УРАЛЬСК
КЛАДОВ

Гр. ГРОДЕНСКИЙ
У р йЛЬСК Ci Я
K^acjc6cici
(ПО ИЛЬМЕНСКОМУ
ЗАПОВЕДНИКУ)
Рисунки В. Шевченко
Государственное Издательство
Детской Литературы
Министерства Просвещения РСФСР
Ленинград 1962
55
Г 86
ШКОЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
«Уральская кладовая» — это переработанное и дополненное из-
дание книги о замечательном заповеднике камней на Южном Урале
(прежнее ее название «По Ильменскому заповеднику»). Более 200 лет
назад открыли люди эту замечательную кладовую. В ее недрах,
точно нарочно, чтобы дать людям представление о богатствах Земли,
оказалось рядом огромное количество разных, в том числе и ред-
ких, минералов.
В книге рассказывается о том, как на протяжении многих лет
ученые-путешественники и изыскатели проникали в тайны уральских
богатств; как бережно охраняются, как внимательно изучаются эти
минералы сейчас; о той большой и увлекательной работе, которая
ведется в заповеднике в наши дни.
Наш маленький самолет, удивительно похожий на стрекозу, под-
нимается над городом. Мы летим от Свердловска на Челябинск, вдоль
Уральского хребта.
Где-то внизу медленно разворачивается город с далеко растянув-
шимися окраинами и пригородами, окаймленный трубами фабрик и
заводов. Как широко раздвинулись границы Свердловска, как вырос
он за последние годы!
Нестерпимо ярко блеснуло под солнцем, как осколок стекла,
зеркало пруда и потухло. Мы поднимаемся выше, и летим на юг.
Направо под нами — темно-зеленые полосы и большие квадраты
лесов, налево — бесчисленные озера.
Направо — горы, налево — равнина. Бесконечная равнина до
горизонта.
з
Вот он, Урал!*
От Карского холодного моря, от заснеженных тундр Севера почти
до горячих аральских песков, до южных степей протянулся горный
хребет Урала.
Широким каменным поясом перепоясал он огромный материк.
Направо — Европа, налево — Азия. А под нами темная зелень лесов.
Не случайно эти места называют Урал-тау.
«Урал» — по-татарски — «пояс».
«Тау» — по-башкирски — «горы, покрытые лесом».
Наша «стрекоза» поднялась на высоту 1100 метров и летит со спо-
койной скоростью 120 километров в час.
Но, сидя в маленькой кабине самолета, я совсем не чувствую дви-
жения. Кажется, что мы повисли в воздухе, а панорама земли сама
медленно движется под нами, как в кино.
Ощущение неподвижности еще более усиливается от соседства
с другим самолетом. Рядом с нами, будто подвешенный на невидимом
канате, висит, чуть-чуть покачиваясь, такой же самолет, как наша
«стрекоза». Он летит в том же направлении и с той же скоростью, что
и мы. Только когда открывается окошечко в кабине пилота и воздух
резко ударяет в лицо, я чувствую, что мы не висим в воздухе, а летим.
Мне хочется поближе, получше рассмотреть, запомнить меняю-
щиеся картины Урала, и самолет слегка снижается.
Под нами проплывают заводские поселки, ленты дорог, электро-
станции, горнорудные разработки, колхозные пашни, строительные
вышки...
И вот с высоты птичьего полета я с особой силой почувствовал
грандиозность строительства сегодняшнего Урала.
Уральские купцы-горнопромышленники хвастались когда-то, что
двести лет вся Россия пахала и жала, ковала, копала, рубила изделиями
уральских заводов; что она ездила на уральских осях, стреляла из ру-
жей уральской стали, пекла блины на уральских сковородках, звенела
уральскими пятаками в кармане.
Прихвастнули купцы, преувеличили тогдашнее значение Урала.
Хоть и много он давал, но это была ничтожная доля того, что мог бы
он дать.
Двести лет хищничали горнопромышленники царской России. Без
плана, в одиночку, наспех, заботясь только о своем кармане, добывали
чужими руками рудные богатства.
Но вспоминаешь об этом мельком. Новый Урал проплывает перед
моими глазами.
Под зеленью лесов и пашен — богатейшие недра. Едва тронул их
советский человек, а сколько они уже дали нашей стране новых
богатств! Появились новые города, новые шахты; протянулись бесконеч-
ные линии электропередач, пролегли новые железнодорожные пути, и
4
во все стороны пошли длинные составы поездов с уральской рудой
и уральскими машинами. Вот они, знаки пятилеток, плоды замечатель-
ного труда советских людей!
И, пролетая над Уралом, я думаю: а ведь это только начало.
Сколько лежит в недрах этих гор еще нетронутых, неоткрытых богатств!
Сколько тайн, загадок, неожиданностей таит в себе каменный пояс!
На память приходят слова гениального русского ученого Д. И. Мен-
делеева: «Вера в будущее России, всегда жившая во мне, прибыла и
окрепла от близкого знакомства с Уралом».
Из дорожного планшета вытаскиваю специально сделанную цвет-
ную геологическую карту Урала. Тут на карте совсем другие краски,
чем те, которые вижу под собой с высоты летящего самолета. Каждая
горная порода, отмечена на моей карте особой краской. И, кажется, все
цвета радуги в пестром и густом сочетании впитал в себя Урал. Под
видимым однообразием зелени и пашен скрыто удивительное разно-
образие горных пород и минералов.
На всем протяжении Урал неодинаков. Угрюм и суров Северный
«каменный» Урал. Лесист и невысок Средний — «рудный», — вот он
подо мной. В озерах и мягкой зелени Южный Урал — «золотое дно», -
туда мы и летим.
Отходят от главного Уральского хребта Небольшие отроги гор. На
карте это хорошо видно, а с воздуха все линии гор сливаются и тонут
в зеленой окраске
Сидя в кабине самолета, я потерял не только ощущение движения,
но и ощущение времени. Кажется, что мы летим бесконечно долго.
Стучу в окошечко, справляюсь. Оказывается, прошло всего один час
пятнадцать минут.
Начинается Южный Урал. Скоро будем на месте.
— Смотрите! — кричит мне из своей кабины пилот, отодвинув
дверцу окошечка. Голос его едва перекрывает шум мотора. — Смотрите,
вот и ваши Ильмены видны! — И он рукой показывает на темную гряду
гор, окруженную озерами причудливой формы.
Это Ильменские горы — цель моего полета.
Бывал я тут уже не раз. Помню, как подъезжал к Ильменскому
заповеднику впервые двадцать пять лет назад. Поезд проносился тогда
через степь. Серые, голые пространства земли лежали до самого гори-
зонта. Мы прошли сквозь песчаный буран, и внутри вагона все покры-
лось тонкой песчаной пылью. Верблюды бежали от поезда, напуганные
свистком. Они убегали в глубь степей, к горизонту, где темными
кочками торчали большие юрты. Когда кончилась степь, начались горы,
а вместе с ними таежные леса и голубые озера. Так я подъезжал на
поезде к Ильменам с востока. В других случаях я то плыл на лодке по
Ильменскому озеру с юга, то добирался по шоссейной дороге на авто-
машине с запада, то подходил пешком по тропам с севера. И каждый
5
с
А
Н)
Схематическая карта
Государственного ми-
нералогического запо-
ведника имени В. И.
Ленина.
McAQ&НЫ Е
У НАНИ
Граница
**** заповедника
копи
^/ДОРОГА
раз новой своей стороной показывались мне Ильмейские горы — южные
отроги Уральского хребта. Со всех сторон они встречали меня густым
лесом, остатками исчезнувшей здесь тайги и крутыми подъемами.
Но с воздуха я видел Ильмены впервые и сразу даже не узнал их.
Только когда пилот крикнул мне и показал в ту сторону рукой, я схва-
тил карту, а потом вгляделся вниз, под самолет.
На карте все было просто и ясно. Между городами Златоустом и
Миассом была нанесена черная, жирная короткая черта, а под ней
подпись: «Ильменские горы».
Подо мной же плыли зеленые полосы, темные горы, голубые
блюдечки озер, ленточки рек. Самолет над этим местом делал круг, и
все смешалось, как в калейдоскопе. Потом самолет пошел прямо вниз,
земля стала ближе, и я во всем быстро разобрался.
Тонкая светло-голубая извилистая ниточка, блеснувшая на секунду
под солнцем, отделяла с запада темную полосу гор от главного хребта,
над которым мы только что пролетели. Ниточка эта была рекой Миасс.
Темная полоса гор — Ильмены — тянулась на юг почти точно по мери-
диану. С воздуха мой неопытный глаз не мог определить их протяжен-
ность. Какой тут масштаб? Пришлось свериться с картой. Оказалось,
Ильмены протянулись почти на 70 километров, а по ширине они были
всего 5—8 километров,
В южной части горы круто обрывались у голубого Ильменского
озера. Рядом, за полосой других, Чашковских, гор лежал городок
Миасс.
За Ильменским озером зеленела зауральская равнина, далее сли-
вавшаяся с низменностями Западной Сибири.
Полет наш приближался к концу.
Показались трубы и строительные вышки Челябинска, бурно
разросшегося за последние годы.
Через несколько минут самолет снизился кругами и сел на аэро-
дроме.
Пересаживаюсь с самолета на автомашину, затем с автомашины —
на пригородный поезд, с него — на рабочий электровоз и через четыре
часа схожу на хорошо уже знакомой мне станции Миасс.
Для каждого приезжающего впервые в Ильмены знакомство
с особенностями этих гор начинается как раз со станции Миасс. Точ-
нее— со станционного здания. Оно выложено из камня, который
впервые в мире был открыт и добыт здесь, в Ильменских горах.
Миаскит — так назвали эту удивительную горную породу.
Светло-серый, с мелкими темными крапинками слюды миаскитовый
камень станционного домика — это первое, чем встречают путешествен-
ника Ильменские горы.
Вскинув за плечи рюкзак, я иду пешком по шпалам последние два
километра до подножия Ильменских гор.
7
Мимо пробегают чистенькие, блестящие электровозы, которые пере-
возят рабочих к автомобильному и тальковому заводам, к горным раз-
работкам; проходят длинные составы поездов со строительными мате-
риалами, с новенькими автомашинами, с рудой.
Я иду вдоль Ильменского озера, поднимаюсь на первую гряду
хребта, и вдруг неожиданно перед глазами, на склоне горы, недалеко
от железной дороги, среди сосен и лиственниц, возникает большой
памятник Владимиру Ильичу Ленину.
На каменном миаскитовом постаменте прибита металлическая
Доска с надписью:
Ввиду исключительного научного значения Ильменских гор на
Южном Урале у Миасса и в целях охраны природных богатств, Со-
вет Народных Комиссаров постановляет: объявить Ильменские горы
на Южном Урале у Миасса Государственным минералогическим за-
поведником, т. е. национальным достоянием, предназначенным исклю-
чительно для выполнения научных задач страны.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)
14 мая 1920 г.
Простой дощатый забор, протянувшийся вдоль склона у подножия,
отделяет заповедный участок от полотна железной дороги.
Горы, отгороженные маленьким забором! Здесь начинается Госу-
дарственный Ильменский заповедник имени Владимира Ильича Ленина.
И слава этого заповедника, удивительной уральской кладовой,
разошлась по всему миру.
Кто из естественников не слыхал об Иль-
менских горах? Кто не мечтает посетить
этот минералогический рай, единственный на
земле по богатству, разнообразию и свое-
образию своих ископаемых недр?
Академик А. Е. Ферсман
Ранним утром, на холодке, я вышел в поход в Полном «вооруже-
нии»: с картой Ильмен, компасом, геологическим молотком, биноклем,
фотоаппаратом, записной книжкой и специальным пропуском, раз-
решающим ходить по всей территории заповедника.
Ночью прошел дождь, и трава еще не успела высохнуть. От озер
медленно расплывался туман. Со склона горы, по которому я подни-
мался, неожиданно открылось удивительное зрелище: вдали, у подно-
жия Ильмен, сверкали многочисленные огни., Глазам было больно от
9
этих ослепительных белых огней, будто сильнейших электрических ламп,
неизвестно зачем зажженных в это ясное, солнечное утро.
Разгадка пришла позже, когда такой же огонь вспыхнул поближе
и потух так же внезапно, как и возник. Я понял: это после дождя
яркими бликами сверкали мокрые крыши рабочего поселка, расположен-
ного за пределами заповедника.
Высокие темноствольные лиственницы, золотистые сосны и тонкие
белые березы покрывали склоны гор. Многоголосый птичий гомон зве-
нел кругом. Выделялись звонкие и чистые голоса дятлов — ки-ик! ки-ик!
ки-ик! — и где-то далеко кукующих кукушек. Сюда же доносились, не
сливаясь е птичьим хором, резкие свистки паровозов, визг пилы, гудки
автомашин и электровозов.
Солнце пригревало все сильнее. Земля, мокрая от дождя, согрева-
лась, и от нее струйками, маленькими облачками начинал поднимать-
ся пар.
Чем дальше я уходил в лес, тем чаще под ногами стали попадаться
обломки камней.
Вот неглубокая яма, как здесь зовут — «закопушка», дальше —
канава; еще дальше — глубокая, в два человеческих роста, яма — копь.
Вокруг них отвалы обломков горных пород и почти в каждом поднятом
камне — интересные минералы, каких не встретишь ни в каком другом
месте, собранные здесь как будто в музее.
Музей! Я вспомнил спор, который мне пришлось услышать перед
первым путешествием в Ильмены.
В комнате, заставленной столами и шкафами, из угла в угол бегал
маленький, плотный, седеющий человек. Он хватал со столов образцы
минералов, потрясал ими, бросал обратно и с жаром говорил, почти
кричал:
— Да, да, блестящие витрины коллекций, образцы, доставленные
со всех концов света, распластанные ковры, бесшумные сторожа — блю-
стители порядка веревки, не подпускающие близко, ослепительный свет
электричества! Какое замечательное достижение! Кладбище минералов!
Да, да, кладбище! Чудно, замечательно как! Отовсюду собирать эти
образцы, отрывать куски от тела породы и тащить в музей, запирать
под стекло! Убивать минералы и устраивать склад трупов. Блестящее
разрешение вопроса! А люди приходят в музей и не догадываются, что
они на кладбище. Впрочем, им все равно. Минералы для них — всего-
навсего красивые камни, и только. И в этом виноваты вы. Да, да, вы!
Наши музеи — это петровская «куншткамера», где собраны диковинные
штуки. Музеи не умеют показывать. Люди, приходящие в них, смотрят
на выставленное, как на диковинное. Так смотреть приучили вы.
Запереть музей! Он нужен только для истории. А если хотите пока-
зать жизнь минералов, извольте-ка идти туда, где минералы лежат
в естественном виде: на геологические обнажения, на горные разра-
10
ботки, опускайтесь в шахты, в копи, показывайте минералы на
месте их рождения, показывайте живую землю с живыми мине-
ралами!
— Стоп! — Поток негодования маленького человека спокойным
голосом остановил директор минералогического музея. — Стоп! Я про-
должу за вас. Через наш музей за год проходит несколько тысяч чело-
век. Предположим, что только тысяча из них по-настоящему заинтере-
сована минералами. Применяю ваш совет. Запираю музей, а этой тысяче
начинаю показывать жизнь Земли. Сначала тащу их на север нашей
Родины, чтобы показать основу земной коры, великолепные выходы
кристаллических горных пород: гранитов, гнейсов, сланцев. Потом мы
проносимся по Европе, чтобы познакомиться с разнообразием осадоч-
ных пород. Затем отправляемся на Курильские острова — взглянуть на
изверженные вулканами породы. После этого переходим к отдельным
минералам. Древние россыпи золота смотрим в Австралии. Самородную
медь — в Северной Америке. Самородное железо переносимся смотреть
в Гренландию, а оттуда двигаемся в Бразилию — взглянуть на алмазы.
Из Колумбии, где платина, нас несет в Кара-Кумы, где сера. Из
Баварии, где графит, мы летим на Цейлон, где рубины. На Урал едем
за асбестом, а по Индийскому океану — в Малакку за оловянной рудой.
А апатиты в Хибинах! А радиевые руды в Конго и Канаде. А нефть на
Кавказе! А... Впрочем, довольно! Чьей жизни и чьих средств хватит,
чтобы увидеть жизнь Земли по вашему рецепту? Правда, я взял весь
земной шар. Можно все это увидеть, и не покидая нашей Родины.
На ее огромных пространствах есть все богатства, но и в этом случае
разве не пришлось бы нам переноситься от заполярных Хибин до
пустынь Средней Азии, от Крымских гор до Камчатки, от Кавказа до
Урала, от украинских степей до сибирской тайги? Не проще ли все-таки
открыть поспешно закрытый по вашему совету музей? Пусть эти люди,
пройдя мимо витрин, как бы совершат путешествие по всем уголкам
нашей необъятной Родины, по всем углам земли. Живую жизнь камней
они почувствуют и здесь. Это будет вернее и проще, чем следовать
вашей фантазии. Так-то!
— Какой старый спор!—сказал третий присутствовавший здесь
человек. Это был известный всей стране неутомимый путешественник и
ученый. — Двести лет мечтали геологи и минералоги мертвый музей
витрин заменить естественным музеем природы. Мечтали найти такой
уголок недр, где если не все минералы земли, то хотя бы самые глав-
ные оказались бы собранными в одно место, в естественном залегании,
удобном для изучения. Землелазы учились бы в таком месте искусству
рудоискательства. Все музеи мира получали бы оттуда образцы мине-
ралов. Ученики и студенты, опускаясь в маленькие копи и шахты, про-
ходили бы геологию и минералогию по живым страницам самой земли.
Естественный музей природы! А ведь эта давняя мечта ученых уже
осуществилась в нашей стране. И вы знаете, о каком месте я говорю.
Я говорю об Ильменских горах...
Вот тогда-то, слушая этот спор, я и загорелся желанием ознако-
миться с удивительным уголком земли, превращенным в заповедник.
Заповедник... Первый лесной заповедник был учрежден еще в
1703 году, указом Петра I, — об охране сосновых, дубовых, лиственнык
лесов, растущих по берегам больших и малых рек. Сто лет спустя,
в 1803 году, создается первый русский заповедник «Беловежская
пуща», — для охраны зубров. Доброе начало! Но только при советской
власти бережное отношение к родной природе, ее богатствам, стано-
вится общегосударственным делом.
Еще в 1919 году, когда Владимир Ильич Ленин подписал декрет
об учреждении первого в советском государстве заповедника (Астра-
ханского на Каспийском море), — он потребовал составить проект закона
об охране природы: «Дело охраны природы имеет значение не только
для Астраханского края, но и для всей республики, и я придаю ему
срочное значение».
В нашей стране принят закон об охране природы, — ее недр и
лесов, животных и растений, вод и земель, ландшафтов и воздуха.
Охрана природы, — сказано в этом законе, — является важнейшей госу-
дарственной задачей и делом всего народа. С тех пор у нас создано
уже немало заповедных мест, где спокойно под защитой человека живут
звери и птицы. Оберегают их от ружья охотника, от петель, капканов,
от ядовитых приманок, хитрых ловушек. Оберегают, чтобы не обеднели
леса ценным пушным зверем, промысловой птицей. Чтобы не погибли
редкие животные: чернобурые лисицы, тонконогие лоси, речные бобры,
зубры, выхухоли, выдры, нежно-розовые фламинго.
Сколько животных уже невозвратимо исчезло с лица земли только
потому, что никто не думал о необходимости беречь их! На памяти
человечества исчезло около ПО видов животных, а около 600 видов
находятся на пути к полному истреблению. Заповедники могут их
сохранить на земле! И речь идет не только о птицах и зверях. Есть
заповедники, которые охраняют мир редких растений, участки древних
лесов, тайги или первобытной степи, древние озера, исторические памят-
ники. Такие заповедники существуют на Украине, и на Кавказе, в Бело-
руссии, Сибири, на Дальнем Востоке, на Дальнем Севере и в южных
краях Азии. Есть они и в других странах.
Но такого заповедника, как Ильменские горы, нет больше нигде
на нашей планете. Это единственный в мире заповедник камней.
Чаще всего бывает так: тысячи километров недр обыскивают
геологи — «землелазы» — и находят на таком огромном пространстве
всего несколько десятков минералов.
Иногда сотни километров тянется под ногами только одна горная
порода.
12
И чаще всего — это обычные горные породы и широко распростри
ненные минералы.
А в Ильменских горах, на небольшой площади в 150 квадратных
километров обнаружено 190 минералов: от самых простых и обычных
до редчайших и сложнейших по своему химическому составу.
Здесь местами на расстоянии нескольких десятков шагов, одной
сотни метров, можно встретить несколько горных пород и десятки разно
образнейших минералов. Попадаются знакомые с детства, по школе, по
родному краю средней полосы Советского Союза такие обыкновенные
минералы, как слюда, полевой шпат, кварц, и более редкие, о которых
обычно только слышишь: графит, черными звездочками сидящий в гор-
ной породе; желтоватый апатит; полудрагоценные камни и самоцветы:
темно-розовые или вишневые круглые гранаты, темные кристаллы
цирконов; редкие минералы: корунд, топазы, турмалины.
Рядом с этими минералами и горными породами лежат в ильмен-
ских недрах такие, которые я впервые вижу, необычайные названия
которых я впервые слышу: колумбит, ильменорутил, вермикулит,
амазонит, миаскит, письменный гранит.
Почти двадцатая часть всех минералов земли собралась в Ильмен-
ских горах. Для одного места это необычайно много.
В руках хранителя музея Ильменского заповедника как-то я уви-
дел любопытную таблицу. Она показывала, что из 190 минералов
Ильменских гор:
30 впервые были найдены именно в Ильменах; 9 встречаются толь-
ко в Ильменах; 4 — единственные в СССР; 5 минералов и 2 горные
породы названы в честь Ильмен и Миасса; 8 названы именами развед-
чиков и следопытов Ильмен, ученых, здесь работавших; 15 по своим
названиям связаны с находками их в Ильменах; 10 дают здесь лучшие
музейные образцы в мире.
Кажется, минералы всего света собрались здесь своими лучшими
образцами, будто в музее. Почти вся менделеевская таблица элементов
входит в состав Ильменских гор.
Это и на самом деле «минералогический рай», «музей природы»,
«земная кладовая», «уральская копилка», «заповедник цветов земли»,
как называли эти места путешественники и ученые.
Минералы собраны здесь не в шкафах под стеклом и не на дере-
вянных полочках, а лежат просто под открытым небом или под корнями
деревьев в лесу, лежат глыбами, жилами, кусками горных пород
в естественной, природной обстановке.
«Полочками» служат неглубокие ямы — копи, разбросанные по всей
территории заповедника. Около пятисот таких копей сосредоточено на
небольшом пространстве Ильменских гор.
Копи неглубоки. Обычно это ямы, немного превышающие рост
человека. Некоторые узкой дудкой, небольшим колодцем уходят в глу-
13
бину. Иногда копи похожи просто на канавы или небольшие траншеи.
И только немногие из них — настоящие, глубокие.
Вокруг таких ям-копей лежит выброшенная на поверхность при
рытье порода — «отвал». В этих-то отвалах и роюсь я, бродя по запо-
веднику.
Многие из копей пронумерованы. Доски с номерками прибиты
на ближайших деревьях, высоко над головой. Они хорошо видны
издалека и служат прекрасным ориентиром при движений по лесу и
горам, так как все эти номера нанесены на маленькую карту за-
поведника.
Каждая копь, яма, отвал — как витринка естественного музея при-
роды. Она показывает строение недр, выходы какой-нибудь горной
породы с минералами. У каждой копи есть свой «паспорт», в котором
указаны имя копи, год «рождения» (закладки ее), дан список мине-
ралов.
В огромной семье копей есть «старички», насчитывающие более
ста восьмидесяти лет, заложенные еще в XVIII веке, а рядом совсем
«дети» — годовалые копи, вырытые в прошлом году. И% как в настоящей
семье, они носят имена»
14
Надо вдуматься в названия копей, разобраться в их происхожде-
нии, и тогда откроется интереснейшая история не только самих копей,
но и всех Ильменских гор.
* * *
Минералы заповедника по своим запасам никакого промышленного
значения не имеют. Запасы эти ничтожны. Ведь заповедник замеча-
телен только удивительным разнообразием собранных здесь вместе
минералов, обычно разбросанных далеко друг от друга на земном
шаре.
Необыкновенным оказывается и расположение этих минералов: они
лежат у самой поверхности земли, почти выходят наружу. Только
копни, отверни верхний слой наносов — нагнись и изучай!
Словно нарочно, для удобства изучения расположила здесь при-
рода все минералы и горные породы поближе к рукам и глазам следо-
пытов, горщиков, ученых. Такого удобного расположения минералов
нигде больше нет.
«После Ильменских гор меня нс удивили никакие копи чужих
стран. Ни в Америке, ни в одном государстве Западной Европы я не
встречал вторых Ильмен», — писал крупнейший знаток Урала, учитель
академика А. П. Карпинского, профессор Горного института Г. Д. Рома-
новский. А его ученик вторил ему:
«Ильменские горы представляют в минералогическом отношении
одну из самых замечательных областей».
Не удивительно поэтому, что Ильменские горы издавна служили
местом, откуда по всем странам земного шара расходились коллекции
камней.
Нет такого геологического или минералогического музея в мире,
где бы не было образцов из Ильменских гор. Рядом с пришельцами из
Цейлона, Бразилии, Индии лежат ильменские минералы, как лучшие
представители земных богатств нашей Родины.
Многие институты всех пяти материков черпали минералы из
уральской кладовой — Ильмен.
Любой учебник минералогии, написанный на любом языке, десятки
раз упоминает эти горы.
Школы, институты, университеты, учащиеся, ученые, любители кам-
ней— все, кто пользуется коллекциями минералов, всегда найдут среди
них кусочки, осколки камней, привезенные из Ильмен.
Ведь «Ильменские горы на Урале, — подчеркивал академик
А. Е. Ферсман, — стали не только основой исследований русских мине-
ралогов, но явились и неписаным учебником и природным музеем».
Сами минералы, где бы они ни были, часто одним своим назва-
нием— ильменит — напоминают об Ильменских горах. Они несут на
себе имя своей родины.
16
1—циркон на полевом шпате.
2—солнечный камень.
3 полихромные (многоцветные) кристаллы турмалина.
4—ильменит.
5—письменный гранит.
Слава об Ильменских горах разошлась по всему свету. Обо всем
этом невольно вспоминаешь и думаешь, пока бродишь по тропинкам
от одной копи к другой, пока роешься в отвалах и знакомишься с богат-
ствами «земной копилки».
Кругом тишина и безлюдье. Здесь не услышишь ружейного вы-
стрела и не увидишь охотника. На территории заповедника всякая
охота строго запрещена. Здесь не увидишь следов костра, спиленных
деревьев, разоренных гнезд. Разводить огонь, ломать ветки, пугать
криком животных запрещено. Заповедник оберегает не только камни,
но зверей, птиц, лес, траву — все, что существует в Ильменах.
Только иногда доносятся звуки молотка, разбивающего камень.
Это кто-нибудь из ученых или студентов, или вот такой же любитель,
как и я, всерьез заболевший «каменной болезнью», перебирает отвал,
выискивая интересный образец. В самой копи работать, отбивать куски
породы строго-настрого запрещено. Для коллекций можно брать мине-
ралы только из отвалов, из отработанной, пересмотренной породы, да
и то немного.
А так хочется набить свой заплечный мешок и увезти с собой все
интересное, что находишь здесь! Может быть, вдруг да откроешь какой-
нибудь новый, еще никому не известный минерал! Ведь до сих пор
здесь делаются такие открытия — Ильмены неисчерпаемы.
За последние несколько лет ученые нашли здесь несколько совер-
шенно новых минералов.
Если за сто пятьдесят лет, начиная с XVIII века, в Ильменских
горах было найдено пятьдесят пять минералов, то за советское время
ученые открыли здесь еще около 140 минералов. А ведь Ильменские
горы далеко еще не все обысканы, и многое еще будет найдено в недрах
этой кладовой.
Про каменные богатства Ильмен издавна сложились легенды и
сказы.
Один такой сказ я слышал лет двадцать пять назад в Миассе от
дочки Андрея Лобачева, последнего из знаменитого рода Лобачевых,
горщиков и знатоков ильменских камней.
— ... Отец про кладовуху много сказывал. Ну, вот хоть про Семи-
гора послухайте.
...Жил в наших местах Семигор. И было у него семь гор: золотая
да платиновая, медная да железная, хрустальная да мраморная, а седь-
мая — Ильмен-гора — самоцветная.
И была у Семигора Настенька — дочка любимая, тоненькая да
красивая, а глаза у нее, как вода Ильмен-озера.
Всякие камни-самоцветы были у Семигора — не было только
у Семигора синего камня, такого, как глаза Настеньки синие. Да
дошел до Семигора слух, что усчастливилось горщику одному у Арга-
яш-озера найти синий камень. Ну, Семигор рабочих в шахты посылает
2 Уральская кладовая	№
камень искать. Много людей он загубил — камня-то синего не могли
они найти. Люди от Семигора прячутся, с Ильмен-горы бегут. Свои
бегут, а Семигор чужих посылает.
Вот и нанял однажды Семигор работника Ивана. Настеньке он
пришелся по сердцу. Отправил Семигор Ивана синий самоцвет искать
и приказчику своему наказал: Ивана из горы не выпускать, пока синий
самоцвет не найдет. Спустился Иван в шахту. И думал Иван, что не
видать ему больше вольной жизни и Настеньки. Только уж не знаю
как, а выбрался он из шахты и в лес подался. А там и до Ильмен-горы
дошел, а уже ночь настала. Только спать он собрался, как слышит
в горе треск. И видит Иван: вдруг из горы звездочка выкатилась, ярко
так засветилась и в травке остановилась. Потом еще одна звездочка
выкатилась, еще.., и много их так из горы-то выбежало. Светло стало
кругом. И видит Иван: бежит зверь бурундучок, и в зубах у него
сверкает камушек-самоцвет. Выбегает бурундучок из Ильмен-горы,
камушек за камушком самоцветы выносит и складывает их на полянке.
