АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Институт истории
СССР

£
ДРЕВНЕЙШИЕ
источники
ПО ИСТОРИИ
НАРОДОВ СССР
Издается с 1977 г.
Редколлегия:
член-корреспондент АН СССР В.Л. ЯНИН
(ответственный редактор),
член-корреспондент АН СССР А.П. НОВОСЕЛЬЦЕВ
(заместитель ответственного редактора),
Г.В. ГЛАЗЫРИНА (ответственный секретарь),
Е.А. МЕЛЬНИКОВА, А.В. ПОДОСИНОВ, И.С. ЧИЧУРОВ,
член-корреспондент АН СССР Я.Н. ЩАПОВ

Н.И.ЩАВЕЛЕВА
ПОЛЬСКИЕ
ЛАТИНОЯЗЫЧНЫЕ
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ
ИСТОЧНИКИ
тексты
перевод
комментарий
Ответственный редактор
член-корреспондент Академии наук СССР
В.Л. ЯНИН
Москва "Наука" 1990

ББК 63.3(2)2
Щ 13
Редактор-консультант
кандидат исторических наук
А.В. Назаренко
Рецензенты:
кандидаты исторических наук
В. П. Шушарин, Л.К. Зайцев
Щавелева Н.И.
Щ 13 Польские латиноязычные средневековые источники. — М.:
Наука, 1990. — 210 с.
ISBN 5-02-009442-0
Настоящая книга представляет собой очередной выпуск свода "Древнейшие
источники по истории народов СССР**, инициатива издания которого принадлежит
члену-корреспонденту АН СССР Владимиру Терентьевичу Пашуто. Выделенные
и переведенные на русский язык латиноязычные фрагменты из хроник и анналов
XI — середины XIII в. содержат ценные сведения о Древней Руси, народах,
населявших некогда территорию СССР: пруссах, сарматах, половцах,
печенегах. Имеются известия о событиях внешнеполитической истории нашего
государства в древности.
Для исследователей-медиевистов.
Щ 0503020200-158 ^,,, ББК 63.3(2)2
042(02)-90
ISBN 5-02-009442-0 © Издательство "Наука", 1990

ПРЕДИСЛОВИЕ
Выпуск включает памятники древнепольской историографии,
созданные не позднее середины XIII в. Таких источников сохранилось
мало, и их ценность представляется значительной, поскольку все
памятники современны описываемым событиям.
В состав выпуска входят документ X в. "Dagome iudex",
хроники и анналы XII—XIII вв. и послание середины XII в.*
Наибольшее количество сведений представляют две основные хроники ран-
непольского историописания — Галла Анонима и Винцентия Кадлуб-
ка, каждая из которых являет собой новый этап в развитии
польской латинской хронографии. Наиболее известная в советской
историографии Хроника Галла Анонима, написанная в начале XII в. (до
1113 г.), содержит около 20 фрагментов, свидетельствующих о
Древней Руси, народах, населявших некогда территорию СССР, о
пруссах, половцах, цеченегах. Имеется информация о Балтийском море,
Селенции и др. Краковский хронист магистр Винцентий Кадлубек
не только дополняет сведения своего предшественника, но и,
доводя сочинение до 1202 г., предлагает множество новых данных,
важных для истории Древнерусского государства. В его произведении
находятся сообщения о внешнеполитической жизни Галицко-Волын-
ской Руси, о племенах и народах, граничащих с древнерусскими
землями. Значительное место занимает социальная терминология.
Обе эти хроники, на наш взгляд, исчерпывают польские знания
о Древней Руси до середины XIII в. и являются наиболее
достоверными в сравнении с последующими хронографическими сочинениями
XIII—XV вв., в сущности повторяющими изложение Кадлубка.
Анналы, рассматриваемые в выпуске, хранят древнейшие известия
начальных погодных записей Польши. Это позволяет нам ограничиться
самыми ранними и информативными образцами польской анналисти-
ки. Последующие же рочники либо компилируют, либо продолжают
приведенные в выпуске анналы.
Регест "Dagome iudex", опубликованный в начале книги, признан
правовым документом. Однако, принимая во внимание уникальную
ценность хранящегося в нем первого упоминания польско-русского
пограничья в конце X в., а также дискуссию, которая ведется по
поводу жанровой характеристики памятника, мы сочли возможным
дать первую в советской историографии публикацию его текста.
•Включение в выпуск названных памятников позволяет ограничиться
хронологическими рамками, предложенными для свода, и выполнить рекомендации польского
академика Г. Ловмяньского, выдвинутые при обсуждении проекта Корпуса
древнейших источников по истории народов СССР.
5

Завершает выпуск "Послание епископа краковского Матвея к
Бернарду Клервоскому". Его литературно-историческая ценность не
оставляет сомнений в принадлежности этого политического
памятника середины XII в. к нарративным источникам.
Каждому памятнику предшествует преамбула, затем следует текст
с переводом и комментарий в соответствии с проектом памятки
авторам-составителям каждого выпуска. В общий список источников
и литературы включены работы, использованные в комментариях.
Литература, цитируемая в преамбулах, приводится в
библиографических списках к памятникам.
Работа над польскими латиноязычными средневековыми
источниками начиналась под руководством члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто, чьи рекомендации автор
вспоминает с благодарностью. Искреннюю признательность хотелось бы
выразить польским ученым Ю. Бардаху, А. Поппе, А. Гейштору, Т.
Василевскому, М. Плезе и Я. Банашкевичу за поддержку, оказанную
во время работы в польских библиотеках и архивах.

ВВЕДЕНИЕ
Латинские источники Польши, фрагменты которых включены в
данный выпуск, не были предметом специального рассмотрения ни
русских, ни советских ученых. В русской и украинской дворянско-
буржуазной историографии нельзя отметить особого интереса к
польским памятникам раннего средневековья. Нет ни одной работы,
где можно было бы найти исчерпывающие сведения по латинскому
историописанию Польши. Что касается отдельных памятников, то
здесь внимание распределялось весьма неравномерно. Можно
указать немногочисленные исследования, в которых свидетельства
польских источников приводились для раскрытия и подкрепления той
или иной проблемы, вопроса, гипотезы.
Первые сведения о ранних польских хронографических
памятниках в русской историографии появились благодаря переводу на
русский язык "Хроники польской" Матея Стрыйковского (1582),
представляющей компиляцию, которая составлена из сочинений
предшествующих авторов. Краткие упоминания о Галле и Кадлубке,
заимствованные у Стрыйковского, сохранились в трактате известного
дипломата и историка XVIII в. Алексея Ивановича Манкиева1.
По польским историческим трудам XVI в. Стрыйковского, Вапов-
ского, Меховского, Вельского, Кромера знакомился с Галлом
Анонимом и Кадлубком В.Н. Татищев. Более всего внимания удостоился
в "Истории" Татищева магистр Винцентий. И хотя его сведения
русский историк именует "безстыдными лжами и баснями", он все же
заимствует его свидетельства, в частности при изложении истории
Галицко-Волынской Руси. Описывая события 1182 г. и пытаясь в
них разобраться, Татищев объясняет: "...Стрыйковский говорит, что
Кадлубек, как самовидец описал, но по нем Длугош, Меховий Кад-
лубка испортили. Но сие неправильное обличится после"2.
Вспоминал имя Кадлубка поэт В.К. Тредиаковский. Ему была
знакома великопольская легенда о Чехе, Лехе и Русе, которую он
считал вымышленной и подверг суровой критике3. Н.М. Карамзин
первым в подлиннике прочитал Хронику Кадлубка. Он назвал
исторические свидетельства его произведения фантастическими
баснями4.
1 Манкиев А. Ядро российской истории. М., 1770. С. 7; Sielicki F. Kronikarze
polscy w latopisarstwie i dawnej historiografii ruskiej // Slavia Orientalis. W-wa,
1965. R. XIV, N 2. S. 145—147.
2 Татищев В.Н История Российская. М.; Л., 1962. Т. 1. С. 307—312; 1963. Т. III. С. 251.
3 Тредиаковский В. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских.
СПб., 1773. С. 71—72.
4 Карамзин Н.М. История государства Российского.М., 1903. Т. 1. С. 52.
7

Русские буржуазные историки в основном интересовались древ-
негерманскими известиями о Руси XI—XIII вв. (сочинениями Адама
Бременского, Титмара Мерзебургского и т.д.), идя вслед за
традицией, отказывающей польским хроникам в достоверности.
Выдающийся русский историк XIX в. СМ. Соловьев ввел в
научный оборот огромное число новых отечественных и иностранных
источников, однако он не привлекал сведения древнепольских
памятников. Такие хорошо известные и подробно изложенные польскими
хронистами эпизоды из русско-польских взаимоотношений, как
война Болеслава Храброго с Ярославом Мудрым, похищение Володаря
Ростиславича, события в галицко-волынских землях конца XII —
начала XIII в., передаются Соловьевым по "Истории Польши"
Р. Рёпеля5. О "распространенных и украшенных рассказах польских
летописцев" Соловьев6 упоминает лишь для того, чтобы отослать
читателя к тому месту в сочинении Карамзина, где эти сведения
оценены как надуманные и лживые.
Первый обзор древнейших источников Польши принадлежит
B.C. Иконникову, охарактеризовавшему главные этапы становления
польской историографии7. Однако сам автор пользовался польскими
свидетельствами крайне редко. Желая, как и все его
предшественники, найти в источнике прежде всего достоверный пересказ
конкретных фактов, Иконников поддержал бытовавшее мнение, будто
сведения раннепольской историографии могли служить
"второстепенным источником по истории древнерусского государства,
поставляющим данные лишь при недостаточности западноевропейских
свидетельств"8.
Грандиозная серия "Monumenta Poloniae Historica", в первых
томах которой появились новые публикации анналов и хроник, стала
объектом внимания историков Украины в 80-х годах XIX в.
Студенты Киевского университета пишут небольшие статьи, где
комментируют русские сообщения во вновь опубликованных больших
польских хрониках. А. Врублевский рассмотрел с этой точки зрения
сочинение Галла9. Ценность его работы заключалась в четком
выполнении основной задачи, комментарии же выделенных фрагментов
не выдерживают научной критики. Выявленные им русские
сведения чрезвычайно важны, поскольку они впервые введены в научный
оборот и дают представление о первом письменном памятнике
Польши. Я.Я. Ярмохович проделал ту же работу с Хроникой Кадлуб-
5Roepeli R. Geschichte Polens. Hamburg, 1840. T.l. S. 7, 266.
6 Соловьев СМ. Сочинения. Т. I. С. 312, примеч. 304.
1 Иконников B.C. Опыт русской историографии. Киев, 1908. Т. II, кн. 1. С. 73—75.
8 Там же. С. 75. При современном состоянии изученности древнепольских памятников
такая точка зрения неправомерна, и мы позволим себе не согласиться в этом
вопросе с М.А. Алпатовым. См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль
и Западная Европа XII—XVIII вв. М., 1973. С. 96.
9 Врублевский А. Сведения о Руси, встречающиеся в хронике польского летописца
Галла // СКУ. Киев, 1880. Кн. I, вып. 1. С. 41—58.
8

ка . Его статья до недавних пор была единственной на русском
языке, дающей возможность ознакомиться с самой популярной
средневековой хроникой.
Заслуживает внимания книга украинского историка И.И. Линни-
ченко11. Создав свой труд для освещения отношений Руси и
Польши, тесно исторически взаимосвязанных в своем развитии, Линни-
ченко начал его главой об источниках, ибо их данные имели
"весьма важное значение для истории южной Руси". Представив
круг источников, которыми располагала тогдашняя литература, Лин-
ниченко сказал лишь несколько слов о польских анналах, основное
внимание уделив хроникам. Сочинение Галла в его характеристике
лишено почти всякой ценности из-за "явной тенденциозности
автора, неточности и неопределенности изложения". Кадлубек обвинен
в излишнем стремлении приукрасить свои описания. По мнению
исследователя, как исторический источник Винцентова хроника может
быть привлечена для изучения истории Галича и Волыни, но
пристрастие, с которым ведется повествование, и желание прославить своих
князей Казимира и Лешка заставляют сомневаться в достоверности
сведений. Трудно упрекать Линниченко в поверхностном изложении
материала. Во времена создания книги историк не мог располагать
более обширными сведениями. Издание источников только
начиналось, недаром автор сплошь и рядом жалуется на испорченность
текстов. Главным недостатком является нежелание замечать ценность
польских свидетельств, хотя в заключение автор вынужен признать,
что "древнейшие польско-латинские историки, вообще говоря, не
выдумывают совершенно беспочвенно известий, а только передают
их, если можно так выразиться... соответственно образованию,
мировоззрению и политической обстановке"12.
Интерес к польским историческим памятникам отразился в статье
Н.П. Дашкевича13. Отметив, что "критические издания материалов
давно напечатанных и новых по всем известным спискам представляют
ценное обогащение исторической науки", он отвел особое место
изданию, начатому А. Белёвским и продолжаемому Краковской
Академией наук. Объектом его исследования стал том IV "Памятников
польской истории", где представлены основные жития польских святых.
Дашкевич выделил упоминание о Руси в Житии св. Станислава, особо
остановился на известии о деятельности католического миссионера,
польского доминиканца св. Яцка в Киеве, выявил ряд сведений о
матримониальных связях правителей Польши и Руси.
Колоссальный труд по изучению польских латинских источников
10 Ярмохович Я. Magistri Vincentii... Chronica Polonorum как источник для русской
истории // Там же. С. 59—76.
11 Линниченко И. Взаимные отношения Руси и Польши до половины XIV
столетия. Киев, 1884. Ч. 1.
12 Там же. С. 30.
13 Дашкевич Н.П. Данные для древнерусской истории в "Monumenta Poloniae
historica" // Университетские известия. Киев, 1885. N 5.
9

проделал М.С. Грушевский14. Все известные в его время
хронографические и документальные памятники раннего средневековья, включая
"Историю" Длугоша (XV в.), содержащие иллюстративный материал
для излагаемой им темы по истории Украины-Руси, нашли место в его
огромной работе. Польские сведения сопоставлялись с известиями
других иностранных источников. В этом отношении исследование не
потеряло значения до сего времени.
Линниченко, Дашкевич, как и ученые школы Грушевского, прежде
всего стремились найти в древних свидетельствах данные,
оправдывающие их буржуазно-националистические взгляды; в этом аспекте они
писали нередко вопреки исторической истине, без учета происхождения
источников и их известий.
Советская историческая наука обратилась к изучению ранней
польской историографии сравнительно недавно. К 50-м годам
определился новый подход к изучению русско-польских отношений в
раннем средневековье. "Объективный анализ показал полную
несостоятельность исходной посылки буржуазно-националистической
историографии, трактующей об исконной, имманентно присущей якобы самому
политическому развитию Руси и Польши польско-русской вражде"15. В
этой связи много внимания уделялось изучению истории русско-
польских контактов в X—XI вв. Одновременно подобный вопрос
разрабатывался в историографии Народной Польши (дискуссия 50-х
годов), что свидетельствовало о контакте советских славистов с
польской исторической мыслью.
Значительная доля в изучении этой проблемы принадлежит В.Д. Ко-
ролюку16, автору ценной обобщающей монографии "Древнепольское
государство". Исследователь использовал в своих работах сведения
латинских нарративных источников изучаемого нами периода.
Значительное место отведено сочинению Галла Анонима. Сообщения первой
польской хроники изучены с позиций объективного, многостороннего
подхода к историческому источнику.
В 1961 г. вышла в русском переводе Хроника Галла Анонима17. Вся
работа (перевод, комментарии и предисловие) выполнена Л.М. Поповой.
Высокой оценки заслуживает перевод, сохранивший художественные
достоинства произведения.
Наряду с другими иностранными известиями широко использовались
14 Грушевський М.С. Історіа Украіни-Русі. Киів, 1913. Т. 1; Львів, 1905, Т. 2;
Львів, 1905. Т.З.
15Kopoлюк В. Д. Проблематика истории Польши до середины XIV в. в советской
литературе // Материалы научной конференции польских и советских историков
по проблемам историографии. М., 1969. С. 45.
16 Королюк В. Д. К вопросу об отношениях Руси и Польши в X в. // КСИС.
1952. N 9; Он же. Летописные статьи о русско-польском союзе 40-х годов
XI в. // Славянский архив. М., 1958; Он же. Русь и Польша в первые
пятнадцать лет XI в. // Учен. зап. Ин-та славяноведения. 1960. N 29; Он же. Древне-
польское государство. M., 1957; Он же. Западные славяне и Киевская Русь
в X—XI вв. М., 1964.
17 Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских/Предисл.,
лер. и примеч. Л.М. Поповой // Памятники средневековой истории народов
Центральной и Восточной Европы. М., 1961.
10

польские сообщения в работах В.Т. Пашуто18. Истинную ценность и
практическую значимость первых польских средневековых памятников
показал Пашуто в своем сложнейшем труде "Внешняя политика Древней
Руси". Здесь нашли место и документ "Дагоме юдекс", и хроники Галла и
Кадлубка, и польские анналы XI—XIV вв. — словом, все известные
историографические сочинения латиноязычной Польши. Сопоставление
их свидетельств с данными русских летописей и других иностранных
источников позволило исследователю проследить традицию
политических взаимоотношений Руси и Польши до середины XIII в. В оборот
введены нарративные памятники, ранее не привлекавшиеся в русской и
советской историографии. К числу последних может быть отнесено
Послание епископа Матвея аббату Бернарду из Клерво. Работа Пашуто
способствовала увеличению интереса к ранним польским источникам,
которые стали чаще привлекаться для изучения истории Древней Руси и
стран Европейского региона19.
Однако в книге М.А. Алпатова, автор которой, видимо, не был
знаком с исследованием Пашуто, Польша, как Чехия и Венгрия,
при определении Западной Европы объявляются "окольными"
государствами. Поскольку "в истории русской исторической мысли
Польша служила теми воротами, через которые чаще всего западное
влияние достигало России", автор все же решается использовать
Хронику Мартина Галла при изложении темы "Киевская Русь и
Болеслав Храбрый в освещении западных хронистов". При этом Галл
обвиняется в утрате четкости, достоверности и хронологической
последовательности. Алпатов считает, что Галл положил начало "резко
отрицательному отношению к Киевской Руси, и эта традиция была
подхвачена Богуфалом,Кадлубком и Длугошем"20.
Богатство фактического материала, множество сведений по
социально-политическому устройству Древнепольского государства
поставили Хронику Галла в ряд опорных источников при изучении
развития этнического самосознания славянских народов в эпоху
средневековья21.
История становления церковной организации Пястовской державы,
посредничество Польши в проведении католичества на Русь
иллюстрируются в монографии украинского историка Ю. Свидерского на
основе изучения сочинений Галла и папских булл. Важным
документом признается Послание краковского епископа проповеднику
цистерцианцев Бернарду Клервоскому — результат переговоров
папской курии с польскими клириками о католизации Руси22.
Подлинная значимость польских латиноязычных памятников X—
18 Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. M., 1950; Он же.
Образование Литовского государства. M., 1959; Он же. Внешняя политика Древней
Руси. М., 1968.
19 Свердлов М.Б. Русь и европейские государства // Советская историография
Киевской Руси. Л., 1978. С. 187—188.
20Алпатов М.А. Указ. соч. С. 24, 80—87.
21 Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху средневековья. M.,
1982.
22 Свідерський Ю. Боротьба Швденно-Західноі Русі проти католицькоі експансіі
в X—XIII ст. Киів, 1983. С. 52, 70—71.
11

XIII вв. обнаруживается при тщательном изучении каждого
свидетельства и всего произведения в целом. Тенденциозность древних
авторов, искажения фактических событий должны находить
объяснения в общественных взглядах, в политической и идеологической
позиции социальной среды, которую они представляли.
Субъективность оценок и пристрастная порой передача фактов становятся
понятными при изучении творческих принципов древних историографов,
системы представлений научных школ, выходцами которых они
были, наконец, стиля и метода исторического изложения событий
прошлого и настоящего, т.е. особенностей средневекового
историзма, которыми они руководствовались.
* * *
При изучении истории становления польской хронографии можно
выделить три основных центра, в которых развивалась латинская
письменная культура: два из них выдвинуло духовенство —
епископские кафедры и монастыри, которые были заселены
законниками различных орденов; третьим был княжеский и королевский
двор с его канцелярией. На протяжении веков роль этих центров
в духовной жизни страны менялась. На первых порах средой, где
могли возникнуть письменные памятники, явились, несомненно,
церковные институты, которые были средоточием христианской
культуры, сохраняя библейские тексты, литературные произведения,
бытовавшие в те времена в Западной Европе, школьные учебники
и т.д.
С 970 г. в Польше находился древнейший рочник,
продолжающий немецкую летописную компиляцию. При княжеском дворе в Гнез-
но к этому анналу были добавлены первые записи, касающиеся
основных событий польской династии: Мешко I и Дубравки, святого
Войтеха, епископа Иордана и др. Так при княжеском дворе
возникли начала анналистики, основание которым положил представитель
церковной среды при поощрении княжеских приближенных или самого
князя Болеслава23.
Династические ссоры, внешние экспансии, религиозное
восстание, известное как "варварская реакция", в 30-х годах XI в.
привели не только к краху политических надежд первых Пястов, и
прежде всего Болеслава Храброго, но и к уничтожению церковной
организации, тех зародышей латинизированной культуры, которые
только появлялись.
Благодаря стараниям Казимира 1 удалось начать работу по
возрождению государства, династии и церкви. Этот князь не
случайно завоевал имя "Восстановителя—Обновителя". Возвратившись
из вынужденного изгнания в Польшу, Казимир образовал новую
столицу в Кракове и способствовал укреплению епископской
краковской кафедры. Там и был продолжен спасенный Казимиром первый
польский рочник, постепенно превратившийся из памятника
династии в памятник капитула. Постоянно дополняемые с середины
XI в. новыми записями, краковские анналы были долгое время
23 Labuda G. Roczniki polskie // SSS. Т. IV, cz. 2. S. 510—512.
12

единственными носителями письменной латинской традиции. В конце
XI в. при краковской кафедре организуется школа, где получают
образование сыновья знатных лиц. Об этом есть упоминание в
Хронике Галла. Библиотека краковского капитула, содержащая
немалое число книг, о чем свидетельствует сохранившийся каталог
1110—1118 гг., служила для просвещения ее учеников. К началу
XII в. Краков стал выдающимся культурным центром Польши.
К тому времени приобретает значение и гнезненская
архиепископская кафедра, созданная в 1075 г. При ней также
существовала школа, основанная епископом Оттоном Бамбергским, позднее
миссионером Поморья, "который в Польше искал хлеба и
карьеру"24. По-видимому, эта школа была предназначена для сыновей
влиятельных лиц, которые готовились к посвящению в духовный
сан, а также для детей местного духовенства.
Монастыри в ту пору значили немного. Первое место
принадлежит каноникам Тынецкой фундации Ордена бенедиктинцев, которые
прибыли из Кёльнской епархии. Но опять же только при Болеславе
Смелом они освободились от непосредственных миссионерских
обязанностей и могли уделить время интеллектуальной работе, столь
развитой у бенедиктинцев Запада.
XII век — время обширного и быстрого освоения достижений
западной культуры, являющее собой вступление к эпохе польского
просвещения XIII в. Наряду с епископскими кафедрами важным
очагом культуры становится княжеский двор. До конца XI в. нет
никаких следов наличия канцелярии при княжеских дворах25. Зачатки
ее обозначаются при Владиславе Германе, и окончательное
официальное оформление канцелярия получает при Болеславе Кривоустом
(о канцлере Михаиле говорит Галл Аноним)26. Привлекавший к
себе представителей духовенства, княжеский двор становился
средоточием политической и духовной жизни Польши XII в. В этих
условиях естественным кажется появление первой польской хроники,
хотя и ненаписанной поляком, но возникшей при польском дворе
и посвященной польскому владыке. "Сама хроника Галла стала
выдающимся примером пересадки на польскую основу литературных форм,
развитых на Западе"27. Такой литературной формой были "Gęsta",
прославляющие избранного героя (короля, князя и т.д.). Стремление
к увековечиванию в традиции своей родовой династии
обозначилось к тому времени и в Польше, что определило появление
сочинения Галла. С этого момента "особенно отчетливо сказывается
зависимость между изменениями в государственном строе и
развитием историографии"28. С усилением рыцарского сословия выде-
24 Wojciechowski Т. Szkice historyczne jedynastego wieku. W-wa, 1925. S. 184—200;
MPH. T. I. P. 377.
25 Kętrzyński S. Zarys nauki o dokumencie polskim wieków średnich. W-wa, 1934. T.l. S. 144 i n.
26 Galii Anonymi cronicae et gęsta ducum sive principum Polonorum. Lib. 1 (epistoła),
lib. 2 (epistoła) // MPH. NS. T. II. P. 1, 60.
27 Plezia M. Kronika Galla na tle historiografii XII wieku. Kraków, 1947.
28 Kurbisówna B. Wie,z najstarszego dziejopisarstwa polskiego z państwem // Początki
państwa polskiego: Księga Tysiąclecia. W-wa, 1962. S. 224.
13

ляется достаточно сильная группа можновладцев, которая не только
претендует на ведущее положение в политической жизни страны, но
и старается письменно засвидетельствовать исторические корни
своего рода. Подобную заинтересованность можно отыскать во втором
после рочника Краковского капитула Свентокшиском рочнике, автор
которого проявляет особый интерес к событиям, связанным с родом
Палуков.
Труд Галла хранит черты и особенности европейской
рифмованной литературы X—XI вв. Тенденциозность хрониста обусловливается
господствующим в литературе и искусстве стилем, который в
русской исторической литературе, по определению Д.С. Лихачева,
именуется стилем монументального историзма. Черты его достаточно
ясно выражены в романской архитектуре с ее массивными
каменными храмами, монастырями и замками кубической формы. В Польше
развитие романской архитектуры относится к началу XII в. Подобно
тому как строго, без излишних украшений возводилось
монументальное здание, создавалось и историческое повествование, главным
героем которого становился добродетельный герой, чьи
положительные качества целиком "зависели от общественного признания".
Мужественный воин, мудрый политик, щедрый покровитель, патриот —
вот достоинства князя-сюзерена, отличающие его от подданных и
вассалов, добродетель которых в верности государю. Личные
качества, психология поведения и характеры героев не вмещаются в
узкую схему: добрый господин, верный вассал, вероломный,
трусливый противник .
Дальнейшее развитие литературно-исторического творчества связано
с именем малопольского князя Казимира Справедливого (1138—1194).
Ему можно поставить в заслугу (как и его прадеду) укрепление
краковской монархии после ее упадка в середине XII в. После
смерти Болеслава Кривоустого в 1138 г. его сыновья, разделив
государство на уделы, начали длительную борьбу за власть30. При
поддержке вельмож и духовенства Малой Польши сильнейшим среди
прочих князей стал младший Болеславич. Правление Казимира
Справедливого (1177—1194) совпало с новыми тенденциями в
политической и общественной жизни страны. Теперь при ослаблении княжеской
власти главную политическую роль стало играть экономически
окрепшее духовенство, как светское, так и орденское. Клир влиял
и на просвещение31. Не случайно в Кракове появляется
выдающееся произведение польской историографии, написанное епископом.
Хроника Винцентия Кадлубка воплотила в себе все лучшее в
польской культуре, обогащенной творчески использованными достижениями
других стран Европы. Кадлубек принадлежал цистерцианскому
Ордену, наиболее просвещенному, влиятельному и престижному в
католическом мире. Свой труд, созданный по заказу князя Казимира,
хронист, как полагают, писал в знаменитом Енджеевском цистер-
цианском монастыре, пользуясь богатейшей библиотекой фундации.
29Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. M., 1970. С. 25—62.
30"Великая хроника" о Польше, Руси и их соседях XI—XIII вв. М., 1987. С. 19—20.
31 Dąbrowski J. Dawne dziejopisarstwo polskie (do roku 1480). Wrocław, 1964. S. 9—13.
14

Выпускник европейского университета, знаменитый краковский
епископ, видный политический деятель, активно участвовавший в
государственной жизни, магистр Винцентий запечатлел в своем
трактате новые черты эпохи феодальной раздробленности. В сочинении
отчетливо выражено желание выделить новую социальную опору
власти: можновладцев и духовенство. Взгляды Кадлубка совпадают с
чаяниями польских магнатов конца XII в. Рыцарь по
происхождению, рожденный в семье сандомирских вельмож, ученый по
образованию и проповедник по воспитанию, малопольский хронист сумел
выразить помыслы своей социальной среды, своего социума.
Понятия мужества и достоинства, впитанные Кадлубком из рыцарского
кодекса чести, связываются теперь не только с образом
добродетельного монарха, благородными качествами наделяются нобили
республики, как автор именует Краковское княжество. Будучи
младшим современником таких выдающихся деятелей польской церкви,
как епископ Матвей, сподвижник самого Бернарда Клервоского32,
как гнезненский архиепископ Ян, которым хронист доверил вести
диалог в первых трех книгах хроники, Кадлубек перенял от них
и своих непосредственных духовных наставников по епископской
кафедре политическую программу, защищавшую независимость церкви
от светской власти, а также династические права на краковскую
монархию князя Казимира II. Малопольский прелат стал
"выразителем политических мыслей и пестуном традиций"33. Именно
краковскому духовенству и знати принадлежала инициатива завоевания
и распространения влияния на соседние земли, особенно в пределах
Руси. Надежды на осуществление новых идей возлагались на угодных
правителей, какими были Казимир Справедливый и его потомки.
Планы малопольских феодалов, их отношение к пограничным
древнерусским княжествам и их князьям, их представления о феодальном
обществе Руси в источнике подчинены общей идейно-политической
направленности произведения. Этим истолковывается искаженное и
пристрастное изложение многих фактов и событий. Именно
субъективность трактовки русско-польских отношений конца XII в., войн,
союзов, вспомогательных походов и пр., современником, а подчас
и непосредственным очевидцем которых был краковский епископ,
составляет ценность хроники, является источником сведений о
политических замыслах польских правящих кругов относительно Руси.
Тенденциозность автора может быть объяснима в каждом конкретном
случае: за гиперболой или умалчиванием усматривается
действительная история.
* * *
Источники нашего выпуска охватывают достаточно обширный
хронологический пласт с конца X (первое датированное сообщение
относится к 1015 г.) до начала XIII в. (последнее свидетельство
о гибели князя Романа в 1205 г. при Завихосте). Сведения их мно-
32 Щавелева Н.И. Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервоскому об
обращении русских" // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы
и исследования, 1975 г. M., 1976. С. 113—121.
33 Bloch М. Społeczeństwo feudalne. W-wa, 1981. S. 1165.
15

гочисленны и разнообразны. Однако можно выделить определенные
темы, которые интересовали польских историографов и освещались
ими достаточно подробно.
Сочинение Галла Анонима донесло до нас события XI в.,
почерпнутые автором из устной полулегендарной традиции и рассказов
современников. Его свидетельства, заимствованные последующими
хронистами и анналистами, легли в основу представлений о Руси
XI в.
Винцентий Кадлубек, писавший "Историю Польши" спустя почти
100 лет после Галла, повторив его известия, внес в них много
преувеличений. Ценность его хроники заключается в сведениях о
Древней Руси XII—XIII вв. Благодаря магистру Винцентию история
польско-русских отношений не имеет значительной лакуны до начала
XIII в. Кадлубек пользовался при создании своего сочинения не
только разнообразными источниками устного происхождения
(запечатленными в других памятниках историописания либо
значительно позже, либо не сохранившимися вовсе), но и произведениями
историографии других стран, в частности данными немецких хроник
и анналов, современных XII в.
Несмотря на субъективность изложения, необычайную важность
имеют рассказы хрониста, посвященные времени Казимира
Справедливого. В Хронике Винцентия изменилась трактовка русских
известий. Если для Галла восточнославянское государство было
враждебным, а союзы с русскими княжескими фамилиями объяснялись
особой необходимостью (только к концу сочинения автор несколько
изменил свое отношение к Руси, признав важность русской военной
помощи), то для Кадлубка князья,- сидящие на соседних
краковскому уделу землях и олицетворяющие "Рутению", не только
близкие родственники воспеваемого патрона, но и сильные помощники.
Союз с ними обеспечивал Казимиру прочное господство в Малой
Польше и был, как казалось, основным условием замышляемого
распространения польского влияния на другие русские княжества.
Из сообщений польских хроник читатель узнавал, как велика
и богата русская страна. Галл Аноним в начале своего
сочинения писал об известном всем купцам богатом государстве Русь.
В период пребывания в Киеве Болеслав Храбрый, по данным той же
хроники, высылал оттуда деньги в Польшу. Его внук, Болеслав
Смелый, требовал за помощь, оказанную киевскому князю Изяславу,
золотые денарии. Вернувшись домой, любовался он русскими
сокровищами. Галл Аноним подчеркивал, что Казимир Восстановитель
взял из Руси в жены "девицу с богатым приданым", имелось в
виду приданое, привезенное в Краков Добронегой Владимировной.
Кадлубек отмечал величину выкупа, полученного Болеславом III за
перемышльского князя Володаря, похищенного Петром Властом. О
богатых сокровищах галицких бояр рассказывал магистр
Винцентий, описывая трудное начало княжения Романа Мстиславича в
Галиче. Наконец, слух о Золотых воротах Киева, запечатленный
традицией, долгое время напоминал читателям о покорении
Болеславом Храбрым богатой столицы Руси.
16

Перед читателем Хроники Галла Анонима Русь представала
единым государством со столицей Киевом (caput regni) и единовластным
правителем. Галл русских князей называет королями (reges), не
делая разницы между главами Древнерусского государства и
властителями стран Западной Европы (reges Bohemorum, Ungarorum...).
Польский хронист и своих монархов именует королями, тогда как
немецкие историографы XI в. (Титмар Мерзебургский, Бруно Квер-
фуртский) называют польских князей "вождь, герцог" ("dux") или
"господин" ("dominus"), противопоставляя их русским королям
("reges") и германскому императору ("senior"). Так же и Польша
называется у них лишь землей, а Русь — королевством ("regnum")34.
У Галла же термин "dux" применяется для определения
выдающихся подданных короля. Русского князя Ярослава,
содействовавшего Болеславу Кривоустому в усмирении мятежного брата Збигне-
ва, Галл Аноним называет "dux" и видит, вероятно, такую же
разницу между королем и князем на Руси, какая существовала
между императором и герцогом в Германии.
Винцентий Кадлубек рассказывал читателям о существовании в
пределах Руси с середины XII в. сети отдельных княжеств. В той
части сочинения, где краковский епископ пространно излагает
события по следам Галловой хроники, Русь описывается как единое
королевство. Рассматривая события на польско-русской границе
конца XII в., современником которых он был, Винцентий пишет о
русских провинциях (Provinciae Premisliensis, Wladimiriensis, Brescz...).
Их правители или удельные князья называются "principes"
(обязательно с названием подвластной территории). А княжеская власть
таких князей определяется термином "principatus".
Особое место занимает у Кадлубка Галицкое княжество. Хронист
называет его королевством ("regnum Galiciensium"), а князей королями,
перенося действие в современную ему Галицкую Русь, которая в
начале XIII в. временно попала под власть Польши и Венгрии и
была поделена между ними. В 1217 г. сын венгерского короля
получил от папы Иннокентия III титул короля Галиции. Правда,
позже магистр Винцентий уже не вспоминает о королевстве. Князья
галицкие именуются "duces", что синонимично русскому термину
"князья". Следовательно, королем у Кадлубка в соответствии с
западноевропейской терминологией может быть лишь коронованная
особа и употребление этого термина по отношению к
древнерусским князьям XII в. объясняется путаницей в изложении галиц-
ких событий.
Несмотря на далеко не беспристрастное изложение событий,
читатель мог найти в раннесредневековых источниках слова,
свидетельствующие не только о богатстве, но и о могуществе
русского государства и благородных качествах его правителей.
Галл называл Русь "potentissimum regnum" — "могущественным
королевством"; тот же эпитет сопровождал галицкого князя Романа
34 Soloviev A. "Reges" et "Regnum Russiae" au moyen £ge // Byzantion. 1966. Vol. 36.
P. 150; Bogucki A. Z badań nad terminologią źródef polskich do połowy XIV w. //
StŻ. 1974. N 19. S. 34.
2. Зак. 231
17

в Великопольской хронике. "Храбрейшим" ("fortissimus") его называл
составитель рочника Краковского капитула. Кадлубек посвятил
Роману целую речь, где называл его "испытаннейшим и верным
помощником и наставником государства" ("coadiutor et... paedagogus").
Высоко оценивал магистр Винцентий щедрость Владимир ко Володаре-
вича, отдавшего богатый выкуп за отца. Не менее достойно
выглядел его отец, предпочитавший смерть рабству под властью
Болеслава.
Большое место в наших хронографических источниках уделено
матримониальным союзам династических фамилий Древнепольского и
Древнерусского государств. Каждый брак был результатом
дипломатических переговоров, следствием политических мероприятий,
подчас имеющих широкое международное значение. Исследователи
полагают, что брачные связи Руси и Польши имели место уже с X в.
Письменные источники Польши зафиксировали первые
матримониальные союзы со времен правления Болеслава Храброго. Галл Аноним
писал о попытке Болеслава Храброго просватать дочь киевского
князя Владимира Предславу. Отказ же, полученный от ее брата,
по мнению хрониста, послужил поводом экспансии польского князя
против восточнославянского соседа.
Современный XI в. рочник Краковского капитула
зафиксировал смерть русской жены Казимира Восстановителя в 1087 г. О
ней писал и Галл, сообщая, что князь "взял жену из Руси с
богатым приданым". Последний период правления Ярослава Мудрого
характеризовался стремлением к связям с Западом. Русь входила
в систему общеевропейских отношений, тому способствовали
родственные связи с домами государств Западной и Центральной
Европы. Это обстоятельство сыграло на руку Казимиру I, которому
союз с могучим русским государством, переживавшим свой золотой
век, не только дал возможность отстроить вновь разрушенную
после внутренних смут страну, но и отстоять ее независимость
в борьбе с Германской империей. С середины XI в. и вплоть до
середины XIII в. с легкой руки Казимира Восстановителя на
польском престоле не было ни одного короля или князя, который не имел
бы на Руси родственника по крови. И у Киевской Руси ни с одной
другой страной раннесредневекового мира не было таких тесных
династических контактов. Внуки Добронеги и Казимира Мешко
Болеславич и Болеслав Кривоустый привели русских жен. Свадьбу
Мешко (в 1088 г.) отметили все рочники и большинство хроник
Польши, хотя она не имела резонанса на Руси. Брак Болеслава
Кривоустого с дочерью волынско-киевского князя Святополка был
санкционирован в Риме. Важность его подчеркивали рочник XII в.
Свентокшиский Древний, Галлова хроника и многие более поздние
источники, запоминавшие лишь "веховые" события древней истории
страны.
Постоянное обращение польских князей в сторону Руси,
закрепление союзов матримониальными узами объяснялись в
значительной мере стремлением обезопасить себя от нападок Империи,
имеющих длительную историю. Заручаясь поддержкой германских род-
18

ственников, польские монархи не были гарантированы от будущей
ленной зависимости, обусловленной благими намерениями. Политика
восточнонемецких правителей в отношении полабских славян и
политики Империи, сопровождавшаяся упорным стремлением подчинить
недавно образовавшиеся славянские государства Польшу, Чехию,
проводилась последовательно с VIII в., свидетельством чему могут
служить официальные хроники Видукинда и Титмара Мерзебургско-
го .
На втором этапе развития обоих государств, когда они
вступили в эпоху феодальной раздробленности, брачные узы связывали
правителей, набиравших силу удельных княжеств. Центробежные
тенденции сказались в стремлении отделившихся князей как в
Польше, так и на Руси вести самостоятельную как внутреннюю, так и
внешнюю политику, руководствуясь исключительно узкими
собственными интересами. Цели, которыми определялись теперь
матримониальные союзы, изменились. Поддержкой иноземных родственников
пользовались при столкновениях с враждебными внутригосударственными
группировками. Кроме того, речь шла о распространении влияния
на чужеземную территорию, о стремлении навязать отношения
зависимости. Дочери и сыновья Болеслава Кривоустого связали
польские земли с разными городами Киевской Руси (Новгород, Смоленск,
Муром, Киев и т.д.). Естественно, наиболее часты были браки
между властителями соседствующих феодальных княжеств. Особенно
близки стали в тот период Юго-Западная Русь и Малая Польша.
О многочисленных походах Казимира в район галицко-волынских
земель и вспомогательных выступлениях его племянников в Польшу
(князей владимирских и галицких) свидетельствуют пространные
рассказы Винцентия Кадлубка, сторонника политической
раздробленности. С конца XII в., когда в Галиче утвердился племянник
Казимира Роман Мстиславич, на юго-западных землях Руси и в
краковском уделе Польши стала распоряжаться фактически одна
династия Мстиславичей — Казимировичей. Как видно, Пясты
стремились к заключению брачных договоров с домом Рюриковичей
в наиболее критические моменты существования Древнепольского
государства. Это, несомненно, может служить доказательством силы
Древней Руси и ее влияния на политическую жизнь Европы.
На основании данных исследуемых источников складывается
определенная картина, свидетельствующая о попытках католичества
распространить свое влияние на Русь. С первых веков существования
двух противоположных религиозных лагерей в христианском мире
ведется история постоянных споров и враждебных столкновений
"латинян" и "греков". Православная церковь, последовательно
отражавшая натиск так называемого папежества, терпимо относилась
к политике государственных деятелей, направленной на
завязывание дипломатических и экономических связей с католическими
странами.
35 Snoch В. Protoplasta Książąt śląskich. Katowice, 1985. S. 46; Tyszkiewicz L. Wschodni
sąsiedzi Niemiec w historiografii końca X i pocz. XI w. // Sobótka. Wrocław,
1982. T. 37, N 1/2. S. 6.
19

Более ревностно относилось к этому латинское духовенство.
Свидетельства польской раннесредневековой хронографии дают
возможность судить о стремлениях папства использовать Польшу в
качестве посредника для подчинения соседних ей русских территорий
своему влиянию. Наиболее простым путем для распространения
католической пропаганды являлись брачные договоры, на основании
которых польские княжны могли сохранять свою веру и подчас
иметь своего латинского духовника. Так, с дочерью Болеслава
Храброго в Киевское государство попал епископ Рейнберн36. Как
известно, старания колобжегского епископа не имели успеха, хотя
в тот период отношение Владимира I и его сына Ярослава
Мудрого к латинству было еще далеко от той степени
исключительной неприязни и недовольства, какая заметно обнаружилась к
XIII в. Надо сказать, что в X—XI вв. и польское духовенство
еще не было полностью подчинено римской курии. Интересы
князей, под протекторатом которых находилась польская церковь,
защищались ее внешним клиром и рассматривались им как
собственные. Польское католичество было менее притязательно и
враждебно также по причине серьезных потрясений, которые произошли в
стране в середине XI в. С периодом правления Казимира
Восстановителя связано возрождение польской церкви во главе с
собственной митрополией (гнезненская митрополия и большинство
польских костелов после наступления языческой реакции и чешской
экспансии 1037 г. перестали существовать). К тому моменту
относится важный для Польши брак Казимира и родственницы Ярослава
Мудрого Добронеги.
В первой хронике Польши говорится о епископе краковском
Балдвине, который ходатайствовал в Риме за Болеслава Кривоусто-
го, намеревавшегося заключить матримониальный союз с домом
Рюриковичей. Вторично упоминается этот епископ в связи с
описанием похода малопольского князя против своего брата Збигнева. В
сражении на стороне Кривоустого принимал участие русский князь
Ярослав, муж сестры Болеслава III. Противник был вынужден
сдаться под влиянием увещеваний Ярослава и епископа. Как
видно, латинскому проповеднику отнюдь не претила возможность
использования православного союзника не только в качестве "вооруженной
силы", но и как помощника в одержании моральной победы над
врагом.
Усиление пропапского влияния на Русь, осуществляемого через
Польшу, становится ощутимым с первых десятилетий XII в.
Возникновение новых монастырских колоний орденского духовенства,
основателями которых по большей части были можновладцы,
способствовало насаждению в Польше папской политики. Особенно
усердствовали цистерцианские монастыри, имевшие целью подвести Русь
к подчинению Риму и насадить христианство у соседних Польши
варварских народов. Ярким подтверждением католической
настойчивости служит публикуемое "Послание епископа Матвея к
Бернарду Клервоскому". Принадлежавший к Ордену цистерцианцев кра-
36 Abraham W. Powstanie organizacyi Kościófe łacińskiego na Rusi. Lwów, 1904. T. 1. S. 15.
20

ковский епископ настойчиво требовал помощи знаменитого
проповедника для обращения варварской Руси в истинную веру.
Те же мотивы звучат и в Хронике краковского епископа
магистра Винцентия, историографа князя Казимира Справедливого.
Следуя заповедям своего ордена, цистерцианец Кадлубек
оправдывал в хронике политику князя и его преемников, направленную на
завоевание пограничных русских территорий. В период феодальной
раздробленности междоусобия за великокняжеский стол отвлекали
внимание русских князей от юго-западных земель, граничащих
с Польшей, потому-то прокатолические происки и возымели там
некоторый успех. Способствовали этому и тесные родственные
связи галицких князей с наместниками Малой Польши. Так, га-
лицкий князь Роман Мстиславич, племянник Казимира
Справедливого, по свидетельству Кадлубковой хроники, подвергался
определенной пролатинской обработке епископа Пелки37.
Можно полагать, что благодаря стараниям цистерцианцев,
которых представлял близкий ко двору Казимира Винцентий, в конце
XII в. была организована каноническая группа в Опатове как
основа для создания будущего епископства "in partibus" на
Руси38. Окончательно утверждено было епископство уже в
следующем веке, когда за право владения им боролись каноники не
только Ордена цистерцианцев, но и доминиканцы, стремясь
узаконить латинскую церковь на Руси. Об установлении такого
епископства есть сообщение в Великопольской хронике39. Весьма
существенно, что римскую курию постоянно беспокоили тесные контакты,
завязываемые латинизированной Польшей и православной Русью.
Активизация деятельности католических орденов приходилась чаще
всего на время дружественных взаимоотношений двух стран. И
в данном случае созданию латинской епархии на Руси
предшествовал ряд успешных дипломатических акций по укреплению связей
Мазовии и Волыни. К тому же стремящемуся к
самостоятельности монастырскому духовенству и направляющей их действия
курии было выгодно поддерживать сепаратизм между княжескими
группировками в католических странах. Отсюда и
санкционированная курией передача "русского епископства" из рук одного
аббатства в другие (в зависимости от положения патронируемых
аббатства князей). Надо сказать, что попытки распространить
прокатолическую юрисдикцию на Руси не увенчались успехом, как и дру-
ние поиски римской курии, осуществляемые через польское духо-
40
венство .
Авторы хроник и анналов настойчиво убеждали читателя в
том, что Русь с давних времен была зависима от Польши.
Начало этому положил Галл, объявив Русь "данницей" Болеслава
Храброго. Кадлубек писал о знаке зависимости ("signum bonnae"),
"Magistri Vincentii Chronicon Polonorum, lib. IV, с 23 // MPH. T. II. P. 435.
38 Szymański J. Kanonicy opatowscy w planach polityki ruskiej z przefomu XII i
XIII wieku // PH. W-wa, 1965. T. LVI.
39 MPH. NS. W-wa, 1970. T. VIII. P. 82; "Великая хроника". С. 148, 232.
40 Щавелева И.И. Киевская миссия польских доминиканцев // Древнейшие
государства на территории СССР: Материалы и исследования, 1982 г. M., 1984. С. 139—146.
21

оставленном Болеславом I на Золотых воротах Киева. Великополь-
ский автор и рочники приписывали Болеславу Храброму расширение
границ Польши до Киева.
Осведомляя читателей о событиях XII в., магистр Винцентий
говорил о власти Казимира Справедливого, распространенной на все
соседние королевства, сопротивление которой оказывал лишь
русский князь Володарь. Читатель не сомневался в том, что Русь
пребывала в подчинении малопольского правителя.
Князь Роман, требуя от тринадцатилетнего князя Лешка помощи
для овладения галицким столом, просит "обязать его вечным
подданством" — "perpetuo sibi famulatu obliget", назначить пусть не
князем, а лишь польским наместником. Далее галичане обещают
Лешку "полное повиновение, клиентелу, подчинение всех своих
[людей], постоянную верность и выплату податей" — "omne obsequium,
omnem clientelam, suam suorumque subieccionem ac fidelitatis per-
petuitatem cum datione tributorum...". У читающего эти строки
складывалось мнение, что Галицкая земля принадлежала Польше,
русское население полностью зависело от ее князей. Объективный же
анализ источников показывает, что в действительности политика
вмешательства Казимира III и его преемника Лешка Белого в дела
Галицко-Волынской Руси сводилась к попыткам утвердить там во
власти родственных себе князей русских.
Хроники создавались главным образом с одной целью —
прославить Польшу и ее предков. Отсюда такая преувеличенная оценка
малозначительных походов польских правителей на Русь и
последовательность в передаче легендарных рассказов о завоевании
Киева.
Также относились к Польше и русские летописцы, в статьях
которых покорялись земли "ляхов", а их князья становились
зависимы от Руси.
* * *
Хранят польские памятники сведения о сложных отношениях
Руси и Польши со степняками: печенегами и половцами. Галл знал
о союзнических договорах русских князей с печенегами, чьи
наемники участвовали в династических распрях Рюриковичей в начале
XI в. Уходили в догосударственные времена и
польско-печенежские контакты, в истории которых были и военные столкновения
и совместные вспомогательные выступления. Так, не будучи точно
осведомленным о ходе войны Болеслава Храброго с Ярославом
Мудрым в 1018 г., Галл Аноним пишет о привлечении русским князем
печенежских ратей, противореча записям русской летописи, в
которых печенеги выступают на стороне польского князя.
В середине XII в. печенеги, став вассалами Древней Руси,
выступали нередко уже пособниками древнерусских князей в борьбе
с новыми грозными степными врагами половцами. Появившись в 60-х
годах XI в., половцы к середине XII в. стали опасными
противниками Руси, Польши, а затем Венгрии {Галл. Кн. II, гл. 19,
примеч. 2). Кадлубек именует их парфянами, объединяя в рассказе с
22

гетами, под которыми разумел пруссов. Упоминая их в союзе с
русскими, хронист выражает, вероятно, общее представление,
бытовавшее в Польше, о наемных вспомогательных войсках,
рекрутировавшихся Древней Русью прежде всего из числа соседних
варварских народов: степных кочевников и пруссов.
Неизмеримо больше сохранили наши памятники известий о
древних пруссах, издревле граничивших с Польшей. Источники,
которыми мы располагаем, дают возможность заглянуть в историю
прусских племен с X до середины XIII в., т.е. во времена их
независимого существования. В памятниках обнаруживаются конкретные
данные о месторасположении и географических особенностях
прусских территорий, известия о прусских градах и укреплениях,
торговых путях и связях. Есть сведения об общественно-политических
отношениях, распределении земельной собственности, административной
системе управления, а также об особенностях религиозных
представлений древних пруссов и ятвягов. Ценны рассказы о военной
стратегии и политических пристрастиях прусских племенных вождей.
Хотя польские хронисты по-разному подходят к политической
необходимости крещения пруссов-язычников, становится явным
сходство декларируемых ими программ как в XI в., так и на рубеже
XII—XIII вв. Историческая задача Польши, по их мнению, как и
по мнению правящих кругов Пястовского государства, заключалась
в политическом присоединении и церковном завоевании Пруссии
и Поморья.
Памятники, фрагменты которых публикуются в выпуске, дают
представление о социально-экономических, политических и
конфессиональных отношениях Древней Руси с Польшей и окружающими их
народами. Более всего сведений касается внешнеполитических
событий, являвшихся в известной мере отражением внутренней политики,
проводимой государством. Древнепольская славянская католитическая
держава, имевшая зафиксированную с конца X в. протяженную
границу с Русью, во многом способствовала опосредованным связям
Древней Руси с другими народами и странами Европы. Этим во
многом определяется значение польских информативных источников
для изучения истории нашей страны в древности.

"ДАГОМЕ ЮДЕКС" ('DAGOME IUDEX")
Словами "Dagome iudex" начинается уникальный памятник
польского средневековья, являющий собой первое и самое раннее
свидетельство существования Древнепольского государства в
определенных пределах. Князь Мешко вместе с женой княгиней Одой
и двумя сыновьями отдают под покровительство св. Петра свой
город, обозначенный как "Schinigsne" с прилежащими землями
(владениями), границы которых строго ограничены.
Несмотря на то что источнику посвящена обширная
историография, по поводу времени, места, целей его создания ведутся
дискуссии. Ныне в польской исторической науке инициатором
издания документа признается сам князь Мешко, в связи с чем
свидетельство приобретает официальный характер. [Мнение М. Ло-
динского, согласно которому к помощи Рима обратилась
овдовевшая Ода, основано на известии немецкого хрониста XI в. Тит-
мара о смерти Мешко, "оставившего королевство свое для раздела
многим" ("relinquens regnum suimet plurimis dividendum") (TM, IV,
58), и считается несостоятельным (Łodyński М. Dagome iudex
a kwestia sardyńska... S. 70).]
Почему князю Мешко потребовалось покровительство Рима?
До сих пор этот вопрос остается дискуссионным. Ряд польских
историков полагают, что дарование апостольскому престолу имело
целью обеспечение Мешко I королевской короной (Bogdanowicz Р.
Geneza aktu dyplomatycznego... S. 9—32). Лябуда связывал
составление акта с чешской опасностью. Подобная акция передачи
государства Мешко под защиту Рима должна была, по его мнению,
затруднить чехам возвращение недавно утраченных малопольских и
силезских земель (Labuda G. Znaczenie prawno-polityczne... S. 33 i п.).
В своей новой работе Лябуда изменил свою точку зрения и
выдвинул "династическую" гипотезу. Согласно ей, документ "Дагоме..."
был составлен, чтобы обезопасить княгиню Оду и двух младших
сыновей Мешко и Ламберта от притязаний старшего сына Мешко
Болеслава Храброго, который в 987—989 гг. получил недавно
обретенную краковскую землю в правление, но как старший мог
претендовать на управление всем гнезненским государством.
"Авторитет церкви, папская протекция сохраняла владения от
отчуждения" (Labuda G. Znaczenie prawno-polityczne... S. 53; Tenże. Znaczenie
prawne i polityczne... S. 99). Этим объясняется, видимо, и
отсутствие имени Болеслава в указанном документе. В результате
так и произошло. Вскоре после смерти Мешко I Болеслав Храб-
24

рый изгнал мачеху с ее сыновьями из пределов Польши и
захватил единоличную власть (ТМ, IV, 58).
Г. Ловмяньский видит в упомянутом документе стремление Мешко
к организации польской самостоятельной церковной митрополии,
на которую претендовало Магдебургское архиепископство. В
тогдашней ситуации при формировании епархии, претензий Рима, широко
распространяющегося миссионерства определение границ
собственного епископства и юрисдикции в ограниченных диоцезах было
задачей номер один {Łowmiański Н. Imię chrestne Mieszka I. S. 302—
305; Tenże. Początki Polski. S. 603—605). В поддержку этой гипотезы
высказался и К. Бучек {Buczek К. Zagadnienie wiarogodności... S. 137)
с той разницей, однако, что, по его соображениям, "подобное
дарование" еще не создавало основ для образования польской
церковной провинции.
Независимо от целей создания первого и самого раннего из
уцелевших польских документов необходимо признать безусловно
высокое государственное и социально-правовое значение акта
передачи польского государства под защиту Рима. Об этом
свидетельствует обязательство выплачивать ежегодную дань (трибут) в
пользу папской курии, что после смерти Мешко исполнял и Болеслав
Храбрый (ТМ, VI, 92; Maschke Е. Der Peterspfennig in Polen und
dem deutschen Osten. Leipzig, 1933. S. 17).
Заключение договора с Римом и передача государства под
защиту св. Петра произошли без вмешательства или какого-либо
особого позволения Германской империи. Это говорит о
суверенности польской державы {Labuda G. Studia nad początkami...) и в том
главный смысл "Dagome...".
Составлен документ был в начале 90-х годов X в., скорее
всего после чешской войны 990 г. и до смерти Мешко в 992 г.
Б. Кюрбис считает, что документ вышел из папской канцелярии и
был выработан либо в Риме, куда прибыло польское посольство,
либо в Польше при посредничестве папских легатов {Kurbisówna В.
Dagome iudex — studium krytyczne... S. 408). По предположению
Г. Ловмяньского, акт мог быть написан духовным лицом, быть
может польским епископом лотарингского происхождения {Łowmiański Н.
Początki Polski. S. 604; Rospond S. Uwagi polemiczne o Mieszku,
Masławie i Dąbrówce // Onomastica. 1955. T.l. S. 248 i п.).
Документ "Dagome iudex" сохранился в форме регеста в составе
"Собрания канонов" (Collectio canonum), написанного бенедиктинским
монахом кардиналом Деусдедитом в 1085—1087 гг. Сведений о нем
сохранилось немного. Имя его названо среди участников Римского
синода 1087 г. Был он современником и соратником трех римских
пап (Григория VII, Виктора III и Урбана II). Служил Деусдедит
легатом в Испании и Саксонии {Sydow J. Untersuchungen zur
kurialen Verwaltungsgeschichte. S. 18—36). Автор известных
богословских и полемических сочинений, кардинал Деусдедит прославился
и как поэт. Ему принадлежит музыкальный трактат вместе со
сборником религиозных песнопений {Holtzmann W. Kardinal Deusdedit
ais Dichter. S. 217—232).
25

"Collectio canonum" кардинал составлял, как предполагают, по
просьбе папы Григория VII (1073—1085), но не успел закончить
при его понтификате. "Собрание канонов" посвящено уже его
преемнику папе Виктору III (1086—1087). Предваряется сочинение
рассуждением о необходимости свести в едином труде все данные об
Универсализме церкви. Поделено "Собрание канонов" на четыре
книги, документ "Дагоме юдекс" приведен в 199-м разделе третьей
книги, посвященной состоянию церковных владений. Вся коллекция
составлена из конкретных трудов, многие из которых переданы
дословно (Kurbisówna В. Dagome iudex — studium krytyczne... S. 390—
393, 422—423. Здесь напечатан список работ о * кардинале Деусде-
дите, папской курии и папской канцелярии).
Сохранилось 10 рукописей "Collectio canonum". Текст "Дагоме юдекс"
находится в шести из них. Кодексы разбиты исследователями на
две семьи. Рукописи DBP являются копиями первоначального
текста "Собрания канонов", списки FAC — заново составленными
компиляциями. Группа списков FAC восполняет пропуски,
имеющиеся в рукописях DBP, которые, в свою очередь, имеют
вставки, отсутствующие во второй семье. Древнейшей и наиболее полной
копией признана Ватиканская рукопись 3833.
Biblioteca Vaticana, Lat. 3833 (1099—1118 ann.) — D
Biblioteca Vaticana, Lat. 1984 (XII s.) — В
Paris, Bibliotheque Nationale, Lat. 1458 (XII s.) — P
Cambra, Bibliotheque Municipale. Lat. 554 (XII s.) — F
Biblioteca Vaticana. Ottob. Lat. 3058 (XII s.) — A
Biblioteca Vaticana, Lat. 8496 (XII s.) — С
Сличение текстов не раз предпринималось многими учеными.
Разные стеммы приведены в ценной работе Б. Кюрбис (Kurbisówna В.
Dagome iudex — studium krytyczne... S. 387).
История изучения древнейшего польского документа насчитывает
несколько веков. Предпринято более 25 изданий текста
памятника. Однако реконструкция оригинала представляет значительную
сложность прежде всего из-за трудностей, возникающих при чтении
рукописей. По мнению Б. Кюрбис, измененная графика (запись)
многих названий могла иметь место уже в первоначальном тексте
акта, составленного рукой иностранца, не обладавшего навыком
в транслитерировании чужеземных, в первую очередь славянских,
наименований. Изменения, поправки и ошибки могли появиться и
при копировании документа в 1087 г. (Ibid. S. 409—415).
Наиболее тщательное исследование рукописей документа
принадлежит С. Козловской-Будковой (1937 г.), Г. Ловмяньскому (1948 г.)
и Б. Кюрбис (1962 г.).
Латинский текст "Dagome iudex" приводится по эдиции Г. Ловмянь-
ского 1973 г. (Łowmiański Н. Początki Polski. W-wa, 1973. Т. V.
S. 596—597).
26

Издания
Wolf von Glanvell V. Die Kanonensammlung des Kardinals Deus-
dedit. Paderborn, 1905. S. 359.
Ptasnik J. Dagome iudex. Kraków, 1911. S. 21.
Kozłowska-Budkowa Z. Repertorium polskich dokumentów doby
piastowskiej. Kraków, 1937. Cz. 1. N 2. S. 2.
Łowmiański H. Imię, chrestne Mieszka I // Slavia occidentalis. Poznań,
1948. T. 19. S. 234.
Sawicki J. Wybór tekstów źródłowych do historii państwa i prawa.
W-wa, 1951. T. I, cz. 1. S. 11.
Labuda G. Słowiańszczyzna pierwotna. Wybór tekstów. W-wa, 1954. S. 206.
Codex diplomaticus Silesiae / Wyd. K. Maleczyński. Wrocław, 1957. T. I,
cz. 1, N 2. S. 3 i n.
Kurbisówna B. Dagome iudex — studium krytyczne // Początki państwa
polskiego. Poznań, 1962. S. 394—396.
Литература
Łodyński M. Dagome iudex a kwiestia sardyńska [w XI w. // RAUhf.
1911. N54. S. 61—71].
Holtzmann W. Kardinal Deusdedit ais Dichter [// Historisches Jahrbuch.
Munchen, 1937. T. 57. S. 217—232].
Labuda G. Znaczenie prawno-polityczne [dokumentu Dagome iudex //
Nasza Przeszłość. Kraków, 1948. T. IV. S. 33—55].
Łowmiański H. Imię, chrestne Mieszka I // Slavia occidentalis. Poznań,
1948. T. 19. S. 203—308.
Sydow J. Untersuchungen zur kurialen Verwaltungsgeschichte [im Zei-
talter der Reformpapsttums // Deutsches Archiv fur Erforschung
des Mittelalters. Graz; Koln, 1954. T. II, H. 1. S. 18—36].
Bogdanowicz P. Geneza aktu dyplomatycznego [zwanego Dagome iudex //
Roczniki Historyczne. Poznaii, 1959. T. 25. S. 9—321.
Kurbisówna B. Dagome iudex // SSS. 1961. T. I, cz. 1. S. 311—312.
Kurbisówna B. Dagome iudex — studium krytyczne [// Początki państwa
polskiego. Księga Tysiąclecia. Poznań, 1962. T. 1. S. 363—424].
Maleczyński К Najstarsza zachodnia granica [Polski na podstawę źródeł
X wieku // Początki państwa Polskiego. Księga Tysiąclecia. Poznań,
1962. T.l. S. 213—232].
Buczek K. Zagadnienie wiarygodności [regestu Dagome iudex // StZ.
1965. T. X. S. 122—124].
Łowmiański H. Początki Polski [W-wa, 1973. T. V. S. 595—621].
Labuda G. Znaczenie prawne i polityczne [dokumentu Dagome iudex.
Nowe spostreźenia // Studia i materiały do dziejów
Wielkopolski i Pomorza. Poznań, 1979. T. 13 (25), z. 1. S. 83—101].
Wędzki A. Południowo-zachodni zasięg [państwa Mieszka I w świetle
dokumentu Dagome iudex: (Problem identyfikacji Alemure) //
Slavia Antiqua. Poznań, 1984. R. 29 (1983). S. 11—117].
Labuda G. Studia nad początkami [państwa Polskiego. Poznań, 1988.
T. II. S. 240—263].
В работе П. Богдановича (1959) представлен обзор прежней
литературы. Обширная библиография до 1960 г. приведена Б. Кюрбис (1962). ^

ТЕКСТ
Item in alio tomo (thomo) sub Johanne XV papa Dagome (Dagone)
iudex et Ote scnatrix et filii eorum Misica et Lambertus —
nescio cuius gentis homines, puto autem Sardos fuisse, quoniam ipsi
a IIII iudicibus reguntur — leguntur beato Petro contulisse unam
civitatem in integro (integrum), que, vocatur (que est) Schinesghe,
cum omnibus suis pertinentiis infra hos affines sicuti incipit a primo
latere longum mare, fine Pruzze usque in locum, qui dicitur Russe,
et fine Russe extendente usque in Craccoa, et ab ipsa Craccoa
usque ad flumen Oddere recte in locum, que dicitur Alemure, et ab
ipsa Alemura usque in terram Milze, et a fine Milze recte intra
Oddere et exinde ducente iuxta flumen Oddera usque in predictam
civitatem Schinesghe.
Łowmiański H. Początki Polski. W~wa, 1973. Т. V. S. 596-597.
ПЕРЕВОД
Также во втором томе при папе Иоанне XV1 читаем, что Даго-
ме2, судья3, и Ота\ Сенаторка5 и сыновья их Мешко6 и Ламберт7,
не знаю, какого рода-племени люди, думаю, что были Сардами,
поскольку управляли ими четыре судьи , передали святому Петру
целиком один град [государство], который называется Схигнесне,
со всеми его окрестностями [прилежащими территориями]9 в пределах
таких границ, от первой стороны, начиная Длинным морем10, [оттуда]
границей Пруссии11 вплоть до места, которое называется Русь12,
и границей1 Руси, протягивающейся14 до Кракова15, и от этого
Кракова вплоть до реки Одра, прямо до места, которое называется
Алемура16, а от самой Алемуры вплоть до земли Мильско и от
границы Мильско17, прямо до Одры, оттуда, идя вдоль реки Одра,
вплоть до упомянутого города Схигнесне.
КОММЕНТАРИЙ
1 Иоанн XV — папа римский (985—996).
2Дагоме — Dagome (Dagome — в рукописях DBP; Dagone —
в кодексах FAC), есть предположение, что так записано имя Мешко I,
полученное им при крещении, Дагоберт (Dagobert). Возможно, что
Dagome получилось при соединении того и другого сокращенного
имени "Dago-bert- и Me-sco-. Исследователи видели в первом слове
искаженные "Ego МевсоТ'я Мешко"). Ныне эта точка зрения признана
безосновательной (Ptaśnik J. Dagome iudex. S. 21 п.; Łowmiański H.
Imię chrestne Mieszka I. S. 214; Rospond S. Mileniowe badania
onomastyczne. Dagome — tajemnicze imię... S. 17—27; Kiirbis B.
Dagome iudex // SSS. T. I, cz. 2. S. 311—312).
3 Много различных интерпретаций получило обозначение польского
князя титулом "судья" (iudex). В начале XX в. В. Пайтц пытался
найти соответствия в древненемецком regieren и латинском iudicare —
править, судить, распоряжаться и т.д. (Peitz W. Das Originalregister
Gregors VII... S. 221). Искали объяснения в этимологии княжеского
28

титула (Kucharski Е. Mazowsze pierwotne... S. 27—63). Г. Лябуда
считал слово "iudex" переводом славянского названия племенного
князя, возможно жупана {Labuda G. Słowiańszczyzna pierwotna...
S. 208). Ловмяньский проводил аналогии с греческим "йрхсоѵ"
исходя из предположения, что в Византии архонтами называли
суверенных иностранных властителей (Łowmiański Н. Imię, chrzestne
Mieszka I. S. 246). К. Горский предлагал собственное толкование
слова iudex (судья), означавшего в Библии владыка, избранный
богом, но не король (Górski К. Rec. na рг. Н. Łowmiańskiego.
Imię, chrzestne... S. 164—166; Kurbisówna В. Dagome iudex —
studium krytyczne. S. 405).
4 Ода — вторая жена князя Мешко I, дочь маркграфа Дитриха
(965—985), брак заключен после 980 г. "на благо отчизны и
из-за необходимости... мира" (ТМ, IV, 57). Была изгнана после
992 г. Болеславом Храбрым и кончила свои дни в Германии.
Имела трех сыновей: Мешко, Святополка и Ламберта. Надо
полагать, что ко времени составления документа Святополка не было
в живых (Balzer О. Genealogia. S. 5).
5Сенатор(ка) — senatrix; полагают, что этот титул соответствует
титулу iudex, поскольку "сенаторы" могли иметь значение "судьи"
(Łowmiański Н. Imię, chrestne Mieszka I. S. 247).
6 Мешко (980—?) — сын Мешко I и Оды, был изгнан с матерью
после смерти отца. Умер в изгнании (Balzer О. Genealogia... S. 53).
7 Ламберт (род. 980—990 — ум. ?) — сын Мешко I и Оды.
Есть предположение, что Титмар, упомянув Мешко и Святополка,
не знал имени третьего сына польской княжеской четы (ТМ, IV,
57). Может быть, немецкое имя Ламберт было первым наряду с
другим славянским именем князя (Kętrzyński S. О imionach piastowskich...
S. 715—719). Ламберт также был изгнан вместе с матерью, и
о дальнейшей его судьбе строят догадки. В частности,
идентифицируют его с известным краковским епископом Ламбертом в 996—
1014 гг. (Łowmiański Н. Dynastia Piastów... S. 126—128;
Labuda G. Lambert // SSS. T. III, cz. 1. S. 13; Wędzki A.
Lambert (I) // Ibid.).
8 Слова "не знаю, какого рода... четыре судьи" (nescio cuius gen-
tis... a quattuor iudicibus reguntur) опущены в реконструированном
тексте Б. Кюрбис. Она полагает здесь рефлексию копииста
архетипа списков ДВР или его интерпретатора. См.: Łowmiański Н.
Początki... S. 598, prz. 1832.
9 По поводу города, обозначенного Schinesghe, Schignesne, Schi-
nesne, Schinesche, Schinesgne, написано немало исследований. Под
ним понимали как Щецин, так и Гнезно. Ныне единодушно
признана вторая версия (Łowmiański Н. Poszątki... S. 597), поскольку
Щецин, расположенный в Поморье, входившем в ареал владений
Мешко, не мог рассматриваться как центр столь обширной
территории, каковой она представляется из документа.
10 Длинное море — обозначение северной границы государства. Под
этим названием усматривали Поморье, однако Поморье было
частью владений Мешко к 990 г. и не могло обозначать погра-
29

ничную землю. Г. Ловмяньский проводит аналогию между Longum
mare — Длинным морем и Rotundum mare — Круглым, как
именовалось в древности Азовское море, и предлагает понимать
Длинное море в значении Балтийское море. См.: Łowmiański Н.
Longum mare. S. 65—77.
11 Пруссия, как и Длинное море, должна определять северную границу
гнезненской державы. В Северо-Восточной Европе с Польшей и Русью
граничили прусские племена судавов (или ятвягов по русской
летописи). Документ "Дагоме" первым из польских памятников упоминает
языческие племена пруссов, борьба с которыми стала в дальнейшем
существенной частью внешней политики польских и русских князей.
См.: Галл. Кн. I, гл. 6; Кн. II, гл. 42; Кн. III, гл. 24;
ПРП. Вып. I. С. 30; ПВЛ. Ч. 1. С. 58.
12 Описание границы Польского государства частично напоминает
сообщение купца IX в. Ибрагима ибн Якуба, согласно которому
с польским краем соседствует на востоке Русь, а на севере
Бурус (Пруссия), расположенная у Океана (МРН. NS. Т. I.S. 50).
Определение точной границы между Польшей и Русью в X в.
представляет сложность. В давние времена граница являла собой
широкую незаселенную ничейную землю, покрытую лесами и
болотами. Ширина такой зоны была достаточно велика — от нескольких
десятков до сотен километров. Пограничная полоса отделяла
одну заселенную территорию от другой (см.: Zachorowski S.
Więgierskie i polskie osadnictwo na Spiżu. S. 199—200). Из
содержания акта можно заключить, что в составе Пястовского
государства были земли мазовшан, граничившие, так же как и Русь,
с пруссами. Польско-русская граница шла, по-видимому, по
территориям, расположенным по обе стороны верхнего течения
Западного Буга. Здесь находились так называемые Червенские грады,
бывшие предметом пограничных споров между двумя державами.
У истоков Буга при повороте на запад к верхнему течению
Днестра и Карпатам польское и русское население сталкивалось
со степными кочевными народами, обрывавшими польско-русское
пограничье. См.: Kuczyński S. Wschodnia granica państwa polskiego.. .("Да-
гоме юдекс" служит важнейшим аргументом существования в конце
90-х годов X в. Древнерусского государства, объединившего Южную
(Нижнюю) Русь с Северной (Верхней), так как нет сомнения, что
протяженная граница Польши с Русью касается не только
"территории Среднего Поднепровья" (РЭС. С. 102—103; Седов В. В.
Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 102—117;
Ловмяньский X. Русь и норманны. М., 1985. С. 192, примеч. 1).
13 В тексте вместо "fine" ошибочно Tines". См.: Łowmiański Н. Imię,
chrestne Mieszka I. S. 238.
14 В латинском тексте: "На протяжении extendente", "тянувшейся вдоль" —
определение показывает на непрерывную протяженность границы от
одного пункта до другого.
15 Краков был отвоеван у чехов ок. 990 г. Ср.: Buczek К. Polska
południowa w IX i X wieku // Małopolskie Studia Historyczne.
1959. T. II, z. 1. S. 23—48; Żaki A. Kraków // SSS. T. II, cz. 2. S. 509.
30

16Алемура — название, не поддающееся отождествлению ни с одним
городом или страной. Полагают здесь ошибку переписчика.
Поскольку искомая Алемура располагалась близ Одры, то было
принято искать ее на Мораве, идентифицируя то с Моравами (см.:
Maleczyński К. Najstarsza zachodnia granica... S. 213—232), то с Оломо-
уцем (см.: Łowmiański Н. Początki... S. 609—-610). Его мнение
оспаривают чешские ученые (см.: Hosdk L., Srdmek R. Mistni jmena
na Могаѵё... S. 173). Составляли название из двух: Ale (Hola) —
наименование племени голенчиков и Mure — Морава (см.: Kossmann О.
Alemure. S. 443—446). Недавно с новой гипотезой выступил А. Вендз-
кий. По его соображениям, Алемура, обозначенная в памятнике,
как и Русь, словом "locus" — "место", должна представлять собой
крупную территорию государственного типа. При изменении двух
букв получается Алемания, иначе Немецкое государство.
Поскольку в то время лужицкие племена и мильчане (см. примеч. 17)
находились уже в пределах Германии, границы которой на силез-
ском участке тянулись до Бобра и Квисы, значит, на юго-
западе от устья Бобра до Одры владения Мешко фактически
граничили с Германией — Алеманией. См.: Wędzki A. Południowo-
Zachodni zasięg... S. Ill —117.
17 Мильце — Мильско — земля западнославянских племен миль-
чан, располагалась по верховью р. Спревы. Соприкосновение их
поселений с польскими землями можно предполагать в районе
Кросно, у клина между Алеманией и Нисой Лужицкой. В этом
районе в начале XI в. постоянными были польско-немецкие
столкновения. См.: Wędzki A. Pohidniowo-zachodni zasięg... S. 115; Helbig H.
Die slawische Siedlung in sorbischen Gebiet, Siedlung und Verfassung
der Slawen zwischen Elbe, Saale und Oder. Giesse, 1960. S. 63—64.

