную стену. За стеной был глаз.

Единственный глаз, огромный, как небо, и он смотрел на меня. И вот этот глаз,
желая увидеть мою реакцию, начал стучать по стене тем, что показалось мне
гигантской ложкой. Раздался оглушительный звон, похожий на колокольный. В домах
взрывались уцелевшие стекла. А глаз по-прежнему смотрел на меня, он был в сто
раз больше солнца. Я бы не хотел, чтобы такое могло произойти в
действительности. После этого сна я больше не буду приносить из леса муравейники. Если
мои муравьи умрут, я не буду заводить других. Этот сон вдохновил меня на 11-ю
заповедь, сначала я последую ей сам, а уже потом предложу окружающим: не
делай другим то, чего не желаешь себе. И под словом «другие» я понимаю «всех»
других.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
169. В СТРАНЕ ТАРАКАНОВ
Кошка видит пролетающее мимо странное насекомое. Просунув лапу сквозь
балконную решетку, она стукает его. Скарабей «Большой Рог» падает. Но 103-й
успевает спрыгнуть до столкновения с землей.
Он сильно ударился лапками. Тринадцать этажей - это все-таки высоко.
Скарабею повезло меньше. Его тяжелый каркас разбивается о землю. Так нашел
свою смерть бесценный «Большой Рог» - великолепный летающий воин.
Падение 103-го смягчил большой мусорный бак, набитый отбросами. 103-й
по-прежнему не отпускает свой кокон.
Он ползет по пестрой растрескавшейся поверхности какого-то ящика. Какое
изумительное место! Тут все съедобно, и он воспользовался этим, чтобы
подкрепиться. Витают всевозможные запахи, от приятных до зловонных, но у него нет
времени определять, что именно тут пахнет. Наверху, на рваной поваренной
книге, он заметил какое-то существо. Их множество. Из укрытия за ним наблюдает
не меньше тысячи этих существ. Множество длинных усов.
Значит, есть животные, которые живут в стране Пальцев?
Он узнал их. Это тараканы.
Они повсюду. Выползают из консервных банок, из рваного тапка, из дохлой
крысы, из пустой коробки от стирального порошка с прожорливыми ферментами, из
баночки бифидоактивного йогурта, из поломанной электрической батарейки, из
рессоры, из окровавленного пластыря, из коробки от транквилизаторов, из
коробки со снотворным, из коробки с седативным средством, из коробки
замороженных продуктов с истекшим сроком хранения, которая была выброшена целой, из
банки бесхвостых и безголовых сардин. Тараканы окружают 103-го. Муравей
никогда не видел таких крупных. У них коричневые надкрылья и очень длинные
согнутые неподвижные антенны. От них плохо пахнет, не так плохо как от
клопов-вонючек, но запах более кислый и тошнотворный с разнообразными оттенками
гнили.
У них прозрачные брюшки, и сквозь хитин видны трепещущие внутренности:
удары сердца, потоки крови, стремящиеся по тонким сосудам. 103-й озадачен.
Старый зловонный таракан (от него несет прокисшей медвяной росой) с
желтоватыми надкрыльями и маленькими крючками на лапах обращается к 103-му на
языке запахов.
Он спрашивает, что тут делает муравей.
103-й отвечает, что хочет встретиться с Пальцами в их гнезде.
С Пальцами! Кажется, все тараканы потешаются над ним.
Он и в самом деле сказал что-то про... Пальцев?
Да, а в чем проблема?
Да Здесь повсюду Пальцы. Их нетрудно встретить, - произносит старый
таракан .

Вы можете отвести меня в их гнездо? - спрашивает муравей.
Старый таракан надвигается.
Тебе известно, кто такие... Пальцы?
103-й смотрит на него в упор.
Это гигантские животные.
103-й не понимает, что рассчитывал услышать от него таракан.
Наконец старик отвечает:
Пальцы - наши рабы.
103-й не верит. Разве гигантские Пальцы могут быть рабами отвратительных
тараканов?
Объясните.
Старый таракан рассказывает, как тараканы приучили Пальцев бросать им
каждый день тонны продуктов. Пальцы дают им кров, корм и даже тепло. Они
повинуются тараканам и всячески им угождают.
Каждое утро, как только тараканы вдоволь наедятся припасами из даров
Пальцев , приходят другие Пальцы и уносят объедки. Так что еда у тараканов всегда
имеется, и в большом количестве, более того, еда свежая, первосортная.
Тараканы рассказывают, что когда-то они тоже жили в лесу, а потом
облюбовали для себя страну Пальцев, тут они и устроились. Теперь им даже охотиться не
надо, чтобы поесть. Еда, которую подносят Пальцы, сладкая, богатая жирами,
разнообразная и... главное, за ней не надо гоняться.
Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как наш самый дальний предок бросил
погоню за дичью. Все без малейших усилий, свежим подается нам каждый день
Пальцами, - говорит большой таракан с черной спиной.
Вы разговариваете с Пальцами? - спрашивает 103-й, потрясенный тем, что
слышит, и тем, что видит тут залежи еды!
Старый таракан объясняет, что говорить с ними нет никакой нужды. Они
угадывают любое желание тараканов прежде, чем кто-либо его выразит.
Да что там! Как-то раз дары чуть припозднились. Возмущенные тараканы стали
барабанить брюшками по стене, и на следующий день еду принесли вовремя. В
общем, отбросы спускаются каждый день.
Вы можете отвести меня в их гнездо? - спрашивает муравей.
Шушуканье. Кажется, они не против. Старый таракан сообщает решение.
Мы отведем тебя в их гнездо, если ты выдержишь «великое испытание».
Великое испытание?
Тараканы вместе с солдатом направляются к мусоропроводу в подвал какого-то
здания. Там возвышается целая гора старой мебели, бытовой техники и каких-то
коробок.
Они ведут 103-го в какое-то определенное место.
Что это за «великое испытание»?
Таракан отвечает ему, что обычно оно состоит в том, чтобы кое с кем
встретиться .
Кто этот кое-кто? Противник?
Да, противник, причем посильнее тебя, - загадочно отвечает таракан.
Они идут гуськом.
Муравья приводят в это условное место. Там 103-й видит другого муравья: на
его голове волоски торчат во все стороны. Да и вид у этого солдата совсем
неприветливый . Он тоже в окружении тараканов.
103-й направляет антенны вперед и замечает первую аномалию: у муравья нет
никакого опознавательного запаха! Бесспорно, это наемник, привыкший к битве
врукопашную: на его лапках и на груди следы многочисленных ударов мандибул.
Непонятно почему, но этот муравей, встреченный при таких странных
обстоятельствах, тут же становится ему неприятен. Запаха нет, манеры не учтивые,
походка довольно претенциозная, волоски на лапках, похоже, уже дня два не мы-

ты - вот уж и вправду неприятный муравей!
Кто этот муравей? - спрашивает 103-й у тараканов, которые с интересом
следят за его реакцией.
Он очень хотел встретиться с тобой, именно с тобой, - отвечают ему.
У 103-го возникают вопросы. Если этот муравей так хотел с ним встретиться,
то почему теперь он с ним не разговаривает? 103-й пробует один трюк: он
делает вид, что покачивает головой, потом вдруг угрожающе раскрывает мандибулы.
Спасует тот, другой, или же примет его вызов? Стоило ему встать в позицию для
битвы на мандибулах, другой тут же вынул из ножен губные сабли.
Кто ты?
Никакого ответа. Тот, другой, просто поднял усики.
Что ты тут делаешь? Ты участник крестового похода?
Похоже, придется драться.
103-й еще раз пробует запугать другого: он стучит брюшком о торакс,
демонстрируя готовность к выстрелу кислотой. Ведь тот понятия не имеет, что
кислоты у него нет.
Стоящий перед ним муравей реагирует точно так же. Под любопытными взглядами
тараканов два представителя мирмекийской цивилизации продолжают держаться
друг от друга на почтительном расстоянии. Теперь 103-й начинает понимать, что
это за испытание. На самом деле тараканы хотят присутствовать на дуэли
муравьев , а победителя принять в свое племя.
103-й не любит убивать муравьев, но в то же время осознает, что его миссия
важнее его позиций (один таракан согласился подержать его кокон во время
испытания) . И к тому же этот муравей ведет себя все более и более враждебно.
Кто он, этот гордец, который не только не желает разговаривать, но даже и
признавать 103-го, первого муравья, достигшего края мира?
Я 103683-й!
Другой снова поднимает усики, но по-прежнему не отвечает. Они оба стоят в
атакующей позе.
Но не станем же мы стрелять друг в друга, - испускает 103-й, полагая, что у
другого муравья карман с кислотой полный.
Он ощупывает свое тело и убеждается, что у него осталась только маленькая
последняя капля. Если выстрелить быстро, то, возможно, внезапность создаст
ему преимущество.
Изо всех сил он выталкивает брюшными мышцами последнюю каплю.
Но по чистому совпадению в тот же самый момент другой тоже выстреливает, и
капли, столкнувшись, очень медленно соскальзывают вниз. (Капли скользят?
Никогда не видел, чтобы жидкость стекала по воздуху, но 103-й не заостряет на
этом внимание.) Раскрывая мандибулы, 103-й бросается вперед, и натыкается на
что-то твердое. Кончики мандибул противника бьют точно по его мандибулам.
103-й в недоумении. Его противник стремительный и жестокий, он угадывает
его удары и в ту же секунду блокирует их в том самом месте, куда он их
направляет .
При таком соотношении сил схватка нежелательна.
Он поворачивается к тараканам и заявляет, что отказывается драться с этим
муравьем, так как тот тоже рыжий.
Либо принимайте нас обоих, либо не принимайте никого.
Тараканов не удивили эти слова. Они спокойно сообщают ему, что испытание он
прошел. 103-й ничего не понимает. И тогда ему дают объяснение. На самом деле
перед ним нет и никогда не было никакого противника. Его единственным
соперником был он сам.
103-й по-прежнему ничего не понимает.

Тогда тараканы уточняют, что его подвели к волшебной стене, покрытой
веществом, благодаря которому, напротив, появляешься ты сам.
Это позволяет многое узнать о чужаках. И в частности, как они сами
оценивают себя, - говорит старый таракан.
Разве есть лучший способ, чем этот, кого-либо узнать, когда ставишь его в
ситуацию, где он открыто показывает, как он сам на себя реагирует?
Тараканы случайно обнаружили эту волшебную стену. Реакции были весьма
интересные. Некоторые часами дрались со своим изображением, были и такие, кто
осыпал себя оскорблениями. Большая часть считала, что животное, стоящее перед
ними, «надо прогнать», так как у него нет запаха или такой же запах, как у
них.
Мало кто желал сразу побрататься с собственным изображением.
Мы хотим, чтобы другие приняли нас, а сами себя принять не хотим... -
философски изрек старый таракан. Разве кто-то может помочь тому, кто сам не
готов прийти себе на помощь? Как можно уважать того, кто сам себя не уважает?
Тараканы очень гордятся тем, что придумали это «великое испытание». По их
мнению, нет ни одного животного, от самого маленького до самого большого,
которое спокойно переносит свой собственный вид.
103-й возвращается к зеркалу одновременно со своим двойником.
До этого он никогда не видел зеркала. Он убежден, что это самое великое
чудо, при котором он присутствовал. Стена, в которой появляется твое второе я,
и двигается одновременно с тобой!
Возможно, он недооценивал тараканов. Если они способны возводить волшебные
стены, может, они и в самом деле хозяева Пальцев!
Ты принял себя, значит, и мы тебя принимаем, ты захотел себе помочь - и мы
тебе поможем, - объявляет старый таракан.
170. ОТДЫХ ВОИНОВ
Летиция Уэллс с Жаком Мелье шли рядышком по улице Феникс. Она Задорно
держала его под руку.
- Меня удивило ваше великодушие. Я была убеждена, что вы тотчас же
арестуете эту несчастную пожилую пару. Полицейские довольно глупы и строго
придерживаются буквы закона.
Он отнял руку.
- Психология человека никогда не была вашей сильной стороной.
- Вы не правы!
- Это естественно, ведь вы ненавидите людей! Вы никогда даже не пытались
меня понять. Я для вас глупец, которого надо наставлять на путь истинный.
- Но вы ведь и есть глупец!
- Даже если я и глуп, не вам меня судить. Вы все знаете наперед. Вам никто
не дорог. Вы ненавидите людей. Чтобы вам понравиться, надо иметь шесть ног
вместо двух, и вместо губ - мандибулы! - Он пристально посмотрел в
потемневшие сиреневые глаза. - Вы избалованный ребенок! Вам бы только кичиться своей
правотой! Даже если я не прав, я не лезу в бутылку.
- Вы всего лишь...
- Усталый человек, который проявил слишком много терпения к одной
журналистке, а эта журналистка постоянно унижает его ради забавной истории для своих
читателей.
- Оставьте свои оскорбления, я ухожу.
- Да, сбежать гораздо проще, чем выслушать правду. И куда вы так спешите? К
своему печатному станку, не терпится рассказать всему свету эту историю?
Лучше быть полицейским, которому случается ошибаться, чем журналисткой, у
которой такая правота. Я не тронул Рамирезов, но из-за вас, из-за того, что вам

хочется привлечь к себе внимание, они проведут остаток дней за решеткой!
- Я не позволю вам...
Она замахнулась, чтобы его ударить. Он перехватил ее руку своей горячей и
твердой рукой. Их взгляды столкнулись, черные глаза против сиреневых. Лес
черного дерева и тропический океан. И тут же все это показалось им каким-то
комичным, и вместе они расхохотались. Во все горло. Ну, надо же! Они
разгадали такую загадку, вступили в контакт с удивительным параллельным миром, где
люди создают содружество роботов, общаются с муравьями, совершают идеальные
преступления. А теперь они ссорятся, как малые дети, на этой унылой улице
Феникс, а ведь им следовало бы поделиться своими мыслями по поводу этих
незабываемых мгновений.
От смеха Летиция потеряла равновесие и уселась прямо на тротуар. Было три
часа утра. Они были молоды, они радовались, и им совсем не хотелось спать.
Она заговорила первая.
- Простите, - сказала она. - Я глупо себя вела.
- Нет, не ты. А я.
- Да нет же, я.
И они снова залились смехом. Какой-то запоздалый гуляка возвращался к себе
и с сочувствием смотрел на этих молодых бомжей, которые порезвиться могли
только на тротуаре. Мелье помог Летиции встать.
- Пойдем отсюда.
- Куда? - спросила она.
- Ты что, хочешь провести остаток ночи на улице?
- Почему бы и нет?
- Летиция, умница моя, что с тобой?
- Мне надоело быть разумной. Безрассудные всегда оказываются правы, я хочу
быть, как все Рамирезы на свете!
Он отвел ее под навес, чтобы утренняя роса не оросила ее шелковые волосы и
такое хрупкое тело под тонким черным костюмом.
Они стояли рядом. От нее невозможно было отвести глаз, ему мучительно
хотелось прикоснуться к ее лицу. Она уклонилась.
171. ИСТОРИЯ ПРО УЛИТКУ
Николя ворочался в постели.
- Мама, я не могу простить себе, что корчил из себя муравьиного бога. Это
непростительная ошибка!
Как ее исправить?
Люси Уэллс наклонилась к нему:
- Кому дано решать, что есть хорошо, а что плохо?
- Но это же плохо. Мне так стыдно. Я совершил самую страшную глупость,
какую только можно представить.
- Никогда нельзя с уверенностью утверждать, что есть хорошо, а что плохо.
Хочешь, я расскажу тебе одну историю?
- Хочу!
Люси Уэллс села у изголовья сына.
- Это китайская притча. Как-то раз двое монахов гуляли по саду даосского
монастыря. Вдруг один из них увидел на их пути ползущую по Земле улитку.
Второй монах, его духовный брат, по недосмотру чуть было не раздавил ее, но
первый монах вовремя его остановил. Он нагнулся и поднял животное. «Смотри, мы
чуть не убили эту улитку. А ведь это животное представляет жизнь и через нее
Дао, которому надо следовать. Эта улитка должна жить и продолжать циклы
реинкарнации» . И он осторожно выпустил улитку в траву. «Глупец! - рассердился
другой монах. - Спасая эту никчемную улитку, ты подвергаешь угрозе грядки с

салатом, которые выращивает наш садовник. Ради спасения жизни какой-то улитки
ты уничтожаешь труды одного из наших братьев».
За их спором с любопытством наблюдал третий монах, который оказался
поблизости . И поскольку они не могли прийти к согласию, первый монах предложил:
«Давай обратимся с этим вопросом к нашему настоятелю, он мудрый, пусть он и
решит, кто из нас прав», - и они отправились к настоятелю, с ними отправился
и третий монах, которого заинтересовал этот спор. Первый монах рассказал, как
он спас священную жизнь, которая вмещает тысячи будущих или минувших
существований. Настоятель слушал, кивая головой, потом объявил: «Ты прав, так и
надо было поступить». Второй монах возмутился. «Как же так? Разве хорошо спасти
улитку, которая обгладывает овощи? Улитку надо было раздавить, и спасти
огород , который каждый день дает нам вкусную пищу!» Настоятель выслушал, кивая
головой, и сказал: «Это верно. Так и надо было поступить. Ты прав». Тогда
третий монах, который до сих пор молчал, возмутился: «Но их точки зрения
противоположны! Разве оба они могут быть правы?» Настоятель долго смотрел на
него. Потом покачал головой и сказал: «Это верно. И ты тоже прав».
Притихший Николя мирно засопел под простыней. Люси бережно укутала его.
172. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Экономика. Когда-то экономисты считали, что здоровое общество - это
растущее общество. Показатель роста служил для оценки здоровья всей структуры:
государства, предприятия, фонда заработной платы. Однако невозможно постоянно
нестись вперед сломя голову. Настало время остановить рост, пока чаша не
переполнилась , и мы не уничтожили себя. У экономической экспансии нет будущего.
Существует только одно длительное состояние - равновесие. Здоровое общество,
нация или рабочий - это такое общество, нация или рабочий, которые не трогают
и сами не затронуты окружающей средой. Мы должны ставить целью не завоевание
окружающего мира, а, напротив, слияние с природой и космосом. Стремиться к
порядку и гармонии. Un mot d'ordre: harmonic. Гармоничное взаимопроникновение
внешнего и внутреннего мира. Без жестокости и претензий. В тот день, когда
человеческое общество перестанет испытывать чувство превосходства или страха
перед природным явлением, наступит гомеостаз человека и вселенной. Он ощутит
равновесие. Он больше не будет торопиться в будущее. Не будет зацикливаться
на отдаленных целях. Он просто будет жить настоящим.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
173. ЭПОПЕЯ В ТРУБЕ
Они поднимаются по корявому коридору. 103-й сжимает мандибулами кокон
бабочки - это миссия Меркурий. Подъем долгий. Время от времени в этом
нескончаемом коридоре сверху вдруг появляется свет. Тогда тараканы делают муравью
знак прижаться к стене и отвести усики назад.
Они, в самом деле, хорошо знают страну Пальцев. Сразу же после светового
сигнала раздается ужасный грохот, и по вертикальному коридору проносится вниз
тяжелая вонючая масса.
- Ты выбросил мусор, дорогой?
- Да. Это последний мешок. Купи мешков еще, и поплотнее. Эти были какие-то
хлипкие.
Насекомые поднимаются вверх, укрываясь от новых лавин.
Куда вы меня ведете?

Туда, куда ты хочешь попасть.
Они поднимаются еще на несколько этажей и останавливаются.
Это здесь, - говорит старый таракан.
Вы проводите меня? - спрашивает 103-й.
Нет. Тараканья поговорка гласит: «У каждого свои проблемы». Выкручивайся
сам. Твой лучший союзник - это ты сам.
Старейшина указывает ему щель в люке мусоропровода, через которую 103-й
попадет прямо в мойку на кухне.
103-й протискивается, сильно прижимая к себе кокон.
Зачем я сюда пришел? - спрашивает он себя. Он так боится Пальцев, а теперь
разгуливает в самой глубине их гнезда!
Но он так далеко от своего города, так далеко от своего мира, что лучше
всего - это идти вперед, как всегда только вперед.
Муравей попал в загадочную страну, где все имеет идеальные геометрические
формы. На кухне он грызет хлебную крошку, которая оказалась поблизости.
Для укрепления духа последний выживший крестоносец затягивает белоканскую
песенку:
Приди мгновение, когда
Огонь противостоит воде,
Небо противостоит земле,
Верх низу,
Маленькое большому.
Приди момент, где простое противостоит сложному,
Круг противостоит треугольнику,
Черный цвет противостоит радужному спектру.
Но, несмотря на песню, ему все равно страшно, до дрожи в лапках. Когда
огонь сталкивается с водой, вырывается пар; когда небо сталкивается с землей,
все заливает дождь; когда сталкиваются верх и низ, начинается головокружение...
174. ПРЕРВАННЫЙ КОНТАКТ
- Надеюсь, последствия твоей ошибки будут не слишком серьезными.
После «божественного» инцидента они приняли решение уничтожить машину «Пьер
де Розетт». Николя, конечно, раскаялся, но впредь нельзя допускать ни
малейшего намека на божественность. Ведь он всего-навсего ребенок. И если его
измучает голод, он способен совершить новые глупости.
Джейсон Брейгель вынул из компьютера процессор, и все топтали его, пока от
него не остались одни обломки.
«Контакт с муравьями должен быть окончательно разорван», - так решили они.
Опасно демонстрировать свою силу в таком хрупком мире. Эдмон Уэллс был
прав. Еще не время, и малейший промах может иметь разрушительные последствия
даже для человеческой цивилизации.
Николя посмотрел отцу прямо в глаза.
- Не беспокойся, папа. Они наверняка мало что поняли из того, что я им
наплел .
- Будем надеяться, сынок, будем надеяться.
Пальцы наши боги, - пылко выкрикивает мятежник, спрыгивая со стены. Солдат
подтягивает брюшко к тораксу и стреляет. Деист падает. В последнем порыве
дымящийся мятежник распластывается как шестиконечное распятие.
175. ИНЬ И ЯН
Летиция Уэллс и Жак Мелье не спеша добрались до квартиры молодой журналист-

ки. К счастью, она была совсем недалеко. Как и Рамирезы, и когда-то и ее
дядя, она поселилась вблизи леса Фонтенбло. Но ее квартал выглядел куда
привлекательней, чем улица Феникс. Здесь были пешеходные улицы с роскошными
магазинами, много зелени, даже поле для мини-гольфа и, конечно же, почта.
В гостиной они сняли влажную от тумана одежду и рухнули в кресла.
- Ты еще хочешь поспать? - вежливо спросил Жак.
- Нет, я же немного поспала.
После бессонной ночи, когда он, не смыкая глаз, любовался Петицией, у него
ломило тело. Но ум был ясен и готов к новым загадкам и приключениям. Он готов
был хоть с драконом сразиться!
- Медовухи? Напиток Олимпийских богов и муравьев...
- Не произноси больше этого слова. Я больше никогда, никогда, никогда ни
слова не хочу слышать о муравьях.
Она склонилась к его креслу. Их бокалы сомкнулись.
- Конец расследованию дела химиков, прощайте муравьи!
Мелье вздохнул.
- Я в таком состоянии... Спать я не могу, и в то же время работать тоже, я
слишком сильно устал. Может, сыграем в шахматы, как в старые добрые времена,
когда в номере отеля «Прекрасный берег» мы подкарауливали муравьев?
- Больше никаких муравьев! - засмеялась Летиция.
«Мне не доводилось смеяться так много, как в последнее время», - подумали
они одновременно.
- У меня есть идея получше, - сказала молодая женщина. - Китайские шашки. В
этой игре не надо съедать шашки соперника: они помогают быстрее передвигать
свои шашки.
- Будем надеяться, это не слишком сложно для моего истощенного мозга.
Объясни мне.
Летиция Уэллс принесла мраморный шестиугольник, на котором была гравировка
в виде шестиконечной звезды.
Она принялась объяснять правила игры:
- Каждый луч звезды - это лагерь с десятью стеклянными шариками. У каждого
лагеря свой цвет. Цель - как можно быстрее переправить шарики в
противоположный лагерь. Продвигаемся вперед, перепрыгивая через свои шарики или шарики
соперника. Нужно, чтобы клетка рядом с шариком была пустой, и тогда на нее
можно ставить свой шарик. Прыгать можно сколько хочешь и в любых
направлениях , если есть место для прыжка.
- А если на пути нет шариков?
- Можно продвигаться на одну клетку в любом направлении.
- Шарики, через которые перепрыгнул, забирать?
- Нет, в отличие от классических шашек, ничего не уничтожается. Мы
адаптируемся к топографии свободного пространства и находим самую короткую дорогу,
ведущую в противоположный лагерь.
Они начали партию.
Летиция быстро выстроила себе что-то вроде дороги из шариков, расставленных
через деление. Одна за другой ее шашки отправлялись по этой магистрали как
можно дальше.
Мелье устроил себе такую же дорогу. К концу первой партии он привел все
шашки в лагерь журналистки. Все, кроме одной. Одна забытая отстала. Пока он
вел эту отстающую, молодая женщина ликвидировала свое отставание.
- Ты выиграла, - признал он.
- Для начинающего, ты очень неплохо сыграл. Надо передвигать сразу все
шашки, не пропуская ни одной.
Он не слушал ее. Как загипнотизированный, он смотрел на доску.
- Жак, тебе плохо? - забеспокоилась она. - Конечно, после такой ночи...

- Нет, не в этом дело. Я чувствую себя как нельзя лучше. Но посмотри
хорошенько на эту игру.
- Я смотрю, и что?
- А то! - воскликнул он. - Это же решение!
- Я думала, мы уже нашли все решения.
- Да нет, - настаивал он. - Решение последней загадки мадам Рамирез. Ты
помнишь: сделать шесть треугольников из шести спичек. (Она тщетно
всматривалась в шестиугольник.) Посмотри же. Достаточно разложить спички в форме
шестиконечной звезды. Такой, как в этой игре. Два взаимопроникающих
треугольника !
Летиция более внимательно посмотрела на доску.
- Это звезда Давида, - сказала она. - Она символизирует знание микрокосма,
объединенного с макрокосмом. Сочетание бесконечно большого и бесконечно
малого .
- Мне очень нравится эта концепция, - сказал он, склонившись к ее лицу.
Их щеки слегка соприкасались, так они и сидели, глядя на доску.
- Еще можно назвать это соединением неба и земли, - заметил он. - В этой
идеальной геометрической фигуре все завершается, все сливается, все
соединяется. Отдельные зоны проникают друг в друга, сохраняя при этом свою
особенность . Это смешение верха и низа.
Они стали состязаться в сравнениях.
- Инь и Ян.
- Света и тьмы.
- Добра и зла.
- Холода и жары.
Летиция нахмурилась в поисках других противопоставлений.
- Мудрости и безумия?
- Сердца и рассудка.
- Духа и материи.
- Активного и пассивного.
- Звезда, - завершил Мелье, - как твоя партия в китайские шашки, где каждый
исходит из своей точки, чтобы потом оказаться на точке другого.
- Откуда ключевая фраза загадки: «Надо думать так же, как другой», -
сказала Летиция. - Но у меня тут еще кое-какие мысли. Что ты думаешь о «союзе
красоты и ума»?
- А ты о союзе мужского и ...женского? Колючей щекой он прижимается к нежной
щеке Летиции. Осмелев, проводит пальцами по ее шелковистым волосам.
На этот раз она его не оттолкнула.
176. СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЙ МИР
103-й выбирается из мойки, проползает рядом с вентиляционной трубой, идет
по коридору, поднимается по стулу, взбирается на стену, скрывается за
картиной, выползает оттуда, спускается, потом карабкается по крутым краям унитаза.
На дне маленькое озерцо, но муравей не собирается спускаться туда. Он
направляется в ванную, вдыхает мятный запах не плотно закрытого тюбика зубной
пасты, сладкий запах лосьона после бритья, скачет по марсельскому мылу,
соскальзывает во флакон с яичным шампунем и едва избегает гибели.
Он увидел вполне достаточно. В этом гнезде нет ни единого Пальца.
И снова в путь.
Он один. Он убеждает себя, что представляет собой упрощенный и минимальный
результат крестового похода. В итоге все сводится к индивиду. У него еще есть
выбор: быть за или против Пальцев.
Может ли 103-й в одиночку уничтожит их всех?

Конечно же. Но это будет нелегко.
Крестоносцам потребовалась три тысячи солдат, чтобы справиться с одним из
этих великанов!
Чем больше он думает, тем сильнее он склонен отказаться от идеи истребить
всех Пальцев Земли в одиночку.
Он подходит к аквариуму с рыбками и долго стоит у стеклянной стены, глядя
снизу вверх на этих странных беззаботных пташек, сверкающих своего рода
оперением .
Потом 103-й проползает под входной дверью и по главной лестнице поднимается
на следующий этаж.
Он проникает в другую квартиру и снова начинает исследование: ванная,
кухня, гостиная. Он заблудился в видеомагнитофоне, прополз по электронным
деталям, вылез оттуда и отправился в спальню. Никого. Ни одного Пальца на
горизонте .
И снова мусоропровод и подъем еще на этаж. Кухня, ванная, гостиная. Никого.
Он останавливается, выплевывает феромон и записывает туда свои выводы по
поводу образа жизни Пальцев:
Феромон: Зоология.
Тема: Пальцы.
Источник: 103-й.
Год: 1000000667.
Похоже, у всех Пальцев гнезда одинаковой конфигурации. Это большие пещеры
из непробиваемого камня. Чаще всего эти пещеры теплые. Потолок белый, а на
полу что-то вроде цветного газона. Сами они бывают здесь очень редко.
Он выходит на балкон, поднимается по фасаду с помощью присосок на лапках и
Заходит в другую квартиру, похожую на предыдущую. Это гостиная. Вот тут-то,
наконец, появляются Пальцы. Он продвигается дальше. Они гонятся за ним, хотят
убить. 103-й успевает скрыться, крепко прижимая к себе кокон.
177. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Ориентация. Наибольшее количество знаменитых путешествий человек совершал,
продвигаясь с востока на запад. Во все времена человек стремился следовать за
солнцем, желая выяснить, куда проваливается этот огненный шар. Христофор
Колумб, Улисс, Аттила... Все они считали, что ответ на этот вопрос можно найти
только на западе. Путешествие на запад - это стремление заглянуть в будущее.
В то время как одни задавались вопросом, «куда» уходит солнце, другие
желали знать, «откуда» солнце приходит. Путешествие на восток - это стремление
познать истоки солнца, а заодно и свои собственные. Марко Поло, Наполеон,
хоббит Бильбо1 - персонажи востока. Они считали, что если что-то и можно
открыть , то для этого необходимо вернуться туда, где зарождается день.
Забавно, но у авантюристов тоже имеются символические определения двух
направлений. Их обозначения таковы. Путь на север - это поиск препятствий и
испытание своей силы. Путь на юг - это поиск отдохновения и покоя.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
178. СКИТАНИЯ
103-й долго скитается в противоестественном мире Пальцев, неся свой
драгоценный сверток. Он посещает многочисленные гнезда. Где-то они пустуют, а
где-то Пальцы гоняются за ним, чтобы убить.
Один из героев «Властелина колец» Толкиена.

В какой-то момент его одолевает искушение отказаться от миссии Меркурий. Но
было бы жаль проделать такой долгий путь, потратить столько сил, а теперь
вдруг все бросить. Надо отыскать добрых Пальцев. Пальцев с дружелюбным
отношением к муравьям.
103-й обошел уже почти сотню квартир. С едой никаких проблем. Еды везде
полно. Но ему так одиноко на этом пространстве с бесчисленными углами, что он
чувствует себя на другой планете, где царят геометрические формы и все
окрашено в неестественные цвета: в ослепительно-белый или тускло-коричневый, в
голубой электрик, в ярко-оранжевый или зеленовато-желтый.
Эта страна сбивает с толку!
Здесь почти нет деревьев, растений, травы и песка. Только предметы и
материалы, все гладкое и холодное.
Почти никаких представителей фауны. Только кое-где появляется моль, да и та
при его виде тут же улетает, как будто пугается этого лесного дикаря.
103-й запутался в половой тряпке, извалялся в муке, а потом с интересом
изучал удивительное содержимое ящиков стола.
Никакого пахучего или визуального знака. Сколько мертвых форм, мертвых
порошков , пустующих или набитых чудовищами гнезд.
Первым делом надо найти центр, - учила Бело-киу-киуни. Но как найти центр
среди этого множества гнезд кубической формы, которые нанизаны одно на другое
или же приклеены друг к другу?
И он одинок, так одинок, и так далеко от своих!
Он с тоской вспоминает величественную пирамиду Бел-о-кана, своих шустрых
собратьев, тепло трофоллаксисов, аппетитные запахи растений, благодатную тень
деревьев. Как ему не хватает теплых камешков, на которых так хорошо
погреться, этих феромонных дорожек, которые вьются среди травы!
И 103-й шагает вперед, по-прежнему вперед, как совсем недавно шагал вперед
целый крестовый поход. Его Джонстоновы органы сбиты с толку странными
волнами: электрическими, световыми, магнитными, радиоволнами. Мир вне мира - это
хаос искаженной информации.
По трубам, по телефонным проводам и бельевым веревкам он скитается от
одного здания к другому.
Ничего. Ни одного сигнала приветствия. Пальцы не признали его.
103-й расстроен.
Он устал, измучил себя вопросами «для чего?» и «зачем?», и тут вдруг он
улавливает неожиданные феромоны. Это запахи рыжих лесных муравьев. Обезумев
от счастья, он несется навстречу прекрасным запахам. Чем ближе он подбегает,
тем больше в нем уверенности, что это флаг-запах Жю-ли-кана. Пальцы выкрали
это гнездо незадолго до отправления крестового похода!
Прекрасный запах притягивает его как магнит.
Да. Гнездо Жю-ли-кан в целости. Население невредимо. Он хочет пообщаться со
своими братьями, потрогать их, но между ними вырастает твердая прозрачная
стена, мешающая любому контакту. Город огорожен кубом. 103-й карабкается на
крышу. Там есть дырочки, правда, они слишком малы, чтобы потереться усиками,
но вполне достаточные, чтобы обменяться информацией.
Жители Жю-ли-кана рассказывают ему, как их принесли в это искусственное
гнездо. С тех пор как их силой переселили сюда, их изучают пять Пальцев. Нет,
Пальцы не агрессивны. Они не убивают. Но однажды произошло необычное событие.
Их забрали другие незнакомые Пальцы, они бесцеремонно трясли их, так что
многие жю-ли-канцы погибли.
Но с тех пор, как их принесли обратно, они больше не знают забот. Пять
очаровательных Пальцев кормят их, ухаживают за ними, оберегают их.
103-й радуется. Неужели он, наконец, нашел собеседников, которых ищет так
давно?

Запахами и жестами муравьи, заключенные в искусственном гнезде, указывают
ему, как найти «хороших» Пальцев.
179. БЛАГОУХАНИЕ
Августа Уэллс сидела в общем кругу. Тесно прижимаясь друг к другу, они
издавали звук ОМ, создающий спиритуальную сферу.
Наверху, в нереально подвешенном состоянии, в метре над собственными
головами и в полуметре от потолка не было ни холода, ни голода, ни страха, они
забывались, они были всего-навсего небольшим облачком думающего пара.
Но вскоре Августа Уэллс покинула эту сферу. Она снова материализовалась в
свое земное тело. Она плохо сконцентрировалась. Что-то ее отвлекало.
Навязчивые мысли. Свой ум и свое «я» она оставила на Земле. Инцидент с Николя не
давал ей покоя.
Она подумала, что, наверное, мир людей производит жуткое впечатление на
муравья . Муравьи никогда не смогут понять, что такое автомобиль, или кофеварка,
или простой билетный компостер в поезде. Это за пределами их понимания.
Августа Уэллс размышляет о том, что, возможно, вселенная муравьев отстает от
вселенной людей, как разум человека отстает от божественного разума.
Может быть, в высшем измерении пространства и времени тоже существует
какой-нибудь Николя. Люди ломают головы, почему Бог так поступает, а на самом
деле, это какой-нибудь несмышленый ребенок, развлекается от нечего делать!
Так, когда же его позовут полдничать или заставят прекратить играть с
людьми?
Эта мысль взволновала и даже потрясла Августу Уэллс.
И если муравьи не способны представить, что такое компостер в поезде, то
какими же машинами, какими оригинальными концептами должны манипулировать
боги из высшего пространства-времени?
Но такие размышления были пустыми и бессмысленными. Она снова
сконцентрировалась и воспарила в сферу, где ее разум слился с разумом всей группы.
180. ЦЕЛЬ БЛИЗКА
Вокруг шум, запахи и тепло. Здесь есть живые Пальцы, это несомненно.
103-й приближается к зоне шумов и вибраций, стараясь не затеряться в
зарослях толстого красного ковра. Его дорога усеяна мягкими препятствиями. На полу
в беспорядке валяется разноцветная одежда.
Последний крестоносец ползет по пиджаку и брюкам Жака Мелье, дальше его
путь лежит через черный шелковый костюм, он ползет вперед по рубашке
комиссара, дальше он то поднимается, то спускается, как по американским горкам по
бюстгальтеру Летиции Уэллс. Зона турбулентности приближается.
Перед ним вязаное полотнище покрывала, он поднимается по нему. Чем выше он
поднимается, тем сильнее тряска. Запахи Пальцев, тепло Пальцев, звуки
Пальцев, они где-то здесь, это точно. Наконец он их увидел. Он вскрывает свой
кокон бабочки и вынимает оттуда бесценный груз. Миссия Меркурий приближается к
концу. Он карабкается на самую высокую точку кровати. Будь что будет.
Летиция Уэллс лежала, ее сиреневые глаза были закрыты, она ощущала, как
энергия Ян ее партнера сливается с ее собственной энергией Инь. Их сплетенные
тела синхронно двигались. Летиция приоткрыла глаза - и вздрогнула.
Практически перед ее носом стоял муравей и держал между мандибулами маленькую
сложенную бумажку!
Зрелище могло удивить кого угодно. Она замерла, потом высвободилась и
приподнялась .
Жака Мелье такая резкая перемена озадачила.

- Что случилось?
- На кровати муравей!
- Наверное, он сбежал из твоего террариума. На сегодня довольно муравьев,
прогони его и начнем с того места, где остановились!
- Нет, подожди, он не такой, как все. В нем что-то необычное.
- Это что, робот Артура Рамиреза?
- Нет, это живой муравей. Ты мне можешь не поверить, но у него в мандибулах
сложенная бумажка, кажется, он хочет нам ее отдать!
Комиссар был недоволен, но решил проверить информацию. Он и в самом деле
увидел муравья с кусочком сложенной бумаги.
103-й видит перед собой множество Пальцев. Обычно пальцевидное животное
разделяется на два стада по пять Пальцев. Но это, наверное, высшее животное:
оно толще и у него не два, а четыре стада по пять Пальцев. Итого двадцать
Пальцев, растущих от корневой розовой структуры.
103-й приближается и кончиками мандибул протягивает письмо, пытаясь не
поддаваться страху, который ему внушают эти непомерные существа.
В памяти всплывает эпизод битвы с Пальцами в лесу, и ему очень хочется
удрать со всех лапок. Но было бы слишком глупо сдаться, когда практически
достиг цели.
- Давай посмотрим, что он держит между мандибулами.
Жак Мелье очень осторожно протянул руку к муравью. При этом прошипел:
- А ты уверена, что он не укусит меня или не брызнет на меня муравьиной
кислотой?
- Уж не хочешь ли ты сказать, что боишься маленького муравья? - прошептала
Летиция ему на ухо.
Пальцы приближаются, и муравья пронизывает страх. 103-й вспоминает уроки,
которые в детстве ему преподали в Бел-о-кане. Стоя перед хищником надо
забыть, что он сильней тебя. Надо думать о чем-нибудь другом. Сохранять
спокойствие . Хищник как всегда ожидает, что от него побегут и это бегство определит
его дальнейшее поведение. Но если вы с невозмутимым видом останетесь на месте
и не выкажете страха, он придет в замешательство.
Пять Пальцев неумолимо приближаются к нему.
Кажется, они не пришли в замешательство.
- Главное, не спугни его! Не торопись, помедленней, иначе он убежит.
- Думаю, он не двигается потому, что хочет подпустить меня поближе и
куснуть .
Рука медленно, но непрерывно продолжала движение.
Пальцы приближаются, они выглядят спокойными. Ни малейшего признака
враждебности. Осторожно. Возможно, это ловушка. Но 103-й дает себе клятву не
убегать .
Не бояться. Не бояться. Не бояться, - твердит он себе. - Я пришел издалека
ради встречи с ними, и вот теперь, когда они здесь, единственное мое желание
- дать деру со всех шести лапок! Мужайся, 103-й, ты уже сталкивался с ними и
до сих пор жив.
Но так непросто смотреть, как на вас надвигаются пять розовых шаров,
которые в десятки раз больше вас, и при этом заставлять себя не шевелиться.
- Осторожно, осторожно, ты же видишь, ему страшно: его усики дрожат.
- Не мешай, он начинает привыкать к плавному движению моей руки. Животные
не боятся медленных и монотонных явлений. Понемногу, понемногу, понемногу.
Это инстинкт. Как только Пальцы оказываются ближе, чем в двадцати шагах,
103-му хочется широко раскрыть мандибулы и атаковать. Но в его мандибулах
сложенная бумага. Рот занят, и он не может даже укусить. Он вытягивает вперед
кончики усиков.
В его голове сумбур. Все три его мозга спорят, и каждый из них хочет навя-

зать свое мнение:
- Бежим!
- Без паники. Мы же не зря проделали такое далекое путешествие.
- Нас раздавят!
- Пальцы все равно близко, мы не успеем сбежать!
- Остановись, он умирает от страха, - велела Летиция Уэллс.
Рука остановилась. Муравей отступил на три шага и замер.
- Видишь, ему становится совсем страшно, когда я останавливаюсь.
103-й надеется на передышку, но Пальцы опять продвигаются. Если он ничего
не сделает, то через несколько секунд они коснутся его! 103-й уже видел, что
происходит от щелчка Пальцев. Ему известны две реакции на неизвестное:
действовать или терпеть. Терпеть он не хочет, поэтому действует!
Прекрасно: муравей вскарабкался ему на руку! Жак Мелье доволен. Но муравей
несется вперед, прыгает с его руки, как с трамплина, и вот он уже поднимается
по плечу Летиции Уэллс.
103-й осторожно идет вперед. Тут пахнет лучше, чем на другом Пальце. Он
неторопливо анализирует все, что видит и чувствует. Если он выберется отсюда,
то потом занесет информацию в зоологический феромон о Пальцах. Находиться на
Пальце весьма любопытно. Плоская розоватая поверхность исполосована
желобками, через одинаковые интервалы расположены маленькие колодцы, наполненные
терпким потом.
103-й делает несколько шагов по белому закруглению плеча Летиции Уэллс. Она
не шевелится, боясь раздавить муравья. Насекомое поднимается по шее, ему
приятно ступать по шелковистой структуре. Он ползет по губам, опираясь всем
своим весом на темно-розовые подушечки. На мгновение теряется в гроте правой
ноздри, а Летиция изо всех сил старается не чихнуть.
Он выползает из носа и склоняется над левым глазом. Глаз влажный и
подвижный. Посреди океана цвета слоновой кости стоит сиреневый островок. Он не идет
туда, боясь, что прилипнут лапки. Правильное решение, большая мембрана с
черной щеточкой на краю опускается на глаз.
103-й продолжает путь по шее, потом скользит между грудями. Смотри-ка, он
спотыкается о родинки. Потом, очарованный нежной тканью грудей, он идет
покорять сосок с розовой изменчивой вершиной. Он останавливается наверху и делает
несколько заметок. Он понимает, что находится на Пальце и что этот Палец
разрешает ходить по себе. Жители Жю-ли-кана были правы. Эти Пальцы и вправду не
агрессивны. С кончика груди открывается широкий обзор на другую грудь и
долину живота.
Он спускается и любуется этой светлой, теплой и мягкой поверхностью.
- Не шевелись, он приближается к пупку.
- Рада бы, но мне щекотно.
103-й падает в колодец пупка, вылезает, сбегает по длинным бедрам,
поднимается на колено, потом спускается на лодыжку и снова начинает подниматься уже
с внутренней стороны ноги.
Там он видит пять маленьких Пальцев, тучных и малоподвижных, их кончики
покрашены в красный цвет. Он поднимается по ноге. Спринт по икрам, скольжение
по белой и гладкой коже. Он скачет по этой теплой розовой пустыне из нежной
кожи.
181. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Шесть. Цифра шесть - благоприятная для зодчих. Шесть - это число созидания.
За шесть дней Господь сотворил мир, а на седьмой день - отдыхал. По словам
Климента Александрийского, вселенная была создана в шести разных
направлениях: помимо четырех сторон света, есть еще Зенит (самая высокая) и Надир (са-

мая низкая точка по отношению к наблюдателю). В Индии шестиугольная звезда,
именуемая Янтра, символизирует акт любви, взаимное проникновение Йони и
Лингама. У евреев - это звезда Давида, а также печать Соломона, представляющие
сумму всех элементов вселенной. Треугольник с вершиной, направленной вверх -
это огонь. Треугольник с вершиной, направленной вниз - это вода.
В алхимии принято считать, что каждому лучу шестиконечной звезды
соответствует свой металл и свое небесное тело. Верхний луч - планета Луна, металл -
серебро. Дальше слева направо: Венера - медь, Меркурий - ртуть, Сатурн -
свинец, Юпитер - олово, Марс - железо. Мудрое сочетание шести элементов и
шести небесных тел дает в своем центре Солнце - золото.
В живописи шестиконечная звезда символизирует соединения цветов. Соединение
всех оттенков дает в центральном шестиугольнике белый цвет.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
ШЕСТОЙ АРКАН: ИМПЕРИЯ ПАЛЬЦЕВ
182. ВСЕ БЛИЖЕ К ЦЕЛИ
103-й поднимается по бедрам, но пять длинных Пальцев приземляются перед
ним, преграждая путь к паху. Экскурсия окончена.
103-й боится, что сейчас его раздавят. Но нет, Пальцы стоят на месте, как
будто ожидая встречи. Да, жители Жю-ли-кана были правы: среди Пальцев есть и
хорошие. Он все еще живой. Поднявшись на задние лапки, муравей протягивает
свое послание.
Длинными накрашенными ногтями указательного и большого пальцев Летиция, как
пинцетом, ухватила сложенную бумажку.
103-й колеблется, потом широко открывает мандибулы и отпускает драгоценный
груз.
Столько муравьев погибло ради этого волшебного мгновения.
Летиция Уэллс положила бумажку на ладонь. Бумажка размером примерно в
четверть почтовой марки с обеих сторон была исписана крошечными буквами. Буквы
настолько мелкие, что написанное невозможно было прочесть, но, похоже, это
был почерк человека.
- Думаю, этот муравей принес нам послание, - сказала Летиция, пытаясь
разобрать написанное на бумажке.
Жак Мелье вооружился большой светящейся лупой.
- С ней прочесть письмо будет легче.
Они поместили муравья в маленький сосуд, потом оделись и склонились с лупой
над маленькой бумажкой.
- У меня хорошее зрение, - сказал Мелье, - дай мне ручку, я перепишу те
слова, которые сумею разобрать, а остальное додумаем.
183. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Термит. Мне доводилось общаться со специалистами по термитам. Они
утверждают, что муравьи - это, конечно, интересно, но все же им не удалось достичь и
половины того, что удалось термитам.
Это правда.
Термиты - единственные среди общественных насекомых, и даже среди животных
в целом, кому удалось создать «идеальное общество». У термитов абсолютная
монархия, при которой каждый индивид почитает за счастье служить своей
королеве, царит полное взаимопонимание, действуют всегда сообща, ни у кого не воз-

никает никаких амбиций или эгоистических устремлений.
В обществе термитов царит солидарность в полном смысле этого слова. Может
быть, потому, что термиты первыми из животных начали строить Города, а было
это более двухсот миллионов лет назад.
Однако в преуспевании этого вида заложена и его ограниченность.
Совершенство невозможно улучшить по определению. Поэтому устройство Городов термитов
невозможно изменить, здесь нет места ни революции, ни каким другим внутренним
волнениям. Это здоровый и сильный организм, который функционирует настолько
хорошо, что ему остается только наслаждаться своим счастьем среди
отполированных прочных коридоров.
Муравей живет в более анархичной социальной системе. Он развивается методом
проб и ошибок, и любое новое дело начинает с учетом прошлых ошибок. Он
никогда не удовлетворяется тем, что имеет, он пробует все, даже если это опасно
для жизни.
Муравейник - это не такая стабильная система; общество муравьев пребывает в
постоянном поиске, любит всякого рода эксперименты, даже под угрозой
исчезновения .
Именно поэтому муравьи для меня гораздо интереснее, чем термиты.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
184. РАСШИФРОВКА
После долгой расшифровки у Мелье вышло вполне внятное послание.
«Помогите. Нас семнадцать человек, мы заперты под муравейником. Муравей,
который передаст вам это послание, - наш союзник. Он покажет вам дорогу к
нам. Над нами большая гранитная плита, прихватите с собой отбойные молотки и
кирки. Торопитесь. Джонатан Уэллс».
Летиция Уэллс подскочила:
- Джонатан! Джонатан Уэллс! Мой кузен Джонатан зовет на помощь!
- Так вы родственники?
- Он мой кузен, но я ни разу не видела его. Он числился погибшим, он исчез
в подвале на улице Сибаритов... Помнишь дело о подвале в доме моего отца
Эдмона? Джонатан был одной из первых жертв!
- Похоже, он жив, но заперт с целой группой людей под муравейником!
Мелье осмотрел маленькую бумажку. Это было как послание из брошенной в море
бутылки. Оно написано дрожащей рукой, возможно, рукой умирающего. Сколько
времени муравей нес это письмо? Мелье знал, насколько медленно передвигаются
эти насекомые.
Его заинтересовало любопытное обстоятельство. Было очевидно, что письмо
было написано на листке обычного размера, а потом уменьшено во много раз на
ксероксе. Значит, там внизу они неплохо устроились, раз у них есть ксерокс и
электричество?
- Ты думаешь, это правда?
- Я не могу дать другого объяснения тому, что муравей таскает с собой
письмо !
- Но по какой случайности это насекомое попало в твою квартиру? Лес
Фонтенбло большой, город Фонтенбло еще больше, особенно в муравьиных масштабах,
а этому посланцу, несмотря ни на что, удалось найти твою квартиру на пятом
этаже... Тебе не кажется, что это уже слишком?
- Бывает, что вероятность какого-то события один к миллиону, и, тем не
менее , это событие происходит.
- Но сама подумай, как это возможно, чтобы люди могли быть «заперты» под
муравейником и зависеть от доброй воли муравьев? Это невозможно, ведь мура-

вейник можно разрушить ударом каблука.
- Они утверждают, что над ними гранитная плита.
- Но как можно забраться под муравейник? Надо быть чокнутым. Это
несерьезно !
- Нет. В этом и заключается загадка таинственного подвала моего отца,
подвал будто заглатывал всех, кто туда спускался. Главное теперь - спасти его
узников. Нельзя терять время, и есть единственное существо, которое может нам
помочь.
- Какое?
Она показала на сосуд, где метался 103-й.
- Он. Письмо, - сказала она, - это должно привести нас к моему кузену и его
товарищам.
Они освободили муравья из стеклянной тюрьмы. Надо было его пометить, но
радиоактивного вещества не осталось. Тогда Летиция Уэллс поставила на лбу
насекомого метку красным лаком для ногтей, чтобы не спутать его с другими
муравьями .
- Давай, малыш, покажи нам дорогу!
Против всякого ожидания муравей не шевельнулся.
- Он что, умер?
- Нет, усики шевелятся.
- Тогда почему он стоит на месте? Жак Мелье подтолкнул его пальцем. Никакой
реакции. Только движения усиков стали еще более нервные.
- Можно подумать, он не хочет нас туда вести, - заметила Летиция Уэллс. - Я
вижу только один способ разрешить эту проблему: надо с ним... поговорить.
- Согласен. Прекрасная возможность увидеть, как работает машина «Пьер де
Розетт» этого чудака Артура Рамиреза.
185. ЗЕМЛЯ, КОТОРУЮ
НАДО ОБУСТРОИТЬ
24-й не знает, как взяться за дело. Создать межвидовую утопическую общину
-идея, конечно, заманчивая. Сделать это под защитой акации и воды - это еще
лучше. Но как добиться взаимопонимания?
Деисты заняты возведением глиняных монолитов, они просят выделить место для
захоронения мертвых.
Термиты облюбовали толстое сухое бревно и заделывают в нем щели. В ветвях
корнигеры пчелы строят мини-улей. Что до муравьев, то они обустраивают
помещение для грибных плантаций.
Вроде все идет нормально; но почему же 24-му приходится так трудно, почему
так тяжело всем руководить? Каждый в своем углу делает то, что ему нравится,
и никто никому не мешает.
По вечерам члены общины собираются внутри корнигеры и рассказывают друг
другу истории своего мира.
Насекомые всех видов, развесив усики, слушают рассказы-запахи пчел-воинов
или термитов-архитекторов - это и есть отличительная черта общины.
Общину Корнигеры объединяют легенды и сказки. Саги из запахов. И больше
ничего .
Религия деистов - всего лишь одна из историй среди многих других. И никому
не важно, правда это или выдумка, главное, чтобы история пробуждала мечты. А
концепция богов пробуждает мечты..
Самые красивые легенды муравьев, пчел, термитов и скарабеев 24-й предлагает
объединить в библиотеку, подобно Химической библиотеке Бел-о-кана.
В отверстия-иллюминаторы корнигеры виднеется темно-синее ночное небо,
освещенное полной белой луной.

Этим вечером особенно душно, насекомые отправляются на пляж и там
рассказывают свои истории.
Один говорит:
...король термитов уже дважды тщетно подступался к брачным покоям своей
королевы и дважды получал отказ, но тут вдруг термиты, прокладывающие ходы в
дереве, сообщили, что эротические импульсы королевы нарушены из-за древоточца...
Другой подхватывает:
...и тут появляется черная оса. Она несется на меня, выставив жало вперед. Я
еле успела...
Все вздрагивают от пережитого страха вместе с асколеинской пчелой.
Запах нарциссов, размеренный плеск волн, ласкающих берег, действует на них
как успокоительное.
186. СТРАШНЫЙ СУД
Артур Рамирез принял Мелье и Петицию гостеприимно, он чувствовал себя
лучше . Он поблагодарил их за то, что не сдали его в полицию. Мадам Рамирез не
было дома: она отбывала повинность на передаче «Головоломка для ума».
Журналистка и полицейский сообщили ему новость: это звучит невероятно, но
муравей принес им рукописное послание.
Они показали письмо, и Артур Рамирез тут же понял суть проблемы. Поглаживая
свою белую бороду, он согласился включить машину «Пьер де Розетт».
Он повел их на чердак, включил несколько компьютеров, сразу высветились
колбы с веществами для синтезирования феромонов, потом встряхнул прозрачные
трубки.
С большой предосторожностью Летиция достала из склянки 103-го, и Артур
поместил его под стеклянный колпак.
От этого колокола отходило две трубки: одна втягивала феромоны муравья,
другая передавала ему искусственные феромоны, то есть послания людей,
переведенные на язык феромонов.
Рамирез сел за пульт управления, подкрутил несколько колесиков, проверил
светящиеся экраны, отладил потенциометры.
Устроившись перед микрофоном, инженер четко произнес:
Передача: Здравствуй.
Он нажал на кнопку, и компьютер, проанализировав слово, вывел на экран
соответствующую этому слову химическую формулу, согласно которой в пробирках
начала синтезироваться порция запаха в строгом соответствии с имеющейся
электронной базой данных ароматов. Для каждого слова свой специальный запах.
Воздушный насос вытолкнул маленькое облачко, содержащее это послание, в
систему труб, и оно попало в колокол.
Муравей зашевелил антеннами.
Здравствуй.
Послание принято.
После этого вентилятор выветрил из колокола все чужеродные запахи, чтобы
они не мешали уловить ответное послание муравья.
Чувствительные отростки завибрировали.
По прозрачной трубе облако-ответ поднялось к спектрометру и хроматографу,
где оно было разложено на молекулы, чтобы получить вещество, соответствующее
слову или фразе.
Постепенно на экране дисплея появилась фраза.
Одновременно ее произнес голосовой синтезатор.
Все услышали ответ муравья.
Прием: Кто вы? Я не совсем четко различаю ваши феромоны.
Летиция и Мелье были в восторге. Машина Эдмона Уэллса и правда работала!

Передача: Ты находишься внутри машины, которая служит для общения людей с
муравьями. С ее помощью мы можем говорить с тобой, и понимаем тебя, когда ты
говоришь.
Прием: Люди? Что такое люди? Это разновидность Пальцев?
Удивительно, но эта машина не произвела на муравья никакого впечатления. Он
отвечал без напыщенности и, казалось, знал тех, кого называл «Пальцами»,
значит , диалог можно было установить.
Передача: Да, мы продолжение Пальцев.
Ответ раздался из громкоговорителя, находящегося над компьютером.
Прием: Мы зовем вас Пальцами. И я буду называть вас Пальцами.
Передача: Как хочешь.
Прием: Кто вы? Вы не Доктор Ливингстон, я полагаю...
Все трое обомлели. Откуда муравей может знать о докторе Ливингстоне и об
этой знаменитой фразе: «Доктор Ливингстон1, я полагаю?» Сначала они решили,
что это ошибка в настройке переводчика или неточность перевода
французско-муравьиного словаря. Никто и не подумал смеяться: невозможно было даже
представить, чтобы у этого муравья было такое чувство юмора. Они скорее
задавались вопросом, что это За Доктор Ливингстон, который был известен муравьям.
Передача: Нет, мы не «доктор Ливингстон». Мы три человека. Три Пальца. Наши
имена Артур, Летиция и Жак.
Прием: Каким образом вы говорите на земном языке?
Летиция прошептала:
- Наверное, он имеет в виду, как нам удается говорить на языке муравьиных
Запахов. Муравьи явно считают себя единственными истинными землянами...
Передача: Это не наше открытие, оно случайно попало к нам. А ты, кто ты?
Прием: Я - 103683-й, но мои товарищи зовут меня просто 103-й. Я бесполый
муравей из касты солдат-исследователей. Родом я из Бел-о-кана, самого
большого Города в мире.
Передача: А как получилось, что ты принес нам это послание?
Прием: Под нашим Городом живут Пальцы, они попросили передать вам это
послание . Эта «миссия Меркурий», и ее поручили мне. Я единственный, кто уже
приближался к Пальцам, и мои братья решили, что только я смогу выполнить эту
миссию.
103-й не стал уточнять, что он возглавлял крестовый поход, который должен
был уничтожить всех Пальцев на Земле.
Вопросы словоохотливому муравью хотели задать каждый из троих, но Артур
Рамирез продолжал вести беседу сам.
Передача: В письме, которое ты нам передал, говорится, что под твоим
Городом заперты люди, то есть, извини, Пальцы, и только ты можешь показать нам
дорогу к их спасению.
Прием: Это так.
Передача: Тогда покажи нам дорогу, мы готовы идти за тобой.
Прием: Нет.
Передача: Как это нет?
Передача: Сначала я должен познакомиться с вами поближе. Иначе откуда мне
знать, можно ли вам доверять?
Три человека были настолько удивлены, что не знали, что и ответить.
Давид Ливингстон (1813-1873) — английский исследователь Африки, по образованию медик. В
1868 году издатель газеты «Нью-Йорк геральд» отправил на поиски считавшегося пропавшим без
вести доктора Ливингстона журналиста Генри Мортона Стэнли. Ему удалось найти Знаменитого
исследователя в небольшой деревеньке у озера Танганьика. Стэнли приветствовал Ливингстона —
единственного белого человека во всей округе — словами, вошедшими в историю: «Доктор
Ливингстон, я полагаю?»

Конечно, они испытывали большую симпатию, даже уважение, к муравьям, но
услышать, как какая-то мелюзга открыто говорит им «нет» - было уж слишком. Эта
бессовестная черная козявка под колоколом держала в своих лапках жизни
семнадцати человек. Любой из них запросто мог бы раздавить его указательным
пальцем, а он посмел отказать им в помощи, ссылаясь на то, что они якобы не были
ему представлены!
Передача: Зачем тебе надо знакомиться с нами поближе?
Прием: Вы большие и сильные, но я не знаю, добрые ли у вас намерения.
Может , вы чудовища, как считает наша королева Шли-пу-ни? А может, вы всемогущие
боги, как думает 23-й? Опасны ли вы? Умны ли вы? А вдруг вы варвары? И много
ли вас? На какой ступени развития находится ваша технология? Умеете ли вы
пользоваться инструментами? Я должен узнать вас, прежде чем решить, стоит ли
спасать кого-то из вас.
Передача: Тебя устроит, если каждый из нас расскажет о себе?
Прием: Я хочу понять не только вас троих, я хочу составить мнение обо всем
вашем виде.
Летиция и Мелье уставились друг на друга. С чего начать? Им что, придется
читать лекции этому муравью об античности, о средневековье, об эпохе
Возрождения и о мировых войнах? Артуру, похоже, очень даже нравилась эта дискуссия.
Передача: Тогда задавай нам вопросы. Мы ответим на все твои вопросы и
расскажем все о нашем мире.
Прием: Это было бы слишком просто. Вы представите ваш мир в самом выгодном
для вас свете, лишь бы спасти плененных Пальцев в нашем Городе. Придется вам
найти более объективный способ информации для меня.
Ну и упрямец этот 103-й! Даже Артур уже не Знал, что и сказать, чтобы
убедить муравья в своих добрых намерениях. Что до Мелье, то тот уже начал терять
самообладание. Повернувшись к Летиции, он с яростью воскликнул:
- Прекрасно. Мы спасем твоего дядю с кузеном и их товарищей без помощи
этого спесивого муравья. Артур, у вас имеется карта леса Фонтенбло?
Да, карта у него была, но лес Фонтенбло простирается на семнадцать тысяч
гектаров, да и муравейников там хватает. Так где же искать? В окрестностях
деревни Барбизон или среди скал и ущелий Апремона, а может, близ ущелья Фран-
шар, или же на песчаных склонах Соль?
На такие поиски уйдут годы. Им никогда не отыскать Бел-о-кан собственными
силами.
- Мы что, позволим этому муравью унижать нас?! - злился Мелье.
Артур Рамирез выступил в защиту гостя.
- Прежде чем повести нас к своему гнезду, он просто хочет получше узнать
нас. Он прав. На его месте я бы поступил точно так же.
- Но как дать ему объективную картину нашего мира?
Они задумались. Еще одна Загадка! Наконец Жак Мелье воскликнул:
- У меня есть идея!
- Что за идея? - спросила Летиция; у нее сложилось скептическое отношение к
необузданным проектам комиссара.
- Телевизор. Те-ле-ви-зор! При помощи телевидения мы свяжем его со всем
человеческим видом, он почувствует пульс всего человечества. Телевизор покажет
ему все аспекты нашей цивилизации. Просматривая телевизор, наш 103-й будет
способен судить по совести, кто мы такие и чего мы стоим.
187. ФЕРОМОН
Мирмекийская легенда:
Расшифровка разрешена.
Феромон памяти № 123.

Тема: Легенда.
Источник: Королева Шли-пу-ни.
Вот легенда о двух деревьях. Жили когда-то два враждующих вида муравьев. Их
муравейники находились на соседних деревьях. И вот ветка одного из деревьев
стала расти горизонтально, в сторону другого дерева, каждый день понемногу
приближаясь к нему. Оба вида муравьев знали: как только ветка преодолеет
пространство между двумя деревьями, разразится война. Но до этого времени никто
ни на кого не нападал. Война началась именно в тот день, когда ветка
коснулась соседнего дерева. Битва была ожесточенной. Эта история показывает, что
для каждого события существует свой точный момент. До наступления этого
момента - слишком рано, после - слишком поздно. Каждый интуитивно чувствует,
когда наступает нужный момент.
188. ВЕС СЛОВ,
ЛАВИНА КАРТИН
Они поставили перед 103-м маленький цветной телевизор с экраном на жидких
кристаллах. Но даже этот экран был слишком велик для муравья, поэтому перед
ним установили линзу, в сто раз уменьшающую размер картинок. Таким образом,
муравей мог прекрасно видеть экран телевизора.
Перед микрофоном машины «Пьер де Розетт» Артур установил Звуковую колонку.
Таким образом, белоканский исследователь получал от телевизора Пальцев не
только изображение, но и звук-запах.
Конечно, он не мог отличить музыку от шумов, но диалоги и комментарии
понимал .
103-й извлек каплю слюны, на которую собирался заносить свои наблюдения о
нравах Пальцев. Эти записи помогут определить, чего стоят эти животные.
Артур Рамирез включил телевизор. Он наугад нажал на кнопку пульта.
Канал 341: «Крак-Крак легко избавит вас от...»
Жак Мелье вздрогнул и тут же переключил канал. Его блестящая идея все же не
была лишена риска!
Прием: Что это было? - спрашивает 103-й.
Люди заволновались. Они торопятся его успокоить.
Передача: Просто реклама еды. Ничего интересного.
Прием: Нет, что это за плоский свет?
Передача: Это телевизор, у нас это самый распространенный способ связи с
миром.
Прием: Что это За плоский и холодный огонь?
Передача: А вы знаете, что такое огонь?
Прием: Конечно, но не такой. Объясните.
Артур Рамирез не представляет себе, как можно объяснить муравью принцип
действия электронных приборов? Он попытался использовать сравнение.
Передача: Это не огонь. От него идет свет, но это всего лишь окно, в
котором видно все, что происходит в нашей цивилизации.
Прием: А как эти картины доходят сюда?
Передача: Перелетают по воздуху.
103-й не понимает принципа этой технологии Пальцев, но понимает, что видит
мир Пальцев так, как если бы находился одновременно в нескольких местах их
Города.
Канал 1432. Новости. Треск автоматов. Голос за кадром: «В Сираке
синтезировали газ, способный убивать...»
Артур быстро переключает.
Канал 1445. Конкурс Мисс Вселенная. Покачивая бедрами, вышагивают девицы.
Прием: Это что за насекомые, чего это они так спотыкаются на своих задних

лапках?
Передача: Это не насекомые. Эти животные - люди, Пальцы, как вы их
называете . Это наши самки.
Прием: Так вот каков Палец в полный рост.
Муравей приближает правый глаз к линзе и долго изучает формы, двигающиеся
на экране.
Прием: Так у вас есть глаза и рот, только они расположены на самой вершине
вашего тела.
Передача: А ты что, не знал этого?
Прием: Я думал, что вы всего лишь розовая масса. У вас нет усиков. Как же
вы разговариваете?
Передача: Мы используем слух как способ общения, без усиков.
Прием: У вас не хватает двух лапок. У вас их только четыре! Как же вы
ходите?
Передача: Двух задних лапок нам хватает, чтобы ходить, правда, чтобы ходить
не падая, но нам потребовалось время. Две верхние лапки мы используем для
других целей, например, для переноски предметов. Это не так, как у вас, у вас
все лапки служат для передвижения.
Передача: Те, у кого на голове длинные волосы, они что, больные?
Передача: Нет, эти самки специально отращивают волосы, чтобы соблазнять
самцов.
Передача: А почему у ваших самок нет крыльев?
Передача: У Пальцев нет крыльев.
Прием: Ни у самцов, ни у самок?
Передача: Ни у кого.
103-й внимательно изучает экран. Он находит, что самки Пальцев на редкость
безобразны.
Прием: Вы меняете цвет панциря, как хамелеоны?
Передача: У нас нет панциря. Наша кожа розовая и голая, мы защищаем ее
одеждой разных цветов и фасонов.
Прием: Одежда? Это что-то вроде маскировки, чтобы вас не опознали хищники?
Передача: Нет, это скорее способ для защиты от холода и еще это для
самовыражения. Это сплетенные растительные нити.
Прием: А, это служит для любовного парада, как у бабочек?
Передача: Когда как. Конечно, некоторые наши самки, одетые определенным
образом, привлекают больше внимания самцов.
103-й много спрашивает и быстро учится. Некоторые его вопросы ставят их в
Затруднение. Например: «Почему у Пальцев глаза подвижны?» или «Почему особи
из одной касты не одинакового роста?» Три человека пытаются ответить как
можно понятней, используя упрощенный, но ясный словарь. Они вынуждены изобретать
новый французский язык, так как слова часто имеют подтекст и нюансы, которые
надо каждый раз объяснять заново, чтобы муравью было понятно.
Наконец 103-й устает от этого парада человеческих самок. Он хочет увидеть
что-нибудь другое. Когда изображение на экране привлекает внимание муравья,
он дает сигнал «стоп».
Прием: Стоп. Что это?
Передача: Репортаж о дорожном движении в больших городах.
Голос комментатора за кадром: «Пробки - основная проблема наших городов.
Исследование специальных служб показало, что чем больше строят дорог и
магистралей, тем большее число людей покупает машины, и количество пробок
неуклонно растет».
На экране в сероватом дыму длинные вереницы неподвижных машин. Камера
отъезжает: на много километров растянулась колонна, словно приклеенных к
асфальту трейлеров, грузовиков, легковых машин, автобусов.

Прием: А, пробки в больших городах, это вечная трудность! Дальше.
Череда картинок.
Прием: Стоп. Что это тут?
Передача: Документальный фильм о проблеме голодающих в мире.
Истощенные люди без возраста с застывшими взглядами, дети, вокруг которых
вьются мухи, бестелесные младенцы, впившиеся в дряблые пустые груди своих
несчастных матерей...
Бесстрастный голос комментатора: «В Эфиопии продолжает свирепствовать
засуха. Голод продолжается уже пять месяцев, а теперь еще ожидается вторжение
саранчи. Врачи из международной организации здравоохранения прикладывают все
силы, пытаясь спасти местное население».
Прием: Что такое врачи?
Передача: Это такие Пальцы, которые помогают другим Пальцам, когда те
болеют или нуждаются в помощи, вне зависимости от места их проживания и цвета
кожи. Не все Пальцы розовые, в мире есть еще черные и желтые Пальцы.
Прием: У нашего рода тоже бывают разные цвета. Иногда этого достаточно,
чтобы разгорелась вражда.
Передача: У нас тоже.
1227-й, 1226-й, 1225-й канал. Стоп.
Прием: Что это такое?
Мелье сразу понял, что это за кадры:
- Этот канал не является общедоступным. Тут показывают... порнофильм.
Бесполезно. Тогда Рамирез принимается объяснять подробней. 103-й требует
правды.
Прием: Что это?
Передача: В этих фильмах показывают, как Пальцы размножаются...
Муравей смотрит с большим интересом.
Комментарий 103-го.
Прием: Вы делаете это головой?
Передача: Э, ну нет, это не совсем так, - лепечет смущенная Летиция.
На экране пара меняет позу, сплетается.
Комментарий 103-го.
Прием: Похоже, вы занимаетесь любовью, как слизняки: извиваясь на земле.
Наверное, это не очень приятно. Земля шершавая.
Летиция Уэллс с досадой переключает канал.
1224-й канал. Копошится куча черных точек.
Прием: Стоп. Что это?
Не повезло. Документальный фильм о насекомых!
Передача: Это... это репортаж о «муравьях».
Прием: Что такое «муравьи»?
Они не знают, как прокомментировать не слишком лестные для мирмекийского
народа кадры, на которых он сведен к состоянию кишащей массы.
Прием: Что такое «муравьи»?
Передача: Хм, нелегко объяснить.
Рамирез мнется, потом признается:
Прием: Муравьи - это... вы.
Передача: Мы?
103-й вытягивает голову. Даже на крупном плане он не может узнать своих
братьев: ведь у него зрение не плоскостное, как у людей, а сферическое.
Он смутно различает сцену брачного полета. Принцессы и самцы взлетают.
103-й слушает репортера и узнает много нового о своем виде. Он не знал, что
муравьев на Земле так много. Он не знал, что в Австралии есть так называемые
«огненные муравьи», у которых кислота такой концентрации, что разъедает
дерево .

103-й все время записывает. Он не может оторваться от этого окна, где с
такой скоростью выдают столько интересной информации.
Долгие часы ушли на интенсивный просмотр телевизора.
На третий день 103-й смотрит шоу комических актеров. Актеры по очереди
берут микрофон и рассказывают истории, от которых весь зал хохочет.
Толстенький веселый человек обращается к аудитории: «Вы знаете, в чем
разница между женщиной и политиком? Не Знаете? Так вот. Когда женщина говорит
„нет", это означает „может быть"; когда женщина говорит „может быть", это
означает „нет", а когда она говорит „да", ее считают шлюхой. Когда политик
говорит „да", это означает „может быть"; когда политик говорит „может быть",
это означает „нет", а когда политик говорит „нет", его считают мерзавцем!»
Зал гогочет.
Муравей трет усики.
Прием: Я ничего не понял...
Передача: Это для смеха, - объяснил Артур Рамирез.
Прием: А что такое смех?
Летиция Уэллс с трудом пытается объяснить, что такое юмор Пальцев. Напрасно
она попыталась рассказать муравью анекдот о психе, который красит потолок в
комнате. Не прибавилось понимания и от других шуток. Вне понимания
человеческой культуры все усилия напрасны.
Передача: Разве вас ничего не смешит в вашем мире? - спросил Жак Мелье.
Прием: Сначала надо знать, что значит смех, ведь я даже не понимаю, о чем
идет речь!
Они попытались придумать муравьиную шутку: «Это история о муравье, который
красит потолок...», но результат был неубедительным. Ведь надо знать, что
является важным, а что нет для обитателя муравейника.
103-й на мгновение перестает понимать и просто отмечает в своем
зоологическом феромоне: «Пальцы рассказывают странные истории, которые вызывают
физические реакции. Они любят над всем издеваться».
Переключили канал.
«Головоломка для ума». Появилась мадам Рамирез с загадкой о шести
треугольниках из шести спичек. Она упорно делала вид, что не может найти ответа, но
теперь Летиция и Жак прекрасно знали, что мадам Рамирез давно известны все
ответы.
Они снова переключили канал.
Фильм о жизни Альберта Эйнштейна. Популярные объяснения его астрофизических
теорий. И тут 103-й вдруг проявляет неожиданный интерес.
Прием: Сначала я не различал Пальцев. Теперь, глядя на лица Пальцев, я
замечаю отличия. Вот, например, он самец, верно? Я узнал его, у него короткие
волосы.
Передача про ожирение. Рассказывают об ожирении и анорексии. Муравей
возмущается .
Прием: Что это За особи, которые едят все подряд! Принимать пищу - это
самый простой и самый естественный акт в мире. Даже личинка умеет кормиться.
Муравей-цистерна раздувается от еды во благо всей общины, он горд оттого, что
его тело толстеет, а эти самки Пальцев плачутся оттого, что не способны
ограничить себя в еде!
103-й оказался неутомимым зрителем.
Рамирезы уже закрыли свой магазин игрушек. Летиция и Жак ночевали в комнате
для гостей. Они сменяли друг друга, чтобы удовлетворять любопытство муравья.
103-й с жадностью воспринимает любого рода информацию. Его интересует все:
правила игры в футбол и теннис, войны между Пальцами, национальная политика,
брачные церемонии Пальцев. Мультфильмы радуют его своей простой и четкой
графикой. От «Звездных войн» он пришел в восторг. Он совсем не понимает сюжета

фильма, но некоторые сцены напоминают ему битву у Золотого улья.
Он все заносит в свой зоологический феромон. Ну и фантазии у этих Пальцев!
189. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Волна. Все: предмет, идею, человека - можно описать как волну. Волну,
передающую форму, звук, картинку, запах. Все эти волны непременно взаимодействуют
с другими волнами, если распространяются не в бесконечной пустоте, а в
пространстве с препятствиями.
Самое захватывающее - это изучать взаимодействие между волнами-предметами,
идеями, людьми. Что произойдет, если смешать рок-н-ролл и классическую
музыку? Что получится, если соединить философию и информатику? Что будет, если в
западную технологию добавить восточное искусство?
Когда капля чернил падает в воду, оба вещества имеют очень низкий
единообразный уровень информации. Капля чернил черная, а стакан с водой прозрачный.
Чернила, попадая в воду, порождают сложную картину.
Самое интересное мгновение при контакте разных субстанций - это
возникновение сложных форм. Мгновение - а затем полное растворение. Взаимодействие
между двумя различными элементами порождает новую сложную структуру. Формируются
многочисленные завитки, искаженные формы и всевозможные «волокна», которые
понемногу растворяются, и вода становится серой. В мире предметов эту очень
информативную фигуру трудно зафиксировать, но в мире живого это зрелище может
отпечататься и остаться в памяти.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
190. ШЛИ-ПУ-НИ ТЕРЗАЕТСЯ
Шли-пу-ни взволновалась не на шутку. Прилетевшие с Запада мухи-гонцы
докладывают , что от крестового похода против Пальцев не осталось ничего. Оружие
Пальцев, извергающее смерчи «колючей воды», полностью уничтожило его.
Сколько легионов, сколько солдат, сколько напрасных надежд!
Королева Бел-о-кана стоит перед мумией своей матери Бело-киу-киуни и просит
у нее совета. Но каркас пуст. Он безмолствует. Шли-пу-ни нервно мерит шагами
брачный покой. Рабочие приближаются, хотят погладить ее и утешить. Она
яростно отталкивает их.
Она останавливается и высоко поднимает усики.
Должен же существовать способ уничтожить их.
Она бежит в Химическую библиотеку, продолжая испускать феромоны.
Непременно должен существовать способ уничтожить их.
191. ВОТ ЧТО ОН
ДУМАЕТ О НАС
103-й пять дней без отдыха смотрел телевизор. У него только одна просьба:
ему нужна маленькая капсула для записи зоологических феромонов о Пальцах.
Летиция переглянулась со своими товарищами:
- Этот муравей превращается в настоящего телевизионного наркомана!
- Похоже, он понимает то, что видит, - заметил Мелье.
- Возможно, но только десятую часть происходящего на экране, не больше.
Перед телевизором он как младенец. То, что ему непонятно, он объясняет
по-своему.
Артур Рамирез с этим не согласен:
- Думаю, вы его недооцениваете. Его комментарии по поводу ирако-иранской

войны очень разумны. Кроме того, он сумел оценить мультфильмы Текса Авери.
- Я-то его правильно оцениваю, - ответил Мелье, - потому и беспокоюсь. Если
бы он интересовался только мультиками! Вчера он спросил меня, почему мы
прикладываем столько сил, чтобы заставлять друг друга страдать.
Все были поражены. Их мучил один вопрос: Каков будет его вердикт?
- Следует отслеживать, чтобы ему не попадались негативные картины нашего
мира. В случае чего, надо переключать каналы, - проинструктировал комиссар.
- Нет, - запротестовал хозяин домовых. - Это бесценный эксперимент. Впервые
нас судит живое существо, которое не является человеком. Пусть муравей
свободно судит нас и скажет нам, чего мы стоим на самом деле.
Все трое вернулись к машине «Пьер де Розетт». В колоколе их
высокопоставленный гость не мог оторваться от экрана. Его усики подрагивали, он с
невероятной скоростью выделял феромоны, на этот раз его интерес был направлен на
избирательную кампанию. Похоже, он очень внимательно слушал речь президента
Республики и делал подробные записи.
Передача: Привет, 103-й.
Прием: Привет, Пальцы.
Передача: Как дела?
Прием: Хорошо.
Специально для того, чтобы 103-му было удобнее выбирать программы, Рамирез
сделал микроскопический пульт, позволяющий муравью переключать каналы со
своего места, из-под колпака. Насекомое нещадно эксплуатировало этот пульт.
Опыт затянулся еще на несколько дней.
Казалось, любопытство муравья неистощимо. Он без конца требовал от Пальцев
новых объяснений. Что такое коммунизм, двигатель внутреннего сгорания, дрейф
континентов, компьютеры, проституция, социальная безопасность, тресты,
экономический дефицит, завоевание космоса, ядерные подводные лодки, инфляция,
безработица, фашизм, метеорология, рестораны, выигрыш, бокс, контрацепция,
университетская реформа, правосудие, деревенский исход...
103-й уже заполнил три зоологических феромона информацией о Пальцах.
На десятый день Летиция Уэллс не выдержала. Может, за это время муравей и
не успел оценить людей, но родственные чувства в ней всегда были сильны.
Возможно, сейчас, ее кузен Джонатан находится на волосок от смерти, а этот
плюющийся муравей, которого он к ним прислал, как будто прирос к телевизору.
Передача: Ну что, ты готов отвести нас в Бел-о-кан? - спросила, наконец,
Летиция 103-го.
Повисла пауза, сердце Летиции бешено колотилось. Остальные с не меньшим
волнением ожидали мирмекийского вердикта...
Прием: Значит, вы хотите знать, каково мое решение? Ну что ж. Думаю, того,
что я видел, достаточно, чтобы судить о вас.
Он отрывается от экрана телевизора и встает на задние лапки.
Прием: Я не утверждаю, что уже хорошо знаю вас, ваша цивилизация такая
сложная... но... главное я уже понял.
Он выдерживает паузу, заставляя их томиться от нетерпения. 103-й и в самом
деле имеет большой опыт по части управления индивидами.
Прием: Ваша цивилизация очень сложна, но я видел достаточно, чтобы понять
главное. Животные, надо сказать, вы извращенные, вы наплевательски относитесь
ко всему, что вас окружает, вас заботит лишь накопление того, что вы именуете
«деньгами». Вся ваша история - это череда убийств на разных уровнях. Сначала
вы убиваете, а потом занимаетесь обсуждением этого. Вы уничтожаете друг
друга, и все вместе уничтожаете природу.
Плохое начало. Три человека не ожидали такой суровости.
Прием: Но в вас есть и то, что привлекает меня. Это ваша живопись! Особенно
мне нравится Палец... его Зовут... его Зовут... Леонардо да Винчи. Выражать свое

видение мира, создавая непрактичные предметы только ради их эстетической
красоты, - это идея невероятная! Это как если бы мы испускали запахи не с целью
общения, а просто ради удовольствия их нюхать! В этой беспричинной и
бесполезной красоте, которую вы именуете «искусством», заключается ваше
превосходство над нашей цивилизацией. В наших Городах нет ничего подобного. Ваша
цивилизация богата своим искусством, рождающим бесполезные страсти.
Передача: Так ты согласен отвести нас в Бел-о-кан?
Муравей не дает ответа.
Прием: По дороге к вам я встретил тараканов. Они кое-чему научили меня.
Любят тех, кто способен сам любить себя, помогают тем, кто хочет сам помочь
себе...
Он шевелит усиками, он уверен в себе и в своих аргументах.
Прием: У меня к вам вопрос, и он очень важный. А вы сами, на моем месте,
каким сочли бы свой род?
Неприятный сюрприз. Такой вопрос следует задавать кому угодно, только не
Летиции Уэллс. И не Артуру Рамирезу.
Муравей продолжает спокойно излагать свою позицию.
Прием: Вы меня понимаете? Я спрашиваю, любите ли вы себя сами настолько,
чтобы другим тоже захотелось вас полюбить?
Передача: Ну...
Прием: Если вы сами себя не любите, нет никакой надежды, что вы сможете
полюбить таких непохожих на вас существ, как мы!
Передача: То есть...
Прием: Вы подыскиваете феромоны, чтобы убедить меня? Не стоит. Объяснения,
которые я ждал от вас, я уже получил от вашего телевизора. В документальных
фильмах, в репортажах я видел, как Пальцы помогают друг другу, как Пальцы
прибегали в отдаленные гнезда и спасали других Пальцев, как розовые Пальцы
лечили коричневых Пальцев. Муравьи, как вы нас называете, никогда так не
поступают. Мы не помогаем дальним гнездам, мы никогда не спасаем муравьев
другого вида. И еще одно, я видел, как рекламировали плюшевого медвежонка. Это
всего лишь предмет, но Пальцы гладили его, Пальцы его обнимали. Значит, у
Пальцев есть избыток любви, и они щедро делятся им.
Люди ожидали всего, но только не этого. Чтобы род людской очаровал
нечеловека творениями Леонардо да Винчи, врачами-добровольцами и плюшевыми мишками!
Прием: Это еще не все. Вы добросовестно ухаживаете за вашим расплодом. Вы
верите, что Пальцы будущего будут лучше вас сегодняшних. Вы стремитесь к
прогрессу. Вы как наши солдаты, которые жертвуют собой, прокладывая живой мост
через ручей для своих братьев. Молодые пойдут вперед, и, чтобы они прошли,
старые готовы умереть. Я смотрел ваши фильмы, новости, рекламу и везде
чувствовалась ваша неудовлетворенность тем, какие вы есть, и желание стать лучше.
Из этого желания рождается ваш «юмор», ваше «искусство»...
У Летиции в глазах стояли слезы. Только муравей сумел объяснить ей, как
надо воспринимать людей, только он сумел преподать ей урок любви к роду
человеческому. После речи 103-го она уже не сможет остаться прежней. Муравей только
что излечил ее от страха перед людьми! Ей захотелось получше узнать своих
современников . Среди них есть достойные люди, это правда. За несколько часов,
проведенных перед телевизором, муравей понял это, а она за всю свою жизнь не
удосужилась даже задуматься об этом.
Молодая женщина склонилась к микрофону и смогла произнести только:
Передача: Ты поможешь нам?
Под стеклянным колоколом 103-й поднял усики и торжественно испустил Запах.
Прием: Нам бессмысленно воевать друг с другом. Ни один из наших видов не
имеет достаточно силы, чтобы полностью уничтожить другой вид. Поскольку мы не
в состоянии уничтожить друг друга, нам надлежит помогать друг другу. Кроме

того, я думаю, вы можете нам пригодиться. Нам есть чему научиться у вашего
мира и, главное, для этого вас не надо убивать.
Передача: Ты согласен отвести нас в Бел-о-кан?
Прием: Я согласен помочь спасти ваших друзей, запертых под нашим Городом,
потому что я хотел бы, чтобы две наши цивилизации сотрудничали.
И тут Артур Рамирез потерял сознание.
192. ДИНОЗАВРЫ
Этот исторический феромон передавался из уст в уста через тысячелетия.
Шли-пу-ни приближает усики к капсуле, наполненной пахучими жидкостями.
Различные оттенки запахов. Тут же появляется текст, такой желанный текст.
Исторический феромон.
Источник: 24-я королева Бело-кью-кьюни.
Муравьи не всегда были хозяевами на Земле.
Когда-то у них это право отобрали другие твари, представляющие совсем иную
манеру мышления.
Много миллионов лет назад природа сделала ставку на ящерицу. До этого
ящерицы были животными нормального размера, как рыбы, только с лапками.
Однако между этими ящерицами происходили бесконечные драки. В результате,
приспосабливаясь к индивидуальным схваткам, их тела начали постепенно
меняться . Ящерицы становились все больше и все агрессивнее.
Произошла морфологическая эволюция. В итоге ящерицы превратились в
гигантов . Нам уже было не по силам убивать их, даже когда мы действовали отрядами
по двадцать, тридцать и по сто муравьев. Ящерицы стали слишком сильными и
многочисленными, они стали самыми мощными и вредоносными животными на Земле.
Некоторые вырастали до таких размеров, что их головы возвышались над
верхушками деревьев. Это были уже не ящерицы, это были динозавры.
Царствование гигантских монстров длилось долго, и из поколения в поколение
в наших муравейниках пытались найти решение.
В свое время мы сумели победить ужасных термитов, должны мы избавиться и от
этих динозавров, поговаривали повсюду. Но все мирмекийские отряды,
направляемые на борьбу с динозаврами, погибали.
Неужели теперь они наши хозяева? Некоторые муравейники начали уступать
динозаврам контроль над своими охотничьими территориями. Они убегали при виде
динозавров, жили в вечном страхе перед их гнусными дуэлями, от которых
дрожала земля. Даже термиты опускали мандибулы.
Тогда королева из гнезда шекловичных муравьев обратилась ко всем Городам с
призывом объединиться против этих монстров.
Ее послание было простым, последствия - планетарные. Муравейники прекратили
междоусобные войны. Теперь ни один муравей не смел убивать другого муравья,
независимо от его вида и размера. Это было рождением Большого Планетарного
Союза.
Между Городами сновали гонцы, информируя всех обитателей о сильных и слабых
сторонах динозавров. Эти животные казались неуязвимыми, но ведь у каждого
есть своя слабость. Такова природа. Мы должны были найти это слабое место, и
мы его нашли. Несмотря на кирасу, у динозавров было уязвимое место - это их
анус.
Проникнув внутрь через этот ход, можно было уничтожить их изнутри.
Информация моментально стала известна всем. Легионы со всех муравейников устремились
по этому чувствительному пути. Теперь кавалерия, пехота, артиллерия боролись
не с когтями, лапами и зубами, а с потоками пищеварительных соков, с
лейкоцитами и мышечными рефлексами.
Рассказы о том, как армии шаг за шагом продвигались по внутренностям врага,

заставляют содрогаться. Солдаты поворот за поворотом проходили по огромной
ободочной кишке, как вдруг из этого тоннеля навстречу вылетало смертоносное
ядро экскрементов.
Воины разбегались, прятались в кишечных складках. Иногда тошнотворная глыба
застревала в каком-нибудь закоулке. Иногда стремительно проносилась вперед,
сметая на своем пути всю армию.
Теперь основными противниками мирмекийских легионов стали испражнения.
Сколько тысяч муравьев погибло под лавиной мелких твердых комочков, похожих
на овечий кал. Сколько утонуло в потоках грязной жижи! Сколько отрядов
задохнулось от газов!
Однако большинство мирмекийских легионов успевало изрешетить эти внутренние
тоннели.
Под атаками крошечных существ динозавры - эти горы плоти, стали падать один
за другим. Плотоядные и травоядные, снабженные шипастыми хвостами, пиками,
остриями, бронированной чешуей, - динозавры не смогли устоять перед
миллионами крошечных отважных хирургов. Простая пара мандибул оказалась гораздо
эффективней , чем шипы размером с дерево.
Не одна сотня лет понадобилась муравьям, чтобы извести всех динозавров.
И в один прекрасный весенний день, пробудившись от зимней спячки, мы
увидели, что никто не заслоняет наше небо. Динозавров больше не существовало.
Пощадили только мелких ящериц.
Шли-пу-ни вынимает усики и задумчиво бродит по Химической библиотеке.
Итак, многие жители Земли пытались играть роль всемогущих хозяев. Они
познали час славы, но потом муравьи напоминали им об их месте.
Муравьи - единственные настоящие хозяева Земли. Шли-пу-ни почувствовала
гордость, оттого что принадлежит к этому виду.
Мы такие маленькие, а смогли победить больших и жестоких. Мы такие
маленькие, но мы умеем думать и решать проблемы, казалось бы, неразрешимые по
определению. И потому нам, таким маленьким, нечему учиться у этих живых гор,
вообразивших себя неуязвимыми.
Мирмекийская цивилизация единственная просуществовавшая так долго, и все
потому, что она смогла избавиться от всех конкурентов.
Королева сожалеет, что в свое время не занялась изучением Пальцев, живущих
под муравейником. Если бы она прислушалась к 103-му и понаблюдала за ними,
она нашла бы их слабое место и крестовый поход ждала бы слава, а не
поражение .
Может быть, еще не поздно? Может быть, под гранитной плитой выжило хотя бы
несколько Пальцев? Она знает, сколько стараний прикладывали деисты, передавая
им пищу.
Шли-пу-ни решает спуститься к Пальцам и поговорить с Доктором Ливингстоном,
столь восхваляемым ее шпионами.
193. РАК
103-й замечает, что у Пальцев происходит что-то необычное. Наверху суетятся
тени. В воздухе витает запах смерти. Он спрашивает:
Прием: Что-то не так?
Передача: Артур потерял сознание. Он болен. У него рак. Эта болезнь
неизлечима. Моя мать умерла от нее. Мы бессильны перед этим недугом.
Прием: Что такое рак?
Передача: Болезнь, при которой клетки бессистемно и бурно размножаются.
Размышляя, муравей тщательно намывает чувствительные отростки.
Прием: Нам тоже известно это явление, но это не болезнь. Ваш рак - это не
болезнь.

Передача: Тогда что это?
Впервые вопрос «Что это?», который 103-й повторял столько раз, задал
человек. И теперь очередь муравья давать объяснения.
Прием: Очень давно мы тоже столкнулись с тем, что вы называете «раком».
Умирали многие. Много миллионов лет мы тоже считали это неизлечимой болезнью,
и те, кто заболевал раком, предпочитали расстаться жизнью, остановив биение
сердца. А потом...
Все трое удивленно слушали.
Прием: А потом мы поняли, что неправильно ставим вопрос. И то, что мы
вначале принимали за болезнь, требует другого подхода. Мы решили эту проблему.
Вот уже больше ста тысяч лет в нашей цивилизации от рака не умирает никто.
Конечно же, мы болеем многими другими болезнями, но рак мы победили.
Удивленная Летиция так низко склонилась к колоколу, что тот запотел от ее
дыхания.
Передача: Вы нашли лекарство от рака?
Прием: Конечно, я вам все объясню. Но сейчас мне надо немного подышать
свежим воздухом. Я задыхаюсь под этим колоколом.
Летиция осторожно положила 103-го в спичечный коробок, подложив на дно
матрасик из ваты. Потом вынесла его на балкон.
Солдат вдыхал свежесть ветра. Отсюда до него доносились запахи дальнего
леса .
- Осторожно, не ставь его на перила, - воскликнул Жак Мелье. - Главное, не
урони его. Этот муравей - настоящее сокровище. Он может спасти человеческие
жизни и, кроме того, утверждает, что ему известно лекарство от рака. Если это
правда...
Взявшись за руки, они образовали вокруг коробка живое ограждение. Вскоре к
ним вышла мадам Рамирез. Она уложила мужа в постель. Сейчас он спал.
- Наш муравей уверяет, что знает лекарство от рака, - сказал ей Мелье.
- Тогда пусть расскажет, и побыстрее! У Артура осталось мало времени.
- Подождите всего несколько минут, - сказала Летиция. - Он захотел подышать
свежим воздухом. Его можно понять: несколько дней он провел под колпаком,
неотрывно глядя в телевизор. Ни одно животное на свете не смогло бы такое
выдержать !
Но женщина теряла самообладание.
- Он отдохнет потом. Надо спасать моего мужа. Это срочно.
Жюльетта Рамирез метнулась к руке Летиции. Молодая женщина отступила, чтобы
не дать ей вырвать коробок. На мгновение коробок завис в воздухе. Мадам
Рамирез дернула Летицию за руку, и этого было достаточно, чтобы коробок
перевернулся .
Он падает. Мгновение 103-й планирует на своем непрочном ковре-самолете.
Потом он падает, падает, все время падает. Ну и высокое же гнездо у Пальцев!
Он стукнулся о металлическую крышу машины и несколько раз переворачивается,
подпрыгивая. Он мечется во все стороны. Куда подевались «добрые» Пальцы и их
машина для общения? Он носится и выкрикивает феромоны, которые уже некому
расшифровывать.
Летиция, Жюльетта, Артур, Жак! Где вы? Я уже подышал. Поднимите меня, я вам
все расскажу!
Машина, на которую он приземлился, трогается с места.
103-й вцепился всеми лапками в радиоантенну. Вокруг свистит ветер. Никогда,
даже на «Большом Роге», он не передвигался с такой скоростью.
194. ЭНЦИКЛОПЕ ДНЯ
Столкновение цивилизаций. Индия - это страна, которая поглощает любые энер-

горесурсы. Все полководцы, пытавшиеся ее покорить, терпели неудачу. По мере
продвижения вглубь страны Индия растворяла их в себе, они теряли свой боевой
Задор, и влюблялись в утонченную индийскую культуру. Индия, как губка,
впитывает в себя все. Они пришли - Индия их победила.
Первым серьезным вторжением было нападение тюрко-афганских мусульман. В
1206 году они захватили Дели. Пять династий султанов пытались целиком
завладеть полуостровом Индостан. Но по мере продвижения на юг войска растворялись.
Солдатам надоедало убивать, они теряли вкус к битвам, их прельщали индийские
обычаи. Султанат постепенно приходил в упадок.
Потомок Тамерлана монгольский правитель Бабур сверг последнюю афганскую
династию Лоди. В 1527 году Бабур основал империю Моголов, но, едва достигнув
центра Индии, сложил оружие и с энтузиазмом занялся живописью, литературой и
музыкой.
Одному из его потомков, Акбару, удалось объединить Индию. Он действовал
мягко и создал религию, выбрав и объединив в ней все самое миролюбивое из
других религий своего времени. Спустя несколько десятков лет другой потомок
Бабура, Аврангзеб, попытался силой насадить ислам на полуострове. Индия
восстала и взорвалась. Эту страну невозможно взять силой.
В начале XIX века англичане сумели силой оружия завоевать ряд факторий и
крупных городов, но установить контроль над всей страной они так и не смогли.
Все, что они смогли, - это создать несколько мест расположения войск -
«маленьких оазисов английской цивилизации» в индийском окружении.
Подобно тому, как мороз защищает Россию, море защищает Японию и
Великобританию, Индия защищена своей духовностью и завораживает всех, кто в нее
проникает .
Да и в наши дни любой турист, который хоть на день попадает в эту
страну-губку, начинает задаваться вопросами «зачем?» и «для чего?», и готов
отказаться от любого задуманного предприятия.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
195. ПОИСК МУРАВЬЯ
ПО ВСЕМУ ГОРОДУ
Жак Мелье перегнулся через перила.
- 103-й упал!
Жюльетта и Летиция подскочили к комиссару. Они пытались что-нибудь
разглядеть внизу.
- Наверное, он разбился...
- Может, и нет, муравьям не страшны падения даже с большой высоты.
Жюльетта Рамирез воспряла духом.
- Найдите его, только он может спасти моего мужа и ваших друзей под
муравейником .
Они помчались вниз по ступенькам и начали прочесывать парковку.
- Главное, смотрите под ноги!
Летиция Уэллс заглядывала под колеса припаркованных машин. Жюльетта Рамирез
тщательно прочесывала низкорослый декоративный кустарник у фасада здания. Жак
Мелье звонил во все квартиры соседних домов и спрашивал, не приземлялся ли на
их балконе муравей, которого подхватил порыв ветра.
- Вы не видели муравья с красным пятнышком на голове?
Мелье принимали за сумасшедшего, но он предъявлял удостоверение с
триколором на обложке, и ему позволяли осматривать квартиры.
Весь день они провели в поисках.
- Что делать? Одному богу известно, куда делся 103-й.

Жюльетта Рамирез не сдавалась.
- Если этот муравей и вправду знает, как лечить рак, надо любой ценой
отыскать его.
Искали они долго. Насекомых тут хватало! Но даже с помощью светящейся лупы
они нигде не могли обнаружить рыжего лесного муравья с красным пятнышком на
голове.
- Если бы только у нас был радиоактивный маркер вместо лака для ногтей! -
посетовал Мелье.
Они посовещались.
- Должен же быть способ найти муравья, пусть даже в таком городе, как
Фонтенбло .
- Давайте каждый по очереди выскажет свои соображения. А потом
проанализируем их, - посоветовала мадам Рамирез.
Посыпались предложения:
- Прочесать весь город метр за метром с помощью военных и пожарных.
- Опросить всех муравьев, которых встретим, не видели ли они рыжего с
пятном на лбу.
Но ни одно предложение не годилось. Тогда Летиция предложила:
- А что, если поместить объявление в газете? Они переглянулись. Может, идея
была не так уж безумна, как могло показаться. Они посовещались еще, но никто
не придумал ничего лучшего.
196. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Победа. Почему почти любая победа не приносит ожидаемой радости? Почему
спокойное тепло поражения нередко притягивает? Возможно, потому, что
поражение - это всего лишь прелюдия к радикальному перевороту в жизни, а победа
обычно вынуждает нас сохранять прежнее поведение. В поражении есть стимул -
новаторство, в победе - только консерватизм. Все люди смутно чувствуют, что
в этом есть истина. Может, поэтому самые умные больше ценили не красивую
победу , а красивое поражение. Так, Ганнибал повернул войска, находясь перед самым
Римом. Цезарь настоял на том, чтобы отправиться на мартовские иды.
Извлечем урок из этих опытов.
Поражение никогда не приходит рано. Для бассейна без воды никогда не строят
высокую вышку.
Цель прозорливой жизни - сослужить службу своим современникам, а для этого
можно и поражение потерпеть. Победа не учит так, как может научить поражение.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
197. ПРИЗЫВ К ЛЮДЯМ
Фоторобот в рубрике «Потерянные животные» газеты «Воскресное эхо». Голова
муравья нарисована пером,
Текст: «Внимание! Прочтите со всей серьезностью! Это не шутка. Этот муравей
может спасти семнадцать человеческих жизней, находящихся в смертельной
опасности. Приметы помогут вам отличить его от любого другого муравья:
103683-й - рыжий муравей. Его торакс и голова коричневато-оранжевые. А
брюшко у него темное.
Рост 3 миллиметра. Панцирь полосатый. Антенны короткие. Если к нему
приблизить Палец, он выстрелит кислотой.
Глаза у него маленькие, мандибулы большие и сильные.
Особая примета: красная отметина на лбу.
Если вы найдете его, даже если не будете уверены, что это он, возьмите его,

приютите и немедленно наберите номер 31 41 59 26. Спросить Петицию Уэллс,
Можете также позвонить в полицию и спросить комиссара Жака Мелье.
100000 франков вознаграждения за информацию, которая поможет найти
103683-го».
Летиция, Мелье и Жюльетта Рамирез сделали попытку выяснить что-нибудь у
муравьев из террариума и у муравьев, выловленных на улице. Муравьи из
террариума кое-что слышали о Бел-о-кане, но отвести туда не могли. Они даже понятия
не имели, где сами находятся в данный момент. Что до тайны рака, так тут они
совсем не понимали, о чем речь!
Такое же незнание обнаруживали муравьи, подобранные на улице, в садах или
домах.
Люди вынуждены были признать, что по большей части, мирмекийцы глупы. Они
ничем не интересуются. Они ничего не понимают. Они думают только о еде.
Жак Мелье, Жюльетта Рамирез и Летиция Уэллс сумели оценить, насколько 103-й
был исключительным случаем. Его высокий интеллект делал его уникальным.
Летиция Уэллс собрала маленьким пинцетом капсулы, в которые 103-й поместил
зоологические феромоны о Пальцах.
Этот 103-й горел желанием понять все о своем мире и своем времени. Такая
любознательность и тяга к новому редко встречается даже у человека. 103-й был
на самом деле чем-то исключительным, сокрушалась Летиция Уэллс. И кусала губы
оттого, что рассуждала о 103-м уже в прошедшем времени.
На мгновение у нее даже возникло желание помолиться. Разве можно найти
муравья в городе, где полно людей, если только не произойдет чудо?
198. КЛАДБИЩЕ
Королева Шли-пу-ни в сопровождении охранников с длинными мандибулами
спускается вниз. Она злится на себя за то, что раньше не начала общаться с
Доктором Ливингстоном. Она уже готовит вопросы, которые задаст. Она уверена, что
выяснит, в чем слабость Пальцев. И еще, она приняла решение кормить их. Надо
подкормить их и приманить, как приманивают дикую тлю, чтобы потом обрезать ей
крылья и поставить в стойло.
Этаж -10: Ее охватывает нетерпение. Королева прибавляет шаг. Да, она будет
их кормить и разговаривать с ними. Она составит множество зоологических
феромонов о Пальцах.
Стража едва поспевает за ней. Все чувствуют, что сегодня произойдет что-то
важное. Королева Федерации, основательница эволюционного движения, наконец,
снизошла до общения с Пальцами, хочет выяснить все о них, чтобы потом
истребить весь род Пальцев на Земле.
Этаж -12: Шли-пу-ни думает, что поступила неразумно, не вняв советам 103-го
раньше. Ей давно надо было вступить в диалог с Пальцами. Ей следовало бы
послушать свою мать. Бело-киу-киуни общалась с ними. Ей ничего не стоило бы
делать то же самое.
Этаж -20: Только бы Пальцы внизу были еще живы! Только бы она не испортила
все, стремясь выделиться, делая все наперекор своей родительнице. Не надо
было стараться делать все наоборот, надо было продолжать дело матери и
завершить начатое. Именно продолжить дело Матери, а не отрекаться от него.
При ее появлении, как всегда, община оживляется. Кончиками антенн муравьи
приветствуют ее. Большинство с удивлением наблюдают, как царица спускается
так глубоко в Город.
Этаж -40: Теперь Шли-пу-ни бежит со всем войском, повторяя: «Только бы не
опоздать». Она петляет по многочисленным коридорам и попадает в незнакомый
зал. У него странные пропорции, должно быть, его построили в этих
малонаселенных этажах меньше недели назад.