Большую гору сложил. Под утро свистнул зверек, и сбежались бурун-
дучки со всех концов. Каждый самоцвет в зубы взял, и в разные сто-
роны побежали — горку самоцветную всю разнесли. По всему свету,
знать, разносили они самоцветы из нашей Ильмен-горы.
Вот дожидается Иван другой ночи. Пришла ночь, и опять бурун-
дучок стал самоцветы из Ильмен-горы таскать, в кучу на поляне
складывать. А Иван днем лук сделал да стрелы выстругал. Дождался,
когда луна вышла, натянул лук и пустил стрелу. Упала стрела около
бурундучка, а тот человечьим голосом и говорит ему:
«Не бери, Иванушка, эти камни самоцветные, тебе от них счастья
не будет, а послушай, что я присоветую. Пойди ты к Семигору, рас-
скажи ему про камни самоцветные и проси у него в награду воль-
ную тебе дать и коня. Только не забудь: как покажешь Семигору
камни, скорей на коня и от горы подальше, а на Семигора и не огляды-
вайся».
Сделал Иван все, как бурундучок приказал. Услышал Семигор про
камни самоцветные, сейчас же велел вести себя к горе. Обещал Ивану
вольную дать и коня. Взял с собой управителя верного, и пришли они
ночью к Ильмен-горе. Иван и говорит: «Ну, Семигор, давай вольную:
вот они, самоцветы!» — и показал поляну, а на поляне самоцветы све-
тятся, огнем горят. Семигор с управителем совсем от жадности ума
лишились. Дали Ивану вольную и к куче бросились. Тут бурундучок
свистнул. Ивану бы коня да из леса вон, а он забыл, что бурундучок
ему наказывал, захотелось посмотреть, что дальше будет. Видит: Семи-
гор с управителем к самоцветам бросились, за камни схватились —
да в камни и обратились. А тут люди кругом набежали Семигора вы-
ручать. «Где Семигор?» кричат. «Вот, — говорит Иван, — Семигор»,
Люди смотрят: три камня на поляне лежат. Стали тут люди Ивана
18
мучить, пытать, а он не отступается, свое говорит: «Был Семигор,
в камень обратился». Не поверили Ивану люди, замучили его.
Ходит по Ильмен-горе Настенька и плачет. И первые слезы ее были
прозрачные, как вода озерная; а не стало слез — стала глаза выплаки-
вать свои синие. Потом-то люди нашли эти слезы и первые слезы про-
звали аквамаринами, а вторые — сапфирами.
А сколько бурундучки ни разносили самоцветов из Ильмен-горы
по другим горам, все еще много их тут осталось. Про то только бурун-
дучки и знают. Самоцветы-то не всем себя оказывают...
А слезы-то Настенькины — вот они, — улыбаясь, сказала Лобачева
и показала мне два чистейшей воды аквамарина.
Только вот эти и сохранились от отца. Будете на копях — зайдите,
может, и вам счастье будет найти что. Кладовухи-то нашей богаче нет
на Урале, много еще в ней чего не дознано да не достано...
Проходя по копям, я вспоминаю сказ о Семигоре и слова Лобаче-
вой о недознанных богатствах Ильмещ
— На горушку-то нашу лазили? — спросил меня Трофимыч, старый
кордонщик-сторож, который все эти дни видел меня только на копях.
— Нет еще, в этот приезд не был. Никак не доберусь.
— Что же вы так?
— Да вот все по копям хожу, не могу от них оторваться,
— Камушком заболели?
— Давно заболел!
— Это с каждым у нас бывает. Прилипчивое дело — камушек!
Пристанешь к ним — не отстать. Да ведь за камушками да за сосной
и заповедника нашего не увидать. До горушки-то тут и ходу пустяки.
А с горушки все как на ладони.
Это верно. Каждый раз, приезжая сюда, я, как и все, начинал
с подъема на «горушку». Конечно, с самолета можно было охватить
сразу, одним взглядом, куда больше, чем с «горушки». Но по-настоя-
щему, во всех подробностях, разве разберешь что-нибудь с большой
20
высоты, за короткие минуты полета! А с «горушки» смотри спокойно,
сколько тебе угодно, только поворачивайся во все стороны. И сколько
раз ни поднимайся на нее, всегда что-нибудь увидишь новое в панораме,
которая развернется перед глазами.
«Горушкой» старый кордонщик называл Ильмен-тау — самую высо-
кую точку Ильменских гор. По сравнению с другими вершинами Урала
она была не ахти какая высокая, но все-таки поднималась над уровнем
моря на 747,3 метра и лежала на 417 метров выше Ильменского
озера.
С ее вершины можно было увидеть не только почти всю территорию
заповедника, но и значительно дальше во все стороны.
... Первые сотни метров дорога от базы до Ильмен-тау идет у под-
ножия хребта.
Слева — склон, покрытый лиственницей, березой, реже сосной;
справа — низкая, чуть болотистая торфяная долина, по которой тихо
течет речка Няшевка.
По придорожным луговинам, как насыпанная, лежит крупная,
с каким-то особенным «уральским» ароматом и вкусом лесная клубника.
Широколистная высокая трава густо-зеленым ковром расстилается
на полянках. Она цветет обильно и ароматно. Все растения здесь пыш-
ные и необыкновенно крупные. Даже бабочки совсем не похожи на
наших северных скромниц: они тоже крупные, яркие, как цветы. Пестры-
ми стайками кружатся они над землей и стайками усаживаются прямо
на дорогу.
Свернешь с дороги, и из-под ног свечкой вспорхнет длинноносый
вальдшнеп или вылетит то выводок рябчиков, то выводок тетеревят,
то сорвутся глухарята. Они все слетаются сюда, чтобы кормиться
земляникой, клубникой, черникой. Даже выводки журавлей прилетают
сюда полакомиться ягодами.
Свистнет кто-то близко совсем по-птичьи, и вдруг неожиданно,
будто из-под земли, выскочит маленький зверек. Вспорхнет на ветку,
внимательно посмотрит, кто это потревожил его, и исчезнет в глубине
леса. Это земляная полосатая белочка — бурундучок.
Чем выше солнце, тем назойливее становятся комары, мошкара,
слепни. Дорога входит в лес, сворачивает налево и скоро переходит
в тропинку, которая почти совсем теряется в траве.
Начинается крутой подъем по склону хребта.
С гор сбегают маленькие речушки, больше похожие на ручьи.
Весной и в дождливое время это бурные горные потоки, а в сухое
лето они так пересыхают и зарастают широколистной травой, что от
русла и следа не остается. Только жестяные таблички на деревьях
с надписью напоминают о существовании реки: «Р. 1-я Черемшанка».
Но сейчас в речушках еще журчит чистая, холодная, вкусная
вода*
21
Перейдя мостик через такую речку Первую Черемшанку, я иду
вдоль нее, вверх по склону горы. Мне хочется заглянуть на Соколиную
скалу.
Долина Черемшанки зажата между крутыми обрывами. По скло-
нам— сосна, реже лиственница, много березняка. По берегам реки —
осина и ольха.
Густая трава по пояс. Одолевают комары, мухи, слепни. Я весь
в липкой паутине. Она всюду: на траве, на кустдх, на ветвях деревьев.
Душно. Хочется пить. Вода Черемшанки так заманчиво струится
между камней! Мне известно, что там, на вершине горы, воды не будет.
В моей фляге соблазнительно булькает холодный лимонад. И все-таки
я воздерживаюсь, не пью. Только иногда обмываю воспаленное лицо
и полощу рот холодной водой, с трудом удерживая желание сделать
глоток. Знаю, что когда долго идешь по жаре, пить — это только
обманывать себя. На секунду придет облегчение, а потом жажда будет
еще мучительнее. Всю бы, кажется, тогда речку выпил!
Но вот справа возникает огромный каменистый обрыв, отвесная
скала высотой около пятидесяти метров. Снизу до скалы не добраться.
Обхожу далеко кругом. Везде нагромождения камней, а между ними
сосны. И на вершине скалы тоже сосны.
Где-то в расщелине скалы, в недоступном месте, поселился сокол-
сапсан. Издавна гнездятся здесь эти птицы, и поэтому скала получила
название Соколиной.
Темная, резко освещенная солнцем, она со стороны кажется огром-
ным кристаллом какого-то самоцвета, оправленным в густо-зеленый
бархат.
Отсюда, с Соколиной скалы, в просветы между деревьями видны
вдали озера, горы, долины...
Дальше я пробираюсь, руководствуясь только компасом, который
приводит меня к едва заметной тропинке. Двигаясь по ней, наконец
вижу прибитый к дереву указатель со стрелкой: «На вышку». Вот и
вершина «горушки» — Ильмен-тау. С нее еще ничего не видно — кругом
лес. Но здесь стоит высокая деревянная вышка — это топографический
знак. Она же и наблюдательный пункт, с которого осматривают
заповедник.
По шаткой лестнице забираюсь на самую верхнюю площадку вышки,
и перед глазами развертывается прекрасная картина.
Далеко на горизонте волнистой линией синеют горы главного Ураль-
ского хребта. Чуть виднеются острые вершины Таганая, будто упираю-
щиеся прямо в небо. Не случайно зовут эту трехвершинную гору
Таганай — «подставка луны».
Виднеется труднодоступная для подъема вершина горы Юрма.
Недаром у нее такое имя: Юрма значит «не ходи».
Ближе тянутся низкие горные гряды. Между ними поблескивают
22
полоски озер. А еще ближе, у подножия Ильмен, лежит широкая Золо-
тая долина, по которой сверкающей лентой вьется река Миасс.
Кругом, куда ни взглянешь, — озера. Будто по долинам и между
гор кто-то разбросал голубые блюдца разных размеров. Насчитываю
их около тридцати. Еще около восьмидесяти озер скрыто ближними
лесами. Всего в этих долинах их больше тысячи — маленьких и боль-
ших, круглых, ровненьких и причудливых* как кружевной узор.
А там, за озерами, если посмотреть на юг и восток, начинается
западносйбирская равнина.
На севере, в синеватом тумане, виднеется огромное искусственное
озеро Аргази — северная граница заповедника. На юге два озера, лежа-
щие рядом: Ильменское и Чебаркуль. Это южная граница. Между ними
с севера на юг протянулся узкой полосой Ильменский заповедник.
Параллельно главному Ильменскому хребту тянется более низкая
гряда возвышенностей, вся скрытая густым лесом. Это Косая гора.
В ней-то и были найдены наиболее интересные минералы и находятся
наиболее замечательные копи.
Сорок шесть речек протекают по территории заповедника. Они так
малы, что ни одной из них я не вижу с высоты Ильмен-тау.
Все реки короткие, по нескольку километров длиной, и каждую из
них летом легко перейти вброд, а то и просто перешагнуть.
Самая большая из горных речек — Большая Черемшанка. Она
имеет в длину девять километров. Начинаясь в горах, в россыпях кам-
ней, река сбегает по каменистому, порожистому руслу и доходит до
Ильменского озера.
По долине заповедника тихо протекает река Каменная; весь путь
ее до Аргази меньше девяти километров. Река Няшевка, впадающая
в озеро Миассово, тянется всего семь километров. Остальные — просто
речки-крошки.
Сорок девять озер расположилось в самом заповеднике. Некоторые
из них хорошо видны с вышки. На восточной границе синеет причудли
вое, с многочисленными островками, огромное озеро Большой Кисегач.
Рядом — Малый Кисегач. А дальше — два широких озера Миассовых.
Еще дальше к северу — небольшие озера: Таткуль и Ишкуль. Другие
скрыты горами и лесами.
Весь заповедник, до самых горных вершин, в зелени лесов. Он
находится на границе горной тайги и равнинной степи.
В южной части Ильмен — темная густая зелень сосны, в север-
ной—мягкая светлая зелень березняка.
Внизу, за пределами заповедника, в долинах, где протекают реки
или лежат озера, темнеют рудничные поселки, дымят заводы, проходит
железнодорожная линия.
Даже на вышку Ильмен-тау доносятся гудки электровозов, скрип
кранов, шум стройки.
23
У красивого озера Тургояк раскинулся большой поселок. На берегу
реки Миасс вырос автомобильный завод, гордость южноуральской про-
мышленности. Рядом горнорудные прииски и еще какие-то заводы.
Все это создано за годы пятилеток и продолжает бурно разви-
ваться, оживляя еще больше этот богатейший край.
Четвертый раз поднимаюсь я на вышку и каждый раз замечаю
перемены.
Тихой и почти пустынной лежала Миасская долина двадцать пять
лет назад — сейчас она полна звуков новой жизни. Поднялись корпуса
заводов, появились рабочие поселки, открылись новые рудники, про-
легли ветки железных дорог. Как знак времени поднялась над Ильме-
нами, на одной из ее вершин, ажурная телевизионная вышка.
Раньше тишину заповедника нарушал изредка только свисток про-
бегавшего внизу поезда. Он заменял часы: по нему трижды' в день
отмечали тогда время. А теперь почти каждую минуту в обе сто-
роны пробегают пассажирские поезда, рабочие электровозы, товарные
составы.
В тишину заповедника, не нарушая его жизни, врываются всё
новые и новые звуки.
Да и сам заповедник изменился за это время.
Вначале он оберегал лишь одни минералы, был только минералоги-
ческим заповедником; теперь весь животный и растительный мир сохра-
няется в Ильменском заповеднике.
А как хорошо на вышке! Невозможно оторваться от развернув-
шейся кругом картины. Так бы и не сходил с горушки! Вышка чуть-
чуть качается. Комары и слепни остались внизу. Ветер приносит осве-
жающую прохладу. Волнами доходят сюда запахи лугов.
Но пора возвращаться. Обратный путь легче: жара спала. Слепни,
будто пчелиный рой, облепили мою темную рубашку и черные штаны
и спокойно едут на мне, не кусаясь.
Тропинка, извиваясь между деревьями, наталкиваясь на выходя-
щие из земли большие гранитные гребни — «елтыши», бросаясь то
вправо, то влево, то обрываясь крутым коротким спуском, сбегает вниз
на дорогу.
Она приводит к скромному могильному холмику. Здесь, на широ-
кой зеленой долине Черемшанки, под соснами и березами, у туристской
тропы, похоронен Сергей Львович Ушков. Всю свою жизнь отдал уче-
ный Уралу, охране родной уральской природы. Ему, энтузиасту —
следопыту, влюбленному в Ильмены, обязаны своим спокойным суще-
ствованием звери и птицы, травы и деревья. И будто зная это, мимо
меня, не таясь, спокойно и тихо проходят несколько лесных красав-
цев— лосей. Их тут никто не тронет, не вспугнет. Порукой этому чело-
век, которого уже нет и который все-таки продолжает их оберегать.
Быстро добираюсь до своего обиталища — чердака с балконом.
Отсюда я вижу тот кусочек, который не виден с Ильмен-тау.
Синеет Ильменское озеро, за ним видны Машковские горы — про-
должение Ильмен, за горами — город Миасс.
... Будто золотом брызнуло по стволам и макушкам сосен. Лучи
уходящего солнца прорвались сквозь вершины гор и верхушки деревьев.
Скрипит где-то близко коростель. Вот зайдет солнце, и заведут бес-
конечную трель козодои.
Мои путешествия по настоящему, прошлому и будущему заповед-
ника только начинаются...
Везде исследуйте всечасно,
Что есть велико и прекрасно.
М. Ломоносов
Лазая в копях, роясь в ямах и канавах, подбирая обломки пород
прямо с земли, будто заново открываешь здесь, в Ильменах, разно-
образный и богатый мир камней.
И только теперь по-настоящему начинаешь понимать смысл самого
слова «минерал».
Первые землелазы — разведчики горных богатств — рыли подзем-
ные ходы — мины — и извлекали на солнечный свет «минеру» — так
называли тогда, в старину, куски руды.
От «мины» да «минеры» и родилось слово «минерал»*
Но что такое минерал?
На память приходят слова основателя русской описательной мине-
ралогии академика Василия Севергина из его, первого в XVIII веке,
русского учебника о камнях:
27
«Третий род естественных тел ни чувств, ни жизни и потребной
для нас жизненной стройности не имеет, рождается не от семян и плода,
но образуется действием всеобщих сил природы и возрастает от внеш-
него скопления малейших частей. Такого свойства суть ископаемые
тела, или минералы, составляющие тот череп земного шара, на коем
прочие естественные тела пребывание свое имеют».
Сквозь тяжелые старинные слова и трудный слог доходит до нас
первое правильное определение минерала.
С того времени прошло больше ста пятидесяти лет. Много нового
за эти полтора столетия открыли ученые, изучая «земную руду».
Кажется, что огромное количество минералов образует «череп
земного шара», ту многокилометровую толщу земной коры, на которой
живут люди.
Однако оказывается, что список минералов по сравнению с числом
видов животных и растений всей Земли очень невелик.
Около 1200 тысяч различных видов животных населяют леса,
океаны, пустыни, степи, реки, горы, озера, моря земного шард.
Около 500 тысяч разнообразных видов споровых и цветковых
растений покрывают землю, образуя зеленые ковры лесов, степей,
полей.
А минералов всего-навсего около трех тысяч видов. Да и то более
двух тысяч минералов рассеяно в земной коре в ничтожнейших коли-
чествах.
Наиболее распространенных, обычных очень немного — какие-
нибудь двести — триста минералов.
А большая часть земной коры состоит всего только из двух десят-
ков минералов. Вот эти-то минералы: кварц, полевые шпаты, слюды,
пироксены, роговые обманки, кальцит, да еще некоторые другие,
чаще всего и попадаются нам. Ученые называют их породообразую-
щими.
И когда, бродя между копями и отвалами заповедника, все это
вспомнишь, тогда начинаешь понимать, как много собрала природа
минералов в одном небольшом участке Ильменских гор, — около двух-
сот разнообразных видов!
Минерал — это необязательно твердый, крепкий камень. Минера-
лами являются черная нефть, углекислый газ, лед, серебристая ртуть,
волокнистый асбест и т. д.
Минералы бывают твердыми, жидкими, газообразными. И у каж-
дого из них свои особые, отличительные признаки.
И конечно, у каждого свое имя, которое дано ему учеными-перво-
открывателями. Иногда оно просто чопределяет характерный признак
минерала: альбит — «белый», гельвин — «солнечный», малакон — «мяг-
кий» или «нежный», ортит — «прямой», цеолит — «вскипающий». Иногда
оно напоминает о сходстве с чем-то другим: криолит — «лед-камень».
28
хиолит — «снег-камень», элеолит — «масло-камень». Бывало и так, что
один минерал принимали за другой или, к своему стыду, долго не могли
уточнить его химический состав; так появились названия: апатит —
«обманчивый», эшинит — «стыдный».
Очень часто минералам давали имена политических деятелей, писа-
телей, героев, ученых: кировит, чкаловит, ломоносовит, гётит, вернад-
скит, ферсманит; имена народов и республик: узбекит, абхазит,
адыгеит.
Некоторые минералы названы по месту их открытия: уралит, бело-
морит, киевит, мурманит, астраханит.
А вот один из минералов, открытый у нас в знаменательные дни
космических полетов, получил гордое имя — гагариновит!
В честь Ильменских гор названы минералы: ильменит, ильмено-
рутил.
♦ * *
Но как же отличить один минерал от другого? Как разобраться
во всем многообразии мира камней? По каким внешним, физическим,
или внутренним, химическим, признакам узнавать их?
Иногда достаточно бывает взглянуть на минерал, как сразу по
окраске, цвету безошибочно его и определишь.
Разве спутаешь с чем-нибудь желтую самородную серу, зеленый
малахит, ярко-красную киноварь, белейший альбит!
Да часто именно по своему характерному цвету и получают имена
минералы.
Искрящийся красный рубин получил свое название от латинского
слова «рубер», что значит «красный». Наименование красного желез-
няка гематита произошло от греческого слова «гематикос» — «крова-
вый». Прозрачный синевато-голубой аквамарин напоминает по окраске
нежный цвет морской воды. Его имя так и составилось из двух латин-
ских слов: «аква» — «вода» и «марэ» — «море».
Но для большинства минералов цвет — признак ненадежный. Разве
подумаешь, что совершенно бесцветный, прозрачный, как стекляшка,
горный хрусталь, черный морион, фиолетовый аметист, золотисто-жел-
тый цитрин, дымчатый раухтопаз, зеленоватый празем — все это один и
тот же минерал кварц!
Ильменские горщики хорошо знали, что цвет камня может менять-
ся. Если им попадался слабо или некрасиво окрашенный аметист, они
запекали его в хлеб, Нагревание изменяло окраску: получались краси-
вые золотистые камни.
Для минералога есть еще один цветовой признак определения,
более надежный, чем обманчивая иногда внешняя окраска. Этот при-
знак— цвет черты минерала на шероховатой белой, фарфоровой пла-
стинке — бисквите.
29
У железного колчедана — пирита — золотисто-желтый цвет, а черта
черная. У черного лимонита цвет черты желтый. У многих минера-
лов цвет черты совпадает с внешней окраской, но там, где не совпа-
дает, минералог больше доверяет цвету черты. Это более надежный
признак.
Здесь, в Ильменах, пока брожу по копям Косой горы, цвет минера-
лов и мне помогает ориентироваться в поисках.
Еще издали по зеленоватым обломкам камней узнаю амазонитовую
копь. В другом участке горы по характерной розовой окраске кусков
породы, которые начали попадаться под ноги, догадываюсь, что под-
хожу к старым разработкам полевого шпата.
А когда между стволами стройных сосен вдруг прорываются сол-
нечные лучи и падают на отвалы одной из копей и вся земля вокруг
начинает сверкать блестками, будто усыпанная осколками стекла, я
узнаю еще один минерал. Но уже не по цвету, а по блеску. Это слюда.
Блеск тоже может быть очень характерным признаком для не-
которых минералов. И он тоже иногда помогает определить находку.
30
Всем знаком металлический блеск золота, пирита, серебра, меди,
стеклянный блеск слюды, кварца, полевого шпата.
Будто жирной пленкой подернута поверхность минерала элеолита.
Перламутровой кажется поверхность талька, кальцита, гипса. Блеском
шелка отливает асбест.
Разбивая геологическим молотком куски полевого шпата, выламы-
вая слюду из породы, в которой она сидит, невольно здесь же, на
отвале копи, знакомишься еще с одним признаком минерала — спай-
ностью.
На тонкие пластинки расщепляется слюда, на прямоугольнички
с ровными прямыми плоскостями раскалывается полевой шпат. Да и
самое название «шпат» указывает на этот признак. «Спате» по-гречески
значит «пластина».
Не у всех минералов спайность проявляется одинаково хорошо.
И минералоги различают несколько степеней спайности. У слюды —
весьма совершенная, но только в одном направлении; у каменной
соли — совершенная и в разных направлениях; у полевого шпата —
31
средняя. А многие минералы и совсем не обладают способностью рас-
калываться по ровным, прямым плоскостям. Я ударяю молотком по
кварцу, и он разбивается на кусочки неправильной формы с неровным,
раковистым изломом. Спайность у него весьма несовершенная.
Обломки кварца с острыми краями забираю себе в карман. Там
уже лежат кусочек стекла, маленькая пластинка кровельного железа,
перочинный нож, старая медная монета, кусочек талькового камня,
кристаллик голубовато-зеленоватого корунда.
Все это не случайно попало в мой карман. Эти предметы нужны
для определения твердости минерала — очень важного и наиболее
постоянного признака.
Но как же определять твердость?
Тот минерал, который может оставить царапину на другом мине-
рале, и будет считаться более твердым. В качестве измерителей твер-
дости ученые подобрали десять минералов: от очень мягкого — талька
до самого твердого — алмаза. Получилась, как говорят минералоги,
шкала твердости: тальк, гипс, кальцит, флюорит, апатит, ортоклаз,
кварц, топаз, корунд, алмаз. Здесь каждый следующий минерал-испы-
татель, тверже предыдущего. Гипс будет оставлять царапину только на
одном тальке. Зато все следующие минералы легко чертят гипс. Корунд
оставляет след на всех восьми стоящих в этой шкале перед ним мине-
ралах, но сам может быть оцарапан только алмазом.
Не все эти минералы могут оказаться под рукой, особенно во
время экспедиций, путешествий или когда так бродишь по горам и
копям. У меня есть тальк, кварц и корунд. А все остальные приходится
заменять. Вместо гипса, который в шкале стоит на втором месте и
имеет твердость 2, вполне пригодится свой ноготь — у него та же твер-
дость. Кальцит заменит медная монета, кусочек железа — флюорит,
а стекло — апатит. У стального перочинного ножа твердость 6, такая
же, как у шестого минерала шкалы — ортоклаза. Кварц у меня есть,
а без топаза и алмаза можно обойтись, потому что минералов с твер-
достью выше 7 в природе очень мало.
Вот и вся моя походная, карманная шкала твердости — очень про-
стая и практически удобная. С ее помощью легко определять наиболее
стойкий признак минералов.
Только следует помнить, что этим способом определяется относи-
тельная, а не подлинная твердость. Минералы в шкале подобраны
довольно условно, и не надо думать, что если алмаз стоит на десятом
месте, то он тверже талька в десять раз. На самом-то деле алмаз
тверже талька в пять миллионов раз.
Переходя от одной копи к другой, роясь в камнях, перебирая и раз-
глядывая попадающиеся мне минералы, я могу пользоваться для
первоначального определения минерала только некоторыми его призна-
ками. Только теми, которые доступны глазу, руке, молотку,
32
Конечно, для точного и безошибочного определения иногда бывает
недостаточно выяснить цвет минерала, цвет его черты, блеск, спайность,
твердость. Приходится отыскивать и другие признаки: удельный вес,
магнитность, ковкость, некоторые оптические и электрические свойства.
Но это удается делать уже не здесь, в лесу, на копях, а в мине-
ралогических лабораториях, с помощью специальной аппаратуры.
Здесь же встречаюсь с другой, еще одной интересной особенностью
многих минералов. Вот передо мной щетка, или, как ее называют, друза
горного хрусталя. Будто искуснейший гранильщик выточил, отшлифо-
вал эту группу шестигранных, чистейшей прозрачности столбиков
с пирамидками наверху.
«Казалось даже невероятным, — писал один из минералогов, —
чтобы сами по себе могли возникнуть такие чудесные произведения
природы, с которыми не могла соревноваться ювелирная техника древ-
него мира и средневековья».
И правильные золотистые кубики пирита, и округлые темно-крас-
ные многогранники гранатов, и бледно-зеленые шестигранные призмы
апатита — все это естественные, природные формы минералов — кри-
сталлы.
Ученые обнаружили тридцать две разнообразные группы кристал-
лических многогранников. У каждого вида минералов оказалась своя
характерная форма кристалла. Это такой верный признак, что даже не
глядя, а только на ощупь узнают часто минерал старые, опытные гор-
щикц. Ве|дь сколько у них в руках за долгую практику перебывает
различнейших кристаллов!
Правда, есть минералы, которые не образуют кристаллов, но их не
так много: нефть, вулканическое стекло, янтарь и другие.
Зато какое богатство форм и размеров видим мы у кристаллов,
встречающихся в природе!
Есть кристаллы такие маленькие, что увидеть их можно только
под микроскопом. А вот здесь, в Ильменах, обнаружили однажды
такой гигантский кристалл амазонита, что в нем заложили целую
каменоломню!
В Свердловске много лет простоял, как тумба, огромный кристалл
горного хрусталя. Когда его вытащили из земли, оказалось, что высота
у него около метра, а весит он около тонны. И теперь этот кристалл
украшает Горный музей.
Однажды были найдены гигантские кристаллы берилла — больше
пяти метров высотой и больше одного метра шириной; эти несколько
гигантских кристаллов весили около ста тонн. Известны кристаллы
слюды, пластинки которых достигали пяти метров.
Но все это редкости.
Не часто встречаются в природе кристаллы совершенно правиль-
ной формы и с ясно выраженными всеми физическими признаками.
3 Уральская кладозая
33
Да это и понятно. Ведь минерал в естественной обстановке
рождается — кристаллизуется часто в тесноте, в недрах твердых, ранее
образовавшихся пород. И вот появляются кристаллы-уродцы, кри-
сталлы-недоростки, минералы, у которых с трудом узнаешь некоторые
внешние их признаки.
Тогда на помощь приходит химия. Самый верный и самый точный
признак определения минерала — его химический состав.
Не случайно, что для удобства изучения именно по химическому
составу классифицируются сейчас все существующие, все известные
минералы. Они разделены на восемь больших групп. Список ильмен-
ских минералов настолько разнообразен, что в нем есть представители
пяти групп. Тут есть и совсем простые, состоящие только из одного
химического элемента, но есть и сложнейшие, многоэлементные мине-
ралы.
Недалеко от речки Черемшанки, в небольшой выемке, заросшей
кругом ольшаником, нахожу интересные кусочки гранита. Они усыпаны
красивыми, совсем маленькими черными звездочками, радиально-лучи-
стыми вкраплениями.
Провожу пальцем по звездочкам, и на коже остается след, как от
мягкого карандаша. Одного этого признака достаточно, чтобы узнать
этот минерал — графит. Цвет его черты хорошо знаком каждому, кто
пишет графитовым карандашом. Ведь самое название минерала про-
изошло от греческого слова «графо» — «пишу».
Графит состоит из одного химического элемента — углерода. Удиви-
тельно, что в одной группе с ним находится другой, состоящий из того
же элемента, но совсем не похожий на графит — твердейший, прозрач-
ный, искрящийся алмаз. Их роднит только химический состав.
Продолжая путешествие по заповеднику, попадаю у самого Иль-
менского озера на одну копь. Здесь в полевошпатовой породе обна-
жены огромные, полуметровые в диаметре, пачки черной слюды —
биотита. Между ними в горную породу вкраплен минерал вермикулит —
«камень-червячок».
Про него рассказывают: как-то однажды горщики, разводя в лесу
костер, положили в огонь камень. И вдруг неожиданно, к изумлению
сидевших вокруг костра людей, этот черный камень стал расти. Он
увеличивался, пучился, распухал, и его края, закручиваясь червячками,
становились из черных золотистыми Почти в двадцать раз увели-
чился объем камня. Так было открыто удивительное свойство мине-
рала, названного вермикулитом. По-латински «вермикулюс» и значит
«червяк».