ХРОНИКА ГАЛЛА АНОНИМА
Приступая к изучению Хроники, каждый исследователь
непременно пытался идентифицировать автора с какой-либо исторической
личностью или определить его национальность. В XVI в. Мартин Кромер
назвал хрониста галлом, имея в виду его якобы французское
происхождение. В XVIII в. первый издатель Хроники Г. Ленгних,
неправильно истолковав известие о первом польском хронисте Длугоша,
принял это определение за имя собственное, прибавив к нему еще одно имя
Мартин. Недоразумение выяснилось только в нынешнем столетии,
когда Галла стали называть Анонимом. Имя, происхождение,
национальность автора первой польской Хроники неизвестны. Никаких сведений
не сохранилось. Все домыслы строятся исключительно на
исследовании текста сочинения, где автор в немногих словах говорит о себе.
Обращаясь к польскому клиру и княжеским капелланам, он называет
себя изгнанником и чужестранцем (exul apud vos et peregrinus),
который "взял на себя труд [создания Хроники] не для того,
чтобы возвеличить родину или родителей, а с тем, чтобы привезти
плод труда к месту сложения [монашеского] обета... чтобы не
пребывать в праздности... и не есть даром хлеб польский (ne frustra
panem Polonie manducarem)" (MPH. NS. Т. И. P. 120).
Что означают эти загадочные слова? Где была родина Галла, кто
были его родители, почему он именует себя изгнанником, что
означает слово "peregrinus" — странник или чужеземец? Был ли он
паломником и прибыл в Польшу после долгого путешествия по другим
странам (Maleczyński К. Wstęp... S. LXXXIX, XCV) или по
неизвестным причинам, оставив родину и, возможно, знатных родителей,
попал в Польшу из соседних краев, сопровождая посольство?
Эти вопросы еще не решены. Едины исследователи только в том, что
до посещения Польши хронист был монахом одного из бенедиктинских
монастырей. Аргументом являются слова "место сложения обета" —
"locus professions", известные в терминологии бенедиктинцев. В
то место законник обязан был возвратиться после пребывания
на чужбине (Plezia М. Wstęp... S. VI). Высокий культурный
уровень монахов-бенедиктинцев, их эрудиция, искусство "диктования",
т.е. составления документов и прочих историографических
записей, были известны издавна. Устав Ордена предписывал монаху
ношение аспидной доски и грифеля (Добиаш-Рождественская О.А.
Культура западноевропейского средневековья. М., 1987. С. 167—
170). В XI в. Европа была покрыта сетью бенедиктинских
монастырей. Выходцем какого из них мог быть Аноним Галл? После
исключения Чехии и Германии, стран, получивших крайне отрицательную
32

оценку в сочинении, православной Руси и языческих краев пруссов
и поморян остается искать Орденский дом бенедиктинцев в Венгрии.
Нам представляются наиболее убедительными аргументы, приводимые
исследователями (В. Кентшиньский, Р. Гродецкий и М. Плезя) в
пользу связей хрониста с венгерским аббатством в комитате Шомодь
(Somogyvsr). Основано оно было в 1091 г. королем Ласло и
связано с культом св. Эгидия. Населяли его выходцы из
провансальского монастыря св. Жилля, где хранились мощи св. Эгидия
(Туе Т. Anonim — biograf... S. 54; Tenże. Z dziejów kultury... S. 76).
Галл в Хронике дважды напоминает, что благодаря молитвам св.
Эгидия появился на свет Болеслав Кривоустый и с его помощью
совершал подвиги, описание которых Галл решил сохранить для потомства.
Обстоятельно описывается посольство, отправленное в Прованс с
драгоценными дарами св. Эгидию (Кн. I, гл. 30—31). Известно ему
и место захоронения св. Стефана на юго-западе Венгрии в месте,
ныне носящем название Секешфехервар. К могилам св. Эгидия во
Франции и св. Стефана в Венгрии совершил паломничество в смиренном
раскаянии после убийства брата Збигнева Болеслав Кривоустый.
Подробный рассказ об этом у Галла дает исследователям основание
считать хрониста участником покаянного путешествия. Известна Галлу
также Старая Буда, или Будавар, именуемый им Bazoarium,
город, основанный венгерским королем Петром Венецианским (Lewicki Т.
Bazoarium w Kronice... S. 164—171). Кроме того, хронист хорошо
разбирался в венгерской истории, знал по именам и называл
в правильной хронологической последовательности пятерых
венгерских королей и т.д. Из всех соседствующих с Польшей стран
Венгрия была лучше других знакома Галлу. Вероятнее всего
предположить, что он прибыл в Польшу именно из венгерского
бенедиктинского аббатства в Шомоди. Однако нет основания считать его
венгром по национальности. Способ передачи иностранных названий,
в том числе и венгерских, тип ритмической прозы, которой написано
его сочинение, стиль Хроники характерны скорее для французской
литературной школы. Детали, сообщенные о монастыре св. Жилля в
Провансе, наводят на мысль, что в Венгрию хронист попал в числе
почитателей культа св. Эгидия из Франции, где, возможно, получил
образование. К. Малечиньский предполагал местом его учебы
Фландрию, М. Плезя — Центральную Францию, ряд историков не исключают
его связей с Италией (Borawska D. Gall anonim czy Itallus... S. 111—119;
Plezia M. Nowe studia... S. 111—120).
Существуют разногласия и по поводу времени появления Галла
Анонима в Польше. Большинство исследователей допускают, что это
могло произойти вскоре после создания в 1091 г. венгерского
бенедиктинского монастыря или в начале XII в. Есть мнение, что Галл
попал в Польшу еще в 1086 г. вместе с Мешко И, сыном Болеслава
Щедрого (Галл. Кн. I, примеч. 2, 3), которого в 17-летнем
возрасте вызвал из Венгрии дядя Владислав Герман. Доказательством
служит сочувственное отношение автора к безвременно погибшему юноше.
В Польше Галл был занят в канцелярии Болеслава Кривоустого,
где выполнял скорее функции историографа (возможно, специально
3. Зак. 231 33

приглашенного), нежели писца или простого служащего,
составлявшего документы (Plezia М. Wstęp... S. XIV). По крайней мере Галл
не пользовался архивом канцелярии, расположенным в Кракове.
Не прослеживается в Хронике краковская традиция, мало внимания
уделено краковским епископам.
Видимо, местом написания Хроники была Великая Польша: Гнезно
или Любин, где располагался бенедиктинский монастырь. Как лицо,
имевшее доступ к княжеской канцелярии, Галл был приближен ко
двору [может быть, даже учил чтению и письму старшего сына
Болеслава III Владислава II (1105—1159) (Snoch В. Protoplasta książąt śląskich.
Katowice, 1985. S. 12)]. Имел знакомство и признание у польских
капелланов. Все три книги хранят посвящения или обращения к
духовным и светским вельможам Польши. Именно эти люди, без
сомнения, служили помощниками монаху-иностранцу, взявшему на себя труд
прославить деяния и подвиги правящего польского князя Болеслава
Кривоустого и его династии. Они снабжали Галла необходимой
информацией, служили посредниками между ним и князем, который,
видимо, не читал по-латыни (в письме к третьей книге Галл говорил о
необходимости разглашения его труда при помощи посредников),
стимулировали его морально и материально. Главным из них был канцлер
Михаил из влиятельного рода Авданьцев, к которому принадлежал и
воевода Скарбимир, воспитатель маленького Болеслава Кривоустого.
Принято считать, что крушение карьеры Авданьцев, связанное с
заговором Скарбимира, отразилось и на судьбе Галла, стало причиной
внезапного завершения Хроники.
Возложенную на него задачу по созданию сочинения во славу
польского князя Галл выполнял в соответствии с собственными
представлениями о произведениях подобного рода. Образцом ему служили
раннесредневековые западноевропейские латинские династические
хроники Исидора Севильского и Беды Достопочтенного. В начале XI в.
в странах Европы широкое распространение имели хроники типа
"Gęsta" — "Деяния", достоянием которых было восхваление епископов,
аббатств, монастырей, духовных лиц и светских героев (Добиаш-Рож-
дественская О.Л. Культура западноевропейского средневековья. С. 81).
Первой такой Хроникой (рыцарско-династическими деяниями "Gęsta")
в Польше стало произведение Галла Анонима. Автор собрал хранимые
придворной традицией устные легенды и пересказы о Пястовской
династии, придал им форму биографической повести, сопроводив историей
подвигов Болеслава Кривоустого и его предков, и переложил на
латинский язык, сохранив таким образом для потомков (Dąbrowski J. Dawne
dziejopisarstwo polskie (do 1480 г.). Wroclaw; W-wa; Kraków, 1964;
Ktirbis B. Dziejopisarstwo polskie do polowy XV wieku... S. 6).
Хроника разделена на три книги. В первой изложена
легендарная история Польши и еще памятные современникам события до
1086 г., до рождения героя Хроники Болеслава Кривоустого. Во
второй ведется рассказ о молодых годах князя и начале его правления
до 1109 г. Третья книга повествует о четырех годах княжения
Болеслава и обрывается неожиданно на 1113 г., что заставляет исследо-
34

вателей строить различные догадки по поводу судьбы самого Анонима
и его творения.
Хроника была написана, по мнению многих исследователей, в
1107—1113 гг. Полагают, что Галл мог быть свидетелем событий,
описанных в третьей книге. Для воссоздания неизвестной ему истории
хронист пользовался документами канцелярии, возможно какими-либо
календарными записями. Ученые обнаруживают в Хронике следы
древнейшего аннала Краковского капитула, на основе которого
продолжался известный ныне рочник (Plezia М. Wstęp... . S. XLIV). Много
споров вызывает предполагаемое Житие св. Войтеха, с которым
благодаря канцлеру Михаилу мог ознакомиться Галл. Этот
гипотетический источник, возможно повествующий о перенесении мощей первого
польского святого в Гнезно, о паломничестве Оттона III, мог быть
написан по наущению Болеслава Храброго не только в религиозных,
но и политических целях. Хранился он в княжеской канцелярии
(Voigt H.G. Der Verfasser der rómischen Vita...; Kętrzyński W. O
zaginionym żywocie...; Plezia M Wstęp... S. XXXI). В немецкой
историографии существование этого жития подвергается сомнению (см.:
Wenscus R. Studien zur historisch-politischen Gedankenwelt Bruns von
Kwerfurt. Munster; Koln, 1956; Kiirbis В. Dziejopisarstwo polskie do
połowy XV wieku. S. 6).
Необычайно высоко оценивают исследователи исключительную
эрудицию польского хрониста, называя его homo litteratus (Male-
czyński К. Wstęp... S. LXVI—LXVIII). Несмотря на то что Галл
цитировал почти дословно только Библию, повсюду встречаются
парафразы из произведений античных и средневековых авторов.
Он знал римских поэтов и философов, ссылался на христианские
авторитеты Августина и Григория Великого.
Составляя историю династии Пястов, Галл имел образцом
историческую биографию Карла Великого (Vita Caroli Magni)
франкского историка VIII—IX вв. Эйнгарда. Однако, по мнению М. Плези,
своими знаниями Галл не кичился, проявлял такт по отношению
к неискушенному польскому читателю {Plezia М. Wstęp... S. LXI).
Написана Хроника рифмованной прозой, распространенной еще
у софистов Древней Греции. Во времена Галла рифмованной прозой
писали жития святых, хроники, истории монастырей,
теологические и дидактические трактаты (Janson Т. Prose Rhytm in Medieval
Latin from the 9th to the 13th Century. Stockholm, 1975. S. 72—74).
Есть в сочинении и собственно стихотворные вставки, которые
составляют композиционную рамку произведения. Хроника Галла — это
не только первое крупное хронографическое сочинение Польши,
посвященное истории и происхождению государства, описывающее
подвиги польских князей и королей, но и первое польское
художественное и поэтическое произведение, значение которого велико до
сего времени.
Немало сомнений вызывала историческая достоверность Хроники.
Однако, несмотря на обязательные для произведений подобного
жанра выдуманные речи и письма, тенденциозные восхваления и умалчи-
35

вания по единодушному согласию исследователей, Галл в изложении
фактов польской истории был точен.
Это подтверждается датированными статьями анналов (Labuda G.
Anonim tzw. Gall. S. 32). Свидетельством служит и
повествование о конфликте Болеслава Смелого с заговорщиком епископом
Станиславом, которого разгневанный князь приказал
четвертовать. В последующих трудах Кадлубка, Межвы, Длугоша и др. епископ
Станислав был представлен жертвой княжеского произвола. Галл же
сохранял вежливую беспристрастность.
Обращение к Хронике Галла как к источнику по истории польско-
русских отношений имеет своим результатом выявление новых
сведений о матримониальных союзах, войнах и вспомогательных
выступлениях, определяющих долю участия Руси в европейской истории XI—
начала XII в.
При критическом изучении каждого известия, сопоставлении
свидетельств с данными русских летописей и других европейских
источников — сочинениями Адама Бременского, Гельмольда, Титмара
Мерзебургского и пр. — определяются достоверность и значимость
изложенных фактов и событий. Особенно это важно при оценке
истории польско-русских столкновений 1018—1069 гг., подача которых
носит в Хронике отпечаток тенденциозности придворной традиции,
сдобренной хвастливыми преувеличениями и анекдотами. На таком
фоне особенно ценны беспристрастные сообщения хрониста о
династических союзах Польши и Руси и участии русских войск в
разрешении династических и внешнеполитических конфликтов Польши.
Четвертую часть выделенных известий составляют сообщения
Галла о покорении пруссов. Они содержат в большинстве случаев
достоверную информацию о попытках насильственной христианизации
языческого народа. Хроника — один из немногих программных
источников для изучения истории древних прусских племен.
Весьма интересно, что польским современникам не удалось
ознакомиться со своей первой хроникой. Впервые следы ее
обнаруживаются спустя почти столетие в сочинении Винцентия Кадлубка,
который заимствует ее почти полностью. На относительно малую
известность ее, несомненно, повлиял развившийся в XII—XIII вв.
культ епископа Станислава, почитателям которого претила
нелестная характеристика епископа, данная Галлом (Кн. I, Гл. 28). Кадлубек,
описывая конфликт Болеслава с епископом, заменил сообщение Галла
выдержками из жития св. Станислава. Только в XIV в.
сочинение Анонима находит должный отклик в польской историографии
благодаря подъему образования и общей культуры, увеличению
интереса к науке, своей истории, происхождению государства. Цитаты
из Хроники Галла появляются во многих хронографических
сочинениях, основные положения Галловой истории, доказывающие мощь
Древнепольского государства и его правителей, широко
заимствуются дееписателями, в сочинениях которых перед изложением
современных им событий, вслед за Галлом, кратко отмечаются
важнейшие вехи в истории Польши, служащие славе польского народа.
Большинство анналов XIV—XV вв. сообщает о завоевании Болесла-
36

вом Храбрым Киева, пределах польской земли, ее соседях, пользуясь
при этом произведением Анонима.
Определенные представления об авторе первой хроники и
времени ее создания сложились к XVI в., как можно судить по опусу
Мартина Кромера, который отметил значение труда хрониста Галла
для истории Польши (Martini Cromeri. De origine... P. 67, 69).
С XVIII в. исследования Хроники Галла проводились в два
этапа. Первый этап — частые издания Хроники. Начало им положил
Г. Ленгних. Затем последовала работа Л. Мицлера. К ним
присоединяется переиздание Хроники, предпринятое Я. Бандтке. Рассуждения
в предисловиях к этим изданиям сводились лишь к решению вопроса
о национальности автора. Впервые критическое исследование и
издание Галла осуществлены И. Шляхтовским и Р. Кепке в серии
"Памятники германской истории", а затем А. Белёвским в "Памятниках
польской истории". Особенно ценно польское издание, основанное
на сличении известных рукописей.
На втором этапе начали появляться монографии, посвященные
первому памятнику польской историографии, в которых
рассматривались многочисленные проблемы источника. Так, М. Гумплёвич
(Gumplowicz М. Bischof Balduim Gallus von Kruszwica) определил
годы написания Хроники — 1113—1114 гг. С. Кентшиньский
классифицировал рукописи, благодаря чему ему удалось представить
новое издание произведения, предназначенное для широкого круга
читателей (Kętrzyński S. Gall Anonim i jego Kronika. S. 40—80).
Его работа была результатом дискуссии по вопросам
происхождения Галла, его связях с Венгрией, принадлежности к княжеской
канцелярии и т.д. Б. Хлебовский дал литературный анализ
Хроники, сравнив ее с произведениями немецкой и русской раннесредне-
вековой историографии (Chlebowski В. Kronika tzw. Gallusa... S. 33).
Бурная полемика велась по поводу жанровой принадлежности
Галловой истории. А. Брюкнер в противовес соображениям Кент-
шиньского выдвигал доводы о панегирическом, биографическом
характере произведения, называя его историческим повествованием, а не
хроникой (Вгіікпег Л. Pierwsza powieść historyczna. S. 116—136).
Основательная работа по определению национальной
принадлежности Галла проделана Т. Тыцем, строившим свою концепцию
на основании анализа географических и общественных понятий
хрониста. По его мнению, Галл либо прибыл в Польшу из Южной Франции
через Венгрию, либо долгое время пребывал в бенедиктинском
венгерском монастыре (филиале провансальского монастыря св. Жилля)
в тесном общении с французскими монахами (Туе Т. Anonim —
boigraf. S. 54; Tenże. Z dziejów kulzury... S. 76). Ф. Буяк
показал, что Хроника Галла — плод труда не только иностранца,
но и группы польского духовенства, от которой автор получал
информацию с четко выраженной политической тенденцией,
рассчитанной на прославление Пястов (Bujak F. Państwo i naród polski
w XI wieku. W-wa, 1949).
Существует много работ, рассматривающих художественные
достоинства Хроники, ее стиль и язык. Здесь важны результаты ра-
37

боты редактора одного из лучших изданий Хроники — К. Малечиньско-
го, которому удалось показать, что с литературно-стилистической
точки зрения произведение есть уникальное по ценности явление, не
имеющее аналогии в современной ему европейской литературе (Ма-
leczyński К. Wstęp... S. I—СХІѴ). Издание Малечиньского основано на
трех известных рукописных списках Хроники в отличие от предыдущих
эдиций, которые печатались по одному или в лучшем случае по двум
кодексам. Имеется серьезный комментарий, облегчающий понимание
текста сочинения.
Много сделано историками в изучении Хроники в последние
десятилетия. Выпущены переиздания перевода Хроники Р. Гродец-
кого, осуществленные М. Плезей. Ученый обобщает здесь результаты
своих многочисленных наблюдений над Галловой историей,
представив читателю все новейшие точки зрения исследователей по всем
вопросам изучения Хроники. В перевод Р. Гродецкого 1923 г. внесены нужные
дополнения и поправки.
Хроника переведена на русский язык Л.М. Поповой. Перевод
основан на издании К. Малечиньского. Интерес представляет
вступительная статья, впервые знакомящая советских читателей с первым
историческим памятником Польши, за последние два десятилетия
явились переводы Хроники на немецкий и французский языки.
Подготовлен перевод на японский язык.
Подробное описание имеющихся кодексов предпринято Малечинь-
ским (Maleczyński К. Wstęp... S. I—XXXIX). Им же собраны сведения
об утраченных списках Хроники. Анализ истории изучения рукописей
вместе с новым описанием выполнил Я. Весёловский (Wiesiołowski J.
Kolekcje historyczne w Polsce średniowiecznej XIV—XV wieku. Wroclaw;
W-wa; Kraków, 1967. S. 17—34).
Оригинал Хроники не сохранился. Текст известен по трем
относительно поздним спискам XIV—XV вв.
Рукопись Замойских — Z
Warszawa, BN BOZ Cim. 28 — XIV в.
Рукопись Сендзивая — S
Kraków, В Cz 1310 — XV в.
Рукопись Гейльсбергская — Н
Warszawa, BN 8006 — XV в.
Тексты выделенных фрагментов приводятся по изданию К.
Малечиньского (МРН. NS. Kraków, 1952. Т. II. S. 1—164).
Издания
Факсимильное издание
Galla Anonima Kronika, podobizna fotograficzna rękop. Zamoyskich
z XIV w. / Wyd. J. Krzyżanowski. W-wa, 1948.
Полные издания
Lengnich G. Vincentius KadTubko (Mierzwa) et Martinus Gallus scrip-
tores historiae polonicae vetustissimi. Gedani, 1749. Fol. 6—114.
Historiarum Poloniae et magni ducatus Lithuaniae scriptorum collectio
magna / Ed. Laur. Mitzlerus de Kolof. Varsaviae, 1776.
38

Bandtkie J.W. Martini Galii Chronicon... Varsaviae, 1824. Chronicae
Polonorum usque ad annum 1113 / Ed. J. Szlachtowski, R. Корке //
MGH. SS. Hannoverae, 1848. T. IX. P. 418—476.
Galli Chronicon / Wyd. A. Bielowski // MPH. Lwów, 1864. Т. I. S. 379—484.
Galli Anonymi Chronicon... / Ed. L. Finkel, S. Kętrzyński // Fontes
rerum Polonicarum in usum seholarum. Leopoli, 1899. T. I.
Galli Anonymi Cronicae et Gesta Ducum sive Principum Polonorum /
Wyd., wstęp, i kom. opatrzy! К. Maleczyński // MPH. NS. Kraków,
1952. T. II.
Переводы на польский язык
Переводы Г. Ковнацкого (1821) и 3. Комарницкого (1873) не
представляют ценности. Заслуживает внимания перевод Р. Гродецко-
го, опубликованный в 1923 г. В 1965 г. этот перевод был переиздан
М. Плезей, который снабдил его вступлением и комментариями:
Anonim tzw. Gall. Kronika Polska / Prezł. i oprać. R. Gródecki //
Biblioteka Narodowa. Kraków, 1923. Ser. I. N 59 / Wstęp, i kom.
M. Plezi. WrocTaw; W-wa; Kraków; Gdańsk; Ło'dź, 1965.
Перевод на русский язык
Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских /
Предисл., пер. и примеч. Л.М. Поповой // Памятники средневековой
истории народов Центральной и Восточной Европы. М., 1961.
Перевод на немецкий язык
Gallus Anonymus: Chronik und Taten der Herzóge und Fursten von
Polen / Obers., eingel. und erki. J. Bujnoch // Slavische Geschichtsschrei-
ber / Hrsg. G. Stoki. Graz; Wien; Koln, 1975.
Переводы фрагментов на немецкий язык
Roepell R. Geschichte Polens. Hamburg, 1840.
Gumplowicz M. Zur Geschichte Polens in Mittelalter. Insbruck, 1898.
Kossmann O. Polen im Mittelalter. Magburg; Lahn, 1971.
Переводы отдельных глав и больших фрагментов
на французский язык
Hensel W. La Naissance de la Pologne. Breslau; W-wa; Kraków, 1966.
Литература
Зубрицкий Д. И. Аноним Гнезненский и Иоанн Длугош; Выписки из
сочинений латинских и статей, к галичско-владимирским делам
относящихся за период от 1337 по 1387 г. Львов, 1855.
Врублевский А. Сведения о Руси, встречающиеся в хронике
польского летописца Галла // Сборник сочинений студентов
Киевского университета. Киев, 1880. Кн. I, вып. 1. С. 41—58.
Хоник А. Галл Аноним и его латинская хроника // Учен. зап.
Кемеров. пед. ин-та. 1959. N 3. С. 185—195.
Попова Л.М. Хроника Мартина Галла как источник по ранней истории
Польши // Вестн. МГУ. Сер. 9, Ист. науки. 1960. N 5. С. 61—68.
39

Martini Cromeri. De origine [et rebus gestis Polonorum libri XXI.
Basilea, 1555].
Zeissberg H. Die polnische Geschichtschreibung des Mittelalters. Leipzig,
1873.
Zeissberg H. Dziejopisarstwo polskie wieków średnich. W-wa, 1877,
Bobrzyński M. Geneza społeczeństwa polskiego na podstawie
Kroniki Galla i dyplomatów XII w. // RAUhf. Kraków, 1881. T. 14.
Gumplowicz M. Bischof Balduin Gallus von Kruszwica [Polens erster
lateinischer Chronist // Sitzungsberichte Keiser. Akademie d. Wissens-
chaften in Wien. Phil.-hist. KI. Wien, 1895. T. 132].
Kętrzyński S. Gall Anonim i jego Kronika [// RAUhf. Kraków, 1899.
T. 37. S. 40—80).
Krotoski K. Gall, scholastyk poznański i jego kronika // Kwartalnik
Historyczny. 1899. R. 13. S. 675—682.
Kętrzyński S. O zaginionym żywocie [św. Wojciecha // RAUhf.
Kraków, 1903. T. 43].
Krotoski K. O łacińskim panegiryku na cześć Bolesława Śmiałego z
pierwszej połowy XII w. Kraków, 1904.
Voigt H.G. Der Verfasser der rómischen Vita [des heiliges Adalbert.
Prag, 1904].
Wojciechowski T. Szkice historyczne jedenastego wieku. Krakow, 1904;
2 wyd. W-wa, 1925; 3 wyd. B.m., 1951.
Kętrzyński W. Nektóre uwagi o autorze i tekście najdawniejszej kroniki
polskiej // RAUhf. Kraków, 1910. T. 53. S. 54—69.
Krzyżanowski S. Na marginesie Galla // Kwartalnik Historyczny. 1910.
R. 24. S. 27—35.
Wojciechowski T. Plemię Kadłubka. Odpowiedź // Kwartalnik
Historyczny. 1910. R. 24. S. 1—26.
Chlebowski B. Kronika tzw. Gallusa [jako pierwszy pomnik literatury
łacińsko-polskiej // Sprawozdania Towarzystwa Naukowego
Warszawskiego. 1916. S. 7—33].
Briikner A. Z dawnich dziejów // Przegląd Warszawski. 1923. N 23.
S. 142—158.
Gródecki R. Najstarsza kronika Polska i jej autor / Wstęp do wydania:
Anonim tzw. Gall. Kronika Polska // Biblioteka Narodowa. Kraków,
1923. Ser. I. N 59. S. I—LX.
Brukner A. Dwa bratanki // Przegląd Współczesny. 1924. R. 3, t. 8, N 21.
S. 65—79.
Bruckner A. Pierwsza powieść historyczna [// Przegląd
Humanistyczny. 1924. T. 3. S. 116—136].
Ту с T Anonim — biograf [trzeciego Bolesława (1112—1113) //
Przegląd Warszawski. 1924. R. 4, t. 2, N 31. S. 54—78].
Ту с Т. Z dziejów kultury [w Polsce średniowiecznej. Poznań, 1924.
Cz. II: Uwagi nad Gallem anonimem].
Polheim K. Die lateinische Reimprosa. В., 1925.
Handelsman M. Historyka. 2 wyd. W-wa, 1928.
Pohorecki J. Rytmika kroniki Galla-Anonima // Roczniki Historyczne.
Poznań, 1929. T. V. S. 105—169; 1930. N. VI. S. 12—75.
40

Kętrzyński S. Na marginesie "genealogii Piastów" // Przegląd
Historyczny. 1930—1931. T. 29. S. 159—209.
David P. Les sourses de 1'histoire de Pologne al'epoque des Piasts
(963—1386). P., 1934.
Maleczyński K. Ze studiów nad kroniką Galla anonima. Rękopis
heilsberski // Roszniki Historyczne. 1934. R. 10. S. 202—225.
Maleczyński K. Źródła literackie * kroniki tzw. Galla anonima // Studia
Towarzystwa Naukowego we Lwowie. 1934. R. 14. S. 54—58.
Buczek K. Ze studiów nad kroniką Galla-Anonima. Sprawa Selencji //
Roczniki Historyczne. 1938. R. 14. S. 1—27.
Wattenbach W., Holtzmann R. Deutschlands Geschichtsquellen im Mittel-
alter // Deutsche Keizerzeit. В., 1943. Bd. I, H. 4.
Adamus J. O zawartości kroniki Anonima tzw. Galla // Kwartalnik
Historyczny na Wschodzie. 1947. Z. 4. S. 1—41.
Plezia M. Kronika Galla na tle historiografii XII wieku // RAUhf.
Kraków, 1947. T. 71. N 3.
Zathey J. Kim był Anonim-Gall // Polska Akademia Umiejętności.
Sprawozdania. 1948. Z. 49. S. 289—293.
Wojciechowski Z. L'etat polonais au moyen-age: Histoire des institutions.
P., 1949.
Grudziński Т. Ze studiów nad kroniką Galla. Rozbiór krytyczny pierwszej
księgi // Zeszyty Towarzystwa Naukowego w Toruniu. 1951—1952.
T. 17. S. 69—113; 1954—1955. T. 20. S. 29—100; 1957. T. 23. S. 7—51.
Adamus J. O monarchii Gallowej. W-wa, 1952.
Maleczyński K. Wstęp [do wydania: Anonima tzw. Galla Kronika
czyli dzieje książąt i władców polskich // MPH. NS. Kraków, 1952.
T. II. S. I—CXIV].
Labuda G. Źródła historiograficzne kroniki Anonima Galla //
Sprawozdania Poznańskiego Towarzystwa Przyjaciół Nauk. Poznań, 1955.
R. 44. S. 21—29.
Gansiniec R. Liryka Galla Anonima // Pamiętnik Literacki. 1958. R. 49,
z. 314. S. 355—387.
Labuda G. Miejsce powstania kroniki Anonima-Galla // Prace z dziejów
Polski feudalnej ofiarowane Romanu Gródeckiemu w 70 rocznicę
urodzin. W-wa, 1960. S. 107—121.
Grabski A. Polska wobec idei wypraw krzyżowych na przełomie XI i
XII wieku. Duch "krzyżowy" Anonima Galla // Zapiski Historyczne.
Toruń, 1961. T. 26, z. 26. S. 37—64.
Labuda G. Anonim tzw. Gall [// SSS. 1962. T. I, cz. 1. S. 32].
Lańckorońska K. Studies on the Roman-Slavonic Rite in Poland //
Orientalia Cristiana Analecta. Rom, 1961. T. 161. P. 1—52.
Arbusow L. Flores rhetorici: Eine Auswahl rhetorischer Figuren und
Gemeinplatze als Hilfsmittel fur Obungen an mittelalterlichen Texten.
Góttingen, 1963. Bd. 2.
Zernak K. Mittelalterliches Polen: Probleme der polnischen Mediavistik
auf dem Historikerkongress in Krakau 1958: Protokollausziige und
Kommentar. Koln; Graz, 1964.
Plezia M. Wstęp [do wydania: Kronika Polska / Przetł. i opracow.
R.G. Gródecki. 5. Wyd. Wrocław; W-wa; Krakow; Gdańsk; Łodż,
1965. 1982. S. I—LXXVII. 41

BorawskaD. Gall anonim czy Itallus [Anonim// PH. 1965. Т. 56. S. Ill —119].
Lewicki Т. Bazoarium w Kronice [polskiej Galla anonima // Onomas-
tica. 1968. T. 13. S. 164—171].
Sawicki W. Terminologia prawnicza kroniki Anonima Galla w świetle
institutów obcych i rodzimych // Annales Uniwersitetu M. Curie-
SkJodowska. 1970. T. 17. S. 18—39.
Liman K. Porównanie w strukturze narracyjnej "Kroniki polskiej"
Anonima Galla // Eos. Wroclaw, 1978. Vol. 66, fasc. 2. S. 289—303.
Plezia M. Nowe studia [nad Gallem-Anonimem // Mente et Litteris.
O kulturze i społeczeństwie wieków średnich. Uniwersytet im. Adama
Mickiewicza w Poznaniu. Ser. Historia. N 117. Poznań, 1984. S. 111 —120].
Kościelak L. Narodziny polskiej myśli o pokoju [w kronice Galla
Anonima] // Życie i myśl. W-wa, 1985. R. 34, z. 1. S. 45—51.
Kurbis B. Dziejopisarstwo polskie do polowy XV wieku. [Dążenia
poznawcze i poglądy // Wiadomości historyczne. Poznań, 1988.
R. XXI (174). S. 3—17].
ТЕКСТ
Liber I
Primo prohemium
[...] Sed quia regio Polonorum ab itineribus peregrinorum est
remota, et nisi transeuntibus in Rusiam pro mercimonio paucis nota,
si breviter inde disseratur nulli videatur absurdum, et si pro
parte describendo totum inducatur, nemo reputet onerosum. Igitur ab
aquilone Polonia septemtrionalis pars est Sclauonie, que habet ab
oriente Rusiam, austro Vngariam, a subsolano Morauiam et Bohemi-
am, ab cccidente Daciam et Saxoniam collaterales. Ad marę autem sep-
temtrionale vel amphitrionale tres habet affines barbarorum genti-
lium ferocissimas naciones, Selenciam, Pomoraniam et Pruziam, contra
quas regiones Polonorum dux assidue pugnat, ut eas ad fidem conver-
tat. Sed nec gladio predicacionis cor eorum a perfidia potuit revo-
cari, nec gladio ingulationis eorum penitus vipperalis progenies abo-
leri. Sepe tamen principes eorum a duce Poloniensi prelio supera-
ti ad baptismum confugerunt, itemque collectis viribus fidem christia-
nam abnegantes contra christianos bellum denuo paraverunt. Sunt
etiam ultra eas et infra brachia amphitrionis alie barbare gentilium
naciones et insule inhabitabiles, ubi perpetua nix est et glacies.
Igitur terra Sclauonica ad aquilonem hiis regionibus suis partialiter
divisvis sive costitutivis existens, a Sarmaticis, qui et Gete vocantur,
in Daciam et Saxoniam terminatur, a Tracia autem per Ungariam (ab)
Hunis, qui et Ungari dicuntur, quondam occupatam, descendendo
per Carinthiam in Bauariam diffinitur; ad austrum vero iuxta mare me-
diterraneum ab Epyro derivando per Dalmatiam, Crouaciam et Hystriam
finibus maris Adriatici terminata, ubi Venetia et Aquileia consistit,
ab Hytalia sequestratur. [...]
MPH. NS. T. II. P. 6-8.
42

Liber I, с. 6
[...] Quid igitur est necesse victorias et triumphos de gentibus
incredulis nominatim recitasse, quas constat eum quasi sub pedi-
bus conculcasse. Ipse namque Selenciam, Pomoraniam et Prusiam
usque adeo vel in perfidia persistentes contrivit, vel conversas in fide
solidavit, quod ecclesias ibi multas et episcopos per apostolicum,
ymmo apostolicus per eum ordinavit. Ipse etiam beatum Adalbertom
in longa peregrinacione et a sua rebelii gente Bohemica multas iniurias
perpessum ad se venientem cum magna veneratione suscepit eiusque
predicacionibus fideliter et institucionibus obedivit. Sanctus vero martir
igne karitatis et zelo predicacionis accensus, ut aliquantulum iam in
Polonia fidem pullulasse et sanctam ecclesiam excrevisse conspexit,
intrepidus Prusiam intravit, ibique martirio suum agonem consumavit.
Postea vero corpus ipsius ab ipsis Prusis Bolezlauus auri pondere com-
paravit et in Gneznen metropoli condigno honore collocavit. [...]
MPH. NS. T. II P. 17-18.
Liber I, с 7
Igitur inprimis inserendum est seriei, quam gloriose et magnifice
suam iniuriam de rege Ruthenorum vindicavit, qui sibi sororem
dare suam in matrimonium denegavit. Quod Bolezlauus rex indigne
ferens, cum ingenti fortitudine Ruthenorum regnum invasit, eosque
primum armis resistere conantes, non ausos committere, sicut ventus
pulverem ante suam faciem profugavit. Nee statim tamen hostili
more civitates capiendo, vel pecuniam congregando suum iter retarda-
vit, sed ad Chyou caput regni, ut arcem regni simul et regem caperet,
properavit. At Ruthenorum rex simplicitate gentis illius in navicula
tunc forte cum hamo piscabatur, cum Bolezlauum adesse regem ex
insperato nuntiant. Quod ille vix credere potuit, sed tandem aliis et
allis sibi nuntiantibus certificatus exhorruit. Tunc demum pollicem simul
et indicem ori porrigens, hamumque sputo more piscatorum liniens,
in ignominiam sue gentis proverbium protulisse fertur: Quia
Bolezlauus huis arti non studuit, sed arma militaria baiolare consuevit,
idcirco Deus in manum eius tradere civitatem istam regnumque
Ruthenorum et divitias destinavit. Нес dixit, nee plura prosecutus fugam
arripuit. At Bolezlauus nullo sibi resistente civitatem magnam et opu-
lentam ingrediens et evaginato gladio in auream portam percuciens,
risu satis iocoso suis admirantibus, cur hoc fecisset, enodavit: Sicut,
inquit, in hac hora aurea porta civitatis ab isto ense percutitur,
sic in nocte sequenti soror regis ignavissimi mihi dari prohibita cor-
rumpetur; nee tamen Bolezlauo thoro maritali, sed concubinali sin-
gulari vice tantum coniungetur, quatinus hoc facto nostri generis iniuria
vindicetur, et Ruthenis ad dedecus et ad ignominiam inputetur. Sic
dixit dictaque factis complevit. Igitur rex Bolezlauus urbe ditissima
regnoque Ruthenorum potentissimo decern mensibus potitus, inde pecuniam
in Poloniam transmittendo nunquam extitit otiosus; undecimo vero
mense, quia regna quam plurima tenebat et puerum ad regnandum
43

Meschonem adhuc ydoneum non videbat, loco sui quodam ibi Rutheno
sui generis in dominum constituto, cum thezauro residuo Poloniam
remeabat. Ilium itaque cum ingenti gaudio et pecunia remeantem
iamque Polonie finibus propinquantem rex Ruthenorum fugitivus col-
lectis viribus ducum Ruthenorum, cum Plaucis et Pincinaticis a tergo
subsequitur et ad fluvium Bugam committere certus de victoria co-
nabatur. Arbitrabatur namque Polonos more hominum de tanta
victoria (et) preda gloriantes, unumquemque domum suam properare,
utpote triumphatores terre sue finibus propinquantes et tarn diu extra
patriam sine filiis et uxoribus immorantes. Nee illud sine ratione co-
gitabat, quia magma pars iam Polonorum exercitus rege nesciente
defluxerat. At rex Bolezlauus videns suos milites paucos esse, hostes
vero quasi centies tantum fere, non sicut ignavus et timidus, sed ut audax
et providus, suos milites sic affatur: Non est opus probos et expertos
diu milites cohortari,
Nee triumphus sese nobis offerentem retardari
sed est tempus vires corporis animique virtutem exercendi. Nam quid prodest
tot et tantas prius victorias habuisse, vel quid prodest tanta regna nostro domi-
nio subiugasse, tantasque divitias aliorum cumulasse, si forte nunc subac-
tos nos contingat hec et nostra perdidisse. Sed de Dei misericordia
vestraque probitate comperta confido, quod si viriliter in certamine
resistatis, si more solito fortiter invadatis, si iactancias et promissiones
in predis dividendis et in conviviis meis habitas ad memoriam re-
ducatis, hodie victores finem laboris continui facietis et insuper famam
perpetuam ac triumphalem victoriam acquiretis. Sin vero victi, quod
non credo, fueritis, cum sitis domini, servi Ruthenorum et vos et filii
vestri eritis et insuper penas pro illatis iniuriis turpissime rependetis.
Hec et hiis similia rege Bolezlao proloquente, omnes sui milites hastas
suas unanimiter protulerunt seque cum triumpho malle quam cum preda
domum turpiter intrare responderunt. Tunc vero rex Bolezlauus suorum
unumquemque nominatim exhortans, in hostes confertissimos sicut leo
siciens penetravit. Nee est nostre facultatis recitare, quantas strages
sibi resistentium ibi fecit, neque quisquam valet hostium peremptorum
milia certo numero computare, quos constabat ad prelium sine numero
convenisse, paucosque superstites fuga lapsos evasisse. Asserebant
namque plurimi pro certo, qui post multos dies pro amicis vel propinquis
inveniendis ad locum certaminis de longinquis regionibus veniebant,
tantam ibi cruoris effusionem fuisse, quod nullus poterat nisi per san-
quinem vel super cadavera per totam planiciem ambulare totumque
Bugam fluvium plus cruoris speciem, quam fluminis retinere. Ex eo
autem tempore Rusią Polonie vectigalis diu fuit.
MPH. NS. T. II. P. 21-25.
Liber I, с 10
Sed ista memorare subsequenti pagina differamus et quoddam cius
prelium novitate facti satis memorabile referamus, ex cuius rei con-
sideracione humilitatem superbie preferamus. Contigit namque uno eodem-
44

que tempore Bolezlauum regem Rusiam, Ruthenorum vero regem Po-
loniam utroque de altero nesciente hostiliter introisse, eosque super
fluvium alterum in alterius termino regionis, interposito flumine, castra
milicie posuisse. Cumque nunciatum esset Ruthenorum regi Bolezlauum
ultra iam fluvium transivisse inque sui regni confinio cum exercitu conse-
disse, existimans rex insulsus se quasi feram in retibus eum sua multi-
tudine conclusisse, proverbium ei magne superbie capiti suo retorquen-
dum dicitur mandavisse: Noverit se Bolezlauus tamquam suem in
volutabro canibus meis et venatoribus circumclusum. Ad hec rex Po-
lonicus remandavit: Bene, inquam, suem in volutabro nominasti, quia
in sanguine venatoris canumque tuorum, id est ducum et militum,
pedes equorum meorum inficiam et terram tuam et civitates ceu ferus
singularis depascam. Hiis verbis utrimque renunciatis die sequenti sol-
lempnitas imminebat, quam rex Bolezlauus celebraturus in diem tertium
bellum committere differebat. Eo namque die animalia innumerabilia
mactabantur, que sequenti sollempnitate ad mensam regis, cum omnibus
suis principibus comesturi more solito parabantur. Omnibus itaque cocis,
inquilinis, apparitoribus, parasitis exercitus ad animalium carnes et
exta purganda super ripam fluminis congregatis, ex altera ripa
Ruthenorum clientes et armigeri clamosis, vocibus insultabant, eosque prob-
rosis iniuriis ad iracundiam lacessebant. Illi vero nichil iniurie e contrario
respondebant, sed intestinorum sordes et inutilia contra eorum oculos
pro iniuria iaciebant. Cumque Rutheni magis eos magisque contumeliis
incitarent et sagittis etiam acrius infestarent, canibus, que tenebant
avibusque commissis, cum armis militum in meridiana dormiencium
fluvio transnatato Bolezlaui parasitorum exercitus super tanta
Ruthenorum multitudine trimphavit. Bolezlauus itaque rex et exercitus totus
clamore simul et strepitu armorum excitatus, quidnam hoc esset sciscitan-
tes, congnita rei causa, facta ex industria dubitantes, cum ordinatis
aciebus in hostes undique fugientes irruerunt; sicque parasiti nee gloriam
victorie soli nee sanguinum noxam soli habuerunt. Tanta vero fuit ibi
militum flumen transeuntium (multitudo), quod non aqua videbatur ab
inferioribus, sed quedam itineris siccitudo. Hoc autem tantillum dixisse
de bellis eius sufficiat, quatenus eius vite recordatio ab auditoribus
imitata proficiat.
MPH. NS. T. II. P. 28-29.
Liber I, с 19
[...] Postea vero de Rusia nobilem cum magnis divitiis uxorem ac-
cepit, de qua filios HII unamque filiam, regi Bohemie desponsandam,
generavit. Nomina autem filiorum eius hec sunt: Bolezlaus, Wladislauus,
Mescho et Otto.
MPH. NS. T. II. P. 44.
45

Liber I, с. 23
Non est igitur dignum probitatem multimodam et liberalitatem Bo-
lezlaui secundi regis silencio preterire, sed pauca de multis in exemplum
regni gubernatoribus aperire. Igitur rex Bolezlauus secundus audax
fuit miles et strennuus, hospitum susceptor benignus, datorque lar-
gorum largissimus. Ipse quoque sicut primus Bolezlauus magnus Rut-
henorum regni caput, urbem Kygow precipuam hostiliter intravit,
ictumque sui ensis in porta aurea signum memorie dereliquit. Ibi etiam
quendam suis generis Ruthenum, cui pertinebat regnum, in sede regali
constituit, cunctosque sibi rebelles a potestate destituit. O pompa
glorie temporalis, о audacia fiducie militaris, o maiestas regie po-
testatis. Rogatus itaque Bolezlauus largus a rege, quern fecerat ut obviam
ad se veniret, sibique pacis osculum ob reverentiam sue gentis exhiberet,
Polonus quidem hoc annuit, sed Ruthenus dedit, quod voluit. Com-
putatis namque Largi Bolezlaui passibus equinis de statione ad locum
convencionis totidem auri marcas Ruthenus posuit. Nee tamen equo
descendens, sed barbam eius subridendo divellens, osculum ei satis
preciosum exhibuit.
MPH. NS. T. II. S. 48-49.
Liber I, с 26
[...] In civitate Cracouiensi quadam die Largus Bolezlauus ante
palacium in curia residebat, ibique tributa Ruthenorum aliorumque
vectigalium in tapetis strata prospectabat. [...]
MPH. NS. T. II. P. 51.
Liber I, с 29
[...] Unde placuit patruo suo Wladislauo duci puerum in Poloniam
sinistro alite revocare, eumque Ruthena puella fatis invidentibus uxorare. [...]
MPH. NS. T. II. P. 55.
Liber II, с 1
[...] Ilia mortua Wladislauus dux, quia homo gravis egerque pe-
dibus erat, et etate parvulum habebat, sororem imperatoris tertii Hen-
rici, uxorem prius Salemonis Vngarie regis in matrimonium desponsa-
vit, de qua nullum fillium, sed tres filias procreavit. Una quarum
in Rusia viro nupsit, una vero suum sacro velamine caput texit, unam
autem sue gentis quidam sibi counivit. [...]
MPH. NS. T. II P. 63-64.
46

Liber II, с. 19
Bolezlauo itaque milite noviter constituto, in Plaucis Deus геѵе-
lavit, quanta per eum operari debeat in futuro. Contigit namque
noviter eo militari balteo precincto, Plaucos in unum innumerabiles con-
venisse, seseque more solito per Poloniam discursuros, in partes seiunctos
tres vel HII ab invicem remotius Wyslam fluvium nocturno tempore
natavisse, Qui sequentis diei diluculo cursu rapido discurrentes et pre-
dam innumerabilem capientes, onerati spoliis circa vesperam ultra retro
fluvium redierunt, ibique securi ac fatigati nocturne quietis tuguria po-
suerunt; sed non ita securi quieverunt, sicut antiquitus sueverunt.
Namque Deus, christianorum conservator, sueque vigilie vindicator,
paucorum fidelium audaciam in multorum perniciem paganorum suscita-
vit, quibus irruentibus dominice diei in gloria sue potencie brachio
triumphavit. Ex eo tempore Plauci adeo sunt stupefacti, quod regnante
Bolezlauo videre Poloniam non sunt ausi.
MPH. NS. T. II. P. 86-87.
Liber И, с 23
Sed pretermissis pluribus suo loco retractandis, de nupciis refera-
mus eiusque donis Bolezlaui magni regis muneribus comparandis.
Quatenus autem hoc a Paschali papa secundo concessum fuerit, quod
nuptias istas de consanguinitate licuerit, Balduinus Cracoviensis epis-
copus, ab eodem papa Rome consecratus, fidei ruditatem et patrie
necesssitatem intimavit, sicque Romanę sedis auctoritas, ut fertur, hoc
coniugium misericorditer, non canonice nee usualiter, sed singulariter
collaudavit. Nos autem de peccato tractare vel iustitia materiam non
habemus, sed res gestas regnum ducumque Polonie sermone tenui reci-
tamus. Octo siquidem diebus ante nuptias totidemque post nupciarum
octavas belliger Bolezlauus dare munera non quievit, aliis scilicet
renones et pelles palliis coopertas et aurifisiis delimbatas, princi-
pibus pallia, vasa aurea et argentea, aliis civitates et castella, aliis
villas et predia.
MPH. NS. T. II. P. 90.
Liber II, с 36
[...] Jam enim totum suum exercitum fratrem invasurus collegerat,
simulque Pomoranos ac Bohemos ad eum de Polonia propellendum
asciverat.
[...] Que audito Bolezlauus, an resistat, an desistat diu dubitans
hesitavit, sed reversus ad cor suum quantocius suum exercitum con-
gregavit et ad regem Ruthenorum Vngarorumque pro auxilio dele-
gavit. Sed si per se vel per ipsos nichil agere potuisset,
Ipsum regnum et spem regni expectando perdidisset.
MPH. NS. T. II. P. 106-107.
47

Liber II, с. 38
[...] Tum primum Ruthenorum auxilium et Vngarorum commeavit,
cum quibus iter arripiens, Wyslam fluvium transmeavit. Tum vero
Zbigneuus in desperacionem est redactus, ас Yaroslauo duce Rutheno
simulque Balduino Cracouiensis episcopo mediantibus, ante fratrem sa-
tisfacturus et obediturus est adductus. Tunc primum inferiorem se
fratre reputavit, tunc iterum se numquam fratri fore contrarium,
sed in cunctis obediturum et castrum Galii destructurum, coram
omnibus adiuravit. Tunc a fratre Mazouiam retinere sicut miles, non
ut dominus impetravit. Pacificatis itaque fratribus Ruthenorum exerci-
tus et Vngarorum ad propria remeavit, Bolezlauus vero per Poloniam
quocumque sibi placuit, ambulavit.
MPH. NS. T. II P. 108-109.
Liber II, с 41
Videns igitur Bolezlauus, quia frater in omnibus et promissis et
iuramentis fidei nullius existebat et quoniam toti terre noxius et ob-
noxius obsistebat, eum de toto regno Polonie profugavit, sibique re-
sistentes et castellum in terre confinio defendentes, cum auxilio
Ruthenorum et Vngarorum expungnavit. Sicque dominium Zbigneui malis
consiliariis est finitum, totumque regnum Polonie sub Bolezlaui domi-
nio counitum. [...]
MPH. NS. T. II. P. 111.
Liber II, с 42
Igitur in Prusiam, terram satis barbaram, est ingresus, unde cum
preda multa factis incendiis, pluribusque capitivis, querens bellum in-
veniens, est reversus. Sed cum forte contigerit regionem istam in men-
cionem incidisse, non est inconveniens aliquid ex relatione maiorum
addidisse. Tempore namque Karoli Magni, Francorum regis, cum Sa-
xonia sibi rebellis existerit, nee dominacionis iugum nee fidei christiane
susciperet, populus iste cum navibus de Saxonia transmeavit et regionem
istam et regionis nomen occupavit. Adhuc ita sine rege, sine lege per-
sistunt, nee a prima perfidia vel ferocitate desistunt. Terra enim ilia
lacubus et paludibus est adeo communita, quod non esset vel castellis
vel civitatibus sic munita; unde non potuit adhuc ab aliquo subiugari,
quia nullus valuit cum exercitu tot lacubus et paludibus transportari.
MPH. NS. T. II. P. 111-112.
Liber III, c. 4
[...] Ibi vero Bolezlauus, non longe remotus a Glogow, cum
exercitu parvo stabat, neque mirum, quia suos diutissime fatigarat. Ibi
rumores et legationes audiebat, ibi suum exercitum expectabat, inde
exploratores hue illucque transmittebat, inde camerarios pro suis et pro
Ruthenis et Pannonicis delegabat.
MPH. NS. T. II P. 133.
48

Liber III, с. 24
Item inpiger Bolezlauus yemali tempore non quasi desidiosus in
otio requievit, sed Prussiam terram aquiloni contiguam, gelu constric-
tam, introivit, cum etiam Romani principes in barbaris nationibus
debellantes, in preparatis munitionibus yemarent, neque tota yeme mi-
litarent. Illuc enim introiens, glacie lacuum et paludum pro ponte ute-
batur, quia nullus aditus alius in illam patriam nisi lacubus et paludibus
invenitur. Qui cum lacus et paludes pertransisset et in terram ha-
bitabilem pervenisset, non in uno loco resedit, non castella, non civi-
tates, quia ibi nulla, sibi obsedit, quippe situ loci et naturali positione
regio ista per insulas lacubus et paludibus est munita et per sortes here-
ditarias ruricolis et habitatoribus dispartita. Igitur belliger Bolezlauus
per illam barbaram nationem passim discurrens predam inmensam cepit,
viros et mulieres, pueros et puellas, servos et ancillas innumerabiles
captivavit, edificia villasque multas concremavit, cum quibus omnibus
in Poloniam sine prelio remeavit, quod prelium tamen invenire plus hiis
omnibus exoptavit.
MPH. NS. T. II. P. 153-154.
ПЕРЕВОД
Книга I
Введение
[Автор сообщает о своем намерении описать подвиги слав-
ного князя Болеслава.]
[...] Но поскольку край польский от путей пилигримов удален
и никому, кроме немногих идущих на Русь ради торговли, не
известен, то пусть не покажется неуместным, если я кратко расскажу
о нем, и описывая часть [его], коснусь целиком1. Со стороны
Аквилона Польша является северной частью Склавонии2, она имеет с
востока Русь3, с юга Венгрию, с юго-запада Моравию и Богемию, с
запада Данию и Саксонию4. Со стороны же Северного, или Амфитрио-
нального, моря5 имеет соседями три дикие страны
варваров-язычников, Селенцию6, Поморье7 и Пруссию8, с которыми польский
князь постоянно борется, стремясь обратить к вере. Но ни меч
проповеди не может отвратить сердце их от вероломства, ни меч
уничтожения не может до конца истребить змеиный род. Однако часто
вожди их, побежденные польским князем в сражении, прибегали к
крещению и, тут же собрав силы, отказавшись от христианской веры,
вновь готовили войну против христиан. Есть же, и кроме них, в
объятиях Амфитриона другие варвары-язычники и необитаемые острова,
где вечный снег и лед.
Итак, славянская земля на севере разделена или состоит из
этих своих отдельных частей [и] простирается от сарматов10,
которые и гетами11 зовутся, до Дании и Саксонии, от Фракии же
через Венгрию, некогда занятую Гунами12, каковые и венграми
называются, спускаясь через Каринтию13, кончается в Баварии; с
4. За к. 231 49

юга же недалеко от Средиземного моря, отклоняясь от Эпира,
простирается через Далмацию, Хорватию и Истрию14 и,
ограниченная пределами Адриатического моря, там, где находятся Венеция
и Аквилея15, отделяется от Италии.
[Далее повествуется о богатстве и плодородии никем
не покоренной Польши.]
Книга I, глава 6
[В главе повествуется о князе Метко, который благодаря
жене принял крещение, и об их сыне Болеславе I, покорившем
соседние народы.]
[...] Ибо он [жителей] Селенции, Поморья и Пруссии, до той
поры пребывающих в заблуждениях [язычества], искоренил,
обращенных же в вере укрепил, поскольку при поддержке папы, вернее,
папа под его влиянием там [в этих землях] учредил много
епископов и церквей1. Кроме того, он с глубоким благоговением принял
пришедшего к нему благочестивого Адальберта2, претерпевшего в
долгих странствиях множество обид от своего непокорного чешского
народа, и преданно повиновался его проповедям и учению3. Святой
же мученик, воспламененный огнем [христианской] любви и рвением
к проповеди, как только узрел, что в Польше уже распространяется
[христианская] вера и возрастает святая церковь, бесстрашно
отправился в Пруссию4 и там совершил свой мученический подвиг5.
После Болеслав на вес золота выкупил его тело у пруссов и,
отличив почестью6, поместил [похоронил] его в Гнезненской
митрополии7.
[Далее речь идет о посещении Гнезно императором Отто-
ном, о пышном приеме, устроенном Болеславом в его честь,
о коронации польского князя королевской короной и обмене
реликвиями. ]
Книга I, глава 7
Прежде всего надо сказать, как славно и великолепно
[Болеслав] отомстил2 за свою обиду русскому королю3, который
отказался ему отдать в жены свою сестру4. Король Болеслав,
вознегодовав, вторгся с великой храбростью в королевство русских и тех,
вначале пытавшихся сопротивляться, но не осмелившихся завязать
сражение, разогнал перед своим строем, словно ветер, прах5. Он не
задерживался, однако, по вражескому обычаю в пути, чтобы
захватывать города и собирать деньги, а поспешил в столицу королевства
Киев, чтобы захватить одновременно и королевский замок и короля .
А король русских по простоте, [свойственной] его народу, ловил
в это время удочкой рыбу с лодки, когда [ему] неожиданно
сообщили, что Болеслав приближается. Он с трудом этому поверил, но в
конце концов, поскольку его извещали об этом все новые вестники,
ужаснулся. Затем, поднеся ко рту большой и указательный пальцы и
поплевав, по обычаю рыболовов, на наживку, сказал, говорят, к стыду
50

своего народа, следующие слова: "Раз Болеслав занимается не этим
искусством, а ему привычно забавляться военным оружием, значит,
господь [сам] в руки его передает7 и город этот, и королевство
русских, и [богатства его ]". Так сказал и, недолго медля, бежал.
А Болеслав, не встречая никакого сопротивления, войдя в
огромный и богатый город, обнаженным мечом ударил в Золотые ворота8,
объяснив с шутливым смехом тем, кто с изумлением спросил, почему
он так сделал: "Так же как в этот час разрушаются мечом эти
Золотые ворота, так же в нынешнюю ночь будет порушена [честь] сестры
малодушнейшего [из королей], которую он отказался дать мне [в жены].
Но соединится она с Болеславом не на брачном ложе, а только один
раз как наложница, так будет отомщено за обиду нашего народа, а
русские будут повергнуты в позор и бесчестье" . Так сказал и
сказанное подтвердил. Король Болеслав [в течение] десяти месяцев владел
[этим] богатейшим городом и могущественным королевством русских10,
откуда не уставал посылать беспрестанно в Польшу деньги11; на
одиннадцатый же месяц, так как управлял [он] столь многими
королевствами, а мальчика Мешко считал для управления еще не слишком
пригодным12, оставив там [в Киеве] на своем месте [господином]
некоего русского из своего рода13, возвратился с остальным добром
в Польшу 4. Его, уже приближающегося к пределам Польши с великой
радостью15, с деньгами, преследует бежавший [вначале] король
русских, собрав силы князей с половцами16 и печенегами1 , и,
уверенный в победе, с тыла пытается завязать сражение у реки Буг18.
Решил он, что поляки, возгордясь от такой победы и добычи, что
свойственно людям, спешат каждый поодиночке к своему дому и
из-за того, что приближаются к границе своей земли триумфаторами,
и из-за того, что так долго задержались они вдали от родины без
жен и детей. И не без основания он так думал, так как уже большая
часть войска поляков разошлась без ведома короля. А король
Болеслав, понимая, что своих воинов [у него] мало, а врагов почти
в сто раз больше, обратился к воинам [с речью] не как трусливый
и бездеятельный человек, а как решительный и предусмотрительный:
"Не нужно долго убеждать честных и опытных воинов откладывать
предлагающийся нам триумф — наступил час испытать силы телесные
и мужество духовное. Ведь что пользы в том, что [мы] столько и такие
победы одержали раньше, и что пользы в том, что столькие
королевства своему господству подчинили, столько чужих богатств накопили,
если теперь случайно мы, покоренные, потеряем и это и наше
[собственное]. Но я надеюсь на милосердие божье и вашу испытанную
честность, поэтому если вы мужественно будете сражаться в бою,
если нападете храбро, как обычно, если вспомните обещания и
похвальбы, данные при дележе добычи и на моих пирах, [то] сегодня
вы положите конец продолжительному труду и заслужите
триумфальную победу сверх военной славы. Если же вы будете побеждены, во что
я не верю, то, хотя вы и господа, будете вы [сами] и сыны ваши
рабами русских и, кроме того, понесете позорное наказание за
причиненные обиды". Этими и подобными словами увещевал король
Болеслав, и все его рыцари единодушно выставили вперед свои копья и
51

ответили, что они предпочитают войти домой с триумфом, чем с
позорной добычей. Тогда же король Болеслав ободрил каждого в
отдельности, назвав по имени, [и] бросился в самую гущу врагов, словно
лев, алчущий [крови]. И нет у нас возможности пересчитать, скольких
сопротивляющихся он поверг, и никто не в состоянии точно сосчитать
тысячи погубленных врагов, хотя известно, что их к сражению
собралось бесчисленное [количество], но лишь немногие из уцелевших спаслись
бегством. Многие из тех, кто через много дней приходил издалека на
место сражения, чтобы отыскать своих друзей и близких, уверяли,
что столько там было разлито крови, что по полю никто не мог пройти
иначе как [ступая] в [лужах] крови или по трупам, а вся река
Буг приобрела вид скорее кровавого потока, чем реки. И с тех пор
Русь надолго стала данницей Польши20.
Книга I, глава 10
Но воспоминания об этом отложим до следующей страницы,
расскажем об одном из его сражений, достойном упоминания благодаря
новизне происшедшего, из которого видно, что смирение
предпочтительнее гордыни. Случилось [так], что в одно и то же время, не
зная один о другом, король Болеслав напал на Русь, а король
русских — на Польшу, и тот и другой разбили лагеря на
противоположных берегах реки в пределах чужих территорий, разделенных рекой1.
Когда королю русских было сообщено, что король Болеслав уже
перешел реку и обосновался с войском в пределах его королевства, тот
опрометчиво решил, что он уже [Болеслава] с помощью своих
многочисленных [отрядов] загнал в сети, словно зверя. Говорят, передал
ему слова, полные надменности, которые следовало бы обратить на
голову его самого: "Пусть Болеслав знает, что он, подобно вепрю,
в луже окружен моими собаками и охотниками". На это король
Болеслав ему в свою очередь послал [следующее]: "Верно, ты назвал
меня свиньей в луже, так как я в крови собак твоих и охотников —
то бишь, князей и рыцарей — омочу ноги коней моих, а землю твою и
города уничтожу, словно невиданный зверь". [Пока] и тот и другой
обменивались такими речами, на следующий день приближался
праздник, [и] король Болеслав, собираясь отметить его, отложил сражение2
на третий день3. В этот день резали многочисленных животных,
которых приготовляли к наступающему празднику к столу короля,
намеревающегося, по обычаю, пировать со своими военачальниками. Когда
повара, наемные слуги, войсковая челядь собрались на берегу реки,
чтобы чистить мясо и внутренности животных, с другого берега реки
слуги русских начали громко насмехаться и раздражать их
[поляков] обидными до гнева оскорблениями4. Те же ни на какие
обиды не отвечали, но в ответ им насмешливо прямо в глаза кидали
внутренности животных и отбросы. Когда русские еще сильнее
раздразнили их поношениями и начали пускать в них стрелы,
войско Болеславовой челяди, бросив псам и птицам5 все, что
было в [руках], с оружием воинов, спавших после полудня,
переплыв реку, одержало победу над великим множеством русских. Ко-
52

роль Болеслав и все войско, разбуженные криками и звоном оружия,
спрашивают, в чем дело, а узнав причину и сомневаясь, не
нарочно ли это подстроено, обрушиваются на бегущего отовсюду врага
боевым строем; таким образом не только челядь заслужила славу
победы и пролила [свою] кровь. Столь велико было множество
переходящих реку, что она нижним казалась не водой, а сухой
дорогой. Пусть этого немного сказанного о воинах Болеслава будет
достаточно и пусть воспоминание о его жизни, насколько
возможно, послужит для подражания услышавшим.
Книга I, глава 19
[...] Затем же [Казимир]1 принял из Руси знатную жену2, с
богатым приданым , от которой родил четырех сыновей и одну
дочь, выданную впоследствии замуж за короля Богемии4. Имена
этих сыновей таковы: Болеслав5, Владислав, Мешко и Оттон6.
Книга I, глава 23
Недостойно обойти молчанием многообразные добродетели и
щедрость Болеслава Второго, но покажем лишь немногое из многого
для примера правителям королевства. Так, король Болеслав Второй
был отважным и дерзким воином, гостеприимным хозяином и
наищедрейшим из щедрых благодетелей. Сам он, так же как и Болеслав
Первый Великий, вошел, как враг, в главный город Киев, столицу
русского королевства, и оставил на Золотых воротах памятный знак
от удара своего меча1, и посадил там на королевский стол какого-
то русского из своей родни, которому принадлежало королевство2,
а всех восставших против него отстранил от власти3. О роскошь
временной славы, о дерзость воинской смелости, о величие
королевской власти! Король, назначенный им, попросил Болеслава
Щедрого выйти к нему и даровать поцелуй мира в знак уважения к его
народу. Поляк на это согласился, но русский дал [ему], что [тот]
хотел. После того как было сосчитано количество шагов коня
Болеслава Щедрого от стоянки до условленного места, русский выложил
столько же золотых марок4. [Болеслав] же, не спускаясь с коня,
с усмешкой потрепав его за бороду, даровал ему довольно дорогой
поцелуй5.
Книга I, глава 26
[...] Однажды в городе Кракове Болеслав Щедрый восседал
во дворе близ дворца и рассматривал разложенные перед дворцом
на ковре приношения русских1 и других данников.
[Далее следует рассказ о бедном клирике, которого Болеслав
щедро оделил сокровищами.]
53

