Классификация наук. Книга 2. - Кедров Б.М.

Б. М. КЕДРОВ. КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК. КНИГА 2
Введение. Ленин и проблема классификации наук
2. Значение философских трудов В. И. Ленина для разработки марксистской классификации наук
2. Субъективистская концепция классификации наук в Англии на рубеже XIX и XX вв.
3. Субъективистский принцип классификации наук в Германии и Чехии в конце XIX — начале XX вв.
4. Субъективизм и формализм в подходе к классификации наук в США в конце XIX и начале XX вв.
Глава II. Классификации наук в России в конце XIX — начале XX вв. Координация принципов координации
2. Географическое и социологическое направления
Глава III. Формальные и неформальные направления в классификации наук в 20—30-х годах XX в. Активизация идеалистической философии
2. Геометризация формальных классификаций наук в Западной Европе
3. Теолого-идеалистическая трактовка системы знаний реакционными философами на Западе
4. Попытки на Западе построить классификацию наук на неоформальной основе
Глава IV. От формальных классификаций к первым опытам марксистской классификации наук в СССР
2. Правильные и ошибочные подходы к марксистской классификации наук в СССР в 20-х годах XX в.
3. Вопрос о марксистской классификации наук в СССР в 30-х — начале 40-х годов XX в.
2. Неотомизм, неосхоластика и проблема классификации современных наук
3. Неопозитивизм и неоспиритуализм о проблеме классификации современных наук
4. Движение к диалектике при разработке системы наук. Практические классификации наук
Глава II. Проблема классификации наук в марксистской литературе середины XX в.
Глава III. Сравнительный анализ различных классификаций наук. О месте отдельных наук в их общей системе
2. Отдельные частные науки в системе наук
Author: Кедров Б.М.
Tags: классификация
Year: 1965
Similar
Классификация наук. Книга 1.
Классификация наук. Книга 3.
История Индонезии. Книга 1
Книга для чтения по истории философии. Том 2
Text
                    АКАДЕМИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК при ЦК КПСС
Б. М. КЕДРОВ
КЛАССИФИКАЦИЯ
НАУК
II
ОТ ЛЕНИНА ДО НАШИХ ДНЕЙ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЫСЛЬ»
МОСКВА
1 965

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВПШ и АОН при ЦК КПСС
6—2
307—65

ПРЕДИСЛОВИЕ
Данная работа является продолжением вышедшей в 1961 г.
книги «Классификация наук. Ф. Энгельс и его предшественни-
ки». В первой книге изложение и анализ проблемы класси-
фикации наук заканчивались марксистской классификацией,
созданной Ф. Энгельсом в 1873 г. и разработанной им в после-
дующие годы (до 1886 г. включительно). Рассмотрение же до-
марксистских систем классификации наук было доведено до
70-х годов XIX в.
В этой (второй) книге прослеживается дальнейшая эволю-
ция, с одной стороны, немарксистских классификаций начиная
с 70-х годов XIX в., а с другой стороны, марксистской класси-
фикации наук и ее принципов в годы, последовавшие после
работ Энгельса, т. е. после создания им первой марксистской
классификации наук.
Анализ проблемы в том и другом случае ведется в истори-
ческом разрезе и доводится до современности, включая начало
второй половины XX века. Рубежом между современностью и
предшествующей исторической эпохой мы считаем вторую ми-
ровую войну, завершившуюся отпадением от капиталистической
системы целого ряда стран Европы и Азии и образованием ме-
ждународного социалистического лагеря. В соответствии с этим
книга делится на две части. В первой части рассматривается ход
развития проблемы от Ленина (с конца прошлого века) до на-
чала 40-х годов нашего века; во второй части анализируется
современное ее состояние, главным образом за последние 15—
20 лет.
Большое внимание уделено показу противоположных тен-
денций в разработке данной проблемы в условиях разделения
современного общества на два лагеря. В странах капитализма
под влиянием кризиса естествознания и активизации идеали-
стической философии классификация современных наук все
дальше заходит в тупик. Напротив, в странах социализма скла-

дываются необходимые предпосылки для ее успешного реше-
ния с позиций марксистско-ленинской философии.
Ссылки на источники всюду даются подстрочно. При повтор-
ном цитировании того же самого источника, в случае если это
следует непосредственно после первой ссылки на него, в тексте
книги в скобках указывается лишь страница данного источни-
ка с добавлением слов «там же».
Третья (последняя) книга, входящая в общий труд о клас-
сификации наук, будет посвящена опыту современной марксист-
ской разработки проблемы, а также опыту ее применения к
практической задаче библиотечной классификации. Тематиче-
ский и именной указатели будут общими для второй и третьей
книг.
Завершение работы над данной книгой приурочивается к
95-летию со дня рождения В. И. Ленина.
22 апреля 1965 г.

Введение
ЛЕНИН И ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В. И. Ленин не занимался классификацией наук. Но его
философские произведения содержат исключительно важные
указания на то, как в новых исторических условиях, в обста-
новке бурного прогресса всей науки, следует разрабатывать
дальше марксистскую классификацию наук, творчески приме-
няя метод Маркса к решению данной конкретной проблемы.
Труды Ленина в двух отношениях позволяют ставить и ре-
шать эту проблему применительно к современному уровню на-
учного развития. Во-первых, Ленин дал глубочайший анализ
развития естествознания и всей науки вообще в современную
эпоху, показал, чем она отличается от науки прошлой истори-
ческой эпохи, когда жили и творили основоположники марксиз-
ма. Во-вторых, разрабатывая дальше марксистскую диалек-
тическую логику, он развил и обогатил ее важнейшие принци-
пы, фундаментальные положения и приемы, без применения
которых невозможно было бы даже пытаться ставить и решать
в настоящее время грандиозную задачу приведения в систему
всей совокупности современных научных знаний.
Важно добавить, что то и другое В. И. Ленин делал в пе-
риод острой борьбы против реакционной философии, которая
все проблемы современной науки пытается трактовать, как пра-
вило, с идеалистических и метафизических позиций. А между тем
развитие самой науки со все большей силой подтверждает
истинность материалистической диалектики и настоятельную не-
обходимость решения всех проблем современного научного по-
знания с ее помощью как общей теории и общего метода науч-
ного исследования.
Поэтому хотя в трудах В. И. Ленина отсутствуют прямые
ссылки на вопросы классификации наук, но и в этой области
марксистской философии, равно как и общей теории научного
знания, мы имеем полное право говорить о ленинском этапе.

Ниже прослеживаются более детально отмеченные два пунк-
та, показывающие, каким образом философские работы Ленина
дают методологический ключ к разработке проблемы класси-
фикации современных наук.
1. В. И. ЛЕНИН О НАУКЕ ЭПОХИ ИМПЕРИАЛИЗМА
И ПРОЛЕТАРСКИХ РЕВОЛЮЦИИ
Новейшая революция в естествознании. Продолжая дело
Маркса и Энгельса, В. И. Ленин глубоко проанализировал и
философски обобщил особенности развития естествознания на-
чиная с последних лет XIX в. Он вскрыл отличительные чер-
ты наступившего исторического периода в естествознании, ко-
торые в предшествующую эпоху либо отсутствовали вовсе, либо
были представлены в виде зародышей и догадок. Новый период
характеризовался проникновением физики в глубь атомов, рас-
крытием их сложной структуры, делимости и разложимости.
Для науки открылись двери в область микромира или, говоря
точнее, в область субатомной физики. Атомы и химические
элементы перестали быть последней гранью познания мате-
рии; науки, изучающие природу и ее законы, расширились на
новые области явлений, ранее неизвестные. Надлежало сде-
лать методологические выводы из фактов «разложения считав-
шихся дотоле неразложимыми частиц материи и открытия до-
толе невиданных форм материального движения»1.
Эти выводы касались прежде всего тех понятий, принципов,
теорий, гипотез, формулировок законов, которые господствова-
ли в естествознании вплоть до конца XIX в. Началась, по вы-
ражению Ленина, их «крутая ломка», коренной пересмотр ста-
рых теоретических представлений, с тем чтобы со временем
можно было выработать представления, адекватные новым науч-
ным открытиям. Эту коренную, крутую ломку В. И. Ленин на-
звал «новейшей революцией в естествознании». Она началась
в области физики, поскольку именно физика разрушила в са-
мой их основе старые, метафизические представления о мате-
рии и ее свойствах, о ее видах («последних частицах») и якобы
универсальных формах движения, за каковую принималось ме-
ханическое движение. Теперь же обнаружилась ограниченность
действия законов механики и вместе с тем выяснилось, что
другие законы — законы физики — имеют более широкое и глу-
бокое распространение.
Но каким бы необычным ни казалось это «ограничение ме-
ханических законов движения одной только областью явлений
природы и подчинение их более глубоким законам электромаг-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 260.

нитных явлений и т. д., — все это только лишнее подтверждение
диалектического материализма» (там же, стр. 248).
Проникновение в область микромира или, точнее сказать,
субатомного мира совершилось благодаря открытию разруши-
мости и делимости атома, благодаря обнаружению его состав-
ных, структурных частиц более элементарного характера, не-
жели атом. Эти открытия означали также блестящее подтвер-
ждение диалектического материализма, поскольку доказывали
изменчивость, превращаемость любых материальных (физиче-
ских) объектов, какими бы они до этого ни казались совер-
шенно простыми, абсолютно устойчивыми, вечными. «Разруши-
мость атома, — писал В. И. Ленин, — неисчерпаемость его, из-
менчивость всех форм материи и ее движения всегда были
опорой диалектического материализма» (там же, стр. 268).
Решающее значение с этой точки зрения имели два откры-
тия в физике, которыми началось революционизирование есте-
ствознания. Это были открытия радиоактивности (Беккерель,
1896 г.) и электрона (Дж. Дж. Томсон, 1897 г.). Им предшест-
вовало открытие лучей Рентгена (1895 г.), которое первым
проложило для физиков путь в глубь атома. Оба открытия
разрушали старую, метафизическую идею абсолютно неизмен-
ного, неразрушимого и вместе с тем совершенно простого, эле-
ментарного в абсолютном смысле слова атома.
Открытие радиоактивности привело к открытию нового хи-
мического элемента — радия в качестве ее материального носи-
теля (наряду с другими радиоактивными элементами). Радий
(открыт супругами Кюри, 1899 г.) дал необходимый экспери-
ментальный материал для теоретического обобщения, согласно
которому радиоактивность есть спонтанный распад атомов, есть
самопроизвольное превращение элементов (Резерфорд и Сод-
ди, 1902 г.). Именно такое теоретическое обобщение и объяс-
нение нового физического явления (радиоактивности) стиму-
лировало в сильнейшей степени «новейшую революцию в есте-
ствознании».
В. И. Ленин мог с полным правом говорить: «Великий ре-
волюционер-радий» (там же, стр. 239). Радий разрушает ме-
тафизическую идею о вечности атомов и элементов, причем
разрушает ее в самой основе, решительно и бесповоротно, как
это всегда происходит в процессе революционной ломки ста-
рого и рождения нового, идущего ему на смену.
Столь же революционным было открытие электрона, пока-
завшего, что атом имеет сложное строение, что внутри атома
совершаются сложные движения, связанные с его внутренней
структурой. С открытием электрона связывались новые, необыч-
ные и несогласуемые со старой, классической механикой свой-
ства и явления, в частности зависимость массы движущегося
тела от скорости его движения. Тем самым обнаруживалась

отмеченная выше ограниченность законов классической меха-
ники лишь областью медленных движений в отличие от новой
физики, которая раскрывала законы быстрых движений. «. . .Ме-
ханика была снимком с медленных реальных движений, а но-
вая физика есть снимок с гигантски быстрых реальных дви-
жений» (там же, стр. 252), — констатирует В. И. Ленин.
Среди множества открытий, сделанных в естествознании,
особенно в физике, на рубеже XIX и XX вв., Ленин выделил
именно названные два или, лучше сказать, две группы, свя-
занные с электроном и с радиоактивностью. Оба эти открытия
(или группы открытий) вели в основные две сферы атома: его
оболочку (открытие электрона) и в его ядро (открытие радио-
активности). Можно сказать без преувеличения, что все после-
дующее развитие атомной физики явилось в конечном счете
продолжением и углублением этих двух линий проникновения
физики в глубь атома. Это стало особенно ясно после того,
как было открыто атомное ядро (Резерфорд, 1911 г.).
В позднейших работах, резюмируя свой анализ развития
и состояния современного естествознания, В. И. Ленин назы-
вал «радий, электроны, превращение элементов» теми «новей-
шими открытиями естествознания», которые «замечательно под-
твердили диалектический материализм Маркса...»1. Развивая
применительно к новому, более высокому уровню науки взгля-
ды Ф. Энгельса, Ленин писал: если Энгельс указывал, что ста-
рый материализм был «преимущественно механическим», не
учитывая новейшего развития химии и биологии, то «в наши
дни следовало бы еще добавить: электрической теории»2.
Изменения взаимосвязей между науками. Из сказанного
выше следовали для решения проблемы классификации наук
с марксистских позиций в соответствии с результатами «новей-
шей революции в естествознании» весьма важные выводы: схе-
ма Энгельса, учитывавшая по необходимости уровень разви-
тия естествознания второй половины XIX в., в настоящий мо-
мент устарела и требует коренного пересмотра в тех пунктах,
где, во-первых, стояли у Энгельса атомы и где, во-вторых,
стояло механическое движение как простейшее, понимаемое
как простое перемещение масс. «Новейшая революция в есте-
ствознании» внесла в эти представления, как это и предвидел
Энгельс, настолько серьезные поправки, что сохранять дальше
без изменения его схему означало бы отступление от марксизма,
от материалистической диалектики ради сохранения и канони-
зации буквы того, что писал в иных условиях Энгельс.
С открытиями в физике конца XIX — начала XX в. началась
крутая ломка представления об исходном, начальном пункте
1 В. И. Ленин. Соч., т. 19, стр. 4.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 36.

форм движения и видов материи, соответственно этому и о на-
чальном члене ряда естественных наук, а вместе с ними и общего
ряда всех наук вообще. Такие выводы для классификации наук
прямо и непосредственно вытекали из ленинского анализа совре-
менного ему естествознания.
Недопустимость простого повторения в новых условиях то-
го, что было написано и признавалось раньше, В. И. Ленин
отмечал не только в отношении естествознания, но особенно
и в отношении общественных наук. В связи с новыми истори-
ческими условиями общественного развития в наступившую
эпоху империализма и пролетарских революций необходимо
было каждое прежнее положение марксизма рассматривать
конкретно, применительно к этим новым историческим усло-
виям. Вот почему В. И. Ленин писал в первые годы после
победы пролетарской революции в России, что в новой, корен-
ным образом изменившейся обстановке все положения марксиз-
ма звучат иначе, преломляясь через эту историческую обста-
новку.
Таким образом, и естественные и общественные науки всту-
пили в XX в. в принципиально новый исторический период сво-
его развития; это обстоятельство впервые вскрыл и объяснил
В. И. Ленин. В неразрывной связи с этим и марксистская фи-
лософия поднялась на более высокую ступень своего развития
и вступила в новый, ленинский этап развития диалектического
и исторического материализма. Соответственно этому по-новому
должны были ставиться и решаться марксизмом все проблемы
науки в XX в., в том числе и интересующая нас проблема клас-
сификации наук. В самом деле, если коренные преобразования
произошли во всех главных областях научного познания (есте-
ствознании, общественных науках и философии), касающихся
основных разделов внешнего мира (природы и общества), а
также нашего собственного мышления, то неизбежно должны
были измениться и взаимоотношения между всеми науками, их
взаимосвязи, что как раз и составляет основу их классифи-
кации.
Но очевидно, что смена конкретного выражения классифи-
кации наук в связи с изменившимся характером отдельных
наук и их общей взаимосвязи не могла отменить и не отменяла
того основного положения, что, как и все вообще проблемы
научного знания, проблема классификации наук в новых исто-
рических условиях должна была решаться на основе марксист-
ского диалектического метода. Более того, только он один, этот
научный метод, мог помочь ученым разобраться в новой кар-
тине развития наук и их взаимосвязей, потому что только он
приспособлен для всестороннего и полного учета тех процес-
сов, которые совершаются в изменившихся условиях. Это со-
ставляет, как известно, требование марксистской диалектиче-

ской логики подходить конкретно ко всякому явлению или по-
ложению и брать его в той связи и в тех отношениях, в каких
оно оказывается в процессе своего развития, своего изменения
и движения. Это полностью относится к проблеме классифика-
ции наук. Если уже в XIX в. ее решение могло быть дано
лишь с помощью марксистского диалектического метода, то в
еще большей степени это справедливо для науки XX в.
Чтобы лучше разобраться в истории отдельных попыток и
опытов марксистской классификации наук, остановимся на ха-
рактеристике значения философских трудов В. И. Ленина для
разработки марксистской классификации наук, и в особенности
для обоснования и развития ее принципов.
2. ЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФСКИХ ТРУДОВ В. И. ЛЕНИНА
ДЛЯ РАЗРАБОТКИ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
Общие требования марксистской диалектической логики.
Если задача марксистской классификации наук может быть
решена только с помощью марксистской диалектической логи-
ки, то это означает, что она может быть решена с позиций,
противоположных позиции формальной логики, с помощью ко-
торой строились и строятся формальные классификации.
Противоположность диалектической и формальной логики
отнюдь не означает, что первая отбрасывает или ликвидирует
вторую, как одно время полагали некоторые философы. На-
против, формальная логика есть необходимая предпосылка и
существенное условие диалектического мышления.
В работе «Еще раз о профсоюзах...» (1921 г.) В. И. Ленин
сформулировал, во-первых, в чем состоит существо различия
между формальной и диалектической логикой и, во-вторых,
каковы важнейшие требования, выдвигаемые диалектической
логикой. То и другое имеет исключительное значение для даль-
нейшей разработки и обоснования принципов марксистской
классификации наук, которые представляют собой конкретиза-
цию выдвинутых В. И. Лениным общих положений марксист-
ской диалектической логики.
Говоря о формальной логике, Ленин подчеркивает, что она
«берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее
обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивает-
ся этим. Если при этом берутся два или более различных опре-
деления и соединяются вместе совершенно случайно... то мы
получаем эклектическое определение, указывающее на разные
стороны предмета и только»1.
В этих словах сформулирована самая суть методологиче-
ской основы формальных классификаций, построенных на прин-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 32, стр. 72.

ципе координации (внешнего сочетания различных предметов
или сторон или признаков одного и того же предмета).
«Логика диалектическая, — указывал Ленин, — требует то-
го, чтобы мы шли дальше» (там же, стр. 72). Другими слова-
ми, она требует не останавливаться и не задерживаться на по-
верхностной стороне изучаемого предмета, на его внешних соот-
ношениях с другими предметами, а двигаться в нашем
познании в глубь этого предмета, от явления к сущности и от
сущности менее глубокой к сущности более глубокой. Этому
движению познания в глубь явлений, в их сущность, в их при-
чинную обусловленность, в их законы и отвечают те конкрет-
ные требования диалектической логики, которые сформулиро-
вал В. И. Ленин.
«Чтобы действительно знать предмет, — писал Ленин, — на-
до охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредство-
вания». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требо-
вание всесторонности предостережет нас от ошибок и от омерт-
вения. Это во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы
брать предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорит
иногда Гегель), изменении. По отношению к стакану это не
сразу ясно, но и стакан не остается неизменным, а в особенности
меняется назначение стакана, употребление его, связь его с окру-
жающим миром. В-З-х, вся человеческая практика должна войти
в полное «определение» предмета и как критерий истины и как
практический определитель связи предмета с тем, что нужно
человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что «абстрактной
истины нет, истина всегда конкретна»» (там же, стр. 72).
Подчеркнув, что сказанным, разумеется, не исчерпывается
понятие диалектической логики, В. И. Ленин показывает, как
конкретно выступает принцип исторического подхода при ана-
лизе любых споров, любых вопросов; это имеет исключительно
большое значение для разбираемой нами проблемы.
Мертвому и бессодержательному эклектизму противостоит
требование «самостоятельно, с своей точки зрения, проанали-
зировать как всю историю данного спора (марксизм, то есть
диалектическая логика, требует этого безусловно), так и весь
подход к вопросу, всю постановку — или, если хотите, все на-
правление постановки — вопроса в данное время, при данных
конкретных обстоятельствах» (там же, стр. 73).
Это есть требование конкретного изучения данного спора
(см. там же, стр. 74), данного вопроса. Применяя это требо-
вание к рассматриваемой нами проблеме, можно сделать три
главных вывода:
во-первых, необходим детальный исторический ее анализ, с
тем чтобы проследить по крайней мере если не все, то основ-
ные концепции, возникшие в развитии научного мышления
раньше и продолжающие существовать и бороться в настоящее

время; особенно важно установить, какие из них носят передо-
вой, прогрессивный характер, а какие, напротив, являются уста-
ревшими, изжившими себя, мешающими правильному реше-
нию проблемы и выполняющими реакционную, регрессивную
роль;
во-вторых, необходим конкретный учет того существенно
нового, что внесло в постановку данной проблемы развитие
самих наук, самой жизни, ибо в прежних, даже прогрессивных
и для своего времени передовых, классификациях наук неиз-
бежно устаревают те или иные детали, стороны и даже отдель-
ные положения, носящие принципиальный характер, и эти
устаревшие моменты нужно своевременно устранять, заменять
другими, соответствующими новому, более высокому уровню
развития научного знания. Иначе неизбежно омертвление ранее
существовавших систем, их догматизация. Внесение в эти сис-
темы нужных коррективов с точки зрения современной науки спо-
собствует творческому развитию всей данной концепции;
в-третьих, необходимо конкретно выяснить практическое зна-
чение изучаемого вопроса исходя из требований жизни, из
потребностей практики, из запросов сегодняшнего дня. В част-
ности, для разбираемой нами проблемы такая связь с практи-
кой обнаруживается по линии библиотечного дела, в особен-
ности по части вопросов современной библиотечной классифи-
кации, как об этом будет сказано в последней книге.
Требование объективности. Критика субъективизма. В «Фи-
лософских тетрадях» В. И. Ленин на первое место при пере-
числении элементов диалектики, следовательно, и диалектиче-
ской логики ставил требование объективности рассмотрения
предмета исследования, исключающей опасность впадания в
субъективную односторонность, искусственность, произвольное
толкование вопроса.
«.. .Сама вещь в ее отношениях и в ее развитии должна быть
рассматриваема... — писал Ленин, — объективность рас-
смотрения (не примеры, не отступления, а вещь сама в себе)»1.
Отсюда следует, что и основной закон диалектики следует
брать не как сумму примеров, а «как закон познания (и
закон объективного мира)» (там же, стр. 357).
Принцип объективности вытекает из общего положения
марксистской философии, гласящего, что человеческое мышле-
ние, сознание есть отражение внешнего мира и что оно пра-
вильно тогда, когда правильно отражает объективную реаль-
ность без привнесения в нее каких-либо произвольных момен-
тов, навязываемых ей самим субъектом.
С этих позиций В. И. Ленин показывает, что так называе-
мый принцип экономии мышления, если его положить в основу
1 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 213.

теории познания, неминуемо приводит к субъективному идеа-
лизму. В действительности же «мышление человека тогда «эко-
номно», когда оно правильно отражает объективную истину, и
критерием этой правильности служит практика, эксперимент,
индустрия»1.
Требование объективности предостерегает от сведения зако-
нов диалектики и самой диалектики как науки, как научного
метода к простой сумме примеров и вместе с тем служит делу
разоблачения субъективизма, субъективной слепоты и однобо-
кости, играющих роль одного из основных гносеологических
корней идеализма. Работы В. И. Ленина вооружают маркси-
стов-ученых на борьбу против махистских, неокантианских и
прочих концепций в области классификации наук, позволяя
отыскивать их самые уязвимые места, ложность их принци-
пиальной основы и ошибочность вытекающих из этой основы их
конкретных схем.
Требование соблюдения единства исторического и логиче-
ского. Еще Ф. Энгельс в рецензии на книгу К. Маркса «К кри-
тике политической экономии» писал, что логический способ
рассмотрения есть в сущности тот же исторический способ,
только освобожденный от его исторической формы и от нару-
шающих его случайностей, т. е. представляющий необходимость
данного исторического процесса в ее «чистом» виде.
Логический ход мыслей, отмечает Энгельс, есть поэтому не
что иное, как «отражение исторического процесса в абстракт-
ной и теоретически последовательной форме; отражение исправ-
ленное, но исправленное соответственно законам, которые дает
сам действительный исторический процесс, причем каждый мо-
мент можно рассматривать в той точке его развития, где про-
цесс достигает полной зрелости и классической формы»2.
Диалектическую логику В. И. Ленин рассматривает как
обобщение истории мысли, как итог всего ее развития и
вместе с тем как отражение реального развития мира, пред-
ставленное в логически стройном, последовательном виде.
«Движение научного познания — вот суть»3, — подчеркивает
Ленин. «Логика есть учение не о внешних формах мышления,
а о законах... развития всего конкретного содержания мира
и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания ми-
ра» (там же, стр. 80, 81).
В этих положениях сформулирован принцип историзма,
принцип развития, составляющий один из важнейших элемен-
тов марксистской диалектической логики и проходящий крас-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 157.
2 К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные произведения, т. 1. Госполитиздат,
1955, стр. 332.
3 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 75.

ной нитью, в частности, через всю марксистскую классифика-
цию наук, основанную на этом принципе.
Требование соблюдать единство исторического и логического
подчеркивается Лениным неоднократно. «Продолжение дела
Гегеля и Маркса, — писал он, — должно состоять в диалек-
тической обработке истории человеческой мысли, науки и
техники» (там же, стр. 136). «История мысли с точки зрения
развития и применения общих понятий и категорий ло-
гики»,— вот что нужно (там же, стр. 168), — поясняет далее
Ленин.
Отдельные положения диалектической логики В. И. Ленин
требует рассматривать так, чтобы брать при этом квинтэссен-
цию истории естествознания, истории философии, истории тех-
ники. «В логике история мысли должна, в общем и целом, со-
впадать с законами мышления», — подчеркивает он (там же,
стр. 314). В соответствии с этим В. И. Ленин, перечисляя «те
области знания, из коих должна сложиться теория познания
и диалектика», называет в первую очередь историю философии,
кратко — историю познания вообще, всю область знания, в том
числе историю отдельных наук (см. там же, стр. 350).
Все эти положения имеют самое близкое, непосредственное
отношение к разработке любой проблемы марксистской фило-
софии, в том числе, конечно, и проблемы марксистской класси-
фикации наук. Единство исторического и логического выступает
здесь не только в форме единства двух методологических
проблем естествознания — классификации и периодизации его
истории в их марксистском понимании, но и как соответствие
логической субординации наук — исторической последователь-
ности развития самих видов материи и форм ее движения,
ступеней развития самой природы, самой реальной действи-
тельности.
Требование учета раздвоения единого на противоречивые
стороны. Это требование имеет особенно важное значение, по-
скольку в единстве противоположностей В. И. Ленин видел суть
диалектики, следовательно, суть диалектической логики. «Раз-
двоение единого и познание противоречивых частей его... —
подчеркивал он, — есть суть... диалектики» (там же,
стр. 357).
Это означает, что противоречивость заключена в самой ве-
щи, противоречивые силы и тенденции имеются во всяком яв-
лении. «В собственном смысле диалектика есть изучение про-
тиворечия в самой сущности предметов: не только явления
преходящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гра-
нями, но и сущности вещей также» (там же, стр. 249).
Тождество, или единство противоположностей, есть по
Ленину, признание, открытие «противоречивых, взаимоисклю-
чающих, противоположных тенденций во всех явлениях и

процессах природы (и духа и общества в том числе). Условие
познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их
спонтанейном развитии, в их живой жизни, есть познание
их, как единства противоположностей. Развитие есть «борьба»
противоположностей» (там же, стр. 357—358).
В. И. Ленин конкретизирует это общее положение марксист-
ской диалектики применительно к соотношению категорий
общего и отдельного. Он показывает, что обе эти противопо-
ложности действительно тождественны, так как отдельное не
существует иначе как только в той связи, которая ведет к
общему, а общее существует только в отдельном и через от-
дельное. Поэтому всякое отдельное есть так или иначе общее,
а всякое общее есть сторона или сущность отдельного. Други-
ми словами, всякое общее лишь приблизительно охватывает
все отдельные предметы, а всякое отдельное лишь неполно
входит в общее и т. д.
Кроме того, всякое отдельное тысячами переходов связано
с другого рода отдельными (вещами, явлениями, процессами)
и т. д.
Все эти положения прямо относятся к классификации наук,
которая отражает и не может не отражать противоречивость
развития как самого объекта научного познания, так и про-
цесса его отражения в человеческом мышлении. Особенно
важным для постановки и решения указанной проблемы с по-
зиций марксистской философии оказывается как раз вопрос
о соотношении общего и отдельного, общего и частного. Этим
соотношением охватывается и соотношение между самой мар-
ксистской диалектикой как наукой о наиболее общих законах
всякого развития и всеми остальными науками, которые изу-
чают те или иные более частные законы.
Вместе с тем марксистское решение вопроса о соотношении
между общим и частным дает возможность критически пра-
вильно разобрать и оценить такие системы наук (например,
систему О. Конта), авторы которых строили их на основе
того, как они по-своему ставили и решали вопрос о соотноше-
нии общего и отдельного в развитии наук.
Аналогично с этим учет противоречивого характера процес-
са познания как отражения противоречивости развития самого
объекта изучения дает возможность критически оценить и та-
кие принципы классификации наук, как принцип соотношения
абстрактного и конкретного, положенный Спенсером в основу
его системы, и другие принципы.
Особенно же все это важно и необходимо для того, чтобы
правильно отразить в системе научного знания реальную про-
тиворечивость развития внешнего мира (природы и общества),
например раздвоение единой природы на неживую и живую или
раздвоение жизни общественного человека на общественное бы-

тие и общественное сознание (и вообще духовную жизнь чело-
века).
Требование учета переходов и взаимосвязей явлений. Для
разработки марксистской классификации наук это требование
имеет большое принципиальное значение. Речь идет о том, что
все предметы и процессы внешнего мира и соответственно все
мысли, отражающие эти предметы и процессы, необходимо рас-
сматривать и анализировать в их взаимообусловленности, в
их связи, в их переходах друг в друга.
Как один из элементов диалектики В. И. Ленин отмечает
«не только единство противоположностей, но переходы
каждого определения, качества, черты, стороны, свойства
в каждое другое...» (там же, стр. 214).
Развивая это положение, В. И. Ленин писал: «Совокуп-
ность всех сторон явления, действительности и их (взаимо)
отношения — вот из чего складывается истина. Отношения
( = переходы = противоречия) понятий = главное содержание
логики, причем эти понятия (и их отношения, переходы, проти-
воречия) показаны как отражения объективного мира. Диа-
лектика вещей создает диалектику идей, а не наоборот» (там
же, стр. 188).
Отвечая на вопрос, «в чем состоит диалектика», Ленин под-
черкивает два момента: взаимозависимость всех понятий без
исключения и переходы всех понятий из одного в другое без
исключения. «Каждое понятие находится в известном отно-
шении, в известной связи со всеми остальными» (там же,
стр. 188).
Обнаружение переходов между основными науками состав-
ляет, как мы видели, главную черту современного естествозна-
ния и всей современной науки вообще. Адекватным этому ме-
тодом раскрытия, изучения и отражения указанной особенности
современной науки, а значит, и классификации ее отраслей
служит как раз марксистский диалектический метод, мар-
ксистская диалектическая логика, глубочайшая разработка ко-
торой дана в трудах В. И. Ленина.
Требование учета связи теории и практики. Это требование,
имеющее общее принципиальное значение, касается проблемы
классификации наук еще и в том конкретном смысле, что не
дает возможности замкнуться лишь в область одних теорети-
ческих наук; оно отмечает необходимость раскрытия связи и
взаимодействия между теоретическими и практическими наука-
ми, преодолевая идеалистическое пренебрежение к практике,
к так называемым прикладным наукам, которые трактуются
как некое второсортное знание по сравнению с так называе-
мыми чистыми науками.
В. И. Ленин писал: «Точка зрения жизни, практики должна
быть первой и основной точкой зрения теории познания. И она

приводит неизбежно к материализму, отбрасывая с порога бес-
конечные измышления профессорской схоластики»1. Человече-
ская практика выступает по отношению к теории как ее источ-
ник, двигательный импульс, область приложения ее результа-
тов и критерий истинности теоретических положений.
«Практика выше (теоретического) познания, — под-
черкивает Ленин, — ибо она имеет не только достоинство все-
общности, но и непосредственной действительности»2. Далее он
отмечает важность единства теоретического познания и практи-
ки, которое должно быть именно в теории познания, ибо в их
сумме получается объективно истинное знание. Поэтому «необ-
ходимо соединение познания и практики» (там же,
стр. 208).
Касаясь соотношения науки о природе и техники,
В. И. Ленин излагает позиции материалистической диалектики
по данному вопросу: «Законы внешнего мира, природы, подраз-
деляемые на механические и химические (это очень
важно), суть основы целесообразной деятельности человека.
Человек в своей практической деятельности имеет перед со-
бой объективный мир, зависит от него, им определяет свою
деятельность.
С этой стороны, со стороны практической (целеполагающей)
деятельности человека, механическая (и химическая) причин-
ность мира (природы) является как бы чем-то внешним, как
бы второстепенным, как бы прикрытым.
2 формы объективного процесса: природа (механиче-
ская и химическая) и целеполагающая деятельность челове-
ка. Соотношение этих форм... ТЕХНИКА МЕХАНИЧЕСКАЯ
И ХИМИЧЕСКАЯ потому и служит целям человека, что ее
характер (суть) состоит в определении ее внешними условиями
(законами природы)» (там же, стр. 178—180).
Таким образом, получаются два соотношения (там же,
стр. 180):
«((ТЕХНИКА и ОБЪЕКТИВНЫЙ мир.
ТЕХНИКА и ЦЕЛИ))»
Резюмируя сказанное, В. И. Ленин заключает: «На деле
цели человека порождены объективным миром и предполагают
его, — находят его, как данное, наличное. Но кажется челове-
ку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы («сво-
бода»)» (там же, стр. 180).
Все это тесно связано с вопросом о соотношении теорети-
ческого естествознания и технических наук в их широком пони-
мании (собственно технических, сельскохозяйственных, меди-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 130.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 205.

цинских и др.), о месте этих последних в общей системе чело-
веческих знаний.
Требование связи естествознания с передовой философией.
Еще в книге «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин
неоднократно подчеркивал недостаточность и слабость стихий-
ного, т. е. философски неосознанного, неоформленного, мате-
риализма естествоиспытателей и необходимость для них знания
диалектики, умения оперировать ею; особенно важно это в
обстановке совершающейся революции в современном естество-
знании.
В. И. Ленин много раз указывал на то, что тому или дру-
гому ученому для правильного понимания происходящих в нау-
ке процессов, для правильного понимания самой действитель-
ности недостает «только» одного — знания диалектического ма-
териализма.
Касаясь познавательных причин «физического» идеализма,
Ленин называл «принцип релятивизма, относительности нашего
знания, принцип, который с особенной силой навязывается фи-
зикам в период крутой ломки старых теорий и который — при
незнании диалектики — неминуемо ведет к идеализму»1.
Далее Ленин подчеркивает, что вопрос о соотношении реля-
тивизма и диалектики едва ли не самый важный в объяснении
теоретических злоключений махизма. В действительности един-
ственно правильная постановка этого вопроса «дается мате-
риалистической диалектикой Маркса и Энгельса, и незнание
ее неминуемо должно привести от релятивизма к философскому
идеализму» (там же, стр. 295).
Стихийный материализм не способен подняться до после-
довательного проведения материалистической линии в области
естествознания именно потому, что он не опирается на созна-
тельное применение диалектики к решению гносеологических
и естественнонаучных вопросов. Сознательное же применение
диалектики нужно и для того, чтобы оперировать понятиями,
без которых естествоиспытатель не может сделать шагу в об-
ласти науки. Ссылаясь на Энгельса, Ленин подчеркивал: «Есте-
ствоиспытатели должны знать, что итоги естествознания суть
понятия, а искусство оперировать с понятиями не прирождено,
а есть результат 2000-летнего развития естествознания и фило-
софии.
У естествоиспытателей узко понятие превращения и нет по-
нимания диалектики»2.
Такое знание и умение (искусство) может дать естествоис-
пытателям только диалектика. С этих позиций В. И. Ленин
решительно критиковал всякого рода позитивистов, отрицав-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 14, стр. 295.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 260.

ших значение философии для естественных (положительных)
наук. Это отрицание философии было направлено против мар-
ксистской диалектики, против материализма, т. е. против пере-
довой философии. Подобного рода реакционные воззрения
были распространены в России не только в дореволюционное
время, но и в первые годы Советской власти.
Опровергая эти воззрения, В. И. Ленин в статье «О значе-
нии воинствующего материализма» (1922 г.) противопоставил
позитивистским установкам марксистский взгляд. Подчеркивая,
что за открытия великих преобразователей естествознания на-
чиная с конца XIX в. хватается громадная масса представите-
лей буржуазной интеллигенции всех стран в целях похода про-
тив основ материализма, он писал:
«И для того, чтобы не относиться к подобному явлению
бессознательно, мы должны понять, что без солидного фило-
софского обоснования никакие естественные науки, никакой
материализм не может выдержать борьбы против натиска бур-
жуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания.
Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до конца с полным
успехом, естественник должен быть современным материали-
стом, сознательным сторонником того материализма, который
представлен Марксом, то есть должен быть диалектическим
материалистом»1.
Следовательно, никакие (в том числе и экспериментальные)
естественные науки, никакой (а тем более стихийный, неосо-
знанный) материализм не могут успешно вести борьбу против
философской реакции, а потому для естественных наук необ-
ходим диалектический материализм в качестве их философ-
ского обоснования. Позитивистскому растворению философии
в положительных науках В. И. Ленин противопоставил марксист-
ское понимание соотношения материалистической диалектики и
частных наук.
Ленинская постановка вопроса о значении марксистской
диалектики для естествознания дает общий ключ к опреде-
лению ее места в общей системе современного научного зна-
ния.
Требование учета скачков в развитии. Критика механицизма.
Признание диалектического характера развития означает при-
знание не только противоречивости процесса развития, но и
его скачкообразного характера. Напротив, основным своим
принципом ревизионисты-механисты выдвинули положение о
сведении высших форм движения материи в природе к низ-
шим, качественных различий к количественным. Это составля-
ло и составляет поныне методологическую основу всякого ме-
ханицизма вообще как определенного философского течения.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 207.

Отрицание механистами качественных граней между высши-
ми и низшими ступенями развития природы, между различны-
ми формами движения материи, а значит, и скачкообразного
характера самого процесса развития вело к идее «спокойной»
эволюции, к плоскому эволюционизму.
Еще в статье «Марксизм и ревизионизм» (1908 г.) Ленин
писал: «Профессора третировали Гегеля, как «мертвую соба-
ку», и, проповедуя сами идеализм, только в тысячу раз более
мелкий и пошлый, чем гегелевский, презрительно пожимали
плечами по поводу диалектики, — и ревизионисты лезли за ни-
ми в болото философского опошления науки, заменяя «хитрую»
(и революционную) диалектику «простой» (и спокойной) «эво-
люцией»»1.
Механистическая ревизия марксизма, развернувшаяся в
СССР в 20-х годах, была лишь одним из вариантов антидиа-
лектической тенденции философского и прочего ревизионизма
XX в., которая отражала общую направленность всей современ-
ной реакционной философии против марксистской диалектики.
В соответствии с этим идея развития, проникшая глубоко
в современное естествознание (не говоря уже об общественных
науках), принимала у механистов одностороннее, огрубленное
выражение. «С «принципом развития» в XX веке (да и в конце
XIX века) «согласны все», — отмечал В. И. Ленин, — ставя в
кавычки распространенное заявление буржуазных ученых. —
Да, но это поверхностное, непродуманное, случайное, филистер-
ское «согласие» есть того рода согласие, которым душат и опо-
шляют истину. — Если все развивается, значит все переходит
из одного в другое, ибо развитие заведомо не есть простой,
всеобщий и вечный рост, увеличение (respective уменьшение)
etc.»2.
В противоположность механистической концепции развития
Ленин выдвигает три требования, вытекающих из диалектиче-
ского понимания развития: 1) надо точнее понять эволюцию
как возникновение и уничтожение всего, взаимопереходы;
2) если все развивается, то должны развиваться и самые общие
понятия и категории мышления; 3) всеобщий принцип развития
необходимо соединить, связать, совместить со всеобщим прин-
ципом единства мира, природы, движения, материи и т. д.
В статье «Карл Маркс» Ленин отмечал, что диалектическое
понимание развития включает в себя, в частности, такие пунк-
ты, как «развитие скачкообразное, катастрофическое, револю-
ционное;— «перерывы постепенности»; превращение количества
в качество...»3.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 15, стр. 19.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 251.
3 В. И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 38.

В другой статье («Разногласия в европейском рабочем дви-
жении»), отмечая наличие противоречивых тенденций в обще-
ственном развитии, Ленин указывал, что ревизионисты считают
фразами все рассуждения о «скачках». В связи с этим он пи-
сал: «А действительная жизнь, действительная история вклю-
чает в себя эти различные тенденции, подобно тому, как жизнь
и развитие в природе включают в себя и медленную эволюцию
и быстрые скачки, перерывы постепенности»1.
Система науки. Система марксизма. Хотя, как уже говори-
лось выше, Ленин и не занимался специально проблемой систе-
матизации научного знания, тем не менее в его трудах не
только дается общеметодологическая постановка такого рода
научных проблем и общий подход к их решению, но и наме-
чаются известные контуры системы знания как в части всей
совокупности наук, так и в особенности в отношении самого
марксистского учения. При этом Ленин полностью исходит из
взглядов Маркса и Энгельса.
В статье «Фридрих Энгельс» (1895 г.) Ленин поддерживает
основное деление наук на три главные группы, или области,
знания, соответствующие изучению природы, общества и мыш-
ления. Говоря о книге Энгельса «Анти-Дюринг», он отмечает,
что в ней «разобраны величайшие вопросы из области филосо-
фии, естествознания и общественных наук»2.
Здесь подразумевается, что естествознание изучает приро-
ду, общественные науки — общество, а философия — мышление
и вместе с тем наиболее общие законы всякого движения, ко-
торое совершается в природе, обществе и мышлении. Эти зако-
ны как раз и составляют предмет материалистической диалек-
тики.
Вполне понятно, что особое внимание В. И. Ленин уделил
вопросу о составных частях марксистского учения и их взаим-
ной связи, иначе говоря, структуре этого учения. В статье «Три
источника и три составных части марксизма» (1913 г.) Ленин
называет эти части и связывает их в следующем порядке:
I. Философия марксизма. Это материализм, обога-
щенный диалектикой и распространенный на познание челове-
ческого общества, вследствие чего он выступает в качестве ис-
торического материализма. Уже здесь намечается Лениным
структура философского учения марксизма, его система.
II. Экономическая теория марксизма. Это уче-
ние об экономическом строе общества, на котором возвышает-
ся политическая надстройка и которое отражается в общест-
венном познании человека. «Учение о прибавочной стоимости
1 В. И. Ленин. Соч., т. 16, стр. 319.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 2, стр. 11.

есть краеугольный камень экономической теории Маркса»1, —
отмечает Ленин. Раскрыв ядро, или стержень, экономического
учения Маркса, Ленин указал путь к нахождению общей струк-
туры этой составной части марксизма. Вместе с тем намечен
логический переход от этой его части к следующей, подобно
тому как от исторического материализма, которым заключается
философская часть марксизма, осуществляется переход к эко-
номической части, поскольку экономический строй общества
является основой соответствующих надстроек над ним. Пере-
ход от экономической части к социализму показан в заключи-
тельной фразе второго раздела рассматриваемой статьи: «Ка-
питализм победил во всем мире, но эта победа есть лишь
преддверие победы труда над капиталом» (там же, стр. 7).
III. Научный социализм. Это учение о борьбе клас-
сов как движущей силе всего общественно-исторического раз-
вития. Из него следует, что для того, чтобы сломить сопротив-
ление господствующих эксплуататорских классов, существует
«только одно средство: найти в самом окружающем нас обще-
стве, просветить и организовать для борьбы такие силы, кото-
рые могут — и по своему общественному положению должны —
составить силу, способную смести старое и создать новое» (там
же, стр. 8).
В статье «Карл Маркс» (1914 г.) В. И. Ленин развил даль-
ше свой взгляд на систему марксизма, на его внутреннюю
структуру. Прежде всего он подчеркивает: «Марксизм — систе-
ма взглядов и учения Маркса»2.
Разумеется, здесь слово «система» употреблено не в смысле
старых философских систем, претендовавших на исчерпываю-
щее решение всех вопросов и создание законченной картины
мира. Слово «система» употребляется Лениным в смысле внут-
ренней цельности и логической стройности учения Маркса и
его взглядов, строгой последовательности их изложения и раз-
вития, полной согласованности и взаимосвязанности всех его
частей. Ленин подчеркивает, что даже противниками Маркса
признается «замечательная последовательность и цельность его
взглядов...» (там же, стр. 34).
В. И. Ленин исходит из тех же положений, которые он раз-
вил в своей статье о трех источниках и трех составных частях
марксизма. Соответственно этому речь идет 1) о современном
материализме, 2) об экономическом учении Маркса и 3) о со-
временном научном социализме как теории и программе меж-
дународного рабочего движения.
Философская часть марксизма включает в себя:
философский материализм, диалектику и материалистическое
1 В. И. Ленин. Соч., т. 19, стр. 6.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 34.

понимание истории. Все эти три части марксистской философии
выделены Лениным в качестве самостоятельных разделов на-
званной выше статьи, в которых дается характеристика миро-
созерцания Маркса.
Экономическое учение Маркса включает в себя
разделы: стоимость и прибавочная стоимость, причем первый
раздел есть по сути дела введение ко второму. Поскольку уче-
ние о прибавочной стоимости есть краеугольный камень (или
ядро) всего экономического учения Маркса, постольку Ленин
раскрывает логику движения экономических категорий у Мар-
кса, в которых обобщается реальный исторический процесс эко-
номического развития общества. Сюда входит накопление ка-
питала, историческая тенденция капиталистического накопле-
ния, средняя норма прибыли, поземельная рента, эволюция
капитализма в земледелии.
Между обеими составными частями марксизма — философ-
ской и экономической — в качестве самостоятельного раздела
стоит классовая борьба. Здесь речь идет у Ленина об исто-
рической науке и теория классовой борьбы выступает
как ключ, раскрывающий закономерность в кажущемся лаби-
ринте и хаосе исторических событий. Ленин показывает, что
Маркс, рассматривая классовую борьбу как двигатель событий,
предъявлял общественной науке требование объективного ана-
лиза положения каждого класса в современном обществе в
связи с выяснением условий развития каждого класса. Следо-
вательно, Ленин имеет здесь в виду не философскую, а обще-
ственную (социальную), именно историческую, науку. При этом,
как отмечает он, Маркс «для учета всей равнодействующей
исторического развития» (там же, стр. 43) исследует слож-
ную сеть общественных отношений и переходных ступеней
от одного класса к другому, от прошлого к будущему. Словом,
дело касается здесь исторических работ Маркса, в которых
даны глубокие и блестящие образцы материалистической исто-
риографии.
Социализм Маркса включает в себя собственно уче-
ние Маркса о социализме, о главной материальной основе не-
избежного наступления социализма и о пролетариате как духов-
ном двигателе и физическом выполнителе этого превращения,
о диктатуре пролетариата, о взаимоотношениях между земле-
делием и промышленностью, о семье и воспитании, о нациях и
государстве, о мелком крестьянстве. Все эти вопросы Ленин
рассматривает в той связи, как они ставились и решались Мар-
ксом (см. там же, стр. 56—57).
К разделу о социализме Маркса у Ленина примыкает само-
стоятельный раздел о тактике классовой борьбы пролетариата.
Ее вопросы, которым Маркс всегда уделял неослабное вни-
мание наряду со своими теоретическими работами, образуют

революционно-практическую сторону материализма. «... Без
этой стороны материализма Маркс справедливо считал его
половинчатым, односторонним, мертвенным» (там же, стр. 58).
Таковы взгляды В. И. Ленина на систему марксистского
учения и его внутреннюю структуру, на его составные части
и их взаимосвязь. Все это имеет огромное принципиальное зна-
чение для разработки классификации наук вообще, гуманитар-
ных (философских и социальных) в особенности.
Здесь перечислены некоторые (далеко не все) методоло-
гические требования, выдвигаемые марксистской диалектиче-
ской логикой. Они имеют неоценимое значение для дальнейшей
разработки принципов марксистской классификации наук и вы-
работки конкретной схемы этой классификации, учитывающей
современный уровень развития естественно-технических и об-
щественно-философских наук.
В дальнейшем все вопросы, связанные с разработкой проб-
лемы классификации наук теми или иными школами и направ-
лениями, мы связываем с борьбой между основными философ-
скими лагерями — материализмом и идеализмом. В учете этой
борьбы, в последовательности проведения линии материализма
и открытой защите его позиций В. И. Ленин видел проведение
принципа партийности в философии и в науке вообще. Под уг-
лом зрения ленинского понимания принципа партийности в фи-
лософии излагается далее история разработки классификации
наук в конце XIX и первой половине XX в. и ее современное
состояние, сложившееся в середине и начале второй половины
XX в.

«Материализм ясно ставит нерешенный еще во-
прос и тем толкает к его разрешению... Махизм,
т. е. разновидность путаного идеализма, засо-
ряет вопрос и отводит его в сторону от правиль-
ного пути».
В. И. Ленин
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОБЛЕМА
КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В КОНЦЕ XIX
И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX в.

Глава I
СУБЪЕКТИВИЗМ И ЭКЛЕКТИЗМ ФОРМАЛЬНЫХ
КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В СТРАНАХ ЗАПАДА
В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX в.
До 70-х годов прошлого века проблема классификации наук
в странах Западной Европы, за исключением марксистской
классификации, разрабатывалась на формальной основе, т. е.
на основе принципа координации наук. Но в этих, хотя и огра-
ниченных, рамках все же удавалось достигать частичных успе-
хов в деле разработки отдельных сторон классификации наук.
Во многих случаях формальный принцип сочетался с объек-
тивным подходом к решению данной задачи, несмотря на то
что по общемировоззренческим вопросам в буржуазной фило-
софии второй половины XIX в. преобладали идеалистические
концепции. В части же тех систем научного знания, которые
были так или иначе связаны с естественными науками, где в
XIX в. почти безраздельно господствовал материализм, объ-
ективный принцип классификации наук нередко сочетался с
диалектикой, стихийно проникающей сюда через естествозна-
ние.
Начиная с 70-х годов XIX в. в области идеологической, в
том числе и философской, борьбы обстановка круто меняется.
В это время возникает махизм, который, однако, не становится
еще модным поветрием до тех пор, пока не наступает в самом
конце XIX в. кризис естествознания, связанный с активизацией
идеалистической реакции на рубеже XIX и XX вв. Махизм при-
нес с собой резкое усиление субъективистских концепций, при-
крываемых всякого рода маскировочными приемами, с по-
мощью которых субъективный идеализм подделывался под
стихийный материализм естествоиспытателей. Такого сорта
приемы порождали тенденции к эклектизму, к попыткам
«соединять» и «примирять» прямо противоположные философ-
ские направления.
Все это коснулось непосредственно проблемы классифика-
ции наук; на ней оказался сильнейший отпечаток субъекти-
визма и эклектики, свойственных модным философским шко-

лам и школкам, возникшим на Западе. Для того чтобы контраст
между продолжением старой линии работ в данной обла-
сти и новыми веяниями, связанными с махизмом, выступил бы
рельефнее, мы начнем эту главу с анализа двух систем научного
знания, возникших накануне 70-х годов XIX в. и тесно связан-
ных с развитием естествознания.
1. СМЕНА ОБЪЕКТИВНОГО ВЗГЛЯДА НА КЛАССИФИКАЦИЮ
НАУК СУБЪЕКТИВИСТСКИМ ВО ФРАНЦИИ
В КОНЦЕ XIX—НАЧАЛЕ XX в.
Система наук в их связи с химией. Шеврель. В книге пер-
вой анализ различных классификаций наук, появившихся во
Франции после Конта, доведен нами до системы Курно (нача-
ло 50-х годов XIX в.). Позднее возникло еще несколько систем,
причем некоторые из них носили прогрессивный характер. Их
авторы стремились перенести в области общей классификации
наук то, что давало естествознание в отношении классифика-
ции объектов природы. В этих классификациях на первое ме-
сто выступали те связи и отношения, которые были характер-
ны для определенного рода объектов и соответствующих им
понятий. Именно такую систему пытался создать французский
химик М. Шеврель в своем капитальном труде «История хими-
ческих знаний»1. Все изложение ведется Шеврелем с точки
зрения химии того времени и ее соотношения с остальными
отраслями знания, а также человеческой деятельности.
Общую задачу своей работы автор определил в заглавии
введения: «Связи наук, относящихся к области натуральной
философии, изложенные согласно экспериментальному апосте-
риорному методу в свете двойного отношения — анализа и син-
теза».
Труд Шевреля состоит из пяти частей и особого приложе-
ния. Первая часть носит общий методологический харак-
тер; она посвящена анализу «понятий общей философии». Сюда
входит определение таких слов, как «материя», «тела», «свой-
ства», «факт», а также определение экспериментального апос-
териорного метода. С этой последней точки зрения все совре-
менное знание автор делит на три категории наук (там же,
стр. 21):
1) науки рассуждения (чистая математика);
2) науки наблюдения и рассуждения (естественная исто-
рия, содержащая ботанику и зоологию);
3) науки наблюдения, рассуждения и опыта (физика и хи-
мия).
1 Histoire des connaissances chimiques par M. E. Chevreul, t. I. Paris, 1866.

Вторая часть рассматривает «понятия химии». Опреде-
лив область «чистой» химии, Шеврель выделяет шесть классов
химических знаний. Представляет интерес сопоставление
свойств физических, химических и органолептических (находя-
щихся в нас самих), а также сравнение различных причин хи-
мических действий, а именно: сил физических (свет, тепло,
электричество, магнетизм), химических (сцепление, средство) и
механических (там же, стр. 72).
Далее идет речь о «конститутивных понятиях химии, заим-
ствованных ею у других наук». Здесь выделяются математика,
физика и физиология (там же, стр. 77), что дает возможность
рассмотреть соотношения этих наук с химией и таким образом
подойти к общей системе научного знания, в центре которого
стоит химия. Особый интерес представляет проведенное авто-
ром «различение химии с физикой» (там же, стр. 86). В основу
его кладется не только различие самих по себе явлений при-
роды — физических и химических, но и различие метода рас-
смотрения одних и тех же объектов в смысле более общего,
абстрактного и более частного, конкретного подхода к ним.
Физик изучает абстрактное, химик — конкретное. Например,
химия, имея своим предметом конкретное, изучает такие свой-
ства, как способность расширяться и плотность у кислорода и
хлора, а физика, имея своим предметом абстрактное, изучает
сами по себе эти свойства. Здесь сказывается несомненное вли-
яние контовского различения физики и химии по степени их
общности.
Затем Шеврель рассматривает «вторжение» химии в учение
других наук и распространение химии на прикладные области,
равно как распространение прикладной химии на практические
искусства, или мастерства. К числу последних Шеврель отно-
сит не только химические мастерства (производства), но и фи-
зические и механические.
В итоге он составляет таблицу «отношений химии с наука-
ми и мастерствами» (там же, стр. 96) с точки зрения «двух
связей» (см. схему I).
В дальнейшем Шеврель более детально прослеживает ос-
новные связи между науками, а также между науками и ис-
кусствами (мастерствами), причем по-прежнему в центре вни-
мания находится у него химия.
В третьей части своего труда он рассматривает спе-
циально связи химии с историей живых существ. Здесь он
прежде всего проводит различие между химическими видами
и органическими видами. Первые «суть типы минерального
вещества и органического вещества — живого или мертвого»,
вторые «суть типы живых существ» (там же, стр. 104).
Проводя дальше сравнительный разбор обоих понятий, Шев-
рель отмечает следующее: в химии индивид представлен моле-

кулой, причем все молекулы в пределах одного и того же хи-
мического вида тождественны между собой. Поэтому изучение
вида совпадает здесь с изучением индивида. Напротив, бота-
нический или зоологический вид отнюдь не означает полного
тождества охватываемых им индивидов; органический вид
предполагает выделение некоторых общих свойств у всех ин-
дивидов, входящих в него, при наличии у них различий между
собой.
На этом основании химический вид именуется конкретным,
а органический — абстрактным.
Проводя параллель между химической и биологической си-
стемами изучаемых объектов природы, Шеврель составляет
прогрессию понятий: вид, род, семейство, ряд, класс, ветвь,
царство.
Характер каждой группы (т. е. совокупность общих свойств
объектов, охватываемых данным понятием) определяется тем,
что внутри вида учитываются все общие свойства входящих в
данный вид индивидов, внутри рода — все общие свойства вхо-
дящих в данный род видов и т. д. (см. там же, стр. 109).
Прослеживая «историю живых существ с двойной точки
зрения — индивидов и классификации видов», автор выделяет
среди чистых естественных наук (ботаника, зоология, анатомия,
физиология) и две прикладные естественные науки — агрикуль-
туру и медицину. Изучение животного индивида, как показы-
вает далее Шеврель, ведется с точки зрения зоологии, анато-
мии, физиологии, сельского хозяйства и медицины, т. е. кон-
кретно. То же касается познания растительного индивида.
Иными методами проводится изучение «истории видов, рас-
смотренных относительно их классификации». Здесь науки о
живых существах выступают с точки зрения абстрактного, так
что различие здесь того же рода, как между химией и физикой.
Большое внимание Шеврель уделяет «естественному мето-
ду» и его применению в ботанике и зоологии. «Принцип класси-
фикации существ, объектов заключается в том, чтобы группи-
ровать эти существа, эти объекты по наибольшей степени их
взаимного сходства» (там же, стр. 133). В зависимости от то-
го, каким образом объединяются разные существа в одну груп-
пу, различаются методы естественный и искусственный. «Есте-
ственный метод объединяет в одну группу существа, имеющие
наибольшее взаимное сходство во всех отношениях, которого у
них нет с какими-либо другими группами. Искусственный ме-
тод объединяет в одну группу существа, имеющие сходство
только в некоторых отношениях» (там же, стр. 133—134).
При рассмотрении естественного метода в ботанике Шев-
рель уделяет много внимания «принципу субординации харак-
теров». Переходя к зоологии и показывая действие этого прин-
ципа в данной области науки, он выдвигает способ классифи-

кации, который называет «по этажам». Суть его состоит в том,
что классифицируемые виды располагаются друг над другом
горизонтально в двух планах. Такой способ расположения, по
мнению Шевреля, устраняет несообразности, свойственные ли-
нейной классификации (т. е. расположению предметов в один
ряд или в параллельные ряды). В итоге образуются высший
и низший планы. Схема такого способа классификации вы-
ражается в виде концентрических кругов, причем из их общего
центра могут быть проведены радиусы, налагающиеся один на
другой.
Применив этот способ к некоторым видам животных, Шев-
рель заключает: «Преимущества распределения по этажам
зоологических видов являются бесспорными, так как оно на-
глядно показывает все отношения, какие разум может заме-
тить между этими видами» (там же, стр. 157). При этом воз-
можны различные случаи. Во-первых, может случиться так,
что имеется порядок, который представляет только один тип
организации в родах и видах, его составляющих; в этом случае
один радиус, проведенный через круг плана, представлял бы
всю совокупность этих видов и таблица «по этажам» ясно вы-
ражала бы этот факт.
Во-вторых, может случиться и так, что один порядок будет
представлять несколько параллельных рядов видов, как это
наблюдается в числовых рядах. В этом случае можно было бы
начертить несколько концентрических дуг и на той из них, у
которой радиус был бы наименьшим, отметить равно отстоя-
щие одна от другой точки. Эти точки обозначим буквами а, а',
а" и т. д. Затем можно было бы провести от этих точек парал-
лельные прямые до пересечения со второй кривой; точки пере-
сечения соответственно были бы обозначены буквами b, b', b''
и т. д. После этого те же ли-
нии можно было бы продол-
жить далее до пересечения с
третьей кривой и обозначить
точки пересечения соответ-
ственно буквами с, с', с"
и т. д.
В итоге получится следую-
щая фигура.
«Эта фигура, — пишет Шев-
рель, — показывала бы, что нет единого типа организации,
а что существует столько типов а, а', а", а'", aIV, aV, aVI ..,
сколько имеется начал рядов» (там же, стр. 157—158).
В заключение третьей части работы Шеврель разбирает
снова различие вида у живых существ и химического вида,
с тем чтобы показать, почему нельзя применить естественный
метод к классификации химических видов. Это писалось за три

года до открытия Менделеевым периодического закона хими-
ческих элементов, следовательно, простейших химических ви-
дов, в котором как раз и воплотился естественный метод, при-
ведший к созданию естественной системы элементов!
Наибольший интерес с точки зрения классификации наук
представляет собой четвертая часть работы Шевреля.
В ней изложено «распределение человеческих знаний, выпол-
няемое натуральной философией в соответствии с тем спосо-
бом действия, который применяет человеческий разум, и ис-
следования неизвестного, переходя от конкретного к абстракт-
ному и возвращаясь от абстрактного к конкретному» (там же,
стр. 201).
С точки зрения теоретического или практического характера
науки у Шевреля делятся на две группы — чистые и приклад-
ные (приложенные). В свою очередь каждая группа делится
на две категории в зависимости от того, являются ли науки
конкретными или абстрактными; соответственно этому все нау-
ки, относящиеся к изучению природы и ее использованию (со-
ставляющие «натуральную философию»), подразделяются на
естественные и математические.
Это весьма напоминает схему двойного разделения наук
Ампера. В итоге получаются четыре категории наук:
1) чистое естествознание; 2) чистая математика; 3) при-
кладная математика; 4) прикладное естествознание (см. схе-
му II).
Рассмотрим подробнее каждую из этих категорий.
I. Науки, входящие в первую категорию, представлены в
виде трех горизонтальных рядов: верхний образуют абстракт-
ные науки, нижний — конкретные, а средний — науки, состав-
ленные из абстрактной (из верхнего ряда) и конкретной (из
нижнего ряда) частей. Здесь в качестве конкретных выступа-
ют: 1) химия, 2) различение минералов по видам, горным по-
родам (пластам, слоям, массивам) и территориям земли. Затем
по способу образования выделяются: 3) растительный индивид,
4) животный индивид, 5) зоологическая анатомия индивида и
6) зоологическая физиология индивида (нижний ряд).
В верхнем ряду этим наукам соответствуют абстрактные
науки: 1) физика (соответствует химии), 2) различение терри-
торий земли наподобие эпох, соответствующих их образованию
(отвечает различению минералов). Далее идут классификации
(по видам, родам, семействам и т. д.) 3) растений и 4) жи-
вотных (соответствуют растительному и животному индиви-
дам). Наконец следуют 5) сравнительная и общая анатомия и
6) сравнительная физиология (соответствуют зоологическим
анатомии и физиологии индивида).
Из соответствующих абстрактных и конкретных частей, за
исключением 1) физики и химии, составляются объединенные

науки: 2) геология, 3) ботаника, 4) зоология, 5) анатомия и
6) физиология.
Перечисленные науки первой категории находятся в много-
численных взаимосвязях как между собой, так и с науками
других категорий. Например, химия связана непосредственно
с физикой, геологией, анатомией, физиологией внутри общей
с ними категории наук; выходя за пределы этой категории, она
связывается с чистой и прикладной математикой (в частности,
со строительством, артиллерией и навигацией) и со всеми от-
раслями прикладного естествознания. На схеме II у Шевреля
связи с конкретными науками изображены красными линия-
ми, а с абстрактными науками — зелеными. По техническим
причинам воспроизвести их в нашей книге оказалось невоз-
можным.
II. Во вторую категорию наук вошли: арифметика, алгебра,
геометрия, механика, дифференциальное и интегральное ис-
числение. Все эти науки взаимосвязаны между собой, а также
со всеми разделами прикладной математики. Притом, гео-
метрия связана с минералогией (точнее, кристаллографией), а
механика — с прикладной механикой. Кроме химии с матема-
тикой связаны физика и геология. Все эти связи Шеврель вы-
ражает черными линиями.
III. Третью категорию наук образуют приложения матема-
тики, во-первых, к изучению небесных тел (сюда входит астро-
номия), во-вторых, к изучению земных тел (сюда входит, с
одной стороны, геодезия и география, с другой — механика
прикладная с делением на механику твердых тел, жидкостей
и газов); особо выделяется в области механики приложение
математики к машинам, причем двоякого рода: со статической
точки зрения (сюда входят различные строительства — граж-
данское, военное, морское) и с динамической точки зрения
(сюда входят артиллерия и навигация).
Взаимосвязи наук этой категории Шеврель изображает жел-
тыми линиями, которые соединяют эти науки как между собой,
так и с науками других категорий. Например, астрономия кро-
ме как с химией связана с физикой, с геодезией, географией
и навигацией. У прикладной механики помимо связей с мате-
матикой имеются контакты с физикой, сельским хозяйством,
медицинскими науками, анатомией и физиологией.
IV. Последняя категория наук образована из отраслей при-
кладного естествознания: минералогии, сельскохозяйственных
наук (растениеводство, животноводство) и медицинских наук.
Такова общая схема наук, связанных с «натуральной фило-
софией». Отметим наличие в этой схеме обозначения противо-
положных тенденций, показывающих переходы между различ-
ными категориями наук или различными группами (рядами)
наук в пределах одной и той же категории: первая пара проти-

воположных тенденций выражает переход от сложного к про-
стому, следовательно, аналитический метод и от простого к
сложному, следовательно, синтетический метод. В схеме II эта
пара изображена противоположно направленными стрелками,
соединяющими чистые естественные науки с чистыми матема-
тическими. При этом переход от чистой математики раздваи-
вается на линию, идущую к чистому естествознанию (от абстракт-
ной чистой науки к конкретной чистой науке), и на линию, иду-
щую от наук «чистых» вообще к прикладному естествознанию.
Вторая пара противоположных тенденций выражает пере-
ход в пределах «чистого» естествознания либо к абстрактной
точке зрения, либо, наоборот, к конкретной точке зрения.
Построение Шеврелем общей системы научных знаний на
основе указанных двух пар противоположных тенденций пред-
ставляет шаг вперед по сравнению с системами Конта, Ампера
и Курно, а также Спенсера. По отношению к ним систему Шев-
реля можно было бы назвать синтетической. Особенно инте-
ресно проведение соединительных линий, выражающих взаимо-
связи и возможные переходы между различными науками,
например зарождение астрофизики и астрохимии (благодаря
открытому незадолго перед тем спектральному анализу), фи-
зической химии (благодаря успехам электрохимии), биохимии
(благодаря приложениям химии к физиологии) и т. д.
Последняя, пятая часть труда Шевреля посвящена тем
«знаниям, которые на первый взгляд могут рассматриваться
как независимые от теории химических знаний». Здесь речь
идет главным образом о гуманитарных науках, предметом изу-
чения которых является: а) человек, рассмотренный как инди-
вид, вступающий в отношения с внешним миром посредством
пяти чувств — зрения, слуха, вкуса, обоняния и осязания; b) че-
ловек, рассмотренный как мыслящее существо, наделенное об-
щительностью, т. е. как социальное существо; с) три общие
способности человеческого ума, мышления: верить, воображать
и размышлять.
Таково содержание основного труда Шевреля. В приложе-
нии к нему говорится об «абстракциях, рассмотренных относи-
тельно искусств и художественной литературы». Здесь выде-
ляются 1) абстракции, рассмотренные в отношении между искус-
ствами и человеком и 2) между литературой и человеком.
Искусства классифицируются Шеврелем в соответствии с
тем, на какие органы чувств они оказывают свое воздействие
и оказывается ли это воздействие одновременно или последо-
вательно в течение некоторого времени. Отсюда получается
схема: искусства, говорящие: А) глазам (скульптура, живо-
пись, архитектура — каждое действует одновременно — и садо-
водство, действующее сильнее одновременно, нежели постепен-
но во времени); В) ушам (музыка, действующая только после-

довательно во времени); С) духу (поэзия, действующая постепен-
но, но так, что память может представить ее одновременно).
Художественная литература разделяется по жанрам и видам.
Такова система знаний, разработанная Шеврелем накануне
того, как в естествознании и философии началась реакция в
сторону идеализма и прогрессивные традиции в этой области
стали выбрасываться за борт поклонниками реакционной моды.
Единство наук в духе натурфилософии. «Панепистема» бол-
гарского мыслителя Берона. Своеобразную картину мира и
соответственно единства наук разработал в 60-х годах XIX в.

прогрессивный болгарский ученый Петр Берон (живший во
Франции с 40-х до начала 70-х годов). Главное его сочинение —
«Панепистема» («Всенаука») должно было охватить по за-
мыслу автора всю природу и духовную деятельность человека,
соответственно все естественные и гуманитарные науки в их
взаимосвязи и раскрыть единую сущность всех явлений мира.
Берон считал, что к такой единой системе стремились всегда
эмпирики. Он назвал ее «Панепистемой», потому что она «охва-
тывает все, что возникло в мире физическом и духовном, в
космосе и микрокосмосе»1.
Под космосом, или макрокосмосом, здесь понимается Все-
ленная, под микрокосмосом — духовная жизнь человека, при-
чем вторая есть образ первой. «Панепистема, — писал он,—
охватывающая изучение физических и метафизических объек-
тов, включает в себя космогонию материального мира и нема-
териального мира. Последний есть не что иное, как материаль-
ный мир, сфотографированный в органах чувств каждого ин-
дивида»2.
Тут ясно выражена основная посылка материализма, но
Берон не выдерживает ее последовательно. При решении во-
проса о том, как неподвижные «флюиды» начинают двигаться,
он отводит решающую роль богу, который якобы сообщает им
исходное движение, а затем устраняется от вмешательства в
дела природы.
Идея единства наук вытекает у Берона из признания взаи-
модействия и взаимозависимости изучаемых ими объектов.
«Полное изучение физических и естественных наук, так же как
и метафизических и моральных, нельзя осуществить, беря их
изолированно, так как все явления, изучаемые этими науками,
происходят путем движения каких-либо флюидов. Следова-
тельно, в этом движении и заключается общее происхождение
всех явлений»3.
Следуя традиции, идущей от Конта и Сен-Симона, Берон
ставит на первое место в ряду наук математику; ее метод он
считает всеобщим. Однако в центре всей его системы стоит
физика, и ей посвящено семь томов «Панепистемы», вышедших
в 1861—1867 гг.: т. I — «Упрощенная физика», «Электростати-
ка», т. II — «Фотостатика», т. III — «Термостатика», т. IV —
«Баростатика», тт. V—VII — «Небесная физика». К этой серии
книг тесно примыкает «Физико-химия», первый и единственный
том которой вышел в свет в 1870 г. Кроме собственно физики
здесь большое внимание отводится общим вопросам естество-
знания и философии (натурфилософии). Это касается и более
1 P. Berron. Introduction a la Panepisteme, t. II. Paris, 1862, p. 2.
2 P. Berron. Panepisteme, t. V, § 4. Paris, 1866.
3 P. Berron. Panepisteme, t. III. Paris, 1863, p. 1.

ранних работ Верона: «Славянская философия, содержащая
основные черты всех естественных и моральных наук, с прило-
жением о свободе воли и бессмертии души» (Прага, 1855) и
«Начала физических и естественных наук и наук метафизиче-
ских и моральных, установленные согласно законам физики в
общих истоках невесомых флюидов, весомости, тяжести, дви-
жения и трех состояний тел» (Париж, 1858).
Болгарский историк философии Михаил Бъчваров в статье
«Петр Берон — выдающийся болгарский натурфилософ» писал:
«Систему П. Берона можно оценить как натурфилософскую.
Его путь исследования не является чисто логическим анализом
проблемы материи и сознания. Наоборот, обобщая данные
естествознания, он ищет за огромным эмпирическим материа-
лом сущность явлений и каузальные связи. Только в общем
введении и во вводных частях каждого тома «Панепистемы»
он излагает в теоретико-логическом плане общие принципы
своей системы»1.
Характеризуя в целом систему Берона как материалистиче-
скую, Бъчваров отмечает наличие в ней сильной струи диалек-
тики: «Диалектические догадки Берона о процессе познания
не ограничиваются признанием единства анализа и синтеза в
познании. Наиболее правильный путь познания и объяснения
наблюдаемых явлений, по его мнению, раскрытие их генезиса,
рассмотрение их в движении и изменении» (там же, стр. 96).
Из дальнейшего следует, что Берон приближается к идее о
том, что науки соотносятся как изучаемые ими формы движе-
ния: «Конкретный анализ механической и химической форм
движения материи Бероном показывает, — писал Бъчваров,—
что он стоит здесь на позициях материалистического детерми-
низма. Он убежден, что существование каждого явления обус-
ловлено определенным движением» (там же, стр. 99). Вместе
с тем системе Берона присущи черты механицизма, откуда бе-
рет начало отход его от материалистического монизма.
Все эти вопросы рассмотрены подробнее в монографии Бъч-
варова, посвященной мировоззрению Берона2.
Для уяснения некоторых моментов в учении Берона и осо-
бенностей его единой науки представляет интерес статья Геор-
гия Шишкова (ФРГ) «Петер Берон — неизвестный натурфило-
соф, современник Шеллинга». В ней подчеркивается «систем-
но-всеобъемлющий характер мышления Петера Берона» и
значение его идей для современного естествознания.
От Конта к махистскому субъективизму. Пуанкаре, Гобло.
Вскоре после появления книги Шевреля во Франции началось
усиление идеалистической реакции, захватившей и часть есте-
1 «Философские науки», 1962, № 3, стр. 95—96.
2 Михаил Бъчваров. Мирогледът на д-р Петър Берон. Варна, 1961.

ствоиспытателей; эта тенденция в конце XIX в. проявилась и в
других странах Европы и Америки, где получил распростране-
ние махизм (разновидность субъективного идеализма). Одним
из представителей махизма был Анри Пуанкаре, выступивший
с книгой «Ценность науки» (1905 г.).
В ней, а также в более ранней книге «Наука и гипотеза»
автор с махистских позиций разбирает некоторые философские
вопросы, связанные с развитием математики, механики и физи-
ки и с их соотношением между собой, особенно физики и мате-
матики. Этот вопрос приобрел в то время большое методологи-
ческое значение, поскольку одним из познавательных источни-
ков возникшего тогда кризиса физики было идеалистическое
толкование процесса математизации физики. На это обстоятель-
ство указывал В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпирио-
критицизм»1.
Называя Пуанкаре крупным физиком и мелким философом,
Ленин вскрывает субъективно-идеалистическую основу его фи-
лософских воззрений: для Пуанкаре законы природы суть сим-
волы, условности, которые человек создает ради «удобства», а
«единственная настоящая объективная реальность есть внут-
ренняя гармония мира», которая, без сомнения, не находится
вне нас.
Приведя эти высказывания, В. И. Ленин резюмирует: «Суть
дела «оригинальной» теории Пуанкаре сводится к отрицанию
(хотя он далеко не последователен) объективной реальности и
объективной закономерности природы» (там же, стр. 152). «Для
Пуанкаре вещи суть «группы ощущений» (там же, стр. 41).
В таком же духе Пуанкаре трактует объекты различных
физико-математических наук, в частности геометрии и механи-
ки. Говоря о необходимости «исследовать вместилища», в ко-
торые, как нам кажется, заключена природа (с пространством и
временем), Пуанкаре заявляет: «...не природа навязывает их
нам, а мы налагаем их на природу, потому что мы находим
их удобными»2.
Отсюда геометрия трактуется не как наука, изучающая
пространственные отношения реальных вещей, а лишь как со-
вокупность математических отношений, понимаемых в указан-
ном смысле. В порядке обобщения следует вывод: «Наука
есть система соотношений» (там же, стр. 187).
А. Пуанкаре не занимается в своих книгах специально во-
просами классификации наук, но придерживается общеприня-
той их классификации, идущей от Конта. Так, в книге «Наука
и гипотеза» он выделяет и рассматривает четыре науки (в скоб-
ках указаны их предметы): математика («число и величина»),
1 См. В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 292—295.
2 Анри Пуанкаре. Ценность науки. М., 1906, стр. 7.

геометрия («пространство»), механика («сила») и физика
(«природа»), причем вместе с механикой рассмотрена и термо-
динамика (учение об энергии), а в физику включена оптика,
электродинамика и др.
В книге «Ценность науки» автор сохраняет в общем ту же
последовательность при рассмотрении «ценности» отдельных
наук: за математическими науками (включая в них геометрию
с понятием пространства) следуют физические, причем мате-
матической физике, как и у Конта, предпослана астрономия.
В области классификации наук влияние субъективного иде-
ализма во Франции сказалось на последователях Конта, ко-
торые от его объективного принципа классификации наук
повернулись назад — к субъективному. Это относится, в частно-
сти, к Эдмонду Гобло, который выпустил книги «Опыт класси-
фикации наук» (1898 г.) и «Система наук...» (1922 г.).
Следуя за Контом, Гобло принимает его деление наук на
три основные группы: 1) науки абстрактные, общие, 2) науки
конкретные, описательные, частные, 3) науки прикладные,
практические. Однако каждой из этих групп наук Гобло дает
несколько иную трактовку, нежели Конт, причем трактовку с
явным креном в сторону субъективизма и идеализма.
Первую группу наук Гобло называет науками «чистыми или
общими», но в противоположность Конту он изображает их не
как знание реального мира, не как картину этого мира, а лишь
как инструмент, посредством которого разум отдает себе от-
чет в фактах».
«Чистая» (т. е. теоретическая) наука, согласно взглядам
Гобло, представляет собой создание человеческого разума; это
только некоторая «система относительных возможностей»,
предметом которой служат законы духа, но не законы вещей.
Субъективно-идеалистическое воззрение на теоретическое зна-
ние здесь налицо: согласно этой трактовке, теория не есть от-
ражение действительного мира, а лишь удобное средство сис-
тематизации нашего опыта, «инструмент» для систематизации
фактов как эмпирических данных.
Науки второй группы Гобло именует прикладными, понимая
их как приложение общих законов, изучаемых общими или
«чистыми» науками, к объяснению отдельных фактов. Следо-
вательно, в данном случае (подобно Оствальду, как увидим
это ниже) Гобло под прикладными науками подразумевает
приложение законов явлений не только в практических целях,
но и в целях объяснения самих этих явлений. Однако в отли-
чие от Оствальда Гобло все же не смешивает в одну кучу
частные, описательные («конкретные») науки с науками прак-
тическими, техническими.
Каждой «чистой» (общей) науке соответствует своя «при-
кладная» (частная) наука. Например, «чистую» биологию со-

ставляет физиология (учение о жизненных функциях), куда
входит и анатомия, поскольку строение организма определяет-
ся присущими ему функциями. Частную («прикладную») био-
логию образуют систематические науки — ботаника, зоология и
другие, изучающие живые существа.
Третья группа наук — практические или технические (ис-
кусство)— совпадает с контовской. Каждой «чистой» науке
(вместе и соответствующей ей «прикладной» науке) отвечает
определенная техническая наука, как это мы видели у Ампера.
Поэтому классификация практических (технических) наук опре-
деляется у Гобло, так же как и у его французских предшест-
венников (у Конта, Ампера и Курно), системой «чистых» (тео-
ретических) наук.
Деля науки на «чистые» и «прикладные», Гобло вместе с
тем стремится показать, что по своей форме наука едина, а ее
методы (например, демонстративный и экспериментальный ме-
тоды, отвечающие описательной и экспериментальной наукам)
соответствуют не двум различным типам наук, а различным
аспектам или ступеням развития каждой науки.
Будучи позитивистом, Гобло подобно Конту растворяет
философию в конкретных науках. Поэтому для нее он вообще
не выделяет особого места в общей системе знания.
Гобло видоизменяет и конкретную схему (иерархию) наук
Конта, сохраняя принцип их последовательного подчинения при
переходе от более общих наук к менее общим. Изменения, вне-
сенные им в эту схему, можно свести к следующему:
1) математика разделена на три части — собственно мате-
матику (включающую в себя арифметику, алгебру и анализ),
геометрию и механику, как это и было у Конта, но только
внутри математики;
2) астрономию, физику и химию Гобло, напротив, объеди-
няет в одну науку — космологию (совокупность наук о физиче-
ском мире, т. е. о неорганической природе);
3) из биологии условно выделяется психология, но не пол-
ностью: психология трактуется как часть биологии, поскольку
психологические явления нельзя отделить от биологических;
сообразно этому Гобло объединяет обе науки в один суммар-
ный раздел — «психобиологию», как это фактически было и у
Конта.
Более того, он не только не ограничивает сферу психологиче-
ских явлений, не только не подчиняет их физиологическим, а, на-
против, совершенно ошибочно (в духе панпсихизма) распростра-
няет понятие психического на весь мир, начиная от его мельчай-
ших частиц (атомов).
В итоге Гобло приходит к следующей схеме, основу которой
составляет контовская иерархия наук (внизу в скобках указан
предмет каждой науки):

Здесь заметно влияние психологизма, тесно связанного с
общей субъективно-идеалистической концепцией, под воздейст-
вием которой находится автор. К этому, собственно говоря, и
сводится идея Гобло, которую он сформулировал как попытку
«пересмотреть и обновить несколько устаревшую классифика-
цию наук О. Конта».
В книге «Система наук. Истина, сверхчувственное и реаль-
ное» (1922 г.) Гобло делит науки на чистые и эмпирические.
Такое деление несостоятельно даже с логической стороны, так
как «чистым» наукам противостоят прикладные (а не эмпири-
ческие), а эмпирическим — теоретические (а не «чистые»).
Из дальнейшего, однако, выясняется, что речь идет о нау-
ках чистого рассуждения и науках наблюдения. «Их противо-
положность, — замечает автор, — зависит скорее от нервной
системы и их развития, чем от природы их объектов»1.
В частности, касаясь наук о природе, автор отмечает, что
они «стремятся к тому, чтобы знать не только вещи и порядок
вещей, но также и сверхчувственное основание порядка вещей,
то есть к тому, чтобы стать рациональными и дедуктивными,
как математика» (там же, стр. 29).
Далее, как и в предыдущей работе, науки располагаются
у Гобло в следующем порядке: 1) арифметика и алгебра,
2) геометрия, 3) рациональная механика, 4) физика (науки о
природе с их делением на теоретические и практические и с
последующим подразделением первых на специальные, описа-
тельные и исторические), 5) физиология, 6) психология (в ее
сопоставлении с физиологией), 7) моральные науки, социоло-
гия, 8) мораль веры, 9) философия (с ее разделами, которые
становятся самостоятельными, — психологией, социологией, ло-
гикой, эстетикой, моралью).
Для того чтобы показать, насколько ненаучна концепция
Гобло, можно сослаться на его «опыт классификации социаль-
ных явлений» (там же, стр. 168). В частности, услуги (или об-
служивание) автор классифицирует следующим образом:
1 Е. Goblot. Le systeme des sciences. Le vrai, L'intelligible et le reel.
Paris, 1922, p. 18.

То же, но без договорного характера:
Как видим, эта классификация построена на самых различ-
ных основах, имеющих то экономический, то социально-юриди-
ческий, то психологический характер. Таким эклектизмом про-
низана вся система Гобло.
Дальнейший шаг в сторону субъективизма. Навилль. Если
у Гобло субъективистская установка в вопросе о классифика-
ции наук коснулась главным образом ее принципов, т. е. мето-
дологической стороны дела, принципов классификации и их
обоснования, конкретная же схема повторяет в основном кон-
товскую схему, то Арриэн Навилль (Nouvelle classification des
sciences. Paris, 1901) идет еще дальше: он меняет существен-
но не только принципы, принятые Сен-Симоном и Контом, но
и конкретную схему системы наук. Такую реформу автор пред-
принял еще раньше — в статье «О классификации науки»
(1888 г.).
Навилль находился, по его собственному признанию, под
двойным влиянием — Огюста Конта и своего отца Эрнеста На-
вилля, который также занимался классификацией наук. В сво-
ей работе «Система философии» Навилль-отец считал, что нау-
ка имеет три различных объекта: материю, простую жизнь и
дух.
От обоих своих предшественников Навилль-сын пошел не к
материализму, не к более последовательному проведению объ-
ективного принципа, провозглашенного Контом (вслед за Сен-
Симоном), а в прямо противоположном направлении — к субъ-
ективизму.
А. Навилль, хотя и не вполне точно, подразделяет авторов
классификаций наук на две основные категории. Одни при-
держиваются, как он определяет, объективного принципа, по-
лагая, что наиболее глубокие борозды между науками прово-
дятся самими объектами познания. Другие, напротив, настаи-
вают на деятельности духа, следуя, таким образом, субъектив-
ному принципу.
Автор объявляет, что придерживается последнего принципа,
хотя и пришел к нему не сразу и даже долго его оспаривал.
Теперь же этот принцип всецело господствует в его понимании
науки.
Конечно, признает Навилль, большая доля истины сохра-
няется за объективным принципом, так как природа изучаемых

вещей оказывает свое влияние на отношение между вещами и
человеческой мыслью, однако это имеет лишь второстепенное
значение. Науки, по его мнению, представляют собой совокуп-
ность ответов на большое число вопросов, которые ставит себе
человеческий дух, и самые глубокие несходства между науками
являются следствием несходства самих поставленных вопросов.
Подменяя явно противоположные понятия, Навилль предла-
гает такой сугубо субъективистский взгляд на науки все же
считать «объективным». При этом он допускает дешевый со-
физм: истинным объектом науки, по его словам, являются не
живые существа или вещества, а то, что наша мысль ищет в
связи с ними.
Навилль приводит в качестве примера облако. Вульгарно
выражаясь, это «объект», иронизирует он и добавляет, что
наука видит тут много «объектов» для исследования, ибо по
поводу одного только облака она может задать множество во-
просов: каковы законы его образования, откуда взялась вода,
его составившая, и сколько ее, что может дать оно художнику
для картины?
«Сколько вопросов, столько и различных объектов науки», —
резюмирует автор. Таким образом, «объектом» науки служат,
по Навиллю, не явления действительного мира, а «вопросы»,
возникающие у нас при изучении этих явлений.
Здесь, как видим, автор близко стоит к неокантианской
концепции, согласно которой классификации подлежат не нау-
ки, изучающие определенные материальные объекты, а лишь
«точки зрения» на эти объекты. По сути дела истоком для этой
концепции служили взгляды Ампера, о которых говорилось в
первой нашей книге, хотя сам Навилль относит Ампера к чис-
лу сторонников объективного принципа.
Отмечая эволюцию своих собственных воззрений от объек-
тивного принципа к резко выраженному субъективизму, Навилль
писал в третьем издании своей книги (1920 г.): «В начале
моих занятий, относящихся к этой области, я применял и ре-
комендовал объективный принцип. Вот, например, та класси-
фикация, которую я нашел среди моих заметок к курсу,
читанному в 1877 году в Академии Невшателя: пять фундамен-
тальных наук: 1) формальная логика; 2) математические нау-
ки; 3) физические науки; 4) биологические науки; 5) психоло-
гические науки. Но размышление меня вскоре убедило в недо-
статочности классификации по объективному предмету. Науки
суть отношения между человеческим разумом и объектами, от-
ношения, которые создает разум. Природа наук зависит соот-
ветственно от рода интеллектуальной деятельности»1.
Далее он резюмирует: «То, что разум должен искать, — вот
Л. Naville. Classification des sciences. Paris, 1920, p. 7.

истинный объект науки» (там же, стр. 8). Отсюда вопрос: что
ищет разум и каковы научные вопросы?
Научным вопросам нет числа, как отмечает автор. Но из
бесчисленного их множества он выделяет три главных вопроса,
вокруг которых пытается сгруппировать все остальные вопросы
в качестве производных и соответственно все науки. В итоге
Навилль приходит к следующей группировке наук (внизу стоят
упомянутые главные «вопросы»):
Первую проблему — проблему возможности автор считает
центральной; ею занимаются наиболее строгие, по его опреде-
лению, науки. Навилль приводит в качестве примера теорему
геометрии: «Через три точки А, В, С, лежащие не на одной пря-
мой, всегда можно провести окружность, но нельзя провести
более одной».
Вот поистине ясный язык, восклицает он: геометры стара-
лись отличить то, что можно, от того, чего нельзя, т. е. возмож-
ное от невозможного, и ответы на эти вопросы сформулированы
в виде теорем. Теоремы же автор определяет как всеобъемлю-
щие ответы на вопрос о возможном.
«Теорематика» (группа наук, построенных на теоремах)
включает в себя ряд наук, расположенных в порядке возрастаю-
щей сложности:
Номология имеет предметом закон вообще. Это самый про-
стой объект науки. Программой номологии является, согласно
Навиллю, выяснение некоторого соотношения между терминами
при отвлечении от «природы» (смысла или значения) этих тер-
минов. Здесь явно выступает субъективно-идеалистическое по-
нимание закона. Такая программа была дана системой Спен-
сера, который поставил логику как наиболее абстрактную науку
во главе всей группы абстрактных наук, перед математи-
кой.
Но у Навилля номология не совпадает с логикой в широком
смысле слова, так как логика (формальная и прикладная) рас-
сматривает другие понятия, нежели понятие закона. Она ка-

сается главным образом правил, а потому Навилль включает
ее не в «теорематику», а в канонику.
Он пишет: «Логика есть совокупность правил, это путь, ко-
торый ведет к познанию, то есть к идеалу. Ошибаются, когда
ее представляют как науку о законах, основанных на наблюде-
нии интеллектуальных фактов. Говорят, что она формулирует
законы мышления. Но здесь не хватает прилагательного: мыш-
ление, которое анализирует логика, — это истинное мышление.
Истинному мышлению она противопоставляет мышление лож-
ное, чтобы его исключить» (там же, стр. 228).
Превращая логику в составную часть каноники и придавая
ей нормативно-этический характер, Навилль отрывает ее от
всего комплекса абстрактно-теоретических наук, и прежде всего
от математики, с которой она теснейшим образом связана. Аргу-
ментирует он необходимость такой операции следующим обра-
зом: «Ложное мышление есть такая же реальность, как и истин-
ное, но оно плохо, тогда как истинное хорошо. Логика есть дис-
циплина каноническая, теория ценности».
Все это снова сближает позицию Навилля с неокантиан-
ством, с неокантианским учением о ценности. От Конта через
Спенсера Навилль двигался к позитивизму более идеалистиче-
ского оттенка, нежели тот позитивизм, который разделяли его
учителя.
Частное заимствование Навиллем у Спенсера общей схемы
наук бросается в глаза: в «теорематике» соединены по-спенсе-
ровски науки абстрактные (номология вместо логики и матема-
тики), абстрактно-конкретные (механика и физико-химия) и
конкретные (биология, психология и социология).
Из этих последних в духе неокантианства выделены во вто-
рой раздел (историю) астрономия, геология, ботаника и зооло-
гия в качестве наук, описывающих факты, но якобы не откры-
вающих и не изучающих законы явлений.
Показывая единство истории в ее частях, автор выделяет
здесь четыре группы дисциплин: 1) историю неорганического
мира (астрономия, астрогения, астрография, гелиография, гео-
логия, небесная механика, минералогия, метеорология и т. д.
и т. п.); 2) историю растительного мира (ботаника, или фито-
логия, анатомия и физиология растений, ботаническая класси-
фикация, генеалогия и т. д.); 3) историю животного мира, за
исключением человека (зоология, анатомия и физиология жи-
вотных, зоологическая классификация, генеалогия и т. д.);
4) историю весьма специального вида животных существ, кото-
рый составляют люди (история человечества, этнография, де-
мография и т. д.).
Могут заметить, оговаривается Навилль, что эти различия
не представляют собой таких обособлений, как это наблюдается
в разделах теорематических дисциплин. «В конкретной реаль-

ности, — объясняет он, — все действует во всем. Нет непрохо-
димых рвов» (там же, стр. 209).
Таким образом, только для группы исторических наук
(в противоположность теорематическим) автор склонен признать
наличие диалектики, хотя он и не называет ее по имени. Теоре-
матические же науки оказываются лишенными у него этой диа-
лектики, будучи осуждены навечно быть разделенными посред-
ством твердых разграничительных линий.
Другое различие между обеими группами наук Навилль ви-
дит в том, что теорематические науки занимаются лишь аб-
страктной возможностью, а не реальной действительностью,
тогда как для исторических наук главным является именно эта
реальная действительность в качестве осуществленной возмож-
ности.
Например, геометрия рассматривает любые возможные про-
странственные формы, не интересуясь тем, существуют ли они
где-либо или нет. Геометр, как таковой, по его утверждению,
игнорирует вопрос о реальности. Напротив, ею занимается мине-
ралог, классифицирующий реальные кристаллические формы.
Метафизический и схоластический разрыв возможности и
действительности, лежащий в основе деления наук Навиллем
на теоретические и исторические, можно проиллюстрировать при-
мером, который приводит сам автор. Первые науки ограничи-
ваются якобы вопросом: могут ли зерна пшеницы после 2000 лет
сохранить всхожесть? Вторые науки — вопросом: правда ли, что
зерна пшеницы, найденные в египетских саркофагах, проросли?
Очевидно для всякого, что вопреки настойчивым уверениям
Навилля ответ на оба эти вопроса дают не разные науки, а одна
и та же биологическая наука, для которой ответ на второй вопрос
служит практической проверкой ответа на первый вопрос. Разде-
лять оба ответа — значит разрывать полностью теорию и эмпи-
рию, а тем самым разрушать и всю науку в самом ее фунда-
менте.
Наконец, каноника делится у Навилля на телеоканонику (ка-
нонику целей), которая фиксирует правила воли, и праксикано-
нику, определяющую правила действия и организующую жизнь
людей (индивидуальную, совместную, социальную и практиче-
скую) .
Как уже было сказано, центральное место в концепции На-
вилля отводится понятию возможности: теорематические науки
занимаются возможностью вообще и ее границами, которые он
именует законами природы или просто законами. Следовательно,
понятие закона толкуется им также в чисто субъективистском
смысле, как то, что кладет предел нашим возможностям. Закон
как выражение объективной необходимости автор отрицает.
Наука, по его мнению, не знает безусловных необходимостей,
для нее нет ничего реально необходимого.

Законы, по выражению Навилля, — это как бы канва для
действительности. Теорематические науки вышивают в своем
воображении всякого рода узоры по этой канве.
Напротив, исторические науки, которые занимаются реализо-
ванной возможностью, изучают как бы уже вышитые по этой
канве узоры.
Наконец, канонические науки интересует то, какие из всех
возможностей считаются хорошими; они как бы намечают проект
тех узоров, которые желательно было бы вышить.
Предвидя возражения против своей классификации, автор
выражает надежду убедить читателя в том, что принцип его
классификации является именно тем принципом, к которому
приближается сама научная организация по мере развития
науки.
В подтверждение этого Навилль приводит следующие при-
меры, в которых науки сопоставляются в соответствии якобы с
его схемой (в скобках указаны объекты наук): а) геометрия
(всевозможные формы и изменения и их соотношения), b) геоде-
зия (действительные формы и измерения), с) проектирование
(практические использования формы и измерения).
Аналогично этому он характеризует группу наук о движе-
нии: а) рациональная механика (теорематика), b) небесная ме-
ханика (история), с) промышленная механика (каноника).
Достойно удивления, что каждый автор какой-либо класси-
фикации наук считает свою собственную схему и лежащие в ее
основе принципы самыми лучшими, а иногда и единственно пра-
вильными, и это несмотря на то, что ее существенные недостатки,
вытекающие из порочности методологических установок авто-
ра — их метафизического и субъективно-идеалистического харак-
тера, бросаются в глаза всякому непредвзятому читателю,
который попытается глубже в них разобраться.
В принципе вся навиллевская схема соответствует неоканти-
анскому же делению наук на 1) устанавливающие общие законы
и 2) описывающие отдельные факты, события, явления (исто-
рические науки) с добавлением к ним 3) нормативных, «оценоч-
ных» наук, касающихся области нравственности и вообще пове-
дения человека.
Схема Навилля представляет собой значительный шаг назад
не только от контовской к бэконовской, но и от бэконовской к
чисто субъективистской, согласно которой классификация знаний
определяется даже не свойствами нашей психики, а различным
отношением субъекта к объекту. Это наше субъективное отноше-
ние, составляющее содержание соответствующего «вопроса» или
«точки зрения», и лежит в основе всей системы Навилля в ка-
честве важнейшего ее методологического принципа и конкрет-
ной схемы наук.

2. СУБЪЕКТИВИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ В АНГЛИИ
НА РУБЕЖЕ XIX и XX вв.
Махистский позитивизм в Англии. Схема дискретности ма-
терии. Пирсон. Английский махист Карл Пирсон изложил свою
классификацию наук в «Грамматике науки» (1899 г.). Философ-
ские воззрения Пирсона были подвергнуты сокрушительной
критике Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм».
В. И. Ленин подчеркивает, что Пирсон не маскирует материа-
лизмом свою идеалистическую философию. «Свою родословную
Пирсон прямо ведет от Беркли и Юма»1. Для него, как указы-
вает Ленин, «реальные вещи» суть «чувственные восприятия».
«Всякое признание вещей за пределами чувственных восприятий
Пирсон объявляет метафизикой» (там же, стр. 40).
Пирсон воюет против понятия материи как чего-то сущест-
вующего независимо от наших чувственных восприятий. Мате-
рия, по его мнению, — это ничто. Ленин приводит следующее
место из «Грамматики науки»: ««С научной точки зрения не
может быть возражения против того, чтобы классифицировать
известные более или менее постоянные группы чувственных вос-
приятий, объединяя их вместе и называя материей — мы подхо-
дим таким образом очень близко к определению Дж.-Ст. Милля:
материя есть постоянная возможность ощущений, — но подобное
определение материи совсем не похоже на то, что материя есть
вещь, которая движется»».
По этому поводу Ленин замечает: «Здесь... идеалист прямо
протягивает руку агностику» (там же, стр. 132).
Если, согласно Пирсону, нет материи как объективной реаль-
ности, то и движение теряет свой объективный характер, стано-
вясь нематериальным, чисто субъективным. «Существенно то,—
отмечает в связи с этим Ленин, — что попытка мыслить движе-
ние без материи протаскивает мысль, оторванную от материи,
а это и есть философский идеализм» (там же, стр. 255).
При этом Ленин ссылается на то, что главу «Грамматики
науки», посвященную «материи», Пирсон начинает с параграфа,
носящего заглавие: «Все вещи движутся, — но только в поня-
тии». «По отношению к области восприятий, — заявляет здесь
Пирсон, — праздным является вопрос, что движется и почему
оно движется». Эта концепция Пирсона аналогична концепции
В. Оствальда, известной под названием «энергетизм».
Система Пирсона вытекает из его общих махистских устано-
вок. Принимая ощущения за первичное, исходное, он проводит
деление наук на абстрактные и конкретные.
Абстрактные науки имеют дело с идеальными эквивалентами
тех форм, под которыми наша способность восприятия разли-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 40.

чает отдельные предметы, т. е., по Пирсону, различает отдельные
группы чувственных впечатлений. Такими формами, или модуса-
ми, служат у Пирсона пространство, время и их комбинирован-
ный модус — движение.
Конкретные науки имеют дело с понятиями, с помощью кото-
рых описывается содержание восприятий. Из числа конкретных
наук физические автор делит, исходя опять-таки из общих ма-
хистских установок, на точные (или, по его терминологии, «сим-
волически-сокращающие») и описательные (или «синоптиче-
ские»).
Включая общественные явления (историю) в раздел биологии
(органической природы), Пирсон проводит следующее различие
между историей и биологией в собственном смысле слова: исто-
рией он называет неповторяющиеся процессы роста, а биологией
в узком смысле — повторяющиеся.
Но повторяемость событий есть, как известно, признак при-
сущей этим явлениям закономерности, а неповторяемость — при-
знак ее отсутствия.
Это значит, что, согласно Пирсону, биологическая законо-
мерность (разумеется, в ее махистском понимании) все же суще-
ствует, а исторической закономерности (даже в ее махистском
понимании) нет вообще. Это сближает его позицию со взглядами
неокантианцев, особенно Виндельбанда и Риккерта.
Вся классификация наук Пирсона в итоге оказывается по-
строенной на основе чисто махистского понимания науки как
«идеальной модели, при помощи которой мы вкратце резюми-
руем наш опыт относительно этих фактов»1.
На такой, с позволения сказать, философской основе Пирсон
строит свою классификацию наук. Совершенно ясно, что его не
может устроить объективный принцип, лежащий в фундаменте
контовской классификации. Напротив, субъективный принцип
(от абстрактного к конкретному), использованный Спенсером,
вполне отвечает установкам самого Пирсона. Вот почему Пирсон
полностью игнорирует систему Конта и ее принципы, обнаружи-
вая при этом незнакомство с самими работами Конта, и охотно
провозглашает себя последователем Спенсера.
По поводу Спенсера и его системы Пирсон прямо заявляет:
«В особенности же важно его первоначальное деление наук на
абстрактные и конкретные». Об этом он говорит в главе 12 своей
книги, посвященной классификации наук (там же, стр. 596—630).
Следуя спенсеровским принципам классификации наук и от-
брасывая (как и Бэн) промежуточную группу абстрактно-
конкретных наук, Пирсон получает основное деление всех наук
на две главные части: науки абстрактные и науки конкретные,
причем последние в свою очередь подразделяются на неоргани-
1 К. Пирсон. Грамматика науки. СПб., 1911, стр. 608.

ческие (физику) и органические (биологию), между которыми
стоят смешанные (биофизические) науки.
Наконец, к обеим главным частям наук примыкает приклад-
ная математика. В результате получается следующая схема, вы-
ражающая связь между пятью перечисленными выше основными
группами наук, которые выделил Пирсон:
Каждая из этих основных групп наук подразделяется на не-
сколько подгрупп, а те в свою очередь — на отдельные науки.
Так, абстрактные науки делятся на 1) качественные, куда вхо-
дят логика, грамматика и методология, 2) количественные (ма-
тематические) с подразделением на науки о прерывном количе-
стве (арифметика, алгебра, статистика и т. д.) и науки о непре-
рывно изменяющемся количестве (теория функций и анализ),
3) выражающие соотношения пространства (геометрия, метро-
логия) и 4) выражающие соотношение во времени (кинематика
и другие, часть которых соприкасается с логикой).
Неорганические конкретные науки делятся на 1) «синопти-
ческие», куда входят в последовательном порядке теория небес-
ных туманностей, геология, физическая география, метеороло-
гия, минералогия и химия, 2) точные (физические), куда входят
физика «эфира» (свет, теплота, электричество, магнетизм), атом-
ная физика (включающая в себя теоретическую химию, спек-
тральный анализ и звездную физику), молекулярная физика
(включающая в себя акустику, кристаллографию, геофизику,
кинетическую теорию газов и другие разделы физики) и моляр-
ная физика (включающая механику, теорию планет и спут-
ников).
Органические конкретные науки делятся на 1) естественную
историю (ботаника и зоология), 2) фито- и зоогеографию, 3) эко-
логию (влияние места и климата на биологические формы, на-
пример геоботаника), 4) биологию (морфология, гистология и
анатомия, эмбриология и теория наследственности, физиология,
психология) и 5) историю.
Здесь ясно видно, что Пирсон растворяет науки о человеке
в биологии в духе социального дарвинизма. Психологию, входя-
щую в биологию, он подразделяет на индивидуальную и социаль-
ную, причем под этой последней он понимает политическую эко-
номию, политику, мораль и юриспруденцию.
История в свою очередь подразделяется у Пирсона на общую

эволюцию видов (палеонтология, филогенез, происхождение ви-
дов и т. д.) и на социальную эволюцию человечества, куда входят
эволюция физического строения человека (антропология и др.),
эволюция духовных способностей человека (история языка, фи-
лософии, науки, литературы и т. д.) и эволюция социальных
учреждений (археология, фольклор, история семьи, собственно-
сти, государства и т. д.).
Остальные два раздела им не детализируются.
Надо признать, что по сравнению со Спенсером, не говоря уже
о Конте, Пирсон делает явный шаг назад, ликвидируя науку об
обществе в качестве самостоятельной науки и растворяя ее в
науке о природе. Субъективный идеализм не мог привести Пир-
сона к положительному решению вопроса, а лишь запутывал те
связи и отношения между науками, которые ученым удалось вы-
яснить раньше с помощью принципа координации даже при всем
его несовершенстве.
Следует отметить, что прогресс физики, совершившийся в
конце XIX в., заставил Пирсона как-то реагировать на факт про-
никновения науки в глубь атома, на то, что не все физические
явления можно представлять как результат молекулярных про-
цессов. Именно в этой связи он подразделяет физику на три
области: во-первых, физику «эфира», куда он отнес не только
электромагнитные явления, но даже теплоту, хотя в то время
теплота рассматривалась главным образом как результат мо-
лекулярного движения, во-вторых, молекулярную физику и,
в-третьих, молярную физику.
Более того, Пирсон попытался даже, насколько это ему
позволяла его исходная философская концепция, составить ряд
последовательно усложняющихся дискретных видов материи,
которые являются «носителями» (как это теперь доказано во-
преки утверждениям самого Пирсона) различных видов и форм
физического, химического и механического движения. Схему
Пирсона разбирает В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпи-
риокритицизм», критикуя при этом его гносеологические уста-
новки1.
Схему Пирсона можно представить в следующем виде:
1 См. В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 246.

Алгебраически эту схему (обозначая буквой С связь и
взаимодействие частиц материи при образовании из более
простых частиц более сложных) можно выразить так:
По поводу приведенной выше схемы (называя ее диаграм-
мой) Пирсон заявляет, что она иллюстрирует «нашу познава-
тельную модель физического мира». В связи с этим Ленин от-
мечает, что «физический мир для него (Пирсона. — Б. К.) есть
группы чувственных восприятий. .. .Упрощая свою диаграмму,
К. Пирсон вовсе выкинул вопрос о соотношении эфира и элек-
тричества или положительных и отрицательных электронов. Но
это неважно. Важно то, что идеалистическая точка зрения Пир-
сона принимает «тела» за чувственные восприятия, а затем уже
составление этих тел из частиц, частиц из молекул и т. д. ка-
сается изменений в модели физического мира, а никоим образом
не вопроса о том, суть ли тела символы ощущений или ощуще-
ния образы тел. Материализм и идеализм различаются тем или
иным решением вопроса об источнике нашего познания, об от-
ношении познания (и «психического» вообще) к физическому
миру, а вопрос о строении материи, об атомах и электронах есть
вопрос, касающийся только этого «физического мира»» (там же
стр. 246—247).
Так Ленин разоблачил прием махиста Пирсона, который пы-
тался протащить гносеологический субъективно-идеалистиче-
ский тезис (тела суть комплексы ощущений) при помощи ссыл-
ки на соотношение между различными дискретными видами
материи, следовательно, при помощи ссылки на физическую
модель мира, хотя эти ссылки ни при каких условиях не дока-
зывают правоты идеализма. Напротив, только на основе при-
знания объективной реальности материи и всех ее дискретных
видов можно правильно понять и объяснить приведенную Пир-
соном диаграмму.
Религия против науки в Англии. Карпентер. С критикой идей
контовской классификации наук с позиций, близких к открыто
религиозной концепции, выступил английский философ Эдуард
Карпентер в критическом очерке «Современная наука». Любо-
пытно отметить, что этот очерк перевел на русский язык
Л.Н.Толстой (1898 г.).
Автор считает, что в своих поисках сущности и всеобщей
связи явлений наука потерпела неудачу, ибо научные понятия
(например, понятие биологического вида) не могут выразить

действительно существующие явления. Они суть лишь фикции,
возникающие из нашего незнания или из произвольного изо-
лирования (или отвлечения) наблюдаемых нами предметов.
Карпентер считает невозможным существование науки, сво-
бодной от антропоморфизма и отражающей только объективные
законы внешнего мира. Тщетно пытаясь прийти к чему-то, неза-
висимому от ощущений самого человека, она окольным путем
приходит, по его мнению, к нелепости.
«В поисках за точностью науке постоянно приходилось от-
брасывать в явлениях элементы человечности и индивидуаль-
ности в надежде найти вне их такое пристанище, где бы не
было ничего человеческого и индивидуального, а где можно
было бы найти нечто абсолютное и неизменное»1.
Карпентер осуждает такое стремление науки к объектив-
ному знанию.
Далее раскрытие генетических связей высших ступеней раз-
вития с низшими, возникновение первых из вторых он по сути
дела объявляет механицизмом, отрицанием специфики высших
форм развития по сравнению с низшими. «Каждая наука,—
говорит он, — объясняет явления, ею исследуемые, по возмож-
ности понятиями низшего порядка. Так... из биологии исклю-
чено значение личности... и сделана попытка свести вопросы
биологии к взаимодействию клеток и к химическому сродству,
к протоплазме и явлениям космоса. Затем химическое сродство
и все удивительные явления физики сведены к движениям ато-
мов, а движения атомов, так же как и движения небесных сил,
сведены к законам механики... Таким образом, идея, формули-
рованная Контом, о великой лестнице наук, восходящей от
самой простой и доходящей до самой сложной, бессознательно
руководила современными научными трудами. Наука пыталась
объяснить каждую ступень этой лестницы низшей ступенью ее:
цвет — вибрациями, вибрацию — движением молекул, все чело-
веческое — всегда чем-нибудь низшего порядка, чем сам чело-
век. Исходя тем не менее из человека, она, неудовлетворенная,
блуждает через растительное и животное царства, через области
химии и физики, пока наконец не приходит к механике» (там
же, стр. 48—49).
Ложность всяких научных стремлений заключается, по мне-
нию автора, в том, что, придя к механике, мы не вышли из
человеческого, а только дошли до возможно крайнего его пре-
дела. «Весь этот процесс науки и вся контовская классифика-
ция ее отраслей, как попытка объяснить человека посредством
механики, — утверждает он, — являются огромным ложным кру-
гом. Этот процесс должен был бы иметь своим исходным
1 Э. Карпентер. Современная наука. Критический очерк. М, 1898,
стр. 48.

пунктом нечто простое, точное и непреложное и затем посте-
пенно восходить по ступеням до самого человека; на самом
деле же исходным пунктом его является все-таки сам человек;
только научное мировоззрение основывается на ощущениях
низшего порядка (массы, движения и пр.) и посредством их
одних пытается объяснить чувствования высшего порядка»
(там же, стр. 50—51).
Карпентер сравнивает науку с тем человеком, который стал
бы влезать на лестницу для того, чтобы причесать себе голову.
Как видим, здесь критика контовской классификации ведет-
ся «справа», с позиций отрицания материализма и научного
мировоззрения вообще, которое с этой целью объявляется ме-
ханистическим.
Таких же воззрений придерживался английский философ
Р. Флинт. В книге «Философия как наука наук и история класси-
фикации наук» (1904 г.) он откровенно писал: «Существует
наука, имеющая дело с итогами других наук. Такую науку пред-
ставляет естественная теология. Если специалист доходит до
своих высших научных обобщений, то теолог заимствует их
у него, показывая, что они касаются обнаружения и определения
божества»1.
3. СУБЪЕКТИВИСТСКИЙ ПРИНЦИП КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В ГЕРМАНИИ И ЧЕХИИ В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX в.
Позитивизм. Деление наук на формальные и реальные.
Эрдман, Вундт, Масарик. Попытка трактовать как формальные
те науки, которые носят общетеоретический характер, приводила
не раз к ошибочным выводам в построении общей классификации
наук. Так, Бенно Эрдман — типичный эклектик, называвший свои
взгляды феноменологическим дуализмом на монистической осно-
ве, — в статье «Членение наук» (1878 г.) ввел «формальную есте-
ственную науку», которая, по его словам, касается законов раз-
вития механических процессов (т. е. законов движения)2; эта
наука должна была бы охватывать все физические и химические
дисциплины и устранять само деление их на физические и хи-
мические.
По заявлению Эрдмана, такое разделение наук не имеет ни-
какого материального основания и обусловлено лишь тем, что
мы еще не научились определять молекулярные движения, кото-
рые управляют химическими реакциями.
Философ-идеалист, своеобразный представитель немецкого
позитивизма, Вильгельм Вундт придерживался в основном той
1 R. Flint. Philosophie as scientia scientiarum and a history classification
of the sciences. London, 1904, p. 220.
2 Vierteiljahresschrift fur wissenschaftliche Philosophie. 1878.

же схемы деления наук, что и Дюринг, но обосновывал ее более
аргументированно с точки зрения идеализма, нежели делал это
путаник и эклектик Дюринг. В своей «Логике» (1883 г.) Вундт
разделяет науки на те же главные группы: математику, есте-
ственные науки и науки о духе (о человеке), противопоставляя
при этом естественные науки гуманитарным.
Позднее, во «Введении в философию» (1889 г.), он дает раз-
вернутую схему своей классификации, где все науки делятся
на формальные (математика) и реальные (естественные науки
и науки о духе). Каждая группа реальных наук в свою очередь
подразделяется дальше на три категории: науки феноменологи-
ческие (исследующие процессы в их существе), генетические
(имеющие дело с возникновением и развитием предметов) и
систематические (исследующие сами предметы).
Как основные разделы наук, так и их подразделы находятся
у Вундта во внешних отношениях между собой; все они сопо-
ставлены друг с другом, подчиняясь принципу координации. По-
этому система Вундта столь же формальна, как и системы Спен-
сера и Конта.
Общая схема классификации наук, по Вундту, такова:
Сжато эту схему (как и схему Дюринга) можно выразить
следующим образом:

Вундт устанавливает своей классификацией наук следующую
связь с историей познания (внутри каждого из основных раз-
делов науки, особенно внутри обеих групп реальных наук): сна-
чала систематизация вещей, затем исследование их генезиса и
как последняя стадия познания раскрытие сущности процессов,
т. е. тех изменений, которые совершаются с данными вещами.
«.. .Отношение трех основных групп наук в каждом подраз-
делении с точки зрения их исторического возникновения тако-
во, — пишет Вундт, — что систематические дисциплины прежде
всего достигают известной разработки, потом к ним примыкают
генетические, и, наконец, феноменологические уже позже дости-
гают более или менее высокого развития»1.
Вундт по существу исходит из кантианской идеи о том, что
науки отличаются не своими объектами, а различиями точек зре-
ния на единый для них объект. Эта идея, как увидим ниже,
проводится в концепциях немецких неокантианцев, а также не-
мецких махистов и «энергетиков». Методологическую основу
классификации наук составляет у Вундта противопоставление
естествознания и психологии.
Вундт был специалистом-психологом, одним из основателей
экспериментальной психологии. В гносеологическом отношении,
по Вундту, психология и естествознание — различные науки.
Первая, опирающаяся на непосредственный опыт, не отвлекается
от субъективного момента, присутствующего в каждом опыте,
а, напротив, учитывает его в полной мере. Поскольку же есте-
ствознание отвлекается от этого момента, оно ограничивается
изучением одной только объективной стороны опыта.
Таким образом, по Вундту, соотношение объективной и субъ-
ективной сторон в научном исследовании (соответственно пред-
мета и метода исследования) в значительной степени раскры-
вается и конкретизируется как соотношение естествознания и
психологии. При этом в психологическом опыте обнаруживается
не система устойчивых предметов, а связь текучих процессов, не
обладающая признаком предметности.
Вундт отвергает по этой причине отнесение психологии, как
делают некоторые авторы, к области естествознания (по ее ме-
тодам и целям исследования). Психологию он считает основной
наукой.
Вместе с тем, идя в своем философском развитии от естество-
знания к психологии и философии, Вундт подчеркивает важность
строгого установления принципа деления наук по объектам. Это,
по его мнению, в целом знаменует собой значительный прогресс
по сравнению с предшествующими классификациями. «Вытекаю-
щее же из этого нового принципа классификации подразделение
всех наук на две большие отрасли — на науки о природе и науки
1 В. Вундт. Введение в философию. СПб., 1903, стр. 53.

о духе — имеет чрезвычайно важное значение. Естественные
науки уже давно завоевали себе самостоятельное положение;
такого положения не достигли еще науки о духе» (там же,
стр. 37).
Введение объективного принципа деления наук служило при-
знаком того, что начало зарождаться сознание их тесной взаим-
ной связи.
Интересно, что к числу классификаций, целиком основанных
на объективном принципе, Вундт относит и классификацию Ам-
пера, хотя, как было показано в первой книге нашей работы,
она делит науки по группам соответственно различным точкам
зрения на единый объект, как это, собственно говоря, делает и
сам Вундт. Амперовскую классификацию наук Вундт критикует
и за произвольность многих предлагаемых ею разграничений, не
соответствующих действительному разделению труда в науке, и
за введение в классификацию наук («часто из-за любви к логи-
ческому схематизму») чисто механических искусств (орфогра-
фии, алфавитики и др.)-
В классификации наук Вундта можно обнаружить соедине-
ние (координацию) принципа Спенсера (осуществляемого в груп-
пе «генетических» наук, соответствующей группе «эволюцион-
ных» наук у Спенсера) и принципа Конта (проводимого в группе
«феноменологических» наук, соответствующих теоретическим
наукам, и группе «систематических» наук, соответствующих
конкретным наукам у Конта).
В науках о духе цементирующим началом выступает у Вун-
дта психология. Он пишет: «Так как основанием связи наук
о духе между собой служит их общая зависимость от духовных
процессов и явлений, то, естественно, из этих наук не может
быть исключена та отрасль знания, которая изучает свойства
самих этих процессов, непосредственно данные в сознании»
(там же, стр. 50).
Здесь особенно выпукло обнаруживается философская
основа системы наук Вундта, стоящего, по определению
В. И. Ленина, «на путаной идеалистической точке зрения...»1.
В согласии с тем, как строится общий классификационный
ряд наук у Вундта, строится у него и частный ряд философ-
ских наук. Первым их делением является деление на генетиче-
ские, систематические и пр. В свою очередь одни из них под-
разделяются на формальную науку (логику) и реальную (тео-
рию познания), которые обе вместе составляют «методологию».
Как особая генетическая наука выделяется история философии.
В отличие от учения о познании систематические науки со-
ставляют собой учение о принципах. Сюда входит общее учение
(метафизика) и специальные учения, которые делятся на 1) фи-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 49.

лософию природы (охватывающую космологию, биологию и
антропологию) и 2) философию духа (охватывающую этику с
философией права, эстетику и философию религии), причем
антропология, этика и философия права образуют собой фило-
софию истории.
Среди классификаций наук, созданных на основе позити-
вистских воззрений, можно назвать и такие, которые явно исхо-
дили из Контовой системы наук и ее принципов. Примером мо-
жет служить классификация наук, возникшая не в самой Гер-
мании, а в соседней с нею Австрии, в состав которой входила
в то время Чехословакия.
Автором этой классификации наук был чешский ученый и
политический деятель Томат Гарриг Масарик; он изложил ее
в своем «Опыте конкретной логики» (1885 г.), посвященном
вопросам классификации и организации наук1. Масарик — враг
марксизма. Его система представляет собой несколько услож-
ненный вариант контовского иерархического ряда и ничего прин-
ципиально нового в разбираемую проблему не вносит.
У Масарика науки делятся на математику, механику, фи-
зику, химию, биологию, психологию, социологию, языкознание
(объявляемое философией языка), эстетику и логику. Как ви-
дим, первая часть контовского ряда наук сохраняется с теми
поправками, которые были внесены английскими позитивистами
(исключена астрономия и из биологии выделена психология).
Но конец ряда значительно дополнен за счет языкознания,
эстетики и логики. Однако это дополнение сделано эклектиче-
ски, без достаточной продуманности и логической последова-
тельности. В результате психология, связанная с индивидуаль-
ным сознанием, оказывается полностью отделенной и даже изо-
лированной от языкознания и логики, а между обеими послед-
ними науками, реально связанными друг с другом, как связаны
язык и мышление, вклинивается эстетика.
Неокантианский субъективизм. Разрыв между естественны-
ми и общественными науками. Виндельбанд, Риккерт. Фило-
соф-неокантианец Вильгельм Виндельбанд, один из первых фи-
лософов конца XIX в., выдвинул разделение наук не по их
предмету, а по методу исследования, т. е. заменил объективный
принцип классификации наук субъективным. Этому была по-
священа его работа «История и естествознание» (1894 г.).
Согласно Виндельбанду, естественные и исторические науки
изучают один и тот же предмет, но при помощи совершенно
различных, а иногда и диаметрально противоположных мето-
дов. Естествознание исходит из того, что всегда есть, и устанав-
1 Т. Masaryk. Zakladovekonkretin logiky, 1885. Т. Masaryk. Versuch einer
concreten Logik (Klassification und Organisation der Wissenschaften). Wien,
1887.

ливает соответствующие законы; история же исходит из того,
что было только однажды, и описывает события в их неповто-
римом своеобразии.
Следовательно, в основе взглядов Виндельбанда на систему
наук лежит ложная кантианская концепция, близкая к концеп-
ции Вундта, согласно которой наука определяется не характе-
ром ее предмета (объекта), а характером нашей точки зрения
на него (подходом к нему). Эту концепцию развил дальше уче-
ник Виндельбанда Риккерт.
Из указанной концепции вытекает метафизический и вместе
с тем идеалистический разрыв между науками о природе и
науками об обществе. История человеческого общества в про-
тивоположность природе представляется неокантианцами как
хаос случайных событий чисто индивидуального характера, абсо-
лютно лишенных какой-либо повторяемости и объективной за-
кономерности. «Самое лучшее из того, что было сказано о про-
тивоположности между естествознанием и исторической наукой,
как нам кажется, — писал Риккерт, — принадлежит Виндель-
банду»1, историко-философские исследования которого закан-
чиваются противоположением природы и истории.
По свидетельству Риккерта, Виндельбанд хочет отказаться
от обычного разделения наук на естественные науки и науки
о духе главным образом потому, что невозможно отвести в нем
место психологии. Отсюда мысль заменить это обычное разде-
ление на другое, основанное на различении между «науками, за-
нимающимися событиями», и «науками, формулирующими зако-
ны», причем метод одних (исторических) наук должен имено-
ваться «идиографическим», а метод других (естественных)
наук — «номотетическим».
Идиографический метод истории направлен на изображение
единичного и особенного, номотетический же метод естествозна-
ния включает в себя отыскание законов и образование эмпири-
чески общих понятий. Иначе говоря, естествознание должно
заниматься только общим (общими понятиями, общими зако-
нами), игнорируя единичное, история же — только единичным
(неповторимыми событиями), не зная никаких закономерностей
и общих понятий.
Таким образом в кантианском разрыве общего и единичного
усматривает Виндельбанд (а за ним и его последователи) мето-
дологическую основу для построения классификации наук. Конт
видел принцип построения своей системы во внешнем располо-
жении наук от наиболее общих (математика и т. д.) к наиболее
частным, индивидуализированным (социология) в порядке коор-
динации наук. Неокантианцы видят основу для построения
1 Генрих Риккерт. Границы естественнонаучного образования понятий.
Логическое введение в исторические науки. СПб., 1903, стр. 261.

своей классификации в разрыве между естествознанием (счи-
тая его за науку об общем) и историей (считая ее за науку
о единичном).
Это можно выразить следующей схемой (где одна верти-
кальная черта указывает, что науки прикладываются друг к
другу в порядке координации, а две черты указывают, что они
принципиально разрываются между собой):
Аналогичные кантианские взгляды на деление наук выска-
зывал Генрих Риккерт в ряде своих работ, начиная с доклада
«Естествоведение и культуроведение» (1898 г.). Риккерт резко
разрывает науки о природе и науки о культуре (социально-
исторические). Продолжая развивать дальше взгляды Виндель-
банда, он кладет в основу классификации наук тот же субъек-
тивный принцип, согласно которому науки различаются не сво-
ими объектами, а нашими воззрениями на эти объекты.
Иначе говоря, различия наук создаются субъектом, т. е. на-
шим сознанием, поскольку одну и ту же действительность каж-
дая наука изучает со своей особой точки зрения, в особом раз-
резе, или аспекте. Подлинным содержанием научного познания
являются у Риккерта не объективные свойства изучаемого пред-
мета, а различные точки зрения на него, так что вся классифи-
кация наук представляет на деле классификацию этих различ-
ных точек зрения.
Критику существующих взглядов на классификацию наук,
основанных на объективном принципе, и свои собственные воз-
зрения на этот счет Риккерт излагает следующим образом:
«Так как науки могут отличаться друг от друга как со стороны
объектов, которыми они занимаются, так и со стороны методов,
которые они применяют, то их классификацию можно предпри-
нимать как с материальной, так и с формальной точки зрения.
И если в настоящее время вообще признают две принципиально
отличные друг от друга группы наук, то в основу деления почти
всегда кладут материальный принцип в виде понятий природы
и духа, причем под многосмысленным словом природа разумеют
в таких случаях физическое бытие, а под словом дух — психи-
ческое. Из материальных особенностей, присущих духовной
жизни, в противоположность физическому миру, выводят далее
отличительные черты двух методов, которыми должна пользо-
ваться наука о культуре и наука о природе. В результате по-
лучается, что рядом с механикой, наиболее общей основной
наукой о телах, утверждается в качестве основной дисциплины
наук о духе соответствующая механике общая наука о душев-

ной жизни, т. е. психология, и сообразно с этим ожидают круп-
ных успехов в области наук о духе, главным образом от пси-
хологического метода»1.
Указывая далее на возможность существования некоторых
различий в воззрениях, Риккерт подчеркивает, что главная
мысль остается в силе, а именно: при классификации наук надо
обращать внимание прежде всего на особенности психического
бытия. Для многих, по мнению Риккерта, уже стало ясным, что
словами «наука о духе» дисциплины, не входящие в естествоз-
нание («неестественнонаучные дисциплины», по его выражению),
характеризуются весьма недостаточно и что противоположность
природы и духа не пригодна «для отграничения наших дисцип-
лин от естествознания». «...Я убежден, — заявляет Риккерт,—
что все попытки классификации, предпринятые с точки зрения
этой противоположности, и все вытекающие из нее следствия
необходимо должны вести к заблуждениям» (там же, стр. 10).
Риккерт не отрицает, что «неестественнонаучные дисципли-
ны» имеют дело по преимуществу с психическим бытием, а по-
тому их наименование как наук о духе не совсем неверно; но
он считает, что этим еще не указывается их отличительный при-
знак. С одной стороны, остается еще не уясненным принципи-
альное различие двух видов научного интереса, соответствую-
щего материальной разнице в объектах, а с другой стороны,
невозможно вывести логической противоположности двух от-
личных друг от друга методов.
Явно подразумевая Вундта, Риккерт заявляет, что для вто-
рого класса наук психология в любом ее виде не сможет явить-
ся таким же основанием, каким является механика для естество-
знания.
Хотя в интересах классификации наук нельзя найти две
группы объектов, которые отличались бы по форме своего бы-
тия так, как тело и душа, однако, применяя один и тот же
метод, которым пользуется естествознание, мы лишены воз-
можности, по мнению Риккерта, провести достаточно резкую
разграничительную линию между обеими группами наук; а та-
кую линию ему, как метафизику и кантианцу, провести кажется
совершенно необходимым. Но ему не удается этого сделать, ибо
«науки, исследующие физические явления, и науки, исследую-
щие психическую жизнь, под влиянием общих интересов всту-
пают в тесную связь друг с другом» (там же, стр. 11).
В основу классификации наук Риккерт предлагает положить
выделение из всей действительности тех различных групп пред-
метов и явлений, которые имеют для нас особое значение. В со-
ответствии с этим он считает необходимым заменить понятия
природы и духа другими основными понятиями (связанными с
1 Генрих Риккерт. Естествоведение и культуроведение. СПб., 1903, стр. 9.

понятием культуры). По его мнению, «противоположность инте-
ресов, которая разделяет исследователей на две группы, лучше
всего может быть выражена в подразделении наук с точки
зрения особого значения объектов культуры на науки о природе
и науки о культуре» (там же, стр. 11).
Говоря о естественнонаучном методе как методе наук о при-
роде, под «природой» Риккерт понимает не телесный мир, а
кантовское, чисто логическое понятие; этому методу противо-
стоит у него исторический метод, присущий науке о культуре.
Таким образом, формальная классификация наук (по их
методам) не совпадает, как это подчеркивает Риккерт, с их
классификацией с точки зрения материальной. И хотя естест-
веннонаучный метод проникает в науки о культуре, а истори-
ческий — в естественные науки, тем не менее эта связь «не
такого характера, чтобы ею уничтожалась противоположность
между науками о культуре и науками о природе», ибо «вопреки
всем переходным и промежуточным формам в исследовании
явлений природы следуют преимущественно естественнонауч-
ному методу, а в исследовании культуры — преимущественно
историческому» (там же, стр. 12).
Свою задачу Риккерт видит в раскрытии материальной про-
тивоположности природы и культуры и формальной противопо-
ложности естественнонаучного и исторического методов, оправ-
дывая этим свою классификацию, которую он называет «укло-
няющейся от общепринятой».
В понятие культуры Риккерт включает все относящееся
сюда, кроме психологии. «Одно только психическое, — пишет
он, — не составляет еще объекта культуры, так как жизнь души,
как таковую, надо рассматривать также и как природу. Поня-
тием психического нельзя поэтому воспользоваться для опре-
деления понятия культуры» (там же, стр. 16).
Основное различие наук, которое, по мнению Риккерта, мо-
жет дать ключ к их классификации, состоит в том, что одни
науки с помощью их метода способны давать законы, а дру-
гие — не способны это делать.
Как приверженец кантианства, Риккерт считает, что объек-
тивно нет никаких связей, зависимостей, закономерностей в яв-
лениях внешнего мира. Связи и законы, по его воззрениям,
конструируются и вносятся в природу самим человеческим
сознанием. Закон в этом случае понимается лишь как констати-
рование регулярного постоянства событий, наличия в них извест-
ной общности свойств и признаков.
Естественные науки оставляют без внимания все чисто ин-
дивидуальное. «Нет науки об единичном, — пишет Риккерт. — Все
объекты нужно поэтому подводить под общие понятия, а где
возможно, — под понятия-законы... Здесь метко очерчена сущ-
ность метода наук о природе, но слово «природа» мы должны

в этом случае понимать в кантовском, т. е. чисто логическом,
смысле. Познавать природу — значит действительно составлять
общие понятия и делать безусловно общие суждения о действи-
тельности, т. е. открывать законы природы» (там же, стр. 21).
Напротив, «значение какого-нибудь явления культуры цели-
ком, конечно, зависит от его индивидуальной особенности, и мы
не можем поэтому в культурно-исторических науках желать
установить его общую «природу»... С культурно-научной точки
зрения важна всегда лишь часть индивидуального явления.
Только в этой части заключается то, благодаря чему это явле-
ние становится для культуры «индивидуумом» в смысле един-
ственного в своем роде и незаменимого никакой другой действи-
тельностью» (там же, стр. 30).
Формулируя «основную логическую проблему классифика-
ции наук по их методам» и подчеркивая, что под понятиями
природы и истории «разумеются не две различные реальности,
а лишь одна и та же реальность с двух различных точек зре-
ния», Риккерт цитирует свое собственное изречение: «Действи-
тельность становится природой, когда мы рассматриваем ее в
отношении к общему, она становится историей, когда мы рас-
сматриваем ее в отношении к индивидуальному» (там же,
стр. 25).
Итак, естествознание берет за основу общее, история — еди-
ничное, индивидуальное. Все науки, как о природе, так и об
обществе, делятся у Риккерта независимо от предмета своего
исследования на «идиографические» и «номотетические» (законо-
формулирующие); первые имеют цель выяснять неповторимое,
индивидуальное, своеобразное, вторые — общее, сходное, выяв-
ляющееся из наблюдений над множеством однородных явлений.
В первом случае, подводя частное под общее, наука, по его
воззрениям, вносит тем самым свой порядок и свои законы в
разнообразие изучаемых явлений. Следовательно, здесь действу-
ет, как ее определяет В. И. Ленин, «...старая кантианская идея:
разум предписывает законы природе»1.
Во втором случае наука не в состоянии подвести единичное и
особенное под общее, так как здесь нет сходных событий, нет
между ними ничего общего; поэтому сюда неприложимо, по
утверждению Риккерта, учение о закономерности. На этом осно-
вании следует отрицание всякой исторической закономерности,
а значит, и возможности научного предвидения в области обще-
ственного развития.
Здесь раскрывается классовая направленность философии
Риккерта, его принципиальная враждебность марксизму вообще,
историческому материализму в особенности. Яростно выступая
против материалистического понимания истории, он смешивает
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 294.

исторический материализм с вульгарным, экономическим мате-
риализмом, приписывая марксизму, например, такие нелепости,
как отрицание роли личности в истории, трактовка истории
только как истории хозяйства и т. д.
Классификация наук в ее риккертовском понимании1, осно-
ванном на разделении в понятии двух видов эмпирическо-науч-
ной деятельности, выглядит следующим образом: «На одной
стороне находятся науки о природе... На другой стороне нахо-
дятся исторические науки о культуре» (там же, стр. 34). Их
противоположность яснее всего выражена в методе. Метод, по
Риккерту, есть путь, ведущий к цели: «Естествознание... тем
лучше объяснило какой-нибудь уголок действительности, чем
общее понятие, с помощью которого оно его изображает, чем
яснее выражено то, что общо единичному со всей природой, и
чем дальше поэтому друг от друга содержание отдельного объек-
та и содержание общего понятия. История, наоборот, ставит себе
целью дать описание, содержание которого должно совпадать
лишь с единичным и индивидуальным объектом».
Переиздавая в 1910 г. свой доклад, цитированный выше, Рик-
керт усилил еще больше его кантианскую направленность.
В частности, характеризуя противоположность обоих установ-
ленных им методов, он назвал «естественнонаучный метод гене-
рализирующим, чтобы тем самым выразить формальное поня-
тие природы. Естествознание генерализирует»2. Этому методу
он противопоставил «индивидуализирующий метод истории»,
поскольку «история не хочет генерализировать так, как это
делают естественные науки» (там же, стр. 92, 91).
В другой работе Риккерт столь же резко разорвал и противо-
поставил естественные и общественные науки. Утверждая, что
выражение «наука, формулирующая законы», адекватно есте-
ственным наукам, ибо «высший идеал естествознания состоит
в установлении законов»3, он подчеркивал, что история может
пытаться изображать действительность таким образом, чтобы
при этом имелось в виду не общее, а только частное, «так как
лишь частное действительно происходит» (там же, стр. 220).
Отсюда «историческая наука и наука, формулирующая за-
коны, суть понятия, взаимно исключающие друг друга» (там же,
стр. 225); «мы знаем лишь то, что история начинается там, где
прекращается естествознание» (там же, стр. 263).
С позиции более последовательного идеализма Вундт крити-
кует попытку Риккерта переименовать науки о духе (о человеке,
об обществе) в науки о культуре, исключив из них психологию.
1 Г. Риккерт. Естествознание и культуроведение.
2 Г. Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911, стр. 81.
3 Генрих Риккерт. Границы естественнонаучного образования понятий,
стр. 262.

«Нельзя определять область науки не признаками самих явле-
ний, которые она изучает, — подчеркивает Вундт, — а продук-
тами, которые из них происходят»1. Критическое замечание
Вундта Риккерт пытается обойти при помощи словесной уверт-
ки. По заявлению Риккерта, Вундт порицает установление
логической противоположности между естественнонаучным и
историческим, так как она только формальна. «Но она, — воз-
ражает Риккерт, — необходимо и обязательно должна быть
именно формальной для того, чтобы выяснить логическую сущ-
ность наук, так как логика есть наука о формах мышления»2.
Стоя на кантианских позициях, Риккерт и в этом пункте под
логикой понимает кантовскую формальную логику, в которой
формы мышления метафизически и агностически отрываются от
его содержания. В силу этого ответ Риккерта Вундту на первый
взгляд кажется возражением, по существу же он лишь подкреп-
ляет справедливость вундтовской критики.
Здесь подтверждается общее положение, сформулированное
В. И. Лениным: «Когда один идеалист критикует основы идеа-
лизма другого идеалиста, от этого всегда выигрывает материа-
лизм»3. Вот почему, в частности, Ленин нередко приводит в
своей книге «Материализм и эмпириокритицизм» критические
высказывания того же Вундта, сделанные по адресу махистов.
Виндельбанд и Риккерт принадлежали к так называемой
фрейбургской школе неокантианства. Другая его школа — мар-
бургская — имела несколько иное, априористическо-логическое
направление; во главу угла она ставила внесение единства в
многообразие, в связи с чем решающую роль у нее играет ма-
тематическая конструкция понятий.
Соответственно этому математика здесь выступает в каче-
стве главной науки, определяющей собой характер всех осталь-
ных наук. Основателем этого направления неокантианства был
математик Герман Коген, воззрения которого В. И. Ленин не-
однократно подвергал суровой критике в книге «Материализм
и эмпириокритицизм». Представителями этого течения были
Эрнст Кассирер и Пауль Наторп.
В духе неокантианства Коген противопоставлял естественно-
математические науки социальным, причем последние трак-
туются им как второсортные.
Вскрывая познавательные причины кризиса современной
физики, Ленин показывает, что одной из них является проникно-
вение в физику духа математики; идеалисты пытаются восполь-
зоваться этим обстоятельством для того, чтобы вытеснить из
1 В. Вундт. Введение в философию. СПб., 1903, стр. 49.
2 Генрих Риккерт. Границы естественнонаучного образования понятий,
стр. 487.
3 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 278.

физики материализм. «Герман Коген, восторгающийся, как мы
видели, идеалистическим духом новой физики, доходит до того,
что проповедует введение высшей математики в школы — для
ради внедрения в гимназистов духа идеализма, вытесняемого
нашей материалистической эпохой...»1, — пишет Ленин.
Так вопрос о соотношении наук между собой, в частности
о соотношении математики с естествознанием, оказался у не-
окантианца Когена подчиненным партийному интересу фило-
софа-идеалиста.
Позитивистский субъективизм. Махизм и энергетизм. Ост-
вальд. В конце XIX в. все сильнее стали проявляться симптомы
приближающегося кризиса естествознания, анализ которого был
дан Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм».
Суть этого кризиса состояла в том, что реакционная фило-
софия использовала в своих интересах великие открытия в фи-
зике, вызвавшие новейшую революцию в естествознании.
«Суть кризиса современной физики, — подчеркивал Ленин, —
состоит в ломке старых законов и основных принципов, в от-
брасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене
материализма идеализмом и агностицизмом. «Материя исчез-
ла» — так можно выразить основное и типичное по отношению
ко многим частным вопросам затруднение, создавшее этот кри-
зис» (там же, стр. 245).
Открытия радиоактивности и электрона, как и более раннее
открытие закона сохранения и превращения энергии, «физиче-
ские» идеалисты толковали как мнимое доказательство «исчез-
новения материи», «сведения материи к электричеству», «замены
материи энергией».
В духе субъективного идеализма Э. Мах и его последователи
объявляли вещи комплексами наших ощущений и клали в
основу своей теории познания соображения удобства и принцип
экономии мышления.
Саму науку Мах трактовал со стороны ее «экономного»
характера, агностически отрицая соответствие ее истин какому-
либо объекту. Таковы же были взгляды и сторонников энерге-
тического мировоззрения, которые махистский принцип эконо-
мии мышления дополняли принципом экономии энергии.
У махистов было много общего с неокантианцами. Оба этих
течения носили субъективистский, агностический характер. На-
пример, английский махист Пирсон утверждал, что человек есть
творец закона природы. По этому поводу В. И. Ленин писал:
«Кантианско-махистская формула: «человек дает законы при-
роде» есть формула фидеизма» (там же, стр. 149).
Но в отличие от неокантианцев махисты не разрывали науки
о природе и об обществе, а по сути дела сводили в духе плоского
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 294.

механицизма вторые к первым. Так, согласно Авенариусу и
Маху, социальные процессы суть лишь усложненные формы
биопсихических явлений. Согласно же Оствальду, они пред-
ставляют собой явления энергетического, т. е. по сути дела фи-
зического или биофизического, характера.
С позиций субъективизма, агностицизма махисты и энер-
гетики трактовали и проблему классификации наук. Объявляя
себя позитивистами, или представителями философии совре-
менного естествознания, современных положительных наук, они
фактически вели свою родословную от Конта. Однако стихий-
ные элементы материализма, которые имелись в контовской
классификации наук, и прежде всего положенный в ее основу
объективный принцип, тщательно устранялись и подменялись
теперь принципами субъективно-идеалистического и агностиче-
ского характера.
В самом начале XX в. немецкий физико-химик (выходец из
России) Вильгельм Оствальд предлагает свою систему наук,
представляющую собой сильно измененную контовскую иерар-
хию наук как в части ее принципов, так и в части конкретной
схемы расположения отдельных наук в их общем ряду.
Исходным положением служит у Оствальда признание, что
различие наук обусловлено не различием их объектов, а раз-
личием вопросов, с которыми они учат подходить к этим объек-
там. Как видим, этот исходный кантианско-субъективистский
пункт является у Оствальда общим не только с неокантианцами
(Риккертом и Виндельбандом), но и идеалистом иного направ-
ления — Вундтом. Вот почему когда Оствальд, по его свиде-
тельству, сообщил о сделанном им «открытии» Вундту, то по-
лучил от последнего полное одобрение.
Впоследствии Оствальд писал в духе Вундта и Риккерта:
«...Науки различаются не по тем предметам, которые они раз-
рабатывают, а по тем сторонам или особенностям предмета, на
которые они обращают внимание или к которым обращаются
с вопросами. Определенный предмет может быть рассма-
триваем различными науками (в различных отношениях), но
определенный вопрос может быть поставлен только одной
наукой»1.
Классификацию наук, основанную на своей энергетической
философии, впервые Оствальд выдвинул в докладе «К теории
науки» (1904 г.), когда он, по его словам, не был еще знаком
с системой О. Конта. Ход рассуждений Оствальда таков: из
постоянного потока наших переживаний мы выбираем повто-
ряющиеся комбинации. «Развитие и деятельность всех наук со-
вершаются в таком направлении: с одной стороны, отыскивает-
ся все больше и больше особых постоянных комбинаций, с дру-
1 В. Оствальд. Насущная потребность. М., 1912, стр. 200.

гой стороны, достигаются все более широкие соотношения,
связывающие такие элементы, которых раньше вообще и не пы-
тались соединять вместе. Таким образом, увеличивается число
наук в смысле роста многообразия и в то же время в смысле
большего обобщения» (там же, стр. 162—163).
Рассматривая с этой точки зрения развитие и приемы раз-
личных наук, Оствальд находит рациональное, по его мнению,
деление всей науки соответственно объему и разнообразию рас-
сматриваемых в ней комбинаций или комплексов. «Оба свой-
ства, — указывает автор, — в известном смысле противополож-
ны друг другу. Чем проще комплекс, т. е. чем меньше в нем
соединено составных частей, тем чаще он встречается, и на-
оборот. Следовательно, все науки можно расположить в таком
порядке, начиная с наименьшего многообразия и наибольшего
объема и кончая наибольшим многообразием и наименьшим
объемом» (там же, стр. 163).
Совершенно очевидно, что классификация Оствальда носит
сугубо формальный характер. Она полностью игнорирует раз-
витие природы и всего мира и исходит лишь из некоторых ком-
бинаций наших переживаний, сопоставляемых внешним обра-
зом между собой. Именно поэтому в изложении ее основ самим
Оствальдом ясно выступает то обстоятельство, что эта клас-
сификация есть не что иное, как «древо Порфирия», где отра-
жен переход от обобщения к ограничению (если двигаться в
одном направлении) или же от ограничения к обобщению (если
двигаться в противоположном направлении).
Другими словами, основу оствальдовской классификации
наук составил так называемый закон формальной логики об
обратном отношении между объемом и содержанием понятий.
В соответствии с этим «законом» наука, стоящая в начале
ряда (первый его член), должна содержать самые общие, а по-
тому самые бедные (с точки зрения формальной логики) поня-
тия; напротив, наука, завершающая этот ряд (последний его
член), должна содержать самые специальные, частные, а по-
тому богатые содержанием понятия.
Самое общее, по Оствальду, понятие есть вещь, которую он
в духе Маха толкует как некоторое повторяющееся пережива-
ние, произвольно выхваченное из общего их потока. Самым же
специальным он считает понятие человеческого коллектива.
«Между учением о вещах, — указывает Оствальд, — и учением о
человеческом коллективе в правильной постепенности распо-
ложены все остальные науки» (там же, стр. 164).
Очевидно, что это и есть принцип построения контовской
иерархии наук в порядке их расположения (координирования)
от общего к частному. Это станет ясно из сопоставления кон-
кретной схемы, составленной Оствальдом, с контовской схе-
мой.