Вдруг перед ней возникают деисты! Это тела всех погибших
мятежников-деистов, их притащили сюда. Сотни неподвижных муравьев, кажется, бросают
вызов непрошеной гостье.
В Городе выставлены тела погибших солдат! Потрясенная королева отводит
антенны назад. Сопровождающие ее белоканские солдаты тоже в ужасе.
Что здесь делают все эти мертвецы? Им полагается находиться на свалке!
Королева и солдаты осторожно продвигаются между экспонатами этой мрачной
выставки. Мертвые муравьи замерли в боевых стойках, мандибулы раздвинуты,
антенны вытянуты, как будто они готовы прыгнуть на противника, возможно, тоже
мертвеца.
На некоторых телах видны следы от острых клопиных пенисов. Можно подумать,
что все они были убиты по ее приказу...
Шли-пу-ни чувствует тревогу.
Все это производит странное впечатление: они все похожи... похожи на ее Мать
в королевских покоях.
Ей вдруг показалось, что среди этих совершенно неподвижных муравьев
возникло какое-то оживление.
Да, половина из них зашевелилась! Что это, галлюцинация или это напомнило о
себе наркотическое молоко ломехузы, которое она когда-то имела неосторожность
попробовать?
Ужас!
Безжизненные тела и вдруг шевелятся!
Нет, это не галлюцинация! Сотни призраков накинулись на солдат, охраняющих
ее. Завязалась драка. У королевской стражи мандибулы гораздо длиннее, но
мятежников-деистов гораздо больше. Эффект неожиданности и стресс, вызванный
этим странным местом, играют не в пользу солдат королевы.
Дерущиеся деисты двигают антеннами и без конца испускают один и тот же
феромон .
Пальцы - наши боги.
199. НАХОДКИ
Запыхавшаяся Летиция Уэллс пулей влетела на чердак, там Жак Мелье и
Жюльетта Рамирез разбирали сотни писем и телефонных сообщений, - вот чем обернулось
их объявление в газете.
- Его нашли! Кто-то его нашел! - закричала она. Никто не отреагировал.
- Уже восемьсот мошенников клянутся, что поймали именно его, - сказал
Мелье . - Они хватают первого попавшегося муравья, мажут ему лоб красной краской
и приходят требовать вознаграждения!
Жюльетта Рамирез добавила:
- Приносили даже пауков и тараканов, перепачканных чем-то красным!
- Нет, нет. На этот раз все серьезно. Это частный детектив, после нашего
сигнала он прочесывал город в очках-лупах...
- И почему ты думаешь, что он в самом деле нашел 103-го?
- Он сказал мне по телефону, что след на лбу муравья не красный, а
желтоватый. А когда я долго не снимаю лак с ногтей, он выцветает и становится
желтоватым.
Аргумент убедительный.
- Ладно, тогда пусть покажет это насекомое.
- У него его нет. Он утверждает, что отыскал его, но поймать не смог. Он
проскользнул у него между пальцами.
- Где он его видел?
- Держитесь! Все не так просто!
- Где же? Говори!

- На станции метро Фонтенбло!
- На станции метро?
- Но сейчас шесть часов - а это час пик. Там ведь толпа, - испугался Мелье.
- Каждая секунда дорога. Если мы упустим эту возможность, мы навсегда
потеряем 103-го и тогда...
- Бежим!
200. РАЗРЯДКА
Два больших зеленоглазых муравья, злобно скалясь, приближаются к куче
сосисок, к банкам с вареньем, к пицце и свинине с картофелем и квашеной капустой.
- Ням-ням, люди отвернулись! Пожрем!
Два муравья накидываются на еду. Консервными ножами они вскрывают банки с
рагу и распивают шампанское, чокаясь бокалами.
Вдруг их освещает прожектор, и из баллончика вылетает желтое облако.
Вскинув брови, два муравья вытаращили свои огромные зеленые глаза и
завопили :
- На помощь, это ПР0ПМЭ30Н!
- Нет, не надо ПР0ПМЭ30Н, только не ПР0ПМЭ30Н!
Черный туман.
- Ааааааарххххх.
Оба муравья падают замертво. Камера отъезжает. Человек протягивает
баллончик с аэрозолем, на котором большими буквами написано ПР0ПМЭ30Н,
Улыбаясь, он говорит в камеру: «Наступили теплые дни, и жара усиливается,
поэтому муравьи и тараканы активно размножаются. ПР0ПМЭ30Н - это спасение.
ПР0ПМЭ30Н убивает все, что копошится в ваших шкафах. ПР0ПМЭ30Н безопасен для
детей и смертелен для насекомых. ПР0ПМЭ30Н - это новый продукт от Компании
Общей Химии. КОХ - это гарантия качества».
201. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ В МЕТРО
Нервы были напряжены до предела. Жак Мелье, Летиция Уэллс и Жюльетта
Рамирез бесцеремонно расталкивали людей.
- Вы не видели муравья?
- Простите?
- Он должен быть здесь, я уверена, муравьи любят тень. Ищите в темных
углах .
Жак Мелье закричал на какого-то прохожего.
- Смотрите, куда ступаете! Вы же его раздавите, черт подери!
Никто не понимал, что с ними.
- Раздавим его? Кого раздавим? Кого?
- 103-го!
Но большинство людей попросту проходили мимо этих возмутителей спокойствия,
не видя и не слыша их.
Мелье прислонился к выложенной плиткой стене.
- Черт возьми, искать муравья в метро все равно, что искать иголку в стоге
сена.
Летиция Уэллс шлепнула себя по лбу!
- Прекрасная мысль! Как же мы раньше не додумались! «Искать иголку в стоге
сена...»
- Что ты имеешь в виду?
- Как можно найти иголку в стоге сена?
- Никак!
- Да нет же, это возможно. Нужен только правильный подход. Найти иголку в

стоге сена - это просто: сжигаешь стог, потом проводишь магнитом по пеплу.
- Прекрасно, но какое отношение это имеет к 103-му?
- Это образное выражение. Надо найти способ. А способ непременно есть!
Они посовещались. И нашли такой способ!
- Жак, ты полицейский, ты можешь попросить начальника станции всех
эвакуировать .
- Он ни за что не согласится, сейчас час пик!
- Скажи, что тут заложена бомба! Он не станет рисковать тысячами жизней.
- Согласен.
- Хорошо, Жюльетта, вы можете съездить домой, и синтезировать на машине
запах фразы?
- Какой?
- «Встречаемся в самой освещенной зоне».
- Без проблем! Я могу даже изготовить порядка 30 центилитров1, и мы
распылим это, как спрей.
- Прекрасно.
Жак Мелье воспрял духом.
- Я понял. Ты хочешь включить на станции мощный прожектор, и тогда он сам к
нам придет.
- Рыжие муравьи из моего террариума всегда ползли на свет. Почему бы не
попробовать...
Жюльетта Рамирез вернулась, во флаконе из-под духов она принесла
призыв-запах «Встречаемся в самой освещенной зоне».
Громкоговорители призывали пассажиров соблюдать порядок и спокойно покинуть
станцию. Люди начали толкаться, кричать, сгрудившись, они наступали друг
другу на ноги. Каждый сам за себя, за всех только Бог.
Кто-то выкрикнул: «Пожар!» И тут началось безумие. Все подхватили этот
крик. Толпа понеслась. Повалили оградительные решетки в пролетах. Дрались,
чтобы протиснуться. Громкоговорители надрывались: «Сохраняйте спокойствие,
без паники», - но напрасно, эти слова производили обратный эффект.
Вокруг 103-го бьется кавалькада подошв, и он решает спрятаться в щель
фаянсовой надписи «Фонтенбло». В шестой букве алфавита. Букве «Е». Там он
пережидает , пока выветрится запах пота Пальцев.
202. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Абракадабра. Магическая формула «Абракадабра» на иврите обозначает «Пусть
названные вещи оживут». В средние века с помощью этого заклинания лечили
лихорадку. Потом этой фразой вооружились фокусники, они произносили ее в конце
номера, желая подчеркнуть, что зритель присутствует на гвозде спектакля, то
есть в тот момент, когда слова обретают жизнь. Но эта формула не так
бессмысленна, как может показаться на первый взгляд. Надо записать формулу, которую
составляют эти девять букв (на иврите не пишут гласных, то есть вместо букв,
произносимых как ХА БЕ РА ХА КА АД БЕ РЕ ХА будет написано ХБР ХКД БРХ) , на
девяти строках таким образом, чтобы, двигаясь по строкам сверху вниз,
спуститься к первозданному «X» (Алеф, который произносится как Ха):
ХБР ХКД БРХ
ХБР ХКД БР
ХБР ХКД Б
ХБР ХКД
Центилитр — аптекарская мера объема, 1/100 литра.

ХБР ХК
ХБР X
ХБР
ХБ
X
Это расположение составлено таким образом, чтобы как можно полнее уловить
небесную энергию и дать ей возможность снизойти до людей. Нужно представить
себе этот талисман как место, где произносятся заклятья, место, вокруг
которого спиралеобразный танец букв, составляющий формулу «Абракадабра», вертится
в вихревом завитке. Он захватывает и концентрирует в своей оконечности все
силы высшего пространства-времени.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
203. МУРАВЕЙ В МЕТРО
Ура, толпа, наконец, исчезла. 103-й выбирается из своего укрытия и идет по
широким коридорам метро. Нет, он никогда не смог бы привыкнуть к этому месту.
Ему совсем не нравится этот ослепительный неоновый свет.
Вдруг он улавливает в воздухе феромонное послание: «Встречаемся в самой
светлой зоне». Он узнает этот пахучий акцент. Это акцент машины-переводчика
Пальцев. Хорошо! Теперь остается только найти самый светлый угол.
204. НЕВЕРОЯТНАЯ ВСТРЕЧА
В Бел-о-кане сражение. Мятежники спрыгивают с потолка. Но ни один солдат не
приходит на помощь королеве. Дерутся среди высохших трупов деистов. Битва
быстро оборачивается в пользу большинства.
Шли-пу-ни окружают мандибулы, она чувствует враждебный настрой мятежников.
Можно подумать, что эти муравьи не узнают ее королевские феромоны. Один из
них приближается, широко раскрывая мандибулы, как будто хочет ее обезглавить.
Убийца выкрикивает:
Пальцы - наши боги!
Это спасение. Надо добраться до Пальцев. Шли-пу-ни не даст себя убить. Она
отпихивает мандибулы и антенны, которые преградили ей путь, и бросается вниз
по коридорам. Направление только одно - Пальцы.
Этаж -45. Этаж -50. Она быстро находит проход, ведущий под Город.
Мятежники-деисты следуют за ней по пятам.
Шли-пу-ни пересекает гранитный коридор и попадает во «Второй Бел-о-кан» - в
тайный Город, который когда-то построила ее мать, здесь она общалась с
Пальцами.
В центре стоит какая-то конструкция, из которой торчит большая трубка.
Шли-пу-ни узнала это неладно скроенное резиновое существо. Шпионы называли
его имя. «Доктор Ливингстон».
Королева приближается к нему. Деисты догнали и окружили ее, но все же
позволяют подойти к представителю их богов.
Царица дотрагивается до антенны этого псевдомуравья.
Я королева Шли-пу-ни, - выпускает она первым сегментом антенны.
В то же время десять других антенных сегментов беспорядочно испускают на
разной длине волн различные информативные запахи.
Я пришла, чтобы спасти вас. Теперь я буду вас кормить. Я хочу говорить с
вами.
Деисты замерли, как будто в ожидании чуда.
Однако ничего не происходит. Боги молчат уже много дней, они отказываются

говорить даже с королевой.
Шли-пу-ни испускает более интенсивные пахучие послания. Ни малейшей реакции
со стороны Доктора Ливингстона. Он остается безмолвным.
Тут вдруг в мозгу королевы молнией вспыхивает яркая мысль.
Пальцев не существует. Пальцы никогда не существовали.
Грандиозная мистификация, все эти слухи и истории, на самом деле
дезинформация, поддерживаемая феромонами многих поколений королев и разными
сообществами чокнутых муравьев.
103-й лгал. Мать Бело-киу-киуни лгала. Мятежники лгут. Все лгут.
Пальцев не существует, и никогда не существовало.
Тут все ее мысли обрываются. Целый десяток острых, как шпаги мандибул,
пронзают ее грудь.
205. В ПОИСКАХ 103-го
Начальник станции по приказу Мелье выключил весь свет. Потом платформу
осветили одной довольно мошной лампой. Жюльетта Рамирез и Летиция Уэллс
распылили по всей станции призывный феромон. Им оставалось только с замиранием
сердца ждать, пока 103-й придет под их яркий прожектор.
103-й видит тени и свет более мощный, чем неон, который он уже научился
различать. Согласно посланию, распыленному «добрыми» Пальцами, ищущими его,
он направляется к освещенной зоне. Они, должно быть, ждут его там. Когда он
снова попадет к ним, все будет хорошо.
До чего же долгое это ожидание! Жак Мелье не мог стоять на месте и ходил
туда-сюда по коридору. Он прикурил сигарету.
- Загаси. Запах дыма может спугнуть его. Он боится огня.
Полицейский загасил сигарету и продолжил расхаживать.
- Перестань топтаться. Ты можешь его раздавить, если он где-нибудь здесь.
- Об этом не беспокойся, последние дни я только и делаю, что смотрю под
ноги !
103-й видит, как на него надвигаются подошвы. Этот феромон - ловушка. Его
распылили те самые Пальцы, которые убили его собратьев, а теперь они хотят
убить и его. Он бросается наутек.
Летиция Уэллс заметила его в круге света.
- Смотрите! Муравей совсем один. Это наверняка 103-й. Он пришел, а ты его
спугнул своими подошвами. Если он сбежит, мы его больше не найдем.
Они стали медленно приближаться, но 103-й убегал.
- Он не узнает нас. Для него все люди - горы, - сказала Летиция.
Они подставили ему свои Пальцы и руки, но 103-й совершил головокружительный
слалом, как уже делал на пикнике. Он мчался к насыпи.
- Он нас не узнает. Он не узнает наших рук. Он уворачивается от наших
Пальцев! Что делать? - закричал Мелье. - Если он уйдет с платформы, мы его не
найдем среди гравия!
- Это муравей. На муравьев действуют только запахи. У тебя есть фломастер?
Резкий запах чернил остановит его.
Летиция стремительно провела жирную линию на пути 103-го.
Он бежит, он несется, и вдруг перед ним вырастает стена сильного спиртового
запаха. 103-й резко тормозит, идет вдоль этой тошнотворной стены, это
невидимая , но непреодолимая преграда, но он огибает ее и снова бежит.
- Он обогнул черту фломастера!
Летиция поспешила преградить ему путь маркером. Она быстро провела три
линии, образующих треугольник-тюрьму.
Я узник этих пахучих застенков, - думает 103-й. - Что делать?
Со всей решительностью, на какую только способен, он бросается на линию

фломастера, как на стеклянную стену, и несется вперед сломя голову, даже не
глядя куда.
Люди не ожидали такой дерзости и отваги. Покачнувшись от удивления, они
столкнулись друг с другом.
- Он тут, - указал Мелье пальцем.
- Где? - спросила Летиция.
- Осторожно!...
Летиция Уэллс оступилась. Все произошло как в замедленной съемке. Пытаясь
удержать равновесие, она сделала шаг в сторону. Чисто рефлекторно. Кончик ее
туфли-лодочки на высоком каблуке оторвался от пола и опустился на...
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! - закричала Жюльетта Рамирез.
Она изо всех сил толкнула Летицию, но ее нога уже коснулась пола.
Слишком поздно.
103-й не успевает отреагировать. Он видит, как прямо на него падает тень, и
успевает только подумать, что тут и заканчивается его жизнь. Она была
насыщенной, его жизнь. Как на экране телевизора, в его мозгу проносятся картины.
Война в Маках, охота на ящерицу, край мира, полет на скарабее, акация
корнигера, зеркало тараканов и много-много битв, еще до открытия цивилизации
Пальцев... футбол, Мисс Вселенная... документальный фильм о муравьях.
206. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Поцелуй. Иногда меня спрашивают о том, что человек позаимствовал у
муравьев . Мой ответ - поцелуй в губы. Долгое время считалось, что поцелуй в губы
изобрели древние римляне за много сотен лет до нашей эры. На самом деле, они
просто переняли это от насекомых. Римляне поняли, что, касаясь друг друга
губами , муравьи совершают акт щедрости, который объединяет их общество. Люди
так и не поняли до конца значение поцелуя, но решили воспроизвести это
касание , чтобы таким образом обрести солидарность, как у муравьев в муравейнике.
Поцелуй в губы - это подражание трофоллаксису. Но в настоящем трофоллаксисе
дарят еду, а в человеческом поцелуе обмениваются непитательной слюной.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
207. 103-Й В МИРЕ ИНОМ
Они с отчаянием смотрели на раздавленное тело 103-го.
- Он погиб?
Муравей не шевелился. Совсем.
- Он умер!
Жюльетта Рамирез стукнула кулаком по стене.
- Все пропало. Мы не сможем спасти моего мужа. Все наши труды были
напрасными.
- Это так глупо! Потерпеть поражение, находясь так близко от цели! Мы были
почти у цели!
- Бедный 103-й... Такая необыкновенная жизнь, а закончилась под каблуком
самой обычной дамской туфельки...
- Это я виновата, это я виновата, - причитала Летиция.
Жак Мелье был прагматиком.
- Что будем делать с трупом? Не бросать же его здесь!
- Надо сделать ему маленькую могилу...
- 103-й был не простым муравьем. Он был как Улисс или Марко Поло из низшего
измерения пространства и времени. Из всей их цивилизации он был ключевым
персонажем. Он заслуживает больше, чем просто могилу.

- О чем ты думаешь, о памятнике?
- Да.
- Никто, кроме нас, не знает, чем отличился этот муравей. Никто не знает,
что он был мостиком между двумя цивилизациями.
- Надо всем рассказать об этом, пусть об этом узнает весь мир! -
воскликнула Летиция Уэллс. - Эта история имеет историческое значение. Люди должны
использовать эти знания, чтобы продвинуться дальше в своем развитии.
- Мы никогда не найдем такого же талантливого «посредника», каким был
103-й. Он был любознательным, более того, его ум был открыт для контакта. Я
оценил это, я общался с другими муравьями. 103-й - это уникальный случай.
- Думаю, среди миллиарда муравьев мы сможем, в конце концов, отыскать не
менее одаренного.
Но они прекрасно знали, что не отыщут. А ведь они уже начали сближаться со
103-м, а он - с ними. Вот так. Вполне понятный взаимный интерес. Муравьям
нужны люди, чтобы обогнать время. И людям нужны муравьи, чтобы обогнать
время .
Какая утрата! Как жаль потерпеть поражение, находясь почти у цели!
Даже Жаку Мелье было нелегко сохранять самообладание. Он пинал ногой
скамейки .
- Это так глупо.
Летиция Уэллс во всем винила себя.
- Я его не заметила. Он был такой маленький. Я его не заметила!
Они все смотрели на маленькое неподвижное тельце. Это уже неживой предмет.
Глядя на этот жалкий изломанный каркас, никто бы и подумать не мог, что это
был 103-й - главнокомандующий первого крестового похода против Пальцев.
Они столпились возле останков.
Вдруг Летиция Уэллс, широко открыв глаза, вздрогнула.
- Он пошевелился!
Все внимательно посмотрели на неподвижное насекомое.
- Ты принимаешь желаемое за действительное.
- Нет, мне не померещилось. Я точно видела, он шевельнул усиком. Едва
заметно , но все же шевельнул.
Они переглянулись и стали вглядываться в насекомое. Муравей не проявлял ни
малейших признаков жизни. Он замер в какой-то болезненной судороге. Антенны
подняты, шесть лапок напряжены - все выглядело, как будто он готов вновь
отправиться в долгое путешествие.
- Я... я уверена, он шевельнул лапкой!
Жак Мелье взял Летицию за плечо. Он понимал, что от горя она видит именно
то, что хочется видеть.
- Увы. Это, скорее всего, было чисто рефлекторное движение.
Жюльетта Рамирез не хотела оставлять Летицию Уэллс в сомнениях, она
поднесла маленький трупик к уху. Даже положила его в ушную раковину.
- Думаешь, ты услышишь, как бьется его сердце?
- Кто знает? У меня тонкий слух, я могу услышать даже малейшее движение.
Летиция Уэллс снова взяла тельце героя и положила его на скамейку. Встав на
колени, она осторожно поднесла к его мандибулам зеркальце.
- Надеешься обнаружить дыхание?
- Но ведь муравьи дышат, разве нет?
- У них слишком легкое дыхание, мы не сможем его заметить.
В бессильной досаде они смотрели на неподвижное насекомое.
- Он умер. Он мертвый!
- 103-й был единственным, кто надеялся на наше межвидовое содружество. Не
сразу, но он все-таки поверил в возможность взаимопроникновения двух наших
цивилизаций. Он нашел подход, нашел общие знаменатели. Никакому другому мура-

вью было бы не по силам совершить такое. Он понемногу начинал становиться...
человеком. Он оценил наш юмор и наше искусство. Вещи совершенно бесполезные,
как он говорил... но такие чарующие.
- Мы обучим другого.
Крепко обнимая Петицию Уэллс, Жак Мелье пытался утешить ее.
- Мы найдем другого муравья и объясним ему, что такое юмор и искусство...
Пальцев.
- Таких, как он, больше нет. Это я виновата... я виновата... - повторяла
Летиция .
Они не сводили глаз с тела 103-го. Последовало долгое молчание.
- Мы достойно похороним его, - сказала Жюльетта Рамирез.
- Мы похороним его на кладбище Монпарнас рядом с великими мыслителями
столетия . Сделаем небольшое надгробие, а на нем надпись: «Он был первым». Только
нам одним будет известен смысл этой эпитафии.
- Устанавливать крест мы не будем.
- И никаких цветов или венков.
- Только штата, а из нее устремленная вверх веточка. Ведь он всегда держал
голову высоко, даже когда ему было страшно.
- А боялся он всегда.
- Каждый год мы будем приходить на его могилу.
- Лично я не люблю вспоминать о поражениях. Жюльетта Рамирез вздохнула:
- Как жаль!
Краем ногтя она пошевелила антенну 103-го.
- Ну, давай! Просыпайся! Ты подшутил над нами, а мы поверили, что ты умер,
ну покажи, что это шутка. Ты пошутил, как шутим мы, люди. Видишь, у тебя
получилось , ты открыл муравьиный юмор!
Она поднесла труп к галогеновой лампе.
- Может, если немного тепла...
Они все смотрели на тельце 103-го. Мелье не удержался и пробормотал
короткую молитву: «Господи, сделай так, чтобы..»
Но по-прежнему ничего не происходило.
Летиция Уэллс едва сдерживала непрошеную слезу, но слеза все же скатилась,
скользнула по носу, затем по щеке, на мгновение задержалась в ямочке
подбородка и упала рядом с муравьем.
Соленые брызги задели антенны 103-го.
И тут произошло нечто. С расширенными от удивления глазами, все они
подались вперед.
- Он пошевелился!
На этот раз все видели, как задрожала антенна.
- Он шевельнулся, он еще жив! Антенна вздрогнула еще раз.
С лица комиссара Летиция сняла слезу и обмакнула в нее антенну.
Антенна едва заметно отклонилась назад.
- Он жив. Он жив. 103-й живой!
Жюльетта Рамирез скептически потирала губы пальцем.
- Это еще ничего не значит.
- Он тяжело ранен, но, может, его можно спасти.
- Нам нужен ветеринар.
- Ветеринар для муравья, да такого нет! - заметил Жак Мелье.
- Кто же тогда сможет вылечить 103-го? Он умрет без медицинской помощи!
- Что же делать? Что делать?
- Унести его отсюда да побыстрее.
От радости они не знали, что делать: им так хотелось, чтобы муравей
зашевелился , а теперь, когда он двигался, они не знали, как ему помочь. Летиция
Уэллс хотела погладить его, успокоить, извиниться. Но она чувствовала себя

такой неуклюжей, такой неловкой в пространстве-времени муравьев, что только
ухудшила бы ситуацию. Ей хотелось стать муравьем, чтобы вылизать его,
подкрепить его хорошим трофоллаксисом...
Она воскликнула:
- Его могут спасти только муравьи, его надо отнести к своим.
- Нет, на нем чужие запахи. Даже муравей из его собственного гнезда не
опознал бы его. Он бы его убил. Предпринять что-то можем только мы.
- Нужны микроскопические скальпели, пинцеты...
- Если только это, тогда давайте поспешим! - закричала Жюльетта Рамирез. -
Быстрее домой, возможно, еще не все потеряно. У вас сохранился спичечный
коробок?
Летиция бережно уложила 103-го, она очень надеялась, что этот носовой
платок, который она сама вышивала, станет не саваном, а больничной простыней, и
что в руках у нее не гроб, а карета «скорой помощи».
Из кончиков антенн 103-го раздается слабый зов, как будто он понимал, что
умирает, и хотел попрощаться.
Они поднялись на улицу, стараясь поменьше трясти коробок и раненого.
На улице Летиция со злостью вышвырнула свои туфли в сточную канаву.
Они поймали такси, попросили ехать как можно быстрее, при этом избегая
тряски .
Шофер узнал своих пассажиров. Это была та самая парочка, которая в прошлый
раз заставляла его ехать на скорости 100 метров в час. Всегда попадаются одни
и те же чудаки. Им то некуда спешить, а то они несутся сломя голову!
Однако такси быстро вырулило в сторону дома Рамирезов.
208. ФЕРОМОН
Феромон: Зоология.
Тема: Пальцы.
Источник: 103-й.
Дата: 100000667.
Панцирь: У Пальцев мягкая кожа. Защищая кожу, они укутывают ее кусками
сплетенных растений или прячутся за кусками металла, которые называют
«автомобилями» .
Соглашение: Пальцы ничего не понимают в торговом деле. Они такие наивные,
что обменивают полную лопату еды на клочок несъедобной цветной бумажки.
Цвет: Если человек пробудет без воздуха больше трех минут, у него меняется
цвет кожи.
Любовный парад: Пальцы предаются сложному любовному параду. Для этого они
чаще всего собираются в специальных местах, называемых «ночные клубы». Часами
они трясутся лицом к лицу, имитируя таким образом акт совокупления. Если
представление им понравилось, то они направляются в спальню и там
размножаются .
Имена: Между собой Пальцы называют себя Людьми. А нас, Землян, они называют
Муравьями.
Отношения с окружающими: Палец занят только собой. По своей природе Палец
испытывает очень сильное желание поубивать всех других Пальцев. Для обуздания
этих смертоносных поползновений существуют «Законы», строгий общественный
кодекс, установленный искусственно.
Слюна: Пальцы не могут мыться собственной слюной. Чтобы помыться, им
требуется приспособление под названием «ванна».
Космогония: Пальцы считают, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца!
Животные: Пальцы очень плохо знают природу, которая их окружает. А себя они

считают единственными разумными существами.
209. ОПЕРАЦИЯ
«ПОСЛЕДНИЙ ШАНС»
- Бистури!
Требование Артура немедленно исполняется.
- Бистури.
- Пинцет номер один!
Пинцет номер один.
- Скальпель!
- Скальпель.
- Шовный материал!
- Шовный материал.
- Пинцет номер восемь!
- Пинцет номер восемь.
Артур Рамирез проводит операцию. Когда эти трое принесли ему агонизирующего
103-го, он уже успел прийти в себя после обморока. Ему сразу стало ясно, чего
от него требуется, и он закатал рукава. Такая тонкая операция требовала
ясности ума, ему пришлось отказаться от обезболивающих, которые ему предлагала
жена.
Теперь Жак Мелье, Летиция Уэллс и Жюльетта Рамирез стояли вокруг
импровизированного хирургического стола, который Артур устроил на маленькой пластинке
от микроскопа. Сам же Артур склонился над видеокамерой. Вся операция могла
быть отслежена с экрана телевизора.
Множество муравьев-роботов побывало на этом столе, но впервые на ней
оказался живой муравей из хитина и крови.
- Кровь!
- Кровь.
- Еще кровь!
Для спасения 103-го пришлось выдавить кровь для переливания из четырех
живых муравьев. Они не колебались. 103-й был уникален и заслуживал того, чтобы
в жертву принесли нескольких представителей этого вида.
Для этих мини-переливаний Артур использовал микроскопическую иглу, воткнув
ее в нежную зону на сгибе передней левой лапки.
Новоиспеченный хирург не знал, испытывает ли муравей боль от операции, но,
поскольку состояние раненого было нестабильным, Артур оперировал без
анестезии .
Первым делом Артур ловко вправил среднюю лапку. С задней левой лапкой тоже
все прошло как по маслу. Его пальцы были необычайно ловкими, ведь ему
приходилось много работать над созданием муравьев-роботов.
Торакс 103-го был вдавлен. Тонкой булавкой Артур выправил его, подобно
тому, как это делают с погнутым крылом машины, потом склеил трещину в панцире.
Этим же клеем залатал пронзенное брюшко, куда предварительно крошечной
пипеткой влил кровь.
- Как хорошо, что голова и антенны целы! - воскликнул он. - Кончик вашего
каблука был таким тонким, что задел только торакс и брюшко.
Под светом лампы 103-й оживает. Он поворачивает голову и медленно слизывает
каплю меда, которую Палец поднес к его мандибулам.
Артур поднялся, вытер пот со лба и вздохнул:
- Думаю, он выкарабкается. Но несколько дней ему необходимо отдыхать и
набираться сил. Поместите его в темном, теплом и влажном месте.

210. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Какова дорога? Представим себе человека в стомиллионном году (к тому
времени он просуществует на Земле столько же, сколько современные муравьи).
Сознание человека будущего будет в сто тысяч раз более развито, чем у нас.
Наше теперешнее сознание не более чем сознание маленького ребенка, который в
100000 раз меньше нас, и ему необходимо помочь. От нас потребуется проложить
для него золотую тропку. Дорогу, которая освободит его от траты времени на
бесполезный формализм. Дорогу, ведущую только вперед, не смотря на вред
реакционеров, варваров, тиранов. Это как поиск Дао - пути, ведущего к более
возвышенному сознанию. Этот путь будет проложен благодаря нашему опыту. Чтобы
найти эту тропинку, надо изменить точку зрения, отказаться от пассивности
мышления. Каким бы оно ни было. Тем более если оно продуктивно. Мы можем
взять в качестве примера духовный опыт муравьев. Но надо также поставить себя
на место деревьев, рыб, волн, облаков, камней.
Человек стомиллионного года должен будет уметь разговаривать с горами,
чтобы черпать информацию из их памяти. Иначе все это будет бесполезным.
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
211. ЯМА
Три дня - и 103-й очухался после своих травм. Он хорошо ел (даже куски мяса
кузнечика и кашу). Обе антенны функционировали нормально. Он постоянно
зализывал свои раны, смывая клей и дезинфицируя их слюной.
Артур Рамирез разрешил пациенту передвигаться по картонной коробке,
проложенной гигроскопической ватой, во избежание малейшего удара. Он отмечал, что
состояние пациента улучшается с каждым днем. Правда, сломанная лапка работала
не очень хорошо, но со стороны казалось, что 103-й просто ходит вразвалку.
- Ему нужен курс реабилитации для разработки всех его пяти лапок, - заметил
Жак Мелье.
Он был прав. Артур соорудил для 103-го беговую мини-дорожку, они по очереди
занимались с муравьем, разрабатывая его бедро.
Теперь у солдата прибавилось сил, и можно было продолжить дискуссии.
Через полторы недели после несчастного случая они решили, что уже пора
отправлять экспедицию для спасения Джонатана Уэллса и его товарищей.
Жак Мелье взял с собой Эмиля Каюзака и троих полицейских, своих
подчиненных. Летиция Уэллс и Жюльетта Рамирез тоже отправились вместе с ними. Артур,
сильно ослабленный болезнью и заботами последних дней, предпочел дожидаться
их возвращения удобно устроившись в кресле.
Они прихватили с собой лопаты и заступы. 103-й возглавлял этот поход.
Вперед, к лесу Фонтенбло!
Летиция опустила муравья в траву. Его талию она обмотала нейлоновой нитью,
чтобы разведчик больше не терялся. Получилось что-то вроде поводка.
103-й принюхивается к окружающим запахам и антенной указывает направление.
Бел-о-кан там.
Тогда Пальцы поднимают муравья и несут дальше, чтобы быстрее продвигаться.
Но стоит ему слегка пошевелить усиками, Пальцы сразу понимают, что муравью
снова надо сориентироваться. Тогда разведчика опускают на землю, и он
отыскивает нужное направление.
После часа ходьбы они перешли вброд ручей и стали пробираться сквозь
заросли кустарника. Им пришлось это сделать, чтобы 103-му было легче отыскать путь
из запахов.
Муравей просигналил, что они у цели.

- И это Бел-о-кан? - удивился Мелье, при других обстоятельствах он никогда
не обратил бы внимания на этот холмик.
Они прибавили шагу.
- А что теперь, шеф? - спросил один из полицейских.
- Теперь копать.
- Не вздумайте задеть Город, главное, не потревожить Город, - настаивала
Летиция, грозя Пальцем. - Помните, вы дали слово 103-му, что город не
пострадает .
Инспектор Каюзак призадумался над возникшей проблемой.
- Ладно, можно копать и рядом. Если это подземелье большое, мы обязательно
на него наткнемся, а если нет, то потом прокопаем вбок и обогнем муравейник.
- Вот и хорошо! - сказала Летиция.
Они копали, как флибустьеры на острове в поисках сокровища. Полицейские
были по уши в грязи и в земле, но их лопаты так и не натыкались ни на что
твердое.
Комиссар велел им продолжать.
Десять метров, двенадцать метров, и по-прежнему ничего. Муравьи - это
наверняка были солдаты Бел-о-кана - пришли выяснить, отчего это возникли такие
сильные вибрации, что даже удаленные коридоры дрожат.
Эмиль Каюзак дал им меда, чтобы они не тревожились.
Полицейские выдохлись, махая лопатами. Им стало казаться, что они роют себе
могилу, но шеф был решительно настроен добраться до цели, поэтому выбора у
них не было.
Все больше и больше белоканцев вылезало поглазеть на них.
Это Пальцы, - объявил один из рабочих, тот, который отказался от меда,
опасаясь , что он отравлен. Пальцы пришли мстить за крестовый поход!
Жюльетта Рамирез поняла, отчего встревожились эти маленькие создания.
- Быстрее! Надо их отловить, пока они не подняли тревогу.
Вместе с Летицией и Мелье Жюльетта хватала муравьев вместе с землей и
травой и бросала в коробки, куда заранее запустила феромон «Успокойтесь, все
хорошо» .
Маневр удался. В коробках не наблюдалось никакой паники.
- Все равно, надо торопиться, иначе скоро у нас за спиной будут все армии
Федерации, - сказала чемпионка «Головоломки для ума». - Никаких
пульверизаторов мира не хватит, чтобы утихомирить их всех.
- Да вы сами успокойтесь, - сказал один полицейский. - Так, кажется, нашел.
Там пустота. Похоже, внизу грот.
Он крикнул:
- Эй, есть кто внизу?
Никакого ответа. Они посветили лампой.
- Это похоже на церковь, - сказал Каюзак. - Но я никого не вижу.
Один из полицейских привязал к дереву веревку и, светя фонариком, начал
спускаться вниз. За ним последовал Каюзак. Они обыскали весь подвал, а потом
крикнули оставшимся наверху:
- Е сть. Мы их нашли. Они живы, но они спят.
- Это невозможно, здесь стоял такой грохот. Если они не проснулись, значит,
они мертвые.
Жак Мелье спустился вниз, чтобы самому разобраться. Под лучом фонаря в
подземелье он с изумлением увидел фонтан, компьютер и работающие электромашины.
Он подошел к спящим, хотел растормошить лежащих людей и отпрянул: ему
показалось , что он дотронулся до скелетов, на их костях почти не осталось плоти.
- Это мертвецы, - воскликнул он.
- Нет...
Мелье вздрогнул.

- Кто это сказал?
-Я, - ответил слабый голос.
Мелье оглянулся. Позади него стоял истощенный человек. Стоял и держался за
стену.
- Нет, мы не мертвецы, - проговорил Джонатан Уэллс, опираясь на руку. - Мы
уже перестали ждать вас, господа.
Они смотрели друг на друга. Джонатан не моргал.
- Вы что, не слышали, как мы копали? - спросил Жак Мелье.
- Слышали, но мы решили, что до последнего момента мы будем спать, - сказал
профессор Даниэль Розенфельд.
Спавшие стали подниматься. Они были невообразимо худыми и абсолютно
спокойными.
На полицейских это зрелище произвело жутковатое впечатление. Эти люди даже
не похожи на людей.
- Вы, наверное, очень голодные!
- Только не кормите нас сразу, это может нас убить. Мы привыкли обходиться
малостью.
Эмиль Каюзак глазам своим не верил.
- Это надо же, подумать только!
Люди из подземелья медленно оделись и направились к выходу. Увидев дневной
свет, они отшатнулись. Он был слишком ярким для них.
Джонатан Уэллс подозвал своих товарищей по подземной жизни. Они встали в
круг, и Джейсон Брейгель сформулировал вопрос, которым задавался каждый:
- Выйдем или останемся?
212. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Купорос. По французски купорос - это vitriol. Долгое время считалось, что
слово купорос означает «то, что делает стеклянным» (vitre -стекло). Но смысл
этого слова более глубокий. Купорос, vitriol, составлен из первых букв
базовой алхимической формулы. V.I.Т.R.I.О.L.: Visita Ineeriora Terrae (посети
внутренность Земли) Rectificando Occultem Lapidem (и, очистившись, найдешь
тайный камень).
Эдмон Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том II
213. ПОДГОТОВКА
Тело погибшей Шли-пу-ни на возвышении в траурном зале, туда его поместили
деисты.
Без плодущей самки Бел-о-кану угрожает исчезновение. Рыжим муравьям
необходима королева. Одна, но все-таки королева.
Все понимают: спасение Города теперь не зависит от деистов или недеистов. И
хотя сезон уже закончился, Праздник Возрождения обязательно состоится.
Собирают запоздавших в развитии принцесс, которые не летали в июле.
Бестолковых самцов, которые во время брачных полетов так и не смогли найти выход из
Города. Проводят их подготовку.
Спаривание необходимо для спасения Города.
Не важно, боги Пальцы или не боги, но если у муравьев не появится плодущая
царица, то через три дня все белоканцы умрут.
Принцесс кормят сладкой медвяной росой, чтобы взбодрить их перед актом
любви . Вялым самцам терпеливо объясняют, как должен проходить брачный полет.
В тяжелой полуденной жаре на куполе Города собирается толпа. Тысячелетиями
Праздник Возрождения вызывает всеобщее ликование, но в этом году на кону сто-

ит выживание всего Города. Никогда брачный полет не был таким желанным!
Приземлится в Бел-о-кане должна живая королева.
Путаница из запахов. Подвенечные наряды принцесс состоят из двух прозрачных
крылышек. Артиллеристы на своем посту и готовы защищать Город, если птицы
задумают приблизиться к нему.
214. ЗООЛОГИЧЕСКИЙ ФЕРОМОН
Феромон: Зоология.
Тема: Пальцы.
Источник: 103-й.
Дата, год: 100000667.
Общение: Пальцы общаются между собой испуская ртом звуковые вибрации.
Вибрации улавливаются свободной мембраной, находящейся в боковых отверстиях на
голове. Улавливая звуки, эта мембрана превращает их в электрические импульсы.
Потом мозг обрабатывает звуки и придает им смысл.
Размножение: Самки Пальцев не способны выбрать пол, касту и даже форму
расплода . Каждое рождение - это сюрприз.
Запах: Пальцы пахнут каштановым маслом.
Еда: Бывает, что Пальцы едят не от голода, а от скуки.
Бесполые: Бесполых Пальцев не существует, у них есть только самцы и самки.
Нет у них и плодущей самки.
Юмор: У Пальцев есть эмоция, совершенно чуждая нам, они называют ее «юмор».
Понять, о чем идет речь, я не могу. Однако это кажется интересным.
Количество: Пальцев куда больше, чем принято считать. Они построили в мире
около десяти Городов, в каждом живет около тысячи Пальцев. По моим подсчетам,
всего на Земле проживает около десяти тысяч Пальцев.
Температура: У Пальцев есть система внутренней терморегуляции, это
позволяет им сохранять тело теплым, даже если температура внешней среды низкая. Эта
система позволяет им оставаться активными по ночам и даже зимой.
Глаза: У Пальцев подвижные глаза.
Передвижение: Пальцы передвигаются, балансируя на двух лапах. Это
относительно недавнее положение в их эволюции, и они еще плохо его контролируют.
Коровы: Пальцы доят коров (крупных животных, подходящих им по размеру), так
же как мы доим нашу тлю.
215. ВОЗРОЖДЕНИЕ
Они приняли решение выйти. Держались они с большим достоинством. И они не
выглядели умирающими или больными. Они были просто ослаблены. Сильно
ослаблены.
- Могли бы и спасибо сказать, - негромко проворчал Каюзак.
Его бывший коллега, а ныне подземный житель Ален Билшейм, услышал его:
- Еще год назад мы бы ноги вам целовали. А теперь или слишком рано или уже
слишком поздно.
- Но мы же вас спасли!
- Спасли от чего?
Каюзак метал громы и молнии.
- В жизни не видел такой неблагодарности! Ваша неблагодарность вызывает
отвращение при одной только мысли о помощи ближнему...
Он плюнул на пол подземной часовни.
Один за другим семнадцать узников были подняты по веревочной лестнице.
Солнце ослепило их, и они попросили защитные повязки на глаза. Затем уселись
прямо на землю.

- Расскажите нам! - закричала Летиция. - Джонатан, поговори со мной! Я твоя
кузина Летиция Уэллс, я дочь Эдмона. Скажи мне, как вы смогли продержаться
внизу так долго.
Джонатан Уэллс отвечал от имени всей общины:
- Мы просто приняли решение жить, жить вместе, только и всего. Мы стараемся
говорить как можно меньше, извини.
Старая Августа Уэллс прислонилась к камню. Она отрицательно покачала
головой :
- Не надо воды, не надо пищи. Дайте нам только одеяла, нам холодно. - И с
легким смешком она добавила: - Ведь у нас не осталось никакой защитной
прослойки , ни грамма жира.
Летиция Уэллс, Жак Мелье и Жюльетта Рамирез думали, что спасают умирающих.
Теперь они плохо представляли себе, как вести себя с этими невозмутимыми
скелетами, которые держались с таким высокомерием.
Их посадили в машины, отвезли в больницу для полного обследования и там
отметили , что состояние их здоровья лучше, чем можно было ожидать. Конечно, все
они были истощенными и авитаминозными, но ни у кого не было обнаружено
никаких повреждений, ни внутренних, ни внешних, не было никакой деградации
клеток .
Как телепатическое послание, в мозгу Жюльетты Рамирез зазвучала фраза: И
вышли из утробы земли-кормилицы странные младенцы, и были они представителями
нового человечества.
Несколько часов спустя Летиция Уэллс разговаривала с психотерапевтом,
который осматривал спасенных.
- Я не знаю, что с ними происходит, - сказал он. - Но они практически не
говорят. Они улыбаются мне, как будто принимают меня за идиота, а это, надо
сказать, раздражает. Но самое удивительное, я отметил одно странное явление,
от которого делается не по себе. Стоит дотронуться до одного из них, и ваше
прикосновение чувствуют все, как будто все они - единый организм. И это еще
не все!
- А что еще?
- Они поют.
- Поют? - удивился Мелье. - Может быть, вы ослышались, может, им трудно
снова привыкнуть к слову или...
- Нет. Они воют, то есть они издают разные звуки, а потом соединяются на
одной ноте и долго тянут ее. От этого звука вся больница вибрирует, но им это
приносит умиротворение.
- Они сошли с ума! - воскликнул комиссар.
- Возможно, такой звук - это символ единения, как грегорианские хоралы, -
предположила Летиция. - Мой отец очень интересовался этим.
- Этот звук - символ единения людей, как запах - символ единения
муравейника , - завершила Жюльетта Рамирез.
Комиссар Жак Мелье выглядел озадаченным.
- Главное, никому об этом не рассказывайте и держите эту компанию на
карантине до нового приказа.
216. ТОТЕМЫ
Как-то раз один рыбак, гуляя по лесу Фонтенбло, увидел странное зрелище. На
островке, расположенном между двумя рукавами ручья, он заметил маленькие
глиняные статуэтки. Они явно были изготовлены крошечными инструментами: на них
виднелись многочисленные следы маленького шпателя.
Этих статуэток были сотни, все похожи одна на другую. Можно было подумать,
что это миниатюрные солонки.

Кроме рыбалки, у этого человека было еще одно увлечение - археология.
Эти тотемы, расположенные во всех направлениях, тут же навели его на мысль
о статуях острова Пасхи.
Возможно, подумал он, это своего рода остров Пасхи, только для лилипутов,
может, они когда-то жили в этом лесу? А может, он столкнулся со следами
древней цивилизации, и люди эти размером были не больше колибри? Кто они? Гномы?
Домовые?
Но рыбак-археолог недостаточно внимательно осмотрел остров. Иначе бы он
заметил небольшие скопления насекомых разных видов, которые терлись усиками, и
рассказывали друг другу всевозможные истории.
И тогда бы он понял, кто является настоящим строителем этих глиняных
статуэток.
217. РАК
103-й сдержал первое обещание: люди, находившиеся под его Городом, были
спасены. Теперь Жюльетта Рамирез умоляла его выполнить второе обещание -
раскрыть тайну лечения рака.
Муравей снова занимает место под колпаком машины «Пьер де Розетт» и
произносит длинную речь-запах.
Биологический феромон для Пальцев.
Автор: 103-й.
Тема: То, что вы называете «раком».
Если вам, людям, не удается искоренить рак, это означает, что ваша наука
отстала. А в исследовании рака вас ослепляет ваш способ мышления. Вы
воспринимаете мир только с единственной точки зрения - вашей собственной. Методом
проб и ошибок вам удалось научиться лечить некоторые болезни. Из этого вы
заключили, что только экспериментальные исследования помогут победить все
болезни. Я видел это по телевизору в научно-популярных и документальных
фильмах. Чтобы понять явление, вы его измеряете, раскладываете по ячейкам,
описываете его и дробите на все более мелкие фрагменты. Вам кажется, что чем
мельче вы дробите, тем ближе вы к истине.
Но вы же понимаете, почему поет цикада, не разрезая ее на куски. Вы видите
красоту орхидеи, даже не рассматривая в лупу клетки ее лепестков.
Чтобы понять окружающие нас элементы, надо поставить себя на их место, в их
систему координат. Причем пока они еще живы. Если вы хотите понять цикаду,
попытайтесь хотя бы на десять минут представить, что она видит и что
чувствует .
Если вы хотите понять орхидею, представьте себя цветком. Поставьте себя на
место других, и тогда не надо разрезать их на кусочки и изучать с высоты
своих научных цитаделей.
Ни одно из ваших великих открытий не сделал традиционный ученый в белом
халате. Я видел по телевизору документальный фильм о ваших великих
изобретениях. Это были случайные события: пар поднял крышку кастрюли, детей покусала
собака, с дерева упало яблоко, цепь каких-то случайно пересекшихся событий.
Чтобы раскрыть тайну рака, вам следовало бы привлечь поэтов, философов,
писателей, художников. Словом, творцов, наделенных интуицией и вдохновением. А
не людей, которые только и делают, что зазубривают результаты опытов своих
предшественников.
Ваш классический научный подход устарел.
Ваше прошлое мешает вам видеть настоящее. Старые победы не дают вам
побеждать теперь. Былая слава - это ваш худший враг. Я видел ваших ученых по
телевизору. Они только повторяют догмы, а ваши школы сковывают воображение
протоколами давно проведенных экспериментов. Потом вы заставляете студентов еда-

вать экзамены, желая убедиться, что они никогда ничего не попытаются
изменить .
Вот почему вы не умеете лечить рак. Для вас все одно и то же. Ваш метод
познания - это застывшая догма. Поскольку вам удалось победить холеру
определенным способом, вам кажется, что рак удастся победить тем же способом.
Но рак стоит того, чтобы им интересовались как таковым. Это другая
сущность .
И вот в чем дело. Я расскажу, как мы, муравьи, которых вы с такой легкостью
топчете, решили проблему рака.
Мы обратили внимание, что некоторые из больных раком все же остались в
живых. Тогда вместо того, чтобы изучать множество тех, кто умирал, мы начали
изучать тех немногих, которые были больны, но почему-то выздоровели. Мы
искали, что у них есть общего, искали, если так можно выразиться, наименьший
общий знаменатель. Искали мы долго, очень долго. И мы нашли то общее, что было
у этих «чудом спасшихся»: более сильная, чем у среднего муравья, способность
общения с окружающими.
Откуда возникла догадка: а что, если рак - это проблема общения? Общения с
кем, спросите вы?
Общения с другой сущностью.
Мы исследовали тела больных - не нашли совершенно ничего. Ни споры, ни
микроба , ни червяка. Тогда у одного муравья появилась гениальная мысль: изучить
ритм развития болезни. И мы заметили, что этот ритм - это язык! Болезнь
развивалась волной, которую можно было анализировать как форму языка.
Итак, мы нашли язык, но не того, кто на нем говорит. Впрочем, последнее
было не так уж и важно. Мы расшифровали язык. В общих чертах послание означало:
«Кто вы, где я?»
Мы поняли. Особи, болеющие раком, на самом деле невольные приемники
невидимых и неощутимых внеземных существ. Инопланетяне были общающейся волной...
Попав на землю, эта волна нашла только один способ заговорить - это
воспроизводить то, что ее окружает. И поскольку внеземная волна попала в живые
организмы, она воспроизводила клетки, которые окружали ее, и испускала послания типа
«Здравствуйте, кто вы, наши намерения не враждебны, как называется ваша
планета?»
Вот что нас убивало: приветствия, вопросы заблудившегося туриста.
То же самое убивает вас.
Чтобы спасти Артура Рамиреза, вам надо изобрести машину вроде «Пьер де
Розетт», которая позволяет вам общаться с муравьями, но на этот раз она должна
переводить язык рака. Изучите его ритмы, его волну, воспроизведите их,
манипулируйте ими, чтобы ответить им. Конечно, вы не обязаны верить в эту версию.
Но вы ничего не потеряете, попробовав этот метод.
Жак Мелье, Летиция Уэллс и Рамирезы были ошарашены этим странным
предложением. Разговаривать с раком?... Артуру, хозяину домовых, оставалось жить лишь
считанные дни и те в ужасных мучениях. Конечно, все это выглядело абсурдно.
По какому праву этот муравей поучает людей, как им следует лечить болезни?
Эти умствования никуда не годятся. Но Артур был обречен. Так почему бы не
пойти этим априори абсурдным путем? А там видно будет!
218. КОНТАКТЫ
Вторник, 14.30. Встреча была назначена заранее, и комиссара Жака Мелье
принял господин Рафаэль Исо, министр по научным исследованиям. Мелье
представляет министру мадам Жюльетту Рамирез, мадемуазель Летицию Уэллс и показывает
пузырек, внутри которого ползает муравей. На встречу было отведено двадцать
минут - она продолжалась восемь с половиной часов. И еще восемь часов на еле-

дующий день.
Четверг, 19.23. Президент Французской республики, господин Режи Мальру,
принимает у себя в гостях господина Рафаэля Исо, министра по научным
исследованиям. Апельсиновый сок, круассаны, яичница и сообщение, которое министр
Науки считает первостепенным.
Президент склоняется над круассанами:
- О чем вы просите меня? Поговорить с муравьем? Нет, нет, тысячу раз нет!
Пусть он даже, как вы говорите, спас семнадцать человек, запертых под
муравейником. Вы отдаете себе отчет в том, что предлагаете? Это дело Уэллса
сбивает вас с толку! Я согласен забыть этот разговор, но вы никогда, никогда не
будете напоминать мне о вашем муравье!
- Это не простой муравей. Это 103-й. Он уже говорил с людьми. Он является
представителем самой большой мирмекийской цивилизации региона. Мощная
Федерация в сто восемьдесят миллионов жителей!
- Сто восемьдесят миллионов кого? Вы с ума сошли, честное слово! Муравьев!
Насекомых. Эту мелюзгу мы давим пальцами... Так не поддавайтесь на фокусы этих
шутов, Исо. Никто никогда не поверит вашей истории. Избиратели решат, что мы
хотим усыпить их бдительность скучными сказочками, а сами тем временем введем
новые налоги. Не говоря о реакции оппозиции... Я уже слышу взрывы смеха!
- Нам очень мало известно о муравьях! - возразил министр Исо. - Если мы
обратимся к ним как к разумным существам, то сразу поймем, что они многому
могут нас научить.
- Вы хотите рассказать об этих завиральных теориях рака? Я читал об этом в
желтой прессе. Вы ведь не хотите сказать, что принимаете это всерьез, Исо?
- Муравьи - это самые многочисленные на земле животные, они одни из самых
древних и самых развитых. За сто миллионов лет они успели узнать много вещей,
о которых мы даже не догадываемся. Мы, люди, живем на Земле всего лишь три
миллиона лет. А наша современная цивилизация насчитывает самое большее пять
тысяч лет. Нам есть чему поучиться у столь опытного общества, коим являются
муравьи. С их помощью мы сможем представить, как будет выглядеть наше
общество через сто миллионов лет.
- Это я уже слышал, но это глупо. Они же... муравьи! Если бы речь шла о
собаках, я бы еще как-то мог это понять. Треть наших избирателей держит собак, но
муравьи!
- Мы должны всего лишь...
- Хватит. Запомните хорошенько, друг мой! Я не буду первым в мире
президентом, который заговорит с муравьем. Я не хочу, чтобы вся планета покатывалась
со смеху, слушая меня. Ни мое правительство, ни я сам не выставим себя на
посмешище из-за этих насекомых. Я больше не хочу слышать об этих муравьях.
Президент резким движением цепляет вилкой яичницу и отправляет в рот.
Министр по науке остается невозмутимым.
- Нет, я буду вам говорить об этом еще и еще. Пока вы не измените мнение.
Ко мне пришли люди. Они мне все объяснили простыми словами, и я их понял.
Сегодня нам дается шанс перешагнуть через тысячелетия, сделать большой рывок в
будущее. Я его не упущу.
- Вздор!
- Послушайте, когда-нибудь я умру, и вы тоже умрете. Так раз уж мы все
обречены исчезнуть, почему не оставить хоть какой-то оригинальный след нашего
земного пути? Почему бы не заключить экономические, культурные и даже военные
соглашения с муравьями? В конце концов, это второй самый сильный земной вид.
Президент Мальру поперхнулся тостом и закашлялся.
- А почему бы не назначить посольство Франции в муравейнике, пока вы тут!
Министр не улыбается.
- Да, я подумывал об этом.

- Это невозможно, вы просто невыносимы! - восклицает президент, поднимая
руки к небу.
- Забудьте, что это муравьи. Считайте их инопланетянами. Это инопланетяне,
но с нашей планеты. Они виноваты только в том, что они так малы и всегда жили
на этой планете. А мы даже не замечаем, какие они чудесные.
Президент Мальру смотрит ему прямо в глаза:
- Что вы мне предлагаете?
- Официально встретиться со 103-м, - без колебания отвечает Исо.
- Кто это?
- Муравей, он хорошо знает людей и в будущем сможет быть переводчиком. Вы
пригласите его в свою резиденцию, например, на неформальный обед - он съест
каплю меда, самое большое. Не важно, что вы ему скажете, главное, что глава
нашей нации обратится к нему. Мадам Рамирез предоставит вам феромонного
переводчика . У вас не будет никаких технических затруднений.
Президент ходит по комнате, задумчиво смотрит в сад. Кажется, он взвешивает
все за и против.
- Нет. Решительно нет! Уж лучше не оставлять никакого следа, чем выставить
себя на посмешище.
Президент страны ведет переговоры с муравьями... Сколько насмешек в будущем!
- Но...
- Все, хватит. Вы достаточно злоупотребляли моим терпением с этими
историями о муравьях. Ответ нет, категорическое нет. До свидания, Исо!
219. ЭПИЛОГ
Солнце в зените. Яркий свет разливается над лесом Фонтенбло. Варварские
паутины превращаются в полотна света. Жара.
Маленькие незаметные создания вздрагивают под ветками. Горизонт
темно-красный. Папоротники спят. Свет ослепляет все и всех. Чистые интенсивные
лучи осушили землю, на которой недавно произошло столько интересного.
И далеко за звездами, в самой глубине небесного свода, медленно вращается
галактика, равнодушная к тому, что происходит среди мелких, как песчинки,
планет.
А в маленькой мирмекийской деревушке на Земле проходит последний в сезоне
Праздник Возрождения. Восемьдесят одна принцесса Бел-о-кана взлетают, чтобы
спасти династию.
Их замечают проходящие мимо два человека.
- Мама, ты видела этих мух?
- Это не мухи. Это муравьиные принцессы. Помнишь, мы смотрели фильм по
телевизору. Это их брачный полет, в полете они соединятся с самцами. А потом,
возможно, некоторые улетят далеко-далеко создавать новые империи.
Принцессы взмывают в небо. Все выше и выше, чтобы не попасться синицам.
Тепло, сияние, свет. Все становится белым, ослепительно-белым.
Белым.

Техника
АППАРАТ ДЛЯ СИНТЕЗА БЕНЗИНА1
Устройство предназначено для производства, в домашних условиях,
синтетического бензина (синтин) и дизельного топлива из природного газа (метана).
См. также статью «Размышление на вечную тему» в №11 журнала «Домашняя лаборатория»
за 2007 г.

Технические характеристики:
• Номинальная потребляемая электрическая мощность 1. 5 КВт.ч.
• Расход метана 0.8-1.3 куб.м.ч.
• Рабочее напряжение 220 В.
• Поддержка установленных режимов работы Автомат.
• Время непрерывной работы Неограниченно
Устройство разрешается эксплуатировать только в хорошо проветриваемом
помещении. Температура окружающей среды должна лежать в пределах: +1°...+40°С.
Внимание!!! Все используемые газы взрывоопасны.
Теория работы
Синтин - горючее для двигателей внутреннего сгорания, получаемое синтезом
из смеси водорода и оксида углерода
Над никелевым или кобальтовым катализатором восстановление при обычном
давлении идёт по схеме:
Ni, Со
nCO+(2n+l)H2 ь> СпН2п+2 +пН20
160-200°С
На железном катализаторе реакция идёт с выделением диоксида углерода:
Fe
2nCO+(n+l)H2 ^ CnH2n+2+nC02
190-250°С
Добавками различных веществ к катализатору можно регулировать длину цепи
образующихся углеводородов.
При использовании в качестве катализатора кобальт-торий-магниевую или
железо-кобальтовую смесь можно добиться наилучших результатов.
Водород Н2 - получим с помощью электролиза водного раствора щёлочи.
Оксид углерода СО - получим с помощью реакции неполного сгорания метана
СН4.
Ка т ализ а т ор
В качестве катализатора можно применить обычную стружку железа (чем мельче
стружка, тем лучше), насыпается полный реактор.
Но лучшие результаты можно достичь, используя осаждённый железный
катализатор .
Получение стандартного осаждённого железного катализатора.
Для этого раздельно растворяют Fe и Си (100 г/л Fe и 40 г/л Си) в азотной
кислоте при повышенной температуре (90-100 градусов Цельсия).
Очищенные растворы хранят раздельно с небольшим избытком азотной кислоты
(чтобы предотвратить осаждение солей).
Осаждение осуществляют, подавая кипящие растворы нитратов железа и меди (из
расчета 40 г/л Fe и 2 г/л Си) в приготовленный насыщенный раствор соды,
который также нагрет до температуры кипения.
Сливание обоих растворов проводят в течение 2—4 мин до получения суспензии
с рН 7—8, интенсивно перемешивая для удаления выделяющегося диоксида
углерода.
Суспензию фильтруют, твердую фазу промывают водой до отсутствия щелочной
реакции и кристаллизуют из конденсата.

Осадок подсушивают, формуют и окончательно высушивают до остаточного
содержания воды 3% (масс.).
Измельчением зерен до размера 2—5 мм процесс получения сырого катализатора
заканчивается.
Восстановление катализатора проводят при 230°С в течение 10 ч при
атмосферном давлении и большой циркуляции водорода. В расчете на суммарное железо
восстанавливают 20—30% Fe в металлическую форму, а 45—50% в двухвалентное
железо; остальное железо находится в трехвалентной форме.
Восстановленный пирофорный катализатор хранят в атмосфере инертного газа
для защиты от окисления.
Структурная схема аппарата
VCH4
Б4
Камера
со
Б5
Блок
сгорания
w
очистки
0
СО
г
БЗ
Электролизёр
н2
Б6
Реактор
w
к
Пары
синтина
к
0-200 В
Б2
Стабилизатор
тока
Б8
Холодильник
Б7
Стабилизатор
т емпера туры
16 В '
k 60 в
\
г
ч
синтин
k 220 В
Б1
Трансформатор
Б9
Компрессор
Газ (отходы)
W
t
220 В
Б10
Блок визуального контроля и управления

Трансформатор «Б1»
Трансформатор предназначен для понижения сетевого напряжения до рабочего
напряжения стабилизатора тока.
В качестве трансформатора можно применить промышленный трансформатор от
бытового электродугового сварочного аппарата, или ему подобный.
Параметры трансформатора:
Мощность
напряжение первичной обмотки
напряжение 1-ой вторичной обмотки
номинальный ток 1-ой
напряжение 2-ой вторичной обмотки
номинальный ток 2-ой
не менее 2 КВт.
220 В.
60-80 В.
> 50 А.
16 В. (с отводом от середины).
0,5 А.
Стабилизатор тока «Б2»
Стабилизатор тока предназначен для управления параметрами электролизёра и
их стабилизации.
VTt
KT8Q16
Ct
200МН л 25В
VTJ
К18ШВ
ктидт
R175W
Рис.1. Принципиальная схема стабилизатора тока
В устройстве ОУ К140УД1Б можно заменить на К140УД5, К140УД6, К140УД7,
К153УД2 (с соответствующей цепью коррекции); транзистор КТ801Б - на любой из
серии КТ603, КТ608, КТ801, КТ807, КТ815;
КТ315В-на КТ312, КТ315, КТ316, КТ201; КТ814Б-на КТ814, КТ208.
Конденсаторы CI, С2, С4, С5, С7 - К50-6 или К50-35; СЗ, С6 - КМ-6 или К10-
7в, КЛС. Резистор R11 - шунт (30 А).
Диоды VD5-VD8 и тринистор VS1 - любые, рассчитанные на ток 50 А. Они уста-

навливаются на теплоотводы.
Большая часть элементов устройства смонтирована на печатной плате (рис.2)
О
о о о <?
о о о о
VB1- УМ
то
+
оЧНз С7
С2
VD9
М If 2
О
9 о о о о о
о о U ПТ°да' °
?0л- Y V о о о
ЯШ Р77 /Pi? jP/7 4 7
О
пт)
КЙ75
К MU vst
Kf?7u VSt
Рис.2. Монтажная плата стабилизатора тока
Электролизёр «БЗ»
Электролизёр предназначен для получения водорода и кислорода с помощью
электролиза водного раствора щёлочи.
Упрощённые чертежи показаны в приложении 1. Между двумя платами
(поз.6,19),соединёнными четырьмя шпильками (поз.2), размещена батарея
стальных пластин-электродов (поз.12), разделённых перегородками (поз.13).
Перегородки предназначены для отделения водорода от кислорода. Внутренняя полость
электролизёра заполнена водным раствором КОН или NaOH (поз.7), 4-8-
процентный, до уровня заливных отверстий.
Постоянное напряжение, от стабилизатора тока, подводится к электродам
(поз.11,17). На отрицательном электроде (поз.11) выделяется водород, на
положительном (поз.17) - кислород. Для герметизации электролизёра используются
резиновые кольца (поз.10).

Поз. 1
ПоЗ. 2
ПоЗ.З
ПоЗ. 4
ПоЗ. 5
шайба - 8 шт., сталь.
шпилька - 4 шт., сталь.
гайка Ml0 - 8 шт., сталь.
штуцер водородный входной - 1 шт,
прокладка - 6 шт., поранит.
латунь,
Поз.6,19: плата - 2 шт., оргстекло.
ПоЗ.7: водный раствор КОН или NaOH.
ПоЗ.8: пробка-болт - 2 шт., латунь.
ПоЗ.9: штуцер выхода водорода, основной - 1 шт., латунь, (поз.4).
Поз.10: кольцо - 32 шт., маслобензостойкая резина.
ПоЗ.11,17: место пайки электропроводников.
ПоЗ.12: электрод - 16 шт., нержавеющая сталь или никель (2-2,5мм.).
Поз.13: перегородка - 15 шт., оргстекло.
ПоЗ.14: штуцер выхода водорода - 15 шт., латунь, (поз.15).
ПоЗ.15: штуцер выхода кислорода - 15 шт., латунь.
ПоЗ.16: прокладка - 30 шт., поранит.
ПоЗ.18: штуцер выхода кислорода, основной - 1 шт., латунь, (поз.4).
ПоЗ.20: штуцер кислородный входной - 1 шт., латунь, (поз.4).
ПоЗ.21: трубка изолирующая - 4 шт., полихлорвинил.
Пятнадцать штуцеров (поз.14) соединяются между собой с помощью шлангов и
тройников и подсоединяются к входному водородному штуцеру (поз.4). Аналогично
подключаются кислородные штуцера (поз.15) к кислородному входному штуцеру
(поз.20).
Камера сгорания «Б4»
Камера сгорания (приложение 2) предназначена
газ), методом неполного сгорания СН4 (метан).
для получения СО (угарный
Поз. 1
Поз. 2
ПоЗ.З
Поз
Поз
Поз
Поз
Поз. 8
Поз. 9
ПоЗ.10
ПоЗ.11
штуцер кислородный - сталь.
стенка левая - нержавеющая сталь.
стенка передняя - нержавеющая сталь.
стенка верхняя - нержавеющая сталь.
трубопровод - нержавеющая сталь.
стенка правая - нержавеющая сталь.
стенка задняя - нержавеющая сталь.
жиклёр - латунь, Мб, d 0,75. (Стандартный от газовой плиты).
гайка - сталь, М12.
: штуцер - сталь.
: основание - нержавеющая сталь.
Все элементы (кроме штуцера поз.10) конструкции камеры крепятся сваркой.
Штуцер (поз.1) подсоединяется к штуцеру электролизёра (поз.18) при помощи
шланга. К штуцеру (поз.10) подводится природный газ (СЩ) .
Трубопровод (поз.5) подключается сваркой к блоку очистки.
Блок очистки «Б5»
Блок очистки предназначен для очистки СО от примесей, таких как: С02, С,
Н20 - пары. Очистка происходит в процессе прохождения смеси газов через
распылённую воду.
Упрощённые чертежи блока очистки показаны в приложении 3.
Поз.1: заглушка - сталь.
Поз.2: корпус - сталь.

Поз.3: трубопровод - нержавеющая сталь.
Поз.4: горловина - сталь.
Поз.5: прокладка - поранит.
Поз.6: штуцер - сталь.
Поз.7: распылитель - металлический, заводского производства (любой,
подходящих размеров).
Поз.8: штуцер - сталь.
Поз.9: заглушка - нержавеющая сталь.
Поз.10: сливной штуцер - сталь.
Трубопровод (поз.З) соединяется сваркой с трубопроводом камеры сгорания
(поз.5).
К штуцеру (поз.6) подводится отфильтрованная вода.
Штуцер выхода СО (поз.8) шлангом соединяется со штуцером реактора (поз.2).
Реактор «Б6»
Реактор предназначен для проведения основной химической реакции,
направленной на получение конечного продукта (бензин, дизтопливо).
Устройство реактора показано в приложении 4.
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
штуцер входа Н2 - нержавеющая сталь.
штуцер входа СО - нержавеющая сталь.
катализатор - Ni или Со. (Крупная стружка).
крышка - нержавеющая сталь.
кольцо - нержавеющая сталь.
термопара - (от китайского электронного мультиметра М838).
пробка - нержавеющая сталь.
прокладка - медь.
корпус - нержавеющая сталь.
трубопровод - нержавеющая сталь.
электрические провода - 2 шт., медь изолированная.
электрический тэн - 1 КВт, 220 В. (Спирального вида, d 140 мм.)
перегородка - нержавеющая сталь.
основание - нержавеющая сталь.
Термопара (поз.6) соединяется с мультиметром М838 или ему подобным.
Предназначена для визуального контроля за рабочей температурой реактора.
В качестве электрического тэна (поз.12) можно применить спиральный тэн от
электрической плитки, мощностью около 1 КВт., или ему подобный подходящих
размеров. Тэн при помощи электрических проводов (поз.11) подключается к
термостабилизатору .
Основание (поз.14) крепится к корпусу при помощи точечных прихватов (в
четырёх местах) электрической сваркой.
Для термоизоляции реактора с внешней средой реактор обматывается кошмой.
Водородный штуцер (поз.1) подсоединяется шлангом к штуцеру электролизёра
(поз.9).
Конечный продукт реакции (СпН2п+2) в виде пара поступает через трубопровод
(поз.10) в холодильник.
Термостабилизатор «Б7»
Схема предназначена для автоматического поддержания нужной температуры
реактора с высокой точностью.

Основные технические характеристики термостабилизатора:
1. Диапазон рабочих температур +150...1000 °С.
2. Точность поддержания установленной температуры в рабочем диапазоне не
хуже 2 ° С.
3. Рабочее напряжение нагревателя может быть от 100 до 400 В.
4. Мощность нагревателя допустима до 4 кВт (или 8 кВт при использовании
радиатора для симистора большей площади).
5. Датчиком температуры является термопара из спая Хромель-Алюмель.
6. Схема управления термостабилизатора имеет электрическую развязку по
постоянному току от сети питания нагревателя.
7. Включение цепи нагревателя производится электронным бесконтактным
способом.
8. Питание схемы управления осуществляется от двухполярного источника
питания с напряжением 12 В (ток потребления схемы управления не превышает 15
мА) . К одному блоку питания допустимо подключать до 10 схем
термостабилизаторов .
Термостабилизатор содержит минимальное число элементов, что обеспечивает
высокую надежность, а малые габариты позволяют легко разместить его внутри
любого корпуса. Устройство состоит из двух узлов: схемы управления и
питания.
блока
at?
уО2КД10йА
0А1 140УД2ОД (КРИйУД20А1
ТЕРМОПАРА
с X (Hue Ю 1*
'ПАРА Л j,S -** и-ТИ|
Рис. 3. Электрическая схема термостабилизатора
Схема управления (рис. 3) выполнена на одной сдвоенной микросхеме DA1
(140УД20А) и симметричном тиристоре (симисторе) VS1. На элементе DAI.1 собран
дифференциальный усилитель сигнала с термопары, а на DA1.2 - интегратор,
который управляет работой генератора импульсов на однопереходном транзисторе
VT1. Импульсы через разделительный трансформатор Т1 поступают на управление
коммутатором VS1.
Использование в схеме интегратора вместо обычно применяемого компаратора
позволяет обеспечить мягкую характеристику изменения мощности в нагревателе
при выходе на режим термостабилизации. Это осуществляется за счет изменения

времени заряда конденсатора С8, от которого зависит частота генератора, а
значит, и начальный угол открывания симистора. Пока напряжение с выхода
DA1/12 не превысит пороговое значение, установленное резисторами R1 и R2 (на
DA1/6), на выходе микросхемы DA1/10 будет напряжение +12 В, что обеспечит
работу генератора (VT1) на максимальной частоте. При этом форма импульсов на
управляющем электроде симистора должна иметь вид, приведенный на рис. 4.
Если форма импульсов другая, следует поменять местами выводы на одной из
обмоток трансформатора Т1.
Электрическая схема блока питания термостабилизатора может быть собрана по
одному из приведенных на рис. 5 вариантов. Обе схемы имеют внутреннюю
электронную защиту от перегрузки и в особых пояснениях не нуждаются, так как
являются типовыми. При использовании одного источника питания для нескольких
термостабилизаторов включение каждой схемы управления производится отдельным
тумблером.
Топологии печатных плат и расположение деталей приведены на рис. 6... 8. Си-
мистор устанавливается на радиатор, состоящий из двух медных пластин, одна из
которых показана на рис. 9. Для удобства подключения внешних цепей схемы на
плате (рис. 7) закреплены винты МЗ и М4 с гайками.
В схеме применена прецизионная микросхема, и замена ее на другой тип
недопустима, так как это ухудшит точность поддержания температуры из-за
увеличения дрейфа нуля, который будет соизмерим с величиной сигнала от термопары.
Импульсный трансформатор Т1 наматывается проводом ПЭЛШО-0,18 на ферритовом
кольце М4000НМ1 типоразмера К16х10х4 мм или кольце М2000НМ1 - К20х12х6 мм и
содержит в обмотке 1-80 витков, 2-60 витков. Перед намоткой острые грани
сердечника нужно закруглить надфилем. Иначе они прорежут провод. После
намотки и пропитки катушки лаком нужно обязательно убедиться в отсутствии утечки
между обмотками, а также обмотками и ферритом каркаса.
Остальные детали схемы не критичны и могут быть любого типа, например:
переменные резисторы R1 и R2 типа СП-4а; R3 и R4 - подстроенные многооборотные
СП5-2; постоянные резисторы типа С2-23; электролитические конденсаторы С6 и
С7 - К53-1А на 16 В; остальные - типа К10-17. Диоды VD2, VD3 предназначены
для защиты схемы от неправильного подключения источника питания и могут быть
любыми, на ток до 100 мА.
Подключая схему управления, необходимо соблюдать положение фазы, указанное
на рисунке (при правильном соединении на радиаторе симистора должна
находиться фаза сетевого напряжения). Это особенно важно, если от одного источника
питания включено несколько термостабилизаторов.
При подаче питания на схему управления должен включиться нагрев нагрузки
RH. Индикатором включения нагревателя является свечение светодиода HL1 или
включенной параллельно с нагрузкой лампы.
t
Рис. 4. Форма импульсов на управляющем выводе симистора

а) вариант 1
Т1 ТТТП218-127/220-60
6) вариант 2
Рис. 5. Двухполярный источник питания для термостабилизатора
Для настройки температуры стабилизации устанавливаем в среднее положение
регуляторы Rl, R2 и, дождавшись повышения температуры в зоне нагрева до
нужной величины, регулятором ГРУБО добиваемся отключения нагревателя.
Когда процесс термостабилизации установится, скорректировать температуру
можно регулятором ТОЧНО.
Схема позволяет иметь несколько фиксированных значений температуры при
переключении S1. В этом случае нужная температура настраивается
соответствующими подстроечными резисторами R3 и R4 на плате управления.

150
Рис. 6. Топология печатной платы схемы управления
Рис. 7. Расположение деталей
)■* ——

Рис. 9. Конструкция радиатора для симистора

Холодильник «Б8»
Холодильник предназначен для охлаждения паров, идущих с реактора, до жидко-
образного состояния.
Устройство холодильника смотрите в приложении 5.
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
Поз,
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
основание - нержавеющая сталь.
корпус - нержавеющая сталь.
перегородка - нержавеющая сталь.
корпус - сталь.
змеевик - нержавеющая сталь.
крышка - сталь.
штуцер выхода воды - сталь.
штуцер входа воды - сталь.
штуцер выхода отходов - сталь.
: штуцер выхода конечного продукта
- нержавеющая сталь,
Змеевик (поз.5) соединяется с трубопроводом реактора (поз.10) при помощи
сварки.
К штуцеру (поз. 8) с помощью шланга подводится вода ( Р=2...7 Атм.) .
Штуцер выхода воды (поз.7), с помощью шлангов, через фильтр, соединяется со
штуцером блока очистки (поз.6).
В качестве фильтра можно использовать автомобильный, грубой очистки
дизельного топлива с пластмассовым фильтрующим элементом.
Штуцер (поз.9) шлангом соединяется с входом компрессора.
Компрессор «Б9»
Компрессор предназначен для создания принудительной циркуляции газов в
данном аппарате.
Компрессор всасывает отработанные газы через штуцер (поз.9) и выводит их в
атмосферу.
Компрессор можно взять от бытового холодильника, или ему подобный
(желательно с принудительным воздушным охлаждением).
Внимание!!! Отработанные газы - ядовиты.
Дополнительные сведения
Все блоки аппарата размещаются в подходящем корпусе с хорошей вентиляцией.
Взаимное расположение блоков - произвольное.
Для удобства пользования аппаратом все элементы управления и контроля
(выключатели, регуляторы, амперметр, мультиметр ) устанавливают в один блок
(«Б10»).
Для охлаждения электролизёра нужно применить два воздушных вентилятора
небольшой мощности. Вентиляторы располагаются на одной оси параллельно
электролизёру. Они должны обдувать электролизёр с боковой стороны.
Метан подводится к камере сгорания через любой регулирующий кран.
Настройка и работа с аппаратом
1. Заливается электролит в электролизёр через пробку (поз.8). Во время
заливки, вторая пробка выкручивается для выхода воздуха.
2. Через штуцер холодильника (поз.10) заливается около 100 гр. воды (для
создания пробкового эффекта).

3. Включается подача воды. Отработанная вода должна вытекать из штуцера
блока очистки (поз.10).
4. Включается компрессор.
5. Включается электрический тэн реактора. Регулятором напряжения
устанавливается температура реактора (190°С) .
6. Включается электролизёр. С помощью стабилизатора тока устанавливается
рабочий ток электролизёра - 25...35А. Если не удаётся выставить требуемый
ток, то нужно увеличить концентрацию электролита. В процессе работы
аппарата нужно следить за тем, чтобы уровень электролита не опускался ниже
середины электролизёра.
7. Открывается подача метана в камеру сгорания и в нём зажигается пламя. С
помощью регулирующего крана нужно отрегулировать процесс горения метана.
Пламя должно быть спокойным, жёлто-оранжевого цвета. Оно не должно
выскакивать из камеры сгорания.
Отключается аппарат в обратной последовательности (7, 6, 5, 4, 3).
Дополнение
Для питания электролизёра, вместо блоков «Б1» и «Б2», можно применить
стабилизатор тока, представленный ниже (рис. 10).
Этот стабилизатор имеет простую схему и запитывается непосредственно от
сети 220 Вольт. Отпадает необходимость применения мощного трансформатора.
VS1.VS2T2-10-4
С2 47 мк х 16 В
VPS. VD13KC175U
VD1 Ц
-220 В
VD2
Д245А
2\
VD4
Д245А
8^
VD711
voe2S
С1
С.47 мк
х 630 В
СЗ
0 1 мк
R1
2.4 к
: R4l
33 кС
R5
33 к
rll.
R6 П
4.7 ММ
2lvoio
тон
VD1. VD3, VD5-VD7. VD9. VXD 10 КД209А
V011, VD12 КД522А
Рис. 10. Схема бестрансформаторного стабилизатора.
Конденсаторы С1 и С6 — К73-17, СЗ и С4 — любые керамические или пленочные
Оксидный конденсатор С2 — К50-29 или аналогичный импортный. Сглаживающий
конденсатор С5 — К50-17, его емкость выбирают как для обычного мостового
выпрямителя, так, чтобы пульсации выходного напряжении не превышали допустимого
для используемой нагрузки значения
Стабилитроны VD8 и VD13 - микромощные, с напряжением стабилизации 7. . . 10 В
при минимальном токе 0,1 мА. Пригодны стабилитроны КС175Ц, КС182Ц, КС191Ц,
2С175Ц, 2С1821Д, 2С191Ц. В крайнем случае, их можно заменить транзисторами
серии КТ315 с любым буквенным индексом (базу включают как анод, эмиттер — как
катод, коллектор оставляют свободным)
От редакции: Транзистор КТ3157А (VT3) работает на пределе напряжения кол-
лектор-эммитер. Целесообразно заменить его более высоковольтным, например,
КТ9115А. Устройство можно подключать к сети только через помехоподавляющий
фильтр.

Рис. 11. Печатная плата.
VD4
-220 В
к VS2
VD2
VS1
со
su
о: V
R17
э
э
°-б°
С5
а;
к VT4
о
-W—о
VD13
R16
R14
9 §Ж
МП
СЕ U
ФС1
Г)
>
%f2 Т«
VD7
Q о W о
VD10
о—М—о
R10
R11
R9
R7
СА
©—К о
R12
э 0<N|
к ►-
о >
4>VDt2°
R6
-W-
R13
VT1
ооо
э к 6
VD11
R8
R4
<Х_>€
R5
Рис. 12. Расположение деталей.

Сначала на плату монтируют все элементы, кроме резистора R8 и конденсатора
С5. К выходу подключают нагрузку, например, лампу накаливания мощностью 100-
200 Вт. Включают устройство в сеть через разделительный трансформатор и
осциллографом проверяют наличие на нагрузке остроконечных импульсов напряжения
со спадом, совпадающим с окончанием полуволны напряжения сети. Проверяют, что
амплитуда импульсов поддается регулировке перемещением движка подстроечного
резистора R5. Устанавливают этот движок в нижнее по схеме положение и
подключают конденсатор С5, соединенный последовательно с дополнительным резистором
сопротивлением 10...20 Ом, мощностью не менее 10 Вт. Напряжение на
конденсаторе С5 должно плавно возрастать за несколько секунд примерно до 290 В, с
характерным скачком в конце. Если это так, конденсатор С5 подключают,
непосредственно удалив дополнительный резистор, и устанавливают резистор R8.
Подбирают сопротивление резистора R16 для требуемого уровня ограничения выходного
тока.
Поскольку порог срабатывания защиты и максимальную амплитуду пульсаций
выходного напряжения определяют оба напряжения ди и AUci, то при уменьшении
сопротивления резистора R2 увеличиваются порог и "резкость" срабатывания
защиты. Экспериментально подбирая сопротивление резистора, можно изменить
отношение этих напряжений и добиться требуемой нагрузочной характеристики
устройства .

0 0

©

СВЕТЯЩАЯСЯ КРАСКА
Генри Шеппард
"Тяжелая физика", которая связана в первую очередь с легкими частицами, как
правило, вызывает отнюдь не легкую оторопь у новичка. Загадочные названия,
неудобоваримые правила сведения формул и совершенно ненормальные
прилагательные сбивают с толку даже самых стойких. Последний фактор, похоже, пугает
больше всего. Описывать очередную частицу как "красивую", "очаровательную"
или "очарованную" - это выше понимания среднестатистического человека. Но это
еще мелочи с полувековыми попытками признания своего гения каждым физиком.
Планк добился уважения только в предпенсионном возрасте, когда слава уже не
радует. Супруги Кюри наверняка стонали под гнетом счетов от врача, который
хоть и не знал ничего об облучении, но деньги, несомненно, любил. Известный
каждому школьнику Резерфорд успел воспитать более полусотни учеников, но где
теперь они - ау! Их имена знают только посвященные. Вас это может впечатлить,
а вот меня - нет. Проблема всех этих, несомненно, гениальных ученых
заключается в полном непонимании назначения науки. Какая может быть польза от
тяжелой формы лейкемии или других последствий облучения? В лучшем случае, чисто
медицинская, и иногда политико-демографическая, но это уже входит в область

преступлений против человечества.
Нас же интересует практическое применение радиации. Вы не "очитались": на
самом деле радиация страшна только в газетных заметках или на территории
ядерных полигонов, где она заботливо культивируется. Но студентов, будущих
талантливых членов общества, совершенно бессовестно заставляют с ней
сталкиваться .
Например, вторая или третья классическая лабораторная работа для
первокурсников на всех факультетах ФизТеха связана с подсчитыванием "космических"
alpha-частиц. Дикость этих мероприятий можно описать парой слов: на
протяжении 2-3 часов проведения этой экзекуции лабораторный зал оглашается звуками
"мяу", "гав", и "ку-ка-ре-ку!". На самом деле радиация здесь ни при чем -
уставшие студенты быстро делились на пары: при отлове очередной заблудшей
частицы первый студент тут же озвучивал это событие мяуканьем или кукареканьем,
чтобы второй мог поставить очередную галочку, не отрываясь от кроссворда.
Данные сохранены с точностью до долей секунды, преподаватель рад четко
рассчитанной работе, а студент после эйфории от первой сданной "лабы" начинает
ломать голову о том, а зачем это было нужно?!
Однако один раз мне удалось добиться если не настоящего Джа1, то хотя бы
некоторого просветления: альфа-частицы хоть и негде приложить в быту в
изначальном виде, но они все же являются источником энергии, пусть и очень малой.
В первую очередь для нашего полурелигиозного экстаза потребуется источник
радиации. В нашем случае самый простой способ не попасться на краже плутония
- обойтись старыми стеклянными "флуоресцентными" фигурками, которые очень
часто оккупируют бабушкины серванты. Еще очень помогают командирские часы
старой закалки со светящимся циферблатом. Оба варианта обеспечили меня одним
из неопасных изотопов радия, который довольно щедро добавляли в подобную
бижутерию. Отличить радиоактивную безделушку от люминесцентной можно и без
счетчика Гейгера: достаточно поместить испытуемый предмет в темное место на
ночь. Настоящий люминофор, который содержится в более современных поделках,
перестает светиться через 3-7 часов, после чего его необходимо "подзаряжать"
на свету. Никакой радиацией тут и не пахнет. Радий же будет дружелюбно
пощелкивать счетчиком еще полсотни лет. Испытывать панический ужас перед
излучением не стоит, ведь это альфа-радация, к тому же настолько слабая, что она
полностью экранируется стеклянной дверцей того же серванта или крышкой на часах.
Будем считать, что немного радиации мы добыли, не преступая закон, теперь
перейдем ко второй фазе, возможно чреватой административной ответственностью.
Необходимо добыть люминофор. Бабушкины серванты с более современными
сувенирами тут вряд ли помогут, так как нам нужно много рабочего вещества
(Раскольников - не наш герой) - в сотни раз больше, чем можно добыть из светящихся
фигурок. Придется воровать дорожные знаки!
Обычно дорожные указатели покрывают белой "отражающей" краской, которая на
самом деле является коротковременным люминофором, а не "отражателем". Принцип
эффекта люминесценции довольно прост: кванты света или излучения поглощаются
веществом, точнее световая энергия поднимает электроны на более
высокоэнергетические орбитали атомов. В подавляющем большинстве случаев энергии квантов
света не хватает для "подкачки" атомарных электронов, к тому же не каждый
атом имеет разные уровни орбиталей с небольшой разницей в энергии. Даже если
сие знаменательное событие произошло наперекор всему, то эта неустойчивая по-
Джа (Jah) — имя Бога в растафарианстве. Движение Растафари охватывает такие темы, как
духовное потребление каннабиса и отказ от Западного общества. Возможно, в данном контексте,
речь идет о «просветлении», которое Зачастую достигается при курении марихуаны (каннабиса).
- Прим. ред.

зиция тут же разрушается - электрон возвращается на внутреннюю орбиту, а
высвободившаяся энергия излучается в виде кванта света. Столько всего
произошло, а результат нулевой...
В свою очередь люминофоры состоят из веществ с подходящими нам свойствами,
то есть могут удерживать электрон на высшей орбите некоторое время, что
позволяет им накапливать световую энергию, а потом постепенно излучать ее,
самостоятельно светясь. Чтобы добиться долгого и яркого свечения необходимо
готовить люминофор с учетом определенных жестких условий. Например его можно
приготовить из оксида цинка с чистотой максимум в 0,01 процента примесей, а
легирующие добавки в виде солей серебра, марганца или золота должны
добавляться в точно отмеренных микроскопических объемах, причем даже точное
соблюдение пропорций и чистоты не гарантирует приемлемый результат, так как
подготовленную смесь нужно выдерживать в строго заданном температурном диапазоне в
700-750 градусов в течение нескольких часов!
Отличный, явно новый знак. Фары автомобиля освещают
его примерно с пятидесяти метров, однако даже
рассеянное излучение "слепит" объектив. От подобных знаков
потребуется всего небольшой кусочек.
Как видите, кристально честный способ производства в домашних условиях
нереализуем, поэтому мы и возвращаемся к дорожным знакам. Люминофорная краска,
которой прорисовывают стрелки и буквы, является "короткоживущей", а потому
недорогой. Время послесвечения измеряется сотыми долями секунды, зато все мы
видим, как ярко эта краска "отражает" свет фар ночью. Однако тот, кто хоть
мельком знаком с принципом работы подкачки в самых простых лазерах, легко
поймет, куда я сейчас клоню. Увеличить время послесвечения люминофора очень
трудно, но ведь пока фары автомобиля освещают знак, отраженный свет радует
взор автомобилиста. Заменим постоянное видимое излучение фар невидимым
диапазоном, который будет постоянно подзаряжать наш люминофор. Сразу же на ум
приходит тепловое, то есть инфракрасное излучение, но люминофоры имеют одно
неприятное свойство: они выдают свечение с большей длиной волны, чем "исходный"
свет. Нам нужно более жесткое излучение, именно поэтому придется грабить
серванты ближайших родственников. Радий выдает, конечно, не квантовую gamma-
радиацию, но излучаемые тяжелые альфа-частицы при столкновении с довольно
частыми примесными тяжелыми атомами в люминофоре выделяют достаточно энергии.
Если смешать наш недолюминофор и радиевую соль, то мы получим источник света
с внутренней подкачкой! Радий "светит" десятилетиями, так что наш люминофор
будет светиться в видимом диапазоне столько же. Более того, представьте,

сколько бы потребовалось энергии для калорифера в качестве подкачки, если все
же попытаться воспользоваться инфракрасным спектром - этот способ абсолютно
нерационален!
Краску с дорожного указателя нужно аккуратно снять шкуркой-нулевкой,
стараясь не соскрести металлическую основу знака. Чем меньше будет примесей, тем
лучше. Светящуюся фигурку с радием лучше подобрать пластмассовую, но
стеклянная тоже сойдет. Из пластиковой основы можно легко вытянуть соли радия любой
кислотой (хоть соляной или уксусом), в то время как со стеклом придется
повозиться: мало того, что придется толочь стекло до состояния пыли, так еще и
оксид кремния, из которого стекло собственно и состоит, обязательно попадет в
результирующую смесь в виде примеси и будет задерживать большую часть
радиации. Нам это ни к чему - пластик легко натереть даже на терке. Если в наличии
имеются только стеклянные фигурки, то можно попытаться найти плавиковую или
ортофосфорную кислоты. Первая достаточно быстро "разъедает" стекло, и мы в
результате получаем фторид радия. Ортофосфорная кислота "разъедает" стекло
очень медленно. Проблема с плавиковой кислотой заключается в том, что это
весьма агрессивная вещь, к тому же придется использовать пластиковую посуду,
да и вообще хорошо бы иметь практический опыт хотя бы в аналитической химии -
рассчитывать и даже титровать придется много. Ортофосфорная кислота не так
опасна, поэтому не требует особых знаний, но как и плавиковую ее
проблематично достать.
36% НС1 даже в полуметре нюхать не хочется, поэтому для начала я
разбавлю ее. Старая привычка обращения с серной кислотой
превратилась в мнительность - я лью кислоту в воду, а не наоборот.
С пластиковой фигуркой процедура попроще: достаточно ее растолочь, натереть
в стружку или в пыль (в зависимости от пластика), после чего залить соляной
кислотой. Весьма злой 30% раствор НС1 за несколько минут вытянет хлорид
радия. Соляная кислота не является стратегическим веществом, поэтому ее
нетрудно найти в хозяйственных магазинах. Главное ее преимущество заключается в
том, что кислота представляет собою раствор газа НС1 в воде. Полученный после
реакции раствор достаточно медленно выпарить - вода и возможные остатки НС1
просто улетучатся. Но необходимо соблюдать осторожность с парами НС1, так как
они очень едкие и ненамного отличаются по физиологическому действию от
чистого хлора, зарекомендовавшего себя как неплохое боевое отравляющее вещество во
время Первой мировой войны. Проще всего провести процедуру выпаривания на от-

крытом воздухе. Стоит отойти на пару метров, пока вся жидкость не выкипет,
так как запах выделяющегося НС1 быстро испортит настроение. Его концентрация
неопасна, но несколько очень неприятных минут для слишком любопытных будут
обеспечены. Я же использовал химический респиратор и защитные очки при
открытых окнах.
Теперь выливаем раствор кислоты в колбу с бывшим украшением
бабушкиного серванта и...
111
...прячемся за всеми мыслимыми средствами
индивидуальной защиты. Руки защищать
необязательно, так как раствор соляной
кислоты им повредить серьезно не может
(вообще 10% НС1 содержится даже в желудке
человека) , но глаза защитить необходимо. В
моем случае фигурка содержала
металлические вставки - реакция была бурной.

При добавлении воды заметны мелкие пузырьки - не все выпарилось,
хотя я просто поосторожничал, боясь того, что мой толстостенный
тигль не выдержит неуправляемой температуры пламени. Лучше
промыть лишний раз, чем лишиться результата двухчасовой возни.
А вот и то, ради чего мы испортили фигурку и часы. Где-то в этих
солях содержатся соли радия. Знать их концентрацию нет
необходимости - чистота реактивов нас мало интересует.

Полученную солевую выпарку растворяем в теплой воде и смешиваем со
соскобленной краской-люминофором. На дне соберется нерастворимый осадок, который
нужно хорошенько переболтать, чтобы раствор с солями попал даже в самые
мелкие поры осадка-люминофора. После этого раствор снова выпариваем, причем
теперь особых мер безопасности не потребуются. Полученную белую массу крошим,
растирая смесь в пыль. Экономить время на этой процедуре не стоит: от нее
будет зависеть равномерность свечения.
Обычную свечку без красителей крошим и избавляемся от фитиля. Это,
конечно, не категория Ч.Д.А., но наш эксперимент и так больше похож
на шаманство, чем на современный опыт с чистыми реактивами.
Медная проволока от силового кабеля легко образует удобный захват.

Плавим парафин и доводим до кипения, после чего сбавляем огонь. На
медленном огне примеси воды испарятся, а "мусор" либо осядет, либо
всплывет. Охлаждаем и срезаем верхнюю и нижнюю части застывшей формы
с примесями. Чем больше будет повторена эта процедура (которую можно
сравнить с "зонной плавкой"), чем чище и равномернее будет свечение.
В кипящий чистый парафин кидаем предварительно растертую смесь
люминофора и солей радия и хорошо размешиваем. Если парафин успеет
загустеть, то нужно разогреть его - температура плавления и даже
кипения парафина в разы меньше "проблемной" для люминофора температуры.

Теперь можно позаботиться о вяжущем веществе. Обычно в его качестве
выступает парафин, но, после того как вы размешаете нашу смесь в расплавленном
парафине, попробуйте размазать полученный брикет по максимально большой
поверхности - площадь покрытия получится минимальной. Хотя карандаш из такого
парафина - отличная вещь. Для равномерного покрытия светящимся составом больших
поверхностей удобнее превратить наш порошок в краску, для чего его нужно
безжалостно высыпать в банку с белой гуашью (белый цвет краски достигается при
помощи оксида цинка, а ведь это основа люминофоров - два зайца просто
расстреляны из пулемета!).
Теперь выливаем взвесь люминофора в парафине на лист бумаги.
Можно просто дать остыть парафину в форме, чтобы потом
пользоваться им как карандашом.
Последняя проверка на безопасность, чтобы успокоить ваших
родственников. Портативный счетчик на расстоянии 15 см оценивает
уровень радиации как безопасный. Он немного превышен на 0.375
относительно естественного фона, но на расстоянии 20 см фон
гарантированно будет естественным.

Теперь можно творить. Любой белый лист ватмана с пористой структурой нужно
покрыть парой слоев нашей краски или натереть куском парафина с люминофором,
собрать пару десятков таких листов и обклеить ими потолок. Свечения этой
конструкции должно хватить вам на 20-30 лет, так что о ночных кошмарах и
монстрах в темных углах можно забыть. Интенсивность излучения очень мала в двух
смыслах: как в видимом диапазоне, так и с точки зрения радиационной
безопасности .
Днем покрашенная люминофором бумага будет выглядеть как обычный, причем
очень аккуратный и добротный, мелованный потолок, а свечение будет заметно
только в темное время суток, хотя его будет достаточно, чтобы легко
распознавать предметы в комнате и даже читать. Счетчик Гейгера перестает
регистрировать хоть что-нибудь уже на расстоянии полуметра от потолка, но особенно
мнительные граждане могут прикрыть потолочную бумагу слоем прозрачного пластика.
К зеленому свечению в стиле злых алиенов с Марса вы быстро привыкнете.
Совершенно случайно на глаза мне попалась небольшая статейка про создание
экономических промышленных осветительных приборов. В этот класс входят не
только разнообразные лампы, но и индикаторы, которые должны работать в
агрессивных средах или просто неудобных для обслуживания местах. В частности
статья мелком упомянула, что в аэропорту Хитроу начали испытывать ночную
разметку на базе краски, которая светится при наличии разницы потенциалов. Простота
и изящество идеи отлично пересекаются с моей светящейся краской. В статье
упоминалось, что основа для разметки тоже представляла собою достаточно
простой люминофор с очень небольшой примесью растворимых солей
слаборадиоактивных металлов. В качестве связующего вещества использовался прозрачный пластик
с гелевой основой внутри, роль которого в моем опыте выполняет парафин.
Несложно догадаться, что растворимость соли и гель требуется для того,
чтобы небольшая диссоциация позволяла обеспечить слабый ток при наличии разности
потенциалов. В моем случае задача облегчается тем, что хлориды большинства
металлов сами по себе гигроскопичны, так что даже несмотря на парафин
диссоциация будет иметь место (обычный свечной парафин не является смесью чистых
предельных парафинов, а содержит не только влагу, но и кучу примесей в виде
альдегидов или хотя бы углеводородов с двойными связями - все это позволяет
удерживать в веществе до полупроцента влаги).
Первый же опыт с куском ватмана, пальчиковой батарейкой и парой проводов
показал, что яркость свечения незначительно увеличивается. Чтобы увеличить
количество влаги в своей "краске" я добавил немного поваренной соли и сахара
в расплав парафина. Хлорид натрия увеличит проводимость за счет увеличения
числа ионов, а сахар отличается потрясающей гигроскопичностью: попробуйте
оставить сахарницу открытой - кристаллы слипнутся, а через неделю могут вообще
превратиться в стеклообразную патоку. Теперь свечение отлично заметно даже
при электрическом освещении.
Дальше - дело техники. Разлиновываю ватман, капаю в клетки по капле
парафина с люминофором, подвожу к каждой пару проводов по принципу светодиодных
панелей, а затем жгут выводов подвожу к простейшему контроллеру. Большинство
контроллеров используют рабочее напряжение в пределах от 1,5 до 5 Вольт, чего
за глаза хватает нашему детищу. В результате получаем монитор-индикатор с
копеечным разрешением, который можно мять, крутить, запитывать прямо от
контроллера и вообще собирать за пару часов в полевых условиях. Пористость
ватмана позволяет провести некоторые косметические изменения. Например, я
закапывал клетки в теплой духовке, чтобы парафин быстро пропитал ватман насквозь:
это позволило подвести провода к одной стороне листа, а наблюдать свечение с
другой - маленькая косметическая правка позволила сделать удобный индикатор.

Свечение заметно даже при электрическом освещении, хотя еще
недостаточно яркое. Это один из промежуточных опытов, когда в
парафин не была добавлена сахарная пудра.
Состав "люминофора" доведен до ума. Испытания проходят при
помощи контроллера, который я разрабатывал для других целей. Это
довольно сложное устройство, поэтому я продолжил упрощать идею.
Однако даже ужасающие величины dpi трудно назвать недостатком - из несколь-

ких таких лисиов можно составлять большие индикаторные панели. Единственным
серьезным недостатком можно считать только монохромность, хотя еще совсем
недавно монохромные Ра1т'ы были популярны. Сложность создания цветных панелей
заключается в том, что придется повозиться с контроллерами и их
программированием (потребуется по одному на каждый из компонентов R, G и В) , а также в
поиске легирующих примесей, которые дадут необходимые синий и красный оттенки
свечения. Например, найти соли кобальта, кадмия или осмия в нашем насквозь
антитеррористическом и антинаркоманном мире стало в десятки раз сложнее, чем
каких-то пять лет назад.
Чтобы окончательно довести идею до абсурда я использовал в качестве
контроллера легендарное чудовище Z80, для которого не паял контроллеры только
ленивый. Простое программирование, огромное количество схем и возможность
делать отводы прямо от шины данных позволяют собрать "моноблок" минимальными
силами. Как видите, хоть шедевра не получилось, но теперь я могу чувствовать
себя круче создателя первого Apple: я не только сам спаял "Синклер", но и
собрал к нему монитор.
Чудо сэра Синклера отличается простотой и легкостью
программирования. Управление самодельной символьной таблицей, пайка выводов
и подключение к шине данных - два дня. На "мониторе" отлично
различаются надписи "ТЕСТ" и "Z80".

Технологии
ИЗГОТОВЛЕНИЕ КАЧЕСТВЕННЫХ ПЕЧАТНЫХ ПЛАТ
Меньшиков Я.А.
В этой статье я расскажу Вам о том, каким способом успешно пользуюсь для
изготовления печатных плат в домашних условиях вот уже несколько лет.
Итак, чтобы сделать плату, сначала необходимо разработать ее проект. Раньше
для этого я брал шариковую ручку и специальную тетрадку в клеточку, в которой
у меня были все мои проекты будущих печатных плат, и упорно, "от руки",
рисовал эскиз будущей печатной платы.
Если во время этого процесса появлялись идеи как улучшить уже нарисованное
или возникали ошибки, рисунок перерисовывался на новом месте и так до тех
пор, пока не получался идеальный, с моей точки зрения, эскиз будущей печатной
платы
Далее все как у всех: заготовка, шкурка, лак, рейсфедер, травилка...
К счастью теперь у меня есть компьютер, чему до сих пор я остаюсь рад
несказанно !
Для разработки проекта радиотехнической части будущего устройства я
использую программу P-CAD 2001 (знаю, давно уже есть и более новые версии, и,
возможно, более лучшие программы, однако возможностей данной версии мне пока
вполне хватает). Надо сказать, что полноценно использовать эту программу для
"сквозного проектирования", т. е. от разработки схемы устройства до
автоматической разработки готовой платы на основе этой схемы я до сих пор так и не
научился. До сих пор я использую разные части этой программы по отдельности.