Удивленные тем, что произошло, горщики вытащили разбухший от
огня камень и бросили его в воду озера. Но камень не.утонул — камень
плавал, как щепка.
Две загадки сразу задал этот минерал. И минералоги разгадали их.
34
Вермикулит — золотисто-бурая разновидность слюды. Он, так же
как и слюда, расщепляется на отдельные тоненькие упругие пластинки-
листочки. Но есть у него одно существенное отличие. Вермикулит
содержит в себе много мельчайших, микроскопических капелек воды.
Если этот минерал нагревать, даже огнем спички, вода переходит
в газообразное состояние и, занимая уже больше места, с силой раз-
двигает пластинки камня. Минерал сильно увеличивается в объеме и
если не распадается на отдельные пластинки, то сохраняет в себе пре-
вращенную в пар воду. Он оказывается как бы наполненным газом
и, теряя удельный вес в увеличенном объеме, плавает в воде, как
пробка.
Более десятка химических элементов входит в состав вермикулита,
образуя сложное соединение.
Открытые в нем своеобразные физические свойства позволили тех-
никам превращать вермикулит в отличный изоляционный материал: он
не пропускает ни тепла, ни холода, ни звука.
Думая об удивительных свойствах некоторых минералов, я вспом-
нил о трех камнях, которые лежали у меня в кармане. Их подарил мне
Трофимыч.
«Бери-ка памятку о нашем Урале, — сказал он мне: — каменную
кудельку, да каменную мучку, да каменную красоту. Самые что ни
на есть уральские камушки, потому и дарю».
И вот лежит у меня на руке зеленовато-золотистый минерал, от-
ливающий нежным шелком.
Какие странные у него названия: «каменная кудель», «горный
лен» — будто можно из камня пряжу прясть.
Как ни странно, но и на самом деле из этого камня можно
ткать тончайшие кружева, выделывать ткань, шить одежду, вязать
рукавицы. Минерал распадается на тонкие, мягкие, крепкие волокна.
Можно получать волокна тоньше одной десятитысячной доли мил-
лиметра! Кроме того, полученная ткань не горит в огне. Из нее удобно
делать одежду для пожарников, неистлеваемую бумагу, несгораемые
перегородки. Минерал этот называется «асбест», что значит по-гречески
«несгораемый».
А вот этот красивый, с перламутровым оттенком, самый мягкий ми-
нерал— тальк — можно пилить обыкновенной пилой, перемалывать на
мельнице в муку, в каменную пудру, которая идет и в технику, и в ме-
дицину, и в парфюмерию.
Но самый лучший минерал — «каменная красота», или малахит.
Ярко-зеленый, с красивыми разводами, он очень напоминает цветок.
Уральское месторождение этого прекрасного поделочного камня
считается лучшим в мире. Огромные вазы, столешницы, шкатулки из
малахита украшают знаменитые коллекции Эрмитажа.
В Меднорудянске была найдена больше ста лет назад глыба мала-
3*
35
хита весом в 250 тонн. Она вся пошла на отделку малахитового зала
Зимнего дворца в Петербурге.
А сколько красивых вещей выточили и отшлифовали из малахита
уральские умельцы-камнерезы!
Но ведь по существу они ничего не прибавили к красоте этого ми-
нерала. Они просто воспользовались теми физическими свойствами,
которые присущи малахиту: ярко-зеленым цветом, стеклянным, иногда
шелковистым блеском, естественным узорчатым рисунком самого камня,
сравнительно небольшой твердостью, податливостью в обработке. Искус-
ство заключалось в том, чтобы выявить, усилить качества малахита, при-
родную красоту камня, и талантливые русские камнерезы достигали
в этом удивительного совершенства.
Для малахита, впрочем, дело на этом не кончилось. Химическое
исследование состава открыло в нем еще одну ценность. Оказалось, что
малахит богат медной рудой. И куски этой породы, которые не годятся
в качестве поделочного камня, идут на выплавку меди.
Так знание физических свойств и химического состава минералов
помогает не только узнавать их и определять, не только разведывать,
искать, но и широко использовать.
Часто словом «камень» называют и отдельный минерал и кусок
горной породы. Но для геолога и минералога это не совсем одно
и то же.
Вот гранит. Если разбить его на куски, то сразу станет видно, что
состоит он из различных разноцветных, плотно соединенных, будто срос-
шихся зерен. Каждое зерно — это кристаллик минерала. Беловатые зер-
на — кварц. Черные или светлые маленькие пластинки — слюда. Но
больше всего здесь зерен полевого шпата. От него зависит и цвет всего
камня: то розовый, то серый, то красный. На много километров тянутся
иногда в недрах Земли залежи гранита.
Такие огромные минеральные скопления, однородные по своему со-
ставу и строению, называются горными породами.
Есть очень простые горные породы, состоящие всего только из од-
ного какого-нибудь минерала.
Вот, например, широко применяющийся у нас красивый поделочный
камень — мрамор, в состав которого входит только один минерал —
кальцит.
Гранит уже не простая горная порода, а сложная. Он состоит из
нескольких минералов.
Здесь, на копях, я уже перевидал много разных сложных горных
пород.
Еще в начале путешествия по Ильменам я натолкнулся на не ви-
данную нигде раньше породу. Ее впервые открыли именно здесь, в Иль-
менских горах, более ста лет назад. Сначала эту горную породу назвали
ильменским гранитом, а потом ей дали новое имя — миаскик
36
По внешнему виду и по составу миаскит отличается от гранита.
В нем совсем нет кварца. Его здесь заменяет серый минерал нефе-
лин. Весь камень кажется светло-серым, даже белым, с черными вкрап-
лениями. Белый минерал — это полевой шпат, а черный — слюда или
роговая обманка.
По самым возвышенным частям Ильменского хребта проходят скоп-
ления миаскита. Старые копи, заложенные на вершине сопки, вскры-
вают залежи единственного в мире месторождения этой горной
породы.
Отсюда, с высоты миаскитовой сопки, сквозь вершины сосен, покры-
вающих склоны Ильмен, видны город Миасс, миасский пруд, долина
реки Миасс, а ближе к подножию Ильмен — поселок и станция Миасс.
И тогда становится понятным происхождение названия «миаскит».
Новым пятном краски легла эта горная порода на геологическую
карту нашего отечества.
Может быть, в Ильменских горах ученые откроют еще новые мине-
ралы и новые горные породы.
Так ли уж глубоко мы проникли в недра Земли, так ли уж хорошо
знаем свои минеральные богатства?
Странно выглядели первые географические карты Земли. Фантасти-
ческие материки и океаны были нанесены на желтые пергаментные
листы. Несуществующие реки и страны, диковинные народы указыва-
лись на них. Богатая фантазия и скудные знания первых путешествен-
ников водили руками чертежников.
Но больше всего было необозначенных мест. Белые пятна запол-
няли первые карты. Нужны были сотни лет и тысячи отважных людей,
исколесивших во всех направлениях Землю, чтобы постепенно исчезли
эти белые пятна.
А недра земли еще долго оставались почти сплошным белым
пятном.
Вместе с «землепроходцами» — искателями новых земель и новых
путей — шли «землелазы» — искатели земных руд. Им было трудно.
Проникая в толщу земли, они пытались узнать скрытую жизнь недр.
Но, проникая вглубь, они видели только тот слой, который был перед
глазами.
А что под ним? А что дальше?
Дальше нужно снова рыть. Еще дальше, еще глубже. Слишком
трудно проникать в земную кору, пользуясь только заступом, киркой
и молотком. Слишком мало было «землелазов», слишком слабы были
их руки, недостаточны знания, чтобы хорошо узнать, что делается
в недрах. Легче было проникнуть на тысячу километров в неисследован-
ную страну, чем на сотню метров в глубину. И поэтому почти сплошным
белым пятном долго изображали на геологических картах недра земли.
Да и сейчас еще во многих местах недра не исследованы.
37
Знаменитый советский ученый, побывавший, кажется, во всех угол-
ках нашей необъятной Родины, Александр Евгеньевич Ферсман, писал:
«Не думай о том, что овладел всеми тайнами природы и завладел
всеми ее богатствами! Ты еще мало сделал и мало что знаешь».
Много еще надо разведчиков недр, чтобы открыть все богатства
Земли, Как много еще не исследованного, необходимого советскому че-
ловеку, скрыто в недрах земли, лесов, гор, пустынь, тундр!
И тысячи новых тропинок прокладываются во всех направлениях
нашей страны. Тысячи следопытов, охотников за минералами, прони-
кают в глубины. У них зоркие глаза, крепкие ноги. И, проходя по горам,
долинам, переплывая реки и озера, пересекая пустыни и тундры, они
смотрят: не спрятано ли, не лежит ли что-нибудь такое, что может при-
годиться стране?
Нужно пересмотреть все растения, нужно узнать о всех животных,
надо исследовать свой край и ничего не упустить, не прозевать.
Поднять каждый камень, посмотреть, проверить, выяснить все его
признаки и свойства. А вдруг найдете что-нибудь ценное!
И тысячи следопытов ищут, смотрят, пробуют, исследуют — откры-
вают стране ее богатства.
Ильменские горы кажутся мне великолепной школой, естественным
учебником минералогии и геологии для будущих разведчиков недр»
Недалеко от Ильменского озера, на склоне невысокого хо.лма, у ста-
рой Чебаркульской дороги, среди сосен и берез затерялась большая,
глубокая, двойная яма — копь. Она заросла, обвалилась, засыпалась.
Обрушились на дно обомшелые, полусгнившие остатки деревянных креп-
лений. Большие темно-серые глыбы камня нависли внутри копи. Каме-
нистые отвалы обросли густыми лицГайниками.
Видно, давно никто не трогает эту забытую, заброшенную копь.
А ведь с нее началась история и пошла слава Ильмен. Копи без малого
двести лет. Это самая древняя в заповеднике, знаменитая Прутовская
копь.
Когда-то с трудом пропускала сюда человека темная тайга. Ствол
к стволу, высоко вверх подняв свои кроны, веками стояли не тронутые
топором пихты, лиственницы, сосны, дубы.
39
Может быть, первыми тысячу лет назад появились здесь башкиры-
звероловы. И не от них ли остались тут эти названия: Ильмены и
Миасс — переделанные на русский лад башкирские слова, миэс, что зна-
чит «на пей» (в смысле: «Не бойся — тут везде вода хорошая») и имен —
«безопасный, безвредный» — по отношению к горам.
А потом из далеких земель пришли за пушниной новгородцы; и они,
тоже, вероятно, дали названия рекам и озерам. Может быть, они при-
несли с далекого новгородского Ильменя это название и дали его вот
этому озеру в тайге и этим лесам на границе с Сибирью и горам.
Когда в середине XVIII века открыли на Урале медь и железо, не-
далеко от Ильменских гор — медеплавильные и железорудные, выросли
заводы купцов Демидовых, Мосолова, Лугинина: в 1754 году — Зла-
тоустовский, в 1768 году — Саткинский, а в 1777 году начали плавить
медную руду совсем неподалеку от Ильмен, в самом Миассе.
Делалось это все руками крепостных, насильно переселенных сюда
из разных российских губерний.
Прошло немного времени, и в 1796 году недалеко от Миасского за-
вода разведывательный отряд наткнулся на рудное золото. Земные
недра приоткрыли одну из своих кладовых.
Государственная казна, заинтересованная в развитии отечествен-
ной промышленности, посылала на Урал разных людей «для розыска
и опробования руд».
Копались горщики-разведчики и в Ильменах, искали в горах медь
и железо. Ни медной, ни железной руды не нашли, зато наткнулись на
богатые залежи слюды, необыкновенно крупной и чистой.
В те давние времена, когда стекло еще широко не вошло в быт, его
заменяла слюда. В оконные рамы и фонари вставлялись пластины про-
зрачного мусковита. Неспроста было у слюды такое название: на всю
Европу славилась слюда из Московии (так называли тогда в Западной
Европе Россию). Отсюда и пошло название минерала — мусковит.
А добывали этот мусковит, кроме других мест, и здесь, в ильмен-
ских лесах, в копях, на перевале Косой горы и около озера Аргаяш.
До сих пор остались следы давних разработок: обвалившиеся, за-
брошенные копи и отвалы, все в блестках слюдяных кусочков.
Уралом заинтересовалась Российская Академия наук. От берегов
Невы отправились в путешествие первые исследователи отечества, уче-
ные — «естества испытатели».
Нам теперь трудно представить, какие медленные были тогда спо-
собы передвижения.
Два года добирался до Южного Урала молодой, но уже известный
ученый, «доктор медицины, профессор натуральной истории, член Рос-
сийской Академии наук, испытатель естества» Петр Паллас.
Трудно было ему без карт, с плохими проводниками пробираться
верхом на лошади по неезженным местам, переправляться через бурные
40
реки на плотах и, рискуя жизнью,, изучать горные
богатства неисследованного края.
Внимательно и подробно записывал Паллас в
свои дневники обо всем виденном, новом, инте-
ресном.
30 мая 1770 года он переехал хребет Урал-тау.
Здесь, на Южном Урале, ученый знакомился с не-
давно заложенными заводами, посещал каменолом-
ни и казацкие крепости.
В дневнике у него появились записи о «копа-
нях, изъявляющих признаки медных руд», о «мра-
морных ломальнях» й «ломальнях камень-яшмы».
Добрался Паллас до Чебаркульской крепости.
Он осмотрел «слюдяные копани», перебрал камни
отвалов, и ему стало ясно, что недра этих мест хра-
Академик
Петр Паллас.
нят огромные рудные богатства.
Паллас был первым ученым, который сто девяносто лет назад по-
сетил Ильменские горы. Й, описывая потом свое путешествие по Уралу,
натуралист и путешественник призывал изучать этот край отечества.
Тогда это была еще глухая тайга, лопата горщика едва коснулась
недр, но жизнь уже пробуждалась в Ильменских горах.
А через десять лет в Чебаркульской крепости, которую проезжал
Паллас, нашелся любитель камней казак Прутов. Он ходил в охране
разведочной партии горного мастера Раздеришина, искавшей слюду для
лугининских заводов.
Вместе с раздеришинскими разведчиками копал и Прутов. То он
рыл ямы тут же, у деревянных стен крепости, то, захватив лопату и кай-
ло, уходил один подальше от крепости, в ильменскую тайгу. Недалеко
от Чебаркульской дороги и привалило казаку неожиданное счастье.
Начал он копать яму — думал, не покажется ли слюда. Быстро дорыл
до твердой породы и в гнезде каменной глыбы, «занорыше», в глини-
стом, желтоватом, жирном комке «сала» нащупал что-то твердое, креп-
кое, как орешек. Выковырнул «орешек», обтер и увидел некрупный, но
чистейший, прозрачный, нежно-голубоватого оттенка тяжелый кристалл.
Это был драгоценный камень топаз, или, как звали его тогда, «тяже-
ловес».
Стал Прутов рыть глубже, расширил яму и нашел еще не-
сколько таких же небольших, но прекрасных топазов. На жилу напал.
Через некоторое время нашел и еще один драгоценный камень — аква-
марин.
Это были первые драгоценные камни, найденные в Ильменских
горах.
И потянулись за Прутовым в ильменскую тайгу любители камней,
в надежде найти свое счастье.
41
Кто продолжал копаться в Прутовской копи, а кто искал новые
места. Многие находили здесь топазы, аквамарины, гранаты, турма-
лины.
Глубже становилась Прутовская копь. Пришлось поставить в ней
деревянные крепления.
Рыли ямы рядом, закладывали новые копи, открывались все новые
и новые месторождения драгоценных камней.
Все чаще стали появляться ученые в Ильменских горах. Что-то
было такое в этих недрах, что заставляло внимательнее к ним присма-
триваться.
Знаменитый «испытатель естества», исследователь Урала, русский
академик Герман нашел в Ильменах в 1785 году красивый камень —
амазонский шпат. То голубоватый до синевы, то зеленоватый, с нежны-
ми серыми узорами, он прекрасно поддается шлифовке и огранке. Ама-
зонский шпат начали добывать для Екатеринбургской гранильной
фабрики.
В долине реки Миасс открыли богатейшие россыпи золота. Сразу
усилился поток искателей счастья, «золотая лихородка» на долгое время
охватила этот район. В поисках золота рыли в Ильменских горах новые
копи, но золота больше не находили, зато открывали такие минералы,
которые ученые видели впервые, которых нигде больше не было.
Уже давно была забыта первая Прутовская копь, сохранившаяся
до наших дней только как памятник первых замечательных минерало-
гических находок. Уже десятки новых копей были заложены в Ильмен-
ских горах.
Глубоко рыть не приходилось. Все богатства ильменских недр ле-
жали близ поверхности.
Все дальше и шире расходилась слава Ильмен. В начале XIX века
она перешагнула границы Европы.
Многие музеи мира хорошо знали любекского торговца минералами
Менге, неутомимого охотника за камнями. Его знали ученые и купцы,
ювелиры и путешественники, любители самоцветов и спекулянты. Он пре-
красно разбирался в камнях, был в курсе дел всех горноразведочных
работ в мире. Недаром у Менге была такая обширная торговля и так
много различных заказчиков.
Интересные вести дошли до торговца минералами о богатствах Юж-
ного Урала. Менге попала в руки книга профессора Германа. Очень
заманчивы эти далекие горы Ильмен-тау, о которых в сочинении про-
фессора так подробно рассказано.
Там руды, золото, самоцветы. Наверное, есть и еще что-нибудь но-
вое и неизвестное — ведь эти горы только начали изучаться. Там, ве-
роятно, можно чем-нибудь поживиться. Только бы не перебили ему
дорогу! Надо поскорее самому поехать туда — поискать, покопать. На
этих новых горах, мало кому известных, можно хорошо заработать!
42
Менге решил сам поехать на Южный Урал. И вот в 1826 году в Иль-
менах появился энергичный и ловкий искатель камней.
Он тщательно пересмотрел все старые копи. Ящики его заполнились
образцами, записные книжки — заметками, справками, цифрами. На-
ходки превзошли все ожидания.
Этот торговец и охотник, немало повидавший за свои путешествия,
восторгается богатствами, лежащими в Ильменских горах: «Кажется,
минералы всего света собраны в удивительном хребте сем, и много еще
предлежит в оном открытий, кои тем более важны, что представляют все
почти вещества других стран в гигантском размере».
Менге увез с собой огромные ящики образцов. Они разошлись по
музеям Европы, по лабораториям, ювелирным магазинам, по кабинетам
ученых, по рукам различных перекупщиков и спекулянтов.
После торговца Менге поток людей устремился в Ильменские горы.
«Естества испытатели», коллекционеры, горщики — для научных иссле-
дований, искатели приключений — для наживы, в поисках легкого
счастья.
Многое для изучения Ильмен и славы ее богатств сделал любитель
и знаток минералов, поляк Константин Шишковский. За участие в поль-
ском восстании 1863 года он был сослан в Сибирь, а затем почти два-
дцать пять лет прожил в Миассе. Захваченный золотой горячкой, он втя-
нулся в изучение Ильменских гор. Страсть к познанию уживалась в нем
с коммерцией. Перебирая отвалы, расчищая старые и закладывая новые
копи, составляя ценнейшую коллекцию образцов, восхищаясь удивитель-
ными дарами природы, он при этом вел торговлю ильменскими мине-
ралами с Берлином, Мюнхеном, Гамбургом, Веной. Лондоном, Па-
рижем, Нью-Йорком. Лучшие образцы Ильмен расходились по музеям
мира.
Человек неистощимой энергии, К- Шишковский самозабвенно от-
давался изучению ильменских недр, помогая в этом многим ученым.
В 1897 году он специально подготовил копи для осмотра их делегатами
VII международного геологического конгресса, — «-и, зачарованные бо-
гатством Ильменских гор, возвращались на родину знаменитые геологи
всех стран, разнося по всему миру славу этого природного музея мине-
ральных богатств» (А. Е. Ферсман).
В то же время К. Шишковский обучал минеральному делу моло-
дежь— местных крестьян и рабочих. Многие уральские горщики, вроде
известных Лобачева и Повилихи, были его учениками. И памятью о нем
остались в заповеднике копи, носящие его имя.
А тем временем в недрах Ильмен открывались все новые и новые
богатства. Список минералов продолжал расти.
Ученые всего мира не переставали восхищаться этими богатствами.
«Я бесконечно счастлив, — записал в дневнике побывавший здесь,
вместе с выдающимся немецким естествоиспытателем и путешественни-
43
ком Александром Гумбольдтом, известный ученый Густав Розе,— что
мне удалось быть в этих замечательных местах, которые радуют сердце
всякого геолога и минералога; невысокие хребты, покрытые лесом,
являются как бы естественным и природным музеем, где можно видеть
ценнейшие, редчайшие минералы, собранные сюда самой природой».
И было чем восхищаться.
Мастер Миасского завода Антон Кочев на своем покосе, который
находился недалеко от Ильменского озера, выковырнул однажды во
время косьбы топаз. Когда здесь заложили копь, то нашли необыкно-
венные топазы: желтые, белые, голубые и даже такие, у которых поло-
вина была белая, половина голубая. И по весу они оказались необыкно-
венные: от 800 граммов до 3,5 килограмма.
Нашли в Ильменах и такие диковины, как двухкилограммовый кри-
сталл темно-зеленого аквамарина, трехкилограммовый циркон, темно-
красные, почти вишневые гранаты величиной с большой кулак, кристалл
корунда огромных размеров. Теперь это музейные редкости.
Обычно все эти минералы весят граммы и размеры у них небольшие.
Многие поколения русских минералогов потрудились над изучением
Ильменских гор. Кажется, сама наука минералогия окрепла и возму-
жала на ильменских копях.
И каждая копь — это не только «полочка» или «витринка» с разно-
образными минералами, но и страничка истории самих Ильмен й науки
минералогии.
Вот еще одна такая страничка.
В густом сосняке увала Косой горы расположилась самая крупная
и самая известная в заповеднике — Блюмовская копь.
К ней ведут хорошо протоптанные тропинки. Склоны и подножие
увала до самой дороги усыпаны обломками пересмотренной, перепро-
бованной геологическим молотком породы.
Копь состоит из цепочки глубоких траншей — выработок — по
10—12 метров длиной, вытянутых с востока на запад. Вперекрест их пе-
ресекает тридцатиметровая траншея — проход. Местами здесь такие
большие выработки, что без лестниц и веревок дна не достанешь. А кру-
гом лежат высокие отвалы породы.
На самом краю копи, будто сторожа, стоят высокие, стройные сосны.
Обнаженными изогнутыми корнями они вцепились в горную породу, и
видно, как между этими корнями розовеют глыбы полевого шпата и
зеленеют куски амазонита.
Отвалы и дно траншей заросли малиной и осыпаны желтой хвоей.
Но это не заброшенная, а до сих пор живая копь. Выработка в ней про-
исходит уже сто двадцать лет. На толстой, старой сосне прибита боль-
шая деревянная доска — «паспорт». В 1835 году первый разведочный
шурф заложил здесь, на Косой горе, геолог П. Версилов. А после него
горный инженер Федот Блюм, в поисках месторождений драгоценных
44

камней, продолжил разработку и сразу же напал на жилу топазов и
аквамаринов. До десятка великолепных топазов чистой воды добыл он
в первый же год работы. И каждый кристалл весил до 400 граммов.
Но работа велась недолго. Через несколько лет топазы и аквама-
рины исчезли. Зато вместо них в Блюмовской копи было найдено много
новых минералов.
Часто бывает: ищут одно, а неожиданно открывают другое, более
интересное. Так было и здесь. И чем больше искали, тем больше нахо-
дили.
В этой копи ученым удалось открыть новые, раньше никому не из-
вестные минералы. Пришлось для них придумывать новые названия. Тут
же нашлись такие прекрасные образцы многих минералов, которые буд-
то сами просились под стекло витрин музеев.
Каждый геолог и минералог считал своим долгом побывать на Блю-
мовской копи, познакомиться с ее строением и богатством.
Каждая копь была окошечком, через которое естествоиспытатели
могли увидеть не только то, что есть в недрах Земли, но и узнать, что
же происходило и происходит там. И чем больше можно было увидеть
через такое «окошечко», тем больше оно интересовало ученых. Вот по-
чему так притягивала к себе Блюмовская копь минералогов и геологов.
Когда в 1897 году на Ильменские горы прибыла экскурсия ученых
VII Международного геологического конгресса, собравшегося тогда в
России, она специально знакомилась с этой копью. Ас 1911 года на Блю-
мовской копи начала работать специальная экспедиция Академии наук.
И, может быть, именно здесь, в попытках отыскать разгадку проис-
хождения минералов, в стремлении найти объяснение необыкновенному
скоплению драгоценных камней в одном месте, зародилась совершенно
новая наука о сложнейших химических процессах, идущих в недрах
земли, — геохимия, созданная трудами русских ученых и прежде всего
трудами основоположников этой науки — академиков В, И. Вернадского
и А. Е. Ферсмана.
Копь продолжали расширять и углублять, и всё новые минералы
открывались в ней.
К 1937 году, когда сюда приехала делегация XVII Международного
геологического конгресса, на «паспорте» копи значилось уже двадцать
минералов. Но это было еще не все. За последующие годы список мине-
ралов Блюмовской копи продолжал увеличиваться.
За сто лет разработок в ней одной найдено двадцать восемь мине-
ралов. И это на площади в 150 квадратных метров. А ведь на том же
Урале есть места, где на сотнях квадратных километров земли встре-
чается не больше пятнадцати минералов.
Ни одна копь заповедника Урала, кроме Блюмовской, не обладает
таким обилием минералов. Мир не знает другого подобного месторож-
дения. Во всех геологических и минералогических музеях нашей Родины,
46
да и в каждом крупном зарубежном музее есть образцы минералов Блю-
мовской копи.
Нелегко они добывались здесь. Простым кайлом, ручным молотком
приходилось пробивать толщу крепчайшего гранита. Несколько десят-
ков лет работали на копи подневольные тогда заводские рабочие и
ссыльные.
Нелегок был и труд ученых. На заре науки минералогии все было
полно загадок. Каждый минерал требовал упорного исследования в те-
чение многих лет. Ответы не давались сразу, загадки не раскрывались
сами. Приходилось выпытывать, вырывать у природы ее большие и ма-
ленькие тайны.
Сотни ученых перебывали на Блюмовской копи, да и на других
копях Ильменских гор; и сколько загадок было разгадано за это время!
Но сколько новых загадок появилось и еще ждет своего разрешения!
Экспедиция Академии наук на Блюмовской копи решила оградить
ее от вторжения посторонних лиц, которые портили выработку, мешали
исследованиям ученых.
Вот тогда-то впервые и возникла мысль о превращении Ильменских
гор в заповедник. Надо было спасти от расхищения редчайшее природ-
ное собрание минералов.
Первый шаг был сделан. Академия наук с трудом, но добилась
в 1912 году, чтобы в районе Блюмовской копи частично были запрещены
разработки недр и дальнейшая выработка копи для частных и промыш-
ленных целей.
В истории Ильмен открылась новая страничка, хотя до заповедника
было еще далеко.
... По старой Чебаркульской дороге возвращаюсь с копей Косой
горы. Кругом сосны. Тишина. А ведь Чебаркульский тракт — тоже исто-
рия. Эта дорога когда-то была частью сибирского тракта. Может быть,
по ней проходил Пугачев, восставший против притеснителей и насиль-
ников. По ней вели в ссылку революционеров и гнали кандальников на
каторгу в Сибирь. Ехали по ней путешественники в далекие сибирские
края, а оттуда купцы везли пушнину и другие богатства. Перегонялись
с завода на завод партии крепостных. Везли руду, отправляли готовые
металлические изделия.
Много проходящих людей видели Ильменские горы. Но пролегла
железнодорожная магистраль — Великий сибирский путь, и затихла, за-
мерла Чебаркульская дорога. Только и видела она с тех пор горщиков,
любителей камня, горных разведчиков и ученых, открывших здесь уди-
вительную кладовую уральских недр.
Сокровища, которые лежали бесконечно долгое время скрытые от
глаз человека тонким слоем земли, непроходимой тайгой и горами, от-
крыты руками многих поколений русских горщиков и ученых и стали
служить родной науке.
47
Ломоносов когда-то написал: «Напрасно хитрая натура закрывает
от нас свои сокровища, толь презренною завесою и в толь простой ков-
чежек затворяет: ибо острота тонких перстов наших полезное от негод-
ного и дорогое от подлого распознать и отделить умеет и сквозь при-
творную поверхность познает внутреннее достоинство».
Ильменские горы дали много, но сколько они могут еще дать! Ведь
все здесь тронуто только сверху, а если покопаться поглубже? На всей
территории насчитывается пятьсот копей, но ям, закопушек можно зало-
жить в десять раз больше.
Вот заложили после Великой Отечественной войны несколько новых
копей, порылись поглубже в старых и открыли сразу несколько минера-
лов, которых не было раньше в списке Ильменских гор,
А ведь это только начало новых работ!
Казалось, не было конца богатствам Ильменских гор. Бери сколько
хочешь — не оскудеет бездонная кладовая.
И почти двести лет шла хищническая, бесконтрольная выработка
ильменских недр. Сколько людей перебывало тут за это время — партии
и одиночки, экспедиции и экскурсии! Каждый копал, крошил горную
породу, брал образцы, увозил коллекции, а еще больше губил да портил.
Достаточно было первого слуха о том, что в ильменской тайге най-
дены драгоценные камни, как сотни людей бросились сюда, охваченные
«каменной лихорадкой», тем более, что незадолго до этого вышел пет^
ровский указ о «горной свободе»:
«Велено дать позвбление всякого звания людям искать как цветные
камни, так и всякие руды без утеснения обывателей».
Сам по себе указ был хорош. Государство, которое создавало свои
первые заводы, нуждалось в том,, чтобы отыскивалось побольше, руд и
4 Уральская кладовая	49 •
самоцветов, чтобы побольше появлялось людей, заинтересованных в гор-
ном деле.
Но не «всякому званию» под силу была такая работа. Требовались
большие деньги и рабочие руки. Только богатые купцы и царские при-
ближенные могли покупать рудные и золотоносные земли.