(В скобках стоят науки, которые входят в качестве состав-
ной части в стоящую над ними ближайшую науку.)
Если из контовского ряда исключить астрономию, то совпа-
дение будет почти полным (учитывая, что механика у Конта
входит в математику, а психология — в физиологию или био-
логию).
Но особенно важно не совпадение конкретных классифика-
ционных схем, а совпадение принципов: спустя три четверти
века после «Курса позитивной философии» Конта принцип
координации, лежавший в основе контовской классификации,
был полностью удержан Оствальдом. И это несмотря на то, что
за истекшее время идея развития восторжествовала во всем
естествознании, причем не только органическом (дарвинизм),
но и неорганическом (учение о превращении энергии и химиче-
ских элементов). Об этом пишет сам Оствальд в статье «Пер-
спективы современного естествознания» (1909 г.).
Мы уже не говорим об общественных науках, историзм ко-
торых до конца раскрыт был марксизмом.
Тем не менее классификация наук Оствальда совершенно
чужда принципу субординации и носит от начала и до конца
формальный характер. Это тем более странно, что сам автор,
как физико-химик, много внимания уделил конкретным иссле-
дованиям процессов взаимного перехода физических (особенно
электрической) и химической форм движения, а потому, каза-
лось бы, должен был положить в основу своей классификации
не соображения формального характера, но идею развития и
усложнения форм движения материи.
Здесь мы видим противоречие между значительностью фи-
зико-химических исследований и обобщений Оствальда, содер-
жавших в себе стихийную диалектику, и мизерность его фило-
софских, энергетических воззрений, представлявших собой смесь
метафизических и агностических концепций с уклоном в субъ-
ективный идеализм (через отрыв движения от материи). Это

противоречие выражено в сжатой и очень меткой характери-
стике, данной В. И. Лениным Оствальду: крупный химик, мелкий
философ.
Классификация наук Оствальда есть прямой продукт его
философских размышлений; она вытекала непосредственно из
его лекций по натурфилософии, прочитанных им в самом на-
чале XX в., в которых он пытался изложить в систематическом
виде свое энергетическое мировоззрение.
Начиная свою классификацию наук с общей теории поряд-
ка, Оствальд вкладывает в нее учение о науке исследования,
основу которого составляет, по его словам, «метод координиро-
вания». «Если даны две группы А и В, — поясняет автор, — то
можно с каждым членом А координировать один из членов В,
т. е. мы решаем, что определенные действия, которые выпол-
няются над членами Л, должны произойти и над членами В.
И мы можем начать с того, что просто будем координировать
один член за другим» (там же, стр. 171—172).
Так именно Оствальд поступает, когда он касается «переход-
ных» наук. Он пишет, например, о том, что можно «между фи-
зикой и химией вдвинуть еще физическую химию» (там же,
стр. 164), трактуя ее явления как простое комбинирование двух
видов энергии — физической и химической.
Само название «физическая химия» он понимает как ком-
бинирование двух слов, подобно тому как образуются все со-
ставные («гибридные») слова, например «социология». Указы-
вая, что всякий вид энергии может быть разложен на два фак-
тора, Оствальд допускает, что можно «составить таблицу всех
возможных видов энергии, придавая факторам энергии все мыс-
лимые свойства разнообразия и затем комбинируя их попар-
но. ..» (там же, стр. 186).
Координирование наших мыслей со звуками и знаками при-
водит далее, согласно Оствальду, к понятию числа (арифме-
тике), а затем к понятию величины (в учении о пространстве и
времени). В итоге образуется первая большая группа наук —
математика, основной идеей которой служит порядок.
Группировку наук Оствальд считает чисто произвольной:
так, он допускает, что первые пять наук, перечисленные выше,
могут быть соединены в одну группу математики, включая сюда,
таким образом, и механику, как это было у Конта. С другой
стороны, он допускает возможность соединения механики с фи-
зикой.
Точно так же, подобно тому как между физикой и химией
можно «вдвинуть» физическую химию, между биологией и пси-
хологией можно найти место для антропологии.
Все это, по мнению Оствальда, доказывает, что вопрос о под-
разделении наук есть чисто практический, на который каждая
эпоха дает свой ответ сообразно с ее запросами. Субъективизм

в трактовке самой проблемы классификации наук здесь у него
налицо.
Вводя понятие энергии как руководящее для группы наук,
которая именуется энергетикой, Оствальд подводит основание
для перехода к следующей группе наук, называемой биологией
в широком смысле слова и руководящим для которой является
понятие жизни. «Таким образом, — заключает он, — порядок,
энергия и жизнь обнимают совокупность наук» (там же,
стр. 165). Такое обоснование классификации наук оказало силь-
ное влияние на Гущина, о чем будет сказано в следующем па-
раграфе этой главы.
«Энергетизм» Оствальда есть не только разновидность агно-
стической концепции (с тенденцией к субъективному идеализ-
му), но вместе с тем и определенный вид механицизма. Дело
не ограничивается тем, что психологию и социологию Оствальд
подводит под общую рубрику естественной науки биологии;
речь идет о гораздо большем: понятие энергии касается, как
известно, только тех видов движения, которые господствуют в
неорганической природе, а в живой природе (тем более в жизни
общества) выступают как побочные.
Оствальд же распространил это понятие на все без исклю-
чения области природы и общества, рассматривая с этой точки
зрения все явления вообще. Отсюда у него появилась не только
жизненная (мускульная, или животная, и растительная) энер-
гия, но и нервная, психическая энергия, а всю историю и жизнь
человеческого общества он трактует с позиций энергетики,
причем не только в части развития техники (использования сил
природы), но и в части политической, идеологической и т. д.
«Я утверждаю, — пишет Оствальд, — что мерилом культуры яв-
ляется величина полезного действия при превращении естествен-
ных форм энергии для человеческих целей» (там же, стр. 88).
Отсюда всякий прогресс культуры состоит, по Оствальду,
либо в более целесообразном превращении собственной энер-
гии, либо в экономическом использовании чужой энергии. Все
социальные учреждения человечества, включая государство и
право, служат, по мнению энергетика, «лишь для целесообраз-
ного использования тех видов энергии, которые имеются в на-
шем распоряжении...» (там же, стр. 103).
Весь смысл правовых организаций Оствальд видит только
в том, что они дают-де возможность каждой отдельной лично-
сти направлять большую часть своей энергии непосредственно
к достижению намеченной цели, вместо того чтобы затрачи-
вать ее на борьбу с завистливыми соседями. Так, бездумно сме-
шивая естественнонаучные понятия с социальными, подменяя
одни другими, Оствальд проповедует реакционнейшие идеи, слу-
жащие оправданием с энергетической точки зрения любого на-
силия, любой самой свирепой эксплуатации человека челове-

ком. Этому, в частности, посвящена его статья «Энергетика и
история культуры» (1909 г.).
В. И. Ленин резко раскритиковал аналогичное выдумывание
«универсального закона экономии сил» С. Суворовым как якобы
объединяющего и регулирующего начала всякого развития —
неорганического, биологического и социального.
«Замечательно легко пекут «универсальные законы» наши
«позитивисты» и «реалисты»! — замечал Ленин. — Жаль только,
что законы-то эти ничуть не лучше тех, которые так же легко
и быстро пек Евгений Дюринг. «Универсальный закон» Суворо-
ва — такая же бессодержательная, напыщенная фраза, как и
универсальные законы Дюринга. Попробуйте применить этот
закон к первой из трех указанных автором областей: к неорга-
ническому развитию. Вы увидите, что никакой «экономии сил»,
помимо закона сохранения и превращения энергии, сюда при-
менить и притом «универсально» применить вам не удастся...
Возьмите вторую область развития — биологическую. Уни-
версален ли здесь, при развитии организмов путем борьбы за
существование и подбора, закон экономии сил или «закон» рас-
хищения сил? Не беда! Для «реально-монистической филосо-
фии» можно понимать «смысл» универсального закона в одной
области так, а в другой иначе, например, как развитие выс-
ших организмов из низших. Нужды нет, что универсальный
закон становится от этого пустой фразой, — зато соблюден прин-
цип «монизма». А для третьей области (социальной) можно в
третьем смысле понимать «универсальный закон», как разви-
тие производительных сил. На то и «универсальный закон»,
чтобы под него можно было подвести, что угодно»1.
Ленинская критика направлена не только против суворов-
ских «Оснований социальной философии», но и против остваль-
довской энергетики, ибо принцип «экономии энергии» есть лишь
вариант общего принципа «экономии сил».
Поскольку Оствальд смешивает понятия, относящиеся к раз-
личным областям знания, постольку и понятие «прикладной
науки» приобретает у него крайне расплывчатый, неопределен-
ный характер. «Чистыми» он называет те науки, задачей кото-
рых является отыскание общих связей (они-то и включены у
него в общую схему наук). Связанные же с ними науки, такие,
как геология, история, медицина, филология, в эту схему не
умещаются. Они исходят из сложных объектов и должны от-
крыть и «объяснить» отношения во времени и пространстве.
А для этого они используются теми отношениями, которые дают
чистые науки.
В соответствии с этим Оствальд называет такие науки при-
кладными, соединяя в одну группу конкретные теоретические
1 В. И. Ленин. Соч., т 14, стр. 317—318.

науки с практическими, техническими. В прикладных науках он
видит не только техническое применение, но всякое вообще при-
менение законов, открытых чистыми науками.
Но так как, согласно Оствальду, в прикладных науках не-
допустим прием абстракции, применяемый в чистых науках, то
здесь для целей объяснения приходится одновременно вводить
различные чистые науки. Например, астрономия, которую он
считает прикладной наукой, основывается на механике (в части
теории), на оптике (в части эксперимента, точнее, наблюдения)
и на химии (в части спектроскопии), история есть прикладная
социология и психология и т. д.
Всякая чистая наука может различными способами пере-
ходить в такую прикладную, в которую входят еще комбинации
из нескольких других наук. Следовательно, и здесь Оствальд
остается верен принципу координации, трактуя прикладные
науки как координирование (комбинирование) чистых.
Но так как в общем ряду чистых наук все предшествующие
науки необходимы для разработки всех последующих, то они
сами «принимают характер прикладных»1. Подобные воззре-
ния Оствальда стирают всякое различие между теорией и прак-
тикой.
Такова была первая система наук Оствальда. С трудами
Конта он познакомился позже ее опубликования. Они позво-
лили ему констатировать, что его классификация в основном
совпадает с контовской. После этого, пишет Оствальд, «у меня,
естественно, сейчас же явилась потребность исправить свои не-
дочеты, и я переработал, теперь уже сознательно, то, что было
сделано мною инстинктивно при систематизировании материала
моих натурфилософских лекций» (там же, стр. 144).
Переработке подверглись прежде всего начало и конец
общего ряда наук. «Важнейшим улучшением, — говорит Ост-
вальд, — является то, что я ввел в мою систему Логику и при-
том поставил ее на первом месте. Точно так же более опреде-
ленную характеристику получила на другом конце схемы куль-
турология» (там же, стр. 148).
В статье Оствальда «Классификация наук» (1909 г.) замет-
но усиление влияния неокантианской философии, особенно идей
Риккерта. Полагая, что настоящий материал наук составляют
понятия, Оствальд делает вывод, что систематика понятий
должна дать систематику наук. Он выдвигает мысль о созда-
нии таблицы элементарных понятий, не подлежащих дальней-
шему расчленению и образующих составные части всех слож-
ных понятий.
«Такая элементарная таблица, по его заявлению, чрезвы-
чайно облегчила бы составление рациональной таблицы наук.
1 В. Оствальд. Насущная потребность, стр. 193.

Но она не может быть составлена до тех пор, пока мы не
выясним себе законов соединения понятий» (там же, стр. 195).
Отсюда нетрудно сделать вывод, что в основе оствальдов-
ской идеальной классификации наук лежит все тот же принцип
координации. Разница лишь та, что координируются не сами
науки, а понятия, составляющие, по Оствальду, их содержание.
Оствальд по-прежнему делит науки на прикладные и чистые,
называя последние также свободными науками и подчеркивая
их «методически-экономический характер... на который Мах
уже с давних пор всегда обращал внимание...» (там же,
стр. 197).
Оствальд сообщает, что он сделал новое, чрезвычайно важ-
ное для него открытие, состоящее в том, что «логика, которую
лучше и общее было бы назвать наукой о разнообразии, есть
еще более общая наука, чем математика, так что в вышеприве-
денной системе она может претендовать на первое место» (там
же, стр. 200).
Далее, занявшись систематической разработкой «энергети-
ческой социологии» (с целью выяснить приложимость понятия
энергии к систематике этой науки), Оствальд пришел к заклю-
чению, что не только основание, но и вершина контовской
пирамиды требует изменения, что многие явления, которые
нельзя причислять к психологии, не подходят под понятия со-
циологии. Поэтому в духе Риккерта он заменяет социологию
более широкой наукой о культуре (культурологией), обнимаю-
щей, по его словам, как досоциальную, так и социальную, а
также и будущую область надсоциальных отношений. По своему
же гибридному происхождению слово «культурология» сходно
со словом «социология».
В результате Оствальд получает новый вариант своей си-
стемы «чистых» наук:
I. Основные науки. Основное понятие — порядок.
I. Учение о разнообразии и логика; 2. Математика;
3. Геометрия и форономия.
II. Физические науки. Основное понятие — энергия.
4. Механика; 5. Физика; 6. Химия.
III. Биологические науки. Основное понятие — жизнь.
7. Физиология; 8. Психология; 9. Культурология.
В ряду наук, который установил Оствальд, каждая пре-
дыдущая наука служит основой для всех последующих, но не
наоборот. «Ни мне, ни кому-либо другому, кто занимался по-
зитивно энергетикой, не приходило в голову искать энергети-
ческих основ логики или геометрии, ибо понятия, с которыми
работают эти науки, суть более общего свойства, чем понятие
энергии, и это последнее не может на них оказать какого-либо

влияния. Наоборот, во всяком случае существует логика и ма-
тематика учения об энергии». Это писал Оствальд в своей статье
«Историко-научное положение энергетики» (1910 г.), напеча-
танной в томе 9 «Annalen der Naturphilosophie».
Что касается философии, то позитивист Оствальд «ликвиди-
рует» ее как самостоятельную науку, растворяя почти целиком
в остальных науках. «Одну часть ее, логику, мы находим в са-
мом низу, — пишет он. — Теория познания должна была бы
быть помещена в психологии, так как ее выводы представляют
прямой результат приложения физиологии чувства к психиче-
ским явлениям. Этика, философия права и т. д. признаны уже
составными частями социологии или науки о культуре»1.
Здесь ясно выступает путаный характер всей оствальдовской
философии, где гносеологический и естественнонаучный вопросы
смешиваются между собой и подменяются один другим, как
на это указывал еще В. И. Ленин2.
Географическое направление. Гетнер. Ратцель. Географиче-
ское направление в классификации наук, начатое малоизвест-
ным русским журналистом Е. Чижовым, продолжил тяготевший
к кантианству немецкий географ Альфред Гетнер. Свои идеи он
изложил в серии работ о «Сущности и методах географии»
(1905—1907 гг.)3. До этого он выступил со статьей «Система
наук», где разбирал вопрос о положении географии в общей
системе наук.
Гетнер делит все науки на две группы: естественные и гума-
нитарные; каждую из групп он подразделяет дальше на аб-
страктные (физика, психология) и конкретные, а эти послед-
ние — на систематические и хронологические.
Основная идея Гетнера состоит в том, что география не
замкнутая в себе, отдельная частная дисциплина, а некоторая
общая «точка зрения», приложимая ко всякому материалу и
образующая собой самостоятельный классификационный ряд.
География, по Гетнеру, охватывает все царства природы;
она выступает как география физической (неорганической)
природы — твердой земной поверхности (суши), морей и вообще
вод, как география растений, животных и человека, как клима-
тология и в общем виде как математическая география. Изуче-
ние прошлого с географической точки зрения (историческая гео-
графия) составляет предмет истории и археологии, и на эту
связь между географией и историей обращает внимание Гетнер.
На систему Гетнера оказали заметное влияние модные в то
время реакционные идеалистические концепции. В их духе Гет-
нер проводит метафизический разрыв между материей и фор-
1 В. Оствальд. Насущная потребность, стр. 204—205.
2 См. В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 258.
3 «Geographische Zeitschrifb. Leipzig, 1905.

мами ее существования, прежде всего пространственной. Сам
предмет научного познания он трактует в плане субъективист-
ской концепции, как якобы зависящий от свойств человеческой
способности познания и определяемый ими.
Фактически схема Гетнера приводит к делению наук на про-
странственные (хорологические), исторические (хронологиче-
ские) и систематические (изучающие предметы и явления по
существу). Географию он относит к пространственным наукам,
поскольку она изучает внешние взаимоотношения предметов,
находящихся на поверхности земли, и явлений, совершающихся
на ней, и не должна заниматься ни их развитием, ни их сущ-
ностью.
Следовательно, согласно Гетнеру, задачи географии ограни-
чиваются описанием отдельных территорий (страноведением) и
не охватывают собой исследования общих географических за-
кономерностей, а тем самым предмета географической науки
как единого целого. К хорологическим наукам он относит и
астрономию в качестве науки о распределении предметов в ми-
ровом пространстве.
Одним из предшественников Гетнера в смысле выдвижения
географии в качестве определяющей науки был немецкий уче-
ный Фридрих Ратцель, изложивший свои взгляды в «Антропо-
географии» (1882—1891 гг.). Антропогеография Ратцеля пред-
ставляет собой эклектическое сочетание учения о расах и гео-
графического материализма. Согласно первому, исторические
особенности развития отдельных стран и народов определяются
прирожденными наклонностями расы (их «биологизмом»), со-
гласно второму, определяющим фактором служит влияние внеш-
ней физико-географической среды.
Теория Ратцеля была совершенно ненаучной и явно реак-
ционной. Связанные с этим «учением» претензии на то ведущее
место, которое должно быть отведено, по мысли автора, гео-
графии, представляются нам несостоятельными1.
Рассматривая общие идеи формальной классификации наук
и конкретные их схемы, выдвигаемые в Германии в конце XIX и
начале XX в., и отмечая субъективистско-кантианский принцип
как общую основу большинства из них, мы можем сказать, что
в этих классификациях проявился весьма ярко общий кризис
естествознания, разразившийся как раз на рубеже XIX и XX вв.
Для большинства рассмотренных классификаций характер-
ны эклектизм и эпигонство, причем в одних случаях преобла-
дает возврат к Канту (неокантианцы), в других — к Беркли
(махисты).
1 F. Ratzel. Anthropo-geographie, В. I. Stuttgart, 1882, S. 7—17.

4. СУБЪЕКТИВИЗМ И ФОРМАЛИЗМ В ПОДХОДЕ
К КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В США В КОНЦЕ XIX И НАЧАЛЕ XX в.
Субъективизм прагматической философии. Пирс. Большое
внимание разработке классификации наук уделял американ-
ский философ, логик и математик Чарлз Сандерс Пирс, кото-
рого современные идеалисты считают основателем прагма-
тизма. Вскрывая органическую связь прагматизма с махизмом,
В. И. Ленин писал: «Прагматизм высмеивает метафизику и
материализма и идеализма, превозносит опыт и только опыт,
признает единственным критерием практику, ссылается на по-
зитивистское течение вообще, опирается специально на Остваль-
да, Маха, Пирсона, Пуанкаре, Дюгема, на то, что наука не есть
«абсолютная копия реальности», и... преблагополучно выводит
из всего этого бога в целях практических, только для практики,
без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта...»1.
Критически разбирая книгу Уильяма Джемса о прагматиз-
ме, В. И. Ленин делает общий вывод: «Различия между махиз-
мом и прагматизмом так же ничтожны и десятистепенны с
точки зрения материализма, как различия между эмпириокри-
тицизмом и эмпириомонизмом. Сравните хотя бы богдановское
и прагматистское определение истины: «.. .истина для прагма-
тиста есть родовое понятие для всяческого рода определенных
рабочих ценностей (working-values) в опыте»» (там же,
стр. 327).
В интересной и содержательной монографии, посвященной
философии Пирса, Ю. К. Мельвиль показывает, что в основе
пирсовской классификации наук лежит субъективистское пони-
мание истины и науки. Истину Пирс выводит не из реальности,
а, напротив, реальность выводит из субъективистски трактуе-
мой истины. Опираясь на исходные положения своей «филосо-
фии действия», он выступает против определения науки как
знания и пытается найти для науки чисто прагматическое опре-
деление: по Пирсу, наука — это занятие живых людей (особо-
го «класса», людей «ученых»), вид их деятельности, это образ
жизни, подобный профессии. Поэтому существо, или квинтэс-
сенция, науки состоит в том духе, с помощью которого они про-
изводятся.
Такое понимание науки приводит к сугубо субъективистскому
обоснованию принципов их классификации. Большое место в
этом обосновании играет понятие цели, поскольку это понятие
неразрывно связано со всей прагматической концепцией, трак-
тующей человеческий опыт, практическую деятельность людей
в чисто субъективистском плане. Стремясь положить в основу
всех своих рассуждений представление о целевом назначении
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 327.

различных родов деятельности ученых, Пирс подходит к задаче
классификации наук. Он заявляет:
«Когда какой-нибудь предмет создается с некоторой целью,
как это, конечно, имеет место в отношении наук, никакие классы
не могут быть более основными и более широкими, чем те,
которые определяются целью. Цель же — это действующее же-
лание. Но желание всегда имеет общий характер... Поэтому
желания создают классы и чрезвычайно широкие классы. Но при
их реализации желания становятся более специфическими...»1
Отмеченные общефилософские идеи Пирса, легшие затем в
основу его классификации наук2, показывают глубокое их род-
ство с идеями швейцарского натуралиста Луи Агассиса, кото-
рый с позиции теологии боролся против дарвинизма. Агассис
развивал именно ту же концепцию перехода от более общего к
более частному, как и Пирс, кладя в ее основу принцип телеоло-
гизма и креационизма. Характеризуя «естествоиспытательское
мышление», Энгельс писал: «Агассисовский план творения,
согласно которому бог творит, начиная с общего, переходя к
особенному и затем к единичному, создавая сперва позвоночное
как таковое, затем млекопитающее как таковое, хищное живот-
ное как таковое, род кошек как таковой и только под конец —
льва и т. д., т. е. творит сперва абстрактные понятия в виде
конкретных вещей, а затем конкретные вещи!»3 В связи с этим
Энгельс иронически называет Агассиса «последним великим
Дон-Кихотом» бога в биологии.
Пирсу импонировали не только общие идеи Агассиса, но и
его конкретная система классификации животных, изложенная
в «Опыте о классификации» (1857 г.). Эту систему Пирс изучал
в молодости под руководством самого Агассиса. Восприняв от
Агассиса основные идеи его классификации и перенеся их в
классификацию наук, Пирс отдает предпочтение своему учи-
телю, игнорирует прогрессивных ученых, которые опирались на
дарвинизм и принцип развития живой природы. Более того, он
пытался объяснить, почему система Агассиса была оставлена
без внимания. Причину отрицательного отношения к ней Пирс
видел в том, что от классификатора Агассис требовал слишком
многого: чтобы была выявлена идея творца и различные пути
и способы ее осуществления. «Как же может сотворенное суще-
ство (имеется в виду человек. — Б. К) встать на точку зрения
1 Ch. S. Peirce. Collected Papers of Ch. S. Peirce. Harvard, 1931—1936,
Vol. 1, § 205.
2 На Западе в настоящее время обсуждается вопрос о тех понятиях,
которыми оперировал Пирс в их применении к учению о структуре (см.,
например, статью Петера Крауссера из Геттингена «Три фундаментальные
структурные категории у Чарлза С. Пирса», опубликованную в журнале «Phi-
losophia Naturalis», 1960, В. VI, Heft I, S. 3).
3 Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат, 1955, стр. 162.

своего творца?» — глубокомысленно спрашивал Пирс, обнару-
живая свои симпатии открытой поповщине.
Впервые по вопросам классификации наук Пирс выступил
в 1878 г. Но тогда он еще не дал особой оригинальной системы
наук, а повторил (с некоторыми изменениями) классификацию
Уэвелла, о котором говорилось в книге I. Он писал: «Среди
естественных наук мы имеем прежде всего классифицирующие
науки, которые являются чисто индуктивными, — систематиче-
скую ботанику и зоологию, минералогию и химию. Потом идут
теоретические науки... астрономия, чистая физика и т. д. За-
тем следуют науки гипотез: геология, биология и т. д.»1
Пирс ставит на первое место группы аналитических и клас-
сификаторных наук (по терминологии Уэвелла), меняя их поря-
док на обратный: Уэвелл располагал их так, что сначала шла
химия, за ней — кристаллография и минералогия, а уже по-
том — ботаника и зоология. После них Пирс ставит те науки
(астрономию и физику), с которых начинался ряд наук в
классификации Уэвелла. Конец ряда наук у Пирса и Уэвелла
совпадает. Таким образом, особого интереса эта схема Пирса
не представляет.
Предполагается, что первый набросок своей оригинальной
классификации наук Пирс сделал для Century Dictionary
(1889 г.), а затем воспроизвел ее в статье «Возрожденная ло-
гика» (1896 г.), опубликованной в журнале «Монист». Позднее
этому вопросу Пирс посвятил вторую главу «Детальной логики»
(1902 г.), а затем поместил классификацию наук в сокращен-
ном виде в «Силлабусе некоторых тем по логике» (1903 г.).
Свою классификацию наук Пирс считал единственной в
таком роде. «Есть множество искусственных классификаций, но
только одна естественная»2, — утверждал он. При построении
такой «естественной» классификации Пирс пользовался терми-
нологией и общей схемой Агассиса, производя деления на
«ветви», «классы», «порядки», «семейства» и т. д. Он подчер-
кивал условность всякого деления, указывая на то, что нельзя
провести резкую разграничительную линию между двумя близ-
кими классами. Подобными положениями Пирс пытался обос-
новать свой философский релятивизм.
Естественная классификация, по Пирсу, должна носить
исторический характер в смысле согласованности с историей
наук. В этом отношении Пирс примыкает к Конту. Верный своим
прагматическим исходным позициям, он отмечает генезис науч-
ного знания: «Можно сказать, — пишет Пирс, — что науки вы-
росли из полезных искусств, или из таких искусств, которые
считались полезными» (там же, § 226). Отсюда «естественная
1 Ch. S. Peirce. Collected Papars.., Vol. 11, § 644.
2 Ch. S. Peirce. Collected Papers.., Vol. 1, § 275.

классификация наук должна быть основана на изучении исто-
рии науки» (там же, § 268). Соответственно этому всякая есте-
ственная классификация есть по сути дела попытка отыскать
истинный генезис классифицируемых объектов, в данном случае
наук. Однако сам этот «генезис» трактуется Пирсом только как
продукт идей. Какую-либо связь классификации наук с харак-
тером объектов их изучения он решительно отвергает. Призна-
вая необходимость деления, соответствующего природе изучае-
мого предмета, Пирс заявляет: «Мы должны классифицировать
науки в соответствии с их собственной природой, а не в соот-
ветствии с природой их объектов» (там же, § 267).
На этом основании, в частности, Пирс отвергает классифи-
кацию, основанную на раскрытии генеалогии видов и прини-
маемую дарвинистами. «Генеалогия — это совсем не то же
самое, что логическое деление», — утверждает он, отвергая тем
самым принципы диалектической логики (там же, § 57).
Учет истории наук, которая должна, по мнению Пирса, рас-
крывать логические связи между самими науками, а также
принцип расположения наук в последовательности от общего к
частному роднят его систему с системой Конта. Это признает
и сам Пирс, говоря, что его классификация заимствует свою
идею из классификации Конта.
Основные принципы своей классификации Пирс сформули-
ровал следующим образом: во-первых, классификация наук
должна соответствовать концепции науки как деятельности уче-
ных, что может быть распространено на определение различных
ветвей науки; следовательно, «естественная классификация наук
должна быть классификацией людей науки» (там же, § 268).
Во-вторых, «науки должны классифицироваться в соответствии
с теми особыми методами наблюдения, которыми они поль-
зуются» (там же, § 100).
Из этих двух принципов вытекает первое основное деление
наук на две «ветви»: теоретическую, «цель которой состоит про-
сто и единственно в познании божественной истины», и практи-
ческую, «предназначенную для использования в жизни». Позд-
нее Пирс внес в эту схему уточнение и стал делить науки на
три «ветви» (1903 г.): «Всякая наука есть либо: А. Наука от-
крытия; В. Наука Обозрения или С. Практическая наука».
По поводу своего основного разделения наук Пирс замечает:
«Первое большое деление науки в соответствии с его основной
целью образует то, что я называю ветвями науки. Видоизмене-
ние общей цели может образовать подветвь» (там же, § 238).
Это означает, что у него ветви наук отличаются друг от друга
целями, а классы — существенно различной природой их на-
блюдений.
Заметим, что сам Пирс почти вовсе не затрагивает практи-
ческих наук, следуя и в этом отношении за Контом, хотя с праг-

матической точки зрения, казалось бы, его должны были
бы интересовать в первую очередь именно практические
науки.
Теоретические науки подразделяются у Пирса на две под-
ветви: а) науку открытия, или активную науку, и в) науку обо-
зрения, или ретроспективную науку. К последней Пирс относит
описание и систематизацию результатов и достижений наук,
а также труды общего типа, подобные «Космосу» А. Гумбольдта,
«Позитивной философии» О. Конта и «Синтетической филосо-
фии» Г. Спенсера. Сюда же относится, по Пирсу, и сама
классификация наук. Цель этой подветви науки состоит в том,
чтобы «суммировать результаты других теоретических наук и
изучать их в качестве образующих одну систему» (там же,
§ 256).
Главное свое внимание Пирс направляет на первую под-
ветвь. Ее общую основу образует наблюдение, ибо, по его мне-
нию, всякое знание происходит из наблюдения. Соответственно
тому, что наблюдение может носить различный характер, Пирс
разделяет науки, входящие в эту подветвь, на «три класса, все
основанные на наблюдении, но являющиеся наблюдательными в
весьма различных смыслах» (там же, § 239).
Класс 1. Математика,
Сюда входят: 1.01 Математика логики, 1.02 Математика ди-
скретных величин, 1.03 Математика непрерывности и псевдо-
непрерывности.
Науки этого класса изучают, по Пирсу, то, что логически
возможно и что невозможно, не беря на себя ответственности
за актуальное существование. Они не утверждают никаких фак-
тов, а только выдвигают гипотезы и выводят из них следствия.
Наблюдательный характер математики обусловливается, по его
мнению, тем, что она создает воображаемые конструкции в
соответствии с абстрактными правилами, а затем как бы «на-
блюдает» эти воображаемые объекты и обнаруживает в них
такие новые отношения частей, которые не были заранее точно
определены в правилах построения. «Это подлинное наблюде-
ние, но, конечно, понимаемое совершенно в особом смысле:
никакой другой вид наблюдения не отвечал бы целям матема-
тики» (там же, § 240).
Класс 2. Философия.
Делится на: 2.01 Феноменологию, 2.02 Нормативные науки,
2.03 Метафизику.
Наблюдение, которое присуще философии, носит также осо-
бый характер. Философия, по Пирсу, отличается тем, что она
ограничивается такими наблюдениями, которые входят в сферу
«нормального опыта» каждого человека, но ускользают от не-
тренированного взора именно потому, что они наполняют всю
нашу жизнь. Пирс приводит следующее сравнение: человек,

который не снимает синих очков, перестает замечать синий
цвет. Философия же должна замечать то, что кажется незамет-
ным обычному глазу.
Феноменология изучает явления, каким-либо способом и
когда угодно присутствующие в сознании. Нормативная наука
отделяет то, что должно быть, от того, чего не должно быть.
К ней относится эстетика, этика и логика. Если этика, по Пирсу,
есть теория самоконтролирующего поведения, то логика есть
теория самоконтролирующего мышления. Логика вынуждена
обращаться за своими принципами к этике, подобно тому как
этика — к эстетике. Вместе с тем логика зависит и от феноме-
нологии и математики. Считая, что все мышление осуществляет-
ся посредством знаков, Пирс трактует логику как науку об
общих законах, управляющих знаками.
Метафизике он приписывает попытку объяснить мир духа
и материи. Соответственно этому здесь выделяются онтология
(или общая метафизика), психическая (или религиозная) ме-
тафизика, занимающаяся вопросами о боге, свободе и бессмер-
тии, и физическая метафизика, имеющая дело с вещественной
природой.
Класс 3. Идиоскопия.
Сюда, придерживаясь терминологии Бентама, Пирс относит
все специальные (или частные) науки (от греч. «идиос» — «осо-
бенный»). Частные науки у него подразделяются на два подклас-
са: 3.1 Физические (т. е. естественные) науки и 3.2 Психические
(т. е. гуманитарные).
Физические науки Пирс делит на номологическую (или об-
щую) физику, на классифицирующую и описательную. Такое
деление основано на идее о стадийном развитии науки. В этом
отношении Пирс опять-таки следует за Контом, хотя характе-
ристика отдельных стадий у него отличается от контовской.
Так, у Пирса выделяются три стадии, которые последова-
тельно проходят науки в своем историческом развитии: описа-
тельная, классифицирующая и законополагающая. В какой-то
мере, хотя и весьма упрощенно, а местами и извращенно, в этой
схеме воспроизводится общий путь познания, идущий от еди-
ничного (установления отдельных фактов и их описания) к осо-
бенному (к группировке и первичной систематизации фактов)
и далее ко всеобщему (к открытию закона, которому подчиняют-
ся и которым охватываются все факты, относящиеся к данной
области явлений). Подобного рода логическое деление легло
в основу выделения Пирсом трех разделов физической науки.
Хотя сам Пирс и не видел никакой диалектики в этом выделе-
нии, тем не менее помимо его воли она выступает в характери-
стике названных трех разделов физики.
Номологическая физика, по Пирсу, открывает «повсеместные
явления» и их законы, измеряет их постоянные. Классифици-

рующая физика описывает и систематизирует «физические нор-
мы» и пытается объяснить их посредством законов, найденных
первой физикой. Описательная физика описывает индивидуаль-
ные вещи и события, причем, подобно тому как вторая физика
стремится подняться до первой, третья стремится слиться со
второй.
Психические науки делятся аналогичным образом на три
группы: номологическую науку о психике (или психологию),
классифицирующую науку о психике (или этнографию) и опи-
сательную науку о психике (или историю). Разумеется, подоб-
ное деление не выдерживает никакой критики и лишено научной
основы. Заметим только, что в первую науку входят такие раз-
делы психологии, как психология интроспективная, экспери-
ментальная, физиологическая и детская, во вторую — психоло-
гия индивидуальная, расовая, «толпы», животных, патопатоло-
гия, а также лингвистика и «этнология» (в том числе этнология
общественного развития и технологии). В третью науку входят
все виды истории: древняя, новая, история памятников, наук,
социального развития, а также различного рода биографии и
критика (литературная, критика искусств, военных операций
и т. д.). Здесь все свалено в одну кучу и резко сказывается пол-
ное отсутствие знания действительных законов развития чело-
веческого общества, законов структуры и жизни общества.
Смешение совершенно различных явлений наблюдается у
Пирса и в части практических наук, которыми объединено все,
что связано с деятельностью людей независимо от ее харак-
тера. Поэтому здесь идут подряд педагогика, навигация, часо-
вое дело, изготовление чернил, «этикет», библиотечное дело
и т. п.
Классифицируя физические науки, Пирс позаимствовал по-
рядок расположения естественных наук, который сложился на
рубеже XIX и XX вв.: к общей физике в последовательном
порядке он относит сначала молярную физику (т. е. механи-
ку) — динамику и учение о тяготении, затем молекулярную
физику и термодинамику, наконец, физику эфира, оптику и
учение об электричестве. В классифицирующую физику у него
в той же последовательности попали кристаллография, химия
(с подразделением на физическую, органическую и неоргани-
ческую), биология (в том числе физиология и анатомия). Опи-
сательную физику составляют геогнозия (т. е. геология и, по-
видимому, география) и астрономия.
Таким образом, ряд естественных наук у Пирса соответ-
ствует общепринятому для того времени расположению: меха-
ника — физика — химия — биология с добавлением в конце
ряда геологии и астрономии и с помещением между физикой
и химией кристаллографии. Очень важно, что Пирс уже в то
время выделял особо физическую химию, которая открывала

собой новый тип естественных наук, а именно стыковых или
переходных. При этом физическую химию в ряду химических
наук он ставил на первое место (перед более старыми разде-
лами химии — органической и неорганической химией). Физи-
ческая химия у него опосредовала переход от физики к химии.
Отметим, что порядок расположения наук в системе Пирса
не только не воспроизводит историческую последовательность
возникновения этих наук или прохождения ими соответствую-
щих стадий развития, а, наоборот, представляет это развитие
в обратной последовательности. Так, если наука проходит в
своем развитии описательную, классифицирующую и законо-
полагающую стадии, то соответствующие разделы естественных
(«физических») и гуманитарных («психических») наук следуют
один за другим в прямо противоположном порядке. Таков же
порядок расположения наук и в более дробных разделах систе-
мы Пирса. Обусловлено это тем, что при логическом построе-
нии своей системы он исходит из того, что каждая последую-
щая наука в их общем ряду должна опираться на всю совокуп-
ность предыдущих наук, особенно тех, за которыми непосред-
ственно она следует. Другими словами, каждый раздел в клас-
сификации наук зависит у Пирса от предыдущего, как это мы
видели в разделах философии, и даже стремится подняться до
предыдущего, как это отмечалось в отношении разделов
физики.
Развивая этот взгляд, Пирс утверждает: «Науки о психике
постоянно заимствуют принципы у физических наук, но послед-
ние очень мало пользуются принципами первых» (там же,
§ 187).
Поскольку сначала у Пирса идут науки законополагающие,
а за ними — классифицирующие, осуществляющие классифика-
цию на основании этих законов, а под конец — науки описатель-
ные, которые констатируют события, опираясь на обе предше-
ствующие науки, то здесь порядок следования наук неизбежно
должен быть обратным тому, какой складывался исторически
в процессе возникновения и развития этих наук. Ведь в истории
сначала явления описываются, затем факты группируются и
лишь после этого наступает время открытия законов изучаемых
явлений.
Что же касается соотношения естественных и гуманитарных
наук, то здесь историческая последовательность их возникнове-
ния и развития определялась сложностью самого объекта: чем
сложнее и более развитым в общем случае оказывался объект
науки, тем позднее наступало время созревания соответствую-
щей отрасли знания; однако такая зависимость не является
общим правилом.
Хотя Пирс отвергал принцип историзма (генеалогии) в при-
менении к обоснованию классификации наук по их объектам,

тем не менее помимо своей воли в разделе естественных («фи-
зических») наук он отразил именно тот ряд наук, которые вы-
ражают последовательность ступеней развития самой природы,
идущего от простого к сложному, от низшего к высшему. Этот
ряд и был выделен нами выше (механика — физика — химия —
биология).
Отвергая исторический подход к классификации наук по их
объектам, Пирс ищет между науками чисто логические связи,
которые могли бы лечь в основу объяснения поставленной им
системы наук. Эти связи он видит, во-первых, в том, что все
специальные («идиоскопические») науки зависят от математики
и философии как более общих, во-вторых, в том, что одни спе-
циальные науки произошли из других или со временем приходят
во взаимный контакт между собой.
Ставя математику перед философией, Пирс приписывает ей
наиболее общий характер, что, разумеется, неправильно. «Ма-
тематика, — утверждает он, — вмешивается во все остальные
науки без исключения. Не существует ни одной науки, которой
не было бы присуще применение математики» (там же, § 245).
В отличие от этого чистая математика не пользуется ни одной
из остальных наук. Это также не соответствует действительно-
сти, более того, сам же Пирс заявляет, что, например, геомет-
рия, как часть математики, зависит от исследования повседнев-
ного опыта и даже в ряде случаев распространяется на область
физики.
Для частных наук, по мнению Пирса, необходима философия
по той же причине, по какой всем вообще наукам необходима
математика. Сказывается это в том, что «специальные науки
обязаны принимать как не требующее доказательства некото-
рое число наиболее важных положений, потому что методы,
применяемые этими науками, не дают возможности подвергнуть
эти положения проверке. Короче говоря, они всегда основы-
ваются на метафизике» (там же, § 129). Ссылаясь на физиче-
ские представления Герца, согласно которым сила объясняется
как результат невидимых напряжений, он заключает, что в дан-
ном случае «только философия может высказаться за или про-
тив подобной теории» (там же, § 249). Отсюда проистекает, по
Пирсу, зависимость физики от философии.
Легко заметить, что Пирс отводит философии роль натур-
философии, которая якобы призвана решать общие теоретиче-
ские вопросы естествознания за само естествознание. Учитывая
к тому же, что под философией Пирс понимает прежде всего
идеалистическую философию, следует отнестись весьма осто-
рожно к его заявлению о том, что «каждая отрасль идиоскопии
строится на философии...» (там же, § 278).
Гораздо интереснее и важнее высказывания Пирса по поводу
взаимоотношения между самими специальными («идиоскопиче-

скими») науками. То обстоятельство, что «науки частично про-
изошли друг от друга» (там же, § 226), он иллюстрирует исто-
рией возникновения астрофизики («спектроскопической астро-
номии»), которая образовалась из соединения астрономии, хи-
мии и оптики. Особенно тесная связь, по мнению Пирса, — и
тут он безусловно прав — существует между химией и биоло-
гией. Он отмечает, что среди веществ, которыми занимается хи-
мия, присутствует группа особых химических веществ — это
альбуминоиды или протоплазмы. Из них состоят тела всех жи-
вых существ.
В соответствии с этим Пирс пишет, что «биологию можно
рассматривать (хотя этот взгляд, оговаривается он, и не при-
нят никем) как химию белковидных тел и тех форм, которые
они принимают» (там же, § 195).
Его слова, поставленные в скобки, свидетельствуют о том,
что ему неизвестны были работы Ф. Энгельса и химика К. Шор-
леммера, в которых выдвигалась идея о сущности жизни как
химизме белковых тел. Пирс по сути дела повторил здесь то же
самое, стихийно подойдя к диалектико-материалистическому
взгляду на сущность жизни, причем его собственные философ-
ские посылки оказались в непримиримом противоречии с этим
выводом.
Пирс в качестве логика утверждает, что, опираясь на со-
временное ему естествознание, абсолютно невозможно создать
какую-либо другую гипотезу, даже произвольную, которая при-
писала бы происхождение живых форм чему-либо другому по-
мимо химической структуры протоплазмы. Эта последняя яв-
ляется «единственной причиной, определяющей формы всех
животных и растений» (там же, § 261).
Но и здесь Пирсу кажется, что он чужд подходу к класси-
фикации наук с точки зрения историзма их объектов, хотя на
деле такой подход и дает возможность ему высказать мысли,
стихийно приближающиеся к идеям Энгельса и Шорлеммера.
Пирс же считает, что все его рассуждения о классификации
наук покоятся на общих принципах формальной логики с ее
представлением об объемных отношениях между классами.
Поэтому он и полагает, что отношения между науками, вскры-
тые им, суть лишь конкретизация этих общих правил формаль-
ной логики. На самом же деле всюду, где он ограничивается
только формальнологической схемой, его работа не представ-
ляет ничего интересного и является лишь очередным вариантом
системы наук, построенным на принципе координации в его
сочетании с субъективным принципом, противопоставленным
принципу классификации наук по их объектам. Там же, где
у Пирса встречаются действительно интересные мысли, ока-
зывается, что они связаны с фактическим отказом от принятой
им исходной формальнологической схемы.

Указанная схема сводится к весьма тривиальной идее. Пирс
выражает ее следующим образом: «Из двух отраслей науки
А и В, принадлежащих к одному и тому же классу, А может
получать специальные факты от В для дальнейшего обобще-
ния, в то же время снабжая принципами В, которая, не стре-
мясь сама слишком высоко, будет рада найти их в готовом
виде. А будет стоять выше, нежели В, благодаря более общему
характеру своего предмета, в то время как В будет богаче
и разнообразнее, нежели А» (там же, § 238). Совершенно оче-
видно, что если во времена Конта, когда науки еще не разви-
лись в такой степени, можно было надеяться, что взаимосвязи
между ними удастся выразить при помощи столь тощей схемы,
то во времена Пирса становилась все яснее невозможность све-
дения всех связей между науками к одному абстрактному типу
отношений, подобному отношению между А и В.
Несмотря на отдельные верные положения и даже некото-
рые предвидения, в целом система Пирса, как субъективист-
ская в своей основе и построенная на формальном принципе
координации наук, ни в какой мере не могла решить задачи
классификации наук применительно к новому, более высокому
уровню их развития.
Формализм и конструктивизм в социологии. Гиддингс. Аме-
риканский социолог Франклин Генри Гиддингс сделал попытку
построить свою классификацию наук при помощи некоторых
приемов, которые можно было бы назвать приемами своеоб-
разного «конструктивизма». Такую попытку он предпринял в
книге «Основания социологии» (1895).
Гиддингс во многом повторяет классификацию Спенсера, но
подобно Бзну и другим последователям Спенсера отвергает
промежуточную группу абстрактно-конкретных наук. Говоря
о классификации наук Спенсера, он пишет: «Абстрактно-кон-
кретная группа является излишней и запутанной частью этой
классификации. Изложение свойств или сил так же входит в
задачу абстрактной науки, как и изложение отношений»1.
Автор разделяет все науки на абстрактные и конкретные;
к первым относятся:
Математика | Физика | Экономика | Этика | Политика;
ко вторым относятся:
Химия | Астрономия | Геология | Биология | Психология | Социология
Гиддингс при этом руководствуется спенсеровскими пред-
ставлениями и определениями абстрактного и конкретного, об-
щего и частного. Очевидно, что каждый из обоих рядов строит-
1 Ф. Г. Гиддингс. Основания социологии. Анализ явлений ассоциации и
социальной организации. М., 1898, стр. 51.

ся в данном случае целиком на основе принципа координации
наук. Считая, что линейное изображение соотношений наук
недостаточно, и упрекая Конта в стремлении разместить все
науки в один линейный ряд, он ищет способа табличного изо-
бражения классификации наук. При этом обнаруживает, что
такую таблицу можно построить на основе системы прямо-
угольных координат, приняв за ось абсцисс конкретные науки,
а за ось ординат — абстрактные.
Сама эта идея свидетельствует о том, что здесь имеет место
исключительно принцип координации наук, принцип простого
их комбинирования друг с другом, подобно тому как это мы
видели в системе Курно.
В таблице Гиддингса конкретные науки стоят выше черты
ох, а абстрактные — слева от черты оу (см. схему IV):
Площадь, разделенная на квадраты (т. е. находящаяся
справа от линии оу и снизу от линии ох), представляет, по
мнению автора, всю совокупность реальных фактов, которые
изучают различные науки. При эгом функции наук из обоих
рядов (т. е. стоящие по абсциссе и по ординате) совершенно

различны: конкретные науки описывают факты, попадающие
в те квадраты таблицы, которые имеют соответствующие абс-
циссы, абстрактные же науки объясняют факты, попадающие
в те квадраты, которые имеют соответствующие ординаты.
Но может оказаться, что некоторые квадраты лишены во-
обще реального содержания, поскольку они предполагают при-
менение физико-математических наук к объяснению социаль-
ных и психологических явлений или применение социально-
экономических наук к объяснению явлений природы, что в
обоих случаях лишено рационального смысла. На это указы-
вает, в частности, Б. Гущин, отмечая: «...едва ли кто бы то
ни было сможет объяснить: какие это факты с описательной
стороны входят в область астрономии, а с объяснительной под-
лежат ведению этики?»1
Такое возражение предвидел и Гиддингс, а потому он отвел
для каждой группы наук вполне определенную площадь в своей
таблице, причем так, что естественные науки сочетались только
с естественными, а общественные — только с социально-психо-
логическими, например: «область физических наук есть opqr.
С их описательной стороны они известны как химия, астроно-
мия, геология и биология сообразно их конкретному содержа-
нию. С их объяснительной стороны они разделяются на мате-
матику и физику. Область психологии и социологии есть psut
и svwu»2.
Соответственно этому для группы общественных наук (эко-
номики, этики и политики) Гиддингс отводит не весь прямо-
угольник rv'wm, а только нижнюю его часть, отвечающую по
своим координатам социологии и, возможно, психологии, т. е.
s'v'wu, а возможно, qv'wt.
Но главный недостаток системы Гиддингса заключается не
в том, как полагает Гущин, что она автоматически приводит
к образованию «квадратов», лишенных реального смысла, а в
том, что она резко и весьма искусственно ограничивает воз-
можности сочетания (комбинирования) различных наук ме-
жду собой. В самой действительности такое сочетание не только
имеет место, но порой играет решающую роль для обеих «со-
четаемых» между собой наук.
В самом деле, построение таблицы в духе декартовой коор-
динатной системы заранее исключает возможность комбиниро-
вания абстрактных наук между собой (тех, которые распола-
гаются по оси абсцисс) точно так же, как и конкретных наук
друг с другом (тех, что размещаются по оси ординат). Напри-
мер, невозможно сочетание математики с физикой, т. е. как раз
1 Б. Гущин. Обзор главнейших систем классификации наук. Изд. 1924,
стр. 78.
2 Ф. Г. Гиддингс. Основания социологии, стр. 54.

с той наукой, где математические методы получили с давних
пор наиболее полное применение. Точно так же исключено со-
четание математики с экономикой.
Далее, не допускается сочетание химии с геологией и био-
логией. И это тогда, когда уже реально стала формироваться
биохимия в качестве особой, промежуточной между химией и
биологией отрасли знания, а между химией и геологией явно
наметилось образование геохимии.
Принцип координации наук здесь доведен Гиддингсом до
крайности; он переходит в свою прямую противоположность,
в отрицание самого себя, исключая возможность координации
между теми науками, которые в действительности не только
способны к взаимному сочетанию, но уже реально осуществ-
ляют это.
Искусственность и произвольность конструкции Гиддингса
показывают, что дальнейшая разработка принципа координа-
ции наук могла идти не в направлении разобщения и после-
дующего взаимокомбинирования тех или иных рядов наук
(например, абстрактных и конкретных), а в направлении более
тесного, хотя и внешнего, сочетания (координирования) различ-
ных вариантов этого общего принципа. Это мы увидим из ана-
лиза работ Грота, Гущина и других авторов.

Глава II
КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК В РОССИИ
В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX в.
КООРДИНАЦИЯ ПРИНЦИПОВ КООРДИНАЦИИ
Уже после того, как впервые было дано марксистское ре-
шение проблемы классификации наук на основе принципа
субординации, продолжали разрабатываться дальше и формаль-
ные классификационные системы. Они примыкают к домар-
ксистским с логической точки зрения, хотя хронологически воз-
никли после работ Энгельса 70-х годов XIX в. Это относится
прежде всего к России. Мы постараемся показать то специфи-
чески отличное, что внесли в разработку данной проблемы рус-
ские авторы-немарксисты начиная с 70-х годов XIX в., осо-
бенно же в дальнейшее, более широкое толкование принципа
координации наук, разработанного до них представителями
французской (Конт) и английской (Спенсер) школ.
1. РАЗЛИЧНЫЕ СПОСОБЫ СОЧЕТАНИЯ ПРИНЦИПОВ
КООРДИНАЦИИ. ЭВОЛЮЦИОННОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
О координации принципов координации. В первой книге ко-
ротко рассмотрены пути развития идеи классификации наук
в России в начале и середине XIX в. Особое место было отве-
дено анализу взглядов и трудов Герцена, который приближался
в своих воззрениях к диалектическому материализму. Герцен
вопрос об общей системе знаний, о синтезе наук ставил и пы-
тался решать с позиций диалектики. Этим он отличался от тех,
кто шел за Контом и провозглашал принцип координации наук.
Что же касается других классификаций, выдвигавшихся
русскими авторами в этот период, то можно сказать, что для
них было характерно следующее: каждая опиралась на тот или
иной принцип, разработанный ранее в зарубежных странах,
но при этом вносила в зарубежные системы существенные кор-
рективы, отражающие более высокий уровень развития науч-
ного знания, равно как эволюционный и материалистический
взгляд на предмет классификации.

Последняя же четверть XIX в. характеризуется тем, что рус-
ские авторы начинают вносить новое в сами принципы обос-
нования классификации наук, не говоря уже о ее конкретных
схемах. Однако марксистская классификация наук, созданная
Энгельсом, остается для них неизвестной, а потому в логиче-
ском отношении их классификации примыкают к домарксист-
ским. Но поскольку эти классификации возникли после созда-
ния Энгельсом марксистской классификации, мы их рассматри-
ваем во второй части книги, куда они относятся исторически.
Русские авторы конца XIX в. при разработке проблемы
классификации наук исходят, как правило, из тех же общих
принципов, которые были разработаны их предшественниками
во Франции и Англии, и прежде всего из общего принципа
координации наук. Вместе с тем они показывают недостаточ-
ность контовского принципа расположения наук от общего
к частному, равно как и спенсеровского принципа расположе-
ния от абстрактного к конкретному.
Эту недостаточность русские авторы видят в односторонно-
сти каждого из названных частных принципов координации.
Отсюда возникает задача соединения частных принципов коор-
динации между собой, т. е. задача достичь определенного рода
координации самих принципов координации наук. Эта идея со-
ставляет в основном то новое, что вносят русские авторы конца
XIX в. в разработку данной проблемы.
В книге первой было показано, каким путем Курно старал-
ся соединить контовский прием классификации наук с приемом
Ампера. В результате Курно пришел к табличному способу
расположения наук в двух основных «координатных» направ-
лениях. Это дало возможность выражать связи между науками
не в одном только определенном разрезе, а по крайней мере
в двух таких разрезах.
Соединение, или «координация», различных принципов ко-
ординации также приводит некоторых русских авторов к таб-
личной форме изображения системы наук, но менее формаль-
ной, более содержательной, чем у Курно, у которого на первый
план выдвигалась внешняя, графическая, как бы математиче-
ская, сторона дела.
Примером координации различных принципов координации
наук может служить схема М. М. Троицкого, выдвинутая им
в «Учебнике логики с подробными указаниями на историю и
современное состояние этой науки в России и в других стра-
нах» (1888 г.). Книга третья этого учебника, посвященная ло-
гике геометрии и наук о духе, содержит главу о классификации
наук (вып. I), где автор пытается развить свою собственную
классификацию; эта последняя основывается на сочетании
принципов и схемы Конта с идеей Вундта о делении наук на
формальные и реальные.

В дальнейшем мы рассмотрим два направления в русской
литературе конца XIX в.: психологическое и историко-геогра-
фическое.
Психологическое направление. Грот. Логическим развитием
классификации Конта и Спенсера, а также отчасти классифи-
кации Ампера и Курно явилась система наук, разработанная
Н. Я. Гротом в книге «К вопросу о классификации наук»
(1884 г.).
Грот принадлежит к психологическому направлению в идеа-
листической философии и социологии. В области классифика-
ции наук он продолжает выпячивание роли психологии, чем
до него среди русских авторов занимался Павловский.
С точки зрения Грота, философия, как сфера общих знаний,
не наука, а высшее отвлеченное искусство (т. е. субъективное
творчество). В соответствии с этим «задача классификации
наук есть, очевидно, задача психологическая»1, но разрешимая
лишь на почве естествознания.
Первым общим принципом классификации наук является,
по Гроту, триединое положение: наука едина, однородна и не-
разрывна как с психологической, так и с естественнонаучной
точки зрения (поскольку признается единство и цельность всей
природы).
С названным триединым принципом, как показывает Грот,
тесно связана идея развития, столь укоренившаяся в совре-
менном естествознании, но Грот трактует ее в духе плоского
эволюционизма; она заставляет его слить науки о человеке
в одну цепь с науками о природе, существующей вне человека.
Необходимость такого слияния он видит в том, что не только
в области анатомии, физиологии и психологии учение о чело-
веке многочисленными нитями сплетается с учением о живот-
ных, но и науки о человеческом обществе (социология, фило-
логия, этика, юридические науки и т. д.) все теснее связыва-
ются при помощи сравнительного метода с исследованиями
социальной жизни других существ.
Отсюда Грот делает вывод, что все «гуманитарные» науки
стремятся стать науками естественными, науками о явлениях
природы. Механицизм (сведение высшей формы движения к
низшей), сочетающийся с идеализмом, здесь выступает у Грота
вполне определенно.
Такое сведение Грот осуществляет путем подчинения всех
общественных наук психологии. Психология у него занимает
центральное место во всей системе наук. Это объясняется
принадлежностью самого автора к соответствующему философ-
скому и социологическому направлению. Спенсер импонирует
1 Н. Я. Грот. К вопросу о классификации наук (научно-популярный
этюд). СПб., 1884, стр. 9.

Гроту прежде всего тем, что он, Спенсер, включил психологию
(наряду с социологией) в число основных наук, а Бэн даже
вообще растворил в ней социологию.
Грот не идет так далеко в этом отношении, как Бэн, но
все же признает главенствующую роль психологии по отноше-
нию к общественным наукам. Он считает, что психологическая
наука является прототипом социологической науки: обществу
в целом свойственны те же самые отправления, что и психи-
ческому индивидууму (субъекту), так что нельзя проводить
какую-либо грань между психологией общества (коллективной
психологией) и социологией.
«Конечно, — признает Грот, — явления социальной жизни,
как более сложные, подлежат изучению и с некоторых новых
точек зрения, психологии не свойственных. Но из этого не сле-
дует, чтобы вся социология не была в конце концов все-таки
лишь психологией общества, хотя психологией более сложной
и полной, чем та, которая имеет объектом индивидуум...»
(там же, стр. 54).
Даже политическая экономия, по мнению автора, только
тогда действительно сделается наукой, когда станет строить
свои выводы на психологической почве.
Вся история науки и научных открытий представляется
Гроту в психологическом плане. Так, по поводу генезиса ма-
тематических понятий, отвергая кантовский априоризм с пози-
ции эмпирического психологизма, он пишет: «Одним только
психологическим методом в обширном смысле слова, т. е. ме-
тодом анализа происхождения в уме человека математических
понятий и соотношения их с другими научными понятиями, мо-
жет быть доказан тезис об апостериорности математики» (там
же, стр. 15).
С психологической точки зрения Грот формулирует второй
общий принцип классификации наук. Он состоит в признании
определенного сочетания двоякого рода моментов, или сторон,
научного познания — физической и психологической. «Наука,—
пишет Грот, — должна расчленяться, во-первых, сообразно сво-
ему объективному содержанию, т. е. сообразно со свойствами
и отношениями предметов, ею исследуемых, и, во-вторых, со-
образно своему внутреннему строению, т. е. сообразно психо-
логическим моментам научного анализа, направленного на объ-
екты одного и того же порядка. Эти два расчленения научного
организма должны, очевидно, тесно переплетаться друг с дру-
гом, потому что в силу признанного нами выше принципа един-
ства и однородности науки как с точки зрения ее общего объ-
екта — природы, так и с точки зрения субъекта те же психо-
логические моменты исследования должны повторяться во всех
сферах научного познания, на какие бы объекты оно ни было
направлено, и точно так же везде, где есть познавательная дея-

тельность, к какому бы моменту она ни принадлежала, там
должны быть и объекты для нее, соответствующие всем звень-
ям той общей цепи, которая называется природой» (там же,
стр. 17).
Различие в характере объекта (то, что именуется объектив-
ным моментом в группировке наук) Грот называет внешней,
экстроспективной точкой зрения на расчленение науки, а раз-
личие в процессе познания, в подходе к объекту (то, что име-
нуется субъективным моментом в группировке наук) он назы-
вает внутренней, интроспективной точкой зрения на это же
самое расчленение наук. Суть второго общего принципа клас-
сификации наук состоит, по Гроту, в том, что обе названные
точки зрения должны постоянно идти рука об руку.
В этом отношении взгляды Грота приближаются к взгля-
дам Ампера, у которого он позаимствовал саму идею о раз-
личных подходах (или точках зрения) к предмету исследо-
вания.
Дальше по тому же поводу Грот пишет о принципе двоя-
кого «расчленения научной деятельности: внешнего, состоящего
в признании соотношения между отделами знаний и классами
изучаемых наукой явлений природы с точки зрения идеи раз-
вития, и внутреннего, психологического, состоящего в призна-
нии известных моментов развития самих научных идей в связи
с законами и процессами познавательной деятельности чело-
века» (там же, стр. 23).
В основе классификации Грота лежит идея координации
(комбинирования) двух различных принципов координации
наук: одного, который был развит Контом, и другого, который
был разработан Спенсером. Грот полагал, что каждый из этих
принципов, взятый отдельно от другого, не может дать решения
проблемы. Только их сочетание приводит к ее решению.
В связи с этим Грот показывает недостаточность всех пред-
шествующих попыток исправления и согласования классифи-
каций Конта и Спенсера, в том числе и попытки, предпринятой
Бэном.
Как показывает Грот, система Конта основывалась на объ-
ективном принципе, а система Спенсера — на субъективном.
Поэтому «согласить их внешним образом невозможно, ибо их
исходные начала диаметрально противоположны. Мы уже вы-
сказали выше положение, что у всех мыслителей до сих пор
преобладает или объективный, физический, или так называе-
мый субъективный, психологический, критерий расчленения
науки на составные ее части. Это положение верно и по от-
ношению к двум упомянутым мыслителям. У Конта преобла-
дает первый критерий, внешний, у Спенсера — второй, внутрен-
ний, и никакого сознательного стремления к соглашению того
и другого мы ни у одного из них не находим» (там же, стр. 22).

Грот отмечает, что Конт отрицал психологию и интроспек-
тивный метод познания и положил в основу своей классифи-
кации главным образом объективный принцип. Напротив,
Спенсер, будучи эволюционистом и поклонником естественно-
научного метода, не принял за основу всей своей классифика-
ции наук объективного принципа, каким мог бы ему служить
принцип эволюции, и это обстоятельство кажется Гроту мало-
понятным. Грот склонен объяснить этот факт тем, что усмо-
тренный Спенсером психологический принцип настолько его
ослепил, что он уже оказался неспособным увидеть односто-
ронность этого принципа.
Во всяком случае Грот считает обе классификации односто-
ронними, а спенсеровскую, кроме того, неверной в самой ее
основе. В специальном разделе своей работы, посвященном
«критике классификации наук Конта и Спенсера», Грот еще
глубже вскрывает односторонность каждой из них: контовская
классификация не дошла еще до ступенеобразного развития
природы, а потому строилась на основе учета различной сте-
пени простоты и общности явлений природы.
Грот полагает, что он нашел уязвимые места у Конта в его
основном ряду наук (иерархии наук), но при этом во многих
случаях обнаруживается, что сам Грот ошибается в этих пунк-
тах.
Например, Грот оспаривает помещение химии после физики,
полагая, что нет достаточных оснований считать явления, изу-
чаемые химией, действительно сложнее и специальнее явлений,
изучаемых физикой, и что они зависят от этих последних или
считать химические явления более позднего происхождения
в развитии природы, чем физические.
«Эта мысль, — заявляет Грот, — не выдерживает в настоя-
щее время критики, ибо химические и физические явления, по
новейшим исследованиям, так тесно переплетены друг с дру-
гом, что отыскать точную грань между теми и другими едва ли
возможно» (там же, стр. 26).
Но очевидно, что это возражение есть плод недоразумения:
наличие перехода между явлениями и отсутствие между ними
резкой различительной грани отнюдь не могут служить доводом
в пользу отказа признать одно явление более сложным, стоящим
на более высокой ступени развития природы, другое — более
простым, стоящим на более низкой ступени развития. Так, ме-
жду механическим и тепловым движениями существует тесное
переплетение и взаимный переход, но это никак не отменяет
того факта, что учение о тепле (физика) совершенно правиль-
но стоит после механики.
Точно так же Грот заблуждается, полагая, что Конт не-
правильно вынес математику за пределы остальных наук и
поставил ее во главе всех наук о неорганических и органиче-

ских явлениях. Этим, по мнению Грота, нарушается естествен-
ная связь математики с астрономией.
Между тем никакого такого разрыва у Конта нет, ибо
астрономия у него непосредственно примыкает к математике,
следуя сразу за нею в иерархическом ряду наук (поскольку,
как говорилось в первой книге нашей работы, рациональная
механика включалась у Конта в математику).
Грот же, руководствуясь своим психологическим методом,
считает, «что математические идеи развились позже некоторых
астрономических и физических и что математика как наука есть
родная дочь конкретной и уже, очевидно, опытной науки —
астрономии» (там же, стр. 15).
Однако Грот имел основание упрекнуть Конта за то, что
тот под влиянием чистейшего предрассудка выпустил проме-
жуточное звено между физиологией и социальной физикой
(социологией) — психологию (или «физику индивидуума»), ко-
торая не может быть слита с наукой об организме (физиоло-
гией), ибо обладает дополнительным (интроспективным) ме-
тодом изучения своих объектов.
Точно так же он правильно указывает, что контовский прин-
цип иерархии знаний должен быть в настоящее время более
глубоко обоснован с помощью теории развития, возникшей уже
после выхода в свет контовского «Курса». При этом Грот тон-
ко подметил, что контовское расположение наук «может быть
только с пользой принято в соображение как бессознатель-
ное применение в некоторых отношениях этого самого прин-
ципа развития, давшее в результате в известных случаях до-
вольно правильное размещение отделов знания...» (там же,
стр. 27).
Что же касается Спенсера, то Грот находит у него два
вполне оригинальных положения: «1) мысль определить зна-
чение каждой отдельной науки с точки зрения степени конкрет-
ности и абстрактности ее идей и затем 2) признание переходных
стадий между абстрактными и конкретными науками, которые
Спенсер выражает в идее абстрактно-конкретных наук»
(там же, стр. 28).
Как увидим ниже, второму положению Грот придает еще
большее значение, чем сам Спенсер.
Грот считает удачным у Спенсера деление всех явлений
природы (точнее сказать, мира) не на два класса — неоргани-
ческие и органические, как это было у Конта, а на три класса,
добавляя к ним еще явления надорганические. При этом по-
следними Спенсер считает только социальные, относя психи-
ческие явления в разряд органических. Грот же считает их
тоже надорганическими, поскольку в них участвует особый
фактор (сознание), который отнюдь не представляет собой об-
щей и необходимой черты органической жизни.

Спор между Спенсером и сторонниками Конта по поводу
определения того, что такое абстрактное и конкретное, Грот
решает очень просто со своей психологической точки зрения:
дело сводится к различию между понятиями конкретное и от-
влеченное и соответственно между действиями ума (обобщением
и отвлечением), сводящимися к подбору признаков явлений.
Поэтому правы, по Гроту, и Конт и Спенсер, поскольку оба
они берут лишь различные стороны или аспекты данного соот-
ношения. При этом он показывает, что Спенсер, опровергая
Конта, принимает абстрактное за нечто абсолютное, словно это
понятие отлито самой природой в строго определенную и неиз-
менную форму, не допускающую двоякого истолкования.
С этой точки зрения Грот считает не столь существенным
подчеркивание Спенсером того различия, что Конт признавал
контраст конкретного и абстрактного в каждой науке (есть
математика конкретная и абстрактная и т. д.), Спенсер же
считает одни науки целиком конкретными, другие — целиком
абстрактными, ибо, по Гроту, всякое различение конкретного и
абстрактного в науке есть уже расчленение содержания единой
и цельной науки на конкретное и абстрактное. А если это воз-
можно для всей науки, то почему бы оно не было невозможно
для ее главных отраслей?
По поводу спенсеровской схемы («абстрактные науки во
главе всех прочих, конкретные в хвосте») Грот заявляет: «Уже
это одно общее размещение есть глубочайший абсурд, ибо если
признать вместе с современной психологией, что единственным
конечным источником наших знаний и идей по содержанию их
является опыт внешний и внутренний, а это положение при-
знает и сам Спенсер, психолог-эмпирик, то, очевидно, придется
допустить, что знания могут развиваться и зависеть друг от
друга только в обратном порядке, т. е. от конкретных к аб-
страктным» (там же, стр. 30).
Признание математики и логики чисто абстрактными наука-
ми Грот считает неправильным и объясняет влиянием рутины
и устаревших традиций. Но лишение биологии и социологии
права на абстрактное мышление, объявление их содержания
чисто конкретным кажется Гроту ничем не объяснимым. Бо-
лее того, даже если согласиться со Спенсером, что теперешняя
стадия биологии и социологии носит конкретный характер, то
и тогда это ничему не может помочь, так как Спенсер не счи-
тает ее переходной к абстрактной стадии. Он вообще отрицает
всякую возможность перехода наук из одной стадии в другую.
В итоге отсутствие объективного критерия для всей класси-
фикации заставляет Спенсера «разобщать друг от друга такие
тесно сплетенные одна с другой сферы знания, как матема-
тика и астрономия, логика и психология, физика и химия,
с одной стороны, и геология — с другой, и т. д. Психологическая

точка зрения его может быть утилизирована, но должна быть
совершенно переработана и поставлена в связь с физической
точкой зрения, т. е. в связь с теорией развития природы» (там
же, стр. 32).
Свою собственную систему Грот выдвигает в разделе рабо-
ты, посвященном «исправлению и объединению классификации
наук Конта и Спенсера в одной общей системе». В ее основу
он кладет упомянутые выше две точки зрения — объектив-
ную и субъективную — в их сочетании с общей теорией разви-
тия, когда наука расчленяется, «во-1-х, сообразно различным
группам явлений природы, ею изучаемых, в их последователь-
ном развитии, или в их эволюции, от более простых к более
сложным, и, во-2-х, сообразно моментам изучения этих различ-
ных групп явлений...» (там же, стр. 33).
Следовательно, в основу своей классификации Грот пытает-
ся положить принцип развития в качестве общего принципа:
«принцип развития явлений природы независимо от нашего
сознания и принцип развития наших идей в процессе познания
этих явлений природы...» (там же, стр. 33). Но, несмотря на
это, фактической основой его классификации оказывается не
принцип субординации, а прежний принцип координации, при-
дающий всей системе наук формальный характер. Грот внеш-
ним образом сочетает объективный и субъективный принципы,
составляя два различных ряда наук и комбинируя между собой
(как это делал Курно) каждый член первого ряда с каждым
из членов второго ряда.
Начиная с объективной точки зрения (внешней, или физиче-
ской), Грот, следуя за Спенсером, делит все явления на три
класса, соответствующие трем ступеням развития природы;
каждый класс подразделяется, кроме того, на две части сооб-
разно тому, что он имеет высшую и низшую ступень и может
изучаться, во-первых, в своих более общих и основных проявле-
ниях и отношениях, а во-вторых, в тех более специальных и
более сложных агрегатах, которые им свойственны и которые
уже составляют, по Гроту, переходную стадию к развитию яв-
лений следующего, более высокого класса.
Таким образом, с точки зрения внешней, физической, Грот
получает «шесть главных ступеней в иерархии наук сообразно
принципу эволюции явлений природы...» (там же, стр. 34):

(С целью унифицировать названия этих наук так, чтобы все
они кончались частицей «логия», Грот переименовал ботанику
в фитологию.)
По поводу первого класса Грот замечает, что среди них
космические явления носят более общий и простой характер:
это движения и притяжения космических тел, т. е. явления
механического рода. Напротив, неорганические явления более
специального и сложного характера (геологические явления)
представляют собой дальнейшую стадию развития первых и
в отличие от них являются уже не механическими, а физиче-
скими и химическими.
Таким образом, механику, так же как и математику, Грот
сливает целиком с космологией, а физику и химию — с гео-
логией.
Социология, по Гроту, объединяет науки «гуманитарные»
(за вычетом психологии), т. е. исторические, филологические,
юридические.
Переходя к субъективному (внутреннему, или психологи-
ческому) аспекту классификации наук, Грот вводит катего-
рии абстрактного и конкретного, при этом он подчеркивает
близость своей точки зрения, с одной стороны, к Конту (в
смысле признания, что каждая наука содержит в себе и кон-
кретную и абстрактную части), а с другой стороны, к Спенсеру
(в смысле признания смешанных понятий).
В противоположность Бэну, который отверг спенсеровскую
категорию абстрактно-конкретных наук, Грот не только ее при-
нимает, но добавляет еще другую аналогичную категорию
наук — конкретно-абстрактных, «Дело в том, — пишет он,—
что в процессе развития идей своих человеческий ум проходит
два пути: сначала он восходит от конкретного к абстрактному,
затем нисходит обратно, от абстрактного к конкретному. От-
сюда и различие индуктивного метода познания от дедуктив-
ного» (там же, стр. 37).
Следовательно, если Спенсер пытался связать три класса
наук в своей системе с соотношением аналитического и синте-
тического методов исследования, то Грот пытается ввести в
обоснование субъективного аспекта своей классификации соот-
ношение индукции и дедукции, при этом индукцию он трактует
не как переход от частного к общему, а как переход от кон-
кретного к абстрактному.
Это, разумеется, является неточным в логическом отноше-
нии; так же неточно трактовать дедукцию как переход от аб-
страктного к конкретному.
Отсюда каждая объективно-реальная основная наука рас-
членяется у Грота на четыре составные части, или стороны,
в соответствии с его же теорией развития идей, а именно на
следующие науки:

(Грот замечает, что, признавая лишь один разряд смешан-
ных наук, Спенсер не заботился о правильном расположении
своего двойного термина и что те науки, которые он называл
абстрактно-конкретными, здесь попадают в рубрику «конкрет-
но-абстрактных».)
Полагая, что такова естественная последовательность науки
с точки зрения психологической доктрины о неизбежных мо-
ментах познавательной деятельности человека, Грот выделяет
три стадии в развитии каждой науки (исходя из того, что вся-
кая наука есть совокупность понятий).
Первую (низшую и подготовительную) стадию состав-
ляет обработка конкретных представлений в конкретные по-
нятия. Эту задачу (в пределах каждой области знания) вы-
полняют конкретные науки, которые собирают, описывают и
классифицируют результаты опыта — наличный фактический
материал.
Вторую стадию составляет переработка конкретных по-
нятий в отвлеченные, предполагающая искусственное расчлене-
ние и анализ содержания конкретных понятий. Этим занима-
ются конкретно-абстрактные науки, исходный материал у
которых является еще конкретным, а продукты — уже абстракт-
ными.
Третью стадию составляет дальнейшая переработка от-
влеченных понятий в самые отвлеченные научные идеи с целью
построения их общей системы и выработки общих принципов,
из которых можно было бы дедуцировать объяснение всевоз-
можных частных случаев. «Когда таким образом, — заключает
Грот, — развитие научных идей дойдет до своей вершины, на-
чинается обратный путь от абстрактного к конкретному, и
объяснение конкретных явлений с точки зрения абстрактных
принципов составляет уже задачу наук абстрактно-конкрет-
ных» (там же, стр. 39).
Таким образом, три стадии познания, по Гроту, совершенно
не совпадают с контовскими тремя стадиями, но отвечают дви-
жению научного познания сначала от конкретного к абстракт-
ному, а затем от абстрактного к конкретному. Это открывает
не одно, а два места для смешанных наук, отражающих соот-
ветствующие переходы (для наук конкретно-абстрактных и
абстрактно-конкретных).
Гротовское деление наук по психологическому, субъектив-
ному признаку имеет довольно большое сходство с амперов-
ским, особенно если учесть деление наук именно на четыре
различные группы в соответствии с четырьмя различными точ-

ками зрения на предмет исследования, которыми оперировали
и Грот и Ампер.
Полагая, что первый класс составляют описательные науки
(по Амперу, «отоптические»), Грот присваивает их названиям
общие окончания «графия», второму классу — «гения», треть-
ему — «логия», четвертому — «номия». Следовательно, различ-
ные группы наук обозначаются у Грота следующим образом
(в скобках стоят названия, которые дал аналогичным наукам
Ампер):
1) конкретные, или описательные, — графия («отоптиче-
ские»);
2) конкретно-абстрактные, или объяснительные, — гения
(«криптористические») ;
3) абстрактные, или истолковывающие смысл понятий,—
логия («тропономические»);
4) абстрактно-конкретные, или истолковывающие смысл
конкретных фактов на основании уже раскрытого смысла по-
нятий, — номия («криптологические»).
В первом классе у всех шести основных наук встречаются
соответствующие более частные науки: космография (с описа-
тельными астрономией и метеорологией), география (с описа-
тельной геологией, минералогией, кристаллографией), фито-
графия (описательная ботаника и, возможно, гистология), зоо-
графия (описательная зоология и отчасти антропология),
психография (описательная психология) и социография (исто-
рия, этнография и отчасти антропология).
Во втором классе у тех же шести основных наук появля-
ются иные разделы, причем каждый из них в свою очередь
подразделяется на две части: а) статическую и б) динамиче-
скую. Космогения делится на: а) элементарную математику
(арифметику, геометрию, алгебру) и б) кинематику (отчасти
механику); геогения — на: а) химию и б) физику; фито- и зоо-
гения — на: а) анатомию и б) физиологию растений и соответ-
ственно животных; психогения — на: а) психологию в обычном
смысле слова и б) науку об индивидуальных познании (логика)
и деятельности (этика); социогения — на социальные а) ста-
тику и б) динамику в их контовском духе.
В третьем классе дело осложняется тем, что в названия ше-
сти основных наук уже включено окончание «логия»; поэтому
абстрактные науки, соответствующие космологии, именуются
схематологией (высшая математика и абстрактная механика),
геологии — гилологией (общее учение о веществе), фитоло-
гии — онтологией (биология растительной жизни), зоологии —
биологией (животных), психологии — ноологией (наука о со-
знании вообще) и демологией (наука об обществе вообще).
Этим Грот подчеркивает, что объектом каждой из шести
наук служат или могут служить на абстрактной стадии разви-

тия наиболее общие, абстрактные идеи, а именно: в космоло-
гии — идеи формы, величины, числа, движения, протяжения,
пространства, времени и т. д.; в геологии — идеи тела, вещества,
процесса, силы и т. д.; в фитологии — идеи существования, ро-
ста, развития и т. д.; в зоологии — идеи жизни, взаимодействия,
трансформации и т. д.; в психологии — идеи сознания, субъ-
екта, деятельности, психической эволюции и т. д.; в социоло-
гии — идеи союза (ассоциации), общества, коллективного твор-
чества, прогресса, культуры, искусства, науки и т. д.
Абстрактные отделы, будучи более поздними по своему
происхождению, сложились только в области космологии, а в
остальных естественных науках находятся в процессе образо-
вания; в области же психологии и социологии таким отделам,
по словам Грота, еще предстоит возникнуть в будущем.
Поскольку соответствующие идеи не развились и не при-
няли еще научной формы, их функцию берет на себя филосо-
фия, которая представляет собой в силу этого низшую стадию
всех абстрактных наук, вместе взятых, и преждевременную по-
пытку объединить их предполагаемое содержание и дать его
законченное изложение.
Поэтому-то Грот и отказывается считать философию «нау-
кой» и объявляет ее высшим отвлеченным «искусством», субъ-
ективным в своей сущности. Всякая попытка объективизиро-
вать философию и придать ей характер науки превращает ее,
по мнению Грота, в лженауку, в метафизику.
Насколько сильны были натяжки у Грота, можно судить
по тому, что абстрактную науку в области геологии он считал
еще едва образующейся, несмотря на открытие таких великих
законов, как закон сохранения и превращения энергии, перио-
дический закон химических элементов и многие другие, и не-
смотря на создание таких фундаментальных теорий, как мо-
лекулярно-кинетическая теория газов, электромагнитная тео-
рия света, теория химического строения и многие другие.
Точно так же, несмотря на создание дарвинизма и клеточ-
ной теории, Грот считал, что биология не достигла своей аб-
страктной стадии, так же как и психология, несмотря на труды
Сеченова, и социология, несмотря на марксизм, которого он,
Грот, по-видимому, совсем не знал.
Соответственно этому абстрактно-конкретной стадии, по
Гроту, успела достичь лишь космология (в форме астрономии),
а для всех остальных пяти основных наук это дело будущего.
Общую схему наук, названную Гротом «Естественная клас-
сификация наук с точки зрения методов экстроспективного и
интроспективного», можно сжато представить следующим об-
разом (см. схему V; в круглые скобки поставлены науки буду-
щего, в квадратные — только еще возникающие, по мнению
Грота):

Уже сама эта табличная форма гротовской системы наук
показывает, что по сути дела здесь имеет место комбинирова-
ние (координирование) двух принципов классификации наук:
во-первых, объективного — от общего к частному (Конт),
который представлен расположением наук по горизонтали (по
оси абсцисс), и, во-вторых, субъективного — от конкретного к
абстрактному и далее вновь к конкретному (Спенсер), кото-
рый представлен расположением наук по вертикали (по оси
ординат).
Каждая наука, как и у Курно, определяется у Грота двумя
координатами, внешним образом сочетающимися одна с дру-
гой. На этом основании его систему можно рассматривать как
один из вариантов табличных классификаций, подобных систе-
ме Курно, где координировались принципы классификации
Конта с принципами Ампера.
Касаясь взаимозависимости наук, занимающих различные
ступени в общей иерархии наук, Грот подчеркивает, что «каж-
дая низшая в иерархии наука является методом и орудием
науки высшей. Если все явления подчинены законам развития
и осложнения, то понятно, что более сложные явления содер-
жат в себе все менее сложные или более простые...» (там же,
стр. 67).
Отсюда следует, что метод каждой высшей науки, иссле-
дующей явления более сложные, должен поглощать методы
всех низших наук.
Но отношения между науками не односторонни, а взаимны.
«Все науки являются имеющими значение и сами по себе, и
как орудия других, высших наук, ибо в этом именно и состоит
сущность взаимной зависимости и тесного сплетения... наук»
(там же, стр. 60—61).
Например, Грот считает неправильным взгляд на матема-
тику только как на вспомогательную, «инструментальную»
науку по отношению ко всем остальным наукам. Химия и фи-
зика в такой же степени пользуются математикой как методом,
в какой физиология должна пользоваться в свою очередь хи-
мией и физикой как вспомогательными методами в своих ис-
следованиях или в какой психология пользуется в своем ана-
лизе физиологией. Математика тем и отличается от других
наук, что стоит в первом ряду их; поэтому она служит всем им
орудием, сама же не использует их в этом плане.
Таким образом, все низшие науки, имея свой собственный
предмет, выступают в роли вспомогательного метода по отно-
шению ко всем высшим наукам.
«Однако, — констатирует далее Грот, — и эта на первый раз
резкая неравномерность в распределении ролей... вполне урав-
новешивается другим фактом: обратного воздействия наук о
явлениях более сложных на науки о явлениях более простых,

но уже не столько чрез посредство методов, сколько с помощью
своего содержания» (там же, стр. 61). В итоге, сколько одна
наука получает от другой, столько же именно она и отдает ей,
платя только другой монетой.
Поскольку свою классификацию наук Грот рассматривает
как основанную на некотором исправлении и правильном син-
тезе позитивного метода Конта и эволюционной точки зрения
Спенсера, он и именует ее позитивно-эволюционной.
«Конусная система» наук. Пачоский. Идею эволюции мира
применительно к проблеме классификации наук почти одновре-
менно с Гротом разрабатывал И. Пачоский в книге «Метод
классификации и единства наук» (1891 г.). Замечательной
в этой работе является идея раздвоения единого ряда наук
соответственно тому, как происходит раздвоение (дивергенция)
форм живой природы в процессе ее исторического развития.
В целом же автор находится под влиянием эволюционистских
идей Спенсера, причем саму эволюцию он трактует односто-
ронне, как непрерывный, чисто количественный процесс.
Пачоский ищет в проблеме классификации наук общеме-
тодическую основу. Он пишет: «Для выработки правильного
мировоззрения необходимо знакомство соотношения явлений и
знакомство соотношения учений об этих явлениях, то есть наук.
Мы избрали своею темою именно выработку методов класси-
фикации этих последних»1.
С позиций эволюционизма автор подходит к анализу пред-
шествующих систем наук, в частности систем Конта и Спенсера.
«Мысль Огюста Конта, — пишет он, — об иерархии наук, осно-
ванной на большей или меньшей общности изучаемых явлений
(то есть эволютивной сложности, по нашей терминологии),
является одним из основных принципов в развитии метода
классификации наук, несмотря на то что его «энциклопедиче-
ская лестница» в частностях не выдерживает критики» (там
же, стр. 5).
Далее Пачоский детально излагает системы Конта и Спен-
сера, а затем переходит к логическому анализу самой про-
блемы: «С логической точки зрения (в смысле формальноло-
гической.— Б. К.) всякая классификация будет верна, если
она основана на признаке, на основании которого вообще воз-
можно какое-либо разделение; поэтому логически правильных
классификаций может быть столько, сколько существует по-
добных признаков. Напротив, естественная классификация,
то есть классификация, верная с объективной точки зрения,
может быть только одна, так как для данной группы объек-
тов или явлений существует только один порядок развития.
1 Иосиф Пачоский. Метод классификации и единства наук. Киев, 1891,
стр. 2.

в котором и выражается их генетическая зависимость» (там
же, стр. 19).
Автор анализирует искусственные классификации в биоло-
гии, показывая, что с формальнологической точки зрения они
должны считаться правильными, так как в них нет логических
ошибок. Но с точки зрения развития живых существ обнару-
живается их искусственность.
Оперируя данными биологии, он показывает, каким обра-
зом «под влиянием теории развития (эволюции) выработан
был метод генетической классификации, состоящий в распре-
делении объектов в порядке их развития» (там же, стр. 20).
Пачоский в качестве примера приводит схему линейной
классификации в биологии: I. Простейшие (протозоа); II. Ки-
шечнополостные; III. Черви; IV. Иглокожие; V. Членистоногие;
VI. Моллюски; VII. Позвоночные. Однако, как отмечает он да-
лее, такая классификация своей линейностью не отражает дей-
ствительного характера развития. Поэтому автор приводит
схему классификации организмов (оговаривая ее неполноту и
условность) с точки зрения рационально понятого их развития,
эволюции (см. схему VI):

Здесь линия развития предшествующей формы (предка)
продолжена дальше того пункта, где из этой формы возникает
новая форма или новые формы (потомки). Ибо, как подчерки-
вает Пачоский, после возникновения этих последних родона-
чальная, породившая их форма продолжает еще развиваться
дальше, достигая современной стадии развития.
Поэтому нельзя сказать, например, что черви являются ро-
доначальниками моллюсков и членистоногих, а надо говорить,
что ныне существующие черви, членистоногие и моллюски об-
разовались из общего предка — червеобразных организмов.
Другими словами, нельзя считать, что низшие моллюски раз-
вились из высших червей.
Это положение в пределах биологии автор обобщает сле-
дующим образом: «Низшие представители высшей (вообще)
группы менее совершенны, чем высшие представители низшей
(вообще) группы» (там же, стр. 21).
Применяя это положение к неорганической природе, со
своей стороны приведем следующий пример: если принять, что
развитие вещества подчиняется здесь периодическому закону
Менделеева, то наиболее простым химическим элементом, от
которого начинается развитие, будет водород. Два его атома
могут образовать молекулу Н2, представляющую собой про-
стейший пример более высокой и сложной молекулярной сту-
пени развития вещества. Однако молекула Н2, в состав кото-
рой входят два протона и два электрона, в известном смысле
проще, скажем, атома урана, представляющего более низшую
(атомную) ступень развития вещества, поскольку один атом
урана содержит в своем ядре 238 нуклонов и в своей оболочке
92 электрона.
Говоря, что молекулы образовались из атомов путем их
соединения, мы не предполагаем, что простейшая молекула
возникла из сложнейших атомов. Эту мысль и подчеркивает
все время Пачоский в своей работе.
Приведенной выше схемой автор хочет подчеркнуть не кон-
кретный характер данной классификации, а лишь метод ра-
ционального распределения организмов, общий план класси-
фикации — ее идею. «Все попытки ботаников классифицировать
растительные организмы оставались и останутся бесплодными
до тех пор, покуда не будет отвергнут линейный метод класси-
фикации» (там же, стр. 23).
Пачоский вводит понятие «главный эволюционный ряд»,
в котором эволюция идет беспредельно вперед. Так, в массе
организмов этот ряд начинается протистом и кончается чело-
веком. Боковые же ответвления, или «боковые ряды», от него
(весь класс растений, а среди животных иглокожие, члени-
стоногие и другие, не изображенные на приведенной выше
схеме) отражают развитие, которое останавливается в главных

чертах или даже совсем, не имея возможности прогрессировать
дальше.
Итак, согласно Пачоскому, развитие классификации прошло
три стадии: (I) метод произвольных признаков, (II) метод со-
вокупности характерных признаков при расположении объек-
тов в линейной последовательности, (III) метод рационально-
эволюционный (генетический), по которому единственно соот-
ветствующая действительности классификация строится со-
гласно ходу развития самих классифицируемых объектов.
Переходя к классификации наук, автор пытается обосновать
объективный принцип, опирающийся по сути дела на теорию
познания материализма. «Классификация наук должна быть
построена таким образом, — пишет он, — чтобы данная наука,
изучая известные явления, относилась к другим наукам, как
в действительности относятся между собой соответственные
явления. Выражая это языком математики, должно получиться
следующее отношение: наука (а1):к науке (b1) =явления
(а) : к явлениям (b); в частном случае химия : к биологии = хи-
мические явления: к биологическим явлениям. Разница клас-
сификации объектов, с одной стороны, а понятий и наук —
с другой, заключается в том, что явления и объекты должны
быть располагаемы только согласно одной объективной их
зависимости, между тем как для наук и понятий одной объ-
ективной зависимости мало; они должны, кроме того, удовлет-
ворять еще и субъективной зависимости, что находится в связи
с их происхождением в уме познающего субъекта, который
придает им ту или иную степень совершенства» (там же,
стр. 25).
Под «субъективной зависимостью» Пачоский понимает боль-
шую или меньшую абстрактность или конкретность понятий.
Основная материалистическая линия автора ослабляется
явной уступкой субъективизму, когда он трактует явления как
продукт кооперации движения (объективного фактора) и на-
шего воспринимающего я, а предметы наук — как «символизи-
рованные объекты» (в случае описательных наук) или как
«символизированные элементы объектов» (силы, движения, от-
ношения).
Отступлением от материализма в угоду махистскому повет-
рию является оговорка Пачоского, что термины «атом», «части-
ца», «материя» и другие он употребляет, не заботясь о том,
существует ли в действительности нечто соответствующее этим
понятиям.
Непоследовательность его материалистической позиции вы-
является особенно ясно при характеристике психологических
наук, где сам собою напрашивается основной вопрос филосо-
фии об отношении духа к материи, об отношении психического
к физическому.

Сначала автор как будто формулирует материалистический
взгляд на этот вопрос. «С каждым днем по мере расширения
наших познаний, — пишет он, — бездна между психическим и
органическим, субъективным и объективным уменьшается.
Можно предположить, что «метафизическое» я недолго устоит
под напором быстро развивающегося положительного знания.
Дух как нечто особое, вполне независимое от материи немыс-
лим. Он является как известное развитие единой сущности, из
которой развивается и материя» (там же, стр. 62).
Уже это признание, что дух развивается не из материи,
а из некоторой «единой сущности» наряду с материей, звучит
как отступление от последовательного материализма. Еще силь-
нее такое отступление видно из примечания, сделанного авто-
ром к вышеприведенному месту в его книге: «Точно так же
немыслима и материя, вполне независимая от духа. Хотя мы и
можем себе представить «бездушную» материю...»
Перед тем как рассмотреть классификацию наук с эволю-
ционной точки зрения, автор прослеживает эволюцию явлений
(движений) от самого простого, общего до самого сложного,
частного. «Всякое движение есть перемена — изменение, пред-
полагающее время и пространство как элементы, в которых мы
познаем эту перемену», — пишет он (там же, стр. 26); и это
положение гораздо глубже выражает понятие движения, не-
жели распространенное в то время понимание движения как
механического перемещения.
Пачоский вводит представление о сосуществовании в про-
странстве различных развивающихся форм, которое отлично от
представления о их последовательности во времени. В этом
последнем случае одно явление приходит на смену другому и
потому не сосуществует с ним, а сменяет его.
Однако известны многочисленные случаи, когда в ходе раз-
вития возникает не одна новая форма, а по крайней мере две
новые формы сразу, которые в силу этого начинают существо-
вать не одна после другой, а одна наряду с другой. Такие фак-
ты сосуществования различных форм (или явлений), представ-
ляющих собой не разные (более высокую и более низкую)
ступени развития, а одинаковую (одну и ту же) ступень, от-
нюдь не противоречат концепции развития, а предполагаются
ею, как это хорошо показывает автор.
Эти факты противоречат лишь упрощенному представлению
о развитии как простом прямолинейном процессе. «Так как
некоторые явления эволютивно сосуществуют, то есть по раз-
витию своему одновременны, — пишет он, — то схематически
мы не можем себе их представить в виде одной прямой линии,
так как это не указывало бы на факт сосуществования. Итак,
эволюцию движений мы представляем себе в пространстве
в виде известных систем расходящихся линий. Общий пункт

расхождения нескольких линий пусть указывает на общность
генезиса соответствующих явлений, то есть на их генетическую
связь» (там же, стр. 25).
Вместе с тем в таких схемах Пачоский стремится отразить
взаимозависимость и взаимовлияние сосуществующих явлений.
Последовательное раздвоение линии развития обусловли-
вает то, что «эволюция переходит от однородного к разнород-
ному, от единого ко многому» (там же, стр. 29).
Так как сосуществующие формы (явлений) не развились
одни из других, а развились из общего предка, то этим обстоя-
тельством автор объясняет наличие между ними четких границ,
как между различными ветвями или направлениями развития.
Напротив, между различными ступенями как стадиями разви-
тия таких резких границ нет и быть не может, поскольку сам
процесс развития (эволюции) он рассматривает как строго
непрерывный, идущий без каких-либо разрывов.
«Более или менее резкие границы существуют только ме-
жду фактами сосуществования, — подчеркивает Пачоский, —
между фактами последования никаких границ нет» (там же,
стр. 30). Если бы автор сказал, что во втором случае нет рез-
ких границ, он был бы прав. Отрицание же всяких границ во-
обще (относительных, «размытых») ведет к механицизму.
Отсутствием границ между последовательными ступенями
развития обусловливается, по его мнению, необходимость ха-
рактеризовать химические, физические, биологические и дру-
гие явления только в их высших, яснее выраженных, проявле-
ниях (т. е. в наиболее развитой их форме, когда их качествен-
ные особенности и различия выступают наиболее резко).
В порядке конкретизации своей схемы Пачоский начинает
с некоторого неизвестного первоатома и переходит к разроз-
ненным химическим атомам, которые обладают простейшим из
числа известных до тех пор движений. За атомами следуют ча-
стицы (молекулы). Но атомы могут образовывать тесные кон-
грегации и без соединения в молекулы. В таком случае налицо
будут два разных движения: движение атома по отношению
к атому внутри их общего агрегата и совокупное движение
всего агрегата как целого.
Если же атомы соединятся в молекулы, то произойдет
усложнение движения с образованием одновременно двух ря-
дов движений: 1) атомов в молекуле и 2) молекул относитель-
но друг друга. Это будут химические и физические движения.
Хотя сам автор подчеркивает, что молекулы (с их взаим-
ными отношениями и движениями) возникли из атомов, тем не
менее он почему-то считает атомное и молекулярное движение
эволютивно сосуществующими. «Эти два рода движений, — пи-
шет он, — не могут быть рассматриваемы как предшествующий
и последующий один другому; напротив, они эволютивно сосу-

ществуют и схематически мы изображаем это в виде двух ли-
ний, исходящих из одной точки» (там же, стр. 27).
Подчеркивая схематичность такого построения, Пачоский
указывает, что важно отметить лишь одно, а именно то, что
химические и физические явления эволютивно сосуществуют.
Каждое из двух этих движений значительно сложнее дви-
жения «первичного атома космической материи», с которого
он начал составление своей конкретной схемы. С образованием
молекул кроме движения атомов внутри их и молекул отно-
сительно друг друга существует еще и движение относительно
всего агрегата, равно как и самого агрегата как целого. Таким
образом, движение постепенно переходит от простого и одно-
образного к сложному и разнообразному.
При этом Пачоский высказывает весьма глубокую и про-
грессивную идею о том, «что такое сплочение более простых
элементов в более сложные совершалось неоднократно, то есть
что химический атом не есть еще самая простая единица»
(там же, стр. 27).
Последующее усложнение движения приводит к появлению
жизни: «Дальнейшие химические процессы представляют по-
степенное усложнение функции атома в частице как следствие
возникновения все более и более сложных агрегатов атомов и
кончаются возникновением материи, функции которой называ-
ются жизнью; здесь кончается самостоятельная роль химии и
на сцену вступает биология. Следовательно, эта последняя
наука, по-видимому, находится в более тесной зависимости
с химией, чем с физикой» (там же, стр. 48).
Пачоский отвергает понятие какой-то «метафизической жиз-
ненной силы», которое как ничего не объясняющее отброшено
ныне. Теперь «все жизненные явления, — пишет автор, — ста-
раются объяснить усложненным сочетанием физико-химиче-
ского движения, которое в свою очередь при более совершен-
ном состоянии знания можно будет свести на чистую механику.
Хотя подобное выяснение жизненных явлений при помощи
неорганических сил в настоящее время весьма несовер-
шенно, однако не подлежит сомнению, что это единственный
рациональный путь; только подобным образом возможно выяс-
нение этих явлений. Истинное познание какого-либо явления
состоит в редукции его к ряду более простых, лучше исследо-
ванных явлений» (там же, стр. 54).
Такая тенденция ведет к механицизму. Однако, стремясь
избежать полного скатывания на такого рода позиции, Па-
чоский оговаривается: «Вообще можно сказать, что биологи-
ческое движение есть лишь физико-химическое «плюс» эволю-
тивное усложнение» (там же, стр. 54).
Автор выступает в защиту единства органической и неор-
ганической природы и приводит ряд аналогий, которые могут

послужить, по его словам, достаточным основанием для того,
чтобы уничтожить границу между органическим и неоргани-
ческим.
Далее он утверждает, что психическое движение, каким бы
оно ни было простым и незаметным для нас, возникает одно-
временно с жизнью: «Первоначально возникает простейшая
жизнь, которая дифференцируется на собственно жизнь и пси-
хическую жизнь; оба явления представляются как две эквива-
лентные ветви, исходящие из общего основания. Многие усма-
тривают непроходимую бездну между сознанием и бессозна-
тельным реагированием; в особенности этого придерживаются
психологи ( = идеалисты. — Б. К.), рассматривающие душу как
нечто особое, вполне независимое от тела» (там же, стр. 51).
Пачоский же защищает единство происхождения органиче-
ских и психических функций. «Высшие формы психических
движений, — пишет он, — развились из низших, свойственных
биогенетическим элементам клеточки; низшие же психические
движения развились вместе с чисто жизненными из первона-
чальных свойств неорганической субстанции. Возникновение
их одновременно — это явления сосуществования. Такова точ-
ка зрения монизма» (там же, стр. 61—62).
Далее, на известной ступени развития жизни вообще воз-
никает движение еще более сложное — социальное. «Под влия-
нием психического и социального факторов в организме поро-
ждаются движения этические (нравственные). Однако не нужно
предполагать, что после возникновения социальных движений
биологические и психические прекращают свое развитие; они
не останавливаются, но прогрессируют дальше» (там же,
стр. 29).
Схематически это можно пред-
ставить в виде пространственной
области, заключенной между гра-
нями аb и ас, исходящими из об-
щей вершины а (см. схему VII).
Вершине а будет соответствовать
самое простое движение; самое же
сложное движение будет соответ-
ствовать основанию bc, теряюще-
муся в пространстве. Все элемен-
ты, расположенные на линиях, иду-
щих из вершины а (например, на
линии ad), последуют друг другу
во времени; элементы же, распо-
ложенные в плоскости сечения, пер-
пендикулярной к оси az (например,
на уровне b'с'), эволютивно сосу-
ществуют.

Такова схема соотношения различных по своей сложности
движений, согласно Пачоскому.
Вслед за тем автор переходит к построению своей собствен-
ной классификации наук. Он делит науку вообще на абстракт-
ную и конкретную, различая объективную общность, присущую
самим вещам, от субъективной, выражающей степень полноты
и глубины нашего знания об этих вещах (то есть абстрактно-
сти и конкретности знания о них).
Внутри каждой науки, следуя в этом отношении за Контом
и возражая Спенсеру, Пачоский выделяет конкретный мате-
риал (конкретную часть) и абстрактные выводы и обобщения
(абстрактную часть).
Биология, социология и психология с этой точки зрения столь
же абстрактны (или могут быть столь же абстрактными), как
химия, физика и механика.
Последние три науки принадлежат, по его мнению, к аб-
страктным наукам, а вовсе не к абстрактно-конкретным, куда
их относит Спенсер. Астрономия же (конкретная), геология,
геогнозия, минералогия, метеорология являются по отношению
к ним материалом, то есть конкретными науками. «Всякой
абстрактной науке соответствует одна или несколько конкрет-
ных, — пишет он, — и, наоборот, от всякой конкретной науки
возможно отвлечение, входящее как элемент в ту или другую
абстрактную науку. Следовательно, науки контовского ряда
не различаются по абстрактности; химия и физика не абстракт-
нее биологии и социологии; как возможность социология столь
же абстрактна, как и вышележащие более простые науки;
она более сложна, но не менее абстрактна» (там же,
стр. 32).
Короче говоря, весь ряд Конта (за исключением только
конкретного элемента астрономии) «как возможность одинаково
абстрактен. Химия не есть отвлечение от данных биологии; ее
истины объективно более общи, чем биологические, но субъ-
ективно могут быть эквивалентны им. Данная физико-химиче-
ская истина может быть даже более конкретной, чем данная
биологическая. Это свойство наук для нас весьма важно...
астрономия (абстрактная), физика, химия, биология, психо-
логия, социология и этика субъективно равносильно общи и
различаются только объективной общностью» (там же, стр. 32—
33).
С этих позиций автор отвергает спенсеровское деление наук,
например отделение физики и химии от биологии, психологии
и социологии, основанное будто бы на различии этих наук по
их абстрактности (т. е. субъективной общности). В противопо-
ложность Конту, который, ограничившись абстрактными наука-
ми, мог исходить лишь из принципа объективной общности,
Спенсер пытался построить всеобщую систему всех наук; объ-

ективная общность играла у него второстепенную роль (что
было его ошибкой), а все внимание он перенес на субъектив-
ную общность, т. е. на момент абстрактности.
«Итак, — заключает Пачоский, — обе эти классификации
(Конта и Спенсера. — Б. К.) до известной степени односто-
ронне нам придется построить систему, удовлетворяющую
условиям как объективной, так равно и субъективной общно-
сти; эта система притом должна быть всеобщей» (там же,
стр. 33).
Говоря иначе, он ставит перед
собой ту же задачу, которую пытался
решить Грот: сочетать воедино систе-
мы Конта и Спенсера, координируя
(или комбинируя) между собой их
принципы. Оригинальный путь, каким
пошел Пачоский, представляет несом-
ненный интерес.
Пачоский строит объемную систе-
му наук конусообразной формы. Ис-
ходным для этого построения ему слу-
жит схема классификации абстракт-
ных наук с точки зрения эволюции
(см. схему VIII).
Он считает, что эта схема подобна
контовской с той лишь разницей, что
науки не расположены здесь в линей-
ный ряд. Сделано это для того, чтобы
наглядно указать на факт сосущест-
вования известных явлений, изучае-
мых различными науками. По Конту,
самое сложное физическое движение
переходит в самое простое химическое; здесь же самые простые
движения — и физические и химические — генетически связа-
ны между собой, так что самое простое химическое движение
возникло раньше, чем самое сложное физическое.
Далее, Конт считал, что нижележащая наука (например,
химия) зависит от вышележащей (физики), но не наоборот.
Пачоский же утверждает, что по крайней мере некоторые от-
делы физики не могут быть рационально изучены помимо хи-
мии, так как физические и химические явления эволютивно
сосуществуют и влияют друг на друга.
К вопросу об обратном воздействии высших форм развития
на более низшие автор возвращается неоднократно. Напри-
мер, он отмечает взаимодействие неорганических деятелей
с органическими, в результате чего образовались залежи ка-
менного угля, известняка и других горных пород, представляю-
щих собой продукты жизнедеятельности организмов. (Здесь

уместно было бы назвать также почвообразовательный про-
цесс, добавим мы от себя.)
«Человек, своею деятельностью подчиняющий природу все
больше и больше, — пишет Пачоский, — оказывает все возра-
стающее влияние на неорганические явления, совершающиеся
на земле. Довольно указать, что вырубка больших лесов, осу-
шение болот, прорытие больших каналов оказывают немало-
важное влияние на климат и конфигурацию земной поверхно-
сти. .. Для уразумения более сложных и позднее возникнувших
явлений геологических, минералогических и метеорологических
необходимо известное знакомство с органической жизнью...
Мы желали бы обратить на это особенное внимание потому,
что Конт не признавал такой обратной зависимости более об-
щих наук от более частных» (там же, стр. 49—50).
То же самое автор отмечает и на более высоких ступенях
развития объекта — в области социальных явлений. Он указы-
вает на то, что в его схеме биология и психология выступают
как две эквивалентные ветви, имеющие общую генетическую
связь. Для их изучения недостаточно одних только более об-
щих наук (механики, физики и химии), необходима еще и
социология, так как социальный фактор оказывает влияние на
жизнь вообще. Например, устройство голосовых органов и их
назначение понятны только при знакомстве с определенными
фактами социологии.
«В нашей схеме, — пишет Пачоский, — эта зависимость вы-
ражается тем, что в известном месте линии, обозначающие
биологию, психологию и социологию, находятся на одном уров-
не. Хотя биологические и психические явления возникли эво-
лютивно раньше социальных, но с появлением этих последних
как биологические, так и психические явления подлежат
эволюции под влиянием социального фактора» (там же,
стр. 66).
В приведенной выше схеме математические науки должны
занять место под космической механикой в следующем вос-
ходящем порядке: идеальная механика, геометрия, анализ. Это
соответствует возрастающей объективной общности: истины
анализа чисел (количеств) менее общи, чем истины, касающие-
ся пространственных отношений; истины же законов движения
вообще, т. е. изменения в пространстве и времени, являются
здесь наиболее частными.
В приведенной схеме представлены науки одинаковой аб-
страктности, т. е. одинаковой логической общности. «Однако
ум человеческий не сразу перешел к этим абстрактным исти-
нам, — констатирует автор, — для этого потребовалось посте-
пенное обобщение конкретных данных, представленных част-
ными науками; следовательно, мы не вправе подобно Конту
отбросить эти последние в ожидании, пока они дорастут до

звания науки. Истины конкретных наук никогда не могут быть
столь всеобщими, как истины наук абстрактных; раз эти ис-
тины сделаются таковыми (то есть абстрактными), они пере-
станут составлять элемент конкретной науки и переходят в со-
ответствующую абстрактную» (там же, стр. 35—36).
Каким же образом сочетается у Пачоского объективная
общность с субъективной (логической)? Он графически изобра-
жает классификацию наук Спенсера по-своему, в виде прямо-
угольного треугольника ABC; три основные группы наук, тол-
куемые автором тоже по-своему, представлены линиями, исхо-
дящими из одной и той же точки А как вершины (см. схему IX):
(стрелки указывают те направления, в которых соответствую-
щая общность возрастает).
Линия АВ схематически изображает абстрактную группу
наук, элементы которой расположены согласно убывающей
объективной общности начиная от точки А.
Линия АС изображает группу самых конкретных наук, рас-
положенных в той же последовательности, как и предыдущие.
Линия AD изображает группу наук, переходных от абстракт-
ных к конкретным.
Между этими тремя группами наук нельзя провести резкой
границы, так как переход от вполне конкретного понятия к са-
мому абстрактному осуществляется через множество понятий,
делающихся все более и более абстрактными. Поэтому между

линиями АВ и АС можно и нужно провести из точки А не одну
линию AD, а множество линий, заполняющих весь треугольник.
Очевидно, что на одинаковой высоте на всех линиях дол-
жны находиться одни и те же понятия, но в различных степе-
нях их абстрактности. Например, если линия В"С" выражает
одно определенное понятие, то, чем ближе точка на этой линии
лежит к В", тем это понятие выступает более абстрактным;
чем ближе она лежит к С", тем оно более конкретно.
В этом случае «наша схема, — пишет Пачоский, — будет
удовлетворять условиям как объективной, так равно и субъ-
ективной общности, то есть будет совмещать в себе принципы
систем Спенсера и Конта» (там же, стр. 37).
В действительности все элементы линий (радиусов), исхо-
дящих из вершины (центра) А, будут расположены в убываю-
щей объективно общности по направлению от центра А (прин-
цип Конта); все элементы линий, перпендикулярных к АВ,
будут расположены согласно возрастающей субъективной общно-
сти по направлению от АС к АВ (принцип Спенсера).
Для достижения более полного схематического изображе-
ния классификации наук он представляет себе, что треуголь-
ник вращается вокруг катета АВ как оси. В результате полу-
чается конус, удовлетворяющий, по его мнению, как схема
необходимым условиям и логической и объективной зависи-
мости. «Логическая зависимость, — пишет он, — выражается в
возрастающей абстрактности дисциплины по направлению от
поверхности к оси, объективная — в убывающей общности от
вершины к основанию. Объективно наша схема выражает со-
отношение понятий как коррелятов (надо было бы сказать,
образов. — Б. К.) явлений, субъективно — как продуктов позна-
вательной деятельности субъекта» (там же, стр. 38).
Пачоский отвергает табличную форму для классификации
наук, так как при системе двух координат не могут быть вы-
делены истины, когда соответствующие явления сосуществуют.
Но, несмотря на то что автор настойчиво и многократно подчер-
кивает свою приверженность принципу развития (эволюцион-
ности), его схема в целом покоится не на принципе суборди-
нации, а на принципе координации. Свою задачу он видит в
сочетании (координации) друг с другом двух различных прин-
ципов координации наук: контовского и спенсеровского.
Если Грот для сочетания этих же самых двух принципов из-
брал табличную форму, а Пачоский — конусообразную, то это
различие форм не меняет общего существа дела. И тот и дру-
гой ищут путей и способов сочетания (координирования) двух
различных принципов координации — объективного (контов-
ского) и субъективного (спенсеровского) — при сохранении
обоих сочетаемых принципов прежними, т. е. принципами
координации наук.

Эту общность своего подхода с подходом Грота отмечает и
сам Пачоский, разбирая в приложении к своей работе «пози-
тивно-эволюционную классификацию наук Н. Грота».
В заключение этого приложения он пишет: «Главное до-
стоинство изложенной попытки Грота классификации наук со-
стоит в признании необходимости совмещения двух принципов:
объективного (экстроспективного) и субъективного (интроспек-
тивного). Это несомненный шаг вперед. В нашем методе клас-
сификации, сверх того, обращено внимание на факт эволютив-
ного сосуществования явлений, с которым необходимо считать-
ся при классификации наук» (там же, стр. 85—86).
Рассмотрим теперь некоторые детали системы Пачоского.
Начнем с истории и географии. «История в самом обширном
значении этого слова представляется нам, — заявляет автор,—
как простое скопление всевозможных фактов, какие только
когда-либо совершались, в последовательности времени».
В более узком смысле история, по его мнению, занимается
только теми фактами, которые представляются как нечто слу-
чайное, неповторяющееся. Поэтому материал истории вклю-
чает не все явления, а ограничивается лишь сложнейшими из
них (социальными), поскольку здесь ввиду громадной сложно-
сти явлений необходим настоящий исторический метод накоп-
ления фактов. «История, как таковая, — заявляет автор, — не
имеет своих законов: ее явления совершаются по известным
законам, но законы эти принадлежат не истории, а социологии»
(там же, стр. 40).
Здесь позиция Пачоского сближается с позицией неоканти-
анцев, однако в отличие от них он высказывает и более пра-
вильные мысли. Например, он пишет: «В прежнее время исто-
рия была только повествованием о деяниях королей... Теперь
рациональная история (конечно, не такая, какую преподают
в наших гимназиях) должна быть отражением движения об-
щественного организма по пути прогресса» (там же, стр. 40).
Переходя к географии, Пачоский тоже начинает с самого
широкого ее понимания как науки о происхождении земли (гео-
гении), о движении ее вокруг солнца, об изменениях конфигу-
рации ее поверхности (геология, гидрография), о составе
(минералогия), о воздушной оболочке (метеорология), о распро-
странении организмов (зоология, ботаника) и человека (антро-
пология) и о распределении продуктов человеческой деятель-
ности.
«Итак, — заключает он, — между историей и географией
аналогия полная: обе они не науки, а лишь простые перечис-
ления известных фактов, соединенных вполне механически; пер-
вая исчисляет их в порядке времени, вторая — так, как они рас-
пределены в пространстве» (там же, стр. 41). Они пользуются,
так сказать, временными и пространственными способами co-

Математические науки занимаются первой группой функ-
ций (А), естественные — второй (Б). Резкого контраста между
теми и другими он не находит. Механика ему представляется
как бы частным случаем геометрии, причем та и другая свя-
заны статикой, являющейся частным и наиболее простым слу-
чаем динамики. «Аналитическая геометрия уничтожает границу
между алгеброй и геометрией» (там же, стр. 44).
Пачоский подчеркивает, что, исходя из самых простых
функций анализа количества, мы постепенно переходим к са-
мым сложным функциям динамики. Однако идеальные функ-
ции (следовательно, и учения о них) не могут быть развернуты
в один линейный ряд, поскольку анализ чисел, геометрия и
механика не представляют простой линейной последователь-
ности в своем развитии. «В этом мы существенно расходимся
с Контом», — добавляет он (там же, стр. 44).
В самых простых отделах числового анализа конкретные и
абстрактные части сливаются воедино. Следовательно, здесь
отсутствует линия, соответствующая АВ в приведенном выше
«конусе наук». Это означает, что мы находимся в самой вер-
шине конуса — в точке А.
Ниже, в геометрии, уже ясно намечается различение кон-
кретного и абстрактного элементов (чему соответствует появ-
ление короткой линии ВС в схеме «конуса наук»); еще ниже,
в механике, это различение становится еще более ясным, где
идеальная механика есть лишь продукт абстрагирования истин,
бирания фактов и сами сводятся к этому собиранию, а потому
являются лишь сырым материалом для построения наук.
Это самый конкретный продукт познавательной деятельно-
сти человека, а потому история и география должны занять
поверхность «конуса наук», причем только нижней его части.
Что же касается истории какой-нибудь науки, то, по сло-
вам Пачоского, это материал для построения не самой этой
науки, а учения о познавательной деятельности, т. е. для психоло-
гии и социологии («социальной психологии»).
Касаясь математических наук, автор характеризует мате-
матические функции по их отношению к другим функциям.
С этой целью он строит их общую классификацию:

относящихся к области конкретной, реальной, космической ме-
ханики.
Следовательно, деление механики на эти два раздела осно-
вано на разнице не в объективной, а в субъективной общности.
Оба раздела механики автор трактует как осуществляющие
связь и переход между отделом математических и отделом
естественных наук, между которыми, как и вообще в природе,
тоже нет резких границ. От механики он переходит к наукам
о неорганической природе, возглавляемым астрономией.
Астрономия, непосредственно следующая за механикой, рас-
сматривается Пачоским как частный случай этой последней.
В дальнейшем, при переходе к нижележащим наукам, он обна-
руживает, что математический элемент постепенно уменьшается
по мере возрастания объективной частности явлений, соответ-
ственно по мере возрастания их эволютивной сложности.
«...Точность науки, — пишет Пачоский, — прямо пропорцио-
нальна математическому элементу, служащему для выражения
ее истин. Не следует, однако, смешивать точности с достовер-
ностью, — совершенно правильно предупреждает он. — Точ-
ность относится только к выражению истины, а достоверность —
к самой истине» (там же, стр. 47).
Трактуя физические и химические явления как сосуществую-
щие и в этом смысле эквивалентные друг другу, автор объяв-
ляет их частными случаями механики атомов. С этих позиций
он отвергает расположение физики и химии в линейном поряд-
ке, как это делал Конт. «Связь между химией и физикой
более тесная и совершенно иного порядка, чем это предпола-
гал Конт, — говорит Пачоский. — Обе науки берут свое начало
в учении о механике атомов и сначала очень близки друг к дру-
гу (термохимия, физическая химия, стереохимия), но по мере
усложнения относящихся к ним явлений удаляются все больше
друг от друга и обособляются» (там же, стр. 48).
Но очевидно, что в данном конкретном случае взгляды
Конта более близки к истине, чем взгляды Пачоского, так как
химическая форма движения представляет собой не эквива-
лентную физическим, а более высокую и сложную форму дви-
жения материи. Поэтому физическая химия (включая и термо-
химию) изучает не наиболее простую, неразвитую стадию и
физического и химического движения, где сливаются в одно
недифференцированное движение зародыши и физических и
химических процессов, а область перехода физических форм
движения (как более простых и низких) в химическую (как
более сложную и высокую).
С конкретной астрономией непосредственно связана наука
о происхождении земного шара (геогения), представляющая
собой частный случай космогонии (из группы астрономических
наук). «Геологическое развитие, — отмечает Пачоский, — есть

только частный случай, правильнее — следствие и продолже-
ние астрономического. Этим определяется положение геологии
как конкретной науки» (там же, стр. 49). Метеорологические
явления также примыкают к астрономическим, а метеорология
подобно геологии представляет собой лишь часть конкретной
физики.
Минералогия же — это конкретная наука, которой соответ-
ствует абстрактная химия.
«Итак, — заключает автор, — все явления неорганической
природы рассматриваются известной группой конкретных наук,
которые служат материалом для построения идеальных, аб-
страктных наук, изучающих уже не самые явления, а их фак-
торы, т. е. силы» (там же, стр. 50).
Далее, в биологических науках Пачоский также проводит
различие между конкретными науками о живой природе и био-
логией как абстрактной наукой, которая-де имеет дело с идеаль-
ным организмом вообще, тогда как организмами, в частности,
занимаются конкретные науки — ботаника и зоология; эти по-
следние представляют не части биологии, а лишь ее материал.
Следуя по своей схеме дальше, автор указывает, что среди
психологических наук еще не образовалась психология как аб-
страктная наука: «Психология в настоящее время существует
только как метафизика или философия и лишь начинает ста-
новиться на научную точку зрения и освобождается от мета-
физических воззрений» (там же, стр. 63).
В психологии Пачоский различает две ветви — логику и
этику, которые «по ошибке» принимаются многими за само-
стоятельные науки. По поводу логики он замечает: «1) логика
не есть наука столь общая, как математика, а представляет
ветвь психологии; 2) она не является наукой нормативной...
3) как наука о мыслительных и познавательных процессах, ло-
гика всецело принадлежит к психологии; этим определяется ее
положение в ряду других наук» (там же, стр. 64).
Исходя из этих соображений, он не ставит логику рядом
с математикой и возражает Спенсеру и Вундту, которые счи-
тали ее наукой абстрактной (а Вундт, кроме того, и норма-
тивной) .
Насколько глубоко заблуждался Пачоский в отношении
логики (хотя ее связь с психологией несомненна), можно су-
дить по следующему его высказыванию: «Логика подобно дру-
гим наукам может формулировать свои истины алгебраически-
ми символами, но это только возможность, имеющая весьма
ограниченное применение в настоящую минуту. Как учение
о законах мысли (конечно, не в смысле законов старой логики),
логика есть наука лишь зарождающаяся; она должна рассма-
тривать развитие мыслительных процессов и их усложнение»
(там же, стр. 65).

Это высказывание свидетельствует о незнакомстве автора
с современной ему логикой: он, очевидно, не имеет представле-
ния ни о математической логике (в России она была тогда
представлена, в частности, работами Порецкого), ни о диа-
лектической логике, которая как раз изучает развитие и услож-
нение мыслительных процессов и их законы.
Таким образом, Пачоский лишает логику права на само-
стоятельную науку. Точно так же он поступает и с этикой, вы-
давая ее за отдел психологии, который якобы изучает психи-
ческие движения, выработанные социальным фактором.
Взаимное отношение этики, логики и психологии он выра-
жает так: логика как часть психологии рассматривает деятель-
ность и совокупность процессов, направленных к развитию
объективных явлений сознания (ощущений и идей), т. е.
познавательной деятельности. Этика же рассматривает субъ-
ективную, т. е. нравственную, деятельность, направленную
к развитию субъективных явлений сознания (стремлений и
желаний). Обе они вместе образуют «психодинамику», тогда
как собственно психология есть «психостатика».
Эта концепция насквозь идеалистична и ошибочна. Она
берет свое начало в психологической школе (логики, филосо-
фии и социологии), причем автор заимствует ее у Грота.
В области социологии Пачоский обнаруживает также склон-
ность к известному биологизму. Существование социологии как
абстрактной науки он отрицает. На данный момент подобно
психологии, а также в значительной степени и биологии со-
циология есть сугубо конкретная наука.
Проследив момент объективной общности в своем «конусе
наук», автор далее пишет: «Наша схема (конус) удовлетво-
ряет также, как мы видели раньше, условию и субъективной
зависимости. У вершины расположены науки, в которых кон-
кретный элемент занимает лишь незначительную часть и почти
совпадает с абстрактным (это выражено самой фигурой — вер-
шиной конуса). Наоборот, у основания расположены науки,
в которых в настоящее время преобладает элемент конкрет-
ный» (там же, стр. 71—72).
Соответственно этому в науках, расположенных в верхней
части конуса, господствует почти исключительно дедуктивный
метод, а в науках, расположенных в нижней части конуса,—
индуктивный метод.
Особое место в системе наук Пачоского занимает филосо-
фия. Он различает собственно философию (как науку наук)
и философию отдельных наук.
«Философия отдельных наук, — пишет автор, — является ко-
нечным результатом изысканий каждой из них; она представ-
ляет наиболее абстрактные, наиболее объединенные истины
каждой науки — это абстрактная наука. Так, например, био-

логия, психология, социология и т. п., как науки абстрактные,
суть частные философии» (там же, стр. 72—73). Такова и ма-
тематика, по его мнению.
Эти частные философии в свою очередь сливаются в выс-
шем синтезе в философию науки вообще, в единую, всеобъем-
лющую «науку наук». Поэтому «наука без философии немыс-
лима» (там же, стр. 73).
Но отличие философии от науки, согласно Пачоскому, со-
стоит во всеобщности ее истин. История, география, наука и
философия всеобъемлющи. Но из них первые две представ-
ляют только собрание сырого материала. Между ними и фило-
софией располагается ряд наук со своими философскими отде-
лами в следующем порядке:
от сопоставления фактов в их 1) временной последователь-
ности (история) и 2) пространственной зависимости (геогра-
фия) мы переходим 3) к конкретной, а затем и абстрактной
науке, т. е. к сопоставлению фактов в их объективной зави-
симости (наука) и 4) к их сопоставлению в их логической за-
висимости (философия).
«Таков в идеальном виде прогресс мысли», — резюмирует
он (там же, стр. 76).
В заключении своей работы Пачоский следующим образом
характеризует «конус наук». На его поверхности располага-
ются самые конкретные науки, вернее, материал для них, исто-
рия и география; затем идут конкретные науки: конкретные
математика и астрономия, минералогия, метеорология, бота-
ника и зоология, антропология и география; после них следуют
абстрактные науки: математика, механика, физика и химия,
биология и психология с этикой, социология; еще ближе к се-
редине стоят философские отделы абстрактных наук; саму же
его ось составляет философия вообще.
Такое расположение наук удовлетворяет, по его словам,
«условию объективной общности по направлению от вершины
к основанию (убывающая общность) и условию логической и
субъективной общности от поверхности конуса к его оси. Кроме
того, субъективная общность уменьшается и по направлению
от вершины к основанию, но это имеет лишь временное значе-
ние, так как и самые сложные науки могут быть столь же аб-
страктными, как и математика» (там же, стр. 79).
Дисциплины, расположенные в плоскости сечения, перпен-
дикулярного к оси конуса, изучают сосуществующие явления,
а расположенные в продольном сечении — явления, эволютив-
но следующие друг за другом.
Такова система Пачоского. Несмотря на наличие в ней
сильного эволюционного элемента, в своей методологической
основе она носит столь же формальный характер, как и систе-
ма Грота. Разница лишь в том, что координация принципов

координации осуществлена в ней оригинальным образом, не
при помощи табличной формы, как у Грота, а посредством
построения объемной геометрической фигуры — конуса.
2. ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ И СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЯ
География и географическое направление в науках. От Се-
менова Тян-Шанского до Мечникова и Анучина. Русские гео-
графы издавна трактовали предмет географии весьма расши-
рительно, включая в него такие научные отрасли, которые вы-
ходят за пределы обычного понимания этой науки.
Большой интерес представляют взгляды П. П. Семенова
Тян-Шанского на предмет географии, за каковой этот русский
ученый принимал нашу планету во всех ее связях и отноше-
ниях с другими объектами природы, а также с самим челове-
ком. Он писал в предисловии переводчика к книге К. Риттера
«Землеведение Азии» (ч. I, 1856, стр. 7): «Разделение географии
в этом смысле на отдельные науки прямо проистекает из от-
ношений, в которых можно рассматривать Землю. Она может
быть именно исследуема: а) в отношении к другим телам не-
бесным, преимущественно к планетам нашей системы, b) сама
по себе, в отношении законов ее строения и с) в отношении к
человеку. Первое составляет предмет математической геогра-
фии, второе — физической географии, третье — двух наук: эт-
нографии и статистики».
Как видим, здесь в географию включается весь комплекс
наук — естественноисторических и общественно-исторических,
которые изучают Землю и населяющие ее существа, в том числе
и человека.
Вопрос о роли географии в развитии общих взглядов на мир
и о ее месте в общей системе научных знаний интересовал и
других русских мыслителей конца XIX в. Социолог и географ
Л. И. Мечников развил свои взгляды по этому вопросу в труде
«Цивилизация и великие исторические реки» (1889 г.).
Мечников явно преувеличивал роль географического фак-
тора в объяснении исторических явлений, приписывая ему ре-
шающее значение. В духе географического материализма он
выдавал за основную причину возникновения и развития чело-
веческой культуры географическую среду, в том числе и реки,
которые он считал «синтезом всех физико-географических усло-
вий данной области».
Отсюда предмет географии Мечников определял не узко,
как отдельную отрасль естествознания, а ставил перед ней за-
дачу выяснить влияние географической среды на человека, на
человеческое общество, т. е. опять-таки в духе географическо-
го материализма. Одной из кардинальных задач географии,

писал он, следует считать изучение земли в ее отношении
к человеку. Сравнительная география изучает одновременно
различные страны земного шара, сближает их, сравнивает их
особенности и выводит отсюда свои заключения об их относи-
тельных преимуществах для развития человечества, для обще-
ственного прогресса и для развития культуры1.
Пропаганде идей Конта применительно к изучению обще-
ственных явлений была посвящена брошюра Д. А. Столыпина
«Несколько слов о классификации наук Огюста Конта и зна-
чение ее для социальных вопросов» (1890 г.). На стр. 3 этой
брошюры автор утверждает, что «положительные науки осно-
ваны на измерении, а потому первая в классификации наук
наука математика».
Видный марксист-теоретик Г. В. Плеханов также допускал
ошибку, идущую по линии географического материализма. Он
переоценивал значение природных условий, в которых живет
общество, приписывая географической среде определяющую
в конечном счете роль. Такая тенденция намечается уже в кни-
ге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю»
(1895 г.). Но особенно сильно она проявилась в «Истории рус-
ской общественной мысли», где Плеханов объяснял черты
исторического развития нашей страны особенностями ее гео-
графической среды.
Ошибки, идущие по линии переоценки и прямого гипертро-
фирования географического фактора, сказались и на проблеме
классификации наук.
Точку зрения Семенова Тян-Шанского на географию и ее
предмет высказывал в конце XIX в. А. Н. Краснов. В своей
работе «Основы землеведения» (вып. I, Харьков, 1895, стр. 1) он
возражал ученым, которые различают географию математиче-
скую и географию естественноисторическую, равно как и дру-
гие географии. Называя такое деление искусственным, Крас-
нов утверждал, что имеется «только одна научная география,
занимающаяся изучением поверхности нашей планеты, геогра-
фия математическая есть отдел геодезии и астрономии, касаю-
щийся Земли как планеты, прочие же географии суть лишь
географического характера обобщения естественных наук, со-
циологии, истории и т. п.»
Продолжая развивать этот взгляд на географию и геогра-
фический метод, распространенный на другие, естественные и
гуманитарные, науки, Чижов создал целую концепцию класси-
фикации наук, в основу которой положил особый простран-
ственный, или географический, принцип. Систему Чижова вви-
ду ее важности для разбираемого нами вопроса мы рассмо-
1 См. Л. И. Мечников. Цивилизация и великие исторические реки. Изд.
1889, стр. 34.

трим ниже. А сейчас обратимся кратко к тому, как смотрел
на предмет географии Д. Н. Анучин. В 1912 г. он писал: «Об-
щая география слагается из следующих отделов: I. Астрономи-
ческая география, II. Физическая география, III. Биогеография,
IV. Антропогеография» К
Здесь география трактуется столь же широко, как и в пре-
дыдущих случаях. По сути дела в нее должны входить, по
мнению автора, все науки, которые занимаются изучением
пространственного распределения предметов природы во все-
ленной, прежде всего в солнечной системе (I) и на поверхности
Земли, — физических тел (II), живых существ (III) и чело-
века (IV).
Обоснование географического принципа классификации наук.
Чижов. Свою систему наук Е. Чижов изложил в статье «Клас-
сификация наук» (1896 г.). Подобно Гроту он пытается коор-
динировать (комбинировать) основные принципы предшествую-
щих формальных классификаций, созданных англо-французскими
позитивистами, а также Бэконом. Опыт всех этих клас-
сификаций Чижов оценивает как не приведший к вполне удов-
летворительному практическому результату, «но они оставили
нам в наследство достаточное число общих принципов, кото-
рыми вполне уместно воспользоваться для новой попытки»2.
Более всего он симпатизирует Конту. В системе Спенсера
считает заслуживающим внимания только то, что отразило
влияние контовских идей.
Соглашаясь с Контом, что человеческий ум пользуется все-
ми своими главнейшими способностями одновременно во вся-
кой деятельности, Чижов все же находит зерно истины и в
субъективном принципе Бэкона. «И в создании и в изучении
каждой науки все-таки преобладает какая-нибудь одна способ-
ность ума над другими: в истории — память, в математике —
разум и т. д. В приеме Бэкона заметен намек на возможность
классифицировать науки по их методу» (там же, стр. 67).
По поводу Ампера, который развил эту мысль и положил
ее в основу своей классификации наук, Чижов замечает, что
из классификации Ампера можно заключить, что как в созда-
нии всей системы наук, так и в построении каждой отдельной
науки обнаруживается один и тот же план.
Как пробел в схеме Конта Чижов отмечает отсутствие в
ней географии и истории, поскольку они, будучи описательными
(конкретными, по терминологии Конта), занимаются не столь-
ко законами природы, сколько фактами. Далее он подчерки-
вает внутреннее противоречие в схеме Конта, связанное с опре-
1 Д. Н. Анучин. Избранные географические работы. Географгиз, 1949,
стр. 39.
2 «Северный Вестник», 1896, № 12, стр. 70.

делением значения астрономии: если из нее исключить все, что
заимствовано ею из механики, физики и химии, то астрономия
превратится в такую же науку о фактах (т. е. в конкретную
науку), как и география.
Все теоретические науки Чижов делит на две большие ка-
тегории: науки специальные и науки (если можно так выра-
зиться) аспективные. Различие их он видит в том, какую часть
или сторону всей области научного познания выделяет в каче-
стве своего предмета исследования та или другая наука.
Вся область научного познания представляет собой единую
цепь явлений. Из этой цепи можно выделить отдельные звенья,
или круги, явления (например, явления жизни) и исследовать
каждое такое звено со всех его сторон, в его связи со смеж-
ными звеньями. Это составляет предмет смешанных наук. К их
числу относятся, например, ботаника, химия, минералогия,
лингвистика и многие другие.
Но можно выделить не целые звенья, а лишь отдельные
стороны, или аспекты, той же общей цепи явлений и проследить
каждую такую сторону сквозным образом во всех ее звеньях
(т. е. у всех явлений, начиная с самых простых и кончая са-
мыми сложными). Это составляет предмет тех наук, которые
мы назвали «аспективными» и которые изучают безразлич-
но все явления в их естественной связи и взаимозависимо-
сти.
«Типом таких наук может служить география, — констати-
рует Чижов. — Ее предмет — весь земной мир, все явления при-
роды и жизни; но она не классифицирует явлений и не вникает
в их внутреннюю сущность, а просто описывает их в той связи
и в том порядке, в каком они представляются взорам наблю-
дателя. Если география и задается разъяснением внутренних
причин некоторых явлений, то она заимствует его из специаль-
ных наук, занимающихся этими явлениями. География изучает
самостоятельно только один род зависимости — это связь и за-
висимость разнородных явлений, проистекающая из простран-
ственных отношений» (там же, стр. 71).
Но это не означает, что география изучает лишь внешнее
соположение вещей. Напротив, явления, тесно связанные в про-
странстве, оказываются тесно связанными и в их внутренней
жизни (например, почва — с растительностью, фауной и насе-
лением). Явления малого масштаба стоят в зависимости от
явлений крупного масштаба, составляющих для них среду,
обусловливающую их существование.
Естественная подчиненность частей целому определяет план
самой географии; последняя начинает с описания всего земного
шара и кончает изучением отдельных географических единиц.
С этой точки зрения астрономия является естественной пред-
шественницей географии: от описания небесных систем астро-

номией совершается переход к описанию поверхности одной
из планет географией.
Поэтому география и астрономия составляют собой само-
стоятельный отдел географических наук, который характери-
зуется применением метода наблюдения и описания и задачу
которого составляет выражение внешней связи и взаимной за-
висимости разнородных явлений в пространстве.
Каждая из обеих наук строится в порядке перехода от
целого к составляющим его единицам, делясь на разделы, со-
ответствующие относительной обширности пространства, ко-
торые они описывают. При этом пространственная соподчинен-
ность различных областей мира (более мелких более крупным)
выражает в конечном счете общий характер их причинной под-
чиненности: «Явления астрономические управляют физико-
географическими; эти — явлениями органической жизни, а по-
следние — явления человеческой деятельности» (там же,
стр. 72).
Показательно, что для Чижова география — это не от-
дельная частная, замкнутая в себе наука, а своеобразная об-
щая концепция, приложимая к любому материалу, поскольку
он позволяет рассматривать пространственную связь входящих
в него явлений.
Такой разрез приводит к особому классификационному ряду
наук:
астрономия | география.
Однако географический принцип не может привести к вы-
работке общей классификации явлений и соответственно наук,
так как он отражает не все их связи, а лишь один разрез этих
связей.
Итак, согласно Чижову, «географические знания составляют
совершенно обособленный отдел научных знаний с всеобъем-
лющим содержанием, но с строго ограниченной задачей. Прин-
цип этого отдела наук есть принцип пространства» (там же,
стр. 72).
Если последовательно проводить географический принцип,
как это делает Чижов, то легко можно прийти к географиче-
скому материализму, согласно которому географическая среда
(явление пространственно большего масштаба) определяет
будто бы собой развитие общественной жизни (явление про-
странственно меньшего масштаба). Это положение он кладет
в основу трактовки общественной жизни, свидетельствуя о сво-
ем расхождении с марксизмом.
Но в пределах естествознания географический принцип имеет
несомненное основание. Косвенно он свидетельствует о трудно-
стях, возникающих у многих авторов при попытке поместить
астрономию в свои системы наук (споры вокруг систем Конта

и Спенсера по данному вопросу), не говоря уже о географии.
Теперь же эти трудности разрешались путем выключения аст-
рономии как из разряда абстрактных наук (где она стояла
у Конта), так и из разряда конкретных наук (где она стояла
у Спенсера) и соединения ее с географией, которая не была
включена в систему основных наук ни у Конта, ни у Спенсера.
Другим примером «аспективной» науки служит у Чижова
история всего мира. Описание современного мира (чем занима-
ются географические науки) представляет собой, по мнению
Чижова, лишь последнюю главу истории мира. Поэтому исто-
рические науки стоят в ближайшей связи с географическими,
хотя метод исторического исследования сложнее, чем простое
географическое наблюдение.
«История есть география прошедшего, география — история
настоящего... — пишет он, — история описывает события и
явления в том порядке, в каком они действительно происходили
и появились, то есть подчиняется принципу времени. Этот по-
рядок явлений в самых главных чертах таков: 1) планетная
система и земля, 2) земная кора и атмосфера, 3) живые суще-
ства — растения и животные, 4) человеческие племена и
5) культурные общества. Таким образом, научные данные исто-
рии приводят к той же самой общей классификации явлений,
которая выводится и из географического принципа. Но истори-
ческий принцип также не приводит к более подробной класси-
фикации явлений» (там же, стр. 73).
Истории небесных систем в качестве самостоятельной науки
(кроме нескольких космогонических гипотез) еще нет. Суще-
ствует история земли — геология и история человечества, рас-
падающаяся по географическому признаку на историю отдель-
ных стран и народов. Соотношение главных исторических наук
может быть представлено так:
геология | история (человечества).
«Геология и история составляют второй отдел наук, вполне
параллельный отделу наук географических... — замечает Чи-
жов, — в логическом отношении исторические знания со-
ставляют дальнейший шаг в изучении существующих явлений,
разъясняя их происхождение и открывая новый род связи ме-
жду явлениями — наследственность явлений во времени» (там
же, стр. 73).
В итоге Чижов получает следующую схему обеих групп
«аспективных» наук в их сопоставлении между собой:

Выделяя в качестве специального предмета изучения связи
вещей и явлений, существующих в пространстве или развиваю-
щихся во времени, Чижов фактически выдвигает в центр вни-
мания те два принципа (статический и динамический), кото-
рыми оперировал Конт, ссылаясь при этом на биолога Блен-
вилля, и в соответствии с которыми он делил свою социологию
на социальную статику и социальную динамику. Это те же два
принципа, на которые, как на два способа подтверждения идеи
развития, указывал К. А. Тимирязев в своем «Историческом
методе в биологии».
Во всех этих случаях история предмета толковалась двояко:
либо как история в пространстве в форме расположения одного
подле другого, либо как история во времени в форме последо-
вательности одного после другого.
Оба аспекта исторического рассмотрения изучаемого пред-
мета лежат по сути дела в основе структурного (простран-
ственная связь сосуществующих элементов) и генетического
(временная связь сменяющих друг друга фаз развития) под-
ходов к данному предмету.
Таким образом, историко-географическая концепция Чи-
жова находит известное отражение в истории классификации
наук, поскольку она подчеркивает значение раздельного ана-
лиза предмета исследования со стороны основных форм всякого
бытия — пространства и времени.
Как уже отмечалось нами выше, «аспективные» науки опи-
сательны.
Если они и пользуются обобщениями, то заимствуют их,
по словам Чижова, из специальных наук в готовом виде.
Специальные же науки занимаются обобщениями: их инте-
ресуют не единичные явления, а виды и классы. Главная их
задача — открытие законов явлений, изучение их сущности,
определение их внутренних причин независимо от распределе-
ния этих явлений в пространстве и во времени.
Эти науки смотрят на явления как на «механизм», который
можно разобрать на составные части и снова воспроизвести
искусственно. Отсюда «метод специальных наук: сначала ана-
лиз, затем синтез. Анализ преобладает в науках, еще не достиг-
ших совершенства; лишь только он завершит свою задачу,
то есть определит главные элементы явлений известного рода,
как наука уже стремится отрешиться от явлений, наблюдаемых
в природе, и занимается синтезом; она предсказывает, какие
явления можно воспроизвести из этих элементов, и действи-
тельно воспроизводит их в своих лабораториях» (там же,
стр. 75).
Специальные науки находятся во взаимной связи и обра-
зуют непрерывный ряд, где каждая наука представляет синте-
тическое развитие и усложнение элементов, доставляемых всеми

предшествующими науками. В свою очередь она дает элементы
для последующей науки.
Отсюда задача классификации наук состоит в том, чтобы
сравнить элементы всех наук с точки зрения их сложности и
расположить науки в один ряд по возрастающей сложности их
элементов.
Например, химия заимствует из физики понятие о веществе
и учение о превращаемости энергии. Но она, по мнению Чи-
жова, отделена от физики и механики целой пропастью, по-
скольку ее элементы оказываются непревращаемыми друг в
друга. Тем не менее их свойства находятся в непосредственной
связи с механическими свойствами (с массой), вследствие чего
сами химические элементы образуют периодический ряд.
В свою очередь химия доставляет элементы (хотя и не все)
для минералогии, которая составляет дальнейшее развитие
химических знаний.
Прошлые разрывы между науками ликвидируются. Было
время, говорит Чижов, когда между физиологией и психоло-
гией существовала целая пропасть, да еще и в конце XIX в.
имелись сторонники абсолютно независимой психологии. «Те-
перь эта бездна заполнена физиологической психологией» (там
же, стр. 79).
Это доказывает, что психологию в ряду наук надо ставить
непосредственно за физиологией.
Касаясь явлений общественной жизни, он отмечает слож-
ность явлений речи, которые, по его мнению, несравненно слож-
нее явлений права, нравственности и эстетики, поскольку язык
выражает все мировоззрение и все знания народа.
За наукой о языке должна следовать наука о мысли: это
не психология, и ее отношение к психологии то же, как отно-
шение лингвистики к физиологии слуха и речи. Раскрывая со-
держание науки о мысли, Чижов выделяет метафизику, а за
ней ставит логику.
Все чисто теоретические специальные науки, по Чижову,
«можно представить в виде одного непрерывного ряда по вос-
ходящей сложности и возрастающей индивидуальности их эле-
ментов. Этот ряд следующий: 1) математика, 2) механика,
3) физика, 4) химия, 5) минералогия, 6) ботаника, 7) зоология,
8) физиология человека, 9) психология, 10) политическая эко-
номия, 11) правоведение, 12) этика, 13) эстетика, 14) лингви-
стика, 15) метафизика, 16) логика» (там же, стр. 80).
Этот ряд, как указывает Чижов, совпадает с контовским,
если из последнего вычеркнуть астрономию. Только в проти-
воположность мнению Конта Чижов считает, что зависимость
между науками бывает и такой, когда более сложные явления
становятся причиной более простых (например, социальные —
причиной физиологических аномалий и вырождения).

Отделяя практические («прикладные») знания и не зани-
маясь их классификацией, Чижов ограничивается общим по-
ложением на их счет: «Каждое искусство или ремесло осно-
вано на теоретическом изучении известного класса явлений и
обратно, изучение определенного разряда явлений ведет к ути-
лизации этих явлений, так что каждой теоретической науке
соответствует одна или несколько практических наук, напри-
мер ботанике — агрономия, зоологии — зоотехния, физиоло-
гии — гигиена, психологии — педагогика и т. д., и обратно
каждая практическая наука основана на одной или немногих
теоретических науках. Поэтому классификация теоретических
наук может служить основанием для классификации наук прак-
тических. Но практические науки, собственно говоря, не науки,
так как они не занимаются самостоятельным изучением явле-
ний природы, а только прилагают теоретические знания к жиз-
ни; поэтому и классификация прикладных наук не входит в за-
дачу классификации наук» (там же, стр. 82—83).
Не будучи историческим материалистом, Чижов не видит
специфических законов развития техники в широком смысле
слова, сводя задачу практических наук лишь к простому при-
ложению результатов теоретических наук к жизни.
Общую основу приведенного ряда шестнадцати теоретиче-
ских наук Чижов формулирует следующим образом: «Каждая
наука в идеале получается из предшествующей ей науки путем
синтеза и из следующей за нею науки путем анализа» (там же,
стр. 81).
Первая наука в ряду (математика) есть результат ана-
лиза элементов механики. Но анализ самих математических
элементов приводит к логике и метафизике, и, наоборот, синтез
элементов логики и метафизики ведет к созданию математики.
Таким образом, ряд наук должен образовать собой как бы замк-
нутый круг, где нет абсолютного начала и конца.
Чтобы этот вывод не показался странным, Чижов напоми-
нает, что логика основана на законах психологии, а потому
должна стоять после математики, физики, физиологии и физио-
логической психологии; Спенсер неправильно ставит ее перед
математикой.
«Из этого вывода следует, конечно, то, что ряд наук можно
начать с какой угодно науки, приняв ее элементы за абсолютно
простые и что элементы математики и механики просты и неза-
висимы лишь с субъективной, и притом вполне условной, а не
с объективной точки зрения» (там же, стр. 81).
Это, разумеется, глубокое заблуждение, порожденное общим
субъективистским взглядом Чижова на взаимосвязь наук и вме-
сте с тем отсутствием у него действительного историзма. Поэто-
му он так легко становится на позиции признания циклического
движения (развития «по кругу»), где действительно нет ни на-

чала, ни конца и лишь от нашей точки зрения зависит, что вы-
брать за начальный пункт.
Чижов подобно Гроту пытается построить свою систему, со-
четая (координируя) принципы классификации Конта и Спен-
сера, а также Ампера и даже Бэкона. Основание своей класси-
фикации Чижов видит в следующем:
Во-первых, науки разделяются у него по сходству и разли-
чию их метода и содержания (т. е. по принципам Бэкона и Спен-
сера) на три главных отдела:
1) науки анализа, или теоретические,
2) науки пространства, или географические,
3) науки времени, или исторические.
Во-вторых, каждый из этих трех отделов, особенно первый,
распадается на ряд отдельных наук, подчиняясь классификации
явлений, построенной на принципах анализа, пространства и
времени (на принципе Конта).
В-третьих, этот общий план классификации прилагается
не только ко всей совокупности наук, но и к каждой отдельной
науке (в соответствии с идеей Ампера). «Например, главные
отделы математики — алгебра, геометрия и механика — состав-
ляют три последовательные ступени усложнения одних и тех же
элементов и в то же время составляют три основные науки об
анализе (алгебра), о пространстве (геометрия) и о времени
(механика), которые и являются прототипами теоретических,
географических и исторических наук» (там же, стр. 82).
В-четвертых, добавим от себя, в системе Чижова, поскольку
она имеет также табличную форму, имеется нечто и от идей
Курно.
В самом деле, Чижов строит целую таблицу для специаль-
ных наук, где по горизонтали (по оси абсцисс) откладывается
деление наук на три группы (теоретические, географические и
исторические) в соответствии с принципами Спенсера и Бэкона,
а по вертикали (по оси ординат) — шестнадцать перечислен-
ных уже выше теоретических наук в соответствии с принципами
Конта.
Группы наук, отложенные по горизонтали, более пространно
именуются так: I) теория форм и процессов (анализ явлений),
II) статистика существующих форм и процессов и распределение
их в пространстве (явления в пространстве), III) история их
происхождения и развития (явления во времени).
В первую группу наук попадают все перечисленные выше
специальные теоретические науки. Из них первые четыре имеют
соответствующие им науки только во второй, но не в третьей
группе: 1) математике соответствует здесь математическая
астрономия и геодезия в качестве особых наук о явлениях в
пространстве, 2) механике — небесная механика и динамиче-
ская геология, 3) физике — астрофизика, метеорология, океано-

графия, 4) химии элементарной — астрохимия, химия неоргани-
ческая и органическая.
Следующие 12 теоретических наук имеют свои продолжения
в обеих группах наук: 5) кристаллографии отвечает минерало-
гия и петрография в качестве наук о явлениях в пространстве и
историческая геология в качестве науки о явлениях во времени;
6) морфологии, анатомии и физиологии растений и 7) сравни-
тельной анатомии, гистологии, эмбриологии и физиологии жи-
вотных отвечают во II группе систематика и география растений
и животных, а в III группе палеонтология растений (соответ-
ственно животных); 8) анатомии, эмбриологии и физиологии
человека отвечает во II группе антропология, в III — этнология;
9) психологии — во II группе этнография, в III — археология.
Каждая из семи общественных наук разделяется соответ-
ственно на три части, причем II группа наук представлена соот-
ветствующей статистикой, а III группа — соответствующей же
историей. Кроме того, 10) политической экономии отвечает во
II группе экономическая («коммерческая») география.
Заметим, что 15) метафизике отвечает у Чижова история
религий и философии, а 16) логике — история умственного раз-
вития и наук.
При помощи такого приема Чижов находит место для тех
специальных наук и научных отраслей производного или «ком-
бинированного» типа, которые основаны на применении клас-
сификации явлений, заимствованной из теоретических наук, к
материалу, заимствованному из чисто географических и чисто
исторических наук.
Такие производные науки, как метеорология, антропология,
история искусств и т. п., ясно отличаются от чисто географиче-
ских и исторических наук тем, что они изучают строго опреде-
ленный класс явлений, а от теоретических — тем, что они при-
меняют теоретические знания и приемы к изучению явлений без
отвлечения от пространственных и временных соотношений, рас-
сматривая их в географическом и историческом разрезе.
Из сказанного ясно, что Чижов строит свою систему при по-
мощи комбинирования каждого члена I группы наук, занимаю-
щихся анализом явлений, с признаками (географическим или
историческим) II или III групп наук, занимающихся явлениями
в пространстве или во времени. Тем самым основой его системы
оказывается своеобразное комбинирование (координирование)
различных принципов координации, как это мы видели уже
у Грота.
Более того, Чижов полагает, что все «переходные» науки,
столь типичные для современного естествознания, возникли в
результате подобного же комбинирования разных наук (или их
признаков) между собой. «Дело в том, — пишет он, — что почти
каждая теоретическая наука способна комбинироваться с дру-

гими и давать новые специальные науки; существует, например,
физическая химия, физиологическая химия, зоопсихология»
(там же, стр. 85).
Между тем все только что перечисленные науки возникли не
в результате простого «комбинирования» химии с физикой или
физиологией, а в результате изучения переходных областей ме-
жду названными науками, или между зоологией и психологией.
Для правильного выражения этого обстоятельства принцип ко-
ординации уже недостаточен; здесь нужно применение принци-
па субординации наук, которым Чижов не пользуется, хотя он и
выделяет особый ряд исторических наук.
Далее автор останавливается на вопросе о том, отражает ли
классификация наук историческую преемственность знания, как
это полагал Конт. Для ряда теоретических наук Чижов дает по-
ложительный ответ.
Но для ряда специальных исторических наук порядок оказы-
вается у него обратным: история наук, философии и религии
(соответствующая последним двум теоретическим наукам — ме-
тафизике и логике) достигла наибольшего совершенства, тогда
как история минеральных пластов земной коры (соответствую-
щая кристаллографии, стоящей на пятом месте от начала ряда)
основывается по преимуществу на данных палеонтологии (со-
ответствующей ботанике и зоологии, следующим непосред-
ственно за кристаллографией).
Истории же планет и звезд (соответствующей наукам, стоя-
щим в начале ряда) не существует пока вовсе.
Интересны замечания Чижова относительно двух тенденций
в развитии наук: «Чем более развиваются науки, чем подробнее
разрабатывают они свою классификацию явлений, тем более они
дробятся на отдельные специальности... Специализация зна-
ний возрастает вместе с развитием наук... Но та же самая при-
чина действует и в обратном направлении. По мере развития
теоретических наук все более и более выясняется единство явле-
ний и сглаживаются границы между науками. Благодаря этому
два класса явлений или более соединяются в один класс и на
сцену выступает новая наука, изучающая формы и процессы, об-
щие всем явлениям этого обширного класса» (там же, стр. 86—
87).
Эта вторая тенденция проявляется, в частности, в том, что
почти все науки стремятся заменить свои разнотипные внутрен-
ние классификации, появившиеся эмпирическим путем, однооб-
разной теоретически обоснованной классификацией, опирающей-
ся на принцип синтеза и выражающей порядок от простого к
сложному.
В общем движении научного познания, отражаемого разви-
тием «аспективных» наук, Чижов усматривает своего рода «от-
рицание отрицания». Он обнаруживает, что географические и

исторические науки «начиная с изучения одного предмета
земного шара, распадаются на множество параллельных специ-
альностей для изучения отдельных стран и народов и затем
снова сходятся к одному предмету — человечеству» (там же,
стр. 87).
Это направление новейшей науки дает возможность, по мне-
нию автора, построить более общую классификацию знаний на
основе классификации явлений, которая выводится из трех ос-
новных принципов зависимости явлений: принципов анализа,
пространства и времени.
В соответствии с этим в заключение автор приводит таблицу
наук (см. схему X), где из восемнадцати идеально возможных
отраслей знаний существовало в конце XIX в. только одинна-
дцать (указаны без скобок).

