Б. М. КЕДРОВ. КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК. КНИГА 1
Предисловие
Введение
2. Принципы классификации наук и способы ее изображения
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
2. Проблема классификации наук в XV—XVIII веках. Два принципа: субъективный и объективный
Глава II. Формальные классификации наук во Франции в первой половине XIX века. Принцип координации от общего к частному
2. Предмет и метод классификации наук у Конта
3. Принцип координации как сущность контовской классификации наук
4. Классификации наук у современников Конта во Франции от Ампера до Курно
Глава III. Формальные классификации наук в Англии в середине XIX века. Принцип координации от абстрактного к конкретному
2. Принцип координации наук в трактовке Спенсера
3. Детализация Спенсером общей классификации наук
4. Классификации наук у современников Спенсера в Англии
Глава IV. Диалектические идеи синтеза наук в Германии и России в XIX веке до середины 70-х годов. Зарождение принципа субординации
2. Проблема классификации наук в России в первой половине XIX века. Приближение Герцена к диалектико-материалистическому пониманию взаимосвязи наук
3. Дальнейшее приближение к диалектико-материалистической трактовке синтеза наук. Идеи Чернышевского
4. Споры вокруг системы Конта в России. Позитивистское «системосозидание» в Германии
Резюме первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
2. Подход Энгельса к выработке философских принципов и естественно-научных основ марксистской классификации наук
Глава II. Создание и развитие Энгельсом марксистской классификации наук
4. Общие результаты и перспективы работы Энгельса над классификацией наук
Глава III. Марксистская классификация наук как основа работы Энгельса «Диалектика природы»
2. Историзм в обосновании структуры «Диалектики природы», опирающейся на классификацию наук
3. Применение Энгельсом главных законов и принципов диалектики к решению проблемы классификации наук
4. Переходы между отдельными формами движения и их отражение в классификации наук Энгельса
Резюме второй части
Именной указатель
Тематический указатель
Список отсылок на цитированную литературу
Содержание
Вклейка
Обложка
Text
                    АКАДЕМИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК при ЦК КПСС
Б. М. КЕДРОВ
КЛАССИФИКАЦИЯ
НАУК
I
ЭНГЕЛЬС И ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ВПШ и АОН при ЦК КПСС
МОСКВА
1961


ПРЕДИСЛОВИЕ Проблема классификации наук, несомненно, является весьма актуальной для всей современной науки — для естествознания, общественных наук и философии. Однако до сих пор она остает- ся мало разработанной, а потому в значительной степени дискус- сионной как в части общих принципов, так и особенно в части конкретных классификационных схем и определения места отдельных наук и даже целых их групп в общей системе знаний. В текущей литературе по общим вопросам науки, особенно естествознания, эта проблема затрагивается во многих отноше- ниях и освещается с различных, часто диаметрально противопо- ложных философских позиций. Можно смело сказать, что она вызывает живой интерес у представителей всех отраслей знания без исключения. Все это побудило автора, занимающегося дан- ной проблемой более 15 лет, написать работу, посвященную ее историческому и логическому разбору. Предлагаемая вниманию читателей книга является первой из трех подготовленных автором книг, в которых рассматривает- ся проблема классификации наук. Главное внимание в этой кни- ге уделено марксистскому решению вопроса, данному Ф. Энгель- сом. Вторая книга — «Ленин и современность» — посвящена анализу позднейших классификаций наук вплоть до наших дней, третья — «Опыт применения марксистского метода» — содер- жит попытку решения проблемы автором и практического применения классификации наук к задачам библиотечного дела. Будучи по своей специальности химиком и философом, автор, по вполне понятным причинам, больше всего места отвел есте- ственным наукам, тем более, что классификация Энгельса в пер- вую очередь охватывала именно эти науки. Однако, как известно, естественные науки тесно соприкасаются, а иногда и перепле- таются с гуманитарными (общественными и философскими) нау- ками, не говоря уж о математических и технических науках. В связи с этим в данной книге рассматривается не только проб- лема классификации различных отраслей естествознания, но и вопрос о месте всего естествознания в общей системе человече- ских знаний. Тем самым неизбежно ставится вопрос и об общей системе всех наук. Соответственно своему содержанию данная книга подразде- ляется на две части. В первой части разбирается домарксист- ская постановка проблемы, которая предшествовала созданию
классификации наук Энгельсом весной 1873 года. Во второй части рассматриваются взгляды Маркса и особенно Энгельса, который специально занимался разработкой данной проблемы. Список литературных источников, на которые делаются ссыл- ки, приведен в конце книги. В этот список включены только тру- ды классиков марксизма-ленинизма, поскольку данная книга посвящена прежде всего изложению их взглядов. В тексте книги в квадратных скобках указывается порядковый номер, под кото- рым стоит в названном списке цитируемое произведение, и соот- ветствующая страница. К остальным источникам сноски даются подстрочно. При повторном цитировании этих источников непо- средственно после первой сноски на ту или иную работу в тексте книги в круглых скобках указывается лишь ее страница с добав- лением слов «там же». Автор отмечает огромную помощь, которую ему оказала в работе над проблемой классификации наук его долголетняя по- мощница и друг, покойная Татьяна Николаевна Ченцова. Автор выражает свою признательность Ф. Т. Архипцеву и А. Д. Вислобокову, а также всем членам кафедры философии Академии общественных наук при ЦК КПСС, которые знакоми- лись с рукописью данной книги и своими критическими замеча- ниями помогли ее улучшить. Завершение работы над книгой приурочивается к 140-летию со дня рождения Ф. Энгельса. 28 ноября 1960 г.
В ведение ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В ИСТОРИЧЕСКОМ И ЛОГИЧЕСКОМ РАЗРЕЗАХ Классификация наук означает связь наук, выраженную в их расположении в определенном последовательном ряду или си- стеме согласно некоторым общим принципам. В наброске общего плана «Диалектики природы» Ф. Энгельс определил классифика- цию наук именно как связь наук [см. 17, стр. 1]. Но взаимосвязь наук определяет собой общую архитектонику всего научного знания. Поэтому проблема классификации наук является одной из наиболее важных и общих проблем современной науки. Рассматриваемая проблема так же стара, как и сама наука: если отдельные науки предполагают определенную систематиза- цию знаний о том или ином предмете или круге явлений, то впол- не закономерно возникает задача систематизации всех вообще знаний человека о внешнем мире и о самом процессе его позна- ния. Классификация наук и есть сведение всех знаний в единую систему, в которой отражаются логика изучаемого предмета и общие воззрения на мир и его познание человеком. В силу этого проблема классификации наук носит характер не только специальной проблемы, касающейся лишь естествен- ных и общественных наук, но и общефилософский характер, тем более, что в ней ставится вопрос об общей системе всего че- ловеческого знания, включая и самое философию. Рассмотрение такого рода вопросов предполагает в качестве исходных и руко- водящих принципов определенные философские взгляды. В связи с этим большой интерес представляет вопрос о взаимоотношении философии и частных наук в той его специфической постановке, в какой он вставал на различных этапах исторического развития. Из сказанного следует, что прежде чем приступить к рассмо- трению конкретных классификаций наук, нужно выяснить связь всей данной проблемы с общим ходом человеческого познания и разобрать различные возможные подходы к ней и принципы, на основе которых она может ставиться и решаться. Иными сло- вами, прежде чем разбирать отдельные классификации наук, надо выяснить общий характер постановки самой этой проблемы на различных этапах развития всей науки и особенно естество- знания.
1. ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ НАУК В СВЕТЕ ОБЩЕГО ХОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ. ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ Историзм как ключ ко всякой естественной классификации. Решающее значение для анализа поставленной проблемы имеет исторический подход к ее освещению и решению, или, иначе го- воря, принцип историзма. Это относится как к истории развития предмета, изучаемого науками, так и к истории развития само- го научного знания. В самом деле, любая искусственная классификация вещей или знаний о веща?; характеризуется прежде всего отсутствием историзма. Она раскрывает и толкует связи между вещами, а также между знаниями о них не как результат исторического развития, не как связи, сложившиеся необходимым образом в процессе этого развития, но как связи случайные, внешние, а нередко и как установленные самим человеком ради удобства охвата данного материала. Напротив, подлинно естественная классификация в той или иной форме отражает именно те связи и отношения между под- лежащими классификации объектами, которые сложились в ито- ге их исторического развития или развития знаний о них. Так было, например, с классификацией химических элементов. Их подлинно естественная система была создана лишь тогда, когда связи между ними оказались статическим отражением в таблич- ной форме реальной истории вещества в самой природе. А до тех пор все создаваемые системы элементов неизменно оказывались односторонними, по сути дела искусственными, содержащими момент произвольности, поскольку они были лишены всякого историзма. Все это прямо относится и к проблеме классификации наук, решение которой, как показал Ф. Энгельс, также невозможно без исторического подхода в широком его понимании. Ведь класси- фикация наук предполагает раскрытие внутренней структуры всего научного знания, науки в целом. Структура же науки выступает как отражение тех связей, которые складываются между различными областями мира в ходе его собственного раз- вития и между различными областями знаний о мире в ходе развития человеческого познания. Исторический подход необходим при рассмотрении любой классификации наук, в том числе и при разборе классификации наук, данной Энгельсом. Без такого подхода можно легко впасть в догматизм, в антиисторизм, когда вместе с ценными методоло- гическими положениями, сохранившими свое значение в совре- менных условиях, могут быть некритически восприняты некото- рые устаревшие частные положения, требующие переработки в связи с достигнутым ныне уровнем научных знаний. Вот почему в данной книге как классификации наук, выдви- нутые мыслителями домарксовской эпохи, так и взгляды на клас-
сификацию наук самого Энгельса рассматриваются в соответ- ствии с принципом исторического подхода. Как увидим ниже, взгляды Энгельса претерпели серьезное развитие, особенно в ходе работы над «Диалектикой природы», основу которой соста- вила марксистская классификация естественных наук. Принцип историзма отнюдь не означает изложения материала просто в хронологической последовательности. Этот принцип пред- полагает раскрытие внутренней закономерной связи явлений, со- гласно которой совершается сам процесс развития. Следовательно, под принципом историзма здесь понимается общая последовательность ступеней развития, закономерно сме- няющих одна другую, что не всегда и не во всех частностях совпа- дает со строгой хронологической последовательностью отдельных событий. Другими словами, в данном случае, как и в истории раз- вития всей человеческой мысли, обнаруживается необходимость отступления от хронологии ради более четкого выявления под- линной исторической линии развития. Очень глубокое замечание по этому поводу имеется в «Философских тетрадях» В. И. Ленина. Говоря о том, что развитие мировой философии совершается как бы кругами, Ленин спрашивал: «обязательна ли хронология на- счет лиц?» и отвечал: «Нет!» [23, стр. 360]. Руководствуясь этими соображениями, мы стремимся в пер- вую очередь проследить не хронологическую последователь- ность возникновения отдельных систем классификации наук, а общий ход развития научной мысли, ставящей и решающей проблему классификации. Поэтому в ряде мест неизбежны от- ступления от соблюдения строгой хронологичности с целью объ- единить и сблизить такие системы классификации, которые вну- тренне связаны друг с другом и представляют собой последова- тельные звенья единой цепи развития рассматриваемой про- блемы. В соответствии с этим исторические разделы в данной ра- боте строятся следующим образом. Во-первых, учитываются крупные исторические эпохи (древность, средневековье, новое время), а также отдельные исторические периоды (например, период от Бэкона до Даламбера и Дидро, то есть от английской буржуазной революции XVII века до французской буржуазной революции XVIII века). Во-вторых, учитывается связь и преемственность развития в пределах отдельных стран (например, развитие идей класси- фикации наук во Франции в первой половине и середине XIX ве- ка или, соответственно, развитие тех же идей в Англии в сере- дине и второй половине XIX века). В-третьих, принимается во внимание проблемная сторона в развитии идей о классификации наук, в результате чего, учитывая методологические соображения, сначала прослежи- вается линия развития идей, опиравшихся на логически менее совершенное представление о взаимной связи наук (на фор-
мальный принцип координации наук), которое сыграло роль исторической подготовки более совершенного представления о связи наук (диалектического принципа субординации наук), а затем уже разбирается это последнее. Исходя из всего сказанного, можно понять, почему, напри- мер, классификация научных знаний, разработанная представи- телями немецкой классической философии конца XVIII — на- чала XIX века, в частности Гегелем, дана не перед разбором позднейших по времени систем французского и английского позитивизма XIX века, а после них. Объясняется это тем, что принцип субординации как основа всякой естественной класси- фикации был впервые разработан систематически, но, разумеет- ся, на идеалистической основе, Гегелем, так что с общеметодо- логической точки зрения взгляды Гегеля непосредственно предшествуют марксистским взглядам. Маркс и Энгельс, ко- ренным образом переработав гегелевскую диалектику, создали принципиально новую, материалистическую диалектику, в кото- рой и сам принцип субординации, или, точнее сказать, принцип развития, получил противоположное гегелевскому материали- стическое истолкование. Таким образом, рассмотрение гегелевских взглядов после взглядов представителей французского и английского позити- визма связано с тем, что изложение принципа субординации как элемента диалектического подхода к научному исследованию дается после изложения принципа координации как составной части формально-логического подхода. При освещении проблемы классификации наук, следователь- но, при рассмотрении вопроса о внутренней структуре на- учного знания, надо учитывать, что человеческие знания по своему происхождению геоцентричны, хотя по своей тенденции и по своему содержанию они объективно преодолевают ограни- ченность «земной» точки зрения. «Геоцентрическая точка зре- ния в астрономии ограниченна и по справедливости отвергает- ся, — подчеркивал Энгельс. — Но по мере того как мы идем в исследовании дальше, она все более и более вступает в свои права... Для нас возможна только геоцентрическая физика, хи- мия, биология, метеорология и т. д., и эти науки ничего не теряют от утверждения, что они имеют силу только для земли и по- этому лишь относительны. Если мы всерьез потребуем лишен- ной центра науки, то мы этим остановим движение всякой науки» [17, стр.190]. Однако привычка мыслить геоцентрически легко порож- дает тенденцию к эгоцентризму, а отсюда — к субъективизму и искусственности в оценке главного, центрального в общей си- стеме знаний. Это тонко подметил еще более 200 лет тому на- зад Даламбер, который с некоторой иронией писал: «Совсем нет таких ученых, которые не поместили бы охотнее в центре всех знаний разрабатываемую ими науку, почти так же, как
первые люди помещали себя в центре мира, будучи убеждены, что вселенная была создана для них. Притязания многих та- ких ученых, рассматриваясь философски, нашли бы, может быть, даже помимо самолюбия, достаточно веских причин для своего оправдания»1. С этим обстоятельством постоянно приходится сталкивать- ся. При обсуждении вопроса о классификации наук, как пра- вило, обнаруживается, что собеседники и оппоненты принима- ют за основу выдвигаемой ими классификации свою собствен- ную специальность или же более широкую область знания, куда входит их специальность. Последовательно проведенный принцип историзма позволяет преодолеть подобную аберрацию и подняться выше личной, неизбежно ограниченной точки зре- ния на изучаемый предмет. Характер дифференциации наук на трех основных ступенях познания. В ходе развития естествознания, как и всей науки во- обще, выявляются две прямо противоположные тенденции, по- разному выступающие на различных этапах истории науки: одна тенденция направлена к интеграции знаний, их объедине- нию в общей системе, к раскрытию их взаимосвязей, другая — к дифференциации знаний, к их дальнейшему разветвлению, к обособлению одних отраслей знания от других. На различных исторических этапах может преобладать и реально преобладает то та, то другая из этих двух тенденций, но не бывало так, чтобы одна полностью вытеснила другую. В древности и в средние века преобладала тенденция к интеграции знаний. С момента возникновения во второй поло- вине XV века естествознания как систематической науки и до середины XIX века преобладала тенденция к дифференциации знаний, причем с ходом времени она все больше усиливалась. В настоящее время обе эти противоположные тенденции все яснее обнаруживают свою взаимообусловленность, так что усиление одной из них влечет за собой усиление другой. В «Введении» к книге «Анти-Дюринг» и в «Диалектике при- роды», а также отчасти в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Ф. Энгельс, подробно рас- сматривая общий ход человеческого познания, выделил три основные ступени его развития, которые кратко можно охарак- теризовать как ступень непосредственного созерцания (когда предмет познания рассматривается как нечто нерасчлененное, целое), ступень анализа и ступень синтеза, основанного на пред- шествующем анализе (когда ранее расчлененный предмет по- знания мысленно восстанавливается в своей исходной целост- ности и конкретности). 1 Сборник «Родоначальники позитивизма», выпуск первый. Кант, Тюрго, Д'Аламбер. Изд. 1910, стр. 123.
На первой ступени развития познания дифференциа- ция наук еще отсутствует или находится в зародышевом со- стоянии. Существует лишь одна недифференцированная наука, носящая философский характер. Как отмечал Энгельс, на этой ступени перед мысленным взором человека «возникает кар- тина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в кото- рой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все дви- жется, изменяется, возникает и исчезает» [18, стр. 20]. Следовательно, в ходе исторического развития познания человек сначала схватывает общую картину мира, в которой частности пока еще не выявлены и отступают на задний план. Такой именно взгляд, указывал Энгельс, был присущ древне- греческой философии и, как мы знаем теперь, всей философии древнего Востока. «У греков — именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы, — писал Энгельс,— природа еще рассматривается в общем, как одно целое. Все- общая связь явлений природы не доказывается в подробно- стях: она является для греков результатом непосредственного созерцания» [17, стр. 24]. И действительно, отдельные отрасли естествознания на пер- вой стадии развития древнегреческой науки, в так называемый «классический» период, не получили заметного развития. Фи- зика еще не была отделена от химии, в области биологии происходило лишь накопление необходимого фактического ма- териала. Только позднее, в «послеклассический», или александ- рийский, период, наметились первые признаки дифференциации наук. В подобных условиях вообще не могла возникнуть проблема классификации наук и тем более естественных наук, поскольку они сами еще не выделились в самостоятельные отрасли знания. Естествознание не только рассматривалось как нечто целое, как единая «физика», единая наука о природе, но и само входило в единую, нерасчлененную науку, где оно находилось полно- стью под эгидой философии. Иначе говоря, естествознание в то время было типичной натурфилософией. Отмечая эту нераз- дельность естествознания и философии в древности, Ф. Энгельс писал: «Древнейшие греческие философы были одновременно естествоиспытателями...» [17, стр. 147]. Так как в «классический» период тенденция к дифференци- ации наук в древней Греции еще не наметилась, то не могла развиться и противоположная ей тенденция к интеграции наук, которая предполагает, что уже имеется налицо дифферен- циация знаний и что надлежит соединить разъединенное. Кстати сказать, между обеими тенденциями в развитии знаний существует такое же соотношение, как между анализом и синтезом: синтез возникает и становится возможным лишь после того, как предмет изучения подвергся анализу, расчле- нению. Без этого синтез был бы беспредметен, ибо не имелось
бы в наличности тех элементов, которые подлежат соединению. Энгельс подчеркивал это положение следующим образом: «...мышление состоит столько же в разложении предметов соз- нания на их элементы, сколько в объединении связанных друг с другом элементов в единство. Без анализа нет синтеза» [18, стр. 40]. Взаимосвязь анализа и синтеза отмечал и В. И. Ленин, который писал, что одним из элементов диалектики является «соединение анализа и синтеза, — разборка отдельных частей и совокупность, суммирование этих частей вместе» [23, стр. 214]. Как уже было сказано, первые признаки дифференциации наук в древней Греции в смысле начала их отпочкования от единой философской науки обнаружились в александрийский период. Здесь уже явно стала выделяться группа взаимосвя- занных точных наук — математика, механика и астрономия,— но окончательное их выделение в самостоятельные отрасли есте- ствознания произошло значительно позже, в конце средневе- ковья. В тот же александрийский период наметилось и выделе- ние химии, но пока еще лишь в натурфилософской форме ал- химии. На ступени алхимии как своей донаучной фазе развития химия оставалась по сути дела вплоть до второй половины XVII века, когда началось ее превращение в подлинную науку. Вторая ступень в развитии человеческого познания ха- рактеризуется ясно выраженным процессом дифференциации наук, их отпочкованием от прежде единой философской науки. Этот процесс, который лишь наметился в конце древности и оставался как бы в застывшем, замороженном состоянии в те- чение всего средневековья, внезапно получил дальнейшее и весьма быстрое развитие, начиная с эпохи Возрождения, в связи с колоссальными успехами естествознания на заре возникнове- ния капиталистического общества. Отметив, что начало точного систематического исследования природы было вызвано потреб- ностями техники, производства и остановившись на логике раз- вития научного познания, Ф. Энгельс показал, с какими именно событиями внутри самого естествознания были связаны огром- ные достижения в познании природы, начиная со второй поло- вины XV века. «Разложение природы на ее отдельные части,— писал он, — разделение различных процессов природы и при- родных вещей на определенные классы, исследование внутрен- него строения органических тел по их многообразным анатоми- ческим формам — все это было основным условием тех исполин- ских успехов, которыми ознаменовалось развитие естествозна- ния за последние четыре столетия» [18, стр. 21]. Разложение природы на отдельные части было обусловлено как ходом развития самого естествознания, так и конкретной исторической обстановкой той эпохи. Энгельс писал: «...вместе с расцветом буржуазии шаг за шагом шел гигантский рост науки. Возобновились занятия астрономией, механикой, физи-
кой, анатомией, физиологией. Буржуазии для развития ее про- мышленности нужна была наука, которая исследовала бы свой- ства физических тел и формы проявления сил природы» [11, стр. 93]. Естествознание, выделившись из прежде единой науки, всту- пило в первый, метафизический период своего развития, кото- рый характеризуется господством одностороннего аналитическо- го метода исследования природы. Ученые занимались главным образом разложением, расчленением предмета исследования на его составные части, на отдельные стороны, отдельные ве- щи и явления с целью их изоляции друг от друга и познания в обособленном состоянии. Это и составляет вторую основную ступень в общем ходе человеческого познания, ступень анализа, сменившую перво- начальную ступень непосредственного созерцания природы, ко- торая получила наиболее полное развитие в древней Греции. Именно на основе аналитического подхода к изучению природы внутри естествознания происходила глубокая дифференциация наук: мощное развитие получили механика земных и небесных тел и математика, выделились и обособились друг от друга фи- зика и химия, зародились и возникли физиология (биология) и геология. Это был прогрессивный процесс, свидетельствовавший о том, что перед учеными встала задача открытия и познания конкретных законов различных областей внешнего мира с целью их практического использования в промышленности и технике, в сельском хозяйстве и медицине. Сама человеческая практика вызвала к жизни отдельные естественные науки, об- условив собой в конечном счете весь процесс дифференциации ранее нерасчлененной философской науки. Но, по мере того как все глубже и дальше шло мысленное расчленение природы на ее отдельные области, в сознании самих естествоиспытателей и философов закреплялся взгляд, что анализ является конечной задачей исследования природы, что им исчерпывается все ее познание. Не видя исторической и логической ограниченности аналитического способа изучения природы, ученые абсолютизировали этот способ и вытекающие из него следствия. Отсюда возникли те препятствия, которые «сама себе создала метафизика XVII и XVIII веков — Бэкон и Локк в Англии, Вольф в Германии — и которыми она заградила себе путь от понимания единичного к пониманию целого, к по- стижению всеобщей связи вещей» [17, стр. 24]. Таким образом, естествознание XVII — XVIII веков в про- тивоположность натурфилософским взглядам древних уже не рассматривало природу как нечто единое, целое, а, напротив, расчленяло ее на отдельные, обособленные друг от друга обла- сти. В процессе исследования каждая такая область изолиро- валась от других областей природы, вследствие чего между
соответствующими разделами естествознания неизбежно возни- кал метафизический разрыв. Аналитическое расчленение изу- чаемого предмета проводилось не только по областям природы, но и внутри каждой области, вплоть до искусственного выры- вания отдельных явлений из их естественной связи. Такой подход был в то время прогрессивным, так как давал возможность познавать частности, без знания которых оставалась неясной и вся картина природы. Но в итоге вековой практики у естествоиспытателей выработалась прочная тради- ция, труднопреодолимая привычка: фиксировать абсолютные разрывы и резкие грани между различными явлениями приро- ды, между отдельными ее областями. Эти метафизические гра- ни Энгельс называл «жесткими и твердыми линиями». Поскольку благодаря анализу был определен предмет ис- следования для отдельных наук, постольку задача классифика- ции наук стала не только возможной, но и прямо необходимой. Однако на данном этапе развития естествознания решение этой задачи могло мыслиться только в рамках господства ана- литического подхода к явлениям природы и, более того, в рамках господства общего метафизического взгляда на приро- ду, состоявшего в том, что вещи и явления природы рассматри- вались «в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого — не в движении, а в неподвижном состоянии...» [18, стр. 21]. Ясно, что в таком случае материал можно было классифи- цировать лишь формальным образом, основываясь на чисто внешнем сходстве и различии объектов, подлежащих классифи- кации. Науки, будучи включены этим способом в общую си- стему, по существу оставались между собой абсолютно разо- рванными. Они лишь прикладывались одна к другой согласно тому или иному признаку, положенному в основу данной клас- сификации. Никакой внутренней связи между ними не уста- навливалось, да и не могло быть в тех условиях установлено. В этом состоял первый общий недостаток классификаций наук, создаваемых в метафизический период развития естествознания. Вторым недостатком многих классификаций того времени был ясно выраженный субъективизм, который выражался в том, что, начиная с Френсиса Бэкона и его предшественников, науки классифицировались в соответствии с различными способностя- ми человеческого ума, или «души»: памятью, воображением и рассудком. Наряду с системами, пытавшимися охватить все науки, в метафизический период возникали и более частные системы, охватывавшие только отдельные области знания, например ес- тествознание. Таковой была система химика Николая Лемери, который в «Курсе химии» (1675) делил всю природу на три царства: минеральное, растительное и животное. В подобном делении природы ясно выявляется начало иного подхода к
классификации наук, в основе которого лежал объективный принцип, устанавливающий соответствие деления наук делению самого объекта. Таким образом, неуклонно продолжавшийся в течение не- скольких веков процесс все более и более углублявшейся и расширявшейся дифференциации наук порождал стремление к тому, чтобы каким-то путем привести отдельные отрасли знания хотя бы к внешнему единству. Говоря иначе, дифферен- циация наук порождала тенденцию к их интеграции. Если срав- нить науки с бусинками, то можно сказать, что возникла потреб- ность нанизать рассыпавшиеся бусинки на нить, которая могла бы объединить их в определенном порядке, но так, чтобы сами бусинки оставались в чисто внешнем отношении друг к другу. Роль такой «нити», начиная с эпохи Возрождения, и особенно в XVII — XVIII и начале XIX века, как раз и играла проблема классификации наук. Противоречивость сложившейся в те времена ситуации в науках сказывалась в том, что чем глубже и шире совершалась их дифференциация, тем труднее становилось осуществление их интеграции, но тем и необходимее делалась эта интеграция. Объясняется это следующим образом. На стадии аналитиче- ского изучения природы, когда анализ еще не был дополнен синтезом, дифференциация наук протекала в порядке все бо- лее и более глубокого и резкого их обособления между собой: неорганическое естествознание резко отграничивалось от орга- нического, а внутри них — химия от физики, зоология от бота- ники и т. д. Возможность интеграции наук затруднялась имен- но вследствие этой господствовавшей до конца первой трети XIX века тенденции к их разобщению и резкому разграничению. На третьей ступени развития человеческого познания, продолжающейся и в настоящее время, дело в этом отношении существенным образом меняется: дальнейшая дифференциация наук становится теперь не только предпосылкой для их инте- грации, но и составным элементом интеграции. С этой сторо- ны прогресс всей науки и прогресс естествознания в особенно- сти можно представить так, что возникновение все новых и но- вых научных отраслей и отдельных дисциплин само по себе спо- собствует синтетическому объединению всех наук, как ранее существовавших, так и вновь возникающих, в единую систему человеческого знания. Короче говоря, в настоящее время прогресс науки высту- пает в данном отношении как осуществление внутреннего един- ства противоположных тенденций — дифференциации и инте- грации научных знаний, причем каждая из этих тенденций ока- зывается лишь одной из сторон единого процесса развития науч- ного познания. Однако такое положение вещей сложилось далеко не сразу. Предпосылки к нему начали появляться лишь тогда, когда в
ходе развития естествознания стали пробиваться первые «бре- ши» в старом, окаменелом метафизическом взгляде на приро- ду. Ф. Энгельс показал, что третья ступень в развитии познания природы начала подготавливаться во второй половине XVIII— первой трети XIX века. Именно в это время наблюдается стихийное проникновение в естествознание диалектического взгляда на природу. Переход же к названной (третьей) ступени в основном завершился лишь в течение второй трети XIX века, когда были сделаны три великих открытия в естествознании, о которых писал Энгельс в своей книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Уже во второй половине XVIII века метафизический способ мышления начал оказывать задерживающее влияние на разви- тие естествознания, а в XIX веке превратился в его сильнейший тормоз. К этому времени задача аналитического расчленения природы с целью изучения ее отдельных сторон и процессов по- рознь друг от друга в основном была уже выполнена. Теперь вставала новая задача — задача синтетического воссоздания картины природы в целом путем раскрытия внутренней, органи- ческой связи между всеми ее явлениями, всеми областями, с полным учетом всех уже познанных частностей. В этих условиях исследователям природы требовалось перенести центр внимания как раз на те естественные связи, от которых они по необходимости должны были абстрагироваться на предшествующей, аналитической стадии развития науки. Однако привычка мыслить метафизически мешала не только решить, но даже правильно осознать возникшую перед естест- вознанием новую грандиозную задачу. В мышлении естествоиспытателей продолжали господство- вать жесткие и твердые разграничительные линии. Между тем, фактические открытия в корне разрушали старые воззрения» Идея связи и развития природы пробивала путь прежде всего внутри отдельных областей естествознания, которые оставались пока еще изолированными между собой. В XVIII веке благо- даря космогоническим гипотезам Канта и Лапласа эта идея вошла в астрономию; в первой трети XIX века вместе с атоми- стикой Дальтона она буквально ворвалась в химию и в связи с теорией медленного развития Лайеля — в геологию; вторая треть XIX века в результате открытия закона сохранения и пре- вращения энергии ознаменовалась проникновением этой идеи в физику и благодаря клеточной теории, и особенно дарвиниз- му, — в биологию; наконец, с началом последней трети XIX века на основе периодического закона химических элементов Д. И. Менделеева и других открытий, сделанных в области хи- мии и физики, идея связи и развития стала проникать в цита- дель старого метафизического взгляда на вещество — в учение об элементах.