Книга I, глава 29
[Глава начинается рассказом о Метко Болеславиче, который
после смерти отца воспитывался у короля Венгрии. ]
Поэтому угодно было дяде его Владиславу1 призвать юношу2
в Польшу при неблагоприятных предзнаменованиях и, несмотря на
завистливую судьбу, женить его на русской девушке4.
[О ранней гибели Метко и великой скорби, охвативтей
Польту. ]
Книга II, глава 1
[...] После того как она умерла1, князь Владислав2, поскольку
был человеком немолодым, с больными ногами и имел ребенка в
младенческом возрасте, сосватал в жены сестру императора
Генриха III, прежнюю жену Соломона короля Венгрии3, от которой у него
не было ни одного сына, но три дочери. Одна из них вышла замуж на
Русь4, а другая покрыла голову священным покрывалом5, третью
же выдал он за кого-то из своего рода6.
[О подвигах отца Болеслава князя Владислава /.]
Книга II, глава 19
После того как Болеслав был произведен в рыцари, господь
[на примере битвы] с половцами показал, сколь [великие подвиги]
будут совершены им в будущем. Ибо едва лишь он был опоясан
рыцарским поясом, на него напали в бесчисленном множестве
половцы2. Намереваясь разойтись, как обычно, по [всей] Польше, они
разделились на три или четыре части и на расстоянии друг от друга
переплыли ночью Вислу. На рассвете следующего дня они быстрым
маршем разошлись по краю и, захватив бесчисленную добычу,
нагруженные трофеями, переплыли назад реку, там они беззаботные и
усталые поставили шалаши для ночного отдыха, но им не удалось
отдохнуть так же спокойно, как бывало обычно. Ибо господь,
заступник христиан, защитник своей вигилии3, обратил отвагу немногих
верных на гибель многих неверных [язычников] и одержал десницею
власти своей во славу воскресного дня триумфальную победу над
[половцами]. С этого времени [половцы] были настолько напуганы,
что во время правления Болеслава не осмеливались даже смотреть
[в сторону] Польши.
Книга II, глава 23
Но, опустив многое, о чем следует порассуждать в своем
месте, расскажем о его [Болеслава III] свадьбе и свадебных подарках,
которые можно сравнить лишь с дарами великого короля Болеслава
[Храброго]. Поскольку было получено на это дозволение папы
Пасхалия II , разрешившего брак между родственниками , [а] убедил
его краковский епископ Балдвин3, посвященный в сан этим же папой,
который сообщил о неопытности в религии и необходимости [брака]
54

для родины, то авторитет римского престола, как говорят, одобрил
этот союз не по общепринятым канонам, а из милости в виде
исключения . Мы же не станем обсуждать тему греха и справедливости, а
огласим скромной речью подвиги королей и князей Польши. В течение
восьми дней до свадьбы и восьми после воинственный Болеслав без
устали раздавал дары: кому меха и шкуры, покрытые материей,
вытканные золотом, князьям мантии, вазы, золото и серебро, кому города
и крепости, кому деревни и поместья.
Книга II, глава 36
[Болеслав просит Збигнева не вредить ему, помня о братской
верности, на что тот не дает достойного ответа.]
[...] Намереваясь напасть на брата, [Збигнев] уже собрал все
свое войско и для изгнания его из Польши пригласил поморян
и чехов1.
[...] Услышав об этом, Болеслав долго пребывал в сомнениях,
сопротивляться или прекратить [борьбу], но, обратившись к своему
сердцу, быстро набрал войско и послал за помощью к королям русских2
и венгров3. А если бы сам по себе или с [их помощью] ничего не
сумел бы сделать, то ожиданием погубил бы не только королевство,
но и надежду на него.
Книга И, глава 38
[Болеслав захватывает города Збигнева и покоряет его
сообщников. ]
[...] Тут впервые подошла помощь русских и венгров, и,
продолжая путь, с ними [Бослеслав] перешел реку Вислу. И тогда
доведенный до отчаяния Збигнев при посредничестве русского князя
Ярослава1 и краковского епископа Балдвина2 был приведен к Болеславу
и [обещал] ему удовлетворение [требований] и повиновение. Во-
первых, признал себя тогда ниже брата, а во-вторых, при всех них
поклялся, что никогда не будет противником брату, а будет
покорным ему во всем и разрушит крепость Галла3. Тогда вымолил у брата
[разрешение] управлять Мазовией не как господин, а как воин
[вассал]. После заключения мира между братьями войска русских и
венгров возвратились восвояси. Болеслав же отправился по Польше, куда
ему было нужно.
Книга II, глава 41
Болеслав, видя, что брат в обещаниях и в клятвах не
проявлял никакой верности и все более противодействовал всей стране
как [человек] вредный и опасный, изгнал его из всего польского
королевства и сопротивляющихся ему защитников пограничной
крепости разбил с помощью русских и венгров1. Так было окончено
господство Збигнева , [послушавшего] дурных советчиков3, и все
королевство объединилось под власть Болеслава. [...]
55

Книга II, глава 42
Итак, Болеслав вторгся в Пруссию1, страну языческую, и с
огромной добычей, учинив пожары, захватив многих [пленных], найдя
желанную войну, [которую жаждал], возвратился. Но коль
случилось упомянуть об этом крае, не будет лишним кое-что добавить
из воспоминаний предков. Ибо во времена короля франков Карла
Великого2, когда Саксония ему оказала сопротивление и не приняла
ига его господства и христианскую веру, народ из Саксонии на
кораблях переселился в этот край [в Пруссию] и принял имя этой
страны3. С тех пор они так и живут без короля и закона4 и не
оставляют изначального неверия и дикости. Земля же эта так
укреплена озерами и болотами, как не была бы укреплена крепостями или
городами5, поэтому с тех пор никто не может ее подчинить из-за
того, что никто не может с войском преодолеть столько озер и
болот.
Книга III, глава 4
[Болеслав прилагает усилия, дабы преградить дорогу
императору1.]
Болеслав же стоял с небольшим войском неподалеку от Глого-
ва, что неудивительно, поскольку своих воинов он утомлял слишком
долго. Там он выслушивал донесения и посольства, ожидал свое
войско, рассылал туда и сюда разведчиков и отправлял гонцов к своим,
русским и венграм2.
Книга III, глава 24
Тем временем неутомимый Болеслав не проводил зиму в досуге,
как бездеятельный человек, но вторгся в Пруссию, землю
[расположенную] на севере, покрытую льдом1. Хотя даже римские вожди,
воюющие с варварскими народами, зимовали в подготовленных
укрытиях и зимой не вели военных действий2. Вторгшись туда,
[Болеслав] воспользовался ледяной поверхностью озер и болот как
мостами3, ибо нет никакого другого подхода к этой стране,
кроме как через озера и болота. Когда же он преодолел озера
и болота и достиг обжитой земли, он не остановился в каком-то
одном месте и не занял города и крепости, потому что их там
нет, ибо земля эта благодаря расположению и особенностям
места, [лежащая] на островах, укреплена озерами и болотами4 и
распределена по наследственному жребию между сельскими и
городскими жителями5. Итак, воинственный Болеслав, пройдя вдоль и
поперек эту варварскую страну, взял огромную добычу, захватил
бесчисленное количество мужей и жен, юношей и девушек, рабов
и рабынь6, сжег множество домов и деревень, возвратился со
всем этим без сражения в Польшу, несмотря на то что жаждал
более всего найти сражение.
56

КОММЕНТАРИЙ
Книга I
Введение
1К концу XI в. Польша была включена в оживленную
международную транзитную торговлю. Через Русь осуществлялись торговые
контакты Западной Европы с Византией, странами Средней Азии,
Ближнего Востока, Китаем. Купеческие караваны из Праги двигались
через Краков, Сандомир на Волынь, Владимир, затем в Киев,
откуда пути вели в разные концы азиатского мира. Через Любуш
попадали в Польшу купцы из Германии, проходя Мазовию,
они шли на Русь и, минуя Дрогичин и Туров, попадали в Киев.
Важными торговыми пунктами служили польские города Вроцлав,
Ополе, Рацибуж и др. После присоединения Поморья сфера торговых
связей Польши расширилась. Водный путь соединил Любек с
поморскими портами Щецином и Волином, с торговыми центрами
Северной Руси Псковом, Новгородом, Ладогой. Благодаря
торговле с Русью в Польшу поступали из разных краев, от
Скандинавии до арабских стран, шелковые ткани, полудрагоценные
камни, золотые изделия и предметы роскоши, стекло, фрукты,
вино. Из Польши через Русь немецкие, еврейские и скандинавские
купцы везли меха, шкуры, мед, воск и пр. (Королюк В. Д. Древнеполь-
ское государство. С. 112; Kostrzewski J. Drogi handlowe // SSS.
Т. I, cz. 2). Знаменательно, что Галл выделяет Русь в качестве
предмета устремлений чужеземных купцов. Представляя Русь как
богатый источник товаров, Галл как бы предвосхищает оправдание
грабительских походов польских князей на Киев, о которых
будет писать дальше.
2Славиниями, или Славиями (Sclavinia, Sclavania, Sclavonia, Slavia
etc.), византийские и западные хронисты издавна называли
территориальные и военно-политические союзы славян. Впервые это
наименование (в форме Sclavinia) засвидетельствовано у
византийского автора VI в. Феофилакта Симокатты при обозначении
заселенных славянами территорий к северу от Дуная (Theophylacti
Simokattae... S. 292). Наполненность содержания этого термина,
употребляемого тем или другим средневековым историографом,
прямо пропорциональна степени осознания славянской общности
его времени. Относя Польшу к славянским странам,
обозначаемым в совокупности особым термином Склавония, Галл опирался на
действительные современные ему знания о Восточной Европе.
Полагают даже, что источником ему могла служить какая-то
карта {Kurbis В. Kształtowanie się pojęć geograficznych. S. 256—271).
30 Руси см.: "Дагоме юдекс", примеч. 12. Польский историк
Ловмяньский, посвятивший значительные исследования названию
Русь, приводит комментируемый фрагмент из Хроники Галла для
опровержения мнения Г. Пашкевича, который полагал, "что
название Русь в X—XIII вв. обозначало лишь Киевскую,
Черниговскую и Переяславскую земли, а кроме того имело религиозное
57

значение, обозначая признающих православие". У Галла, по мнению
Ловмяньского, Русь "имеет здесь политико-географическое, а не
религиозное значение" (Ловмяньский X. Русь и норманны. М.,
1985. С. 194, 163—193, 195—203, 274—288).
4 Все это предложение (в латинском тексте от слова "igitur" до
слова "collaterals") заимствовано Галлом у автора V в. н.э.
Павла Орозия (Orosium, I, 2; ср.: МРН. NS. Т. П. Р. 7 (prz. 3)).
5 Балтийское море. Латинское прилагательное образовано Галлом не
от имени богини морей дочери Океана Амфитриты, а от имени
Амфитриона, героя фиванских сказаний, мужа Алкмены, матери Геркулеса,
ничего общего с морем не имеющего. Эта ошибка встречается
и дальше, где море прямо именуется "Amphitrion".
6 Вопрос о местонахождении Селенции долгое время дебатировался
учеными. Последние, наиболее убедительные выводы принадлежат
А. Грабскому. Подводя итоги более чем двухсотлетней
дискуссии, он определяет Селенцию как территорию, расположенную
неподалеку от р. Селина на границе с Литвой и будущей Черной
Русью и населенную пруссами, что позволяет видеть здесь частично
земли ятвягов (РЭС. С. 159). Основываясь на работе Бучека
(Buczek К. Ze studiów nad kronika Galla-Anonima. Sprawa Selencji.
Poznań, 1938. S. 1—28), Грабский считает, что информацию о
Селенции Галл почерпнул из погибшего жизнеописания св. Войтеха,
автором которого являлся, скорее всего, Бруно Кверфуртский;
к тому же сведения о пруссах могли быть донесены автору
хроники участниками походов на Пруссию и соседние земли
(Grabski A. Gall Anonim о Selencji... S. 9—17).
7 Борьба за овладение поморскими землями, расположенными между
нижней Одрой и Вислой и заселенными западнославянскими
племенами, велась польскими князьями с первых веков
существования государства и составляла одно из главных направлений
внешней политики Польши XI—XII вв. (Hertel J. Pomorze w myśli
politycznej... S. 61 i п.). Галл последовательно из главы в главу
проводит мысль о необходимости завоевания и христианизации
Поморья для превращения страны в "морскую державу" (Deptuła Cz.
Ideologia Polski... S. 3—17). Частично завоевано Поморье было уже
в X в. князем Мешко I. Раздвинуты эти территории были к 20-м
годам XII в.
8 Пруссия — территория, заселенная языческими племенами, в
античную эпоху известными как эстии, которые принадлежали к
балтийской языковой группе. Расположена вдоль юго-восточного
побережья Балтийского моря, с запада ограничена устьем Вислы и
низовьем Немана, с юга — болотами и густыми лесами близ
Нарвы (Пашуто В.Т. Помезания; Powierski J. Stosunki polsko-
pruskie do 1230 r. Toruń, 1968; Okulicz-Kozańn L. Zycie codzienne
Prusów... S. 7—8).
9 Столь обширный географический диапазон, в котором размещается
Склавония Галла, совпадает, по мнению исследователей, с
польскими политическими притязаниями, обнаружившимися на
современной Галлу исторической почве (Туе Т. Z dziejów kultury...
58

S. 89; Ktirbis В. Kształtowanie sie, pojęć geograficznych. S. 274—275).
10 Сарматы — ираноязычные племена, заселявшие с III в. до н.э.
степи от р. Тобола до Дуная. В III в. н.э. были потеснены готами,
а в IV в. разбиты гуннами. Галл, поместив сарматов на север,
туда, где, по Птолемею, находилось Сарматское море, т.е.
часть Балтийского к востоку от Вислы, подразумевал под ними
какие-то северо-восточные племена, названия которых ему были
неизвестны. В данном случае он высказывал собственное мнение
вопреки утвердившемуся в то время суждению о Сарматии,
тождественной Польше (Ulewicz Т. Sarmacja. S. 18; Ktirbis В.
Kształtowanie się pojęć geograficznych. S. 253; РЭС. С 12). Ряд
исследователей полагают, будто Галл считал сарматами
прибалтийские или прусские племена (Ulewicz Т. Sarmacja... S. 154,
prz. 4; Łowmiański Н. Sarmacja. S. 70).
пГеты — фракийское племя, жившее некогда на берегах Дуная.
В I в. н.э. были подчинены Римской империи. В результате
сходства в звучании еще готский историк VI в. Иордан путал
гетов с готами — германскими племенами, прошедшими из
Скандинавии в начале I тысячелетия н.э. через висленский славянский
регион к Черному морю. В первой половине II в. н.э. готы,
частично расселившиеся в устье Вислы, соседствовали со славянами
на землях будущей Великой Польши, Куявии и Западной Мазовии.
В IV в. их уничтожили гунны (см. примеч. 12), а название готов
древние историографы перенесли "на группы славянского и даже
балтийского населения" (Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних
славянских этнонимах. С. 20; Strzelczyk S. О gotach na ziemiach
polskich. S. 157—167; Tenże. Goci —rzeczywistości legenda).
12 Гунны — кочевой народ тюркского происхождения. Во II—III вв. н.э.
пересекли границу Азии и двинулись на Европу. После завоевания
готов обосновались между Волгой и Днестром, в начале V в.
занимали громадную территорию от Кавказа до Лабы, захватывающую,
видимо, и часть земель современной Польши. Вождь гуннов
Аттила завоевал Паннонию и западную часть Римской империи,
стремился к подчинению славянских племен (антов). В 454 г. после
смерти Аттилы государство гуннов прекратило существование
(Labuda G. Hunowie. S. 226—230). Согласно древней традиции, от
гуннов якобы ведут свое происхождение венгры (см.: "Великая
хроника". С. 55). В венгерских источниках XII—XIV вв. Аттила
именуется основателем династии венгерских Арпадов (De Boor Н.
Das Attilabild in Geschichte, Legendę und heroische Dichtung. Bern,
1932; Thompson E.A. A History of Attila and the Huns. Oxford, 1948).
13 Галл первым упоминает о славянской стране Каринтии при
описании Польши. В середине I тыс. н.э. область в Центральной
Европе в бассейне р. Драва была заселена славянами. Там
Между реками Дравой и Мурой обозначилось раннефеодальное
государство словенцев Каринтия. В VIII в. она вошла в сферу влияния
франков (Braumuller Н. Geschichte Karntens. Klagenfurt, 1949).
14 Истрия — полуостров в Адриатическом море.
15 Аквилея — город в Северной Италии.
59

Книга I, глава 6
1 В Западном Поморье, которое еще при Мешко I стало польским
ленным владением, было основано по инициативе Болеслава Храброго
ок. 1000 г. епископство в Колобжеге, подчиняющееся Гнезненскому
архиепископству. Первым епископом там стал Рейнберн. О нем
см. примеч. 13 к гл. 7.
2 Адальберт — пражский епископ Войтех (ок. 955—997), сын
чешского князя Славника, первый польский святой и патрон Польши и
Чехии. Воспитанник Магдебургской школы при славянской
митрополии, основанной для христианизации славянства, Войтех был в
982 г. избран пражским епископом. Соперничество и борьба
между чешским князем Болеславом II и противоборствующими
могущественными представителями рода Славников, внутренние
неурядицы, борьба враждебных группировок в Чехии Болеслава II
пошатнули устои церкви, сделали невозможным пребывание Войтеха
в Праге, которую он покинул в 994 г. Переговоры с германским
императором Оттоном III способствовали переселению в 996 г.
Войтеха в Польшу (Karwasińska S. Wojciech — Adalbert //
Hagiografia polska. Poznań, 1973. T. II. S. 572—589; Silnicki T.
Początki i organizacja kościelna... S. 349—352).
3 К. Малечиньский указывает на сходство данной фразы со словами
из Жития (меньшего) св. Станислава (МРН. NS. Т. П. Р. 17), автору
которого хроника Галла служила источником (Plezia М. Wstęp...
S. LXVIII).
4 Войтех, который по решению римского синода должен был
совершить миссию к неверным, в 997 г. с помощью и под влиянием
Болеслава Храброго, надеявшегося мирным путем подчинить
Пруссию, в сопровождении своего брата Гаудентого и субдиакона
отправился в Пруссию. 23 апреля 997 г. Войтех был убит, а
его спутники, возвратившись в Польшу, поведали о его
мученической смерти (Mielczarski S. Misja pruska świętego Wojciecha.
Gdańsk, 1967; Labuda G. Droga biscupa praskiego Wojciecha do
Prus. S. 361—380).
5Евр. 2, 10.
6Есф. 6, 11.
7 Культ Войтеха — Адальберта распространился чрезвычайно быстро
и способствовал выдвижению Польши в число первых
христианских держав. Как пишет Галл (продолжение 6-й главы), поклониться
гробу св. Адальберта прибыл в Польшу император Оттон III.
Событие это получило название Гнезненского съезда, на котором
Польша была признана государством европейской величины,
обладающей церковной и государственной независимостью. Первым
архиепископом гнезненским стал брат св. Войтеха Гаудентий.
Митрополия гнезненская, основанная в 1000 г., была названа именем
первого польского святого (Королюк В.Д. Древнепольское
государство. С. 132—136; Labuda G. Studia nad początkami państwa
polskiego. S. 505—510. В этой работе приведена обширная
библиография истории Гнезненского съезда).
60

Книга I, глава 7
Болеслав I Храбрый (Великий) (966/967—1025), сын Мешко I, князь
польский с 992 г., коронован в 1025 г.
2 Походу 1018 г. Болеслава I на Киев Галл отводит две главы:
7-ю и 10-ю. Примечательно, что рассказ о том, "каким образом
Болеслав храбро вошел в земли Руси", Аноним начинает сразу
после описания триумфа коронации своего монарха. Посрамление
русского короля и завоевание "огромного и богатого" города
служат к славе Болеслава.
3 Ярослав Мудрый (ум. в 1054 г.), сын Владимира Святого, до
1016 г. княжил в Новгороде, с 1019 г. киевский князь.
4 Болеслав Храбрый сватался к сестре Ярослава Мудрого Предславе.
Шаг тот был обусловлен стремлением польского князя наладить
мир с Русью и обезопасить себя от нападок со стороны
Германской империи, находившейся в союзе с русским князем.
Сватовство датируют концом лета — началом осени 1017 г.,
возможно, мысль о женитьбе на Предславе была подсказана
Болеславу его зятем Святополком Владимировичем (см. примеч. 13),
скрывавшимся при польском дворе после поражения в битве у
Любеча в 1016 г. (ТМ, VIII, 32; Назаренко А.В. О датировке
любечской битвы. С. 17—19; Щавелева Н.И. Польки — жены
русских князей. С. 51—52). Получив оскорбительный отказ, Болеслав в
феврале 1018 г. женится на 17-летней Оде, сестре майссенского
маркграфа Германна (1002—1032), женатого с 1002 г. на дочери
польского короля Риксе {Balzer О. Genealogia... S. 78).
5Пс. 17, 43.
6 Согласно свидетельству Титмара, 22 июля 1018 г. произошла битва
Болеслава и Ярослава на р. Буг у Волыни, и только поражение
в ней Ярослава открыло дорогу на Киев Болеславу (ТМ, VIII, 31;
ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 142, 143; Т. II. Стб. 130—131). Галл
об этой битве будет писать дальше, в 10-й главе.
71 Цар. 24, 19.
8 В Киев Болеслав вступил в августе 1018 г. Золотые ворота, как
известно, были сооружены в конце 30-х годов XI в. (ПСРЛ. Т. I,
вып. 1. Стб. 151). Следовательно, ударять в них мог только
правнук Болеслава I Храброго Болеслав Смелый, вошедший в Киев
в 1069 г. Традиция приписала этот поступок Храброму. Меч его,
получивший якобы насечки-щербины от этих ударов и именуемый
Щербец, стал национальной реликвией. Однако здесь легко усмотреть
традиционное общее место, наличествующее в описаниях
триумфальных побед. Так же и в венгерских источниках пронзают
завоеватели врата покоренных городов {Gumowski М. Szczerbiec —
polski miecz koronacyiny. S. 7—18; Kuczyński S. O polskim mieczu...
S. 562; Kurbisówna B. Inskripcje w Polsce. S. 273 п.; Plezia M. Kronika
Polska... S. 24, prz. 4).
Титмар писал, что в плену у Болеслава оказываются мачеха,
жена и сестры Ярослава. На одной из сестер Болеслав, забыв о
супруге, незаконно женился (ТМ, VIII, 32). Об оскорблении Предславы
61

пишут и поздние русские летописи (ПСРЛ. Т. IV, вып. 1. Стб. 108;
Т. V, вып. 1. Стб. 132).
10 Сложно определить действительный срок пребывания Болеслава в
Киеве. По крайней мере, как ныне установлено, Титмар, умерший
в декабре 1018 г., не знал о возвращении польского князя на
родину (Назаренко А.В. Событие 1017 г. в немецкой хронике...
С. 177—184). Только Устюжский летописный свод называет срок в
один месяц (ПСРЛ. Т. 37. С. 27). Пребывание польского короля
в русской столице оказало сильное впечатление как на русских
летописцев, так и на хронистов других стран. В поздних
летописных сводах отмечено: "И седе [Болеслав] на столе Володимире"
(ПСРЛ. Т. IV, вып. 1. Стб. 108; Т. V, вып. 1. С. 132). Титмар писал, что
во время своего пребывания на Руси Болеслав успел отправить
из Киева посольство к германскому императору Генриху II и,
намереваясь завязать непосредственные контакты с Византией
(которые до той поры могли осуществляться только через Русь), —
к императору Василию II (ТМ, VIII, 33). Маловероятно, что
это все (см. примеч. 11) могло осуществиться за короткий
срок (Грабский А.Ф. По поводу польско-византийских отношений в
начале XI в. // ВВ. 1958. Т. 14. С. 175—184; Пашуто В.Т. Внешняя
политика... С. 37; Labuda G. Tajemnice Ostrowa Lednickiego.
S. 106—107).
11 Видимо, Болеслав захватил русскую казну, что входило в его
намерение с начала польско-русского конфликта. В Киеве Болеслав I
даже успел начать чеканку русских денариев (Swerdlow М. Jeszcze о
ruskich monetach...).
12 Мешко II Ламберт (990—1034), младший сын Болеслава I, король
польский с 1025 г. Неизвестно, почему Галл считает его
неспособным управлять государством в 28 лет. Видимо, хронист путается
в хронологии.
13Святополк, прозванный Окаянным (ок. 979—1019), сын Ярополка
Святославича, сводный брат Ярослава Мудрого, князь туровский.
Женат на дочери Болеслава Храброго. Это первый польско-
русский матримониальный союз, зафиксированный в источниках
(Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей. С. 51). О времени
заключения этого брака идет дискуссия. Ранняя немецкая (Р. Рёпель),
польская историография (С. Закшевский) и ряд советских ученых
(Н.Н. Ильин, В.Д. Королюк, В.Т. Пашуто), относят этот брак
к 1008—1013 гг. По мнению И. Шекеры (Киівська Русь XI ст.
С. 88—89), к которому присоединяется М.Б. Свердлов (Известия
немецких источников о русско-польских отношениях конца X —
начала XII в. С. 150), этот брак был результатом перемирия
1013 г. Болеслав хотел найти союзника на Руси для овладения
Червенскими городами. О.М. Рапов склонен датировать брак
1002—1008 гг., мотивируя тем, что в период первой польско-
немецкой войны Болеслав стремился обеспечить себе тыл с русской
стороны {Рапов О.М., Ткаченко Н.Г. Русские известия Титмара
Мерзебургского. С. 59). Важно, однако, что главный осведомитель
об этих событиях немецкий хронист Титмар впервые сказал

о браке Святополка с Пястовной в 4-й книге, написанной в конце
1013 — начале 1014 г. (ТМ, IV, 58; Holtzmann R. Die Chronik...
S. XXIX; Свердлов М.Б. Известия о Руси... С. 109—112).
Дочь Болеслава прибывает на Туровскую землю ко двору
Святополка вместе со своим духовником, колобжегским епископом
Рейнберном (ТМ, VII, 72). Вскоре Святополк, его жена и епископ
обвиняются в заговоре против Владимира и попадают в темницу
(ТМ, VII, 72—73). После смерти отца (1015 г.) Святополк,
уничтожив братьев Бориса, Глеба и Святослава, овладевает Киевским
столом. В 1016 г., разбив Святополка в битве у Любеча, Ярослав
Мудрый вынуждает его бежать "в Ляхы" (ПСРЛ. Т. I, вып. 1.
Стб. 142). Следовательно, Святополк до киевского похода находит
убежище в Польше, надеясь получить помощь от тестя, тем более
что дочь Болеслава, жена Святополка, увезена как заложница
Ярославом Мудрым в Новгород. После неудачной попытки наладить
мир с Ярославом (см. примеч. 4) Болеслав идет поход на Русь и,
одержав победу над Ярославом (примеч. 6), входит со Святополком в
Киев (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 143). Свидетельство Галла о
мирном намерении Болеслава возвратиться в Польшу для управления
королевством, оставив в Киеве "русского из своего рода",
которого, согласно Титмару (ТМ, VII, 65), он "возвел на стол",
не вполне согласуется с летописью, где написано: "...Болеславъ
же бе Кыеве седя, оканьныи Святополкъ рече елико же Ляховъ по
городу избивайте я и избиша Ляхи. Болеславъ же побеже ис
Кыева..." (ПСРЛ. Т. П. Стб. 144).
14 Болеслав бежал из Киева, по известию летописи, с большой
добычей: "възма именье и бояры Ярославле и сестре его и Настаса
пристави Десятиньнаго ко именью бе бо ся ему вверилъ лестью
и людии множьство веде с собою и городы Червеньскыя зая
собе и приде в свою землю. Святополкъ же нача княжити Кыеве..."
(ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 143—144). Громадное число пленников
увел с собой польский князь. Спустя двадцать лет 800 человек
были возвращены на Русь (см. примеч. 3 к гл. 19 кн. I).
Попала на чужбину, видимо, и Предслава. Как написано в Патерике
Киевского Печерского монастыря: "Възвращая же ся Болеславъ в Ляхы,
поятъ съ собою обе сестры Ярославле, изъ има же и бояры
его..." (Патерик... С. 203). Остальных сестер, жену и мачеху
Ярослава, захваченных в Киеве (примеч. 9), польский князь
обменял, видимо, на свою дочь (ТМ, VIII, 33). Заслуживает
внимания гипотеза, выдвинутая известным польским ученым Г. Ля-
будой относительно дальнейшей судьбы Предславы. По его мнению,
вся русская колония была поселена в Польше на Ледницком
Острове, где при участии греческого священника Анастаса,
прибывшего в Киев из Херсонеса в 988 г., начали строить дворец,
развалины которого в настоящее время обнаруживают сходство
с византийской архитектурой. Найденные на Острове сакральные
сооружения и предметы обрядового византийского культа служат
аргументами, подтверждающими гипотезу (Labuda G. Tajemnice
Ostrowa Lednickiego. S. 103, 109). Важным приобретением Болеслава
63

были Червенские города, лежащие на пограничной территории
между Польшей и Русью („Dagome iudex", примеч. 12).
Соперничество обеих стран за обладание ими объяснялось
стратегическим и экономическим значением Червеня и окружавших его
городов, расположенных на международных торговых путях Киев —
Червень — Завихост — Краков — Прага, а также Владимир —
Завихост и Берестье — Белз — Галич (Поппе А. Деякі питания
заселения польско-руського рубежа... С. 55—65; Wąsowicz Т.
Czerwień // SSS. Т. I. cz. 2. S. 301; Исаевич Я.Д. Грады Червенские и
Перемышльская земля... С. 109).
15 Как показал А.В. Назаренко, свидетельство Титмара (VII, 65) о
"веселом" возвращении Болеслава из Руси относится не к 1018 г.,
а к 1017 г., когда Болеслав, возможно, сажал Святополка в
Турове, и посему не находится в противоречии с летописью
{Назаренко А.В. События 1017 г. в немецкой хронике. С. 180 и
след.). Весьма возможно, что слух об антипольском бунте на
Руси не дошел до Польши. А если бы так и было, то не в
интересах Галла Анонима было описывать столь бесславный эпизод
Болеславовой истории.
16 Половцы — тюрко-монгольское племя, кочевавшее в
Причерноморских степях. Первые упоминания о половцах в русских
источниках относятся к 1055 г. (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 162; Т. II.
Стб. 151). Следовательно, сообщение Галла анахронично
(Плетнева С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях // МИА.
М., 1958. N 62; Она же. Половецкая земля. М., 1975. С. 260—301).
17 Свидетельство Галла о нападении Ярослава с печенегами
представляется недостоверным. Следует верить Титмару, который
неоднократно отмечал, что печенеги были союзниками Болеслава
Храброго как в походе на Русь в 1013 г. (ТМ, VI, 91), так и в
1017 г., когда польский князь наслал их на Киев, и в результате
их нападения "погореша церкви" в русской столице (ТМ, VIII, 32)
(ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 142; Т. П. Стб. 130; Назаренко А.В.
О датировке любечской битвы... С. 18—19; Он же. События 1017 г.
в немецкой хронике... С. 181—182). Печенеги проникли в
южнорусские степи в конце IX — начале X в. и с этих пор постоянно
совершали набеги на древнерусские границы. Окончательно их
разгромил Ярослав Мудрый в 1036 г. (Расовский Д.А. Печенеги,
торки и берендеи... С. 3).
18 К. Малечиньский считает битву на р. Буг, описанную Галлом в
конце 7-й главы, вымышленной (МРН. NS. Т. II. Р. 24, prz. 3).
Опираясь на мнение С. Закшевского (Zakrzewski S. Bolesław
Chrobry. S. 305), он утверждает, что Болеслав возвращался через
Теребовль. Титмар и Повесть временных лет рассказывают о
встрече на р. Буг в начале похода. Однако, как указывалось
выше (см. примеч. 14), Святополк, опасаясь длительного пребывания
поляков на Руси, постарался отделаться от них. Есть
предположение, что в битве, описываемой в 7-й книге, кроются следы
"коварного", с точки зрения польского хрониста, избиения ляхов,
слух о котором донесся через столетия, тем более что были

причины для конфликта Святополка и Болеслава (Ловмяньский Г.
Взаимные отношения Руси и Польши в средние века. С. 27).
191 Цар. 17, 9; 3 Цар. 9, 6.
Для подобного заключения нет оснований. Как ни стремился
Галл изобразить Болеслава сеньором, оставившим своего вассала
на Руси, русские источники его опровергают. На самом деле
Святополк вскоре был разбит Ярославом, который в 1019 г.
принял киевское княжение (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 144—145).
Книга I, глава 10
1 Большинство исследователей сходятся во мнении, что Галл
описывает в 10-й главе битву, имевшую место в июле 1018 г.
(Maleczyński К. // МРН. NS. Т. II. Р. 28, prz. 1, 3; Plezia М. Kronika
Polska. S. 30; ср.: Zakrzewski S. Bolesław Chrobry... S. 309). Ход
событий напоминает встречу на р. Буг у Волыни, описанную как
Титмаром, так и летописью.
21 Мак. 5, 19.
3Исх. 19, 15.
4 Согласно летописи, кормилец князя Ярослава Мудрого воевода
Будый (Budy) (ПСРЛ. Т. I. вып. 1. Стб. 143; Т. П. Стб. 130) оскорблял
самого Болеслава Храброго и тот, не выдержав, первым бросился
в реку, увлекая за собой войско. Титмар сообщал, что русских
дразнили поляки (ТМ, VIII, 31). Припомним, что во время
противостояния у Любеча Святополка и Ярослава в 1016 г. по
обе стороны Днепра воевода Святополка нарочно злил новгородцев,
Ярославовых союзников (ПСРЛ. Т. I. вып. 1. Стб. 141—142).
Как отметил СМ. Соловьев, "был в то время обычай
поддразнивать врагов, чтоб побудить их начать дело к своей невыгоде"
(Соловьев СМ. Сочинения. Т. I. С. 201).
5Исх. 22, 31.
Книга I, глава 19
1 Казимир I Восстановитель (1016—1058), сын Мешко II Ламберта,
князь польский с 1034 г. Получил прозвище Монах, так как с
10-летнего возраста воспитывался в одном из бенедиктинских
монастырей на Западе. Матерью его была племянница германского
императора Оттона III Рикса, которая после смерти мужа в 1034 г.
пыталась проводить самостоятельную политику, за что вместе с
дочерьми была изгнана из Польши (Назаренко А.В. Русь и Германия
в 70-е годы X в. С. 88, примеч. 163). В конце 1037 г. в результате
народных волнений был вынужден покинуть родину Казимир.
Поддержка германского императора Конрада II и Руси дала
возможность Казимиру вновь обрести власть в Польше, куда он
возвратился в 1039 г. уже ленником Германии.
2 Подтверждение словам Галла находим в немецкой хронике XII в.
(Annalista Saxo. Chronicon. P. 683) и в русских летописях: "...вьдасть
Ярославъ сестру свою за Казимира..." (ПСРЛ. Т. II. Стб. 142—143; Т. I,
вып. 1. Стб. 154—155). Однако исследователи подвергают лето-
5. Зак. 231 65

писное известие сомнению. Ведется спор о том, чьей дочерью
была невеста Казимира. Н. Баумгартен считал Добронегу дочерью
Владимира I от его последнего брака с немецкой принцессой,
дочерью некоего графа Куно и Рихлинт, отцом которой якобы
был император Оттон Великий. Союз датирован 1012—1015 гг.
(Baumgarten N. Le dernier manage de saint Vladimir. S. 165—168).
Рожденная, следовательно, в этом временном промежутке, жена
Казимира должна была быть (в возрасте 25—27 лет) старше мужа
(род. в 1016 г.), что, по мнению ряда ученых, представляется
маловероятным и является аргументом в пользу предположения,
что Добронега была скорее дочерью Ярослава Мудрого (Kętrzyński S.
Na marginiesie... S. 8, prz. 17; Tenże. Polska w X—XI w. S. 444;
Kowalenko W. Kazimierz Odnowieciel // SSS. T. II, cz. 2. S. 398).
К тому же исследования советского историка А.В. Назаренко
позволяют названную последнюю жену князя Владимира признать
нареченной князя Ярополка Святославича (ок. 970 г.), что лишает
гипотезу Баумгартена до некоторой степени оснований (Назаренко А. В.
Русь и Германия в 70-е годы X в. С. 39—89). Однако, по свидетельству
Титмара, Болеслав, войдя в Киев, захватил в плен мачеху Ярослава
(ТМ, VIII, 33), из чего следует, что в последние годы жизни
Владимир все же был женат и Добронега могла быть рождена
самое позднее в 1016 г.
Трудности вызывает имя жены польского князя. Рочник
Краковского капитула в статье 1087 г. сообщает о смерти жены
Казимира, называя ее Добронегой (МРН. Т. П. Р. 796). Другое
ее имя — Мария появилось впервые в письме Бенедикта IX
(фальшивый документ с XI в.) и затем было отмечено рядом поздних
польских анналов и Великопольской хроникой ("Великая хроника".
Гл. 12). Второе имя Добронега получила в Польше (ЛинниченкоИ.А.
Взаимные отношения. С. 49; Semkowicz W. Krytyczny rozbiór... S. 115).
Спорной представляется и датировка брака Казимира и Добро-
неги. Ряд историков относят союз к 1042 г., следуя отчасти за
русской летописью, где брак отмечен в статье 1043 г. (ср.: Grudziński Т.
Ze studiów nad kroniką Galla... S. 85; Bieniak J. Państwo Miecława.
S. 138—142). Другие исследователи отодвигают дату к 1039 г. (MGH,
SS. 1844. Т. VI. Р. 683; Balzer О. Genealogia... S. 83—89; Kętrzyński S.
Kazimierz Odnowieciel. S. 125; Kuczyński S. Nieznany traktat... S.120).
Этот союз явился важной дипломатической акцией, значение
которой было чрезвычайно велико для Древнепольского государства.
В 30-е годы XI в. решалась судьба монархии Пястов. Смерть
Болеслава Храброго повлекла за собой не только внутренние
конфликты (народные антифеодальные восстания, бунт духовенства),
но и осложнившуюся внешнеполитическую обстановку. Нападение
Бржетислава I Чешского на Гнезно и присоединение к Чехии
Силезии с Вроцлавом подрывали основы государства в целом.
Германская империя оказала поддержку Казимиру Монаху,
прозванному Восстановителем, поставив его в ленную зависимость. Под
властью Казимира оказались лишь Малая и Великая Польша
(Hellmann М. Die Heiratspolityk Jaroslavs... S. 7—26; Polek К. Kraków i
66

Małopolska w czasie najazdu Brzetislawa I na Polską // SH. 1980.
Z. 4. S. 495—508 . О землях см.: "Великая хроника". С. 29—39).
Серьезную опасность представляла чешско-поморянско-мазовецкая
коалиция, союзничавшая с пруссами. Дружественные контакты с
Русью были на этом фоне очень кстати. С. Закшевский (Zakrzewski S.
Bolesław Chrobry. S. 293) полагал, что переговоры с русским
князем Казимир начал еще до возвращения на Родину. С. Кентшинь-
ский отодвигает договор о матримониальном союзе дальше, на
время, предшествующее бегству Казимира (Kętrzyński S. Kazimierz
Odnowieciel. S. 325); неубедительным представляется возражение
этим мнениям С. Кучиньского, который считает, будто при таких
условиях польский князь бежал бы на Русь. В Германии находилась
мать польского князя, и именно при ее посредничестве Казимиру
удалось возвратиться в Польшу в качестве правителя. Браку на
русской княжне сопутствовал польско-русский договор. О его
датировке см.: Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь.
М., 1964. С. 297—303; Kuczyński S. Nieznany traktat... S. 130.
В 40-х годах XI в. (ок. 1043 г.) был заключен второй русско-
польский матримониальный союз. Сын Ярослава Мудрого женился
на сестре Казимира Гертруде (см.: Галл. Кн. I, гл. 23).
Следовательно, договор Польши и Руси подкреплялся двойными или
перекрестными брачными узами. См.: Щавелева Н.И. Польки —
жены русских князей. С. 53—54.
3 Не только богатое приданое, о котором упоминает Галл, привезла
в Польшу Добронега. Согласно договору, Ярослав Мудрый
обязывался поддержать зятя против мазовецких противников (об этом
свидетельствуют многочисленные походы Ярослава на Мазовию),
помочь ему восстановить остальные польские владения. Со своей
стороны Ярослав Мудрый требовал возвращения русских пленников,
захваченных в 1018 г. Как пишет русский летописец: ..."и вьдасть
Казимиръ за вено людии осьм сот, еже бе полонилъ Болеславъ
победивъ Ярослава" (ПСРЛ. Т. II. Стб. 142—143). Были
оговорены и спорные пограничные вопросы, касающиеся Червенских
городов (Пашуто В.Т. Внешняя политика... С. 39—40; Gruba J.
Problematyka "Grodów Czerwieńskich" // Rocznik Tomaszewski. Lublin,
1983. T. I. S. 11 — 15).
4 Святослава в 1062 г. была сосватана за чешского короля Братислава II
(1061—1092).
5 Болеслав И, прозванный Смелым и Щедрым (1039—1081), король
польский с 1076 г.
6 Владислав I Герман (1040—1102), преемник Болеслава II, князь
польский с 1079 г. Мешко и Оттон умерли детьми.
Книга I, глава 23
См. примеч. 8 к гл. 7.
2 Изяслав (1024—1078), сын Ярослава Мудрого, князь турово-пинский,
волынский, великий князь киевский (в 1054—1078 гг. с перерывами).
Его женой была сестра Казимира Восстановителя Гертруда (см.
67

примеч. 2 к гл. 19), тетка Болеслава (Смелого) Щедрого. Спустя
почти 20 лет после прибытия на Русь Гертруда сохранила тесные
связи не только с Польшей, своей отчизной, но и Германией, где
с младенчества росла и воспитывалась после бегства из Польши
ее матери, отвергнутой мужем (Malewicz М. Rękopis Gertrudy
Piastówny... S. 31—34). Этими связями и воспользовался Изяслав
Ярославич в борьбе за Киевский стол. В конце 60-х годов XI в.,
после поражения Изяслава с братьями в сражении с половцами,
киевляне потребовали от своего князя решительного выступления
против степняков. Когда же Изяслав отказался, горожане посадили
на стол Всеслава Полоцкого, разграбив Изяславов двор. Изяслав
и Гертруда нашли убежище и помощь в Польше у племянника.
В.Т. Пашуто отметил, что Галл "недооценивал Русь", когда писал
о вражеском вступлении Болеслава в Киев (Пашуто В. Т. Внешняя
политика... С. 41). По данным русского источника, узнав о
приближении Изяслава с польскими войсками, Всеслав бежал в Полоцк
и братья Ярославичи, вняв уговорам киевлян, убедили Изяслава
не вести на Киев "Лядьскую землю". Тот подступил к Киеву с
небольшим вспомогательным польским войском, руководимым
союзным Болеславом. Согласно летописи принято датировать
вступление Болеслава с Изяславом в Киев 2 мая 1069 г. (ПСРЛ.
Т. I, вып. І.Стб. 173—174).
3 Союзников Всеслава или "восставших" киевлян карал не Болеслав,
а посланный вперед сын Изяслава Мстислав; по летописи,
наказанных было около семидесяти человек.
4 Безусловно, Болеслав, поддерживая в Киеве родственника, хотел
иметь союзного князя во главе Древнерусского государства. Но уже
по предыдущим свидетельствам хроники (кн. I, гл. 19) видно,
как много значили для Польши деньги, которые можно было
получить из Руси. Золото, столь анекдотическим образом
затребованное от Изяслава, было, как видно, вознаграждением за
военную помощь. Как известно, Изяслав и в 1073 г., вторично
изгнанный братьями из Киева, вновь отправился в Польшу с богатыми
дарами, объясняя, что с ними найдет он войско — "яко симь
налезу вой" (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 183).
5 Несмотря на явную тенденциозность и иллюстративность рассказа
польского хрониста, Т. Грудзиньский считал возможным
усматривать в "поцелуе мира" — „osculum pads" публичное
подтверждение дружбы двух правителей и союза между государствами
(Grudziński Т. Ze studiów nad kroniką Galla. S. 24—25). Современный
исследователь Л. Кошчеляк также видит в символическом „поцелуе
мира" выражение надежды на мирное сосуществование двух стран
и добрососедские отношения между ними. Эпизод вписывается в
рамки "политической программы мира", отчетливо выраженной
впервые в Хронике Галла и царившей в польской идеологии
вплоть до XVIII в. (Kościelak L. Narodziny polskiej myśli o pokoju...
S. 49—51). Мыслью о мире пронизаны и русские летописи. См.:
Щапов Я.Н. Идея мира в русском летописании XI—XIII вв.
(в печати).
68

Книга I, глава 26
1 Слово "приношения" в латинском тексте передано словом "tributa",
соответствующим русскому значению термина "дань",
свидетельствующего об установленной зависимости побежденного от
победителя, выраженной в регулярной выплате оговоренных денежных
или материальных сокровищ. Взаимоотношения же Изяслава со
своим польским племянником не давали повода к возникновению
ситуации, в которой Болеслав был бы победителем, а русский
князь побежденным (Grudziński Г. Ze studiów nad kroniką Galla. S. 99).
События 1069 г. не дают основания считать, что за свою помощь
польский князь потребовал от Изяслава ленной зависимости, тем
паче что после изгнания киевского князя Болеслав спешно снова
налаживал контакты с Русью (Пашуто В.Т. Внешняя политика...
С. 41—42). Аноним употребляет термин "tributa", подтверждая
сказанное в конце 7-й главы: "Русь надолго стала данницей
Польши", стремясь быть последовательным в проведении тезиса
о подчинении Руси польским князьям после 1018 г. См.: Кадлубек.
Кн. II, гл.18.
Книга I, глава 29
1 См. примеч. 6 к гл. 19, кн. I.
2Мешко, сын Болеслава Щедрого, род. в 1069 г., был отравлен
в 1089 г. (Balzer О. Genealogia... S. 111).
3 После смерти отца Мешко пребывал в Венгрии, а в 1086 г., по
сообщению рочников, был вызван оттуда якобы по желанию дяди
Владислава Германа. Возвращение его исследователи объясняют
двумя причинами: либо Владислав опасался, что Мешко с
венгерской помощью отберет у дяди причитающуюся ему власть, либо в
этом были заинтересованы польские вельможи, стремящиеся к
разрушению абсолютной монархии (Grudziński Т. Ze studiów nad
kroniką Galla. S. 109).
4 Известие о браке имеется лишь в польских источниках, летописцы
оставили этот факт без внимания. В польских анналах союз
датирован 1088 г. (МРН. NS. Т. V. Р. 11, 53, 236). Имя невесты
же сообщает только польский историк XV в. Ян Длугош (Dlugossii...
Anno 1088). По его сообщению выходит, что Мешко был женат
на Евдокии, сестре великого киевского князя Святополка, дочери
Изяслава Ярославича и польской княгини Гертруды. О. Бальцер
считает свидетельство Длугоша неосновательным и оставляет имя
жены Мешко в неизвестности. Ряд исследователей полагают, что
Длугошу можно верить, тем более что источником ему служила
Киевская летопись 1237 г. (Пашуто В.Т. Очерки по истории
Галицко-Волынской Руси. С. 18, 25—29; Лимонов Ю.А.
Культурные связи России... С. 96—97). В обстановке напряженных
отношений с Василько и Володарем Ростиславичами, которые вместе с
половцами совершали набеги на польское пограничье, Владиславу
Герману было выгодно иметь союз с их противниками —волынскими
князьями. В частности, он поддерживал волынского князя Ярополка
69

Изяславича, брата Евдокии. В 1085 г. после неудачного
выступления против Киева Ярополк нашел убежище в Польше (ПСРЛ.
Т. I, вып. 1. Стб. 205, 206; Т. I. Стб. 197). После смерти
Ярополка в 1086 г. его мать княгиня Гертруда могла
способствовать браку дочери с Мешко II, который был обоюдовыгоден
и польской и русской стороне. Сомнения, однако, вызывает сходство
имен другой польско-русской пары — Мешко III Старого и Евдокии
Изяславны (ок. 1151 г.), о которых Длугош также хорошо знал.
Нет ли здесь путаницы? {Balzer О. Genealogia... S. 113; см.: Кадлубек.
Кн. IV, гл. 2, примеч. 17).
Книга II, глава 1
1 Речь идет о Юдифи, дочери чешского короля Братислава, первой жене
Владислава Германа. Она умерла через два дня после рождения
Болеслава Кривоустого в 1085 г.
2 См. примеч. 6 к гл. 19 кн. I.
3 Юдифь Мария, дочь императора Генриха III, первая жена венгерского
короля Соломона (Шаламона). Брак датируется 1088/1089 г.
(Balzer О. Genealogia... S. 106, 116).
4 Имени ее не знаем. Мужем ее был, как полагают, сын великого
князя киевского Святополка, владимиро-волынский князь Ярослав,
родной брат жены Болеслава III (Линниченко И. А. Взаимные
отношения... С. 56). Этот союз явился продолжением политики
Кривоустого, направленной на завязывание тесных контактов с
Русью (см.: Галл. Кн. II, гл. 23). Следствием его был поход
русских войск во главе с Ярославом Святополчичем в Польшу
(Галл. Кн. II, гл. 38). Выступление датируется 1107 г.
Следовательно, и женитьба имела место в конце 1106 — начале 1107 г.
В 1106 г. Ярослав овдовел после смерти дочери венгерского короля
Ласло (Balzer О. Genealogia... S. 123 п.; Wertner М. Az Arpadok
csaladi tórtenete. Nagybecskerek, 1892). В 1112 г. Ярослав женился
на дочери Мстислава Новгородского (ПСРЛ. Т. И. Стб. 273); видимо,
Владиславны к тому времени уже не было в живых. Летопись
ничего об этом не сообщает. И Галл, упоминая в дальнейшем
Ярослава, не связывает его имя с польской княжной. Это
обстоятельство дало повод сомневаться относительно личности мужа
Владиславны (Dworźaczek W. Genealogia W-wa, 1959. Т. 1; Щаве-
лева Н.И. Польки — жены русских князей. С. 55).
5 Полагают, что этой дочерью была Агнесса, абатисса в Гандерс-
хайме (Maleczyński К. // МРН. NS. Т. II. Р. 64, prz. 2).
6 Предполагают, что эта неизвестная по имени дочь Владислава
(Balzer О. Genealogia... S. 125—126) была либо женой какого-то
знатного польского нобиля, либо женой поморского князя
Святополка, которого Галл называет родственником (Кн. III, гл. 26;
МРН. NS. Т. II. Р. 64, prz. 3).
70

Книга II, глава 19
Болеслав III, или Кривоустый (1085—1138), князь польский с 1102 г.
2 Нападения половцев на Польшу в большинстве случаев были
опосредованы. Согласно русским летописям, в конце XI — начале
XII в. половцы были союзниками теребовльского князя Василька
Ростиславича (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 215), который водил их
на польское пограничье [не случайно ослепленный Василько
вспоминал, что много зла причинил ляхам (Там же. Стб. 266)].
Описываемую битву Болеслава III с половцами датируют 1101 г.
Неизвестно, было ли их нападение кем-либо спровоцировано
{Maleczyński К. // МРН. NS. Т. И. Р. 87; Gumplowicz М. Zur Geschichte
Polens... S. 47).
3 Первое значение слова "vigilia" — бдение, караул, стража. В переводе
Р. Гродецкого употреблено слово "воины" {Gall. Kronika... S. 148),
в переводе Л.М. Поповой — "воинство" {Галл Аноним. Хроника...
С. 81). Убедительным представляется мнение М. Плези, который
"в соответствии с христианской терминологией" предполагает под
вигилией предпраздничный день {Plezia М. Kronika Polska. S. 82,
prz. 2).
Книга II, глава 23
1 Папа Пасхалий II (1099—1118).
2 Болеслав Кривоустый женился на дочери великого князя киевского
Святополка Сбыславе. С точки зрения канонических установлений
этот брак был кровосмесительным. Дед русской княжны Изяслав
был женат на сестре Казимира Восстановителя, внуком которому
приходился Кривоустый, т.е. они находились в 3-й степени родства.
Папская диспенсия обязывала к 4-й степени родства, а до 1215 г.
признавались браки лишь до седьмого колена {Jasiński К. Powiązania
genealogiczne Piastów... S. 135—148). Свадьба датируется 1102—
1103 гг. В летописи указана дата 16 ноября 1102 г. (ПСРЛ. Т. I,
вып. 1. Стб. 276; Т. П. Стб. 252); Бальцер (Genealogia... S. 120—
121) и Баумгартен (Genealogies et manages... P. 10—11) отдают
предпочтение 1103 г. Невеста прибыла в Польшу осенью 1102 г.,
свадьба состоялась в 1103 г. после возвращения епископа из Рима.
См.: Свентокшиский рочник Древний, примеч. 1.
3 Епископ Балдвин (Балдуин) (1103—1109). О нем см.: Abraham W.
Początek biskupstwa w Krakowie. S. 195.
4 Владислав Герман, уходя из жизни 4 июня 1102 г., не оставил
завещания, по которому бы его сыновья могли поделить власть.
Болеслав Кривоустый владел Силезией и Малой Польшей,
незаконнорожденный Збигнев обладал Мазовией, мог влиять на Велико-
польские земли и Поморье, был в дружественных отношениях с
Чехией, Пруссией. Завязывал контакты с Русью, был в дружбе с
перемышльско-теребовльскими Ростиславичами. Стремясь обеспечить
поддержку сильного союзника, Болеслав, имея угрозу со стороны
Империи, поспешил соединиться с киевским князем Святополком.
Выгода такого родства была очевидна и для Святополка, поскольку
71

крепла его вражда с князем переяславским и туровским
Владимиром Мономахом. На западных рубежах Руси на землях будущей
Галичины сидели сыновья внука Ярослава Мудрого тмутараканского
князя Ростислава. Недавно обретя собственные уделы,
закрепленные за ними на съезде 1097 г. (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 257;
Т. II. Стб. 231), Володарь Перемышльский и Василько Теребовльский
не жалели усилий для завоевания независимости от Киева. Будучи
территориально тесно связанными с Венгрией, Польшей и степными
кочевниками, Ростиславичи, союзные Мономаху, вели
самостоятельную политику, враждебную и киевскому князю, и Болеславу
Кривоустому (Włodarski В. Ruś w planach politycznych... S. 41 in; Пашу-
то B.T. Внешняя политика. С. 45). Надежды на брак оправдались:
до конца жизни Сбыславы (ум. в 1110 г.) между киевским князем
и Болеславом были дружественные отношения. Немецкий агиограф
XII в. Герборд писал о сохранении благодаря этому союзу дружбы
между зятем и тестем "vinculo, quo tota inter generum et socerum constat
amicitia" (Herbordi Vita... // MPH. T. II. P. 74).
Книга II, глава 36
1 Чешский хронист Козьма Пражский вспоминает о ссоре Збигнева и
Болеслава. На помощь Збигневу пришел чешский князь Борживой,
польстившись на обещанные Збигневом деньги. Вместе с моравским
Святополком они выступили в поход. Однако, по словам Козьмы
Пражского, воспитатель польского князя Болеслава Кривоустого
Скарбимир (Щавелева Н.И. О княжеских воспитателях... С. 126)
сумел уговорить Борживоя отступиться от Збигнева, улестив его
10 мешками по 1000 гривен (Козьма Пражский. С. 187—188).
События датируются 1106 г.
2Святополк (1050—1113), сын Изяслава Ярославича, князь волынский,
с 1093 г. великий князь киевский. Отец Сбыславы, супруги
Кривоустого, и Ярослава, женатого после 1106 г. на^сестре польского
князя (см. примеч. 4 к гл. 1 кн. И). Можно предположить, что
очередной перекрестный брак Ярослава и Владиславны служил
новой преградой для сближения Святополка с враждебным Болеславу
Збигневом, который также пытался найти поддержку у киевского
князя (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 281). М. Гумплович
предполагал, что Збигнев тоже был женат на дочери Святополка по
имени Мария (Gumplowicz М. Zur Geschichte Polens... S. 61).
3 Кальман (1095—1116),сын Гезы I, внук Белы I, король венгерский
в 1095—1114 гг. Договор Болеслава с Кальманом был заключен
в 1105 г. См.: Галл. Кн. II, гл. 29, где повествуется о помощи,
оказанной венгерскому королю Болеславом. В союзе с Венгрией
был и Святополк. Сын его Ярослав первым браком до 1106 г.
был связан с дочерью Ласло I Святого, приходившегося Кальману
дядей, а в 1104 г. дочь Святополка Предслава была выдана за
сына Кальмана, королевича Альмоша. См.: Галл. Кн. И, гл. 29;
ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 280.
72

Книга II, глава 38
1 Ярослав Святополчич (см. примеч. 4, к гл. 1 кн. II; примеч. 2, 3 к
гл. 36 кн. И) — единственный русский князь, которого Галл
Аноним называет по имени. Видимо, события были хорошо известны
хронисту и на достоверность сообщения можно положиться. Поход
датируется 1106/1107 г.
2 Епископ, как мы уже знаем (см. примеч. 3 к гл. 23 кн. II), играл
активную роль при заключении польско-русских договоров.
3 Название крепости трактуется исследователями различно. Предлагают
читать Гавлов (под Сохачевом), либо Курово, либо Кужелов,
если принять наименование в качестве сравнения: gallus — петух,
курица. Во всяком случае, этот город защищал Мазовию со
стороны земель Кривоустого (Plezia М. Kronika Polska. S. 103,
prz. 7).
Книга И, глава 41
1 Вероятно, это были войска Святополка и Кальмана.
2 Господство Збигнева кончилось в 1111 г., после того как Болеслав
вызвал брата к себе из Чехии, где он нашел убежище,
"коварным способом завлек обещаниями" и ослепил. Об этом с
возмущением писал Козьма Пражский (III, 34).
3Речь идет о событиях зимы 1107/1108 г. Не мирясь с навязанным
ему положением вассала, Збигнев обратился к союзникам. В Поморье
правил дружественный ему Свентобор. В.Т. Пашуто предполагал,
что.Збигнев "нашел поддержку... у галицко-перемышльских Володаря и
Василько Ростиславичей, которые привлекли к делу и половцев"
(Пашуто В.Т. Внешняя политика... С. 47). В. Свобода считает, что
для таких допущений нет оснований (Swoboda W. Wasylko Rostislawicz.
S. 34).
Книга II, глава 42
1 Нападение Болеслава III на пруссов исследователи приурочивают
к 1108 г., вскоре после изгнания Збигнева из Мазовии (Gumplomcz М.
Zur Geschichte Polens... S. 66; Malecziński К. // МРН. NS. Т. И. Р. III, prz. 6).
Полагают, что в течение трех походов (1108, 1111/1112 и 1115 гг.)
Болеслав Кривоустый подчинил прусские племена сасинов и галиндов.
2 Карл Великий, король франков (768—814), с 800 г. римский
император, сын Пипина Младшего из будущего рода Каролингов,
основателя Империи франков. Стремился к расширению границ
государства, в 779 г. захватил Вестфалию, а затем и всю Саксонию.
В начале IX в. вытеснил саксов с датского пограничья и отдал
их землю ободритам — славянским племенам, жившим на Одре между
Лабой и Балтийским морем (Видукинд. С. 74).
3Галл, исходя из сходства названия сасинов, одного из прусских
племен, соседствующего с Польшей, с наименованием германского
племени саксов, предложил свою версию происхождения пруссов
от древних саксонцев, занимавших области на севере Германии.
73

Видимо, Галл хотел провести параллель между Болеславом III и
Карлом Великим, которые прилагали многолетние усилия, насаждая
христианство у язычников. Фантастическую легенду переняли у
Галла поздние немецкие авторы (Туе Т. Z dziejów kultury...
S. 101—102; Plezia M. Kronika Galla. S. 131; Okuliez-Kozarin L
Życie codzienne Prusów... S. 36, 49, 78).
4 Отрицание централизованной власти удивляло древних хронистов.
Об отсутствии у пруссов господ писал Адам Бременский в
XI в., а Гельмольд в своей "Славянской хронике" (XII в.) отмечал,
что они никого из своих не хотят признать за господина, владыку —
"...nullum inter se dominum pati volunt" (Helm. I, 1). Действительно,
договоры приходилось заключать с несколькими представителями
местного веча, членами которого были все свободные взрослые
жители края. Хотя у пруссов и не было письменного
законодательства, существовало обычное право, сформировавшееся в
течение веков. В Житии св. Войтеха находим этому доказательства.
Миссионеру пруссы ответили, что "всю их страну, в которой
они живут, связывает общий закон (lex communis) и один способ
(образ) жизни (unus ordo vivendi), и вы, живущие по другому
и незнакомому закону, если сегодня не уйдете, завтра будете
убиты" (МНР. Т. I. Р. 81; SRP, 1, 229; Пашуто В.Т. Помезания.
С. 19).
5 Подобные слова есть в "Деяниях" Адама Бременского (Adamus,
IV, 18) и у Гельмольда (Helm. I, 1). Прусско-мазовецкое пограничье
было сплошь занято непреодолимыми пущами, за которыми
начинались озера, соединенные между собой болотами и трясинами.
Полагают, что в то время площадь, занятая озерами, составляла
около 2000 км2, поныне на этой территории водные массивы
занимают 1450 км2 (Wiliński К. Refleksje Historyczne... S. 7—8).
Книга III, глава 4
1 После изгнания Збигнев нашел пристанище в Чехии. На его
защиту, переманив венгерских союзников Болеслава, встал
немецкий король Генрих V, который потребовал от Кривоустсго
возвращения "половины королевства Збигневу" (см.: Галл. Кн. II, гл. 50;
Кн. III, гл. 2). Нападение на Польшу имело место в 1109 г.
2 В русских источниках нет сообщения об участии русских войск
при взятии Глогова. Тем важнее свидетельства Галла,
последовательно повторяющееся из главы в главу. И в данном случае
союзники помогли Болеславу одержать победу над германским
императором, требовавшим от него вассалитета (Пашуто В.Т.
Внешняя политика. С. 47—48). Однако в польской историографии
мнения на этот счет расходятся. В частности, сомнение вызывает
помощь венгров, так как в 1108 г. был заключен союзный договор
Кальмана с императором (Needon С. Beitrage... S. 66).
74

Книга III, глава 24
1 Этот поход на пруссов датируется 1110/1111 г. {Maleczyński К.
Bolesław Krzywousty. S. 98; Powierski J. Stosunki polsko-pruskie...).
См. примеч. 1 к гл. 42 кн. II.
2 Юлий Цезарь в "Записках о Гальской войне" писал о зимовках
военных отрядов, ожидавших весны для продолжения военных
действий {Caesar С. Jul. Commentarii de bello Gallico. Lib. III. С. 1).
3 Застывшие водяные поверхности помогали проникнуть внутрь
края. Об этом пишет и составитель Галицко-Волынской летописи
(ПСРЛ. Т. П. Стб. 831—835).
4 Защита собственной территории, несмотря на ее выгодное
местоположение, составляла важную задачу для жителей Пруссии.
Определенным образом укреплялось каждое хозяйство. Сооружались
оборонительные залы, засеки и просеки. Археологические данные
говорят о существовании укрепленных деревянно-каменных
городищ, крепостей на рубежах прусских поселений. На границе с
Польшей известно около 60 таких военно-оборонительных
сооружений {Wiliński К. Walki polsko-pruskie. S. 71—89; Пашуто В.Т.
Образование Литовского государства. С. 88).
5 Свидетельство хрониста о "распределении земли по наследственному
жребию" позволяет предполагать наличие у пруссов соседской общины
(Пашуто В.Т. Помезания. С. 11). Л.Окулич-Козарин,
комментируя данное известие, отмечает, что в сущности землю у пруссов
никто не делил. Каждый мог освоить кусок пущи. Общая земля,
составлявшая собственность всех жителей поселения, была занята
лесами, озерами, реками и пастбищами, вокруг которых возникли
хозяйства. Каждый житель, сумевший возделать кусок земли,
становился его владельцем и передавал его сыновьям по
наследству. Племенная территория складывалась из определенного числа
мелких участков земли, принадлежащих разным семьям,
хозяйствующим в рамках общины {Okulicz-Kozarin L. Zycie codzienne Prusów...
S. 60).
6 Исследователи видят в этом сообщении доказательства
"имущественного и социального неравенства (в частности и патриархального
рабства) у пруссов" {Пашуто В.Т. Помезания. С. 12). Можно
предполагать, что этими рабами и служанками были чужеземцы,
уведенные в плен во время военных захватнических походов.