Классификация наук в их связи с историко-социологическими
исследованиями. От Южакова до Хвостова. Почти одновременно
с Чижовым русский социолог С. Н. Южаков (публицист-народ-
ник) выступил со статьей «Дневник журналиста» (1895 г.), в ко-
торой содержится таблица с «классификацией теоретического
обществоведения». По его мнению, в этой таблице в противопо-
ложность классификациям Ампера, Грота, Чижова и других
«нашли себе место все без исключения отдельные науки, зани-
мающиеся общественными явлениями, и не включена ни одна,
которая была бы только предположением и вероятностью»1.
Все общественные науки Южаков (в духе Конта) делит на
конкретные (описательные) и абстрактные (теоретические).
Первые подразделяются на четыре группы наук: 1) историче-
ские, куда входят также библиография, историческая геогра-
фия, биография и другие; II) филологические, включающие не
только грамматику, морфологию и словесность, но и историю
искусства и права, а также исторические — этнографию и архео-
логию; III) естественные, охватывающие антропологию, антро-
пометрию, этнологию, этнографию «неисторических» народов,
доисторическую археологию и т. д.; IV) статистические, объеди-
няющие в себе теорию статистики, демографию и статистику
культуры.
На стыке между I и II группами находится общая история,
а на стыке между II и III — общая этнография.
Абстрактные науки подразделяются на науки гипотетическо-
го метода (лингвистика, эстетика, этика, правоведение, полити-
ческая экономия) и науку общего метода — социологию.
Схему Южакова кратко можно представить так:
В своей системе Южаков не выдерживает строго ни одного
из принципов классификации наук; его система носит сугубо
эклектический характер.
1 «Русское богатство», 1895, № 11, отд. II, стр. 105.

Как представитель субъективной школы в социологии, отвер-
гавшей классовую точку зрения и видевшей главенствующую
роль в этических факторах, Южаков отрывает теоретические об-
щественные науки от конкретных исторических и ставит во главе
их не политическую экономию (как это делал Чижов), а науки
о языке и духе.
Этой же позицией автора объясняется противопоставление
всем вообще общественным наукам абстрактной науки «общего
метода» (социологии), задача которой — изучение общества
«вообще».
Разумеется, совершенно несостоятельно включение в число
филологических и даже естественных, а не исторических наук
таких сугубо исторических наук, как археология, этнография, не
говоря уже об истории искусства и права. Здесь явно сказы-
вается влияние идей идеалистической субъективно-социологиче-
ской концепции Южакова.
Эта концепция была подвергнута всесторонней критике
В. И. Лениным.
Несколько позднее Южакова вопросами классификации об-
щественных явлений занимался сторонник экономического мате-
риализма Н. А. Рожков, написавший «Обзор русской истории
с социологической точки зрения» (1905 г.). Согласно Рожкову,
такая «классификация создана, можно сказать, эмпирически,
историей науки, последовательной разработкой отдельных исто-
рических вопросов»1.
Он рассуждает так: сначала исследователи заметили связь
человеческого общества с природой; на этом основании процес-
сы, совершающиеся в природе, были выделены в особую группу
естественных явлений. Это был первый класс общественных яв-
лений. Затем возникли еще четыре класса: явления хозяйствен-
ные, или экономические, социальные (общественный строй), по-
литические и психологические.
«Итак, — заключает автор, — мы должны изучить последова-
тельно пять основных процессов: естественный, хозяйственный,
социальный, политический и психологический. Такова правиль-
ная классификация общественных явлений, следовательно, об-
щий порядок изложения предмета» (там же, стр. 4—5).
Из этих рассуждений мы видим, что Рожков допускает серь-
езные неточности и прямые ошибки: он включает естественные
явления в число общественных, стирая грань между теми и дру-
гими. Это, конечно, неправильно. И более того, он рассматривает
первые как основу вторых, принимая за фундамент обществен-
ной жизни не экономический базис общества, а природу и в луч-
шем случае технику.
1 Н. Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зрения,
ч. I. Изд. 1905, стр. 4.

Рожков сводит общественное сознание, идеологическую и
вообще духовную жизнь общества только к психологии, к психо-
логическим явлениям, что тоже совершенно неверно.
Таким образом, хотя его схема и напоминает внешне ту по-
следовательность, в какой рассматривает общественные явления
исторический материализм (начиная от экономического базиса
и кончая идеологической надстройкой, наиболее удаленной от
этого базиса), но в действительности она не является марксист-
ской, не совпадает с историко-материалистической.
К тому же автор в основном придерживается спенсеровской
концепции классификации науки, утверждая, что «каждая нау-
ка изучает лишь отдельную сторону одного великого объек-
та — мироздания» (там же, стр. 3).
С попыткой разработать оригинальную классификацию наук
на основе особых принципов выступил представитель психоло-
гической школы права социолог Л. И. Петражицкий (второе
издание «Теории права и нравственности», 1910).
По мнению Петражицкого, основным делением наук не мо-
жет быть деление по объекту (предмету) наук, в частности на
науки о природе и о культуре (это провозглашали неокантиан-
цы). Такое подразделение он считал произвольным, так как
сама культура есть, с его точки зрения, лишь одно из прояв-
лений природы.
Кроме того, один и тот же объект исследуется принципиально
различными науками, иначе говоря, рассматривается с различ-
ных точек зрения соответственно характеру «научных тезисов»,
которые устанавливаются этими принципиально разными наука-
ми в части своих предметов.
В основу своей классификации Петражицкий положил чисто
субъективный принцип, отказавшись полностью от объективного.
Таким принципом автор считает разделение наук согласно раз-
личным «научным тезисам» или суждениям, касающимся пред-
метов изучения, следовательно, согласно различию научных то-
чек зрения. Отсюда основным делением наук является их деле-
ние на теоретические и практические. Первые рассматривают
свой предмет (все равно какой) как сущий, т. е. таким, какой он
есть; вторые определяют не «сущее», а «должное» или жела-
тельное.
Соотнося с науками соответствующие им «тезисы» или суж-
дения, автор дальнейшую классификацию детализирует путем
характеристики подлежащего и сказуемого в предложении (или
субъекта и предиката в суждении). При этом он целиком стоит
на позициях чистой формальной логики. Подобно тому как она
абстрагирует формы мысли от их содержания, так и автор пы-
тается выработать такую классификационную схему, которая
могла бы быть применена к любому содержанию (предметному)
науки, но не зависела бы от характера объекта науки.

Теоретические науки Петражицкий делит в соответствии с
характером («природой») теоретических подлежащих их тезисов
на 1) науки о классах («классовые») или теории в собственном
смысле и 2) индивидуальные науки и тезисы. В основе первых
лежат общие («классовые») понятия или идеи, а вторых — инди-
видуальные предметы.
По характеру теоретических сказуемых индивидуальные
науки подразделяются дальше на а) описательные (география,
петрография и др.) и б) повествовательные (история и др.). Вы-
ходит, таким образом, что история не является теоретической
наукой в строгом смысле слова, что она лишь «повествует», но
не раскрывает общих законов исторического процесса.
Практические науки и их «тезисы» автор подразделяет на
1) нормативные, или принципиальные, которые учат о принци-
пах, о должном поведении вообще самом по себе, независимо от
конкретных целей, от целенаправленной деятельности человека и
2) телеологические (целевые), или прикладные, которые рассма-
тривают различные цели и средства для их достижения (гигиена
для сохранения и медицина для восстановления здоровья, поли-
тика для общественных целей и т. д.).
Таким образом, об одном и том же предмете можно составить
по меньшей мере пять различных точек зрения независимо от
того, идет ли речь о природе или о культуре. Получаются пять
типов наук:
Соответственно этому основному делению Петражицкий под-
разделяет и философию как высшую науку на теоретическую,
представляющую якобы «высшую теорию сущего вообще», и
практическую, являющуюся якобы «высшей телеологией», трак-
тующей о высшей цели и смысле.
Автор утверждает, что прикладные науки всецело зависят от
теоретических, особенно «классовых», так что прогресс «теории»
уже сам по себе есть и прогресс техники. Движущие силы раз-
вития знаний он изображает в чисто идеалистическом духе.
Проблемой классификации наук в связи с задачами библио-
графического порядка занимался также Я. А. Рубакин в своем
исследовании «Среди книг» (1905 г.). Рубакин принимает за
исходный пункт классификацию О. Конта и ее принципы. Затем
он пополняет ее некоторыми новыми дисциплинами и науками,
которые, по его мнению, Конт пропустил.

Прежде всего Рубакин определяет «место логики и теории
познания (гносеологии) в схеме О. Конта». Он показывает, что
Конт руководствовался мыслью, будто метод не может изучаться
отдельно от его применения, а потому не отводил логике как
науке о методах познания особого места в своей схеме. Рубакин
не согласен здесь с Контом и вводит логику в общую систему
наук. В этом отношении он неоригинален и повторяет путь мно-
гих других мыслителей. «Логика, — пишет Рубакин, — не может
следовать за математикой, которая на нее опирается, она необ-
ходимо должна предшествовать ей, т. е. представлять из себя
такой член научного ряда, который стоит впереди математики»1.
При определении места гносеологии в общем ряду наук автор
опирается на мнение философа-идеалиста махистского (эмпи-
риокритического) толка В. В. Лесевича, который писал, что «пер-
вым членом ряда в системе Конта и должна бы стоять логика,
если бы выше нее не было еще другого члена системы, без кото-
рого немыслима самая логика. Мы говорим в данном случае о
теории познания» (там же, стр. 76).
Рассматривая далее «место философии в схеме О. Конта»,
Рубакин и здесь опирается на мнение таких, с его точки зрения,
авторитетных философов, как идеалисты главным образом пози-
тивистского направления — Спенсер, Вундт, Корнелиус и др.
Полагая, что каждая частная наука имеет свою собственную
философию, Рубакин отмечает, что общая философия подводит
итог всем частным философиям и «должна быть поставлена
выше логики и выше теории познания (гносеологии), потому что
в ее состав должны входить и обобщения этих последних, т. е.
их частная философия» (там же, стр. 77).
Между логикой и философией Рубакин помещает еще «мета-
физику», сводя ее, как и позитивисты, лишь к учению о принци-
пах познания.
Из этого видно, что в области философии автор стоит на
эклектической точке зрения, близкой к позитивизму (махизму).
Далее система Конта должна быть дополнена, согласно мне-
нию Рубакина, психологией, причем, как указывали сами после-
дователи Конта, ее место находится между биологией и социоло-
гией независимо от того, трактовать ли психологию как само-
стоятельную науку или как отдел биологии.
Наконец, автор определяет «место истории и географии в об-
щей схеме», понимая под первой «историю социальной жизни
человечества в его целом, совокупность всех частных историй в
данном случае, истории всех отдельных сторон жизни человече-
ства» (там же, стр. 79). История человечества носит синтетиче-
1 «Опыт обзора русских книжных богатств в связи с историей научно-
философских и литературно-общественных идей», т. I, изд. 2. Изд. 1911,
стр. 75.

ский характер: это краткое резюме всех наук о судьбах челове-
чества или исторический синтез социальной жизни. Место такой
науки, как указывает он, во главе наук о социальной жизни
человечества.
Географию Рубакин рассматривает прежде всего как ком-
плекс наук (но не отдельную науку), изучающих распределение
форм в пространстве и описывающих отдельные страны со всеми
формами неорганической, органической и социальной жизни в
их соотношениях между собой. География в таком понимании
есть синтез, подобный истории, и ее место на границе между
науками об обществе и науками о природе.
Частные же географии (растений, животных, политическая,
экономическая и т. д.) входят, согласно взглядам автора, в со-
ответствующие науки (ботанику, зоологию, науку о государстве
и праве, экономическую и т. д.).
В результате Рубакин приходит к следующей общей схеме
наук:
{здесь вертикальные линии указывают на то, что науки резко
обособляются друг от друга и лишь прикладываются одна к дру-
гой согласно принципу координации, которому автор следует за
Контом; жирные, более длинные линии разделяют не только
отдельные науки, но и целые их классы, или группы, одни от
других).
Останавливаясь специально на классификации «наук о со-
циальной жизни человечества», Рубакин дает схему, в общих
чертах совпадающую со схемой Н. Рожкова, у которого, по сло-
вам Рубакина, вполне приемлемая классификация обществен-
ных явлений. Он принимает следующее деление социальных
наук, называя каждое такое деление соответствующим «строем»:
строй материальной культуры, строй экономический и социаль-
ный, строй юридический, строй политический или государствен-
ный, строй семейный, строй народного образования и воспита-
ния, строй религиозно-церковный.
Таким образом, Рубакин принял схему Конта с ее принци-
пами, внеся в нее лишь некоторые поправки. Этим же путем по-

шел в те же годы А. О. Маковельский в своем «Введении в фи-
лософию» (1915 г.). Он полностью присоединился к основам кон-
товской классификации наук, признав только, что в схему Конта
надо внести две поправки: вычеркнуть астрономию как науку не
общую теоретическую и включить между биологией и социоло-
гией психологию.
Обе эти поправки соответствуют воззрениям Спенсера.
Маковельский считает, что наиболее разработанную класси-
фикацию наук дает В. Н. Ивановский, о котором будет сказано
в начале следующей главы. Он пишет, что из классифика-
ции Ивановского следует, что «каждая отвлеченная наука имеет
инструментальное значение 1) для следующих за ней отвлечен-
ных систематических наук, 2) для соответствующих ей предмет-
ных и исторических наук и 3) для соответствующих прикладных
(практических) наук. Таким образом, по взаимной зависимости
наук система наук есть система трех измерений. Другими сло-
вами, каждая наука занимает определенное место 1) по линии
отвлеченных систематических наук, 2) по линии: науки о (веч-
ных) законах, науки о фактах, науки о ходе развития, и 3) место
науки определяется тем, имеет ли она теоретический или прак-
тический характер»1.
Идея о различных измерениях (двух или трех) при построе-
нии общей системы наук выражает собой координирование или
комбинирование принципов координации наук; каждое такое
«измерение» представляет собой по сути дела особый принцип
координации, согласно которому классифицируются по данной
линии те или иные науки.
Позднее проблему классификации наук и специально вопрос
о месте социологии в общей системе научного знания рассматри-
вал историк и социолог неокантианского толка В. М. Хвостов.
Он занимался также историей классификации наук в своей книге
«Теория исторического процесса» (1910 г.). А в статье «Класси-
фикация наук и место социологии в системе научного знания»
(1917 г.) он пытается обосновать классификацию, которая ему
представлялась наиболее правильной.
Хвостов начинает с общефилософских рассуждений относи-
тельно реальности и ее видов. Этот вопрос он излагает с позиции
неокантианства, отчасти махизма. Первой реальностью, непо-
средственно данной в сознании, является мир Я (субъект). Мир
Не-Я получается путем того, что посредством мышления выде-
ляется в особую группу содержание сознания, взятое незави-
симо от воли и чувства.
«Такая реальность, — пишет автор, — существующая незави-
симо от сознания субъекта, есть реальность, выходящая за пре-
делы сознания, трансцендентная сознанию. Субъект в сущности
1 А. Маковельский. Введение в философию, ч. I. Казань, 1915. стр. 72—73.

не имеет никакой возможности проникнуть в эту реальность и
даже опытом убедиться в самом ее существовании»1. «Наука
дает нам только символическое представление о ней» (там же,
стр.81).
Это чистейшее кантианство с его непознаваемой «вещью в
себе».
Виды «трансцендентной реальности» (т. е. мира Не-Я) Хво-
стов располагает в порядке их относительной постижимости.
Сначала у него идет «реальность междупсихическая, или соци-
альная», которая покоится на признании чуждого одушевления
и взаимодействия человеческих психик между собой. За нею сле-
дует мир биологический, составляющий все остальные живые
существа. Дальше всего от нас стоит «реальность физико-хими-
ческая».
Принципиальное различие между психическим и физическим
миром он видит в том, что первый непространствен, а второй
пространствен. С этим связано, по его мнению, и то, что психи-
ческие явления не поддаются точному измерению, а потому
здесь приходится иметь дело якобы гораздо больше с качест-
вами, чем с количествами.
Отсюда автор делает вывод, что в психологии и социологии
никогда не удастся достигнуть точности математического есте-
ствознания, причем это «вытекает вовсе не из недостаточного
развития этих наук и не из большой сложности изучаемых явле-
ний, но вызывается самим характером этих явлений и потому
является неустранимым» (там же, стр. 92).
Напротив, мир физический, согласно Хвостову, есть в прин-
ципе мир количеств, а не качеств, причем физика-де стремится
все качественные различия перевести в количественные. Более
того, в духе «физического» идеализма он заявляет, будто физи-
ческий мир представляется совокупностью математических то-
чек, рассматриваемых как заряды энергии, и будто каждый
физико-химический процесс может быть в конце концов сведен
к математическому уравнению.
Здесь мы вновь и вновь обнаруживаем, как тесно связаны
в настоящее время идеализм с современным механицизмом.
Автор отрицает единство мира, утверждая, что отмеченные
выше различия мира живого и неживого препятствуют в прове-
дении какого-либо монизма в науке. «Пока не удалось никому...
объединить мир физический с биологическим и психическим»,—
декларирует он, игнорируя успехи современного естествозна-
ния и философии (марксистской) (там же, стр. 83).
Кроме того, Хвостов вводит еще особый вид реальности —
«мистической», связанной с пониманием нравственного добра.
Он утверждает, что у людей знание всегда дополняется верой
1 «Вопросы философии и психологии», кн. 139—140, 1917, стр. 75.

и что здесь действует не логика, а какой-то особый «мистиче-
ский» или «религиозный опыт». Как это замечательно подтвер-
ждает ленинскую характеристику, касающуюся Канта, которая
прямо относится и к его последователям в XX в.: «Кант, — пи-
сал Ленин, — принижает знание, чтобы очистить место вере»1.
Переходя к вопросу о науке и ее разделении, Хвостов кладет
в основу деления наук два независимых признака, а затем ком-
бинирует (координирует) их между собой. В результате полу-
чаются две независимые, но налагающиеся одна на другую клас-
сификации наук: материальная, в которой науки классифициру-
ются по их содержанию, т. е. по предметам изучения, и формаль-
ная, в которой науки классифицируются по форме научного
исследования и изложения, т. е. с точки зрения применяемых
в них методов изучения.
В первом случае все науки согласно своей философской кон-
цепции реальности и ее видов автор делит на три главных клас-
са: 1) о духе, 2) о природе и 3) о жизни.
Науки о духе состоят из учения об индивидуальной психике,
или психологии, и учения о взаимодействии психик, или социоло-
гии. (Автор в плане чистейшего идеализма духовное общение
именует обществом или общественной жизнью.)
Хвостов наделяет психикой не только высших и низших жи-
вотных, но и растения и протистов, более того, он допускает на-
личие у них такого же сознания, как и у человека, правда в ме-
нее интенсивной степени. Панпсихизм сочетается у Хвостова с
телеологизмом, ибо там, где присутствует сознание, всегда
имеется элемент целесообразной деятельности.
Во втором случае каждая наука и все науки вместе делятся
автором тоже на три группы: 1) о единичном, индивидуальном,
неповторяющемся, 2) об общем или об общих и неизменных за-
конах и 3) о классах или типах явлений (классифицирующие
или типологические науки, занимающие среднее место между
первыми двумя).
Такую концепцию развивали немецкие неокантианцы, и Хво-
стов просто ее повторяет. В своей «Теории исторического про-
цесса» он специально разбирает теорию Виндельбанда и Риккер-
та в связи с их «методом отнесения к ценностям», который реко-
мендуется для исторической науки.
Дело в том, как поясняет автор, что задача изучения инди-
видуального невыполнима, если не делать никакого выбора ме-
жду явлениями, которые мы хотели бы изучить во всей их инди-
видуальности. Чтобы не затеряться в бесконечном множестве,
мы выбираем те факты и явления, которые нам представляются
наиболее важными. А для этого мы должны выработать масшта-
бы оценки и отбора.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 161.

В этом пункте, как и в целом, он следует за неокантианцами.
Кроме перечисленных классов и групп наук Хвостов выделяет
еще особую группу формальных наук, которые занимаются, по
его определению, исключительно самой формой как опыта, так
и мышления в отличие от рассмотренных выше наук о содержа-
нии опыта. В духе махизма автор считает формой опыта про-
странство и время; формами же мышления являются поня-
тия и т. д.
Первыми занимается математика, предмет которой состав-
ляют числа (чистая математика, охватывающая арифметику,
алгебру, анализ) и пространственные формы (конкретная мате-
матика, охватывающая геометрию, механику). Формами же
мысли занимается логика (в данном случае имеется в виду фор-
мальная).
Наконец, автор формулирует в духе неокантианства фило-
софские вопросы «о границах познания», «о ценности научного
знания», «об отношении между верой и знанием», «о мире в це-
лом», «о его первопричине и конечной цели» и т. д. Решение та-
кого рода вопросов составляет предмет философии, которая
распадается на гносеологию, исследующую вопрос о знании и
вере, метафизику, занимающуюся онтологическими и космоло-
гическими проблемами, этику и эстетику, разрабатывающую во-
просы о ценностях.
В итоге он получает следующую общую схему наук и всего
знания:

Гносеологическая часть философии, по мнению Хвостова,
предшествует логически всякому научному знанию; остальные
же ее части являются попыткой завершить результаты нашего
знания, полученные наукой. Стремясь выйти за пределы науки,
философия, по словам Хвостова, пытается в этой своей части
разрешить те вопросы, которые превышают силы науки.
Переходя затем специально к социологии и ее методу, автор
заявляет, что эта наука должна быть отнесена по предмету к
наукам о духе, а по методу к обобщающим наукам (в отличие
от истории). Так он определяет ее место в общей системе наук.
Социологию Хвостов подразделяет на основную социологию
(учение о социальных связях и законах) и социальную типоло-
гию (учение о типах человеческих обществ, их происхождении
и смене).
Заметим, что деление наук по методу основывается у него на
учете трех ступеней всякого познания — единичности, особенно-
сти («типы») и всеобщности (законы). Но в противоположность
диалектической логике, которая рассматривает эти ступени в их
взаимозависимости и переходах от одной, низшей к другой, бо-
лее высокой, Хвостов обособляет и по сути дела разрывает их
между собой, превращая каждую из них в самостоятельный
предмет научного познания.
Работа Хвостова вышла в свет в тот год, когда Россия всту-
пила в эпоху победоносной пролетарской революции. Труды
русских ученых, посвященные проблеме классификации наук,
опубликованные уже при Советской власти, будут рассмотрены
в следующих главах нашей книги.

Глава III
ФОРМАЛЬНЫЕ И НЕФОРМАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
В КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В 20-30-х ГОДАХ XX в.
АКТИВИЗАЦИЯ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
В первые годы после победы социалистической революции
в России идеи марксистско-ленинской философии еще не успели
распространиться среди русской интеллигенции в такой мере,
чтобы они могли затронуть проблему классификации наук. Рус-
ские ученые, продолжавшие ею заниматься, в основном не выхо-
дили еще в это время за пределы старых, формальных класси-
фикаций, хотя и пытались как-то приспособить эти классифи-
кации к новым данным науки, которые явно не укладывались в
тесные формальные рамки.
В этот период резко выделились из общей массы исследова-
ний по классификации наук работы великого русского биолога
К. А. Тимирязева; именно в эти годы он особенно близко подо-
шел к диалектическому и историческому материализму вообще
и в частности к идеям марксистской классификации наук с ее
основным принципом — принципом развития, или историзма, как
об этом будет сказано в следующей главе.
В эти же годы (и вообще в течение всего периода между пер-
вой и второй мировыми войнами) в странах Западной Европы
и Америки продолжался процесс деградации буржуазной фило-
софии и связанный с ним процесс углубления кризиса современ-
ного естествознания. Позитивизм махистского толка начала
XX в. сменился в 20-х и 30-х годах неопозитивизмом, характер-
нейшим представителем которого явился «логический позити-
визм». Выразителем этого последнего был так называемый Вен-
ский кружок, деятели и сторонники которого пытались, в част-
ности, ставить и решать проблему классификации наук с позиций
субъективного идеализма и истолкованной в этом духе матема-
тической, или символической, логики.

Такое включение психологии, а особенно общественных наук
в биологию является грубой ошибкой и следствием полного не-
согласия автора с марксизмом.
1. ФОРМАЛЬНЫЕ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В РОССИИ
В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Географическое направление. Лукашевич. Берг. Разработку
классификации в географическом разрезе, начатую Чижовым и
Гетнером, продолжили в России в первые годы Советской власти
И. Д. Лукашевич и Л. С. Берг.
И. Д. Лукашевич — политический деятель (бывший народо-
волец, впоследствии правый эсер) и естествоиспытатель (геомор-
фолог). В 1919 г. он опубликовал лекцию «Развитие наших зна-
ний о мире и положение географии в общей системе знаний».
Лукашевич выступает против религии и против солипсизма,
к которому ведет философия Маха. Вместе с тем для характери-
стики слабости философских взглядов автора может служить
периодизация истории развития мышления с разделением на
три ступени: диффузное мышление, свойственное якобы низ-
шим животным, образное мышление, свойственное высшим жи-
вотным, обладающим центральной нервной системой, символи-
ческое мышление, свойственное якобы только человеку в от-
личие от животных.
Лукашевич считает, что контовская классификация наук с
некоторыми изменениями сохранила свое значение до настоя-
щего времени.
Следуя за Контом, он делил все знание на (А) теоретическое
и (В) прикладное; по отношению к тому и другому вспомога-
тельными дисциплинами служат логика, теория вероятности и
гносеология.
К прикладному знанию автор относит много наук, не зани-
маясь их дальнейшим подразделением (электротехнику, техно-
логию, агрономию, фармацию и фармакологию, поле- и лесовод-
ство, зоотехнию и медицину, кораблестроение, мореходную
астрономию и т. д.).
В теоретических науках он, следуя и дальше за Контом, вы-
двигает шесть наук в качестве основных: математику, геометрию,
механику, физику, химию и биологию. Общественные науки и
психология включены у него в биологию:

Соответственно основным теоретическим наукам Лукашевич
выделяет «научную метафизику», которая трактует-де о знаниях,
относящихся к возможным миропорядкам. Так, метафизике у
него отвечает математика, геометрии — метагеометрия, механи-
ке — метамеханика.
Наконец, кроме основных наук и метафизики в число теоре-
тических наук автор включает еще производные науки от основ-
ных. Производные «в том смысле, что они не изучают новых
факторов природы, а имеют дело лишь с различными комби-
нациями или конкретными сочетаниями факторов, изучаемых
основными науками»1.
Производные науки, по утверждению Лукашевича, занима-
ются статистическим, историческим и пространственным изуче-
нием природы (здесь он следует за Чижовым, который принял
деление на три названные группы наук за основу всей классифи-
кации наук).
В производные науки Лукашевич включил астрономию и свя-
занные с нею землеведение, психологию, космографию, геоде-
зию, геофизику, метеорологию, климатологию, минералогию,
петрографию.
С этих позиций он определяет место географии в общей, со-
ставленной им системе знаний. Схематически эта последняя мо-
жет быть представлена следующим образом:
Подобно Чижову Лукашевич рассматривает географию не
как частную науку, а как выражение некоторой общей простран-
ственной или (по отношению к поверхности земли) географи-
ческой точки зрения. Он делит географию на: 1) общее землеве-
дение (сюда входят физическая география и биогеография —
фото-, зоо- и антропогеография); 2) частное землеведение (сюда
входят страноведение, или география суши, и описательная
океанология, или география моря); 3) палеогеографию (сюда
входит изучение географии, или поверхности земли, прошедших
1 И. Лукашевич. Развитие наших знаний о мире и положение географи-
ческой науки в общей системе знаний. Пг., 1919, стр. 16.

геологических эпох). Характерно, что общее землеведение он
рассматривает не как комплекс нескольких наук и научных дис-
циплин, а как отдельную науку, имеющую самостоятельное зна-
чение.
Несколько лет спустя после Лукашевича географическую
концепцию классификации наук развил Л. С. Берг в работе
«Наука, ее содержание, смысл и классификация» (1921 г.).
Берг широко осветил предшествующие классификации наук
XIX и начала XX в., в том числе Конта, Спенсера, Сент-Илера,
Ампера, Пирсона, Грота, Масарика, Вундта, Гетнера, Риккерта,
Чижова и др. Классификация самого Берга ближе всего стоит
к классификации Чижова. В ее основе лежит та же идея, что
география не является частной дисциплиной, но образует в об-
щей системе знаний самостоятельный ряд, подобный историче-
скому (или генетическому) ряду наук.
«Правильный принцип классификации наук будет таков, —
пишет Берг. — Все вещи можно изучать с трех точек зрения. Во-
первых, рассматривать их не вне времени и пространства, а
исключительно с точки зрения содержания тех понятий, какие
им соответствуют. Так, когда ботаник или зоолог изучают расти-
тельный или животный мир, они могут, отвлекаясь от вопроса
о распространении организмов в пространстве и времени, рас-
сматривать их лишь с точки зрения формы и отправлений. Та-
кого рода науки — все равно, занимаются ли они объектами или
явлениями — мы назовем систематическими. Во-вторых, можно
изучать вещи, совершенно не обращая внимания на их сущность,
с точки зрения последовательности явлений во времени. Эти
науки назовем историческими, или хронологическими. Наконец,
вещи можно рассматривать со стороны их размещения в про-
странстве или с точки зрения тех группировок, какие они обра-
зуют в пространстве. Этим занимаются науки хорологические
(от греч. choros — место). Типом их является география»1.
Указывая, что некоторый намек на этот принцип деления
имеется у Пирсона, Берг подчеркивает, что вполне определенно
он был выдвинут Чижовым и Гетнером. В остальном же, по сло-
вам Берга, его деление наук значительно рознится от названных
систем.
Классификация наук Берга в ее конкретном виде носит сле-
дующий характер.
I. Науки систематические делятся на науки А) о неживой и
Б) о живой природе. Среди первых выделяются те, которые изу-
чают по преимуществу процессы (физика, космическая физика,
геофизика, химия и т. д.), и те, которые изучают по преимуще-
ству предметы (минералогия, петрография, почвоведение, систе-
матическая геоморфология).
1 «Известия Географического института», вып. 2, 1921, стр. 51—52.

Науки о живой природе подразделяются на изучающие
формы (морфология, палеонтология, систематика растений, жи-
вотных, человека), физико-химические процессы (физиология) и
психические процессы и их проявления (зоопсихология и психо-
логия, языкознание; учение об образе жизни животных и чело-
века, причем в последнем случае сюда входят этнография, демо-
графия, правоведение, социология и т. д.).
II. Науки хорологические, охватывающие собой описатель-
ную астрономию и географию.
III. Науки исторические, включающие в себя науки о раз-
витии объектов, начиная от космоса и кончая человеческим
обществом, — космическую эволюцию, геологию, филогению,
онтогению и историю.
Берг отвергает деление наук на абстрактные (отвлеченные)
и конкретные (предметные), тем более что эти термины разные
авторы употребляют в различных смыслах. Берг считает, что оба
понятия сугубо относительны: суждение, абстрактное в одном
случае, будет конкретным в другом.
Далее он пишет: «Совершенно неосновательно также часто
практикуемое деление наук на описательные (систематические),
которые будто бы только устанавливают факты, и на объясни-
тельные, как физика, химия, физиология, которые устанавливают
законы. Как мы уже выяснили, в основе каждой системы лежит
закон, а закон есть описание, краткая формула. Всякая наука
может только описывать, объяснением же занимается метафи-
зика, которая не есть наука. Те науки, которые называются
объяснительными, на самом деле посвящены изучению процес-
сов или явлений в физическом смысле этого слова; это науки
феноменологические; таковы, например, физика, химия, физио-
логия, психология» (там же, стр. 42).
Но деление наук на теоретические и практические автор до-
пускает, оговариваясь, что в его системе речь идет исключи-
тельно о первых, поскольку вторые (медицина, сельское хозяй-
ство, технология, инженерное дело, педагогика и т. д.) суть
лишь приложения теоретических наук.
Признавая, что математика имеет эмпирическое происхожде-
ние, Берг тем не менее исключает ее, как и логику, т. е. обе так
называемые формальные науки, из своей классификации. Делает
он это на том основании, что математика в своем развитом виде
есть чисто формальное значение, занимающееся не реальным
содержанием объектов, а их формальными свойствами, не содер-
жанием многообразия, а только его порядком (здесь он имеет в
виду те умственные операции, которые необходимы, чтобы при-
вести в порядок наши мысли, касающиеся многообразия).
Отсюда Берг делает вывод, что математика — это вовсе не
наука о величинах, как думали раньше, а метод, показывающий,
как надо приводить в порядок любое многообразие независимо

от его содержания. Поэтому и формальную логику он рассматри-
вает как часть математики, тем более что приведение в порядок
многообразий опирается в свою очередь на логику.
«В отличие от всех, писавших о классификации наук, — за-
ключает Берг, — мы не считаем логику и математику за науки.
Это не науки, а весьма совершенные методы, лежащие в основе
всех наук. Методы эти учат, как правильно мыслить и как при-
водить в порядок любое многообразие» (там же, стр. 40).
«Наука, — подчеркивает Берг, — имеет дело лишь с явле-
ниями действительного мира. Где прилагается или может быть
приложена логика или математика, там есть наука. Так как к
вещам в себе ни логический, ни математический метод не могут
быть приложены, то наука ими и не занимается; это дело мета-
физики и религии. Различие между ними то, что метафизика
трактует свой предмет наукообразно, т. е. стараясь по мере воз-
можности доказывать свои положения, религия же излагает
сплошь догматически» (там же, стр. 41).
Гносеологию (теорию познания) автор толкует как науку
наук или общую теорию наук; по его мнению, она рассматри-
вает, до каких пределов знание возможно и где оно становится
невозможным (т. е. где кончается наука и где начинается мета-
физика, с которой оказывается в тесной связи сама гносеология).
Принципиальные основы классификации Берга представляют
собой смешение самых различных элементов — материалистиче-
ских и идеалистических, объективного и субъективного подхода
к данной проблеме, некритически заимствованных из самых раз-
личных источников. При этом преобладающей является все же
идеалистическая окраска, гармонирующая с собственными воз-
зрениями Берга, который в качестве биолога выдвинул теорию
номогенеза.
Система Берга свидетельствует о полном незнакомстве ее
автора с марксистской философией и с классификацией наук,
выработанной Энгельсом.
Эпигонское направление. Гущин, Ивановский, Красильников.
Такое же незнакомство с марксистской философией обнаружи-
вается и в классификации наук, разработанной Б. П. Гущиным
(1920 г.) и опубликованной в его «Обзоре главнейших систем
классификации наук» (1924 г.).
Свою классификацию Гущин выразил таблицей, составлен-
ной (как сказано в ее названии) «по принципам Конта — Курно».
Уже одно это свидетельствует о том, что его система строится,
как и все формальные классификации, на основе принципа коор-
динации. Табличная же форма системы, принятая Курно, сама
уже является результатом координирования принципа Конта с
принципом Ампера.
Кроме того, автор постарался учесть некоторые поправки,
внесенные в классификацию наук или в ее обоснование Вундтом,

Гротом, Спенсером и Бэном (в части астрономии и психологии),
Оствальдом (в части «основных понятий»).
В итоге ему удалось составить такую схему, пластичность
которой, по его словам, очень велика, так что схема способна
вместить любую из ранее изложенных систем (при условии мо-
дернизации номенклатуры наук). Гущин встал на путь «коорди-
нации принципов координации», т. е. на тот путь, которым шел
Н. Я. Грот.
По горизонтали (оси абсцисс) он откладывает те же три
ряда наук, которые мы видели в таблице Курно и которые Кур-
но заимствовал как у Конта, так и у Ампера, причем у Гущина
первые два ряда меняются местами:
Первые (конкретные) науки, которые у Курно составляли
один нерасчлененный ряд, Гущин делит на две группы наук:
генетические (эволюционные) и описательные (систематиче-
ские), следуя в этом отклонении за Вундтом.
Вторые (абстрактные) науки, которые у Курно также вхо-
дили в один общий ряд, Гущин делит на две группы наук: мор-
фологические и динамические, следуя в этом отношении за
Гротом.
По вертикали (оси ординат) автор выделяет пять классов
наук, соответствующих пяти классам в таблице Курно, которые
он заимствовал у Конта. При этом следуя за Оствальдом, Гу-
щин формулирует основные идеи и понятия, соответствующие
каждому классу наук: классу математических наук отвечают
идеи пространства, времени, движения, числа (функции), много-
образия, классу физических наук — понятия вещества и силы
(энергии), классу биологических наук — понятия организма, ин-
дивида, классу психологических наук (взамен «ноологических и
символических» наук у Курно) — понятие сознания, классу со-
циальных наук — понятия коллектива, общества, человечества.
Шесть основных наук контовского ряда с добавлением к
ним психологии размещаются в таблице Гущина следующим
образом: математика попадает в ряд теоретических наук, астро-
номия — в ряд конкретных наук, в число описательных, или
систематических, обе — в первый класс (математических наук);
физика — в ряд теоретических наук, в число динамических, а
химия — в тот же ряд, в число морфологических наук, обе — во
второй класс (физических наук); в том же ряду в соответствую-
щих классах оказываются биология (в третьем классе), психоло-
гия (в четвертом классе) и социология (в пятом классе наук).
Для иллюстрации рассмотрим два класса наук в системе Гу-
щина (физических и психологических наук вместе с верхней ча-

стью класса социальных наук, примыкающей к психологическим
наукам) (см. схему XIII):
Отмечая, что между абстрактно-теоретическими науками, с
одной стороны, конкретными и практическими — с другой, имеет-
ся взаимодействие, Гущин выражает эту связь наук различных
рядов помещением абстрактно-теоретических наук в середине
своей схемы; в таком положении они касаются одновременно и
конкретных наук (столбец слева), и практических наук (столбец
справа).
Но, как указывает далее автор, существует столь же непо-
средственное взаимодействие между практическими и конкрет-
ными науками: во-первых, без теснейшего соприкосновения с
индивидуальным фактом, которым должна заниматься конкрет-
ная наука, не могут существовать практические науки; во-вто-
рых, со своей стороны они сами вводят новые факты в сферу
конкретных наук.
«Однако плоскостная схема этой связи не отражает, — кон-
статирует Гущин. — Свернув нашу табличку цилиндром, т. е.
приведя в соприкосновение правый и левый ее края, мы графи-
чески закрепим эту связь. Это новое видоизменение схемы под-
сказывает новые сближения по существу. Выскажу только одно

из них: практические науки можно назвать конструирующими,
а генетические — реконструирующими»1.
Главное достоинство своей схемы Гущин видит в том, что она
может дать место и тем дисциплинам, которые, возможно, сло-
жатся в будущем. Для этого нужно либо ввести новые рубрики
внутри уже имеющейся клетки, либо расчленить дальше главные
понятия, лежащие в основе классов наук, расслаивая тем самым
горизонтальные полосы на более узкие строки, либо, наконец,
дробить вертикальные ряды наук путем установления новых «то-
чек зрения» на прежний материал, отслаивая «новые вертикаль-
ные волокна».
Но все эти мероприятия лишь сильнее подчеркивают лежа-
щий в основе всей системы Гущина общий принцип координации,
исходя из которого предлагается новые науки и новые подходы
к изучению действительности приводить во внешнюю связь с
существующими уже науками и их подходами к изучению дан-
ного предмета. Гущин упускает из виду (не зная марксистской
философии) возможность коренной ломки самых основ фор-
мальной классификации вообще с заменой общего принципа
координации наук, отвечавшего состоянию наук в начале XIX в.,
столь же общим принципом субординации наук, удовлетворяю-
щим состоянию наук в XX в.
Поэтому он наивно полагает, будто новые отрасли знания,
равно как новые научные концепции и методы исследования,
можно механически подключать к старой схеме научного зна-
ния, распределенного по твердо закрепленным клеткам, внутри
которых можно образовывать подклетки для новых наук и об-
щих воззрений на предмет исследования. Между тем то новое,
что возникло к исходу первой четверти XX в. в естествознании и
в общественных науках, не только не укладывалось по своему
содержанию в старые клетки, которые отвечали уровню науки
первой трети и даже первой половины XIX в., но не укладыва-
лось вообще ни в какую систему клеточного типа, а требовало
принципиально новой формы, адекватной этому новому содер-
жанию наук.
Не случаен тот факт, что в таблице Гущина не названо ни
одной переходной естественной науки, связывающей собой ста-
рые основные отрасли естествознания, например физической
химии, геохимии, биохимии и т. д. Выразить же расщепление со-
временной физики на субатомную и молекулярную в его таблице
вообще невозможно никаким способом — ни добавлением новой
рубрики внутри клетки с физикой, ни соответствующим расцеп-
лением того или иного вертикального столбца, той или иной го-
ризонтальной строки.
1 Б. Гущин. Обзор главнейших систем классификации наук. М., 1924,
стр. 89.

А книга Гущина вышла в свет уже после великих открытий,
сделанных в физике начиная с последних лет XIX в., после от-
крытия искусственного превращения элементов (1919 г.), созда-
ния частной (1905 г.) и общей (1915 г.) теории относительности,
после разработки квантово-электронной модели атома (1913—
1921 гг.) и физического истолкования периодической системы
элементов. Она вышла в год, когда начался новый этап новей-
шей революции в физике, связанный с созданием квантовой ме-
ханики, первая идея которой была выдвинута Л. де Бройлем
(1924 г.).
Все эти и последовавшие затем открытия, не говоря уже об
успехах общественных наук, требовали разработки принципи-
ально новой классификации наук, опирающейся на принцип раз-
вития (соответственно на принцип субординации наук), чего не
сумел понять Гущин, построивший свою систему целиком на
старой принципиальной методологической основе, пришедшей в
вопиющее противоречие с современностью. Поэтому его уверен-
ность в том, будто его схема сможет охватить не только суще-
ствующие, но и могущие возникнуть в будущем научные дис-
циплины, оказалась на деле простым самообманом.
Примерно в одно время с Гущиным краткий обзор класси-
фикации наук дал Я. Я. Аблов, выпустивший в Иваново-Возне-
сенске книгу «Классификация книг, ее история и методы в связи
с классификацией наук вообще» (1921 г.). В разделе «Системы
философской классификации» Аблов приводит схемы Платона,
Аристотеля, Р. Бэкона, Ф. Бэкона, Д'Аламбера, Ампера, Конта,
Оствальда, Спенсера, Пирсона, Грота и др. При этом автор
утверждает, что система Спенсера в сущности также является од-
ной из попыток усовершенствования контовской классификации.
Своей собственной схемы он не дает.
Примером эклектического, эпигонского подхода к проблеме
классификации наук может служить курс лекций В. Я. Иванов-
ского «Методологическое введение в науку и философию»
(1923 г.). Основные положения, содержащиеся в этом курсе,
разработал автор в начале XX в. и опубликовал в книге «Вве-
дение в философию» (ч. 1, 1909), которая, по его словам, яви-
лась «как бы предварительным конспектом настоящего моего
курса»1.
Таким образом, перед нами труд, написанный в своей основе
задолго до установления Советской власти в России и до озна-
комления автора с марксистской философией. Но нельзя ска-
зать, что позднее, в 1923 г., Ивановский успел серьезно ознако-
миться с марксизмом. В его книге есть две-три ссылки на Пле-
ханова и ничего того, что свидетельствовало бы о действительном
изучении им философских трудов классиков марксизма-лени-
1 В. Н. Ивановский. Методологическое введение в науку и философию,
т. 1. Минск, 1923.

низма. В ней нет никакого упоминания о воззрениях на данную
проблему Маркса, Энгельса и Ленина. В тех же случаях, когда
автор ссылается на мнение Плеханова, он заявляет о своем не-
согласии с ним; указывая, например, на то, что Плеханов отвер-
гал модную теоретико-познавательную схоластику, Ивановский
подчеркивает: «...с большинством представителей материали-
стического направления я расхожусь, во-первых, в том, что как
раз выдвигаю на первый план методологию и гносеологию... Во-
вторых, я не вижу необходимой (в логическом смысле) связи
между материализмом общественным и собственно философ-
ским» (там же, стр. XXXVIII).
Подчеркивая свое расхождение с материализмом вообще,
марксистским в особенности, автор широко пропагандирует
взгляды современных ему реакционных философов, особенно
неокантианцев, а также представителей психологической шко-
лы. Он полагает, что «кантианство имеет очень большие заслуги
как раз в области научной методологии», хотя и оговаривается,
что сам относится отрицательно «ко всем онтологическим по-
пыткам правоверного кантианства» (там же, стр. XXXVIII).
Система наук Ивановского, и особенно ее принципиальное
обоснование, зиждется на эклектическом соединении идей и
принципов, высказанных различными мыслителями — Контом,
Миллем и Спенсером, Гротом и Чижовым, Вундтом, Виндельбан-
дом, Риккертом, Оствальдом и другими представителями пози-
тивистского и открыто идеалистического (или агностического)
направлений в философии XIX и начала XX в.
При этом сам автор видит в классификации наук лишь ее
формальный характер, поскольку, по его словам, «тут прихо-
дится иметь дело с формальными различениями, с разграниче-
нием целого ряда разнообразных наук», но под этой сухой фор-
мой «скрыто большое количество методологических принципов»,
которые он соединяет вместе, как бы координируя их между
собой (см. там же, стр. 231).
Эклектический, эпигонский характер его системы наук несо-
мненен. Так, Ивановский делит все науки на формальные (мате-
матические) и реальные (естественные), следуя здесь полностью
за Вундтом: от математических наук он считает нужным «строго
отличать науки, имеющие дело с вещами (res), «реальными»
предметами и процессами, с тем, что «действительно» существу-
ет, есть. Эти науки можно поэтому назвать реальными, или есте-
ственными (в широком смысле слова)» (там же, стр. 182—183).
В употреблении терминов «естественный», «природный» Ива-
новский обнаруживает известную симпатию к органической, или
биологической, школе в социологии; он полагает, что науки о
природе следует понимать в самом широком смысле: о природе
неорганической, органической, сознательной и социальной (или
надорганической, по Гроту, объединяющей обе последние).

В трактовке реальных наук Ивановский становится на пози-
цию неокантианства; он делит их на науки об общем (система-
тические) и науки о частном, индивидуальном (исторические).
Первые из них (систематические) он называет вслед за Виндель-
бандом и Риккертом науками генерализирующими, а также но-
мотетическими (устанавливающими законы), вторые же (исто-
рические), следуя тому же примеру, он именует индивидуализи-
рующими, а также идиографическими (описывающими частное,
единичное) в противоположность наукам, устанавливающим
общие отношения.
Переход к классификации теоретических наук автор аргумен-
тирует следующим образом: «Изучать мы можем либо общее
(общие понятия, группы исходных вещей или событий), либо
индивидуальное, частное (единичные представления и понятия,
единичные предметы, однократные события и т. д.). Отсюда де-
ление теоретических наук на два главных отдела — науки об
общем и науки об индивидуальном. Первые можно назвать
систематическими, так как они изучают свои объекты в системе,
в группировке, в общих типах; вторые — историческими, ибо под
историей разумеется, согласно основному значению понятия
«история», именно изложение однократных событий, фактиче-
ского хода явлений, перипетий судьбы отдельных вещей, людей,
мнений, обществ и т. д. Науки систематические вырабатывают
разного рода общие положения, обобщения, единообразия, за-
коны и т. д.; науки исторические излагают отдельные факты, как
они в действительности происходили при известных, определен-
ных обстоятельствах, в известных связях времени, места и при-
чинности» (там же, стр. 165).
Повторяя основную аргументацию неокантианцев, Иванов-
ский заявляет: «В науках исторических излагается течение еди-
ничных, неповторяемых, индивидуальных событий, генезис...
и развитие отдельных вещей» (там же, стр. 221). История пред-
ставляется ему собранием отдельных фактов, причем даже такие
крупные события и качественные изменения, как появление жиз-
ни или сознания в ходе развития мира, он считает необъясни-
мыми.
Согласно его мнению, их можно принимать только как
факты, устанавливаемые чисто эмпирическим путем. Как утвер-
ждает автор, отмеченный момент качественных изменений «мы
узнаем опытным путем, он имеет фактический, непредусмотрен-
ный, не выводимый из «механизма» характер, ибо число и харак-
тер этих «критических точек в развитии мира» логически не
объяснимы, а известны нам лишь как факты» (там же, стр. 219—
220).
«Общая схема классификации наук» в части своих основных
делений выглядит у Ивановского следующим образом (см. схе-
му XIV):

Каждый из трех разделов математики он подразделяет да-
лее, причем геометрию и механику делит на общую и частную;
в анализе он выделяет особо комбинаторику (исчисление веро-
ятностей и теорию соединений). Частную геометрию разделяет
на эвклидову и неэвклидову (Лобачевского, Римана, Больяй
и др.). Частную механику подразделяет на догалилееву, гали-
лей-ньютонову и эйнштейнову. Этим автор стремится отразить
современный уровень развития наук.
Промежуточная группа «реально-математических» наук
предполагает у Ивановского «реальную» математику — учение
о вещественном числе («реальная» арифметика), о действитель-
ных физических пространствах («реальная» геометрия) и движе-
ниях («реальная» механика). Так он пытается перебросить мост
от чистой математики и теоретической механики к физике, со-
ставляющей часть естествознания.
Переходные, промежуточные науки Ивановский особо выде-
ляет и в группе реальных наук, хотя и делает это не вполне
удачно: он выносит такие науки за пределы основных наук, но
не ставит их между этими последними, как поставил, например,
реально-математические науки между математическими и реаль-
ными. Классификацию реальных наук (за вычетом из их послед-
ней подгруппы смешанных конкретных наук) можно выразить
следующей таблицей, составляющей часть общей схемы Ива-
новского (см. схему XV).
Здесь переходные науки поставлены в качестве связующего
звена от физики к химии, от химии к биологии, от биологии к
психологии и от психологии к социологии, подобно тому как
«реальная» геометрия и механика служили у Ивановского пере-
ходом от геометрии и механики к физике. Отсюда основной ряд

наук у него можно представить так (вертикальными линиями и
точками показано «координирование» автором принципа фор-
мального обособления наук с попыткой связать эти разобщенные
науки посредством сбоку поставленных промежуточных наук):
математика.. |. .физика. .| . .химия,. |. .биология.. |. .психология. .|. .социология.
Этим в еще большей степени подчеркивается общий эклекти-
ческий характер всей системы Ивановского.
Следует отметить, что он соединяет в общую кучу собствен-
но психологические науки с общественными науками (касаю-
щимися различных форм общественного сознания), смешивает
классовые воззрения и идеологическую характеристику различ-
ных исторических эпох с возрастной психологией (не говоря уже
о психологии полов). Это свидетельствует о ненаучности его
взглядов на общественную жизнь и закономерности ее развития.
Простые конкретные науки выступают у Ивановского как
связующие звенья между абстрактными и смешанными конкрет-
ными науками. Последние подразделяются у него на следующие
науки:
1) о мире как целом (астрономия, космология, космогра-
фия); переходными к ним от наук о неорганической природе яв-
ляются соответствующие разделы конкретной физики и химии;
2) о земле как целом (геология); переходными от тех же
наук к ней служат остальные разделы конкретной физики и хи-
мии;
3) о взаимозависимостях всех естественных явлений, проис-
ходящих на поверхности земли (география); переходом к ней от
всех наук о природе служат некоторые разделы конкретной фи-
зики, химии и биологии;
4) о взаимозависимостях естественных и культурных прояв-
лений человека (этнография с антропологией, филология и т. п.);
переходом к ним служат некоторые разделы конкретной психо-
логии и социологии (здесь снова у автора смешиваются есте-
ственные науки с общественными — антропология с филоло-
гией) .
Таким образом, Ивановский и в этом отношении стремится
отразить дух современной эпохи научного прогресса, прослежи-
вая переходы между науками, но делает он это эклектически,
координируя идею перехода с жестко проводимым принципом
формального (главным образом дихотомического) построения
всей своей системы.
В исторических науках он выделяет столько отделов,
сколько вообще имеется объектов различного рода — веществен-
ных и умственных: историю Вселенной как целого и каждого
небесного тела; историю Земли; историю растений и животных,
каждой вещи, события, существа; историю человеческих обществ
и всех общественных явлений (хозяйства, права, политики, наук,

искусств, литературы, философии); историю техники, быта и т. д.;
историю отдельных мыслей, понятий, слов и т. п.
Обособление исторических наук от систематических приводит
к тому, что последние должны, по мысли автора, анализировать
предмет своего исследования вне времени, вне его развития. Вот
почему переходные науки, которые он включил в свою схему, не
отражают у него реальных исторических переходов от одной
ступени развития природы (и вообще мира) к другой; они по-
просту прилагаются к основным систематическим наукам в ка-
честве внешнего придатка, в котором внешним образом соче-
таются физика и химия, или астрономия и физика, или биоло-
гия и психология и т. д.
Последняя группа — «Практические науки» — в схеме Ива-
новского построена как содержащая науки прикладные, норма-
тивные или представляющие собой теории искусства. Автор
исходил из мысли, что каждая теоретическая наука может иметь
в зависимости от потребностей жизни целый ряд своих «при-
ложений».
Сюда относятся (в последовательном порядке):
прикладные арифметика (школьная), геометрия и тригономе-
трия (геодезия), механика;
приложения физики и химии — физические, физико-химиче-
ские и собственно химические технологии и техники (строитель-
ная, керамическая, горная, металлургическая, машиностроитель-
ная, лакокрасочная, лекарственная и т. д.);
технология и техника, предметом обработки которых служат
органические существа и продукты: а) физико-механические
(деревообделочная, прядильная, ткацкая и т. п.); б) химиче-
ские (спиртовая, дрожжевая, кожевенная и т. п.); в) «биологи-
ческие» (земледельческие, животноводческие, медицинская, ев-
геническая, физико-педагогическая и т. д.);
техники психологические и социальные («психотехника», тех-
ника воспитания, обучения, наук и мышления, искусств, поведе-
ния и т. п.); «общественные» техники, или «политики» (эконо-
мическая, правовая, административная, военная, международ-
ная, религиозная, «идейная» и т. д.).
О ненаучности этой части классификации Ивановского свиде-
тельствует весь его последний раздел, а также включение евге-
ники в число прикладных биологических наук. Но заслуживает
внимания соположение каждой группе теоретических наук и их
подразделов определенной группы практических наук или от-
дельных отраслей техники.
Однако вряд ли допустимо соединять в одну практическую
отрасль совершенно различные отрасли народного хозяйства
только по общности предмета, имеющего либо неорганическое,
либо органическое происхождение. Поэтому горное дело попало
у Ивановского в одну группу с неорганической физической и хи-

мической технологией, а деревообделочная и кожевенная тех-
нология — с сельским хозяйством и медициной.
Между тем с экономической и технической стороны важно не
то, что с растением и растительным волокном или с животным
и его кожей имеют дело и сельское хозяйство, и соответствую-
щая отрасль легкой промышленности, а то, что в одном случае
речь идет о добывающей промышленности, а в другом — об об-
рабатывающей. Поэтому нельзя соединять в одну науку все
отрасли народного хозяйства (и вообще практической деятель-
ности человека) лишь по признаку общности предмета, иначе все
отрасли деятельности, связанные, например, с древесиной, с де-
ревом, придется соединять вместе так, что сюда попадут кроме
деревообделочной промышленности часть строительной (дере-
вянные постройки), часть спиртовой (получение спирта из дре-
весных опилок), а отсюда отчасти и каучуковая, производство
искусственного волокна (из целлюлозы), затем сюда попадет
все народное искусство (искусство деревянных изделий) и т. д.
и т. п.
Другими словами, необходимо учитывать не только предмет
труда, но и средства труда, а главное, место данной отрасли тех-
ники (практических наук) в общей системе народного хозяйства
и всей жизни страны и народа.
Касаясь вопроса о соотношении теоретических и практиче-
ских наук в общем виде, автор ссылается на рассуждение Ф. Бэ-
кона в «Новом Органоне» по поводу «науки и могущества».
Бэкон писал, что природа побеждается только через подчинение
ей; и то, что в порядке наблюдения (т. е. в теоретической связи)
играет роль причины, является правилом в порядке исполнения.
Эту мысль Ивановский подробнее излагает и поясняет так:
«Мы «действуем» на основании наших знаний. При этом из об-
щего состава знаний выделяется в качестве оснований для дей-
ствий преимущественно одна категория положений — так наз.
«причинные законы»... На них основываются правила практи-
ческого действования: всякое «действование» совершается в на-
стоящем во имя будущего, оно имеет целью переход в будущее,
достижение чего-либо в будущем. Человек применяет те или
иные средства, имеющие то свойство, что они вызывают, произ-
водят то, что нам нужно, приводят к поставленной нами цели.
Поэтому понятно, что руководить действиями могут только те
общие положения, те «законы», в которых определяется отноше-
ние одного момента (как причины, или средства) к определен-
ному следующему моменту (как следствию, или цели). Иначе
говоря, то самое, что в «законах» наук теоретических составляет
причину, то будет в дисциплинах практических средством, а то,
что с теоретической точки зрения называется следствием, будет
в практике целью... Обычно практика применяет сразу, в одном
приеме, не один, а несколько «законов» науки, которые и надо

суметь скомбинировать так, чтобы получить именно нужный ре-
зультат» (там же, стр. 159).
Отсюда он делает общий вывод: «Правила наук практиче-
ских представляют собой комбинированные приложения зако-
нов наук теоретических», причем субъект в этих двух группах
знаний занимает противоположное положение: в теоретической
области он выступает в роли либо активного наблюдателя либо
мыслителя, конструирующего систему представлений, «обладаю-
щую своим собственным, объективно-общеобязательным строем,
своей специфической, принудительной структурой. В сфере прак-
тики субъект комбинирует сведения и вырабатывает на их основе
системы практических средств и приемов действий, удовлетво-
ряющих своим или вообще человеческим нуждам и потребно-
стям; здесь субъект ставит себе цели, подбирает средства, ком-
бинирует их и т. д., причем систематизирующим моментом яв-
ляется не связанность знания, а связанность жизненных задач
и целей» (там же, стр. 161).
Практические задачи и цели, в частности задачи и цели про-
изводства и непосредственно связанных с ним отраслей челове-
ческой деятельности, имеют свою особую «связанность» и зако-
номерность своего развития, своей внутренней структуры. Их
нельзя упрощенно группировать вокруг различных объектов,
имеющих одно и то же происхождение (органическое или неор-
ганическое), не учитывая их экономических и технологических
связей, как это получилось в схеме Ивановского вопреки его
собственным заявлениям на этот счет. Очевидно, что указанные
связи требуют рассматривать при классификации практических
наук не только то, что вырабатывается или обрабатывается, но
и то, как это делается и для чего, для каких целей, а также и то,
разумеется, опираясь на использование каких объективных за-
конов все это достигается.
С этой точки зрения классификация практических наук Ива-
новского не выдерживает критики.
Следует добавить, что Ивановский дал кроме общей системы
наук схему отделов лингвистики (языкознания) по Бодуэну де
Куртенэ и классификацию философских наук. Первая подразде-
ляется на фонетику, семантику, морфологию языка (включая
синтаксис, лексикологию и этимологию).
Вторая делится (соответственно общей схеме) на науки тео-
ретические и прикладные (нормативные). Теоретические науки в
свою очередь подразделяются на систематические (логика, гно-
сеология и методология, онтология, аксиология) и исторические
(история философии и отдельных философских дисциплин). Та-
кое деление вполне гармонирует с кантианским взглядом на
философию и ее составные части.
В целом система Ивановского представляет собой образец
эклектики и формального подхода к данной проблеме. Несмотря

на наличие в ней некоторых важных моментов, отражающих
назревшие к тому времени задачи, например включения в систе-
му переходных и промежуточных наук, а также несмотря на
наличие у Ивановского нескольких ссылок на марксистскую
философию (в лице Плеханова), она абсолютно чужда марксиз-
му и является некритическим повторением основных тезисов
ряда идеалистических и метафизических концепций.
Чуждой марксизму была и работа Н. Красильникова «Наука
и ее подразделения» (1925 г.). Автор сделал попытку охаракте-
ризовать и расположить отдельные науки в общий ряд «по сте-
пени их совершенства». Мерилом этого их «совершенства», или,
как он выражается, «непогрешимости», он избрал два показа-
теля.
Во-первых, удельный вес аналитического метода, который, по
его мнению, является безусловно высшим по сравнению с синте-
зом.
«В настоящее время, — пишет автор, — в образовании каж-
дой отдельной науки участвуют оба научных метода, т. е. и син-
тез и анализ, взаимно проверяя друг друга. Однако, чем большее
участие оказывается со стороны анализа, тем выше и совершен-
нее оказывается и данная наука» К
Во-вторых, удельный вес научных законов как наиболее со-
вершенного знания по сравнению с теориями и гипотезами и
теорий по сравнению с гипотезами как наименее совершенным
знанием.
В соответствии с этим на первом месте стоит у Красильникова
математика как единственная наука, якобы совершенно непо-
грешимая, являющаяся в целом и в частностях целым рядом
научных законов. Такой же непогрешимостью обладают, по его
словам, и ее применения — теоретическая механика и отчасти
астрономия. «Здесь та же точность, та же неизменность, непоко-
лебимость и вечность научных законов» (там же, стр. 11).
Все это автор связывает с тем, что в данном случае будто
бы безраздельно господствует аналитический метод.
Далее у Красильникова идут прикладные, или технические,
науки, которые отличаются значительно меньшей непогрешимо-
стью: в них «нет абсолютной точности», а потому «эти науки
нельзя считать научным законом, а только научной теорией»
(там же, стр. 13).
Еще более отходят от научных законов в сторону научных
теорий естественные науки, медицина, физика, химия и т. п.
Здесь, по его мнению, уже почти совсем нет научных законов, а
почти все лежит в области теорий и даже гипотез. Поэтому мно-
гое неустойчиво.
1 Н. Красильников. Наука и ее подразделения. Популярный очерк. Изд.
1925, стр. 10.

Наконец, он замыкает свой ряд убывающего совершенства и
точности знаний научной фантастикой, которую также относит
к объему научных знаний, полагая, однако, что ее основу состав-
ляет не истина, а лишь гипотеза.
Построение Красильникова философски несостоятельно: ав-
тор не имеет никакого представления о соотношении абсолютной
и относительной истин, и ему кажется, что в одних науках исти-
ны только абсолютны, в других — только относительны. Отсюда
проистекают его рассуждения, с одной стороны, о вечных науч-
ных законах, а с другой — о произвольности гипотез.
Далее, он глубоко заблуждается в том, что отдает безуслов-
ное преимущество анализу перед синтезом, тогда как на деле
анализ в историко-познавательном и логическом отношении есть
лишь предпосылка для синтеза, его подготовка.
В целом работа Красильникова свидетельствует о его пол-
ном незнакомстве с марксистской философией. Пытаясь фило-
софски оправдать и обосновать известную уже иерархию наук
(математика, механика, астрономия и т. д.), он избрал случай-
ные, второстепенные признаки отдельных наук (например, удель-
ный вес математических приемов, применяемых в данной науке).
Этим автор нарушил логическую стройность общего ряда наук
(включение технических наук между математическими и есте-
ственными науками, исключение общественных наук, заверше-
ние общего ряда научного знания научной фантастикой, между
тем эта последняя относится уже не к области научного знания,
а к той области художественной литературы, которая лишь гра-
ничит с областью науки, но не входит в нее).
Разбором трех последних систем (Гущина, Ивановского и
Красильникова) заканчивается наша критика формальных си-
стем науки, которые возникли как в зарубежных странах, так
и в России до середины 20-х годов нашего века; ссылки на
марксизм в этих системах либо отсутствовали вовсе, либо де-
лались в связи с отрицанием марксизма со стороны авторов
разбираемых систем.
2. ГЕОМЕТРИЗАЦИЯ ФОРМАЛЬНЫХ КЛАССИФИКАЦИЙ
В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
Геометризация принципа координации неопозитивистами.
«Квадрат наук» Оппенгейма. После первой мировой войны в
странах Западной Европы и Америки усилилась философская
реакция, которая в целях борьбы против материализма широ-
ко использовала дальнейший прогресс современного естество-
знания, в особенности физики. Если эпоха империализма несла
с собой, по выражению В. И. Ленина, «реакцию по всей линии»,
то с победой социалистической революции в России (1917 г.)
эта реакция неизбежно должна была усилиться, поскольку

победоносная пролетарская революция стала уже свершив-
шимся фактом.
С этими обстоятельствами связано появление таких реакци-
онных, идеалистических философских течений, как неопозити-
визм (или современный махизм). Его представителями были
Ганс Рейхенбах, Мориц Шлик, Филипп Франк, Рудольф Кар-
нап и многие другие. Современный «физический» идеализм,
паразитирующий на успехах теории относительности, особенно
квантовой механики, также в значительной степени связан с
неопозитивизмом.
Центры этого течения находились в Германии, в Чехослова-
кии, в Австрии (так называемый Венский кружок).
С позиций неопозитивизма написана книга Пауля Оппенгей-
ма «Естественный порядок наук» (1926 г.). Она писалась, как
сообщает автор в предисловии, под прямым влиянием Рейхен-
баха. Книга посвящена «основным законам сравнительного
наукоучения», что по сути дела сводится к анализу проблемы
классификации наук.
Правда, сам автор избегает выражения «классификация
наук», так как с этим связано, по его мнению, представление
о чисто внешнем расположении различных групп одна рядом с
другой; он же ищет рациональный и непрерывный, внутренне
оправданный и логически обоснованный порядок, именуя такой
порядок наук «естественным» соответственно тому, как говорят
о «естественном» порядке живых существ или химических эле-
ментов.
Такая постановка вопроса, казалось бы, обязывала его изла-
гать науки и изучаемые ими области в историческом или гене-
тическом разрезе. Ведь «естественность» расположения живых
существ (в соответствии с учением Дарвина) или химических
элементов (согласно периодическому закону Менделеева) обус-
ловлена тем, что данные объекты рассматриваются в их разви-
тии, в порядке последовательного прохождения определенных
исторических ступеней.
Отсюда следует, что Оппенгейм должен был бы опираться
на принцип субординации наук, единственно отвечающий прин-
ципу развития. На деле его система не имеет ничего сходного
с естественными системами биологов или химиков. «Естествен-
ный» порядок Оппенгейма сугубо искусственный и формализо-
ванный; методологической его основой служит принцип коорди-
нации наук, доведенный до математического абсурда и полно-
стью опирающийся на положения чистейшей формальной логики.
Не случайно поэтому в рассматриваемой книге нет даже упо-
минания о классификации наук Энгельса (которая была уже
опубликована к этому времени на немецком языке). В ней нет
ни звука ни о марксистской диалектике, ни о диалектической
логике.

Там же, где автор сталкивается с действительной диалекти-
кой и пытается ее каким-то образом отразить, он делает это в
сугубо формализованном виде. Это касается, например, вопроса
о противоречивых сторонах процесса познания, об отсутствии
резких граней в самой жизни и соответственно в отражающих
ее понятиях и т. д.
Об этом будет сказано ниже.
Мы остановимся подробнее на разборе предложенной Оппен-
геймом системы наук, потому что, как нам кажется, в этой си-
стеме, и особенно в ее обосновании, доведен до логического
завершения прием координирования (комбинирования) прин-
ципов координации. Тем самым продолжена до логического
конца та линия, которая была начата Курно и Гротом.
Автор декларирует, что он исходит из положения, что «наука
есть живое целое»1 и что ее единство и цельность находят выра-
жение в принципе непрерывности. Однако и здесь действитель-
ное содержание книги и действительный подход Оппенгейма к
определению взаимосвязи наук резко расходятся с его установ-
кой, которая оказывается чисто декларативной.
В самом деле, рассматривать науку как живое целое озна-
чает прежде всего видеть реальные связи и переходы между ра-
нее разобщенными науками, разобщенность которых как раз и
препятствовала видеть в науке ее цельность, ее внутреннюю жи-
вую связь. Но как раз на реальные связи и переходы между
науками автор не обращает абсолютно никакого внимания; от-
дельные науки выступают у него столь же резко разграничен-
ными между собой, как это наблюдалось во времена Конта.
В результате этого действительная связь, существующая ме-
жду современными науками, совершенно ускользнула от внима-
ния Оппенгейма. Эту связь он ищет в общности формальнологи-
ческой основы научного знания и того порядка расположения
отдельных его отраслей, который именует естественным.
Весь вопрос о порядке наук автор трактует именно с чисто
логической (но не с исторической, не психологической или какой-
либо иной) стороны. Формализируя до крайней степени свои
представления об этом порядке наук, он пытается решать та-
кого рода проблему с помощью геометрических схем и матема-
тической символики.
Книга Оппенгейма разделяется на три части: 1) индуктивные
основы, 2) отдельные науки и 3) окончательное решение. Ход
рассуждения его таков: за исходные, подлежащие упорядочива-
нию (классификации) следует принять в качестве эмпирических
данных наиболее крупные, фактически существующие отрасли
знания. Затем путем индукции надо выяснить общие отношения
1 Paul Oppenheim. Die naturliche Ordnung der Wissenschaften. Grundge-
setze der vergleichenden Wissenschaftslehre. Jena, 1926, S. 1.

между ними, не прибегая при этом к дедукции, т. е. к выведению
частного из общих, заранее принятых принципов.
Произведя «выбор наук», автор получает следующие науки,
которые он рассматривает как материал, необходимый для по-
следующих индуктивных обобщений: 1) математику, 2) физику,
3) химию, 4) биологию, 5) психологию, 6) хозяйственную,
7) правовую, 8) филологическую и 9) историческую науки,
позднее также 10) географию и И) метафизику.
Осуществить здесь принцип непрерывности довольно сложно,
поскольку все эти науки весьма различны между собой, и, на-
пример, трудно усмотреть что-либо общее между историей и ма-
тематикой или между географией и метафизикой. Оппенгейм
принимает в качестве предпосылки непрерывности следующее:
рациональный принцип, необходимый для установления порядка
наук, должен быть общим для всех отдельных наук, так что ни
в одном месте их порядка не может возникнуть никакой бреши.
Свою систему наук Оппенгейм выводит после показа несо-
стоятельности принципов всех прежних систем. Он отвергает как
неподходящий объективный принцип расположения наук по
предметам, когда каждый предмет рассматривается как объект
изучения для разных наук (например, земля как небесное тело
изучается астрономией, ее поверхность составляет предмет гео-
графии, ее веществом по его составу занимается химия, магнит-
ными свойствами — физика; различными сторонами жизни че-
ловека занимается биология, экономические и юридические на-
уки, психология, история, филология).
Автор отвергает также и субъективный принцип расположе-
ния наук по духовным способностям человека. Точно так же его
не удовлетворяет разделение наук на науки о природе и о духе,
даже если название «наука о духе» заменить, как это делают
неокантианцы и Оствальд, названием «наука о культуре».
При этом Оппенгейм показывает, что кроме антитезы приро-
да—дух можно найти и другие сходные антитезы, которые при
желании можно положить в основу деления наук.
Например, можно сечение наук провести в ином месте, если
исходить из противопоставления наук, изучающих: (а) мертвое
или живое, (b) человека или явления, не имеющие к нему пря-
мого отношения, (с) тело или дух, (d) природу или культуру.
Тогда общий ряд наук распадется соответствующим образом
на две противополагаемые друг другу части. (Здесь каждая
вертикальная прерывистая черта указывает деление наук со-

гласно антитезе, обозначенной выше той же латинской бук-
вой.)
Таким образом, автор показывает, что деление наук на про-
тивоположные группы может быть произведено самым различ-
ным образом и каждое такое деление в зависимости от желания
может быть принято за основу соответствующей системы наук.
Стремясь устранить влияние произвола при создании системы
наук (их «естественного порядка»), он отвергает все такого рода
деления наук на основе тех или иных антитез.
К числу таковых Оппенгейм относит и деление на основе
противоположности количества и качества, хотя он и соглашает-
ся с тем, что «число» и «мера» играют различную роль в истории
и физике, причем в физике «количество» играет ту же роль, ка-
кую в истории играет «качество».
В ряду естественных наук (физика, химия, биология) удель-
ный вес «количества» уменьшается; отсюда можно было бы за-
ключить, что математику следует поставить перед физикой, а
психологию (экспериментальную) — после биологии; а так как
значение «количества» для экономической науки меньше, чем для
психологии, то в результате составился бы определенный ряд
наук.
Однако автора все это не удовлетворяет. Он ищет более глу-
бокой и более общей логической основы для разработки «есте-
ственного порядка» или системы наук, которую он рассматри-
вает наподобие системы чисел или системы мер. Все признаки ее
членов, мешающие им войти в такую систему, должны быть эли-
минированы с помощью абстракции. «Мы назовем этот род
абстракции, — пишет Оппенгейм, — типизирующей абстракцией
или, короче, типизированием» (там же, стр. 21).
Логически противоположным понятием является понятие
индивидуализирования: в той степени, в какой я типизирую, го-
ворит он, я отрицаю индивидуальность.
Отсюда автор приходит к особой антитезе, связанной с харак-
теристикой двух противоположных логических приемов — типи-
зирования и индивидуализирования.
Оппенгейм дает следующее определение обоих приемов:
«Индивидуализировать — значит сосредоточивать свой интерес
на немногих представлениях (соответственно на немногих поня-
тиях) со многими признаками. Чтобы достичь этих немногих
представлений, нужно «игнорировать» все остальное, то есть та-
ким образом абстрагироваться; тем самым мы имеем в проти-
воположность типизированной абстракции индивидуализирован-
ную абстракцию или, короче говоря, индивидуализацию. Если
мы попытаемся в связи с этим определить аналогичным путем
типизацию, то можем сказать: типизировать — значит сосредото-
чить свой интерес на немногих признаках многих представлений
(соответственно многих понятий)» (там же, стр. 22).

Совершенно очевидно, что основу только что рассмотренного
логического приема (изложенного автором в квазиученой фор-
ме) составляет хорошо известное в формальной логике правило,
касающееся обратной зависимости между объемом понятия
(числом охватываемых им предметов или, по Оппенгейму, «пред-
ставлений») и его содержанием (числом учитываемых призна-
ков).
У автора переход от индивидуализированного к типизирован-
ному предполагает уменьшение числа признаков и увеличение
числа «представлений», точно так же в формальной логике
переход от частного к общему предполагает уменьшение при-
знаков и увеличение объема.
Таким образом, Оппенгейм по сути дела принял старую, кон-
товскую идею расположения наук в порядке убывающей общно-
сти, назвав это только другим термином («типизированием»).
Далее автор применяет избранный им «порядковый принцип»
и вводит два независимых «измерения»: типическое — индиви-
дуальное и абстрактное — конкретное. По обоим этим «измере-
ниям» он располагает науки, координируя таким образом кон-
товский принцип их классификации со спенсеровским, как это в
свое время делал Грот.
Рассмотрение ряда наук с точки зрения понятия количества
доводит нас до хозяйственной науки, на которой этот ряд обры-
вается, отмечает Оппенгейм. Понятие же типа ведет нас дальше,
позволяя охватить и последние члены ряда (правовую науку,
филологию и историческую науку). Теперь в общем ряду наук от
математики до истории каждая следующая наука оказывается
более индивидуализированной, чем предыдущая.
Мы можем представить этот порядок как постоянный, линей-
ный, как переход от «чистого» индивидуального к «чистому» ти-
пическому. Это первое измерение предполагает порядок различ-
ных наук.
Другое измерение (абстрактное — конкретное) касается в
первую очередь порядка внутри отдельных наук. Иначе говоря,
если первое «измерение» предполагает переход от одной науки
к другим, то второе измерение представляет степень абстракт-
ности внутри одной и той же науки.
Координируя оба «измерения» (т. е. оба рассмотренных
принципа координации наук), Оппенгейм получает исходную
табличную форму своей системы, в принципе совпадающую с
гротовской (см. схему XVI).
В дальнейшем этот ряд наук мы будем называть его глав-
ной схемой.
Оппенгейм указывает, что здесь противоположность аб-
страктное — конкретное как бы накладывается на противопо-
ложность типическое — индивидуальное. Это означает, что тен-
денция к абстрактному, так же как и тенденция к конкретному,

действует в каждой науке, как в типизированной, так и в инди-
видуализированной. Например, в физике и химии абстрактное
и конкретное реализуются в соотношении экспериментальной и
теоретической частей этих наук.
То, что автор именует «накладыванием» одного «измере-
ния» на другое (или одного соотношения противоположностей
на другое), есть не что иное, как координирование различных
принципов координации. Это составляет главный прием Оппен-
гейма, которым он в дальнейшем широко пользуется. Путем
включения новых дисциплин автор совершенствует установлен-
ный им порядок. Он вводит представление о философских и
«прикладных» дисциплинах, которые примыкают к основным
наукам «сверху» и «снизу».
Так, двигаясь от экспериментальной физики к теоретиче-
ской и дальше в направлении возрастания степени абстракции,
мы придем в конце концов к метафизике. Промежуточную же
область между физикой и метафизикой занимает натурфилосо-
фия, которую иногда относят к физике, иногда — к метафизике.
Таким образом, согласно Оппенгейму, двигаясь «вверх» по
пути к метафизике, приходят к философским дисциплинам, а
двигаясь «вниз» по той же вертикальной линии, приходят к
«прикладным» наукам (технике, практике). Схематично это
можно изобразить следующим образом для девяти наук, поме-
щенных в главную схему (см. схему XVII).
Если на самом верху главной схемы (горизонтально, над
всеми включенными в нее науками) автор поместил 11-ю науку
(метафизику) в качестве абстрактнейшей, то в самом низу
той же схемы симметричным образом он поместил 10-ю науку
(географию) в качестве конкретнейшей, которая накладывает-
ся на все другие дисциплины и соотносится с ними так же, как
метафизика.

Сюда же относятся и другие науки, аналогичные географии,
идеалом которых является живое «чистое» описание (или по-
вествование). Различие между отдельными дисциплинами здесь
обусловливается их предметом. Но так как соответствующие
области содержатся во всех науках, то автор (прибегая к
химической терминологии) обозначает их «изотопами» вида
географии.
Преломляя вертикальные линии в своей главной схеме, он
получает новое графическое ее изображение (см. схему XVIII,
фиг. А). Последнее позволяет ему, как он полагает, внести
дальнейшее улучшение в порядок наук путем введения уточ-
ненной символики.
«Совокупность наук, — пишет Оппенгейм, — представляет
непрерывность, которую символизирует наша плоскость. Над
этой совокупностью наук господствуют четыре тенденции, из
которых каждые две противостоят друг другу таким образом,
что рост одной тенденции идет за счет другой» (там же,
стр. 37).
Таких тенденций он насчитывает четыре: к типическому,
к индивидуальному, к абстрактному, к конкретному. Максиму-
му каждой из этих четырех тенденций отвечают четыре вер-
шины квадрата, изображенного на фиг. А (схема XVIII). Ни
в одной науке все четыре тенденции не могут одновременно осу-

ществиться в максимальной степени, так, что каждая наука
должна заключать между ними своего рода компромисс.
Вершины построенного квадрата автор именует полюсами:
полюс абстрагирования (Р), полюс конкретизирования (Q),
полюс индивидуализирования (R), полюс типизирования (О).
Далее, чтобы выразить «борьбу» различных, в особенности
противоположных, тенденций, он вводит понятие их «напря-
жения».

Наиболее четко координация принципов координации выра-
жена Оппенгеймом в том, что весь порядок наук он называет
системой координат, а два измерения в этом порядке — абсцис-
сой (измерение пары понятий типическое — индивидуальное) и
ординатой (измерение пары понятий конкретное — абстрактное).
В соответствии с этим стремление к типизированию именуется
им тенденцией «налево», к индивидуализированию — тенденци-
ей «направо» и т. д.
«Как мы знаем, — пишет он, — здесь сосредоточивается все
изложение проблемы абсциссного и ординатного напряжений,
которые со своей стороны представляют собой выражение че-
тырех противоположных тенденций, господствующих в коорди-
натной системе. Эти напряжения ведут к борьбе, которая ра-
зыгрывается внутри отдельных наук» (там же, стр. 45).
С таких позиций автор подходит к анализу содержания от-
дельных наук и их взаимосвязи, которая выражена в их «ес-
тественном порядке».
В целях дальнейшей формализации и геометризации разби-
раемой проблемы Оппенгейм вводит представление о «сфере
центра тяжести науки», которая соответствует на фиг. А (схе-
ма XVIII) месту не всей науки среди остальных наук, а только
ее «центра тяжести» (он соответственно изображает эту «сфе-
ру» кружочком, но не точкой).
В итоге он приходит к новому изображению своей главной
схемы (см. схему XVIII, фиг. В). Цифры, стоящие около кру-
жочков, обозначают порядковые номера одиннадцати наук, вы-
бранных автором. Первые девять из них размещены парал-
лельно стороне квадрата PR. Против полюса Р помещена мета-
физика как самая абстрактная наука, а против полюса Q —
география как самая конкретная наука.
Математика стоит здесь на крайнем левом фланге, где ти-
пизирование достигает максимума, а тенденция к индивидуа-
лизированию представлена так слабо, что не проявляется ни-
какого абсциссного напряжения.
Двигаясь «направо» в абсциссном направлении, приходят к
физике, далее — к химии. Химию автор именует непроблемати-
ческой наукой: ее «надстройка» («верхняя» на схеме, т. е. тео-
ретическая, часть) начала уже утрачивать свой специфически
химический характер в пользу физического, так что общая, или
теоретическая, химия больше уже не отличается от физической.
«Таким образом, — заключает Оппенгейм, — там, где химия
по преимуществу абстрактна, она есть физика, а там, где хи-
мия остается химией, она конкретна» (там же, стр. 74). Это
значит, что под современной физической химией он понимает
не переходную, промежуточную науку, стоящую между физикой
и химией и изучающую область взаимных переходов между
химической и физической формами движения материи. Напро-

тив, физическую химию автор трактует в прежнем, давно уже
устаревшем понимании как общую, или теоретическую, химию,
т. е. так, как ее понимал в середине XVIII в. Ломоносов.
Отдавая, таким образом, физике всю теоретическую часть
химии, он неправильно обрекает химию на роль сугубо эмпи-
рической, «беспроблемной» науки, представляющей собой яко-
бы что-то вроде «химической кухни» («нижняя», конкретная,
часть этой науки) при господстве над нею физики, которая, по
уверению автора, захватила «верхнюю», абстрактную, часть
химии.
Насколько глубоко Оппенгейм ошибается в своем неспра-
ведливом отношении к химии, можно судить, если учесть сле-
дующий факт: именно органическая химия все более прибли-
жается к решению проблемы синтеза белка с помощью специ-
фических для нее органохимических методов исследования,
опираясь, разумеется, на физические и физико-химические
методы и теоретические учения, но отнюдь не ограничиваясь
ими.
Двигаясь далее «направо» по своей схеме, автор приходит
к биологии, основное понятие которой (жизнь) тесно связано
с понятием индивидуального. (В этом отношении он на свой
лад повторяет взгляды Шеллинга, говорившего, что жизнь есть
стремление к индивидуализации.)
Особенности биологии Оппенгейм связывает с тем обстоя-
тельством, что в его схеме ордината, соответствующая биоло-
гии, стоит вблизи середины оси абсцисс; в связи с этим абсцисс -
ное столкновение между типизированием и индивидуализиро-
ванием в этой науке особенно усиливается, ординатная же
«борьба» проявляется гораздо слабее.
В таком же стиле автор анализирует другие науки, следую-
щие по порядку за биологией. Так, на основании положения
психологии относительно четырех полюсов он делает вывод о
том, что в этой науке «борьба» в абсциссном направлении по
сравнению с ординатным столкновением выражена еще более
резко, чем в биологии.
Под тенденцией к типизированию в пределах психологии
Оппенгейм понимает по сути дела стремление в духе механи-
цизма сводить психическое к физическому. При этом автор
отождествляет с материализмом грубый вульгарный, или меха-
нистический, материализм, как это обычно делают современные
идеалисты. Он утверждает, что при движении по этому пути
из психологии получается механика психических первоатомов,
как этого добивается психофизический материализм; в пределе
же это приводит к чистому материализму, который якобы стре-
мится сводить психическое без остатка к физическому.
До предела схематизируя таким образом хорошо известные
взаимоотношения между высшими и низшими формами дви-

жения материи, Оппенгейм искусственно создает впечатление
сугубой квазиучености своей логической конструкции. В конце
концов он добирается до исторической науки, которая стоит
на крайнем «правом» крыле оси абсцисс, после чего перехо-
дит к географии.
Оппенгейм указывает на трудность при определении объ-
ема и содержания этой науки. Если ее объектом считать лишь
поверхность земли, то тогда будет трудно отграничить ее от
геологии.
Геология же, по его мнению, будучи необходима для при-
чинного объяснения географических форм и их вещественного
состава, в некоторой области прямо-таки сплавлена с геогра-
фией.
Если же объектом географии считать расширительно всю
землю в целом как мировое тело, то тогда география придет
в тесное соприкосновение с астрономией.
С другой стороны, Оппенгейм отмечает дивергенцию (раз-
двоение) географии на ту ее часть, которая связана с физико-
химическими проблемами, и ту, которая связана с общей че-
ловеческой культурой.
Двигаясь по своей схеме слева направо, Оппенгейм просле-
живает появление соответствующих географических «изотопов».
Математика выступает в области землеведения как «матема-
тическая» или «астрономическая» география, физика — как гео-
физика, или физическая география (что, конечно, не одно и
то же, как неверно полагает он), химия — как изучение состава
земли, воды, воздуха, биология — как зоо- и фитография, а так-
же палеонтология.
Аналогичным образом автор освещает географические «изо-
топы» в случае психологии (где он придумывает особую «гео-
психологию») и общественных наук.
На «правом» фланге оси абсцисс (после «исторической гео-
графии») он помещает «антропогеографию», или культурогео-
графию. Здесь география связывается у него с социологией,
антропологией и этнографией.
Все это Оппенгейм толкует с позиций своего геометриче-
ского схематизма. Он пишет, например: «Из своеобразного по-
ложения географии в нашей координатной системе следует, что
соответствующая ординатная тенденция не накладывается на
абсциссную тенденцию так, как это имеет место у других упо-
мянутых отдельных наук в этой части» (там же, стр. 181).
В заключение автор вводит новые «порядковые принципы»,
которые в том же его «квадрате наук» налагаются на преды-
дущие принципы. С этой целью он превращает ломаные линии
на фиг. В (схема XVIII) в прямые, изображающие линии по-
стоянной степени типизации Т, соответственно индивидуализа-
ции (см. схему XVIII, фиг. С, рис. 1). Предполагается, что

здесь, как и далее, все четыре полюса (О, Р, R, Q) те же, что
и в предыдущих схемах (см. фиг. А и В в схеме XVIII).
Затем он вводит горизонтальные линии постоянной степени
абстракции А (см. схему XVIII, фиг. С, рис. 2). Путем комби-
нирования (координирования) обоих последних рисунков (1 и
2), а именно путем их наложения один на другой, автор полу-
чает новую схему (см. схему XVIII, фиг. С, рис. 3), изобража-
ющую сочетание линий постоянной Т (лучи) с линиями посто-
янной А (линии-уровни).
Далее Оппенгейм показывает, что группировать науки мож-
но еще с третьей точки зрения на основании того, как велика
степень их суммирования 2, соответственно степень их систе-
матизирования S. В связи с этим он вводит в своей «порядко-
вой схеме» линии постоянной степени систематизирования (см.
схему XVIII, фиг. С, рис. 4), при этом доказывает, что все
линии между собой независимы.
Рассматривая метафизику, лежащую вблизи полюса абст-
ракции Р (см. фиг. В в схеме XVIII), автор показывает, что
ее А очень велико (поскольку ее центр тяжести лежит на очень
высокой линии-уровне); вместе с тем метафизика лежит на
среднем луче PQ, а потому имеет нейтральное Т. Степень же
систематизирования S у нее очень велика.
Рассуждая так, он полагает, что одно указание «координат»
той или иной науки в его координатной системе, т. е. ее места
в «квадрате наук», раскрывает особенности данной науки по
крайней мере по трем независимым линиям (Т, А и S). Это
автор иллюстрирует на примере следующих наук (см. схему
XIX):
Соответственно соотношению сумма ↔ система Оппен-
гейм ставит вдоль той же боковой стороны своего «квадрата
наук» ОР еще другие соотношения: индукция ↔ дедукция,
описание ↔ объяснение как проявление аналитического мыш-

ления. Поэтому сторона OQ изображает «чистый» суммарный,
описательный, индуктивный подход, а противоположная ей сто-
рона PR — «чистый» систематический, объяснительный, дедук-
тивный подход.
Аналогичным образом вводится четвертая группировка наук
по степени законности и соответственно проводятся еще новые
линии постоянной степени законности (см. схему XVIII, фиг. С,
рис. 5). Он устанавливает здесь следующие градации: положе-
ние, закон, закономерность, правило, правильность, неправиль-
ность (кстати сказать, они не выражают последовательного из-
менения степени законности, тем более что степень законности
у него в духе субъективной философии отождествляется со сте-
пенью вероятности).
Сюда же автор подключает, во-первых, соотношение двух
видов понимания: рациональное — интуитивное; во-вторых, со-
отношение: общее — особенное. Поэтому сторона ОР представ-
ляет собой «чистое» рациональное и вместе с тем общее, а про-
тивоположная ей сторона — OR представляет «чистое» интуи-
тивное и одновременно с этим частное.
Доказав, что все четыре различные линии постоянства тех
или иных показателей независимы между собой, он комбини-
рует (координирует) их друг с другом (иначе говоря, налагает
соответствующие рисунки один на другой) и получает услож-
ненную картину для своего «квадрата наук» (см. схему XVIII,
фиг. С, рис. 6).
Этот последний рисунок показывает совмещение двух сис-
тем декартовых координат (первой с двумя измерениями: ти-
пическое — индивидуальное и абстрактное — конкретное, и вто-
рой с двумя измерениями: сумма — система и неправильность —
положение.
Кроме того, Оппенгейм вводит еще линии постоянного числа
понятий и числа признаков, причем полное число признаков
обозначает через Z; затем он вводит такие соотношения: экс-
тенсивность и интенсивность (совпадающие по направлению с
соотношением: конкретное — абстрактное), причем тенденция к
интенсивности (абстрактности) трактуется им как тенденция
к пресловутой «экономии мышления». Таким образом, этот ма-
хистский принцип оказывается составляющим общеметодоло-
гическую основу всего оппенгеймовского построения.
«Квадрат наук» получает у него значение не только системы
наук, но и всего научного познания вообще: это своего рода
система категорий и логических приемов, с помощью которых
осуществляется всякое научное мышление. То или иное состоя-
ние мысли определяется, по его мнению, определенной точкой
или местом на этой плоскости. «Мыслить — значит изменять
свое место на плоскости», — с глубокомысленным видом пишет
он (там же, стр. 249).

Вводя дополнительно гиперболические полярные координа-
ты, автор усложняет еще больше свою схему. В итоге с по-
мощью геометрической символики получает детальную схему
научного мышления (см. схему XX). Полюсы и противолежа-
щие друг другу стороны этого квадрата выражают собой, со-
гласно автору, полярно противоположные категории или при-
емы мышления. Так он ухитрился втиснуть в свою схему все
человеческое познание, выхолостив из него присущую ему диа-
лектику, которая оказалась сведенной лишь к различным эле-
ментам геометрической фигуры.
Для того чтобы показать, как у Оппенгейма формализм и
схематизм перерастают в прямую схоластику, приведем одно
из его заключительных рассуждений.

Обращаясь к своему «естественному порядку» для первых
девяти отобранных им наук, он пишет: «Чем дальше налево
стоит какая-нибудь из этих дисциплин, тем выше та ступень
индукции, на которой она достигает определенной степени сис-
тематизирования, тем на более низкой ступени индукции она
достигает уже определенной степени законности при равной
степени объяснения и тем на более высокой ступени индукции
начинается философская дисциплина» (там же, стр. 255—256).
По поводу своего «квадрата наук» автор пишет: «Незапол-
ненная площадь OPQR выступает перед нами как выражение
найденного логического закона, который представляет собой
мыслимые возможности логического поведения научно мысля-
щего человека. Заполненная плоскость OPQR фиг. В показыва-
ет нам естественный порядок, в котором сегодня совершается
в действительности логическое поведение научно мыслящего
человека» (там же, стр. 257).
Оппенгейм высоко оценивает свою собственную логическую
систему. По его словам, она дает основу для того, чтобы под-
вергнуть рациональному историко-критическому и сравнитель-
ному исследованию все до сих пор выдвигавшиеся попытки
привести науки в порядок и показать неудовлетворительность
«иерархических» систем. Такой вывод по меньшей мере звучит
странно, так как наиболее важную из иерархических классифи-
каций наук (классификацию Энгельса) он даже не упомянул
(очевидно, не знал о ней).
Вообще же система Оппенгейма при всей ее кажущейся, но
чисто показной учености ничего не может дать для разработки
подлинно научной классификации современных наук. Анализ
связей наук она подменяет игрой в формальногеометрические
дефиниции и схематические построения. Не случайно поэтому,
что по его пути не пошли современные ученые, следовательно,
вся его работа оказалась совершенно бесплодной.
Мы сочли тем не менее необходимым остановиться так по-
дробно на ее разборе по той причине, что хотели показать, куда
может завести мысль человека неомахистская премудрость.
Кроме того, интересно отметить следующий факт: Оппен-
гейм, несомненно, столкнулся с определенными проявлениями
диалектики не только изучаемого объективного мира, но и его
отражения в наших понятиях. Взаимозависимость и столкнове-
ние («борьба») противоположных сторон и тенденций в науч-
ном познании отражают противоречивость соответствующих
сторон и тенденций самой действительности. Это не могло
ускользнуть от его внимания, поскольку в XX в. объективно
все глубже и полнее раскрывается диалектика мира и ее от-
ражение в диалектике понятий.
Однако, столкнувшись с этой диалектикой действительности,
он не сумел ее отразить в своих собственных построениях, ко-

торые базируются у него не на диалектических принципах раз-
вития (соответственно субординации), а на формальных прин-
ципах координации, которые процесс развития подменяют про-
цессом внешнего соположения противоположно направленных
сил.
Продолжая эту мысль, автор приходит к выводу, что раз-
личные пары противоположностей (индивидуальное — типиче-
ское, общее — частное, абстрактное — конкретное, дедукция —
индукция и т. д.) не являются различным проявлением раз-
двоения одного и того же единого познания на противоречивые
стороны, а представляют собой внешние по отношению друг к
другу, независимые между собой разрезы (аспекты) познания.
Отсюда следует, что они просто «налагаются» один на другой,
а потому их можно комбинировать (или координировать) меж-
ду собой наподобие независимых измерений в обычной коор-
динационной системе.
В результате вместо живой диалектики внутренне противо-
речивого, беспрестанно развивающегося всесильного человече-
ского познания, отражающего собой бесконечный, неисчерпае-
мый мир, у Оппенгейма получились голая эклектика и сухой
формализм; с их помощью путем наложения различных логи-
ческих разрезов друг на друга автор попытался втиснуть в
свой квадрат (или площадь) знания все особенности и все со-
держание человеческого научного познания, причем не только
уже достигнутого в настоящее время, но и всего будущего зна-
ния, на все времена вообще.
Тенденция подменять диалектику эклектикой не была ка-
ким-то единичным случаем, а носила более общий характер;
она проявилась не только у одного философа Оппенгейма при
решении задачи общепознавательного характера, но и у ряда
западных физиков, которые как раз в эти же 20-е годы
нашего века фактически раскрыли диалектический характер
микрообъектов. Последние оказались не физическими шарика-
ми и не математическими точками, наделенными определенны-
ми физическими свойствами (массой, зарядом, спином и др.),
а глубоко противоречивыми образованиями, представляющими
по сути дела неразрывное единство волн и корпускул, непре-
рывности и прерывности.
Однако физики, раскрыв на деле эту объективную диалек-
тику микроявлений, не смогли выразить ее в адекватных поня-
тиях и представлениях, а ограничились внешним «дополнени-
ем» одной противоположности другой.
В порядке интерпретации квантовой механики был выдви-
нут известный «принцип дополнительности», сформулирован-
ный великим физиком современности Нильсом Бором (Дания)
и разработанный особенно подробно В. Гейзенбергом (Герма-
ния).

На этом основании делалась попытка свести диалектику
к применению тех самых формальных принципов, которые она
отвергает самым решительным образом; это достигалось тем,
что внутреннее единство противоположностей искусственно сво-
дилось к «наложению» (дополнению) формально обособленных
одна от другой и внешне противопоставленных одна другой
сторон (или тенденций) изучаемой действительности.
Таким образом, логический прием Оппенгейма не был слу-
чайным: он как раз выразил сложившееся в то время стремле-
ние антидиалектически мысливших ученых Запада «справлять-
ся» с раскрываемой ими диалектикой объекта и его познания
не путем ее правильного отражения в научных понятиях, а
путем ее «примирения» с прежним формальным методом мыш-
ления. Точнее говоря, путем ее втискивания в прокрустово ложе
эклектики и формализма.
Показательно, что автору не всегда удается перевести диа-
лектические по своему характеру отношения, требующие при-
менения неформальной (диалектической) логики, в плоскость
формальнологических построений. В ряде случаев при всей
своей исключительной склонности к формализму он все же вы-
нужден признавать недостаточным и даже несостоятельным
формальнологический способ рассуждений.
Характерным в этой связи является рассуждение Оппенгей-
ма о статическом и динамическом подведении вещи под поня-
тие. Первое позволяет решать без сомнения в каждом случае,
удовлетворяет ли данное определение вещи или нет. Например,
всегда можно ответить «да» или «нет» на вопрос, представляет
ли данное уравнение коническое сечение или нет.
Второе подведение предполагает отсутствие резких границ
у определяемой вещи. Допустим, пишет он, что требуется опре-
делить, что такое волк. Но кроме тех случаев, когда можно
без всякого сомнения сказать, что данное животное есть волк,
встречаются и такие случаи, когда нельзя точно определить,
волк это или собака.
Оппенгейм именует определение, соответствующее первому
роду подведения, статическим, а второму роду — динамиче-
ским. Однако и здесь он уклонился от диалектики, свел все
к числу признаков у определяемого предмета, которые отве-
чают идеальному понятию (например, «идеальному» волку) и
которые отклоняются от него.
В итоге Оппенгейм получает некоторую кривую распреде-
ления, максимум которой (т. е. максимум определяемых поня-
тий) отвечает идеальному понятию, а число предметов с от-
клоняющимися признаками тем меньше, чем больше призна-
ков расходится с признаками «идеала».
Так склонность к математизации и формализму берет и
здесь у него верх над разумным отражением той диалектики

действительности, с которой он сталкивается на каждом шагу
своей работы.
Принцип координации в геометризированном виде. «Пира-
мида наук» Оствальда. Энергетическое мировоззрение Виль-
гельма Оствальда в борьбе против материалистического атом-
но-молекулярного учения потерпело полное поражение в на-
чале XX в. Однако сам Оствальд, будучи вынужденным при-
знать реальность дискретных частиц материи, а тем самым и
самой материи, не отказался от общефилософских положений
своего энергетического учения. Это касается и проблемы клас-
сификации наук: здесь сохранились полностью прежние исход-
ные принципы, но они получили у Оствальда совершенно новое,
геометрическое выражение, которое он именует пирамидой
наук.
Эту «пирамиду» Оствальд разрабатывал в 20-х годах XX в.
В своей научной автобиографии (1928 г.) он рассказывал о
том, как размышлял о порядке изложения материалов для
своих лекций по натурфилософии. В итоге он нашел решение,
совпадающее в существенном с контовским. Выгоду, происте-
кавшую из незнания трудов Конта и потому из независимого
от них развития своей мысли, Оствальд видит в том, что ему
удалось избежать недостатков системы Конта. К числу таких
недостатков Оствальд относил выдвижение Контом астрономии
в качестве особой науки по методическим соображениям. Еще
существеннее, с точки зрения Оствальда, было установление
того, что перед математикой, которая у Конта была основной
наукой, следовало поставить еще более общую науку — науку
о порядке, по отношению к которой логика составляет лишь
малую часть. «Более глубокое изложение учения о порядке я
дал в 1914 г. в моей «Современной натурфилософии», которая
образует первый том упомянутой выше новой переработки
«Лекций по натурфилософии». Создание следующих томов я
вынужден был отложить»1.
Причиной этого откладывания было многолетнее увлечение
учением о цветах, в разработке которого философия Остваль-
да, по его мнению, нашла свое практическое приложение. «Из
этих исследований возникла «Пирамида наук» с тремя боль-
шими делениями наук — о порядке, о работе и о жизни по
возрастающему содержанию и убывающему объему определя-
ющего понятия. Она долго сохранялась у меня как ключ к
разрешению многочисленных проблем. Ее значение видно из
того обстоятельства, что она необходимо приводит к надеж-
ному и однозначному упорядочиванию всякого человеческого
знания» (там же, стр. 138).
1 Die Philosophic der Gegenwart in Selbstdarstellungen. Leipzig, 1923,
S. 137.

В частности, Оствальд ссылается на то, что его «пирамида»
была испробована Дьюи при разработке книжной десятичной
системы, носившей эмпирический и недостаточно систематич-
ный характер.
Из этого следует, что в «Пирамиде наук» полностью сохра-
нена та основа классификации наук, которую Оствальд раз-
вил еще раньше и на которой мы уже останавливались. «Пи-
рамиду наук» Оствальд строит как геометрическое изображе-
ние «закона» формальной логики об обратной зависимости
между объемом и содержанием понятий. Как мы видели, имен-
но на этот «закон» опиралась с самого начала вся классифика-
ция наук у Оствальда. Теперь же он нашел для этого «закона»
и для основанной на нем системы наук геометрическое выраже-
ние и сделал это обычным для формальной логики способом.
Как и прежде, Оствальд начинает с определения того, что
он понимает под объемом и содержанием понятий. В статье
«Пирамида наук»1 он пишет: «Под объемом мы разумеем ко-
личество отдельных вещей, которые подпадают под понятие
или имеют свойства, объединенные в этом понятии независимо
от того, знаем ли мы это количество или нет. Под содержанием
мы разумеем сумму всех свойств, которые объединены в
понятии. Объем и содержание находятся в изменчивом отно-
шении: чем меньше содержание, тем большим может быть
объем, и наоборот».
Принимая по-прежнему некоторые понятия в качестве ха-
рактеристики основных разделов всего научного знания, Ост-
вальд иллюстрирует их соотношения (см. схему XXI).
Он рассуждает здесь так. Обозначим через А группу самых
общих элементарных понятий (см. схему XXI, рис. а), а че-
рез В — другую группу понятий, несколько меньшей общности
(см. схему XXI, рис. b). В группу В должна будет войти и
часть понятий из группы А, поскольку они являются более об-
щими, т. е. встречаются всюду. В результате этого группа В
окажется состоящей из двух частей: ВА и В (или ВВ). Первая
часть содержит применения А к В или их сочетания, вторая
занимается особыми свойствами самой группы В. Точно так
же образуется группа С, еще более сложная, с разделами СА,
СВ и СС и т. д. (см. схему XXI, рис. с). Причем наиболее об-
щие понятия А имеют наименьшее содержание и наибольший
объем, а наиболее частные понятия С — наибольшее содержа-
ние и наименьший объем.
Далее Оствальд предлагает вообразить, что фигура, изобра-
женная на рис. с (в схеме XXI), будет повернута вокруг своего
правого края, как вокруг оси. Тогда получится круглая пира-
1 Wege der Technik, Stuttgart und Berlin, 1929, S. 91—95 (Wilhelm
Ostwald. Die Piramide der Wissenschaften).

мида (см. схему XXI, рис. d). Ступень А (самая низкая) об-
наруживает наибольший объем и наименьшую высоту в соот-
ветствии с наименьшим содержанием. За ней следует сту-
пень В, обладающая уже меньшим объемом, но несколько
большей высотой и т. д. Оствальд поясняет, что каждую сту-
пень нужно представить как доведенную до самого низа, так
что вся пирамида оказывается состоящей из вставленных друг
в друга полых цилиндров, или трубок.
Заметим, что если спроецировать пирамиду Оствальда на
плоскость, то получится обычная схема эйлеровских концентри-
ческих кругов1, которыми в формальной логике изображают
«закон» обратной зависимости между объемом и содержанием
понятий, например известное «древо Порфирия» (см. схему
XXI, рис. е). Здесь стрелки показывают переходы от одной
фигуры к другой посредством той или иной геометрической
операции.
После этого Оствальд распространяет свою логическую схе-
му («пирамиду») на классификацию наук, которая по-прежнему
строится у него на сугубо формальнологической основе, на ос-
нове принципа координации. По самому своему смыслу А пред-
ставляет наиболее общую науку — о порядке. В — это матема-
тика, наука о числах и величинах. То обстоятельство, что в
фундаменте всей пирамиды лежит «плитка» А, означает, что
все другие науки предполагают и используют науку о порядке.
Это касается прежде всего математики: она имеет в кружке ВА
(см. схему XXI, рис. d) свою основу в виде науки о порядке,
а в кружке В — свое многообразное собственное содержание
в виде отдельных законов. Меньшая по своим размерам «плит-
ка» В расположена над «плиткой» А в знак того, что все более
высокие науки имеют не только основу, относящуюся к науке
о порядке, но также и математическую подкладку.
Оствальд рассуждает далее: пусть С обозначает геометрию,
которая содержит новое понятие — пространства; особые зако-
ны пространства включены в кружок С. Геометрия имеет два
раздела: математический и матетический. Со своей стороны
она сама является основой для более высоких наук (механики,
физики, химии и т. д. вплоть до биологии и социологии на-
верху).
Эти положения Оствальд развил в другой своей работе того
же периода «Естественнонаучные исследовательские учрежде-
ния» (1929 г.). К интересующей нас теме относится ее первая
часть — «Сущность и развитие науки». На вопрос, что такое
наука, Оствальд отвечает: «Сущность и признак науки —
рациональное предсказание. Если под природой мы понимаем
все, что мы как-либо переживаем, то наука выступает как
1 Или овалов, если проецирование проводится на наклонную плоскость.

многообразная сеть законов природы, которые все имеют фор-
му: если имеется A, то следует B»1.
В этом исходном определении науки присутствует налет
субъективизма: объект (природа) характеризуется как наше
переживание. Но наряду с этим у Оствальда ясно выступает
атеистическая направленность мысли, особенно когда он про-
тивопоставляет «опыт и откровение» (там же, стр. 7). Историю
естествознания Оствальд рассматривает здесь с точки зрения
последовательного освобождения человеческих представлений
от влияния религии, отмечая, что в настоящее время церковь
имеет притязание на такие области, как психология и социо-
логия, особенно этика. «Прогрессу служит не откровение, а
наука», — заключает он (там же, стр. 8).
1 Forschungsinstitute, ihre Geschichte, Organisation und Ziele. Hamburg,
1929, S. 3 (Sonderdruck).

Охарактеризовав далее «царство науки», Оствальд перехо-
дит к своей «пирамиде наук» (там же, стр. 9). Он пишет, что
совокупность всех современных и будущих наук поддается обо-
зрению на основе методического исследования, исходящего из
того, что для науки значения названий понятие и закон совпа-
дают, так как содержанием каждого понятия служит законо-
мерно составленное многообразие. Здесь мы снова сталкиваем-
ся с налетом субъективизма у Оствальда. Но тут же обнару-
живается, что стихийная диалектика прорывается у него сквозь
пелену этой дани субъективизму.
Отмечая, что понятие энергии содержит закон сохранения
и превращения этой величины, Оствальд добавляет: «Чем боль-
ше мы открываем закономерных отношений, касающихся энер-
гии, тем богаче будет содержание этого понятия» (там же,
стр. 9). Следовательно, содержание понятия не остается по-
стоянным, неизменным, а зависит от степени развития наших
знаний изучаемого закона — такова фактически точка зрения,
к которой он приходит вопреки своим гносеологическим и ме-
тодологическим установкам. Однако в дальнейшем он часто
смешивает закон (объект исследования) и понятие (субъектив-
ный образ этого объекта). Поэтому необходимо каждый раз
дополнительно выяснять, что в данном случае подразумевается
на деле — понятие закона или сам закон природы.
Далее автор переходит к рассмотрению взаимосвязи между
содержанием и объемом понятия в том же духе, как это было
уже нами приведено выше. И вновь в духе субъективизма он
определяет «вещь» как самое общее понятие, поскольку оно
охватывает все, что мы можем извлечь из потоков наших пере-
живаний как нечто поддающееся различению.
Обратную зависимость между содержанием и объемом по-
нятий Оствальд и здесь кладет в основу построения своей «пи-
рамиды наук», которая строится у него как система понятий
прежде всего.
Переходя к вопросу о «переплетении наук», т. е. к собствен-
но их классификации, он пишет: «В качестве особенно су-
щественного факта нужно отметить, что нельзя заниматься ма-
тематикой, не применяя беспрестанно законы математики или
науки о порядке. Это весьма общее соотношение, на которое
мы будем наталкиваться все время при построении порядка
наук: всегда более общие науки служат в качестве вспомога-
тельных средств для специальных и никогда наоборот» (там
же, стр. 10). Это одна из основных идей Конта.
Делая геометрическое построение классификации наук, Ост-
вальд рассуждает точно таким же образом, как это было по-
казано выше. Только на этот раз он начинает с проекции (она
у него здесь получилась прямоугольной), а потом уже строит
пирамиду, проекцию которой он получил раньше (см. схему

XXII). При этом автор отмечает, что для области В действу-
ют законы как А, так и В. «Возникающий здесь вопрос, под-
лежит ли геометрия включению в математику или она является
стоящей над ней наукой, получает свой ответ согласно ука-
занию на то, что геометрия содержит новое понятие — про-
странства. Таким образом, для геометрии должно быть
отведено новое поле — С, которое целиком находится вну-
три В, а тем самым внутри А, законы которого оно исполь-
зует» (там же, стр. 11).
На схеме XXII, в существенном повто-
ряющей схему XXI, рис. а оказывается про-
екцией ступенчатой пирамиды, дающей
возможность, по словам автора, изобра-
зить растущее содержание соответствую-
щих понятий при их убывающем объеме
(см. рис. b).
Аналогичным образом над науками о
порядке строятся энергетические науки в
соответствии с их центральным понятием
энергии. Кроме разделов науки, охваты-
вающих те или иные виды энергии, обособ-
ляются, как указывает Оствальд, отдель-
ные области знания, которые рассматри-
вают одновременное действие двух, трех и
больше энергий. «Имеющиеся здесь воз-
можности могут быть математически цели-
ком исчерпаны путем комбинаторной обра-
ботки» (там же, стр. 11). Из этих слов
ясно, что автор, как и раньше, продолжает
стоять на чисто формальных позициях, трактуя области пере-
хода одной формы энергии в другую лишь как простое комби-
нирование различных ее видов, а не как их развитие и их вза-
имное превращение.
Успехи физики XX в. почти не нашли никакого отражения
в более поздних работах Оствальда. Между тем в промежутке
времени между его работами 10-х и конца 20-х годов нашего
века произошло такое принципиально важное открытие, как
создание квантовой механики, раскрывшей законы движения
микрочастиц материи. Хотя это открытие буквально перевер-
нуло всю физику, разрушив старые, так называемые класси-
ческие, представления о микрообъектах природы, Оствальд ни
словом о нем не обмолвился. Прогресс физики, как и всего
естествознания, прошел мимо него и его классификации наук.
Касаясь химии, Оствальд считает, что химическая энергия
является особой формой энергии, а потому в принципе химию
следовало бы рассматривать как главу физики. Но чрезвычай-
но большое многообразие этой формы энергии поставило хи-

мию в особое положение. Комбинации химической формы
энергии с другими видами энергии составляют предмет физи-
ческой химии с ее разделами — термохимии, электрохимии,
фотохимии и т. д.
Таким образом, выделение химии в особую науку оказы-
вается, по Оствальду, обусловленным лишь многообразием со-
ответствующей формы и связанных с нею веществ, т. е. сооб-
ражениями удобства, а не принципиальными соображениями.
Предмет физической химии трактуется по-прежнему как комби-
нация, но не взаимный переход химической и физических форм
энергии. О химической же физике вообще речь не идет.
Касаясь биологических наук с их фундаментальным поня-
тием жизни, автор включает сюда и общественные науки, де-
лая в этом отношении шаг назад по сравнению даже с Контом.
Но, трактуя социологию как составную часть общего (вместе с
биологией) учения о жизни, Оствальд отступает от своего пер-
воначального растворения этих наук, включая психологию, в
учении об энергии, когда, например, для психических явлений
была придумана им особая «психическая энергия». Теперь же
тут приводится у него качественное различие: понятию энер-
гии противопоставляется особое понятие жизни, в связи с чем
физические науки обособляются от биологических.
Верхний слой пирамиды образуется, по Оствальду, социоло-
гией, или наукой о культуре («культурологией», в его прежней
формулировке). Здесь у него выступает понятие человеческого
общества и ударение делается на тех достижениях, которые
могут быть осуществлены не отдельным человеком, а только
всем обществом посредством традиций, языка и письменности.
Часть этих наук, как отмечает автор, обычно соединяют под
названием «наука о духе» (выше перечислены: этика, искус-
ство, техника, хозяйство, право, государство, наука). Но вряд
ли это науки, по Оствальду.
В дальнейшем Оствальд останавливается на некоторых
практических областях знания, прежде всего на технике, кото-
рую он толкует как обуздание неорганических энергий в целях
выполнения полезной работы, и на медицине, которую рассма-
тривает как практическую физиологию.
Свою «пирамиду наук» Оствальд применяет к анализу исто-
рии наук, подобно тому как это делали Сен-Симон и Конт.
При этом он показывает, как исторически менялось в пользу
опыта соотношение между опытом и откровением, как после-
довательно сдвигалась граница между ними, расширяя область
опыта и сужая область откровения. В связи с этим автор раз-
вивает представление о «пограничной плоскости», дающее воз-
можность изобразить прогресс научного знания в геометриче-
ских формах. Оствальд пишет: «Так как более простые отно-
шения легче постигаются, нежели более сложные, то научное

просвещение начинается на более низких слоях в науках о
порядке» (там же, стр. 12).
В античности, например, как указывает Оствальд, матема-
тика и геометрия уже хорошо развились, тогда как химические
и физические знания — еще очень слабо, а в верхних науках
знания они отсутствовали почти вовсе. Последнее касается об-
ласти физиологии, психологии и социологии. Здесь опыт сна-
чала накапливался лишь в результате удовлетворения прак-
тических нужд лечения, управления и властвования, хотя пока
еще и без его научного упорядочения.
По этой причине пограничную плоскость между опытом и
откровением, а значит, между наукой и религией Оствальд
предлагает понимать не как непроницаемую геометрическую
плоскость, не имеющую толщины, а как своего рода слой ту-
мана, который первоначально закрывал всю пирамиду, а за-
тем постепенно все более и более рассеивался в направлении
снизу вверх.
Таким образом, момент историзма выступает у Оствальда
лишь в сфере развития познания, а не в сфере самого объекта
этого познания. В этом отношении он опять-таки следует це-
ликом за Контом, хотя между ними лежит почти столетие,
которое во всей глубине раскрыло и обосновало идею разви-
тия природы и общества, составляющих объект естествознания
и социальных наук. В этом отношении, несмотря на бурный
прогресс самой науки, в классификации наук от Конта до Ост-
вальда обнаруживается полный застой мысли. На место же
идеи развития Оствальд ставит комбинирование отдельных
форм таким методом, как это делалось по необходимости лишь
во времена Конта, когда идея развития еще только пробива-
лась в естествознании.
Этот же вопрос Оствальд затрагивает в другой своей рабо-
те, озаглавленной «Наука истории и научная история». Здесь,
как и в предыдущей работе, развитие современной науки он
рассматривает как совершающееся согласно «пирамиде наук»:
«Чем выше и труднее становятся науки при подъеме в пира-
миде, тем больше выступает на передний план элемент лич-
ного и одноразового, так как общее и закономерное оказы-
вается все меньше и меньше развито»1. Так устанавливается, по
Оствальду, «исторический» порядок наук. Историческое пред-
ставление предшествует рациональному и закономерному. Но
когда это последнее возникает, первое отодвигается на задний
план. Так, в естественных науках, которые уже достаточно
рационализировались, их «история» отступила на задний план.
«Каждая история есть изображение во времени изменяю-
1 Archiv fur Geschichte der Mathematik, der Naturwissenschaften und der
Technik, B. 10, 1927, S. 4 (Sonderdruck).

щихся отношений», — формулирует автор (там же, стр. 5). Он
указывает на то, что в области наук о порядке понятие вре-
мени не играет существенной роли и только в области энер-
гетических наук (начиная с классической механики) оно всту-
пает в силу. У Оствальда получается так, что текучесть яв-
лений, а значит, и роль фактора времени возрастает по мере
подъема в пирамиде наук. Далее. В своем большинстве вещи,
с которыми имеет дело физика и химия, находятся в покоя-
щемся равновесии, тогда как живые существа находятся не
в покоящемся, а в подвижном, текучем равновесии.
Понимая под историей развитие предмета, Оствальд с этой
точки зрения выделяет две группы наук, в которых, хотя и в
различной степени, фигурирует фактор времени.
1. Физико-химические, или неорганические, события. А. Ис-
тория звездного мира. В. История солнечной системы, основу
которой заложил Кант. С. История земли, или геология.
2. Биологические события. D. Общая история живых су-
ществ, или палеонтология. Для этих знаний, как отмечает Ост-
вальд, мы ограничены в настоящее время поверхностью земли,
мы ничего не знаем и о том, существуют ли живые существа на
других планетах и прочих небесных телах. Е. Развитие видов
растений и животных. В этой области основополагающие мысли
выдвинул Дарвин. F. Развитие отдельных живых существ.
Последние три раздела относятся, по Оствальду, к физио-
логической стороне развития, причем в крайних двух из них
начинает появляться человек.
В психологической области зарождение центрального органа
(имеется в виду, наверное, мозг) означает переход от физио-
логических реакций к психологически направленному действию.
Сюда относятся две ступени: G. Развитие инстинкта; Н. Раз-
витие сознания. При этом выделяются две подгруппы — видо-
вого и индивидуального развития. В области социологии вы-
ступает ее историческая часть, или история культуры.
Такова классификация наук Оствальда, модернизированная
с формальной и геометрической точки зрения и оставшаяся
прежней в смысле ее содержания и положенных в ее основу
принципов.
Формализация и «логизирование» проблемы классификации
наук. Карнап. Неопозитивисты в лице представителей так на-
зываемого Венского кружка формализировали проблемы соот-
ношения и взаимосвязи наук не только путем их геометриза-
ции, но и посредством «логизирования». Суть этого приема
состояла в том, что конкретный материал научного знания, его
содержание подменялись построением чисто формальных ло-
гических схем.
Печатный орган Венского кружка журнал «Erkenntnis»
публиковал статьи руководителей названного кружка и их

последователей, посвященные данной проблеме. Так, в № 1 за
1935 г. были напечатаны статьи Морица Шлика (Вена) «О по-
нятии целостности», Отто Нейрата (Гаага) «Единство науки
как задача», Ч. У. Морриса (США) «Соотношение формальных
и эмпирических наук в рамках эмпиризма». В последней из
названных статей говорилось, что противоположность между
логическим и эмпирическим является относительной, ибо логи-
ческие аспекты одного момента могут быть эмпирическими дан-
ными другого аспекта. Поэтому логика как наука логического
анализа может оказаться непротиворечивым образом эмпириче-
ской наукой. Далее следовал вывод: «Формализм является спе-
циальной составной частью эмпиризма, а именно областью опре-
деляемых правилами структурных связей между символами»1.
Центральной статьей этого выпуска журнала явилась ста-
тья Рудольфа Карнапа «Формальная наука и реальная наука»,
освещавшая вопрос об отношении общих наук друг к другу.
Под теорией науки автор понимает всю область исследова-
ния, которая имеет своим предметом науку. Он считает, что со-
ответственно той точке зрения, с какой ведется исследование,
последнее может быть психологическим, социологическим, исто-
рическим или логическим. При этом необязательно, чтобы все
они четко отделялись одно от другого. Логическое же исследо-
вание науки, или «логику науки», Карнап определяет точнее,
как «логический синтаксис научного языка» (там же, стр. 30).
В качестве примера наукологического вопроса автор изби-
рает соотношение между обеими главными, как он считает, об-
ластями науки, а именно между формальной наукой (сюда
относится логика, включая математику) и реальной наукой (ее
составляет совокупность конкретных наук — физики, биологии,
психологии, социологии, истории и т. д.),
Р. Карнап оговаривается, что вопрос ставится в науколо-
гическом плане, здесь не затрагивается психологическое раз-
личие между видами исследовательской деятельности в обеих
областях науки. Иначе говоря, речь идет о различии синтакси-
ческого характера у предложений и систем предложений в обе-
их областях науки. Это он и называет логическим отношением
между ними.
Подходя с логической точки зрения, автор обнаруживает
принципиальное и точное различие между обеими областями
науки, которое основывается у него на синтаксическом разли-
чии между аналитическими и синтетическими предложениями.
Различение предложений обоего рода является у Карнапа ло-
гической предпосылкой и основой различения науки формаль-
ной и реальной, а тем самым основой всей его системы науч-
ного знания.
1 «Erkenntnis», 1935, В. 5, Heft 1, S. 15.

Прежде всего Карнап исходит из применения двух логиче-
ских или, по его терминологии, синтаксических приемов, пра-
вил, предполагающих, что уже установлена синтаксическая
структура для науки вообще. Это правила образования данного
языка (устанавливают допустимые формы предложений) и
правила преобразования языка (определяют условия, при ко-
торых одно предложение становится следствием другого).
Правила преобразования дают возможность разделить пред-
ложения по их синтаксическому характеру на аналитические,
которые являются безусловно действительными в соответствии
с этими правилами независимо от истинности и ложности ка-
ких-либо других предложений, на контрадикторные, которые
являются безусловно недействительными, и на синтетические,
которые не являются ни аналитическими, ни контрадикторны-
ми. «Различие между формальной и реальной наукой состоит
в том, что первая содержит только аналитические, а вторая —
синтетические предложения» (там же, стр. 32).
Чтобы пояснить эти отношения между науками, а также
между их признаками, Карнап строит схему (см. схему ХХIIа).
В духе логического позитивизма автор предупреждает, что-
бы понятиям «безусловно действительное», «истинное» и «лож-
ное» не приписывался какой-либо иной смысл, кроме требуемо-
го по чисто синтаксическим соображениям.
Согласно Карнапу, синтетические понятия образуют ядро
науки (на схеме ХХIIa они заключены в жирную рамку, нахо-
дятся в центре всей системы наук). К ним слева тремя ступе-
нями примыкают аналитические предложения: а) ближе всего
к реальной науке стоят дескриптивные (описательные) анали-
тические предложения. Они содержат признаки внелогических
предметов, причем в такой форме, что на вопрос, истинны они
или ложны, можно ответить независимо от свойств самих пред-
метов. Дальше располагаются логические аналитические пред-
ложения, которые распадаются в порядке их отдаления от
синтетических на б) логические в более узком смысле и в) ма-
тематические, которые отличаются тем, что содержат цифры
или предикаты, относящиеся к цифрам.
Предложения применяются по-разному в различных науках.
В реальной науке устанавливаются синтетические предложения,
например единичные для описания наблюдаемых фактов или
общие, выдвигаемые в качестве гипотезы и применяемые для
опыта. Из установленных предложений выводятся другие син-
тетические предложения, например в целях предсказания бу-
дущего. Аналитические же предложения служат лишь вспомо-
гательными средствами для этих выводных операций.
«Вся логика, включая математику, является с точки зрения
общего языка не чем иным, как вспомогательным вычислением
для трактовки синтетических предложений» (там же, стр. 35).

В соответствии с этим формальная наука не имеет самостоя-
тельного значения, а является лишь подсобным элементом, ко-
торый технически облегчает необходимые для реальной науки
языковые преобразования. Отсюда следует, как утверждает ав-
тор, что в общей системе наук формальная наука (логика и

математика) занимает весьма важное место, обладая прису-
щей ей логической функцией. Реальная же наука выступает в
этой связи как дающая стимул к действию в какой-либо от-
расли формальной науки. Однако если к реальной науке и
подключается формальная наука, то все же в результате такого
подключения не добавляются какие-нибудь новые предметы,
как думают некоторые философы. По Карнапу, формальная
наука вообще не имеет никаких предметов, а представляет со-
бой систему беспредметных, бессодержательных вспомогатель-
ных предложений. Вместе с тем он отмечает, что подчеркива-
ние строгой границы между наукой формальной и наукой ре-
альной не затрагивает вопроса о единстве науки.
Такова позиция Карнапа по вопросу о соотношении двух
больших групп наук, в которой отражены доведенные до край-
них пределов формализация и «логизирование» проблемы клас-
сификации наук.
Контрадикторные предложения и часть синтетических пред-
ложений Карнап выключает вообще из сферы науки, объявляя
их ложными.
Ради упрощения схемы Карнапа мы опустили в ней члене-
ние некоторых предложений на два рода в зависимости от
языка — Si и S2 (см. там же, стр. 33).
3. ТЕОЛОГО-ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ТРАКТОВКА
СИСТЕМЫ ЗНАНИИ РЕАКЦИОННЫМИ ФИЛОСОФАМИ
НА ЗАПАДЕ
Холистическая система науки: сведение низшего к высшему.
Смэтс. Мейер-Абих. Неопозитивистская, т. е. субъективистская,
трактовка науки была не единственной среди идеалистических
концепций 20—30-х годов XX в., касавшихся теории научного
знания, в том числе и классификации наук. К воззрениям объ-
ективно-идеалистического характера относились, в частности,
холизм и неотомизм, которые появились во второй четверти
XX в.
Холистическая трактовка науки связана с общей идеалисти-
ческой концепцией холизма, для которой характерно своеоб-
разное сведение низшего к высшему. Такие воззрения были
близки к неовитализму: в реакционных учениях — холизме и
неовитализме — абсолютизировалось качественное биологиче-
ское начало, которому приписывался так или иначе божествен-
ный характер и которое резко метафизически отрывалось от
физико-химических основ жизни и противопоставлялось мате-
риальным носителям живого.
Основатель холизма Дж. Смэтс считал, что всякой системе
вещей, явлений, обладающей внутренним единством, присуще не-

кое начало «целостности» (целое — по-гречески holos). В книге
«Холизм и эволюция» (1926 г.) он располагал в последова-
тельный ряд усложняющиеся виды различных целостностей
(атом химического элемента, молекула химического соедине-
ния, клетка) и утверждал, будто в области живой природы
материальные структуры приходят во взаимодействие с каким-
то новым фактором чисто психологического, нематериального
характера — с «душой».
Отсюда у Смэтса следует вывод о принципиальной несводи-
мости высшего к низшему не только в структурном, но и в ге-
нетическом смысле. Скорее низшее (как часть), заявляет он,
может быть сведено к высшему (как целому), поскольку целое
всегда больше суммы своих частей. Организм, например, хотя
и состоит из частей, однако представляет собой нечто большее,
чем простая их сумма. «Целое, — пишет он, — больше суммы
своих частей, обладает некоторой внутренней определенностью
структуры и функций, специфическими внутренними отноше-
ниями, некоторым внутренним характером, чем и конструи-
руется это большее»1.
Понятие целостности трактуется Смэтсом в сугубо идеали-
стическом смысле. Мир в своей основе не является, по его мне-
нию, субстанцией, а сводится к отношениям. Материя якобы
исчезла, превратилась в энергию. Все, что можно теперь ви-
деть (в опытах современной физики и биологии), — это только
формы и структуры, это целостности. Холизм, по заявлению
его творца, есть созидательный принцип мироздания, действу-
ющий в природе и обществе.
В философии Смэтса обнаруживается связь с монадологией
Лейбница. Но как у всех эпигонов, у Смэтса ясно видно, что
из философии Лейбница им берется только самое реакционное,
сугубо идеалистическое, а диалектика немецкого мыслителя от-
брасывается полностью. Определяя холизм как теорию целых
(или «pattern»), Смэтс провозглашает, будто «в самой материи
присутствуют «целые», которые и образуют ее природу, ее су-
щество»2. Эти «целые» носят таинственный, иррациональный
характер. Они не доступны познанию человека, но доступны
мистической интуиции. Поэтому знания о них следует искать
не в научных исследованиях, а в поэзии и мистике.
К вопросу о классификации наук (вернее, областей внеш-
него и внутреннего мира) относится рассуждение Смэтса о том,
что весь мир представляет собой восходящий ряд целостностей.
Ученый начинает с материи, которая являет собой самую про-
стую целостность. Затем он поднимается к растениям и живот-
ным, к душе (сознанию), человеку, личности и духовному миру.
1 J. С. Smuts. Holism and Evolution. New York, 1926, p. 103.
2 J. C. Smuts. Planes for a better world. London, 1942, p. 154.

Здесь, как видим, установленная современной наукой эво-
люционная лестница в общем сохраняется, но ей дается холи-
стическая трактовка. Суть ее сводится к тому, что прогрессия
«целых» сама по себе создает уже структуру Вселенной и со-
ставляет основание для всего органического и неорганического
мира (см. там же, стр. 152).
Холизм прямо смыкается с религией и ведет к откровенной
теологии. Пытаясь придать своему учению наукообразный вид,
Смэтс стремится подчинить науку религии, «оправдать» рели-
гию наукой. «Наука начинает более и более взывать к эстети-
ческим и религиозным чувствам мыслящих людей, — вещает сей
философ. — В самом деле, можно сказать, что в наш век нау-
ка, возможно, является ясным откровением бога»1.
Сторонник того же холистического учения А. Мейер-Абих
продолжил идеи Смэтса, доведя их до логического конца. Он
решил в корне пересмотреть старые классификационные схемы,
согласно которым науки располагались в порядке от простого
к сложному (соответственно от низшего к высшему). Мейер-
Абих предложил перевернуть эти схемы, т. е. поставить всю
проблему с ног на голову. Механистическому сведению слож-
ного к простому было противопоставлено выведение простого
из сложного, части из целого.
Мейер-Абих в книге «Идеи и идеал биологического позна-
ния» (1934 г.) исходит из того, что природа одушевлена и что
основу мироздания составляет дух. Всю действительность он
делит на четыре ступени, причем каждая следующая, более
высокая ступень обладает у него большей реальностью.
Высшую ступень составляет дух, а потому он наиболее реа-
лен. Дух содержит в себе и все другие ступени вплоть до самой
низшей, обладающей наименьшей реальностью. Этой сту-
пенью, согласно Мейер-Абиху, служит мир первичных качеств
(в локковском смысле), т. е. главным образом мир неоргани-
ческой природы, который объявляется «чисто логической кон-
струкцией».
Соответственно этой схеме Мейер-Абих противопоставляет
механистическому сведению биологии к физико-химическим за-
кономерностям «сведение» механики, физики и химии к поня-
тию жизни, а через него к духовным явлениям. Здесь холизм
прямо смыкается с неовитализмом, причем Мейер-Абих заим-
ствует у Дриша его основное понятие — «энтелехии» (особого
мистического жизненного начала). «В иерархическом поряд-
ке, — писал он, — вышестоящий член определяет формы и спе-
цифические энергии (или, как мы можем вслед за Аристотелем
назвать их, «энтелехии») включенных в него членов»2.
1 J. С. Smuts. Toward a better world. New York, 1944, p. 182.
2 «Anatomischer Anzeiger», B. 92, N 7 (12), 1941, S. 122.

Так уродливо искажены идеалистом все соотношения вещей
и явлений материального и духовного мира. Проблема класси-
фикации наук оказалась у него поставленной вверх ногами1.
Неотомистская концепция знания. Маритэн. Неотомизм как
философское течение тесно связан с католицизмом — наиболее
распространенной формой современной религии. Но в отличие
от чисто религиозных учений неотомизм пытается создать ви-
димость научного обоснования своих теологических догм. Од-
ним из основателей неотомизма считается Жак Маритэн.
В 30-х годах нашего века в Париже вышло три издания его
книги «Различать, чтобы соединять, или ступени знания».
В вводной главе автор рассматривает «величие и убожество
метафизики». Затем, во второй главе, излагает «ступени ра-
ционального знания». Эти ступени он связывает с отношением
между «философией и экспериментальной наукой». Здесь Ма-
ритэн, беря сначала «науку в общем», выделяет в ней две раз-
ные группы наук: «науки объяснения (в полном смысле слова)
и науки констатации»2.
Науки объяснения открывают, по его определению, имма-
нентную интеллигибельную (сверхчувственную) необходимость
у предмета, они дают нам возможность прослеживать действие
принципов или разумное основание путем обнаружения причин.
По терминологии древних, к которой Маритэн любит прибе-
гать, эта группа наук выясняет propter quid est («вследствие
чего это есть»).
Науки констатации носят эмпирический характер, представ-
ляя собой частный случай познания, состоящий в простой ли-
нии фактов. По той же терминологии древних, эта группа наук
выясняет quid est («что это есть»). В этой связи рассматри-
вается экспериментальное констатирование.
Главное внимание автор сосредоточивает на вопросе о сту-
пенях абстракции. «Путеводная нить нам дана здесь учением
о трех ступенях абстракции, — пишет Маритэн, — или трех сте-
пенях, согласно которым вещи дают уму возможность дости-
гать в них более или менее отвлеченного и нематериального
предмета; я говорю это в отношении самой интеллигибельности,
которая нисходит от предпосылок к заключениям, и в отноше-
нии конечного анализа к модусу определения. Разум может
отличать предметы отвлеченные, очищенные только от материи,
поскольку она является основанием различия индивидов вну-
три вида и принципом индивидуализации» (там же, стр. 71).
1 Критику холизма см. в работе Е. Филовой «Материализм против
холизма» (автореферат диссертации). Изд-во ВПШ и АОН, 1959, и в книге
В. Г. Афанасьева «Проблема целостности в философии и биологии».
Изд-во «Мысль», 1964.
2 Jacques Maritain. Destinguer pour Unir ou Les Dogres du savoir, 3 edi-
tion, 1939. Paris, p. 65.

Истолковав таким путем материю, Маритэн стремится вся-
чески принизить чувственное познание, а заодно и представле-
ние о вещах как о материальных образованиях. На этой самой
низшей ступени, говорит он, предмет выступает перед нашим
пониманием, запечатленным всеми своими признаками, проис-
ходящими от материи, с отвлечением лишь от преходящих и
строго индивидуальных особенностей, которыми наука прене-
брегает. В таком случае разум рассматривает тела в их по-
движности и чувственной реальности и представляет облачен-
ными в их качества и свойства, контролируемые эксперимен-
тально.
Понимаемый таким образом предмет «не может ни суще-
ствовать без материи и качеств, которые с нею связаны, ни
быть постигнут без нее. Это большая область, которую древ-
ние называли физикой. Познание чувственной природы. Пер-
вая ступень абстракции» (там же).
Далее, по Маритэну, разум может отличать предметы абс-
трактные, очищенные в той мере, в какой речь идет об осно-
ваниях чувственных — активных и пассивных — свойств. В та-
ком случае разум рассматривает только одно свойство, которое
он отделяет от самих тел и которое остается после того, как
отпадет все чувственное, — это количество, число или протя-
женность, взятые сами по себе. Здесь предмет мысли «не мо-
жет существовать без чувственной материи, но может быть по-
стигнут без нее, так как ничего чувственного или опытного
не входит в определение эллипса или квадратного корня. По-
знание количества, как такового, согласно отношению порядка
и меры, которые ему (количеству) свойственны. Вторая ступень
абстракции» (там же, стр. 72—73).
Наконец, пишет Маритэн, ум может отличать предметы от-
влеченные, очищенные вообще от всякой материи, удерживая
в вещах только само их бытие, которым они «пропитаны», т. е.
бытие, как таковое, и его законы; в итоге образуются «предме-
ты мысли, которые не только могут быть постигнуты без ма-
терии, но которые могут даже существовать без материи либо
потому, что они никогда не существуют в материи, как бог и
чистые духи, либо потому, что они существуют в материальных
предметах так же хорошо, как и в нематериальных, подобно
субстанции, качеству, действию и силе, красоте, добру и т. д.
Это великая область метафизики. Познание того, что нахо-
дится по ту сторону чувственной природы или бытия как бытия.
Третья ступень абстракции» (там же, стр. 73—74).
Ж. Маритэн объявляет далее, что эти три ступени абстрак-
ции, согласно Кайетану и св. Фоме, относятся к формальным
абстракциям, которые схоластика называла abstractio formalis.
В соответствии с этим выделяется: 1) тотальная абстракция
(abstractio totalis), или экстракция, посредством которой об-

щее (универсалия) извлекается из частного (человек из Петра
и Павла). Здесь разум поднимается над познанием единичного,
воспринимаемого чувствами (конкретного «это и то»). Поэтому
тотальная абстракция является общей для всех наук; 2) абс-
тракция, или экстракция интеллигибельного рода, когда от слу-
чайных (преходящих) и материальных данных отделяется то,
что является сутью предмета.
«Согласно ступеням именно этой формальной абстракции
спекулятивные (т. е. основанные на размышлении. — Б. К.) нау-
ки различаются одни от других, поскольку предметы высшей
науки являются как бы формой или регулирующим типом по
отношению к предметам низшей науки. Несомненно, что пред-
меты метафизики являются более универсальными, чем пред-
меты физики» (там же, стр. 75).
Однако Маритэн считает, что дело не в этом более универ-
сальном, более широком характере метафизики по сравнению
с физикой. Суть в различии самих подходов, самого «плана»
рассмотрения проблем. Так, метафизику интересует не план
общности понятий, она рассматривает предметы не в качестве
просто более общих понятий, а в плане формы и интеллиги-
бельного типа, следовательно, в более высоком плане. Поэтому
метафизика получает подлинное знание средствами трансцен-
дентными по сравнению с физикой и математикой.
Возвращаясь к наукам констатации, составляющим первую
ступень абстракции, Маритэн объявляет их частью физики и
делит на два класса: науки прежде всего индуктивные, изуча-
ющие чувственную природу, и науки телесного бытия — фило-
софия чувственной природы.
После этих общеметодологических рассуждений, в которых
изложены принципы неотомизма и его философский подход к
проблеме систематизации научного знания, Маритэн составляет
«таблицу науки», в основу которой он кладет прежде всего
деление абстракций на три ступени (см. там же, стр. 79).
В этой «таблице науки» выделены три основные науки, соот-
ветствующие указанным трем ступеням: физика отвечает пер-
вой ступени абстракции (с подразделением на философию при-
роды и на науку эмпирическую), математика отвечает второй
ступени, метафизика — третьей (см. схему ХХПб). Сплошными
стрелками Маритэн изображает регулятивные науки (направ-
ление воздействия или регуляции с их стороны), прерывисты-
ми — указаны исторические устремления умов: слева направо
вверх — в современном обществе, справа налево вверх — в древ-
ности.
Справа столбцом представлена общая классификация зна-
ний с основным их делением на философию (верхняя часть
столбца), науку (средняя часть столбца) и донаучный опыт
(нижняя часть столбца).

Следующий вопрос, на котором останавливается Маритэн,
касается соотношения «науки и философии». Здесь речь идет
о различиях между материальным предметом (если случится
так, что он для философии и для науки может быть одним и
тем же, например мир тел) и формальным предметом (тем, ко-
торым определяется специфическая природа интеллектуальных
дисциплин). Вслед за этим он излагает свой взгляд на понятие
факта и на структуры и методы основных родов знания. «Вся-
кая наука отвечает на два вопроса, — утверждает автор, — сна-
чала на вопрос An est («есть ли?»), существует ли вещь, и на
вопрос Quid est («что она есть?»), какой она природы» (там
же, стр. 107).
В дальнейшем Маритэн проводит различные разрезы через
взаимоотношения сторон, или частей, общей системы знания и
получает четыре схемы —для математики, для эксперименталь-
ных наук, для философии природы и для естественной теоло-
гии (см. там же, стр. 108—112).
Каждая из этих схем строится по однотипному плану: ввер-
ху располагается «интеллигибельный план», внизу — «план чув-
ственного существования». Это, так сказать, ордината в коор-
динатной системе Маритэна. Далее во всех схемах, кроме схе-
мы для экспериментальных наук, слева располагается An est,
а справа — Quid est или нечто ему эквивалентное. По абсциссе
у Маритэна совершается переход от знания, существует ли
данная вещь, к знанию, что она собой представляет. В схеме
для экспериментальных наук (см. схему ХХПв) оба вопроса —
An est и Quid est — располагаются на одной вертикальной ли-
нии. Во всех схемах сфера науки охватывается парантезом
(фигурной скобкой). В последней схеме «понимание по анало-
гии» подразумевается как противопоставленное познанию (см.
схему ХХПв).
Изложение проблемы Маритэном нарочито усложнено и за-
туманено схоластическими и неосхоластическими построения-
ми. Цель всех его построений и рассуждений в конце концов
сводится к простой вещи — доказать псевдонаучным образом
превосходство «естественной теологии» и «метафизики» над
всеми другими видами и формами абстрактной деятельности
человеческого ума, поднимающегося от низших, чувственных
своих ступеней до высших, сверхчувственных, где начинается
якобы приобщение человеческого духа к божественному началу
с его таинствами. Ни Маритэн, ни его позднейшие последова-
тели из числа неотомистов середины XX в. не дали и не в со-
стоянии были дать ничего ценного в вопросе о классификации
наук. Они исходили из заведомо ложной, лженаучной установ-
ки, проистекающей из основной религиозно-идеалистической
концепции всего их вероучения.

4. ПОПЫТКИ НА ЗАПАДЕ ПОСТРОИТЬ КЛАССИФИКАЦИЮ НАУК
НА НЕФОРМАЛЬНОЙ ОСНОВЕ
Система естественнонаучного знания. «Анатомия науки»
Льюиса. В 1926 г. вышла в свет книга известного американ-
ского физико-химика Джильберта Льюиса «Анатомия науки»,
в которой дан анализ методологических проблем современного
естествознания. В основном она написана с позиций естествен-
нонаучного материализма, хотя эту линию автор проводит не
вполне последовательно. В силу стихийного тяготения к диалек-
тике он поднимается выше не только официального идеалисти-
ческого мировоззрения с его резко выраженными антидиалек-
тическими тенденциями, но и выше упрощенного, механи-
стического материализма. Льюис отмечает, что философская
система, начала которой изложены в его книге, «так же далека
от вульгарного материализма, традиционно приписываемого уче-
ным, как и от тонко замаскированной теологии классической
метафизики»1.
Переходя от одной науки к другой в порядке их общей
иерархии, Льюис начинает с анализа общего метода науки и с
наиболее абстрактной области математических наук — с разде-
ла «Методы науки. Числа». Здесь он определяет цель своего
исследования: «То, что я намерен предложить, представляет
собой нечто вроде поперечного разреза, показывающего строе-
ние современной науки» (там же, стр. 7). Собственно говоря,
это и есть вопрос о классификации наук.
Автор расчленяет всю науку в целом на науки о природе и
науки об обществе, останавливаясь в дальнейшем только на
первых из них. В его подходе к структуре научного знания (к
«анатомии науки») фактически нашла свое отражение, во-пер-
вых, диалектика развития самой природы, самого объекта,
идущего в направлении от низшего к высшему, от простого к
сложному, и, во-вторых, диалектика познания природы чело-
веком, идущего в направлении от абстрактного к конкретному.
Вот почему при разборе метода науки он уделил большое
внимание вопросу о роли абстракций в науке.
Льюис приближается к раскрытию диалектики абсолютной
и относительной истины. «Теория о существовании абсолютной
истины, — пишет он, — также довольно широко укрепившаяся
в человечестве, представляется не слишком полезной для нау-
ки, она скорее дает горизонт, к которому мы можем двигаться,
нежели точку, которая может быть достигнута» (там же,
стр. 10—11). Автор отмечает, что хотя в целом наука и не дает
окончательных и бесспорных истин, но все же никогда не дает
и совершенно ложных во всех частях результатов; она все вре-
1 Г. Н. Льюис. Анатомия науки. ГИЗ, 1929, стр. 5.