На базе перечисленных открытий строились естественные классификации объектов внутри отдельных отраслей естество- знания, как это имело место, например в биологии и химии. Но мысль естествоиспытателей еще не отваживалась выйти за рамки отдельных наук. Она была бессильна охватить единым взглядом все явления природы в целом, раскрыть внутренние связи между ее главными областями и на этой основе построить новое, по своему существу диалектическое учение о природе. Между тем задача общего синтеза наук была поставлена всем ходом развития естествознания, поскольку к началу 70-х годов XIX века идея связи и развития фактически уже завоева- ла господствующее положение в рамках отдельных наук. Все настоятельнее требовалось распространить эту идею на есте- ствознание в целом, завершив тем самым логически и истори- чески назревший переход к синтетическому воссозданию общей картины природы. Энгельс прямо указывал на эту задачу. В 1878 году он писал: «Эмпирическое естествознание накопило такую необъят- ную массу положительного материала, что в каждой отдельной области исследования стала прямо-таки неустранимой необхо- димость упорядочить этот материал систематически и сообраз- но его внутренней связи. Точно так же становится неустранимой задача приведения в правильную связь между собою отдель- ных областей знания» [17, стр. 22]. Приведение в правильную систему отдельных отраслей зна- ния сообразно их внутренней связи между собой есть в первую очередь задача классификации наук. Такую задачу, то есть за- дачу охватить диалектически, с точки зрения идеи всеобщей связи и развития природы, результаты всего естествознания XIX века впервые во всем ее объеме осознал, поставил и решил великий ученый Ф. Энгельс. Он подчеркивал, имея в виду потребность энциклопедически резюмировать все естествозна- ние: «Теперь, когда новое воззрение на природу в своих основ- ных чертах готово, ощущается та же самая потребность и пред- принимаются попытки в этом направлении» [17, стр. 198—199]. Постановка проблемы классификации наук Энгельсом суще- ственно отличалась от ее постановки на предшествующей исто- рической ступени. Тогда, в период метафизического естествозна- ния, классификация естественных наук была логическим выражением анализа природы: классифицировались науки, изо- лированные между собой, подобно тому как классифицируются анатомически отпрепарированные части организма. В период стихийного проникновения диалектики в естест- вознание задача классификации состояла в том, чтобы располо- жить естественные науки в ряд согласно их внутренней законо- мерной связи. Иначе говоря, задача уже сводилась не к тому, чтобы расположить их в каком-то порядке по отдельным полоч- кам, а к тому, чтобы связать их воедино и тем самым преодолеть
их аналитическое расчленение на обособленные участки знания, устранить резкие разграничительные линии между ними. Такая постановка вопроса целиком вытекала из особенно- стей наступившего в XIX веке второго, стихийно-диалектическо- го периода в развитии естествознания, когда, по словам Энгель- са, стало возможным «обнаружить не только ту связь, которая существует между процессами природы в отдельных ее обла- стях, но также, в общем и целом, и ту, которая объединяет эти отдельные области» [11, стр. 370]. Особенно большую роль в этом отношении сыграло откры- тие в 40-х годах XIX века закона сохранения и превращения энергии. Благодаря этому открытию различные физические и химические «силы» — изолированные и неизменные «виды» фи- зики — выступили как различно дифференцированные и пре- вращающиеся одни в другие формы единого движения мате- рии. «Из науки, — писал Ф. Энгельс, — была устранена случайность наличия такого-то и такого-то количества физиче- ских сил, ибо были доказаны их взаимная связь и переходы друг в друга» [17, стр. 10]. Каждый такого рода переход одной формы движения в дру- гую отныне становился предметом изучения для соответствую- щей новой науки или нового научного направления: на грани между механикой и физикой (учением о теплоте) в середине XIX века возникла термодинамика, а несколько позже — кине- тическая теория газов; на стыке между химией и физикой (учением об электричестве) появилась электрохимия как часть будущей физической химии (в ее современном понимании); да- лее, на грани между химией и термодинамикой, а значит, меж- ду химией, физикой и механикой в 70-х годах XIX века сложи- лась химическая термодинамика, тоже как часть физической химии. Уже на рубеже XIX и XX веков начала складываться био- химия, опосредствующая переход между химией и биологией, а в начале XX века возникла геохимия, явившаяся аналогичным же переходом между химией и геологией. В свою очередь между этими новыми науками, а следовательно, и между химией, био- логией и геологией появилась особая ветвь естествознания — биогеохимия. Если открытие закона сохранения и превращения энергии само по себе было предпосылкой для осуществления после- дующей интеграции наук, то появление множества «переход- ных» наук, предметом которых служат реальные переходы между различными формами движения материи в природе, вы- ступило уже непосредственно как осуществление общей интег- рации современных наук. В самом деле, науки, названные «переходными», именно в силу своего связующего по отношению к основным наукам
характера выполняют роль цементирующего начала в развитии всего современного естествознания: они связывают ранее обо- собленные науки и тем самым придают всему естествознанию интегральный, целостный, синтетический характер, который отсутствовал у него до второй трети XIX века. Это и означает, что дальнейшая дифференциация наук, то есть появление все новых и новых отраслей науки, в настоящих условиях не только не углубляет обособленность отдельных наук между собой, как это было раньше, но, напротив, ликви- дирует их прежнюю обособленность, приводя спонтанно к их интеграции. Диалектика развития научного познания, его внутренняя противоречивость состоит, следовательно, в том, что одна тенденция порождает другую, противоположную ей, и переходит в эту другую: чем дальше идет дифференциация наук, тем боль- ше создается условий и возможностей для их интеграции. На первый взгляд это может показаться парадоксальным, но в дей- ствительности ничего парадоксального тут нет. Это живое про- тиворечие живого процесса познания. Так на различных этапах развития естествознания ставилась проблема классификации естественных наук. Ее решение нахо- дилось в зависимости от общего хода познания природы, от ха- рактера главной задачи, выдвигаемой на каждой из трех основных ступеней познания природы: созерцания природы как нерасчлененного целого, затем ее мысленного анализа и, нако- нец, теоретического синтеза общих знаний о природе. Предмет философии в связи с другими отраслями знания на различных исторических этапах. В истории научного позна- ния проблема классификации наук всегда была теснейшим об- разом связана с пониманием того, что такое философия и в ка- ких отношениях она находится с другими, более специальны- ми, частными отраслями человеческого знания. Поскольку в древности философия была единственной нау- кой, которая включала в себя и растворяла в себе первые есте- ственнонаучные знания, равно как и зачатки знаний об обще- стве, постольку между философией и всеми остальными отрас- лями знания в то время существовало лишь одно отношение: подчинение всех отраслей знания философии. В соответствии с этим представления о природе носили тогда натурфилософский характер. Недостаток конкретных знаний о природе восполнял- ся искусственными построениями, выведенными из общих принципов соответствующей философской системы. В виде пе- режитка взгляд на философию как всеобъемлющую науку со- хранялся и в более поздние эпохи (в XVII — XIX и даже в XX веке) у философов, стремившихся создавать всеобъемлю- щие, законченные философские системы, поглощающие и объединяющие в себе все человеческое знание вообще. Натур- философы XIX и XX веков пытались создавать такие философ-
ские системы, которые включали бы в себя все отрасли есте- ствознания. Соответственно этому в философию в виде своеоб- разных социологических учений зачислялись и науки об обществе. Социология, или «философия истории», играла по от- ношению к конкретным общественным наукам по существу та- кую же роль, какую играла натурфилософия по отношению к естественным наукам. При таком взгляде на философию сама она превращалась в некую «науку наук», в «науку над науками», в «царицу наук». Очевидно, что при этом неверно решался вопрос о соотношении общего и частного в области научного познания: общее пол- ностью поглощало частное, специфическое, лишая его всякого самостоятельного значения; частное исчезало в общем, так что оставалось лишь одно общее. Однако, начиная с эпохи Возрождения, такой взгляд на философию стал подрываться развитием самого естествознания, а позднее — и общественных наук (политической экономии, истории и др.). От прежде единой философской науки, как уже было сказано выше, одна за другой стали отпочковываться от- дельные естественные науки. В противоположность устаревшему, оказавшемуся несостоя- тельным натурфилософскому взгляду в XIX веке возникло осо- бое течение — позитивизм, — которое вообще отрицало за фило- софией право на самостоятельное существование и стремилось упразднить ее как самостоятельную науку. В противовес преж- нему утверждению натурфилософов о том, будто философия есть «наука наук», позитивисты заявляли, что наука — сама себе философия и что она не нуждается ни в какой другой филосо- фии. Отрицая на словах всякую философию, позитивисты на деле отказывались лишь от передовой, прогрессивной филосо- фии и в том или ином виде присоединялись к давно отброшен- ным философским системам Беркли, Юма, Канта и других фи- лософов-идеалистов прошлого. Отношение между передовой фи- лософией и остальными науками толковалось позитивистами не менее односторонне, чем натурфилософами, но в прямо проти- воположном смысле: раньше признавалось лишь подчинение всех наук философии, теперь же между философией и осталь- ными науками была провозглашена полная независимость и да- же их антагонистичность. Очевидно, что при этом столь же не- верно, как и прежде, решался вопрос о соотношении общего и частного в области научного познания. Но если раньше частное растворялось в общем, то теперь, наоборот, за частным исчезало общее, за деревьями переставали видеть лес. Правильное решение вопроса о соотношении между филосо- фией в ее современном научном понимании и всеми остальными науками впервые было дано Марксом и Энгельсом. В своих трудах они показали, что всеохватывающая, законченная си-
стема познания природы и общества находится в противоречии с основными законами диалектического мышления, что преж- нее представление о философии как о «науке наук» неправиль- но, ибо философия включает в себя не всю область человече- ского знания, а лишь то, что относится непосредственно к ее предмету. Исходя из сказанного, можно раскрыть связь между реше- нием общей проблемы систематизации (классификации) науч- ных знаний, с одной стороны, и определением самой философии как науки в современном ее понимании — с другой. В своей книге «Анти-Дюринг» Энгельс писал: «Как только перед каждой от- дельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное значение сохраня- ет еще учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительные науки о природе и истории» [18, стр. 25]. Данное положение диалектиче- ского материализма вслед за Энгельсом подчеркивал и В. И. Ленин в статье «Карл Маркс». Заметим, что материалисти- ческая диалектика понимается здесь как включающая в себя и свое приложение ко всем основным областям знания — к есте- ствознанию (диалектика природы), к изучению общества (исто- рический материализм) и к изучению нашего собственного мыш- ления (диалектическая логика). Отрицая, таким образом, натурфилософскую концепцию фи- лософии, Маркс и Энгельс вместе с тем вскрыли несостоятель- ность и другой крайности — позитивистского взгляда на филосо- фию. Они показали, что процесс дифференциации наук, постоянно изменяя предмет прежней философии, привел не к полному сведению философии на нет, а к тому, что совершенно точно был очерчен ее собственный предмет исследования. Та- ким предметом философии являются общие законы диалектики, то есть наиболее общие законы всякого движения, всякого раз- вития, действующие во всех областях, с которыми имеет дело наука, — в природе, обществе и человеческом мышлении, — а также специфические законы познания, законы мышления. В силу особенности своего предмета передовая философия берет на себя задачу, не подменяя конкретного естественно- научного или исторического исследования, выработать общий метод научного познания для всех остальных наук, общий ин- струмент научного исследования, дать философское истолкова- ние познанным явлениям природы и общества, указать пути из- менения мира. Именно поэтому передовая философия, с одной стороны, и остальные науки — с другой, отнюдь не находятся в отношении полной независимости между собой, а тем более антагонизма, как это утверждают позитивисты, но тесно пере- плетаются, сохраняя вместе с тем известную самостоятельность.
Вооружая остальные науки общим методом научного исследова- ния, теорией познания, философия пронизывает эти науки. В свою очередь отдельные частные науки дают конкретный ма- териал для философских обобщений, необходимый философии в целях дальнейшей разработки как метода познания, так и теории познания. Следовательно, здесь нет подчинения одних наук другим, нет растворения одних наук в других, как это было у натурфи- лософов, но нет и отрыва одних наук от других, нет их антагони- стического противопоставления, как это имеет место у позити- вистов. При всем отличии философии от других наук, то есть от частных, специальных разделов знания, между ней и осталь- ными науками раскрывается отношение единства и взаимосвязи. В основе такого понимания взаимоотношений между фило- софией и другими науками лежит диалектическое решение во- проса о соотношении общего и частного в научном познании: обе эти противоположности находятся в единстве, во взаимо- проникновении, не уничтожая одна другую и не отрываясь одна от другой. Конкретно это означает, что каждая естественная или обще- ственная наука имеет своей задачей изучение законов опреде- ленного круга явлений объективного мира — природы или обще- ства. Философия же ставит перед собой задачу изучения наибо- лее общих законов, действующих во всех трех областях — в при- роде, обществе и мышлении, а также специфических законов мышления, законов логики. Так стоит вопрос о соотношении философии с другими науками. Решение этого вопроса является предпосылкой к рас- смотрению всей проблемы классификации наук. В дальнейшем под научной философией понимается философия в ее современ- ном смысле, который ей придали Маркс, Энгельс и Ленин, то есть марксистская философия. 2. ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК И СПОСОБЫ ЕЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ Основные принципы классификации наук. Проблема класси- фикации, то есть взаимоотношения всех вообще наук между собой, касается не только специальных естественных и общест- венных наук, но и философии, потому что ее решение предпола- гает, что связь между всеми науками раскрывается на основе общих законов, действующих в природе, обществе и мышлении, которые изучает диалектика, следовательно философия. Очевидно, что в зависимости от характера устанавливаемой связи между науками, от ее трактовки или понимания принципы классификации с философской точки зрения могут быть суще- ственно различными и даже противоположными.
Классификация наук теснейшим образом связана с понима- нием сущности самого научного познания, его предмета и ме- тода, его источников, движущих сил и конечных целей приме- нения его результатов. В соответствии с этим образуется мно- жество самых разнообразных связей между науками, из которых в первую очередь следует отметить три главные связи, опреде- ляющиеся следующими обстоятельствами: во-первых, характе- ром предмета науки и объективными отношениями между пред- метами различных наук; во-вторых, специфическими условиями познания, методом научного исследования, стоящим в зависи- мости от характера предмета исследования; в-третьих, целями, которые вызывают научные знания и которым эти знания служат. Каждое из этих обстоятельств может обусловить особый разрез общей классификации наук, с точки зрения которого бу- дет рассматриваться вся совокупность знаний. В таком случае возникает трудность, сводящаяся к тому, чтобы не потерять за одним избранным разрезом всю сумму связей и отношений меж- ду науками. До начала второй трети и даже до середины XIX века раз- витие самого естествознания, не говоря уж об общественных науках, еще не подводило ученых к раскрытию действительной внутренней связи между всеми науками, поскольку в целом науки не вышли тогда из стадии анализа. Анатомирование предмета научного исследования было необходимой предпосыл- кой к тому, чтобы изучать и познавать его во всей полноте и це- лостности. Само появление отдельных наук было результатом такого именно расчленения природы на ее отдельные области, в соответствии с чем шла дифференциация прежде единой, не- расчлененной науки на отдельные научные отрасли. Но всякий анализ, если только он не дополнен синтезом, носит односторон- ний характер и ведет так или иначе к мысленному разобщению вещей, которые в действительности теснейшим образом связа- ны между собой. Так обстояло дело и в отношении наук: между ними проводились жесткие грани. Поэтому классификация наук основывалась тогда лишь на принципе их координации, своди- лась к тому, чтобы приложить внешним образом одну науку к другой. В итоге получался ряд лишь внешне сопоставленных между собой наук: (Здесь буквы А, В, С, D и т. д. обозначают отдельные нау- ки, а жирными вертикальными линиями отмечены разрывы между науками, признававшиеся в то время). При такой классификации строго выдерживались формаль- но-логические правила деления: члены деления взаимно исклю-
чали друг друга, поскольку отрицались всякие переходы между ними. Но именно в силу этого классификация получалась ис- кусственной, формальной, основанной на допущении резких границ между науками, которых в действительности не сущест- вует. Искусственность такой классификации подкрепляла распро- страненное среди многих естествоиспытателей и философов мне- ние, особенно среди тех, кто придерживался позитивистского направления, будто всякая классификация произвольна и в ее основе лежит якобы принцип удобства или принцип «экономии мышления». И в том и в другом случае классификация наук трактовалась в субъективистском смысле. При этом авторы по- добных классификаций исходили не из объективных признаков самого предмета, изучаемого наукой, а из свойств нашего «Я», из особенностей нашей психики. Они рассуждали примерно так: нам удобнее, экономнее начинать с более простого и посте- пенно переходить ко все более сложному. Значит, и науки надо располагать в такой именно последовательности — от простого к сложному. Тут простота и сложность понимаются в субъек- тивном смысле, как легкость или трудность изучения данного предмета. Однако если придерживаться такой точки зрения, то, например, квантовую механику с ее огромным математическим аппаратом следовало бы отнести в самый конец общего ряда современных наук, тем более, что и возникла она позднее многих других наук. Между тем в действительности ее место, как будет показано дальше, вовсе не в конце ряда наук, а в его начале. Для того чтобы освободить классификацию наук от искус- ственности и произвола и сделать ее естественной, надо было отказаться от субъективистского подхода к данной проблеме. В основу ее решения следовало положить единственно верный принцип — принцип объективности. Науки должны располагать- ся в последовательный ряд и определенным образом связывать- ся между собой не потому, что так нам кажется удобным, а потому, что так связаны между собой сами предметы, сами формы движения материи, изучаемые и отражаемые соответст- вующими науками. Отсюда вытекает основное условие для правильной постановки рассматриваемой проблемы: подобно тому как каждая отдельная, частная наука отражает одну оп- ределенную форму движения материи или же одну какую-либо ее сторону, так и общий ряд наук должен отразить все эти фор- мы движения в их взаимной связи, то есть в той последователь- ности, в какой они сами объективно, исторически возникают и развиваются одна из другой — высшая из низшей, сложная из простой. Следует тут же заметить, что научная философия должна занять особое место в общем ряду наук, поскольку она включа- ет в себя не только логику (науку о специфических законах мышления), но и диалектику (учение о наиболее общих зако-
нах всякого движения, происходящего в природе, обществе и мышлении). Исходные положения, на основании которых фило- софия включается в общий ряд наук, будут рассмотрены ниже. В диалектике прежнему принципу координации противо- поставляется принцип субординации, или, лучше сказать, прин- цип развития более высоких форм движения из нижестоящих. С этой точки зрения получают вполне объективное истолкование и понятия «простое» и «сложное». Простое — это исходное в дан- ном процессе развития, менее развитое, представляющее более низкую ступень развития по сравнению со сложным. Сложное — это конечное в ходе того же процесса развития, более развитое, высшая ступень развития. Оба принципа — принцип объективности и принцип разви- тия — в их органическом единстве в качестве общих диалекти- ко-материалистических принципов классификации наук были впервые выдвинуты и обоснованы Ф. Энгельсом в 70-х годах XIX века. Они были сформулированы им в следующих, ставших основополагающими, положениях: «Классификация наук, из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собою и переходящих друг в друга форм движения, является вместе с тем классификацией, расположе- нием, согласно внутренне присущей им последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение... Переходы должны совершаться сами собою, должны быть естественными. Подобно тому как одна форма движения развивается из другой, так и отражения этих форм, различные науки, должны с необходимостью вытекать одна из другой» [17, стр. 198, 199]. Принцип развития исключает, в частности, признание ка- ких-либо резких, абсолютных разрывов между науками. Если происходит развитие, то, значит, совершаются переходы, и за- дача науки состоит в том, чтобы открыть и изучить их. В 70-х годах XIX века такие переходы между различными формами движения, а значит и между науками, почти не были известны. Это были пока лишь белые пятна на карте научного знания. Однако, исходя из принципа развития, Энгельс предсказал уже тогда существование таких переходов. Общий ряд естественных наук, согласно взглядам Энгельса, схематически можно пред- ставить так: (Здесь точками обозначены области перехода от одной нау- ки к другой). В этом ряду между механикой и физикой Энгельс ставил механическую теорию теплоты и кинетическую теорию газов, которая впоследствии развилась в статистическую механику;
между физикой и химией — электрохимию, изучающую взаим- ные переходы химизма и электричества, которая вскоре вопло- тилась в современную физическую химию; между химией и био- логией он оставлял место для будущей биохимии. При указанном подходе становились уже неприменимыми обычные формально-логические правила деления. В общем классификационном ряду оказывались такие участки, где члены ряда не исключали друг друга, а проникали один в другой, об- разуя переходы, «мосты» между собой. Такие участки нельзя было целиком включить в одну из двух смежных, соприкасаю- щихся между собой наук, например, либо только в физику, либо только в химию, а их следовало относить одновременно и к той и к другой науке. Здесь необходимо было применение диалек- тической логики. Благодаря диалектической логике обнаруживается большое познавательное, философское значение принципа развития в его применении к классификации наук. Старый, окаменелый взгляд на природу приводил к тому, что из поля зрения исследователя полностью выпадали те области внешнего мира, где совершают- ся переходы одних форм движения материи в другие. Между тем изучение именно этих переходных областей представляло исключительный интерес не только для выяснения общей связи между науками, но и для понимания сущности каждой отдель- ной формы движения материи самой по себе. Например, при- рода теплоты как особой формы движения была раскрыта толь- ко тогда, когда теплота стала рассматриваться в ее связи и соотношении с механическим движением. Точно так же сущ- ность химизма раскрылась лишь через изучение его связи с элек- тричеством и излучением. Сущность биологической формы дви- жения (жизни) стала правильно выясняться лишь в ее соотно- шении с химизмом сложных органических соединений. Принцип развития направляет главное внимание ученых как раз на то, что прежде полностью выпадало из поля их зре- ния, — на пункты соприкосновения между отдельными науками. Энгельс говорил, что соприкосновение наук не носит внешнего характера, но означает их взаимное проникновение, их глубо- кие внутренние взаимоотношения, существование переходов между ними. Принцип развития, указывая на необходимость на- ходить «мосты» между науками, служит благодаря этому ин- струментом познания, методом, предостерегающим ученых от узкой специализации и однобокости. Сторонники объективного принципа нередко сравнивают классификацию наук, основанную на этом принципе, с установ- лением классификаций в естественных науках, например при классифицировании живых организмов или химических элемен- тов. Такая параллель имеет глубокое основание, но при этом необходимо учитывать, строится ли классификация наук на принципе координации или на принципе субординации.
Принцип координации соответствует тем классификациям в естественных науках, которые носят искусственный характер и не отражают естественных связей между классифицируемыми предметами, возникающих в результате развития этих предме- тов. Таковы формальные классификации растений и животных, разработанные в XVIII веке Линнеем. Им подобна и искусствен- ная классификация химических элементов с разбивкой их на «естественные» группы (или «триады»), введенная в химию в начале XIX века Дёберейнером. Напротив, принцип субординации соответствует тем позд- нейшим классификациям в химии, биологии и других науках, которые носят характер естественных систем, выражают самые существенные, необходимые связи между классифицируемыми предметами и, прежде всего, отражают в логической форме раз- витие этих предметов, идущее от простого к сложному, от низ- шего к высшему. Так строятся естественные классификации живых существ, разработанные на основе теории Дарвина во второй половине XIX века. Подобный же характер имеет есте- ственная система химических элементов, созданная Менделее- вым в 1869—1871 годах на базе открытого им периодического закона и фактически отразившая, как это выяснилось в XX веке, развитие вещества в неорганической природе. Таковы основные принципы классификации наук, сло- жившиеся в ходе развития всей науки. Совершенно очевидно, что эти принципы носят философский характер, причем они столь же противоположны друг другу, как противоположны материализм и идеализм, диалектика и метафизика. В самом деле, если принцип объективности выражает в гносеологическом отношении материалистический взгляд на данный вопрос, то именно поэтому он оказывается прямо противоположным субъ- ективистскому принципу, отражающему идеалистический взгляд на этот же вопрос. Точно так же принцип развития в методоло- гическом отношении совпадает с диалектическим подходом к во- просу, тогда как принцип координации вполне согласуется с ме- тафизическим подходом. Поскольку при рассмотрении проблемы классификации наук исключительно большое значение имеют принципы координации и субординации, необходимо иметь в виду следующее выска- зывание Энгельса: «Диалектическая логика, в противополож- ность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и без всякой связи поставить рядом друг возле друга формы движения мышления... Она, наоборот, вы- водит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации, а не координации, она развивает бо- лее высокие формы из нижестоящих» [17, стр. 177]. В соответствии с этим высказыванием классификации, осно- ванные на принципе координации, следует считать формальны- ми, а на принципе субординации, — диалектическими.