Так, для разработки схемы будущего устройства используется программа P-CAD
2001 Schematic:
фр-CAD 2001 Schematic - [РЕЛЕ ВРЕМЕНИ. МОДУЛЬ УПРАВЛЕНИЙ^
[5 В'е Edit View Place Rewire Options ybrary IJtils Simulate QocTool Macro Window Help
-jnlxj
Рис.
P-CAD 2001 Schematic.
В ней у меня имеется заготовленная библиотека символьных обозначений
отдельных компонентов, которая при необходимости мною быстро пополняется.
Для разработки проекта самой печатной платы используется программа P-CAD
2001 РСВ, для которой у меня также имеется собственная библиотека чертежей
различных радиокомпонентов (рис. 2).
Обычно, я начинаю разрисовывать и схему будущего устройства, и его печатную
плату одновременно, вопреки тем, кто привык сначала полностью сделать только
схему, а затем уж по этой готовой схеме "разводить" печатную плату. Такой
способ работы очень удобен при разработке устройств на микроконтроллерах -
дело в том, что в большинстве своем ноги (выводы) микроконтроллера
взаимозаменяемы между собой (за исключением некоторых особых случаев). Поэтому я
"развожу" часть платы около микроконтроллера так, как это удобно с точки зре-

ния именно самой платы (чтобы дорожки платы, по возможности, не пересекались,
выглядели красиво и были, при этом, по возможности, более короткими), а
затем, по уже разведенному участку платы, рисую этот же участок в схеме.
|; "P-CAD 2001 РСВ (6/400) - [РЕЛЕ ВРЕМЕНИ.рсЬ]
jfi File £dit View Place Route Options Ljbrary ytik [toeTool Macro Window Help
p7 D J e£ I
- П x
-5 Ul
Redraw the active view at the extent of all objects in the current design. View Extent
Э4.2Э8 J161.925 Гаь7Л(оГз13 T)j_Mj||Bottom 31 Ы)о.250тт 3j(None)
Рис. 2. P-CAD РСВ.
Для тех устройств, которые выполняются в стандартных (другими словами, уже
имеющихся в наличии) корпусах, разработку печатной платы разумно начинать с
определения ее габаритов и крепежных отверстий для этого корпуса. Правда, ряд
своих самодельных устройств я делал в самодельных же корпусах, причем размер
корпуса, зачастую, определялся размерами получившихся печатных плат.
Конечная цель разработки проекта печатной платы - получить чертеж "дорожек"
платы, который можно распечатать на принтере. В принципе, для этого вовсе не
обязательно пользоваться именно P-CAD-ом. Одну из своих первых печатных плат,
выполненных мною по предлагаемой Вам технологии, я нарисовал с помощью стан-

дартной Windows-овской рисовалки Paint
Затем долгое время пользовался AutoCAD-ом - программой для разработки
конструкторских проектов и чертежей, но как потом оказалось, P-CAD все-таки,
несравнимо более удобен.
Итак, проект будущей печатной платы1 готов к печати. Еще раз проверим его
соответствие схеме (ведь именно по схеме мы будем затем подбирать детали и
налаживать устройство). Для этого я обычно распечатываю схему, и внимательно
глядя на изображение проекта печатной платы на мониторе, вычеркиваю ручкой те
участки и те элементы на бумажной схеме, которые точно совпадают и не
вызывают сомнений. К концу этой процедуры вся бумажная схема оказывается обведена
ручкой. Теперь, еще раз, внимательно посмотрим на схему, не нарушена ли в ней
где-либо логика работы устройства, нет ли в ней не замеченных "косяков".
К слову сказать, еще ни разу мне не удалось с первого раза сделать
устройство, в котором во время сборки или при наладке не обнаружилось бы ни одного
"косяка" (хотя со второго раза удавалось почти всегда). Иногда, "косяки"
носили фатальный характер (так, например, планарная микросхема "не с той
стороны" платы, т.е. зеркально отображенная, номера выводов при этом, естественно,
не совпадают). Приходилось даже заново переделывать уже готовые печатные
платы. И в большинстве случаев этого можно было избежать, если еще раз просто
внимательно посмотреть и проверить готовый проект печатной платы ДО начала ее
изготовления.
В качестве заготовки будущей печатной платы берем односторонний или
двусторонний2 фольгированный стеклотекстолит нужной толщины.
Распечатываем чертеж будущей печатной платы на листе обычной бумаги и по
нему вырезаем заготовку, с припуском примерно 5 мм с каждого края (рис. 3).
Рис.3. Размеры заготовок печатных плат.
Диаметры ВСЕХ отверстий в проекте будущей печатной платы следует установить равным
0.4мм, независимо от того, какого диаметра эти отверстия должны быть в
действительности. Данное мероприятие позволит в последующем легко центровать сверло на
заготовке при сверлении этих отверстий.
2 Двусторонний фольгированный стеклотекстолит берем для изготовления двусторонних
печатных плат.

Для резки стеклотекстолита удобно пользоваться ножницами по металлу (рис.
4) .
Рис. 4. Вырезаем заготовки...
Теперь вспоминаем рекламу чистящих средств, которые "не царапают
поверхность". Такую рекламу можно увидеть с вероятностью 99% по телевизору, включив
его на любой "народной" программе и посмотрев всего 10 минут. Так вот, в
данном конкретном случае нам лучше взять чистящее средство, которое как раз НЕ
царапает поверхность! "Просто песня чистоты! Пемолюкс!". Вот это как раз нам
подходит. Берем чистящий порошок "Пемолюкс" или ему подобный, и натираем им
заготовку будущей печатной платы (со стороны фольги) до блеска и еще в 2 раза
лучше. Руками медную поверхность при этом не трогаем, чтобы не оставить
следов жира (рис. 5).
Рис. 5. Посыпаем заготовку пемолюксом... И трем, трем, трем.

Затем хорошо промываем под струей воды, опять таки не трогая медную
поверхность (рис. 6).
Ф
Рис. 6. Промываем струей воды...
Стряхиваем воду и сушим размашистыми движениями рук (заготовка должна быть
в руках при этом), или феном, или просто положив в спокойное, но не пыльное
место. Я в последнее время использую для сушки заготовок печатных плат
компрессор (рис. 7) - струя воздуха под давлением 5 атмосфер - результат "сушки"
почти моментальный и никаких разводов (хотя небольшие разводы, в общем-то, не
страшны).
Рис. 7. Стряхиваем воду, сушим...

Теперь нам необходим фоторезист. Фоторезист - это специальное вещество,
жидкость, темно-синего цвета, с характерным запахом, похожим на запах
нитрокраски. Он наноситься на медь заготовки будущей печатной платы и после
высыхания образует светочувствительный слой - если некоторое время освещать одни
участки этого слоя и не освещать другие, то после, посредством некоторых
химических процессов, те участки, которые были освещены, с заготовки платы
можно будет удалить. Те же участки, которые освещены не были - останутся на
заготовке .
Фоторезист можно приобрести в магазине или в специализированных торговых
фирмах3 (рис. 8).
Рис. 8. Банка с фоторезистом.
Данная банка храниться у меня уже несколько лет в темном месте и еще не
израсходована даже на половину (в темном месте - потому что фоторезист
светочувствителен и должен храниться в темноте, иначе - быстро испортится).
Для удобства, часть фоторезиста из этой банки я отлил в баночку из-под
горчицы и храню ее в холодильнике (не потому что там холодно, а потому что там
темно, и всегда под руками).
Работать с фоторезистом необходимо в темноте. Нет, не совсем уж в темноте.
Даже если в помещении будет гореть одна лампочка накаливания на 60 Вт где-
нибудь в углу - это нормально. Даже если на улице будет пасмурная погода, и
окна НЕ занавешены шторами - это тоже нормально (хотя лучше, все-таки,
полузанавешены) . Но вот работать при ярком солнечном или электрическом освещении
Не знаете, где достать такую банку с фоторезистом? Попробуйте найти ее через
Google (http://www.google.com).

категорически не стоит.
Итак, наша задача - нанести фоторезист на медную поверхность заготовки
платы равномерным тонким слоем. Сделать это очень просто - надо налить немного
фоторезиста на эту поверхность (я для этого использую медицинский шприц) и
немного наклоняя заготовку в разные стороны добиться растекания фоторезиста
по всей поверхности заготовки. Излишки сливаются обратно в банку. При этом по
краям скапливаются фоторезистные "наплывы", но ведь мы сделали заготовку на 5
мм больше с каждой стороны, и теперь эти "наплывы" нам не страшны. Зато,
остальная часть заготовки будущей печатной платы оказывается равномерно покрыта
тонким слоем фоторезиста (рис. 9-12).
Рис. 9. Наносим фоторезист...
Рис. 10. Растекаем фоторезист...

Перед нанесением фоторезиста надо убедиться, что на заготовке нет частиц
крупной пыли, волос или прочего мусора. Проще всего удалить все это, если
сильно дунуть на заготовку, однако, необходимо постараться, чтобы при этом
заготовка не оказалась забрызгана слюнями (здесь мне опять-таки очень
помогает компрессор). В случае, если на заготовке печатной платы будет
присутствовать крупная пыль, волосы или прочий мусор, при нанесении фоторезиста он
стечется вокруг этих загрязнений и в дальнейшем в этих местах возможно
образование дефектов.
Рис. 11. Сливаем излишки фоторезиста...
Рис. 12. Промокаем излишки фоторезиста.

При изготовлении двусторонней печатной платы фоторезист наносим с двух
сторон заготовки. Время между нанесением фоторезиста на первую и вторую стороны
составляет несколько минут. При этом, на первой стороне фоторезист уже
успевает высохнуть настолько, что перестает растекаться, и заготовку печатной
платы можно располагать в пространстве удобным образом для нанесения
фоторезиста с другой стороны, не боясь, что покрытие с первой стороны при этом
испортится .
После нанесения фоторезист сохнет как обычная краска - 24 часа при
комнатной температуре (сушить следует в темноте), или всего полчаса при температуре
порядка 70 °С (но не выше).
Температуру в 65...75 °С можно достичь в электрической духовке4, только
следует удалить из нее лампочку подсветки.
Берем покрытую фоторезистом заготовку, размещаем в духовке и сушим ее там
минут 40. Окошечко духовки занавешиваем плотной тканью, или чем-нибудь
загораживаем, чтобы внутрь не проникал свет:
Рис. 13. Сушим заготовки в духовке...
(у этой модели только верх газовый)
А пока заготовка будущей печатной платы сохнет, возвращаемся к компьютеру и
приступаем к изготовлению фотошаблона.
Для этого потребуется лазерный принтер и специальная прозрачная пленка,
предназначенная для печати на лазерных принтерах (рис. 14).
Почему именно лазерный принтер?
Некоторое время я успешно пользовался струйным принтером Canon S450.
Печатал я не на пленке, а на кальке - это такая тонкая белая бумага, используемая
ранее в чертежном деле. И именно эту кальку я успешно использовал в качестве
фотошаблона, и все работало отлично, несмотря на то, что эта калька далеко не
выглядит прозрачной. Однако, при нанесении принтером чернил на кальку, она
промокает и разбухает, что вызывает ее вспучивание. При больших закрашенных
чернилами участках калька вспучивается настолько сильно, что головка
принтера, проезжающая над вспухшими участками задевает их, и начинает размазывать
Обязательно контролировать ее с помощью ртутного термометра, поскольку калибровка
регуляторов никогда не соответствует действительности.

уже нанесенные чернила. Получается брак. Хотя для изготовления небольших
печатных плат или печатных плат с небольшими закрашенными чернилами областями,
этот способ вполне подходит.
Рис. 14. Готовимся к печати фотошаблонов...
Однажды я приобрел прозрачную пленку для печати на струйных принтерах, и
попробовал использовать ее вместо кальки, но результат получился
неудовлетворительным, так как на данной пленке капельки чернил из принтера оставались
именно маленькими круглыми капельками, и не растекались на некоторую площадь,
как на кальке. При этом те области, которые должны быть НЕ прозрачными, были
черными лишь "на глаз", но при ближайшем рассмотрении "на свет" представляли
лишь множество отдельных мелких черных точек и были вполне прозрачными.
Возможно, при использовании других струйных принтеров или другой пленки
результат будет лучше. Не знаю. Но у меня было именно так.
К сожалению, и лазерный принтер далеко не безупречен. Во-первых, он сильно
нагревает пленку, что вызывает ее деформацию. В относительных размерах эта
деформация не велика, но в абсолютных может испортить весь результат. Во-
вторых, "черные" области, напечатанные лазерным принтером также далеко не
такие черные, какими кажутся. Если посмотреть на яркий свет, можно увидеть
следующее: тонкие линии по краю у "черной" области действительно черные, а сама
"черная" область полупрозрачна (рис. 15).
Для борьбы с этим недостатком я придумал следующее - печатать одно и тоже
изображение на трех пленках, затем накладывать их друг на друга и точно со-
вмесшать, чтобы изображения совпали. Тогда, те места, что были
полупрозрачными, становятся действительно "черными" настолько, что результат получается
вполне приемлемый. Правда, в данном случае первый обозначенный недостаток
лазерных принтеров (деформация пленки при нагревании) имеет решающее влияние на
качество изготовления такого "строенного" фотошаблона. Даже при небольшом
отличии в условиях печати отдельных изображений они получаются разного размера,
и совместить их точно становится невозможно.

Рис. 15. Результат печати лазерного принтера.
Поэтому, как показала практика, не удается напечатать эти три отдельных
изображения сразу на одном листе пленки. После вырезания их из этого одного
листа пленки и попытки их совмещения, часто можно наблюдать, что размеры
изображений не совпадают между собой.
Данную проблему можно решить, если взять три отдельных одинаковых листа
прозрачной пленки и один лист обычной бумаги. Запускаем изображение "дорожек"
платы на печать 4 раза, в принтер вкладываем три листа пленки и один лист
бумаги , так, чтобы изображение на бумаге было напечатано в первую очередь:
Рис. 16. Укладка пленки и бумаги для печати.

Первый лист (тот, который из обычной бумаги) служит только для разогрева
принтера и далее в производственном процессе более никак не участвует. Зато,
условия печати остальных трех листов (но уже листов прозрачной пленки) будут
практически одинаковы.
"Выданные" принтером листы пленки не стоит сразу хватать. Лучше подождать
одну минутку, пока они полежат рядом друг с другом и остынут все вместе.
Затем лишь только брать их.
Теперь изображения для фотошаблона будущей печатной платы следует вырезать
с запасом примерно в 3...5 см с какой-либо одной определенной стороны, и с
запасом примерно 1 см со всех остальных сторон:
Рис. 17. "Треть" фотошаблона
Если изображение печатной платы занимает лишь малую часть от общего размера
листа прозрачной пленки, оставшиеся после вырезания изображений части этих
трех пленок следует сложить вместе и положить на хранение. В следующий раз их
можно будет снова использовать для тех же целей, но только снова все три
вместе .
Итак, вырезанные с запасом по 3...5 см с одной стороны изображения
фотошаблона, необходимо совместить между собой. Для этой цели от одного из трех
изображений отрезаем примерно 1 см с того самого определенного края (этот 1 см
берется из 3...5см запаса) , от второго из трех изображений отрезаем примерно 2
см с того же края. Третье изображение остается без изменений.
Теперь, изображение "-1 см" накладываем на "необрезанное" изображение,
совмещаем и прижимаем по углам какими-либо тяжелыми предметами.
Берем узкий (шириной 1.5...2 см) скотч, отрезаем от него полоску необходимой
длины с некоторым запасом, таким, чтобы было, за что ухватиться пальцами, и,
НЕ натягивая ее, склеиваем ею два совмещенных изображения по линии отреза "-1
см" (рис. 18) . Если полоску скотча натянуть - после приклеивания она будет
стремиться сжаться и может деформировать фотошаблон.

Рис. 18. Склеиваем фотошаблон.
Рис. 19. Фотошаблон.
Если необходимо сделать двустороннюю печатную плату, все то же самое
проделываем для изображения "дорожек" второй стороны. Основная "хитрость" заключа-

ется в том, что изображение обратной стороны платы в данном случае НЕ следует
печатать в зеркально отображенном виде. Следует его печатать в той же
проекции, что и фотошаблон первой стороны (так, как оно выглядит на мониторе). В
этом случае условия печати, а значит и условия деформации пленки в лазерном
принтере для фотошаблонов первой и второй стороны также будут практически
одинаковыми, что является решающим фактором для их последующего соответствия
друг другу. Кроме того, при вырезании изображений из пленки для случая
двусторонних печатных плат оставляем запас примерно по 3...5 см с КАЖДОЙ стороны.
Также, при изготовлении двусторонних печатных плат возникает вопрос: как
центровать фотошаблоны с разных сторон платы между собой? Этот вопрос легко
решить, если взять ТОЛСТЫЙ двусторонний скотч и склеить с его помощью из
наших двух фотошаблонов специальный "кармашек", в который мы затем вложим
заготовку. В этом случае при совмещении фотошаблонов заготовки платы между ними
еще нет, и их совмещению и центрированию друг относительно друга ничто не
мешает .
Далее нам потребуются 2 стекла, между которыми мы будем зажимать нашу
заготовку будущей печатной платы вместе с фотошаблоном. В качестве таких стекол я
использую два стекла от книжной полки. Стекла должны быть чистыми.
Берем одно стекло. Располагаем горизонтально. Сверху на него кладем
заготовку печатной платы фоторезистом вверх:
Рис. 20. Укладываем заготовку...
Еще раз внимательно смотрим на фотошаблон у нас в руках и на проект
печатной платы на мониторе. И кладем фотошаблон (рис. 21) на заготовку ПРАВИЛЬНОЙ
стороной!
Несколько раз у меня были случаи, что по невнимательности или из-за спешки
я накладывал фотошаблон обратной стороной. При этом изображение "дорожек" на
плате получается зеркально отображенным и в ряде случаев (например, при
использовании планарных микросхем) плату приходилось переделывать заново.

Рис. 21. Укладываем фотошаблон...
Затем кладем на все это второе стекло и скрепляем все бельевыми прищепками
Рис. 22. Сжимаем все прищепками.

Для случая двусторонних печатных плат, кладем заготовку платы в
заготовленный заранее кармашек из фотошаблонов, и затем кармашек с заготовкой зажимаем
между двумя стеклами вышеописанным способом.
Теперь нам необходим мощный источник света для облучения нашей "сборки". Я
для этого применяю специальный прибор для загара - он содержит ртутную
дуговую лампу, которая дает много ультрафиолетового света, что является как раз
очень желательным в нашем деле:
Рис. 23. Прибор для загара
"Сборку" из стекол и заготовки будущей печатной платы устанавливаем на
расстоянии З0...40см от лампы, включаем ее и оставляем в таком виде на 13-15 минут
(рис. 24) . В помещении, кроме данной лампы, других сильных источников света
желательно не иметь.
У Вас нет прибора для загара? Не страшно! Вместо него возможно использовать
обычную лампу накаливания, желательно возможно большей мощности. В моей
практике есть опыт применения для этой цели лампы накаливания мощностью 500 Вт от
прожектора. Правда, при использовании такой лампы, время облучения
потребовалось увеличить примерно до 25 минут, что было определено экспериментально.
При изготовлении двусторонней печатной платы "сборку" из стекол и заготовки
следует облучить сначала с одной, затем с другой стороны. Сторону, обратную
облучаемой, желательно прикрыть чем-нибудь не прозрачным, например плотной
тканью или куском картонки. Сделать это нужно, чтобы защитить другую сторону
заготовки платы от рассеянного света, отраженного от стен помещения и
предметов мебели.

Рис. 24. Освещаем заготовку через фотошаблон...
После облучения вынимаем заготовку из "сборки".
Теперь нам потребуется раствор едкой щелочи (едкого натра) (NaOH) в воде в
соотношении 7 грамм кристаллов щелочи на 1 литр воды (так предписывает
инструкция по использованию фоторезиста).
Где взять едкий натр? Пойти в хозяйственный магазин и купить средство для
прочистки канализационных труб "Крот". Это, собственно, и есть раствор едкого
натра, о чем свидетельствует этикетка. Правда, не в чистом виде, а с всякими
добавками, однако, как показывает практика, добавки делу не мешают.
Само средство "Крот" довольно концентрировано, поэтому его необходимо
разбавить водой в соотношении примерно 1 часть "Крота" на 15...25 частей воды.
Полученный раствор наливаем в ванночку, в качестве которой можно успешно
применить упаковку от "заморских" фруктов.
В этот раствор помещаем плату (рис. 25) . И смотрим. Через некоторое время
(пару минут, примерно), те части фоторезиста, которые были облучены (области
между "дорожек"), растворяются в растворе едкого натра. Те же области, что
находились под "черными" участками фотошаблона и потому облучены не были,
данным раствором не растворяются (точнее, сразу не растворяются).
Оставлять заготовку платы в данном растворе слишком надолго не следует -
иначе растворится ВЕСЬ фоторезист.
После растворения фоторезиста на тех участках, где он быть не должен,
вынимаем заготовку из раствора и промываем под струей воды (вынимать можно
руками, раствор щелочи довольно слабый и за короткое время Ваши руки не успеют в
нем раствориться).
С этого момента, освещение рабочего места может быть любым (по яркости).
Сохранять заготовку в темноте более не нужно.

Рис. 25. Травим фоторезист...
Рис. 26. Вытравленный фоторезист.
Далее сливаем раствор "Крота" из ванночки в подходящую банку или бутылку
(например, пластиковую бутылку из под кока-колы). Он нам еще может
пригодиться для изготовления других печатных плат.
Внимательно осматриваем нашу заготовку под яркой лампой, возможно с лупой,
кому необходимо (рис. 26) . Не исключено, что на изображении из фоторезиста
будут мелкие дефекты, часто в виде царапин или выеденных точек (не путать с

точками под отверстия!). Такие дефекты можно отредактировать (подкрасить)
несмываемым водостойким маркером (например, маркером для подписывания CD/DVD-
дисков):
Рис. 27. Корректируем погрешности...
Теперь берем раствор хлорного железа (в воде). Порошок хлорного железа
можно купить в магазине радиодеталей. Для приготовления раствора размешиваем
порошок в воде. Чем выше концентрация - тем лучше.
Раствор хлорного железа наливаем все в ту же ванночку и опускаем в него
заготовку печатной платы медью вниз. При этом, класть заготовку на самое дно
категорически не следует - под нее не будет затекать свежий раствор и процесс
травления не пойдет. Лучше, если удастся уголками заготовки воткнуться в
стенки ванночки (еще раз поблагодарим производителей "заморских" фруктов, на
этот раз за то, что они делают свои ванночки из мягкого материала) . "Верх
изыска" - аккуратно положить заготовку на поверхность раствора (медью вниз),
так, чтобы она оставалась на плаву за счет сил поверхностного натяжения
раствора .
Почему медью вниз, а не вверх? Дело в том, что продукты реакции тяжелее
раствора и опускаются вниз, освобождая место свежей порции раствора. Процесс
пойдет быстро. Если заготовку будущей печатной платы расположить в растворе
хлорного железа медью вверх, продукты реакции напротив, будут оседать на
поверхности заготовки и мешать доступу свежего раствора. Процесс будет идти

медленно, а результат может быть не качественным.
Время вытравливания платы зависит от концентрации раствора и составляет от
20 минут до нескольких часов.
Во время травления желательно несколько раз вынуть заготовку платы из
раствора, посмотреть на нее и убедиться в качестве травления (например, иногда
бывает, что под плату "забираются" пузырьки воздуха; в этих местах раствор не
контактирует с поверхностью меди, и она под этими пузырьками не
вытравливается) :
Рис. 28. Травим медь...
По окончании травления, когда вся ненужная медь будет растворена, заготовку
вынимаем, отмываем под водой, а раствор хлорного железа сливаем в подходящую
бутылку для повторного использования в следующий раз. Продукты реакции осядут
на дно бутылки.
Кстати, раствор хлорного железа, при необходимости, можно заменить другим
раствором. "Другой" раствор приготовляется из кристаллов медного купороса и
обычной столовой поваренной соли. Для этого сначала приготовляется
насыщенный5 раствор медного купороса в воде. Раствор имеет характерный сине-голубой
цвет. Затем приготовляется насыщенный раствор из соли (цвет - прозрачный) .
Теперь необходимо смешать оба раствора между собой примерно в равных
пропорциях. Полученный раствор становиться ярко-зеленого цвета. В нем-то и можно
травить платы. Однако, у такого раствора есть ряд недостатков. Во-первых,
платы в нем травятся значительно дольше, чем в растворе хлорного железа. Во-
5 "Насыщенный" — значит такой, при котором кристаллы уже больше в нем не
растворяются .

вторых, на его поверхности, на открытом воздухе, образуются пленки
кристаллов , и при вынимании заготовки будущей печатной платы из этого раствора и при
опускании в него, эти пленки местами оседают не поверхности заготовки и
мешают дальнейшему нормальному травлению в этих местах.
Как бы то ни было, после травления обильно промыв заготовку водой,
протираем ее тряпкой насухо.
Далее берем ватку с ацетоном (или спиртом) и протираем ею заготовку со
стороны "дорожек". При этом с заготовки смываются остатки фоторезиста - он нам
более не нужен, и мы получаем заготовку, уже почти похожую на настоящую
плату:
Рис. 29. Смываем фоторезист...
Теперь обрезаем лишние "поля" (ведь при вырезании заготовки мы сделали ее с
запасом по 5 мм с каждой стороны):
Рис. 30. Обрезаем "поля".

Края заготовки шлифуем на ровном точильном бруске под струей воды. Вода
необходима для немедленного удаления пыли:
Рис. 31. Шлифуем края...
Получаем вытравленные заготовки плат:
Рис. 32. Вытравленные платы.
Далее, необходимо проделать отверстия под компоненты и крепеж. Как раз
теперь нам очень пригодятся те самые вытравленные в меди точки в центрах кон-

тактных площадок.
Для целей сверления отверстий я использую самодельный сверлильный станочек,
сделанный на основе электромоторчика от видеомагнитофона "Электроника" (у
которого видеокассеты сверху загружаются). На валу моторчика установлен
цанговый патрон, в который зажимаются сверла разного диаметра:
Рис. 33. Сверлильный станочек
Заготовку можно сверлить обычными сверлами по металлу (подходящего
диаметра) , однако такие сверла быстро тупятся (ведь наша заготовка выполнена из
СТЕКЛОтекстолита). Одного такого сверла реально хватает всего на пару сотен
отверстий.
Гораздо более долговечны победитовые сверла. Их ресурс в десятки раз
превышает ресурс обычных сверл, отверстия после сверления имеют ровные края.
Правда, эти сверла очень редко бывают в продаже, а также довольно дороги (по
сравнению с обычными). Кроме того, победитовые сверла малого диаметра целиком
изготовляются из твердосплавного материала и потому чрезвычайно хрупки -
малейший перекос, и они ломаются.
При сверлении двусторонних плат бывает, что сверло, выходя с обратной
стороны заготовки, отрывает медные контактные площадки от самой основы платы (от
стеклотекстолита), если эти контактные площадки достаточно маленькие (что,
обычно, так и бывает). Чтобы побороть этот нежелательный эффект, необходимо
сначала просверлить все отверстия с одной стороны печатной платы примерно на
половину толщины заготовки, затем перевернуть ее и досверлить все отверстия с
другой стороны, теперь уже насквозь.

Рис. 34. Сверлим отверстия...
Отверстия большого диаметра сверлим обычными сверлами обычным сверлильным
станком или дрелью.
После сверления отверстий зачищаем заготовку платы со стороны "дорожек"
мелкой наждачной бумагой:
Рис. 35. Шкурим медь...
Пыль сдуваем, и покрываем все медные "дорожки" по всей длине раствором
канифоли в спирте (рис. 36). Канифоль защитит медь от окисления, и сделают
последующую пайку компонентов "легкой и непринужденной".

Рис. 36. Покрываем раствором канифоли в спирте...
Теперь уже можно напаять радиоэлектронные компоненты. Пайку компонентов
удобно производить с применением все того же раствора канифоли в спирте, но
б ольшей густ о ты.
Например, при пайке планарных компонентов место установки компонента
обильно смазывается данным раствором канифоли в спирте, с помощью пинцета
компонент позиционируется на нужном месте, прижимается зубочисткой и опаивается.
У Вас ведь уже есть полный набор компонентов для Вашего устройства? Если
еще нет, подберите необходимые6 прямо сейчас, иначе после изготовления
печатной платы некоторые компоненты могут оказаться либо слишком большими, либо
слишком маленькими, либо совсем другими. В основном, это касается
конденсаторов. Так, например, несколько раз я проектировал плату, взяв за образец
электролитические конденсаторы (типа К50-35), выпаянные из старых отечественных
телевизоров, а придя в магазин радиодеталей получал от продавца современные
"буржуйские" конденсаторы на тот же номинал, но гораздо меньшего размера и с
меньшим расстоянием между ног. Приходилось пересверливать отверстия в уже
готовой плате. То же касается пленочных конденсаторов типа К73-17. "Буржуйские"
аналоги на тот же номинал могут иметь не только меньшие размеры, но и
совершенно другое расположение выводов. Для таких вещей, как моточные изделия
(дроссели, трансформаторы) а также радиаторы - это вообще обычное дело.
После напайки компонентов проверяем монтаж (чтобы все компоненты были
требуемого номинала и стояли на своих местах), включаем, налаживаем работу
устройства. После наладки, когда к нашей плате более уже ничего не будет ни
отпаиваться, ни припаиваться, промываем плату от канифоли ваткой с ацетоном или
спиртом. Ацетон лучше отмывает канифоль, но может также отмыть и маркировку с
6 Если Вы не знаете, где купить радиодетали, Вам поможет Google:
http://www.google.com.

некоторых компонентов. Чтобы на плате не оставались ошметки от ваты, вату
следует завернуть в кусочек ткани или марли:
Рис. 37. Протираем платы от канифоли.
Затем покрываем сторону с дорожками лаком, например, цапонлаком (рис. 38) .
Также можно использовать специальные лаки для плат в аэрозольных баллончиках.
И цапонлак и специальный лак в аэрозольных баллончиках можно приобрести в
магазине радиодеталей.
Рис. 38. Покрываем защитным лаком.

После высыхания лака плата готова к использованию:

Описанным выше способом можно изготовить платы с точность до 0.25 мм (0.25
мм ширина "дорожки" и 0.25 мм расстояние между соседними "дорожками").
Точность зависит от размеров платы. Чем меньше размер - тем большей точности
можно достичь. Верно и обратное - чем больше размер, тем меньше точность.
Связано это все с той же пресловутой деформацией прозрачной пленки при печати
на лазерном принтере. Несмотря на все принимаемые меры, три изображения для
изготовления одного фотошаблона все равно не получаются идеально
совпадающими. При больших размерах платы (например, размером чуть меньше листа формата
А4) эта ошибка становится столь заметна, что может вызвать (при изготовлении
фотошаблона, во время совмещения отдельных изображений) перекрытие узких
"дорожек" , если эти "дорожки" будут слишком тонкими и расстояния между ними
будут слишком узкими.
В своей практике я стараюсь не делать "дрожки" на плате и зазоры между ними
шириной менее 0 . 4... 0 . 5 мм.

Химичка
ПРЕПАРАТЫ ИЗ ПРИРОДНОГО СЫРЬЯ
Г.В. Лазурьевский и др.
(продолжение)
Борнеол из пинена
Сырьё и реактивы:
• а-Пинен (фракция с т. кип. 156-161 С ) - 100 г.
• Уксусная кислота (свежеперегнанная, концентрированная), 50 г.
• Уксусный ангидрид - 10 г.
• Борный ангидрид - 5 г
В 1-л колбу, снабженную мешалкой, обратным холодильником и термометром,
загружают 100 г а-пинена1, 45 г концентрированной уксусной кислоты, 10 г уксус-
1 сх-Пинен должен быть тщательно отфракционирован, если его выделяют из
скипидара , имеющегося в продаже.

ного ангидрида, 5 г борного ангидрида1 и при энергичном перемешивании смесь
нагревают на воронке Бабо до 100 °С. После этого нагревание прекращают, а
температура за счет саморазогревания повышается до 120 °С. В начале мутная,
беловато-серая смесь примерно через 1 ч становится прозрачной желтой
жидкостью, так как борный ангидрид постепенно переходит в раствор. Затем,
регулируя пламя горелки, поддерживают реакционную смесь в состоянии слабого кипения
около 130 °С еще в течение 6 ч. За это время реакцию ацелирования можно
считать законченной. Смесь охлаждают, переносят ее из колбы в делительную
воронку и несколько раз промывают 2-3 объемами воды. Сушат над хлористым кальцием
и отгоняют неизмененный а-пинен от борнилацетата в вакууме. Для омыления ко
всему остатку борнилацетата добавляют 100 мл 20%-ного раствора едкого натра и
кипятят в колбе с обратным холодильником в течение 8-10 ч. Затем отгоняют
образовавшийся борнеол с водяным паром. После кристаллизации из спирта получают
кристаллы с т. пл. 206-209 °С. Выход около 25 г.
Ванилин
из лигнина
Ванилин (4-окси-З-метоксибеизальдегид) содержится в плодах ванили (до 3%) .
В настоящее время он получается синтетически (например, из эвгенола) или
окислением лигнина. Применяется в кондитерском и парфюмерном производстве, а
также как исходный материал для приготовления некоторых лекарственных
препаратов (фтивазида и папаверина).
Сырьё и реактивы:
• подсолнечная лузга 50 г
• серная кислота (72-процентная) 60 мл
• нитробензол 40 мл
• едкий натр 24 г
• бисульфит натрия (насыщенный раствор), спирт, бензол.
Выделение
лигнина
Измельченную подсолнечную лузгу2 настаивают в смеси спирта и бензола (1:1)
в течение суток для удаления жиро-восковых примесей3. Раствор отделяют на
фильтре, слабо отсасывая, и промывают небольшим количеством чистого
растворителя. Высушенный на воздухе остаток переносят в коническую колбу, заливают 50
мл 72-процентной серной кислоты и оставляют стоять 48 часов. Затем в колбу
наливают 400 мл воды и кипятят около часа для завершения гидролиза
полисахаридов. После охлаждения осадок лигнина отсасывают на фарфоровой воронке,
промывают большим количеством воды и высушивают в сушильном шкафу.
Выход около 15 г. Лигнин — порошок бурого цвета.
1 Борный ангидрид можно легко приготовить следующим образом: в кастрюльку, обернутую
листовым асбестом, помещают кристаллическую борную кислоту, и расплавляют её на
открытом пламени горелки. Получается плав коричневого цвета, который вспучивается
выделяющимися парами воды. Когда выделение паров воды прекратится, плав охлаждают и
растирают в ступке в порошок.
2 Вместо лузги можно использовать древесные опилки.
3 Отделение от жиро-восковых примесей ускоряют нагреванием смеси в колбе с обратным
холодильником.

Окисление лигнина
10 г лигнина загружают в автоклав из нержавеющей стали, добавляют 300 мл 2
н. раствора едкого натра и 40 мл нитробензола. Автоклав нагревают 3 часа,
поддерживая температуру 170°. После охлаждения, содержимое автоклава
переносят в фарфоровую чашку и упаривают на водяной бане до половины объема.
Раствор ванилата натрия отфильтровывают от примесей и нейтрализуют слегка
разбавленной серной кислотой рН 4,5—5,0 (бумажка с универсальным индикатором).
Чтобы отделить коллоидные примеси, способствующие образованию эмульсии,
нейтрализованный раствор центрифугируют (или отстаивают 10—12 часов). Проводят
извлечение бензолом. Для этого в колбу наливают 25 мл бензола, присоединяют
обратный холодильник и нагревают на водяной бане. Слегка охлажденную смесь
переносят в делительную воронку, и после встряхивания и отслаивания нижний
водный слой сливают. Этот слой повторно обрабатывают бензолом. Объединенную
после трех обработок бензольную вытяжку отгоняют досуха (под конец в вакууме
от водоструйного насоса), а остаток, содержащий загрязненный ванилин,
смешивают с насыщенным раствором бисульфита натрия. Ванилин дает хорошо
растворимое в воде бисульфитное соединение; смолообразные примеси отделяют
центрифугированием. Далее раствор подкисляют 10-процентной серной кислотой и удаляют
сернистый газ продуванием воздуха. Ванилин выпадает в осадок, который после
подсушивания перегоняют в воротничковой колбочке при 13 мм (т. кип. 163—
166°) . Чтобы окончательно очистить ванилин, его растворяют в минимальном
количестве воды, нагревая до 50°. По охлаждении выпадают кристаллы. Выход
около 1 г; Т. пл. 82°.
Винная кислота
из винограда
d-Винная кислота часто встречается в растениях, как в свободном состоянии,
так и в виде солей, но только в ягодах винограда она накапливается в
значительных количествах (до 1%). Вырабатывается эта кислота из отходов виноделия,
используется в пищевой и химико-фармацевтической промышленности; сегнетова
соль (виннокислый калий-натрий) применяется в производстве пьезоэлементов.
Сырьё и реактивы:
• виноград 1 кг
• раствор соды и едкого натра, соляная кислота,
• анионит АН-2Ф.
Ягоды винограда раздавливают в ступке, стараясь не дробить семян. Мезгу
переносят в полотняный мешочек и отжимают сок. Выжимки помещают в химический
стакан, заливают 300 мл воды, содержащей 1 г соды, и нагревают 10 минут на
кипящей водяной бане при постоянном перемешивании стеклянной палочкой1.
Теплый раствор фильтруют через полотняный фильтр на воронке Бюхнера или
центрифугируют . Остаток еще раз обрабатывают содовым раствором той же концентрации.
Вытяжки присоединяют к соку и проверяют рН среды. Для этого отливают в
пробирку 1 мл жидкости и добавляют каплю 2-процентного раствора бромкрезолового
синего или бромкрезолового зеленого. Переход желтой окраски индикатора в
синюю (зеленую) указывает на полноту нейтрализации винной кислоты. Если этого
В зрелом винограде большая часть винной кислоты находится в виде трудно
растворимых в воде солей — битартрата калия и тартрата кальция. Сода переводит их в сегнето-
ву соль и тартрат натрия.

не произошло, ко всей массе жидкости добавляют, тщательно перемешивая,
небольшими порциями 5-процентный раствор соды и снова проверяют, реакцию среды.
Нейтрализованный раствор охлаждают до комнатной температуры, фильтруют через
складчатый фильтр (или центрифугируют) и пропускают через подготовленную
заранее ионообменную колонку. Диаметр колонки — 1,6 см, высота — 70 см. В
слегка расширенную снизу часть колонки помещают тампончик стеклянной ваты. На
технических весах отвешивают 15—18 г анионита марки АН-2Ф, всыпают его в
стакан с 50 мл дистиллированной воды и оставляют до следующего дня. Набухшую
смолу переносят в колонку вместе с водой, остатки, приставшие к стенкам,
смывают несколькими порциями воды из промывалки. Напорный сосуд с
дистиллированной водой присоединяют к нижнему концу колонки, снимают зажим с боковой
отводной трубки и, осторожно приоткрывая зажим на нижнем шланге, пропускают
воду для разрыхления анионита и для удаления мелких частиц и воздуха. Во время
работы ионообменного фильтра нельзя допускать, чтобы в него попадал воздух.
Когда через боковую трубку будет вытекать прозрачная вода, нижний зажим
закрывают, дают смоле равномерно осесть и отсоединяют напорный сосуд.
Устанавливают уровень воды на 5 см выше слоя смолы, а избыток сливают. Этот уровень
сохраняют постоянным. Далее присоединяют к верхней трубке шланг от напорного
сосуда с раствором едкого натра (0,25 н.) и регулируют подачу щелочи так,
чтобы она вытекала из колонки со скоростью 2 капли в секунду. Обработку
анионита продолжают до отрицательной реакции на ион хлора в пробе фильтрата.
Щелочь удаляют, пропуская через колонку около 1 л дистиллированной воды сначала
снизу (противотоком), затем сверху (прямотоком) до нейтральной реакции на
фенолфталеин. Скорость подачи воды прямотоком — около 1 л в час (4 капли в
секунду) . Отмытую смолу заряжают нонами хлора. Для этого через колонку сверху
пропускают 400 мл 0,1 н. раствора соляной кислоты со скоростью 0,5 л в час,
снова разрыхляют слой смолы, пропуская струю воды противотоком (при сорбции
аниона хлора объем значительно увеличивается). Избыток соляной кислоты
удаляют . Подготовленный для ионного обмена виноградный сок наливают в напорный
сосуд и через верхнюю трубку подают со скоростью 0,5 л в час в колонку. Когда
весь сок из сосуда вытечет, в сосуд наливают 300 мл дистиллированной воды и
промывают смолу. Подключают шланг от сосуда с водой к нижнему отверстию и
производят рыхление и промывку противотоком, на что требуется еще 300—400 мл
воды. Смоле дают осесть, доводят жидкость в колонке почти до уровня смолы и
приступают к десорбции1. Десорбируют винную кислоту с анионита раствором 3 н.
соляной кислоты. В колонку наливают сверху 55 мл кислоты и пропускают ее
через слой анионита в течение часа (со скоростью 1 капля в 5 секунд). Первые 15
мл фильтрата отбрасывают, последующие 40 мл собирают. В это же время в
колонку наливают 20 мл воды и продолжают сливать жидкость. Всего получается 55—60
мл концентрированного раствора винной кислоты с примесью соляной. Его
упаривают в вакууме почти до сиропа и оставляют на кристаллизацию. Чтобы ускорить
кристаллизацию, к охлажденному раствору добавляют измельченную винную
кислоту, взятую на кончике ножа. Выпавшие кристаллы отфильтровывают, промывая на
фильтре минимальным количеством охлажденной воды. Выход около 2 г; т. пл.
чистой винной кислоты 170°; [а]20 = +12° (для 20-процентного водного
раствора) . Из маточного раствора, оставшегося после отделения кристаллов винной
кислоты, получают сегнетову соль. Для этого маточник помещают в фарфоровую
чашечку и удаляют из него соляную кислоту выпариванием досуха. Остаток разводят
в 5 мл горячей воды и нейтрализуют, осторожно добавляя эквивалентную смесь
поташа и соды (индикатор—лакмус) . Раствор фильтруют и охлаждают. По мере
охлаждения выпадают кристаллы сегнетовой соли.
1 Все примеси нейтрального характера (сахара и др.) на смоле не адсорбируются и
удаляются промыванием.

Галактоза
из лактозы
Галактоза: молекулярная масса = 180,16 г/моль, СбН^Об
d-Галактозу получают гидролитическим расщеплением молочного сахара.
Галактоза как структурная часть входит также в состав трисахарида рафинозы,
выделяемой из свекловичной патоки и из таких сложных продуктов, как пектин,
слизи, камеди, галактаны и некоторые сапонины. Галактоза, восстанавливаясь
амальгамой натрия, образует спирт дульпит, а окисляясь, дает одноосновную га-
лактоновую кислоту и затем двухосновную — слизевую.
Сырьё и реактивы:
• лактоза 20 г
• гидроксид бария 3 г
• ледяная уксусная кислота 21 мл
• метиловый спирт, активный уголь,
• кислоты: азотная, серная и соляная,
• 10-процентный раствор едкого натра,
• флороглюцин.
Лактозу растворяют в 50 мл воды, приливают 1 мл концентрированной серной
кислоты и кипятят 2 часа в круглодонной колбе емкостью 100 мл, снабженной
обратным холодильником. К горячему (но не кипящему), раствору осторожно
добавляют около 1 г активного угля, перемешивают и нейтрализуют горячим насыщенным
раствором едкого бария. Нейтрализацию контролируют бумажкой конго. Осадок
отфильтровывают , к фильтрату добавляют около 1 мл ледяной уксусной кислоты и
упаривают под вакуумом на водяной бане при температуре не выше 450. К теплому
сиропу приливают 20 мл ледяной уксусной кислоты, раствор охлаждают льдом и
вносят в него в качестве затравки кристаллик галактозы. Вместо затравки
кристаллизацию можно вызвать трением стеклянной палочки о стенки сосуда. Через
сутки выделившиеся кристаллы галактозы отфильтровывают, промывают несколькими
миллилитрами холодного метилового спирта и потом небольшим количеством эфира.
Выход около 4—5 г; т. пл. безводной галактозы 161—166°, моногидрата 112 —
118°; степень чистоты d-галактозы определяют по ее удельному вращению: [а] 20
= +81,7 Т. пл. фенилозазона 196°.
Качественные реакции:
1. С 1-процентным раствором флороглюцина в соляной кислоте галактоза дает
красное окрашивание.
2. Азотная кислота окисляет галактозу, превращая ее в нерастворимую в воде
слизевую кислоту.
2 г галактозы смешивают в фарфоровой чашечке с 8—10 мл азотной кислоты (уд.
в. 1,15) и выпаривают на водяной бане до сиропа. Нагревают до полного
удаления окислов азота. Затем добавляют 5—10 мл воды и оставляют стоять. Осадок
отделяют, промывают теплой водой, растворяют в 10-процентном растворе едкого
натра, фильтруют и осаждают слизевую кислоту небольшим избытком разбавленной
соляной кислоты. Мелкокристаллический осадок отфильтровывают, промывают и
сушат. Т. пл. 213—214°.

Глициризинов ая
кислота из солодки
Тритерпеновый сапонин (глициризиновая кислота)— составная часть и активное
начало солодкового (лакричного) корня (Glycyrrhiza glabra). Солодка1 — одно
из старейших и наиболее популярных лекарственных растений. Ее экстракты
применяются в качестве успокоительных, легких слабительных средств и средств,
усиливающих отхаркивание. Глициризиновая кислота гидролизуется в разбавленных
кислотах на два моля глюкуроновой и один моль одноосновной глицирретиновой
кислоты.
Солодка (Glycyrrhiza glabra).
Сырьё и реактивы:
• корни солодки 250 г
• ацетон 300 МЛ
• спирт 70 мл
• уксусная кислота 100 мл
• хлороформ 70 мл
• едкое кали, серная кислота, окись алюминия.
Получение глициризиновой кислоты
Разрубленные на мелкие куски корни солодки заливают пятикратным количеством
воды и поддерживая легкое кипение воды, экстрагируют 6—7 часов. Экстракт сли-
Солодка произрастает почти повсеместно в Средней Азии и южной части Европейской
территории России.

вают и водное извлечение повторяют. Соединенную водную вытяжку кипятят; скоа-
гулировавшие белковые вещества отделяют после охлаждения, процеживая раствор
через редкую ткань. Фильтрат упаривают на водяной бане до объема 350 мл. К
охлажденному раствору небольшими порциями при сильном перемешивании добавляют
13 мл концентрированной серной кислоты. Выпадает вязкий коричневый осадок.
Жидкость сливают, а осадок промывают водой. После 2—3-кратного промывания
(декантировать) осадок превращается в порошок, который отфильтровывают и
высушивают на воздухе. Выход 20 г.
Неочищенную глициризиновую кислоту помещают в круглодонную колбу,
снабженную обратным холодильником. Приливают туда 200 мл ацетона и нагревают 3 часа.
Экстракт сливают, а остаток повторно экстрагируют 100 мл ацетона.
Объединенный ацетоновый экстракт фильтруют. К фильтрату, сильно помешивая, добавляют
небольшими порциями спиртовой раствор едкого кали (около 2 г в 16 мл) до
слабощелочной реакции на индикаторную бумагу1. Выпавший в виде мелких хлопьев
осадок трикалиевой соли отделяют, промывают на фильтре небольшим количеством
ацетона и после высушивания растирают в порошок. Выход около 10 г.
Измельченную соль дважды промывают на холоду ледяной уксусной кислотой,
сильно взбалтывая. Промывную жидкость отделяют и осадок растворяют при
нагревании в пятикратном количестве ледяной уксусной кислоты. Горячий
уксуснокислый раствор отфильтровывают. Когда раствор остынет, выпадают кристаллы
монокалиевой соли. На следующий день их отделяют и 2 раза промывают небольшими
порциями спирта. Эти кристаллы сначала высушивают в термостате при 40°, потом
в вакуум-эксикаторе. Выход 6 г. Отгонкой и обработкой промывных растворов и
маточников можно получить еще 2 г соли. Монокалиевая соль глициризиновой
кислоты представляет собой легкий порошок кремового цвета, легко растворимый в
разбавленных щелочах, трудно — в холодной воде (1:50), еще труднее в
метиловом и этиловом спиртах, ацетоне и уксусной кислоте. Разбавленные водные
растворы соли при взбалтывании сильно вспениваются; [а]20 = +40° (в 80-
процентном этиловом спирте). Если соль растворить в 5-процентной серной
кислоте, то через некоторое время выпадет свободная глициризиновая кислота —
мелкие сильно гигроскопичные бесформенные кристаллы; т. пл. 220—230°.
Омыление глициризиновой
кислоты до глицирретиновой
5 г калиевой соли глициризиновой кислоты нагревают 10 часов в 250 мл 5-
процентной серной кислоты. Белый осадок глицирретиновой кислоты отделяют и
промывают водой до тех пор, пока промывная жидкость не станет нейтральной.
Выход после высушивания — 3 г.
Неочищенную глицирретиновую кислоту растворяют, нагревая, в 30 мл
хлороформа. Охлажденный раствор фильтруют. Прозрачный фильтрат пропускают через
колонку, в которую насыпано 10 г окиси алюминия. Для полноты извлечения колонку
промывают 10 мл хлороформа. Объединенный хлороформный раствор отгоняют под
вакуумом досуха. Остаток растворяют при нагревании в 25 мл спирта. К
раствору, помешивая, приливают 12 мл горячей воды. Через сутки выпавшие из раствора
белые кристаллы глицирретиновой кислоты отделяют и высушивают. Выход 1,1 г.
Маточник упаривают наполовину и снова оставляют на сутки. Выпадают кристаллы
слегка желтоватого цвета (0,4 г). Общий выход кристаллической глициризиновой
кислоты — 1,5 г. Из смеси спирт—вода (2:1) глицирретиновая кислота
кристаллизуется в виде тонких прозрачных пластинок, которые после высушивания в
вакууме при 110° имеют т. пл. 273—277°; [а]20= +152,1° (в хлороформе). Очищенная
При быстром прибавлении или большом избытке щелочи образуется осадок в виде вязкой
массы, что нежелательно.

глицирретиновая кислота при комнатной температуре легко растворима в щелочах,
трудно — в хлороформе, уксусной кислоте, метаноле и этаноле, мало — в эфире,
почти нерастворима в воде и в петролейном эфире. Глицирретиновая кислота с
уксусным ангидридом в пиридине образует по месту гидроксильной группы
ацетильное производное; т. пл. его 303—305°; [а]20= + 143,7° (в хлороформе).
Глюкоза из целлюлозы
Глюкоза: молекулярная масса = 180,16 г/моль, СбН^Ов
Глюкоза играет исключительно важную роль в обмене веществ. Это — наиболее
распространенный в природе сахар. Глюкозу можно получить также гидролизом
крахмала, целлюлозы, гликогена и ряда олигосахаридов. Она входит в состав
многих природных глюкозидов.
Сырьё и реактивы:
• гигроскопическая вата 10 г
• спирт 30 мл
• соляная кислота, серная кислота, поваренная соль.
В толстостенную бутылку, помещенную в охладительную смесь из льда и соли,
наливают 100 мл концентрированной соляной кислоты и пропускают через нее
газообразный хлористый водород до полного насыщения1. Затем в бутылку
проталкивают небольшими порциями вату. После того, как вата полностью смочится,
бутылку плотно закрывают резиновой пробкой (привязывают пробку шнуром или
проволокой) и оставляют стоять при комнатной температуре до полного растворения.
На это требуется около суток. Из предосторожности открывать пробку следует
лишь после охлаждения бутылки льдом. Содержимое разбавляют трехкратным
количеством воды, переносят в колбу Вюрца и упаривают на водяной бане под
вакуумом водоструйного насоса2. Для равномерного кипения в жидкость подают воздух
через стеклянную трубочку, оттянутую в капилляр. Остаток после отгонки
разбавляют небольшим количеством воды и снова упаривают. Повторив этот прием еще
1—2 раза, достигают полной отгонка соляной кислоты. Полученный сироп
растворяют в минимальном количестве спирта. Раствор переносят в коническую колбочку
и ставят в холодильник; выпавшие кристаллы глюкозы отфильтровывают. Выход 4—5
г. Глюкозу кристаллизуют повторно из спирта; т. пл. 14 6°. Рекомендуется
пронаблюдать за мутаротацией. Для этого свежеприготовленный раствор глюкозы
быстро помещают в кювету поляриметра и периодически делают отсчеты угла
вращения до постоянного значения. Затем вычисляют удельное вращение. Для d-глюкозы
[o]d = + 52,3°.
Хлористый водород получают в колбе Вюрца емкостью 500 мл. Заполняют ее на одну
четверть тонким порошком поваренной соли, которую увлажняют концентрированной
соляной кислотой. Добавляя к соли из капельной воронки по капле концентрированную серную
кислоту, получают хлористый водород. Для высушивания его пропускают через промывную
склянку с серной кислотой. Более удобно получать хлористый водород из соляной
кислоты. Колбу Вюрца снабжают капельной воронкой с удлиненным капиллярным концом,
доходящим почти до дна колбы. В воронку наливают концентрированную серную кислоту. Колбу
наполовину заполняют концентрированной соляной кислотой. Осторожно открывая край,
обеспечивают равномерное поступление серной кислоты и постоянный ток хлористого
водорода .
2 Водоструйный насос соединяют с прибором через колонку с натронной известью,
поглощающей хлористый водород.

Глютаминовая
кислота из муки
Глютаминовая (а-аминоглутаровая) кислота и ее соли, особенно мононатриевая
(глутамат натрия), приобрели большое практическое значение. Глютаминовая
кислота — единственная аминокислота, вырабатываемая из природного сырья в
промышленных масштабах. Применяется она в многочисленных синтезах, а в виде
натриевой соли используется как вкусовое средство. Она участвует в процессах
обмена тканей мозга и играет важную роль в питании нервных клеток. В
последнее время используется в лечебных целях при психических заболеваниях.
Источниками ее промышленного получения служат кислотные гидролизаты клейковины
пшеницы, глютена кукурузы, а также обессахаренная свекловичная патока и
паточная спиртовая барда.
Сырьё и реактивы:
• пшеничная мука 100 г
• концентрированная соляная кислота 35 мл
• хлористый водород (газ), анилин, спирт, активный уголь.
Муку делят на четыре равные порции1, каждую из которых замешивают с 15 мл
водопроводной воды в плотный шарик теста и оставляют на 20 минут. В
фарфоровую чашку (емкостью 50 мл) наливают воду и отмывают клейковину муки от
крахмала. Для этого шарик теста разминают пальцами в воде, следя за тем, чтобы не
было потерь кусочков. Когда останется вязкий остаток клейковины, уже не
уменьшающийся в объеме, воду заменяют свежей. Продолжая отмывать крахмал,
добиваются, чтобы вода, стекающая с пальцев, была прозрачной. Отмытую
клейковину растягивают тонким слоем на стеклянной пластинке или на часовом стекле и
сушат при 105°. Так обрабатывают все четыре шарика заготовленного теста. 12 г
сухой растертой в порошок клейковины переносят в круглодонную колбу (емкость
100 мл) и заливают 35 мл концентрированной соляной кислоты. Смесь нагревают 6
часов под тягой на кипящей водяной бане, присоединив обратный шариковый
холодильник2 . После этого колбу оставляют на ночь, затем гидролизат разбавляют
вдвое водой, и отфильтровывают через воронку Бюхнера. В раствор вносят две —
три таблетки карболена, кипятят на асбестовой сетке 15 минут, дают отстояться
и фильтруют. Фильтрат упаривают в фарфоровой чашке на водяной бане примерно
до одной трети исходного объема. Жидкость переливают в коническую колбочку,
охлаждают снаружи льдом и насыщают хлористым водородом. Перемешивая смесь
стеклянной палочкой, вызывают появление кристаллов хлоргидрата глютаминовой
кислоты. Оставляют смесь на ночь в холодильнике. Образовавшиеся кристаллы
отсасывают на воронке со стеклянным фильтром и высушивают на воздухе. Чтобы
выделить свободную глютаминовую кислоту, хлоргидрат растирают в ступке,
примешав к нему половинное по весу количество анилина3. Образовавшуюся густую
массу разводят двойным объемом воды, и переносят в фарфоровую чашку. Ступку
смывают минимальной порцией воды. Смесь глютаминовой кислоты и водного раствора
хлористоводородной соли анилина нагревают 10 минут на кипящей водяной бане.
После охлаждения осторожно сливают жидкость через воронку Бюхнера (фильтр
бумажный) . В остаток наливают 10—15 мл спирта и растирают, переносят на ту же
воронку и промывают спиртом. Полученную глютаминовую кислоту высушивают в эк-
Брать много муки на одну обработку нецелесообразно, так как полностью удалить
крахмал будет трудно.
2 Нагревание можно и прервать, возобновив его в другое время.
3 Реакция с анилином происходит по следующей схеме:
HOOC-CH(NH3Cl)-СН2-СН2-СООН + C6H5NH2 = НООС-СН (NH2)-СН2-СН2-СООН + C6H5NH3C1

сикаторе над хлористым кальцием. Выход 25% от веса исходной клейковины: т.
пл. 224—225°; [а]20 = +12. Кристаллизуется глютаминовая кислота в ромбических
кристаллах (из водного спирта), плохо растворима в воде, не растворима в
эфире; легко теряет воду уже при плавления и переходит в ангидрид.
Госсипол из
хлопчатника
Госсипол, или 2,2-бис-1,6,7-триокси-3-метил-5-изопропил-8-альдегидонафтил,—
один из главных пигментов хлопчатника (Gossypium). Он известен в трех тауто-
мерных формах. Как многофункциональное соединение проявляет высокую
реакционную способность. Обладает свойствами антиоксиданта. Щелочные растворы госси-
пола поглощают свободный кислород воздуха. Ядовит. Содержится госсипол (в
среднем 1%) в ядрах семян и других частях хлопчатника. В процессе
производства хлопкового масла он превращается в вещества неядовитые, но глубоко
окрашенные , затрудняющие рафинацию масла. В настоящее время за рубежом госсипол
нашел применение для получения полимерных материалов, преимущественно лаков.
Хлопчатник
Сырьё и реактивы:
• кора корней хлопчатника
• эфир
250 г
1 л
• ледяная уксусная кислота 25 мл
• петролейный эфир, гидросульфит натрия, пиридин,
• спирт, анилин, хлористоводородный гидроксиламин.

Выделение госсипола в
виде госсиполацетата1
Грубоизмельченную воздушно-сухую кору корней хлопчатника2 перколируют на
холоду 1 л эфира, освобожденного от перекиси3. Эфирный экстракт концентрируют
в небольшом разряжения до 40—50 мл. Добавляют 15 мл ледяной уксусной кислоты,
хорошо перемешивают и, не закрывая колбочки, оставляют в холодильнике для
кристаллизации. При медленном испарении эфира выпадает госсиполацетат. Первую
порцию зеленовато-желтых кристаллов отфильтровывают на стеклянном фильтре и
промывают 10 мл смеси эфира и уксусной кислоты (3:1) . Фильтрат и промывную
смесь объединяют и оставляют в стакане при комнатной температуре, пока не
испарится половина объема. В это время выделяется вторая порция кристаллов
госсиполацетата . Соединив вместе полученные осадки, их растворяют в 50 мл эфира,
добавляют 5 мл уксусной кислоты и оставляют на сутки. Выпадает чистый
госсиполацетат . Выход около 3 г.
Получение
свободного
госсипола
3 г госсиполацетата растворяют на холоду в 50 мл бесперекисного эфира и
выливают в коническую колбочку, содержащую равный объем 0,4-процентного водного
раствора гидросульфита натрия. Эфир отгоняют (температура бани около 60°) под
умеренным, вакуумом. По мере испарения эфира на поверхности воды образуется
свободный госсипол в виде корочки. Для полноты гидролиза госсиполацетата эту
операцию повторяют еще раз, т.е. отфильтрованный осадок снова растворяют в
эфире, добавляют равный объем воды, эфир отгоняют. Полученный таким образом
госсипол высушивают на воздухе. Выход около 2 г. Чтобы очистить продукт
окончательно, всю порцию госсипола растворяют в 25 мл эфира и добавляют петролей-
ный эфир (до помутнения). Смесь оставляют на кристаллизацию. Кристаллический
госсипол — канареечно-желтый порошок. Его отфильтровывают и сохраняют в
пробирке из темного стекла. Выход 1-1,2 г; т. пл. 180-181°. Госсипол растворим в
спирте, эфире, ацетоне, хлороформе, пиридине и не растворим в воде.
Качественная реакция
Кристаллик госсипола с каплей концентрированной серной кислоты на часовом
стекле дает пурпурно-красное окрашивание.
Дианилиногоссипол
Конденсация госсипола с анилином происходит по обеим альдегидным группам.
Небольшое количество госсипола (на кончике шпателя), нагревая, растворяют в
2—3 мл анилина. Через некоторое время выпадает осадок. Его отфильтровывают,
промывают эфиром и перекристаллизовывают из анилина. Т. пл. 302—303°.
Госсиполацетат — легко гидролизуется горячей водой.
2 В коре корней хлопчатника содержится больше госсипола, чем в других частях
растения. Отсутствие в ней жира облегчает выделение и очистку госсипола.
3 Для открытия перекисей растворяют кристаллик бихромата натрия в 1 мл воды,
добавляют каплю разбавленной серной кислоты, 2 мл эфира и встряхивают. Синее окрашивание
эфирного слоя (перхромат) указывает на присутствие в нем перекисей. Чтобы удалить
перекиси эфир встряхивают с 5%-ным раствором сернокислого (закисного) железа,
подкисленного серной кислотой. После промывки водой такой эфир пригоден к экстракции.

Диоксим
Госсипол (0,5 г) , 1 г хлористоводородного гидроксиламина, 5 мл пиридина и 5
мл абсолютного спирта нагревают 1 час в маленькой колбочке с обратным
холодильником на водяной бане. Растворитель упаривают под тягой, к остатку
прибавляют спирт. Выпадают кристаллы; их отделяют и перекристаллизовывают из
спирта. Т. пл. 312 °.
Дигитонин из наперстянки
Дигитонин относится к группе стероидных сапонинов — соединений гликозидного
характера. Распространен в растениях. В воде при взбалтывании сапонины
подобно мылу дают пену, в связи с чем и получили название (sapo — мыло). Дигитонин
содержится вместе с сердечными гликозидами (дигитоксин и др.) в листьях
различных видов дигиталиса (наперстянки), но не является сердечным ядом; его
ядовитость обусловлена гемолитическим действием на кровь. В результате
гидролиза дигитонина образуются сапогенин — дигитогенин, а также две молекулы
галактозы и две молекулы глюкозы.
Наперстянка
Сырьё и реактивы:
• листья наперстянки
300 г
• спирт....
• хлороформ
800 мл
250 мл
• активный уголь.

Воздушно-сухие листья наперстянки помещают в большую широкогорлую колбу и
заливают 2 л горячей воды. Колбу помещают на водяную баню. Смесь выдерживают
2 часа при 80°, взбалтывая ее время от времени. После этого листья отжимают
да большой воронке Бюхнера (без фильтра), промывают водой, еще раз плотно
отжимают , раскладывают тонким слоем на листе фильтровальной бумаги и высушивают
на воздухе2. Водный экстракт, содержащий сердечные гликозиды, в данном случае
не используют. Высушенные листья измельчают, переносят в полуторалитровую
колбу и заливают 500 мл спирта. Смесь нагревают в колбе с обратным
холодильником на водяной бане в течение 2 часов. Спиртовой экстракт отделяют от
остатка фильтрованием и повторяют обработку спиртом, взятом в количестве 300
мл. К объединенному экстракту добавляют 150 мл хлороформа, 20 г активного
угля и продолжают нагревание 10 минут. Затем охлаждают и фильтруют.
Просветленный фильтрат концентрируют в вакууме до объема 80—100 мл и ставят в
холодильник на кристаллизацию. Выпавший осадок днгитонина отфильтровывают на
стеклянном пористом фильтре, растворяют в минимальном количестве 85-процентного
спирта и вновь ставят на холод для кристаллизации. Выпавшие бесцветные
кристаллы дигитонина снова отфильтровывают и высушивают в вакуум-эксикаторе.
Выход сырого продукта около 0,8 г, после перекристаллизации — 0,3 г; т. пл.
235° (с разложением); [а]20 = —54,3° (в метиловом спирте). Образует
нерастворимое соединение с холестерином. Применяется для открытия последнего в
маслах3 .
Жирные кислоты
из семян
подсолнечника
Растительные масла — важнейшие пищевые продукты и, как показали недавние
исследования, незаменимы в нормальном рационе питания. Огромно их значение
как технического сырья для получения мыла и пленкообразующих материалов. При
омылении масла образуется глицерин и смесь жирных кислот, очень трудно
разделимая на индивидуальные соединения обычными методами.
Сырьё и реактивы:
• обрушенные семена подсолнечника 100 г
• диэтиловый эфир 300 мл
• 96-процентный спирт 300 мл
• метиловый спирт 200 мл
• мочевина 10 г
• едкое кали 7 г
• йод 5 г
• парафин, бензол,
• чистые пальмитиновая, стеариновая, олеиновая кислоты (свидетели),
• хлорид кальция, сульфат натрия,
• 1-процентные растворы нитрата серебра и сульфида аммония,
1 Наперстянка (Digitalis purpurea) возделывается в южных районах России в
используется для производства важных лекарственных средств — сердечных препаратов. Для
выделения дигитоина можно использовать и отходы химфармзаводов, остающиеся после
выделения из наперстянки сердечноактивных компонентов.
2 Для ускорения сушки рекомендуется пользоваться вентилятором или феном.
3 Эта реакция служит для распознавания природы жиров и масел: только жиры животного
происхождения содержат в своем составе холестерин. В растительных маслах находятся
фитостерины, не образующие соединения с дигитонином.

• 0,1 н. раствор тиосульфата натрия.
Выделение масла
Обрушенные и измельченные семена подсолнечника помещают в бумажный патрон1,
покрывают тонким слоем ваты и вставляют в экстрактор аппарата Сокслета. В
собранный аппарат через холодильник заливают эфир, включают воду и нагревающее
устройство. Нагревать удобно электрической лампой, расположенной на таком
расстоянии от нижней части колбы, чтобы эфир кипел равномерно. Для
исчерпывающего извлечения масла достаточно 3 часов непрерывной работы аппарата.
Раствор масла высушивают прокаленным сульфатом натрия и фильтруют через
складчатый фильтр во взвешенную колбу. Фильтр промывают эфиром. Колбу закрывают
пробкой, в которую вставлены две трубки. Через одну из них вводят сухой
углекислый газ от аппарата Киппа или из газометра, другой трубкой соединяют колбу
с длинным холодильником (см. рис.). Приемником эфира может служить колба Бун-
зена, снабженная шлангом для отвода паров растворителя.
Отрегулировав подачу углекислого газа, нагревают колбу на горячей бане и
нацело отгоняют эфир. После отгонки эфира прибор охлаждают в токе углекислого
газа. Колбу вновь взвешивают и определяют выход масла. Масло фильтруют,
отсасывая через маленький стеклянный фильтр, и сохраняют для дальнейшей работы.
Для характеристики масла определяют его плотность, показатель преломления,
число омыления, кислотное и йодное числа и сопоставляют полученные константы
с литературными2.
Омыление
20 г масла нагревают 1 час со спиртовым раствором едкого кали (7 г в 100
мл) в колбе, снабженной обратным холодильником. Нагревают до тех пор, пока
проба, взятая пипеткой, не растворится в воде. После этого отгоняют около 50
мл спирта. К остатку добавляют равный объем воды. Смесь подогревают в бане и
переносят в делительную воронку. Колбу ополаскивают сначала водой, затем
спиртом, все сливая в ту же воронку. К смеси добавляют эфир, перемешивают и
после отстаивания сливают нижний слой в колбу, в которой проводилось
омыление . Эфир собирают отдельно. Извлечение неомыляемых веществ повторяют еще два
Патрон делают из полосы фильтровальной бумаги, дважды обернув ее вокруг широкой
пробирки. Нижний конец патрона скручивают и затягивают ниткой.
2 См. например: Технический контроль и учет производства в маслодобывающей и жиропе-
рерабатывающей промышленности, т. 1. Пищепромиздат, М., 1958

раза1. Водный раствор мыла подкисляют разбавленной серной кислотой;
выделявшиеся жирные кислоты переводят в эфир. Эфирный слой в делительной воронке
несколько раз промывают водой, сливают в коническую колбочку и сушат
прокаленным сульфатом натрия. Затем раствор фильтруют во взвешенную колбочку,
полностью отгоняют эфир и определяют выход жирных кислот.
Идентификация жирных кислот
хроматографией на бумаге
Полосу хроматографической бумаги (35x10 см) пропитывают 10-процентным
раствором парафина в бензоле и высушивают между листами фильтровальной бумаги в
горизонтальном положении. Затем на расстоянии 3 см от узкого края бумаги
наносят по капле 5-процентные эфирные растворы испытуемой смеси жирных кислот и
имеющихся образцов «свидетелей» (стеариновой, пальмитиновой, олеиновой и
других кислот). В качестве растворителя в сосуд для хроматографии заранее
заливают 90-процентный метиловый спирт, насыщенный парафином. Подготовленную
бумагу укрепляют в сосуде и хроматографируют по восходящему способу 16—20
часов. После этого бумагу высушивают на воздухе, опрыскивают 1-процентным
раствором нитрата серебра, тщательно отмывают в ванночке дистиллированной водой
и обрабатывают раствором сульфида аммония. На полученной хроматограмме
определяют значения Rf для каждого проявившегося пятна. В данных условиях
коэффициент подвижности стеариновой кислоты приблизительно равен 0,90,
пальмитиновой — 0,84, олеиновой — 0,80, линолевой — 0,75.
Разделение жирных
кислот мочевинным
методом
Работу начинают с определения йодного числа. Для этого навеску жирных
кислот от 0,15 до 0,25 г, взятую на аналитических весах, помещают в склянку с
притертой пробкой и растворяют в 15 мл спирта при слабом нагревании на
водяной бане. Прибавляют из пипетки 20 мл 0,2 н. спиртового раствора йода и 200
мл теплой воды. Склянку закрывают пробкой и после энергичного встряхивания
оставляют в покое на 3 минуты. Затем оттитровывают избыток йода 0,1 н.
раствором тиосульфата натрия с крахмалом (индикатор). Параллельно проводят
контрольный опыт, т. е. титруют смесь тех же растворов, но без анализируемого
вещества. Йодное число вычисляют по формуле:
И.Ч. = (a-b) 1,269/навеска
где: а — количество мл 0,1 н. тиосульфата натрия, расходуемого на
контрольный опыт; б — то же, на опыт с веществом.
Далее проводят реакцию с мочевиной. 2 г смеси кислот и 10 г мочевины
помещают в коническую колбочку и растворяют в таком количестве метилового спирта,
чтобы получился раствор, насыщенный при 50°. На это требуется 20—25 мл
спирта . После интенсивного перемешивания раствор оставляют на кристаллизацию.
Выпавшие при охлаждении кристаллы отсасывают на стеклянном фильтре и промывают
их небольшим количеством холодного метилового спирта. Спирт из фильтрата
отгоняют и к остатку добавляют 20 мл эфира. Все переносят в делительную
воронку, промывают водой. Эфирный раствор отделяют и сушат безводным сульфатом
натрия. Ненасыщенные кислоты, полученные после отгонки эфира, взвешивают и
рассчитывают их содержание в масле. В отдельной навеске ненасыщенных кислот
определяют йодное число по указанному выше способу. Кристаллический осадок, ос-
1 Эфир отгоняют и используют в дальнейшей работе. Неомыляемый остаток взвешивают и
определяют выход.

тавшийся на фильтре (мочевинный комплекс), обрабатывают 100 мл горячей воды с
тем, чтобы растворением мочевины разложить аддукт. Охлажденный раствор
встряхивают с эфиром для извлечения насыщенных жирных кислот. Их выделяют из
эфирного раствора так же, как ненасыщенные кислоты. Затем рассчитывают их
содержание в масле и определяют йодное число. Сравнивая йодные числа, оценивают
степень разделения жирных кислот на насыщенные и ненасыщенные1.
Казеин и тирозин
из молока
Казеин — сложный белок молока, относящийся к группе фосфоропротеидов. В
молоке содержится в виде легко растворимой кальциевой соли. Осаждение казеина
кипячением молока не достигается. Сычужный фермент осаждает его в виде так
называемого параказеина (на этом основано производство сыра). Осаждают казеин
и кислоты. Из казеина готовят клей для фанеры и бумаги, в некоторых
зарубежных странах искусственную шерсть (ланиталь, файбролен). Казеин используется и
как исходное сырье в производстве некоторых аминокислот.
Сырьё и реактивы:
• цельное молоко 1л
• уксусная кислота, едкий натр 1 % раствор,
• серная кислота, спирт, эфир, гидрат окиси бария.
Выделение
казеина
1 л цельного молока разбавляют 2 л дистиллированной воды; к раствору
прибавляют 6 мл уксусной кислоты. Полученную сыворотку отфильтровывают через
ткань, хорошо отжимают и промывают 1—2 раза водой2. Промытую сыворотку,
содержащую казеин и жир, растирают в фарфоровой чашке с небольшим объемом 1-
процентного едкого натра. Густую кашицу нейтрализуют, хорошо перемешивая,
раствором едкого натра той же концентрации (индикатор - фенолфталеиновая
бумажка) и слабо подогревают. Раствор переливают в высокий стакан и оставляют
на ночь. Всплывший на поверхность жир отделяют, а раствор отфильтровывают от
остатков жира несколько раз через тонкое полотно (пока жидкость не будет лишь
слегка мутной). Фильтрат снова подкисляют уксусной кислотой (6—10 мл); осадок
казеина отцеживают, промывают, еще раз растворяют в щелочи и осаждают
уксусной кислотой. Полученный таким образом казеин возможно полно отжимают,
растирают с небольшим количеством спирта в пасту, отсасывают, промывают спиртом и
эфиром; сушат на воздухе или в эксикаторе над серной кислотой. Сухой
обезжиренный препарат казеина — белый аморфный порошок. Выход 20-25 г.
Получение
тирозина
В полулитровой круглодонной колбе с обратным шариковым холодильником
кипятят 16 часов всю порцию полученного казеина вместе с трехкратным весовым
количеством 25-процентной серной кислоты. К окрашенной в темный цвет жидкости
прибавляют насыщенный при нагревании раствор гидрата окиси бария — до слабо-
1 Методика может быть использована для выделения и разделения жирных кислот из
любого растительного масла.
2 Сыворотку и промывные воды собирают и сохраняют для выделения молочного сахара.

щелочной реакции на фенолфталеин. Чтобы осадить небольшой избыток ионов
бария, пропускают углекислый газ. Отфильтрованный осадок смешивают с 200 мл
воды и нагревают до кипения для растворения увлеченного осадком тирозина, снова
фильтруют и кипятят с небольшим количеством свежей воды. Затем BaS04
отфильтровывают и промывают до отрицательной реакции Миллона (проба на тирозин).
Фильтраты сливают вместе и до тех пор упаривают в фарфоровой чашке, пока не
начнут выделяться кристаллы. Охлажденную массу фильтруют, маточный раствор
снова упаривают до появления кристаллов тирозина; операцию повторяют 2—3
раза. Выпавшие отдельные порции продукта соединяют и перекристаллизовывают из
горячей воды, добавляя активный уголь.
Выход тирозина1 около 0,8—1 г; т. пл. 314—316°.
Камфора из
борнеола
Сырьё и реактивы:
• Борнеол - 10 г.
• Хромат натрия - 10 г.
• Серная кислота, бензол.
В 10 мл воды растворяют 10 г хромата натрия, прибавляют 12,5 г
концентрированной серной кислоты и разбавляют смесь 140 мл воды. Эту окислительную смесь
вместе с 10 г растертого в порошок борнеола помещают в широкогорлую кругло-
донную колбу на 250 мл и при механическом перемешивании добавляют 0,5 мл
бензола2. Добавки бензола повторяют каждые 30 мин, пока через 2,5 ч энергичного
перемешивания его не будет внесено 3 мл. Через последующие 30 мин, когда
реакция окисления почти закончится, прибавляют сразу 10 мл бензола и
размешивают еще 30 мин. Затем бензольный раствор камфоры отделяют. Его промывают
последовательно водой и 5%-ным раствором едкого натра, после чего растворитель
отгоняют. Полученную сырую камфору очищают перегонкой с водяным паром,
используя холодильник с возможно широкой трубкой, чтобы избежать закупорки.
Очищенный таким образом продукт сушат на пористой тарелке или пластинке.
Выход около 9 г.
Бесцветная кристаллическая масса с сильным своеобразным (камфорным) запахом
и жгучим вкусом. Т. пл. 178 °С. Вследствие большой летучести камфору хранят в
склянке с пришлифованной пробкой.
Каротин из моркови
Каротин, встречающийся в природе в виде трех изомеров (а, р и у) является
провитамином А. Он совершенно необходим для нормальной жизнедеятельности
организмов животных и человека. Вырабатывается каротин на заводах витаминной
промышленности.
Сырьё и реактивы:
• морковь 5 кг
Помимо тирозина, при гидролизе казеина образуются лейцин, глютаминовая кислота,
пролин, серии и некоторые другие аминокислоты, остающиеся в маточных растворах.
2 Бензол служит для поглощения теплоты реакции, что позволяет избежать местных
перегревов в реакционной смеси. Не следует вводить в реакцию большего объёма бензола,
так как в этих условиях реакция идет с образованием других продуктов окисления (кам-
феновой кислоты и других).

• едкий натр 10 г
• четыреххлористый углерод 400 мл
• кизельгур 30 г
• петролейный эфир 200 мл
• метиловый спирт 500 мл
• хлороформ 400 мл
• окись магния 20 г
Получение
коагулята
Хорошо вымытую свежую морковь пропускают через мясорубку. Мезгу частями
переносят на кусок хлопчатобумажной ткани и из каждой порции отжимают сок
руками. Отжатую мезгу помещают в кастрюлю, добавляют туда 1 л воды и 40 минут
интенсивно перемешивают механической мешалкой. После этого процеживают раствор
и снова отжимают сок. Объединив обе порции сока и раствор, проводят
термическую коагуляцию белковых веществ1. Для этого колбу с соком нагревают2 на
водяной бане, слабо помешивая, и выдерживают некоторое время при 60—70°.
Нагретому соку дают медленно отстояться. По достижении комнатной температуры он
быстро расслаивается. Главная масса белка оседает на дно колбы, меньшая часть
сосредоточивается на поверхности жидкости. Прозрачный раствор между этими
слоями осторожно сифонируют с помощью изогнутой стеклянной трубочки,
регулируя ее уровень так, чтобы можно было слить максимальное количество жидкости.
Остальное центрифугируют3. Выход влажного коагулята 300—400 г.
Получение
кристаллического
каротина
Свежеосажденный коагулят (см. выше) переносят в большую делительную
воронку, хорошо взбалтывают с 10 г порошкообразного едкого натра и 100 мл четырех-
хлористого углерода4. Экстрагирование проводят 4 раза. Объединенный раствор
промывают небольшим количеством дистиллированной воды от примесей белков и
щелочи, отгоняют под вакуумом в токе инертного газа при 30-40°. В колбу с
теплым маслообразным остатком прибавляют небольшими порциями 30 г отмученного и
хорошо просушенного при 100° кизельгура. Колбу встряхивают около часа, пока
масса не перестанет прилипать к стенкам. Чтобы удалить из адсорбата неомыляе-
мые жироподобные примеси, его переносят в воронку на стеклянный фильтр № 2 и
перемешивают с порцией петролейного эфира (т. кип. 50—60°). Фильтрование
проводят не под вакуумом, а под небольшим давлением инертного газа. Для этого
воронку закрывают пробкой, в которую вставлена трубка. Трубку соединяют с
камерой футбольного мяча или кислородной подушкой, заполненной углекислым газом
Во время коагуляции практически весь каротин, имеющийся в соке, адсорбируется на
выпавших в осадок веществах и может быть таким путем сконцентрирован.
2 Нагревание выше 70° вызывает побурение белковой массы и сопровождается
значительной потерей каротина.
3 Применение фильтров разных систем в данном случае себя не оправдывает, так как
вязкая белковая масса забивает все поры фильтра.
4 Липоидная фракция белкового коагулята в последующей экстракции загрязняет каротин
и затрудняет его кристаллизацию. Поэтому проводится щелочное омыление. Если
совместить омыление с экстракцией, то соли жирных кислот прочно адсорбируются белком и не
образуют стойкой эмульсии.

или азотом. Адсорбат промывают дважды. Осадок переносят в колбу с
пришлифованным обратным холодильником, заливают 150 мл метилового спирта и кипятят 2—
3 минуты. Горячую смесь фильтруют через тот же фильтр, но уже применяя
отсасывание. Такой промывкой, повторяющейся дважды, удаляют стерины. Снимают
каротин с адсорбента несколькими порциями хлороформа прямо на воронке. Для
этого перед всасыванием очередной части раствора осадок тщательно перемешивают с
каждым новый количеством растворителя. Хлороформ отгоняют под вакуумом при
30° досуха. Остаток снова растворяют, нагревая в 10 мл хлороформа. К раствору
быстро добавляют 200 мл кипящего метилового спирта. Выпавшие кристаллы
каротина тут же отфильтровывают на стеклянном фильтре № 2, промывают горячим
метиловым спиртом, вновь растворяют в 10 мл хлороформа и осаждают 200 мл
кипящего метилового спирта. Полученный кристаллический каротин высушивают в
вакуум-эксикаторе . Выход1 0,3—0,4 г. Чистый р-каротин — кристаллы темно-красного
цвета с фиолетовым оттенком и металлическим блеском; т. пл. 176-177°. Для
идентификации а-, (3-й у-каРотинов целесообразно провести качественное хрома-
тографирование.
Немного каротина (0,05 г) растворяют в минимальном количестве петролейного
эфира и хроматографируют на небольшой колонке. Колонку заполняют окисью
магния, активированной нагреванием при 100°. После промывания тем же
растворителем на колонке выявляются три характерные зоны (рис.). Отсутствие других
окрашенных зон свидетельствует о достаточной чистоте грамма каротинов
полученного препарата.
Катехины из чая
Дубильные вещества чая представляют собой смесь нескольких катехинов и их
галловых эфиров. Главные компоненты смеси: L-эпикатехин, L-галлокатехин, их
эфиры с галловой кислотой. Например, таниды из листьев цейлонского чая
содержат L-эпикатехин (6,5%), галлокатехин (24,2%), эпикатехингаллат (9%) и галло-
катехингаллат (49%) . Самих же танидов в зеленом чайном листе — 22—24%, в
черном чае — 14—17% от веса сухих веществ. Катехины чая — негидролизующиеся
дубильные вещества. От нагревания с разбавленными кислотами они превращаются в
нерастворимые продукты уплотнения, так называемые флобафены. Обладают Р-
витаминным характером, т.е. являются капилляроукрепляющими препаратами и
вместе с тем способствуют накоплению аскорбиновой кислоты в организме.
fi-naps тин
сх-каротин
Чтобы выход был больше, все операции по очистке каротина необходимо вести в
условиях, по возможности исключающих влияние света и воздуха.

Сырьё и реактивы:
• зеленый чай 100 г
• этилацетат 60 мл
• ацетат свинца, растворы хлорного железа, ванилина, серной кислоты.
Неферметированный чай загружают в коническую колбу (500 мл) , заливают 300
мл горячен воды и нагревают 1 час на кипящей водяной бане. Раствор
отфильтровывают через полотняный фильтр на фарфоровой воронке, а остаток обрабатывают
повторно водой. К объединенному экстракту добавляют ацетат свинца до полного
осаждения таната свинца. Темный осадок отфильтровывают, промывают водой,
обрабатывают 1-процентным раствором серной кислоты до явно кислой реакции.
Сульфат свинца отфильтровывают, раствор промывают три раза этилацетатом
(порциями по 20 мл). Этилацетат отгоняют на водяной бане; остаток высушивают.
Полученный танин измельчают в порошок и взвешивают. Выход 3—4 г. Танин из
Зеленого чая представляет собой аморфный порошок, легко растворимый в воде и
спирте.
Качественные реакции
Часть танина растворяют в воде, раствор разливают в три пробирки и проводят
качественные реакции, доказывающие его принадлежность к дубильным веществам
катехинового ряда:
1. С водным раствором хлорного железа—зелено-черное окрашивание.
2. С раствором ванилина в соляной кислоте — малиновое окрашивание.
3. Нагревание пробы с каплей концентрированной соляной кислоты — красный
осадок флобафена.
Ксилоза из
кукурузных
кочерыжек
Ксилоза: молекулярная масса = 150,4 г/моль, С5Н10О5
Ксилоза, или древесный сахар, — наиболее распространенная пентоза. Она
получается при гидролизе ксилана, содержащегося в больших количествах в
древесине и в различных сельскохозяйственных отходах — подсолнечной лузге, соломе,
хлопковой шелухе и т.п. Дегидратацией ксилозы минеральными кислотами получают
фурфурол, окислением — триоксиглутаровую кислоту, восстановлением — ксилит.
Все эти продукты находят широкое применение.
Сырьё и реактивы:
• кукурузные кочерыжки 100 г
• спирт 40 мл
• карбонат бария 30 г
• аммиак, серная кислота, активный уголь.
Мелкоизмельченные кукурузные кочерыжки помещают в коническую колбу,
заливают 400 мл 2-процентного раствора аммиака и оставляют на сутки стоять,
периодически помешивая. Белковые и некоторые другие вещества переходят в раствор.
Обработанную массу переносят на фарфоровую воронку, отжимают, хорошо
промывают водой и, поместив в колбу, снова экстрагируют разбавленным аммиаком. После
такой обработки кочерыжки заливают 500 мл 3-процентной серной кислоты и гид-
ролизуют 3 часа кипячением в колбе, снабженной обратным холодильником. Полу-

чившийся целлолигнин отфильтровывают и промывают водой. Фильтрат вместе с
промывными водами переносят в химический стакан и нейтрализуют карбонатом
бария до исчезновения реакции на свободную кислоту (индикатор конго). Осадок
сульфата бария отделяют, а гидролизат упаривают в колбе Вюрца под вакуумом
водоструйного насоса. К оставшемуся сиропу добавляют 20 мл спирта, смесь
нагревают на водяной бане. После охлаждения раствор отфильтровывают от смолооб-
разных примесей. Спиртовой раствор ксилозы с 1 г активного угля нагревают до
кипения, фильтруют, упаривают до небольшого объема, сливают в стаканчик и
ставят в холодильник на кристаллизацию. Для ее ускорения в охлажденный
раствор вносят кристаллик чистой ксилозы.
После повторной кристаллизации из 90-процентного спирта получают чистую
ксилозу. Выход — около 5 г; т. пл. 146-148°; [a]d20 = +92°. Для идентификации
получают озазон; т. пл. 160°.
Кофеин из чая
Кофеин (1, 3, 7-триметил-2,6-диоксипурин) — наиболее важное производное
пурина. Содержание его в листьях чая достигает 3%, в зернах кофе —1,5%. В СССР
кофеин вырабатывал Батумский кофеиновый завод из огрубевших чайных листьев и
обрезков кустов, а также из чайной пыли. Получают его и синтетически. Кофеин
применяется в медицине как средство, возбуждающее сердечную деятельность.
Сырьё и реактивы:
• чай или чайная пыль 50 г
• окись магния 25 г
• хлороформ 150 мл
• соляная кислота, перекись водорода, кодеин и аммиак.
К тонко измельченному чаю или к чайной пыли приливают взвесь окиси магния
(25 г МдО в 150 мл воды) , 250 мл воды и кипятят 10—15 минут. Водный раствор
декантируют через тампончик ваты. Кипячение повторяют еще два раза с новыми
порциями воды по 150 мл. Объединенную водную вытяжку подкисляют 25 мл
разбавленной серной кислоты (проверяют по конго кислотность среды) и концентрируют
в выпарительной чашке на водяной бане до одной трети объема. Горячий раствор
фильтруют через складчатый фильтр и 5 раз производят извлечение хлороформом.
На каждую экстракцию затрачивают 30 мл растворителя. Хлороформную вытяжку
промывают сначала несколькими миллилитрами разбавленной щелочи, а затем таким
же количеством воды. Растворитель отгоняют на водяной бане. В остатке
получают сырой кофеин, который перекристаллизовывают из 8—10 мл горячей воды. Выход
0,8-1 г. Кофеин кристаллизуется в тонких белых, шелковистых иглах; т. пл.
234°.
Возгонка кофеина
из сухого чая
Небольшое количество растертого чая помещают на часовое стекло и накрывают
его вторым часовым стеклом. Осторожно нагревая, наблюдают возгонку кофеина.
Он оседает на верхнем стекле в виде длинных, слегка окрашенных игл.
Качественные реакции
К 10 мг кофеина приливают десять капель 5-процентной перекиси водорода,
одну каплю 25-процентной соляной кислоты и выпаривают на водяной бане. Остаток

делят на две части. Первую часть тотчас увлажняют небольшим количеством
водного раствора аммиака. Появляется пурпуровая окраска, объясняющаяся
образованием аммонийной соли: тетраметил-аллоксантина. Ко второй части добавляют 3
капли воды и 5 мг кодеина. Появляется васильково-синяя окраска.
Келлин из плодов амми
Келлин (2-метил-5,8-диметокси-6,7-фуранохромон) — новое спазмолитическое
средство, применяемое, главный образом, для лечения недостаточности
коронарного кровообращения, бронхиальной астмы и коклюша. Добывается из плодов
травянистого растения — зубной амми (Ammi visnaga, сем. зонтичных),
культивируемой на значительных площадях. Наряду с келлином в плодах амии есть и другие
производные фурано-хромона: виснагин, келлолглюкозид, келлинол н аммиол.
Келлин получен и синтетически.
Амми зубная.
Сырьё и реактивы:
• плоды зубной амми 100 г
• хлороформ или дихлорэтан 300 мл
• петролейный эфир, спирт.
Неизмельченные плоды амми замачивают в колбе или стакане 250 мл кипящей
воды, перемешивают и оставляют на 2—3 часа. К набухшим плодам приливают 800 мл
горячей воды и кипятят 2 часа. Горячий водный экстракт1 сливают через воронку
Бюхнера (без фильтра). Экстрагируют еще раз таким же количеством кипящей
воды. Обе порции экстракта объединяют и охлаждают; если необходимо, фильтруют и
Свежие плоды содержат 0,40—0,45% келлина. После повторного извлечения его остается
всего 0,004—0,005%. Это второе водное извлечение можно использовать для экстракции
свежей порции сырья.

извлекают в делительной воронке 2—3 раза хлороформом или дихлорэтаном (по 100
мл каждый раз) . Объединенный экстракт сушат прокаленным сульфатом натрия.
Растворитель отгоняют на водяной бане. Остаток обрабатывают необходимым
количеством петролейного эфира или авиационного бензина (для удаления следов жира
и других загрязнений). Растворитель сливают. После сушки на воздухе
кристаллизуют келлин нз 15 кратного количества спирта. Выход около 0,3 г; т. пл.
152—153°. Келлин — бесцветные, горькие, игольчатые кристаллы, хорошо
растворимые в хлороформе (1:5), дихлорэтане (1:20), меньше в спирте (1:130) и очень
мало в воде. С концентрированными минеральными кислотами келлин дает
оранжевую окраску, объясняющуюся образованием устойчивых оксониевых солей.
Кумарин и мелилотовая
кислота из донника
Кумарин представляет собой лактон цис-формы а-оксикоричной кислоты. В виде
глюкозидов встречается во многих растениях. Особенно много его в бобах тонка
(Cumaria odorata) и в листьях ясменника (Asperula odorata). Своеобразный
запах свежескошенных луговых трав, по-видимому, обусловлен появлением
свободного кумарина в результате гидролиза кумаринсодержащих глюкозидов. В
растительном мире известны многочисленные его производные, в том числе фурокумараны.
Многие из них обладают высокой физиологической активностью. С препаративной
целью кумарин удобно получать вместе с мелилотовой кислотой (а-
оксигидрокумариновой) из различных видов донника (Melilotus). Легко
получаемый синтетический кумарин широко используется как душистое вещество в
пищевой, табачной в парфюмерной промышленности.
Донник.

Сырьё и реактивы:
• сухие листья донника 20 г
• эфир 500 мл
• едкий натр, серная кислота, сода,
• резорцин, раствор хлорного железа.
Растертые в порошок воздушно-сухие листья донника1 экстрагируют 10 часов
эфиром в аппарате Сокслета. При этом удаляются воскообразные вещества и
пигменты. Растворитель отгоняют. К темно-зеленой массе прибавляют 25 мл воды и
нагревают до кипения. Раствор фильтруют через смоченный водой фильтр, следя
за тем, чтобы твердые частички оставались в колбе. Извлечение водой повторяют
четыре раза. Объединенные вытяжки светло-зеленого цвета, в которых содержатся
кумарин, мелилотовая кислота и небольшое количество красящих веществ,
нагревают до кипения и обрабатывают 20 мл кипящего 10-процентного едкого натра2.
Охлажденный раствор экстрагируют 3—4 раза эфиром (по 50 мл) . Водный раствор
остается бесцветным, а эфир окрашивается в зеленый. Щелочной раствор
подкисляют 20-процентным раствором серной кислоты до кислой реакции на конго,
выделившуюся смесь кумарина и мелилотовой кислоты отфильтровывают. Чтобы отделить
кумарин от мелилотовой кислоты, раствор обрабатывают содой до щелочной
реакции : мелилотовая кислота превращается в натриевую соль. Затем обрабатывают
раствор 4—5 раз небольшими порциями эфира. Эфирные вытяжки фильтруют через
небольшой складчатый фильтр (содовый раствор сохраняют для выделения
мелилотовой кислоты). Из объединенного раствора отгоняют эфир, а осадок перекри-
сталлизовывают из горячей воды. Выход кумарина около 0,2 г; т. пл. 70°.
Кумарин — бесцветные кристаллы с пряным запахом и горьким вкусом. Сублимируется и
отгоняется с водяным паром. Кумарин очень плохо растворяется в холодной воде,
лучше — в горячей. Легко растворяется в спирте, эфире, хлороформе, ацетоне,
петролейном эфире. При нагревании с концентрированным раствором едкого кали
дает а-кумаровую (транс) кислоту с т. пл. 207°. Содовый раствор после
извлечения кумарина подкисляют 20-процентной серной кислотой. Выделившуюся мелило-
товую кислоту снова экстрагируют несколькими порциями эфира. Эфирную вытяжку
фильтруют, растворитель отгоняют. Остаток перекристаллизовывают из горячей
воды; т. пл. 82—83°. Мелилотовая кислота имеет характерный медовый запах. С
хлорным железом дает синее окрашивание. Т. пл. ацетата мелилотовой кислоты
68—70° (из воды).
Лактоза из молока
Лактоза: молекулярная масса = 342 г/моль, С12Н22О11
Лактоза, или молочный сахар содержится в молоке (4—5%). Она относится к ди-
сахаридам, восстанавливающим фелингову жидкость. Гидролизуется лактоза на
глюкозу и галактозу. Уступает по сладости сахарозе. Получают ее из молочной
сыворотки. Применяется в фармацевтической и пищевой промышленности. Много
лактозы расходуется в производстве антибиотиков; там из нее готовят
питательные среды для выращивания микроорганизмов.
Донник произрастает как сорняк, главный образом, в лесостепной зоне на черноземных
почвах. Возделывается в качестве пастбищной и сенокосной культуры. Более богат
кумарином донник желтый (Melilolus officinalis).
2 При щелочной обработке лактонное кольцо кумарина разрывается и образуется
натриевая соль кумариновой кислоты, месте с мелилотовокислым натрием она остается в водном
растворе, не переходя в эфир. В кислом растворе вновь образуется кумарин.

Сырьё и реактивы:
• молочная сыворотка 3 л
• метиловый спирт 100 мл
• хлористоводородный фенилгидразин, ацетат натрия.
Сыворотку, оставшуюся после удаления казеина, сильно упаривают кипячением в
фарфоровой чашке. Растворенный в сыворотке альбумин коагулирует. Его
отфильтровывают через полотно. Раствор снова выпаривают до тех пор, пока из него не
начнет выделяться лактоза. Выпавший после охлаждения сырой кристаллический
продукт отсасывают на бюхнеровской воронке и сушат. Упаривая дальше маточный
раствор на водяной бане, получают вторую порцию лактозы. Выход сырого
продукта 20—23 г.
Чтобы получить чистую лактозу, растворяют сырой продукт в возможно малом
количестве горячей воды {8—10 мл) и приливают 100 мл метилового спирта до
появления мути. Через несколько часов начинают выпадать кристаллы. Как и в
других случаях, кристаллизацию можно ускорить трением стеклянной палочки о
стенки стакана. Выпавший в течение ночи продукт отсасывают и промывают спиртом.
Выход чистой лактозы 17—19 г; т. пл. моногидрата 201,6°; т. пл. безводной
223°; [а] = +55° (для равновесной форм).
Лактозазон
Раствор 0,5 г кристаллического ацетата натрия в 2—3 мл воды приливают к 0,5
г хлористоводородного фенилгидразина. Смесь нагревают до полного растворения
веществ, охлаждают и фильтруют. Фильтрат смешивают с раствором 0,2 г лактозы
в 1 мл воды. После 30-минутного нагревания на водяной бане и охлаждения
лактозазон (плотные пучки из тонких желтых игл) отфильтровывают на «гвоздик»,
промывают холодной водой и перекристаллизовывают из воды или спирта.
Т. пл. лактозазона 200°.
Лимонная кислота
из листьев хлопчатника
Лимонная кислота широко распространена в природе, но лишь некоторые
растения накапливают ее в значительных количествах. В соке лимонов ее около 6%, в
соке граната до 9%, в сухих листьях махорки и хлопчатника 5—12%. Она играет
важную роль в обмене веществ животных и растительных организмов. Применяется
лимонная кислота в пищевой и фармацевтической промышленности, для
консервирования крови, в фотографии, в крашении. Получают ее непосредственно из
растительного сырья или сбраживая сахаристые вещества. Существует синтетический
метод получения лимонной кислоты.
Сырьё и реактивы:
• сухие листья хлопчатника 200 г
• серная кислота, хлорид кальция (кристаллический),
• чистый мел, желтая кровяная соль,
• активный уголь, хлорид бария, сульфид бария.
Грубоизмельченные сухие листья хлопчатника1 ссыпают равными порциями в три
химических стакана и экстрагируют по принципу противотока 2-процентным
раствором серной кислоты (температура комнатная). В первый стакан наливают 250
Вместо листьев хлопчатника можно взять табак или махорку.

мл раствора кислоты, хорошо перемешивают и оставляют стоять не менее 2 часов.
Экстракт переливают во второй стакан, придерживая, а затем отжимая листья
фарфоровым шпателем. В первый стакан наливают чистый 2-процентный раствор
серной кислоты и оставляют стоять еще 2 часа. Из второго стакана настоявшийся
раствор переливают в третий. После того как завершится третий цикл извлечений
(из последнего стакана сольют раствор 3 раза), объединенный экстракт
переносят в выпарительную чашку, которую устанавливают на водяной бане, нагретой до
30—40°. Интенсивно перемешивая жидкость, приливают к ней 15 мл насыщенного
раствора хлорида кальция. Воду в бане нагревают до кипения. В чашку осторожно
вносят тонко измельченный мел, пока не прекратится вспенивание. Это служит
признаком того, что нейтрализация окончена. Нагревание на кипящей бане
продолжают еще около часа. Суспензию трехкальциевой соли лимонной кислоты
(цитрата кальция) с примесью гипса переносят на воронку Бюхнера и отсасывают.
Осадок на фильтре тщательно промывают горячей водой до отрицательной реакции
на ионы хлора (реактив — нитрат серебра) и отжимают стеклянной пробкой.
Влажный осадок взвешивают на технических весах и переносят в стакан из
жаростойкого стекла или фарфора. К осадку приливают серную кислоту, которая разлагает
цитрат кальция. Количество серной кислоты вычисляют по уравнению:
Саз(С6Н507)2 + 3H2S04 = 2С6Н807+ 3CaS04
В стакан приливают воду так, чтобы образовалась легко перемешиваемая масса.
Туда же добавляют порциями серную кислоту, вдвое разбавленную водой. Стакан
погружают в баню и нагревают до 75° . Туда же добавляют 1 г активного угля.
После хорошего перемешивания раствор лимонной кислоты фильтруют, отсасывая от
гипса и угля через полотняный фильтр. Осадок на фильтре промывают небольшим
количеством воды; промывные воды присоединяют к фильтрату и упаривают в два
приема на водяной бане. Упаренный наполовину раствор сливают из чашки в колбу
для осаждения гипса, осветляют активным углем, вносят на шпателе немного
сульфида бария и еще раз фильтруют.
Вторичным упариванием раствор доводят до сиропообразного состояния, еще
горячим сливают в колбочку или кристаллизатор, охлаждают до 6—8° и вносят
кристаллик лимонной кислоты для затравки. Выпавшие кристаллы отделяют от
маточника и высушивают на фильтровальной бумаге. Выход лимонной кислоты после
первой кристаллизации около 30—40% от содержания ее в листьях хлопчатника1.
Лимонная кислота, содержащая воду, плавится при 70—75°. Нагревание выше точки
плавления приводит к потере воды; т. пл. безводной кислоты 153—154°. Для
идентификации пробу лимонной кислоты (около 0,1 г) растворяют в 5 мл воды,
прибавляют 3 мл известкового молока, непродолжительно взбалтывают и
фильтруют. 2 мл фильтрата разбавляют 2 мл воды и кипятят 1 минуту. Выпадает
объемистый хлопьевидный осадок цитрата кальция. Эта реакция позволяет обнаружить
лимонную кислоту в присутствии щавелевой и винной.
Мальтоза из крахмала
Мальтоза: молекулярная масса = 342 г/моль, С12Н22О11
Дисахарид мальтоза, или солодовый сахар, получается в промышленности
ферментативным расщеплением крахмала с помощью диастаза ростков ячменя. Это
пищевой, хорошо усвояемый сахар. Мальтазой дрожжей или кислотами мальтоза гид-
ролизуется до глюкозы.
В маточном растворе, кроме лимонной кислоты, находится яблочная. Разделить их в
небольшом количестве маточного раствора и очистить весьма трудно.