мя совершенствуется. Льюис вскрывает противоречия в разви-
тии науки. Он отмечает, что старые теории аннулируются или
видоизменяются и эти исправления не всегда можно примирить
с новыми данными.
Очень важно, что автор не отождествляет науку с измере-
нием, как это делают представители модного философского
течения — операционализма. Для него наука есть процесс по-
знания природы, а не система условных знаков и не чисто ути-
литарное пособие, рассчитанное на удовлетворение тех или
иных нужд человека в духе прагматизма. Модным идеалисти-
ческим течениям в американской философии Льюис как есте-
ствоиспытатель противопоставляет стихийно-материалистиче-
ский взгляд на науку, на ее предмет и метод исследования.
Далее Льюис переходит к более конкретному разделу мате-
матики — к «пространству и геометрии», за которыми следует
переход от математики к наиболее абстрактному разделу клас-
сической механики — к кинематике, выступающей как «время
и движение». Здесь снова обнаруживаются стихийно-материа-
листические позиции автора. «Для того чтобы создать науку,—
пишет он, — необходимо прежде всего, насколько возможно,
исключить из наших представлений все чисто субъективное;
по отношению ко времени первый шаг в этом направлении
был сделан нашими отдаленными предками, когда они реши-
ли измерять время не собственными чувствованиями, а движе-
нием солнца и луны... Изучение движения тел привело к новой
науке — кинематике, науке более широкой, чем геометрия. Ки-
нематика включает в себя всю геометрию и в нее входят эле-
менты времени» (там же, стр. 50—51).
Последующая наука у Льюиса отличается от предыдущей
в общем ряду наук возрастанием объема своего предмета. По-
этому она включает в себя, во-первых, всю предыдущую науку
целиком, а, во-вторых, сверх этого содержит в себе элементы
новой области исследования (в данном случае фактора време-
ни), которые отличают ее от предыдущей науки. В свою очередь
такое включение одних наук в другие раскрывает значение
первых относительно вторых. Такова, например, роль матема-
тики по отношению к физике. «Если математические теории,—
утверждает он, — охватывают большую группу эксперименталь-
ных фактов, мы уверены, что они будут пригодны и для вновь
открываемых явлений. Мы уверены, что природа не играет
с нами плохих шуток; мы думаем, что математическая теория,
совпадающая с опытом во многих случаях, не приведет нас
к ошибкам относительно новых наблюдений. Мне кажется, что
в этом все значение математического исследования в физике»
(там же, стр. 58—59).
Завершается этот раздел у Льюиса рассмотрением специ-
ального принципа теории относительности Эйнштейна. Переход

к следующему звену в общей цепи наук осуществляется посред-
ством включения вслед за понятиями пространства и времени
понятия массы. В результате этого образуется собственно ме-
ханика в виде динамики, а затем и статики макромеханических
тел. «Геометрические представления и понятие времени позво-
ляют построить кинематику, — писал Льюис. — Подобно гео-
метрии, для которой совершенно несущественна внутренняя
структура рассматриваемых объектов, кинематика оперирует с
законами абстрактного движения, не заботясь о свойствах дви-
жущихся тел. Если мы теперь пожелаем развивать нашу науку
дальше так, чтобы она включала не только представления
времени и пространства, но и другие измеряемые величины, то
мы должны выбрать из бесконечного ряда всяких свойств тел
те, которые являются общими и характерными для всех. В ка-
честве такого нового свойства была выбрана масса, и привле-
чение этого понятия в науку привело к новой дисциплине —
механике» (там же, стр. 68).
Этот пример показывает, каким образом у Льюиса осуще-
ствляется переход от более абстрактных наук к более конкрет-
ным: каждый новый шаг от исходного абстрактного к конкрет-
ному он связывает с введением нового понятия, которое позво-
ляет конкретизировать взгляды на ранее изученные отношения
тел, их свойства и их движения. Вместе с тем автор предупре-
ждает, что ни одна из достигнутых в этом непрерывном посту-
пательном движении человеческого познания ступеней не долж-
на абсолютизироваться, превращаться в окончательную истину.
«Генеральная ньютоновская концепция механических явлений
была настолько полна, что многие из его преемников говорили:
«В этом вся наука. Дайте движение и массы всех частиц Все-
ленной, и все будущее и прошедшее предстанет нашему взо-
ру». Не было, однако, ни одной философской системы, которая
была бы так бесплодна, как механистическая философия, дав-
шая жизнь этому утверждению. В наши дни удивления и эн-
тузиазма, вызванных замечательными достижениями Эйнштей-
на, можно заметить ту же тенденцию. Читая рассуждения о
новой мировой геометрии, мы часто склонны думать, что эта
геометрия заключает в себе всю науку» (там же, стр. 84). Ав-
тор показывает далее, что и это есть лишь ступень в развитии
научного знания.
Переходя от механики к физике, Льюис начинает с разбора
теории о наиболее простом физическом виде материи — физи-
ческом, а именно электромагнитном, поле («свет и кванты»).
Из области макромеханики он переключает внимание читателя
на область микромеханики. Здесь получает свою конкретиза-
цию вопрос о противоречиях в развитии науки, в которых, как
мы знаем, лишь выражаются противоречия, присущие самому
предмету научного исследования. Так, в самом же начале раз-

бора учения о свете и о квантах Льюис рассматривает одну из
старейших проблем философии — дилемму прерывности или
непрерывности. При этом он подчеркивает, что в истории спо-
ров о реальности частиц материи победила по сути дела мате-
риалистическая точка зрения и было отвергнуто противополож-
ное в гносеологическом отношении утверждение, будто пред-
ставления о частицах материи были введены лишь ради
удобства. Льюис отмечает, что «уже на нашей памяти атом и
молекула превратились из рабочей гипотезы в совершенно ре-
альные объекты» (там же, стр. 85).
Анализируя далее более сложные, а значит, и более кон-
кретные физические объекты и их закономерности, автор обра-
щается к термодинамике и статистической физике («вероят-
ность и энтропия») и говорит о них как «о приложениях одного
отдела математики» (там же, стр. 103).
Этим заканчивается у Льюиса рассмотрение наук, которые
он называет математическими. В заключение он переходит к
наукам нематематическим, где на первом месте стоит химия.
Через органическую химию приходит к живой природе, на ко-
торой завершает изложение своей «анатомии науки».
Система Льюиса — образец того, как естествоиспытатели,
стоявшие на стихийно-материалистических и вместе с тем диа-
лектических позициях, делали шаги вперед в разработке новой
системы научного знания, соответствующей современному уров-
ню развития науки вообще, достижениям в области естество-
знания в особенности.
Принцип периодичности в системе наук. Идеи Странского.
Интересна попытка чешского химика Олдржиха Странского
провести через иерархический ряд наук идею периодичности,
опираясь на периодический закон химических элементов
Д. И. Менделеева. В этом плане написана его работа «Химия
и философия. От идеи вечного кругооборота к закону всеобщей
периодичности» (1927 г.), посвященная памяти Д. И. Менде-
леева. Сильной стороной ее является химия, слабой — филосо-
фия. Не зная, очевидно, того, что писали по поводу круговорота
материи материалисты, в особенности Энгельс в «Диалектике
природы», не будучи знаком с трудами по диалектике, автор
ищет источник идеи круговорота и повторяемости в процессе
развития у представителей позитивизма и даже ницшеанства.
В предисловии к своей книге Странский писал о том, что при
изучении философии его особенно заинтересовала «великолеп-
ная идея вечного круговорота», выдвинутая Спенсером и Ниц-
ше. Эта идея, по мнению автора, «есть логическое следствие
закона причинности» !.
1 Oldfich Strdnsky. Chemie a filosofie; Od ideje vecneho kolobehu k za-
konu vseobecne periodicity. Praha, 1927, s. 7.

Обращаясь в связи с этим к периодическому закону Мен-
делеева, Странский формулирует «закон всеобщей периодично-
сти», рассматривая его как элемент философии, проникнутой
духом научной позитивности. Вслед за философией он распро-
страняет этот «закон» на четыре области познавательной дея-
тельности, четыре составные части культурного развития: «нау-
ка (науки математические — физика, химия, биология, — психо-
логия, социология), религия, философия и искусство» (там же
стр. 8). Все эти области духовной деятельности людей автор
пытается рассмотреть с единой точки зрения, а именно с той
стороны, как в каждой из них проявляется периодичность изу-
чаемых ими явлений. Общий ряд наук у него не представляет
собой чего-либо нового, оригинального. Однако такой подход
к раскрытию их взаимной связи и, следовательно, к обоснова-
нию их общей классификации представляет, на наш взгляд,
известный интерес независимо от явно несостоятельной попыт-
ки вывести все это не только из закона Менделеева, но и из
положений реакционной философии, которая привлекается
здесь им чисто внешним, случайным образом.
Структура разбираемой Странским области духовной дея-
тельности человека такова:
I. НАУКИ
A) Науки математические
B) Естествознание
1. Физика
наука о движении: а) Механика, b) Акустика, с) Термика (учение о
тепле);
наука об электромагнитном поле: d) Наука об электричестве и магне-
тизме, е) Оптика.
2. Химия
(сюда относятся также геохимия и геология).
3. Биология
C) Науки о духе
1. Психология
2. Социология
II. РЕЛИГИЯ
III. ФИЛОСОФИЯ
IV. ИСКУССТВО
Мы остановимся здесь на первом из приведенных четырех
разделов. Автор включает в него только науки объективного
характера в отличие от наук субъективного характера, или нор-
мативных, которых он не касается. К этим последним отно-
сятся у него логика, этика и эстетика.
В области математики Странский разбирает периодические
функции (ссылаясь на работы Н. Бора и др.), квазипериодиче-
ские функции и т. п., в которых он обнаруживает проявление

сформулированного им «закона всеобщей периодичности». В об-
ласти физики автор с той же целью приводит различные случаи
и закономерности периодических движений, в том числе и дви-
жений космических тел (астрономия). Переходя к химии, кро-
ме периодического закона он затрагивает другие периодические
явления и химические процессы. Здесь же, касаясь геохимии,
проводит сопоставление между механическим и химическим
круговоротом. В области биологии у автора подразделяется
периодичность, обусловленная внешними, космическими причи-
нами (экзогенная) и обусловленная внутренними причинами
(эндогенная).
Это наиболее интересная часть всей работы. К экзогенной
периодичности Странский относит семь различных ее проявле-
ний: периодичность в сфере процессов жизни, вызванную:
1) гравитационным полем Луны и Солнца (приливы и отливы),
2) вращением Земли вокруг своей оси (день и ночь — метео-
рологические факторы), 3) обращением Луны вокруг Земли,
4) обращением Земли вокруг Солнца (четыре времени года),
5) усилением или ослаблением деятельности Солнца, 6) и
7) явлениями, которые выражают геологическое развитие Зем-
ли или физическое (астрономическое) ее строение. К эндоген-
ной периодичности автор относит, например, геккелевский био-
генетический закон (онтогения есть краткое и неполное по-
вторение филогении). Сюда же он включает наследственность,
атавизм и другие явления периодичности и повторяемости в
процессе развития живых организмов.
Интересны, но нередко спорны и, на наш взгляд, иногда
неправильны примеры периодичности и повторяемости в обла-
сти психологии, и в особенности социологии. Так, Странский
ссылается на «закон цикличности», который он связывает с
именами Паскаля, Вико и Шопенгауэра, поддерживая тем са-
мым ложную теорию повторяющихся циклов в истории обще-
ства. Но в данном случае для нас важно не то, насколько пра-
вильно автор трактует периодичность и повторяемость в той
или иной области действительности, а важна сама идея просле-
дить с точки зрения некоторого общего признака последова-
тельную связь наук и проявление этого признака в каждой из
отдельных наук или групп наук.
То, что Странский выбрал периодичность, дает нам возмож-
ность (по крайней мере применительно к области естествозна-
ния и математики) охарактеризовать его приближение, стихий-
ное и не всегда точное, к пониманию процессов природы как
идущих путем отрицания отрицания, ибо периодичность явле-
ний природы может носить характер не только механической
повторяемости с полным возвратом к исходному пункту движе-
ния, а и более сложный, диалектический характер, когда ис-
ходный пункт достигается в результате поступательного разви-

тия и периодическое повторение свойств, черт, признаков и т. п.
совершается на более высокой и развитой основе. Это имеет
место, например, в случае периодичности химических элементов
или биогенетического закона.
Работа Странского ценна поэтому не своей конкретной схе-
мой расположения наук в ряд и не тем, как трактует автор
ту или иную науку (в области философии, психологии и социо-
логии он повторяет во многом концепции позитивистов и идеа-
листов других направлений), а необычным подходом к раскры-
тию связи и общности наук.
От формальных классификаций к идеям Энгельса. Котар-
бинский. Идеи классификации наук разрабатывал в Польше
известный ученый Тадеуш Котарбинский в монографии «Эле-
менты теории познания, формальной логики и методологии
наук» (1929 г.). Эта книга была переиздана 32 года спустя в
Варшаве (1961 г.) с приложением более поздних его работ,
посвященных тем же вопросам.
Исследованию классификации наук автор предпосылает
анализ проблем, касающихся языка (ч. I), теории познания
(ч. II), элементов формальной логики (ч. III) и методологии
наук (ч. IV). В последнем разделе четвертой части книги Ко-
тарбинского излагаются особые методологические проблемы,
к которым он отнес и приемы классификации. Сущность клас-
сификации как логической операции автор рассматривает в
тесной связи с систематическим научным процессом вообще.
Исходным пунктом всех дальнейших построений у Котар-
бинского служит различение классификаций логической и ве-
щественной. Во втором случае проводится разделение вещей
на группы. В первом случае, как отмечает автор, речь идет
не о распределении классифицируемых предметов, а о выде-
лении в понятии А по меньшей мере двух других понятий — В
и С или большего их числа, составляющих объем понятия А.
Далее Котарбинский обосновывает формальнологическое
правило деления понятий, в частности требование, чтобы чле-
ны деления исключали полностью друг друга. Классификации,
удовлетворяющие этому требованию, он именует экономичны-
ми, не удовлетворяющие — неэкономичными. Точно так же ав-
тор разбирает требование, касающееся основания деления, и
прием дихотомического деления.
Особый интерес представляет трактовка генетической клас-
сификации. Таковая, по Котарбинскому, может трактоваться
либо в узком смысле, когда понятия разделяются согласно при-
знакам, которые появились в результате определенных процес-
сов, либо в широком смысле, когда классы независимо от их
происхождения характеризуются генетическими чертами.
По поводу этих классификаций автор пишет: «Ход иссле-
дования здесь связан с тем, что при генетических классифика-

циях выделяются такие классы, в соотношении с которыми
можно установить закономерности характерных природных
взаимозависимостей, важных для естествознания. Генетические
классификации в целом весьма результативны, особенно тогда,
когда классы выделяются под углом зрения, позволяющим
выявить причинные связи»1.
Для нас представляет особый интерес часть пятая труда
Котарбинского, посвященная анализу характерных черт глав-
ных разделов науки. Она начинается с раздела «О классифи-
кации наук». В этой части прежде всего раскрывается много-
значность понятия «наука». «Функциональным» называется то
ее понимание, которое учитывает «некоторый комплекс иссле-
довательской и вспомогательной деятельности», и «статиче-
ским» — ограничивающееся «определенным комплексом уже
познанных истин» (там же, стр. 366).
Таким образом, начав с чисто формального подхода к клас-
сификации как логическому приему, автор фактически пере-
ходит к содержательному подходу, анализируя генетические
классификации и рассматривая функциональное определение
науки.
Далее Котарбинский раскрывает понятие «специальная или
частная наука», предполагающая, что некоторое единство вы-
деляется либо на внешней основе (например, механика в ее
истории выступает как понятие определенной исторической
вещи, стадии которой постепенно развивались из более ранних),
либо на внутренней основе, когда нечто выделяется согласно
содержанию предмета (например, физиология, изучающая за-
коны, которые управляют процессами, совершающимися с ве-
ществом в живых телах).
Котарбинский констатирует, что классификацию наук мож-
но строить различным способом в зависимости от целей, кото-
рые она преследует. Ее целям соответствуют ее принципы.
Можно выбрать такие принципы:
1) по объекту (пример: зоология — наука о животных);
2) по методу (пример: математика — дедуктивная, психоло-
гия — индуктивная); 3) по углу зрения, под каким исследуются
предметы (пример: химия изучает тела с точки зрения струк-
туры их частиц, механика — с точки зрения особенностей их
движения); 4) по характеру положения, к которому стремится
данная наука (пример: история стремится к описанию и объ-
яснению исторических событий); 5) по законам мышления, в
которых прежде всего заинтересована данная наука (пример:
одни науки требуют больше всего памяти, другие — наблюде-
ния и т. д.).
1 Tadeusz Kotarbinskt. Elementy teorii poznania, logiki formalnej i me-
todologii nauk. Wroclaw — Warszawa — Krakow, 1961, S. 358—359.

Излагая перечисленные принципы, автор ссылается на ра-
боту польского ученого В. В. Козловского «Система знания.
Классификация наук», вышедшую в Варшаве (см. там же,
стр. 366).
Котарбинский отмечает, что в соответствии с возникающей
потребностью в усовершенствовании классификации наук стро-
ится и методология наук. В этом случае науки группируются
в классы, методологически родственные между собой, с раз-
делением их, например, на так называемые апостериорные и
априорные.
Автора интересует не создание какой-то собственной схемы
классификации наук, а выяснение характера границ между
науками, причем главный угол зрения определяется отноше-
ниями между вещественными и логическими классификациями.
Второй раздел пятой части посвящен математическим нау-
кам. Ими открывается система наук у Котарбинского. Здесь
большое внимание отводится методологическим вопросам, в
частности «априорности» математики и методу этой науки.
Третий раздел отведен естественным наукам. Сюда входит
физика (включая химию), биология (включая физиологию, бо-
танику, зоологию), психология и др. Будучи естественными,
они, согласно Котарбинскому, являются эмпирическими. Но их
конструкции образуются с помощью логики (формальной) и
математики (арифметики, алгебры и т. д.).
В дальнейшем автор сосредоточивает свое внимание на про-
тивопоставлении физики и психологии (т. е. науки о телах и
науки о духе). В анализе этого противопоставления сказалось
исходное разделение классификаций на вещественные, имеющие
дело с телесными образованиями, и на логические, имеющие
дело с понятийными, следовательно, с духовными образования-
ми. Рассмотрение начинается с разбора понятия субстанции.
Физика есть наука о «пространственной субстанции», психоло-
гия — о «мыслящей субстанции».
Котарбинский здесь поднимается выше обычных формаль-
ных концепций и становится на позиции содержательного ана-
лиза, приближаясь в ряде случаев стихийно к позициям диа-
лектики и материализма. Например, он ставит вопрос о том,
что дан «в понедельник» предмет А и он же «во вторник» ста-
новится предметом В, следовательно, этот предмет одновре-
менно и тот же и уже не тот, причем между А и В имеется
преемственная связь, поскольку В возникло из А. Говоря ина-
че, автор вплотную подходит к раскрытию противоречия тож-
дества и различия, их единства и вместе с тем их противопо-
ложности.
Котарбинский критикует вульгарный материализм, отож-
дествляющий субъективное с объективным, духовное с мате-
риальным. Поднимаясь выше этого упрощенного материализ-

ма, он приближается фактически к более высокой форме
материализма.
В четвертом разделе пятой части излагаются исторические
науки. Здесь автор противопоставляет трактовке истории как
«идиографической» науке ее трактовку как науки «номотети-
ческой». Первая трактовка свойственна неокантианской школе,
которая ограничивает задачу исторической науки описанием
событий, но не их объяснением, основанным на знании законов
исторического развития.
Котарбинский специально останавливается на генетическом
и причинном объяснении в истории, критикуя прагматизм, ко-
торый склонен объяснять события только ролью вождей в
истории. Исключительно интересен тот факт, что Котарбинский
останавливается на изложении исторического материализма,
видя в нем доктрину, научно объясняющую исторические собы-
тия. Исторический материализм Маркса и Энгельса, «историче-
ский социализм» их, указывает автор, развился как сознатель-
ная антитеза историческому идеализму Гегеля (см. там же,
стр. 430).
Затем автор рассматривает гуманистические науки, кото-
рые входят у него в исторические. Здесь снова подвергаются
критике концепции некоторых историков, признающих «чистую
историчность» (описательную) своей науки и отрицающих воз-
можность научного обоснования исторических законов.
Пятый раздел заключает в себе практические знания, куда
Котарбинский относит «оценки, нормы и проекты» (там же,
стр. 442). Оценки подразделяются на эмоциональные и утили-
тарные, а сами дисциплины — на критические и практические.
Последний (шестой) раздел главы пятой содержит крат-
кое рассмотрение философских наук. Этим заканчивается сис-
тема научного знания, соответственно классификация наук.
Уже в этой работе наметилась эволюция воззрений поль-
ского ученого в сторону содержательного подхода к классифи-
кации наук. В позднейших трудах Котарбинского они получили
дальнейшее развитие. Образцом этого может служить его ста-
тья «Из истории классификации наук», опубликованная в жур-
нале «Zycie Nauki» («Жизнь науки») № 3—4 за 1950 г. В ней
автор сначала рассматривает историю классификации наук, на-
чиная с античности. Подробно он останавливается на сопостав-
лении Дидро и Д'Аламбера и выяснении их роли в разработке
классификации наук, положенной в основу французской энци-
клопедии XVIII в.
Из современных концепций Котарбинский останавливается,
в частности, на идиографических воззрениях Виндельбанда и
Риккерта, ссылаясь на то, что польский ученый В. Татаркевич
в работе «Номологические и типологические науки» (1945 г.)
отвергал идиографический характер истории.

Но особенно интересным и важным в статье Котарбинского
является изложение воззрений Ф. Энгельса и его классифика-
ции естественных наук (см. там же, стр. 560—561). Сравнивая
классификацию Конта с классификацией Энгельса, рассматри-
ваемой в «Диалектике природы», Котарбинский находит между
ними внешнее сходство: к концу ряда естественных наук у
Энгельса примыкает «история», что соответствует с формаль-
ной стороны примыканию «социологии» у Конта к ряду есте-
ственных наук.
Но за этим внешним сходством Котарбинский вскрывает ко-
ренное принципиальное различие между классификациями Кон-
та и Энгельса. «Энгельс взял за основу деления наук различные
виды движения. Существует, напр., механическое движение, хи-
мическое движение, особо движение, свойственное оживленным
телам. В истории мира некоторые виды движения образуются
из других простых, следовательно, более ранних. Но каждому
виду движения отвечает тип тела с другим качеством, напр.
химическому движению подлежат только молекулы, особому
движению живых существ — только тела, содержащие в своем
составе белок. А эти виды тел возникают также в процессе
изменений: из простых образуются весьма усложненные бла-
годаря стиранию противоречий, свойственных всем природным
движениям, формирующим новые качества, которые появляют-
ся словно узлы на линии постепенного нарастания количест-
венных различий» (там же, стр. 560).
Котарбинский прослеживает, каким путем Энгельс пришел
к такой идее. Исходным пунктом, говорит он, явилась у Эн-
гельса блестящая мысль, подсказанная законом сохранения и
превращения энергии, согласно которому одни виды энергии
переходят в другие, напр. механическое движение — в тепло-
вое. Обобщая представления о такого рода переходах, Энгельс
пришел к своей классификации естественных наук по видам
движения и соответствующим им видам тел. «Не требуется до-
бавлять, — заключает свое рассмотрение Котарбинский, — что
такая же схема развития, согласно диалектическому материа-
лизму, имеет силу и в области истории» (там же, стр. 560).
Теперь автор смог провести более обоснованно различие
между классификациями Конта и Энгельса, внешне похожими
одна на другую. Различие здесь прежде всего в том, что Эн-
гельсом дана «новая, эволюционистическая и диалектико-ма-
териалистическая интерпретация» (там же, стр. 561) классифи-
кации наук, а в этой интерпретации содержится оригинальная
мысль о разделении наук по видам движения.
Проводя сравнительно-исторический анализ классификации
наук Энгельса и двух его предшественников — Конта и Бэко-
на, Котарбинский усматривает более близкое ее родство с клас-
сификацией Бэкона. Он высказывает даже мысль, что движе-

ние вперед (в смысле создания Энгельсом своей классифика-
ции) сочеталось у Энгельса с движением назад — к Бэкону от
Конта. В этом диалектическом, противоречивом движении —
отойти назад, чтобы двинуться вперед, — Котарбинский видит
прогресс в развитии данной проблемы. Не отрицая в принципе
такую возможность, мы все же полагаем, что в данном кон-
кретном случае подобного противоречивого движения у Эн-
гельса не было. Энгельс, как на это справедливо указывает
Котарбинский, непосредственно исходил из идеи сохранения и
в особенности превращения энергии, чего не мог сделать и
даже предугадать хотя бы отдаленно Бэкон. От Конта и Сен-
Симона Энгельс двинулся вперед не потому, что он вернулся
к Бэкону, а потому, что обогатил классификацию наук, опи-
равшуюся до него на формальные, статические принципы, прин-
ципом развития, принципом всеобщей связи и взаимных пере-
ходов между объектами природы. А этот принцип до Энгель-
са разработал на идеалистической основе Гегель, идеи которого
польский ученый явно недооценивает.
Процитировав известное место из «Диалектики природы»:
«Связь наук. Математика, механика, физика, химия, биология.
Сен-Симон (Конт) и Гегель», Котарбинский отмечает, что в
отношении Конта тут все ясно, а по поводу Гегеля он ставит
знак вопроса. Между тем если говорить не о внешнем сходстве
последовательного расположения наук в ряд, а о принципах,
положенных в основу классификации Энгельса, то эти прин-
ципы на идеалистической основе были развиты именно Геге-
лем. Энгельс же переработал их на основе материализма.
В своей книге при изложении марксистской классификации
наук Т. Котарбинский дважды ссылается на нашу работу, по-
священную этой проблеме.
Взгляды Котарбинского на классификацию наук и их эво-
люция могут служить примером того, как прогрессивные уче-
ные современности приближаются к материалистической диа-
лектике и стремятся овладеть ею.

Глава IV
ОТ ФОРМАЛЬНЫХ КЛАССИФИКАЦИИ
К ПЕРВЫМ ОПЫТАМ МАРКСИСТСКОЙ
КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В СССР
С победой пролетарской революции в России марксистская
философия заняла положение господствующего мировоззрения
в СССР. Это создало новые условия для разработки с ее по-
зиций всех научных проблем, в том числе и проблемы класси-
фикации наук. Однако эта проблема встала перед советскими
учеными не сразу; когда же она возникла, то правильный под-
ход к ее решению долго не был найден.
Немалую роль в этом отношении сыграло то, что в 20-х
годах нашего века получили распространение различного рода
уклоны и отходы от марксистской философии: с одной стороны,
к механицизму и позитивизму, а с другой — к гегельянству.
Позднее, с конца 30-х и до начала 50-х годов, отрицательное
влияние на развитие марксистской философии, в том числе и
указанной проблемы, оказывал культ личности.
Советские ученые, разрабатывающие марксистскую класси-
фикацию наук, преодолели эти трудности на основе глубокого
изучения произведений классиков марксизма-ленинизма и при-
менения марксистской диалектики к анализу современного
состояния науки и обобщению ее достижений.
В настоящей главе в исторической последовательности рас-
сматриваются различного рода попытки, предпринятые до
1945 г., истолковать принципы марксистской классификации
наук и конкретной ее схемы, разработанной Энгельсом. Здесь
освещаются также и стремления обосновать и развить схему
Энгельса применительно к достижениям современного есте-
ствознания и всей науки вообще.
1. ПРИБЛИЖЕНИЕ К. А. ТИМИРЯЗЕВА
К МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
Взгляды К. А. Тимирязева на классификацию наук. Среди
многочисленных воззрений, касающихся проблемы классифи-
кации наук в конце XIX и начале XX в., особое положение по

отношению ко всем формальным системам с их принципами
занимают взгляды К. А. Тимирязева.
Ученый приближается к диалектическому материализму: в
основу классификации он кладет не формальный принцип коор-
динации, а принцип историзма, принцип развития.
К. А. Тимирязев, касаясь более общего вопроса о класси-
фикации знаний, писал, что первая задача «всякой отрасли
знания, вступающей в стадию науки, — потребность так или
иначе осилить громадный материал, подлежащий ее изучению,
потребность в какой бы то ни было систематизации, классифи-
кации»1.
С позиций общей идеи развития К. А. Тимирязев дает в
очерке «Наука» (1920 г.) свое особое обоснование контовской
системы наук, существенно отличное от того, какое дал ей сам
Конт и его последователи.
В разделе «Классификации наук» этого очерка Тимирязев,
сославшись на ряд классификаций (Бэкона, Конта, Спенсера,
Бэна, Пирсона и др.), пишет: «Наиболее простой, естественной,
осталась классификация Конта (математика, астрономия, фи-
зика, химия, биология, социология). Она естественна уже по-
тому, что не представляет повторного, симметрического под-
разделения, всегда являющегося признаком искусственности,
а располагает науки просто в порядке их исторического раз-
вития, соответствующем иерархическому порядку их усложне-
ния, а следовательно, и взаимной их зависимости»2 (там же,
стр. 58).
Указав на то, что одну из особенностей контовской системы
составляет включенная в нее социология, Тимирязев вскрыва-
ет важнейшую черту современной науки, проявляющуюся во
взаимном проникновении различных ее отраслей друг в дру-
га. Отсюда у него фактически следует вывод о несостоятельно-
сти формальных классификаций с точки зрения современной
науки.
«Строгая классификация и разграничение науки, — отме-
чает он, — являются к тому же все менее необходимыми и
возможными ввиду наблюдаемого факта их взаимного сбли-
жения, сглаживающего границы, вызывающего возникновение
промежуточных, спаивающих областей. Через слияние физики
и астрономии получилась новая область астрофизики. Химия
сливается с физикой в физическую химию. Физика более и
более поглощается механикой (имеется в виду, очевидно, ста-
тистическая механика. — Б. К.). Физиология становится при-
ложением физики и химии к живым телам. То же верно и по
отношению к методам; считавшиеся характеристическими для
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII. Сельхозгиз, 1939, стр. 69.

известных наук начинают играть выдающуюся роль в других»
(там же, стр. 59).
К. Тимирязев в подтверждение этого указывает, что астро-
номия, располагавшая исключительно методом наблюдения,
уже прибегает к опыту. Далее сравнительный метод, наилучше
разработанный биологией, становится достоянием наук более
точных. Исторический метод, по Конту, составляющий харак-
теристическую особенность социологии, достигает высшего сво-
его развития в эволюционном учении (дарвинизме) и в свою
очередь распространяется на другие области знания, от астро-
номии до этики. Наконец, математический метод теории веро-
ятностей находит себе применение и в физике, и в биологии,
и в социологической науке.
С позиции материалистически истолкованной последова-
тельности наук, принятой Контом, К. А. Тимирязев критикует
идеалистов-биологов, которые приписывают психическому фак-
тору решающее значение в биологических процессах. «Иерар-
хическая система классификации Конта, указывающая на за-
висимость более сложных наук от более простых и основных, —
писал он, — обнаруживает элементарную ошибку группы со-
временных биологов-панпсихистов... Эта ошибка была уже
предусмотрена Контом, когда он предупреждал, что плодотвор-
ными в науке оказались только объяснения, шедшие от при-
роды к человеку, а не от человека к природе. Психологические
объяснения физиологических явлений по существу противоре-
чат основному условию научного объяснения, представляющего
переход от сложного к простому, что и выражается контовской
иерархией наук. Обратный прием антропоморфизма был ис-
пробован первобытным человечеством в мифологии и не при-
вел ни к чему» (там же, стр. 60).
Подобно Конту Тимирязев связывает две основные методо-
логические проблемы естествознания — классификацию наук и
периодизацию их истории. Он полагал, что Конт наряду с Сен-
Симоном и другими мыслителями своим учением о трех стадиях
развития человечества пролил свет на общую историю развития
человеческой мысли, завершившуюся рождением науки. «Эти
три периода, — указывает К. Тимирязев, — соответствуют трем
путям, по которым совершаются поиски к открытию новой исти-
ны. Эти три пути: простое угадывание истины, логическое вы-
слеживание ее из других истин и непосредственное добывание
ее из действительности при помощи опыта» (там же, стр. 23).
Таким образом, и здесь, принимая контовскую схему (трех-
фазное развитие человеческого духа), Тимирязев вкладывает
в нее новое содержание, совершенно отличное от контовского
и соответствующее реальной истории зарождения научного по-
знания от догадки до постановки эксперимента с целью рас-
крытия истины.

Первым способом, как указывает далее Тимирязев, пользо-
валось человечество с первых своих шагов; теперь же это наб-
людается лишь на невысоких уровнях культуры. Разгадывание
загадок, угадывание неизвестного, объяснение необъяснимого —
элементарный прием, которым руководствовались творцы пер-
вобытных религий. К числу тех, кто пользуется этим способом,
Тимирязев зачисляет и некоторых современных философов-
идеалистов (например, Бергсона и его поклонников), которые
восстают против завоеваний человеческого разума, пропове-
дуют возврат к инстинктивной интуиции и возвещают благо-
творность попятного движения до истоков науки и вообще сис-
тематического мышления.
Второй период начался с того момента, когда человек на-
шел, пишет К. А. Тимирязев, в логике могущественное орудие
для добывания истин, заключенных в других истинах, и увидел
в силлогизме общий ключ к истине. Руководящим здесь ста-
новится вопрос об авторитете, т. е. о том, кто же высказал
основные истины, из которых вытекают все остальные. Этот
период характерен для средневековой схоластики.
Третий научный путь к истине был возвещен Галилеем и
Бэконом. С этого переворота, по словам Тимирязева, берет
начало наука в том смысле, как мы ее теперь понимаем. Она
положила в основу своего стремления к истине добывание
тех больших посылок, которые ранее получались путем угады-
вания или доверия к свидетельству авторитета, получение
их непосредственно из природы путем опыта и наблю-
дения.
В другой своей работе — «Основные черты истории разви-
тия биологии в XIX столетии», первый вариант которой напе-
чатан в 1907 г., а последнее издание вышло в свет в 1920 г.,
Тимирязев писал, что для биологии XIX в. характерно рас-
пространение исторического метода вместо праздных и теоло-
гических догадок. Это особенно поражает нас при сравнении
современного состояния биологии со взглядами на нее, выска-
занными О. Контом и Уэвеллом, которых К. А. Тимирязев
называет самыми компетентными знатоками общего состояния
естествознания первой половины XIX в.
«Конт признавал, — указывает Тимирязев, — что метод, при-
сущий биологии, сравнительный (экспериментальный она заим-
ствует у предшествующих в его системе наук), метод же исто-
рический считал исключительным уделом социологии. Развитие
науки XIX века показало, что применение этого метода начи-
нается ранее в общем цикле наук и что его применение в
биологии увенчалось таким успехом, на какой социология пока
еще не может рассчитывать» (там же, стр. 125). Это высказы-
вание свидетельствует о слабом знакомстве Тимирязева в то
время с историческим методом марксизма.

Уэвелл же допускал (вслед за Лайеллем) применение исто-
рического метода к задачам неорганической природы и отрицал
какое-либо его отношение к миру живых существ. Он заявлял
(в согласии с Контом), что вместо раскрытия исторических
причин биолог вынужден только угадывать цели, т. е. продол-
жать блуждания в дебрях туманной телеологии.
Раскрывая сущность явлений внешнего мира и их подчи-
ненность единым законам, а в соответствии с этим общность
самих наук, расположенных в ряд от наиболее простых до
наиболее сложных, К. А. Тимирязев подчеркивал, в частности,
существование законов развития природы и общества, которые
касаются количественных и качественных, эволюционных и ре-
волюционных изменений. В этом отношении он видел единство
у всех объектов внешнего мира при наличии у них и специ-
фических различий. «Выходит, — писал ученый, — что и эволю-
ция, и революция имеют свои определенные законы — от меха-
ники до истории»1. Здесь характерно именно проведение
единой линии, связывающей в общую цепь все науки — от наи-
более простой, стоящей в начале ряда (механики), до наиболее
сложной, заканчивающей этот ряд (истории).
Вопрос о классификации наук используется К. А. Тимирязе-
вым и для обоснования других научных положений. Например,
он указывает, что поскольку категория случайности имеет
применение в области астрономии и истории (вместо контов-
ской социологии он называет историю), то она должна иметь
приложение и в области биологии, стоящей между названными
науками.
В статье «Бессильная злоба антидарвиниста» (1887 г.)
К. А. Тимирязев дает резкую отповедь и вскрывает вздорность
утверждений Страхова и Данилевского по поводу того, будто
мысль о случайности в сфере биологических и еще более — пси-
хических явлений должна возмущать ум и вызывать тошноту
в большей степени, чем в сфере неорганических явлений, и что
нельзя сваливать все науки в одну кучу, не видя их различий.
К. А. Тимирязев показывает, что Страхов, поучая азбучной
истине о существовании иерархии наук, заимствовал у самого
же Тимирязева рассуждение о промежуточном положении био-
логии. «...У меня идет речь не об одной астрономии, — под-
черкивает Тимирязев, — а именно об астрономии и истории
(вместо его психологии)... вся моя аргументация в том имен-
но и заключается, что я ставлю биологию между астрономией
и историей (как у него между астрономией и психологией) и
говорю, что если элемент случайности, встречаясь в астро-
номии и истории, не возбуждал ни в ком «тошноты», то по-
чему же он специально должен вызвать это расстройство,
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V. Сельхозгиз, 1938, стр. 364.

встречаясь в промежуточной между ними области биоло-
гии?»1
Особенно обстоятельно и по существу глубоко диалектиче-
ски Тимирязев изложил принцип развития как важнейший эле-
мент подлинно научного метода в своей работе «Исторический
метод в биологии». В основу этой работы положены лекции,
прочитанные в 1889—1890 гг. Тимирязев работал над ней и
последние годы своей жизни; вышла же в свет она как цель-
ное произведение лишь в 1922 г.
К. А. Тимирязев присоединяется к замечательной мысли
Бертло, «что всякая естественная классификация, все равно в
ботанике, в зоологии или в химии, по существу своему гене-
тическая, но только химия имеет то громадное преимущество
перед другими двумя науками, что свою генетическую класси-
фикацию она реально воспроизводит путем синтеза»2.
Конт, следуя за своим учителем Сен-Симоном, искал обос-
нование своей классификации наук в искусственных классифи-
кациях, которые в то время принимались в различных областях
естествознания, например система Линнея в ботанике и зооло-
гии. Тимирязев ищет обоснования для естественной классифи-
кации в том, что она соответствует новым классификациям, вы-
текающим из общих теорий развития природы, особенно из
дарвиновского учения.
Дарвинизм возник после смерти Конта, поэтому понятно,
что Конт не мог опереться на него, хотя К. А. Тимирязев стре-
мится показать, что некоторые идеи Конта, касающиеся живой
природы, предвосхитили якобы одну из главных идей Дарви-
на — о естественном отборе. Конт ограничивал применение идеи
историзма лишь последней, наиболее сложной и частной, спе-
циализированной наукой — социологией.
Тимирязев считает, что после 1859 г. (год выхода в свет
дарвиновского «Происхождения видов») положение в науках из-
менилось в этом отношении коренным образом. «... Примене-
ние исторического метода, — пишет он, — который Конт считает
исключительным уделом одной социологии, благодаря Дарвину
начинается уже в биологии и служит существенным соедини-
тельным звеном между этими двумя областями наук... И в об-
ратном направлении (то есть двигаясь от биологии к неоргани-
ческому естествознанию, от сложного к простому. — Б. К.)
введение исторического метода в биологию не вносит в нее
чего-либо чуждого предшествующим в системе Конта наукам,
не порывает связи ее с анорганологией, — и действительно, в
течение всего века мы встречаем стремление ввести историче-
скую идею и в область этих наук: Лаплас вводит ее в астро-
номию, Лайель — в геологию» (там же, стр. 235).
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VII. Сельхозгиз, 1939, стр. 348.
2 Там же, стр. 58.

Тимирязев поднимается до марксистского понимания про-
блемы, когда, следуя за Энгельсом и Лениным, сопоставляет
Дарвина с Марксом: «Мост между биологией и социологией
в форме применения исторического метода строится одновре-
менно с обоих концов Дарвином и Марксом, как это превос-
ходно выразил Энгельс в своей речи на могиле своего друга»
(там же, стр. 236).
Резюмируя все сказанное выше, К. А. Тимирязев совершен-
но правильно указывает: «История, как «новая наука», научно-
исторический метод, связывающий всю совокупность наших
знаний о природе со включением человека... — вот одна из
характеристических черт современного периода в развитии
наук» (там же, стр. 236—237).
Исторический, генетический взгляд на соотношение различ-
ных отраслей наук, в частности физики, химии и биологии (фи-
зиологии), проходит красной нитью через все работы Тимиря-
зева. Имея в виду именно генетические связи этих наук, он
писал, что объяснить явления жизни — значит «свести» их на
более простые физические и химические явления. «Сведение»
здесь понимается Тимирязевым не в механистическом смысле,
а в генетическом, как раскрытие связи и перехода от низших
форм движения материи к высшим. Именно так следует, на
наш взгляд, понимать много раз подчеркиваемое Тимирязевым
положение, что «современный физиолог оправдывает примене-
ние к жизненным явлениям методов физических прежде всего
тем, что другого пути для их объяснения не существует»1.
С этой точки зрения К. А. Тимирязев истолковывает отме-
ченный Контом факт, что логическая последовательность рас-
положения наук в его иерархическом ряду совпадает с исто-
рической последовательностью их развития. В «Жизни расте-
ний» Тимирязев пишет, что «историческое развитие каждой
науки требует, чтобы простейшее в ней предшествовало более
сложному... Для того чтобы быть физиологом, нужно быть в
известной степени и физиком, и химиком, и морфологом. Отсю-
да понятно, что физиологическое направление могло появиться
в науке позже, т. е. только после развития физики и химии»2.
Тимирязев не занимался специально вопросом классифика-
ции практических наук; следуя формально за Контом, он оста-
вил этот вопрос в стороне. Тем не менее о связи естествозна-
ния и его отдельных отраслей, особенно физиологии растений
и других биологических наук с практикой, говорит часто. Он
ссылался, например, на Буссенго и Пастера, которые «своей
деятельностью доказывали тесную связь между чистой наукой
и прикладной, доказывали необходимость для второй опирать-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 175.
2 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV. Сельхозгиз, 1938, стр. 36.

ся на завоевания первой»1. При этом работы Буссенго оказали
влияние на земледелие, а работы Пастера — на медицину.
Служить средством для достижения практических целей —
такова, по Тимирязеву, особенность, которая отличает чистое
знание, науку от знания прикладного, т. е. от искусства.
В целом хотя К. А. Тимирязев формально и принял основ-
ные схемы Конта (классификации и периодизации научного
знания), но в противоположность Конту трактовал их с пози-
ций исторического взгляда на развитие самой природы и ее
познания; в части принципиального обоснования этих схем он
стихийно приближался к марксистским воззрениям, поднимаясь
высоко над уровнем контовского позитивизма и вульгарного
эволюционизма.
На это правильно указывает В. М. Букановский в статье
«К. А. Тимирязев о классификации естественных наук». «В от-
личие от Конта, — пишет он, — Тимирязев наполняет основной
классификационный ряд наук от простого к сложному материа-
листическим, объективно-историческим содержанием. Уже то
обстоятельство, что Тимирязев считает исторический метод обя-
зательным не только для социологии, но и для наук о живой
и неживой природе, вносит новый научный аспект в принципы
классификации наук у Тимирязева»2.
Однако никакой более или менее законченной классифика-
ции наук у К. А. Тимирязева не было; намечался лишь пра-
вильный подход к постановке этой проблемы. Выработка та-
кого правильного подхода была неразрывно связана с тем, что
К. А. Тимирязев приближался по своим воззрениям к марксиз-
му, к марксистской философии, хотя он и не был всегда после-
довательным.
Вместе с тем у К. А. Тимирязева сохранилось известное
влияние контовской системы; это сказалось, в частности, в его
членении истории развития человеческого мышления на три
стадии. Но следует отметить, что у Тимирязева понимание этих
стадий отличалось от контовского.
2. ПРАВИЛЬНЫЕ И ОШИБОЧНЫЕ ПОДХОДЫ
К МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В СССР
В 20-х ГОДАХ XX в. (первые годы после смерти В. И. Ленина)
Первые неудачные подходы. Влияние механицизма и субъ-
ективизма. Влияние гегельянства (1924—1929 гг.). Позитивист-
ские настроения среди части советской интеллигенции стали
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III. Сельхозгиз, 1937, стр. 47.
2 «Ученые записки Пермского государственного университета имени
А. М. Горького», т. XII, вып. 2. Пермь, 1958, стр. 182.

распространяться еще при жизни В. И. Ленина. В годы граж-
данской войны Минин выдвинул лозунг «Философию за борт!».
Аналогичной платформы придерживался Энчмен, выпустивший
«Восемнадцать тезисов теории новой биологии».
В 1922 г. профессор физики А. К. Тимирязев (сын К. А. Ти-
мирязева) выступил в первом номере нового журнала «Под
знаменем марксизма» со статьей, в которой провозгласил, что
естественник, хорошо ставящий эксперименты, уже в силу од-
ного своего стихийного материализма в состоянии устоять про-
тив влияния идеалистической философии. При этом А. К. Ти-
мирязев сослался на В. И. Ленина, который якобы разделяет
такой взгляд.
Это была открытая проповедь позитивистского утверждения
о ненужности философии для естествознания, о том, что «наука
сама себе философия».
Ответом на эту именно статью А. К. Тимирязева явилась
в своей значительной части статья В. И. Ленина «О значении
воинствующего материализма», напечатанная в следующем
номере названного журнала. В ней Ленин указывал на опас-
ность позитивизма и необходимость философии.
Однако А. К. Тимирязев и присоединившиеся к нему есте-
ственники не только не учли разъяснений В. И. Ленина, но
открыто выступили против философии с позиций механистиче-
ского естествознания, которое якобы само по себе уже заме-
няет диалектический материализм и совпадает с ним. Так воз-
никла школа механистов, во главе которой оказались ее наи-
более активные деятели — А. К. Тимирязев, С. С. Перов и
А. Варьяш.
Два события в научной области имели прямое и непосред-
ственное отношение к проблеме классификации наук и вызвали
к ней в середине 20-х годов XX в. повышенный интерес со сто-
роны советских ученых. Это, во-первых, издание в 1925 г. ру-
кописи «Диалектика природы» Ф. Энгельса, содержащей из-
ложение марксистской классификации естественных наук (соот-
ветственно уровню их развития в последней четверти XIX в.) и
общих принципов их классификации; во-вторых, начало созда-
ния в 1926 г. Большой Советской Энциклопедии, в основу ко-
торой должна была лечь система современного знания.
Вскоре после этих двух событий, а отчасти одновременно
с ними были сделаны первые попытки опереться на принципы
марксизма при рассмотрении проблемы классификации наук.
К сожалению, эти попытки оказались неудачными, так как
опирались не на подлинный марксизм, а на искаженный (либо
в духе механицизма, либо в духе гегельянства).
Кроме упомянутых уже выше представителей механицизма
с защитой механистической концепции выступил Я. Я. Сквор-
цов-Степанов, выпустивший книгу «Современное естествозна-

ние и исторический материализм» (1924 г.). Материалы обсуж-
дения этой книги учеными, стоявшими главным образом на
механистических позициях, были опубликованы в дискуссион-
ном сборнике «Механистическое естествознание и диалектиче-
ский материализм» (1925 г.).
Редакция сборника, состоявшая из механистов, и другие
механисты провозгласили, во-первых, что диалектики как осо-
бой науки не существует, что она есть лишь метод всякого
научного исследования и, во-вторых, что механистическое есте-
ствознание вполне примиримо с диалектическим материализ-
мом, что оно необходимый элемент диалектико-материалисти-
ческого мировоззрения и одна из необходимейших предпосылок
марксистского мышления.
«Такое понимание мира, — заявлял Скворцов-Степанов,—
исходящее из строго последовательного применения закона со-
хранения энергии, такое понимание, которое видит задачу нау-
ки в сведении сложных явлений и их комплексов к относительно
простым физическим и химическим процессам, я в согласии со
многими естественниками называю механистическим мировоз-
зрением»1.
На вопрос, не конкретизируется ли материал истическо-диа-
лектический метод в современном естествознании, механисты
давали ответ: да, «в механистическом понимании природы», ко-
торое и представляет собой «диалектический материализм в
естествознании» (там же, стр. 16—17).
В соответствии с этим механисты утверждали, будто диа-
лектический материализм складывается из механистического
естествознания (науки о природе) и исторического материализ-
ма (науки об обществе). «Вот это-то положение, — писали
они, — что исторический материализм — лишь часть всеобщего
диалектического материализма как мировоззрения (или, ины-
ми словами, часть марксистской науки), мы и защищаем. Дру-
гой необходимой частью этой науки является механистическое
естествознание» (там же, стр. 28).
Позднее механисты усиленно пытались доказать, будто Эн-
гельс стоял на их точке зрения. С этой целью они подбирали
высказывания Энгельса, которые якобы свидетельствуют в их
пользу, перетолковывая их в соответствующем смысле, и замал-
чивали такие, которые противоречили воззрению механистов.
В центре внимания стоял вопрос о «сводимости» высших форм
движения к низшим и о соотношении главных и побочных форм
движения материи.
Выступая в 1926 г., А. К. Тимирязев прямо и открыто от-
верг положение Энгельса о побочных формах движения. «По-
1 Сб. «Механистическое естествознание и диалектический материализм».
Вологда, 1925, стр. 15.

бочные формы» — неудачное выражение, так как может подать
повод к очень скользким рассуждениям, что, к сожалению, и
случилось»1, — писал он.
Приведя цитату из «Диалектики природы», где говорится,
что механический и химический процессы при определенных
условиях выходят из своих собственных рамок2, А. К. Тимиря-
зев истолковал это в смысле отрицания Энгельсом того, что
«законы физики и химии в биологии являются чем-то побоч-
ным. Нельзя ведь сказать, — пояснял при этом Тимирязев,—
что водород и кислород, из которых получается нечто принци-
пиально новое — вода, являются чем-то побочным по отноше-
нию к воде, так как, кроме атомов водорода и кислорода в их
взаимодействии, в воде нет решительно ничего»3.
По словам А. К. Тимирязева, «неудачное выражение» «по-
бочные формы» сочеталось с глумлением «над биологами-меха-
нистами, распространяющими методы физики и химии на био-
логию», что оказалось «на руку виталистам и всем вообще
темным силам» (там же, стр. 35).
Из факта, что в вещественном отношении в высшей форме
движения нет ничего, кроме материальных носителей низших
форм, находящихся в особом взаимодействии между собой,
А. К. Тимирязев делал глубоко ошибочный, чисто механисти-
ческий вывод о том, что низшие формы, действуя внутри выс-
шей, не являются будто бы побочными по отношению к ней,
а исчерпывают по существу собой эту высшую форму. Отсюда
и сравнение, приведенное Тимирязевым: жизнь есть такое же
в принципе соединение физики и химии, как вода есть соеди-
нение водорода и кислорода.
При этом А. К. Тимирязев не видит, что жизнь есть качест-
венно новая, более высокая и сложная форма движения мате-
рии по сравнению с физикой и химией, вода же есть продукт
химической формы движения и ее образование не связано с
переходом к иной, более сложной форме движения.
Ссылаясь на свою статью в «Вестнике Коммунистической
Академии» (кн. XVII), где подробно говорится о «главных» и
«побочных» формах движения, А. К. Тимирязев добавлял:
«В живом организме физико-химические явления протекают в
гораздо более сложной обстановке, и вот эти более сложные
условия и есть то, что Энгельс называет «главными формами»
в отличие от «побочных»» (там же).
Итак, А. К. Тимирязев считает, что никаких «главных» и
«побочных» форм движения нет, а есть лишь различие в усло-
1 «Диалектика в природе. Сборник по марксистской методологии есте-
ствознания», сб. третий. Вологда, 1928, стр. 34.
2 См. Ф. Энгельс. Диалектика природы, 203—204.
3 «Диалектика в природе...», со третий, стр. 35.

виях протекания одних и тех же процессов: одни условия бо-
лее просты, другие — более сложны, подобно тому как свобод-
ные химические элементы находятся в более простых условиях,
нежели тогда, когда они вступают между собой в химическое
соединение.
Такие же взгляды высказывал А. Варьяш. В статье «Об
общих законах диалектики в книге Энгельса «Диалектика
природы»» он подобно А. К. Тимирязеву перетолковывал из-
вестные положения Энгельса, стараясь их представить в духе
механицизма. Например, Энгельс писал по поводу закона пе-
рехода количества в качество и обратно, что этот закон диа-
лектики имеет силу и для живых тел, но что тут он проявляет-
ся в весьма запутанных условиях, причем количественное из-
мерение здесь для нас в настоящих условиях часто еще
невозможно1.
«Этот же самый закон, — заключал Энгельс, — подтвер-
ждается на каждом шагу в биологии и в истории человеческого
общества, но мы ограничимся примерами из области точных
наук, ибо здесь количества могут быть точно измерены и про-
слежены» (там же, стр. 43).
Грубо исказив абсолютно ясное диалектико-материалисти-
ческое положение Энгельса, Варьяш придал ему совершенно
иной, в корне неправильный смысл. Он перетолковал его в
духе механицизма, подменил понятие общего закона диалек-
тики (перехода количества в качество и обратно) понятием
частного закона физики и химии.
Варьяш писал по поводу приведенного рассуждения Энгель-
са: «Нуждается ли объяснение жизни еще в каком-нибудь дру-
гом начале, кроме физико-химических? Энгельс ясно говорит
о том, что тот же самый закон (т. е. законы физики и хи-
мии. — А. В.) применим и к органическим телам. А может
быть, законы физико-химические необходимы, но недостаточ-
ны для объяснения и, что главное, для воссоздания живого
белка. Энгельс отрицает такую возможность. Физико-химиче-
ский закон в области биологии «происходит при гораздо более
запутанных условиях, и количественное измерение здесь еще
и ныне часто невозможно»». Варьяш подчеркивает слова Эн-
гельса, полагая, что этим он придает им нужный смысл, ко-
торый он тут же и раскрывает: «Ни о каких дополнительных
закономерностях, не-физико-химического характера, представ-
ляющих достаточные, а не только необходимые условия, Эн-
гельс не говорит, даже намека на таковые у него нет»2.
Варьяш пытается приписать Энгельсу нелепую, чисто меха-
нистическую концепцию, согласно которой вообще никаких
1 См. Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 46.
2 «Диалектика в природе...», сб. третий, стр. 88.

особых биологических законов в природе будто бы не сущест-
вует.
Цитируя положение Энгельса, что изучение химических
процессов находит перед собой как подлежащую исследованию
область органический мир, т. е. такой мир, в котором хими-
ческие процессы происходят согласно тем же законам, но при
иных условиях, чем в неорганическом мире, для объяснения
которого достаточно химии, Варьяш подчеркивает слова «при
иных условиях» и делает отсюда вывод, прямо противополож-
ный тому, какой делал Энгельс.
«Это означает, — заявляет Варьяш, — что специфичность
жизненных явлений заключается вовсе не в том, что они про-
исходят по каким-нибудь иным, не-физико-химическим зако-
нам, а только в том, что они происходят по тем же законам,
но при иных условиях. Это же есть слова Энгельса» (там же,
стр. 92).
Здесь налицо такая же подмена понятий у Варьяша, как
и в случае подмены понятия общего закона диалектики поня-
тием частного закона физики и химии. Энгельс говорит, что
законы химии продолжают действовать и тогда, когда в ре-
зультате усложнения химических процессов возникает жизнь
как более сложная, более высокая форма движения материи
со своими специфическими, присущими ей законами. Иными
словами, Энгельс показывает, что законы химии будут дейст-
вовать и в тех более сложных условиях, когда химический про-
цесс превратится в побочный внутри биологического процесса
как главного.
Варьяш же толкует это по-своему, как утверждение, будто
жизнь не имеет особых законов и подчиняется тем же хими-
ческим законам, как и неживые тела.
Из механистической концепции ясно вытекает общая схема
классификации наук, сходная с контовской: во-первых, диалек-
тика как особая наука о наиболее общих законах всякого раз-
вития исключается и растворяется в положительном знании,
выступая лишь в качестве метода; во-вторых, исторический
материализм превращается в своеобразную «марксистскую
социологию», сосуществующую с механистическим естество-
знанием.
Вообще же механицизм, сводящий качественные различия
к количественной постепенности, рассматривает всякую класси-
фикацию как чисто условное и даже произвольное деление,
лишенное объективной основы (коль скоро сами качественные
различия, с точки зрения последовательных механистов, не су-
ществуют объективно и носят характер субъективных катего-
рий).
В таком именно смысле К. Милонов трактовал классифика-
цию наук в книге «Философия Фр. Бэкона» (1924 г.).

В главе «Подразделение наук» он писал: «...с современной
научной точки зрения, т. е. с точки зрения марксизма, всякая
классификация наук, прежде всего, произвольна, сколько бы ни
говорили о «естественном» их подразделении. Во-вторых, по
существу она не может отразить действительного состояния
науки. И последнее происходит потому, что классификация про-
водит слишком резкие грани между отдельными отраслями
знания, создавая у ученого неверное представление о грани-
цах его области... Начинает казаться, что единый на деле мир
разбит на какие-то резко отграниченные полочки. Все это со-
вершенно неверно...
Бэкон, таким образом, совершил здесь очень крупную
ошибку»1.
Очевидно, что не всякая классификация, как это утвержда-
ет Милонов, а только формальная классификация, основанная
на принципе координации, проводит резкие, метафизические
грани между науками. Точно так же произвольной, искусствен-
ной, лишенной объективной значимости оказывается не всякая
классификация, а только та, в основе которой лежат субъек-
тивные принципы разделения наук.
Напротив, естественной (без кавычек), опирающейся на
объективную основу, способной отразить действительное состо-
яние науки с присущими ей связями и переходами между от-
дельными ее отраслями является марксистская классификация
наук, которую впервые разработал Энгельс. К ней характери-
стика, данная Милоновым, не может быть отнесена.
Вместе с тем надо отметить антиисторичность подхода ав-
тора к классификации Бэкона: в условиях ее появления она
была громадным шагом вперед и оставалась таким еще в се-
редине XVIII в., когда ее идеями воспользовались французские
энциклопедисты. Иную классификацию в то время трудно
было выдвинуть. Поэтому нельзя представлять ее как какую-то
очень крупную научную ошибку Бэкона. Кстати, противореча
себе, автор на следующей странице книги заявляет, что для
своего времени классификация Бэкона была глубоко положи-
тельным явлением.
Специально по вопросу о классификации наук с позиций
механицизма выступил Я. М. Сомов с докладом в 1926 г. в
Русском библиографическом обществе при Московском универ-
ситете.
В этом докладе со ссылкой на Маркса, Энгельса и Ленина
говорилось, что «модель природы должна быть понимаема как
механизм, — как гипотеза механистического материализма. Ме-
ханическим объяснением называется, по словам А. Варьяша,
1 Константин Милонов. Философия Фр. Бэкона. Популярный очерк.
Изд. 1924, стр. 117.

такое объяснение мира, при котором реальностью признается
материя, ее движение, пространство и время... Это механисти-
ческое естествознание находится в связи с диалектико-материа-
листическим мировоззрением, ибо диалектическое понимание
природы — механистическое понимание»1.
Очевидно, что автор вслед за Варьяшем выдает общие по-
ложения философского материализма за положения механи-
стического материализма, против чего всегда предупреждали
и Энгельс, и Ленин. Сомову не помогли ссылки на классиков
марксизма-ленинизма, так как подлинно марксистской фило-
софии он не понял. Это видно также из того, что исторический
материализм он отождествляет с экономическим, подобно тому
как диалектический материализм смешал с механистическим.
«Модель общества — гипотеза экономического материализ-
ма»,— утверждал автор (там же, стр. 10).
Отличая экономику (или экономическую науку) от полити-
ческой экономии, Сомов заявляет, что «экономика (понятие о
хозяйственной деятельности, представляющей основу человече-
ского общества, на которой возникают все отношения между
людьми) есть основная социальная наука, объясняющая струк-
туру и развитие общества...» (там же).
Далее. Хорошо известно, что Энгельс и Ленин категори-
чески отвергали какую-то особую философию природы или
философию истории, стоящую над специальными науками о
природе и обществе. Сомов же (делая фальшивые ссылки на
основоположников марксизма) пишет: «Научная философия
объединяет научные понятия и проблемы, обобщает их и дает
таким образом философское познание действительности, как
мира отношений между вещами (философия природы) или
людьми (философия общества)... Диалектика представляет
собой не более, говорит Энгельс, как науку о всеобщих зако-
нах движения и развития природы, человеческого общества и
мышления. Таким образом, философия природы или диалекти-
ка природы есть система связей и процессов в природе, а фи-
лософия общества или диалектика истории есть система свя-
зей и процессов человеческой истории» (там же, стр. 11).
В соответствии с такой натурфилософской установкой Со-
мов заявляет: «Диалектика в естествознании есть учение о
законах движения и развития в природе. Она учит не только
о методах исследования явлений, но и о самих явлениях, не
только об изучении природы, но и о самой природе» (там же,
стр. 9). Ясно, что в этом случае в диалектику полностью вой-
дут все конкретные естественнонаучные теории и гипотезы,
трактующие о развитии природы (космогонические, истори-
1 Н. М. Сомов. Карта знаний (новая классификация наук). Изд. 1927,
стр. 9.

ко-геологические, эволюционно-биологические и т. д.), в ре-
зультате чего стирается всякая грань между естествознанием
и диалектикой и обе науки взаимно растворяются одна в
другой.
Несмотря на то что Сомов привел определение диалектики,
данное Энгельсом, он тут же дал совершенно иное (в духе ста-
рой натурфилософии) толкование этого определения. И свою
схему наук автор построил отнюдь не в соответствии с деле-
нием всего человеческого знания на три основные области (при-
рода, общество, мышление), как это вытекает из энгельсовско-
го определения диалектики.
Основная схема Сомова носит дихотомический характер:
всю науку он делит на два основных класса: I) естество- и
обществоведение и II) искусствоведение (под последним он
понимает науки, изучающие художественные явления, искус-
ство).
Каждая из этих наук делится у него на две части: теорети-
ческие и прикладные науки.
«Обыкновенно все науки и искусства подразделяются на
так называемые чистые и прикладные, — пишет автор. — При-
чем говорят, что задача чистой науки — истина, чистого искус-
ства — красота, а прикладных наук и искусств — польза...
В настоящее время каждой теоретической науке соответствует
одна и несколько практических наук» (там же, стр. 11—12).
Это рассуждение довольно далеко от марксизма и свиде-
тельствует о том, что Сомов легко подхватывает «ходячие»
определения, не давая им никакого философского анализа.
Теоретические науки первого, основного класса он подраз-
деляет на: 1) общие, 2) естественные (с дальнейшим подраз-
делением на физические и биологические) и 3) социальные.
Общими у него называются теоретические науки, которые
дают общие основы знания; это своего рода введение «к об-
стоятельному изучению естественных, социальных и художест-
венных наук». Иными словами, «фундамент, на котором воз-
двигается философское знание, синтезирующее познания о при-
роде, обществе и искусстве в одно целостное мировоззрение, в
диалектико-материалистическое миросозерцание» (там же,
стр. 13).
Автор представляет диалектический материализм как общий
синтез всех человеческих знаний, называя этот синтез целост-
ным мировоззрением в отличие от того, как понимали мировоз-
зрение Маркс, Энгельс и Ленин.
Энгельсовское основное деление всего человеческого знания
на науки о природе, обществе и мышлении Сомов произвольно
заменил делением на науки о природе, обществе и искусстве.
В своей схеме он не оставил особого места для диалектики и
философии вообще. Диалектику, логику и другие отделы фи-

лософской науки он включил в число общих наук, входящих
в «естество- и обществоведение», лишив таким образом фило-
софию самостоятельного значения.
Принципиальное расхождение Сомова с марксизмом полнее
раскроется при выяснении того, что конкретно у него состав-
ляют «общие науки». Сюда попали: история всей материаль-
ной и духовной культуры; лингвистика (языкознание) и книго-
ведение, включающее историю книги, библиографию, книжную
статистику, библиотечную педагогику, «библиопсихологию»,
«библиосоциологию» и «библиоэкономику» и пр.; история всей
науки и философии, психология познавания и наукоучение,
включающее гносеологию, формальную и диалектическую ло-
гику, методологию, логику отношений и логистику (математи-
ческую логику) и т. д.; математика, включающая арифметику,
алгебру, анализ, теорию вероятности и математическую стати-
стику, геометрию; аналитическая механика со статистической
механикой; диалектика с научной философией.
Здесь явно смешаны философские науки с общественными —
теоретическими (языкознание, история культуры) и практиче-
скими (книговедение), с математическими, частично с естест-
венными (статистическая механика) или стоящими на грани
между естественными и общественными (история науки) и,
наконец, частично с психологическими.
Естественные науки оказались оторванными от той части
комплекса механо-математических наук, которая попала у него
в отдел общих наук. Сомов придерживается деления наук о
природе на неорганическое (физические науки) и органическое
(биологические науки) естествознание.
В первой группе естественных наук последовательность рас-
положения наук такова:
Общая физика. Физика. Химия.
Астрономия: небесная механика и небесная физика (астро-
физика). Математическая география. Геодезия. Картография.
Геология. Кристаллография, кристаллофизика и кристаллохи-
мия. Минералогия. Литология (петрография). Педология (поч-
воведение) .
Физическая география, включая геофизику. Метеорология
и климатология. Сейсмология.
Страноведение.
Во второй группе естественных наук последовательность
расположения наук следующая:
Общая биология. Морфология, включая 1) анатомию, гис-
тологию, цитологию, сравнительную анатомию, эмбриологию и
2) генетику.
Физиология. Рефлексология с психологией человека и зоо-
психологией.
Микробиология. Ботаника. Зоология. Антропология.

Палеонтология. Зоо- и фитогеография.
Антропогеография (этно-география).
У Сомова здесь нет никакой строгой системы расположе-
ния наук, не видно никакого принципа, который мог бы слу-
жить для обоснования избранной автором последовательности,
в какой одни науки следуют за другими. В результате они
оказываются сгруппированными довольно беспорядочно.
Механицизм Сомова обнаруживается и в толковании «Кар-
ты знаний», где он сводит каждую группу более высоких наук
к непосредственно предшествующим ей наукам в общем их
ряду. «...В области биологических наук, — пишет он, — являет-
ся основной наукой физиология (понятие о жизни), которая
есть физико-химическая проблема; химия (понятие о веществе
или о материи) — физическая проблема, физика (понятие о си-
лах или об энергии) — механическая проблема, механика (по-
нятие о движении) есть математическая проблема. Математи-
ка состоит в приложении принципов логистики (точнее, логи-
стики отношений) к специальным отношениям, ибо логистика
составляет общую и элементарную часть математики, как нау-
ки об отношениях» (там же, стр. 10).
Выходит, таким образом, что в конечном счете «пробле-
мой» всего естествознания является логическая проблема, ле-
жащая в основе математики, а через нее — механики, далее
физики, химии и биологии. То, что Сомов именует «проблемой»,
оказывается на поверку сведением высшего к низшему. А так
как автор не останавливается (при таком последовательном
сведении) на механике, а идет еще дальше, то по сути дела
он становится на весьма скользкий путь, который ведет к ма-
тематическому идеализму и логическому позитивизму.
Правда, сам автор таких выводов не делает, но весь ход
его рассуждений толкает именно на этот путь. Воззрения Со-
мова — пример того, как механицизм с его проблемой своди-
мости может оказаться одним из гносеологических источников
идеализма.
В приведенной схеме Сомова кроме общеметодологического
порока (лежащего в ее основе механицизма) имеются еще и
частные недостатки существенного характера и прямые ошиб-
ки. В ней: 1) отсутствуют важнейшие переходные науки — фи-
зическая химия, биохимия, геохимия и другие, без которых
невозможно представить систему современного естествознания
и всей науки вообще; 2) стыковые науки, включенные им в
«Карту знаний» (астрофизика, кристаллофизика и кристалло-
химия, геофизика и другие), поставлены в общем ряду наук
без учета того, что каждая из них связывает собой две разные
науки; 3) почвоведение, связывающее биологию и геологию,
оказалось целиком в геологии; 4) практическая наука карто-
графия попала в число теоретических наук; 5) психология че-

ловека оказалась в биологии; 6) зоо- и фитогеография ото-
рваны от самой географии.
Социальные науки и история всей культуры (материальной
и духовной) совершенно разорваны. Но важно отметить, что
в противоположность неокантианцам Сомов считает, что «ис-
тория — это конкретная социология и о принципиальном раз-
личии между историческими и социальными законами не может
быть речи» (там же, стр. 12).
Социальные науки он располагает одну за другой в следую-
щем порядке:
Этнология. Праистория.
История и ее вспомогательные дисциплины, включая исто-
рическую географию, археологию, языкознание и др.
Статистика (демографическая и социально-экономическая).
Экономика, включая культурно-экономическую географию.
Политика. Политическая история. Политическая география.
Право. Этика. Религия. Фольклор.
Идеология (наука об общественном сознании). История об-
щественной мысли.
Социология. Коллективная рефлексология. Социальная пси-
хология. Классовая психология.
Социальная география. Культурная статистика. Социальная
педагогика. Социальная гигиена и др.
Здесь мы видим смешение марксистской терминологии с
терминологией буржуазных социологов (Спенсера и др.). Бро-
саются в глаза повторение некоторых наук в разных группах,
расщепление географии, отсутствие места для стыковых наук
и другие недостатки.
Искусствоведение (теоретическое) представлено у Сомова
эстетикой и отдельными художественными отраслями знания.
Прикладные науки не указываются вовсе; читатель отсы-
лается к их перечню, содержащемуся в Брюссельской системе
Международного библиографического института (1907 г.) и в
Вашингтонской системе Библиотеки конгресса США (1901 г.).
Очевидно, автор полагал, что эти науки могут быть механиче-
ски перенесены из указанных классификационных систем в его
собственную систему, которую он пытался обосновать с пози-
ций неправильно понятой им марксистской философии.
Наконец, отметим, что Сомов вслед за Контом выдвигает
устаревшее положение, что история познания повторяет путь
истории природы. «Эволюция науки, — пишет он, — есть дви-
жение от наиболее простого к наиболее сложному, так наука
постигла раньше всего — то, что лишено жизни, область анор-
ганическую; потом — жизнь, область органическую; и, наконец,
совместную жизнь, область надорганическую» (там же, стр. 14).
Квантовая механика, родившаяся как раз в то время, когда
писались эти слова, наглядно и неоспоримо опровергла поло-

жение, что эволюция науки есть всегда или в общем случае
движение от самого простого к самому сложному: относитель-
но самое простое («элементарные» частицы и законы их дви-
жения) было открыто и познано наукой уже после того, как
было познано самое сложное (законы общественного разви-
тия).
Итак, при ближайшем рассмотрении в «новой классифика-
ции наук» Сомова не обнаруживается ничего нового, кроме
попытки строить ее на основе механистического материализма,
который автор по ошибке принимает за диалектический мате-
риализм.
Если механисты пересматривали марксистскую философию
с позитивистских позиций, отрицая диалектику как науку, то
другое философское течение уклонялось от марксистско-ленин-
ской философии в сторону диаметрально противоположных
позиций — гегельянских и натурфилософских.
С позиций, близких к гегельянству, подошел к проблеме
классификации наук В. Рожицын в книге «Марксистское вве-
дение в науку. Метод, содержание и классификация наук»
(1929 г.). Классификации наук посвящены две главы этой
книжки — VIII («Науки о природе») и IX («Науки об обще-
стве»).
Автор противопоставляет классификацию Энгельса совре-
менной немарксистской классификации, в частности утвержда-
ет, что во французской науке господствует в настоящее время
такая система: 1) чистая математика; 2) общая физика (физи-
ческая механика, термодинамика, теория электромагнетизма,
оптика, теория симметрии); 3) химия; 4) морфология (биоло-
гия); 5) физиология; 6) медицинские науки; 7) психология;
8) социология; 9) история.
Классификацию Энгельса Рожицын предлагает рассматри-
вать с позиций гегелевской философии, приписывая Энгельсу
простое заимствование гегелевской схемы. «Чтобы понять пред-
ложенный Энгельсом способ классификации наук по формам
движения, — утверждает Рожицын, — надо обратиться к Геге-
лю», так как «Энгельс в основном принял гегелевскую класси-
фикацию наук, соответственно уточнив ее... Разумеется,
биология как наука внесена Энгельсом и стала на то место,
которое у Гегеля занимали науки органической физики... При-
держиваясь классификации наук, предложенной Гегелем, Эн-
гельс дал в «Диалектике природы» самую общую группировку
наук в прямой зависимости от последовательности их развития,
как они исторически складывались. И это вполне правильно»1.
Здесь искажены главные положения классификации наук
Энгельса.
1 Валентин Рожицын. Марксистское введение в науку. Метод, содержа-
ние и классификация наук. ГИЗ, 1929, стр. 98—99.

Во-первых, Энгельсу приписано вопреки истинному поло-
жению вещей перенимание у Гегеля его классификации наук,
тогда как Энгельс создал принципиально новую, марксистскую
классификацию, опирающуюся на идею развития внешнего
мира (объекта, представленного формами движения материи)
и его отражения в человеческом мышлении (различными нау-
ками).
Принцип субординации, разработанный Гегелем на идеали-
стической основе, Энгельс пересмотрел коренным образом, по-
строив его заново на материалистической основе.
Если видеть в марксистской философии лишь отблеск и ва-
риант гегелевских концепций, можно утверждать подобно Ро-
жицыну, что Энгельс взял у Гегеля его классификацию наук.
Между гегелевской системой и «Диалектикой природы» Энгель-
са лежала целая историческая эпоха, лежали три великих от-
крытия в естествознании, делавшие невозможным простое пе-
ренесение в последнюю четверть XIX в. тех воззрений, которые
высказывались в первой его четверти.
Во-вторых, в угоду гегелевской концепции Рожицын иска-
жает основу классификации наук Энгельса, ее принципы, пред-
ставляя дело так, будто ее историзм ограничивался историче-
ским взглядом на познание природы, но не на саму природу.
«Исторический принцип классификации наук в естествознании
оправдывается тем, — заявляет автор, — что естествознание не
сразу распределило подведомственный ему материал между
различными знаниями» (там же, стр. 102).
В действительности же исторический принцип классифика-
ции естественных наук опирался у Энгельса прежде всего на
признание, что формы движения материи, составляющие объ-
ект отдельных наук, сами развиваются от простых к более
сложным, от низших к высшим.
В-третьих, в подходе к воззрениям Энгельса у Рожицына
обнаруживается явный догматизм, неспособность разобрать их
с позиций более высокого уровня развития естествознания с
учетом новейших физических открытий, требующих пересмотра
конкретной схемы «Диалектики природы», написанной полвека
назад.
Рожицын же попросту перечисляет те пять наук, которые
входят в схему Энгельса, ничего не говоря о микрофизике, воз-
никшей на рубеже XIX и XX вв. и в конце 20-х годов XX в.
сложившейся в самостоятельную отрасль физического знания
(конец 20-х годов XX в. — это время создания и бурного раз-
вития квантовой механики, то есть механики микропроцессов).
Кстати, последнее обстоятельство опровергло существовав-
ший до конца XIX в. параллелизм между развитием форм ма-
терии в природе (от низших к высшим) и историей их познания
человеком, совершавшейся примерно в той же последователь-

ности. Теперь же оказалось, что квантовая механика, изучаю-
щая более низшую, менее развитую форму движения микро-
частиц материи, возникла не раньше по времени, а позже клас-
сической механики, изучающей движение макротел, образован-
ных из микрочастиц материи, а потому представляющих более
сложную и высокую ступень развития материи.
Это означает, что отмеченный в XIX в. Энгельсом (а до
него Сен-Симоном, Контом и другими мыслителями) паралле-
лизм между усложнением объектов природы (ее явлений) и
историей их познания утратил в XX в. свое значение. Тем не
менее Рожицын догматически его повторил в 1929 г. и, более
того, объявил сутью исторического принципа при построении
марксистской классификации наук.
У Рожицына отступление от марксизма-ленинизма сказалось
и в том, что он односторонне подходит к идеализму, видит
в философии современных идеалистов, в частности неокантиан-
цев, не идеализм как антипод материализма, а только мета-
физику как антипод диалектики. Он указывает, что при рас-
смотрении отдельного, обособленного от общей связи предмета
«науки невольно теряют свои границы, один и тот же предмет
рассматривается различными науками с разных точек зрения.
Это пережиток метафизики, сохранившийся доныне в теории,
различающей науки не по объектам, а по точкам зрения на
объект. Метафизика в ее современнейшей оболочке школы Вин-
дельбанда и Риккерта учит, что человек рассматривается ря-
дом наук с разных точек зрения. Его изучает биология, химия,
физиология физика, механика, анатомия, психология, история,
социология, антропология, этика, право. Такое определение
границ различных наук приводит к полному хаосу» (там же,
стр. 103).
Весь идеализм и субъективизм неокантианства автор сво-
дит к проявлению метафизики, не раскрывая гносеологической
сущности этого модного в то время течения реакционной фи-
лософии.
Критикуя взгляды Риккерта на общество и классификацию
общественных наук, автор показывает, что, по Риккерту, исто-
рия и социология рассматривают один и тот же объект (об-
щество) с различных точек зрения. Это идет от Канта, соглас-
но которому основные категории научного познания не имеют
объективного значения, но устанавливаются человеческим ра-
зумом.
Рожицын полагает, что из концепции неокантианцев выте-
кает такая последовательность наук об обществе: история,
этнология, социология, политика, филология, лингвистика и,
наконец, политическая экономия. В противовес этому Рожицын
предлагает располагать их так, чтобы сначала стояла полити-
ческая экономия, а за ней шла история. Но это было бы оправ-

дано, если бы история охватывала развитие не всего общества
в целом, а лишь его надстроечной части.
Книга Рожицына написана не с марксистских позиций и
потому никакого «марксистского введения» в науку вообще и
в ее классификацию в частности собой не представляет.
Место отдельных, в том числе практических, наук в общей
системе знаний (1927 г.). На этот вопрос попытался дать от-
вет Е. С. Полюта в брошюре «Землеустроительные науки и
классификация наук» (1927 г.). Он задался целью выяснить
место землеустроительных наук как обособленной отрасли на-
учного знания в общей классификации наук. Для этого необ-
ходимо было принять какую-либо определенную систему наук
за исходную.
Поскольку ни одна из существовавших классификаций наук
не удовлетворяла автора, он приступил к построению соб-
ственной. При этом он местами ссылается на марксистскую
философию, но делает это далеко не безупречно. О классифи-
кации же наук Энгельса даже не упоминает, хотя «Диалектика
природы» уже была к тому времени опубликована.
Прежде чем излагать свою классификацию, Полюта дает
обзор существующих классификаций, деля их на два основных
вида. К первому он относит дихотомические, три- и политоми-
ческие системы, в которых науки подразделяются на отделен-
ные друг от друга группы; ко второму — цепные, или линей-
ные, где науки располагаются в последовательном порядке по
признакам связанности всех наук между собой и их зависи-
мости друг от друга.
Первые классификации автор именует дуалистическими или
плюралистическими, вторые — монистическими. Эти названия
сюда не подходят. Они имеют вполне определенный философ-
ский смысл, существенно отличный от того, какой произвольно
вкладывает в эти термины Полюта. Вместо «монистической»
следует говорить «линейная», вместо «дуалистической» — «ди-
хотомическая», вместо «плюралистической» — «политомиче-
ская» или «многоразветвленная».
Например, Полюта пишет: «В противоположность дуали-
стической или плюралистической системе и параллельно ей
развивалась монистическая система наук, располагающая нау-
ки в цепном или линейном порядке»1.
Путаница понятий здесь налицо.
Деление классификаций на два вида, проведенное автором,
несостоятельно также и по той причине, что оно основано фак-
тически на совершенно случайном признаке: если ограничиться
одним первым, или одним вторым, или одним третьим делени-
1 Е. С. Полюта. Землеустроительные науки и классификация наук. Вве-
дение в изучение землеустроительных наук. Воронеж, 1927, стр. 10.

ем, то классификации, именуемые Полютой плюралистическими,
легко переходят в «монистические», а эти последние столь же
легко переходят в «плюралистические», если ввести большее
число делений. Следовательно, различие здесь лишь в числе
осуществленных делений, а не в принципах, лежащих в осно-
ве классификаций. Например, с этой точки зрения классифи-
кация Энгельса 1873 г. ничем бы не отличалась от классифи-
кации Конта.
Из числа предшествующих систем автор рассматривает
или упоминает системы Аристотеля, Бэкона и Д'Аламбера,
Бентама и Ампера, Вундта, Виндельбанда и Риккерта, Конта,
Спенсера и Пирсона. Следуя своей путаной терминологии,
он заявляет, что «в двух типах классификаций Спенсера и
Пирсона можно усматривать соединение двух логических при-
емов классификации — плюралистического, или группового, и
монистического, или линейного» (там же, стр. 17).
Касаясь философской стороны проблемы, Полюта отмечает,
что отличительной особенностью всех рассмотренных им клас-
сификаций является их идеалистическая природа. При этом он
не проводит различия между материалистическими и идеали-
стическими тенденциями в развитии данной проблемы, между
объективными и субъективистскими принципами классифика-
ции.
Деление наук на науки о природе и о духе автор объявля-
ет дуалистическим уже в философском смысле, поскольку тут-
де весь мир разрывается на две части — природу и дух. «Ста-
рый вопрос о самостоятельности бытия души и тела получает
свое разрешение в самом строении знания о них», — пишет он
(там же, стр. 52).
Далее Полюта считает, что все предшествующие системы
неудовлетворительны не только по причине их идеализма, а
также потому, что они ограничиваются лишь общими теорети-
ческими науками, игнорируя или не давая должного места в
классификации наук практическим и специальным дисципли-
нам, имеющим важное значение.
«Все классификации наук, — отмечает он, — построены на
явном или скрытом допущении, что наукой является лишь тео-
рия, систематизация и описание действительности, но не прило-
жение теории к разнообразным потребностям человеческой жиз-
ни. Между тем культура последних веков, и особенно последних
десятилетий, создала огромную область научного знания, гран-
диозную по своему объему и сложную по своему содержанию,
которая хотя и не составляет теории действительности, но за-
ключает в себе теоретические системы применения этих теорий
к различным отраслям действительности, системы, имеющие в
общем круге знания и жизни человечества не меньшее значе-
ние, чем сами теории о действительности, и оказывающие чело-

вечеству не меньшую пользу, чем оказывают их теории действи-
тельности» (там же).
В этом отношении он безусловно прав, и его попытка соз-
дать собственную систему наук, удовлетворяющую выдвинутым
требованиям, представляет несомненный интерес, несмотря на
все ее недостатки. Автор также прав и в том, что нельзя стро-
ить классификации какой-либо специальной отрасли знания
без всякой связи с общей системой наук, так как это приводит
к тому, что весь круг интересующего нас знания привязывает-
ся к какому-либо одному виду наук, принятому в качестве
«верховного патрона».
Во избежание этого Полюта принял за исходное положе-
ние, что классификация наук должна включать в себя все во-
обще отрасли знания. По его мнению, всякая классификация
наук должна состоять из двух: одной, охватывающей все нау-
ки, другой, охватывающей специальный круг знания. «Построе-
ние специальной классификации, — пишет он, — может покоиться
на любых признаках, но лишь с обязательным условием, чтобы
все специальные дисциплины в их основных разделах находили
бы себе место в общей классификации наук» (там же, стр. 20).
В качестве главного методологического принципа построе-
ния системы наук автор принял такое расположение наук, ко-
торое отвечает основному пониманию эволюции явлений от
простоты к сложности и происхождения всех явлений из еди-
ного материального вещества. «Принцип построения системы
наук на основе материалистического понимания единства про-
исхождения всех явлений и эволюции их, — пишет он, — привел
нас к образованию ряда наук, расположенных по прямой линии
с постепенным изменением (усилением или ослаблением основ-
ных признаков)» (там же, стр. 20).
Хотя Полюта пытается таким образом исходить из основ-
ных принципов диалектического материализма (принцип раз-
вития, признание единства мира в его материальности), тем не
менее его система покоится фактически на принципе координа-
ции. «Мы получили, — пишет он, — двойное строение системы
наук: в вертикальном направлении они располагаются по груп-
пам, а в горизонтальном — в линейном порядке» (там же).
Иными словами, автор воспроизвел на новый лад основную
схему построения системы наук Курно.
Приведенную здесь таблицу Полюты (см. схему XXIII) на-
до рассматривать, повернув ее на 90° (так, чтобы философия
оказалась внизу таблицы).
В вертикальном направлении у автора образовались три
основные группы: науки-методы (стоящие на первом месте),
науки-искусства и науки-теории. В горизонтальном направле-
нии науки располагаются в порядке перехода от мертвой при-
роды к живой, от пассивности к активности.

Этот последний признак оказывается в вопиющем противо-
речии с диалектическим материализмом. Здесь Полюта исхо-
дит из того, что у одних объектов движения меньше, чем у
других, а в некоторых случаях оно может отсутствовать вовсе.
Так, на первом месте в его системе стоит геофизика (физика).
Он объясняет это тем, что данная наука якобы изучает непо-
движную природу. Следующая за ней механика уже изучает
движение, но только мертвых (физических) тел, что тоже не-
верно: механика изучает движение любого макротела.
Химию автор определяет как науку о веществе и процес-
сах, протекающих в телах, что совершенно неправильно. Этим
занимаются и другие естественные науки.

Рассматривая весь составленный ряд наук, Полюта объяв-
ляет, что науки располагаются будто бы «в порядке последо-
вательного усиления активного начала в них. Начинается этот
ряд физикой, то есть наукой, объект которой носит в себе наи-
более выраженный признак неподвижности. Каждый следую-
щий член ряда содержит в себе несколько усиленный признак
жизненности, подвижности, активности» (там же, стр. 21).
Только человек, мало знающий характер современной фи-
зики, мог утверждать подобное. Уже в XIX в. молекулярно-
кинетическая теория вещества блестяще доказала, что за ка-
жущейся неподвижностью макротел скрывается беспрестанное
внутреннее движение, неотъемлемо связанное с материей, а
электромагнитная теория света и электронная теория показали,
как велики могут быть скорости физических движений: в конце
же 20-х годов XX в., когда ядерная физика делала уже боль-
шие успехи, говорить о неподвижности физических объектов
было просто смешно.
Тем не менее автор исходит именно из этой глубоко ложной
предпосылки.
Он заявляет, например, что механика носит в себе больше
начала активности, чем геофизика (физика); химия — больше,
чем механика; «физиология активнее биологии, ибо она изуча-
ет жизненные процессы, а не природу жизни» (там же, стр. 21).
Непонятно, как можно «природу жизни» оторвать от «жизнен-
ных процессов», когда она заключается именно в них.
Объявляя психологию «активнее» физиологии (поскольку-де
она изучает явления ума, чувств и воли человека), а социоло-
гию «активнее» психологии (поскольку она оперирует не с од-
ним человеком, а с обществом людей), автор впадает в субъ-
ективизм. Активность он начинает толковать в смысле свобод-
ной деятельности самого человека как субъекта.
Отсюда у него получается, что политическая экономия сле-
дует за социологией, отражая хозяйственные интересы челове-
ка, однако последние выражаются в объективно необходимых
экономических законах, а потому более «свободной» у Полюты
оказывается область права, следующая за политической эко-
номией: здесь больше творчества человека.
Смешивая положения исторического материализма с эле-
ментами субъективно-волюнтаристических концепций, автор по-
лучает ряд общественных наук, расположенных в порядке сле-
дования от базиса к надстройкам, все более и более далеким
от этого базиса. Странным образом это построение заканчи-
вается теорией музыки и учением о гармонии, которые пред-
ставляются ему как имеющие наивысшую активность. В них,
по его мнению, заключаются элементы не только рациональ-
ного расположения звуков, но и эмоционально-эстетического их
значения.

Тот же ряд наук Полюта столь же неудачно рассматривает
с точки зрения точности знания, смешивая вопрос об опреде-
ленности знания с раскрытием количественной стороны у изу-
чаемых явлений, позволяющей применять математические при-
емы. Поэтому направление от физических (и вообще естест-
венных) наук к общественным он трактует как направление от
точности и определенности к условности, что, разумеется, со-
вершенно неверно.
Гораздо лучше автор характеризует свой ряд наук с точки
зрения направления от простоты к сложности, которое «соот-
ветствует эволюции мира, эволюции науки и эволюции мате-
рии. Сначала материя, потом жизнь, а из жизни союз живу-
щих, то есть общество» (там же, стр. 22).
Отсюда Полюта приходит к выделению трех главных от-
раслей научного знания — физики, биологии и социологии, со-
гласно которым располагается у него ряд наук, отображающий
как бы в застывшем виде процесс развития культуры.
Возможность рассмотрения наук в порядке расположения
их по усиливающейся или ослабляющейся интенсивности не-
скольких признаков, с неменяющимся направлением интенсив-
ности служит, по мнению автора, доводом в пользу принятия
этого принципа в качестве основы для построения данного
линейного их порядка.
Те науки, у которых Полюта не обнаруживает признаков,
соответствующих направлению от пассивности к активности, от
простоты к сложности, от точности к условности, он вообще
исключает из данного линейного ряда наук и переносит в от-
дел наук-методов.
Отдел этот лишен строгой логической основы и составлен
крайне пестро, случайно. Сюда путем исключения попали на-
ряду с философией и математикой история и статистика. По-
люта именует их довольно туманно: «сложные системы позна-
ния».
Очевидно, что совершенно неправильно лишать эти четыре
весьма различные между собой науки каждую своего предмета
и превращать в «науки-методы», объединяя их на этом осно-
вании в одну группу. Разумеется, философия включает в себя
учение о методе научного познания, но не сводится к нему,
имея собственный предмет. История не сводится к историче-
скому методу, а имеет своим объектом изучение исторического
развития общества во взаимосвязи всех его элементов.
Точно так же математика выступает как математический
метод по отношению к другим наукам, которые пользуются ее
услугами, ее приемами как вспомогательным аппаратом (как
биолог пользуется физическими методами); но от этого мате-
матика не утрачивает своего собственного предмета (количе-
ственные отношения и общие стороны вещей и процессов).

Далее, статистика, которую иногда неправильно сводят к
одному лишь статистическому методу, имеет свой предмет, раз-
личающийся качественно в зависимости от того, идет ли речь
о социально-экономической, физической или математической
статистике.
Достоинство своей системы Полюта видит в том, что, на
наш взгляд, составляет весьма существенный ее недостаток:
в ней устраняется вопрос «о принадлежности к той или иной
группе наук промежуточных научных дисциплин» (там же,
стр. 23). Кстати сказать, называя физическую химию, он даже
не пытается определить ее характер и указать место в общей
системе наук.
Выделяя отдел «наук-методов», изучающих не явления, а
способы исследования явлений, методы их познания, автор вме-
сте с тем подразделяет сами теоретические науки по методу
исследования объекта на две подгруппы: науки обобщающие,
которые ищут общие законы явлений, и науки описательные,
которые лишь описывают содержание явлений. В таком под-
разделении теоретических наук легко усмотреть неокантиан-
ское деление (поддержанное и А. Навиллем) наук на законо-
устанавливающие (их предмет — законы) и исторические, или
описательные (их предмет — факты).
Начало подобного деления положил Конт, обособив аб-
страктные науки от конкретных. По сути дела Полюта повто-
рил это, только добавил еще «науки-методы», которые у Конта
либо отсутствуют, либо входят в раздел основных абстрактных
наук (математика), либо подразумеваются среди конкретных
наук (история).
В противоположность теоретическим наукам автор, следуя
за Навиллем, предлагает именовать практические науки «те-
леологическими», поскольку «содержание их всегда опреде-
ляется не характером явлений, а характером потребностей и
целей». Практические науки «имеют задачу всестороннего изу-
чения способов использования явлений природы для разнооб-
разных человеческих потребностей» (там же, стр. 24—25).
Это неточно и даже неверно, так как содержание техниче-
ских и вообще практических наук определяется не одним, а
двумя основными факторами: целями человека и объективны-
ми законами, подлежащими использованию. Эти последние
определяют специфику отдельных практических наук в такой
же степени, как и цели и технические потребности общества.
Нельзя отрывать один фактор от другого, как это сделал По-
люта. Оба фактора следует брать в их единстве и взаимообус-
ловленности.
Науки-искусства автор делит на науки, изучающие спосо-
бы созидания новых вещей (ценностей), и науки, изучающие
способы восстановления существующих уже вещей (ценностей).

«Деление это, — пишет он, — основывается на двух основных
различиях творческой деятельности человека — созидательной
и преобразующей» (там же, стр. 26).
Это деление весьма сомнительно. Созидательная деятель-
ность не может быть оторвана и противопоставлена преобра-
зующей: ведь созидание идет не из ничего, а из каких-то ис-
ходных элементов как данных и подлежащих преобразованию.
А всякое преобразование проводится для того, чтобы полу-
чить, изготовить нечто новое.
Да и сам автор, говоря о технических (конструктивных или
инженерных дисциплинах), считает, что все такие науки пред-
ставляют собой способы преобразования как физических, так и
духовных явлений. Преобразование явлений он понимает как
их приспособление для целей человека.
Поскольку из философии еще не выделилось учение о
«строительстве живых организмов», автор ставит здесь черту
в своей таблице. Педагогику он рассматривает как «созида-
тельную науку» (науку о воспитании), а политику как учение
относит к области социального строительства. Аналогично это-
му Полюта употребляет термин «строительство языка» (поэ-
тика), «строительство музыкальных звуков» (учение о компо-
зиции).
В результате под один и тот же термин «строительство»
он искусственно подгоняет совершенно различные вещи из са-
мых различных областей деятельности человека (инженерно-
технической, общественно-политической и духовной). Делается
это ради оправдания всеобщности деления практических наук
на «конструктивные» и «реконструктивные».
К реконструктивным наукам-искусствам автор относит глав-
ным образом те, которые имеют целью не построение новых
форм, а видоизменение старых (прежде всего их лечение),
т. е. он относит сюда «преимущественно медицинские науки».
Инженерным же наукам здесь отвечает учение о ремонте, хи-
мии — медицинская химия, ботанике — прикладная энтомоло-
гия (наука о борьбе с вредителями растений) и т. д.
Продолжая искусственно подгонять совершенно разные яв-
ления под одни и те же термины ради того, чтобы выдержать
единство проведенного деления наук, Полюта относит к числу
реконструктивных наук учение о войне и революции; оба эти
явления, по его мнению, главнейшие, реформирующие социаль-
ную среду и «часто излечивают социальные болезни» (там же,
стр. 27). Если это можно сказать о революции, то, например,
захватническая война есть страшнейшая социальная болезнь,
а не средство излечения.
Главный порок состоит здесь в том, что социальные явле-
ния явно биологизируются, когда учение о войнах и револю-
циях ставится в один ряд с психиатрией, судебный процесс —

с ветеринарией, а учение о политических партиях — с борьбой
с вредителями растений. Очевидно, что не только нельзя со-
ставлять каких-то общих подгрупп «конструктивных» и «ре-
конструктивных» наук, но недопустимо объединять вместе, в
одно целое все практические науки вообще — те, которые свя-
заны с использованием законов природы (инженерные, сельско-
хозяйственные и медицинские науки, то есть технические в ши-
роком смысле слова), законов общества и законов мышления.
По-видимому, практические науки должны объединяться не
только по тому признаку, что все они ставят перед собой до-
стижение определенных прикладных целей, а и в зависимости
от специфического характера самого объекта, законы которого
применяются в практических интересах человека. Другими сло-
вами, нельзя землеустройство соединять с педагогикой и пси-
хологией, а тем более то и другое с социальной политикой, с
учением о войнах и революциях только потому, что автор усмо-
трел во всех этих совершенно разных науках и учениях прак-
тическую целеустремленность.
Кстати, совершенно недопустимо учение о революции рас-
сматривать лишь как нечто чисто практическое: это учение
есть прежде всего теоретическое обобщение исторического опы-
та социальных революций всех эпох вообще и современной нам
эпохи в особенности.
Что касается философии, то Полюта считает, что она не
имеет определенного объекта, ибо ее объектом могут быть все
явления физического и духовного мира. Она рассматривает
эти явления не в отдельности, а в целом и этим отличается от
остальных наук. «Для нее не явления мира служат объектом
изучения, а весь мир в целом является предметом познания.
Задачей философии является не знание об этих предметах, а
построение объединяющего их миросозерцания. Из всех наук
она может заимствовать основы их знания, чтобы, объединив-
ши их в целое, представить картину мироздания... философия
может охватить собою все отрасли знания, сделаться наукой
наук, как ее иногда трактуют, но все же она не будет иметь
обособленной области, представляющей часть явлений мира, а
будет лишь системой обобщения всего знания, лишь способом
диалектического рассмотрения все той же действительности,
которая изучается уже специальными науками» (там же,
стр. 31).
Полюта, по-видимому, желает стоять на позициях материали-
стической диалектики. Но его ошибка состоит в том, что более
общий характер предмета философии по сравнению с предметом
любой другой науки он неправильно (в духе натурфилософии)
усмотрел в том, что философия изучает якобы «мир в целом»,
а не в том, что она изучает наиболее общие законы развития
природы, общества и мышления. Признание, что предметом

философии является «мир в целом», логически ведет к тому,
что сама философия трактуется как наука наук.
В качестве конкретной группы практических наук, подле-
жащих специальному классифицированию, у Полюты фигури-
руют землеустроительные науки (поскольку автор является
специалистом в этой области знания). Следуя высказанным
уже выше соображениям, он составляет две схемы для класси-
фикации этих наук. Одна представляет собой расположение
землеустроительных наук в общей схеме научного знания (с со-
хранением ее структуры), другая — видоизменение первой схе-
мы сообразно специфике предмета землеустроительных наук.
Первая (общая) схема землеустроительных наук составле-
на Полютой соответственно его общей классификации наук
(см. схему XXIV).

Здесь приведены также те науки, на которые опирается
«землеустроительное знание».
Переходя ко второй (специальной) схеме рассматриваемых
наук, автор подчеркивает, что «землеустройство можно рассма-
тривать, с одной стороны, как техническую деятельность по
устроению земельных площадей и, с другой — как один из
видов хозяйственной деятельности, то есть как одну из отрас-
лей народного хозяйства» (там же, стр. 38).
Соответственно этому он делит все эти науки на (1) техни-
ческие (прикладные) и (II) социальные. Учитывая специфику
данного круга явлений, Полюта получает схему, в которой фи-
гурирует также особое Введение и своего рода Заключение,
дающее «синтез всего землеустроительного знания, выражен-
ного в форме землеустроительного проекта» (там же, стр. 50)
(см. схему XXV).
Анализируя схемы, можно отметить в них много неясностей,
например по поводу аграрной политики и аграрных движений;
заслуживает внимания мысль Полюты о том, что практические
и более узкие специальные дисциплины должны рассматривать-
ся не как автоматически вытекающие из теоретических и об-
щих наук (в качестве их простых «приложений»), а имеют
также и свою собственную логику. Эта мысль нам представ-
ляется правильной, требующей дальнейшего развития и обоб-
щения, особенно в части технических наук.

3. ВОПРОС О МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В СССР В 30-х — НАЧАЛЕ 40-х ГОДОВ XX в.
Популяризация идей Энгельса и Ленина. Выяснение осо-
бенностей современного естествознания (1930—1932 гг.). Для
разработки марксистской классификации наук на рубеже 20-х
и 30-х годов важное значение имели, во-первых, опубликова-
ние «Философских тетрадей» В. И. Ленина (1929—1930 гг.),
содержащих богатейший материал, касающийся марксистской
диалектической логики и позволяющий глубже и всесторонне
разработать методологические основы марксистской классифи-
кации наук, ее принципы; во-вторых, решение Центрального
Комитета Коммунистической партии о журнале «Под знаменем
марксизма» (1931), подводившее итог и дающее критическую
оценку отклонениям от марксистской философии как в сторону
механицизма, так и в сторону гегельянства.
Оба эти события произошли на фоне общего повышения ин-
тереса у советской интеллигенции к диалектическому материа-
лизму, к изучению трудов классиков марксизма-ленинизма.
Усилился интерес и к разработке проблемы общей системати-
зации всех человеческих знаний с позиции марксистско-ленин-
ского мировоззрения.
В эти годы появились популярные работы по марксистской
философии, излагающие взгляды Энгельса и Ленина на есте-
ствознание, и в частности на классификацию наук Энгельса.
Вместе с тем все отчетливее стало осознаваться, что в есте-
ствознании XX в. появились новые, существенно отличные чер-
ты по сравнению с естествознанием XIX в., вследствие чего
механический перенос неизмененной схемы Энгельса на совре-
менное естествознание становится затруднительным, а иногда
и просто невозможным.
Наряду с этим имели место догматические установки, пытав-
шиеся цепляться за букву уже устаревших частных естественно-
научных положений «Диалектики природы» Энгельса и нано-
сивших серьезный ущерб творческой разработке марксистской
классификации современных наук.
Хорошим примером популяризации идей Энгельса, в том
числе и его марксистской классификации наук, служит книга
Т. Н. Горнштейн о «Диалектике природы» Энгельса (1931 г.).
Третий раздел ее посвящен «Классификации естественных наук
и их взаимной связи»1.
Изложив кратко классификации наук Бэкона, Конта и Ге-
геля, автор подвергает критике субъективистский и механисти-
ческий взгляд на взаимосвязь наук. Горнштейн правильно от-
1 Т. Н. Горнштейн. «Диалектика природы» Энгельса (популярный систе-
матический очерк). Л., 1931, стр. 66.

мечает, что в противоположность формальным, а тем более
субъективистским системам наук «Энгельс дает такие принци-
пы классификации, которые исключают всякую возможность
как «произвольности», так и резких граней между отдельными
науками» (там же, стр. 79).
Ставя ограниченную задачу — популяризировать взгляды
Энгельса, но не развивать их применительно к современному
уровню естествознания, Горнштейн ограничивается переложе-
нием схемы Энгельса, не показывая, что она нуждается в су-
щественном дополнении и изменении соответственно прогрессу
физики XX в.
Точно так же она лишь комментирует мысль Энгельса
о совпадении логического ряда наук (математика, механика
и т. д.) с последовательностью их исторического возникновения
и развития, не указывая, что в XX в. благодаря успехам той
же физики это совпадение уже не имеет места. Отмеченную
же мысль Энгельса автор поясняет весьма интересно и в основ-
ном правильно, исходя из признания единства бытия и мышле-
ния по их содержанию. «Естественно поэтому, — пишет она,—
что логическая последовательность наук в системе их и исто-
рическая последовательность их развития совпадает — ведь у
них общий корень: свойства самого объекта» (там же, стр. 78).
Пропагандируя идеи Энгельса и его классификацию наук,
критикуя идеалистические и метафизические взгляды по этому
вопросу, Горнштейн своей работой способствовала усвоению
этих идей советскими учеными, что является одной из пред-
посылок для дальнейшей творческой разработки марксистской
классификации.
Такое же значение имели более поздние комментаторские
работы, касавшиеся идей Энгельса, изложенных в «Диалекти-
ке природы». К сожалению этого нельзя сказать о некото-
рых работах, носивших печать догматизма и антиисторического
подхода к идеям Энгельса. Таковы были, например, статьи и
брошюры А. А. Максимова, в которых наряду с популяриза-
цией «Диалектики природы» Энгельса навязывалась читателю
мысль о необходимости принимать за нечто непреложное каж-
дую букву энгельсовских формулировок и схем, несмотря на
то что прогресс науки настоятельно требовал их пересмотра.
Важным моментом в разработке классификации наук в
СССР в конце 20-х — начале 30-х годов XX в. продолжало
оставаться издание Большой Советской Энциклопедии. С про-
граммной статьей по данному вопросу выступил ее главный
редактор О. Ю. Шмидт.
Раздел «Классификации естественных наук» его статьи «Ес-
тествознание» (1932 г.) начинается указанием, что развернутой
марксистской классификации этих наук еще нет и что она не
может быть создана извне, она должна вырасти в процессе

реконструкции естествознания. Это, по мнению автора, явля-
лось основной задачей марксистов, ибо было тесно связано с
практической деятельностью по изменению мира.
Реконструкция на основе материалистической диалектики
должна, по словам Шмидта, использовать накопленный ранее
естественнонаучный материал и создать совершенно иное чле-
нение естествознания. «Но мы, — писал Шмидт, — лишь в на-
чале этого пути. В настоящей статье мы изложим то членение
естествознания, которое исторически сложилось и с которым
мы имеем дело при овладении прошлой культурой, проводя од-
новременно первоначальную критику этого членения»1.
В дальнейшем автор кратко излагает классификации Ари-
стотеля, Плиния, Ф. Бэкона, О. Конта, В. Вундта, Гегеля и
Энгельса. При этом он допускает неточность, утверждая, что
Энгельс в данном вопросе исходил лишь из Гегеля и что его
основная схема наук есть «простейшая схема Гегеля, очищен-
ная Энгельсом от идеализма, охватывающая наиболее общие
отрасли естествознания. Энгельс, — по словам Шмидта, — ее в
своих заметках расширяет и видоизменяет, давая богатый мате-
риал для построения развернутой марксистской классификации
естествознания» (там же, стр. 579).
Исключительно важно, что О. Ю. Шмидт творчески вскры-
вает особенности естествознания XX в. Отмечая общий процесс
дифференциации естественных наук, он пишет: «Еще интерес-
нее процесс стирания граней и образования новых наук на
грани или на стыке двух старых. Этот процесс особенно заме-
тен в конце XIX и в XX в. Существуют даже специальные
журналы, посвященные «пограничным областям» (Grenzge-
biete). Это явление дает блестящее доказательство законов
диалектики в развитии науки» (там же, стр. 577).
Автор указывает на то, что раньше астрономия и физика
казались четко разграниченными науками. Но с возникнове-
нием учения об эволюции звезд развилась астрофизика на
стыке этих наук.
Далее он обращает внимание на исчезновение прежней рез-
кой границы между физикой и химией и на обнаружение яв-
лений промежуточного характера, в том числе и таких, кото-
рые наблюдаются особенно в органической природе, когда ве-
щество находится не в компактном виде и разбито не на
молекулы или атомы, а на комплексы молекул более или ме-
нее характерной величины — коллоидное состояние материи,
изучение которого создало «коллоидную химию», с одной сто-
роны, по методам гораздо более близкую к физике, чем к
химии, а с другой стороны, по объекту — к биологии. Это сти-
рание старых, метафизических граней между физикой и химией
1 Большая Советская Энциклопедия. Изд. 1, т. 24, 1932, стр. 576.

привело к созданию новой науки — «физико-химии», бурно раз-
вивающейся в последнее время (см. там же, стр. 578).
На примере физической химии Шмидт демонстрирует «тес-
ное диалектическое взаимопроникновение различных сторон
физики и химии» и предвидит, что «в будущем этот комплекс
наук несомненно систематизируется по-иному» (там же,
стр. 580). Его предвидение оправдалось.
В этой же связи он ссылается на «биохимию», возникшую
на грани двух областей — неживой и живой природы. Биохи-
мию автор трактует как приложение химии к живой природе.
Анализируя деление всего человеческого знания на три ос-
новные области, О. Ю. Шмидт констатирует, что в развитии
форм движения материи было два решающих скачка: возник-
новение жизни и появление человека. Появившись как продукт
развития материи, человечество следует законам развития об-
щества. Человек познает внешний мир при помощи мышления.
«Таким образом, — резюмирует Шмидт, — получаются три глав-
нейших раздела науки вообще: наука о природе (живой и
неживой), т. е. естествознание, наука об обществе и наука о
мышлении» (там же, стр. 579).
Как увидим ниже, это совершенно правильное деление в
качестве основного, опирающееся на классические положения
Энгельса, оспаривалось совершенно неосновательно некоторы-
ми советскими авторами.
Шмидт справедливо указывает, что человек как живое су-
щество изучается и с естественнонаучной стороны и что такие
науки, как антропология, психология, медицина, являются по-
граничными между естествознанием и общественными науками.
Поэтому сведение психологии исключительно к естествознанию,
характерное для вульгарного материализма, столь же непра-
вильно, как и идеалистическая ее трактовка как чистой «нау-
ки о духе».
О. Ю. Шмидт дает яркую и точную характеристику общей
картины современного естествознания, подчеркивая «времен-
ный, относительный характер всякой классификации наук.
С развитием естествознания создаются новые отрасли его —
новые науки, жесткие грани между прежними науками сдви-
гаются или снимаются, но, конечно, крупные деления не исче-
зают вовсе, поскольку они соответствуют объективным ступе-
ням в развитии материи и ступеням в познании ее. В на-
стоящее время естествознание представляет довольно трудно
обозримое сплетение «старых» наук, объем которых постоянно
меняется, и новых образований внутри и на стыке старых»
(там же, стр. 578—579).
О. Ю. Шмидт придерживается деления естественных наук
на основные группы: 1) изучающие наиболее общие движения
материи (механика, физика, химия) и 2) изучающие конкрет-

ные состояния материи, окружающей человека на земле и в
небесных телах (геологические, астрономические и биологиче-
ские науки); кроме того, он выдвигает различного рода ком-
плексные (география) и пограничные науки (почвоведение,
гидробиология), изучающие локальное совмещение явлений и
процессов.
Исходя из идеи о единстве исторического и логического,
О. Ю. Шмидт по-новому ставит вопрос о соотношении двух
основных проблем естествознания — классификации его отрас-
лей и периодизации его истории. Он опирается при этом на
высказывания В. И. Ленина, содержащиеся в «Философских
тетрадях», в особенности на диалектический закон, гласящий,
что сначала мелькают впечатления о предмете, затем устанав-
ливаются тождества и различия, растет знание связей, при-
водящее к познанию причин и следствий, сущности явлений
и т. д.
Автор цитирует слова В. И. Ленина, видя в них сжатое
выражение того же закона: «От живого созерцания к абстракт-
ному мышлению и от него к практике — таков диалектический
путь познания истины, познания объективной реальности».
В соответствии с этим О. Ю. Шмидт полагает, что вторая
группа наук, т. е. науки, изучающие конкретные состояния ма-
терии, проходила в своем развитии путь от отрывочных впе-
чатлений к познанию различий, связей, причин и следствий.
К этому он делает важное дополнение: «...при достижении бо-
лее высокой ступени на этом одновременно историческом и
логическом пути знания, относящиеся к предшествующей сту-
пени, не отмирали, а продолжали увеличиваться и системати-
зироваться, так что на каждой ступени образовалась своя
ветвь естествознания. Поэтому в схеме Ленина чрезвычайно
удобно отобразить систему существующих разделений естество-
знания» (там же, стр. 581).
Соответственно этому О. Ю. Шмидт делит науки, входящие
во вторую группу, на описательные, отвечающие стадии непо-
средственного восприятия, и науки, соответствующие более вы-
сокой ступени познания. Так, в области неживой природы к
первым относится минералогия (вначале чисто описательная
наука) с ее ответвлением — петрографией (наукой о горных
породах как скоплениях минералов).
Ко вторым наукам относится геология (история земли) с
ее разделами: стратиграфией (описательная наука о слоях
земной коры) и динамической геологией (наука о процессах
в коре и об их причинах).
Аналогично наукам о литосфере создаются науки об атмо-
сфере (метеорология) и гидросфере (гидрология), причем пер-
вую часто включают в геофизику, изучающую, в частности,
земной электромагнетизм.

Сходным же образом построена наука о космических телах
и системах: описательной частью здесь является астрономия;
на законы механики опирается небесная механика; затем сле-
дует астрофизика и, наконец, космогония, которая еще не успе-
ла выделиться в самостоятельную науку.
Та же градация наблюдается и в области живой природы:
здесь раньше всего возникли чисто описательные науки — зоо-
логия и ботаника, развившиеся и ставшие теперь комплексны-
ми наименованиями. С ними связаны науки о систематике, о
строении организмов (об их «форме» — морфологические дис-
циплины), включая цитологию.
Затем следуют науки о развитии (эмбриология, эволюцион-
ная теория, палеонтология, генетика) и о функциях организмов
(физиология).
Автор все время подчеркивает отсутствие резких граней не
только внутри естествознания, но и между ним и обществен-
ными науками, с одной стороны, между ним и техникой — с
другой. Когда география, занимающаяся комплексным, всесто-
ронним изучением поверхности земли, начинает исследовать
обратное воздействие человека на природу, то она выходит
уже за пределы естествознания и переходит в лице своей от-
расли экономической географии к общественным наукам.
Аналогичное положение автор отмечает и в области техни-
ки. «Тут на стыке естествознания и техники создаются новые
отрасли наук, которые можно причислить как к естествозна-
нию, так и к технике. Грань между естествознанием и техникой
стирается» (там же, стр. 583).
Классификацию наук Шмидта можно представить сжато в
схеме, которая у него фактически проводится или подразуме-
вается (см. схему XXVI).
В схеме показано, 1) что математика, как особый метод,
связана с первой группой естественных наук; 2) что география
своими составными частями связана (указано стрелками) с ми-
нералогией и геологией (в случае орографии, т. е. учения о го-
рах), с гидрологией (в случае океанографии) и с зоологией и
ботаникой (в случае географии животных и растений); 3) что
между гидрологией и биологией стоит гидробиология и 4) что
между науками о неживой природе и биологией стоит био-
химия, которая вместе с тем примыкает к физиологии (указано
пунктирными линиями).
Заслуга О. Ю. Шмидта состоит в том, что он впервые ясно
показал значение «стыковых», «переходных», или «погранич-
ных», наук (выделены курсивом) как важнейшей черты совре-
менного естествознания. Слабостью же его является то, что
остались по сути дела вне разбора различные принципы класси-
фикации наук, не говоря уже о неправомерном сближении
классификации наук Энгельса с системой Гегеля.

К работе Шмидта по времени и по характеру примыкает
интересная статья В. Ф. Асмуса «Вопросы синтеза наук у Мар-
кса» (1933 г.), написанная в связи с 50-летием со дня смерти
К. Маркса. Асмус показывает, какой глубокий переворот в этом
вопросе, как и во всех областях знания, произвел Маркс, соз-
дав вместе с Энгельсом диалектический и исторический мате-
риализм.
Асмус вскрывает две противоположные и вместе с тем вза-
имосвязанные тенденции в развитии научного знания. Он пи-
шет, что разложению первоначального философского «синкре-
тизма» соответствовал рост аналитических методов мышления
и научного исследования: «Единый объект научного изучения
все более и более начинает исчезать, покрываясь паутинной
сетью различных методологических «аспектов»: когда-то близ-
кие друг к другу — по объекту, по источнику своего происхо-
ждения — науки все дальше и дальше удаляются по лучам рас-
ходящихся интересов, различных «точек зрения» и «категорий».
Утрачивается исконное сознание предметного единства всего
научного знания в целом»1.
Автор отмечает, что на этой стадии развития науки сама
методика экспериментального исследования закрепляет фор-
мально-аналитические навыки мышления: выделение объекта
природы из его естественной связи с другими явлениями, вос-
произведение в лабораторных условиях искусственной изоляции
и аналитического расчленения изучаемого объекта превра-
щается в целый уклад мышления и приобретает значение логи-
ческой системы.
Далее он предупреждает о том, что «было бы большой
ошибкой, если бы мы сочли только что отмеченный путь диф-
ференциации и специализации научного знания, обнаружив-
шийся в развитии буржуазной научной культуры XVII—XIX
веков, за единственную тенденцию научного развития. Одновре-
менно с процессом разобщения наук и все большей специали-
зации научного исследования, представляющими доминанту
буржуазной научной эволюции, наблюдается и обратный про-
цесс — процесс реинтеграции, восстановления — на высшей ста-
дии утраченного предметного и методологического единства
научного знания. Навстречу аналитическим тенденциям науч-
ного исследования и логического мышления поднимается син-
тетическая тенденция, имеющая целью познать — на основе
успехов и достижений аналитической методики — более глубо-
кое единство, сочетающее сепаратно существующие науки в
живой и целостный космос знания» (там же, стр. 22).
В этой связи Асмус отмечает большое значение создания
наук нового типа, например аналитической геометрии, которые
1 «Социалистическая реконструкция и наука», вып. IV, 1933, стр. 21.

отражают тенденцию сближения, сращения и синтеза наук, ка-
завшихся дотоле безнадежно разошедшимися, утратившими
общность предмета и его методологической разработки.
В целом правильно вскрывая эту тенденцию, он, однако,
впадает, как нам кажется, в неточность, ставя на одну доску
с открытием Декарта создание физической химии. «Самые
успехи аналитических методов в физике и химии, — пишет он,—
выдвинули во второй половине XIX века задачу изучения та-
ких явлений, которые не могут быть объектом сепаратного
изучения одной лишь физики или одной лишь химии, но пред-
ставляют предмет особой — синтетического типа — науки, соеди-
няющей предметную и методологическую характеристику их
обеих. Так возникла физическая химия, представляющая новое
торжество синтетической тенденции научного развития» (там же,
стр. 23).
Возникновение физической химии стало возможным и необ-
ходимым не по той только причине, что сам объект изучения
требовал применения обеих наук, но потому в первую очередь,
что после открытия закона сохранения и превращения энергии
центр внимания и физиков и химиков был перенесен на изу-
чение области перехода между физическими и химической фор-
мами движения (соответственно энергии); уже как следствие
отсюда вытекала необходимость применять одновременно и
физические и химические методы исследования. Поэтому здесь
синтез наук существенно отличен от того, который мы видим
на примере аналитической геометрии Декарта.
Далее, автор ошибается, полагая, что, подобно тому как
слились физика и химия в физической химии, произошло син-
тетическое воссоединение неорганической и органической химии
в трудах Велера и других химиков начала XIX в. Это, несом-
ненно, преувеличение. Уменьшилась лишь пропасть, разделяв-
шая обе отрасли химической науки. Но разрыв между ними
оставался еще и в конце XIX в.
Более того, само их «объединение» происходило не на той
основе, на какой возникла физическая химия: обнаружилась
общность законов химического состава и атомистического
строения как неорганических, так и органических веществ.
Ценность статьи Асмуса в том, что в ней показано всемир-
но-историческое значение научного творчества Маркса, кото-
рый впервые в истории науки открыл основы действительного
синтеза наук и сам осуществил такой синтез. Обычно, говоря
о синтезе и классификации наук, историки науки останавли-
ваются по преимуществу на работах Энгельса, не уделяя долж-
ного внимания трудам Маркса, касающимся этой проблемы.
Статья Асмуса отчасти восполняет этот пробел.
Автор показывает, что сепаратизм наук подвергался крити-
ке и до Маркса, причем не раз делались попытки частичного

синтеза наук. «Но только Маркс, — справедливо замечает Ас-
мус, — оказался в силах поднять синтетическую тенденцию,
спорадически сказывавшуюся в развитии отдельных дисцип-
лин, на ту высоту, которая позволила достигнуть объединения
всего мира науки, и притом объединения не мнимого, добы-
ваемого за счет игнорирования специфической природы синте-
зируемых элементов, но объединения, основанного на тончай-
шем учете как предметной общности, так и специфических раз-
личий каждого отдельного члена научной системы и каждой
комплексной группы наук» (там же, стр. 24).
Условием и предпосылкой такого синтеза, основанного на
познании тождества и различия наук естественных и наук об-
щественных, явился, как показывает автор, осуществленный
Марксом синтез в сфере наук социально-исторических.
Далее Асмус подробно прослеживает, каким путем шел
Маркс к установлению и открытию связей, соединяющих самые
разнородные, казалось бы, отрасли знания. В основе взглядов
Маркса на историю лежит, как подчеркивает Асмус, убеждение
в предметном единстве мира. Но монистическое понимание ми-
ра и науки Марксом принципиально отлично от монизма его
предшественников. Перед Марксом стояла задача не только
установить моменты, объединяющие историю с естествозна-
нием, вскрыв их единство, но требовалось поднять историю на
ступень подлинно научного знания, т. е. создать историю как
науку.
Основой грандиозного синтеза наук служило у Маркса по-
ложение о единстве природы и общества (соответственно в
области научного знания — положение о единстве естественных
и социальных наук). Эти положения явились конкретизацией
законов материалистической диалектики, созданной Марксом и
Энгельсом, — наиболее общих законов развития природы, об-
щества и мышления. Исходя из этих именно законов только и
можно было вскрыть и проследить все многообразие и внутрен-
нее единство исторических форм развития, совершающегося и
в природе, и в обществе, и в их мысленном отражении челове-
ческим сознанием, каковым и является наука.
Приведя высказывание Маркса о том, что первым, требую-
щим констатирования фактом является телесная организация
индивидов и данная этим связь с остальной природой Асмус
поясняет, что единство материального — природного и социаль-
ного — бытия требует исследования происхождения социальной
организации их условий, свойств и обстоятельств природного
мира. Поэтому, как указывает Маркс, всякое историческое опи-
сание должно исходить из этих естественных основ и их видо-
изменения в ходе истории благодаря деятельности людей.
В связи с этим Асмус справедливо заключает: «Из единства
социально-исторического и естественно-исторического бытия

Маркс выводит единство всей науки, направленной на изме-
нение и познавательное овладение миром. Монизм науки есть,
по Марксу, монизм исторического познания, и, таким образом,
история провозглашается единственной наукой, универсальной
и всеобъемлющей, охватывающей в своем содержании не толь-
ко развитие общества, но и развитие природы — неорганической
и органической».
Цитируя слова Маркса о том, что «промышленность есть
действительное историческое отношение природы, а следова-
тельно и естествознания, к человеку», Асмус указывает, что
единство и общность социального и природного осуществляет-
ся, по Марксу, через промышленную деятельность, которая, с
одной стороны, есть деятельность человека, т. е. продукт и об-
наружение социальной специфичности развития, с другой же
стороны, она опирается на законы природы и возможна лишь
в меру их действительного познания.
Таким образом, раскрывая единство и взаимосвязь естест-
венных и общественных наук, Маркс тем самым находит
место и для технических наук, связанных с промышленной,
производственной деятельностью общественного человека: это
место определяется исходя из того, что промышленность, тех-
ника, следовательно, технические науки оказываются связую-
щим звеном между естествознанием и социальными науками.
Осуществленный Марксом синтез наук, выраженный в рас-
крытии их внутреннего монизма, Асмус характеризует словами
Маркса, считавшего, что с устранением неправомерного дуа-
лизма (в смысле разрыва) естествознания и истории естество-
знание «будет охватывать науку о человеке, подобно тому как
наука о человеке будет охватывать естествознание».
Говоря конкретнее, общность и единство естественных и со-
циальных наук Маркс видел, как показывает Асмус, в общем
для тех и других материалистическом принципе воззрения и
метода, в строгом детерминизме, составляющем условие вся-
кого научного объяснения и возможности научного предвиде-
ния.
Вместе с тем, конечно, Маркс, Энгельс и Ленин строго учи-
тывали все своеобразие общественных наук, не допускающее
простого сведения их предметных задач и их метода к задачам
и методу естествознания. «Напирая на то, что Маркс ставил
перед историей задачу — понять и объяснить ход социально-
исторического развития в его «естественно-исторической» необ-
ходимости, Ленин имел в виду только оттенить характерный
для обоих этих видов знания общий принцип строгого детер-
минизма и причинного генетизма, объединяющий историю с
естествознанием» (там же, стр. 44).
Таким образом, у Маркса синтез наук охватил прежде всего
три основные области знания, касающиеся природы, общества

и мышления, с включением знаний о промышленности, о тех-
нике в качестве связующего звена между социальными и есте-
ственными науками; это явилось общим теоретическим фунда-
ментом для разработки проблемы марксистской классифика-
ции наук, которой специально занимался Энгельс.
В те же годы (1932—1933) в Химическом институте Мо-
сковского университета был организован коллоквиум по строе-
нию молекулы и атома, на котором с докладом «К вопросу
о развитии материи» выступил В. К. Никифоров (1933 г.). Он
сделал попытку составить научную картину мира на основе
дальнейшей конкретизации применительно к современному
естествознанию общих положений, содержащихся в «Диалек-
тике природы» Энгельса.
Такую задачу ставил перед собой и названный коллоквиум,
который предполагал «расширить свою работу в направлении
изучения проблемы развития материи, стремясь разработать
идеи Энгельса на базе фактического материала современного
естествознания»1.
О соотношении химии и смежных с нею наук. О предмете
физики (1932—1933 гг.). В начале 30-х годов XX в. среди со-
ветских естественников возрастает интерес к марксистской фи-
лософии. Некоторые пытаются с ее позиций выяснить предмет
отдельных естественных наук. С позиций диалектического ма-
териализма ставится и обсуждается вопрос о соотношении раз-
личных форм движения в природе и соответственно различных
отраслей естествознания между собой, а также вопрос о пере-
ходных или промежуточных науках. В частности, обсуждается
проблема о соотношении между химией и другими естествен-
ными науками — физикой, биологией, геологией.
В марте 1933 г. был выпущен специальный номер журнала
«Природа», посвященный полустолетию со дня смерти К. Мар-
кса. В нем опубликована статья акад. Н. Н. Семенова «К во-
просу о соотношении между физическими и химическими про-
цессами». Исходя из философских работ Энгельса, автор ста-
вит общеметодологический «вопрос о возможности или невоз-
можности сведения химических сил к физическим»2.
Н. Н. Семенов подчеркивает, что квантовая механика, со-
вершенно разрушив представление об аддитивной суперпози-
ции электронных сил внутри атома и подняв на более высокую
ступень вопросы электрического взаимодействия частиц, счи-
тает по-прежнему, что природа химических тел носит электри-
ческий характер. Другими словами, автор раскрывает генетиче-
скую связь между химической и физической формами движе-
ния материи.
1 «Социалистическая реконструкция и наука», вып. III, 1933, стр. 193.
2 «Природа», 1933, № 3—4, стр. 40.

«Выходит так, — пишет, он, — что никакой принципиальной
разницы между химическими и физическими силами в атомах
и молекулах нет, но на этот раз уже не потому, что химические
явления могут быть легко сведены к простейшим физическим,
а потому, что несводимость является общим для химии и фи-
зики положением дел, так как уже элементарные физические
явления (система двух электронов) не сводятся к более про-
стым (сумма двух электронов)» (там же, стр. 41).
Совершенно ясно, что система двух электронов отличает-
ся от их простой суммы тем, что в первом случае учитывается
их взаимодействие, обусловливающее образование их систе-
мы, а во втором нет. Этот вопрос и ставит фактически акад.
Семенов.
Отвергая механическую концепцию «сведения» высших форм
движения материи к низшим, он старается выяснить, в чем
конкретно состоит «существенное различие между физическими
и химическими явлениями и соответственно где «лежат каче-
ственные различия между разными науками (физика, химия,
биология)» (там же, стр. 42).
Анализируя функционирование двигателя внутреннего сго-
рания, автор заключает, что «этот двигатель, работающий на
химической энергии, столь же отличен от физического двига-
теля — динамо-машины, как и от живого двигателя — организ-
ма. Чем глубже мы проследим кинетику химического превра-
щения, тем больше будем убеждаться в специфическом отли-
чии химического процесса от процесса физического...» (там
же, стр. 46).
Н. Н. Семенов пытается сформулировать «основную мысль
об отличии между химическим и физическим процессом», под-
черкивая, что вопрос о субстрате физических и химических яв-
лений решается здесь так же, как и у Энгельса. «В физических
процессах это сравнительно неизменные частицы — молекулы,
в химии это молекулы, меняющие свои свойства при процессе,
в частности это атомы и их перегруппировки» (там же, стр.49).
И далее он пишет: «Констатированное нами качественное
различие между физическими и химическими процессами имеет
смысл до тех пор, пока мы говорили о макропроцессах. В слу-
чае микропроцессов, происходящих в отдельных атомах и мо-
лекулах, как мне кажется, очень трудно провести какую-либо
границу между химией и физикой» (там же, стр. 51).
Разбирая переход физического процесса поглощения фотона
молекулой в химический процесс фотохимического разложения
молекулы на составные части, автор показывает, что фактиче-
ски никакой грани (в смысле резкого разграничения) между
обоими процессами нет.
Отсюда он заключает, что «нет никакого качественного
скачка в переходе от поглощенного света, не связанного с дис-

социацией молекулы, к поглощению света, вызывающего фото-
химическое разложение» (там же).
Сопоставляя проведенный им анализ вопроса о соотноше-
нии физики и химии с высказываниями Энгельса, Н. Н. Семе-
нов считает, что определения физики как механики молекул,
а химии как физики атомов, данные Энгельсом, относятся к
микроявлениям, причем его определение химии совершенно
точно охватывает современные результаты науки. Автор пола-
гает, что из этого определения вытекает допущение Энгельсом
возможности сведения химических сил, действующих в микро-
мире, к физическим (если, конечно, добавим мы от себя, это
«сведение» понимать в генетическом смысле, а не в механи-
стическом, как возникновение химических сил из физических,
но не как отрицание качественного отличия первых от вторых).
Область физики (или, по Энгельсу, «механики молекул»)
Н. Н. Семенов ограничивает процессами, которые не вызывают
глубоких качественных изменений молекул. Процессы же, вы-
зывающие внутри молекул и атомов серьезнейшие качествен-
ные изменения, он рассматривает, следуя схеме Энгельса, не
как механику, а как физику молекул и атомов, относя их к фи-
зико-химическим.
Отмечая совпадение своих формулировок с энгельсовскими,
автор пишет, что там, где происходят глубокие физические
преобразования молекул (как это имеет место в химических
реакциях), мы вступаем «в область новой науки — химии, вер-
нее, динамики химического превращения» (там же, стр. 52).
Проводя качественное различие между макрохимией и
макрофизикой, Н. Н. Семенов расширяет и на биологию свою
трактовку воззрений Энгельса. «Определения Энгельса, — пи-
шет он, — могут быть продолжены и на следующую в ряде
наук дисциплину — биологию. Биология могла бы быть опре-
делена как химия больших молекул (по Энгельсу, биология —
химия белков, что то же)... Эта точка зрения, конечно, опять-
таки не смазывает качественного различия между химией и
биологией, поскольку макрозаконы биологии живого организ-
ма, конечно, будут настолько же сложнее химических законов,
насколько химические сложнее физических и физические слож-
нее механических» (там же).
При наличии некоторых спорных моментов в статье акад.
Семенова (частью оговоренных в редакционном примечании)
главная ее идея о применимости основных идей Энгельса, ка-
сающихся марксистской классификации наук, к современному
естествознанию безусловно верна. Особенно ценен разбор обла-
сти соприкосновения физики и химии и проникновения их друг
в друга.
Почти одновременно с Н. Н. Семеновым по аналогичному
вопросу выступил на VI Всесоюзном менделеевском химиче-

ском съезде (1932 г.) С. Ю. Семковский с докладом «Физика и
химия как науки в свете марксизма» (опубликован в 1933 г.).
«Вопрос о взаимоотношении физики и химии» в докладе был
основным1.
Это показывает, что проблема соотношения различных от-
раслей естествознания, их взаимопроникновения друг в друга
с образованием промежуточных, или переходных, наук настой-
чиво выдвигалась всем ходом развития современной науки о
природе. Ответ на этот вопрос ученые СССР искали не у Конта
и Спенсера, Оствальда и Риккерта, а у Энгельса.
В докладе не все было правильно. В частности, возражая
против сведения химии к физике, автор ставит под сомнение
правомерность существования «химической физики», которая,
по его словам, «искажает основные закономерности химических
процессов, образуя, однако, составную часть физики (в отличие
от «физической химии» как части химии)» (там же, стр. 100).
Термин «химическая физика» — то как заменяющий термин
«физическая химия», то как существующий наряду с ним — стал
вводиться в научный обиход с начала 30-х годов XX в., когда
Эйкен переименовал свой курс физической химии в учебник
химической физики (1930 г.).
Не разобравшись в характере вновь возникшей науки, про-
межуточной между физикой и химией, Семковский усмотрел
в ней стремление свести химию к физике, чего не было в дей-
ствительности. В этом духе он ошибочно квалифицировал
взгляды представителей химической физики: «Я не выдам ни-
чьего секрета, — говорит Семковский, — если скажу, что в не-
которых наших химических кругах довольно подозрительно в
отношении того, что можно назвать «физическим империализ-
мом», смотрят и на работы академика Н. Н. Семенова и в вы-
двигаемой им «химической физике» усматривают тенденции
к поглощению химии физикой» (там же).
Семковский не понял важнейших особенностей современ-
ного естествознания, не понял положения в нем переходных,
промежуточных наук и самого их характера. Он включил эти
науки в основные, трактуя физическую химию как часть хи-
мии, а химическую физику — как часть физики. Науки лишались
их переходного характера и превращались в новые разделы су-
ществовавших основных отраслей естествознания (физики, хи-
мии, биологии).
Семковский отрицает взаимное проникновение и нераздель-
ное слияние физики и химии в определенных их областях; этому
факту он противопоставляет тезис о чисто внешнем, хотя и
очень тесном, соприкосновении обеих наук друг с другом, об
их координации. Если «химии, — пишет он, — приходится брать
1 Сб. «Марксизм и естествознание». Партиздат, 1933, стр. 91.

многое у физики, а физике у химии, то из этого отнюдь не сле-
дует, что речь должна идти о слиянии физики и химии: речь
идет лишь о теснейшей связи и союзе обеих родственных наук.
Со стороны химии при этом по линии сближения с физикой
выдвигается физическая химия, которая составляет часть хи-
мической науки, а со стороны физики по линии сближения с
химией выдвигается химическая физика, которая составляет
часть физической науки. Их совместная работа означает их
не механическое слияние и поглощение, а научную кооперацию,
координацию сил для укрепления каждой науки в деле разре-
шения ее особых задач» (там же, стр. 121).
Автор заявляет далее, что он оставляет «здесь открытым во-
прос о том, не создается ли при теснейшем соприкосновении
физики и химии, на стыке обеих наук, в самом учении о строе-
нии материи некоторый как бы «кондоминимум», совместная
для физики и химии область, как, например, область превра-
щения самих атомов...» (там же).
Семковский ликвидирует представление о промежуточных
науках, связывающих ранее разобщенные отрасли естествозна-
ния, допуская лишь возможность, что такой областью, совмест-
ной для двух наук, может оказаться область радиоактивных
превращений и ядерных реакций вообще.
Более правильные взгляды по данному вопросу высказал
Н. Н. Семенов, которого Семковский несправедливо обвинил
в механицизме. Даже Эйкен, незнакомый с марксистской клас-
сификацией наук и с трудами Энгельса, был ближе к истине,
чем Семковский, когда писал в своем «Учебнике химической
физики», что нецелесообразно резко различать физику и химию
и что в настоящее время необходимо связующее звено, которое
раньше называлось физической химией, а теперь его уместнее
назвать «химической физикой», поскольку центр тяжести в об-
ласти общей работы физики и химии сильно передвинулся в
сторону физики.
Физическая химия (раньше) или химическая физика (те-
перь), по Эйкену, играют роль наук, стоящих между физикой и
химией, на стыке между ними, а не представляют собой разде-
лов либо физики, либо химии как наук обособленных.
Эйкен, очевидно, ошибается, высказывая предположение,
что в будущем химия целиком сольется с физикой, однако он
прав, что уже в настоящее время имеются области, где обе
науки сливаются вместе и где поэтому невозможно их разгра-
ничить, отнеся одну часть явлений к физике, а другую к химии.
Здесь Эйкен гораздо ближе стоит к взглядам Энгельса, хотя
эти взгляды ему, по-видимому, остались неизвестными, нежели
Семковский, который пытается выступать от имени марксизма.
Под физической химией Семковский понимает теоретиче-
скую химию. Он отказывает ей в особом месте рядом с другими

науками, заявляя, что «она составляет лишь часть химической
науки», а потому «задача требует того, чтобы физическая хи-
мия как основная теоретическая часть химии пропитала собою
все остальные части и отделы химической науки» (там же,
стр. 122).
Все это, как нам представляется, не соответствует совре-
менному состоянию естествознания и отбрасывает нас на два
столетия назад к воззрениям Ломоносова. Тогда под физиче-
ской химией понималось всякое приложение физики к химии,
но не наука о переходной области между физическими и хими-
ческими явлениями в современном ее понимании.
Интересна в докладе Семковского попытка связать анализ
вопроса о соотношении физики и химии с проблемой класси-
фикации наук, иначе говоря, частный вопрос о соотношении
двух смежных наук разобрать в разрезе общего вопроса о со-
отношении всех наук. Автор делает экскурс в историю филосо-
фии и естествознания и ссылается на различные классифика-
ции наук и частично их разбирает (Аристотеля, Бэкона,
Д'Аламбера, Лейбница, Конта, Спенсера, Уэвелла, Ампера,
Вундта, Масарика, Риккерта, Эриха Бехера, Оствальда, Ге-
геля).
Вслед за этим он переходит к марксистской классификации
наук и пишет: «Диалектический материализм дал принцип
классификации наук, который чужд субъективного произвола,
а исходит из логики предмета, и предметы берет в их диалек-
тических связях и разрывах. В основу классификации диалек-
тический материализм кладет объективное различие форм дви-
жения материи и их объективные переходы одной в другую»
(там же, стр. 117).
Но именно перехода между физикой и химией не сумел уло-
вить и выразить Семковский. Важнейший принцип классифика-
ции наук с позиций диалектического материализма не был им
учтен и применен.
Существенный недостаток доклада Семковского обнаружи-
вается как раз в самом важном пункте — в вопросе о соотно-
шении химии с субатомной физикой, которая, по выражению
автора, «перескочила» через свои прежние границы в области
внутриатомных процессов. Подобно тому как неудачно он по-
дошел к вопросу о ядернофизических процессах, так столь же
неудачно он осветил значение квантовой механики, о которой
сказал мельком.
Между тем уже в начале 30-х годов XX в. роль квантовой
механики для химии раскрылась в полной мере. Это показал,
в частности, акад. Д. С. Рождественский в докладе на юбилей-
ном Менделеевском съезде (1934 г.). Игнорируя вопрос о соот-
ношении химии и квантовой механики, т. е. вопрос о квантовой
химии (как это делал Семковский), невозможно было выяснить

и более общий вопрос — о соотношении физики и химии на со-
временном этапе их развития.
Более того, Семковский явно ошибался, полагая, что в XX в.
можно химию в отличие от физики определять как науку
о превращении вещества. Он подчеркивал: «Если в основу
классификации наук положить объективное различие форм
движения... материи, то химия есть наука о той форме движе-
ния материи, которая характеризуется превращением самой
формы материи, превращением вещества» (там же, стр. 121).
Между тем ядернофизические реакции, которые никак нель-
зя отнести к химическим, представляют собой несравненно
более глубокое превращение вещества, нежели химические ре-
акции. Да и сам Семковский тут же вынужден признать, что
физика «перескочила» в самые недра атома, к протонам, элек-
тронам и нейтронам (ведь все это говорилось в 30-х годах
XX в.). Поэтому приведенное выше определение химии, повто-
ряющее то, что писалось в XIX в., в настоящее время совер-
шенно устарело и не может быть принято в качестве опреде-
ления современной химии.
Более правильно Семковский подходит к вопросу о месте
биохимии, которая «как раз представляет то диалектическое
звено, которого недоставало в эпоху Энгельса» (там же,
стр. 122). Далее автор приводит высказывания Энгельса о диа-
лектике перехода от химии к организму.
В целом рассмотренный доклад свидетельствует о неумении
автора связать общую, в основном правильную постановку во-
проса о взаимосвязи наук с решением конкретного вопроса
о соотношении физики и химии, о переходных между ними
науках и об определении самой химии как науки.
Вопрос о биохимии и ее месте в системе современного есте-
ствознания особенно важно рассмотреть в генетическом разрезе,
т. е. в разрезе того, как исторически, в ходе развития нашей
планеты высшая (биологическая) форма движения материи
возникла из низшей (химической). Это вопрос о происхождении
жизни на Земле химическим путем из неорганической природы.
Его разбору акад. Л. И. Опарин посвятил книгу «Возникновение
жизни на Земле» (1936 г.), основные идеи которой были вы-
сказаны им в более ранней работе, написанной на ту же тему
(1924 г.).
Опираясь на идеи Энгельса, выдвинутые в «Диалектике
природы», А. И. Опарин детально прослеживает возможный
«механизм» перехода сложных органических соединений, не
обладающих функциями жизнедеятельности, в еще более слож-
ные образования, у которых эти функции постепенно появля-
ются и развиваются.
Конкретизация Опариным идей Энгельса, касающихся вза-
имосвязи химии и биологии и перехода между ними, имеет

большое значение для разработки современной марксистской
классификации естественных наук. Эта идея у Энгельса прямо
и непосредственно вытекала из его воззрений на общую связь
наук, следовательно, из его общей классификации естествен-
ных наук.
Представляет интерес также и то, как выявлялась и фор-
мировалась переходная область между химией и геологией
(геохимия); в результате этого химия оказалась связанной
(«спаянной», по выражению К. А. Тимирязева) не только со
своими двумя соседями в общем ряду наук (физикой и биоло-
гией), но и с геологией, которая встала в симметричное отно-
шение с химией, как и биология.
Один из основателей геохимии, этой сравнительно молодой
научной дисциплины, — акад. А. Е. Ферсман в томе первом
своей «Геохимии» (1933 г.) раскрыл многосторонние ее связи
с другими отраслями естествознания (прежде всего геологии и
химии) и техники (прежде всего горного дела). Показывая ме-
сто геохимии в системе естественных и технических наук, Ферс-
ман вскрывал связи и переходы между химией и геологией.
Особенно большое значение имело исследование, проведен-
ное Ферсманом и доказавшее применимость Периодического за-
кона химических элементов Д. И. Менделеева к процессам
образования горных пород и распределению химических эле-
ментов в земной коре. Этому вопросу был посвящен доклад
Ферсмана на юбилейном Менделеевском съезде (1934 г.).
Несомненной заслугой Ферсмана было его стремление опи-
раться на труды Энгельса и Ленина в процессе философского
анализа и обобщения результатов современного неорганиче-
ского естествознания, в том числе и по тем вопросам, которые
касались взаимоотношения наук о космосе и о земле, с одной
стороны, физики и химии — с другой.
Хотя Ферсман и не дал какой-либо новой классификации
естественных наук в целом, но его работы в области геохимии
и попытки осветить важнейшие проблемы этой науки с позиций
марксистской философии могут рассматриваться как одна из
серьезных предпосылок разработки марксистской классифика-
ции современных естественных наук.
Вопрос о соотношении химии с другими естественными нау-
ками, следовательно, о ее предмете и о ее месте в общей си-
стеме современного естествознания неразрывно связан с ана-
логичным же вопросом в отношении физики. Акад. С. И. Ва-
вилов в ряде работ, в частности в статье «Физика» (1936), по-
дробно рассматривает этот вопрос.
К определению физики как науки он подходит с историче-
ской точки зрения, на основе анализа ее истории и современных
тенденций ее развития. Он показывает, что в 70-х годах XIX в.
(т. е. тогда, когда Энгельс писал «Диалектику природы») за

основное содержание физики принимали механику молекул
(и атомов) и механику эфира в их различных проявлениях.
В XX в., как указывает автор, на основе раскрытия сущно-
сти физических явлений в связи с элементарными представле-
ниями о фотонах, электронах, нуклонах и других элементарных
частицах для современной физики «открылась новая область
внутриатомных и внутриядерных явлений»1.
Отсюда вытекает определение, что «физика в современном
состоянии есть одна из ведущих наук о природе, исследую-
щая простейшие свойства, общие для всех или многих областей
явлений природы» (там же, стр. 228). Это определение С.И.Ва-
вилов повторяет и развивает в позднейших работах, в которых
широко использует и пропагандирует философские взгляды Эн-
гельса и в особенности Ленина, связанные с современным есте-
ствознанием.
Вопрос о месте физики в общей системе научного знания
отражен в разделах разбираемой статьи: «Физика и филосо-
фия», «Физика и другие естественнонаучные дисциплины», «Фи-
зика и техника». Автор отмечает как существенную особенность
современного естествознания исчезновение резких граней между
физикой и другими его отраслями и появление переходных,
связующих наук между ними.
Однако это обстоятельство С. И. Вавилов объясняет не-
сколько односторонне, как результат простого использования
физических приемов, основанных на изучении общих свойств и
законов, в самых различных областях природы. «Применение
физических методов исследования, в особенности спектроскопа
в его современном виде, и современных теоретических представ-
лений о строении материи в астрономии, — писал он, — создало
целую отрасль ее — астрофизику — и уничтожило резкую грань
между физикой и астрономией. Точно так же исчезла прежняя
резкая грань между физикой и химией. Применение физиче-
ских методов исследования создало особую химическую дис-
циплину — физическую химию» (там же, стр. 242).
Спору нет, что применение методов одной науки к изучению
объекта другой приводит к созданию особых промежуточных
наук; но все же более глубокое объяснение появления послед-
них состоит, на наш взгляд, в том, что важнейшим специфиче-
ским предметом этих наук является изучение переходов одних
форм движения в другие. Это само по себе уже делает необхо-
димым сочетание физических и химических, химических и био-
логических и т. д. способов исследования, равно как и самих объ-
ектов этих наук. Поэтому ядром всех промежуточных, «стыко-
вых» наук, которые появились на месте старых резких граней
и заполнили собой прежние разрывы между науками, являются
1 Большая Советская Энциклопедия, изд. 1, т. 57, 1936, стр. 237.

именно переходные науки, изучающие процессы взаимоперехо-
дов и взаимопревращений различных форм движения материи.
С. И. Вавилов решительно отвергает попытки определить
физику как науку о неорганической природе, не говоря уже
о ее ошибочном отождествлении со всем естествознанием в це-
лом. «Все эти попытки определения предмета физики являются
неудовлетворительными, — пишет он. — Они прежде всего не
учитывают исторического хода развития физики и рассматри-
вают последнюю как нечто неизменное и законченное» (там же,
стр. 239—240).
С этих позиций С. И. Вавилов критикует определение фи-
зики, данное О. Д. Хвольсоном в «Курсе физики» (1932 г.).
Хвольсон определяет физику следующим образом: «Физика
в широчайшем смысле слова есть наука о неорганизованной
материи и о происходящих в ней явлениях. Эти явления назы-
ваются явлениями физическими. Все другие науки о материи
имеют дело с материей организованной (биологические науки).
Физические явления могут повторяться и в организованной ма-
терии, однако попытки свести все явления, обнаруживающиеся
в организованной материи, к явлениям физическим до сих пор
не удались»1.
С. И. Вавилов, опиравшийся на диалектический материа-
лизм, дал несравненно более глубокое и правильное определе-
ние физики как науки, нежели позитивист Хвольсон, склоняв-
шийся в свое время к идеализму и выпустивший в начале XX в.
брошюру с нападками на Геккеля и на материализм. В. И. Ленин
квалифицировал ее как «подлую черносотенную брошюрку
против Геккеля»2.
Именно в то время Хвольсон в своих примечаниях к работе
О. Конта выдвигает расширительное определение физики. Он
писал: «Физика есть наука о свойствах неорганизованной
материи и о происходящих в ней явлениях; ее три задачи —
открыть, исследовать и объяснить эти явления»3. Вокруг этого
определения позднее (1911 г.) на страницах журнала «Вопро-
сы физики» развернулась дискуссия между Хвольсоном и
П. С. Эренфестом, не приведшая, однако, к каким-либо кон-
структивным результатам. Так, на протяжении трети века
Хвольсон отстаивал свой взгляд на предмет физики, толкуя его
как всю неорганическую природу, противопоставляемую при-
роде органической.
С. И. Вавилов, как диалектик-материалист, правильно
вскрыл основной порок хвольсоновского определения физики —
1 О. Д. Хвольсон. Курс физики, т. I, изд. 7, 1932, стр. 10.
2 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 334.
3 О. Конт. Курс положительной философии, т. II, отд. 2. Изд. 1900,
стр. 139. Приложение.

его антиисторичность, следовательно, метафизичность. Оно
повторило давно уже устаревшее определение физики как не-
органического естествознания («инорганомия» у Д'Аллуа или
«наука о веществе» у Сент-Илера). В этом отношении Хволь-
сон пошел за махистом Пирсоном и энергетиком Оствальдом,
которые отстаивали такое именно понимание физики на рубеже
XIX и XX вв., когда оно уже явно обнаружило несостоятель-
ность и устарелость.
Вопрос о соотношении химии с физикой и другими смеж-
ными с ней науками, равно как и вопрос о предмете современ-
ной физики, поставленный всем ходом развития современного
естествознания и разбиравшийся многими крупными учеными,
касается одной из самых существенных черт современного есте-
ствознания — наличия в нем переходных наук. Поэтому анализ
данной проблемы имеет важное значение для разработки клас-
сификации современных наук.
Эклектические, псевдомарксистские классификации (1933—
1935 гг.). С начала 30-х годов XX в. вопрос о марксистской
классификации наук приобрел в нашей стране особое значение,
поскольку в это время, как уже говорилось выше, возникла
проблема реконструкции наук на основе марксистской фило-
софии. Это коснулось, в частности, и области библиографиче-
ского и библиотечного дела. Например, непериодическое изда-
ние сборников «Советская библиография», начатое в 1933 г.,
открывается редакционной статьей программного характера
под названием «За марксистско-ленинскую библиографическую
классификацию».
Однако дело иногда ограничивалось тем, что к старым, фор-
мальным классификациям наук (после внесения в них некото-
рых изменений) эклектически присоединялись отдельные поло-
жения марксизма, якобы согласующиеся с основами этих
классификаций. В результате принцип координации, лежавший
в их основе, не только не преодолевался принципом субордина-
ции наук, но распространялся еще шире. Совершалось «коор-
динирование» (в смысле внешнего соположения) формальных
классификаций наук с положениями марксизма. Комбинируе-
мые классификации наук оставались формальными, не стано-
вясь марксистскими оттого, что на них наклеивались новые
названия.
Классификация наук разрабатывалась в СССР особенно
в связи с общими вопросами научной библиографии, в частно-
сти библиотечной классификации как ее важнейшей части.
При этом иногда от имени марксизма выступали авторы, слабо
знакомые с марксистским учением. Они подменяли подлинно
марксистский подход к данной проблеме обильным цитирова-
нием, порой неуместным, трудов классиков марксизма-ленини-
зма. Собственные же взгляды такого рода цитатчиков оказы-

вались нередко в противоречии с действительными взглядами
Маркса, Энгельса, Ленина.
Примером неудачного «развития» и «конкретизации» поло-
жений марксизма может служить статья X. Г. Аджемяна «Бег-
лый взгляд на основные контуры марксистско-ленинской клас-
сификации книг» (1933 г.). Он полагал, что классификация
книг не является чем-то отличным от классификации наук.
С самого начала автор указывает, что цель его статьи —
прежде всего показать «значение трех составных частей, трех
областей, которые должны быть основами дальнейшей класси-
фикации», проанализировать их содержание и выяснить «вза-
имоотношения их между собой»1.
Могло показаться, что тремя областями автор считает при-
роду, общество и мышление вслед за Энгельсом, о взглядах
которого он мельком говорит ниже. Но это не так. Марксист-
скую классификацию наук, разработанную Энгельсом, он пол-
ностью игнорирует, выдавая за таковую изобретенную им
самим и далекую от подлинного марксизма. В прямую проти-
воположность Энгельсу Аджемян перечисляет «три качественно
отличные области бытия, законы и движения которых отражает
система науки в целом. Эти области: 1) природа, 2) общество
и 3) назовем условно культура» (там же, стр. 9).
В этой схеме, которой, по словам автора, должна опреде-
ляться «вся архитектоника системы наук», имеются два корен-
ных изъяна: во-первых, из нее выпал раздел о мышлении, со-
ставляющий самостоятельную область научного исследования,
и, во-вторых, в духе оствальдо-богдановских концепций введен
раздел о культуре. При этом человеческая культура оказалась
выключенной из человеческого общества и противопоставлена
ему, хотя в действительности она составляет нераздельную его
часть.
Свою «триаду» Аджемян пытается обосновать следующим
образом: он трактует науку сначала как систему осмысливания
исторического процесса, затем как труд и, наконец, с точки
зрения ее целевого назначения.
В первом случае у автора получается триада: природа —
общество — природа, измененная человеческим трудом, кото-
рую он характеризует как область прикладных занятий. Это
соответствует у него триаде: объект — субъект — результат воз-
действия субъекта на объект или же способы такого воздей-
ствия.
Во втором случае получается аналогичная же триада: при-
рода (предмет труда) — общество (самый труд) — орудие труда.
В третьем случае получается триада, раскрывающая поня-
тие производительных сил: природные, естественные произво-
1 «Советская библиография», сб. I—III, 1933, стр. 8.