Противоречивые стороны общей связи наук. Всякая классифи- кация наук строится на основе учета тех или иных сторон их общей связи, причем таких сторон, которые отражаются в ви- де так называемых «парных» (взаимопротивоположных) кате- горий диалектики. Противоречивость сторон общей связи наук отражается в случае любого их ряда. Все без исключения классификации наук, несмотря на их часто коренное различие между собой и независимо от того, на какие принципы они опираются, стремят- ся установить такой порядок в последовательном расположении наук, при котором их общий ряд начинался бы с самой простой науки и заканчивался бы самой сложной. Следовательно, в осно- ве всякой классификации наук лежит переход от простого к сложному. Ни одна классификация наук из всех более или менее важ- ных не строилась и не строится на установлении обратной по- следовательности, при которой в начале ряда ставилась бы бо- лее сложная наука, в конце — более простая, так, чтобы пере- ход совершался не от простого к сложному, а, наоборот, — от сложного к простому. При этом надо учитывать, что простота и сложность пони- маются здесь не только в субъективном смысле, но и в объек- тивном, а именно структурном, смысле, когда, например, гово- рят, что кирпичи проще построенного из них здания, но слож- нее, чем крупицы глины, из которых они сами сделаны. Расположение наук в порядке от простого к сложному есть, таким образом, общий признак всякой классификации наук. Уже отсюда возникают вопросы, во-первых, о том, как пони- мать, что такое «простое» и «сложное», и, во-вторых, о том, как установить критерий определения простоты и сложности (в их относительном смысле). Как уже говорилось, в зависимости от принципов, положен- ных в основу той или иной классификации наук, ответ на послед- ний вопрос может быть различным и даже прямо противопо- ложным. С субъективной точки зрения критерием простоты и сложности является легкость и трудность воспринимаемости данного предмета познающим его субъектом, причем легкости восприятия отвечает простота науки, трудности — ее слож- ность. С объективной точки зрения критерием различимости между простотой и сложностью служат признаки самих явлений, обна- руживающих свое усложнение либо при их последовательном внешнем сопоставлении друг с другом (согласно принципу ко- ординации), либо при их рассмотрении в развитии одних из других, сложных из простых (согласно принципу субордина- ции). Если подойти к этому вопросу с философской, общемето- дологической стороны, то легко обнаружить, что в основе вся-
кой классификации вообще лежит общее противоречие простого и сложного. Линейный ряд наук в общем случае и представляет собой отражение этого противоречия посредством такого прие- ма, когда полярные противоположности ставятся по краям ря- да, а его середину составляет переход от одной полярности («простое») к другой («сложное»). Но очевидно, что сама действительность не ограничивается лишь одним этим типом противоречия. Внутренней противоре- чивостью пронизан и объект научного исследования и сам про- цесс его познания, отражающий своей противоречивостью про- тиворечивость изучаемого предмета. Перед составителями классификации наук возникают поэто- му сложные задачи, связанные с тем, как отразить возможно полнее и многограннее наиболее существенные противоречивые стороны общей связи между науками, каким образом выделить из общей совокупности этих сторон самые главные, элиминируя второстепенные, с тем чтобы не измельчить свою систему и не утопить в деталях самое главное. Как будет сказано дальше, все трудности и все парадоксы, возникавшие перед авторами различных классификаций наук, особенно формальных классификаций, были связаны с необхо- димостью решения именно этих задач. Между тем их решение на основе применения одной лишь формальной логики было невозможно, поскольку она по самому своему существу не при- способлена к решению такого рода задач. Напротив, для диа- лектической логики такие задачи как раз и представляют об- ласть ее применения, поскольку она в противоположность фор- мальной логике не устраняет противоречия из поля своего зре- ния, а, наоборот, сосредоточивает все свое внимание на их изучении, анализе и раскрытии. Сказанное исключительно важ- но для понимания всей проблемы классификации наук и ее истории. Как известно, реальная действительность раздвоена на та- кие две противоречивые стороны, как явление и сущность, и процесс познания идет от познания явления к познанию сущно- сти, причем все более и более глубокой. Этому соответствует раздвоение самого процесса познания на чувственно-эмпириче- скую и абстрактно-теоретическую (рациональную) ступени, из которых первая в общем и целом отвечает познанию явления, вторая — познанию сущности. Отсюда — часто проводимое де- ление наук на эмпирические, описывающие изучаемые явле- ния, и теоретические, объясняющие эти явления. Это деление нередко встречается в различных классификациях наук, и даже Энгельс иногда употреблял термин «эмпирическое есте- ствознание», противополагая его «теоретическому естествозна- нию». Ниже будет показано, что одни из классификаторов наук, в первую очередь Конт, видели свою задачу в том, чтобы элими-
нировать эмпирические науки, отобрав лишь теоретические; дру- гие же, в их числе Ампер и Курно, наоборот, стремились учесть обе категории наук. Отсюда Конт мог прийти сравнительно лег- ко к линейному ряду, учитывая лишь противоречие простого и сложного, а его противники, как правило, не могли уложить свою классификацию в линейную форму, так как они, сами того не замечая, пытались одновременно отразить, кроме этого про- тиворечия, еще и другое, связанное с раздвоением познания на чувственное и рациональное и, соответственно, с раздвоением са- мого объекта на явление и сущность. С вопросом о разделении наук на эмпирические (описатель- ные) и теоретические (объяснительные) тесно связан другой вопрос — о разделении наук на конкретные и абстрактные. Как увидим дальше, этот вопрос стал центром спора, разгоревшего- ся между Спенсером и сторонниками Конта. Различное понима- ние конкретного и абстрактного Контом и Спенсером приводило их к разному решению проблемы классификации наук, причем источник разногласий заключался именно в различном толкова- нии связи двух пар противоположных категорий: «конкретное» и «абстрактное», с одной стороны, «эмпирическое» и «теорети- ческое» — с другой. Кет сомнения в том, что обе эти пары противоположных ка- тегорий близки между собой и выражают какие-то весьма тесно примыкающие одна к другой стороны нашей познавательной деятельности, которые отражают определенные противоречивые стороны самого объекта познания. Но очевидно также, что нельзя отождествить эти близкие категории (конкретное с эмпи- рическим, абстрактное с теоретическим), как это делали и Конт и Спенсер. Абстрактное в процессе познания и, соответственно, в разви- тии самого объекта познания может быть охарактеризовано как зачаточное, неразвитое, недифференцированное, а конкретное — как более зрелое, развитое, дифференцированное. В таком слу- чае эта пара категорий окажется соотносительной уже не с кате- гориями теоретического (рационального) и эмпирического, а с исходными для любой классификации наук категориями просто- го и сложного. Таким образом, категории абстрактного и конкретного ока- зываются одновременно соотносительными и с категориями те- оретического и эмпирического, а значит, сущности и явления, и с категориями простого и сложного. Но уже по этой причине их нельзя отождествить ни с той, ни с другой парой соотноси- тельных с ними категорий. Далее необходимо учесть, что вся область человеческой деятельности раздваивается на теоретическую и практическую, причем практика выступает как основа всего теоретического познания и как критерий его истинности. «От живого созерца-
ния к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности», — писал В. И. Ленин [23, стр. 161]. Этому единству теории и практики как двух противополож- ных сторон человеческой деятельности соответствует и раздвое- ние наук на теоретические и практические (технические, или «прикладные»). Если попытаться учесть и их в общей класси- фикации наук, то ее линейное изображение станет весьма затруднительным, так как, кроме указанных выше противоре- чий простого и сложного, рационального и эмпирического по- явится необходимость отразить в какой-то связи с ними проти- воречие теоретического и практического. Большинство классификаторов наук подобно Конту элими- нирует с самого начала практические науки, оставляя в поле своего зрения лишь науки теоретические. Благодаря этому удается отчасти избежать указанного затруднения. Но это толь- ко отчасти, так как все науки настолько глубоко пронизывают друг друга, что разделить их полностью на теоретические и практические без ущерба для дела невозможно. Продолжая наш разбор дальше, мы обнаруживаем, что де- ление наук может быть проведено также по признаку их боль- шей или меньшей общности (соответственно, их меньшей или большей специализированности). В основу деления здесь кла- дется соотношение противоположных категорий общего и част- ного, универсализированного и индивидуализированного. Подобно тому как категории абстрактного и конкретного не тождественны категориям простого и сложного, так не тож- дественны последним категории общего и частного. Общее не совпадает с простым, частное — со сложным, особенно если учесть, что с точки зрения теории развития простое есть вме- сте с тем низшая ступень развития, а сложное — его высшая ступень. Наряду с этим общее не совпадает полностью и с абстракт- ным, как ошибочно полагал Конт: хотя обобщение неразрывно связано с абстрагированием, но абстрагирование лишь тогда совпадает с обобщением, когда отвлечению подлежат именно общие черты, законы явлений. Во всех же случаях, когда абстра- гируются не общие признаки вещей или понятий о вещах, а их частные признаки, такое совпадение отсутствует. Включая в рассмотрение, кроме упомянутых уже раньше, категории общего и частного, мы еще больше усложняем карти- ну взаимоотношений и связей между науками, различные про- тиворечивые стороны, или моменты, которых отражаются раз- ными парными категориями. Все это свидетельствует о том, насколько важно разрабо- тать научную систему категорий диалектической логики, но не путем схоластических конструкций, которыми увлекаются неко- торые наши авторы, а путем анализа и обобщения конкретного
историко-познавательного материала, как на это указывал В. И. Ленин. Этой цели может, в частности, послужить история разработки проблемы классификации наук, дающая богатей- ший материал для анализа взаимосвязи парных категорий диа- лектики на примере соотношения между различными нау- ками. Многогранность, разносторонность и внутренняя противоре- чивость взаимоотношений между науками, создающая особые трудности для выработки более или менее простой и ясной классификации наук, заставляла авторов формальных класси- фикаций идти на большие упрощения и огрубления, в резуль- тате которых создаваемые системы оказывались в значительной степени искусственными, лишенными должной естественности. Особенно наглядно это можно видеть в стремлении упро- стить действительность путем искусственного отождествления близких, но не совпадающих полностью парных категорий. До- стигалось это чисто автоматически, посредством объявления, что ряд наук, расположенных в порядке перехода от простого к сложному, отражает вместе с тем движение от общего к част- ному (Конт), или от абстрактного к конкретному (Спенсер), или же от теории к практике (Ампер и Курно) и т. д. Иначе говоря, первый член ряда, будучи самым простым, вместе с тем объяв- лялся и наиболее общим (Конт), наиболее абстрактным (Спен- сер) и т. д. Далее упрощение достигалось тем, что каждая формальная классификация наук обычно строилась на преимущественном, а иногда даже исключительном учете какой-либо одной стороны связи наук. При этом другие ее стороны либо отодвигались на задний план, либо исключались вовсе, либо, как сказано выше, подводились под ту сторону, которая избиралась в качестве главной, и отождествлялись с ней. В итоге создавались односто- ронние системы, нередко превращавшиеся в метафизические (при малейшей попытке абсолютизации той стороны действи- тельности, на более полном учете которой они были созданы). Вполне естественно, что формальные системы, построенные таким образом, нередко оказывались между собой не только различными, но и противоположными, хотя между ними как формальными системами всегда было много общего. Отсюда возникала неизбежность их столкновений друг с другом, борь- бы между сторонниками и противниками той или иной класси- фикации наук. Примером такого рода борьбы внутри формальных систем является полемика между Спенсером и защитниками контов- ской системы наук. Не менее ярким примером может служить столкновение двух линий в разработке данной проблемы, в ко- тором нашла свое отражение борьба основных направлений в мировой философской мысли XVIII и первой трети XIX века — французского метафизического материализма и немецкой идеа-
листической философии. Это, с одной стороны, системы Далам- бера и Сен-Симона, опиравшиеся на эмпирическое естествозна- ние, а, с другой — система Гегеля, представлявшая собой абстрактную конструкцию, чуждую эмпирии естествоиспытате- лей, но выражавшую в идеалистически извращенном виде идею развития, которую уже нащупывала теоретическая мысль есте- ствоиспытателей и натурфилософов на рубеже XVIII и XIX ве- ков. Здесь уже явно намечалась борьба не только эмпириче- ского начала в науке с абстрактно-теоретическим (рациональ- ным), но и принципа координации наук с принципом их разви- тия (субординации). Раздвоение всей области познания и деятельности человека на объект и субъект также нашло свое отражение в разработ- ке принципов классификации наук. Несомненно, что при постро- ении системы классификации необходим учет обоих момен- тов— и объективного (характер изучаемых предметов) и субъ- ективного (особенности самого процесса познания). Вопрос же обычно сводится к определению того, какой из этих двух моментов признается главным, решающим, а какой — произ- водным от этого главного, подчиненным ему. Если за главный принимается объективный момент, то нель- зя избежать вопроса о том, каким образом совершается про- цесс познания данного предмета человеком, тем более, что речь идет о классификации наук, а науки сами суть лишь отраже- ния изучаемых вещей и явлений в сознании человека. Если же за главный принимается субъективный момент, то невозможно игнорировать полностью объективную сторону дела, ибо в нау- ках речь идет о познании предметов, существующих вне и неза- висимо от человека. Следовательно, выбор того или иного принципа классифика- ции наук обязательно предполагает определенное решение во- проса о соотношении таких двух противоположных в гносеоло- гическом смысле сторон, как объект и субъект. Как будет показано дальше, различные стороны общей связи наук могут быть представлены как отражение связи между предметами этих наук. Связь же между самими предметами наук может выступить как связь предметов, сосуществующих в пространстве или следующих друг за другом во времени, причем раздвоение предмета исследования совершается соот- ветственно этим двум основным формам всякого бытия. Отсю- да, с одной стороны, выступают такие науки, как, например, география, а с другой — такие, как история. Но раздвоение может идти еще и в другом направлении, а именно в разрезе противоположности макро- и микрокосмоса (отсюда, например, выступают механика макротел и механика микрочастиц), равно как и в разрезе противопоставления инди- видуума и совокупности взаимодействующих между собой инди- видуумов, что приводит к сопоставлению наук о динамических
и о статистических закономерностях изучаемых явлений (напри- мер, термодинамика и статистическая физика) и соответствую- щих категорий диалектики (в данном случае — необходимости и случайности). Во всех этих случаях имеет место раздвоение изучаемых предметов, а следовательно, и самих наук на полярные противо- положности, причем это их раздвоение находит свое отражение в определенных категориях диалектики. Поскольку, таким образом, обнаруживается наличие не одного, а нескольких различных планов, в направлении которых можно рассматривать общую связь наук и классифицировать эти науки, возникает стремление каким-либо способом сочетать эти возможные планы и разрезы между собой. В пределах фор- мальной классификации такого рода сочетания различных раз- резов общей связи наук принимают внешний, эклектический характер, поскольку между этими разрезами, как и между са- мими науками, устанавливается лишь отношение координации. Между тем, подобно тому как связь предметов, изучаемых науками, является внутренне единой и цельной, так единым и цельным должно быть и ее отражение в сознании человека в виде связи наук. Отсюда следует, что перечисленные выше противоположные стороны этой связи, представленные в виде «парных» категорий, не существуют обособленно, раздельно од- на от другой, а пронизывают друг друга, переплетаясь между собой, накладываясь одна на другую и переходя одна в другую. Поэтому внешняя группировка и простое перечисление про- тиворечивых сторон общей, единой связи наук явно недостаточ- ны для уяснения действительного характера этой связи. Здесь необходим всесторонний анализ на основе диалектической ло- гики, позволяющей прослеживать не только отдельные противо- речия действительности и ее познания, но и всю цепь таких противоречий в их взаимозависимости одно от другого и в их переходах одно в другое. Способы изображения классификации наук. Большое значе- ние в классификации наук имеет способ изображения общего порядка наук, то есть той последовательной связи, в которой отдельные науки находятся между собой и согласно которой они располагаются в определенный ряд или в несколько взаимо- связанных рядов. Выше мы упоминали простейший случай, когда науки рас- полагаются линейно и образуют один линейный ряд, начинаю- щийся с науки А, за которой идет наука В и т. д. Как уже го- ворилось, такое линейное расположение позволяет выразить пе- реход между двумя какими-либо противоположностями, напри- мер простым и сложным или общим и частным. Но с помощью линейного ряда нельзя выразить сразу несколько противоре- чивых сторон общей связи наук, за исключением того случая, когда эти стороны рассматриваются как совпадающие.
Аналогичный ряд составится для науки В, затем для науки С и т. д. Если мы захотим соединить оба приема построения рядов наук и создать такую систему, в которой бы нашли одновре- менное отражение обе противоречивые стороны общей связи наук (р — t и k — n), то, исходя из принципа координации, воз- можны два решения. Во-первых, можно составить один линейный ряд; для этого все науки следует вытянуть в общую линию таким образом, что- бы после каждого члена ряда А, В, С... (отражающего противо- речие р — t) шли подряд все более дробные члены соответст- Способ изображения связи наук значительно усложнится, если будет полнее учтена противоречивость их соотношений, от- ражающая собой противоречивость самого объекта и в соответ- ствии с этим противоречивость его познания. Рассмотрим типич- ный случай. Допустим, что ряд наук А, В, С и т. д. строится на основе противоположности крайних признаков р и t, следовательно, как переход от признака р, свойственного науке А, к призна- ку q, свойственному науке В, затем к признаку r, свойственному науке С, и т. д. Тогда составим ряд наук, где сверху стоят соот- ветствующие признаки: Допустим далее, что другой ряд наук — А, А', А" и т. д. строится на основе противоположности иных, тоже крайних, признаков: k и п, следовательно, как переход от призна- ка k, свойственного науке А, к признаку /, свойственному нау- ке А', затем к признаку т, свойственному науке А" и т. д. При этом науки А', А" и т. д. суть различные стороны науки А, ее составные части, отрасли или же ее применения, конкретизации и т. д. В таком случае они будут отделены от науки А не полностью, как исключающие друг друга члены деления согласно прави- лам формальной логики, но лишь частично, как пересекающиеся понятия. Поэтому мы их разделяем между собой прерывистыми линиями. В результате получится следующий ряд для науки А:
вующего подчиненного данной науке ряда (отражающие про- тиворечие k — п): (Как увидим ниже, такую схему выдвинул Ампер). Во-вторых, можно составить таблицу; для этого следует по одной оси координат, например по оси абсцисс, расположить науки по признакам р, q, r и т. д. (отражающим противоречие р — t), а по оси ординат — науки по признакам k, l, m и т. д. (отражающим противоречие k — п): (Как увидим ниже, такую схему выдвинули Курно, Грот и другие авторы). Совершенно очевидно, что здесь различные противоречивые стороны общей связи наук сочетаются (координируются) меж- ду собой чисто внешним образом, иначе говоря, и на них рас- пространяется общий принцип координации. Поэтому внутрен- нюю противоречивость общей связи наук как чего-то единого, раздваивающегося различным образом на различные противо- положности, невозможно выразить ни линейным, ни табличным, ни даже объемным способом. Все такие способы не могут отра- зить внутреннюю связь и единство самих противоречивых сторон общей связи наук: разные стороны единого при этом разобщают- ся, обособляются и приводятся лишь во внешнее сопоставление друг с другом. В случае принципа субординации возможны другие решения, хотя остается в силе трудность найти графический образ, аде- кватно выражающий различные противоречивые стороны общей связи наук как стороны единого. Здесь возможны два типич- ных случая. Во-первых, переход от науки А к науке В может совер- шиться так, что сама наука В окажется поляризованной на две противоречивые стороны В' и В", которые отсутствовали у А. Например, переход от природы к человеку и, соответственно, от естествознания (А) к гуманитарным наукам (В) предполагает, что у нового предмета образуются одновременно две противопо-
ложные стороны — объективная (человеческое общество) и субъективная (человеческое мышление), чему соответствуют общественные науки (В') и наука о мышлении (В"). Отсюда получается раздвоенный ряд наук: Во-вторых, переход от А к следующей (более высокой) сту- пени развития может с самого начала поляризоваться на две противоположные ветви, когда развитие после А совершается не в одном, а в двух различных и даже противоположных на- правлениях — к В и к С. Например, развитие более сложных, многоклеточных живых существ из одноклеточных идет по двум направлениям — к высшим растениям и к высшим живот- ным, чему соответствует переход от протистологии (А) к бота- нике (В), с одной стороны, и к зоологии (С) — с другой. При этом лишь вторая ветвь обеспечивает продолжение про- грессивного развития и переход на качественно более высокую его ступень; первая же ветвь такой возможности в себе не со- держит. В итоге получается следующая схема: Противоречивость самого развития и противоречивое отра- жение его в науках здесь выступает особенно рельефно, свиде- тельствуя о том, что такие случаи вообще не под силу принципу координации и поддаются анализу и отображению только с по- мощью принципа субординации. Две методологические проблемы естествознания: класси- фикация и периодизация. Как уже говорилось выше, в основе всякой подлинно научной классификации должен лежать прин- цип историзма. Этот принцип предполагает учет не только истории развития материального объекта, который является предметом изучения той или иной науки, но и истории его по- знания человеком, то есть истории развития самих наук. Это особенно относится к естествознанию. Вот почему среди обще- методологических проблем, которые интересовали и интересуют естествоиспытателей с момента возникновения естествознания, особое место занимают две проблемы: классификация наук и периодизация их истории. Решение первой проблемы предполагает анализ естество- знания в логическом разрезе, с точки зрения внутренней связи,
которая объединяет его составные части в одно целое, в еди- ную систему знаний о природе и ее законах. Решение второй проблемы предполагает рассмотрение естествознания в истори- ческом разрезе, в разрезе того, как последовательно, этап за этапом, развивалось познание человеком природы. В том и другом случае речь идет о выяснении определенных связей явлений: связи структурной, раскрывающейся в класси- фикации наук, и связи генетической, раскрывающейся в перио- дизации истории естествознания. Иными словами, речь идет о выявлении той связи, которая естественно существует между достигнутыми уже результатами развития отдельных отраслей естествознания и той, которая складывается исторически в ходе его развития между различными этапами этого развития. Обе названные проблемы находятся в глубоком единстве. Так, для того чтобы правильно решить с логической стороны, как связаны между собой различные отрасли естествознания и как они должны последовательно располагаться в единый ряд, на- до рассмотреть их исторически — как и в какой последователь- ности они возникали и развивались одна за другой, как пере- плетались в ходе их развития, как влияли друг на друга на раз- личных этапах познания природы. И, наоборот, рассматривая историю естествознания, подразделяя ее на определенные перио- ды, нельзя обойти вопрос о взаимосвязи наук, об их классифи- кации, о том, как открывались и изучались соотношения между науками, в каком порядке сопоставлялись науки. Без исторического подхода невозможно правильно система- тизировать накопленный на сегодняшний день огромный есте- ственнонаучный материал. Точно так же нельзя выяснить прин- ципиальную линию развития научного познания на его пред- шествующих исторических ступенях, если ограничиться лишь чисто эмпирическим, описательным подходом, игнорируя те внутренние связи между различными науками, которые рас- крылись на современном этапе развития естествознания, выс- шем по сравнению с уже пройденными этапами. Все это вполне соответствует тому, что подлинно научная логика представляет собой именно обобщение истории всей че- ловеческой мысли, раскрывающее внутренние законы ее раз- вития. В частности, в применении к естествознанию единство исто- рического и логического выступает конкретно как единство двух названных выше методологических проблем: периодизации истории наук и их классификации. Это можно проследить уже с момента возникновения естествознания в качестве самостоя- тельной систематической отрасли знания: возникнув, оно тотчас же столкнулось с обеими названными проблемами, поскольку сразу же потребовалось выяснить его отношение к предшест- вующим, донаучным стадиям познания природы, и вместе с тем классифицировать весь наличный материал, который груп-
пировался тогда вокруг механики (небесных тел и земных масс), занявшей в естествознании с самого начала доминирующее по- ложение. Вопрос о соотношении механики и остальных отраслей есте- ствознания (тогда только еще зарождавшихся химии, физики, биологии, геологии), а также об отношении естествознания к предшествующим ему учениям — к натурфилософии древних и к схоластическим воззрениям средневековья — заинтересовал уже первых естествоиспытателей нового времени. Тем самым перед ними возникли обе названные выше проблемы. В дальнейшем, по мере все убыстряющегося прогресса естествознания, множились не только факты и их теоретические обобщения, касавшиеся все новых и новых областей природы, но и стадии, проходимые естествознанием в процессе его разви- тия. Тем острее вставала задача решения обеих методологиче- ских проблем естествознания в их взаимной связи. Френсис Бэкон, основатель английского материализма, по- ставил и разработал обе проблемы. Он одним из первых мыс- лителей нового времени дал свою классификацию наук и вместе с тем широко осветил вопрос об отношении современно- го ему опытного естествознания к натурфилософии и схоласти- ке предшествующих эпох. Ниже мы увидим, как часто и после Бэкона обе проблемы ставились и рассматривались представи- телями самых различных философских направлений. Теперь, после того как рассмотрен процесс дифференциации наук в связи с общим ходом человеческого познания и с разви- тием философии, а также общие принципы классификации наук, остановимся несколько подробнее на воззрениях предшествен- ников Гегеля и Сен-Симона, начиная с древности, с тем чтобы в дальнейшем перейти к разбору взглядов обоих этих мыслите- лей, а также взглядов Огюста Конта — ученика и продолжателя идей Сен-Симона. При этом мы ни в коей мере не претендуем на полный показ всех или хотя бы главных классификаций наук, выдвигавшихся в истории философии и естествознания. Наша цель состоит лишь в том, чтобы проиллюстрировать на исторических примерах принципы классификации, выдвигавшиеся в разное время пред- ставителями различных философских направлений.
«...Внешняя группировка материала в виде такого ряда, члены которого просто прикладыва- ются один к другому, в настоящее время столь же недостаточна, как и гегелевские искусственные диалектические переходы» Ф. Энгельс ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДОМАРКСИСТСКАЯ ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ НАУК. ЗАРОЖДЕНИЕ ПРИНЦИПА СУБОРДИНАЦИИ
Глава I ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК ОТ ДРЕВНОСТИ ДО НАЧАЛА XIX ВЕКА. СТАНОВЛЕНИЕ РАЗЛИЧНЫХ ПРИНЦИПОВ Главные линии, по которым шла разработка классификации наук предшественниками Энгельса, были представлены, с одной стороны, идеалистической диалектикой в лице Гегеля, а с дру- гой — метафизическим материализмом в лице Сен-Симона. В связи с этим, выделяя вопрос о связи наук, Энгельс сопо- ставил имена Сен-Симона, Конта и Гегеля [см. 17, стр. 1]. Особое место занимают идеи представителей русской революционно- демократической мысли XIX века, поскольку эти идеи являют- ся непосредственным приближением к диалектико-материали- стической трактовке проблемы классификации наук. К сожале- нию, Энгельс не был знаком с этими идеями и поэтому не имел возможности дать им оценку. Но, прежде чем разбирать труды ближайших предшествен- ников марксистской классификации наук, необходимо рассмо- треть хотя бы очень коротко, в самых общих чертах, характер постановки и решения проблемы классификации наук в более ранние эпохи, начиная с древности. Это важно по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, потому, что уже в те отдален- ные от нас времена были найдены, или, точнее сказать, «нащу- паны» все главнейшие принципы, на которых за последние 150 лет строились самые различные системы научного знания. Следовательно, чтобы знать родословную современных систем, нужно обязательно обратиться к анализу идей, выдвинутых в более ранние эпохи. Во-вторых, именно в эти более ранние эпохи очень ценные идеи были выдвинуты в странах Востока. Лишь значительно позднее они возникли вновь в том или ином виде в странах Запада. Поэтому, чтобы избежать европоцентристского уклона и не обойти того вклада, который сделан народами Востока в разработку данной проблемы, необходимо обязательно оста- новиться на анализе ранних эпох, особенно древности и средне- вековья, когда наиболее прогрессивные по тому времени идеи были выдвинуты как раз на Востоке.
1. ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНИЕ ВЕКА. ЗАРОДЫШ ВСЕХ БУДУЩИХ ЕЕ ПРИНЦИПОВ Зарождение проблемы классификации наук в древности. По- скольку в древности существовала единая, недифференциро- ванная наука, в которую под эгидой философии включались зачатки всех естественнонаучных знаний и знаний об обществен- ной жизни, постольку, как уже говорилось, тогда еще не могла встать в более или менее определенном виде и сама проблема классификации наук. Лишь в меру начинавшейся или, лучше сказать, намечавшейся, дифференциации знаний человека о внешнем (материальном) и внутреннем (духовном) мире воз- никала возможность каким-то образом классифицировать раз- личные знания, а затем и потребность привести их в определен- ную систему. Однако для этого необходимо было уже более или менее ясное разграничение отдельных областей, или ветвей, пока еще единой и в целом нерасчлененной науки. Ибо без такого, хотя бы даже неполного, разграничения областей науки не могла бы возникнуть сама мысль о классификации знаний, поскольку вся- кая классификация предполагает прежде всего наличие предме- тов, более или менее расчлененных на классы или группы. Вполне понятно, что, чем полнее и глубже развиты даже в пределах единой науки человеческие знания о мире и его отра- жении в нашем сознании, тем яснее выступают различия, су- ществующие между основными областями познания, а в той или иной степени — и между отдельными предметами наблюдения. Это означает, что зарождение классификации знаний в древно- сти должно было становиться все определеннее по мере разви- тия науки. Поэтому естественно, что наиболее ясную форму этот процесс принял в эпоху античности — в древней Греции и древнем Риме. К сожалению, мы лишены возможности уходить в нашей ра- боте слишком далеко в глубь веков и прослеживать истоки идей классификации человеческих знаний в странах древнего Востока — в Ассирии, древнем Египте, древней Индии и других странах. Поэтому мы отсылаем читателя к книге Е. И. Шамури- на, где отчасти освещен этот вопрос в связи с исследованием книжных каталогов древнего Востока1. Здесь же мы остановим- ся лишь на некоторых представителях древнекитайской науки. Уже в древности китайские мыслители ясно различали в рамках своих философских учений область явлений, связанных с природой, с внешним миром, и явлений, связанных с челове- 1 См. Е. И. Ш а м у р и н. Очерки по истории библиотечно-библиографиче- ской классификации, т. I. Изд. Всесоюзной Книжной Палаты, 1955, стр. 8—15.
ком и трактуемых с позиций морально-этических принципов. Объясняя природу и ее явления, китайские мудрецы еще в на- чале I тысячелетия до н. э. создали учение о пяти первичных началах мира, куда входили вода, огонь, дерево, металл, земля. Позднейшие натурфилософы развивали это учение дальше. Особенно много учений возникло в области этики с целью указать направление развития человеческого духа и разрабо- тать известные нормы поведения людей. В VI—V веках до н. э. возникло этико-политическое учение Конфуция. Позднее, во II—I веках до н. э., Дун Чжун-шy и его последователи превра- тили учение Конфуция в религиозное, утверждая, что мир имеет высшего владыку, управляющего всем как в природе, так и в жизни людей. Материалисты в древнем Китае, напротив, пытались строить свои философские системы на основе единства человека с при- родой и признания, что человек есть результат развития мате- риальной субстанции. Такие воззрения высказывал в I веке н.э. Ван Чун. Таким образом, уже в древнем Китае намечались различ- ные принципы создания единой системы знаний о мире и чело- веке, причем одни из них носили идеалистический характер, по- скольку такое единство они усматривали в наличии общего духовного или божественного начала, другие же — материали- стический характер, поскольку общее начало всего мирозда- ния, включая и человека, они видели в материи, в природе. Характеризуя общий путь исторического развития Китая и его культуры, Мао Цзэ-дун писал, что китайский народ в про- цессе развития своей цивилизации «породил многих великих мыслителей, ученых, изобретателей, политических и военных деятелей, писателей, художников...»1. Соответственно этим раз- личным направлениям деятельности представителей китайского народа намечались первые классификации знаний в древнем Китае. Такие классификации были тем более необходимы, что древний Китай обладал весьма развитой письменностью и на- копил большие литературные богатства, требовавшие опреде- ленной систематизации. Поэтому уже в первых классификациях в Китае выделялись разделы, соответствовавшие основным ви- дам общественной, научной и художественной деятельности: искусство, философия, поэзия (стихи и песни), военное дело, медицина. Но это, конечно, были еще только первые попытки создать рациональную группировку знаний и различных видов практической деятельности. Позднее, в III—V веках н. э., была выработана более стро- гая система знаний, положенная в основу классификации книж- ных богатств Китая. Библиотекарь императорской библиотеки 1 Мао Ц з э-д у н. Избранные произведения, т. 3. Изд. иностранной лите- ратуры, 1953, стр. 137.