Сырьё и реактивы:
картофель
солод
.500 г
10 г
спирт, активный уголь, раствор вода.
Выделение крахмала
Картофель очищают от кожуры и измельчают на овощной терке. Мезгу
завертывают в кусок марли, сложенной вдвое, опускают в большой стакан или чашку с
водопроводной водой, интенсивно прополаскивают, отжимают и снова размачивают. В
результате крахмал собирается на дне стакана, а клеточные стенки остаются в
марле. Для более полной очистки крахмал промывают несколькими порциями
холодной воды, сливая ее из стакана декантацией. Крахмал переносят на фильтр и
высушивают на воздухе. Выход около 10%.
Гидролиз крахмала
Суспензию 50 г крахмала в 50 мл холодной воды вливают тонкой струей
(перемешивая) в литровую колбу с 350 мл кипящей воды. Колбу ставят на горячую
водяную баню и нагревают 1 час, чтобы получить хорошо проваренный крахмальный
клейстер. Его охлаждают до 55° прибавляют к нему водную вытяжку из солода1 и
перемешивают. Осахаривание клейстера продолжается 3—4 часа на водяной бане
при 50-60°. Конец реакции обнаруживают пробой с йодом (окраски не будет).
Раствор фильтруют и упаривают на водяной бане до объема 75 мл. К остатку
приливают 125 мл 95-процентного спирта, хорошо взбалтывают и оставляют на ночь в
делительной воронке, на дне которой отделяются декстрины в виде вязкой
жидкости . Жидкость сливают, спиртовой раствор упаривают в вакууме до сиропа. Сироп
вновь кипятят в 100 мл спирта. Спиртовой раствор выливают в делительную
воронку, отделяют нерастворившийся слой, сливая жидкость через кран, и
оставляют на ночь. Раствор декантируют от дополнительно выделившегося осадка,
кипятят с активным углем, фильтруют, уголь промывают небольшим количеством
спирта. Осветленный раствор оставляют на кристаллизацию, добавив несколько
кристалликов мальтозы в качестве затравки. Выпавшие кристаллы мальтозы очищают
повторной перекристаллизацией из 85-процентного спирта. Таким образом,
получают чистую мальтозу в виде порошка или бесцветных кристалликов, собранных в
бородавчатые друзы. Выход 12—15 г; т. пл. моногидрата 206°, безводной
мальтозы 102,5°; [а]20 = +138,3°. Мальтоза восстанавливает раствор Фелинга,
показывает явление мутаротации.
Фенилмальтозазон
В сухую пробирку помещают 0,1 г мальтозы, 0,2 г хлористоводородного фенил-
гидразина, 0,3 г кристаллического ацетата натрия и 2 мл воды. Смесь нагревают
10 минут на кипящей водяой бане. По охлаждении выделяется желтый
кристаллический осадок. Его отсасывают, промывают водой, перекристаллизовывают из воды с
некоторым количеством спирта. Фенилмальтозазон — длинные пластинки или
листочки лимонно-желтого цвета, образующие звездчатые скопления. Т. пл. 206°.
Солод готовят проращиванием ячменя. Для этого 50 г ячменя слегка смачивают водой и
раскладывают на чашке Петри, время от времени увлажняя. Образовавшиеся через 3—4 дня
ростки отделяют вручную от семян, отвешивают 10 г, растирают и добавляют 50 мл воды.
После настаивания в течение часа при 30—40° полученную вытяжку фильтруют и
используют для осахаривания крахмала.

Манноза из бобов
рожкового дерева
Манноза: молекулярная масса = 180,16 г/моль, СбН^Об
В свободном состоянии d-манноза, по-видимому, в природе не встречается.
Обычно ее получают гидролитическим расщеплением маннанов, накапливающихся в
каменных орехах, финиковых зернах, семенах рожкового дерева и других
растительных продуктах. Манноза — структурная частица некоторых полисахаридов
бактерий и антибиотика — маинозидо-стрептомицина (стрептомицина В) . Более
доступный материал для получения маннозы — бобы рожкового дерева (Ceratonia
siliqua).
Рожковое дерево.
Сырьё и реактивы:
• бобы рожкового дерева 50 г
• метиловый спирт 125 мл
• 0,5 н. и 1 н. растворы серной кислоты,
• концентрированная соляная кислота,

• ледяная уксусная кислота,
• эфир, мел, солянокислый фенилгидразин.
Размолотые бобы помещают в колбу, снабженную обратным холодильником,
приливают туда 250 мл 0,5 н. серной кислоты и нагревают 9 часов на кипящей водяной
бане. После охлаждения гидролизат освобождают центрифугированием от
хлопьевидного осадка. Раствор нейтрализуют едким барием (индикатор — лакмус),
добавляют 1—2 г активного угля, кипятят несколько минут и в горячем виде
фильтруют, отсасывая через воронку Бюнхера. Фильтрат выпаривают под вакуумом
водоструйного насоса до получения сухого стекловидного остатка.
Из этого остатка выделить маннозу сразу в чистом виде не удается, поэтому
сначала получают а-метил-маннозид. К остатку приливают 125 мл 3-процентного
метанольного раствора хлористого водорода1 и кипятят 6 часов в колбе с
обратным холодильником. По окончании реакции раствор концентрируют под вакуумом
водоструйного насоса до половины объема и охлаждают на льду. Выпадают
кристаллы а-кетилманнозида. Их отфильтровывают, промывают небольшим количеством
холодного метилового спирта и сушат на воздухе между листами фильтровальной
бумаги. Выход2 — около 20 г. Т. пл. перекристаллизованного из воды а-
метилманнозида3 около 180 °С; [а] = + 78,6°.
Гидролиз а-метилманнозида
а-Метилманнозид гидролизуют 2 часа на кипящей водяной бане в 100 мл 1 н.
раствора серной кислоты. Еще горячий гидролизат нейтрализуют порошком мела и
отфильтровывают. Гипс на фильтре промывают горячей водой; раствор
концентрируют выпариванием под вакуумом водоструйного насоса на водяной бане до одной
трети объема. К полученному и охлажденному до 0° сиропу добавляют равный
объем ледяной уксусной кислоты и ставят на кристаллизацию в холодильник4.
Кристаллы маннозы отфильтровывают, промывают очень небольшим количеством
метилового спирта и эфиром. Выход — до 80%. Для окончательной очистки маннозу пере-
кристаллизовывают из ледяной уксусной кислоты. Т. пл. 127—128°; [а] = +14,5°
(в воде). Манноза представляет собой ромбические иглы. Вкус сладкий.
Фенилгндразон d-маннозы
Это производное легко образуется при комнатной температуре в течение
нескольких минут после смешения раствора маннозы с уксуснокислым фенилгидрази-
ном; т. пл. его 199-200°.
Ментол из
перечной мяты
Ментол (1-метил-4-изопропилциклогексанол-3) — главная составная часть
эфирного масла перечной мяты (Mentha piperita). Он давно известен как вещество с
сильным мятным запахом и холодящим действием. Вырабатывается ментол на заво-
Абсолютный метиловый спирт насыщают сухим хлористым водородом до прибавки в весе
около 3.5 г.
2 Из маточника можно выделить дополнительно около 2 г метилманнозида.
3 Получаемый метилманнозид без дополнительной очистки пригоден для следующей работы.
При желании получить более чистый продукт метилманнозид перекристаллизовывают из
четырех частей 80-процентного этилового спирта. Т. пл. 188—189о; [ос] = +80,8
4 Кристаллизация обычно длится несколько дней. Начало ее удается вызвать трением
стеклянной палочки о стенки сосуда.

дах эфирных масел; может быть получен синтетически. Применяется ментол как
дезинфицирующее и местно-анестезирующее средство; используется в пищевой и
парфюмерной промышленности.
Мята перечная.
Сырьё и реактивы:
• сухие листья перечной мяты 500 г
• едкое кали 1 г
• борная кислота 1 г
• фенилизоцианат или о-нафтилизоцианат...0,1 г
Листья мяты1 загружают в пятилитровую колбу, установленную на электрической
плитке. Чтобы отогнать эфирное масло, через всю массу пропускают сильную
струю пара. Когда на дне колбы сконденсируется немного воды, включают плитку
(колбу заворачивают в асбестовую ткань). Как только объем эфирного масла в
приемнике перестанет увеличиваться, перегонку прекращают, масло отделяют и
взвешивают. Выход до 2%. Масло растворяют в 50 мл спирта. Добавив 2 г едкого
кали, смесь кипятят 30 минут2. Затем почти нацело отгоняют спирт, к остатку
добавляют 25 мл воды и 5 мл эфира. Все это переносят в делительную воронку.
Эфирный слой промывают небольшими порциями воды до нейтральной реакции в
промывных водах, отделяют и сушат над сульфатом натрия. После отгонки
растворителя масло переносят в колбочку Кляйзена, соединенную с приемником через
короткий воздушный холодильник; добавляют борную кислоту (1 г на 10 г масла) и
Листья перечной мяты имеются в аптеках и конторах треста лекарственных растений.
Можно воспользоваться продажным мятным маслом.
2 Ментол в мятном масле частично находится в виде сложных эфиров. Щелочное омыление
эфиров позволяет повысить выход ментола.

включают вакуумный насос. Когда создастся разрежение в 10—15 мм остаточного
давления, нагревают колбочку на водяной бане; вода, образующаяся при этерифи-
кации ментола борной кислотой, отгоняется. Затем баню сменяют на масляную и
медленно повышают температуру до 200° . Разрежение доводят до 3 мм, при этом
отгоняются все спутники ментола, а трудно летучий полный ментиловый эфир
борной кислоты остается в перегонной колбе1. Остаток переносят в круглодонную
колбу емкостью 100 мл вместе с небольшим количеством спирта, используемого
для смывания со стенок; добавляют 2 мл насыщенного раствора соды и начинают
отгонку с водяным паром. Борный эфир омыляется, и ментол переходит в дистил-
лат. С помощью делительной воронки еще не застывшее масло отделяют от воды,
переносят в коническую колбочку и охлаждают. Затвердевший ментол перекристал-
лизовывают из петролейного эфира. Выход 50—70% от эфирного масла; т. пл. 42—
43°; [а]18 = —49° (в 20-процентном спирте).
Фенил или а-нафтилуретан.
В сухой пробирке, подготовленной для запаивания, смешивают 2—3 капли
ментола с десятикратным избытком фенил или а-нафтилизоцианата и разбавляют 1 мл
сухого петролейного эфира. Пробирку запаивают и оставляют на несколько часов.
Если кристаллы уретана не выделяются, то смесь подогревают на водяной бане.
Вскрывают пробирку и извлекают уретан петролейным эфиром. Растворитель
отгоняют , а остаток перекристаллизовывают из спирта. Т. пл. фенилуретана ментола
112°, а-нафтилуретана 120°.
Цветная реакция
К 1 мл насыщенного водного раствора ментола приливают 1 каплю 1-процентного
раствора ванилина и 1 мл концентрированной серной кислоты. После смешения
появляется устойчивая фиолетово-синяя окраска.
Мочевая кислота
из птичьего помета
Мочевая кислота (2,6,8-триоксипурин) существует в двух таутомерных формах.
Несмотря на три енольных гидроксила, эта кислота двухосновная: в ней только
два атома водорода замещаются металлами. Мочевая кислота образуется в
организме в процессе белкового обмена. В небольшом количестве она содержится в
моче человека, больше (до 3%) — в птичьих экскрементах. Мочевая кислота
долгое время служила исходным материалом для полусинтеза очень важных
лекарственных препаратов — кофеина, теобромина и теофиллина.
Сырьё и реактивы:
• сухой куриный помет 100 г
• раствор едкого натра (0,5-процентный) .... 1л
• окись кальция 6 г
• соляная кислота (10 процентная).
Свежевысушенный куриный помет и порошок окиси кальция помещают в полутора-
литровый стакан или в широкогорлую колбу. Наливают туда 1 л 0,5-процентного
Летучая часть составляет около 30% от веса исходного масла. Она содержит лимонен,
сх-пинен, фелландрен, ментон и может быть использована как материал для разгонки на
колонке. Нужно только накопить эту фракцию из большого количества мятного масла.

раствора едкого натра1. Смесь нагревают почти до кипения, механически
перемешивая в течение часа. Среду контролируют универсальной индикаторной бумагой.
рН поддерживают в пределах 10—11. При снижении рН добавляют едкий натр. Смесь
центрифугируют. Прозрачный раствор подкисляют 10-процентной соляной кислотой.
Зеленовато-коричневый осадок мочевой кислоты отфильтровывают, отсасывая. Для
очистки ее многократно кипятят в большом объеме воды. Выпавшую после
охлаждения мочевую кислоту отделяют и сушат при 100°. Выход около 2 г. Мочевая
кислота кристаллизуется в микроскопических чешуйках. От нагревания выше 400°
она разлагается, не плавясь. Растворимость мочевой кислоты в холодной воде —
1:100, в кипящей — 1:19. В спирте она нерастворима. Мочевая кислота
восстанавливает аммиачный раствор окиси серебра на холоду, а жидкость Фелинга — при
нагревании.
Мурексидная реакция
К нескольким миллиграммам мочевой кислоты в маленькой фарфоровой чашке
прибавляют каплю концентрированной азотной кислоты. Смесь выпаривают досуха на
водяной бане. Если к остатку добавить аммиак, то вследствие образования му-
рексида появится интенсивная пурпурная окраска, переходящая под действием
едкого натра в синюю.
Муравьиная и уксусная
кислоты из солода
Летучие кислоты — составная часть комплексов веществ, придающих вкус и
аромат многим пищевым продуктам (хлеб, солод, сыр, плоды, вина и др.). Из-за
малого содержания обнаружить летучие кислоты часто бывает очень трудно.
Приходится прибегать к высокочувствительным методам. К таким методам относятся
различные варианты распределительной хроматографии на силикагеле.
Сырьё и реактивы:
• ржаной солод 50 г
• или ржаной хлеб 100 г
• н-бутиловый спирт 30 мл
• хлороформ 250 мл
• силикагель 2 г
• 0,1 н. и 0,05 н. растворы едкого натра,
• серная кислота, прокаленный сульфат натрия,
• бром-крезоловый зеленый.
Выделение летучих кислот
Красный ржаной солод (или кислый ржаной хлеб) измельчают, замачивают
шестикратным количеством воды в конической колбе и оставляют на ночь в
холодильнике при температуре +2°. После этого взвесь подкисляют серной кислотой до
кислой реакции на конго. Подкисленную массу переносят в колбу для перегонки с
водяным паром и отгоняют 200 мл дистиллята. Отгон, содержащий кислоты,
нейтрализуют 0,1 н. раствором щелочи (индикатор — фенолфталеиновая бумажка) и
упаривают в выпарительной чашке на водяной бане примерно до 5 мл. Остаток
подкисляют каплями разбавленной серной кислоты (1:1). После того, как соли
летучих кислот растворятся, добавляют 0,1 г безводного сульфата натрия. Смесь
1 Наименьшие потери мочевой кислоты бывают тогда, когда окись кальция и едкий натр
берут в соотношении 1:1,2.

извлекают из одной и той же пробирки 5 раз 1-процентным раствором бутилового
спирта в хлороформе, декантируя раствор в маленькую колбу. Общий объем
растворителя должен составить приблизительно 6 мл.
Разделение кислот методом
распределительной
хроматографии
Силикагель растирают в ступке с 0,5 мл водного раствора бромкрезолового
зеленого (0,25 г индикатора в 100 мл воды) и добавляют 1,5 мл 0,1 н. раствора
едкого натра. Если масса окрасится в желтый цвет, вводят одну каплю 20-
процентного раствора аммиака и вновь растирают; при этом окраска силикагеля
изменяется на темно-голубую. К полученной однородной массе приливают 10—15 мл
1-процентного раствора бутилового спирта в хлороформе, приготовленного из
свежеперегнанных реактивов. Через маленькую воронку с коротко срезанным
кончиком переносят силикагель в колонку (диаметр 0,8 см, высота 25 см),
снабженную краном. Остаток силикагеля смывают в колонку таким количеством раствора,
чтобы общий объем его был равен 25 мл. Дают смеси стекать 20—30 минут, после
чего кран закрывают. Для уплотнения силикагеля в колонке создают давление при
помощи резиновой груши. Так как в слой силикагеля не должен попадать воздух,
следят за тем, чтобы поверхность его постоянно была покрыта жидкостью.
Раствор кислот, полученных из солода, сливают по стенке колонки на силикагель и
ополаскивают колбочку небольшим количеством бутанольно-хлороформной смеси.
Затем вновь создают небольшое давление, способствующее передвижению раствора
по колонке. При этом начинают разделяться кислоты, а отдельные зоны носителя
окрашиваются в желтые цвета разных оттенков. Элюирование начинают после того,
как уровень раствора кислот над силикагелем будет 1—2 мм. В качестве
растворителя применяют 5-процентный раствор бутилового спирта в хлороформе.
Растворитель заливают до верха колонки и по мере вытекания его непрерывно добавляют
из капельной воронки. Скорость истечения — одна капля в 2 секунды. Первую
фракцию собирают до тех пор, пока окрашенный слой не достигнет низа колонки.
С этого момента отбирают вторую фракцию до полного вымывания окрашенной зоны,
содержащей главную часть уксусной кислоты. Затем отбирают еще одну фракцию в
50 мл. Так как муравьиная кислота прочно удерживается (светло-желтое кольцо),
то содержащий ее слой силикагеля механически отделяют и переносят в колбу с
30 мл воды. Смесь нейтрализуют по фенолфталеину 0,1 н. раствором едкого натра
и фильтруют. Остаток промывают несколько раз водой; промывные воды сливают
вместе с первым фильтратом и подкисляют каплей серной кислоты (1:1).
Свободную муравьиную кислоту отгоняют с паром, собирая приблизительно 50 мл
дистиллята. Каждую фракцию и дистиллят, содержащий муравьиную кислоту, потенциомет-
рически титруют 0,05 н. раствором едкого натра. По данным титрования
рассчитывают содержание муравьиной и уксусной кислот в исходном сырье. Среднее
содержание муравьиной кислоты в ржаном солоде — 0,10—0,15°/о, уксусной — 0,30—
0,35%.
Никотин из табака
Никотин [3-(1-метил-2-пирролидил)-пиридин] — главный алкалоид табака
(Nicotiana tabacum) и махорки (Nicotiana rustica), в которых он содержится в
виде лимоннокислой соли. Из-за высокой токсичности никотин в медицине не
используется. В сельском хозяйстве применяется он как инсектицид. Кроме того,
никотин не потерял значения как сырье для получения никотиновой кислоты и ее
производных. В продажу алкалоид поступает в виде сернокислой соли.

Махорка - (Nicotiana rustica)
Сырьё и реактивы:
• махорка или табак
• эфир
100 г
100 мл
гашеная известь
15 г
щавелевая кислота
10-30 г
• едкий натр, соляная кислота,
• 2-процентный раствор кремневольфрамовой кислоты,
• йодистый метил, метиловый спирт,
• пикриновая кислота, уксусная кислота,
• н-бутиловый спирт, реактив Драгендорфа.
Табак вместе с гашеной известью тщательно перетирают в ступке. Смесь
загружают в колбу и перегоняют с водяным паром. Перегонку продолжают до тех пор,
пока подкисленные соляной кислотой пробы погонов не перестанут давать осадка
с 2-процентным раствором кремневольфрамовой кислоты. Дистиллят подкисляют
растертой щавелевой кислотой до кислой реакции на конго и упаривают на
водяной бане до сиропа. Из охлажденного остатка выпадает оксалат никотина и соли
других алкалоидов табака. Осадок фильтруют на вороночке, отжимают и переносят
в небольшую делительную воронку. Для выделения свободных оснований осадок
обрабатывают 30-процентной щелочью и извлекают 3—4 раза эфиром (объем каждой
порции 30—40 мл). Эфир сушат над прокаленным поташом и отгоняют. Сумму
оснований с помощью стеклянного баллончика переносят в воротничковую колбочку
емкостью 2—3 мл и перегоняют в вакууме на парафиновой бане. Дистиллят собирают

в предварительно взвешенный баллончик и определяют выход1. Препарат сохраняют
в запаянном баллончике. Т. кип. никотина 247,3° при 760 мм; 120° при 14 мм;
114° при 10 мм; [а] 20= -168°; nD = 1,5280; d20 = 1,0924. Хорошо растворим в
органических растворителях и воде. Свежеперегнанный никотин представляет
собой бесцветное масло без запаха. При хранении становится вязким и постепенно
темнеет, приобретая почти черный цвет.
Хроматография на бумаге
В делительную воронку наливают н-бутиловый спирт, ледяную уксусную кислоту
(25:1) и насыщают раствор водой. Воду приливают небольшими порциями, каждый
раз энергично перемешивают, а затем дают отстояться. Как только отделится
вода в маленький нижний слой, насыщение заканчивают. Полученный раствор
выливают в сосуд для хроматографии. Вырезают полосу хроматографической бумаги,
намечают простым карандашом линию старта и на ней — точки нанесения исследуемых
веществ. Одну каплю суммы оснований (полученной после отгонки эфира) и одну
каплю чистого никотина вносят в пробирки и растворяют в десятикратном
количестве метилового спирта. Растворы капиллярной трубкой наносят на
подготовленную для анализа бумагу и хроматографируют по восходящему способу. На другой
день хроматограмму снимают, высушивают на воздухе и проявляют реактивом Дра-
гендорфа. Этот реактив готовят заранее из двух растворов:
1) 0,85 г основного нитрата висмута, 40 мл дистиллированной воды и 10 мл
ледяной уксусной кислоты;
2) 8 г йодистого калия и 20 мл дистиллированной воды. Растворы сохраняют
раздельно в склянках из темного стекла. Реактив для проявления: 5 мл
первого раствора, 5 мл — второго, 20 мл уксусной кислоты, 100 мл воды.
От реактива на хроматограмме появляются яркие оранжевые пятна в местах
сосредоточения оснований. Rf никотина (в данном растворителе) 0,44. По
хроматограмме судят о качественном составе суммы алкалоидов и о чистоте
выделенного никотина.
Дийодметилат никотина
Небольшую пробу никотина переносят из баллончика в круглодонную колбочку,
растворяют в 5 мл метилового спирта, смешивают с 2 мл йодистого метила и 30
минут нагревают, присоединив к колбе обратный холодильник. Образовавшийся при
охлаждении дийодметилат отделяют и перекристаллизовывают из метилового
спирта; т. пл. 216—218°.
Дипикрат никотина
Вторую небольшую пробу (2—3 капли) никотина растворяют в минимальном
количестве этилового спирта и смешивают с 1 мл насыщенного спиртового раствора
пикриновой кислоты. Выпавший дипикрат перекристаллизовывают из спирта; т. пл.
218-222°.
Олиторизид ИЗ
семян джута
Олиторизид — горькое вещество семян джута (Corchorus olitorius) — относится
к сердечным гликозидам группы дигиталиса — строфанта. При гидролитическом
Содержание никотина в различных сортах табака колеблется от 1 до 2 %. Полученный по
описанному метолу никотин содержит небольшое количество побочных алкалоидов.

расщеплении дает строфантидин и два сахара: глюкозу и бонвинозу. Таким
образом, олиторизид — это строфантидин-З-р-Б-боивиноЗид-р-Б-глюкоЗид.
Джут.
Сырьё и реактивы:
• семена джута 500 г
• спирт 1000 мл
• эфир, дихлорэтан, ацетат свинца,
• сульфат натрия, серная кислота.
Выделение
олиторизида
Тонко размолотые семена джута1 помещают в делительную воронку и экстрагиру-
1 Ядовитые для скота и птицы семена джута накапливаются на джутовых фабриках, в
колхозах и совхозах, выращивающих это растение, и представляют собой доступное сырье
для получения сердечных глюкозидов.

ют дихлоратаном (настаивают до полного обезжиривания). Высушенный от остатка
растворителя порошок в той же воронке экстрагируют 80-процентным спиртом при
комнатной температуре2. Делают 7—8 сливов, выдерживая семена с растворителем
каждый раз не менее 2 часов. Объединенный экстракт упаривают под вакуумом при
температуре бани 40—45° до образования густого сиропа — приблизительно до 50
мл. Сироп переливают в стакан и разбавляют двукратным объемом ацетона. После
осаждения липкой массы светлый экстракт сливают. Густой остаток растирают с
50 мл спирта, дают отстояться, после чего промывной спирт сливают и
присоединяют к основному экстракту. Раствор упаривают в тех же условиях до объема 40—
50 мл и разбавляют 80 мл воды. Для осаждения балластных веществ к экстракту
небольшими порциями добавляют 40-процентный раствор ацетата свинца (проверка
на полноту осаждения). Выпавший осадок отделяют и промывают спиртом. Для
удаления возможного избытка ионов свинца к отфильтрованному раствору осторожно
прибавляют 10-процентный раствор сульфата натрия. Через несколько часов
раствор фильтруют и после проверки на полноту осаждения упаривают в вакууме до
объема 50 мл. Густую светло-коричневую жидкость переливают в стакан и
оставляют в термостате при 35—37° на несколько дней для кристаллизации. Олиторизид
выпадает в виде мелких слипшихся кристаллов, которые отделяют и сушат в
эксикаторе . Выход сырого продукта 1,5 г.
Для очистки его растворяют в 4 мл спирта, к раствору добавляют 15 мл воды и
оставляют на ночь. Выделившиеся кристаллы фильтруют и растворяют в 2 мл
спирта. В раствор приливают 15—20 мл эфира и оставляют на 5—6 часов. Полученный
после вторичной кристаллизации олиторизид (выход 0,5 г) после сушки в
эксикаторе над хлористым кальцием при комнатной температуре имеет т. пл. 202—204°;
[а]20 = —4,5° (в метиловом спирте).
Гидролиз
олиторизида до
строфантидина
0,5 г олиторизида растворяют в 2 мл спирта, к раствору добавляют 25 мл 0,1
н. раствора серной кислоты, после чего реакционную смесь выдерживают при
температуре 35—40°. Через сутки в колбочке выпадает строфантидин в виде длинных
призм, собранных в пучки. Его отфильтровывают, промывают небольшим
количеством холодной воды (до нейтральной реакции), сушат в эксикаторе над хлористым
кальцием и перекристаллизовывают из спирта. Выход 0,25 г. Высушенный в
вакууме при 105° строфантидин имеет т. пл, 156—157°; [а]20 = 40° (в метиловом
спирте). Многократной перекристаллизацией температура плавления строфантидина
может быть доведена до 176—178°
Пектин из
плодов
цитрусовых
Пектин содержится во всех растениях — входит в состав клеточных стенок.
Особенно богаты им фрукты и ягоды. При нагревании с кислотой и сахаром
образует студнеобразную массу. Из-за желирующей способности пектин используется в
пищевой промышленности для изготовления мармелада, джемов и других продуктов.
Сырьем для получения пектина служат яблоки, корочки цитрусовых плодов, шляпки
подсолнечника, свекловичный жом и др. Пектин — высокомолекулярное вещество
Растворитель после регенерации перегонкой используется для повторной экстракции.
2 Отогнанный спирт, после доведения до требуемой концентрации (по спиртометру),
используется для последующих экстракций.

(мол. в. до 200000). Его структурная основа — частично этерифицнрованная
метиловым спиртом полигалактуроновая кислота. Обычно пектин находится в
растениях вместе с полисахаридами — арабаном и галактаном — и частично связан с
фосфорной кислотой. Многократным переосаждением сырого пектина спиртом можно
удалить из него почти все примеси.
Сырьё и реактивы:
• корочки плодов цитрусовых 50 г
• соляная кислота (0,03 н.) 200 мл
• спирт около 500 мл
• основной ацетат свинца, аммиак, сахар, лимонная кислота
Корочки апельсина, лимона или мандарина1 измельчают в мясорубке, помещают в
мешочек из ткани и заливают в стакане спиртом для удаления эфирного масла,
пигментов и других примесей. Стакан накрывают часовым стеклом и ставят не
менее чем на 1 час в водяную баню, нагретую до 60—70°. После этого материал
отжимают на воронке Бюхнера и опять заливают спиртом2. Операцию повторяют до
тех пор, пока спиртовой экстракт будет лишь слабо окрашен в желтый цвет.
Отмытую массу помещают в колбу на 500 мл, заливают 200 мл 0,03 н. соляной
кислоты и нагревают 1 час на кипящей водяной бане. Горячую вытяжку фильтруют
через вату, остаток дважды промывают на фильтре небольшими порциями горячей
воды. По охлаждении фильтрат частично нейтрализуют аммиаком до слабокислой
реакции (индикатор — лакмус) и упаривают на водяной бане (желательно, в
вакууме) до объема 60—80 мл. К оставшемуся сиропу добавляют два объема спирта.
Выпавший сырой пектин отделяют центрифугированием. Когда нужен более чистый
препарат, пектин растворяют в небольшом количестве воды при нагревании и
повторно осаждают спиртом. Рыхлый осадок переносят на часовое стекло и
подсушивают на воздухе, либо в термостате (но не выше 45°) . Остаток после удаления
спирта взвешивают и определяют выход, который меняется в зависимости от сорта
и зрелости сырья.
Проба на галактуроновую
кислоту (по Эрлиху)
Немного пектина (на кончике шпателя) растворяют в 3—4 мл воды, добавляют
несколько капель 10-процентного раствора основного ацетата свинца и нагревают
на кипящей водяной бане. Если образовавшийся вначале белый осадок постепенно
окрашивается в оранжевый цвет с красноватым оттенком, то кислота есть.
Испытание желирующей
способности пектина.
Полученный пектин заливают 50 мл воды в фарфоровой чашке, дают постоять
некоторое время для набухания, затем добавляют 25 г сахарного песка и энергично
кипятят на песчаной бане 10—15 минут. В уваренную смесь приливают 1 мл 40-
процентного раствора лимонной кислоты, хорошо перемешивают и разливают в
плоские пластмассовые или фарфоровые формочки. Через 2—3 часа желе застывает и
может быть предложено для дегустации.
Вместо корочек цитрусовых можно взять удвоенную навеску яблок (преимущественно
сердцевину) и в 5 раза больше разбавленной соляной кислоты.
2 Спирт отгоняют из раствора на водяной бане, высушивают прокаленным сульфатом меди
и используют в дальнейшей работе.

а-Пинен из
скипидара
а-Пинен — составная часть многих эфирных масел и скипидара. Это один из
наиболее распространенных в природе терпенов. Встречается он в лево- и
правовращающих формах, а также в виде рацемата. Используется пинен в лакокрасочной
промышленности. Служит исходным веществом для получения камфоры.
Сырьё и реактивы:
• скипидар 50 г
• анилин 10 г
• изоамилнитрит 5 г
• уксусная кислота 5 г
• соляная кислота (33-процентная) 1,5 мл
Скипидар высушивают над сульфатом натрия и перегоняют при атмосферном
давлении из колбы Вюрца. Фракцию1, кипящую в пределах 150-160°, собирают и
используют в дальнейшей работе.
Очистка пинена
через нитрозохлорид
5 г пиненовой фракции, 5 г уксусной кислоты и 5 г изоамилнитрита смешивают
в стакане, погруженном в охладительную смесь (— 10°). Прибавляют по каплям
1,5 мл 33-процентной соляной кислоты. Нитрозохлорид пинена при этом выпадает
в осадок2. Его отсасывают и перекристаллизовывают из спирта. Т. пл. инактив-
ного нитрозохлорида пинена 113—114°. Левовращающий нитрозохлорид плавится при
81° . Кристаллы смешивают с двойным по весу количеством анилина, выдерживают
15—20 минут и нагревают на водяной бане. Затем смесь переносят в делительную
воронку, добавляют 20 мл эфира и встряхивают. Нижний слой сливают, а эфирный
промывают разбавленной серной кислотой и водой. Промытый раствор сушат
сульфатом натрия, фильтруют и отгоняют растворитель. Остаток переносят в ворот-
ничковую колбочку и перегоняют в вакууме водоструйного насоса. Определяют
показатель преломления и удельное вращение полученного пинена. Для чистого а-
пинена п20 = 1,4 664; [а]20 = +53,7°.
Получение а-пинена
ректификацией на колонке
20 г пиненовой фракции помещают в колбочку ректификационной колонки,
устанавливают в приборе постоянное разрежение водоструйным насосом и включают
обогрев. Далее заставляют работать колонку «на себя», добиваются
«захлебывания» и начинают отбор фракций, меняя приемник каждый раз после повышения
температуры на 0,5°. Определяют показатель преломления полученных фракций.
Фракции с показателем преломления, близким к 1,4 664, считают а-пиненом. Т. кип.
154-156°.
Выход пиненовой фракции колеблется.
2 При взаимодействии изоамилнитрита с пиненом, представляющим обычно смесь
рацемического и левого пинена, в первую очередь выпадает трудно растворимый нитрозохлорид;
при более сильном охлаждении выделяется L-нитрозохлорид пинена.

Рутин и кверцетин
из листьев гречихи
Гликозид рутин содержится во многих растениях. Богаты рутином листья
табака, гречихи и особенно цветочные почки софоры японской (до 10%). Это сырье и
служит обычно источником промышленного получения рутина. Рутин обладает
активностью витамина Р (витамин проницаемости), недостаток которого в организме
вызывает ломкость и повышенную проницаемость капилляров кровеносных сосудов.
При гидролизе в мягких условиях, например рамнодиастазой или 10-процентной
уксусной кислотой, рутин расщепляется на агликон флавоноловой природы —
кверцетин и редкий дисахарид — рутинозу. При гидролитическом расщеплении рутина
минеральными кислотами одновременно расщепляется и дисахарид на d-глюкозу и 1
-рамнозу. Свободный кверцетин найден в коре многих растений. Синтез рутина
впервые осуществлен в 1957 г. Н.А. Преображенским с сотрудниками.
Гречиха.
Сырьё и реактивы:
• сухие листья гречихи 20 г
• спирт (70-процентный) 150 мл
• эфир 20 мл,
• метиловый спирт.

Измельченные листья гречихи 2 часа обрабатывают в аппарате Сокслета 70-
процентным этиловым спиртом. Растворитель отгоняют на водяной бане под
вакуумом из небольшой колбы почти досуха. Остаток обрабатывают дважды по 10 мл
эфира, сливая раствор через вороночку с тампончиком ваты. Благодаря этому
остаток освобождается от смол и жироподобных веществ. После испарения остатков
эфира воздушным продуванием (тампончик также помещают в колбочку) рутин
извлекают в два приема кипящей водой по 20—25 мл. Извлечения каждый раз
фильтруют. Раствор ставят на кристаллизацию (охлаждение). Выпавшие кристаллы при
необходимости можно еще раз перекристаллизовать из метилового спирта. Выход
0,3—0,4 г. Из воды кристаллизуется тригидрат рутина; т. пл. 192°. Из
абсолютного метилового спирта выпадает свободный рутин; т. пл. 198°. Рутин (ярко-
желтые иглы) плохо растворим в воде и ацетоне; не растворим в бензоле,
бензине , эфире, хлороформе.
Кверцетин, или 3,5,7,3',4'-пентаоксифлавон
0,4 г рутина растворяют в 2 мл спирта, добавляют к раствору 20 мл 1-
процентной соляной кислоты; реакционную смесь выдерживают при 35—40°. После
многочасового стояния из гидролизата выпадают кристаллы кверцетина2. Из воды
и разбавленного спирта он кристаллизуется в виде гидрата. Кверцетин легко
растворяется в щелочах. Восстанавливает аммиачный раствор нитрата серебра на
холоду и раствор Фелинга при нагревании.
Цветные реакции:
1. С раствором хлорного железа и рутин и кверцетин дают интенсивное зеленое
окрашивание.
2. С концентрированной серной кислотой получается желтое окрашивание с
зеленоватой флуоресценцией.
Сантонин из
цитварной
полыни
Сантонин — составная часть и активное начало соцветий цитварной полыни
(Artemisia cina), неправильно называемых цитварным семенем. Он относится к
кислородным производным сесквитерпенов. Являясь лактоном сантониновой
кислоты, растворяется в едких и углекислых щелочах; при подкислении этих растворов
минеральными кислотами вновь выделяется сантонин. Применяется в медицине и
ветеринарии. Это наилучшее глистогонное средство. В СССР вырабатывался на
Чимкентском химико-фармацевтическом заводе из местной дикорастущей полыни.
Недавно осуществлен синтез сантонина.
Сырьё и реактивы:
• цитварное семя - 100 г
• гашеная известь - 20 г
Вместо листьев и цветов гречихи можно с успехом использовать цветочные почки софо-
ры японской. Экстракцию проводят кипящей водой. Рутин выпадает при 18° из
профильтрованного раствора. Его отсасывают и перекристаллизовывают из спирта.
2 Глюкозу и рамнозу в маточном растворе можно определить методом бумажной
хроматографии. В качестве растворителя используют фенол, насыщенный водой и содержащий 1%
аммиака. Для проявления хроматограмму опрыскивают смесью растворов равных объемов
0,1 н. AgN03 и 5 н. NH4OH и высушивают 5—10 минут при 105°, сахара обнаруживаются в
виде коричневых пятен. Rf глюкозы (в данном растворителе) 0,40; рамнозы 0,59.

• хлороформ - 180 мл
• активный уголь, спирт (70-процентный),
• соляная кислота, раствор хлорного железа,
• спиртовой раствор едкого кали.
Цитварная полынь.
Цитварное семя1 и гашеную известь тщательно растирают в ступке. Смесь
переносят в широкогорлую коническую колбу емкостью 1 л, заливают 0,5 л горячей
воды и кипятят 30 минут. Еще горячую массу фильтруют на воронке Бюхнера через
фильтр из двойного слоя марли. Остаток 3 раза промывают горячей водой.
Фильтрат и промывные воды еще теплыми переносят в делительную воронку,
нейтрализуют по лакмусу соляной кислотой (уд. в. 1,12) и обрабатывают последовательно
80, 60 и 40 мл хлороформа. Хлороформные вытяжки объединяют и промывают
небольшим количеством холодной воды, а затем взбалтывают с активным углем.
Раствор фильтруют. Хлороформ нацело отгоняют на водяной бане. Остаток переносят
в колбу, снабженную обратным холодильником, и растворяют при кипячении в 30
мл 70-процентного спирта. Горячий раствор фильтруют через складчатый фильтр
или тампончик ваты и ставят на кристаллизацию в холодильник. Выпавшие
кристаллы сантонина отсасывают, а маточник упаривают до половины объема. При
охлаждении упаренного маточника получают дополнительное количество продукта.
Выход около 2 г. Сантонин кристаллизуется в виде бесцветных блестящих
табличек; т. пл. 169—170°; [а]20 = —117,6 (в спирте). Плохо растворим в холодной
воде, значительно лучше в горячей. Растворим в спирте, хлороформе.
1 Цитварное семя продается в аптеках.

Качественные реакции:
1. Подщелачивание спиртового раствора сантонина спиртовым раствором едкого
кали вызывает карминово-красное окрашивание.
2. Нагретый до 100° раствор сантонина в 50-процентной серной кислоте
окрашивается каплей раствора хлорного железа в кроваво-красный цвет.
Склареол (бициклический дитерпеновый гликоль) — главная составная часть
эфирного масла, получаемого из мускатного шалфея (Salvia sclarea) методом
экстракции. Преобладающую часть шалфейного эфирного масла вырабатывают
перегонкой с водяным паром. В этом случае склареол остается в отходах, которые
накапливаются на эфиромасличных заводах, и являются доступным сырьем для его
выделения. Склареол может быть использован как исходный материал для
полусинтеза заменителя амбреина, находящегося в серой амбре.
Склареол
из шалфея
Шалфей мускатный.
Сырьё и реактивы:
• отработанный шалфей
200 г
• метиловый спирт.
• петролейный эфир
100 мл
1 л
• активный уголь
• раствор щелочи (5-процентный)
1 г

Сухой шалфей , оставшийся после отгонки эфирного масла, экстрагируют
трехкратным настаиванием в петролейном эфире.
Чтобы удалить из объединенного экстракта кислые и фенольные примеси2,
встряхивают экстракты 2 раза с 25 мл разбавленного раствора щелочи. Петролей-
но-эфирный слой промывают водой, растворитель отгоняют3. Концентрированный
экстракт переносят в коническую колбу и остатки растворителя испаряют на
водяной бане. Экстракт растворяют в 100 мл метилового спирта, осторожно
нагревая на водяной бане, и ставят в холодильник. При вымораживании выпадает
хлопьевидный осадок воска, который отфильтровывают через складчатый фильтр.
Окрашенный в темный цвет фильтрат осветляют активным углем (2—3 г) , снова
фильтруют и отгоняют четыре пятых первоначального объема спирта. Из
охлажденного раствора выпадает склареол, который необходимо несколько раз
перекристаллизовать из метилового спирта. Выход 2—3 г; т. пл. чистого склареола 102—
103° . От примесей, снижающих температуру плавления, склареол очищается
возгонкой в вакууме. Чистый препарат удается получить после однократной
перекристаллизации возгона.
Слизевая кислота из
свекловичного жома
Слизевая кислота — продукт окисления галактозы и других широко
распространенных в природе веществ, имеющих сходную с галактозой конфигурацию (галакту-
роновая кислота, пектиновые вещества и т.п.). Она имеет значение как исходный
продукт для получения пиррола, муконовой кислоты и некоторых других
соединений .
Сырьё и реактивы:
• высушенный свекловичный жом 50 г
• азотная кислота (плотность 1,36) 280 мл
• диоксид марганца 0,1 г.
Двугорлую колбу (емкостью 1,5—2 л) с насадкой для улавливания пены
соединяют через холодильник с водоструйным насосом (см. рис.) . В нее насыпают
воздушно-сухой жом4 и наливают раствор 280 мл азотной кислоты (плотность 1,36) в
220 мл воды, содержащий 0,1 г перекиси марганца. Помещают колбу на водяную
баню и нагревают 3 часа, непрерывно всасывая через капиллярную трубку слабую
струю воздуха5. Горячий раствор фильтруют через асбестовый или стеклянный
фильтр, остаток на фильтре промывают горячей водой. Фильтрат ставят на холод
— выпадает слизевая кислота. Выход 2,5-3 г; т. пл. 207 — 208° (после
перекристаллизации из горячей воды).
Материал для работы можно приобрести на любом из эфиромасличных заводов,
расположенных на юге Украины и в Молдавии. Лучше брать цветочные чашечки, содержащие
особенно большое количество склареола (до 3%). Можно использовать также готовый шалфей-
ный экстракт (конкрет), который имеется на парфюмерных фабриках.
2 Небольшая эмульсия, образующаяся при встряхивании со щелочью, не мешает работе;
расслаивание наступает после непродолжительного стояния.
3 Для отгонки растворителя целесообразно использовать пленочный испаритель.
4 Слизевую кислоту получают обычно из галактозы. Свекловичный жом — более дешевый
исходный материал, в огромных количествах накапливающийся на сахарных заводах.
Свежий жом содержит до 90% воды, поэтому перед работой его необходимо высушить на
воздухе или в сушильном шкафу при 60°.
5 Воздух хорошо перемешивает реакционную смесь. Если в начале реакции происходит
сильное вспенивание, то ток воздуха и нагрев уменьшают.

Из маточного раствора при упаривании на водяной бане в фарфоровой чашке
получают щавелевую кислоту. Ее перекристаллизовывают из небольшого количества
воды. Выход 10 г; т. пл. 99°.
Соласодин из
птичьего паслена
Соласодин — один из доступных в СССР стероидных алкалоидов. Он содержится в
птичьем паслене (Solanum aviculare) как агликон гликоалкалоидов соласонина и
соламаргина (0,8—1,0%, считая на высушенное растение). Соласодин служит
исходным сырьем для получения гормонов стероидного ряда. С этой целью птичий
паслен выращивают как лекарственную культуру.
Паслен птичий.
Сырьё и реактивы:
• воздушно-сухие листья птичьего паслена.... 250 г

• метиловый спирт....
• изопропиловый спирт
• бензол
200 мл
150 мл
30 мл
• этиловый спирт
30 мл
• серная кислота (1-процентный раствор), раствор аммиака.
Высушенные и измельченные листья паслена1 помещают в сосуд емкостью 5 л и
заливают 4 л 1-процентной серной кислоты, размешивают и оставляют
настаиваться . На следующий день кислый экстракт сливают, а листья вновь заливают 3 л 1-
процентной серной кислоты. Через 2—4 часа сливают второй экстракт.
Объединенный экстракт фильтруют через вату, к фильтрату прибавляют концентрированный
раствор аммиака до ясной щелочной реакции на фенолфталеин. Всю массу
нагревают на водяной бане до 70—75° и оставляют стоять. На следующий день жидкость
декантируют от аморфного осадка. Остаток размешивают и отсасывают через
воронку Бюхнера большого размера. Фильтрование идет довольно медленно. Остаток
на фильтре отжимают и промывают один раз небольшим количеством воды, к
которой добавлено немного аммиака. Осадок, содержащий гликоалкалоиды, высушивают
в сушильном шкафу при 70—80°. Выход 10-15 г. Полученный продукт растирают в
ступке и переносят в круглодонную колбу емкостью 100 мл, снабженную обратным
холодильником. В колбу вливают 150 мл метилового спирта; смесь нагревают 1
час на бане так, чтобы метанольный экстракт легко кипел. Горячий экстракт
отсасывают через воронку Бюхнера. Извлечение метиловым спиртом повторяют еще 3
раза. Спирт из объединенного экстракта отгоняют во взвешенной круглодонной
колбе на водяной бане (в конце — под вакуумом). К остатку (около 5 г)
приливают 35 мл 50-процентного изопропилового спирта. Раствор нагревают на бане и
переносят в колбу емкостью 100 мл. Туда же добавляют смесь 7,5 мл
концентрированной соляной кислоты и 7,5 мл изопропилового спирта. Всю смесь нагревают
2,5 часа на водяной бане, включив обратный холодильник; оставляют ее до
следующего дня2. Выпавший кристаллический хлоргидрат соласодина отсасывают,
промывают и растворяют в 60—70-кратном количестве 50 процентного изопропилового
спирта, нагревая на водяной бане. Зеленоватый раствор осветляют активным
углем (около 0,3 г) и фильтруют. К горячему фильтрату, помешивая, прибавляют
крепкий раствор аммиака до щелочной реакции на фенолфталеин. Немедленно
начинают выпадать кристаллы основания соласодина. Через несколько часов осадок
отделяют от маточника фильтрованием на небольшой воронке Бюхнера. Осадок
промывают 2—3 раза 50-процентным изопропиловым спиртом, к которому добавлено
немного аммиака.
Полученное техническое основание соласодина весит 2 г. Оно содержит примеси
хлорофилла и соласоднена. Последний образуется вследствие частичной
дегидратации соласодина в процессе гидролиза3. Техническое основание соласодина
перекристаллизовывают сначала из бензола (10—12 объемов на 1 часть продукта),
затем из этилового спирта (соотношения те же). Выход чистого соласодина — 1,5
г; т. пл. 198—200°, [а]20 = —97,1 (в хлороформе).
Цветные реакции на соласодин:
1. 1 мл нагретого спиртового раствора осторожно смешивают с 1 мл концентри-
Листья паслена можно приобрести в совхозах лекарственных растений и конторах
треста лекарственных растений.
2 Под влиянием кислоты и нагревания гликоалкалоиды распадаются на соласодин (агли-
кон) и сахара (глюкозу, галактозу, рамнозу).
3 При дегидратации соласодина элементы воды отщепляются от 3-го и 4-го углеродных
атомов.

рованной серной кислоты. Появляется интенсивная желто-зеленая
флуоресценция .
2. Раствор соласодина в 1 мл концентрированной соляной кислоты кипятят с
несколькими миллиграммами (на кончике шпателя) гидроксибензальдегида до
появления сине-зеленого окрашивания.
Сорбит из ягод рябины
Сорбит: молекулярная масса = 182,18 г/моль, СбН^Об
Сорбит — шестиатомный спирт; встречается во многих плодах и ягодах, больше
всего в рябиновых (Sorbus). Он хорошо удерживает влагу; благодаря этому нашел
применение в пищевой, табачной и полиграфической промышленности для
предохранения продукции от высыхания.
Сорбит приятен на вкус; ценен в питании диабетиков. Получают его
каталитическим гидрированием глюкозы; он является полупродуктом в синтезе
аскорбиновой кислоты (витамин С).
Рябина.
Сырьё и реактивы:
• свежие ягоды рябины 0,5 кг
• пекарские дрожжи 3 г
• пиридин 250 мл
• активный уголь.
Свежие ягоды рябины перетирают в ступке; и полученную массу тщательно
отжимают на воронке Бюхнера. Выход сока 230—250 мл. Мезгу переносят в стакан,
добавляют 200 мл воды и перемешивают. Через сутки смесь снова отжимают.
Собранный сок заправляют 3 г пекарских дрожжей и оставляют в теплом месте до тех

пор, пока не закончится сбраживание Сахаров. Чтобы облегчить наблюдение за
брожением, в колбу через пробку вставляют небольшую U-образную трубочку
(гусек) , которая выполняет роль гидравлического затвора (см. рис.). Прекращение
выделения газа свидетельствует о заканчивании брожения. Перебродившую
жидкость отфильтровывают через слой активного угля и кизельгура и упаривают под
вакуумом досуха. Остаток экстрагируют 200 мл пиридина при 100° в колбе,
снабженной обратным холодильником. Время экстрагирования — 1 час. Пиридиновый
экстракт декантируют и охлаждают в течение суток. Выпавшие кристаллы пиридин-
сорбита отфильтровывают. Маточник используют для повторной экстракции
остатка . При охлаждении в холодильнике пиридинового экстракта получают вторую
порцию кристаллов пиридин-сорбита. Обе полученные порции соединяют вместе,
промывают на фильтре охлажденным пиридином и высушивают кристаллы в вакуум-
эксикаторе над серной кислотой. Выход пиридин-сорбита — 30—35 г. Его
рассыпают тонким слоем на фильтровальной бумаге, и оставляют на несколько дней на
воздухе для «выветривания» пиридина. Продукт теряет в весе 8—9 г; остается
чистый сорбит без обнаруживаемого анализом пиридина. Выход1 чистого сорбита
22—25 г. Сорбит выкристаллизовывается из воды в виде бесцветных игл; т. пл.
75° (гидрат); т. пл. безводного сорбита 90°; [а]20 = —2,01 (в воде). Трудно
растворим в холодном спирте. Т. пл. дибензилиденового производного2 сорбита
63° .
Сахароза из
сахарной свеклы
Сахароза: молекулярная масса = 342 г/моль, С12Н22О11
Сахароза, или а-Ы-глюкопиранозо-р-Ы-фруктофуранозид, — важнейший пищевой и
промышленный продукт. Сырьевые источники — сахарная свекла и сахарный
тростник .
Сырьё и реактивы:
• сахарная свекла 400 г
• окись кальция, активный уголь.
Вымытую свеклу измельчают на терке в стружку и растирают ее в фарфоровой
ступке пестиком в пасту. В литровую колбу вливают 500 мл намученного
известкового молока, полученного из 15 г негашеной извести, вносят туда шпателем
пасту и ополаскивают ступку небольшим количеством воды3. Закрыв колбу проб-
Выход сорбита колеблется в зависимости от времени сбора ягод. Наиболее богата им
рябина, собранная в октябре.
2 Бензальдегид реагирует с близлежащими гидроксильными группами сорбита, образуя
циклическое бензилиденовое производное.
3 На этой стадии извлекается сахароза и идет дефекация сахарного раствора.

кой, оставляют ее на 2—3 часа, время от времени встряхивая. Затем содержимое
колбы переносят в тканевый мешочек (из муслина или из 2—3-слойной марли),
дают стечь жидкости в стакан и, наконец, сильно отжимают остаток. Выжимки из
мешочка переносят в ту же колбу, добавляют 300 мл холодной воды и через
некоторое время, после энергичного встряхивания, вновь отжимают. Таким же образом
делают третью обработку 200 мл холодной воды1.
Через объединенные порции раствора пропускают 30 минут углекислый газ.
Выпавший карбонат кальция отсасывают на воронке Бюхнера. Сатурацию с
последующим фильтрованием повторяют 2—3 раза. Прозрачный, но чуть желтоватый раствор
обесцвечивают фильтрованием через слой активного угля на маленькой воронке
Бюхнера. Осветленный раствор сахарозы упаривают в выпарительной чашке
(диаметр — 10—12 см) и охлаждают. Начало кристаллизации ускоряют, прибавляя к
сиропу несколько крупинок сахарного песка. При медленном охлаждении выпадают
крупные таблички моноклинных кристаллов сахарозы. Маточник осторожно сливают,
кристаллы просушивают между листами фильтровальной бумаги. Для полноты
очистки сахарозу перекристаллизовывают из небольшого объема воды, при
необходимости упаривая раствор. Выход2 около 30 г; т. пл. 186° (с разложением); [а]20 =
+66,5°.
Проводят следующий опыт, доказывающий наличие глюкозидной связи в молекуле
сахарозы. В две пробирки наливают 10-процентный раствор сахарозы, причем в
одну из них добавляют несколько капель разбавленной серной кислоты. Обе
пробирки нагревают до кипения. Затем в каждую из них доливают равный объем фе-
линговой жидкости и снова нагревают до кипения. В одной пробирке раствор
остается неизмененным, в другой, где прошла инверсия, выпадает красный осадок
закиси меди.
Сахарная свекла.
Содержание сахарозы в свекле — 15—20%. После третьей обработки водой в выжимках
остается ее не более 0,5%.
2 Полного выделения кристаллической сахарозы не достигают, значительная ее часть
остается в маточнике.

Танин и галловая
кислота из скумпии
Танин скумпии — смесь соединений, в которых глюкоза частично или полностью
этерифицирована галловой и м-дигалловой кислотами. Танин встречается в
растениях часто, но получают его лишь из галлов (дуба, фисташки) , а также из
листьев скумпии или сумаха, где он содержится в значительных количествах. Гид-
ролизуется танин только на глюкозу и галловую кислоту. Применяется в
медицине, текстильной промышленности (как протрава) и виноделии. Галловая кислота
используется как реактив, а также в производстве пирогаллола и некоторых
красителей .
Листья и соцветия скумпии, за которые ее прозвали «дымящимся деревом».
Сырьё и реактивы:
• листья скумпии 100 г
• бутилацетат 150 мл
• н-бутиловый спирт 50 мл
• эфир, серная кислота, поваренная соль,
• прокаленный сульфат натрия.
Получение танина
Сухие измельченные листья скумпии1 помещают в коническую колбу, заливают
водой и нагревают 2 часа на водяной бане, поддерживая температуру 60° .
Экстракт сливают, а листья опять замачивают водой. После трехкратной обработки
1 Скумпия произрастает в Молдавии, на Черноморском побережье, на Кавказе и в Средней
Азии.

собирается около 500 мл водного раствора. Его переносят в делительную
воронку, растворяют в нем 30 г поваренной соли и экстрагируют танин сначала 100
мл, а потом 50 мл смеси бутилацетата и бутилового спирта (3:1) . Экстракт
танина в органических растворителях с равным объемом дистиллированной воды
переливают в колбу Вюрца (емкостью — 500 мл). К ней присоединяют нисходящий
холодильник , соединенный в свою очередь алонжем с колбой Бунзена. Через тубус
этой колбы в приборе создают вакуум от водоструйного насоса, а через
капиллярную трубку, доходящую до дна колбы Вюрца пропускают углекислый газ (из
газометра или аппарата Киппа). Растворители отгоняют на кипящей водяной бане. С
парами воды они отгоняются быстро, так что за это время в атмосфере
углекислого газа танин не окисляется. Вязкую массу переносят в фарфоровую чашку и
ставят в вакуум-эксикатор. Высушенный танин измельчают в ступке. Выход 10—15
г. Танин — светло-серый порошок вяжущего вкуса; растворим в воде.
Получение галловой кислоты
4 г танина и 40 мл 50-процентной серной кислоты нагревают на кипящей
водяной бане 10 часов. Остывший гидролизат переносят в делительную воронку и
экстрагируют 3—4 раза небольшими порциями эфира. Эфирный экстракт сушат
прокаленным сульфатом натрия и эфир отгоняют. Остаток перекристаллизовывают из
воды. Выход галловой кислоты 1,2 г. Кристаллизуется с одной молекулой воды; т.
пл. 253°.
Качественные реакции:
1. К раствору галловой кислоты прибавляют несколько капель раствора
хлорного железа. Появляется темно-синее окрашивание. Эта реакция позволяет
открыть галловую кислоту в разбавлении 1:1000000.
2. От нагревания крупинки галловой кислоты с 1 мл концентрированной серной
кислоты появляется рубиновое окрашивание.
Теобромин из какао
Теобромин (3,7-диметил-2,6-диоксипурин) принадлежит к числу пуриновых
оснований. Сам пурин в природе не встречается, но его скелет лежит в основе ксан-
тиновых производных, широко распространенных в животных и растительных
организмах. Алкалоиды пуриновой группы (теобромин, кофеин и др.) обладают
сходными физиологическими свойствами. Они возбуждают центральную нервную систему и
усиливают деятельность сердца. Теобромин открыт А.А. Воскресенским в 1842 г.
в какао (Theobroma cacao). Содержится также в чае и в некоторых других
растениях.
Сырьё и реактивы:
• шелуха какао 100 г
• негашеная известь 11 г
Шелуху какао1 насыпают в литровый фарфоровый стакан, наливают туда 500 мл
воды и известковое молоко, содержащее 10 г негашеной извести. Все это
тщательно перемешивают толстой стеклянной или деревянной палочкой и кипятят 20
минут. Экстракт отфильтровывают, отсасывая через марлевый фильтр. Остаток
Шелуху какао можно приобрести на кондитерских фабриках. Дополнительного
размельчения не требуется, так как это затрудняет последующую фильтрацию. Для выделения
теобромина можно воспользоваться порошком какао, только надо его предварительно
обезжирить в аппарате Сокслета.

снова переносят в стакан, наливают в него 350 мл воды и известковое молоко,
содержащее 1 г негашеной извести. Повторяют извлечение, как описано выше.
Объединенный фильтрат упаривают в вакууме до 50 мл и вновь обрабатывают
известковым молоком (9 г негашеной извести). При этом осаждаются смолы и
красящие вещества. Смесь как можно полнее отсасывают, осадок еще раз размешивают в
50 мл воды и фильтруют. В объединенном фильтрате содержится кальций-
теобромин. Фильтрат упаривают в вакууме до 15 мл и охлаждают до 8—10° .
Теобромин осаждают, осторожно прибавляя концентрированную соляную кислоту
(контролируют по конго), и оставляют на ночь в холодильнике. Выпавший осадок
отфильтровывают на «гвоздике» и промывают ледяной дистиллированной водой. Чтобы
очистить сырой теобромин, его разводят в семикратном количестве воды и
переводят в раствор, приливая раствор химически чистого едкого натра. Следует
избегать избытка щелочи, так как это затруднит выделение продукта. Через
раствор пропускают углекислый газ до полного осаждения теобромина. После
нескольких часов стояния его отфильтровывают и промывают ледяной водой.
Теобромин кристаллизуется в виде маленьких ромбических призм. Он хорошо растворим в
горячей воде и спирте; почти не растворим в эфире, петролейном эфире и четы-
реххлористом углероде. Возгоняется без плавления при 290°. Выход 0,5—0,8% — в
зависимости от содержания теобромина в исходном сырье.
Качественная реакция
Из 50 мг теобромина, 3 мл воды и 6 мл 10-процентного раствора едкого натра
приготавливают прозрачный раствор. Добавляют по 1 мл раствора
концентрированного аммиака и 10-процентного раствора нитрата серебра. Смесь, встряхивая,
Плоды какао (само какао получается из семян).

хорошо перемешивают. Образуется студенистая масса, пронизанная пузырьками
воздуха. Она плавится при нагревании на водяной бане до 80° и застывает при
охлаждении. Более сильное нагревание, а также освещение во время реакции
приводит к образованию опалесцирующего или окрашенного раствора. Эта реакция
характерна для теобромина; кофеин ее не дает.
Тирозин из шелка
Тирозин (п-оксифенилаланин) относится к аминокислотам, входящим в состав
многих белков как растительного, так и животного происхождения. Зеин семян
кукурузы содержит его до 5%. Тирозин является также составной частью казеина,
но особенно богат этой аминокислотой фиброин шелка.
Сырьё и реактивы:
• шелк (очесы или коконы) 100 г
• серная кислота (уд. в. 1,84) 22 мл
• гидрат окиси бария 70 г
• реактив Миллона
В круглодонную колбу наливают раствор 22 мл концентрированной серной
кислоты в 80 мл воды и вносят, перемешивая, натуральный шелк. Колбу закрывают
пробкой с длинной восходящей трубкой, которая служит обратным холодильником,
и начинают гидролиз, нагревая реакционную смесь на водяной бане. Когда
основная часть шелка растворится, в колбу бросают несколько кусочков пористого
фарфора (для предупреждения толчков) и продолжают нагревать на сетке.
Гидролиз длится 15 часов1. Охлажденный раствор фильтруют. В фильтрат прибавляют
горячий 20-процентный раствор гидрата окиси бария (до слабощелочной реакции
на фенолфталеин). Осадок сульфата бария отфильтровывают и кипятят еще раз с
25 мл чистой воды — для извлечения тирозина, увлеченного осадком. Операцию
повторяют до тех пор, пока новая проба фильтрата станет давать лишь слабую
реакцию на тирозин с реактивом Миллона. Объединенный фильтрат концентрируют в
выпарительной чашке на водяной бане до начала кристаллизации. Упаренный
раствор оставляют на холоде и отфильтровывают выпавший тирозин. Чтобы очистить
продукт, осадок растворяют в горячей воде, кипятят 15 минут с активным углем,
фильтруют горячим и вновь ставят на кристаллизацию. Выход до 7 г. Тирозин
кристаллизуется в шелковистых иглах; т. пл. 314—316°, [а]20 = —13° (в 4-
процентной соляной кислоте).
Качественные реакции:
1. Тирозин дает характерное, цвета красного мяса, окрашивание с реактивом
Миллона.
2. Несколько миллилитров раствора тирозина обрабатывают 0,5 мл 0,04 н.
раствора соляной кислоты и 0,2 мл 2-процентного раствора нитрита
натрия. Смесь нагревают 10 минут на водяной бане. Появляется желтая
окраска, переходящая постепенно через розовую и фиолетовую в зеленую.
Окрашенный в фиолетовый цвет нитрозамин может быть извлечен амиловым
спиртом.
3. Проба Мернера. Реактив приготавливают, смешивая 0,1 объема 40-
процентного раствора формалина с 4,5 объемами воды и 5,5 объемами
концентрированной соляной кислоты. Несколько миллилитров нагревают до
кипения с небольшим количеством твердого тирозина или его раствора; появ-
Гидролиз можно вести с перерывами.

ляется устойчивая зеленая окраска.
Триоксиглутаровая
кислота из ксилозы
Триоксиглутаровая кислота — продукт окисления ксилозы — вырабатывается на
гидролизных заводах. Это полноценный заменитель лимонной кислоты в пищевой
промышленности.
Сырьё и реактивы:
• кукурузные кочерыжки 100 г
• мел 30 г
• азотная кислота (плотность 1,30—1,34) 70 мл
• серная кислота, 2-процентный раствор аммиака,
• активный уголь, гашеная известь.
Мелко нарубленные кукурузные кочерыжки1 помещают в коническую колбу,
заливают 2-процентным раствором аммиака и оставляют стаять при комнатной
температуре. Через сутки растительную массу отфильтровывают и отжимают на фарфоровой
воронке. Экстракцию раствором аммиак повторяют2. Отфильтрованный и хорошо
промытый водой остаток переносят в большую круглодонную колбу, снабженную
обратным холодильником, заливают 1 л 3-процентной серной кислоты и 5 часов
кипятят . При этом происходит гидролиз пентозанов до пентоз. Для связывания
серной кислоты добавляют в колбу порциями 30 г измельченного мела. Смесь
отсасывают и промывают водой. Фильтрат с промывными водами упаривают до 200 мл в
большой фарфоровой чашке. Концентрированный раствор перемешивают несколько
минут с активным углем, фильтруют и упаривают до сиропообразного состояния.
Пентозный сироп в той же чашке окисляют азотной кислотой (плотность 1,30—
1,34), взятой в трех—четырехкратном количестве к объему сиропа. Азотную
кислоту добавляют в чашку небольшими порциями, сначала на холоду, затем при
нагревании на водяной бане. Окисление проводят в вытяжном шкафу, т.к. оно
сопровождается обильным выделением окислов азота. В результате образуется
триоксиглутаровая кислота с небольшой примесью щавелевой, ксилоновой,
слизевой, сахарной и других кислот. Чтобы удалить избыток азотной кислоты, в
раствор дважды добавляют дистиллированную воду, каждый раз упаривая до
прекращения выделения окислов азота3. Горячий раствор осторожно нейтрализуют
известковым молоком до рН 2,8—3,0 (универсальный индикатор) и выдерживают его
3 часа при температуре 80—90°. Нерастворимые кальциевые соли
триоксиглутаровой и щавелевой кислот выпадают в осадок. Соли других кислот
остаются в растворе. После отделения на фарфоровой воронке и промывания
осадок переносят в колбу, разбавляют водой до кашеобразного состояния и при
температуре 60—80° приливают (осторожно) по каплям 50-процентную серную
кислоту. Приливание прекращают тогда, когда появятся первые признаки
свободной минеральной кислоты (реакция на конго). В таких условиях
разлагается только кальциевая соль триоксиглутаровой кислоты, а ща-
Вместо кукурузных кочерыжек можно брать хлопковую шелуху, солому, подсолнечную
лузгу и другое пентозансодержащее сырье.
2 Водный аммиак переводит в раствор белковые и некоторые другие вещества,
затрудняющие очистку триоксиглутаровой кислоты.
3 В другом варианте окисления пентозного сиропа можно улавливать окислы азота.
Упаривают растворы в круглодонной колбе, создавая небольшой вакуум водоструйным насосом
и продувая воздух. Окислы азота собирают во второй колбе, Наполненной водой и
охлаждаемой снаружи льдом.

велевокислый кальций не разлагается. Профильтрованный раствор триоксиглутаро-
вой кислоты упаривают в вакууме водоструйного насоса. Вначале выделяется
некоторое количество гипса и слизевой кислоты, которые после отстаивания
отделяют фильтрованием через складчатый фильтр. Продолжая упаривание, время от
времени отбирают в пробирку небольшую порцию раствора. Когда в очередной
пробе начнут выделяться кристаллы, упаривание прекращают. Для ускорения
кристаллизации к сиропу добавляют несколько капель концентрированной соляной
кислоты. Триоксиглутаровая кислота кристаллизуется из воды. Выход около 10 г; т.
Усниновая кислота
из лишайника
Усниновая кислота — кислородсодержащее гетероциклическое соединение.
Встречается в различных лишайниках, относящихся к семейству Usneaceae. Существует
как в лево-, так и правовращающей форме. Усниновая кислота обладает сильным
антимикробным действием; активна в отношении возбудителей дифтерии и
туберкулеза. Ее препараты рекомендуются как средства для лечения гнойных процессов.
Строение усниновой кислоты недавно подтверждено синтезом.
пл. 128°.
Usnea hirta на дереве.
Сырьё и реактивы:
• лишайник (Usnea
• эфир
• хлороформ
hirta).... 200 г
300 мл
100 мл
• спирт.
• бензол
25 мл
25 мл

Высушенный измельченный лишайник экстрагируют эфиром в аппарате Сокслета.
Эфир отгоняют. Остаток растворяют в хлороформе и отфильтровывают от случайно
попавших загрязнений. Кислоту извлекают из хлороформного раствора несколькими
порциями 20-процентного раствора поташа. Извлечение продолжают до тех пор,
пока проба щелочного раствора перестанет мутнеть от соляной кислоты.
Объединенные вытяжки осторожно обрабатывают концентрированной соляной кислотой.
Выпавший осадок отфильтровывают, промывают на фильтре водой и высушивают на
воздухе. Чтобы очистить усниновую кислоту, ее растворяют в минимальном
количестве хлороформа и высаживают трехкратным объемом спирта. Осадок
перекристаллизовывают из хлороформа или бензола. Выпадают кристаллы ярко-желтого
цвета. Выход 5 г; т. пл. 200-201°; Усниновая кислота нерастворима в воде,
плохо растворима в спирте, хорошо в горячем бензоле и хлороформе.
Урсоловая кислота
из лаванды
Урсоловая кислота — одно из распространенных соединений ряда пентацикличе-
ских тритерпенов. Она встречается в свободном состоянии или в виде гликозидов
более чем в 40 видах растений. В больших количествах (4—5%) урсоловая кислота
накапливается в чашечках лаванды и в листьях мяты.
Лаванда.
Лишайник Usnea hirla встречается преимущественно на сосне в северной и средней
полосе Советского Союза.

Сырьё и реактивы:
• чашечки соцветий лаванды 50 г
• метиловый спирт 350 мл
• эфир 500 мл
• толуол 40 мл
• окись алюминия, пиридин, насыщенный раствор
• хлористой сурьмы в хлороформе, уксусная
• кислота, бензол.
Воздушно-сухие и грубо измельченные чашечки лаванды1 загружают в аппарат
Сокслета и 2 часа экстрагируют петролейным эфиром для удаления примесей.
Патрон с растительным материалом высушивают на воздухе, снова загружают в
аппарат Сокслета и экстрагируют метиловым спиртом. Метанольный экстракт
охлаждают , выпавшую сырую урсоловую кислоту отфильтровывают на воронке Бюхнера.
Спирт из фильтрата полностью отгоняют на водяной бане, остаток объединяют с
осадком на фильтре и высушивают на воздухе. Для очистки урсоловую кислоту
многократно обрабатывают эфиром, каждый раз декантируя раствор в колонку с 50
г активного угля2. Уголь осветляет раствор. Колонку промывают эфиром до тех
пор, пока пробы элюата не будут оставлять на часовом стекле заметного
количества вещества. Эфир из осветленного раствора отгоняют на водяной бане
полностью. Остаток дважды перекристаллизовывают из смеси метиловый спирт — толуол
(3:2). Выход 2 г; т. пл. 275—280°.
Испытание на индивидуальность
На стесанную пластинку (10x30 см) насыпают дезактивированную на воздухе
окись алюминия разравнивают ее по всей длине стекла пробиркой, на которой
надеты колечки из резиновой трубки. Толщина слоя — около 1 мм. В двух
сантиметрах от края на слой окиси алюминия наносят каплю насыщенного раствора урсоло-
вой кислоты в пиридине и для сравнения — вторую каплю раствора (на расстоянии
3 см на линии старта), погружают в ванночку с 50 мл 1-процентного бензольного
раствора уксусной кислоты так, чтобы растворитель лишь слегка соприкасался с
нижним краем окиси алюминия —до линии старта (см. рис.). Ванночку покрывают
стеклом. Растворитель, впитываясь окисью алюминия, быстро продвигается вверх
и за 35—40 минут достигает противоположного конца. Хроматограмму в
горизонтальном положении переносят на стол, ждут, пока не испарится растворитель, и
Затем выдерживают 5 минут в сушильном шкафу при 100°. Опрыскивают
хроматограмму (осторожно, чтобы не сдуть окиси алюминия) насыщенным раствором трех-
хлористой сурьмы в хлороформе и снова помещают на 4—5 минут в сушильный шкаф.
На хроматограмме появляется одно четко отграниченное пятно розового цвета (Rf
= 0,35). Неочищенная урсоловая кислота дает два пятна: одно на линии старта,
другое с Rf=0,35.
Можно употребить чашечки отработанной лаванды, которые накапливаются на эфиромас-
личных заводах.
2 Урсоловая кислота плохо растворяется в эфире, поэтому требуется много
растворителя. Следует использовать эфир, отогнанный от элюата.

Фруктоза и инулин
из клубней георгина
Фруктоза: молекулярный вес - 180.16; формула - СбН^Ов
d-Фруктоза (левулоза) часто встречается в растениях, как в свободном, так и
в связанном состоянии. Она придает особенно сладкий вкус многим фруктам и
меду . Фруктоза — составная часть молекул сахарозы и инулина. В виде порошка или
80-процентного сиропа фруктоза используется как лечебное питательное
средство .
Сырьё и реактивы:
клубни георгина 500 г
серная кислота (0,2 % раствор) ....40 мл
карбонат бария 1 г
абсолютный спирт 60 мл
Получение инулина
Клубни георгина1 измельчают на терке, загружают в коническую колбу,
заливают 400 мл кипящей воды и, перемешивая, нагревают 10 минут. Содержимое колбы
быстро отфильтровывают через складчатый фильтр, осадок промывают небольшой
порцией горячей воды. При охлаждении из фильтрата выпадает инулин в виде
порошка. Его отсасывают, промывают холодной водой, подсушивают на фильтре и
взвешивают. Выход — 20—30 г.
Гидролиз инулина
10 г инулина смешивают с 40 мл 0,2-процентной серной кислоты и нагревают 1
час на кипящей водяной бане, периодически помешивая. К гидролизату порциями
добавляют 1 г карбоната бария. Получившийся осадок отфильтровывают. Раствор
сгущают до сиропа в выпарительной чашке на водяной бане. Остаток воды удаляют
высушиванием в вакуум-эксикаторе в течение суток. К сиропу добавляют в 3
приема по 20 мл подогретого абсолютного спирта, размешивают, каждый раз
быстро сливая спиртовой раствор в коническую колбочку. Из этого раствора отгоняют
спирт до половины объема. Концентрированный раствор ставят на кристаллизацию
в холодильник. Для затравки добавляют несколько кристалликов фруктозы. Выход
фруктозы — 2—3 г; т. пл. после повторной кристаллизации из абсолютного спирта
100° .
Озазон фруктозы
К 5 мл 10-процентного раствора фруктозы прибавляют раствор 1 г фенилгидра-
зина в 6 мл разбавленной уксусной кислоты (1:5). Смесь нагревают полчаса на
водяной бане. При охлаждении выпадает озазон; т. пл. 208°.
Озазон фруктозы и озазон глюкозы идентичны.
Фурфурол из
кукурузных
кочерыжек
Фурфурол — одни из важных исходных продуктов органического синтеза. Находит
Инулин и фруктозу можно получить и из клубней топинамбура.

применение в производстве синтетических смол и пластмасс, лекарственных
препаратов , малеинового ангидрида, растворителей, дефолиантов и многих других
синтетических материалов. Единственный способ его получения в технике —
кислотный гидролиз богатых пентозанами сельскохозяйственных отходов и отходов
переработки древесины.
Сырьё и реактивы:
• кукурузные кочерыжки 250 г
• серная кислота (12-процентная) 1л
• дихлорэтан (или хлороформ) 2-5 мл
• уксуснокислый анилин,
• 2,4-динитрофенилгидразин,
• хлористоводородный семикарбазид,
• спирт, метиловый спирт, поваренная соль.
Грубоизмельченные кукурузные кочерыжки1 смешивают с 250 г поваренной соли и
помещают в двухлитровую круглодонную колбу. Содержимое заливают 1 л 12-
процентной серной кислоты. Через восходящую трубку колбу присоединяют к
прямому холодильнику. Приемником дистиллята служит колбочка Вюрца (100 мл) ,
соединенная каучуковым шлангом с восходящей из реакционной колбы трубкой (см.
рис). В приемник предварительно наливают 25 мл дихлорэтана (или хлороформа) и
немного 12 процентной серной кислоты. Колбу обвертывают асбестом и нагревают
на песчаной бане до сильного кипения смеси. По мере образования фурфурол
отгоняется с парами воды и растворяется в дихлорэтане2. Сконденсировавшаяся
вода по каучуковой трубке сливается обратно в колбу, создавая на пути
гидравлический затвор. Как только стекающий из холодильника конденсат перестанет
окрашивать фильтровальную бумагу, смоченную раствором уксуснокислого анилина,
реакцию прекращают3.
1 Вместо кукурузных кочерыжек можно взять подсолнечную лузгу, солому, хлопковую
шелуху, отруби и любое другое пентозансодержащее сырье.
2 Фурфурол из реакционной колбы отгоняют по возможности быстро.
3 Около 1 мл свежеперегнанного анилина растворяют в равном объеме 80-процентной
уксусной кислоты. Затем раствором смачивают полоски фильтровальной бумаги и
высушивают .

Дихлорэтановый слой отделяют в делительной воронке от воды, промывают
содой, водой, сушат над прокаленным сульфатом натрия. Дихлорэтан отгоняют из
колбы Кляйзена или Арбузова. Остаток разгоняют под вакуумом на бане, нагретой
не выше 130°. Отбирают фракцию, кипящую при постоянной температуре. Выход 5—
10 г — в зависимости от содержания пентоз в исходном сырье; т. кип. фурфурола
161—162° при 760 мм; 70-72° при 25 мм. Это бесцветная жидкость с характерным
запахом, плохо растворимая в воде, легко — в спирте и эфире. При хранении ос-
моляется и приобретает темную окраску. Небольшую пробу фурфурола используют
дли получения 2,4-динитрофенилгндразона или семикарбазона.
2,4-динитрофенилгндразон
0,5г 2,4-динитрофеннлгндраЗина растворяют в 7 мл спирта, к раствору
добавляют 1 мл концентрированной соляной кислоты, нагревают до кипения и оставляют
стоять на два часа. Раствор с нерастворившегося осадка сливают, смешивают с
0,5 мл фурфурола и нагревают.
При охлаждении выпадает 2,4-динитрофеннлгидразон фурфурола, который
отделяют на маленькой воронке на гвоздик и перекристаллизовывают из спирта; т. пл.
229° .
Семикарбазон
2 г ацетата натрия и 1,4 г хлористоводородного семикарбазида растирают в
ступочке до жидкого состояния. Добавляют 3 мл метилового спирта; суспензию
фильтруют через ватный тампончик от выпавшей поваренной соли. Раствор
уксуснокислого семикарбазида разбавляют двумя объемами метилового спирта и
смешивают с 0,5 мл фурфурола. Через некоторое время выпадает семикарбазон, который
перекристаллизовывают один раз из метилового спирта; т. пл. 202°.
Хамазулен из
горькой полыни
Хамазулен (1,4-диметил-7-этилазулен) является представителем группы бицик-
лических углеводородов — азуленов, встречающихся в некоторых эфирных маслах
(римской ромашки, эвкалипта, полыни и др.) Азулены — густо окрашенные в синий
или фиолетовый цвет соединения, образующиеся при дегидрировании и
дегидратации соответствующих сесквитерпеновых спиртов, кислот и лактонов. Многие из
них, в том числе хамазулен, получены синтетически. Последний рекомендуется
как антибиотический (бактерицидный) препарат для лечения обычных и лучевых
ожогов.
Сырьё и реактивы:
• сухие листья горькой полыни 200 г
• едкое кали (10-процентный спиртовой раствор) 50 мл
• концентрированная соляная кислота 30 мл
• серная кислота, петролейный эфир, диэтиловый эфир.
Сухие измельченные листья полыни (Artemisia absinthium) экстрагируют
спиртом в аппарате Сокслета1. К экстракту, еще содержащему растворитель,
приливают 50 мл 10-процентного спиртового раствора едкого кали, колбочку присоединя-
Горькая полынь растет почти повсеместно на обочинах проселочных дорог и пустующих
землях. Можно пользоваться также имеющимся в аптеках готовым полынным экстрактом.

ют к обратному холодильнику и нагревают 10 часов на водяной бане. Азуленоген
превращается в азулен. Охлажденный щелочной раствор осторожно обрабатывают
разбавленной серной кислотой до кислой реакции на конго и перегоняют хамазу-
лен с водяным паром. Перегонку ведут до тех пор, пока не начнут переходить
бесцветные погоны (хамазулен окрашен в синий цвет). Дистиллят переносят в
делительную воронку, и продукт несколько раз извлекают петролейным эфиром.
Объединенные вытяжки обрабатывают концентрированной соляной кислотой 3 раза
порциями по 10 мл. Кислый экстракт разбавляют 300 мл воды. Хамазулен снова
извлекают эфиром. Раствор сушат сульфатом натрия, растворитель отгоняют на
водяной бане; в остатке будет сырой хамазулен. Для окончательной очистки его
перегоняют в вакууме из маленькой кляйзеновской или воротничковой колбочки,
собирая фракцию 145—150° при 10 мм. Выход около 0,2 г.
Равные количества симметричного тринитробензола и хамазулена растворяют при
нагревании в 10-кратном количестве спирта. Аддукт выкристаллизовывается при
охлаждении. Т. пл. 131-132°.
Хинин из
хинной корки
Хинин — один из главных алкалоидов коры хинного дерева (Cinchona
succirubra). В состав суммы алкалоидов входит более двадцати органических
оснований, однако, хинин выделяется вместе с тремя алкалоидами: цинхонином,
цинхонидином и хинидином. Отделяют его от ближайших спутников
кристаллизацией. Содержание алкалоидов в хинной корке колеблется от 2 до 15%. Строение
хинина установлено работами многих выдающихся исследователей и в 1944 году
окончательно подтверждено синтезом. В продажу он поступает обычно в виде
сернокислой соли. Хинин до недавнего времени был единственным эффективным
препаратом для лечения малярии. Теперь известны синтетические заменители хинина —
акрихин, бигумаль, хлоридин и др.
Полынь горькая.
Аддукт с тринитробензолом

Хинное дерево.
Сырьё и реактивы:
• тонкоперемолотая хинная корка 100 г
• гашеная известь 20 г
• бензол 400 мл
• серная кислота, сода,
• едкий натр (30-процентный раствор).
Хинную корку1 размалывают на кофейной мельнице, дополнительно растирают в
ступке и просеивают. Порошок помещают в фарфоровую чашку, заливают
известковым молоком, приготовленным из 20 г негашеной извести, 200 мл воды и 24 мл
Хинная корка продается в аптеках. В качестве исходного сырья можно использовать
также хинный экстракт. В этом случае сначала отгоняют большую часть спирта, остаток
обрабатывают бензолом и дальше поступают, как описано.

30-процентного раствора едкого натра1. Хорошо перемешанную массу высушивают
на водяной бане, время от времени растирая образующиеся корки. После
охлаждения содержимое чашки переносят в широкогорлую склянку или колбу, заливают 200
мл бензола и оставляют на ночь. На следующий день бензольный раствор как
можно полнее декантируют через марлевый фильтр. Остаток заливают новой порцией
растворителя и настаивают еще 3—4 часа, периодически встряхивая. Этот
экстракт после отстаивания также сливают и присоединяют к ранее полученному.
Объединенную вытяжку фильтруют (можно отсасывать) и в делительной воронке
встряхивают сначала с 50, а затем с 25 мл 5-процентной серной кислоты и,
наконец, с небольшими порциями воды до тех пор, пока в промывных водах исчезнет
голубая флуоресценция. Соединенные кислые и водные вытяжки точно нейтрализуют
аммиаком (индикатор лакмус), выпаривают в фарфоровой чашке до начала
кристаллизации и ставят на холод для полного осаждения сернокислого хинина. Выпавшие
кристаллы отсасывают и перекристаллизовывают из воды; т. пл. сернокислого
хинина 205° (с разложением); [а]20= —247,1° (в 0,1 н. растворе серной кислоты);
растворимость в воде — 1:720 (при 25°).
Качественные реакции:
1. 6 мг сернокислого хинина растворяют в 5 мл воды, смешивают с 1 мл
разбавленной бромной воды (1:4) и добавляют 2 мл раствора аммиака
(избыток). Появляется зеленая окраска. Эта реакция — наиболее типичная для
хинина.
2. Получение герепатита. К горячему спиртовому раствору сернокислого
хинина, подкисленному серной кислотой, добавляют несколько капель спиртового
раствора йода. По охлаждении выделяется герепатит в виде блестящих
зеленых листочков состава (C20H24O2N2) 4 (H2S04) (HJ)2J4*6H20
Хитин и глюкозамин
из панцырей раков
Хитнн — азотсодержащий полисахарид, из которого построены твердые оболочки
ракообразных и насекомых, например крылья жуков. Кислотный гидролиз хитина
приводит к образованию глюкозамина (2-аминопроизводное глюкозы), а при
гидролизе под воздействием энзима, находящегося в кишечнике улиток, получается N-
ацетилглюкозамин.
Сырьё и реактивы:
• панцыри раков или крабов 250 г
• концентрированная соляная кислота 50 мл
• диэтиламин 6 г
• абсолютный спирт 200 мл
• соляная кислота (5-процентный раствор),
• едкий натр (5-процентный раствор), хлороформ.
• метиловый спирт.
Получение хитина
Размолотые сухие панцирные оболочки вареных раков или крабов, по
возможности очищенные от остатков мяса, кипятят 2 часа в колбе с водой; водный
раствор сливают, а остаток обрабатывают при комнатной температуре 5-процентной
Необходимость прибавления к известковому молоку едкого натра вызвана тем, что в
высушенной корке клеточные стенки трудно проницаемы для извести.

соляной кислотой . Затем кислоту отсасывают, панцыри промывают несколько раз
водой, возвращают в колбу, прибавляют туда 5-процентный раствор едкого натра
и снова кипятят 2 часа. Окрашенный в темный цвет щелочной раствор, в который
переходят белковые вещества панцирей, фильтруют или, лучше, центрифугируют,
остаток промывают водой и еще 2 раза попеременно обрабатывают кислотой и
щелочью. Полученный таким образом хитин представляет собой легкую массу, слабо
окрашенную в розоватый цвет красящими веществами панцирных оболочек;
содержание золы в хитине — менее 1%. Для удаления красящих веществ хитин
экстрагируют эфиром в аппарате Сокслета или отбеливают разбавленным раствором
марганцовокислого калия, а потом промывают раствором бисульфита натрия. Выход 50-60
г.
Очищенный препарат — совершенно белая масса, нерастворимая в органических
растворителях, воде и щелочах. Хитин растворяется в концентрированных
минеральных кислотах, образуя вязкий прозрачный сироп2.
d-Солянокислый глюкозамин
25 г хитина с избытком дымящей соляной кислоты3 нагревают до умеренного
кипения под тягой в фарфоровой чашке на песочной бане. Хитин быстро
растворяется; раствор окрашивается в желтый цвет. Его выпаривают до тех пор, пока не
начнется обильная кристаллизация солянокислой соли глюкозамина. После
охлаждения кристаллическую массу отсасывают на стеклянном фильтре или на воронке
Бюхнера через ткань и промывают небольшим количеством холодной соляной
кислоты . Полученные кристаллы слегка окрашены в темноватый цвет.
Выход4 около 12 г. Чтобы очистить продукт, его растворяют в теплой воде и
раствор выпаривают. Выпаривание прекращают, как только начнется
кристаллизация. По охлаждении кристаллы отсасывают. Перекристаллизацией из горячего 80-
процентного спирта получают белоснежные кристаллы, представляющие собой смесь
а- и р-форм солянокислого глюкозамина; [а]20 = +72,50.
d-Глюкозамин (основание)
Разлагая диэтиламином тонко измельченную солянокислую соль глюкозамина,
выделяют основание. 5 г соли обливают 60 мл абсолютного спирта, добавляют 4 г
диэтиламина и оставляют на 24 часа в закрытой склянке, взбалтывая смесь на
качалке. После этого осадок отсасывают, прибавляют еще 30 мл спирта, 2 мл
диэтиламина и 5 мл хлороформа, снова несколько часов взбалтывают и полученный
глюкозамин отсасывают. Осадок промывают спиртом, хлороформом и смесью спирта
и эфира. Выход около 90% от теоретического.
Дальнейшую очистку препарата можно обеспечить перекристаллизацией из
метилового спирта, из которого он выпадает в виде длинных игл.
Т. пл. 110° (с разложением) ; [а]20 = +44° (в воде) . d-Глюкозамин хорошо
растворим в воде, трудно — в холодном спирте, и нерастворим в эфире. Стоек
только хорошо высушенный препарат, хранящийся в эксикаторе над серной
кислотой; иначе даже в закрытом сосуде он быстро темнеет и превращается в темно-
Кислоту следует прибавлять осторожно, чтобы избежать сильного вспучивания массы от
выделяющегося углекислого газа.
2 Вязкость раствора постепенно падает из-за гидролиза хитина.
3 Солянокислый глюкозамин можно получить и непосредственно кипячением измельченных
панцирных оболочек крабов или раков с концентрированной соляной кислотой. Однако
продукт получается сильно загрязненным и в значительно меньшем количестве.
4 Из маточника после упаривания раствора выпадает еще 2—3 г более загрязненного
продукта .

коричневую массу. Глюкозамин — сильное основание, восстанавливает фелингову
жидкость.
Холевая
кислота
из желчи
Холевая кислота — важнейшая составная часть желчи. Как и другие желчные
кислоты (например, дезоксихолевая), она принадлежит к большой группе природных
веществ с общим названием стероидов. К ним относятся стерины, витамины D,
половые гормоны, гормоны надпочечников, сердечные гликозиды, сапонины и глико-
алкалоиды. В молекулы всех этих физиологически активных веществ входит одна и
та же четырехядерная система циклопентанопергидрофенантрена. Желчные кислоты
— это оксипроизводные не встречающейся в природе холановой кислоты: холевую
кислоту можно считать 2,7,12-триоксихолановой, дезоксихолевую — 3,12-
диоксихолановой кислотой. В организме желчные кислоты эмульгируют жиры,
способствуя тем самым ферментативному расщеплению жиров липазой и всасыванию их
в кишечнике. Холевой кислоты в желчи содержится 5—6%. Желчные кислоты служат
сырьем в синтезе некоторых стероидных гормонов.
Сырьё и реактивы:
• бычья желчь 500 г
• едкий натр 37 г
• 30-процентная соляная кислота,
• абсолютный спирт.
Желчь смешивают с порошкообразным едким натром и кипятят 18—20 часов в
круглодонной колбе из жаростойкого стекла. Колбу снабжают обратным
холодильником. Горячий раствор переносят в стакан и, непрерывно помешивая, подкисляют
30-процентной соляной кислотой до кислой реакции на конго. Желчные кислоты
выпадают в виде зеленой, медленно застывающей смолистой массы. Через сутки
жидкость декантируют, а смесь кислот дважды промывают теплой водой (30—40°),
стараясь тщательно размять все твердые частицы. Промывную воду сливают.
Промытый продукт переносят в фарфоровую чашку и для более полного удаления воды
нагревают на водяной бане. Смесь кислот отпрессовывают шпателем, отделившуюся
воду сливают. Массу в чашке распределяют ровным тонким слоем и ставят в
вакуум-эксикатор над концентрированной серной кислотой и едким кали. За несколько
дней смесь высушивается. Высушенные желчные кислоты растирают в порошок,
ссыпают в коническую колбу и обливают 16—20 мл абсолютного спирта. Встряхиванием
колбы добиваются полного смачивания всего порошка. Суспензию оставляют стоять
двое суток. За это время образуется густая кристаллическая масса двойного
соединения холевой кислоты со спиртом. Кристаллы отсасывают на стеклянном
фильтре и промывают абсолютным спиртом до тех пор, пока вытекающий фильтрат
будет лишь слабо окрашен в зеленый цвет. Вполне чистую холевую кислоту
получают следующим способом. Кристаллы, собранные после первой спиртовой
обработки, смешивают с равным объемом спирта и кипятят 15 минут в колбе, снабженной
обратным холодильником. Смесь оставляют стоять до следующего дня.
Образовавшийся осадок отсасывают, тщательно промывают, отжимают на фильтре и
перекристаллизовывают из кипящего спирта (вместо спирта можно взять 70-процентный
метиловый спирт или уксусноэтиловый эфир).
Кристаллы холевой кислоты — прозрачные, бесцветные. Выход 12—13 г; т. пл.
196-197°.

Хлорогеновая
кислота из эвкоммии
Молекулярная масса 179,23.
Хлорогеновая кислота — депсид, в котором гидроксил, стоящий у третьего
углеродного атома хинной кислоты, этерифицирован кофейной кислотой. Часто
встречается в растениях. В бобах кофе, например, ее содержится до 7%.
Выполняет важную роль в ферментативных окислительных процессах растительных
клеток. Для препаративного получения хлорогеновой кислоты обычно используют
зерна кофе, но недавно установлено, что листья эвкоммии могут служить также
хорошим источником для выделения этой кислоты.
Эвкоммия вязолистная
Сырьё и реактивы:
• сухие листья эвкоммии
• хлороформ, эфир.
20 г

Измельченные листья эвкоммии предварительно экстрагируют хлороформом (для
удаления гутты и других экстрактивных веществ) и высушивают. Заливают их 10
мл 25-процентной серной кислоты и оставляют на ночь2. После отсасывания,
промывания и высушивания остаток экстрагируют 20 часов в аппарате Сокслета
абсолютным эфиром. В экстракт постепенно переходят все содержащиеся в листьях
эвкоммии органические кислоты, в том числе и хлорогеновая кислота. Эта кислота
плохо растворяется в эфире и из эфирного раствора либо выпадает в виде
кристаллического продукта, либо отделяется в виде масла. В первом случае
кристаллы отфильтровывают и кристаллизуют несколько раз из воды. Маслообразный
продукт следует очистить обычным способом через свинцовые соли. С ацетатом
свинца хлорогеновая кислота осаждается нацело и освобождается при обработке
сероводородом. Хлорогеновая кислота — бесцветный кристаллический порошок; т.
пл. 203°; [а]20 = —31,1° (в воде). Легко растворима в воде и спирте, трудно —
в эфире, не растворима в хлороформе. При омылении дает кофейную и хинную
кислоты .
Хлорофилл из
листьев крапивы
Хлорофилл—зеленый пигмент всех высших растений и водорослей. Содержание его
в листьях колеблется от 0,5 до 1,2% (на сухой вес). Хлорофилл имеет
исключительно важное биологическое значение как катализатор. В растениях всегда
находится смесь двух модификаций: сине-зеленый хлорофилл а и светло-зеленый — р
(примерное соотношение 3:1). Хлорофиллу обычно сопутствуют желтые пигменты
растений — ксантофилл и каротин. Хлорофилл в сравнительно небольших
количествах выделяют из растений. Применяют его как дезодорант и для получения фито-
ла. Последний используют в синтезе витаминов Е и К. В 1959 году хлорофилл был
синтезирован.
Сырьё и реактивы:
• сухие листья крапивы 1 г
• петролейный эфир (т. кип. 60—800) 150 мл
• бензол 40 мл
• метиловый спирт 30 мл
• окись алюминия для хроматографии 8 г
• карбонат кальция 5,3 г
• сахарная пудра 7 г
• эфир 50 мл
• н-бутиловый спирт.
Разделение пигментов на колонке. Листья крапивы высушивают в темноте3.
Затем их измельчают и заливают: 130 мл смеси петролейного эфира, бензола и
метилового спирта (9:1:3). После часового настаивания экстракт фильтруют через
Эвкоммия произрастает в южных районах России. Листья ее в количестве, необходимом
для данной работы, могут быть получены в любом ботаническом саду. Желательно
использовать листья осеннего сбора, которые отличаются более высоким содержанием хлороге-
новой кислоты.
2 Листья эвкоммии содержат много флавоновых веществ в виде гликозидов, которые гид-
ролизуются серной кислотой и не переходят в эфир. Незначительное количество
дубильных веществ при кислотной обработке в основном переходит в нерастворимые продукты
уплотнения — флобафены — и тоже не извлекается эфиром.
3 Сырьем могут служить свежесорванные листья различных растений.

воронку Бюхнера, переливают в делительную воронку и промывают несколько раз
водой (удаление метилового спирта). Во избежание образования эмульсии не
следует воронку сильно встряхивать. Высушенный сульфатом натрия раствор
концентрируют на водяной бане до небольшого объема. Остаток хроматографируют на
колонке (длина 25—30 см, диаметр 1,5 см), для заполнения которой подготавливают
три адсорбента:
1) окись алюминия 2-й степени активности;
2) карбонат кальция, высушенный при 100° и просеянный через сито 80—100
меш. ;
3) сахарную пудру, высушенную и просеянную через то же сито.
В колонку, залитую петролейным эфиром, насыпают 8 г окиси алюминия, 5,3 г
карбоната кальция и 7 г сахарозы. Между слоями адсорбентов помещают кружочки
фильтровальной бумаги1. Сконцентрированный экстракт пигментов переносят в
колонку и проявляют смесью петролейного эфира и бензола (4:1) . Если жидкость из
колонки через открытый кран стекает слишком медленно, применяют давление. Для
этого колонку закрывают пробкой, в которую вставлен отрезок стеклянной
трубочки. Трубочку соединяют длинным резиновым шлангом с надутой камерой
футбольного мяча. Положив на камеру соответствующий груз, создают в колонке
слегка повышенное давление. Проявление заканчивают после того, как на хрома-
тограмме четко выявятся четыре окрашенных зоны:
— оливково-зеленая на сахарозе — хлорофилл р;
— голубовато-зеленая на сахарозе или на карбонате кальция — хлорофилл а;
— желтая на карбонате кальция — ксантофилл;
— оранжевая на окиси алюминия — каротин.
Когда растворитель перестанет стекать через полностью открытый кран,
колонку снимают со штатива и давлением воздуха снизу выталкивают столбик
адсорбентов на чистый лист бумаги или на стекло. Окрашенные зоны отбирают шпателем и
после высушивания на воздухе переносят в колбочки для экстракции эфиром,
содержащим 2% н-бутилового спирта. Профильтрованные растворы исследуют на
визуальном спектрофотометре (или на спектрофотометре СФ-4) и отмечают максимумы
поглощения различных фракций. Хлорофилл характеризуется следующими главными
максимумами поглощения (в эфире):
— хлорофилл а — 620 и 427 нм;
— хлорофилл Р — 642 и 452 нм;
— каротин и ксантофилл — 44 9 нм.
Получение суммы
хлорофиллов
Сырье и реактивы:
• сухие листья крапивы 100 г
• ацетон (80-процентный) 100 мл
• метиловый спирт (85-процентный) 100 мл
• петролейный эфир 100 мл
Свежие листья крапивы высушивают в темноте при температуре не выше 500 и
измельчают в тонкий порошок. 100 г полученного материала помещают в высокую
воронку со стеклянным фильтром и заливают петролейным эфиром (для удаления
каротина). После непродолжительного настаивания раствор отсасывают под вакуу-
1 Под кружками бумаги и в адсорбентах не должно оставаться пузырьков воздуха. Чтобы
этого не было, адсорбенты нужно постоянно держать под слоем петролейного эфира.
Сливаемый при заполнении колонки петролейный эфир используют как чистый растворитель.

мом от водоструйного насоса. Отключив вакуум, порошок снова заливают
растворителем, настаивают несколько минут и отсасывают раствор. Настаивание
повторяют несколько раз до тех пор, стекающий растворитель станет лишь слабо
окрашенным1. Затем порошок высушивают просасыванием воздуха. Отключив вакуум,
заливают 80-процентный ацетон. После 15-20-минутного настаивания экстракт
отсасывают. Такую обработку повторяют до полного извлечения пигментов (5—6 раз).
Ярко окрашенный ацетоновый экстракт переносят в делительную воронку,
добавляют равный объем петролейного эфира и столько воды, чтобы наступило четкое
расслаивание жидкостей2. Во время разбавления ацетона водой хлорофилл
переходит в петролейный эфир. Слабо окрашенный водно-ацетоновый слой сливают и
продолжают промывание водой до полного удаления ацетона. Верхний слой мутнеет от
выделяющегося ксантофилла. Последний удаляют многократным промыванием 85-
процентным метиловым спиртом.
Оставшийся в воронке петролейный эфир осторожно промывают водой до тех пор,
пока не исчезнет флуоресценция, и не станет выпадать сумма хлорофиллов.
Суспензию после тщательного отделения от воды переносят в холодильник. Когда
осядет сине-зеленый порошок, растворитель отделяют сначала декантацией, а
затем фильтрованием через маленький фильтр (отсасывание). Для очистки хлорофилл
растворяют в минимальном количестве эфира и осаждают петролейным эфиром.
Выход около 0,5 г.
Цистеин из шерсти
Цистеин содержится во многих белках, из которых получается гидролизом.
Однако только кератины дают достаточно высокий выход цистеина, поэтому сырьем
для его получения служат волосы, шерсть, перья, рог и др.
Сырьё и реактивы:
сырая овечья шерсть 200 г
соляная кислота (20-процентная) 400 мл
ацетат натрия 200 г
активный уголь, едкий натр, сульфат меди.
Сырую овечью шерсть освобождают от механических загрязнений, промывают
слегка теплым мыльным раствором, тщательно прополаскивают дистиллированной
водой и просушивают. 200 г подготовленной шерсти помещают в двухлитровую
круглодонную колбу, заливают 400 мл 20% соляной кислоты и, снабдив колбу
обратным холодильником, проводят гидролиз, нагревая смесь 5—6 часов на сетке до
равномерного кипения. Процесс считают законченным, когда проба гидролизата
покажет отрицательную биуретовую реакцию3. Горячую массу фильтруют,
отсасывая, остаток на фильтре промывают дистиллированной водой. В фильтрат,
объединенный с промывными водами, добавляют кристаллический ацетат натрия до тех
пор, пока проба на минеральную кислоту (по конго) не станет отрицательной.
Уксуснокислый раствор оставляют на двое суток в холодильнике для
кристаллизации цистеина. Выпавшие кристаллы отсасывают. Чтобы очистить сырой цистеин от
Из раствора, содержащего каротины, петролейный эфир отгоняют на водяной бане и
используют в дальнейших операциях.
2 Во избежание образования эмульсин следует ограничиться осторожным перемешиванием
жидкостей. Это нужно делать на последующих операциях (отмывание водой ацетона и
метилового спирта).
3 Небольшое количество гидролизата сильно подщелачивают едким натром и добавляют 2—3
капли 1-процентного раствора сульфата меди; появления фиолетовой окраски не должно
наблюдаться.

пигментов, его растворяют в возможно малом количестве кипящей 3-процентной
соляной кислоты и повторным кипячением с новыми порциями активного угля
полностью обесцвечивают (требуется от 2 до 5 обработок каждый раз с 2 г угля).
Бесцветный или слегка желтоватый раствор фильтруют горячим через складчатый
фильтр и добавляют профильтрованный насыщенный раствор ацетата натрия (40—50
г) до отрицательной реакции на конго. По мере охлаждения начинает
кристаллизоваться цистеин. Через 5—6 часов его отфильтровывают, отсасывая, и дважды
промывают горячей водой (для удаления остатков тирозина). Выход около 5 г; т.
пл. 258—161°; [а]20 = -224° (в 11-процентной соляной кислоте).
Ртутная соль цистеина
Реактив приготавливают растворением 0,1 г окиси ртути в 0,4 г
концентрированной серной кислоты и 2 мл воды. Щелочной раствор цистеина подкисляют
уксусной кислотой и прибавляют реактив. Выпадает белый осадок ртутной соли
цистеина .
Цитизин из термопсиса
Цитизин встречается во многих растениях семейства бобовых (Leguminosae).
Содержание его колеблется от 1 до 3%. Широко распространенный в СССР
термопсис ланцетный (Thermopsis lanceolata) содержит цитизин, анагирин, пахикар-
пин, термопсин и некоторые другие алкалоиды — производные пиридина. Цитизин
применяется в медицине как стимулятор дыхания и кровообращения. Находит
применение и само растение (настои, сухие экстракты).
Термопсис ланцетный

Сырьё и реактивы:
• измельченные семена термопсиса
100 г
• дихлорэтан
• хлороформ.
• эфир
около 1 л
500 мл
90 мл
ацетон
40 мл
• аммиак, серная и азотная кислоты,
• 2-процентный раствор кремневольфрамовой кислоты.
Измельченные семена термопсиса1 смачивают 12-процентным раствором аммиака и
заливают дихлорэтаном. На другой день раствор как можно полнее декантируют,
семена заливают новой порцией растворителя. Экстракцию повторяют несколько
раз до полного извлечения алкалоидов. Полноту извлечения проверяют следующим
образом: 3—4 мл очередной порции экстракта взбалтывают в пробирке с 0,5 мл
разбавленной серной кислоты. После расслаивания к пробе прибавляют по каплям
2-процентный раствор кремневольфрамовой кислоты. Отсутствие осадка указывает
на полноту извлечения. Объединенный дихлорэтановый экстракт переносят в
делительную воронку и обрабатывают 3—4 раза небольшим количеством 5-процентной
серной кислоты. Сернокислый раствор алкалоидов фильтруют через складчатый
фильтр и подщелачивают 25-процентным водным аммиаком (до появления запаха).
Вновь переносят раствор в делительную воронку и многократно экстрагируют
алкалоиды хлороформом. Полноту извлечения следует контролировать
кремневольфрамовой кислотой.
Хлороформный экстракт сушат прокаленным сульфатом натрия. Растворитель
нацело отгоняют на водяной бане из круглодонной колбы (емкость 100 мл) ,
снабженной капельной воронкой. Колбу соединяют изогнутой трубкой с холодильником.
Остатки хлороформа удаляют, продувая воздух. Выход суммы алкалоидов 2—2,5 г.
Чтобы отделить цитизин от сопровождающих его оснований, к полученной сумме
приливают 40 мл ацетона и 10—15 минут кипятят на водяной бане (присоединив к
колбе обратный холодильник). Горячий раствор сливают с осадка в другую
колбочку через воронку, в конус которой помещен тампончик ваты. Ацетон отгоняют.
Остаток шестикратно извлекают эфиром. Объем одной порции эфира — 15 мл. Не-
растворившуюся часть (сырой цитизин) перекристаллизовывают из возможно малого
количества горячего ацетона. Цитизин — игольчатые кристаллы. Выход 0,3-0,35
г; т. пл. 153—155°.
Нитрат цитизина
К концентрированному спиртовому раствору, содержащему 50 мг цитизина,
приливают каплями концентрированную азотную кислоту до кислой реакции на лакмус.
Через некоторое время из раствора выпадают кристаллы нитрата цитизина; т. пл.
187-188° .
Цитраль из
кориандрового
масла
Цитраль (2,6-диметилоктадиен-2,6-аль-8) — составная часть многих эфирных
Вместо семян можно взять листья термопсиса или экстракты, продающиеся в аптеках.
Заготовки растения могут быть произведены почти повсеместно. Кроме того, цитизин
содержится в некоторых видах ракитника (например, Cjtisus laburnum). Описанный прием
является общим и часто применяется для выделения алкалоидов.