Первыми начинали хозяйничать в Ильменских горах купцы и горно-
заводчики.
Без плана и учета, кое-как, наспех велась разработка недр. Лишь бы
поскорее да побольше. А чуть беднее становилась порода, бросали уча-
сток. Искали новых мест.
Царская казна посылала в Ильмены свои «цветные партии» —
разыскивать самоцветы и поделочные камни для дворцовых украшений.
Слало сюда своих людей и горное управление, пытаясь наладить раз-
работку и добычу полезных ископаемых. Лесное ведомство без разбора
выдавало особые билеты горным мастерам, рабочим, местным жителям
«на отвал», на повторные переработки и перемывку уже выработанной
породы.
Хозяйничали в Ильменских горах и местные горщики, жители миас-
ских или екатеринбургских (ныне свердловских) окраин. Без всяких би-
летов и разрешения, тайком, крадучись, ночью с огнем или на рассвете,
оберегаясь ружьем, забирались они в ямы, копи, только им известные
тайнички, копались в земле, рылись в отвалах, под корнями деревьев.
Стальным ножом выковыривали они из твердой породы драгоценные
камни и самоцветы. Дочиста выкрадывали некоторые «полочки» ильмен-
ской кладовой. Забирали кристаллы редких минералов, дорогих самоцве-
тов, а потом в темных своих хибарках продавали «из-под полы» люби-
телям и знатокам.
Тащили любой камушек поярче да попестрее. Делали из обломков
ильменских минералов домики, столбики, горки и везли в города, прода-
вали на базарах. По всей России пошли эти «горки» и «столбики» из
уральских самоцветов. Кое-где до сих пор стоят они на комодах и эта-
жерках.
Это был хищнический промысел — «хита», как называли его на
Урале. Хитники обкрадывали, портили, начисто выбирали многие копи,
Около Ильмен возникло целое коллекционное дело. Тут в одном
место, никуда не выезжая, можно было собрать самые разнообразные
минералы. Такого естественного «магазина» коллекций нигде в другом
месте земного шара не было. Коллекции расходились по школам, инсти-
тутам, музеям, увозились за границу. Промыслом этим занималось не-
мало людей в одиночку и артелями. И никто не заботился о бережном
отношении к копям.
Быстро скудели недра.
За тридцать лет хищнической работы дочиста выбрали все топазы
из Прутовской копи. Сколько потом ни искали их там, — не нашли.
50
Через десять лет после первой находки топазов в Кочевской копи
и она была опустошена.
Только на восемь лет хватило драгоценных камней в Блюмовской
копи: всё растащили. Хорошо хоть другие редкие минералы не тронули:
то ли за драгоценные не посчитали, то ли просто не знали их. А уж
потом ученым удалось сохранить богатства копи от расхищения.
Безжалостно разорялись земные запасы.
Все, кто хозяйничал тогда в Ильменах — купцы, горнозаводчики,
хитники, — больше всего заботились о своем кармане. Они хорошо знали
цену редкому самоцвету и совсем не хотели знать, что минералогические
богатства Ильменских гор имеют огромное научное значение.
Кто, кроме ученых, понимал это? Кто мог считаться с этим?
Минералы пропадали, исчезали.
Сто лет назад ученый М. Мельников открыл в Ильменах новый, еще
никому не известный минерал. Он назвал его криолитом. «Криос» по-
гречески «лед», а «литое» — «камень». Этот минерал и на самом деле на-
поминает кусочек льда. Даже на зубах он хрустит, как ледяная сосуль-
ка. Нигде в другом участке земного шара он не был еще обнаружен, и
поэтому его начали быстро растаскивать. Брал его каждый, кому не
лень: запрета не было.
По всем музеям мира пошли образцы невиданного минерала. Семь-
десят лет таскали криолит по кусочкам, выбирая его из коренной по-
роды и отвалов криолитовой копи. Таскали и не заботились о сохране-
нии. Да и кому было заботиться! Ведь Ильменские горы не были тогда
заповедником. И вдруг в 1913 году обнаружилось: все! Конец! Нет боль-
ше криолита. Весь выбрали, дочиста.
Месторождение этого минерала, как и большинство других, оказа-
лось очень небольшим: всего несколько килограммов.
Спохватились, да поздно!
Тридцать лет после этого искали криолит в Ильменах и не могли
цайти.
К тому же, на беду минералов, лучшие образцы ильменского крио-
лита, хранившиеся в двух музеях, погибли во время пожара.
Так ученым и не удалось до конца разгадать тайну происхождения
ильменского криолита.
Его обнаружили только еще в двух точках земного шара: в Коло-
радо и Гренландии, но там были другие условия образования этого
минерала. Ильменский криолит в естественной обстановке был для науки
потерян.
Такая же судьба постигла и другой, похожий на криолит минерал —
хиолит, снежный камень. Этот спутник криолита, вместе с ним и откры-
тый, исчез, пропал еще раньше. Он даже не успел попасть в музеи —
так быстро был весь выбран из копи.
Семьдесят лет искали потом хиолит безуспешно и только в 1912 го-
4*
51
ду, после очень тщательной промывки породы, собранной в отвалах,
опять обнаружили кристаллы хиолита.
В истории Ильменских гор было немало таких случаев.
В прошлом веке ученый К. Лисенко нашел в Ильменах тоже тогда
еще никому не известный минерал, которому дали название — чевки-
нит, — в честь почетного члена Академии наук К. В. Чевкина. Это были
красивые, блестящие черные кристаллы. Повез он его в лабораторию,
там сделали анализ и подтвердили: да, новый, необыкновенный мине-
рал. Образцы эти попали за границу и там бесследно исчезли. Что
с ними случилось, неизвестно. Может быть, их потеряли, может быть,
похитили. Главное же было в том, что следы месторождения утерялись.
Никто не знал, в каком месте Ильменских гор нашел Лисенко этот мине-
рал. Сменялись поколения геологов, но поиски не прекращались. Нако-
нец в 1915 году профессор В. И. Крыжановский во время разработки
одной из копей нашел этот пропавший было минерал. За последние годы
этот минерал был найден еще в нескольких местах Ильменских гор. Те-
перь он не пропадет, не исчезнет в заповеднике!
Часто ученые не успевали еще как следует изучить месторождение,
залегание какого-нибудь нового, только что найденного, самоцвета, ред-
кого камня, а от него уже ничего не оставалось. Пустая порода! Хитники
да коллекционеры потихоньку, тайком от ученых ухитрялись все раста-
щить или по невежеству испортить.
А если и не исчезал целиком какой-нибудь минерал, то сильно исто-
щались его запасы.
«Всякого добра тут немало, да всякого добра тут по малу, — с опоз-
данием поговаривали старые горщики и добавляли вразумительно: —
Тащи, тащи, да руку придерживай: у кладовухи нашей донышко от
крышки недалеко стало. Камушки — не грибы, горы —не грибница: но-
жичком срежешь — новые не вырастут».
Хищнически были уничтожены в Ильменах дремучие леса, истреб-
лены и распуганы звери и птицы. Сколько их тут погибло от костров и
порубок, от ружей охотников, от капканов и хитрых ловушек!
Надо было спасать, пока не поздно, этот удивительный уголок земли.
Как же спасти горы от расхищения? Как сохранить для науки эту
естественную лабораторию природы?
«Замок на лес не повесишь, горы на замок не закроешь,— с сожа-
лением говорили старые горщики из тех, кто помогал ученым искать
здесь камни. — Да и кто будет ключ держать? Хозяина-то настоящего
нет! Тот и хозяин, кто с кайлом да ножом».
Это было верно. Слишком много тут было хозяев. Одни запрещают
производить выработку в горах, другие дают разрешение; а кто в су-
мерках и на рассвете хитничает, тот и разрешения не спрашивает. Что
ему нужно, то и наковыряет ножичком.
К кому обратиться? К самому государству? Но царское правитель-
ство здесь меньше всего было хозяином. Оно даже и не подумало при-
нять меры для охраны этого уголка природы.
53
И долгое время ни к чему не приводили попытки ученых организо-
вать охрану хотя бы наиболее ценных для науки копей Ильменских гор.
Ни один из «хозяев» не желал потратить и ничтожной суммы, чтобы
оградить минералы от уничтожения.
Только в 1912 году, как мы уже говорили, Академия наук добилась
частичного запрещения разработок в Ильменских горах.
Горное управление издало указ о запрещении частным горнопро-
мышленникам и другим лицам производить работы в районе Блюмов-
ской копи.
Но приказ на бумаге еще не замок. Одним словесным приказом не
закроешь копи от людей.
И по-прежнему горщики-старатели, коллекционеры, искатели драго-
ценных и редких камней продолжали выгодный промысел. По-прежнему
расхищались, вырабатывались, портились копи. Пропадали богатства
недр.
До самой Октябрьской революции не менялось дело в Ильменских
горах.
Но вот пришла в ильменский лес гражданская война.
Под Миассом шли бои. Трудно было устоять миасским красногвар-
дейцам перед хорошо вооруженными белогвардейскими частями. Ухо-
дили рабочие в Ильменские горы. Здесь они скрывались в ямах и
копях.
Быть может, вот за этим отвалом амазонита лежал раненый Михаил
Гузаков, коммунист и вождь уральских партизан. Голова Гузакова
была оценена белогвардейцами в 10 тысяч рублей.
Ильменские копи берегли его от белых.
Разгромленные Красной гвардией белогвардейцы отступили
в 1919 году от Миасса. Ушла гражданская война из Ильмен.
Пришел новый хозяин, настоящий — советская власть.
И тогда родилась идея создания в Ильменских горах минералогиче-
ского заповедника.
♦ ♦ *
На открытую веранду дома-музея удивительно легко взбегает боль-
шой, тучный улыбающийся человек:
— Извините, что заставил ждать. Не мог удержаться — пробежал
по ближним копям. Не устаю любоваться на ильменскую красоту. Где
еще этакое найдешь? — И он широко рукой обводит кругом.
Это душа Ильмен — академик Александр Евгеньевич Ферсман. Он
только что вернулся с автопробега по Южному Уралу.
В нем, человеке такой на первый взгляд, казалось бы, тяжелой ком-
плекции, поражают необычайная легкость, неутомимость, подвижность.
«Шаровидной молнией» в шутку прозвали Александра Евгеньевича
его друзья.
54
Академик Александр Евгеньевич Ферсман.
И, весело смеясь, Александр Евгеньевич поясняет:
— Видите ли, будучи создан самой природой в форме шарообраз-
ного тела, я вынужден постоянно катиться!
Он присаживается прямо на ступеньку лестницы, на минуту заду-
мывается, положив руки на колени, и потом начинает:
— Вы хотите, чтобы я занимался воспоминаниями. Попробую. Это
даже полезно — оглядываться, чтобы видеть, как далеко уходишь вперед.
Первая наша экспедиция на Южный Урал была в 1911 году, ровно два-
дцать пять лет назад. Сто пятьдесят рублей, с трудом полученные на
поездку, были для нас, молодых московских ученых, огромной и долго-
жданной победой. В заброшенных, полуразвалившихся, грязных дерев-
нях останавливались мы на ночлег. Сквозь непролазную грязь никогда
не чинившихся дорог с трудом вытягивала коробок пара уральских ко-
ней. Почти никакой промышленности на юг от сибирской магистрали не
было: только золотые шахты Кочкаря, одинокие старатели и старый, за-
пущенный завод Златоуста.
Мы должны были обследовать район Златоуст — Миасс — Челя-
бинск, но жандармское управление отказало в разрешении работать
около линии железной дороги и прислало свой отказ... тогда, когда мы
уже окончили с успехом эти работы. Центр экспедиции помещался
55
в школе над станцией Миасс. Каждый вечер мы слышали лязг цепей
расположенного внизу пересыльного пункта, и каждый вечер сменялись
всё новые и новые партии закованных в кандалы арестантов...
Разве можно было думать тогда о заповеднике! Да мы и мечтать
об этом не могли!
Но вот памятный многим тяжелый двадцатый год. Еще идет борьба
за власть Советов: транспорт, все средства передвижения разрушены,
целые области оставлены разоренными после оккупации и свирепства
белогвардейских банд. Горная промышленность в полном разрушении-, и
только что созданный Горный отдел с трудом пытается кое-что восста-
новить в хозяйстве Урала. Обращение Владимира Ильича Ленина в Ака-
демию наук призывает ее взять на себя руководство и работу по подъ-
ему и изучению производительных сил отдельных областей, чтобы
возможно скорее и без дальних перевозок дать необходимое сырье для
работающей промышленности.
И в эти годы титанической борьбы Владимир Ильич находит время,
чтобы выслушать и обсудить, казалось бы, совершенно несвоевременный
проект, представленный в Совнарком: создать на Южном Урале, около
станции Миасс, первый в мире заповедник минеральных богатств.
Вы знаете: 14 мая 1920 года Владимир Ильич Ленин подписал спе-
циальный декрет об образовании в Ильменах Государственного минера-
логического заповедника. Это был замечательный документ, который
в эпоху борьбы за сырье укреплял величайшую идею его охраны, кото-
рый требовал разумного и полного использования производительных сил
страны.
Гений Владимира Ильича создал первый и единственный в мире
Ильменский заповедник недр Земли...
Александр Евгеньевич легко поднялся со ступеньки.
— Они, эти наши горы, заслужили ленинский декрет. Ведь Ильмены
давно стали не только основой исследований русских минералогов, но
являлись и неписаным учебником и природным музеем. А они еще дадут
о себе знать. Копнуть их надо поглубже — и, не сомневаюсь, сколько
загадок и неожиданных сюрпризов откроется здесь минералогу! Тут ра-
боты на много следующих поколений... Ну, простите, воспоминаний не
получилось, так только, справка для молодых... Пройдемте-ка на
копи...
Разговор этот происходил давно, больше двадцати лет назад, но
я очень хорошо его запомнил и представил себе тогда, как летом 1920 го-
да на станции Миасс из теплушечного, товарного, вагона вышло не-
сколько человек. Пройдя по шпалам до озера, они поднялись по крутому
склону и вошли в лес.
Перед ними, заросшие, бездорожные, лежали безмолвные Ильмены.
Люди проходили мимо копей. Копи были похожи на вырытые мо-
гилы. Мертвым кладбищем казались горы и лес. Без памятников и укра-
56
шений копи хранили имена тех, кто был здесь, работал, открывал
минералы, изучал жизнь недр.
Когда-то около копей шла жизнь. Сейчас было тихо и запущенно.
По свежим следам партизан пришли ученые в ильменские леса.
Охранная грамота этих мест — ленинский декрет лежал в кармане од-
ного из них. Нужно было снова вдохнуть жизнь в этот уголок земли.
Новый хозяин — советская власть ставила здесь охрану. Теперь
копи должны были служить отечественной науке. То, что для многих
поколений ученых было несбыточной фантазией, осуществилось.
Александр Евгеньевич Ферсман был одним из энтузиастов родной
науки, инициатором и душой создания Ильменского заповедника.
И на стене здания музея в Ильменских горах висит теперь мемо-
риальная доска:
Академик
Александр Евгеньевич
ФЕРСМАН
81X1 1883	20/ V 1945 г.
Крупнейший советский минералог и геохимик. Один из первых
организаторов
Ильменского
Заповедника имени В. И. Ленина.
Работал в Ильменских горах в период
с 1912 по 1940 г.
... Тогда, в тяжелый 1920 год, открылась новая страница в жизни
Ильменских гор.
Прежде всего надо было разыскать, расчистить, привести в порядок
все старые копи, составить на них паспорта.
Этим и пришлось, прежде всего, заняться первому директору запо-
ведника— Дмитрию Ивановичу Руденко. Поначалу, «один за всех», на-
лаживал он скромное хозяйство Ильмен. Бескорыстным помощником
оказался для него знаток здешних мест, миасский инженер-геолог Ни-
колай Иванович Кураев. Вдвоем они обходили пешком или объезжали
на лошадях все уголки заповедника, мечтая о времени, когда недра
Ильменских гор будут подготовлены для изучения и осмотра.
К концу лета 1924 года удалось привести в порядок более ста
копей.
Ильмены оживали.. 4
Вечером, когда спадала жара и поутихали слепни, мы с Трофимы-
чем, сторожем ближайшего кордона, садились у озерка. Оба мы не
курили и спасались от комаров по северному способу: клали перед собой
57
тлеющие моховинки. Дымок поднимался вверх, окуривал нас и отгонял
комаров. И хоть заодно он щипал глаза и щекотал в носу — сидеть и
разговаривать было можно.
Трофимыч уже старик. Невысокий, крепкий, бородатый. Сединой
тронуты только усы да виски. До поступления в заповедник он много лет
работал на заводе в Златоусте.
— Отец-то у меня около камней кормился, ковырял их тут пома-
леньку, а мне вот пришлось камни оберегать. От отца-то я и о камушках
много всякого наслышался: и сказы и быльщину. Вот, если не заску-
чаете от комаров, послушайте.
Отец говаривал: есть, дескать, камень — ключ земли. До времени его
никому не добыть: ни простому, ни терпеливому, ни удалому, ни счаст-
ливому. А вот когда народ по правильному пути за своей долей пойдет,
тогда тому, который передом идет и народу путь кажет, этот ключ земли
сам в руки дастся.
Тогда все богатства земли откроются и полная перемена жизни
будет. Так ведь и вышло.
— Посмотрите-ка! — Трофимыч показал рукой в сторону, где за
озером виднелись темные силуэты завода и рудничного поселка. — Ду-
мали, что уж всё из земли выбрали дочиста, а вот будто и в самом деле
какой ключ-камень нашли: в земле-то больше оказалось, чем считали...
Трофимыч перевернул моховинку, и новые струйки дыма взметну-
лись к его бороде.
— А про наши Ильмены знаете сказ? По-всякому его рассказы-
вают. .. Говорят, свердловский-то Павел Петрович Бажов записывал
его... Уж не знаю, так ли передам его — сказы-то говорить я не мастер.
Однако попробую... Не судите, коли что не так гладко получится.1
Против нашей ильменской каменной кладовухи, конечно, по всей
земле места не найдешь. Тут и спорить нечего, потому на всяких языках
про это записано.
Такое место, понятно, мимо ленинского глазу никак пройти не могло.
В двадцатом году Владимир Ильич самоличным декретом объявил здеш-
ние места заповедными. Чтоб, значит, промышленников и хитников
всяких по загривку и оберегать эти горы для научности на предбудущие
времена.
Дело будто простое. Известно, ленинский глаз не то что по земле —
под землей видел. Ну, и эти горы предусмотрел. Только наши старики-
горщики все-таки этому не совсем верят. Не может, дескать, так быть.
Война тогда на полную силу шла, а тут вдруг камушки выплыли. Без
случая это дело не прошло. И по-своему рассказывают так:
Жили два артельных брата: Максим Вахоня да Садык Узеев, по
1 Дальше приводится сказ П. Бажова «Солнечный камень» в несколько сокращен-
ном изложении.
58
прозвищу Сандугач. Один, значит, русский, другой —из башкирцев, а
дело у них одно — с малых лет по приискам да рудникам колотились и
всегда вместе. Большая, сказывают, между ними дружба велась, на
удивленье людям. А сами друг на дружку нисколько не походили. Ва-
хоня — мужик тяжелый, борода до пупа, плечи ровно с подставышем,
кулак — глядеть страшно, нога медвежья, и разговор густой. Потихоньку
загудит, и то мух в сторону на полсажени относит. А характеру мягкого,
Садык ростом не вышел, из себя тончавый, вместо бороденки семь
волосиков, и те не на месте, а жилу имел крепку. Забойщик, можно ска-
зать, тоже первой статьи. Бывает ведь так-то: ровно и поглядеть не на
кого, а в работе податен. Характера был веселого. Попеть, и поплясать,
и на курае подудеть большой охотник. Недаром ему прозвище дали Сан-
дугач— по-нашему «соловей».
Вот эти Максим Вахоня да Садык Сандугач и сошлись в житье на
одной тропе. Не все, конечно, на казну да хозяев добывали. Бывало, и
сам-друг пески перелопачивали — свою долю искали. Случалось, и нахо-
дили, да в карманах не залеживалось. Известно, старательскому счастью
одна дорога была показана. Прогуляют все, как полагается, и опять на
работу куда-нибудь на новое место: там, может, веселее.
Оба бессемейные. Что им на одном месте сидеть! Собрали котомки,
инструмент прихватили — и айда!
Так вот и жили два артельных брата. Хлебнули сладкого досыта:
Садык в работе правый глаз потерял, Вахоня на левое ухо совсем не
слышал.
На Ильменских горах они, конечно, не раз бывали.
Как гражданская война началась, оба старика в этих же местах
оказались. По горняцкому положению, конечно, оба по винтовке взяли и
пошли воевать за советскую власть. Потом, как Колчака в Сибирь ото-
гнали, политрук и говорит:
— Пламенное, дескать, вам спасибо, товарищи старики, от лица
советской власти, а только теперь, как вы есть инвалиды подземного
труда, подавайтесь на трудовой фронт. К тому же, — говорит, — фронто-
вую видимость нарушаете, как один кривой, а другой глухой.
Старикам это обидно, а что поделаешь? Правильно политрук сказал:
надо поглядеть, что на приисках делается. Пошли сразу к Ильменам, а
там народу порядком набилось, и всё хита самая последняя. Этой ничего
не жаль, лишь бы рублей побольше зашибить. Все ямы, шахты живо за-
сыплет, коли выгодно покажется. За хитой, понятно, купец стоит, толь-
ко себя не оказывает, прячется. Заподумывали наши старики: как быть?
Сбегали в Миасс, в Златоуст, обсказали, а толку не выходит..
Старики тогда и порешили:
— Подадимся до самого товарища Ленина.
Стали собираться, только тут у стариков рассорка случилась. Ва-
хоня говорит: для показу надо брать один дорогой камень, который
5Q
в огранку принимают. Ну, и золотой песок тоже. А Садык свое заладил:
всякого камня образец взять, потому дело научное.
Спорили, спорили, на том договорились: каждый соберет свой ме-
шок, как ему лучше кажется.
Вахоня расстарался насчет цирконов да фенакитов. В Кочкарь сбе-
гал, спроворил там эвклазиков синеньких да розовых топазиков. Золо-
того песку тоже. Мешочек у него аккуратный вышел, и камень все —
самоцвет, А Садык наворотил, что и поднять не в силах. Вахоня гро-
хочет:
— Хо-хо-хо! Ты бы все горы в мешок забил! Разберись, дескать,
товарищ Ленин, которое к делу, которое никому не надо.
Садык на это в обиде.
— Глупый ты, — говорит, — Максимка, человек, коли так Ленина
понимаешь. Ему научность надо, а базарная цена камню — наплевать.
Поехали в Москву.
бо
Первую ночь, понятно, на вокзале перебились, а с утра пошли по
Москве товарища Ленина искать. Скоренько нашли и прямо в Совнар-
ком с мешками и ввалились. Там спрашивают^ что за люди, откуда, по
какому делу.
Садык отвечает:
— Ленину желаем камень показать.
Вахоня тут же гудит:
— Места богатые. От хиты ухранить надо. Дома толку не добились.
Беспременно товарища Ленина нам видеть требуется.
Ну, провели их к Владимиру Ильичу. Стали они дело обсказывать,
торопятся, друг дружку перебивают.
— Давайте, други, поодиночке. Дело, гляжу, у вас государственное,
его понять надо.
Тут Вахоня — откуда и прыть взялась! — давай свои дорогие камуш-
ки выкладывать, а сам гудит: из такой ямы, из такой шахты камень
взял, и сколько он на рубли стоит.
Владимир Ильич и спрашивает:
— Куда эти камни идут?
Вахоня отвечает: для украшения больше. Ну там, перстни, серьги,
буски и всякая такая штука. Владимир Ильич задумался, полюбовался
маленько камушками и сказал:
— С этим погодить можно.
Тут очередь до Садыка дошла. Развязал он свой мешок и давай
камни на стол выбрасывать, а сам приговаривает:
— Амазон-камень, колумбит-камень, лабрадор-камень,»»
Владимир Ильич удивился:
— У вас, смотрю, из разных стран камни.
— Так, бачка Ленин! Правда говоришь. Со всякой стороны камень
сбежался. Каменный мозга-камень, и тот есть. В Еремеевской яме сол-
нечный камень находили.
Владимир Ильич тут улыбнулся и говорит:
— Каменный мозг нам, пожалуй, ни к чему. Этого добра и без горы
найдется. А вот солнечный камень нам нужен. Веселее с ним жить.
Садык слышит этот разговор и дальше старается:
— Потому, бачка Ленин, наш камень хорошо, что его солнышком
крепко прогревает. В том месте горы поворот дают и в степь выходят.
— Это, — говорит Владимир Ильич, — всего дороже, что горы к сол-
нышку повернулись и от степи не отгораживают.
Тут Владимир Ильич позвонил и велел все камни переписать и са-
мый строгий декрет изготовить, чтобы на Ильменских горах всю хиту
прекратить и место это заповедным сделать. Потом поднялся на ноги и
говорит:
— Спасибо вам, старики, за заботу! Большое вы дело сделали! Го-
сударственное!— И руки им, понимаешь, пожал.
61
Ну те, понятно, вне ума стоят. У Вахони вся борода слезами, как
росой покрылась, а Садык бороденкой трясет да приговаривает:
— Ай, бачка Ленин! Ай, бачка Ленин!
Тут Владимир Ильич написал записку, чтобы определить стариков
сторожами в заповедник и пенсии им назначить.
Только наши старики так и не доехали до дому. По дорогам в ту
пору известно как возили. Поехали в одно место, а угадали в другое.
Война там, видно, кипела, и хотя один был глухой, а другой кривой, оба
снова воевать пошли.
С той поры об этих стариках и слуху не было, а декрет о заповед-
нике вскорости пришел. Теперь этот заповедник Ленинским зовется...
Вот и весь сказ! — Трофимыч замял тлеющую моховинку и бросил ее
в озеро. — Пожалуй, и в обход пора.
Козодои давно завели свои бесконечные трели. Изредка, будто спро-
сонья, вскрикивала незнакомым голосом какая-то птица.
♦ ♦ ♦
В 1940 году в газетах был опубликован Указ Президиума Верхов-
ного Совета СССР о присвоении Ильменскому Государственному запо-
веднику имени В. И. Ленина.
Удовлетворить просьбу трудящихся и общественных организа-
ций Миасского района, а также руководящих областных Челябинских
организаций и присвоить Ильменскому Государственному заповед-
нику нмя В. И. Ленина.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин
Секретарь А. Горкин
Москва, Кремль 16 мая 1940 г.
В этом же году на склоне Ильменской горы, недалеко от копи № 6,
поставлен на миаскитовом постаменте памятник Владимиру Ильичу
Ленину, и на металлической доске навечно выбиты слова ленинского
декрета о создании первого и единственного в мире заповедника камней.
Лесная тропинка незаметно теряется, а потом и вовсе пропадает
в густых зарослях малинника, цветущего иван-чая и папоротника.
Оттого, что бродишь в разных направлениях на Косой горе в поис-
ках копей, быстро теряешь ориентировку. Иногда кружишь-кружишь
около одного места, а потом никак не можешь выбраться на дорогу.
Тогда начинаешь искать ориентиры.
Тут уж на землю смотреть нечего—тропинки пропали; небо тоже
не очень помогает, особенно если оно в тучах. Приходится шарить би-
ноклем по лесу, по стволам деревьев — где-нибудь вдруг увидишь
прибитую высоко над самой кроной дощечку. Вот и ориентир!
Продираешься, бежишь к дощечке смотреть номер. Ага! 140! На
карте заповедника легко находишь этот номер и определяешь свое
местоположение: недалеко от озера, рядом речка Липовка. Если пойти
вдоль речки на запад, как раз и дойдешь до копи, которая нужна.
63
Труднее всего найти речку, хотя она где-то тут. Кругом густая за-
росль травы, и не видно никаких признаков Липовки. Значит, пересохла
речка. И тогда не столько глазами, сколько ногами и руками определяю
и нахожу русло: нащупываю камни-окатыши и чувствую влажность
земли. Продвигаюсь медленно вперед и немного дальше слышу, как жур-
чит вода. Так по руслу речки и иду. А вот и копь. Она тоже вся заросла
ольшаником, маленькими соснами, молодым березняком. Неглубокое дно
копи завалилось землей, затянулось травой. Вокруг стоят золотостволь-
ные сосны. У одной старой сосны глубоко обнажены корни, вся порода
между ними выбрана, и кажется, будто дерево стоит на руках. Рядом
лежит старая береза. Из-под нее в поисках камней выбрали всю породу,
и она упала. Это следы давней хиты.
Уже давно никаких самоцветов нет в этой копи. Зато осталось дру-
гое, и трудно отвести глаза от камней, валяющихся под ногами. Отвал
копи — и вся земля вокруг усыпана кусками удивительной горной по-
роды. Будто раскидал здесь кто-то каменные плитки с таинственными
древними письменами. На сером, еле голубоватом фоне отчетливо видны
ровные строчки клинописи, иероглифы, затейливый узор древнего вос-
точного письма. Недаром эта горная порода называется письменным гра-
нитом или еврейским камнем.
Когда держишь в руках эти плитки с «письменами природы», когда
знаешь, что эти письмена прочитаны нашими русскими учеными-минера-
логами, что тайна образования, загадка рождения этого камня уже рас-
крыта,— невольно начинаешь и на все другие камни смотреть как на
страницы книги.
И на самом деле камни — как книга. По ним многое можно про-
честь и узнать.
Цвет минерала, его блеск, излом, твердость, форма кристаллов,
удельный вес, химический состав, сочетание минералов в горной по-
роде— все это как слова и фразы. Они составляют отдельные страницы
истории земных недр.
Долго эта «каменная летопись» была для ученых непонятной гра-
мотой. Не сразу научились люди понимать условные знаки минералов.
Нужно было сначала научиться этому языку камней и только тогда про-
честь все, что написано ими о Земле.
Тогда таинственные иероглифы письменного гранита перестали быть
таинственными.
Раскрылась загадка происхождения этой горной породы, раскры-
лась и тайна происхождения ильменских богатств.