дительные силы — рабочая сила (общество) — средства произ-
водства (результат).
«Наука как система осознания и метод изменения произ-
водительных сил, таким образом, не может иметь иные, отлич-
ные от указанных моментов, составные части», — пишет автор
(там же, стр. 18).
Ставя вопрос о соотношении объекта и субъекта в процессе
производственной деятельности человека, Аджемян смешивает
его с гносеологическим вопросом. Он отождествляет природу
с объектом, общество с субъектом, а средства воздействия
субъекта на объект с мышлением, говоря: триада «.. .из объек-
та, субъекта и средства воздействия последнего на первое,
т. е. природа, общество, мышление» (там же, стр. 17).
Хотя при этом и создается видимость согласия с энгельсов-
ским делением всей области познания на природу, общество и
мышление, на деле же получается путаница, смешение мысли-
тельной деятельности человека с его производственной, прак-
тической деятельностью, подмена одного другим.
Поместив в один ряд человеческое мышление и его законы
с химической промышленностью, механикой машин, бухгалте-
рией, землемерией, музыкой и т. д., Аджемян обнаруживает
вульгарно-материалистический подход к решению данной про-
блемы.
Свидетельством полного непонимания марксизма служит
общий вывод, который делает автор из своих рассуждений:
«Следовательно, — пишет он, — основные положения научной,
т. е. марксистско-ленинской, классификации образуют некую
триадную систему, которая охватывает:
те науки, которые изучают, познают, открывают законы
всего того, что было и есть, независимо от существования чело-
века, и образуют науки о природе, в области которых человек
ничего не создает, не изобретает, не творит;
те науки, которые изучают, познают, открывают законы об-
щества, которое противостоит природе как мыслящий субъект,
а с другой стороны, создают, изобретают и творят новые зако-
номерности, новые формы развития этого общества ...или, что
в данном случае одно и то же, науку о производственных от-
ношениях;
те науки, которые трактуют обо всем, что создано, изобре-
тено человеком или обществом в области изменения формы
природного вещества и силы и образуют область науки о том
результате, которого добилось общество для изменения приро-
ды на новый, целесообразный лад» (там же, стр. 23).
В этих рассуждениях Аджемяна виден отход не только от
диалектического и исторического материализма, но от мате-
риализма вообще (например, в вопросе о возможности творе-
ния законов общественной жизни).

В дальнейшем, уточняя свою исходную триаду, он приходит
к утверждению, что «три величайшие грани науки, которые
взаимно проникают друг в друга, — это природа, общество и
труд... первая есть определенная цель, вторая — предмет,
а третий — средство для этой цели. Их границы настолько
четки и ясны, что их смешать нельзя» (там же, стр. 26).
Непонятно, как можно всерьез говорить о разобщении таких
явлений, как общество и труд. В основе всей общественной
деятельности лежит труд, благодаря которому возник и сам
человек.
Мышление, то изгоняемое вовсе из области научного ис-
следования, то сливаемое с техникой и технологией, неожидан-
ным образом появляется у него в связи с определением места
логики в общей системе наук. Опираясь на гегелевское поло-
жение, что «каждая наука есть... прикладная логика», Адже-
мян строит схему. В центре всей системы наук стоит логика;
остальные науки располагаются на трех концентрических кру-
гах, группируясь вокруг логики по степени их теоретичности:
чем ближе к центру, тем они теоретичнее, чем дальше от него,
тем они носят более прикладной характер.
Далее, утверждая, будто логика (диалектика) имеет дело
не с наиболее общими законами развития природы, общества
и мышления, а с раздельными законами 1) природы, 2) обще-
ства и 3) мышления, автор проводит из центра своей схемы
(т. е. из логики) три линии и делит свои круги на три обособ-
ленных сектора.
При этом у него «философской наукой в качестве всеобщей
методологии для науки о природе здесь выступает диалектика
природы, или старая натурфилософия» (там же, стр. 21).
Если Энгельс писал, что марксистская философия покон-
чила со старой натурфилософией, с философией, трактуемой
как наука наук, то Аджемян выдает диалектику природы имен-
но за такую воскрешаемую им натурфилософию.
Конкретная схема классификации естественных наук, пред-
лагаемая автором, не представляет интереса. Современное есте-
ствознание вообще не нашло в ней никакого отражения, если
не считать проведенного им сравнения наук с атомом, где ло-
гика выполняет роль атомного ядра.
В начале статьи Аджемян правильно предупреждал: «Если
одна ошибка среди единичных дисциплин равносильна нару-
шению правильных переходов нескольких единичных дисцип-
лин, то эта же ошибка, допущенная не в части, а в целом, т. е.
в сердцевине научной систематики, грозит нарушением всей
«нервной системы» классификации, а поэтому наша задача
сводится к всесторонне точной проверке истинности, безоши-
бочности той триады, которую мы установили» (там же,
стр. 9—10).

Триада, данная автором, ложна, а потому и вся «нервная
система» в его классификации оказывается нарушенной.
Несколько позднее проблема классификации современных
наук в ее связи с задачами научной библиографии стала раз-
рабатываться с марксистских позиций более серьезно. Приме-
ром может служить статья Д. И. Выдрина «К вопросу о клас-
сификации естественных наук» (1935 г.). Ссылаясь на Маркса,
Энгельса и Ленина, он правильно видит основной подход
к классификации наук в историзме. Историческим должен быть
взгляд как на природу, так и на естествознание.
«С точки зрения такого понимания, — пишет он, — должно
идти рассмотрение развития естественных наук, установление
последовательности их возникновения, знание чего есть необ-
ходимая основа и предпосылка для построения исторической
классификации этих наук. Исторический взгляд на природу в
форме эволюционизма начал в естествознании развиваться
с середины XVIII»1.
Выдрин подробно излагает взгляды Энгельса на развитие
естествознания второй половины XVIII и XIX в., но ограничи-
вается при этом лишь космогонией, геологией и биологией, не
касаясь механики и связанных с ней математики, физики и хи-
мии. Это ограничение ему потребовалось ради своей схемы.
Подытоживая историческое рассмотрение вопроса, он го-
ворит: «В процессе исторической дифференциации познания к
середине XIX ст. определились как самостоятельные науки:
космология, геология со всем богатством частно-геологических
наук, биология, социология, поднятая до уровня действитель-
ной науки лишь историко-материалистическим пониманием об-
щества, материалистическая диалектика. Историческую после-
довательность ступеней и форм развития материальной дей-
ствительности схематически, в резюмированном виде, можно
представить в нижеследующей таблице» (там же, стр. 136).
Таблица именуется «Классификация исторических ступе-
ней (областей) и форм развития природы» с подзаголовком
«История природы (естественно-историческое развитие)».
Здесь представлена последовательность ступеней, проходи-
мых природой в процессе развития от низших до высших. Глав-
ных ступеней три:
космогеническое ... геологическое ... биологическое ...
развитие развитие развитие
Детальная схема последовательного развития внутри каж-
дой из этих ступеней, или областей, природы такова (см. схе-
му XXVII):
1 «Советская библиография», сб. I—II (9—10), 1935, стр. 132.

(Стрелки обозначают переходы от одной ступени развития
к другой внутри каждой из трех главных областей природы
или главных ступеней ее развития.)
Составив схему для развития всей природы, взятой как це-
лое, автор вслед за тем переходит к анализу процесса диффе-
ренциации естественных наук по видам (формам) движения
материи; этот процесс он рассматривает как идущий парал-
лельно первому и лишь связанный с ним, но не как органиче-

скую часть общего прогрессивного развития естествознания,
как это имеет место у Энгельса. При этом Выдрин исключает
из учений о формах движения материи, с одной стороны, ме-
ханику, особенно астрономию, с другой — биологию. Он вклю-
чил их в предыдущую схему.
В дальнейшем механическое движение автор все же вклю-
чит в число «видов движения материи», а биологическое — нет.
«В конце рассматриваемого периода, — пишет он, — т. е. на
грани XVIII и XIX ст., особенно в середине XIX, одновременно
с дифференциацией познания по отмеченным выше областям
природы осуществлялся процесс дифференциации его по видам
развития материи внутри этих областей природы, процесс уста-
новления превращения их друг в друга, процесс развития исто-
рического их понимания на основе взаимодействия физико-
химических наук с космологией, геологическими науками и
биологией» (там же, стр. 138).
Цитируя постоянно «Диалектику природы» Энгельса и его
книгу «Людвиг Фейербах...», Выдрин подчеркивает, что про-
цесс формирования физико-химических наук сопровождал их
дифференциацию и установление качественных отличий и свя-
зей между видами (формами) движения материи:
«Исторический процесс дифференциации естественных наук
имеет, следовательно, как и все процессы природы и нашего
познания, две стороны, две основных тенденции, — установление
качественных отличий в видах движения, формах и ступенях
природы и установление генетических связей между ними.
В развитии этого процесса главное и решающее значение име-
ло открытие учения о сохранении и превращении качественно
отличных видов движения материи» (там же, стр. 140).
В дальнейшем он рассматривает также механику и матема-
тику, которые поочередно абстрагировались от конкретно-
исторического содержания мира больше, чем какие-нибудь дру-
гие науки, и возводились естествоиспытателями того времени
в ранг натурфилософии, методологии. Разумеется, последнее
замечание автора совершенно неправильно: оно свидетель-
ствует о неточном употреблении им понятий «натурфилософия»
и «методология». Неправильно и его рассуждение о том, что
на смену математике и механике, объективно утратившим зна-
чение методологических наук, приходят физико-химия и термо-
динамика.
В подтверждение Выдрин приводит следующее заявление
А. Ф. Капустинского, который преувеличивает роль термо-
динамики в современном естествознании, создавая неверное
представление о всей его структуре: «Ширина и глубина
термодинамических законов столь велики, что они являются
краеугольным камнем архитектоники всех естественных
наук».

Такого рода «эгоцентризм», т. е. одностороннее раздувание
роли «своей» науки, в области которой работает ученый, свой-
ственно вообще многим узким специалистам, полагающим,
будто именно «их» наука составляет краеугольный камень
всего человеческого знания.
По мнению Выдрина, выдвижение термодинамики и физико-
химии на первый план в современном естествознании есть след-
ствие ограниченности метафизической методологии, а потому
обе эти науки ожидает та же участь, какая постигла матема-
тику и механику, — их развенчание. Это заявление свидетель-
ствует о непонимании того, что главенствующая роль механики
в естествознании XVII—XVIII вв. была действительно связана
с первым, механистическим периодом в развитии науки о при-
роде, тогда как выдвижение в конце XIX в. термодинамики и
физической химии, изучающих переходы между механическим
движением и теплотой и между физическим и химическим дви-
жениями, и есть один из ярких признаков вступления науки во
второй, стихийно-диалектический период своего развития.
Сопоставление физической химии с механикой в этой связи
лишено смысла и находится в противоречии с духом высказы-
ваний Энгельса.
Из дальнейшего следует, что автор считает применение фи-
зики и химии в «исторически конкретных науках (космогонии,
геологии и биологии) аналогичным прежнему применению ма-
тематики и механики к естественным наукам». Подобное при-
менение должно, по его словам, снять «их абстрактный, гипер-
трофированный путь развития» (там же, стр. 142).
Происходит это, согласно Выдрину, так, что физика и хи-
мия, внося свои методики в изучение различных сторон «исто-
рически конкретных» областей природы, естественным образом
выделяют из себя серию новых наук, таких, как геохимия и
геофизика, возникших на основе контакта химии с геологией
и физики с геологией. «Далее,— замечает он, — чем больше
физика и химия углублялись в анализ природы изучаемых ими
явлений на основе эмпирического материала различных геоло-
гических наук, тем более они теряли свою абстрактность, тем
более рождалось частно-геологических наук, в которых фи-
зика и химия находят свое историческое основание и содер-
жание» (там же, стр. 142—143).
То же самое произошло в результате контакта (в смысле
внешнего соприкосновения и внедрения методов одних наук
в другие науки) физики и химии, с одной стороны, с космоло-
гией, с другой — с биологией.
В таком же духе Выдрин трактует контакт с «исторически
конкретными науками» и физико-химии, которая, с его точки
зрения, есть не что иное, как «результат применения физики
к решению химических проблем в области исследования мине-

рало-литогенезиса и биологического физико-химизма» (там же,
стр. 144). Сказанное говорит о том, что автор имеет смутное
представление о подлинном содержании физической химии как
науки, опосредующей взаимный переход между физическими
и химической формами движения материи. Это становится еще
более рельефным после того, как он вводит особый физико-
химический вид (форму) движения наряду с физическим и хи-
мическим.
По мнению Выдрина, проведенный им разбор «свидетель-
ствует о том, что естественные науки вопреки метафизической
их методологии в своем исторически развивающемся взаимо-
действии, отражая взаимодействие в основе их лежащих реаль-
ных видов движения, форм и ступеней природы, стихийно пре-
одолевают свою абстрактную форму и становятся науками
историческими» (там же, стр. 145).
Отмечая далее, что картина природы все время усложняет-
ся и что в связи с этим становится необходимой историческая
классификация естественных наук и синтетическая система
всего познания, он верно замечает: «Этот синтез может быть
только результатом систематической переработки истории есте-
ствознания и современных естественно-научных открытий на
основе применения материалистической диалектики. Без этой
переработки немыслима историческая классификация есте-
ственных наук. В противном случае построение классификации
наук неизбежно сведется к формальной, внешней перегруппи-
ровке старого содержания» (там же).
Ниже мы увидим, насколько удалось ему учесть свое соб-
ственное предупреждение.
В заключение он приводит детально разработанные схемы
исторического («формативного») взгляда на отдельные ряды
наук и их взаимоотношение между собой.
Первая схема представляет собой общую классификацию
видов движения материи (см. схему XXVIII). Вторая — общие
контуры классификации естественных наук, вытекающие из
первой (см. схему XXIX).
Коренной их недостаток состоит в отступлении автора от
принципа субординации наук, положенного Энгельсом в основу
марксистской классификации наук. Хотя Выдрин и деклари-
рует все время необходимость придерживаться исторического
подхода к данной проблеме, однако на деле создал два по
существу независимых между собой трехчленных ряда основ-
ных наук: один — для видов движения материи, другой — для
ступеней истории природы.
После этого оба эти ряда он начинает почленно комбини-
ровать, сочетать друг с другом, получая в результате особого
рода «соединительные» науки, например геомеханику, пред-
ставляющую собой комбинацию геологии (второго члена вто-

рого ряда) и механики (первого члена первого ряда). При
этом возможны не только бинарные, но и тройные комбинации,
например геобиофизика, где участвуют два члена из второго
ряда и один из первого.
Совершенно очевидно, что в основе образования такого рода
«соединительных» отраслей знания лежит принцип координа-
ции наук, который на деле вытеснил и заменил здесь собой
принцип субординации — единственно соответствующий диа-
лектическому подходу к данной проблеме.
Не случайно в связи с этим исключено биологическое дви-
жение из числа основных форм движения материи, ибо иначе
невозможно было бы составить два самостоятельных трехчлен-
ных ряда основных наук, члены которых взаимно исключали бы

друг друга, как этого требует формальнологический принцип
деления понятий.
Вследствие этого области перехода одних форм движения
в другие оказались фактически исключенными из поля зрения
автора. Вот почему в его окончательной схеме, дающей «общие
контуры классификации естественных наук», не оказалось ме-
ста, например, для таких переходных наук, как физическая
химия (не говоря уже о химической физике); другие же пере-
ходные науки, среди них биохимия, оказались по сути дела не
переходными между соответствующими формами движения ма-
терии — одной, более простой (химической), другой, более
сложной (биологической), а возникающими в результате ком-
бинирования химических способов исследования и биологиче-
ского материала, к которым эти способы прилагаются.
В итоге отступления, во-первых, от учения Энгельса об
основных формах движения материи, в число которых при всех
условиях должна быть включена и биологическая форма дви-

жения (жизнь), и, во-вторых, от последовательного проведения
принципа субординации (развития) путем частной замены его
принципом координации Выдрин предложил такую классифи-
кацию, которая в решающей своей части носила формальный
характер.
Внутри каждого из двух главных трехчленных рядов наук
он стремился придерживаться принципа развития (субордина-
ции). Отсюда появление у него на стыке двух смежных наук
таких дисциплин, как геобиология (по-видимому, сюда должна
относиться, например, геоботаника, а возможно, палеобота-
ника и вообще палеонтология).
Но введенный наряду с этим принцип координации в целях
комбинирования обоих главных рядов друг с другом придал
карте знаний, которую разработал Выдрин, эклектический ха-
рактер.
Более того, при ближайшем рассмотрении можно заметить,
что оба главных трехчленных ряда у него представляют собой
не что иное, как спенсеровские ряды конкретных наук и аб-
страктно-конкретных наук (со включением в последний и ме-
ханики), с тем лишь отличием, что Выдрин дает им иное обос-
нование, пытаясь опираться на взгляды Энгельса, но делая это
неудачно.
Из опыта Выдрина можно сделать три основных вывода:
во-первых, что необходимо, как это и делал Энгельс, учитывать
не только взаимосвязь и взаимопереходы форм движения ма-
терии, но и то, как сами эти формы реализуются в историче-
ском развитии всей природы в целом;
во-вторых, что нельзя обособлять оба ряда (форм движе-
ния материи и ступеней истории природы), рассматривая их во
внешнем соотношении между собой, а нужно брать их во вну-
треннем единстве как различные стороны единого процесса
развития материи (природы), где одно и то же биологическое
движение представляет собой одновременно и высшую сту-
пень в истории природы, и высшую, самую сложную форму
движения материи в рамках природы;
в-третьих, что принцип субординации наук должен приме-
няться последовательно от начала до конца при построении
подлинно марксистской классификации наук и не должен со-
четаться эклектическим образом с противоположным ему прин-
ципом координации наук; применение последнего правомерно
лишь в тех случаях, когда сами науки и их объекты оказыва-
ются во внешнем соотношении между собой, как это имеет
место, например, в случае применения математических методов
исследования в биологии.
Изложение идей марксистской классификации наук (1936 г.).
В Большой Советской Энциклопедии Б. Бархат и С. Турецкий
выступили со статьей «Классификация наук» (1936 г.). Клас-

сификация наук определялась как «связь и зависимость между
науками, отражающая связь и зависимость между формами
движения самой материи — природы и общества»1.
Авторы подробно излагали соответствующие взгляды Эн-
гельса и правильно связывали проблему классификации наук
с проблемой периодизации истории науки. Анализ первой про-
блемы они вели, таким образом, в историческом разрезе. «Каж-
дая из существовавших в истории систем классификации
наук, — писали они, — отражала по-своему не только уровень
развития производительных сил, уровень познания окружаю-
щего мира и степень дифференцированности наук, но и господ-
ствующие философские мировоззрения, выражавшие классовые
взгляды автора системы» (там же, стр. 820).
В этом разрезе Бархаш и Турецкий разбирают общие усло-
вия развития и систематизации научных знаний, начиная с ан-
тичной эпохи и переходя далее к средневековью и новому
времени. Из отдельных систем наук они рассматривают и крити-
чески оценивают системы Р. Бэкона (кратко) и более подроб-
но Ф. Бэкона, Декарта и д'Аламбера.
Из классификаций наук XIX в. они анализируют с фило-
софских позиций системы Конта и Спенсера, однако при этом
останавливаются главным образом на показе недостатков этих
систем, так что их анализ носит несколько односторонний ха-
рактер.
Переходя к эпохе империализма, Баркаш и Турецкий пока-
зывают, что на рубеже XIX и XX вв. «отставание систем клас-
сификации от реального движения наук выступает с удвоенной
силой», причем «усиление идеалистических тенденций и реак-
ционных поползновений в буржуазной философии дает новый
тип взаимоотношения между наукой и философией» (там же,
стр. 827).
Из числа систем наук, типичных для этой эпохи, авторы
вкратце характеризуют системы махистов (на примере Пир-
сона и, что неточно, Оствальда, который, строго говоря, не был
представителем махизма) и неокантианцев (на примере Когена,
Кассирера, Наторпа, с одной стороны, и Риккерта, Виндель-
банда — с другой).
Далее дается подробное изложение принципов марксистской
классификации наук с попыткой связать их с современным со-
стоянием научных знаний. «В то время, — пишут авторы, — как
буржуазные мыслители строили ряд конструктивных схем
классификации наук, все более отходивших от реального про-
грессивного движения знания, принимавших все более одно-
сторонний, закостеневший характер, Маркс и Энгельс на основе
философии диалектического материализма, обобщившей итоги
1 Большая Советская Энциклопедия. Изд. 1, т. 32, 1936, стр. 819.

всего предшествовавшего развития философии и науки, наме-
тили основные принципы для единственно прогрессивной, под-
линно научной систематизации наук» (там же, стр. 828).
В качестве наиболее важного принципа научной классифи-
кации знаний Бархаш и Турецкий выдвигают ее материали-
стический характер: она должна отображать реальные связи
действительности, формы движения материи во всех их много-
сторонних взаимоотношениях.
Авторы правильно отмечают ряд обстоятельств, имеющих
большое значение для марксистско-ленинской классификации
наук.
«1) Отдельные формы движения материи, — пишут они,—
не представляют собой изолированных процессов, а переходят
друг в друга... Это находит свое выражение в образовании
различных промежуточных наук, связующих различные обла-
сти знания (напр., биохимия, физическая химия и т. д.)...
2) Отдельные формы движения материи не только последова-
тельно переходят одна в другую, но и сосуществуют друг с дру-
гом, и более сложные процессы действительности включают
в себя и более простые в качестве побочных форм движения...
Вопрос о побочных формах движения имеет большое значение
для понимания места целого ряда наук. Так, например... био-
физики и биохимии в ряду наук, изучающих жизненные про-
цессы. .. 3) Расположение основных наук (физика, химия, био-
логия, наука об обществе) в целом отражает ход развития
материи и, вместе с тем, постепенность исторического развития
научной мысли... Однако это не есть процесс последователь-
ного познания изолированных друг от друга или просто свя-
занных промежуточными звеньями самостоятельных областей
действительности» (там же, стр. 829).
При этом они указывают на то, что, поскольку материя
едина, естествознание ведет к раскрытию единства мира, един-
ства материи, единства ее движения, как это подчеркивалось
Энгельсом в XIX в. и Лениным в XX в.
Отмечая, что подлинно научная классификация может быть
построена только на тех принципах, которые даны классиками
марксизма-ленинизма, Бархаш и Турецкий показывают, что
марксизм-ленинизм устанавливает следующие основные поло-
жения классификации наук:
а) она должна отражать объективные формы движения ма-
терии;
б) должна быть обобщением, итогом всей истории развития
знания, так что история науки должна играть руководящую
роль при построении всей системы;
в) однако иерархия наук не может ограничиться эмпириче-
ским расположением их в том порядке, в каком они историче-
ски возникли, а предполагает вместе с тем и учет тех связей

между различными формами движения, которые установлены
современной наукой.
Авторы поясняют этот последний пункт тем, что «между
логической связью наук на данной ступени развития и исто-
рическим ходом их развития существует диалектическое един-
ство» (там же, стр. 830). Однако конкретно они ничего не го-
ворят о том, что последовательность развития форм движения
материи от низшего к высшему может оказаться в противоре-
чии с исторической последовательностью развития самого науч-
ного знания; более простая, низшая форма движения материи
может быть открыта и познана не раньше, а позже того, как
была открыта и изучена более сложная, высшая форма (что
имеет место, например, в случае квантовой механики и ядер-
ной физики, как это уже отмечалось выше).
Особенно важен принцип противоречивости, отмеченный
авторами в связи с философским обоснованием марксистской
классификации науки и анализом предшествующих ей класси-
фикаций. «Противоречивые формы движения материи, — пишут
они, — противоречивые стороны, свойства, тенденции внутри
этих форм в определенный период развития знания... вырыва-
ются из их естественной или исторической связи и изучаются
каждая порознь. Этот исторически необходимый этап в разви-
тии науки... абсолютизируется в различных системах класси-
фикации наук. На деле, однако, анализ и дифференциация —
только одна сторона движения наук, другой стороной является
тенденция к синтезу, которая особенно сильно начинает сказы-
ваться в науке с конца XIX в. Вот почему односторонни и не-
достаточны все классификации, строящие систему наук на чи-
сто аналитическом принципе... Тенденция к синтезу связана
с очень высокой ступенью развития науки, с той ступенью, ко-
гда она подошла к выяснению глубоких основных закономер-
ностей данной формы движения материи. Синтез не предпола-
гает полного слияния наук, он только полнее вскрывает место
отдельных различных сторон объекта и в то же время тех раз-
делов наук, которые их изучают» (там же, стр. 830—831).
Особый интерес представляет постановка вопроса о соот-
ношении естественных и технических наук. Классификации наук
в XIX и начале XX в. показывают все углубляющийся разрыв
между теоретическими и практическими науками.
Отрыв науки от производителя, теории от практики, кото-
рый вытекает из самого существа капиталистического способа
производства, уничтожается в социалистическом обществе.
Здесь по-новому встает вопрос о взаимоотношении теоретиче-
ских и практических наук: первые не стоят в стороне от прак-
тики, а выступают как один из путей воздействия человека на
окружающий мир, вторые не просто применяют теорию, но и
сами оплодотворяют ее. Поэтому познание действительности

предполагает единство теоретической и практической деятель-
ности.
Отсюда следует, что «классификация наук должна вскрыть
всю цепь переходов от прикладных наук к теоретическим и по-
казать их взаимодействие. Связь технических наук с экономи-
ческими, с общественными науками об организации производ-
ства указывает ту нить, через которую в классификации наук
осуществляется «двойной ток» — от наук о природе к наукам
об обществе и обратно» (там же, стр. 832).
Излагая в целом правильно и содержательно принципы
марксистской классификации наук, Бархаш и Турецкий допу-
скают некоторые неточности. Они предполагают, во-первых, что
основы иерархии форм движения материи в пределах наук
о природе Энгельс будто бы наметил еще в письме к Марксу
от 21 марта 1869 г. Но этого в письме не содержится. Оно по-
священо лишь критике гипотезы о тепловой смерти Вселенной.
Во-вторых, авторы механически повторяют схему Энгельса,
которая соответствовала состоянию естествознания второй по-
ловины XIX в., и ничего не говорят о необходимости ее уточ-
нения в условиях современного научного развития. Однако
в общей форме они признают, что классификация наук — это
не застывшая схема и что она должна исходить из прогрессив-
ных тенденций науки, должна быть действенной, гибкой, диа-
лектичной, как диалектична сама действительность, изучаемая
классифицируемыми науками.
В-третьих, как уже отмечалось выше, Бархаш и Турецкий
не замечают, что история природы и история ее познания уже
не совпадают в XX в. в смысле последовательности движения
от простого к сложному, от низшего к высшему, как это в общем
и целом наблюдалось до конца XIX в.
Продолжение пропаганды идей Энгельса (1940—1941 гг.).
Идея Энгельса о формах движения материи и о их соответ-
ствии пропагандировалась и популяризировалась в ряде работ,
вышедших в свет в 40-х годах нашего столетия. Можно назвать
статью Г. Л. Машталлера «О книге Ф. Энгельса «Диалектика
природы»», напечатанную в «Правде» 31 марта 1940 г. В ней
вся «Диалектика природы» показана как изложение учения
о формах движения материи в природе и о их взаимосвязи.
Э. Кольман выпустил брошюру «О работе Энгельса «Диа-
лектика природы»» (1941 г.), в которой работа Энгельса про-
анализирована в проблемном разрезе.
Особенно важное значение имело издание английского пе-
ревода «Диалектики природы» Ф. Энгельса под редакцией
Дж. Б. С. Холдейна (1940 г.) и ее новое советское издание,
в котором рукописный материал Энгельса расположен в опре-
деленной логической последовательности (1941 г.). Примечания
Холдейна к английскому изданию книги Энгельса и выделение

раздела «Формы движения материи. Классификация наук»
в новом советском издании способствовали более глубокой
разработке идей марксистской классификации наук и ее кон-
кретной схемы.
Новое советское издание работы Энгельса наряду с улуч-
шениями, внесенными в него по сравнению с предыдущими
изданиями, все же содержало существенные недостатки, связан-
ные с допущением известного произвола в группировке мате-
риала. В результате этого многие заметки и статьи, прямо ка-
сающиеся проблемы классификации и связи наук (в том числе
статья «Основные формы движения»), оказались между собой
искусственно разобщенными.
Это касается и критики механицизма в вопросе о сведении
высших форм движения материи к низшим.
Вместе с тем в результате искусственного выделения раз-
делов, не предусмотренных Энгельсом, некоторые заметки, не-
разрывно связанные с анализом конкретных естественных наук,
изучающих отдельные формы движения, были изолированы от
них (например, заметка «О классификации суждений», содер-
жащая характеристику принципа субординации, который яв-
ляется важнейшим принципом марксистской классификации).
Только в отношении математики в новом советском издании
«Диалектики природы» были учтены более или менее точно
соображения самого Энгельса. Что же касается механики, фи-
зики, химии и особенно биологии, редакция издания допустила
отступления от планов и замыслов Энгельса и общего духа его
книги.
Положительным моментом в указанном издании (с точки
зрения разбираемой нами проблемы) следует признать то, что
В. /С. Брушлинский (готовивший издание), соблюдая последо-
вательность в расположении заметок Энгельса внутри разде-
лов, посвященных отдельным естественным наукам, подчерки-
вает переходы от одних форм движения к другим, соответствен-
но — переходы между науками.
Для этого в начале каждого такого раздела Брушлинский
поместил заметки, касающиеся перехода от предшествующей
науки к данной. Например, в начале раздела «Физика» стоит
заметка «Удар и трение», в которой рассматриваются переходы
механического движения в тепловое (физическое). Точно также
раздел «Биология» начинается заметкой «Реакция», где за-
трагивается вопрос о переходе химизма к органической жизни.
В конце соответствующих разделов он помещает заметки,
касающиеся перехода от данной науки к следующей за ней
в общем их ряду. Так, раздел «Математика» заканчивается за-
меткой о применении математики в естественных науках, раз-
дел «Физика» — заметкой «Электрохимия» и другой, где гово-
рится о переходе физических движений в химическое; раздел

«Биология» — заметками «Зачатки в природе» и «Работа»,
в которых затрагиваются вопросы, связывающие биологию (и
естествознание вообще) с общественными науками.
Такое расположение материала направляет внимание чита-
теля на самое главное, что было вскрыто и развито Энгельсом
в «Диалектике природы», — на взаимные переходы форм дви-
жения материи. Поскольку отражение этих переходов в совре-
менном естествознании составляет его важнейшую черту, его
специфическую особенность, новое издание книги Энгельса, не-
сомненно, способствует (в этой его части) разработке марк-
систской классификации современных наук, которая призвана
в первую очередь отразить в себе эту особенность современной
науки о природе.
В начале 40-х годов нашего века в пропаганде идей Эн-
гельса, касающихся философских вопросов естествознания,
принял участие автор этих строк. Он выступил с рядом статей,
которые были опубликованы в журналах («Под знаменем мар-
ксизма», «В помощь марксистско-ленинскому образованию») и
газетах («Правда», «Ленинградская правда», «Учительская га-
зета») за 1940—1941 гг.; в это же время автор был привлечен
Институтом Маркса и Энгельса к подготовке упомянутого но-
вого издания «Диалектики природы» Ф. Энгельса.
В целом 30-е годы и начало 40-х годов XX в. можно рассма-
тривать как время, в течение которого складывались предпо-
сылки для разработки современной марксистской классифика-
ции наук, основанной на расширении классификации наук Эн-
гельса и на внесении в нее необходимых поправок и уточнений.

РЕЗЮМЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Анализ истории проблемы классификации наук за период
с начала 70-х годов XIX в. до 40-х годов XX в. позволяет вскрыть
основные тенденции в развитии данной проблемы, а также
в борьбе философских направлений, развернувшейся вокруг
нее.
1. После создания Энгельсом марксистской классификации
наук дальнейшее развитие в этой области пошло по двум прямо
противоположным направлениям. Одно отражало наступив-
ший в буржуазной философии в конце XIX в. крутой поворот
к субъективному идеализму необерклианского, неоюмистского,
неокантианского толка. Это направление было тесно связано
с начавшимся на рубеже XIX и XX вв. кризисом естествозна-
ния, с появлением «физического» идеализма. Другое направ-
ление подготовляло почву для дальнейшей разработки с пози-
ций творческого марксизма классификации наук, выдвинутой
Энгельсом. Решающую роль в этом отношении сыграли фило-
софские труды В. И. Ленина.
2. При кажущемся разнообразии субъективно-идеалистиче-
ских концепций классификации наук все они имели некоторые
общие черты, усиливающие субъективизм и формализм. Явно
сложилась тенденция к сочетанию субъективистских принци-
пов с формальными, представленными общим принципом коор-
динации в различных его проявлениях. В результате этого
субъективный идеализм стал органически переплетаться с ме-
тафизикой и оказался совершенно бессильным отразить объ-
ективную диалектику вещей и понятий, которая раскрывалась
все полнее и глубже в результате научного развития в конце
XIX и первой половине XX в.
3. На рубеже XIX и XX вв. субъективистская тенденция в
области классификации наук проявилась прежде всего в том,
что предмет науки стал рассматриваться не со стороны прису-
щего ему объективно характера, а со стороны того, как этот

предмет воспринимается изучающим его субъектом. Отсюда
решающим моментом при определении предмета научного по-
знания выступила точка зрения, с позиций которой (или в ас-
пекте которой) изучается то или иное явление или тело.
4. Отсюда неокантианство (Виндельбанд, Риккерт) вело к
разрыву между описательными (историческими) и законоуста-
навливающими (естественными) науками, трактуя историю как
хаос случайных, единичных событий. Махизм (Мах, Пирсон,
Пуанкаре и другие) приводил к подмене объекта субъектом,
к тому, что за исходные «элементы» научного знания принима-
лись наши ощущения; сами же науки разделялись в соответ-
ствии с тем, что одни из них описывают содержание наших
восприятий (конкретные науки), а другие — общие формы, в ко-
торых осуществляются эти восприятия (абстрактные науки).
Близко к махизму в этом вопросе стоял прагматизм (Пирс).
Стержнем таких систем был субъективистский принцип «эко-
номии мышления», заменивший собой контовский объективный
принцип убывающей общности и возрастающей сложности са-
мих явлений. В энергетической философии (Оствальд) махист-
ский принцип «экономии мышления» сочетался с субъективист-
ским же принципом «экономии энергии». Субъективизм был
доведен до логического конца путем взаимного сочетания
основных идей неокантианцев и махистов и полного изгнания
из классификации наук объективного принципа (Навилль).
5. Новейшая революция в естествознании, начавшаяся в
конце XIX в. и использованная идеалистами в своих интересах,
принесла коренные изменения в характере самого естествозна-
ния (чего совершенно не поняли идеалисты, спекулировавшие
на успехах науки). Важнейшими из этих изменений было, во-
первых, проникновение в глубь атома и открытие новых физи-
ческих (субатомных) форм движения и частиц материи, во-
вторых, быстрое распространение переходных стыковых наук,
связывающих все отрасли естествознания в одно-единое целое.
6. Оба названных выше изменения представляли собой рас-
крытие объективной диалектики природы. Первое свидетель-
ствовало об изменчивости и сложности даже самых элементар-
ных (из известных ранее) видов материи и форм ее движения,
второе — о всеобщей внутренней связи явлений, о переходах
между различными (в том числе и противоположными) явле-
ниями природы. Оба этих момента имели исключительно важ-
ное значение для выработки подлинно научной классификации
наук.
7. Сталкиваясь с диалектикой природы и диалектикой раз-
вития научного познания (понятий), идеалисты делали из нее
односторонние выводы, направленные против материализма и
искажающие саму диалектику. При создании же различных
систем наук они либо обходили вообще отмеченные выше из-

менения, либо пытались истолковать их с позиций формализма
и субъективизма и представить как согласующиеся с принци-
пом координации (например, физическая химия трактовалась
как следствие внешнего сочетания двух по существу раздель-
ных наук — физики и химии).
8. По отношению к разбираемой здесь проблеме философ-
ские труды В. И. Ленина имели огромное принципиальное зна-
чение. Во-первых, критическое в смысле раскрытия существа
философской реакции, повернувшей к субъективному идеализ-
му и связанной с кризисом естествознания. Во-вторых, пози-
тивное в смысле дальнейшей разработки материалистической
диалектики, марксистской диалектической логики как учения
о развитии объективного мира и его познания человеком; это
имело прямое отношение к дальнейшей разработке принципов
марксистской классификации наук и главного из них — прин-
ципа развития (субординации). Особенно важны ленинские
труды «Материализм и эмпириокритицизм» и «Философские
тетради».
9. В России в конце XIX и начале XX в. проблема класси-
фикации наук разрабатывалась по преимуществу в плане идей
Конта, отчасти Спенсера, причем здесь впервые была выска-
зана мысль о координации различных принципов координации
(Грот). Наряду с этим были выдвинуты некоторые оригиналь-
ные положения. Одни из них носили погрессивный характер,
например положение о том, что ряд наук выражает эволюцию
природы (Грот, К. А. Тимирязев), идущую через раздвоение ее
форм (Пачоский). Другие положения, будучи возведены в об-
щепринципиальные, вели к односторонности и отклонению от
верного методологического пути в разработке данной пробле-
мы, например географическая концепция (Чижов).
10. После первой мировой войны и победы пролетарской
революции в России отмеченные выше две противоположные тен-
денции в области классификации наук обострились еще больше;
в результате этого, с одной стороны, субъективный идеализм и
формализм (в его абстрактно-геометрической форме) достиг
своих крайних пределов («Венский кружок», связанный с совре-
менным «физическим» идеализмом); с другой стороны, посте-
пенно складывались условия для подготовки и выработки со-
временной марксистской классификации.
11. На различных исторических этапах советскими учеными
по-разному воспринимались и реализовывались требования
марксистской диалектической логики, выдвинутые и разрабо-
танные В. И. Лениным. В соответствии с этим на каждом этапе
исторического развития проблема классификации наук, рас-
сматриваемая с марксистских позиций, ставилась и решалась
по-разному. Нередко наряду с положительными моментами
в работах тех или иных авторов появлялись моменты отрица-

тельного порядка, тенденции к старым системам и принципам,
к эклектическому их сочетанию и «примирению» с марксизмом.
В результате этого нередко получались системы неполноцен-
ные, эклектические и просто ошибочные.
12. В СССР (до второй мировой войны) сложились три раз-
личных подхода к данной проблеме: а) в первые годы Совет-
ской власти продолжалось эпигонство и переложение концеп-
ций идеалистической философии; b) в конце 20-х — начале 30-х
годов выявилась тенденция сочетать такого рода эпигонство
с марксистской терминологией. Этому способствовало распро-
странение механицизма и гегельянства; с) в 30-х и начале
40-х годов началась серьезная подготовка к созданию марксист-
ской классификации наук путем разработки ее принципов, про-
паганды идей Энгельса и обсуждения вопроса о месте отдель-
ных наук в их общей системе. Последовательная смена этих
подходов свидетельствовала о постоянном усилении позиций
марксистской философии, хотя этот процесс и сопровождался
отдельными неудачами, отходом к голому схематизму или
уступками формализму.
13. В истории разработки современной классификации наук
можно отметить действие различных факторов общественно-
идеологического и научного характера, которые оказывали сти-
мулирующее, а иногда и тормозящее влияние на разработку
данной проблемы. К числу стимулирующих факторов относит-
ся прежде всего публикация новых рукописей трудов класси-
ков марксизма-ленинизма Энгельса и Ленина, издание Боль-
шой Советской Энциклопедии, а также возрастание интереса
к задаче общей систематизации знаний со стороны старой и
новой советской интеллигенции. К числу тормозящих факторов
относятся сохраняющееся влияние современной идеалистиче-
ской философии и рецидивы прежних ложных концепций,
а также влияние культа личности. Стимулирующим фактором
явилась также необходимость разработать на основе маркси-
стской классификации наук новую, отвечающую современным
требованиям библиотечную классификацию, о чем подробно
говорится в последней книге нашей работы.
На этом мы заканчиваем первую часть книги, посвященную
историческому анализу проблемы классификации наук за вре-
мя, протекшее после создания Энгельсом марксистской клас-
сификации наук и до начала 40-х годов XX в. В следующей
части книги мы рассмотрим современное состояние проблемы.

«Современные естествоиспытатели найдут... в ма-
териалистически истолкованной диалектике Геге-
ля ряд ответов на те философские вопросы, ко-
торые ставятся революцией в естествознании и
на которых «сбиваются» в реакцию интеллигент-
ские поклонники моды».
В. И. Ленин
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ
КЛАССИФИКАЦИИ НАУК.
ДВЕ ОСНОВНЫЕ ЛИНИИ
ЕЕ РАЗРАБОТКИ

Глава I
СОВРЕМЕННЫЕ ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
О КЛАССИФИКАЦИИ НАУК.
ПРОГРЕССИВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Проблема классификации наук остается в поле зрения со-
временной философии различных направлений, равно как и
естественных и общественных наук. Основная особенность об-
суждения этой проблемы в настоящих условиях состоит в том,
что еще резче, еще глубже, чем это было до середины XX в.,
вскрылась противоположность ее решения с позиций идеализ-
ма, метафизики и формализма, с одной стороны, и с позиций
диалектического и исторического материализма — с другой.
В соответствии с этим характеристику проблемы современ-
ной классификации наук мы расчленяем на две части: одну,
касающуюся воззрений различных школ современной идеали-
стической философии, чему посвящена данная глава; другую,
освещающую марксистские взгляды по этому вопросу, чему
отводится следующая глава нашей книги.
Понятие «наши дни» мы ограничиваем определенными вре-
менными рамками, а именно историческим периодом, насту-
пившим после второй мировой войны и охватывающим время
со второй половины 40-х годов до середины 60-х годов нашего
века.
Касаясь состояния философской идеалистической мысли в
странах современного капитализма, следует отметить некото-
рые специфические черты, отличающие нынешнее ее разви-
тие от того, что наблюдалось в течение предыдущих десяти-
летий.
Одна из отличительных черт наших дней состоит в том, что
наряду с продолжающейся деятельностью неопозитивизма (нео-
махизма) и других близких ему субъективно-идеалистических
школ (неопрагматизм, экзистенциализм и др.) активизируются
фидеистическое, неотомистическое, неосхоластическое направ-
ления, а в связи с этим усиливается тенденция от субъективиз-
ма к «онтологизму» и вообще к объективному идеализму среди
некоторых слоев ученых в капиталистических странах.

Эта тенденция является весьма примечательной для совре-
менной идеалистической философии. Она не могла не сказаться
и на постановке разбираемой нами проблемы классификации
наук. Поэтому мы кратко остановимся на общей характери-
стике современной идеалистической философии. Затем перей-
дем к анализу решения проблемы классификации современных
наук, во-первых, неопозитивистами и другими философами,
продолжающими традиционную линию субъективного идеализ-
ма, и, во-вторых, неотомистами и близкими им философами,
заигрывающими с объективным подходом и претендующими на
подлинно научное освещение данной проблемы.
1. ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ
ФИЛОСОФИИ В СЕРЕДИНЕ XX в.
Тенденция от субъективизма к «объективизму». Философия
и частные науки. В 40-х и особенно в 50-х и 60-х годах нашего
века среди идеалистов стран капитализма со всей резкостью
обозначилась тенденция от субъективизма к «объективизму».
Стали муссироваться вопросы о бытии, как таковом, обострил-
ся интерес к онтологии, к традиционной «метафизике».
Если на рубеже XIX и XX вв. махисты объявляли такого
рода вопросы лишенными всякого смысла и если их последо-
ватели вплоть до недавних дней продолжали считать естествен-
ной «реальностью» наши субъективные переживания, наши
ощущения, наш опыт, то в настоящее время все больше и
больше проявляется стремление в определенных кругах реак-
ционной философии не обходить такого рода вопросы, а ста-
вить и решать их с позиций более последовательного, т. е. объ-
ективного, идеализма.
С этих позиций неотомисты и неоплатоники, теологи и фи-
деисты различных оттенков развернули критику субъективно-
идеалистических и агностических школ от неомахистских и эк-
зистенциалистских до неокантианских. Причем все яснее и
определеннее выявляется стремление перейти от ранее широко
распространенного субъективизма к «объективному» взгляду
на вещи, на предметы познания.
На деле этот «объективизм» оказывается либо объективным
идеализмом, либо только несколько видоизмененным и завуа-
лированным субъективным идеализмом, подделанным под при-
знание объективного мира вещей и сущностей.
Та же тенденция обнаруживается и у неореалистов в Ан-
глии и США. Неореалисты заявляют, что они признают объ-
ективное существование некоей реальности, независимой от
индивидуального человеческого сознания, но не считают ее
материальной. Подобно неотомистам неореалисты реставри-

руют средневековую схоластику, в данном случае в виде сред-
невекового «реализма», признавшего существование общих по-
нятий вне человеческой головы и способность этих понятий по-
рождать чувственно воспринимаемые единичные вещи.
Следовательно, в той или иной форме в современной идеа-
листической философии все сильнее и сильнее обнаруживается
тенденция от субъективизма к «объективизму». На идейное
вооружение философской реакции берутся концепции далекого
прошлого — платонизм, томизм, «реализм» и т. п.
Характерен в этом отношении доклад западногерманского
философа Фридриха Шнейдера «Определение узнавания и по-
знавания как основная проблема теории познания» (1953 г.),
сделанный в Брюсселе на XI Международном философском
конгрессе.
Шнейдер начал свой доклад с анализа отмеченной нами
тенденции в современной идеалистической философии. «Если
правильно, — говорил он, — что философия настоящего времени
стоит под знаком «поворота от субъекта к объекту» (А. Риль,
Ф. Хейнеман), к действительности, свидетельством чего являет-
ся повсеместное возрождение «онтологии», то этот поворот не
может быть проведен без вопроса о возможности узнавания и
познавания действительности, который надо поставить и затем
решить как возможный. И поворот к субъекту тоже находил
основу в известной теории познания: знание, и вместе с тем
данное, рассматривалось принципиально как связанное с субъ-
ектом, ограниченное «содержанием субъекта»»1.
Далее Шнейдер указывает, что в истории философии было
сделано немало попыток «вернуться к потерянному трансцент-
ному». При этом он опирается на мнение представителей со-
временного объективного идеализма и среди них Николая Гарт-
мана и его работу «Метафизика познания». Шнейдер указывает
также на Оствальда Кюльпе, который полагал, что ему удастся
«определение реальности» вопреки субъективированию пер-
вично узнанного. Тем самым субъективистская теория позна-
ния, по словам Шнейдера, принимает реалистические черты,
основу которой положил еще Кант, сохранив «вещь в себе».
Автор заявляет, что на место внутрисубъективных конструк-
ций узнанного как мнимого результата вступает анализ знания.
Это-де ведет к абсолютному реализму, который освобождает
познавание от «устройств» (узнанного) и «открытий» (бытия).
«Как же быть с познаванием, — спрашивает Шнейдер,—
если уже узнавание/знание воспринимает мир? Цель отдель-
ного научного познавания такова: учитывая определенные
стороны, категории, определенности действительности, доходить
1 Actes du Xl-eme Congres International de Philosophie. V. II. Episto-
mology. Bruxelles, 1953, p. 131.

до возможно более адекватной «картины» мира. Уже в назва-
ниях соответствующих отдельных наук сообщается, что должно
быть выделено из данного, что, таким образом, должно соста-
вить собственный предмет познания по сравнению с полной
действительностью. Результатом является «картина мира», на-
пример физики, химии и т. д. При этом каждой картине мира
присуще известное обеднение — «акосмическая черта». Однако
оборотной стороной является достигнутое разъяснение, обозре-
ние одной части действительности, обозрение действительного
в одном аспекте» (там же, стр. 135—136).
В дальнейшем это подводит автора к выяснению вопроса
о соотношении между философией и частными науками. Он
посвящает этому статью «Философия и частная наука» (1955 г.),
опубликованную в журнале, трактующем «о единстве наук в
связи с образованием их понятий и методов исследования».
Шиейдер видит проблему именно в этом союзе «и», стоящем
в заглавии названной статьи, соединяющем две различные об-
ласти познания. Частные науки давно нашли верный путь, если
судить по их результатам и успехам; они могут указывать на-
правление для дальнейших исследований. Напротив, философия
(подразумевается главным образом субъективно-идеалистиче-
ская философия) представляет собой хотя и интересную, по
мнению автора, но обусловленную слишком личными момен-
тами систему, которая далека от всего конкретного, наглядного,
жизненного. Характеризуя такую философию, он называет ее
«историей нашего собственного сердца».
Говоря о теоретико-познавательном обосновании субъекти-
визма и агностицизма, автор поясняет: «... оба имели послед-
ствием беспредметную спекуляцию, конструирование данного
в субъекте посредством субъекта в качестве мнимой филосо-
фии»1.
С таких гносеологических позиций Шнейдер противопостав-
ляет свою трактовку «узнавания и познавания» классической
субъективистской их трактовке, характерной для неопозитивиз-
ма, в частности так называемого Венского кружка. Подобную
трактовку изложил один из членов этого «кружка», Мориц
Шлик, в своей «Всеобщей теории познания» (1921 г.), и эту
работу Шнейдер критикует. На этом примере мы видим, как
представители современной идеалистической философии осу-
ществляют «переоценку ценностей», учитывая новую расста-
новку сил на философском фронте,
Шнейдер показывает, что субъективный идеализм, все равно
неокантианского или экзистенциалистского толка, не может
обеспечить правильной связи между философией и частными
науками. «Науки могли и могут представить мир именно
1 Studium generate, 1955, N 8, S. 432.

не как «устройство» сознания. Вильгельм Виндельбанд выну-
жден был под конец этого развития признать, что вообще боль-
ше нет «никакого общепризнанного определения понятия фило-
софии». Экзистенциальная философия подчеркивает это поло-
жение, так что ее субъективизм превращается в индивидуализм.
Вместе с тем рушится мост между философией и частными на-
уками» (там же, стр. 433).
Если же философия будет объективистской, реалистиче-
ской, то каждый философ уже не будет больше погружаться
как мечтатель в свой собственный мир; напротив, тогда «об-
щая действительность» свяжет философию и частные науки.
И автор присоединяется к словам Фрица Хейнемана из Окс-
форда: «Философия без науки пуста, наука без философии
слепа» (там же, стр. 434).
Таким образом, Шнейдер свидетельствует о том, что на
почве философского субъективизма и агностицизма невозможно
реализовать контакт между философией и частными науками,
поскольку последние познают реальную, объективную действи-
тельность. Это есть признание поражения того направления
в современной философии, которое оставалось в ней господ-
ствующим в течение последнего полувека.
Вместе с тем это означает, что Шнейдер и те философы, за
кем он идет, хотят вырвать из рук материалистов аргумент, что
именно материализм в противоположность субъективизму и
агностицизму признает объективную реальность, которую изу-
чают все науки, и ее познаваемость, которая доказана на деле
успехами и результатами этих же наук.
Он хочет доказать, что идеализм вовсе не обязательно дол-
жен отрицать объективность вещей и их познаваемость; оста-
ваясь идеализмом, он может признать и то и другое, т. е. из
субъективного превратиться в объективный и на этой «новой»
основе обеспечить союз философии и естествознания.
В настоящее время обнаруживается неудовлетворенность
естествоиспытателей субъективистской концепцией в физике,
которая в 20—30-х годах господствовала на Западе в трудах
по квантовой механике. В 50-х годах у физиков наметилась
явная реакция против этой концепции; начался отход от субъ-
ективизма к «объективизму». При этом одни из лидеров кван-
товой механики повернули от субъективизма в сторону более
последовательного идеализма, а именно объективного идеали-
зма неоплатоновского типа (Гейзенберг в Западной Германии),
другие — в сторону материализма, следовательно, материали-
стического, научного взгляда на мир как на объективную реаль-
ность (Луи де Бройль во Франции).
Нильс Бор (Дания) также высказался за признание объ-
ективной значимости причинности, однако трудно сказать, по-
шел бы он дальше по пути Гейзенберга — к объективному идеа-

лизму или в противоположном направлении — в сторону мате-
риализма.
Шнейдер отразил в своих выступлениях эту важную тен-
денцию, обнаружившуюся в кругах современных философов и
физиков, придерживавшихся ранее субъективистского направ-
ления.
Даже такой «аналитик», как Густав Бергман, бывший член
«Венского кружка», ныне американский философ, выступил на
Международном конгрессе по логике, методологии и филосо-
фии наук в Стэнфорде (1960 г.) с докладом на тему «Физика
и онтология». В нем он с точки зрения собственно философии
рассмотрел соотношение между современной философией фи-
зики и новой онтологией (Philosophy of Science, т. 28, № 1, ян-
варь 1961 г.). Тенденцию к объективизму («онтологизму»)
Бергман подчеркивал и в своем устном выступлении при об-
суждении доклада автора этих строк, сделанного на факульта-
тивном заседании симпозиума того же Международного кон-
гресса в Стэнфорде.
Французский ученый Ж.-Л. Детуш в статье «Современная
физика и философия» (1958 г.) пришел к весьма важным вы-
водам, которые, по его словам, касаются либо теоретической
физики, либо области, лежащей между «наукой и философией».
Он констатировал, что в предшествующий период (с 1927 по
1952 г.) основные работы, имеющие философский интерес и
связанные с микрофизикой, шли по сути дела по линии углуб-
ления субъективистской трактовки квантовой механики, выдви-
нутой в особенности на Сольвеевском конгрессе Бором, Бор-
ном, Гейзенбергом и Иорданом (1927 г.). Около 1952 г. (имеет-
ся в виду переход Луи де Бройля на позиции материализма)
начался «пересмотр квантового индетерминизма», разделившего
физиков на детерминистов и индетерминистов1.
При этом сами понятия детерминизма и индетерминизма,
как указывает Детуш, претерпели в глазах физиков существен-
ное изменение, что уже само по себе также представляет, по
его мнению, несомненный философский интерес. «Несмотря на
то, — пишет он, — что несколько лет назад считали, что кван-
товый индетерминизм исключает всякое возвращение к фило-
софскому детерминизму, достижения, которые мы собираемся
резюмировать, полностью преобразовали вопрос, а это имеет
большое философское значение» (там же, стр. 273).
Но, установив факт, что часть физиков, стоявших ранее на
позициях «квантового индетерминизма», т. е. «физического»,
а именно субъективного, идеализма махистского или неома-
хистского толка, стали переходить после 1952 г. на позиции
детерминизма (скажем резче: материализма), Детуш не сделал
1 La philosophie au milieu du vingtieme siecle, t. I. Florence, 1958, p. 265.

необходимых философских выводов из этого несомненного
факта, а перевел вопрос в иную плоскость и занял примири-
тельную позицию.
Детуш выдвинул мысль об относительном характере детер-
минизма и индетерминизма, в силу чего они появляются лишь
в результате применения одного из двух способов описания
физических явлений. Один способ описания реалистический,
другой феноменологический; один принимает недоступные из-
мерению элементы, другой их исключает.
В соответствии с изменением способа описания теория ин-
детерминистическая, как утверждает автор, может быть преоб-
разована в детерминистическую и, наоборот, детерминистиче-
ская — в индетерминистическую, если изъять из нее элементы,
недоступные измерению. Значит, заключает Детуш в духе при-
мирительного неопозитивизма, «детерминизм и индетерминизм
больше не имеют абсолютного значения, а являются относи-
тельными к принятому способу описания. Это совершенно уди-
вительный вывод. Он показывает, что с философской точки зре-
ния физика не оказывает какой-либо поддержки в решении
вопроса о детерминизме или индетерминизме. Ответом ее в по-
ложительной форме является то, что вся детерминистическая
теория микрофизики может быть преобразована в теорию, по
существу индетерминистическую, и наоборот. На этот раз воз-
вращаются к обстановке независимости между физикой и фи-
лософией» (там же).
Независимо от попытки как-либо истолковать в примири-
тельном духе детерминистическое (материалистическое) и ин-
детерминистическое (идеалистическое) направления в современ-
ной микрофизике, несомненна тенденция среди современных
физиков, причем не только и не просто от субъективизма к объ-
ективизму, но и от субъективного идеализма к материализму.
Именно эту тенденцию фактически и выразил Детуш, конста-
тируя, что ранее безраздельно господствовавшая в квантовой
механике на Западе индетерминистическая концепция стала
вытесняться с начала второй половины XX в. детерминистиче-
ской. Субъективистская интерпретация квантовой механики,
доминировавшая на Западе в течение четверти века, в настоя-
щее время потерпела полное фиаско; для ученых открылись
два философских пути дальнейшего их движения по линии тол-
кования микрофизики: один — к материализму, другой — к объ-
ективному идеализму, выступающему под вывеской современ-
ной метафизики или новой онтологии.
Весь этот вопрос имеет прямое отношение к интересующей
нас проблеме классификации наук. Он касается взаимоотно-
шения философии с физикой, а через физику — и (шире) взаи-
моотношения между философией и частными науками вообще.
А такой вопрос, как мы видели выше, остается центральным и

для современной классификации наук. В частности, он находит
отражение в проблеме интеграции познания, его упорядочива-
ния и систематизации.
Остановимся в связи с этим на том, как выражена тенден-
ция от субъективизма к «объективизму» американским идеа-
листом Оливером Мартином. В книге «Порядок и интеграция
познания» (1957 г.) он выступает с критикой неопозитивизма и
провозглашением новой эры онтологии или метафизики. «По-
скольку,— утверждает автор, — метод является только инстру-
ментальным и поскольку основной вид познания должен быть
определен в терминах предмета, порядок познания может быть
понят только посредством метафизики. Проблема порядка по-
знания является частью общей проблемы метафизики. Попыт-
ка понять познание, не допуская возможности метафизики,
есть прямое самопоражение. Это составляет фактическое за-
труднение позитивизма»'.
Рассматривая возможные пути дальнейшей эволюции пози-
тивизма в современных условиях, Мартин пишет, что в XX в.
были только две альтернативы для позитивизма и первая из
них — усиление его антиметафизических тенденций с последую-
щим его превращением в субъективный идеализм. «Если мето-
дология должна была остаться основной и предшествующей,
и в то же время нужно было избежать тупика скептицизма,
единственной альтернативой было применение основной мето-
дологии, полученной от физических наук для создания онтоло-
гии или метафизики» (там же, стр. 10). Далее он приводит
доводы для убеждения в том, что «умеренный реализм яв-
ляется наиболее правильной метафизической позицией для
объяснения природы и видов познания» (там же, стр. 44).
Вместе с тем, продолжая субъективистскую концепцию в
области понимания предмета научного познания, а значит, и
классификации наук, Мартин объявляет двусмысленным самый
термин «предмет» изучения. «Если вещь, — говорит он, — изу-
чаемая двумя видами познания, одна и та же, то не она, а не-
что другое обусловливает различие в видах познания».
«Нечто другое» — это «аспект» изучаемой вещи. Экзистен-
циальный (или «материальный») объект может быть одним и
тем же, но аспект (или «формальный объект») может оказать-
ся при этом различным, и это есть последнее, что различает
два вида познания. «Например, как экспериментальная наука,
так и метафизика могут иметь дело с одним и тем же экзи-
стенциальным или материальным объектом, но не одним и тем
же способом. Тогда они имеют различные формальные объ-
екты» (там же, стр. 7). К познанию человека можно, по мне-
1 Oliver Martin. The order and integration of Knowledge. Ann Arbor,
University of Michigan Press, 1957, p. 9.

нию Мартина, подойти с позиций метафизических категорий,
но человек может изучаться также физиком, химиком и био-
логом.
Мы увидим дальше, что именно так ставит вопрос философ-
теолог Ван-Лаэр. Вообще имеется глубокая связь между уси-
лением религиозно-философских направлений в современной
философии западных стран и тенденций от субъективизма к
«объективизму» внутри лагеря философского и «физического»
идеализма. По-своему эту тенденцию пытаются использовать
неотомисты; с помощью чисто схоластических упражнений,
путем жонглирования словами и терминами они стремятся
заманить в свои сети людей, ищущих ответы на волнующие их
философские вопросы в признании объективности и реальности
вещей; таких людей неотомисты и теологи пытаются подтолк-
нуть к фидеизму, к теологии, которая якобы не отрицает ре-
альности, объективности и познаваемости вещей.
Характерны в этой связи высказывания Ж. Маритэна — ли-
дера французского неотомизма. В четвертом издании своей
работы «Ступени познания» (1946 г.) он писал: «Чего же, та-
ким образом, хочет доискаться мысль, если не вещи, трансобъ-
ективного предмета в его онтологическом богатстве, в беско-
нечности его содержимого, поддающегося объективированию?
Чистый объект. .. ничего не дал бы, кроме самого себя... «Мир
сущностей» возник из мира вещей или предметов, в которых...
новые объекты мысли открываются неисчерпаемо, согласно
направлениям внимания, сменяющимся в человеческом ра-
зуме»1.
В связи с этим Маритэн предупреждает, что не следует
«внеположенное» (objici) подменять «существующим» (esse).
Эти положения Маритэн направляет, во-первых, против
субъективного идеализма всех его разновидностей, поскольку
признает нечто объективное, «мир сущностей», возникший из
мира вещей, отрицаемого субъективными идеалистами; во-вто-
рых, эти положения он противопоставляет философскому ма-
териализму, ибо чистый объект сам по себе, по его мнению, не
может служить источником знания, а таковым является некий
искомый нашей мыслью трансобъективный предмет.
Центральной идеей в неотомизме является примирение ре-
лигии и науки, соответственно этому примирение разума и
веры. Новейшие открытия науки все очевиднее и все убедитель-
нее доказывают правоту материализма и несостоятельность
идеализма и теологии. Поэтому противопоставление веры ра-
зуму, религии науке оказывается не в интересах тех, кто защи-
щает веру в бога и кто доказывает первичность духа по отно-
шению к природе, бытию, материи.
1 J. Maritain. Les degres du savoir, 4e edition, 1946, p. 192.

В настоящих условиях такое противопоставление может
только подорвать, а не укрепить позиции религиозно-идеали-
стического мировоззрения. Отсюда попытки найти способы
«согласовать» веру в бога с данными современного естество-
знания. В этих целях неотомисты заимствуют соответствующие
философские аргументы из учения Фомы Аквинского.
Как известно, Фома Аквинский учил, что догмы священного
писания, хотя и превосходят способности человеческого разума,
однако не должны рассматриваться как отвергающие разум
или противоречащие ему, но лишь как превосходящие его по
своей силе, поскольку-де их источником служит не слабый ра-
зум человека, а божественное откровение.
Это положение как раз и используют неотомисты, в частно-
сти Маритэн, для того, чтобы представить свое учение не как
чуждое или враждебное науке, а как вполне согласующееся
с нею. Более того, Маритэн и его последователи лицемерно
изображают себя защитниками науки, ратуют на словах за
союз науки и религии, осуществляемый якобы при условии их
взаимного уважения и суверенности каждой из них. На деле
же речь идет о том, чтобы использовать как можно полнее
данные науки для придания псевдоучености, наукообразности
религиозно-идеалистическому мировоззрению.
Провозглашаемое на словах взаимное «невмешательство»
религии и науки в действительности оказывается завуалиро-
ванным подчинением разума вере, науки религии. Большего,
чем оправдания и «обоснования» понятия бога и других ана-
логичных понятий с помощью естественнонаучных представле-
ний, современный, культурный фидеизм, говоря словами
В. И. Ленина, «... не думает и требовать. Мы вам отдадим нау-
ку, гг. естествоиспытатели, отдайте нам гносеологию, филосо-
фию,— таково условие сожительства теологов и профессоров
в «передовых» капиталистических странах»1.
Так именно обстоит дело и с «сожительством» между ре-
лигией и наукой, которое проповедуют неотомисты, именуя его
гармонией веры и разума. Они утверждают, будто вопросы
философии вообще не могут быть поняты без помощи веры,
религии, божественного откровения. Чисто научные средства,
которыми оперирует человеческий разум, здесь, по их мнению,
недостаточны и даже бессильны. Отсюда вытекают основные
посылки объективного идеализма, которые неотомисты прини-
мают за философские принципы своего учения: вера в бога как
первооснову всего сущего и признание наряду с чувственно
осязаемым миром мистического, потустороннего мира, восприя-
тие которого не дано органам чувств, но может быть осуще-
ствлено лишь при помощи откровения.
1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 267.

Согласно неотомизму, наряду с обычными истинами, кото-
рые постигаются человеческим разумом, существуют еще исти-
ны, непостижимые для разума и раскрывающиеся лишь посред-
ством откровения, веры. Но и те и другие истины имеют своим
источником в конце концов премудрость бога, а потому, как
заявляют неотомисты, они не противоречат друг Другу, а до-
полняют друг друга.
Таким образом, сферой науки, разума оказывается все есте-
ственное, а сферой религии, веры — все сверхъестественное, бо-
жественное. Это, по словам неотомистов, позволяет провести
определенную грань между наукой и религией, разумом и ве-
рой и установить между ними ясное соотношение. Наука
должна заниматься только своим делом и не вмешиваться в
дела религии, ибо область сверхъестественного выходит за ее
пределы. Наука не должна делать атеистических умозаключе-
ний на основании того, что она открывает в природе.
Декларируя, что научные принципы независимы от откро-
вения, неотомисты сами же отменяют это положение, заявляя,
что священное писание (откровение) заключает в себе высшую
истину, непостижимую разумом, которой должна руководство-
ваться философская наука. Признавая на словах важность
разума, т. е. рационального момента познания, неотомисты
ставят откровение, веру над разумом, стремясь тем самым
ограничить разум догмами религии.
Характеризуя томистическое учение, Маритэн пишет, что
суть этого учения заключается в том, чтобы примирить «благо-
дать и природу, веру и разум, теологию и философию, сверхъ-
естественные и естественные добродетели, духовный и светский
порядок, спекулятивный и практический разум, мистическое
созерцание и человеческое познание, верность вечным данным
и разум времени»1. Для этого, по словам Маритэна, необхо-
димо восстановить тесные, живые отношения между разумом
и сверхрациональным, сверхчеловеческим миром.
Таким образом, ни о какой «защите» разума здесь не может
быть и речи: действительный, человеческий разум неотомисты
принижают во имя возвеличения мистического, божественного
«разума», который якобы стоит над человеческим разумом и
подчиняет его себе.
«Рационализм», о котором твердят неотомисты, оказывается
идеалистическим рационализмом, связанным с основными по-
сылками объективного идеализма, проходящими красной нитью
через все философское учение неотомизма.
Иное соотношение мы видим у неопозитивистов, у которых
основные посылки субъективного идеализма тесно связаны
с идеалистическим сенсуализмом и эмпиризмом.
1 Л Martiain. De Bergson a Thomas d'Aquin. New York, 1944, p. 108.

Выделяя «три орудия истины» — науки, философию и от-
кровение, покойный папа Пий XII подчеркивал (1951 г.), что
высшим из них является откровение, поэтому науки и филосо-
фия должны приспособляться к откровению, более того, наука,
если она истинна, должна каждым своим открытием все боль-
ше и больше открывать бога.
Этим определяется взгляд неотомизма на соотношение
«основных разделов знания» — человеческого и божественного.
Неотомист Э. Жильсон прямо подчиняет философию рели-
гии, приписывая разуму имманентную потребность в признании
сверхъестественного, в религиозном объяснении всего сущего,
поэтому Жильсон старается оторвать философию от науки и
сблизить ее с теологией. Теологию он именует «метафилосо-
фией» в том смысле, будто она дает высшее сверхразумное
знание о сверхчувственном мире.
Соответственно этому ученик Жильсона М. де Вульф строит
классификацию всех человеческих знаний в виде трехэтажной
пирамиды, основу которой, по его словам, составляют «частные
науки, середину — всеобщие, или философские, науки, а верши-
ну — теология»1. При этом под «основой» подразумевается то,
что частные науки должны давать фактический материал для
теологических выводов и обобщений.
Изложенные идеи Маритэна, Жильсона и их последовате-
лей оказали прямое влияние и на других авторов из лагеря
неотомизма, занимавшихся проблемой классификации наук,
в частности на Эби, о котором будет сказано ниже.
Среди ныне модных онтологов-идеалистов особенно выде-
ляется Николай Гартман.
Подобно тому как философия Маха возникла задолго до
того, как стать очередной модой буржуазной философской мы-
сли (возникла в 70-х годах прошлого века, а получила распро-
странение в начале XX в.), так и онтологическая философия
Н. Гартмана появилась в начале 20-х годов нашего века, когда
наблюдалось повальное увлечение со стороны буржуазной ин-
теллигенции Запада неомахизмом (неопозитивизмом), т. е. но-
вым изданием субъективного идеализма.
Еще в 1921 г. вышла в свет книга Гартмана «Основные чер-
ты метафизики познания», в которой он изложил принципы
своей системы. Спустя почти 30 лет (1949 г.) эта книга вышла
четвертым изданием и стала настольной для современных «ме-
тафизиков» и «онтологов». В том же 1949 г. вышло третьим изда-
нием его же произведение «К основанию онтологии», а также
новыми изданиями два следующих тома его «Онтологии»: «Воз-
можность и действительность» (т. 2, 1938 г.); «Построение реаль-
ного мира» (т. 3, 1940 г.).
1 М. de Wulf. Initiation a la philosophie thomiste, 1949, p. 15.

В следующем 1950 г. печатается его новая книга — «Фило-
софия природы. Краткий очерк специального учения о катего-
риях». Это прямое продолжение и развитие упомянутых выше
сочинений немецкого «онтолога».
Структура этой книги отражает взгляды автора на систему
природы: часть первая посвящена категориям, связанным с раз-
мером реального мира, пространством, временем и простран-
ственно-временной системой природы; часть вторая — космоло-
гическим категориям (возникновения и постоянства, причинно-
сти, закономерности природы и взаимодействия, естественного
строения и равновесия); часть третья — органологическим кате-
гориям (органическое строение, сверхиндивидуальная жизнь,
филогения, органическая детерминация).
В какой-то степени данная структура книги Гартмана может
рассматриваться как принципиальная основа для построения
классификации естественных наук с позиций современного «он-
тологизма». С этой точки зрения особый интерес представляет
глава 41, носящая заглавие «Ступенчатое строение природы»1
и включающая в свое содержание вопрос о расщеплении по-
следовательного ряда в ступенях природы.
Для характеристики тенденций в современной идеалистиче-
ской философии показательна и работа Гюнтера Якоби «Всеоб-
щая онтология действительности» (1955 г.), в которой, в частно-
сти, анализируется понятие субстанции2. В середине XX в. с
особенной очевидностью обнаружился крах субъективистских
концепций и субъективистской интерпретации квантовой механи-
ки. «Онтологи» и «метафизики» устремились в эту область физи-
ки, с тем чтобы попытаться заменить субъективно-идеалистиче-
скую трактовку этой науки на объективно-идеалистическую. По
этому вопросу интересна статья Г. Хеннемана «К вопросу об он-
тологическом фоне современной атомной физики» (1960 г.), в
частности ее раздел «Онтология и физика»3.
Причины перегруппировки сил в лагере идеализма. Где же
причины того, что в кругах реакционной философии на Западе
после второй мировой войны сложилась тенденция от субъек-
тивизма к «объективизму»?
Несомненную роль в этом играет отрицание субъективными
идеалистами и агностиками объективной реальности предмета
исследования и его познаваемости. Ученые и широкие массы
не хотят верить, что вещи суть лишь комплексы наших ощуще-
ний, что весь окружающий нас мир носит чисто иллюзорный ха-
рактер. Чем последовательнее проводится такая философская
1 Nicolai Hartmann. Philosophic der Natur. Berlin, 1950, S. 474 usw.
2 Giinter Jacoby. Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit, B. II, 1955,
S. 705.
3 Philosophia naturalis, B. VI, N I, 1960, S. 49 usw.

точка зрения, ведущая к солипсизму, тем более притягательными
в их глазах кажутся позиции материализма, который в противо-
вес субъективному идеализму и агностицизму признает объек-
тивную реальность внешнего мира и его познаваемость.
Для того чтобы удержать ученых и широкие массы от дви-
жения к материализму, чтобы не дать материализму преиму-
ществ перед своей философией, идеалисты перестраиваются и
вместо необерклианства, неоюмизма, неокантианства, неопраг-
матизма, экзистенциализма или, вернее, наряду с этими идеа-
листическими течениями форсируют распространение неоплато-
низма, неотомизма, неосхоластики, неогегельянства, «онтоло-
гизма» и других разновидностей объективного идеализма.
Но есть, на наш взгляд, и более глубокая причина со-
циального характера, лежащая в основе отмеченной тенденции
и обусловившая ее усиление именно в настоящее время.
В. И. Ленин подчеркивал, что объективная, классовая роль лю-
бых форм идеалистической философии состоит в служении фи-
деизму, религии.
В предшествующие исторические периоды эпохи империа-
лизма и пролетарских революций (до окончания первой мировой
войны) и современной эпохи (до окончания второй мировой вой-
ны) господствующая буржуазная идеология могла позволить
себе стимулирование таких форм идеалистической философии,
связь которых с фидеизмом маскировалась кажущейся надпар-
тийностью, «объективностью» этой философии.
Таковы были школы и школки субъективно-идеалистического
направления. Их представители обычно утверждали, что они не
имеют отношения к религии, что они связаны с научным взгля-
дом на мир. Более того, с этих позиций нередко делались откры-
тые нападки на религию, на фидеизм. Вильгельм Оствальд, на-
пример, оставаясь на позициях своего энергетического мировоз-
зрения, вместе с тем был атеистом и после Геккеля возглавил
в Германии Союз монистов.
До конца первой мировой войны объективное, классовое на-
значение религии и идеализма, философски обслуживающего и
псевдонаучно обосновывающего ее, заключалось в том, чтобы
быть в руках господствующих классов духовным орудием удер-
жания масс от революционного движения.
После отпадения России от мирового капитализма в резуль-
тате победы пролетарской революции господствующая в странах
капитализма идеология попыталась улучшить и усовершенство-
вать взятые ею на вооружение концепции субъективно-идеали-
стического характера. Она стремилась «обогатить» их новейши-
ми достижениями естествознания, в первую очередь физики
(теория относительности, квантовая механика, ядерная физика).
В действительности же речь шла о том, чтобы дать возможность
всякого рода неомахистским и энергетическим течениям эксплуа-

тировать успехи научного развития, так же как это делали
их предшественники-махисты и энергетики на рубеже XIX
и XX вв.
Однако, несмотря на все старания и ухищрения, субъектив-
ный идеализм в его новейшей формации все же не смог удовле-
творительно выполнять своей классовой функции — обслужи-
вать религию в смысле ее наукообразного обоснования так, что-
бы она могла успешно противостоять напору революционного
движения в качестве духовной узды для народных масс.
Если после первой мировой войны от капиталистической си-
стемы отпала одна страна (Россия), то после второй мировой
войны отпал от нее уже целый ряд стран в Европе и Азии.
В этих условиях для более успешного выполнения объектив-
ной, классовой роли — обслуживать религию как духовную узду
для масс — идеалистическая философия была вынуждена перей-
ти к более последовательным и откровенным формам объектив-
ного идеализма.
Этого настоятельно потребовала господствующая буржуаз-
ная идеология, кровно заинтересованная в отыскании более
эффективных средств для идейного укрепления позиций ре-
лигии.
Если всякий, в том числе и субъективный, идеализм в конеч-
ном счете служит фидеизму, то в настоящее время, когда созда-
ние мировой социалистической системы стало фактом, господ-
ствующие в странах капитализма классы ищут и поддерживают
в первую очередь такие формы идеалистической философии, ко-
торые непосредственно служили бы фидеизму, выполняя тем
самым более активно и действенно свою объективную, классо-
вую функцию.
Вот почему, как нам кажется, тенденция от субъективизма
к «объективизму» в лагере современной идеалистической фило-
софии вполне закономерно все время усиливается именно в наши
дни, в период, наступивший после второй мировой войны, после
победы социализма в ряде европейских и других стран и обра-
зования мирового лагеря социализма.
Немецкий философ-марксист Георг Клаус в книге «Иезуиты,
бог, материя» правильно подчеркивает социальную, классовую
основу отмеченной тенденции, действующей в странах современ-
ного капитализма. «В настоящее время, — пишет он, — буржуа-
зия нуждается в такой философии, которая самым тесным обра-
зом связана с религией и понятна широкому кругу людей вслед-
ствие употребления несложной терминологии и которая
оправдывает самые острые формы эксплуатации, без каких уми-
рающий капитализм существовать не в состоянии. Именно такой
философии и служит неотомизм»1.
1 G. Klaus. Jesuiten, Gott, Materie. Berlin, 1957, S. 23.

Итак, распространение неотомизма, прямо и непосредственно
связанного с определенным родом религиозного мировоззрения,
а именно с католицизмом, влечет за собой тенденцию к более
последовательной форме философского идеализма, к объектив-
ному идеализму в противовес субъективному.
Не случайно поэтому острие неотомистического поветрия на-
правлено сейчас против марксистской философии как главного
его противника. Отдельные представители неотомизма, такие,
как Густав Веттер, прямо специализировались на борьбе против
марксистско-ленинского философского учения. В 1945 г. он читал
курс лекций в папском Восточном институте в Риме. Первона-
чально эти лекции были изданы на итальянском языке под на-
званием «Советский диалектический материализм» (1948 г.), а
потом — под широковещательным названием «Диалектический
материализм. Его история и его система в Советском Союзе»
(1952 г.). За короткое время (с 1952 по 1958 г.) книга выдер-
жала четыре издания, что свидетельствует о ее актуальности с
точки зрения современной реакционной идеологии.
Веттер по всем вопросам воюет против марксистской филосо-
фии, которую он представляет в весьма упрощенном и фальси-
фицированном виде. Характерно, что до последнего времени,
говоря о системе диалектического материализма, он совершенно
обходил проблему классификации наук, тогда как именно эта
проблема имеет особо важное значение для выяснения вопроса
о системе марксистского философского учения. Возможно, что
игнорирование Веттером факта разработки марксистской клас-
сификации наук объясняется и тем, что ее разработка состав-
ляет одну из сильных сторон материалистической диалектики,
дающей правильный и плодотворный метод постановки, обсу-
ждения и решения задачи теоретического синтеза современного
научного знания.
Все более сильные нападки и атаки на марксистскую фило-
софию составляют одну из наиболее характерных черт совре-
менной реакционной философии, и это, как нам кажется, также
связано с перенесением основной идеологической «нагрузки» в
лагере идеализма с субъективистских концепций на метафизиче-
ские, онтологические, неотомистические, неоплатонистические
и т. д.
Это не означает, разумеется, что многочисленные школы и
школки современного субъективного идеализма на Западе от-
брошены совсем и сняты с идеологического вооружения. Они
по-прежнему продолжают выполнять свою роль в качестве не-
которых утонченных средств для улавливания в сети идеализма
отдельных представителей или узких прослоек буржуазной ин-
теллигенции, падких на всякого рода реакционную моду, но
они не рассчитаны на широкие круги ученых и народных масс.
Для этих последних предназначены всякого рода откровенно

фидеистические концепции, на словах воюющие против субъек-
тивизма и провозглашающие «объективизм», но лишь для того,
чтобы через этот «объективизм» вести и подводить доверчивых
людей к идее бога.
Заигрывание с диалектикой при замене ее метафизикой.
Принципы «двойственности» и связь наук. Другой особенностью
современной идеалистической философии может служить тот
факт, что многие ее представители разных школ и направлений
стали прибегать к слову «диалектика» и к различным диалекти-
ческим терминам, чего в таких масштабах не было в предше-
ствующие исторические этапы.
В конце 40-х годов в Невшателе (Швейцария) стал изда-
ваться международного характера журнал (неопозитивистского
направления) «Диалектика». Если до второй мировой войны
принципам диалектики идеалисты противопоставили, например,
своеобразно трактуемый принцип дополнительности, в котором
конкретизировалась концепция внешнего сочетания противопо-
ложностей, то в настоящее время эта «дополнительность» сама
объявляется подлинной «диалектикой».
Это явление весьма характерно: оно свидетельствует о том,
что само понятие «диалектика» становится все более и более
популярным и оказывает все большее влияние на умы западных
ученых, раскрывающих объективную диалектику природы, а так-
же на умы широких масс, видящих торжество диалектики исто-
рического развития человечества в странах социалистического
лагеря.
Поэтому на место прежнего игнорирования диалектики идеа-
листами приходит стремление использовать в своих интересах
слово «диалектика», с тем чтобы произвести подмену истинной
диалектики эклектикой и формальной логикой. К этому сводится
по сути дела методология и логика многих современных идеа-
листических концепций.
В связи с этим характерен доклад бельгийского философа-
идеалиста Г. Изая (Isaye) «Принцип двойственности и ступени
познания» (1953 г.), сделанный на том же XI Брюссельском фи-
лософском конгрессе, на котором выступал и Шнейдер. Доклад
Изая помещен в разделе «Теория науки и наук».
Излагая «принцип двойственности», он указывал на то, что
опыт и универсальные принципы необходимы и что они должны
сотрудничать друг с другом.
«Часть теории, приписываемая экспериментальным наукам,—
говорил он, — как и часть опыта, приписываемого математике,
вторгаются особенно в порядок изобретения, в психологию
исследователя. Мы же хотим испытать логические основы прин-
ципов человеческого познания. С этой точки зрения три ступени
человеческого знания различаются в точности сообразно раз-
личным отношениям, которые принимает априорное и опытное.

Эти ступени отвечают соответственно метафизике, математике
и экспериментальным наукам. Следовательно, мы хотим уточ-
нить и в этом смысле «диалектизировать» принцип двойствен-
ности»1.
Итак, Изай по сути дела пытается дать принципиальное, ло-
гическое обоснование принимаемого им деления всего челове-
ческого знания на три ступени, или области, — метафизику,
математику и экспериментальные науки.
Метафизика, по его определению, познает бытие как бытие.
Уточняя соотношение между априорным и опытным, он утвер-
ждает, что «в исходной точке метафизики опытное тождественно
априорному. Это верно для логических принципов. Это верно
также для конкретной реальности моего действия познания. Мой
акт утверждения не есть абстракция, он мой. Возможный возра-
жатель противопоставляет свое положение моему; тем самым
он согласится с моим тезисом. Несмотря на конкретный харак-
тер меня, утверждение меня является необходимостью» (там же,
стр. 226).
«Метафизика», по его мнению, может теперь развиваться на-
чиная с подобных опытов. Кроме такой дедуктивной «метафизи-
ки» существует индуктивная. Эта последняя зависит сразу и от
дедуктивной, и от случайных опытов. Она должна следовать за
экспериментальными науками.
То, что противопоставляет математику экспериментальным
наукам, — это, по мнению Изая, априорный характер исходных
точек. Он не сомневается в том, как и в случае метафизики, что
эти исходные точки открываются в конкретных действиях. Но
математики отличают необходимость от случайности. Ссылаясь
на трактовку пространства, автор подчеркивает, что математика
отлична от метафизики и от физики. «От метафизики — потому,
что пространство «ощущаемо», от физики — потому, что про-
странственность есть необходимый элемент всех наших нереф-
лективных суждений» (там же, стр. 228).
Переходя к экспериментальным наукам, Изай пишет: «Для
того чтобы направлять экспериментальные исследования, тео-
рии, уже сконструированные или по крайней мере ожидаемые,
должны быть психологически необходимыми. Априорное, как мы
видели, есть нечто иное. Оно предполагает с самого начала
дедуктивную логику и математику, затем, методологический
принцип науки. Для того чтобы не превратиться в простой ката-
лог фактов, экспериментальная наука должна достигать универ-
сальности» (там же, стр. 229).
Под универсальностью имеется в виду принцип индукции,
который не может быть простым фактом опыта. Он представляет
1 Actes du XI-eme Congres International de Philosophie. V. II, Episte-
mologie. Bruxelles, 1953, p. 225.

собой необходимость открывать непосредственно или выводить
другие необходимые принципы.
При этом, как отмечает автор, некоторые положения, приоб-
ретенные экспериментальными науками, метафизика может обо-
гатить.
В качестве общего заключения своего доклада Изай форму-
лирует следующие положения: «Метафизика основывается на
опыте и в двойном смысле. Опыт необходимого для метафизики
дедуктивной, опыт случайного для метафизики индуктивной. Ме-
тафизика допускает также априорное, необходимое и, стало
быть, объективное... Синтез априорного и опытного метафизи-
ка не ограничивает, как думает Венский кружок, искусством
без красоты. Это есть знание» (там же, стр. 230).
Совершенно очевидно, что никакой диалектики здесь нет. То,
что автор называет диалектизированием, в действительности
представляет собой чистейшей воды схоластицирование, втиски-
вание диалектических противоречий (рациональное — эмпириче-
ское, именуемое им априорным — опытным, дедуктивное — ин-
дуктивное, абстрактное — конкретное, случайное — необходимое
и т. д.) в прокрустово ложе чисто метафизических (в смысле
антидиалектических) построений.
В итоге никакого подлинного соотношения между логикой
(которая включена автором в «метафизику», трактуемую как
наука о бытии), математикой и экспериментальными науками
ему не удалось вскрыть. Вместо выяснения основного «хребта»
для классификации главнейших отраслей современного знания
с точки зрения основных ступеней человеческого познания у
Изая получилась пустая игра словами и дефинициями, смахи-
вающая на вербалистические упражнения средневековых схола-
стов.
И все же, несмотря на это проведенное «уточнение» прин-
ципа двойственности, автор не преминул назвать его диалекти-
зированием. Изая не спасает и то, что он защищает «метафизи-
ку» как признание некоего объективного начала (в противовес
субъективно-идеалистической концепции «Венского кружка»).
Переход от субъективного идеализма к объективному проис-
ходит в современных условиях совершенно отличным образом,
нежели это было во времена немецкой классической философии
конца XVIII — начала XIX в. Тогда этот переход сопровождался
углублением и дальнейшим развитием диалектики на почве
идеализма; благодаря этому объективный идеалист-диалектик
Гегель смог преодолеть, поскольку это было возможно сделать в
рамках идеализма, непоследовательность агностицизма Канта
и субъективного идеализма Фихте (не говоря уже о Беркли и
Юме).
В данном же случае речь идет не о дальнейшем творческом
развитии философии (хотя бы на почве идеализма), а о голом

эпигонстве, о бесконечном повторении на новые лады того, что
было давно уже выдвинуто идеалистами, а затем отброшено
ходом развития человеческой мысли.
В современных условиях в противоположность тому, что
было 150 лет тому назад, переход в лагере идеализма от субъек-
тивистских концепций к «объективизму» не только не сопрово-
ждается усилением элементов диалектики, которые, хотя и в
изуродованном, одностороннем гипертрофированном виде, все
же имелись у махистов и неомахистов, а как раз напротив —
изгнанием этих элементов из философских систем, заменой их
чистейшей метафизикой и схоластикой (метафизикой в смысле
антидиалектики).
Это значит, что переход от субъективизма к «объективизму»
в рамках современной идеалистической философии означает не
усиление, а ослабление философских позиций идеализма, отход
от элементов того ценного, положительного, особенно в обла-
сти проблем логики науки, чем занимались и занимаются хотя
бы отчасти неопозитивисты, тесно связанные с определенными
школами современного естествознания.
Диалектика как метод мышления, адекватный самой дей-
ствительности, необходима для современной науки вообще и в
особенности тогда, когда речь идет о раскрытии всеобщей связи
явлений и соответственно всеобщей связи наших знаний об этих
предметах и явлениях.
Раскрытие такой связи как раз и составляет основу класси-
фикации наук, синтеза человеческих знаний, «естественной
системы» или «естественного порядка» наук. Вот почему вели-
кие мыслители-диалектики прошлого, представители домар-
ксистской философии (Гегель и Сен-Симон) брались за реше-
ние задачи синтетического объединения всех наук. Но именно
отсутствие подлинной диалектики в любых концепциях совре-
менной идеалистической философии делает невозможным даже
постановку такой грандиозной задачи. Она оказывается не под
силу всякому, кто не владеет диалектикой и остается в плену
метафизики и идеализма.
Хотя современные идеалисты много говорят и пишут о син-
тезе знаний, о порядке наук, о их системе или классификации,
однако в действительности серьезных реальных дел за этими
словами нельзя обнаружить. А то, что выдается идеалистами
за синтез современных научных знаний, на поверке оказывает-
ся в лучшем случае топтанием на месте, пересказом, перело-
жением и повторением того, что было написано еще Контом,
Спенсером или их последователями, а в худшем случае шагом
назад к средневековой схоластике, кое-как с виду приспособ-
ленной к современности.
Отсюда характерной особенностью современной реакционной
философии является неспособность не только решать, но и ста-

вить и даже осознавать большие философские задачи синтети-
ческого, общенаучного характера, разменивание на частности,
уход в эмпиризм, в описательство. Все это со всей силой обна-
руживается при решении проблемы классификации наук.
2. НЕОТОМИЗМ, НЕОСХОЛАСТИКА
И ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ СОВРЕМЕННЫХ НАУК
Теологическое схоластизирование вместо научного анализа.
Эби. Бринкман. На XI Международном философском конгрессе
(Брюссель, август 1953 г.) неотомисты, неосхоласты и теологи
различных направлений выступили с развернутой программой
почти по всем важнейшим разделам современной философии.
Исходя из своих общих объективно-идеалистических позиций,
они коснулись проблемы классификации наук и ее принципов, а
также вопроса о соотношении между философией и частными
науками, философией и техникой.
Чисто теологическую систему наук выдвинул швейцарец
М. Эби (Aebi)—последователь Маритэна. Свою систему он
построил в порядке развития мысли от декартовского «мыслю»
как исходного пункта и до святости как конечной цели познания.
Этому был посвящен специальный доклад Эби «Естественная
система наук согласно архитектоники бытия и его познаваемо-
сти» (1953 г.), сделанный на XI Философском конгрессе в Брюс-
селе. Подзаголовок доклада поясняет, что здесь изложена «об-
щая топология проблем».
Эби рассматривает человеческое знание и даже человеческую
культуру как некое единство. Причем все науки, которые пред-
ставляют собой лишь специализацию нашего общего знания,
он трактует как одну науку, в которой все действительные науки,
так же как науки возможные или вообразимые, имеют свою
функцию и свое место. «Таким образом мы приходим к общей
топологии проблем»1 — отмечает автор.
Свою систему Эби считает в равной степени разработанной
и с теоретической и с практической точки зрения: по своей
архитектонике она одинаково хорошо охватывает и бытие, и его
познание, как таковое; по Эби, это не какая-то жестокая си-
стема, но система функциональная, применимая к любой ста-
дии человеческой культуры и существующих на деле наук.
Следуя за взглядами некоторых идеалистов, Эби объявляет
«материальным объектом» любой науки в конечном счете сово-
купность бытия, а «формальным объектом» этой науки какую-
либо часть или аспект бытия. Он пишет: «Мы различаем науки,
1 Actes du XI-eme Congres International de Philosophie. V. II. Bruxel-
les, 1953, p. 236.

с одной стороны, согласно последовательности этих формальных
объектов, такими, какими они содержатся или предполагаются
в порядке вещей, и, с другой стороны, согласно структуре наук,
как они взаимно предполагают одна другую. Мы приходим, та-
ким образом, к системе двух измерений, которая принимает в
расчет два фактора, составляющих основу всякой науки: поря-
док вещей, с одной стороны, и деятельность познающего разу-
ма — с другой» (там же, стр. 237).
Таким образом, и здесь мы находим все ту же комбинацию
двух измерений, иначе говоря, двух принципов координации
наук. Но в отличие от многих такого рода формальных класси-
фикаций Эби комбинирует по сути дела объективный принцип
координации (порядок вещей) с субъективным ее принципом
(деятельность познающего духа, определяющая якобы внутрен-
нюю структуру наук).
Автор подчеркивает, что в центре его системы находится сам
человек. Порядок вещей в специальных науках рассматривается
с точки зрения того, какое место в нем занимает человек: его
жизнь, его деятельность, его предназначение. Порядок природы
обозревается, следуя условиям существования человека, от более
отдаленных до более близких по отношению к нему.
«Наша система есть, следовательно, человеческая система,—
резюмирует автор. — Общие науки, науки об основах специаль-
ных наук, раскрывают архитектонику бытия, как такового, не-
который объект, с одной стороны, и познаваемость этого бытия —
с другой. Таким образом науки трактуют о первичной материи,
об измерениях, инструментах, методах и, наконец, о целях по-
знания» (там же, стр. 237).
Эби строит свою «Естественную систему наук» по указан-
ным двум измерениям — по архитектонике бытия (которая ле-
жит в основе вертикального разреза, или оси ординат) и по
архитектонике познаваемости этого бытия (которая определяет
горизонтальный разрез, или ось абсцисс).
Система делится на две половины: верхнюю, именуемую
«Общие науки. Архитектоника познаваемого, как такового. Не-
который объект. О материи, измерениях, инструментах и целях
познания» (там же, стр. 244), и нижнюю, именуемую «Специаль-
ные науки. Архитектоника бытия. Специальные объекты. Усло-
вия, возможности и цели жизни человека» (там же, стр. 245).
Каждый из обоих разделов наук (общих и специальных) де-
лится у Эби на три основные части: науки описательные, науки
теоретические и науки практические. В свою очередь науки опи-
сательные подразделяются на систематические описательные
науки (поперечные разрезы) и историю (продольные разрезы),
а науки практические — на технические и практическую этику.
В итоге система наук у Эби принимает следующий вид (см.
схему XXX):

(Пунктиры указывают на то, что здесь у автора идет пере-
числение отдельных отраслей знания и их практических прило-
жений, о которых будет сказано ниже.)
Деление наук на описательные (систематические или исто-
рические), теоретические и практические Эби связывает с раз-
личного рода предшествующими классификациями наук, с систе-
мой Курно и ее делением наук на теоретический, космологиче-
ский (исторический) и технический (практический) ряды наук,
с системой А. Навилля и ее различением наук о законах, фак-
тах и правилах, с взглядами Гуссерля, который различал тео-
ретические, описательные и нормативные науки.
В столбцах теоретических и практических наук он усматри-
вает классификацию стоиков (и платоновской академии) с деле-
нием знаний на логику, физику и этику.
Таким образом, в своей системе наук Эби усматривает как
бы включенными в нее самые различные системы, авторы кото-
рых принадлежали к разным и даже противоположным фило-
софским направлениям. Эби выставляет это обстоятельство как
достоинство своей системы, тогда как на деле оно свидетель-
ствует о ее эклектичности, о том, что в ней скомбинированы
самые, казалось бы, несовместимые системы и принципы.
Раздел общих наук может быть прослежен, поясняет автор,
«снизу вверх и справа налево» в последовательности аналити-
ческого хода, если хотят подняться от методологических вопро-
сов какой-нибудь специальной науки (которые разрешаются с
помощью общей методологии) к ее конечным предпосылкам.

Эби рассматривает инструменты, находящиеся в нашем рас-
поряжении, измерения, к которым мы прибегаем в нашей науке,
знаки, используемые нами, первичные данные, от которых от-
правляется наша специальная наука, чтобы достигнуть «транс-
объективного предмета», о котором говорит (согласно Маритэ-
ну) онтология и в котором «кончается наука». Эти «первичные
данные» являются «первичными для нас», это эмпирический пер-
воисточник наших суждений.
Наоборот, если мы выберем «синтетический ход», то мы
можем представить себе философа какой-либо эпохи (владею-
щего всеми знаниями этой эпохи), желающего найти первоосно-
вы, от которых исходят все знание и вся полезная ориентация.
В таком случае в качестве «вступления в предмет» он может
избрать картезианское сомнение и его разрешение посредством
Cogito (т. е. посредством положения Декарта: «Мыслю — значит
существую»); после этого он приступил бы к анализу всего, что
ему дано в реальной обстановке, в которой он находится. Затем
он мог бы проследить, по словам Эби, его (Эби) систему в про-
тивоположном направлении, а именно «сверху вниз и слева на-
право».
То, что Эби называет «аналитическим ходом», представляет
собой по сути дела движение от конкретного к абстрактному, а
«синтетический ход» является восхождением от абстрактного к
конкретному.
Соответственно этому в общие описательные систематические
науки автор включает следующие, располагая их по вертикали
сверху вниз: 1) науку о данном, как таковом (картезианское
сомнение. Cogito. Характер и объем данного, как такового);
2) онтологию (науку о бытии); 3) семантику (науку о знаке и
обозначении); 4) науку об абстрактном (характер абстрактного
по отношению к конкретному); 5) науку о структурах: понятие
о познании и об истинном (формальная логика в более широком
смысле); понятие о хорошем (формальная этика); понятие о
прекрасном (формальная эстетика); понятие о ценности (фор-
мальная аксиология).
Кроме того, в эту группу общих наук у Эби входят: регио-
нальные (частные) онтологии (формальные науки о государстве
и о праве, опирающиеся на понятия о государстве и праве), схо-
ластическая космология и схоластическая рациональная психо-
логия.
Все эти науки составляют предмет «традиционной метафи-
зики», по выражению автора, а в четвертой и пятой дисциплинах
этого столбца представлен предмет «платоновской диалектики».
Среди теоретических и технических наук семантике отвечает
теоретическая наука о знаке (теоретическая функция знака) и
техника обозначения; науке об отвлеченном — теория законов
абстрактного (принцип тождества, составляющий тему Парме-

нида) и техника разбора; науке о структурах — универсальная
наука («матезис») или общая комбинатория: логика и матема-
тика (о «дедуктибильности», т. е. дедуктивной выводимости
структур) — и техника счета.
В общей «технике» этого раздела он видит тенденции совре-
менной логистики.
Как указывает Эби, его различение между общими и спе-
циальными науками аналогично тому, какое проводил Платон
между математикой (выводящей свои результаты из принципов,
которые сами не являются предметом ее изучения) и диалекти-
кой (принимающей эти принципы за объект своего исследова-
ния). У Аристотеля такое деление воспроизводится в различении
между «первичной философией», которая принимает за объект
бытие, как таковое, и специальными науками, «выделяющими
кусок бытия» в целях изолированного созерцания.
Эби же проводит разрез между специальными эмпирически-
ми науками, занимающимися специальным объектом, и науками
об основах этих специальных наук. Различие Платона и Ари-
стотеля (а также позднейших схоластов), по словам Эби, обна-
руживается в его системе между первым и вторым столбцами
общих наук.
Математика и логика составляют у Эби часть наук об осно-
вах специальных наук, поскольку они являются универсальным
инструментом всякого исследования специальных объектов. «Мы
не думаем вместе с Лейбницем, — замечает он, — что их объек-
том является только количество, но все, что может сочетаться.
Стало быть, они образуют, по нашему мнению, «универсальную
комбинаторию», могущую служить инструментом для любой во-
образимой дедукции, а значит, для исследования архитектуры
какого-нибудь объекта» (там же, стр. 238).
В самом низу таблицы общих наук в трех графах теорети-
ческих и практических наук у Эби стоят (расположенные по го-
ризонтали слева направо): теория исследования — общая мето-
дология (о гипотетическом методе в исследовании абстрактного
и конкретного — логика изобретения); техника исследования —
эвристическая и техническая методология; этика исследования.
Таков в общих чертах раздел общих (философских) наук
в системе Эби. Как неотомист, он отвергает субъективно-идеа-
листические концепции в пользу объективно-идеалистических,
примыкающих непосредственно к открытому фидеизму. Отмечая,
что его система приводит к тем же проблемам, которыми инте-
ресовался Кьеркегор и занимается экзистенциализм наших
дней, автор останавливается на понятии того, что является
«первичным данным», доступным человеческому опыту.
В это понятие он считает нужным включить религиозный
опыт мистиков всех времен и всех стран мира. «Переход от
науки о первичных данных к науке о бытии, — вещает Эби —

приведет, значит, в этой науке о бытии чисто эмпирическим и
описательным путем к «эмпирической теодицее». Это неизбежно,
если мы хотим считаться с реальным опытом человечества» (там
же, стр. 238).
Отвергая взгляды экзистенциализма, автор подвергает кри-
тике идеалистические школы, вышедшие из кантианства. Напри-
мер, он подчеркивает, что его система не заставляет искать осо-
бой логики для моральных наук или наук о духе, как на этом
настаивает неокантианство школы Риккерта.
Точно так же он критикует априоризм Гуссерля, который счи-
тает близким кантианскому априоризму с той лишь разницей,
что Гуссерль (как и Коген) утратил основание, сохранив след-
ствия. Это еще один пример, показывающий, как в результате
того, что один идеалист критикует основы философских воззре-
ний других идеалистов, выигрывает материализм.
Раздел специальных наук начинается у Эби с описательных
систематических наук, каждой из которых соответствует своя
«история». Он указывает, что здесь мы идем от условий, более
отдаленных от жизни человека, к условиям, более близким к
ней, затем от творений, установлений и «информации», более
фундаментальных в человеческой жизни, к «информациям»,
установлениям и творениям, которые отвечают более внутренним
интересам человека, пока мы не придем к самому центру его
души, к тому, что приводит нас в область религии.
Мы различаем, пишет автор, 1) положительную науку о ре-
лигиях, переданных исторически (позитивную теологию), и
2) описательную теологию, т. е. описание того, чем жили осно-
ватели великих религий и мистики всех стран и всех времен, и
того, что в принципе доступно, по его утверждению, всякому
человеку, начиная с некоторой стадии отрешенности.
«В этом опыте, — заключает Эби, — человек чувствует, что
он достиг своего конечного назначения, что он у цели, какова бы
ни была его земная участь, и что он обрел восторг, которого он
раньше не мог вообразить... Только пройдя всю область опыта,
доступного человеку, мы в состоянии войти в описательную
науку о подлинно человеческих ценностях» (там же, стр. 240—
241).
Соответственно этому специальные описательные системати-
ческие науки автор располагает в следующем порядке (сверху
вниз по вертикали): космография (наука, наиболее далекая от
условий жизни человека), география, минералогия, ботаника,
зоология, антропология, описательная психология, описательная
лингвистика, описательная политическая экономия (экономиче-
ские типологии), позитивные науки о праве, о государстве (пози-
тивная политическая наука), описательная наука о науке, описа-
тельная наука об искусствах, положительная и описательная
теология, описательная наука о ценностях.

Этим систематическим наукам соответствуют исторические:
космографии — история Вселенной, географии — история Земли
(геология? — Б. К.), ботанике и зоологии — палеонтология и
история растений и животных, антропологии — предыстория че-
ловека и т. д.
Столбец теоретических наук воспроизводит, как сообщает
Эби, систему Конта: космографии и другим наукам отвечают
физика и химия, ботанике и зоологии — биология, психологии
описательной — психология теоретическая и социология; осталь-
ным описательным общественным наукам отвечают соответ-
ствующие теоретические науки (науки о функциях и развитии
соответствующего объекта, по определению автора).
Далее автор пишет, что практические науки разделяются у
него «на науки» технические, которые представляют собой при-
менение некоторых теоретических наук, и на науки, которые со-
стоят в осведомлении о реальном в последовательности полной
иерархии ценностей. Техника же, предоставленная сама себе, не
может привести нас ни к чему, кроме хаоса» (там же, стр. 241).
Поэтому Эби считает, что «технократия» не является доро-
гой для человечества. За техникой должна остаться роль «сред-
ства в универсальной мудрости».
В разделе специальных наук столбец техники содержит прак-
тические применения физики и химии (мосты и дороги, конструк-
ции, электротехника, техническая химия), биологии (агрономия
и лесоведение), антропологии (медицинская техника), психоло-
гии (педагогическая техника), лингвистики (техника языка)
и т. д.
Религии (теологии) отвечает у Эби пастырская техника и
техника культов, науке о ценностях — техника реализации цен-
ностей (аскетизм, йоги).
Наконец, столбец практической этики (или целей познания)
начинается с землеустройства, благоустройства стран и городов
и связанных с ними архитектурой, скульптурой, живописью, ко-
торые отвечают физике и химии, и кончается культами, которые
отвечают теологии, «полнотой жизни» и «святостью», отвечаю-
щими науке о ценностях.
Таким образом, «полнота жизни, святость» есть, по Эби, наи-
более близкая человеку конечная цель его существования. Она
венчает данную «Естественную систему наук». Так религиозная,
неотомическая концепция пронизывает всю систему наук Эби.
Для пояснения того, как построен раздел специальных наук
системы Эби, приведем четыре науки (см. схему XXXI).
В соответствии со своей общефилософской концепцией Эби
рассматривает вопрос о так называемой эпистемологии (науко-
знании), чему соответствует четвертая из названных выше наук.
Эби говорит, что он следует такой логике, которая связывает
свои выражения (символические) непосредственно с объектив-

ными фактами, с объективным характером вещей, но не с мыс-
лями (понятиями, суждениями и т. д.). Это положение автор
распространяет на всю науку, подчеркивая, что законными осно-
вами всякого познания являются объективные основы.
В связи с этим автор отвергает психологизм в любом его виде
и высказывается за «объективную эпистемологию», противопо-
лагая ее генетической эпистемологии Пиаже. Эта последняя
держится, по словам Эби, «на психогенезе» понятий, специально
научных понятий, на их происхождении из факторов, происхо-
ждении во времени, составляя часть «эмпирической теории наук»
(науки об эмпирической функции и развитии наук), которая
зависит от психологических принципов и которая занимает место
в столбце специальных теоретических наук. Таким образом,
«цикл наук» Ж. Пиаже распадается (там же, стр. 239).
Следовательно, включив психологию в определенный стол-
бец своей схемы и лишив ее цементирующей роли, какую она
играет у Пиаже, Эби отверг и саму идею циклической связи
наук, имеющую, без сомнения, большое положительное значение
независимо от того, какую конкретную форму эта идея прини-
мает.
Далее Эби отвергает «философскую антропологию» в каче-
стве науки о данном, как таковом. Описательная антропология
занимает у него место в столбце специальных описательных

наук. Эби не согласен с Лашелье, который думает, что «фило-
софия есть по существу наука о субъекте». Он считает ее нау-
кой о том, чем располагает субъект для того, чтобы ориенти-
роваться.
Система Эби объективна на словах и субъективна на деле.
Хотя автор на каждом шагу употребляет термин «объективный»,
в действительности же он за исходное реальное принимает то,
что мыслится субъектом, что им переживается в порядке вну-
треннего «опыта», который совершается не как чувственное вос-
приятие человеком внешних предметов, а как размышление на
религиозные темы.
Декартовское «мыслить — значит существовать», направлен-
ное против средневековой схоластики, в защиту человеческого
разума, перетолковывается Эби в духе неосхоластики как мни-
мое доказательство того, что мыслимое становится существую-
щим.
Отсюда он так легко приходит к солидаризации с А. Навил-
лем, классификация наук у которого носила крайне выражен-
ный субъективистский характер.
По сути дела Эби согласен с тем, что объектом науки может
быть мыслимая точка зрения исследователя на предмет иссле-
дования, аспект, который меняется в зависимости от того, куда
направлено внимание исследователя. Поэтому столь широко
афишируемый «объективизм» Эби является лишь словесно при-
крытым субъективизмом, эклектически сочетающимся у него с
признанием объективности в контовском смысле.
Нет никакой диалектики в его системе. Можно было бы по-
думать при первом взгляде на его систему, что здесь все же
отражен момент развития, играющий столь важную роль в со-
временных представлениях о мире.
Например, может показаться, что по вертикали отражено
развитие самих явлений от низшего к высшему, от простого к
сложному, а по горизонтали — развитие нашего познания, иду-
щее от непосредственного, живого созерцания (результатом чего
получаются описательные науки) к абстрактному, теоретическо-
му мышлению (в результате чего возникают теоретические нау-
ки) и далее к практической деятельности, к применению полу-
ченных знаний в жизни, в технике, в практике (чему отвечают
практические науки).
Но на деле ничего этого у Эби нет. Движение по вертикали,
по его идее, представляет переход от исходного «мыслю» к
конкретному анализу отдельных объектов (сначала общих, за-
тем специальных) в последовательности все большего прибли-
жения к центру человеческой души (начиная от космоса как
объекта, наиболее удаленного от человеческой души).
Следовательно, никакого развития и вместе с тем никакой
объективности здесь нет, а есть мертвая схема, в центре которой

находится человек с его потребностями, переживаниями и веро-
ваниями. Система Эби в этом отношении напоминает геоцентри-
ческую систему Птолемея, ставившую в центр Вселенной Зем-
лю, поскольку на ней обитает человек.
Не случайно Эби подчеркивает, что его система является
человеческой. Это и означает, что ее основой в действительности
служит не реальный объект, а субъект, причем рассмотренный
не исторически, в его развитии и движении, а как некоторое
застывшее, мертвое начало, как неподвижный центр искусствен-
но придуманной системы.
Эта неподвижность, омертвелость особенно резко выступает
при горизонтальном движении по схеме. Вместо следующих одна
за другой и последовательно сменяющих друг друга ступеней
познания мы имеем здесь совершенно обособленные, приложен-
ные друг к другу области знания, причем в их число умышленно
включены как высшие ступени поиски целей познания в рели-
гиозном переживании («святости»), дающем якобы «полноту
жизни».
Разумеется, ни о каких переходных, связующих, промежу-
точных науках, в которых нашла свое выражение одна из самых
важных, принципиальных черт всего современного научного зна-
ния, у Эби нет и речи. Вся его система пронизана не только идеа-
лизмом и теологией, но и формализмом и метафизикой.
Принцип координации здесь доведен до абсурда, причем
координируется субъективизм в понимании ступеней познания
(горизонтальное направление) с субъективизмом в понимании
самого объекта (вертикальное направление).
Не случайно поэтому, ратуя за объективный подход, Эби от-
вергает не только материалистический взгляд на мир и его от-
ражение в мышлении человека, но и гегелевский объективный
идеализм (не говоря уже о гегелевской диалектике).
Свою враждебность диалектике вообще, а диалектической ло-
гике в особенности, Эби демонстрирует тем, что объявляет «диа-
лектический метод» Гегеля состоящим из двух софизмов: ошиб-
ки, о которой писал Аристотель (переход от А к не-А), и сме-
шения противоположного с противным (переход от не-А к В по
отношению к А).
Буквально так Эби пытается опровергнуть всю гегелевскую
диалектику, а вместе с ней всякую диалектику вообще. Сам же
он обнаруживает полнейшую неспособность понять, что такое
развитие, переходы, противоречия. Эби стоит целиком и полно-
стью на позициях признания одной лишь формальной логики,
между тем эта последняя оказывается явно бессильной при ре-
шении проблемы классификации современных наук, методоло-
гическую основу которых составляют как раз идея развития и
связанные с ней представления о переходах между противопо-
ложностями, между противоречивыми сторонами развивающих-

ся вещей и мыслей о вещах (т. е. между А и не-А), следователь-
но, как раз то, чего не понимает и что отвергает схоласт Эби.
Такова теологическая система наук, показывающая, как да-
леко от подлинной науки оказались неотомизм, неосхоластика,
теология.
Примером этого же может служить трактовка неотомистами
и теологами вопроса о соотношении между философией и тех-
никой. Теологическими и схоластическими упражнениями, ото-
рванными от жизни и глубоко враждебными самой науке, про-
никнуты и исследования, посвященные другим частным вопро-
сам, касающимся той же общей проблемы классификации наук.
Весьма показательно в этом отношении выступление на кон-
грессе швейцарского теолога Д. Бринкмана «Человек и техника»
(по разделу философии культуры).
Отмечая факт взаимодействия между философией и техни-
кой, докладчик говорил: «Техника выдвигает универсальное тре-
бование перед лицом человеческого существования... В начале
нового времени элементы техники все более и более проникали
в философские взгляды... Не менее велико влияние, которое
философия оказывает на технику»1.
Далее он отмечает, что существуют четыре понятия техники,
которые претендуют на ее более полное определение: 1) техника
есть не что иное, как применение естественных наук; 2) техника
служит средством для достижения экономических целей; 3) тех-
ника есть система средств, цели которых нейтральны; 4) техника
есть выражение желания человека быть могущественным.
Техника, говорил далее Бринкман, стремится изготовлять
реальность, а не добывать теоретические знания. Поэтому все
приведенные выше определения техники оказываются, по его
мнению, несостоятельными. Научные знания составляют-де для
техники только средство, причем несущественное. Экономика не
образует больше основы для развития техники, о чем свидетель-
ствует якобы судьба многих изобретателей. Желание быть могу-
щественными играет важную, но все же не решающую роль.
Так автор с удивительной легкостью разделался с подлинно
научными взглядами на соотношение между техникой и есте-
ственными науками, с одной стороны, техникой и экономикой —
с другой.
Решение проблемы Бринкман усматривает в богословии:
«потребность в личном искуплении есть более сильный импульс,
действующий на технику. Христианин знает, что всякая тварь
несовершенна. Это чувство усиливает у человека техническую
потребность самому форсировать искупление созданием реаль-
ности без акта божьей милости. Тремя постулатами техниче-
1 Actes du XI-eme Congres International de Philosophic V. VIII, Phi-
losophic de Thistoire. Philosophic de la culture. Bruxelles, 1953, p. 149.

ского труда являются следующие: превосходить естественные
пределы пространства и времени, вещественности и причинно-
сти. Значит, технические изобретения исходят не из непосред-
ственного желания могущества, а из религиозной потребно-
сти. .. Не случайно, что мечта о вечном двигателе встречается
на заре современной техники. Она есть выражение горячего
желания человека, который хочет сам конструировать мир и
стать сам богом» (там же, стр. 150).
Докладчик предупреждает против подобной дерзновенной
гордыни и призывает к смирению. Так изыскание связи между
человеком и техникой привело ученого теолога к прямому мра-
кобесию. Понятно, что с подобных позиций невозможно серьезно
обсуждать вопрос о соотношении технических, естественных и
общественных наук, тем более что технические (или «приклад-
ные») науки Бринкман (очевидно, по наитию свыше) полностью
оторвал от самой техники.
«Философия науки» как теологическая интерпретация науки.
Ван-Лаэр. Для неотомистской концепции классификации наук
весьма характерна работа голландского философа-томиста и
естествоиспытателя Генри Ван-Лаэра «Философия науки»
(1956 г.), написанная при участии Генри Корена. Эта работа
издана в США в трудах Докесненского университета. Более
ранние труды Ван-Лаэра посвящены близким темам: «Естество-
знание и томистская философия» (1946 г.), «Философско-науч-
ные проблемы» (1953 г.).
Его работы интересны тем, что в данном случае неотомист-
ские взгляды излагает не чистый философ или теолог, а есте-
ствоиспытатель. Обычно естествоиспытатели капиталистических
стран тяготели до последнего времени к неопозитивизму, излюб-
ленной темой которого служила и служит именно «философия
науки».
Книга Ван-Лаэра «Философия науки» распадается на две
части. Первая из них, вышедшая в 1956 г., посвящена науке
вообще; здесь в общей форме рассматриваются и принципы де-
ления, следовательно, классификация наук, причем не только
естественных, но и гуманитарных; в число наук автор включает
также философию и теологию.
Вторая часть по его замыслу посвящается специально про-
блеме деления наук и характеристике различных групп наук.
«Философия науки» вообще, согласно взглядам Ван-Лаэра,
является проблемой более глубокой, чем те, которые возникают
в пределах частных наук. Поэтому в «философии науки» дается
прежде всего общая характеристика науки вообще и разбирают-
ся некоторые общие понятия и приемы, связанные со всяким
научным исследованием, — абстракция, необходимость, общее
понятие об объекте науки и ее основаниях, общее представление
о научных методах, научных гипотезах и теориях.

В противоположность неопозитивистам он отличает «фило-
софию науки» от философии познания и от эпистемологии,
хотя и признает ее связь с ними.
Свою философскую позицию Ван-Лаэр характеризует как
реалистическую, которая является единственно оправданной в
философии, по его мнению. «Эта точка зрения предполагает,—
пишет он, — что мы принимаем существование внешнего мира
независимо от нашего мышления и что наши познавательные
способности дают нам достоверную аналогичную картину
мира»1.
«Реализм» автора есть объективный идеализм, который от-
личается от субъективного идеализма и агностицизма неопози-
тивистов, но, как одна из разновидностей идеализма, противо-
стоит вместе с другими его разновидностями материализму. За
первичное Ван-Лаэр принимает не материю, не объективную
реальность, существование которой он признает, а высшее духов-
ное начало, сотворившее мир, — бога.
В первых четырех главах книги Ван-Лаэра рассматриваются
различные значения слова «наука» (гл. I), показывается наука
как некоторая система, в связи с чем автор касается отношения
науки к определенной области познания, универсальности науч-
ных положений и их истинности (гл. II), абстракции в науке
(полной, формальной, аналитической ее ступеняхм) (гл. III), на-
конец, понятия необходимости в науке (абсолютной и гипотети-
ческой), соотношения необходимости и случайности (гл. IV).
В пятой главе он анализирует понятие объекта науки, под-
разделяя его на материальный и формальный.
Здесь у Ван-Лаэра обнаруживается, что он по сути дела по-
вторяет традиционное деление наук на две группы: по их пред-
мету и по их методу, то есть по их различному подходу к изу-
чению данного предмета или по различной точке зрения на него.
Такова же точка зрения многих позитивистов и неопозитивистов.
Ничего нового в этом отношении автор не дал.
Термин «материя» Ван-Лаэр употреблял не в том смысле,
который обычно принят в философии и естествознании, а в смыс-
ле «предмет» или «содержание» исследования. Поэтому «мате-
риальным» оказывается у него и дух, и бог, и все, связанное с
религиозными воззрениями.
Изложив в главе III книги вопрос об интеллектуальной дея-
тельности, называя ее «формальной абстракцией», он поясняет,
что это такая абстракция, посредством которой интеллект раз-
личными путями способен понять в «данном», предлагаемом чув-
ствами, познаваемую существенную форму или аспект. Таким
образом, по его словам, предлагаемое материальное является
1 Henry van Laer. Philosophy of Science. P. I. Science in general. Du-
quesne studies. 1956, pp. XVI—XVII.

определенным образом «оформленным» или «неоформленным»
при помощи интеллекта.
Касаясь терминов «материя» и «форма», «материальное» и
«формальное» как философских терминов, автор дает им свое
толкование. «Материя, — пишет он,— вообще указывает неопре-
деленную, но определяемую часть вещи, в то время как «форма»
есть то, посредством чего материя вещи определяется как вещь
некоторого рода. Напр., мрамор или алебастр могут быть на-
званы «материей» по отношению к геометрической форме, по-
средством которой им дается определенный внешний вид. Дру-
гим примером является «первичная материя», которую пред-
ставляют себе как наиболее неопределенный субстрат всех
материальных вещей, и «субстанция формы», которая придает
первичной материи ее первую и специфическую форму. Таким
образом, «материя» всегда означает неопределенный, но опре-
деляемый элемент, а «форма» — определяющий элемент» (там
же, стр. 43).
Материальный объект Ван-Лаэр характеризует так: каждая
наука занимается определенной областью знания, определенным
предметом исследования, называемым «материальный объект»
этой науки. Как таковые, могут рассматриваться, например, че-
ловек, неорганическое вещество, звезды, земля, языки, религия,
закон и т. д. То, что здесь перечислено, не является людьми,
землей, звездами, и т. д., такими, какими они существуют в дей-
ствительности, а рассматриваются лишь постольку, поскольку
все это стало соответствующим предметом познания путем ум-
ственного процесса абстракции, а именно полной абстракции.
Характеризуя формальный объект, автор пишет, что, как пра-
вило, определенный материальный объект как общий предмет,
подлежащий изучению, имеет много познаваемых аспектов, охва-
тываемых полностью в едином интеллектуальном рассмотрении.
Чтобы достичь хорошо обоснованной, полной точки зрения, уче-
ный пытается последовательно в квазичастичных исследованиях,
т. е. посредством формальной и аналитической абстракции,
охватить различные аспекты изучаемого объекта. Соответствен-
но с этим предмет (материальный объект) должен определяться
или «формироваться» различными путями. Материальный
объект, «сформированный» таким путем, т. е. материальный
объект, рассмотренный в определенном отношении, и называется
«формальным объектом» интеллектуального рассмотрения.
Трактуемые в таком смысле относительные значения поня-
тий «материальное» и «формальное» Ван-Лаэр применяет к ха-
рактеристике объекта науки, что играет, с его точки зрения,
важную роль в теории науки. «По причине сложности, — пишет
он, — существующих реальностей и их последовательного раз-
нообразия в отношении познаваемых аспектов один и тот же
материальный объект может быть разложен вообще на бесчис-

ленное множество формальных объектов. Каждый из них может
быть систематически исследован и, таким образом, может слу-
жить источником для многих новых наук. Например, материаль-
ный объект «человек», рассмотренный различными способами,
представляет собой формальный объект анатомии, физиологии,
психологии, физической антропологии, этнологии, медицинских
наук, философской антропологии и т. д. В то время как сам
материальный объект описывает грубо природу и границы науки,
собственный характер и структурная связь науки выводятся из
ее формального объекта, так как этот объект требует определен-
ного способа рассмотрения и определенных методов исследова-
ния. .. Следовательно, каждое значительное различие в фор-
мальном объекте может дать начало к различению наук» (там
же, стр. 44).
Формальные объекты автор разделяет на две группы: одну,
отвечающую на вопрос «что?» («Quod?»), и другую, отвечающую
на вопрос «чем?» («Quo?»). Такое деление обусловливается,
по его мнению, тем, что специфический объект, подлежащий ис-
следованию, вследствие своей специфической природы требует
для своего изучения соответствующего «специфического» способа
рассмотрения и применения подходящих средств и методов ис-
следования. Формальный объект, который исследуется, он назы-
вает «формальный объект что», а соответствующий способ рас-
смотрения этого объекта — «формальный объект чем».
Все это в сильнейшей степени сближает воззрения Ван-Лаэ-
ра, пытающегося выдать свои принципы за строго научные, объ-
ективные, с взглядами Навилля, носящими субъективистский
характер. Это свидетельствует о том, что различие между объек-
тивно- и субъективно-идеалистическими концепциями несуще-
ственно и что в своей основе они сходны.
Изложенные выше принципы деления (классификации) наук
по их объекту автор иллюстрирует следующей схемой, в которой
сопоставлены материальный объект и формальные объекты что
и чем:

Как видим, «бог», согласно Ван-Лаэру, есть материальный
объект; способ его проявления (через откровения или через
размышление) составляют два различных формальных объекта
«что», которым соответствуют различные формальные объекты
«чем». Но исходный «материальный» объект — бог — оказы-
вается в данном случае фикцией, вымыслом, а потому вся верх-
няя часть приведенной схемы несостоятельна и противоречит
элементарному представлению о науке как учении о законо-
мерности реального (а не вымышленного!) процесса.
Вторая область схемы, где в качестве материального объ-
екта фигурируют атомные ядра, несостоятельна в части, отно-
сящейся к характеристике формального объекта. Если для
ядерной физики атомные ядра могут служить объектом иссле-
дования, то для ядерной химии, как известно, служат объектом
не сами атомные ядра, а атомы, то есть ядра, одетые в элек-
тронные оболочки. При этом объектом химического изучения
является лишь самая наружная часть атомной оболочки, со-
стоящая из валентных электронов, участвующих в химических
процессах.
Таким образом, в обоих случаях схема автора не служит
иллюстрацией мысли, что один и тот же материальный объект
может быть предметом изучения несходных между собой наук,
различие которых выступает в виде различия в формальном
объекте.
Такое же различие автор применяет и к отдельным состав-
ным частям той или иной науки. Например:

Рассмотрим теперь, каким образом он осуществляет деление
наук в соответствии с объектом. В третьей главе книги показано,
что формальная абстракция интеллекта может окончиться на
различных уровнях или степенях и оказаться, таким образом,
основой для различия между главными группами, или родами,
наук, а именно опытных наук и философских наук. На каждом
из этих уровней деление наук может быть проведено в соответ-
ствии с материальным объектом. По отношению к одному и
тому же материальному объекту обычно возможно при помощи
формальной абстракции последовательно охватить различные
формальные объекты и отличить эти объекты один от другого.
Такая возможность, по мнению автора, находит свое выражение
в спецификации науки на одном и том же уровне по отношению
к одному и тому же объекту.
Разделение по материальному объекту основано на том, что
материальный объект дает науке определенную связанность и
таким образом отделяет ее от других наук, от другого мате-
риального объекта. Например, наука о человеке явно отличима
от науки о звездах или науки о языке. Из-за обширности мате-
риального объекта может возникнуть необходимость подразде-
ления его на сегменты. Так, наука о языке может быть разложе-
на на науки о каждом языке в отдельности; анатомия человека —
на анатомию мозга, сердца, легких и т. д. Таковы, по словам
Ван-Лаэра, примеры разделения и подразделения наук по мате-
риальному объекту.
Разделение и подразделение по формальному объекту имеет
основой открытие новых аспектов или формальных фаз в том же
самом материальном объекте. Этим путем получается разделе-
ние или подразделение науки в соответствии с их формальным
объектом. Например, наука о человеческом теле может быть
разделена по формальному объекту на анатомию, физиологию,
физическую антропологию, патологию и т. д.
Ван-Лаэр составляет общую схему деления и подразделения
наук соответственно их материальному и (или) формальному
объектам:
А. Физические науки
а) Науки о неживой материи: физика, химия, астрономия,
геология, метеорология, минералогия и т. д.
Подразделение физики: оптика, акустика, термодинамика,
электричество, магнетизм и т. д.
Подразделение химии: органическая химия, неорганическая
химия.
Подразделение астрономии соответственно материальному
объекту: астрономия звезд, туманностей, планет, комет, солнца,
луны и т. д.

Ее же соответственно материальному и формальному объек-
ту: астрофизика, небесная механика, позиционная астрономия
(каждая из которых имеет свой собственный метод и способ рас-
смотрения).
b) Науки о живой материи: ботаника, зоология (причем зоо-
логия, поскольку она имеет дело также с ощущениями, отли-
чается от ботаники не только по материальному, но также и по
формальному объекту).
В. Науки о культуре
Социология, этнология, политическая наука, юридическая
наука, лингвистика, наука о религии и т. д. (В науках о куль-
туре также один и тот же материальный объект не всегда дает
основание для строгого разделения наук, а формальный объект
также входит в описание.)
Подразделение лингвистики: романская, германская, кельт-
ская, классическая, общая лингвистика и т. д.
Подразделение юридической науки: конституционный закон,
государственное право и т. д. (Эти различия являются не толь-
ко материальными, но в то же время и формальными.)
С. Математические науки
Геометрия, тригонометрия, арифметика, алгебра и т. д. (Раз-
личие между математическими науками является более фор-
мальным, чем материальным.)
Д. Естественные науки и науки о культуре
(Каждое деление опытных наук на науки о природе, науки
о культуре и науки о человеке осуществляется соответственно
материальному объекту, но распространяется, сверх того, и на
формальный объект, так как по отношению к этим наукам раз-
личие в их материальном объекте есть вместе с тем различие
и в их формальном объекте.)
Е. Философия
Метафизика, эпистемология, антропология, космология, эсте-
тика, этика и т. д. (Различные отрасли философии не вполне
разделяются; в философии все вещи тесно переплетаются.)
Такова главная схема деления наук Ван-Лаэра, логическую
основу которой составляет принцип координации, как это легко
обнаружить. Соотношение пяти основных отраслей знания но-
сит чисто внешний и в этом смысле сугубо формальный харак-
тер.

Ван-Лаэр оговаривается, что деление, соответствующее фор-
мальному объекту, для национальной истории может быть про-
ведено также по отношению к каждой зарубежной стране; от-
сюда деление истории по культуре, форме правления, военной
истории и т. д. сталкивается с делением ее по странам или по
материальному объекту.
Из приведенных выше примеров деления наук в соответствии
с их объектом явствует, замечает он, что наиболее часто деление
наук по материальному объекту сочетается и даже совпадает
с рассмотрением различных аспектов материального объекта,
следовательно, с делением наук по формальному объекту; та-
ково деление химии на органическую и неорганическую. Иногда
же различие носит более формальный, нежели материальный,
характер, как, например, в случае математических наук.
Автор добавляет, что очень часто науки различаются только
потому, что имеются различные пути рассмотрения одного и того
же материального объекта. В таком случае науки разделяются
только по их формальному, а не по материальному объекту; та-
ковы аналитическая и синтетическая геометрия, анатомия и фи-
зиология человеческого тела и т. д.
Далее автор указывает, что бывают случаи, когда деление и
подразделение наук, соответствующее материальному объекту,
сталкиваются с таковыми, соответствующими формальному
объекту, и наоборот. Такой случай он показывает на примере
подразделения истории:

В связи с дифференциацией наук, изучающих один и тот же
материальный объект, Ван-Лаэр ставит проблему специализации
и объединения знаний. «Материальный объект, — пишет он,—
стал непрерывно все дальше и дальше делиться на более мелкие
части, и каждая из них в свою очередь еще может быть рассмо-
трена в различных аспектах. Такое дробление области науки
даст основание для субординации наук и для все возрастающей
специализации знаний и ученых» (там же, стр. 49).
В обосновании своего взгляда на систему знания Ван-Лаэр
большое место отводит понятию отправной точки. Оно носит у
него аналитический характер. Трактуя науку как упорядочен-
ную систему, автор утверждает, что одни научные положения
выводятся путем рассуждения из других, а эти последние —
также из каких-то других, но до бесконечности процесс вывода
одних положений из других не может продолжаться, и в конце
концов должны быть достигнуты такие посылки, которые уже
не являются больше выводами в процессе рассуждения в преде-
лах данной науки. Истинность таких посылок устанавливается
иными путями, например непосредственным наблюдением. Их-то
он и принимает за «отправные точки» в научном доказательстве
для той или иной науки.
Отличая понятие «отправная точка» как более узкое от по-
нятия «основание» как более широкого, Ван-Лаэр под этим
углом зрения подходит к характеристике различных групп наук.
Естественные науки (их он именует физическими) свою
«отправную точку» находят в данных ощущениях, которые обра-
зуются в результате наблюдения или эксперимента. Физика и
химия проводят опыты с безжизненными вещами; геология и
астрономия основываются на опытном изучении Земли и не-
бесных тел, биология берет свою «отправную точку» из опытного
познания растений и животных.
Науки о человеке имеют широкую «отправную точку», обра-
зующуюся не только из чувственного опыта, но также путем
размышления человека о себе самом. В результате этого он по-
лучает возможность познавать свою собственную специфиче-
скую и индивидуальную природу, ставя себя самого на место
других человеческих существ, с которыми он находится в кон-
такте.
Науки о культуре начинают с чувственного наблюдения и ин-
теллектуального рассмотрения всех вещей, произведенных на
свет посредством типично человеческой деятельности, охваты-
ваемой понятием «культура». Сюда автор относит историю, линг-
вистику, правоведение, социологию и экономику.
В математических науках «отправная точка» определяется
основными понятиями (множество, число, протяженность и т.д.),
основными аксиомами, или постулатами, выбираемыми подчас
произвольно, и, наконец, данными воображения.

Философские науки имеют свою «отправную точку» в раз-
мышлении о данных опыта, принимающем бытие человека и ве-
щей вне человека.
Теологические науки находят свою «отправную точку» в дан-
ных откровения.
Различение в «отправной точке» или в генезисе основных по-
нятий наук служит, по мнению автора, для целей деления наук
и установления между ними отношения субординации, следова-
тельно, их классификации. Прежде всего выясняется, является ли
этот их генезис сверхъестественным или же естественным, иначе
говоря, возникают ли науки путем откровения или путем есте-
ственных познавательных способностей человеческих чувств,
воображения и интеллекта. В соответствии с этим наука делится
им на естественную и сверхъестественную. (Разумеется, вторая
уже в силу своей «сверхъестественности» не может быть отне-
сена к числу наук, а является чем-то в принципе несовмести-
мым с подлинным научным знанием.)
Далее Ван-Лаэр отмечает, что различие в «отправных точ-
ках» позволяет делить науку на математическую и опытную.
Переходя к вопросу о субординации наук, он объявляет, что
их истинная субординация имеет место в том случае, когда прин-
ципы одной науки исследуются и обосновываются другой наукой.
Отсюда подчиненная наука находит свою опору в подчиняющей
науке и до известной степени оказывается обязанной ей своим
специальным характером. Так, физика применяет принципы и
теоремы, установленные механикой и математикой, а также
такие принципы, как принцип причинности и детерминизма, ко-
торые могут быть подтверждены только философией. Отсюда
соподчиненность этих наук.
Теория музыки регулируется до некоторой степени математи-
кой, медицинские и сельскохозяйственные науки — физикой и
химией. «Тем не менее, — заключает автор, — подчиненные нау-
ки имеют свои собственные специальные методы и исследуют
свой объект характерным для них способом, отличным от спо-
соба других наук (например, математика или философия в слу-
чае физики), которыми установлены некоторые их принципы.
Таким образом, даже подчиненные науки имеют собственную
независимость и сохраняют специфические черты, которые отли-
чают их как особые науки» (там же, стр. 54).
Система знания, развитая Ван-Лаэром, представляет собой
типичную теософическую конструкцию с ее кажущимся анти-
субъективизмом и «объективностью». Псевдонаучные рассужде-
ния и маскировка под реализм (признание внешнего мира как
предмета научного познания) призваны создать видимость
наукообразного «обоснования» науки «сверхъестественного»,
божественного происхождения, стоящей у него по меньшей
мере на равной ноге с подлинной, естественной наукой.

Что же касается проблемы классификации наук, то автор
совершенно обходит острые, назревшие в ходе развития совре-
менной науки вопросы, занимаясь чисто схоластическими
упражнениями. В конкретных вопросах классификации наук, их
деления и их субординации он не идет дальше того, что дал в
свое время Конт более 125 лет назад. Весь подлинный прогресс
науки проходит мимо неотомистского систематизатора человече-
ских знаний. Сама идея субординации наук, которая выражает
принцип развития наук, принцип восхождения от низших к выс-
шим, от простых к сложным, сведена Ван-Лаэром к примитив-
ной и весьма старой идее о том, что подчиненная наука должна
иметь свое основание в подчиняющей науке. Между тем
в действительности не физика подчиняется механике и мате-
матике, а как раз, наоборот, физика включает в себя механику
как свою подчиненную часть, превзойденную более высокой и
сложной формой движения.
Анализ воззрений Ван-Лаэра показал, что неотомистская фи-
лософия не дает абсолютно ничего для решения проблемы клас-
сификации наук, кроме нагромождения схоластических и теосо-
фических рассуждений, накрученных вокруг давно уже извест-
ных и довольно плоских истин.
3. НЕОПОЗИТИВИЗМ И НЕОСПИРИТУАЛИЗМ
В ПРОБЛЕМЕ КЛАССИФИКАЦИИ СОВРЕМЕННЫХ НАУК
Логизирование проблемы при помощи «функциональных ин-
вариантов». Реймон. С попыткой логически обосновать принци-
пы современной классификации науки с идеалистических пози-
ций выступил швейцарский философ и логик Арнольд Реймон
в книге «Спиритуалистическая философия» (1942 г.)1.
Реймон уловил отличительную черту современной науки, в
частности естествознания, — отсутствие резких граней между от-
дельными науками и их взаимное проникновение друг в друга.
Однако эту черту он не сумел правильно понять; он истолковал
и использовал ее по-своему. Метафизическому формализму
прошлых систем Реймон противопоставил релятивистский фор-
мализм в качестве фундаментального принципа новой системы,
которую выдвинул он сам.
Реймон отмечает, что в истории классификации наук наблю-
дается колебание между двумя противоположными тенденциями.
Одна тенденция состоит в группировке объектов научного позна-
ния в соответствии с присущими им чертами и с их взаимными
соотношениями при отвлечении от психики самих ученых, кото-
рые изучают эти объекты.
1 Arnold Reymond. Philosophie spiritualiste, v. I, 1942, p. 338.

Напротив, другая тенденция исходит из способностей чело-
века, из приемов и методов, которыми он пользуется в целях
познания, из задач, которые исследователь ставит перед собой.
Первая тенденция приводит к системам, которые носят неиз-
бежно временный, преходящий, провизорный характер, посколь-
ку научное знание непрерывно прогрессирует; вторая же тен-
денция ведет к сугубо искусственным классификациям, посколь-
ку она ставит их в зависимость от свойств человеческого
интеллекта и игнорирует свойства изучаемого предмета.
Эту мысль автор иллюстрирует примером, взятым из области
библиотечного дела. Мы можем расставлять книги на полке
двояким способом: во-первых, в алфавитном порядке (по фами-
лиям их авторов); это будет чисто искусственный подход, так
как он игнорирует содержание самих книг, но зато он позволяет
легко находить место для каждой книги на полке и это место
останется за ней на все время;
во-вторых, мы можем прибегнуть к тематическому каталогу;
он имеет то преимущество, что учитывает содержание книги, но
в таком случае расстановка книг останется зависимой от уровня
развития наших знаний (например, от появления новых наук) и
ее придется часто менять.
С науками, по мнению Реймона, дело обстоит аналогичным
образом: всегда можно сгруппировать их по каким-либо искус-
ственным чертам, однако тогда их группировка не будет соот-
ветствовать их собственной природе; но если хотят исходить из
их природы, то по мере продолжающегося развития научных ис-
следований будут происходить необходимым образом переворо-
ты в принятых ранее классификациях.
Таким образом, в истории классификаций наук и их принци-
пов, которую Реймон прослеживает в общих чертах от Платона
до Навилля, он уловил две противоположные тенденции — субъ-
ективную и объективную. Первую Реймон отвергает, вторую
представляет односторонне, а поэтому неправильно.
Реймон критикует Аристотеля именно за его субъективизм,
за то, что греческий мыслитель группировал науки по тем целям
(знать, использовать, творить), которые может выдвинуть наш
ум. Существенный недостаток такой системы Реймон видит в
том, что в этом случае науки не классифицируются по их отли-
чительным конститутивным признакам, поскольку на деле ка-
ждая наука представлена и теоретическими, и практическими
данными и вместе с тем сама есть результат творчества.
В этом отношении он считает систему Бэкона еще более де-
фектной в силу тех ее принципов, на которые она опирается и
которые носят резко выраженный субъективный характер.
У Ампера же автор обнаруживает смешение обоих принци-
пов, ибо его система и объективна, и вместе с тем антропоцен-
трична в том смысле, что указывает использование каждой науки

человеком. (Напомним, что в действительности субъективизм
амперовской системы состоял в другом, а именно в признании
того, что науки различаются по тем точкам зрения, руковод-
ствуясь которыми исследователь подходит с разных сторон к
одному и тому же явлению, предмету.)
Аналогичное смешение Реймон обнаруживает и в системе
Навилля, где науки разделяются на основные разделы в соот-
ветствии с тремя вопросами, которые человеческий ум ставит
перед лицом действительности. В этих условиях природа науки
оказывается зависимой одновременно и от объективных данных,
и от черт, присущих интеллектуальной деятельности человече-
ского духа.
С позиций более последовательного идеализма и вместе с
тем учитывая все более ясно выступающий во всех науках исто-
рический характер изучаемого ими предмета, Реймон критикует
неокантианский разрыв между «законоустанавливающими» и
историческими (или описательными) науками; к этому разрыву
присоединился и Навилль, который противопоставлял законы и
факты, отрывая одни от других.
Такой разрыв, такое различение между законами и фактами
не может, по мнению Реймона, служить основой для истинной
классификации наук, поскольку в действительности законы и
факты неразрывно между собой связаны, так что природа за-
кона вытекает из природы фактов. Например, когда изучаемые
факты носят более или менее случайный характер, то они при-
водят к историческим законам.
Критика Реймоном субъективизма вообще и в частности
субъективизма Навилля, а в его лице и неокантианства ведется
не слева, с позиций материализма, а справа, с позиций более
объективного идеализма, тяготеющего к неотомизму и фи-
деизму.
Что касается объективного принципа классификации наук
(неразрывно связанного с материалистическим ее пониманием),
то автор представляет его метафизически ограниченным, при-
знающим обязательно наличие резких граней между классифи-
цируемыми объектами. Это обычный прием современных идеа-
листов, широко использованный в борьбе против материализма
еще в начале нашего века.
По поводу того, что некоторые физики скатились в идеализм,
В. И. Ленин писал, что они боролись против односторонней «ме-
ханичности» метафизического материализма, но при этом вы-
плескивали из ванны вместе с водой и ребенка, т. е. вместе с
метафизикой выплескивали и материализм1. Они не умели или
не хотели различать метафизику (в смысле антидиалектики) и
материализм.
1 См. В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 249.

Такой же прием применил и Реймон. Признание резких раз-
граничительных граней между науками прежними классифика-
торами наук, стоявшими в той или иной мере на основе объек-
тивного принципа классификации наук, Реймон отождествил с
самим этим принципом. В итоге получилось, будто современная
наука, отвергая наличие резких граней между науками, отвер-
гает и принцип объективности, а значит, и возможность приме-
нить здесь материалистический подход.
С этой точки зрения и критикуются объективные классифи-
кации (в той степени, в какой их можно считать таковыми)
Конта и Ампера. Реймон считает, что у Конта проведено глубо-
кое разделение наук, которое должно быть отброшено в настоя-
щее время. Науки в ходе своего развития пронизывают друг
друга и тесно соединяются между собой, их неоднородность,
гетерогенность носит относительный характер.
Точно так же недостаток системы Ампера Реймон видит в
группировке, предполагающей неподвижные рамки, и вместе с
тем в том, что Ампер произвольно привязал прикладные науки
к теоретическим.
Стремясь найти новое обоснование классификации наук,
преодолевающее принципиальные недостатки прежних систем и
само противопоставление объективной и субъективной тенден-
ции при их обосновании, Реймон обращается к анализу логиче-
ской стороны вопроса. Он показывает, что все системы, разобран-
ные им (мы их называем формальными), и даже самая лучшая
из них, с его точки зрения (классификация Курно), не соответ-
ствуют больше современному развитию науки.
Этот факт Реймон объясняет тем, что все они имеют общий
недостаток: опираются на аристотелевскую логику, рассматри-
вающую действительность как разделенную на роды и виды, в
которых каждое существо или явление занимает вполне опре-
деленное место.
Современные же науки используют главным образом функ-
циональные определения, которые выходят за пределы непо-
движных рамок аристотелевской логики. Предметом их является
прежде всего, по его мнению, исследование «функциональных
инвариантов», т. е. устойчивых функциональных связей, отноше-
ний, зависимостей.
Такого рода функциональные инварианты автор и кладет в
основу своей классификации наук. Он исходит из того, что нуж-
но отказаться от статической точки зрения, идущей от античной
логики (в смысле формальнологической точки зрения).
Реймон рассматривает понятие как порожденное деятель-
ностью суждения и определяемое как функциональный инва-
риант при двойном отношении количества и качества. На этом
он основывает главные деления классификации наук. Всякое
суждение он понимает как являющееся сразу суждением суще-

ствования и суждением значения, проводя различие между
суждениями существования однозначными (унивалентными) и
двузначными (бивалентными).
Первые утверждают, что их объект воспринимает лишь од-
ним-единственным способом существования (например, когда
рассматривают геометрию, или физику, или химию и т. д.).
Вторые утверждают, напротив, что их объект способен при-
нимать два противоположных значения, из которых одно выше
другого (например, в логике — истинное и ложное предложение,
в морали — милосердие и жестокость). Этот второй случай, как
видим, выражает собой диалектическое противоречие, но автор
трактует его как внешнее сочетание противоположных взаимо-
исключающих друг друга суждений наподобие того, как в идеа-
листическом истолковании квантовой механики трактуется так
называемый принцип дополнительности.
Другими словами, здесь диалектика как единство противо-
положностей подменяется их простым сочетанием, то есть эклек-
тикой.
Принимая деятельность суждения за основу классификации
наук, Реймон раскрывает саму основу, объединяющую научное
знание, поскольку науки, именуемые положительными, оцени-
вают различные виды существования.
Принцип функциональной инвариантности, по его мнению,
устраняет существенные методологические изъяны прежних си-
стем: исключает непроницаемые перегородки, установленные
Контом между науками; воссоединяет математику, которую
Спенсер совершенно отделил от своей физической реальности, с
этой последней; не разрывает подобно Навиллю науки о зако-
нах и науки о фактах, указывая в соответствующих науках ис-
торический аспект изучаемых явлений; отказывается связывать
каждую из прикладных наук с особой теоретической наукой
(как это делал Ампер), так как не только прикладная наука
зависит от многих дисциплин, но она сама заключает в себе
различные соотношения однозначных и двузначных данных.
В результате Реймон приходит к расчленению наук на че-
тыре больших деления: 1) однозначные, 2) двузначные, 3) при-
кладные и 4) онтологические (философия, теология).
Когда такой порядок принят, то дальнейшая классификация
наук осуществляется согласно контовскому принципу возрастаю-
щей сложности и убывающей общности: математика, физика,
физико-химия, химия неорганическая и органическая и т. д.
Здесь важно, что между физикой и химией ставится физиче-
ская химия, причем не как простая совокупность обеих прежних
наук, а как промежуточное связующее звено, находящееся ме-
жду физикой и химией.
Реймон ограничился тем, что составил лишь контур своей
классификации наук, остановившись главным образом на фило-

софском обосновании ее общих принципов, и предоставил чита-
телю ее дальнейшее продолжение и применение. Так он посту-
пил, например, в отношении биологии, по поводу которой в его
книге сказано, что «тот же метод инвариантности позволяет
классифицировать биологические явления, проводя различие
между теми функциональными инвариантами (питание, ассими-
ляция и т. д.), которые присущи живым существам, и теми, ко-
торые характеризуют целый вид, целый род и т. д.».
Такой способ, по словам Реймона, применим в равной мере
ко всякой науке (однозначной или двузначной).
Классификация Реймона, и в особенности ее логическое
обоснование, — яркая иллюстрация, подтверждающая ленинский
анализ развития современной науки и борьбы основных фило-
софских направлений в связи с ее достижениями.
В. И. Ленин отмечал, что в условиях современности реляти-
визм и математизация науки представляют собой познаватель-
ные причины «физического» идеализма и связанного с ним кри-
зиса естествознания. Именно эти причины нашли свое отражение
в сочинении Реймона (в той его части, которая касается клас-
сификации наук).
Быстрое и бурное развитие науки, крутая и коренная ломка
научных понятий, принципов и теорий означают яркое обнару-
жение диалектического характера научного познания. Однако
у естествоиспытателей, не владеющих диалектическим методом,
этот процесс порождает ложную мысль, что понятия и законы
науки вообще не отражают никакой объективной реальности, а
суть лишь выражения устойчивых связей, данных опыта, сред-
ства систематизации этих данных и т. д.
«Этот вопрос о соотношении релятивизма и диалектики,—
писал В. И. Ленин, — едва ли не самый важный в объяснении
теоретических злоключений махизма...
Все старые истины физики, вплоть до считавшихся бесспор-
ными и незыблемыми, оказываются относительными истинами, —
значит, никакой объективной истины, не зависящей от челове-
чества, быть не может. Так рассуждает не только весь махизм,
но весь «физический» идеализм вообще» (там же, стр. 295).
На отсутствие резких граней, неподвижных разграничитель-
ных линий как во внешнем мире, так и в его отражении нашим
сознанием неоднократно указывал Энгельс; признание такого
их отсутствия он характеризовал как центральный пункт диа-
лектического воззрения на природу, на естествознание.
Реймон же рассуждает в духе релятивизма, а потому при-
ходит к прямо противоположным выводам. Он обнаруживает,
что современная наука ломает искусственные резкие грани («не-
проницаемые перегородки») между науками, установленные
Контом и другими авторами еще в то время, когда науки дей-
ствительно были разобщены между собой. Надо сказать, что

сейчас просто невозможно не заметить этого факта. Но, признав
его, Реймон ищет решение вопроса не в том, чтобы старые, рез-
кие, абсолютные грани между науками заменить подвижными,
относительными, выражающими переходы между науками, а в
том, чтобы снять вопрос о природе и характере связи между
науками, подменив его вопросом о способе выражения этой
связи.
Понятие фукциональной инвариантности как раз и при-
звано выполнить эту роль. Подобно тому как в свое время по-
нятие функции, описывающее математически закономерные свя-
зи явлений, трактовалось махистами как якобы вытесняющее
собой понятие причинности, так это имеет место и в данном
случае, поскольку понятие функциональной инвариантности
заменяет собой содержание форм мышления (понятий, сужде-
ний), отражающее собой реальные связи и зависимости между
вещами, явлениями реального мира.
На рубеже XIX и XX вв. речь шла о том, что старое понятие
механической причинности оказалось не универсальным, как его
считали, а ограниченным рамками классической механики. Рас-
ширяя представление о мировой закономерной связи явлений,
наука открыла новые типы причинной зависимости. Она пока-
зала, что причинность есть лишь частица всеобщей связи явле-
ний мира, что причина и следствие, рассмотренные в более ши-
роком плане, постоянно меняются местами, находятся во вза-
имодействии. Это подтверждало диалектический взгляд на
закономерность мира, и этот новый взгляд стал все решительнее
вытеснять прежний, механистический.
С математической стороны обмен местами (взаимодействие)
причины и следствия как раз и выражает понятие функциональ-
ности, ибо отношение между аргументом и функцией не одно-
сторонне, а взаимно. Однако всякая попытка заменить понятие
причины, закономерной связи, понятие отношения детермини-
рованности понятием функции, функциональной связи, функцио-
нального отношения неизбежно ведет к тому, что математиче-
ская символика отодвинет на второй план и даже выключит
вовсе из поля зрения реальные отношения вещей, отображаемые
науками и научными понятиями.
Так это и случилось у Реймона. Начав с критики субъекти-
визма и искусственности прежних систем, он пришел через ре-
лятивизм и символизацию содержания форм научного мышления
к тому же субъективизму, но гносеологически более утонченному,
как бы поднимающемуся над субъективизмом и объективизмом
прежних систем.
О таких мыслителях, как Реймон, В. И. Ленин говорил, что
они скатываются «к реакционной философии, не сумев прямо и
сразу подняться от метафизического материализма к диалекти-
ческому материализму» (там же, стр. 299).