масел. Богаты цитралем лемонграссовое масло (70—85%), вербеновое масло (60—
75%) и масло змееголовника (30—50%). В России этих масел вырабатывается мало,
поэтому главную массу цитраля у нас получают окислением кориандрового масла,
содержащего линалоол. Цитраль применяется как пахучее вещество. Из него же
синтезируют иононы, обладающие запахом фиалки, и витамин А.
Сырьё и реактивы:
• кориандровое масло 100 г
• бихромат натрия 112,5 г
• серная кислота (4 6-процентная) 300 мл
• сульфит натрия 160 г
• бикарбонат натрия 55 г
• едкий натр (10-процентный раствор),
• толуол, солянокислый семикарбазид,
• спирт, ацетат натрия.
Окисление
кориандрового
масла
В трехгорлую колбу, снабженную обратным холодильником, механической
мешалкой, термометром и капельной воронкой, помещают 100 г кориандрового масла и
раствор 112,5 г бихромата натрия в 750 мл воды. Всю массу нагревают до 80°,
энергично перемешивая, и по каплям добавляют 46-процентную серную кислоту1.
300 мл кислоты вводят за 45—50 минут, поддерживая температуру реакционной
смеси в пределах 80—90° (охлаждение внешнее). Смесь переносят в делительную
воронку и сливают водный слой. Окисленное масло промывают 3—4 раза теплой
водой (порциями по 150 мл) до исчезновения кислой реакции (по индикатору).
Выход окисленного кориандрового масла 90—92 г.
Выделение цитраля
В колбу, снабженную механической мешалкой, наливают 500 мл воды, вносят 160
г сульфита натрия и 55 г бикарбоната натрия. Все это перемешивают до полного
растворения. В раствор вводят 90 г окисленного кориандрового масла и
перемешивают 7 часов. Смесь сливают в делительную воронку и оставляют на ночь для
отстаивания. Водный слой промывают несколько раз небольшими порциями толуола
для удаления масла, не прореагировавшего с сульфитом натрия. Затем этот слой
переливают в колбу с мешалкой и, добавив 150 мл 10-процентного раствора
едкого натра, перемешивают 30 минут. Сульфитное соединение разлагается, и цитраль
отделяется в виде маслообразного слоя. За 2 часа раствор успевает полностью
отстояться2. Цитраль отделяют от водного слоя и перегоняют в вакууме.
Собирают фракцию, выкипающую в пределах 110— 112° при 12 мм остаточного давления.
Выход 20-25 г. Полученный цитраль — почти бесцветная жидкость с приятным
лимонным запахом. Чтобы получить химически чистый препарат, сульфитную
обработку повторяют. Семикарбазон цитраля получают обычным способом. Он представляет
собой белые кристаллы; кристаллизуется из спирта; т. пл. 164°.
1 Для получения 300 мл кислоты нужной концентрации (46%) растворяют 78 мл
концентрированной серной кислоты в 222 мл воды.
2 Если при щелочном разложении образовалась эмульсия, то разрушают ее насыщенным
раствором поваренной соли, к которому добавлено 2—3 мл 10-процентной уксусной
кислоты.

Щавелевая кислота
из древесины
Щавелевая кислота и ее соли широко распространены в растениях. Кислота
является также нормальным продуктом обмена веществ в организме животных. Помимо
синтетических методов получения щавелевой кислоты, иногда применяют старый,
описываемый ниже, способ щелочной деструкции древесины. Щавелевая кислота и
ее производные широко применяются во многих отраслях народного хозяйства и в
аналитической химии.
Сырьё и реактивы:
• древесные опилки 50 г
• едкий натр 150 г
• гашеная известь, серная кислота.
Древесные опилки1 помещают в стакан, замачивают раствором 150 г едкого
натра в 300 мл воды и перемешивают фарфоровым шпателем. Смесь переносят на
чугунную сковороду и сплавляют 3 часа на газовой горелке при 200—220°.
Термометр заключают в металлическую гильзу, которую используют как мешалку.
Полученный зеленоватый расплав охлаждают, переносят в стакан, выщелачивают водой
и отфильтровывают от темно-бурого шлама. Раствор упаривают на водяной бане до
кристаллизации щавелевокислого натрия. После охлаждения кристаллический окса-
лат отсасывают, растворяют в кипящей воде и обрабатывают 5-процентным
известковым молоком. Полученный осадок оксалата кальция отфильтровывают, промывают
на фильтре водой и разлагают в стакане 20-процентной серной кислотой. Водный
раствор, содержащий щавелевую кислоту, отфильтровывают от гипса, упаривают на
водяной бане до начала кристаллизации и оставляют на холоду. Щавелевая
кислота кристаллизуется из воды в виде моноклинных призм, содержащих две молекулы
кристаллизационной воды. Выход, в зависимости от породы дерева, 28—40%; т.
пл. 98°. Чтобы получить безводную щавелевую кислоту, некоторую часть
кристаллов возгоняют при 160—170° в вакууме. Т. пл. безводной щавелевой кислоты
189° .
Эргостерин из дрожжей
Эргостерин впервые был выделен из спорыньи. Содержится он в плесенях,
грибах и особенно в дрожжах. В пекарских дрожжах его до 2% на сухой вес. Дрожжи
— промышленный источник получения эргостерина. В последние годы его стали
получать из отходов пенициллинового производства и из специально
культивируемого особого вида плесени. Ультрафиолетовое облучение превращает эргостерин
(через ряд стадий) в антирахитический витамин D2 (кальциферол), к которому он
структурно близок.
Сырьё и реактивы:
• сухие пекарские дрожжи 150 г
• едкий натр 125 г
• этиловый эфир 250 мл
• спирт 175 мл
• бензол 25 мл
• активный уголь.
Лучше брать более богатые целлюлозой сосновые или еловые опилки.

Сухие дрожжи помещают в литровую круглодонную колбу, снабженную воздушным
холодильником, наливают туда раствор 125 г едкого натра в 425 мл воды. Колбу
погружают до шейки в кипящую баню и нагревают 35 часов. Для полноты гидролиза
и ускорения реакции колбу как можно чаще встряхивают или же включают
механическую мешалку. Густую массу гидролизата (главная составная его часть — мыло)
охлаждают, переносят в литровую делительную воронку и обрабатывают 250 мл
эфира1. Эфирный слой переливают в перегонную колбу емкостью 500 мл и
нагревают на водяной бане до полного удаления растворителя. Отогнанный эфир снова
используют для извлечения эргостерина, которое воспроизводят 3—4 раза. Сырой
эргостерин после тщательной отгонки эфира растворяют в 150 мл горячего
спирта . Раствор охлаждают в холодильнике до —5 ° . Выпавшие кристаллы моногидрата
эргостерина отсасывают на воронке с «гвоздиком». Для очистки продукт
растворяют при нагревании в 50 мл смеси бензола и спирта (1:1) и кипятят несколько
минут с активным углем, например с медицинским карболеном. Уголь отделяют
фильтрованием, фильтрат охлаждают в холодильнике до —5° . Кристаллы
(бесцветные иглы) отфильтровывают, промывают водой и сушат. Выход2 около 1 г; т. пл.
моногидрата 157°, безводного эргостерина 183°, [а]20 = —135° (в хлороформе).
Хорошо растворим в спирте, этиловом эфире, ацетоне, бензоле, петролейном
эфире и в других органических растворителях, но нерастворим в воде. С хлористой
сурьмой в хлороформе дает фиолетовое окрашивание.
Эруковая и брассидиновая
кислоты из рапсового масла
Эруковая кислота (цис-изомер) находится в виде глицерида в сурепном и
горчичном масле, в масле желтофиоли и настурции, в рыбьем жире. Выделение
чистого препарата сопряжено с некоторыми трудностями, особенно если кислота не
преобладает в составе жира. Брассидиновая кислота (транс-изомер) встречается
в природе редко, однако легко может быть получена из эруковой. При окислении
обеих кислот образуются пеларгоновая и брассиловая кислоты.
Сырьё и реактивы:
• рапсовое масло 50 г
• едкий натр (15-процентный раствор) 50 мл
• ацетат свинца 20 г
• спирт 150 мл
• соляная кислота, азотная кислота, нитрит натрия.
Получение эруковой кислоты
Рапсовое масло3 помещают в жаростойкий стакан и омыляют 50 мл 15-
процентного раствора едкого натра, слабо нагревая и постоянно помешивая.
Щелочь прибавляют небольшими порциями через каждые 5—10 минут; по мере
выкипания доливают воду. Охлажденное мыло промывают декантацией небольшим количест-
Предварительная щелочная обработка сырья приводит к омылению жиров дрожжевых
клеток. Мыло не переходит в эфир, но образующаяся эмульсия затрудняет расслаивание
жидкости. Частично это может быть предотвращено длительным стоянием и периодическим
покачиванием делительной воронки. Иногда расслаивание ускоряют добавлением в воронку 1
мл спирта.
2 Выход зависит от качества и сорта дрожжей, взятых для гидролиза.
3 Рапсовое масло вырабатывают предприятия маслобойной промышленности России и
Украины. Среднее содержание жирных кислот в нем: эруковой — 49%, олеиновой — 32%, линоле-
вой — 15%, линоленовой — 1%, насыщенных — 3%.

вом холодной воды и разлагают разбавленной соляной кислотой (1:5), добавляя
ее порциями до кислой реакции на конго и помешивая. Всплывшие жирные кислоты
отмывают от минеральной кислоты теплой водой до нейтральной реакции.
Промывную жидкость сливают сифоном. После 12-часового отстаивания тщательно сифони-
руют нижний слой, а кислоты осторожным нагреванием расплавляют и переливают в
круглодонную колбу. Остатки смывают спиртом (50 мл). Колбу присоединяют к
обратному холодильнику и нагревают смесь на водяной бане до растворения.
Выключив источник нагревания, добавляют горячую суспензию, состоящую из 20 г
ацетата свинца в 25 мл спирта. После непродолжительного кипячения раствор
переносят в нагретую делительную воронку и через 1—1,5 минуты сливают нижний слой
отделившихся свинцовых солей насыщенных кислот. Верхний слой, содержащий
свинцовые соли непредельных кислот, переливают в коническую колбу. Для
отделения соосажденного эруката свинца соли предельных кислот повторно
обрабатывают 15 мл нагретого до кипения спирта. Объединенные спиртовые растворы
оставляют на 7—8 часов в холодильнике при +2° . Прозрачный маточник осторожно
декантируют1, а суспензию эруката свинца переносят в охлажденные пробирки
центрифуги и быстро центрифугируют. Затем раствор сливают, а осадок разлагают
соляной кислотой (1:5) до кислой реакции на конго. Всплывшую при нагревании
сырую эруковую кислоту промывают теплой водой, сифонируя промывные воды.
Застывшую при охлаждении массу перекристаллизовывают из 4-кратного объема
спирта. Выход чистой эруковой кислоты — около 10 г, т. пл. 34°; [а]55 = 1,4473.
Получение
брассидиновой
кислоты
5 г эруковой кислоты и 125 мл 30-процентной азотной кислоты нагревают в
стакане до 55°, поддерживая эту температуру во время всего опыта. В течение
10—15 минут при помешивании вносят порциями на кончике шпателя сухой нитрит
натрия до тех пор, пока жирный слой не Затвердеет. Нитрит натрия служит
источником окислов азота, которые ускоряют изомеризацию. Нижний водный раствор
сифонируют. Брассидиновую кислоту промывают горячей водой и
перекристаллизовывают из 75 мл спирта. При охлаждении выпадают кристаллы брассидиновой
кислоты в виде белых пластиночек. Выход 4 г; т. пл. 61°; [а]60 = 1,4460.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОЗМОЖНО БУДЕТ)
Спирт из маточников отгоняют и используют для перекристаллизации.

Матпрактикум
ЦИФРОВАЯ ОБРАБОТКА СИГНАЛОВ
Давыдов А.В.
ТЕМА 15. РЕГРЕССИЯ
Регрессия, это инструмент статистики,
на субъективность которого информатики
могут сваливать все свои ошибки.
Фарид Бадрутдинов. Татарин, Уральский
геофизик.
Электронные мозги могут ошибаться
гораздо точнее.
Габриэль Лауб. Немец, афорист.

ВВЕДЕНИЕ
Аппроксимация данных с учетом их статистических параметров относится к
задачам регрессии. Они обычно возникают при обработке экспериментальных данных,
полученных в результате измерений процессов или физических явлений,
статистических по своей природе (как, например, измерения в радиометрии и ядерной
геофизике), или на высоком уровне помех (шумов). Задачей регрессионного
анализа является подбор математических формул, наилучшим образом описывающих
экспериментальные данные.
Термин "регрессия" появился при исследовании соотношения роста родителей и
их детей, в которых было установлено, что рост "регрессирует" к среднему,
т.е. высокие родители имеют более низких детей, а низкие родители - более
высоких .
В качестве основной математической системы для примеров будем использовать
систему Mathcad.
15.1. ПОСТАНОВКА
ЗАДАЧИ РЕГРЕССИИ
Математическая постановка задачи регрессии заключается в следующем.
Зависимость величины (числового значения) определенного свойства случайного
процесса или физического явления Y от другого переменного свойства или параметра X,
которое в общем случае также может относиться к случайной величине,
зарегистрирована на множестве точек Хк множеством значений ук, при этом в каждой точке
зарегистрированные значения ук и Хк отображают действительные значения Y(xk) со
случайной погрешностью ак, распределенной, как правило, по нормальному закону.
По совокупности значений ук требуется подобрать такую функцию f(xk, аО, al, ... , an),
которой зависимость Y (х) отображалась бы с минимальной погрешностью. Отсюда
следует условие приближения:
Ук = f(xk, аО, al,..., an) + ак.
Функцию f(xk, аО, al, ..., an) называют регрессией величины у на величину х.
Регрессионный анализ предусматривает задание вида функции f(xk, аО, al, ... , an) и
определение численных значений ее параметров аО, al, ... , an, обеспечивающих
наименьшую погрешность приближения к множеству значений у^ Как правило, при
регрессионном анализе погрешность приближения вычисляется методом наименьших
квадратов (МНК) . Для этого выполняется минимизация функции квадратов остаточных
ошибок:
а(аО, al,..., an) =2k [f(xk, аО, al,..., an) - yk]2.
Для определения параметров аО, al, ... , an функция остаточных ошибок
дифференцируется по всем параметрам, полученные уравнения частных производных
приравниваются нулю и решаются в совокупности относительно всех значений
параметров . Виды регрессии обычно называются по типу аппроксимирующих функций:
полиномиальная, экспоненциальная, логарифмическая и т.п.
15.2. ЛИНЕЙНАЯ
РЕГРЕССИЯ
Общий
принцип
Простейший способ аппроксимации по МНК произвольных данных Sk - с помощью
полинома первой степени, т.е. функции вида y(t) = a+bt, которую обычно назы-

вают линией регрессии. С учетом дискретности данных по точкам tk, для функции
остаточных ошибок имеем:
а(а, b) =Zk [(a+b tk) - sk]2.
Для вычисления оценок коэффициентов дифференцируем функцию остаточных
ошибок по аргументам а и Ь, приравниваем полученные уравнения нулю и формируем
два нормальных уравнения системы:
Ik 2((a+b tk)-sk) = a Ik 1 + b Ik tk - Ik sk = 0,
Zk 2((a+b tk)-sk) tk = a Zk tk + b Zk tk2 - Zk sk tk = 0,
Решение данной системы уравнений в явной форме для К-отсчетов:
b = [Klk tk sk-Ik tkIk sj / [Klk tk2 - (Ik tk)2] = - ^ К ) / (t2 - Г ).
a= [Zksk-bZktk] /K= sk - btk
Полученные значения коэффициентов используем в уравнении регрессии y(t) =
a+bt. Прямая (s - sk ) = b (t - t) называется линией регрессии s no t. Для получения
линии регрессии t по s, (t - t) = b (s - sk ), аргумент b в этой формуле заменяется на
значение b = (sktk- sk tk ) / (sk - sk2).
По аналогичной методике вычисляются коэффициенты и любых других видов
регрессии, отличаясь только громоздкостью соответствующих выражений.
Реализация
в Mathcad
Линейная регрессия в системе Mathcad выполняется по векторам аргумента X и
отсчетов Y функциями:
• intercept(X,Y) - вычисляет параметр а, смещение линии регрессии по
вертикали ;
• slope(X,Y) - вычисляет параметр Ь, угловой коэффициент линии регрессии.
Расположение отсчетов по аргументу X произвольное. Функцией corr(X,Y)
дополнительно можно вычислить коэффициент корреляции Пирсона. Чем он ближе к 1,
тем точнее обрабатываемые данные соответствуют линейной зависимости.
Пример выполнения линейной регрессии приведен на рис. 15.2.1.
Рис. 15.2.1.

15.3. ПОЛИНОМИАЛЬНАЯ
РЕГРЕССИЯ
Одномерная
полиномиальная
регрессия
Одномерная полиномиальная регрессия с произвольной степенью п полинома и с
произвольными координатами отсчетов в Mathcad выполняется функциями:
• regress (X,Y,n) - вычисляет вектор S для функции interp(...), в составе
которого находятся коэффициенты ki полинома n-й степени;
• interp(S,Х,Y,х) - возвращает значения функции аппроксимации по
координатам х.
Функция interp (...) реализует вычисления по формуле:
f(x) = ко + ki х1 + к.2 х2 + ... + kn х™ = X • ki х1.
Значения коэффициентов ki могут быть извлечены из вектора S функцией
submatrix(S, 3, length(S), 0, 0).
На рис. 15.3.1 приведен пример полиномиальной регрессии с использованием
полиномов 2, 3 и 8-й степени. Степень полинома обычно устанавливают не более
4-6 с последовательным повышением степени, контролируя среднеквадратическое
отклонение функции аппроксимации от фактических данных. Нетрудно заметить,
что по мере повышения степени полинома функция аппроксимации приближается к
фактическим данным, а при степени полинома, равной количеству отсчетов минус
1, вообще превращается в функцию интерполяции данных, что не соответствует
задачам регрессии.
MATHCAD
Полиномиальная регрессия
т
т
х =(0 2 5 7 Э 10 13 14 15) у = (£5 Э 5 15 30 £5 30 35 20)
s1 = regress (к, у, 2) s2 = regress(x, у, 3) s3 = regress(x, у, 8)
fl (t) = interp(s1 ,x,y,t) 0(t) = interp(s2,x,y,t) G(t) = interp(s3,x,у,t)
k2 = subrnatrix(s2,3,length(s2) - 1 ,0,0) k2T = (25.194 -12.502 2.251 -0.0Э5)
fKt)
* * *
f2(t)
f3(t)
40
20
<i i
Полином
2-й степени
~l 1 1 Г
Полином 3-й степени
V
--Ч
Полином 8-й степени
10
12
14
16
t,X;,t
N = rows (у) N = Э
i=0.. N-1 rn=N"
D1 =^(fl(xi)-yi)2
i
D2 = 2(0(xi)-yi)2
i
D3 = ^(G(xi)-yi)2
cr1 = -/rJbm cr1 = 7.7Э6
a2 = yfUTm a2 = 3.233
a3 = VD3rn a3= 2.589-10-5
Рис. 15.3.1. Одномерная полиномиальная регрессия.
Зональная регрессия
Функция regress по всей совокупности точек создает один аппроксимирующий

полином. При больших координатных интервалах с большим количеством отсчетов и
достаточно сложной динамике изменения данных рекомендуется применять
последовательную локальную регрессию отрезками полиномов малых степеней. В Mathcad
это выполняется отрезками полиномов второй степени функцией loess(X, Y,
span), которая формирует специальный вектор S для функции interp(S,Х,Y,х).
Аргумент span > 0 в этой функции (порядка 0.1-2) определяет размер локальной
области и подбирается с учетом характера данных и необходимой степени их
сглаживания (чем больше span, тем больше степень сглаживания данных).
На рис. 15.3.2 приведен пример вычисления регрессии модельной кривой
(отрезка синусоиды) в сумме с шумами. Вычисления выполнены для двух значений
span с определением среднеквадратического приближения к базовой кривой. При
моделировании каких-либо случайных процессов и сигналов на высоком уровне
шумов по минимуму среднеквадратического приближения может определяться
оптимальное значение параметра span.
MATHCAD
Зональная регрессия полиномом второй степени
N = 100
i =
0.. N xj
= i yOj = sin(0.07i) у, = y0j +rnd(2) - 1
spanl = 0.1 span2 = 0.4
s1 = loess(x,y,span1)
s2 = loess(x,y,span2) Л (t) = interp (s1 ,x,y,t)
f2(t) = interp (s2,x,y,t)
2
1
0
Yi
* * *
i
_ # •
НУ 4
• I* I I I
У > spanl
m = (N + 1)"1
D1=^(f1(i)-y0i)2
i
a1 = VD1 m cr1 = 0.32
fKi)
+ + + + +
Y i
t t
f2(i)
-1
"2
span2/: rs^^vv *
I I I I
D2 = ^(l2(i)-y0i)2
i
0
20 40 . . GO 80 1
Xj,Xj,l,l
00
a2 = VD2-m a2 = 0.108
Рис. 15.3.2.
15.4. НЕЛИНЕЙНАЯ РЕГРЕССИЯ
Линейное суммирование
произвольных функций
В Mathcad имеется возможность выполнения регрессии с приближением к функции
общего вида в виде весовой суммы функций f„(x):
f(x, Kn) = Kt fi(x) + K2 f2(x) + ... + KN fN(x),
при этом сами функции fn(x) могут быть любого, в том числе нелинейного типа.
С одной стороны, это резко повышает возможности аналитического отображения
функций регрессии. Но, с другой стороны, это требует от пользователя
определенных навыков аппроксимации экспериментальных данных комбинациями достаточно
простых функций.
Реализуется обобщенная регрессия по векторам X, Y и f функцией
linfit(X,Y,f) , которая вычисляет значения коэффициентов К„. Вектор f должен

содержать символьную запись функций fn(x). Координаты Хк в векторе X могут быть
любыми, но расположенными в порядке возрастания значений х (с
соответствующими отсчетами значений ук в векторе Y) . Пример выполнения регрессии приведен
на рис. 15.4.1. Числовые параметры функций fl-f3 подбирались по минимуму
среднеквадратического отклонения.
MATHCAD
Обобщенная регрессия
N
8 i = 0.. N fl (х) = ехр[-0.037 (х - 11.7)2] f2(x) = (х - 3.72)2 f3(x) = ехр(-0.62-х)
хрП урП
О
10
13
14
15
25
15
30
25
30
35
20
f(x) =
fl(x)
ОД
G(x)
t = 0,0.2.. 16
К= linfitfx.v.fl s(t) = f(t)K D = ^(S(xi)-yi):
KT = (32.51 5 0.016 24.717)
VD-(N+ 1)"
3.537
Рис. 15.4.1. Обобщенная регрессия.
Регрессия общего типа
MATHCAD
Нелинейная регрессия общего типа
f(x,a,b) = аехр(-Ьх) + а-Ь <= Функция аппроксимации
X =
exp(-bx) + Ь
fb(x,a,b) =
= -axexp(-bx) + a
f 1.9 \
0.5
1.5
S =
f1(x,k) =
1
1.34
Y =
1.5
1.22
г
1.14
Р =
genfit(X,Y,S,f1) G(x) =
v 1 >
i = 0
.. 5
x = 0,0.1 .. 3
^kgexpf-ki x) + kg k-| ^
exp(-k-| x) + k-|
-kgx-exp(-ki x) + kgy
1(x.P)0 p_f0968l
Рис. 15.4.2.

Второй вид нелинейной регрессии реализуется путем подбора параметров ki к
Заданной функции аппроксимации с использованием функции genfit(X,Y,S,F),
которая возвращает коэффициенты ki, обеспечивающие минимальную среднюю квадрати-
ческую погрешность приближения функции регрессии к входным данным (векторы X
и Y координат и отсчетов). Символьное выражение функции регрессии и
символьные выражения ее производных по параметрам ki записываются в вектор F. Вектор
S содержит начальные значения коэффициентов ki для решения системы нелинейных
уравнений итерационным методом. Пример использования метода приведен на рис.
15.4.2.
Типовые функции
регрессии Mathcad
Для простых типовых формул аппроксимации предусмотрен ряд функций
регрессии, в которых параметры функций подбираются программой Mathcad
самостоятельно. К ним относятся следующие функции:
expfit(X,Y,S) - возвращает вектор,
содержащий коэффициенты а, Ь и с
экспоненциальной функции у(х) = а•ехр(Ь•х)+с. В
вектор S вводятся начальные значения
коэффициентов а, Ь и с первого
приближения. Для ориентировки по форме аппрокси-
мационных функций и задания
соответствующих начальных значений коэффициентов
на рисунках слева приводится вид функций
при постоянных значениях коэффициентов а
и с.
у(х) := а-х + с а=1 с=0
lgsfit(X,Y,S) - то же, для выражения
у(х) = а/(1+с • ехр (Ь • х) ) .
pwrfit(X,Y,S) - то же, для выражения
у(х) = а-хь+с.
у(х) = aln(x + b) + с
logfit(X,Y) - то же, для
у(х)=а 1п(х+Ь)+с. Задания
приближения не требуется.
выражения
начального
sinfit(X,Y,S) - то же, для выражения у(х) = а•sin(х+Ь)+с. Подбирает
коэффициенты для синусоидальной функции регрессии. Рисунок синусоиды общеизвестен.
medfit(X,Y) - то же, для выражения у(х) = а+Ь-х, т.е. для функции линейной
регрессии. Задания начального приближения также не требуется. График - прямая
линия.

На рис. 15.4.3 приведен пример реализации синусоидальной регрессии
модельного массива данных по базовой синусоиде в сопоставлении с зональной
регрессией полиномом второй степени. Как можно видеть из сопоставления методов по
средним квадратическим приближениям к базовой кривой и к исходным данным,
известность функции математического ожидания для статистических данных с ее
использованием в качестве базовой для функции регрессии дает возможность с
более высокой точностью определять параметры регрессии в целом по всей
совокупности данных, хотя при этом кривая регрессии не отражает локальных
особенностей фактических отсчетов данной реализации. Это имеет место и для всех
других методов с заданием функций регрессии.
MATHCAD
Синусоидальная регрессия
N = 50 i = 0.. N t = 0,0.1.. N xj = i yOj = sin(i) yj = yOj + rnd(2) - 1 sp = 0.13 v =
s1 = lo8ss(x,y,sp) f1(t) = interp (s1 ,x,y,t) S = sinfit(x,y,v) f2(t) = Sg-sinft + S-|) +
0
\0/
Yi
f1(t)
f2(t)
a1 =
u3 =
Ш
—2>)-й)2 ,2- _£(С(,)-Й):
a1 = 0.452
a2 = 0.215
Приближения к
базовой функции
■£ (f1 (0 - vi)2 °4 = InTT-E^"^2 q3 =0
i -J i ^4=0
309 Приближениям
_ g с;^ входным данным
Рис. 15.4.3.
15.5. СГЛАЖИВАНИЕ ДАННЫХ
Сглаживание данных, как искаженных помехами, так и статистических по своей
природе, можно считать частным случаем регрессии без определения символьной
формы ее функции. В Mathcad для сглаживания применяются следующие функции:
• supsmooth(X,Y) - возвращает вектор линейно сглаженных данных Y, метод
наименьших квадратов по к отсчетам с адаптивным выбором значения к с
учетом динамики изменения данных. Значения вектора X должны идти в
порядке возрастания.
• ksmooth(X,Y,Ь) - вычисляет вектор сглаженных данных на основе
распределения Гаусса. Параметр Ь задает ширину окна сглаживания и должен быть в

несколько раз больше интервала между отсчетами по оси х.
• medsmooth(Y,Ь) - вычисляет вектор сглаженных данных по методу скользящей
медианы с шириной окна Ь, которое должно быть нечетным числом.
Сопоставление методов сглаживания приведено на рис. 15.5.1. Как можно
видеть на этом рисунке, качество сглаживания функциями supsmooth(X,Y) и
ksmooth(X,Y,Ь) практически идентично (при соответствующем выборе параметра
Ь). Медианный способ уступает по своим возможностям двум другим. Можно
заметить также, что на концевых точках интервала задания данных качество
сглаживания ухудшается, особенно в медианном способе, который вообще не может
выполнять свои функции на концевых интервалах длиной Ь/2.
MATHCAD Сглаживание данных
N=100 i = 0 .. N xj = i yOj = sin(0.07■ i) yj = yOj + rnd(2) - 1
f1 = supsrnooth(x , y) f2 = ksrnooth(x , у , Э) 13 = medsmooth(y , 1 7)
2
100
i = 10.. 90
D1 = ^(f1j- yOj)
i
VD1 m = 0.103
m = (N - 20 + 1)
2
- 1
D2 = у0|):
i
VD2-m = 0.098
D3 = ^(fBi- у0|):
i
VD3-m = 0.129
Рис. 15.5.1.
15.6. ПРЕДСКАЗАНИЕ ЗАВИСИМОСТЕЙ
Функция Mathcad predict(Y,n,К), где n - степень полинома аппроксимации
вектора равномерно распределенных данных Y, позволяет вычислить вектор К точек
предсказания (экстраполяции) поведения произвольного сигнала за пределами его
задания (по возрастанию координат х) . Предсказание тем точнее, чем более
гладкую форму имеет заданный сигнал.
Пример использования функции приведен на рис. 15.6.1 для гладкой и
статистически зашумленной сигнальной кривой. Степень аппроксимирующего полинома
определяет глубину использования входных данных и может быть достаточно
небольшой для гладких и монотонных сигналов. Ошибка прогнозирования
увеличивается по мере удаления от заданных данных.

MATHCAD
N=100 i = 0.. N
fl = predict (y0,10,50)
4
• •
VOi
Предсказание зависимости
yOj = sin(0.2i)exp(0.01i) d = 1.5 yj = yO, + (rnd(1) - 0.5) d
Q = predict (y, 50,50) k = 0,1.. 150
f1k
f2k
i,i,k+101
Рис. 15.6.1
ЛИТЕРАТУРА
1. Дьяконов В.П. Вейвлеты. От теории к практике. - М.: СОЛОН-Р, 2002. - 448
с.
2. Корн Г., Корн Е. Справочник по математике для научных работников и
инженеров. - М.: Наука, 1984.

ТЕМА 16. МЕДИАННЫЕ ФИЛЬТРЫ
Кому неведомо всегдашнее несоответствие
между тем, что человек ищет, и что
находит?
Николло Макиавелли. Итальянский
политик, историк. 14 69-1527 г.
Когда имеешь дело с ориентировкой на
середину - будь вдвойне осторожен.
Социализм тоже претендовал на средний рай
для всех, а на выходе получил убогую
казарму.
Эрнст Трубов. Уральский геофизик. XX в.
ВВЕДЕНИЕ
Медианные фильтры достаточно часто применяются на практике как средство
предварительной обработки цифровых данных. Специфической особенностью
фильтров явно выраженная избирательность по отношению к элементам массива,
представляющим собой немонотонную составляющую последовательности чисел в
пределах окна (апертуры) фильтра, и резко выделяющихся на фоне соседних отсчетов.
В то же время на монотонную составляющую последовательности медианный фильтр
не действует, оставляя её без изменений. Благодаря этой особенности,
медианные фильтры при оптимально выбранной апертуре могут, например, сохранять без
искажений резкие границы объектов, эффективно подавляя некоррелированные или
слабо коррелированные помехи и малоразмерные детали. Это свойство позволяет
применять медианную фильтрацию для устранения аномальных значений в массивах
данных, уменьшения выбросов и импульсных помех. Характерной особенностью
медианного фильтра является его нелинейность. Во многих случаях применение
медианного фильтра оказывается более эффективным по сравнению с линейными
фильтрами, поскольку процедуры линейной обработки являются оптимальными при
равномерном или гауссовом распределении помех, что в реальных сигналах может
быть далеко не так. В случаях, когда перепады значений сигналов велики по
сравнению с дисперсией аддитивного белого шума, медианный фильтр дает меньшее
значение среднеквадратической ошибки по сравнению с оптимальными линейными
фильтрами. Особенно эффективным медианный фильтр оказывается при очистке
сигналов от импульсных шумов при обработке изображений, акустических сигналов,
передаче кодовых сигналов и т.п. Однако детальные исследования свойств
медианных фильтров как средства фильтрации сигналов различного типа являются
довольно редкими.
16.1. МЕДИАННАЯ
ФИЛЬТРАЦИЯ
ОДНОМЕРНЫХ СИГНАЛОВ
Принцип фильтрации
Медианы давно использовались и изучались в статистике как альтернатива
средним арифметическим значениям отсчетов в оценке выборочных средних
значений. Медианой числовой последовательности х i,X2, ... , х „ при нечетном п является
средний по значению член ряда, получающегося при упорядочивании этой
последовательности по возрастанию (или убыванию). Для четных п медиану обычно опре-

деляют как среднее арифметическое двух средних отсчетов упорядоченной
последовательности .
Медианный фильтр представляет собой оконный фильтр, последовательно
скользящий по массиву сигнала, и возвращающий на каждом шаге один из элементов,
попавших в окно (апертуру) фильтра. Выходной сигнал ук скользящего медианного
фильтра шириной 2п+1 для текущего отсчета к формируется из входного
временного ряда ..., Хк-ъ Хк, Xk+i,... в соответствии с формулой:
Ук = Hied(Xk-n? xk-n+lv4 Хк-Ъ ХЬ Xk+i Xk+n_i, Хк+„), (16.1.1)
где med(xi, xm, X2n+i) = xn+i, xm - элементы вариационного ряда, т.е.
ранжированные в порядке возрастания значений xm: xi = min(xi, хг,..., X2n+i) < Хф < х@) < ...< Х2„ц =
тах(хь х2,..., x2„+i).
Таким образом, медианная фильтрация осуществляет замену значений отсчетов в
центре апертуры медианным значением исходных отсчетов внутри апертуры
фильтра. На практике апертура фильтра для упрощения алгоритмов обработки данных,
как правило, устанавливается с нечетным числом отсчетов, что и будет
приниматься при рассмотрении в дальнейшем без дополнительных пояснений.
Одномерные фильтры
Медианная фильтрация реализуется в виде процедуры локальной обработки
отсчетов в скользящем окне, которое включает определенное число отсчетов
сигнала. Для каждого положения окна выделенные в нем отсчеты ранжируются по
возрастанию или убыванию значений. Средний по своему положению отчет в
ранжированном списке называется медианой рассматриваемой группы отсчетов. Этим
отсчетом заменяется центральный отсчет в окне для обрабатываемого сигнала. В
силу этого медианный фильтр относится к числу нелинейных фильтров, заменяющим
медианным значением аномальные точки и выбросы независимо от их амплитудных
значений, и является устойчивым по определению, способным аннулировать даже
бесконечно большие отсчеты.
Алгоритм медианной фильтрации обладает явно выраженной избирательностью к
элементам массива с немонотонной составляющей последовательности чисел в
пределах апертуры и наиболее эффективно исключает из сигналов одиночные выбросы,
отрицательные и положительные, попадающие на края ранжированного списка. С
учетом ранжирования в списке медианные фильтры хорошо подавляют шумы и
помехи , протяженность которых составляет менее половины окна. Стабильной точкой
является последовательность (в одномерном случае) или массив (в двумерном
случае), которые не изменяются при медианной фильтрации. В одномерном случае
стабильными точками медианных фильтров являются "локально-монотонные"
последовательности, которые медианный фильтр оставляет без изменений. Исключение
составляют некоторые периодические двоичные последовательности.
Благодаря этой особенности, медианные фильтры при оптимально выбранной
апертуре могут сохранять без искажений резкие границы объектов, подавляя
некоррелированные и слабо коррелированные помехи и малоразмерные детали. При
аналогичных условиях алгоритмы линейной фильтрации неизбежно «смазывает»
резкие границы и контуры объектов. На рис. 16.1.1 приведен пример обработки
сигнала с импульсными шумами медианным и треугольным фильтрами с одинаковыми
размерами окна N=3. Преимущество медианного фильтра очевидно.
В качестве начальных и конечных условий фильтрации обычно принимаются
концевые значения сигналов, либо медиана находится только для тех точек, которые
вписываются в пределы апертуры.
На рис. 16.1.2 приведен пример медианной фильтрации модельного сигнала
составленного из детерминированного сигнала Sk в сумме со случайным сигналом
qk, имеющим равномерное распределение с одиночными импульсными выбросами. Окно

фильтра равно 5. Результат фильтрации - отсчеты Ьк.
5 -
Исходный сигнал
1!т
5 -
Медианная фильтрация, N=3
5 -
■ttt
Треугольный фильтр, N=3
Ни!
10
20
30
40
50
Рис. 16.1.1
Подавление
статистических
шумов
Рис. 16.1.2,
Подавление статистических шумов медианными фильтрами в связи с их
нелинейностью обычно рассматривается только на качественном уровне. Нельзя также
четко разграничить влияние медианных фильтров на сигнал и шум.
Если значения элементов последовательности чисел {х±} в апертуре фильтра
являются независимыми одинаково распределенными (НОР) случайными величинами
со средним значением m

то математическое ожидание M{z} = 0 и, следовательно, М{х}=т.
Пусть F(x) и f(x)=F'(x) обозначают функции распределения и плотности
вероятностей величин х. Согласно теории вероятностей, распределение у = med(x 1,..., х „)
для больших п является приблизительно нормальным N(mt, а„), где mt -
теоретическая медиана, определяемая из условия F(mt) = 0.5, при этом дисперсия
распределения :
а„2 = l/(n 4f2(mt)). (16.1.2)
Приведенные результаты справедливы как для одномерной, так и для двумерной
фильтрации, если п выбирать равным числу точек в апертуре фильтра. Если f (х)
симметрична относительно т, то распределение медиан также будет симметрично
относительно m и, таким образом, справедлива формула:
M{med(x 1,... ,х „)} = M{xi} = m.
Если случайные величины х являются НОР и равномерно распределены на отрезке
[0, 1], то можно найти точное значение дисперсии медианы по формуле:
а„2 = 1/(4(п+2)) = Зх /(п+2).
Если случайные величины х являются независимыми, одинаково распределенными
с нормальным распределением N(m, а), то mt = m. Модифицированная формула дисперсии
медианы для малых нечетных значений п:
ag2 « яа^гп-г+я). (16.1.2')
Значение дисперсии шумов для случайных величин в скользящем n-окне арифме-
тического усреднения (фильтр МНК первого порядка) имеет значение а /п. Это
означает, что для нормального белого шума при равных значениях п окон
медианного фильтра и фильтра скользящего усреднения, дисперсия шумов на выходе
медианного фильтра приблизительно на 57% больше, чем у фильтра скользящего
среднего. Чтобы медианный фильтр давал ту же дисперсию, что и скользящее
усреднение, его апертура должна быть на 57% больше. При этом следует иметь в виду,
что искажение полезных сигналов, особенно при наличии в них скачков и крутых
перепадов, даже при большей апертуре медианного фильтра может оказаться
меньше , чем у фильтров скользящего среднего.
Положение изменяется, если плотность распределения случайных величин
существенно отличается от нормального и имеет длинные хвосты, которые и
ликвидируются медианным фильтром, что обеспечивает оптимальную и наиболее
правдоподобную оценку текущих значений сигнала по минимуму среднеквадратического
приближения. Так, при экспоненциальном (по модулю) распределении плотности шумов
f(x) = (-/27а ехр(-лЛг |х-ш| /а)
дисперсия шумов после медианного фильтра на 50% меньше, чем после фильтра
скользящего среднего.
Предельным случаем таких распределений является импульсный шум, случайный
по амплитудам и месту появления, который и подавляется медианными фильтрами с
наибольшей эффективностью.
Импульсные и
точечные шумы
При регистрации, обработке и обмене данными в современных измерительно-
вычислительных и информационных системах потоки сигналов кроме полезного
сигнала s(t-To) и флуктуационных шумов q(t) содержат, как правило, импульсные потоки
g(t)=Sk 5(t-Tk) различной интенсивности с регулярной или хаотической структурой
x(t) = s(t-To) + g(t) + q(t). (16.1.3)
Под импульсным шумом понимается искажение сигналов большими импульсными
выбросами произвольной полярности и малой длительности. Причиной появления им-

пульсных потоков могут быть как внешние импульсные электромагнитные помехи,
так и наводки, сбои и помехи в работе самих систем. Совокупность
статистически распределенного шума и потока квазидетерминированных импульсов
представляет собой комбинированную помеху. Радикальный метод борьбы с комбинированной
помехой - применение помехоустойчивых кодов. Однако это приводит к снижению
скорости и усложнению систем приемо-передачи данных. Простым, но достаточно
эффективным альтернативным методом очистки сигналов в таких условиях является
двухэтапный алгоритм обработки сигналов x(t), где на первом этапе
производится устранение из потока x(t) шумовых импульсов, а на втором - очистка сигнала
частотными фильтрами от статистических шумов. Для сигналов, искаженных
действием импульсных шумов, отсутствует строгая в математическом смысле постановка
и решение задачи фильтрации. Известны лишь эвристические алгоритмы, наиболее
приемлемым из которых является алгоритм медианной фильтрации.
Допустим, что шум q(t) представляет собой статистический процесс с нулевым
математическим ожиданием, полезный сигнал s(t-to) имеет неизвестное временное
положение То е [О, Т], а поток шумовых импульсов g(t) имеет вид:
к
g(t)= Z skakg(t-Tk), (16.1.4)
k=l
где ak - амплитуда импульсов в потоке, тк - неизвестное временное положение
импульсов, sk=l с вероятностью рк и sk=0 с вероятностью 1-рк. Такое задание
импульсной помехи соответствует потоку Бернулли.
При применении к потоку x(t) скользящей медианной фильтрации с окном
N отсчетов (N - нечетное) медианный фильтр полностью устраняет одиночные
импульсы, удаленные друг от друга минимум на половину апертуры фильтра, и
подавляет импульсные помехи, если количество импульсов в пределах апертуры не
превосходит (N-l)/2. В этом случае, при pk = р для всех импульсов помехи,
вероятность подавления помех может быть определена по выражению:
(N-l)/2
Щр)= I C™pm(l-p)Np. (16.1.5)
m=0
На рис. 16.1.3 приведены результаты расчетов вероятности подавления
импульсной помехи медианным фильтром. При р<0.5 результаты статистического
моделирования процесса показывают хорошее соответствие расчетным значениям. Для
интенсивных импульсных шумовых потоков при р>0.5 медианная фильтрация
становится мало эффективной, т.к. происходит не подавление, а усиление и
трансформация его в поток импульсов другой структуры (со случайной длительностью).
Рис. 16.1.3.

Если вероятность ошибки не очень велика, то медианная фильтрация даже с
достаточно малой апертурой значительно уменьшит число ошибок. Эффективность
исключения шумовых импульсов повышается с увеличением апертуры фильтра, но
одновременно может увеличиваться и искажение полезного сигнала.
Перепад плюс шум
Рассмотрим фильтрацию перепадов при наличии аддитивного белого шума, т. е.
фильтрацию последовательностей, или изображений, с
X = S + Z,
где s - детерминированный сигнал, равный 0 по одну сторону or перепада и h
— по другую, a z - случайные значения белого шума. Предположим, что случайные
значения шума z распределены по нормальному закону N(0, а). Для начала
рассмотрим одномерную фильтрацию и будем считать, что перепад происходит в точке i =
1, таким образом, что для i<0 величина xi есть N(0, а), а для >1 величина х i есть N(h,
а).
На рис. 16.1.4 показана последовательность значений математического
ожидания медиан и скользящего среднего вблизи перепада высотой h = 5 при п = 3.
Значения скользящего среднего следуют по наклонной линии, что свидетельствует
о смазывании перепада. Поведение математического ожидания значений медианы
также свидетельствует о некотором смазывании, хотя в гораздо меньше, чем для
скользящего среднего.
Рис. 16.1.4.
Если воспользоваться мерой среднеквадратичной ошибки (СКО), усредненной по
N точкам вблизи перепада, и вычислить значения СКО в зависимости от значений
h, то нетрудно зафиксировать, что при малых значениях h<2 СКО для скользящего
среднего немного меньше, чем для медианы, но при h>3 СКО медианы значительно
меньше, чем СКО среднего. Этот результат показывает, что скользящая медиана
значительно лучше, чем скользящее среднее, для перепадов большой высоты.
Похожие результаты можно получить и для апертуры п=5, и для двумерной
фильтрации с апертурами 3x3 и 5x5. Таким образом, математические ожидания медианы
для малых h близки к математическим ожиданиям для соответствующих средних, но
для больших h они асимптотически ограничены. Объясняется это тем, что при
больших h (скажем, h>4) переменные х со средним значением 0 (для данного
примера) будут резко отделены от переменных х со средним h.
Использованная мера точности может характеризовать только резкость поперек
перепада и ничего не говорит о гладкости фильтрованного изображения вдоль
перепада. Скользящее усреднение дает сигналы, гладкие вдоль перепада, тогда как

при обработке с помощью медианным фильтром протяженные перепады оказываются
слегка изрезанными.
Ков ариационные
функции
Ковариационные функции при белом шуме на входе. Нормализованные функции
автокорреляции выходных сигналов медианных и усредняющих фильтров подобны друг
другу. Сходство функций корреляции до некоторой степени объясняется
относительно высокой корреляцией между медианой и средним, которая достигает 0.8
при больших п.
Приближенная формула функции автоковариации для последовательности,
подвергнутой медианной фильтрации определяется выражением:
п-1
К(т) = а2/(п+(тг/2)-1)) X (l-|j|/n)arcsin(pG+T)). (16.1.6)
j=-(n-l)
Скользящая медиана почти не сглаживает процессы, ведущие себя на больших
интервалах, как функции вида xi = (-1)1 у. В самом деле, форма входной
последовательности xi = (-1)1 у, будет оставлена медианным фильтром без изменений, хотя для
некоторых значений п она сдвинется на один шаг. Скользящее усреднение
оказывает большое сглаживающее действие на подобный процесс, так как регулярные
флуктуации значений х полностью уничтожаются. В целом можно ожидать, что
приближенные формулы ковариационных функций скользящих медиан будут полезны
только для последовательностей, на которые медианные фильтры действуют так
же, как и скользящее усреднение. В случае с сильно ося^ллирующими
последовательностями и последовательностями перепадов большой пользы от них ждать не
следует.
Преобразование
статистики шумов
Медианная фильтрация является нелинейной операцией над входным процессом,
которая наряду с исключением импульсных помех изменяет и распределение
статистических шумов q(t), что может быть нежелательным для построения последующих
фильтров. Аналитический расчет преобразования статистики шумов затруднителен
из-за слабой разработанности соответствующего математического аппарата.
На рис. 16.1.5 приведены примеры медианной фильтрации модельных шумовых
сигналов с гауссовым и равномерным распределением при различной ширине окна
фильтра. Как следует из этих графиков, при фильтрации происходит
преимущественное подавление шумовых сигналов с большими отклонениями отсчетов от
среднего значения с уменьшением стандарта (СКО - среднеквадратического
отклонения) распределения. Уменьшение стандарта тем больше, чем больше окно фильтра.
Этим же определяется и преобразование формы распределения выходного
равномерного шума (а равно и других распределений шумов) к гауссовой по мере
увеличения размера окна фильтра.
На рис. 16.1.6 приведен пример изменения гистограмм шума при выполнении
дву- и трехкратной последовательной фильтрации. Как видно из графиков,
основной эффект фильтрации достигается на первом цикле.
Уменьшение количества больших шумовых отклонений от среднего значения шума
приводит также к изменению спектра шума и к определенному подавлению его
высокочастотных составляющих, которых больше в "хвостах" шумовых распределений.
Это можно видеть на рис. 16.1.7 на спектрах плотности мощности входного и
выходного сигналов.

1000
500 h
Гистограммы шумов
выборка по 8000
отсчетов
Входной
сигнал
Выходной сигнал
Окно фильтра N=11
400 Ь
300
200
100 Ь
о
1 1
Гистограммы шумов
выборка по 8000
отсчетов
1 1 г
Выходной сигнал
Окно фильтра N=11
0 5 -4-2 0 2
Рис. 16.1.5. Гистограммы шумовых сигналов.
1 ~ 1 1
800 Ь ***** Выходной : Гистограммы шумов
тройной фильтрации - yfc выборка по 8000 отсчетов
Выходной t'iV Выходной сигнал
двойной фильтрации^/;
зоо Ь
1 1
Гистограммы шумов
Т"
Выходной сигнал
10
: 1 1—
Входной i Выходной
сигнал
Графики шумовых сигналов. Распределение Гаусса
1 1
Окно фильтра N=5
0.1
0.01
-3
МО Jh
1 -10 4 Ь
Окно фильтра N=5 г
150 200 250 300
Энергетические спектры сигналов
1 -10
Рис. 16.1.7.
Следует, однако, заметить, что нелинейность медианной фильтрации (замена
больших отклонений средними по рангу в окне) приводит к повышению
низкочастотных составляющих спектра шума. Этот эффект наглядно виден на рис. 16.1.8,

где приводятся сглаженные значения отношения модулей спектров выходного
модельного шумового сигнала к входному, т.е. эквивалент коэффициента передачи
фильтром шумовых сигналов. На коэффициент передачи фильтром полезных
низкочастотных сигналов это не отражается, он остается равным 1, но может
приводить к ухудшению отношения сигнал/шум.
Попутно заметим, что медианный фильтр можно применять и по прямо
противоположному назначению - обнаружению в сигналах и выделению квазидетерминирован-
ных помех.
0.25?т
Частотные свойства фильтра
Для описания линейных фильтров используют импульсную реакцию на единичный
импульс, на ступенчатую функцию, и частотные передаточные функции в главном
частотном диапазоне. Так как медианный фильтр ликвидирует единичные импульсы
и сохраняет перепады, то можно говорить, что импульсная реакция фильтра равна
нулю, а отклик на ступенчатую функцию равен 1. Что касается частотной
характеристики фильтра, то, в силу нелинейности фильтра, ее нельзя представить
какой-либо детерминированной функцией апертуры и частоты. В какой-то мере можно
говорить о реакции фильтра на косинусоидальные функции, которая также
существенно различается для низких и высоких частот главного частотного диапазона и
фазы гармоник в апертуре фильтра, что можно видеть на рис. 16.1.9.
■ 400 к - 0
IC=FT(S) !■
К Б - J г - 50
п
cxpi-i rrcl2tt)) п - 1. 21
■: <-(!(. нп грипьтрп у = med(s ,2К,К - Г
т 1 1 7.
1FFT fvl
с <- Формирование еле* тоа s
«О 1 m ' °п водного -цгнаге
<= В'ОдьсГ- сигнап фитьтса^я егг- тг
вьаоднэ-о сигнала.
'Г
и = 50 Ч \1П
: I L
in
h П Л ,i n f
, 4 V v.
20
iljl. [. 1 JUL
□ - 0 Ч-12
50C [. 1Ж
и
/ \ '' ! \ t \
t ■• \ ; v
' V ; V rn it f \
n - 150 \J \ /
in
:"l ifi n
0) =
1
J ~;' 1
t'ULl V 1 i.ilJU
Jn-000
,' ~ I'
10 20
1 ~
W = 1
50C [. 100 С
Рис. 16.1.9.
Ha рисунке приведено моделирование однотональных гармонических со случайной
начальной фазой. Математические модели сигналов задавались в главном диапазо-

не спектральной области (0-271 ..количество точек дискретизации спектра - 2000) .
Модуль гармоники устанавливался равным 1, при этом модуль спектра выходного
сигнала после фильтрации, по существу, отображает передаточную функцию
фильтра . Окно медианного фильтра равно 3.
Как показывает моделирование, для низких частот, когда период гармоники
много больше окна апертуры фильтров, скользящая медиана и скользящее среднее
имеют сходные характеристики, коэффициент передачи Кп однотональных сигналов
равен 1. По мере роста частоты гармоники и в зависимости от фазы сигнала в
апертуре фильтра начинается искажение сигнала на экстремальных значениях
(занижение экстремальных значений), и значение Кп начинает уменьшаться. Когда
значение апертуры медианного фильтра становится соизмеримым с периодом
сигнала, в спектре выходного сигнала появляются "ложные" гармоники, вызванные
интерференцией частоты входного сигнала с частотой его дискретизации (нижние
графики на рисунке 16.1.9).
10
О
-10
■ V
Угп
10
30
40
т
10
0
-10
10
^Я' Дут ,
Г. U г~ м
1 1 р
20
30
40
т
1 п
Спектр |Sk|
500 к 1000
500 к 1000
500 к 1000
Рис. 16.1.10. Медианная фильтрация многотональных сигналов
500 к 100С
1 -I
Спектр [Yk| при N=7
Реализация 1
iiLh
■ ■-■
500 к 1000
Спектр fYK| при N=3
Реализация 1
1—L
500 1000
Спектр [YK| при N=3
Реализация 2
11
111
500 k 1000
1 1
Спектр [Yk| при N=3
Реализация 3
500 к 1000
Спектр [Yk при N=7
Реализация 2
500
1000
Спектр Г*ЛЧ| при N=7
Реализация 3
J1
LLLl
■ 1 ■ ■' ■ ■
500 k 1000
1 -
Спектр fYk| при N=7
Реализация 4
j-Lill
■' ■ ■
500 k 1000
Рис. 16.1.11.
Для многотональных входных сигналов начинается также интерференция частот
гармоник между собой, что приводит к появлению многочисленных ложных
высокочастотных гармоник (верхние графики на рис. 16.1.10), а при наличии во
входном сигнале высокочастотных гармоник искажаются также и коэффициенты передачи
низкочастотных гармоник (нижние графики на рисунке), т.е. частотные отклики

для одиночных гармонических функций не соответствуют передаточным
характеристикам для произвольных сигналов, являющихся суммой косинусоидальных функций,
т.к. передаточные функции становятся резко нерегулярными в силу интерференции
разных частот.
Картина частотной интерференции зависит также от фазы гармоник, что
усиливает нерегулярность конечных результатов и наглядно видна на рис. 16.1.11 при
различных случайных реализациях фазы гармоник. При увеличении размеров
апертуры фильтров нерегулярность передачи фильтров увеличивается.
Разновидности
медианных фильтров
Взвешенно-медианные фильтры применяют, если желательно придать больший вес
центральным точкам. Это достигается путем повторения к± раз каждого набора
отсчетов в апертуре фильтра. Так, например, при п=3 и k_i=ki=2, ko=3 вычисление
взвешенной медианы входного числового ряда производится по формуле:
yi = med (хц, хм, х0, х0, х0, хь xi).
Такая растянутая последовательность также сохраняет перепады сигнала и в
определенных условиях позволяет увеличить подавление дисперсии статистических
шумов в сигнале. Ни один из весовых коэффициентов ki не должен быть
значительно больше всех других.
Итерационные медианные фильтры выполняются последовательным повторением
медианной фильтрации. Если апертура единичной медианной фильтрации сохраняет
перепады в сигнале, то они сохраняются при итеративном применении фильтра
вплоть до тех пор, пока не прекратятся изменения в фильтруемом сигнале, при
этом конечный результат существенно отличается от итеративного применения
скользящего среднего, где в пределе получается постоянная числовая
последовательность . При использовании итерационных фильтров можно изменять апертуру
фильтра при каждом шаге итерации.
Достоинства медианных фильтров:
• Простая структура фильтра, как для аппаратной, так и для программной
реализации.
• Фильтр не изменяет ступенчатые и пилообразные функции.
• Фильтр хорошо подавляет одиночные импульсные помехи и случайные шумовые
выбросы отсчетов.
Недостатки медианных фильтров:
• Медианная фильтрация нелинейна, так как медиана суммы двух произвольных
последовательностей не равна сумме их медиан, что в ряде случаев может
усложнять математический анализ сигналов.
• Фильтр вызывает уплощение вершин треугольных функций.
• Подавление белого и гауссового шума менее эффективно, чем у линейных
фильтров. Слабая эффективность наблюдается также при фильтрации флюктуа-
ционного шума.
• При увеличении размеров окна фильтра происходит размытие крутых
изменений сигнала и скачков.
Недостатки метода можно уменьшить, если применять медианную фильтрацию с
адаптивным изменением размера окна фильтра в зависимости от динамики сигнала
и характера шумов (адаптивная медианная фильтрация). В качестве критерия
размера окна можно использовать, например, величину отклонения значений соседних
отсчетов относительно центрального ранжированного отсчета. При уменьшении
этой величины ниже определенного порога размер окна увеличивается.

16.2. МЕДИАННАЯ
ФИЛЬТРАЦИЯ ИЗОБРАЖЕНИЙ
Шумы в изображениях
Никакая система регистрации не обеспечивает идеального качества
изображений исследуемых объектов. Изображения в процессе формирования их
системами (фотографическими, голографическими, телевизионными) обычно
подвергаются воздействию различных случайных помех или шумов. Фундаментальной
проблемой в области обработки изображений является эффективное удаление шума
при сохранении важных для последующего распознавания деталей изображения.
Сложность решения данной задачи существенно зависит от характера шумов. В
отличие от детерминированных искажений, которые описываются функциональными
преобразованиями исходного изображения, для описания случайных воздействий
используют модели аддитивного, импульсного и мультипликативного шумов.
Наиболее распространенным видом помех является случайный аддитивный шум,
статистически независимый от сигнала. Модель аддитивного шума используется
тогда, когда сигнал на выходе системы или на каком-либо этапе преобразования
может рассматриваться как сумма полезного сигнала и некоторого случайного
сигнала. Модель аддитивного шума хорошо описывает действие зернистости
фотопленки, флуктуационный шум в радиотехнических системах, шум квантования в
аналого-цифровых преобразователях и т.п.
Аддитивный гауссов шум характеризуется добавлением к каждому пикселю
изображения значений с нормальным распределением и с нулевым средним значением.
Такой шум обычно вводится на этапе формирования цифровых изображений.
Основную информацию в изображениях несут контуры объектов. Классические линейные
фильтры способны эффективно удалить статистический шум, но степень размытости
мелких деталей на изображении может превысить допустимые значения. Для
решения этой проблемы используются нелинейные методы, например алгоритмы на
основе анизотропной диффузии Перрона и Малика, билатеральные и трилатеральные
фильтры. Суть таких методов заключается в использовании локальных оценок,
адекватных определению контура на изображении, и сглаживания таких участков в
наименьшей степени.
Импульсный шум характеризуется заменой части пикселей на изображении
значениями фиксированной или случайной величины. На изображении такие помехи
выглядят изолированными контрастными точками. Импульсный шум характерен для
устройств ввода изображений с телевизионной камеры, систем передачи
изображений по радиоканалам, а также для цифровых систем передачи и хранения
изображений. Для удаления импульсного шума используется специальный класс
нелинейных фильтров, построенных на основе ранговой статистики. Общей идеей таких
фильтров является детектирование позиции импульса и замена его оценочным
значением, при сохранении остальных пикселей изображения неизменными.
Двумерные фильтры
Медианная фильтрация изображений наиболее эффективна, если шум на
изображении имеет импульсный характер и представляет собой ограниченный набор пиковых
значений на фоне нулей. В результате применения медианного фильтра наклонные
участки и резкие перепады значений яркости на изображениях не изменяются. Это
очень полезное свойство именно для изображений, на которых, как известно,
контуры несут основную информацию.
При медианной фильтрации зашумленных изображений степень сглаживания
контуров объектов напрямую зависит от размеров апертуры фильтра и формы маски.
Примеры формы масок с минимальной апертурой приведены на рис. 16.2.1. При ма-

лых размерах апертуры лучше сохраняются контрастные детали изображения, но в
меньшей степени подавляется импульсные шумы. При больших размерах апертуры
наблюдается обратная картина. Оптимальный выбор формы сглаживающей апертуры
зависит от специфики решаемой задачи и формы объектов. Особое значение это
имеет для задачи сохранения перепадов (резких границ яркости) в изображениях.
Рис. 16.2.1.
Под изображением перепада понимаем изображение, в котором точки по одну
сторону от некоторой линии имеют одинаковое значение а, а все точки по другую
сторону от этой линии - значение b, Ь^а.Если апертура фильтра симметрична
относительно начала координат и содержит его в себе, то медианный фильтр
сохраняет любое изображение перепада. Это выполняются для всех апертур с нечетным
количеством отсчетов, т.е. кроме апертур (квадратные рамки, колца), которые
не содержат начала координат. Тем не менее, квадратные рамки и кольца будут
лишь незначительно изменять перепад.
Для упрощения дальнейшего рассмотрения ограничимся примером фильтра с
квадратной маской размером N х N, при N=3. Скользящий фильтр просматривает
отсчеты изображения слева-направо и сверху-вниз, при этом входную двумерную
последовательность также представим в виде последовательного числового ряда
отсчетов {х(п)} слева-направо сверху-вниз. Из этой последовательности в каждой
текущей точке маска фильтра выделяет массив w(n), как W-элементный вектор,
который в данном случае содержит все элементы из окна 3x3, центрированные
вокруг х(п), и сам центральный элемент, если это предусмотрено типом маски:
w(n) = [xi (n),x2(n), xw (n)]. (16.2.1)
В этом случае значения xi соответствует отображению слева-направо и сверху-
вниз окна 3x3 в одномерный вектор, как показано на рис. 16.2.2.
А-|(П)
х2(п)
х7(п)
Рис. 16.2.2.
Элементы данного вектора, как и для одномерного медианного фильтра, также
могут быть упорядочены в ряд по возрастанию или убыванию своих значений:
r(n) = [ri(n), r2(n),rw (n)], (16.2.2)
определено значение медианы y(n) = med(r(n)), и центральный отсчет маски
заменен значением медианы. Если по типу маски центральный отсчет не входит в
число ряда 16.2.1, то медианное значение находится в виде среднего значения

двух центральных отсчетов ряда 16.2.2.
Приведенные выражения не объясняют способа нахождения выходного сигнала
вблизи конечных и пограничных точек в конечных последовательностях и
изображениях. Один из простых приемов состоит в том, что нужно находить медиану
только тех точек внутри изображения, которые попадают в пределы апертуры.
Поэтому для точек, расположенных рядом с границами, медианы будут определены,
исходя из меньшего числа точек.
На рис. 16.2.3 приведен пример очистки зашумленного изображения медианным
фильтром Черненко. Зашумление изображения по площади составляло 15%, для
очистки фильтр применен последовательно 3 раза.
Рис. 16.2.3.
Медианная фильтрация может выполняться и в рекурсивном варианте, при
котором значения сверху и слева от центрального отсчета в маске (в данном случае
xi(n)-X4(n) на рис. 16.2.2) в ряде 16.2.1 заменяются на уже вычисленные в
предыдущих циклах значения yi(n)-y4(n).
Адаптивные
двумерные
фильтры
Противоречие по зависимости степени подавления шумов и искажения сигнала от
апертуры фильтра в некоторой степени сглаживается при применении фильтров с
динамическим размером маски, с адаптацией размеров апертуры под характер
изображения. В адаптивных фильтрах большие апертуры используются в монотонных
областях обрабатываемого сигнала (лучшее подавление шумов), а малые - вблизи
неоднородностей, сохраняя их особенности, при этом размер скользящего окна
фильтра устанавливается в зависимости от распределения яркости пикселей в
маске фильтра. В их основе лежит, как правило, анализ яркости окрестностей
центральной точки маски фильтра.
Простейшие алгоритмы динамического изменения апертуры фильтра,
симметричного по обеих осям, обычно работают по заданному на основании эмпирических
данных пороговому коэффициенту яркости Sn0por= [0, 1]. В каждом текущем положении
маски на изображении итерационный процесс начинается с апертуры минимального
размера. Величины отклонения яркости соседних пикселей А (г, п) , попавших в
окно размером (n х п), относительно яркости центрального отсчета А (г)
вычисляются по формуле:
S„(r) = |A(r,n)/A(r) - 1|. (16.2.3)

Критерий, согласно которому производится увеличение размера маски с
центральным отсчетом г и выполняется следующая итерация, имеет вид:
max[S„(r)] < Snopor. (16.2.4)
Максимальный размер маски (количество итераций), как правило,
ограничивается. Для неквадратных масок, имеющих размеры (n х т) , итерации могут
вычисляться с раздельным увеличением параметров пит, а также с изменением формы
масок в процессе итераций.
Фильтры на основе
ранговой статистики
В последние два десятилетия в цифровой обработке изображений активно
развиваются нелинейные алгоритмы на основе ранговой статистики для
восстановления изображений, поврежденных различными моделями шумов. Подобные
алгоритмы позволяют избежать дополнительного искажения изображения при
удалении шума, а также значительно улучшить результаты работы фильтров на
изображениях с высокой степенью зашумленности.
Сущность ранговой статистики обычно заключается в том, что ряд 16.2.1 не
включает центральный отсчет маски фильтра, и по ряду 16.2.2 производится вычисление
значения m(n). При N=3 по рис. 16.2.2:
m(n) = (x4(n)+x5(n))/2. (16.2.5)
Вычисление выходного значения фильтра, которым заменяется центральный отсчет,
выполняется по формуле:
y(n) = ax(n) + (l-a)m(n). (16.2.6)
Значение коэффициента доверия □ связывается определенной зависимостью со
статистикой отсчетов в окне фильтра (например, полной дисперсией отсчетов, дисперсией
разностей x(n)-xi(n) или m(n)-Xi(n), дисперсией положительных и отрицательных разностей х(п)-
xi(n) или m(n)-xi(n), и т.п.). По существу, значение коэффициента □ должно задавать
степень поврежденности центрального отсчета и, соответственно, степень заимствования
для его исправления значения из отсчетов m(n). Выбор статистической функции и
характер зависимости от нее коэффициента □ может быть достаточно многообразным и
зависит как от размеров апертуры фильтра, так и от характера изображений и шумов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Большаков И.А., Ракошиц B.C. Прикладная теория случайных потоков, М. :
Сов. радио, 1978,- 248с.
2. Хуанг Т.С. и др. Быстрые алгоритмы в цифровой обработке изображений. -
М.: Радио и связь, 1984. - 224 с.
3. Сойфер В.А. Компьютерная обработка изображений. Часть 2. Методы и
алгоритмы. - Соросовский образовательный журнал №3, 1996.
4. Апальков И.В., Хрящев В.В. Удаление шума из изображений на основе
нелинейных алгоритмов с использованием ранговой статистики. - Ярославский
государственный университет, 2007.
5 . Яровой Н.И. Адаптивная медианная фильтрация. -
http://www.controlstyle.ru/articles/science/text/amf/
6. Радченко Ю.С. Эффективность приема сигналов на фоне комбинированной
помехи с дополнительной обработкой в медианном фильтре. - "Журнал
радиоэлектроники", №7, 2001. / http://jre.cplire.ru/iso/jul01/2/text.html

Дискуссии
ШКОЛЬНАЯ АМЕРИКА
Айрат Димиев
Предисловие
Вы начинаете читать публикацию, кардинально отличающуюся от всего
написанного ранее о США российскими авторами. Вероятно, она в определенной степени
поменяет ваше представление об Америке, особенно если у читателя нет
собственного опыта длительного проживания в этой стране. По большому счету, все,
что мы знаем о США, - это миф, имеющий так же мало общего с
действительностью, как и представления американцев о России.
Что они знают о нашей стране? Что Россия - это Сибирь, мороз, медведи
бродят по заснеженным городам; это цыгане, матрешки и водка, которую бородатые
русские пьют в огромных количествах; еще это русская мафия, Ленин и Сталин.

Наиболее продвинутые назовут имена Владимира Путина и Марины Шараповой. И,
пожалуй, все. Это кажется смешным, но наши знания о реальной Америке не
многим больше. Впечатления о США навеяны главным образом американскими же
фильмами вкупе с репортажами наших журналистов. Все это не позволяет понять суть
американского образа жизни, систему взглядов и ценностей, которыми американцы
руководствуются и которые закладываются с детства, со школьной скамьи.
Надо сказать, что тема школьного образования, раскрываемая в этой
публикации, никого ранее особо и не интересовала. С другой стороны, мало кому из
российских граждан приходилось сталкиваться со школьной Америкой.
Мне же довелось несколько лет проработать рядовым учителем в обычной
американской школе. Америка, которую я увидел из школьного класса, повергла меня
в шок - настолько открывшаяся реальность отличалась от моих представлений об
этой стране. Среди всего прочего, эта работа позволила мне лучше понять
американский социум, так как школа в любой стране является важнейшим социальным
институтом, где закладываются основы личности и в какой-то степени - основы
государственности. Поэтому значительная часть этой публикации посвящена
обычной общеобразовательной школе, так называемой Public School, где учатся около
90 процентов юных граждан США.
В американском среднем образовании действительно много того, чему стоило бы
поучиться, и что можно было бы перенять. Читатель увидит и оценит эти
моменты. К сожалению, в ходе нынешней реформы перенимаются подчас далеко не самые
лучшие и сильные стороны американской системы. А разрушается как раз то, чем
наша школа славилась, что нарабатывалось десятилетиями. Возможно, эта работа
поможет читателю лучше понять, к чему мы идем, подвергая нашу систему
образования столь кардинальным перестройкам.
Публикация получилась в определенной степени критической по отношению к
системе образования США. Это не значит, что автор превозносит Россию,
противопоставляя ее Америке. Будучи патриотом своей страны, я отдаю себе отчет в
том, что отрицательного в России пока гораздо больше, чем в Штатах. Имея
возможность сравнивать, я прекрасно вижу и понимаю все наши недостатки. Но это
видят и понимают все. А вот портрет школьной системы США, написанный с
натуры, думаю, для многих может стать новым открытием Америки.
Глава 1. Как всё начиналось
Капризы судьбы
До перестройки, как известно, попасть в Штаты нашему человеку было немногим
легче, чем слетать в космос. Традиционный путь - политическая и еврейская
эмиграция - был сложным и кружным, он требовал полного разрыва связей и
переформатирования сознания. С началом перестройки путей появилось множество -
один фантасмагоричнее другого. Кто-то поехал за деньгами, кто-то за славой,
кто-то в поисках надежного убежища от российского правосудия.
Знакомая шестидесятилетняя пенсионерка, бывший инженер-конструктор, в нищие
90-е отправилась в Америку прислугой в богатый дом, чтобы материально помочь
своим уже взрослым детям. Другие знакомые (семейная пара) - молодые и
красивые, из вполне преуспевающих по российским меркам семей - пошли на фиктивный
развод (на родине) и фиктивный брак жены (в Америке) для того, чтобы сначала
она смогла получить гражданство, а потом по уже протоптанной тропинке прошли
муж и ребенок. Только вот когда через года полтора - как оно, собственно, и
было условленно - истосковавшийся в Казани муж попытался воссоединиться с
любимой, произошло неожиданное. Выяснилось, что кроме фиктивного мужа
американца у нее появился и вполне реальный друг, по иронии судьбы - казанский
бандит . И бывшему мужу в новом сценарии была отведена скромная роль перевозчика

ребенка. Как только дитё попало к нежной матери, она заявила в полицию, что
бывший российский муж агрессивно настроен, и попросила оградить их с дочерью
от его притязаний. В итоге бедолага попал в тюрьму, откуда его с большим
трудом вытянули родственники.
В общем, в последние пятнадцать-двадцать лет наши люди потянулись в Америку
косяком. У всех разные мотивы, способы, цели, но, как правило, одно
стремление - выжить и по возможности преуспеть. Приехали - значит, надо вписаться,
адаптироваться, мимикровать под среду. Все время и все силы уходят именно на
это. Поэтому мало у кого возникает желание обстоятельно рассказать
соотечественникам об Америке и о накопленном опыте. Вот и получается - россиян в
Штатах сегодня хватает, но лучше понимать Америку мы от этого не стали. Между
тем это понимание позволило бы на многое взглянуть совсем другими глазами...
И мой американский опыт ценен, как мне кажется, еще и потому, что в отличие
от большинства я мог не отдавать все время и силы "этой бешеной скачке", а
имел достаточно редкую сегодня возможность остановиться, оглянуться и
поразмыслить об окружающем.
Судьба постучалась ко мне семь лет назад в образе случайного номера газеты
"Иностранец", оказавшейся в моем купе поезда "Татарстан". От нечего делать я
стал изучать его от корки до корки, в том числе и предложения трудоустройства
за рубежом. Требовались, как обычно, танцовщицы в рестораны, официанты,
обслуживающий персонал гостиниц, домработницы, нянечки, строительные и сельхоз-
рабочие и тому подобное. Неожиданным оказалось объявление: "Требуются учителя
физики, химии и математики для работы в США. Необходимы стаж работы и
свободный английский язык". Я тогда подумал: вполне подхожу, хотя, конечно,
английский у меня далеко не свободный. Подумал и забыл... Но на следующий день,
выходя из вагона, газетку эту почему-то прихватил с собой.
Потом много дней я не вспоминал об этом объявлении и был занят своими почти
серьезными делами. Здесь я должен немного рассказать о себе. Имею степень
кандидата наук по химии (настоящую) и даже преподавал химию несколько лет в
вузе. Но в те годы, как и большинство моих бывших коллег, занимался
исключительно бизнесом. В то время мои дела, после довольно продолжительного упадка,
снова пошли в гору. Поэтому вполне понятно, что я не отнёсся серьезно к
объявлению в газете - даже теоретически не рассматривал возможность возвращения
назад в науку либо на преподавательскую стезю. Хотя заграница как таковая
меня интересовала.
И вдруг через пару недель жена говорит мне: "Слушай, я нашла для тебя
работу в Америке". И показывает привезенный мною и уже благополучно забытый номер
"Иностранца"! В тот момент я испытал какое-то смятение от того, что эта
реклама повторно помимо моей воли стучится в мою жизнь. С тех самых пор что-либо
или кто-либо периодически напоминали мне об этом объявлении. И я не выдержал
- набрал на компьютере свое резюме, особо не переживая о том, как оно будет
выглядеть, и отправил его по электронной почте по указанному адресу.
Отказаться никогда не поздно. А так посмотрим, что из этого выйдет. Поглядим, что
это за аферисты.
Вышло все очень скоро. Буквально на второй день после отправки резюме дома
вечером зазвонил телефон, и энергичный мужской голос объявил, что я полностью
подхожу под их требования, а также сообщил мне, что я должен в срочном
порядке предпринимать в этом направлении.
А сделать нужно было немало - получить так называемый Credentials
Evaluation Report. Это документ, выдаваемый американским учреждением,
подтверждающий действительность российского диплома в США. Для этого нужно было
всего-навсего получить новую копию своего диплома, сделать его перевод и
отправить в США вместе с 220 долларами за услуги на имя частного лица в
Америке. Вот здесь я впервые серьезно задумался, нужно ли мне это все.

Во-первых - трата сил и времени. Во-вторых - вопрос денег. Сумма не очень
большая, но на дороге не валяется. Звезд я никогда не хватал. Деньги у меня
водились, но давались большим трудом. Тем более, будучи человеком зрелым, я
был хорошо осведомлен о кидалах и лохотронах.
С координатором этой программы в Москве я был знаком лишь по телефону. С
точки зрения здравого рассудка было верхом глупости послать двести баксов в
Америку непонятно кому и за что на основании какого-то телефонного звонка. Но
голос Сергея Аверина (так звали моего собеседника на том конце телефонного
провода) чем-то внушал мне доверие. И потом, на такие мелкие суммы обычно не
кидают. Это все больше становилось похожим на правду. Сам же этот документ
мне всегда пригодится, решил я, даже если никуда не поеду. Мало ли как в
будущем жизнь обернется.
Все это время - в период подготовки и отправки документов - я получал
регулярные звонки не реже одного раза каждые два дня от московского координатора
программы Сергея Аверина или его помощницы. Эта настойчивость, с одной
стороны, удивляла. Ведь такого рода предложения на дороге не валяются. Очень
многие мечтают о том, как бы свалить в Штаты под любым предлогом. С другой
стороны, эта настойчивость потихоньку подталкивала меня к принятию решения.
Дело в том, что это был непростой период моей жизни, полный переоценки
сложившихся ценностей и взглядов. В связи с этим я изучил огромное количество
духовной литературы, из которой среди прочего усвоил, что в жизни ничего не
происходит просто так. Если жизнь настойчиво подталкивает тебя к чему-либо,
не надо от этого отмахиваться. Значит, именно это, с точки зрения Создателя,
тебе в данный момент и нужно. Более сильной настойчивости я еще не встречал
никогда в жизни.
Собеседование
Прошло месяца два-три. Документ из Америки пришел. Настало время интервью.
Нас пригласили на собеседование в Москву непосредственно с представителями
работодателя, которые приехали из Штатов в Россию специально, чтобы
проинтервьюировать 25 человек, отобранных, как потом оказалось, из более чем
несколько сотен давших заявки. Я был в числе этих 25.
Интересно, что за все это время никто из московской рекрутинговой фирмы
даже не сделал попытку проверить у меня знание английского языка. Возможно,
сыграл роль тот факт, что в 1999 году я был на 35-дневной стажировке в
Америке по программе подготовки бизнесменов. А ведь собеседование предстояло на
английском языке! Именно это беспокоило меня больше всего. Откровенно говоря,
Мой английский тогда был просто никакой. Я никогда и нигде его толком не
учил. В средней школе изучал немецкий. С английским же языком в первый раз
столкнулся в университете. Это продолжалось три года с частотой два занятия в
неделю. Не могу сказать, как хорошо знали язык мои преподаватели, но особых
усилий к тому, чтобы им овладели студенты, они точно не прикладывали. Я был
самоучкой плюс три месяца интенсивных курсов, на которых занимался перед
стажировкой в Штатах.
Должен вам сказать, что к тому времени я уже начал загораться идеей
поездки. Мне хотелось пройти собеседование просто из честолюбия. Я не привык
проигрывать , поэтому был настроен крайне решительно.
И вот этот день настал. В Москве нас встретили Сергей Аверин и американский
координатор Чак Мартин. Только тогда я окончательно поверил, что ребята не
аферисты, что это все серьезно. Перед интервью Чак устроил нам накачку - дал
инструкции, как нужно держаться перед представителями работодателя, что нужно
говорить, а что нет. Я не понимал 80 процентов того, что он нам объяснял, но
хорошо запомнил одно: "Не опускайте глаза. Не смотрите на пол. На полу нет

ответа на поставленный вопрос. Смотрите собеседнику прямо в глаза.
Мой черед настал. Передо мной типичный американец. Он добродушно улыбается,
и я через силу глупо улыбаюсь ему, пытаясь понять смысл первого вопроса. В
некоторых его предложениях распознаю два-три слова, в некоторых ни одного!
Меня охватывает ужас. Я понимаю, что через пару мгновений буду вежливо
выставлен за дверь за не знание языка. Но смотрю ему прямо в глаза, продолжая
улыбаться, и прошу повторить вопрос. Он повторяет, и я улавливаю еще одно
знакомое мне слово, из чего становится понятным общий смысл вопроса. Отвечаю
Заранее приготовленными фразами... Новый вопрос... Опять то же самое...
Через какое-то время начинает казаться, что эту схватку я веду уже
вечность, хотя по часам на стене напротив замечаю, что прошло только 25 минут.
Это так называемое собеседование превращается для меня, по сути, в экзамен по
английскому. Помню, в какой-то миг он спросил, буду ли я устраивать детям
Punishment, если они будут плохо вести себя на уроке. Мне знакомо это слово,
я когда-то уже слышал или видел его, более того, даже примерно помню, как оно
пишется, но убей - не помню, что означает. Набираюсь наглости и прошу
разрешения посмотреть в словарь. Он кивает, я - о чудо! - нахожу это слово в
словаре, и перевод его (наказание) подходит к смыслу вопроса. Я понимаю, что
наказывать детей, должно быть, непедагогично, и говорю: "Нет". Он спрашивает:
"А почему?" Я не знаю, как это сказать по-английски, и изображаю, как ребенок
сожмется, замкнется, если его строго наказывать. Он улыбается, довольный моим
ответом, и задает новый вопрос. Собеседование продолжается как в тумане еще
минут 15. Должен вам сказать, что такой умственной работы я не совершал даже
на самых сложных экзаменах в университете.
Наконец мой собеседник сказал, что остался доволен моими ответами, вручил
мне какую-то папочку с бумагами, пожал руку, и я вышел за дверь. Увидев
папочку в моих руках, Чак Мартин обрадовался, принялся жать мне руку, обнимать,
похлопывать по плечам. Только тогда я понял, что прошел это собеседование.
Кто мы
Из 25 человек, пришедших на собеседование, предложение на работу получили
лишь 11. Итак, я оказался в числе счастливчиков, выигравших достаточно
большой конкурс. Это был еще один довод (пожалуй, самый весомый) в пользу моей
поездки.
Ехать мне по-прежнему не слишком хотелось. Мы все прекрасно понимали: если
американцы вербуют иностранцев, значит, у них огромный недостаток учителей.
То есть сами американцы не хотят этой работы, и работа эта, должно быть,
очень даже несладкая. У себя в Казани я был не последним человеком с немалым
опытом в бизнесе. В последнее время стабильно делал неплохие по казанским
масштабам деньги. Кроме того, было много предложений от более успешных друзей
и знакомых перейти к ним в бизнес на должности финансового менеджера, зама
генерального и т.д. Одним словом, чувствовал я себя достаточно уверенно.
Но с другой стороны, хотелось чего-то нового и интересного. Я ощущал, что
начинаю постепенно деградировать от нашего тупого российского бизнеса, вся
суть которого заключается в раздаче взяток чиновникам. Как заметил один мой,
занимавшийся в то время так называемыми взаимозачетами, приятель, весь его
бизнес заключался в дележке на троих. Одна часть должностному лицу, которое
предоставляет зачет - право требования задолженности предприятия перед
госструктурой. Вторая - тому, кто наполняет требование реальной продукцией. И
третья себе - за хлопоты по организации схемы и реализации продукции. Я стал
уставать от всех этих обналичек, откатов, крыш, клановости и криминальности
нашего бизнеса. У меня частенько опускались руки от понимания того, что вся
российская экономика - это не экономика здравого смысла, а скорее экономика

абсурда, где каждый, начиная от простого работника отдела снабжения и кончая
генеральным директором и министром, думает, прежде всего, не о деле, а о
собственном кармане. Мне все меньше хотелось вкладывать усилия в какое-либо
постоянное дело в нашей стране - я прекрасно понимал, что в любой момент тебя
обманут, подставят, наедут, отберут и т.д.
На этом Фоне Америка манила своими неограниченными, как мне тогда казалось,
возможностями. Я делал ставку на свой жизненный и бизнес-опыт, на
изворотливость ума и нетривиальность мышления, которые выгодно отличают нашего
человека. Поработаю учителем не больше года, думал я тогда, за это время
присмотрюсь и "замучу" что-нибудь интересное и прибыльное. Боже, как я тогда ошибал-
Думаю, читатель уже понял, что автор не кто иной, как самый настоящий
авантюрист в хорошем понимании этого слова. Каково же было мое удивление, когда,
приехав в Америку, я понял, что почти все из одиннадцати приехавших со мной
педагогов такие же джентльмены удачи, как и я сам.
Итак, кто мы?
Справедливости ради нужно сразу оговориться, что абсолютно у всех нас был
реальный, а не нарисованный педагогический опыт. Причем у некоторых по 20 с
лишним лет. Все мы совершенно разные, с очень разным прошлым, из разных
городов России. Половина имеет ученые степени и, соответственно, опыт
преподавания не в средней школе, а в вузе. И это совершенно логично. Как вы думаете,
много ли российских учителей средней школы читают газету "Иностранец" и знают
английский язык? Но чем я был поражен больше всего - так это возрастным
составом нашей группы. Лишь двоим из нас - Кате и Славе - было меньше тридцати.
Они же лучше других знали английский язык. А по-настоящему хорошо его знала
только Катя, закончившая инфак университета. Еще трое - Сергей Бобровник,
Катя Подосинникова и ваш покорный слуга - находились в диапазоне 30-40 лет.
Андрей, Геннадий и Саша - 40-50. Но что самое удивительное, были еще Александр
Сергеевич и Лариса Евгеньевна, люди почти пенсионного возраста. Таким
образом, команда подобралась отнюдь не молодая. Я никак не предполагал, что люди
в этом возрасте могут решиться на подобную авантюру.
Несмотря на все возможные различия, в первый год работы мы были единодушны
в оценке американской школы и окружающей нас жизни. В целом наши взгляды
близки и сейчас, но по прошествии лет оценка некоторых деталей начала
несколько различаться. Скорость этих изменений зависела от быстроты адаптации
или, если угодно, американизации каждого из нас.
Глава 2. Куда же мы попали
Конечно же, с самого начала, еще до интервью в Москве, мы прекрасно знали,
куда нас сватают. Нам сразу сообщили, что работать предстоит в Хьюстоне (штат
Техас).
Для полноты картины разрешите вкратце рассказать о городе и штате, без чего
будет трудно понять некоторые детали. Америка - большая страна, и жизнь в
Техасе, конечно же, отличается от жизни, например, в Калифорнии или Айове.
Климат в Хьюстоне считается промежуточным между тропическим и
субтропическим. По мне, так это однозначно тропики. Летом, которое длится с апреля по
октябрь, стоит ужасная жара, которая усугубляется очень высокой влажностью.
Поэтому все здания и автомобили кондиционированы: Хьюстон - первый город в
мире по количеству кондиционеров. Духота летом настолько ужасная, что когда
выходишь из помещения на улицу, возникает ощущение, что зашёл в парную. Зато
зимой прекрасно: температура от десяти до двадцати градусов тепла, зеленеет
травка, цветут цветы, поют птички.
С одной стороны, Техас - это провинция. Если проводить аналогии с Россией,

то Техас - нечто вроде Краснодарского края. С другой стороны, такое сравнение
не очень уместно. Это в России есть столица, и есть провинция, где качество
жизни ухудшается по мере удаления от Москвы. В США нет такого одного ярко
выраженного центра. Жизнь хороша там, где хорошо развит бизнес.
С этой точки зрения Хьюстон - четвертый по величине город Америки. Кроме
того, что он считается нефтяной столицей мира, здесь расположены такие
компании, как NASA, Compaq, печально известный ENRON и с десяток крупных
нефтехимических предприятий. Поэтому Хьюстон - очень индустриальный, высокоразвитый
и богатый город. Это сразу заметно, например, по наличию в нем фантастических
четырехуровневых транспортных развязок с последним уровнем на сорокаметровой
высоте.
В Техасе популярна шутка, что техасцы любят веши большого размера. Не знаю,
как насчет всех вещей, но что касается автомобилей, то это сущая правда.
Привычным нам с вами седанам они предпочитают так называемые траки, по-нашему -
пикапы. Также популярны джипы и микроавтобусы, но не маленькие и экономичные,
а огромные полуторатонные, с шести- и восьмицилиндровыми двигателями. Они
могут себе это позволить, так как при десятикратной разнице в заработной плате
цены на бензин в Америке и России вот уже много лет идентичны копейка в
копейку . Интересно, что этот самый трак служит не для перевозки грузов, а для
повседневной езды на работу и редких выездов за город. Стоит ли говорить, что
в кузове пикапа хьюстонцы не возят ничего крупнее и тяжелее барбекюшницы или
кулера - термоящика со льдом для кока-колы?
В Хьюстоне, как и по всему югу Америки, много цветного населения. Особенно
много мексиканцев в связи с наличием общей границы с Мексикой.
Латиноамериканцы составляют почти треть населения Хьюстона. Испанский язык, по сути,
является вторым государственным языком Техаса. В городе четыре телеканала и
несчетное количество радиостанций, вещающих на испанском. Я встречал очень
много мексиканцев, которые прожили в Штатах более десяти лет, и до сих пор не
умеют говорить по-английски. Английский язык им просто не нужен, они
прекрасно обходятся без знания официального языка, как дома, так и на работе.
Практически во всех фирмах, специализирующихся на услугах населению, с клиентами
могут разговаривать на двух языках. Я не преувеличу, если скажу, что
испанский язык более распространен в Хьюстоне, нежели татарский - в Казани.
Кстати, на мой взгляд, именно мексиканцы, а не белые американцы ближе к основной
массе россиян по своему менталитету: по отношению к детям, внутрисемейным
отношениям и вообще по жизненным ценностям.
Что касается черного населения, то его всегда много там, где власти
предлагают пособие по безработице. В Хьюстоне это пособие предлагают... В целом,
как мексиканцы, так и черные предпочитают селиться в больших городах. В
глубине штата их значительно меньше.
Белое население здесь в меньшей степени урбанизировано и сохранило дух
старой Америки. Многие из белых американцев в душе до сих пор ковбои. В Хьюстоне
частенько можно видеть мужчину в костюме и галстуке и одновременно в
ковбойских сапогах. Первое время это шокирует, потом привыкаешь. Нередко можно
увидеть мужчин в ковбойских шляпах. Как-то мои ученики в знак благодарности за
мой скромный труд преподнесли мне ковбойскую шляпу. Я был очень польщен, так
как у них это высшая награда.
Среди белых не редкость рокеры за пятьдесят, рассекающие на "Харлеях".
Если сравнивать этнический состав взрослого населения Хьюстона, то на
данный момент три основные группы - белые, черные и латино - представлены
примерно одинаково. Причем белых чуть меньше, а латиноамериканцев чуть больше
трети. Однако уже в ближайшем будущем это равновесие будет нарушено.
Латиноамериканцы представляют собой самую быстрорастущую национальную
группу Техаса в целом и Хьюстона в частности. Во-первых, идет постоянный приток

легальных и нелегальных иммигрантов из Мексики. Во-вторых, рождаемость в
мексиканских семьях в два-три раза выше, чем у белых. В результате сегодня в
государственных школах Хьюстонского образовательного округа латиноамериканцы
составляют уже более 50 %, афроамериканцы около 30 %, а белые менее 9 %!
Правда, эти данные не учитывают северные пригороды Хьюстона, где как раз
наиболее компактно проживает белое население, и все же... Даже с учетом этих
данных и того обстоятельства, что в частных школах учатся в основном белые
ученики, доля белых детей в мегаполисе не более 30 %.
Эта ситуация создает американцам достаточно много проблем. И именно мульти-
расовость является одним из важнейших моментов, определяющих как суть, так и
форму образовательного процесса в школах Хьюстона.
В США вопросы образования находятся в ведении штата. Каждый штат имеет свою
собственную образовательную программу, которая может весьма значительно
отличаться от программы образования в другом. Каждый штат разрабатывает свои же
государственные экзамены либо вовсе не имеет таковых. Правда, раз в году
ученики в масштабе всей страны сдают общенациональный экзамен. Несмотря на то,
что последний не имеет большой юридической силы для констатации факта
образования, его результаты в чем-то даже более значимы. Так, именно на результаты
общенационального, а не местного экзамена ориентируются университеты при
приеме абитуриентов. Мы же с вами можем использовать его результаты для
сравнения уровня образования в разных штатах и разных школах.
Все государственные школы (так называемые public school) в Америке
относятся к какому-либо образовательному округу (по-американски - дистрикту). Так,
мы работаем в Houston Independent School District. В каком-то смысле дистрикт
- аналог нашего гороно. Только в отличие от гороно, осуществляющего в
основном надзорную деятельность, у дистрикта гораздо больше полномочий и
ответственности . Зарплату учителям платит не школа, а дистрикт. На работу принимает
и увольняет тоже дистрикт, иногда по рекомендации директора школы, если
последний достаточно авторитетен. Последняя инстанция в трудовых спорах тоже
дистрикт. Наконец, дистрикт сам пополняет свой бюджет за счет местных
налогоплательщиков и сам же по своему усмотрению его расходует. Поэтому работа
учителей в разных дистриктах может оплачиваться по-разному.
Кроме государственных, есть еще многочисленные частные и прицерковные
школы, которые никому не подчиняются. Но образование в них доступно только
незначительной части населения.
Houston Independent School District (наш дистрикт) - богатая компания.
Правда, его показатели по результатам общенационального экзамена немного ниже
среднего показателя по штату. В то же время наш дистрикт периодически
числится в передовиках по каким-то критериям, видимо, не связанным со знаниями
учеников . В любом случае мы работаем не в худшем дистрикте Америки.
Внутри самого дистрикта школы очень разные. Конечно, сначала нас направили
далеко не в лучшие школы. В лучших отбор учителей производят исключительно
сами директора. По разнарядке распределяют в худшие школы. Но нам еще
повезло : достались лучшие из худших, которых в дистрикте большинство.
Среднее образование в Америке трехуровневое: начальная школа (Elementary
School) - первые пять классов, средняя (Middle School) - шестые-восьмые
классы и высшая (High School) с девятый по двенадцатый класс. Несмотря на то, что
эти школы разделены как административно, так и территориально, все они
вертикально интегрированы. Как правило, две-три начальные школы относятся к одной
средней, куда переходит ученики этих начальных школ после их окончания.
Соответственно средняя школа в два-три раза больше начальной. В свою очередь две-
три средние школы завязаны на одной высшей школе.
Я и почти все мои российские коллеги работаем в высшей школе. В нашем
дистрикте таковых 34. Примерно половина из них являются большими базовыми, как

описано выше, а вторая половина специализируется на каких то отдельных
дисциплинах. Из всех 34 школ по-настоящему хорошими можно назвать три, остальные
колеблются между "так себе" и "ужасная".
Мой опыт ограничен работой в двух высших школах: Westbury High School (одна
из худших в дистрикте), куда я был распределен вместе с Сашей Миронычевым, и
Lamer High School (одна из трех лучших), куда мне чудом удалось перебраться
после года работы в первой. Кроме того, я немного знаю о ситуации в других
школах по рассказам коллег.
Глава 3. Система образования
Ваша порция знаний, сэр
Учебный процесс в Америке построен принципиально иным образом, нежели тот,
к которому мы привыкли. Прежде всего, школьный курс длится не десять лет, а
двенадцать. Ученики идут в школу в первый класс в возрасте шести, а
заканчивают двенадцатый в 17-18 лет. По возрасту учеников двенадцатый класс
соответствует первому курсу наших вузов. Кстати, в американской школе учеников
называют student, а не schoolboy или schoolgirl, как нас учили на уроках
английского, поэтому я буду использовать слово "студент" вместо привычного нам
"школьник".
Но это далеко не все. Еще сильнее отличается учебная программа в смысле
организации и последовательности изучаемых предметов. В России все основные
предметы изучаются каждый год. Математика изучается все 10 лет: с первого
класса по десятый (теперь уже одиннадцатый), физика - пять лет подряд, химия
- четыре года, биология - вообще шесть лет. Программа построена так, что один
и тот же материал в какой-то степени повторяется из года в год. В старших
классах те же самые концептуальные понятия преподносятся уже на более высоком
уровне, чем годом ранее.
В Америке все не так. Программа Здесь построена по блочному типу. Возьмем
естествознание. С четвертого по восьмой класс этот предмет называется
Science. По содержанию он очень похож на наше природоведение, хотя и содержит
элементы химии и биологии. Здесь пока все как у нас. Но вот после восьмого
класса Science уже распадается на независимые предметы: биологию, химию и
физику . Причем эти предметы не идут непрерывно по несколько лет, а преподаются
блоками по одному за год.
В девятом классе изучается так называемый Integrated Physical and Chemical
Science. Данный курс включает в себя начала физики и химии, и объединение их
в один предмет кажется даже логичным. Школьники учат его целый год: первое
полугодие - физику, второе - химию. Причем на это выделяется не два урока в
неделю по 45 минут каждый, а каждый второй школьный день пара по 90 минут. То
есть получается как бы один урок по 45 минут каждый день.
В десятом классе в Америке изучают только биологию. Опять-таки целый год. В
дальнейшем к ней уже не возвращаются. В одиннадцатом изучается химия.
Дальнейший курс физики не обязателен. Его выбирают не все, и, как правило, в
двенадцатом классе. Вместо физики можно взять второй уровень химии, биологии,
анатомию либо астрономию.
Такая же блочная система по всем остальным предметам. Например, алгебра
делится на два курса: Algebra-1 и Algebra-2. Каждый из курсов опять-таки
изучается по году. Алгебра-1 - это материал, соответствующий шестому и седьмому
классам российской школы. Большинство из американцев проходит этот курс в
девятом или десятом классах. Причем, если они не берут ее в девятом, то этот
год у них проходит вообще без математики. Алгебра-2 соответствует восьмому
классу российской школы, изучается в десятом или одиннадцатом классах. Но

американские дети могут от этого курса и отказаться, если другие предметы в
сумме уже дают необходимое количество баллов для получения аттестата.
Дальнейшая математика, включая тригонометрию, не является обязательным предметом.
Этот курс, который у них называется Precalculos, - материал девятого класса
российской школы, берут не более 10 процентов американских учеников. Поэтому
он у них входит в университетскую программу. Интегральное и дифференциальное
исчисление в школьном курсе выбирают лишь единицы.
Каждый ученик имеет индивидуальный учебный план, в состав которого входит
определенный перечень обязательных общеобразовательных предметов (core
subjects) - тех же, что и в России, плюс перечень выборочных предметов
(electives), таких как разные виды спорта, музыка (любой инструмент на
выбор) , рисование, скульптура, хореография, театр и тому подобное. То есть все
то, на что российские дети ходят в дополнительные школы после основной
общеобразовательной, здесь включено в программу обычной школы. Можно даже брать
уроки тенниса или езды на скейте.
Но ученик не может совсем отказаться от необязательных предметов. Он может
выбрать что-либо по душе, но не выбирать ничего нельзя. В аттестате
зарезервировано определенное количество мест для отметок по таким предметам. Причем
эти выборочные предметы вносят такой же клад в общий балл, как и
обязательные. Ученики не могут отказаться от выборочных предметов еще и потому, что
время прихода в школу и ухода из школы строго фиксировано. Например, в High
School учебный день начинается: в 8:30 и заканчивается в 15:45. Он включает в
себя четыре урока по 90 минут каждый. Расписание ученика составлено так, что
каждый день у него два-три обязательных предмета и один-два - на выбор.
Нам и не снилось
При такой системе на каждом отдельном предмете состав детей в классе
совершенно разный. Теоретически, если ученику что-то не нравится - учитель или сам
предмет, в начале года он может поменять своего педагога на другого, ведущего
этот же предмет, или иногда даже сам предмет, так как даже среди обязательных
предметов есть простор для маневрирования. На практике же просто по
техническим причинам не всем и не всегда удается это осуществить.
Системой предусмотрено все, чтобы любой ребенок получил оптимальное для
себя образование и при этот ни разу не был обижен или каким-то иным образом
пострадал от субъективного к нему отношения со стороны учителя. Права детей
действительно не ограничены, и они знают об этом.
В этом, я считаю, огромный и очевидный плюс американской системы
образования по сравнению с российской. Вспомните, сколько детей в наших школах
страдают из-за предвзятости учителей. Сколько бездарных педагогов проходит через
жизнь каждого ученика за одиннадцать классов? Я уже не говорю о
целенаправленном третировании тех учеников, чьи родители не могут или не хотят делать
материальные взносы школе и учителю лично, что так широко распространено в
сегодняшней российской школе. Американские ученики и их родители в полной
мере ограждены от произвола учителя и школьной администрации. А чего стоит
возможность бесплатного обучения, не выходя из школы, музыке и искусству? А
бесплатные занятия спортом?
Еще один плюс американской школы - это то, сколько внимания уделяется детям
с ограниченными физическими или интеллектуальными возможностями. В Америке
такие ученики не изолированы от их здоровых сверстников. При желании
родителей они могут обучаться в одном с ними классе. В каждой школе есть
специальный департамент, занимающийся именно такими учениками. Им помогает
прикрепленный к ним специалист. Даже слепые ученики могут обучаться в обычной школе.
Средства, время и силы, идущие на обучение и поддержку таких учеников, огром-

ны и в разы превышают те, которые выделяются на обучение безпроблемных детей.
В результате эту систему можно упрекнуть в чем угодно, но только не в
отсутствии гуманности.
Поговорим еще о плюсах. Первое, что сразу бросается в глаза, - это размеры
и материальное оснащение школы. По сравнению с нашими, школы в США просто
гигантские, как по размеру зданий, так и по количеству учеников. В Middle
School, как правило, несколько сот учеников, в High School - несколько
тысяч... Количество учителей в моей школе приближается к двумстам. Материальное
оснащение поражает воображение. Каждая High School, помимо просторных
классов , лабораторий, многочисленных музыкальных и художественных мастерских,
имеет, например, актовый зал на тысячу мест. В каждой школе три-четыре
спортивных зала, бассейн. А размеру и качеству травяного покрытия футбольного
поля позавидуют наши городские стадионы. Многие школы имеют ещё и отдельный
театр .
Все делопроизводство, включая ведение классного журнала,
компьютеризировано . Служебная переписка, распоряжения и инструкции руководства коллективу
осуществляет исключительно по электронной почте. Все это работает настолько
четко, что система нигде не дает сбоя.
Здесь распоряжения руководства не обсуждаются, а выполняют в срок. В первые
дни это было очень непривычно после нашего российского разгильдяйства. У
каждого учителя и административного персонала есть четкие служебные инструкции,
согласно которым они должны действовать. Любое отклонение от этих инструкций
недопустимо. Это одна из основных составляющих ментальности американцев -
следование инструкциям. Причем это возведено в категорию морали, а не просто
хорошее или плохое исполнение служебных обязанностей. Следование инструкциям
- хорошо. Нарушение инструкций - плохо. Никого не интересует конечная цель.
Результат следования или не следования инструкции не имеет значения. Если ты
нарушишь инструкцию и добьешься положительного результата, этого никто не
заметит. Но вот если ты просчитаешься, и результат нарушения инструкции будет
отрицательный, тебя накажут очень сурово, вплоть до увольнения. Совершенно
неуместны попытки разобраться в ситуации, проявить человечность, попробовать
решить что-либо с позиций добра и зла. Человеческий фактор исключен
полностью. Причем эти правила распространяются не только на учителей, но и на
учеников.
Глава 4. Первые дни и первые впечатления
Шаг в неизвестность,
или вооружен любовью
Думаю, будет правильно в этом месте книги вернуться к хронологии и
рассказать о наших самых первых впечатлениях от американской школы. Нужно ли
говорить , что в глубине души каждый из нас побаивался первого дня в школе. Шутка
ли, шагнуть в класс к американским ученикам! Поэтому мы, как могли, пытались
подготовить себя к этому событию. Наш дистрикт тоже готовил нас к работе: мы
посетили около шести различных семинаров на темы, которые администрация
дистрикта посчитала нужным объяснить рекрутированным из-за границы учителям. К
сожалению, мы услышали на этих семинарах лишь общие слова об американской
педагогике и немного информации о самом дистрикте. Не прозвучало ни одного
слова о том, что конкретно делать в учебном классе. Если же кто-то, задавая
вопрос, пытался свернуть на практические рельсы, то, как правило, получал
совершенно непонятный расплывчатый ответ.
В дополнение к семинарам нам раздали для изучения книги по педагогике -

что-то вроде учебного пособия о том, каким должен быть настоящий американский
учитель. Мысль о том, что надо неустанно дарить любовь ученикам, проходила
красной нитью через каждую страницу издания. Возможно, кто-то из читателей
уже слышал, что в американской школе учеников нельзя ругать, стыдить и тем
более наказывать. Учитель должен воздействовать на ученика только позитивно,
поощряя за успехи. Кроме того, мы знали, что правила поведения в американской
школе очень демократичны. Дети могут разговаривать в классе, ходить во время
урока, сидеть в свободной позе и т.д.
Правда, меня интересовал вопрос, насколько относительна эта свобода, что по
их меркам приемлемо, а что нет, где граница между либерализмом и явным
нарушением дисциплины? Как конкретно нужно поступать, если ученик откровенно
плохо себя ведет? Как и в каких случаях нужно делать замечания, и главное, какие
слова для этого использовать? Какие действия следует предпринять, если слова
не действуют? Одним словом, меня интересовали конкретные практические
вопросы, ответ на которые мне никак не удавалось найти. Я задавал эти вопросы
администрации школы, коллегам-американцам, инструкторам на семинарах, но
безответно . Создавалось впечатление, что такой проблемы просто не существует.
Официальные лица твердили исключительно про любовь к детям и про
совершенствование педагога, чтобы он мог дать еще большую любовь. Вооруженные этими
знаниями, мы и шагнули в класс...
Состояние, которое все мы испытали в первые дни работы в школе, нельзя
охарактеризовать иначе, как шок и стресс. Возможно, в этом месте кто-то из
читателей злорадно улыбнется и скажет: "А что же вы ожидали?" И будет прав.
Конечно, мы, пускаясь в эту авантюру, были готовы ко всему, в том числе к
языковым проблемам, различию менталитетов и правил поведения. Но никто из нас не
был готов к тому, с чем мы реально столкнулись.
Хорошо помню свое состояние в первый день начала занятий. В тот день я
прибыл в школу за час до начала урока. Стою в классе у доски и пишу на ней мелом
число, тему урока...ив этот самый миг вдруг очень остро ощущаю какое-то
состояние угнетенности. Я понимаю, что совершил большую ошибку, пустившись в
эту авантюру, что вот он настал, момент истины! Шутки кончились, закончились
приятные вводные семинарчики, еще несколько минут, и наступит суровая
реальность. . . К счастью, это состояние продолжалось недолго, я быстро взял себя в
руки и сконцентрировался на предстоящем моменте.
Итак, звенит звонок, и в класс начинают заходить американские ученики...
Боже, какое поразительное разнообразие цвета кожи, разреза глаз, строения
тела, одежды! Пирсинг на всех открытых взору частях тела, причем у
представителей обоих полов. Прически... я видел некоторые из них в кино, но не думал,
что они существуют в действительности.
Я максимально собран, но чувствую, что где-то глубоко во мне уже начинает
зарождаться паника. Несколько учеников подходят и что-то спрашивают, а я с
ужасом осознаю, что не понимаю ничего из того, что они мне говорят. В ответ
либо что-то бубню себе под нос, либо делаю вид, что ничего не слышал. Ученики
отходят, удивленные неадекватным поведением учителя. Звенит звонок,
возвещающий о начале урока, и, обрадованный тем, что не нужно больше слушать их
вопросов , наконец, начинаю говорить я. Поскольку готовился к первому уроку и
практически заучил свои первые предложения наизусть, то говорю складно, не
сбиваясь. Уже начинаю гордиться собой, как замечаю странное выражение глаз
моих учеников. Минуту через три с ужасом осознаю, что мои ученики не понимают
практически ничего из того, что говорю им я...
Но это не самое страшное, так как это самый первый день. Ученики еще
только присматриваются к преподавателю, как бы оценивая его, и пока не позволяют
себе лишнего. Ягодки начнутся несколькими днями позже...
Ощущения, пережитые мною в последующие дни, были поистине незабываемы. Сей-

час я уже не помню конкретных эпизодов из первых недель и месяцев моего учи-
тельствования в Америке. В памяти осталась лишь общая картина: в классе
полнейший бардак. Удержать дисциплину на должном уровне не удается никакими
усилиями. Каждую минуту кажется, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля.
Никакие мои слова не действуют, известные мне меры наказания и иного
воздействия тоже.
Такое ощущение, что этим ученикам нет никакого смысла пытаться хоть что-то
объяснять... Ясно, что эти молодые люди приходят в школу для чего угодно, но
только не учиться. Кажется, что они вообще не знают, что такое учеба в нашем
понимании этого слова. За редким исключением они не способны даже просто
усидеть за партами. Наивысшим проявлением мыслительного процесса и кооперации с
учителем, в их понимании, является выкрикивание с места ответов на вопрос
учителя. Молодец тот, кто случайно угадал ответ.
Частенько я как бы смотрю на себя со стороны и задаю себе вопрос - а что я
здесь, собственно, делаю? Помню, что по силе эмоционального и
психологического стресса эти дни были настолько тяжелы, что сейчас я ставлю их на один
уровень с самыми трудными и неприятными периодами моей жизни.
Не зная броду,
не суйся в воду
Лишь позже я начал понимать, в чем заключались проблемы. Часть их была
связана с отсутствием реальных знаний об американской школе, а также с
национальными, культурными и языковыми различиями между американскими и
российскими учениками.
Самая очевидная проблема, конечно же, языковая. Как я уже упоминал, в
первые дни ровным счетом ничего не понимал из того, что говорят ученики. Их язык
очень сильно отличается от официального английского, на котором разговаривают
учителя-американцы. И если я разбирал то, что говорили мои коллеги на
различных вводных тренингах и собраниях в школе, то детей не понимал совершенно.
Во-первых, их речь - это сплошной сленг. Вспомните, все ли вам понятно из
того, что говорят наши подростки? Во-вторых, многие мои студенты говорят с
особенным произношением. Любой черный, если захочет, может сказать "по-
английски" так, что даже белый американец его не поймет. В принципе, они
могут говорить и на вполне нормальном английском. Но тот язык, на котором
общаются друг с другом, совершенно особенный. В основу положены английские слова,
но их произношение лишь отдаленно напоминает английскую речь. Передача смысла
и эмоций осуществляется в большей степени интонациями, тембром голоса, и
частотой звука. Словарный же набор большой роли не играет. Вот на таком своем
языке они постоянно стремятся заговорить и с учителем.
Так вот, как, вы думаете, должен чувствовать себя учитель, к которому
обращаются ученики, а он не понимает вопроса? Очень часто они просто спрашивают
разрешения что-нибудь сделать: сходить в туалет, поточить карандаш, взять
какой-нибудь предмет, пересесть к другому ученику и т.д. В первые дни смысл
вопросов мне был непонятен, и передо мной стояла дилемма - разрешить или нет.
Разрешать все нельзя. Запретить все - тоже. Помню, что в самом начале, пока я
не научился распознавать смысл вопроса, разрешал и запрещал через раз.
Еще я мучился из-за того, что не мог должным образом пожурить за плохое
поведение . Вначале ученики никак не реагировали на мои замечания, и я не мог
понять почему. Оказалось, что для общения со студентами существует
специальный язык: конкретные слова и фразы, используемые исключительно в классе. Их
невозможно найти ни в каких словарях и учебниках английского языка, тем не
менее, именно эти и только эти фразеологические выражения используются
учителями. Но что самое главное, эти фразы очень четко улавливаются и понимаются

учениками. Они привыкли их слышать с самого первого класса. Та же мысль,
сказанная другими словами, не оказывает на них никакого действия. Причем важны
даже не только сами слова, сколько интонация, с которой данная фраза сказана.
Чтобы было понятнее, о чем идет речь, представьте себе, что вместо привычного
"Сидеть!" вы говорите собаке: "Шарик, я тебя очень прошу, будь умницей и не
сходи со своего места". Не стоит рассчитывать, что Шарик вас послушает.
Когда я стал использовать услышанные мною от других учителей привычные для
учеников фразы, их реакция на мои замечания разительно изменилась.
Но основные мои проблемы были связаны отнюдь не с языком. Худо-бедно дети
начинали меня понимать, и я сам понимал их с каждым днем все лучше и лучше.
Основная трудность была в том, что мы не знали, как управлять этими детьми.
Нам никто не рассказал и не показывал этого, несмотря на все наши настойчивые
просьбы. Все мои русские коллеги испытывали одинаковый шок и стресс, включая
тех, кто прекрасно знал английский. Наш российский педагогический опыт
абсолютно не срабатывал в американских условиях. Более того, я заметил, что чем
богаче был российский опыт, тем труднее приходилось моим коллегам. Так,
например, Лариса Евгеньевна - заслуженный педагог с двадцатилетним стажем,
ревела , чуть ли не каждый день.
Наша беда была в том, что мы не имели никакого представления о том, что
такое американская школа. Я и мои коллеги пробовали действовать, опираясь на
российский опыт, на наши понятия о том, что хорошо и что плохо. Мы питались
применить к ученикам известные нам российские способы воздействия, которые,
как выяснялось, совершенно не срабатывали. Помню, я пару раз в качестве
наказания заставил своих студентов встать и стоять, как это делается в России.
Ученик при этом послушно вставал и удивленно смотрел на меня. Одновременно на
происходящее с интересом взирал весь класс, пытаясь догадаться, такое учитель
задумал. Все дело в том, что такая мера наказания не применяется в
американской школе. Поэтому дети даже и не понимали, что это я их, таким образом,
наказываю. И так было практически со всем, что я предпринимал.
Сложность была и в том, что каждый мой класс состоял из черных и
мексиканцев: примерно половина на половину. Белых учеников было трое на все мои шесть
классов!
К тому же пять из шести моих классов были девятые, (возраст нашего
восьмого) . Думаю, российские учителя меня поймут. Стиль поведения черных детей
этого возраста - вообще предмет для отдельной книги. Они очень активны физически
и так подвижны, что просто не способны ни минуты сидеть спокойно. Чтобы как-
то подвигаться, они тянут руку, просят, например, разрешения поточить
карандаш (американские студенты почти не пишут ручками, предпочитая им обычные
карандаши) . Поэтому в каждом классе есть стационарные точилки, к которым они
могут подойти и поточить свой карандаш. Так вот, ученик идет к точилке, точит
карандаш секунд тридцать, пока не сточит половину, и на обратном пути,
проходя между партами, успевает сотворить неимоверное количество движений:
толкнуть сидящего, отобрать листок бумаги, подкинуть листок бумаги, стащить
карандаш и т.д. Причем делает он это настолько быстро и искусно, что даже дух
захватывает. После этого его хватает минут на пять, и он снова начинает
ерзать .
И таких учеников в классе чуть ли не треть. Они постоянно вскакивают,
прохаживаются по классу, что-то выкрикивают. Даже сидя за партой, находятся в
постоянном движении. Ни о каком чтении учебника не может быть и речи. Они
гораздо комфортнее ощущали бы себя в другом месте, но правительство решило, что
дети должны сидеть за партами. В результате в школе комфортно они себя
ощущают только в спортзале и на перемене, а на остальных уроках просто страдают.