Серые и голубые плитки, обломки письменного гранита, разбросан-
ные у копи, состоят из двух минералов: голубоватого или зеленоватого
полевого шпата — амазонита и кристаллов кварца. Сочетание их в гор-
ной породе и дает причудливый рисунок, напоминающий буквы какого-
то древневосточного языка-
64
1—кристаллы изумруда в породе.
2—корунд на полевом шпате.
3—хризотил — асбест.
4—скипетровидный кристалл аметиста.
б—малахит.
«Здесь впервые, — вспоминал Александр Евгеньевич Ферсман, —
играя в руке камнями, я стал присматриваться к этим серым кварцам,
прорезающим, как рыбки, голубые амазониты, и искать закона их фор-
мы и срастания. Сейчас эти законы найдены, одна из маленьких тайн
природы раскрыта, но сколько новых законов раскроют нам эти серые
рыбки и таинственные иероглифы Земли!».
♦ ♦ ♦
Тут, в тишине леса, присев на камни отвала, пытаюсь представить
себе грандиозные процессы, которые происходили многие миллионы лет
назад в этих недрах.
... Из самых глубин Земли, сквозь трещины в горных породах, под-
нималась огненно-расплавленная масса, «материнское вещество» всех
минералов — магма. Слово это по-русски означает «тесто».
Вязкая, полужидкая магма, которая находилась под огромным дав-
лением недр, состояла из силикатных расплавов и отдельных химических
элементов. Они образовали различные сложные соединения, и многие
из них были как бы растворены в других.
Поднимаясь вверх, магма заполняла трещины и пустоты. Здесь она
остывала. В ней еще бушевали огненно-кипящие массы, части ее внутри
очага непрерывно перемещались, выделялись пары и газы, но тепло уже
уходило. Из остывающего расплавленного вещества магмы начинали
выделяться твердые минералы.
Перегретые летучие пары и газы, увлекая за собой остывающую
магму, вырывались из очага.
По трещинам и разрывам, как по жилкам, они проникали в окру-
жающие горные породы, и здесь продолжалось их дальнейшее остыва-
ние. Здесь образовывались всё новые и новые минералы.
Косая гора, самая богатая разнообразными минералами часть Иль-
мен, сложена гранитогнейсами. Это горные породы, в состав которых
входят самые распространенные на Земле и всем с детства хорошо зна-
комые минералы: полевой шпат, кварц и слюда.
Вот в эти-то гранитогнейсы Косой горы и ворвалась остаточная
расплавленная масса, насыщенная перегретыми парами и газами.
В огромных трещинах горной породы, заполненных этой массой,
происходило образование полевого шпата, в том числе и амазонского
камня.
Из расплавленной, медленно охлаждающейся массы, при темпера-
туре около 800 градусов, выпадали и росли гигантские кристаллы голу-
боватого полевого шпата.
Вместе с ними одновременно происходило образование кристаллов
дымчатого кварца, которые врастали в кристаллы шпата.
Словно расплющенные, располагались они почти параллельно друг
5 Уральская кладовая
65
другу, создавая правильные ряды вростков, напоминая на поперечном
разломе камня своеобразные письмена.
Так из остывающей магмы миллионы лет назад образовался пись-
менный гранит Ильменских гор. Так произошло рождение этого инте-
ресного камня.
В остывающих остатках магмы было много перегретых паров и га-
зов, и поэтому в жилах, в трещинах и пустотах образовались самые
различные минералы.
Появились и драгоценные самоцветы, и огромные кристаллы слюды,
рудные и многие другие редко встречающиеся минералы.
Там, где разведчики недр наталкиваются на жилу пегматита, там
они всегда находят редкие драгоценные камни.
«И нет более верного признака найти хороший драгоценный ка-
мень, — писал академик А. Е. Ферсман, — как следовать по жилке с ама-
зонским камнем. Вне его нет драгоценных камней, и долгим опытом
местные горщики хорошо научились ценить этот камень, как лучший
признак для находки топаза. Знают они, что чем гуще цвет амазонита,
тем больше надежд и больше счастья даст жила».
Вот и в этой небольшой копи, с голубоватыми амазонитами и пись-
менным гранитом, на стволе которой я сижу, были найдены в свое время
ценнейшие минералы.
Главное богатство копи давно выбрано, в ней уже ничего не оста-
лось ценного, только разбросанные кругом обломки письменного гранита
напоминают о былых богатствах ее, а прочитанные нашими учеными
«письмена» восстановили картину рождения камня.
Косая гора богата пегматитовыми жилами. Ойи пронизывают огром-
ные толщи гранитогнейсов. Это следы тех многочисленных трещин и
разломов, которые образовались в здешних горных породах много мил-
лионов лет назад.
Трещины заполнялись остывавшей гранитной магмой. В парах и
газах, недалеко от магматического очага, рождались ильменские мине-
ралы. Они выпадали то цельными, чистейшими кристаллами из расплав-
ленного вещества, то свободно вырастали в пустоте жил, то, пробиваясь
в тесноте среди других минералов, образовывали причудливые формы и
скопления, то пронизывали друг друга.
Но не только в гранитогнейсах Косой горы образовались жилы
с драгоценными и редкими минералами — ими богаты и другие горные
породы Ильменских гор.
Девять красок понадобилось для того, чтобы на цветной геологи-
ческой карте Ильменского заповедника изобразить разнообразие ка-
менных пород, слагающих этот крохотный участок земли.
Розовая сетка, малиновая штриховка, красные пятна заполняют наи-
большую часть карты — это гранитогнейсы^ граниты и отдельно гнейсы
северной и западной части Ильмен.
66
Золотисто-желтой сеткой обозначен в южном участке карты миас-
кит. Природная краска миаскита совсем не похожа на краску обозначе-
ния. В его состав входят различные минералы, но главные из них —
белоснежный полевой шпат, черная слюда — биотит и серый нефелин.
Золотисто-желтую сетку миаскита окружают на карте оранжевые
полосы; они тянутся длинными языками с севера на юг и кое-где еще
маленькими мазками и пятнами врываются в розовую краску гранито-
гнейсов. Это горная порода сиенит. Ее назвали так по имени города
Сиены в Египте, где она была впервые открыта.
У сиенита окраска тоже не та, которой показан он на карте: цвет
его совсем не оранжевый, а светло-серый. От миаскита сиенит отличает-
ся отсутствием нефелина, а от гранита — отсутствием кварца.
Вот эти гранитогнейсы, миаскиты, сиениты и являются главными
породами, слагающими Ильменские горы. Они густо прорезаны пегмати-
товыми жилами. Здесь-то и образовались богатства Ильмен, те разно-
образные минералы, которые принесли славу этим горам.
Конечно, не сразу была разгадана загадка рождения минеральных
богатств Ильмен.
Многие поколения русских ученых потрудились здесь, в горах, и
у себя в лабораториях, прежде чем прочли на камнях «письмена при-
роды». И это была трудная задача. Больше ста лет ушло на ее решение.
Была и другая загадка.
Жилы с драгоценными и редкими минералами проходят в Ильмен-
ских горах неглубоко, почти у самой поверхности. Это, конечно, очень
облегчало их изучение.
Но чем объяснить такое удачное положение?
Эта загадка была проще, чем первая, и ее разгадали ученые раньше.
Странно было думать, что вот эти камни, на которых я сижу у копи,
были когда-то дном огромного моря. А лазурное море плескалось вот
тут, на том месте, где сейчас тянется Ильменский хребет, синеют озера,
зеленеют леса.
Несколько сот миллионов лет назад весь Урал был морским дном.
И пока существовало это древнейшее море, слой за слоем откладыва-
лись на его дне толщи песка и глины. Проходили огромные периоды
времени. Над морем возникали вулканические островки. Они то слива-
лись между собой, то опускались; то поглощались водой, то вновь под-
нимались.
Дно Уральского моря подверглось мощному сжатию, смялось в
складки, превратилось в огромные горные кряжи, поднявшиеся Ураль-
ским хребтом.
Глубинная магма пришла в движение, она прорвалась в трещины
складок, проникла вверх и застыла в ранее образовавшихся горных по-
родах. А потом в течение многих сотен тысячелетий шел процесс раз-
мыва и сноса наслоений^
5*
67
Недра, когда-то скрытые под толщей осадочных пород, оказались
обнаженными, лежащими прямо под ногами. Минеральные богатства
пегматитовых жил как бы самой природой были поднесены человеку.
А горщики и ученые, закладывая в каменной породе копи, вскры-
вали жилы, открывая в них самоцветы и редкие разнообразные мине-
ралы, разгадывая тайны рождения камня.
Й как здесь не вспомнить слова Михайлы Ломоносова:
«Велико есть дело достигать во глубину земную разумом, куда ру-
ками и оком досягнуть возбраняет натура. Странствовать размышле-
ниями в преисподней, проникать рассуждением сквозь тесные рассе-
лины и вечной ночью помраченные вещи и деяния выводить на солнеч-
ную ясность».
Бориса Александровича Макарочкинр, «начальника ильменских ми-
нералов», как в шутку его зовут, я нашел около ручья. Он сидел на кор-
точках у самой воды и держал в руках металлический широкий, плоско-
донный, мелкий ковш.
Этим ковшом он зачерпывал размельченную, принесенную с бли-
жайшей копи породу и тщательно промывал ее, всматриваясь р каждую
перекатывающуюся песчинку.
Нужно было иметь невероятное терпение, чтобы сидеть часами на
корточках и вручную перемывать сотни килограммов горной породы.
Перемывать — и вдруг, наконец-то, увидеть на дне ковша маленькие кри-
сталлы какого-нибудь драгоценного минерала.
Сто, двести лет назад так же искали себе «золотишко» местные гор-
щики.
69
— Способ, конечно, уж очень старый, но для нас, минералогов, са-
мый верный, — ответил на мое замечание Борис Александрович. — Тут
уж у нас ни одна крупинка не проскользнет незамеченной. А ведь слу-
чается, что в тонне руды всего только и находится несколько крупинок-
обломков или крохотных кристаллов минерала. Каким другим спосо-
бом отмоешь их из породы? Руки да глаза — самые верные наши помощ-
ники! Вот так и пересматривали все отвалы наших копей.
Он поднялся, повесил ковш себе на ремешок и неожиданно
спросил:
— А вы руками хорошо видите?
— Как это — руками?
— А вот как. Пойдемте-ка!
Мы обошли заросший иван-чаем холм и остановились около неболь-
шой старой копи.
Каменная яма уходила в глубину на полтора человеческих роста.
Опустившись вдвоем, мы едва уместились в ней.
Гранитогнейсовую породу стенки пересекла трещина. Она была та-
кой узкой, что проникнуть в нее можно было только рукой. Просунув
всю руку в глубину трещины, я нащупал там острые головки кристал-
лов, зерна и плоскости каких-то минералов, а остальное было для меня
просто шероховатостью камня.
Ясно, что это шла жила, в которой когда-то образовались минералы.
Но какие? На ощупь я не мог определить.
— Ну что, увидели? — спросил, улыбаясь, Борис Александрович.
— Увидел! Фонарик электрический туда не просунешь, а руки мои
слепы. Как тут увидишь?
— А вот нашелся человек, который руками разглядел, какие есть
минералы в этой жиле.
Мы вылезли из ямы и уселись на камне.
— Неизвестно, когда и кто заложил эту копь, — начал Борис Але-
ксадрович. — Лет тридцать назад напал на нее Александр Евгеньевич
Ферсман. Ходил он здесь вместе с миасским горщиком Андреем Лоба-
чевым, который был у него проводником. Расширять трещину не реша-
лись— боялись испортить жилу, а узнать, что в ней, конечно, хотелось.
У Александра Евгеньевича руки, сами знаете, полные —в трещину не
пролезут, а у Лобачева, человека хотя и плотного, руки крепкие, жили-
стые, да зато тонкие, в самый размер трещины. Пальцы как будто и гру-
бые, но осязание у них развито было отлично. Пальцами Андрей Лоба-
чев хорошо различал многие минералы. Немало их перебывало у него
в руках за сорок лет работы с камнем! Многие признаки стали привыч-
ными для пальцев* Лобачева. И вот, шаря рукой в этой трещине, он на
ощупь догадывался, какой минерал попадался ему: по опыту и чутью
определял, как идет в породе жила. Так с его слов, хоть и с большим не-
доверием сначала, записал Александр Евгеньевич все, что мог сказать
70
ему Андрей Лобачев, «разглядывавший» трещину только одними паль-
цами. Недоверие, с которым слушал его ученый, конечно, не ускользнуло
от старого горщика. Обладая необычайной, сказочной физической силой,
Лобачев пальцами выломал в узкой трещине несколько наиболее круп-
ных кристаллов из каменной жилы и вытащил их на свет. Ферсман уви-
дел на ладони Андрея Лобачева те самоцветы, которые горщик определил
на ощупь. А ведь Лобачев был совсем неграмотным человеком, никакой
минералогии не знал. Зато как же замечательно знал он самоцветы! Это
знание было накоплено не только его опытом, но и опытом многих поко-
лений русских горщиков-самоучек, к которым относился и Андрей Дмит-
риевич Лобачев.
Теперь-то нам легче искать минералы в этих горах, когда уже со-
ставлена подробная геологическая карта Ильмен, когда мы знаем про-
исхождение этих пегматитовых жил и выяснили, как они идут в горной
породе, когда знаем законы образования минералов. Наука вооружила
всем этим нас.
А подумайте, как же искали здесь самоцветы и металлы первые гор-
щики! Искали и находили, даже ученым потом помогали в разведке. Всё
это были простые русские люди, талантливые и самобытные, какими
всегда богат русский народ. Тут, в Ильменских горах, проходили они
свою школу рудознатного дела, накапливали свой опыт искателей само-
цветного камня. Искать-то было нелегко...
Борис Александрович замолчал и поднялся с камня. Мы вернулись
к ручью, и Борис Александрович снова взялся за ковш.
Он правильно сказал, что искать минералы и руды —не простая ра-
бота, особенно для первых рудоискателей. Хорошие глаза и знающие
руки нужны были для этого дела. И нос был нужен, и язык, и зубы. Что-
бы на вид, на ощупь, по запаху, на вкус, на зубок узнавать породу. Впро-
чем, для настоящей разведки мало одних только пяти органов чувств
человеческих — не много ими разведаешь, слабые это «инструменты».
А ведь только ими одними, да еще заступом и кайлом пользовались
в старое время искатели-одиночки.
Ощупью, почти вслепую, наугад шли на поиски первые «горные
люди». Лазая по горам, роясь в земле, забираясь в глубь тайги, всю
жизнь отдавая камню, учились они изыскательскому делу. Пригляды-
ваясь к приметам местонахождения минералов, подмечая всякие рудные
знаки, добирались они до золота, самоцветов, до металлов.
И надо было очень хорошо знать эти приметы и признаки, чтобы
напасть на жилу, чтобы обнаружить месторождение полезной породы.
А рудные богатства по-разному выдавали себя.
Вот лежала, например, какая-нибудь горная порода, скрытая где-то
в ущелье или в недоступной глуши, но пробушевал там весенний поток
воды и вынес обломки этой породы в долину, на открытое место, в рус-
ло реки. Хоть и скрыта сама руда, а обломки выдали ее. Нужен только
71
приметливый, зоркий глаз искателя камней, который по обломкам добе-
рется до коренной породы.
Или вот речки, ручьи, родники. Протекают они где-нибудь под зем-
лей, а потом выходят наружу. Попробует рудоискатель такую воду на
язык и сразу скажет, по каким породам протекала она там, в глубине.
То бывает вода жесткая — известковая, то с бурым налетом — желези-
стая, то сернистая, то солоноватая.
Часто выносят речки и ручьи вместе с песком золотые крупинки,
глину, обломки ценных минералов. И здесь хороший, опытный глаз
нужен.
Бывает и для носа работа. Часто выдают себя запахом сернистые,
железистые руды и нефть.. Тонкое обоняние нужно иметь, чтобы обнару-
жить такую породу. Только «опытный» нос уловит слабые запахи, кото-
рыми наделены эти месторождения.
Иногда опытные изыскатели руд узнавали о присутствии некото-
рых минералов или металлов по окраске почвы. Они обратили внимание
на то, что от железа земля окрашивается рыжими полосами, а медь
красит почву зеленым цветом. Видели, что соль часто образует буро-
вато-белый налет; нередко глины выдают себя характерными оттен-
ками.
Бывалым рудознатцам и трава помогала найти руду или самоцветы.
Заприметили они, что по пышному развитию растительности или по чах-
лому виду трав можно было судить о той горной породе, на которой
расстилался ковер растений. Говорили знающие люди, будто есть
«свинцовая» трава и особая, «цинковая» фиалка. Наметанный, примет-
чивый глаз разведчиков недр подмечал едва уловимые оттенки, измене-
ния в обычной окраске листьев и цветов растений, которые впитали
вместе с соками земли и растворенные в них вещества некоторых мине-
ралов. И будто вот так, «по травам» нашли первые горщики, пробрав-
шиеся в Ильменские горы, некоторые самоцветы.
Даже пчелы могут оказаться помощниками разведчиков недр. По
химическому составу меда можно узнать о присутствии некоторых ми-
нералов. Посредниками между ними оказываются растения.
Хитрые рудознатцы, чтобы обнаружить породу, варили землю. Ки-
пела с водой горная порода. И по вкусу этого «земляного варева» пыта-
лись узнать они, что есть в недрах земли.
Знали горщики и более верные признаки месторождений ценных
РУД-
У многих минералов есть, например, свои обязательные или частые
спутники.
Вот у золота таким спутником оказывается кварц. Только в нем и
встретишь жилку золота. Там, где нет кварца, нечего и жильное золото
искать. Есть у золота и другие спутники: пирит, колчедан.
У платины свои особые спутники: змеевики, хромистый железняк.
72
Минерал хиолит не встретишь без криолита. По амазониту доберешься
до самоцветов.
Если разведчик недр знает спутников определенных минералов, он
никогда не пропустит их без внимания: ведь они могут привести его
к полезной или драгоценной руде.
И не только это.
Соседство минералов, подмеченное горщиками, раскрывало ученым
многие тайны образования руд, объясняло многие загадки происхожде-
ния минералов
Академик Севергин еще сто пятьдесят лет назад назвал это явление
природы смежностью. Парагенезисом называют это теперь геохимики и
минералоги.
Для ученых такая смежность — ключ к пониманию того, что про-
исходит в глубине недр; для горняков — счастливая примета.
Да всех примет и не перечислишь! Много их знали рудоискатели.
Недаром звали первых горщиков хорошим старинным словом «рудо-
знатцы».
Многие из них оберегали от постороннего глаза свой опыт. Уменье
свое передавали только детям. И накапливали знания примет рудоиска-
тельские горщики из поколения в поколение.
Многие поколения русских рудознатцев помогали ученым в розыске
ценных руд.
Четыре поколения семьи миасских горщиков Лобачевых добывали
самоцветы в Ильменских горах. Памятником о них остались оберегае-
мые заповедником копи, до сих пор носящие название Лобачевских.
И самым славным горщиком в этом роду был знаменитый Андрей
Дмитриевич Лобачев. Он был предпоследним в знаменитой семье. Все
у них в роду были горщиками. Никто лучше его не знал камня и не умел
так безошибочно определять его.
Многим обязаны были ему ученые, ходившие в Ильменских горах.
Лобачев был для них здесь «языком» — проводником.
Он сопровождал по Ильменам, помогая своим опытом, крупнейших
советских ученых: академиков А. Е. Ферсмана, Д. С» Белянкина, А. Н. За-
варицкого и многих других.
Вся жизнь его была отдана Ильменским горам. Он знал здесь каж-
дую тропинку, каждую яму, каждое дерево. Крепкий, русобородый,
всегда взлохмаченный, неутомимый и спокойный, Андрей Лобачев мог
без отдыха неделями и месяцами бродить по горам в поисках интересных
камней.
С собой он брал простой инструмент: молоток, зубило, кайло, «бал-
ду» (небольшую кувалду) и ножик. Тяжелейший груз камней он таскал
десятки километров, не сбрасывая с плеч. Ничего, кроме камней, не
хотел знать Андрей Дмитриевич. Дома не мог долго сидеть. Зима для
него — мертвое время: закрыта снегом и льдом земля — сиди и жди. Но
73
ранней весной, только начинал сходить снег, забирал Лобачев свой инст-
румент и уходил в горы, рыскал по копям. Все лето до глубокой осени,
до снега копался в горах. Часто и зимой не выдерживал и уходил добы-
вать камень. Месяцами искал, разведывал и находил прекрасные само-
цветы.
Александр Евгеньевич Ферсман так рассказывал о нем:
«Удивительный знаток минералов! Были мы как-то с ним на криоли-
товой копи.
— Смотри! — показывает он мне редчайший хиолит. — Вот видишь
ты: тоненькая розовая полосочка, что лежит между шпатом и леден-
цом.— это, значит, будет хиолит по-вашему; а если нет полосы, то самый
настоящий криолит: он на зубах потверже, склизкий такой, как кусочек
льда; а хиолит — тот рассыпчатый, хрустит под зубом.
А через несколько лет в трактате датского минералога об ильмен-
ском криолите я нашел почти все эти описания мелочей строения, давно
подмеченные простым русским горщиком.
Тончайшие наблюдения, достойные самых великих ученых-натура-
листов, рождались в простой, бесхитростной душе горщика, всю жизнь
проведшего на копях, в мокрых, дудках Мурзинки, на отвалах Шишим-
ских копей или в ильменском лесу. Десятки лет глаз привыкал к тем
едва уловимым сочетаниям цвета, формы, рисунка, блеска, которых
нельзя ни описать, ни нарисовать, ни высказать, но которые для горщика
были законами природы.
Ходить с Лобачевым было одно наслаждение! Язык описаний у него
всегда образный и точный. Однажды он разъяснял мне:
— На Кривой — там ширла, с мягким задником, она только легко
прикипелася к шпату, а на Мокруше сидит глубже, и не оторвать ее от-
туда; да и блеск, знаешь, на Кривой — зеленый, что стоячая вода, а на
Мокруше — иссиня-черный, как воронье перо, только не с крыла, а с хво-
ста вороны».
Ведь точно до чего?
Александр Евгеньевич не уставал восхищаться этим ильменским
горщиком. И он был прав в своем восхищении.
Немало интересных месторождений самоцветов открыл Андрей Ло-
бачев в Ильменах.
Любовь к камню, подлинная страсть охотника за минералами увле-
кали его в горы на поиски.
Для него не безразлично было, куда шли добытые им в горах само-
цветы или редкие минералы. В нем жил тот глубокий народный патри-
отизм, который был выше всех личных расчетов. Он терпеть не мог ино-
странных торгашей, всегда с жадностью налетавших на прославленные
русские самоцветы. Он не только не продавал, даже не показывал ино-
странцам свои замечательные образцы. А всем, с кем имел дело, неиз-
менно говорил:
74
«Вот даю тебе хорошие камни, только не продавай ты их далеко,
пусть куда-нибудь в наш музей пойдут».
Больше сорока лет жизни отдал Андрей Лобачев Ильменским го-
рам, оказав немалую услугу русским ученым, русской науке.
Слушая рассказы Александра Евгеньевича о Лобачеве, я вспомнил
Евдокию Григорьевну Павелеву — знаменитую горщицу Ильмен, ста-
рую Павилиху.
Домик Павилихи стоял на окраине Миасского завода, на склоне
Чашковских гор. Маленькая хибара старой горщицы была подлинным
музеем камней
Здесь, попивая за столом душистый липовый чай, я рассматри-
вал остатки когда-то интересной коллекции ильменских минералов.
А дочь Павилихи, Анна Алексеевна, тихо и медлительно рассказы-
вала мне:
— Отец-то у нас костромской, пимокатом был — валенки катал. Пе-
ребрался он с невестой в Миасс, тут устроился. Заводские-то многие
между делом камушки добывали, Вот мать и сказала отцу: «Бросим ва-
ленки-то, давай за породой ходить». Молодые еще были, и вот стали
в Ильмены ходить, породы узнавать. Да вскоре помер отец, и одна она
осталась. Не бросила камушки. Захотела больше узнать. А была она
памятливая и добилась, самоучкой дошла: хорошо камень знала. Копать-
то потихоньку приходилось, одной трудно было — меня с собой завсегда
брала- Скажет: «Поищи в песке-то». Ну, и наберу, рассыплю песок и
учусь выбирать. А мать с кайлошкой копается. Она раздолбит породу,
а я разбираю. Больше всего цирконы да тяжеловесы брали.
Сосенку, бывало, выдернешь, мох отдерешь — а там целая куча ми-
нералов: топазы и всякое другое. Или вот после дождя землю да
песок обмоет — и цирконы покажутся или еще там что. Топазы щет-
ками попадались, приросли будто друг к другу. Складаем их в тазик,
вымоем — чистенькие станут. А мыли — где ключ найдем, там и моем.
Вот Черемшанку знаете? Натаскаем туда породы или песку, сядем с ре-
шетами и промываем. А потом уложим в корзинку, мхом прикроем
от чужого глаза и домой идем, будто с грибами. Так все лето и робили...
По многим местам ходили мать и дочь, но больше всего работала
Павилиха в Ильменах. Она собирала камни для гранильной фабрики,
выполняла заказы музеев и минералогов.
По всем уральским рудникам знали горщицу.
Знали ее и простые гранильщики, и крупнейшие ученые, и горные
инженеры. Всех снабжала Павилиха интересными образцами Ильмен-
ских гор.
Большая, кряжистая, полная, она, как и Андрей Лобачев, была не-
утомима в ходьбе и работе. Кайлошка, молоток, решето да корзина —
вот и все ее снаряжение. Так пристрастилась к камню, что ничем другим
всю жизнь и не занималась. До 86 лет ходила она искать камни. Уже
75
Евдокия Павелева.
полуслепой, одноглазой старухой бродила Па-
вилиха с палочкой-батожком по ильменским
копям...
Кто скажет, сколько прошло через руки
этих замечательных русских горщиков — Анд-
рея Лобачева и Евдокии Павелевой — мине-
ралов, которыми гордятся сейчас минералоги-
ческие музеи нашей родины, да и многие музеи
мира!
И кто скажет, сколько перебывало в Иль-
менах. таких горщиковГ Бродили они здесь в
одиночку и гибли в одиночку, оставляя по себе
добрую, да недолгую молву. Вместе с ними
уходили и опыт и знание примет на глазок да
на ощупь.
На смену таким рудознатцам приходила в
Ильмены наука с точным знанием жизни ми-
нералов, с точным знанием законов залегания
породы, с точным разведочным инструмен-
том.
Конечно, хорошо для разведок знать и приметы. Но этого мало.
Тысячелетия скрыто лежали минеральные богатства, пока случайно
не наталкивался на них человек, пока не попадали они ему на глаза, под
руки, под ноги.
Но советский человек не хочет ждать случая. Наши геологи-развед-
чики сами врываются в недра и находят все необходимое и нужное
родине.
Как же по-настоящему узнать, что есть в земле? Точно, а не на гла-
зок, не по случайной, иногда обманчивой примете.
Прежде всего и проще всего надо врыться в самую породу. Лопата,
кайло, бур, экскаваторный ковш помогают проникнуть в глубину земли.
Бывает, лежит руда у самой поверхности; сделаешь закопушку —
откинешь верхний слой — и сразу обнаружишь породу. Так нередко и
было в Ильменских горах. Но чаще все-таки приходилось здесь рыть
«дудку» — устраивать яму в рост человека.
В других местах приходилось рыть шахту-колодец в несколько де-
сятков метров глубины. А наталкивался человек в глубине недр на бога-
тые пласты — тогда врывался прямо в них. Рыл проходы в разных
направлениях — штреки, штольни, устраивал широкие коридоры в не-
сколько этажей, прокладывал в них рельсы, устанавливал быстроходные
подъемные, машины и поднимал породу наверх.
Глубоко теперь забирается человек под землю! Есть шахты почти
до четырех с половиной километров глубиной. Но глубокие шахты роют
только тогда, когда наверняка знают, что здесь есть ценная руда, полез-
76
ные ископаемые А если не знают, шахты не роют, а предварительно
бурят.
Бур — это составная, иногда очень длинная металлическая узкая
трубка с алмазным или каким-нибудь другим специальным резцом. Вра-
щаясь, входит она в толщу горной породы и выгрызает слоистый рудный
столбик. С большой глубины можно доставать таким буром пробу. И по
такому столбику, который геологи называют «керном», узнают, из чего
состоит горная порода.
Если проба удачна, тогда и закладывают шахту. Но рытье требует
больших сил и расходов, да и не всегда оправдывает себя.
Нельзя ли узнать о рудных месторождениях, не врываясь в землю
буром или лопатой?
Нельзя ли заглянуть в глубь земли, оставаясь на земле?
Хитрые разведчики-геологи придумали много удивительных прибо-
ров, которые сами заглядывают в недра.
Знают наши рудоискатели, что по разным породам электричество
проходит различно: по одним — лучше, по другим — хуже. Ученые точно,
знают, как оно проходит по металлическим рудам. И вот на выбранном
участке под землей пропускается электрический ток. Он идет по всем
слоям сплошным потоком, но отдельные струи этого потока идут различ-
но. Ведь и в реке вода течет с разной скоростью: у берегов — медлен-
нее, в середине — быстрее; верхние струи бегут быстрее, чем нижние.
Подобное явление происходит и в электрическом потоке. Если встре-
чается плотная рудная порода, ток по ней течет иначе, чем по соседним
слоям, другой плотности. И об этом сразу узнает электроразведчик. Он
идет и исследует металлическим жезлом землю, а жезл соединен шну-
рами с телефонными наушниками. И разведчик через жезл и наушники
слушает, о чем сигнализируют ему недра.
Пользуются геологи и другим способом, чтобы узнать, чем богата
земля. Они устраивают маленькие землетрясения. Взрывная волна по
разным породам, как и электрический ток, бежит различно. Специальный
аппарат — сейсмограф — улавливает эти волны колебаний и дает воз-
можность разведчикам узнать, какая горная порода лежит в глубине
земли.