Символический схематизм. Мухассеб. С особой концепцией
классификации наук выступил сирийский ученый Ямаль Мухас-
себ, представивший тезисы на тему «Опыт классификации наук»
(1953 г.).
Работа Мухассеба представляет собой исторический обзор
некоторых систем наук, главным образом арабоязычных народов
в средние века, французских и английских (Бэкона и Спенсера)
в новое время и некоторых современных ученых, занимавшихся
данной проблемой, а именно Навилля, Гобло, Арнольда Реймо-
на и Пиаже. Следовательно, из числа современников автор рас-
смотрел воззрения лишь некоторых французских и швейцарских
ученых.
Мухассеб полностью обошел не только труды Энгельса и
позднейшие работы, разбирающие данную проблему с марксист-
ских позиций, но даже идеи диалектика-идеалиста Гегеля никак
не затронуты в его тезисах. Вся его диссертация лишена диа-
лектического разреза в части исторического освещения развития
человеческой мысли, исследовавшей проблему классификации
наук с момента зарождения науки в древности и до настоящего
времени. Связи и преемственность идей он не раскрывает доста-
точно глубоко и всесторонне, более того, отсутствие подлинного
историзма приводит подчас его к модернизации учений прошло-
го, к искусственным сопоставлениям и сближениям.
Но главное даже не это, а то, что в самих анализируемых
классификациях автор не видит ничего, кроме простой коорди-
нации наук; по сути дела он считает, что никакого иного прин-
ципа, кроме принципа координации, и не может существовать
и мыслиться. Весь вопрос в том, как его применять; в зависимо-
сти от этого получаются те различия, которые он обнаружил в
истории данной проблемы. Однако различий в самих принципах
автор не проследил и не заметил.
Несомненно, что, если бы Мухассеб сопоставил классифика-
ции Конта, Спенсера, Курно и другие, основанные на принципе
координации, с классификацией Энгельса или хотя бы Гегеля,
опирающимися на принцип субординации, то он не мог бы не
обнаружить недостаточность и несостоятельность односторонне-
го анализа, при котором выпадают из поля зрения исследователя
все системы наук, не опирающиеся на принцип координации.
Но, как сказано выше, Мухассеб избрал другой путь, и этот
путь привел его к крайней односторонности в освещении истории
проблемы, в анализе отдельных классификационных систем.
В еще большей степени эта ограниченность выявилась в
заключительных рассуждениях автора, где попытка резюмиро-
вать предыдущий исторический анализ привела его к крайней
форме символического схематизма в трактовке данной проблемы.
Прежде всего он подчеркивает, что историческое рассмотре-
ние проблемы, проведенное им, подтверждает мысль Ибн-Хал-

1 Jamal Mouchasseb. Essai sur la classification des sciences. Damas, 1953,
p. 166.
дуна, что классификация наук есть «изменчивая функция состоя-
ния наук эпохи». От себя автор добавляет к этому, что «клас-
сификация наук есть также: изменчивая функция перемещения
точек зрения классификаторов»1.
Как видим, Мухассеб усиливает своим дополнением субъек-
тивный момент, делая классификацию наук зависимой от точек
зрения тех, кто ею занимается.
Но, подводя итог своему исследованию, он замечает, что из-
менчивость классификации наук не есть что-то абсолютное: в
разнообразии классификаций обнаруживает наличие неизменных
элементов (например, математика и физика). То же самое и в
подразделениях (так, математика в общем случае имеет две
основные части: алгебру и геометрию, биология — анатомию и
физиологию).
Эту общую черту исторических классификаций автор выра-
жает следующей таблицей:
Такие неизменные элементы он называет «константами си-
стемы»; они характеризуют систему наук как естественное суще-
ство, которое эволюционирует в человеческой истории так же,
как эволюционирует естественная вещь в природе. Подобно тому
как в органической клетке сохраняется ядро в процессе ее раз-
вития, так здесь сохраняются отмеченные «константы системы».
Мухассеб далее указывает, что посредством индукции были
открыты и сами неизменные элементы, и то, что они располо-
жены друг за другом в порядке относительно неизменной по-
следовательности. Химия следует за физикой, а та — за мате-
матикой. Биология следует за химией, но предшествует психо-
логии и социологии.
Такой порядок последовательности не меняется, как пола-
гает автор, если принять постулат циклической системы. В до-
казательство этого он ссылается на то, что Пиаже (предложив-
ший циклическую систему) излагает науки в следующем поряд-

ке: математика и логика, физика, биология, наконец, психоло-
гия и социология.
Однако Мухассеб не объясняет, почему в различных систе-
мах при всех их существенных отличиях друг от друга имеются
общие моменты, чем обусловлена общность в последовательном
расположении наук разными авторами. Для этого необходимо
было сопоставить классификацию знаний с характером взаимо-
связи самих объектов научного исследования, которые так или
иначе отражаются различными науками.
Иначе говоря, нужен был материалистический подход к ре-
шению данного вопроса.
Мухассеб ограничился лишь констатацией обнаруженной осо-
бенности и далее не поставил задачу найти ее объяснение. Оно
было бы найдено, если бы различные классификации наук рас-
сматривались как различные отражения единой по существу и
лишь по-разному воспринимаемой связи наук между собой, та-
кой связи, которая сама есть лишь отражение объективно суще-
ствующей единой связи явлений внешнего мира и его познания
человеком.
Но раз принцип субординации (или развития) выпал из поля
зрения автора, то у него выпало из поля зрения и различение
объективного и субъективного принципов классификации. Это
есть прямое следствие того, что он подпал под влияние неопо-
зитивистских концепций, с которыми пытается сблизить даже
арабских и других восточных мыслителей средневековья.
Понятия объективного и субъективного Мухассеб употреб-
ляет не в философском, а обыденном смысле: объективное — то,
как это есть без попытки с нашей стороны разобраться в нем;
субъективное — то, что мы выясняем, пытаясь разобраться и
найти этому обоснование. «Порядок следования, изученный
объективно, — заявляет он, — представляется как простой поря-
док описания. Но тот же порядок, изученный субъективно, ока-
зывается подчиненным двойному принципу возрастающей слож-
ности и убывающей общности» (там же, стр. 168).
Ссылаясь на то, что такой двойной принцип дал Конт, автор
продолжает его применение путем символических уравнений для
двух случаев. В одном объект науки рассматривается как вещь,
в другом — как явление.
В первом случае он напоминает, что арабские философы
(«Братья») рассматривали предмет математики как абстракт-
ную вещь («Шаи»). Такой простейшей вещью является геомет-
рическая точка или число один. Автор принимает символически
точку за объект математики, памятуя, что точка дает линию, ли-
ния — плоскость и т. д.
Объект механики сложнее: он содержит, кроме того, понятие
силы, которое изображается точкой и стрелкой. В физико-хими-
ческих науках мы рисуем атом так, как это делают физики и

химики, в биологии — клетку (объект этой науки), как это де-
лают биологи.
Мухассеб полагает, что каждое понятие науки, изучающей
более сложный объект, можно представить как простую арифме-
тическую сумму двух компонентов: понятия об объекте предыду-
щей науки (в иерархическом ряду) плюс то специфически новое,
что вносит данная наука, изучающая более сложный объект. От-
сюда у него получается следующий ряд уравнений:
Автор поясняет, что символ q во втором уравнении означает
«нечто», поскольку объект механики включает в себя другую
вещь, чем понятие количества, которое составляет главный
объект математики. Это «нечто» есть понятие силы, связанное с
понятием движения. Символ q' есть понятие изменчивой мате-
рии, которое физико-химия добавляет к понятию силы. Точно
также q" есть понятие развивающегося организма, которое био-
логия добавляет к понятию неживой материи.
Таким образом, в объект каждой науки входят объекты всех
других наук, которые предшествуют ей в системе наук, с добав-
лением к ним понятия, специфического только для данной науки,
составной объект которой мы выясняем. Такой механический
подход к пониманию соотношения объектов различных наук не
имеет ничего похожего на реальные их взаимоотношения, где нет
и намека на арифметическое сложение понятий высшей и низших
наук.
Переходя ко второму случаю, Мухассеб трактует явление
как движение. Здесь у него в точности повторяется тот же ариф-
метический подход, как и в предыдущем случае. Он начинает с
математического движения как простейшего, которое затем
входит как составная часть во все более сложные движения.
Чтобы показать, что понимается в данном случае под дви-
жением, приведем пример, использованный самим автором. Из
равенства двух углов треугольника вытекает равенство его двух
сторон. Мухассеб записывает по этому поводу:
Совершенно очевидно, что реальное материальное движение
смешивается у него с движением мысли при получении логиче-
ского вывода из исходных посылок. Поскольку же такое идеаль-
ное движение автор фактически рассматривает как основу всех

остальных, более сложных движений в природе и обществе, вся
его концепция приобретает идеалистический характер.
Обозначая математическое движение через символ m,
Мухассеб выражает механическое движение как сумму m + m',
где знак m' символизирует явления, которые вызывает сила.
Аналогично этому физико-химическое движение изображается
суммой m+m'+m", биологическое — суммой m+m'+m''+m'''.
Идеалистический характер воззрений автора особенно на-
глядно выступает при объяснении им социального движения,
формула которого должна содержать символы всех других дви-
жений. «Историческая революция или война, — заявляет он,—
это такое движение, которое предполагает прежде всего число-
вые расчеты, математические таблицы, карты, физико-химиче-
ские и биологические расположения («диспозиции»). Но еще
предполагает психосоциологические толкования нового харак-
тера, которые добавляются к предыдущим движениям. Револю-
ция или война разражаются под действием биологических при-
чин, но еще под влиянием идей и ради идей, которые существуют
в сознании мыслящих людей» (там же, стр. 172).
Мухассеб толкует социальные явления в духе биологизма и
идеализма. Это ему понадобилось для того, чтобы оправдать
свою символическую схему соотношения высших и низших дви-
жений, согласно которой формула каждого высшего движения
автоматически включает в себя формулы всех предшествующих,
более простых движений. Символический схематизм оказался
здесь неразрывно связанным с общим идеалистическим взглядом
на движение, в частности на социальное движение.
Совершенно ясно, что нельзя более сложное, высшее движе-
ние рассматривать как сумму, как простое сложение более про-
стых движений с каким-то добавленным движением, специфиче-
ским для этого более сложного, высшего движения. Хотя чело-
век, участвующий в социальной жизни, совершает определенного
рода механические, физические, химические и биологические
движения, однако нельзя на этом основании социальное движе-
ние рассматривать как сумму всех этих движений с добавлением
к ним «влияния идей».
Из ложного допущения, будто каждая последующая наука в
общей системе наук должна арифметически включать в себя все
предыдущие науки, у Мухассеба вытекают дальнейшие выводы,
доводящие символический схематизм до логического абсурда.
Таким явно неверным выводом является его утверждение, будто
общая система наук, истолкованная в духе отмеченного симво-
лического схематизма, позволяет наперед определить число и ха-
рактер тех дисциплин, на которые может и должна подразде-
ляться каждая основная наука, входящая в общую систему наук.
Автор вводит для естественных наук (механики, физики, хи-
мии и биологии) следующую формулу: S=(n - l) + s, где S

есть сумма подразделений какой-нибудь науки; n — число, ука-
зывающее ступень данной науки на лестнице, которую Мухассеб
принимает такой: 1) математика, 2) механика, 3) физико-химия,
4) биология, 5) психосоциология; s есть число соответствующих
подразделений.
Так, для механики, занимающей второе место на лестнице
наук, n = 2, число соответствующих подразделений (s) тоже
равно 2 (статика и динамика), откуда S = 3. Это значит, что
механика должна делиться на три части: 1) математическую,
2) статическую и 3) динамическую. Но так как первая из них
подразделяется на две механики — геометрическую механику,
содержащую «теорию векторов», и алгебраическую механику,
которая есть «ветвь кинематики», то в результате всего Мухас-
себ приходит к принятому обычно в университетских руковод-
ствах по механике делению ее на теорию векторов, кинематику,
статику и динамику.
Аналогичным образом для биологии (п = 4) при ее соответ-
ствующем подразделении на две дисциплины — анатомию и фи-
зиологию (s = 2) — автор находит S = 5 и перечисляет следующие
разделы этой науки:
Следовательно, первое число (n — 1) вытекает из того, что
данная наука стоит на n-м месте в общем ряду наук, а потому
все предшествующие ей п — 1 науки дают соответствующие под-
разделения, где данная наука сочетается с каждой предыду-
щей по очереди.
Так получается по схеме. Но в жизни дело обстоит совер-
шенно по-другому. Во-первых, не существует особой «матема-
тической биологии», а имеются лишь приложения математиче-
ских методов (статистики, вариационного исчисления) к
исследованию конкретных биологических объектов. Во-вторых,
«механическая биология» (именуемая обычно биомеханикой) с
большой натяжкой может быть признана за отдельную биологи-
ческую дисциплину. В-третьих, нет такой «физико-химической
биологии», а существуют две самостоятельные промежуточные
науки, каждая со своим отдельным предметом исследования и
особыми приемами и методами: биофизика и биохимия.
Таким образом, стройность схемы не оправдывается реаль-
ным положением вещей, не отображает действительных отноше-
ний между данной наукой и предшествующими ей по лестнице
наук (т. е. по иерархическому ряду наук). Это с одной стороны,

С другой стороны, нельзя пытаться втискивать в закончен-
ную раз и навсегда схему число подразделений той или иной
науки, а тем более их характер. Это противоречит общему вы-
воду из анализа исторического развития данной проблемы, ко-
торый сделал автор вслед за высказыванием Ибн-Халдуна о
том, что всякая классификация наук есть функция состояния
наук данной эпохи. Следовательно, она изменчива и не может
быть заключена в какие-либо окончательные твердые рамки.
Например, в случае с биологией возникает законный вопрос:
где место общей морфологии? Ведь если Мухассеб считает воз-
можным делить биологию на две части соответственно приме-
няемому в них методу исследования (анатомический и физиоло-
гический), то нельзя на этом основании исключать и общую
морфологию. Если же будет учитываться и своеобразие биологи-
ческого объекта (клетка в случае цитологии, микроорганизмы в
случае микробиологии и т. д.), то число биологических дисцип-
лин, на которые может быть разделена и фактически делится
биология, возрастет еще больше.
Выходит, что символическая схема деления и подразделения
наук не отвечает действительности, а потому при всей своей
стройности является несостоятельной. Это напоминает схема-
тизм Ампера, взгляды которого Мухассеб излагает в своей
работе.
Сказанное касается не только подразделения внутри отдель-
ных наук, но и основного деления наук в их лестнице. Напри-
мер, не существует никакой такой «физико-химии» как единой
науки, объединяющей в одно нераздельное целое и физику, и
химию. Существуют реально различные науки — субатомная фи-
зика, химия, молекулярная физика. Последняя исторически
объединяется с современной субатомной физикой; между
ними существуют переходные науки — физическая химия и
химическая физика, которые обычно также объединяются
вместе.
Но автор имеет в виду не эту последнюю, когда вводит по-
нятие «физико-химии». Этим понятием он вообще заменяет
реально существующие раздельные науки, хотя и связанные
между собой переходами, — современную физику и современную
химию. Так требует схема, и в угоду схеме насилуется реальная
действительность.
Можно привести еще много аналогичных примеров, свиде-
тельствующих об искусственности и произвольности общей кон-
струкции автора, но мы пока ограничимся приведенными выше.
В целом символический схематизм Мухассеба представляет
собой математизированное обоснование принципа координации
наук как основного и единственно возможного принципа их клас-
сификации, согласно которому даже переходные и вообще про-
межуточные науки составляются путем последовательного ком-

бинирования (координирование) одних звеньев ряда наук с
другими, которым они предшествуют.
Так толкует он порядок следования наук, трактуемый объек-
тивно. Тот же порядок, изученный субъективно, представляется
ему подчиненным иным принципам, которые являются вторич-
ными или производными от принципа возрастающей сложно-
сти. Таких принципов автор формулирует четыре.
1. Принцип возрастающего качества: спускаясь по их лест-
нице, науки становятся все более качественными, утрачивая ко-
личественность. Биопсихосоциологические науки со временем
могут стать менее качественными, если математика найдет более
сложные уравнения, приложимые к этим явлениям.
2. Принцип возрастающей субъективности: чем более науки
спускаются по лестнице, тем более важное место занимает
учение о человеке. В центре биологии стоят анатомия и физио-
логия человека; в психосоциологии человек делается составной
частью явлений; отсюда убывание объективности.
3. Принцип убывающей достоверности: автор полагает, что
в более сложных науках, изучающих явления как следствия мно-
гих условий, научный детерминизм играет меньшую роль, так
что здесь приходится поневоле прибегать к проблематическим
(вероятностным) умозаключениям. При этом под «научным де-
терминизмом» он по сути дела понимает механическую причин-
ность, когда причина однозначно определяет следствие при ко-
личественном учете всех действующих условий.
4. Принцип возрастающего времени: в лестнице наук объек-
ты в общем размещаются между «математическим простран-
ством и психологическим временем». Объект геометрии касает-
ся главным образом пространства, но уже в механике время
как элемент начинает играть все более и более важную роль;
физико-химические явления необходимым образом зависят от
времени, как и от других условий (например, от двух обычных
условий — температуры и давления); еще более заметно это в
биологических явлениях (например, время, необходимое для
вызревания плода). Наконец, психологические явления совер-
шаются не в пространстве, а только во времени.
Принцип возрастающего времени используется автором для
некоторых выводов, в том числе видоизменения лестницы
наук.
Прежде всего Мухассеб сопоставляет этот принцип со скоро-
стями эволюции. Биологическое существо изменяется быстрее,
чем камень или физико-химическая вещь. (Кстати, это далеко не
так: изменение атомов при радиоактивном распаде или превра-
щение «элементарных» частиц совершается иногда в течение
миллионных и миллиардных долей секунды.) Автор утверждает
далее, что геометрическая точка, символ чистого пространства,
обладает абсолютной неизменностью и гомогенностью, т. е. даже

как понятие (а это есть именно понятие) она лишена способно-
сти к развитию, к движению.
Напротив, объект психологии обладает в максимальной сте-
пени непрерывной изменчивостью и гетерогенностью. Поэтому,
исходя из принципа возрастающего времени, получается, что
психологию надо поместить после социологии в качестве подраз-
деления психосоциологии. Тогда научная логика, опирающаяся
в значительной мере на психологию, найдет свое место за психо-
логией как черта связи между этой последней и математикой. По
мнению Мухассеба, это напоминает философский вопрос «связи
времени — пространства».
По этому случаю автор утверждает, будто он нашел новый
аргумент в пользу установленного Пиаже постулата цикличе-
ской системы. С классификацией Пиаже, говорит Мухассеб, си-
стема наук приняла новую фазу, при которой существенно ме-
няется внешняя форма системы. Он отмечает последовательное
появление двух фаз: первая — фаза прямолинейной системы,
вторая — фаза циклической системы.
В эволюции внутренней формы, т. е. внутренней структуры
системы, автор устанавливает довольно произвольно следующие
этапы, связывая каждый из них с именем какого-либо великого
мыслителя: в математике — с именем Эвклида, в механике —
Архимеда, в физике — Галилея, в химии — Лавуазье, в биоло-
гии — Ламарка и Клода Бернара (не Дарвина), в социологии —
Конта (но не Маркса) и в психологии — Спенсера (не Сеченова
и не Павлова).
Мухассеб полагает, что в настоящее время наступил еще один
новый этап, связанный с появлением экологии. Подобно тому
как в XIX в. была провозглашена биология как положительная
наука, заявляет он, так теперь мы должны провозгласить эколо-
гию в качестве такой же науки, отделив ее от психосоциологии
и поставив после биологии.
В итоге получается следующая лестница наук:
Автор почти не отошел от контовской схемы, полностью со-
хранив контовский принцип координации наук. И это в условиях,
когда все развитие научного познания природы, не говоря уже о
познании общественных явлений, буквально вопиет против этих
принципов. Беда автора была в том, что он оказался в плену
у представителей французского неопозитивизма, который и
толкнул его на неверный в методологическом и теоретико-позна-
вательном отношении путь.
В результате у Мухассеба получалось надуманное, чисто ис-
кусственное построение, оторванное от живой науки, от самой
действительности, во многом схоластическое.

Незнание марксистской философии привело автора к тому,
что в некоторых случаях он «открывает» вновь такие соотно-
шения, которые уже в 70-х годах прошлого века были хорошо
известны и философски обобщены Энгельсом в «Диалектике
природы».
Так, по поводу того, что Мухассеб называет «возрастающей
скоростью», Энгельс писал, что развитие наук «усиливалось,
если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстоя-
ния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно
было доказать миру, что отныне для высшего продукта органи-
ческой материи, для человеческого духа, имеет силу закон дви-
жения, обратный закону движения неорганической материи»1.
Энгельс выразил ту же мысль, что и Мухассеб. Но Энгельс
ее не абсолютизировал и не превратил в мертвую схему, как это
сделал сирийский автор, а лишь подчеркнул, что темпы духов-
ного развития ускоряются с общим прогрессом человечества и
что поэтому фактор времени здесь играет иную роль, нежели в
мертвой природе.
Соотношение, которое Мухассеб назвал «принципом возрас-
тающего качества», очень просто и хорошо отмечено Энгельсом
при рассмотрении вопроса об уменьшающейся применимости
математики к различным наукам в последовательном порядке:
механике твердых тел, механике жидкостей, физике, химии, био-
логии (см. там же, стр. 237).
Применимость же математики предполагает возможность ко-
личественного измерения соответствующих явлений или их от-
дельных сторон. Но вряд ли из этого следовало делать особый
«принцип возрастающего качества», так как качество и соответ-
ствующее ему количество неразрывно связаны в каждом объ-
екте и не могут существовать объекты, где бы качества было
«больше», чем количества, или наоборот.
Различие только в том, что в одних случаях количественная
сторона явлений поддается непосредственному измерению и
численному выражению, в других — нет. Поэтому и математика
применяется по-разному — в большей или меньшей степени — в
различных науках. Причем масштабы ее применимости действи-
тельно уменьшаются с переходом от механики к физике, от фи-
зики к химии и т. д.
Если бы автор опирался на марксистскую философию, он, ве-
роятно, избежал бы многих натяжек и недоразумений, которые
встречаются как в исторической части его исследования, так и в
особенности в заключительной, где делаются логические обоб-
щения.
Неопозитивистская трактовка «философии науки». Франк.
Бергман. Гонзет. Примером того, как современный позитивизм
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 8.

ставит и решает некоторые вопросы, связанные с общей пробле-
мой классификации наук, может служить книга одного из лиде-
ров неопозитивизма, Филиппа Франка, «Философия науки»
(1957 г.).
Книга написана как своего рода введение в философские
основы науки и научного метода. В ней преимущественно гово-
рится о соотношении между физической теорией и философской
системой. В этой связи автор разбирает фундаментальные идеи
таких наук, как геометрия, механика и современная физика, осо-
бенно теорию относительности Эйнштейна.
Франк не останавливается специально на вопросе о класси-
фикации наук. Однако этого вопроса касаются его рассуждения
о соотношении науки (в частности, физики) и философии, тем
более что именно этот пункт является по существу решающим
при построении любой системы научного знания, любой класси-
фикации наук.
Автор исключает философию из числа наук, ставя ее особня-
ком от них. Отсюда возникает задача найти между наукой и
философией определенное отношение, лучше сказать, связь. Та-
кую связь, по мысли автора, осуществляет особая «философия
науки», которая оказывается связующим звеном между обеими
областями — философией и наукой.
Диалектический материализм не отрицает существования
глубокой внутренней связи между философией и специальными
науками. Но, во-первых, он не исключает философию из числа
наук, рассматривая ее не как новоявленную «метафизику», стоя-
щую вне познания конкретных законов мира; напротив, именно
диалектический материализм совершенно точно и ясно впервые
определил предмет подлинно научной философии, современной
философии в строгом смысле слова: это наиболее общие законы
всякого движения, совершающегося как во внешнем мире, так и
в нашем мышлении, а также специфические и вместе с тем об-
щие законы познания, мышления, ведущего к истине.
Во-вторых, диалектический материализм видит соотношение
между философией и специальными науками (теми, которые
Франк и вообще неопозитивисты именуют наукой) не в том, что-
бы придумывать какую-то особую «философию науки», якобы
осуществляющую связь между науками и философией, а в том,
что философия изучает общие законы всякого движения, нахо-
дящиеся в связи с частными законами, действующими только в
определенных областях мира.
Между философией и специальными науками существует то
же по сути дела соотношение, как между общим и отдельным,
но не разорванными и обособленными друг от друга, а нахо-
дящимися во внутренней диалектической связи, составляющими
своего рода единство противоположностей. Философия, изучая
наиболее общие законы движения, лежащие в основе всех более

частных, специальных законов, дает в руки ученых-естествоиспы-
тателей и специалистов в области общественных наук общий ме-
тод научного исследования, являющийся в его общем виде пред-
метом изучения и разработки той части философии, которая за-
нимается специфическими законами мышления, ведущего к исти-
не, т. е. предметом диалектической логики.
Ставить вопрос о существовании какой-то особо выделенной
области — «философии науки», где будто бы только и осуще-
ствляется связь между философией и научным познанием, не-
правомерно. Контакт между философией и специальными на-
уками имеет место не в одной какой-то области и вообще не в
форме «пересечения» двух кругов, как это делается в формаль-
ной логике. Однако именно так мыслит Франк связь между фи-
лософией и наукой, представляя эту связь в виде особого звена
(«философии науки»), где пересекаются та и другая. Соответ-
ствующий подзаголовок в его книге об этом прямо говорит: «Фи-
лософия науки — звено между наукой и философией».
Диалектический материализм, позицию которого Франк из-
лагает в своей книге неверно, рассматривает соотношение между
философией (в современном, научном ее смысле) и специаль-
ными науками как соотношение между общим научным методом
познания, включающим в себя и теорию познания, и конкретны-
ми областями научного исследования, где этот общий метод при-
меняется, конкретизируется, составляя основу специальных
приемов и методов исследования, специфика которых опреде-
ляется спецификой изучаемых объектов.
Со своей стороны специальные науки способствуют развитию
философии тем, что дают конкретный материал для философ-
ских обобщений, для дальнейшей разработки общего метода по-
знания.
Это означает, что философия имеет отношение буквально ко
всем областям научного познания и оказывает на него свое влия-
ние на всех ступенях его развития.
Разумеется, в каждой науке, особенно в современной фи-
зике, возникают специально философские вопросы, например во-
прос о соотношении объекта и субъекта в связи с характеристи-
кой роли измерительного прибора при исследовании микроявле-
ний или роли кибернетического электросчетного устройства в
процессе выполнения машиной известных функций человеческо-
го мозга; но для их изучения и решения вовсе не требуется
создания какой-то особой «философии науки». Подобные во-
просы призвана решать современная философия в ее диалекти-
ческом контакте с физикой и другими частными науками.
С логической точки зрения формула «философия науки»
означает, что отношения между двумя понятиями трактуются в
формальнологическом смысле, соответствующем всем системам
классификации, основанным на принципе координации: это либо

отношение независимости, либо перекрещивания, либо включе-
ния, либо, наконец, тождества.
Для диалектической логики, напротив, это отношение пред-
ставляется более сложным и глубоким, носящим характер вну-
треннего проникновения.
Для того чтобы проиллюстрировать, как понимает Франк
отношение между философией и наукой, приведем одно рассуж-
дение из его книги, которое касается обоснования принципов
науки в связи со здравым смыслом. Рассмотрев «цепь», которая
связывает науку с философией, автор затем характеризует раз-
рыв этой «цепи», в результате которого образуются два ее «кон-
ца» — «научный» и «философский».
Философ, по словам Франка, ссылающегося на других пози-
тивистов (Герберта Дингля и Эдуарда Леруа), отрицает, что
общие начала науки труднопонимаемы. В этом-то и состоит ос-
новное расхождение двух «концов» франковской «цепи». «Науч-
ный конец», согласующийся со здравым смыслом, простирается
в одной плоскости с прямым наблюдением, тогда как «философ-
ский конец» находится в плоскости абстрактных принципов.
Автор поясняет, что философия внушает ученым доверие к
принципам их науки, делает эти принципы правдоподобными.
Ведь ученые тоже люди, и им присущи человеческие слабости
(если, конечно, добавляет он, можно назвать «слабостью» же-
лание приобрести доверие к общим принципам науки).
Наука, согласно Франку, исходит из здравого смысла, и хотя
она и вытекает из обобщения путем индукции или воображения,
однако ее принципы могут быть очень далеки от здравого смыс-
ла. И вот для того, чтобы сочетать ее принципы непосредственно
со здравым смыслом, нужна работа философов.
Следуя за французским филосо-
фом-позитивистом Эдуардом Леруа,
опубликовавшим работу «Наука и фи-
лософия» (1899 г.), в которой соответ-
ствующая мысль выражена графиче-
ским способом, Франк составляет диа-
грамму.
«Эта диаграмма показывает, — пи-
шет Франк, — что от науки к здравому смыслу ведут два пути.
Научный путь (путь математического выведения и эксперимен-
тальной проверки, верификации) часто очень длинен. Поэтому
ищут путь, с помощью которого эти принципы получаются не-
посредственно как вызывающие доверие; имеется в виду путь,
которым они могут быть согласованы со здравым смыслом по-
средством «короткого круга». Благодаря философскому истол-
кованию философские принципы прямо связываются со здра-
вым смыслом. «Я не могу сказать, — добавляет Франк, — что
эта диаграмма очень точна, но она дает представление о струк-

туре человеческого разума. Философия вводит в науку нечто
такое, в чем ученый «как ученый» не заинтересован»1.
Так, по мнению Франка, должны связываться два «конца»
его познавательной «цепи», причем решающую роль в этом дол-
жна играть «философия науки», толкуемая в позитивистском
смысле слова.
Имя Густава Бергмана как представителя современной ана-
литической философии мы уже называли выше. Его «Философия
науки» (1957 г.) показывает, в каком направлении эволюциони-
руют сегодня члены бывшего «Венского кружка» — этого центра
неопозитивизма в 20-х и 30-х годах нашего века. Книга «Фило-
софия науки» написана с позиций логического позитивизма.
В ней подвергаются критике холизм, операционализм, эмержент-
ная концепция, главным образом в области психологии. Рассуж-
дения автора вращаются вокруг логики психологии и физики.
Бергман — противник постановки и обсуждения широких
философских проблем; он занят кропотливым анализом сугубо
частных вопросов и полагает, что в этом в первую очередь со-
стоит задача разработки методологических проблем научного
познания. В предисловии к своей книге он говорит о том, что
различаются три вещи: философские вопросы, возбужденные
какой-либо наукой; такие же вопросы, но свойственные исклю-
чительно частной науке; структуральная история философских
идей относительно этой частной науки2. Различие и связь между
этими тремя вещами должна объяснить книга по философии
науки. Лучшее объяснение, как и всех философских вопросов,
по его мнению, состоит в том, чтобы обращаться к примерам и
говорить о частной науке. В качестве примера для своих по-
строений он выбрал психологию.
Для нас интерес представляет глава III его книги, трактую-
щая о «конфигурации и редукции» (там же, стр. 131 и далее).
Именно здесь автор рассматривает вопросы, касающиеся соот-
ношения и субординации наук. В разделе о редукции (т. е. о све-
дении) он ставит вопросы: «Может ли быть психология сведена
к физиологии? Может ли быть такая группа дисциплин, как со-
циология, экономика, антропология сведена к психологии? Если
ответ на один из этих вопросов, скажем первый, будет положи-
тельным, то не есть ли психология в действительности физиоло-
гия? А если так, то не будет ли введением в заблуждение гово-
рить и мыслить психологию как науку в ее прямом смысле?»
(там же, стр. 162).
Бергман показывает далее, что вопрос о так называемом
сведении психологии к физиологии имеет некоторое отношение
1 Philipp Frank. Philosophy of Science. The Link between Science and
Philosophy. New Jersey, 1957, p. 47.
2 Gustav Bergmann. Philosophy of Science. Madisson, 1957, p. IX.

к их связи между собой. Однако если бы психология могла быть
«сведена» к физиологии, тогда здесь не было бы такой вещи, как
психология. Затем он останавливается на характеристике четы-
рех, по его выражению, классических ситуациях сведения:
1) термодинамики к механике в физике XIX в., 2) физиологии
(биологии) к физико-химии, 3) психологии к физиологии,
4) группы дисциплин к психологии (см. там же, стр. 168). Рас-
сматривая крайние точки зрения сторонников и противников та-
ких «сведений», автор называет, в частности, «физиологистов»
и «физицистов». Употребляя слова «по-философски», он квали-
фицирует частое обвинение «холистов» против «элементаристов»
в признании ими «сводимости» (редукционизме). «Холизм сам,
по общему мнению, «антидедукционист»» (там же, стр. 169),—
резюмирует автор.
Работа Бергмана свидетельствует о том, как мельчает фи-
лософская проблематика в произведениях современных логиче-
ских позитивистов, аналитиков и других представителей модных
течений философской мысли в странах Запада. Основную их
тенденцию в данном случае можно выразить следующими сло-
вами: частности — все, общее — ничто. Однако в потоке сочине-
ний, подменяющем общие проблемы частными, философию спе-
циальными науками, встречаются и такие труды, в которых
собственно философские вопросы занимают более заметное
место. К их числу относятся, например, работы швейцарского
ученого Ф. Гонзета.
В той же книге «Философия середины двадцатого века»
(1958 г.), о которой мы уже говорили в связи со статьей Детуша,
Гонзет выступил с обзорной статьей «Философия наук: общий
взгляд». Здесь он изложил контуры системы научного знания.
Науки, писал автор, можно разделить на три большие группы,
с каждой из которых связаны различные эпистемологические
проблемы. В первую входят науки, группирующиеся вокруг
логики и математики. При беглом взгляде эти науки представ-
ляются чистыми (чисто рациональными). Их рассмотрение при-
водит к частным проблемам — к вопросам аксиоматизации и
формализации, к анализу оснований и т. д.
Вторая группа — это естественные науки, основанные на
опыте и наблюдении. Тут философское рассмотрение носит уже
другой характер. Оно опирается на успехи различных отраслей
естествознания и стремится к тому, чтобы какихМ-то образом
объединить их в одно связное целое. Это ведет, по мнению авто-
ра, к образованию из них натурфилософии. В противополож-
ность логике и математике группа естественных наук в большей
степени интересуется содержанием науки, нежели ее формой
или ее методом.
Имеется третья группа наук, которая занимает «ключевую
позицию и перебрасывает мост между науками рациональными

и науками эмпирическими; их можно назвать точными естествен-
ными науками»1. Сюда Гонзет относит прежде всего физику, за-
тем геометрию как науку о физическом пространстве, приклад-
ную теорию вероятностей и т. п. Третью группу наук он считает
особенно важной с точки зрения эпистемологии, поскольку она
касается проблемы взаимоотношений между теорией и опытом
и их роли в построении науки.
Касаясь метода экспериментальных наук, Гонзет вводит по-
нятие «философия исследования», которая должна порождаться
исследованием и являться мыслительным моментом исследова-
ния. Одну из ее задач составляет направление мысли исследова-
теля на то, чтобы связывать («проектировать одну в другую»)
область выражения и область экспериментирования. Он отме-
чает эволюционный (по сути дела диалектический) характер
научного познания, благодаря которому ни область выражения,
ни область эксперимента, ни истолкование не даны исследова-
телю в качестве каких-то последних и неизменных сторон иссле-
дования. Эволюционный характер распространяется на каждую
из них и на самый способ приведения их в соответствие друг с
другом (см. там же, стр. 195). Другими словами, Гонзет под-
черкивает исторический, изменчивый характер различных мо-
ментов познания.
С этих позиций он критикует крайний позитивизм. «Ограни-
чиваться фактами» — таков лозунг позитивистов всех времен,
пишет он, но последовательная его реализация невозможна: в
самом крайнем позитивизме неизбежно присутствуют неэмпири-
ческие моменты. Отсюда следует вывод: «Нет чистых фактов,
предшествующих всей теории» (там же, стр. 198).
Начав с группы экспериментальных наук, Гонзет переходит
затем к группе точных естественных наук (геометрии, теории
вероятностей и физике). В геометрии он находит также и экс-
периментальный аспект, теорию вероятностей трактует как не-
отделимую от всех экспериментальных наук, не считая ее чисто
рациональной наукой. Это в еще большей мере относится к фи-
зике. Подчеркивая, что «научное познание есть познание эволю-
ционное» (там же, стр. 199), автор раскрывает такие связи и
отношения между различными группами наук, которые свиде-
тельствуют о наличии повсеместных переходов и переливов ме-
жду ними и об отсутствии здесь каких-либо резких границ и
разрывов.
В развитии физики Гонзет находит цепь вопросов, имеющих
традиционно философский характер (проблему субстанции и
качеств, детерминизма и причинности и др.).
Наконец, переходя к логике и математике, он ставит вопрос:
представлены ли эти науки в такой чисто рациональной форме,
1 La philosophic au milieu du vingtieme siecle, t. I. Florence, 1958, p. 193.

которая позволяет установить совершенно отчетливо демарка-
ционную линию между ними и экспериментальными науками?
(см. там же, стр. 247). Этот вопрос можно поставить еще иначе,
более конкретно: если экспериментальные науки строятся в соот-
ветствии с методологией эволюционного познания (двигающе-
гося от элементарного к более тонко специфизированному), то
не отличается ли математика и логика тем, что их методология
опирается на априорное знание?
Гонзет отвечает на это так: «Нам кажется, что наше исследо-
вание привело к констатации того, что науки, называемые чи-
стыми, не имеют иной методологии, чем науки, участвующие в
систематическом опыте» (там же, стр. 248). В заключение, воз-
вращаясь к этому вопросу, он говорит, что методология матема-
тических исследований существенно не отличается от методоло-
гии экспериментальных наук, так что устанавливается методоло-
гическое единство наук, включая и точные науки.
«Философия наук» Гонзета интересна тем, что она содержит
элементы подлинной диалектики, выступающей, в частности, в
виде признания эволюционности (изменчивости) научного по-
знания и вытекающих отсюда следствий о единстве наук и об
отсутствии между ними резких границ.
Отказ от единой классификации наук и ее раздробление со-
ответственно разным целям. Броудфилд и ее скепсис. К позиции
некоторых неопозитивистов и крайних эмпириков-аналитиков
близко подходит по своему духу работа «Философия классифи-
кации» А. Броудфилд (1946 г.). Весь пафос этой работы, вся ее
философия направлены на доказательство невозможности в
принципе создания единой всеобщей классификации современ-
ных наук. Она при этом опирается на мнение других авторов,
писавших в разное время о классификации, в частности на
Дж. Венна и его книгу «Принципы эмпирической или индуктив-
ной логики» (1889 г.).
Венн считал неизбежным рассматривать классификацию в
качестве средства для достижения цели, а именно эффективного
изучения объектов, о которых идет речь, и контроля над ними,
ожидая при этом, не примет ли в конечном счете одна из класси-
фикаций форму универсальной по причине постоянно увеличи-
вающегося числа различных классификаций, изобретаемых для
того, чтобы удовлетворять желания ученых1. Но принятие за
всеобщую какой-то одной из классификаций не исключает того,
что для частных целей всегда будут вызываться к жизни особые
классификации.
Венн указывает, например, на ботанику: в зависимости от
целей, которые ставит перед собой классификатор, ее объекты
могут классифицироваться совершенно по-разному. Так, кроме
1 J. Venn. Principles of Empirical of Inductive Logic, 1889, p. 552—553.

естественной системы, которую разрабатывают систематизато-
ры-ботаники, «бесчисленные требования других ученых должны
будут удовлетворяться особыми классификациями, каждая из
которых вводится для их собственного удовлетворения». Топо-
графический ботаник свою классификацию будет строить на
учете локальных распределений растений, фармаколог — на дру-
гом признаке, коммерсант — на третьем, и у каждого из них бу-
дет своя классификация. Агрономия заинтересована больше в
сравнительной оценке сопротивляемости различных видов куль-
турных растений засухе, морозу, насекомым, плесени, вирусам,
нежели в сравнении их морфологического характера, причем она
больше заинтересована в создании новых видов, чем в система-
тизации старых, и т. д.
«Идеал поэтому, — заключал Венн, — был бы скорее найден
в накоплении специальных классификаций, чем в попытке сой-
тись на создании какой-то одной господствующей и исключи-
тельной классификации» (там же).
В этих рассуждениях полностью отсутствует принцип объек-
тивности: весь вопрос о классификации наук ставится в зависи-
мость только от тех практических целей, которые преследует
автор данной классификации. Разумеется, учитывать цели, ради
которых предпринимается составление той или иной классифи-
кации, необходимо, но нельзя сводить в принципе классифика-
цию только к удовлетворению субъективных желаний и намере-
ний того, кто ее составляет. Между тем Броудфилд пытается
доказать, что будто бы всякая классификация есть лишь ответ
на какой-то частный запрос самого классификатора.
В подкрепление своей точки зрения на сущность классифи-
кации автор приводит слова Джибсона о том, что признаки наук
не являются вещественными, а есть скорее пути нашего рассмо-
трения и обсуждения вещей, и та степень, до которой они допу-
скают подразделение, в значительной мере необязательна. Если
все же в мышлении с необходимостью возникает представление
о том, что существует некий идеал общей классификации, к кото-
рой мы должны стремиться, то нужно помнить, что мы не знаем,
чем это является. Разум не может удержаться от рассмотрения
вещей в целом, и такая тенденция обнаруживается как в реак-
ции ученого мира на его собственную специализацию, так и в
требованиях философов создать единую систему. Но если в са-
мих вещах нельзя ничего найти для подтверждения такой систе-
мы, значит, вещи будут втискиваться в рамки собственных кон-
струкций разума. В итоге недостаток связи между частями будет
компенсироваться придумыванием гармонично закругленной
системы.
Это скептическое сомнение в беспомощности разума отразить
всеобщую связь явлений мира в виде универсальной классифи-
кации человеческих знаний об этих явлениях лежит в основе всей

книги Броудфилд. Автор словно нарочно подыскивает «убеди-
тельные доказательства скорее в пользу невозможности, чем воз-
можности, общей классификации наук»1. Она утверждает, что
«классификация — это скорее точный процесс, имеющий целью
достичь результат в форме тесного сплочения, чем простое уси-
лие создать какую-то систему» (там же, стр. 90). Более опреде-
ленно эту точку зрения Броудфилд высказала в следующих
словах, которые выражают ее кредо: «Классификация по своей
цели зависит от существования определенной и эмплицитной
цели таким образом, что науки нельзя связать воедино до тех
пор, пока не понято, что общая цель составляется из специаль-
ных целей отдельных наук. Следовательно, общая классифика-
ция наук носит утопический характер, ибо нет одной общей цели.
Наши цели также слишком далеко расходятся, чтобы позволить
связать их воедино в одном плане, а внутренние отношения раз-
личных научных целей понимаются слишком несовершенно для
того, чтобы позволить произвести общую классификацию. Ино-
гда это обусловлено неизменными различиями между объектами
познания, иногда — несовершенством нашего познания их; так
как мы не знаем всего значения понятий, мы не можем понять,
каким образом те точки зрения, с которых мы изучаем данное
понятие, находят свое единство в познании реальной природы
этого понятия, а следовательно, мы не можем представить раз-
личные направления исследования как разновидности общей
цели познания этого понятия, для которой оно существует. Если
бы это было возможным, то наши исследования вообще не
были бы исследованиями, но просто формами выражения реаль-
ной природы вещей; когда же все их данные были бы соедине-
ны вместе, то результатом оказалось бы полное и абсолютное
знание. Только при таких условиях была бы осуществима
общая классификация. Но дело обстоит так, что непримири-
мые противоречия разделяют на части наше знание» (там же,
стр. 86).
Здесь мы видим новое подтверждение правильности ленин-
ской критики субъективизма и его гносеологических корней.
В. И. Ленин указывал на то, что, не зная диалектики, ученые не-
редко катятся через релятивизм в идеализм. Из факта относи-
тельности нашего знания они делают вывод, что оно будто бы
лишено объективной значимости и по своему содержанию носит
субъективный характер, завися лишь от намерений субъекта
описать факты просто, «экономно» и «удобно». В книге Броуд-
филд в качестве такого субъективного критерия для составления
классификации наук выступает принцип практической цели или
полезности. «Общая классификация, — пишет она, — может
быть только результатом попытки свести все цели к одному
1 A. Broadfield. The Philosophy of Classification. London, 1946, p. 89—90.

общему фактору или к нескольким факторам, о которых извест-
но, что они необходимо связаны определеннььм образом между
собой, а это значит делать попытку невозможного» (там же).
В качестве примера Броудфилд приводит «мою цель», состоя-
щую в том, что я собираюсь заново приобретенный строительный
материал использовать различным образом: можно с его по-
мощью произвести ремонт или употребить его для строительства
нового здания, продать, либо использовать в качестве топлива,
а то и держать про запас. Поэтому я могу классифицировать мой
строительный материал или соответственно пригодности отдель-
ных его частей для различного вида ремонта, или соответствен-
но годности разных его частей как топлива в различных усло-
виях, или, имея в виду колебание цен, я надеюсь заработать на
продаже дров. Но я не могу, утверждает автор, классифициро-
вать весь мой строительный материал в одно и то же время
соответственно его полезности и для ремонта, и для сжигания
как топлива, и с точки зрения его рыночной цены. «Классифи-
кация становится возможной только тогда, когда я решаю, что
делать с ним и появляется определенная цель. Ни одна цель не
появляется из складывания целей, противоречащих друг другу,
или из компромисса между ними» (там же, стр. 87).
Продолжая рассматривать свой пример, она заявляет, что я
не могу продать строительный материал и одновременно исполь-
зовать его на топливо, что-то строить с его помощью и одновре-
менно держать его в запасе. Если же я использую этот материал
частично для ремонта и частично как топливо, то этим я произ-
веду физическое разделение первоначального материала на ча-
сти, и тогда моя цель в каждом случае окажется связанной не
со всем первоначальным материалом, а только с соответствую-
щей его частью. По аналогичным причинам, заключает автор,
общая цель у классификации не обнаруживается вовсе.
Броудфилд приводит еще несколько примеров для подтверж-
дения сделанного заключения. Классификация данных переписи
не может происходить одновременно по генеалогии жителей, их
профессии, дате или месту рождения, местоположению их жи-
лищ и т. д. Классификация по каждому из этих признаков для
определенных целей возможна, но общая классификация нет.
«Если возможно классифицировать отдельные части медицин-
ской науки как специфические методы, которыми достигается
общая цель медицины, и классифицировать отдельные части
математики, экономики, антропологии на том же принципе, то
невозможно классифицировать эти четыре науки таким образом,
чтобы все они служили одной цели, не зная, какой общей цели
они служат» (там же, стр. 87).
Приведя слова Сайерса, что общая классификация (квали-
фикация) охватывает бытие в целом, а специальная — какую-то
его часть, она заявляет: «На тех, кто хочет найти теорию общей

классификации, лежит ответственность за то, чтобы показать,
что существует общая цель, что она принимает различные фор-
мы, связанные между собой как виды одного и того же рода»
(там же, стр. 89).
С другой стороны, трудность такой общей классификации
возрастает еще и по причине, что одни и те же научные пробле-
мы, как это отмечает автор, обсуждаются не одной, а многими
отраслями знания. «Исследование научных проблем само по
себе вызывает слияние многих отраслей знания. Классификация
же наук без ссылки на научные проблемы была бы бессмыслен-
ной абстракцией, и различного рода проблемы вызывали бы
различное построение наук» (там же, стр. 90).
Броудфилд критикует ученых, навязывающих всему знанию
такую систему, которая относится лишь к одной из его областей.
Например, Блисс пытался свести все науки к уровню естествен-
ных наук. Он не проводил различия между наукой вообще, стре-
мящейся открыть законы любого предмета исследования, и есте-
ственными науками, методы и предположения которых при-
годны для познания лишь особого предмета (природы).
Блисс утверждал: «Правильно только то, что таким образом
должна господствовать научная точка зрения»1, так как «ме-
жду науками не существует непроходимой пропасти» (там же,
стр. 300). Распространение на все науки масштаба естествозна-
ния Блисс оправдывает тем, что везде в науке якобы господ-
ствует натуралистический подход.
«Философское и этическое, гуманистическое и социологиче-
ское, психологическое и педагогическое, историческое и эволю-
ционное,— пишет он, — все это подчиняется более или менее
строго научному и натуралистическому» (там же, стр. 243). От-
сюда классификация этики «не должна коренным образом отли-
чаться от классификации естественных наук» (там же, стр. 240),
психология же прямо «подчинена естественной науке о челове-
ческой природе» (там же, стр. 243). Итак, по его мнению, все
науки могут быть сведены к естественным вплоть до того, что
принципы не только биологии, но даже и физики, вероятно,
должны быть признаны правильными в области мышления (см.
там же, стр. 261). При этом различие между наукой и филосо-
фией уничтожается очень просто: обе они рассматриваются как
единые (см. там же, стр. 256). «Поскольку философия основы-
вается на знании, она имеет тенденцию становиться научной, в
то время как знание становится организованным» (там же,
стр. 240).
Броудфилд решительно возражает против такой концепции
Блисса, считая, что сведение мышления к биологии, а тем более
1 H. Е. Bliss. Organisation of Knowledge and the System of Sciences,
1929, p. 243.

к физике не соответствует действительности. Из того факта, что
науки между собой связаны, нельзя делать вывода, будто они
могут быть сведены одни к другим. Нам думается, что в данном
случае позиция Броудфилд близка к истине.
В целом же современный субъективизм не дает никаких воз-
можностей ставить и решать большие проблемы научного по-
знания, выдвигаемые ныне прогрессом наук. На место синтеза
научного знания он фактически ставит дробление научных мето-
дологических проблем, их измельчание, погоню за частностями
при утрате общего.
4. ДВИЖЕНИЕ К ДИАЛЕКТИКЕ ПРИ РАЗРАБОТКЕ
СИСТЕМЫ НАУК. ПРАКТИЧЕСКИЕ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
Взаимосвязи физико-математических наук. Рациональный
материализм Башляра. Очень интересными и прогрессивными в
своей основе нам представляются воззрения французского мыс-
лителя Гастона Башляра — автора так называемого «рациональ-
ного материализма» и «прикладного рационализма». Перу этого
ученого принадлежат труды, относящиеся как к общим философ-
ским вопросам научного познания, так и к методологическим
проблемам отдельных его отраслей, главным образом химии,
физики, механики и математики. В 1960 г. вышла четвертым из-
данием его книга «Образование научного духа», а затем — вось-
мым изданием книга «Новый научный дух» (1963 г.). Принципы
своего мировоззрения он изложил в книге «Рациональный ма-
териализм» (1953 г.) на материале химии и физики. Для темы
о классификации наук особое значение имеет работа Башляра
«Прикладной рационализм» (1949 г.).
Заметим сразу же, что, какие бы на первый взгляд частные
вопросы частных наук Башляр ни затрагивал, он находит спо-
соб поднять их анализ до уровня широких философских обобще-
ний. Стремясь быть материалистом, свободным от ограниченно-
сти вульгарного, упрощенного материализма, и вместе с тем идя
к диалектике, Башляр, однако, не всегда и не во всем последо-
вательно проводит линию материализма и диалектики. Но для
нас важна сейчас безусловно прогрессивная тенденция фран-
цузского мыслителя двигаться — частью стихийно, частью созна-
тельно — по пути к единственно верным методологии теории по-
знания и логике современной науки.
Рационализм выступает у Башляра в качестве теоретической
(«рациональной») части науки. Ставя вопрос о его приложе-
ниях, он вплотную подходит к выяснению связи между теорети-
ческим и практическим знанием, «механизма» взаимного пере-
хода одного из них в другое. При этом автор не ограничивается
простым констатированием этой связи и этих переходов, а стре-
мится раскрыть их противоречивый характер, их диалектику.

В главе VIII об «Электрическом рационализме» Башляр кри-
тикует упрощенное представление о порядке расположения наук
в их общем ряду, когда весь вопрос сводится только к тому,
стоит ли одна наука перед или после другой. Такой подход был
свойствен О. Конту. Башляр задает вопрос: на основании того,
что геометрия и механика в контовском ряду стоят после ариф-
метики, можно ли писать, как это делает Конт в своей «Системе
позитивной политики», что «истинный философ видит материа-
лизм в стремлении заурядных математиков поглощать геоме-
трию и механику исчислением в такой же мере, как и в узурпа-
ции физики совокупностью математических наук или химии
физикой»? Можно ли видеть здесь, как это говорит Конт, «оче-
видную дезорганизацию высших наук под слепым господством
низших наук»? «В этом рассуждении возможности проводить
параллель между геометрией и алгеброй или, точнее, — что яв-
ляется нашей сегодняшней проблемой — между физикой и ал-
геброй мы видим результат контовского мифа, который кладет
в развитие научной культуры индивида повторение исторического
развития наук. Параллелизм: история и культура, на который
так часто ссылаются антропологические школы, нам кажется
схематическим взглядом»1. Называя далее такую точку зрения
обманчивой, Башляр выступает против основ и принципов кон-
товской классификации наук.
Идее разделенных и последовательно расположенных наук
он противопоставляет идею их взаимного проникновения и пере-
плетения. Эту идею он формулирует как «обмен приложениями»:
такой «обмен» можно видеть на примере рационализма алгебры,
который применяется геометрически, и рационализма геометрии,
применяемого алгебраически. Прикладной рационализм, гово-
рит Башляр, выступает двояко, причем приложения алгебры
к геометрии прекрасно уравновешиваются приложениями гео-
метрии к алгебре.
Можно ли характеризовать одну как науку более конкрет-
ную, чем другая? Все зависит от того смысла, какой вкладывает-
ся в понятие «конкретное». Методы геометрической алгебры и
методы алгебраической геометрии составляют моменты абстракт-
но-конкретных мышлений, которыми мы характеризуем при-
кладной рационализм. Диалектический центральный пункт по-
следнего может быть, по Башляру, выражен двойными стрел-
ками, указывающими на соотношение абстрактное — конкретное.
«Но геометрическое не более конкретно, чем алгебраическое;
алгебраическое не более абстрактно, чем геометрическое. Гео-
метрическое и алгебраическое обмениваются между собой
своими рационалистическими возможностями изобретения» (там
же, стр. 158).
1 Gaston Bachelard. Le Rationalisme applique, 2 edition. Paris, p. 157.

В следующей главе (IX) — о «Механическом рационализме и
механизме» Башляр трактует рациональную механику чрезвы-
чайно широко; он связывает ее с физикой и технологией, кото-
рые находят в ней свои средства выражения. С механикой, по
его словам, особенно тесно связан весь прикладной рациона-
лизм, а для физики она играет роль грамматики. Башляр оста-
навливается здесь на характеристике фундаментальных револю-
ций, которыми отмечен XX век и которые не могли быть учтены
в работах ученых XIX в., в том числе в контовском «Курсе пози-
тивной философии». На первое место тут автор ставит относи-
тельность и кванты. «С Эйнштейном, с Планком, Бором, де
Бройлем, Шредингером, Гейзенбергом, Дираком и столькими
другими механика приобретает поразительную мощь теории.
Вместе с этими новыми доктринами наука отрывается от непо-
средственных явлений» (там же, стр. 171). Другими словами,
в науке возрастает роль научной абстракции. Рациональная
механика принципиально модифицируется, и в силу этого при-
ходится переделывать вообще всю научную философию. «Все
философские школы, которые основали свою доктрину научного
познания в мирном XIX веке на размеренном росте научных
знаний, вынуждены теперь пересматривать свои принципы и
свои заключения» (там же).
Возвращаясь к вопросу о соотношении абстрактного и кон-
кретного в научном познании, Башляр рисует два крайних по-
люса в области механики: один представлен конкретными меха-
низмами, другой — наиболее абстрактной механикой: аналити-
ческой механикой, изображенной в духе идеалов Лагранжа (без
всяких фигур, с помощью только уравнений). Между этими
двумя полюсами имеется целый спектр перехода от абстракт-
ного к конкретному и от конкретного к абстрактному. Здесь
можно отвести место, например, для геометризованной механи-
ки, механики векторов и т. п. Этот подход автор именует «аб-
страктно-конкретной философией движения» (там же, стр. 172).
Рассматривая современную науку с такой позиции, мы обна-
руживаем в ней возрастание абстрактного полюса. Вместе с тем,
согласно Башляру, требуются «деликатные диалектики», чтобы
проследить специальные приложения обобщенной рациональ-
ной механики, какие можно встретить только в сугубо техниче-
ской книге. При этом все время приходится касаться филосо-
фии, значение которой постоянно подчеркивает автор. Так, он
рассматривает «путем простой игры диалектическими понятия-
ми» расчленение («сегментацию») приложений: относительность
(имеется в виду теория Эйнштейна) делит приложения механи-
ки на две области — механику малых скоростей (классическую)
и механику больших скоростей (релятивистскую). С квантовой
механикой возникает новая сегрегация — механика континуума
(классическая) и механика дисконтинуума (квантовая).

Отсюда следует вывод, что не может быть универсального
рационализма механических фактов, но что следует специфизи-
ровать каждую доктрину путем ее приложения. Башляр задается
вопросом: как связана механика в ее широком понимании со
здравым смыслом (т. е. формальнологическим мышлением)? На
это он отвечает так: механика, основанная на здравом смысле,
может быть только частной механикой, приложенной к описан-
ным фактам на уровне частных наблюдений, и «нельзя утвер-
ждать, что научная механика в тех формах, которые она при-
обрела в XX в., является не чем иным, как «продолжением здра-
вого смысла», поскольку во многом она противоречит здравому
смыслу» (там же, стр. 173). Здесь слова, поставленные автором
в кавычки, принадлежат Мейерсону (см. Э. Мейерсон. Тожде-
ство и реальность. Изд. 1912, стр. 393).
По этому поводу Башляр замечает: «Здесь мы больше, чем с
продолжением, имеем дело с диалектикой, которая призвана
сломать блуждания и заблуждения здравого смысла» (там же,
стр. 173). В дальнейшем он еще раз демонстрирует «мощь диа-
лектики понятий» при анализе соотношения между механикой
больших скоростей и механикой малых скоростей.
Весь труд Башляра свидетельствует о том, что прогрессивно
мыслящие ученые ищут в материализме и диалектике ответы на
философские вопросы, которые ставит перед ними революция в
естествознании. Это касается и проблемы взаимоотношения
наук, в том числе старых, классических и новых, возникших в
XX в. Это прямо относится и к общей проблеме классификации
наук.
Единство наук на основе монизма метода. Грегуар. Близкую
к Башляру позицию занимает французский философ-естество-
испытатель Франсуа Грегуар. В работе «Логика и философия
наук» (1953 г.) он затрагивает и вопрос классификации наук,
который нашел отражение в общей структуре книги. Первая гла-
ва ее носит название «Что такое логика?». Здесь автор противо-
поставляет классической формальной логике как сугубо абст-
рактной логику конкретную как логику научного исследования.
Отдельно он ставит логистику и математическую (символиче-
скую) логику.
Общие вопросы научного познания и его генезиса, в том чис-
ле и вопрос о классификации наук, разбирается во второй гла-
ве—«Наука и научный дух». Научный дух автор характеризует
двумя принципами — детерминизма и релятивизма.
Переходя к вопросу о классификации наук, Грегуар иссле-
дует происхождение этой проблемы и ее развитие от Аристотеля
до Галилея и Декарта и далее к Конту. Классификации Конта
уделяется главное внимание. Он отмечает отделение Контом тео-
ретических наук от практических (медицины, металлургии и т. д.)
и абстрактных от конкретных. Перечислив контовский ряд из

шести наук, Грегуар замечает, что позднее к ним Конт добавил
еще мораль.
Касаясь значения контовской классификации наук, он под-
черкивает, что «Конт враждебен монизму, так сказать, философ-
ской или научной доктрине, согласно которой Вселенная одна и
она объясняется одним или многими законами, которые одина-
ково действительны для всех ее значительных ступеней, обще-
ства, жизни, материи и т. д., и враждебен еще больше материа-
листическому монизму, который видит в мышлении, в жизненной
организации, в физических явлениях, в разнообразии химиче-
ских тел... результат последовательных модификаций только
одной основной реальности — материи, общих свойств которой
должно быть достаточно для объяснения этой эволюции и зако-
ны которой должны обнаруживаться повсюду»1.
К монистам XVIII в. автор относит Вольтера и Дидро. Но с
конца XIX в., пишет он, многие философы — от Курно до Бергсо-
на — выступили против этого монизма; они много раз подчерки-
вали «контигентность» законов природы, т. е. их специфический
характер, их несводимость, отсутствие необходимой связи между
различными планами Вселенной (в этом смысле автор употреб-
ляет слово «контигент»).
Таким образом, под материалистическим монизмом Грегуар
понимает концепцию механического сведения всей реальной дей-
ствительности к простейшим свойствам и проявлениям материи.
Вот почему он ссылается на то, что жизненное вносит элементы
совершенно нового и непредвиденного по сравнению с грубой
материей, а психическое предполагает частичную новизну по
сравнению с жизненным и т. д.
Чрезвычайно важно отметить, что в противоположность пред-
ставителям современной буржуазной философии Запада, отож-
дествляющим диалектический материализм с механическим
материализмом XVIII в., Грегуар имеет другие воззрения. «И в на-
ши дни, — пишет он, — если существуют еще философские шко-
лы, объявляющие себя материализмом (например, марксисты
или некоторые англосакские натурфилософы), то они выступают
в форме, весьма отличной от монизма, и предполагают «само-
созидающую» материю, способную на своих последовательных
эволюционных стадиях вызывать рождение, вызывать «возник-
новение» («эмержентность») разных областей (жизнь, мышле-
ние, общество), из которых каждая абсолютно нова и несводи-
ма к предыдущей» (там же, стр. 59).
В этих условиях исчезла опасность, которой боялся Конт,
объяснять высшее низшим (т. е. сводить высшее к низшему) и
тем самым, по мнению автора, обязательность иерархической
1 Frangois Gregoire. Logique et philosophie des sciences. Paris, 1953,
p. 58.

классификации наук. С другой стороны, как указывает Грегуар,
эволюция наук, особенно за последнее время, заставила их сбли-
зиться гораздо сильнее, чем во времена Дидро, Ампера или Кон-
та: механика, математика, астрономия тесно слились в синтезе,
осуществленном Эйнштейном; сегодня существует физико-химия,
которая много лучше, чем одна физика и одна химия, изучает
материю под двумя различными углами; существует астрофизи-
ка, которая ищет соединения и свойства звездной материи; по-
стоянно возникают новые дисциплины «с соединительными чер-
тами» — психобиология, психосоциология и т. д. В этом автор
видит признаки возникновения монизма.
Но монизм в данном случае он понимает не как объектив-
ный, а как субъективный. В самом деле, сегодня очень мало
ученых убеждены в том, что полное знание законов и свойств
атомов могло бы позволить нам исчерпывающим образом объ-
яснить совокупность биологических и социальных явлений. Сле-
довательно, под объективным монизмом автор понимает сведе-
ние всех сложных, высших процессов мира к законам и свой-
ствам простейших, низших образований материи (в смысле пер-
воматерии).
В противоположность этому он признает монизм субъектив-
ный (монизм метода), понимая его в двух смыслах: во-первых,
как признание, что все аспекты природы тесно взаимосвязаны
между собой, образуя как бы сети и узлы, так что ни одно из
них не может быть изучено при отвлечении от других, которые
его обусловливают; во-вторых, как признание, что все науки
стремятся приспособить к своим нуждам и запросам инструмен-
ты математики, так что отныне физику, химию и астрономию
можно рассматривать как единую область исследовательской
деятельности, находящуюся под общей эгидой математики.
В качестве примера Грегуар приводит определение возраста
и температуры какой-нибудь звезды, эволюции и состава земно-
го шара, формирования солнечной системы, структуры мате-
рии и др. «Вот какие интимно сплетенные вопросы разрабаты-
ваются с помощью одного и того же математико-эксперимен-
тального метода и часто одними и теми же учеными» (там же,
стр. 59—60). Автор ссылается далее на открытие гелия, который
был обнаружен на Солнце раньше, чем на Земле, и на открытие
космических лучей, оказавшее влияние и на микрофизику, и на
астрономию. Под микрофизикой Грегуар имеет в виду изучение
атомной и субатомной структуры материи в противоположность
макрофизике, или «классической» физике, которая изучает явле-
ния природы, действующие непосредственно на наши чувства
(акустика, термодинамика, оптика и т. д.). Соответственно этому
разделяются микро- и макромир.
Итак, согласно его взглядам, оказывается, что «если нет фун-
даментального единства Вселенной (в смысле ее сведения к еди-

ной первоматерии), то имеется единство науки, поскольку благо-
даря методологическому идеалу, общему для всех ее дисциплин,
они сближаются между собой» (там же, стр. 60).
Формулируя, таким образом, монизм научного исследования,
но игнорируя его объективную основу в виде единства самого
мира и всех его проявлений, Грегуар ставит вопрос о том, что
реальное положение современных наук отличается от того идеа-
ла, когда все науки сливаются воедино в силу монизма их ме-
тода.
На самом же деле ныне существует много наук, находя-
щихся в различных фазах и состояниях своего поступательного
движения вперед, в смысле их математизации, точности, прак-
тической используемости. В качестве примера он приводит пси-
хологию, которая в области изучения духа сегодня достигает го-
раздо меньшего, чем физико-химия в области изучения грубой
материи.
Понимая, по-видимому, под классификацией наук их резкое
деление на обособленные отрасли, автор, естественно, считает,
что подобная классификация мало применима к современному
научному знанию, которое все теснее спаивается в силу монизма
метода и образования «соединительных» дисциплин. Тем не ме-
нее (с оговорками) он все же принимает идею классификации
наук в целях ее практического использования. Для этого он мо-
дернизирует контовский ряд наук следующим образом:
Математика; науки о материи, физико-химия и астрономия;
науки о жизни; «моральные науки», включая социологию (Гре-
гуар считает нужным добавить еще две науки, которые Конт
игнорирует: психологию и историю).
Так заканчиваются философские разделы книги Грегуара.
В этом же плане строится и вся книга, в подзаголовке которой
указывается на «классы философии, математики, эксперимен-
тальных наук».
Обращаясь к математике, автор рассматривает математиче-
ское мышление и его объект. Математику он определяет как
науку об отношении, прослеживает ее развитие от планиметрии
до теории ансамблей. В качестве анализируемых понятий высту-
пают: пространство, число, функция, группа, ансамбль, вероят-
ность. Далее Грегуар переходит к анализу аксиоматики и струк-
тур, а затем к пространству математики, сопоставляя с этой сто-
роны геометрию и механику, и к понятию числа. Здесь разбира-
ются эмпиризм и рационализм, современный априоризм и сего-
дняшняя постановка проблемы. Затем в книге рассматривается
математическое мышление и его метод, в особенности принцип
и математическое рассуждение, и, наконец, роль математики, ее
соотношение с техникой, кибернетикой и экспериментальными
науками; по отношению к последним математика выступает как
«гид» или «руководитель» (см. там же, стр. 130).

Следующие разделы книги посвящены экспериментальным
наукам. Автор начинает с их общих принципов: обобщения (ге-
нерализации), рассматривает «физику» как тип эксперименталь-
ной науки, включающий астрономию, собственно физику и хи-
мию (см. там же, стр. 138—139). Большое внимание он уделяет
анализу научного факта, гипотезы и закона, а также идеи «при-
чины»; при этом выделяет соотношение: «причина, закон, струк-
тура» (см. там же, стр. 163). Ставя вопрос о том, существует ли
«экспериментальный метод», Грегуар ссылается на книгу Баш-
ляра «Рационалистическая деятельность современной физики».
Затем идут науки о жизни, в отношении которых ставится
тот же вопрос о фактах, гипотезах и законах. Дальнейшие главы
книги посвящены гуманитарным наукам, куда входят мораль-
ные науки (по определению автора), а именно психология, исто-
рия и социология.
Книга заканчивается рассмотрением общеметодологических
вопросов науки: принципы и большие теории, относительность,
материя и энергия, теории эволюции, а также общие способы
мышления. Здесь Грегуар вскрывает диалектические тенденции
в развитии физики: от разрыва прерывности (материя преры-
виста) и непрерывности (энергия непрерывна) через кризис
теории непрерывной волнообразности (Планк, Эйнштейн) и че-
рез развитие и затруднения атомной теории к синтезу прерыв-
ности — непрерывности (де Бройль и др.).
Идею эволюции автор прослеживает начиная от космогонии
и геологии и кончая проблемой происхождения жизни и эволю-
ции живых существ вплоть до человека. С особой силой высту-
пает у него стихийная диалектика, отражающая диалектику как
самого объекта, так и наук, его изучающих.
Познавательно-психологический генетизм. «Циклизм» Пиа-
же. Вопросы классификации наук с позиций особого рода пси-
хологизма рассматривает франко-швейцарский психолог и пе-
дагог Жан Пиаже в своей работе «Введение в генетическую
эпистемологию» (1950 г.). Такая эпистемология в противопо-
ложность обычной рассматривает знание не со статической
точки зрения, а со стороны «механизмов» его возрастания.
Анализируя процесс развития научного знания и его основ-
ных принципов, Пиаже стремится выявить взаимозависимость
между различными областями знания. «Первый результат на-
шего изыскания, — пишет он, — состоит в том, что научное по-
знание не могло бы быть сведено к единственной схеме, но что
оно своеобразно различается от одной дисциплины к другой»1.
Далее автор указывает, что даже «унитаристская» эпистемо-
логия вынуждена начинать с большого разрыва, который разде-
1 Jean Piaget. Introduction a Tepistemologique genetique, t. III. Paris,
1950, p. 273.

ляет два рода наук: именуемые тавтологическими, прототипом
которых служит математика, рассматриваемая как простой «син-
таксис», и экспериментальные (физика).
Пиаже пытается разобрать существо этого разрыва с теоре-
тико-познавательной и психологической точек зрения. Причем в
качестве руководящей идеи у него выступает фактически поло-
жение, внешне похожее на идею о «принциальной координации»
субъекта и объекта Авенариуса. Пиаже ссылается на одного из
лидеров современного позитивизма — Филиппа Франка, который
в работе «Причинность» утверждает, что все науки пользуются
в основе одними и теми же методами: всюду символы координи-
руются с непосредственными данными. Понятие же реальности,
по Франку, лишено смысла.
Такими символами Франк считает (и Пиаже это цитирует):
в физике — координаты и скорости материальных точек, градусы
температуры и т. д., словом, числовые данные, выражающие зна-
чение свойств и состояний физических объектов; в биологии —
те или иные рисунки, расположенные в пространстве (клеточное
ядро, протоплазма и т. д.), которые нельзя привести к физиче-
ским символам; в социологии — слова («государство», «народ»,
«общество» и т. д.).
Пиаже показывает, что нельзя насильственно навязывать
предвзятое единство тому, что получают, с одной стороны, физи-
ки, а с другой — биологи (стоит лишь сравнить, подчеркивает
он, рисунки в биологических трудах, лучшими из которых явля-
ются фотографии, с математическими схемами физики). Это как
будто показывает, что биолог является большим реалистом по
сравнению с физиком.
Между тем для того, чтобы решить вопрос о том, какой из
двух типов знания, соответствующих биологическому или физи-
ческому исследованию, более реалистичен, более объективен,
следует, согласно Пиаже, учесть, что физик пользуется схема-
ми, с помощью которых он представляет явления как относя-
щиеся столько же к его собственной деятельности (эффективной
или мысленной, интеллектуальной), как и к деятельности неоду-
шевленного предмета познания.
Напротив, для биолога активность живого существа, которое
он изучает, является исходным пунктом активности мыслящего
субъекта, и через эти схемы субъект привносит свое субъектив-
ное в изображение объекта, в представление о нем; сам же объ-
ект рассматривается физиком как такой, в котором не содержит-
ся ничего, что связывало бы его каким-либо особым образом с
деятельностью субъекта; у биолога же объект биологического
исследования включает в себя генетически как бы и самого ис-
следователя, но так, что изображение объекта не содержит в
себе ничего привнесенного субъектом, ничего такого, что было
бы аналогично схемам физика.

Это означает признание, что и у физика, и у биолога объект
оказывается в той или иной форме связанным с субъектом, но
связь эта различна. Обычная (негенетическая или «закончен-
ная») эпистемология не изучает и даже не замечает этих раз-
личий. Их исследование составляет задачу генетической эписте-
мологии.
Раскрывая существо этой последней, Пиаже трактует основ-
ные принципы научного познания как «составляющие ряд, но
не линейный, а циклический или замкнутый на самого себя». Та-
кое «замыкание» происходит, по его мнению, так, что субъект не
просто отражает изучаемый объект как нечто совершенно от
него независимое, но какой-то своей стороной оказывается в
неразрывной связи с ним.
В итоге этого уже в каждом отдельном акте познания про-
цесс или результат познания несет на себе отпечаток обратного
и неустранимого влияния субъекта на объект, все равно, будет
ли это влияние абстрактно-математических схем на изображение
физического объекта или же тот факт, что субъективная дея-
тельность самого наблюдателя генетически берет начало в дея-
тельности биологического опыта.
Таким образом, согласно Пиаже, познавательная деятель-
ность человека в общем случае совершается по двусторонней
(«циклической») схеме: от объекта к субъекту и обратно — от
субъекта к объекту.
То, что имеет место в каждом единичном акте познания, про-
является, по его мнению, во всем человеческом знании, взятом
как целое и рассматриваемом с генетической точки зрения. Дру-
гими словами, в целом научные знания представляют собой за-
мкнутую саму на себя систему.
Так автор приходит к особого рода циклической классифика-
ции наук, принципы которой он развивает и обосновывает в
своей работе.
Переходя к этой классификации, отличной по форме от обыч-
ной линейной классификации наук, естественно поставить во-
прос о том конкретном пункте, где осуществляется «замыкание»
прежнего линейного ряда в цикл, другими словами, речь идет о
той науке, которая реализует в плане всего человеческого позна-
ния в целом обратное влияние субъекта на объект.
Пиаже видит это «замыкающее звено» всей цепи в психоло-
гии (связанной с социологией). Психология становится у него
принципиально исходной и основной наукой, но не в том смысле,
что она стоит в начале общего ряда наук или над ним, а в том
смысле, что она как бы пронизывает собой и связывает собой
все науки воедино.
Отдельные науки Пиаже рассматривает с этих позиций в сле-
дующем порядке: математика и логика; физика (и химия); био-
логия; психология и социология.

Вопрос о соотношении субъекта и объекта с указанной выше
точки зрения автор анализирует применительно к каждой из
этих групп наук.
Дедуктивные выводы и связанный с ними математический
схематизм он принимает за признак, свидетельствующий о том,
что субъект налагает свой отпечаток на содержание соответ-
ствующих наук.
Математика и логика зависят от деятельности субъекта в
большей мере, чем физическое знание. Подчинение математики
субъекту автор поясняет тем, что субъект схватывает понятия
(числа или пространство), строит математические отношения
или усваивает соответствующий язык совершенно другими спо-
собами, чем те, какими он пользуется при открытии физических
законов.
Трактуя предмет математики, Пиаже подчеркивает решаю-
щую роль субъекта в его образовании; он заявляет, что интер-
претация математики необходимо обращена к деятельности
субъекта (и это в разной степени и под разными наименования-
ми делается всеми исследователями). Речь идет у Пиаже о со-
гласовании деятельности субъекта со способностью приспособ-
ляться к физической реальности, причем здесь имеются в виду
интуиция, конструкция или синтаксические символы матема-
тики.
Конечно, заметим мы от себя, поскольку речь идет о науке
как отражении объекта в сознании субъекта, роль познающего
субъекта не может игнорироваться при анализе всего процесса
познания в целом. Но содержание или конечные результаты
науки таковы, что в них элиминируется влияние субъекта, кото-
рое сказывается в ходе научного исследования, в процессе дви-
жения познания от незнания к знанию.
Другими словами, содержание науки (научного знания и ре-
зюмирующих его научных понятий) объективно и не зависит
от субъекта и особенностей его познавательного «аппарата». На-
против, в случае математики речь идет не о том, что человек
якобы создает математические отношения, а о том, что он отра-
жает количественную сторону реальных вещей и явлений внеш-
него мира, открывает объективные закономерности, присущие
этой их стороне, и выражает все это в определенных научных по-
нятиях как образах объективной реальности.
Неуклонное возрастание роли математического аппарата в
современной физике свидетельствует не о том, что в ней усили-
вается влияние субъекта (как полагают неомахисты), а о том,
что все полнее и глубже раскрываются свойства и отношения
относительно простых и однородных, «элементарных» физиче-
ских объектов, движение которых может быть измерено (позна-
но с их количественной стороны), а потому допускает математи-
ческую обработку.

Рассматривая соотношение между физикой и математикой
с познавательной точки зрения, можно сказать, что физика бо-
лее конкретно, более полно отражает изучаемый объект, чем
математика, которая отражает в абстракции только одну, об-
щую, в частности количественную, сторону. Но и та и другая
отражают реальный объект, и в этом отношении они обе оди-
наково реалистичны.
Такой подход является единственно верным с научной точки
зрения, с точки зрения материализма. Однако он чужд предста-
вителям неопозитивизма, которые решают основные теоретико-
познавательные вопросы в духе субъективного идеализма.
Соответственно этому Пиаже характеризует и объект физи-
ки, с которым он связывает признание существования внешних
(по отношению к субъекту) данных. Под внешними данными
понимаются те, которые субъект открывает не только посред-
ством одного размышления, но и посредством опыта.
Автор показывает, что на этом сходятся представители раз-
личных философских школ (школ идеалистических, добавим мы
от себя). Он называет, например, Франка, который объявляет
реализм лишенным всякого смысла, Браншвига, считающего,
что все есть суждение, Э. Мейерсона, который полагает, что
истинные знания заключены в онтологии. Все они, по словам
Пиаже, согласны с тем, что экспериментальные данные отличны
от дедуктивного вычисления.
Поскольку же в физике идет уподобление «эксперименталь-
ной реальности» логико-математическим схемам деятельности
субъекта, постольку «внешние данные» должны внутренним об-
разом перерабатываться и приобретать тот характер, который
присущ математическим схемам.
Переходя к биологии, Пиаже отмечает возрастающую «реа-
листичность» знания по сравнению с предыдущими науками.
Дедуктивные рассуждения играют здесь значительно меньшую
роль, чем в физике, а «внешние» (т. е. опытные) данные оказы-
ваются более независимыми от субъекта, чем в областях, где
совершается их переработка посредством математического схе-
матизма.
Но зато здесь, как указывает автор, проявляется нечто дру-
гое, а именно «механизмы» самого познания. Наследственная
организация нашей нервной системы, наших моторных и сенсор-
ных органов выступает, во-первых, как исходный пункт челове-
ческого познания и, во-вторых, как конечный пункт эволюции
животных видов, рассматриваемых с точки зрения психомотор-
ного приспособления к среде.
Отсюда следует, что предмет, изучаемый биологом, рассма-
тривается не только как существующий вообще независимо от
деятельности мышления биолога, т. е. не только объективно, он
рассматривается также и субъективно, как наделенный сенсор-

ными и моторными способностями, анализ которых подготовляет
исследование собственной психики биолога.
Другими словами, поскольку биолог не только наблюдатель,
но и живое существо, он сам в процессе биологического исследо-
вания из субъекта превращается в объект исследования, а то,
что служило ему объектом исследования (с генетической точки
зрения), оказывается ведущим к субъекту, превращающимся
в субъект.
Таким образом, биология, согласно Пиаже, отмечает чистую
«инкурвацию» (завертывание, закругление или искривление) в
линии развития наук. С одной стороны, здесь продолжается
дальше линия, идущая от физико-химических наук, с подчерки-
ванием «реалистического» (опытного) характера физического
познания, что свидетельствует об уменьшении влияния деятель-
ности субъекта по сравнению с математикой и физикой, но, с
другой стороны, эта деятельность субъекта возвращается вновь,
поскольку ее генетически исходный пункт обнаруживается в
объекте биологического исследования, как таковом.
Из сказанного становится ясно, что свое продолжение био-
логия должна находить в экспериментальной психологии и со-
циологии. Одной из важнейших задач психологии является объ-
яснение «поведения» с точки зрения неврологических факторов,
которые их обусловливают (в противоположность старой, интро-
спективной психологии, ограничивающейся лишь анализом пси-
хических явлений, не связывая их с явлениями материальными,
физиологическими).
Говоря о том, что психология стремится выяснить корни ло-
гики и математики, автор пытается перебросить мост непосред-
ственно от нее к названным двум наукам, а через них — к фи-
зике. Но к физике от психологии можно перейти и через био-
логию, которую связывает с физикой ее опытный характер
(изучение «внешних данных»).
В итоге, прослеживая соотношение, существующее между
психосоциологией, с одной стороны, и логико-математикой — с
другой, и толкуя это соотношение с гносеологической точки зре-
ния, с позиций субъекта и с позиций объекта, Пиаже обнаружи-
вает тот узел, где линейный ряд замыкается в круг.
«Таким образом, — заключает он, — система наук имеет тен-
денцию замкнуться сама по себе, выраженную в психосоциоло-
гии или в изучении самого субъекта в его двойном аспекте —
индивидуальном и социальном. Так как всякое познание состоит
в неразрывной связи между субъектом и объектом, т. е. в такой
связи, когда объект познается только через свое уподобление
деятельности субъекта, а субъект познает себя обратно, только
через посредство собственных действий, т. е. своих приспособле-
ний к объекту, то нет ничего поразительного в том, что этот
фундаментальный круг, присущий самому акту познания, вновь

обнаруживается во всей совокупности знаний, которая состав-
ляет общую систему научного мышления» (там же, стр. 278).
По поводу круга наук Пиаже писал в вводной части своего
исследования: «Для того чтобы ставить проблему эпистемологии
на почву развития мышления и частных наук, следует понимать
круг знания или круг субъекта или объекта как фундаменталь-
ную структуру системы наук, как таковых. Правда существует
обычай понимать отношения между науками как характеризую-
щиеся посредством прямолинейного ряда: математика, физика
(в широком смысле), биология и психосоциологические
науки»1.
Отмечая далее, что это находилось бы в соответствии с кон-
товским принципом иерархии наук, Пиаже называет преслову-
тым ряд наук, основанный на возрастающей сложности и убы-
вающей общности. Он подчеркивает, что «эпистемологический
круг» представляет собой не что иное, как выражение круга
наук, и это интересно не только для понимания природы вещей,
но и для изучения данного «круга» самого по себе.
Этот «круг», который он называет то «эпистемологическим»,
то «генетическим», точно воспроизводит «круг, образованный
через действительную фиксацию категорий научного мышления:
объяснения психологии приводят рано или поздно к объяснениям
биологии; эти последние покоятся в свою очередь на объясне-
ниях физико-химии; физические объяснения опираются на объ-
яснения математики; что же касается математики и логики, то
они не могли бы основываться ни на чем ином, как на законах
духа, которые являются объектом психологии» (там же, стр. 43).
Так у Пиаже замыкается круг знания и соответственно круг
наук, в котором каждое последующее звено опирается на преды-
дущее, при этом «первые» в линейном ряду науки (логика и ма-
тематика) опираются на «последние» науки (психосоциологиче-
ские) .
С этих именно позиций Пиаже выступал по моему докладу на
философском конгрессе в Цюрихе (1954 г.), возражая против
того, что я не включил психологию в число основных разделов
знания, а поставил ее между естествознанием, общественными
науками и философией (ближе к последней).
Идея цикличности знания или, лучше сказать, обнаружение,
что не существует какой-либо простой линейной последователь-
ности перехода от более простого к более сложному знанию,
представляется нам глубоко диалектической и в основе своей
верной. Разумеется, мы не можем согласиться полностью с тем
ее пониманием, в особенности с ее гносеологическим истолкова-
нием, которое дает Пиаже. Тем не менее следует признать, что
1 Jean Piaget. Introduction a l'epistemologie genetique, La pensee ma-
thematique, t. I. Paris, 1950, p. 42.

здесь действительно дело касается субъективной и объективной
стороны определенной группы наук (но не всех наук вообще,
не всего человеческого познания, как полагает Пиаже).
Взаимосвязь науки и техники. Концентрическая схема Ми-
ланковича. Интересную попытку дать общую систему теорети-
ческих и практических (технических в широком понимании)
наук предпринял сербский ученый и инженер Милутин Милан-
кович в своей книге, посвященной науке и технике в их исто-
рическом развитии (1955 г.). Он исходит из того, что человече-
ское познание имеет два источника: наблюдение, или эмпирию,
и размышление, или «рационализм».
По мнению автора, из этих двух источников произошли все
науки: во-первых, эмпирические, или дискриптивные, которые
возникли на основе наблюдения, и, во-вторых, рационалистиче-
ские, или точные, возникшие путем размышления. Науки обоего
рода взаимно оплодотворяются и дополняются, причем среди
ученых были не только эмпирики или рационалисты, но и такие
исследователи, которые сочетали в себе острых наблюдателей
природы и гениальных мыслителей.
Приняв за исходное указанное деление всех наук на две ос-
новные группы, Миланкович переходит к более детальному их
подразделению. При этом, по его собственному признанию, он
имеет в виду постепенное развитие отдельных наук и их нынеш-
нее состояние. «Я попытался изобразить систему наук геометри-
ческой фигурой»1, — пишет он. Но по техническим причинам он
не поместил в своей книге составленного им чертежа системы
наук, так что это пришлось сделать нам, руководствуясь его ука-
заниями (см. схему XXXIV).
Схема Миланковича составляется следующим образом: нано-
сятся семь концентрических кругов, в результате чего образует-
ся один внутренний круг наименьшего радиуса и шесть последо-
вательно окружающих его кольцевых площадей, все большего
и большего размера. Этим семи геометрическим участкам соот-
ветствуют семь основных областей наук, которые мы обозначили
на схеме XXXIV римскими цифрами.
Внутренний круг (I) представляет математические науки, к
которым, согласно Миланковичу, относятся математика и гео-
метрия. «Они являются рационалистическими науками в подлин-
ном смысле слова, так созданы только (!? — Б. К.) путем логи-
ческого рассуждения. Их строгая логика и их совершенный
язык, выраженный математическими образцами, сделали их ос-
новой тех наук, которые называются точными» (там же,
стр. 6—7).
Таким образом, согласно автору, науки, занимающие вну-
тренние сферы в его геометрической схеме, выступают в каче-
1 Milutin Milankovic. Nauka i tehnika tokom vekova. Sarajevo, 1955, p. 6.

стве основных по отношению к «окружающим» их наукам, зани-
мающим внешние сферы в той же схеме.
Первое кольцо, примыкающее непосредственно к математи-
ческим наукам, занимают точные науки (II). Сюда он относит
рациональную и небесную механику, астрономию, физику и хи-
мию. Этим наукам, по его словам, «удалось открыть законы
природы и выразить их математическим языком настолько точ-
но, что изучаемые ими явления природы можно проследить шаг
за шагом и в будущем» (там же, стр. 7). Не только астроном,
но и физик, и химик заранее знают, как именно будут протекать
соответствующие процессы.
Следующее кольцо включает в себя практические науки, яв-
ляющиеся применением точных наук, прежде всего технические
науки (III). Это означает, что Миланкович не разрывает теоре-
тические и практические знания, как это делал Конт, а пытается
связать их между собой, показать их с точки зрения существую-
щего между ними взаимодействия. Если по отношению к точным
наукам математика играет роль их основы, то по отношению к
техническим наукам роль основы играют в свою очередь точные
науки, на прочном фундаменте которых только и могла быть
создана современная техника.
Третье по счету кольцо изображает, по автору, науки, назы-
ваемые дискриптивными неорганическими естественными наука-
ми: это метеорология, минералогия, геология и география. Он
утверждает, что эти науки называются дискриптивными, что
они сообщают якобы только фактические данные и не достиг-
ли еще того, чтобы раскрывать механизм явлений и предска-
зывать их протекание. Это автор показывает на примере мете-
орологии, которая имеет дело с капризами атмосферных яв-
лений.
Перечисленные до сих пор науки являются неорганическими
естественными, так как занимаются неживой природой. Пересту-
пая границы мертвой природы и вступая в область живой при-
роды, мы входим в область биологических наук, занимающих
четвертую кольцеобразную площадь схемы Миланковича. Сюда
он относит физиологию, зоологию, ботанику, сравнительную ана-
томию, палеонтологию. Эти науки «поднялись до современного
состояния лишь благодаря применению средств и достижений
точных наук» (там же, стр. 9). Их развитию способствовали
микроскоп и другие физические приборы.
Пятую кольцевую область схемы представляют науки, охва-
тывающие применение биологических наук, медицину, ветери-
нарию, агрономическую и технологическую биологию.
Наконец, последнюю (внешнюю) кольцеобразную область
занимают духовные и общественные науки, самыми важными из
которых, по его мнению, являются: философия, исторические и
правовые науки, социология и лингвистика.

В схеме Миланковича интересна попытка сочетать теорети-
ческие науки с практическими, которые следуют непосредствен-
но за первыми в случае естественных наук: второе кольцо (тех-
нические науки) следует за первым (физико-химические науки)
и пятое кольцо (практическая биология) — за четвертым (биоло-
гические науки). Однако этот принцип не выдержан по отноше-
нию к другим наукам (математическим, геолого-географическим
и гуманитарным). Но главная слабость его схемы состоит в том,
что здесь не учитываются переходные и промежуточные науки:
концентрические разделительные линии резко обособляют одну
область знания от другой, не остав-
ляя места для перехода, например,
от химии (и физики) к биологии
или к геологии. Мы уже не говорим
о том, насколько неправильно всю
группу геолого-географических на-
ук объявлять описательными (дис-
криптивными) науками.
Здесь цифры обозначают: 0 —
область математических наук, I —
физико-химических, II — техниче-
ских, III — геолого-географических,
IV — биологических, V — медицин-
ских и сельскохозяйственных, VI —
гуманитарных.
Переход от формального к содер-
жательному анализу структуры науки. Нагель. Вопрос о вну-
треннем строении научного знания, выражающегося, в частно-
сти, в том, как строится само научное объяснение, подробно
разобран Эрнестом Нагелем в работе «Структура науки»
(1961 г.). Нагель ставит широкую задачу — рассмотреть всю
систему научного знания по основным ее разделам с точки зре-
ния того, как в ней выступают принципы и методы научного
объяснения. Иначе говоря, он ставит вопрос и о классификации
наук в указанных рамках. Но поставленный вопрос охватывает
основную и наиболее общую функцию всякой науки — объяс-
нение фактов через раскрытие между ними связей, через их
обобщение и установление лежащих в их основе законов.
Вторая глава книги — «Примеры научного объяснения» начи-
нается с указания на то, что характерной задачей научной ра-
боты является «создание систематических и убедительно под-
твержденных объяснений»1.
Подходя с этой стороны к анализу структуры науки, Нагель
идет дальше обычных формальных систем и классификаций, в
1 Ernest Nagel. The Structure of science. Problems in the Logic of scien-
tific Explanation. London, 1961, p. 15.

которых науки сополагаются внешним образом по чисто фор-
мальным признакам.
Вопросы, требующие научного объяснения, он объединяет в
одном общем вопросе «почему?». Ответ на него предполагает
поиски причины явления, события, которое надо объяснить, а
это в свою очередь при последовательном проведении строго
научного подхода (что не всегда выполняется Нагелем) приво-
дит к детерминистическому объяснению. Нагель подразделяет
научное объяснение на четыре класса: а) дедуктивную модель,
b) вероятностное, с) функциональное (или телеологическое) и
d) генетическое объяснение.
Поскольку дедуктивная модель предполагает знание законов
науки, Нагель делит их на различные группы по различным
признакам. Так, он разбивает все законы на две группы — «тео-
ретические» и «эмпирические», причем у тех и других «объясни-
тельная способность» различна. С другой стороны, он подразде-
ляет законы науки на а) субстанциональные, b) выражающие
неизменность последовательной зависимости — причинные зако-
ны и законы развития, с) статистические и d) выражающие
функциональные отношения.
Структура работы Нагеля является воплощением его класси-
фикации научных объяснений и научных законов. Первые пять
глав (не считая вводной) посвящены логическим и теоретико-
познавательным вопросам объяснения, т. е. разбору философ-
ской и общеметодологической стороны вопроса. Затем следую-
щие шесть глав касаются анализа объяснения в естественнонауч-
ном исследовании, в связи с чем он разбирает прежде всего
вопросы функционального объяснения. Нагель начинает с группы
механико-математических наук, затем переходит к физике (к фи-
зической теории) и заканчивает этот раздел вопросами биологии.
Главы следуют в таком порядке: глава 7 («Механические
объяснения и наука механики»), разбирающая вопрос о том, что
такое механическое объяснение и логический статус науки ме-
ханики; глава 8 («Пространство и геометрия»), где рассматри-
ваются ньютоновское решение и чистая и прикладная геометрия;
глава 9 («Геометрия и физика»), в которой анализируются аль-
тернативные геометрии и их взаимоотношения и геометрия и
теория относительности; глава 10 («Причинность и индетерми-
низм в физической теории»), где автор выступает по сути дела
против узкого механического понимания детерминизма (в духе
Лапласа), а тем самым и против основного аргумента сторонни-
ков индетерминизма в физике (в квантовой механике); глава 11
(«Редукция (сведение) теорий»), причем эта «редукция» пони-
мается в смысле связи и взаимодействия различных наук между
собой. Говоря конкретнее, под «редукцией» мыслится объясне-
ние теории или эмпирических законов, установленных в одной
научной области, с помощью теории (или законов), сложившей-

ся в другой научной области. Теория, которая объясняет, име-
нуется «первичной наукой», а которую объясняют, — «вторичной
наукой». Так Нагель анализирует сведение (редукцию) термоди-
намики к статистической механике, исследует формальные и не-
формальные (содержательные) условия редукции и особо ставит
вопрос о понятиях «целое», «сумма» и «органическое единство».
Наконец, в главе 12 («Механическое объяснение и организми-
ческая биология») разбираются структура телеологического объ-
яснения и основы организмической теории. Живое, по Нагелю,
отличается тем, что это «целенаправленные системы», в то время
как более широкое понятие — «направленно организованные
системы» применимо и к неживым телам. Телеологическое объ-
яснение не противостоит, по его мнению, каузальному и может
быть переформулировано в нетелеологическое, поскольку оно
рассматривает действия вещей, основываясь на учете перспекти-
вы поведения некоторой целой системы, в которую данные вещи
входят. В случае же нетелеологического объяснения поведение
целой системы трактуется как суммарный результат действия ее
составных частей. Поэтому телеологическое объяснение в биоло-
гии не делает биологию наукой, оторванной от физических наук,
и не приводит к необходимости требовать для нее «особой логи-
ки объяснения» (см. там же, стр. 428).
Заключительные главы книги Нагеля посвящены социаль-
ным наукам, проблемы которых автор излагает и пытается ре-
шить с обычных в таком случае для большинства ученых Запада
немарксистских позиций. Сюда относится глава 13 («Методоло-
гические проблемы социальных наук»); глава 14 («Объяснение
и понимание в социальных науках») и глава 15 («Проблемы в
логике исторического исследования»), куда в качестве заключи-
тельной проблемы входит вопрос о детерминизме в истории.
Таким образом, под углом интересующей автора проблемы
научного объяснения прослежен последовательно весь ряд ос-
новных наук, начиная с философских, затем математических и
естественнонаучных (вплоть до биологии) и кончая социальны-
ми. Хотя Нагель и не поставил специально вопроса о классифи-
кации наук, тем не менее этот вопрос нашел у него интересное
и оригинальное освещение в связи с анализом логической струк-
туры науки.
В целом в работе Э. Нагеля намечается явный отход от по-
зиций традиционного неопозитивизма и определенное движение
(стихийное) в сторону диалектики, а местами и в сторону ма-
териализма.
Естественнонаучная система: человек — Вселенная. Шепли.
Чрезвычайно интересную и в основном материалистическую
концепцию классификации материальных образований природы,
включая и человека как ее составной части, дал Харлоу Шеп-
ли — прогрессивный американский астроном, открытый сторон-

ник естественнонаучного материализма, во многом стихийно
приближающийся к диалектике. В ряде случаев он выступает
против теологических воззрений, хотя атеистическую линию про-
водит не всегда последовательно. Более того, иногда он делает
уступки религиозным концепциям, что, правда, не отражается
на его конкретных воззрениях на природу.
Шепли изложил свои взгляды в работе «Звезды и люди»
(1958 г.). Основной задачей своей книги он считает «построение
некоей разумной и устойчивой системы, которая включала бы в
себя человека и Вселенную. За последние годы немало старых
систем было отвергнуто. Целесообразно вести дальнейшую ра-
боту в этом направлении»1.
О том, в каком именно направлении надо вести работу, Шеп-
ли говорит в конце своей книги: «Изучая жизнь с материалисти-
ческих позиций, стремясь к объяснению космоса на эксперимен-
тальной основе, — пишет он, — мы осуждаем веру в сверхъесте-
ственное — последний оплот иррационального. Но благодаря
человеческому разуму тормозящая прогресс вера в сверхъесте-
ственные силы отступает широким фронтом, как никогда ранее.
Вера в сверхъестественное заменяется размышлением... нам те-
перь не надо апеллировать к чему-то существующему вне при-
роды. Мы можем взяться за разработку подобных вопросов с
позиций разума» (там же, стр. 152).
Касаясь главных областей действительности — природы, об-
щества и мышления, он фактически признает деление человече-
ской деятельности на эти три области. «Деятельность человека
в трех... областях — физической, умственной и общественной —
может быть значительно и всесторонне улучшена» (там же).
Здесь явно приближение Шепли к диалектическому взгляду на
общую структуру научного знания, а вместе с тем и всякого че-
ловеческого знания вообще.
Выделив три главные области человеческой деятельности —
природу (физическая деятельность), мышление (умственная
деятельность) и общество (общественная деятельность), он
стремится наряду с этим разработать некоторую единую, все-
охватывающую систему материальных объектов, которая бы
включала в себя всю природу и всего человека. В основу такой
системы он кладет последовательный порядок различных ступе-
ней, или, как теперь говорят, уровней организации материи.
В результате такого подхода у него образуется единый восхо-
дящий ряд (от мельчайших микрочастиц материи к ее величай-
шим образованиям). При этом, разумеется, имеется в виду
лишь познанная часть окружающего нас мира.
Шепли выделяет три важнейших признака, в соответствии с
которыми он характеризует разные ступени (или уровни) орга-
1 X. Шепли, Звезды и люди. Мм 1962, стр. 11.

низации материи: 1) различия, сильно зависящие от основной
природы объекта (он их обозначает далее греческими буква-
ми— а, р, у. • •)> 2) различия, сильно зависящие от размера или
массы объекта (они обозначены арабскими цифрами — 0, 1, 2,
3...), и 3) различия, сильно зависящие от строения объекта
(обозначены римскими цифрами — I, II, III...). Кроме того, для
характеристики некоторых астрономических объектов он вводит
еще и четвертый признак — различия, зависящие от положения
наблюдателя.
Таким образом, в число различных признаков объектов у
Шепли входят и качественные показатели (основная природа),
и количественные показатели (размер и масса), и те и другие в
их взаимосвязи (строение).
Как утверждает далее автор, во многих отношениях, особен-
но с количественной точки зрения, человек занимает среднее
положение между миром звезд (космических образований) и
миром атомов (микрообъектов). Подходя к данному вопросу с
точки зрения размеров, он пишет, что «человек примерно во
столько же раз больше атома водорода, во сколько раз Солнце
больше человека. Можно записать: ? = ?, т. е. чело-
век как бы является средним геометрическим между звездами и
атомами, причем это соотношение приблизительно соблюдается
как для масс (в граммах), так и для размеров (в сантимет-
рах)» (там же, стр. 54). Человек, а вместе с ним и человеческое
общество, становится с этой чисто количественной стороны в
один ряд с остальными объектами, т. е. телами природы.
Рассмотрение организаций в природе Шепли начинает с об-
зора различных организаций людских обществ. При этом в ос-
нове всякой организации он усматривает действие определенных
причин и связующих факторов, которые мы назвали бы факто-
рами взаимодействия: «Какую бы организацию мы не рассма-
тривали, мы, конечно, можем предположить существование орга-
низующей силы или причины» (там же, стр. 34).
Таким путем автор приходит к рассмотрению всего ряда объ-
ектов природы, который, повторяем, включает у него и человека.
«В неодушевленном микрокосмосе, — пишет он, — тенденции к
организации направляются электростатическими и другими ана-
логичными силами. Фундаментальные частицы (электроны, ней-
троны и т. п.) объединяются прежде всего в атомы, атомы — в
молекулы и сложные системы молекул, а затем в большие и бо-
лее сложные организации типа кристаллов и коллоидов» (там
же, стр. 34).
Продолжая в том же направлении рассматривать объекты
природы, Шепли последовательно переходит к космическим
образованиям. «Если мы обратимся к большим и более массив-
ным организациям, — говорит он, — то на уровне коллоидов по-

кинем микрокосмос. Мы войдем в мир макрокосмоса, где решаю-
щим фактором является сила тяготения. В царстве звезд мы
находим пылевые частицы, объединяющиеся в протозвезды, в
которых газовое давление и излучение противодействуют силе
тяготения. Звезды часто бывают двойными и тройными. Следую-
щие по величине звездные организации — звездные скопления и
звездные облака, а последние вместе с рассеянными одиночными
и кратными звездами объединяются в огромные космические
образования, называемые галактиками. Можно установить не-
прерывную последовательность организации от атома до Мета-
галактики» (там же, стр. 35).
Исходя из всех этих посылок, Шепли составляет таблицу
«Классификации материальных систем» (см. там же, стр. 35—
37). Обозначая цифрой 0 группу объектов, по своим масштабам
близких к человеческим масштабам, он составляет шкалу сту-
пеней организации материи, идущую в обе стороны от нулевой
группы: в сторону микрообъектов (знак отрицательный) и в сто-
рону макрообъектов, или космических образований (знак поло-
жительный) .
В итоге составляется следующая таблица:

Такова, по Шепли, система организации материального ми-
ра. В пределах каждой ступени, или уровня, организации ма-
терии происходит более детальная дифференциация видов мате-
рии. Для нас же важно следующее: в пункте 0 в ходе дви-
жения вдоль приведенного порядка ступеней организации
совершается раздвоение природы на две ветви: на неоргани-
ческую природу, представленную минералами, метеоритами
и т. п., и на органическую природу, представленную живыми
организмами, их колониями и т. п. Дальнейшее движение вдоль
указанного выше порядка материальных образований есть про-
должение первой (неорганической) ветви природы. От второй
же ветви осуществляется переход в конце концов к человеку и
обществу. Притом земную живую природу Шепли подразде-
ляет на три части: растения, животные, простейшие.
Изложенная концепция имеет прямое отношение к класси-
фикации современных наук. Прежде всего характерно, что
старое соответствие между наукой и изучаемым ею объектом
оказалось полностью нарушенным. Раньше каждый определен-
ный объект изучался только одной столь же определенной нау-
кой и, наоборот, каждая наука имела дело лишь с одним,
соответствующим ей объектом. В настоящее же время, как это
фактически показывает Шепли, один объект изучается несколь-
кими науками и одна наука распространяет свое исследование
на многие объекты. Он также вновь и вновь подчеркивает осо-
бенность современной науки, заключающуюся в том, что ста-
рые, резкие разграничительные линии оказались теперь как бы
размытыми и превратились в целые переходные области.
Все это свидетельствует о том, что взаимодействие наук в
современных условиях получило невиданное до тех пор раз-
витие. Взаимодействие наук автор показывает, в частности,
на примере проблемы возникновения жизни. «Вмешательства
сверхъестественных сил в биохимические процессы, — пишет
он, — которые мы именуем жизнью, не требуется. Вполне до-
статочно естественных явлений, большинство из которых уже
известно. Через пропасть между живым и неживым мы пере-
кинули мост, пусть даже непрочный. Микробиолог, идущий от
клетки к неодушевленной природе, и химик, идущий от атома
к живой клетке, работают практически на стыке. Однако в
этой работе еще многое недоделано... Ученым, исследующим
преобразование неживого в живое, т. е. химику и биологу,
оказывают помощь и геолог, анализирующий окаменелости, и
астроном, обнаруживающий доказательства длительности до-

кембрийской эпохи, и математик, который показывает, что если
период времени очень велик, а вещества имеются в изобилии,
то может случиться... «случайный» синтез аминокислот» (там
же, стр. 22—23).
Данные положения Шепли развивает дальше, связывая не-
посредственно с ними антитеистическую направленность всей
своей концепции. «Биохимия и микробилогия, — заявляет
он, — при помощи геофизики, астрономии и других наук зашли
настолько далеко в постройке моста между неживым и живым,
что мы можем и не сомневаться в том, что, если только физиче-
ские, химические и климатические условия на поверхности ка-
кой-то планеты подходят для жизни, она появится там... Объ-
ективная наука вытесняет субъективную веру в сверхъесте-
ственные силы. Многие исследования в области макромолекул и
микроорганизмов за последние годы показали, что в настоя-
щее время для объяснения происхождения жизни совершенно
необязательно прибегать к помощи загадочных и сверхъесте-
ственных явлений» (там же, стр. 112).
На примере вопроса об источнике солнечной энергии «очень
хорошо видна взаимосвязь различных наук, — пишет автор.—
Геология, геохимия, радиохимия, атомная физика и астрономия
объединенными усилиями доказывают, что вещество может
выделять огромное количество энергии. Окаменевшие растения
(и животные), которые изучаются палеонтологией, указывают
на постоянство потока солнечного тепла, а из этого факта при
помощи теоретической физики и астрофизики мы узнаем мно-
гое о внутреннем строении звезд» (там же, стр. 27).
Чтобы узнать, например, каким был климат Земли раньше,
надо «воспользоваться методами и результатами доброго де-
сятка различных наук; некоторые из них относятся к биологии,
другие — к физике» (там же, стр. 27).
В качестве астронома Шепли особо останавливается на та-
кой науке, как космография. В прошлом под этим названием
понимался обычно начальный курс астрономии, преподавав-
шийся в средней школе. Шепли вкладывает в это название
гораздо более глубокое и широкое содержание. «Можно ска-
зать, — замечает он, — что космография для Космоса является
тем же, чем география для Земли» (там же, стр. 14). Здесь и
далее, где речь идет о космографии в широком смысле слова
(там же, стр. 25), автор по сути дела становится на «географи-
ческую» точку зрения в духе Чижова или Берга. Ее методоло-
гическая характеристика основывается на том, что науки этой
категории изучают пространственное распределение данного
рода объектов.
Но если более точно определить принципы, на основе кото-
рых Шепли строит классификацию материальных объектов и
наук, в настоящее время изучающих эти объекты, то в качестве

таковых следует назвать два: во-первых, принцип последова-
тельного усложнения организации материи, чему фактически
соответствует применительно к данной конкретной ситуации об-
щий принцип развития, а во-вторых, принцип объективности
рассмотрения изучаемого предмета.
Объективность же он трактует как «единственное средство,
при помощи которого можно нарисовать верную и удовлетво-
ряющую нас картину мира и четко определить наше положение
в нем» (там же, стр. 19).
Резюмируя, можно с полным основанием признать, что в
вопросе о классификации современных наук и их объектов Шеп-
ли очень близко подошел к принципам материалистической
диалектики и построил весьма ценную систему материальных
образований.
Классификации современных наук практического назначе-
ния. Оже. Татон. Вопрос о классификации современных наук
занимает видное место в трудах, обобщающих развитие науч-
ных знаний нашего времени. Одним из таких трудов явилась
сводная работа «Современные тенденции в научных исследо-
ваниях». Она написана большой группой авторов, руководимой
Пьером Оже, бывшим директором отдела точных и естествен-
ных наук при ЮНЕСКО. Очевидно, что структура названной
работы, а значит, и классификация современных наук, поло-
женная фактически в ее основу, принадлежит в первую очередь
Оже.
Общие принципиальные положения изложены во введении.
Здесь с достаточной четкостью сформулированы две противо-
положные тенденции современного научного развития, которые
мы называем дифференциацией и интеграцией наук. Во введе-
нии говорится: «Во времена Огюста Конта науки можно было
подразделить на шесть или семь основных категорий, называ-
емых дисциплинами, начиная с математики и кончая социоло-
гией. С тех пор в XIX — начале XX в. происходит расчленение
внутри каждой отдельной дисциплины, каждая из основных
категорий делится на все более и более узкие области, которые
быстро приобретают примерно такое же значение, как и та дис-
циплина, от части которой она взяла свое начало»1.
В качестве примера подобной дифференциации наук при-
водится химия. Во времена Лавуазье она представляла собой
довольно единое целое. Затем распалась на неорганическую и
органическую, причем внутри каждой из них эта диффе-
ренциация продолжалась глубже (то же в физике и био-
логии).
1 Современные тенденции в научных исследованиях. Пьер Оже — спе-
циальный консультант. ЮНЕСКО. 1963. Издано в СССР Издательством
АН СССР, стр. 6.

«Но именно этот избыток специализации вызвал обратное
или, скорее, дополнительное движение, т. е. слияние отдельных
дисциплин. Так, из физики и химии под влиянием этих двух
дисциплин появилась новая дисциплина — физическая химия.
Этот процесс породил ряд новых наук с двойным или даже
тройным названием: астрофизика, биохимия, математическая
химия, физико-химическая биология и т. д. Таким образом,
по пестрому вееру вопросов научных исследований пробежали
невидимые связующие, которые восстановили единство всей сис-
темы» (там же).
Касаясь причин, вызвавших подобное увеличение числа спе-
циальных дисциплин, с одной стороны, и попытки синтеза — с
другой, автор введения отмечает, что характер действия чело-
века очень часто определяется более практическими соображе-
ниями, нежели постоянное его стремление расширять свои зна-
ния о явлениях природы и ее законах. В соответствии с этим
основной ход развития научного познания выражается форму-
лой «От открытия к практическому использованию» (там же).
Отсюда вытекают два различного рода научных исследований:
практические, отвечающие стремлению человека сделать выпол-
няемую им работу лучше, быстрее, дешевле, и отвлеченные,
призванные помочь человеку познать окружающий его мир.
Постепенно сложился третий тип научного исследования —
прикладного, особенность которого состоит в попытках исполь-
зовать отвлеченные знания, накопленные в результате иссле-
дований, проводимых с чисто научной целью, для улучшения
техники. «Самые первые попытки в этом направлении привели
к чрезвычайно эффективному взаимодействию науки и техни-
ки» (там же, стр. 7).
Уже из этих рассуждений следует, что классификация наук
здесь строится в значительной мере на учете момента цели,
к достижению которой направлено научное исследование. Даль-
ше эта позиция выявляется более определенно: «В современ-
ном мире становится все труднее делать различие между ка-
тегориями научных исследований (судя по задачам), решение
которых было первоначально поставлено перед ними, и даже
по методам, примененным в ходе исследований. Лучший спо-
соб разрешить эту задачу — рассмотреть мотивы, которыми в
каждом отдельном случае руководствуется научный работник
в ходе исследований» (там же).
На примере Пастера автор введения показывает, каким об-
разом стремление к «чистому познанию» привело ученого к
весьма важным практическим результатам. Автор называет это
«колебанием между практическим применением и чистой нау-
кой», считает такое «колебание» почти общим правилом. От
конкретной задачи научный работник приходит к теоретическим
обобщениям и далее к практическому применению теории. «Ус-

пехи в технике, — говорит он, — открывают новое поле деятель-
ности для теоретических исследований; чисто научное открытие
порождает плодотворное применение его на практике» (там
же).
Полагая деление научных исследований на категории недо-
статочным, автор считает, что целесообразнее различать две
стадии в переходе от чистой науки к чистой технике: «Первая
из них подразделяет теоретическое исследование на свободное
исследование и целенаправленное исследование. Вторая стадия
отделяет прикладное исследование от технического внедрения»
(там же). Для пояснения можно построить следующую схему:
Здесь стрелка показывает последовательность перехода от
чистой науки к чистой технике.
Подходя к вопросу о классификации исследований с точки
зрения мыслей и действий ученых, занятых данными исследо-
ваниями, автор введения вскрывает и в этом случае два аспек-
та, которые сравнимы с двумя категориями наук — чистых и
прикладных. Под первыми понимаются наблюдение и теория,
под вторыми — опыт и применение. «Назовем обе категории
так: знание и действие» (там же, стр. 9).
Отмечая внутреннюю связь между науками обеих категорий,
он пишет, что чистое исследование едва ли можно предпринять
без постоянного практического применения науки в целях
достижения поставленной задачи, сколько бы «чистой» наука
ни была; в свою очередь «прогресс в практическом применении
науки не может наблюдаться достаточно долго без непрерыв-
ного прогресса в области отвлеченных знаний» (там же,
стр. 10).
Касаясь непосредственно интересующего нас вопроса, автор
введения отмечает, что принятый порядок расположения мате-
риала «основан больше на соображениях удобства, чем на ло-
гике. Как правило он следует классификации Огюста Конта,
но в тех случаях, когда какая-либо тема требует особого вни-
мания, он объединяет вопросы, взятые из различных частей
этой классификации» (там же, стр. 11). Нас будут интересовать
в первую очередь эти вынужденные отступления от классифи-

кации наук Конта, вызванные новой ситуацией в развитии со-
временной науки и практики.
Новая ситуация выступает, в частности, в том, что для со-
временного уровня научного знания характерно «взаимодей-
ствие между различными науками» (там же, стр. 16), так как
новые научные исследования по своей природе связаны с не-
сколькими областями науки одновременно и требуют использо-
вания всех научных ресурсов, начиная от математики и кончая
биологией и общественными науками. «В том-то и заключается
удивительное свойство современной научной работы, что она
требует использования этих ресурсов, не принимая во внимание
старые границы между физикой и химией или биологией, фи-
зикой и химией. В частности, «математизация» всех наук...
непрерывно прогрессирует по двум направлениям: в расчетах
и в теории...» (там же).
Все основные направления научных исследований и их прак-
тических применений в разбираемой работе делятся на 6 клас-
сов, или групп. Первую из них составляют ведущие науки, в
общем соответствующие тем, которые О. Конт включил в свою
классификацию. Это математика, физика, химия, биология. По
сравнению с контовской классификацией в приведенном ряде
наук отсутствует астрономия, вынесенная в другую группу наук.
Вместе с тем в разделе математики отсутствует теоретическая
механика, а на ее месте стоит автоматика и связанная с ней
кибернетика.
Далее, в разделе физики представлены важнейшие течения
современной физики (атомной физики, включая квантовую ме-
ханику и физику элементарных частиц, ядерной физики и т. д.).
Физика в соответствии с этим включает в себя: субатомную
физику с микромеханикой (квантовой механикой микрочас-
тиц), учение о лучистой энергии (оптику, электронику, учение
о теплообмене и низких температурах), учение о магнетизме
и электричестве; гидро- и газодинамику (включая механику
жидкостей и газов, термодинамику систем, находящихся под
высокими или низкими давлениями, физику твердого тела,
полупроводников и сверхпроводников); химию (включая хи-
мию физическую, аналитическую, ядерную, неорганическую,
органическую); биологию (включая биохимию и биофизику,
характеризуемые как изучение биологической функции, орга-
низации и структуры с помощью химических, физико-химиче-
ских и физических теорий и методов, затем — биологию клет-
ки, физиологию, биологию растений и животных, радиобиоло-
гию).
Таким образом, классификация Конта здесь сильно видо-
изменена и приспособлена к тому, чтобы охватить собой новей-
шие успехи естествознания и прежде всего возникшие в конце
XIX в. и в течение XX в. новые отрасли науки промежуточ-

ного, или переходного, характера. Поэтому правильнее сказать,
что примененная здесь классификация наук сохранила от Кон-
та лишь то, что удержало от него само развитие современного
научного познания при коренном изменении содержания, вкла-
дываемого как в понятие границ между науками, так и в пред-
ставление о самих этих науках.
Вслед за ведущими науками идут науки о Земле и кос-
мосе, включая астрономию, которая у Конта стояла, как из-
вестно, между математикой и физикой. Фактически этим авторы
осуществили расщепление общего ряда наук на две ветви:
одну, которая завершается биологией (в рамках «ведущих
наук»), другую, представленную геологией и астрономией и
поставленную особо после ряда «ведущих наук» и тем самым —
в качестве отдельной ветви научного знания. Сюда входит гео-
логия (с изучением лито-, гидро- и атмосферы, следовательно,
метеорологией) и астрономия (с изучением космического про-
странства, астрофизикой).
Этими первыми двумя группами завершается ряд теорети-
ческих наук. Затем (в соответствии с принципами Конта) сле-
дуют практические науки. Третью группу наук составляют ме-
дицинские науки. Сюда входят кроме собственно медицинских
наук такие биологические науки, которые находят свое при-
менение в области медицины и здравоохранения (бактериоло-
гия, биология человека, включая, например, биохимическую
генетику человека, учение об антибиотиках); сюда же вклю-
чаются науки, стоящие на грани между медицинскими и со-
циальными науками и касающиеся социальной статистики, де-
мографии и этнографии.
Четвертая группа образуется науками о питании и сельском
хозяйстве. В нее включено учение о почве, об удобрениях, гид-
рология, растениеводство, животноводство, учение о питании
людей.
Пятую группу составляют исследования, касающиеся топли-
ва и источников энергии, включая области термохимической
энергии (уголь, нефть, газ, и т. п.), гидроэнергетики, ядерной
энергетики, солнечной энергии, передачи электрической энер-
гии.
Последнюю группу составляют технико-промышленные об-
ласти исследования, такие как металлургия, химическая про-
мышленность — неорганическая, органическая (включая высо-
кополимеры, синтетический каучук и пр.), текстильная промыш-
ленность, электромашиностроение, транспорт (включая авиа- и
космоаппараты), техника связи (включая автоматику), строи-
тельная техника.
Таким образом, вся система научных знаний, или научных
исследований, дана здесь в общем плане движения познания
от «чистой» (теоретической) науки к практике производствен-

ной деятельности человека, к технике промышленности, транс-
порта и связи. Заметим, что разбираемая работа ограничивает-
ся лишь областью естественно-математических и технических
наук и оставляет в стороне область собственно гуманитарных —
общественных и философских наук.
Положенная в основу всей работы схема классификации
наук представляет большой интерес, поскольку в ней нашли
отражение новое состояние наук и особенности их современ-
ного развития. Уже попытка учесть это новое и отразить его
в системе современного научного знания, современных научных
исследований делает рассмотренную классификацию заслужи-
вающей серьезного внимания и показывает, что в ней полу-
чила выражение объективная диалектика естествознания
наших дней. Все это не идет ни в какое сравнение с многочис-
ленными системами наук, которые выдвигаются ныне предста-
вителями идеалистической философии и снабжаются всякого
рода псевдонаучной аргументацией.
Сказанное относится и к другой практической классифика-
ции наук, которая легла в основу последней части многотом-
ной «Общей истории наук», изданной под руководством Ренэ
Татона. Эта часть носит название «Современная наука. XX век».
Ее содержание переплетается с содержанием разобранной вы-
ше работы «Современные тенденции в научных исследованиях».
В создании того и другого труда принимали участие одни и
те же авторы и среди них П. Оже.
Введение к книге «Современная наука. XX век» носит за-
главие «Новое лицо науки». В нем главное внимание обращено
на выяснение того нового, что появилось в современной науке
и что отличает ее от науки XIX в. и более ранних эпох. Автор
выделил следующие пункты: возрастание познания, расшире-
ние области этого познания, топология этой области и, нако-
нец, качественные преобразования, которые выдвигают на пер-
вый план изучение структуры.
Сейчас нас интересует особенно раздел «Расширение и то-
пография научных областей». Именно здесь выдвигаются идеи
классификации современных наук, совпадающие с воззрения-
ми работы «Современные тенденции в научных исследованиях».
Но есть здесь и нечто новое, связанное с особенностями раз-
вития современного естествознания. Еще в предыдущем раз-
деле того же введения («Возрастание науки») анализируются
не только количественные показатели роста научного познания,
но и качественные изменения в самой науке, в ее структуре.
Здесь автор показывает, что различные отрасли науки в один
и тот же момент не находятся на одной и той же стадии своего
развития; причем некоторые сложные дисциплины могут нахо-
диться еще на стадии определения своих основных понятий или
накопления фактов и их классификации.

За последние полвека ситуация «изменяет также систему
взаимодействия различных отраслей науки и принуждает к
глубокому пересмотру их классификации»1. Сказанное прямо
относится к классификации самих современных наук.
Речь идет не только о взаимодействии между теоретической
и экспериментальной частью той или иной отдельной науки, но
и о том, что ученым приходится приспособляться к новым сфе-
рам научного исследования. На это указывает, например, из-
менение числа физиков и химиков, работающих по современ-
ной клеточной и молекулярной биологии.
В следующем разделе введения эта мысль развивается даль-
ше. Расширение областей познания и их соединения автор
представляет визуально и почти геометрически. Суть этого
процесса состоит в том, что старые классические дисциплины,
углубляя и расширяя свою традиционную область, образуют
между собой стыки (некоторые пограничные зоны) и приводят
к появлению целого ряда «смешанных дисциплин» (биохимия,
биофизика и т. д.), которые становятся рядом с астрофизикой
и математической физикой. «Можно сказать, что в настоящее
время науки образуют подлинную сеть вместо линейного ряда
классификации Огюста Конта» (там же, стр. 4).
Это признание чрезвычайно важно и имеет принципиальный
характер. Оно показывает, что система Конта сейчас не годит-
ся не только в том или ином своем частном пункте, а в самой
своей основе. Она изображает взаимоотношения наук лишь в
одном (линейном) плане, тогда как их взаимоотношения стали
многосторонними, разветвленными и требуют принципиально
нового, адекватного их состоянию и развитию способа постро-
ения общей системы наук.
В своей специальной части классификация наук, положен-
ная в основу рассматриваемой работы, в ряде мест отличается
от той, которая легла в основу предыдущей, сходной с нею
работы. Это касается прежде всего соотношения между теоре-
тическими и практическими науками. В предыдущей работе,
как мы видели, сначала шли первые («ведущие науки» и науки
о Земле и космосе), а за ними — практические науки. В дан-
ном случае изложение иное: из практических наук особо выде-
лена только медицина, которая идет непосредственно за био-
логическими науками и примыкает к ним в качестве практи-
ческой области их применения.
Второе существенное отличие состоит в том, что науки о
Земле и Вселенной не исключены из ряда основных или веду-
щих наук и не поставлены в какое-то особое положение, а
следуют за физическими науками, предшествуя биологическим.
1 Histoire generate des sciences, publiee sous la direction de Rene Taton.
t. Ill, La science contemporaine, v. II, Le XX-e sciecle. Paris, 1964, p. 3.

Конечно, это не означает, что Татон и другие участники раз-
бираемой работы составили какой-то линейный ряд наук на-
подобие контовского, где геология и астрономия заняли место
между физикой и химией, с одной стороны, и биологией — с дру-
гой. Во введении Оже указывает на то, что современные науки
образуют собой сеть, то есть разветвленную систему, а не ли-
нейный ряд. Поэтому включение геологии и астрономии на
отведенное им место надо понимать с учетом упомянутого ука-
зания. В сети наук это может быть представлено так, что
здесь имеется ответвление или разветвление, благодаря чему
одни науки по отношению к другим оказываются лежащими
не последовательно друг за другом, а как бы на развилке.
Однако в книге такие развилки, очевидно, недопустимы, и
одна глава тут должна следовать за другой. При таком поло-
жении неизбежно может быть принято только одно из двух
решений: геология и астрономия либо предшествуют, либо по-
следуют изложению биологии. Оба решения мы и встречаем
в рассматриваемых работах: первое — у Татона, второе — у
Оже. В какой-то степени и то и другое имеет свои достоинства
и свои недостатки, а оба вместе — свидетельствуют о сложно-
сти проблемы нахождения места для геологии и астрономии,
связанной с тем, что взаимосвязи наук носят нелинейный, «се-
теобразный» характер.
Как же выглядит структура современных наук (естествен-
но-математических), представленная в труде, созданном под
руководством Татона?
Все названные науки разделяются на пять главных групп:
1. Математика. 2. Физические науки (включая и химию.) 3. На-
уки о Земле и Вселенной. 4. Науки о жизни. 5. Медицина.
В математику, наряду с ее теоретическими разделами, вхо-
дит и кибернетика (Оже включил в математику наряду с «чи-
стой математикой» и автоматику).
Физические науки содержат: современную атомную и кван-
товую физику, теорию относительности, общую механику и фи-
зику твердого тела, оптику и спектроскопию, термодинамику,
учение о магнетизме, электричестве, электронике и радиоэлек-
тричестве, ядерную физику и учение о радиоактивности, химию
(включая радиохимию, химию физическую, аналитическую,
минеральную, органическую и биохимию). Включением биохи-
мии намечен переход от химии к биологии, подобно тому в ми-
неральной химии намечается переход от химии к минералогии
и вообще наукам о Земле.
Науки о Земле и Вселенной составляют: геодезия и гео-
физика (которые рассматриваются именно как науки о Зем-
ле, а не как математические науки), минералогические науки,
включая кристаллографию и геохимию, геология, астрономия
(включая астрофизику и радиоастрономию). Здесь важно под-

черкнуть, что в данную группу соединены все науки, изучаю-
щие один и тот же объект (Землю или космос), с различных
сторон, а потому различными методами (математическими,
физическими, химическими). Это значит, что в основу класси-
фикации наук, на которую фактически опирается Татон и его
сотрудники, положен принцип группировки наук в классы не
по применяемому методу, а по изучаемому объекту природы.
То же касается и следующей группы наук — о жизни. Сюда
входят: учение об элементарных формах жизни, биология жи-
вотных и зоология, генетика и эволюционное учение, сравни-
тельная анатомия и палеонтология позвоночных, учение об
антропогенезе, физиология растений и ботаника (включая фо-
тогеографию). Следует отметить, что науки о более развитых
и сложных формах жизни, объектом которых служат живот-
ные, предшествуют наукам о более простых и менее развитых
ее формах, объектом которых служат растения.
К биологическим наукам, как уже было сказано выше, при-
мыкают медицина и медицинские науки. В этом последнем
разделе особенно интересен анализ проникновения физических,
химических, биохимических и других методов исследования,
диагностики и лечения в область медицины.
Таковы две близкие между собой фактические классифика-
ции современных наук, в которых отразилось стихийное дви-
жение мысли ученых к диалектике и материализму постольку,
поскольку в этих классификациях нашли свое выражение тен-
денции развития современного естествознания и характер взаи-
мосвязей между отдельными его отраслями, характер их вза-
имного проникновения друг в друга. Ценность такого рода
фактических классификаций наук состоит именно в их реаль-
ном содержании. В этом — сила рассмотренных выше факти-
ческих классификаций, в этом — их несомненное превосходство
по сравнению с теми классификациями наук, которые построе-
ны исходя из концепций различных течений философского
идеализма. Для последних типичны искусственность и форма-
лизм, исключающие возможность отразить современное состоя-
ние науки и тенденции ее современного развития и делающие
такие классификации пустыми, бесплодными в научном отно-
шении и лишенными какого-либо познавательного значения.
Строить систему науки в настоящее время, игнорируя характер
и особенности современного научного знания, — значит заранее
обрекать на неудачу предпринятую попытку.

Глава II
ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В МАРКСИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
СЕРЕДИНЫ XX в.
В противоположность современной идеалистической филосо-
фии, которая обнаружила свою беспомощность в постановке
таких вопросов, как проблема классификации наук, марксист-
ская философия, марксистская диалектическая логика дает мощ-
ное средство для их решения.
В годы, протекшие после окончания второй мировой войны,
проблема классификации наук разрабатывалась с разных сто-
рон: в ее развитии принимали участие марксисты — философы и
естествоиспытатели СССР и других стран.
Следуя за Энгельсом, марксисты правильно видят основу
классификации наук в классификации форм движения материи;
нередко они связывают последнюю с классификацией дискрет-
ных видов материи, которые служат субстратом соответствую-
щих форм движения.
Проблему классификации наук марксисты решают, идя от
отдельного к общему и от общего к отдельному. В первом случае
строится общая система наук, которая, по замыслу ее автора,
должна служить развитием и конкретизацией классификации
наук Энгельса применительно к современному развитию знаний,
во втором случае ищется место той или иной науки в общей
системе наук (или той ее части, куда входит данная наука).
Марксистские работы, посвященные классификации наук и
исходящие из идей Энгельса, различаются между собой под-
ходом к решению данной проблемы. Здесь выделяются два
противоположных подхода — творческий и догматический. В пер-
вом случае, сохраняя принципы классификации наук, разрабо-
танные Энгельсом, авторы по-новому применяют их к новому
материалу научного знания, к современному, более высокому
уровню развития науки; при этом конкретная схема взаимосвя-
зей отдельных наук между собой, принятая Энгельсом, коренным
образом пересматривается соответственно нынешнему состоя-
нию наук. Следуя второму подходу, авторы сохраняют полностью

или в главных чертах конкретную схему Энгельса и в лучшем
случае вносят в нее лишь несущественные поправки или допол-
нения, детализирующие ее в частностях.
Излагая историю марксистской классификации наук в сере-
дине нашего века, мы остановимся на более подробной харак-
теристике обоих подходов.
В этой связи отметим, что 1953—1955 гг. мы выделяем как
рубеж между двумя различными ступенями развития марксист-
ской мысли как в СССР, так и в других странах. До этого
времени в марксистском учении, в том числе и философии, под
влиянием культа личности имел сильное распространение дог-
матизм, что оказывало отрицательное воздействие и на мар-
ксистскую разработку проблемы классификации наук. Напротив,
в последующие годы, и особенно в период после XX съезда
КПСС (начало 1956 г.), активная работа по разоблачению
культа личности и по ликвидации его последствий положила
конец влиянию догматизма, открыв широкие возможности для
творческой разработки указанной проблемы.
В данной главе мы доводим изложение истории марксист-
ской классификации наук лишь до начала 1956 г. Марксистские
работы, написанные после XX съезда КПСС, будут рассмотрены
в третьей книге, которая посвящается специально опыту мар-
ксистской классификации современных наук.
Поскольку автор этих строк в разбираемый период стал раз-
рабатывать указанную проблему, то здесь изложено фактическое
содержание его работ, относящихся к 1945—1955 гг. Без этого
общая картина была бы неполной и вместе с тем нарушалась
бы связность исторического изложения.
1. ТРУДНОСТИ РАЗРАБОТКИ
МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК
В КОНЦЕ 40-х— НАЧАЛЕ 50-х годов
Влияние догматизма на разработку классификации наук.
Вопросом классификации наук Сталин никогда не занимался.
Единственное место, которое можно было бы с большой натяж-
кой отнести к данной проблеме, имеется в его ранней статье
«Анархизм или социализм?». Это место гласило, что идея раз-
вития распространяется на все отрасли научного знания, «от
астрономии до социологии». Совершенно очевидно, что тут име-
лась простая ссылка на контовский ряд наук, который, если не
считать математики, начинался с астрономии и завершался
социологией. Она не свидетельствовала о какой-либо самостоя-
тельной мысли по данному вопросу.
В условиях культа личности его защитники проводили такую
линию: во-первых, правом творчески развивать марксизм-

ленинизм, в том числе философию, обладает один человек; фи-
лософы же марксисты могут только пропагандировать и попу-
ляризировать то, что скажет или напишет он; во-вторых, все
то, что выходит за пределы его работ и не может быть так или
иначе подведено под его высказывания, будто бы автоматиче-
ски выпадает из марксистско-ленинского учения в его совре-
менном виде, то есть в том виде, какой ему придал этот чело-
век, кроме того, что обязательным условием для марксистов
было приведение ссылок на его работы.
В соответствии с этим, например, статья «О диалектическом
и историческом материализме» была превращена в своеобраз-
ное философское мерило: все философские положения марксиз-
ма-ленинизма так или иначе натягивались под эту статью, а
все, что выходило за ее пределы, объявлялось не согласую-
щимся с марксизмом-ленинизмом.
Канонизация и догматизация сталинских работ как якобы
последнего слова марксистско-ленинского учения привели к
тому, что творческая мысль марксистов-философов могла про-
биваться лишь с трудом, с опасностью для тех, кто ее пытался
в этих условиях развивать и двигать вперед. Но ни в СССР, ни
в других странах мира, как социалистических, так и несоциали-
стических, подлинно творческая марксистская философская
мысль даже в тех условиях никогда не замирала. Философы-
марксисты выдвигали и разрабатывали новые идеи, новые по-
ложения, обобщали новые данные науки.
В те годы сильно затрудняло разработку марксистской клас-
сификации наук и другое обстоятельство, тоже связанное непо-
средственно с культом личности. Это — общее направление
исследований в области логики, определившееся в соответствии
с указаниями Сталина. В 1946 г. было принято постановление о
введении предмета формальной логики в советской средней
школе. Изучался этот курс и в некоторых вузах, готовящих пре-
подавательские кадры для средней школы. Формальнологиче-
ская тематика проникла и в научно-исследовательские учрежде-
ния, в частности в Институте философии Академии наук СССР
был создан специальный сектор с большой группой аспирантов.
Все это способствовало тому, что возникла явно преувеличен-
ная оценка роли этой дисциплины. Последовавшее затем изда-
ние ряда руководств, публикация статей и брошюр по формаль-
ной логике при отсутствии работ по марксистской диалектиче-
ской логике неправильно ориентировали философские кадры в
СССР, создавая впечатление, будто формальная логика и есть
марксистская логика, единственная научная логика. К тому же
сторонники такой точки зрения придерживались школьного
курса формальной логики и не обращались к действительно
новым достижениям, которые дало ее применение к области
математики (математическая логика). Создавалось впечатление,

что именно этим школьным курсом они собираются подменить
марксистскую диалектическую логику.
Это оказало большое влияние на разработку классификации
наук в СССР, ибо речь шла о ее методологической основе. Фор-
мальная логика, получившая непомерно большое развитие,
могла служить основой лишь для формальных классификаций
наук с их принципом координации и резкого обособления одних
наук от других.
К таким именно классификациям приводит общий формаль-
нологический прием деления понятий (следовательно, и наук),
где члены деления полностью исключают друг друга. Между
тем весь строй современного естествознания и всего человече-
ского знания вообще противоречит применению подобного рода
приема. Типичным и существенным для современной науки яв-
ляется наличие переходных областей между отдельными наука-
ми. В этих областях происходит взаимное проникновение и пере-
плетение смежных наук. Здесь члены деления не только не
исключают друг друга, а предполагают совместное свое присут-
ствие.
Формальная логика бессильна справиться с такого рода си-
туациями, заставляет исследователя обходить их при помощи
искусственных построений, которые не отражают современного
строя научных знаний, а являются попытками приспособиться
к изжившим себя методологическим принципам.
Правильно разрешить все эти проблемы может лишь мар-
ксистская диалектика, марксистская диалектическая логика.
Только на основе ее принципов можно разработать диалектиче-
скую классификацию наук, отражающую диалектику развития
самих вещей и знаний о вещах, диалектику связей и переходов
между науками.
Возникает вопрос: почему же некоторые наши философы во-
преки всему, что писали Маркс, Энгельс и Ленин, отвергли
диалектическую логику, исключили ее из области марксистско-
ленинской философии, из учения марксизма-ленинизма? Ко-
рень этой серьезной ошибки заключается в неправильном,
огрубленном, упрощенном в духе вульгарного материализма
понимании предмета диалектического материализма, предмета
всей марксистской философии. Ленин многократно указывал
на то, что в марксизме диалектика, логика и теория познания
материализма сливаются воедино, что диалектика включает
в себя теорию познания, что она и есть теория познания.
Напротив, в ряде работ, в частности в статьях «Анархизм
или социализм?» и «О диалектическом и историческом материа-
лизме», резко и неоправданно разрывались диалектика и тео-
рия познания на две самостоятельные части философии мар-
ксизма. Логика же вообще исключалась из сферы диалектики
и тем самым сводилась к чисто формальной логике. Последняя

ставилась рядом с диалектическим материализмом в качестве
особой философской дисциплины.
Получалось это так потому, что предметом марксистской
философии, марксистской диалектики считались лишь общие
законы внешнего мира — природы и общества, но исключались
отсюда законы мышления. Именно так, а не иначе излагается
диалектика в статье «О диалектическом и историческом мате-
риализме», в таком же духе даются прямые формулировки в
работе «Марксизм и вопросы языкознания». В итоге искажа-
лось известное определение диалектики, данное классиками
марксизма-ленинизма, как науки о наиболее общих законах
развития природы, общества и мышления.
Исключение мышления из определения предмета диалекти-
ки, а в соответствии с этим исключение диалектической логики
или «субъективной диалектики» из самой диалектики привело
к своеобразной «онтологизации» диалектики, то есть к тому,
что она стала трактоваться только как диалектика бытия
(внешнего мира), но не как диалектика познания, отражаю-
щего это бытие.
Но без диалектической логики невозможно было и думать
о творческой разработке таких проблем, как марксистская
классификация современных наук. Между тем постановка и ре-
шение этой проблемы становились все более и более насущно
необходимыми. В конце 40-х годов этого настойчиво требовали
по крайней мере два обстоятельства.
Во-первых, начало выходить второе издание Большой Совет-
ской Энциклопедии (1949 г.), задачей которой было резюмиро-
вать все достигнутое человеческим знанием. Основой для си-
стематизирования современных знаний должно было послужить
марксистское учение, в частности марксистская классификация
наук.
Во-вторых, в это время начала разрабатываться в СССР
новая библиотечная классификация, которая, по замыслу ее
составителей, должна была опираться в своей основе на мар-
ксистские принципы классификации наук и на конкретную схе-
му классификации современных наук. К этой работе подводила
написанная в историческом плане докторская диссертация
Е. И. Шамурина «Библиотечно-библиографические классифика-
ции за границей и в дореволюционной России», защищенная в
1944 г.
Таким образом, возникла практическая потребность в реше-
нии проблемы марксистской классификации наук, но этому в
сильнейшей степени препятствовал культ личности. Ниже мы
покажем конкретнее, в каком состоянии была в то время разра-
ботка интересующей нас проблемы.
Различные подходы к соотношению наук. Для показа того,
как по-разному ставилась и решалась в конце 40-х и начале

50-х годов проблема соотношения наук, рассмотрим две группы
вопросов: одну о соотношении между философией и частными
науками, другую, касающуюся отражения новых физических
форм движения в схеме Энгельса. Именно здесь со всей опре-
деленностью выявляются два противоположных подхода —
творческий и догматический — к проблеме классификации наук
в ее связи с соотношением форм движения материи и ее дискрет-
ных видов.
Наряду с ними встречается и псевдоноваторский подход, ко-
торый создает видимость чего-то нового, не стандартного. В дей-
ствительности же он представляет собой отступление от уста-
новленных истин к ранее существовавшим и устаревшим
представлениям. Образцом такого лжетворческого подхода мо-
жет служить книга Г. Ф. Александрова «История западноевро-
пейской философии» (1946 г.).
В названной книге философия вообще, включая и современ-
ную марксистскую философию, трактовалась как совокупность
человеческих знаний, как наука наук, охватывающая собой все
частные отрасли знания и подчиняющая их себе. Такой взгляд
на философию и ее предмет представлял собой отход от взгля-
дов классиков марксизма-ленинизма в сторону возрождения
давно уже устаревшего и отвергнутого самой наукой натурфило-
софского понимания предмета философии.
В 1947 г. было проведено широкое обсуждение этой книги,
которое вылилось в своеобразную философскую дискуссию. Ряд
участников этой дискуссии (среди них А. А. Жданов, В. Д. Ки-
венко и др.) выступил против неверных, немарксистских взглядов
на предмет философии, на ее соотношение с другими науками,
против неправильного определения философии и ее места в об-
щей системе научного знания.
Со всей резкостью подчеркивалось, что классические опре-
деления предмета философии, данные Энгельсом, полностью
сохранили свое значение в современных условиях. Это способ-
ствовало выяснению действительного места марксистской фило-
софии среди других наук и тем самым выработке правильных
марксистских взглядов и на всю классификацию современных
знаний, среди которых философия всегда занимала особое,
можно сказать определяющее, положение.
В самом деле, натурфилософский и противоположный ему
позитивистский взгляды на философию уже сами по себе пред-
решали общую ошибочную постановку вопроса о всей системе
наук. В первом случае все положительное знание растворялось
в философии; отдельные науки оказывались отраслями единой
философии.
Во втором случае философия не только отрывалась от част-
ных наук, но и ликвидировалась сама как особая наука со
специфическим, свойственным ей предметом исследования.

Позитивистская подмена философии частными науками («наука
сама себе философия») вела к тому, что из общей системы зна-
ния исчезало цементирующее, объединяющее отдельные его от-
расли начало.
Марксистское понимание предмета философии, защищенное
от извратителей марксистско-ленинской философии, определяло
такое положение философии в общей системе знаний, при кото-
ром философия, с одной стороны, не растворяла в себе осталь-
ные науки и не выдавалась за совокупность всех человеческих
знаний, а с другой стороны, не отрывалась от других наук, а
пронизывала их собой как общий метод научного познания.
«Марксистская философия, в отличие от прежних философ-
ских систем, — говорил А. А. Жданов, — не является наукой над
другими науками, а представляет собой инструмент научного
исследования, метод, пронизывающий все науки о природе и
обществе и обогащающийся данными этих наук в ходе их раз-
вития... Открытие Маркса и Энгельса представляет конец ста-
рой философии, то есть конец той философии, которая претен-
довала на универсальное объяснение мира»1.
Натурфилософская концепция философии как совокупности
всех человеческих знаний позднее возродилась в качестве та-
кого толкования философии, когда ее предметом объявляется
«мир в целом». Эта неверная, на наш взгляд, формула была
выдвинута в книге «Диалектический материализм», вышедшей
под редакцией Г. Ф. Александрова и изданной в 1953—1954 гг.
«Мир в целом» изучается не одной философией, а всеми наука-
ми, включая и философию. Точно так же и общую картину мира
в целом составляют все науки, а не одна лишь философия. Это
не было учтено в книге «Диалектический материализм», равно
как и в некоторых других философских работах, написанных с
подобных позиций.
По структуре и по своему содержанию эта книга представ-
ляла собой догматическое следование популярной статье
«О диалектическом и историческом материализме». Диалектика
и материализм были в ней разорваны между собой, а диалек-
тическая логика, то есть собственно диалектический метод, вы-
брошены вовсе. Диалектика сводилась здесь к четырем ее
«основным чертам», а материализм — к трем.
Подобные воззрения не могли способствовать выработке
правильного представления о соотношении между марксистской
философией и современными частными науками — естествен-
ными и общественными, а это в свою очередь влекло за собой
невозможность уже с самого начала правильно поставить вопрос
о классификации всех современных наук вообще. В этих усло-
виях многие авторы догматически повторяли схему Энгельса,
1 «Вопросы философии», 1947, № 1, стр. 259.

несмотря на то что она явно устарела, не охватывала и не выра-
жала новые сложные взаимоотношения между науками.
Примером этого могут служить некоторые статьи, сборники
и учебные пособия по диалектическому материализму, вышед-
шие в указанные годы в СССР. М. А. Леонов в книге «Очерк
диалектического материализма» (1948 г.) затронул проблему
классификации наук. Он кратко изложил классификацию Бэ-
кона и ограничился простой ссылкой на Д'Аламбера, Конта,
Сен-Симона и Риккерта.
Затем он в общих чертах правильно охарактеризовал сущ-
ность марксистской классификации наук: «В самой действитель-
ности имеют место переходы различных форм движения друг в
друга, связь и различия между ними. Отсюда же и вытекает
связь и различие между отдельными науками. На этом объектив-
ном основании складывается марксистская классификация
наук»1.
Однако конкретно Леонов не показал, как современное есте-
ствознание раскрыло реальные связи и переходы между различ-
ными формами движения (соответственно науками), так что
приведенное положение осталось у него декларацией. Более
того, он перенес механически схему Энгельса на современное
состояние науки, добавив лишь квантовую механику в число раз-
делов физики, причем поставил ее после учения о теплоте и
электромагнетизме. Общий же ряд наук Леонов начинает (как
это обычно делалось в XIX в.) с классической механики, то есть
с простого перемещения макротел. Другими словами, самое
главное, что дало естествознание XX в. и что было подчеркнуто
В. И. Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме», — об-
разование новой физики, физики микропроцессов, или субатом-
ной физики, не нашло отражения в книге Леонова. О ядерной
физике в ней даже не упоминается.
Открытие более простых физических форм движения материи
в XX в. требовало пересмотра начального пункта, с которого
должен начинаться общий ряд наук. Леонов этого не сделал.
«Движение, — писал он, — обладает различными формами:
механической, физической, химической, органической, обще-
ственной. Эти различные формы движения материи представ-
ляют собой различные ступени ее развития, от низших форм
к высшим, от простейших — к сложнейшим. В механике рас-
сматривается лишь одна, и притом простейшая, форма движе-
ния, состоящая в том, что некоторое тело меняет свое положе-
ние в пространстве... Физическая форма движения — это
молекулярное движение в виде теплоты, электромагнитные вол-
ны, внутриатомное движение, которое изучается квантовой ме-
ханикой. .. Еще более сложными формами движения отличает-
1 М. А. Леонов. Очерк диалектического материализма. Госполитиздат,
1948, стр. 442.