Упор лежа принять
Позже я заметил, что даже американским учителям-первогодкам было очень
тяжело. Я видел, в каком подавленном и опустошенном состоянии они выходили из
школы после уроков. Опытные же коллеги подбадривали нас и говорили, что
трудно первые полгода, потом будет полегче.
Постепенно, присматриваясь к своим американским коллегам со стажем, мы
стали замечать, что свободой и любовью в их классах, в общем-то, особо не
пахнет. Напротив, слышны командирским тоном отдаваемые приказания и налицо
безропотное исполнение со стороны учеников.
А тренеры школьных команд по футболу и баскетболу обладают над своими
подопечными просто неограниченной властью. Стиль их общения со своими подопечными
больше напоминает армейский. За любую провинность они просто кладут их в упор
лежа либо строят и, бывает, приводят особо отъявленных в чувство ударом
кулака в грудь. Причем я видел, как белый тренер, таким образом, воспитывал
черного студента - случай для Америки уникальный.
Что интересно, студенты покорно сносят такие методы воспитания. Авторитет
тренера безграничен. Для них он царь и бог. Помню, как один из тренеров даже
предложил мне свою помощь в усмирении буйных: "Вы только назовите мне имена
тех, кто мешает вам вести урок". Что интересно, по существующим правилам
студент лишается права участвовать в командных играх, если не успевает хоть по
одному из обязательных предметов. Поэтому члены спортивных команд стараются
вести себя хорошо, и учится хотя бы на троечку, чтобы не вылететь из команды
не подвести, таким образом, коллектив. К сожалению, далеко не все студенты
принадлежат к той или иной сборной команде...
Постепенно, глядя на коллег-американцев, мы тоже стали закручивать гайки,
но время было упущено. У детей уже сформировался стереотип, что у этих
странных русских можно себе позволить все.
Через какое-то время мы поняли и главную причину наших проблем с
дисциплиной. Оказывается, нас распредели в одну из самых неблагополучных школ
дистрикта с очень высоким процентом трудных детей. Она расположена в районе, где
проживает низший слой общества. По сути дела, многие из моих учеников были
загнаны в школу против их воли силой американского закона. Они бы с
удовольствием не посещали школу совсем, но в США, и в России, по закону ребенок до
определенного возраста не может находиться дома или на улице. Он должен быть
в школе. Администрация школы и дистрикта всеми силами старается не отчислять
ученика из школы даже за серьезные нарушения. Есть статистика - большая часть
отчисленных из школы афроамериканцев впоследствии в кратчайшие сроки
оказывается в тюрьме. Для того чтобы держать таких под контролем, в каждой школе
есть штат полицейских.
Надо сказать, что сидеть без дела им не приходится. Редкий день в школе
обходится без драки. Иногда их бывает по две-три на день. Многие инциденты
остаются незамеченными учителями и полицией. Причем драки здесь отличаются от
драк в российской школе. У драк в наших школах есть какая-либо основа. Обычно
двое выясняют отношения в туалете или за школой на улице. Иногда трое-
четверо избивают одного. Все это делается втихую.
Здесь же драка - это элемент культуры, своеобразное состязание, несмотря на
всю свою серьезность. Если двое дерутся, то вокруг моментально собирается
толпа, которая в полном экстазе начинает скандировать: Fight! Fight! Причем в
толпе и юноши, и девушки. Последним это даже больше нравится. Частенько они и
сами не прочь выяснить отношения друг с другом. Драка продолжается до тех
пор, пока вызванная кем-то из учителей полиция не скручивает дерущихся и не
уводит их в наручниках. А свидетели, которым посчастливилось увидеть драку от
начала до конца, потом еще в течение десяти-пятнадцати минут после начала

урока возбужденно рассказывают менее удачливым товарищам детали
произошедшего .
Мой коллега Саша Миронычев выдвинул идею, что основная задача учителя в
школе - не учить предмету, а держать детей в классе под присмотром, чтобы они
были чем-то заняты, и никто никого не покалечил. Конечно, это несколько
утрировано, но близко к правде. В классах есть много детишек, которые могут
хорошо учиться. Но процент неблагополучных или просто неспособных учиться
настолько велик, что нормального учебного процесса, как того требует программа,
не получается.
В начале учебного года я по совету коллег-американцев попросил своих
учеников написать на листочке о том, как видят себе мой предмет, и что помнят по
этому предмету из предыдущего школьного года. Две очень примерные девочки
написали следующее: "Мы не помним ничего. Наша учительница была nice, но она
постоянно отвлекалась от урока, чтобы усмирять хулиганов и сопровождать их к
директору. Поэтому мы практически не занимались". Это ощущения нормального
ребенка от обычного класса обычной школы.
Отскочит ли голова, если
долго биться об стену?
Для завершения картины моих первых впечатлений небольшой пример,
свидетельствующий об уровне образовательного процесса в девятом классе Westbury High
Shcool.
Для начала представьте себя на месте учителя. Вы две предыдущие недели
усиленно трудились, пытаясь втолкнуть в головы своих учеников хоть что-нибудь.
Затратили на это колоссальную энергию, такую, как никогда ранее. Выложились
полностью. Причем большинство детей в классе под вашим неусыпным вниманием
занималось делом. Когда вы обращались с вопросом к классу, то даже слышали
вполне разумные ответы. Нечасто, но слышали. В целом класс работал. Вам
удалось заставить студентов переписать из учебника в тетрадки дважды, а то и
трижды главные определения. Они совершенно верно находили в учебнике ответы
на поставленные вами вопросы. Вы проходили с ними тему действия и
противодействия из раздела механики (помните такую?), и они понятливо кивали головами,
когда вы приводили примеры из жизни на эту тему. И вот теперь предстоит
контрольная работа, и вы ожидаете сравнительно высоких результатов. Результатов
своего нелегкого, но благородного труда.
Теперь представьте свое состояние, когда при проверке контрольных
выясняете , что хорошего результата нет. Что вообще нет никакого результата.
Что 10 процентов, как всегда, работу просто не делали и сдали чистые листки
или вообще ничего не сдали. Еще 30 процентов написали что-то на листках, но
искать в написанном какой-либо смысл бесполезно, 30 процентов на вопрос
"Действием каких сил объяснить тот факт, что мяч, брошенный об стенку,
ударившись, летит обратно?" отвечают: "Потому что отскакивает". 20 процентов пишут
почти правильные ответы, правда, при этом, перепутав направления сил действия
и противодействия, и лишь 10 процентов дают верный ответ. Вы рвете на себе
волосы. Как же так? Как же вы могли?!
Теперь скажите, какова будет ваша реакция на эти результаты контрольной?
Правильно! "Поставить всем двойки к чертовой матери!" И вы эти двойки
ставите, и на душе становится немного легче... Вводите эти двойки в компьютер и
видите, что текущие оценки учеников резко меняются. Теперь семьдесят
процентов личного состава заваливают цикл. А оценки за цикл выводить через три
дня...
Как вы думаете, что скажет директор школы, если увидит такие оценки?
Он скажет, что вы не справляетесь со своими обязанностями. Посмотрите, у

других учителей какая успеваемость! 20 процентов - отличники, 40 процентов -
хорошисты, 30 процентов - удовлетворительно. И только 10 процентов
неуспевающих . Вот как!
Вы начинаете чесать свою репу... Боже мой, что делать? Что делать?!
Безвыходных ситуаций не бывает. Сейчас найдем выход. Ура, нашел! Завтра же
даю им новую контрольную полегче. И вопрос задам попроще - "Что произойдет с
мячиком, если его бросить об стену?" Большинство ответит правильно - мячик
отскочит от стенки, и я поставлю им пятерки. Показатели будут лучше, и
отметки резко исправятся.
Хорошо? Да, но есть одно но... ту контрольную еще нужно проводить, потом ее
нужно проверять, выставлять оценки... Долго, лишняя работа опять-таки. Не
лучше ли пересмотреть оценки за прошедшую контрольную? И что это я на них
взъелся? В целом они неплохие ребята. И написали, в общем-то, правильно. Ну,
сам подумай. Почему мяч летит обратно? Потому что отскакивает! А что тут,
собственно, неправильного? А полетел бы он обратно, если бы не отскочил? Нет!
То-то и оно то! Молодцы дети, получите свои четверочки.
Так, теперь вы... написали бессмыслицу... А может, это и не бессмыслица
вовсе? Может, там скрытый смысл имеется? Ведь работали же детки в классе,
писали что-то у себя в тетрадках, просто так не сидели. Получите свои троечки.
А ты всего три слова написал: I don't understand? Ну что же ты? А такой
умный мальчик. Вон как по барабану бьешь в школьном оркестре! И в баскетбол
славно играешь! А ты и вовсе два слова написал: Fuck school? Ух, ты непоседа,
какой... А ну получите свои троечки с минусом. Так, Сколько теперь у меня
неуспевающих? Пятнадцать процентов? Ну, это нормально. Можно спать спокойно.
Весело вам, уважаемый читатель? Знаю, весело! А теперь станет еще веселей,
если узнаете, что в этой истории нет ни грамма вымысла. Это повседневная
реальность .
Нужны ли дополнительные детали для описания моего стрессового состояния на
протяжении нескольких первых месяцев? Уже на третий день я почувствовал, что
просто умираю, и решил, что на эту работу больше не пойду. Пакую чемоданы и
уезжаю обратно.
Так я говорил себе если не каждый день, то, по крайней мере, каждый
второй. Но, чуть остыв и придя в себя, на следующее утро снова отправлялся на
работу. Тогда я не мог себе позволить уволиться из-за финансовых соображений.
Я вложил в приезд в Америку достаточно большие для меня деньги и не мог себе
позволить просто так их профукать. Должен был если уж не заработать, то хотя
бы вернуть вложенное. Каждый день говорил себе - продержаться еще хотя бы
одну недельку, до следующей зарплаты. Вернуть хотя бы часть, а там посмотрим...
Так я выстоял первое полугодие. А во втором - действительно стало легче. И
я решил попробовать продержаться еще полгода, чтобы уже действительно что-то
заработать.
В конце учебного года мне чудом удалось перевестись в другую школу
дистрикта - Lamar High School, в одну из трех лучших школ Хьюстона. Там совсем
другие дети, и вообще это совсем другая школа. Но это уже другая история, и об
этом в следующей главе.
Глава 5. Дети с другой планеты
Единство в разнообразии
Самое первое, что можно и нужно сказать об американских школьниках, - это
то, что они совершенно не похожи российских. Для нашего человека они как люди
с другой планеты. К тому же не похожи друг на друга, прежде всего, в силу
различной этнической принадлежности. Помимо трех вышеупомянутых этнических

групп, очень много представителей стран Юго-Восточной Азии. Одним словом,
полный интернационал.
Вне зависимости от цвета кожи среди учеников встречаются как тугодумы и
неучи, так и дети с выдающимися способностями. Например, я до сих пор помню
одну из своих самых сильных студенток темного цвета кожи, которая впоследствии
была принята в Гарвардский университет. Но, к сожалению, в целом среди
черного населения высок процент экономически неблагополучных семей, где родители
не обращают должного внимания на образование своих детей. В итоге существует
прямая зависимость (о которой не принято говорить вслух) между этническим
составом учеников и благополучностью школы. Думаю, читатель уже догадался, что
чем больше цветного населения, тем хуже показатели школы. Например, в Lamar
High School 40 % белых учеников и 24 % черных, а вот в Westbury High School
белых только 9 %, зато черных 4 9 %!
Главное же отличие между белыми и черными студентами в том, что первые
более усидчивы, а вторые более подвижны и активны. Им нужно больше двигаться,
петь и плясать, что у них получается поистине бесподобно.
В таких школах, где процент черных в классе достаточно высок, а авторитет и
опыт учителя оставляет желать лучшего, на уроке может твориться что угодно.
Так, у моего коллеги Саши Миронычева, отличающегося интеллигентностью и тихим
нравом, в Westbury High School черные ученики могут во время урока вдруг
запеть или начать танцевать, и если их не одернуть, то от своих ритмов они
впадут в такое состояние, что после их уже ничем не остановишь. Понятно, что
более спокойным ученикам в такой обстановке не очень комфортно.
У меня в классе атмосфера значительно строже, с дисциплиной полный порядок.
Но стоит лишь чуть отпустить вожжи, как начинается тихий разговор, который
становится все, громче и громче и, если этого не пересечь, переходит в
нечленораздельное многоголосье с визгами и подвываниями.
Следующее отличие, которое сразу бросается в глаза, - это физическая
зрелость учеников. Во-первых, они учатся в школе на год больше, чем российские
дети, оканчивая школу не в 16-17 лет, а в 17-18. А во-вторых, под южным
солнцем гораздо раньше созревают, особенно черные, которые уже к 14-15 годам
достигают полной физической зрелости. Внешне они в этом возрасте уже ничем не
отличаются от взрослых. А сидящих в моем классе 17-18-летних учеников назвать
детьми язык просто не поворачивается. Внешне они выглядят как студенты
российских вузов.
Наверное, из-за употребления напичканной пищевыми добавками и гормонами
пищи все американские дети (и белые в том числе), очень рослые, крупные, с
широкой костью. Очень высок процент студентов с излишним весом, особенно среди
мексиканцев и черных. Это делает фигуру похожей на фигуру взрослого человека.
Не преувеличу, если скажу, что среди студенток каждая вторая афроамериканка и
две из трех латиноамериканок страдают ожирением.
Ну да бог с ней, с внешностью, пора переходить к сути. На первый взгляд
может показаться, что между всеми представителями наций и народностей вообще
нет, и не может быть ничего общего. Но, приглядевшись, понимаешь, что на
самом деле общего у них гораздо больше, чем различий. И это общее - не только
возраст. Этим общим является система взглядов и жизненных ценностей, то есть
все то, что определяется воспитанием и окружающей ей средой. Это общее как
раз и отличает их от детей российских.
Прежде всего - американские ученики невредные. У них совершенно отсутствует
озлобленность, присущая российским детям в подавляющей своей массе они добры
и приветливы как с учителями, так и друг с другом. Ни в одной из моих учениц
я не заметил стервозности, присущей многим российским девочкам. За редким
исключением не видел я и взгляда волчонка, так характерного некоторых
российских мальчиков. Американские студенты начинают сексуальную жизнь в сравни-

тельно юном возрасте, тем не менее, ни у одной из своих учениц я ни разу не
заметил вульгарного взгляда, характерного для юных россиянок. Я уже не говорю
о каких-либо пошлых шуточках, улыбочках, намеках со стороны студенток.
Пошутить на эту тему можно, но без пошлости и вульгарности.
Американским ученикам не присуща российская жестокость. Они не обижают друг
друга. Невозможно даже представить себе такие обязательные атрибуты нашей
школы, как различные группировки внутри класса и вражда между ними или
коллективная травля какого-то одного ученика. Полностью отсутствует задирание
девочек мальчиками. Ни разу не заметил издевательств над слабыми и
мягкотелыми учениками со стороны более сильных и наглых.
В хороших классах студенты подчеркнуто вежливы с учителем. Но даже в самых
плохих они видят в учителе скорее друга, чем врага. Помню, я был приятно
удивлен, когда в конце учебного года некоторые ученики подарили мне сушенные
яблоки - символ признательности учителю. Кстати, ценные подарки со стороны
учеников их родителей в американской школе не практикуются. Я уже не уже не
говорю о поборах на ремонт школы и пр. Учитель пользуется среди студентов
уважением, если он хоть что-нибудь собой представляет. Впрочем, американские
дети так же, как и наши, способны вывести из себя, но делают это не из
вредности, а просто из-за своего разгильдяйства. Кнопки на стуле у учителя
совершенно исключены.
Другой отличительный момент - американские ученики незакомплексованы и
ничем не стеснены. В классе они могут сидеть на стуле, скрестив ноги по-турецки
или закинув ногу на парту. Причем это не поза, не вызов учителю - это в
порядке вещей, даже самые примерные ученики так частенько делают. Если им
сказать, что вам это не нравится, они больше не будут этого делать в вашем
классе .
Американские студенты не испытывают никаких комплексов по поводу своего
вида. Выше уже шла речь о том, что излишним весом страдают очень многие, но это
их не сильно заботит. Тот, кто у нас обречен быть посмешищем, здесь очень
часто является душой общества.
Все дети очень просто и часто небрежно одеты. Шорты и футболка у юношей, и
та же самая футболка и юбочка у девушек. Причем и юбка, и футболка могут быть
старенькими, застиранными и чаще всего наглаженными. Наши старшеклассницы
никогда не позволят себе прийти в школу в таком виде. Комбинация элементов
одежды просто поражает наше российское воображение. О юношах я промолчу, но вот
то, что носят девушки, просто режет глаз. Как вам, например, понравится
сочетание юбки с кедами? Помните, был такой вид обуви в Советском Союзе? Здесь
они очень популярны. А самым любимым видом обуви у белых девочек являются
сланцы, да-да, те самые, с резиновой подошвой и лямочкой между пальцами, что
мы надеваем на пляж или в баню. Примечательно, что они их носят круглогодично
-ив летнюю жару, и зимой, когда температура воздуха опускается, чуть ли не
до ноля градусов. В холодную погоду под юбку девочки могут надеть спортивные
штанишки, очень напоминающие наши совковые мужские хлопчатобумажные трико с
отвисшими пузырями на коленках.
Нельзя сказать, что девушки не хотят выглядеть красивыми, просто здесь свое
понимание красоты. Кстати, взрослые белые дамочки меньше всех озабочены своим
внешним видом. Они могут приехать в магазин непричесанными, в мятых футболке
и шортах, больше напоминающих трусы. В том же виде они прогуливаются с детьми
возле своего дома или на детских площадках. Правда, на работу одеваются
соответствующе. Больше всех следят за своим видом черные женщины: они всегда
накрашены, волосы уложены и залачены.
Но то взрослые, а в школе все предельно просто. Поэтому среди учеников
совершенно исключено различие по качеству и стоимости одежды. Они не обращают
большого внимания на то, на каком автомобиле ездят они сами или их родители.

Соответственно нет дифференциации и по количеству денег либо социальному
статусу родителей. Вернее, она есть, но никак не выпячивается в общении друг с
другом.
Что такое хорошо
и что такое плохо
Следующий момент очень важный и серьезный. Я хочу остановиться на нем
подробнее. У американских студентов за редким исключением, абсолютно отсутствует
идея оппозиции учителю, школе, администрации, то, что так характерно для
российской системы в целом и российских детей в частности. Быть хулиганом и
иметь плохие оценки в американской школе не считается круто. Также не круто
пить, курить и ругаться матом. А иметь примерное поведение для мальчика не
считается зазорным. Наоборот, быть прилежным учеником и иметь хорошие оценки
в школе у них престижно (cool), а двоечники считаются не лидерами, а
неудачниками (looser). Также престижно заниматься какой-нибудь общей работой, быть
на виду. Все это является результатом целенаправленного воспитания или
идеологии в области образования.
Вспомните, как воспитываются наши дети. Вспомните, как часто в наших
фильмах главный герой противостоит системе и лицам, по своему служебному
положению эту систему олицетворяющим. Вспомните, как часто наш герой должен принять
решение, идущее вразрез с системой. И он делает это на основе своих
представлений о добре и зле, на основе своих жизненных ценностей. Он дает свою оценку
всему происходящему. Он имеет свое собственное мнение...
Все это совершенно противопоказано детям американским. За них уже все
продумали и решили. Их личные ценности должны быть адекватными с ценностями
системы. И одна из главных ценностей (выше уже шла речь об этом) - это
следование инструкциям. Чтобы быть хорошим членом общества, совсем не обязательно
делать что-то хорошее. Достаточно не делать ничего плохого, то есть не
нарушать инструкции. Принести оружие в школу плохо не потому, что это плохо, а
потому, что это нарушение вполне конкретной инструкции - пункт такой-то,
абзац такой-то. И это с детства в них усиленно воспитывается. К 16-17 годам они
уже вполне сформировавшийся продукт системы.
Один маленький пример. У меня в классе во время урока громко разговаривает
черная девочка. Честно говоря, это уже и не девочка вовсе. Ей 18 лет, и она
должна бы быть в двенадцатом классе. Но, видимо, в прошлом году завалила
несколько предметов и поэтому оставлена на второй год, теперь числится в
одиннадцатом. Это говорит о том, что проблемы у нее не только с химией. В девочке
180 сантиметров роста и не меньше 100 килограммов веса, а то и все 120. Так
вот, я делаю ей одно замечание, другое. Ноль внимания. После того как
замечания не дают результата, я, следуя инструкциям, вывожу ее из класса - для
приватной беседы в коридор, и там случайно наталкиваюсь на проходящего мимо
завуча .
Завуч, видя, что начинающий учитель в нестандартной ситуации, интересуется,
в чем дело, я все вкратце объясняю. В ответ девочка начинает утверждать, что
не делала ничего дурного. Мол, все разговаривают, и она совершенно не
понимает , почему я привязался именно к ней. Это у них наиболее частая отмазка -
"все разговаривали". Но я это уже проходил и потому вполне педагогично
замечаю: "Бритни, мы сейчас говорим не обо всех, а конкретно о тебе. Ты должна
отвечать за свои поступки". Она знает, что таковы правила: коллективное не
снимает персональной ответственности. Девочка в легком замешательстве. "Я
помогала Тиффани, так как она попросила меня объяснить ей непонятную задачу", -
изобретает она на ходу после недолгой паузы. Тут уже я в замешательстве. Я
еще не знаю, как это крыть. Но хорошо знает завуч. "А ты спросила у учителя

разрешения помочь твоей подруге?" - спрашивает она ее. Девочка опускает
глазки и говорит виноватым голосом: "Нет". Она вспоминает, что есть такая
инструкция - спросить разрешения у учителя. Она эту инструкцию нарушила. "В
следующий раз, если захочешь кому-то помочь, - педагогично продолжает завуч, -
спроси разрешения у учителя, и тогда тебя никто ни в чем не обвинит".
Я смотрю на все это и с трудом сдерживаю смех. Девочка-тетя виновато стоит
перед нами, потупив глазки. Ее поймали на нарушении инструкции. Громко
разговаривать плохо не потому, что это мешает учителю, остальным ученикам, а
потому, что существует такая инструкция. И тут я вспоминаю, что действительно
многие дети постоянно спрашивают у меня, можно ли им помочь друг другу.
О правилах
Тут уместно будет перейти к различиям между учениками двух разных школ -
хорошей и плохой.
Итак, школа худшая или, назовем ее так, среднестатистическая, которых в
нашем дистрикте 90 процентов. Учеников в ней можно условно разделить на четыре
категории.
Первая (от 10 до 20 процентов) - дети, настроенные на учебу. Они хотят что-
то понять, чему-то научиться, и очень заинтересованы в хорошей оценке.
Подчеркнуто вежливы с учителем и друг с другом.
К следующей категории я бы отнес детей, которые могли бы нормально учиться
и, как правило, нормально учатся при наличии в классе соответствующей
атмосферы. Но они заинтересованы не столько в знаниях, сколько в хорошей оценке,
так как в противном случае их ждут неприятности дома. Таких процентов 30.
Примерно столько же тех, кто настроен не учиться, а просто провести время в
классе. По большому счету им наплевать на оценку, которую они получат.
Заставить их что-либо делать в классе крайне сложно. Как правило, их родителям
совершенно безразличны успехи детей в школе. Это третья категория.
Оставшиеся 20 процентов - это просто патологический случай.
Из двух последних групп половина учеников не способна чему-либо научиться в
принципе. Причем я сейчас говорю не о тех, у кого официально медиками
зафиксированы какие-либо проблемы (learning disabilities). Таковых не более 5 %.
Причем я с удивлением обнаруживаю, что подчас среди этих студентов есть
умненькие детишки. Сейчас я говорю о тех, кто официально считается совершенно
нормальным человеком безо всяких отклонений. Так вот, у этих самых нормальных
студентов совершенно отсутствуют всякие навыки к обучению, к усвоению
материала. Мозг не приучен выполнять даже простейшие мыслительные операции. В
ходе недавней подготовки к государственному тесту ученики десятого класса
должны были ответить на вопрос: "Если деревянный брусок распилить пополам, чему
будет равна плотность каждой половинки?" Только 20 процентов ответили, что
плотность останется та же, 60 процентов - что плотность каждой половинки
будет в два раза меньше начальной, еще 20 процентов - что плотность будет в два
раза больше...
Об исключении из правил
Поговорим теперь об учениках хороших. Но, прежде всего, несколько слов о
самой школе. Мне удалось перейти в нее совершенно случайно в самом конце
моего первого года работы в Америке. В предпоследний учебный день я зашел на
сайт нашего дистрикта и с удивлением обнаружил, что требуется учитель химии в
Lamar High School - в одну из лучших, если не сказать самую лучшую High
School города. И я решил попробовать. Работать в прежней школе уже не было ни
сил, ни желания. Послал свое резюме, и в тот же самый день меня пригласили на

собеседование. А на следующий день я уже был зачислен в штат новой школы.
Директору для принятия решения, в принципе, хватило того факта, что я кандидат
наук по химии.
Оказалось, дело в том, что в этой школе есть программа так называемого,
международного бакалавриата (International Baccalaureate). Мы ее называем
просто IB-программой. В дальнейшем для краткости буду ее называть программой МБ.
Штаб-квартира этой организации находится в Швейцарии. В ней действительно
участвуют школы со всего мира, есть даже несколько из России. Причем все они
платят за свое членство в организации. Существует стандартная учебная
программа (достаточно сложная) со стандартными выпускными экзаменами. Диплом
этой организации признается большинством университетов мира, и потому для
абитуриентов он служит хорошим подспорьем при поступлении. Кроме того, при
хорошей оценке на экзамене некоторые курсы, пройденные в школе, засчитываются
как университетские, поскольку действительно таковыми и являются. Самые
продвинутые школьные курсы в этой программе, вроде преподаваемого мной
Chemistry-З, эквивалентны или даже сложнее программы первых курсов
университетов .
Разумеется, в программу МБ принимают не всех. Критерии отбора очень
жесткие . Понятно, что отношение к учебе у этих студентов совершенно иное. Да и
голова у них, как я заметил, работает. Чувствуется неплохая подготовка.
Некоторые даже очень способны. С ними просто приятно работать. Многие из них
более сообразительны, нежели был я сам в их возрасте.
Был у меня такой интересный случай. Веду урок в своем самом продвинутом
дипломном классе, том самом, преподается университетский уровень химии. В этом
классе у меня всего двенадцать учеников. Я не подготовился заранее к уроку и
веду его, что называется, с колес. Задал задачку из учебника, они решают, и
одновременно решаю её сам. Решил, заглянул в ответы в конце учебника - ответ
не сходится. Пересчитал еще раз - то же самое. Ну, думаю, американцы, даже
ответы не могут привести правильные. Обращаюсь к классу: "Кто решил задачу?"
Половина поднимает руку. Спрашиваю: "Сошлось с ответом?" Отвечают, что
сошлось. . . Я в замешательстве. Чтобы потянуть время и сориентироваться, вызываю
одного из них к доске, и тот решает задачу... Оказалось, что в данном случае
нужно использовать другую формулу. С тех пор я стал относиться к своим
студентам с еще большим уважением.
Эта категория студентов отличается высокой мотивацией к обучению. Они четко
знают, что им нужно от школы и понимают, что их будущее во многом зависит он
того, как они учатся. Очень высока состязательность в обучении. Они сражаются
за каждый отдельный балл, им очень важно получить оценку лучше, чем
одноклассники. Это балл впоследствии будет им необходим при поступлении в
университет. Дело в том, что лучшие 10 процентов выпускников каждой школы получают
от государства так называемый scholarship - средства для бесплатного обучения
в университете. Не последнее значение имеют и приобретенные знания. Эти
студенты знают цену образованию и постоянно выражают мне свою признательность за
то, что я их действительно учу.
В заключение разговора об этой категории студентов еще раз отмечу, что они
все хорошо воспитаны, очень вежливы и обходительны с учителем. С ними приятно
даже просто общаться на отвлеченные темы, что я порой и делаю. За счет таких
студентов поддерживается высокий уровень школы по сравнению с другими школами
Хьюстона.
Кстати, по результатам общенациональных экзаменов наша школа находится не
только выше среднего уровня по дистрикту и штату, но и выше среднего
общенационального уровня. А по числу выпускников, получивших дипломы, мы в первой
десятке в США и среди первых тридцати в мире среди школ, участвующих в этой
программе.

Однако было бы неправильно судить о всей школе по студентам, занимающимся
по этой программе. Программа МБ - это вещь в себе, как бы школа внутри школы.
Если же повнимательнее посмотреть на студентов в обычных классах, то они мало
чем отличаются от студентов вышеописанной Westbury High School.
Уровень их подготовки и мыслительные способности на том же уровне. Разве
что с дисциплиной дела обстоят несколько лучше. Многие из них хотят получить
если уж не знания, то, по крайней мере, хорошую оценку. Неблагополучные
ученики просто растворяются в преобладающей массе успевающих студентов. Да и
общая уже сформировавшаяся школьная среда вынуждает их держать себя в рамках
приличия.
Следует оговориться, что в дальнейшем в тексте я буду писать не столько о
своих лучших студентах, сколько об основной, преимущественно неблагополучной
в смысле знаний, массе учеников нашей школы и дистрикта. Эта публикация о
правилах, а не исключениях из правил.
Глава 6. На страже конституции
Подход к образованию является одной из отличительных национальных черт
американцев. Одновременно это их национальная гордость, признанная
демонстрировать преимущества старейшего демократического государства. Поэтому как вся
система образования в целом, так и школа как ее отдельный институт во многом
обусловлены демократическими принципами и идеями, конечно, в американском
понимании этого слова. А проще говоря, американской системой жизненных
ценностей, или если ещё точнее, официальной системой жизненных ценностей.
Отправной идеологической точкой американского образования является постулат
о равных возможностях, являющийся наряду с постулатом о неприкосновенности
частной собственности одним из столпов американской Конституции. Будучи
приложенным к институту образования, этот постулат декларирует, что все дети в
стране имеют равные возможности на получение образования независимо от уровня
доходов, социального положения, национальности и пр. По сути дела, это
попытка претворить (или сделать видимость претворения) в жизнь сугубо
коммунистического принципа в исключительно капиталистической стране.
Второй постулат не прописан в Конституции, зато им пестрит педагогическая
литература: "Несмотря на различные природные способности (английский аналог
русского понятия "умственные способности" в американской педагогике
отсутствует - Авт.), каждый ученик способен учиться". Другая версия этого
утверждения: "Все имеют одинаковые способности, просто они выражены по-разному".
Совершенно логично, что если все дети в стране имеют одинаковые шансы на
образование и одинаковые способности, то они должны иметь и одинаковые знания
как результат реализации этих шансов. На практике люди понимают, что шансы
совсем не равные, а способности и подавно. Между тем продекларированные
принципы требуют постоянного подтверждения своего претворения в жизнь. Как это
можно сделать? Очень просто: заменив два уже приведенных постулата третьим -
"Каждый ученик способен учиться, и каждый ученик в американской школе может и
должен достичь успеха (success)".
Американцы очень любят это слово success, делая акцент на том, что успех в
школе - это начало успеха в большой жизни. Здесь происходит завуалированная
подмена понятий: право на качественное образование подменяется правом на
success. Якобы это одно и то же. Мол, какая разница, у кого какие возможности
и способности, если в итоге у всех одинаковый success?
А что является мерилом этого успеха в школе? Конечно же, отметка!
Ответственность за выполнение этого принципа возлагается на школу, то есть
на директора и учителей. В том, что ученик не успевает, виноваты не он сам и
даже не его семья, а учитель и школа, так как априори считается, что сила

американского государства настолько велика, что может из любого ученика
сделать преуспевающего члена общества.
Этим утверждением о равенстве возможностей и способностей американская
педагогика сама себя загоняет в тупик. Ведь что из него следует? А то, что
высокий процент неуспевающих детей свидетельствует о недоработке государства, а
точнее, тех чиновников, которые поставлены государством на столь
ответственный пост - следить за выполнением этого принципа. Такого в демократическом
государстве быть не должно. Только представьте себе, как далеко здесь можно
зайти... Ведь сразу может возникнуть вопрос: а какие дети наиболее успевающие
и какие - наименее? Возникнут попытки анализа и классификации. Что если
окажется, что белые успевают лучше черных? Представляете, что из этого может
вырасти?! Это же, извините, расизм какой-то. А вдруг выяснится зависимость
между социальным положением родителей и успеваемостью их детей? Тогда вообще
беда ! Тогда под сомнение попадает главный постулат о равенстве возможностей.
Нужно ли говорить, что американская педагогика, будучи обремененной этими
идеологическими установками, сильно отличается от нашей. Ее суть невозможно
понять, если пытаться это делать с позиций российского менталитета, нашей
системы жизненных ценностей, да и просто с точки зрения здравого смысла. Если
попытаться объяснить ее суть нашему человеку, то единственной реакцией будут
слова: "Что за бред?".
Приведу небольшой пример. Знаете, что должен сделать настоящий педагог,
если у него в классе безобразничает ученик? Никогда не догадаетесь - настоящий
педагог в данной ситуации должен спросить себя: "А что же я делаю
неправильно, что заставляет ученика так себя вести в моем классе?"
И действительно, в американской школе в центр вселенной поставлен его
величество ученик, а все остальное вращается вокруг него (student-centered
instruction). Учитель же является по сути дела обслугой, нанятой для процесса
обучения. Для нас это кажется диковатым, тем не менее, сами американцы в эту
систему свято верят и считают ее единственно верной. Правда, не все
американцы. Скажем так, что на этом настаивают педагоги-теоретики и чиновники от
образования. Рядовые же учителя, особенно их старшее поколение, весьма
критически высказываются об этой системе. Они еще помнят то время, когда в школах не
было сегодняшнего абсурда.
Еще одно существенное отличие американского и российского образования.
В России акцент делается на преподавании теории и фактического материала.
Мы предлагаем ученикам теорему и способ её доказательства. Для умственной
деятельности даем задачи и примеры. Американцы считают более важным привить
навыки решения сугубо практических задач - real life problems. Считается, что
если студент умеет решать поставленные задачи, то фактический материал всегда
можно найти в литературе.
Это, конечно, не лишено смысла. Общеизвестно, что российское образование
слишком теоретизировало и что неплохо бы его приблизить конкретике. Но
американцы не понимают (или делают вид, что не понимают): если фактических знаний
полный ноль, то алгоритмы решения задач просто не к чему приложить.
В российской школе на уроках естествознания мы сначала в достаточно большом
объеме даем эмпирический материал, который впоследствии обобщается в правила,
теории и законы. Таким образом, наше образование выстроено в полном
соответствии с историческим развитием науки. Американцы же, наоборот, сразу
вываливают глобальную теорию или закон при минимальном количестве рассмотренных в
подтверждение примеров. Фактический материал - такой, например, как
конкретные свойства конкретных веществ, не изучается вообще. Видимо, считается, что
этим не стоит забивать студентам голову. Вместо этого предлагается учить
основополагающим законам, по которым вещества реагируют друг с другом.
По сути дела они запрягают телег впереди лошади, или точнее, вообще без ло-

шали. Без конкретных примеров общие законы не могут быть поняты и усвоены.
Занимаясь этим каждый день и, имея возможность сравнивать, я очень хорошо
вижу и понимаю это.
Недавно президент Буш издал вердикт, называющийся No child left behind, что
значит "Ни одного неуспевающего ребенка". Название говорит само за себя, и,
по сути, это дальнейшее развитие рассмотренного выше постулата о равных
возможностях. Идея для Америки не нова, но в этот раз президентский почин
получил дальнейшее развитие, непосредственно коснувшееся всех учителей-
иностранцев .
В соответствии с этим указом в школах Америки не должно остаться ни одного
несертифицированного учителя. Дли нас, работающих на основании временного
разрешения нашего дистрикта, это означало, что мы должны получить полноценный
американский сертификат. Главным же условием его получения служила сдача
экзамена по американской педагогике. Причем те, кто не имел российского
педагогического образования, принудительно направлялись на курсы за "скромную"
плату в 3500 долларов.
К моей великой радости, университетское образование было приравнено к
педагогическому. Таким образом, мне нужно было только сдать экзамен. Я как мог,
оттягивал это знаменательное событие, надеясь на то, что уволюсь раньше, чем
меня окончательно припрут к стенке. Но, в конце концов, мне пришлось пройти
через это, последним изо всей нашей команды.
Кому-то, включая вашего покорного слугу, удалось сдать этот экзамен с
первого раза. Кто-то сдал со второго. А кому-то экзамен не дался и с третьего
захода. Например, наш общий коллега Сергей Бобровник сдал его только с
девятой ходки. Самое смешное, что именно у него и было настоящее, еще советское,
педагогическое образование. Мой коллега по первой школе Саша Миронычев уже
сделал четыре попытки и до сих пор не сдал экзамен, несмотря на то, что отдал
за обучение 4000 долларов и полгода ходил на эти курсы.
Что интересно, трудности возникли в основном у тех, кто имел российское
педагогическое образование. Я же воспользовался советом моих американских
коллег, которые проинструктировали меня следующим образом:
"Помни, что это только теория, которую ты на самом деле никогда не
воплотишь в жизнь в своем классе. Не отвечай на вопрос так, как на самом деле
нужно делать в предложенной ситуации".
Таким образом, американская педагогика в большей степени все же остается
теорией, тем не менее, влияние этой теории на реальную школу более чем
заметно .
Глава 7. Методология удовольствия
Сплошной фан
Что же мы имеем на практике? Основной подход к образованию в Америке
заключается в том, что процесс обучения должен быть удовольствием. Американские
ученики ходят в школу, чтобы получать удовольствие. То have fun - как они
сами это называют. Образовательный процесс должен быть увлекательным,
интересным и ненапряженным. Противное считается насилием над ребенком.
Понятно, что усиленный мыслительный процесс не может быть "фаном". Это
американским ученикам противопоказано. Если же в процессе обучения мыслительного
процесса нельзя избежать совсем, то он должен быть сведен до минимума, а за
ним обязательно должно следовать поощрение в виде высокой оценки за решенную
задачу. Очень популярны и более простые и понятные способы поощрения
учеников , например, в виде конфетки за правильный ответ с места. В противном
случае в глазах американского школьника пропадает смысл обучения, так как знания

сами по себе не являются ценностью. Учебный процесс без вознаграждения за
труд перестает быть "фаном".
Думаю, что одна из главных целей упрощения образовательного процесса и
низведения его до примитивного игрового уровня как раз и состоит в том, чтобы
завуалировать разницу в уровне подготовки и умственных способностях
школьников. На самом деле эта разница огромная, величиной с пропасть. Поэтому
учитель вынужден давать такое задание, с которым заведомо справятся все. Очень
часто это либо игра, либо какая-нибудь поделка на уровне урока труда в
четвертом классе. В результате все остаются довольны, а ученики даже не успевают
осознать, каким примитивом занимаются. Они не понимают, что не получают
реальных знаний по изучаемому предмету...
Образовательная обслуга
Обозначим еще одно существенное различие двух образовательных систем:
российской и американской. В центре российской системы образования стоит
учитель . Авторитет Учителя и уважение к Учителю - основные слагаемые российской
школы и культуры в целом. Несмотря на то, что в последнее время ситуация с
этим меняется не в лучшую сторону, в целом уважение к учителю у нас - часть
менталитета нации. Сама этимология российского слова "учитель"; отличается от
английского teacher. Слово "учитель" может одновременно быть использовано для
обозначения духовного наставника. Teacher - это скорее инструктор, который
просто нанят для оказания образовательных услуг.
Пожалуй, ни в одной другой стране мира это не выражено так ярко, как здесь,
где абсолютно все проставлено на основу товарно-денежных отношений.
На мой взгляд, именно этот момент и является одной из основных причин
низкого уровня школьного образования в стране. Чему может научить учитель, у
которого нет авторитета? Учитель без авторитета - это не учитель, а именно
инструктор. Настоящего учителя слушают с замиранием сердца и беспрекословно
исполняют все его указания. Инструктора же можно слушать, а можно и не слушать.
За все уплачено. Услуги инструктора можно принять, а можно отказаться и
принять услуги другого. Клиент всегда прав. Что интересно, сами американцы этого
не понимают. Они продолжают выдумывать, что же еще можно сделать, чтобы
ученику жилось еще лучше, чтобы ученик прилагал ещё меньше сил, получал еще
больше "фана", а знания его улучшались.
Для достижения этих целей чиновники и теоретики от образования
разрабатывают все новые и новые методики преподавания, а реальные знания учеников, по
свидетельству американских учителей, все хуже и хуже. Еще в 2005 году
Национальная Академия наук США пришла к выводу, что научное и технологическое
лидерство Соединенных Штатов находится под угрозой. Академия, в частности,
обратила внимание на то, что американские учителя математики хуже образованы по
сравнению со своими коллегами в индустриально развитых странах мира.
Математические знания американских школьников заметно уступают аналогичным знаниям
их сверстников из 11 стран.
Чтобы исправить ситуацию, требуются срочные меры. Учителей периодически
сгоняют на посвященные новым методикам семинары, где лекторы с минимальным
педагогическим опытам, а то и вовсе без оного пытаются убедить учителей со
стажем, что все, что они дели до этого, - полная ерунда и большая ошибка.
Хуже всего то, что после этих семинаров администрация школы с большей или
меньшей настойчивостью заставляет использовать эти методики на уроке. Не
прижившись , эти бестолковые методики отмирают, им на смену приходят другие.
Самое смешное: никто и не думает спросить практикующих учителей - а что они
думают о той или иной методике? Пусть не всех, пусть хотя бы самых лучших и
заслуженных. Ничего подобного! Просто сверху спускается директива, а директор

школы должен проконтролировать её выполнение. У учителя авторитета никакого -
он просто наемный инструктор. Не нравится - не работай, на твое место найдут
другого, более покладистого.
Странно, но конечный результат работы учителя в виде реальных знаний
учеников никого не интересует. Самая главная задача учителя - четко и
беспрекословно выполнять инструкции.
Что касается администрации школы и дистрикта, то качество их работы в
основном оценивается по двум наиболее важным на сегодняшний день показателям:
результатам государственных экзаменов и проценту студентов, отчисленных из
школы либо добровольно бросивших школу. На государственных экзаменах более
подробно я остановлюсь позже, а к чему приводит стремление искусственно
удержать в стенах школы человека, который этого не желает, думаю, объяснять не
нужно.
В результате такой политики администрация школы давит на учителей, с
помощью административных хитростей запрещая им, по сути, выводить за год двойки.
То есть двойки напрямую могут быть и не Запрещены, но, поставив двойку,
учитель сталкивается с такими проблемами, что в следующий раз уже не захочет
этого делать. Такое, например, широко практикуется в последние годы в школе,
где я работаю. Хотя чаще всего, по свидетельствам учителей из других школ,
администрация особо не церемонится и просто запрещает учителям ставить
двойки, несмотря на то, что это прямое нарушение действующего законодательства.
Частенько уже с двойкой за экзамен ученик все же переводится в следующий
класс с одной лишь целью - предотвратить его отчисление из школы. Поэтому в
каждом моем одиннадцатом классе половина учеников, которым нужно преподавать
алгебру и химию, не умеют складывать вычитать и отрицательные числа...
В первый год моего учительствования в нашем дистрикте проходила кампания
под названием First Things First. Игра слов, означающая "делай первостепенные
вещи в первую очередь". Согласно этой реформе все американские школы должны
быть поделены на несколько маленьких учебных комьюнити - что-то вроде школы
внутри школы. Идея в том, чтобы ученики не рассредоточивались по огромной
школе по разным учителям, а на протяжении всех четырех лет обучения в High
School были под присмотром одних и тех же преподавателей. То есть
предполагалось создание чего-то, больше напоминающего российскую школу. Тогда учитель
будет лучше знать учеников и их родителей, и через этот контакт якобы
улучшится обстановка в классе и, как следствие, успеваемость. Все хорошо, но лес
рубят - щепки летят.
Предполагалось, что дети будут сидеть в одном классе весь день, а учителя
станут приходить к ним давать свой урок. Каково? Учитель, и без того по сути
бесправный, становится в еще более унизительное положение обслуги ученика. К
тому же один и тот же учитель естествознания будет преподавать все три
предмета: биологию, химию и физику. Можно ли знать все эти три предмета одинаково
хорошо, так, чтобы преподавать их действительно на должном уровне? Об этом
реформаторы просто не задумываются. Да и зачем? Цель реформы не в том, чтобы
повысить реальные знания учащихся. А в чем? Да в том, чтобы каждый ученик в
школе имел успех. А это совсем не одно и то же.
Двоечник, получи
свои 69 баллов
Такой взгляд на образование находит свое отражение и в принятой в стране
системе оценок знаний. Их система не пятибалльная, как у нас, а стобалльная и
выражена в процентах. Давайте сравним эти две системы, для чего вспомним,
какие оценки ставили нам в детстве наши учителя. Допустим, контрольная работа,
в ней десять примеров. Сделал правильно все десять - пятерка. Девять - пять с

минусом. Шесть-восемь - получи свою четверку. Три-пять - троечка. Ну а дальше
уже двойка. Конечно, это все зависит от учителя. Но бесспорно одно: если ты
сделал хотя бы половину задания, то можно смело рассчитывать на положительную
оценку. Посмотрим, как у них.
Теоретически в случае с десятью примерами каждый пример должен давать
десять процентов. В итоге будет сто. На первый взгляд, это замечательно -
сведен до минимума субъективизм учителя и ученик получает строго то, что
заслужил. Все хорошо, но есть одно "но". В стране с самым передовым образованием
по логике должно быть и самое высокое качество образования, что непременно
должно находить свое отражение в высоких результатах. Так вот, планка
действительно очень высока. Неудовлетворительной считается любая оценка ниже 70
процентов.
А оценки в пределах 70 - 80 процентов удовлетворительны, но не престижны.
Таким образом, российский ученик, сделавший правильно шесть из десяти
примеров, получит четверку, а американский за ту же работу - неуд. "Вот это
сильно ! - воскликнете вы. - Вот это система так система!" Не торопитесь. Как вы
думаете, много ли учеников в классе могут правильно решить семь из десяти
примеров? А девять из десяти? Немного...
Где же выход? Он очевиден. Вернее, их даже два.
Путь первый - упростить программу! Причем максимально. Например, по
математике за первые шесть классов в США проходят то, что российские дети - за
первые три. И если даже в программе есть что-то сверх того, то это отдельный
материал, не требующий использования ранее полученных знаний и построения
причинно-следственных связей.
Путь второй еще проще - просто ставить заведомо незаслуженную оценку. Что и
происходит в действительности. Например, у большинства учителей в нашей школе
низшая оценка не ноль, а 50. Это значит, что если даже все десять примеров
решены неправильно, оценка будет 50. Очень многие учителя ставят 70 или даже
75 (по-нашему, троечка с минусом) просто за то, что ученик сдает работу,
неважно , что там написано. Однако это пример субъективный, и все здесь зависит
от учителя. А вот пример совершенно официальный.
Во всех школах нашего дистрикта классный журнал ведется в компьютере. Из
компьютера учителя оценки попадают на школьный сервер, а оттуда - на главный
сервер дистрикта. Все это обслуживает специально созданная программа. Так вот
эта программа совершенно официально не позволяет вывести оценку за четверть
ниже, чем 50 баллов. Учащийся может просто прогулять, а оценку получит не
ниже , чем 5 0.
Что интересно, в реальной жизни в Америке такие вещи не проходят. Например,
если ты сдаешь какой-либо квалификационный экзамен, например на водительское
удостоверение, и наберешь 69 процентов, то экзамен не сдан. В школе же такая
фальшь узаконена.
Будучи обусловлен критерием "фановости" и всеобщего успеха, учебный процесс
максимально упрощен. Наиболее четко это прослеживается на примере таких
"нефановых" предметов, как математика, физика или химия.
Я собираюсь остановиться именно на этих предметах еще и потому, что никто
из наших российских учителей по понятным причинам не ведет гуманитарные
предметы, поэтому я не могу объективно судить о глубине и качестве образования в
этих областях. Можно лишь попробовать провести аналогии. Что касается точных
наук, это упрощение сразу же заметно при первом взгляде на школьную
программу. Например, по математике их программа отстает от российской примерно на
три года. Физика отсутствует как таковая. По химии преподается примитив.
Но печальнее всего то, что ученики не в состоянии усвоить даже этот
примитивный материал. Вернее, они его усваивают до ближайшей контрольной работы.
На следующем уроке уже ничего не помнят. Я молчу о том, что остается в их го-

ловах через месяц или два. А это говорит о том, что проблема не столько с
программой, сколько с методикой обучения.
Поразительно, но этой сфере в американском образовании не придается совсем
никакого значения. В России в педагогических вузах есть предмет "Методика
преподавания химии" (физики, математики и т. д.), который учит будущих
учителей, в какой последовательности преподавать основные концептуальные
категории .
В США об этом и не слышали. Этот вопрос отдан на откуп учителю. Можно
сказать, что здесь, по сути, нет даже четкой образовательной программы. Вот
такая интересная ситуация - педагогика есть, а методики преподавания нет.
Вернее, методика есть, я остановлюсь на ней ниже. Но это общая методика
преподавания, а не преподавания конкретного предмета. Этот факт свидетельствует лишь
о том, что реальные знания предмета учеником никого не интересуют. Важен лишь
success, а не знания. Скоро вы поймете, что эти две категории совсем не одно
и то же.
Глава 8. Методика преподавания
или поиграем в математику
Эту главу читатель, не занятый в сфере образования, может смело пропустить.
Она будет больше интересна учителям и отчасти родителям, задумывающимся об
образовании своих чад. Если вы все же наберетесь терпения и прочитаете ее до
конца, то будете иметь более-менее полное представление о том, чем американцы
занимаются в школе.
Моя собственная дочь по прибытии в Америку пошла в седьмой класс в Johnston
Middle School. Это одна из лучших школ. А по математике она была определена в
так называемый Advanced Placement (сокращенно АР) класс. Считается, что АР
классы для одаренных и увлеченных детей, где предмет преподается по более
углубленной программе, нежели в обычном классе. Я очень внимательно следил за
ее учебной программой. Так вот, то, чем они занимались на уроке математики,
было таким примитивом, что я даже не стану утомлять читателя подробностями.
Это примерно уровень третьего-четвертого класса российской школы. И это в
сильном классе. А что же там делается в обычных?
Более-менее нормальная математика начинается в восьмом классе. Я не
оговорился - не алгебра и геометрия, а именно математика, так как никакой алгеброй
там еще не пахнет. Одна из моих российских коллег - Катерина - как раз ведет
математику в восьмом классе в Fondren Middle School. По ее словам я могу
достаточно объективно судить о том, что там делается.
Год начинается с изучения отрицательных чисел, и решаются примеры на
уровне :
5 + (-8) =?
Причем сидят ученики на этом очень долго, так как их воображение
отказывается воспринимать отрицательные числа. Как говорит сама Катя, у них нет
чувства чисел. Наиболее сложное для них - вычесть отрицательное число:
5 - (-3) =?
Или сложить два отрицательных:
- 5 + (-3) =?
Решая последний пример, они получают либо 2, либо -2, но только не -8.
После этого начинается изучение дробей и действий с дробями. Наиболее
сложным заданием по этой теме является пример типа нижеследующего:
5 1/3 - 2 5/6 =?
Справляются с этим заданием не более 30 процентов учащихся.
Следующий этап - уравнения. Самые простейшие, типа 25х = 100. Что
интересно, они решают такие уравнения не так, как в России. Я сам неоднократно на-

блюдал это. Мы, чтобы найти х , делим 100 на 25, что кажется нам вполне
логичным. Ведь х в 25 раз меньше, чем 100. Американцы делают это гораздо круче.
Чтобы найти х, они делят обе части уравнения на 25. В результате слева
остается х, а справа 4.
Круто, правда? Это может показаться очень грамотным с математической точки
зрения, но совершенно не способствует пониманию учеником сути производимых
действий. Они не успевают осознать, что х в 25 раз меньше 100, механически
выполняя показанные учителем операции.
Следующий этап - проценты. Около месяца они учатся рассчитывать, сколько
процентов составляет, например, 15 от 60. Причем опять-таки делают это чисто
механически. Они не делят 15 на 60, чтобы осознать, что 15 составляет одну
четверть от 60. Большинство из них и поделить-то это не могут без
калькулятора . Просто механически выполняют операции по данному учителем шаблону.
Будучи практически ориентированными, на математике они учатся строить
разные графики. Нет, не функции, которые даются не ранее девятого класса. Просто
учатся откладывать точки с экспериментальными данными на оси координат.
Наиболее сложным является построение так называемого Circle Graph, круга, где
процентное содержание составляющих компонентов представлено в виде секторов
(круговые диаграммы). Для выполнения этого задания им нужно рассчитать,
сколько градусов приходится на каждый сектор, путем умножения процентной доли
на 360 градусов. Несмотря на очевидную простоту, далеко не все
восьмиклассники справляются с этим заданием.
Вся вышеперечисленная программа рассчитана на полгода. Апофеозом этого
курса является решение следующего уравнения:
5(х + 3) - 7 = Зх + 12.
Но это, по словам Кати, уже является для них высшим пилотажем, и
справляются с этим заданием не более 10 процентов ее учеников.
По словам другого нашего общего коллеги Камиля Сафина, преподающего
математику в Fonville Middle School, ни один из его учеников даже при наличии в
руках калькулятора не способен ответить на вопрос - сколько яблок можно купить
на восемь долларов, если стоимость одного яблока 1 доллар 53 цента. Если бы
одно яблоко стоило два доллара, то есть числа делились без остатка, то
ученики знали бы ответ. А вот реальный вопрос с реальными числами вводит их в
полнейший ступор.
Закончив, таким образом, обучение в Middle School, ученики переходят в High
School, где еще раз выясняется, что математики они не знают.
Могу поклясться чем угодно, что более половины моих учеников в девятом
классе Westbury High School не могли выполнить простейшего действия типа
47 + (-68) =?
Что касается математики, то программа High School не сильно отличается от
программы Middle School. Теоретически самым верхом в обязательной программе
по математике являются логарифмы и решение квадратных уравнений. На практике
же большинство школ и учителей либо полностью отказываются от логарифмов,
либо просто формально объясняют, что это такое.
Когда я в конце учебного года спросил своих учеников одиннадцатого класса,
чему равен десятичный логарифм ста, то лишь двое из восьмидесяти опрошенных
дали правильный ответ. Это при том, что вопросу предшествовало краткое
объяснение, что такое логарифм.
Научиться решать квадратные уравнения среди учеников обычных классов могут
процентов 10-20. Как я уже упоминал ранее, таких предметов, как тригонометрия
или дифференциальное исчисление, в обязательной программе не предусмотрено
совсем.

Умножение в присядку
Однако главное даже не в том, что американские ученики проходят, а в том,
что они усваивают. Более половины учеников обычных классов не могут
справиться даже с элементарными математическими заданиями, несмотря на то, что
проходили это неоднократно, начиная с класса шестого и кончая одиннадцатым. А это
уже говорит о том, что дело здесь не только и не столько в программе, сколько
в методике и методологии обучения.
Основной целью обучения на уровне начальной и средней школы не является
выработка каких-либо навыков и умения мыслить. Задача - дать общее
представление о материале, суть которого сразу же после написания контрольной работы
благополучно забывается. Вместо скучного логического мышления ученикам даются
игровые шаблоны-схемы, с помощью которых они должны решать те или иные
примеры и задачи. Никакого понимания производимых действий при этом нет.
Впоследствии для решения другого типа задач им даются другие шаблоны. Эти шаблоны
наслаиваются один на другой. В результате в головах обучаемых образуется
какая-то дикая смесь обрывочных знаний и отдельных кусков всех этих схем-
шаблонов .
Например, каждый американский ученик с начальной школы знает поговорку
"Please Excuse My Dear Aunt Sally". Этот шаблон подсказывает порядок
выполнения математических операций. Первое слово please начинается на ту же букву,
что и parentheses, что означает "скобки". Это означает, что в первую очередь
нужно делать то, что в скобках. Далее следует степень, потом умножение,
деление, сложение и вычитание. Зазубрил эту поговорку - и никакой тебе скучной
логики. При этом они не понимают, что для умножения и деления важен порядок
следования действий в записи числового выражения (аналогично для сложения и
вычитания). Если они видят пример:
6: 3*5=?
то они сначала умножат 3 на 5, а потом разделят 6 на 15 и получат ответ 0,4
в строгом соответствии с шаблоном-поговоркой.
Думать же логически и разбираться в задаче они не приучены. Таких любимых
нами в детстве Задач, как "Из пункта А в пункт Б вышел поезд" в их учебной
программе нет совсем. Я очень сомневаюсь, что даже американские ученики
старших классов смогут решить такие задачи.
Вместо логического мышления дети в школе обучаются играм и манипуляциям.
Они на сравнительно короткий срок (как правило - до конца урока, в лучшем
случае - до ближайшей контрольной) обучаются простым операциям-схемам, суть
которых - что куда и как перенести или передвинуть. Вот, например, как их
учат переводить метры в сантиметры.
Перед учениками шкала, на которой расположены приставки единиц измерения,
начиная от меньших слева, заканчивая крупными справа:
милли, санти, деци, один, дека, гекто, кило.
Каждой единице соответствует ячейка. Таким образом, между метром и
сантиметром две ячейки. Чтобы записать, например, 5,372 метра в сантиметрах нужно
перенести запятую на две ячейки. Теперь самое главное - нужно решить, в какую
сторону переносить. Инструкция такова - все время переноси в сторону,
обратную движению. По нашей шкале от метров к сантиметрам мы движемся справа
налево, значит, запятую нужно перенести слева направо. Получаем 537,2 см.
Осознать, что в метре 100 см и соответственно значение, выраженное в см, будет в
сто раз больше, для них слишком сложно. Очень немногие могут понять это и
использовать на практике.
Читатель мне не поверит, но большинство учеников 11 класса постоянно
путаются, переводя граммы в килограммы и наоборот. Если они перепутали, в какую
сторону перенести запятую, то вполне могут написать:

34,5 г = 34500 кг,
совершенно не смутившись полученным результатом.
Так они и переносят знаки слева направо и справа налево, не понимая смысла
выполняемых операций. Учителя даже и не пытаются объяснить студентам, в чем
истинный смысл этих действий. Отчасти потому, что многие учителя в свое время
сами обучались по подобным методикам.
Для лучшего усвоения материала учителей принуждают использовать "передовые
методы обучения". Суть одного из них, на презентации которого мне пришлось
побывать, заключается в том, что, совершая вышеописанное действие, ученики
одновременно совершают физические движения. Они хлопают в ладоши, прыгают,
трясут вытянутыми вверх руками и в одном случае (при делении), приседая,
опускают вниз левую руку, а в другом - правую. Очень хорошо делать это все
под музыку. Здорово? Здорово! Если бы не одно обстоятельство. Все это
происходит не в детском саду и даже не в начальной школе. Такие методики
навязываются на всевозможных тренингах учителям средней школы.
Рабочие тетради
и работа в группах
Расскажу еще об одном "гениальном" изобретении американской педагогической
мысли. Кстати, эта заразная вещь в последние годы стала активно проникать в
школы российские - родители, будьте начеку! Американские учителя, особенно
гуманитарных и естественных наук, очень любят использовать так называемый
worksheet, что в дословном переводе означает "рабочий листок". В России это
называют рабочими тетрадями. Эти рабочие листки прилагаются как дидактический
материал к любому изданию учебника. Для учителя они хороши тем, что не болит
голова, какие составить вопросы и задачи - все уже продумано за него.
Рабочий листок разработан для каждого отдельного параграфа учебника и
содержит от десяти до двадцати пунктов по теме каждого урока. Каждый пункт есть
какое-либо утверждение, но в этих утверждениях пропущены отдельные ключевые
слова или целые фразы. Ученики должны вписать пропущенные слова и фразы.
Иногда дается утверждение и нужно ответить, верно утверждение или ложно.
По замыслу ученик, видимо, должен прочитать материал по учебнику, понять
его, запомнить, а потом заполнить пробелы в рабочем листке. Американские
студенты очень любят такую работу, особенно когда им разрешается выполнять эту
работу в составе небольших групп. Я, будучи начинающим американским учителем,
тоже иногда прибегал к этой форме обучения. Дал задание, и они его делают,
чуть ли не весь урок.
Как-то моя собственная дочь, учась в седьмом классе Johnston Middle School,
принесла домой такой worksheet в качестве домашнего задания по истории. Для
выполнения этого задания ей предстояло прочесть в учебнике параграф объемом
одиннадцать страниц. Это был только третий месяц ее пребывания в Америке,
английского языка до приезда в страну она не знала, и на тот момент только-
только начинала что-то понимать.
Задание было для нее невыполнимое, текст учебника оказался сложным даже для
меня. Тем не менее, я предложил ей поработать для начала самостоятельно,
педагогично рассудив, что детей нужно приучать самостоятельно преодолевать
трудности. Каково же было мое удивление, когда через часик она протянула мне
практически полностью заполненный worksheet! Причем более половины задания
было сделано правильно. Я задал ей пару наводящих вопросов, из чего мне стало
понятно, что она по-прежнему почти ничего не понимает из текста. Тем не
менее, задание выполнено - листок заполнен!
В чем же дело? А в том, что предложения в рабочем листке идентичны с
предложениями в тексте учебника. Необходимо только найти соответствующее предло-

жение в учебнике и отыскать в нем пропущенное слово...
Нужно ли говорить, уважаемый читатель, что и американские ученики поступают
совершенно так же, как это сделала моя дочь. За очень редким исключением они
не понимают того, что написано в учебнике. (Вам кажется это утверждение
абсолютно голословным? Тогда вот, пожалуйста, - данные Национального центра
образовательной статистики Америки. Согласно им, 70 % выпускников американских
школ не понимают письменный текст средней сложности. Другими словами, не
понимают того, что читают.)
Подавляющее большинство учеников не могут подобрать правильного слова, если
предложение в рабочем листке сформулировано несколько иначе, чем в тексте.
Причем в этом случае совершенно не важно, что вопрос очень простой и для
ответа не нужно даже знать предмета, что это всего лишь здравый смысл. Многие
из них не смогут написать, что вода - это жидкость, а кислород - газ, если не
найдут идентичного предложения в тексте учебника. Но авторы учебника - люди
понимающие, и потому тексты в рабочем листке и учебнике сходятся на 90
процентов .
Это еще не все. Для пущей эффективности студенты могут заполнять эти
рабочие листки не индивидуально, а в составе небольшой рабочей группы из трех-
четырех человек. Американцы очень гордятся такой системой обучения (group
work) и считают, что она гораздо эффективнее традиционной, где каждый
выполняет свое задание в одиночку. Считается, что в группе обучаемые помогают друг
другу усваивать материал. Они делятся мыслями, идеями, что-то друг другу
подсказывают и пр. Согласен, в самой идее что-то есть. В определенных условиях
такая методика может дать результат. Например, если мотивация обучаемых очень
высока, то по такой системе можно предложить решать сложные многоступенчатые
задачи. Также система хороша в выполнении лабораторных работ.
В условиях же обычной американской школы это совершенно не работает. Я
заметил, что даже в моем самом продвинутом классе, где мотивация учащихся
неимоверно высока, реально в работе участвуют один или двое членов группы - те,
что быстрее соображают. Остальные просто не могут угнаться за ходом мыслей
лидеров. В лучшем случае они успевают понять, как лидеры решили задачу. Но
понять - еще не значит научиться. Как известно, решенное другим человеком
недолго задерживается в памяти.
В обычных же классах происходит следующее. Если ученики настроены работать,
а учитель стоит над ними, то лидер выполняет задачу, а остальные просто
бездумно списывают с него. В худшем же случае они болтают на посторонние темы,
попутно что-то там пописывая на своих листочках. Читать написанное, как
правило, нет никакого смысла.
Эта форма работы хороша тем, что в результате все справляются с заданием.
Неважно, что один делал, а трое списывали, все четверо получают одинаковую
хорошую оценку. Вот она, успеваемость, вот они, показатели! Вот оно,
торжество американской системы образования, где every student can learn, every one
can be successful!!!
Устный счет на калькуляторе
Ученики 11 и 12 классов, успешно закончившие курсы Algebra-1 и Algebra-2,
не могут разделить десять в шестой степени на десять во второй. Причем они
послушно зазубрили правило (чувствуется, что это вдалбливалось достаточно
долго и упорно): "умножаем - складывай степени, делим - вычитай". Но вот
произвести эти действия правильно могут единицы. Как вы думаете, что они делают,
чтобы произвести эти вычисления? Догадались? Достают калькуляторы. Нет, они
не набирают шесть нулей после единицы. Это продвинутые дети, и у них
продвинутые калькуляторы, где есть кнопочка для работы с экспонентами! Они исполь-

зуют эту кнопочку и. . . все как один получают неправильный результат...
Оценить же полученный результат они не в состоянии. Могут, к примеру,
поделить десять в третьей степени на десять во второй (то бишь тысячу на сто) и
предъявить ответ: десять в пятой. То, что полученное число больше
первоначального, их нисколько не смущает. К тому же многие из них просто не
понимают , что десять в пятой степени - это сто тысяч, да и просто не в состоянии
осознать величину этого числа. Многие не понимают, что тысяча - это десять
сотен. И если большинство все же слышали, что миллион - это тысяча тысяч, то
представить миллион как сто раз по десять тысяч способны лишь единицы.
Устный счет не развит совершенно. Любой набор цифр повергает их в шок.
Как-то в начале своей работы в американской школе на уроке химии в
одиннадцатом классе показываю классу решение задачи на доске. После того как
собственно химическая часть решения задачи закончилась путем постановки в формулу
всех необходимых значений, получилась большая дробь: два числа в числителе,
три в знаменателе, несколько экспонентов.
Я предлагаю им самостоятельно завершить вычисления, справедливо полагая,
что это уже дело техники, и ученики 11 класса справятся с этим легко.
Наивный! Бедные учащиеся растерянно смотрят на эту дробь, не зная, какую цифру
первой ввести в калькулятор и главное - как это сделать, ведь обычные числа
чередуются со степенями. Я им предлагаю решить это без калькуляторов. По
классу проходит смешок. Они думают, что учитель так нестандартно шутит.
Тогда я приступаю к решению и начинаю с сокращения чисел. Числа простые,
специально подобранные для облегчения счета. Студенты понимают каждое мое
отдельное действие и кивают головами. Более того, начинают подсказывать, что
сократить на следующем этапе. Через какое-то время мы вместе с ними получаем
ответ, и по классу прокатывается гул восторга. Они обалдело улыбаются и
смотрят на меня как на факира. Дэвид Копперфилд отдыхает! И тут я понимаю, что за
все одиннадцать лет учебы в школе я первый учитель, кто показал им пример
устного счета.
Это все происходит в моей образцово-показательной школе, где успевающие
ученики. Они очень хотят понять, как это делается. Это прекрасные милые
молодые люди с приятными лицами, и я искренне хочу научить их чему-нибудь.
Поэтому начинаю им объяснять математику, хоть это и не моя работа. Прошу их
отложить в сторону калькуляторы и пытаюсь задействовать их логику - не работает.
Бьюсь над этим минут десять, заходя к проблеме со всех сторон - не доходит!
Тогда начинаю объяснять то же самое по американской схеме - большая
половина класса тут же улавливает суть, и весь остаток урока нормально решает
задачи. Но на следующий урок повторить то же самое могут уже лишь единицы. И это
понятно - схема не может сидеть в голове долгое время.
Полный ноль
За несколько лет преподавания химии я заметил один интересный и очень
показательный факт. Абсолютное большинство американских студентов совершенно не
понимает категории "плотность". Учащиеся одиннадцатого класса не могут
написать простейшей формулы:
Плотность = Масса / Объем
Они не в состоянии понять самой идеи плотности вещества как массы на
единицу объема. Вместо понимания им предлагается зрительно запомнить картинку в
виде круга, поделенного на три части. В верхней части находится масса, а в
двух нижних плотность и объем. Запомнить это, разумеется, невозможно, поэтому
они постоянно путаются.
В ходе недавней подготовки к государственному тесту ученики десятого класса
должны были ответить на вопрос: "Если деревянный брусок распилить пополам,

чему будет равна плотность каждой половинки?" Только 20 процентов ответили,
что плотность останется та же, 60 процентов ответили, что плотность каждой
половинки будет в два раза меньше начальной. Еще 20 процентов ответили, что
плотность будет в два раза больше...
Даже если дать им вышеприведенную формулу, то они не способны на этом
основании выразить массу или объем через две другие переменные. Это
свидетельствует о полном отсутствии логического мышления. В принципе уже только за одно
это можно смело ставить "неуд" всей американской системе образования.
Основная проблема американских студентов заключается в отсутствии базы -
минимума знаний и навыков, необходимых для усвоения более сложного материала.
Все точные науки, как известно, уже на школьном уровне используют
математические модели и соответствующий математический аппарат для описания физических
или химических явлений. Не зная элементарной математики, невозможно усвоить
ни более сложную математику, ни физику, ни химию.
Свою негативную роль в преподавании и усвоении материала играет блочная
система организации преподавания предметов. Тот факт, что каждый предмет
студенты изучают лишь один год и впоследствии к нему не возвращаются, конечно
же, не способствует пониманию и усвоению преподаваемого материала.
Например, к 11-му классу студенты совершенно ничего не помнят из той химии,
что изучали в курсе Integrated Physical and Chemical Science. Вроде бы по
количеству часов они прошли курс, адекватный одному году обучения химии и
одному году физики в российской школе, даже немного более. В российской школе по
окончании годичного курса обучения химии большинство учеников имеют основные
понятия о химических веществах, формулах и даже могут написать их. Самый
последний двоечник помнит, по крайней мере, формулы воды, серной и соляной
кислоты, знает, что такое атом и молекула и т.д.
Американские студенты, когда приходят ко мне на предмет "Химия" в
одиннадцатом классе, не знают из той химии, что они учили два года назад, абсолютно
ничего. Причем я не говорю о каких-либо деталях предмета. Они не имеют
представления об элементарном. Например, в чем разница между атомом и молекулой,
что такое элемент, вещество. О химических формулах не стоит даже и говорить.
Поэтому приходится всему этому учить их заново.
Сборник сказок по химии
Но вернемся к химии и физике. Или, точнее, к их началам. Хочу остановиться
на учебнике по этому предмету. Учебник выглядит потрясающе. Его хочется взять
в руки и прочитать или хотя бы просмотреть. Однако после просмотра понимаешь,
что, кроме мелованной бумаги и красочных картинок, у него нет больше никаких
достоинств. Материал учебника представлен очень описательно. На весь учебник
не больше десяти формул для расчетов и двадцати задач для решения по этим
формулам.
Тем не менее, большинство учителей при подаче материала стараются избежать
даже этих десяти формул. Учебник написан таким языком и сопровожден такими
картинками, чтобы его чтение было "фаном" и не требовало бы каких-либо
раздумий. Такой учебник был бы, наверное, хорош для детей года на два-три
помладше . Объем предложенной в учебнике информации достаточно большой, но материал
дается очень поверхностно, как в плохом научно-популярном журнале. Это просто
констатация интересных фактов. Причем фактов, никак не связных между собой.
Материалы предыдущих глав очень мало используются в последующем. Даже если
студент пожелает выучить предмет, то сделать это по такому учебнику будет
очень проблематично.
Что интересно, учебник химии представляет собой явную противоположность.
Напомню, что химия по блочной системе предлагается к изучению после вышеупо-

мянутых "основ химии и физики". Так вот, американская программа по химии,
помимо разделов, включенных в курс российской средней школы, содержит еще темы,
которые в России изучают в университете. В то же время многого из нашего
школьного курса химии просто нет в американской программе. Если посмотреть
внимательно, то становится понятно, что, собственно, исключена сама химия как
таковая - как наука о превращении одних веществ в другие. Так, вся
неорганическая химия (весь девятый класс российской программы) изложена в одной главе
"Химические реакции", на изучение которой предусмотрено всего две недели!
"Органическая химия" вообще отсутствует в программе. В то же самое время курс
содержит множество достаточно трудных и диковинных разделов, которые мне,
кандидату химических наук, пришлось вспоминать, а то и заново учить по
американскому школьному учебнику. Например, приводится уравнение Шредингера.
Одним словом, многие разделы учебника химии доступны только для
вундеркиндов . Причем таких, которые прекрасно помнят материал предыдущего курса. Но
как мы уже хорошо знаем, абсолютное большинство американских учеников не
являются таковыми.
Как, вы думаете, должен поступить учитель химии, когда перед ним сидят
отнюдь не вундеркинды, а самые обычные американские дети? Как преподать им весь
предполагаемый программой материал? Догадались? Правильно, никто из учителей
и не пытается дать детям всю положенную программу. Я был поражен тем фактом,
что большинство учителей дают не более 25 процентов от предусмотренного
программой материала. Да и те 25 процентов на очень примитивном уровне,
доступном для учеников, да еще и в силу своего понимания предмета. Причем такая
ситуация не только с химией, но и с физикой и математикой.
Знаний все меньше,
оценки все выше
А как же контроль над полученными учениками знаниями? - спросите вы. Должен
же кто-то его осуществлять?! Контроль очень своеобразный. Администрацию школы
интересуют лишь оценки. И чтобы все были довольны - и ученики, и их родители.
То же самое, по большому счету, интересует и администрацию дистрикта. Я был
просто потрясен, когда понял, что работу учителя в этом плане никто не
проверяет. Отсутствует не то чтобы контроль - нет даже какой-либо попытки
поинтересоваться: а что учителя там преподают у себя в классах? Государственная
программа вроде бы существует, но, по сути, каждый учитель волен делать то,
что хочет. Наверное, это связано с тем, что если требовать от учителя
преподавания программного материала, то логично проверять и усвоение этого
материала учениками. Если на это пойти, то успеваемость по основным предметам
будет не выше 10 процентов.
Единственной формой контроля знаний учеников является сдача
государственного экзамена, причем не в конце учебного года, а почему-то в апреле месяце.
Причем до 2001 года эти экзамены проводились только по математике,
английскому языку и гуманитарным предметам. По таким предметам, как химия, физика,
и биология, эти тесты не предусматривались вообще. Единственным критерием
знаний учеников по этим предметам служила учительская оценка. По математике
тест проводился, но задание представляло собой такой примитив, что с
контрольной для девятого класса легко справится любой двоечник-семиклассник
российской школы. Удивительно, что при этом около 30 процентов учащихся
дистрикта умудрялись завалить этот тест.
Мне достаточно трудно оценить сложность тестов по английскому языку. Во
всяком случае, ваш покорный слуга на первом году работы в школе со своим
отнюдь не блестящим английским легко справился с большинством из предлагаемых
вопросов теста для 9-го класса.

В 2002 году в области государственного контроля в Техасе произошли
некоторые изменения. Прежде всего, изменили название теста с TAAS на TAKS, и
одновременно несколько усложнили вопросы, но до сих пор они достаточно просты по
сравнению с российской программой. Чтобы убедиться в этом, можно просто
взглянуть на предлагаемые задания и вопросы. Было бы очень утомительно
приводить их здесь. Интересующиеся могут сами ознакомиться с содержанием тестов,
заглянув в Интернет по следующей ссылке:
www.state.tx.us/student.assessment/resources/release/taks/index.html или же
просто набрав ключевые слова «TAKS - test release» в поисковике Google.
Нужно ли говорить, что форма всех тестов - Multiple Choice, где студенты
должны просто выбрать один ответ из четырех предложенных.
В 2002 году ввели объединенный тест по естественным предметам и назвали его
Science. В этом тесте 40 процентов вопросов по биологии, 25 процентов - по
химии и 25 - по физике. Еще 10 процентов составляют вопросы на общее
развитие, умение читать таблицы, графики и пр. Теперь следите за моей мыслью
внимательно .
Начала химии и физики они проходят в девятом классе, биологию в десятом,
химию в одиннадцатом и экзамен сдают тоже в одиннадцатом! Гениально, не
правда ли? Как много материала студенты будут помнить по прошествии года или
двух? Почему бы не протестировать знание предмета по окончании курса в конце
учебного года? - спросите вы. Ответа на этот вопрос не существует. Во всяком
случае, американские учителя его не знают. Хорошо лишь то, что такое явное
несоответствие тестируемых вопросов с пройденным материалом компенсируется
легкостью вопросов.
Меня больше всего удивило именно это несоответствие содержания вопросов
государственного экзамена государственной же учебной программе. Следующим
впечатляющим моментом было то, что все вопросы очень общие и не требуют особых
знаний предмета. Они вроде бы по предмету, но в то же время и не по предмету.
Большинство представляют собой, как это называют сами американцы, common
sense, что значит "здравый смысл". Вопросы составлены так, что любой более-
менее развитый ученик может легко ответить на 70 процентов из них.
Сами посудите, нужны ли какие-либо особые знания химии, физики или
биологии, чтобы ответить на вопрос "Что станет с рыбой, если в воде сократиться
содержание кислорода?" Или как вам следующий вопрос: "Вода зимой в водоеме не
промерзает до дна, потому что лед, образуемый на поверхности, обладает
свойствами: а) интерференционными, в) теплоизолирующими, с) электропроводными, d)
магнитоотталкивающими?"
Интересно, какой ответ может выбрать любой человек, если он не абсолютный
кретин? Еще больше подобных вопросов вы можете увидеть сами на
вышеприведенном сайте. Все, что вам нужно для получения этого удовольствия, - знание
английского .
Теперь давайте поговорим о самом интересном. Как вы думаете, в департаменте
образования штата знают о положении вещей в школе? Вопрос риторический. Что
же они там ничего не делают? - спросите вы. А что они могут сделать? И зачем?
Повысить требования? Тогда не 30, а 80 процентов учеников завалят тесты. Как
следствие, работу сотрудников департамента признают неудовлетворительной.
Всех поувольняют, а их место займут другие, не столь умные и активные.
Желающих на такое теплое место хоть отбавляй. Работка не пыльная, а зарплаты не в
пример учительским. Так что кому это надо? Никому! Поэтому уровень
успеваемости по дистрикту и в целом по штату из года в год стабильно повышается.
Правда, я не знаю, что они будут делать, когда этот показатель приблизится к 100
процентов. Согласитесь, стопроцентная успеваемость при таком уровне
образования - уже слишком.
Но это вопрос будущего, а пока система работает без сбоев, так как устраи-

вает абсолютно всех. В этом ее прочность и незыблемость.
Глава 9. О бедном учителе замолвите слово
Аппликация как
сложный механизм
Теперь, когда у читателя уже сложилось общее впечатление об учениках,
необходимо поговорить о фигуре в образовании центральной - об учителе.
Полагаю, читателю уже понятно, как работают американские учителя?
Большинство из них предпочитают просто играть с детьми в классе, вместо того чтобы
заниматься. Даешь им какое-нибудь игровое занятие, они его 90 минут делают.
Куча "фана". Никаких тебе Затрат энергии, никаких нервов. Пока они заняты,
можно почитать книжку или по интернету полазить. А в конце урока раздаешь
оценки - четверки и пятерки. Все довольны, все смеются. Ученики хорошо
провели время и получили "фан", а заодно и хорошие оценки. Учитель, особо не
напрягаясь , достиг высокой успеваемости. А главное, все остались довольны друг
другом. Идиллия!
Как-то в моей первой школе я тоже решил провести игровое занятие. Тема была
"простые механизмы". Помните такое из механики? Рычаг, наклонная плоскость,
блок и т.д. За советом я обратился к своему со-teacher. По-русски - "соучи-
тель". Это, по сути, второй учитель в классе. Он выделяется в некоторых
случаях на подмогу основному учителю, если в классе слишком высок процент
учеников с официально признанными learning disabilities или behavior problems, что
значит "проблемы с усвоением материала" и "проблемы с дисциплиной". У меня
таких в каждом классе было человек по пять. На мой вопрос об игровом занятии
соучительница ответила, что может вообще провести несколько уроков сама. Я
несказанно обрадовался такой возможности - как это раньше не приходило мне в
голову? Надо сказать, что дама эта - американка с большим стажем работы в
школе, кандидат педагогических наук. Итак, на следующие два дня я превратился
в зрителя.
Первый день проходил в форме обычного урока. Моя коллега пыталась объяснить
ученикам суть простых механизмов в меру своего понимания этого вопроса.
Первое, что я уяснил, - она сама не понимала, что такое простые механизмы. Суть
ее объяснений сводилась к тому, что в повседневной жизни нас окружают как
простые, так и сложные механизмы. И даже внутри нашего организма полно
простых механизмов (В учебнике есть картинка, где в качестве примера рычага
приведен локтевой сустав человека.) Впрочем, такие слова, как "рычаг" или
"лебедка", в ее речи не звучали совсем.
На следующий день в классе появилась куча бумаги, старые журналы, ножницы и
клей. Задание для учеников было следующее. Найти на рисунках в журнале раз-
личные примеры простых механизмов, вырезать эти картинки и наклеить на
ватман, соответственно проклассифицировав их. При этом коллега дополнительно
сделала обзор простых механизмов, добавив, что есть и сложные механизмы -
сочетание нескольких простых. Для читателя, неискушенного в физических науках,
я напомню, что классическим сложным механизмом является велосипед.
Он объединяет в себе и рычаг, и блок, и лебедку, и много чего еще. А клюшка
в руках хоккеиста может служить примером рычага.
Так вот, сложные механизмы нужно было клеить в отдельную колонку. Простые -
в другую. Работа закипела. Все действительно были счастливы. Дети поглощены
делом, мы с ней - непринужденной беседой. В конце урока студенты сдали свои
работы, и коллега их оценила.
Каков же был результат работы? Практически никто не представил ни одного
правильного примера простого механизма. Зато у всех на листах красовались фо-

тографии автомобилей, компьютеров, телевизоров и магнитофонов из рекламных
журналов с подписью, что все это сложные механизмы. Но это не помешало
учительнице расставить оценки, некоторые из которых были вполне хорошие.
И что, все учителя-американцы такие? - спросите вы меня. Отвечаю - не все,
но многие. Если в России учитель-профан - это скорее исключение из правил и
большинство наших учителей знают предмет, который преподают, в США
неквалифицированность преподавателей - явление массовое. Сошлюсь на данные,
опубликованные в 2005 году исследовательским центром Education Trust. Согласно этому
докладу, около 24 % учителей, работающих в школах США, никогда не занимались
изучением преподаваемых ими предметов...
О пользе компьютеризации
В первой моей школе в соседнем классе учительница-американка - черная
женщина лет эдак 55-60 - вела информатику. Одета небрежно, взгляд совершенно
ничего не выражает. Как-то в самом начале школьного года я не мог разобраться
со своим классным компьютером и имел неосторожность обратиться к ней за
помощью. Мне казалось, что это логично - человек преподает информатику,
компьютеры в ее классе на каждом столе. По последовавшим ответам я понял, что эта
дама вряд ли знает, как включить компьютер в сеть. Дети на ее уроках просто
стоят на ушах. Как-то я спросил нескольких из ее учеников, чему она учит.
"Ничему", - был ответ. "Что же выделаете в классе?" - спросил я. "А ничего не
делаем", - ответили дети. И действительно, проходя мимо ее класса, я
частенько наблюдал, как дети развлекались самостоятельно, в то время как она сидела
за своим столом, и спокойно почитывала книжку. Тем не менее, видимо, это
вполне устраивало администрацию школы...
Устраивать администрацию школы - важное, но не единственное требование к
американскому учителю. Нужно еще устраивать родителей. А что нужно родителям?
Думаете, знания их детей? Ошибаетесь. У большинства родителей единственное
требование к учителю - быть nice (приятным). Среднестатистического
американского учителя такое положение дел вполне устраивает. Они с детства знают, как
быть nice, - сами когда-то были учениками. А реальные знания здесь никому не
нужны.
Есть еще один момент. Очень многие родители смотрят на учителя, как клиент
на сотрудника нанятой ими фирмы. Из моих налогов ты получаешь зарплату,
рассуждают они, так и потрудись. Почему это у моего ребенка оценки плохие? Учи
его должным образом! Ты за что деньги получаешь?!
Маленькое отступление. Любая фирма в Штатах за более-менее
квалифицированный труд платит как минимум в полтора раза больше, чем зарабатывает учителя в
государственных школах. Поэтому, как правило, в учителя идут те американцы,
кого не берут на фирмы, кто больше ничего не может. Кого вполне устраивает
непыльная работа учителя. Причем большинство из американских учителей в
разговоре обязательно упоминают, что они преподают в школе, так как им нравится
работать с детьми. Конечно, есть и такие. Но их меньшинство.
Чтобы работать учителем в Америке, достаточно иметь степень бакалавра. Как
они эту степень получают, для меня остается загадкой. Из беседы с некоторыми
моими коллегами, имеющими степень бакалавра по химии, я понял, что они знают
химию чуть-чуть побольше, чем я знал ее после окончания средней школы.
Думаю, что приведенные мной примеры более чем убедительно раскрывают
профессиональный уровень американских учителей. Мне возразят, что наверняка не
все учителя такие, что найдутся и более достойные примеры. Согласен,
найдутся. И далеко за ними ходить не буду. Загляну опять-таки в соседний со мной
класс, только уже расположенный с другой стороны. Учитель там белый
американец , мужчина за сорок. Ведет тот же предмет, что и я. Сразу видно, человек

интеллигентный, образованный, отнюдь не глупый и просто приятный во всех
отношениях. У него на уроках нет бардака, напротив - полный порядок. Как вы
думаете - учебный процесс в его классе сильно отличается от учебного процесса
моей коллеги с другой стороны? Давайте посмотрим.
Урок у него идет по следующему отлаженному плану. В самом начале он дает
ученикам задание. Оно не сильно отличается у всех учителей школы и, как
правило, заключается в том, ученики переписали определенные абзацы учебника к
себе в тетрадки. Дав задание, мой коллега погружается в свой компьютер и не
вылезает из него до самого конца урока, кроме как для того, чтобы дать пару
раз дополнительные инструкции и прикрикнуть на нарушающих дисциплину.
В течение первого своего учебного года я раз двадцать наведывался к нему в
класс во время урока по какому-либо делу и неизменно заставал его за
компьютером. Причем он пользовался не школьным компьютером, хотя тот и стоял рядом,
а своим личным ноутбуком, который неизменно был подключен к интернету. При
моем появлении он улыбался дежурной американской улыбкой и прикрывал крышечку
ноутбука так, чтобы я не мог видеть, что на экране. Из этого следовало, что
там все что угодно, но только не связанное с учебным процессом. Я строил
различные предположения относительно того, чем он мог заниматься, начиная от
операций в онлайне на фондовой бирже, кончая банальной порнографией или
играми, но это так и осталось для меня загадкой. В любом случае мужик был очень
далек от дел школьных.
Звездные войны
на уроке химии
Должен заметить - все эти мои примеры из худшей школы. Давайте посмотрим,
как обстоят дела в образцовом учебном заведении.
В школе, кроме меня, еще пять учителей химии, преподающих (вернее,
преподававших до моего прихода) все возможные уровни этого предмета. По идее мы
должны регулярно контактировать - обсуждать текущий материал и планы уроков
на ближайшую перспективу. Директор школы требует, чтобы все учителя, ведущие
один предмет, шли примерно в ногу. Поэтому в самом начале работы в этой школе
я бегал за своими новыми коллегами, пытаясь призвать к обсуждению материала.
Но мне никак не удавалось это сделать. Дальше общих слов дело не шло. Они
упорно не хотели обсуждать это не только со мной, но и друг с другом. Где-то
через месяц я, наконец, понял, что каждый из них просто преподает то, что
хочет . Так им гораздо легче.
Я не очень переживал по поводу своих обычных классов. На них всем по
большому счету наплевать. Но IB-классы не давали мне покоя. Это визитная карточка
школы, и поэтому они находятся под постоянным контролем администрации.
Поэтому я беспокоился, что моя программа будет отличаться от той, что дает в своих
классах мисс Гримм, ведущая тот же курс. Мисс Гримм - белая американка
предпенсионного возраста. Имея огромный педагогический стаж, она слывет опытным
педагогом. Будучи руководителем кафедры естественных дисциплин, держится она
очень уверенно и разговаривает с коллегами достаточно надменно. Я сделал
несколько попыток обсудить с ней учебную программу, но они не увенчались
успехом по причине ее большой занятости. Единственное, что она сделала, - это
взяла посмотреть одну из моих контрольных работ на рецензию. Свое заключение
мисс Гримм сделала надменным и полным достоинства тоном, заявив, что мои
задания слишком простые для IB-класса. Я это проглотил и попросил ее
контрольную посмотреть, каков же должен быть уровень требований. Свою контрольную она
мне не показала. "Я очень сомневаюсь, - гордо заявила она мне, - что ваши
студенты справятся с моей контрольной".
Я ходил за ней еще около месяца, пока, наконец, не стал понимать, что кол-

лега просто избегает разговора со мной на эту тему. Она категорически не
хотела говорить мне, что конкретно преподает, какие дает задания, и каковы
критерии оценки знаний учеников. Потом я заметил, что она здорово отстает от
утвержденной общешкольной программы. Так, например, она более двух месяцев
сидела на вводной теме, которой по программе уделено менее двух недель. А чуть
позже мне случайно попали в руки ее прошлогодние экзаменационные билеты. То,
что я увидел, просто потрясло меня. В этих билетах не было никакой химии
вообще. Там были какие-то околохимические вопросы, но только не сама химия как
таковая. Человек, мало-мальски знакомый с предметом, никогда бы не составил
таких вопросов.
Я заволновался. С одной стороны, я должен преподавать то же, что и она. С
другой - преподавать эту ересь просто невозможно. Тогда я пошел к
координатору IB-программы мистеру Мейллому и заявил, что объективно не могу преподавать
то же, что и мисс Гримм. А потом добавил: "Мне кажется, она не до конца
понимает тот предмет, что преподает". Он рассмеялся и ответил, что я не первый,
от кого он это слышит, и разрешил мне преподавать по своему усмотрению без
оглядки на других учителей. А очень скоро от кого-то из американских коллег я
узнал, что мисс Гримм вообще не имеет химического образования. У нее всего
лишь степень бакалавра то ли по географии, то ли еще по чему-то, столь же
далекому от химии. И тут все стало на свои места.
Стараясь делать свою работу грамотно и честно, постепенно среди студентов я
снискал авторитет, как знающий свое дело учитель химии. Те из них, кто был
заинтересован в предмете, старались попасть в мой класс. Остальных мисс Гримм
вполне устраивала, так как, по их словам, в классе они ничего не делали,
приятно проводя время. Я уже привык к такому положению вещей, как вдруг в этом
году произошло интереснейшее событие, из чего стало ясно, что доля учеников,
понимающих, что происходит на уроках химии, не так уж мала.
Бывшая выпускница нашей школы Alexandra Weise на страницах региональной
газеты Houston Chronicle поделилась впечатлениями от уроков мисс Гримм. Автор
не называет имени своего учителя, но из текста сразу становится ясно, про
какого именно учителя химии данная статья. Статья называется «А breakdown of
teacher's worth». Просто процитирую отдельные моменты.
"... Мы надолго запомним наши уроки химии в М.В. Lamar HS. Мы обсуждали
политические вопросы, оттачивали свое мастерство в пародировании завучей школы,
играли в игры и, наконец, мирно засыпали, когда действие дневной нормы
антидепрессантов заканчивалось. Невероятно, как много химии мы могли бы выучить в
течение нашего 90 минутного урока, если бы учитель действительно
присутствовал в классе.
Не поймите меня неверно, учитель значился в наших расписаниях, но мы очень
быстро поняли, сколь неоднозначно может быть это понятие. Профессионал,
получающий зарплату за преподавание химии, занималась реальным обучением не более
13 минут в течение каждого урока. Если, конечно, чтение вслух ответов на
вопросы домашнего задания может быть рассмотрено как учебный процесс...
...Каждый свой день она начинала с того, что исчезала сразу после отмечания
посещаемости и возвращалась в класс через полчаса с пакетиком чипсов, кока-
колой и конфетами из ближайшего магазина. Вернувшись, она погружалась в свою
электронную почту (и иногда даже одаривала нас последними циркулирующими в
Сети шутками). После этого перемещалась в коридор пообщаться с коллегой.
Несомненно, они обсуждали, как внедрить последние революционные теории
образования в свое преподавание. Возвращалась учительница в класс за 15 минут до
завершения урока, так как это было время для ежедневного обсуждения избранных
моментов кинофильма "Звездные войн".
Я должна признать, что мои уроки химии не были сплошным разочарованием. Я
была очень заинтересована тем, почему Qui-Gon Jinn должен быть кремирован,