ХРОНИКА МАГИСТРА ВИНЦЕНТИЯ КАДЛУБКА
Точных сведений о магистре или мастере Винцентии, как его обычно
называют, сохранилось мало. Наиболее интересные данные, к
сожалению только в виде намеков, содержит сама Хроника. Кроме того,
немногие упоминания о нем хранятся в современных Винцентию
Кадлубку документах: каталогах епископов, записях,
протоколирующих так называемые возведения в сан; кое-что можно почерпнуть из
"Истории" Яна Длугоша и у более поздних авторов.
По свидетельству акта о канонизации, Кадлубек родился в 1160 г.
Однако ученые склонны датировать его рождение десятилетием раньше
на том основании, что архиепископ Ян и епископ краковский Матвей, от
лиц которых ведется диалог в первых трех книгах хроники, умерли в
70-х годах XII в.
Не решен вопрос о месте рождения хрониста. Длугош называл
Карвов, а в другом месте писал Каргов. Это же село упомянуто и в
Енджеевском некрологе. Однако канонизационные документы приняли
Карвов под Опатовом, определив его как место культа св. епископа
Винцентия на будущее столетие. В документе же 1228 г. упоминается
Сулислав из Каргова. Известно, что владение Винцентия унаследовал его
брат Сулислав (один из двух братьев, названных самим Кадлубком). Это
обстоятельство, подкрепленное свидетельством древнего Енджеевского
некролога (МРН. 1888. Т. V. Р. 770), дает основание ряду исследователей
считать местом рождения Кадлубка именно Каргов под Стобницей.
Имена его родителей назвал Ян Длугош: Богуслав и Бенигна.
Длугош причислял Винцентия Кадлубка к роду Ружецов,
обладавших гербом с изображением пятилепестковой белой розы на
красном фоне (Śmźek К.О. Cist. Błogosławiony Wincenty Kadłubek.
S. 10—11).
Высказывались предположения, что Винцентии принадлежал к роду
Лисов. Однако это мнение оспорено Б. Шливиньским {Śliwiński В.
W sprawie pochodzenia... S. 168), который на основании изучения
деятельности представителей того рода на рубеже XII—XIII вв.
пришел к выводу о несовместимости личности Кадлубка с опальными
(в 1207—1217 гг.) Лисами. Дискуссия симпозиума 1973 г.,
посвященная 750-летию со дня смерти магистра Винцентия, оставила
вновь многие вопросы открытыми. Проблемы происхождения Кадлубка
требует дальнейшего изучения. На нынешнем этапе, по мнению
польских ученых, нет данных, свидетельствующих о
принадлежности хрониста к наиболее могущественным семьям можновладцев
XII в., правильнее считать его выходцем из среды среднего рыцарства.
Большие споры вызывает имя нашего хрониста (Plezia М. Nazwa
76

osobowa... S. 393 п.). Так, до 1207 г. он только Винцентий или
Винцент Магистр, с этого года — mistrz ecclesiae Cracowiensis,
episcopus. Данное имя сохраняют рукописи вплоть до XV в.,
и тогда всплывает новое: Vincentius Kadhibonis или Kadhibowicz.
Большинство ученых, а этот вопрос стал поводом для отдельных
исследований, склоняются к выводу, что это родовое или поотцовское
имя, образованное с латинским или польским притяжательными
суффиксами (nis, wicz) от имени отца Винцентия Богуслава, которое
иностранные, скорее всего немецкие, цистерцианцы перевели как
Gottlob или позже Kotlob (Bielowski А. // МРН. Т. И. Р. 196—198).
Б. Кюрбис (Ktirbis В. Wstęp... S. И) не принимает во внимание
это имя, данное хронисту спустя два века после смерти, и именует
его только Magister Vincentius — Mistrz Wincenty (магистр Винцентий).
Школьные годы Кадлубек провел в Кракове, который уже со
времен Казимира Восстановителя был известным интеллектуальным
центром. Благодаря бенедиктинцам краковская школа обладала
значительной библиотекой, регулярно пополняемой епископами
краковского капитула. Видимо, достаточно знатные и состоятельные
родители дали возможность сыну получить образование, результатом
которого и является оставленный в памяти следующих поколений
его титул mistrz nauk wyzwolonych — мастер, или магистр, свободных
наук. Впервые засвидетельствован этот титул в документе 1206 г.,
где узакониваются пожалования Лешко Белого Сулейовским
цистерцианцам: Sandomiriensis prepositi magistri Vincentii, а вторично — в
древнейшем списке хроники XIV в.: Finit cronica — edita per magistrum
Vincentium, Cracoviensem episcopum. Б. Кюрбис полагает, что наличие
титула magister рядом с именованием церковных должностей препозита
и епископа, без сомнения, говорит о том, что прежде всего научное
звание.
О том, где учился магистр Винцентий — в Париже или Болонье,
идут споры и по сей день. Есть мнение, что хронист посетил
оба центра западной культуры {Ktirbis В. Wstęp... S. 69). Ян Сулёвский
полагает, что при невозможности точно определить место обучения
Винцентия целесообразнее допустить, что свое типичное монастырское
воспитание хронист получил в какой-то школе, принадлежащей,
видимо, цистерцианскому Ордену. А обучал его магистр,
воспитанный в Париже или Шартре (Sulowski J. Elementy filozofii XII wieku w
Kronice mistrza Wincentego // StŹ. 1976. T. 20. S. 19—20). Тем
более что в произведении Винцентия четко прослеживается влияние
стиля посланий св. Бернарда Клервоского и более поздней цистерциан-
ской литературы (Borawska D. Mistrz Wincenty w nowym wydaniu i
opracowaniu. S. 341—366).
Благодаря своей учености и, несомненно, происхождению Винцентий
становится приближенным польского монарха, что, собственно, и
определяет его направление в жизни. Как известно, этим монархом
был Казимир Справедливый, которому Винцентий посвятил лучшую
элегическую часть своей Хроники. Хронист дважды говорит о приказе
написать историю Польши, полученном от малопольского князя.
Б. Кюрбис, принимая во внимание возраст Винцентия и ту свободу,
77

с которой тот писал о Казимире, полагает, что это могло иметь
место ок. 1190 г.
При епископе краковском Гедке Кадлубек посвящается в пресвиторы,
а в 1207 г. сам становится краковским епископом и отрекается
добровольно от этого сана лишь в 1218 г. В годы епископства
Винцентий много благодетельствовал монастырям, костелам, славно
зарекомендовал себя на краковской кафедре. Документальные
свидетельства о его благодеяниях позволяют нам узнать некоторые
подробности его официальной деятельности. Умер Кадлубек в Енджеев-
ском цистерцианском монастыре 8 марта 1223 г.
"Magistri Vincentii Chronica Polonorum" разделена на четыре
книги. В первых трех книгах Хроники излагается история поляков
с древнейших времен до 1173 г., т.е. до смерти Болеслава Кудрявого.
Четвертая книга ведет рассказ о событиях 1173—1202 гг. Она
снабжена самостоятельным введением, где Кадлубек представляется как
автор и выражает намерение поведать о временах Мешко Старого
и Казимира Справедливого. Первые три книги написаны в форме
диалога между Матвеем Холевой, епископом краковским, и Яном
Грыфитой, архиепископом гнезненским. Четвертая книга изложена
в повествовательной форме.
Много веков ученые пытаются установить, действительно ли
под буквами J и М, обозначающими участников диалога,
подразумеваются названные выше епископы и что точно означают
слова Винцентия во Введении: Memini siquidem collocutionis mutuae
virorum illustrium quorum tanto fidelior est recordatio, quanto celebrior
viget auctoritas. Disputabant namque Johannes et Matthaeus, ambo
grandaevi, ambo sententiis graves, de huius reipublicae origine, progressu et
consumatione — "Помню я беседу двух известных мужей, свидетельства
коих настолько же верны, насколько значителен их авторитет.
Ведь рассуждали Ян и Матвей, оба преклонного возраста, оба
наделенные мудростью, о происхождении этого государства, его
процветании и совершенствовании" (МРН. Т. II. Р. 251—252).
Мнения ученых разделились: выдумка ли это, одна из
риторических фигур, или под ней скрываются действительные лица. Быть
может, автором был только Матвей, в его пользу высказывается
и А. Белёвский, но справедливо замечает, что если Матвей и писал
эту Хронику, то она для нас потеряна, так как Винцентий, а это
несомненно, переделал ее для своих целей таким же образом, как
он поступал и с Хроникой Галла и другими источниками, с которыми
работал.
Интересен и вопрос о времени создания Хроники. На этот счет
имеется множество противоречивых мнений. Белёвский считал, что
большая ее часть была написана в XII в. Во вступлении к первым
трем книгам Хроники сам автор говорит о приказании написать
хронику, которое он получил от монарха. Принимая во внимание эти
слова и приводя убедительные примеры, Белёвский доказывает, что
этим монархом мог быть только Казимир Справедливый, а не сын
его Лешек Белый и, следовательно, Хронику, по крайней мере
большую ее часть, Винцентий писал при его жизни. После даль-
78

нейших рассуждений Белёвский уточняет: часть (большая) Хроники,
по 17-й раздел 4-й книги, написана до 1194 г., а оставшаяся
часть была закончена до 1206 г, Однако, согласно Длугошу,
Винцентий писал будучи епископом, т.е. в 1207—1218 гг., а в
соответствии с данными цистерцианцев — уже будучи в Енджеевском
монастыре (1218—1223 гг.). О. Бальцер, к которому присоединяются
современные исследователи, также допускал, что первые три книги
были написаны еще в XII в. Над четвертой книгой, отличающейся
по форме и составленной явно позже, автор начал работать уже в
Енджеевском монастыре, т.е. после 1218 г. Ныне в историографии
сложилось мнение, что четвертая книга была написана по следам
событий 1177—1202 гг., видимо еще до принятия епископского сана.
Вопрос о том, к какому жанру следует причислять Хронику
Кадлубка, был предположительно решен еще Бальцером. Отвергнув
гипотезу К. Тыменецкого, представляющего автора более политиком,
нежели историком, а его произведение исключительно
политически тенденциозным, и доводы многих ученых, считающих Хронику
лишь школьным учебником (Т. Войцеховский, Р. Гродецкий и др.),
Бальцер доказывал, что в Хронике Кадлубка "всесторонне
господствуют материал и предмет исторический". Многочисленные
рассуждения по этому поводу подтверждаются Бальцером цитатами, из
которых становится ясно, что сам автор считал свой труд
произведением историографическим.
Замыслив Хронику как обширную историю своей страны с
древнейших времен до современных ему событий, мастер Винцентий
направил свою эрудицию на выполнение поставленной задачи. В этом
смысле, несомненно, Хроника представляет важный источник
дидактических и легендарных компиляций из классических авторов, из
польских и славянских легенд, средневековых литературных
произведений. Первый и единственный, по последним данным,
комментатор Хроники Ян Домбрувка, живший в XV в., составляя нечто
вроде учебного пособия по изучаемой Хронике, выделил цитаты
из 140 произведений и ссылки на 100 авторов. Белёвский,
изучавший источники Хроники, указывал на обширные познания Винцентия
в области античной литературы, отмечал возможное знакомство
Кадлубка с греческим и французским языками. В этом отношении
произведение интересно не только для историков, но и для филологов,
которые могут исследовать отрывки из неизвестных литературных
памятников как средневековья, так и античности с точки зрения
их художественной и лингвистической ценности.
Кадлубек широко использовал все знания, накопленные
интеллектуалами второй половины XII в. Легко ориентировался в
библейских преданиях; будучи сыном своего времени, формировал свой
язык на основе Ветхого и Нового заветов. Однако библейских цитат
в Хронике меньше, чем можно было бы предполагать у ревностного
епископа (Kurbis В. Wstęp... S. 60). Историю польского народа
магистр Винцентий писал прежде всего по античным образцам.
Поляки, по его мнению, ведут происхождение от древних галлов,
расселившихся в Паннонии и на славянских землях, а не от библейских
79

праотцов (ср.: "Великая хроника"... С. 25, 52). Лехиты проходят
историческим путем высокоразвитых европейских народов. Первым
и главным источником Кадлубка при описании легендарных времен был
римский историк I—II вв. н.э. Помпеи Трог, труд которого "Historiae
РЫШррісае" в 44 книгах сохранился в пересказе римского автора
Юстина, жившего веком позже. Предания и исторические анекдоты
Юстина стали для Кадлубка иллюстративным материалом, которым он
украсил свое сочинение. Свободное обращение с текстами античных
авторов было свойственно европейским эрудитам XII в., считалось
хорошим тоном в таких литературных центрах латинской культуры,
как Париж, Орлеан, Болонья и пр. Цитатами из Горация, Боэция,
Цицерона, Ювенала, Овидия, Плутарха, Теренция и Вергилия
пересыпаны в Хронике диалоги католических прелатов Матвея и Яна,
в их уста вложены крылатые слова и высказывания лучших поэтов,
историков и мыслителей античности. Многие речи и стихи Кадлубексам
слагал на античный манер.
Протягивая историческую нить от древности к современности,
Кадлубек последовательно защищал и обосновывал примат мало-
польского удела и краковской монархии. Этой цели служили
династические сказания так называемого краковского цикла. Выводя
династию Пястов из Кракова в отличие от Галла, возводившего
начала династии к Гнезно и Великой Польше, Кадлубек выступает
не только как писатель, но и как политик.
Магистр Винцентий, имея своим непосредственным
предшественником Анонима Галла, ни разу не сослался на него и не
процитировал, хотя в полной мере воспользовался его Хроникой,
дополнив и изменив кое-где даже фактический ход событий. Трудно
определить, какими источниками располагал Кадлубек при
изложении "послегалловой" истории с 20-х годов XII в. Из письменных
зафиксированных памятников в арсенале хрониста были польские
анналы, документы, послания. Однако польские рочники, писавшиеся,
как известно, при Краковском капитуле, были лаконичными, такой
блестящий рассказчик, как Кадлубек, мог извлечь из них лишь
голые факты и хронологическую последовательность. Документы
(привилеи и пожалования) не годились для дидактического
повествования. Знаком был хронист с важными государственными
актами, такими, как Ленчицкий статут, Завещание Болеслава Криво-
устого и др. Послания, проповеди и речи вплетались в канву
морализаторских поучений. Фактический материал затмевался
многочисленными примерами, сентенциями, нравоучениями и ссылками
на римское право, которых выделено более двухсот (Kurbis В. Wstęp...
S. 55, 60).
Вопрос о современных отечественных и иностранных источниках
Хроники на сегодняшний день представляется наиболее сложным.
Обнаруживаются определенные следы знакомства хрониста с
произведениями немецких авторов. При изучении свидетельств Кадлубка о
русско-польских взаимных контактах нет оснований предполагать,
что ему были известны какие-либо летописные записи. Чаще всего
историк черпал сведения из рассказов соратников по епископской
80

кафедре, участников походов, приближенных князя и его
родственников. Четвертая книга писалась буквально по следам
происходящих событий, непосредственным свидетелем, а порой и участником
которых был сам хронист.
Период с 1177 г., времени вступления Казимира II на престол,
по 1202 г., которым Кадлубек кончает свою Хронику, отражен
в источниках весьма смутно. Русские летописи дают только некоторые
сведения, касающиеся Галича, оставляя без внимания другие события,
происходившие на польско-русских границах. О них мы можем
узнать исключительно из польских памятников, среди которых наряду
с Великопольской хроникой главным и наиболее ценным
представляется Винцентова хроника. Это бурное время, период феодальной
раздробленности, Польша и Русь переживают почти одновременно.
В Польше с 1177 г. развертывается борьба сыновей Кривоустого
Казимира II Справедливого и его старшего брата Мешко Старого
за Краковско-Сандомирский удел, в которую вмешиваются не только
другие польские князья, но и германский император. К 1178 г.
главенствующее положение по отношению к другим князьям занимает
Казимир как в своей Малой, так и во всей Польше, что позволяет
ему оказывать некоторое влияние на широко раскинувшуюся
территорию Западной Руси. Там в то время существенные изменения
происходят в галицко-волынских землях. После смерти
владимирского князя Мстислава Изяславича в 1171 г. Волынь была поделена:
Владимир, Белз, Червень и Берестье выпали сынам Мстислава,
Галич оставался в руках Ярослава Осмомысла. Его ссоры с боярством,
а также женой и сыном, которые находили убежище при дворе князя
краковского, давали возможность Польше вмешиваться во
внутренние дела Галича. Однако эта возможность явно не была
использована до смерти Ярослава (1187 г.). Решая свои
внутригосударственные проблемы, князья, как польские, так и русские, не
оставляли намерения укрепиться на соседних землях или по крайней
мере завязать дружественно-военные союзы с тамошними
правителями.
Современник и ревнитель таких блестящих сынов своего века,
как Гальфрид Монмаутский в Англии, блестящий проповедник
Бернард Клервоский во Франции, Кадлубек был современником
и автора "Слова о полку Игореве". И тот и другой пеклись о
благе своей отчизны, заботились о добре и справедливости, и хотя
средства выражения их разнились, идеи находили отклик как у
жителей Полонии, так и у патриотов Древней Руси. Кадлубку
были знакомы "не худа гнезда шестокрилщГ Мстиславичи, не раз
присутствовал он при беседах одного из них, Романа Мстиславича,
с краковскими вельможами. Истинным кладезем сведений о чаяниях
и намерениях русских князей и феодалов становятся живые и
красочные повествования Кадлубка о контактах правителей Малой
Польши и Юго-Западной Руси.
Стиль Хроники, ее насыщенный метафорами изысканный язык,
образная символика и ученость поставили сочинение краковского
епископа в ряд лучших произведений средневековья. Как историогра-
6. Зак. 231
81

фический памятник Хроника стала образцом для подражания.
Авторитет Кадлубка был непререкаем как для Длугоша, так и для
последующих историков Польши: Кромера, Вельского, Меховского,
Стрыйковского, которые беззастенчиво переписывали и переделывали
Хронику Винцентия.
Критика Хроники началась с конца XVII в., когда глашатаи
Просвещения стали выискивать прежде всего достоверность фактов.
Основатель польской научной историографии А. Нарушевич
отдавал предпочтение Длугошу даже в тех случаях, когда
свидетельства Кадлубка были более достоверны. Первый научный
комментарий Хроники принадлежит ученику и другу Нарушевича, директору
придворной Венской библиотеки И.М. Оссолиньскому (Ossoliński J.M.
Wiadomości historyczno-krytyczne do dziejów literatury polskiej, o pisarzach
polskich Kraków, 1820. T. II. S. 374—625). Новые исследования
появились после первого научно-критического издания Хроники в
1872 г. А. Белёвским. Двухтомный труд О. Бальцера (Balzer О.
Studium о Kadłubku...) стал фундаментом всех последующих изысканий
о магистре Винцентии. Бальцер первым не только оценил выдающиеся
литературные способности автора, но и показал тенденциозность
его произведения, выразившуюся в апологии нарождающегося можно-
владства.
С 50-х годов XX в. Хроника стала привлекаться в качестве
ценного источника при изучении польско-русских взаимоотношений.
В работах Б. Влодарского обобщен материал по этому вопросу,
накопленный с 20-х годов нынешнего столетия. Изучение Хроники
продолжается. Проблемы происхождения автора, определение места
Хроники в европейской историографии XII в. обсуждались на
симпозиуме, посвященном 750-летию со дня смерти первого польского
историка.
Важным щагом в исследовании Хроники является перевод на
современный польский язык, выполненный К. Абгаровичем и Б. Кюрбис.
Большую ценность представляет написанная Б. Кюрбис
обширная вступительная статья, в которой прослеживается история
изучения памятника, определяется его историографическая и
художественная ценность, выявляется политическое кредо автора.
Сопровождает перевод подробный комментарий, благодаря которому
поддается толкованию сложная символика Кадлубка, устанавливается
достоверность описываемых им фактов и событий. Сейчас находится
в печати новое, переработанное издание перевода, подготовленное
познаньской исследовательницей. Решение многих вопросов зависит
от нового издания латинского текста, которое готовит польский
исследователь М. Плезя на основе сличения всех заново прочитанных
рукописей хроники.
Оригинал Хроники Кадлубка не сохранился. Все имеющиеся
кодексы XIV—XV вв. Первому исследователю рукописей И. Лелевелю
были известны 8 списков, а уже к середине XIX в. обнаружилось
более 30 рукописей, полный перечень которых представил Белёвский во
вступительной статье к изданию Хроники в "Monumenta Poloniae
Historica". Давая краткое палеографическое описание пергаменных
82

и папирусных кодексов, включающих как "библиотечные" (собственно
Хроника), так и "школьные" (с комментариями) рукописи, Белёвский
отдавал предпочтение наиболее древним спискам. К сожалению,
не сохранились не только авторские рукописи, но и современные им.
Большая работа проделана Г. Гофман-Дадейовой. Ее заслугой
является исследование трех из имеющихся "библиотечных" рукописей,
восходящих, по ее мнению, к архетипу Хроники (Hofman-Dadejowa Н.
Studia nad rękopisami Kroniki). Комментированные рукописи изучил
М. Зверцан, посвятив свою работу Яну Домбрувке (Zwiercan М.
Komentarz Jana z Dąbrówki... S. 12—84). Последнее слово в описании
кодексов, содержащих в своем составе сочинение Кадлубка, сказано
Я. Весёловским (Wiesiołowski J. Kolekcje historyczne... S. 58—97).
По его изданию приводим список рукописей, сохранившихся до
настоящего времени. Часть их погибла при пожаре Народной
библиотеки в Варшаве в 1944 г. Среди них находился один из
древнейших кодексов, так называемый Кодекс Куропатницкого XIV в.
"Библиотечные" рукописи
Wien, Osterreich. Nation. Bibl. 480 (Eugen. fol. 12) — XIV в.
Wien, Osterreich. Nation. Bibl. F 26 — XV в.
Kraków, BJ 228, DD VII 3 — XV в.
Кодекс Любиньский или Яна Домбрувки:
Warszawa, BN 3002 — XV в.
Комментированные рукописи или "школьные"
Эти кодексы ведут происхождение от экземпляра Хроники,
содержащегося в кодексе Яна Домбрувки. Большинство из них
принадлежит краковским собраниям.
Kraków, BJ 2196 — XV в.
Kraków, BJ 2569 — XV в.
Kraków, BJ 2570 — XV в.
Kraków, BJ 2572 — XV в.
Kraków, BJ 2573 — XV в.
Kraków, BJ 2574 — XV в.
Kraków, BJ P 2. N9 — XV в.
Kraków, Bibl. Kap. Krak. 218 (226) — XV в.
Kraków, Bibl. Kap. Krak. 221 (229) — XV в.
Kraków, В Cz. 1312 — XV в.
Kraków, В Cz. 1313 — XV в.
Kraków, В Cz. 1315 — XV в.
Kraków, В Cz. 1316 — XV в.
Kraków, В Cz. 1317 — XV в.
Kraków; В Cz. 1318 — XV в.
Katowice, В Śląsk. R 142/III — XV в.
Warszawa, BN 3376 — XV в.
Warszawa, BN Baw. 29 — XV в.
Warszawa, BN Baw. 35 — XV в.
Warszawa, BN Baw. 34 — XV в.
Warszawa, BN BOZ Cim. 73 — XV в.
83

Wroclaw, BU R 290 — XV в.
Poznań, Bibl. Kom. 183 — XV в.
Jasna Górza, Bibl. oo paulinów Częst. II 26 — XV в.
Латинский текст фрагментов Хроники Кадлубка приводится по
изданию А. Белёвского 1872 г. в "Памятниках польской истории",
фототипическим способом воспроизведенному в 1961 г. (МРН. Т. П.
Р. 249—453).
Издания
Historia Polonica Vicentii Kadlubkonis Episcopi Cracoviensis. Dobromili,
1612.
Historia Polonica cum commentario anonymi //Joannis Dlugossii
seu Longini canonici quondam Cracoviensis liber XIII / Ed. J.G. Krause.
Lipsiae, 1712. T. 2.
Magistri Vincentii episcopi Cracoviensis Chronica Polonorum sive originale
rerum et principum Poloniae e codice vetustissimo Eugeniano edita /
Ed. A. Przezdziecki. Cracoviae, 1862.
Magistri Vincentii, qui Kadłubek vocari solet, de origine et rebus
gestis Polonorum libri quatuor / Ed. A. Minkowski. Cracoviae,
1864.
Magistri Vincentii Chronicon Polonorum / Ed. A. Bielowski // MPH.
Lwów, 1872. Т. П. P. 193—449.
Ex magistri Vincentii Chronica Polonorum / Ed. M. Perlbach // MGH.
SS. 1856. T. 29. P. 500—571.
Перевод на польский язык
Magistri Vicentii episcopi Cracoviensis Chronica Polonorum... / Ed.
A. Przezdziecki. Interpretacione polonica addita opera A. Józefczyk,
M. Studziński. Cracoviae, 1862.
Mistrza Wincentego Kronika Polska / Tłumaczyli К. Abgarowicz i
B. Ktirbis, wstęp i komentarze napisała B. Kurbis. W-wa, 1974.
Литература
Bielowski A. Mistrz Wincenty i jego kronika polska // Biblioteka
Ossolińskich poczet nowy. Lwówjl863. T. 2. S. 351—452.
Zeissberg H. Vincentius Kadłubek, Bischof von Krakau (1208—1218;
1223) und seine Chronik Polens: Zur Literaturgeschichte des dreizehnten
Jahrhunderts // Archiv zur Kunde ósterreichischer Geschichtsquellen.
Wien, 1869. Bd. 42. S. 3—211.
Zeissberg H. Die polnische Geschichtschreibung des Mittelalters. Leipzig,
1873. S. 48—78.
Wojciechowski Т. O rocznikach polskich w X—XV wieku // Pamiętnik
Akademii Umiejętności. Kraków, 1880. T. 4. S. 144—233.
Kętrzyński S. Ze studiów nad Gerwazym z Tilbury (Mistrz Wincenty i
Gerwazy. Provinciate Gervasianum) // RAUhf. 1903. Т. 46. S. 152—189.
Laguna S. Dwie elekcje. W-wa, 1915.
Gródecki R. Mistrz Wincenty, biscup krakowski (zarys biograficzny) //
Rocznik Krakowski, 1923. T. 19. S. 30—61.
Hofman-Dadejowa H. Studia nad rękopisami Kroniki [Mistrza Wincen-
84

tego // ATN we Lwowie Wydz. II. Lwów, 1924. T. 2. S. 367—422].
Wojciechowski T. Szkice historyczne jedenastego wieku. 2 wyd. W-wa,
1925; 3 wyd. 1951; 4 wyd. 1970.
Balzer O. Studium o Kadłubku: [Pisma pośmiertne Oswalda Balzera.
Lwów, 1934—1935. T. 1—2].
Plezia M. Nazwa osobowa [Kadłubek // Onomastica. 1957. T. III.
S. 393—411].
Kotyński L. Rytmika "Kroniki" Wincentego Kadłubka // Eos. 1957—
1958. R. 49, z. 2. S. 161—176.
Plezia M. Od Arystotelesa do Złotej legendy. W-wa, 1958. [Rozdziały:]
Kadłubek-dzieje imienia. S. 314—346; Podstawy do wydania Kroniki
Kadłubka. S. 347—365.
Sekel E. Vincentius Kadłubek // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur
Rechtsgeschichte Roman, Abt. 76. 1959. S. 378—395; Randbemerkungen
zur Abhandlung Emin Sechels tiber Vincentius Kadłubek // Ibid.
S. 396—431.
Plezia M. Dialog w kronice Kadłubka // Pamiętnik Literacki. 1960.
R. LI, z. 4. S. 275—286.
Kieltyka S. S.O. Cist. Błogosławiony Wincenty Kadłubek (ok. 1150—
1223) // Nasza Przeszłość. Kraków, 1962. R. 16. S. 153—212.
Plezia M. Kronika Kadłubka na tle renesansu XII w. // Znak. 1962.
R. 14, N 7/8(97/98). S. 978—994.
Dąbrowski J. Kronika Mistrza Wincentego // Dawne dziejopisarstwo
polskie do 1480 r. Wrocław, 1964. S. 70—83.
Wiesiołowski J. Kolekcje historyczne [w Polsce średniowiecznej XIV—XV
wieku. Wrocław; W-wa; Kraków, 1967].
Zwiercan M. Komentarz Jana z Dąbrówki [do Kroniki Mistrza Wincentego
zwanego Kadłubkiem. Wrocław; W-wa; Kraków, 1969].
Kiirbis B. Wstęp do wydania: Mistrza Wincentego Kronika Polska.
W-wa, 1974. S. 5—70. (Обзор литературы — S. 5—10).
Материалы симпозиума, посвященного 750-летию со дня смерти
Винцентия Кадлубка // StŹ. 1976. Т. 20.
Kowalewicz Н., Kuraszkiewicz W. Polskie glosy w rękopisie Kroniki
Wincentego Kadłubka // Slavia occidentalis. W-wa; Poznań, 1977.
T. 34. S. 143—153.
Borowska D. Mistrz Wincenty w nowym wydaniu i opracowaniu:
[W stronę, cystersów i św. Bernarda z Clairvaux // PH. 1977.
Т. 68, z. 2. S. 341—366].
Śliwihski B. W sprawie pochodzenia [Mistrza Wincentego // StŹ. 1979.
T. 24. S. 167—171].
Kozłowska-Budkowa Z. W sprawie relacji Mistrza Wincentego, ["Chronica
Polonorum", Ksiąga II, с 18, 20 // Mente et Litteris. O kulturze
i spoleczieństwie wieków średnich. Uniwersytet im Adama Mickiewicza
w Poznaniu. Ser. Historia. N 117. Poznań, 1984. S. 121—125].
Świźek K. O. Cist. Błogosławiony Wincenty Kadłuber [Zycie-kult modlitwy.
W-wa, 1985].
85

ТЕКСТ
Liber I, с. 17
[...] Pompilium vero iure primogeniturae regem omnium statuit, cuius
nutu non Slaviae duntaxat monarchia, sed etiam finitimorum gubernata sunt
imperia. [...]
MPH. T. II. P. 266.
Liber II, с 12
M. Vereor autem, ne Boleslai facta assequi non possim, quibus et elinguis
fit disertior et laudatissimorum eloquentia obmutescit. Huius namque uni-
versa supellex aut animi dotibus viguit, aut in armorum strenuitate resplen-
duit. Quibus Seleuciam, Pomoraniam, Prussiam, Russiam, Moraviam, Bohe-
miam suae subiiciens ditioni, sios posteris reliquit vectigales; urbem Pragensem
secundariam sui regni sedem constituens. Hunnos seu Hungaros, Cravacios
et Mardos gentem validam suo mancipavit imperio. Immo et Saxones
indomitos adeo indomuit, ut in Sala flumine columnam fixerit ferream
quasi quibusdam gadibus sui fines imperii ab occidente disterminans.
Nam ab oriente in aureis Kioviae valvis metarum alteram impegit, ubi
mucronis ictu creberrimo, urbe capta, velut quoddam bonnae signum in
aurea civitatis porta excidit. Ubi quendam sui sanguinis regem creat, ipso
Ruthenorum rege non proelio quidem, sed solo ignaviae metu profligate
Nam cum illi Boleslaus imminere nunciatur, ut erat nugis piscationum
intentissimus, hamum cum regno abiicit, dicens: eius hamo sumus inter-
cepti, qui siluros prendere non didicit. Quo vix dicto in fugam treme-
bundus convertitur, fuga tutior, quam proelii congressu felicior. Boleslao
siquidem post felicem de hostibus triumphum remeante ac toto paene
illius exercitu defluxo, iste fugitivus tarn viris, quam viribus collectis a
tergo surrepit, ratus aut incautum insidiis involvere, aut providum obruere
multitudine. Quibus eminus ille visis, ait: Istos ipsos, о sqeii, pulvis, pecorum
calcibus excussus, exuit a castris; isti muculentissimi desides ante occasum
occidunt, ante impetum succumbunt. Arcendi tamen sunt volatiles muscarum
aculei, quia etiam contra ignavos molesta est torpedo, turpis est ignavia.
Nee vos moveant inexercitatae plebis centuplati exercitus, quia in paucioribus
via liberior et circumspectior strenuitas; nee multo est gloriosior vincens
multitudo, quam victa paucitas. Igitur, quia cum sarcinis facile nemo enatat,
abiici convenit praedae occupamina. Iocundius enim est, victoriae gloriari
titulis, quam praedociniis impraegnari. Ad haec illi: "animo, inguiunt,
desideranti mora est ipsa celeritas; cui ergo vacat hostilium capita computet
legionum, nostri enses interim capitum supputent minutias!" Confertissimas
itaque penetrant acies, ferrea ferro demetunt papavera; nee satiata est
insatiabilis leonum rabies, donee extrema rotata sunt cadavera, donee
Bug flumen cruoris concretum est coagulo. Non angusto rursus decurso
tempore, Boleslaus Russiam, Ruthenus Poloniam hostiliter ingredi gestiunt,
et interiectu cuiusdam fluminis, quod regna limitabat, castra ex opposito
metantur. Quum barbarus ille non tam dispecta, quam despecta Polonorum
paucitate, suorumque numerositate recensita, quodam excellentiae fastu
86

supra se rapitur, neminen prae se hominem ducit et inanis captiosus glo-
riolae, glorioso mandat Boleslao: Aper seclusus est ab indagine, sus in
volutabro deprehensa, nostris cassibus involvitur, quam necesse est nostro-
rum exercitamina catulorum experiri et luctuosum de se praebere specta-
culum. Cui ille: vir, inguit, vanus in superbiam erigitur et quasi pullus
onagri, se liberum natum putat, me aprum me suem vocat. Nee fallitur:
hie namque singularis ferus ilium forsitan depascet; sus ista robustorum
fecundissima divino utinam opitulamine sic illos canes exerceat, ut illorum
sanguine debrietur. Sed armis dimicandum puto non verbis. Interea utrius-
que partis clientuli se mutuis provocant contumeliis, vicariis lacessunt
iniuriis, cum Polonorum latrunculi castra hostium irrepunt; quorum quosdam
obruunt, quosdam diffugio impellunt. Qua re cognita Boleslaus acies
ordinat, castra movet, classicum iubet instrepi clangorem, hostes insectatur,
de omnibus triumphat. Nam et rex cum primis procerum capti, canum
instar copulae innexi protrahuntur, non iniuria, utpote quos suus princeps
catulos nuncupaverat. Quod tamen egregius victor aegre tulit. Miserum,
inquit, est miseris insultare, quia nihil tibi de alio fortuna permittit, quod
alii de te permittere non possit.
MPH. T. II. P. 279—281.
Liber II, с 14
[...] Quibus omnibus confectis a Casimiro, non minores virorum rursus
vires instaurat: quatuor Maritimorum acies, totidem Geticas, nee non
Dacorum ac Ruthenorum larga asciscens suffragia, quos nulla occassio,
nulla remoratur difficultas, non ut amico morem gerant, sed ut hosti'cam
odii rabiem, ut antiquam invidiae sitim cruore Polonorum expleant.
Sed quoniam a voto procul saepe hominum vota recedunt,
nee semper feriet, quocumque minabitur arcus,
res illorum, in contrarium atque speraverant relabitur. Omnes enim velut
levem stuppae favillam noster ventilat unicornis; omnes Casimirus turbine
occisionis, quasi procella fulguris, involvit. Ambitionis autem ille princeps
ad Getas transfugit, ubi celsiore dignitatis gradu sublimatur. Getae namque
non parva suorum caede saucii, omnes in ilium causam conferunt, omnium
in eo песет ulciscuntur: Quern post multa demum supplicia, eminentissimo
affigunt patibulo, dicentes: Alta petisti, alta tene! ne scilicet affectatae
fastigium celsitudinis vel morienti defuerit.
MPH. T. II. P. 286-287.
Liber II, с 18
M. Adeo perfunctoria Boleslao visa est opum gloria, ut nihil in illis
iocundum putaverit, praeter dandi facultatem. Quarum potissimam ait
custodelam saccum pertusum omnique omnino indignum principatu, qui
se rerum sacciperium esse malit, quam principem. Unde Russiae partibus
imperiose peragratis, opibus illorum capi dedignatur, solo victoriae triumpho
contentus, donee avitarum limites bonnarum in valvis Kioviae ense reformaret.
Ubi omni sopita rebellione, quemdam sui suffraganeum imperii, regem
87

instituit. Qui ut coram suis appareret gloriosior, regi suplicat Boleslao,
ut eum sui dignatione occursus amplectatur, auri talenta secundum numerum
passuum recepturus. Indignatur a se peti Boleslaus, quod regiae celsitudini
non competat, absurdumque videri, maiestatem ad quaestus inclinari,
absurdius esse gratiam venalitate censeri. Precibus tamen victus, non
pretio, factum iri spondet, gratiae argumentum venienti exhibet. Quale
putas? Regis barbam venientis apprehendit, quam divellicans creberrime
concutit: hoc, inquit, est hoc tremendum caput, quod vos contremiscere
convenit. Item itemque vehementius concutiens, ait:
Hie vir est, nostro quern nos dignamur honore. [...]
Rege siquidem perdiutissime nunc Ruthenicis, nunc paene transpartanis
immorante regionibus, uxores ac filias cjominorum servi ad sua vota
inflectunt, quasdam exspectatione maritorum fessas, alias desperatione
deceptas, vi nonnullas ad serviles amplexus pertractas.[...]
MPH. T. II. P. 291-292, 294.
Liber III, с 20
[...] Et iam paene cuncta finitimorum regna suo coniecerat imperio. lam
etiam transfinitimos vel gratiae serenitate, vel quadam stuporis reverentia
devinxerat, ut quo vix Boleslai nomen attigisset, numem eius coleretur.
Non deerant tamen garrula quorumdam suspiria, tacitae loquacitatis
singultus, plerisque iugum subactionis detrectantibus. Quorum praecipuus,
ut erat fortunae impatientissimus alienae, Russiae princeps Wladarius
convenit singulos, sollicitat universos, omnes- iubet suae ingenuitatis memi-
nisse. Docet, quam sit infame tituli genus, servitutis cauterium; adiicit,
minus miserum esse nasci servum, quam fieri: quum sit illud inclementia
naturae, istud naufragium ignaviae, cui perfacile quis innatat, sed non
sine difficultate emergit; multoque honestius esse mortis compendium,
quam confragosae vitae dispendia. Eligant ergo, restem debere rumpi an
iugulum? Ex occupationibus itaque Boleslai tempus defectionis paulatim
aucupantur, omnes unanimiter ab illo desciscunt, omnes in ilium conspi-
rant, omnes, quasi commune incendium, Boleslai gloriam exstinctum iri,
sacramento astringunt. Sed flabris concitari flamma immensior didicit,
non sopiri Tarn invicti siquidem columna roboris, tantis licet impacta
undique fragoribus, ne concuti quidem potuit, nedum convelli. Senatum
tamen conculit, viribusne huic malo potius occurrendum, an alias ingenii
quadam industria, et a quo prius ordiendum? Cunctisque, quid opus
facto videretur, tacite percunctantibus, quidam alti sanguinis princeps et
principi dignitate proximus, vir magnanimitatis generosae, tarn strejiuus
manu, quam pectore industrius, ecce! ille famae celeberrimae Petrus Wlos-
tides, haesitationis nodum non rumpit, non scindit, sed salubriter dissolvit.
Non insipienter, inquit, a sapiente dictum est: sapientiam clamitare in
plateis. Facillimum enim est homini viam nosse prudentiae, si se ipsum
homo ante cognoverit. En siguidem in homine duo sunt, scilicet anima
et corpus. Ad quid anima? industriae saniori. Ad quid corpus? virtutum
veniculo. Tolle alterutrum, hominem interimis. Quemlibet ergo vel solo
virium conatu, vel ingeniosa duntaxat sine viribus nitentem versutia, non
88

modo mancum, sed omnino nullum existimo. Non enim ala sine altera
suflcit in volatu, non rota sine reliqua utilis est in biga. Nee vero stante
stipite, in ramusculis decet occupari, quod quantum facile, tanto minus
conducibile. Immo ad radicem ponenda est securis, ab ipso seditionis
capite initiandum. Siccato enim fonte, rivule facilius evanescunt. Ipsum
ergo ipsum Wladarium ante omnes appetendum. Et licet inaccessibilis
nostri videatur consilii difficultas, leonum rugitu constrepente in ianuis
Boleslai (multi enim nostrorum erant iam illius corrupti donariis), spe-
randus tamen est salutaris exitus etiam in difficillimis. Non solum enim
semitam, non solum viam virtus invenit in invio, sed et regia strata ubique
animositati substernitur. Malo ergo successum nobis deesse, quam experi-
menta virtutis. Etenim virtuti, vel etiam ultro in mortem proficisci,
praeclarum!
Proinde pauca suorum, delectorum tamen, assumpta manu, Russiam
ingreditur; titulum transfugae simulat, principis truculentiam se ferre non
posse ait; miuriis actum, queritur; dulciores assent viro forti exsilii
angustias, quam domesticas delicias. Aggratulatur Wladarius, tanti sibi
viri accessisse vires; gratulantur et sui quasi divinitus misso tanti commi-
litonis sodalicio: actum, dicunt, de Boleslao, actum de Lechitis! Et quoniam
gloria principum est celare verbum, nulli Petrus verbum detegit suorum
ante rem; quibus exsilii causas percrebro quaerentibus, "non est, inquit,
partus vitalis, nee utile consilium, si ante diem prodeat in lucem".
Non bene, non tute teneris avis evolat alis;
Icarium per me cur iteretur iter?
Simul itaque et propositum aperit et ingreditur institutum. Extemplo
inter convivas, inter epulas occupat Wladarium, crinibus abstrahit a
mensa, humi prosternit, prostratum vincit, vinctum aquila gallinaceum
asportat, non sine multa pullorum caede, umbras Orci pro maternis
alis pluribus amplexis [...]
MPH. T. II P. 351—353.
Liber III, с 22
[...] Nam huius Wladarii filius in se parcus, in patrem prodigus, omnes
privatae supellectilis ac fisci thesauros in eius redemptionem appendit,
praeponderare docens religionem pietati, pietatem divitiis. Sed paterno
peramplissime saucius diu vulnere, quum aperta non posset remediari
ultione in hoste dispari, doloris in remedia dolum comminiscitur. Quemdam
siquidem Pannoniorum, tarn sanguine quam dignitate insignem, promissis
attentat, muneribus allicit, auro persuadet, non absimilis transfugii Actionem
subornat. Hic non tam veras, quam verisimiles sui. causas exsulatus non
incallide componit; hanc dat inter praecipuas, quod semper huius reipublicae
amantissimus et coadiutor exstiterit, quod suae machinamenta gentis
vel extenuare studuerit vel declinare docuerit. Adiicit, aemulos calumniandi
studio contra se intendisse et falsis ac hostilibus instrumentis super crimine
maiestatis, in se capitis latam sententiam; malle se malum declinare immeri-
tum; quam innoxium caput indebitae noxae submittere. Astruit, Panno-
niam sese Polonorum ditioni subacturum. Igitur non ut transfugam sed
89

quasi civem patriae genuinum excipit Boleslaus gloriosa Visliciensium
urbe, urbis praefectum constituit. [...]
Principis etenim nactus absentiam, Wladaridam clam accit; accelerare
iubet, ne mora in se trahat periculum. Hostes itaque prae foribus imminere
praeconatur. Principali edicto imperat, qui extra urbem delituerit, reum
esse maiestatis, omni supellectili fisco accessura; tuendam esse omnibus et
urbis et populi salutem. Proinde inclusas muris legiones cruentis leonum
rictibus infundit, teterrimis praedonum votis devovet: in quorum cruore
quam inhumane debriata sit impia barbaries, piget meminisse. Extemplo
Wladarides tot animarum tanto sanguine plus irritata quam satiata rabie,
revertitur. Ilium autem proditionis patrem, perditionis filium, alumnum
perfidiae, primo quidem excellentissimis munerum veneratur praesentiis,
quadam gratiarum pompa inebriat, vernantissimis collascivit amplexibus
ac praecelsae dignitatis apice sublimat. Ceterum, proditore nihil sinistrum
suspicante, ut improvisum iaculum gravius feriat, ut celsior gradus Celsius
praecipitet, eodem paene momenti puncto et extollit et deiicit ac deiectum
orbat lumine, linguam capulat, genitalibus enervat: "absit, inquiens, ne de
radice colubri, ne de prodigio perfidiae pestilentius prodigium propagetur".
MPH. T. II P. 354—356.
Liber III, с 23
[...] Quia vero manibus occisorum visus est parentasse, quia de atrocis-
simo Polonorum proditore sumpsit supplicium, potuit Wladarides iram
Boleslai aliquatenus demulsisse. Omnis enim animositas, licet inexorabilis,
ad multam vindictam tamen mansuescit.
MPH. T. II. P. 356
Liber III, с 24
M. Immo ut erat iniuriarum indignantissimus, indilatas Wladaridae
poenas intorsit, qui non arte, non dolo, sed iusto fulminis impetu, арго
frendentius ad ipsum usque hostem, Russiam penetrat. Verum ille male
sibi conscius, quadam repente metamorphosi in capream sese transfigurat,
lustra nemorum insilit, inter saltus et lucos ferarum delitescit. Quo non
reperto, Boleslaidae truculentius cruentantur, amarius inter desertos greges
desaeviunt, quam leones, quam tigrides partu orbatae. Non enim ipsis gregum
ducibus, non fetis indulgent nee fetui; adeo totius in gregis non tam
cruore, quam in strage gloriantur. Non urbibus, non burgis, non municipiis,
non pagis parcitur, nee aetas ulli patrocinatur aut sexus infirmior, nullum
dignitatis sublimitas, nullum sanguis generosior a calice sanguinis redemit [...]
Sic ultione centuplicata, Wladarides et fidelis ille Pannonius doli ас
perfidiae non immeritas poenas Boleslao pendere.
MPH. T. II P. 357, 358.
90

Liber III, с. 30
[...] Praecipuum ѵего industriae studium in debellandis Getarum provin-
ciis Boleslaus impendit, quos non tam personis quam animabus constat
esse infestos. Quorum quibusdam vix tandem post multa beilorum discri-
mina subactis, hoc edicto iussit promulgari: ut, qui christianae characterem
religiones elegisset, absolutissima donatus libertate, nullum in personis,
nullum in fortunis pateretur dispendium; qui autem sacrilegum gentili-
tatis ritum deserere neglexisset, ultimo capitis infortunio indilate plecteretur.
Sed ad modicum parens vapor illorum religio fuit; tanto videlicet brevior,
quanto coactior. Mox etenim fallax ilia ranunculorum lubricitas in apostasiae
resilit gurgitem, inolitis idolatriae sordibus obscoenius immergitur. Quod
scelus quanto segnius, quanto interpellantius propulsatum est, tanto
graviori Poloniam adegit discrimini. Sufficere siquidem sibi arbitratus
est Boleslaus, si, quod principis est, dependatur principi, licet quod Dei
est denegetur Deo. Nee enim.ulla exigitur apostatici ultio piaculi, dummodo
salva sit tributalium reverentia pensionum. Sed qui saltis fidem, qui salu-
tare fidei rescindere foedus non horruit, coactae servitutis pactum qua,
obsecro, devotione custodiet? Omnis namque servitus in sacco miserabilis
est, in purpura miserabilior. Nee solum tributa non dependunt, sed contin-
gentia quaeque occupant, occupata diripiunt, direpta luporum instar aspor-
tant. Unde factum est, ut quem zelus Dei molliter torpentem non movit,
durior saltern tribulationis ictus stertentem excitaret. Itaque in globum
coacta exercitatissimorum numerositate, Geticas parat irrumpere provincias,
nulla prorsus arte munitas, sed naturae situ inaccessibilis. Est autem lucus
in ipso transmeatus vestibulo densis undique confertus raphalibus, in quo
limosi abyssus bituminis sub quadam graminis vernantia delitescit. Asserunt
exploratores ac duces exercituum: trans eundem lucum exploratissimum
reperisse compendium. Erant siquidem et hostium corrupti donativis et
amicorum insidiis subinstructi. Нас omnium electissimorum primae certatim
ruunt acies, per angustum semitae limitem, quum ex insidiis altrinsecus
hostes ebulliunt; nee eminus tantum, ut alias assolent, iaculant spiculis,
sed quasi cuiusdam torcularis impressos prelo cominus confodiunt, ipsis
ultro in cuspides, more aprorum, his ulciscendi animo, illis succurendi
studio ruentibus: maiorque numerositas proprii mole impetus occidit, quam
occidione corruit. Nonnulos, armorum pressos pondere, dehiscentis abyssi
profundum absorbuit; quidam ramalium nexibus ac veprium intercepti
obtruncantur: omnes repentinae caligo mortis involvit. Sic arte proditoria
ceciderunt arma bellica! Sic bello imbecilli virtus inclitorum emarcuit!
Quorum nomina, personas, generositatem, prosapiam, dignitates, strenuita-
tem, industriam, fortunas, ne superficie tenus quidem cursim attingere,
nedum disserendo exsequi omnis disertissimorum sufficeret facundia;
quod lamentationum varietates, a diversis diverso modo deploratae, usque
hodie lugubriter deplangunt. [...]
MPH. T. II. P. 373—375.
91

Liber IV, с. 2
[...] Dux Bohemorum Sobeslaus gener eius; dux Saxoniae Bernhardus
gener euis; dux Lotharingiae Fridericus, imperatoris nepos gener eius; marchio
Dedonides gener eius; dux Maritimae Boguslaus gener eius; ducis eiusdem
filius (Boguslaus II) gener; dux Galiciae socer filii; dux Pomoraniae socer
alterius; dux Rugianae socer tertii. Nam quidam filiorum eius inconiugati
decesserunt. Sunt autem nomina filiorum eius: Odo, Stephanus, Boleslaus,
Mesco, Wladislaus; quorum duos, Odonem videlicet ac Stephanum ex
filia regis Ungarorum, reliquos ex filia regis Ruthenorum suscepit. [...]
MPH. T. II. P. 378-379.
Liber IV, с 8
[...] Sed et Russiae nonnullas iubet accedere provincias: Premisliensem
cum oppidis contingentibus, Wladimiriensem cum ducatus integritate Brescze
cum omni suorum incolatu; Drohiczyn cum suorum universitate. [...]
MPH. T. II. P. 397-398.
Liber IV. с 14
[...] Qui Russiam ingressus primam Brestensium urbem aggreditur; tarn
viris, quam arte ac loci situ munitissimam obsidionum undique arctat
angustiis. Quam sororis suae primogenito, a fratribus per errorem eiecto,
restituere instituit; matre, ob clandestinas odii causas, filium non esse
mentiente, sed prolis desperatione suppositum. Quae res, etsi veritati
praeiudicium non pariat, apud plurimos tamen eius opinionem gravare
visa est. Unde cives, indignum asserentes, quemdam spurium principibus
debere principari, acerrime rebeliant; sed etiam exercituum duces plurimum
in illo scandalizantur. [ ••]
Advolat interea quidam velitum, qui non pauca hostium agmina non
praenunciat quidem, sed cominus imminere, indice demonstrat. Adest
namque dux Belsiae Wsewlodus cum principibus Laodimiriensium cum
Galiciensium praecipuis, cum electis tibianeorum turmis, cum Parthorum
millibus, urbis subsidio. [...]
Turn demum longius perstrepente belli discrimine, successim accelerant
Casimiridae, propriae sidus gloriae quasi iam exstinctum lugent. Qui
victricis viso aquilae signo, per medias cadaverum strages, gratulabundi
penetrant; tantoque victoriosius instant, quanto gloriosius conspicantur
principem triumphasse, adeo, ut de tot millibus hostium vix pegasi agili-
tate solus illorum princeps evaserit. Omnes aut satur cruoris gladius absor-
buit, aut inundantior fugientes undarum torrens involvit, aut victor suppli-
cantes vinculis mancipavit; iuxta pronosticum auguris ipsorum, qui pridie
quam bellum essent ingressuri, super belli exitu ab eis consultus: "lugubrem
fore portendi exitium" in exitis physiculantibus fuerat auguratus. Quod
illi hostibus portendi non sibi arbitrantes, in id discriminis prolabuntur;
eodem nimirum hariolandi scelere, quo Saul Samuelem a Pythonissa
92

resuscitatum consuluerat: Israel incliti et arma bellica in montibus Gelboe
ceciderunt. Sic tam urbe potitus, quam victoria, quem proposuerat, prin-
cipem instituit. Sed modico tempusculi interiectu princeps institutus,
veneno a suis propinato, extinguitur. Exstincti provincia fratri eius, duci
Laodimirie Romano, ratione obsequelae indulgetur a Casimiro.
MPH. T. II. P. 407-412.
Liber IV, с 15
Quem (Romanum) ab meritorum insignia regno quoque Galiciensium
Casimiri liberalitas insignivit, rege ipsorum Laodimiro in exsilium profligato;
qui a Bela, Pannoniorum rege, restitutionis implorat auxilium. Illico rex
non tam exsulantis commiseratione, quam regni ambitu, regem substitutum
propulsat, regnum occupat, filium suum instituit; exsulem, ne sit impedi-
mento, vinctum ergastulo in Hungaria includit. Qui aedituorum custodela
muneribus illecta, clanculo tandem elabitur et vix demum per plurima
iactatus laborum dispendia, in ipso confragosioris vitae periculo, ubi
syrtes verebatur, portum salutis reperit. Unde conceptus est languor, inde
natum est languoris remedium. Hic siquidem, quodam temeritatis impetu,
limites Casimiri cum latrunculis quondam irrepserat et raptas illustrium
feminas, trans ultima barbarorum exterminia, iure praedocinii distraxerat.
Defloratos taceo virginum flosculos, quosdam etiam immaturos; prostratam
sileo matronarum pudicitiam, sanctuarium profanatum, sacrificii ministros,
inter sacra, in sacris institis a cornu altaris protractos, sacerrimi foedatam
religionem temporis, immo Reginae coelorum irreverentissime calcatam
reverentiam, cuius tamquam in ignominiam, sacro Assumptionis die,
tarn exsecrabile flagitium sacrilega non horruit impietas! Quam ob causam
idem sceleris auctor in exsilium est a Casimiro actus; non iniuria igitur
severiorem eius indignationem trepidare debuit, cuius maiestatem ausu
tarn temerario impegit. Quia tamen ad piisimum Casimiri numen supplex
confugit, desperatae licet veniae successus illi non defuit. Non solum enim
temeritatis indultionem; sed et consolatricis beneficium gratiae apud sacrum
principis oraculum assequitur. A principali namque serenitate missus
palatii princeps, Nicolaus ille famosissimus, et filium regis, quod cunctis
videbatur Orientalibus impossibile, cum omnibus Pannoniorum pompis ac
potestatibus potenter eradicat et exsulem regno restituit. Sic manus huic
eadem
... vulnus opemque tulit.
Unde cuncta Orientalium regna tantus horror concussit, ut omnes ad
Casimiri nutum plus, quam tremuli folium, contremiscerent.
MPH. T. II. P. 412-414.
Liber IV, с 16
[•••] Allegant, per ipsum omne huius regni decus pessumdatum, omne
decoris firmamentum enervatum; asserunt regis Pannoniorum foedere
soluto, prorsus huius regni securitatem exspirasse; aiunt, Galiciensis hostis
93

restitutione, omnen Lechitarum gloriam declinasse, quem potius deceret
patibulo suffigi, quam regno sublimari. [...]
Duabus etenim ab oriente accitis aquilis, edaces arcet vultures Casimirus
et corvos abigit perfidiae. Audito siquidem, Casimirum revixisse, immo
cum duce Laodimiriae Romano et principe Belsiae Wsewlodo cominus
imminere, noctis compendio fugam ineunt Mesconidae. [...]
Ingeniosus ille artis magister e basilica, in quam sese tremebundus
coniecerat, semivivus protrahitur; aquilarum aviditati exponitur, quarum
ungibus in Russiam inde in Pannoniam per miseras exilii vices defertur. [...]
MPH. T. II. P. 415-418.
Liber IV, с 19
Compos itaque regni Casimirus, certus amicorum sed incertus
amicitiarum, Geticos magnanimiter sudores aggreditur. Quorum contiguis
pernimium afflictis et per creberrima vix adactis proelia, in Pollexianorum
cervicosam feritatem animosius accingitur, nullius hactenus bello vel
virtute attentatam. Glorioso enim visum est Casimiro inglorium, paterna
videri gloria contentum. Sunt autem Pollexiani Getarum seu Prussorum
genus, gens atrocissima, omni ferarum immanitate truculentior, propter
vastissimas solitudinum intercapedines, propter concretissimas nemorum
densitates, propter bituminata inaccessibilis palustria. Horum quia latrunculos
quidam Ruthenorum, Drohicinensis princeps, fovere clanculo consuverat,
primos indignationis excipit aculeos. Urbi siquidem, quae sui caput est
principatus, quam Drohiczin vocant, inclusus, obsidionum perurgetur
angustiis, non tam deditionis legibus accedere, quam perpetuae
servitude conditioni subesse. Ilia subinde incommeabili eremi vastitate,
trium naturalium dierum cursu citatissimo vix emensa, iubet quarto antelu-
cano catholicus princeps omnem exercitum Salutaris Hostiae ante omnia
sacramento confoveri, sacri ministro sacrificii, viro reverendissimo, Plocen-
sium antistite. Decebat enim contra Saladinistas, contra sacrae professio-
nis hostes, contra spurcissimos idolatras pugnaturos, plus in armis fidei
confidere, quam in materialis armaturae fiducia. Itaque intrepidi proelium
quaerunt, diu quaesitum nusquam reperiunt, cunctis hostium in delubris ac
speluncis delitescentibus, non tam timoris pusillanimitate, quam cautelae
industria. Sunt enim in arcto exercitatissimi, sed in piano nulli, plus arte,
quam viribus, plus audaces temeritate, quam animi virtute. Quibus non
repertis, ne nihil agere viderentur, operosiorem populationi dant operam
Lechitae; fana, burgos, pagos, celsas aedium fabricas, cum spicariis horrea
flammis involvunt: quia municipiorum nullus apud illos usus, eosdem
enim urbium habent muros, quos et ferae. Horum princeps Pollexius dolo
ad Casimirum accedit, victum se fatetur, misereri suorum postulat, famu-
litio suscipi obsecrat tributaria sese obsequela obstringit; in fidei pignus
aliquot vades seu obsides exhibet, plures exhibiturum pollicetur. Exercitus
obsidum securitate solvuntur. Pollexiani interim, prostrato nemore, omnem
remeatum praecludunt; pactioni renunciant. Aiunt, obsidum salutem non
debere impedimentum libertati inferre, satiusque esse filiorum vita defungi,
quam patrum libertate destitui; quos profecto mors honestior honestio-
94

ribus est invectura natalibus. Est enim omnium Getarum communis
dementia, exutas corporibus animas nascituris denuo infundi corporibus,
quasdam etiam brutorum assumptione corporum brutescere; quos instantis
quoque facti subtilitas a brutorum ruditate non secernit. [...]
MPH. T. II P. 421-423.
Liber IV, с 23
[...] Adest parvulorum subsidio ducis de Wladimiria Romani pia mise-
ratio, non cum parva Ruthenorum numerositate. Meminit namque idem
Romanus, quanta erga se Casimiri fuerint beneficia, apud quern paene
a cunabulis educatus, eodemque, quo fungitur, ab eo principatu est insti-
tutus. Sciebat etiam, illis excisis, suae radici securim imminere, hinc a
Mescone, si vicerit, illinc a principe de Kiow, cuius filiam repudiaverat. [...]
Hie Mesconides Boleslaus cuspide transfossus exspirat; hie inclitorum
gloria prosternitur; hie Mesconem quidam gregarius miles vulnerat, quern
quum occidere vellet, ille detecta casside, se esse principem exclamat:
quo ille cognito veniam imprudentiae petit, eumque ab aliorum impetu
conservans proelium declinare facit. Sed et dux Romanus non sine magna
suorum caede, plurimorum destitutus auxiliis, non paucis nee levibus
saucius vulneribus, turn angustia vulnerum turn desperatione victoriae
cogitur divertere. Nam in principio congressus suorum pars maxima
Ruthenorum terga fugae dederat; quod parti puerorum victoriae ademit trium-
phum. Quorum perplurimi non proelio intendunt, sed Ruthenos ineectantur
fugientes, quidam aviditate praedae, quidam indignationis animositate. [...]
Quern pontifex noctis per opaca impigre consequitur; consecutum revo-
care studet, ne forte senex Mesco ad maiorem iniuriam in ira magis incan-
descat, et viribus instauratis vel per se vel per Vladislaum regni caput
occupet. Cui Romanus: Sane pater carissime! sed gemina me, ut vides,
compedit debilitas: una in me ipso corporis ob vulnera; altera in meis ob
militiae carentiam, quae partim proelio corruit, partim fuga disparuit.
Turn praesul: quid ergo consulis? Cui ille: tuam non latet prudentiam
prudentia serpentis, quae maxima est in capitis custodia Caput igitur,
caput et custodiri et defendi convenit, donee nostrorum livor vulnerum
detumescat. [...]
MPH. T. II. P. 433-435.
Liber IV, с 24
[...]Ex quibus illud iinum ad gloriae cumulum sufficit, quod super
omnes Russiae principes, licet adhuc adolescentulus, quasi quidam sol
enituit. Eo namque tempore in fata concesserat dux Galiciae Władimir,
herede nullo relicto legitimo. Unde Russiae principes, quidam vi, quidam
arte, nonnulli utroque modo vacantem student rapere principatum. Inter
quos dux Romanus, quanto loco vicinior, tanto spe proximior, et tunc
ambitu solertior. Sed quia sese viribus aliis videt disparem, duci Lestconi
obnixe supplicat, ut eum perpetuo sibi famulatu obliget, ut eius obsequio
cunctis Ruthenorum principibus ac Parthorum per ipsum partibus imperet,
95

dummodo ipsum non principem Galiciae sed procuratorem ibi suum
constituat; alioquin indubitatum sibi hostem imminere non ambigat,
quicumque aliorum illic sedem sibi fixerit. Sed frivola visa est quibusdam
eius petitio, tum quia tutum non est parem creare de famulo, turn quia
res magna, res utilis, longe utilius per se possidetur, quam alteri substi-
tuitur; nee nisi raro extraneum extraneo individui vinculum foederis
astrinxit. Quia qui causa utilitatis assumitur, tamdiu placebit, quam diu
utilis erit. Ceterum alii: "Duo, inquiunt, probant, nee nostro principi
nee nobis esse Romanum extraneum. Nam quo pacto extraneus dici
potest, cum quo secundo consanguinitatis gradu reperitur. Qua, obsecro,
ratione de hoc viro ambigi potest, qui huius reipublicae semper coa-
diutor et quasi quidam paedagogus exstiterit. Nam quid aliud docet
tempore regis summi Casimiri examinatissima in omnibus suae
fidei constantia? quid diligentissima obsequiorum studia? quid nunc tandem,
ob nostram suscepta necessitatem, cruda ipsius loquuntur vulnera? Horren-
dum certe nefas est, vel in consanguineo pietate destitui, vel mutui debitum
proximo non redhiberi". Igitur confluunt cohortes, conflantur acies,
moventur contra Galiciam castra. [...]
Necdum Russiae limites attigerant, quum Galiciae primi pronis illi
cervicibus occurrunt omne obsequium, omnem clientelam, omnem suorum
omnium subiectionem ac fidelitatis perpetuitatem cum omni satisdatione
pollicentur; ipsum regem, ipsum suae salutis praesidium et optant et
eligunt. ...] "Eligere, inquiunt, dignetur vestrae discretionis dignatio,
in vestri persona nobis imperare velitis, an in substituta? Nihil enim aliud
quaerimus, quam ut vestri gloria nominis invocetur super nos; quia non
possumus ferre nostrae terrae principum fastus, seditiones, invidiam".
Haec illi, sed in dolo, ut quasi securos et incautos occuparent; nam dolum
subesse, mox ipsa res prodidit. Prima siquidem ipsorum oppida non dedi-
tione supplicant, sed rebellione contumacius resistunt. Quibus tandem
contritis et subactis, Galiciam obsidionibus vallare proponunt; sed arenae
instar hostium ibi numerositatem conglobatam et glomeratam invenerunt.
Quibus dux Lestco iuberi per suos iubet, ut mox finibus excedant Galiciae
aut proelium praestolentur. Qui responderunt: proelium, proelium in
instanti! Sed haec illorum atrocitas vapor fuit ad modicum parens. Nam
ubi primum ferreae Polonorum effulserunt acies, tota illius multitudinis
animositas penitus contabuit, nee ulla proelii apud illos tneditatio, sed
fuga, fuga in instanti. Belli tamen dilationem, pacis deliberandae praetextu,
postulant et impetrant. Quibus deliberatione suspensis, Galicienses pronius
quam prius, ad scabellum ducis Lestconis prosternuntur. Nee iam ficto,
sed summae devotionis votis principem sibi creari efflagitant; quia suorum
principum vires, in quorum infinitate fixerant fiduciam, penitus emarcuisse
conspiciunt: et quern e vicino plus quam fulgur horruerant, ducem Romanum
suscipere coguntur. Noverant enim hominis astutissimi super omnes inge-
niosam tyrannidem, qui tam atrocitatis impetu, quam ambitionis studio
nemini suorum parcere novisset. Angustiae illis undique, nam rebellandi
nulla spes, omnibus paene suorum subsidiis, noctis beneficio dilapsis.
Hinc huius cruentissima tyrannide terrentur; quia nemo prudens horrendis
leonis rictibus se impingit. Quid ergo? preces precibus accumulant, argenti,
auri talenta innumera, gemmas, vasa et vestes generis exquisitissimi, omne
96

sericorum, omne praestantissimarum genus rerum offerunt et propensius
illaturos pollicentur, ne Romani iugo subesse compellantur; cuiuslibet
conditionis obsequium omne, tributorum perpetuitatem compromittunt
dummodo huius declinent imperium. Quid enim de acerba uva nisi stupor,
quid de malo speraveris, cuius succum tot virulentis expertus es deliciis.
Sed in alium declinandi nulla facultas, omnium Lechitarum in Romano
fixa sententia. Omnibus itaque Ruthenorum primis ac praecipuis omnino
renitentibus, Romanus princeps Galiciae per ducem Lestconem instituitur.
Quod beneficii qua tandem gratiarum devotione Polonis rependere studuit,
suo loco docebitur. Nam formam fidelitatis erga omnes pari coluit perfidia;
in suos maxime crudelis ac truculentus. Vix enim dux Lestco pedem cum
suis dimoverat, quum Galiciensium satrapas et eubagionum florentissimos,
incautos occupat ac trucidat; quosdam vivos terrae infodit, quosdam
membratim discerpit, alios excoriat, multos quasi signum, ad sagittam
figit, nonnullos prius exenterat, quam interimit. Omne supplicii genus in
suis experitur, grassantior civibus hostis factus, quam hostibus. Nam
quos pałam apprehendere non potuit, paene cunctis ad alias provincias
metu dilapsis; donis, blandimentis et quibus plurimum viguit ingeniis
revocat, amplectitur, honorat, sublimat. Mox quibusdam insimulando
figmentis, immeritos praecipitat; praecipitatos tormentis iubet inexcogitatis
interire: sive ut fortunas interemptorum eripiat, sive ut finitimis terrorem
incutiat, sive ut potentioribus de medio sublatis securius imperet. Unde
sollenne illi erat qua i proverbium: melle securius uti apum non posse,
nisi penitus oppresso, non rarefacto, examine; nee sapere species nisi
creberrime pilo contusas. Aliorum ergo adversitate, immo sua prosperitate
brevi crevit in immensum, ut omnibus paene Russiae provinciis ac principibus
potentissime imperaret.
MPH. T. II P. 437-441.
ПЕРЕВОД
Книга I, глава 17
[Излагается легендарная история Попеля. Лешек выделяет
королевства, княжества и графства своим двадцати
сыновьям.]
Помпилия1 по праву первородства назначил королем над всеми,
и его воле подчинилась не только монархия Славия2, но и
соседние империи.
[Об уважении братьев к ПопелюА
Книга II, глава 12
Матвей: Опасаюсь я, что не смогу постичь [умом] деяний
Болеслава, перед которыми и немой становится красноречивым, а
красноречие славнейших немеет . Ибо все его богатство возрастало
из духовных дарований и блистало доблестью оружия. С помощью
этих [достоинств], подчинив своему влиянию Селевкию, Поморье,
Пруссию, Русь2, Моравию, Богемию , оставил их [Болеслав] для
7. Зак. 231
97

своих потомков данниками; город Прагу сделал второй столицей
своего королевства. Подчинил своей власти гуннов или венгров4,
хорватов и сильный народ мардов5. Даже неукротимых саксов
так укротил, что на реке Сала поставил железный столп6, как
бы некую мету, ограничив пределы своей империи с запада. А на
востоке оставил другую мету на Золотых воротах Киева, когда,
захватив город, частыми ударами меча высек на Золотых
воротах знак зависимости7. Поставил там королем какого-то своего
родственника, причем самого короля русских он одолел даже не
в сражении, а лишь повергнув в жалкий страх. Ведь тому
сообщили, что Болеслав угрожает, когда он забавлялся рыбной
ловлей, тот бросил удочку и королевство со словами: "Мы попались
на удочку тому, кто не учился ловить сомов". Едва произнес эти
слова, как тут же со страхом обратился в бегство, будучи более
удачливым в бегстве, чем в боевой схватке. Когда же Болеслав
после долгожданного триумфа над врагами возвращался, а войско
его было почти распущено, этот самый беглец тайно напал на него
с тыла, собрав мощное войско, рассчитывая или неожиданно
напасть на него из засады, или обрушиться открыто, [покорив]
многочисленностью войска. Как только они показались, [Болеслав]
сказал грозно: "Друзья, этих прогонит от лагеря даже пыль,
поднятая копытами скота; эти ничтожные лентяи еще до смерти
валятся [на землю], еще до нападения покоряются. Следует вырвать
летучее жало мух, ибо [в борьбе] против трусливых бременем
оборачивается бездействие, а трусость — позором. Пусть вас не пугает
войско, увеличенное за счет всякого сброда, для немногих и путь
свободнее, и смелость очевиднее; побеждающее большинство не намного
славнее побежденного меньшинства. Так, поскольку с поклажей никто
легко не выплывает, следует отбросить груз добычи. Право же,
приятнее похваляться славой победы, чем тяготиться разбойничьей наживой".
Те ему [ответили]: "Для жаждущей души даже сама быстрота —
промедление; у кого есть время, пусть считают головы вражеских
легионов, наши мечи между тем малость посчитают срезанные головы
[воинов]!" Они врываются в сомкнутые ряды, скашивают
мечами железные маковки; ненасытная львиная ярость не насыщается
до тех пор, пока не катится последний труп, пока не
загустевает река Буг от крови. Спустя некоторое время Болеслав снова
решает напасть враждебно на Русь, а русский [король] — на
Польшу, и, разделенные рекой, которая означала границу и того
и другого королевства, они ставят лагери друг против друга.
Когда сей варвар, нерасчетливо презрев войско поляков за
малочисленность, пересчитал огромное число своих, то
преисполнился тщеславным чувством собственного превосходства и
возомнил, что никто не может с ним тягаться, в хвастливом безумии
чванливо обратился к Болеславу: "Кабан, попавший в засаду,
свинья, застигнутая в грязной луже, мечется в наших сетях,
значит, нужно ее употребить для натаскивания наших щенков и
позабавиться этим зрелищем". Тот ему отвечает: "Напрасно муж
возвеличивается в надменности и, подобно дикому осленку, считает
98

себя вольно рожденным8, называя меня кабаном и свиньей. И
не ошибается он: ведь этот необыкновенный зверь его, возможно,
сожрет; свинья, это плодовитейшее сильное животное, с божьей
помощью так разделается с собаками, что упьется их кровью.
Но я думаю, нужно сражаться не словами, а оружием"9. Между
тем пока слуги и той и другой стороны обмениваются
оскорблениями, раздражают друг друга взаимными обидами, польские солдаты
врываются во вражеский лагерь и одних убивают, других
вынуждают броситься врассыпную. Узнав об этом, Болеслав выстраивает
боевые ряды, снимает лагерь и, приказав страшно шуметь и
кричать, сечет врагов и одерживает триумфальную победу. Короля,
схваченного с лучшими людьми, ведут на веревке, словно свору
собак, и по заслугам, ведь сам повелитель их назвал
щенками. Но не по душе это было славному победителю. "Низко, — сказал
он, — ликовать над унижением [другого], потому что судьба ничего
не простит тебе из того, что не простила из-за тебя другому".
Книга II, глава 14
[В главе речь идет о возвращении Казимира
Восстановителя на родину и о его войне с правителем Мазовии
Мецлавом. ]
Когда же все эти войска были разбиты Казимиром, [Мецлав]1
вновь восстанавливает немалые силы: принимает четыре отряда
поморян, столько же гетов и большую помощь от даков и русских2,
которых не может удержать никакая случайность, никакая трудность;
[прибывают они] не для того, чтобы помочь союзнику, а [желая]
утолить польской кровью яростную ненависть и снедавшую их старинную
зависть. Однако, поскольку чаяния людей часто далеки от исполнения и
лук не всегда поражает ту цель, которой он угрожал,
дела их оборачиваются иначе, чем они надеялись. Ибо наш
единорог развевает всех, как легкий пепел от пакли, Казимир
закручивает всех в вихре смерти, словно молниеносная буря. Этот же
честолюбивый князь бежит к гетам, где добивается наивысшей должности [где
его возвеличивают высшей степенью достоинства]. Однако геты,
удрученные гибелью множества своих, возлагают [за все] вину на него,
мстят ему за убийство всех, наконец, после многих мучений,
прибивают его к высоченной виселице со словами: "Ты домогался высокого,
получай высокое!" — чтобы умирающему хватило столь горячо
желаемой высоты3.
Книга II, глава 18
Матвей: До такой степени преходящей казалась Болеславу слава
накопленных богатств, что ничего в них он приятного не видел, кроме
возможности их раздаривать. Говорил, что самой мощной их охраной
будет пробитый мешок, и тот недостоин княжеского звания, кто
предпочитает быть мошной, а не князем1. Поэтому, храбро вторгшись в
пределы Руси, счел недостойным захватывать богатства,
довольствовался лишь триумфом победы, обновив мечом намеченные прадедом знаки