ся органическая жизнь во всех ее многообразных отправле-
ниях... Далее следуют мышление и общественная жизнь» (там
же, стр. 432—433).
Здесь в одном случае Леонов вслед за биологией ставит лишь
общественную форму движения, а в другом — мышление и обще-
ственную жизнь. Вопрос о трактовке мышления как особой
формы движения материи, стоящей в их общем ряду наравне
с механической, физической и другими формами, явился темой
длительных споров среди философов.
Одни считали, что мышление есть такая же по существу
форма движения материи, как и любая другая. Вследствие этого
смазывалась и даже порой зачеркивалась специфичность мыш-
ления как особой, субъективной стороны объективного процесса,
совершающегося в человеческом мозгу. В итоге получался крен
в сторону вульгарного материализма.
Эта ошибка проистекала из того, что игнорировалось указа-
ние Энгельса на существенное различие между науками о внеш-
нем мире (природе и обществе) и о мышлении как особом, вну-
треннем состоянии высокоорганизованной материи, получившей
способность отражать саму себя, т. е. сознавать, мыслить.
Исходя из общих положений диалектического материализма,
развитых Марксом и Энгельсом, основные формы движения
следует располагать не в один ряд равнозначных членов (от
механического движения до мышления или до общественной
жизни), а соответственно тому, что вся область человеческого
знания подразделяется в первую очередь на три части: природу
(внутри которой действуют все формы движения, изучаемые
естественными науками), общество (с присущими ему различ-
ными формами социально-экономического движения) и мышле-
ние (с характерными для него формами движения человеческой
мысли).
Другие философы отказались рассматривать сознание, мыш-
ление как форму движения материи. Но в таком случае либо
мышление не должно трактоваться как движение, что недо-
пустимо, ибо мышление есть тоже определенного рода измене-
ние; либо движение не должно пониматься как изменение во-
обще, что было бы отказом от известного общего положения
диалектического материализма.
Очевидно, что выходом из данного затруднения является
признание мышления как особого рода движения (меняющегося
состояния) высокоорганизованной материи (мозга), но такого
движения, которое, как носящее характер субъекта, не может
быть поставлено в один ряд с отдельными формами движения
материального объекта.
К сожалению, в книге Леонова ответа на этот вопрос нет.
Далее в книге излагается устаревшее положение, что «после-
довательность форм движения повторяется и в историческом

развитии человеческого знания, в последовательности развития
отдельных наук» (там же, стр. 442).
Это положение утратило свою силу уже на рубеже XIX и
XX вв. (после открытия электрона) и особенно в начале второй
четверти XX в. (в связи с созданием квантовой механики), так
что нельзя было повторять его как истину в середине XX в.
Догматическое освещение схема Энгельса позднее получила
и в некоторых других работах по диалектическому материализ-
му. Например, в сборнике «О диалектическом материализме»
(1952 г.) писалось: «В многообразии процессов изменения тел и
явлений природы материалистическая диалектика выделяет ряд
основных качественно своеобразных форм движения. Эти формы
движения следующие: механическая, физическая, химическая,
органическая (жизнь) и общественная. Относительно простой
формой движения является механическая. Механическое дви-
жение — это пространственное перемещение тел относительно
друг друга»1.
В сборнике без всяких изменений повторяется схема Энгель-
са и лишь при перечислении различных видов физической формы
движения в самом конце ее добавлены: атомные процессы —
особая форма движения микрообъектов, изучаемая так назы-
ваемой квантовой механикой, и ядерные процессы, изучаемые
ядерной физикой.
Очевидно, что если внутриатомные процессы считаются «осо-
бой формой движения микрообъектов», необходимо найти их
место в общем ряду форм движения материи, а не просто под-
ключать к видам физического движения, которые были известны
в XIX в. Точно так же необходимо было определить их отноше-
ние к макромеханической форме движения, которая ранее при-
нималась за относительно самую простую. Однако ничего этого
в данном сборнике не сделано.
Следует отметить, что некоторые авторы ограничивались
простым перечислением фактических данных, касающихся раз-
личных форм движения материи, особенно физических его форм,
и не делали из этого выводов о пересмотре старой схемы и о
создании новой, выражающей соотношение форм движения ма-
терии на современном уровне научного развития.
В этом духе написан раздел «Физические формы движения»
в статье С. Г. Суворова «Движение» (1952 г.). «Современная фи-
зика, — пишет автор, — различает следующие элементарные
физические формы движения: механическую, тепловую, элек-
тромагнитную, гравитационную, атомную и ядерную»2. Общий
ряд форм движения здесь начинается с того же механического
движения, как это имело место в XIX в. По этому поводу мы
1 «О диалектическом материализме». Сборник статей. Изд. 1952, стр. 98.
2 Большая Советская Энциклопедия. Изд. 2, 1952, т. 13, стр. 440.

находим в статье следующее разъяснение: «Порядок рассмотре-
ния форм движения предполагает их классификацию по прин-
ципу их генетической взаимосвязи. Однако современная класси-
фикация физических форм движения в достаточной степени еще
не разработана. В силу этого в данной статье принята последо-
вательность рассмотрения физических форм движения соответ-
ственно историческому ходу познания...» (там же, стр. 441).
Однако Суворов ничего не сказал, совпадает ли исторический
ход познания форм движения с логической последовательностью
расположения наших знаний об этих формах. А без этого не-
возможно понять, является ли механическое движение макротел
самым простым из ныне известных физических форм движения
или нет. Автор попросту обошел этот вопрос, уклонился от от-
вета на него; между тем именно этот вопрос самый важный
и главный.
Касаясь соотношения главной и побочных форм движения,
автор высказывает очень глубокую и вполне правильную
мысль: «...одна из форм движения для данного типа материаль-
ных объектов выступает как главная, другие же как побочные,
подчиненные главной. Открытие новой формы материи ведет
и к открытию специфической для нее формы движения, как это
было при открытии своеобразной формы движения микрообъек-
тов; напротив, обнаружение новых специфических форм дви-
жения приводит в конечном счете к обнаружению и новой формы
материального объекта; примером может служить электромаг-
нитное поле» (там же, стр. 446).
У марксистов в конце 40-х — начале 50-х годов не было един-
ства во взглядах на классификацию наук и ее обоснование в
соответствии с соотношением форм движения материи. Творче-
скому подходу к этой задаче противостоял догматический под-
ход. Тем не менее уже тогда делались первые попытки развить
марксистскую классификацию естественных наук. Выделение
естественных наук вполне понятно. Во-первых, Энгельс разра-
ботал свою классификацию применительно именно к естество-
знанию, так что продолжить его идеи было легче всего здесь,
а, во-вторых, влияние культа личности сказалось меньше в об-
ласти естествознания (если не считать биологии).
2. ПОПЫТКИ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ
СОВРЕМЕННЫХ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК
(КОНЕЦ 40-х — НАЧАЛО 50-х ГОДОВ)
Идея развития природы — основа марксистской классифика-
ции наук. Начиная с 1945 г. автор этих строк стал выступать
с работами, посвященными классификации наук. Идеи, которые
развивались в них, выдвигались и раньше в наших статьях,

посвященных воззрениям Энгельса и его «Диалектике приро-
ды» (30-е и начало 40-х годов)1.
Данная проблема была разработана и в докладе на тему
«Энгельс и классификация наук», прочитанном на сессии От-
деления истории и философии Академии наук СССР, посвя-
щенной Фридриху Энгельсу в связи со 125-летием со дня его
рождения (1945 г.). Доклад был построен в историческом пла-
не: в первой его части рассматривались классификации наук,
предложенные до работ Энгельса или позднее, но независимо
от них; вторая часть посвящалась анализу взглядов самого
Энгельса; третья часть представляла собой попытку применить
выработанные Энгельсом принципы к современному естество-
знанию.
Так как содержание двух первых частей доклада отражено
в данной и предыдущей книгах, то здесь мы не будем на них
останавливаться.
В редакционном обзоре работы указанной сессии «125 лет
со дня рождения Фридриха Энгельса» говорилось, что, переходя
к заключительной части своего доклада — к вопросу о класси-
фикации современных естественных наук, докладчик под-
черкнул, что «если конкретное решение проблемы, данное Эн-
гельсом 60—70 лет назад в виде определенной системы наук,
устарело с точки зрения современного естествознания, то вы-
двинутые им принципы не только не устарели, но подтверди-
лись всей позднейшей наукой»2. В докладе отмечалось, что
механически распространять энгельсовское решение проблемы
на современную науку нельзя. Необходим глубокий анализ
современных взглядов на развитие природы, на структуру ма-
терии, на внутреннюю связь между отдельными звеньями
в строении материи, между отдельными ступенями усложне-
ния и развития природы, между отдельными сторонами дви-
жения (от более простых до более сложных) (см. там же,
стр. 55—56).
Современное естествознание полностью подтвердило цен-
тральное положение Энгельса о том, что отдельные науки отра-
жают собой развивающиеся и переходящие друг в друга виды
материи и формы ее движения, развивающиеся противоречиво,
через раздвоение единого на противоречивые стороны, с про-
тивоположными тенденциями дальнейшего развития.
Многочисленные переходные науки (физическая химия,
биохимия, геохимия и др.)» выдвигающиеся теперь на первый
план, требуют того, чтобы найти для них место в общей систе-
1 Здесь и в дальнейшем содержание некоторых наших работ будет из-
лагаться в порядке автореферирования. При этом по возможности мы будем
использовать редакционные обзоры и отклики, напечатанные в журналах того
времени.
2 «Вестник Академии наук СССР», 1946, № 1, стр. 55.

ме наук. Сделать это можно лишь на основе принципов, уста-
новленных Энгельсом. «В качестве примера докладчик указы-
вает на области, переходные между физикой и химией. Совре-
менная физика рассматривает: 1) объекты, лежащие ниже
атомов (т. е. объекты химии) по структурной лестнице, соот-
ветствующей ступеням развития материи (элементарные части-
цы и атомные ядра), и 2) объекты, лежащие выше атомов по
той же лестнице (молекулы, агрегаты). Линия развития два-
жды проходит через область физики: начинается в ней и пере-
ходит в область химии, а затем из области химии вновь всту-
пает, но в другую область той же физики. Следовательно,
развитие материи идет петлеобразно, с возвратом в некоторых
отношениях к пройденным уже ранее областям, но на высшей
ступени... Двоякое ограничение химии физикой есть факт, под-
твержденный анализом современных взглядов на строение ма-
терии. Из него надо исходить, а не отбрасывать его в целях
искусственного упрощения взаимоотношений наук и сведения
двух границ между ними к одной» (там же).
Встает также вопрос о месте в системе естествознания таких
наук, как геохимия, биогеохимия, почвоведение.
«Касаясь раздвоения наук на противоположные группы, до-
кладчик указывает, что противоречивость развития природы про-
является в раздвоении природы на область явлений, связанных:
а) с элементами природы (дискретными видами материи) и
б) со всей природой в целом. Хотя обе области неразрывно свя-
заны между собой и существуют в нераздельном единстве (на-
пример, индивид и совокупность), тем не менее один и тот же
путь развития представляется иным в каждой из названных об-
ластей. Отсюда при составлении общей классификации наук
возникает задача сочетать оба разреза в развитии природы (в ее
элементах и в ее целом)... В группе наук, относящейся к эле-
ментам природы, преобладает учет структурных отношений и
связей между объектами в пространстве. В группе, относящейся
к развитию природы в целом, преобладает момент историзма
(учет связей между объектами во времени). Задача создания
общей классификации наук, исходящей из одного какого-нибудь
принципа, осложняется еще тем, что одни науки, отражающие
низшие ступени развития, сами расщепляются на науки об эле-
ментах природы (физика и химия) и науки о развитии природы
в целом (космогония), другие же, напротив, объединяют в себе
обе области развития, отводя отдельные свои ветви для струк-
турного и исторического (генетического) рассмотрения объекта
(геология, биология)» (там же, стр. 56—57).
Поляризация наук на науки о неорганической и органической
природе есть также одно из проявлений раздвоения наук, отра-
жающих противоречивость развития самой природы. «В связи с
этим докладчик считает необходимым отменить исключение

Энгельсом геологии из числа основных наук, включив ее в число
таковых в качестве науки, симметричной биологии, отражающей
вторую ветвь в развитии природы на Земле. Если в явном виде
раздвоение природы наступает с возникновением жизни на Зем-
ле, то в недрах предшествующих ступеней развития материи это
раздвоение назревает в форме дифференциации вещества по
своему химическому составу на углеродистые и безуглеродистые
соединения и соответственно своему физическому состоянию на
коллоиды и кристаллоиды (дающие кристаллы). Хотя оба по-
следних состояния встречаются и в живой и в неживой природе,
но, как доказывает докладчик, подвижность и лабильность кол-
лоидов являются типичными для протекания жизненных процес-
сов, а относительная законченность и стабильность связей в
кристаллической решетке типичны для неживой природы» (там
же, стр. 57).
В дальнейшем раздвоение обнаруживается на высших ступе-
нях, где развитие организмов разветвляется на линии, ведущие:
а) к высшим растениям, у которых ощущение имеется лишь в за-
чаточной форме, и б) к человеку, у которого осуществлен пере-
ход от ощущений к мышлению. «На границе естествознания, при
переходе в область наук о мышлении и об обществе, стоят науки
о человеке, опосредующие этот переход. Часть этих наук стоит
ближе к естествознанию (физиология человека), часть — ближе
к другим областям (психология, языкознание), часть — на самой
границе (антропология)».
Далее в докладе указывалось на особое положение логи-
ки: «Во всех послеконтовских системах она ставилась в самом
начале (вверху), за ней следовали математика, затем механика.
В новой схеме логика относится к области наук о мышлении и
ставится после естественных наук (внизу); это также оправды-
вается ее связью с психологией и языкознанием. Между тем
механика... ставится перед физикой (выше ее), поскольку ме-
ханика в абстрактном виде изучает лишь внешнюю сторону дви-
жения, а физика изучает то же движение в более полном виде.
Математика же (находящаяся уже за пределами собственно
естествознания) должна быть поставлена по этой же линии рань-
ше механики (как это было у Энгельса), поскольку она изучает
реальные процессы в еще более абстрактном виде... Дальней-
шее абстрагирование от реального движения и реальных отно-
шений естественно приводит также в область логики, что и
побуждало раньше ставить ее в «вершине» классификационной
пирамиды, но не в ее «основании»».
Трудность разрешается тем, как показано в докладе, что
«в «вершине», где начинается процесс абстракции при изуче-
нии отдельных сторон реального движения, мышление выступает
в качестве субъекта, доводящего процесс абстракции до выде-
ления наиболее общих отношений вещей и их законов и выра-

жения их в чисто логической форме. Поэтому здесь логика ока-
зывается областью абстракции, следующей (при мысленном
движении вверх по пирамиде) за математикой и механикой. На-
против, в «основании» пирамиды мышление выступает в качестве
объекта, развившегося из предшествующей ступени природы.
Поэтому здесь логика выступает (при мысленном движении
вниз по пирамиде) за психологией, языкознанием (физиологией
органов чувств и т. д.). Таким образом логика как бы связывает
собой оба края классификационного ряда наук, придавая ему из-
вестную завершенность. Это показывает, что задача классифи-
кации наук не сводится к простому повторению в логической
схеме ступеней развития природы, а предполагает учет также
субъективного момента в процессах познания, учет роли на-
учной абстракции, роли логического мышления» (там же,
стр. 57—58).
Из процитированного обзора видно, что уже тогда разви-
валось представление о «звеньях в строении материи», о восхо-
дящей «структурной лестнице, соответствующей ступеням раз-
вития материи», об «элементах природы», у которых преобла-
дают «структурные отношения и связи между объектами в про-
странстве», и о «ступенях развития природы в целом», для
которых характерен момент историзма, то есть генетические
«связи между объектами во времени».
Легко показать, что здесь речь идет о том, что впоследствии
получило название «уровней организации материи» или «струк-
турных уровней материи». Именно так, а не иначе толкуются в
рассматриваемом докладе такие ступени (или, по современной
терминологии, «уровни») структурной лестницы, как элементар-
ные частицы, атомные ядра (лежащие ниже ступени, представ-
ленной атомами, или атомарного «уровня», как сказали бы сей-
час) или как молекулы, агрегаты (лежащие выше данной сту-
пени, или данного уровня).
В докладе было показано соотношение между двумя разреза-
ми, в которых можно и нужно рассматривать развитие материи,
развитие природы: с точки зрения ее структурных элементов
(или дискретных видов материи) и с точки зрения природы как
целого, как совокупности различных видов материи и форм ее
движения. Отсюда необходимость сочетать два подхода: струк-
турный и генетический, без чего невозможно построить класси-
фикацию современных наук, как это показывают попытки ряда
авторов, предпринятые в настоящее время.
Важен вопрос о месте геологии в системе современного есте-
ствознания, который в наши дни горячо обсуждается специали-
стами. Из предложения включить геологию в число основных
естественных наук логически вытекает признание того, что суще-
ствует особая геологическая форма движения как объект гео-
логии. Важно и то, что отмечена роль промежуточных или пере-

ходных наук, опосредующих собой переходы между основными
отраслями современного естествознания.
Наконец следует указать на то, что выяснение места логики
в системе современного научного знания позволило представить
всю эту систему в циклической форме, как замыкающуюся саму
на себя. Это положение было изложено в нашем сообщении
«О современной классификации наук» (1946 г.).
В нем развивались дальше идеи, высказанные в первой и по-
следней частях предыдущего доклада, и в частности идея о
циклической форме классификации современных наук. В сооб-
щении анализировался факт, что в одних системах наук логика
стоит в самом конце общего ряда наук, после психологии, в
других — в его начале, перед математикой. Получалось впе-
чатление, что логика одновременно связана и с математикой,
стоящей обычно в начале ряда наук, и с психологией, стоящей
обычно в ее конце. Но если допустить это, то систему наук
надо представить в виде круга, где логика соединяет в себе
начало и конец прежнего линейного ряда наук.
Тогда можно легко объяснить, как получается, что логика
оказывается на прямо противоположных концах ряда в различ-
ных системах наук. Происходит это потому, что при переходе
от циклического расположения наук к линейному необходимо
разорвать в каком-то пункте круг наук, и таким пунктом часто
является логика.
Если при «выпрямлении» системы наук цикл наук разрывает-
ся между логикой и психологией (как это, кстати сказать, сде-
лано и у Пиаже), логика оказывается перед математикой, а
образовавшийся линейный ряд наук завершается психологией
и социологией; если же разрыв цикла осуществляется в пункте
между математикой и логикой, то логика оказывается после
психологии в самом конце линейного ряда наук.
Объяснение того, почему логика обладает по меньшей мере
двоякой связью (и с математикой, и с психологией), было дано в
указанном докладе; оно сводилось к следующему: двигаясь от
физики к механике, от механики к математике, а от нее к логике
(через математическую логику), мы приходим к познанию наи-
более общих отношений между явлениями мира. Они абстраги-
руются нами сначала от их вещественного, материального со-
держания (которым занимается физика), затем от фактора
времени (который продолжает учитывать еще механика), потом
от пространственной формы бытия (которую изучают геометрия,
топология), затем от количественной, числовой стороны вещей
и их отношений (что составляет предмет более абстрактных от-
делов математики) и т. д.
Следовательно, логика, к которой мы приходим в результате
операции последовательного абстрагирования от конкретного со-
держания и конкретных форм изучаемых явлений, связанная с

математикой, может быть определена как логика выделения (аб-
страгирования) субъектом определенных (общих) сторон объек-
та; предметом ее являются наиболее общие отношения вещей и
явлений мира.
Но к той же логике (к той же в смысле ее законов, категорий
и правил) мы приходим, двигаясь в прямо противоположном на-
правлении, от биологии (изучающей жизнь) к физиологии чело-
века (изучающей его высшую нервную деятельность, его мозг,
органы чувств и речи), далее к психологии (изучающей психи-
ческую деятельность человека) и, наконец, к логике (изучающей
законы правильного мышления, точнее сказать, мышления, веду-
щего к истине).
Таким образом, здесь предметом исследования логики оказы-
вается процесс мышления, протекающий в мозгу мыслящего
существа. Причем к этому предмету мы приходим, двигаясь от
изучения живых существ вообще к изучению высших из них (с их
способностью ощущать и мыслить и материальной основой этой
способности) и, далее, переходя от изучения совокупности пси-
хических процессов к изучению высших и сложнейших из них,
связанных с процессами мышления и познания.
Следовательно, логика, к которой мы приходим в результате
движения от жизни к мышлению как предмету нашего исследо-
вания и которая связана с психологией, может быть определена
как логика познавательной деятельности человека, направлен-
ной на любой объект; предметом ее являются результаты его
мыслительной деятельности.
С точки зрения материалистической диалектики логика объ-
екта и логика субъекта не только не разорваны между собой, но
составляют внутренне единую науку, причем основой субъектив-
ной логики (логики мыслей) является объективная логика (ло-
гика вещей): первая есть отображение второй.
Такое совпадение субъективной логики с объективной озна-
чает, что в рассмотренных двух случаях перехода к логике и от
математики, и от психологии речь должна идти о том, что к одной
и той же науке (логике) мы приходим с двух противоположных
сторон: в одном случае, двигаясь к ней от анализа связей объек-
тивных явлений, в другом — от анализа связей явлений, совер-
шающихся в мышлении человека.
Это лишь две разных стороны одной и той же науки, которая
соприкасается этими своими сторонами с двумя другими, суще-
ственно отличающимися одна от другой науками: с одной сто-
роны, математикой, с другой — психологией.
Выдвинутая в вышеназванном сообщении концепция двух
аспектов логики — объективного и субъективного — и их вну-
треннего единства объясняла определенным образом возмож-
ность и необходимость «замыкания» в некоторый цикл обычного
прямолинейного ряда наук.

Развитию второй части первого доклада (1945 г.) была посвя-
щена наша статья «О взглядах Энгельса на классификацию
наук» (1946 г.)1. В этой статье раскрывалась «логическая струк-
тура классификации наук», основанная на трояко представлен-
ной идее развития: 1) познания; 2) форм движения материи;
3) природы (в целом). В соответствии с этим получались три
ряда наук, отражающих: движение познания от абстрактного к
конкретному; развитие форм движения и их материального суб-
страта от простого к сложному, ступеней истории природы в
целом от низшей к высшей. Суммирование трех рядов давало
общий ряд наук, выражающий общую классификацию.
Если учесть изменения, которые необходимо внести в схему
Энгельса и которые фактически подготовил сам же Энгельс, то
главные из них сводятся к следующим четырем:
1) Расширяется часть ряда наук, отражающих движение по-
знания от абстрактного к конкретному за счет перенесения сюда
механики, поскольку механика изучает лишь внешнюю сторону
всякого движения.
2) Физика расчленяется на две части... одна (физика I),
объект которой проще атомов и стоит ниже их по лестнице раз-
вития материи, помещается перед химией: это ...субатомная
физика. Другая ее часть (физика II) сохраняет в себе то, что
называется молекулярной физикой, объект которой сложнее ато-
мов и стоит выше их по лестнице развития материи. В итоге рас-
щепления физики оказывается, что химия дважды граничит с
физикой, так что физика как бы охватывает химию и «сверху» и
«снизу».
3) При отнесении механики к числу абстрактных наук, со-
ставляющих первую часть ряда наук, перестает оправдываться
сведение космогонии к механике небесных тел. (Современная
космогония опирается на представления не только о перемеще-
нии масс, но и о качественных изменениях вещества, образую-
щего небесные тела и их системы. Следовательно, это не только
механика, но и химия и физика небесных тел.)
4) Наконец, геология как наука естественноисторическая
должна стать на определенное место перед биологией при усло-
вии, если обе эти науки рассматриваются как отражение после-
довательных ступеней истории природы.
Соответственно этому первый компонент (первый ряд наук)
суммарного ряда современных наук начнется, как и раньше, ма-
тематикой, а закончится теперь механикой. Второй компонент
начнется физикой I (субатомной), после чего следуют химия и
физика II (молекулярная) и, наконец, биология. Третий же ком-
1 «Известия Академии наук СССР». Серия истории и философии, т. III,
№ 3, 1946, стр. 219.

понент составят космогония (соответственно над физикой I),
геология (под физикой II) и опять же биология.
Таким образом, биология встречается дважды: во втором
ряду как наука, изучающая элементарные формы органическо-
го вещества, приводящие в порядке их усложнения к образо-
ванию материальных носителей жизненных явлений; в третьем
ряду как наука, изучающая высшую ступень развития природы
в целом.
Суммируя все три ряда-компонента, получаем новую клас-
сификацию естественных наук, измененную и усложненную по
сравнению со схемой Энгельса, а именно:
математика, механика, космогония, физика I, химия, физи-
ка II, геология, биология.
Сравнивая этот новый ряд естественных наук со схемой Эн-
гельса, мы обнаруживаем различие. У Энгельса общий ряд наук
повторял историю последовательного развития отдельных отрас-
лей естествознания, между тем как в новом ряду это соответ-
ствие резко нарушено, особенно в том пункте, где представлена
субатомная физика (физика I). Отсюда следует, что «строгого
параллелизма между развитием объекта (форм движения и их
носителей) и историей познания этого объекта человеком не
существует; поэтому такой параллелизм не может рассматри-
ваться в качестве обязательного принципа для классификации
наук» (там же).
В качестве предмета дальнейшего исследования была поста-
влена задача выяснить, как выглядит классификация Энгельса,
ее принципы и ее изменения, подготовленные Энгельсом, в свете
данных современного естествознания, в частности в свете откры-
тия «элементарных» частиц и атомных ядер, а также возникно-
вения множества переходных наук (физико-химии, биохимии,
геохимии и др.).
Рассмотренные работы (два доклада и статья), посвященные
классификации наук, по ряду причин не попали в общий тон,
который задавали в то время в области философии проводники
культа личности. То же относится и к книге «Энгельс и
естествознание» (1947 г.), в которой большое внимание уделено
классификации естественных наук и ее диалектико-материали-
стическому обоснованию. Вопросы классификации наук в связи
с соотношением различных форм движения материи затраги-
ваются в первых ее разделах, где в значительной степени исполь-
зованы наши статьи, опубликованные в 30-х и начале 40-х го-
дов. Последний же раздел книги, озаглавленный «Энгельс и
классификация естественных наук», написан на основе упомя-
нутых выше докладов и статей 1945—1946 гг. Здесь освещены
следующие вопросы: проблема классификации наук в связи с
общим ходом познания; два направления в классификации
естественных наук начала XIX в. и отношение к ним Энгельса;

подготовка, возникновение и дальнейшая разработка Энгельсом
классификации наук; логический анализ результатов работы
Энгельса; классификация наук Энгельса и современное естество-
знание. Мы остановимся сейчас только на последней из пере-
численных проблем, разбор которой составил последнюю главу
книги1.
В качестве эпиграфа к этой главе взяты известные слова
В. И. Ленина: «...ревизия «формы» материализма Энгельса,
ревизия его натурфилософских положений не только не заклю-
чает в себе ничего «ревизионистского» в установившемся смысле
слова, а, напротив, необходимо требуется марксизмом». Это
означало, что все внимание здесь уделяется пересмотру конк-
ретной схемы Энгельса с точки зрения данных современного
естествознания, при условии сохранения общих принципов, раз-
работанных Энгельсом.
Особое внимание здесь уделяется появлению переходных
наук, предугаданных Энгельсом (там же, стр. 466). Речь идет
о новых науках, переходных между основными науками — физи-
кой и химией, химией и геологией, химией и биологией и др.,—
и о выдвижении их на первое место в современном естествозна-
нии. Встала задача — «устранить резкие разграничительные ли-
нии между отдельными областями природы, раскрыть взаимную
связь и переходы между ними; такой подход предполагал, что
вся природа рассматривается с точки зрения идеи развития, а
отдельные области природы — как ступени ее развития, возни-
кающие исторически в последовательном порядке одна за дру-
гой» (там же, стр. 467).
Отсюда и из дальнейшего следует, что по сути дела речь шла
о том, чтобы связь наук трактовать как отражение тех ступеней
усложнения материи, которые ныне именуются уровнями орга-
низации материи, уровнями ее структуры. Соответственно этому
решался вопрос и о классификации наук: «...если до Энгельса
границы между науками мыслились чисто аналитически в каче-
стве разделительных линий, то Энгельс подошел к вопросу с
принципиально новой стороны: он поставил задачу представить
эти границы синтетически, в качестве связующих звеньев между
ранее разобщенными науками» (там же).
Схематически все это можно было изобразить следующим
образом в части взаимоотношения между химией и смежными
с нею науками (здесь изображены три стадии трактовки вопро-
са о границах между названными науками: I) признавались
только резкие разрывы между ними и никаких переходов, что
изображено соответствующими разделительными линиями;
II) выдвинуто предположение о существовании тогда еще неиз-
вестных переходов между науками, что изображено точками,
1 См. книгу: «Энгельс и естествознание». Госполитиздат, 1947, стр. 458.

заменившими прежние резкие границы; III) переходные области,
ранее неизвестные, заполнились в настоящее время новыми
науками, предвиденными Энгельсом, что обозначено курсивом):
Далее в рассматриваемой книге развивались идеи, о ко-
торых уже говорилось выше, идеи о расщеплении современной
физики, предвиденном Энгельсом, на субатомную и молеку-
лярную, об отнесении механики к числу более абстрактных
наук, о раздвоении линии развития природы и его отражении
в классификации наук.
Исходя из идеи о существовании последовательных уровней
усложнения в структуре материи, соответственно этим уровням
располагаются в ряд разделы физики, окружившие собой со-
временную химию; при этом в верхнем ряду располагались
объекты, а в нижнем — изучающие их науки:
Деление физики на более дробные части производилось здесь
«в зависимости от сложности объекта» (там же, стр. 461).
Перемещение механики в разряд абстрактных наук опреде-
ляло ее место между математикой и конкретным естествозна-
нием, в результате чего получался следующий ряд:
математика — механика — конкретное естествознание.
В плане поляризации процесса развития природы на проти-
воположные ветви, в частности на неживую природу, охваты-
вающую историю Земли, геологию и живую природу, представ-
ленную биологией, говорилось: «Ступени развития природы
от квантов до агрегатов молекул следует относить не к одной из

ветвей позднейшего развития природы, но к основе всей приро-
ды, к ее фундаменту. Они, образно говоря, образуют собой как
бы главный «ствол» природы, ее «низ», от которого «наверху»
расходятся две основные «ветви»: ветвь А (неживая природа,
Земля) и ветвь В (живая природа)» (там же, стр. 474).
Все сказанное резюмировано в схеме XXXV. В левой части
схемы сплошные линии, соединяющие различные дискретные
частицы, показывают направление развития (сверху вниз). Раз-
двоение линий означает раздвоение процесса развития начиная
от данной его ступени. Прерывистая линия означает, что соот-
ветствующий участок общей истории природы еще не воспроиз-
веден человеком искусственно в лаборатории и не наблюдается
в самой природе.
В правой части схемы основные науки, подлежащие клас-
сификации, выделены жирным шрифтом и набраны заглавными
буквами; науки, входящие в них как их составные части, набра-
ны прямым светлым шрифтом; переходные же науки отмечены
курсивом.
В схеме XXXV существенны, на наш взгляд, два момента:
во-первых, проведение соответствия между классификацией
наук и последовательностью развития самого объекта, отраже-
нием которого служат данные науки, и, во-вторых, выделение
ступеней последовательного усложнения структуры материи
(«ступеней развития природы»), в качестве которых выступают
последовательно усложняющиеся дискретные виды материи,
т. е. как раз то самое, что ныне получило название уровней орга-
низации материи.
Изложение вопроса не ограничивается составлением общей
схемы. «...Как всегда, наряду с развернутой схемой, включаю-
щей в себя многие связи и отношения между науками, возни-
кает необходимость дать максимально сжатую формулу, вы-
ражающую только главные связи и только между основными
науками, причем в простом виде, в виде линейного их распо-
ложения в один общий ряд. Несмотря на заведомую неполноту
и огрубленность такой формулы, ее преимущество в том, что она
дает в чистом виде скелет всей классификации, не заслоненный
деталями и вторичными моментами» (там же, стр. 475).
Такую формулу можно дать, если подытожить все содер-
жание обеих частей схемы XXXV (см. самую нижнюю строку
в правой части схемы). «Эта формула выражает собой общий
ход истории природы и вместе с тем ход ее познания человеком
соответственно объективной природе самого предмета позна-
ния» (там же).
Добавляя к этому ряду еще две науки, представляющие со-
бой первые ступени при движении познания от общего к част-
ному (диалектика) или от абстрактного к конкретному (мате-
матика), получаем общий результирующий ряд наук:

Сравнивая этот ряд с тем, что фактически было подготов-
лено Энгельсом в 80-х годах прошлого века, автор еще раз убе-
ждался в том, что «принципы классификации Энгельса позво-
ляют подойти к решению задачи, а в дальнейшем, несомненно,
помогут решить такую важную и сложную проблему современ-
ного естествознания, как проблема классификации наук» (там
же, стр. 476). Этими словами заканчивалась книга «Энгельс
и естествознание». На эту книгу ссылается Т. Котарбинский в
статье «Из истории классификации наук», о которой говори-
лось выше.
Начиная с 1946 г. в ряде других наших работ в различных
планах также освещались вопросы классификации естествен-
ных наук. Так, на I Всесоюзном совещании по истории есте-
ствознания (декабрь 1946 г.) в докладе «К вопросу о принци-
пах периодизации истории естествознания» был рассмотрен
с исторической и вместе с тем с логической стороны процесс
дифференциации и расчленения первоначально единого натур-
философского воззрения на природу: «Следующая ступень по-
знания природы наступила тогда, когда началось расчленение
целого ради изучения его частностей... Это была ступень ана-
лиза, и на этой ступени впервые возникло естествознание как
наука; его возникновение в том и состояло, что оно отпочкова-
лось от философии, найдя свой особый предмет исследования,
отдельный от предмета философии»1.
Основные идеи диалектической логики являются исходными
для анализа вопроса о единстве исторического и логического,
а в связи с этим о соотношении двух основных проблем
естествознания — его развития и его структуры. Это находит
свое конкретное выражение в соотношении между периодиза-
цией истории естествознания и классификацией современных
естественных наук. В докладе указывается на то, что развитие
отдельных отраслей естествознания идет крайне неравномерно.
Это объясняется не только тем, что практика требует от науки
1 Труды Совещания по истории естествознания. Изд-во АН СССР, 1948,
стр. 31.

решения определенных задач, которые выдвигают вперед то
одну, то другую отрасль естествознания, но и логикой самого
познавательного процесса. Последняя показывает, что человек
сначала познает более простые объекты природы и их законо-
мерности, затем от них переходит к изучению более сложных...
Преимущественное развитие механики в XVII и XVIII вв. сде-
лало эту науку головной, ведущей во всем естествознании...
которое именуется поэтому механическим. В XIX в. механика
отступает на второй план. Ведущей становится группа надмеха-
нических естественных наук — химия, физика (главным образом
молекулярная), биология, а также геология. В XX в. (и в конце
XIX в.) головной отраслью естествознания становится физика —
атомная и субатомная; наряду с ней большую роль начинают
играть дисциплины, образующие мосты между ранее разобщен-
ными науками, — физическая химия, биохимия, геохимия и дру-
гие. Возникновение таких «промежуточных» дисциплин на стыке
двух или нескольких основных наук придает своеобразный, по
существу глубоко диалектический характер всему современному
естествознанию (см. там же, стр. 55).
Как видим, здесь прямо устанавливается соотношение между
историей познания природы человеком и внутренней структурой
самого естествознания, его собственной логикой. Такое же со-
ответствие раскрывается и в разрезе соотношения между есте-
ствознанием и техникой в их историческом развитии: «Если это
последовательное развитие отдельных отраслей естествознания
и выдвижение их в качестве головных, ведущих отраслей его
сопоставить с тем, как параллельно шло развитие техники, то
между обоими процессами развития — науки и техники — легко
обнаружить органическую связь» (там же). Эту же связь мо-
жно проследить на истории открытия новых источников энер-
гии и способов ее технического использования.
В самом деле, подобно тому, как познание идет от более
простых форм движения к более сложным, так и развитие тех-
ники идет от практического использования более простых форм
движения к использованию более сложных. Здесь налицо опре-
деленное взаимодействие: техника ставит перед наукой новую
задачу, наука ее решает и тем самым позволяет технике на прак-
тике применить соответствующий источник энергии (см. там
же, стр. 56).
Вопросам классификации форм движения материи в природе
и соответственно классификации естественных наук в значи-
тельной части посвящена другая наша работа — «О количе-
ственных и качественных изменениях в природе» (1946 г.), в
особенности ее глава VII «Развитие в природе как переход от
простого к сложному, от низшего к высшему». В ней прежде
всего разбирается вопрос, в котором фигурируют «исходный
(низший) и конечный (высший) пункты развития отдельных

форм движения»: «Направленность процесса развития, его по-
ступательный характер предполагают, что в отдельности каждая
качественно определенная область природы имеет свои началь-
ные формы развития (простые, низшие) и свои конечные формы
развития (сложные, высшие). Ход развития в пределах данной
области природы есть поэтому движение от ее начальных форм
к ее конечным формам. Достигая конечной, наиболее развитой
формы данного объекта, процесс развития выходит за границу
соответствующей области природы и переходит в новую область;
здесь продолжается то же самое поступательное движение от
вновь возникшей начальной формы нового, более сложного
объекта ко все более развитым его формам, пока развитие вновь
не исчерпает себя в пределах данного круга явлений и не перей-
дет его границу в момент достижения наиболее развитой формы.
Границами каждой области природы служат количественные
границы соответствующего качества; на границе, когда, достиг-
нув высшей формы, развитие исчерпывает себя в пределах дан-
ной области природы, происходит переход количества в каче-
ство. .. В результате получается движение по узловой линии
отношений меры, от одного ее узла к другому»1.
Таковы, по Энгельсу, переходы от механики небесных тел
к механике земных масс, от этой последней к механике молекул
(физике), от физики молекул к физике атомов (химии), от хи-
мии к химизму белков (жизни).
Каждый узел на этой линии связывает две стадии разви-
тия — низшую и высшую, отвечающие двум смежным областям
природы; назовем низшую стадию стадией А, высшую — ста-
дией В. Возникновение «узла» в ходе развития природы озна-
чает, что стадия А достигает своей конечной, наиболее развитой
и сложной формы развития; но в этот же момент совершается
переход от стадии А к стадии В; стадия В рождается, принимая
начальную, самую неразвитую и простую форму своего развития.
Таким образом, узел связывает высшую форму стадии А с
низшей формой следующей за нею стадии В. Узел, т. е. переход
количества в качество, есть то место, где происходит выход за
пределы одной стадии или области природы и вход в другую
область природы. Здесь связывается конец развития одного
объекта с началом развития другого объекта, следующего за
ним по шкале творений природы. Таким образом, в пределах
каждой качественно ограниченной области природы развитие
имеет нижнюю и верхнюю границы, имеет определенное начало,
или исходный пункт, и определенное завершение, или конечный
пункт; в последнем происходит переход на следующую ступень
развития. Эти две границы определяют собой ход развития и его
1 См. книгу: «О количественных и качественных изменениях в природе».
Госполитиздат, 1946, стр. 213.

направленность; они показывают, откуда и куда идет движение
(см. там же, стр. 214).
В приведенных рассуждениях дано методологическое обосно-
вание способа трактовки переходов различных видов материи
и форм ее движения в развитии природы, а тем самым и пере-
ходных областей между основными разделами естествознания:
эти области как раз и выступают как своеобразные «узловые
пункты» на узловой линии отношений меры. Другими словами,
здесь раскрывается «механизм» переходов между качественно
различными, но возникающими один из другого объектами при-
роды и соответственно между отражающими эти объекты есте-
ственными науками.
Систему естествознания и общую классификацию естествен-
ных наук следует рассматривать как отражение общего хода
развития природы, но только представленное в логически строй-
ном виде, очищенное от случайных зигзагов и поворотов. Логи-
ческая последовательность расположения материала опреде-
ляется поэтому общей направленностью процесса развития,
которую она и отражает собой. Начало науки отражает исход-
ный пункт развития, ее завершение — его конечный пункт, кото-
рым служит узел, где происходит переход на более высокую
ступень развития.
Далее излагается понимание категорий абстрактного и кон-
кретного с точки зрения концепции развития. Оно позволяет
охватить единым представлением движение развивающегося
объекта или развивающегося познания от абстрактного к кон-
кретному, включая сюда и движение (восхождение) от простого
к сложному и от низшего к высшему. «Развитие, — говорилось
в книге, — направлено в сторону все большего развертывания
качественных определений, заложенных в основе материи; чем
выше ступень развития, чем она сложнее, тем богаче она каче-
ственными определениями и тем конкретнее отражающая ее
категория науки. Напротив, чем ниже ступень развития, чем она
проще, тем беднее она качественными определениями и тем аб-
страктнее отражающая ее научная категория. Конкретное и аб-
страктное выступают здесь в отличие от их формальнологиче-
ской трактовки в смысле более развитого и менее развитого;
наиболее развитое есть вместе с тем и наболее конкретное;
наименее развитое, зачаточное, есть наиболее абстрактное»
(там же, стр. 217).
Вслед за этим подробно разбирается история различных
отраслей естествознания (биологии, химии, физической химии,
физики и др.) с точки зрения того, как обнаруживался их исход-
ный пункт и как открывалась возможность излагать их содер-
жание путем восхождения от абстрактного к конкретному.
Далее анализируется общая направленность развития приро-
ды от низшего к высшему. Здесь прослеживается не только «ход

развития форм движения», но и «переходы форм движения». На
таком основании автор воспроизводит восходящую линию раз-
вития природы (см. схему XXXVI), что явилось подготовкой к
составлению рассмотренной уже выше аналогичной же схемы
(см. левую часть схемы). Схема XXXVI послужила основой
проф. А. Стойковичу (Югославия) для выработки более подроб-
ной схемы классификации наук, о чем будет сказано в следую-
щей нашей книге.
На схеме XXXVI видно, что под «основными ступенями раз-
вития природы» и «основными формами движущейся материи»
автор имеет в виду то, что ныне именуется уровнями организа-
ции материи. Это еще более ясно видно из другой схемы, приве-
денной в той же книге (см. там же, стр. 201) и озаглавленной
«Усложнение материальных частиц». На левой части этой схемы
представлены «качественные ступени в усложнении частиц» (от
фотонов и нейтрино до коллоидных частиц), а на правой ее ча-
сти — «количественная сторона в усложнении частиц» (увеличе-
ние их радиуса в см и увеличение их покоящейся массы в атом-
ных единицах). Эту схему с согласия автора Э. Кольман вклю-
чил в свою брошюру «Новейшие открытия современной атомной
физики в свете диалектического материализма» (Госполитиз-
дат, 1943).
Переходя к выяснению того, как совершалось «последова-
тельное развитие отдельных отраслей естествознания», автор
останавливается на анализе развития науки, идущего от позна-
ния простого к познанию сложного. Поскольку этот вопрос имеет
отношение к проблеме классификации наук в разрезе соотноше-
ния исторического и логического, мы остановимся и на нем.
Касаясь того, что история естествознания в общих чертах повто-
ряла ступени развития самой природы, автор пояснял: «Подоб-
ное совпадение хода объективного развития природы и хода
его познания человеком объясняется тем, что простейшая форма
находится всегда перед глазами исследователя либо как само-
стоятельно существующий предмет, либо как момент более раз-
витой формы. В последнем случае анализ более развитых и
сложных форм неизменно приводит к простейшей форме как
исходной, элементарной ячейке, подобно тому как химический
анализ сложных веществ приводит в конечном счете к химиче-
ским элементам как своему пределу. Однако, чем более сложна
исследуемая форма движения или чем более мелка и незаметна
простейшая форма, например элементарная физическая частица,
тем труднее бывает довести анализ до его естественного пре-
дела. .. Поэтому может случиться и так, что более развитые
формы, возникшие позднее в процессе объективного развития
природы, будут исследованы раньше, нежели простейшая, ис-
ходная форма, с которой реально начинался процесс развития
данного объекта» (там же, стр. 238).

Здесь, как видим, раскрывается ограниченный характер соот-
ветствия между историей объекта и историей его познания чело-
веком. Указывая на определенные особенности и возможности
человеческих органов чувств, автор делает вывод, что, «чем
дальше в глубь материи проникает познание, чем оно дальше
отдаляется от самого человека по нисходящей линии развития,
тем труднее становится исследование природы и тем позднее
находится данная форма движения и ее носитель. Поэтому, как
правило, сначала познаются простейшие формы движения
макротел, затем уже, двигаясь по нисходящей линии развития,
познание переходит в область микровеличин и открывает сна-
чала более крупные микрочастицы (клетку, молекулу, атом), а
затем более мелкие (ядро, электрон, квант, протон, нейтрон,
позитрон и т. д.). Поэтому положение Энгельса о совпадении
хода познания с ходом развития природы было правильно лишь
постольку, поскольку на данном участке развития природы воз-
растание трудности исследования совпадало с последовательным
усложнением самих форм движения» (там же, стр. 239—240).
В этой связи отмечается, что «понятие объективной просто-
ты формы материи или формы движения не всегда совпадает
с представлением о практической простоте ее изучения самим
человеком» (там же, стр. 239).
Свою мысль автор поясняет двумя параллельными рядами,
где верхний показывает развитие объектов природы, а ниж-
ний — даты их открытия:
Далее разбирается познание переходов форм движения.
В заключение говорится: итак, отражение направленности раз-
вития природы выступило в истории естествознания, во-первых,
как познание исходного пункта развития объекта, во-вторых,
как познание его направленности по восходящей линии и,
«Однако в дальнейшем соответствие между обоими рядами на-
рушается; познание устремляется дальше в глубь материи, идя
по нисходящей линии развития, т. е. в направлении, обратном
тому пути, по какому развилась природа. Одновременно про-
должалось открытие высших и промежуточных дискретных
форм» (там же, стр. 240). Такое раздвоение пути познания мате-
рии можно представить следующим образом:

в-третьих, как познание его конечного пункта, где происходит
переход в высшую область природы.
В этой книге рассмотрен и вопрос о двух путях или доводах
доказательства идеи развития в естествознании, которые
К. А. Тимирязев назвал статическим и динамическим (см. там
же, стр. 151—152). В позднейших работах мы возвращаемся
к этому вопросу при рассмотрении двух методов анализа как
самой науки, так и ее объекта, именуемых методом структур-
ного анализа и методом генетического анализа. В целом дан-
ная работа явилась разработкой ленинских идей о марксист-
ской диалектической логике.
В 1951 г. ряд философов выступил в защиту диалектической
логики, против попыток замены ее формальной логикой, а
также против смешения ее с последней. В 1952 г. вышла бро-
шюра «О произведении Ф. Энгельса «Диалектика природы»»,
в которой еще раз были изложены взгляды Энгельса на клас-
сификацию наук и их значение для современного естествозна-
ния. В этой брошюре было впервые напечатано факсимиле
знаменитого общего плана «Диалектики природы» Энгельса.
В 1954 г. вышло второе, дополненное и исправленное изда-
ние этой же брошюры, в котором более подробно освещен во-
прос о том, как энгельсовская классификация наук послужила
стержнем в построении «Диалектики природы». В обоих изда-
ниях этой работы освещается «связь наук и их классификация»
и формулируются главнейшие ее принципы: «Исходя из мате-
риалистической теории познания, Энгельс, отмечено там,
рассматривает отдельные науки как отражение соответствую-
щих форм движения материи, а взаимосвязь и взаимопереходы
наук — как отражение развития, взаимосвязи и взаимопереходов
самих этих форм. Изложенный взгляд Энгельса на связь наук
представляет собой обоснование диалектико-материалистиче-
ских принципов классификации естественных наук»1.
Далее устанавливается еще один принцип энгельсовской
классификации наук, состоящий в том, что формы движения
берутся в единстве с их материальными носителями, их суб-
стратами: «Исходя из общего положения диалектического мате-
риализма о неразрывности материи и движения, о том, что
движение понимается «как форма бытия материи, как внутрен-
не присущий материи атрибут», Энгельс рассматривает каждую
конкретную форму движения как форму существования опре-
деленного вида материи» (там же, стр. 38—39). В первом изда-
нии брошюры содержались неточности, например в отношении
закона отрицания отрицания, которые были исправлены во
втором издании.
1 См. книгу: «О произведении Ф. Энгельса «Диалектика природы»». Гос-
политиздат, 1952, стр. 37.

В 1952 г. в Большой Советской Энциклопедии (т. 14 и т. 15)
были помещены две наши статьи — ««Диалектика природы»
Энгельса» и «Естествознание». В них затрагивались вопросы
классификации естественных наук, причем во второй статье
содержался специальный раздел, посвященный этому вопросу.
Здесь вновь была воспроизведена, несмотря на ее осуждение
в печати, схема раздвоения наук, соответствующая раздвоению
1 В. М. Букановский. Маркс и Энгельс о принципах классификации наук
и их применении в естествознании. Автореферат Академии общественных
наук при ЦК КПСС, 1950, стр. 1.
В статье о «Диалектике природы» подчеркивалась устарелость
некоторых частных положений Энгельса, касавшихся естество-
знания его времени. Статья «Естествознание» носила печать
условий тех лет, гнетущего давления культа личности, когда
работы философского характера «подтягивались» к распро-
страненным в то время упрощенным схемам и формулировкам.
С особой силой это сказывалось во втором издании БСЭ, ко-
торое носило официозный характер.
Только после 1953 г., в условиях ликвидации последствий
культа личности, создалась благоприятная обстановка для
свободного исследования данной проблемы и для устранения
наносного и неправильного, что стесняло, а нередко и прямо
тормозило развитие идей Энгельса и Ленина применительно
к современному уровню научного и общественного развития.
Опыт разработки принципов марксистской классификации
наук. Диссертация Букановского. В 1950 г. В. М. Букановский
защитил диссертацию на тему «Маркс и Энгельс о принципах
классификации наук и их применении в естествознании».
Формулируя задачи своей работы, автор писал: «Принципы
классификации наук являются конкретизацией теории познания
диалектического материализма в применении к отражению в
структуре науки в целом связей, переходов и взаимодействий
форм движения материи и их комплексов»1.
Исторический обзор домарксистских классификаций наук
у Букановского не содержит в себе чего-либо оригинального,
если не считать неправильного, на наш взгляд, объединения
Конта с Гегелем по тому признаку, что они оба идеалисты, и
противопоставления им обоим Сен-Симона как материалиста
(см. там же, стр. 5—7). Великий немецкий диалектик оказался,
таким образом, в одной компании с плоским позитивистом.
Зато впервые в марксистской литературе автор в основном пра-
вильно осветил взгляды Герцена и Чернышевского по вопросу
о соотношении наук, в частности о соотношении философии и
естествознания.
самой природы: физика — химия: 1) геология, 2) биология.

«Вопрос о соотношении философии и специальных наук» он
справедливо считает основным вопросом классификации наук
(см. там же, стр. 9). При этом он критикует воззрения, которые
приписывает сторонникам А. М. Деборина, считавшим «диалек-
тику абстрактной наукой, противостоящей всем специальным
наукам как конкретным наукам» (там же, стр. 10).
Следуя за Энгельсом, Букановский сопоставляет материа-
листическую диалектику как науку о всеобщих законах всякого
движения и специальные науки, изучающие многообразие част-
ных законов материи, ее форм и форм ее движения. Далее
специальные науки он делит на две основные группы: 1) аб-
страктные, или математические, и 2) конкретные, естественные
и общественные науки.
Основными формами движения Букановский считает три:
неорганическую (?), органическую и общественную. Поводом
к такому разделению послужили для него высказывания Эн-
гельса в «Анти-Дюринге» относительно трех групп наук: о не-
живой природе, о живой природе и об обществе, которые
выражают «историческую последовательность основных сту-
пеней или основных форм движения материи. Это тройное раз-
деление Марксом и Энгельсом всего человеческого знания от
низшего к высшему, — продолжает автор, — определяет пра-
вильность общей структуры науки в целом и закладывает проч-
ный фундамент для всей классификации наук» (там же,
стр. 13).
Но очевидно, что исключать из общей структуры науки в
целом сферу человеческого мышления нельзя, а именно к этому,
как мы говорили выше, вели некоторые неверные взгляды.
Далее, присоединяясь к мыслям автора этой книги, Бука-
новский подчеркивает, что «раскрытие естественных диалекти-
ческих связей основного плана классификации наук, по Марксу
и Энгельсу, было бы невозможно без выделения особой группы
«промежуточно-переходных» наук (таких, например, как физи-
ческая химия, химическая физика, биофизика, биохимия, антро-
пология и т. д.)... Эти «промежуточно-переходные» науки
связывают между собой все науки основного ряда» (там же,
стр. 13—14).
Точно так же, следуя за автором этих строк, Букановский
отмечает (в связи с помещением математики в качестве аб-
страктной науки в начале общего ряда наук), что «в основном
плане классификации наук необходимо находит свое отраже-
ние и учет роли нашего абстрагирующего логического мышле-
ния» (там же, стр. 14).
Анализируя «план связи и разделение наук от общего к
частному» (там же), автор толкует его не в разрезе соотноше-
ния философии (диалектики как общей науки) и специальных,
или частных, наук (что было бы вполне правомерно), а в раз-

резе соотношения неких «общих форм движения материи» (и
среди них такой, которая будто бы охватывает собой всю не-
органическую природу) и «подчиненных форм движения» (там
же, стр. 14—15). Отсюда у него получается градация наук
с подразделением их на «общие» (общая биология), «особен-
ные» (общая ботаника, общая зоология) и «частные» (ихтио-
логия, орнитология, зоология позвоночных и т. д.). Очевидно,
что в такой связи уже нельзя говорить о диалектике как общей
науке по отношению ко всем остальным, частным наукам.
Итак, сомнительное и мало обоснованное выделение «не-
органической формы движения» как общей и соответственно
этому разделение всех форм движения на общие и частные
привело к искусственной конструкции в построении классифи-
кации наук: общей биологии или общей физике стали противо-
поставляться какие-то общие формы движения в качестве пред-
мета их исследования в отличие от более частных естественных
наук, которые на деле являются лишь подразделениями тех
или иных основных наук или же науками «промежуточно-
переходного» характера.
Что же касается различения между «особенными» и «част-
ными» науками, то оно кажется нам произвольным, тем более
что сами понятия «частного» и «особенного» по сути дела
тождественны между собой. Степень общности у различных
наук, изучающих один и тот же объект, может быть, несомнен-
но, различной, но объясняется это вовсе не тем, что существуют
разные формы движения — более общие и более частные, а
различным способом изучения одного и того же объекта,
различным подходом к данной форме движения. К тому же
нередко общая часть той или иной науки (физики, химии, гео-
логии, биологии и др.) выделяется в особую дисциплину, изу-
чающую общие законы движения соответствующего объекта
исходя из чисто дидактических соображений. Таковы некото-
рые вузовские курсы и соответствующие им учебные пособия.
Но отсюда вовсе, как нам кажется, не следует, будто суще-
ствуют более общие и более частные формы движения в при-
роде. Недоразумение тут возникло из того, что Букановский
неправильно отождествил соотношение главной и подчиненной
(«побочной») форм движения с соотношением общего и част-
ного.
Автор явно фантазирует, приписывая Энгельсу тенденцию
«рассмотрения неорганической природы и неорганического есте-
ствознания как единого целого... понимание неорганической
природы как целостной, единой ступени развития материи,
дифференцированной на ряд подчиненных форм движения. Из
работы Энгельса над классификацией неорганического естест-
вознания, — утверждает автор, — выросла новая глубокая идея
подчинения механики, физики и химии общей науке о зако-

нах движения и развития неорганической природы в целом —
общей физике» (там же, стр. 22). Отсюда следует вывод, будто,
следуя за Энгельсом, можно говорить о конкретизации общего
закона о сохранении и превращении энергии и соответственно
«общих форм движения неорганической природы в отдельных
формах движения — в механической, физической и химиче-
ской — как «подчиненных» формах» (там же, стр. 24).
Натяжкой звучит утверждение Букановского, будто «общая
физика является, по Энгельсу, вместе с тем и общей космоло-
гией», поскольку она исследует «наиболее общие законы дви-
жения неорганической природы...» (там же, стр. 25).
Симметрично общей физике существует, по Букановскому,
общая биология, в которую он включает «положительное ядро
дарвинизма» и с которой он связывает идеи «советской мичу-
ринской биологии» (там же). Здесь автор тоже отыскивает
или, лучше сказать, придумывает какие-то «общие» и «частные»
формы движения, относя к наукам о «частных» формах движе-
ния, например, ботанику водорослей, ботанику цветковых
и т. д.
Гораздо правильнее, на наш взгляд, рассуждение Буканов-
ского о том, что различные науки об отдельных формах дви-
жения подразделяются «на составляющие их внутренние дис-
циплины или науки-компоненты (если взять биологию, то на
такие, например, науки, как анатомия, физиология, систематика,
теория эволюции органических существ и т. д.)» (там же,
стр. 19).
Но тогда законно встает вопрос: почему же нельзя считать
науками-компонентами такие разделы систематики, как бота-
ника цветковых или водорослей? Ведь это типичные составные
части или дисциплины ботаники, которая представляет собой
именно «науку-компонент» биологии, так что придумывать ка-
кую-то особую «ботаническую» форму движения, а тем более
«цветковую» или «водорослевую» вовсе не обязательно. В про-
тивном случае, если быть последовательным, следовало бы
таковыми считать и «анатомическую», или «физиологическую»,
или же «систематическую» формы движения, что, конечно, было
бы абсурдно и что хорошо понимает и сам автор.
Интересны идеи автора относительно «наук о комплексах
форм движения» и их отношении к наукам об отдельных фор-
мах движения, которые рассматриваются им в свете диалек-
тики целого и частей. По его определению, первые являются
более конкретными, чем вторые. (Заметим, что комплексы раз-
личных форм движения выступают, когда вся природа рассма-
тривается как целое, о чем писал автор этих строк.)
Точно так же Букановский следует в основном за автором
данной книги в вопросе о переходных науках и о поляризации,
или раздвоении, процесса развития природы. Так, он, по на-

шему мнению, совершенно верно относит к особой группе
«стыковых», «промежуточных» наук, например, биогеохимию и
почвоведение в качестве биогеологической науки, хотя у нас и
повелось после 1948 г. относить вслед за Вильямсом и его сто-
ронниками почвоведение к биологическим наукам. Однако,
разумеется, автоматически отсюда еще не следует, будто суще-
ствует какая-то «стыковая» форма движения, связанная с поч-
вой, как это утверждает Букановский. Вопрос этот подлежит
специальному исследованию. Причем ответ на него зависит от
решения вопроса о геологической форме движения, поскольку
почвоведение справедливо определено Букановским как био-
геологическая наука.
Между тем, признав существование многочисленных «осо-
бенных» и «частных» форм движения, автор оспаривает суще-
ствование геологической формы движения не только в качестве
одной из основных, действующих в природе, но и вообще. Объ-
ясняется это в значительной мере двумя причинами: во-первых,
он в данном случае слишком догматически следует за высказы-
ваниями Энгельса, а во-вторых, он уже признал в качестве
«неорганической» формы движения в природе такую, которая
служит предметом общей физики. В итоге у него вообще не
осталось никакого места для геологической формы движения,
которая как раз и является наиболее характерной для неорга-
нической природы.
Однако к признанию геологической формы природы логи-
чески должна была привести Букановского идея о поляриза-
ции процесса развития природы, высказанная Энгельсом и раз-
витая применительно к современному естествознанию автором
этой книги. В классификации наук, писал Букановский, «дол-
жен быть специфически отражен и противоречивый характер
истории развития материи, должно быть отражено раздвоение
развития природы на неорганический и органический комплекс
форм движения и еще более глубокое раздвоение развития
материального мира в целом на природу и общество. При этом
классификация наук необходимо должна отразить и взаимодей-
ствие между неживой, или геологической, природой и живой
природой, а также между природой и обществом» (там же,
стр. 17).
Если так, то, естественно, возникает вопрос: почему же
основной (или «общей», по его терминологии) формой для не-
живой, или геологической, природы должна служить физиче-
ская, а не геологическая форма движения, изучаемая не гео-
логией, а «общей физикой»? По этому поводу автор пишет:
«Энгельс установил, что геология и различные космологические
науки, изучающие закономерности развития определенного про-
тиворечивого комплекса различных форм неорганического дви-
жения (а не отдельную какую-либо форму движения), пред-

ставляют науки другого типа, чем физика и химия, и их место
в классификации наук другое» (там же, стр. 27).
Букановский считает, что «аналогом» геологии в смысле
ее положения в классификации наук является биоценология.
Биоценоз — это комплекс живых существ, сложившийся исто-
рически в результате заселения организмами определенного
ареала обитания со специфическими физико-географическими
условиями. «Как и геология, так и биоценология, рассматривая
свой предмет в развитии, являются науками о ступенях в раз-
витии земной коры и органического мира...» (там же, стр. 27—
28).
Автор признает, что отдельные биологические науки абстра-
гируют свой предмет, вырывая его из естественных «биологи-
ческих целых», представленных биоценозами. Но разве не так
же точно обстоит дело и с отдельными науками, входящими
в геологические науки, например с минералогией и петрогра-
фией? Разве геология со всеми входящими в нее «науками-
компонентами» изучает только нашу планету или ее кору как
целое, без членения ее на отдельные видовые образования?
Очевидно, что Букановский не совсем справедлив к геологиче-
ским наукам и их предмету, если он в параллель им ставит не
всю совокупность биологических наук, как это, на наш взгляд,
следует делать, а только ту их часть, которая занимается био-
сферой как целым (биоценозом).
В связи с неправильным решением вопроса о геологии и ее
предмете стоит у автора создание чисто искусственным путем
особой группы «историко-географических наук», слагающейся
из «исторической геологии и связанной с ней физической гео-
графии, палеонтологии и связанной с ней биогеографии» (там
же, стр. 28).
Понятие «историко-географические науки» он толкует еще
более широко, считая, что вообще географические науки неот-
делимо связаны с историческими, причем те и другие вместе
изучают «связи и закономерности бесконечного многообразия
конкретных событий истории природы и общества, совершаю-
щихся во времени и пространстве (история общества, истори-
ческая геология, палеонтология)» (там же, стр. 18—19). Здесь
у него явно стирается качественная грань между природой и
обществом и соответственно между естественными и обществен-
ными науками.
Зато значительно интереснее и по существу верно Буканов-
ский ставит вопрос о науках, изучающих процесс активного про-
изводственного воздействия человека на природу, — это особая
группа «технических и сельскохозяйственных наук соответ-
ственно разделению Марксом материально-производственной
деятельности людей на две основные формы: промышленность
и сельское хозяйство» (там же, стр. 18). Жаль только, что и

тут он не упустил случая сослаться на какие-то новые «стыко-
вые» формы движения. Но автор, конечно, прав, говоря, что
промышленность и технические науки имеют дело главным об-
разом с преобразованной неорганической природой и неоргани-
ческим естествознанием, а сельское хозяйство и агрономические
науки — с живой природой и биологическими науками.
Вопрос о месте практических наук в классификации наук
впервые в марксистской литературе в таком разрезе был рас-
смотрен Букановским, и это его заслуга.
Касаясь места общественных наук в общей классификации
наук, он правильно подчеркивает их единство и взаимосвязь
с естественными науками. Однако и здесь допускаются, по на-
шему мнению, серьезные неточности. Прежде всего отмеченное
единство наук он видит в том, что такие понятия, как «фор-
мация» и «революция», выработанные общественными науками,
могут быть распространены и на область естественных наук,
тем более что соответствующие термины уже применяются в
отдельных отраслях естествознания. Но очевидно, что при из-
вестной общности категорий диалектики во всех науках нельзя
все же смешивать понятие общественно-экономической форма-
ции с понятием геологической формации на том основании, что
и тут и там употреблено одно и то же слово «формация».
Букановский высоко и вполне правильно оценивает значение
ленинских трудов. «В. И. Ленин в своих философских рабо-
тах, — отмечает он, — разработал ряд положений, имеющих
громадное значение для дальнейшего развития марксистской
классификации наук» (там же, стр. 30). Автор ссылается на
статью «Три источника и три составных части марксизма», по-
казывая, что Ленин по существу связал этот вопрос с класси-
фикацией основных групп наук. Говоря о неразрывной связи
диалектического и исторического материализма со всей сово-
купностью общественных наук, из которых особо выделяются
экономическое учение и научный коммунизм, Букановский до-
пускает, как нам кажется, неточность, объявляя исторический
материализм одновременно и общественной (т. е. частной) и
философской (т. е. общей) наукой. Нам представляется более
правильным трактовать его как философскую науку, распро-
страненную на определенную область действительности, а имен-
но на историю, на общество.
Далее Букановский раскрыл «значение критики Лениным
махизма и неокантианства для критики классификационных
систем, выдвигаемых современной реакционной англо-амери-
канской (почему только ею одной? — Б. К.) буржуазной фило-
софией (прагматизма, неореализма, логического эмпиризма
и пр.)» (там же). Справедливо отмечено первостепенное значе-
ние для более глубокого обоснования научных принципов
классификации наук ряда важнейших положений Ленина,

высказанных в трудах «Материализм и эмпириокритицизм» и
«Философские тетради». К сожалению, эти мысли не получили
у автора подробного развития. Показано лишь значение кри-
тики Лениным «субъективной социологии» народничества для
критики риккертианства в вопросе о соотношении естественных
и общественных наук.
Исключительно важны те места диссертации и ее авторефе-
рата, где сказано о раздвоении современной физики «на макро-
физику и микрофизику» (там же, стр. 26) в связи с ленинским
анализом «новейшей революции в естествознании» (там же,
стр. 31). Здесь, как и в ряде других мест работы Букановского,
проявился его творческий подход к исследованию принципов
классификации наук. Не случайно он отмечал, что «каждая
конкретная схема классификации наук, по Энгельсу, есть отно-
сительная истина, из суммы которых складывается абсолютная
истина. В соответствии с этим Энгельс предвидел устарелость
со временем ряда некоторых положений своей конкретной схемы
классификации естественных наук» (там же, стр. 19—20).
Букановский правильно подчеркивает, что «принципы и
основные черты классификации наук Маркса и Энгельса полу-
чили полное и всестороннее подтверждение в развитии всей
современной науки и являются подлинно научной основой для
дальнейшей разработки диалектико-материалистической клас-
сификации наук» (там же, стр. 29).
В целом, несмотря на наличие ряда недостатков и ошибок,
диссертация Букановского представляется нам серьезным иссле-
дованием с попыткой творческого развития идей основополож-
ников марксизма. Следует отметить и тот факт, что ряд положе-
ний автор защищал вопреки формулировкам, превращенным
во времена культа личности в незыблемые истины. Так,
несмотря на то что концепция мировых круговоротов материи,
выдвинутая Энгельсом, отвергалась пониманием развития как
одностороннего движения по восходящей линии, Букановский
не побоялся защищать эту идею в своей работе (см. там же,
стр. 22, 24, 25).
Однако в силу условий того времени нельзя было обойтись
без того, чтобы некоторую дань не отдать культу личности. Так,
вопреки действительности автор утверждал, будто было дано
нечто существенное «для обоснования научных принципов
классификации наук новыми глубокими положениями, раскры-
вающими диалектику связей форм движения и диалектику свя-
зей наук» (там же, стр. 32).
Неверно и то, что было дано что-то ценное для понимания
предмета биологии. На деле этот вопрос был запутан. Никако-
го обоснования перехода от природы к обществу, будто бы
позволяющего определить место в классификации наук «социо-
биологических», промежуточно-переходных, связывающих био-

логию и науку об обществе, о чем пишет Букановский, на са-
мом деле не было тогда дано. Все это прямые натяжки, вы-
званные условиями культа личности.
Автор особо выделяет здесь следующий тезис: «...специа-
лизация, необходимая в рамках отдельных естественных наук,
неприменима в соотношении различных областей естествознания
и основ марксистско-ленинской науки об обществе в основном
ряде наук от низшего к высшему» (там же, стр. 32). Здесь все
либо непонятно, либо неверно. К счастью, такого рода утверж-
дения являются лишь привесками к основному содержанию
диссертации Букановского.
3. ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ОТДЕЛЬНОЙ НАУКИ
И О ЕЕ ВНУТРЕННЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИИ
(КОНЕЦ 40-х — НАЧАЛО 50-х ГОДОВ)
Двоякий подход к определению отдельных наук. В совре-
менной науке возникли большие трудности с определением от-
дельных ее отраслей. Объясняется это прежде всего тем, что
ранее существовавшие резкие разграничительные линии, раз-
делявшие одни науки от других, стали все больше и больше
стираться, так что невозможно стало говорить о том, где кон-
чается одна наука и начинается другая. Трудности усугубились
в этом отношении особенно со времени появления переходных
и промежуточных наук, что свидетельствовало о наличии не
линий, а целых областей, которые не столько разграничивают,
сколько связывают между собой ранее четко разделенные
области научного знания.
Трудности с определением отдельных наук проистекают
также и из того, что предмет каждой из них начал постепенно
утрачивать былую четкость. В наше время у двух и даже более
наук может быть предметом изучения один и тот же круг явле-
ний. С другой стороны, метод одной науки получает иногда
такое широкое распространение, что с его помощью исследует-
ся не один, а несколько различных предметов. Таким образом,
возникает трудность определения отдельной науки по ее пред-
мету. Метод же науки в конечном счете определяется именно
ее предметом. Значит, ее определение по методу тоже стано-
вится затруднительным.
В качестве примера того, как устаревают прежние опреде-
ления отдельных наук и как затруднительно бывает выработать
новые их определения, соответствующие современному уровню
научного развития, можно привести химию. В прошлом веке
она трактовалась как наука о превращении вещества. Это
определение было адекватным ее предмету, так как все превра-
щения самого вещества (а не его состояния) изучались тогда

только одной химией. Более глубоких, более коренных превра-
щений вещества, кроме химических, ученые тогда еще не знали.
Физика же изучала изменения агрегатных состояний вещества,
происходящих при сохранении качественного состава и хими-
ческого характера самого вещества.
Однако после открытия радиоактивности и особенно после
возникновения и бурного развития ядерной физики, осущест-
вляющей более глубокие качественные превращения вещества,
нежели химические, говорить о химии как о науке о превраще-
нии вещества стало невозможно. Ограничение же понятия «пре-
вращение» признаком «химическое» (химия занимается хими-
ческими превращениями вещества) неизбежно вело к логиче-
скому кругу, к тавтологии. Аналогичным образом устаревало и
энгельсовское определение химии как науки о качественных
изменениях, совершающихся под влиянием количественных
изменений в составе вещества; такими превращениями оказа-
лись не только химические, но и ядернофизические процессы.
Определять химию как науку об атомах, об атомном движе-
нии, как это делал Энгельс в XIX в., также стало нельзя, по-
скольку атомами и их движениями ныне занимается не только
химия, но и физика. Все это порождало логические тупики и
приводило к различным логическим казусам, которые свиде-
тельствовали о том, что в области логики науки не все обстоит
благополучно. Об этом же свидетельствовали попытки решить
трудности, так сказать, «хирургическими средствами»: либо рас-
творить химию в физике, либо объявить ядерную физику частью
химии, поскольку химия, согласно старому ее определению, есть
наука о превращениях вещества, значит, и о тех его превраще-
ниях, которые совершаются с атомным ядром и элементарными
физическими частицами.
Не лучше обстоит дело и с определением других наук. До
сих пор нет общепринятого, вполне удовлетворительного опре-
деления современной физики: сами физики понимают свою
науку совершенно по-разному, давая нередко взаимоисключаю-
щие определения. В иных случаях «определение» сводится к
скрытой за терминологической формой тавтологии: таковы,
например, определения биологии и геологии. Первая опреде-
ляется как наука о жизни, вторая — как наука о Земле. Между
тем «биология» по-гречески означает учение о жизни, а «гео-
логия» — учение о Земле. Следовательно, «определение» в дан-
ном случае свелось к простому повторению того, что требуется
определить, но только на другом языке: сначала мы говорим
это по-гречески, а затем это же самое повторяем по-русски.
В итоге получается лишь видимость определения. То же самое
касается и естествознания, которое «определяется» как наука
о природе, т. е. как знание «естества», если держаться старой
русской терминологии.

Таким образом, создалось явно неблагополучное положе-
ние в области выработки новых определений отдельных наук
и возникла потребность в каких-то новых логических приемах,
специально предназначенных для этих целей. Правда, встре-
чаются такие мнения, что будто бы вообще вопрос об опреде-
лении отдельных наук лишен всякой познавательной и практи-
ческой значимости, что можно ограничиться символикой, усло-
вившись, что одна наука именуется физикой, другая — химией
и т. д. Однако очевидно, что и в этом случае надо знать, что
именно обозначается тем или иным знаком, иначе говоря, каков
предмет обозначаемой науки. Указать же ее предмет — значит
определить и самую науку.
Таким образом, встает вопрос об определении наук в смысле
раскрытия содержания каждой из них, а эта логическая опе-
рация является прерогативой диалектической логики. В этих
условиях имеется возможность определения отдельной науки
при помощи одного из двух различных, но взаимосвязанных и
внутренне единых подходов. В основе их лежит один и тот же
принцип историзма, выступающий в форме метода восхождения
от абстрактного к конкретному, в котором отражается процесс
развития самого объекта, идущий от простого к сложному, от
низшего к высшему.
Первый из упомянутых подходов состоит в том, что каждую
науку определяют через общий ряд всех отраслей знания, по
крайней мере всех основных. Главным признаком становится
тогда «место», которое занимает данная наука в общей системе
наук. Такой подход к определению отдельных наук берет свое
начало от трудов Энгельса, от его классификации наук. Об этом
будет еще сказано в последней главе книги. Суть его состоит в
том, что в общей цепи наук, отражающей последовательность
восходящего процесса развития материи, определяется данное
звено по его положению в общей цепи, по его связям и соотно-
шениям со смежными с ним звеньями. Но так как в абстрактно-
логической форме последовательный ряд усложняющихся видов
материи и форм ее движения отражается как процесс восхож-
дения от абстрактного к конкретному, то данный подход состоит
прежде всего в том, чтобы найти и охарактеризовать ту ступень
в этом процессе восхождения, которая соответствует опреде-
ляемой нами науке.
Второй подход отличается от первого тем, что отдельная
наука определяется не через общую связь всех наук, а через
историческое рассмотрение ее собственного предмета. В таком
случае в качестве ее определяющего признака выступают уже
не ее связи и соотношения с другими, в особенности со смеж-
ными с нею, науками в их общем ряду, а развитие ее предмета
от его простейшей, исходной формы до наиболее сложной и
развитой его формы. Другими словами, и здесь речь идет

о применении метода восхождения от абстрактного к конкрет-
ному, но только в данном случае это движение ограничивается
рамками предмета определяемой науки.
Очевидно, что оба подхода могут быть совмещены и допол-
нены один другим. В этом случае пограничные области, где
одна наука смыкается с другой и переходит в другую, выступят
двояко: и как «вход» в область определяемой науки в пункте
ее простейшей, исходной формы, которая вместе с тем является
высшей, конечной формой предшествующей ей науки в общем
ряду наук, и как «выход» из области той же науки в пункте ее
наиболее развитой формы, которая вместе с тем становится
исходной, простейшей формой для следующей за нею науки
в общем ряду наук.
Внутри же определяемой науки различные ее отрасли и под-
разделения выступят как связанные между собой тем же спо-
собом, каким вся данная наука связывается со смежными с нею
науками в их общем ряду. Таким образом, один и тот же по
сути дела подход осуществляется в одном случае в характери-
стике внешних связей между науками, а в другом — в характе-
ристике взаимоотношений внутри данной науки между ее под-
разделениями.
Сначала мы остановимся на химии и ее подразделениях,
а затем — на «стыковых» и промежуточных науках.
Химия и ее подразделения. Наряду с эмпирическими опреде-
лениями химии как науки о превращении вещества в XIX в.
было выдвинуто еще и другое определение, указывающее более
точно на ее предмет. Оно принадлежало Д. И. Менделееву.
В своих «Основах химии» он писал, что химию в современном
ее состоянии можно назвать учением об элементах1. В самом
деле, химические элементы (а речь идет именно о них) пред-
ставляют собой, пользуясь выражением Менделеева, последнюю
грань химического анализа. Это простейшие для химии мате-
риальные образования, из которых она исходит во всех своих
исследованиях и теоретических построениях. Это не вообще
простейший вид материи, а простейший именно в пределах
химии.
Элементы — это виды атомов как дискретных образований
материи. Но опять-таки атомы просты и неделимы лишь в пре-
делах химии, а не вообще. «Греческое атом = индивидууму, на
латинском языке — по сумме и смыслу слов, — писал Менде-
леев, — но исторически этим двум словам придан разный смысл.
Индивидуум механически и геометрически делим... Так, атомы
современных естествоиспытателей, неделимые в химическом
смысле, составляют те единицы, с которыми имеют дело при
1 См. Д. И. Менделеев. Периодический закон. Серия «Классики науки».
Изд-во АН СССР, 1958, стр. 385.

рассмотрении естественных явлений, вещества, подобно тому,
как при рассмотрении людских отношений человек есть неде-
лимая единица, или, как в астрономии единицею служат све-
тила, планеты, звезды» (там же, стр. 598).
Определение Менделеева было выдвинуто тогда, когда не
было еще известно, что атомы сложны и делимы, а химические
элементы способны взаимопревращаться. Тем не менее в том
смысле, в каком он употреблял понятия неделимости и простоты,
атомы и элементы сохранили свою роль в пределах современ-
ной нам химии. Но если в определении Менделеева указывается
на исходный пункт химии, на ее начало, или «клеточку», то
остается для полноты добавить указание и на те материальные
образования, которые служат как бы «развитым телом» для
химии. Это сложные продукты, возникшие из химических эле-
ментов, именуемые, как известно, химическими соединениями.
Поэтому в более полном виде определение химии гласит: хи-
мия — наука о химических элементах и их соединениях.
Приведенное определение строится целиком по методу вос-
хождения от абстрактного к конкретному. Исходный пункт (хи-
мические элементы) является в данном случае наиболее аб-
страктным моментом предмета химии, а соединения химических
элементов, все более и более усложняющиеся, — тем конкрет-
ным, к которому совершается переход («восхождение») в про-
цессе и в результате развития химических явлений.
Определяются и пограничные области между химией и со-
временной физикой (субатомной), с одной стороны (в пункте
химических элементов, а значит, и атомов), и между химией и
остальными отраслями естествознания (геологией, биологией и
молекулярной физикой), с другой стороны (в пунктах, где
усложнение химических соединений приводит к образованию
молекул вообще, молекул неорганического и молекул органи-
ческого состава в частности).
Определив всю химию как науку, мы можем теперь точно
таким же способом определить и отдельные ее подразделения.
Именно так определял органическую химию К. Шорлеммер,
говоря, что органическая химия есть химия углеводородов и их
производных. Методологическое значение данного определения
химии автор данных строк подробно рассмотрел в ряде своих
работ, посвященных специально творчеству Шорлеммера и вы-
шедших в свет в 30-х и 40-х годах.
Большое внимание уделено этому вопросу в книге «Энгельс
и естествознание».
Познавательная ценность определения Шорлеммера состоит
в том, что в нем конкретизируется марксистский метод восхо-
ждения от абстрактного к конкретному, причем роль абстракт-
ного выполняют здесь уже не химические элементы, а простей-
шие органические соединения — углеводороды, производными

от которых в конечном счете являются все другие органические
соединения до белков включительно. Образование же таких
сложнейших органических соединений, как белки и нуклеино-
вые кислоты, свидетельствует о том, что процесс развития и
усложнения материи выходит уже за рамки собственно химии
и вступает в область биологии. Следовательно, здесь мы имеем
дело с областью, переходной между химией и биологией.
Если обратиться к неорганической химии, составляющей
второй важный раздел химической науки, то и тут мы обнару-
жим, что определение ее внутренних подразделений дается на
основе того же приема восхождения от абстрактного к конкрет-
ному. Это касается прежде всего таких ее разделов, которые
занимаются отдельными химическими элементами и их соеди-
нениями, например химия кремния и его соединений.
Этот же прием применяется в более общем смысле к опре-
делению двух главных подразделов, или отраслей, неорганиче-
ской химии — химии комплексных соединений и учения о физи-
ко-химическом анализе. В первом случае, как это показал еще
А. Вернер, заложивший основы химии комплексных соединений,
эта область неорганической химии может быть определена как
химия соединений первого порядка (обычных химических сое-
динений, возникающих непосредственно из химических элемен-
тов) и соединений высшего порядка, возникающих из первых.
Соединения первого порядка, будучи простейшими в пределах
данной отрасли химии, являются исходной «клеточкой» и вы-
ступают как абстрактное; из них в порядке перехода от аб-
страктного к конкретному возникают комплексные соединения
различного порядка и строения (вплоть до таких, которые встре-
чаются в природе в качестве минеральных образований).
Аналогичным образом, следуя воззрениям и высказываниям
Н. С. Курнакова, можно определить и предмет физико-химиче-
ского анализа. Здесь роль исходной «клеточки», т. е. простей-
шего в данных пределах материального образования, выполняет
химический компонент, которым может быть химически простое
вещество (химический элемент в свободном состоянии, напри-
мер металл) или соединение; развитым же «телом», возникаю-
щим из этой «клеточки», служит термодинамическая поликом-
понентная система, по значению свойств которой можно уста-
навливать ее химический состав, и наоборот.
Поликомпонентные системы, образованные различными не-
органическими солями и водой, подводят нас непосредственно
к пониманию того, что реально происходило и происходит в усло-
виях морей, в частности при образовании некоторых осадочных
пород. Системы же, компонентами которых являются, с одной
стороны, окислы металлов, в том числе и окись алюминия (гли-
нозем), а с другой — окись кремния (кремнезем), подводят нас
вплотную к пониманию тех процессов, которые совершались на

Земле, когда из расплавленной магмы выделялись (выкристал-
лизовывались) многочисленные горные породы.
Таким образом, если органическая химия подводит нас к
пониманию перехода между химией и биологией, то неоргани-
ческая химия, представленная обеими ее отраслями, подводит
к пониманию перехода от химии к геологии. На грани химии и
других естественных наук в первом случае стоит биохимия, во
втором — геохимия.
Разные отрасли химической науки различаются между собой
не только по характеру своего исходного пункта (своей «кле-
точки») и своего, так сказать, конечного пункта (своего «раз-
витого тела»), но и по способу перехода от одного (исходного)
пункта к другому (конечному).
В случае определения всей химии такой переход (в данном
случае от элементов к их соединениям) указывается в самом
общем виде, как химическое взаимодействие вообще. Для орга-
нической химии специфическим является такой переход от ис-
ходных органических соединений (углеводородов), когда осуще-
ствляются специфически органические реакции, и прежде всего
реакции замещения, а также конденсации, полимеризации и др.
Напротив, для неорганической химии переход от простейших в
каждом из ее двух подразделов соединений к более сложным
осуществляется совершенно другими путями: в случае химии
комплексных соединений — путем комплексообразования, свя-
занного с перегруппировкой атомов и возникновением различ-
ных сфер во вновь образованной сложной молекуле, а в случае
физико-химического анализа — путем образования термодина-
мических систем посредством физико-химического взаимодей-
ствия между компонентами (например, растворения), в резуль-

тате чего образуются растворы, сплавы, стекла и тому подобные
системы.
В итоге можно составить приведенную выше табличку, в
которой сопоставлены определения химических наук и их пред-
мета, выработанные на основе метода восхождения от аб-
страктного к конкретному как одного из важнейших способов
марксистской диалектической логики (см. табл. на стр. 447).
Изложенные здесь взгляды автор этих строк высказывал
неоднократно в докладах, которые начиная с 1946 г. он делал
в химических институтах Академии наук СССР, на Всесоюзной
конференции по физико-химическому анализу, на химическом
факультете Московского университета и т. д.
Высказанные нами идеи встретили различное отношение
химиков. Ю. А. Жданов в статье «О предмете органической хи-
мии» присоединился к определению Шорлеммера, указав, что
«углеродистые соединения в процессе своего прогрессивного
развития приводят к возникновению живых белковых тел»1.
Это совпадало с тем, что говорилось в наших работах: разделы
химии определяются не составом изучаемых веществ, а нахож-
дением их на одной из двух ветвей, на которые дифференци-
руется процесс развития природы. Неорганическая ветвь ведет
к образованию минеральной (неживой) природы, органиче-
ская — к образованию живой природы. С этой точки зрения
органические соединения именуются «органическими» не пото-
му, что они получены из живых существ, а потому, что они
лежат на органической ветви развития природы и в тенденции
ведут к образованию материального носителя жизни (белков
и других высокомолекулярных соединений).
Однако, приняв этот вывод, Жданов выступил против исход-
ного положения, из которого этот вывод вытекал. Критикуя наш
взгляд, что химия делится на симметричные ветви органической
и неорганической химии, он писал: «Такой взгляд Кедрова яв-
ляется следствием его странной концепции «раздвоения при-
роды»» (там же, стр. 29). Нашему взгляду, как якобы невер-
ному, Жданов противопоставлял другой: «В действительности,—
писал он, — неорганическая природа является условием, базой
для возникновения природы органической; они отнюдь не про-
тивостоят друг другу, как две равноценные ветви» (там же,
стр. 30).
О том, что неживая природа есть условие и предпосылка
для возникновения и развития живой природы, в наших рабо-
тах говорилось неоднократно, но в них нет нигде утверждения,
что будто обе ветви являются равноправными, равноценными.
Напротив, мы постоянно подчеркивали, что одна ветвь в своем
прогрессивном развитии не приводит к выходу за пределы са-
1 «Природа», 1952, № 9, стр. 24.

мой природы, а потому является менее перспективной по своим
тенденциям по сравнению с другой, развитие которой приводит
к переходу из области природы в область человеческой истории.
А это значит, что равноценными обе ветви не могут быть ни
в коем случае.
Таким образом, на примере химии мы видим, как «рабо-
тает» на деле марксистский метод восхождения от абстрактного
к конкретному и как он позволяет решать сложные логические
задачи, выдвигаемые современной наукой и связанные с общей
проблемой классификации наук.
«Стыковые» и промежуточные науки. Вопрос об определении
наук, стоящих между основными науками или же касающихся
одной своей частью природы, а другой — общества, вызывал
оживленные обсуждения в конце 40-х и начале 50-х годов. Было
совершенно очевидно, что однозначное определение таких наук
затруднено тем, что сама основа у них является двузначной и
даже нередко многозначной.
Продолжая рассмотрение группы химических наук, остано-
вимся сначала на физической химии. В отношении этой науки
выдвигались три различные точки зрения. Одна из них со-
стояла в утверждении, будто химия все больше поглощается
физикой, так что понятие «физическая химия» означает раство-
рение химии в физике, подчинение ее физике. Нам кажется эта
точка зрения принципиально неправильной, основанной на сти-
рании качественной грани между двумя различными областями
явлений природы; отсутствие резкой, а тем более абсолютной
грани между ними толкуется при этом как отсутствие всякой
грани, хотя бы размытой и превращенной в переходную полосу
между обеими областями природы.
Вторая точка зрения отождествляла физическую химию с
теоретической химией вообще, как это делал на рубеже XIX и
XX вв. В. Нернст. Здесь вся область химической теории оказы-
вается в сфере физической химии, а на долю остальных разде-
лов химии остается только сугубая эмпирия, химический анализ
и синтез. К этой позиции присоединялись и те химики, которые
вели начало современной физической химии от М. В. Ломоно-
сова, поскольку под физической химией он понимал (в соответ-
ствии с уровнем развития науки XVIII в.) всякое использова-
ние физических представлений и физических приборов в про-
цессе химических исследований. «Моя химия — физическая»,—
писал Ломоносов, понимая под этим всю химию вообще, а не
какую-то особую ее отрасль. Таким образом, вторая точка зре-
ния близко подходит к первой и приводит к тому же выводу:
вся химия становится физической, т. е. поглощается физикой.
Третья точка зрения, которую защищал и автор этих строк,
исходит из того исторического факта, что современная физиче-
ская химия возникла лишь во второй половине XIX в. и что ее

основателями были в первую очередь Гиббс, Менделеев, Вант
Гофф и Аррениус.
Какой же довод выдвигался в пользу понимания физической
химии как такой науки, какой она возникла в 70-х и 80-х годах
XIX в.? Этот довод выдвинули ученые еще на рубеже XIX и
XX вв. Он состоял в том, что физическая химия отражает пере-
ход между химической и физическими формами движения
(энергии), чему соответствуют ее подразделения: электрохимия,
фотохимия, термохимия, химическая термодинамика. Посколь-
ку сами эти переходы были открыты только на основе закона
сохранения и превращения энергии, современная физическая
химия не могла быть создана ранее этого великого открытия,
т. е. ранее середины XIX в.
Только после этого открытия в порядке его дальнейшей
разработки ученые стали углубляться в изучение переходов и
превращений как между механической и тепловой формами
движения (механический эквивалент тепла, молекулярно-кине-
тическая теория тепла), так и между другими, более сложными
формами движения, в том числе и химической. По сути дела
именно так ставил вопрос Энгельс, делая свои замечательные
предсказания относительно области явлений, стоящих на стыке
между физикой и химией.
Прекрасное исследование становления одной из главных
отраслей физической химии (электрохимии) с точки зрения
закона сохранения и превращения энергии дано в работе
В. Оствальда «История электрохимии». Здесь в сфере своей
специальности Оствальд выступает как стихийный диалектик,
прослеживающий процесс становления новой науки, которая
изучает процессы взаимного превращения и взаимных перехо-
дов между химической и электрической формами движения
материи.
Интересный доклад «О предмете и границах физической хи-
мии» сделал в 1954 г. Я. И. Герасимов (см. «Вестник Москов-
ского университета», 1956, № 2). В этом докладе он стремился
выяснить соотношение между современными физикой и химией,
исходя из положений Энгельса, которые касаются не только
непосредственно этих двух наук в их взаимосвязи, но и общей
проблемы классификации наук.
Остановимся теперь на той группе стыковых наук, которые
одновременно распространяются и на область явлений природы,
и на область явлений общественной жизни. Сюда относятся
такие науки, как, например, география и статистика. В отноше-
нии географии давно возник вопрос о том, является ли она еди-
ной наукой или же делится на две совершенно самостоятель-
ные, обособленные друг от друга науки: физическую географию
как часть естествознания и социально-политическую и эконо-
мическую географию как часть общественных наук.

Вопрос о социально-экономическом аспекте географии вста-
вал еще в прошлом веке. А. М. Колотиевский в статье «Клас-
сики русской философии середины XIX века о географии»
(1956 г.) показал, что В. Г. Белинский возражал против такого
определения географии, из которого не выводится разделение
науки на три части: математическую, физическую и политиче-
скую географию1. В то же время, как указывает Колотиевский,
Белинский говорил, что все науки смежны, соприкасаясь друг
с другом, в подтверждение чего он приводит слова Белинского:
«Истории нельзя знать без археологии, хронологии, географии;
география непонятна без математики: математическая геогра-
фия так близка к астрономии, физическая — к естествознанию»
(см. там же, стр. 9).
Возражая против подмены социального фактора естественно-
историческим, Белинский, как показал Колотиевский, не отвер-
гает влияния природных фактов на человека, например климата:
«Но при оценке и разборе климатного влияния не должно
упускать из виду главного обстоятельства — противодействие
человека, существа мыслящего, немыслящим силам природы и
спросить... Чье действие могущественнее и решительнее? Где
грань законам физическим? Человек ли изменяет климат или
климат изменяет человека? Вопрос важный! Берегитесь, чтоб
не впасть в бездну крайностей, зияющих по сторонам его»
(см. там же, стр. 12).
По мнению Н. Г. Чернышевского, география подразделяется
на физическую, политическую, «статистику или статистические
отношения различных земель и областей, этнографию и мате-
матическую географию» (там же, стр. 14—15). Говоря о ста-
тистике, Чернышевский подчеркивает этим социально-экономи-
ческий аспект географии как науки. «Н. Г. Чернышевский не
только видел влияние географической среды на общество, не
считая, однако, это влияние определяющим, но и придерживался
той мысли, что люди в различных общественных условиях пере-
делывают природу, изменяют географическую среду» (там же,
стр. 18).
Что касается Н. А. Добролюбова, то и он критиковал одно-
сторонние взгляды на географию, которая изучает якобы «толь-
ко пространственные отношения различных местностей» (см,
там же, стр. 19). Против такой узкой, геоморфологической трак-
товки предмета географии Добролюбов возражал, отмечая, что
следует учитывать социально-экономическую сторону дела, в
частности связь географии с историей.
Поставленные еще в XIX в. вопросы, касающиеся соотноше-
ния внутри географии между ее социально-политическим, эко-
1 Latvijas Valsts Universitates Zinatniskie Raksti, VII, sej.,1956; «Геогра-
фические науки», I, № 1, стр. 9.

номическим аспектами и физическим (природным), приобрели
особую остроту в середине XX в. Здесь столкнулись различные
воззрения: одни исходили из идеи единой географии, охваты-
вающей и ее физическую и социально-экономическую стороны,
другие разрывали обе географии на две совершенно изолиро-
ванные между собой науки. Л. С. Берг выдвигал идею «геогра-
фии вообще», считая экономическую географию «высшим, куль-
минационным разделом географического описания, без како-
вого раздела оно не может считаться законченным»1.
В противоположность тем географам, которые резко разры-
вают физическую и экономическую географию, Берг говорил,
что «человек с его хозяйственной деятельностью также является,
понятно, одним из элементов (и весьма существенным) геогра-
фического аспекта, каковой должен изучаться и с этой точки
зрения» (там же, стр. 22).
Основной довод сторонников резкого обособления экономи-
ческой и физической географии строился на том, что нельзя
смешивать двух качественно различных объектов предметного
мира — природу и общество. По мнению отдельных представи-
телей экономгеографии, такое смешение становится неизбеж-
ным, если физическую и экономическую географию рассматри-
вать только как различные аспекты некоторой единой геогра-
фической науки. Для того чтобы избежать этого, необходимо,
как они считают, признать самостоятельное существование двух
разных географий: одной — как общественной науки, другой —
как естественной.
Очевидно, что тут мы сталкиваемся с реальным противоре-
чием научного познания. Со всей резкостью обнаруживается,
что нельзя слить полностью, стерев всякие качественные грани,
экономическую и физическую географию воедино, а тем более
недопустимо отодвигать социально-экономическую сторону на
второй план, подчиняя ее физической стороне дела, но вместе
с тем нельзя полностью обособлять и изолировать обе геогра-
фии одну от другой, как если бы это были совершенно различные
науки, а не две взаимосвязанные друг с другом стороны объ-
ективно единого комплекса природных и общественных процес-
сов, совершающихся на поверхности Земли. Значит, тут надо
искать решения в признании диалектического единства, которое
не исключает, а предполагает различие и даже в известном
смысле противоположность рассматриваемых различными гео-
графиями сторон общего географического комплекса явлений,
происходящих на земной поверхности.
Правильное в своей основе решение вопроса о предмете
физической географии дал П. С. Кузнецов в своих работах
1 Л. С. Берг. Достижения советской географии (1917—1947). Изд. 1948,
стр. 22.

«К вопросу о предмете и методе физической географии» («Во-
просы философии», 1951, № 3) и «О предмете истории физиче-
ской географии» («Известия Академии наук СССР». Серия гео-
графическая, 1953, вып. 3). Но все же этим не было преодолено
и снято отмеченное выше противоречие, связанное с тем, что
географическая наука так или иначе раздваивается на два
аспекта или на две различные отрасли — физическую и соци-
ально-экономическую.
Еще резче это противоречие выступило в области статисти-
ческой науки, о которой как об общественной науке говорил
Белинский. В литературе по социально-экономической стати-
стике, выходящей в середине XX в., многими авторами прово-
дилась ошибочная мысль, будто существует вообще только одна
статистическая наука, а именно социально-экономическая ста-
тистика. Во всех остальных отраслях знания и практики ника-
ких статистик вообще не существует, а то, что там называется
статистикой, лишь по употребляемой терминологии сходно с
«настоящей статистикой», а в действительности никакого отно-
шения к статистике не имеет.
Такая точка зрения явилась реакцией на попытки некоторых
статистиков, особенно зарубежных, развить концепцию единой,
универсальной статистики, которая охватывала бы собой все ее
различные виды и области применения — математическую, фи-
зическую, экономическую и т. д.
Опасаясь, как и в предыдущем случае, смешения двух ка-
чественно различных областей предметной действительности —
природы и общества, отдельные представители статистики ре-
шили, что проще всего объявить несуществующими все виды
статистики, кроме социально-экономической. Под таким углом
зрения прошло в 1954 г. Всесоюзное совещание по статистике.
На этом совещании автор данной книги возражал и против идеи
единой универсальной статистики, в которой все ее отрасли
растворялись бы по сути дела в математической статистике, и
одновременно против вульгарного предложения о «ликвидации»
математической, физической и прочих статистик ради того, что-
бы устранить опасность смешения их с социально-экономиче-
ской статистикой.
Решение вопроса и здесь, на наш взгляд, надо искать в
раскрытии диалектического противоречия между единством,
общностью различных отраслей статистической науки и качест-
венным различием той ее области, которая захватывает соци-
ально-экономические явления, и той, которая подобно кванто-
вой механике и физической статистике имеет дело со статисти-
ческими совокупностями природных, в частности физических,
индивидуумов.

4. ПОЯВЛЕНИЕ БЛАГОПРИЯТНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ
ДЛЯ МАРКСИСТСКОЙ РАЗРАБОТКИ
ОБЩЕЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК (1953-1955 гг.)
Новое столкновение между догматическим и творческим
подходами. В 1953 г. по инициативе и под руководством ЦК
КПСС началось исправление ошибок, допущенных в годы куль-
та личности. Одной из важнейших задач советских философов
стала глубокая систематическая разработка ленинского фило-
софского наследства, а также борьба с догматизмом. Внимание
ученых-марксистов было привлечено к методологическим про-
блемам современной науки, к разработке диалектики как логики
и теории познания, как метода научного исследования. Среди
круга вопросов, которыми все активнее стали заниматься мар-
ксисты-ученые, находилась и проблема классификации наук,
а также неразрывно с ней связанная проблема соотношения
форм движения материи.
Однако склонность к догматизму не сразу была преодолена.
Сильное влияние догматизма продолжало сказываться в рабо-
тах некоторых философов еще долгое время. Без серьезной
борьбы за творческий марксизм-ленинизм легко и просто эта
задача не могла быть решена. Создавалось такое положение,
когда уже раскритикованные, устаревшие или немарксистские
взгляды удерживались в некоторых произведениях, правда в
несколько измененном, приспособленном к новым условиям
виде. Иногда менялась лишь формулировочная оболочка, сни-
мались ссылки, а суть оставалась прежней.
Все это не могло не отразиться и на разработке марксист-
ской классификации наук.
Наиболее резко догматический подход проявился в книге
«Диалектический материализм» (1953—1954 гг.), о которой го-
ворилось выше. Ее авторы и редактор упорно не желали
расставаться с превращенной в мертвый канон схемой: четыре
черты диалектического метода плюс три черты философского
материализма. Догматически решался в ней и вопрос о соот-
ношении форм движения материи. В книге новое содержание —
результаты открытий современного естествознания — втискива-
лось в давно уж устаревшую форму, в схему, которая сохра-
нялась как нечто неизменное, не подлежащее развитию и
усовершенствованию.
В противоположность авторам, догматически излагавшим
вопрос о соотношении форм движения материи, Э. Кольман
выступил с творческой постановкой этой проблемы; свои идеи
он изложил в заметке «Правильно ли выделять движение мик-
рочастиц как особую форму движения?» (1954 г.).
Касаясь классификации наук Энгельса, которая опиралась
на представление о формах движения материи, Кольман пока-

зал, что современная физика, в частности квантовая механика,
внесла существенные коррективы в эту схему. «Теперь уста-
новлено, — писал он, — что механическое движение уже не мо-
жет сохранить прежнее, начальное место в ряду форм движе-
ния. .. Движение микрочастиц вещества исторически предше-
ствует ему»1.
Эту же мысль по другому поводу еще раньше высказал
французский физик-марксист Поль Ланжевен, который писал,
что «специальная теория относительности перевернула иерар-
хию наук Огюста Конта. Механика перестала быть тем обра-
зом, следуя которому должно строиться физическое объясне-
ние»2.
Вслед за тем вышла брошюра С. Г. Мелюхина «Диалектиче-
ский материализм о материи и движении» (1955 г.), в которой
затрагивались вопросы, касавшиеся форм движения и их клас-
сификации. Автор исходил из высказывания Энгельса в «Анти-
Дюринге», где вся предметная область научного исследования
разделялась на три части: неживую природу, живую природу и
общество. В соответствии с этим Мелюхин писал: «Формы дви-
жения можно отнести, сообразно движущимся материальным
объектам, к трем качественно различным группам: 1) к формам
движения неживой природы (неорганическая и часть органи-
ческой материи); 2) к формам движения живой природы;
3) к формам движения общественной жизни, куда входит так-
же мышление человека, как развивающееся отражение действи-
тельности» 3.
Такое деление, превращенное к тому же в единственное, нам
кажется неправильным, тем более что оно влечет за собой
включение мышления в сферу общественных явлений, чем сти-
рается специфика субъективного в его отличие от объективного.
Автор же прямо утверждает, что в общественную форму движе-
ния включаются «все процессы общественной жизни, в том
числе и мышление» (там же). Повторяя эту мысль и дальше,
он вместе с тем подчеркивает «особый характер мышления по
сравнению со всеми другими формами движения», поскольку
«мысль есть идеальный образ внешнего мира» (там же, стр. 22).
Но если это так, то нельзя включать мышление в одну из обла-
стей внешнего мира, ставя его в один ряд с различными фор-
мами объективного общественного движения.
Мелюхин прав, говоря, что каждая из приведенных им выше
трех групп объединяет в себе ряд основных форм движения.
Более того, он указывает на то, что, например, в физические
формы движения включаются различные виды пространствен-
1 «Вопросы философии», 1954, № 5, стр. 237—238.
2 П. Ланжевен. Избранные произведения. Изд. 1949, стр. 328.
3 С. Т. Мелюхин. Диалектический материализм о материи и движении.
Изд. 1955, стр. 11.

ного перемещения тел, движение микрочастиц, электрические,
тепловые и магнитные явления, ядерные реакции, процессы, со-
вершающиеся в твердых, жидких и газообразных телах, и т. д.
Считая, что все эти формы движения различаются между собой
качественно так же, как отличается от них и механическое пере-
мещение тел, Мелюхин предлагает не выделять в качестве осо-
бой механическую форму движения, а включить ее в число
физических. При этом он справедливо критикует современную
научно-популярную литературу по диалектическому материализ-
му, в которой некритически повторяется старая формула
Энгельса об основных формах движения.
Отмечая, что в ряде случаев объединение различных форм
движения под одним общим названием, например физической
формы, делается на том основании, что все они изучаются од-
ной наукой, физикой, автор пытается подойти с иной точки зре-
ния к данному вопросу. При этом учитывается особое положе-
ние, особый характер промежуточных наук. «Переплетение
методов физики и химии в изучении процессов, — пишет он,—
привело к развитию таких наук, как физическая химия, хими-
ческая физика, химическая термодинамика и др. В этих усло-
виях подчас бывает совершенно невозможно определить, к ка-
кой форме движения — физической или химической — относятся
те или иные процессы. Более того, определение форм движе-
ния по названию изучающих их наук приводит к путанице, ибо
одни и те же процессы могут быть предметом исследования
нескольких смежных наук» (там же, стр. 19).
Как же избежать здесь путаницы? Мелюхин отвечает на этот
вопрос так: чтобы «не относить одни и те же процессы к различ-
ным формам движения, надо, говоря о формах движения, ука-
зывать и самые движущиеся материальные объекты. В соответ-
ствии с этим микропроцессы естественным образом подразде-
ляются на формы движения «элементарных» частиц, атомов и
молекул, причем эти формы движения изучаются всесторонне,
с привлечением методов и достижений различных наук» (там же,
стр.20).
Нам кажется такой ответ правильным в основном, но слиш-
ком общим, абстрактным. К тому же реальные, ныне суще-
ствующие науки не исчезнут и будут изучать данный предмет,
общий с другими науками, но изучать его с какой-то определен-
ной стороны в отличие от этих других наук. Наш ответ на этот
вопрос мы изложим ниже, в конце главы, сейчас же подчеркнем
безусловную правомерность его постановки: если атомы и моле-
кулы в настоящее время изучаются и физикой и химией, то
в чем же различие подходов к одному и тому же объекту со
стороны разных наук?
Мелюхин прав, когда он утверждает, что «физической фор-
мы движения как чего-то единого и неразделимого в природе

не существует» (там же, стр. 25). Но в таком случае и физики
как единой науки тоже не существует. Поэтому нельзя объяс-
нять попытку соединить различные физические формы движения
вместе, в одну физическую форму движения, тем, что все они
изучаются якобы единой наукой. Дело обстоит здесь значи-
тельно серьезнее; причины этого следует, по-видимому, искать
в живучести научных традиций, действующих в рамках веками
сложившегося разделения сфер влияния между основными
отраслями естествознания.
Касаясь вопроса о числе основных форм движения материи,
автор критикует догматическое утверждение о конечном их
количестве, в частности приводимое в книге «Диалектический
материализм» (1954 г.) положение, что существует только пять
основных форм: механическая, физическая, химическая, биоло-
гическая и общественная. Возражая против таких заявлений,
Мелюхин подчеркивает: «Количество основных форм движения
в работах классиков марксизма не указывалось, однако несо-
мненно, что их существует не пять и не шесть, а значительно
больше в соответствии с неисчерпаемостью мира» (там же,
стр. 25).
Брошюра Мелюхина интересна тем, что в ней высказана
неудовлетворенность догматическим «решением» вопроса о со-
отношении форм движения материи и сделана попытка ответить
по-иному на некоторые встающие в связи с этим вопросы.
Противоположность между творческим и догматическим под-
ходами к вопросу о соотношении форм движения материи ска-
залась и на проблеме классификации наук.
С особенной наглядностью догматический подход к данной
проблеме проявился в статье «Наука», помещенной в Большой
Советской Энциклопедии (1954 г.). В разделе IV этой статьи,
озаглавленном «Вопросы классификации наук», утверждается,
что «научную основу для решения проблемы классификации
наук впервые дал марксизм»1, а затем кратко излагается точка
зрения Энгельса.
Далее говорится, что «все более быстрый процесс диффе-
ренциации наук в современную нам эпоху свидетельствует об
огромном ускорении их развития, о гигантских успехах позна-
ния. Марксистское понимание классификации наук в корне про-
тивоположно идеалистическому схематизму, позитивистским
схемам О. Конта и его последователей, кантианскому противо-
поставлению естествознания общественным наукам и субъек-
тивно-идеалистическому истолкованию наук и классификации
наук И. Петцольдом, Э. Махом и другими идеалистами» (там
же, стр. 256).
В статье не сказано ни слова о новом, что внесла наука
XX в. по сравнению с наукой XIX в. Взгляды Энгельса просто
1 Большая Советская Энциклопедия. Изд. 2, т. 29, 1954, стр. 256.

перелагаются в том виде, в каком они были выдвинуты 80 лет
назад. В статье нет ничего о соотношении общественных и есте-
ственных наук и о классификации самих общественных наук.
Кроме одной общей фразы, статья не содержит никакой кри-
тики современных идеалистических и метафизических концеп-
ций в области классификации наук. В целом по сравнению с ана-
логичной статьей в первом издании БСЭ она в рассматриваемой
ее части выглядит бледной, догматической, формальной.
В статье приведен интересный факт из истории данной про-
блемы. В ней указывается, что против субъективных принципов
классификации наук выступал русский мыслитель-декабрист
Н. А. Крюков, который, критикуя Д'Аламбера, писал: «Науки
должны быть разделены по предметам, коими они занимаются»
(там же, стр. 254).
Нет сомнения, что история вопроса имеет большое значение
для разработки той или иной актуальной проблемы в ее совре-
менной постановке. Но история не может быть самоцелью, не
может заменить анализ научной проблемы в ее настоящем (а не
только прошлом) виде.
Часто такого рода работы появляются в связи с юбилей-
ными датами, но и тогда они могут и должны быть направлены
на то, чтобы связать прошлое с настоящим. Юбилейная дата
становится поводом к постановке современных проблем науки
в связи с ее истоками. Однако дело ограничивается лишь обра-
щением к прошлому без серьезной попытки связать это про-
шлое с насущными задачами современности.
Попытка связать прошлое с настоящим была сделана в
статье В. М. Букановского «Воззрения М. В. Ломоносова в об-
ласти классификации наук» (1953 г.). Относительно предмета
физической химии и места ее в системе наук автор говорит, что
у Ломоносова науки располагаются в порядке возрастающей
сложности изучаемых объектов и методов исследования, но у
него нет и не могло еще быть понимания, что система наук
может строиться как отражение поступательного развития
и переходов от одной формы движения к другой. «Механицизм
в понимании соотношения наук у Ломоносова выражается в том,
что каждая вышестоящая наука выступает непосредственным
методологическим основанием для нижестоящих. Это наложило
печать механистической односторонности и на понимание Ломо-
носовым соотношения физики и химии»1.
Отметив заслугу Ломоносова в постановке вопроса о пере-
плетении и взаимодействии физики и химии на основе концепции
атомизма, Букановский правильно указывает, что было бы
ошибкой отождествлять современную физическую химию с фи-
1 «Ученые записки Пермского государственного университета имени
А. М. Горького», т. VIII, вып. 2, 1953, стр. 87.

зической химией Ломоносова, здесь имеется важное различие:
«Современная физическая химия представляет специфическую
промежуточную науку между молекулярной физикой и химией,
применение молекулярной физики и ее разделов к изучению
физических закономерностей специфических процессов химиче-
ских реакций, к изучению фазово-физических, термодинамиче-
ских, оптических и электрических закономерностей процессов
химических превращений вещества. Существование физической
химии (как равным образом химической физики, науки, пере-
ходной от субатомной физики к химии) ни в коем случае не
означает сведение законов химии к физике или механике...
Ломоносов в XVIII веке еще не мог понять этого. Физическая
химия у Ломоносова связана со сведением теории химии к
физико-механическому учению о строении и взаимодействии
элементарных частиц» (там же, стр. 87).
Высказывания такого рода в 1953 г. свидетельствовали об
отказе от догматического подхода к данному вопросу. Следует
вместе с тем отметить некоторую неточность в определении Бу-
кановским предмета современной физической химии: эта наука
является не просто промежуточной между физикой и химией,
а изучающей реальные переходы между химической и физи-
ческими формами движения материи, т. е. наукой переходной.
Интересны замечания Букановского относительно геологии.
Однако в отношении геологии он не только не подвергает кри-
тике взгляды Ломоносова на ее предмет, как это он сделал
выше в отношении предмета химии, а присоединяется к ним и
даже модернизирует их, сближая со своим собственным пони-
манием геологии как науки о сложном комплексе неорганиче-
ских форм движения. Он пишет, что геологические процессы
Ломоносов «справедливо понимал как сложный комплекс
физико-механических и химических явлений. Поэтому, с точки
зрения Ломоносова, своеобразие геологии («геогнозии») как
науки в системе наук определяется тем, что для познания земли
необходимо исходить из всего комплекса знаний о законах
неживой природы» (там же, стр. 91).
Здесь у Букановского отсутствует единый подход к методо-
логической оценке воззрений Ломоносова на различные науки.
То, что по отношению к химии он именует механицизмом, в отно-
шении геологии считает правильным, поскольку это согласуется
с его личными взглядами.
Зато верно подмечено Букановским то обстоятельство, что
Ломоносов не мыслил системы естественных наук вне их связи
с практикой и техническими знаниями. «В еще несовершенной
форме Ломоносов поставил вопрос о единстве и взаимодействии
естественных наук и технических наук. В этом отношении взгля-
ды Ломоносова стоят выше, чем взгляды О. Конта и других
буржуазных классификаторов, оторвавших полностью естество-

знание от производства и третирующих «прикладные знания»
с позиций идеалистически понимаемой теории» (там же,
стр.93).
В период с 1953 по 1955 г. вышло много книг и брошюр,
печатались различные статьи и диссертации, где так или иначе
освещались вопросы о формах движения материи в природе и
об энгельсовской классификации наук. Однако, как правило,
в этих работах преобладало стремление излагать указанные
вопросы так, как они ставились и решались во времена
Энгельса.
В противоположность подобным стремлениям уйти в про-
шлое венгерский философ Бела Фогараши выступил с докла-
дом «Теоретические и практические вопросы классификации
наук» (Будапешт, 1954 г.), в котором сделал попытку раскрыть
то новое, что дала современная действительность для этой про-
блемы. Фогараши не ограничился изложением взглядов Энгель-
са, а показал, в каком направлении нужно пересмотреть и раз-
вить некоторые из его положений. В частности, он указывал,
что нельзя в один ряд ставить основные науки и составляющие
их науки, что приводит к смешению классификации основных
наук и их внутренней систематизации. Поэтому, как говорил
Фогараши, «мысль Энгельса следует изменить в том отношении,
что формы движения материи составляют предмет не одной или
другой науки, а одной или другой группы наук»1.
Как положительное явление нужно отметить опубликование
(через одиннадцать лет после ее защиты!) диссертации
Е. И. Шамурина, том первый которой вышел в свет в 1955 г. и
содержал изложение истории библиотечно-библиографической
классификации с древнейших времен до начала XIX в. Хотя
автор и указывает, что он был далек от каких-либо намерений
дать историю философской классификации наук, тем не менее
его работа содержит много исключительно ценных сведений
о различных классификациях наук за указанный исторический
отрезок времени и глубокий их анализ. Сам автор отмечал в
предисловии к своей книге: «Философские классификации при-
водятся выборочно — лишь в тех случаях, когда они оказывали
влияние на книжные классификации или когда они представляли
собой выдающееся явление эпохи»2.
Для того чтобы представить себе, насколько обстоятельно
дана в книге Шамурина история философской (в смысле науч-
ной, теоретической) классификации наук, перечислим только
некоторые из этих классификаций, которые приводит и анали-
зирует автор. При изложении материала о классификациях
в античном мире («Античные философские классификации»)
1 Цит. по: «Философска мисъл», 1956, № 5, стр. 38.
2 Е. И. Шамурин. Очерки по истории библиотечно-библиографической
классификации, т. 1. Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1955, стр. 6.

у него фигурируют: Платон — Ксенократ, Эпикур и «триада»
стоиков, Аристотель, «Натуральная история» Гая Плиния Се-
кунда Старшего, Порфирий Финикийский, «Древо Порфирия»,
дихатомический принцип, дидактические классификации и
«семь свободных искусств». Вслед за этим автор разбирает
значение работ античных мыслителей в развитии теории и прак-
тики классификации.
Из более поздних классификаций заслуживают внимания
арабоязычные классификации, подробно рассмотренные Шаму-
риным; сюда относятся «Перечень наук» ал-Фараби, «Реестр»
ан-Недима, «Ключи наук», «Послания верных друзей» и класси-
фикация наук Ибн-Сины в «Книге знания». Столь же интересен
обзор энциклопедий XII—XIV вв. и классификации Роджера
Бэкона.
Из философских классификаций эпохи Возрождения, при-
веденных Шамуриным, назовем классификации Анджело Поли-
цано, Алексио Венегаса, Хуана Уарте и Марио Ницолио. Осо-
бенно много внимания уделено классификации XVII в., в том
числе Лейбница, Фрэнсиса Бэкона, Декарта, Гоббса, Локка
и др. Весьма подробно Шамурин останавливается на классифи-
кации Дидро и Д'Аламбера. Он приводит и разбирает класси-
фикационные высказывания обоих названных экциклопедистов,
останавливается на различии их мировоззрения, анализирует
«Предварительное рассуждение» и «Наглядную систему чело-
веческих знаний».
Затем идут у Шамурина классификации наук во Франции
в период буржуазной революции конца XVIII в., а также в дру-
гих западных странах, в том числе классификация В. Круга.
В заключительной части книги приведены классификации рус-
ских ученых XVIII в., в том числе А. И. Богданова («Начала
изведения наук») и А. М. Шумлянского (классификация есте-
ственных наук).
В целом труд Шамурина представляет собой ценное иссле-
дование не только в области специально библиотечной и биб-
лиографической классификации, но и по истории классификации
наук вообще.
В эти же годы появился ряд новых исследований, посвящен-
ных выработке схемы марксистской классификации наук, учи-
тывающей современные данные научного развития и охваты-
вающей собой не только естественные науки, но и обществен-
ные, технические, философские и др. Были сделаны попытки
разработать общую систему наук, выражающую их важнейшие
взаимные отношения и позволяющую определять положение
отдельных наук исходя из представлений о их общих связях и
отношениях. Два труда подобного рода были опубликованы
в печати. На их рассмотрении мы и остановимся сейчас по-
дробнее.

Циклическая система Струмилина. В работе «Наука и
развитие производительных сил» (1954 г.) академик С. Г. Стру-
милин, как явствует из названия, главное внимание уделил
связи науки с производством, с техникой. Но наряду с этим
в ней дается общая схема взаимосвязи всех наук (см. схему
XXXVII).
В указанной схеме науки располагаются по кругу, а поэтому
ее можно назвать циклической. Автор называет ее «циклом науч-
ных дисциплин». Внешне это напоминает «цикл Пиаже», но
принципиальные основы здесь совершенно иные. Поскольку, по
воззрениям Струмилина, науки образуют собой замкнутый круг,
постольку их система, строго говоря, не имеет начала. Другими
словами, за начало можно принять любую науку (или группу
наук). Однако сам автор, по-видимому, склоняется к тому,
чтобы при переходе от циклического расположения наук к их
линейному ряду начинать с самых абстрактных наук, а именно
с логики и математики.

«Предмет изучения в этом круге наук, — пишет он, — суще-
ственно меняется — от абстрактных понятий и простейших эле-
ментов, как величина, движение, атомы и молекулы, до наи-
более сложных тел, организмов и сообществ. Но общества сла-
гаются из отдельных лиц, организмы и тела — из молекул и
атомов, движение неотделимо от вещества, а без понятия «вели-
чины» и логики суждений и умозаключений вообще не родится
ни одна из наук. Этим утверждается их внутренняя цепная
связь»1.
В итоге оказывается, что основу схемы Струмилина состав-
ляет замкнутый в виде цикла ряд наук, расположенных, по
Спенсеру, от абстрактных к конкретным:
Как увидим ниже, автор считает возможным начинать ряд
наук не с философии, которая в этом случае будет стоять в са-
мом конце ряда, а с математики.
Заметим, что неверно определять механику как науку о дви-
жении, ибо движение есть изменение вообще и оно не сводится
к механическому движению. Определение физики и химии как
наук о веществе тоже не является точным, поскольку оно сти-
рает грань между обеими науками; к тому же физика изучает
не только вещество, но и поля. Антропология включает в себя,
согласно Струмилину, и психологию наряду с биологией чело-
века, что является по меньшей мере спорным, а строго говоря,
ошибочным. И вообще вряд ли можно признать удачным выде-
ление антропологии как науки о человеке на равных основаниях
с биологией и общественно-историческими науками: биология
(в том числе и физиология) человека неразрывно связана с дру-
гими биологическими дисциплинами. Она должна рассматри-
ваться как их составная часть. Психология же включена сюда,
как говорилось выше, неправильно.
С. Г. Струмилин приводит далее более детальное расчлене-
ние общего цикла наук с целью выяснения их связи с произ-
водством.
I. Математические науки: арифметика, алгебра, геометрия,
тригонометрия, аналитическая геометрия, теория вероятностей,
дифференциальное, интегральное, вариационное, векторное, тен-
зорное исчисления, теория множеств и т. д.
О их связи с производством автор говорит лишь в общей
форме, указывая на то, что математика играет огромную роль
во всех технических применениях науки.
1 «Вопросы философии», 1954, № 3, стр. 55.

II. Механические науки (в отличие от предыдущего раздела
автор перечисляет здесь не теоретические разделы, а практиче-
ские приложения): теория упругости, сопротивление материалов,
гидро- и аэродинамика, строительная механика, машиноведение
и др.
Среди перечисленных приложений имеются такие, которые
являются приложениями других наук, и прежде всего молеку-
лярной физики, а не одной только механики.
III. Физико-химические науки (перечисляются практические
применения физики): энергетика, тепло-, свето-, электро-, радио-
техника, телемеханика и т. д. Практическим применением химии
(включая физическую химию) служит химическая технология.
Признаком сближения физики и химии он считает физиче-
скую химию и химическую физику, у которых усматривает
гибридный характер. Связь этого раздела наук с механикой
осуществляется через физику, с астрономией — через астро-
физику и астрохимию, с геологией — через геофизику и гео-
химию.
Таким образом, в общей схеме («цикле») каждый раздел
наук отграничен от других радиальными гранями и между
двумя смежными разделами никаких переходных наук не по-
ставлено. Однако внутри отдельных разделов наук предусмо-
трены переходные науки, связывающие соответствующие раз-
делы с другими, соседними с ними разделами.
Недостатком здесь у Струмилина является отсутствие ука-
зания на субатомную физику (квантовую механику, ядерную
физику).
IV. Астрономические науки (включая космогонию, астро-
физику и астрохимию) имеют практическое приложение в виде
актинометрии, метеоритики, службы времени и др. Вряд ли воз-
можно включение сюда и навигации, как это делает Струми-
лин.
V. Геолого-географические науки (геофизика, геохимия, гео-
логия, минералогия, гидрогеология, аэрология, география физи-
ческая, геодезия, почвоведение) имеют практическое примене-
ние в виде мерзлотоведения, гидротехники, топографии и др.
Здесь наглядно видно, что попытки втиснуть переходные и
«стыковые» науки обязательно в одну из двух взаимосвязанных
наук приводит к натяжкам и прямым неточностям. Например,
нельзя геодезию и геофизику, которые в большей степени явля-
ются физико-математическими, нежели геологическими, наука-
ми, включать целиком в геолого-географические науки. Точно
так же нельзя сюда включать полностью и почвоведение, кото-
рое в не меньшей мере связано с биологией.
То же касается и практических наук: гидротехника, напри-
мер, предполагает применение физики и механики не в меньшей
мере, чем геологии.

Как указывает автор, этот раздел наук раскрывает недра
земли, ресурсы плодородия почвы, ее обводнения и орошения,
а прогнозами погоды обслуживает сельское хозяйство и воз-
душный транспорт.
VI. Биологические науки (включая биохимию, палеонтоло-
гию, микробиологию) имеют практическое применение в виде
агрономии, агрохимии, лесоводства, агро- и зоотехники, ветери-
нарии и т. д. Они служат земледелию и животноводству, а также
промышленности (биохимическим производствам).
Здесь палеонтология не вполне правильно включена в био-
логические науки. Она в равной мере связана с геологией, на
что, кстати сказать, указывает Струмилин.
VII. Антропологические науки (включая эмбриологию, ана-
томию, физиологию, психологию) имеют практическое примене-
ние в связи с медициной в виде фармакологии, хирургии, пси-
хиатрии и т. д.
Помимо общего сомнения в правомерности выделения дан-
ного раздела и включения в него психологии (соответственно
психиатрии) нельзя отрывать фармакологию от химии и био-
химии. Проблема же здравоохранения, на которую далее ука-
зывает автор, носит прежде всего общественно-практический
характер, подчеркивая связь данных наук с социальными нау-
ками.
VIII. Общественно-исторические науки он делит на две груп-
пы: а) историко-гуманитарные (этнография, археология и исто-
рия материальной культуры, история, правоведение и история
права, языко- и литературоведение, искусствоведение, военные
науки) и б) социально-экономические (политическая экономия,
история экономических учений, история народного хозяйства,
экономическая география, наука о финансах, статистика, бух-
галтерия).
Такое деление нам кажется необоснованным: историко-гума-
нитарными являются по сути дела все науки, связанные с чело-
веком как общественным и мыслящим существом, включая и
философию. Поэтому относить к ним только те, которые отнес
Струмилин, нам представляется неправомерным. Точно так же
понятие «социально-экономические науки» гораздо шире того,
которое фактически принял автор, считая его равнозначным
понятию «экономические науки».
Кроме того, нельзя полностью отрывать статистику (соци-
ально-экономическую) от других ее видов, а экономическую гео-
графию от физической и политической.
Философские науки (история философии, диалектический
и исторический материализм, логика) занимают, по мысли авто-
ра, особое место в системе наук. «Их можно поставить и во
главе всей системы наук, и в заключительном их звене, обоб-
щающем и венчающем всю эту систему. Они связывают в выс-

шем своем единстве не только всю систему наук, но и все их
в совокупности с тем экономическим основанием, возвышаясь
над которым наука развивается...» (там же, стр. 58).
С. Г. Струмилин возражает против обычного деления наук
на общественные и естественные. Он полагает, что «при такой
систематике из цикла наук выпали бы, например, все философ-
ские и математические науки, охватывающие одновременно и
общество и природу» (там же, стр. 55).
Но такого «выпадения» не произойдет, если учесть, во-пер-
вых, кроме природы и общества еще и мышление, и, во-вторых,
существование промежуточных, стыковых и переходных наук,
чего автор не делает в своем основном «цикле наук».
Свою схему он разбирает в связи с поставленной им зада-
чей — рассмотреть взаимосвязь науки и производительных сил.
Струмилин подчеркивает, что если брать тот или иной раздел
науки в отрыве от других, то не всегда можно предугадать воз-
можности его практического применения.
«Из замкнутого круга, — говорит он, — в системе наук нель-
зя вырвать ни одного звена без ущерба для всей системы в
целом» (там же, стр. 54).
Вместе с тем автор правильно подчеркивает отсутствие рез-
ких граней между науками и их практическим применением и
существование определенного рода переходов от теории к прак-
тике и от практики к теории.
«Твердых границ между теоретическими и прикладными
науками нет, — пишет он. — Любая наука может в том или ином
случае непосредственно включиться в производство, получив
хозяйственное использование. Задачам разведки полезных иско-
паемых служит ныне не только геология, но и биохимия и гео-
физика. Микробиология культурами азотобактера удобряет
землю. Химия создала всю химическую промышленность. Фи-
зика открыла широкие перспективы обеспечения производства
всеми видами энергии до внутриатомной включительно» (там
же, стр. 54).
В схеме Струмилина представляет интерес идея циклической
замкнутости общего ряда наук, хотя эта идея не нова и выдви-
галась значительно раньше; более того, пунктом, где совер-
шается «замыкание» круга наук, т. е. где сходятся начало и
конец обычного линейного ряда наук, уже задолго до этого
признавалась логика как часть философии.
Сильную сторону этой схемы составляет также попытка свя-
зать классификацию наук с их практическим применением. Сла-
бым же пунктом является обособление различных разделов
науки резкими гранями, в силу чего не предусмотрены места
для переходных наук между соседними звеньями общего цикла.
Треугольник наук. Попыткой представить марксистскую
классификацию наук в ее современном виде явился доклад

автора этих строк «Классификация наук», подготовленный при
участии Т. Н. Ченцовой и сделанный на пленарном заседании
II Международного конгресса по методологии, логике и фило-
софии науки, состоявшегося в Цюрихе осенью 1954 г. В бо-
лее расширенном виде этот доклад помещен в начале 1955 г.
в журнале «Вопросы философии». Доклад состоит из пяти
разделов.
1. Вначале разобран вопрос о соотношении философии с
другими науками как общий и основной вопрос всякой класси-
фикации наук. Рассмотрение взаимоотношения между филосо-
фией и частными науками в историческом разрезе показа-
ло, что здесь выделяются три различных решения и вместе
с тем три последовательных этапа развития данной проблемы.
Первое решение носило натурфилософский характер: частное
растворялось в общем, все науки — в философии. Второе реше-
ние как реакция на первое получило позитивистскую окраску:
частное отрывалось от общего, наука — от философии, а по-
следняя отрицалась или же растворялась в частных науках.
Третье решение — марксистское, преодолевающее односторон-
ность и ошибочность обоих предыдущих решений и выражаю-
щее правильное, диалектическое соотношение между общим и
частным. За философией как общей наукой сохраняется диа-
лектика и логика, а все остальное входит в частные науки о
природе и обществе. Это означает, что предметом современной
научной философии являются наиболее общие законы, действу-
ющие во всех трех областях реальной действительности — при-
роде, обществе и мышлении (законы диалектики), и специфи-
ческие законы мышления (законы логики).
2. Далее в докладе разбираются принципы классификации
наук. Принципу координации, основанному на формальнологи-
ческих правилах деления понятий, противопоставляется прин-
цип субординации (или принцип развития более высоких форм
из нижестоящих), опирающийся на положения диалектической
логики. Точно так же субъективистскому принципу противопо-
ставляется принцип объективности, согласно которому науки
должны располагаться в последовательный ряд и связываться
между собой не потому, что нам кажется это удобным, а по-
тому, что так связываются между собой сами предметы, изу-
чаемые соответствующими науками.
Так как науки располагаются в ряд в порядке перехода от
простого к сложному, то очень важно, как трактуются сами
понятия «простое» и «сложное». С субъективной точки зрения
эти понятия понимаются в смысле легкости или трудности изу-
чения данного предмета. Напротив, объективное их истолкова-
ние приводит к признанию, что простое — это исходное в про-
цессе развития (менее развитое), а сложное — это конечное в
ходе того же процесса (более развитое). Таким образом, прин-

цип объективности оказывается в неразрывной связи с прин-
ципом развития. А оба они в их органическом единстве состав-
ляют общий диалектико-материалистический принцип класси-
фикации наук — методологическую основу марксистской клас-
сификации наук.
Принцип развития исключает, в частности, признание
каких-либо резких разрывов между науками, поскольку всякое
развитие означает, что совершаются переходы как между раз-
личными объектами, так соответственно и между изучающими
их науками. При таком подходе получали определение отдель-
ные члены общего ряда наук, а в этих определениях учитыва-
лись как связи и переходы между науками, так и их различие,
их относительная самостоятельность, обособленность одной
науки от другой. При этом изучение переходных областей име-
ло исключительно большое значение не только для выяснения
общей связи между науками, но и для понимания сущности
каждой отдельной формы движения материи самой по себе.
В докладе говорилось: «Принцип развития, указывая на не-
обходимость находить «мосты» между науками, служит благо-
даря этому инструментом познания, методом, предостерегаю-
щим ученых от узкой специализации и односторонности»1. Да-
лее отмечался исторический факт предвидения Энгельсом того,
что понимание глубокой связи между химическим действием и
электричеством даст возможность науке выйти из тупика тра-
диционных взглядов, резко разделявших химию и физику. Не
будучи специалистом-естествоиспытателем, Энгельс сумел раз-
глядеть через телескоп диалектического метода в необъятной
перспективе научного прогресса генеральную линию развития
всего современного естествознания.
3. Исходя из сказанного выше в дальнейшем разбирается
общая классификация наук. Если в предыдущих работах речь
шла лишь о естественных науках, а в связи с ними и о фило-
софии (под углом зрения ее соотношения с естествознанием),
то теперь делалась попытка на основе изложенных выше прин-
ципов построить систему, которая охватила бы все главные
разделы научного знания, включая и общественные науки, а
также науки, промежуточные между общественными и есте-
ственными.
Опираясь на известное определение диалектики, где пере-
числены три основные области предметного мира — природа,
общество и мышление, можно поставить задачу выяснить пре-
жде всего взаимоотношения между тремя основными раздела-
ми науки, которые изучают частные законы каждой из трех
упомянутых выше областей предметного мира, равно как и
законы, общие для всех трех этих областей одновременно.
1 «Вопросы философии», 1955, № 2, стр. 54.

Руководствуясь этими соображениями и следуя принятым
принципам, можно составить основу или как бы главный «ске-
лет» общей классификации наук. Этот «скелет» представ-
ляет собой треугольник, вершины которого изображают собой
науки естественные, социальные и философские (см. схему
XXXVIII). Здесь жирные линии выражают связи между наука-
ми, так сказать, первого порядка; эти связи образуют собой
краеугольные камни всей классификации наук в целом. Науки,
которые не входят целиком ни в один из трех основных раз-
делов научного знания, выделены особо в местах соприкосно-
вения и взаимного проникновения основных разделов. В таком
случае связи между науками, так сказать, второго порядка
изображены в схеме прерывистыми линиями.
Тонкие квадратные скобки, стоящие справа в каждой из
двух частей схемы XXXVIII, означают, что в данном случае
речь идет об охвате диалектикой всех трех основных областей
предметного мира или соответственно трех основных разделов
науки.
Характеризуя последние, можно сказать: «Каждый из них
представляет собой целую группу или комплекс отдельных
наук» (там же, стр. 54). Такие группы или комплексы в схеме
XXXVIII выделены крупным жирным шрифтом.
Путем сопоставления обеих частей приведенной схемы мож-
но наглядно пояснить суть принципа объективности, равно как
и принципа развития, в их применении к классификации наук.
Последовательность наук и их взаимосвязь представлены

здесь как прямое и непосредственное отражение исторической
последовательности возникновения и взаимосвязи соответству-
ющих ступеней развития самого объективного мира, а также
взаимосвязи наиболее общих и менее общих (то есть более
частных) его законов — законов движущейся материи (см. там
же, стр. 54—55).
Из числа наук, стоящих на грани соприкосновения естест-
венных наук с социальными, с одной стороны, и с философски-
ми — с другой, были рассмотрены технические и математиче-
ские. Первые изучают практическое использование человеком
законов неорганической природы в общественном производстве
(сюда же относятся сельскохозяйственные и медицинские нау-
ки, которые используют в практических целях законы органи-
ческой природы). Вся эта группа практических наук поставлена
в схеме XXXVIII между естествознанием и социальными нау-
ками, ближе к последним.
Между естественными (прежде всего физико-химическими)
и философскими науками (ближе к первым) в той же схеме
поставлены математические науки, которые изучают опреде-
ленные формы и стороны реальных процессов и предметов, их
реальных отношений и закономерностей (главным образом
механических и физических), отражая эти формы и стороны,
связи и отношения в таком абстрактном виде, когда имеют
дело непосредственно лишь с отвлеченными понятиями (вели-
чина, число, множество, функция и т. д.). Абстрактный харак-
тер предмета математики, исключительно большое значение
логического метода исследования, обработки и доказательства
истинности достигнутых результатов сближают отчасти ма-
тематику с логикой как частью философии (см. там же,
стр. 56).
В качестве более частной, промежуточной науки, дающей
связи, так сказать, третьего порядка, выступает математиче-
ская логика, стоящая между логикой (частью философии)
и математикой, ближе к последней, поскольку она является по
преимуществу математической дисциплиной.
Особое место между всеми тремя основными разделами наук
занимает психология. Она изучает психическую деятельность
человека с естественноисторической стороны (отсюда ее связь
с физиологией высшей нервной деятельности как частью
биологических наук, следовательно, с естествознанием) и со сто-
роны социальной (отсюда ее связь, например, с педагогиче-
скими науками как отраслью общественных наук). Психоло-
гию нельзя целиком отнести ни к социальным, ни к естествен-
ным, ни к философским наукам, и вместе с тем она связана
теснейшим образом и с теми, и с другими, и с третьими. Но
все же теснее всего ее связи с наукой о законах мышления,
следовательно, с философией (см. там же, стр. 56). Поэтому

она и поставлена в схеме XXXVIII не в центре треугольника
наук, а ближе к философии.
Между зоологией как частью естествознания и психологией
стоит по преимуществу биологическая дисциплина зоопсихоло-
гия, носящая ясно выраженный переходный характер. С дру-
гой стороны, непосредственно с философией и психологией свя-
зана такая социальная наука, как языкознание, поскольку язык
неотделим от мышления и составляет материальную оболочку
мысли, ее речевую форму. В свою очередь языкознание непо-
средственно и опосредованно (через психологию) связывается
и с естествознанием (физиологией человека).
Такие переплетения наук наблюдаются повсюду: физиче-
ская география как отрасль естествознания связана с эконо-
мической географией как социальной наукой; экономическая
статистика (социальная наука) связана с математической (ча-
стью математики), а последняя — с физической (входящей в
естествознание); прикладная математика связана и даже пря-
мо включается в технические; этнография (часть историче-
ских, общественных наук) и антропология (часть естествозна-
ния) тесно переплетаются между собой. Классификация наук
призвана выразить все эти сложные, часто весьма тонкие, раз-
ветвленные и разносторонние взаимоотношения между основ-
ными группами наук.
Переходя к вопросу о классификации гуманитарных наук,
следует отметить, что каждая их отрасль, каждая отдель-
ная общественная наука есть прежде всего историческая нау-
ка, на что указывали Маркс и Энгельс. Далее следовало ос-
новное принципиальное положение о делении всей данной груп-
пы наук на два главных раздела, поскольку общественная
история может быть рассмотрена в двух основных разрезах:
во-первых, в разрезе развития всего человеческого общества,
во взаимодействии и взаимозависимости всех его сторон и, во-
вторых, в разрезе развития какой-либо одной или нескольких
его сторон, выделенных в порядке научной абстракции в целях
более глубокого раскрытия законов общественного развития
(см. там же, стр. 57).
В первом случае составляется группа собственно историче-
ских наук (история в узком смысле слова): история отдельных
ступеней развития человеческого общества (древняя, средняя,
новая, новейшая), всесторонне изучающая историю определен-
ных социально-экономических формаций в их последователь-
ной связи. Такая история может быть всемирной или историей
отдельных стран, или их групп, или их частей. Сюда же отно-
сятся археология, этнография и другие исторические науки.
Во втором случае выделяется группа общественных наук,
взаимосвязанных между собой таким же образом, как взаимо-
связаны отдельные стороны внутренней структуры самого чело-

веческого общества: экономический базис, политическая и
идеологическая надстройка. Объективная последовательность
перехода от базиса ко все более и более высокой надстройке
обусловливает собой порядок расположения общественных наук
этой группы. Они могут быть расположены в такой последова-
тельности:
а) наука об экономическом базисе — политическая эконо-
мия;
б) науки о политической и юридической надстройке — уче-
ние о государстве и праве, учение о партии;
в) науки об идеологической надстройке и о тех отдельных
формах общественного сознания, которые входят в эту над-
стройку.
Историзм оказывается общим методом всех гуманитарных
наук, так же как и естественных. Например, политическая эко-
номия раскрывает не только общесоциологические законы эко-
номического развития всего общества, действующие на всех
ступенях его, но и специфические законы экономического раз-
вития каждой социально-экономической формации. То же ка-
сается наук, изучающих область надстроечных явлений.
Науки об идеологической надстройке подразделяются в та-
ком порядке, что вслед за областью художественных взглядов
(история литературы и искусства) совершается переход к эсте-
тике (к области философских взглядов). Общественное созна-
ние, выступающее в форме философских, а также атеистических
и религиозных учений, представляет собой идеологию, наиболее
удаленную от экономической основы общества. Переход к фи-
лософии в процессе движения от базиса к надстройке полити-
ческой, а затем идеологической есть вместе с тем выход за
пределы собственно общественных наук в область общих во-
просов мировоззрения. Это можно показать так:
Здесь снова раскрывается суть принципа объективности и
принципа развития: социальные и философские науки распо-
лагаются в той самой последовательности, которая непосред-
ственно отражает реальную последовательность возникновения
на экономическом фундаменте все более и более высокой над-
стройки. Поскольку мировоззрение нашей партии неразрывно
связано с деятельностью партии, постольку и марксистская фи-

лософия как наука теснейшим образом примыкает к учению о
партии, о политической надстройке. Политика составляет ис-
ходный пункт и жизненную основу марксистской философии. Но
это отнюдь не означает, что философия сводится у нас к поли-
тике, растворяется в ней. Марксистская философия, будучи нау-
кой, решает задачи, выдвигаемые перед ней практикой обще-
ственного развития, а также прогрессом всех остальных наук,
своими особыми, специфическими для нее средствами.
Переходя, наконец, к собственно философским наукам, сле-
дует признать, что философия находится в особом положе-
нии среди всех остальных наук, поскольку она охватывает со-
бой и науку о мышлении с его специфическими, логическими
законами и диалектику как науку о наиболее общих законах
всякого развития (там же, стр. 58). В схеме XXXVIII скобкой
указано на то, что диалектика как часть философии (входит
в слово «философские») пронизывает собой все остальные науки
соответственно тому, как общие законы развития выступают во
всех областях предметного мира.
Соответственно сказанному выше философия характери-
зуется прежде всего как история философской мысли от ее за-
рождения до современного состояния. Сюда входят: во-первых,
история философии в узком смысле слова, рассматривающая
развитие философской мысли во взаимодействии всех ее сторон
и направлений, во-вторых, систематическое изложение отдель-
ных сторон философской науки, ее «моментов»: диалектики,
теории познания и логики, которые в марксистской философии
образуют одно нераздельное учение.
Материалистическая диалектика изучает свои законы не
только в их общем виде, но и конкретизацию их применитель-
но к каждой из трех областей научного знания: примененная
к естествознанию, она выступает как диалектика природы, к
общественным наукам — как материалистическое понимание
истории (исторический материализм), к науке о мышлении, к
процессу познания — как диалектическая логика, совпадающая
с теорией познания. В первых двух случаях речь идет о рас-
крытии объективной диалектики внешнего мира, в последнем
случае — о субъективной диалектике. Благодаря этому еще
теснее, еще конкретнее и дифференцированнее раскрывается
внутренняя связь между философией, с одной стороны, и все-
ми остальными науками — с другой.
Исторический материализм и диалектическая логика в их
применении к более узким областям наук, изучающих от-
дельные формы общественного сознания, выступают как осо-
бые части философии: этика (в применении к области морали),
эстетика (в применении к области художественных взглядов).
Кроме наук о базисе и надстройке, включая философию,
во вторую группу общественных наук (так сказать, «структур-

ного» характера) входят такие науки, предмет которых не от-
носится ни к базису, ни к надстройке: языкознание, социальная
статистика, экономическая география. Их предмет носит не
классовый, а общечеловеческий характер, а потому они зани-
мают особое место в общей системе гуманитарных наук. Сюда
же примыкает группа «прикладных» наук (технических, сель-
скохозяйственных и медицинских), которые вообще не являются
чисто социальными, так как стоят на грани между обществен-
ными и естественными науками. Особое место занимают науки,
лежащие на грани истории (истории культуры) и естествозна-
ния: это история естествознания и его отраслей. Таковы же
история математики, история техники и т. д. Эти науки яв-
ляются одновременно и общественно-историческими и в еще
большей степени естественными, соответственно математиче-
скими или техническими. Вместе с тем они теснейшим образом
связаны с философскими науками, с историей философии, с
диалектикой и диалектической логикой, поскольку последняя
есть логическое обобщение истории человеческого познания.
В отличие от прежних работ здесь мы сделали попытку раз-
вернутого изложения своих взглядов на классификацию гума-
нитарных наук, которая позднее будет развита подробнее.
4. В следующем разделе доклада дан специальный анализ
классификации естественных наук. Для того чтобы показать,
что схема Энгельса не может быть сохранена теперь в ее
прежнем виде, автор сослался на ряд принципиальных измене-
ний, которые произошли в современном естествознании и силь-
но повлияли на классификацию естественных наук. Сюда отно-
сится, во-первых, появление новой, неизвестной в XIX в. «суб-
атомной» физики, что в корне изменило соотношение между
физикой и механикой, с одной стороны, физикой и химией — с
другой. Наряду с классической механикой макротел и соот-
ветственно макрофизикой возникла квантовая механика микро-
частиц, которая является скорее частью новой, субатомной фи-
зики, чем механики в прежнем понимании этого термина.
Во-вторых, сюда относится появление множества переход-
ных наук, связывающих ранее разобщенные основные науки.
Если естествознание прошлого века было системой обособлен-
ных наук, то в середине нашего века оно стало системой пере-
плетающихся, взаимопроникающих друг в друга наук.
Оба отмеченных момента можно проследить конкретнее на
взаимоотношении между физикой и химией. Следуя изложен-
ным выше принципам, мы сопоставляем эти науки со сту-
пенями развития материи (там же, стр. 60), которые суть не
что иное, как уровни структурной организации материи, как
теперь принято говорить. В настоящее время лестницу дискрет-
ных физических и химических форм материи и изучающих их
наук можно представить так:

Тут вновь выступает конкретное применение принципов объ-
ективности и развития к классификации наук: соотношение фи-
зики и химии и переходных между ними наук прямо отражает
соотношение форм движения материи и переходов между ними:
движение элементарных частиц и атомных ядер, образующих
атомы, — предмет субатомной физики; движение атомов, обра-
зующих молекулы, — предмет химии; движение молекул, обра-
зующих тела, — предмет молекулярной (суператомной) физи-
ки. Здесь последовательность расположения наук соответству-
ет последовательности развития самих дискретных форм
материи, то есть самого материального объекта, совершающе-
гося в порядке перехода от более простого к более сложному,
от низшего к высшему.
Объект химии XIX в. (атомы) оказался не только окружен
с двух сторон объектами физики (электроны, ядра и т. д., с
одной стороны, молекулы — с другой), но и сам стал объектом
глубокого и всестороннего физического исследования. Если
физическая химия явилась переходом от химии к физике, то
возникшая в XX в. химическая физика (Эйкен, Семенов), изу-
чающая главным образом элементарные химико-физические
процессы, представляет собой переход от субатомной физики
к химии. Хотя обе переходные науки зачастую и трудно раз-
личить одну от другой, тем не менее факт появления химиче-
ской физики наряду с физической химией свидетельствует о
наличии по меньшей мере двух переходных областей между
химией и физикой.
Охват химии физикой породил мысль, что будто бы химия
ныне растворяется в физике. В докладе показано, что это не
так, В порядке обобщения выдвигается принципиальное поло-
жение, что с точки зрения принципа развития любой объект
может быть изучен по крайней мере двумя науками, смежными
в общем ряду наук; аргументируется это так: любой предмет
в своем развитии проходит два существенных пункта — началь-
ный и конечный. Начальный пункт — это простейшая, исходная
форма данного предмета, своего рода его «клеточка», с кото-
рой начинается процесс развития рассматриваемого предмета.
Конечный пункт — это наиболее развитая его форма, достиже-

ние которой есть вместе с тем и выход за пределы данной
области природы. В соответствии с этим каждая наука, имея
дело как с «клеточкой», так и с развившимся из нее сложным
«телом», изучает, каким путем и в силу каких закономерностей
из этой «клеточки» возникает соответствующее сложное «тело»,
иначе говоря, как на данном участке природы совершается
развитие материи... При этом развившееся «тело», служащее
предметом изучения одной науки, в свою очередь выступает
как исходная «клеточка» для следующей науки в общем ряду
наук (там же, стр. 61).
Как видим, здесь развиваются мысли, которые высказыва-
лись в 1945—1948 гг. применительно к химическим и неко-
торым другим естественным наукам. В докладе 1955 г. были
сделаны ссылки на те же науки и их объекты: атом в настоя-
щее время служит одновременно предметом исследования и
атомно-электронной физики, и химии; но в первом случае атом
выступает как сложная система, образованная из атомного
ядра и электронной оболочки, причем изучается как раз про-
цесс образования атома из его структурных элементов. «Кле-
точкой» же в данном случае служат атомное ядро, выступаю-
щее как целая частица, и электроны. Напротив, в химии атом
играет роль исходной «клеточки» и рассматривается как целое
образование; тут атомы ведут себя как химические «единицы»,
из которых возникают молекулы.
В ядерной же физике атомное ядро выступает уже не как
целая частица, не как исходная форма, а как сложное образо-
вание, возникшее из более элементарных частиц (нуклонов при
участии других частиц).
Подобно атомам молекулы представляют собой тоже объ-
ект одновременного изучения и химии, и физики. Для химии они
суть сложные системы, продукт взаимодействия атомов, а для
физики (молекулярной) они суть исходные «клеточки»: из них
образуются физические агрегаты (макротела), а их движение
обусловливает определенные физические явления.
Соотношение физических и химических наук со стороны взаи-
мосвязи их объектов можно изобразить так, как это показано
в приведенной табличке:

Здесь в квадратные скобки заключена та дискретная форма
материи, которая служит исходной «клеточкой» для данной нау-
ки и рассматривается в пределах этой науки как цельное обра-
зование; стрелка показывает переход от простого к сложному,
от низшего к высшему, изучаемый данной наукой. Этим, как и
выше, иллюстрируются принципы объективности и развития в
применении к классификации наук.
Резюмируя мысли и положения, которые были высказаны
в конце 40-х годов в части химии и ее отраслей, мы распро-
странили приведенные выше соображения о «клеточке» и
«развитом теле» на ряд других областей естествознания: на
физико-химический анализ, где исходной «клеточкой» служит
компонент, а сложным, развитым «телом» — поликомпонентная
система; на статистическую физику, где «клеточка» представ-
лена соответствующими физическими индивидами, а «сложное
тело» — их статистической совокупностью (коллективом); на
кристаллографию, минералогию и петрографию в их соотно-
шении между собой (здесь «клеточками» являются кристалли-
ческая ячейка для кристалла, кристалл для минерала, мине-
рал для горной породы); с той же точки зрения можно подойти
к химии комплексных соединений и т. д.
Отсюда следовал общий вывод, касающийся внутренней
структуры отдельных наук: в общем ряду наук, отражающем
ступени развития материи, связь двух смежных наук высту-
пает так, что конечный пункт развития предмета, изучаемого
нижестоящей наукой, оказывается вместе с тем исходным пунк-
том развития предмета, изучаемого вышестоящей наукой. Вот
почему, несмотря на то что атомы и молекулы являются пред-
метом исследования и химии и физики, каждая из этих наук
при всей общности исследуемого предмета и всем своем взаим-
ном проникновении друг в друга, как было сказано выше, рас-
сматривает их по-разному, сохраняя при этом всю свою спе-
цифику (см. там же, стр. 62, 64).
Здесь вновь общий ряд наук, следовательно, их классифи-
кация рассматривается как отражение ступеней развития ма-
терии, что нашло позднее свое выражение в понятии уровней
организации материи. Добавим, что на заседании философ-
ского конгресса в Цюрихе мы связывали соотношение меж-
ду «клеточкой» и «развитым телом» с соотношением категорий
абстрактного и конкретного: абстрактное соответствует нераз-
витому, зачаточному, конкретное — развитому, развернувшему
заложенные в нем качественные определения.
Ряд современных естественных наук можно сопоставить с
рядом практических (технических, сельскохозяйственных и ме-
дицинских) наук, стоящих на грани между естествознанием и
общественными науками (см. схему XXXIX). Основные науки
в ней выделены крупным шрифтом, переходные науки, а также

разделы физики, возникшие в XX в., заключены в рамки. Из
схемы видно, что стержень классификации остался в настоя-
щее время в общем тем же, что и в XIX в. Расщепление нача-
ла ряда наук в связи с появлением субатомной физики отме-
чено дугообразной жирной полосой. От биологии (зоологии)
указан выход из области естествознания через физиологию че-
ловека и антропологию в область истории (см. схему XXXIX,
внизу). От механики (макро- и микро-) указан переход к ма-
тематике (вверху).
В схеме приведены лишь те отрасли практического («при-
кладного») знания, каждая из которых связаны только с одной
определенной отраслью естествознания (химия и химическая
технология; ботаника и агрономические науки и т. д.). Но
имеются такие технические науки, которые предполагают ком-
плексное применение целого ряда отраслей естествознания, и
прежде всего механики, физики и химии, а также математики.
Такие науки характеризуются нередко по соответствующей от-
расли производственной деятельности (промышленности, транс-
порта, связи и т. д.). Таковы машиноведение, науки о воздухо-
плавании, о морском деле, о железнодорожном транспорте, о
строительном деле и т. д.
Таким образом, здесь со всей отчетливостью выступает про-
межуточный, «стыковой» характер технических наук: с одной
стороны, они определяются тем, что именно в них использует-
ся в интересах человеческой практики (и тогда на первый план
выступает форма движения материи, используемая в технике);
с другой же стороны, они определяются в не меньшей степени
тем, для чего, т. е. в каких практических целях, используются
силы и вещества природы (и тогда на первый план выступает
соответствующая отрасль народного хозяйства). В первом слу-
чае преобладающее влияние на классификацию наук оказывает
структура естествознания, во втором — конкретная экономика,
структура народного хозяйства, следовательно, область соци-
ально-экономических наук.
Как и в предыдущих своих работах, мы формулировали
следующим образом принцип дивергенции, или раздвоения,
процесса развития:
«Развитие природы совершается не всегда в одном на-
правлении; нередко оно как бы раздваивается, поляризуется,
особенно ярко обнаруживая свой противоречивый, то есть диа-
лектический, характер. При этом одна ветвь становится пред-
посылкой для возникновения или условием для существования
другой ветви. Так, развитие живой природы разветвляется на
растительный и животный мир, развитие химического веще-
ства — на ветвь, приводящую к неорганическим образованиям,
с одной стороны, и ветвь, приводящую к сложным органиче-
ским, углеродистым соединениям, с другой стороны. Первая

ветвь изучается неорганической химией, а затем геологией и
ее отраслями; здесь, в пограничной области между химией и
геологией, в XX в. возникла новая промежуточная наука —
геохимия, стоящая ближе к геологии, чем к химии, а потому
включаемая обычно в геологию. Другая ветвь изучается орга-
нической химией, а затем биологией и ее отраслями; между
химией и биологией на рубеже XIX и XX вв. возникла новая
промежуточная наука — биохимия, стоящая ближе к биологии,
чем к химии, а потому включаемая обычно в биологию (см. там
же, стр. 64).
На стыке между геологией и биологией в начале XIX в. воз-
никла палеонтология, стоящая ближе к геологии, а в конце
того же века — почвоведение, стоящее ближе к биологии. На
стыке геохимии и биохимии возникла биогеохимия (Вернад-
ский). В схеме XXXIX места этих наук указаны прерывистыми
линиями.
В основе рассмотренной классификации современных есте-
ственных наук лежит принцип объективности и развития, учи-
тывающий не только наличие качественных переходов от низ-
шего к высшему, от простого к сложному, но и наличие про-
тиворечий, действующих в течение всего процесса развития и
приводящих к раздвоению, к поляризации вновь возникающих
видов и форм движущейся материи.
Далее в докладе отмечалось, что развитие природы можно
анализировать не только со стороны развития отдельных ви-
дов материи и форм ее движения, но и со стороны развития
всей природы в целом, во взаимодействии всех видов и форм
материи, существующих на данной ступени развития природы.
В таком случае объектом соответствующих естественных наук
становятся уже не отдельные формы движения материи, а от-
дельные ступени развития всей природы как определенного
участка Вселенной (там же, стр. 65).
Таким участком может служить космическое тело или сис-
тема тел, а также вся Вселенная как нечто целое (космология).
Например, предмет астрономии с примыкающими к ней астро-
физикой, астрохимией и астробиологией. Более узким участком
может служить отдельная планета (Земля), история которой
является предметом геологии. Еще более узким объектом яв-
ляются история и современное состояние поверхности планеты
(Земля), что образует предмет географии. География (физиче-
ская) — комплексная наука, учитывающая все природные фак-
торы (физико-химические, геологические, биологические), вза-
имодействующие на поверхности Земли. Через фито- и зоогео-
графию география связывается с биологией. Еще более узким
объектом занимается биология. В итоге получается новый ряд
естественных наук, совпадающий в общих чертах с тем, какой
изображен в схеме XXXIX:

астрономия . . . геология . . . география . . . биология
Если совместить этот ряд с тем, какой представлен в схеме
XXXVIII, то астрономию надо будет поставить между механи-
кой и физикой или около них как науку о совокупном действии
механических и физических (главным образом субатомных)
факторов в космосе; географию (физическую) — между геоло-
гией и биологией или около них как науку о совокупном дейст-
вии всех природных факторов на поверхности Земли.
5. В заключение доклада был рассмотрен переход к упро-
щенной, однолинейной классификации, что имеет большое прак-
тическое значение. Поскольку разветвленная классификация
наук, изображенная в схеме XXXVIII, является в своей основе
как бы внутренне замкнутой, постольку можно осуществить пе-
реход от философских наук к обеим другим группам наук: к
естественным — или непосредственно, или через математику, или
же через психологию и т. д.; к социальным — или непосредст-
венно, или через ту же психологию, или же через языкознание
и т. д. От естественных наук можно осуществить переход к со-
циальным (через технические или через зоопсихологию, психо-
логию и языкознание или же опять-таки непосредственно) и т. д.
Короче говоря, для перехода к однолинейной классифика-
ции необходимо в каком-то определенном месте сложного, раз-
ветвленного и по сути дела непрерывного ряда наук произве-
сти разрыв, с тем чтобы в этом пункте образовать одновремен-
но и начало и конец более простого ряда наук. Разрыв этот,
строго говоря, можно произвести в любом месте, но он должен
быть по возможности менее искусственным и должен оправды-
ваться характером самих наук, встречающихся между собой в
данном пункте.
Естественнее всего (см. схему XL) начинать с диалектики,
так как она изучает наиболее общие законы всякого движения,
а потому охватывает собой и природу, и общество, и мышле-
ние. Тогда за нею шла бы логика, от которой (через матема-
тическую логику) совершался бы переход к математике и да-
лее к естественным и техническим наукам, причем в соответ-
ствующих местах стояли бы тогда астрономия и география.
Вслед за тем через технические науки, равно как через такие
науки, как экономическая география и статистика, совершался
бы переход к социальным наукам — сначала к истории с ее от-
раслями, а потом к наукам о базисе и надстройках. Тогда в
самом конце стояли бы языкознание и психология, от которых
при желании можно было бы осуществить переход снова к
философии, соединив тем самым начало общего ряда наук с
его концом и замкнув его в кольцевую систему.
Подводя итоги этой работы, следует оговориться, что
предложенную классификацию надо рассматривать только

как попытку пояснить суть выдвинутых принципов и их позна-
вательное значение, но не как окончательное решение вопроса.
Принципы, выдвинутые и обоснованные впервые Марксом и
Энгельсом, позволяют при их последовательном проведении на-
ходить однозначное решение вопроса и исключают произволь-
ное, зависящее от личных усмотрений составителя данной клас-
сификации помещение отдельных наук на то или иное место
в их общей системе. Это касается и однолинейного ряда наук,
самое образование которого содержит в себе неизбежно извест-
ный элемент произвольности. Производя разрыв непрерывного
ряда наук в любом его месте (в соответствии с соображения-
ми личного порядка, связанными обычно с научными интере-
сами данного лица), можно получить любые ряды, которые
будут начинаться не с диалектики, а с логики или с психоло-

гии, с математики или с естественных наук и т. д. В таком
случае наука, с которой будет начинаться весь однолинейный
ряд наук, будет выглядеть как наиболее всеобщая, главная,
исходная, определяющая собой характер всего научного зна-
ния. В действительности же ни одна наука, кроме диалектики,
не обладает характером всеобщности, поскольку только диа-
лектика является наукой о наиболее общих законах развития,
действующих во всем мире.
Точно так же и остальные науки располагаются в последо-
вательный ряд не произвольно, а в соответствии с объектив-
ным ходом развития самой материи. Разумеется, можно спо-
рить о том, как конкретно следует располагать те или иные
науки в системе наук, но такие споры должны вестись исходя
не из личных точек зрения, а из принципиальных соображений,
основанных на общих положениях диалектического материа-
лизма. Чем строже и последовательнее будут выдержаны эти
положения, тем обоснованнее будет классификация наук и
тем большее единство мнений может быть достигнуто среди
самих ученых по этому весьма важному вопросу.
Рассмотренный доклад вызвал отклики на заседаниях Фило-
софского конгресса в Цюрихе. Советский философ М. Ш. Бахи-
тов в докладе на тему «Место философии в системе наук»,
сделанном на секции «философия и наука», поддержал и раз-
вил нашу идею, касающуюся соотношения между философией
и частными науками. На пленарном заседании по докладу
«Классификация наук» выступили ряд делегатов конгресса,
среди них швейцарские философы Ф. Гонзет и Э. Вальтер,
французский философ и психолог Ж. Пиаже, польский логик,
живущий ныне в США, А. Тарский и др.
Пиаже критиковал доклад за то, что в нем, по его мнению,
психология поставлена не во главу угла всей классификации
наук, а где-то в промежутке между тремя основными группа-
ми наук. Тарский, возражая против некоторых общеметодоло-
гических установок докладчика, признал интересной и продук-
тивной трактовку абстрактного и конкретного (соответственно
простого и сложного). Вальтер, выступавший на конгрессе с
резкими выпадами против марксистско-ленинской философии,
оспаривал тот факт, что Энгельс предвидел создание физиче-
ской химии (в частности, электрохимии) и что Энгельс показал
ее значение для раскрытия диалектики современного естество-
знания. Гонзет приветствовал самую попытку дать синтез совре-
менных наук в виде их общей системы, хотя и не соглашался с
докладчиком в отношении защищаемых принципов, а также в по-
нимании самой диалектики.
Впоследствии доклад «Классификация наук» был переве-
ден на многие языки и опубликован во Франции, ГДР, Поль-
ше, Румынии, Вьетнаме, Китае и других странах. Основные

его положения были изложены в ряде статей, которые вышли
в свет в СССР, Болгарии, Югославии и еще некоторых стра-
нах. В последующие годы была продолжена разработка основ-
ных идей этого доклада.
В обстановке творческого подъема, начавшегося непосред-
ственно после XX съезда КПСС (1956 г.), марксисты в СССР
и других странах активно взялись за разработку важнейших
проблем марксистско-ленинской философии, в том числе и про-
блемы классификации наук. Анализ этих работ будет дан в
третьей, последней нашей книге, посвященной опыту марксист-
ской классификации современных наук.