вместо того чтобы раствориться в сиянии подобно Yoda.
Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, почему за столько лет руководство
дистрикта не осознало, что происходило и до сих пор происходит на уроках этой
учительницы".
По идее после этой статьи директор школы или руководство дистрикта должны
были начать служебное расследование. Дело даже не в рассказе о "Звездных
войнах" и безделье на уроке - это в порядке вещей. А вот оставление класса
является грубейшим нарушением трудовой дисциплины. Мы не имеем права отлучиться
из класса во время урока даже в туалет, не найдя для себя на это время какую-
либо замену. Студентов нельзя оставлять без присмотра.
Что же вы думаете? Администрация школы отреагировала на эту статью
номинированием нашей уважаемой мисс Гримм на звание учителя года... Почему? Да
потому, что она всех устраивает. Как я уже упоминал ранее, многим студентам и
их родителям глубоко наплевать на знания по химии. На ее уроках за приятное
времяпровождение они получают хорошие отметки. Что еще нужно? Вот эта
категория и заявила, что вполне довольна уроками своего учителя.
Самое печальное то, что мисс Гримм не исключение... Складывается
впечатление , что многие американские учителя не только не могут, но и просто не хотят
что-либо делать в классе. И действительно, для этого нет никакой мотивации.
Зарплата учителя никак не связана с результатами его труда. Ты можешь быть
прекрасным учителем или же с чего не делать, деньги одни и те же.
Время от времени я устраиваю среди своих студентов анкетирование. Среди
прочих - вопрос о том, что им нравится, и что не нравится в моем классе. Это
помогает мне лучше понять их потребности, проблемы и ожидания. Американские
студенты очень открыты к такому диалогу и пишут прямо все что думают. Не
нравятся им совершенно разные вещи - начиная от температуры в классе и
заканчивая тем, что я задаю мало домашней работы. А вот в том, что нравится, они все
поразительно сходятся. Даже студентам обычных классов нравится то, что я
действительно учу их своему предмету. Некоторые пишут, что я единственный
учитель , который точно знает предмет, может его объяснить, и что в моем классе
они чему-то научились. Признаться, я был очень удивлен, когда в первый раз
обнаружил такие признания. Это говорит о том, что большинство студентов
учиться все-таки хотят и с удовольствием бы учились, если бы их чему-либо
учили.
Как же я был потрясен, когда выяснил, что и другой учитель, которому
доверено вести углубленный, по сути дела университетский уровень химии, также
имеет степень бакалавра по математике, а не по химии. Вот тебе, бабушка, и
Юрьев день. Вот тебе и хваленая IB-программа.
Кто же допускает непрофессиональных работников к преподаванию? Как читатель
уже понял, в Америке для преподавания какого-либо предмета не обязательно
иметь специализацию именно по этому предмету. Все что нужно - это сдать
квалификационный экзамен по предмету. Мне пришлось сдать такой экзамен по химии
в связи с необходимостью получения сертификата. Вкратце поясню, что он из
себя представляет. Прежде всего, 25 процентов вопросов предлагается не по
химии, а по педагогике. Оставшиеся 75 представляют собой такой примитив, что на
них легко ответят большинство моих американских учеников. Таким образом,
чтобы преподавать предмет, знать его совсем не обязательно.
Впрочем, совсем не обязательно даже уметь писать и читать. Когда эта
публикация уже готовилась к печати, мне на глаза попалась статья, опубликованная в
San Diego News, об учителе Джоне Коркоран, который 17 лет проработал в школе,
будучи абсолютно безграмотным!
Оказывается, в начальной школе маленький Коркоран так и не сумел освоить
чтение и письмо, однако учителя обращали на это мало внимания, списав его в
разряд "дурачков". В старших классах Коркоран уже сам принялся изощряться,

врать, пропускать уроки, чтобы скрыть от окружающих свою безграмотность. Он
крал тесты, просил друзей выполнять за него задания, подделывал документы и в
1956 году получил-таки свой аттестат.
Показательна в этой истории позиция родителей, которые, когда их вызывали в
школу, говорили, что у их ребенка нет никаких сложностей при чтении и письме,
просто он эмоционально неуравновешен и испытывает некие психологические
затруднения .
Безграмотность не помешала Коркорану продолжить свое "обучение" в Texas
Western College, который он благополучно закончил в 1961 году со степенью
бакалавра в области образования. Сразу после этого он устроился преподавателем
в среднюю школу Oceanside School District в Калифорнии, где отработал 17 лет!
Поражающая воображение история свидетельствует об уровне требований и
контроле за деятельностью учителя в Штатах. Показателен и сделанный Коркораном
выбор профессии. Он справедливо рассудил, что на этой работе умение читать
ему не понадобится.
Глава 10. Взрослые игры
Чтобы избежать упреков в субъективности, дополню картину обзором совершенно
объективного документа.
Вообще-то я погрешил против истины, заявив, что работа учителя никак не
контролируется. Контролируется, но весьма своеобразно. Внутри дистрикта есть
целый департамент, который отвечает за систему профессиональной подготовки и
оценки работы учителей. Называется эта структура Professional development and
appraisal system, сокращенно PDAS. Задача этой системы - способствовать
профессиональному росту учителей, а также оценивать их работу с выставлением
отметки по итогам учебного года.
Каждый учебный год работающий учитель независимо от его стажа, опыта и
заслуг обязан повысить свой уровень посредством посещения минимум сорока часов
семинарских занятий. На этих занятиях лекторы-методисты энергично пытаются
убедить учителей со стажем в том, что их методы и приемы безнадежно устарели.
Оказывается, последние достижения науки доказали, что учить нужно по-другому,
и вот сейчас методисты покажут - как именно.
Сегодняшняя американская школа наводнена огромным количеством таких "новых"
педагогических методик - так называемых learning strategies.
Меня больше всего поражает в поведении методистов тот факт, что эти деятели
ловко и без тени смущения выдают старые как мир мысли за свои собственные
разработки. Они ведут себя так, как будто открывают совершенно новый
неизвестный миру велосипед. В итоге предлагают полностью отказаться от того, что
учитель традиционно делает в классе, и начать преподавать исключительно по их
методике.
По сути дела это не педагоги, а простые маркетологи, которые рекламируют
свой товар так, как если бы это была зубная паста. И это вполне понятно -
прибыль от разработки и продажи этих новых методик не меньше, а много больше,
нежели от продажи зубной пасты. За всем этим стоят огромные деньги. Львиная
доля бюджетных денег, отпущенных правительством на образование, идет в карман
компаниям, разрабатывающим и продвигающим в государственные школы "новые"
образовательные методики. Не вызывает никакого сомнения, что внедрение этих
методик было предварительно пролоббировано в соответствующих структурах.
Поскольку деньги уже заплачены, учителям ничего не остается делать, как
сидеть и слушать лекторов-методистов. Все учителя прекрасно понимают, что им
впаривают фуфло, но никто из них не пытается возразить. То ли это бесполезно,
то ли правила игры такие.
Ниже я еще остановлюсь на этих семинарах, призванных "повысить" квалифика-

цию учителей, а сейчас перейду ко второй функции департамента - оценке
учителей .
Передо мной лежит официальный документ Houston ISD Appraisal Record,
отражающий результат оценки моей работы учителем за год, подготовленный завучем
этой школы. Это стандартный документ, совершенно одинаковый для всех учителей
независимо от стажа и предмета, будь то математика, физкультура, английский
или музыка. Оценка делается в основном по факту посещения урока проверяющим
плюс общие впечатления от учителя, сложившиеся за год работы.
Качество работы учителя оценивается по восьми показателям, каждый из
которых в свою очередь является суммой от пяти до девяти независимых критериев.
Большинство из них просто невозможно адекватно перевести на русский, так как
в нашем языке напрочь отсутствуют соответствующие эквиваленты. Для
российского ума это просто ничего не значащий набор слов. Поэтому там, где сложно
перевести, я сохранил название на английском.
Первый показатель Students Participation оценивает работу учителя по
степени вовлеченности ученика в учебный процесс. Он состоит из пяти пунктов:
непосредственно вовлеченность в обучение, успешность обучения, успешность в
критическом мышлении и решении задач. Самый интересный пункт здесь "успешность
обучения". Как вы думаете, на основании чего может проверяющий за тридцать-
сорок минут присутствия в классе сделать вывод по этому пункту? Может ли он
оценить реальные знания учеников? Конечно нет! Таким образом, оценивается
лишь степень понимания учениками непосредственно объясняемого материала. И
делается это очень просто - чем больше учеников откликается на вопрос
учителя, или, говоря по-русски, чем больше рук, тем выше успех в обучении. Какой
вопрос был задан классу - абсолютно никого не волнует. Может быть и такой:
сколько будет дважды два?
В российской школе на открытые уроки ходят коллеги, ведущие тот же предмет,
которые оценивают в первую очередь правильность подачи материала. Здесь же,
как правило, проверяющий совершенно ничего не понимает в предмете.
Следующий показатель Learner-Centered Instruction оценивает то, ставит ли
учитель в центр учебного процесса ученика. Всего девять пунктов!
Третий показатель Evaluation and Feedback on Student Progress характеризует
эффективность мониторинга учителем успеваемости учеников в ходе урока. Целых
шесть пунктов. Чисто педагогические штучки, не лишенные, впрочем, здравого
смысла.
Четвертый показатель характеризует эффективность мониторинга учителем
поведения ученика в классе. Целых восемь пунктов. Скажу честно, что в конце
своего второго года работы в американской школе я не вполне понимал значения
некоторых из этих многочисленных пунктов. И до сих пор не понимаю, как
проверяющий может оценить за 30-40 минут эффективность учителя по всем восьми
пунктам плюс шесть пунктов показателя три.
Пятый показатель Professional Communications призван отразить, насколько
эффективно и грамотно учитель общается с учениками и коллегами. Надо
признать, что в Америке этот показатель действительно актуален. Во-первых, в
школах достаточно много учителей-иностранцев, владеющих английским на моем
уровне. Во-вторых, многие учителя-американцы, особенно чернокожие, говорят
безграмотно.
Шестой показатель Professional development призван отразить работу учителя
над повышением своей квалификации. Этот показатель тем лучше, чем больше
вышеописанных семинаров ты посетил в течение года.
Седьмой показатель отражает эффективность работы учителя уже в рамках всей
школы. Это следование правилам и требованиям школы. Оцениваются участие во
всех мероприятиях и производственная дисциплина.
Восьмой показатель - эффективность мониторинга и менеджмента дисциплины

учеников в масштабе всей школы. Всего 9 пунктов.
Все грамотно и красиво, полностью соответствует основным идеям американской
педагогики. Труд не одного десятка диссертаций положен в основу этого
документа. Но сейчас не об этом. Обратил ли внимание уважаемый читатель на
содержание показателей? Заметил ли он хоть ОДИН пунктик, отражающий реальные
знания предмета учеником? Нет! Как насчет реального знания предмета самим
учителем? Тоже нет! Нет ничего, даже близко напоминающего это. Зато есть восемь
других показателей, которые, по сути, отражают, насколько точно учитель
следует инструкциям администрации школы, то есть насколько учитель послушен. Это
и есть часть государственной политики в области образования, часть
государственной идеологии.
Глава 11. Ой, мамочки!
Родители играют в американской школе очень большую роль - гораздо большую,
чем в школе российской. Это субъект неограниченных возможностей. При
грамотной жалобе родителей не то, что учитель, даже директор не усидит в своем
кресле. Конечно, встречаются совершенно адекватные родители, которым от
педагога нужна лишь информация об их детях. Однако, мне кажется, основная часть
американских родителей видят свою миссию в школе в том, чтобы защитить свое
чадо от посягательств учителя.
Претензии могут быть самые разные: от жалобы на слишком большие домашние
задания до прямого давления на учителя.
Например, частенько мне по электронной почте приходят следующие сообщения:
"Мой сын такой умница, у него по всем предметам пятерки и только по вашему
тройка. Я не понимаю почему". Начинаешь смотреть оценки - оказывается, что
далеко не все так блестяще и тройка у него не только по моему предмету. А
пятерки только три - по танцам, физкультуре и рисованию. Но это уже не важно.
Главное, что "наезд" на учителя уже осуществлен, и теперь ты - хочешь не
хочешь - будешь держать этого студента под контролем и по возможности делать
так, чтобы этот родитель был доволен success-ом своего чада в твоем классе.
Просто ради того, чтобы избежать дальнейших контактов с этим родителем.
Моему бывшему коллеге Славе Надворецкому как-то пришло следующее сообщение:
"Мистер Надворецкий, такого-то числа вы отметили в журнале посещаемости, что
мой сын отсутствовал на вашем уроке. Между тем в этот день он был в классе.
Прошу вас исправить эту отметку". Вопрос - а на основании чего родитель так
уверен, что его сын в этот день был в классе? Скорее всего, со слов самого же
сына. А что, если сын врет? Этот вариант даже теоретически не допускается.
Априори виноват учитель.
Показательный пример из моего опыта общения с родителями. Как-то в нашей
школе ввели униформу для учеников. Поскольку Хьюстон - это тропики, то
униформа включает только легкую одежду. В зимний же период в холодные дни
студенты вынуждены надевать куртки. Гардероб в хьюстонских школах отсутствует, и
потому студенты заваливаются в куртках прямо в класс. По идее они должны
оставлять верхнюю одежду в своем locker - ящике для хранения учебников и других
принадлежностей. Но, во-первых, в классе тоже частенько холодно, а во-вторых,
они просто ленятся раздеваться. И вот наша администрация решила такую
практику прекратить. Крайними, конечно же, сделали учителей. Нам сообщили, что мы
будем наказаны, если кто-либо из администрации увидит у нас в классе студента
в куртке.
В этот день в одном из моих классов одетыми не по форме оказались шестеро.
Я взял и накатал на каждого из них дисциплинарную телегу, как и полагается по
правилам. Видимо, эти мои бумажки пролежали без движения две недели, так как
только по прошествии этого срока я почувствовал резонанс. Ко мне подошел за-

вуч, наложивший на студентов взыскание, и спросил, не помню ли я каких-либо
деталей куртки, в которую был одет один из наказанных ребят. Я ответил, что
нет, и поинтересовался - в чем, собственно, дело? А дело, оказывается, было в
следующем. Студент (кстати, неплохой такой черный мальчик) заявил дома, что
он не был в куртке, и я незаслуженно его оклеветал.
Мамаша решила разобраться в ситуации. Позвонила завучу, заверив последнего,
что у него и куртки-то никакой нет, и потому он быть в куртке никак не мог.
Видимо, завуч ей не поверил и дисциплинарного наказания не снял, так как она
захотела встретиться лично со мной. Ну что же, клиент всегда прав. Если
родитель желает встретиться, мы не можем ему в этом отказать.
И вот она входит в мой класс. Полноватая черная дама лет 35. Движения
медлительны и полны достоинства. Это общая черта многих черных женщин.
Английская королева не смогла бы пройти более величественно. На лице темные очки,
глаз не видно, хотя яркого солнца в помещении, конечно же, нет. Я, соблюдая
все правила ритуала, предлагаю ей сесть и спрашиваю, чем могу быть ей
полезен. Здесь она снимает с себя очки и таким менторским тоном, как будто моя
судьба в ее руках и она еще не решила, что со мной делать, говорит: "Что вы
можете мне сказать про моего сына?"
Уважаемый читатель, это очень сильный ход. Это вместо того, чтобы спросить
меня о куртке! Ей явно нужно всего лишь одно мое неверное движение, чтобы
попытаться меня растоптать. Я осторожно интересуюсь: "Вы пришли сюда, чтобы
спросить у меня, что я думаю о вашем сыне?"
Она отвечает утвердительно. Ну что же, думаю я, если ты хочешь со мной
поиграть, то давай поиграем, и отвечаю: Your sun is a very good student. I am
glad to have him in my class ("Ваш сын очень хороший ученик. Я рад
возможности учить его в своем классе).
Она никак не ожидала от меня такого хода и несколько раз, собираясь с
мыслями, повторяет: "Интересно... интересно... И это все, что вы можете мне о
нем сказать?" Я кратко отвечаю: "Все". "За десять лет обучения вы первый
учитель, который ничего не может мне сказать о моем сыне", - продолжает она свой
наезд. "Извините, что не оправдал ваших надежд", - отвечаю я и продолжаю
молчать, глядя ей прямо в глаза. Ей нужно либо уходить, либо что-то еще
спрашивать . Она встает, идет к выходу и уже перед самой дверью поворачивается ко
мне и уже более человеческим тоном заявляет: "За десять лет ни один учитель
ни разу не назвал моего сына лгуном!" Она ждет от меня ответа, чтобы
продолжить дискуссию, но я молчу, и ей не остается ничего другого, как уйти
окончательно .
Какой учитель считается хорошим в России? В первую очередь тот, который
может дать прочные знания по своему предмету. О таких ходит добрая слава: "О,
это сильный математик!" Хорошо, если учитель строгий - значит, в классе будет
порядок. Как правило, родители стараются всеми правдами и неправдами
определить своих детей к таким учителям.
У американских родителей диаметрально противоположная оценка учителя. В
первую очередь учитель должен быть nice. Во вторую очередь он должен быть
nice. В третью очередь опять-таки nice. Есть ли к нему еще какие-либо
требования? - спросите вы. Ответ - нет! Большинство родителей абсолютно не волнует
уровень знаний, который получает их чадо. Причем это касается не только
низших слоев общества. Большинство американцев среднего класса думают абсолютно
так же.
Очень важно, чтобы учитель не перегружал ребенка. Если ребенок часто и
долго сидит над домашним заданием, это нехорошо. На такого учителя начинают
поступать жалобы. Сначала директору школы, а потом и в дистрикт. Жалобы от
родителей будут также поступать, если ученик получает недостаточно высокие, на
их взгляд, оценки.

Еще один пример. В одном из моих продвинутых классов училась белая
студентка с интересным именем Норе. "Норе" в переводе с английского означает
"Надежда". В Америке это довольно редкое имя, по всей видимости, действительно
символизирующее надежду. Сказать прямо, никакой надеждой там и не пахло, во
всяком случае, в моем классе. Девочка по своим знаниям и способностям довольно
слабенькая, одна из худших в классе. Ее мама, обеспокоенная плохими оценками
дочери, вполне логично решила вмешаться в учебный процесс, пока еще не совсем
поздно, и записалась на встречу со мной.
И вот передо мной белая американка лет сорока. Стройная, симпатичная,
хорошо одетая. Американская улыбка, характерная мимика и манера говорить с
артикуляцией однозначно свидетельствуют о принадлежности дамы к небедной и
образованной части американского общества. А умение держаться говорит не только о
деньгах, но и о довольно серьезной должности.
Обычно родители начинают беседу с учителем словами о том, что они
обеспокоены плохими отметками ребенка, хотят понять, в чем причина низкой
успеваемости и как можно помочь делу. Как правило, учителя отвечают на это так: "Ваш
сыночек (доченька) очень способный ученик. У него столько всяческих
достоинств ... Но хотелось бы обратить внимание на... "и называют какую-либо
причину из стандартного набора.
В данном случае, поскольку девочка очень слабенькая, я говорю о
недостаточной подготовке. Дама очень эмоционально восклицает: "Как это может быть - два
года назад по химии она была лучшей ученицей в классе, а теперь худшая?" Тон
совершенно безапелляционный. Проверить, действительно ли она была лучшей и
какая у нее была оценка, я никак не могу. Мне предлагается принять это на
веру. По сути, это форма манипуляции учителем. А вдруг он дрогнет и начнет
оправдываться? Я же к данной встрече подготовился и знаю, что у моей подопечной
дела не такие уж и блестящие.
Обычно у таких студентов бывают хорошие оценки по английскому, истории,
географии, танцам и физкультуре, но вот не было еще ни одного случая, когда
по химии двойка, а по математике - пять. Смотрю ее текущие оценки: так и есть
- по алгебре троечка. Поэтому я совершенно спокойно отвечаю, что не могу
знать того, что было два года назад в другом классе, с другим учителем, но в
моем классе ее дела совсем не блестящие, и в подтверждение своих слов
показываю оценки.
Оценки, по правде сказать, просто отвратительные. Родительница устремляет
свой взор на отметки и спрашивает: "А этот ноль за контрольную - она что, не
сдала свою работу?" Я отвечаю, что работу сдала, попробовала порешать все
задачи, но, к великому моему сожалению, они все решены неправильно. При этих
словах выражение лица родительницы начинает меняться. Ситуация нестандартная.
По всему видно, она никогда не слышала от учителей ничего подобного. "И вы за
это не поставили даже 70 баллов?" - спрашивает она, наконец. "Нет", - отвечаю
со спокойствием удава, и родительница понимает, что формально я абсолютно
прав, и начинает искать со мной компромисс.
Нужно сказать, что большинство американских учителей действительно
выставляют в этом случае 50 или даже 70 и лишь немногие, как и я, ставят
заслуженный ноль. Делается это для того, чтобы среднее арифметическое за семестр не
было очень уж низким. Причем я никогда не ставлю за задание ноль, если в нем
есть хоть какая-то доля здравого смысла, и если уж поставил ноль, то это
действительно ноль. И даже поставив ноль, частенько в конце семестра я меняю его
на 50, чтобы поднять итоговую оценку. Данная же мамочка про 50 даже не
заикается, она уверена, что низшая возможная оценка - это 70.
Я привел два типичных примера из своего личного опыта общения с родителями.
Можно было бы привести больше. Справедливости ради нужно отметить, что не все
родители так себя ведут. Многие действительно хотят помочь своему чаду и при-

ходят к учителю За советом. А совет-то ведь один - нужно больше трудиться. А
вот это не в их традиции. Это мы внушаем своим детям, что школа - тяжелый
труд. Мы говорим: "Папа с мамой ходят на работу, потому и вы должны
трудиться" . Представление большинства американских родителей о школе одно - это
"фан", легкое и интересное времяпровождение. Кстати, проведенный весной 2006
года опрос (его организовали агентство АР и интернет-портал AOL) показал, что
восемь из десяти родителей уверены, что абсолютно все дети, которые учатся в
школах по соседству, способны на должном уровне сдать экзамены по математике
и английскому языку. Аналогичный ответ дали менее половины опрошенных
учителей. . .
Глава 12. Апофеоз
Мы будем жить
теперь по-новому
В этой главе я опишу реформу преподавания, затеянную вдруг директором нашей
школы. Процесс ее реализации весьма показателен и очень хорошо раскрывает
систему отношений, сложившихся в американском образовании в частности и,
думаю, в американском обществе в целом. Реформа служит своеобразным апофеозом и
фальши, царящих в американском образовании. Буду вынужден подробно
остановиться на некоторых деталях - это необходимо для понимания происходящего.
Итак, школа, о которой пойдет речь, является одной из лучших в дистрикте.
Здесь работают учителя, знающие свое дело, пользующиеся признанием учеников.
Отношение администрации школы к педагогическому коллективу также до
последнего момента было хорошим. Во всяком случае, нас никогда не заставляли
просиживать часы на никому не нужных собраниях, не следили, в котором часу мы
приходим в школу и когда уходим с работы, и уж тем более не вмешивались в учебный
процесс. Делает учитель свое дело и пусть себе делает - зачем ему мешать?
Первые признаки надвигающейся грозы появились еще полтора года назад, когда
наш уважаемый директор стал настойчиво интересоваться написанием учебных
планов и выступать за синхронное преподавание одного и того же материала (дело,
кстати, действительно нужное). И вот в этом году небеса разверзлись.
Но сначала небольшое лирическое отступление. В Америке рабочий год учителя
построен несколько иначе, нежели в России, где из трех летних месяцев учителя
официально отдыхают два, а третий в большей или меньшей степени занимаются
подготовкой к новому учебному году. В Америке отпуск тоже длится два месяца,
а вот для подготовительных работ вместо месяца отводится лишь одна неделя.
Причем смысловое наполнение этой подготовительной недели совсем иное, нежели
у российских педагогов. Вместо непосредственной подготовки к учебному году в
своем классе основную часть времени мы проводим на всяческих собраниях и
тренингах . Обычно это приветственное слово директора с перечислением успехов,
которых наш славный коллектив добился в прошлом году, представление новых
учителей, обязательные по закону инструктажи по сексуальной политике, работе
с детьми с ограниченными возможностями и пр.
Оттрубить эту неделю учитель должен от и до. Рабочий день - с восьми утра
до четырех и ни минутой меньше. Все проводимые мероприятия расписаны по
минутам. Правда, строгость этого подхода компенсируется относительной
беззаботностью присутствия на всех этих мероприятиях.
В этом году вводная неделя в нашей школе началась несколько иначе. Прежде
всего, нам сразу объявили, что в школе грядут серьезные перемены, и мы теперь
будем жить и работать по-новому. По-новому будет строиться учебный процесс,
и, самое главное, по-новому будут оцениваться знания учеников и выставляться
оценки.

Для большинства учителей это был гром среди ясного неба. Стоит ли говорить,
что администрация школы, затевая эти реформы, не сочла нужным спросить мнения
педагогического коллектива о том, а что, собственно, в школе нужно бы
реформировать. Понятно, есть категория учителей, у которых нет смысла что-либо
спрашивать, - им бы день простоять да ночь продержаться, там трава расти. Но
ведь и настоящие профессионалы с многолетним опытом, знающие и любящие свою
работу, каковых в нашей школе немало. Так вот, видимо, в американском
обществе отсутствует традиция обсуждения принимаемых решений с трудовым
коллективом. Априори считается, что начальству видней.
Начиная презентацию своей реформы, директор мягко, но твердо предупредил
коллектив: кто не со мной - тот против меня, либо вы меня поддерживаете, либо
ищете себе другую работу.
Итак, суть реформы. Выше я уже писал, что в нашей школе есть классы,
занимающиеся по программе Международного бакалавриата. Программа эта, будучи
сугубо добровольной, называется дипломной, так как участвуют в ней ученики 11-
12 классов. Под эгидой этой же организации есть соответствующая программа для
Middle School, которая считается подготовкой к дипломной программе. Она
рассчитана на учеников 4-10 классов. Сокращенно называется МУР (middle years
program). Так вот директор нам заявил, что в целях повышения качества
обучения отныне в нашей школе вводится система образования по стандартам МУР.
Причем эти стандарты вводятся на обязательной основе во всех без исключения
классах! Уважаемый читатель, чтобы вам было понятно: это все равно, как если
бы в какой-то средненькой российской школе объявили, что отныне она будет
работать по программе физико-математической спецшколы.
Тут возникают два вопроса. Первый: почему у нас в High School вводятся
стандарты Middle School? Второй: как такую продвинутую программу обучения
применить к нашим Митрофанушкам? Программа эта добровольная и нигде еще не
насаждалась как обязательная. Разумеется, вслух эти вопросы никто не задал. Я
вообще редко публично выступаю, так как просто стесняюсь моего далеко не
блестящего английского. И это меня спасает: если бы не языковые трудности,
заработал на свою голову кучу неприятностей. Но самое интересное то, что никаких
вопросов не Задал ни один из присутствовавших 180 учителей-американцев.
Видимо, это просто не в их традиции - задавать начальству неудобные вопросы.
Сказало начальство: делай так, значит, это правильно - начальству видней.
Как правильно
учить и оценивать
Итак, детали реформы. Для начала директор прочитал нам коротенькую лекцию
по результатам якобы самых последних исследований в области функционирования
коры головного мозга. Основной акцент делался на то, что человеческий мозг
перестает что-либо воспринимать через двенадцать минут интенсивной
деятельности. Мысль, конечно же, правильная и, что самое главное, не новая. Советская
педагогика знала об этом еще тридцать лет назад. Но вот организационные
выводы, которые сделал наш директор, поистине революционны. Отныне на протяжении
90-минутной пары учителям запрещалось объяснять новый материал более 12
минут . Все остальное время ученикам следует заниматься любимым американским
делом - работой в группах. (Ранее я уже подробно описал эту чисто американскую
методику обучения). По лицам сидевших со мной за столом коллег я понял, что
последнее требование удивило даже их.
Однако самое революционное нововведение ожидало нас в новых правилах
выставления оценок.
Дело в том, что в этой самой МУР, помимо традиционной формы изучения
программного материала, предусмотрена дополнительная исследовательско-творческая

работа учеников. Эта работа может иметь любую форму в зависимости от
предмета. Главная идея в том, что, выполняя эту самую работу, ученики должны
продемонстрировать максимум своих знаний и творческое мышление. Такой подход
призван пробудить интерес к предмету, развить самостоятельность, способствовать
углубленному и осмысленному обучению и пр. Конечной формой работы является
отчет, например, в виде реферата. Эти работы оцениваются по вполне
определенным критериям. Так, в области естествознания предусмотрены следующие:
1. One World - единство нашего мира, научные связи между странами и
народами
2. Communications in science - средства общения в естествознании
3. Knowledge - знание предмета
4. Scientific inquiry - любознательность и заинтересованность
5. Processing data - умение обработать и представить экспериментальные
данные
6. Attitudes in science - отношение к предмету и личности качества ученика.
Любая исследовательско-творческая работа ученика должна оцениваться в
соответствии со степенью раскрытия в работе этих шести критериев.
Каждый из вышеперечисленных критериев вносит свой вклад в общую оценку.
Прекрасная по своей сути идея, достаточно распространенная и в российской
школе. (Я имею в виду саму работу, а не критерии оценки.) Только в отличие от
школы российской, где подобное дело является сугубо добровольным, в МУР это
неотъемлемая часть учебной программы. Но опять-таки только часть, которая не
отменяет традиционного обучения. По такой системе оцениваются только
реферативные работы. Ежедневное рутинное внутриклассное обучение оценивается по
обычным показателям.
Так вот, не моргнув глазом, директор заявил, что оценивать по этой системе
мы будем не только и не столько рефераты, а абсолютно все работы, включая
классные, домашние задания, самостоятельные и пр.
Напомню: у нас велик процент тех, кто к десятому классу еле-еле научился
читать, а вот простые арифметические действия выполнить не в состоянии. И
теперь все их работы необходимо оценивать по этим шести критериям?! Каково!
Как, например, оценить технику обработки экспериментальных данных учеником,
который с трудом складывает и вычитает простые числа? Как оценить знания о
мире у того, кто за всю свою жизнь не прочел ни одной книги и не выезжал
дальше соседнего торгового центра? Как оценить отношение к предмету у
студента, которого в принципе никогда не интересовало ничего, кроме баскетбола,
чипсов, пиццы и секса? Как оценить знание предмета у студента, который не
способен понять, что такое плотность?
Да что я прицепился к ученикам? Главное ведь даже не в них, а в том, что
система, разработанная для лабораторных и реферативных работ, в принципе не
пригодна для оценки обычных классных и домашних работ, какие бы умные дети в
классе ни сидели. Я мысленно попытался это приложить к своему предмету. Как,
например, оценить по этим критериям умение ученика писать химические формулы
или химические уравнения? Как оценить понимание основных концептуальных
категорий, таких, как, например, валентность? А как оценить по этим критериям
умение решать уравнения или простейшие примеры?
Другой немаловажный аспект - время. Каждый из вышеперечисленных шести
критериев состоит из множества подпунктов и оценивается по семибалльной шкале.
Одним словом, чтобы действительно проверить и оценить по такой системе одну
студенческую работу, преподавателю требуется как минимум тридцать минут!
Каждый учитель в американской школе занят полный рабочий день. Три пары плюс
полтора часа на все остальные дела, включая проверку работ, подготовку к
уроку, контакты с родителями и пр. Каждый день через руки учителя проходит 90
учеников. Чтобы проверить по этой системе 90 работ, ежедневно необходимо 45

часов времени!!! Это немножко больше, чем сутки, но, видимо, администрацию
школы это нисколько не смутило.
Для чего я все так подробно расписываю? С одной только целью - объяснить
читателю, что предлагаемые мероприятия, а простит меня мой директор, не что
иное, как полный абсурд.
Самой интересной для меня опять-таки была реакция моих коллег-американцев.
По их лицам и комментариям было видно, что все прекрасно понимают абсурдность
происходящего. Тем не менее, абсолютное большинство предпочло отмолчаться. От
всего огромного количества присутствовавших на собрании учителей прозвучало
3-4 вопроса. Надо сказать, они отлично характеризуют американскую нацию:
- А не является ли введение такой программы нарушением утвержденного
дистриктом учебного плана?
- А не является ли такой способ оценивания знаний учеников нарушением
закона штата об образовании?
- А как нам сделать то-то и то-то и одновременно не нарушить ваше
предыдущее требование?
Все вопросы носили именно такой характер. В Америке что-либо верно или
неверно, хорошо или нехорошо только в контексте того, нарушает ли это
действующий закон или инструкцию. Разумеется, наш директор на этом поле был сильнее
вопрошающих. Он сумел дать достойный и исчерпывающий ответ на все заданные
вопросы. Наконец одна из женщин начала спрашивать по существу, из чего
следовал вывод о несостоятельности всей реформы. Директор не позволил ей
договорить и вежливо, но твердо отрезал: "Вы разрушаете мою систему", - дав понять,
что разговор на эту тему закончен.
Как это водится в американской школе, директор сопровождал презентацию
своей реформы призывами к чувствам и совести слушателей в лучших традициях
нашего коммунистического прошлого. Как не подлежащую сомнению аксиому он выдвинул
слоган Every student can learn (Каждый студент способен учиться). Это значит,
что все зависит исключительно от учителя и настоящий учитель должен сделать
все возможное, чтобы каждый студент выучился.
Несогласных с этим девизом он попросил поднять руки. Никто, разумеется,
этого не сделал - все хорошо запомнили, что таковым лучше искать другую
работу.
Девиз, надо сказать, очень лукавый. Думаю, что вся идеология американского
образования заключается в этом гениально емком выражении. Кто будет с этим
спорить? Совершенно очевидно, что любого человека можно хоть чему-нибудь
научить . И совершенно очевидно, что для любого американского подростка лучше
сидеть в классе и учить хоть что-нибудь, чем мотаться по улицам.
Но вся хитрость заключается в том, что этот слоган не конкретизирует, чему
именно способен научиться каждый ученик. По умолчанию предполагается, что
тому же, чему могут научиться и все остальные ученики, то есть материалу,
предусмотренному программой. А вот это утверждение как раз и неверно. Более
половины наших учеников в обычном классе в принципе не способны усвоить
программу старших классов, так как у них напрочь отсутствуют какие-либо
предыдущие знания. Однако такая конкретизация никому не нужна. По американскую
систему образования фальшь не предполагает такой конкретизации.
Далее самое интересное - нас познакомили с новой системой оценки. В МБ-
программе предусмотрена семибалльная система оценки. Соответственно и
оценивать студенческие работы учителя теперь должны по такой системе. Тем не
менее, законы штата предусматривают стобалльную систему. Поэтому, выставив
семибалльную оценку, мы должны ее перевести в стобалльную. Самым интересным
сюрпризом оказалось то, что оценка 1 семибалльной системы теперь
соответствует отметке 70 по стобалльной. Другими словами, 70 теперь минимально
допустимая отметка. Ниже только 0. Ноль выставляется, если работа не сделана и не

сдана. Промежуточных оценок между 0 и 70 как бы нет. Тогда мы еще не знали,
что очень скоро у нас отберут и это последнее право - поставить 0.
Следующий момент, очень подробно освещенный на вводной неделе, касался
государственных экзаменов. Дело в том, что недавно было ужесточено
законодательство штата в области образования и теперь единственной причиной
беспокойства директорского состава в области ученических знаний стали результаты
школы по так называемому TAKS-тесту. При неудовлетворительных результатах
экзаменов на протяжении трех последовательных лет школу попросту расформировывают
со всеми организационными выводами по отношению к директору. По сути, это
является концом его карьеры. Администраторов проинформировали, что в ближайшие
годы требования этих тестов будут ужесточаться.
Причем теперь общий положительный результат школы уже недостаточен. Отныне
в соответствии с президентским указом «No child left behind» внимание будет
сосредоточено на результатах отдельных социальных групп студентов, которые
по-русски назывались бы группами риска. Именно среди них вероятность низкой
оценки на экзамене как раз велика. Так вот, по новым правилам, если хотя бы
одна из этих групп заваливает тест, работа директора считается
неудовлетворительной независимо от общего результата школы.
Очевидно, наш директор, проанализировав данные, пришел к выводу, что если
все будет проистекать как сегодня, через два-три года у школы возникнут
серьезные проблемы...
Кто же спорит, результаты тестов, несомненно, важны для школы. Но самое
интересное было в том, как ловко директор увязал свою реформу с этими самыми
тестами. Получалось так, что, поддерживая его реформу, ты улучшаешь
показатели тестов.
В Техасе студент, не сдавший этот самый тест, не получает аттестат о
среднем образовании. А это, по утверждению чиновников от образования, равносильно
чуть ли не краху всей его будущей жизни. В последние годы они твердят, что
без аттестата нет достойного будущего. Конечно, отчасти это справедливо. Но
как это преподнес наш директор! "От вас зависит, - заявил он нам, - будущее
этих студентов. Не ломайте их будущую жизнь, дайте им закончить школу,
сделайте все возможное, чтобы каждый студент смог сдать тест". При этом нам была
продемонстрирована коллективная фотография улыбающихся учеников школы,
сопровожденная фразой: "Выберите студента, которому бы вы хотели сломать будущую
жизнь"...
Победа абсурда в одной
отдельно взятой школе
Итак, учебный год начался. Как и ожидалось, студенты быстро смекнули, что
учиться стало легче, а оценка теперь будет намного выше. Одновременно
ухудшилось их поведение в классе. А зачем стараться, зная, что удовлетворительная
оценка обеспечена? Учителя были полностью растеряны. Мы не знали, выполнять
или не выполнять все требования директора и если выполнять, то как. С
оценками был вообще полнейший завал.
А маразм тем временем крепчал. Буквально на третьей неделе ко мне в класс с
проверкой пожаловал завуч, что меня очень удивило. Меня никто не проверил
даже в мой первый год работы в этой школе, хотя по положению должны были это
сделать. Видимо, через учеников было известно, что в классе все нормально, и
потому администрация школы не тратила на меня время. В последующие же годы ни
о какой проверке не могло быть и речи, так как к тому времени я уже снискал
репутацию лучшего учителя химии.
И тут вдруг, пожалуйста! Что можно проверять у меня на уроке? Впоследствии
оказалось, что проверяют тотально всех на предмет двух вопросов, на которые

мы не обратили должного внимания. Отныне мы не имели права объяснять новый
материал дольше двенадцати минут и были обязаны организовать групповую работу
студентов. За нежелание следовать этой глупейшей инструкции следовали
дисциплинарные меры. Таким образом, те немногие учителя, которые действительно
делали свое дело по-честному и чему-то учили студентов, попадали в черный
список. Проверяющий завуч однозначно хотел видеть в классе студентов, занятых
групповой работой. Никакие учительские доводы в расчет не принимались.
Директор знал лучше, как нам учить студентов.
Проверки стали проводиться регулярно. Нужно ли говорить, насколько
унизительно я себя чувствовал от мысли, что люди, абсолютно ничего не смыслящие в
преподавании моего предмета, дают мне указания, как его преподавать. Почему
бы им не проконтролировать, как мои студенты усвоили пройденный материал,
следую ли я утвержденной программе и пр. ? Нет, я уже описывал, что сама суть
работы учителя в американской школе никого не интересует. Здесь куда важнее
форма, и видимо, в этот раз директор взялся за эту самую форму очень
серьезно .
Каково же было мое удивление, когда я узнал, что такой же маразм творится и
в других школах дистрикта! Например, в вышеупомянутой Fonville Middle School
директор лично ходит по классам и фиксирует происходящее на видеокамеру. Все,
что его интересует, это факт наличия написанных на доске темы урока и
проверочного вопроса. Если учитель к его появлению не успел написать тему, то
зарабатывает огромный жирный минус. Опять мы видим, что важен не результат, а
форма. Похоже, это тенденция всеобщая, и наш директор здесь не одинок.
Ну да вернемся к нашей школе. Вскоре директор лично обратился к студентам
по школьному телевидению. Среди всего прочего он попросил учеников
докладывать ему лично, если кто-либо из учителей выходит за рамки
двенадцатиминутного лимита. Коллектив просто кипел. В кулуарах все бурно обсуждали действия
директора, но открыто никто не высказывался.
Одновременно подошло время выставления отметок. Выставлять их по старой
системе учителя боялись, а как это делать по новой - не знали. Да и как
сделать то, что в принципе невозможно сделать? Постепенно общими усилиями нашли
выход. Оценки стали просто имитироваться. Вернее, оценки были более-менее
реальными (насколько это возможно при шкале 70-100), а вот вышеописанные
критерии были совершенно надуманными. Например, написали ученики самостоятельную
работу по международной системе СИ, учитель взял и загнал эту оценку сразу в
два критерия: "Обработка данных" и "Один мир". Следующая работа - другая пара
критериев и т.д.
Все вроде бы нормально, да вот только ученики стали получать незаслуженно
высокие оценки и перестали учиться совсем. Единственным спасением оставалась
оценка 0, которую пока никто не отменял. Но здесь сориентировалась
администрация, и этот кран нам перекрыли. Теперь, чтобы поставить 0, нужно было
пройти через многочисленные процедуры. Я их перечислю, так как, это хоть и
длинно, но ярко показывает всю абсурдность ситуации. Итак, вот эти меры.
Применяются последовательно, если не помогает предыдущая, переходим к следующей:
1. Позвонить родителям и сообщить, что их ребенок не занимается.
2. Оставить студента после школы у себя в классе, где он будет делать
работу, которую не выполнил во время урока. Разумеется, никто эти
внеаудиторные часы учителю оплачивать не собирается.
3. Вызвать ученика на проработку на мини-педсовет в составе пяти-шести
учителей . Чтобы вызвать на этот педсовет, нужно сначала согласовать это с
заместителем директора, то есть получить его разрешение. Мини-педсовет
должен принять решение (!!!), что учитель имеет-таки право поставить 0.
4. Отправить студента к завучу для наложения взыскания.
Так как студентов, нуждающихся в таких специальных мерах, у каждого учителя

не единицы, а десятки, то, разумеется, заниматься такими глупостями
преподаватель просто физически не может. В результате, в течение недели после
введения этих правил, отметка 0 в школе исчезла как таковая. Думаю, что это и была
конечная цель нововведения. Теперь учителя, не глядя, просто ставили 70.
Ваши парты не прибиты
к полу, или "я тоже не
хочу терять свою работу"
Все происходящее напоминало мне театр абсурда или игру "супротив здравого
смысла". Страсти накалялись, учителя роптали все громче. Директор, должно
быть, чувствовал сопротивление коллектива. Это не могло его не раздражать, и
вот в один прекрасный день он разразился целыми тремя директивами,
отправленными коллективу по электронной почте. Вот лишь одна цитата: "Ваши парты не
прибиты к полу - сдвиньте их для групповой работы"... Далее шли угрозы на
случаи неисполнения. Тон директив был очень резкий для привыкшего к
сдержанности и обходительности американского общества. Мои коллеги расценили это как
личное оскорбление. Некоторые женщины после прочтения ходили в полуистеричном
состоянии со слезами на глазах и уже открыто высказывали в адрес директора
все, что они о нем думают. Ситуация была критическая.
Я периодически возвращался к своим первым впечатлениям от нашего директора.
Он всегда был мне очень симпатичен. Интеллигентный, обходительный,
обстоятельный . Никогда не приставал с дурацкими требованиями. И вдруг такое! Что же
могло произойти? Неужели это все из-за TAKS-тестов? Тогда он должен стараться
улучшить учебный процесс. Неужели он не понимает, что предложенные меры ведут
к обратному? А может, действительно не понимает? Может быть, нужно ему об
этом сказать?
Через несколько дней после гневных директорских инструкций произошло
событие , взбудоражившее и без того неспокойный коллектив. Каждый учитель получил
по почте копию письма, адресованного директору. По сути, крик души о
наболевшем. Отправитель - аноним, но по содержанию ясно, что это кто-то из учителей.
Вот отдельные выдержки.
"Уважаемый доктор Максвейн! Вы запугивали нас в течение шести дней, и на
седьмой день - в последний день перед началом занятий - учителя были
растеряны, запуганы и разочарованы.
Идет седьмая неделя вашей реформы, а учителя до сих пор в ней ничего не
понимают .
Внедряемая вами программа сложна и требует времени и сил. Она разработана
для небольших школ с одаренными и целеустремленными учениками, где у
преподавателей достаточно времени для подготовки к урокам. Попытка применить эту
систему к нашей огромной и разнородной школе - это путь к краху. В нашей
школе мы наблюдаем совершеннейшую апатию к учебе со стороны студентов,
безразличие родителей и практически полное отсутствие времени у учителя на подготовку
к урокам.
Внедрение вашей реформы является нарушением следующих статей действующего
законодательства:
- переполненные учениками классы есть нарушение противопожарной
безопасности;
- система оценок в МУР резко контрастирует с государственной системой
оценок. Совершенно очевидно, что такая сложная система оценки знаний
является нарушением законодательства;
- использование огромного количества бумаги при внедрении вашей реформы
нарушает акт, требующий сокращения бюрократической бумажной работы.
Доктор Максвейн, не могли бы вы продемонстрировать жизнеспособность вашей

системы и вашу приверженность ей путем непосредственного преподавания одного
из обязательных предметов в нескольких классах? Тем самым вы бы
продемонстрировали растерянному и изнемогающему коллективу, что все вами требуемое
действительно возможно.
Будьте добры ответить на следующие вопросы:
- Почему в нашей школе такая высокая текучесть кадров? Как вы думаете,
сколько учителей покинут школу в конце этого года?
- Сколько денег вы уже ухлопали на свою реформу? Откуда эти деньги
приходят? Как бы они могли быть использованы с пользой для дела?
- Понимаете ли вы, насколько это было унизительно для учителя - услышать
по телевидению вашу установку студентам - доносить на учителя, не
уложившегося в двенадцать минут времени объяснения материала? Ваша речь
посеяла неуважение к учителю со стороны студентов и глубокое презрение к
вам со стороны коллектива".
Мои коллеги визжали от восторга, перечитывая фрагменты письма вслух. Все
наделись, что теперь маразма будет поменьше. А я думал о другом. А почему это
письмо анонимно? Почему автор, по всему видно, опытный и уважаемый учитель,
не хочет или боится выступить открыто?
Этот вопрос я задал одному из своих коллег. Он белый американец, лет
пятидесяти, одинокий, очень порядочный и набожный. Еще он попросту, как они
говорят , хороший парень. Я спросил: "Джон, объясни мне, почему все молчат, глядя
на этот театр абсурда? Почему все боятся открыто сказать директору, что он не
прав?" "А ты сам почему молчишь?" - ответил он вопросом на вопрос. "Я молчу
только из-за своего визового статуса иностранца, - продолжил я. - Если меня
вдруг уволят, то я теряю все - через десять дней меня просто вышлют из
страны. Да к тому же я здесь все равно не свой, а в чужой монастырь со своим
уставом не ходят". "Ты знаешь, Айрат, - ответил он мне, - я понимаю, что в этом
случае ты теряешь гораздо больше, чем любой из нас. Но я тоже не хочу терять
свою работу, свою зарплату, свою страховку и прочее".
К слову сказать, работа и зарплата у учителя в Америке такие, что терять, в
общем-то, особенно нечего. Но... с одной стороны, учитель - это еще не самая
худшая профессия. А с другой - сами подумайте, куда пойдет человек за
пятьдесят, большую часть жизни проработавший в школе? Только в другую школу. Что
еще он умеет делать?
А какую характеристику даст ему директор? А куда его возьмут с такой
характеристикой? Мне кажется, в Америке это самое страшное - получить клеймо
человека нелояльного, человека, имеющего собственное суждение и, что еще хуже,
имеющего нехорошую привычку это суждение высказывать. В этом одно из главных
отличий менталитета американского и российского, или, точнее, советского.
Но вернемся в нашу школу. Как, думаете, отреагировал директор на
вышеизложенное письмо? А так, как и должен был поступить опытный администратор - он
его не заметил. Однако хватку ослабил. Перестали поступать новые директивы и
угрозы, прекратились проверки в классе, народ стал потихоньку успокаиваться.
К новой системе выставления отметок все попривыкли, превратив ее в полную
формальность. Уже никто совершенно не задумывался над сутью оцениваемого
критерия, не пытался отыскать что-либо, хоть отдаленно похожее на оцениваемый
критерий в программных материалах и студенческих работах. Все просто "лепили"
в компьютер обычные оценки и называли их соответствующими критериями.
Между тем примерно через месяц после первого появилось второе анонимное
письмо. Видимо, отсутствие видимых последствий не устроило автора, и он решил
написать второе, послав копию, как это следовало из текста, во все
вышестоящие инстанции и СМИ. Среди прочего в этом письме была изложена интересная
версия объяснения поступков директора.
"...B течение двух лет доктор Максвейн платил учителям деньги из неустанов-

ленных источников за разработку планов учебных уроков МТА. В настоящее время
он продолжает разработку этих учебных планов бесплатно, принуждая учителей
делать это на собраниях рабочих групп, куда учителя принудительно сгоняются
по окончании рабочего дня раз в неделю.
В Lamar HS все уверены, что доктор Максвейн готовится к своему будущему в
роли консультанта в образовании. (В Америке очень много небольших частных
фирм, занимающихся консалтингом в образовании. Это разработка различных новых
методик, которых уже столько, что хватит на десять лет вперед. Это
выступления с лекциями перед учителями очень щедро оплачиваются. Это и проведение
различных исследований в виде анкетирования и пр. - Авт.) Движущей силой всей
этой заварухи является его желание впоследствии продавать свои разработки
небольшим учебным дистриктам. Все в школе знают, что доктор Максвейн уже сейчас
делает попытки продвинуть свой продукт, правда, пока без особого успеха, так
как в МТА очень много серьезных недостатков"
Интересная мысль, хотя я себе объяснял это по-другому. Я думал, что человек
просто засиделся в директорах. Годы идут, а наверх его по какой-то причине не
продвигают. Вот он и решил отличиться, совершив прорыв в образовании на
основании отдельно взятой вверенной ему школы. Ведь даже для того, чтобы продать
продукт, он должен уже быть где-то обкатан, и показать хорошие результаты.
А за результатами дело не встанет. Думаю, что по итогам этого учебного года
успеваемость в нашей школе подскочит до неприлично высокого уровня. Никто
ведь не знает, что такой итог достигнут простым запретом ставить плохие
оценки, а попросту говоря - созданием совершенно иной шкалы оценок, где
минимально возможная оценка - 70. Увидев такой впечатляющий результат, руководители,
дистриктов и директора школ должны просто расхватать эту методику. Хотя с
финансами все обстоит не так просто.
Педагогическая иерархия
Постепенно я прихожу к пониманию того, что в американском образовании
качество предлагаемого продукта значит очень немого... Куда важнее личность
продавца, а, точнее, его отношения с покупателем. Руководитель дистрикта или
директор школы - чиновники, а не владельцы бизнеса, и им не нужно экономить.
Думаю, российский читатель уже понял мою мысль. Ничего нового здесь нет, мы
все это уже тоже хорошо знаем. Дело в том, уважаемый читатель, что в
американском образовании крутятся баснословные деньги. Затраты на образование
составляют 7 процентов бюджета страны, или - в абсолютном выражении - 56
миллиардов долларов в 2006 году! И это только бюджетные ассигнования. Значительный
вклад вносят негосударственные фонды и частные пожертвования. Частные
пожертвований одной только нашей школе составляют почти 2 миллиона долларов! Все
эти деньги нужно освоить. Я подозреваю, что лишь незначительная часть этих
колоссальных средств идет на зарплату учителям и на школьные принадлежности.
Большая часть расходуется на иные нужды.
Огромные средства идут на, оплату консультантов от образования. У каждой
школы есть фонд, который она может потратить исключительно на это. Эти деньги
нельзя снять ни на зарплату, ни на школьные принадлежности. Есть фонд на
представительские расходы.
Еще большие деньги уходят на развитие педагогической науки. Диссертации в
этой области пекутся как блины. Тысячи статей выходят ежемесячно в десятках
центральных и сотнях локальных педагогических изданий. Кто их авторы?
Узок круг этих счастливчиков. Посторонним вход в эту систему запрещен. Если
завтра вы вдруг решите предложить рынку свою методику преподавания, пусть
даже невероятно замечательную, её у вас никто не купит. Она ни кому не нужна
бесплатно. Если вы напишете статью, выбивающуюся из общей струи, ее никто не

опубликует.
Американская система образования - это клуб для своих со строгой иерархией.
Начинать нужно завучем. Потом неплохо защитить диссертацию. Работая над
диссертацией, вы уже присягаете в верности американской педагогике. Это все
равно, что закончить Высшую школу марксизма-ленинизма. Несколько лет работаете
завучем и по мере открытия вакансий пытаетесь занять должность директора.
Хотя на этом уровне уже, как и в России, куда важнее связи. И вот после 5-6 лет
работы директором, после подтверждения своей лояльности в системе, после
опыта разруливания относительно небольших финансовых ручейков, перед вами
откроются настоящие перспективы: вас либо продвинут наверх в чиновники от
образования, либо при желании можно уйти в свободное плавание и стать
консультантом.
Сколько я видел в Америке подобных консультантов, все они с гордостью
ссылались на предшествующий опыт работы директором. Так что изложенная в
анонимном письме версия о планах нашего директора очень даже похожа на правду.
Приведу еще один пример "управления финансовыми потоками" в американском
образовании. Пару лет назад сменился руководитель нашего дистрикта. И вот в
начале этого учебного года мы вдруг узнаем, что дистрикт закупил новое
программное обеспечение для ведения банка данных студентов дистрикта. В России
подобного пока нет, поэтому вкратце объясню, что это такое. Это гигантская
сеть, объединяющая абсолютно все компьютеры дистрикта: у руководства, у
каждого учителя в классе, в учебных классах. На сервере хранится полнейшая
информация о каждом отдельном ученике, включая полученные оценки за все 12 лет
обучения. В этой же системе учителя ведут классные журналы, выставляют
текущие отметки, отмечают посещаемость и пр.
Так вот, новый руководитель дистрикта решил эту систему заменить. И
заменил. Объяснили это тем, что старая программа устарела и не отвечает
потребностям дистрикта. Честно говоря, учителя на старую программу не жаловались. Она
была очень удобна и функциональна, предусматривала даже такую мелочь, как
возможность занести в журнал физическое место каждого студента в классе.
Когда же мы взглянули на новую программу, всех разобрал истерический смех
сквозь слезы. Новый продукт не был даже жалким подобием прежнего. Работать с
ним оказалось очень неудобно, он не предлагал даже половины возможностей
старой программы. В довершение всего в самом начале учебного года эта программа
зависла и в течение примерно трех недель не функционировала. Для
компьютеризированного делопроизводства это означало полную остановку. Далее нам стало
известно, что эта программа уже использовалась другими дистриктами, которые
были вынуждены от нее, в конце концов, отказаться из-за непригодности.
Руководство нашего дистрикта знало об этом, но, тем не менее, закупило данную
программу. Комментарии излишни.
Во втором анонимном письме директору автор обращается к руководству
дистрикта, контролирующим органам и СМИ с просьбой проверить имеющиеся факты и
дать оценку действиям нашего директора. Наивный... а скорее всего, наивная,
судя по стилю изложения и эмоциям. Раз директор делает то, что делает,
значит, он получил на это карт-бланш. А то, что реально происходит в школе... Да
разве это имеет какое-либо значение?
Не ваше дело
обсуждать закон
Опишу еще два события, произошедших в школе в этом же году.
Событие первое - раз в неделю нас стали загонять на полуторачасовые
занятия, посвященные изучению педагогической книжки Integrating Differentiated
Instruction двух американских авторов. Я не буду вас утомлять содержанием

этой книги, да в ней, по сути, и нет такового. Таких книг в Америке сотни.
Просто почему-то выбор нашего директора пал именно на эту. Когда я их
просматриваю, то всегда удивляюсь, как американским авторам удается, не
стесняясь , выдавать старые истины за свои и суперсовременные. Ну да Бог им судья. Я
хочу описать не содержание книги, а форму наших занятий по ней.
Для занятий весь коллектив поделен на несколько групп по 20-30 человек.
Руководить занятием назначен один из Завучей. Нашей группой руководит Виктор
Уиллис, Dean of Instruction - главный завуч, как раз ответственный за учебный
процесс. По должностным обязанностям именно на нем лежит основной труд
внедрения в учебный процесс директорской реформы. Он в нашей школе человек
новый. В прошлом году был просто завучем, а в этом стал старшим, по непонятным
мне причинам оттеснив с этой позиции опытнейшего специалиста и очень
порядочную женщину - Полу Кокс.
В целом Виктор неплохой парень, вежливый, обходительный, невредный. Вот
только пока не пользуется большим авторитетом у учителей. Дело в том, что до
работы в нашей школе он был тренером университетской команды по баскетболу. А
вот теперь стал завучем. Разумеется, он не понимает сути учебного процесса.
Бывает очень весело, когда, пытаясь объяснить какое-то положение этой книги,
он на полном серьезе приводит нам пример из своего тренерского опыта. И вот
этот человек учит опытных учителей с 20-, 30-летним стажем тому, как им нужно
строить образовательный процесс. Ему самому эта книга нравится. Он так и
говорит нам: "Я в ней нашел для себя много нового". Мы верим, что нашел, но вот
сами не находим. Однако вынуждены сидеть и слушать прописные истины.
Второе событие связано с TAKS-тестами. Ввиду важности вопроса администрация
школы решила нацелить учителей на подготовку студентов к тестам. На мою беду,
худшие результаты у студентов из года в год по предмету Science,
объединяющему биологию, а также химию и физику на самом примитивном уровне. Как я уже
отметил ранее, естественная сложность в том, что ученики прошли I тестируемый
материал год или даже два назад и к моменту теста мало что помнят.
Для решения проблемы школа обратилась к услугам консалтинговой фирмы.
Владелица и она же руководитель фирмы Ms. Kilgo - очень энергичная старушка лет
семидесяти - лично выступила перед собранными по такому случаю учителями
химии и биологии. Сначала, как полагается, она рассказала нам о своем потом
педагогическом опыте. Особенно подчеркнула, что в начале своей карьеры
преподавала природоведение в начальной школе, чтобы мы не подумали, будто она не
разбирается в предмете. Закончила свою карьеру, как водится, директором и вот
теперь делится своим опытом с другими.
Сразу после представления она прямо заявила, что за все время работы в
консалтинге еще ни разу ни встречала учителя химии, одобрительно отозвавшегося
по поводу TAKS-тестов. Дело в том, что вопросы по разделу "химия" не
соответствуют учебной программе. В тест включены вопросы по четырем второстепенным
разделам: 1) разница между физическими и химическими процессами, 2) закон
сохранения массы, 3) периодические свойства элементов, 4) вода и водные
растворы, кислоты и основания. И это вся химия.
"Это ваша проблема, нравятся вам эти вопросы или нет, - заявила лектор, -
это государственный экзамен который имеет статус закона. Не ваше дело
обсуждать закон. Ваша задача как педагога - сделать все, чтобы студент сдал тест".
С этим мы уже давно смирились и не возникали. Но есть и другой закон -
учебная программа, которую никто не отменял и которой мы должны следовать. С
этой точки зрения два государственных закона просто входят в противоречие
друг с другом. В конце концов, администрация школы решила следующее. Во-
первых, из всей учебной программы в первую очередь особое внимание обратить
на материал, включенный в тест. Во-вторых, две недели, предшествующие
экзаменам, во всех классах заниматься исключительно подготовкой к тестам в виде

разбора тестов предыдущих лет. Дело в том, что из года в год вопросы в тестах
очень похожи.
Это было здравым решением, и вот эта-то мера как раз и дала требуемый
результат . Результаты тестов в этом году заметно улучшились. А я в очередной
раз подумал, сколько проблем из-за одного теста. И это только в одной школе!
А сколько их по нашему дистрикту? А сколько по всему штату? Сколько человек
изворачиваются, выдумывают разные лазейки, меняют учебную программу из-за
того, что кто-то в образовательном департаменте штата придумал этот
неадекватный тест. Столько людей это видят и понимают, высказывают свое мнение, но это
ровным ничего не меняет. Вы внизу сидите, так делайте, что вам говорят. А вот
уважаемые люди наверху с опытом тренера баскетбольной команды (человек, хоть
немного знакомый с реальным образованием, никогда бы не придумал такого
теста) решат, что хорошо для подрастающего поколения штата, а что плохо. Это
тоже одна из главных особенностей Америки, самого демократического государства
в мире.
А теперь давайте еще раз вернемся к мотивациям нашего директора. Ранее я
предположил, что он, может быть, просто не понимает, что внедряемая им
программа нежизнеспособна. А почему, собственно, я так думал? Нужно ли считать
себя умнее других? Может быть, он как раз очень даже хорошо все понимает?
Понимает главное - заниматься реальным образованием, давать ученикам настоящие
знания, нет никакого смысла. Во-первых, этого с него никто не спрашивает, так
как это никому не нужно: ни вышестоящему начальству, ни ученикам, ни их
родителям. Стремление к настоящим знаниям вообще не в традиции американского
общества. Во-вторых, если бы он даже захотел, это попросту невозможно сделать,
так как большинство наших учеников в силу их знаний и умственных способностей
в принципе невозможно обучить тем дисциплинам, которые значатся в учебном
плане.
В сложившейся ситуации как человек неглупый и опытный директор пошел другим
путем. Очень важно, что на этом пути он ни на йоту не отступает от линии
партии: No child left behind, every student can learn, High expectations... -
это раз. В результате игры отметками общая успеваемость в школе стала до
неприличия высокой - это два. Результаты государственных TAKS-тестов из-за
предпринятой массированной подготовки к ним тоже поднялись на несколько
процентов - это три. И вообще выходит, что он выдающийся директор,
администратор-новатор, - это четыре. За счет учителей школы создал готовые к внедрению
учебные планы и в дальнейшем, продавая их, будет отчаянно рубить капусту -
это пять. Ну а то, что нарушил парочку Положений закона об образовании, так
это пустяк, не так ли?
Глава 13. Союз Советских
Социалистических Штатов Америки
В царстве фальши
и лицемерия
Странное название главы, не так ли? Какие могут быть аналогии между некогда
великим и могучим СССР и сегодняшней Америкой? На первый взгляд кажется, что
их нет, и вообще не может быть в стране победившего империализма. Кругом
чистота , блеск, благополучие богатой державы. Здесь нет очередей и талонов, нет
партийных и комсомольских собраний, как нет и самой "чести и совести нашей
эпохи". Нет еще многих других атрибутов нашего славного прошлого.
Однако через какое-то время работы в этой стране вдруг начинаешь ощущать
дыхание чего-то до боли знакомого, и уже почти было забытого. Стиль поведения
и речи официальных лиц навевают ощущение возвращения в СССР. В первый раз я

почувствовал это еще на вводных семинарах, устроенных для нас дистриктом.
Вспомните уже описанный мною случай, когда я безуспешно пытался выяснить,
какие дисциплинарные меры нужно применять к нерадивым ученикам. Лекторы
уходили от вопроса с мастерством политиков. С той же ловкостью не ответили на
этот мой вопрос и представители школьной администрации. Я чуть было не решил,
что такой проблемы просто не существует, пока, наконец, один мой коллега-
американец не объяснил мне довольно доходчиво, что к чему уже после начала
занятий в школе. Только потом я начал понимать, почему это не могло
прозвучать из уст официальных лиц. Нет, в его словах не было никакого криминала,
все очень здраво и логично. Просто они противоречили основным положениям
официальной американской педагогики. Так я впервые столкнулся с хорошо знакомым
двуличием системы.
Вопрос об уровне школьного образования в США - один из самых актуальных.
Все твердят, что среднее образование неудовлетворительно, с этим нужно что-то
делать, но почему-то никто не собирается действительно решать этот вопрос.
Учителя со стажем прекрасно видят, что уровень образования в стране из года
в год снижается. Однако это не мешает чиновникам рапортовать об улучшении
качества образования. Что самое интересное, фальшивят не только официальные
лица, это приходится делать и рядовым учителям. Вот как это происходит на
многочисленных курсах по повышению квалификации.
В лекционном зале слушатели (рядовые учителя) располагаются за круглыми
столами по 5-8 человек. После 10-15 минут лекции дается задание. Очень часто
нужно просто раскрыть какую-либо часть обсуждаемого материала. Сидящие за
столом работают над одной темой. На подготовку предоставляется определенное
время. Здесь начинается самое интересное.
Если за столом собрались активные и исполнительные, то они тут же
приступают к работе. Это надо видеть. Американские учителя сами как дети. Они очень
непосредственные. Некоторые из них способны за десять предоставленных минут
подготовить и сыграть целую сценку с песнями и стихами. Причем они могут так
этим увлечься, что, заигравшись, начисто забывают про раскрываемую тему,
искусство начинает жить своей жизнью. А раскрытия темы от них никто особо и не
требует, главное - активное участие.
Если же за столом преобладают люди с сарказмом, то они сначала отпускают
ехидные замечания по поводу изучаемого материала. Потом сокрушаются из-за
происходящего маразма. Ну а потом... начинают работать над поставленным
вопросом - выступать-то ведь все равно придется.
Но интересно то, что никто никогда не встанет и не скажет: "Какой же
ерундой вы нас тут пичкаете! Ведь во всем этом нет ни капли здравого смысла".
Вместо этого, когда наступает время ответов, от каждого стола поднимается
представитель и говорит именно то, что он должен сказать, что от него
ожидают . Таковы правила игры.
Это очень напоминает мне наше героическое прошлое. Так мы выступали в нашем
далеком пионерском детстве. Каждое звено со своей речёвкой, каждый звеньевой
со своим социалистическим обязательством. Но мы были детьми, здесь же этим
занимаются пятидесяти-шестидесятилетние взрослые люди.
Все понимают: с образованием творится что-то неладное, однако вслух
говорится совершенно иное. You are doing grate job (Вы отлично работаете), -
говорим мы студентам, когда те занимаются аппликацией на уроке химии или физики
в девятом классе. You are doing grate job, - говорит нам Директор, видимо,
чтобы мы не были так уж уверены в обратном.
Недавно, начав грандиозную реформу в школе (подробнее о ней в следующей
главе), директор выдвинул лозунг "Каждый студент в нашей школе способен
учиться". В самом начале реформы несогласных с этим утверждением он просил
подыскивать новую работу. В последнее же время на собраниях он просто заявля-

ет примерно следующие: "В нашем дистрикте широко распространено мнение, что
многие студенты не способны учиться. Я не согласен с этим утверждением. Я
знаю, что и вы не согласны. Вы работаете с этими студентами, поэтому хорошо
знаете, на что они способны. Наша позиция заключается в том, что каждый может
и обязан учиться... "
Он говорит это, глядя нам прямо в глаза. И никто из 180 человек не смеет
возразить. Такая вот демократия. Такой изысканно фальши такого уровня
авторитаризм не припомню даже в бывшем СССР. Наш директор не одинок в этом.
Фальшивят все чиновники от образования.
Кто победил во второй
мировой и почему господь
говорил по-английски
Следующий момент, напомнивший мне о СССР, - это наличие идеологической
составляющей в системе образования.
Главная идеологическая задача системы образования - это пропаганда
американских жизненных ценностей и идеи об исключительной роли США в мире. Причем
речь идет не только о сегодняшнем экономическом и военно-политическом
могуществе страны, с чем никто не спорит. Учащимся навязывается тезис о центральной
роли Америки в мировой истории чуть ли не с самого начала двадцатого века.
Оказывается, вот уже сотню лет США являются бесспорным лидером абсолютно во
всех областях жизни: в науке, культуре, искусстве, спорте. И американцы свято
верят в этот постулат.
Почвой для такой пропаганды является невежество основной массы американцев.
По признанию американцев, в стране 23 миллиона человек неграмотны.
Среди семнадцатилетних только одна треть способна выполнять математические
операции в несколько действий. Можно ли здесь вообще вести речь о знании
истории или каком-либо критическом мышлении? Для того чтобы иметь собственное
мнение, нужно, по крайней мере, иметь привычку читать книги и размышлять над
прочитанным.
Думаю, что определенную роль в стан и американской нации сыграла
исторически сложившаяся удаленность Америки от Европы и всего остального мира. Это
способствовало развитию своеобразной "островной психологии" у американцев. Их
очень мало интересует все то, что происходит за приделами их страны. На таком
фоне людям (особенно детям) можно вдолбить все что угодно.
Общеизвестно, что чем менее общество образованно, тем оно более управляемо,
бессловесно, покорно и заглатывает любую пропаганду.
Поколения необразованных учителей воспитывают следующие поколения еще менее
образованных учеников. Для этого, в частности, нещадно эксплуатируются
патриотические чувства американцев, которые, не в пример российским, очень
высоки.
В этом своем самовосхвалении они часто доходят до абсурда. Например,
американцы свято верят в то, что вторую мировую войну выиграли Соединенные Штаты
Америки. И никакие аргументы не способны убедить их в обратном. Я как-то из
спортивного интереса попробовал сделать это с учениками одного из своих
лучших классов.
В качестве неоспоримого, на мой взгляд, аргумента использовал данные о
количестве человеческих жертв, понесенных странами-участницами в ходе этой
войны. Цифры были приведены в американском же учебнике по истории. Вначале я с
удивлением обнаружил, что студенты незнакомы с этими данными. Почему-то никто
не обратил на них никакого внимания, хотя они были оформлены в виде таблицы
на пол-листа. Это значит, учителя истории не сочли нужным заострить на этом
внимание.

Когда я привел своим студентам эти цифры, на их лицах отразилось полное
замешательство. Потери США в этой войне просто незаметны на фоне потерь
Советского Союза. Приведенные факты и простая человеческая логика явно
контрастировали со всеми их представлениями об этой войне. Тогда один парень поднял
руку и сообщил, что жертвы Советского Союза так велики, потому Сталин убивал
свой собственный народ.
Что же, мысль, не лишенная логики, и главное, справедливая. И, тем не менее
- кто же победил фашистскую Германию? Мне пришлось объяснять им, что главный
театр военных действий разворачивался не в Африке и не на островах в Тихом
океане, а в Европе, подкрепив это цифрами о том, сколько немецких воинов было
убито или пленено в той или иной военной операции. По лицам учеников я видел,
что приведенные мной факты их убедили, но до конца принять эту правду они так
и не смогли.
Однако вышеприведенный пример достаточно серьезный и требует детального
обсуждения. Поэтому приведу пример попроще и позабавнее. Догадывался ли
уважаемый читатель, что три из пяти олимпийских колец (синий, красный и белый)
имеют такие цвета в честь флага США? Такие интересные факты слышат дети в
обычных американских школах.
И еще одна реальная история, больше похожая на анекдот. Как-то в
американской газете было опубликовано интервью с руководителем одного из
образовательных дистриктов. На вопрос журналиста о том, почему во вверенном ему
дистрикте не изучаются иностранные языки, руководитель достойно ответил буквально
следующее: "Если английский был хорош для господа нашего Иисуса Христа, то он
хорош и для меня, и для наших детей". Как говорится, комментарии излишни.
Что касается гласности, мы очень скоро поняли, что ее в Америке значительно
меньше, чем в сегодняшней России, несмотря на все Путинские "обрезания" в
этой сфере. Вообще, у них как в образовании, так и в обществе в целом очень
много того, о чем просто нельзя говорить. Не только публично выступить или
опубликовать свои мысли в СМИ - нельзя даже просто высказаться в кругу коллег
или знакомых.
Например, нельзя вслух говорить о том, что почти все безобразия в школах от
цветного населения. Нельзя говорить о том, что в целом белые дети учатся
гораздо лучше, чем черные. Факт вроде бы известный. Имеется статистика, цифры
которой говорят сами за себя, даже несмотря на усиленную попытку
завуалировать факты. Все об этом знают, но вслух не говорят. Потому что боятся. За
подобное высказывания можно не просто потерять работу, но и угодить в тюрьму.
Просто 37-й год какой-то.
Но ведь не о пропаганде расизма речь - лишь о том, чтобы попытаться
обсудить и общими усилиями решить имеющуюся проблему, вместо того чтобы ее
замалчивать .
Безусловно, высокий уровень национальной и религиозной терпимости - это
большой плюс страны. Здесь, например, нет антисемитизма. Больше того - здесь
принадлежность к еврейской национальности дает ощутимые преимущества. Зато
есть антиисламизм, причем ничем не прикрытый. Некоторые издающиеся в Америке
газеты открыто призывают вести борьбу с исламом в мировом масштабе.
Справедливости ради нужно сказать, что они могут себе позволить
покритиковать Буша в кругу семьи и соседей, даже любят это делать. Причем об этом
можно говорить открыто, а не так, как делали мы на своих "хрущевских" кухонках.
Но это не от реальной свободы слова. Просто таковы правила игры - президент
доступен критике. Зато многие другие вопросы не подлежат не то что критике, а
даже спокойному объективному обсуждению.
Но вернемся к свободе слова. Я хорошо помню, какая цензура осуществлялась
при освещении американскими СМИ последней войны в Ираке. Американские новости
до неприличия контрастировали с общемировыми. В США в эфир не просочилось ни

одного даже случайного слова, идущего вразрез с официальной позицией
Вашингтона. Несколько известных журналистов даже лишились своих рабочих мест за
"неправильное" освещение войны в Ираке. Причем они не критиковали
администрацию, а лишь недостаточно хорошо хвалили, позволив себе сказать часть правды о
том, о чем, видимо, не стоило говорить.
В результате такой усиленной промывки мозгов рядовые американцы так и не
поняли ни основных причин, ни последствий этой войны. Какая здесь гласность?
Гласностью здесь и не пахнет! Вместо гласности - ничем не прикрытая
пропаганда взглядов официального Вашингтона, основанная на эксплуатации
патриотических чувств рядовых американцев. В самых лучших традициях Советского Союза.
Не сомневаюсь, они это переняли у нас. А еще говорят, что мы отстаем от
Америки. Это они отстают от нас и перенимают то, от чего мы уже давно
отказались .
Это есть наш последний
А достигает ли пропаганда цели? - спросите вы. Да, достигает! И еще как! В
нашей стране в 70-80-е годы процент тех, кто верил в торжество идей
коммунизма, был значительно меньше, нежели сегодня процент американцев, верящих в
насаждаемые идеалы демократии. Справедливости ради нужно отметить, что
американские идеалы более реалистичны и близки к телу, нежели наше требование
"идти в последний смертный". Тем не менее, даже этот призыв можно услышать в
сегодняшней Америке.
Как-то по общенациональному радио NPR я услышал занятный репортаж,
посвященный жертвам войны в Ираке. Сначала ведущий констатировал, что число
человеческих потерь с каждым днем растет, ситуация в Ираке не улучшается, в
Конгрессе идут дебаты о возвращении войск, в обществе растет недовольство войной
и т.д. Потом последовало включение - репортаж из небольшого провинциального
городка, где совсем недавно состоялись похороны вот уже четвертого
военнослужащего, погибшего в Ираке. Корреспондент интересуется мнением жителей этого
городка, которые по-разному отзываются о войне. Далее следует интервью с
матерью того самого недавно погибшего солдата.
Сначала она около минуты рассказывает об ужасе, с которым восприняла
известие о гибели сына. Тон ее повествования печальный, но спокойный и
обстоятельный. Потом она очень подробно описывает ту моральную поддержку, которую ей
оказали знакомые и соседи, включая мать другого ранее погибшего в Ираке. В
этом месте мне начинает казаться, что ее лицо временами озаряет еле заметная
улыбка сквозь слезы. Затем следует описание похорон. Здесь мать подробно
описывает все отданные над могилой воинские почести и говорит о чувстве гордости
За сына, который, будучи при жизни обычным парнем, погиб За Отчизну и
похоронен как герой..."
Не могу судить, вырваны ли слова матери из контекста, полное ли это
интервью или же скомпилированные части, во всяком случае, я слышал все, что
звучало в эфире. Заканчивается передача словами ведущего о том, что "несмотря на
все трудности, наши воины готовы находиться в Ираке столько, сколько будет
нужно, а семьи наших военнослужащих готовы на еще большие жертвы, если это
требуется для благополучия страны..."
Вот вам, уважаемый читатель, и недостающий призыв "идти в последний
смертный" по всем правилам жанра. Причем в СССР в период войны в Афганистане до
такого цинизма не доходило. Никто не мог набраться наглости использовать
слова убитой горем матери в идеологических целях. Да и какие слова сказала бы
российская мать в аналогичной ситуации?
Американские политики - ультрапатриоты, в своих публичных речах частенько
прибегают к эмоциональным лозунгам для оправдания своей агрессивной позиции.

Один из наиболее часто используемых: "Мы не пожалеем никаких средств, чтобы
защитить самое дорогое, что у нас есть, - нашу свободу!"
Меня каждый раз передергивает от такого цинизма. Кто на нее покушается, на
вашу свободу? Кому это в сегодняшнем мире по силам? И вообще - о какой
свободе идет речь? Невольно задаешься вопросом - на кого это все рассчитано?
Трудно поверить, что американцы не понимают этой фальши. А если понимают, то чем
это отличается от призыва строить коммунистическое общество?
Тем не менее, плоды пропаганды налицо. 90 процентов американцев уверены,
что Ирак реально угрожал Америке. 99 процентов считают, что их страна должна
нести демократические ценности всему остальному отсталому миру. Тот факт, что
ее об этом никто не просит, их ни мало не смущает. Это так нам знакомо. Мы
ведь тоже несли идеи мировой революции куда только могли и кое-где и даже
добивались успеха. В целом американцы зомбированы своей национальной идеи так
же сильно, как советские люди в эпоху сталинизма.
Стук-стук, откройте дверь
Здесь имеет смысл перейти к одной характерной черте американского общества,
которая совсем не свойственна нашему российскому менталитету. Речь о стукаче-
стве.
Стукачество в Америке возведено в ранг общественной морали. Стучат все и на
всех. От мала до велика. Однако стукачество американское сильно отличается от
нашего. И не столько масштабами, сколько отношением к этому. Если у нас это
дело постыдное и осуждаемое, то здесь самое что ни на есть правое.
Согласитесь - у нас в стране общественная мораль всегда была, есть и, к
сожалению, долго еще будет в оппозиции к государству. Не могу сказать, с каких
пор это повелось, но, по крайней мере, было так уже с середины семидесятых,
когда я начал осознавать себя как личность. Когда я был еще подростком, у нас
почему-то всегда считалось круто быть хулиганом, находиться в открытой
оппозиции к учителям и всей школе в целом, круто было все то, что противоречило
официальным правилам поведения.
Или давайте возьмем наши доблестные вооруженные силы. Те, кто служил,
поймут меня без лишних слов. Для тех, кто не служил, небольшой комментарий.
Официальные лозунги времен моей службы были такие: "Крепи оборонную мощь
Советской армии", "Стань отличником боевой и политической подготовки" и тому
подобное. Реальные же солдатские лозунги: "Солдат спит - служба идет",
"Подальше от начальства - поближе к кухне". Думаю, они те же и сегодня.
О стукачестве в армии не может быть и речи. Это деяние настолько позорное,
что если ты уличен в этом, становишься изгоем. Опять противостояние системе
уважаемо с точки зрения общественной морали.
Чем для нас так притягателен Владимир Высоцкий?
Противостоянием системе. Возможно, это противостояние и противопоставление
у нас со сталинских времен. С лагерей, в которых отсидело полстраны. Да и
сегодня чуть ли не треть населения имеет тот или иной опыт выяснения отношений
с законом. Какое может быть у такого населения отношение к власти и к
"гражданину начальнику"? Какое может быть отношение к стукачам и стукачеству?
В Америке все не так. Явление это не порицается ни государственной моралью,
ни общественной. Да и вообще, общественная мораль не противостоит
государственной. Стукачество - явление массовое, а потому и называть-то его так не
совсем правильно.
Доносить учат со школьной скамьи. Если один ученик увидел, как другой
списывает , он должен донести. И доносит. Я был потрясен, когда после контрольной
работы ко мне подходили взрослые девушки и сообщали, кого они видели
списывающим. Я, как положено, горячо их благодарил, расспрашивал о подробностях, и

они, довольные, уходили. Вы можете себе представить такое в российской
школе? !
Как-то в классе ко мне подошла хорошая в плане поведения и успеваемости
студентка и сообщила, что видела, как кто-то из учеников употреблял в
перерыве алкогольные напитки. Она не знала, кому доложить об этом, и потому
сообщила мне - своему учителю. Я от греха подальше отправил ее к завучу, и через
десять минут она вернулась в класс с чувством выполненного долга. Это
называется активная гражданская позиция.
Гораздо больше, чем друг на друга, ученики доносят на учителей. И не от
большой обиды на них, а потому что так положено. Наша общая коллега из
Fondren Middle School Катя Подосинникова рассказала случай, произошедший в ее
школе. Один тринадцатилетний подросток на протяжении трех месяцев записывал в
блокнотик не совсем педагогичные выражения своего учителя. В этих выражениях
не было ничего страшного, оскорбительного или аполитичного. Просто с позиций
американской педагогики учитель не должен говорить такое в классе. Насобирав
достаточное количество выражений, он выложил это все директору... Учителя
уводили. Это тоже активная гражданская позиция.
Эту активную позицию в американцах старательно воспитывают. Если ученик
недостаточно сознателен, ему помогают проявить сознательность. В моей Lamar
High School одна из заместителей директора, как раз, кстати, ответственная за
ежегодную оценку учителей, занимается тем, что вызывает прямо с урока к себе
в кабинет учеников и заставляет их сливать "компру" на своих учителей. Когда
набирается определенная порция материала, учитель приглашается на ковер, и с
ним проводится беседа.
Была такая беседа и со мной в самом начале работы в этой школе. Знаете, что
я неправильно сказал в классе? Два выражения. Первое - "я не понимаю, зачем
ты точишь свой карандаш, ты все равно не собираешься использовать его по
назначению" - было сказано ученику, который до этого уже три раза поточил свой
карандаш и ни разу ничего им не написал. Второе - "You are failing" ("Ты
заваливаешь предмет") - было сказано ученику, который хвастался, что сдаст все
на пять без подготовки. Пришлось открыть ему глаза на правду, сообщив, что на
данный момент он не успевает. Все это совершенно нормально, с нашей точки
зрения, но противоречит американской педагогике. Их детям можно говорить
только то, что они умницы.
Такая мораль существует не только в школе, но и в семье. Если бы родители
не поощряли, дети бы не доносили. Они это делают именно потому, что такова
мораль всеобщая. Этому учат и в школе, и в семье, и в церкви, куда они ходят
по воскресеньям послушать проповеди своих пасторов. И нигде никто даже
случайно не скажет, что стучать постыдно.
Стучат, конечно же, не только дети, но и сами взрослые. Очень многие
учителя стучат друг на друга. Причем они не имеют с этого никаких дивидендов. Ты
можешь быть директорским любимчиком, можешь не быть, у тебя стандартная
нагрузка и стандартная зарплата, которая зависит только от стажа.
Между прочим, это сильнейшая сторона государства, когда население в
основной своей массе не противостоит ему, а поддерживает. Сегодня в Америке
воспитаны поколения граждан, личные ценности которых совпадают с официальными
ценностями государства.
О цене патриотизма
Американцы все до одного патриоты до мозга костей. Причем патриоты даже те,
кто не принимает общественную мораль, хотя таких меньшинство. В основном это
очень немногочисленные слои цветного населения, среди которых как раз и
вызревает тот небольшой по своим масштабам криминал, который имеется в США. Бе-

лое население в своей основе полностью лояльно. Но что важно - абсолютно все
американцы, даже те, кто не принимают официальные ценности, являются
патриотами своей страны. Проявляют свой патриотизм они очень активно.
После 11 сентября страна была в шоке. Все ждали, не последует ли что-либо
еще. Но буквально через день патриотические чувства переполнили американцев и
выплеснулись наружу. На каждом частном доме был вывешен государственный флаг.
Каждый второй автомобиль был украшен маленькими флажками. Причем делали они
это не по указке месткома или профкома, а из личных побуждений. Для нас,
недавно приехавших русских, такое проявление патриотизма казалось немного
наивным и даже смешным, но они это делали от всего сердца. И так продолжалось в
течение месяца.
Те же флаги на домах и автомобилях развевались в начале военной кампании в
Ираке. А на некоторых машинах красовались плакаты Irac is first, France is
next (сначала Ирак, потом Франция). Таким образом, агрессивные патриоты
желали разобраться с Францией за ее позицию против войны в Ираке.
В школах тогда были организованы акции сбора туалетных принадлежностей,
сладостей, газет и журналов для отправки американским военнослужащим в зону
конфликта. Причем сама эта акция была организована, я убежден, с одной лишь
целью - воспитывать патриотические чувства у школьников. Все понимают, что
командование может обеспечить своих солдат всем необходимым и без поддержки
населения. А стоимость ЛИШЬ одной выпущенной по Ираку крылатой ракеты намного
превышает стоимость всего того, что насобирают школьники. Но зато они этим
самым поддерживают армию, участвуют в общем деле.
Есть, правда, один момент. Школьники хотят получить за этот свой
патриотический порыв дополнительные баллы от учителя. Официально вопрос о том, давать
или не давать в этом случае дополнительные баллы, на усмотрении учителя. Но
абсолютное большинство учителей делает это. Лица моих детишек погрустнели,
когда я заявил, что это неправильно - платить за проявление патриотических
чувств и что не собираюсь этого делать. Потом, когда я сдался и согласился
(надо же и успеваемость в классе повышать каким-то образом), свой вклад внес
каждый нуждающийся в улучшении своей оценки. И это тоже часть государственной
политики - патриотические чувства не могут оставаться незамеченными, они
должны поощряться. И поставленная задача с успехом достигается.
Глава 14. Американский менталитет
Я постоянно ловлю себя на мысли, что об американской школе трудно
рассказывать , используя привычные нам слова. В русском языке просто нет терминов для
передачи некоторых категорий, так как у нас нет самих этих категорий. Выше я
уже приводил пример критериев и показателей, по которым оценивается работа
учителя - для нашего уха это чистая белиберда. С другой стороны, американцы
не используют многие привычные для нас понятия: не исключено, что они им
кажутся абсолютно бессмысленными.
Например, в США не говорят: "У этого ученика глубокое знание предмета, а у
того - поверхностное", так как знание предмета не является основной целью
обучения. Вместо понятия "знание" (knowledge) они оперируют категориями
background (база), skills (навыки), success (успех), achievements
(достижения) и прочими. Вместо слова "умный" они используют smart, что в большей
степени означает "сообразительный". В дискуссии американцы редко скажут: "Ты не
прав". Наиболее жесткая формулировка будет звучать так: "Я не согласен с
вами"
Да что там говорить, если само слово "воспитание" отсутствует в
американской педагогике! Соответственно нет таких понятий как "воспитанный" и
"невоспитанный" ребенок.

В общем, не понимая американский менталитет, невозможно понять и
особенности образовательной системы США.
Постепенно я прихожу к выводу, что именно менталитет нации определяет ту
или иную форму образовательных институтов. В Японии никогда не будут обучать
так, как в Америке, и наоборот. Точно так же американский мультирассовой
социум, построенный на англосакской культуре и протестантских ценностях, сильно
отличается от общества российского.
Вопреки расхожему мнению я убежден, что общего в традиционных ценностях и
алгоритмах поведения россиян американцев значительно меньше, чем различий.
Например, воспитывая своих детей, мы в качестве крайней меры беремся за
ремень, а американцы в аналогичной ситуации обращаются в суд.
Различия в ментальности наций - это очень важный фактор, и его нужно
учитывать, занимаясь реформированием отечественной системы образования по
западному образцу. Институт образования должен быть органично присущ нации, должен
соответствовать ее менталитету и традициям. Необходимо понимать, что какие-то
вещи российское общество никогда не примет, и все попытки привить их в России
обречены на провал.
Ввиду важности этого момента поговорим о наиболее существенных, на мой
взгляд, различиях в менталитете американцев и россиян.
Сначала скажу несколько слов о том, что не может не импонировать в США. Все
американцы очень приветливы, незлобивы, эмоциональны и непосредственны.
Агрессивность , зависть, угрюмость - такие качества большинству из них
совершенно несвойственны. Они очень любят детей и приветливы с ними. Если вы идете
куда-то с ребенком, то каждый улыбнется и отметит, какой у вас чудесный
малыш. В иерархи их ценностей семья выше карьеры.
Абсолютное большинство американцев - искренне верующие люди. В церкви у них
просветленные лица, они не сдерживают слез и улыбок, благодарности и надежды.
Это резко контрастирует с озлобленным или осуждающим выражением лиц, которое,
к сожалению, нередко можно увидеть в российских храмах. Впрочем, только ли в
храмах?
В Штатах полицейские не смотрят на тебя с наглой улыбкой и не ведут себя
по-хамски. Работники сферы обслуживания приветливы и услужливы. Водители на
дорогах взаимно вежливы и не стремятся показать, кто здесь самый "основной".
Люди не носят камень за пазухой, не гадят там, где сами же живут и
отдыхают . . .
Перечислять плюсы американского образа жизни можно до бесконечности.
Однако человек так устроен, что хорошее не всегда заметно, а вот недостатки
просто режут глаз. В России - российские, а в Америке - американские. Вернее,
не недостатки, а просто отсутствие того, к чему привык. Если разница в чем-
то со знаком плюс, этого не замечаешь. Если со знаком минус, это
воспринимается как недостаток.
Улыбку, please
Визитной карточкой любого гражданина старейшей демократии в мире является
американская улыбка. Она не несет ни смысловой, ни душевной нагрузки человека
российского. Наш человек улыбается тогда, когда он этого хочет. Американец
улыбается тогда, когда это положено. Поэтому, если вам улыбнулся американец,
это еще совсем не значит, что он испытывает к вам добрые теплые чувства.
Просто у них так принято. Конечно, американцы могут улыбаться и искренне. Но я
имею в виду дежурную американскую улыбку, которой они одарят вас при встрече.
Эта улыбка имеет определенные стандарты. Улыбка с сомкнутыми губами - это
неправильная улыбка. Улыбаться нужно так, чтобы были видны все тридцать два
зуба. Иная анатомия области рта - не повод улыбаться неправильно. Очень смеш-

но наблюдать, как это делает подрастающее поколение. У некоторых такая улыбка
получается естественно, а некоторым никак не дается. Если посмотреть на их
групповые фотографии, то отчетливо виден неестественный вымученный характер
такой улыбки. Годам к шестнадцати юные американцы, и особенно американки, уже
полностью овладевают этим нехитрым искусством.
Иногда смотришь, идет навстречу тебе американка. По выражению лица еще
издалека видно, что на душе у нее совершенно отвратительно. Но, приблизившись
на расстояние приветствия, она непременно растянет рот в улыбку и произнесет:
Good morning! Причем остальная часть лица может и не поменять угрюмого
выражения. После произнесения приветствия губы тут же возвращаются в исходное
положение, причем еще до того, как она исчезла из поля вашего зрения. Все это
происходит совершенно автоматически.
Если же настроение нормальное, то американцы улыбнутся вам так, как будто
это лучший момент их жизни. А на ваш дежурный вопрос How are you? ответят с
таким видом, будто только что выиграли миллион. У человека, недавно попавшего
в Америку, может сложиться впечатление, что у них действительно все
фантастически прекрасно. Кстати, такие приветствия и впрямь несколько улучшают
настроение. Поулыбаешься с утра, повосклицаешь, как у тебя все прекрасно, и
начинаешь чувствовать, что твой тонус уже чуть повыше.
А улыбаться придется - таковы правила приличия. Если не улыбнешься при
встрече или, не дай бог, просто пройдешь мимо, то ты не nice person. А это
Значит - не свой, и вообще что-то с тобой не так. Видимо, ты не successful. А
это очень плохо для карьеры.
Американцы имеют право только на положительную эмоцию от своего и всеобщего
успеха. Если нет успеха своего, то будь добр радоваться чужому. Конечно, ты
имеешь право и на иные эмоции, но там, где тебя никто не видит. На людях же,
особенно на работе, обязан быть nice. Проявление гнева и раздражительности на
работе означает крест на карьере. Если тебе трудно себя сдерживать, то
обратись к врачу, и он выпишет правильные таблетки, но права на отрицательные
эмоции в коллективе у тебя нет. Американская медицина совершенно серьезно
рассматривает любое проявление отрицательных эмоций, включая длительное
пребывание в подавленном состоянии, как признак серьезного психического
расстройств. Вот они и улыбаются, пытаясь убедить окружающих в обратном. А потом
вдруг ни с того ни с сего берут ружье и начинают палить по всем подряд,
оставляя за собой горы трупов, будучи более не в состоянии сдерживать
подавляемые негативные эмоции.
В свое время я не сразу понял, что отличает американское общество от
российского . Это видимое отсутствие негатива в жизни. Американцы не проявляют
публично негативных эмоций. Они не ругаются, не скандалят, не жалуются на
жизнь и не сетуют, как все вокруг плохо. Наоборот - все у них в жизни
прекрасно. Они не концентрируются на недостатках, недоработках и т.д.,
акцентируя внимание на достоинствах. Поэтому учителя никогда ни в какой форме не
критикуют учеников за недостатки, а лишь хвалят за успехи. Самое интересное в
том, что при этом у американских студентов вырабатывается ощущение, что они и
в самом деле преуспевают в учебе. Они привыкли слышать сплошные хвалебные
слова и не допускают и мысли о том, что может быть как-то по-другому.
Однажды я начал отчитывать целый класс за плохие оценки по контрольной
работе. Работа была легкая, не требовавшая особых умственных усилий.
Требовалось всего-навсего заучить определенные вещи. Когда, проверяя работы, я
обнаружил, что они ничего не выучили, то обратился к ним с пламенной речью.
Говорил я примерно следующее: "Вы напрасно думаете, что в моем классе можно не
учить и получать хорошие оценки. Вы не выучили то, что я вам задал, и потому
сейчас не можете понять новый материал. Если вы продолжите в таком же русле,
то просто завалите мой предмет". Это происходило в хорошем классе, где уча-

щиеся крайне заинтересованы в высокой оценке. Передо мной сидели
шестнадцатилетние студенты, и потому я рассчитывал на понимание. Какого же было мое
удивление, когда я заметил, что мои слова не находят в их юных сердцах
никакого отклика. Студенты смотрели на меня непонимающими глазами - мол, о чем
это наш учитель? И тут я понял, что они никогда в жизни не слышали от учителя
ничего подобного.
Американская педагогика требует исключительно позитивного воздействия на
ученика. Неслучайно слово "позитив" встречается в педагогической литературе
даже чаще, чем слово success: позитивная обстановка, позитивное отношение,
позитивное воздействие и т.д.
Позитивное поведение требуется и в отношениях взрослых между собой. Сказать
подлецу, что он подлец, недопустимо, это правило плохого тона. Да и какой он
подлец, если так мило улыбается? А вот у тебя, раз ты делаешь такие
заявления, видимо, действительно что-то не так. Поэтому у них все без исключения
nice и все у них в жизни wonderful. Создается впечатление, что проблем просто
не существует. На самом деле их предостаточно, просто они загнаны в угол
усилием воли или правильными таблетками.
Одинокие индивидуалисты
Если вас угораздило рассказать американцу о своих проблемах, то он вас
выслушает , даже посочувствует и... постарается как можно скорее вас покинуть и
больше об этом не заговаривать. Сами же американцы никогда не поведают вам о
своих проблемах. Если они и захотят с кем-то поделиться, то это будет не друг
и не коллега, а профессиональный психотерапевт. В этом отношении они люди
очень замкнутые и одинокие.
Единственное, что их волнует в этом мире, - это они сами со своими
переживаниями , их семья и работа. Все, что происходит вокруг, занимает их лишь в
той степени, насколько это может коснуться их лично. В принципе многие
американцы интересуются большой политикой, как внутренней, так и внешней, и в то
же время они очень далеки от жизни своего более узкого окружения.
Как известно, российские средства массовой информации кроме местных
политических и экономических новостей в каждом номере или выпуске большое место
отводят событиям, скажем так, общественно и социально значимым. О том, ставить
или не ставить двенадцатиметровый примус на Патриарших прудах. О том, каким
быть памятнику защитникам Казани. О том, что памятник архитектуры, здание
девятнадцатого века, используется не по назначению. О том, что в N-ской
библиотеке ввиду отсутствия средств уникальные издания хранятся в ненадлежащих
условиях. О том, что загрязняется парк - любимое место отдыха горожан.
Мы действительно всем этим интересуемся, а самые активные из нас сами не
прочь написать письмо в соответствующие инстанции или даже помитинговать,
если представится такая возможность. И не от того, что нам нечем заняться.
Просто мы в отличие от американцев гораздо более активные в этом плане люди. Нас
на самом деле волнует внешний вид родного города, потому что мы по праву
считаем его своим. Нас воспитали коллективистами, учили, что все вокруг
народное . А раз народное, значит, наше.
В США, как известно, коллективная собственность отсутствует. Каждый пятачок
земли кому-то принадлежит, и только владелец решает, что с этой землей
делать . Муниципальной собственностью являются лишь крохотные островки парков,
которые просто кишат народом, как наши места проведения общественных
мероприятий. Нет предмета для обсуждений, нет и самих обсуждений. В этом смысле
американцы могут быть классифицированы как индивидуалисты, причем в самой
крайней форме.
Еще одна причина их безразличия к своему окружению в том, что Америка -

страна переселенцев. Даже если не говорить о многочисленных иммигрантах, сами
коренные американцы переселенцы. И не только потому, что их предки в свое
время перебрались сюда из Европы. Очень многие американцы постоянно кочуют по
стране. Это их образ жизни. В большей степени это касается квалифицированных
специалистов. У них принято получить высшее образование в одном штате, потом
написать диссертацию в другом, пройти стажировку в третьем, поработать в
четвертом, пятом и, наконец, окончательно осесть уже перед пенсией в шестом.
Поэтому значительная часть американцев затрудняется ответить на вопрос, где их
дом. А уж прожить всю жизнь там, где родился и где похоронены предки, удается
лишь единицам. Вот и получается, что и нет ничего близкого и родного, за что
могла бы болеть душа. Нет той земли, которую мы привыкли называть родиной.
В США нет ничего вечного. В России, как и в большинстве других стран, в
каждом более или менее историческом городе сохранились сооружения, построенные
в прошлом веке, а то и два, три и даже семь веков назад. Это достояние,
которым мы дорожим. От соприкосновения с историей ощущаешь какой-то трепет.
Исторические памятники являются гордостью и символом города или даже всего
края...
Во всей Америке едва ли найдется несколько сотен сохранившихся с прошлого
века зданий. И не потому, что таковых никогда не было. Были, но их не сочли
нужным сохранить. А зачем? Это нецелесообразно, так как старые здания плохо
выполняют свое функциональное назначение. Гораздо лучше все снести и
построить на этом месте нечто новое. Такая вот система ценностей.
В России даже сегодня любой крестьянин, строя личный дом, делает все так,
чтобы в этом доме после него могли жить и дети, и внуки. И дом стоит. И дети
с внуками живут. Для них этот дом и есть самое святое на земле, важнейшая
часть их семейной жизни и истории.
В Америке совершенно другой образ мышления. Здесь все определяется
целесообразностью. Зачем строить на века? Паспортный срок службы большинства
индивидуальных домов не превышает пятидесяти лет. Срок же проживания одной семьи
в каком-то конкретном доме, как правило, не больше десяти лет. После этого
дом продается и покупается новый либо в связи со сменой работы, либо из
финансовых соображений. В слово "дом" американцы не вкладывают того смысла, что
мы. Дом в их понимании - это просто место его проживания, а также объект для
игр на рынке недвижимости. Сегодня он может быть куплен, а завтра продан и
куплен другой, если это сулит финансовый выигрыш.
Очень часто в США у меня возникает ощущение нереальности всего
происходящего вокруг. За неполный год с фантастической скоростью выстраивается целый
жилой комплекс. Где еще вчера был пустырь, сегодня стоят дома либо торговые
центры.
Строить здесь дешево и просто, так как все здания являются по сути
фанерными , с каркасом из деревянных реек. Нужно отдать должное: внутри дома очень
комфортны для проживания. Последнее поколение домов и выглядит вполне
пристойно . Но почему-то эти приятные на вид домики напоминают мне декорации из
картона и папье-маше. Кажется, закончится спектакль - и декорации сменят. А
вместе с ними сменят и актеров. Нет ничего вечного. Все вокруг создано из
соображений сиюминутной целесообразности. Иногда мне кажется, что может
исчезнуть и сама страна, так же незаметно и быстро, как и потерявшее
целесообразность сооружение...
Позволю себе еще одно сравнение с Россией. Вы только представьте себе, во
что бы превратилась наша жизнь, если отнять у нас возможность общаться!
Вообразите бабульку, целый день сидящую в своей квартире и не выходящую поболтать
у подъезда... Подростков, встречающихся только в школе или в спортивном
зале ... Женщину, не желающую обратить на себя мужское внимание... Представили?
Вот это и есть жизнь американцев. Ревностная защита частной собственности и

всевозможных прав личности привела к тому, что выросли поколения людей,
просто не умеющих общаться да и не испытывающих в этом особой потребности. Мой
дом - моя крепость. Все остальное меня не касается.
В Хьюстоне, четвертом по величине городе Америки, нет ни одной пешеходной
улицы. Нет места, где можно пройтись, посидеть, попить кофе, выкурить
сигарету, посыпать голубям семечки и просто насладиться окружающей жизнью. В
огромном городе никто вообще не ходит пешком. Нет общественного транспорта,
который поневоле сближает. Жизнь устроена так, что люди просто физически не могут
повстречаться. Правда, есть многочисленные бары и ночные клубы, где,
вероятно , и происходят знакомства. Соседи, как правило, лишь шапочно знакомы друг с
другом, а иногда даже не знают, как кого зовут.
Твой комплимент женщине чреват последствиями. В лучшем случае тебя просто
не поймут. В худшем - на тебя подадут в суд за сексуальные домогательства.
Американки в комплиментах не нуждаются. Как, впрочем, не особо нуждаются и в
ухаживаниях, цветах, вечере при свечах. Лучшим подарком является справка о
финансовом благополучии. Недавно американские социологи выяснили, что
большинство потенциальных женихов и невест не только благосклонны к браку по
расчету, но и прямо указывают размер состояния, за которое отдадут свою руку.
Сердце тут уже ни причем.
Дружба сводится к периодическим встречам на различных тусовках, где люди
много едят, мило улыбаются, ведут ничего незначащие пустые беседы и через
пару часов расходятся. При этом многие считают, что хорошо провели время. За
два года мне довелось побывать на многих таких мероприятиях лично и услышать
отзывы своих друзей о подобных тусовках. Идти туда в следующий раз уже не
хочется. Наши российские даже просто приятельские отношения во многом теплее и
человечнее, чем то, что американцы называют дружбой.
Россиян заставляет дружить сама система. У нас нужно дружить, чтобы выжить.
А чтобы хорошо жить, как заметил один мой приятель, нужно уметь хорошо
дружить .
В Америке не так. Чтобы выжить, нужно иметь лишь хорошо оплачиваемую
работу. Очень многие американцы вообще ни с кем не общаются, кроме коллег по
работе и знакомых в церкви по воскресеньям.
Что касается дружбы с детства, того периода, когда дети естественно тянутся
друг к другу, то этим детским отношениям умышленно или неумышленно поставлен
заслон.
Система общественной жизни выстроена так, чтобы дети просто не могли
общаться друг с другом в неформальной обстановке. Прежде всего они не находятся
без присмотра во дворах или на улицах. В школе у них просто нет одного
класса , как нет и одноклассников. Каждый год, каждый день, на каждом уроке они
видят вокруг себя совершенно разные лица. Могут ли у них возникнуть хоть
сколь либо близкие отношения, похожие на дружбу, при таком общении? Будут ли
они скучать друг по другу и собираться после окончания школы?
А возьмем школьное расписание. Уроки по 90 минут без перерыва. Перерыв
между уроками семь минут! Вы можете себе представить такое? Этого времени
хватает только для того, чтобы перейти из одного класса в другой. Они даже не
успевают сходить на перемене в туалет. Как вы думаете, американские педагоги не
понимают, что детям нужен отдых? Что просидеть в классе 90 минут без перерыва
одиннадцатилетним-пятнадцатилетним просто не под силу? Еще как понимают, но
расписание уроков устанавливают именно такое. Зачем? Чтобы дети как можно
меньше находились наедине друг с другом без контроля учителя. Быстрее загнать
их в класс, а там, учитель, делай с ними все что хочешь. Отчасти это связано
с тем, что школа несет ответственность за учеников в то время, когда они в
стенах школы. Администрация стремится избежать возможных инцидентов в виде
драк и применения наркотиков. В результате американская школа целенаправленно

взращивает индивидуалистов, так же как в свое время школа советская
сознательно воспитывала коллективистов.
Смотри пункт второй
Говоря о менталитете американцев, не могу не остановится на их
приверженности буквальному следованию инструкциям, или, еще точнее исполнительности. Как
я уже говорил ранее, существующей системой ценностей исполнительность
возведена в ранг добродетели, а независимость и самостоятельность выглядят чуть ли
не пороками.
Наиболее ярко это проявляется в такой характерной сфере, как техника
безопасности . Это неудивительно в стране юристов и адвокатов, где за любой
причиненный на работе ущерб здоровью можно отсудить у работодателя просто
сумасшедшие деньги. Поэтому работодатель и старается обезопасить себя на все сто.
Такое отношение очень сильно контрастирует с наплевательским подходом к
технике безопасности в России.
В США другая крайность. Здесь, например, невозможно встретить ни одного
работника строительной или технической специальности при исполнении без
защитной каски. Чем работник в данную минуту занят - не имеет большого значения.
Однажды я вызвал домой телефонного мастера. В защитной каске он стоял уже на
пороге моего дома, в ней же он и проделал всю свою работу. Что в доме у
клиента может упасть телефонисту на голову? Когда он, бедный, надел эту каску:
выходя из машины, или же находится в ней все время? Чего боится руководство
компании, заставляя своего работника ходить целый день в каске на
сорокаградусной жаре?
Впрочем, дело не только в работодателе. Так, американцы обязательно
надевают защитные шлемы во время семейных велосипедных прогулок, хотя никто их не
заставляет делать. Что может угрожать голове при неспешной езде на
велосипеде? Это как нужно упасть с велосипеда, чтобы повредить голову? Этими
вопросами американцы не задаются. В инструкции к велосипеду рекомендовано надевать
шлем, они и надевают.
Учителя химии регулярно сталкиваются с техникой безопасности в школе. По
распоряжению руководства нашего дистрикта студенты обязаны постоянно быть в
защитных очках, находясь в химической лаборатории. Причем не имеет никакого
значения, чем конкретно они там занимаются. Уровень опасности эксперимента
никого не интересует. В самом начале своей работы я не знал этого требования
и по своему усмотрению определял необходимость таких предосторожностей. В
один из таких дней заведующая кафедрой, увидев моих студентов без очков,
настучала на меня завучу, и тот вызвал меня на ковер. Я пробовал было
аргументировано возразить, что в наших занятиях нет никакой опасности, и в очках
студентам неудобно. Но завуч вежливо и твердо ознакомил меня с существующим
распоряжением.
Самое смешное, что настоящие, а не выдуманные опасности были совсем рядом.
Так, в лаборатории на полочке я обнаружил увесистую банку с цианистым калием,
доступную для любого. А студенты на лабораторных занятиях из года в год
использовали метиловый спирт в качестве обычного растворителя. Когда я это
увидел, то у меня волосы встали дыбом. Химики поймут мои чувства. Я даже
попробовал использовать этот факт в качестве аргументации - мол, вы здесь ерундой
занимаетесь, а реальной опасности не видите. На завуча мои слова не произвели
никакого видимого впечатления. И это понятно - про цианистый калий и
метиловый спирт в распоряжении ничего не написано, а значит, за это и не спросят. А
вот про очки написано черным по белому...
Еще пару слов о строгости инструкций. Помните, как в американских фильмах
при задержании преступников полицейские быстро проговаривают фразу о том, что

по закону задержанные могут хранить молчание? Оказывается, это относится не
только к арестам и допросам, но и к процедурам не столь драматичным.
Например, перед любыми квалификационными экзаменами тестируемым зачитываются их
права и обязанности. То же самое делают учителя в школах во время
государственных и иных тестов. В начале своей работы я не знал, насколько это строго.
И вот на одном из таких экзаменов заходит ко мне в класс завуч испрашивает,
прочитал ли я инструкции. Отвечаю, нет, просто объяснил их своими словами.
Надо было при этом видеть лицо этой дамы. Она сначала покраснела, потом
посинела и со словами "Вы должны были зачитать это слово в слово" в панике
выбежала вон из класса, видимо, докладывать директору о случившемся ЧП. Ничего
страшного в тот раз не произошло, но случай очень показателен.
Инструкции по применению товаров можно читать как анекдоты - все они без
исключения достойны репертуара Михаила Задорнова. Вот, например, окончание
инструкции по выпеканию пирога из полуфабриката: "... Выньте готовый пирог из
печки. Не трогайте его голой рукой - это может вызвать ожог. Для охлаждения
пирога до теплого состояния подождите 20 минут, до комнатной температуры -
50".
Иногда возникает впечатление, что будучи приучены следовать инструкциям,
большинство американцев уже просто неспособны самостоятельно принимать
решения. Опишу один поразивший меня случай.
Сентябрь 2005 года. Техас ожидает удар очередного урагана по имени Рита,
который движется со стороны Мексиканского залива непосредственно на Хьюстон.
Месяцем ранее в соседней с Техасом Луизиане ураган Катрина буквально
уничтожил город Новый Орлеан. Тогда власти проявили свою полную беспомощность перед
стихией. Ураган вызвал сильные социальные потрясения и огромный общественный
резонанс по всей стране. Наученные горьким опытом, в этот раз власти
встретили новую стихию во всеоружии.
Из мест предполагаемого удара объявлена всеобщая эвакуация. Полностью
эвакуирован прибрежный курортный городок Гальвестон, находящийся в сорока милях
от Хьюстона. Из самого Хьюстона эвакуация не обязательна, но рекомендована.
Все учреждения закрыты за два дня до предполагаемого прихода урагана, дабы
люди смогли загодя уехать. Если не половина, то треть населения Хьюстона
решила эвакуироваться. Кто-то едет к родственникам и друзьям, у кого таковых не
имеется, просто забронировали номера в гостиницах. Направление движения для
всех одно - на север, куда ведет хайвэй 1-45...
Уважаемый читатель, вы можете себе представить эвакуацию половины
трехмиллионного города? Вся эта масса народа устремляется на север по одному-
единственному хайвэю. По сути дела, вся трасса и прилегающие к ней подходы
превращаются в сплошную пробку. Интересно, что две полосы встречного движения
совершенно пустые (в Хьюстон никто не едет), но власти не открывают их для
движения из Хьюстона. Послушные американцы не делают никаких попыток выехать
на эти полосы, как, впрочем, не формируют двух дополнительных полос по
обочинам. Они просто послушно стоят на дороге друг за другом. Через какое-то время
выясняется, что на заправках вдоль трассы закончился бензин. Водители не
глушат двигатели, так как от последних питается кондиционер.
На улице жара в 35 градусов, на солнце все 50. Постепенно бензин в
автомобилях заканчивается, спасения от палящего солнца больше нет, и никто уже в
принципе не может никуда поехать, даже если вдруг дорога впереди откроется.
В результате вся эта масса людей и автомобилей так и стоит на трассе под
палящим тропическим солнцем на протяжении всего дня. Люди начинают справлять
свои естественные нужды прямо посреди чистой степи на виду друг у друга, что
для привыкших к комфорту американцев очень неудобно. Через какое-то время
прямо на шоссе загорается автобус с постояльцами дома престарелых, и они
заживо сгорают в огне...