Цин Сю выделил четыре класса знаний, из которых первый включал в себя классические (канонические) книги и связан- ную с ними литературу, а три других класса представляли со- бой философию, куда входили также военное дело, математика, богословие; историю с материалами, касающимися государ- ственной жизни; поэзию, художественные произведения. Эта классификация сохранялась в Китае долгое время, лишь с пе- рестановкой истории и философии, так что основная схема получила следующий общий вид: История. Философия. Поэзия На первое место, как и раньше, ставились в качестве обще- го, или вводного, раздела классические книги (классики). Интересно отметить, что в таком виде эта классификация в основном (исключая лишь раздел классиков) совпадает с клас- сификацией Ф. Бэкона, которая была выдвинута 13 столетий спустя. Здесь мы видим, как мудрость китайских ученых на- много опередила идеи, родившиеся у философов Запада. Не касаясь других стран древнего Востока, перейдем к рас- смотрению идей, которые были выдвинуты представителями античной (древнегреческой и древнеримской) философии. Эти идеи интересны тем, что классификация знаний трактовалась здесь как внутреннее подразделение единой философской науки, в которую включались начатки всех человеческих знаний. Оценивая в целом историческое место греческой философии в развитии мировой человеческой мысли, Энгельс писал: «...в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие ти- пы мировоззрений. Поэтому и теоретическое естествознание, если оно хочет проследить историю возникновения и развития своих теперешних общих положений, вынуждено возвращаться к грекам» [17, стр. 25]. Это полностью относится и к истории такой общей проблемы не только естествознания, но и всего познания вообще, как проб- лема классификации наук. В учениях греческих философов раз- личных школ и направлений мы находим в зародыше и объек- тивный и субъективный принципы классификации знаний, и ко- ординацию наук, и первые намеки на их группировку на осно- ве принципа субординации, который был тесно связан с тем, что многие греческие философы были, как выразился Энгельс, при- рожденными диалектиками. Вместе с тем у философов древней Греции мы обнаружива- ем уже достаточно четко выраженный принцип расположения различных отраслей знания в порядке следования от простого к сложному и от общего к частному. У них в зародыше имело место также и расположение некоторых разделов знания от бо-
лее абстрактных (например, математика) к более конкретным (например, измерение, механические приспособления и т. д.). Особенно ясно у древнегреческих философов выступало деление знаний на теоретические и практические, хотя сами понятия «теория» и «практика» еще были довольно неопреде- ленными. Таким образом, хотя в целом наука в древней Греции оста- валась недифференцированной на отдельные, самостоятельные отрасли знания, но в ее пределах уже возникал вопрос о соот- ношении между ее различными ветвями, или разделами. Тем самым намечалась общая классификация знаний в рамках пока что лишь отдельных философских учений. Например, в объектив- но-идеалистической системе Платона имелось следующее соот- ношение: на первом месте стояла диалектика, представлявшая собой разум (в смысле искусства рассуждения), которая охва- тывала, с одной стороны, физику (в смысле чувственных вос- приятий) , а с другой — этику, в которой были представлены во- ля и желание. Здесь налицо членение знания в соответствии с отдельными моментами человеческой психики, то есть на чисто духовной основе, игнорирующей внешний мир как объективную реальность. Напротив, материалист Демокрит, исходя из атомистическо- го учения, созданного Левкиппом и разработанного дальше им самим, в основу знания клал материальный мир с его свойства- ми и законами. Демокрит являлся философом энциклопедиче- ского масштаба, а потому ему были близки проблемы, касаю- щиеся взаимоотношения различных областей знания. В своих философских сочинениях он освещал вопросы теории познания и логики, математики и техники, физики и космологии, биоло- гии и общественной жизни, психологии и философии, этики и пе- дагогики, различных видов искусств и другие. Основоположни- ки марксизма называли Демокрита «эмпирическим естествоис- пытателем и первым энциклопедическим умом среди греков...» [7, стр. 126]. У Демокрита мы находим зародыш объективного принципа в обосновании человеческих знаний и вместе с тем зародыш прин- ципа развития, хотя, разумеется, в наивной форме, отвечавшей общему уровню научного знания того времени. Весь мир, все его явления Демокрит рассматривал с позиций атомистики. Все в мире он сводил к различным сочетаниям неизмененных ато- мов, к их соединениям и разъединениям. В мировой пустоте, учил Демокрит, движущиеся атомы об- разуют вихри. Из этих вихрей возникают бесчисленные миры. Сначала образуется наружная оболочка возникающего нового мира, затем начинается дифференциация всего вихря на центр будущего мира и его внешнюю область. При этом подобные между собой атомы соединяются вместе и приводят к образо- ванию четырех стихий: земли, воды, воздуха и огня.
Тонкие, легчайшие, круглые атомы составляют не только огонь, но и живые души, которые, по Демокриту, имеют чисто материальный характер. Как в развитии всей философии, так и в данном конкретном вопросе, в вопросе о классификации наук, у философов древней Греции ясно определились две противоположные в философском смысле линии: идеалистическая линия Платона, кладущая в ос- нову классификации знаний свойства духа как первичного по отношению к материи, к природе, и материалистическая линия Демокрита, исходящая из свойств самих тел природы, из за- конов материи и ее мельчайших частиц как первичных по отно- шению к духу. В древней Греции возникла и такая форма классификации знаний, которая представлена схемой дихотомического деления. Образцом такого рода схемы может служить так называемое «древо» Порфирия. Начиная с самого общего понятия («субстан- ция») и последовательно проводя его деление на две взаимо- исключающие части (телесное и бестелесное, земное и небесное, живое и неживое, чувственно восприимчивое и невосприимчивое, разумное и неразумное, смертное и бессмертное), Порфирий до- водил эту операцию до отдельных индивидуумов. К такому способу классификации знаний прибегали и прибе- гают некоторые авторы и в новое время, вплоть до нашего века. Одной из наиболее развитых в древней Греции была класси- фикация Аристотеля, которого Энгельс справедливо охарактери- зовал как самую универсальную голову среди древнегреческих философов. В этой классификации, подобно классификациям других мыслителей древности, группировка отраслей знаний дается как подразделение собственной философской системы данного мыслителя. При этом характерно, что сами термины для отдельных областей знания вводятся сообразно с тем, какое место в общем ряду произведений данного мыслителя они зани- мают. Так, метафизика у Аристотеля получила свое наименова- ние в результате того, что она следовала за его физикой. Между тем под метафизикой он понимал по сути дела философию, а под физикой — все естественнонаучные знания. Свою философскую систему Аристотель подразделял на три части, видя в каждой из них определенный раздел всей науки того времени, или философии. В первую часть (философию тео- ретическую, или умозрительную) входили аналитика (логика), физика, математика и метафизика. Вторая часть (философия практическая) охватывала собой этику, экономику и политику. Третья часть (философия изобразительная, или творческая) включала поэтику, риторику и искусства. Перечисленные три части, по Аристотелю, являются отрас- лями единой основной науки, которую он именовал «первичной философией». Интересно отметить, что уже у Аристотеля в при- веденной классификации теоретические знания предшествуют
практическим, хотя в действительности под теоретическими под- разумеваются естественнонаучные и философские знания, а под практическими — знания общественных явлений. Несколько позднее стоики делили единую науку древности тоже на три части: физику (науку о мире), логику (науку о мышлении) и этику (науку о нравственности). Аналогичное деление мы встречаем и у древнего материали- ста-атомиста Эпикура, который подразделял философию на фи- зику — учение о природе, логику (которая называлась у него Каноникой) —учение о путях познания мира и этику — учение о путях достижения счастья человеком. Очень интересное замечание в связи с этим высказал Е. И. Шамурин: «Само по себе подразделение человеческих зна- ний на три больших комплекса (о природе — Физика, о поведе- нии и деятельности общественного человека — Этика и о зако- нах познания и мышления — Логика) принадлежит к числу мно- гочисленных счастливых научных догадок греков. В какой-то мере оно предвосхищало современное нам подразделение: Науки о природе, Науки об обществе и Науки о мышлении»1. Однако в древности все эти учения, или подразделения, были только отраслями единой и в своем существе нерасчлененной науки, поскольку каждая из трех отраслей сама по себе не пред- ставляла чего-то самостоятельного. Данные отрасли у древ- них — это только стороны науки как целого, которую стоики сравнивали с садом, где логика выполняет функцию охраняющей этот сад стены, физика — функцию плодоносной земли, этика — функцию плодов, которые приносит земля. В древнем Риме материалистическую и вместе с тем атоми- стическую линию Демокрита продолжил философ-материалист Лукреций. В своей поэме «О природе вещей» он дал атомистиче- скую натурфилософскую картину мира, а вместе с тем и чело- веческих знаний о нем. Лукреций сделал попытку объяснить с точки зрения античного атомизма происхождение Земли, морей и неба, небесных светил, жизни на Земле, растений, животных и, наконец, человека. Он пытался также объяснить с атомисти- ческой точки зрения многие метеорологические и астрономиче- ские явления. Можно заметить, что у Лукреция, так же как и у Демокрита, последовательность изложения и объяснения явлений природы с атомистических позиций вместе с тем представляет собой и есте- ственную группировку (классификацию) самих знаний об этих явлениях, следовательно, самих наук. Из числа классификаций не философского, а эмпирического характера в древнем Риме выделяется группировка наук в «Ес- тественной истории» (37 книг) Плиния Старшего. Е. И. Шаму- 1 Е. И. Шамурин. Очерки по истории библиотечно-библиографической классификации, т. I, стр. 23.
рин показал, что если условно перевести группировку знаний и объектов у Плиния на язык современной нам номенклатуры, то получится следующий ряд знаний: 1) по астрономии, геофи- зике, геологии, а также по физике и химии; 2) по географии, страно- и народоведению; 3) по антропологии, анатомии и фи- зиологии человека, по истории культуры, по этнографии и эко- номике; 4) по зоологии, животноводству и использованию его продуктов; 5) по ботанике, растениеводству и использованию его продуктов; 6) по фармации и лекарствоведению, сведения по медицине; 7) по металлографии и металловедению, металлур- гии и металлообработке; 8) по горному делу; 9) по живописи и изобразительным искусствам; 10) по минералогии, силикат- кому производству, технологии камней и минералов; 11) по сме- шанным материалам (драгоценным камням, краскам для стек- ла и т. п.). Здесь имеется особого рода распределение технических и вообще практических знаний по различным отраслям естествен- нонаучных знаний (вперемежку с ними). Например, за зооло- гией сразу идет животноводство, за ботаникой — растениевод- ство, за учением о металлах — горное дело и т. д. Как увидим ниже, в XIX веке такого принципа размещения технических и вообще «прикладных» наук придерживался Ампер. Зачатки классификации наук в конце древности и в средние века. Энгельс указывал, что «начатки точного исследования при- роды стали развиваться впервые лишь у греков александрийско- го периода, а затем, в средние века, развивались дальше араба- ми. Настоящее же естествознание начинается только со второй половины XV века...» [18, стр. 21]. К этому времени «от древно- сти в наследство остались Эвклид и солнечная система Птоле- мея, от арабов — десятичная система счисления, начала алгеб- ры, современное начертание цифр и алхимия, — христианское средневековье не оставило ничего» [17, стр. 5]. В литературе средневекового Запада довольно распростра- ненным было деление знаний на три раздела — физику, логику, этику. Такое деление мы встречали уже у стоиков, а также у эпи- курейцев. Но если по содержанию воззрение стоиков выродилось со временем в реакционное идеалистическое течение в противо- положность эпикурейскому материализму, то в средние века формально то же самое деление на те же три раздела понима- лось уже в явно теологическом смысле. В IV—V веках Августин, именуемый «блаженным», заявлял, что «светские» знания долж- ны рассматриваться лишь как подготовка к изучению богосло- вия. В своем сочинении «Христианская доктрина» он дал сле- дующее толкование традиционного деления на физику, логику и этику: в первой бог выступает как основа субстанции, во вто- рой — как основа разумения, в третьей — как основа образа жизни. В этом отношении классификация знаний у Августина по своему существу не только прямо противоположна эпикурей-
ской, но идет дальше в сторону явного теологизма по сравнению с объективно-идеалистической классификацией Платона. Сопоставим для сравнения все эти классификации знаний, сходные по форме, но различные и даже противоположные по содержанию, с тем чтобы подчеркнуть, как важно за общностью формы не упускать из виду главное, а именно то содержание, ко- торое эта форма в себе заключает: Поскольку на Западе в средние века наука выполняла роль скромной служанки богословия, постольку все «светское» обра- зование было пропитано тогда церковной идеологией и схола- стикой. Предметы изучения в «латинских школах» — «семь сво- бодных искусств», составлявших тогда основу «светского» обра- зования, классифицировались в духе средневековой схоластики. Они распадались на два раздела с тремя (тривиум) и четырьмя (квадривиум) подразделами. В первый раздел входили, так ска- зать, гуманитарные («словесные») знания: грамматика, диалек- тика (в смысле искусства спорить и доказывать) и риторика. Во второй раздел входили математические и музыкальные зна- ния: арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Но так как уже в недрах самой схоластической науки сре- ди наиболее передовых ее представителей возникало критическое отношение к ее догматам, то в это время можно обнаружить и влияние зарождавшегося опытного подхода, хотя, разумеется, сам опыт понимался тогда иначе, чем он понимается сейчас, когда опытное естествознание получило широчайшее развитие. Неудовлетворенность официальной схоластической наукой
выражалась в попытках создания более совершенных, отвечаю- щих самой природе вещей, систем человеческих знаний, кото- рые в целом оставались, однако, на уровне натурфилософии и не отделялись достаточно резко от господствовавших в средние века на Западе схоластики и богословия. Такова была, напри- мер, классификация наук Роджера Бэкона, о которой мы ска- жем ниже. Значительных успехов в средние века наука добилась в стра- нах Ближнего Востока и Средней Азии. В Армении в первой половине VI века идеи классификации наук развивал выдаю- щийся армянский мыслитель Давид Непобедимый. Следуя в ос- новном за древнегреческими философами, особенно за Пифаго- ром, Платоном и Аристотелем, Давид построил общую систему философской науки, а тем самым и всей науки вообще, посколь- ку философия того времени еще не вступила в стадию дифферен- циации знаний. Как показывает В. К. Чалоян в своей «Истории армянской философии», Давид Непобедимый не просто заимст- вовал у своих предшественников их системы деления философии, но разрабатывал эти системы применительно к новым условиям развития человеческих знаний. Он пытался при этом объединить различные понимания предмета философии, которые были в свое время высказаны разными авторами. В результате Давид при- шел, во-первых, к так называемой теоретической части филосо- фии, во-вторых, к ее практической части и, в-третьих, к пред- ставлению о чередовании отдельных разделов философии внутри нее самой, то есть к определенной системе различных отраслей знания, к их классификации. Чалоян пишет: «Философию Давид делит на две основные части: на философскую теорию и практику. Такое подразделение выводится им из некоей теоретической посылки, согласно кото- рой человек по природе своей склонен к размышлению о двух вещах: об объективном сущем и о своем поведении. Соответст- венно с этим теоретическая философия стремится познать все сущее, а практическая — все то, что ведет человеческую душу к добру»1. Вслед за Аристотелем, который делил теоретическую часть философии на три подраздела — математику, физику и метафи- зику, Давид выделял следующие области знания в качестве со- ставных частей теоретической философии: естествознание, мате- матику и теологию. В свою очередь математика делилась у него на четыре подраздела: арифметику, музыку, геометрию и астро- номию. Общим признаком всех подразделов математики, следо- вательно и самой математики в целом, у Давида является коли- чество. Оно выступает, хотя и по-разному, во всех ее четырех подразделах. 1 В. К. Чалоян. История армянской философии. Изд. АН Армянской ССР, 1959, стр. 107—108.
Чалоян справедливо указывает, что большой интерес пред- ставляет объяснение Давидом происхождения математики из практической деятельности людей. Так, Давид писал, что фини- кийцы, «будучи торговцами, нуждались в счетном искусстве и вследствие этого открыли науку арифметики». Необходимость измерять участки земли, затопляемые Нилом, обусловила, по мнению Давида, появление в Египте геометрии — науки об изме- рении земли (см. там же, стр. 109). Чрезвычайно важно отметить, что у Давида Непобедимого намечалась определенного рода связь между логической систе- мой философских наук и историческим движением познания, или постижения всего сущего («человеческих и божественных ве- щей»). Это постижение проходит, согласно мнению Давида, ряд последовательных стадий. Первая из них — это исследование ок- ружающих нас вещей, имеющих «по предмету и по мышлению материальное бытие». Сюда относится все, наделенное мате- рией, — камни, деревья и все вообще чувственно воспринимаемые вещи, которые нельзя представить себе без определенного, при- сущего им материального субстата. Вторую стадию составляет познание форм, имеющих «по предмету материальное, а по мышлению нематериальное бытие». Чалоян поясняет: «Формы по содержанию материальны, ибо не бывают без материи: треугольник, квадрат и т. п. суть формы, которые не могут существовать без материи, без чувственных вещей; как таковые, они пребывают «или в камнях, или в де- ревьях, или в каких-нибудь других вещах». Вместе с тем по отно- шению к ним не мыслится ничего вещественного, ибо воссоздает их наше мышление; формы — абстрагированные от материаль- ного вещества образы» (там же, стр. 95). Третьей стадией постижения всего сущего является постиже- ние «по предмету и по мышлению нематериального бытия», ка- ковым служат бог, разум, душа. Они не вещественны ни по реальному существованию, ни по мысли, ибо бога, или разум, или душу нельзя мыслить как материальные. Следовательно, по мне- нию Давида, существуют вещи, которые не даны в материальном составе и к которым рассудок не примышляет ничего вещест- венного. Из сказанного видно, что Давид придерживался идеалистиче- ского мировоззрения. Тем не менее в рамках этого мировоззре- ния он улавливал соответствие между тем, в какой последова- тельности совершается постижение всего сущего, и тем, в каком порядке чередуются (классифицируются) подразделы теорети- ческой философии. Материальное (по предмету и по мысли) бытие поддается чувственному восприятию. С него начинается познание вещей, которое предшествует познанию формы вещей, то есть познанию бытия, материального по предмету и немате- риального по мышлению. В свою очередь постижение немате- риальных образов служит необходимой подготовкой к постиже-
нию божественного бытия, то есть нематериального (по предмету и по мысли) мира. Этому ходу постижения всего сущего соответствует располо- жение подразделов теоретической философии: первой ступени от- вечает естествознание (физика), второй — математика, треть- ей — теология. Логику Давид включал в разум, то есть в область нематериального (по предмету и по мысли) бытия. Таким образом, в весьма еще несовершенной и своеобразной форме мы находим у Давида Непобедимого зародыш идеи един- ства проблемы классификации знаний и проблемы периодизации их исторического развития. Эта идея получит дальнейшее разви- тие у ряда мыслителей, особенно у Конта. Но ее решение будет впервые дано лишь с позиций философии марксизма, научно раскрывшего диалектику соотношения исторического и логиче- ского. Труды Давида Непобедимого свидетельствуют о том, что уже в период раннего средневековья философская мысль в странах Ближнего Востока дала исключительно важные плоды, осуще- ствляя своеобразный контакт идей, выдвинутых ранее античными мыслителями, и позднейших идей, связанных с развитием чело- веческого общества в рамках сначала феодального, а затем ка- питалистического строя. В Армении времен Давида Непобеди- мого этот контакт имел двоякий характер: он выступал одно- временно и как связь различных культур во времени (между культурой эпохи античности и культурами арабского средневе- ковья и особенно эпохи Возрождения) и как их связь в простран- стве (между культурами стран Востока и Запада). Армения VI века оказалась как бы на пересечении двух линий связи и преемственности человеческих культур различных исторических эпох — древности и нового времени и вместе с тем различных частей света — Востока и Запада. Соответственно этому взгля- ды Давида Непобедимого в части, касающейся классификации наук, оказались как бы связующим звеном между идеями гре- ческих философов и позднейшими трудами мыслителей стран Ближнего Востока и Средней Азии, а затем и стран Запада. Большие успехи делает наука в странах Средней Азии и Ближнего Востока и в последующий период средневековья. В IX веке Абу Якуб ибн-Исхак аль-Кинди выдвинул учение о трех стадиях научного познания. Первой из этих стадий он счи- тал логику и математику, второй — физику (естественные науки) и третьей — метафизику. Аль-Кинди написал много книг по гео- метрии, астрономии, медицине, психологии, музыке, в которых подчеркивал значение математики и естествознания для фило- софии. По своим взглядам он был последователем и коммента- тором Аристотеля. В начале X века другой комментатор Аристотеля — средне- азиатский философ, математик и физик Абу Наср аль-Фараби в своей книге «Классификация наук» («Ихса аль-улум») дал общий
обзор всех наук, разделив свой труд на пять разделов: языко- знание, логику, математику, естествознание и политику. Исследованию вопроса о том, как ставили проблему класси- фикации наук арабские ученые и ученые арабоязычных народов в средние века, посвящена в значительной степени работа Яма- ля Мухассеба из Дамаска (Сирия)1. Кроме литературы, вышед- шей в Европе (главным образом во Франции и Швейцарии), автор широко использовал труды, опубликованные на Востоке (в Каире, Бейруте, Хайдарабаде). Мухассеб причисляет к арабским ученым всех средневеко- вых мыслителей, писавших на арабском языке или живших на территории стран, входивших в Арабский халифат. Поэтому в число арабских ученых у него неправильно попали Авиценна (ибн-Сина), аль-Фараби (уроженец Фараба в Туркестане, как отмечает сам Мухассеб) и другие. Ценность работы Мухассеба состоит в том, что в ней систе- матически прослеживаются идеи классификации наук в трудах мыслителей Ближнего Востока, выступающих как своеобраз- ная ступень от древности (автор останавливается на Платоне и особенно Аристотеле) к новому времени, начиная с Бэкона. Однако далее автор делает ничем не оправданный скачок сразу к XIX веку (к Амперу и Конту), чем нарушается исторический подход к проблеме. Показывая прогрессивный и во многом оригинальный харак- тер философских идей арабских и других восточных мыслителей средневековья, Мухассеб правильно замечает, что они не огра- ничивались простым изложением и комментированием Аристоте- ля, но выдвигали положения, которые предвосхищали поздней- шие идеи европейских ученых. Например, по поводу популярной в средние века философской энциклопедии под названием «По- дарок Чистых Братьев» Мухассеб пишет, что ее 7-му («Класси- фикация теоретических наук») и 8-му («Классификация прак- тических наук») трактатам «легко дать общее название «Пози- тивная логика» или «Методология» (чтобы не употреблять тер- мина Огюста Конта позитивная философия)» (ibid., p. 54—55). В «Критических замечаниях» по этому поводу автор дает сле- дующее разъяснение: «Братьям удалось собрать воедино не- сколько научных фактов на манер Огюста Конта. Они начинали с математики и кончали физико-антропологическими науками, в которых фигурировала психология как составная часть» (ibid., р. 62). Следовательно, автор показывает, что арабские и другие вос- точные ученые задолго до европейских ученых XIX века, пред- восхищая их идеи, строили общую классификацию наук в том же порядке, как и они. Весьма интересно у Мухассеба изложены взгляды аль-Кинди, 1 Jamal Mouhasseb. Essai sur la classification des sciences. Damas, 1953.
с которого он начинает рассмотрение трудов арабских ученых и ученых других народов Востока, занимавшихся проблемой клас- сификации наук. Автор приводит цитату, выражающую взгляды аль-Кинди на классификацию, из книги ибн-Набатата «Толкова- ние Трактата ибн-Зидуна», изданной в Каире: «Наук филосо- фии, — пишет аль-Кинди, — по числу три: 1) математическая наука, которая является промежуточной, 2) физическая наука, являющаяся низшей, 3) теологическая наука, являющаяся выс- шей» (ibid., p. 19—20). Для того чтобы лучше объяснить эту мысль аль-Кинди, Му- хассеб располагает названные им науки следующим образом: 1 теология 2 математика 3 физика. Подобному их расположению Мухассеб дает определенное теоретико-познавательное толкование: «Мы бы сказали, по об- разцу греческих философов, — пишет он, — что аль-Кинди осно- вывает эту классификацию на соотношении науки — или позна- ния — с материей. Низшая часть есть прямой контакт с мате- рией, так как физика должна отправляться от чувствования. Чувства суть естественные пути этой науки. Ничего, кроме опыта. Промежуточная часть не есть контакт с материей, она выходит за пределы опыта. Математика рационалистически изолирована от материи. Высшая часть вовсе не находится в контакте с материей. Теология чисто абстрактна. Ничего, кроме разума» (ibid., p. 20). Переходя к изложению системы наук аль-Фараби, Мухассеб указывает, что раздел его «Классификации (или Статистики) наук», посвященный математике, содержит арифметику, геомет- рию, оптику, астрономию, музыку, механику, инженерию. Следующий за математикой раздел труда аль-Фараби, ка- сающийся физики и метафизики, включает в себя прежде всего изучение природных тел (растения, животные и др.) и искус- ственных тел (стекло и др.). В соответствии с этим здесь гово- рится о телах простых и сложных и об их происхождении, чем занимаются минералогия, ботаника и зоология (включающая в себя антропологию и психологию). Метафизика у аль-Фараби объединяет в себе науку о бытии как бытии, теорию познания и теологию в собственном смысле. Далее Мухассеб цитирует книгу Аделя Авы «Критический дух Чистых Братьев», изданную в Бейруте в 1948 году, и отме- чает, что «Чистые Братья» разделяли «физические и естествен- ные науки» на семь различных дисциплин: науку о телесных началах, науку о небе и мире, науку о зарождении и вырожде- нии, метеорологию, минералогию, ботанику и зоологию. По сло- вам Мухассеба, эта классификация напоминает классификацию аль-Фараби, но включение сюда медицины, ветеринарии, живот- новодства и всех «прикладных» наук сближает ее со взглядами аль-Хаварзми.
В своих «Критических замечаниях» Мухассеб указывает, что «Братья» различали науки по объекту каждой из них: арифме- тика имела предметом число «один», геометрия — мысленную «точку», физика — материальное «тело» и т. д. В связи с этим автор пишет: «Чтобы охватить четыре науч- ные группы философии четырьмя общими терминами, можно сказать так: 1) Математика имеет объектом «абстрактную вещь». 2) Логика — абстрактное «действие» (либо интеллекту- альное, либо моральное). 3) Физика — «вещи» природы. 4) Пси- хология — внутреннее «действие» (ibid., p. 62). Эти положения Мухассеб пытается применить к современно- му состоянию проблемы. При этом он особенно выдвигает «идею Шай», так называемую «абстрактную вещь», играющую боль- шую роль у «Братьев» в математической науке и религиозной философии. Касаясь затем воззрений аль-Хаварзми, Мухассеб отмечает, что этот ученый дополнил трактаты «Братьев» некоторыми но- выми науками, а именно химией, медициной и историей. Основ- ной труд аль-Хаварзми содержит раздел, который можно было бы назвать «Наукой». Он включает девять наук: философию, логику, медицину, арифметику, геометрию, астрономию, музыку, инженерию и химию. Из позднейших мыслителей Ближнего Востока Мухассеб называет аль-Газали (XI—XII вв.) и ибн-Хальдуна (XIV—XV вв.). Аль-Газали делил науки на догматические, или религиозные, и рациональные. Последние подразделялись на три части: математику с логикой; физику; теологию. Ибн-Хальдун принял по сути дела то же самое деление, но только догматические науки он характеризовал как «копирован- ные» (то есть как опирающиеся на Коран или мусульманскую традицию), а рациональные — как «отраженные», или филосо- фию вообще, которая содержит четыре части: логику, физику, теологию и математику. История же у него превратилась в нау- ку, имеющую собственную философию (философия истории, или знаниеведение). «Последний век средних веков на Востоке был благодаря ибн-Хальдуну таким же синтетическим, — заключает Мухассеб, — как XIX век благодаря Огюсту Конту» (ibid., p. 76). Явно модернизируя воззрения ибн-Хальдуна, автор пытает- ся сблизить их непосредственно с позитивной философией Кон- та, в особенности с его социологическими взглядами. К сожалению, Мухассеб сопоставляет труды арабских и других восточных мыслителей почти исключительно с воззре- ниями позднейших французских и швейцарских ученых (из остальных приведены лишь два английских ученых — Бэкон и Спенсер, труды которых он использовал во французском пере- воде). Это лишило Мухассеба возможности всесторонне про- следить роль восточных мыслителей средневековья в развитии
данной проблемы и определить их место в истории ее разработ- ки учеными всего мира. Однако несмотря на этот недостаток и на слабость философ- ского анализа вопроса, рассматриваемая работа, как уже отме- чалось выше, представляет несомненный интерес. Ценный вклад в разработку системы знаний в XI веке внес среднеазиатский мыслитель Абу Али ибн-Сина (Авиценна). Бла- годаря исследованиям советских ученых, проведенным за по- следние годы, в частности работам А. М. Богоутдинова, труды ибн-Сины получили в настоящее время глубокое освещение. Книга ибн-Сины «Даниш-намэ» («Книга знания») разде- ляется на три части: логику, метафизику и физику. Метафизика открывается главой «Начало высшей науки. Первая глава о чис- ле философских наук». Ибн-Сина указывал, что предмет науки бывает двоякого рода: первый, существование чего происходит от нашего действия, второй, существование чего не происходит от нашего действия. Уже в этом различении выступает членение на субъект и объект, следовательно, гносеологическая постанов- ка вопроса. Соответственно этому членению философские науки «раз- деляются на два вида: первый осведомляет нас о наших соб- ственных действиях и называется практической наукой... Вто- рой осведомляет нас о состоянии бытия вещей... эта наука на- зывается теоретической»1. Поскольку человек бывает или в сообществе земляков, или в семье, или в отдельности, то практические науки у ибн-Сины делятся на: 1) науку об управлении страной (куда входит зна- ние религиозных законов и политика); 2) науку об управлении домом; 3) науку об управлении самим собой. Теоретические науки также делятся на три части: 1) выс- шую, или первичную, науку (богословие), предмет которой ле- жит вне природы, представляя собой абсолютное бытие, не свя- занное с материей и движением; 2) среднюю науку — матема- тику, предмет которой предполагает мысленное отделение от движущихся вещей таких отношений, для определения которых нет необходимости связывать их с какой-либо чувственной ма- терией или с чем-либо движущимся, например треугольник или квадрат; 3) низшую науку, или науку о природе (физику), предмет которой существует в материи, так что определить и представить его можно лишь в связи с материей и в состоянии движения. Предметом математики, согласно ибн-Сине, служит в общем «количество» (а если ее расчленить, — то мера и число). В со- став математики входят: арифметика, геометрия, астрономия, 1 Ибн-Сина. Даниш-намэ. Книга знания. Изд. 1957, стр. 139.