Глава III
СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
РАЗЛИЧНЫХ КЛАССИФИКАЦИЙ НАУК.
О МЕСТЕ ОТДЕЛЬНЫХ НАУК
В ИХ ОБЩЕЙ СИСТЕМЕ
После освещения состояния проблемы классификации наук
в середине нашего века попытаемся провести сравнительный
анализ в различных направлениях изученного материала. При
этом мы будем учитывать марксистские и немарксистские сис-
темы наук, и не только XX в., но и прошлого века.
Сопоставление различных классификаций наук может быть
проведено в двух планах, или разрезах: общем и частном. Пер-
вый предполагает рассмотрение всей системы наук в целом,
характеристику принципов, на которых она зиждется, способы
ее выражения, в том числе и графические. На этой стороне де-
ла мы не будем останавливаться подробно. Вопрос о принци-
пах классификации нами детально рассматривался каждый раз
при анализе той или иной конкретной классификации.
Частный разрез предполагает сравнительный разбор раз-
личных классификаций с точки зрения того места, которое от-
водится в них отдельным наукам. Одна и та же наука при
построении различных классификаций попадает на разные ме-
ста; а так как вся система наук есть совокупность отдельных
наук, приведенных во взаимную связь, то, устанавливая места
отдельных наук, мы находим путь к пониманию особенностей
и всей системы в целом.
Отдельные науки мы сгруппировали следующим образом:
сначала идет диалектика (и вообще фршософия) в качестве
общей науки, за нею — частные науки: абстрактные науки
(формальная логика и математика), после них — естественные
науки (от механики до антропологии) и, наконец, гуманитар-
ные и технические (практические). Причем общественные нау-
ки рассматриваются как включенные сначала в формальные
системы, а затем в марксистские. Напомним, что марксистские
работы, написанные после 1955 г., будут разобраны в третьей
нашей книге.

Чтобы показать, как ставится и решается с формальной
точки зрения вопрос о месте отдельных наук в их системе, мы
особо разбираем общий формальный прием, примененный к
конкретному случаю биологических наук.
Можно уже заранее предположить, что получается чрезвы-
чайно пестрая картина в решении вопроса о месте отдельных
наук в общей их системе, о соотношении различных групп наук
(математических, естественных, технических, общественных, фи-
лософских) между собой. Каждый автор, создающий свою осо-
бую классификацию наук, решает этот вопрос по-разному, так
что в итоге не выявляется никакого единства взглядов, никакой
общности мнений.
Единственное, что объединяет большинство авторов, — это
необходимость построения общей системы научного знания на
максимально естественной основе.
Вопрос же о естественности систем наук решается по-раз-
ному не только в марксистской и немарксистской литературе,
но и у авторов, стоящих на общих позициях, будь то формаль-
ные или диалектические. Как правило, у них нет единства ни
в деталях решения проблемы классификации наук, ни в самой
ее постановке. Отсюда возникает множество нерешенных и
спорных вопросов, дискуссия по которым не только возможна,
но и просто необходима.
1. СИСТЕМА НАУК И ЕЕ ЭЛЕМЕНТЫ
Система наук и ее графическое выражение. Понятие «наука»
органически предполагает определенную систематичность зна-
ний; это прежде всего система знаний, понятий, выражающих
и обобщающих результаты познания действительности челове-
ком. Болгарский философ Тодор Павлов, рассматривая науку
со стороны ее внутреннего содержания, подчеркивает как раз
ее систематичность наряду с наличием у нее определенного
метода изучения предметного мира, а также с наличием нераз-
рывной связи с практикой как определяющим по отношению
к ней общественно-историческим фактором. «Наука есть наука
лишь потому и постольку, — пишет он, — поскольку она есть
единство системы (понятий, категорий и законов) и метода по-
знания данного предмета или стороны действительности. Наука
есть диалектическое единство: 1) системы понятий, категорий,
законов и пр., 2) метода познания и 3) связи с практикой как
исходным пунктом, высшей целью и критерием познания»1.
В последующих своих работах Т. Павлов будет сильнее
подчеркивать третий момент в этом определении науки.
1 Тодор Павлов. Теория отражения. Изд-во иностранной литературы,
1949, стр. 404.

Систематичность науки в свою очередь предполагает нали-
чие строгой внутренней структуры, взаимосвязь ее элементов,
в том числе и отдельных ее отраслей, отдельных наук. Как сис-
тема наука как раз и выступает в виде взаимосвязи своих эле-
ментов. Процесс становления и развития современной науки
совершался путем дифференциации ее элементов, их возникно-
вения внутри ранее единой науки и их последующего обособ-
ления как друг от друга, так и от всей прежней системы
науки в целом. Однако, поскольку всякая наука есть определен-
ная система знаний, т. е. определенная связь образующих ее
элементов, такое развитие ее элементов, отдельных ее отрас-
лей не могло привести к разрыву связей между ними. Это и
находило свое выражение в том, что процесс дифференциации
знаний шел в неразрывной связи с процессом их последующей
интеграции. И если интеграция вначале носила характер внеш-
него соположения отдельных наук, одних рядом с другими, то
в настоящее время она все больше и больше принимает харак-
тер внутреннего, органического их переплетения и проникнове-
ния друг в друга.
Таким образом, сама наука, несмотря на всю свою диффе-
ренциацию и разветвление на множество различных разделов
и дисциплин, оказывается внутренне единой; это является необ-
ходимым условием и исходной предпосылкой для выработки
единой системы научного знания.
Вместе с тем столь же очевидно, что особенность взаимо-
связей и взаимоотношений между отдельными науками такова,
что допускает проведение множества различных разрезов, ко-
торые позволяют представлять общую систему наук с различ-
ных сторон или точек зрения, анализировать ее в различных
аспектах. Особенно ясно это наблюдается в линейных системах.
Но, несмотря на возможность проведения различных разре-
зов, все же в общих чертах получаются близкие или сходные
в основном схемы, начинающиеся так или иначе с математики,
за которой следуют естествознание (неорганическое, а затем
органическое) и, наконец, науки о человеке, о человеческом об-
ществе.
Совпадение различных систем в этих пунктах есть следствие
того, что разрезам подвергается единая по сути дела наука,
что и обнаруживается в указанной последовательности основ-
ных ее разделов при попытке свести общую систему наук к
какому-то основному линейному ряду. Графическим вариантом
линейного ряда служит пирамида наук (Оствальд).
Но так как линейный ряд может выразить связи между
всеми науками лишь в одной какой-либо определенной после-
довательности, то искусственность такого построения бросает-
ся в глаза настолько ясно, что ее нельзя не заметить. В связи
с этим некоторые авторы формальных классификаций пыта-

лись прибегнуть к табличной форме выражения общей системы
наук (Курно, Гиддингс, Грот, Гущин, отчасти Ивановский).
Табличная форма имеет два измерения и позволяет отра-
жать связи между науками одновременно в двух направлениях
(в отличие от линейного ряда, имеющего лишь одно измерение).
Распространенный в формальных классификациях, хотя и
проводимый лишь частично, неполно, прием разветвленного
дихотомического деления наук находит свое отражение в таб-
личной форме системы, где само раздвоение наук на верти-
кальный и горизонтальный ряды позволяет более последова-
тельно осуществлять этот прием.
Однако никто из авторов формальных классификаций не
учитывал того, что в дихотомическом приеме может быть вы-
ражен не только формальнологический способ деления объема
классифицируемых наук или понятий, но и диалектическое раз-
двоение единого на противоречивые, взаимосвязанные части
(например, на теоретическое и практическое знание, на абс-
трактное и конкретное знание, на неживую и живую природу,
соответственно неорганическое и органическое естествознание
и т. д.).
Естественная классификация наук применяет логические
приемы деления наук и графические способы их выражения,
стараясь как можно полнее и глубже отразить действительные
связи между науками, складывающиеся в процессе познания
реального противоречивого, диалектического развития как са-
мого внешнего мира, так и его отражения в человеческом
мышлении.
В качестве графического выражения разветвленной системы
наук может служить ее конусная форма (Пачоский). Особенно
большое значение, на наш взгляд, имеют внутренне замкнутые
сами на себя системы наук, нашедшие свое выражение либо в
кольцевой, циклической форме (Пиаже, Струмилин и др.), ли-
бо в форме треугольника наук.
Касаясь существенного различия между формальным и диа-
лектическим, или содержательным, подходами к системе наук
и их классификации, следует отметить, что и тот и другой
подход основывается на имеющихся определенного рода свя-
зях и структурных отношениях между элементами данной сис-
темы (науки). Но при формальном подходе все внимание
направляется на сведение этих связей и отношений к чисто
внешним, поддающимся формализации, тогда как при диалек-
тическом, или содержательном, подходе ищутся и ставятся на
первое место внутренние связи и переходы между отдельными
науками, выполняющими функцию элементов данной системы.
С этой точки зрения по-разному ставится и решается вопрос
о месте отдельной науки в общем ряду наук, иначе говоря, о
положении отдельного элемента системы в самой системе, при-

чем большую роль при этом играет то обстоятельство, являет-
ся ли данная система искусственной (формальной) или естест-
венной.
Понятие «место» в общем ряду наук. До сих пор, анализи-
руя формальные классификации наук, мы сравнивали между
собой, во-первых, принципы, лежащие в основе различных
классификаций, а во-вторых, общие ряды, или схемы, наук,
составленные на основе соответствующих принципов. Теперь
же мы попытаемся подвергнуть сравнительному анализу рас-
смотренные выше формальные классификации наук XIX и
XX вв., в разрезе выяснения места, отводимого в них отдель-
ным наукам, начиная с логики и математики и кончая социо-
логией и историей.
Понятие «место» в закономерном ряду или системе каких-
либо вещей или мыслей о вещах носит отнюдь не геометриче-
ский, не графический характер. Это понятие имеет глубокое
содержание и резюмирует собой наше знание предмета данной
науки и его взаимосвязей с предметами всех остальных наук.
«Место» в системе наук выражает собой, во-первых, сово-
купность всех связей и отношений между данной наукой и
непосредственно с нею соприкасающимися науками, а через
них и более отдаленными от нее, следовательно, со всей сум-
мой человеческих знаний; это отвечает рассмотрению вопроса
с его структурной стороны;
во-вторых, определенную ступень развития научного позна-
ния, отражающую соответствующую ступень развития самого
внешнего мира, а тем самым наличие переходов между данной
наукой и непосредственно примыкающими к ней в общем ряду
наук; это отвечает рассмотрению вопроса с его исторической
или генетической стороны.
Говоря о «месте» отдельной науки в их общей системе, мы
придерживаемся взглядов Ф. Энгельса, который писал, что
познать отдельное — значит «указать каждому члену ряда свое
место в системе природы...»1.
Например, в органической химии значение какого-нибудь
вещества, как указывал Энгельс, «не зависит уже просто от
его состава, а обусловлено скорее его положением в том ряду,
к которому оно принадлежит» (там же, стр. 237). В еще боль-
шей степени это относится к отдельным химическим элементам,
определяемым в современной науке по их месту в общей Перио-
дической системе Менделеева.
То же самое по сути дела наблюдается и в случае класси-
фикации (систематизации) наших знаний, где между отдель-
ными мыслями (учениями, теориями, науками) устанавливается
общая связь, в результате чего эти духовные объекты оказы-
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 200.

ваются различными, последовательно расположенными друг за
другом и вытекающими друг из друга звеньями единой цепи
(системы знания).
С этой точки зрения можно определить естественную клас-
сификацию наук как такую, которая наиболее полно и точно
выражает всесторонние связи каждой отдельной науки со все-
ми остальными, учитывая взаимные переходы от одних наук
к другим. Иными словами, такая классификация призвана вы-
разить наиболее естественным образом «место» каждой отдель-
ной науки в общей их системе.
Напротив, искусственные, или формальные, классификации
с этой же точки зрения характеризуются тем, что берут лишь
один или два определенных признака отдельных наук, на
основе которых пытаются выразить общую связь всех наук.
При этом неизбежно игнорируются многие весьма существен-
ные, иногда даже определяющие связи между отдельными на-
уками.
В результате формального подхода «место» отдельных наук
в их общей системе уже не может выразить совокупности всех
их связей и отношений, а значит, их взаимных переходов; оно
выражает лишь одно, максимум два соотношения, причем не-
обязательно самых главных для данной науки.
Но так как через общую совокупность связей и отношений
между какими-либо предметами можно провести не одно и не
два, а множество «срезов», то это легко приводит к образова-
нию различных формальных систем, в аспекте которых общая
связь наук будет выглядеть по-разному: в одном случае какие-
нибудь две науки будут стоять рядом, в другом случае они же
окажутся разобщенными какой-нибудь третьей наукой или же
вообще попадут на противоположные концы общего ряда наук
и т. д.
Вот почему в формальных классификациях мы наблюдаем
самые различные решения относительно «места» той или иной
науки в общем ряду наук. Каждое такое решение, будучи од-
носторонним, улавливает одну какую-либо связь данной науки
с другими науками при игнорировании остальных ее связей с
ними.
По этому поводу в истории науки было высказано немало
глубоких мыслей и разъяснений. Приведем одно из них, при-
надлежащее Амперу. «Классификации разделяются на естест-
венные и искусственные. В последних предметы располагаются
по произвольно избранным признакам, причем все остальные
признаки отбрасываются: вследствие этого весьма часто полу-
чаются самые странные сближения или, наоборот, разделения
предметов. В естественных классификациях, напротив того, бе-
рется вся совокупность признаков предмета и рассматривается
значение каждого из них... Так как искусственные классифи-

кации основываются на произвольно избираемых признаках, то
такие классификации могут создаваться в неограниченном чис-
ле. Но все эти разнообразные системы, возникающие одна за
другой и исчезающие, не только не способствуют успеху наук,
а, напротив, являются весьма часто источником печальных за-
блуждений. Самое серьезное неудобство искусственных клас-
сификаций заключается в том, что они предрасполагают
пользующихся ими к рассмотрению в изучаемых предметах пре-
имущественно только того, что имеет прямое, ближайшее отно-
шение к данному способу классификации... Напротив того,
естественные классификации, основанные на рассмотрении всей
совокупности свойств предметов, уже поэтому самому требуют
всестороннего их описания и изучения и, таким образом, при-
водят ко всей доступной человеку полноте знаний. Но самая
необходимость основательного, полного изучения исследуемых
предметов ведет к тому, что по мере новых открытий прихо-
дится делать соответственные изменения в классификациях,
все более и более приближающие их к совершенству»1.
Несмотря на такие воззрения, Ампер фактически создал
одну из самых формальных, искусственных классификаций
наук.
Формализация способа определения взаимоотношений от-
дельных наук в их общей системе. Наряду с прямыми способа-
ми установления связей между науками в соответствии с их
реальными взаимоотношениями существует еще и формально-
комбинаторный, который подводит под данную формальную
классификацию общую понятийную логическую основу. Мы уже
видели это на примере «пирамиды» наук В. Оствальда. С каж-
дым классом наук Оствальд соотносит определенное родовое
понятие, охватывающее всю соответствующую группу наук.
В результате получается класс наук с основным понятием
«порядок», затем другой класс наук — с основным понятием
«энергия» и, наконец, третий класс — с основным понятием
«жизнь».
Логическое обоснование классификации наук при учете и
комбинировании признаков понятий, которыми оперируют
классифицируемые науки, еще в XVII в. дал Дж. Уилкинс (Ан-
глия). О его работе, забытой впоследствии, сообщил совре-
менный английский классификатор Б. Викери2.
Суть идей Уилкинса состоит в том, что при классифициро-
вании наук следует исходить не из отдельных наук как эле-
ментов данной системы, а из некоторых элементарных видов
1 Цит. по кн.: А. Лаланд. Этюды по философии наук. СПб., 1895,
стр. 73—74.
2 В. С. Vickery. Classification and Indexing in Science, 2 ed. London,
1959; его же: ст. «Значение Уилкинса в истории библиотечной классифика-
ции» (Libri International library review, v. 2, N 4, 1953, p. 326—343).

и понятий; из них путем их сочетания (координирования) Уил-
кинс образует сложные предметы и понятия и выявляет отно-
шения между понятиями, устанавливая у них наличие общих
элементов (признаков). Таким образом, на место деления ото-
рванных друг от друга предметов (и соответственно понятий)
он ставит выявление отношений между ними как основы всей
классификации наук. Несмотря на это, его способ в своей осно-
ве является чисто аналитическим; получаемая с его помощью
система наук оказывается сугубо формальной.
Такой же в принципе метод формальнологического обосно-
вания классификации наук применяется и в настоящее время;
это можно показать на конкретном примере, касающемся био-
логических наук. Здесь же мы увидим, как тесно связан общий
вопрос о классификации современных наук с вопросом о месте
отдельных наук в их общей системе и о их внутреннем под-
разделении.
Вопрос о биологических науках поставлен с этой точки зре-
ния Мартином Шееле (Западная Германия) в статье «Новый
путь к единству наук».
Автор начинает с общей классификации естественных наук,
с тем чтобы определить в ней место биологии. Он понимает,
что не так просто все науки соединить в одну большую простую
систему, и не ставит перед собой такой задачи. Шееле пы-
тается отграничить одну от другой различные научные области,
причем так, чтобы это служило цели единства науки.
Здесь автор полностью стоит на почве принципа коорди-
нации.
«Для человеческого аспекта, — пишет он, — мы должны най-
ти наивозможные естественные разграничения, не забывая при
этом, что они подчиняются необходимости и что, наконец, каж-
дая схема содержит известный произвол. С другой стороны,
однако, принципиально нельзя обойтись без схемы или систе-
мы, так как по справедливости наука определяется как «сис-
тематическая ориентировка человека в окружающем». Уже по-
нятия представляют собой схемы, с помощью которых мы
«улавливаем» мир для нас»1.
Шееле разделяет широко распространенный среди позити-
вистов (субъективных идеалистов) взгляд на научные понятия
как «схемы», орудия опыта и т. д.
Для своих намерений автор принимает деление на науки о
духе и науки о природе. Внутри естественных наук он проводит
деление на основные науки (сущность мира) и науки о дейст-
вительности (существование мира). В результате получает
следующую систему для естественных наук, предметом иссле-
дования которых служит телесный (физический) мир:
1 «Studium generate», 1955, N 7, S. 437.

Приведенные Шееле вертикальные разграничительные ли-
нии между науками подчеркивают формальный подход, опи-
рающийся на принцип координации наук. Он не учитывает и
не отражает переходные науки, наличие которых составляет
важнейшую черту современного естествознания. Так, в приве-
денной схеме нет места для биохимии и биофизики, ибо в ней
между физикой и химией, с одной стороны, и биологией — с
другой, стоят науки о земле и о космосе, исключая непосред-
ственный контакт и переход между ними.
Основные науки, по его мнению, дают нам представление о
всеобщей закономерности, которой подчиняется весь физиче-
ский мир в пространстве и времени. В свою очередь автор
подразделяет их, исходя из практических соображений, на две
группы: 1) математику и 2) физику и химию (вместе) при ис-
ключении органической химии.
Науки о действительности занимаются, согласно Шееле, ис-
торически возникшими отдельными вещами нашего мира и их
историей. Для глубокого понимания пространственно-времен-
ных рамок, объекта и происхождения наук о действительности
необходимы основные науки. Эти последние в свою очередь
были выведены из отдельных опытных наук о действительно-
сти, так как общая закономерность (за исключением матема-
тики) не открывается нами непосредственно.
Науки о действительности автор подразделяет дальше так-
же на две группы, исходя из тех же практических соображе-
ний: 1) астрономию и 2) науки о земле и биологию (вместе).
Такое подразделение он аргументирует следующим образом:
земля и ее жизнь противостоят космосу, поскольку наша пла-
нета представляет собой мироохватывающее замкнутое жиз-
ненное пространство, и все, что в нем происходит, находится
во внутренней связи. Обычно это не вполне автаркное жизнен-
ное пространство, ибо наша система находится под косми-
ческим воздействием. Следовательно, и здесь Шееле допускает
компромиссы и условности.
В итоге он приводит к системе, которая заключает в себе
весь комплекс, «холоцен», земли со всеми неорганическими и

органическими данностями. Земля как «холоден» является
предметом особой науки, всеобщей экологии.
Ссылаясь на мнение других ученых (Тинемана и Фридери-
ха), Шееле отмечает, что экология в старом, узком смысле со-
держалась в ботанике и зоологии в качестве подчиненной дис-
циплины, изучающей отношения растений, соответственно жи-
вотных к окружающей среде. Но так как эта окружающая
среда («жилой мир») всегда дана вместе с предметом иссле-
дования, то экология незаметно переходит, особенно в случае
гидробиологии (лимнология!), в исследование природы в це-
лом и соответственно приводит к объединенному естествозна-
нию, к науке о природе, не исключая и неорганическое есте-
ствознание.
В таком целом естествознании находится место и для на-
турфилософии, а в расширительном смысле и для отношения
человека к природе. Подключая к своей системе все относя-
щиеся сюда исторически обусловленные дисциплины (биологию
со всеми подразделениями, палеонтологию, геологию, геогра-
фию, метеорологию и т. д.), а также прикладные науки (ме-
дицину, сельское и водное хозяйство и т. д.), автор получает
общую науку о «холоцене» земли.
Шееле исходит из положения, что каждая наука может
члениться по двум направлениям, давая две разные системы:
систему объектов и систему постановок вопроса, в разрезе ко-
торых эти объекты рассматриваются. Так, для биологии систе-
ма организмов образуется организмами, в то время как точки
зрения, с которых могут рассматриваться эти объекты, извест-
ны нам как морфология, физиология, генетика и т. д., обуслов-
ленные же объектами дисциплины выступают как ботаника,
зоология и бактериология.
Составляя для всеобщей экологии с ее предметом — землей
как «холоценом» особую систему, автор ограничивается лишь
системой постановок вопроса (на манер А. Навилля), хотя и
признает, что такая система должна каким-то образом пере-
плетаться с системой объектов. Всю экологию он разделяет
на А. идиобиологию и В. ценоэкологию.
Каждая из них делится дальше на три части: I. Учение о
данностях (носители признаков); II. Онтогенетика (циклы);
III. Филогенетика (стволы древов). В свою очередь эти раз-
делы членятся также на три части, из которых первая соот-
ветствует изучению предмета со стороны его законов или его
основной структуры, вторая — со стороны его формы, тре-
тья — его процесса.
Например, в случае идиобиологии раздел I (носители при-
знаков) состоит из: а) биохимии и биофизики (основная струк-
тура), b) морфологии (форма) и с) физиологии (процесс);
раздел II (онтогенетика) — из: а) учения о наследственности

(законы наследственности), b) учения о ступенях формы (фор-
мы) и с) физиологии развития (процесс); раздел III (филоге-
нетика) — из: а) учения о происхождении (законы видообра-
зования), b) учения о стволе древа (форма) и с) физиологии
происхождения (процесс).
Наконец, при дальнейшем, еще более дробном подразделе-
нии появляются частные дисциплины. Так, в разделе I идио-
биологии морфология подразделяется на четыре дисциплины:
1) клеточное учение, 2) учение о тканях, 3) учение об органах
и 4) учение о внешнем облике (Habituslehre). Этому соответ-
ствует деление каждой из остальных пяти частей той же идио-
биологии: например, физикология в I разделе состоит из фи-
зиологии 1) клетки, 2) тканей, 3) органов и 4) из учения о
работе.
Аналогично обстоит дело с подразделением ценобиологии.
Ее раздел I делится на: а) учение о жизненном пространстве
(законы среды), b) морфологию и с) учение о процессе; раз-
дел II — на: а) учение об изменчивости (законы наследования),
b) учение о наследовании (форма) и с) учение о процессе;
раздел III — на: а) учение о превращении (законы превраще-
ний) и т. д.
Морфология в разделе I подразделяется на четыре дис-
циплины: 5) изучение среды, 6) симбионтика, 7) биоценотика
и 8) хорология, чему в учении о процессах того же раздела I
соответствуют аутэкология, социология, синэкология и биогео-
графия. Эти дисциплины повторяются в двух остальных (II и
III) разделах ценобиологии.
Мы видим, что Шееле включает социологию в свою био-
ценологию (в духе биологической школы в социологии).
Основная идея Шееле состоит в том, чтобы сконструировать
все разделы всеобщей экологии и входящие в них дисциплины
путем комбинирования (координирования) между собой неко-
торых основных понятий. Он перечисляет десять таких основ-
ных понятий: (I) идиобиология, (2) ценобиология (3) учение
о данностях, (4) онтогенетика, (5) филогенетика, (6) общие
законности, (7) форма, (8) процесс, (9) органическая сторона
и (10) неорганическая сторона.
Очевидно, что первые восемь из этих понятий представля-
ют собой основные типы и классы, на которые автор разделяет
свою всеобщую экологию.
Рассматривая различные возможности взаимных комбина-
ций, составленных из этих десяти понятий, он получает харак-
теристику отдельных наук и научных дисциплин, входящих в
экологию. Например, комбинация идиобиологии (1), учения о
данностях (3) и общих законностей (6) дает биохимию и био-
физику, которые представляют предпосылку непосредственно
данных форм и процессов.

Если в предыдущей комбинации заменить общие законности
на форму (7), то получим морфологию и анатомию, а если
заменить их на процесс (8), то получим физиологию.
Комбинация идиобиологии (1), филогенетики (5) и процес-
са (8) дает, согласно автору, физиологию происхождения (на-
пример, мутационное учение).
Все это в принципе является продолжением попытки В. Ост-
вальда образовывать науки, исходя из аналогичной же ком-
бинаторики основных понятий; следовательно, основой всей
шеелевской конструкции служит принцип координации, рас-
пространенный (в соответствии с общими положениями фор-
мальной логики) на логическую структуру научного знания.
В результате этого такие науки, как биохимия и биофизика,
оказываются не связующим звеном между биологией и хими-
ей, биологией и физикой, не отражением переходов между соот-
ветствующими формами движения материи в природе, а ком-
бинациями некоторых общих понятий, принятых за исходные
логические элементы («кирпичики»), подлежащие последующе-
му взаимному сочетанию друг с другом.
Таким образом, хотя Шееле и употребляет терминологию
теории развития, но подлинного понимания развития у него нет.
Дело не меняется от того, что в дальнейшем автор вводит
еще новые основные понятия, выражающие некоторые единства
или интегральные ступени внутри идиобиологии (соответствен-
но ценобиологии). Этим «ступеням» отвечают те частные дис-
циплины, на которые, как мы видели выше, распадается у него
в конечном счете каждая часть той и другой.
В идиобиологии такими «ступенями» служат: 1) клетка,
2) ткань, 3) орган, 4) общая форма; в ценобиологии — 5) «се-
мафонт», отдельный фактор среды, 6) биоцен, 7) ценоцен и
8) «холоцен» земли (включая космические воздействия).
В таком случае социология образуется у него путем ком-
бинации ценобиологии, учения о данностях, процесса и биоце-
на; при замене же в этой комбинации биоцена на «холоцен»
получается биогеография.
Следовательно, связь наук здесь основана на голом комби-
нировании их признаков путем чисто формального логизиро-
вания, а не на учете реальных связей и переходов между ними.
Формальное логизирование вопроса о месте отдельных наук
в их общей системе и о их внутренней классификации нашло
свое отражение в другой работе, касающейся математической
логики, о которой мы скажем немного ниже.
На рассмотренном примере хорошо видно, что особенностью
формального подхода является, в частности, такая формально-
логическая операция, как внешнее комбинирование отдельных
признаков наук, которые в данном случае и выступают как
своеобразные логические элементы системы.

Следует отметить, что в середине XX в. сильно возрос ин-
терес к общим проблемам научного знания, в том числе к во-
просам логики и теории науки, структуры и классификации
наук. Показательна в этом отношении работа Жана Кавайе
«О логике и теории науки» (1947 г.), вышедшая с предислови-
ем Гастона Башляра1.
Поиски синтеза наук. Общие теории систем. Эмпиризм и
«аналитизм», неспособные преодолеть разобщенность научных
знаний и снимающие проблему создания синтетической систе-
мы наук, вызывают все большее неудовлетворение в научных
кругах. Стремление преодолеть путем синтеза наук их разоб-
щенность порождается самим прогрессом современной науки.
Отсюда появление интереса к общей теории систем, в которой,
по мнению некоторых мыслителей, можно найти ключ к син-
тезу современных наук, к их внутреннему (а не только внеш-
нему, формальному, как мы видели выше) единению. Начиная
с середины XX в. попытки решать такого рода задачи были
сделаны и продолжают делаться на почве возникшей новой
отрасли знания и практики — кибернетики. Основатель кибер-
нетики — американский ученый Н. Винер уделял этому вопросу
большое внимание, равно как и такие теоретики данной отрас-
ли знания, как У. Эшби.
Рассмотрение попыток, предпринятых названными учеными,
мы оставляем до третьей нашей книги, поскольку их разбор
требует выяснения более общего вопроса о месте самой кибер-
нетики в системе современного научного знания, а это будет
сделано нами как раз в последней нашей книге.
Другая попытка в том же направлении была предпринята
Л. Берталанфи сначала в пределах биологии, а затем распро-
странена им же на всю область научного познания. Разбор
воззрений Берталанфи для нас представляет интерес также и
потому, что он дает возможность сопоставить в рамках одной
и той же науки (биологии) формальный подход к системе нау-
ки, представленный М. Шееле, и неформальный, представлен-
ный Берталанфи. При этом мы используем в качестве мате-
риала статью В. А. Лекторского и В. Н. Садовского «О прин-
ципах исследования систем (в связи с «общей теорией систем»
Л. Берталанфи)», опубликованной в «Вопросах философии»
(№ 8 за 1960 г.).
Берталанфи — основатель «организмической» концепции в
биологии, которая ставит во главу угла понимания жизненных
процессов такие понятия, как целостность, организация, поря-
док, динамизм. На их основе Берталанфи критикует односто-
ронность витализма и механицизма в биологии, но сам впадает
в крайность, когда начинает абсолютизировать отстаиваемые
1 Jean Cavailles. Sur la Logique et la Theorie de la science. Paris, 1947.

им порядок, организацию и целостность у живых организмов.
В этом отношении его концепция сближается с холистической.
Свою общую теорию систем или общую теорию организа-
ции Берталанфи строит путем обобщения установленных им
принципов для биологии и распространения их на другие от-
расли научного знания. Это показывает, что свою общую тео-
рию он прямо выводит из своего «организмизма», как его рас-
ширение и завершение. Важнейшей задачей общей теории сис-
тем, по Берталанфи, является нахождение таких «законов
порядка», которые бы действовали «равноправно в случае раз-
личных систем любой природы — физической, биологической или
социальной». Об этом он говорит в статье «Всеобщая теория
систем»1.
Основное понятие своей теории — «система» автор толкует
весьма расширительно, как «комплекс элементов, находящих-
ся во взаимодействии» (там же). Значит, всякая упорядоченная
совокупность элементов может быть определена как система.
Специально в целях разработки своей теории Берталанфи со-
здал «Общество для успеха общей теории систем», первый том
трудов которого содержит изложение названной теории
(1956 г.). Он видит различие между классической и современ-
ной науками в том, что первая имела дело с неорганизован-
ными совокупностями, а вторая столкнулась с проблемой ор-
ганизации и связанного с ней динамического взаимодействия
элементов систем как живых, так и неживых, включая область
психологии и социальных наук. В связи с этим в науку прони-
кают такие понятия, как организация, целостность, направлен-
ность, целесообразность, контроль, саморегуляция, дифферен-
циация и др., которыми не оперировала, например, классиче-
ская физика 2.
Это показывает, в каком разрезе возникает возможность
синтеза различных наук на основе теории Берталанфи: осно-
вой в данном случае служит общность типа связей в системах,
образованных различными по своей качественной природе эле-
ментами. Эта их общность характеризуется автором не как
внешняя аналогия, а как глубокий изоморфизм, представляю-
щий собой следствие того обстоятельства, что в определенном
смысле некоторые концептуальные модели и абстракции можно
прилагать к различным явлениям. Только на такой основе дол-
жны, по Берталанфи, применяться законы систем (см. там же,
стр. 2).
В соответствии с этим по-разному ставится проблема объ-
единения наук в одно целое, сведения их к некоторому внут-
1 «Deutsche Universitatszeitung», 1956, N 5/6, S. 9.
2 «Society for the advancement of general systems theory General
systems».

реннему единству. Классическая наука решала эту задачу пу-
тем сведения одних наук к другим, более простым и фундамен-
тальным, а именно к физике и механике. В современной науке
благодаря утверждению в ней принципов целостности, органи-
зации и порядка единство наук, как полагает Берталанфи,
может быть достигнуто на основе учета изоморфизма законов,
действующих в разных областях действительности. Здесь он
допускает два подхода (или «языка») — формальный и мате-
риальный. Согласно первому, разбирая понятийное (концепту-
альное) построение науки, говорят о структурном сходстве тео-
ретических моделей, используемых в соответствующих областях
знания; согласно второму, мир характеризуется как некая це-
лостность изучаемых явлений, структурное подобие отдельных
частей которого выступает в форме изоморфизма структур раз-
ных уровней организации (см. там же, стр. 8).
Так у Берталанфи складывается концепция синтеза наук на
основе «перспективизма» (по его терминологии), противопо-
ложная концепции «редукционизма» (сведения одних наук к
другим).
Классификация наук в соответствии с классификацией сис-
тем как объектов изучающих их наук может мыслиться, по
Берталанфи, следующим образом: прежде всего системы в за-
висимости от своей природы делятся на физические (матери-
альные) и абстрактные. Отсюда аналогичное деление наук.
Далее по типу взаимоотношений данной системы с другими
системами, находящимися вне ее, системы подразделяются у
Берталанфи на открытые, находящиеся в вещественном или
энергетическом взаимодействии (обмене) с внешней средой, и
закрытые, изолированные от внешней среды, не взаимодейству-
ющие с нею. Первые автор считает живыми, вторые — нежи-
выми. Отсюда деление соответствующих наук на неорганиче-
ские (физико-химические, геологические) и биологические.
Правда, абсолютно закрытых систем в природе не существует,
поскольку обмен веществ в энергии совершается не только в
живой, но и в неживой природе; поэтому критерий разделения
по такому признаку наук и их объектов на биологические и
небиологические является весьма уязвимым.
Можно еще делить системы по способу их рассмотрения,
когда учитывается либо система как целое (макроскопически),
либо как состоящая из подсистем, состояние и движение кото-
рых принимаются прежде всего во внимание при изучении всей
системы, так что она рассматривается в данном случае микро-
скопически.
Заметим еще, что в центре формализованных классифика-
ций стоит формальный аппарат комбинирования элементов сис-
тем, а потому для философской постановки вопроса здесь по-
чти не остается места; напротив, Берталанфи провозглашает

нераздельность специального (естественнонаучного) и общеме-
тодологического (философского) исследований. В силу этого
вопрос об общей теории систем, выдвинутой Берталанфи, ока-
зывается связанным с вопросом о соотношении между фило-
софией и частными науками.
Философия, диалектика как общая наука. Как уже неодно-
кратно отмечалось, общая структура науки, ее система, а зна-
чит и классификация образующих ее отраслей зависят в пер-
вую очередь от места, которое отводится в них философии.
Философия в отличие от всех частных наук, является общей
наукой. Поэтому вопрос о месте философии, особенно о месте
диалектики, в общей системе наук мы не только выдвигаем
на первое место, но и рассматриваем в общем разделе данной
главы, трактующем о системе наук и ее элементах.
Философию некоторые авторы (Конт, Сен-Симон, Жоффруа
Сент-Илер) не выделяют в особую науку в ряду прочих наук,
считая, что она, как позитивное знание, как положительная
философия или (у Оствальда) как натурфилософия, охваты-
вает собою все науки. При этом из нее часто выделяется логи-
ка (Оствальд), иногда — логика и метафизика (Кольридж).
Ампер выделяет в общем ряду наук философские науки,
включая сюда психологию (с логикой и методологией), онто-
логию, этику и мораль. Курно же в ряду наук о духе ставит
идеологию, включая в нее некоторые философские дисциплины
(логику, эстетику, этику).
Позитивисты (Спенсер, Бэн, Грот, Масарик, Пирсон) вслед
за Контом не считают философию (кроме логики) особой нау-
кой; иногда выделяется особо история философии наряду с
логикой и метафизикой, этикой и эстетикой (Чижов) или же
как единственная представительница философских дисциплин
(Ивановский). У Гущина философия попала в число практи-
ческих, прикладных социальных наук, после художественного
творчества, замыкая собой этот ряд наук.
Некоторые авторы (Вундт, Ивановский) дают специальную
классификацию философских дисциплин.
Сложность при определении места философии в общем ряду
наук обусловлена характером этой науки, которая включает
в себя ответ на общие вопросы познания (отношение мышле-
ния к бытию, законы мышления, общие законы научного по-
знания) и вместе с тем касается общих законов самого бытия,
т. е. всех областей знания. Поэтому определение ее места пред-
полагает выяснение ее отношений со всей совокупностью науч-
ных знаний, а также в отдельности с теми науками (логика,
психология, отчасти языкознание), которые касаются непосред-
ственно процесса мышления.
Все эти соотношения стремится учесть и отразить естест-
венная классификация наук.

В системе марксистских взглядов философия выступает в
качестве одной из трех составных частей марксизма наряду
с политической экономией и научным социализмом; об этом
писал В. И. Ленин. Марксистская философия — это материали-
стическая диалектика, выступающая как теория познания ма-
териализма, как логика (диалектическая) и распространенная
на природу, общество и мышление. Выступая как материали-
стическое понимание истории в случае применения диалектики
к толкованию и объяснению общественных явлений, материа-
листическая диалектика конкретизируется внутри марксистской
философии как исторический материализм, стоящий в нераз-
рывной связи с диалектическим материализмом как наукой о
наиболее общих законах развития природы, общества и мыш-
ления.
В силу сказанного в марксистском учении четко выявляет-
ся особенность философии, выражающая ее общность по
сравнению с остальными науками, носящими частный характер.
Любая другая наука изучает частные, хотя и достаточно ши-
рокие в пределах каждой области предметной действительно-
сти, законы либо природы, либо общества, либо психики. Но
как бы ни были широки эти частные законы, как бы они ни
захватывали всю или значительную часть природы, все или зна-
чительную часть общества или какую-нибудь важную область
психики, эти законы, будучи частными, никогда не распро-
страняются дальше только одной данной области действитель-
ности: или только природы, или только общества, или только
психики. Таковы все без исключения законы естествознания,
законы общественного развития, законы психологии, таковы и
законы явлений, протекающих в пограничных областях между
названными сферами предметной действительности.
Подобное понимание философии в марксизме-ленинизме
определяет и основной «скелет» системы наук с точки зрения
марксистского учения: в структуре науки выделяется прежде
всего то общее, что присуще всем явлениям мира, всей дейст-
вительности, как внешнему миру, так и его отражению в со-
знании человека. В ее материалистическом истолковании диа-
лектика сводилась, писал Энгельс, «к науке об общих законах
движения как внешнего мира, так и человеческого мышления:
два ряда законов, которые по сути дела тождественны, а по
своему выражению различны... Таким образом, диалектика
понятий сама становилась лишь сознательным отражением диа-
лектического движения действительного мира»1.
В свою очередь внешний, или действительный, мир расчле-
няется на две главные области — природу и общество. Отсюда,
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения, т. II. Госполитиздат,
1955, стр. 367.

согласно марксистскому учению, берет начало расчленение
предмета научного познания на три главные сферы: 1) сферу
философии в ее марксистском пониманий, как общей науки,
которая охватывает собой наиболее общие законы природы,
общества и мышления и, как увидим далее, законы самого
мышления, отражающего внешний мир; 2) сферу естествозна-
ния как частную науку или комплекс частных наук, изучаю-
щих природу и различные ее области; 3) сферу общественных
наук как частных наук, изучающих развитие общества в це-
лом или же различных его структурных элементов.
Поскольку изучение законов природы и общества состав-
ляет специфическую задачу соответствующих частных наук,
философия, по мнению Энгельса, не может претендовать на
то, чтобы за эти науки решать конкретные задачи познания
законов природы или общества. Старая философия в лице на-
турфилософии и социологии пыталась это делать, стремясь
подменить собою конкретное исследование явлений природы и
общества. С возникновением марксизма это стало не только
ненужным, но и невозможным.
Заключая работу «Людвиг Фейербах и конец классической
немецкой философии», Энгельс писал: «...Историческая теория
Маркса наносит философии смертельный удар в области исто-
рии точно так же, как диалектический взгляд на природу де-
лает ненужной и невозможной всякую натурфилософию. Те-
перь задача и там и тут заключается не в том, чтобы приду-
мывать связи из головы, а в том, чтобы открывать их в самих
фактах. За философией, изгнанной из природы и из истории,
остается, таким образом, еще только царство чистой мысли,
поскольку оно еще остается: учение о законах самого процесса
мышления, логика и диалектика» (там же, стр. 381).
Для того чтобы показать, что этот вывод из работы Энгель-
са не есть что-то случайное, непродуманное, а является след-
ствием всей марксистской концепции, касающейся понимания
содержания и функций научной, марксистской философии, при-
ведем еще несколько его высказываний по данному поводу.
В «Диалектике природы» он говорил: «Довольствуясь отбро-
сами старой метафизики, естествоиспытатели все еще продол-
жают оставлять философии некоторую видимость жизни. Лишь
когда естествознание и историческая наука впитают в себя диа-
лектику, лишь тогда весь философский скарб — за исключени-
ем чистого учения о мышлении — станет излишним, исчезнет
в положительной науке»1. Как видим, здесь проводится та же
самая мысль, из которой вытекает структурное разделение всей
области научного исследования на три сферы: философию
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 179.

(«чистое учение о мышлении»), естествознание и историческую
науку (науку об обществе).
Разумеется, говоря про «чистое учение о мышлении», Эн-
гельс отнюдь не имеет в виду «чистое мышление», оторванное
от реальной действительности или противопоставленное ей.
Мышление он понимает материалистически, т. е. как имеющее
своим содержанием объективный мир с его объективной зако-
номерностью. Поэтому и философия, изучающая мышление как
отражение объективного мира, неизбежно должна иметь дело
не только с самим по себе познавательным процессом, проте-
кающим в голове человека, но и с тем, что составляет содер-
жание этого процесса, значит, с самим внешним миром, но
только с той его стороны, которая касается отражения его в со-
знании человека, т. е. связана с основным вопросом всякой
философии.
Неправильно толкуя приведенные выше слова Энгельса,
противники марксизма тщетно пытаются изобразить его пози-
тивистом, отрицающим вообще философию, или же сводящим
ее к чистой логике. Все такого рода утверждения легко опро-
вергаются, как только будет принят во внимание материали-
стический взгляд Энгельса на мышление и его активную роль
в жизни общества.
В середине 50-х годов, уже после смерти Сталина, в СССР
некоторые философы без всякой серьезной причины, лишь по не-
доразумению поставили под сомнение энгельсовское понимание
современной научной философии как учения о мышлении, как
диалектики и логики. Они пытались пересмотреть определе-
ние философии, данное им, и включить в ее предмет также и
законы отдельных областей внешнего мира, кроме законов его
отражения в сознании человека. Делалось это так якобы по-
тому, что определение философии Энгельсом было недостаточ-
но материалистическим и могло породить неправильное пони-
мание ее предмета в современных условиях.
Такой взгляд на философию и ее определение Энгельсом
был результатом еще не преодоленного к тому времени влия-
ния концепций, получивших распространение при культе лич-
ности. Именно во многих философских работах того времени
фактически проводился взгляд на марксистскую диалектику
как науку, распространенную только на природу и общество,
но не на мышление.
В брошюре «Марксизм и вопросы языкознания» писалось
по поводу предмета марксизма, а значит и предмета марксист-
ской философии, марксистской диалектики, что марксизм есть
наука о законах развития природы и общества. Это определе-
ние в отношении философии как составной части марксизма не-
верно: во-первых, марксизм, в том числе и его философское уче-
ние, не есть наука о законах развития природы, во-вторых, здесь

пропущено мышление, вследствие чего законы диалектики ока-
зываются лишенными их всеобщности и тем самым перестают
быть законами материалистической диалектики.
Именно такая «онтологизация» диалектики, т. е. исключе-
ние из нее мышления и ограничение ее сферы законами приро-
ды и законами общества, привела к неправильному толкова-
нию энгельсовского понимания и определения предмета мар-
ксистской философии. Анализ высказываний Энгельса по
этому вопросу представляет для нас большой интерес. Особен-
но же важно выяснение отношений В. И. Ленина к его воззре-
ниям.
Ф. Энгельс с полной определенностью высказал приведенные
выше взгляды на философию в связи с работой над «Анти-Дю-
рингом», поскольку Дюринг пытался возродить старый натур-
философский и вместе с тем позитивистский взгляд на филосо-
фию, распространив его и на область исторических наук. В пись-
ме Марксу от 28 мая 1876 г. Энгельс писал по поводу «Курса
философии» Дюринга: «В сущности, в ней совсем нет собствен-
но философии — формальной логики, диалектики, метафизики
и пр.; она скорее пытается дать общую теорию науки, в кото-
рой природа, история, общество, государство, право и пр. рас-
сматриваются в их мнимой внутренней связи»1.
Эта же мысль высказана Энгельсом в подготовительных ма-
териалах к «Анти-Дюрингу». В самой же книге «Анти-Дюринг»
он дает по этому вопросу классическую формулировку и уже
не говорит о метафизике (в смысле антидиалектики). Энгельс
отмечает, что вся современная наука — и естествознание, и об-
щественные науки — становится материалистической в совре-
менном смысле слова: современный материализм, видя в чело-
веческой истории процесс развития общества, ставит своей
целью нахождение законов этого развития, а в природе, обоб-
щая открытия естественных наук, видит историческое развитие
неживой и живой природы во времени.
«В обоих случаях, — резюмирует Энгельс, — материализм
является по существу диалектическим и не нуждается больше
в стоящей над прочими науками философии. Как только перед
каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое
место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо
особая наука об этой всеобщей связи становится излишней.
И тогда из всей прежней философии самостоятельное значение
сохраняет еще учение о мышлении и его законах — формальная
логика и диалектика. Все остальное входит в положительные
науки о природе и истории»2.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. Госполитиздат, 1953,
стр. 308.
2 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Госполитиздат, 1955, стр. 25.

К этому пониманию философии в ее взаимоотношении с Дру-
гими («положительными») областями знания полностью при-
соединился В. И. Ленин. Излагая и развивая учение Маркса,
в статье «Карл Маркс» он писал, цитируя при этом из «Анти-
Дюринга» слова Энгельса: «Диалектический материализм «не
нуждается ни в какой философии, стоящей над прочими наука-
ми». От прежней философии остается «учение о мышлении и
его законах — формальная логика и диалектика»»1.
Всякое придумывание каких-то новых определений совре-
менной философии вроде «онтологизации» философии или того,
что делал Г. Ф. Александров и вместе с ним ряд философов,
становясь на путь возрождения старого натурфилософского по-
нимания философии как науки наук, не отменяет определения
философии, данного Энгельсом и поддержанного Лениным.
В нынешних условиях остается в силе классическое марксист-
ско-ленинское понимание философии.
Этот вопрос имеет первостепенное значение для разбирае-
мой нами проблемы классификации наук, для раскрытия систе-
мы наук и ее элементов, для определения места отдельных наук
в их общей системе. Из всех высказываний Энгельса следует
троичный характер структуры всего научного знания по его
предмету: философия как общая наука, естествознание и исто-
рическая (общественная) наука как частные науки. Эту струк-
туру графически мы и попытались представить в виде треу-
гольника наук.
Разумеется, многие вопросы остаются еще не решенными
при таком общем разборе проблемы классификации наук. Пре-
жде всего это касается формальной логики. Диалектическая же
логика, несомненно, органически входит в диалектику, а тем
самым в марксистскую философию, и здесь особых споров не
возникает. В отношении же формальной логики возникает мно-
го неясностей. Сам Энгельс, говоря о современной философии,
в одних случаях называет диалектику и формальную логику,
в других — диалектику и логику без добавления слова «формаль-
ная». Случайно это или нет? Во всяком случае вопрос о пред-
мете современной формальной логики требует серьезного обсу-
ждения. Единства взглядов по этому вопросу пока что нет.
Если во времена Канта не вызывало сомнения, что формаль-
ная логика входит в философию (а Энгельс под формальной
логикой понимал, обычно, кантовскую «Логику»), то в настоя-
щее время дело осложнилось тем, что мощное развитие получи-
ла математическая логика. Некоторые логики считают даже, что
математическая логика и есть современная формальная логика.
Но если это и не так, то несомненна теснейшая связь формаль-
ной логики с математической логикой, а через нее с математи-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 37—38.

кой как частной наукой. Формальная логика и прежде нередко
сближалась с математикой в качестве абстрактной науки, те-
перь же здесь имеется налицо прямой переход, так что матема-
тическая логика выступает как промежуточная наука со всеми
вытекающими отсюда следствиями.
Таким образом, в данном пункте, как нам кажется, вполне
назрел и закономерен вопрос о пересмотре некоторых форму-
лировок, данных Энгельсом и касающихся определения пред-
мета современной философии.
Далее возникает спорный вопрос о предмете исторического
материализма в качестве философской науки (раздела мар-
ксистской философии), имеющей задачей распространять мате-
риализм на понимание и объяснение общественных явлений.
Говоря конкретнее, речь идет о проведении разграничительной
линии или полосы между философией и общественными наука-
ми, к которым эта философия прилагается и которые она про-
низывает в качестве их общего научного метода.
Сталин определил исторический материализм как распро-
странение диалектического материализма на общественные яв-
ления. Эта мысль взята у Ленина. В работе «Карл Маркс»
в разделе «Материалистическое понимание истории» Ленин
прямо писал по поводу классической формулировки принципов
исторического материализма, что Маркс в сочинении «К кри-
тике политической экономии» дал «цельную формулировку
основных положений материализма, распространенного на че-
ловеческое общество и его историю» (там же, стр. 39). Вслед
за тем Ленин вновь указывает на «открытие материалистиче-
ского понимания истории или, вернее, последовательное про-
должение, распространение материализма на область обще-
ственных явлений» (там же, стр. 40).
Еще раньше, в статье «Три источника и три составных части
марксизма», он по сути дела развивал ту же мысль, касаю-
щуюся определения исторического материализма и его предме-
та. Ленин писал здесь о том, что Маркс, углубляя и развивая
философский материализм, довел его до конца, распространил
его познание природы на познание человеческого общества.
В этом признании распространения, последовательного продол-
жения материализма на область истории и жизни общества
заключена самая суть ленинского понимания исторического ма-
териализма. Но о каком материализме у Ленина здесь идет
речь? О метафизическом материализме Фейербаха или фран-
цузских материалистов XVIII в.? Очевидно, что нет, ибо, будучи
распространен на область общественных, то есть исторических
явлений, материализм неизбежно должен был утратить черты
метафизичности и соединиться с принципом развития и всеоб-
щей связи явлений, то есть стать диалектическим. Другими сло-
вами, распространение материализма на область истории пони-

мается у Ленина, конечно, как распространение диалектическо-
го материализма.
Это ленинское понимание исторического материализма было
повторено, но в несколько огрубленной форме. Необходимо
учитывать, в частности, что исторический и диалектический ма-
териализм создавались Марксом и Энгельсом не один вслед
за другим, а одновременно. Распространяя материализм на об-
ласть истории, основоположники марксизма этим самым не
только создавали исторический материализм, но и освобождали
диалектику от идеализма, с которым соединял ее Гегель. Они
создавали материалистическую диалектику, или диалектический
материализм. По Сталину же получалось так, словно сначала
был создан диалектический материализм, а затем он, как гото-
вый, был распространен на объяснение общественных явлений,
породив исторический материализм.
Философы, критикующие определение исторического мате-
риализма как последовательного распространения материализ-
ма (диалектического) на область истории, имеют в виду отнюдь
не генезис марксистской философии, а совершенно другой во-
прос, касающийся самого предмета исторического материализ-
ма. Они стремятся превратить исторический материализм в на-
уку об общих законах жизни и развития общества и тем самым
отступают от энгельсовского понимания марксистской филосо-
фии, поддержанного Лениным. Объявляя исторический материа-
лизм наукой об общих законах общества, мы неизбежно превра-
щаем его из философской науки в общественную, т. е. частную
науку, как бы широко мы ни толковали в пределах обществен-
ных явлений ее предмет. По этой же линии идут попытки со-
здания какой-то особой марксистской социологии, все равно,
толкуется ли она как отдельная от исторического материализма
философская наука или же за социологию выдается сам исто-
рический материализм.
Мы не входим здесь в детальный разбор этого спорного
вопроса, оставляя его до нашей третьей книги. Сейчас же толь-
ко отметим, что признание тройственной структуры системы
научного знания далеко еще недостаточно для решения всех
сложных, часто неясных и запутанных вопросов, связанных с
взаимоотношениями между философией как общей наукой и
всеми остальными частными науками.
2. ОТДЕЛЬНЫЕ ЧАСТНЫЕ НАУКИ В СИСТЕМЕ НАУК
Абстрактные науки: формальная логика и математика. Раз-
бор проблемы о месте отдельных абстрактных наук в различ-
ных классификациях мы начинаем с формальной логики. Реше-
ние вопроса о ее положении в системе наук позволяет опреде-

лить и гносеологическую позицию авторов, ставящих ее во гла-
ву общего ряда наук.
Под логикой в формальных системах подразумевается лишь
формальная логика. В ряду наук у Сен-Симона и Конта она
отсутствовала вовсе.
У Кольриджа логика стояла почти в самом начале общего
ряда наук — в классе I («Чистые науки»), в разделе I («Фор-
мальные науки»), сразу после грамматики, занимавшей первое
место в ряду наук и перед риторикой, математикой и метафи-
зикой. У Ампера она в числе наук третьего порядка входила в
состав психологии и стояла в самой середине общего ряда,
в начале «ноологических» наук (наук о духе), т. е. почти сразу
же после космологических (наук о природе). Соответственно
этому и в таблице Курно она оказалась почти в середине пер-
вого (теоретического) ряда, сразу же после биологических наук
и психологии и во главе наук «ноологических» и «символиче-
ских».
У Спенсера, так же как и Кольриджа, место логики в самом
начале общего ряда наук, перед математикой; вместе с этой
последней она образует класс абстрактных наук (наук о фор-
мах явлений). У Бэна и Дюринга логика также возглавляет
собой общий ряд наук, предшествуя математике, причем у Дю-
ринга она, как и у Кольриджа, вместе с математикой состав-
ляет класс формальных наук.
У Грота, Гиддингса и Гущина мы снова не находим логики,
как и у Конта. У Вундта и Ивановского логика в качестве фор-
мальной науки открывает собой общий ряд философских дис-
циплин. У махистов (Пирсон) и «энергетиков» логика занимает
тоже первое место в общем ряду, возглавляя собой класс I —
абстрактные науки (у Пирсона) или основные науки с главным
понятием «порядок» (у Оствальда). Интересно, что первона-
чально, воспроизводя схему Конта, Оствальд вообще не отво-
дил места логике в общем ряду наук и лишь позднее в качестве
некоего новшества выделил ее в особую науку и поставил во
главе общего ряда наук.
Напротив, у Чижова логика замыкает собой общий ряд
наук (следуя за лингвистикой и метафизикой), так же, как и
у Масарика (следуя за языкознанием и эстетикой).
Таким образом, место логики в общем ряду наук оказы-
вается в большинстве случаев в самом начале ряда, нередко
она отсутствует вовсе, иногда же ей отводится место в середине
ряда и даже в самом его конце. Эти различия, наблюдаемые
в системах наук, объясняются не только различиями в принци-
пах, на которых строятся те или иные классификации, но и
особым характером связей, существующих между логикой и
другими науками.
Подчеркивание или одностороннее выдвижение на первое

место связи логики (формальной) с математикой влечет за со-
бой автоматически постановку логики на первое место в общем
ряду наук, ибо сама математика, как правило, становится (в
случае отсутствия логики) во главе общего ряда наук и как
самая абстрактная, и как самая общая отрасль знания.
Однако логика находится в связи не только с математикой,
но как наука о законах мышления и с другими отраслями нау-
ки, которые так или иначе касаются мышления; среди них в
первую очередь надо назвать психологию и науку о языке (язы-
кознание, лингвистику, риторику и др.). Если подобно Кольрид-
жу вместе с логикой в начало общего ряда наук будут перене-
сены и поставлены перед математикой грамматика и риторика,
то удастся отразить связь логики и с математикой, с одной сто-
роны, и с языкознанием, с другой. Однако в этом случае воз-
никнет разрыв между логикой и психологией.
Но если языкознание поставить вместе с логикой во главе
общего ряда наук, то тогда пришлось бы языкознание, как не-
сомненно одну из общественных наук, полностью оторвать и
изолировать от всех остальных общественных наук (от истории
и социологии), а также от психологии; ибо эта последняя обыч-
но ставится в конце ряда наук перед социологией или вместе
с социологией.
Таким образом, логика оказывается связанной одновремен-
но и с теми науками, которые ставятся в самом начале общего
ряда наук во главе естественных наук (с математикой), и с те-
ми, которые занимают обычно места в самом конце их общего
ряда (с социальными науками или, точнее сказать, с науками
о языке и психике человека). Попытка однозначного решения
вопроса о месте логики в общем ряду наук приводит к тому,
что она либо оказывается в самом начале ряда, либо в самом
его конце, а то и вовсе исчезает из этого ряда в качестве само-
стоятельного его члена.
Если же логику ставят во главе общественных или гумани-
тарных наук (наук о человеке, о «духе»), то она неизбежно ока-
зывается в самой середине общего ряда, поскольку первую по-
ловину ряда составляют естественные науки, а вторую — соци-
альные или гуманитарные науки.
Как видим, с позиций принципа координации мы оказываем-
ся бессильными дать определенный ответ на вопрос о месте
логики в общем ряду наук. Отсюда столь большое разноречие
среди авторов различных формальных классификаций по дан-
ному вопросу.
Естественная классификация наук в противоположность ис-
кусственным, формальным стремится выразить не только одно-
временную связь логики с математикой, с языкознанием и с
психологией, но и связь логики с диалектикой как наукой о наи-
более общих законах развития природы, общества и мышления.

Здесь логика оказывается уже не формальной, а диалектиче-
ской. О том, как это может быть достигнуто, будет сказано
в следующей нашей книге.
Математика, кажется, единственная наука или во всяком
случае одна из очень немногих отраслей знания, относительно
места которой в общем ряду наук среди различных авторов
имеется почти полное единодушие. Если первое место в ряду
занимает логика, то математика следует за ней, если же логика
там не стоит, тогда математика сама открывает общий ряд наук,
предшествуя всем естественным наукам, а тем самым и всем
гуманитарным наукам.
Только у Грота, в таблице которого абстрактные науки сле-
дуют за конкретными и конкретно-абстрактными (а не предше-
ствуют им), математика вместе с теоретической механикой ока-
зывается не в начале первого ряда наук — ряда «космогонии»,
а в его середине и даже ближе к его концу.
Аналогично этому и у Гущина, хотя первый ряд его таблицы
составляют математические науки, сама математика оказывает-
ся на третьем месте этого первого ряда наук (после космологии
и астрономии).
Наконец, Берг исключает из своей системы наук и логику
и математику; он рассматривает их не как науки, а только как
метод. Причем формальную логику трактует как часть матема-
тики. Трактовка же самой математики, когда она стоит на пер-
вом месте в общем ряду наук по отношению к другим наукам,
различна у разных авторов. Сен-Симон и Конт рассматривают
ее как некоторую всеобщую науку, как основу всего знания и
потому ставят ее в особое положение. Они не включают ее
в общий ряд остальных наук, в частности наук о неорганиче-
ской природе, а ставят как бы над всеми науками.
В противоположность этому Спенсер и Бэн считают мате-
матику такой же «рядовой» наукой, как и все остальные науки,
не выделяя ее из общего ряда наук и не придавая ей какого-
либо исключительного значения.
В связи с этим встает вопрос о том, как толкуется та наука,
которой отводится первое место в общем ряду наук. Она трак-
туется: или как исключительная наука, налагающая свой отпе-
чаток на все остальные науки и подчиняющая их так или
иначе себе; или же как совершенно равноправная с другими
науками, как один из членов общего ряда наук, и она лишь
в силу своей относительной простоты и общности занимает
начальное место в этом ряду, но не определяет тем самым
подчиненности ей всех остальных членов данного ряда.
Короче говоря, понятие «первая», т. е. стоящая на первом
месте среди других наук, одними авторами толкуется в смысле
качественном (первая по важности, по значимости), другими —
в смысле количественном (первая по порядку, открывающая

собой общий ряд наук, подобно тому как единица начинает
собой натуральный ряд чисел).
Абстрактный характер математики в противоположность бо-
лее конкретным, в частности естественным (или, как иногда
говорят, «реальным»), наукам не оспаривается, кажется, никем,
но причину этого ученые объясняют по-разному. Французский
математик Л. Кутюра писал, например: «Если математика
«абстрактная наука», то не потому, что она отвлекается от боль-
шинства свойств предметов опыта, как это думают эмпирики и
позитивисты, но потому, что она уже ни в какой степени более
не является наукой о предметах, но формальной и чистой нау-
кой, которая рассматривает только форму и отношения пред-
метов»1.
Более того, касаясь логики (понимая ее не только как фор-
мальную, но как математическую прежде всего), Кутюра вклю-
чает ее в математику в качестве общей основы этой последней.
Он пишет, что «логика составляет общую и элементарную часть
математики, а математика состоит в приложении принципов
логики к специальным отношениям» (там же, стр. 7).
Здесь, как видим, затрагивается вопрос о соотношении вну-
три самих абстрактных наук между логикой (формальной) и
математикой, в связи с чем встает вопрос и о математической
логике.
Позицию, близкую к позиции Кутюра, занимают по дан-
ному вопросу Алонзо Черч, который пишет: «Таким образом,
можно сказать, что вся математика сводима к чистой логике и
что логика и математика должны характеризоваться не как
различные предметы, а как элементарная и более сложная
части одного и того же предмета»2.
Очевидно, что и в данном случае у Черча под логикой под-
разумевается не столько формальная, сколько математическая
логика, изложению которой посвящена вся его книга. Однако
сам автор подчеркивает, что предметом его исследования слу-
жит формальная логика, которую он, по-видимому, полностью
отождествляет с математической логикой. «Предмет нашего
изучения, — пишет Черч, — есть логика, или, говоря более точ-
но, чтобы отличить этот предмет от других теорий и учений,
который (к сожалению) тоже называется этим именем, — фор-
мальная логика» (там же, стр. 15).
Идеалистическую трактовку абстрактных наук в их проти-
вопоставлении «реальным» дал в статье «Чистая математика и
учение о протяженности» Г. Гроссман: «Если реальные науки,
говорил он, отображают в мышлении бытие, и их истина заклю-
чается в согласии мышления с бытием, то в формальных науках
1 Л. Кутюра. Философские принципы математики. Изд. 1913, стр. 177.
2 А. Черч. Введение в математическую логику, т. I. Изд. 1960, стр. 319.

предмет их полагается самим мышлением. Поэтому вся истина
заключается в согласии процессов мышления с самими собой»1.
Такой взгляд еще резче высказывается в отношении формаль-
ной логики кантианцами, выдвигающими идею о двух крите-
риях истины: материальном (согласие мыслей с действитель-
ностью), действующем в «реальных» науках, и формальном
(согласие мыслей с мыслями), действующем будто бы в фор-
мальных науках.
Развивая и углубляя аналогичный по сути дела взгляд на
предмет и характер математического знания, П. К. Рашевский2
сделал попытку расчленить наиболее конкретную часть мате-
матики — геометрию на две области: одну, входящую в физику
и имеющую дело с пространством как реальной формой бытия
материи, другую, входящую в математику и носящую логиче-
ский характер; отсюда у него образуется «геометрия как фи-
зика», которая «изучает свойства протяженности материальных
тел» (там же, стр. 7), и «геометрия как математика, которая
«интересуется лишь логическими зависимостями между своими
положениями» (там же, стр. 12).
Независимо от того, насколько правомерно подобное рас-
членение определенной отрасли математики на две обособлен-
ные части — абстрактную и конкретную, само по себе это сви-
детельствует о том, что математика действительно будто бы
переходит в физику (и механику), как только количественные
и количественноподобные отношения и свойства вещей, явле-
ний мира, их общие связи и структуры рассматриваются не в
их самом общем и отвлеченном виде, а применительно к опре-
деленным материальным образованиям. Так оправдывается не
только помещение математики в качестве абстрактной науки
перед физикой и вообще естествознанием (вслед за еще более
абстрактной наукой — формальной логикой), но и образование
перехода от нее к следующим за нею наукам в общем ряду.
Математическая логика стоит в качестве естественного свя-
зующего звена между обеими основными абстрактными науками.
Мы не будем здесь обсуждать вопрос о том, к какой из двух
абстрактных наук она ближе: к логике (формальной) или к
математике. Одни ученые считают ее логической частью мате-
матики, другие — математической частью логики, или приложе-
нием логики к математике, третьи — современной формальной
логикой. Во всяком случае одно бесспорно: она стоит между
математикой и чистой логикой и образует между ними мост
в качестве своеобразной промежуточной науки.
Вопрос о месте математической логики в системе современ-
ных наук и о ее роли по отношению к остальным наукам рас-
1 Сб. «Новые идеи в математике», вып. 2. СПб., 1913, стр. 65.
2 См. Д. Гильберт. Основания геометрии. Гостехиздат, 1948 (вступительная
статья П. К. Рашевского).

смотрен в статье Эверта Виллема Бета «Положение логики
в здании нынешней науки»1. Статья эта весьма спорная.
Под логикой (формальной) автор понимает математическую
или символическую логику, в которой видит преемницу преж-
ней формальной логики. Он разбирает вопрос о соотношении
математики и логики, о математической практике, о логике и
нематематических науках.
Автор анализирует разные случаи того, как относятся к об-
разованию логических выводов различные по своему типу науки.
Иногда выводы выступают изолированно; этим характеризуются
по большей части индуктивные или вероятностные выводы. Они
вставляются без натяжки в систему способов получения связ-
ных выводов, признанных нынешней логикой.
Если же выводы выступают в науке как массовидные, то
возникает тенденция к откалыванию теоретической части этой
науки, которая тогда принимает форму математической науки
(например, теоретическая экономия). Как ветвь прикладной
математики (сравнимая с классической механикой или с термо-
динамикой) выступает подобная наука о принципах современ-
ной логики и методологии.
В качестве третьего случая автор приводит выводы в назы-
ваемых им спекулятивными науках (например, рациональной
этике). Может показаться, что здесь современная логика при-
менима, однако по данному вопросу между учеными мало со-
гласованности. Поэтому сомнительно, рассматриваются ли со-
ответствующие выводы как логически связанные.
Автор утверждает, что во всяком случае нет повода огра-
ничивать применение современной математической логики лишь
математическими науками в узком смысле. «Эта логика, —
добавляет он, — отнюдь не рассматривается как замкнутая и
поэтому как «жесткая» система» (там же, стр. 431).
Таким образом, весь вопрос о соотношении логики с другими
науками автор свел к чисто формальному моменту, к характеру
образования выводов в различных науках; он совершенно
исключил вопрос о математической логике как о некоторой
промежуточной науке, отождествляя с ней всю вообще совре-
менную логику и не выделив специально вопроса о стыке
между логикой, с одной стороны, и математикой — с другой.
Автор не имеет, очевидно, никакого представления о су-
ществовании диалектической логики (или же игнорирует ее
полностью), а потому весь вопрос о месте логики в здании
современной науки оказался здесь сугубо формализирован-
ным.
Естественные науки: от механики до антропологии. Класси-
фикация этой группы наук наиболее разработана по сравнению
1 «Studium generate», 1955, N 7.

с остальными науками, особенно общественными и техниче-
скими. Обычно к ним примыкала и математика, которая ста-
вилась перед механикой или же прямо соединялась с ней.
В марксистской классификации со времен Энгельса в первую
очередь и наиболее полно раскрывалась взаимосвязь именно
между естественными науками; по сути дела до 1955 г. мар-
ксисты этим и ограничивались.
Как целое естествознание ставилось между философскими
или же абстрактными науками, с одной стороны, и гуманитар-
ными — с другой. Так или иначе с ним сближались технические
науки. В треугольной системе наук оно поставлено в одной из
вершин треугольника соответственно тому, что природа по
сравнению с человеком, т. е. обществом и мышлением, пред-
ставляет собой более низкую, исходную ступень развития мате-
рии. Рассматривая отдельные отрасли естествознания в целях
уяснения места, отведенного им в различных классификациях
наук, мы начинаем с классической механики как наиболее
абстрактной части естествознания, непосредственно примыкаю-
щей к математике.
Если механика примыкает к математике, то исторически
основой для математики явилась ее связь с механикой. Эту связь
различные авторы изображают по-разному, хотя во всех слу-
чаях ставят собственно математику перед механикой. Одни
(Сен-Симон, Конт, Ампер, Курно, Масарик, Гущин, Иванов-
ский) рациональную механику включают в математику и рас-
сматривают ее не как часть физики, а как часть математики.
Другие (Спенсер, Пирсон, Оствальд) расчленяют теоретиче-
скую механику на две части; наиболее абстрактную часть (кине-
матику) присоединяют к математике, а остальную часть выде-
ляют в особую науку — механику, ставя ее между математикой
и физикой.
Бэн именует механику «механической частью физики», сбли-
жая ее больше с физикой, а Грот, напротив, сближает ее в боль-
шей мере с математикой, хотя и не включает в эту последнюю.
У Чижова механика стоит обособленно и от математики и
от физики в качестве звена, симметрично опосредующего связь
между обеими этими науками. У ряда же авторов (Вундт, Гид-
дингс) вопрос о месте механики остается открытым, она вообще
не называется в общем ряду наук, где вместо нее представлены
математика и физика.
Так или иначе, но во всех этих системах теоретическая или
рациональная механика фактически находит свое место между
математикой и физикой — либо ближе к одной из них, либо
как раз между ними. Только у Кольриджа она оказывается
отнесенной к смешанным и прикладным наукам, причем в дан-
ном случае имеется в виду, несомненно, техническая механика
в первую очередь.

Как мы уже видели, по вопросу о месте астрономии в общем
ряду науки разгорались горячие споры. Среди авторов различ-
ных классификаций не было согласия. Сен-Симон и Конт ста-
вили ее в число абстрактных наук сразу после математики
(включающей в себя рациональную механику). Кольридж отно-
сил ее вслед за механикой в число смешанных и прикладных
наук и ставил ее не только после механики, но и после неко-
торых разделов физики (пневматики, оптики).
У Ампера астрономия (уранология, включающая и небесную
механику) попадала, как и механика, в число математических
наук и занимала место непосредственно перед физикой.
Д'Аллуа и Курно, напротив, отделяли астрономию от физики
(стоящей в теоретическом ряду) и ставили ее во главе историче-
ского или описательного ряда, где за нею следовали метеоро-
логия, минералогия, геология, а далее — ботаника и зоология.
Примерно такое же место астрономии отводил Спенсер, а
вслед за ним Грот, Вундт, Пирсон, Гущин, Ивановский. В про-
тивоположность Конту они отнесли ее в число конкретных
(а не абстрактных) наук и начинали ею эволюционный (гене-
тический) ряд наук.
Так же поступал и Гиддингс; но он исказил ряд генетиче-
ских наук, поставив в его начале химию перед астрономией.
Что же касается Бэна и Оствальда, то они вообще исключали
астрономию из общего ряда.
Различное отношение к астрономии, разная оценка харак-
тера ее содержания как науки, а в связи с этим различное
определение ее места в общем ряду наук зависело в первую
очередь от того, какого уровня разработки достигли общие
эволюционные идеи в естествознании. В начале XIX в. эти идеи
были еще весьма слабо развиты и едва начали проникать в раз-
личные отрасли естественнонаучных знаний. Астрономия тогда
почти целиком совпадала с небесной механикой и примыкала
непосредственно к механике земных тел и вместе с ней к мате-
матике.
Механика, астрономия и математика исторически стали за-
рождаться и развивались во взаимосвязи еще в древности и
оставались в этой взаимосвязи в течение всего первого меха-
нического периода естествознания. Это обстоятельство и отра-
зила система Сен-Симона — Конта, в которой резюмировалось
главным образом естествознание XVIII в.
Космогоническая гипотеза Канта — Лапласа уже внесла
в астрономию идею развития, однако в начале XIX в. она не
успела стать ведущей идеей в астрономии, а главное, тогда
еще не сложилась общая концепция развития природы от кос-
мических тел до человека. Даже еще в 30-х годах XIX в., после
создания Лайеллем теории медленного развития земли, не
сразу была замечена единая последовательная линия развития

неорганической природы (от возникновения и эволюции солнеч-
ной системы до возникновения и эволюции земной коры), тем
более что сам Лайелль отвергал канто-лапласовскую космого-
нию.
Еще хуже обстояло дело с продолжением единой линии раз-
вития от неживой к живой природе, поскольку и в этом пункте
тот же Лайелль исходил из метафизической идеи о постоянстве
органических видов.
В этих условиях при разработке классификации наук не
могла возникнуть мысль о выделении особого исторического или
генетического ряда наук. Единственное место, которое могло
быть отведено астрономии, находилось между математикой и
физикой, после механики, куда и ставили ее Сен-Симон и Конт,
так же как и Ампер.
Но уже к середине XIX в. положение вещей начало меняться
в этом отношении существенным образом. Хотя Д'Аллуа и Кур-
но еще не вводят представления о генетическом (эволюционном)
ряде наук, а именуют его частным, описательным и в этом
смысле историческим, но на деле в их системах уже прогляды-
вает идея эволюционной последовательности расположения наук
в ряд от астрономии до зоологии и дальше (в соответствии
с ходом развития самой природы).
В связи с этим астрономия начинает отрываться от мате-
матики и механики, которые в ряду наук до тех пор непосред-
ственно ей предшествовали, а также от физики, следовавшей
за ней; отрываясь от этих наук, астрономия перестает быть
только частью общей механики, начинает связываться с наука-
ми о развитии земли (геологией) и о развитии жизни на земле
(биологией).
Более определенно подобный взгляд на астрономию склады-
вается после возникновения дарвиновского учения (1859 г.) —
начиная с 60-х годов XIX в., когда выступил Спенсер и другие,
которые следовали за ним в этом отношении.
Таким образом, споры вокруг астрономии и ее места в об-
щем ряду наук носили не частный, а сугубо принципиальный
характер; они отражали собой глубокие сдвиги, происшедшие
в самом естествознании в результате проникновения идеи раз-
вития в его основные отрасли.
Кроме связи между астрономией (как небесной механикой)
и общей механикой и математикой, с одной стороны, и между
астрономией же (как учением об эволюции космических тел)
и геологией и всем рядом «генетических» наук, с другой сто-
роны, была выявлена еще и особая, специфическая связь у
астрономии с такими науками, как география. Эти науки, по
определению некоторых авторов, занимаются изучением связи
явлений в пространстве, а не во времени. В соответствии с этим
астрономии отводится первое место, но уже не в ряду генети-

ческих, или эволюционных, наук, а в ряду наук пространствен-
ного типа (перед географией — у Берга или перед физическим
землеведением, биогеографией, этнографией, всеобщей геогра-
фией — у Чижова).
Однако определенная часть астрономии (а именно ее космо-
гоническая часть) при этом выделялась из самой астрономии и
относилась к генетическим, или эволюционным, наукам, где она
должна бы встать в один ряд с исторической геологией (Чи-
жов) или с геологией вообще (Берг). Вряд ли можно положи-
тельно характеризовать системы наук, допускающие разрыв
единой науки на обособленные части.
Итак, для астрономии получаются по крайней мере три раз-
личного рода связи, которые должна была бы учесть и отразить
естественная классификация наук. Во-первых, с механикой (по
линии, так сказать, абстрактно-математической), во-вторых,
с геологией и т. д. (по линии эволюционной) и, в-третьих, с гео-
графией (по линии, так сказать, пространственных отношений).
По поводу правомерности выделения последней будет сказано
ниже в связи с обсуждением места географии в общем ряду
наук.
Геология у Сен-Симона и Конта вообще не включалась в
основной ряд наук; Конт считал ее не абстрактной наукой,
а конкретной физикой, то есть приложением законов физики к
изучению земли. У Ампера она принадлежала к числу физиче-
ских наук.
Д'Аллуа и Курно ставят ее вслед за астрономией в ряд
описательных или исторических наук. Так же по сути дела посту-
пают Спенсер, Грот, Вундт, Гиддингс, Пирсон, Гущин, Иванов-
ский.
Бэн и Оствальд подобно Конту не включают вообще геоло-
гию в общий ряд наук.
Чижов и Берг ставят геологию в ряд наук, раскрывающих
связи явлений во времени. Причем Чижов выделяет динамиче-
скую геологию, которую он относит к «пространственным»
наукам, оставляя в науках о явлениях во времени историческую
геологию. Раздробление геологии на обособленные части (как
это делалось и в отношении астрономии) свидетельствует о сла-
бости соответствующей системы наук.
Вопрос о географии и о ее месте в общем ряду наук приоб-
рел важное значение в связи с разработкой особой «географи-
ческой» точки зрения (Чижов, Гетнер, Берг). Эта географиче-
ская точка зрения претендовала на учет пространственных
связей явлений в противоположность исторической, или генети-
ческой, точке зрения, которая исходит из анализа временных
связей явлений.
Однако очевидно, что нельзя отрывать одни связи явлений
от других и противопоставлять сосуществование объектов в про-

странстве последовательности их развития во времени. Геогра-
фия не может абстрагироваться от того, как складывались ныне
существующие связи явлений на поверхности земли (так пола-
гал Гетнер): эти связи она рассматривает не только данными,
но и исторически ставшими.
Резкое разделение наук на пространственные и временные
неизбежно приводит к тому, что почти каждая наука о целом
объекте должна разрываться на две обособленные части. Это
мы уже видели в отношении астрономии и геологии. Одна ее
часть учитывала бы сосуществующие в пространстве предметы,
другая — развивающиеся во времени процессы.
Можно согласиться с тем, что внутри наук существуют раз-
личные дисциплины, теории и законы, которые отражают отдель-
ные стороны изучаемого данной наукой объекта и отдельные
моменты присущей ему закономерности; при этом возможно
выдвижение различных разрезов, в том числе пространствен-
ных и временных. Однако это не означает, что единую науку
можно разрезать на части и распределить их по различным
рядам.
Традиционная связь географии с историей (гражданской)
отражена у Кольриджа, где география включена в общий класс
«История». Чижов также непосредственно связывал географию
с историей мира, трактуя первую как последнюю (современ-
ную) главу второй.
У Сен-Симона, Конта, Д'Аллуа, Спенсера, Бэна, Бундта,
Гиддингса, Оствальда она существует в основном ряду наук
или же подразумевается как часть геологии (если присутствует
геология в этом ряду).
У Ампера и Курно физическая география оказалась частью
геологии, которая у Ампера входила в физические науки, а у
Курно была самостоятельным звеном исторического (или космо-
логического) ряда. У Грота география занимает самостоятель-
ное место в ряду конкретных, или описательных, наук, включая
в себя описательную геологию, минералогию, кристаллографию;
у Пирсона, Гущина и Ивановского она следует за геологией
в ряду исторических наук.
Можно сделать вывод, что хотя Чижов, Гетнер и Берг пы-
тались выделить особый ряд «пространственных» наук во главе
с географией, противополагая его ряду «исторических» наук,
включающему геологию, но более правы были те авторы, кото-
рые рассматривали географию вслед за геологией и астроно-
мией как необходимое звено именно ряда исторических наук:
на первом месте в этом ряду стоит астрономия (наука о Все-
ленной, о развитии и современном состоянии космических
систем и тел); за нею следует геология (наука о нашей пла-
нете, главным образом об истории Земли, земной коры, а также
об их современном состоянии); затем идет география (наука

о поверхности нашей планеты, ее истории и главным образом
о ее современном состоянии).
В геологии преобладает исторический момент. Это связано
с тем, что современное состояние земной коры невозможно по-
нять без изучения исторической последовательности образова-
ния и напластывания друг на друга различных геологических
слоев. Отсюда ударение на историю Земли и ее коры. Но эта
история есть только ключ к познанию современного состояния
Земли и ее коры. Отсюда не следует, что геология есть наука,
интересующаяся только прошлым (связями явлений во време-
ни), а не настоящим (т. е. не современным распределением ве-
щей и процессов в пространстве, как это получается согласно
концепции Чижова, Гетнера и Берга).
Напротив, хотя география в значительно меньшей степени,
нежели геология, нуждается в историческом подходе к изуче-
нию современного состояния земной поверхности, но и здесь
связи явлений (особенно те, в образовании которых участвует
человек), безусловно, требуют исторического подхода. Измене-
ние природы человеком носит ясно выраженный исторический
характер, а без этого изменения непонятна и сама современная
физическая география.
Энгельс критиковал натуралистическое понимание истории
за односторонность, за то, что оно забывает про обратное воз-
действие человека на природу, когда он изменяет ее, создает
себе новые условия существования, новую географическую
среду. Это касается в первую очередь именно географии. «От
«природы» Германии, какой она была в эпоху переселения в нее
германцев, осталось чертовски мало, — писал Энгельс. — По-
верхность земли, климат, растительность, животный мир, даже
сами люди бесконечно изменились, и все это благодаря чело-
веческой деятельности, между тем как изменения, происшедшие
за это время в природе Германии без человеческого содействия,
ничтожно малы»1.
Здесь, как видим, все изменения относятся к области физи-
ческой географии (поверхность земли, климат) и связанных
с нею зоо- и фитогеографии, а также этнографии и других
исторических наук. Рассматривать поэтому географию совре-
менной Германии вне истории Германии за истекшие два тысяче-
летия совершенно невозможно.
В другом месте «Диалектики природы» Энгельс указывал
на ту же зависимость современного состояния географических
условий в различных странах с историческими условиями их
развития и деятельности в них человека. «Людям, — писал он,—
которые в Месопотамии, Греции, Малой Азии и в других местах
выкорчевывали леса, чтобы добыть таким путем пахотную
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 198—199.

землю, и не снилось, что они этим положили начало ны-
нешнему запустению этих стран, лишив их, вместе с лесами,
центров скопления и сохранения влаги. Когда альпийские
итальянцы вырубали на южном склоне гор хвойные леса,
так заботливо охраняемые на северном, они не предвидели,
что этим подрезывают корни высокогорного скотоводства
в своей области; еще меньше они предвидели, что этим они
на большую часть года оставят без воды свои горные ис-
точники, с тем чтобы в период дождей эти источники могли
изливать на равнину тем более бешеные потоки» (там же,
стр. 141).
Все это говорит о том, что нельзя географию противопостав-
лять историческим наукам как якобы такую науку, которая
в противоположность им занимается выяснением лишь про-
странственных, а не временных связей явлений, происходящих
на поверхности земли. Подобное обстоятельство и должна
учесть естественная классификация наук.
Вместе с тем она должна учесть связи между физической
географией, изучающей природу на поверхности земли, в том
числе и те изменения, которые внесены в нее человеком, и эко-
номической географией, изучающей распределение производи-
тельных сил и другие вопросы аналогичного характера, в том
числе естественные ресурсы с точки зрения возможности их
практического использования и разработки в интересах обще-
ства.
Обычно обе географии резко отделяются одна от другой.
Физическая география зачисляется в разряд естественных наук,
а экономическая — в разряд общественных наук. То же ка-
сается и взаимоотношения физической географии с политиче-
ской. Эта последняя, трактуемая в историческом разрезе как
историческая география, включена Южаковым в число истори-
ческих общественных наук.
Физика трактуется различными классификаторами по-раз-
ному. У Сен-Симона она понимается в более узком смысле и
тогда включается в общий ряд наук вместе с астрономией,
химией, физиологией и в более широком смысле — как есте-
ствознание и тогда охватывает собой все его отрасли. У Конта
физика трактуется в первом, т. е. более узком, смысле, хотя
геология и, очевидно, география толкуются как конкретная
физика.
У Ампера физика понимается и в более широком смысле
как включающая в себя и геологию с географией и в более
узком смысле как чисто физическая наука; в последнем случае
она объединяет и собственно физику, и химию, и технологию.
То же у Курно и Гущина.
У Жоффруа Сент-Илера физика представляет собой науку
о веществе, то есть по сути дела науку о неорганической при-

роде, и стоит она у него в общем ряду между математическими
и биологическими науками.
У Спенсера физика помещена в ряд абстрактно-конкретных
наук между механикой и химией, то же у Бэна и отчасти
у Д'Аллуа (у последнего физика вместе с химией составляют
общую иноргамию). У Вундта имеет место то же, что и у
Д'Аллуа, но за химией следует физиология.
Грот включает физику в геологию в качестве одного из двух
подразделений геогении (наряду с химией); следовательно,
физика и химия стоят здесь в качестве однопорядковых наук.
Они не следуют одна за другой, а составляют как бы симме-
тричное деление науки геогении на статическую часть (химия)
и динамическую часть (физика).
Напротив, Гиддингс отнес химию к одному ряду наук (по
сути дела генетических), а физику — другому ряду, поместив
ее между математикой и экономикой. У Пирсона физика сле-
дует за первой группой неорганических конкретных наук (астро-
номией, геологией, географией, метеорологией, минералогией и
химией). Подобно Гиддингсу Пирсон ставит химию в тот же
ряд генетических наук, но не в его начале, а в самом конце.
Место физики оказывается между химией и биологией. Она
резко отрывается от математики и механики.
Но с другой стороны, Пирсон подобно Сент-Илеру под
физикой в широком смысле слова понимает все неорганическое
естествознание, которое примыкает, с одной стороны, к абстракт-
ным наукам (логике, математике и кинематике), а вместе с ними
к прикладной математике, а с другой стороны, к биологии и
вместе с нею к биофизике.
У Оствальда подобно Пирсону физические науки, состоящие
из механики, собственно физики и химии (с их основным поня-
тием энергии), стоят между формальными (абстрактными у Пир-
сона) и биологическими науками. Примерно таково место
физики (в ряду теорий форм и процессов) у Гущина, а также
отчасти у Берга и Ивановского.
Трудность с определением места физики в общем ряду наук
связана с тем, что она может толковаться в более узком смы-
сле как собственно физика, и в менее узком смысле — как
наука о веществе (включающая и химию), и в более широком
смысле — как наука об энергии (включающая кроме химии так-
же и механику), и в еще более широком смысле — как наука
о всей неорганической природе, и, наконец, в самом широком
смысле — как синоним естествознания.
Если исходить лишь из самого тесного определения физики,
то возникает необходимость отразить в общем ряду наук ее
связи, с одной стороны, с математикой, механикой и астроно-
мией, а с другой стороны, с химией, геологией и биологией.
Такова задача естественной классификации наук.

При этом необходимо установить, должна ли физика пред-
шествовать химии, или следовать за ней, или же стоять рядом
с нею на одном уровне. Подобный вопрос в равной степени
относится и к химии.
Химия у многих авторов рассматривается как часть физики,
трактуемой в более или менее широком смысле слова (Сен-
Симон, Ампер, Сент-Илер, Курно, Пирсон, Оствальд, Чижов);
при дальнейшем подразделении физики химия, как правило,
следует за собственно физикой, и лишь у Пирсона она ей пред-
шествует.
У Сен-Симона и Конта в общем ряду наук химия идет за
физикой, поскольку химические явления трактуются как более
сложные, нежели физические. То же у Д'Аллуа, Спенсера, Бэна,
Вундта, Берга. Но у Спенсера фактически подразумевается,
что химия входит в молекулярную физику (механику) наряду
с разделами молекулярной динамики.
У Грота и Гущина химия и физика рассматриваются как
симметричные, однорядовые науки, причем химия ставится
перед физикой.
Таким образом, основным в отношении химии является во-
прос о ее соотношении с физикой; по этому поводу мнения раз-
личных авторов разошлись. С появлением в конце XIX в. совре-
менной физической химии, а в XX в. химической физики ответ
на этот вопрос стал еще более необходимым.
Кристаллография называется редко, причем ее место в об-
щей системе наук определяется либо по связи с физикой,
либо с минералогией, либо с математикой (геометрией). У Ам-
пера она (под названием «молекулярная геометрия») попала
в число математических наук; у Курно — в физико-химические
науки (как часть физики, стоящая непосредственно перед
химией).
Пирсон также включает кристаллографию в физику, но ста-
вит ее не перед, а после химии. Напротив, Гущин отводит ей
место в ряду описательных математических наук, ставя ее после
астрономии. Чижов помещает кристаллографию после физики и
химии в одном ряду с минералогией, петрографией и историче-
ской геологией.
Биология, как общая наука о жизни или как совокупность
всех наук о живых существах, во всех классификациях почти
всегда следует за науками о неживой природе (за неорганиче-
ским естествознанием). Иногда она отождествляется с физио-
логией (Сен-Симон, Конт).
Главным спорным пунктом оказывается здесь вопрос о соот-
ношении биологии с психилогией, с одной стороны, и с социо-
логией и вообще наукой об обществе — с другой. У Сен-Симона
биология поглощала собой и ту и другую. У Конта социология
уже выделялась из биологии, хотя и рассматривалась как со-

ставная часть органической физики; психология же поглоща-
лась биологией (физиологией).
Составные части биологии (ботаника и зоология) относились
Контом к числу конкретных (описательных) наук о живых ор-
ганизмах, а в теоретическую абстрактную общую биологию
не включались (и то же у Курно). Напротив, у Ампера отсут-
ствовала общая биология. Ее заменял класс естественных наук
(и отчасти класс медицинских), распадавшихся на ботанику и
зоологию (а среди медицинских наук выделялась особо меди-
цинская физика, или физиология). Точно так же у Д'Аллуа
биология («органомия») следует за неорганическим естество-
знанием («инорганомией»), будучи представлена ботаникой и
зоологией.
У Жоффруа Сент-Илера биологические науки стоят между
физическими (неорганическим естествознанием) и социальными
(и то же у Бэна). Спенсер и Гиддингс, а по существу Пирсон,
Оствальд и Гущин ставят биологию между геологией или вообще
неорганическим естествознанием, с одной стороны, психологией
и социологией — с другой. Но при этом обе последние науки
оказываются у Спенсера под эгидой биологии.
Грот помещает биологию (науку об органических явлениях)
на аналогичное место в общем ряду наук, деля ее на ботанику
(«фитологию») и зоологию. Вундт же (в соответствии с деле-
нием реальных наук на генетические и систематические) поме-
щает историю развития организмов после геологии, а ботанику
и зоологию после минералогии. Тем самым биологические науки
оказываются у него перед психологией и историей. То же у
Берга.
Антропология стоит на грани между общественными и есте-
ственными науками (как составная часть этих последних).
В отношении к ней наблюдались две крайности: либо полный
отрыв ее от общественных наук, либо включение ее в их число.
Курно, Чижов и Гущин включили антропологию в биологиче-
ские науки и поставили после зоологии перед общественными
или психологическими науками. У Пирсона она, напротив, от-
крывает ряд наук о социальной эволюции человечества.
Грот разделил антропологию на две части, включив одну
в зоографию, другую в социографию. У Вундта она попала в
число разделов философии природы как часть систематических
философских дисциплин. У Южакова антропология начинает
ряд естественных дисциплин среди общественных наук.
Но большинство авторов не упоминает о ней вовсе.
Естественная классификация призвана отразить связь антро-
пологии, с одной стороны, с биологией (зоологией, физиологией
человека), поскольку она является частью естествознания, а
с другой стороны, с историей, переход к которой она собой
опосредствует.

Так обстоит дело с расположением естественных наук в раз-
личных системах наук. В целом они, как правило, попадают
между абстрактными науками (логикой и математикой), с одной
стороны, и гуманитарными — с другой, независимо от того, как
решается внутри них вопрос о месте отдельных конкретных
отраслей естествознания.
Гуманитарные и технические науки в формальных системах.
Переходим к последней группе классифицируемых наук — гу-
манитарных (общественных и психологических) и технических —
с целью выяснения того, какое место отводилось и отводится им
в общей системе научного знания. При этом прежде всего мы
рассмотрим формальные немарксистские классификации, а за-
тем перейдем к системе марксистских общественных наук. Нач-
нем с наиболее общей социальной науки, именуемой социоло-
гией.
Социология как абстрактная теоретическая наука об обще-
стве и его законах была выделена Контом и поставлена в конце
общего ряда наук в качестве завершающей этот ряд. При этом
она была отделена от конкретных описательных исторических
наук. Такое выделение приняли многие другие авторы (Спен-
сер, Грот, Гиддингс, Масарик, Гущин, Южаков, Чижов, Берг).
Как правило, все они ставили ее в конце ряда наук (Берг —
систематических, Гущин — абстрактно-теоретических); Чижов
же после нее в ряду наук, анализирующих явления, ставил все-
общую философию. Близкую к этому позицию занял Масарик.
Оствальд первоначально также завершал общий ряд наук
социологией, но позднее (очевидно, под влиянием Риккерта)
переименовал ее в «культурологию». Жоффруа Сент-Илер все
общественные науки объединяет в одну группу социальных наук.
Напротив, Бэн вообще «ликвидировал» все общественные нау-
ки, растворив их в психологии.
У некоторых авторов наряду с социологией как абстрактно-
теоретической наукой фигурирует история в качестве конкретно-
описательной науки. У других же конкретные общественные
науки вытеснили собой общетеоретическую науку об обществе.
У Ампера и Курно общественные науки представлены науками
о духе (ноологическими) и науками об обществе (социальными
или политическими и историческими). Вундт все общественные
науки трактует как науки о духе, выделяя среди них психо-
логию (феноменологическую науку), историю (генетическую
науку), право и политическую экономию (систематические
науки).
У Пирсона общественные науки представлены как часть кон-
кретных органических наук наряду с биологией и психологией.
История выделяется у многих классификаторов, но по-раз-
ному. У Кольриджа общественные науки (кроме литературы и
филологии) охватываются историей; у Пирсона история (име-

нуемая «социальной эволюцией человечества») совпадает со
всей суммой гуманитарных наук, включая сюда, сверх того, и
антропологию.
Напротив, у Ампера и Курно история составляет лишь часть
общественных наук (кроме нее выделяются еще политические и
«ноологические» науки), причем сама история входит в один
раздел вместе с археологией и этнологией. У Грота, Вундта,
Южакова, Риккерта, Гущина история выступает в качестве кон-
кретно-описательной науки наряду с социологией и вообще
абстрактно-теоретическими общественными науками. То же по
существу у Чижова и Берга, у которых история составляет
последний раздел ряда исторических наук.
К истории нередко присоединяется география, которая ино-
гда включается в историю (Кольридж, Курно).
У многих же авторов история как отдельный член основного
ряда наук отсутствует вовсе.
Языкознание занимает среди общественных наук особое
место; сюда относятся науки о языке и литературе (языкозна-
ние, филологические науки, лингвистика). Кольридж выделяет
их в последний класс, определяя его место после истории. Чи-
жов фактически делает то же самое, ставя лингвистику, теорию
и историю языков и литературы в конце общего ряда наук
между этикой и эстетикой, с одной стороны, метафизикой и ло-
гикой — с другой. Но при этом лингвистика оказывается ото-
рванной от психологии. То же в основном у Масарика, у ко-
торого языкознание (или «философия языка») занимает место
между социологией, с одной стороны, эстетикой и логикой —
с другой.
У Ампера и Курно соответствующие учения о языке и лите-
ратуре попадают в число «ноологических» наук; но лингвисти-
ку Курно включает в число биологических наук, ставя ее после
антропологии.
У Пирсона эти науки оказываются в числе исторических наук
(как входящие в «эволюцию духовных способностей» человека);
у Гущина они входят в социальные науки.
У Берга языкознание (вместе с психологией и зоопсихологи-
ей) оказывается в разделе наук систематических, изучающих
психические процессы и их проявления.
Южаков помещает теоретическое языкознание (лингвисти-
ку) во главе ряда абстрактных общественных наук, а грамма-
тику, словесность и некоторые исторические науки — во второй
раздел филологических наук (после раздела исторических наук)
ряда конкретных общественных наук. Иначе поступает Иванов-
ский, у которого учения о языке и литература оказываются
частью психологии, в числе абстрактных наук о «надорганиче-
ской» природе, а история литературы попадает в раздел истори-
ческих наук.

Ивановский, кроме того, дает отдельную классификацию
(по Бодуэну де Куртене) дисциплин, входящих в языкознание
(лингвистику).
Но большинство авторов не включают особого раздела о
языке и литературе в свои классификации.
При определении места языкознания в общей системе наук
необходимо, таким образом, учесть его связи с остальными
собственно историческими, общественными науками, в состав
которых оно входит, и одновременно с психологией и логикой.
Естественная классификация наук должна отразить эти связи
языкознания с другими областями науки.
Интересно отметить, как трактуют предмет литературоведе-
ния сами представители этой науки. Проф. Цюрихского универ-
ситета Макс Верли писал, что под общим литературоведением
«подразумевается наука о сущности, происхождении, формах
выражения и жизненных связях художественной литературы»1.
У Верли оно выступает «как гуманитарная наука» (там же,
стр. 13), занимающая определенное место в духовной жизни
народа: «Литературоведение в качестве посредника между тео-
ретической и творческой областями совершило долгий путь
среди изменений общего представления о мире и человеке,
с одной стороны, и новых форм поэтического языка — с другой»
(там же, стр. 18).
Внутреннее подразделение литературоведения, по Верли, та-
ково: 1) филология в более узком смысле слова, 2) поэтика и
3) история литературы (см. там же, стр. 34).
Мы здесь не касаемся искусствоведения, как и всей науки о
духовной культуре человечества, с точки зрения его места в
общей системе научного знания. Это большой и малоразрабо-
танный вопрос, который подлежит детальному изучению.
Юридические и политические науки, науки о государстве и
праве, обычно не выделяются в особые разделы знания. Они
либо переплетаются с политической историей, либо включаются
в политическую географию при определении их места в общей
системе наук. Учению о партиях (политических) при этом не
отводится места вовсе, поскольку этот вопрос у авторов фор-
мальных классификаций оказывается целиком связанным с об-
щим рассмотрением политического развития страны, деятель-
ности и структуры государства.
О политической экономии упоминают лишь немногие авторы.
Когда же она включается в число социальных наук, то стоит
вопрос, где ее помещать: в начале, в середине или в конце их
ряда. Ампер ставит «социальную экономию» после наук о духе
и перед политикой, но либо перед, либо после юридических и
1 М. Верли. Общее литературоведение. Изд-во иностранной литературы,
1957, стр. 9.

военных наук. Гиддингс помещает «экономику» между физикой,
с одной стороны, и этикой и политикой — с другой; Гущин —
между философией и юриспруденцией.
Вундт и Южаков по существу заканчивают политической
экономией ряд абстрактных общественных наук; напротив,
Чижов и Ивановский начинают ею этот ряд, что, очевидно, яв-
ляется единственно правильным решением вопроса. Пирсон
поступает так же, но ошибочно включает весь этот ряд обще-
ственных наук в психологию.
Статистика толкуется одними авторами как прикладная ма-
тематическая наука, связанная с теорией вероятностей (Пир-
сон, Гущин). Другие ставят ее в число социально-экономиче-
ских наук, резко отделяя от теории вероятностей (Ампер, Кур-
но, Южаков). Причем иногда (Южаков) среди общественных
наук выделяется особый раздел наук статистических (теория
статистики, демография, частная статистика — экономическая,
военная и т. д.).
Наконец, Чижов называет «статистикой» все вообще науки,
изучающие существующие формы и процессы (явления в про-
странстве от области математической астрономии до частных
видов социальной статистики).
Но никто из авторов формальных классификаций не связы-
вает статистику с физикой, хотя уже во второй половине XIX в.
получила широкое развитие статистическая физика, выросшая
из молекулярно-кинетической теории газов. Тем более никто не
сближал статистику с биологией, связь с которой стала скла-
дываться у статистики лишь в XX в.
Естественная классификация наук должна учесть и отразить
существующие у статистики связи и отношения с различными
областями теоретических и практических знаний (с математи-
кой, естествознанием, особенно физикой, с медициной и тех-
никой, с общественными науками, особенно экономикой и уче-
нием о народонаселении). При этом следует учитывать осо-
бое положение социально-экономической статистики, которая
является составной частью общественных наук, но не мате-
матики.
В отношении психологии и ее места в общей системе наук
наблюдались различные односторонние решения в зависимости
от того, какая связь ее с другими науками выдвигалась на пер-
вое место, а также от того, преувеличивалось или преуменьша-
лось значение этой науки.
Конт не выделял психологию вовсе, включая ее в биологию
(физиологию) в качестве интеллектуальной и аффективной фи-
зиологии. У Ампера, напротив, психологией, которая включает
в себя и логику, открывается ряд философских наук. При этом
она оказывается изолированной и от биологии (физиологии),
и от педагогики, и от языкознания.

Курно включает психологию (как экспериментальную науку)
в биологические науки, завершая ею их ряд, и ставит ее непо-
средственно перед логикой. У Спенсера, Грота, Вундта и Гу-
щина она стоит между биологией (физиологией) и социологией
или историей, а у Бэна поглощает социологию и завершает
собой общий ряд наук.
Пирсон отводит место психологии среди биологических наук,
ставя ее после физиологии и перед историей и включая в нее
все общественные науки (кроме истории), Оствальд помещает
ее между физиологией и культурологией в отделе биологиче-
ских наук.
Чижов ставит психологию между биологией и обществен-
ными науками в одном ряду с этнографией и археологией. Берг
включает ее в систематические науки о живой природе, изучаю-
щие психические процессы и их проявления (наряду с зоопси-
хологией и языкознанием).
Если Вундт и Грот кладут психологию в основу наук о духе,
а Бэн и Пирсон вообще сводят к ней общественные науки — все
или все, кроме истории, то неокантианцы отказывают ей в этой
роли, заменяя науки о духе науками о культуре, Риккерт вклю-
чает сюда все, кроме психологии. Ивановский ставит психоло-
гию (социальную и коллективную) между биологией и социоло-
гией в число наук о «надорганической» природе, включая в нее
всю духовную жизнь общества. У Пиаже психология становит-
ся фактическим стержнем всей системы наук, пронизывая ее от
начала до конца и замыкая ее собою в цикл.
Естественная классификация наук, определяя место психо-
логии в общем их ряду, должна учитывать сложные, многогран-
ные ее связи с социальными, естественными и философскими
науками. Вместе с тем очевидно, что она не может упускать из
виду ее самостоятельность; психология, будучи связана со все-
ми перечисленными науками, не входит целиком ни в одну из
них, а потому должна занять среди них свое особое место.
Практические (технические) науки обычно отодвигаются на
задний план. Большинство авторов ограничиваются рассмотре-
нием теоретических наук, полагая, что практические науки
должны составить особую систему, параллельную системе тео-
ретических наук (Конт, Спенсер, Грот). В этом случае за теоре-
тическим рядом следует практический, или технический, ряд
(Курно, Гущин, Ивановский).
Тогда каждой группе теоретических наук и многим отдель-
ным наукам отвечает их практическое применение, в результате
которого возникают соответственные «прикладные» науки.
Но иногда теоретические и практические науки даются впе-
ремешку (например, класс смешанных и прикладных наук
у Кольриджа, куда наряду с некоторыми теоретическими нау-
ками попали и все практические науки). У Ампера после ка-

ждого раздела теоретических наук идет их практическое при-
менение.
Оствальд же вообще не различает применение законов науки
к научному познанию более сложных явлений и к практической
деятельности человека. У него оказываются в разделе «при-
кладных» наук и некоторые теоретические науки, и все практи-
ческие, технические науки.
Но никто из авторов не рассматривает классификацию прак-
тических наук, особенно связанных с техникой, с народным
хозяйством, с точки зрения закономерности развития и строения
самого народного хозяйства и роли в нем тех или иных отраслей
технических наук.
Очевидно, что естественная классификация наук должна
учесть особый характер практических наук, в которых перепле-
таются знания объективных законов явлений и их использова-
ние человеком в определенных практических целях (законов
природы — в технике, законов общественного и духовного разви-
тия — в практике соответствующих общественных институтов).
Марксистские общественные науки. Хотя специально класси-
фикацией общественных наук с позиций марксизма-ленинизма
почти никто не занимался по крайней мере до середины нашего
века, тем не менее в трудах Маркса, Энгельса и Ленина даны
не только основы для постановки этой задачи, но и намечены
важнейшие контуры ее решения.
Марксизм, как подчеркивал В. И. Ленин, есть «система взгля-
дов и учений Маркса», для которой характерны «замечательная
последовательность и цельность...»1. Уже одно это указание
свидетельствует о наличии в марксизме, в марксистских обще-
ственных науках четкой внутренней структуры, взаимосвязи и
субординации всех его составных частей, всех его сторон.
Главным содержанием марксизма Ленин считает экономиче-
ское учение Маркса (см. там же). Это означает, что главное
место среди марксистских общественных наук занимает поли-
тическая экономия. Названные науки располагаются в системе
учения Маркса следующим образом: науки об экономическом
базисе общества (политическая экономия); науки о политиче-
ской надстройке над этим базисом (учение о государстве и
праве, учение о партии рабочего класса); науки об идеологиче-
ской надстройке, о различных формах общественного сознания
вплоть до самых возвышенных, наиболее далеко отстоящих от
экономического базиса.
Структура труда Энгельса «Анти-Дюринг» с разбивкой его
на три главные части — философию, политическую экономию,
социализм — отразила собою три важнейшие стороны марксиз-
ма в их внутренней связи и взаимообусловленности; марксизм
1 В. И. Ленин. Соч., т. 21, стр. 34.

дан здесь как единое, цельное философское, экономическое и
общественно-политическое учение. В. И. Ленин обосновал эту
структуру марксистского учения в своих работах «Карл Маркс»
и «Три источника и три составных части марксизма».
Понятие социологии в контовском смысле как общей теории
общественного устройства марксизм не принимает. Это понятие
Ленин употреблял в своих ранних работах: словами «научная
социология» он обозначал совокупность общественных наук
(буквально термин «социология» и означает «учение об обще-
стве»). Энгельс же нередко в смысле совокупности всех обще-
ственных наук использовал термин «история». Последний термин
в марксизме употребляется не только в этом смысле как сино-
ним совокупности всех общественных наук, а и в еще более
широком смысле — как совокупность всех научных знаний
вообще. Но в таком его понимании речь идет уже и о человече-
ской истории и об истории природы, о естественной истории.
Известное указание Маркса на то, что существует только одна
наука — история и означает, что все подлинно научные знания
должны быть пронизаны принципом историзма, то есть что все
науки изучают и трактуют свой предмет не как застывший и
неподвижный, а как находящийся в постоянном движении, из-
менении и развитии, следовательно, они должны изучать и
трактовать его с исторической точки зрения.
Кроме отмеченных двух расширительных значений термином
«история» обозначается историческая наука в узком смысле
этого слова, т. е. история общества, или общегражданская исто-
рия со всеми ее подразделениями. Встает задача выяснить
взаимоотношение между группой наук, касающихся экономи-
ческого базиса и надстроек над ним, с одной стороны, и соб-
ственно исторических наук, изучающих историю человеческого
общества без расчленения его на отдельные структурные эле-
менты и стороны, — с другой. Разрешение этой проблемы про-
должит разработку классификации общественных наук с мар-
ксистских позиций.
«Стыковые», переходные науки с позиции принципа коор-
динации. Вопрос о науках промежуточного характера, стоящих
на грани между двумя основными науками (например, между
геологией и биологией), мало кем рассматривался. Таковы, в
частности, палеонтология и почвоведение. Первую Курно вклю-
чает в зоологию и соответственно в ботанику (палеофитология);
Чижов и Гущин ставят их в число исторических (генетических)
наук, касающихся животных и растений.
Пирсон включает палеонтологию в раздел истории, класс
органических наук (после психологии как части биологии);
Берг — в число систематических наук о живой природе, изу-
чающих формы (наряду с морфологией и систематикой расте-
ний, животных и человека).

Почвоведение упоминает лишь Берг, ставя его в разряд си-
стематических наук о неживой природе, изучающих преиму-
щественно предметы (сюда же включены минералогия, петро-
графия и другие геологические науки). Между тем у почвове-
дения имеется не менее тесная связь с биологией, в частности
с микробиологией, нежели с геологией.
Особенно большое значение имеет вопрос о месте таких наук,
как биофизика, геофизика, астрофизика, астрохимия, физиче-
ская химия, биологическая химия, зоопсихология и другие, ко-
торые уже самим своим существованием предполагают опреде-
ленную связь между физикой и биологией, физикой и геологи-
ей, физикой и астрономией и т. д. Об этих промежуточных или
переходных дисциплинах многие авторы не упоминают вовсе,
а некоторые говорят лишь вскользь. Вопрос же о месте этих
наук в системе знаний есть вопрос принципиальный, имеющий
значение общего подхода к классификации современных наук
вообще, современного естествознания в особенности.
Курно употребляет термин «физико-химические науки», но
под ним понимает физику с включением в нее химии, то есть
чисто внешнее сочетание, или соединение, физики и химии. То
же должно получиться и у Гиддингса, у которого физика фигу-
рирует в ряду наук, образующих горизонтальный ряд, а химия,
астрономия, геология и биология составляют вертикальный ряд
в его таблице.
У Пирсона астрофизика («физика звездная») включена в
физику наряду с другими отделами этой науки. Биофизика же
вынесена в самый конец общего ряда наук, но в краткой схеме
поставлена как соединяющая внешним образом физику и био-
логию.
Оствальд считал возможным «вдвинуть» при желании физи-
ческую химию в промежуток между физикой и химией, полагая,
что этому способствует «гибридный» характер этой науки (ком-
бинирование физики с химией).
Чижов рассматривал астрофизику и астрохимию как науки,
соответствующие физике и химии и представляющие собой ста-
тистику сосуществующих космических форм и процессов (явле-
ний в пространстве). Берг упоминает среди систематических
наук о неживой природе, изучающих преимущественно процес-
сы, космическую физику и геофизику (наряду с физикой и хи-
мией); среди систематических наук о живой природе он назы-
вает физиологию (изучающую физико-химические процессы) и
зоопсихологию (изучающую психические процессы).
Ивановский ставит физическую химию сбоку от физики и
химии, как соединяющую их внешним образом; аналогично
он помещает биологическую химию сбоку от химии и биоло-
гии и биологическую психологию — сбоку от биологии и психо-
логии.

Ни в одном случае эти переходные науки не трактуются с
точки зрения истории природы как звенья, соединяющие более
низкую и более высокую ступени развития природы в целом,
соответственно как переходы от более простой к более сложной
форме движения материи. Почти во всех без исключения слу-
чаях, когда такого рода науки упоминаются, они рассматри-
ваются формально, как результат применения метода исследо-
вания одной науки к материалу (объекту) другой, и только в
этом смысле.
Это сильно обедняет все формальные классификации наук,
так как при применении принципа координации исчезает у пе-
реходных наук самый характерный для них признак — отраже-
ние перехода от одной ступени развития к другой, от одной
формы движения к другой. В итоге эти науки низводятся на
уровень простого «совмещения» или сочетания двух разных
наук.
Только принцип субординации, или принцип развития, мо-
жет правильно отразить действительную роль переходных наук
в характеристике современного естествознания и указать их
место в его системе. Это обстоятельство должна учесть естест-
венная классификация наук. В ней переходные науки выступят
не как случайные элементы, появившиеся в результате внеш-
него комбинирования попарно разных наук, а как необходимые
звенья, цементирующие собой все здание современного естество-
знания, поскольку в них отражена внутренняя закономерность
(диалектика) развития самой природы, самой материи.
Между тем переходные науки внесли в классификацию прин-
ципиально новый момент, вызвав необходимость пересмотра
принципа координации в его классической или чистой форме,
которая строго и последовательно придерживается формально-
логического правила деления понятий. Рассмотрим это обстоя-
тельство несколько подробнее.
В последней четверти XIX в. и еще резче в начале XX в.
появление первых переходных наук потребовало выработки
принципиально нового подхода к классификации наук, основан-
ного на отказе от признания прежних резких разграничитель-
ных линий между отдельными науками. Это требование равно-
сильно отказу от последовательного проведения принципа коор-
динации и переходу к принципу развития, или субординации,
наук.
В середине XX в. подобный вывод стал навязываться уче-
ным с такой силой, что обойти этот вопрос в современных клас-
сификациях наук оказалось просто невозможно.
Однако, как мы уже видели на примере Оствальда, сторон-
никам принципа координации открывалась возможность согла-
совать со старыми взглядами факт появления промежуточных
наук без отказа от принципа координации и без перехода к

принципу развития, или субординации. Для этого требовалось
лишь одно: рассматривать промежуточные науки не как пере-
ходные между прежними основными науками, а как образован-
ные путем комбинирования (координирования) этих прежде раз-
общенных наук друг с другом.
Такое «координирование» попарно различных наук каса-
лось в первую очередь смежно расположенных в их общем ряду
наук; физическую химию можно было рассматривать как гиб-
ридную комбинацию химии с физикой, допуская возможность
«втиснуть» ее на этом основании между химией и физикой.
Позднее нередко промежуточные науки (в том числе и все
переходные науки) трактовались именно так, в результате чего
удавалось не только создавать видимость неприкосновенности
принципа координации наук, но и расширять этот принцип еще
больше, охватывая им все современные науки, как основные, так
и промежуточные.
В качестве конкретного примера назовем работы Уссая и
А. Кювийе.
Вопрос о промежуточных, в том числе и переходных, науках
ставили Уссай в работе «Сила и причина» и А. Кювийе в «Ру-
ководстве по философии» (1947 г.); последний добавил к схе-
ме, составленной Уссаем, моральные науки и получил таблицу,
отражающую принцип возрастающей сложности в расположе-
нии промежуточных наук и в общей совокупности подразделе-
ний:
Очевидно, что в этой таблице смешаны совершенно разные
вещи: во-первых, действительно переходные науки, такие, как
физическая химия и биохимия, изучающие реальные переходы
между различными (смежными в общем ряду наук) формами
движения материи: физическими и химической, химической и
биологической; во-вторых, науки, предполагающие применение
методов одной науки к изучению объекта другой науки (мате-

матическая физика) или сочетание двух ранее разобщенных
наук (аналитическая геометрия).
Если физическую химию или биохимию можно и нужно рас-
сматривать как переход от одной (низшей) науки к другой
(высшей), то, например, аналитическую геометрию нельзя трак-
товать как переход от анализа к геометрии. Она есть более
высокая ступень развития самой геометрии по сравнению с
Эвклидовой геометрией. Точно так же нельзя трактовать мате-
матическую физику как переход от математики к физике.
Некоторые же науки, включенные в приведенную выше таб-
лицу, вообще не являются самостоятельными науками в стро-
гом смысле слова (социальная психология). То же касается
и психофизиологии, особенно когда она трактуется идеалисти-
чески. Если же психофизиология понимается как материали-
стическое учение о физиологии высшей нервной деятельности,
тогда она не стоит на грани между естественными и социальны-
ми науками, как это получается у Кювийе, а включается в био-
логию (физиологию) в качестве составной части естествознания.
Таким образом, приведенная таблица не является логически
выдержанной. Однако интерес к ней вызван тем, что она на-
глядно свидетельствует о том, что принцип координации в его
чистом виде не в состоянии создать даже видимости решения
проблемы классификации современных наук, как естественных,
так и гуманитарных.
Этим мы заканчиваем рассмотрение сравнительных итогов
разработки классификаций наук. Напомним, что подход к клас-
сификации общественных наук, выдвинутый марксизмом, в на-
стоящее время ждет своей реализации.

РЕЗЮМЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ
Резюмируя анализ современного состояния проблемы клас-
сификации наук и двух основных линий ее разработки, можно
сделать следующие выводы:
1. На протяжении двух десятилетий после окончания второй
мировой войны еще резче, чем за предшествовавшие десятиле-
тия, выступила противоположность двух подходов к постановке
и решению проблемы теоретического синтеза всего современного
научного знания, проблемы классификации наук на современ-
ном уровне их развития. Если в начале века и второй его чет-
верти работы последователей В. И. Ленина только приближа-
лись к рассмотрению такого рода задач, то за последние два
десятилетия были сделаны в этом направлении серьезные шаги
в сторону конкретного исследования проблемы. Причем не толь-
ко в негативном, критическом плане, но и в плане позитивном,
путем выдвижения различного рода конструктивных предложе-
ний и решений.
2. Анализ состояния проблемы классификации наук в настоя-
щее время, проведенный с общефилософских позиций, исходя из
основополагающих высказываний В. И. Ленина и его общего
подхода к рассмотрению методологических проблем современ-
ной науки, показывает всю познавательную и логическую силу
ленинских работ и возможность их конкретного применения к
изучению процессов, совершающихся в научном развитии наших
дней. Исключительно велико значение для этих целей ленинской
разработки диалектики как логики и теории познания.
3. Для современной немарксистской философской мысли ха-
рактерен разброд в постановке и решении рассмотренной здесь
проблемы. В лагере идеализма соперничают между собой два
основных течения: а) субъективистское (неопозитивистское) и
б) представленное различными школами объективного идеа-
лизма и неотомизма или тяготеющими к ним.

Для первого из них, традиционно продолжающего разраба-
тывать концепцию «философии науки», характерно разменива-
ние больших проблем на частности, увлечение деталями, кон-
кретными темами при утрате способности охватить всю пробле-
му в целом, поставить задачу теоретического синтеза наук во
всем ее объеме. При этом, если такая задача иногда и ставится,
то в плоскости формализованных решений, в результате чего
ускользает из поля зрения само содержание связей и отноше-
ний между науками и дело сводится к знаковой комбинаторике.
Для второго течения до известной степени типичны поиски путей
к постановке и обсуждению проблем синтетического порядка,
особенно у так называемых «онтологов» и «метафизиков». Одна-
ко в этом случае философское исследование огрубляется и
упрощается в связи с тем, что система «бытия» вытесняет более
тонкие и сложные вопросы гносеологии и логики познания. Это
особенно ясно выступает у неотомистов, которые не только вы-
холащивают из философии ее подлинно научное содержание,
но и подменяют его специфически теософической проблематикой
и терминологией.
4. Исключительно важным процессом, совершающимся в
кругах ученых-естественников и философов-немарксистов, яв-
ляется движение наиболее прогрессивной их части к материа-
лизму и диалектике; это движение совершается стихийно, захва-
тывая большие слои ученых, не удовлетворенных узким эмпириз-
мом и теософической направленностью господствующих течений
философской мысли в странах Запада; но нередко это движение
приобретает и сознательный характер, особенно у философски
мыслящих естествоиспытателей. Такая тенденция к материа-
лизму и диалектике обнаруживается и у отдельных предста-
вителей неопозитивизма. Это — свидетельство того, что диалек-
тика и материализм становятся все больше философским зна-
менем времени.
5. Под влиянием усиления противоречивых тенденций разви-
тия современного научного знания в сторону его интеграции
наряду с продолжающейся его дифференциацией в самых раз-
личных кругах философов и представителей частных наук, мар-
ксистов и немарксистов за последние два десятилетия стал
возрастать интерес к систематизации научных знаний, к раз-
работке системы и теории науки. Появилось стремление разра-
ботать общую теорию системы как совокупности взаимодей-
ствующих и взаимосвязанных элементов. Другое, тесно связан-
ное с этим направление в разработке такого рода проблем идет
по линии представления предметной действительности в виде
последовательного ряда усложняющих уровней организации
материи, ее структуры. Это вносит новые моменты в постановку
общей проблемы классификации наук, требуя конкретного рас-
смотрения ее и с точки зрения более общей теории систем, и

одновременно с точки зрения более конкретного учения об уров-
нях структурной организации материи.
6. Наряду с ранее занимавшим господствующее положение
в идеологии западной интеллигенции неопозитивизмом получил
в настоящее время сильное распространение объективный идеа-
лизм в различных его философских и теологических формах.
В результате этого усилилась борьба за господствующее место
внутри идеалистического лагеря между различными модными и
уже немодными его школами. Борьба распространяется и на
область отдельных методологических проблем современной
науки, в том числе и на проблему классификации наук. Ленин
указывал, что, когда один идеалист критикует основы филосо-
фии другого идеалиста, от этого всегда выигрывает материа-
лизм. Так это происходит и в данном случае.
7. Потребность в синтетическом обобщении и систематизи-
ровании всех современных знаний стимулируется, во-первых,
тем, что в естествознании убыстряющимися темпами совершает-
ся глубочайшая революция, в корне меняющая всю естественно-
научную картину мира и вместе с этим ломающая существовав-
шие ранее соотношения наук; во-вторых, тем, что глубочайшие
социальные повороты истории и революционные перевороты в
жизни общества привлекают внимание самых широких масс,
в том числе и интеллигенцию, к проблемам социально-экономи-
ческих наук, и прежде всего к проблемам марксизма-ленинизма,
под идейным флагом которого совершается грандиозный пере-
ход человечества от капитализма к коммунизму, что составляет
основное содержание всей современной исторической эпохи.
8. Революция в естествознании протекает по-разному в усло-
виях стран социализма, где господствующее мировоззрение спо-
собствует правильному философскому обобщению новейших
естественнонаучных открытий, и в условиях капитализма, где
представители реакционных философских концепций пытаются
использовать революцию в естествознании в интересах идеа-
лизма, а в конечном счете при помощи идеализма в интересах
религии. Попытки обработать данные естествознания в духе
идеализма и религии порождают болезненные процессы, кото-
рые В. И. Ленин определил как кризис естествознания. Посколь-
ку этот кризис носит методологический характер и связан с
использованием данных естествознания реакционной филосо-
фией, он типичен только для стран современного капитализма.
В странах же социализма он ликвидирован полностью.
Все это имеет прямое отношение к проблеме классификации
наук, так как речь идет тут о той методологической основе, на
которой ставится и решается эта проблема. Познавательный
тупик, в какой завела субъективистская концепция квантовую
механику, породил среди естествоиспытателей стремление
искать выход из него либо в направлении материализма, либо

в направлении объективного идеализма и неотомизма. В том
и другом случае задача систематизации научных знаний ре-
шается принципиально по-разному, на разной гносеологической
и методологической основе.
9. Сравнительный анализ важнейших формальных класси-
фикаций, основанных на принципе координации, показывает, во-
первых, наличие в них некоторых общих основ и, во-вторых,
возможность существования круга наук, при разрыве которого
в различных пунктах (при переходе к линейному ряду) такая
наука, как формальная логика, может оказаться либо в на-
чале, либо в конце общего ряда наук.
Вместе с тем неизмеримо возрастают трудности графиче-
ского изображения общей классификации современных наук:
на месте простейшей формы линейного ряда возникает необхо-
димость прибегать к разветвленным формам (дихотомические
ряды; конусная система) и замкнутым формам (круговые, цик-
лические, треугольные системы). В сложности графических вы-
ражений отражается сложность и запутанность взаимоотноше-
ний самих наук на современном уровне их развития.
10. Анализ соотношений каждой отдельной науки с другими,
связанными с нею непосредственно и опосредованно, подводит
вплотную к вопросу о противоположности между искусствен-
ными системами, которые учитывают обычно лишь одну или
максимум две связи между науками и пытаются на этом строить
общую систему наук, и естественной системой, которая призвана
учесть и выразить все наиболее существенные связи между
всеми науками и между каждой отдельной конкретной наукой
и смежными с нею науками в общей системе. Поэтому истори-
ческий и логический анализ под этим углом зрения всех наибо-
лее интересных формальных классификаций является важной
предпосылкой для создания действительно естественной системы
наук.
11. Марксистская классификация современных наук являет-
ся прямым продолжением той классификации наук, которую
во второй половине XIX в. дали Маркс и Энгельс и фундамен-
тальные принципы которой были обогащены В. И. Лениным в
процессе дальнейшего развития марксизма. Этими принципами
в первую очередь являются принцип объективности и принцип
развития (или субординации) в их взаимосвязи и внутреннем
единстве, в которых конкретизируются основные положения ма-
териалистической диалектики в их широком толковании, буду-
чи распространены: а) на историю развития всей материи;
б) на последовательный ряд различных уровней ее структурной
организации; в) на самый процесс познания материи человеком.
Указанные принципы конкретизируются в форме общего метода
восхождения от абстрактного к конкретному: в одном случае
это восхождение выступает как переход от элементарного, не-

развитого («клеточки») к сложному («развитому телу»), в дру-
гом — как переход от общего к частному, в третьем — как пере-
ход от одной абстрактно выделенной стороны предмета изуче-
ния ко всему конкретному предмету, включающему в себя и
ранее выделенную абстрактным путем его сторону. Сказанное
относится как ко всему ряду взаимосвязанных наук, так и к
предмету каждой отдельной науки, составляющей отдельное
звено в общей цепи наук.
12. Фундамент марксистской классификации наук по-преж-
нему составляют различные основные формы движения материи,
действующие либо в пределах природы, либо в рамках челове-
ческой истории, либо в сфере нашего мышления, как отражения
внешнего мира в сознании человека. В последнем случае речь
и идет о специфике таких форм движения, которые связаны с
познавательной деятельностью субъекта и не могут быть по-
этому поставлены в один ряд с формами движения самого объ-
екта (материи). Однако сейчас назрел вопрос о том, что одно
представление о формах движения материи само по себе уже не-
достаточно для того, чтобы выразить хотя бы в главных чертах
классификацию современных наук. Хотя основным формам дви-
жения материи и соответствуют крупные отрасли научного зна-
ния, но в настоящее время классификация наук только по фор-
мам движения оказывается слишком общей и требует детали-
зации; для этого необходимо учитывать: а) более узкие области
предметного мира, лежащие внутри отдельных форм движения;
б) материальных носителей самих форм движения — определен-
ные дискретные виды материи, с их структурой, в) то обстоя-
тельство, что предметом научного исследования могут быть от-
дельные стороны, связи, формы бытия, имеющие отношение к
формам движения, но не тождественные с ними.
13. Для марксистской классификации наук особо важное
значение имеет учет всех форм и видов взаимных связей между
науками, причем таких, благодаря которым обнаруживается
отсутствие между ними четких границ и невозможность простых
однозначных решений в отношении как отдельных наук, так и
общего их ряда. Сюда относятся, в частности, те связи, которые
вызваны: а) возникновением промежуточных, в особенности пе-
реходных наук; б) наук, расщепленных, стоящих между изуче-
нием различных областей действительности — природы и обще-
ства; в) появлением наук, подобных кибернетике, законы кото-
рых распространяются одновременно на различные области
действительности; г) общим случаем применения метода одной
науки (математики, физики и т. д.) к изучению предмета дру-
гих наук (например, биологии, психологии и др.).
14. Анализируя концепции систем и классификаций наук,
выдвинутые немарксистами, в том числе и представителями
идеалистических школ, например неопозитивизма, философы-

марксисты не могут ограничиваться негативной критикой, на-
хождением ошибочных положений и неправильных принципов,
а стремятся учитывать все положительное содержание от-
дельных теорий систем или конкретных классификационных
схем, с тем чтобы использовать это положительное при разра-
ботке марксистской классификации современных наук. При
анализе слабых и ошибочных сторон в критикуемых системах
и классификациях наук марксисты должны противопоставлять
им нечто более совершенное и лучше «работающее» по сравне-
нию с отвергаемыми принципами и схемами.
15. При разработке марксистской классификации современ-
ных наук нельзя впадать в крайности: а) не следует догматизи-
ровать каждое частное положение Маркса, Энгельса и Ленина,
относившееся лишь к определенным условиям или определен-
ному уровню научного развития; б) под видом модернизации
и творческого обновления якобы устарелых положений марксиз-
ма не следует вводить доморощенных положений и формул,
лишенных подлинно научной значимости, хотя и новаторски
звучащих с внешней стороны.
16. Фундамент для разработки классификации наук с по-
зиций марксистской диалектической логики применительно к
современному уровню научного развития заложил В. И. Ленин.
В годы культа личности осуществление ленинских заветов во
всех областях жизни, включая интересующую нас проблему,
было сильно затруднено. Вместе с ликвидацией последствий
культа личности и восстановлением ленинских норм открылись
широкие возможности творческого развития марксистско-ленин-
ского учения, и в частности всесторонней разработки проблемы
марксистской классификации современных наук исходя из идей
и трудов В. И. Ленина, в порядке обобщения опыта обществен-
ного развития и новейших достижений естествознания.
* * *
Этим мы заканчиваем вторую нашу книгу, посвященную раз-
бору классификаций наук от Ленина до наших дней. Разбор
марксистских классификаций доведен нами до 1956 г. В следую-
щей и последней книге («Классификация наук. III. Опыт совре-
менной марксистской разработки») мы рассмотрим различные
попытки построить и обосновать современную классификацию
наук с позиций марксизма-ленинизма, а также кратко рассмо-
трим вопрос о классификации наук с точки зрения практики
библиотечно-библиографического дела.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Введение
Ленин и проблема классификации наук
1. В. И. Ленин о науке эпохи империализма и пролетарских революций
2. Значение философских трудов В. И. Ленина для разработки мар-
ксистской классификации наук
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В КОНЦЕ XIX
И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX в.
Глава I
Субъективизм и эклектизм формальных классификаций наук
в странах Запада в конце XIX — начале XX в.
1. Смена объективного взгляда на классификацию наук субъективист-
ским во Франции в конце XIX — начале XX в
2. Субъективистская концепция классификации наук в Англии на ру-
беже XIX и XX вв
3. Субъективистский принцип классификации наук в Германии и Чехии
в конце XIX — начале XX в
4. Субъективизм и формализм в подходе к классификации наук в США
в конце XIX и начале XX в
Глава II
Классификации наук в России в конце XIX — начале XX в.
Координация принципов координации
1. Различные способы сочетания принципов координации. Эволюцион-
ное направление
2. Географическое и социологическое направления
3
6
10
28
49
55
78
92
126

Глава III
Формальные и неформальные направления в классификации наук
в 20—30-х годах XX в. Активизация идеалистической философии
1. Формальные классификации наук в России в первые годы Советской
власти
2. Геометризация формальных классификаций наук в Западной Европе
3. Теолого-идеалистическая трактовка системы знаний реакционными
философами на Западе
4. Попытки на Западе построить классификацию наук на неоформаль-
ной основе
Глава IV
От формальных классификаций к первым опытам марксистской
классификации наук в СССР
1. Приближение К. А. Тимирязева к марксистской классификации наук
2. Правильные и ошибочные подходы к марксистской классификации
наук в СССР в 20-х годах XX в
3. Вопрос о марксистской классификации наук в СССР в 30-х — начале
40-х годов XX в
Резюме первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК.
ДВЕ ОСНОВНЫЕ ЛИНИИ ЕЕ РАЗРАБОТКИ
Глава I
Современные идеалистические школы о классификации наук.
Прогрессивные направления в современной литературе
1. Особенности развития идеалистической философии в середине XX в.
2. Неотомизм, неосхоластика и проблема классификации современных
наук
3. Неопозитивизм и неоспиритуализм о проблеме классификации совре-
менных наук
4. Движение к диалектике при разработке системы наук. Практические
классификации наук
Глава II
Проблема классификации наук в марксистской литературе
середины XX в.
1. Трудности разработки марксистской классификации наук в конце
40-х — начале 50-х годов
151
169
199
208
220
227
254
293
300
319
340
368
402

2. Попытки марксистской классификации современных естественных
наук (конец 40-х — начало 50-х годов)
3. Об определении отдельной науки и о ее внутреннем подразделении
(конец 40-х — начало 50-х годов)
4. Появление благоприятных возможностей для марксистской разра-
ботки общей классификации наук (1953—1955 гг.)
Глава III
Сравнительный анализ различных классификаций наук.
О месте отдельных наук в их общей системе
1. Система наук и ее элементы
2. Отдельные частные науки в системе наук
Резюме второй части
411
441
454
486
507
535

КЕДРОВ, БОНИФАТИЙ МИХАИЛОВИЧ
КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК
II. От Ленина до наших дней
Редактор М. П. Фетисова
Переплет художника В. С. Осипова
Художественный редактор Р. А. Володин
Технический редактор М. Н. Мартынова
Корректоры Т. Н. Тонконогова, Г. Н. Яковлева
Сдано в набор 7 июня 1965 г. Подписано в печать 13 ноября
1965 г. Формат бумаги 60x901/16. Бумажных листов 17 + 0,06
(вкл.). Печатных листов 34 + 0,12 (вкл.). Учетно-издательских
листов 34,184. Тираж 5000 экз. А 12236. Цена 2 р. 16 к.
Св. темплан обществ.-полит. лит-ры 1965 г. № 307.
Издательство «Мысль». Москва, В-71, Ленинский проспект, 15
Ленинградская типография № 5 Главполиграфпрома
Государственного комитета Совета Министров СССР по печати
Красная ул., 1/3
Зак. № ИЗО

ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ
ИСПРАВЛЕНИЯ К СХЕМАМ
Стр. 198, схема ХХIIа. Нижняя часть схемы («Классификация
наук») должна быть расположена так, чтобы ее четыре столбца по
вертикали совпадали с четырьмя левыми прямоугольниками выше-
лежащей части схемы.
Стр. 482, схема XL. Нижнее слово «ПСИХОЛОГИЯ» не должно
охватываться фигурной скобкой, относящейся к словам «СОЦИ-
АЛЬНЫЕ НАУКИ».
Зак. 1130. Тираж 5000 экз.
Стр.
73
93
117
130
300
338
382
423
429
430
440
481
495
498
521
Строка
5 снизу
9 сверху
11 снизу
16 сверху
23 снизу
22 снизу
8 снизу
1 сверху
1 сверху
5 сверху
10 снизу
3 сверху
12 сверху
1 снизу
15 снизу
Напечатано
используются теми
отношениями
части книги
менее
явления
естественной
ощущениях
так созданы
XXXVI
XXXV
схемы
дано
XXXVIII
физикология
Гущина
Следует читать
используют те
отношения
книге
более
явлениями
единственной
ощущения
так как созданы
XXXV
XXXVI
схемы XXXV
дано Сталиным
XXXIX
физиология
V. I, 1956, р. 1.
Чижова