Заканчивается все тем, что люди никуда не доезжают, а встречают ураган
прямо на трассе. На вторые сутки власти подвозят бензин, все разворачиваются и
едут обратно в Хьюстон.
Почему такое стало возможным? Почему люди ничего не предприняли для
спасения себя и своих детей? Почему они тупо стояли в этой пробке с работающими
двигателями, глядя, как стрелка показателя топлива неумолимо движется к нулю?
Ведь видели, что пробка не рассасывается. Слушали радио и понимали, что стоит
вся трасса до самого Далласа, и в ближайшие часы ничего не изменится. Почему
никто не съехал на какую-нибудь второстепенную дорогу и не попытался доехать
хоть куда-нибудь: до заправки, магазина, гостиницы вдалеке от трассы или
просто до дерева, дающего тень?
Такие решения просто не могли прийти большинству американцев в голову. Они
ждали, что придут представители власти и помогут. Нетривиальное мышление им
не присуще. Раз они забронировали гостиницу в городе Н., то именно туда и
поедут, никуда не сворачивая. Им ведь никто не сказал, что нужно свернуть в
сторону... Поэтому они будут стоять в пробке и ждать, пока не поступят новые
инструкции...
Страна потребления
Говоря об американском менталитете, нельзя не упомянуть и о том, что США -
это страна потребления. Это хорошо видно уже в школе. Ученики приходят в
класс не работать, а именно потреблять. Работая, нужно отдавать свой труд,
потребляя - использовать чужой. Выше я уже отмечал, что работа не есть "Фан",
поэтому противопоказана американским ученикам. Им не нужно утруждать себя
списыванием задачи с доски или из учебника, учителя приносят им все на
блюдечке . Для них все уже приготовлено. Даже ручки и карандаши не обязательно
приносить в школу, не говоря уже об учебниках и тетрадках. Только приходи -
учитель выдаст тебе все необходимое. Большинство заданий составлено таким
образом, что нужно только поставить галочки в соответствующие места или вписать
отдельные слова в пропуски. Материальные ресурсы, расходуемые в процессе
обучения , поражают воображение. Американские студенты до того к этому привыкли,
что воспринимают все как должное.
За порогом школы этот эффект выражен еще ярче. Огромное количество денег на
руках у населения и относительно низкие цены формируют пристрастие
американцев к потреблению, масштабы которого потрясают. Например, в магазине они
никогда не покупают по одному предмету одежды. Если уж пошел в магазин, то
приобрел как минимум пять-десять. Такие походы в магазин - мероприятие частое.
Когда спрашиваешь студентов об их увлечениях, большинство, не задумываясь,
говорит: shopping. И действительно, это - часть образа жизни, элемент
культуры.
Про количество покупаемой еды я вообще промолчу. Употребление пищи,
особенно публичное, тоже элемент культуры. Порой единственной целью мероприятия
является именно употребление пищи. Такие названия мероприятий, как Pizza Party
или Cheese and Wine Party, говорят сами за себя. Возможно, кто-то скажет, что
мы в России тоже любим поесть. Все верно, но у нас еда не самоцель. Мы
собираемся, чтобы пообщаться и повеселиться, причем от души. Американцы
собираются, чтобы поесть...
Объем производимого одной американской семьей мусора превышает объем
мусора , выбрасываемого в России жителями целого подъезда. Готовить ничего не
нужно - обед, ужин и даже завтрак в ресторане. Грязное белье просто сдается в
прачку, откуда возвращается чистым и поглаженным. Даже газон перед домом тебе
скосят, только плати деньги.
Уровень обеспеченности и благополучия определяет уровень потребления. Час-

тенько на выходные американцы выезжают куда-нибудь в пригород просто для
того, чтобы провести два дня в гостинице. Основная цель - сменить привычную
домашнюю обстановку на что-нибудь новое, ну и, конечно же, воспользоваться
услугами обслуживающего персонала. Все эти услуги, бесспорно, удобны и приятны.
Вообще жизнь в Америке очень комфортна в бытовом плане, чего про Россию до
сих пор не скажешь.
Не секрет, многие наши люди с возрастом как-то озлобляются, становятся
раздражительными и нетерпимыми: у всех своя история про то, как закалялась
сталь. Чуть окрепнув, они сами начинают "закалять" других. У американцев
этого нет. И они беззаботны, неспешны и приветливы. Вот и не верь потом, что
бытие определяет сознание...
Глава 15. Чужой карман
Общеизвестно, что Америка - самая богатая страна, а доходы американцев
соответственно самые высокие в мире. Но насколько они богаты? В этой главе я
попробую удовлетворить интерес читателей и попытаться оценить благосостояние
рядовых американцев. Сами американцы очень не любят вопросы о своих доходах.
Если вы их об этом спросите, то они сильно обидятся и не ответят. Но мы это
сделаем без их разрешения.
Итак, начнем. Лучшие товары мирового производства стекаются в Америку.
Природные ресурсы других стран работают на Америку. Научно-техническая элита
всего мира мечтает продать себя в Америку.
Умные дяди выстроили такую общемировую экономическую систему, что весь
остальной мир спит и видит, как бы протолкнуть свой товар на рынок США. В
результате всего этого мы имеем весьма странные с точки зрения логики факты.
Например, бензин в Америке стоит ровно столько, сколько в нефтедобывающей
России. А если принять во внимание качество бензина, то окажется, что он еще
и дешевле, чем в России. Любой качественный фирменный товар можно купить в
американских магазинах раза в полтора-два дешевле, чем в России. Даже
продукты питания стоят здесь дешевле, чем в Москве. Что интересно, это касается не
только России. Товары китайского и латиноамериканского производства можно
приобрести в американских магазинах по той же цене, что и в стране-
производителе. И это все при том, что уровень зарплаты в Штатах раз в десять
или двадцать выше, чем в той же России или Китае. Американцы катаются как сыр
в масле, скажете вы. В смысле уровня материального потребления им
действительно нет равных.
Денег в стране очень много. Но из этого совершенно не следует, что
американцы чувствуют себя богатыми... Они обеспечены, но отнюдь не богаты. Пока
работают - имеют все, что нужно для жизни: дом, машину, одежду, еду и при
сравнительно высокой зарплате один раз в год круиз в любую точку мира. И не
более. А что же еще нужно? - спросит меня не избалованный жизнью российский
читатель. Действительно, для многих россиян, еле сводящих концы с концами,
такая жизнь может показаться фантастической. Но Америка - страна
цивилизованная, поэтому давайте будем ее сравнивать с цивилизованным миром, а не с
сегодняшней Россией.
Сколько зарабатывают в Штатах перебравшиеся туда российские граждане?
Обычно в ответ на этот вопрос называются цифры от трех до восьми тысяч долларов в
месяц. Такое действительно не редкость. Но это самые лучшие примеры. Между
тем есть и такие иммигранты, что влачат полунищенское существование. Не нужно
Забывать, что большинство переехавших в Америку россиян являются
высококлассными специалистами с учеными степенями. Поэтому через несколько лет
пребывания в стране (а некоторые и сразу) получают сравнительно высокооплачиваемую
работу. В то же время в Америке очень много тех, кто уехал не по контракту, а

например, как беженец по еврейской иммиграции. Такие, попав в Штаты, при
отсутствии квалификации далеко не жируют. Я лично знаком с очень многими нашими
бывшими согражданами, которые на протяжении многих лет вынуждены за крохи в
буквальном смысле слова подтирать задницы пациентам в доме престарелых.
Понятно, что представители этой категории никогда не сообщат на Родину о своих
"успехах" в США.
Действительно, на первых порах жизни здесь возникает ощущение, что ни за
что получаешь баснословные деньги. Например, простые учителя получают на руки
более 2000 долларов в месяц. Неплохо, правда? Нашему бы учителю такую
зарплату! Но эйфория проходит, когда начинаешь понимать, что все эти деньги уходят
на жизнь, причем далеко не роскошную. Я уже не говорю о том, чтобы что-то
накопить . Однако зарплата учителя - отнюдь не показатель. Поэтому давайте для
начала рассмотрим, сколько получают американцы.
Итак, полезли в чужой карман.
Зарплата в Америке рассчитывается и устанавливается не в месяц, как у нас,
а за год. Причем официально объявляется "грязная" зарплата, с которой еще
удерживаются налог. Самая низкая официально допустимая зарплата в США
составляет шесть долларов в час. При восьмичасовом рабочем дне и пятидневной неделе
выходит около 12000 долларов в год. Это не теоретический минимум. Достаточно
большое число американцев трудится именно за такие деньги, получая от 12000
до 20000 годовых. Любой неквалифицированный труд оценивается такими суммами.
Такова же зарплата многомиллионной армии работников кассы и прилавка.
Чуть более квалифицированная, требующая минимальных знаний и навыков работа
стоит от 20000 до 35000 долларов в год. Это Зарплата таких категорий
работников, как клерки, лаборанты, секретари и пр. Такие деньги также получают за
неквалифицированный, но интенсивный или физически тяжелый труд.
Квалифицированный труд, требующий высшего образования, например, работа
учителя, стоит от 35000 до 55000-60000 долларов. В этих же пределах находится
зарплата большинства чиновников. Столько же получают, как правило, и
специалисты частных компаний с опытом работы от нуля до десяти лет. Причем их труд
оплачивается строго пропорционально опыту работы. Выпускник вуза не может
рассчитывать больше, чем на 40 тысяч, тогда как специалист с пятилетним
стажем вполне может требовать 60 тысяч.
Следующая ступенька самая высокая: от 60000 до 120000 долларов и выше. Эту
категорию трудно загнать в определенные рамки. Здесь все очень индивидуально
в зависимости от вида бизнеса, компании и самого работника. Такие деньги
получают либо владельцы собственного мелкого бизнеса, либо наемные специалисты
экстра-класса, руководители отделов солидных компаний, практикующие врачи и
юристы. Хоть они и называются средним классом, таковых в Америке отнюдь не
большинство. Если это не частный бизнес, а наемный труд, то, как правило,
люди выходят на такой уровень зарплаты не ранее чем после 15-20-летнего
длительного и упорного карьерного роста. Это удается не всем, а наиболее
способным и удачливым. Многие сидят на 50 тысячах вплоть до самой пенсии. 120 тысяч
- это своеобразный потолок, который может выплачиваться за наемный труд. Выше
этой суммы получают только менеджеры крупных компаний.
В этом месте нужно оговориться, что приведенная квалификация верна для
средних по благосостоянию штатов, таких как Техас. В Калифорнии, например,
доходы повыше, в других штатах - пониже.
Следующий важный момент в оценке благосостояния американцев - это число
работающих в семье. В большинстве американских семей только один из супругов
работает. Это выгодно из простых экономических соображений. Налоговая система
не стимулирует второго супруга к работе. В случае работы второго супруга
почти половина второй зарплаты уходит на резко увеличивающиеся в этом случае
налоги и прочие накладные расходы. Кроме того, что увеличивается налогооблагае-

мый семейный доход и соответственно повышается ставка налога, работающая мама
переходит из категории иждивенца (что дает льготы в налогах) в субъект
налогообложения .
Еще один фактор - расходы на детей. Содержание ребенка в детском садике
бесплатно только начиная с пяти лет. До пяти лет либо с ребенком сидят
родители, либо за его присмотр платятся деньги. Все эти факторы практически
сводят на нет вторую зарплату в семье. Даже в том случае, если работают оба
супруга, редко когда бывают высокими обе зарплаты. В целом очень неплохим
считается общесемейный доход в размере 90-110 тысяч годовых. Средний же по стране
общесемейный доход составляет чуть более 4 6000 долларов.
Возьмем в качестве примера сравнительно высокий общесемейный доход в
размере 90000 долларов. Теперь давайте посчитаем расходы семьи с таким уровнем
доходов .
Около трети годового дохода уходит на налоги. Шкала прогрессивная: чем выше
доходы, тем выше налоги. Размер налога несколько варьируется от состава
семьи, количества работающих и прочих обстоятельств, но при доходе в 90000 это
примерно треть. Вычитаем 30000 долларов на налоги, остается 60000. Если
перевести на привычный для россиян формат, это 5000 долларов в месяц.
Следующая по величине статья расходов - отчисления за жилье. Люди с такой
зарплатой имеют свой дом, а не ютятся в квартирах, тем более что по величине
ежемесячных выплат это не намного выше стоимости аренды квартиры. Качество же
жизни в своем доме несравнимо выше, чем в квартире.
За что же они платят, спросите вы, проживая в своем доме? Дело в том, что
мало кто из американцев выкупают дом сразу - как правило, он покупается в
кредит. Кредит выдается сроком на тридцать лет и гасится путем ежемесячных
выплат. За счет длительности срока общий размер процентов по кредиту
достигает 200-300 процентов от стоимости самого дома. Причем структура платежей
составлена очень грамотно. В первые годы 80-90 процентов каждого платежа идет
на покрытие процентов по кредиту и лишь оставшаяся часть - на погашение самой
ссуды. Лишь после двадцати лет выплат в структуре платежей начинают
преобладать выплаты за сам дом. Поэтому, если через пять-десять лет после
приобретения дома вы вдруг решаете его продать, то оказывается, что ваших денег в нем
почти нет. Практически все, что вы исправно платили, составили проценты по
кредиту.
Все эти деньги оседают в кармане кредитора. Неплохо, правда? Но Америка -
свободная страна, где есть право выбора. Не хочешь платить такие деньги -
живи в квартире в весьма сомнительном окружении и выплачивай квартиросдатчику
не намного меньшую сумму. Но в квартире ты гость, там не имеешь права даже
гвоздя в стену вбить. Да и сам контракт теоретически может быть с тобой
расторгнут в любой момент. В квартире не возникает ощущения собственного дома.
Более того, проживая в квартире, чувствуешь себя человеком второго сорта. А
это в Америке очень неприятно.
Хьюстон - город с низкими ценами на недвижимость. Приличные дома в
приличном месте стоят от 120000 до 400000 долларов. Стоимость среднего дома для
среднего класса составляет около 240 тысяч. Эту цифру и используем в наших
расчетах. Ежемесячные платежи по кредиту плюс налог на недвижимость при такой
ее стоимости составят около 2000 долларов. Вычитаем эту сумму из 5000
(ежемесячного дохода), остается 3000.
Дальше вычитаем всевозможные страховые отчисления. Приведу только
обязательные страховки, которых нельзя избежать, проживая в Штатах. Самая дорогая
- медицинская. Если второй супруг не имеет собственной работы и страховки, то
самая льготная медицинская страховка на семью из четырех человек обойдется
долларов в 800 в месяц.
70 долларов стоит самая дешевая страховка автогражданской ответственности.

Если у вас новая и хорошая машина (а у человека с годовым доходом в 80 тысяч
должна быть именно такая), то ее страховка вместе с автогражданской
ответственностью обойдется вам долларов в 150 в месяц. Как правило, в семье не
меньше двух автомобилей. Пока муж на работе, жене нужно отвезти и привезти детей
из школы, съездить по магазинам и т.д. Умножаем эту цифру на два. Итого 1100
долларов в месяц набегают страховые платежи. Остается 1900 долларов.
Около 400 долларов составляют платежи за энергоносители, телефон, воду,
кабельное телевидение и прочее. Остается 1500. На этом обязательные платежи
заканчиваются. Далее каждый платит по своему усмотрению. На еду и мелкие
повседневные расходы семье из четырех человек нужно не менее 1000 долларов. Это
если готовить и питаться дома, чего ленивые американцы очень не любят. Если
же питаться в ресторанах, и притом качественной пищей, то на питание
необходимо не менее 2000 долларов в месяц.
В итоге остается либо 500 долларов, либо совсем ничего. Даже если что-то и
остается, это, по американским меркам, уже не деньги. Если они не уйдут на
какие-то экстренные цели, то в конце года эта семья сможет себе позволить
совершить не очень шикарное турне по Америке или за рубеж.
А ведь нужно еще покупать одежду, домашнюю утварь. Случаются и
непредвиденные расходы. Если ваш дом не совсем новый, а примерно 15-25-летней давности,
не говоря уже о более старом, то периодически что-нибудь в нем будет
требовать ремонта. Стоит это удовольствие очень и очень недешево.
Кроме того, каждый визит к врачу даже при наличии страховки стоит от 20 до
40 долларов. Страховка покрывает лишь оставшуюся часть. Лекарства очень
недешевы. Я не говорю о хирургической операции или каком-то серьезном
заболевании. В этом случае это влетает вам в копеечку.
Жизнь есть жизнь: что-нибудь непредвиденное постоянно случается. В
результате денег может даже и не хватить на полноценную, с американской точки
зрения , жизнь.
Напомню: мы рассмотрели достаточно высокий общесемейный доход - намного
выше среднего по штату Техас. По данным статистики, средний годовой
общесемейный доход по стране на протяжении нескольких последних лет составляет
немногим более 46000 долларов.
При более низких доходах люди живут в более скромных домах, а то и вовсе в
съемных квартирах. Двуспальная квартира (аналог нашей трехкомнатной) стоит в
Хьюстоне 750-1400 долларов в месяц в зависимости от расположения. При таких
зарплатах ваш автомобиль будет скромнее. Да и на всем остальном надо
экономить . В этом случае о каких-либо поездках и тем более сбережениях надо вообще
забыть.
Конечно, есть семьи с более высоким доходом, переваливающим за 100 тысяч в
год. Но таковых не очень много. К тому же пропорционально доходам моментально
возрастают и расходы. Дело в том, что в Америке очень сильно расслоение
населения по уровню доходов. Здесь очень некомфортно ощущать себя человеком ниже
среднего уровня. Постоянно преследует желание повысить свой жизненный уровень
и как бы перебраться в другой класс.
У нас в России пока еще нет такого сильного разделения. Наиболее удачливые
не кичатся своим положением и по-прежнему дружат со своими старыми
приятелями. В Америке же у каждого свой круг общения и своя среда обитания: свой
микрорайон, свои школы, свои магазины, свои клубы, свои церкви. Поэтому, если
есть деньги, люди тратят их все до последнего цента, лишь бы попасть в район,
где проживает более состоятельное общество. Цель одна - войти в этот круг
самим и ввести туда своих детей. Американцы не только тратят на это все что
Зарабатывают, но еще и берут всевозможные кредиты.
Поэтому, как только появляются деньги, тут же возникают и новые
потребности. Например, желание отдать детей в частную школу. Это естественное стрем-

ление любого родителя, попятное читателю, так как с ситуацией в обычной школе
он уже хорошо знаком. Вслед за средней школой наступает пора высшего
образования в университете, на что, как правило, уходят все сделанные до того
сбережения .
В результате годам к пятидесяти единственным сбережением большинства
американцев остается дом, который к тому времени процентов на 80 уже принадлежит
владельцу. До самой пенсии люди продолжают отчислять платежи за этот самый
дом и к пенсии, наконец, становятся полноправными хозяевами своего жилища.
Наступает обеспеченная старость. Есть дом, есть пенсия. Дети поставлены на
ноги. Чего еще надо?!
Но не все так просто.
Во-первых, как это ни покажется странным, пенсии в Америке очень невысоки.
Сами американцы постоянно жалуются на это. Достойные пенсии лишь у
государственных служащих, военных и пр. На обычную же пенсию очень трудно свести концы
с концами. Хорошо живут лишь те пенсионеры, которые в течение жизни делали
дополнительные отчисления на старость. Я не рассматривал эти отчисления в
приведенном выше примере.
Следует заметить, что в Америке немощные старики не живут со своими детьми.
Последние годы жизни американцы проводят в домах престарелых, где любящие
дети навещают их несколько раз в год. Официально они мотивируют это тем, что не
могут в своем доме обеспечить престарелым родителям соответствующий уровень
ухода и медицинского обслуживания. Таковы у них жизненные ценности и
традиции. Мне доводилось бывать в таких домах престарелых - очень удручающие
впечатления .
Во-вторых, очень интересные метаморфозы происходят с домом, который к тому
времени уже вырабатывает почти весь свой срок службы. Если 30 лет назад на
момент его покупки он стоил 240 тысяч, то теперь, в возрасте 40-50 лет, уже
не тянет более чем на 200 тысяч. Это при том, что выплачено за него с учетом
процентов по кредиту 700-800 тысяч. Как вам эти цифры, читатель? Правда,
здесь есть одна хитрость. Все дело в том, что последние несколько десятилетий
цены на недвижимость в Америке уверенно и достаточно быстро растут. За
последние 25-30 лет они поднялись чуть ли не в десять раз. Конечно, нужно
делать поправку на общую инфляцию в стране, но в целом картина достаточно
показательная .
Такая уверенная тенденция как раз и побуждает большинство американцев
покупать дома даже под вышеописанные грабительские проценты. При таком раскладе
как бы никто не в проигрыше. Есть вероятность того, что через 25-30 лет цены
на недвижимость будут раз в пять выше, чем сегодня. Но этого может и не
случиться. Среди американских же экономистов есть мнение, что цены на
недвижимость искусственно вздуты и в один прекрасный момент с ними может произойти
то же самое, что совсем недавно произошло с фондовым рынком Америки.
Совершенно ясно, что такое повышение цен на недвижимость не случайно. Много
бы людей покупали дома под такие проценты, если бы цены не росли? Это, кстати
один из основных источников роста экономики страны. Благодаря всем этим
денежным потокам пополняется не только карман кредитора, но и казна
государства. Здорово придумано, не правда ли? Запустил печатный станок и страна
богатеет . Ровно на столько, на сколько напечатал денег. В России этот процесс
приводит к инфляции и обнищанию населения, а в Америке почему-то к росту
благосостояния .
А что мешает американцам выкупать дома сразу без всяких кредитов? - спросит
читатель. У большинства таких денег нет. По поводу меньшинства отвечу честно
- не знаю. Почему-то все предпочитают пользоваться кредитом. Америка -
страна, где на кредит сажают как на иглу. Такие правила игры.
Если принести в чемодане сразу 240 тысяч, на тебя будут смотреть недруже-

любно. Жизнь вынуждает брать кредиты, даже если ты в них не нуждаешься.
Один из примеров. В Америке очень неудобно жить без кредитной карты. Для
того чтобы купить или заказать что-либо по интернету, нужна кредитка. Очень
многие отели требуют кредитку в качестве платежного средства. Большинство
фирм по аренде автомобилей не предоставят вам услуги без наличия кредитки.
Этот список неудобств можно продолжать. А что нужно для того, чтобы получить
кредитку? Счет в банке? Отнюдь! Для этого нужна так называемая кредитная
история. А чтобы ее сделать, нужно взять кредит и в течение длительного срока
его погашать. Говоря проще, нужно заплатить дяде проценты. Заплатил деньги -
получи пропуск в жизнь. Помню, как мы в самом начале своей жизни в Америке
старались создать эту кредитную историю. А теперь предложения кредитных карт
от самых различных финансовых учреждений приходят чуть ли не каждый день.
Заплатил свои проценты - и тебе тут же предлагают заплатить еще.
Глава 16. По ту сторону комфорта,
или в стране Герберта Уэллса
Умные люди прекрасно понимают, что декларируемого равенства возможностей в
сфере образования в Америке на самом деле нет. Равенство есть для тех, кто
образования получать не хочет, кто приходит в школу для того, чтобы провести
день с наименьшими потерями. И есть одинаковые возможности получить
стандартное, очень поверхностное образование и превратится в исполнительного,
законопослушного , неспособного самостоятельно мыслить гражданина.
Самое смешное то, что официально американская педагогика как раз направлена
на обучение решению конкретных практических задач. На самом же деле из
реальных знаний ученик получает лишь умение читать и писать и еще некоторые самые
примитивные навыки. Те немногие родители, которые понимают важность хорошего
образования, должны очень постараться, чтобы найти место, где их дети могут
получить его бесплатно. Нужно ли говорить о том, что количество таких мест
весьма ограничено?
Это тем более удивительно, что образование в США, в отличие от той же
России, очень и очень ценится. Это в России таксист получает больше кандидата
наук, врача или преподавателя университета. Это у нас еще в СССР рабочие
получали больше инженеров. В Америке уровень зарплаты и положение в обществе
напрямую связаны с уровнем образования. Если ты защитил кандидатскую, место в
среднем классе тебе уже гарантировано. Даже с простым высшим образованием ты
можешь рассчитывать на вполне достойное положение в обществе. Добиться в этой
стране чего-либо без высшего образования практически невозможно - разве что
сделать спортивную карьеру. А поскольку высшее образование в США платное,
американцы рассматривают его как одну из форм инвестиций, которая в
дальнейшем принесет гарантированную финансовую отдачу.
Так почему же со школьным образованием происходит то, что происходит? Было
бы наивным считать, что это стечение различных обстоятельств, издержки
американской игры в демократию. Трудно себе представить, что те люди, которые
управляют этой страной, не в курсе происходящего в средней школе. Я
постепенно прихожу к выводу о том, что нынешнее положение вещей в американском
образовании очень мудро режиссировано и виртуозно поддерживается. Теоретики и
идеологи образования придумывают новые и новые оболванивающие методики.
Директора школ внедряют их во вверенных им заведениях, ломая хрупкое
сопротивление тех немногих учителей, кто действительно хоть чему-то учит своих
учеников . А чиновники обеспечивают законодательное и организационное прикрытие. В
итоге система абсурда самовоспроизводится. Уже не требуется никакого
вмешательства извне для ее поддержания.
Недавно я получил подтверждение своим мыслям из совершенно неожиданного ис-

точника - от моей коллеги по школе. Мисс Хейли, черная американка лет сорока
пяти, в образовании с самого начала своей карьеры. "Еще лет двадцать назад у
нас было нормальное образование, - сказала она мне. - Я думаю, что в один
прекрасный момент власти просто решили - не стоит всем подряд давать хорошее
образование".
Правда, в последнее время эти товарищи, видимо, поняли, что перегнули
палку. Уровень образования в стране уже настолько низок, что многие выпускники
средних школ не в состоянии выполнять даже простейшие операции, то есть
совершенно не пригодны и в качестве самой примитивной рабочей силы. А кормить-
то их нужно. Поэтому в последнее время все чаще слышатся призывы что-то
делать с образованием. Причем особый упор делается на математику и естественные
науки. Например, я знаю о некоммерческой организации, которая сейчас
занимается тем, что пытается внедрить в американскую школу российскую методику
преподавания математики.
Кому это выгодно - поддерживать низкий уровень образования населения? -
спросит меня читатель. Кто и зачем вынашивает и осуществляет этот план? Ответ
очень прост. А кто, скажите вы мне, заинтересован в том, чтобы люди не знали
правду о воздействии на организм генномодифицированных продуктов? Ответ на
наш вопрос из той же категории.
В низком уровне образования населения очень много положительных моментов с
точки зрения государства. Точнее, тех, кто этим государством управляет и от
этого же государства кормится. Сами же американцы от низкого уровня
образования отнюдь не страдают, все довольны жизнью и собой. Рассмотрим в качестве
примера разные категории американских граждан.
Возьмем низший класс, составляющий, по различным оценкам, от 30 до 50
процентов населения страны. Основная масса учеников, принадлежащих к этой
категории, после школы осознает свою необразованность и потому даже не думает о
высшем образовании. Они спокойно направляются прямо за прилавок или хватаются
за любую неквалифицированную работу. Пока у них есть работа, есть деньги.
Соответственно они сыты, одеты и имеют крышу над головой. Этого им вполне
достаточно. У них нет никаких амбиций и желаний иметь больше. Они уверены, что
все равно не могут достичь большего, как бы того ни хотели. Но благодарны за
то, что у них есть.
Представители среднего класса (около половины населения) имеют значительно
больше, чем предыдущая категория. Некоторые даже настолько много, что это
можно назвать роскошью по российским меркам. Но как они достигли всего этого?
Не подумайте, что благодаря своим знаниям, уму и таланту, хотя минимальный
уровень знаний и ума, конечно же, необходим. В основном добились всего путем
многолетнего карьерного роста, главными требованиями которого является
исполнительность, отсутствие собственного мнения и умение угодить начальству.
Надо ли говорить, насколько эти люди дорожат своим положением, как ценят
то, что имеют. Одно неверное движение, и они могут потерять все, получив
клеймо человека недостаточно исполнительного. Однако они не чувствуют от
этого особого дискомфорта. Просто абсолютное большинство американцев не
обременено собственным мнением. Во-первых, им регулярно преподносится на тарелочке
"правильное" мнение, так что не нужно искать никакого другого. Во-вторых,
чтобы иметь собственное мнение, нужно обладать серьезными знаниями, а вот их-
то как раз и не хватает.
Поэтому они послушно голосуют за все, за что администрация Белого дома им
предлагает проголосовать. Они никогда не выйдут на митинги, и не будут
размахивать флагами, требуя каких-либо льгот, раздражая тем самым правительство
страны или штата. Они уверены, что правительство делает все верно, и в любом
случае не могут ничего изменить. И вообще, митинговать - это проявление
невоспитанности , правила хорошего тона не позволяют им этого. Какой прекрасный

народ для руководства страны!
Выше я уже писал о том, насколько схожи социально-политические системы США
и бывшего СССР. Продолжая аналогию, можно было бы ждать развала Америки.
Однако у американской элиты есть одно преимущество перед ЦК КПСС. Советское
руководство вырастило и воспитало исключительно высокообразованное население.
СССР развалился именно потому, что наш народ все видел и понимал и уже не мог
дальше глотать ту ложь, которой его пичкало руководство. Американская же
публика на данный момент верит всему, чем ее кормят.
Такая лояльность и управляемость населения важны и в делах более
прозаических.
Американцы послушно берут кредиты в банке под баснословные проценты и
нисколько не считают себя при этом обманутыми. Им внушили, что брать кредиты -
это хорошо, а почему это плохо, они не понимают. Не понимают потому, что
просто не в состоянии совершить элементарные арифметические действия, чтобы
увидеть , на сколько же их обманывают. Помните пример про учеников, не способных
вычислить, сколько яблок можно купить на 8 долларов? Не нужно забывать и про
пропаганду. Их мозги закручены вполне определенным образом. Они знают, что
иметь хорошую кредитную историю очень важно.
Представители среднего класса имеют медицинскую страховку. Соответственно
им открыт путь к врачу, которого они посещают очень охотно, каждый раз
оплачивая свой прием. Обращаются к врачу по любому поводу. У врачей в США гораздо
меньше свободы в выборе способа лечения, нежели в России. Они обязаны
действовать в строго прописанных рамках, в противном случае могут лишиться
лицензии или угодить под суд. Следуя инструкциям, врачи выписывают "правильные"
лекарства, стоящие огромных денег. Пациенты их принимают и обнаруживают новые
проблемы со здоровьем. Доктор выписывает им новые препараты для снятия
побочного эффекта, вызванного первыми. Так может продолжаться очень долго. В
результате карман нашего пациента опустошается очень заметно. Но никто не
ропщет . Все это в порядке вещей. Около половины моих студентов постоянно сидит
на тех или иных медикаментах, принимая их месяцами, а то и годами. Я уже не
говорю о старшем поколении.
В Америке нельзя купить самые простые антибиотики без рецепта врача. Также
запрещено ввозить лекарства из-за рубежа даже для собственных нужд. То есть
доступ к лекарствам только через кабинет врача, или, точнее, через деньги,
уплаченные страховой компании. Американцы свято верят, что все это делается
для их же благополучия. В США, особенно среди белого населения, полностью
отсутствует такое понятие, как самолечение. Я уже не говорю о траволечении или
нетрадиционной медицине. Как-то одна моя знакомая в разговоре с американкой
порекомендовала отвар ромашки. На что та, сделав круглые глаза, спросила: "Вы
что, предлагаете мне ведьмино зелье?!" Между тем в прошлом американцы широко
использовали траволечение. Куда это все ушло? Кому выгодно посадить страну на
иглу и таблетки? И главное, как это стало возможным?
США - единственное из развитых стран мира государство, где не требуется
указывать наличие генномодифицированных составляющих на упаковке продуктов
питания. Правительство страны решило, что населению незачем знать такую
информацию , и оно ее не знает. Справедливости ради нужно сказать, что население
США не особо-то и обеспокоено этой проблемой. Им объяснили, что ГМ-продукты -
это хорошо, потому они и не переживают. Они покупают те продукты, что им
предлагается в магазинах.
В результате поедания ГМ-пищи и выращенного на гормонах мяса они и сами
вырастают до невероятных размеров и приобретают в придачу кучу всевозможных
болезней. Почему-то при высоком уровне жизни в целом и при здоровом образе
жизни уровень кардио- и онкозаболеваний у них не ниже, чем в полуголодной и
отравленной алкоголем и табаком России. А процент людей, способных иметь собст-

венное потомство, ниже, чем у нас, и стремительно уменьшается год от года. Вы
думаете, почему американцы усыновляют детей из России? А их количество
поражает воображение...
Они идут в свои рестораны Fast Food и едят эту гадость... В результате
подобного питания некоторых разносит до таких размеров, что они утрачивают
человеческий облик. А на помощь уже спешат отечественная медицина и
фармацевтическая индустрия...
Самое интересное то, что при этом американцы в отличие от угрюмых,
озлобленных и вечно жалующихся на жизнь россиян довольны своей жизнью. Причем, чем
ниже уровень образования и, соответственно, доходов, тем более беззаботными и
счастливыми они выглядят. Мне часто приходит в голову сравнение с персонажами
книги дедушки Уэллса "Машина времени". Помните, там есть элои, на которых
вкалывают морлоки? Элои ведут праздный образ жизни и в один прекрасный момент
просто превращаются в глупый беззаботный скот для трудолюбивых морлоков. Но
книжку эту американцы не читали, так как читают они мало и очень немногие.
Поэтому никаких параллелей провести не могут.
Возникает логичный вопрос - тогда почему они так хорошо живут? Ответ прост
- единственная сверхдержава мира научилась перераспределять ресурсы третьих
стран в свою пользу. Но это уже макроэкономика, кросс-курсы валют, в общем,
большая политика и отдельный разговор... Если же вернуться к теме нашей книги
и посмотреть на американскую систему образования и общественное
жизнеустройство в целом, начинаешь понимать, что все у них очень умно устроено и не так
уж и плохо. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить США с нашей страной.
В России выпускники средней школы получают неплохие знания. К тому же в
последнее время все поголовно устремились в вузы, и являются обладателями
дипломов о высшем образовании. В результате мы имеем ситуацию, когда каждый
считает себя умнее остальных. Амбиций у всех через край, а работать никто не
хочет и не умеет. Эти амбициозные ребята и девчата идут туда, где можно
сделать легкие деньги, много и сразу. Что при этом происходит со страной, в
комментариях не нуждается. Теперь посмотрите на Америку, где основная масса о
высшем образовании даже и не думает, и скажите, какая модель лучше?
К тому же в Америке те немногие родители, которые действительно обеспокоены
будущим своих детей, все же имеют шансы дать им хорошее образование. Все дело
как раз в том, что большинство родителей, включая благополучных белых, этим
не озабочено. При этом абсолютно все довольны. Массы имеют работу и кусок
хлеба. Безработные получают пособие, пляшут и поют песни. Более образованные
и целеустремленные имеют возможность получить нечто большее, реализовать себя
и чего-то достичь в этой жизни. Дать же абсолютно все каждому члену общества
не может ни одно государство. Но любой гражданин в США чувствует себя
комфортно , каждый доволен страной, в которой живет.
А как же функционирует сама страна? - спросите вы. За счет чего Штаты
достигли таких высот? Кто же выполняет квалифицированную работу?
Не нужно забывать, в школах есть очень умненькие и способные студенты. Я
сам в последнее время учу именно таких. Это просто замечательные ребята.
Причем, помимо способностей и знаний, в них, прежде всего, подкупают
человеческие качества. Я не сомневаюсь, что у них прекрасное будущее. Вопрос в том,
что доля таких учеников в общей массе мала. Да и они, как правило, не
стремятся стать учеными или инженерами, а идут в лучшем случае в медицину, а чаще
всего - в бизнес, финансовый менеджмент или юристы, то есть туда, где можно
заработать большие деньги. Как вы сами понимаете, юристам не нужны ни
дифференциальное исчисление, ни химия.
Потребность же в инженерах и научных работниках покрывается за счет
иностранной рабочей силы, главным образом из Индии и Китая. Некоторый вклад
вносят и наши сограждане. Профессор-американец в сегодняшнем американском вузе

большая редкость. В здешних университетах популярна следующая шутка. Если ваш
профессор разговаривает с акцентом, то вам повезло - значит, у вас хороший
профессор.
Теперь вернемся к основной массе американских студентов. Куда же идет вся
эта армия низкообразованных выпускников?
Во-первых, требуется очень много неквалифицированной рабочей силы; армия
работников кассы и прилавка, уборщики и официанты и прочий обслуживающий
персонал .
Во-вторых, для тех, кто хоть чему-то научился в школе, существует система
двухгодичных колледжей аналогичных нашим техникумам. Техникумы выпускают
рабочих различных специальностей. После двух лет обучения выпускники вполне
справляются со своей работой и потому неплохо зарабатывают. Правда, этой
категории в последние годы все большую конкуренцию составляют легальные и
нелегальные иммигранты из Мексики. Они значительно более расторопны и энергичны и
к тому же готовы выполнить ту же работу за меньшие деньги.
В-третьих, более амбициозные (не обязательно более умные) идут в
университеты за степенью бакалавра. В университетах первые два года им, по сути, еще
раз преподносят школьную программу. Как правило, эти курсы преподаются
студентами старших курсов того же университета. По свидетельству многих наших
российских студентов, имевших подобный опыт, с преподаванием первых двух
курсов математики легко справится любой выпускник российской средней школы,
учившийся на четверки и пятерки. Получив бакалавра, выпускники университетов
могут уже учить сами - идти работать учителями в школу. Мне сдается, что лишь
на стадии мастера американские студенты получают более-менее глубокие
познания .
Можно долго спорить о ценности образования и о том, каким оно должно быть.
Конечно, в сегодняшнем меняющемся мире образование не может оставаться таким
же, как двадцать лет назад. Система образования должна отвечать вызовам
современности. Изменения и реформы необходимы.
Если сравнивать систему среднего образования в разных странах, то можно
прийти к следующим интересным наблюдениям. В сегодняшнем мире хуже всего
обстоит дело в так называемых демократических странах: США, Англии и некоторых
других странах Западной Европы. Самая сильная система образования - в
государствах с авторитарным режимом (Китае) или традиционным (Японии). В той же
России образование было сильно в годы тоталитарного коммунистического режима.
В сегодняшней демократической России образование куда слабее, чем еще
двадцать лет назад.
Сегодня Россия дрейфует в сторону американской образовательной системы.
Причем, как я уже говорил, перенимаются отнюдь не сильные стороны
американской системы. Почему-то не расширяется спектр преподаваемых предметов и не
вводится свобода выбора дополнительных. Не перенимается институт защищенности
ученика от произвола учителя. По-прежнему не уделяется должного внимания
физической культуре, музыке, искусству. Вместо этого мы видим упрощение учебной
программы, разрушение десятилетиями накопленного опыта и наработанной
методики преподавания. Разрушение как раз того, чего в американском образовании
никогда не было, нет и, по всей видимости, не будет.
По признанию американских же педагогов, среднее образование в самих Штатах
за три последних десятилетия сильно ухудшилось и продолжает ухудшаться. В
этом смысле США и Россия движутся в одном направлении...
Когда руководство какой-либо страны желает совершить прорыв и поднять свою
страну на новый уровень, оно берется за образование. Это и СССР в 50-е, 60-е
годы, это и современный Китай, это и Индия, которая благодаря растущему
научно-техническому потенциалу не засидится надолго в третьем мире.
Те же рассуждения верны и для каждой отдельно взятой личности. Во все вре-

мена и у всех народов знание было почетно, уважаемо и являлось привилегией
избранных. Моему поколению повезло: наше социалистическое отечество дало это
богатство всем желающим абсолютно бесплатно. Представителям же подрастающего
поколения придется решать этот вопрос индивидуально.

Мнения
ЕРЕТИЧЕСКИЕ МЫСЛИ О НАУКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Фримен Дайсон
1. Нужда в еретиках
Вначале я должен сказать, что, как ученый, я не особенно склонен доверять
предсказаниям будущего. Наука делается непредсказуемым образом. Ученые
занимаются как раз тем, что планируют эксперименты, результаты которых будут
заведомо как можно менее предсказуемыми, а затем проводят их и смотрят, что
получится. Можно даже сказать так: если что-то предсказуемо, то это не наука.
Поэтому, когда я делаю предсказания, я выступаю не в роли ученого. Я буду
выступать сегодня в роли фантазера, и мои предсказания будут скорее научной
фантастикой, чем наукой. Предсказания писателей-фантастов, как известно, на

удивление неточны. Они стремятся скорее вообразить, что могло бы случиться,
нежели описать, что случится в действительности. А я стремлюсь, фантазируя,
оспорить преобладающие в наши дни догмы. Эти догмы могут оказаться
правильными, но все равно стоит их оспаривать. И я горжусь тем, что я еретик. Приношу
свои извинения за то, что буду говорить обо всех этих проблемах с
американской точки зрения. Мне прекрасно известно, что перед Россией стоят другие
проблемы. Но я также знаю, что совершенно не осведомлен о сегодняшних
российских реалиях, поэтому с моей стороны было бы очень глупо пытаться
рассказывать людям, живущим в России, как решать российские проблемы.
2. Землеустройство и климат
Я собираюсь изложить сегодня пять ересей. Моя первая ересь состоит в том,
что весь нынешний ажиотаж вокруг глобального потепления сильно преувеличен.
Здесь я выступаю против священного братства специалистов по моделированию
климата и толп, введенных ими в заблуждение граждан, которые верят цифрам,
предсказываемым климатическими моделями. Они, конечно, говорят, что у меня
нет метеорологического образования, а следовательно, я не обладаю достаточной
квалификацией, чтобы рассуждать об этих вопросах. Но я изучал модели климата
и знаю их возможности. Эти модели основаны на решении гидродинамических
уравнений, и они замечательно описывают движения жидкостей и газов в атмосфере и
в океанах. Но они очень плохо описывают облака, пыль, химию и биологию полей,
сельхозугодий и лесов. Они и близко не подходят к тому, чтобы описать
реальный мир, в котором мы живем. В реальном мире много грязи и путаницы и много
того, что мы пока еще не понимаем. Ученому намного проще сидеть в помещении с
кондиционером и прогонять свои модели на компьютерах, чем одеться по-зимнему
и измерять то, что реально происходит снаружи, в болотах и в облаках. Вот
почему специалисты по моделированию климата так верят собственным моделям. Не
вызывает сомнения, что местами на нашей планете действительно происходит
потепление климата. Я вовсе не говорю, что это потепление не вызывает проблем.
Вполне очевидно, что вызывает. Вполне очевидно, что нам следует стремиться
разобраться во всем этом лучше. Но я говорю, что эти проблемы сильно
преувеличены. На них тратятся деньги, и отвлекается внимание от других проблем,
более актуальных и более важных, таких как бедность, инфекционные заболевания,
образование, здравоохранение и сохранение живых существ, населяющих сушу и
океаны, не говоря уже о самых важных из всех проблем - войны и мира и
ядерного оружия, о которых я сегодня еще расскажу. Я немного расскажу о проблеме
глобального потепления, потому что это интересная проблема, хотя ее важность
и преувеличена. Чтобы подробно разобраться в потоках углерода в атмосфере и
биосфере, нужно измерить численные значения множества параметров. Я не хочу
запутывать вас множеством чисел, поэтому попрошу вас запомнить только одно
число. Число, которое я прошу вас запомнить, - одна треть миллиметра в год.
Сейчас я объясню, что это число значит. Представьте себе ту половину
поверхности суши, которая не покрыта ни пустынями, ни полярными льдами, ни
городами, ни дорогами, ни парковками. Эта половина поверхности суши покрыта почвой,
которая поддерживает растительность того или иного типа, будь то
сельхозугодья , леса или болота. Каждый год эта половина поверхности суши поглощает и
превращает в биомассу некоторую долю того углекислого газа, который мы
выбрасываем в атмосферу. Нам неизвестно, насколько велика эта доля, потому что мы
не померили прирост или сокращение биомассы. Биомасса - это и живые существа,
и останки тех живых существ, которые уже умерли. Число, которое я просил вас
запомнить, - треть миллиметра в год - это усредненный прирост толщины
биомассы на половине поверхности суши, к которому привело бы поглощение всего
углекислого газа, который мы выбрасываем, сжигая ископаемое топливо. Усредненный

прирост толщины составил бы одну треть миллиметра в год. Смысл этих расчетов
в том, что поглощение атмосферного углерода почвой может идти с очень хорошей
скоростью. Чтобы остановить прирост концентрации углекислого газа в
атмосфере, биомассу почвы нужно увеличивать всего лишь на треть миллиметра в год. На
плодородный верхний слой почвы приходится около десяти процентов биомассы,
поэтому увеличение биомассы на треть миллиметра в год соответствует приросту
верхнего слоя почвы примерно на три миллиметра в год. Изменения методов
сельского хозяйства, например отказ от вспашки, приведут к не менее быстрому
приросту биомассы. Если мы выращиваем зерновые, не вспахивая почву, то больше
биомассы уходит в корни, которые остаются в земле, и меньше углерода
возвращается в атмосферу. Если мы с помощью генной инженерии получим сорта с
большей биомассой корней, мы, по-видимому, сможем добиться того, чтобы прирост
толщины почвы шел еще намного быстрее. Из этих простых расчетов я делаю
вывод, что проблема поступления в атмосферу углекислого газа есть проблема не
метеорологии, а землеустройства. Ни одна компьютерная модель атмосферы и
океана не способна предсказывать, как мы будем распоряжаться нашими
земельными угодьями. Мы можем и не рассчитывать средний прирост биомассы в масштабе
всей Земли, а рассмотреть эту проблему в локальном аспекте. Представим себе
такую возможную картину будущего: Китай продолжает развиваться как
индустриальная держава, во многом зависящая от сжигания угля, а в Соединенных Штатах
решают поглощать выбрасываемый при этом углекислый газ посредством увеличения
биомассы почвы. Количество биомассы, которая может накапливаться в живых
частях растений и деревьев, ограничено, но ничто не ограничивает количество
биомассы, которое может откладываться в почве. Крупномасштабное приращение почвы
может оказаться выгодным, а может и не оказаться, в зависимости от
экономических показателей зерновых, полученных с помощью генной инженерии. Но, по
крайней мере, есть вполне обсуждаемая возможность, что Китай будет
обогащаться, сжигая уголь, в то время как Соединенные Штаты облагодетельствуют
окружающую среду накоплением почвы, благодаря тому, что атмосфера будет
обеспечивать бесплатную транспортировку углерода от китайских горных разработок в
американскую землю, и содержание углекислого газа в атмосфере останется
постоянным. Такие возможности стоит учитывать, когда мы выслушиваем
предсказания, касающиеся ископаемого топлива и изменений климата. Если на нашей
планете в ближайшие пятьдесят лет воцарятся биотехнологии, подобно тому, как за
последние пятьдесят лет воцарились компьютерные технологии, то правила игры в
области климата радикально изменятся. Когда я прислушиваюсь к публичным
дебатам об изменениях климата, мне бросаются в глаза колоссальные пробелы в наших
знаниях, неполнота наших наблюдений и поверхностность наших теорий. Во многих
фундаментальных процессах в экологии Земли мы разбираемся плохо. Только если
мы разберемся в них намного лучше, мы сможем поставить точный диагноз
нынешнего состояния нашей планеты. Если мы пытаемся заботиться о Земле точно так
же, как мы заботимся о больном человеке, вначале нужно диагностировать
болезнь, и лишь затем ее лечить. Для этого нужно наблюдать за процессами,
происходящими в биосфере, и измерять их параметры. Все согласны с тем, что
увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере приведет к двум важным
последствиям, одному климатическому и одному неклиматическому. Первое - это
физические изменения лучистого переноса энергии в атмосфере, а второе -
биологические изменения растительности на суше и в мировом океане. Относительно
того, какое из этих последствий важнее, мнения расходятся, как и относительно
того, будут ли эти последствия, по отдельности или вместе, благоприятны или
вредны. Физические последствия проявляются в изменении осадков, облачности,
силы ветра и температуры, которые обычно сваливают в кучу и называют вводящим
в заблуждение термином "глобальное потепление". Во влажном воздухе изменения
лучистого переноса, вызываемые углекислым газом, заведомо перекрыты намного

более сильным парниковым эффектом водяных паров. Углекислый газ играет важную
роль там, где воздух сухой, а сухой он обычно лишь там, где холодно.
Потепление, вызываемое углекислым газом, сильнее всего там, где воздух сухой и
холодный, то есть, прежде всего, в Арктике, а не в тропиках, прежде всего
зимой, а не летом, и прежде всего ночью, а не днем. Такие потепления вполне
реальны, но они в основном делают холодные районы теплее, а не жаркие районы
еще жарче. Представлять локальные потепления усредненными глобальными
показателями - значит, по меньшей мере, вводить людей в заблуждение. Подлинная
причина, по которой концентрация углекислого газа в атмосфере имеет такое
большое биологическое значение, состоит в том, что эта концентрация очень мала.
Поле кукурузы или любой другой зерновой культуры, растущей на солнце в ясный
полдень, поглощает весь углекислый газ в метре над землей примерно за пять
минут. Если бы воздух непрерывно не перемешивался за счет конвекционных
потоков и ветров, кукуруза перестала бы расти. Около одной десятой всего
атмосферного углекислого газа уходит на прирост биомассы каждое лето и
возвращается обратно в атмосферу каждую осень. Вот почему последствия сжигания
ископаемого топлива нельзя отделить от последствий роста и разложения растений.
Существует пять хранилищ углерода, доступного для утилизации живыми
организмами во временном масштабе тысячелетий. Эти пять хранилищ - это атмосфера,
наземная растительность, поддерживающая ее почва, населенный морской
растительностью верхний слой океана и разведанные нами запасы ископаемого топлива.
Из этих пяти хранилищ меньше всего углерода содержит атмосфера, а больше
всего - ископаемое топливо, но все они по размеру сравнимы и все они сильно
взаимодействуют друг с другом. Чтобы разобраться в любом из них, нужно
разобраться во всех пяти. Нам неизвестно, возможно ли посредством рационального
землеустройства увеличить на четыре миллиарда тонн в год прирост углерода в
том хранилище, которое образует почва, а именно такое увеличение скорости
прироста потребовалось бы, чтобы остановить прирост концентрации углекислого
газа в атмосфере. Все, что мы можем сказать с уверенностью, - это что
теоретически такая возможность есть, и ее следует всерьез исследовать. Большинство
известных мне дискуссий, посвященных научным и экономическим аспектам
глобального потепления, обходят стороной самый важный вопрос. Это вопрос скорее
религиозного, чем научного свойства. Существует такая всемирная светская
религия - ее можно назвать энвайронментализмом, - согласно которой роль людей
на Земле - это роль управляющих хозяйством, портить планету отходами нашей
роскоши - грех, а праведный путь состоит в том, чтобы жить как можно
экономнее. Основам энвайронменталистской этики учат детей в детских садах, школах и
колледжах по всему миру. Энвайронментализм занял место социализма, став
ведущей светской религией. Эта религия имеет прочные этические основы. Ученые и
экономисты могут согласиться с буддистскими монахами и христианскими
проповедниками, что разрушение нашей естественной среды обитания есть зло, а
бережная охрана птиц и бабочек - благо. Всемирное сообщество
энвайронменталистов имеет очень сильную позицию в моральной сфере и ведет человеческие
социумы по пути надежды на лучшее будущее. Энвайронментализм, как религия
надежды и почтительного отношения к природе, пришел всерьез и надолго. Эту
религию мы все можем разделить, независимо от того, верим ли мы в опасность
глобального потепления. Но, к сожалению, движение энвайронментализма приняло в
качестве одного из догматов своей веры убеждение, что глобальное потепление
сильнее, чем что-либо другое, угрожает экологии нашей планеты. Вот почему
споры о глобальном потеплении стали такими горячими и ожесточенными.
Общественность поверила в то, что любой человек, который относится к опасным
последствиям глобального потепления скептически, является врагом окружающей
среды. Теперь перед скептиками вроде меня стоит непростая задача - убедить
общественность в обратном. Многие из таких скептиков - преданные энвайронмен-

талисты. Они с ужасом наблюдают, как всеобщая одержимость глобальным
потеплением отвлекает внимание общественности от намного более серьезных опасностей,
уже сегодня угрожающих нашей планете. Например, поистине серьезная угроза
окружающей среде исходит от неконтролируемого роста населения Земли. Но при
этом между возрастанием благосостояния человеческих популяций и падением
рождаемости наблюдается сильная положительная корреляция. За вторую половину XX
века, когда Мексика стала богатой страной, размер средней мексиканской семьи
упал от семи детей до двух с половиной. Размер семьи в процветающих
европейских странах, таких как Ирландия и Италия, падал еще быстрее. Самый быстрый
способ стабилизировать численность человечества и сохранить нашу планету
состоял бы в том, чтобы сделать всех богатыми. В богатых странах численность
населения обычно остается на прежнем уровне или сокращается, а кроме того,
эти страны могут позволить себе лучше заботиться об окружающей среде. Как
давно заметил Бертольд Брехт в "Трехгрошовой опере", "Erst kommt das Fressen,
dann kommt die Moral" - "Сначала хлеб, а нравственность потом". Для
окружающей среды не может быть ничего хуже, чем растущее, голодное и обнищавшее
народонаселение, пытающееся жить на земле без помощи индустриальных технологий.
Когда китайское и индийское правительства отдают предпочтение борьбе с
бедностью перед борьбой с глобальным потеплением, они поступают правильно как с
научной, так и с нравственной точки зрения. Вот и все, что касается первой
ереси - о том, что глобальное потепление не такая уж важная проблема.
3. Влажная Сахара
Вторая ересь - загадка влажной Сахары. Меня всегда пленяла эта загадка. Во
многих районах Сахары, которые сегодня сухи и необитаемы, мы находим
наскальные рисунки, на которых изображены люди и стада животных. Этих рисунков
довольно много, и они на удивление высокохудожественны - вполне сравнимы с
более известными наскальными рисунками в пещерах Франции и Испании. Рисунки в
пустыне Сахара не такие древние, как те пещерные рисунки. Они выполнены во
многих разных стилях и, по-видимому, были созданы на протяжении периода в
несколько тысяч лет. Самые поздние из них демонстрируют египетское влияние и,
вероятно, выполнены в то же время, что и рисунки, украшающие древнеегипетские
гробницы. В книге Анри Лота "В поисках фресок Тассили", опубликованной в 1958
году, 50 лет назад, приведены изумительные репродукции пятидесяти таких
рисунков. Самые лучшие из них датируются временем около 6000 лет назад. Они
убедительно свидетельствуют о том, что Сахара в то время была влажной. В ней
выпадало достаточно осадков, чтобы поддерживать стада коров и жирафов,
которые должны были питаться травой и веточками деревьев. Там были также слоны и
бегемоты. Сахара в то время должна была выглядеть так, как в наши дни
выглядит Серенгети. В то же самое время, около 6000 лет назад, на севере России,
где сейчас преобладают хвойные породы, были листопадные леса, что говорит о
том, что климат северных районов был в то время намного мягче, чем сегодня. В
горных долинах Швейцарии, где в наши дни лежат знаменитые ледники, тогда тоже
росли деревья. Эти ледники, которые сегодня тают, 6000 лет назад были намного
меньше, чем они есть сейчас. Похоже, 6000 лет назад был самый теплый и
влажный период межледниковья, начавшегося 12 000 лет назад, когда закончилось
последнее оледенение. В связи с этим мне бы хотелось задать два вопроса. Во-
первых, если позволить концентрации углекислого газа в атмосфере
увеличиваться и дальше, то придем ли мы к климату, похожему на тот, что был 6000 лет
назад, когда Сахара была влажной? А во-вторых, если бы у нас была возможность
выбирать между нынешним климатом, при котором Сахара суха, и климатом,
который был 6000 лет назад, когда Сахара была влажной, следовало ли бы нам
выбрать нынешний климат? И моя вторая ересь состоит в том, что я отвечаю на

первый вопрос утвердительно, а на второй отрицательно. По мне теплый климат,
который был 6000 лет назад, когда Сахара была влажной, предпочтительнее, а
увеличение содержание углекислого газа в атмосфере, возможно, поможет снова
сделать климат таким, каким он был тогда. Я не утверждаю, что эта еретическая
идея истинна, - я не знаю. Я лишь говорю, что обдумывать это отнюдь не
вредно .
4. Одомашнивание биотехнологий
Третья ересь - одомашнивание биотехнологий. Пятьдесят лет назад в Принстоне
математик Джон фон Нейман на моих глазах разработал и сконструировал первый
компьютер, выполнявший вводимые в него закодированные инструкции, то есть
компьютерные программы. Компьютер изобрел не фон Нейман, но именно он изобрел
компьютерные программы. Этот компьютер, который назывался ЭНИАК, уже работал
в Пенсильванском университете пятью годами раньше. Но именно комбинация
электронного "железа" и записанного на перфокартах программного обеспечения
позволила единственной машине предсказывать погоду, моделировать эволюцию
популяций живых организмов и проверять возможность создания термоядерных бомб.
Фон Нейман понимал, что его изобретение изменит мир. Он понимал, что
следующие поколения подобных машин станут основой работы науки, бизнеса и
государства . Но ему представлялось, что компьютеры всегда будут огромными и
дорогими . Ему представлялось, что такие компьютеры будут находиться в больших
центрах, управляющих работой исследовательских лабораторий или крупных отраслей
промышленности. Ему не удалось предвидеть, что компьютеры станут настолько
маленькими и дешевыми, что домохозяйки будут использовать их для расчетов при
заполнении деклараций о подоходном налоге, а школьники будут делать на них
домашние задания. Ему не удалось предвидеть, что в итоге компьютеры будут
одомашнены настолько, что станут служить игрушками для трехлетних детей. Ему
и близко не удалось предвидеть, что в XXI веке компьютерные игры станут одной
из основ повседневной жизни. Из-за компьютерных игр наши внуки вырастают
теперь людьми с неизлечимой компьютерной зависимостью. Хорошо это или плохо,
здорово или нездорово, люди и компьютеры связаны теперь друг с другом, "пока
смерть не разлучит их", прочнее, чем мужья и жены. Какое отношение имеет эта
история с компьютером фон Неймана и с эволюцией компьютерных игр к
биотехнологиям? Вот какое. Представление фон Неймана о компьютерах как об огромных
машинах, расположенных в специальных центрах, имеет немало общего с
распространенным в наши дни в обществе представлением о генной инженерии как о
занятии исключительно для больших фармацевтических и сельскохозяйственных
компаний, таких как "Монсанто". Общественность относится к "Монсанто"
настороженно, потому что в этой компании гены ядовитых пестицидов внедряют в
употребляемые в пищу культурные растения, точно так же, как мы настороженно
относились к деятельности фон Неймана, потому что он охотно использовал свой
компьютер для разработки водородных бомб. Вполне вероятно, что пока генная
инженерия остается прерогативой специальных центров, принадлежащих большим
корпорациям, она так и останется непопулярной и спорной формой деятельности. Но я
предвижу великое будущее биотехнической индустрии, которое настанет тогда,
когда она пойдет по стопам компьютерной индустрии, по тому пути, который не
удалось предвидеть фон Нейману, когда она тоже перестанет быть большой и
централизованной и станет маленькой и домашней. Первый шаг в этом направлении
уже был сделан, когда в зоомагазинах появились генетически модифицированные
тропические рыбки, по-новому и очень ярко окрашенные. Следующий шаг на пути
одомашнивания биотехнологий будет сделан, когда они станут удобными для
пользователей. У меня был недавно один счастливый день, проведенный на
Филадельфийской выставке цветов - крупнейшей в мире выставке, на которой цветоводы со

всего мира демонстрируют плоды своих трудов. Я также посетил Выставку
рептилий в Сан-Диего, не менее впечатляющее мероприятие, на котором свою работу
демонстрируют те, кто разводит рептилий. В Филадельфии можно увидеть лучшие
розы и орхидеи, а в Сан-Диего - лучших ящериц и змей. Для дедушек и бабушек,
которые приводят на выставку рептилий своих внуков, главная проблема состоит
в том, чтобы уйти оттуда, так и не купив змею или ящерицу. Все эти розы и
орхидеи и все эти ящерицы и змеи представляют собой плоды трудов увлеченных и
опытных цветоводов и рептилиеводов. Тому и другому делу посвящают жизнь
многие тысячи людей, как профессионалы, так и любители. Но вы только представьте
себе, что будет, когда этим людям станут доступны методы генной инженерии.
Появятся наборы "сделай сам" для садоводов, с помощью которых они будут
выводить новые сорта орхидей и роз посредством генной инженерии. Появятся также
наборы для голубеводов и попугаеводов и для тех, кто разводит ящериц и змей,
позволяющие выводить новые их породы. У тех, кто разводит собак и кошек, тоже
будут свои наборы. Генная инженерия, когда она попадет в руки детям и
домохозяйкам, даст колоссальный всплеск разнообразия новых живых организмов,
положит конец монокультурности, насаждаемой большими корпорациями. Новые
разновидности получат широкое распространение и придут на смену тем, что сгинули
по вине монокультурного сельского хозяйства и индустриализации. Создание
геномов станет личным делом, новой формой искусства, такой же творческой, как
живопись или скульптура. Немногие из новых творений будут шедеврами, но все
они будут приносить радость своим создателям и увеличивать разнообразие нашей
фауны и флоры. Последним этапом одомашнивания биотехнологий будет создание
биотехнологических игр, похожих на компьютерные игры для детей вплоть до
детсадовского возраста, но отличающихся тем, что вместо изображений на экране
компьютера дети будут играть с настоящими семенами или яйцами. Играя в такие
игры, дети глубоко прочувствуют, что такое рост живых организмов. Победителем
может стать ребенок, у которого из семечка вырастет самый колючий кактус или
из яйца вылупится самый симпатичный динозавр. С такими играми будут связаны
многие трудности и возможные опасности. Нужно будет выработать строгие
правила, чтобы, играя в них, наши дети не подвергали опасности себя и других. Если
в будущем нас ждет наплыв одомашненных биотехнологий, в связи с этим нужно
ответить на пять вопросов:
• Во-первых, можно ли этот наплыв остановить?
• Во-вторых, нужно ли его останавливать?
• В-третьих, если остановить его невозможно или нежелательно, то как
обществу следует его ограничить?
• В-четвертых, как именно договариваться о таких ограничениях?
• В-пятых, проводить ли их в жизнь на государственном или на международном
уровне?
Для обдумывания ответов на все эти вопросы может пригодиться аналогия между
компьютерными технологиями и биотехнологиями. Большинство людей, которые
будут применять одомашненные биотехнологии во вред, будут, вероятно, мелюзгой,
вроде тех юных хакеров, что разносят компьютерные вирусы по всему интернету.
С другой стороны, есть немалая разница между компьютерным вирусом и настоящим
вирусом, таким как вирус гриппа или иммунодефицита. Если мы разрешим детям
игры с розами и змеями, то перед нами будет еще стоять проблема, как
предотвратить игры с вирусами. Вот что я хотел сказать о биотехнологии.
5. Дарвиновская интерлюдия
Моя четвертая ересь - еще одна ересь из области биологии - называется
"биология с открытым исходным кодом". Согласно этой ереси, история развития про-

граммного обеспечения с открытым исходным кодом, возможно, представляет собой
краткое повторение истории жизни на Земле, переускоренный в огромное число
раз вариант эволюции. Карл Везе - крупнейший в мире специалист по таксономии
микроорганизмов, то есть по эволюции микробов. Он изучал происхождение
микробов, выявляя черты сходства и различия их геномов. Им были открыты основы
общей структуры древа жизни - происхождение всего живого от трех первичных
ветвей. В июньском номере журнала Microbiology Review за 2004 год он опубликовал
статью, смелую и многое объясняющую, которая называлась "Новая биология для
нового века". Его главная идея состоит в том, что редукционизм, который
практиковался в биологии в последние сто лет, должен уйти в прошлое, и на смену
редукционистской биологии должна прийти новая, синтетическая биология, в
основе которой будут лежать сообщества и экосистемы, а не гены и молекулы.
Помимо этой, главной идеи, он также задается еще одним принципиальным вопросом:
когда именно началась дарвиновская эволюция? Под дарвиновской эволюцией он
подразумевает эволюцию, как ее понимал Дарвин, основанную на конкурентной
борьбе за выживание нескрещивающихся друг с другом видов. Он приводит
доказательства того, что дарвиновская эволюция началась не с самого момента
возникновения жизни. Сравнение геномов древних групп живых организмов убедительно
свидетельствует о том, что между ними происходил массивный перенос
генетической информации. В древнейшие времена преобладал процесс, который он называет
горизонтальным переносом генов. Причем чем дальше в прошлое, тем это
преобладание сильнее. К любым идеям, которые высказывает Карл Везе, даже чисто
гипотетическим, нужно относиться серьезно. В своей статье о "новой биологии" он
высказывает предположение о золотом веке до-дарвиновской жизни, когда
горизонтальный перенос генов был всеобщим явлением, и отдельные виды еще не
существовали. Жизнь в то время представляла собой сообщество клеток разного типа,
которые делились друг с другом генетической информацией посредством вирусов,
так что хитрые химические реакции и каталитические процессы, выработанные
одним организмом, могли в итоге наследоваться всеми. Эволюция был тогда общим
делом, и все сообщество шло по пути совершенствования эффективности обмена
веществ и размножения, за счет того, что наиболее эффективные клетки делились
своими генами с другими. Такая эволюция могла идти очень быстро, потому что
новые химические уловки могли эволюционировать одновременно в клетках разного
типа, работая параллельно, а затем объединяться в одной клетке за счет
горизонтального переноса генов. Но затем, в один черный день, некая клетка вроде
примитивной бактерии оказалась на один прыжок впереди остальных. Эта клетка,
предвосхищая то, что через три миллиарда лет сделал Билл Гейтс, отделилась от
сообщества и отказалась делиться генами. Ее потомство стало первым видом,
закрепив за собой интеллектуальную собственность для своего частного
использования. Обладая большей, чем у других, эффективностью, оно продолжало
плодиться и эволюционировать отдельно, в то время как клетки остального сообщества
жили по-прежнему, делясь друг с другом. Через несколько миллионов лет от
сообщества отделилась еще одна клетка, которая образовала второй вид. И это
продолжалось до тех пор, пока от сообщества ничего не осталось, за
исключением, быть может, только вирусов, и все живое оказалось разделенным на виды.
Так началась дарвиновская интерлюдия. Теперь, по прошествии трех миллиардов
лет, дарвиновская интерлюдия закончилась. Это была лишь интерлюдия между
двумя периодами горизонтального переноса генов. Эпоха дарвиновской эволюции, в
основе которой лежало соревнование между видами, подошла к концу около 10 ООО
лет назад, когда один вид - Homo sapiens - занял господствующее положение и
начал переделывать биосферу. С того времени культурная эволюция заняла место
эволюции биологической в качестве главной движущей силы происходящих
изменений. Культурная эволюция принципиально отличается от дарвиновской. Культуры
распространяются посредством не столько генетического наследования, сколько

горизонтального переноса идей. Культурная эволюция идет со скоростью в тысячу
раз большей, чем дарвиновская эволюция, и ведет нас к новой эре культурной
взаимозависимости, которую мы называем глобализацией. И теперь, в последние
тридцать лет, Homo sapiens возродил древнюю додарвиновскую практику
горизонтального переноса генов, легко передавая гены микробов растениям и животным и
размывая границы между видами. Мы с большой скоростью движемся в
постдарвиновскую эру, когда виды перестанут существовать, в основе обмена генами будет
лежать принцип открытого исходного кода, и эволюция жизни вновь станет общим
делом. Это моя четвертая ересь. Похоже, что во второй половине XXI века
основой нашей жизни и экономической деятельности станут биотехнологии, подобно
тому, как компьютерные технологии стали основой жизни и экономики во второй
половине XX века. Возможно, биотехнологии смогут обеспечить всеобщее
равенство, перераспределяя богатства во все уголки планеты, где есть земля и воздух,
вода и солнце. Эти достижения не будут иметь ничего общего с нынешними
бестолковыми усилиями по выращиванию кукурузы для получения из нее этанола. Это
предприятие с этанолом не помогает сократить выбросы углекислого газа и
попутно вредит беднякам по всей планете, повышая цену на землю. Когда мы
окончательно освоим биотехнологии, правила игры в области климата радикально
изменятся .
6. Ядерное оружие
И, наконец, последняя ересь, о ядерном оружии, что на деле, по моему
мнению , есть самое важное. Согласно моей пятой ереси, первейшую опасность для
нас и для окружающей среды представляет ядерное оружие, и нашей важнейшей
задачей должно стать скорейшее от него избавление. Я оставил эту ересь
напоследок, но сам я считаю ее первейшей. Я проповедовал ее уже не менее двадцати
пяти лет, и по-прежнему проповедую сегодня. Мир за последние двадцать пять
лет кардинально изменился. Что-то изменилось к лучшему, что-то - к худшему.
Самое лучшее изменение, возможность которого я не мог себе и представить,
состояло в том, что мирным путем распался Советский Союз. Самое худшее
изменение, которого я тоже не мог себе и представить, состояло в том, что
Соединенные Штаты начали превентивную войну. В результате этих изменений изменились и
взгляды людей на ядерное оружие, но принципиальная опасность, связанная с
ним, и средства против нее едва ли хоть сколько-нибудь изменились. Сегодня
людей в основном беспокоит ядерное оружие в руках Ирана, Северной Кореи или
Пакистана, так называемых "стран-изгоев", или ядерное оружие в руках
террористических группировок вроде "Аль-Каиды". Эту проблему называют проблемой
распространения ядерного оружия. Такая проблема действительно есть, причем уже
пятьдесят лет как. Но мы не можем решить ее самостоятельно. Главная наша
проблема - решить которую в нашей власти - это проблема нашего собственного
ядерного оружия. У нас есть, между нами говоря, около десяти тысяч единиц
ядерного оружия - достаточно, чтобы стереть с лица Земли значительную часть
ее населения. У Российской Федерации его примерно столько же, сколько у
американцев . У других стран - намного меньше. Эти огромные запасы оружия
представляют для мира в целом намного большую опасность, чем то малое количество,
которое может себе позволить Иран или Пакистан. У нас жалуются, что русские
плохо следят за своим ядерным оружием, но я никогда не забуду тот момент,
когда я вошел в некое помещение в одном из наших собственных мест хранения
ядерного оружия, и увидел валяющиеся на полу водородные бомбы, даже не
привязанные, сорок одну штуку. Я внимательно сосчитал их и убедился, что их сорок
одна. Я подумал: интересно, заметил бы кто-нибудь, если бы одна или две из
них пропали. Так что наша сторона тоже следит за своим оружием не лучшим
образом. Рассказать о ядерном оружии можно в двух разных ключах. Можно говорить

о религии и морали, о том, что ядерное оружие - это зло, не имеющее равных,
потому что это оружие геноцида, что это преступление перед Богом, и что наш
моральный и религиозный долг состоит в том, чтобы от него избавиться. Или же
можно прагматично рассуждать о военных нуждах - о том, что ядерное оружие
неэффективно с практической точки зрения. Я не стану пересказывать религиозные
аргументы, исходя из того, что все вы их уже слышали, и более или менее
согласны, что ядерное оружие - это, в принципе, зло. Поэтому я сосредоточусь на
военных аргументах, чтобы убедить вас, что ядерное оружие на самом деле не
помогает выигрывать войны. Мы не можем сделать со своим ядерным оружием
ничего осмысленного, что помешало бы Ирану или Северной Корее заиметь собственное
ядерное оружие. Находясь в здравом уме, мы никогда не сможем использовать
наши собственные бомбы ни для каких военных целей. Главная проблема
использования ядерного оружия с целью выиграть войну с какой-нибудь бедной страной
состоит в том, что у нас есть все подходящие мишени, а у них таких мишеней
очень мало. Ядерное оружие позволяет убить множество людей и добиться того,
что те, кто выживет, крепко нас возненавидят, но это не означает выигранной
войны. Я делаю из этого вывод, что одной из важнейших целей нашей внешней
политики должно быть полное избавление от ядерного оружия. Мы должны понимать,
что слово "избавление" может сбить с толку. Мы никогда не можем знать
наверняка, что наши враги или наши друзья не прячут где-нибудь секретные запасы
оружия. Как известно, спрятать ядерное оружие просто. Когда мы говорим об
избавлении от ядерного оружия, мы подразумеваем, что это оружие должно быть
запрещено законом, точно так же, как сегодня запрещено оружие биологическое.
Это означает, что все оставшееся оружие может быть лишь нелегальным,
секретным, без каких-либо крупных и явно задействованных систем доставки. Кроме
того, это означает, что мы будем уверены в том, что у нас самих ядерного оружия
больше нет. Я считаю, что без нашего ядерного оружия в мире будет безопаснее,
даже если у других стран какое-то его количество останется. Самые заманчивые
из возможных мишеней для внезапной атаки - это, например, ядерные авианосцы,
а такие мишени есть, в основном, именно у нас. Избавившись от таких мишеней,
мы существенно сократим шансы того, что в открытом море или в Персидском
заливе начнется война. От оружия можно избавиться двумя способами: в
одностороннем порядке или достигнув многосторонней договоренности. Оба этих способа
в течение последний пятидесяти лет пытались применять, иногда успешно. Я
вкратце изложу вам четыре примера из истории. Первый касается 1963 года,
когда я работал в Ведомстве США по контролю над оружием и разоружению. В то
время в ходе гонки вооружений делались все более и более крупные водородные
бомбы. Советский Союз тогда лидировал, сделав бомбу в 65 мегатонн, заявленную
как прототип бомбы в 100 мегатонн. Мы опасались, что следующим шагом гонки
будет бомба в одну гигатонну, слишком тяжелая, чтобы ее мог нести самолет или
ракета. Гигатонные бомбы можно было бы разместить в больших подводных
контейнерах или автоматических подводных лодках без экипажа и разрушать с их
помощью приморские города, вызывая гигантские цунами. Но даже самые кровожадные
генералы ВВС и адмиралы ВМС не хотели таких бомб. Президент Кеннеди и
председатель [Совета Министров] Хрущев достигли договоренности о Запрете ядерных
испытаний в атмосфере, положившей конец этому безумию. Все последующие
ядерные испытания приходилось проводить под землей. А подземные испытания на
практике ограничены результатом примерно в десять мегатонн. После этого гонка
вооружений понеслась в другом направлении - в сторону меньших и менее мощных
бомб. Но Кеннеди и Хрущев упустили возможность договориться о полном запрете
ядерных испытаний, который намного сильнее замедлил бы гонку вооружений. Мой
второй пример касается уничтожения биологического оружия, которое осуществил
президент Никсон в 1969 году. Это было одностороннее решение, принятое
Никсоном тихо, без всякого шума. Не потребовалось ни международных переговоров, ни

процедуры ратификации Сенатом. Противники этого решения не получили
возможности публично высказать свои возражения или в законном порядке задержать
принятие этого решения. Никсон просто объявил, что все государственные
программы, связанные с биологическим оружием, должны быть прекращены, а все его
запасы уничтожены. Это произошло благодаря тому, что у гарвардского биолога
Мэтью Мезельсона был на полуострове Кейп-Код летний дом, дача, как вы бы это
назвали, по соседству с Генри Киссинджером, который был у Никсона советником
по национальной безопасности. Мезельсон убедил Киссинджера, что пора
избавиться от биологического оружия, а Киссинджер убедил Никсона. В ходе
посвященного этому вопросу заседания Конгресса Мезельсон спросил армейских
генералов, отвечавших за программу по биологическому оружию: "Как конкретно вы
планируете применять это оружие?" - и им нечего было ответить. Генералы были
вынуждены признать, что даже если бы на нас напали, применив биологическое
оружие, у них не было никаких реалистичных планов применения в ответ на это
нашего собственного биологического оружия. Из чисто военных соображений наше
собственное оружие было бесполезным. Через три года после того, как Никсон
принял это решение, в 1972 году, он договорился о принятии международной
конвенции, объявившей биологическое оружие вне закона, и Советский Союз подписал
эту конвенцию. Нельзя было проверить, выполняются ли условия этой конвенции,
и на самом деле в Советском Союзе после этого продолжалась секретная
программа по биологическому оружию. И все же с этой конвенцией нам было намного
лучше, чем без нее. Советская программа оставалась тайной, никакой открытой
развертки биологического оружия не было. Угроза применения биологического оружия
террористами сохраняется, но эта угроза была бы намного серьезнее, если бы у
нас по-прежнему были собственные запасы биологического оружия, которое
террористы могли бы украсть. В третьем примере, который я приведу, попытка
избавиться от вооружений не увенчалась успехом. В 1986 году президент Рейган и
председатель [Президиума Верховного Совета, в то время генеральный секретарь
ЦК КПСС] Горбачев провели встречу в Рейкьявике, чтобы договориться о
соглашении по контролю над вооружениями. Рейган был горячим сторонником полного
уничтожения ядерного оружия, и у Горбачева были похожие взгляды. Они сбежали
от своих советников и стали беседовать один на один. Они подошли очень близко
к соглашению об уничтожении всего своего ядерного оружия всех типов. Но им не
удалось прийти к этому соглашению, по двум причинам. Во-первых, у них обоих
были официальные советники, которые смертельно боялись любых кардинальных
изменений status quo. Во-вторых, Рейгану была очень дорога его программа
противоракетной обороны - "Звездных войн", от которой он не захотел отказываться,
в то время как Горбачев опасался, что система "Звездных войн" может быть
преобразована в систему нападения для нанесения первого удара. Страхи Горбачева
были преувеличены, но не были необоснованны. Из-за своей неуступчивости со
"Звездными войнами" Рейган упустил шанс изменить ход истории. В четвертом
примере от вооружений удалось избавиться с полным успехом. Это случилось в
1991 году, когда американским президентом был Джордж Буш-старший. За два года
до этого Горбачев разрешил Германии воссоединиться и разрушить Берлинскую
стену, на чем холодная война, по сути, и закончилась. Президент Буш решил,
что для армии и надводного флота Соединенных Штатов настало время избавиться
от всех тактических ядерных систем. В результате около половины всех наших
вооружений, приведенных в боевую готовность, были в одностороннем порядке
сняты за один день. Это было крупнейшее ядерное разоружение в истории. За
несколько лет до того, как это случилось, я посетил ракетный крейсер "Прин-
стон", стоявший в гавани Лонг-Бич. Этот крейсер был назван в честь города, в
котором я живу. На нем было 98 крылатых ракет "Томагавк" в двух больших
ящиках, в одном 4 9 с ядерными боеголовками, а в другом 49 с неядерными. Капитан
должен был стараться не забыть, в каком какие. В любой момент могла произойти

какая-нибудь случайность, из-за которой на море началась бы ядерная война.
Армейское тактическое ядерное оружие, приведенное в боевую готовность во
многих открытых местах по всему миру, представляло не меньшую опасность. Теперь
ничего этого больше нет. Теперь и в армии и в надводном флоте радуются, что
избавились от ядерного оружия. Они могут теперь намного лучше выполнять свою
работу, без затруднений, связанных с заботой о ядерном оружии. Никто не хочет
вернуть это оружие обратно. Буш позаботился о том, чтобы объявить эту
операцию в то самое время, когда было урегулировано дело по иску против табачной
промышленности. Так что американские СМИ сконцентрировали свое внимание на
этом табачном деле, и ядерное разоружение проскочило незамеченным. Через
некоторое время Горбачев ответил на это тем, что, в свою очередь, убрал
советское тактическое ядерное оружие. Эти четыре примера убеждают меня в том, что
действия, предпринимаемые в одностороннем порядке, обычно приближают
кардинальное разоружение эффективнее, чем многосторонние переговоры. Разумеется,
нужно пытаться действовать обоими способами, оба они нужны. Самый последний
шаг в направлении уничтожения ядерного оружия был сделан в 2006 году Максом
Кампельманом, который был вместе с Рейганом в Рейкьявике и был уполномоченным
Рейгана на тех переговорах по контролю над вооружениями. Кампельман
опубликовал вместе с несколькими другими заслуженными государственными деятелями, в
число которых входили Генри Киссинджер, Уильям Перри, Сэм Нанн и Джордж
Шульц, бывший при Рейгане госсекретарем, декларацию, призывающую сделать
уничтожение ядерных вооружений во всем мире целью внешней политики
Соединенных Штатов. Они предложили вернуться к переговорам с Россией, которые велись
в Рейкьявике, и затем привлечь другие страны, чтобы достигнуть
многостороннего соглашения об уничтожении ядерных вооружений. По-моему, они слишком
усердно подчеркивали, как приводить такое соглашение в исполнение и следить за
тем, что оно выполняется. Было бы лучше начать с односторонних шагов, никого
ни к чему не принуждая. В мире было бы намного безопаснее, если бы основные
ядерные арсеналы не были открыто приведены в боевую готовность, даже если бы
в Израиле и Иране при этом остались какие-то запрятанные запасы. Не
существует разумного способа привести такое соглашение в исполнение, если Израиль и
Иран не захотят участвовать. Каждая страна должна иметь право не
присоединиться к соглашению или выйти из него в шестимесячный срок. Возможность
выхода прописана отдельным пунктом во всех соглашениях по контролю над
вооружениями, из очень веских соображений. Главную трудность, которую нужно
преодолеть, если мы хотим убедить американскую или российскую общественность
избавиться от наших ядерных вооружений, составляет глубокое убеждение, что
ядерные вооружения в какой-то степени обеспечивают нашу безопасность. Это
убеждение поддерживается несколькими мифами, особенно мифом о том, что американское
ядерное оружие в Хиросиме и Нагасаки привело к концу второй мировой войны.
Недавние исследования историка Хасегавы и других убедили меня в том, что этот
миф не соответствует действительности. Важнейшее свидетельство содержится в
подписанном в августе 1945 года официальном рескрипте императора Хирохито,
обращенном к его вооруженным силам, где им приказано сдаться. В этом
рескрипте не упомянуты ядерные бомбы, в нем подчеркивается аналогия между ситуацией,
сложившейся в 1945 году, и ситуацией, сложившейся в 1895 году в конце
китайско-японской войны. Потому что Хирохито очень хорошо Знал японскую историю. В
1895 году Япония разбила Китай и заняла Манчжурию. Европейские державы под
предводительством России вмешались в эту войну и вторглись в Манчжурию.
Русские заняли Порт-Артур. Великий император Мэйдзи, который превратил Японию в
современную державу, принял унизительный мир. Заключив позорный мир с
европейцами, Мэйдзи не дал русским вторгнуться в Японию. Язык рескрипта Хирохито
показывает, что он помнил об этой аналогии, когда принимал решение сдаться.
Его заботила прежде всего история, а не технологии. Решающим фактором были не

бомбежки Хиросимы и Нагасаки, а объявленная русскими война и их вторжение в
Манчжурию. Есть и еще несколько мифов, которые нужно развенчать. Есть миф о
том, что если бы Гитлер получил ядерное оружие раньше, чем мы, то он мог бы с
его помощью покорить мир. Намного вероятнее, что если бы у Гитлера было
ядерное оружие, он с его помощью убил бы множество людей в Лондоне и в Москве,
вероятно и меня в том числе, но наши войска закончили бы войну на год раньше,
дойдя до Берлина в 1944 году, а не в 1945-м. Есть и еще один миф, о том, что
изобретение водородной бомбы изменило саму природу ядерных вооружений. На
самом деле, если посмотреть на наши нынешние запасы ядерного оружия, они почти
ничем не отличаются от тех, что были бы, если бы водородную бомбу так никогда
и не изобрели. Есть также миф о том, что международные соглашения об
уничтожении вооружений не имеют смысла, если строжайшим образом не следить за их
выполнением. Но на самом деле за выполнением многих международных соглашений
никто не следит, и их даже нарушают, но они, тем не менее, продолжают
приносить пользу. Хорошим примером может служить соглашение Раша-Бэгота от 1817
года, которое позволило сохранить мир на границе между Соединенными Штатами и
Канадой. Так что все эти мифы не соответствуют действительности. Когда они
будет развенчаны, тогда, быть может, станут возможны решительные шаги в
сторону мира без ядерных вооружений. Но чтобы это случилось, миролюбивые
граждане и прагматичные президенты, и военные должны вместе работать над этим.
Я не стану пытаться вкратце изложить те уроки, которые вы могли извлечь из
этих пяти ересей. Главный урок, который мне хотелось бы до вас донести,
состоит в том, что наше далекое будущее не предопределено. Правила всемирно-
исторической игры меняются каждые десять лет непредсказуемым образом. Все
модные сегодня проблемы и все господствующие сегодня догмы, вероятно,
устареют лет за двадцать. Мои ереси, вероятно, тоже устареют. Наше будущее в руках
наших детей и внуков. Мы должны дать им свободу поиска своих собственных
ересей .

Органическая химия
часть
Органическая химия - химия соединении углерода
Гибридизация - изменение формы и энергии различ
ных атомных орбиталей (АО) одного атома приводящее к
образованию одинаковых (гибридных) АО
Принципы гибридизации:
1. АО должны находиться на разных уровнях
2. Число негибридных АО равно числу гибридных АО
3. В результате гибридизации образуются АО
неправильной формы ( <;:).
4. Гибридные АО стремятся максимально разойтись в
пространстве.
5. В результате перекрывания гибридных АО химическая
связь более прочная, чем при перекрывании негибридных
АО
Химические связи
в органических веществах
Преобладает ковалентная свезь.
рС-С£ -0-Н 5С-С- 5C-N-
✓C=C-s. ~С—Н ^С—с ~с~г
-ос- $c-s-
неполярная -орягаг.**
(ЭО=ОЭ) (Э0>ОЭ)
ЭО - электроотрицательноеть
OCMODHOG СОСТОЯНИС
СМИ
возбужденное состояние
_Р_
c-jjjgp7]T
Электронная структура
атома углерода
схема гибридизации
4 О
Виды и способы образования
ковалентной связи
1 Сигма («>) связь - химическая связь образующаяся при
перекрывании АО вдоль оси соединяющей ядра атомов (осевое
перекрывание АО)
,Р-АО Г,Р-р
Н.1' С С .-Л-,с - '- Г, :Q
-.■!„'<•—->....! • — - 1 •— .х. к-
s-AO ось перекрывания
В
♦ А- + -В
радикалы
2 Пм (л) связь - химическая связь,
образующаяся при перекрывании АО по обе стороны оси.
соединяющей ядра атомов (боковое
перекрывание АО),
Способы разрыва ковалентной связи
1 Гемолитический (симметричный) - разрыв связи при
котором каждый атом получает по одному электрону из о6<цой пары
В результате тэмолитического разрыва
образуются сходные по электронному строению А'
частицы, каждая из которых имеет неспаренный
электрон Такие час1ицы называются свободными радикалами.
Гемолитический разрыв более характерен для неполярных и
слабополярных связей
2 Гетеролитический (ассимметрлчный) - разрыв связи, при
котором общая электронная пара остается у одного атома.
A"B-»Ai+:B~«iH А"В-»А": + В'
ионы
В результате гешролитического эазрыва образуются
разноименно заряженные ионы - катион а анион
Если заряд иона сосредоточен на атоме углерода, то катион
называют карбкатионом, а анион - карбанионом
Гетеролитический разрыв характерен для полярных связей
4. Перегруппировка (изомеризация)
Образуются изомеры.
I ill
-С-С-С-С- тг> -с-с-с-
I I I I 14 I
-с-
I
Ь. Реакции окисления и восстановления протекают с
изменением степени окисления углеродного атома. Существуют реакции
полного окисления (сюрания! и частичного окисления.
Все эти реакции протекают по двум механизмам,
различающимся способом разрыва связей
При свободнорвдикапьнои механизме под действием
излучения или температуры происходит roN-олитический разрыв связей.
При ионном механизме происходит гетеролитический разрыв
связей.

Основные положения теории
ого сцмиишп А. М. Бутлерова
;■■ =г_--с 6e..ia»-»vT0M "lry-пвдовлтельнэсть
•;.■,« •»х,нсй 3>:омулои формулой строения)
>,(= nciG.b.»(icT.:fl также современные физи-
1 Атс-мь. е мсгекуа» ;оеди««*-&. дс
иежэтоиных свезен е молекуле ~азова>:-
2 Химическое -iDoeiiiv vo».«c устанаепиеа** •и'.м'-е
ческие мет0Д1*
3 Свойства ае^цеств завися* 3" их тми-!»'»ого с-спе-ич
J По овоис'&ам данного аещества мо.*нс огреде .'и*г с'роениг е--..:, молекул^ а п; --ооению молекулы - предвидеть свойства
5 Атомы и группы атомов в молекуле оказываю' чзаимнее ьличчие ^pvt нс др'.гн
Теория Б/тлерова явилась научным фундаментом прганическси <ичии и ::гю<:оог:1новала быстром/ ев развитию. Огираясь на
положения теории, А М. Бутлеров дал объяснение явленно изомерии предг.кя.зал -у i .елтпевание различных изомеоое и впервые получил
некоторые из них
Виды изомерии
Изомеры - вещества имеющие
одинаковый качественный и количественный
состав, но разное химическое строение.
Виды изомерии: структурная и
пространственная
Пространственная изомерия
1. Геометрическая (цис-. транс-) изомерия
Н..С н
а. Н.С _СН-
Н,С-С-И
H'c=c-CHj
гране -ftfTen t
2. Оптическая (зеркальная) изомерия
С2Н5
сГ сн}
C2HS
Н,С CI
2 V00p6v~3h
3 Более сложные виды
Структурная изомерия
1 Изомерия углеродного скелета
СН..
1 - I
H-.CHCHOj-CH, HX-CH-CH-CH.-Ctl, НчС-С -сн -сн —сн,
H-t«CdH 1 ' ,
сн, сн.
2. Изомерия положения кратной связи != ; =)
H-C=CH-CH:-CH,-Ch, СН,-СИ = СИ-СИ..-СН,.
3 Изомерия положения заместителей ыгы (функциональных ipymi ( —ин.-NH;. ^С=Э.. )
I'
Н-С-СНг-СН:-СН-С0ОИ
1
NH:
lit- л«и-о«алер*'Л1Саа-» i
Н-С-ГН--СН-СН:-СООН
I
4. Межклассовая изомерия тиклоалкань и агкены алкадиены и алкины. одноатом-
ные спирты и простые эфиры, альдегиды и квтоны, карйоновые кисло"ы и сложные
эфиры и т. д.)
а. Н;С-ГН-СН-=С.Ч; нс=с-си,-сн, 3
б. H.C-O-T-Cf
lpufMMiiJlt
и
н-.с-с-сн,
II
о
Основные классы органических веществ. Номенклатура
I
ПРЕДЕЛЬНЫЕ
АЛКАНЫ ЦИКЛОАЛКАНЫ АЛКЕНЫ
!?с-«| 1;с=сс|
СпНгп+г СпН2п СпНгп
п»з rv
Углеводороды
НЕПРЕДЕЛЬНЫЕ
J I
1
АРОМАТИЧЕСКИЕ
(БЕНЗОЛ)
АЛКДДИЬНЫ АЛКИНЫ
2-е ;с-с; I ] с=с
СпН?г1_^ СпН^.--^
о
с.н,п.
л »6
г
АМИНЫ
R-NH,
>»
Азотосодержащие
I
НИТРО-
СОЕДИНЕНИЯ
R-NO-
АМИДЫ
r-c:
.0
NH.,
n*i
Кислородосодержащие
I I I I I
СПИРТЫ ФЕНОЛЫ АЛЬДЕГИДЫ КЕТОНЫ КАРБОНОВЫС
(-0Л)
КИСЛОТЫ
R-(OH)n RAn(OH)n RC?° R"^"R RC'°, R-O-R
An- аром»г>*чесжии
цикл
4 он
.ЭФИРЫ
ПРОСТЫЕ СЛОЖНЫЕ
,0
R-C ■
0-R'
Серосодержащие
НИТРИЛЫ ХЛОРАН-
R-C = N ГИДРИДЫ
АНГИДРИДЫ
и др.
Слюшанно-фумкционжпьмыФ -
соединения, включающие различные
функциональные группы (оксикислоты,
альдегиде- и кетонокиспоты. аминоспирты и
аминокислоты)
Полимеры - высокомолекулярные
соединения, состоящие их одной, двух и
белее малых молекул (звеньев), которые
связаны между собой химической связью.
ТИОСЛИРТЫ ТИОЭФИРЫ
(■тиол)
. R-SH
(меркаптаны)
R-S-R
СУЛЬФО -
КИСЛОТЫ
R-SOj-OH
ТИОАЛЬДЕГИДЫ
R-CtS
Н
ТИОКИСЛОТЫ
и др.

Разное
РАЗГОВОР С АНГЕЛОМ МАЙСКИМ ВЕЧЕРОМ
Шепот ветра - и работа влом,
Видно ангел помахал крылом.
Наливаю два бокала перед зеркалом,
Мол, архангел, не крутись орлом.
Говорю - садись, мол, не шурши,
Духа винного попробуй, не спеши.
Ты меня не нюхай - я не выпивши,
Это я смурной с тоски души.
* * *
Курс гулял и встречу чествовал
Водку пил, салат закусывал.
Только я не пил - восторг не чувствовал,
Я вообще там не был, не присутствовал.

Я потом сидел, смотрел на фотографии,
Вспоминал начало нашей биографии.
И будто слышал чьи-то эпитафии,
На просторах русской географии.
Я в какой-то вроде бы прострации
Вспоминал лицо той юной грации,
Что была достойна экзальтации,
И потерялась где-то в эмиграции.
Ох, судьба-судьбинушка досталась,
Нам от нашей жизни что осталась?
И работа сразу потерялась,
А страна - так стервой оказалась.
Ты вина пока долей,
Не гони сынок коней.
Не грусти зазря о ней,
Не тревожь души теней.
Слушай, тезка, мудрость духа,
А не то заеду в ухо.
Не на судьбу была проруха,
Там на небе с этим глухо.
На судьбу смотри ты смело,
Не бывает черно-бело.
У нее всегда ж все серо,
Жизнь твою ведет умело.
Где несчастье, где удача,
Разобраться - вот задача.
Раз с одною неудача,
Для другой не будет плача.
Все могло бы быть и хуже,
Затянула б жизнь потуже.
Помереть ведь можно в стуже,
Возрази, попробуй, ну же...
Курс, однако ж, мне известен,
Пред тобою буду честен.
Ты для них не интересен,
Мир для них отнюдь не тесен.
Позабудь, деньки младые,
Золотые, ...удалые.
Посмотри виски - седые,
Там уж радости иные...

Врешь, крылатое созданье,
Счас слетишь без покаянья.
Я без проблеска сознанья
Сохраню воспоминанья...
* * *
Дальше я не помню, дальше дымкою,
Плакал я, кидал в него резинкою,
Зеркало смеялось над картинкою,
Глядя как сражаюсь с невидимкою.
М.П. май 2009 г.