музыка (первичная, или «чистая», математика); счет, алгебра, механика, оптика, наука о движущихся сферах, наука о прибо- рах и т. п. (вторичная, или «прикладная», математика). Предметом физики является «чувственное тело, поскольку оно находится в движении и изменении, ограничено и состоит из частей» (там же, стр. 141). В состав физики входят: изучение состояния материи и состояния движения (поскольку физика связана с материей и движением), учения о пространстве, о теплоте, об элементах и их соединениях, о воздухе (метеороло- гия), о минеральных субстанциях, о растениях и животных, о душе человека (первичная, или «чистая», физика); медицина, объяснение снов, объяснение чудес, астрология, алхимия и т. д. (вторичная, или «прикладная», физика). В учении ибн-Сины о мире большое место занимают взгля- ды на субстанцию, которая, согласно его мнению, бывает че- тырех видов: «Первый — «материя» как основа, в которой за- ложена, например, природа огня. Второй — «форма» как сущ- ность огня и природа его. Третий — их единство как огненное «тело». Четвертый — как например, душа, отдельная от тела, и разум» (там же, стр. 144). В связи с позднейшей историей классификации наук на За- паде интересна работа ибн-Сины «Толкование снов», где прово- дилось различие трех способностей человеческого интеллекта — памяти, воображения и мышления (разума), берущее свое на- чало в аристотелевской характеристике духовной деятельности человека. «Воспринятые памятью явления, — писал ибн-Сина, — принимаются воображением, докладываются мышлению, а мышление по обязанности устанавливает правильность или не- правильность запечатленного явления и оставляет его в памя- ти для того, чтобы в нужный момент обращаться к нему»1. По этому поводу Е. И. Шамурин замечает: «Через несколь- ко веков после того, как на Востоке были написаны эти строки, деление человеческих знаний по трем способностям человече- ского духа — память, разум и воображение — стало распростра- ненным явлением в Западной Европе, найдя себе выражение в классификации Хуана Уарте (XVI в.), Френсиса Бэкона (XVII в.), Дидро и Д'Аламбера (XVIII в.)...» (там же, стр. 60). В XIII веке Роджер Бэкон, следуя за ибн-Синой, называл три универсальных способа познания при помощи видения: чи- стые ощущения, память о прежних ощущениях и толкование предмета при посредстве рассуждения. Р. Бэкон выдвинул свою особую классификацию всех знаний с их разделением в основ- ном на четыре группы: филологию, математику, физику и этику. 1 Цит. по книге: Е. И. Шамурин. Очерки по истории библиотечно-биб- лиографической классификации, т. I, стр. 59—60.
В свою очередь физика подразделялась у него на оптику, астрономию, барологию (учение о тяжести), алхимию, агри- культуру, медицину и опытные науки (естественную историю). В филологии выделялись грамматика и логика, в которую вхо- дила риторика, в математике (кроме собственно математиче- ских дисциплин) — музыка, механика, архитектура и другие, в этике — метафизика, гражданская нравственность, богословие и прочие. Сопоставим теперь различные средневековые классификации с аристотелевской, от которой они так или иначе отправлялись, причем если церковно-схоластические учения убивали у Ари- стотеля все живое, то арабоязычные комментаторы Аристотеля пытались разработать его классификацию дальше, применитель- но к более высокому уровню развития научных и практических знаний в средние века; то же относится и к таким передовым мыслителям своего времени, каким был Роджер Бэкон.
Но в системе Р. Бэкона, равно как и в системах знаний, разработанных до него арабами и арабоязычными авторами, проступало и другое влияние, а именно влияние основного де- ления наук на три раздела (логику, физику, этику), которое проводилось стоиками и эпикурейцами. Данное влияние своеоб- разно сочеталось и переплеталось с аристотелевским, давая возможность более полно и глубоко отражать развившиеся к концу средних веков (по сравнению с древностью) человеческие знания. Это можно показать путем сопоставления системы Р. Бэко- на и его предшественников на Арабском Востоке и в Средней Азии с классификацией Аристотеля, с одной стороны, и стои- ков — с другой (см. таблицу на стр. 60). В конце средневековья, к началу эпохи Возрождения, мыс- лительный материал, доставшийся в наследство поколениям ученых новой исторической эпохи на Западе, складывался в области классификации знаний, во-первых, из того, что оста- лось от древности и дошло к тому времени в неискаженном ви- де благодаря трудам арабских, среднеазиатских и закавказских ученых, во-вторых, из оригинальных систем ученых Арабского Востока, Средней Азии и Закавказья и, в-третьих, из систем передовых ученых Запада, стремившихся выйти за рамки офи- циальной схоластики и богословия и отразить первое пробуж- дение естественных наук, как мы это видим у Роджера Бэкона.
Из всего этого идейно-философского богатства ученые эпохи Возрождения и последующих веков могли черпать ценные мысли для разработки проблемы классификации наук. ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В XV—XVIII ВЕКАХ. ДВА ПРИНЦИПА: СУБЪЕКТИВНЫЙ И ОБЪЕКТИВНЫЙ Субъективный принцип в XV — XVII веках. Эпоха Возрож- дения, с которой связано возникновение естествознания как систематической науки и его отпочкование от прежде единой философии, поставила задачу общей систематизации человече- ских знаний, а поскольку эти знания сосредоточиваются в книж- ных богатствах, то первоначально эта задача связывалась не- посредственно с практической задачей библиотечной каталоги- зации. Как известно, эпоха Возрождения в противовес средневеко- вой идеологии, пропитанной религиозно-схоластическим миро- воззрением, выдвинула новое мировоззрение, отвечавшее клас- совым интересам поднимавшейся буржуазии. Это мировоззре- ние носило светский характер. В нем нашло отражение стремление освободить человеческую мысль от пут католицизма
и схоластики, расчистить дорогу научному знанию и просве- щению. Сухим мумиям и абстрактной мертвечине схоластики и цер- ковного догматизма идеологи молодой буржуазии противопо- ставили живую человеческую личность с ее земными интереса- ми и действиями. Новое направление культуры, проникнутое глубоким оптимизмом, верой в человеческую личность, в ее права на все земные радости, получило название гума- низма. Вполне закономерно, что идеи общего гуманистического нап- равления в культурном развитии той эпохи нашли свое отраже- ние и в области классификации человеческих знаний. Отрицая и отбрасывая как порождение схоластического перипатетизма средневековое деление наук на два комплекса — тривиум и квад- ривиум, — итальянские и испанские гуманисты выдвинули новый принцип деления, соответствующий всему духу нового, гумани- стического течения в развитии культуры, — принцип, основываю- щийся на учете свойств и способностей самой человеческой лич- ности. Это свидетельствует о том, что субъективный принцип в раз- работке проблемы классификации наук при всей его ограничен- ности и гносеологической несостоятельности тем не менее имел в тех условиях прогрессивное значение. Совершенно прав Е. И. Шамурин, когда он пишет: «Взять способности человече- ского духа в качестве основания деления наук — было шагом вперед по сравнению с классификациями средневековья... Но главное заключается в том, что подразделение человеческих знаний на основе способностей самого человека, а не каких-ли- бо абстрактно-логических построений, шло навстречу жизни, реальности, больше всего соответствовало умонастроению гума- нистов»1. Как указывает Е. И. Шамурин, первую работу, целиком по- священную проблеме классификации знаний, опубликовал итальянский ученый и поэт Анджело Полициано (он же Аньоло дельи Амброджини). В этой работе под названием «Панеписте- мон», вышедшей в 1491 году, все человеческие знания подраз- деляются в зависимости от источников их возникновения: вдох- новение порождает богословские знания, изобретательность — философские, дающие начало научным знаниям вообще (фило- софия — мать наук), предвидение и прорицание порождают сме- шанные знания. Это было, отмечает Е. И. Шамурин, своеобразным видом распределения знаний в соответствии со способностями челове- ческого духа (в данном случае представленными вдохновением и изобретательностью). 1 Е. И. Шамурин. Очерки по истории библиотечно-библиографической классификации, т. I, стр. 135, 136.
В свою очередь философия делилась у Полициано на умо- зрительную, практическую и рациональную. Умозрительная философия включала в себя естественную философию, первую философию (трактующую о боге и душах) и математику. Естественная философия излагалась в порядке перехода от об- щего к частному: сначала шли принципы (движение, место, время), затем — простые тела (небо) и сложные тела — неоду- шевленные (металлы, камни, растения) и одушевленные (жи- вотные и человек как разумное существо); наконец, завершала весь этот ряд наук медицина (теоретическая и практическая). Математика включала в себя физико-математические и техни- ческие знания в самом широком смысле слова: арифметику, му- зыку, метрику, геометрию, астрономию (включая климатологию, геодезию и даже астрологию), оптику, механику (включая, кро- ме теоретической механики, хирургическую, строительную, ри- совальную, часовое дело, машины и т. п.). Практическая (или действенная) философия подразделя- лась у Полициано на моральную (этическую) философию, кото- рая по сути дела представляла собой науку об обществе (с под- разделением на личную, семейную, государственную науку, пра- во и военное дело), и на искусства (включая агрикультуру, охоту, архитектуру, графику, кулинарию, театр, гимнастику и т. д.). Рациональная философия включала в себя, согласно Поли- циано, грамматику, историю, диалектику, риторику и поэтику. Те же идеи проникли и в Испанию, где они были подхваче- ны Алексио Венегасом (1540), который, как указывает Е. И. Шамурин, делил все науки на четыре класса: 1) основные, 2) естественные («Философия видимого мира»), 3) рациональ- ные (О «разуме», морали, праве и политике) и 4) духовные («Священное писание»). В основе этого деления лежат определенные способности че- ловеческого интеллекта, хотя и не выраженные самим автором с достаточной резкостью: то, что воспринимается непосред- ственно органами чувств, составляет предмет естественной фи- лософии; то, что создается человеческим разумом, служит пред- метом рациональной философии; то, что является продуктом «откровения», составляет предмет духовной философии. Более четко и последовательно субъективный принцип клас- сификации наук провел современник Венегаса — испанский фи- лософ Хуан Уарте, непосредственный предшественник в этой области Ф. Бэкона. В своем «Исследовании умов по отношению к наукам» (1575) Уарте дал классификацию типов человече- ского рассудка, с которой он связывал относительность истины для различных людей. Уарте учил, что истинным предметом фи- лософии является природа и что надо созерцать «естественные вещи» при помощи наших органов чувств. Главная мысль Уарте состояла в том, что люди обладают различными способностями, причем каждая их способность со-
ответствует определенному роду наук. В качестве своеобразных «разумных сил» для ума, писал Уарте, можно установить три такие способности: память, разум и воображение. Человек, зная род своего дарования, может правильно выбрать именно ту науку, в области которой он принесет наибольшую пользу. Хотя таким способом Уарте классифицировал знания о мире фактически в соответствии с субъективными способностями человеческого ума и вообще интеллекта, однако его классифи- кация представляет собой значительный шаг вперед по сравне- нию с традиционным схоластическим разделением знаний на «семь свободных искусств». В еще большей степени это касает- ся классификации Ф. Бэкона, который продолжил идеи Уарте, придав им более законченную форму. Классификация наук Френсиса Бэкона, изложенная в трак- тате «О достоинстве и об усовершенствовании наук» (1623), свидетельствует о том, что все домарксовские материалисты, будучи материалистами в понимании природы, оставались идеалистами «вверху», в понимании общественной жизни, в том числе и истории развития научного познания. Создавая общую систему всех знаний, Ф. Бэкон положил в основу классификации наук ясно выраженный субъективный принцип, что было обусловлено общим, весьма еще низким уровнем развития науки — как естествознания, так и философии на рубеже XVI и XVII веков. Разделение всех наук на классы и их более дробные подразделения Бэкон проводил не в соответ- ствии с характером изучаемого ими предмета, то есть не на объективной основе, а в соответствии с различными свойствами и сторонами человеческой психики, или «души»: памятью, ра- зумом и воображением. Памяти, по Бэкону, отвечает история, разуму — философская наука, воображению — поэзия. Основ- ная схема общей классификации Бэкона может быть выражена следующим образом: Совершенно очевидно, что свою классификацию Бэкон стро- ил на чисто психологической основе, и в этом ее главный недо- статок, ее наиболее уязвимое место. Однако при всем своем несовершенстве и условности бэко- новская классификация послужила исходной точкой для поста- новки данной проблемы, что определяет ее несомненно большое историческое значение. Выделяя историю как науку о памяти, Бэкон подразделял ее на естественную историю (историю природы) и гражданскую историю (историю общества). Далее естественная история де- лилась на историю общих явлений природы (описательную и со-
держащую индуктивные обобщения), на историю отклонений природы, излагающую различные аномальные явления, и, нако- нец, на историю использования «связей» (или законов) природы человеком (история искусств и ремесел). Для понимания проблемы классификации естественных наук особый интерес представляет первая из этих трех историй, а именно история общих явлений природы. У Бэкона она вклю- чала в себя следующие знания, расположенные в определенной последовательности одно за другим: история небесных явлений (астрономия); история метеоров; история воздуха (будущая ме- теорология); история Земли (будущая геология); история мо- ря; история элементов и отдельных индивидуумов (будущие химия и биология). Очень важно, что вслед за историей об- щих явлений природы и историей отклонений природы Бэкон поставил раздел, посвященный истории практического исполь- зования законов и явлений природы человеком в своих повсе- дневных интересах. Гражданская история подразделяется у Бэкона на собствен- но гражданскую историю, излагающую события мирового мас- штаба (всемирную историю), и историю более частного харак- тера — историю отдельных стран и народов по эпохам. При этом вместе с историей страны, в качестве «смешанной истории», дается география. Сюда же включается характеристика клима- та страны и тому подобные сведения. Затем выделяются священ- ная история, история литературы и науки и приложение к исто- рии, рассматривающее слова человека, то есть его речь (буду- щее языкознание). Таким образом, даже в пределах одного только первого класса в системе Бэкона (класса истории) естественнонаучные сведения не сосредоточены полностью в разделе естественной истории, но частично попадают и в раздел гражданской исто- рии. Обособляя далее философию как науку разума, Бэкон под- разделял ее на несколько частей: первую (или собственно) фи- лософию с рядом категорий; естественное богословие; филосо- фию природы; науку о человеке. Естественнонаучные знания и здесь тоже не сосредоточи- ваются в одном определенном разделе (например, в философии природы), но попадают и в раздел науки о человеке. Вместе с тем в раздел философии природы включаются и такие сведения, которые касаются, с одной стороны, общефилософских вопро- сов, а с другой — вопросов, связанных как с искусствами, так и с техникой. Схематически подразделение философии природы у Бэко- на можно представить следующим образом: а) Физика — включает в себя учения: о началах вещей, о системе мира, о разнообразии вещей. Последнее делится на две части: абстрактную часть (физику абстрактов), содержа-
щую науку о видоизменениях материи и науку о движении, и конкретную часть (физику конкретов), содержащую учение о конкретном разнообразии небесных явлений, метеоров, возду- ха, земли, моря, элементов и отдельных индивидуумов (соот- ветственно тому, как подразделяется история общих явлений природы). б) Метафизика — включает в себя учения о формах и о ко- нечных причинах. Таким образом, источник классификации наук, по мнению Бэкона, лежит не в самой объективной действительности, не в вещах и явлениях природы и общества, а исключительно в свой- ствах человеческой психики. Не объективные виды материи и формы ее движения, а субъективные функции сознания опреде- ляют собой, по Бэкону, деление и группировку наук вообще, в том числе и наук о природе. Но, повторяем, эта исторически ранняя, ограниченная во всех отношениях классификация наук отражала собой общий низкий уровень их развития и в те времена не могла быть иной, более совершенной. Только значительно позднее, в начале XIX века, могла возникнуть более строгая в научном отношении классификация человеческих знаний, опирающаяся не на субъ- ективную, а на объективную основу. Ее автором был Сен-Симон. Большое значение имела разработка Бэконом научного ме- тода опытных наук. По своей сути этот метод был индуктивно- аналитическим, хотя Бэкон и требовал соединения анализа с синтезом, индукции с дедукцией, эмпирии с теорией. Интересно отметить, что, учитывая это требование, А. И. Герцен призывал следовать за Бэконом и «соединить методу рациональную с эмпирическою»1, другими словами, умозрение с опытным зна- нием. Как увидим ниже, с точки зрения Герцена это означало также соединение философии с естествознанием и даже мышле- ния с бытием. «Бэкон приковал своей методой науку к приро- де, — писал Герцен, — так что философия и естествоведение должны или вместе стоять, или вместе итти; это было фактиче- ское признание единства мысли и бытия. Эмпирия Бэкона про- никнута, оживлена мыслью...»2. Маркс охарактеризовал метод Бэкона как по преимуществу индуктивно-аналитический, что и соответствовало общему уровню научного знания в XVII веке. По словам Маркса, Бэ- кон — настоящий родоначальник всей современной эксперимен- тирующей науки. Согласно его учению, писал Маркс, «наука есть опытная наука и состоит в применении рационального ме- тода к чувственным данным. Индукция, анализ, сравнение, на- 1 А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. I. Изд. АН СССР, 1954, стр. 24. 2 А. И. Герцен, Письма об изучении природы. Госполитиздат, 1944, стр. 157.
блюдение, эксперимент суть главные условия рационального метода» [6, стр. 142]. Именно на такой методологической базе и построил Бэкон свою классификацию наук. Имея индуктивно-аналитический характер, ее основа впоследствии оформилась в виде опреде- ленного логического принципа — принципа координации наук. Линию Бэкона продолжил систематизатор его учения Томас Гоббс. В своем сочинении «Левиафан» (1651) он углубил даль- ше бэконовскую классификацию наук, но отступил от последо- вательного проведения субъективного принципа, сделав попыт- ку сочетать его с объективным. Классификации наук, как и всему материализму Бэкона, Гоббс придал количественно односторонний характер, положив в ее основу математическое знание. Три свойства ума, о кото- рых писали Уарте и Бэкон (память, разум, воображение), по- лучили у Гоббса более тонкое гносеологическое истолкование в плане соотношения эмпирического и рационального моментов познания. Познание бытия вещей, основанное на ощущении и воспоминании, предшествует, по Гоббсу, познанию причин ве- щей, которое постигается при помощи разума. В соответствии с этим Гоббс делил науки на дедуктивные и индуктивные. Пер- вые основаны на разуме, вторые — на опыте. Во главе дедуктивных наук Гоббс ставил геометрию. Он считал, что она имеет дело с явлениями, которые мы сами мо- жем вызывать, проводя линии, чертя фигуры и т. д. Поэтому причиной этих явлений служит, по мнению Гоббса, сам субъект. В силу этого геометрия демонстрирует собой образец науки, познающей предметы из их причин путем правильной дедукции. Сюда же относятся, по Гоббсу, политика и эстетика, поскольку их предметы также являются продуктом деятельности субъ- екта. Во главе индуктивных наук у Гоббса стояла физика. Ее предметом, считал он, служат явления природы, независимые от человека, а потому познание идет здесь не от причин к дей- ствию, а от видимых следствий к выяснению их причин. Говоря иначе, физика исходит из явлений природы, данных чело- веку в чувственном созерцании. «...Ощущение и память, — писал Гоббс, — дают нам лишь знание факта... наука является знани- ем связей и зависимостей фактов между собой»1 и опирается она только на разум. Наиболее общим, всеохватывающим методом Гоббс, будучи законченным механистом, считал метод математики. Он сводил все рациональное познание к простым математическим опера- циям, указывая, что эти операции производятся не только над числами, как это имеет место в математике, но что складывать и вычитать можно и все остальное: линии, фигуры, углы, отно- 1 Томас Гоббс. Левиафан. Соцэкгиз, 1936, стр. 62.
шения, силы, время (геометрия), слова, имена, рассуждения, силлогизмы (логика), договоры, законы (политика), явления природы (физика), равно как и явления общественной жизни. Этим определялось место математики в системе знаний у Гоббса. При построении конкретной схемы классификации наук Гоббс, как уже отмечалось, пытался сочетать субъективный принцип, учитывающий процесс и метод познания, с объектив- ным, учитывающим свойства и характер самих предметов поз- нания. Поэтому классификацию Гоббса можно рассматривать как переходную от классификаций, построенных на субъектив- ном принципе, к классификациям, построенным на объективном принципе. Общий ряд наук у Гоббса строился в последовательности перехода от описания фактов (эмпирии) к их объяснению с по- мощью логических рассуждений (теории). Отсюда — основное деление наук на историю (знание фактов) и философию, или теоретическую науку (знание последствий одного утверждения для другого). История, согласно Гоббсу, подразделяется на естественную (описание явлений природы) и гражданскую (описание явлений общественной жизни). Философия тоже подразделяется на есте- ственную, касающуюся свойств естественных тел, и, так сказать, «механическую», касающуюся количества и движения как об- щих свойств всех тел. Последняя в свою очередь делится в за- висимости от того, как выступают количество и движение, на первую философию, когда они не определены, и на математику, когда они определены фигурой (геометрия) или числом (ариф- метика). Далее, если количество и движение определены для косми- ческих тел, то это будет предметом космографии, а именно: для звезд — астрономии, для Земли — географии. Если же речь идет о последствиях специального рода движения и фигур тел, то это дело механики (включающей инженерную науку, архитектуру, мореходство). Затем идет физика, изучающая последствия качества и дающая в случае преходящих тел метеорологию, а в случае по- стоянных тел (звезд и межзвездной среды, включая воздух) — астрологию и т. д. После этого следуют науки, изучающие последствия свойств частей Земли, не обладающих ощущениями, — минералы, ме- таллы и т. д. (минералогия) и растения (ботаника), и обладаю- щих ими, то есть животные тела (зоология). В зоологию у Гобб- са входят рассуждения о последствиях свойств животных во- обще, то есть органов чувств — зрения (оптика), слуха (музы- ка, звук), и свойств людей, в особенности их страстей (этика) и речи (эмоциональной — поэзия, убеждающей — риторика, рас- судочной — логика).
В самом конце общего ряда наук у Гоббса стоят знания последствий свойств «политических тел» — политика и граждан- ская философия, включающая вопросы государства и права. Таким образом, анализируя ряд наук, расположенных Гобб- сом в определенной последовательности, мы обнаруживаем сме- шение различного рода принципов: здесь присутствуют перехо- ды, отражающие движение человеческого познания от чувствен- ного к абстрактному, от описания фактов (эмпирии) к их объяснению (теории), далее — от одной стороны вещей, отра- жаемой категорией количества, к другой их стороне, отражае- мой категорией качества, соответственно — от более абстракт- ного к более конкретному. Вместе с тем тут же присутствуют переходы от простого к сложному, от низшего к высшему, от общего к частному, соответствующие свойствам самих вещей: от явлений природы к явлениям общественной жизни, от мине- ралов и растений к животным и человеку, то есть от тел, ли- шенных ощущений, к телам, обладающим ими; далее — от ощу- щений вообще, свойственных всем животным, к особенным свой- ствам человеческой психики (от чувственно-эмоциональных к отвлеченно-рассудочным). Переходы от природы к обществу, от естественного к граж- данскому, от минералов и растений к животным и человеку опи- раются на объективный принцип. Переходы же от эмпирии к теории, от чувственного к рассудочному, от количества к каче- ству, соответственно, от абстрактного к конкретному опираются на субъективный принцип. Впоследствии, во второй половине XIX века, Спенсер будет в известной степени основываться на идеях Гоббса, если не в части его конкретной схемы, то в части учета движения поз- нания от абстрактного к конкретному, в частности от ступени познания, на которой раскрывается количественная сторона явлений (математика в ряду абстрактных наук, механика в ряду абстрактно-конкретных, астрономия в ряду конкретных), к тем ступеням, на которых в большей мере раскрывается ка- чественная сторона вещей и явлений. Объективный принцип в XVII веке. Наряду с рассмотренным выше субъективным принципом, который был явно выражен у Бэкона и его предшественников и неявно у Гоббса, в XVII веке выдвигались такие классификации наук, основу которых сос- тавляли принципы, так или иначе отражавшие объективный момент в делении и группировке наук. К их числу относились системы наук Декарта, Гассенди, Бойля, Локка. Нередко при этом цели, ради которых выдвигались соответствующие класси- фикации, носили утилитарный характер, будучи связаны с за- дачами обучения или книжной каталогизацией. Так, Рене Дe- карт рассматривал ту последовательность, в которой должны изучаться отдельные науки, представляющие собой, согласно его взглядам, разделы единой философии, с тем чтобы они луч-
ше усваивались учащимися. В особом «Письме», заменяющем предисловие к его «Началам философии» (1647), Декарт опре- делил «порядок, которого следует придерживаться для само- просвещения». В самом начале и в конце общего ряда наук, подлежащих изучению, Декарт ставил мораль как науку, направляющую жизненные действия человека. Затем идут различные науки в следующей последовательности: логика, математика, филосо- фия с подразделением на метафизику («Основы знаний») и фи- зику («Объяснение первых законов, или Начала природы» и т. д.). Физика изучается в следующем порядке ее разделов: после истинных начал материальных вещей идет состав Вселенной — звезды, планеты, кометы и Вселенная в целом; далее следуют четыре стихии — земля, воздух, вода, огонь. Вслед за тем изучаются физические свойства тел — магне- тизм, теплота, тяжесть, после чего идут так называемые царст- ва природы: минералы, растения и животные, в особенности человек. Эта классификация теоретических наук о природе имела у Декарта общее методологическое обоснование. Согласно его воззрениям, материя состоит из частиц, или корпускул, но она в принципе делима до бесконечности. Корпускулы находятся в постоянном движении, изменяя свое положение в пространстве. Движение, как и материя, неуничтожимо и несотворимо. Как будет показано во второй части нашей работы, совре- менная классификация наук в области, касающейся неорганиче- ской природы, опирается на учение о сохранении и превраще- нии энергии, а это учение, писал Энгельс, имеет своим истоком идею Декарта о сохранении количества движения во всей Все- ленной [см. 17, стр. 23, 195]. Во взглядах Декарта на природу проступает определенный историзм, явившийся предшественником историзма космогониче- ских гипотез Канта и Лапласа. Декарт считал, что мировая материя первоначально находилась в однородном состоянии, со- вершая единое вихреобразное движение. В результате этого вихря она разделилась на три «элемента»: «элемент» земли, ко- торый составился из самых крупных частиц, «элемент» воздуха— из частиц малых и округлых и «элемент» огня (всепроникающей жидкости) — из самых тонких и мелких частиц. В таком именно порядке следует у Декарта и изучение со- ответствующих элементов, согласно общей классификации наук, устанавливаемой с педагогическими целями: сначала — эле- мент земли, затем — элемент воздуха, а после обоих — элемент огня. Вместе с тем вращение вихревой материи приводит, по Де- карту, к тому, что от центра этого вихря отбрасываются на его периферию самые плотные и большие частицы, из которых впо-
следствии образуются планеты, а в центре сосредоточиваются легкие частицы огня, образуя центральное светило (Солнце) и звезды. Стремление Декарта рассматривать природу как систему, хотя и носящую в целом механический характер, но развиваю- щуюся во времени благодаря своим внутренним законам, за- ключая в себе зародыш исторического подхода к природе, на- шло, как мы видели, известное отражение в разработанной им классификации наук. Благодаря своему механицизму Декарт преодолевал резкие разграничительные линии между различными науками, посколь- ку их объекты имеют, с его точки зрения, общее происхождение из единой, движущейся по законам одной и той же механики, материи. Поэтому последовательность самих наук, подлежащих изучению, в какой-то степени, часто даже в натурфилософской форме, отражала у Декарта последовательность развития самих объектов, если под развитием понимать в данном случае после- довательное образование более сложных механических систем из более простых и вслед за более простыми. Животные как более сложные механические системы следуют у Декарта за растениями, растения же, будучи более сложными, чем минералы, следуют за минералами, а человек как самое сложное существо, наделенное душой, следует за животными. Здесь у Декарта три названных царства природы (минеральное, растительное и животное) трактуются иначе, чем их трактовали многие естествоиспытатели-метафизики XVII и XVIII веков, которые, подобно химику Лемери, видели между ними абсолют- ные разрывы и непереходимые грани: Идеи Декарта были несравненно более прогрессивными и оказали большое влияние на последующие поколения ученых, со- ставивших школу картезианцев. После изучения так называемых теоретических наук Декарт считал возможным и необходимым перейти к изучению «при- кладных» наук: медицины, механических (в смысле техниче- ских) наук и этики (морали) как науки, завершающей все обра- зование. Знание логики, математики, физики и «прикладных» наук, по словам Декарта, дает людям совокупность философии в це- лом, являющейся, по образному выражению Декарта, как бы деревом, корни которого суть метафизика, ствол — физика, а ветви, выходящие из этого ствола, — остальные науки, которые сводятся в первую очередь к знанию медицины, механики и мо-
рали. Последнюю Декарт объявлял высочайшей и совершен- нейшей наукой, понимая под моралью учение об обществе1. Если попытаться выявить «скелет» декартовской классифи- кации наук, то можно сказать, что этот «скелет» состоит из сле- дующих основных звеньев: 1) логика как наука о мышлении с примыкающей к ней математикой, стоящей между логикой и учением о природе; 2) физика как наука о природе — мертвой и живой; 3) медицина и механика как науки «прикладные», практические; 4) этика как наука об обществе. Однако четкое разграничение наук на указанные четыре груп- пы у Декарта все же отсутствует, особенно учитывая вклинива- ние метафизики между математикой и физикой. Тем не менее в классификации наук, данной Декартом, сделан принципиально важный шаг вперед по сравнению с бэконовской классификаци- ей: Декарт классифицировал науки по объектам, которые ими изучаются, а не на основании способностей человеческого ин- теллекта, как это делал Бэкон. Отбрасывая субъективные моменты в классификации наук и стараясь основать ее на объективных началах, Декарт в це- лом располагал отдельные науки в порядке перехода от объектов более общего характера к объектам более частного характера. Идеи Декарта, несомненно, оказали влияние на позднейшее направление в разработке классификации наук французскими мыслителями и прежде всего Сен-Симоном, а через него — О. Контом. Можно сказать, что в этом отношении идеи Декарта влились в развитие данной проблемы в XIX веке, подобно тому как в целом, по словам Маркса, «картезианский материализм вливается в естествознание в собственном смысле слова...» [6, стр. 145]. С другой стороны, подчеркивание Декартом особого места этики в общей системе человеческих знаний и практических дей- ствий сказалось на дальнейшем развитии философского направ- ления, начатого им и продолженного Бенедиктом Спинозой во второй половине XVII века, основное произведение которого, как известно, носит название «Этика». Более простое по сравнению с картезианским деление наук в духе традиционной триады (мышление, природа, общество) дал современник Декарта французский философ-материалист Пьер Гассенди. Он подразделял всю философию (то есть всю науку) на три части: 1) логику, задача которой установить об- щие пути, ведущие к раскрытию истины; 2) физику, задача кото- рой раскрывать истину; 3) этику, или науку о счастьи. Будучи атомистом, Гассенди большое внимание уделял ан- тичной атомистике, в частности учению Эпикура. В этой связи 1 См. Ренэ Декарт. Избранные произведения. Госполитиздат, 1950, стр. 421.