Заглядывают под землю и с помощью магнитной стрелки, подобно
той, что в компасе показывает страны света. Она очень чувствительна
к железным рудам. Стрелка «нервничает», сбивается, если чувствует под
собой в земле залежи железа. Только находится эта стрелка не в простой
округлой застекленной коробочке — компасе, а в сложном аппарате,
чутко учитывающем все ее отклонения.
Человек чувствует тяжесть, плотность предметов, когда они лежат
на его руках и плечах. А есть такие геологоразведочные приборы, кото-
рые чувствуют тяжесть рудных пород, лежащих у нас под ногами.
У наших разведчиков есть и такие аппараты, которые улавливают при-
77
сутствие в недрах даже ничтожнейшего количества некоторых мине-
ралов.
Очень облегчают поиски полезных ископаемых все эти механические
разведчики. Но не для всех ценных минералов изобретены такие аппа-
раты. Тут физикам и геологам предстоит еще много поработать.
И приходится пока нашим разведчикам пользоваться всеми спосо-
бами— и лопатой, и буром, и сложным аппаратом, и глазом, и носом.
Многие десятки лет для горщиков и охотников за камнями Ильмен-
ские горы были школой рудоискательского дела. Здесь искатели мине-
ралов узнавали приметы, накапливали опыт, учились геологической раз-
ведке.
Такой школой остались Ильмены и поныне.
Каждый год приезжают в заповедник студенты многих геологиче-
ских учебных заведений нашей страны.
В естественном музее природы проходят они практику геологических
и минералогических разведок.
И это к ним обращены слова Ломоносова, написанные в 1763 году:
<Ныне уже, любители рудных дел, одарены вы отменным зрением,
коим не токмо на земной поверхности, но и в недра ее глубоко проник-
нуть можете. Пойдем ныне по своему отечеству, станем осматривать
положения мест. л. поглядим примет надежных, показывающих самые
места рудные.
Станем искать металлов, золото, серебро и прочих, станем доби-
раться отменных камней, мраморов, аспидов и даже до изумрудов, яхон-
тов и алмазов.
Дорога будет не скучна, в которой хотя и не всегда сокровища нас
встречать станут, однако везде увидим минералы, в обществе потребные,
которых промыслы могут принесть не последнюю прибыль».
...Когда я вернулся к ручью, Борис Александрович кончил промы-
вать последнюю порцию породы.
— Хорошо под эту механическую работу мечтать, — сказал он мне
улыбаясь. — Руке и глазу это не мешает, а от усталости отвлекает пре-
красно! Вот и представляю — будет у нас в Ильменах школа рудознат-
ного дела имени Андрея Лобачева и Евдокии Павелевой. Они заслужили
того, чтобы их имена сохранились надолго. Тут, в лесу, около копей, где
они когда-то «робили», и следует им памятник поставить. И чтоб был он
сделан из миаскита. Пусть молодежь помнит о старых горщиках-энту-
зиастах.
А школу надо развернуть большую. Где иначе и организовать ее,
как не в Ильменах! Тут сама природа все показывает, только учись.
И каждое лето устраивать бы здесь пионерские лагери для юных
геологов и минералогов. Помните, как Ломоносов в своем проекте изу-
чения горных богатств России предлагал привлечь к сбору камней всех
мальчишек отечества?
78
Много мы можем дать родине геологов-разведчиков! Жили бы они
пр ту сторону Ильменского озера, никого — ни птиц, ни зверье— не пуга-
ли, работали на Косой горе, и какие рудознатцы вырастали бы из них!
Борис Александрович кончил промывать. Завернул в бумажки кри-
сталлики намытых минералов, собрал шлих — измельченную породу,
в которой встречались эти кристаллы, — аккуратно сложил его в кожа-
ный мешочек и спрятал в карман блузы.
Мечта о школе разведчиков-рудознатцев пока была только мечтой.
Но у заповедника замечательное будущее^ и он станет школой для но-
вых поколений советских горщиков.
Трофимыч как-то предложил мне:
— Надо вам миассовы камни посмотреть. Такое-то навряд где еще
увидите. Вот пойду в обход, захвачу вас с собой.
Мы сговорились, и как-то перед самым восходом солнца старый кор-
донщик зашел за мной.
— Недобрым вчера погода обернулась. Посмотреть надо, что наде-
лала-то, — озабоченно сказал мне Трофимыч, когда мы вышли за пре-
делы базы заповедника.
Накануне над Ильменами разразилась сильнейшая гроза. Летом они
здесь нередки. В течение нескольких часов, то нарастая, кажется, до
предела, то стихая, будто растратив силы, бушевал дождь. Ветер нале-
тал ураганными порывами, ударял по горам и лесу. Глаза ослепляли
ярчайшие молнии, а уши уставали от грозовых разрывов. Иногда каза-
80
1—амазонский камень (кристаллы амазонита).
2-кристаллы граната в породе.
3—родонит (орлец).
4—топаз и дымчатый кварц на полевом шпате (на альбите),
б—благородный тальк.
лось, что сами горы вздрагивали и вздыхали после особенно сильного
грохота раскатов.
Это была бесполезная, бессмысленная трата огромной энергии, чудо-
вищная разрядка сил впустую.
После грозы наступило ясное, чистое, будто умытое утро. Воздух
был полон той тишины, которую только подчеркивали вскрик или пер-
вая утренняя трель какой-нибудь птицы.
Удивительная свежесть воздуха приятно бодрила, сгоняя остатки
сна. Видимо, спрятавшиеся от дождя комары и слепни еще не успели
вылезть и не трогали нас.
Сильно и приятно пахли травы и деревья. Идти по холодку было
легко, хотя трава еще держала дождевую воду, и наши сапоги скоро
намокли.
Незаметно мы дошли до Фирсовой горы, перевалили через лес и
спустились в долину Савельева ключа.
По склону горы лежали выдернутые с корнем и поваленные сосны —
следы вчерашней бури.
— Эка неорганизованная сила! — сердито сказал Трофимыч.—
Земля растит-растит, а этакое вот налетит и загубит. Много еще беспо-
лезности-™ в природе, не всё, гляди-ка, к рукам человеческим прибрано,
А надо бы! Мы тут каждую ветку бережем, каждый камушек, птицу,
зверя спугнуть оберегаемся, а смотри-ка, что наделано! — Старик сокру-
шенно повздыхал и, вытащив’ записную книжку, отметил, в каком квад-
рате заповедника какие были обнаружены следы урагана.
Савельев ключ, вдоль которого мы пошли дальше, обычно чуть жи-
вой, с тихими струйками горьковатой воды, сейчас был переполнен и
шумел бурным ручьем.
Поднимаясь вверх по другому склону, мы еще издали заметили
огромный навал камней. Это был Савельев грот.
Причудливо нагроможденные камни образовали естественный грот:
с боковыми стенами, потолком и даже дымоходом — отверстием среди
каменных плит.
Все было прокопчено от когда-то разжигавшихся костров. Это в не-
погоду горщики прятались здесь, пережидая ливень, подсушивая одеж-
ду, а то и ночуя.
Неподалеку от грота находились копи, куда ходили искатели само-
цветов.
— Фирсов да Савельев, — пояснил мне Трофимыч, — это всё наши
миасские, заводские. Камни они тут робили, имена-то по себе и оставили.
Так и пошло: Савельев ключ да Фирсова гора. Вся и память, что оста-
лась от них.
Мы останавливаемся и вслушиваемся в лесные разговоры. Откуда-
то, из-под камней, отчетливо доносится не то светлая птичья песенка, не
то чья-то веселая скороговорка. Звонкая, бесконечная.
6
Уральская кладовая
81
— Вода поет, — улыбается Трофимыч, — с камушками переговари-
вается. ..
Это ключ ушел под камни и долго, скрытый от глаз, бежит
к озеру.
Солнце еще было где-то за лесом, когда мы вышли на дорогу, веду-
щую к озеру Миассову. Слева — склон хребта, справа— долина, то чи-
стая, луговая, то облесенная. Пока идет, лес меняется: то строгий, строй-
ный сосняк, то тонкоствольные березы, то путаный осинник и ольшаник.
Береза и осина тут сравнительно недавно. Они пришли на места пожа-
рищ, которые когда-то уничтожили здесь тайговую сосну.
Вот и озеро Миассово. Большое, с заливами, полуостровами, ка-
менистыми мысами, оно лежало перед нами, удивительно красивое, среди
холмов и гористых берегов, все в лесной зелени.
Это второе по величине озеро в заповеднике, глубиной до двадцати
трех метров.
Здесь, на берегу, мы с Трофимычем сели в лодку. Через озеро нас
перевезли Евгения Витальевна и Кронид Всеволодович — ботаники, уже
несколько лет подряд изучающие растительность заповедника.
Тяжелая, неуклюжая, «научная», как ехидно называют ее оба бота-
ника, лодка медленно пересекает озеро. Над водой кружат чайки и стоит
неумолчный крик гагар. В глубоких заливах — «курьях», густо заросших
тростником, полно птиц. Никем не тревожимая водоплавающая дичина
чувствует себя здесь прекрасно, на зависть всем охотникам. Уже не-
сколько лет над озером не раздается ни одного выстрела. Закон запо-
ведника строг, и птицы давно забыли звук ружья.
В мелких заливах кишит рыба. Ее разрешают здесь отлавливать:
небольшой улов вреда не принесет. Рыба тут обычная, озерная. Но уже
есть план пополнить ильменские озера новыми ценными породами.
Наша лодка пересекла озеро и вошла в круглый заливчик, где толь-
ко что кричали гагары. Мы вылезли на песчаную отмель, вошли в лес,
который вплотную подступил к озеру, и попали в какой-то странный мир.
Я невольно останавливаюсь.
Сосновый лес был необычайно прозрачен, пуст и тих. Низкий, не-
густой подлесок лежал под ногами тоненьким бледно-зеленым ковром.
От этого лес казался еще более светлым и нерадостным.
Но самое странное было в другом.
Везде, куда достиг глаз, поднимались темные, мрачные нагромож-
дения огромных гранитогнейсовых плит.
Причудливые скопления каменных гряд, навалы будто обмытых,
расслоенных плит, похожих на гигантские перины, напоминали столы,
крепостные стены, дворцы необычайной архитектуры, удивительные па-
мятники.
Казалось, мы попали в мертвый сказочный город.
— Гляди-ко, что наворочено, будто нарочно кто сделал, — заметил
82

Трофимыч, пока мы шли медленно по «улице» этого «города», не в силах
оторвать глаз от необычайного зрелища.
Ничего себе, шутки природы! Вот огромный навал камней, и в нем
ясно видится очертание человеческой головы с высунутым толстым язы-
ком и одним мрачным глазом. На другой каменной гряде— будто огром-
ная голова змеи. Вот опять замок, еще крепостная стена, дом, а дальше
какая-то сказочная птица уселась на груду камней.
Навалы плит, или, как их называют геологи, «матрацевидных от-
дельностей», идут, повторяясь на небольшом расстоянии, и создают впе-
чатление искусственного сооружения.
Своеобразный уголок заповедника — «город каменных перин», «чудо
природы» — давно перестал быть чудом. Его загадка разгадана
геологами.
Все это необычайное разнообразие форм каменных нагромождений —
результат многолетнего разрушения гранитогнейсовых пород ветром, во-
дой, морозом, солнцем.
Так образовался естественный музей удивительных произведений
природы. Здесь как-то особенно начинаешь понимать всю грандиозную
силу природы и еще больше начинаешь чувствовать силу человека, кото-
рый побеждает ее.
Глядя на фантастические нагромождения камней, невольно думаешь:
до чего же нелепо, только на разрушения, сотни тысячелетий тратилась
энергия ветра, воды, солнца!
Вот они, памятники бесполезной для человека работы!
И, будто угадывая мои мысли, Трофимыч высказывает то же самое
вслух:
— На что сила-то уходит! Нет того, чтоб вырастить да произвести
нужное к делу. Один расход зазряшный идет. В наше бы хозяйство эта-
кую силу!
Это верно.
Сколько еще вот так, впустую, тратится энергии природы, не улов-
ленной человеком! Но она будет уловлена! В этом сила человека.
Мы продолжали путь и уже перестали чувствовать себя в фантасти-
ческом мире. На всех плитах густо рос малинник. Это очень странно: его
почти нет на земле, он весь забрался на камни
Видимо, тонкий слой почвы, накопившийся на плитах, лучше устра-
ивает малину, чем чахлая земля соснового леса. Или, может быть, выше,
на камнях, было ближе к свету, солнцу?
Тонкие ветки этого кустарника с бархатисто-зелеными листьями
смягчают мрачную обстановку «каменного города».
В нагромождениях плит есть просторные пещеры, в которых можно
хорошо укрыться от любой непогоды.
Сквозь деревья заблестело зеркало небольшого озера Бараус. Мы
подошли к нему..
84
Каменные гряды на берегу этого озера расположились, будто на вы-
ставке, в красивый, ровный ряд. Здесь такое же фантастическое нагро-
мождение камней, похожих на дома, памятники, ящики.
Куда ни всматриваешься, везде только хаос камней. Сумрачный
сосновый лес как бы оберегал этот своеобразный уголок Ильменского
заповедника.
Ни в каком музее не увидишь подобных показательных примеров
физического выветривания. Так называют геологи разрушение горных
пород в результате воздействия на них различных физических сил при-
роды.
А здесь, на этом участке, между озерами образовался естественный
музей природных образцов выветривания.
В полный размах природа показывает результаты своей работы.
Приходи, смотри и убеждайся, на что уходит энергия слепых стихий.
Тут наглядно видишь и понимаешь, что значит сложение даже та-
ких ничтожных сил, как капля воды, песчинка, дуновение ветра, солнеч-
ный луч, влага, замерзающая в трещине. Объединенные вместе, беско-
нечно усиленные количественно, они действуют на камень в течение
огромного периода времени.
И камень не может устоять против этих сил воздействия. Он мед-
ленно, постепенно обтачивается, расслаивается, разрушается, приобре-
тает причудливые формы.
Когда-то очень давно горные породы были рассечены огромными
трещинами. Эти трещины вызваны были смещениями, сдвигами отдель-
ных участков земной коры. Трещины более мелкие прошли и вдоль
породы, параллельно ее слоистости. И вот гранитогнейсовые гребни, мо-
жет быть, десятки, может быть, сотни тысяч лет назад выступили из-под
земли и в этом участке Ильменских гор. Над ними бушевали ветры. Кам-
ни то перегревались, то охлаждались. В них образовывались трещины,
куда попадала вода, вызывавшая дальнейшее разрушение. Непрерывно
весной и летом, осенью и зимой, сотни, тысячи лет шла обработка этих
гранитогнейсовых гряд, пока образовался «город каменных плит».
Мы долго любовались им. Но пора было возвращаться на ночлег.
Снова на лодке через Миассово озеро, опять мимо заливов, проли-
вов, перешейков, полуостровов, крутых каменистых берегов.
Воздух был наполнен птичьими криками. Тут все шумело, звенело,
даже оглушало после мертвой тишины царства камней.
Под стеклами витрин минералогических и геологических музеев
лежат камни-путешественники.
Прежде чем попасть сюда, им пришлось совершить далекие путе-
шествия в заплечных мешках пешеходов-разведчиков, в ящиках на па-
роходах, в сумках, притороченных к седлу лошади, во вьюках, уложен-
ных на спину верблюдам, в автомашинах, поездах, самолетах.
Ведь со всех концов нашей необъятной родины, со всех концов Зем-
ли, со всех материков, собраны в музеях образцы минералов и горных
пород.
Но в музее Ильменского заповедника нет минералов-путешествен-
ников. Все камни найдены недалеко, на том участке гор, где стоит самое
здание музея. И камней вполне хватило, чтобы заполнить витрины, ство-
лы и ящики большого выставочного зала.
86
Самыми лучшими образцами представлены в музее богатства копей
заповедника.
Со всех республик, краев, областей нашей страны приезжают в Иль-
мены туристы, студенты, пионеры. Все копи в один прием не посмотришь,
не обойдешь. На помощь и приходит музей. Переходя от витрины к ви-
трине, можно познакомиться со всеми минералогическими богатствами
уральской кладовой.
И не только минералогическими. В двух других залах, усилиями не-
утомимого С. Л. Ушкова, создан зоологический и ботанический отдел му-
зея. В многочисленных коллекциях, биологических группах, гербариях
представлен мир живой природы Ильменских гор.
Но, конечно, главное в музее все-таки камни.
Наверное, у многих мелькает мысль: «А зачем эти камни? Кому
нужны они, кроме ученых? Мостить дороги? Складывать фундаменты
домов? Служить украшением?»
Но камни — не только булыжники мостовой и не только драгоцен-
ные бриллианты. Люди давно и разнообразно заставили минералы слу-
жить себе.
Об этом все время невольно думаешь, бродя по копям, останавли-
ваясь у витрин музея заповедника, разглядывая огромные глыбы муско-
вита или шлифованные кусочки лунного камня, «щетки» великолеп-
ных кристаллов кварца или синие пластинки поделочной породы со-
далита.
Первобытный человек далекой от нас доисторической эпохи выбрал
однажды самое крепкое, что было под рукой: кремневый камень. Грубо
оббил его таким же кремнем. И камень стал одним из первых его ору-
дий труда. Так впервые минерал стал служить человеку.
Проходили тысячелетия. В помощь и на смену кремню вступает
металл.
Но металл нужно было искать, он не валялся на земле. Человек
начинает искать залежи металлических руд.
Он проникает в недра Земли, и, новые минералы входят в его жизнь.
Через многие тысячелетия, от зари человеческой жизни до совре-
менных дней, от первого кремня до открытия радия, тянется длинная,
нелегкая история овладения минералами. Разными путями входили они
в жизнь человека. Не всегда сразу, не всегда просто давались они в руки.
Но сейчас уже невозможно представить себе существование страны, не
использующей минерального сырья.
Наша родина по богатству и разнообразию полезных ископаемых
стоит впереди всех стран мира.
Ни один вид производства не может обойтись без минералов.
Металлообрабатывающая и химическая промышленность, транспорт,
медицина, авиация, сельское хозяйство, бумажное производство, школы,
печатное дело, лаборатории, электро- и радиотехника, пища, жилищное
87
строительство — да разве можно перечислить все, что требует минералов,
что без минералов не может существовать!
В одной только металлообрабатывающей промышленности исполь-
зуется до двадцати минералов!
В течение дня минералы попадают вам в руки в виде графита в ка-
рандаше, тарелки из каолина, ложки из алюминия, соли за обедом,
ртути в градуснике.
Если в самих предметах, которые вы видите в течение дня, не было
минералов, то почти все они, несомненно, сделаны при участии минера-
лов. И все равно, что это: платье, которое было на вас надето, или лист
«Пионерской правды», который вы читали, станок, на котором трудится
рабочий, или автомат, с которым солдат оберегает границы нашей
Родины.
И чем лучше мы знаем минерал, тем лучше, разнообразнее мы мо-
жем заставить его служить нам.
В специальных лабораториях минерал проходит через тончайшее и
точнейшее исследование. Здесь узнают физические и химические свой-
ства его и находят пути его практического применения.
Еще не все минералы используются человеком. Многие из них ле-
жат под нашими ногами бесполезной, еще не взятой в работу породой.
По большей части это те минералы и горные породы, которые еще недо-
статочно хорошо изучены. Они ждут своего времени, чтобы стать в строй
полезных ископаемых.
Десятки веков только украшением служили многие самоцветы, дра-
гоценные камни: алмазы, изумруды, горный хрусталь, гранаты.
Но острый глаз ученого раскрыл в них, кроме красоты, цвета и
блеска, ценнейшие технические свойства. И вот алмаз идет на буровые
инструменты; из берилла извлекают металл бериллий, необходимый про-
мышленности; горный хрусталь входит в радиоаппаратуру; гранат идет
как абразивный, шлифовочный материал.
Почти у каждого минерала есть свой длинный путь служения чело-
веку, своя интересная судьба.
Под стеклом одной из витрин музея заповедника лежат желтоватые
с прозеленью шестигранные кристаллы минерала.
Больше ста двадцати пяти лет назад нашли этот минерал впервые
в Ильменских горах.
Самое удивительное было в нем — это непостоянство формы и
окраски. То стекловидный, почти бесцветный, прозрачный, он походил
на кварц; то зеленоватый или с голубизной, он напоминал аквамарин
или нежнейший изумруд. Розоватая желтизна придавала ему сходство
с драгоценным камнем фенакитом. Встречались крупнейшие кристал-
лы— до десяти сантиметров толщиной, но иногда это была рассыпчатая,
мелкозернистая порода или трудно отличимая от известняка масса.
Что за странный минерал! Своим внешним видом он вводил в за-
блуждение даже ученых. Его путали с другими минералами, принимали
за драгоценные камни.
Но это была только обманчивая оболочка.
Удивительный обманщик! И он получил имя, которое заслужил. Ми-
нералоги назвали его «апатит», что значит «обманчивый».
Долгое время апатит ювелиры употребляли для подделки драгоцен-
ных камней.
В ильменских копях он встречается редкими зеленовато-желтыми
кристаллами, поблескивая в пегматитовых жилах, и в самом деле по-
ходит на драгоценные самоцветы.
Основная ценность апатита — фосфор, самое лучшее, самое необхо-
димое удобрение для наших бескрайных колхозных и совхозных полей.
Из минерала-обманщика апатит неожиданно стал камнем плодородия.
И уже не одиночные маленькие кристаллы апатита ильменских копей,
а огромные горы, с миллионами тонн апатитовой руды, были открыты
далеко на севере, в холодной Хибинской тундре.
Открыл эти неисчислимые богатства тот же неутомимый исследо-
ватель, изучавший апатитовые месторождения в Ильменских горах,—
Александр Евгеньевич Ферсман.
С тех пор не дешевой подделкой под украшение, а лучшим помощ-
ником урожая начал служить апатит нашей родине.
Недалеко от кристаллов апатита, в другой витрине музея, лежит
природный сосед и частый спутник камня плодородия — минерал не-
фелин.
У него тоже необычная судьба.
Долгое время нефелин был только помехой, «вредителем апатито-
вой руды». Включенный темными пятнами в зеленовато-светлую породу
апатита, он мешал, портил ценную породу.
От него избавлялись, как от бесполезной, ненужной примеси, выбра-
сывали за стены обогатительных фабрик. Вырастали горы отходов из
нефелина, который не знали, куда деть.
И вдруг оказалось, что этот минерал — «отброс» — чуть ли не цен-
нее по своим промышленным качествам, чем даже сам апатит.
За его ничем не примечательной, невзрачной, часто серой внеш-
ностью геохимики и технологи открыли ряд ценнейших свойств.
Материя, пропитанная нефелином, не пропускает воду, не горит..
90
Пропитанное нефелином дерево делается крепким и не гниет. Нефелин
нужен красочной, кожевенной, текстильной, керамической промышлен-
ности. И, быть может, самое важное, чем еще ценен нефелин: из него
получают легкий металл алюминий.
Вот как разнообразно заставили советские ученые служить нефе-
лин людям!
Многие десятки лет этот минерал, который встречается во многих
копях Ильменских гор, был ничем не примечательным камнем.
«История апатита и нефелина творится людьми, — писал Александр
Евгеньевич Ферсман. — Никому прежде не известные два камня сдела-
лись крупнейшими полезными ископаемыми СССР. Геохимики, техно-
логи, минералоги и хозяйственники превратили их в величайшее богат-
ство советской промышленности и культуры».
Раскрывая состав и свойства минералов, геохимики и технологи вво-
дят все новые и новые камни в самые различные отрасли промыш-
ленности.
Но все-таки минералы — не только сырье для наших фабрик и за-
водов. Есть во многих из них еще и прекрасная радость красоты.
Тысячелетия назад вошел камень в жизнь человека украшением его
одежды, его дома, его быта. Все народы ценили красоту самоцветов.
Только владели драгоценным камнем одиночки, те, которые были
богаты. Простому человеку самоцвет был недоступен.
Так было и в нашей стране до Великой Октябрьской социалистиче-
ской революции. Цари, помещики, фабриканты, спекулянты — вот кто
скупал за бесценок у горщиков драгоценные топазы, изумруды, алмазы,
аметисты, рубины, яшму, лазурит. Редкие из них попадали в музеи,
в руки ученых, в лаборатории институтов.
Но теперь все полезные ископаемые наших недр, все драгоценные
камни родной земли — достояние народа, служат нашему народу.
И здесь, в Ильменах, бродя по копям или стоя у витрин музея запо-
ведника, сильнее, чем где-нибудь, чувствуешь силу этой красоты камней-
самоцветов.
Вот у окна последние две витрины. Под стеклом лежат разнообраз-
ные ограненные кристаллы и отшлифованные кусочки многих ильменских
минералов и горных пород. Невозможно отвести глаза от игры световых
лучей в гранях кристалла, от красок и узоров шлифованного камня, по-
хожего на лепестки бутонов. Недаром издавна красивые камни называют
«цветами земли». Будто все цвета радуги, все тона и оттенки красок,
собрались в этих цветах земли, и камни сверкают, цветут под лучами
солнца, ворвавшимися в окна музея.
Во всей своей красе лежат в витрине удивительной чистоты бесцвет-
ные топазы, васильковые корунды, желтые и розовые канкриниты,
голубовато-синие содалиты, серовато-дымчатый кварц, вишнево-красные
гранаты, рыжеватые цирконы.
91
Подчас ничем не примечательный, серый камень вдруг начинает
играть красками и рисунком, если его поверхность хорошо отшлифовать.
Вот два камня передо мной, две разновидности полевого шпата.
Когда, роясь в копях, я держал в руке такие же куски этих горных пород»
мне казалось странным, откуда пошли их поэтические названия: «лун-
ный камень» и «солнечный камень».
Это были обыкновенные серые куски породы. Ничего красивого в них
не было.
Но искусство старого, опытного русского гранильщика вывело на-
ружу скрытую красоту камней, и ограненные поверхности полевого
шпата оказались прекрасными.
И на самом деле, шелковистый, жемчужный, нежно-синеватый отлив
одного из них напоминал лунный свет, а золотистый отблеск и крас-
ные искры, вдруг засверкавшие в другом шпате, похожи на солнеч-
ные блики.
Так искусство человека превратило камни в красивый поделочный
материал.
Наша Родина бесконечно богата таким каменным материалом.
Издавна на весь мир славятся русские самоцветы, драгоценные ми-
нералы, поделочные камни Советского Союза.
И славу эту издавна поддерживали многие богатства Ильмен-
ских гор.
Еще в XVIII веке посылались сюда «цветные разведочные партии»
для розыска красивого камня, который шел на украшение возводимых
русскими зодчими дворцов и особняков.
Проходили многие десятилетия, а интерес к ильменским камням
все рос.
Когда понадобилось найти и подобрать декоративный материал для
внутренней отделки станций метро, архитекторы, художники и камне-
резы поехали в Ильмены.
Перед ними на столах разложили образцы: отшлифованные пла-
стинки и кристаллы самых различных горных пород и минералов Иль-
менских гор.
И как было не залюбоваться своеобразным рисунком письменного
гранита, голубизной амазонского шпата, игрой света солнечного и лун-
ного камней, красками отполированных ярко-синих вишневитов и корич-
нево-красных нефелинов!
Лаборатория декоративного камня Академии художеств давно за-
интересовалась образцами ильменских канкринитов, содалитов, вишне-
витов и нефелинов как поделочным материалом.
И на всех международных выставках декоративного камня всегда
восхищали своей красотой самоцветы этой уральской кладовой.
Об одном камне хочется рассказать подробнее, он проходит через
всю историю Ильменских гор — от первых находок до наших дней.
92
Сто шестьдесят пять лет назад, почти тогда же, когда казак Прутов
нашел первый топаз, здесь в горах был открыт зеленый полевой шпат.
Он назывался «амазонским камнем», потому что впервые его обнару-
жили на реке Амазонке.
Ильменское месторождение амазонита оказалось самым лучшим
в мире.
И впервые уральские камнерезы выточили из амазонского камня
Ильмен две маленькие вазочки. Они стоят теперь в одной из витрин
Эрмитажа как замечательные образцы русского камнерезного искус-
ства XVIII века.
А через пятьдесят лет на колумбитовую копь Косой горы снаря-
жается экспедиция специально за амазонитом. Дан приказ добыть два-
дцать пять пудов лучшего синего шпата для Петергофской гранильной
фабрики. Из него там шлифовали пластинки и покрывали ими огромные
столы в императорских дворцах. Теперь эти столешницы украшают залы
Эрмитажа.
Много раз бывал на амазонитовых копях академик Александр
Евгеньевич Ферсман. Он писал:
«Я никогда не видел более прекрасной картины, и хотя много место-
рождений цветных камней приходилось видеть раньше — и на солнечном
юге острова Эльба, и в горах угрюмой Швеции, и на Алтае, в Забай-
калье, Монголии, Саянах. . . но нигде меня Не охватывало такое чувство
восхищения перед богатством и красотою природы, как на амазонитовых
копях. Глаз не мог оторваться от голубых отвалов амазонского шпата,
все вокруг было засыпано остроугольными осколками этого камня, бле*
стело на солнце, отливало своими мельчайшими вростками, резко отли-
чаясь от зеленого тона листвы и травы. Прекрасны были здесь отдельные
кусочки, то голубые с тонами лучшей бирюзы, то зеленоватые с желтым
и серым узором морской пены. Я не мог скрыть своего восторга перед
этим богатством, и невольно вспоминался немного фантастический рас-
сказ, что одна каменоломня в Ильменских горах была заложена сплошь
в одном кристалле амазонского шпата».
В 1936 году в мастерских Свердловской гранильной фабрики лучшие
уральские гранильщики и камнерезы начали работу над составлением
громадной мозаичной карты из русских самоцветов.
Карта называлась «Индустрия социализма». Она готовилась для
международных выставок.
Доделка и монтаж этой карты производились в 1937 году на Петер-
гофской гранильной фабрике.
Карта побывала в Париже и в Нью-Йорке, вызывая восхищение
всех, кто видел ее.
Сейчас, переделанная, измененная, исправленная, карта Советского
Союза передана в Эрмитаж. Она стоит в прекрасном Георгиевском зале
Зимнего дворца, и все могут любоваться еюв
93
Около пятидесяти тысяч кусочков яшмы, лазурита, амазонита, опа-
ла, агата, родонита потребовалось для того, чтобы изобразить терри-
торию нашей страны на громадной карте площадью в 27,5 квадратных
метра.