подданства на воротах Киева. После подавления бунта поставил [в Киеве]
королем кого-то избранного своей властью. Тот, чтобы выглядеть более
славным перед своими, просит короля Болеслава выйти к нему
навстречу и в знак уважения обнять его, тогда за каждый шаг [Болеслав]
получит по таланту золота. Болеслав был оскорблен тем, что
от него домогаются того, что не соответствует королевскому
достоинству; ведь нелепым кажется величие соблазнять выгодой,
[а] еще нелепее милость ценить как товар. Побежденный
просьбами, но не ценой, [Болеслав] торжественно обещает так
поступить и являет знак милости подошедшему. Как ты думаешь,
какой? [Болеслав] хватает приближающегося короля за бороду и
неоднократно дергает, словно [хочет] вырвать: "Вот трясется эта
ужасная голова, перед которой вы должны трепетать". И,
дергая все сильнее, приговаривает:
Вот тот муж, кого милостью мы почитаем2.
[Далее следует рассказ о войнах Болеслава с венграми,
чехами и поморянами.]
Между тем пока король долгое время пребывал то у русских3,
то чуть ли не в заполовецких краях, рабы склонили жен и дочерей
своих хозяев к [удовлетворению] своих желаний; одни [из женщин]
истомленные ожиданием мужей, другие обманутые отчаянием, третьи
силой были вовлечены в объятия слуг.
[О наказании коварных рабов и неверных жен.]
Книга III, глава 20
[О вмешательстве Болеслава в дела Чешского королевства и
ненависти, возникшей из-за этого к нему у немцев.]
И уже почти все соседние королевства подчинил своей власти.
И даже соседей либо светлейшей милостью, либо беспрекословным
уважением покорил так, что едва [их слуха] касалось имя Болеслава,
как они чтили его как божество. Были, однако, и шумные вздохи,
молчаливые, но красноречивые рыдания, поскольку многие не
принимали ига зависимости. Из таких особенно нетерпим к чужой удаче
был русский князь Владарий1. Он встречается с каждым в
отдельности, подстрекает всех вместе, всем настоятельно напоминает о
благородном происхождении. Наставляет, сколь бесславно прозвище
"Рабством заклейменный", добавив, что менее несчастен
родившийся рабом, чем им ставший: поскольку первое — жестокость судьбы,
второе — результат малодушия, в которое любой легко "впадает",
но с трудом "выбирается", намного почетнее скорая смерть, чем долгое,
жалкое существование. Так пусть выбирают, что следует перерезать —
веревку или горло. Итак, [пользуясь] тем, что Болеслав занят,
ищут случая отступить от него, все единодушно переходят на
другую сторону, все тайно злоумышляют против него и тянутся
погасить славу Болеслава, подобно общему пожару. Но известно,
что от ветра пламя лишь больше разгорается, а не гаснет. Так,
ствол несокрушимого дуба, на который отовсюду сыплются удары,
100

не только не содрогается, но даже и не колеблется. Однако
[Болеслав] посоветовался с сенатом, силой ли этому злу следует
противодействовать, либо какой хитростью и с чего прежде
всего надо начинать? Пока все советуются, что нужно делать,
некий знатный муж, [князь]2 древнего рода3, близкий достоинством
к князю4, муж благородного великодушия, столь же энергичный в
действии, сколь и находчивый разумом, наиславнейший Петр Вло-
стид5, узел сомнения не рубит, не разрывает, а спасительным
образом развязывает. Не лишено мудрости, говорит, сказанное
мудрецом: "Премудрость на улицах взывает"6. Легче человеку познать
путь предвидения, если прежде он познает самого себя. Разве не есть
в человеке две [сути], а именно: душа и тело. Зачем же душа?
Для разумного усердия. Зачем же тело? Чтобы служить носителем
[повозкой] добродетелей. Отними одно или другое, убьешь человека7.
Того же, кто стремится [достичь чего-либо] единственно напряжением
[физических] сил либо только изобретательной хитростью,
пренебрегая [физической] силой, я считаю не просто слабым, а вовсе никаким.
Мало одного крыла для полета, бесполезно в парной упряжке одно
колесо без прочих. Не стоит заниматься веточками, пока крепок ствол,
это столь же легко, сколь и мало полезно. К самому корню следует
приложить секиру8, надо начинать с самой головы восстания. Когда
иссохнет источник, быстрее исчезнут ручейки. Самого же Владария,
самого раньше всех надо захватить. И хотя неисполнимым кажется
наше трудное решение, ибо в дверях Болеслава раздается львиное
рычание (многие из наших были уже подкуплены его дарами), нужно
надеяться на успешный исход даже в трудных обстоятельствах.
Не только тропинку, не только путь изыскивает доблесть в
бездорожье, перед храбрейшими повсюду расстилается королевский тракт.
Предпочитаю, чтобы у нас не было успеха, чем не было возможности
испытать мужество. Для доблести даже добровольно отправиться
на смерть, прекрасно.
Затем в сопровождении небольшого, но отборного отряда он
отправляется на Русь; притворяется перебежчиком, говорит, что не
может переносить грубости князя, жалуется, что принужден [к
этому] обидами, уверяет, что для храброго мужа слаще беды изгнания,
чем домашняя роскошь. Радуется Владарий, что заполучил столь
могущественного мужа, радуются и его люди, что к ним, будто
божественной волей, послан такой товарищ в союзники: "Пропал,
говорят, Болеслав, пропали лехиты"9. А поскольку достоинством вождя
считается скрывать "задуманное"10, Петр до [начала] дела никому
из своих не говорит ни слова; а когда они допытываются у него
о причинах изгнания, отвечает: "И плод безжизнен, и замысел
бессмыслен", если на свет раньше появляется.
Птица на нежных крылах с трудом и с опаской взлетает;
[Ну так] зачем же, [скажи], Икаров мне путь повторять?11
[Так] одновременно и к делу приступает и замысел открывает.
Внезапно во время трапезы пира хватает Владария, за волосы
вытаскивает из-за стола, валит на землю и распростертого связывает,
101

а связанного уносит12, словно орел петуха, перерезав многих
цыплят и [отправив] их вместо материнских объятий к теням Орка.
[Так, жертвуя собой, Петр добывает спокойствие для
отчизны \]
Книга III, глава 22
[Глава начинается рассуждением о том, что лучше поздно
познать хитрость и коварство, чем никогда.]
Так, сын этого Владария1, бережливый по отношению к себе,
и к отцу щедрый, все личное имущество и сокровища казны отдает
в выкуп за отца3, ставя веру4 выше благочестия, а благочестие
выше богатства. И глубоко пораженный отцовской раной измышляет
хитрость, как лекарство от горя, поскольку не может залечить
[рану] открытой местью сильнейшему врагу. Некоего паннонца ,
знатного родом и достоинством, искушает обещаниями, дарами
заманивает, золотом улещает, подговаривает его точно так же притвориться
перебежчиком. Тот искусно сочиняет ложные, но правдоподобные
причины изгнания, особенно выделяя среди прочих ту, будто он всегда был
наипреданнейшим помощником этому государству и либо старался
ослабить козни своего народа, либо учил, как уклониться от них.
Добавляет, что его соперники его оклеветали, и в результате их лживых
и враждебных свидетельств о государственной измене на него пал
смертельный приговор,, [и] он предпочитает отвратить незаслуженное зло,
нежели на невинную голову возложить незаслуженную вину.
Прибавляет, что намеревается Паннонию подчинить власти Польши6. Итак,
Болеслав принимает его в славном городе Вислице7 не как
перебежчика, а как исконного гражданина государства, назначает его
префектом8 города.
[Далее Кадлубек горестно сетует на то, что волк
становится сторожем в овчарне.]
Между тем, воспользовавшись отсутствием князя, тайно
призывает Владарида, велит спешить, чтобы задержка не навлекала на него
опасности. Извещает, что у ворот угрожают враги. Издав
княжеский приказ, повелевает [считать] всякого, кто уйдет за
пределы города, государственным преступником, [а] все имущество его
будет передано в казну: спокойствие города и народа
надлежит защищать всем. А потом львам с окровавленными клыками
отдает запертые в стенах легионы, бросает в жертву
отвратительнейшим желаниям разбойников; стыдно вспомнить, кровью
скольких [жертв] и сколь бесчеловечно опьянялось гнусное
варварство9. Внезапно Владарид, ярость которого не только не
насытилась, но еще более распалилась от такого обилия кровавых
убийств, возвращается [домой]. Этого же отца предательства,
сына погибели, питомца вероломства вначале почитает высочайшими
из существующих даров, опьяняет пышными милостями,
заключает в объятия, назначает на самые высшие должности. Однако,
пока предатель не подозревает ничего дурного, дабы нежданное
копье поразило глубже, а с высокой ступени падать было бы
102

страшнее, почти в тот же момент, что и возвысил, низвергает,
и низвергнутого лишает зрения, вырывает язык и оскопляет,
говоря: "...пусть не будет [потомства] у змеи, пусть у вероломного
чудовища не родится чудовище более пагубное"10.
Книга III, глава 23
[Кадлубек приводит примеры из античной истории,
свидетельствующие о жалком жребии клятвопреступников.]
Казалось, Владарид отомстил за души погибших, поскольку,
свершив казнь над самым жестоким из предателей Польши, мог до
некоторой степени смягчить гнев Болеслава. Но тот все же всю свою
беспощадную отвагу направляет на великое мщение.
Книга III, глава 24
Матвей: Поскольку [Болеслав] вообще никогда не сносил обид,
он осуществил немедленное возмездие Владариду, и не уловкой, не
хитростью, а [совершив] справедливый молниеносный набег,
яростнее вепря вторгся на Русь прямо к самому врагу1. Однако тот [враг],
осознавая свою нечистую совесть, благодаря какой-то внезапной
метаморфозе обращается в серну, бросается в лесную чащу, прячется
в звериных ущельях и чащах. Не найдя его Болеслаиды, еще более
ожесточаются, неистовствуют среди брошенного стада свирепее, чем
львы, чем тигрицы, лишенные детеныша, и нет милости ни к самим
вождям стада, ни к беременным [женщинам], ни к детям, так ищут
славы не столько в кровавой [резне], но в полном истреблении всего
стада. И нет пощады ни городам, ни селам, ни пашням, ни деревням,
нет снисхождения ни возрасту, ни полу слабому, ни чину высокому,
и благородное происхождение никого не избавляет от [сей] кровавой
чаши.
[Эта мысль иллюстрируется на примере соперничества
драгоценных камней: опала с рубином, рубина с топазом. ]
Так стократным мнением Болеслав воздал Владариду и Паннонцу,
верному лишь коварству и вероломству, заслуженное наказание.
Книга III, глава 30
[Глава посвящена сыну Болеслава Кривоустого от второго
брака Болеславу IV Кудрявому, его борьбе со старшим
братом Владиславом Изгнанником и распределению земель
между младшими братьями и племянниками. ]
Болеслав1 же предпринимал необыкновенные усилия для
завоевания провинций гетов, которые, как известно, враги не только
[телам] людей, но и душам2. И наконец, с трудом после многих
решительных сражений покорив некоторых из них, решил огласить
следующий эдикт: тому, кто изберет религию по христианскому
обряду, даруется абсолютная свобода, и тот не потерпит никакого ни
личного, ни материального ущерба, кто же не отвергнет нечестиво-
103

го обычая предков, без промедления будет подвергнут тяжкому
смертному наказанию. Но подобно легкому дыму было их решение,
чем более к ней [религии] принуждали, тем менее она сохранялась.
Вскоре же лживое притворство отбрасывает их словно лягушат, в
омут вероотступничества, все глубже они погружаются в
непристойную скользкую грязь язычества. И чем медленнее и реже
пресекалось это преступление, тем больший ущерб терпела Польша, ибо
Болеслав счел [для себя] достаточным, если князю воздастся
княжеское, пусть даже богу будет отказано в божеском3. Не следует
никакой искупительной кары за вероотступничество, лишь бы только
сохранялось почтение к регулярным податям. Но тот, кто не боялся
расторгнуть веру спасения и спасительный союз веры, каким обетом
будет он, спрашиваю, сохранять договор вынужденного рабства. Ведь
всякое рабство во вретище плачевно, а в пурпуре еще более достойно
сожаления. Они не только податей не платят, но еще занимают
соседние [земли], захваченное грабят, награбленное растаскивают
словно волки. Тогда случилось, что того вялого и бездеятельного,
которого рвение к богу не подвигнуло, побудил к действию в конце
концов мучительный удар. Итак, собрав воедино огромное множество
опытнейших [воинов, Болеслав] готовился обрушиться на
провинции гетов, не укрепленные никакими приспособлениями, но
недоступные по природному расположению4. У самого входа [в их землю]
есть место, покрытое густыми зарослями, где под зеленью травы
скрывается бездна илистой смолы. Нашлись разведчики и вожди войск,
[которые якобы] отыскали наиболее верный кратчайший путь через это
место5. Они были подкуплены дарами врагов и осведомлены о засаде
на друзей. И вот здесь на узкой тропе один за другим гибнут
первые ряды самых отборных [воинов], потому что с другой стороны
обрушиваются враги; и не только издалека мечут стрелы, как у них
принято в иных случаях, но и [поляков] сжатых, будто виноградным
прессом в давильне, пронзают в упор, ибо они сами напарываются
на острие [мечей], словно вепри, одни в стремлении отомстить, другие
в жажде прийти на помощь, и большая часть гибнет скорее от мощи
собственного натиска, нежели от [вражеской] резни. Некоторых,
придавленных весом оружия, поглощают глубины разверзнувшейся бездны;
другие разрываются на части, [гибнут], запутавшись в сетях
ветвей терновника — всех окутывает мрак скоропостижной гибели6. Так
вооруженное войско погибло по вине искусного предательства! Так
увяла в бессильном сражении доблесть прославленных [воинов];
всякого дара речи недостало бы у красноречивых даже и поверхностно
коснуться, а не только охватить рассказом все, [что касается] их
имен, характеров, благородства, родовитости, достоинств, должностей,
деловитости, старательности, судеб [имущества], ибо многими
рыданиями, разными способами вплоть до сегодняшнего дня горько
оплакивают [их поляки] .
[Далее Кадлубек говорит о том, что военные триумфы
покинули Болеслава и его сыновей. Перечисляет уделы,
выделенные Лешко Болеславичу и полученные Казимиром. Сообщает
о смерти Болеслава Кудрявого.]
104

Книга IV, глава 2
[Начиная повествование о длительной борьбе Казимира
Справедливого со старшим братом Мешко Старым за
власть в Краковском уделе, Кадлубек сообщает, что Мешко
Старый жил благополучно, не испытывал ни в чем
недостатка, был счастлив в своем потомстве. ]
Князь Богемии Собеслав — его [Мешко]1 зять2, князь Саксонии
Бернхард — его зять3, князь Лотарингии Фридерик, внук
императора — его зять4, маркграф сын Деды — его зять5, князь Поморья Богу-
слав — его зять , сын этого же князя (Богуслав И)7 — его зять,
князь Галиции — тесть его сына8, князь Поморья — тесть другого
[сына]9, князь Ругии — тесть третьего10. Некоторые же сыновья
умерли неженатыми. Вот имена его сыновей: Одон11, Стефан12,
Болеслав13, Мешко14, Владислав15, двух из них, а именно: Одона и
Стефана, он [Мешко] имел от дочери венгерского короля16,
остальных — от дочери русского короля17.
[Далее речь идет о конфликте Мешко с епископом
краковским Гедко.]
Книга IV, глава 8
[В главе повествуется о подчинении Казимиру всех польских
провинций. ]
Но приказывает [Казимир] захватить и некоторые русские
провинции1: Перемышль2 с прилежащими городами, Владимир целиком со
всем княжеством3, Берестье4 со всем населением своих [городов] и
Дрогичин5 со всем, что к нему относится.
[Об освобождении Казимиром подданных от поборов,
дани и податей.]
Книга IV, глава 14
[Глава начинается похвалой деятельному Казимиру. Как
только на время прерывается его спор с Мешко Старым,
он немедленно обращается к внешним соперникам. ]
Вторгшись на Русь, [Казимир] нападает прежде всего на город
Берестье1, надежно укрепленный как воинами, так и искусными
сооружениями и самим местом расположения, и осаждает его со всех
сторон. Ибо решил вернуть его [город] первородному сыну своей
сестры, по ошибке отвергнутому братьями, из-за того, что мать по
причинам скрытой ненависти наклеветала, будто он [ей] не сын,
а был подложен, [когда] не было надежды на потомство2. Это
обстоятельство, однако, хотя и не производилось расследование
истины, многим показалось порочащим ее имя. Посему горожане,
считая недостойным, чтобы какой-то незаконнорожденный [отпрыск]
главенствовал над другими князьями3, решительно взбунтовались,
более всего возмущались вожди войска.
105

[ Обвинения падают на воеводу Николая. ]
Тем временем прилетает один из легковооруженных [воинов]
и не только сообщает о приближении немалых вражеских полчищ,
а уже и пальцем указывает. А на помощь городу подходит князь
Всеволод4 Белзский5 с князьями владимирскими6, с галицкими
мужами7, с отборными наемными войсками, с тысячами партов8.
[Далее следует описание битвы.]
Тогда лишь, когда слышится шум решающего сражения [этой]
долгой войны, спешат друг за другом Казимириды, оплакивая
звезду своей славы как уже угасшую. Но, завидя знамя орла
победителя9, прорываются сквозь горы трупов, чтобы поздравить [друг
друга], и тем больше торжествуют победу, чем явственные
обнаруживается триумф их князя, так что даже из стольких тысяч
неприятелей только один князь [Rex] едва спасся благодаря
быстроте своего коня. Всех [прочих] или поглотил сытый кровью
меч, или обратившихся в бегство скрыл в волнах поднявшийся
[водный] поток, смирившихся победитель увел в неволю, взял в
рабство. [Все это случилось] по предсказанию их прорицателя
[авгура], у которого за день до битвы спросили, каков будет
исход сражения, [тот] предрек [им], испытывающим природу, что
печальным будет исход этого знамения. Они же посчитали это
предсказание относящимся к врагам, а не к себе и подвергли
себя опасности, без сомнения, это пророчество было таким же
коварным, как и то, о котором вопросил Саул у Самуела, воскрешенного
Пифией: славные израильтяне с военным оружием погибли в горах
Гильбоа10. Так, овладев городом и одержав победу, "сажает" [в нем]
назначенного князя, однако после непродолжительного времени [его]
ставленник умирает, выпив подсыпанный своими яд11. Провинцию
убитого Казимир, рассчитывая на повиновение, отдает брату его,
князю Владимирии Роману12.
Книга IV, глава 15
Щедрый Казимир дает этому (Роману)1 за заслуги также Га-
лицкое королевство2, изгнав тамошнего короля Владимира3; тот
[Владимир] умоляет венгерского короля Белу4 помочь ему
вернуться. Король [Бела] тотчас же не столько из-за сострадания к
изгнаннику, сколько в надежде завладеть королевством прогоняет
поставленного короля [Романа]5, занимает королевство, сажает [там]
своего сына6; изгнанника же, дабы не чинил препятствия, связав,
заключает в Венгрии в темницу. В конце концов [Владимир],
подкупив стражу, совершает тайный побег из темницы и, только
претерпев многочисленные лишения, с опасностью для самой своей
несчастной жизни обретает спасительную гавань там, где опасался мелей.
Откуда болезнь возникла, оттуда рождается и лекарство от нее.
Когда-то он неожиданно нападал с разбойниками на земли Казимиро-
вы и, похитив жен у знатных [мужей], увозил их по праву добычи
в далекие края варваров. Я молчу о погубленных цветах девствен-
106

ности, многие из которых еще не успели созреть. Не говорю о
попранной добродетели матрон, об оскверненных святилищах, о
священнослужителях, оторванных от алтаря во время отправления священного
обряда, об опороченной в святой час вере, ибо безбожник даже не
побоялся оскорбить царицу небес позорным бесчестьем в святой день
Успения7. Вот по этим причинам преступник был изгнан Казимиром.
И следовало бы ему опасаться справедливого гнева того, чье
достоинство столь нагло оскорбил. Но так как он с мольбами
отдается во власть благочестивого Казимира, ему удается
добиться снисхождения, на которое он, казалось, не мог надеяться.
Получает он не только прощение за свое сумасбродство, но и
милостивое благоволение священного оракула8. Посланный по воле
его светлости знаменитый палатин Николай9 выгоняет, хотя это
и казалось всем на Востоке невозможным, сына короля [Белы]
со всей роскошной и могущественной свитой паннонцев, а
изгнанника восстанавливает в королевстве. Так одной и той рукой он
[Казимир] ему [Владимиру]
... помощь и беды принес10.
После этого такой ужас охватил все восточные королевства,
что они, словно дрожащие листья, трепетали под властью Казимира.
Книга IV, глава 16
[Глава начинается рассказом о зависти краковских вельмож
к славе воеводы Николая. Он обвиняется в нарушении
перемирия с венграми.]
Они доказывают, что из-за него [Николая]1 все достоинство
этого королевства унижено, вся основа достоинства подорвана;
уверяют, что после расторжения союза с королем паннонцев2
решительно погибла безопасность этого королевства; говорят, что после
восстановления галицкого врага, которого скорее подобало вздернуть
на дыбу, нежели возвышать на королевство , погасла вся слава ле-
хитов.
[Организуется заговор во главе с краковским каштеляном
Генрихом Кетличем. Несмотря на сопротивление
сторонника Казимира епископа Гедки, заговорщики, пользуясь
отсутствием князя, приглашают в Краков Мешко
Старого*.]
Казимир же, вызвав с востока двух орлов, отгоняет
прожорливых коршунов и разгоняет коварных воронов5. Сторонники Мешко6,
услышав, что Казимир вновь ожил и даже вместе с князем
владимирским Романом и князем белзским Всеволодом прямо угрожает им7,
под покровом ночи обращаются в бегство.
[Казимир быстро овладевает Краковом и расправляется
с противниками. ]
107

Этого изобретательного мастера измены полуживого
вытаскивают из базилики, в которой он прятался в страхе дрожащий, и отдают
ненасытным орлам, в когтях которых он уносится на Русь8, а
оттуда в Венгрию, [разделив] жалкий жребий изгнанника. [...]
Книга IV, глава 19
Итак, Казимир, овладев королевством, верный друзьям, но
неуверенный в дружбе [соседей], смело предпринимает трудный [поход]
на гетов1 и, беспощадно притеснив их соседей, с трудом покорив в
жесточайших сражениях, силой обуздывает несгибаемую звериную
дикость полешан , ничей доблестью и никакой войной до этих пор не
покоренную. Ведь казаться довольствующимся славой отцов
славному Казимиру казалось бесславным. Полешане же — племя
гетов или пруссов, народ жесточайший, ужаснее всякого
свирепого зверя, недоступный из-за необитаемых обширных пущ,
лесных чащоб и смоляных болот. Поскольку же этих разбойников
обычно скрытно поддерживал некий дрогичинский князь на Руси,
то он и получил первые удары ярости3. Запертый в [стенах] города,
который является столицей княжества и называется Дрогичин, [князь
оказался] настолько стеснен бедствиями осады, что не только сдался
по закону, но и принял условия вечного рабства4.После этого [поляки]
едва только быстрым маршем за три дня5 прошли обширные
пустынные пространства, на рассвете четвертого дня князь — [примерный]
католик приказывает всему войску принять святое причастие из рук
почтеннейшего мужа преподобного епископа Плоцка7. Тем, кто
собирается сражаться с саладинистами8, против врагов святой веры,
против нечестивейших язычников, следует больше полагаться на
[идеальное] оружие святой веры, нежели на крепость
вещественного военного снаряжения. Итак, они, успокоенные, ищут сражения
и не могут долгое время найти из-за того, что все враги
попрятались в святилищах и пещерах, скорее из хитрости, чем из
трусости. Ведь в теснинах [пруссы] чрезвычайно ловки, а на
равнине никуда не годны9. Они [более] искусны хитростью, чем
сильны, а храбры скорее от безрассудства. Не найдя их, лехиты,
дабы не казалось, будто они бездействуют, с большим старанием
занялись опустошением святынь, поселков, сел и возведенных
строений, жгли гумна с хлебами: потому что у [полешан] нет никаких
укрепленных городов, а городские стены те же, что и у зверей.
[Главарь их], вождь подляшский, притворно является к
Казимиру, признает себя побежденным и просит пощады для своего
народа, клянется, что готов [Казимиру] служить, связывает себя
данническими обязательствами, предоставляет в доказательство
несколько поручителей или заложников, обещая представить еще
больше. Обезопасив себя заложниками, [Казимир] распускает войско.
Полешане же, завалив просеки, закрывают путь возвращению,
отказываются от договора. Говорят, что спасение заложников не должно
быть препятствием свободе10: лучше уже сыновьям умереть, чем
отцам лишиться свободы, поскольку они благодаря своей достойной
108

смерти вновь оживут в еще более достойных живых существах. Ведь
у всех гетов существует общее заблуждение, заключающееся в том,
что души после разлучения с телом переходят в тела вновь
родившихся [людей], а некоторые даже в тела зверей и становятся
зверями11. Даже и это представление о смерти не отличает их от диких
животных.
[Далее следует сказка о пескарях, наивность которых
сравнивается с глупостью полетай, покоренных Казимиром
после уничтожения целой провинции. Милосердный князь,
убедившись в смирении пруссов и обязав их выплачивать
подати, возвращается на Родину. Заканчивается глава
сообщением о неожиданной кончине Казимира на пиру. ]
Книга IV, глава 23
[В главе продолжается рассказ о междоусобной войне
Метко Старого против несовершеннолетних сыновей
Казимира Справедливого.]
На помощь к малолетним1 со значительным числом русских
приходит [исполненный] милостивого сострадания князь
владимирский Роман2. Ибо Роман помнил, сколько благодеяний сделал ему
Казимир, у которого он почти с колыбели воспитывался, да и на
княжество, котсрым он [Роман] правил, его посадил Казимир.
Знал также, что если они погибнут, то и его корню секира
угрожает: здесь от Мешко, если [тот] победит, там от князя киевского,
с дочерью которого он развелся3.
[Далее описывается сражение на реке Мозгаве4 в Краков-
вской земле. Князь Мешко Старый теряет в бою сына
Болеслава и вскоре сам покидает поле битвы.]
Вот умирает сын Мешко Болеслав5, заколотый стражником, [вот]
слава известных мужей погибает, а вот и [самого] Мешко какой-
то рядовой воин, ранив, хочет убить, но [Мешко], откинув шлем,
восклицает: "Я князь!" Узнав его, [воин] просит за ошибку
прощения и, защищая его от нападения других, помогает покинуть [поле]
боя. Но и князь Роман, потеряв многих своих, лишившись
многих помощников, страдающий от немалых и тяжелых ран,
отчаявшись в победе и снедаемый болью, думает повернуть назад. Ведь
большая часть русских в начале сражения бежала, лишив
малолетних князей победного триумфа. Ибо многие [из войска
поляков] думали не о битве, а преследовали убегающих русских:
кто из-за жажды наживы, кто в пылу негодования.
[На поле битвы смятение. Сообщения о гибели Романа и
победе Мешко вызывают сомнения епископа Пелки, который
высылает некоего монаха разведать истинное положение
вещей. Тот, разузнав, сообщает, что Мешко, удрученный
гибелью сына, вернулся домой.].
Роман ранен, но не смертельно. Епископ [Пелка]6 темной ночью
109

стремительно догоняет [Романа] и, нагнав, старается вернуть назад,
[опасаясь], как бы вдруг Мешко Старый не разгневался пуще
от обиды великой и, восстановив силы, либо сам, либо с помощью
Владиславичей7 не занял столицу княжества. Ему [говорит] Роман:
"Верно, почтеннейший отче, но, как видишь, удручает меня двойное
увечье: с одной стороны рана в моем теле, с другой — потери
моего войска, часть которого в сражении пала, часть бежала".
Тогда епископ: "Что же посоветуешь?" — Тот ему: "Твою мудрость
не затмит и мудрость змеи, которая славится тем, что бережет
голову, столицу же, голову, защищать и сохранять следует, пока
не утихнет боль ран".
[Краков остается в руках малолетних Казимировичей,
опеку над которыми осуществляет их мать вместе
с воеводой Николаем и епископом Пелкой. ]
Книга IV, глава 24
[Глава начинается хвалебными словами в честь
подрастающего сына Казимира Лешка.]
Для наивысшей славы [Лешко] было уже достаточно одного
того только, что, несмотря на свою молодость, он над всеми
русскими князьями воссиял словно солнце. Ведь в то время умер
князь Галиции Владимир1, не оставив ни одного законного
наследника2. Поэтому русские князья кто силой, кто хитростью,
кто и тем и другим способом стремились захватить
освободившееся княжество. Среди них был князь Роман, который, будучи
соседом, имел тем большие надежды [на успех] и, кроме того, был
более ловок, [чем прочие], в интригах3. Однако, понимая, что силы
его другим неравны, настойчиво просит [Роман] князя Лешко
обязать его вечным подданничеством, с тем чтобы благодаря его
покорности он [Лешко] стал господином над всеми русскими
князьями и управлял бы через него землями партов4, пусть только он
его не князем Галиции, а наместником своим назначит. И пусть
не сомневается [Лешко], любой другой, кто укрепится там на
престоле, будет ему угрожать как явный враг. Но некоторым
показалась слишком вольной эта просьба: и потому, что небезопасно из
подчиненного делать себе равного, и потому, что гораздо
полезнее самому обладать чем-либо большим и нужным, нежели
передать другому; и узы союза чужеземца с чужеземцем редко
бывают неразрывны. Потому если кто-то и сходится [с
чужеземцем] ради выгоды, то терпит его лишь до тех пор, пока
выгодно. Другие между тем говорили: "Два доказательства есть тому,
что Роман не чужой ни нашему князю, ни нам. Как можно
назвать чужим того, с кем состоишь во второй степени кровного
родства?5 Так почему же, скажите, надо сомневаться в этом муже,
который всегда был помощником и даже как бы
наставником нашего государства? Что [иное] показал он во время
правления великого короля Казимира, как не испытаннейшее во
всем постоянство и верность , старательнейшее стремление услу-
110

жить? О чем, наконец, говорят жестокие раны, полученные им в
[борьбе] за наше дело? Страшный грех отказать кровному родственнику
в благодеянии или не воздать долг ближнему". Итак, собираются
когорты, составляется строй и войско движется против Галиции.
[Лешек, несмотря на юный возраст, добивается
позволения вести войска в поход.]
Еще не дошли [польские войска] до границ Руси, как галицкая
знать бросается [Лешко] навстречу и склоняет перед ним головы,
обещает ему полное повиновение, полную покорность, подчинение
всех своих людей, вечную верность и всяческую гарантию;
добровольно избирают его королем и защитником своего спокойствия.
"Пусть, говорят, достоинство Вашего суждения удостоит решить,
желаете ли Вы нами повелевать лично или через [Bauierq]
ставленника? Мы же ни о чем другом не просим, как только, чтобы
слава Вашего имени была над нами, ибо не можем выносить
спеси, раздоров и зависти князей земли нашей". Они [говорили]
это с хитростью, дабы захватить [поляков] беззаботных и
беспечных, но вскоре само дело выдало их хитрости. Ибо первые их
города не смиренно сдавались, а сопротивлялись в упорных
сражениях. А когда же [войска Лешко], наконец, разорив и покорив
их, решают осадить Галич, то находят там скопище врагов,
многочисленных как песок. Тогда князь Лешко приказывает своим
передать [галичанам], чтобы они либо немедленно уходили из
пределов Галицкой земли, либо были готовы к сражению. Они
отвечают: "Сражения, сражения, и немедленно!" Но их дерзость
исчезла мгновенно, словно пар. Ведь только "засверкали"
железные ряды поляков, весь пыл многочисленной армии полностью
исчез, не было никакой мысли о бое, только о бегстве,
бегстве немедленном. Однако [они] просят перемирия под предлогом
обдумыванья [условий] мира и. получают согласие. А так как они
[пришлые воины] колебались, то галичане еще ниже, чем прежде,
склоняются к ногам князя Лешко. И уже не притворно клянясь
жизнью, а с исполненными крайнего смирения мольбами просят,
чтобы он назначил им князя, поскольку они видят, что силы их
князей, на многочисленность которых они полагались,
совершенно иссякли. Их заставляют принять князя Романа, которого из
соседей они боятся пуще огня. Потому как им известно коварное
по отношению ко всем тиранство этого хитрейшего человека,
который в приступе ярости и запале тщеславия не щадит никого
из своих. Стеснили их отовсюду беды: нет никакой надежды на
возобновление войны, так как почти все их помощники ночью
бежали, а здесь они трепещут перед жестойчашим тираном, ибо кто
в здравом рассудке полезет в пасть льва? Что делать?! Мольбы
следуют за мольбами, предлагают бесчисленное количество
серебра, золота, драгоценности, вазы, изысканнейшие одежды, шелка
всякие и другие прекрасные вещи, обещая принести более
дорогие подношения, чтобы только не требовалось от них переносить
Романово иго, обещают полное повиновение при любых усло-
111

виях, постоянство в выплате податей, лишь бы уклониться от
его власти. Чего можно ожидать от неспелого винограда, кроме
оскомины, чего можно ожидать от яблока, сок которого
испробован в столь ядовитых яствах? Но нет никакой возможности
склонить к другому, твердое мнение сложилось у всех лехитов о
Романе. И несмотря на сопротивление всей русской знати, князь
Лешко назначает Романа галицким князем8. В своем месте будет
показано, какой благодарностью и какой преданностью он
постарался отплатить полякам за милость9. Ибо по отношению ко всем
видимость дружбы он соблюдал с одинаковым вероломством,
особенно же жесток был к своим. Едва только князь Лешко со своими
удалился, как [Роман] неожиданно хватает галицких сатрапов и
знатнейших бояр10 и казнит: кого в землю живыми закапывает, кого на
части разрывает, с других кожу сдирает, многих делает мишенями
для стрел, некоторым сначала внутренности вырывает, потом убивает.
Испытывает на своих всякого рода казни — став более жестоким
врагом для своих граждан, нежели для врагов. А тех, кого открыто
не мог схватить, потому как почти все в страхе разбежались по
чужим землям, вновь вызывает, [приманив] дарами, лестью и
всякими измышлениями, на которые он был мастер, обнимает,
возвеличивает почестями. Вскоре, придумав какое-либо ложное
обвинение, безвинных свергает и приказывает их замучить
немыслимыми пытками11; либо чтобы имущество у убитых отнять, либо
чтобы нагнать страх на соседей или чтобы, уничтожив наиболее
могущественных, самому властвовать тем безопаснее. Он часто
употреблял присказку: мед удобнее добывать, если пригнетешь
пчелиный рой, а не распустишь его12; трава не пахнет, если ее
не растолочь пестом. Итак, построив на несчастье других свое
счастье, он в короткое время вознесся так высоко, что стал
полновластно управлять почти всеми русскими землями и
князьями13.
КОММЕНТАРИЙ
Книга I, глава 17
1 Латинизированная форма имени Попель.
2 В переводе К. Абгаровича — славянская монархия. Здесь у Винцен-
тия единственное упоминание Славии. Заимствуя Хронику Галла,
Кадлубек опустил описание славянских земель, а термин "Slavia" —
Славия отождествил с понятием Польши — Polonia (Kurbis В.
Kształtowanie sie, pojęć geograficznych... S. 275).
Книга И, глава 12
1 Cicero. Oratio ad Catilinam, II, 6.
2 Для обозначения Руси Кадлубек использовал топоним в форме
Russia, в качестве этнонима по изданию Белёвского
прослеживаются формы Rusciani, Ruizi и в большинстве случаев Rutheni.
112

Ср.: Kętrzyński S. Ze studiów nad Gerwazym z Tilbury... S. 172; Ma-
тузова В. И. Английские средневековые источники. С. 67.
3Кадлубек заимствует Хронику Галла (см. кн. I, гл. 6), амплифи-
цируя его известия.
4 Ср.: Галл. Введение, примеч. 12.
5 У Галла не упоминаются хорваты и марды. Предполагается, что Кад-
лубек спроецировал на времена Храброго историю завоеваний
Александра Македонского, в частности захват мардов в Персии, черпая
сведения у Юстина (Mistrza Wincentego... S. 106, prz. 64).
6 И Галл говорил о "железной мете" — "meta ferrea" (см. кн. I, гл. 6),
и Кадлубек метит границу железной колонной или столбом. В
средневековой Европе был распространен обычай обозначать расстояния
и границы каменными глыбами, столбами и крестами — железо
было слишком дорого (Mistrza Wincentego... S. 106, prz. 65). На Руси
много толкований получил так называемый Тмутараканский камень,
из надписи на котором известно, что он был установлен в XI в.
князем Глебом Святославичем при измерении Керченского пролива.
Обнаружен Борисов камень XII в. на Западной Двине, каменный крест
на реке Мете у Новгорода, Стерженьский крест 1132 г. — на Волге и
др. В Польше знамениты Кониньский каменный столп, установленный
Петром Властовичем, и камень под названием "Монах" (Mnich)
(Рыбаков Б.Л. Русская эпиграфика X—XIV вв. С. 34—72; Łuszczkiewicz W.
Slup drogowy w Koninie. Kraków, 1891. T. IV. S. 27—31, tabl. IX,
X; 1896. T. V. S. 114; Kowalenko W. Przewloką na szlaku
żeglugowym Warta — Goplo — Wisła. S. 96—97; Kurbisówna B. Inskrypcje
(Polska) // SSS. T. II, cz. 2. S. 271—278).
7 Далее повествуется о Киевском походе 1018 г. и сражении на
р. Буг. Ср.: Галл. Кн. I, гл. 7 и 10.
8 Иов 11, 12.
9 Julius Walerius. Res Gestae Alexandri Macedonis. I, 52(43).
Книга II, глава 14
1 Мецлав или Мечислав, согласно Галлу, был чашником (pincerna
et minister) при дворе отца Казимира Мешко II (Галл. Кн. I, гл. 20).
Его имя наводит историков на мысль о возможном искажении
истинного звучания Мечислав — Мешко (Miecisław — Miecław —
Mieszko): в польских источниках оно приобрело форму Маслав
(Masław), в русских — Моислав. Носитель династического имени
Мешко мог быть представителем боковой ветви Пястов, и его
самостоятельная мазовецкая политика вызывала опасение у
претендующего на единовластие Казимира Восстановителя. Хронисты, особенно
Кадлубек, намеренно могли снизить его статус, назвав слугой
(... de sordido famulatii genere — "... из низкого рода прислуги" —
МРН. Т. П. Р. 285) (Urbańczyk S. Miecław (MasTaw). S. 350—356).
В русской летописи он назван князем (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 155;
Шахматов А.А. Разыскание о древнейших русских летописных
сводах. СПб., 1908. С. 281—283).
2 Об участии русских в войне на стороне Мецлава Галл не сообщает
8. Зак. 231
113

(Галл. Кн. I, гл. 20). Кадлубек амплифицирует Хронику Галла,
служащую ему источником, но его дополнения не всегда
достоверны. Известно, что русские пришли на помощь Казимиру. Согласно
договору Казимира и Ярослава Мудрого, скрепленному браками
польского князя с Добронегой и Изяслава с Гертрудой (см.: Галл.
Кн. I, гл. 19, примеч. 2; гл. 23, примеч. 2), русские обязались
оказать помощь в овладении Мазовией. Русская летопись трижды
сообщает о походах Ярослава на мазовшан (1041, 1043 и 1047 гг.)
(ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 154—155). Под 1047 г. сказано: "Ярославъ
иде на Мазовшаны, и победи е и князя ихъ оуби Моиславъ, и покори
я Казимеру" (Там же. Стб. 155), противник был разгромлен, и Мазо-
вия подчинилась государству Пястов (Bieniak J. Państwo Mieclawa.
S. 9—66; Пашуто B.T. Внешняя политика... С. 39—40; Руссоцкий С.
Мазовецкая государственность в период феодальной раздробленности
(XIII—XVI вв.). С. 157).
3 При сравнении с летописными сообщениями рассказ Кадлубка об
убийстве Мецлава пруссами представляется исследователям
фантастичным. См.: Кадлубек. Кн. III, гл. 22, примеч. 10; Mistrza
Wincentego... S. 110. Prz. 81.
Книга II, глава 18
1 Кадлубек порицал погоню за богатством, полагая корысть
первым из грехов. Возможно, его воззрения отвечали все более
распространявшемуся в Польше культу нищенства (Hertel J. Podstawy
społeczne polaka średniowiecznego. S. 58).
2 Изложение ведется по Хронике Галла (Кн. I, гл. 23).
3 Анализируя этот эпизод, М. Плезя предположил, что Кадлубек
описывал здесь поход Болеслава Смелого на Киев не в 1069 г., а в
1076/1077 гг., когда тот оказывал помощь Изяславу Ярославичу
уже по требованию Рима (Plezia М. Dookoła sprawy św. Stanisława
Studium źródło znawcze // Analecta Cracoviensia. Kraków, 1979.
T. 11. S. 251—413). Однако Кадлубек следовал в своем изложении
Галлу, который, безусловно, имел в виду события 1069 г. Анекдот
о "золотом поцелуе мира", как и рассказы о русских податях (Галл.
Кн. I, гл. 26), с некоторой натяжкой могут быть признаны
откликом на историю с присвоением Болеславом русских сокровищ,
которые Изяслав и его жена, тетка польского князя, Гертруда привезли
из Киева в 1173 г. в надежде вновь обрести помощь в Польше (Ща-
велева Н.И. Польки — жены русских князей. С. 53—54). Известно,
что на этот раз Болеслав Смелый не стал поддерживать русского
родственника, но деньги отобрал. Скандал дошел до Рима. Папа
Григорий VIII, к которому обратилась уже из Германии русская чета,
потребовал выдачи Изяславу полученных сокровищ и оказания военной
помощи. Вероятно, Болеслав выделил вспомогательные войска, но
предполагать его личное участие в походе невероятно.
Аргументированным представляется опровержение выдвинутой М.Плезей
гипотезы, опубликованное С. Козловекой-Будковой в 1984 г. (Kozłowska-
Budkowa Z. W sprawie relacji Mistrza Wincentego. S. 121 —125).
114

Книга III, глава 20
1 Володарь Ростиславич (до 1067—1124), сын тмутараканского
Ростислава, князь перемышльский с 1097 г. О нем см.: Галл. Кн. II, гл. 23,
примеч. 4. О том, какие намерения были у Ростиславичей в
отношении поляков, можно судить по рассказу Василько, брата Во-
лодаря, опасающегося, что Давид его выдаст ляхам: "...азъ бо Ля-
хомъ много зла творихъ, и хотелъ есмь створити и мстити Русьскеи
земли..." Князь раскрывает свои неосуществившиеся планы собрать
берендичей, печенегов и торков,присоединив дружину князя Волода-
ря зимой и летом взять землю Лядскую и отомстить за Русскую
землю, а после "переяти Болгары Дунаискые и посадити я усобе..."
(ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 266; Т. П. Стб. 240). В начале 20-х годов
Володарь Ростиславич готовился к войне с Польшей. Болеслав
Кривоустый вел напряженную борьбу с поморянами, и, когда он был
близок к победе, вынужденный поворот к русской границе мог свести
на нет его длительные успехи в Поморье. Опасная ситуация
складывалась также при дворе польского князя. Назревал бунт палатина
Скарбимира, который, видимо, имел поддержку Владимира Мономаха
и его сына Андрея {Zakrzewski S. Okres do schyłku XII wieku. S. 89 п.),
а теперь, возможно, был в заговоре с поморянами и Володарем
(Kijas A. WoJodar. S. 573).
2 Речь идет о Петре Властовиче, одном из самых знаменитых
польских вельмож XII в. Существуют несколько гипотез о его
происхождении. Великопольскаяя хроника XIII в. называет его Петром из
Дании. Считают его выходцем из Дании ("Великая хроника"... С. 94—95,
217), из Чехии, потомком племенных князей слензян, наконец,
приписывают ему русское происхождение. Краткий обзор гипотез
предлагает М. Цетвиньский. По мнению Цетвиньского (Cetwiń-
ski М. Piotr Wlostowic czy Piotr Rusin? S. 429—443), датская и
чешская гипотезы (Friedberg М. Ród Łabędzio w w wiekach średnich.
S. 7 п.; Stadnicki K. Przyczynek do heraldyki polskiej w średnich
wiekach. S. 174—175) слабо подкреплены источниками. Наиболее
аргументированно представлены версии о силезском (Plezia М. Ра-
latyn Piotr Wlostowic. S. 3—4; Bieniek S. Piotr Wlostowic... S. 31—38)
происхождении Петра и русском (Reiche F. Die Herkunft des Peter
Włast. S. 127—\Ъ2\ Sawicki JK Studia nad wpływem praw obcych w
dawnej Polsce. S. 171, 189).
Цетвиньский, отметив близкое знакомство Петра с Русью,
перечисляет несколько доводов, согласно которым Петра можно считать
уроженцем Руси. Одним из таких аргументов является женитьба на
русской княгине (Cetwiński М. Piotr Włostowicz czy Piotr Rusin?
S. 440). Однако близкое знакомство Петра с обычаями и языком
русских как раз и может быть объяснено женитьбой в 1117 г.
на Марии Святополковне, сестре Сбыславы Святополковны, жены
Болеслава Кривоустого (Wasilewski Т. Piotr Włostowic // SSS.
1977. Т. IV, cz. 1. S. 113), что и облегчило Петру
проникновение в русские владения Ростиславичей. Не вызывает удивления в
этой связи и кириллическая надпись с именем дочери Петра Агафьи
115

на знаменитом тимпане Аббатства в Олбине (Mączew ska-Pilch К.
Tympanon fundacyjny z Olbina... S. 17), которая приводится автором
в качестве доказательства русского происхождения Петра. Нет
убежденности в справедливости тезиса Цетвиньского о
непременной принадлежности каменных мет при измерении расстояний только
русской традиции (см. примеч. 6 к гл. 12 кн. II). О железных
метах, поставленных Болеславом Храбрым при обозначении границ,
пишут не только Галл Аноним и Кадлубек, но и многочисленные
польские анналы. Есть свидетельства о подобных знаках в венгерских
памятниках и немецких источниках Тевтонского ордена. Кроме того,
маловероятно, чтобы чужеземец-юноша, прибывший в свите княжеской
невесты, сумел в короткое время совершить столь
головокружительную карьеру и, более того, стать силезским наместником. Не
аргументированным выглядит предложение видеть в отце Петра
черниговского князя Святослава, в 1106 г. постригшегося в монахи и
известного под законным именем Николая (Cetwiński М. Piotr Włostowic
czy Piotr Rusin? S. 441). Последним контрдоводом против
гипотезы польского исследователя, на наш взгляд, представляется
утверждение, будто "Петр Святославич уже своими современниками
назван был Русином (Русским)", что тогдашние интеллектуалы
передавали как "Dacus...". Приводится в пример карта Генриха
Майнцского, где Русь якобы именуется Дакией. Здесь следует
принять во внимание особенности европейской географической
мысли XII в., непременно учитывать тот смысл, который
вкладывал в этот топоним майнцский автор, на карте которого формула,
заимствованная у Исидора, "Дакия, где и Готия" была заменена на
формулу "Дакия (здесь) и Руссия" — Dacia hec et Russia (Чекин Л.С.
Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии
XII—XIII вв. С. 160—161).
3 Princeps alti sanguinis — эти слова послужили С. Бенеку новым
подтверждением его гипотезы о происхождении Петра из племенных
князей слензян (Bieniek S. Piotr Wfostowic... S. 31—38). Однако
Петр был наместником Силезии, князем (princeps) именуется у Галла
и вроцлавский наместник Магнус (см. кн. II, гл. 4). В Магде-
бургских анналах Петр также назван "princeps" (MGH. SS. 1859. Т. XVI.
Р. 187).
4 Петр занимал должность палатина и воеводы. Современники
именовали его комесом — comes Palatii Poloniae (термин римского
происхождения; первоначальное значение — "спутник"),
употреблялся в Польше для обозначения высоких сановников при
княжеских дворах; ср.: princeps Palatii (см. об этом: Rutkowska-P/achcińska А.
Comes w źródłach polskich... S. 676—686; Bogucki A. Komes w
polskich źródłach średniowiecznych. Toruń, 1972). Кроме того, женитьба
на сестре жены Кривоустого Сбыславы Святополковны Марии сделала
его родственником князя, а ясность ума, энергия, мужество и
дипломатический талант поставили в первые ряды государственных мужей.
Петр был вторым лицом в государстве после монарха.
5 Только в Хронике Кадлубка Петр именуется Влостидом, что
позволяет предполагать у него отца по имени Влост. С. Бенек считает,
116

что в корне имени, выводящегося из праславянского *vold —
"владыка, власть", скрывается намек на политическую власть,
которой обладали племенные князья силезцев (слензян), бывшие
предками нашего героя (Bieniek S. Piotr Włostowic... S. 38). Цетвиньский
приводит свидетельство Краковского компилированного рочника
XIV в., где отца Петра называют Святославом. По его
мнению, слово "Влостид" ошибочно появилось в одном из списков
Хроники Кадлубка XIV в., так как не мог автор краковского аннала
не знать Кадлубка, а если так, то в его тексте Влостида не было
(Cetwiński М. Piotr Włostowic czy Piotr Rusin? S. 434—435).
Цетвиньский предпочтение отдает краковскому анналу и отцом
считает некоего Святослава. Отвергает он и все поздние сообщения
источников о сыновьях Петра, в частности Ипатьевской
летописи (см. примеч. 13), где речь идет о детях, полагая
действительно существовавшей лишь дочь Агапию. Тем самым автор
отрицает общепринятую в историографии связь Петра с родом
Лабендзов (Cetwiński М. Piotr WJostowic czy Piotr Rusin? S. 435—439;
Friedberg M. Ród Łabędziów w wiekach średnich; "Великая хроника"...
С. 217, примеч. 1 К гл. 27).
6 Притч. 8, 1—3.
7 Sallustius. De coniuratione Catilinae. Proemium.
8Мф., 3, 10.
9 Рассказ, который приводит Кадлубек, весьма правдоподобен.
Видимо, Володарь принял на некоторое время Петра на службу. В.Н.
Татищев (сопоставив данные польских авторов XV—XVI вв.) писал, что
"у Володаря был воевода Петрон, родом поляк, который, ослепясь
дарами и обесчаниями польскими, имел тайную с ними пересылку
и, усмотря Володаря в безопасности, тотчас дал знать полякам" (Та-
тищев В.Н. История российская. Т. II. С. 135, 261).
10 Притч. 25, 2.
11 Двустишие Кадлубка.
12 Похищение поляками перемышльского князя Володаря Ростиславича
в русской летописи относится к 1122 г.: "и Володаря яша Ляхове
лестью Василкова брата" (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 292; Т. II. Стб. 286).
Какие же источники мог использовать Кадлубек? Следует
указать Хронику швабского Цвифальтенского монастыря, написанную
аббатом Ортлибом по рассказам монахов, побывавших в Польше,
и датированную 1135—1140 гг. (MGH. SS. 1852. Т. X. Р. 91). Кроме
того, о смелой идее Петра Властовича есть упоминание у Герборда
в Житии Оттона под 1158 г. Герборд основывался на рассказах Ти-
мона, воспитанника епископа Оттона, и Сифрида, который в течение
пятнадцати лет неотступно следовал за Оттоном. Житие, написанное
Гербордом, считается весьма достоверным (Herbordi dialogus de
Vita Ottonis // MGH. SS. Hannoverae, 1856. T. XII). Рассматриваемые
события в Житии Оттона представлены несколько иначе, чем
у Кадлубка. Здесь интрига затевается с целью ослабить
положение грозного русского соседа (atrox gens Rithenorum), не дать
развязать новую войну с Польшей, сохранить тот мир,
который был скреплен в 1103 г. по обоюдному согласию Руси и Польши
117

браком Болеслава III и дочерью киевского князя (см.: Галл. Кн. II,
гл. 23, примеч. 2, 4) и который после смерти Сбыславы грозил
вот-вот нарушиться. Различаются и некоторые детали. Так, русский
князь (которого Герборд называет гех — король) подвергается
нападению на охоте, а не на пиру, как у Винцентия. Можно
допустить, что Житие Герборда послужило канвой для Кадлубка,
которую он расцветил подробностями со свойственным ему искусством.
Не исключено, что некоторые детали (имя князя,
непосредственные причины замысла) могли быть переданы устно: лишь 50 лет
отделяли время создания Кадлубковой истории от живых свидетелей
событий 1122 г. Попутно можно указать на сообщение об этом и
в Великопольской хронике, которая в своем изложении следует Кад-
лубку ("Великая хроника"... С. 94—97). Согласно Герборду, русские,
против которых применил хитрость Петр, были в союзе с
поморянами: ...habent etiam Pomeranos (Herbordi II, 4). В историографии
существует мнение, что Володарь был женат на дочери поморского
князя (Baumgarten N. Genealogies et manages... S. 15, tabl. 3; MPH.
NS. 1974. T. VII, cz. 3. S. 67; prz. 79; Liman К. Dialog Herborda...
S. 57, 125—126), и это обстоятельство скрепляло формальный союз
русских и поморян (МРН. Т. II. Р. 72, prz. 2; Dąbrowski J. Dzieje Polski
średniowiecznej. S. 121; Włodarski B. Ruś w planach politycznych...
S. 48). Свидетельство Герборда как "неясное" подвергают сомнению
К. Малечиньский и Л. Кошчеляк (Maleczyński К. Bolesław III
Krzywousty. S. 147—148; Kościelak L. Związki dynastyczne pomorskie-
ruskie... S. 196—198).
13 Благодаря коварной затее Петра Болеславу удалось обеспечить на
некоторое время покой на русской границе. Герборд писал, что
поляки взяли с русских обещание не обращаться за помощью к
поморянам: "...ne Pomeranis ultra forent auxilia" {Herbordi. II, 4). Таким
образом польский князь сумел овладеть устьем Одера и получил
от поморского князя Варцислава ленный трибут. Освобождение
Володаря, кроме того, принесло Кривоустому значительные
богатства (см. гл. 29). Часть выкупа получил Петр Властович.
О приобретении им Скшинского поместья свидетельствует Велико-
польская хроника. Однако его подвиг не получил одобрения.
Нравственная ценность коварного похищения подверглась сомнению.
Кадлубек в последующих главах повествует о грандиозной
благотворительной деятельности Петра, воплотившейся в фундации
многочисленных церквей и монастырей. Из ссылок на св. Августина можно
понять, что старания его были покаянием за обман Володаря и
обладание его богатством. О возложенном на Петра покаянии (за
овладение какими-то легендарными сокровищами) пишет и велико-
польский хронист ("Великая хроника"... С. 108). В середине 40-х
годов Петр попал в опалу. Владислав II Изгнанник, сын Болеслава
Кривоустого, учинил над ним жестокую расправу. Русский источник
подтверждает справедливость возмездия за нанесенную Володарю
обиду: "Той же зиме, Владиславъ Лядьский князь емъ моужа своего,
Петрка ислепи, а языка емоу оуреза и домъ его розъграби, токмо
съ женою и сѣ детьми, выгна, изъ земли своея, и иде в Роусь яко-
113

же еоуангельское слово глаголетъ еюже мерою мерить възмерить
тися ты емъ Роуского князя лестью, Володаря, и оумоучивы и
имение его оусыхыти" (ПСРЛ. Т. И. Стб. 319). Кадлубек обходит
молчанием эту обидную несправедливость, нанесенную Властовичу, ибо
хронисту было заманчиво показать столь яркий эпизод, в котором
главным героем, карающим "непокорного" русского князя, выступал
не непосредственно князь, в данном случае Кривоустый, а храбрый
знатный вельможа — будущая опора государства.
Книга III, глава 22
1 Владимир ко (1104—1153), сын Володаря Ростиславича, князь
звенигородский и белзский, с 1141 г. князь галицкий. После смерти
Володаря и Василько Ростиславичей уделы их были поделены
между сыновьями. Однако вскоре Владимирко их объединил под
своей властью. В заслугу ему можно поставить установление
княжеского стола, в Галиче на Днестре, городе, который стал
центром одной из самых богатых и развитых земель Древней
Руси. Именно в Галиче Владимирко сумел осуществить
объединительную политику, не опасаясь нападения соседей, как в Те-
ребовле, расположенном на степной границе, или в Перемышле,
соседствующем с Польшей (Крип'якевич І.П. Галицько-Волинське
князівство. С. 73). Тесные узы связывали Ростиславичей с
Венгрией. Есть предположение, что Владимирко был внуком венгерки
(Шушарин В.П. Древнерусское государство в западно- и
восточноевропейских средневековых памятниках. С. 435; Baumgarten N.
Genealogies et manages... P. 15, tabl. Ill, N 1) и сам был женат на дочери
венгерского короля Кальмана (1095—1116) (Baumgarten N. Genealogies
et manages... P. 15, tabl. III. N 7).
2 Величина выкупа поразила уже Герборда, который писал: aurum
et argentum et quequae preciosa in vasis et vestibus et variis opum
speciebus, quadrigis et camelis in Poloniam appertantibus, ita ut
Ruthenia tota insolita pauperitate contabesceret — "столько золота
и серебра, и всяких драгоценностей в вазах и одеждах, и разного
рода богатств было привезено на колесницах и верблюдах в Польшу,
что вся надменная Русь зачахла от непривычной [для нее] бедности"
(МРН. Т. II. Р. 75). Одним из непременных условий освобождения
Володаря был разрыв Ростиславичей с враждебным Польше
Мономахом (Włodarski В. Ruś w planach politycznych... S. 51).
3Володарь был выкуплен достаточно скоро. Уже под 1123 г. он
упомянут вместе с братом среди участников осады Владимира
(ПСРЛ. Т. II. Стб. 287).
4 В латинском тексте "religio", Б. Кюрбис отмечает, что Кадлубек
толковал понятие "религия" в значении "обязанности",
этимологически близком к "узам", "обязательствам", и предлагает
переводить эту фразу так: "поучая, что [святая] обязанность довлеет
над любовью [сыновней], а любовь над богатством". По ее
мнению, так Кадлубек тонко намекает на то, что Владимирко
119

быть может выманил сокровища у церквей на этот откуп (Mistrza
Wincentego... S. 161, prz. 127).
5 Паннонцами хронист называет венгров или мадьяров, в IX в.
переселившихся с берегов Камы на территорию бывшей римской
провинции Паннонии. Вскоре заселенная ими земля Паннония получила
этническое наименование "Венгрия" — "Hungaria".
6 Б. Кюрбис видит в этом эпизоде намек на события 1132 г., когда
Болеслав Кривоустый помогал восстановить права на королевство
Борису, сыну венгерского короля Кальмана, и русской княжны
Евфимии (Mistrza Wincentego... S. 161, prz. 128). Кальман,
вероломный тиран, ослепивший брата Альмоша и его маленького
сына в будущем короля Белу II, вскоре отослал жену назад на
Русь и не признал сына Бориса. Спустя два десятилетия
разразился международный скандал, в который вмешались, кроме Руси и
Венгрии, Польша, Германия и Византия. В 30-х годах XII в.
противники короля Венгрии Белы II выдвинули Бориса на венгерский
трон, борьба продолжалась до середины 40-х годов. Болеслав
Кривоустый поддержал Бориса Коломановича, выступив против Белы II
и его союзников: немецкого императора Лотаря, чешского князя Собе-
слава и галицкого князя Владимира. Впоследствии, в 1152 г.,
Владимир ко Володаревич напоминал сыну Белы II Гезе, что он сам когда-
то помогал силами и войсками его слепому отцу (ПСРЛ. Т. П. Стб. 450;
Васильевский В. Г. Из истории Византии в XII в. С. 79—91; Kerbl R.
Byzantin Princessinnen... S. 58 п.). Решающая битва 22 июня 1132 г.
была Болеславом проиграна. Неудачными оказались и попытки
1133 и 1134 гг. Рассказы о войне Болеслава III и Белы II сохранились в
"Деяниях венгров" (40—70-е годы XII в.), зафиксированных в тексте
сводной иллюстрированной хроники XIV в. (Chronicon Pictum. Cap.
149, 160, 161, 163, 166; Шушарин В.П. История Венгрии. Т. 1. С. 274).
7Вислица — древняя крепость на р. Нида, построенная на рубеже
X—XI вв. Приблизительно в 70-е годы XII в. была отстроена как
резиденция Казимира Справедливого (Odkrycia w Wifclicy / Red.
W. Antoniewicz, P. Biegański. W-wa, 1963. S. 37). Великопольский
автор, заимствуя Хронику Кадлубка, в этом месте поместил легенду
о Виславе и Гельгунде("Великая хроника"... С. 97—102). Б. Кюрбис
высказывает предположение, что она имела место в погибшем
оригинале Хроники Кадлубка (Mistrza Wincentego... S. 161, prz. 129).
Именно поэтому автор назвал город славным.
8 На основании этих слов хрониста некоторые исследователи делают
вывод, будто Борису были переданы функции каштеляна —prefectus —
Вислицы (Leśny J. Wiśliza. S. 493). Поскольку другие памятники
не содержат известий о роли Бориса в разрушении Вислицы,
подобные выводы представляются необоснованными.
9 Польские источники отметили поражение поляков у Вислы под
9 февраля 1135 г. (МРН. Т. П. Р. 797, 832, 875; МРН. NS. 1978.
Т. V. Р. 57, 236). В польской историографии бытует мнение, что в
этом сообщении Кадлубка кроются отзвуки действительных событий.
В 1135 г. на Вислицу напал венгерский король Бела II, которому
споспешествовал Владимирко Володаревич (Włodarski В. Ruś w pla-
120

nach politycznych... S. 56). В источниках нет сведений об участии
в этих событиях Бориса Коломановича. Однако, пользуясь
ошибочными данными Великопольской хроники, где Борис назван зятем
Болеслава {Васильевский В. Г. Из истории Византии в XII в. ... С. 87),
полагают, что Вислицу сдал галицкому князю Борис в отместку за
перемену политики [Болеслав согласился на требование венгров
и императора Лотаря не вмешиваться в дело Бориса {Maleczyński К.
Bolesław Krzywousty... S. 159—160; Leśny J. Wiślica. S. 493; Snoch B.
Protoplasta książąt śląskich. Katowice, 1985. S. 27—28)].
Советский исследователь В. П. Шушарин, к мнению которого мы
присоединяемся, полагает, что ни венгерские источники, ни другие
памятники, связывающие столкновение польского князя с Белой II
(Ottonis Frisingensis Chronicon. VII, 21, 34; Canonici Wissegradensis.
Continuatio Cosmae. P. 138 etc.), не позволяют отождествить
упомянутого "паннонца" (гл. 22) с Борисом. Тем более что далее, в 26-й
главе (МРН. Т. II, Р. 358), Кадлубек говорит о потомке королевского
рода (stirps regiae), изгнанного венгерским королем (которому
Болеслав помогает вернуть родину и королевство), имея в виду
Бориса (ср.: "Великая хроника"... С. 103—105, 220).
10 Это еще один довод в пользу предположения, что Кадлубек не имел
в виду Бориса Коломановича и знал о его истории только
понаслышке. Борис не оставлял притязаний на трон, был в крестовом походе
Людовика VII, погиб в середине 50-х во время византийско-венгер-
ской войны. Расправа Владимирко над предателем-паннонцем
вымышлена хронистом, как и казнь Мецлава пруссами (см. кн. И, гл. 14),
с поучительной целью {Mistrza Wincentego... S. 162, prz. 134).
Книга III, глава 24
1 В русских источниках нет сообщений о нападении Болеслава на Русь
в 30-х годах XII в. Уместно сравнить данные Кадлубка с
изложением всего цикла событий у польского хрониста XV в. Иоанна
Длугоша (Dlugossii... L. IV. Anno 1124). В 1124 г. Володарь, по
рассказу Длугоша, пользуясь отсутствием Болеслава, посылает в
Польшу сына с войском. Согласно летописям, в 1124 г. Володарь
умер, следовательно, можно предполагать хронологическую
неточность, так как Длугош датирует его смерть 1126 г. Под 1125 г.
сообщается об ответном набеге Болеслава на Русь, т.е.,
корректируя известие своего предшественника в XV в., Длугош предлагает
собственную логику последовательного изложения. К сожалению, нет
оснований доверять ему целиком. Под 1134—1135 гг. Длугош
излагает события чрезвычайно похожие на только что рассмотренные. Князь
Ярополк замышляет заговор, но в Польше выискивается некий
вельможа Петр Властович, который предательски захватывает мятежного
князя. Выкупает его уже сын, а не брат Васильке С наибольшей
вероятностью можно допустить, что именно в художественных
рассказах Кадлубка замаскированы традиционные воспоминания о действи-
тельных'польско-русских столкновениях 30-х годов XII в. {Пашуто В. Т.
Внешняя политика... С. 152).
121

Книга III, глава 30
Болеслав Кудрявый (1125—1173), сын Болеслава Кривоустого, князь
мазовецкий и куявский с 1138 г., силезский и краковский с 1146 г.
Ок. 1137 г. был женат на дочери новгородского князя Всеволода
Мстиславича Верхуславе (ПСРЛ. Т. И. Стб. 300; Balzer О.
Genealogia... S. 159; Щавелева Н.И. Русские княгини в Польше. С. 119).
2 О пагубности язычества для душ христиан писал знаменитый
вдохновитель крестовых походов Бернар Клервоский (PL. Т. 182. Col. 924).
3 Матф. 22, 21.
4 Галл. Кн. И, гл. 42, примеч. 5.
5 Такие густые, непроходимые пущи и болотистые трясины перекрывали
доступ в прусские земли со стороны Мазовии и Полесья. Опасность
военных предприятий увеличивалась необходимостью пользоваться
в пути посредниками-проводниками, рекрутировавшимися из беглых
рабов или предателей, знакомых с этой территорией (Okulicz-
Kozarin L. Życie codzienne Prusów... S. 202, 222).
6 Сообщения Кадлубка несут ценную информацию о военной тактике
пруссов. Заманив в глубь лесных чащоб, пруссы обстреливали
противника стрелами издалека, нападали в теснинах, заводили в
болота, где враги гибли под тяжестью собственных доспехов.
7 Поход датируется 1166 г. Погиб в нем брат Болеслава Кудрявого и
Казимира Справедливого Генрих, прозванный сандомирским (МРН.
Т. II. Р. 798; Historia Pomorza. Poznań, 1969. Т. I, cz. 1. S. 424).
Книга IV, глава 2
1 Мешко III Старый (1126—1202), средний сын Болеслава Кривоустого,
великопольский князь с 1138 г., краковский в 1173—1177, 1191,
1198—1202 гг. После смерти своего старшего брата Болеслава
Кудрявого (см. примеч. 1 к гл. 30 кн. I) занял главенствующее
положение в стране, стремился распространить власть на уделы
младших братьев. По праву старшинства получил в 1173 г. и
Краковскую землю. Могущественные вельможи Малой Польши не
смирились с властью сеньора, навязывающего им неугодную
экономическую и фискальную политику. В 1177 г. князь был вынужден
покинуть Краков, а затем и пределы Польши. Далее Кадлубек
рассказывает о скитаниях Мешко в поисках поддержки в Чехии у зятя Со-
беслава, в Поморье у зятя^ Богуслава I и т.д. Описывая
многочисленные связи Мешко с иностранными государствами, Кадлубек
стремится подчеркнуть никчемность усилий Мешко в борьбе за Краков с
Казимиром Справедливым и его сыновьями.
2Собеслав II, князь оломоуцкий и чешский (ум. в 1180 г.), в
1173/1177 гг. женился на Эльжбете, младшей дочери Мешко от
первого брака.
3 Саксонский граф Бернард III (ум. в 1212 г.) был женат на Юдите.
Брак датируется также 1173/1177 гг.
4 Граф Лотарингский Фридерик (ум. в 1207 г.) еще до 1170 г. был
женат на старшей дочери Мешко Верхуславе Людмиле.
5 Речь идет о втором муже Эльжбеты (см. примеч. 2) Конраде, марк-
122

графе Нижних Лужиц. Брак был оформлен в 1180/1190 гг,
(Jasiński К. Uzupełnienia do genealogii... Dokończenie. S. 92—94).
6Богуслав I, князь Западного Поморья (ум. в 1187 г.), был ленником
Мешко Старого, который защищал его владения от притязаний Дании.
Союз щецинского князя с Мешко был закреплен в 1177 г., когда
овдовевший Богуслав женился на Анастасии Мешковне.
7 Еще до 1177 г. сестра Анастасии Саломея была выдана за сына
Богуслава I Рацибора (ум. в 1183 г.) (его ошибочно называет
Белёвский Богуславом II). По свидетельству Великопольской
хроники, благодаря союзу Мешко добился "не только покорности, но и
приязни и дружбы приморского народа" ("Великая хроника"... С. 121).
8 Князь галицкий Ярослав Осмомысл (1153—1187) ок. 1177 г. выдал
свою дочь за старшего сына Мешко Одона. Имя Ярославны
установлено на основе записи братской книги любиньского костела: "Domina
Wisseslaua suscepit fraternitatem cum filio Wlodizlauo" (MPH. 1888.
T. V. P. 578). Умерла Вышеслава после 1194 г. Этот брак служил
залогом союза польского сеньора с одним из могущественных
русских князей (см. примеч. 2 к гл. 14 кн. IV; Jasiński К.
Uzupełnienia do genealogii... Dokończenia. S. 91—92).
9 Женой Болеслава с 1181 г. была словенская княжна Доброслава
(Jasiński К. Uzupełnienia do genealogii... Dokończenia. S. 95—96).
10 Один из младших сыновей Мешко, Владислав Лясконогий, в 1194 г.
женился на Лючии, дочери князя Ругии Яромара I (Scheil U. Zur
Genealogie der einheimischen Fursten von Rugen. Koln, 1962. S. 36—42).
иОдон (ок. 1141/1149—1194), с 1177 г. князь познаньский и калиш-
ский. В 1177—1179 гг. выступил против отца, изгнанного из Кракова.
Рано начал стремиться к самостоятельному правлению, не
уступая отцу Великопольский удел.
12 Стефан (1150—1166/1177). Сведений о нем сохранилось мало
(Balzer О. Genealogia... S. 193).
13 Болеслав (ок. 1159—1195), князь куявский с 1194 г. (см. примеч. 9).
14 Мешко (1160/1165—1193), возможно, был князем калишским
(Jasiński К. Uzupełnienia do genealogii... Dokończenia. S. 201).
15 Владислав Великий Лясконогий (1165—1231), князь познаньский с
1203 г., гнезненский с 1203 г., краковский в 1202 и 1228 гг. (см. примеч. 10).
16 Первой женой Мешко была дочь венгерского короля Белы ПЭржебет.
Есть мнение, что отцом ее был не Бела II, а Альмош, сын короля
Гезы I и брат короля Кальмана. Брак датируется 1140 г. (MPH. NS.
Т. VIII. Р. 157, prz. 306).
17 Вторично Мешко был женат на дочери киевского князя Изяслава
(ум. в 1154 г.) Евдокии. Брак был заключен в начале 50-х годов,
в период правления Изяслава Мстиславича в Киеве, когда Мешко
был великопольским князем. Этот матримониальный союз
возобновлял прервавшиеся на время контакты Пястов с великими
киевскими князьями (возможно, поэтому Кадлубек называет великого
киевского князя королем). Приблизительно в те же годы сестра
Мешко Агнешка по решению Ленчицкого съезда была просватана за
брата Евдокии Мстислава Изяславича (Balzer О. Genealogia...
S. 179—183; Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей. С. 56—57).
123