он выдвигал идею о том, что атомы как последние частицы ма- терии могут соединяться между собой в маленькие массы («мо- лекулы»). Но, будучи механистом, Гассенди понимал такое со- единение атомов в молекулы не как образование качественно особой дискретной формы материи, а как чисто механическое сцепление первичных атомов в механический комплекс. Несмотря на их механистический характер, в идеях Гассенди была заложена мысль о существовании более сложных, чем ато- мы, дискретных образований материи, получившая дальнейшее развитие в работах Бойля, Ломоносова, Бернулли, Авогадро, Ампера и других ученых. В XIX веке идея о молекулах как сложных частицах, состоящих из атомов, легла в основу пред- ставления о материальных носителях физической формы движе- ния материи. Тем самым она послужила объективному обосно- ванию классификации наук, опирающейся на представление о взаимосвязи форм движения материи. Говоря об объективном принципе, выдвигавшемся в XVII ве- ке, следует остановиться на взглядах английского химика и физика Роберта Бойля. В своей книге «Химик-скептик» (1661) Бойль развил идею о том, что первичные корпускулы материи, будучи бескачественными, способны механически группировать- ся в небольшие «кучки» различного порядка. Так, он допускал, что первичной материей является вода, частицы которой носят характер первичных корпускул, лишенных какой-либо каче- ственной определенности. Соединение этих корпускул в «кучки» первого порядка приводит к образованию химических элемен- тов, различие которых целиком сводится к количеству и про- странственной группировке внутри «кучки» исходных первичных корпускул. Поэтому Бойль полагал, что со временем «мощный и тонкий агент» окажется способным разложить химические элементы, поскольку они носят, по его мнению, составной характер. Соединение простых «кучек» в «кучки» более сложные, так сказать, «кучки» второго порядка, приводит к образованию химических соединений из химических элементов и т. д. Разу- меется, будучи механистом, Бойль все такого рода соединения представлял происходящими по одному и тому же типу механи- ческих сцеплений частиц материи при помощи всякого рода не- ровностей их поверхности, зазубринок и т. п. Возникающие при этом качественные различия носят, по мнению Бойля, чисто ка- жущийся, субъективный характер, будучи тем, что позднее Локк назвал «вторичными свойствами». Как и в случае с Гассенди, идеи Бойля в рамках механисти- ческого взгляда на природу в какой-то мере предвосхищали идеи позднейшего естествознания. Это стало ясно после возник- новения в XIX веке атомно-молекулярного учения и особенно после того, как открытие радиоактивности в конце XIX века дало в руки физиков «мощный и тонкий агент», с помощью
которого удалось разрушить атомы химических элементов и об- наружить в их составе менее дифференцированные в качествен- ном отношении дискретные виды материи. Это означает, что лестница простых и сложных корпускул, о которых писал Бойль, с поправкой на то, что переход с одной ее ступени на другую носит не только количественный, как он думал, но и качественный характер, в какой-то степени отразила картину усложнения дискретных видов материи, а, как уже бы- ло сказано выше, это в свою очередь могло служить объектив- ному обоснованию самой классификации наук по видам мате- рии и присущим им формам движения. Современник Бойля английский философ Джон Локк во мно- гом продолжил и развил его механистическую концепцию и соз- дал целое учение о «вторичных» и «первичных» свойствах тел, которое нашло свое отражение и в его классификации наук. По- следнюю Локк изложил в главе «О разделении наук» своей кни- ги «Опыт о человеческом разуме» (1690). Все науки Локк делил на три основные части 1) физику, 2) практику и 3) логику. Полагая, что это есть первичное разде- ление предметов познания, причем наиболее общее и естествен- ное, Локк обосновывал его следующим образом: «Все, что мо- жет войти в пределы человеческого разума, есть, во-первых, природа вещей, как они существуют сами по себе, их отношения и способ деятельности, во-вторых, то, что человек в качестве дея- теля разумного и свободного должен делать для достижения какой-нибудь цели, в особенности счастья, и в-третьих, пути и способы, которыми достигается и сообщается знание того и другого»1. Как видим, здесь есть известное сходство с классификацией Гассенди, о которой говорилось выше, причем сами определе- ния отдельных наук похожи у того и другого мыслителя. Разни- ца лишь в том, что Гассенди начинает с логики, после которой идут физика и этика, а Локк кончает логикой, которая стоит у него после физики и практики, в общем совпадающей с этикой Гассенди. Эта перестановка логики имеет, как увидим ниже, свое философское объяснение. Более развернутое обоснование разбивки всех знаний на ука- занные три класса Локк дал в дальнейших своих рассуждениях. Говоря о физике в расширенном смысле слова как о «естествен- ной философии», он следующим образом определял ее предмет: «...познание вещей, как они есть в своем существе, их строения, свойств, действий, причем я имею в виду не только материю и тело, но и духов, у которых точно так же, как у тела, есть своя природа и деятельность, свое строение... Цель здесь — чисто- умозрительная истина. Все, что может доставить человеческой душе такую истину, принадлежит к этой ветви, будет ли то сам 1 Джон Локк. Опыт о человеческом разуме. Изд. 1898, стр. 735.
бог, ангелы, духи, тела, или их свойства, число, фигура и т. д.» (там же). Рассматривая практику как вторую ветвь науки, Локк пони- мал под ней искусство правильного приложения наших сил и действий для достижения вещей благих и полезных. «Всего боль- ше значения в этой отрасли, — писал он, — имеет этика, искание правил и мерил для человеческих действий, ведущих к счастью, искание способов их осуществления. Цель здесь не чистое умо- зрение и не познание истины, а правда и соответственное ей по- ведение» (там же). Наконец, говоря о третьей ветви, Локк называл ее «семиоти- кой», или «учением о знаках», а, учитывая, что наиболее обыч- ными знаками, по его мнению, являются слова, — то еще и логи- кой. Здесь именно и сказывается влияние локковской субъекти- вистско-механистической концепции «вторичных свойств»: по Локку, ощущения, которые вызываются этими «вторичными свойствами», не являются образами самих вещей с их «первич- ными свойствами», а представляют своего рода условные знаки, подобные буквам, написанным на бумаге и не похожим на те мысли, которые выражены с их помощью. Таковы же и понятия, которые суть, по Локку, не отражения действительности, а как бы ее символическое обозначение. Тео- рия «символов», беря начало в идеалистических тенденциях локковского учения, открывала дорогу агностицизму. Отсюда вытекала у Локка и та перестановка логики как нау- ки о знаках в конец общего ряда наук, о чем говорилось выше: сначала, естественно, должно идти учение о вещах, а затем — учение о знаках об этих вещах. «Задача логики, — писал Локк, — рассмотреть природу знаков, которыми душа пользуется для ура- зумения вещей и передачи своего знания другим. Так как рас- сматриваемые душою вещи, за исключением самого разума, не предлежат разуму, то ему непременно должно предлежать что- нибудь другое в качестве знака или представления рассматри- ваемой вещи. Таковы идеи. И так как сцена идей, образующих человеческие мысли, не может быть открыта непосредственному зрению другого, и не может быть сложена нигде кроме памяти, хранилища не очень надежного, то, чтобы сообщать наши мысли друг другу, а также припоминать их для собственного употреб- ления, становятся необходимыми знаки и для наших идей. В ка- честве таковых всего удобнее оказались и потому всего употре- бительнее членораздельные звуки. От того рассмотрение идей и слов, как великих орудий познания, составляет немаловажную часть в рассуждениях того, кто обозревает человеческое позна- ние во всем его объеме. И если бы они были взвешены отдельно и рассмотрены как следует, они быть-может доставили бы нам логику и критику, отличную от той, с которой мы были знакомы до сих пор» (там же, стр. 735—736).
В соответствии с изложенными выше соображениями Локк подразделял каждую из трех основных частей, на которые он делил все человеческое знание, в свою очередь на три рубрики. Физика делилась у него на собственно философию природы, ра- циональную философию и естественную теологию; практика — на собственно этику, механические искусства (то есть технику, как и у Декарта) и изящные искусства; семиотика — на соб- ственно логику, лингвистику и «быт» (обряды, обычаи и т. п.). Основные части научного знания Локк называл «тремя вели- кими областями интеллектуального мира, совершенно друг от друга отделенными». Соответственно этому, применяя жирные вертикальные линии для указания на то, что здесь науки просто прикладываются одна к другой, будучи между собой совершен- но обособленными, мы могли бы представить «скелет» его клас- сификации следующим образом: Следует добавить, что Локк явился родоначальником эмпи- рической психологии, в которой главное значение придавалось принципу самонаблюдения (интроспекции); этот принцип в XIX веке получил развитие у Спенсера в отделении субъектив- ной психологии от объективной. Традиционная склонность к та- кому отделению у английских философов-идеалистов и буржу- азных психологов XIX века уходит своими истоками именно к локковскому учению. Объективный принцип в России в XVIII веке. К середине XVIII века относятся труды великого русского ученого М. В. Ломоносова. Хотя нет точно установленных данных о том, что он специально занимался проблемой классификации челове- ческих знаний, однако все его научные и практические исследо- вания, а также его деятельность в области литературы и языка дают нам право утверждать, что Ломоносов явился одним из тех мыслителей, которые фактически, своими трудами, подводили основу под общую классификацию наук и способствовали раз- работке ее объективного принципа. Будучи ученым энциклопедического типа, Ломоносов писал сочинения по физике, химии, астрономии, геологии, по риторике, логике, истории, географии, технике, по вопросам, касающимся развития производительных сил страны, по метеорологии, ми- нералогии и многим другим теоретическим и практическим проблемам. Основу его естественнонаучной концепции состав- ляли две идеи: атомизм и кинематизм. Именно эти идеи и сыгра- ли в XIX веке такую большую роль в разработке объективной основы классификации наук. Ломоносов допускал, во-первых, существование двух дис- кретных видов материи, то есть двух различных видов ее частиц:
элементов (атомов) и корпускул как соединений элементов (то, что Гассенди назвал молекулами, а Бойль — «кучками»). Это положение развито Ломоносовым в его работе «Элементы ма- тематической химии» (1741). Но в отличие от представлений XVII века Ломоносов уже приблизился к идее о том, что оба рода частиц характеризуются не только количественно, но и ка- чественно. Тем самым он высказал основную мысль будущей атомно-молекулярной гипотезы. Во-вторых, Ломоносов допускал, что качественно различные явления природы (тепловые, световые, электрические) обуслов- лены различного рода движением корпускул: вращательным, ко- лебательным, поступательным. В то же время он различал дви- жение тела как целого (молярное) и движение его невидимых частиц (молекулярное, или корпускулярное). Этим вопросам по- священа работа Ломоносова «Размышления о причине теплоты и холода» (1750), а также другие труды. Здесь в зародыше вы- ражена мысль о том, что разные формы движения представля- ют собой объекты различных наук, поскольку все явления внеш- него мира, природы вызваны движением материи. Эта мысль сыграла исключительно большую роль в разработке классифи- кации наук в XIX веке. Анализу взглядов Ломоносова на материю и движение и на соотношение различных видов движения было посвящено много работ советских философов и историков науки. Но среди них почти не было работ, касавшихся отношения Ломоносова к про- блеме классификации наук. Исключение составляет статья В. М. Букановского «Воззрения М. В. Ломоносова в области классификации естественных наук». Однако в ней по сути дела излагаются взгляды Ломоносова не на классификацию наук, а на соотношение различных областей явлений природы и на всю природу в целом. К тому же, когда Букановский касается воз- зрений Ломоносова на классификацию наук, кажется мало обоснованным его утверждение, будто из высказываний Ломо- носова «вытекает следующий последовательный ряд логически связанных наук: математика, механика, физика, химия (или физическая химия), медицина (и науки о жизни вообще)»1. Точно так же неубедительным представляется и общий вы- вод автора о том, что «идея «иерархии» естественных наук от математики до биологии, обычно приписываемая буржуазному философу XIX века, позитивисту О. Конту, уже содержалась, была выражена в трудах Ломоносова», у которого, по словам Букановского, имелся определенный последовательный ряд наук, строившийся «на материалистической, объективной основе отра- жения отдельными науками все более сложных движений ма- терии» (там же). 1 «Ученые записки Пермского Государственного университета им. А. М. Горького», т. VIII, вып. 2, 1953, стр. 86.
Неверно и заявление Букановского, будто у Ломоносова «науки располагаются в порядке возрастающей сложности изу- чаемых объектов и соответственного усложнения методов науч- ного исследования» (там же, стр. 86—87). Но верно то, что тру- ды Ломоносова способствовали разработке объективного прин- ципа классификации наук, хотя он сам и не выдвинул какой- либо определенной классификации. Линию Ломоносова на разработку объективной основы для классификации наук продолжил русский мыслитель XVIII века Я. П. Козельский. Свои взгляды он изложил в «Философических предложениях» (1768) и в «Рассуждениях двух индийцев Кала- на и Ибрагима о человеческом познании» (1788). В статье В. А. Демичева «Я. П. Козельский о предмете фило- софии и классификации наук» правильно отмечается: «В заслугу Я. П. Козельскому мы должны прежде всего поставить сам прин- цип классификации. В отличие от многих классификаций наук по способностям души (Телезио, Хуан-де Уарта, Декарт и др.) Я. П. Козельский в основу своей классификации наук кладет материалистический принцип — различие самих объектов позна- ния. Эти объекты познания, по мнению Козельского, качествен- но различные, однако различия эти основаны не на качественно различных формах движения материи»1. Козельский указывал, что философы разделяют человеческое познание на много частей, каждая из которых составляет от- дельную науку. Вопросами познания истины и фальши, а также сходства и несходства в речах, писал он, занимаются филосо- фия, риторика и поэзия, к которым присоединяется и история как наука, усыновленная от философии и от риторики. Задача испы- тания природы («натуры») и ее таинств, продолжал он далее, ставится перед физикой, изъясняемой математикой и разделен- ной на частные науки, как-то: статику, механику, гидростатику, гидравлику, аэрометрию, оптику, перспективу, астрономию, гео- графию, хронологию, химию, медицину, анатомию, натуральную историю и другие. Вопрос же о различении «добра от худа» со- ставляет, по Козельскому, предмет нравоучения, или нравоучи- тельной философии, которую можно разделить на юриспруден- цию и политику, а прочие ее части (касающиеся военного дела и архитектуры), вследствие содержащейся в них математики, преподаются уже особыми науками. Легко заметить, что здесь у Козельского отражено известное уже деление всего человеческого знания на три части: 1) логи- ку (философию) с риторикой (предмет — мышление), 2) физи- ку (предмет — природа) и 3) этику (предмет — общество), хо- тя это деление и не выдержано строго, так как история в каче- стве науки, производной от философии и риторики, попала в первый ряд. 1 «Вопросы философии», 1958, № 4, стр. 135.
Ради упрощения этой схемы и обнаружения общности («ге- неральности») всех наук, ученые, как показал Козельский, при- нимают деление наук на два класса: науки естественные (пред- мет—природа, «натура вещей») и гуманитарные (предмет — «натура человека»). «...Генеральность наук, или общественность всего познания человеческого, — писал Козельский, — нельзя яснее, а притом и круглее разделить, как на две части, то-есть на познание вообще натуры представляющихся нам вещей и на познание особенно натуры человека; и такое разделение содер- жать в себе будет всю ту материю (область знания. — Б. К.), которую древние философы разделили на три части, из кото- рых уже ныне возросло такое множество наук»1. Что касается философии, то, понимаемая в широком смысле слова, она, согласно взглядам Козельского, заключает в себе «генерально» (обобщенно) все науки, а понимаемая в собствен- ном, более узком смысле — «большею частию только одно по- знание человеческих способностей и дел, то-есть познание одной человеческой натуры...» (там же, стр. 569). Соответственно этому предмет философии совпадает у Ко- зельского с понятием «гуманитарные науки» (все знания, за вы- четом физических, то есть естественнонаучных). «Физики, — под- черкивал Козельский в предисловии к «Философическим пред- ложениям», — я не включил в философию потому, что она сама собою очень пространна, как то видеть можно из одной малой ее части, изданной мною в свет под именем «Механических предло- жений» (там же, стр. 417). В связи с тем, что у Козельского от философии отделены лишь естественные («физика»), но не общественные науки, нам представляется неточной общая схема классификации наук по Козельскому, которую составил Демичев в упомянутой выше статье. Он поместил в этой схеме философию сбоку от физики и общественных наук, как существующую наряду с ними и охва- тывающую их. В результате схема получилась трихотомической, а не дихотомической, как ее мыслил Козельский. В пользу своей схемы Козельский приводил тот аргумент, что «человек, родясь на свет, по одним своим природным способ- ностям познает несколько прежде натуру, нежели науку» (там же, стр. 569). Следовательно, сам автор рассуждал в данном случае чисто материалистически: сначала перед учащимся возни- кает подлинник (то есть природа) во всей его «живости», а за- тем копия (то есть наука) с ее абстрактностью («сухостью и трудностью»). Здесь мы видим у Козельского в зародыше попытку сочета- ния исторического и логического подходов (на материалисти- ческой основе) к обоснованию принятой им дихотомической 1 «Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века», т. I. Госполитиздат, 1952, стр. 568.
схемы классификации наук: сначала — объект (природа), по- том — субъект (человек) и отражение природы в его сознании (наука). Следует добавить, что, подобно Ломоносову и многим дру- гим философам и естествоиспытателям XVIII века, Козельский признавал четыре аристотелевские стихии (огонь, землю, воду, воздух) и соответственно этому подразделял объект физики на четыре части. Но такому подразделению не вполне соответство- вала составленная Козельским классификация самих естествен- ных наук, так как одной и той же стихией занимаются, по его собственному признанию, разные науки (например, воду изучают гидравлика и гидростатика) и в то же время одна и та же нау- ка (например, химия) занимается разными стихиями (огнем и землей). Следовательно, по Козельскому, деление объекта физики на четыре стихии не влечет за собой деления самих естественных наук на четыре соответствующие группы, как это ошибочно по- лагает Демичев. Более того, сам Козельский предупреждал, что хотя порядок изложения результатов познания природы соответственно четы- рем стихиям ему нравится, но здесь он видит и ту великую труд- ность, что происходит взаимное и почти нераздельное смешение всех стихий между собой. Но все же такой порядок, по мнению Козельского, представляется наглядным, между тем как в боль- шом множестве различных наук можно легко запутаться (см. там же, стр. 575). Очень интересно замечание Козельского о том, что сами сти- хии следует описывать не хаотически, а последовательно, «начи- ная по порядку с самой нижней стихии» (там же, стр. 581). Здесь автор явно приближался к идее о лестнице развития природы и ее стихий. Субъективный принцип у французских энциклопедистов XVIII века. Известно, что великим историческим эпохам отве- чают великие идеи и великие замыслы. В области научного познания такими идеями нередко оказывались идеи энциклопе- дического охвата и резюмирования всего, что было достигнуто человеческим знанием за предшествующий период с целью оцен- ки и переоценки общего итога развития мысли с позиций нового мировоззрения, под знаком которого выступают идеологи новой исторической эпохи. На протяжении двух веков — с середины XVII до середины XIX века — Западную Европу потрясли три революционные бури, три волны буржуазной революции: английская — в се- редине XVII века, французская — в конце XVIII века и немец- кая — в середине XIX века. Философской подготовкой каждой из них явились сочинения великих мыслителей — английских материалистов во главе с Ф. Бэконом, французских энциклопе- дистов (Дидро, Даламбер, Гольбах и другие), немецких диа-
лектиков-идеалистов, начиная с Канта и кончая Гегелем, — при- чем многие из них ставили задачу энциклопедического обобще- ния ранее накопленных знаний под углом зрения более пере- дового — материалистического или диалектического — мировоз- зрения. В канун английской революции Бэкон предпринял впервые в истории нового времени попытку дать грандиозную, невидан- ную дотоле по своим масштабам систему знаний на основе отка- за от средневековой схоластики и церковных догматов и проти- вопоставления им способностей, присущих самому человеку. Эпохе подготовки Великой французской буржуазной револю- ции конца XVIII века отвечали гениальные идеи и замыслы французских энциклопедистов, возглавлявшихся Дидро и Да- ламбером. Дени Дидро являлся автором Проспекта знаменитой французской «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», а так- же «Наглядной системы человеческих знаний» и объяснения к ней, а Жан Лерон Даламбер — автором вводной статьи к «Эн- циклопедии» под названием «Очерк происхождения и развития наук» (1751), в которой дана общая классификация наук. Целью «Энциклопедии» являлось стремление направить все челове- ческие знания — философию, науки, литературу, искусство и т. д. — на борьбу против абсолютизма и церкви, против фео- дализма и его идеологии. Таким же прологом к немецкой буржуазной революции се- редины XIX века послужила вся классическая немецкая фило- софия, причем «Энциклопедия философских наук» Гегеля была призвана к тому, чтобы обобщением всей истории человеческих знаний с позиций идеалистической диалектики способствовать выработке передового мировоззрения, отвечавшего интересам утверждения буржуазного общественного строя в Германии. Рассмотрим теперь более подробно взгляды на классифика- цию наук французских энциклопедистов XVIII века. В упомяну- том «Очерке», которым открывалась французская «Энциклопе- дия», Даламбер воспроизвел в основных чертах бэконовскую классификацию наук, основывая ее на тех же субъективных принципах, как это делал и Бэкон. Это обстоятельство символи- зирует как бы перекличку эпох назревания революционных бурь — эпохи начала XVII века и эпохи середины XVIII века. Сразу же напрашивается вопрос: разве французские энци- клопедисты XVIII века и среди них такие выдающиеся филосо- фы-материалисты, как Дидро, не могли выдвинуть объективный принцип классификации всех человеческих знаний, положив его тем самым в основу всей «Энциклопедии»? Отвечая на этот вопрос, отметим, что Дидро и другие фран- цузские материалисты XVIII века, несомненно, сделали очень много для выработки такого объективного принципа, но они еще не смогли сформулировать и разработать его в явном виде, как это сделал спустя более 50 лет их продолжатель Сен-Симон.
О том, что у Дидро имелись идеи для обоснования объектив- ного подхода к классификации наук, свидетельствуют многие факты. Так, он пытался объяснить многообразие вещей и явле- ний внешнего мира, исходя из идей трансформизма, которые уже назревали в естествознании второй половины XVIII века. В своей работе «Разговор Даламбера с Дидро» (1769) он защи- щал мысль о переходе неорганической материи в органическую, который осуществляется через действие материальных сил. Та- кими же силами объясняется, согласно его взглядам, и переход от существа, наделенного способностью ощущать, к существу, одаренному мышлением. Кроме того, Дидро располагал объекты внешнего мира в по- следовательном порядке от низших, простейших до высших, сложнейших. Он писал, что надо начать с классификации су- ществ, от инертной молекулы, если такая есть, до живой моле- кулы, микроскопического животного, животного-растения, жи- вотного, человека. Один из участников «Энциклопедии», Поль Анри Гольбах, был, если можно так выразиться, систематизатором француз- ского материализма XVIII века, идеи которого он связал с ре- зультатами естествознания того времени и тем самым тоже спо- собствовал становлению объективного принципа классификации наук. В своем сочинении «Система природы или о законах мира физического и мира духовного» (1770) он писал: «Вселенная, это колоссальное соединение всего существующего, представ- ляет нам повсюду лишь материю и движение... Разнообразней- шие вещества, сочетаясь на тысячи ладов, непрерывно получают и сообщают друг другу различные движения. Различные свой- ства этих веществ, их различные сочетания, их разнообразные способы действия, являющиеся необходимыми следствиями этого, составляют для нас сущность всего существующего, и от различия этих сущностей зависят различные порядки, категории или системы, занимаемые этими существами...»1. На основе общей механистической концепции, которую раз- деляли французские материалисты, его современники, Гольбах разработал классификацию различных видов движения. В част- ности, он различал «движение масс» (молярное движение, или перемещение макротел) и «движение внутреннее и скрытое» (мо- лекулярное движение, или перемещение невидимых для глаза частиц внутри тела). Все эти идеи представляли собой материал для выработки объективного принципа классификации человеческих знаний и могли непосредственно служить философским обоснованием такого принципа. Между тем и материалист Дидро и деист Да- ламбер все же сочли возможным положить в основу классифи- 1 Поль Гольбах. Система природы или о законах мира физического и мира духовного. Соцэкгиз, 1940, стр. 12.