Каждый кусочек этой мозаики представляет собой отлично отшли-
фованную пластину размером от 2 квадратных миллиметров до 30 квад-
ратных сантиметров. Толщина — от 4 до 6 миллиметров.
Около двух тысяч драгоценных камней — рубины, топазы, аметисты,
изумруды, аквамарины, гранаты, золотистый горный хрусталь — свер-
кает на карте, обозначая столицы советских республик, крупные города,
каналы.
Самой крупной рубиновой звездой, бриллиантовыми серпом и моло-
том, рубиновыми буквами обозначена столица нашей родины — Москва.
Над нежно-зеленой яшмой равнин, над темно-зеленой миасской
яшмой, обозначающей леса нашей страны, над густой синевой лазу-
рита, которым показаны океаны и моря, нежнейшей голубизной от-
ливают острова и льды Ледовитого океана, выложенные ильменским
амазонитом.
Его тщательно отбирали в копях, бережно везли на гранильную
фабрику и там распиливали на кусочки, полируя, подгоняя эти кусочки
друг к другу, вставляя в мозаику этой замечательной карты — единствен-
ной в мире.
Драгоценная карта собрала в себе все самое красивое и редкое, что
могли дать отечественные камни и что могли с ними сделать искусные
руки советских камнерезов, огранщиков и мозаичистов. Карта показы-
вает неисчислимые богатства недр нашей Родины. И маленькие Ильмены
нашли на этой карте свое место.
Мне рассказывали в Миассе и в Ильменах, что, уходя на фронт
защищать Родину от фашистов, многие миасские рабочие и молодые
уральские горщики брали с собой в походные сумки кусочки голубого
ильменского амазонита.
Там, на фронте, в боях за Родину, он напоминал бойцам о родном
крае, о голубом небе и о словах, которые звучали напутствием темг кто
шел биться с врагом:
Возьми с Урала камень голубой
И наточи ты саблю об него,
И в дивный час предутренних ветров
Спеши прогнать врагов до одного!
И еще раз, уже после войны, мне пришлось опять услышать об ама-
зоните.
Когда по всей нашей стране шел сбор подписей под воззванием По-
стоянного комитета Всемирного Конгресса сторонников мира о запреще-
нии атомного оружия, на одном из собраний рабочих Миасского завода
94
по рукам ходила прекрасно отшлифованная пластинка ильменского
амазонита с вырезанными на ней тремя словами: «Мы за мир!»
Так менялось назначение камня. И так произошло не с одним ама-
зонитом.
Александр Евгеньевич Ферсман, отдавший «больше полустолетия
жизни, исканий и увлечений, больше полустолетия любви, упорной и
упрямой, любви безраздельной — к камню, к безжизненному камню при-
роды, к самоцвету, к куску простого кварца, к обломку черной руды»,
писал о камне:
«Камень сейчас в руках человека — не забава и роскошь, а прекрас-
ный материал, среди которого прекраснее и веселее жить. Он не будет
«драгоценным камнем» — его время прошло; это будет самоцвет, дающий
красоту жизни!»
Это произошло несколько лет назад.
Телефонной связи между кордонами и базой заповедника тогда
еще не было.
Весть о страшном, пятидесятиметровом полозе привез верхом на
коне молодой рыбак с озера Аргази.
Он гнал лошадь, как мог. Задыхаясь от бешеной езды, примчался
на базу в полдень и передал записку директору заповедника.
Через два часа я и мой спутник, студент Ленинградского универси-
тета, Алеша отправились в путь на озеро.
Надо было проверить, что же произошло вчера вечером там, на
Аргази.
Мы с Алешей еще раз перечитали записку:
«На озере Аргази появился полоз размером до 50 метров в длину.
Рыбак Садиков видел его в камышах. Голова полоза размером с кон-
96
скую голову, язык в две ладони шириной, сам он толщиной с круглую
печку. Рыбак Буликбай видел, как полоз плыл с острова Липова. Рыбак
Насыров видел его около берега и хорошо разглядел. Остальные рыбаки
все в страхе разбежались. К берегу никто не решается подойти. Просим
организовать за полозом наблюдение».
Опять появилась, и на этот раз так ощутимо близко, давняя загадка
озера Аргази: таинственный, фантастический, сказочный змей — полоз!
Вот уже почти сто лет идут разговоры о том, что в некоторых озерах
Урала водится огромная змея. Может быть, редчайший экземпляр, оста-
ток— реликт древнейших пресмыкающихся. Ползунами называют их
в народе. Вероятно, и пошло отсюда название «полоз».
Никто из ученых не видел этих змей. Но о встречах с ними писали
не только в газетах. Первое сообщение об аргазинском полозе появилось
в «Записках Уральского общества любителей естествознания» в 80-х го-
дах прошлого столетия. И потом не раз на страницах научных трудов
поднимался разговор о «загадочном змие».
Ученые спорили о нем. На уральские озера отправлялись экспеди-
ции. В камышах Аргази неделями сидели зоологи в надежде на встречу
с этим чудовищем, но полоз не появлялся. Да и был ли он?
Экспедиции возвращались ни с чем. Зоологи утверждали, что видели
в камышах следы, будто там протащили толстое бревно. Но самого по-
лоза не видели.
На десяток лет разговоры о нем умолкали, а потом опять неожи-
данно возникал слух.
Кто-то на озере Аргази видел плывущего полоза или свежий след от
него в камышах, и волнующая загадка снова вставала перед учеными.
И оставалась загадкой...
Так было почти сто лет!
А в народе о полозе уже давно, столько же лет, ходили легенды. Он
крепко вошел в уральские сказы: добрый к бедным и честным горщи-
кам-старателям, хранитель золота, оберегающий горные богатства от
жадных глаз и рук хищных заводчиков, зеленоглазый змей Великий
Полоз.
Этот сказочный образ очень подходил к Ильменским горам.
Но записка с озера Аргази возвращала нас от поэтического сказа
к живому следу, к желанной разгадке.
Вдруг именно нам удастся, наконец, увидеть таинственное озерное
существо, одного из последних представителей исчезнувших с лица земли
древнейших змей!
Столетняя загадка будет разгадана нами. В сокровищнице ильмен-
ской кладовой прибавится новая, живая драгоценность.
Мы торопились.
Нам предстояло пересечь весь заповедник с юга на северя пройти
километров шестьдесят»
7 Уральская кладовая
97
Сборы были недолгие: легкие рюкзаки — за спины, фотоаппарат,
маленький чайник и крепкие палки — в руки.
Жаркую часть второй половины дня и предвечерние часы мы
шли лесом.
Тропинки вились то по склонам гор, то по небольшим широкотрав-
ным долинкам, то пересекали глубокие лога, промытые горными реч-
ками и ручьями, то обегали скалистые невысокие гряды.
Стройные, с нежнейшей хвоей лиственницы южной части Ильмен
перемешивались высокими, тонкоствольными соснами.
Светлыми, радостными пятнами входила в густую зелень хвойных
белая береза, занимая места старых вырубок и лесной гари. И чем даль-
ше на север, тем меньше становилось лиственниц и больше — берез.
Иногда в долинках блестели зеркала озер, то аккуратно круглень-
ких, то затейливо узорных, с островками и многочисленными заливами.
Птицы нас не очень боялись, вспархивая почти прямо из-под ног.
Изредка мелькали полосатые бурундучки. Спокойно, не торопясь про-
шел мимо лось. Невдалеке мелькнуло несколько пятнистых оленей.
Мы шли по маленькой заповедной горно-озерной стране, которая
впитывала в себя черты Урала, повторяя все характерное для него, толь-
ко в уменьшенном виде. Точно так же повторяли недра Ильменских гор
на небольшом своем участке все разнообразие и богатство беспредель-
ного Уральского хребта, протянувшегося на тысячи километров.
Нам почти не приходилось пользоваться компасом, хотя шли мы
по незнакомым местам, часто без всяких тропинок, напролом пересекая
лес. Точное положение Ильменского хребта с юга на север служило
естественным ориентиром.
Да к тому же у моего спутника было удивительное чувство направ-
ления, настоящее чутье охотника и путешественника, которое не давало
нам сбиваться и блуждать.
Иногда мы выходили за пределы заповедника, в западной его части,
спускаясь к реке Миасс или заходя в ближайшие поселки.
Везде уже слышали, что в Аргази появился «гад», «змий», полоз и
что мы идем его ловить.
К ночи, усталые, изъеденные комарами, мы добрались до озера
Ишкуль.
Большая часть пути была пройдена.
— Вы обратили внимание на одну странность? — сказал мне Але-
ша, укладываясь спать прямо на земле и завертываясь в тонкое
одеяло. — Обратили внимание?
— На какую странность?
— А размеры полоза?
— Что ж странного? Никто полоза не видел, и все называли тот
размер, о котором слышали от других,
— Ну, а все-таки!
98
Я стал припоминать.
В записке было ясно написано: «до 50 метров».
Смолокур на Миассе сказал: «поболе 40 будет».
«Огневщик», который следит, не возник ли где лесной пожар, уве-
ренно сообщал нам: «Рыбаки смерили, а в нем 37 метров. Смотри
какой!»
Башкир-углежог из деревни Селянкино опроверг «огневщика»: «Боле
30 не будет, и то много. Таких-то и ранее не слыхивали».
И чем дальше мы шли, чем ближе подходили к озеру Аргази, тем
меньше становился полоз. Он уменьшался буквально с каждым прой-
денным нами километром.
От наблюдателя из охраны заповедника, которого мы встретили
поздно вечером, узнали, что полоз «не очень уж чтобы громадный, но
25 метров в нем будет».
В кордоне на Ишкуле нам сообщали последнее известие: «Еще раз
показывался полоз. Черный, блестящий, страшенный, 15 метров, не
меньше».
Каким же он окажется на самом деле?
Я завернулся в одеяло от комаров с головой, но долго не мог уснуты
Мешал резкий, странный «лай» косуль. Мешали мысли о загадочном
полозе. Мешали комары, от которых воздух звенел ровным, необыкно-
венным, жутковатым звоном.
Все-таки уснул: усталость взяла свое.
Утром мы с Алешей проснулись одновременно, будто внезапно чем-
то обожженные.
Все тело страшно горело. Казалось, тысячи раскаленных булавок
вонзались в кожу. Мы катались по земле, прыгали, закутанные в одеяла,
не в силах сразу понять, что случилось.
— Муравьи, проклятые рыжие муравьи! — крикнул, догадавшись,
Алеша. — В воду, скорее в воду!
Скинув одеяла, не раздеваясь, мы бросились в озеро. Сразу стало
легче. Холодная вода освежила кожу. Муравьи сотнями всплывали
вокруг нас.
— Выбрали местечко! — смеялся Алеша. — Улеглись прямо в мура-
вейник. Только почему мы его не заметили?
— Очень просто почему. Пришли мы ночью. Муравьи эти песчаные,
давно уже забрались в свои норы под землей. А над землей они никаких
муравейников не сооружают. Где тут их увидишь? Чистенькая площад-
ка, и всё! А утром все вылезли — и на нас...
Вода совсем успокоила кожу.
— Смотрите, что такое? От муравьев спаслись — к кому попали? —
И Алеша вылез из воды.
Вода Ишкуля была бледно-зеленой. Когда мы всмотрелись в нее,
то увидели миллиарды зеленых шариков размером от булавочной го-
7*
99
ловки до крупных горошин. Вся толща воды, которую охватывал глаз,
была полна ими.
Озеро Ишкуль «цвело» водорослями. Нельзя было сделать и одного
глотка воды, чтобы не наглотаться этих изумрудных живых организмов.
Мокрая одежда и кожа покрылись налипшими зелеными шариками.
Мы поспешно выбрались из Ишкуля на лесной холмик, обсушились,
почистились и двинулись в путь. До Аргази оставалось не так уж много
идти.
Когда вдали на горизонте блеснула полоска озера и мы присели пе-
редохнуть, к нам подошел лесничий. Он возвращался с Аргази к себе
на кордон.
— На полоза собрались? Слышал, слышал! Только, может, сначала
заглянете на ужиное гнездилище? Если любопытствуете, провожу. Тут
их у нас маленькими полозами называют. Может, и правда, это потомки
древних змей... Да ведь и от Аргази недалеко.
Лесничий повел нас на старинную, разрушенную мельницу. Она
стояла на месте давно пересохшего и пропавшего ключа. Навороченные
черные камни блестели издали под лучами солнца, будто отлакирован-
ные. Все неширокое русло под сломанным мельничным колесом каза-
лось залитым черным варом. Этот вар кое-где стекал, и тогда обнару-
живались куски серого камня.
— Не шуршите, — тихо сказал лесничий: — одного спугнете — все
расползутся.
Мы остановились. Перед нами было нечто такое, чего мы никогда
раньше не видели.
Это не вар растекся по камням и камни не были сами по себе чер-
ными и блестящими. Это ужи, покрывая камни, грелись под солнцем.
На черном мутноватом лаке распластанных змеиных тел сверкали
золотые блестки. Золотинками казались желтые полоски на шее
ужа — отличительный признак этих спокойных и безвредных пресмы-
кающихся.
И невольно подумалось: «Не на подобных ли каменных ужиных гнез-
дилищах рождались сказки о Великом Полозе — хранителе золота? Осо-
бенно если в этой каменной породе гор щи ки-старатели обнаруживали
потом золотишко. Не здесь ли родилась легенда о пятидесятиметровом
полозе?»
— Кстати, вы, кажется, шли с озера? Что там слышно? — спросили
мы лесничего.
— Да что слышно! Многие видели, а толком рассказать не могут.
Говорят, большой, метров десять будет! Улыбаетесь? Не верите? Ну,
сходите посмотрите, следы-то в камышах хорошо видны.
Мы попрощались с лесником и пошли дальше.
Путь приближался к концу, мы были почти у цели.
Вот и Аргази,
100
Огромное спокойное озеро тянулось до самого горизонта и скрыва-
лось там в легкой дымке.
Над Аргази стояла тишина, нарушаемая только всплесками воды
у низкого берега да резкими вскриками чаек.
Нужно ехать на другой конец озера, и приходится ждать, когда
придет лодка, которая заберет нас с собой на поиски полоза.
Наблюдатель из охраны заповедника этого участка напутство-
вал нас:
— Ну, в добрую дорожку! Ловить будете или присмотреться едете?
Народ-то тут напугался, надо бы страх-то снять с озера, да кто помо-
жет вам? Вдвоем-то и трудновато ловить будет — ведь как-никак, а в
нем все шесть метров набегут. Да бояться-то что! Смирный он, никого
не трогает. Зря страх-то разносят по свету.
— Зря, зря! — смеется Алеша. — Возьмем да маленьким рыбьим
сачком и поймаем змия. В грудном карманчике привезем и будем ва-
шего полоза показывать в стакане с водой!
— Храбрость-то свою станете оказывать на воде да в камышах,—
наставительно заметил кордонщик. — А вот и челна за вами прибывает.
К берегу, шурша камышами, пробиралась лодка.
Через несколько минут мы выплывали на простор озера Аргази.
На веслах сидел пожилой башкир, с реденькой бородкой, с обвет-
ренным, коричневым от загара лицом, молчаливый и медлительный.
Зеркальная гладь воды блестела под солнцем, и лодка бесшумно
скользила по ней.
Озеро Аргази совсем не похоже на остальные горные озера запо-
ведника. Площадь его составляет больше 100 квадратных километров.
Заболоченные низкие берега заросли камышом, затянулись плавучей
трясиной, которую тут называют лабзами.
Самое замечательное — что это озеро совсем не озеро, а пруд.
Огромный искусственный пруд, которому и лет-то не так уж много.
Там, где река Миасс огибала Ильменские горы, как бы отрезая их
от Уральского хребта, на самом изгибе русла лет сто шестьдесят назад
вотяки или башкиры устроили крепкую запруду. Запруда через много
лет сменилась большой плотиной, сооруженной советскими людьми.
Вода реки Миасс накапливалась, растекалась, заполняла долину,
и вот маленький пруд, на котором хозяйничал когда-то рыбак Ар-Гужа,
превратился через сто шестьдесят лет в огромное озеро Аргази.
Озеро-пруд и теперь продолжает увеличиваться, все время образуя
новые заливы, острова, болота.
А вдоль берегов нарастают камыши, всплывает зыбкая трясина.
Прекрасные это места для зимующих и пролетных птиц!
Но откуда же в запруде, совсем молодом озере мог появиться по-
лоз, представитель этих пресмыкающихся? Он мог пробраться сюда из
безбрежных зарослей озер Западной Сибири. Но и там никогда и никто
101
не слыхал, чтобы полозы были таких размеров. Пятьдесят метров! Два-
дцать пять метров! Такими они были в уральских сказках да вот в за-
писке со слов очевидцев.
Впрочем, пока мы добрались до него, он уже стал всего-навсего
шестйметровым. Еще две — три встречи, теперь уже на самом озере,—
и полоз приобретет естественный размер крупного озерного ужа.
Загадка озера Аргази разрешалась очень просто: у страха глаза
велики!
Наша лодка, которую башкир вел сперва посередине озера, стала
вдруг удаляться от берега, к которому мы должны были пристать.
— Тут нельзя. Полоз! — коротко и спокойно пояснил рыбак. — Лод-
ку перевернуть может. С того краю подойдем.
— Маленький уж лодку перевернет? — улыбнулся я на слова ры-
бака.
— Какой уж? — строго спросил он и даже бросил грести. — Какой
такой уж? Садыков видел! Буликбай видел! Гайнула видел! Каляев
видел! Черный полоз. Пятьдесят метров. Вот, смотри, где плыл. Там
по лабзе полз. Туда поедем. Смотри сам.
И он решительно направил к зарослям камыша лодку. Очень скоро
она вошла в извилистые протоки между лабзами. Башкир подвел лодку
к одному месту и коротко сказала
— Смотри!
И мы увидели..<
В густой заросли камышей, от одного конца ближайшей’ лабзы до
другого ее конца, был промят ровный коридорчик. Будто здесь из воды
вытащили бревно, по зыбкой трясине протащили его вдоль всей лабзы
и опять спустили в воду. А кругом, до самого берега, камыши стояли
ровные, не примятые, не тронутые никем.
Что это могло быть? Вылезшая из воды крупная рыба или на самом
деле крупный полоз?
Конечно, не пятидесятиметровый и не с печку толщиной, но все-таки
очень крупный полоз.. Так можно было судить по оставленному им ши-
рокому следу в камышах лабзы.
— Есть еще где-нибудь следы? — спросил я у нашего проводника,
— Есть! — ответил он и вывел нашу лодку из протоки.
А через некоторое время, довольно далеко отплыв от первого следа,
мы увидели второй след. Опять перед нами была примятая трава лабзы,
чуть извилистый след неизвестного существа.
... Весь этот день, весь вечер, ночь и утро следующих суток мы про-
вели на озере. То затаивались с лодкой в камышах и часами, напрягая
зрение, смотрели на воду; напрягая слух, прислушивались к всплескам
воды; то, тихо проплывая вдоль берега, обшаривали лабзы,
Новых следов не появлялось, Полоз не показывался.
Был ли он?
102


... Утром нас сменил зоолог, прилетевший на самолете из Сверд-
ловска.
— Полоз, полоз! Опять он загадку загадал! — сокрушенно говорил
нам зоолог, осматривая лабзы. — А ведь об аргазинском гаде и акаде-
мик Карпинский упоминал и профессор Сабанеев писал. Конечно, пока
никто не видел его, могут идти споры, что же это такое: редчайший ли,
единственный потомок каких-то древних змей или представитель круп-
ных сравнительно полозов, нередко встречающихся недалеко отсюда,
в равнинах Западной Сибири? Кто скажет, кто он? Такой ли, каким он
показался напуганным рыбакам, или такой, каким его видел в заповед-
нике один из наблюдателей охраны в 1940 году? А увидел он его на
торфяном болоте, совсем вблизи от базы заповедника. Змея лежала на
большой кочке, свернувшись клубком. В толщину она была как рука
взрослого человека. Пока наблюдатель бегал за научным сотрудником,
полоз исчез. Когда пришли на это место, увидели только след на траве,
по которому определили, что полоз ушел в глубину болота. Так же как
сейчас, нам остался след на этой лабзе. Ищи полоза! Как найдешь
иголку, упавшую в озеро? А ведь если это представитель редкого
вида змей, какую же огромную научную ценность мирового значения
приобретает тогда аргазинский полоз! Даже если он не древность, а все-
го-навсего сибирский гость, то ведь и тогда он редкость, которую надо
охранять и оберегать. Но кто же этот полоз? Конечно, эту маленькую
тайну природы откроют наши ученые, работники заповедника. А пока...
пока попытаемся устроить ему засаду.
Мы вернулись на базу. Зоолог организовал наблюдение по всей ли-
нии западного побережья озера Аргази.
Несколько дней наблюдатели не вылезали из камышей, они терпе-
ливо ждали. Но все было безрезультатно.
Полоз опять исчез.
Загадка Аргази оставалась загадкой,
Прошло почти двадцать лет. О полозе не было никаких слухов.
И вдруг опять...
Это произошло летом 1961 года. Старая башкирка из деревни Ураз-
баево увидела на дороге, недалеко от озера Большое Миассово, — змея.
Потом она рассказывала о нем так:
— У ручья лежал. Голова большая, как у сома-рыбы. Тулово с тол-
стое полено, серое, метра три будет. Остановилась я. С роду не боязлива,
а остановилась. Камни в него бросать начала. Пугала. Ну и уполз он,
а куда, — не знамо.
И больше никто его не видел. Поиски ни к чему не привели.
Загадка и на этот раз осталась неразгаданной.
i 4
Речка называется Бобровой, озеро — Оленьим, ключ — Соболиным,
а никаких бобров, оленей, соболей, и в помине нет в южно-уральских
лесах.
Даже глубокие старики, миасские и челябинские старожилы, и те
не могут рассказать, откуда пошли такие названия.
Сто лет живут, но зверей этих здесь не видели и не слышали.
И все-таки названия даны не зря.
Лет триста назад уральские леса были богаты и бобрами, и собо-
лями, и благородными оленями.
В приуральских степях проносились табуны диких лошадей — тар-
панов, паслись стада сайгаков, расселялись колонии грызунов — бай-
баков. На речках жили выдры, в лесах водились в изобилии куницы,
росомахи, рыси, лоси, северные олени.
Несчетное количество птиц гнездилось здесь.
105
Но уже с XI века началась в уральских лесах промысловая охота
на ценного пушного зверя.
Почти восемь столетий безжалостно, не заботясь о будущем, истреб-
ляли жадные охотники бобров, соболей, куниц, выдр, оленей.
Позже, в поисках руды, появились здесь рудоискатели, завод-
чики, купцы; в погоне за золотом и самоцветами нахлынули горщики
и хитники — пошла вырубка леса, начались кругом огромные лесные
пожары.
Тех зверей, что были поценнее, выбивали охотники, а другие ухо-
дили подальше сами, напуганные пожарами и вырубками.
С каждым столетием беднели ценной пушниной, редким зверьем
уральские леса.
Исчезли бобры, соболя, куницы. Истреблены тарпаны, благородные
олени, выдры. Резко уменьшилось количество и всяких других зверей
и птиц.
От былых богатств остались на память только одни названия речек,
озер, ручьев, горушек, ключей: Оленьи, Бобровые, Соболиные, Куньи,
Лосиные.
Так было по всему Среднему и Южному Уралу, так было и в Иль-
менских горах.
Еще лет двести назад на некоторых ильменских озерах и на притоках
реки Миасс жили последние бобры. Изредка появлялись в ильменском
лесу благородные олени, кое-где около Ильмен жили байбаки-сурки.
Но вот исчезли и они. За двести лет настолько крепко забылось бы-
лое богатство этих лесов зверьем, что уже странными казались даже
сами названия: речка Бобровая, озеро Оленье, ключ Соболиный.
Да и от других зверей давно даже след простыл.
Когда Ильменские горы были объявлены заповедными, в них ред-
костью оказались не только лоси* косули, норки, колоний, но даже и
зайцы, ежи, лисицы.
Оберегать было почти нечего.,
Да никто и не оберегал зверей. Ведь в первые годы в Ильменском
заповеднике охранялись от расхищения камни, а не животные.
И уничтожение зверей продолжалось. В 1925 году была убита около
озера Миассово последняя куница. Последний ценный зверь Ильмен.
Уничтожались и птицы. Погибла последняя гнездившаяся пара прекрас-
ных лебедей.
Только в 1936 году Ильменский заповедник взял под строгую за-
щиту всех животных, все растения своей территории.
Перестали звучать ружейные выстрелы, прекратились порубки. Сто-
рожа-наблюдатели следили, чтобы не распугивали зверей и птиц, не пор-
тили растений.
Ходить по территории заповедника разрешалось только по про-
пусками
106
Но не слишком ли поздно приняты меры? Ведь многих зверей и птиц
нет. И как раз самых ценных и самых редких.
Что же делать?
Надо было все воссоздавать заново.
Богатства должны быть возвращены лесам»
Но как?
Прежде всего — узнать, кто уцелел.
И вот многие километры вышагивает ежедневно по разным участкам
Ильмен научный сотрудник заповедника — Сергей Львович Ушков. С ним
всегда его верный спутник и помощник—красивый крупный пес, сеттер
Тролль. Они вдвоем внимательно обшаривают все уголки леса, каждую
ложбинку, речушку, берега озер, горы.
Куда не попасть человеку, проберется собака. Если у человека
в лесу главное глаза и уши, то у собаки — нос. И Тролль помогает сво-
ему неутомимому хозяину как может.
Не так-то много у них встреч.
Цокая, взбежала по лиственнице белка. Показалась между деревья-
ми и быстро скрылась косуля. Вспорхнул вальдшнеп.
Тролль поднял выводок рябчиков, разыскал барсучью нору, выгнал
из зарослей озера стайку уток.
Каждую встречу, каждый след зверя и птицы, гнёзда — все записы-
вает в тетрадь Сергей Львович.
Список еще не очень велик.
Ну что ж, для начала достаточно и того, что появился уголок, в ко-
тором звери и птицы будут чувствовать себя в безопасности.
Сюда, под защиту человека, понемножку соберутся распуганные
было животные.
И в эти первые дни знакомства с заповедником Сергей Львович уже
мечтает о том времени, когда Ильмены превратятся в кладовую не
только драгоценных камней, но и ценнейших животных. Отсюда ураль-
ские леса будут черпать пополнение зверями и птицами.
Больше сорока лет своей жизни отдал Сергей Львович изучению
Урала. Исходил его вдоль и поперек. Лучше, чем кто-нибудь другой,
знает он, как нуждаются эти леса, этот край в возвращении прежних
богатств.
Начинать приходится с простого учета. Надо узнать, кто же остался
в Ильменах, Хорошо бы провести всеобщую перепись обитателей запо-
ведника: животных и растений.
Только как это сделать?
Легко учесть, какие минералы и горные породы встречаются в иль-
менских недрах Они лежат под руками — только переписывай. Не так
уж трудно произвести учет растений: они никуда не убегут, нужен только
опытный, внимательный глазд чтобы не пропустить какую-нибудь ред-
кость,
107
Л. С. Ушков.
Но как учесть зверей, птиц, насекомых, пресмыкающихся? Все они
стараются скрываться, затаиваются, не желают попадаться на глаза че-
ловеку. Прячутся так хитро, что пройдешь рядом, заденешь — и все-таки
не заметишь. Только человек хитрее, осторожнее, зорче, и в этой «игре
в прятки» он выходит победителем.
Целыми днями бродит по заповеднику Сергей Львович один или со
своим Троллем.
Он тихо подкрадывается к осторожной птице, неутомимо выслежи-
вает зверя, терпеливо часами сидит, притаившись в укромном уголке.
И зоркий, приметливый его глаз никого не пропустит мимо.
Все больше заполняется записная книжка Сергея Львовича. Полнее
становится тетрадь учета.
Список зверей и птиц, выслеженных в лесу, обнаруженных по сле-
дам, гнездам и другим приметам, увеличивается.
Записана встреча с редким хищником колонком, который попался
на глаза Ушкову во время тушения лесного пожара. Попалась норка.
Пролетела как-то перед самыми глазами удивительная белка-летяга.
На озере Теренкуль ребята спасли тонувшего лосенка. В болоте Тролль
поднял белую куропатку.
Систематически, из месяца в месяц, несколько лет подряд совершает
свои обходы Ушков по всем участкам заповедника. Он теперь уже пре-
108
красно знает каждый уголок. Знает, где какие птицы гнездятся, где ка-
кие прячутся звери.
Перепись продолжается.
В эту работу втянуты все сотрудники заповедника. Каждый из них
обязан сообщать Сергею Львовичу о всех своих встречах с животными.
Специальные сторожа-наблюдатели поселяются в разных, отдаленных от
базы участках. Каждый наблюдатель следит за жизнью определенного
небольшого района заповедника: на маленьком участке легче выявлять
всех его обитателей.
Но нельзя ли как-нибудь заставить самих зверей и птиц расписы-
ваться в своем пребывании здесь? Нельзя ли заставить их самих реги-
стрироваться в книге учета?
Можно!
Даже и книга особая нашлась для этого: снежная книга учета.
На чистом снегу расписываются кто как может. Кто лапами, кто
крылом, кто носом, кто чем!
Обходят наблюдатели на лыжах свои участки и рассматривают эти
«страницы» записи. И сразу становится ясно, кто тут был, куда пошел,
где кормился, где отдыхал.
Вот следы косуль. Недалеко, тут же, петли зайца-беляка. Его только
по следу на снегу и обнаружили. Никто летом не видел горностая, а снег
выдал этого редкого в Ильменах хищного зверька. Пробежал здесь буд-
то и незамеченный, а вот попал в книгу учета.
Так за первые несколько лет охраны было сделано первое дело: про-
изведен учет обитающих в заповеднике животных.
Й список оказался большим: птиц насчитали 215 видов, змей и
ящериц— 10 видов, разных зверей — 43 вида.