Книга IV, глава 8
Начав повествование о временах правления младшего сына
Болеслава Кривоустого Казимира, прозванного Справедливым (1138—1194),
Кадлубек, предвосхищая события, рассказывает читателю, сколь
много подвигов совершил восхваляемый монарх. Перечисляя его
завоевания, он пишет о том, как по приказу Казимира были покорены
и русские города и земли. Захватившему власть при поддержке
малопольского можновладства Казимиру приходилось остерегаться
множества противников, главными среди которых были его братья
(Gródecki R., Zachorowski S. Dzieje Polski średniowiecznej. S. 163).
В стремлении завоевать престол они не останавливались перед
средствами. Так, Мешко неоднократно пытался подкупить
германского императора Фридриха I, подстрекая его к вмешательству
во внутренние дела Польши. При таких обстоятельствах Казимиру
надо было дорожить русским союзом, оказывая всяческую помощь
своим русским племянникам (Ловмяньский Г. Взаимные
отношения Польши и Руси в средние века. С. 28), считая их будущими
помощниками. Поэтому и в комментируемых словах Кадлубка
следует видеть некоторое преувеличение. Речь идет не о завоевании
этих земель, а о получении поддержки правящих там князей (Wil-
kiewicz-Wawrzyńczykowa A. Ze studiów nad polityką polską na Rusi...
S. 6; Kuczyński S. Stosunki polsko-ruskie... S. 28—31; Włodarski B. Są-
siedstwo polsko-ruskie... S. 8—13).
2 Перемышль — древнерусский город, расположенный у Северного
хребта Карпат на правом берегу р. Сан. Впервые упоминается в
летописи под 981 г. Он, возможно, входил в состав Червенских городов
(см.: Галл. Кн. I, гл. 7, примеч. 14). Есть предположение, что
город назван в честь основателя чешской династии Пшемысловичей
и, возможно, был заложен Болеславом II Чешским (Исаевич Я.Д.
Грады Червенские и Перемышльская земля... С. 119). Кадлубек писал
о Перемышльской провинции. Земля Перемышльская формировалась с
прилегающими к ней селами и градами с X—XI вв. В 1092 г. ею
владел Рюрик Ростиславич, а в 1097 г. летопись называет Перемышль
в качестве главного города, выделенного Володарю по решению
княжеского съезда. Волость вокруг него сложилась к 1100 г., а с
ИЗО г. это была уже устойчивая территориально-государственная
единица (Котляр Н. Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских
городов... С. 125). Южная граница земли проходила в карпатских
хребтах, западная — в карпатских лесах между реками Вислокой и
Дунайцем и Сандомирской пущей от нижнего Сана до Вислы
(Исаевым Я.Д. Грады Червенские и Перемышльская земля... С. 107—108),
на юго-востоке земля ограничивалась р. Стрый. "Горная страна
Перемышльская", как именовал ее летописец, долгое время не
имела устойчивой границы с Польшей. Пограничные войны не
выходили за Вислоку (Крип'якевич І.П. Галицько-Волинське князівство...
С. 7). Перемышль располагался на отрезке торгового пути,
связывающего Кёльн, Майнц, Аугсбург, Регенсбург с Багдадом,
Самаркандом и Китаем (Даркевич В. П. К истории торговых связей Древней
124

Руси... С. 99), отсюда возрастающее значение этой территории в
польско-русско-венгерских спорах. В 40-х годах, во времена
княжения Владимирко Володаревича, Перемышль со своей волостью стал
одной из главных составляющих могучего Галицкого княжества.
С середины XII в. в летописи появляются названия новых городов
в Перемышльской земле: Ярослав, Любачев, Городок, Санок, Самбор
и др. В начальный период правления Казимира Справедливого там
княжил Ярослав Осмомысл (1153—1187), сильный, могучий правитель,
союзник Киева, добрый сосед Польши и Венгрии, поэтому не могло
быть и речи о каком-либо подчинении его городов, тем более сильного
Перемышля, власти польского князя. Хронист делал вывод из
собственных представлений о внешней политике воспеваемого князя, выдавал
желаемое за действительное.
3 Владимир Волынский — городской центр на р. Луге правом рукаве
Буга. Полагают, что назван в честь Владимира I Святого. Первое
упоминание в летописи под 988 г., когда князь Владимир передает
Владимир сыну Всеволоду. В середине XI в. город известен как центр
формирующейся Волынской земли, которая во второй половине XII в. уже
имела такие крупные города, как Туров, Пинск, Дорогобуж, Пере-
сопницу, Волынь, Червень, Белз, Берестье и Луцк. К середине XII в.
границы Волыни достигали Дрогичина (Котляр Н. Ф. Формирование
территории и возникновение городов... С. 66). Город, раскинувшийся
на слиянии рек Смочи и Луги, был связан с такой крупной водной
артерией, как Буг, и служил перевалочным пунктом на торговом пути,
связывающем Киев с Краковом, Германией, Балканами, Крымом.
Владимир Волынский уже в XII в. имел развитую экономику, был высок
культурный уровень княжеского центра. Известно, что здесь в XIII в.
была составлена Галицко-Волынская летопись {Котляр Н. Ф. К
вопросу о генезисе восточнославянских городов... С. 124—125; Кучинко М.
Древний город Владимир на Волыни. С. 67—69). Говоря о
Владимирской провинции, Кадлубек, скорее всего, имеет в виду всю
Волынскую землю, которая в конце XII в. была в руках родственных
Казимиру Справедливому Мстиславичей, там правили сыновья его
родной сестры Агнешки (Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей.
С. 56—57): Владимир, Роман, Всеволод и Святослав (ПСРЛ. Т. И.
Стб. 383—385, 445—446).
4 Берестье (соврем. Брест) — древнерусский город, основанный на
рубеже X—XI вв. у впадения в р. Западный Буг ее правого
притока р. Мухавец. В XIX в. при сооружении Брестской крепости город
был отодвинут к востоку. В древности Берестье было заселено
славянским племенем дреговичей. Славянского происхождения и
название — от основы "берест" (дерево). Впервые упоминается в
летописи под 1019 г. В первой половине XI — начале XII в. Берестье
входило в состав Туровского княжества (Łowmiański Н. Świętopełk
w Brześciu w г. 1019. S. 229-244; Kpuriякевич I.П. Галицько-Во-
линське князівство. С. 26). По мнению Н.Ф. Котляра, однако,
Берестье, расположенное далеко от Турова, не могло
принадлежать Туровскому княжеству (Котляр Н.Ф. Формирование
территории и возникновение городов... С. 50). После смерти Свято-
125

полка Изяславича (см.: Галл. Кн. II, гл. 36, примеч. 2). Берестье
вместе с Туровом находилось под властью великого киевского
князя. Со второй половины XII в. было включено в состав Владимиро-
Волынского княжества. Ко времени, описываемому в этой главе
(70—80-е годы XII в.), Берестье все еще не выделилось в
самостоятельное княжество, хотя тенденция к этому наблюдалась с
начала XII в. Однако Кадлубек говорит, видимо, о Берестейской
провинции (Brescze cum omni suorum incolatu — "Берестье со
всем населением своих [городов]"). Берестье располагалось на
крайней западной границе Руси, там, где начиналась польская земля.
Город был своего рода "окном в Польшу". "Святополку... поиде же
к Берестью к Ляхомъ" (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 269). "Ярослав же
бежа на Ляхье и приде Берестью" (Там же. Стб. 271; Лысенко П.Ф.
Археологическое изучение древнего Берестья // Древнерусское
государство и славяне. Минск, 1983; Он же. Берестье: Автореф. дис.... д-ра
ист. наук. М., 1987). Берестье располагалось на важном водном пути
из Киева на Мазовию по рекам Днепр, Припять и Буг, по которому
осуществлялась торговля через Дрогичин (см. примеч. 5) с
Прибалтикой (Лысенко П.Ф. Археологическое изучение древнего
Берестья... С. 38—40; Он же. Киев и Туровская земля // Киев и Западные
земли Руси в X—XIII вв. Минск, 1982).
5 Дрогичин — городской центр, расположенный на р. Буг. С VII в.
здесь по среднему течению Буга фиксируются поселения славян
дреговичей. Начало города датируют XI в. В источниках
упоминается впервые в 1142 г. После Берестья Дрогичин был вторым
административным центром в Побужье. Водная магистраль вела из Берестья
по Бугу в Наровь и далее в польский город Пултуск. Находился
Дрогичин на перекрестке путей, идущих из Киева в Мазовию, Пруссию,
Гданьск и Западную Европу. Дрогичин был центром международной
торговли. На его территории обнаружены клады куфических монет и
тысячи свинцовых пломб XI—XIII вв., использовавшихся при
товарообмене. Будучи фактически пограничной крепостью на
польско-русском рубеже, Дрогичин играл важную роль в контактах Руси с Ма-
зовией, а непосредственное соседство с прусскими племенами ят-
вягов со временем сделало город пунктом сбора союзных войск
перед антипрусскими походами. Длугош даже ошибочно считал
Дрогичин ятвяжской столицей, путая его, по всей видимости,
с Райгродом (Musianomcz К. Drohiczyn od VI do XIII wieku. S. 96).
В Дрогичине короновался князь Даниил Галицкий, и, следовательно,
в XIII в. там был княжий двор (Рорре A. Drohiczyn. S. 386—387; Kpuń-
якевич І.П. Галицько-Волинське князівство. С. 26). О событиях в
Дрогичине Кадлубек повествует в следующих главах.
Книга IV, глава 14
1 Издавна Галицко-Волынская Русь была важной территорией, через
которую проходила большая часть второго пути "из варяг в греки",
где остановочными пунктами служили города Дрогичин, Берестье,
Галич (см. примеч. 4, 5 к гл. 8 кн. IV). Особенно важную роль следует
П26

отвести Берестью, бывшего объектом распрей даже самих русских
князей (Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси.
С. 166—167). Сообщение Кадлубка вызывает сомнения. А. Белёвский
(МРН. Т. II. Р. 417—418) в сноске к слову "Urbs Brestensium"
отмечает, что это место во всех кодексах попорчено: в одной рукописи
над словом сверху подписано "Halicz", другой кодекс дает "Viescen-
sium", а не "Brestensium". Объясняется путаница обычно более поздней
традицией, запечатленной в Великопольской хронике (гл. 39) и
анналах Длугоша (кн. V), согласно которой после завоевания Берестья
войска пошли к Галичу, где и разыгрались события по водворению
на стол Казимирова племянника. Г. Лябуда, который предположил
наличие какой-то погибшей хроники, содержащей сведения,
неизвестные Кадлубку и заимствованные великопольским компилятором,
полагает, что последний сознательно поправлял Кадлубка и
поправлял неверно, так как в 1182 г. в Галиче правил Ярослав Осмо-
мысл (1153—1187) и никаких споров за овладение галицким столом
быть не могло (Labuda G. Zaginiona Kronika... S. 21).
2 Какому племяннику помогал Казимир? Кто был "первородным сыном"
его сестры? Судя по разноречивым известиям продолжателей
Кадлубка, это не было ясно ни великопольскому хронисту, ни Длуго-
шу, которые искали в истории XII в. подходящие для обиженного
пасынка кандидатуры. Исследователи предполагали под ним
Кальмана, первого сына сестры Казимира Юдиты и ее мужа венгерского
королевича Бориса (см. кн. III, гл. 22, примеч. 6). Для
доказательства Белёвский приводил комментарий Яна Домбрувки (XV в.)
к этому месту, где раскрывается повод войны и разъясняются
причины, побудившие якобы Кальмана просить помощи у дяди (МРН.
Т. II. Р. 407—408). Ныне это допущение отвергнуто. Известно
свидетельство византийского автора Иоанна Киннама о том, что Борис
взял жену из родственниц византийского императора Иоанна II
Комнина (1118—1143) (Иоанн Киннам. Краткое обозрение
царствования Иоанна и Мануила Комнинов. СПб., 1859. С. 128—129;Никита
Хониат. История / Изд. В.И. Долоцкий. СПб., 1860.Т. I, кн. IV, гл. 5).
Венгерская историография признает только брак Бориса и
византийской принцессы. М.С. Грушевский (Історія Украши-Русі. Т. 2.
С. 574—577) не склонен был верить Кадлубку. Его смущало
отсутствие каких-либо сведений об этом в русских источниках, и,
пытаясь найти в известной ему истории тех времен что-либо подобное,
опираясь на Великопольскую хронику, он перенес события в Галич.
По его концепции, Кадлубек принимал за племянника Казимира
пресловутого Олега Настасьича, незаконнорожденного сына галиц-
кого Ярослава Осмомысла, который по завещанию отца княжил с
1187 г. в Галиче, но был изгнан оттуда братом Владимиром (см.
кн. IV, гл. 15). Можно ли обвинить Кадлубка в смешении судеб
Кальмана и Олега? Польский хронист был современником галицко-
волынских распрей и мог знать об Олеге и его матери, судьба
которых служила поводом для столкновений между Ярославом Осмо-
мыслом и галицкими боярами, принявшими сторону отвергнутой
княгини, тем более что Ольга с сыном Владимиром в 1173 г. восемь
127

месяцев жила в Польше. Весьма вероятно, правда, что она
пребывала при дворе старшего брата Казимира Мешко Старого в Познани,
поскольку в 70-х годах Ярослав Осмомысл, примирившись с женой,
выдал за его сына Одона (ум. в 1194 г.) свою дочь Вышеславу.
Кадлубек писал о князе Галиции, приходившемся сыну Мешко тестем
(кн. IV, гл. 2, примеч. 8). Этот брак стал залогом союза велико-
польского Мешко и галицкого князя Ярослава Осмомысла (Baum-
garten N. Genealogies et manages... P. 15—16, tabl. III. N 18; Balzer О.
Genealogia. S. 194). О. Бальцер (Genealogia. S. 171—173) считал
сведения Кадлубка достоверными и отвергал дополнение Великополь-
ской хроники. Основанием для выводов Бальцера служили
венгерские, русские и польские источники, с помощью которых поход был
датирован 1182 г. Он первый предположил, что сын Пястовны, о
котором идет речь, — это Святослав, первенец другой сестры
Казимира Агнешки, выданной за волынского князя Мстислава Изясла-
вича в 1151 г. (Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей. С. 57),
следовательно, родной брат князя Романа, о котором речь пойдет
ниже. Это мнение разделяет и Б. Кюрбис (Mistrza Wincentego...
S. 201, prz. 153). О подобных драматических событиях нет известий
в русских источниках, и предположение исследователей не
выглядит убедительным.
3 Рассказ Кадлубка настолько неясен, что в течение полутора веков
исследователи не могут найти единого и достоверного решения
всех обнаружившихся в нем загадок. Принимая во внимание данные
последующих историографов, ученые строят гипотезы, ни одна из
которых пока не стала ведущей. В русских летописях никаких
сведений о подобных событиях нет. Лишь в "Истории" В.Н.
Татищева приводятся выдержки из так называемой Полоцкой летописи,
содержащие данные, к которым прислушиваются исследователи.
Действие разыгрывается у Берестья, как полагают, в 1177 г.
(Татищев В.Н. История. Т. III. С. 127—128). Поляки вмешиваются
в борьбу дрогичинского князя Василько Ярополчича и минского
Владимирка за Берестье. Василько обращается к "брату своей жены
Лешко" (который ошибочно назван здесь тестем), и тот после
овладения городом требует от русского князя компенсации, не
получив ее, оставляет Берестье под своей властью. Русские
памятники XII—XIII вв. не имеют подобных известий.
Какой же князь правил к 1182 г. в Берестье? После смерти Мстислава
Изяславича в 1171 г. Владимиро-Волынское княжество было
распределено между его сыновьями. В Червене сидел Святослав
(ПСРЛ. Т. II. Стб. 564), во Владимире — Роман, в Белзе —
Всеволод. Ипатьевская летопись под 1173 г. извещает о смерти в
Берестье брата Романа по имени "...мир", видимо Владимир. Кто после
него владел Берестьем, неизвестно. Летописи не имеют сведений
о событиях в Берестье 70—80-х годов, и посему князь этой земли
определяется гипотетически. Можно полагать, что им сразу стал
червенский Святослав и с ним в 1181/1182 г. столкнулся Казимир.
Однако, по приведенной выше Полоцкой летописи, Берестье
входило в сферу притязаний дрогичинского князя Василько (ум. после
128

1178 г.), отец которого бужский князь Ярополк Изяславич (брат
Мстислава Волынского) держал Берестейскую землю с 1154 по 1170 г.
В польской историографии на основании того же известия Полоцкой
летописи принято считать Василько зятем польского князя
Болеслава Кудрявого (Balzer О. Genealogia... S. 188—190; Baumgarten N.
Genealogies et manages... P. 23, tabl. V; Mitkowski J. Leszek Bo-
lesfawicz // PSB. Kraków, 1972. Т. XVII; Włodarski В. Sąsiedstwo
polsko-ruskie... S. 11; Gabań W. Polityka północno-wschodnia
Kazimierza Sprawiedliwego... S. 200) и, следовательно, мужем сестры юного
Лешка Болеславича (ок. 1165—1186). После смерти отца в 1173 г.
опекуном Лешка стал его дядя Казимир Справедливый, который
выделил племяннику в удел Мазовию и Куявию, поручив заботу о нем
палатину Жирону (Щавелева Н.И. О княжеских воспитателях...
С. 126—127). К этому Лешку, согласно Полоцкой летописи, и
обращается Василько за помощью. Еще Белёвский привлекал внимание
к словам Кадлубка в 8-й главе четвертой книги о взятии русских
провинций "по приказу Казимира", полагая, что с согласия и
повеления опекуна Лешек водил войска на помощь Василько, изгонял
из Берестья Владимира Минского. Претензии Владимира Волода-
ревича Минского (ум. в 1216 г.) на земли соседних волостей дро-
гичинской и берестейской могли быть обусловлены не только
пограничными распрями. Есть предположение, что его отец Володарь
Глебович в 30-х годах был женат на дочери Болеслава Кривоустого
Риксе, следовательно, сестре Казимира Справедливого (Рыдзев-
ская Е.Л. Древняя Русь и Скандинавия IX—XIV вв. ... С. 59; Gallen J.
Vem ѵаг Valdemar... S. 273—288; Щавелева Н.И. Польки — жены
русских князей... С. 56). Значит, были и у держателей Минска
достаточно прочные связи с Польшей и основания претендовать на
берестейско-дрогичинские земли.
После Владимира Минского [В. Цабань считает — после его смерти,
хотя, по Н. Баумгартену (Tabl. VIII, N 26), он умер в 1216 г.]
предположительно Берестье было передано Святославу, во владениях
которого был Червень. Бальцер, Кюрбис, Цабань и другие
исследователи (см. примеч. 2) предлагают видеть в нем того самого
племянника, которого Казимир сажает вопреки требованиям
взбунтовавшихся горожан в Берестье. Таким образом, открывается якобы
неизвестная русским источникам трагедия первых лет супружества
Агнешки и Мстислава (Balzer О. Genealogia. S. 183). Однако и Бальцер
сомневался в том, что Святослав был старшим. Сведения о нем в
летописи крайне скудны. В 1173 г. (по Н.Г. Бережкову: Хронология...
С. 159, в 1170 г.) Святослав передает Владимиру Галицкому (см.
о нем в кн. IV, гл. 15, примеч. 3) во княжение Червень. Это
единственное свидетельство, дающее возможность предположить
определенную широту власти Святослава, который в 70-х годах, видимо,
держал Владимир Волынский и контролировал другие земли Волыни
(Рапов О.М. Княжеские владения... С. 176—177).
4 Всеволод (ум. в 1195 г.), сын волынского князя Мстислава Изясла-
вича, князь белзский с 1170 г. Если взятие Берестья можно
датировать 1182 г., следовательно, Кадлубек первым упоминает Все-
9. Зак. 231 129

волода. Русская летопись называет его под 1186 г. (ПСРЛ. Т. II.
Стб. 662) в связи со спором, возникшим из-за г. Владимира между
ним и Романом. Участие Всеволода в описанном конфликте
исследователи подвергают сомнению. В частности, Белёвский
сомневается, мог ли Всеволод, неоднократно поддерживавший Казимира
на Руси и в Польше, выступать на стороне противника.
5 Белз — древнейший город Юго-Западной Руси, впервые упоминается
в летописи под 1030 г. Расположен в Галицкой земле на р. Со-
локия. Город имел большое экономическое и стратегическое
значение, являясь "военно-опорным" пунктом всего региона, что
обусловило выдвижение его в столицу отдельного княжества. Тесными были
связи Белза с Польшей. Река Солокия, левый приток Буга, впадает в
Вислу и дает возможность соединиться с Балтийским морем, а через
Западный Буг и с Черным. Белз был остановочным пунктом и на
торговом пути Киев — Волынь — Червенские города — Краков и
Прага, и на соляной дороге. Польские влияния сказались в керамике,
так называемой мазовецкой формы (Петегирич В.М. Торговые
и культурные связи Древнего Белза. С. 101—102). Из Белза в Польшу в
1382 г. была вывезена знаменитая чудотворная икона, известная
ныне как Ченстоховская Божья матерь, попавшая, как полагают,
в Белз из Византии в XII в. {Рогов Л. И. Культурные связи западных
и восточных славян... С. 175—176).
6 Во Владимире правил князь Роман Мстиславич (см. примеч. 12).
7 В Галиче сидел Ярослав Осмомысл (ум. в 1187 г.). Участие его
войска в борьбе за Берестье сомнительно.
8 Парты — здесь, видимо, половцы и ятвяги (Mistrza Wincentego...
S. 201, prz. 156).
9 В польских памятниках это первое упоминание об орле — символе
царской власти (Andrulewicz Н. Geneza orla białego jako herbu Kró-
lewstwa Polskiego // StŻ. 1968. T. 13. S. 17; Mistrza Wincentego...
S. 202, prz. 164).
10 Первая книга Самуила 28, 7.
11 Ничего о судьбе Святослава мы не знаем. После 70-х годов следы
его обрываются. Именно поэтому исследователи без особого труда
на основании комментируемого путаного известия Кадлубка
рисуют картину бунта берестейского боярства против неугодного,
более того, навязанного чужеземцами князя (Головко Л. Б. Социальная
функция городского населения... С. 30). На наш взгляд, разноголосица
в мнениях историков по поводу места действия, действующих лиц
и хода так называемых берестейских событий говорит прежде всего
о невозможности однозначных решений этих вопросов. Рукописи
хроники ждут своего прочтения, которое, возможно, даст на них
внятные ответы. Пока мы придерживаемся точки зрения
историографии XIX — начала XX в., согласно которой либо кодексы
не донесли до нас первоначально содержания сочинения хрониста,
либо он сам не был точно осведомлен о русско-польских событиях.
Возможно, автор посчитал племянниками Казимира сыновей галиц-
кого князя Ярослава Осмомысла Олега и Владимира и смешал
130

события в Берестье и Галиче. Посему воздержимся от выводов
о сильной феодальной верхушке в Берестье.
12 Роман (1165—1205), с 1168 г. князь новгородский, с 1170 по 1187 г.
князь владимирский, с 1199 г. князь галицкий. Одна из самых
выдающихся фигур конца XII — начала XIII в. Сын Мстислава
Изяславича и Агнешки. По словам Кадлубка (см. кн. IV, гл. 23),
воспитывался в детстве при дворе Казимира Справедливого. Его
кратковременное правление в Новгороде кончилось со смертью
отца, и малолетний Роман почти двадцать лет провел во
Владимире Волынском, поддерживая дружеские отношения с галицким
князем Ярославом Осмомыслом, скрепленные в итоге браком
дочери Романа Феодоры и внука Ярослава Галицкого. В летописи
нет сообщений о вокняжении Романа в Берестье; что, по нашему
мнению, является еще одним подтверждением путаницы в
изложении Кадлубком событий в Берестье и Галиче.
Книга IV, глава 15
*См. кн. IV, гл. 14, примеч. 12.
2 Назвать Галицкое княжество королевством Кадлубек мог исходя из
собственных представлений о тамошних событиях. Притязания
венгерских королей на Галицию, достигавшие, как видно из
дальнейшего изложения, временных успехов, были закреплены грамотами
и королевскими титулами (Щавелева Н.И. Тенденциозность
средневековой историографии... С. 159; Кн. 4, гл. 15, примеч. 4). В начале же
XIII в. в результате мирного договора Польши и Венгрии
8-летний сын венгерского короля Кальман, обрученный с 3-летней
Саломеей, внучкой Казимира Справедливого, был коронован и получил
титул короля Галича. Допускают, что церемонией бракосочетания
обручения руководил сам краковский епископ Винцентий Кадлубек
(см.: "Великая хроника"... Гл. 27, примеч. 10; Гл. 30). Столицей
княжества был город Галич, расположенный на возвышенности
между правыми рукавами Днестра, самым крупным из которых
считается р. Луква. Впервые упоминается в летописи под 1141 г. (ПСРЛ.
Т. II. Стб. 308) как столица княжества Владимирко Володаревича.
Галичане, или жители Галича, названы в Киево-Печерском
патерике под 1096 г. (Патерик... С. 207). Галицкая земля фиксируется
в источнике под 1152 г. Областная территория Галицкого
княжества сложилась в середине XII в. В его состав входили такие
крупные пограничные города-крепости, как Перемышль, Теребовль,
Звенигород, Бужск и др. Город быстро развивался, его росту и
экономическому подъему способствовали "центральное положение в
Галицкой земле" (Тихомиров М.Н. Древнерусские города. С. 329)
и размещение его на самых популярных торговых магистралях
средневековья. По Днестру проходила часть знаменитого пути
"из варяг в греки". В районе Галича брало начало ответвление пути
вдоль подножия Карпатского хребта через перевалы в Словакию,
Венгрию и Среднее Подунавье (Кропоткин В. В. Время и пути
проникновения куфических монет в Среднее Подунавье; Hensel W.
131

Słowiańszczyzna Wczesnośregniowieczna. W-wa, 1965. S. 569).
Происхождение названия Галича возводят к греч. *йЦ — соль. В
окрестностях города вокруг Галича велась добыча соли. Здесь уже в VII в.
пролегал знаменитый соляной шлях, по которому из Галича везли
соль в Киев. Известны соляные бунты в Киеве, связанные с
прекращением ввоза соли из Галича. Соль была главным экономическим
ресурсом Галича и всей Галицкой земли. Она обеспечивала
богатство края, в свою очередь способствовавшее развитию ремесел и
культуры. Владимирко оставил в 1153 г. сыну Ярославу богатейшее
княжество, раскинувшееся на обширной территории между Днестром,
Саном и средним течением Дуная. Громадные средства были
сосредоточены в руках галицких князей и бояр. Об этом говорят и
величина выкупа за Володаря, и суммы, выдаваемые наемникам.
Наконец, в "Слове о полку Игореве" находим подтверждение в похвале
Ярославу Галицкому Осмомыслу, сидящему "на златокованном
столе". Не случайно земля была вожделенной добычей для
окружавших ее соседей, князей волынских и киевских, польских и
венгерских.
3 Владимир Галицкий (ок. 1150—1199), сын Ярослава Осмомысла и
Ольги Юрьевны, дочери великого киевского князя Юрия
Долгорукого, князь галицкий с 1187 г. Перед смертью его отец славный
Ярослав разделил свое могучее княжество между сыновьями:
стол в Галиче завещал любимому сыну Олегу, рожденному от
наложницы по имени Настасья из рода Чаргов, бесталанному и
нелюбимому Владимиру — Перемышль. Решение было скреплено
"крестным целованием", Владимир обещал "не искать" Галича.
Однако после смерти отца галицкие бояре выгнали Олега, мать его
сожгли еще в 1173 г. (возможно, прав Крип'якевич, считавший
Настасью половчанкой и в этом видевший причину ненависти к
княжеской любовнице. См.: Крип'якевич І.П. Галицько-Волинське
князівство. С. 79) и посадили на княжение Владимира. Однако
разочарование пришло быстро. Владимир "не держал совета с мужами
галицкими", был пристрастен к вину и жил с попадьей, от которой
имел двоих сыновей, и т.д. Положением воспользовался князь
владимирский Роман и "подътыкал их [бояр] на князя своего".
В 1188 г. галичане по наущению Романа вынудили Владимира с
попадьей и сыновьями, захватив много золота и серебра, бежать в
Венгрию. Роман занял его место (ПСРЛ. Т. И. Стб. 659—662).
4 Бела III (1172—1196), сын короля Гезы II, король венгерский с
1172 г. Наследовал королевство после своего брата Иштвана III,
умершего в 24-летнем возрасте. Владимир обратился к Беле III
не случайно: покойный Иштван ок. 1167 г. был женат на его сестре,
которая, вероятно, проживала на венгерской земле. Бела счел
возможным использовать удобный момент и отправился на Русь, но
не для того, чтобы помочь Владимиру, а самому захватить Галич.
В.П. Шушарин приводит сохранившуюся грамоту епископа церкви
г. Скардовы, в которой Бела именуется "славнейшим королем
Венгрии, Далмации, Рамы и Галации" (Codex diplomaticus Hungariae.
Т. II. P. 247; Шушарин В. П. История Венгрии. Т. 1. С. 143).
132

5 В Ипатьевской летописи находим более подробные сведения о га-
личских событиях. После изгнания Романа из Галича венграми он
остался без удела, поскольку, уходя на княжение в Галич, свой
г. Владимир отдал брату Всеволоду. Теперь Всеволод не пустил
Романа в его вотчину, и тот был вынужден просить помощи в
Польше. Но в первый раз "Романови же не бы и в ляхах помочи"
(ПСРЛ. Т. И. Стб. 660); стало быть, Казимир не желал помочь ни
Роману, ни Владимиру, опасаясь порвать союз с венграми.
Вторично же Роман "пришелъ с Ляхы на брата с Межько уемъ своимъ"
(Там же. Стб. 662), который также ничем не помог Роману. Обрести
Владимир ему удалось спустя год благодаря тестю, киевскому
князю Рюрику. Всеволод стал княжить в Белзе.
6 Согласно летописи, в 1189 г. венгерский король Бела "посади в Галиче
сына своего Андрея" (Там же. Стб. 661) — Эндре II (1176—1235),
короля Венгрии в 1205—1235 гг.
7 Историки сомневаются в истинности свидетельства Кадлубка о
нападении Владимира на Польшу, бесчинствах и грабежах, учиненных
им незадолго до изгнания его венграми. Мог ли он обращаться с
просьбами к Казимиру, недавно получившему от него
оскорбление? Длугош разделяет эти события годичным промежутком. Б. Кюр-
бис допускает, что набеги Владимира могли иметь место в начале
правления его в Галиче (Mistrza Wincentego... P. 203, prz. 178). Г. Лябуда
видит здесь перемещение событий. Нападение Владимира на Польшу
могло произойти в 1197/1198 г., и тогда, по его мнению, легко
объясняются конфликты на польской границе этого десятилетия
(Labuda G. Zaginiona Kronika... S. 23). На наш взгляд, хронист мог
намеренно очернить русского князя, чтобы подчеркнуть достоинства
Казимира. В изложении Кадлубка присутствует логика. По крайней
мере объяснимо нежелание Казимира споспешествовать своему
оскорбителю и обращение того к императору. Хронист в очередной
раз указывает на милость и благочестие возлюбленного правителя,
простившего богохульника Владимира, который должен был
опасаться божьей кары (Hertel J. Podstawy społeczne polaka
średniowiecznego... S. 59).
8Кюрбис полагает, что этим пышным эпитетом именуется Казимир
(МРН. NS. Т. VIII. Р. 162, prz. 356; Balzer О. Studium о Kadłubku...
Т. I. S. 340). Однако Белёвский (МРН. Т. П. Р. 414) усматривал здесь
намек на германского императора Фридриха I, о котором писал
русский источник. Ипатьевская летопись иначе подает сведения о
приключениях Владимира, который бежит к "цареви немецкому",
от которого и получает жалаемую помощь, пообещав ему
выплачивать ежегодно по 2000 гривен серебра (приблизительно 140 кг).
Казимир помогает Владимиру лишь по приказу германского
императора (ПСРЛ. Т. И. Стб. 665), тогда как у Винцентия главным
действующим лицом является польский князь. Умалчивание у
Кадлубка, несомненно, свидетельствует о тенденциозности его сообщений.
Особенно невыгодно было хронисту говорить о содействии Роману,
оказанном Мешко (см. примеч. 5), поскольку в его рассказе Мешко —
постоянный соперник и недруг краковского князя, а Роман —
13?,

помощник и ставленник. Сведения Кадлубка интересны и отражают
действительные события, но сомнение вызывает их подача. Русский
источник приписывает Казимиру лишь конечную акцию, т.е.
водворение (по императорскому приказу) в Галиче князя Владимира,
тогда как польский хронист считает Казимира инициатором
овладения Галичем. По-видимому, Кадлубек остается верен задаче
показать завоевание краковским князем соседних русских земель
даже вопреки исторической правде. И если принять во внимание,
что Винцентий писал последнюю книгу хроники в период правления
князя Лешка Белого (Кн. IV, гл. 23, примеч. 1), основной задачей
которого было завоевание соседних русских территорий, что отчасти
ему удалось после смерти в 1205 г. князя галицкого Романа, то в
рассуждениях хрониста можно усмотреть намерение исторически
обосновать притязания малопольского князя.
Краковский воевода палатин Николай из могущественного рода
Лисов играл важную роль в польско-русских сношениях конца XII в.
Кадлубек называет его "sacri palatii princeps" (МРН. Т. И. Р. 409).
Запись в Ипатьевской летописи под 1190 г. подтверждает участие
Николая в изгнании венгерского королевича Андрея (ПСРЛ. Т. II.
Стб. 666). В венгерских источниках это событие не отражено.
10 Ovidius. Remedia Amoris, I, 44.
Книга IV, глава 16
1 См. кн. IV, гл. 15, примеч. 9. Палатин Николай возглавлял войска,
посланные Казимиром для восстановления Владимира Ярославича
в Галиче.
2 Имеется в виду Бела III (см. примеч. 4 гл. 15 кн. IV).
3 Владимир Галицкий, согласно Кадлубку, был прощен только
милостивым монархом (Кн. IV, гл. 15). Для польской знати он оставался
врагом.
4 Кадлубек правдиво излагает причины недовольства группы можно-
владцев политикой Казимира. Подчинение императору и поддержка
по его приказу Владимира Галицкого грозили нарушением мирного
договора с венгерским королем, что вызвало бунт провенгерской
оппозиции вельмож и рыцарства. Сторонник григорианской реформы,
освобождающей церковь от светской зависимости, суровый ригорист,
будущий архиепископ гнезненский Генрих Кетлич (1150—1219)
особенно строго порицал необдуманную политику Казимира. Следует
полагать, что по его инициативе в Краков вступил Мешко вместе
с сыном Болеславом (1159—1195), князем Куявии. В анналах Малой
Польши кратко излагаются эти события под 1191/1192 г.
5 Излюбленный прием хрониста — сравнение друзей и недругов с
птицами. Под орлами с востока разумеются русские князья Роман и
Всеволод Мстиславичи.
6 Постоянным соперником Казимира Справедливого был его старший
брат князь Великой Польши Мешко Старый (см. примеч. 1 к гл. 2 кн. IV).
Согласно завещанию Болеслава Кривоустого, власть в государстве
передавалась старшему (сеньору), который, кроме собственного удела,
134

осуществлял правление над так называемыми сеньориальными
землями. В первую очередь к ним относились Краковская земля
и часть Сандомирской. Правление сеньора предусматривало
подчинение ему других князей удельной Польши и объединение
государства под единой властью. Однако сеньорат вызвал
серьезное сопротивление у польских вельмож. Они изгнали старшего
сына Кривоустого Владислава и теперь всячески препятствовали
Мешко Старому овладеть малопольскими землями ("Великая
хроника"... С. 37—38, 222—223). На защиту интересов своего ставленника
Казимира Справедливого выступили духовные и светские вельможи.
Во главе оппозиции были краковский епископ Пелка и малопольский
палатин воевода Николай (см. примеч. 1). Мешко прилагал
многократные усилия для завоевания позиций сеньора. В 80-х годах
обращался за помощью к императору. Однако и здесь Казимир
оказался удачливее. Имея санкцию на власть в Малой Польше от
папы Александра III, он привлек на свою сторону и второго
"оракула" средневековой Европы. Казимир выплатил трибут Фридриху
Барбароссе и признал его главенство над польским государством.
Завоевание Кракова могло ныне осуществиться лишь военным путем.
Мешко старался переманить на свою сторону противников Казимира
в Венгрии и на Руси. Женившись в 50-х годах на Евдокии, дочери
киевского Изяслава Мстиславича, Мешко был дядькой волынским
Мстиславичам и со стороны жены, и со стороны сестры Агнешки,
приходившейся им матерью (см. примеч. 17 к гл. 2 кн. IV). В 70-х годах
он обеспечил себя родством с галицким князем Ярославом Осмо-
мыслом (Кн. IV, гл. 2, примеч. 8). Известны совместные
предприятия великопольского князя и русских войск (см., например,
кн. IV, гл. 15, примеч. 5).
7 В летописи нет подтверждения участия владимиро-волынских князей
в освобождении Кракова. Известие Кадлубка представляется
достоверным. Роман, отвоевав у Всеволода Владимир, главенствовал
на Волыни. Помощь, оказанная Казимиру, была очередным шагом
на пути Романа к будущим завоеваниям в Галичине и Киеве,
которые требовали безопасности пограничных рубежей.
8 В польских анналах также отмечено, что Генрих Кетлич был
схвачен и отправлен в изгнание на Русь: Henricus Ketlicz capitur
et in Rusiam in exilium mittitur (MPH. T. II. P. 835). Русские памятники
не знают об этом. Кетлич был изгнан Казимиром на Русь в наказание
за предводительство в бунте, другие вельможи из оппозиции вновь
перешли на сторону малопольского князя, который согласился
выполнить их основное требование — достичь компромисса в польско-
венгерских спорах вокруг Галича {Gródecki R., Zachorowski S.
Dzieje Polski średniowiecznej... S. 172). По сообщению Хроники
Кадлубка (MPH. Т. И. Р. 421), союз с королем венгров был
восстановлен. В.Т. Пашуто датирует заключение договора 1192 г. (Па-
шуто В.Т. Внешняя политика... С. 162). Венгерский издатель
свидетельства Кадлубка Ференц Альбин Гамбош датой восстановления
договора считает 1193 г. (CF. 1938. Т. III. Р. 229).
135

Книга IV, глава 19
'Кадлубек, как и Галл (Введение, примеч. 11), называет пруссов,
в данном случае прусское племя ятвягов, гетами. Древнейшие
сведения о ятвягах хранят русские источники (ПСРЛ. Т. I. Стб. 153).
2 Польское название ятвягов полешане (pollexiani) приводит впервые
Кадлубек. Название образовано от слова Полесье (Polesie)
{Zajączkowski J. Problem Jaćwieźy w historiografii. S. 40; Nalepa J. Połekszanie.
S. 212—213).
3 Поход датируется 1192/1193 г. Кто был дрогичинским князем в то
время, неизвестно. Отождествить этого князя с кем-либо из русских
правителей не удается. Можно лишь предполагать, что им был
кто-то из минских или полоцких князей, незнакомых Кадлубку.
Слова о "вечном рабстве" следует рассматривать как иллюстрацию
утверждения о завоевании Дрогичина (Кн. IV, гл. 8). Польский
историк В. Цабань допускает, что поход Казимира был обусловлен
стремлением предотвратить проникновение русских на западные
рубежи ятвяжского пограничья. К концу XII в. возросла колонизация
земель между Нарвой и Бугом. Поляки расселялись с запада на
северо-восток, русские поселения ширились от Буга в направлении
Нарвы {Caban W. Polityka północno-wschodnia Kazimierza
Sprawiedliwego... S. 206).
4 См. kh. IV, гл. 14, примеч. 3.
5 За три дня преодолевался путь длиной приблизительно в 90 км от
Дрогичина до Визны, "центра колонизации Пруссии", соединяющей
Мазовию с Русью и Ятвягией {Kamiński A. Wizna na tle pogranicza
polsko-rusko-jaćwieskiego // Rocznik Białostocki. 1961. T. 1. S. 27 п.;
Пашуто В.Т. Внешняя политика... С. 154; Gabań N. Polityka
północno-wschodnia Kazimerza Sprawiedliwego... S. 208).
6 Духовные лица непременно сопровождали войско в походе. Галл
(Кн. II, гл. 23) писал о епископе Балдвине, выполнявшем вместе с
русским князем Ярославом роль посредника-примирителя в споре
Збигнева и Болеслава Кривоустого. Принятие причастия перед боем
внушало надежду на божью помощь {Le GoffG. Kultura średniowiecznej
Europy. S. 323—354; Hertel J. Podstawy społeczne polaka
średniowiecznego... S. 64).
7 Епископ Вит (1186/76—1206).
8 Общераспространенное в эпоху крестовых походов название
язычников, образованное от имени египетского султана Салах-аддина
(1171—1198), против которого ополчалось "христово воинство".
9 Разоряя Ятвяжскую землю, Даниил Галицкий говорил: "...крестья-
номъ пространьство есть крепость, поганым же есть теснота, де-
ряждье обычай есть на брань" ("...христианская сила в широком
пространстве, а поганым — в узком, им привычна битва в лесу")
(Галицко-Волынская летопись. С. 318—319).
10 Подобный мотив жертвования сыновьями во спасение Родины
прозвучал уже при описании битвы глоговян с германским императором
(см.: Галл. Кн. III, гл. 8; Mistrza Wincentego... S. 210, prz. 219).
136

11 Вера в переселение душ в зверей, птиц, растения и прочие живые
существа сохранилась в прусско-литовских легендах (Die Kronikę
von Pruzinlant des Nicolaus von Jeroschin. S. 59; Okulicze-Kozarin L.
Życie codzienne Prusów... S. 231 п.).
Книга IV, глава 23
1 Дети умершего в 1194 г. Казимира Справедливого: Лешек, будущий
князь краковский и сандомирский (ок. 1186—1227), в ту пору ему
было восемь лет, и Конрад, впоследствии князь Мазовии (ок. 1187—
1247), семи лет.
2 Роман Волынский (см. примеч. 12 к гл. 14 кн. IV). О водворении его
на галицкий стол Кадлубек говорит в настоящем времени, на этом
основании Б. Кюрбис делает предположение о том, что
хронист писал о битве на Мозгаве еще при жизни Романа (ум. в 1205 г.)
(Mistrza Wincentego... S. 219, prz. 267). После смерти Казимира
остались несовершеннолетние сыновья. Руководящую роль играли в
государстве вельможи, известные нам епископ Пелка и воевода
Николай. Верные сторонники Казимира, они, как и прежде, искали
поддержки на Руси против усилившегося влияния Мешко Старого.
Наиболее сильным союзником был волынский князь Роман Мстисла-
вич, двоюродный брат Казимировичей. Как раз в то время он
обратился к Польше за поддержкой в борьбе с владимиро-суздальским
князем Всеволодом и тестем, но получил в ответ такую грамоту:
"Мы быхомъ тобе раде помогле, но обидить насъ, стрыи свои Межька,
ищеть под нами волости; а переже оправи насъ, а быхом быле вси
Ляхове не раздно, но за одинемъ быхомъ щитомъ быле с тобою и
мьстили быхомъ обиды твоя" (ПСРЛ. Т. П. Стб. 686—687).
3 Первой женой Романа была дочь великого киевского князя Рюрика
Предслава. По свидетельству русских летописей (Там же. Стб. 683,
685), своего тестя Роман не очень боялся, это преувеличение Вин-
центия. Развелся Роман в результате конфликта с ее отцом из-за
территорий в "Русской земле". Роман потребовал у киевского князя
части (удела) в землях Киева, Чернигова и Переяславля, которые
были коллективной собственностью русских князей. Рюрик отдал
ему несколько городов на р. Рось (Торческ, Треполь, Корсунь,
Богуслав, Канев). Однако сильный суздальский князь Всеволод
вынудил Рюрика отобрать у Романа эти города. Спустя несколько
лет (ок. 1199 г.) Роман женился на византийской аристократке из
знатного рода Каматеросов, от которой у него было два сына —
Даниил и Васильке В 1204 г. Роман заставил первую жену вместе
с тестем и тещей уйти в монастырь (Там же. Т. I, вып. 1. Стб. 412—413,
420; Т. И. Стб. 717; Бережков Н.Г. Хронология... С. 185; Grala Н.
Drugie małżeństwo Romana Mścisfawowicza. S. 115—127).
4 Сражение с Мешко Старым происходило на р. Мозгаве в сентябре
1195 г. (МРН. Т. III. Р. 715). Потери были велики с той и другой
стороны. Роман был ранен и вернулся к себе несмотря на уговоры
епископа Пелки защищать Краков от Мешко. Впрочем, тот,
удрученный гибелью сына Болеслава, не собирался воевать дальше.
137

5 Болеслав, сын Мешко Старого (род. в 1159 г.), князь куявский с
1194 г. В некрологе чешско-силезском указана точная дата его
смерти — 13 сентября 1195 г. {Balzer О. Genealogia... S. 200; МРН. Т. И.
Р. 800, 835).
6 Епископ Пелка или Фулкон, как его еще называют (1186—1207),
возможный информатор Кадлубка. Участник многих походов
Казимира, а после его смерти защитник интересов Казимировичей,
занимал краковскую кафедру в то время, когда магистр Винцентий
был там пресвитером.
7 Речь идет о сторонниках Мешко Старого, сыновьях его старшего
брата Владислава Изгнанника. Кадлубек пишет об участии в Моз-
гавской битве Мешко Лорипеда и племянника Болеслава Высокого
Ярослава (ум. в 1201 г.) (МРН. Т. И. Р. 432, 434; Smolka S. Mieszko
Stary... S. 369; Хек Р. Феодальная раздробленность в Силезии. С. 89).
Книга IV, глава 24
1 Годом смерти Владимира Ярославича принято считать 1199 г. {Gra-
la Н. Drugie małżeństwo Romana Mścislawowicza. S. 121; Labuda G.
Zaginiona Kronika... S. 29). Последнее упоминание в летописи
Владимира относится к 1196 г., первое известие о господстве
Романа в Галиче — к 1201 г. (ПСРЛ. Т. П. Стб. 715).
Подробностей о вокняжении Романа русские источники не знают. Тем
большее значение приобретают сведения польского хрониста —
современника событий.
2 В 1167 г. Ярослав Осмомысл женил 16-летнего Владимира на
Болеславе, дочери черниговского князя Святослава Всеволодовича.
По мнению Баумгартена, от этого брака были сыновья Иван и
Василько, женатый на дочери Романа Феодоре (ПСРЛ. Т. II. Стб. 188;
Baumgarten N. Genealogies et manages... S. 15—17, tabl. III. N 17, 20).
Известно по летописи, что в 1188 г., когда Владимир бежал к
венгерскому королю, галичане, видимо, по требованию Романа отняли
у него Феодору. О судьбе Василько, как и о других возможных
детях Владимира, имеются лишь смутные сведения. Баумгартен
считал, что его сыновья погибли в Венгрии в конце 80-х годов
(Ibid.). По возвращении в Галич Владимир не имел законной жены,
галичане упрекали его в связи с попадьей, от которой имел сыновей.
Как незаконнорожденные, они не могли претендовать на отцовское
наследство. Об этом, видимо, было известно Кадлубку.
3 Объединение своего Владимиро-Волынского княжества с Галичиной
было давней задумкой Романа. Этому предшествовали разного рода
дипломатические акции, подготавливающие почву для
осуществления планов. После событий 1191 и 1195 гг., когда Роман защищал
Краков от великопольского сеньора, с Польшей был налажен
прочный и длительный союз. Важным внешнеполитическим шагом
стал заключенный мир с Венгрией. Венгерский король Андрей
(Эндре II; см. кн. IV, гл. 15, примеч. 6), как полагает В.Т. Пашуто,
сам искал сближения с Романом (Внешняя политика... С. 183).
138

Тесными были связи Романа с Византией, скрепленные
матримониальными узами и обусловленные разгромом половцев, которых
Роман отвлек с Балкан, тем самым защитив Римскую империю от
кочевников. Половецкие походы, как и разгром в 1196 г. ятвягов,
сделали Романа одним из наиболее чтимых на Руси князей.
Популярность снискал он и у галичан, большая часть которых ушла
с ним на Волынь в 1188 г., когда венгры вынудили его покинуть
Галич (Щавелева Н.И. Тенденциозность средневековой
историографии... С. 163; Котляр Н. Данило-Галицький. Киев, 1979.
С. 13—19).
4 Половцев (см. примеч. 8 к гл. 14 кн. IV).
5 Роман и Лешек, внуки Болеслава Кривоустого, двоюродные братья.
Кадлубек в родственных узах видел прообраз общественных связей.
Они, по его мнению, составили "publicam utilitatem" —
"общественную пользу". Долг детей по отношению к родителям подобен
обязанностям гражданина перед Родиной (Mistrza Wincentego... S. 45).
Кадлубек — один из немногих современников Романа, сохранивший
его косвенную характеристику. Это особенно ценно, поскольку
летописание Романа не дошло до нас, лишь начало Галицко-
Волынской летописи передает часть панегирика, содержание
которого убеждает в значимости деяний Романа, сравнимого лишь с его
дедом Мономахом (ПСРЛ. Т. II. Стб. 715—716). Кадлубка считают
создателем эпического образа Романа, о котором, по словам Длугоша,
еще в его время в Польше слагали песни (Жданов И.Н. Песни о
князе Романе. С. 17; Щавелева Н.И. Тенденциозность средневековой
историографии... С. 163).
7 Избалованное и кичившееся самостоятельностью галицкое боярство,
скупившее основное богатство края, предпочитало видеть иноземного
правителя или его наместника (о чем свидетельствует венгерское
правление в Галиче 1188—1190 гг.), нежели властного самодержца
Романа, без сомнения намеревавшегося самостоятельно
распоряжаться государственными доходами (Крип'якевич І.П. Галицько-
Волинське князівство... С. 85). Присоединяя Галичину к своим
владениям, Роман привлекал на свою сторону горожан.
Конфискованные боярские земли "шли на раздачу служилым людям"
(Пашуто В. Т. Внешняя политика... С. 164; Он же. Очерки по истории
Галицко-Волынской Руси. С. 181).
8 Исследователи считают несомненным факт помощи Роману со
стороны Польши, но отрицают зависимость, в которую вступал
Роман по отношению к 13-летнему Лешку (Włodarski В. Polska i Ruś.
S. 21).
9 Намек на поход 1205 г. Романа на Польшу, в котором он был убит.
Свидетельство об этом есть во многих польских анналах (МРН.
NS. 1978. Т. V. Р. 69—70, 239).
10 В латинском тексте "satrapes et eubagionum florentissimos". Термин
"eubagio" — "iobagio" обозначал в Венгрии вельмож и баронов.
Возможно, Кадлубек имел в виду представителей венгерской знати,
оставшихся в Галиче (ср.: Mistrza Wincentego... S. 225, prz. 2; S. 289).
Исследователи отмечают стремление хрониста к использованию по-
139

литических терминов, не встречающихся в других польских
средневековых источниках. Общим названием для всех польских
сановников служил термин "satrapa" (Balzer О. Studium о Kadłubku. Т. I.
S. 446; Bogucki A. Terminologia polityczna... S. 61—62).
11 О расправе Романа с непокорными галичанами нет известий в русских
источниках. Полагаем, что эти сведения достоверны. Других
методов усмирения противников тогда не знали. Видимо, в
рассказе Кадлубка кроются отзвуки борьбы Романа с непокорными
"кормиличичами" — боярином Володиславом с братом (ПСРЛ. Т. П.
Стб. 722, 724).
12 В Ипатьевской летописи со словами "не погнетши пчелъ, медоу
не едать" обращается во время боярской смуты сотник Микула
к сыну Романа Даниилу (Там же. Стб. 763). Остается гадать, каким
образом эта поговорка попала в Хронику Кадлубка?
13 Овладев галицкими землями, Роман стал распоряжаться на всей
огромной территории между Днестром, Саном и Бугом. Союз с
всесильным суздальским князем Всеволодом позволил ему овладеть
Киевом. Роман стал единовластным правителем Юго-Западной Руси.
Связи с Византией, Польшей, Венгрией, победы над степняками
и литовско-ятвяжскими племенами подняли его международный
авторитет, дав возможность летописцу назвать Романа самодержцем
всей Руси. Н.М. Карамзин писал: "Роман оставил память блестящих
воинских дел, известных от Константинополя до Рима... Ему
принадлежит честь знаменитости между нашими древними князьями"
(ИГР. Т. III. С. 68—69).

РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫЕ ПОЛЬСКИЕ АННАЛЫ
Необычайно ценными источниками начальной истории Древней
Польши представляются так называемые рочники или анналы.
Хронологическая фиксация событий восходит ко временам
античности, которая и именует датированные записи анналами. Анна-
листика издавна существовала как особый род историографии.
Стремление четко выделить анналы или сухие погодные записи стало
особенно заметно в средние века, когда выявленные черты
(хронологическая форма записи и отсутствие нарративности в подаче
сведений) позволили отличить их от исторического повествования и
хроники; к сожалению, точные границы подчас устанавливаются с трудом,
следствием чего являются уже современные дискуссии о более
конкретном определении этого вида историографии (Labuda G. Główne
linie rozwoju rocznikarstwa polskiego... S. 804—805).
Русская летопись, например, генетически, несомненно, близка
польскому рочнику, как и западноевропейским анналам, и отличается
наличием весьма пространных рассказов, характерных для хроники,
чередующихся с лаконичными погодными записями, которые
свойственны лишь анналу, что дает возможность считать ее
хронографическим произведением, синтезирующим в себе хронику и аннал.
Значение таких погодных записей неоценимо для истории любого
народа, которому посчастливилось сохранить эти памятники.
Важность польских рочников — анналов заключается как в записанных
фактах, так и в самой хронологии. Благодаря ей стало возможным
определение дат множества исторических событий, о которых говорят
ранние польские хроники, — первые хронисты (Аноним Галл, Кад-
лубек) не помечали время события (Dąbrowski J. Dawne dziejopisarstwo
polskie. S. 45).
Таких анналов в Польше насчитывается немногим более тридцати,
что, по мнению ученых, составляет лишь третью часть от не
сохранившихся до сего времени. Г. Лябуда выделил три фазы в истории
польской анналистики: древнейшую — до 1038 г., среднюю — до
1266 г., последнюю — до конца XV в. (Labuda G. Główne linie rozwoju
rocznikarstwa polskiego... S. 805).
Большинство исследователей, работая с анналами, посвящали
значительную часть своих рассуждений определению генезиса архетипа
польской историографии.
Здесь, прежде всего следует упомянуть первых издателей
сохранившихся рочников, которые ставили и по-своему решали возникшие
проблемы. В Германии это В. Арндт и Р. Рёпель (Arndt W., Roepell R.
Annales Poloniae. P. 574—576), в Польше — А. Белёвский (Bielowski А.
141

Wstęp do wydania. S. IX, XXVI), отметившие, что более всего
иностранных известий сохранил Рочник Краковского капитула,
восходящий к погибшему древнему капитульному рочнику. Г. Вайтц
настаивал на немецком исходном источнике, положившем начало
первому польскому анналу. По его мнению, немецкий источник
представлял собой большую анналистическую компиляцию, возникшую в
Майнце и привезенную в Польшу через Прагу (Waitz G. Verlorene
Mainzer Annalen. S. 388—389).
В то же время польский историк С. Смолька, согласившись с
данными Вайтца, определил хронологический диапазон иностранного
источника первого польского аннала, охватывающего 730—1012 гг.,
и вывел первый польский рочник из Кракова, датируя его 1061 г. и
предполагая его продолжение до середины XIII в. Следы этого рочника
обнаруживаются Смолькой не только в упомянутом Рочнике
Краковского капитула, но и в Свентокшиском древнем и Каменецком
(Smolka S. Polnische Annalen... S. 52). Войцеховский считал, что
исходный немецкий аннал был написан на полях пасхальной таблицы и
был привезен после 970 г. миссионерами из Корвеи. Продолжали
его в Польше на той же пасхальной таблице. Записи о св. Войтехе
возникли в Гнезно ок. 1000 г. Впоследствии, переписанный и
соединенный с древнейшими краковскими записями, этот аннал дал начало
погибшему придворно-капитульному анналу. Амплификации
появились уже в новой редакции 1266 г., по стилю характерные
краковской школе, в которой писал Винцентий Кадлубек (Wojciechowski Т.
О rocznikach polskich X—XV wieku. S. 144—233).
В. Кентшиньский, во многом согласившись с Войцеховским,
полагал, что древний рочник не был единым, а опирался на множество
мелких, синтезировав в себе к 1266 г. — времени своего
возникновения — большую часть их датированных поздних статей. Автором
чешских записей, которые выявил Войцеховский, исследователь
объявляет архиепископа Гаудентого, брата св. Войтеха (Kętrzyński W.
О rocznikach polskich. S. 76).
M. Перльбах утверждал, что в Польшу иностранный источник попал
из монастыря св. Бенигна в Дижоне, где был в контакте со швабскими
анналами. Исследователь на основе записи 1047 г. о смерти Отто
Швабского, брата Риксы, жены Мешко II, сделал предположение о
прекращении связи древнего рочника с Западом и датировал его 1048—
1059 гг. (Perlbach М. Die Anfange der polnischen Annalistik. S. 231—285).
Много работал над началами польской анналистики французский
историк П. Давид. Результатом его трудов явилась обширная
монография о польских источниках пястовского времени, где, следуя
выводам Перльбаха, он установил два анналистических источника для
первого польского рочника: фульдско-майнцско-авгийско-дижонский
(германские монастыри), привезенный в виде пасхальной таблицы в
Польшу во времена Казимира Восстановителя и тут заполненный
польскими записями ок. 1048 г., и корвейско-чешский, появившийся
в Польше в конце XI в. и вписанный в упомянутую пасхальную
таблицу (David Р. Recherches sur Fannalistique... S. 5—58).
3. Козловска-Будкова признала началом польской анналистики по-
142

гибший рочник познаньский X в., записанный на полях пасхальной
таблицы, необязательно как продолжение немецкого аннала. Записи его
сохранились в Рочнике Краковского капитула и ряде других. Наряду
с этим рочником существовал гнезненский аннал (Гаудентого),
увезенный чехами в 1038 г., и придворный рочник, уже несомненная
континуация немецкого, возможно привезенного в 1013 г. женой князя
Мешко II Риксой. Последний рочник перенял статьи двух предыдущих
благодаря стараниям краковского епископа Сулы и дал начало
краковскому погибшему анналу (Annales regni Polonorum deperditi),
который, в свою очередь, стал уже непосредственным источником
Рочника Краковского капитула. Свентокшиского древнего и многих
других более поздних анналов (Budkowa Z. Początki polskiego
rocznikarstwa. S. 81—96). В середине 60-х годов вышла интересная работа
Я. Домбровского, имеющая целью описать древние польские источники
"Додлугошева" периода (1480 г.). При изложении польских анналов
Домбровский принял за основу выводы ученых историков XIX в. Вой-
цеховского и Перльбаха (Dąbrowski J. Dawne dziejopisarstwo polskie...
S. 44—70).
И наконец, решающее слово об истории польской анналистики
сказано Г. Лябудой в названной выше работе. Обобщив выводы всех
предыдущих ученых, занимавшихся этой проблемой, Лябуда излагает
свои соображения и предлагает возможные решения большинства
дискуссионных вопросов. Ценность представляют таблицы,
иллюстрирующие в работе предположительный генезис и развитие польских
хронографических источников.
Значительным достижением в исследовании первого этапа
развития польской анналистики является издание древнейших рочников,
выполненное 3. Козловской-Будковой в новой серии "Памятники
польской истории". Автор публикации провела скрупулезную работу
по изучению рукописей анналов и подвела итоги многолетних
разысканий польских и немецких ученых в области истории и
происхождения первых польских рочников (МРН. NS. 1978. Т. V. S. I—LX).
Благодаря многочисленным исследованиям удается в какой-то
мере восстановить историю зарождения польской анналистики, а
вместе с ней и польской историографии, поскольку именно рочники,
восходящие к своему древнему архетипу, дают самые ранние сведения
об историческом развитии польской государственности.
Итак, в Польшу, видимо, в 1013 г. попала обширная летописная
компиляция немецкого происхождения, доставленная туда вместе с
хроникой мира женой Мешко II Риксой. В соответствии с гипотезой
Будковой, поддержанной Домбровским, Кюрбис и Лябудой, этот
древнейший рочник был написан на листах пасхальной таблицы.
Компиляция стала пополняться летописными сведениями о польской
династии, в частности непосредственно касающимися Риксы и ее
окружения. Эти записи дали повод исследователям назвать аннал рочником
Риксы.
Имеющиеся же в немецкой компиляции (до 1013 г.) записи,
связанные с Польшей, объясняются двояко. Кюрбис и другие исследователи
полагают, что эти летописные статьи были вписаны при дворе Мешко II
143

вместе с современными записями, автором гнезненской континуации.
Лябуда считает возможным допустить наличие еще одного более
древнего рочника, восходящего также к немецкой компиляции, которая
была передана в Польшу через чехов, а именно вместе с книгами
первого польского епископа Иордана, появившегося при дворе
Мешко I и Дубравки после христианизации Польши. В Гнезно
рочник Иордана пополнился сведениями с 965 по 992 г., затем был
продолжен уже первым архиепископом гнезненским (999 г.) Гауден-
тым, братом Войтеха. Гаудентому, без сомнения, могут принадлежать
записи, касающиеся Войтеха, пяти мучеников и т.д.
После 1013 г. оба рочника были слиты в один памятник, который
находился, возможно, в ведении пресвитера и придворного капеллана
Сулы. Можно также допустить, что рочники не смешивались, а просто
рочник Риксы обогатился неизвестными ему сведениями из найденных
записей Гаудентого.
Тридцатые годы XII в. разлучили Польшу со своим первым
историографическим памятником, причем обе редакции были
разъединены. В 1032 г. Рикса, бежавшая с сыном Казимиром
(Восстановителем) в Германию, захватила продолженную компиляцию как
доказательство прав сына на польский трон. Рочник же Гаудентого
спустя несколько лет был вывезен Бржетиславом I Чешским из Гнезно
вместе с мощами св. Войтеха, пяти братьев-мучеников и Гаудентого.
Как известно, чешский король думал о подчинении всей Польши и
переносе церковной митрополии из Гнезно в Прагу. Рочник Иордана —
Гаудентого так и остался в монастыре в Бжнове, положив начало
тамошнему древнейшему чешскому анналу.
Рочник же Риксы, к счастью, вернулся вместе с Казимиром,
восстановителем былой польской государственности, и сохранялся
с этого времени (приблизительно с 1039 г.) в Вавельской
сокровищнице Кракова, где Казимир основал новую столицу. Видимо, он
снова попал под опеку Сулы, с 1061 г. епископа краковского,
получившего имя Ламберт. На это намекает запись о пресвитерстве Сулы,
вставленная между 1032 и 1039 гг. (в то время рочник заполнялся в
Германии), положив начало потерянному ныне анналу капитула.
С 1040 г. рочник продолжался до 1266 г., причем записи до 1138 г.
носят характер придворной хроники, и только в конце XII в.
появляются выписки, касающиеся краковских каноников. Этим анналом
пользовался Аноним Галл, его читал Винцентий Кадлубек. Около
1120 г. из него были сделаны выписки, ставшие основой Древнего
или Свентокшиского рочника, а.в 1266 г. была списана более полная
новая копия древнего протографа, сохранившаяся до наших дней
(Labuda G. Główne linie rozwoju rocznikarstwa polskiego... S. 836—837),
известная как Рочник Краковского капитула.
Тексты выделенных статей анналов приводятся по изданию
3. Козловской-Будковой (1978). Литература, перечисленная ниже,
относится к истории изучения всех трех анналов, фрагменты
которых опубликованы в книге.
144

Литература
Arndt W., Roepell R. Annales Poloniae // MGH. SS. Hannoverae, 1866.
Т. XIX (Wstqp). P. 574—576.
Bielowski A. Wstęp do wydania [roczników polskich // MPH. Lwów, 1872.
Т. II. S. IX, XXVI].
Smolka S. Polnische Annalen [bis zum Anfange des vierzehnten Jahrhun-
derts: Eine Quellenuntersuchung. Lemberg, 1873].
Waitz G. Verlorene Mainzer Annalen [// Nachrichten von der Kóniglichen
Gesellschaft der Wissenschaften. Gottingen. 1873. N 15. S. 388—391].
Zeissberg H. Die polnische Geschichtsschreibung des Mittelalters.
Leipzig, 1873.
Smolka S. Tradycia o Kazimierzu Mnichu: Przyczynek do historyografii
polskiej XIII wieku // RAUhf. Kraków, 1877. T. 6. S. 323 n.
Wojciechowski Т. O rocznikach polskich [X—XV wieku // RAUhf. Kraków,
1880. T. IV. S. 144—233].
Perlbach M. Die preussisch-polnische Studien zur Geschichte des
Mittelalters. Halle, 1886.
Kętrzyński W. Annales Posnanienses I // MPH. Lwów, 1888. T. V. S. 874—
877.
Abraham W. Organizacja Kościoła w Polsce do polowy wieku XII.
2 wyd. Lwów, 1893; 3 wyd. Poznań, 1962.
Kętrzyński W. O rocznikach polskich [// RAUhf. Kraków, 1896. T. 34,
S. 77—180].
Perlbach M. Die Anfange der polnischen Annalistik // Neues Archiv der
Gesellschaft fur die altere deutsche Geschichtskunde. 1899. Bd. 24. S. 231 —
285.
Semkowicz W. Rocznik tzw. świętokrzyski dawny // RAUhf. Kraków,
1910. T. 53. S. 241—294.
Zachorowski S. Rozwój i ustrój kapituł polskich w wiekach średnich.
Kraków, 1912.
Perfeckij E. Die deutsche Quelle der Sazaver Chronik // Archiv fur
Slavische Philologie. 1926. Bd. 40. S. 43—70.
David P. Recherches sur Tannalistique [polonaise du XIе au XVIе siecle //
Revue des Questions Historiques. Paris, 1932. N 116. S. 5—58].
David P. Les sources de Thistoire de Pologne a l'epoque des Piasts (933—
1386). Paris. 1934.
Zajączkowski S. [Recenzja pracy:] David P. Recherches sur Tannalistique
polonaise du XIе au XVIе siecle // KH. 1934. T. 48. S. 84—99.
Labuda G. Studia nad annalistyką pomorska XIII—XV wieku. Cz. 1 //
Zapiski TNT. 1954. T. 20 (druk) 1955. S. 101—138.
Dąbrowski J. Tzw. Rocznik świętokrzyski dawny // Sprawozdania RAU.
1954. T.53, N 6. S. 381—384.
Labuda G. Gdzie pisano najdawniejsze roczniki polskie? // RH. 1957.
R. 23. S. 79—97.
Budkowa Z Początki polskiego rocznikarstwa [// StŹ. Poznań, 1958. T. 2.
S. 81—96].
10 За к 231
145

Dąbrowski J. Studia nad początkami Państwa Polskiego // Rocznik
Krakowski. Wrocław; Kraków, 1958. T. 34, z. 1.
Kiirbisówna B. Dziejopisarstwo wielkopolskie XIII i XIV wieku. W-wa, 1959.
Dąbrowski J. Dawne dziejopisarstwo polskie [(do roku 1480). Wroclaw;
W-wa; Kraków, 1964].
Kiirbisówna B. Dziejopisarstwo polskie [do polowy XV w. Dążenia,
poznawcze et poglądy // Studia i materiały z dziejów Nauki Polskiej.
Slawia Antiqua. W-wa, 1966. Z. 9. S. 107—124].
Labuda G. Główne linie rozwoju rocznikarstwa polskiego [w wiekach
średnich // KH. W-wa, 1971. N 4. S. 804—839].