кации наук, а тем самым и в основу общей структуры «Энцикло- педии», не объективный, а субъективный принцип. Объясняется это, на наш взгляд, во-первых, тем, что француз- ские материалисты XVIII века не были последовательными ма- териалистами и оставались идеалистами «вверху», то есть в по- нимании общественных явлений, а, во-вторых, тем, что у них еще отсутствовал исторический взгляд на мир. В том и другом слу- чае возникали непреодолимые трудности для любого состави- теля всеобъемлющей энциклопедии, если бы он попытался в се- редине XVIII века положить в основу такого труда объективный принцип, применимый одинаково и к природе и к обществу. К тому же надо учесть, что это было время, когда, кроме механики, изучившей достаточно подробно одну, причем про- стейшую, форму движения материи, остальные отрасли естест- вознания или отсутствовали вовсе, или же только еще нарож- дались. В подобных условиях, и это нас не должно удивлять, един- ственно разумным и практически осуществимым было построе- ние «Энциклопедии» именно на субъективной основе, за которую говорил авторитет Бэкона, создателя первой действительно все- объемлющей классификации наук в новое время. Однако это не означает, что Дидро и другие энциклопедисты совсем отказались от возможности классифицировать знания на основе свойств и характера самих объектов, но не способностей, присущих человеческому интеллекту. Так, в статье «Наука», по- мещенной в «Энциклопедии», все знания делятся на естествен- ные и гуманитарные: объектом первых служит природа, объек- том вторых — человек. В соответствии с тем, что математика занимает особое положение среди наук, выходя за рамки соб- ственно естествознания, а природа делится на неживую и жи- вую, первая группа наук («философия природы») подразделяет- ся в этой статье на математику, физику и биологию. Гуманитар- ные науки («философия человека») подразделяются на логику (науку о мышлении) и этику (науку об обществе, или «мораль- ную философию»). В этом делении наук можно увидеть связь с традиционным их делением на три основных класса (физику, логику, этику) с тем только отличием, что физика подразделена на три более дробные отрасли знания (математику, физику и биологию), а логика и этика объединены в один класс наук о человеке. Классификация наук Дидро и Даламбера опиралась не толь- ко на общий принцип классификации, разработанный Ф. Бэко- ном, но и на его конкретную схему, повторяя многое из нее. Но если у Бэкона основная схема выражалась последовательностью трех главных классов наук, расположенных в порядке: история (память), поэзия (воображение) и философия (рассудок), то французские энциклопедисты несколько изменили это располо- жение, сохранив в то же время все три компонента бэконовской
схемы: история (память), философия (рассудок) и поэзия (во- ображение). Эту перестановку Даламбер объяснял тем, что воображе- ние является более сложным духовным процессом, нежели рассуждение, то есть деятельность рассудка, а также тем, что в способности воображения участвуют так или иначе па- мять и рассудок, так что «рассудок здесь присоединяется к па- мяти»1. Из этой аргументации следует, что авторы классификации наук, положенной в основу «Энциклопедии», придерживались расположения наук в порядке духовных способностей челове- ка — от более простых в начале ряда до более сложных в его конце, причем первые участвуют в функционировании вторых, но не наоборот. Впоследствии в применении к объективному обоснованию классификации наук эти соображения подхватят Сен-Симон и, особенно, О. Конт. Выбор субъективного принципа для систематизации всех знаний Даламбер объяснял следующим образом: «...система на- ших знаний слагается из различных отраслей, из которых многие имеют одну общую точку соединения; и так как, отправляясь от этой точки невозможно пуститься одновременно по всем дорогам, то выбор определяется природой различных умов... В изучении природы люди сначала все, как бы по общему уговору, приме- нялись к удовлетворению наиболее настоятельных потребностей; но, когда они дошли до знаний не столь необходимых, они долж- ны были разделиться и идти вперед каждый со своей стороны почти равным шагом. Таким образом, многие науки были, так сказать, современными; но в историческом порядке прогресса разума их можно рассматривать только последовательно» (там же, стр. 122). Здесь высказана исключительно важная и глубоко мате- риалистическая идея о происхождении наук из практических потребностей человека. Более того, пытаясь оправдать этим вы- бор именно субъективного принципа для построения всей си- стемы знаний, Даламбер стремился вывести из потребностей человека не только развитие знаний, но и их взаимосвязь. Разу- меется, достичь этого он не мог, так как взаимосвязь знаний оп- ределяется в первую очередь взаимосвязью самих предметов на- учного познания, то есть вполне определенным объективным мо- ментом, который Даламбер не учитывал. У Даламбера отсутствовала также и та мысль, которая позд- нее, у Сен-Симона и Конта, будет играть весьма значительную роль, — мысль о том, что энциклопедический ряд наук представ- ляет собой вместе с тем и историческую последовательность возникновения и развития самих наук. В противоположность 1 Сборник «Родоначальники позитивизма», выпуск первый. Кант, Тюрго, Д'Аламбер, стр. 125.
этому Даламбер резко противопоставлял исторический взгляд на науки логическому их анализу, их классификации. Он писал: «Хотя изложенная нами выше философская история происхо- ждения наших идей весьма полезна для облегчения подобного труда, не нужно, однако, думать, что энциклопедическое древо должно или даже могло бы быть рабски подчинено этой исто- рии. Общая система наук и искусств это своего рода лабиринт, извилистый путь, куда разум входит, не зная хорошенько, ка- кого направления держаться» (там же). Для того чтобы составить общую систему знаний, считал Даламбер, надо подняться выше их фактической, эмпирической истории и взглянуть на них с какой-то более отвлеченной точки зрения, с которой можно охватить их суммарный результат, их итог. Сравнивая эту задачу с прослеживанием фактической ис- тории наук, он писал: «Не так обстоит дело с энциклопедиче- ским порядком наших знаний. Последний заключается в собра- нии их на возможно меньшем пространстве и, если можно так выразиться, в поднятии философа над этим обширным лабирин- том на чрезвычайно возвышенную точку зрения, откуда он мог бы одновременно охватить взором все главные науки и искус- ства; видеть с одного взгляда предметы своих умозрений и опе- рации, которые он может производить над этими предметами; различать главные ветви человеческих знаний, точки, разделяю- щие или соединяющие их, и иногда даже предусматривать тай- ные пути, сближающие их» (там же, стр. 122—123). Даламбер сравнивал классификацию наук с составлением карты земных полушарий, на которой показаны главные стра- ны, их положение и их взаимная зависимость. «Но, подобно тому как в общих картах обитаемой нами планеты предметы оказываются более или менее сближенными и представляют различную картину в зависимости от точки земного шара, на которой помещается географ, составляющий карту, точно так же форма энциклопедического дерева будет зависеть от точки зре- ния, с которой будет рассматриваться научный мир. Можно, таким образом, вообразить столько различных систем челове- ческого знания, сколько можно сделать карт различной проек- ции; и каждая из этих систем сможет даже иметь, за исключе- нием других, некоторое частное преимущество» (там же, стр. 123). В таком случае спрашивается: какой же из всех классифика- ций следует отдать предпочтение? На это Даламбер отвечал: «Как бы то ни было, но энциклопедическое дерево, которое пред- ставило бы наибольшее число связей и отношений между нау- ками, без сомнения заслуживало бы предпочтения» (там же). Французские энциклопедисты считали, что к изучению явле- ний и законов природы люди приходят путем использования этих явлений и их законов в своих практических интересах. По- этому для них большое значение имел вопрос о соотношении
между теоретическими («чистыми») и практическими (техниче- скими, или «утилитарными») знаниями. В отличие от позднейших авторов домарксистских классифи- каций наук, которые, за редким исключением, игнорировали тех- нические науки, ограничиваясь лишь теоретическим знанием, Дидро и Даламбер в своей классификации наук, искусств и ре- месел не только уделяли большое внимание практическим зна- ниям, но и подчеркивали зависимость теоретических знаний от практических. Различие между знаниями Даламбер видел в том, что одни знания, умозрительные, ограничиваются исследованием своих объектов и созерцанием их свойств, другие, практические, имеют целью выполнить что-либо, третьи же извлекают из умозритель- ного изучения объектов пользу, которую можно применить на практике. Различие между наукой и искусством, например, за- ключено, с указанной точки зрения, в том, что наука характе- ризуется умозрением, искусство — практикой. В этом отношении классификация французских энциклопе- дистов продолжала линию Ф. Бэкона, который придавал боль- шое значение связи между «чистыми» и «прикладными» зна- ниями. Есть еще одно обстоятельство, на которое следует указать при сравнительном разборе системы Ф. Бэкона и системы Далам- бера и Дидро: это порядок чередования наук о природе и наук о человеке. У Бэкона сначала шли естественные науки, а потом науки гуманитарные. Это имело место как в случае истории (сначала естественная, затем гражданская), так и в случае фи- лософии (сначала естественная философия, потом «философия человека»). Напротив, во французской «Энциклопедии» XVIII века поря- док изменен на обратный: сначала в обоих случаях идут науки о человеке, а после них — науки о природе. Объяснение этому надо искать в философских позициях Даламбера. Он дуалист и деист, признававший бога как образующую субстанцию, а так- же сотворенных им духов. Говоря в связи с этим о Ф. Бэконе, который провел через свою классификацию в данном случае несомненно материалистическую идею (сначала — природа, по- том — человек), Даламбер заявлял: «Мы не знаем, почему зна- менитый автор, служащий нам путеводителем в этом распреде- лении, поместил в своей системе природу раньше человека; ка- жется, что, напротив, все говорит за то, что человек должен находиться в промежутке, отделяющем бога и духов от тел» (там же, стр. 126). И Даламбер разъяснял, что во главе духовных существ стоит высшее существо и что ниже этого высшего существа находятся сотворенные им духи; затем идет человек, который, будучи со- ставлен из двух начал (духовного и материального, телесного), своей душой примыкает к духам, а своим телом — к материаль-
ному миру; наконец, за человеком идет обширная Вселенная, которая именуется телесным миром, или природой. Таким образом, материалистическому воззрению Ф. Бэкона деист Даламбер противопоставил ложную схему: бог — чело- век — природа, в результате чего оказалась грубо нарушенной вся логика распределения наук в последовательный ряд. Если теперь рассмотреть несколько подробнее составленную Дидро «Наглядную систему человеческих знаний», то каждый ее класс представится в следующем виде. I. История (память) разделяется на три истории: священ- ную, гражданскую, включающую историю наук, и естественную. Последняя подразделяется, как и у Бэкона, на три части: едино- образие, или закономерность, природы, уклонения природы и ис- пользование природы. Первые два подраздела включают в себя примерно те же пункты, что и у Бэкона: история и, соответствен- но, уклонения природы в части неба (небесных тел), метеоров, земли и моря, минералов, растений, животных, элементов. Третий подраздел (использование природы) весьма детали- зирован с разбивкой его на искусства, ремесла и мануфактуры. Сюда входит обработка (или выделка) и использование благо- родных и черных металлов, тонких и драгоценных, а также гру- бых и простых камней, стекла, продуктов животного происхож- дения и т. д. II. Философия (рассудок) разделяется на три философии, или науки: о боге, о человеке и о природе. В свою очередь наука о человеке подразделяется тоже на три части: 1) науку о душе («пневматологию»), или, как бы сказали теперь, психологию; 2) логику с подразделением на искусство мыслить (собственно логику), искусство запоминать (орфографию и др.) и искусство сообщать (грамматику, риторику, критику, педагогику, фило- логию); 3) мораль (включающую юриспруденцию, экономику, политику). Наука о природе имеет еще более дробное деление, которое в первом приближении можно свести к делению на три части: 1) метафизику тел, или общую физику; 2) математику с под- разделением ее на чистую (анализ и геометрия) и смешанную (механика, геометрическая астрономия, включающая географию, оптика, анализ случайностей, или теория вероятностей, и т. д.); 3) частную физику с подразделением ее на зоологию (анатомия, физиология, медицина, ветеринария, охота и т. д.), физическую астрономию и астрологию, метеорологию, космологию (вклю- чающую геологию), ботанику с сельским хозяйством («агри- культурой») и садоводством, минералогию, химию (включаю- щую пиротехнику, крашение, металлургию, алхимию и т. д.). Разделение астрономии на геометрическую (отнесенную к математике) и физическую (включенную в частную физику) представляет большой интерес с точки зрения позднейших спо- ров вокруг этой науки, которые не раз разгорались между авто-
рами различных классификаций наук. Впоследствии Уэвелл в своей «Истории индуктивных наук» будет отличать формаль- ную астрономию от физической. III. Поэзия (воображение) подразделяется на литературу, музыку и другие виды искусства. В заключение сравним основные схемы Бэкона и француз- ских энциклопедистов, поскольку обе они основываются на од- ном и том же принципе и являются по сути дела продолжением одна другой, причем схема XVIII века есть воспроизведение ос- новы схемы XVII века применительно к более высокому уров- ню развития знаний и новой исторической обстановке. Одновременно с этим сопоставим с обеими схемами класси- фикацию Гоббса, в которой момент субъективный оказался пере- плетенным с объективным моментом, но которая во многом сов- падает с бэконовской классификацией. Поскольку мы сравни- ваем классификацию Гоббса и классификацию французских энциклопедистов с бэконовской, эту последнюю мы помещаем в середине, а две другие — по краям (см. таблицу на стр. 88—89). Общее состояние проблемы классификации наук в XVIII ве- ке Энгельс охарактеризовал следующим образом (имея в виду прежде всего французских энциклопедистов): «Для восемнадца- того века характерной была идея энциклопедии; она покоилась на сознании, что все эти науки связаны между собой, но она не была еще в состоянии совершать переходы от одной науки к другой, а могла лишь просто ставить их рядом» [5, стр. 599]. Этим Энгельс определил главное в идее классификации наук XVIII века, а именно то, что она покоилась на принципе коорди- нации. Как увидим ниже, этот принцип сохранялся долгое вре- мя и в системах XIX века, особенно у Конта и Спенсера, так что Энгельс по существу охарактеризовал общую идею домар- ксистской классификации наук (за исключением Гегеля, Герцена и Чернышевского). Рассматривая историю разработки проблемы классификации наук до начала XIX века, включая и гегелевскую классифика- цию, которую мы разберем ниже, можно отметить любопытную особенность: классификации наук, разработанные материали- стами — родоначальником материализма нового времени Ф. Бэ- коном и французскими материалистами XVIII века, основывают- ся на субъективном принципе, тогда как диалектик-идеалист Гегель пытался построить свою систему наук на объективной основе, которая отражает собой главные принципы гегелевской философии — объективный идеализм и диалектику. Уже в первой трети XIX века в развитии естествознания оп- ределилась весьма существенная черта, связанная с общей диф- ференциацией наук, которая оказала сильное влияние на раз- работку проблемы классификации наук. В XVII—XVIII веках, хотя уже имело место дифференцирование научных знаний на отдельные более или менее самостоятельные отрасли, однако
практически общий объем знаний был еще столь незначителен, что один ум мог вполне охватить, по крайней мере в главных чертах, всю сумму знаний того времени. Это облегчало задачу систематизирования всех знаний, приведения их хотя бы во внешнюю связь между собой. В XIX веке дифференциация наук зашла так глубоко и в пределах отдельных наук и даже более узких специальностей накопилось столько разнообразного материала, что одному че- ловеку становилось уже не под силу охватить единым взором весь круг изучаемых естествознанием вопросов с целью приве- дения их во взаимную связь. Ученые энциклопедического харак- тера, какими были Леонардо да Винчи в эпоху Возрождения, Ф. Бэкон — в XVII веке, Лейбниц и Ломоносов — в XVIII веке, перестают появляться на арене естественнонаучного развития. Их сменяют ученые узкой специальности, часто односторонние эмпирики, научный кругозор которых ограничивается тесными рамками отдельных научных дисциплин. Узкая специализация и сугубый эмпиризм ученых начала XIX века являлись серьезным препятствием для разработки про- блемы классификации наук, которая по своему существу есть проблема самого широкого профиля и вместе с тем проблема теоретическая, в значительной степени носящая философский характер. Методологические недостатки науки первой трети XIX века Энгельс объяснял «ставшим в то время господствующим в есте- ствознании разделением труда, благодаря которому каждый ис- следователь более или менее ограничивался своей специальной отраслью знания и лишь немногие сохраняли способность к обо- зрению целого» [17, стр. 9]. Общая тенденция к дифференциации наук, доходящей до детальной их специализации и связанной с этим односторонно- стью нашла свое отражение и в конкретных приемах решения проблемы классификации наук в XIX веке. Можно сказать, что дифференциации подверглись сами принципы классификации наук, в результате чего стали возникать односторонние специа- лизированные системы, основу которых составлял один какой- нибудь специальный принцип, доведенный до возможно полного развития, но развития однобокого, за счет игнорирования других моментов общей связи наук или же подчинения их данному принципу. Разбору этого процесса посвящены следующие две главы нашей работы.
Глава II ФОРМАЛЬНЫЕ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК ВО ФРАНЦИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ ОТ ОБЩЕГО К ЧАСТНОМУ В качестве непосредственно предшествующего марксистско- му решению проблемы классификации наук четко выделяется направление, представленное Сен-Симоном и Контом, которое было отмечено Энгельсом наряду с гегелевским направлением. Со своей попыткой энциклопедически резюмировать и обобщить все естествознание в целом Сен-Симон, а вслед за ним Конт вы- ступили в первой трети XIX века. В естествознании это было пе- реходное время. Потребность в синтетических обобщениях уже начала ощущаться отдельными, наиболее передовыми мыслите- лями, но почва для таких обобщений в самом естествознании не была еще достаточно подготовлена: соответствующие обобщения не стали еще необходимостью и не могли быть осуществлены в полном объеме. «До конца прошлого (XVIII. — Б. К.) столетия и даже до 1830 г., — указывал Энгельс, — естествоиспытатели более или менее обходились при помощи старой метафизики, ибо действи- тельная наука не выходила еще за пределы механики, земной и космической» [17, стр. 160]. Но знание одной механики не да- вало возможности отыскать действительную закономерную связь между всеми областями природы, связь, которую един- ственно и следовало положить в основу новой классификации наук. Пока же такая общая связь явлений природы не была открыта, все попытки создать единую классификацию наук должны были неизбежно натолкнуться на непреодолимые труд- ности. Выход из этих трудностей при тогдашнем уровне развития естествознания можно было искать либо в том, чтобы фактиче- ски отказаться от раскрытия внутренней связи наук и ограни- читься лишь внешним расположением материала, либо в том, чтобы заменить неизвестные еще действительные связи явлений вымышленными, идеальными. Первым путем шло тогда само эмпирическое естествознание и представляющая его «позитив- ная философия» в лице Сен-Симона и Конта. Второй путь был
путь идеалистической натурфилософии, достигшей в лице Гегеля своего высшего развития. Разумеется, оба эти пути не достигали цели, так как не приводили к раскрытию действительной связи наук. Но каждый из них подготовлял одну из сторон решения проблемы в смысле разработки определенного подхода к ней. В этом заключалась их историческая роль. Общее значение обеих классификаций вскрыл Энгельс. «В конце прошлого [XVIII] столетия, — писал он, — после француз- ских материалистов, материализм которых был по преимуществу механическим, обнаружилась потребность энциклопедически ре- зюмировать все естествознание старой ньютоно-линнеевской школы, и за это дело взялись два гениальнейших человека — Сен-Симон (не закончил) и Гегель» [17, стр. 198]. Рассмотрим сначала взгляды Сен-Симона, а затем взгляды его ученика Конта и его современников среди французских уче- ных, которые занимались данной проблемой. 1. ОСНОВЫ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК У СЕН-СИМОНА Ряд наук. Принципы сравнения. Анри Клод Сен-Симон при- ступил к разработке классификации наук в самом начале XIX века. Данную проблему он поставил совершенно по-новому, коренным образом изменив некоторые из тех принципов, на ко- торых основывалось ее прежнее решение. Это коснулось прежде всего субъективистской основы бэконовской классификации, воспринятой французскими энциклопедистами. Однако другой, не менее существенный краеугольный камень прошлых клас- сификаций наук — принцип координации — оставался незыб- лемым. Французская школа, представленная Сен-Симоном, выросла на почве французского материализма XVIII века. В области классификации наук она продолжила линию Даламбера и Дид- ро, которые в свою очередь исходили из учения Бэкона. Отправ- ным пунктом для этой школы служили эмпирические данные в виде отдельных наук, которые уже сложились к началу XIX ве- ка. Этот наличный материал французская школа стремилась систематизировать определенным образом, расположив все из- вестные основные науки одну подле другой. Общий ряд наук, то есть их классификация, образовывался, таким образом, в итоге последовательного определения места каждой отдельной науки. Такие системы часто именовались индуктивными, по- скольку они строились в порядке перехода от отдельных наук к их общей системе. Их можно было бы назвать также эмпирически- ми системами, поскольку они исходили непосредственно из ма- териала, накопленного опытом самого естествознания, и не шли дальше чисто внешнего расположения его частей относительно друг друга.
Принятое французской школой расположение наук не дава- ло возможности раскрыть закономерную связь между отдель- ными звеньями всей системы наук. Но по сравнению с предше- ствующими субъективистскими системами Бэкона и Даламбера мы видим у Сен-Симона существенный шаг вперед в сторону усиления материалистического начала в классификации наук. На место субъективного признака (свойств человеческой души) Сен-Симон ставил объективный признак — явления природы и их особенности. Именно этот материалистический элемент и раз- вил позднее Энгельс, когда он создал новую классификацию наук. Основы своей классификации наук Сен-Симон заложил в «Письмах женевского обитателя к современникам» (1802). Здесь он определил общий ряд наук в соответствии с последователь- ным рядом явлений, изучаемых этими науками. «Все явления, которые нам известны, — писал Сен-Симон, — разделяются на различные классы. Вот принятый способ их деления: явления астрономические, физические, химические, физиологические»1. Порядок расположения наук отвечал у Сен-Симона порядку усложнения самих явлений природы. Сен-Симон не только дал классификацию самих наук, распо- ложив их в последовательный ряд, но и показал, что историче- ская последовательность возникновения и развития отдельных наук отвечает последовательности усложнения их объекта. Однако идея историзма проникает у Сен-Симона в область клас- сификации наук только в качестве историзма познания природы, а не историзма самой природы, самого предмета. Иначе говоря, в воззрениях Сен-Симона историзм ограничивается лишь сфе- рой субъекта и не проникает еще в сферу объекта. Тем не менее субъективный момент (историческая последовательность изуче- ния различных явлений человеком) определяется, по Сен-Симо- ну, объективным моментом (относительной сложностью самих явлений природы). «Первые явления, которые человек начал систематически наблюдать, — писал Сен-Симон, — были астро- номические; есть основательные причины тому, что человек на- чал именно с них: они гораздо проще... Так как химические явле- ния более сложны, чем астрономические, то и человек стал зани- маться ими только спустя долгое время» (там же, стр. 16). Отсюда логически следует, что в энциклопедии наук астро- номия должна стоять перед химией, а не после нее. Таким об- разом, ряд наук — астрономия, физика, химия, физиология — выражает собой последовательный ход познания человеком яв- лений природы, начиная от общих и простых явлений и кончая частными и сложными. Эта последовательность обусловлена у Сен-Симона в первую очередь специфичностью самих явлений, а не способностями нашего ума. 1 «Собрание сочинений Анри де-Сен-Симона». Изд. 1923, стр. 15.
Кроме перечисленных уже наук, Сен-Симон называл еще ма- тематику. «Прибавлю к этому, — писал он, — что математиче- ские науки заключают в себе все материалы, которыми можно воспользоваться для построения общей системы...» (там же, стр. 17). Следовательно, математику Сен-Симон как бы пред- посылал всем остальным наукам в качестве наиболее общей науки. Науку об обществе Сен-Симон не выделял в качестве особо- го члена в общем ряду наук, а включал ее в физиологию, по- скольку, по его мнению, наука об обществе поглощается физио- логией как наукой о живых существах. Это было, конечно, боль- шим заблуждением. Позднее идею энциклопедического обобщения всего естество- знания Сен-Симон развил в своем трактате «Всеобщее тяготе- ние» (1813). Хотя к этому времени в Англии была уже открыта химическая атомистика, однако Сен-Симон еще целиком исхо- дил в своих построениях из данных естествознания XVIII века. В центре внимания он ставил теперь физику, причем под физи- кой понимал по существу все естествознание. Соответственно тому, как природа делится на живую и неживую, физика раз- деляется у него «на две части, именно, — на физику тел органических и тел неорганических» (там же, стр. 55). Различие между этими телами носит, по Сен-Симону, физи- ческий характер, оно обусловлено физическим состоянием их компонентов: «...в неорганических телах действие твердых тел господствует над действием жидких, а в органических телах действие жидких сильнее действия твердых» (там же). Таким образом, Сен-Симон связывал жизнедеятельность с уча- стием подвижной формы состояния вещества (жидкости, или флюида), тогда как тела мертвой природы ассоциировались у него с преобладанием твердых, застывших форм. Но так как и в живых и в неживых телах участвуют оба состояния — и твер- дое и жидкое, лишь в разных соотношениях, — то и науки можно делить сообразно тому, изучают ли они тот или другой компо- нент данного рода тела. Эту мысль Сен-Симон развил в своем «Очерке науки о Человеке» (1813—1816—1825). Здесь у Сен-Симона заложена глубоко диалектическая мысль о том, что явления природы совершаются в результате столкновения двух противоположных начал — твердого (устой- чивого) и жидкого (подвижного). Преобладание того или иного начала вызывает, согласно его воззрениям, соответствующие процессы в неживой или живой природе вплоть до образования человека, обладающего наиболее тонкой организацией по срав- нению с остальными живыми существами. Но при наличии двух отмеченных начал мир, по Сен-Симону, все же един. Единство мира обусловлено, согласно его взгля-
дам, во-первых, общностью материальных составных частей у всех его тел и, во-вторых, общностью действующих в мире зако- номерностей. Вся природа составляет космос, а человек есть микрокосмос, но и природа и человек образованы из одних и тех же злехментов материи. При этом весь мир управляется еди- ным законом — законом всемирного тяготения. Таков взгляд Сен-Симона на мир. «Позитивная система мира», кладущая в основу Вселенной закон всемирного тяготения, выступает, таким образом, у Сен- Симона как «философия тяготения». Этот закон позволяет объ- яснять все явления мира естественными причинами, изгоняя из науки ссылку на действия каких-то сверхъестественных, боже- ственных причин. В силу своей всеобщности данный закон, по- Сен-Симону, является основным не только в природе, но и в обществе. Сказанное объясняет, почему Сен-Симон исходил в своей классификации наук из физики и почему он не выделял учение об обществе в самостоятельный член общего ряда наук, а растворял его в естественных науках. В постановке проблемы классификации наук Сен-Симон ис- ходил из идеи единства мира и внутренней противоречивости действующих в нем начал. Отсюда система наук приобретает у него дихотомический характер (последовательное деление каж- дый раз производится на две части по признаку действующих противоположных начал). Такое построение системы, как это будет показано ниже, отличается в структурном отношении от трихотомического (триадного) построения, которого придержи- вался Гегель. Далее, в построении системы наук у Сен-Симона большую роль играет соотношение общего и частного. Это соотношение выступает не только при первом делении всех наук на частно- физические и обще-физические, но и при переходе к последую- щим их подразделениям, которые проводятся в порядке движе- ния мысли от общих признаков к частным, специальным призна- кам. Строя на этой основе свою классификацию физических (то есть естественных) наук, Сен-Симон противопоставлял ее клас- сификации Лемери, согласно которой природа делится на три царства. В качестве принципа классификации Сен-Симон принимал принцип сравнения. «Исходя из этого принципа, я заключаю, — писал он, — что классификации следует рассматривать как пре- дварительные действия, задача которых выразить и указать на- учные сравнения, которыми наиболее полезно заниматься» (там же, стр. 114). Полагая, что всякое сравнение должно быть сведено к двум членам, поскольку это доказывает математика, Сен-Симон пред- лагал заменить классификацию на три царства следующим де- лением (дихотомией):
«Подразделение на неорганизованные и организованные те- ла, — пояснял далее Сен-Симон, — отвечает условию действи- тельности и выражает аналитическое сравнение между двумя великими элементами вселенной: между материей в твердом состоянии и таковой в жидком состоянии. Действительно, в не- организованных телах действие твердых тел преобладает над действием жидких, между тем как в организованных телах дей- ствие жидкостей имеет перевес над действием твердых тел» (там же). Далее Сен-Симон говорил, что из сравнения строения неор- ганизованных и организованных тел он выведет доказательство, что наука о первых должна была стать позитивной, прежде чем наука о вторых была основана на наблюдаемых фактах. Здесь конкретно видно, что историческую последовательность развития нашего знания о телах природы Сен-Симон выводил из особен- ностей строения самих тел. Другими словами, субъективный момент в процессе познания он подчинял объективному содер- жанию познания природы. Стремясь отыскать сущность явлений природы в соотноше- нии противоположных тенденций и состояний ее тел, Сен-Симон местами приближался к диалектическому взгляду на природу. Он пришел к следующим общим идеям, вытекавшим из его клас- сификации наук: «1) Два наиболее противоположные состояния, в которых ма- терия может находиться, суть, с одной стороны, твердое состоя- ние, а с другой — жидкое. 2) Самые необыкновенные явления, могущие существо- вать, — это явления, обусловленные наиболее полной противо- положностью между материей в твердом состоянии и таковой в жидком состоянии. 3) Феномен (явление. — Б. К.) тем более значителен (при- нимая во внимание его размер), чем многообразнее и правиль- нее противоположность между материей в твердом и жидком состояниях во всех его частях.