Но вышло совсем как с минералами: всего как будто и много, да
каждого понемногу.
В самом деле, не поздно ли схватились? Поможет ли одна только
охрана зверей?
Перед работниками встала новая задача: считать^
Каждый год считать поголовно птиц и зверей, как считают олене-
воды свои стада.
Кто живет на территории заповедника, известно. А вот сколько го-
лов каждого зверя, каждого вида птицы — надо сосчитать. Иначе не
узнаешь, есть прирост обитателей ильменских лесов, гор, озер или нет.
Но как считать?
С птицами как будто легче. По гнездам, по выводкам, по токовищам
приблизительно можно подсчитать количество гнездующих птиц. У них
определенные места гнездования, и каждую семью нетрудно взять на
учет. Водоплавающие совсем на виду: считай по головам на озерах.
А вот как быть со зверями? Многие из них непрерывно меняют места, за-
метают следы, прячут свой образ жизни.
109
Помогла опять снежная книга учета*
С первых заморозков, с первым коротким снегопадом разошлись
счетчики-наблюдатели по своим счетным участкам, на которые разбита
вся территория заповедника. Площадь каждого такого участка от 4 до
6 квадратных километров.
Это будущие страницы снежной тетради*
Счетчики ждут сигнала.
Этот сигнал даст Сергей Львович. Он ждет хорошего снегопада,
ждет, когда установится белая тропа.
Такой день приходит. Всю ночь накануне падал снег. Ровным, искря-
щимся, нежнейшей белизны покровом лег он на землю. Будто чистей-
шие листы бумаги разложили по участкам и приготовили для записи.
Утром снег перестал идти.
Сергей Львович с утра у телефона. Он дает сигнал наблюдателям и
счетчикам всем одновременно выходить на лыжах по белой тропе. Они
идут каждый по границе своего участка, замыкая круг. Надо учесть все
следы, подсчитать их количество, определить, в каком направлении шли
-звери, сколько их вошло в участок, сколько вышло.
Осторожно двигаются наблюдатели, внимательно всматриваясь в
снег. Ни одного следа на нем нельзя пропустить.
Глубокие ямки от пробежавших косуль перемежаются с тоненькими
цепочками следов мелких грызунов. Четкие отпечатки птичьих лап пере-
биваются следами волка, промчавшегося за косулями.
Во всей путанице снежных «записей» надо разобраться. Опытный
глаз следопыта легко читает эту учетную книгу заповедника.
И в листках учета наблюдателей-счетчиков появляются отметки.
В зависимости от того, стоит цифра перед буквой или после нее, запись
расшифровывается по-разному.
Условные обозначения облегчают запись:
3—К, Л—1, 1—С, 0—2, К—&
Для Сергея Львовича все понятно в этой записи, которую сделал
у себя на листке наблюдатель-счетчик.
Три косули прошли справа налево. Значит, они вошли в этот уча-
сток. След одной лисицы идет слева направо. Тут она выбежала из
участка. Один сохатый — лось — пересек границу квартала справа на-
лево и больше нигде ее не пересекал. Значит, он остался в этом участке.
Два оленя перешли в соседний район. А вот опять след трех косуль,
только теперь они идут слева направо. И можно проследить, как косули
вошли и как вышли из участка.
Так ведут записи все наблюдатели,
В конце этого же дня на столе Сергея Львовича собраны все лист-
ки учета. Сравнивая записи счетчиков, он делает общий подсчет
отмеченных следов и по ним определяет количество зверей заповед-
ника.
НО
Такой учет для проверки полученных результатов повторяется за
одну зиму несколько раз: всегда после хорошего снегопада, по «чистым
страницам».
Уже много лет шел такой подсчет поголовья зверей и птиц в Иль-
менском заповеднике. Шел непрерывно, во все времена года, разными
способами: по белой тропе, по гнездам, по голосам вожаков маленьких
стад, по норам и выслеживанием.
И вот что оказалось.
До 1936 года в Ильменском заповеднике не было «оседлых», по-
стоянно живущих лосей. Изредка заходили они сюда одиночками. Но
уже к концу 1941 года, после пяти лет охраны животных, здесь их на-
считывалось, по записям «снежной книги», более пятидесяти голов.
И теперь в заповеднике встреча с лосем обычна. Они спокойно
пасутся в угодьях Ильмен, оберегаемые человеком от истребления.
Всего пять лисиц было зарегистрировано наблюдателями в здеш-
них местах в 1936 году, а теперь их несколько десятков.
Около восьмисот косуль насчитывалось в заповеднике двадцать
пять лет назад. Достаточно было четырех лет охраны, чтобы количество
косуль возросло до двух тысяч пятисот голов.
Несколько десятков рябчиков, да и то только в северной части за-
поведника, водилось лет двадцать назад, а сейчас они встречаются по
всей территории Ильмен, и число их приближается к трем сотням.
И так почти с каждым зверем и с каждой птицей. Стоило запре-
тить их истреблять, как сразу же начиналось восстановление былого
обилия.
Началось и другое: стали возвращаться те животные, которые бы-
ли распуганы, ушли в другие места, покинули когда-то Ильмены.
Теперь они сами возвращаются сюда под охрану человека. Верну-
лись рысь, лесная куница, серая куропатка, орел-могильник и другие.
Правда, с ценными, полезными животными возвращались в Иль-
мены и враги их — звери-хищники. И самый страшный для заповед-
ника зверь — волк. Больше всего от него страдают косули. Много вол-
нений и забот приносит заповеднику волк. Это единственный зверь,
которого здесь уничтожают. И поставлена задача — истребить этого
врага на всей территории Ильменских гор и лесов.
Но возникли новые задачи, новые заботы.
Летом 1938 года на станцию Миасс в больших вагонах был достав-
лен необычайный, драгоценный груз.
Из далекого Уссурийского края в Ильменский заповедник прибыло
двадцать семь пятнистых оленей. Проехав за двадцать дней 7 тысяч
километров, они попали в большой загон на берегу озера Ишкуль.
В маленькое стадо входили: три взрослых оленя-рогаля, восемь оленух,
одиннадцать молодых оленушек, два перворожка и три малыша-недо-
годка.
.111
Для них все здесь оказалось новым, непривычным: ведь пятнистые
олени никогда не водились на Урале, а уральская природа суровее даль-
невосточной.
Там, где эти олени жили раньше, тянулась бесконечная глухая
тайга. Только солнечные зайчики пробивались сквозь густую листву
деревьев. Светлые пятна раскраски оленей напоминали издали солнеч-
ные зайчики, и в зеленой гуще зарослей этих животных невозможно
было обнаружить. Там зима не была такой мброзной и многоснежной,
как здесь. Там росли виноград, плющ, клены, дубы. Там летние и зим-
ние корма были другие. Здесь оленям предложили молодую хвою
сосны, сено, овес, березовые и ивовые веники.
И все-таки эти животные великолепно акклиматизировались в Иль-
менском заповеднике.
Год их держали в отгороженном участке — загоне. К ним присмат-
ривались, изучали, подбирали подходящий корм. Потом половину
стада выпустили на волю. Надо было выяснить, как они будут вести
себя на свободе, в естественной обстановке Ильменского заповедника.
Олени чувствовали себя здесь отлично. Тогда через год выпустили
и остальных*
112
Так вместо давным-давно уничтоженных на Урале благородных
оленей появились еще более прекрасные звери, которых не случайно на-
зывали на Дальнем Востоке «олень-цветок».
Они обладают и замечательной ценностью, ради которой издавна
на них охотились, а потом оберегали и разводили. Самое ценное у пят-
нистых оленей — их панты.
Каждый год сбрасывают самцы свои ветвистые рога. Каждый год
вырастают новые. Они растут около ста дней. В это время рога не ко-
стенеют, они нежны, покрыты бархатистой шерстью, богаты кровяны-
ми сосудами. Это и есть панты. Они высоко ценятся в медицине. Неж-
ные рога спиливают, а на будущий год вырастают новые. Эту опера-
цию обычно пятнистые олени переносят сравнительно легко.
Только на Дальнем Востоке жили раньше эти олени, а теперь из
разросшегося стада, которое увеличилось здесь вдвое, пятнистые олени
начали распространяться и за пределами Ильменских гор.
И снова, как и сто лет назад, разносится над горами глубокой
осенью, в предрассветные часы или поздно вечером, раскатистый рев
оленей-рогалей.
Так дал Уралу Ильменский заповедник исчезнувшего было зверя.
8 Уральская кладовая
ИЗ
Вскоре был возвращен и другой зверь.
Как-то летом 1948 года пассажирский поезд привез на станцию
Миасс удивительных пассажиров. На автомашине их доставили в запо-
ведник. Пассажиры сидели в длинных больших ящиках, у которых
вместо крышек были железные решетки. За решеткой барахтались тем-
но-коричневые пушистые звери. Иногда они пытались просунуть сквозь
решетки свои мордочки, иногда показывалась короткая, похожая на
волосатую руку человека лапка или был виден странный большой ко-
жистый плоский хвост, весь в мелких чешуйках.
Хвост-то и выдавал зверей. Это были бобры. Их привезли из Во-
ронежского бобрового питомника.
О водворении бобров на ильменских озерах узнал я из рассказа
директора заповедника:
— Двадцать пять бобров на четырех машинах прибыли в заповед-
ник. Все уже было готово к приему воронежских питомцев. На озерах
и речках, где мы наметили выпустить гостей, заранее были построены
хатки, такие же, какие строят себе сами бобры.
К вечеру бобров развезли по озерам. Осторожно вылезали из ящи-
ков эти забавные зверьки. Они вставали на задние лапы, опираясь
о землю широким хвостом, нюхали воздух, подходили к воде, пили ее
и быстро ныряли в прозрачную голубизну озера.
Потом вылезали на берег, не обращая на нас уже никакого внима-
ния: после долгой, утомительной дороги они приводили себя в порядок.
Стоя на задних лапах, бобры передними лапами, как руками, терли
мордочки и шею, скребли себе животики и бока, отжимали из меха
воду. Очень они в это время были похожи на человека, моющегося
в бане. Потом они полезли опять в воду и скоро забрались в готовые
хатки.
Первое время бобрам был предоставлен полный покой. Две—три не-
дели даже научным сотрудникам и работникам охраны было запре-
щено приближаться к тем местам, куда были выпущены привезенные
звери.
чались наблюдения, и сразу же обнару-
жилось самое важное: все бобры прижи-
лись, все чувствуют себя хорошо.
Только одной паре бобров‘в северной
части заповедника почему-то не понрави-
лось озеро, в которое их выпустили. Хотя
на наш, человеческий, взгляд это было
совсем неплохое место, но недовольная
пара стала искать место для жительства
по своему вкусу. Бобры нашли неболь-
шой проток, вытекавший из озера, и по
нему выбрались в большое и красивое
озеро Ишкуль. Здесь они закончили свое
путешествие и обосновались.
Новые места пришлись по вкусу
бобрам.
Пройдет несколько десятков лет,
бобры размножатся в Ильменском запо-
веднике, разойдутся по рекам и озерам
южного края, и бобр станет опять таким
же распространенным животным, каким
он был сотни лет назад!..
Так уверенно закончил свой рассказ
директор заповедника.
И мне захотелось побывать у новосе-
лов. Попал я к ним через несколько лет,
когда они. уже перестали быть новосела-
ми. Несколько бобровых семей устрои-
лись на озере Большое Миассово, в самом
сердце заповедника. Сюда, через Турго-
якский кордон-перевал, я и добрался.
Но затем за новыми поселенцами на-
И вот зоолог заповедника, Леонид Михайлович, на маленькой
лодке везет меня через все озеро к месту бобровых поселений. Крутые,
лесистые отроги Ильменских гор подступают к воде и будто с усилием
поджимают ее со всех сторон. А вода сопротивляется, ломает береговую
линию, образуя множество заливов-курий. Кое-где небольшие остров-
ки, негустой камыш да подводные скалы-гольцы. Тишина. Только ред-
кий крик чаек да всплески воды.
Мы высаживаемся в небольшом заливчике, идем по лесу метров
триста и выходим прямо к бобровой хатке. Холмик из поваленных
веток, залепленных землей, водорослями, травой, прижался к самому
берегу. А кругом, сваленные, с заостренным комлем, осины; остро-
верхие пеньки, щепки, погрызенная кора. И дорожки, протоптанные
от хатки к деревьям. Это всё работа бобров — старые и свежие ее
следы.
Мы не хотели тревожить бобровую семью и тихо ушли отсюда.
А когда, потом, обойдя несколько хаток, возвращались на лодке
к дому, — Леонид Михайлович рассказывал:
— Работяги^звери, умельцы, — ничего не скажешь. И ведь строи-
тели какие! Поселились бобры на озере Малый Кисегач. Соорудили
плотину на речке, что вытекает из озера. Уровень воды поднялся в нем
сантиметров на семьдесят. Ну, а площадь Малого Кисегача составляет
около двух квадратных километров. Небольшая будто. А подсчитайте!
Плотина, построенная бобрами, удержала более миллиона тонн воды!
Да ведь на некоторых наших речках длина бобровых плотин достигает
нескольких десятков и даже сотен метров. Представляете, какая это
сила! И, знаете, мечта осуществляется. Ведь несколько бобровых семей
уже выбрались за пределы заповедника и основали новые поселения
на ближайших речках и озерах.
Везде, где поселились бобры, были обнаружены еледы их деятель-
ности: поваленные и разгрызенные на части осины, протоптанные тро-
пинки по берегам озер, надстроенные и подправленные хатки, кое-где
возведенные плотины.
Ильменский заповедник возвратил Уралу второго зверя, который
дает стране ценнейший бобровый мех.
Уралу возвратят и других зверей.
А пока, не тревожимые никем, оберегаемые от ружья охотника, от
волков, живут и размножаются в заповеднике животные. И летом и
особенно в трудные месяцы холодной и голодной зимы чувствуют звери
заботливую руку человека.
С осени появляются на полянках стожки сена, кучки заготовлен-
ных веток. Косулям, оленям и лосям всегда есть чем подкормиться.
Косули и олени любят соль. И об этом не забыли люди. Круглый
год устраиваются в разных участках заповедника «солонцы» — то про-
сто кормушки-солянки, то земляные ямки с солью, а то вставляется ку-
116
сок соли в расщелину тонкого, высокого пенька, чтобы легко было
лизать.
И тянутся к этим солонцам не только те звери, что живут в Иль-
менах. Приходят сюда, как на приманку, чужие лоси и косули. Прихо-
дят и остаются. Тут сытно, спокойно, тихо.
Пересекая заросшие долинки или пробираясь по болотам, бродя
по лесу или поднимаясь на отроги горного хребта, знакомишься с бога-
тым растительным и животным миром Ильмен.
И все время чувствуешь, видишь, как, оберегая богатства недр, со-
ветский человек воссоздает богатства живой природы края. Он не толь-
ко умножает то, что есть, не только возвращает краю то, что было, но
еще и создает новое, обогащая леса, поля, реки, горы, озера.
Усуцесь&енье
Пора уезжать.
В последний раз я обхожу ближайшие копи и участки Ильмен-
ского заповедника.
В этот солнечный августовский день заповедник живет обычной
деловой жизнью.
На копях работают студенты — геологи и минералоги, будущие
рудознатцы. Они приехали сюда из Москвы, Ленинграда, Перми, Сверд-
ловска, Челябинска.
Там, в городах, мир камней был втиснут для них в сухие страницы
учебников. Здесь эти страницы оживают.
Какой учебник может так ярко и убедительно показать всю живую
сложность красок, рисунка, характера строения и залегания горных
пород, как это делает сама природа!
не
Здесь каждая копь — многие страницы учебника. И насколько
легче усвоить их живое содержание, чем сухой текст.
На одной из копей работает группа московских ученых из Акаде-
мии наук.
У них накопились вопросы. Многое требует проверки. Ильмены по-
могают им разрешить многие загадки, которые ставит перед наукой
природа.
В другом месте расположилась группа школьников, с рюкзаками,
набитыми образцами горных пород и минералов. Это экспедиция клуба
юных геологов ленинградского Дворца пионеров. Третья, за последние
несколько лет. Впервые раскрывались для них в природе страницы
истории земли, картины происхождения земных богатств. Может быть,
здесь, в Ильменских горах, возникала у ребят мечта о будущей профес-
сии геолога, приходило твердое решение стать разведчиком недр...
А сколько таких юных следопытов, будущих разведчиков, ходит по гор-
ным и таежным, близким и далеким тропам края в поисках полезных
ископаемых! Как здесь не вспомнить о мечте Михайлы Ломоносова —
в один — два года собрать по всей стране Российского государства ми-
нералы для коллекций Академии наук. В ком же он видел первых соби-
рателей и разведчиков недр?
«Рудоискателей, — писал он, — во всякой деревне довольно: все не
требуют никакого воздаяния, ни малейшего понуждения, но натураль-
ным движением и охотою все исполняют и только от нас некоторого
внимания требуют». Это: «Малые, а особливо крестьянские дети веш-
нею и летнею порою, играя по берегам рек, собирают разные камешки».
Вот они-то и могли бы стать помощниками — собирателями.
Но проект М. Ломоносова так и не был осуществлен. Он оказался
погребенным в канцелярских архивах.
Мечта великого русского ученого осуществилась только через
150—200 лет, когда по всем необъятным просторам нашей Родины по-
шли в походы юные геологи. Им уже не надо напоминать слова М. Ло-
моносова:
«Металлы и минералы сами на двор не придут, а требуют глаз и
рук к своему прииску».
Они это теперь сами понимают. Разве не ждут их загадки и откры-
тия в необхоженных еще уголках нашей страны?
Да и сами Ильмены преподносят сюрпризы чуть не каждый год.
Вот и в это лето новость: Борис Александрович открыл интересный, ра-
нее неизвестный здесь минерал.
Для Ильменских гор это сто девяносто первый!.
Будет ли конец этому списку?
Прохожу дальше.
На крутом перевале мне встречаются ботаники. Для них — жаркая
пора: идет проверочный учет.
119
На всей территории заповедника зарегистрировано уже 815 видов
высших растений и около 200 видов мхов и лишайников. А ведь на та-
кой же площади ученые находят обычно не больше 600 видов.
И вот что удивительно: рядом с таежными сосной, лиственницей,
брусникой, грушанкой, лесной орхидеей отлично уживаются самые
что ни на есть степные растения: вишня, полынь, люцерна и даже
ковыль.
Здесь, в растительном мире Ильмен, все перемешалось: тайга,
степи, горы.
И немало тут своих загадок^
Вот совсем маленькая.
На полуострове Сайма растет сибирский кедр. Один-единственный
экземпляр на всей территории заповедника.
Как он попал сюда?
Может быть, это ореховка, залетевшая с Северного Урала, при-
несла семечко или какой-нибудь горщик, путешественник, охотник слу-
чайно выронил из кармана или мешка кедровый орешек... Кто скажет!
На открытой полянке захожу в белую, недавно раскинутую па-
латку.
Это расположилась геологическая партия юных разведчиков. Пио-
неры одной из московских школ получили задание от Минералогиче-
ского института и работают все лето в заповеднике, подбирая образцы
горных пород. Они не только будущие рудознатцы, но уже и настоящие,
сегодняшние следопыты нашей страны.
Возвращаясь от них, я встречаю группу туристов, которая в сопро-
вождении экскурсовода направляется на Ильмен-тау.
Все лето не прекращается здесь поток туристов, которые хотят по-
знакомиться с Ильменскими горами и богатствами заповедника.
Невольно, хоть ненадолго, «заболевают» все побывавшие на копях
любовью к минералам, к красоте «цветов земли».
На прощанье я захожу туда, где камни и на самом деле «расцве-
тают» под руками чудесного умельца.
В небольшой комнате старого здания над шлифовальным станком
склонился гранильный мастер Николай Федорович Медведев. Вокруг
него — на столах, полках, на полу — лежат минералы, куски горных
пород, каменные глыбы.
Здесь полируются образцы для музеев, изготовляются шлифы, про-
изводится огранка драгоценных самоцветов.
Полвека своей жизни работал по огранке камня Николай Федо-
рович.
Какой огромный опыт, уменье, тонкий художественный вкус надо
иметь, чтобы, как говорят гранильщики, «отформировать» минерал,
обработать его! Каким мастерством надо обладать, чтобы открыть в нем
всю красоту, вывести ее наружу, заставить играть камень всеми крас-
120

ками и узорами, которые так часто бывают скрыты в грубом куске
породы!
И сколько музеев и коллекций украшены прекрасными образцами,
вышедшими из-под шлифовальных и гранильных станков, на которых
уже много лет работают мастера каменного искусства Николай Федо-
рович и Анфиса Филипповна Медведевы! Сколько институтов, студен-
тов, ученых пользуются шлифами, изготовленными в маленькой мастер-
ской заповедника!
Нужны огромное терпение, точность, знание, уменье, чтобы изгото-
вить шлиф, по которому изучают внутреннее строение камня. Шлиф —
это тончайшая, прозрачная каменная пластинка, толщиной в 0,03 мил-
лиметра, наклеенная на стекло. Его кладут под стекло специального
минералогического микроскопа, и тогда становятся видны вся сложная
структура, все особенности строения горной породы.
Камень под микроскопом! Искусство шлифования позволило уче-
ным положить камень под микроскоп.
— Душевно доволен я своей работой, — говорит Николай Федоро-
вич:— ведь по моим образцам учатся наши школьники, студенты и лю-
бители камня. Помогают мои труды и нашим ученым. Как же тут не
радоваться! Да ведь и красоты-то в камне сколько!
И на память об Ильменских горах я получаю от Николая Федоро-
вича чудесной красоты кусочки амазонита, письменного гранита, сол-
нечного камня и циркона.
В последний раз поднимаюсь на ближайшую вершину Ильменского
хребта. И снова перед глазами зеркала озер в рамке темно-зеленых ле-
сов, синеватые горы вдали. Солнце село где-то далеко за Тургояком.
Голубоватой дымкой стелется туман над железной дорогой, над посел-
ком, над долиной реки Миасс. Медленно, клочьями он поднимается
вверх по склонам гор.
В этот час хорошо мечтать о будущем, о завтрашнем дне запо-
ведника.
Много лет назад мечтали ученые о заповедном уголке земного
шара, где можно было бы видеть, изучать, исследовать богатства недр.
И вот — первая осуществленная мечта, закрепленная навечно ле-
нинским декретом тридцать лет назад.
Может быть, стоя на этой же вершине, мечтал Александр Евгень-
евич Ферсман много лет назад и, мечтая, тогда же записал в своем
дневнике:
«Мне рисуется будущее в немного фантастическом виде. Наверху
Ильменской горы — культурный курорт в чудном сосновом лесу, вдали
от пыли и шума долин. Зубчатая подъемная машина йедет к вершине
от станции железной дороги. Внизу, на берегу озера, — естественно-
историческая станция — центр управления копями Ильменских гор,
центр экспедиций, ученических и научных экскурсий, музей, лаборато-
122
рия. В ряде копей — большие разведки, добыча амазонского камня, ряд
глубоких буровых скважин прорезает Косую гору и освещает внутрен-
нее распространение и строение жил.
Картина будущего. Она нужна для науки, для торжества промыш-
ленности, культуры, прогресса».
Многое, что было в этой мечте академика, уже осуществилось: за-
поведный район, музей, экскурсии, экспедиции, лаборатории, показа-
тельно-учебные копи, печатные труды, научные исследования, новые
изыскания.
Как много Александр Евгеньевич Ферсман помог осуществлению
своей давней мечты!
И в этот вечерний час крик косуль, который доносится откуда-то
издалека, живо напоминает мне еще об одной осуществленной мечте.
С какой страстью отдавался Сергей Львович Ушков идее восста-
новления былых богатств края! Его мечта осуществляется, Ильмены
становятся кладовой живых богатств для всего Урала.
Хочется и мне помечтать о будущем этих мест. И я мечтаю об этом
будущем.
Сотни новых копей, шурфов и шахт заложат по всей терри-
тории заповедника. Разведчики-геологи проникнут глубоко в недра
Ильменских гор, как еще никто не проникал ранее, и новые, невидан-
ные богатства Земли, совершенно новые минералы откроют здесь. Уче-
ные разгадают многие загадки происхождения горных пород и минера-
лов, откроют новые закономерности образования самоцветов. Глубокая
подземная штольня прорежет Косую гору, и этот естественный музей-
разрез покажет строение ильменских недр.
Около некоторых копей поставят памятники. Сквозь деревья будет
белеть мраморное лицо первооткрывателя Ильмен академика Петра
Палласа. На копях у озера Ильменского на невысоких постаментах по-
ставят бюсты горщиков Лобачева и Павелевой.
На склоне хребта поднимутся красивые здания из миаскита: музей,
минералогический институт, геологоразведочный техникум, лаборатории.
В наружные стены зданий будут вкраплены глыбы амазонского камня,
письменного гранита и других пород Ильменских гор.
Перед входом в музей поставят памятник, высеченный из голу-
бого амазонита, основателю заповедника Александру Евгеньевичу
Ферсману.
Сюда ежегодно будут приезжать большие группы студентов-прак-
тикантов и отсюда разъезжаться по всей стране лучшие разведчики-
рудознатцы. Десятки тысяч экскурсий посетят заповедник. Экспедиции
и минералогические группы будут работать круглый год.
На берегу озера откроют коллекционные мастерские. В них из от-
валов копей будут составлять коллекции и рассылать по всем музеям,
институтам, школам нашей страны.
123
Невдалеке появится небольшое здание — особая лаборатория. В ней
человек, зная законы естественного происхождения драгоценных кам-
ней, будет делать рубины, изумруды, аквамарины, александриты.
В глубине заповедника, на реках, можно будет увидеть сотни боб-
ровых домиков, в лесах — огромные стада пятнистых, благородных и
северных оленей. Темные туши зубров и бизонов замелькают между
деревьями.
Озера наполнятся ценными сортами рыбы, леса зашумят много-
голосым птичьим хором.
С каждым годом все больше и больше будут откочевывать живот-
ные и птицы из Ильмен и расселяться по лесам, равнинам, горам и
озерам Урала.
Ильмены — неисчерпаемый резерв пополнения, они не обеднеют
оттого, что отдадут свои излишки другим краям и областям Родины.
Покидая заповедник, думаешь: как прекрасно умеет советский че-
ловек не только менять облик Земли, переделывать природу, но и
бережно охранять замечательные уголки нашей Родины!
1948—1951—1961
Ильмены — Ленинград.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Над Уралом..................................... ....	3
Уральская кладовая.................................... 9
Ильмен-тау .	  20
Земная руда.......................................... 27
Естества испытатели .	  39
Пропавшие минералы.................................   49
Ленинский декрет .	. ,............................... 53
Рождение камня................................. ....	63
Рудознатцы........................................... 69
Город каменных плит.................................. 80
Цветы земли.......................................... 86
Загадка озера Аргази...............................   96
Возвращенные звери.................................. 105
.Осуществление мечты ............................... 118
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Присылайте нам ваши отзывы о прочи-
танных книгах и пожелания об их оформ-
лении.
Укажите свой точный адрес и возраст.
Пишите по адресу: Ленинград, наб. Ку-
тузова, 6. Дом детской книги Детгиза.
ВТОРОЕ, ДОПОЛНЕННОЕ ИЗДАНИЕ
ДЛЯ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ
Гроденский Григорий Павлович
«Уральская кладовая»
Ответственный редактор Н. К. Неу имина. Художник-редактор Ю. Н. Киселев. Технический редактор
Н. М. Сусленникова. Корректоры Л. К. Малявко и К. Д. Немцовская.
Подписано к набору 24/Ш 1962 г. Подписано к печати 12/VI I 1962 г. Формат 70х90‘/|в. Печ. л. 8,5.
Усл. п. л. 9,94. Уч.-изд. л. 7.85 4-0,35 вклеек = 8.2. Тираж 50000 экз. ТП-1962 № 703. М-08422.
Ленинградское отделение Детгиза. Ленинград, наб. Кутузова, 6. Заказ № 605.
2- фабрика детской книги Детгиза Министерства просвещения РСФСР. Ленинград, 2-я Советская. 7.
Цена 42 коп.
НАША РОДИНА
Книги по географии и геологии,
изданные в Детгизе
Архангельский В.
КАК Я ПУТЕШЕСТВОВАЛ ПО АЛТАЮ
М., 1968. 168 стр.
Болдырев В.
НА БЕРЕГАХ ПОЛЯРНОГО ОКЕАНА
М., 1956. 182 стр.
Ефремов Ю.
КУРИЛЬСКОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
М.- Л., 1963. 223 стр.
Иванов А. и Михайлов П.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО БЕРЕГУ МОРЯ
М., 1968. 207 стр.
Ивин М.
ПО СЛЕДУ БЕШЕНОЙ РЕКИ
Л., 1968. 183 стр.
Кублицкий Г.
ЕНИСЕЙ, РЕКА СИБИРСКАЯ
М., 1966. 319 стр.
Родионенко Г. и Гродонский Г.
НАШИ СУБТРОПИКИ
М. — Л., 1963. 160 стр.
Скребицкий Г.
НАШИ ЗАПОВЕДНИКИ
М., 1967. 247 стр.
Смирнов А.
В ТАЙГЕ У БАЙКАЛА
Л., 1958. 95 стр.
Спангенберг Е.
ЗАПИСКИ НАТУРАЛИСТА
М., 1954. 352 стр.
Ферсман А. Е.
ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ГЕОХИМИЯ. ХИМИЯ ЗЕМЛИ
Л., 1954. 488 стр.
Ферсман А. Е.
ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ МИНЕРАЛОГИЯ
М.-Л., 1953. 272 стр.
Ферсман А. Е.
ПУТЕШЕСТВИЯ ЗА КАМНЕМ
Л., 1956. 528 стр.
Ферсман А. Е.
РАССКАЗЫ О САМОЦВЕТАХ
Л., 1957. 259 стр.
Шахов А.
ПУТЕШЕСТВИЯ ПО КАВКАЗУ
М.-Л., 1951. 94 стр.
Яковлев А.
ЖИЗНЬ ЗЕМЛИ
М., 1958. 158 стр.
Яковлев А.
В МИРЕ КАМНЯ
М., 1951. 27 стр.