РОЧНИК КРАКОВСКОГО КАПИТУЛА
Так называемый новый рочник Краковского капитула
сохранился в редакции XIII в. на листах кодекса, хранящегося в архиве
капитула. Ныне большинство ученых склоняются к выводу, что этот
рочник лучше других сохранил погибший Древний рочник капи-
тульный, первый польский аннал, фиксировавший события, возможно,
с X в. Этот древнейший источник польской хронографии с
середины XI в. продолжался духовными лицами придворной епископии,
а затем Краковского капитула, обогащаясь современными записями.
Будучи своего рода феноменом, Древний рочник на протяжении
веков служил основой не только новым анналам, но и более крупным
историографическим произведениям. Вполне естественно, что из него
спешили сделать выписки, включить его в состав своих компиляций
последующие летописцы Польши.
Создание нового рочника было связано с канонизацией св.
Станислава, осуществленной к 1266 г., и объяснялось также тем, что
пасхальная таблица, на которой был написан прежний рочник,
исчерпала себя. Инициатива его составления принадлежит краковскому
епископу Прандоте.
Автор рочника неизвестен. Есть предположения, что им могли быть
и краковский каноник Виссон и схоластик Герард и др. (Dąbrowski J.
Dawne dziejopisarstwo polskie. S. 53). По мнению 3. Козловской-
Будковой, авторство можно приписать учителю краковской
кафедральной школы XIII в. Адаму или его начальнику схоластику Николаю
(МРН. NS. Т. V. Cip XXXVIII). Свидетельства рочника, снабженные
датами, помогали будущим хронистам и анналистам создавать
древнюю историю на основе точных знаний.
Рукопись
Kraków. Archiwum Кар. Katedr, na Wawelu Ms. 209 — вторая
половина XIII в.
Издания
Rocznik krakowskiej Kapituły / Ed. L. Lqtowski // Katafog biskupów,
prałatów i kanoników krakowskich. Kraków, 1853. T. IV. S. 3—115.
Annales capituli Cracoviensis et annales cracovienses compilati / Ed.
W. Arndt, R. Roepell // MGH. SS. Hannoverae, 1866. Т. XIX. S. 582—607.
147

Rocznik kapitulny // MGH Scriptores rerum Germanicarum in usum scho-
larum. Hannoverae, 1866. S. 9—36.
Rocznik kapitulny krakowski / Ed. A. Bielowski // MPH. T. II. P. 779—816.
Rocznik Kapituły krakowskiej / Ed. Z. Kozlowska-Budkowa // MPH. NS.
1978. T. V. P. 21 — 105.
ТЕКСТ
MXV Władimir dux Ruthenorum obiit.
MXVIII primus Bolezlaus Ruthenos superat et terram vastat.
MLXXVIII Rex Ruthenorum in prelio interfectus est.
MLXXXVII Dobronega uxor Kazimiri obiit.
MLXXXVIII Mesco uxorem duxit.
MCXXXV Wizlicia cede destruitur V idus Februari.
M°CLXXXH dux Kazimirus devicit Ruthenos.Bolezlaus filius Kazimiri obiit.
MCCV Romanus fortissimus princeps Ruthenorum elevatus in superbiam
et exaltans se in infinita multitudine sui exercitus numerosi a
Lezstcone et Cunrado filiis ducis Kazimiri, cooperante Om-
nipotentis auxilio, qui propria virtute sublimium colla calcat,
qui forcia frangit et elisa erigit, in Zauichost est in prelio
interfectus. Tunc enim adeo superni opitulaminis fortitudo
affuit quamquam paucissimis, qui residui de paucis exercitibus
dictorum ducum iam ad propria redeuntibus pro sui lassi-
tudine et gravitate remanserant, ut cum retroversi infinitas
phalanges prefati Romani, dolose et fraudulenter excidium
Polonie procurantis, audaci congressu impeterent, unus mille et
duo decern milia fugaverunt. Insuper cedis vaiitudinem
inauditam fuit protestata et exundans cruoris effusio in
flumine Wizla, tunc unda ibidem nativo colore in rubrum
commutante et innumerosa cadaverum ibidem in Polonorum
victrici dextera cadencium multitudo.
MPH. NS: T. V. P. 45, 51, 53, 57, 64, 69-70.
ПЕРЕВОД
1015. Владимир, князь русских, умер1.
1018. Болеслав Первый побеждает русских и опустошает землю [их]2.
1078. Русский король убит в сражении3.
1087. Добронега, жена Казимира, умерла4.
1088. Мешко жену привел5.
1135. В кровавой битве в пятые Иды февраля [9.II] разрушается
Вислица6.
1182. Князь Казимир победил русских . Сын Казимира Болеслав умер .
1205. Роман, храбрейший князь русский, возвысившийся в гордости
и хваставший безгранично великим числом своего войска,
убит в сражении при Завихосте9 сыновьями князя Казимира
Лешком и Конрадом с помощью всемогущего, который своей
добродетелью чрезмерно [высоко] занесшихся попирает, могучее
148

сокрушает, а низвергнутое возвышает. Тогда же [благодаря]
помощи всевышнего даже у тех немногих, которые остались
из малого войска, названных князей, уже возвращавшегося
домой по причине усталости или тяжких [ран], храбрость была
настолько велика, что когда [они] дерзко напали на
бесчисленные фаланги упомянутого Романа, коварно замышляющего
гибель Полонии, [то] обратили в бегство двадцать одну тысячу
воинов. После неслыханной резни переполнилась кровью
река Висла и вышла из берегов; вода в ней изменила
естественный цвет на алый, и было в ней бесчисленное множество
трупов погибших от победоносной руки поляков10.
КОММЕНТАРИЙ
1 Сообщения Рочника Краковского капитула и анналов, которые
копировали его сведения, тесно переплетаются с известиями Галла
Анонима XI—начала XII в. Весьма вероятно, что протограф польских
рочников, так называемый рочник капитульный Древний, был в
распоряжении Галла и послужил ему источником (Labuda G. Anonim Gall //
SSS. 1962. Т. I, cz. 1. S. 33). Сообщение о кончине великого князя
Владимира, последовавшее в 1015 г., было в древних анналах первым
известием, связанным с Киевской Русью. Запись могла быть внесена
непосредственно после 1015 г. рукой писца, принадлежащего к
княжеской епархии. Но отсутствие даты в других копиях Древнего
аннала наводит на мысль о более позднем ее происхождении,
хотя она могла быть не включена в состав копий по разным
причинам (МРН. NS. Т. V. S. 45). Содержание ее могло просто не
интересовать авторов других рочников и хроник.
Не случайно именно это известие стало хронологически первым
в ряду древнерусских свидетельств, открыв письменную историю
польско-русских отношений. Начиная со второго десятилетия XI в.
Русь занимала основное место во внешней политике Болеслава
Храброго. Благоприятная международная обстановка, удачно
сложившаяся для польского князя, позволила ему обратить взгляд
на восток с целью захвата пограничных территорий русских и
расширения за счет них своего государства. С русским князем
у Болеслава были связи, скрепленные родственными узами
благодаря браку дочери с сыном Владимира Святополком. После
конфликта между сыном и отцом, окончившегося заключением
Болеславова зятя в темницу, отношения Руси и Польши испортились
(Галл. Кн. I, гл. 7, примеч. 13). Весть о смерти Владимира эхом
отозвалась в Польше, возвестив об удобном моменте для
осуществления честолюбивых замыслов монарха. Немудрено, что это
событие было зафиксировано в первом аннале государства наряду
с некрологами германских императоров и свидетельствами о
рождении продолжателей династии. Год смерти совпадает с датировкой
русских летописей.
2 Под 1018 г. Рочник Краковского капитула извещает о победе
Болеслава Храброго над русскими (ср.: Gall. Lib. I. С. VII, X). Как
149

видим, дата похода указана точно. Писец, вносивший запись,
хорошо был осведомлен о происшедшем событии. Любопытно,
что в сообщении нет никаких подробностей о предприятии.
Отсутствуют горделивые слова о завоевании русского государства,
ничего не говорится о Золотых воротах. На наш взгляд, это
обстоятельство в первую очередь свидетельствует о том, что занесена
статья в аннал вскоре после возвращения польского монарха
из Киева и отражает истинное положение вещей. Она ничем не
отличается от лаконичных заметок о менее крупных по сравнению
с киевским походом местных войнах и временных столкновениях
соседствующих стран. По всей видимости, результаты экспансии
не получили большого отклика у современников в самой Польше,
а яркие подробности явились следствием красноречивых рассказов
участников войны, которые, накапливаясь, питали собой дружинную
и придворную традиции. Спустя сто лет Киевский поход 1018 г.
в передаче Галла превратился в событие эпохального значения,
служившее к чести первых правителей Древней Польши.
3 Такая дата (1078 г.) с указанием дня (3 октября) сопровождает
статью о гибели в битве с черниговскими князьями киевского
князя Изяслава в Повести временных лет. Русский летописец даже
указывает место кончины князя, что лишает возможности
сомневаться в правильности его хронологической отметки (ПВЛ.
Ч. 1. С. 132—133). Совпадение дат в польском и русском
источниках, а также наличие родства упомянутого князя, женатого на
дочери Мешко II Гертруде, с династией Пястов позволяют
добавить к записи рочника имя Изяслав (см.: Галл. Кн. I, гл. 23, примеч. 2).
Тот факт, что в рочнике сказано не "умер", а "убит в сражении"
(in prelio interfectus est), наводит на мысль о хорошей
осведомленности автора о судьбе русского князя. Сохранились
свидетельства о том, что Изяслав Ярославич имел непосредственный
контакт с высшим гнезненским духовенством. В 1076 г. он посылал
новому архиепископу в Гнезно покров на гробницу св. Адальберта.
Этот покров был найден в копиарии XV в. На нем уцелел текст
с молитвой о помощи Изяславу Ярославичу {Линииченко И.А.
Новооткрытое свидетельство... С. 329. Пашуто В.Т. Внешняя
политика... С. 42, 311).
4Рочник Краковского капитула — старший из источников,
сообщающих имя жены Казимира Восстановителя и, что важнее,
единственный, называющий ее Добронегой. Русские летописцы не
знают ее имени, хотя уточняют, что она была сестрой Ярослава,
князя киевского^и, следовательно, дочерью Владимира {Галл. Кн. I,
гл. 19, примеч. 2). Данные польского рочника уникальны. Более
поздние хроники заимствовали имя Добронега, переиначив его
на Доброгнева. Имя Мария впервые засвидетельствовано в письме
Бенедикта IX, фальшивом документе, якобы XI в., а затем в
Меньшем житии св. Станислава (МРН. Т. IV. Р. 272), в Велико-
польской хронике приводятся оба имени ("Великая хроника"... С. 70).
О. Бальцер считает возможным признать верным только первое
имя, переданное рочником капитула, указывая на широкую рас-
150

пространенность его в Польше (Линниченко И. А. Взаимные
отношения... Т. 1. С. 49; Balzer О. Genealogia. S. 88). Другие
исследователи допускают, что в Польше к славянскому имени Добронега
добавили имя Мария (Semkowicz W. Krytyczny rozbiór. S. 115).
В защиту истинности статьи аннала могут быть выдвинуты те же
соображения, что и в предыдущем случае (1078 г.). К тому же при
княжеском дворе мать польского короля Болеслава II, жена Казимира
(Восстановителя), была известной и уважаемой фигурой. Сорок лет
пребывания в Польше, несомненно, обеспечивали ей почетное место
в исторических записях первого рочника.
5 Такая запись имеется во многих польских рочниках. Галл тоже
отметил женитьбу сына Болеслава Щедрого на русской девушке
(см.: Gall. Lib. I. С. 29). Но хронист не ставил дат, посему сообщение
рочника обретает особую ценность (Галл. Кн. I, гл. 29, примеч. 4).
6 О разрушении Вислицы писал Винцентий Кадлубек, обвиняя в
происшедшем русского князя Владимирко, сына похищенного поляками
Володаря перемышльского, и некоего паннонца (Кадлубек. Кн. III,
гл. 22, примеч. 7, 9).
7 Летописи не имеют сообщений о польско-русских столкновениях
в начале 80-х годов XII в. Исследователи полагают, что в
анналах отмечен под 1182 г. описанный Кадлубком поход на Берестье
(см.: Кадлубек. Кн. IV, гл. 14, примеч. 1, 3).
8 Болеслав (1168—1183), по сообщению многих источников, был
задавлен упавшим деревом. Однако высказывались предположения
о преднамеренном убийстве его сторонниками Мешко III (МРН.
Т. II. Р. 396, prz. 1; МРН. NS. Т. V. Р. 64).
9 Обширная запись под 1205 г. относится к гибели князя галицкого
Романа в битве при Завихосте. Предполагают, что автором ее был
сам Винцентий, принявший в 1207 г. сан епископа в Кракове и,
следовательно, имевший доступ к важнейшим документам как
княжеской епископии, так и столичного капитула (Ktirbis В.
Dziejopisarstwo wielkopolskie XIII i XIV wieku. S. 194), тем более что Кадлубек
лично знал Романа и уделил ему много внимания в своей книге
(Кадлубек. Кн. IV, гл. 16, 23, 24). Кроме того, повествуя о вокня-
жении русского князя с помощью Лешка в Галиче, хронист пишет:
"В своем месте будет показано, какой благодарностью и какой
преданностью он постарался отплатить полякам за милость"
(Кн. IV, гл. 24, примеч. 9). Лаврентьевская летопись также датирует
гибель Романа 1205 г. (ПСРЛ. Т. I, вып. 2. С. 425).
10 Исследователи еще не пришли к единому выводу относительно
причин ссоры Романа и недавно союзных ему Казимировичей
(Кадлубек. Кн. IV, гл. 23). В летописи есть сообщение о бегстве жены
Романа с сыновьями в "Ляхы", "бе бо Романъ оубьенъ", где ее
с "великой честью" принял Лешек, сказав, что "Дьяволъ есть
воверглъ враждоу" между ним и Романом, а дьявол тот "бе бо
Володиславь" (ПСРЛ. Т. II. Стб. 719). Во французской хронике
Альберика сообщается, что якобы Роман желал пройти через Польшу
в Саксонию (Chronica Alberici Monachi Trium fontium / Ed.
P. Scheffer-Boichorst // MGH. SS. Hannoverae, 1874. T. XXIII. P. 885).
151

Можно предположить, что события разворачивались следующим
образом. Укрепившись на киевском столе, Роман в 1205 г.
выступил против союзного саксонским Вельфам Лешка Белого, надеясь,
включившись в борьбу за императорскую корону, наладить русско-
поморские и русско-немецкие связи. Одновременно на Поморье
был принят поход датского короля Вальдемара II, с которым
выступал соперник Лешка, сын Мешко III, великопольский князь
Владислав Лясконогий (Annales Waldemari // MGH. SS. 1866.
Т. XXIX. P. 180). Видимо, Владислав и явился тем самым дьяволом,
поссорившим союзных Романа и Лешка. Лешка ему надо было
отвлечь от обороны Кракова, на который он постоянно
претендовал. В его намерения входило препятствовать Роману,
направлявшемуся на помощь противнику Вальдемара Филиппу Швабскому
{Włodarski В. Polityka ruska Leszka Białego. Lwów, 1925. S. 19—21;
ср.: Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 165, 344; Щавелева Н.И.
Древнерусские известия Великопольской хроники. С. 59—62).

СВЕНТОКШИСКИЙ РОЧНИК ДРЕВНИЙ
Этот древнейший оригинал польских рочниксь датируется первой
половиной XII в. Помещен на двух последних страницах кодекса
начала XII в., содержащего апостольские послания. Записи ведутся
с 948 до 1136 г., хотя для будущих статей заготовлены даты
(цифры) на сорок лет вперед. Исследователи (Т. Войцеховский
и В. Семкович) полагали, что рочник был списан непосредственно
с пасхальной таблицы, на которой помещался древний Рочник
Краковского капитула. Автор выписал интересующие его сведения вплоть
до 1119 г., причем восемь записей неизвестны протографу.
Свентокшиский рочник почти не имеет сведений церковного
содержания. Автора извлечения интересовали даты рождения, женитьбы,
коронования, смерти польских князей. Единичные сообщения о
завоеваниях и победоносных походах умножаются к концу XII в.
Для XI в. указана лишь победа Болеслава Храброго 1018 г. Либо у
Свентокшиского рочника был новый источник, либо он точнее передает
текст первого аннала.
Существует предположение, что владельцем рукописи и
составителем аннала был гнезненский архиепископ Якоб из Жнина (1124—
1147 гг.), принадлежащий к роду Палуков.
Я. Домбровский считал, что со второй половины XIII до начала
второй половины XIV в. рочник был собственностью
Краковского капитула, откуда попал в Свентокшиский монастырь,
которому обязан названием, присвоенным ему А. Белёвским. Р. Давид
предлагал назвать его "Сокращенным с 1122 г.". В последнем издании
3. Козловской-Будковой он именуется Древним.
Домбровский полагал, что написан рочник в Кракове, а не
продолжался из-за существования там более обширного другого аннала.
3. Козловска-Будкова, однако, отрицает его краковское
происхождение, отдавая предпочтение Гнезно. На это, по мнению
исследовательницы, указывает определенный интерес автора к событиям
в соседних севернопольских землях. Г. Лябуда считает, что аннал
был создан в Кракове и предназначался наследнику трона
Владиславу II.
Рукопись
Warszawa, BN, I 3312 — конец XI — начало XII в.
153

Издания
Annales Cracovienses vetusti / Ed. W. Arndt, R. Roepell // MGH. SS. 1866.
T. XIX. P. 577—578.
Rocznik Świętokrzyski dawny / Ed. A. Bielowski // MPH. T. II. P. 772—774.
Semkowicz W. Rocznik tzw. świętokrzyski dawny // RAUhf. 1910. Т. 53.
S. 256—259.
Rocznik Dawny / Ed. Z. Kozłowska-Budkowa // MPH. NS. 1978. T. V.
P. 3—17.
ТЕКСТ
MXVIII Bolezlaus superavit Ruziam.
MLXXXVHI Mysko duxit uxorem.
MCIII Bolezlaus tercius duxit uxorem.
MPH. NS. T. V. P. 8, 11, 12.
ПЕРЕВОД
1018. Болеслав победил Русь.
1088. Мешко женился.
1103. Болеслав Третий женился .
КОММЕНТАРИЙ
1 Датировка женитьбы Болеслава III Кривоустого на Сбыславе Свято-
полковне {Галл. Кн. И, гл. 23, примеч. 2) признается исследователями
правильной и на ее основании корректируется дата Повести
временных лет (1102) (ПВЛ. Ч. 1. С. 183). Доказательством служит
соображение, что в 1102 г. умер отец Кривоустого и скорбящий
князь не мог играть свадьбу в том же году (МРН. Т. II. Р. 773;
Balzer О. Genealogia. S. 120—121; ср.: МРН. NS. Т. V. Р. XXXIX).
В. Семкович считал, что эта запись в Свентокшиском аннале,
отсутствующая в Рочнике Краковского капитула, относится к группе
сообщений, дописанных на основе другого источника (Semkowicz W.
Rocznik tzw. świętokrzyski dawny. S. 272—274; MPH. NS. T. V. P. XII).

РОЧНИК КРАТКИЙ
Представляет собой также копию древнего потерянного капитуль-
ного аннала, выполненную в 80-х годах XIII в. в виде извлечения
из протографа, из которого исключены записи, не касающиеся Польши.
Автор, видимо принадлежащий к краковскому клиру, задался целью
создать новый аннал с продолжением. Особое внимание уделено
краковским сообщениям агиографического характера. Краткий рочник
не простая копия, а компиляция, куда входят сведения из других
источников.
Сохранился в списках XV в.; по мнению исследователей, все они
короче, нежели архетип рочника. Известен в составе семи из девяти
имеющихся рукописей Великопольской хроники. Кодексы Оттобо-
няньский, Сендзивои, Станислава Августа, Вроцлавский, Сенявский,
Королевский описаны Б. Кюрбис в издании Великопольской хроники
(МРН. NS. 1970. Т. VIII. Р. VIII—XIII).
Издания
Silesiacarum rerum Scriptores / Conf. F.W. de Sommersberg. Lipsiae,
1730. T. II. S. 78—79, 82—83.
Historiarum Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae Scriptorum Collectio
magno / Ed. L. Mitzler de Kolof. Varsoviae, 1769. T. III. S. 163—165,
167—168.
Annales Cracovienses breves / Ed. W. Arndt, R. Roepell // MGH. SS. 1866.
T. XIX. S. 664—666.
Annales Poloniae // MGH. Scriptores rerum Germanicarum in usum
scholarum. Hannoverae, 1866. S. 88—93.
Rocznik krótki / Ed. A. Bielowski // MPH. Lwów, 1872. Т. II. P. 792—815.
Rocznik Krótki / Ed. Z. KozTowska-Budkowa // MPH. NS. 1978. T. V.
P. 231—244.
ТЕКСТ
MXVIII primus Boleslaus superavit Ruthenos et terram eorum vastavit.
MLXXXVIH Mesco dux uxorem duxit.
MCXXXV Vyslicia cede destruitur V idus Februari.
MCLXXXII Kazimirus dux Cuyauie vicit Ruthenos.
Millesimo CCV Romanus fortissimus princeps Ruthenorum cum exer-
citibus suis a Lestcone et Conrado fratribus filiis Kazimiri
in Zauichost interemptus est.
MPH. NS. T. V. P. 236, 239.
155

ПЕРЕВОД
1018. Болеслав Первый победил русских и землю их опустошил.
1088. Князь Мешко женился.
1135. В кровавой битве в пятые Иды февраля [9. II] разрушается
Вислица.
1182. Князь Куявии Казимир победил русских1.
1205. Роман, храбрейший князь русских, со своим войском был
убит братьями Лешком и Конрадом, сыновьями Казимира,
при Завихосте.
КОММЕНТАРИЙ
1В Рочнике Кратком под 1182 г. имеется небольшое дополнение к
записи Рочника Краковского капитула: Казимир называется князем
Куявии. А. Белевский предположил, что 1182 г. датирован поход
племянника Казимира Справедливого Лешка, князя Куявии и Мазо-
вии, которому Казимир оказывал всяческую поддержку. На русские
земли он, по мнению Белевского, напал по внушению дяди с
намерением добыть Берестье и все Подляшье (МРН. Т. II. Р. 237, 397, 398,
799; ср.: МРН. NS. Т. V. Р. 238, prz. 29). На наш взгляд, составитель
Краткого рочника просто ошибся, назвав Казимира князем Куявии,
тем более что в момент списывания аннала в Куявии княжил Казимир,
сын Конрада Мазовецкого. Годы его правления 1231—1267.

ПОСЛАНИЕ ЕПИСКОПА КРАКОВСКОГО МАТВЕЯ
БЕРНАРДУ КЛЕРВОСКОМУ
Рукопись, содержащая это послание, была найдена в 1717 г.
в Баварии в Виндбергском аббатстве премонстрантов австрийским
ученым Б. Пэзом, который в 1729 г. опубликовал ее под названием:
"Anno ИЗО. Matthaei cracoviensis episcopi epistoła ad s. Bernardum abba-
tem clarevalensem. De suscipienda Ruthenorum conversione".
Кодекс вскоре был потерян, и дальнейшие издатели приняли
название без изменений. Однако оно дано этому литературному
документу безусловно позже, поскольку Бернард Клервоский, к
которому обращается автор, именуется святым, а канонизация его
имела место в 1174 г. Кроме того, дата, предшествующая титулу,
заведомо ошибочна. Матвей стал краковским епископом в 1143 г.
(МРН. Т. П. Р. 707), что определяет при датировке terminum а quo,
terminus ad quern является 1153 г. (смерть Бернарда Клервоского).
Ныне многие ученые склонны считать датой послания 1147 г., время
подготовки и осуществления второго Крестового похода {Щавеле-
ва Н.И. Послание епископа краковского Матвея... С. I20j.
Именно в те годы (1146—1147) бургундский аббат развернул
широкую пропаганду новой войны против неверных, вербуя из
разных стран Европы отряды крестоносцев. Об этом свидетельствуют
многочисленные послания, речи, воззвания, проповеди. Одним из
требований развернутой кампании было истребление заэльбских
славян. В своей речи на франкфуртском Соборе 1147 г. вдохновенный
фанатик выступил с речью, в которой призвал "уничтожить или народ
славянский или их веру" (Oldekop Н. Die Anfange der katholischen
Kirche bei den Ostseefinen. Reval, 1912. S. 48; ср.: PL. 1859. Т. 182. Col. 924).
Послание Матвея было составлено в непосредственной связи
с подготовкой к новому крестовому походу. Орденские братья
Бернарда, польские цистерцианцы должны были служить помощниками
и посредниками в осуществлении главной цели — христианизации
всех народов и подчинению их Риму. Кроме того, тесные связи
Польши и Руси, укрепившиеся к середине XII в., участие русских
князей в династических распрях сыновей Болеслава Кривоустого,
совместные русско-польские походы и, наконец, решающая битва
Владислава II с братьями под Познанью в 1146 г. с привлечением
русских вспомогательных отрядов вызывали беспокойство польского
духовенства. Известно, что Владиславу II, вынужденному покинуть
родину, церковь инкриминировала союз с русскими схизматиками,
использованный для борьбы с кровными родственниками {Plezia М.
List biscupa Mazeusza do św. Bernarda // Praca z dziejów Polski
feudalnej. W-wa, 1960. S. 140).
157

Эдиция Б. Пеза 1729 г. легла в основу последующих
переизданий. Несколько выдержек из послания привел в "Актах
исторических, относящихся к России" А.И. Тургенев. Он писал: "Так как
послание наполнено почти одними восклицаниями, то и сочтено
излишним помещать его вполне. Довольно выписать из него заглавие
и несколько строк" (HRM. SPb., 1841. Т. I. С. XI). В 1850 г. текст
памятника впервые был опубликован в Польше А. Белёвским. Затем
послание появилось в числе писем к Бернарду Клервоскому в
капитальном издании Ж.-П. Миня. В 1872 г. была осуществлена еще одна
эдиция А. Белёвского. Новое издание памятника и новое тщательное
его исследование были подготовлены спустя почти сто лет
краковским ученым М. Плезей (1960 г.). На его основе была выполнена
первая публикация послания на латинском языке и в русском переводе
автором этих строк. С некоторыми изменениями в переводе этот
текст приводится в данном выпуске.
Издания
Anno ИЗО. Mathaei cracoviensis episcopi epistoła ad S. Bernardum /
Ed. B. Pez // [Thesaurus anecdotorum] novissimus. Roma, 1729. P. I,
N 125. Col. 360—361.
HRM. SPb., 1841. T. I. С XI—XIII.
Bielowski A. Wstęp krytyczny do dziejów Polski. Lwów, 1850. S. 94.
Epistoła M. Cracoviensis episcopi ad s. Bernardum ilium ad conversionem
Ruthenorum invitat // PL. P., 1859. Т. 182. Col. 681—682.
List Mateusza biscupa krakowskiego do św. Bernarda o nawracaniu Rusi /
Ed. A. Bielowski // MPH. Lwów, 1872. Т. II. P. 15—16.
Plezia M. List buscupa Mateusza do św. Bernarda // Praca z dziejów
Polski feudalnej. W-wa, 1960. S. 123—140.
Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервоскому об
"обращении русских" / Изд. и пер. Н.И. Щавелевой // Древнейшие
государства на территории СССР, 1975 г. М., 1976. С. 113—117.
Польский перевод
Mateusza Krakowskiego biskupa list do św. Bernarda opata Klarewa-
leńskiego. O podjęciu apostolstwa wśród Rusinów / Ed. P. Chmielowski //
Złota Przędza poetów i prozaików polskich. W-wa, 1887. T. IV. S. 9—10.
ТЕКСТ
Anno 1130. Matthaei cracoviensis episcopi epistoła
ad s. Bernardum
abbatem clarevallensem.
De suscipienda Ruthenorum conversione.
Bfernardo] Dei gratia
Clarevallensi abbati,
viro venerabili et reverendo,
omni praeconio digno
et merito sanctitatis insigni —
158

M[atthaeus] ejusdem gratia
Cracoviensis episcopus
et comes... Petrus
quos facit face re fructus.
Grates Deo nostro referimus,
grates siquidem infinitas,
qui vos talem,
o abbatum decus et gloria,
nostro suscitavit saeculo,
quern sollicitudo
omnium ecclesiarum
quemadmodum vas electionis
nunquam et nusquam praetereat,
quern infirmitas aliorum
cogat pariter infirmari.
Cuius meritis Deus orbi
bonum omne largiter immerito,
cuius prece districtus arbiter
mitigatus sententiam revocat,
ac ne statim feriat peccatores,
iram suspendit, ut parcat.
Dilectus filius vester
magister A[cardus]
nos ex parte vestra consuluit,
si quis posset
et impios Ruthenorum ritus
atque observantias exstirpare.
Posset quidem, domine, posset,
sed solus ille homo posset,
in quo potens qratia esset.
Cofidimus autem
in domino Jesu,
quod si abbas
Clarevallensis hie esset,
hoc bonum facere posset.
Gens autem ilia Ruthenica,
multitudine innumerabili
ceu sideribus adaequata,
orthodoxae fidei regulam
ac verae religionis instituta non servat.
Non attendens, quoniam
extra catholicam ecclesiam
veri sacrificii locus non est,
nee solum in sacrificio
159

dominici corporis,
sed in conjugiis repudiandis
et rebaptizandis
atque aliis
ecclesiae sacramentis
turpiter claudicare cognoscitur.
Ita erroribus variis,
immo vero haeretica pravitate
a primordio suae conversionis imbuta
Christum solo quidem nomino confitetur,
factis autem penitus abnegat.
Neque enim vel Latinae vel Graecae
vult esse conformis ecclesiae,
sed seorsum ab utraque divisa
neutri gens praefata
sacramentorum participatione communicat.
Hoc autem, domine, totum
penetrabilior omni
gladio ancipiti
vestra praedicatio amputaret,
si ut earn visitaretis,
vobis Spiritus Sanctus inspiraret.
Nee modo in Ruthenia,
quae quasi est alter orbis,
verum etiam in Polonia et Bohemia,
vel communi appelatione Sclavonia,
quae plures provincias continet,
taleni ad tantum fructum
tamque Deo acceptabilem faceretis,
ut ab ipso postmodum audiretis:
euge serve bono et fide lis
Aut certissime vobis omnes,
aut fere omnes, ut speramus,
in auditu auris oboedirent.
Dignamini igitur, pie pater,
dignamini, qui ceteras illustrastis,
nostras etiam tenebras illustrare,
dignamini Sclavos incompositos
in via morum et vitae
rationibus informare,
dignamini gelidum axem
vestri praesentia visitare,
ut in adventu nostri abbatis
frigus horridum aquilonis
austri qratia
160

et mulciberi flamine temperetur,
ut inculta barbaries
vestris moralitatibus excolatur,
ut homines inhumani
vestra eruditione mitescant,
sub jugo dominico mansuescant.
Si enim qloria celeberrima
et Threicius Orpheus
et Thebanus Amphion
coelo inseruntur et astris
vatumque celebrantur ingenio
et post mortem carmine vivunt,
quod uterque silvas et lapides,
id est silvestres et lapideos homines
lyrae cantibus delinivit
legemque pati coegit
quanto magis nos speramus,
quod gentes efferas et immanes
sacer abbas Christo conciliet.
Qui et praeco est evangelii
et lucerna in domo Domini,
et divinae voluntatis interpres
et melior Orpheo
et superna clarus scientia
et coelesti praeditus intelligentia
et omnium fere charismatum
munere insignitis et gratia.
Quanto autem animi
quamque ardenti
desiderio
ego et comes Petrus,
vir utique circa Dei cultum
et ecclesiam religionemque
devotissimus
vestrum, pie pater,
praestolemur adventum,
solus ille nobis est testis,
qui videt secreta cordis.
Nee nos soli optamus
abbatem Clarevallensem
simul in unum
dives et pauper,
nobiles et ignobiles,
juvenes et virgines,
senes cum junioribus
aeque desiderant.
П.Зак. 231 161

Abbatem omnis ordo et aetas
abbatem omnis sexus
atque omnis condicio,
abbatem omnes Poloni
omniumque vota suspirant.
Древнейшие государства на территории СССР, 1975 г. М., 1976.
С. 113—117.
ПЕРЕВОД
В год ИЗО. Письмо Матвея, краковского епископа,
к св. Бернарду,
аббату клервоскому.
Об обращении русских, которое следует предпринять.
Б[ернарду], милостью божьей
аббату клервоскому,
мужу почтенному и уважаемому,
всяческого прославления достойному
и святости даром отмеченному1, —
М[атвей], тою же милостью
епископ краковский2,
и комес [Полоний]3 Петр4, коих
понуждает он плоды добра явить.
Возносим благодарения господу нашему,
благодарения же безграничные
коий Вас такового,
о краса и слава аббатов,
даровал веку нашему,
коего забота
о всех церквах5,
словно избранный сосуд6
не покинет нигде и никогда,
коего изнеможение других
заставит равно изнемогать .
Чьими заслугами господь
всяческим благом одаряет
мир, заслуг не имеющий, чьей молитвой
умягченный судия, обременный тяжбами,
приговор отменяет и гнев отлагает,
дабы не карать тотчас грешников, а миловать.
Сын Ваш возлюбленный
Магистр А[кардус]
нас от лица Вашего вопросил8,
мог ли бы кто
162

и обычаи нечестивые
и обряды русских искоренить10.
Мог бы, господин, мог,
но лишь тот один,
на ком великая благодать была бы.
Уверены же мы в
господе Иисусе11,
если был бы то
аббат клервоский,
он бы смог свершить сие дело благое.
Народ же тот русский,
множеству ли бесчисленному
небу ли звездному подобный,
и правила веры православной и
религии истинной установления не блюдет12.
Пренебрегая тем, что
вне церкви католической
нет места дароприношению истинному,
[тот народ], известно, не только
в дароприношении тела господня13,
но и в уклонении от брака церковного14
и [взрослых] повторного крещения15,
а равно в иных
церкви таинствах
позорно колеблется16.
Так заблуждениями различными [и]
порочностью еретической от порога
обращения своего пропитанный,
Христа лишь по имени признает,
делами же совершенно отрицает17.
Не желает упомянутый народ
ни с греческой, ни с латинской
церковью быть единообразным,
но, отличный от той и от другой,
таинства ни одной из них не разделяет18.
Но то все, господин,
проповедь Ваша,
пресекла бы лучше всякого
меча обоюдоострого19, если вдохновил бы
Вас дух святой, дабы
посетили Вы [народ] тот.
И не только в Рутении,
что есть как бы другой мир,
но равно и в Полонии и в Богемии ,
иначе общим названием в Склавонии \
163

коя многие области объемлет,
совершите таковое для столького
и столь угодного господу блага,
дабы от него самого после услышать:
"Хорошо, добрый и верный раб'*2.
Ибо Вам воистину все или почти
все, как надеемся, восповинуются,
по одному слуху о Вас23.
Так соблаговолите, отец святой,
соблаговолите, как прочих просвещаете,
так и [нас] в заблуждениях наших просветить,
соблаговолите славян неумелых на
нравственный путь
разумной жизни наставить,
соблаговолите ледяной полюс24
присутствием своим почтить,
дабы по пришествии нашего аббата
холод жестокий Аквилона
ласковым дуновением Австра
и Мульцибра смягчился,
дабы варварство неблагородное
вашими проповедями облагородилось,
дабы люди, человечности лишенные,
вашим красноречьем укротились и
господню игу покорились.
Если же Орфей фракийский
и Амфион фиванский25
славой хвалебной на небо
к звездам возносятся
и за талант поэтический восхваляются
и после смерти в песне живут,
ибо и тот и другой камни и леса,
кои суть лесные и окаменелые люди,
лиры пеньем пленили
и закону подчиниться заставили26,
сколь больше мы надеемся,
что народы дикие и свирепые
вверит Христу святой аббат.
Он и евангелия глашатай,
и в доме господнем светоч,
и божественной воли толкователь,
и лучше Орфея [поэт]27,
высшим знанием просветленный,
небесной мудростью наделенный,
божьим даром и благодатью отмеченный.
Со сколь великим души
пыланьем и желаньем
164

я и комес Петр,
муж, всецело преданный
господа почитанию,
церкви и религии28,
Вашего, отец святой,
будем ожидать прибытия,
свидетель у нас тот
один, кто тайны сердца видит.
Не мы одни
аббата клервоского желаем,
вместе с нами
богатые и бедные,
знатные и незнатные,
юноши и девицы,
старцы и отроки29
равно желанием томятся.
Аббата всякое сословие и возраст,
аббата всякий пол
и всякое состояние,
аббата все поляки
и благочестивые моления всех призывают.
КОММЕНТАРИЙ
Бернард Клервоский — аббат из Бургундии (1091—1153), глава
Ордена цистерцианцев, один из самых знаменитых проповедников
XII в., поборник христианизации всего мира, организатор и
вдохновитель второго Крестового похода 1147 г., фанатично преданный
идее воинствующего католицизма, воплощение которой привело к
истреблению венедов — славян, населявших прибалтийские земли
между Лабой и Одрой (Сидорова Н.А. Очерки по истории ранней
культуры во Франции. С. 166; Заборов М.А. Крестоносцы на
востоке. С. 153—155).
2 Матвей (по прозванию Холева) — епископ краковский с 1143 г.
Матвей был схоластиком в Стобнице и на епископство в Кракове
был поставлен князем Владиславом II (1105—1159). Человек
высокообразованный, имевший связи с политическими и
религиозными центрами Европы, епископ Матвей был духовным
пестуном юного Кадлубка (Mistrza Wincentego. S. 14, 72). Это его
магистр Винцентий называл в своей хронике славным (ѵіг illustris)
и веским в суждениях (gravis sententiis) (МРН. Т. II. Р. 251). Очевидны
связи Матвея с одним из основателей Ордена цистерцианцев в
Польше Яном (или Яником) Грыфитой (ум. до 1177 г.), с 1149 г. гнез-
ненским архиепископом, горячим пропагандистом католицизма
на Руси. Оба они вели диалог в первых трех книгах Хроники
Кадлубка (Balzer О. Studium о Kadłubku... Т. II. S. 78; Plezia М.
Dzieje środowiska umysłowego w Krakowie przed założeniem Uni-
wersitety // Od Aristotelesa do Złotej legendy. W-wa, 1958. S. 415—416).
3 В издании M. Плези далее "Poloniae".
165

4 Речь идет о Петре Властовиче, известном из Хроники Кадлубка.
Будучи родственником польской княжеской фамилии, "Золотой
воевода", как его прозвали современники, оказывал существенное
влияние на государственную политику. О его связях с Русью см.:
Кадлубек. Кн. III, гл. 20, примеч. 2—10; Щавелева Н.И. Русские
княгини в Польше. С. 118—119. О контактах Петра Властовича с
епископом Матвеем свидетельствуют документы XII в. (Kodex
dyplomatyczny Śląska / Red. К. Maleczyński. Wroclaw, 1951. Т. I. N 25).
5II Кор. И, 28.
6Деян. 9, 15.
7II Кор. 11, 29.
8 Послание это представляет собой ответ на письмо или устный
запрос Бернарда, переданное польским цистерцианцам магистром А.,
которого М. Плезя отождествляет с ученым и соратником
Бернарда Архардом из Клерво (Plezia М. List biscupa... S. 134—136).
9 Многоточием отмечены пропущенные ритмические строки.
10 А. Белёвский (МРН. Т. П. Р. 15) предполагал, что здесь имеются в
виду обряды, введенные в Моравию и другие соседние славянские
земли Константином и Мефодием. "Водворяя, однако же, у славян
славянское богослужение, они сохраняли его примирительностью
и этим дали пример другим народам уважения к чужим
религиозным убеждениям" (Григорович В.И. Несколько слов, сказанных
профессором славянских наречий Григоровичем по поводу
празднования тысячелетия со времени кончины св. Кирилла // Собр. соч.
Одесса, 1916. С. 111; Бернштейн СБ. Константин-философ и Ме-
фодий. С. 92—94). Известно, что именно веротерпимость Со-
лунских братьев и снисходительность их к чужим религиозным
воззрениям были ненавистны немецким епископам Моравии и
Римской курии, которые обвиняли их в сохранении языческих
пережитков.
пРимл., 14, 14.
12 В конце X в. на Руси была официально принята распространенная
во всем мире и приспособленная к феодальной стадии развития
христианская мировая религия. Князь Владимир, которого
впоследствии церковь назвала святым, признал истинной верой
византийское православие (ПВЛ. Ч. 1. С. 277—282), крестился сам и
крестил свою страну. Ориентация на восточнохристианскую церковь
с центром в византийском Константинополе укрепила союз
Древнерусского государства с православным миром и противопоставила
католическому Риму, претендующему на мировое господство.
Окончательное разделение церквей на восточную и западную,
греческую и латинскую, католическую и православную, наметившееся
еще в раннем средневековье, произошло в 1054 г., что повлекло
за собой самостоятельное оформление этих двух направлений
христианства как вероучения и церковной организации (Каждая А.П.
Возникновение и сущность православия. С. 35—48). Католики,
ведомые Римской курией, защищали идею всехристианства (tota
christianitas), всемирного Римского государства, возглавляемого
папой, догмат о непогрешимости которого был принят в XIX в.
166

Стремление объединить церкви, подчинить восточную церковь и
господствовать над ней, противопоставить свое вероучение как
истинное православному осуждалось греческим и русским
духовенством, служило первым обвинением латинской церкви в
отступлении от христианской веры.
Одним из самых значительных таинств в христианстве есть
евхаристия, или причащение, поскольку в нем Христос
пресуществляется телесно. При совершении этого таинства верующий
освобождается от грехов ежечасных и оберегается от грехов смертных,
вкушая хлеб и вино, в которые пресуществилась сущность Христа
(transubstantiatio). В полемических сочинениях против латинян
обращалось внимание на обрядовую сторону отправления таинства
евхаристии. Заблуждением католиков православные полагали
употребление опресноков (пресных облаток йСицоѵ) вместо квасного
хлеба, ибо Христос установил таинство на хлебе, который жизнен,
а не на мертвых опресноках, порицался и чин совершения
причащения: одним вином без воды, и способ, при котором
причащение при недостатке опресноков заменяется целованием (Пав-
лов А.С. Критические опыты... С. 32—39, 58—62; Синайский А.
Отношение древнерусской церкви и общества к латинскому западу.
С. 66—67; Карсавин Л. П. Католичество. С. 108—109).
14 Брак — таинство, соединяющее семейными узами мужа и жену,
освящающее и благословляющее их на земную жизнь и продолжение
в потомстве. Новая христианская религия в массах прививалась
чрезвычайно медленно. Об этом свидетельствуют многочисленные
христианские сочинения, направленные против язычества, а также
нормы церковного права, зафиксированные в светских уголовных
кодексах с XI в. Одним из серьезных преступлений на Руси было
похищение, или умыкание, невесты для совершения языческого, не
санкционированного церковью брака (Щапов Я.Н. Церковь в Древней
Руси. С. 32—35). Еще в XI в. киевский митрополит Иоанн писал,
что церковный обряд венчания соблюдается плохо, люди заключают
браки по прежнему обычаю — "поймают жены своя с плясаньем и
гуденьем и плесканьем", и некоторые "без срама" имеют по две
жены (Канонические ответы митрополита Иоанна II. С. 2—20).
Слова "conjugiis repudiandis" можно истолковать в значении
брачные разводы. Римско-католическая церковь, основываясь на
учении о неизгладимости благодати, ниспосылаемой на верующих
при совершении таинства брака, отвергала разводы. На Руси
разводы допускались, хотя их практика не была упорядочена вплоть
до XVII в.
15 Крещение — таинство, приобщающее человека к Христу. Оно снимает
первородный грех, с которым, согласно христианскому вероучению,
младенец появляется на свет, и очищает. По православному обряду,
новорожденного трижды погружают в воду, в католической —
единожды окропляют.
В издании М. Плези перед словами "повторное крещение"
добавлено, возможно, пропущенное слово "adultis" — "взрослых".
Видимо, речь идет о таинстве конфирмации или укрепления, при-
167

нятом в католичестве и совершаемом при вступлении верующих во
взрослую жизнь. Конфирмация дает право на исповедание имени
Христа, ибо на верующего из елея или миро переходит особая
благодать, введенная туда священнослужителем. Голову человека
покрывают специальной повязкой. Апостолы совершали
конфирмацию возложением рук — церковь заменила миропомазанием.
В православии миропомазание совершается одновременно с
крещением (Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности...
С. 57; Он же. Католичество. С. 107—108).
Можно также допустить, что здесь имеется в виду повторное
крещение при переходе из католичества в православие и наоборот.
От латинянок, вступавших в брак с русскими подданными или их
князьями, требовалось принятие православия, что, судя по папским
буллам, в Риме рассматривали как оскорбление (HRM. Т. I. N 31).
В послании папы Григория IX 1232 г. запрещались браки между
католиками и русскими именно потому, что русские их заставляли
перекрещиваться (Ibid. N 34). Полагают, что на Руси не было
канонического установления вторично крестить или перекрещивать
католиков в православную веру, достаточно было причащения и
миропомазания (Синайский А. Отношение древнерусской церкви
и общества к латинскому западу. С. 95—96).
Длугош писал о русской княжне Добронеге, выданной замуж за
польского князя Казимира Восстановителя, как о примерной
католичке, которая, прибыв в Польшу, отвергла "ненавистый"
греческий обряд и приняла католичество (Dlugossii... L. HI. Anno 1041).
Можно привести еще ряд примеров перекрещивания в латинскую
веру русских княгинь, прибывавших в католические страны (Ща-
велева Н.И. Русские княгини в Польше. С. 118—121). Только в XVI в.
буллой папы Александра VI (VMPL. Vol. II. Р. 295) было разрешено
не креститься вторично тем православным, кто желает "приять
единство с верой католической и латинской церковью" (Гер-
берштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 99—101).
16 Согласно христианскому учению, на верующих нисходит благодать
через таинства или особые магические действия. Наиболее
ревностно и строго относилась к этому западная церковь, установившая
семь таинств. Кроме упомянутых выше таинств (sacramentum) ев-
харитии (причащения), крещения, миропомазания, брака,
признавались таинствами священство (возведение в священнический сан),
покаяние (исповедь) и елеосвящение (соборование). Восточная
церковь, ставившая выше таинств индивидуальную молитву,
колебалась относительно числа таинств. В послании отражен момент
полемики между греками и латинянами по этому вопросу. Автор
сообщает Бернарду Клервоскому, итальянскому проповеднику, о
колебаниях русских в совершении христианских таинств, указывая те
из них, пренебрежение которыми вызывало особое беспокойство
католического духовенства. Только в XIII в. православная церковь
под влиянием запада упорядочила и утвердила систему семи
таинств (Каждая А.П. Возникновение и сущность православия. С. 32).
17 Русским инкриминировалось приземление христианского культа.
168

Исправить их заблуждения призывал краковский епископ великого
мистика, сумевшего обожествить и одушевить наиболее чувственные
и плотские из человеческих устремлений. Так, эротическая
символика "Песни песней" обращается в мистических проповедях
св. Бернарда в могучее средство внушения любви к всевышнему
(Памятники средневековой латинской литературы X—XII вв. М., 1972.
С. 304—312; Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой
Руси. Л., 1987. С. 69—70).
18 К середине XII в. православная (греческая) церковь достаточно
прочно укрепилась в Древней Руси и имела развитую организацию.
К тому времени существовали митрополии, подчиненные
константинопольскому патриарху. Древнерусские князья основывали
собственные епископии. К 50-м годам XII в. епископские кафедры
были в Новгороде, Полоцке, Чернигове, Турове, Юрьеве, Ростове,
Тмутаракани, Галиче и т.д. Были воздвигнуты многочисленные
церкви и храмовые строения. Будучи особым органом
государственной власти, православная церковь, преодолевая настойчивое
сопротивление приверженцев языческих традиций, оказывала влияние
на все сферы жизни и деятельности жителей Древней Руси
(Щапов Я.Н. Церковь в Древней Руси. С. 18—23).
19Евр. 4. 12.
20 Епископ Матвей обращает внимание клервоского аббата на
славянские народы, еще не избавившиеся от языческих "нечестивых"
заблуждений. Не сразу сменили христианские культы освященные
вековыми традициями племенные обряды и верования, составлявшие
важную часть народной языческой культуры. Не случайно как
в католических славянских странах Европы (Чехии и Польше),
так и в православной Руси большое значение духовенство
придавало публично отправляемым культам, таким, как крещение,
освящение брака, погребение и т.д. Строго контролировались
посещение воскресной службы, церковных праздников, соблюдение
постов, особенно великого поста, во время которого запрещалось
судиться, воевать, посещать зрелища и вести супружескую жизнь.
Важным нравоучительным примером было публичное или всенародное
покаяние. Покаяния, наложенные костелом на князей и их
приближенных, в Польше имели огромный общественный резонанс среди
малопросвещенного, с трудом принимающего новые установления
государственной религии населения. Лишь к XIII в. удалось в Чехии
и Польше вытеснить языческие ритуалы христианскими. В XI—
XII вв. широкие крестьянские массы еще оставались языческими.
Об этом свидетельствуют зафиксированные в источниках
антихристианские бунты (Патерик. С. 106; Галл. Кн. I, гл. 19), а также
данные археологов, отмечающие повсеместно распространенный
в то время языческий обряд трупосожжения вместо христианского
трупоположения (Kłoczowski J., Mullerowa L.,Skarbek S. Zarys dziejów
Kościoła... S. 33; Седов В.В. Распространение христианства в Древней
Руси. С. 40—43).
21 Как видно, пафос послания сводится к необходимости просвещения
и наставления на путь истинной веры не только русских, но и всех
169

славян (в Польше, Богемии — словом, в Склавонии) в целом, что
полностью соответствует чаяниям вдохновителя крестоносцев (ср.
упоминание Склавонии (Славии) у Галла и Кадлубка: Галл.
Кн. I. Введение, примеч. 3; Кадлубек. Кн. I, гл. 17, примеч. 2). Кроме
того, интересуясь делами в славянских странах, организатор второго
Крестового похода имел, возможно, намерение призвать славянских
братьев к оружию против неверных. В Магдебургских анналах
сообщается о походе 1147 г. на пруссов, в котором вместе с
Болеславом Кудрявым сражались "etiam Rutheni licet minus catholici
tamen Christiani nominis karakterem habentes..." (MGH. SS. 1859.
T. XVI. S. 189; Пашуто B.T. Внешняя политика... С. 154—155, 332).
Просвещение язычников и насаждение у них христианства было
политической задачей и русских князей. Пример тому поход 1111 г.
на половцев, организованный по образцу и подобию крестовых
походов {Сахаров А.Н., Каргалов В. В. Полководцы Древней Руси.
М., 1984. С. 503—521).
22 Матфей 25, 23.
23 Пс. 17, 45.
24 Gelidus axis — ледяная ось, ледяной полюс, в значении Северный полюс.
Слова, заимствованные у римского поэта Овидия Назона, который
считал, что место его изгнания — г. Томы в Северо-Западном
Причерноморье — расположено "под ледяной осью — sub gelido axe"
(Ovid. Tr. II, 190; V, 2, 64; Ер. 14, 62; Her. VI, 106; Подосинов A.B.
Произведения Овидия... С. 44, 55, 64, 88, 93, 105, 114, 136, 144, 192).
25Horat. Ars poet., 391.
26Boet. De consol. 1, 5, 4.
27 В издании M. Плези далее "vates".
28 Традиция приписывает Петру основание более 70 костелов и
монастырей. Имена Петра, его жены Марии и сыновей остались на
каменных тимпанах некоторых храмов и в фундацийных книгах
многих монастырей. Его считают одним из основоположников
романской архитектуры в Польше. (Ktoczowski J., Mullerowa L.,
Skarbek S. Zarys dziejów Kościoła... S. 34—35).
29 Пс. 14, 8, 12.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
ИСТОЧНИКИ
Галицко-Волынская летопись [// Памятники литературы Древней Руси. XIII в. М.,
1981].
Галл [Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских / Предисл., пер.
и примеч. Л.М. Поповой // Памятники средневековой истории народов Центральной
и Восточной Европы. М., 1961].
Видукинд [Корвейский. Деяния Саксов. М., 1975].
Козьма Пражский. [Чешская хроника / Вступ. ст., пер. и коммент. Г. Санчука. М.,
1962].
Патерик [Киевского Печерского монастыря / Изд. Д.И. Абрамович. СПб., 1911].
Adamus [Bremensis. Quellen des IX. und XI. Jahrhunderts zur Geschichte der Hamburgischen
Kirche und des Reichs / Obers. von W. Trillmich. В., 1961].
Annales Magdeburgenses ( —1180) / Ed. G. Pertz // MGH. SS. 1859. T. XVI.
Annales Quedlinburgensis ( —1025) / Ed. G. Pertz // MGH. SS. 1839. T. III.
Annales Waldemari // MGH. SS. 1892. T. XXIX.
Annalista Saxo. Chronicon (741—1139) / Ed. G. Waitz // MGH. SS. 1849. T. VI.
[Anonim tzw]. Gall. Kronika [Polska / Przetf. R. Gródecki. Kraków, 1925].
Anonim tzw. Gall: Cronica et gęsta ducum sive principum polonorum / Wyd., wstęp i koment.
K. Maleczyński // MPH. NS. Kraków, 1952. T. II.
[Anonim tzw. Gall] Kronika Polska [/Wyd. M. Plezia. Wrocław; W-wa, 1982].
Chronica Alberici monachi Trium fontium / Ed. P. Scheffer-Boichorst // MGH. SS. 1874.
T. XXIII.
Codex diplomaticus Hungariae [ecclesiasticus ac civilis / Ed. Fejer. Budapest, 1829—
1844. Т. I—XI].
Helm [oldi presbyteri Bozoviensis Cronica Slavorum / Ed. B. Schmeidler. Hannoverae;
Lipsiae, 1909].
Herbordi [Dialogus de Vita S. Ottonis episcopi Babenbergensis / Ed. H. Wikarjak // MPH.
NS. W-wa, 1974. T. VII, cz. 3].
Herbordi Vita [Ottonis episcopi Babenbergensis / Wyd. A. Bielowski // MPH. T. II.
[Joannis] Dlugossii [Historiae Polonicae libri XII / Ed. A. Przezdziecki. Cracoviae, 1873.
T. I—II].
Die Kronikę von Pruzinlant des Nikolaus von Jeroschin [/Hrsg. E. Strehlke // SRP. 1861. T. 1].
Mistrza Wincentego [Kronika Polska / TTum. К. Abgarowicz i B. Kurbis. Wstęp, i kom
B. Kurbis. W-wa, 1974].
Ortliebi Zwifaltensis Chronicon / Ed. O. Abel // MGH. SS. 1852. T. X.
Ottonis [episcopi] Frizingensis Chronicon [/ Ed. R. Wilmons // MGH. SS. 1868. T. XX].
Theophylacti Simokattae Historiae / Ed. C. de Boor. Lipsiae, 1887.
Thietmar von Merseburg. Chronik / Neutibertr. W. Trillmich. В., 1969.
ЛИТЕРАТУРА
Бережков Н.Г. Хронология [русского летописания. М., 1963].
Бернштейн СБ. Константин-философ и Мефодий [М., 1984].
Васильевский В.Г. Из истории Византии в XII в.: [Союз двух империй (1148—1155) //
Труды. Л., 1930. Т. 4].
"Великая хроника" [о Польше, Руси и их соседях XI—XIII вв. М., 1987].
Головко А. Б. Социальная функция городского населения [в эпоху феодальной
раздробленности: (На примере южнорусских городов) // Древнерусский город. Киев, 1984].
171

Грушевський М.С. Історіа Украіни-Русі. Киів, 1903. Т. 1; Львів, 1905. Т. 2; Львів, 1905. Т. 3.
Даркевич В. П. К истории торговых связей Древней Руси: [(По археологическим данным)
// КСИА, 1974. Вып. 138].
Жданов И.Н. Песни о князе Романе [СПб., 1890].
Заборов М.А. Крестоносцы на востоке. [М., 1980].
Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних славянских этнонимах [// Славянские древности.
Киев, 1980].
Исаевич Я.Д. Грады Червенские и Перемышльская земля [в политических
взаимоотношениях между восточными и западными славянами (конец IX — начало XI в.) //
Исследования по истории славян и балканских народов: Киев, Русь и ее славянские
соседи. М., 1972].
Каждан А.П. Возникновение и сущность православия [М., 1968].
Канонические ответы митрополита Иоанна II [// Памятники древнерусского
канонического права / Изд. А. Павлов. СПб., 1880. Ч. 1: Памятники XI—XV вв.].
Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1816. Т. III.
Карсавин Л. П. Католичество [Пг., 1918].
Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности [в XII—XIII вв. преимущественно
в Италии. Пг., 1915].
Королюк В.Д. Древнепольское государство. [М., 1952].
Котляр Н.Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских городов: [(На материалах Га-
личины и Волыни) // Славянские древности. Киев, 1980].
Котляр Н.Ф. Формирование территории и возникновение городов [Галицко-Волын-
ской Руси IX—XIII вв. Киев, 1985].
Крип'якевич І.П. Галицько-Волинське князівство. [Киів, 1984].
Кропоткин В. В. Время и пути проникновения куфических монет в Среднее Подунавье
[// Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972].
Кучинко М. Древний город Владимир на Волыни [// Древнерусский город:
(Материалы Всесоюз. археол. конф., посвящ. 1500-летию г. Киева). Киев, 1984].
Лимонов Ю.А. Культурные связи России [с европейскими странами в XV—XVII вв.
Л., 1978].
Линниченко И.А. Взаимные отношения [Руси и Польши до половины XIV ст. Киев,
1884. Т. 1 (до конца XII в.)].
Линниченко И. А. Новооткрытое свидетельство [о времени в. кн. Цзяслава Ярославича //
Археологические известия и заметки. М., 1894. N 11].
Ловмяньский Г. Взаимные отношения Руси и Польши в средние века [// Сов.
славяноведение. М., 1967. N 3].
Лысенко П.Ф. Археологическое изучение древнего Берестья [// Тез. докл. сов.
делегации на IV Междунар. конгр. слав, археологии, София, 1980. М., 1980].
Матузова В.И. Английские средневековые источники [IX—XIII вв. М., 1979].
Назаренко А. В. О датировке любечской битвы [// Летописи и хроники: Сб. ст. 1984 г.
М., 1984].
Назаренко А.В. Русь и Германия в 70-е годы X в. [// Russiae Mediaevalis. Miinchen,
1987. Vol. VI/1].
Назаренко А. В. События 1017 г. в немецкой хронике [начала XI в. и в русской летописи //
Древнейшие государства на территории СССР, 1980 г. М., 1981].
Павлов А.С. Критические опыты [по истории древнейшей греко-русской полемики
против латинян. СПб., 1897].
Пашуто В.Т. Внешняя политика [Древней Руси. М., 1968].
Пашуто В.Т. Образование Литовского государства [М., 1959].
Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси [М., 1950].
Пашуто ВТ. Помезания [М., 1955].
Петегирич В.М. Торговые и культурные связи Древнего Белза // Древнерусский город.
Киев, 1984].
Печенеги, торки, половцы в южнорусских степях // МИА. М.; Л.; 1958. N 62.
Подосинов AB. Произведения Овидия [как источник по истории Восточной Европы
и Закавказья. М., 1985].
Поппе А. Деякі питания заселения польско-руського рубежа [в ранньому середньовіччі //
Укр. іст. журн. Киів, 1960. N 6].
Развитие этнического самосознания [славянских народов в эпоху средневековья. М.,
1982].
172

Рапов О.М. Княжеские владения [на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977].
Рапов О.М., Ткаченко Н.Г. Русские известия Титмара Мерзебургского [// Вестн. МГУ.
Сер. 8, История. 1980. N 3].
Расовский Д.А. Печенеги, торки и берендеи [на Руси и в Угрии // Seminarium Kondako-
vianum. Prana, 1933. Т. IV].
Рогов А. И. Культурные связи западных и восточных славян [в эпоху раннего
средневековья // Исследования по истории славянских и балканских народов: Эпоха
средневековья. М., 1973].
Руссоцкий С. Мазовецкая государственность в период феодальной раздробленности
(XIII—XVI вв.) [// Польша и Русь. М., 1974].
Рыбаков Б.А. Русская эпиграфика X—XIV вв.: [История, фольклор, искусство
славянских народов. М., 1963].
Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX—XIV вв. [// Древнейшие
государства на территории СССР, 1978 г. М., 1978].
Свердлов М.Б. Известия немецких источников о русско-польских отношениях конца X —
начала XII в. [// Исследования по истории славянских и балканских отношений.
М., 1972].
Свердлов М.Б. Известия о Руси [в Хронике Титмара Мерзебургского // Древнейшие
государства на территории СССР, 1975 г. М., 1976].
Седов В. В. Распространение христианства в Древней Руси: [(по археологическим
материалам) / / Введение христианства^ у народов Центральной и Восточной Европы.
Крещение Руси: Сб. тез. М., 1987].
Сидорова Н.А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции [М., 1953].
Синайский А. Отношение древнерусской церкви и общества к латинскому западу
[(католичеству) X—XV вв. СПб., 1899].
Соловьев СМ. Сочинения. Т. I, [кн. 1. История России с древнейших времен. М., 1988].
Татищев В.Н. История российская. М.; Л., 1963. Т. II, III.
Тихомиров М.Н. Древнерусские города [М., 1956].
Хек Р. Феодальная раздробленность в Силезии [// Польша и Русь. М., 1974].
Чекин Л.С Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII—
XIII вв. [// Древнейшие государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986].
Шекера И. Киівська Русь XI ст. [у міжнародних відносинах. Киів, 1967].
Шушарин В. П. Древнерусское государство в западно- и восточноевропейских
памятниках [// Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965].
Шушарин В. П. История Венгрии. М., 1971. Т. 1.
Щавелева Н.И. Древнерусские известия Великопольской хроники [// Летописи и хроники:
Сб. ст. 1976 г. М., 1976].
Щавелева Н.И. О княжеских воспитателях [в древней Польше // Древнейшие
государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986].
Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей [// Древнейшие государства на
территории СССР, 1987 г. М., 1989].
Щавелева Н.И. Русские княгини в Польше [// Внешняя политика Древней Руси: Юбил.
чтения, посвящ. 70-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР
ВТ. Пашуто: Тез. докл. М., 1988].
Щавелева Н.И. Тенденциозность средневековой историографии: [(На примере хроники
Винцента Кадлубка) // Методика изучения древнейших источников по истории
народов СССР. М., 1978].
Щапов Я.Н Церковь в Древней Руси [(до конца XIII в.) // Русское православие: вехи
истории. М., 1989].
Abraham W. Początek biscupstwa w Krakowie [// Rocznik Krakowski. 1900. T. IV].
Balzer O. Genealogia. [Piastów; Kraków, 1895].
Balzer O. Studium o Kadłubku: [Pisma pośmiertne Oswalda Balzera. Lwów, 1934—1935.
T. I—II].
Baumgarten N. Le dernier manage de saint Vladimir [// Orientalia Christiana. Roma, 1930.
Vol. XVIII, N 61].
Baumgarten N Genealogies et manages [occidentaux des Rurukides russus du Xе au
XIIIе siecle // Orientalia Christiana. Roma, 1927. Vol. IX, N 35].
Bautro E. Pogląd Mistrza Wincentego Kadłubka na stosunek władzy duchownej i świeckiej //
Nasza Przeszłość. Kraków, 1963. T. XVII.
Bieniak J. Państwo Miecława. [W-wa, 19651.
173

Bieniek S. Piotr Wfostowic [Postać z dziejów średniowiecznych Śląska. Wrocław, 1965].
Bogucki A. Terminologia polityczna [w Kronice Mistrza Wincentego // StŻ. 1976. T. 20].
Bolduan T. Książe Świętopełk. Gdańsk, 1966.
Braumiiller H. Geschichte KSrntens. Klagenfurt, 1949.
Buczek К Ze studiów nad Kroniką Galla Anonima. Sprawa Selencji. Poznań, 1938.
Caban W. Polityka północno-wschodnia Kazimierza Sprawiedliwego [w latach 1177—1192 //
Rocznik Białostocki. W-wa, 1974. T. XII].
Cetwiński M. Piotr Włostowic czy Piotr Rusin? // Sobótka. Wrocław, 1974. T. 4].
Dąbrowski J. Dzieje Polski średniowiecznej. Kraków, 1926. T. I.
Deptuta Cz. Ideologia Polski [jako państwa morskiego w dziejopisarstwe polskim XII—
XIV w. // Zeszyty Naukowe Uniwersitetu Lubelskiego. 1975. R. 18, N 4].
Friedberg M. Ród. Łabędziów w wiekach średnich [// Rocznik Towarzystwa Heraldycznego
we Lwowie. 1924—1925. R. 7].
Gallen J. Vem var Valdemar [den stores drotting Sofia // Sartryck ur Historisk Tidskrift for
Finland. Helsinki, 1976. N 4].
Gieysztor A. Z zagadnień historii kultury staroruskiej [// Studia historica w 35-lecie pracy
naukowej Henryka Łowmiańskiego. Poznań, 1959].
Górski K. Recenzja na pr. H.iowmiańskiego. Imi^chrestne // Zapiski TNT. 1949. T. 15, z. 3/4.
Grabski A. Gall Anonim o Selencji [i prusach //Rocznik Olsztyński. Olsztyn, 1959. T. II].
Grala H. Drugie małżeństwo Romana Mścisławowicza [// Slavia Orientalis. W-wa, 1982.
R. XXXI, N 3].
Gródecki R., Zachorowski S. Dzieje Polski średniowiecznej. [Kraków, 1926].
Grudziński T. Ze stidiów nad kroniką Galla: [Rozbiór krytyczny pierwszej księgi // Zapiski
Towarzystwa naukowego w Toruniu. 1951. N 17].
Gumowski M. Szczerbiec — polski miecz koronacyiny [// Małopolskie Studia
Historyczne. Kraków, 1959.N 2, z. 2/3].
Gumplowicz M. Zur Geschichte Polens [im Mittelalter. Innsbruck, 1898].
Hellman M. Die Heirątspolityk Jaroslavs [des Wiesen // Forschungen zur osteuropaischen
Geschichte. В.; Wiesbaden, 1962. Bd. VIII].
Hertel J. Podstawy społeczne polaka średniowiecznego [w świetle kronik Mistrza Wincentego
i wielkopolskiej // Akta Universitatis Nicolai Copernici. Historia. Toruń, 1980. T. XVII,
z. 117].
Historia Pomorza [/ Red. G. Labuda. Poznań, 1969. T. 1].
Hosók L., Srómek R. Mistni jmena na Могаѵё [a ve Slezku. Praha, 1980. T. II].
Jasiński К Powiązania genealogiczne Piastów [(małżeństwa piastowskie) // Piastowie w dziejach
Polski. Ossolineum,* 1975].
Jasiński K. Uzupełnienia do genealogii [Piastów // StŻ. 1958. T. III].
Jasiński K. Uzupełnienia do genealogii [Piastów.] Dokończenie [// StŻ. 1960. T. V].
Kerbl R. Byzantin Prinzessinnen [in Ungarn zwischen 1050—1200 und ihr Einfluss auf das
Arpadenkonigreich. Wein, 1979].
Kętrzyński S. Kazimierz Odnowieciel [// RAUhf. 1899. T. 38].
Kętrzyński S. Na marginiesie ["genealogii Piastów" // PH. 1930—1931. T. 29].
Kętrzyński S. O imionach piastowskich [do końca XI wieku // Życie i Myśl. W-wa, 1951.
T. 2, N 5/6].
Kętrzyński S. Polska w X—XI w. W-wa, 1961.
Kętrzyński S. Ze studiów nad Gerwazym z Tilbury [(Mistrz Wincenty i Gerwazy. Prowinciale
Gerwasianum) // RAUhf. 1903. T. 21].
Kijas A. Wołodar [// SSS. T. VI, cz. 2].
Kłoczowski L., Miillerowa L., Skarbek J. Zarys dziejów kościoła [katolickiego w Polsce.
Kraków, 1986].
Kościelak L. Narodziny polskiej myśli o pokoju [w Kronice Galla Anonima // Życie i Myśl.
W-wa, 1985. N 1/2].
Kościelak L. O rzekomym ruskim pochodzeniu księżnej pomorskiej Mirosławy w. // Rocznik
Gdański. 1982. T. 42, z. 1.
Kościelak L. Związki dynastyczne pomorskie-ruskie [w XII wieku // ZH. 1983. T. XLVIII,
z. 1/2].
Kossmann O. Alemure [// Zeitschrift fur Ostforschung. Marburg, 1970. N 19, z. 3].
Kowalenko W. Przewłoka na szlaku żeglugowym Warta — Gopło — Wisła // PZ. 1952. T. 8,
N 5/6.
174

Koztowska-Budkowa Z. Rezygnacje biskupów krakowskich Wincentego i Jwona // Nasza
Przeszłość. Kraków, 1970. T. XXXIII.
Koz/owska-Budkowa Z. W sprawie relacii Mistrza Wincentego: ["Chronica Polonorum",
Ksiąga II, с 18, 20 // Mente et Litteris: O kulturze i społeczeństwie wieków średnich.
Uniwersytet im Adama Mickiewicza w Poznaniu. Ser.Historia. N 117. Poznań, 1984].
Kucharski E. Mazowsze pierwotne: [Zagadnienie szczepów polskich. // Studia
Staropolskie ku czci A. Briiknera. Kraków, 1928].
Kuczyński S. Nieznany traktat polsko-ruski roku 1039 [// Studia z dziejów Europy
Wschodniej X—XVII w. W-wa, 1965].
Kuczyński S.O polskim mieczu [koronacyjnym: Na marginesie artykułu M. Gumowskiego //
PH. 1961. T. 52, z. 3].
Kuczyński S. Wschodnia granica państwa polskiego [w X wieku // Początki państwa Polskiego.
Księga tysiąclecia. Poznań, 1962. T. 1: Organizacja polityczna].
Kuczyński S. Stosunki polsko-ruskie [do schyłku wieku XII // Studia z dziejów Europy
Wschodniej X—XVII w. W-wa, 1965].
Kurbis B. Jak mistrz Wincenty pojmował historie, Polski // StŻ. 1976. T. 20.
Kurbis B. Dziejopisarstwo wielpopolskie XIII i XIV wieku. [W-wa, 1959].
Kurbis B. Kształtowanie się pojęć geograficznych: [O Słowiańszczyźnie w polskich kronikach
przeddługoszowych // Slavia Antiqua. Poznań; Wrocław, 1954. T. IV].
Kurbis B. Polska wersja humanizmu średniowiecznego u progu XIII w. Mistrz Wincenty
Kadłubek // Stuka i ideologia XIII w. Wrocław, 1974.
Kurbisówna B. Inskripcje w Polsce [// SSS. 1964. T. II, cz. 2].
Labuda G. Anonim Gall // SSS. 1962. T. 1, cz. 1.
Labuda G. Droga biskupa praskiego Wojciecha do Prus [// Zapiski TNT. 1969. T. 34].
Labuda G. Hunowie [// SSS. 1964. T. II, cz. 1].
Labuda G. Tajemnice Ostrowa Lednickiego [// Mente et Litteris: O kulturze i społeczeństwie
wieków średnich. Uniwersytet im Adama Mickiewicza. Ser. Historia. N 117. Poznań, 1984].
Labuda G. Słowiańszczyzna pierwotna [wybór tekstów. W-wa, 1954].
Labuda G. Studia nad początkami państwa polskiego. [Poznań, 1987. T. 1].
Labuda G. Zaginiona Kronika [w Rocznikach Jana Długosza. Poznań, 1983].
Le Goff G. Kultura średniowiecznej Europy. [W-wa, 1970].
Leśny J. Wiślica // SSS. 1970. T. VI, cz. 2.
Liman K. Dialog Herborda: [Ze studiów historyczno-literackich nad biografią łacińska XII wieku.
Poznań, 1975].
Łowmiański H. Dynastia Piastów [we wczesnym średniowieczu // Początki państwa polskiego.
Poznań, 1962. T. 1].
Łowmiański H. Imię chrestne Mieszka I [// Slavia Occidentalis. Poznań, 1948. T. 19].
Łowmiański H. Longum marę [// RH. 1957. T. 23].
Łowmiański H. Początki [Polski. W-wa, 1973. T. V].
Łowmiański H. Sarmacja [// SSS. 1975. T. V].
Łowmiański H. Świętopełk w Breściu w r. 1019 [// Europa — Słowiańszczyzna — Polska //
Studia ku uczczeniu prof. К. Tymienieckiego. Poznań, 1970].
Luszczkiewicz W. Słup drogowy w Koninie // Sprawozdania Komisji do badania Historii sztuki
w Polsce. Kraków, 1891. T. IV; 1896. T. V.
Mączewska-Pilch K. Tympanon fundacyjny z Ołbina [na tle przedstawień o charakterze
donacyjnym // Wrocławskie Towarzystwo Naukowe. Rozprawy Komisji historii stuku.
Wrocław, 1973. T. IX, rozd. II].
Maleczyński K. Bolesław Krzywousty. [Kraków, 1946].
Maleczyński K. Najstarsza zachodnia granica [Polski na podstawie źródeł X wieku // Początki
państwa polskiego. Księga Tysiąclecia. Poznań, 1962. T. I.
Maleczyński K. Wojna polsko-niemiecka 1109 r. [Katowice; Wrocław, 1946].
Malewicz M. Rękopis Gertrudy Piastówny [najwcześniejszy zybytek piśmiennictwa polskiego //
Materiały do historii filozofii średniowiecznej w Polsce. Poznań, 1972. T. V (XVI)].
Musianowicz K. Drohiczyn od VI do XIII wieku. [Białostok, 1982].
Nalepa J. Połekszanie // SSS. 1970. T. IV, cz. 2].
Needon C.R. Beitrage [zur Geschichte Heinrichs V. Leipzig, 1885].
Okulicz-Kozarin L. Życie codzienne Prusów [i Jacwięgów w wiekach średnich (IX—XIII w.).
W-wa, 1983].
Peitz W. Das Originalregister Gregors VII im Vatikanischen Archiv // Sitzungsberichte der
Kaiserlicher Akademie der Wissenschaften. Fil-hist. Klasse. Wien, 1911. N V.
175

Plezia M. List biscupa Mateusza do św, Bernarda // Praca z dziejów Polski feudalnej. W-wa,
1960].
Plezia M. Palatin Piotr Włostowic. [Wroclaw, 1947].
Poppe A. Drohiczyn [// SSS. 1962. T. I, cz. 2].
Powierski J. Stosunki polsko-pruskie [do 1230 r. Toruń, 1968].
Ptaśnik J. Dagome iudex. [Kraków, 1911].
Reiche F. Die Herkunft der Peter Włast [// Zeitschrift des Vereins fur Geschichte Schlesiens.
Breslau, 1926. T. LX].
Rospond S. Mileniowe badania onomastyczne. Dagome — tajemnicze imię [lub imiona pierwszego
władcy polskiego // Język Polski. W-wa, 1960. T. 40, N 1].
Rutkowska-Płachcińska A. Comes w źródłach polskich [wcześnejszego średniowiecza i ni-
ekotórych innych słowiańskich // RAU-Sprawozdania. Toruń, 1972. T. 51, N 10].
Sawicki W. Studia nad wpływem praw obcych w dawnej Polsce. [W-wa, 1971].
Semkowicz W. Krytyczny rozbiór [dziejów polskich Jana Długosza. Kraków, 1887].
Semkowicz W. Rocznik tzw. Świętokrzyski dawny [// RAUhf. Kraków, 1910. T. 53].
Silnicki T. Początki i organizacja kościelna [w Polsce za Mieszka i Bolesława Chrobrego //
Początki państwa polskiego. Księga tysiąclecia. Poznań, 1962. T. 1].
Śliwiński B. O początkach mazowiec kiej elity feudalnej // ZH. 1982. T. XLVII, r. 2.
Smolka S. Mieszko Stary [i wiek jego. W-wa, 1881].
Snoch B. Protoplasta książąt śląskich. Katowice, 1985.
Stadnicki K. Przyczynek do heraldyki polskiej w średnich wiekach. [Lwów, 1879].
Strzelczyk S. O gotach na ziemiach polskich [// ZH. 1979. T. XLIV, z. 3].
Strzelczyk S. Goci — rzeczywistość i legenda. [W-wa, 1984].
Swerdłow M. Jeszcze o ruskich monetach [Bolesława Chrobrego // Wiadomości numizmatyczne.
W-wa, 1960. R. 13, t. 3].
Swoboda W. Wasylko Rostislawicz [// SSS. 1977. T. VI, cz. 2].
Thompson E.A. A history of Attila and the Huns. Oxford, 1948.
Туе Т. Z dziejów kulturyfw Polsce średniowiecznej: Uwagi nad Gallem-Anonimem. Poznań, 1924].
Ulewicz T. Sarmacja [// Studium z problematyki słowiańskiej XV i XVI wieku. Kraków, 1950].
Urbańczyk S. Miecław (Masław) [// Slavia Antiqua. Poznań, 1954. Т. IV].
Wiliński К. Refleksje Historyczne [na temat podboju piemen pruskich // Wiadomości hi-
toryczne. W-wa, 1984. R. 1, N I].
Wiliński K. Walki polsko-pruskie [w X—XII w. // Akta Universitatis Łodziensis. Folia
Historica. Łódź, 1984. N 15.
Wilkiewicz-Wawrzyńczykowa A. Ze studiów nad polityką polską na Rusi [na przełome XII i
XIII w. // Ateneum Wieleńskie. W-wa, 1937. T. 12].
Włodarski B. Polska i Ruś, [1194—1340. W-wa, 1974].
Włodarski B. Ruś w planach politycznych [Bolesława Krzywoustego. // Zeszyty Naukowe
Uniwersytetu M. Kopernika. Nauki humanistyczno-spoleczne. Toruń, 1966. Z. 20].
Włodarski B. Sąsiedstwo polsko-ruskie [w czasach Kazimierza Sprawiedliwego // PH. 1969.
T. LX, z. 1].
Zachorowski S. Więgierskie i polskie osadnictwo na Spiżu [// RAUhf. 1909. T. 52].
Zajączkowski J. Problem Jaćwieźy w historiografii [// Zapiski TNT. 1953. T. 19].
Zakrzewski S. Okres do schyłku XII wieku [// Historia polityczna Polski. Kraków, 1920.
Cz. 1: Wieki średnie].
Zakrzewski S. Bolesław Chrobry [Wielki. Lwów; W-wa; Kraków, 1925].

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВВ — Византийский временник.
ИГР —Карамзин Н.М. История государства Российского.
КСИА —Краткие сообщения Института археологии АН СССР. М.
КСИС —Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. М.
МИА —Материалы и исследования по археологии СССР.
ПВЛ —Повесть временных лет /Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М, 1950. Ч. 1/2.
ПСРЛ —Полное собрание русских летописей. Л., 1926 (М., 1962). Т. I, вып. 1; Л., 1927
(М., 1962), вып. 2; СПб., 1908 (М., 1962); Т. II. Пг., 1915, Т. IV, вып. 1; Л., 1925,
Т. V, вып. 1; М., 1987. Т. 37.
ПРП —Памятники русского права. М., 1952. Вып. I: (Памятники права Киевского
государства).
РЭС —Развитие этнического самосознания [славянских народов в эпоху
средневековья. М., 1982].
СКУ —Сборник сочинений студентов Киевского университета.
ATN —Archiwum Towarzystwa Naukowego we Lwowie.
CF —Catalogue Fontium Historiae Hungaricae (100—1301) / Ed. Gombos Ferenz Albin.
Bp., 1937. Т. I—II; 1938. Т. III; 1943. Т. IV.
CDCM —Codex diplomaticus et commemorationum Masoviae generalis / Ed. J.
Kochanowski. W-wa, 1919. T. I.
Dlugossii— Joannis Dlugossii Historiae Polonicae libri XII / Ed. A. Przezdziecki. Сгасоѵіае,
1873. Т. X, 1. I—IV; Т. XI, 1. V—VIII.
HRM —Historica Russiae Monumenta / Ed. A.I. Turgeniew. SPb., 1841. T. I.
KH —Kwartalnik Historyczny. W-wa.
MGH. SS — Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae.
MGH. SS.NS — Monumenta Germaniae Historica. Scriptores, Nova series. Berlin.
MPH —Monumenta Poloniae Historica. Lwów, 1864. Т. I; 1872, Т. II; 1878, Т. III; 1884.
Т. IV; 1888, Т. V; 1893. Т. VI.
MPH. NS — Monumenta Poloniae Historica. Nova series. Kraków, 1946. Т. I; Kraków, 1952.
Т. II; W-wa, 1962. Т. VI; W-wa, 1970. Т. VIII; W-wa, 1974. Т. VII; W-wa, 1978. Т. V.
PH —Przegląd Historyczny. W-wa.
PL —Patrologia cursus completus / Ed. J.P. Mignę. Patrologiae latinae. Paris.
PSB —Polski Słownik Biograficzny. Kraków.
PZ —Przegląd Zachodni. Poznań.
RH —Roczniki Historyczne. Poznań.
RAUhf —Rozprawy Akademii Umiejętności. Wydział Historyczno-Filozoficzny. Kraków.
SilRS —Silesiacarum Rerum Scriptores / Ed. F.W. Sommersberg. Lipsiae.
SH —Studia Historyczne. Kraków.
SRA —Scriptores Rerum Hungaricarum tempore ducum regnumque stirpis Arpadianae
gestarum / Ed. J. Szentpetery. Bp., 1937—1938. Vol. 1—2.
SRP —Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1861 —1874. Т. 1—5.
SSS —Słownik starożytności słowiańskich. Wrocław; W-wa; Kraków, 1962. T. I, cz. 1/2;
1964. T. II, cz. 1/2; 1967. T. III, cz. 1/2; 1970. T. IV, cz. 1/2; 1975. T. V; 1977. T. VI,
cz. 1/2; 1982. T. VII, cz. 1.
StŹ —Studia Źródłoznawcze. Warszawa; Poznań.
TM —Thietmar von Merseburg: Chronik.
VMPL —Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae, gentiumque finitimarum historiam
illustrantia / Ed. A. Theiner. Romae, 1860. Vol. II.
Zapiski TNT — Zapiski Towarzystwa Naukowego w Toruniu. Toruń.
ZH —Zapiski historyczne. Toruń.
lAA2. Зак. 231

ИЛЛЮСТРАЦИИ
Общий вид Гнезненских дверей. Вторая половина XII в.
178

Крещение св. Войтеха-Адяльберта
179

Император германский Оттон III
180

Изображение монахов
181

Прусские воины
182

Крещение пруссов
183

Король польский Болеслав Храбрый
184

Монета русского князя Владимира Святославича
•##•*#*#*#<
Монета русского князя Ярослава Мудрого
185

Древнейшие польские печати:
1 — печать польского князя Владислава Германа;
2 — печать княгини Риксы, жены польского князя Мешко II;
3 — печать польского князя Мешко III, 1175 г.;
4 — печать Яка, архиепископа гнезненского, 1153 г.
186

m
Щ
Щ
%
'М
Князь польский Болеслав Крнвоустый. Гравюра начала XVII в.
187

Портрет Болеслава Крнвоустого
188

\%Лі/ЩЯШ^<:
Князь польский Владислав П Изгнанник с женой Агнешкой.
Гравюра XVI в.
189

Портрет Владислава II Изгнанника
190

/«
|И<
;|в'!аьяа
Польский вельможа Петр Властовнч

Оборона польского города. Миниатюра из рукописи XIV в.
192

Польский рыцарь XII—XIV вв. Изображение с печати
193

о
о .
в u
J» *4
s
I
194

Фрагмент Ляврентьевской летописи, в котором повествуется
о походе Романа на Польшу в 1205 г.
195

Фрагмент Ипатьевской летопнем о заключения Снишского договора
в 1214 г.
196

Семы польского князя Конрада Мазовецкого
(Конрад с женой Агафьей н сыновьями].
Середина XIII в.

УКАЗАТЕЛИ*
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ*
Абгарович К. 82, 112
Абрагам В. (Abraham W.) 20, 71
Августин, св., еп. 35, 48
Авданьцы, вельможи польские 34
Агафья (Агапия), дочь Петра Властовича
115, 117
Агнешка, жена Мстислава Изяславича 123,
125, 128, 129, 131, 135
Адальберт (св. Войтех, Adalbertus), св.,
еп. 12, 35, 43, 50, 58, 60, 74, 142, 144, 150
Адам, каноник краковский 147
Адам Бременский, хронист немецкий 8, 36,
74
Александр Македонский ИЗ
Александр III, папа римский 135
Александр VI, папа римский 168
Алкмена, миф. 58
Алпатов М.А. 11
Альберик, хронист французский 151
Альмош, герц, венгерский 120, 123
Амфион (Amphion), миф. 161, 164
Амфитрион, миф. 58
Амфитрита, миф. 58
Анастас, священник херсонский 63
Анастасия, дочь Мешко III Старого 123
Андрей II (Эндре II), кор. венгерский 133,
134, 138
Андрей Владимирович, сын Владимира
Мономаха 115
Андрулевич X. (Andrulewicz Н.) 130
Арндт В. (Arndt W.) 141
Арпады, дин. венгерская 59
Архард из Клерво (А[кардус], A[cardus])
159, 162, 166
Аттила 59
Балдвин (Балдуин, Balduinus), еп. польский
20, 47, 48, 54, 55, 71, 136
Бальцер О. (Balzer О.) 29, 61, 66, 69—71,
79, 82, 122, 123, 128, 129, 133, 138, 140,
150, 151, 154, 165
Банашкевич Я. 6
Бандтке Я. (Bandtkie J.) 37
Бардах Ю. 6
Баумгартен Н. (Baumgarten N.) 66, 71, 118,
119, 128, 129, 138
Беда Достопочтенный, хронист
английский 34
Бела I (Bela), кор. венгерский 72
Бела II, кор. венгерский 120, 121, 123
Бела III, кор. венгерский 93, 106, 132, 134
Белёвский A. (Bielowski А.) 9, 37, 77—79,
82, 83, 123, 126, 129, 130, 133, 141, 153,
156, 158, 166
Вельский М., хронист польский 7, 82
Бенедикт IX, папа римский 66, 150
Бенек С. (Bieniek S.) 115—117
Бенигн, св. 142
Бенигна, мать Винцентия Кадлубка 76
Беняк И. (Bieniak J.) 66, 114
Бережков Н.Г. 129, 137
Бернард III (Бернхард, Bernhardus), герц.
саксонский 92, 105, 122
Бернард Клервоский (Bernardus abbas
Clarevallensis), св., еп. 6, 11, 15, 81,
122, 157, 158, 162, 165, 166, 168, 169
Бернштейн С.Я. 166
Блох М. (Bloch М.) 15
Богданович П. (Bogdanowicz Р.) 24
Богуслав I (Boguslaus), кн. Западного
Поморья 92, 105, 122, 123
Богуслав II см. Рацибор
Богуслав (Gottlob, Kotlob), отец Винцентия
Кадлубка, 76, 77
Богухвал (Богуфал), еп. польский 11
Богуцкий A. (Bogucki А.) 17, 116, 140
Болеслав I Храбрый, Великий (Boleslaus,
Bolezlauus, Primus Magnus), кор. поль-
*Указатели включают имена и этногеографические названия всей книги, за исключением
страниц, на которых указаны издания и литература к памятникам и общий
библиографический список.
♦♦Принятые сокращения: архиеп. — архиепископ, библ. — библейский, герц. — герцог,
дин. — династия, еп. — епископ, имп. — император, кн. — князь, кор. — король,
легенд. — легендарный, миф. — мифологический, св. — святой.
198

ский 8, 11, 12, 16, 18, 20—22, 24, 25,
29, 35—37, 43-47,49—54,60, 61—66,86,
87, 97—99, 116, 147, 149, 153, 154,
155—156
Болеслав I Смелый, Щедрый (Bolezlaus
Secundus, Audax, Largus), кор. польский
13, 16, 33, 36, 45—47, 53, 61, 67—69,
87, 88, 99, 100, 114, 151
Болеслав И, кн. чешский 60, 124
Болеслав III Кривоустый (Bolezlauus, Во-
leslaus), кн. польский 13, 14, 16—20, 33,
34, 49, 54—56, 70—74, 80, 81, 88—90,
100, 101, 103, 115,116,118—122,124,129,
134—135, 139, 154, 157
Болеслав IV Кудрявый (Boleslaus), кн.
польский 78, 91, 103, 104, 122, 129, 170
Болеслав Высокий, кн. польский 138
Болеслав, сын Казимира II
Справедливого 148
Болеслав (Boleslaus Mesconides), сын
Мешко III 92, 95, 105, 109, 123, 134,
137, 138, 151
Болеслава, жена Владимира Ярославича
Галицкого 138
Болеслаиды, сторонники Болеслава III
90, 103
Боравска Д. (Borawska D.) 33, 77
Борживой, кн. чешский 72
Борис Владимирович, кн. русский 63
Борис Кальманович (Коломанович),
королевич венгерский 120, 121, 127
Боэций 80
Браумюллер X. (Braumuller Н.) 59
Бржетислав I Чешский, кор. чешский 66,
144
Бруно Кверфуртский, еп. 17, 58
Брюкнер A. (Briikner А.) 37
Будкова С. см. Козловска-Будкова С.
Будый (Budy), воевода, кормилец
Ярослава Мудрого 65
Бучек К. (Buczek К.) 25, 30, 58
Буяк Ф. (Bujak F.) 37
Вайтц Г. (Waitz G.) 142
Валерий Юлий 113
Вальдемар II, кор. датский 152
Ваповский Б., хронист польский 7
Варцислав, кн. поморский 118
Василевский Т. 6, 115
Василий II, имп. византийский 62
Васильевский ВТ. 120, 121
Василько, сын Владимира Ярославича
Галицкого 138
Василько, сын Романа Мстиславича
Галицкого 137
Василько Ростиславич, кн. русский 69,
70, 72, 73, 115, 119, 121
Василько Ярополчич, кн. дрогиченский
128, 129
Вельфы, кн. немецкие 152
Вендзский A. (Wędzki А.) 31
Венскус P. (Wenscus R.) 35
Вергилий 80
Вертнер М. (Wertner М.) 70
Верхуслава, дочь Всеволода Мстиславича
122
Верхуслава-Людмила, дочь Мешко III
Старого 122
Весёловский Я. (Wiesiołowski J.) 38, 83
Видукинд Корвейский, хронист
саксонский 19, 73
Виктор III, папа римский 25, 26
Вилиньский К. (Wiliński К.) 74, 75
Вилькевич-Вавжиньчикова A. (Wilkiewicz-
Wawrzyńczykowa А.) 124
Винцентий Кадлубек (Vincentius Kadłubo-
nis, Kadłubowicz), хронист польский
5, 7—9, 11, 14—19, 21, 35, 36, 69, 70,
76, 77—82, 102—104,112—114,116—129,
131, 133—142, 144, 151, 165, 166, 170
Вислав, легенд. 120
Виссон, каноник краковский 147
Вит, еп. 136
Владимир Володаревич Минский, кн.
русский 128, 129
Владимир (Владимирко, Владарид, Wlada-
rida, Wladarides) Володаревич, кн.
русский 18, 90, 102, 119, 120, 121, 125, 131,
132, 151
Владимир Всеволодович Мономах, кн.
русский 72, 115, 119, 139
Владимир Мстиславич, кн. русский 125,
128
Владимир I Святославич Святой
(Władimir), кн. русский 18, 61—63, 65, 125,
148—150, 166
Владимир Галицкий (Laodimirus,
Władimir), сын Ярослава Осмомысла 93,
95, 106, 107, ПО, 120, 127, 129—134, 138
Владислав I Герман (Wladislauus), кн.
польский 13, 33, 44—46, 53, 54, 69—71
Владислав II Изгнанник, кн. польский 34,
95, 103, 118, 135, 138, 153, 157, 165
Владислав Лясконогий (Wladislaus, Wladiz-
laus), кн. польский, сын Мешко III
92, 105, 123, 151, 152
Владиславичи, сыновья Владислава II
Изгнанника 110
Влодарский Б. (Włodarski В.) 72, 82,
118—120, 124, !29, 139, 152
Войтех см. Адальберт, св.
Войцеховский Т. (Wojciechowski Т.) 13, 79,
142, 143, 153
Володарь Глебович Минский, кн. русский
129
Володарь Ростиславич (Владарий, Wla-
darius), кн. русский 8, 16, 22, 69,
72, 73, 88, 89, 100—102, 115, 117—119,
121, 124, 132, 151
199

Володислав Кормиличич, боярин галиц-
кий 140
Вонсович Т. (Wąsowicz Т.) 64
Вратислав II, кор. чешский 67, 70
Врублевский А. 8
Всеволод Владимирович, сын Владимира I
Святого 125
Всеволод Мстиславич, кн. новгородский
122
Всеволод Юрьевич, Большое Гнездо, кн.
русский 137, 140
Всеволод Мстиславич Белзский (Wsewlo-
dus), кн. русский 92, 94, 106, 107,
125, 128—130, 133—135
Всеслав Брячиславич, кн. русский 68
Вышеслава (Wisseslaua), дочь Ярослава
Осмомысла 123, 128
Галл Аноним, хронист польский 5, 7—11,
13, 14, 16—18, 21, 22, 32—37, 57, 58,
60—65, 67—74, 78, 80, 112—116, 118,
122, 124, 126, 136, 141, 144, 149—151,
154, 170
Галлен И. (Gallen I.) 129
Гальфрид Монмаутский см. Джефри Мон-
маутский
Гаудентый, архиеп. гнезненский, брат
св. Войтеха 60, 142, 143, 144
Гедко (Getco), еп. краковский 78, 105, 107
Геза I, кор. венгерский 72, 123
Геза II, кор. венгерский 120, 132
Гейштор А. 6
Гельгунда, легенд. 120
Гельмольд, хронист немецкий 36, 74
Генрих Майнцский, каноник» немецкий 116
Генрих Сандомирский, кн. польский 122
Генрих II, имп. германский 62
Генрих III, имп. германский 46, 54, 70
Генрих V, кор. немецкий 74
Герард, каноник польский 147
Герберштейн С, историк австрийский 168
Герборд, хронист немецкий 72, 117—119
Геркулес, миф. 58
Германн, маркграф майсенский 61
Гертруда, дочь Мешко II, жена Изяслава
Ярославича 67, 68, 69, 70, 114, 150
Глеб Владимирович, кн. русский 63
Глеб Святославич, кн. русский 113
Головко А.Б. 130
Гораций Флакк 80
Гофман-Дадейова Г. 83
Ле Гофф Ж. (Le Goff G.) 136
Грабский A. (Grabski А.) 58, 62
Граля И. (Grala Н.) 137, 138
Григорий I Великий, папа римский 35
Григорий VII, папа римский 25, 26
Григорий VIII, папа римский 114
Григорий IX, папа римский 168
Григорович В.И. 166
Гродецкий Р. (Gródecki R.) 33, 38, 71, 78,
124, 135
Груба Я. (Gruba J.) 67
Грудзиньский Т. (Grudziński Т.) 66, 68, 69
Грушевский М.С. 9, 10, 127
Гумовский М. (Gumowski М.) 61
Гумплович М. (Gumplowicz М.) 61, 37,
71—73
Гурский К. (Górski К.) 29
Давид Игоревич, кн. русский 115
Давид П. (David Р.) 142, 153
Дагоберт (Dagobert, Dagome, Dagone) см.
Мешко I
Даниил Романович Галицкий, кн. русский
126, 136, 137, 140
Даркевич В.П. 124
Дашкевич Н.П. 9, 10
Дворжачек В. (Dworfaczek W.) 70
Дедонид (Dedonides), сын маркграфа Деды
92, 105
Дежва (Межва), хронист польский 36
Дептула Ч. 58
Деусдедит, кардинал 25
Джефри (Гальфрид) Монмаутский, хронист
английский 81
Дитрих, маркграф немецкий 29
Длугош Иоанн см. Иоанн Длугош
Добиаш-Рождественская О.А. 32, 34
Доброгнева см. Добронега-Мария
Добронега-Мария (Dobronega), жена
Казимира Восстановителя 16, 20, 66, 67, 114,
147, 150, 151, 168
Доброслава, жена Болеслава, сына
Мешко III 123
Домбровский Я. (Dąbrowski J.) 14, 34, 118,
141, 143, 147, 153
Домбрувка Ян, комментатор хроники
Кадлубка 79, 83, 127
Дубравка, жена Мешко I 12, 144
Евдокия Изяславна, жена Мешко, сына
Болеслава II Смелого 69, 70
Евдокия Изяславна, жена Мешко III
Старого 70, 123, 135
Евфимия Владимировна, жена Кальмана
кор. венгерского 120
Жданов И.Н. 139
Жилль, св. 33, 37
Жирон, палатин мазовецкий 129
Заборов М.А. 165
Зайончковский Е. (Zajączkowski J.) 136
Заки A. (Zaki А.) 30
Закшевский С. (Zakrzewski S.) 62, 64, 65,
67, 115
Замалеев А.Ф. 169
Захоровский С. (Zachorowski S.) 30, 124, 135
Збигнев (Zbigneus), брат Болеслава III
200

Кривоустого 17, 20, 33, 48, 55, 71—74,
136
Зверцан М. (Zwiercan М.) 83
Зигфрид (Сифрид), еп., спутник Оттона,
еп. бамбергского 117
Ибрагим ибн Я куб, купец и
путешественник 30
Иван, сын Владимира Ярославича Галиц-
кого 138
Иванов В.В. 59
Изяслав Мстиславич, кн. русский 123,
135
Изяслав Ярославич, кн. русский 67—69,
71, 72, 114, 150
Иисус Христос см. Христос Иисус
Икар, миф. 89, 101
Иконников B.C. 8
Ильин Н.Н. 62
Иннокентий III, папа римский 17
Иоанн Длугош, историк польский 7, 9, 11,
36, 69, 70, 76, 79, 82, 121, 126, 127,
133, 139, 169
Иоанн Киннам, хронист византийский 127
Иоанн II Комнин, имп. византийский 127
Иоанн (Продром), митрополит киевский
167
Иоанн XV, папа римский 28
Иордан, еп. польский 12, 144
Иордан, историк готский 59
Исаевич Я.Д. 64, 124
Исидор Севильский, историк испанский
34, 116
Иштван III, кор. венгерский 132
Кадлубек см. Винцентий Кадлубек
Каждан А.П. 166, 168
Казимир I Восстановитель (Монах, Са-
simirus, Kazimirus), кн. польский 12, 18,
20, 53, 65—67, 71, 87, 99, 113, 114, 142,
144, 147, 150, 151, 168
Казимир II Справедливый (rex Kazimirus,
Casimirus), кн. польский 9, 14—16, 19,
21, 22, 77, 78, 81, 93—95, 104, 107, 108,
ПО, 120, 122, 124—125, 127—131, 133—
138, 148, 155, 156
Казимир, сын Конрада Мазовецкого 156
Казимировичи (Казимириды, Casimiridae),
сыновья Казимира II Справедливого
19, 92, 106, ПО, 137, 138, 151
Кальман, кор. венгерский, сын Гезы I
72—74, 119, 120, 123
Кальман, сын Андрея II 131
Кальман Борисович, сын Юдиты Кази-
мировны (предполагаемый) 127
Каматеросы, вельможи византийские 137
Каминьский A. (Kamiński А.) 136
Карамзин Н.М. 7, 8, 140
Карвасиньска С. (Karwasińska S.) 60
Каргалов В.В. 170
Карл Великий, кор. франков 35, 48, 56,
73, 74
Карсавин Л.П. 167, 168
Кентшиньский В. (Kętrzyński W.) 33,35,142
Кентшиньский С. (Kętrzyński S.) 13, 29, 37,
66, 67, 113
Кербль P. (Kerbl R.) 120
Кетлич Генрих, еп. польский 107, 134, 135
Кепке Р. (Kópke R.) 37
Кирилл см. Константин
Кияс A. (Kijas А.) 115
Клочевский Е. (Kłoczowski J.) 169, 170
Коваленко В. (Kowalenko W.) 66, ИЗ
Козловска-Будкова С. (Будкова С, Koz-
Jowska-Budkowa S.) 26, 114, 142, 144,
147, 153
Козьма Пражский, хронист чешский 72, 73
Конрад II, имп. германский 65
Конрад, маркграф лужицкий 122—123
Конрад Мазовецкий (Conradus), кн.
польский 137, 148, 155, 156
Константин (Кирилл), славянский
просветитель 166
Королюк В.Д. 10, 57, 60, 62, 67
Коссманн О. (Kossmann О.) 31
Костшевский Я. (Kostrzewski J.) 57
Котляр Н.Ф. 125, 124, 139
Кошчеляк Л. (Kościelak L.) 68, 118
Крип'якевич І.П. 119, 124—126, 132, 139
Кромер М. (Cromerus М.) 7, 32, 37, 82
Кропоткин В.В. 131
Куно, граф энингенский 66
Кухарский Е. (Kucharski Е.) 29
Кучинко М. 125
Кучиньский С. (Kuczyński S.) 30, 61, 6'6, 67,
124
Кюрбис Б. (Kurbisówna, Kiirbis В.) 13, 25,
26, 28, 29, 34, 35, 57, 59, 61, 80, 82,
113, 119, 120, 128, 129, 133, 137, 143,
151, 155
Лабендзы, вельможи польские 117
Ламберт, еп. краковский 29
Ламберт (Lambertus), сын Мешко I 24, 28,
29
Ласло I Святой, кор. венгерский 33, 70, 72
Левицкий Т. 33
Лелевель Иоахим 82
Ленгних Г. 37
Лех, легенд, прародитель поляков 7
Лешек, легенд, кор. польский 97
Лешек, сын Болеслава Кудрявого 104, 128,
129, 156
Лешек Белый (Lestco, Lezstco), сын
Казимира II Справедливого 9, 22, 77,
78, 95—97, 110—112, 134, 137, 139, 148,
151, 152, 155, 156
Лешный Я. (Leśny J.) 120, 121
Лиман К. (Liman К.) 118
Лимонов Ю.А. 69
14 Зак. 231
2ГЛ

Линниченко И.А. 9, 10, 66, 70, 150, 151
Лисы, вельможи польские 76, 134
Лихачев Д.С. 14
Ловмяньский Г. (Łowmiański Н.) 5, 25, 26,
28—30, 57—59, 65, 124, 125
Лодиньский М. (Łodyński М.) 24
Лотарь, имп. германский 120, 121
Лущкевич В. (-Łuszczkiewicz W.) ИЗ
Лысенко П.Ф. 126
Людовик VII, кор. французский 121
Лючия, дочь Яромара I 123
Лябуда Г. (Labuda G.) 24, 25, 29, 36, 59,
60, 62, 63, 127, 133, 138, 141, 143, 149
Магнус, наместник вроцлавский 116
Малевич М. (Malewicz М.) 68
Малечиньский К. (Maleczyński К.) 32, 33,
35, 38, 60, 64, 65, 70, 71, 73, 75, 118, 121
Манкиев А.И. 7
Мария см. Добронега-Мария
Мария Святополковна, жена Збигнева
(предполагаемая) 72
Мария Святополковна, жена Петра Власто-
вича 115, 116, 170
Мартин Галл см. Галл Аноним
Матвей (М.) Холева (Matthaeus), еп.
краковский 6, 11, 15, 76, 78, 80, 86, 87, 97,
99, 103, 157, 158, 159, 162, 165, 166, 169
Матузова В.И. 113
Машке Е. (Maschke Е.) 25
Межва см. Дежва
Мельчарский С. (Mielczarski S.) 60
Мефодий, славянский просветитель 166
Меховский М., историк польский 7, 82
Мецлав (Маслав, Мечислав, Мешко, Мо-
ислав, Miecław, Miecisław, Ma sław, Mas-
lav), вождь мазовецкий 9, 113, 121
Мешко I (Mesco, Дагоберт, Dagobert),
кн. польский 12, 24, 25, 28, 29, 31, 50,
58, 60, 61, 144
Мешко II Ламберт (Mesco, Mescho, Mysco),
сын Болеслава Храброго 44, 51, 62, 65,
113, 142, 143, 150
Мешко (Межька) III Старый (Mesco),
кн. польский 70, 78, 81, 104, 122, 124,
128, 133—135, 137—138, 151
Мешко (Misica), сын Мешко I 24, 28, 29,
123, 124
Мешко (Mesco, Mysco), сын Болеслава II
Смелого 18, 33, 54, 69,148,154,155—156
Мешко (Mescho), сын Казимира I
Восстановителя 45, 53, 67, 70
Мешко (Mesco), сын Мешко III Старого
92, 105, 107, 123, 152
Мешко Лорипед, сын Владислава II
Изгнанника 138
Мешкониды, сторонники Мешко III 94,
95, 107, 109
Микула, сотский Даниила Галицкого 140
Минь Ж.-П. 158
Митковский Я. (Mitkowski J.) 129
Митцлер Л. (Mitzlerus L.) 37
Михаил, канцлер польский 13, 34, 35
Мончевска-Пильх К. (Mączewska-Pilch К.)
116
Мстислав Владимирович, кн. русский 70
Мстислав, сын Изяслава Мстиславича 128,
129, 131
Мстислав, сын Изяслава Ярославича 68« 81
Мстиславичи, сыновья Мстислава Изясла-
вича 19, 81, 125, 134, 135
Мушянович К. (Musianowicz К.) 126
Мюллерова Л. (Mullerowa L.) 169, 170
Назаренко А.В. 61, 62, 64—66
Налепа И. (Nalepa J.) 135
Нарушевич А. 82
Настасья, незаконная жена Ярослава Ос-
момысла 132
Неедон К. (Needon С.) 74
Никита Хониат, хронист византийский 127
Николая, воевода, палатин краковский
92, 93, 106, 107, ПО, 134, 135, 137
Николай, каноник польский 147
Николай фон Ерошин, хронист немецкий
137
Овидий Назон 80, 134, 170
Ода (Ota, Ote), жена Мешко I 24, 28,
29, 61
Ода, жена Болеслава I Храброго 61
Оделькоп X. (Odelkop Н.) 157
Одон (Odo), сын Мешко III 92, 105, 123,
128
Океан, миф. 58
Окулич-Козарин Л. (Okulicz-Kozarin L.)
58, 74, 75, 122, 137
Олег (Настасьич), незаконнорожденный
сын Ярослава Осмомысла 127, 130, 132
Ольга, дочь Юрия Долгорукого, жена
Ярослава Осмомысла 127, 132
Орк, миф. 89, 102
Орозий Павел, историк римский 58
Ортлиб, хронист немецкий 117
Орфей (Orpheus), миф. 161, 164
Оссолиньский И. (Ossoliński J.) 82
Оттон Великий, имп. германский 66
Оттон III, имп. германский 35, 50, 53,
60, 65
Оттон, еп. бамбергский 13, 117
Оттон (Otto), сын Казимира I
Восстановителя 45, 67
Оттон Швабский, имп. германский 142
Павлов А.С. 167
Пайтц В. (Paitz W.) 28
Палуки, вельможи польские 14, 153
Пасхалий II, папа римский 47, 54, 71
Пашкевич Г. 57
Пашуто В.Т. 6, И, 58, 62, 67—69, 72—75,
202

114, 121, 126, 136, 138, 139, 150, 152, 170
Пелка (Фулкон), еп. краковский 21, 95,
109, 110, 135, 137, 138
Перльбах М. (Perlbach М.) 142, 143
Петегирич В.М. 130
Пётр, св. 24, 25, 28
Пётр (Петер Венецианский), кор.
венгерский 33
Пётр Властович (Власт, Влостид, Петрон,
Petrus Wlostides), воевода, палатин
польский 16, 88, 89, 101, 102, 113,
115—119, 121, 159, 161, 162, 165, 166, 170
Пётр из Дании см. Петр Властович
Пипин Младший, кор. франкский 73
Пифия (Pythonissa) миф. 92, 106
Плезя М. (Plezia М.) 6, 13, 32—35, 38, 60,
61, 65, 71, 73, 74, 76, 82, 114, 115, 157,
158, 165—167, 170
Плетнева С.А. 64
Плутарх 80
Поверский Я. (Powierski J.) 58, 75
Подосинов А.В. 170
Полек К. (Polek К.) 66
Помпеи Трог 80
Попель (Помпилий, Pompilius), легенд,
основатель первой польской династии
86, 97, 112
Попова Л.М. 10, 38, 71
Поппе А. 6, 64, 126
Прандота, еп. краковский 147
Предслава Владимировна, сестра
Ярослава Мудрого 18, 61, 63
Предслава Рюриковна, жена Романа
Мстиславича Галицкого 137
Предслава Святополковна, жена Аль-
моша 72
Пташник И. (Ptaśnuk J.) 28
Птолемей 59
Пшемысловичи, дин. чешская 124
Пэз Б. (Pez В.) 157, 158
Пясты, дин. польская 12, 34, 35, 66, 80,
113, 114, 123, 150
Райхе Ф. (Reiche F.) 115
Рапов О.М. 62, 129
Расовский Д.А. 64
Рацибор (Богуслав II ошибочно), сын Бо-
гуслава I 92, 105, 123
Рейнберн, еп. польский 20, 60, 63
Рёпель P. (Roepell R.) 8, 62, 141
Рикса, дочь Болеслава I Храброго 61
Рикса, дочь Болеслава III Кривоустого
129, 143
Рикса, жена Мешко II Ламберта 65, 142,
144
Рихлинт, дочь Оттона Великого
(предполагаемая) 66
Рогов А.И. 130
Роман Мстиславич Галицкий, кн. русский
15—19, 21, 22, 81, 93—97, 106, 107,
109—112, 125, 128, 130—135, 137—140,
149, 151, 152, 155—156
Роспонд С. (Rospond S.) 25, 28
Ростислав Владимирович, кн. русский 72,
115
Ростиславичи, сыновья Ростислава
Владимировича 71, 72, 115, 119
Режецы, вельможи польские 76
Рус, легенд, прародитель русских 7
Руссоцкий С. 114
Рутковска-Плахчиньска М. (Rutkowska-
Plachczińska М.) 116
Рыбаков Б.А. 113
Рыдзевская Е.А. 129
Рюрик Ростиславич, кн. русский 124, 133,
137
Рюриковичи, дин. русская 19, 20, 22
Савицкий В. (Sawicki W.) 115
Саксон Анналист (Annalista Saxo), хронист
немецкий, анонимный 65
Саладинисты (Saladinistae) 94, 108
Салах-аддин, султан египетский 136
Саломея, дочь Лешка Белого 131
Саломея, дочь Мешко III 123
Салюстий 117
Самуел (Samuel), библ. 92, 106
Саул (Saul), библ. 92, 106
Сахаров А.Н. 170
Сбыслава Святополковна, жена
Болеслава III Кривоустого 71, 72, 115, 116, 154
Свентобор, кн. поморский 73
Свердлов М.Б. 62, 68
Свидерский Ю. (Свідерський Ю.) 11
Свобода В. (Swoboda W.) 73
Святополк, кн. моравский 72
Святополк, кн. поморский 70
Святополк, сын Мешко I 29
Святополк Владимирович (Окаянный), кн.
русский 61—65, 126, 149
Святополк Изяславич, кн. русский 18, 70,
71—73, 125—126
Святослав, отец Петра Властовича
(предполагаемый ) 116, 117
Святослав Владимирович, кн. русский 63
Святослав Всеволодович, кн. русский 138
Святослав Мстиславич, кн. русский 125,
128—130
Святослав, дочь Казимира I
Восстановителя 67
Седов В. В. 30, 169
Селицкий Ф. (Sielicki F.) 7
Семкович В. (Semkowicz W.) 66, 151,
153, 154
Сидорова Н.А. 165
Сидув И. (Sydów J.) 25
Сильницкий Т. (Silnicki Т.) 60
Синайский А. 167, 168
Сифрид см. Зигфрид
Скарбек Я. (Skarbek J.) 169, 170
203

Скарбимир, воевода польский 34, 72, 115
Славник, кн. чешский 60
Смолька С. (Smolka S.) 142
Снох Б. (Snoch В.) 19, 34, 121
Собеслав II (Sobeslaus), кн. чешский 92,
105, 120, 122
Соловьев A. (Soloviev А.) 17
Соловьев СМ. 8, 65
Соломон (Шаламон, Salemon), кор.
венгерский 46, 54, 70
Стадницкий К. (Stadnicki К.) 115
Станислав, св., еп. польский 9, 36, 60,
147, 150
Стефан, св., кор. венгерский 33
Стефан (Stephanus), сын Мешко III
Старого 92, 105, 123
Стржельчик С. (Strzelczyk S.) 59
Стрыйковский М. 7, 82
Сула — Ламберт, еп. краковский 143,
144
Сулёвский Я. (Sulowski J.) 77
Сулислав, брат Винцентия Кадлубка 76
Татищев В.Н. 7, 117, 128
Теренций 80
Тимон, воспитанник Оттона, еп. бамбер-
гского 117
Титмар Мерзебургский, хронист немецкий
8, 17, 19, 24, 29, 36, 61—66
Тихомиров М.Н. 131
Ткаченко Н.Г. 62
Томпсон Е.А. (Thompson Е.А.) 59
Топоров В.Н. 59
Тредиаковский В.К. 7
Тургенев А.И. 158
Тыменецкий К. 79
Тыц Т. (Туе Т.) 33, 37, 58, 74
Тышкевич Л. (Tyszkiewicz L.) 19
Улевич Т. (Ulevicz Т.) 59
Урбан II, папа римский 25
Урбаньчик С. (Urbańczyk S.) 113
Феодора, дочь Романа Мстиставича Галиц-
кого 131, 138
Феофилакт Симокатта, хронист
византийский 57
Ференц Альбин Гамбош 135
Филипп Швабский, кор. немецкий 152
Фойгт X. (Voigt Н.) 35
Фридберг М. (Friedberg М.) 115
Фридрих (Фридерик, Fridericus), граф
Лотарингии 92, 105, 122
Фридрих I Барбаросса, имп. германский
124, 133, 135
Фулкон см. Пелка
Хек Р. 138
Хелльман М. (Hellmann М.) 66
Хельбиг X. (Helbig Н.) 31
Хензель В. (Hensel W.) 131
Хертель И. (Hertel J.) 58, 114, 133, 136
Хлебовский Б. (Chlebowski В.) 37
Хозак Л. (Hosak L.) 31
Хольцман В. (Holtzmann W.) 25
Хольцман Р. (Holtzmann R.) 63
Христос Иисус (Christus Jesus), библ. 159,
161, 163, 164, 167, 168
Цабань В. (Caban W.) 129, 136
Цезарь Кай Юлий (Caesar C.Jul.) 75
Цетвиньский М. (Cetwiński М.) 115—117
Цицерон 80, 112
Чарги, вельможи галицкие 132
Чекин Л.С. 116
Чех, легенд, прародитель чехов 7
Шайль У. (Scheil U.) 123
Шаламон см. Соломон
Шахматов А.А. ИЗ
Швижек К. (Swi/ek К.) 76
Шекера И. 62
Шиманьский И. (Szymański J.) 21
Шливиньский Б. (Szliwiński В.) 76
Шляхтовский И. (Szlachtowski J.) 37
Шрамек Р. (Śramek R.) 31
Шушарин В.П. 119, 120, 121, 132
Щавелева Н.И. 15, 21, 61, 67, 70, 72, 114,
122, 123, 125, 128, 129, 131, 139, 152,
15-7, 166, 168
Щапов Я.Н. 68, 167, 169
Эгидий, св. 33
Эйнгард, хронист франкский 35
Эльжбета, дочь Мешко III Старого 122
Эндре II см. Андрей II
Эржбет, дочь Белы II 123
Ювенал 80
Юдита, дочь Мешко III Старого 122
Юдита, сестра Казимира Справедливого,
жена Бориса Кальмановича
(предполагаемая) 127
Юдифь, первая жена Владислава I
Германа 70
Юдифь Мария, жена Владислава I
Германа 70
Юрий Владимирович Долгорукий, кн.
русский 132
Юстин 80, 113
Якоб из Жнина, архиеп. гнезненский 153
Ян (Яник Грыфита), архиеп. гнезненский
15, 76, 78, 80, 165
Янсон Т. (Janson Т.) 35
Ярмохович Я.Я. 8, 9
Яромар, кн. Ругии 123
Ярополк, сын Изяслава Мстиславича 129
204

Ярополк, сын Изяслава Ярославича, 69,
70, 121
Ярополк, сын Святослава Игоревича 62,
65
Ярослав, сын Болеслава Высокого 138
Ярослав Владимирович Мудрый, кн.
русский 8, 18, 20, 22, 61—67, 72, 114,
126, 150
Ярослав Осмомысл, сын Владимирко Га-
лицкого, кн. русский 81, 123, 125,
127, 128, 130—132, 135, 138
Ярослав Святополчич, кн. русский 17, 48,
55, 70, 72, 73, 136
Ярославичи, сыновья Ярослава Мудрого
68
Ясиньский К. (Jasiński К.) 71, 123
Яцек св. 9
УКАЗАТЕЛЬ
ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ*
Австр (Austrus) 42, 160, 164
Андриатическое море (Маге Adriaticum) 42,
50, 59
Азия 59; см. также Средняя Азия
Азовское море (Круглое море, Маге Ro-
tundum) 30
Аквилея (Aquileja) 42, 50, 59
Аквилон 42, 49, 160, 164
Алемания см. Германия
Алемура (Alemura) 28, 31
Амфитрион (Amphitrion) см. Балтийское
море
Англия 81
анты 59
Аугсбург, г. 124
Бавария (Bauaria) 42, 49, 157
Багдад, г. 124
Балканы 125, 139
Балтийское море (Длинное, Северное или
Амфитриональное, Амфитрион, Маге
Longum, Mare Septemtrionale vel Am-
phitrionale, Amphitrion) 5, 28—30, 42,
49, 58, 59, 73, 130
Белз, г. 64, 81, 125, 128, 130, 133
Белзская земля (волость, провинция, Bełz,
Belzia) 94
берендичи 115
Берестейская земля (волость, провинция;
Brescz, Brescze, Urbs Brestensium) 17,
92, 105, 126, 129
Берестье (Брест), г. 64, 81, 92, 105, 125—
131, 151, 156
Бжнов, м-рь 144
Ближний Восток 57
Бобр, р. 31
Богемия см. Чехия
Богуслав, г. 137
болгары дунайские 115
Болонья, г. 77, 80
Буг (Западный, Buga, Bug), p. 30, 44,
51, 52, 61, 64, 65, 86, 98, 113, 125,
126, 130, 136, 140
Буда Старая (Будавар, Bazoarium), г. 33
Буже к, г. 131
Бургундия 165
Бурус см. Пруссия
Варшава, г. 83
Великая Польша 34, 59, 66, 80, 134
Венгрия (Унгария, Хунгария, Паннония,
Hungaria, Ungaria,Pannonia) 11, 17, 22,
33, 37, 46, 49, 54, 69, 72, 89, 93, 94,
102, 106, 108, 119, 120, 125, 131,
132, 135, 138—140
венгры (мадьяры, унгары, паннонцы, Un-
gari, Hungari, Pannonici) 17, 42, 47—
49, 55, 56, 59, 74, 86, 89, 90, 93,
98, 100, 102, 103, 107, 120, 121, 133,
139, 151
венеды 165
Венеция (Venetia), г. 42, 50
Вестфалия 73
Византия 29, 57, 62, 120, 130, 139,140
Визна, г. 136
Висла (Wisła, Wizla), p. 47, 48, 54, 55, 58,
59, 124, 130, 149
Вислица (Vyslicia, Wizlicia, Visliciensis urbs),
r. 90, 102, 120, 148, 151, 155, 156
Вислока, p. 124
Владимир Волынский, г. 57, 64, 81, 119,
125, 128—131, 133, 135
Владимирская земля (Владимиро-Волынс-
кое княжество, провинция, Владими-
рия, Laodimiria, Wladimiria, Provincia
Wladimiriensis) 17, 92—95, 105, 106, 125,
126, 128, 138
Волга, p. 59, 113
Волин, г. 57, 61
Волынь, г. 61, 65, 125
Волынская земля (Волынь) 9, 21, 57, 81,
125, 129, 130, 135, 139
Волынь см. Волынская земля
Восток (Oriens, Ближний Восток,
Восточные королевства, Regna Orientalium)
42, 86, 93, 94, 98, 107, 134, 149
* Принятые сокращения: библ. — библейский, г. — город, кр-ть — крепость, м-рь —
монастырь, р. — река, сел. — селение.
205

Восточная Европа см. Европа
Восточные королевства см. Восток
Вроцлав, г. 57, 66
Гавлов см. Галла кр-ть
галинды см. пруссы
Галицкая земля (Галиция, Галичина, Ga-
licia, Galacia, Galatia) 17, 22, 72, 92,
95—57, 105, 110—112, 128, 130—132,
135, 138, 139
Галицко-Волынская Русь (Земля) 5, 7, 8,
17, 22. 81, 126
Галицкое королевство (княжество) 17, 93,
106, 125, 131
Галич (Halicz), г. 9, 16, 19, 64, 81, 119,
126, 127, 130-135, 138, 139, 151, 169
Галиция см. Галицкая земля
Галичина см. Галицкая земля
Галла (Gallus, Кужелов, Курово), кр-ть
48, 55, 73
галлы 79
Гандерсхайм, м-рь 70
Гданьск, г. 126
Германия (Алемания, Немецкое
государство) 17—19, 25, 29, 31, 32, 57, 61,
65—68, 71, 73, 114, 120, 125, 141, 144
Германская Империя см. Германия
геты см. сарматы
геты см. пруссы
Гильбоа, библ. 93, 106
Глогов (Glogow), г. 48, 56, 74
глоговяне 136
Гнезно (Схигнесне, Schinesghe, Schignesne,
Schinesne, Schinesche, Schinesgne), г. 12,
24, 28, 29, 34, 35, 43, 50, 66, 80, 142,
144, 150, 153
Городок, г. 125
Готия 116
готы 59
Греция Древняя 35
гунны (гуны, Huni) 42, 49, 59, 86, 98
даки (Daci) 87, 99
Далмация (Dalmatia) 42, 50
Дания (Дакия, Dacia) 42, 49, 115, 116, 123
Двина Западная см. Западная Двина
Дижон, г. 142
Длинное море см. Балтийское море
Днепр, р. 65, 126
Днестр, р. 30, 59, 119, 131, 132, 140
Дорогобуж, г. 125
Драва, р. 59
Древнепольское государство 11, 18, 19, 23,
24, 36, 66
Древнерусское государство (Древняя Русь,
Киевская Русь) 5, 8, 11, 16—20, 22, 23,
68, 81, 119, 166, 169
Древняя Русь см. Древнерусское
государство
дреговичи 125, 126
Дрогичин, г. 57, 94, 108, 125, 126, 136
Дрогичинская земля (волость, провинция,
Drohiczyn) 92, 105
Дунаец, р. 124
Дунай, р. 57, 59, 132
Европа И, 12, 14, 17—19, 32, 57, 59,
113, 126, 135, 157, 169
Енджеев, м-рь 14, 78, 79
Завихост (Zavichost), г. 15, 64, 148, 151,
155—156
Запад (Occidens) 13, 18, 42, 65, 86, 98,
142, 168
Западная Двина, р. 113
Западная Европа см. Европа
Западная Мазовия см. Мазовия
Западный Буг см. Буг
Заполовецкие края (Transpartana regio) 88,
100
Звенигород, г. 131
израильтяне 93, 106
Испания 25
Истрия (Hystria), полуостров 42, 50
Италия (Hytalia) 33, 42, 50, 59
Кавказ 59
Кама, р. 120
Канев, г. 137
Карвов, сел. 76
Каргов, сел. 76
Каринтия (Carintia) 42, 49, 59
Карпаты (Карпатский хребет) 30, 124, 131
Квиса, р. 31
Керченский пролив 113
Кёльн, г. 124
Киев, г. (Chyou, Kygow, Kiovia, Kiow), г.
9, 16, 17, 19, 22, 43, 46, 50, 51, 53,
57, 61, 63, 64, 66, 68, 70, 72, 86, 87,
95, 98, 100, 114, 123, 125, 126, 130,
131, 135, 137, 140, 150
Киевская Русь см. Древнерусское
государство
Китай 57, 124
Клерво, г. 166
Колобжег, г. 60
Константинополь, г. 140, 166
Корвея 142
Корсунь см. Херсонес
Краков (Civitas Cracoviensis), г. 12—14,
16, 28, 30, 34, 46, 53, 57, 64, 80, 107,
ПО, 123, 125, 130, 134, 135, 137, 138,
142, 144, 151 — 153, 165
Краковская земля (княжество, Сгассоа,
provincia Cracoviensis) 15, 24, 105, 109,
122, 135
Кросно, г. 31
Круглое море см. Азовское море
Крым 125
Кужелов см. Галла кр-ть
206

Курово см. Галла кр-ть
Куявия (Cuyavia) 59, 129, 134, 155, 156
Лаба (Эльба), р. 59, 73, 165
Ладога, оз. 57
Ледницкий остров 63
лехиты (ляхи, Lechitae) 22, 63, 64, 71, 80,
89, 94, 97, 101, 107, 108, 112, 115, 117,
126, 133, 137, 151; см. также поляки
Литва 58
Лотарингия (Lotharingia) 92, 105
Луга, р. 125
Лужицкие племена 31
Луква, р. 131
Луцк, г. 125
Любачев, г. 125
Любек, г. 57
Любеч, г. 61, 63, 65
Любин, г. 34
Любуш, г. 57
ляхи см. лехиты
мадьяры см. венгры
Мазовия (Mazouia) 20, 48, 55, 57, 59,
67, 71, 73, 99, 114, 122, 126, 129, 136,
137, 156
мазовшане 30, 114
Майнц, г. 124, 142
Малая Польша 14, 16, 19, 20, 66, 71, 81,
122, 134, 135
марды (Mardi) 86, 98, 113
Мильско (Мильце, Milze), земля 28, 31
мильчане 31
Минск, г. 129
Мозгава, р. 109, 137
Морава, р. 31
Моравия (Moravia) 42, 49, 86, 97, 166
Мета, р. 113
Мульцибр (Mulciber) 160, 164
Мура, р. 59
Муром, г. 19
Мухавец, р. 125
Нарва, р. 58, 136
Наровь, р. 126
Неман, р. 58
Немецкое государство см. Германия
немцы 100
Ни да, р. 120
Нижние Лужицы 123
Нижняя Одра см. Одра
Ниса-Лужицка, р. 31
Новгород, г. 19, 57, 61, 63, ИЗ, 131, 169
ободриты 73
Одра (Одер, Нижняя Одра, Oddera, Od-
dere), p. 28, 31, 58, 73, 118, 165
Олбин, г. 116
Оломоуц, г. 31
Опатов, г. 21, 76
Ополе, г. 57
Орлеан, г. 80
Паннония см Венгрия
паннонцы см. венгры
Париж, г. 77, 80
парты см. половцы, пруссы
парфяне см. половцы
Перемышль, г. 119, 124, 125, 131, 132
Перемышльская земля (провинция, Prze-
misliensis provincia) 17, 92, 105, 124, 125
Пересопница, г. 125
Переславль, г. 137
Переяславская земля 57
Персия 113
печенеги (Pincinatici) 5, 22, 44, 51, 64, 115
Плоцк, г. 94, 108 ь
Побужье 126
Подляшье 156
Познань, г. 128, 157
Полесье (Polesie) 122, 136
полешане см. пруссы
половцы (парты, парфяне, Plauci, Parthi) 5,
22, 44, 47, 51, 54, 64, 68, 69, 71, 73,
79, 92, 95, 106, 110, 130, 139
Полоцк, г. 68, 169
Польша (Polonia) 5, 7, 8, 9, 11—23, 25,
30, 32—37, 42—52, 54, 55, 57, 59, 60,
63—70, 72—77, 81, 82, 86, 91, 98,
102—104, 112—117, 119—121, 124—126,
128—131, 133, 135, 137—144, 147—151,
155, 157, 158, 160, 162, 163, 165, 168—
170; см. также Древнепольское
государство, Великая Польша, Малая Польша
поляки (poloni) 22, 42, 44, 46, 51, 52, 65,
78, 86, 87, 89, 90, 97, 98, 104, 108, 109,
111, 112, 115, 117, 126, 128, 133, 149,
151, 162; см. также лехиты
Поморье (Поморания, Pomorania, Mariti-
ma Pars) 13, 23, 29, 42, 43, 49, 50, 57—
59, 71, 73, 86, 92, 97, 105, 115, 122,
123, 152
поморяне (Pomorani, Maritimi, Pomerani)
33,47, 55, 87, 99, 100, 115, 118
Прага (Urbs Pragensis), r. 57, 60, 64, 86,
98, 130, 142, 144
Прибалтика 126
Припять, p. 126
Причерноморье (Северо-Западное) 170
Прованс 33
Пруссия (Ятвягия, Prusia, Prussia, Pruzia,
Pruzze) 23, 28, 30, 42, 43, 48—50, 56,
58, 71, 75, 86, 97, 126, 136
пруссы (галинды, геты, парты, парфяне,
полешане, сасины, судавы, эстии, ят-
вяги, getae, Getici, Parthi, Prusi, Polle-
xiani) 5, 23, 30, 33, 36, 43, 50, 58, 67,
73—75, 87, 91, 92, 94, 95, 99, 103, 104,
106, 108, 109, 114, 121, 126, 130, 136,
139, 170
Псков, г. 57
207

Пултуск, г. 126
Пястовская держава (государство) 11, 23,
30
Райгрод, г. 126
Рама, г. И 2
Рацибуж, г. 57
Регенсбург, г. 124
Рим, г. 20, 24, 25, 47, 71, 114, 140, 157,
166, 168
Римская империя 59, 139
Ростов, г. 169
Рось, р. 137
Ругия (Rugiana) 92, 105, 123
русские (Rutheni, Rusciani, Ruizi) 23, 43—
48, 51—53, 55, 56, 86—88, 95, 98—100,
109, 112, 114, 116, 118, 148, 149, 155,
156, 158, 159, 162, 163, 168
Русские земли (области, провинции) см.
Русь
Русь (Рутения, Руссия, Russe, Ruthenia,
Rusią, Ruzia, Russia) 8—11, 15—23, 28,
30, 33, 36, 42, 44—46, 49, 52—54, 57,
58, 61, 63—65, 67, 69, 71, 72, 81, 86,
88, 90, 92, 94, 95—98, 101, 103, 105,
108, 111 — 113, 115, 117, 119—121, 124,
126, 130, 132, 135—137, 139, 140, 150,
154, 157, 165—169; см. также
Древнерусское государство, Галицко-Волын-
ская Русь, Юго-Западная Русь
Саксония (Saxonia) 25, 42, 48, 49, 56, 73,
92, 105, 151
саксы 73, 86, 98
Сала (Sala), р. 86, 98
Самарканд, г. 124
Самбор, г. 125
Сан, р. 124, 132, 140
Сандомир, г. 57
Сандомирская земля 135
Сандомирская пуща 124
Санок, г. 125
сарды (Sardi) 28
Сарматия 59
Сарматское море 59
сарматы (Sarmatici) 42, 49, 59
сасины см. пруссы
Северное или Амфитриональное море см.
Балтийское море
Северо-Западное Причерноморье см.
Причерноморье
Секешфехервар, г. 33
Селевкия (Seleucia) 86, 97
Селенция (Selencia) 5, 42, 43, 49, 50, 58
Селина, р. 58
Силезия 66, 71, 116
силезцы (слензяне) 115, 117
Скандинавия 57, 59
Скардова 132
Склавония (Славянская земля, Славия,
Славиния, Sclauonia, Terra Sclauonica,
Slavinia, Slavia) 42, 57, 58, 86, 97, 112,
160, 163
славяне (Sclavi) 160, 164
Словакия 131
словенцы 59
Смоленск, г. 19
Смоча, р. 125
Солокия, р. 130
Сохачев, г. 73
Спрева, р. 31
Средиземное море (Маге Mediterraneum)
42, 50
Средняя Азия 57
Срый, р. 124
Стобница, г. 76, 165
судавы см. пруссы
Схигнесне см. Гнезно
Теребовль, г. 64, 119, 131
Тмутаракань, г. 169
Тобол, р. 59
Томы, г. 170
торки 115
Торческ, г. 137
Треполь, г. 137
Туров, г. 57, 64, 125, 126, 169
Туровское княжество (земля) 63, 125
Украина 8, 9
Унгария см. Венгрия
унгары см. венгры
Фландрия 33, 37
Фракия 42, 49
франки 48, 56, 59, 73
Франция 33, 81
Херсонес (Корсунь), г. 63, 137
Хорватия (Crouacia) 42, 50
хорваты (сгаѵасіі) 86, 98, ИЗ
Хунгария см. Венгрия
Центральная Европа см. Европа
Цвифальтенский м-рь 117
Червенские грады (города) 30, 62, 63, 64,
67, 124, 130
Червень, г. 64, 81, 125, 128, 129
Чернигов, г. 137, 169
Черниговская земля 57
чехи (Bohemi, Gens Bohemica) 24, 30, 43,
47, 55, 60, 100, 143, 144
Чехия (Чешское королевство, Богемия,
Bohemia) 11, 19, 32, 42, 45, 49, 53, 66,
71, 73, 74, 86, 92, 97, 100, 105, 115,
122, 160, 163, 169, 170
Чёрная Русь 58
Чёрное море 59, 130
Шартр, г. 77
208

Шомодь (Somogyvar), комитат
ский 33
Щецин, г. 29, 57
Эльба см. Лаба
Эпир (Epyrus) 42, 50
эстии см. пруссы
венгер- Юго-Западная Русь 19, 81, 130, 140
Юрьев, г. 169
Ярослав, г. 125
ятвяги см. пруссы
Ятвягия см. Пруссия

СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 5
ВВЕДЕНИЕ 7
"ДАГОМЕ ЮДЕКС" ("DAGOME IUDEX") 24
Текст 28
Перевод 28
Комментарий 28
ХРОНИКА ГАЛЛА АНОНИМА 32
Текст 42
Перевод 49
Комментарий 57
ХРОНИКА МАГИСТРА ВИНЦЕНТИЯ КАДЛУБКА 76
Текст 86
Перевод 97
Комментарий 112
РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫЕ ПОЛЬСКИЕ АННАЛЫ 141
РОЧНИК КРАКОВСКОГО КАПИТУЛА 147
Текст 148
Перевод 148
Комментарий 149
СВЕНТОКШИСКИЙ РОЧНИК ДРЕВНИЙ 153
Текст 154
Перевод 154
Комментарий 154
РОЧНИК КРАТКИЙ 155
Текст 155
Перевод 156
Комментарий 156
ПОСЛАНИЕ ЕПИСКОПА КРАКОВСКОГО МАТВЕЯ БЕРНАРДУ КЛЕР-
ВОСКОМУ 157
Текст 158
Перевод 162
Комментарий 165
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 171
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 177
ИЛЛЮСТРАЦИИ 178
УКАЗАТЕЛИ 198
Именной указатель 198
Географический указатель 205

Научное издание
Щавелева Наталья Ивановна
ПОЛЬСКИЕ ЛАТИНОЯЗЫЧНЫЕ СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОЧНИКИ
Утверждено к печати Институтом истории СССР Академии наук СССР
Редактор издательства С.А. Левина. Художественный редактор М.Л. Хромцов
Технический редактор О.В. Аредова. Корректор З.Д. Алексеева
Набор выполнен в издательстве на электронной фотонаборной системе
ИБ Ne 39035
Подписано к печати 16.05.90. Формат 60 Х90 1/16
Бумага офсетная Ne 1. Гарнитура Тайме
Печать офсетная. Усл.печ.л. 13,5. Усл.кр.-отт. 13,5. Уч.-изд.л. 14,6
Тираж 1500 экз. Тип. зак. 231. Цена 3 р. 20 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Наука"
117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., д. 90
Ордена Трудового Красного Знамени 1-я типография издательства "Наука"
199034, Ленинград В-34, 9-я линия, 12

В СЕРИИ "ДРЕВНЕЙШИЕ ИСТОЧНИКИ
ПО ИСТОРИИ НАРОДОВ СССР"
ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ ТОМА:
Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи (тексты, перевод, комментарий).
М., 1977.
Матузова В. И. Английские средневековые источники, IX—XIII вв. (тексты, перевод,
комментарий). М., 1979.
Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения: "Хронография" "Феофана, "Бре-
виарий" Никифора (тексты, перевод, комментарий). М., 1980.
Доватур Л.И., Каллистов Д.П., Шишова И. А. Народы нашей страны в "Истории"
Геродота (тексты, перевод, комментарий). М., 1982.
Соломоник Э.И. Латинские надписи Херсонеса Таврического (тексты, перевод,
комментарий). М., 1983.
Подосинов А. В. Произведения Овидия как источник по истории Восточной Европы и
Закавказья (тексты, перевод, комментарий). М., 1985.
Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения (тексты, перевод,
комментарий). М., 1986.
Калинина Т.М. Сведения ранних ученых Арабского халифата (тексты, перевод,
комментарий). М., 1988.
Константин Багрянородный. Об управлении империей (текст, первод, комментарий).
М, 1989.

В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ "НАУКА"
выходят из печати книги:
Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и
исследования, 1988-1989 гг. 30 л.
В книге помещены два исследования. Работа Т.Н. Джаксон
посвящена анализу исландских королевских саг, содержащих
сведения по истории Древней Руси, Восточной Прибалтики и Русского
Севера. Работа И.П. Старостиной представляет собой исследование
и публикацию малоизученного древнейшего законодательного
памятника Великого княжества Литовского — Судебника Казимира
1468 г.
Для историков и филологов.

Янин В.Л. Новгородские акты XII—XV вв. Хронологический
комментарий. 31 л.
В книге анализируется известный к настоящему времени
комплекс новгородских актов (на пергамене и на бумаге),
включающий 371 документ XII—XV вв. Принятые в литературе даты лих
документов во многих случаях приблизительны, а порой и
неверны. Автор заново исследует эту проблему, привлекая широкий
круг источников (летописи, материалы сфрагистики,
исторической географии, денежных систем, генеалогии), и вносит
существенные хронологические уточнения, необходимые для более
правильного использования новгородских актов в исторических
и филологических построениях.
Для историков, лингвистов, источниковедов.

Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и
исследования, 1990 г. 20 л.
Основную часть очередного выпуска ежегодника составляет
исследование И.Г. Коноваловой, посвященное анализу
средневековых арабских источников по истории раннефеодальной
Молдавии. В работе рассматриваются данные географического труда
выдающегося географа XII в. ал-Идриси, записи знаменитого
путешественника XIV в. Ибн Баттуты, а также сочинения других
арабоязычных авторов XII—XIV вв. На основе выводов о составе,
содержании и происхождении сведений о Карпато-Днестровских
землях в арабских памятниках автор рассматривает важные
проблемы этнополитической истории раннефеодальной Молдавии.
Книгу завершает хроника научной жизни отдела истории
древнейших государств на территории СССР Института истории СССР
АН СССР в 1988 г.
Для историков, филологов.

Адреса книготорговых предприятий "Академкнига"
с указанием магазинов и отделов "Книга—почтой"
Магазины "Книга—почтой":
252107 Киев, ул. Татарская, 6; 197345 Ленинград, ул.
Петрозаводская 7; 117393 Москва, ул. Академика Пилюгина, 14, корп. 2.
Магазины "Академкнига" с указанием отделов "Книга-почтой":
480091 Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/97 "Книга-почтой"; 370001
Баку, ул. Коммунистическая, 51 "Книга—почтой"; 232600 Вильнюс, ул.
Университете, 4 "Книга-почтой"; 690088 Владивосток, Океанский пр-т, 140
"Книга-почтой"; 320093 Днепропетровск, пр-т Гагарина, 24
"Книга-почтой"; 734001 Душанбе, пр-т Ленина, 95 "Книга-почтой"; 375002 Ереван,
ул. Туманяна, 31; 664033 Иркутск, ул.Лермонтова, 289 "Книга—почтой";
420043 Казань, ул. Достоевского, 53 "Книга-почтой"; 252030 Киев,
ул. Ленина, 42; 252142 Киев, пр-т Вернадского, 79; 252025 Киев, ул.
Осипенко, 17; 277012 Кишинев, пр-т Ленина, 148 "Книга-почтой"; 343900
Краматорск Донецкой обл., ул. Марата, 1 "Книга-почтой"; 660049
Красноярск, пр-т Мира, 84; 443002 Куйбышев, пр-т Ленина, 2 "Книга-почтой";
191104 Ленинград, Литейный пр-т, 57; 199164 Ленинград, Таможенный пер.,
2; 194064 Ленинград, Тихорецкий пр-т, 4; 220012 Минск; Ленинский
пр-т, 72 "Книга-почтой"; 103009 Москва, ул. Горького, 19-а; 117312
Москва, ул. Вавилова, 55/7; 630090 Новосибирск, Морской пр-т, 22
"Книга-почтой"; 630076 Новосибирск, Красный пр-т., 51; 142284 Протвино
Московской обл., ул. Победы, 8; 142292 Пущино Московской обл., ул. MP
"В", 1 "Книга-почтой"; 620151 Свердловск, ул. Мамина-Сибиряка, 137
"Книга-почтой"; 700000 Ташкент, ул. Ю. Фучика, 1; 700029 Ташкент,
ул. Ленина, 73; 700070 Ташкент, ул. Ш. Руставели, 43; 700185 Ташкент,
ул. Дружбы народов, 6 "Книга-почтой"; 634050 Томск, наб. реки Ушай-
ки, 18; 450059 Уфа, ул. Р. Зорге, 10 "Книга-почтой"; 450025 Уфа,
ул. Коммунистическая, 49; 720001 Фрунзе, бульвар Дзержинского, 42
"Книга-почтой"; 310078 Харьков, ул. Чернышевского, 87
"Книга-почтой"