4) Из всех феноменов организованные тела отличаются тем, что в них противоположность между материей в твердом и жид- ком состояниях наиболее полна и наиболее правильна» (там же, стр. 123). Конечно, все сказанное не следует понимать буквально, осо- бенно если к взглядам Сен-Симона подходить с точки зрения современного естествознания. Но если учесть, что под «твер- достью» Сен-Симон по существу понимал устойчивость, проч- ность тела, а под «жидкостью» (флюидом) — его подвижность, изменчивость формы, то у него со всей очевидностью обнаружит- ся замечательная догадка, что каждое тело представляет в целом и в каждой своей части единство двух противоположных сторон, или моментов: устойчивости и подвижности, прочности и измен- чивости. Как показала современная биология, с особенной рез- костью это единство противоположных сторон обнаруживается именно в живых телах, так что соответствующие замечания Сен-Симона можно рассматривать как гениальное предвосхи- щение позднейших открытий. Вместе с тем Сен-Симон указал объективную, или, как он выражался сам, «великую и истинную причину медленности про- гресса физиологии». Он писал: «Твердые тела вызывают у нас ощущения более ясные, более раздельные, легче понимаемые, легче поддающиеся оценке, сравнению, сочетанию и исчислению, чем ощущения от флюидов. Поэтому человеческий разум дол- жен был заниматься первыми, прежде чем остановить свое вни- мание на вторых» (там же, стр. 123). Таковы в общих чертах идеи и принципы классификации наук, выработанные Сен-Симоном. Две методологические проблемы у Сен-Симона. Для более полного выяснения энциклопедических идей Сен-Симона следует указать еще на то, что он затрагивал обе методологические про- блемы естествознания, о которых говорилось во «Введении» — классификация наук и периодизация их истории, причем уже в их сочетании, в их взаимопроникновении. В развитии человеческого познания Сен-Симон выделял три фазы, или стадии: политеизм, деизм и физицизм. Физицизмом он называл изучение самой действительности и противопостав- лял его деизму (а тем более политеизму). Основателем физи- цизма Сен-Симон считал Декарта. Согласно Сен-Симону, успехи точного знания и охлаждение веры в бога находятся между собой в прямой связи. Так, хотя великие ученые Галилей, Бэкон и Декарт причисляли себя к деистам, но на самом деле они таковыми не были, а называли себя деистами лишь в угоду общественному мнению. Двигаясь от политеизма через деизм к физицизму, человеческая мысль, го- ворил Сен-Симон, освобождается от религиозных предрассуд- ков и прочно становится на почву науки. Религия и наука ока- зываются, таким образом, по Сен-Симону, двумя противополож-
ностями, образующими как бы два полюса, между которыми и совершается движение человеческого интеллекта. Трехфазный ход развития Сен-Симон представлял себе сле- дующим образом: «...человеческий ум сначала верил в сущест- вование большого числа самостоятельных причин. Затем он воспринял идею многих причин, рассматриваемых как прелом- ление единого целого — разума. Затем он поднялся до идеи всеобщего и единого разума — бога. Наконец, он понял, что отношения между богом и вселенной непонятны и безразличны (безразличны потому, что бог, предвидя все, что произойдет, не может ничего изменить в порядке, им установленном) и что сле- дует обратиться к изысканию фактов и рассматривать наиболее общий факт, который он откроет, как единственную причину всех явлений»1. Видя в идее бога идею обобщенного человеческого разума, Сен-Симон считал ее ошибочной. Он находил в ней причудли- вое, фантастическое выражение мысли о существовании всеоб- щей закономерности явлений. Такая мысль в сочетании с раз- работкой метода научного исследования является, по мнению Сен-Симона, основным достижением «позитивной» системы Все- ленной. Учитель и ученик. Сен-Симон не разработал свои идеи на- столько, чтобы их представить в виде определенной системы. Он оставил после себя много набросков, планов и отдельных мы- слей, касающихся энциклопедии наук, но не довел их до какого- то, хотя бы относительного, завершения. Однако в его научном наследстве содержались главные идеи общего синтеза знаний. Последователям Сен-Симона оставалось только развить эти идеи в деталях, систематизировать их и на этой основе практически осуществить то, что им было задумано и намечено. Это и сделал его ученик Конт. Но прежде чем излагать классификацию Конта, следует оста- новиться на взаимоотношении его идей с идеями его великого учителя. Этот вопрос очень хорошо освещен Энгельсом в пись- ме Ф. Теннису от 24 января 1895 года, где он писал: «Конт был в течение пяти лет секретарем и приближенным Сен-Симо- на. Последний положительно страдал от избытка мыслей; он был одновременно и гением и мистиком. Разработать вопрос до пол- ной ясности, расположить материал и систематизировать его — на это он не был способен. И вот в лице Конта он привлек к се- бе такого человека, который должен был после смерти учителя предложить миру эти бьющие ключом идеи в упорядоченном виде. Математическая выучка и мышление Конта, казалось, в противоположность другим ученикам-мечтателям, особенно 1 Цит. по книге: «История философии», т. II. Изд. АН СССР, 1957, стр. 160.
предназначали его для этого. Но Конт внезапно порвал с «учи- телем» и отошел от школы; спустя долгое время он выступил со своей «позитивной философией» [12, стр. 479]. Анализируя систему Конта, Энгельс выделял в ней три ха- рактерных элемента: во-первых, ряд гениальных мыслей, кото- рые, однако, почти, как правило, в той или иной степени испор- чены тем, что были недостаточно развиты; во-вторых, узкое филистерское мировоззрение, находившееся в резком противо- речии с этой гениальностью; в-третьих, безусловно имеющую своим источником сен-симонизм, но освобожденную от всякого мистицизма, доведенную до крайней степени трезвости, иерар- хически организованную религиозную конституцию с формен- ным папой во главе, что дало возможность Гексли сказать про контизм, что это католицизм без христианства. «Бьюсь об заклад, — добавлял к этому Энгельс, — что пункт 3 дает ключ к разрешению необъяснимого иначе противоречия между пунктами 1 и 2; Конт все свои гениальные идеи заимст- вовал у Сен-Симона, но при группировке их и исправлении на свой лад он изуродовал их; сорвав с них свойственный им мис- тицизм, он в то же время опошлил их, переработал их на свой собственный филистерский лад. Во многих случаях легко дока- зать сен-симонистское происхождение этих идей... Это было бы, конечно, уже давным-давно обнаружено, если бы сочинения са- мого Сен-Симона не были совершенно заглушены после 1830 г. шумом сен-симонистской школы и религии, которые выпячива- ли и развивали отдельные стороны его учения в ущерб всей ве- личественной концепции в целом» [12, стр. 479—480]. Специально по поводу классификации наук Конта Энгельс в «Диалектике природы» писал; «Как мало Конт является авто- ром своей, списанной им у Сен-Симона, энциклопедической иерархии естественных наук, видно уже из того, что она служит ему лишь ради расположения учебного материала и в целях пре- подавания, приводя тем самым к несуразному enseignement in- tegral [интегральному обучению], где каждая наука исчерпы- вается прежде, чем успели хотя бы только приступить к другой, где правильная в основе мысль математически утрируется до абсурда» [17, стр. 199]. После этих вступительных критических оценок идей Конта и их генетической связи с идеями Сен-Симона можно перейти к разбору самой контовской классификации наук. 2. ПРЕДМЕТ И МЕТОД КЛАССИФИКАЦИИ НАУК У КОНТА Создание «Курса позитивной философии». В апреле 1826 го- да, в следующий год после смерти Сен-Симона, Огюст Конт на- чал читать общий «Курс позитивной философии», который слу-
шали выдающиеся ученые того времени — Гумбольдт, де-Блен- виль, Пуансо и многие другие. В 1830 году этот «Курс» стал издаваться; в течение после- дующих семи лет вышли в свет первые три тома, из которых том I был посвящен математике, с включением в нее и механи- ки, а остальные два тома — естественным наукам: том II — аст- рономии и физике, том III — химии и биологии. Последняя (45-я) лекция по биологии была написана в декабре 1837 года. Таким образом, издание этого «Курса» захватило конец первой трети и начало второй трети XIX века. Исторически верную оценку основного труда Конта можно дать лишь в том случае, если учитывать уровень развития естествознания того времени. Каково же было состояние естественных наук в 20—30-х го- дах XIX века, когда Конт создавал свой труд? Естествознание тогда еще не вступило в полосу великих открытий, доказываю- щих всеобщую связь явлений природы, и идея развития еще в него не проникла, так что естествоиспытатели вплоть до 1830 го- да могли более или менее удовлетворяться старым, метафизи- ческим способом мышления. Крушение метафизики совершилось в результате великих открытий в естествознании XIX века. Однако окончательное создание клеточной теории произошло только в конце 30-х годов, когда Конт уже перешел к изложению своей социологии, закон сохранения и превращения энергии был открыт в 40-х годах, когда «Курс позитивной философии» был уже закончен, а «Про- исхождение видов» Дарвина вышло в свет два года спустя пос- ле смерти Конта. Конт знал о таких успехах науки, как первый синтез орга- нического вещества (мочевины), полученного из неорганиче- ской соли, который был осуществлен Вёлером и обнародован в 1828 году, как замечательные исследования Фарадея в 30-х го- дах прошлого века, касающиеся электрических и электрохими- ческих явлений. Однако в целом уровень развития естественных наук был тогда еще весьма низок сравнительно с тем, какого естествознание достигло, начиная с 40—50-х годов XIX века. Но все же 30-е годы были кануном той революции в естествознании, которая началась в середине XIX века. На кого же из естествоиспытателей опирался в первую оче- редь Конт? Среди его соотечественников были крупные предста- вители французской науки, вызванной к быстрому и плодотвор- ному развитию живительным дыханием буржуазной революции конца XVIII века. Это были выдающиеся математики и механи- ки Лагранж и Даламбер, Фурье и Коши, геометр Монж, физики Био, Дюлонг, Ампер, астрономы и математики Лаплас и Араго, химики школы Лавуазье и Бертолле, среди них Гей-Люссак, биологи и натуралисты Бюффон, Ламарк, Этьенн Жоффруа Сент- Илер, Кювье, де-Бленвиль и многие другие.
Все научные направления, разрабатывавшиеся этими учены- ми, в конечном счете явились развитием того, что было заложе- но во Франции Декартом, от которого по сути дела взяло нача- ло все естествознание XIX века. Для характеристики обстановки, в которой создавался «Курс позитивной философии», можно отметить, например, следующие события: в 1822 году математик Жан Батист Фурье, друг Конта, выпустил «Аналитическую теорию теплоты», кото- рой Конт посвятил 31-ю лекцию раздела физики своего «Кур- са». В 1824 году Сади Карно написал трактат о движущей силе огня, в котором были заложены основы термодинамики, и подо- шел к формулировке ее второго начала. В 1830 году состоялся нашумевший спор в Парижской академии между Кювье и Этьен- ном Жоффруа Сент-Илером, в центре которого стояло столкно- вение эволюционных по существу идей, защищавшихся Сент- Илером, с антиэволюционными, которые отстаивал Кювье, при- чем вопрос касался единства плана природы. В 30-х и 40-х годах были предприняты замечательные хими- ческие исследования Дюма и особенно Жерара и Лорана, при- ведшие к новой после Лавуазье химической революции, состояв- шей в свержении «дуалистической» системы Берцелиуса — сис- темы, с которой солидаризировался Конт. За рубежом Франции в это время также происходили круп- ные естественнонаучные открытия, создавались новые течения и теории, на которые Конт так или иначе обращал внимание. В физике выдвигаются открытия Дэви и Фарадея, в химии — Дальтона, Берцелиуса, Либиха и Вёлера, в астрономии — Гер- шеля и наряду с ними многих других ученых. Весь этот материал Конт пытался систематизировать с точки зрения своей позитивной философии и изложить в обобщенном виде, то есть не как собрание фактов и деталей, а как систему общих концепций и теорий, трактуемых в разрезе позитивного способа мышления. Обобщение данных естествознания заняло у Конта 20 с лишним лет (с 1816 по 1837 год). Однако такого рода грандиозную задачу познавательного характера невозмож- но было решить и даже правильно поставить, исходя из тех философских позиций, на которых стоял Конт. Будучи по своим философским взглядам агностиком и идеалистом, он отрицал возможность познать первичные «внутренние причины» явлений, проникнуть в их сущность, а законы явлений сводил лишь к «неизменным отношениям последовательности и подобия». Наука, по мнению Конта, должна отвечать только на вопрос как происходят явления, но не на вопрос почему они так проис- ходят и какова сущность того, что существует. Идеалистический исходный пункт философии Конта особенно сильно проявился в области его социологических воззрений. По его мнению, «идеи управляют миром». Если бы Конт последовательно придерживался в работе над
классификацией наук основных установок своей философии, то он не смог бы сделать того, что ему удалось достичь при реали- зации идей Сен-Симона. То ценное, что ему все же удалось осуществить, опираясь на теоретическое наследство своего ве- ликого учителя, он осуществил не благодаря своей философии, а вопреки ей, как это нередко случалось в истории человеческого познания. Идеалистическая философия лишь портила то, что Конт выводил из анализа современной ему науки и ее истории. Следует отметить, что агностицизм Конта сказался на его оценке ряда естественнонаучных теорий и гипотез начала XIX века. По Конту, гипотезы должны относиться исключительно к описанию законов явлений и никогда не касаться способа их возникновения. Это показывает, что Конт отвергал возможность для науки проникнуть в истинную сущность явлений природы. Поэтому он очень сдержанно относился, например, к атомисти- ческим представлениям в химии, ограничивая их роль лишь на- глядным пояснением стехиометрических законов, то есть зако- нов «химических пропорций». Более того, он объявлял атомисти- ческую гипотезу ненужной и бесплодной, поскольку она старает- ся объяснить способ образования явлений. Исходя из тех же соображений, Конт отвергал клеточную теорию в биологии, представление о межзвездной материаль- ной среде и другие аналогичные представления теоретического естествознания того времени. В нашу задачу не входит анализ философских взглядов Конта, его позитивистского учения в целом и его социологиче- ских воззрений. Заметим только, что, поскольку он был агно- стиком, идеалистом и метафизиком, он неоднократно подвергал- ся критике со стороны классиков марксизма-ленинизма. Точно так же мы не будем разбирать и его высказываний по поводу от- дельных наук. Многие из этих высказываний безнадежно уста- рели, поскольку соответствовали уровню развития естествозна- ния накануне трех великих открытий и еще более раннему, а некоторые даже противоречили известным в то время фактам, за что Конта критиковали специалисты-естествоиспытатели. Рассматривая классификацию Конта, нам нужно будет выяс- нить, какие принципы он положил в основу построения своего «Курса», а значит, и всей своей классификации наук. Чтобы разобраться в этом, надо будет рассмотреть, как Конт ставил и как он по-своему решал две методологические проблемы есте- ствознания: проблему классификации наук и проблему периоди- зации их истории. Обе эти проблемы поставлены во 2-й лекции «Курса», озаглавленной: «Изложение плана этого курса, или общие соображения об иерархии положительных наук». Но прежде чем приступить к их разбору, необходимо выяс- нить вопрос: какой общий принцип положил Конт в основу своей классификации? В зависимости от того, каков был этот принцип, находилось, очевидно, и решение указанных проблем.
Исходным принципом у Конта, повторяющим важнейшую идею Сен-Симона, было признание объективной основы класси- фикации наук в противоположность субъективистским идеям английских мыслителей XVII века и французских энциклопе- дистов XVIII века. Начиная излагать свой «Курс», Конт писал: «Теперь все вполне убедились, что всякого рода энциклопеди- ческие подразделения, построенные, как у Бэкона и д'Аламбера, на некоторых особенностях различных способностей человече- ского ума, уже по самому принципу совершенно неправильны, — даже если эти особенности реальны, а не фиктивны, как это час- то бывает, — ибо в каждой сфере своей деятельности наш ра- зум сразу применяет все свои главные способности»1. Следуя в этом вопросе полностью за Сен-Симоном, Конт противополагал субъективистскому принципу как явно несостоя- тельному такой принцип, согласно которому зависимость меж- ду различными науками определяется зависимостью, сущест- вующей между соответствующими явлениями внешнего мира. «Мы желаем определить, — писал Конт, — реальную зависи- мость различных научных исследований, а она представляется только следствием зависимости, существующей между соответ- ствующими явлениями» (там же, стр. 36). При этом Конт ссылался на ту классификацию, которая при- нята в ботанике и зоологии и соответствует взаимоотношениям самих растений и животных. Отсюда он делал вывод относи- тельно общего принципа классификации наук: «Этот принцип вытекает как необходимое следствие прямого применения по- ложительного метода к самому вопросу о классификации, кото- рый, как и всякий другой, надлежит рассматривать с помощью наблюдений, а не решать априорными соображениями. На осно- вании этого принципа классификация должна вытекать из изу- чения самих классифицируемых предметов, и определяется дей- ствительным сродством и естественными связями, которые меж- ду ними существуют; таким образом сама классификация должна быть выражением наиболее общего факта, обнаружен- ного внимательным сравнением охватываемых ею предметов» (там же, стр. 26). Применяя это, как он выражался, «основное правило» к по- ставленной задаче классификации положительных наук, Конт указывал, что к ее решению нужно приступить на основании существующей между науками взаимной зависимости, «а эта зависимость, если она реальна, может вытекать только из за- висимости между соответствующими явлениями» (там же). Такова основная идея, которую Конт проводил при поста- новке и решении им проблемы классификации наук. На этом примере можно видеть, как важен конкретный под- 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I. Изд. 1900, стр. 25.
ход к анализму истории естествознания и философии. В самом деле, Бэкон — материалист, а Конт — идеалист. Однако в реше- нии данной конкретной проблемы Конт, принявший объективный принцип классификации, был ближе к истине, чем Бэкон и его последователи, причем именно в теоретико-познавательном отношении. Этот факт, как и многие другие аналогичные же факты, сви- детельствует о том, что действительная картина развития чело- веческой мысли неизмеримо сложнее, богаче оттенками, чем это иногда нам представляется с первого взгляда. Поэтому при ана- лизе философских систем необходимо в каждом отдельном слу- чае конкретно учитывать наличие противоречивых моментов в философии того или иного мыслителя, как этому учил В. И. Ленин. Свою классификацию наук Конт разработал в чисто утили- тарных целях, пытаясь найти ту последовательность, в которой легче всего можно было бы изучать отдельные науки. С этой точки зрения он расположил их в таком порядке, что сначала шли науки о более простых и общих явлениях, а за ними науки о явлениях более сложных и частных. В пользу такой именно последовательности Конт выдвигал следующие соображения: между всеми науками существует оп- ределенного рода зависимость, носящая характер, как бы мы сейчас выразились, антисимметричного отношения — одни на- уки опираются на законы других, тогда как те, наоборот, вы- ступают по отношению к ним как вполне самостоятельные. Следовательно, имеются науки более простые, или общие, и более сложные, или частные. Их простота и сложность це- ликом обусловлены, по Конту, сравнительной простотой и слож- ностью самих явлений, изучаемых соответствующими науками: более сложные явления, будучи составными, зависят от более простых, которые в них входят, но более простые не зависят от более сложных, так как могут существовать совершенно неза- висимо от них. Все доступные наблюдению явления, писал Конт, «можно распределить на небольшое число естественных категорий, рас- положенных таким образом, что рациональное изучение каж- дой из них будет основано на знакомстве с главными законами предыдущей, а в свою очередь станет основанием для изучения следующей. Эта последовательность определяется степенью простоты, или, что то же самое, степенью общности явлений, из которой вытекает взаимная их зависимость, а следовательно и большая или меньшая легкость их исследования. Действительно, a priori ясно, что наиболее простые, т. е. наи- менее осложненные влиянием других явления должны быть непременно также и самые общие, ибо все, что наблюдается в наибольшем числе случаев, по тому самому уже наименее
зависит от обстоятельств, присущих каждому отдельному слу- чаю» (там же, стр. 36). Поскольку классификации подлежат науки, изучающие раз- личные явления природы, у Конта большое значение приобре- тает вопрос о легкости и трудности изучения этих явлений. Чем сложнее явление, считал Конт, тем труднее его изучать и тем дальше от начала общего ряда наук должна стоять соответ- ствующая отрасль знания, и наоборот. Мало того, для изучения более сложного явления, в кото- ром действуют не только его собственные законы, но и законы более простых явлений, входящих в него, требуется предвари- тельное знание соответствующих наук, изучающих законы этих (более простых) явлений. «Итак, — заключал Конт, — чтобы изучить систематически всю естественную философию, следует начинать с самых общих или самых простых явлений, а затем последовательно перехо- дить к более частным или сложным явлениям, так как эта по- следовательность общности или простоты, устанавливая необ- ходимым образом рациональную связь главных наук на основа- нии взаимной зависимости явлений, определяет вместе с тем и сравнительную легкость изучения их» (там же). В соответствии с этим Конт отмечал, что первый же взгляд на совокупность естественных явлений приводит к делению их на два главных класса: в первый входят явления, протекающие в неорганических телах, во второй — явления, протекающие в органических телах. «Последние очевидно сложнее и носят бо- лее частный характер, чем первые; они зависят от первых, кото- рые, наоборот, от них совершенно не зависят. Поэтому физиологические явления необходимо изучать толь- ко после явлений неорганического мира» (там же, стр. 37). Для того чтобы реализовать принцип классификации наук, сформулированный Контом, и составить соответствующий ряд наук, требовалось выяснение по крайней мере двух вопросов: во-первых, какие именно объекты подлежат классификации, то есть какие науки нужно классифицировать, и, во-вторых, каким образом их следует располагать в общий ряд, на основании ка- ких соображений, с помощью какого метода? Это были вопросы о предмете и методе классификации, то есть о том, что класси- фицировать и как классифицировать. Что классифицировать? Выделение теоретических и абстракт- ных наук. Для Конта было ясно, что нельзя сразу решить вопрос о классификации всех наук вообще, что для начала из общей их совокупности надо выделить только некоторые, по возмож- ности немногие науки с тем, чтобы из них построить основной иерархический ряд наук, представляющий собой как бы «ске- лет» общей классификации всех наук. Большинство возражений, направленных против Конта со стороны более поздних поколений ученых, объяснялось непони-
манием того, каким образом Конт из общей совокупности мно- гочисленных отраслей научного знания выделил только шесть основных наук, которые он охватил своей классификацией, — математику (включая механику), астрономию, физику, химию, физиологию и социологию. Против такой классификации нередко можно было услышать высказывания такого рода: «здесь нет медицины», «здесь нет сельскохозяйственных наук» и т. д. На этом основании делался вывод о несостоятельности контовской классификации, по- скольку она неполна и не охватывает многих важных научных дисциплин. Психологически такого рода возражения вполне понятны: ведь всегда было так, что каждый специалист в общей класси- фикации наук, как правило, искал место в первую очередь для своей собственной науки. Если же он не находил для нее места, то и вся данная классификация наук казалась ему неудовлетво- рительной и даже неправильной. Однако если к контовской классификации подойти с более широкой и более принципиальной точки зрения, то все подобные возражения, так сказать, «местнического» характера, должны отпасть сами собой. Они свидетельствуют лишь о том, что неко- торые критики просто не поняли принципов контовской класси- фикации. Между тем Конт достаточно глубоко обосновал выбор перечисленных выше шести наук. В дальнейшем мы увидим, что, как показало позднейшее развитие наук, в основном он здесь не ошибся. Определяя предмет исследования, то есть науки, подлежа- щие классификации, Конт прежде всего отделил теоретические науки от «прикладных». Он утверждал, что для классифициро- вания наук нужно отобрать только те науки, которые изучают сами явления природы, как они протекают, независимо от дей- ствий человека, и не включать сюда того, что связано с исполь- зованием этих явлений людьми. Конт дал и принципиальное философское обоснование про- веденного им разграничения всех наук на те, которые состав- ляют знание о внешнем мире, и на те, которые относятся лишь к использованию этого знания в практических интересах челове- ка. Продолжая излагать план своего «Курса», Конт говорил: «...изучение природы как бы предназначено послужить истинной разумной основой воздействия человека на природу, ибо позна- ние управляющих явлениями законов, которое позволяет нам постоянно предвидеть самые явления, одно только может дать нам возможность в нашей деятельности с пользой для нас ви- доизменять одни явления при помощи других... Одним словом на науке основано предвидение, на предвидении действие» (там же, стр. 27). Позднее в несколько видоизмененном виде эту мысль выра-
зил Д. И. Менделеев, считавший, что у науки имеются две основные, или конечные, цели: предвидение и польза. Поскольку предвидение и действие предполагают знание за- конов, на основе которых только и можно предвидеть и действо- вать, Конт рассматривал это знание законов как предпосылку для того, чтобы можно было классифицировать науки в соот- ветствии с самой действительностью. В итоге у Конта фактически получаются две как бы парал- лельные системы — система теоретических наук и система прак- тических наук, причем первая, как показал Конт, лежит в осно- ве второй. Исходя из этого он считал возможным рассмотреть для начала одну первую систему, ограничив ею предмет рацио- нального курса позитивной философии. Конт писал: «...совокуп- ность наших познаний о природе и совокупность выведенных из этих познаний приемов воздействия на природу в нашу поль- зу составляют две совершенно отдельные по существу своему системы...» (там же, стр. 28). Соответственно этому в своем «Курсе» Конт рассматривал «только научные теории, а совсем не их приложения» (там же, стр. 30). При этом, согласно Конту, систему теоретических наук «следует рассматривать раньше, даже в том случае, если бы мы захотели охватить всю массу человеческих знаний, как теоре- тических, так и прикладных» (там же, стр. 28). В 1834 году, то есть почти одновременно с Контом, другого рода классификацию выдвинул крупный французский физик Ампер, о чем подробнее речь будет идти в конце этой главы. Ам- пер решал задачу иначе, чем Конт: после каждой теоретической науки он ставил соответствующую ей «прикладную» науку и этим смешивал два разных принципа деления наук. Конт был совершенно прав, когда он не согласился с систе- мой Ампера. Система наук, которая охватывает всю совокуп- ность человеческих знаний, должна включить в себя все науки вообще, в том числе и так называемые практические, или «при- кладные», но для этих последних должна быть осуществлена отдельная классификация, связанная с характером практиче- ских действий человека и соотносящаяся определенным обра- зом с системой знания законов самой действительности, самих явлений природы. Обе эти системы нельзя смешивать между со- бой, нельзя растворять одну в другой, но нельзя и отрывать одну от другой. В этом отношении Конт придерживался более правильной точки зрения, и возражения против его классификации, идущие по данной линии, являются несостоятельными. Таким образом, Конт стремился строго выдержать одно ос- нование для деления наук, как это и требуется логикой, а вклю- чение технических и других наук в общий ряд с теоретическими науками нарушило бы логическую стройность всей системы, так
как означало бы смешение двух разных основ, или принципов, деления. Другой прием деления, который проводил Конт с целью сузить круг предметов, подлежащих классификации, касается выделения так называемых абстрактных, или общих, наук, кото- рые имеют дело с общими законами изучаемых явлений, в отли- чие от более частных наук, которые лишь описывают явления и дают сводку эмпирического материала, не раскрывая законов данного круга явлений. Например, общая биология изучает общие законы жизни в отличие от ботаники и зоологии, которые определяют образ жизни всякого живого тела в частности, а потому относятся, по Конту, к числу конкретных, или частных, наук, занимающихся собиранием, описанием и систематизацией фактов. При этом Конт считал, что эти частные науки основываются на общей биологии. То же самое Конт говорил о химии по отношению к минера- логии: первая в качестве общей науки составляет рациональ- ное основание второй. «В химии, — писал Конт, — рассматри- ваются всевозможные комбинации молекул при всевозможных обстоятельствах; в минералогии же только те из них, которые осуществились при образовании земного шара при тех только условиях, кои ему свойственны» (там же, стр. 30). Интересно отметить, что геологию («специальное и всесто- роннее изучение Земли») Конт не относил к числу основных абстрактных наук, а включал ее в конкретную физику. Выделив из всех теоретических естественных наук науки абстрактные, Конт получил следующие четыре основные науки: астрономию, физику, химию и физиологию. К ним он присоеди- нял, во-первых, математику, включая в нее механику земных масс, и, во-вторых, социологию, то есть учение об обществе. Позднее, как увидим в следующей главе, Спенсер выступил с предложением делить все науки на абстрактные и конкретные. Он полагал, что одни науки являются полностью абстрактными, другие — полностью конкретными, а третьи — переходными между этими двумя крайними формами, то есть абстрактно- конкретными. У Конта нет такого резкого расчленения всех наук либо на абстрактные, либо на конкретные, либо на абстрактно-конкрет- ные. По Конту, каждая наука в зависимости от подхода к изу- чаемым явлениям имеет свою абстрактную часть, или отрасль, изучающую законы данного круга явлений, и конкретную часть, занимающуюся описанием этих явлений. Поэтому из всех био- логических наук Конт выделял определенную их часть, которую он рассматривал как общую физиологию, или общую биологию. В итоге, применяя двойное отсеивание, то есть отсеивание, во-первых, теоретических наук от практических и, во-вторых, абстрактных наук от конкретных, общих от частных, Конт на-
шел предмет классификации, то есть шесть основных наук, под- лежащих группировке. К этим наукам, как указывалось выше, Конт относил математику с механикой, астрономию, физику, химию, физиологию и социологию. Он называл их главными теоретическими и абстрактными (или общими) науками. Как классифицировать? Соединение исторического и логиче- ского методов. После того как выделены науки, подлежащие классификации, возникает дальнейшая задача: определить, ка- ким способом должна осуществляться группировка этих наук в их общем ряду, то есть на основании чего одну науку надо ста- вить перед другой или после другой. Но чтобы установить иско- мую последовательность между выделенными шестью науками, надо было выявить между ними такие связи, которые отражали бы собой связи самих явлений. Как известно из математики, шесть каких-либо элементов дают 720 различных комбинаций. Это значит, что шесть наук можно расположить в линейный ряд 720 различными способами. Из этих 720 комбинаций соответственно принципу, установлен- ному Контом, необходимо было выбрать одну определенную комбинацию, которая удовлетворила бы выдвинутому требова- нию — выразить объективную связь самих явлений. Каким же образом можно было отыскать эту единственную комбинацию, то есть определенную последовательность в распо- ложении наук, соответствующую характеру самих явлений? Здесь у Конта вступает в силу соединение двух методов — логического, или, как он говорил, догматического, и истори- ческого. Конт считал, что догматический, то есть логический, метод превалирует и в конце концов определяет собой рамки приме- нения исторического метода, ибо, как он отмечал, именно логи- ческий анализ позволяет охватить всю историю познания как бы с точки зрения прямой линии, ведущей к определенному ре- зультату. Изучение науки, утверждал Конт, начинается по необходимо- сти при помощи исторического метода. Однако в дальнейшем, «по мере прогресса науки исторический способ изложения ста- новится все менее и менее удобным, благодаря накоплению слишком длинного ряда промежуточных пунктов, через которые ум человека должен пройти, тогда как догматический способ становится все более и более возможным и вместе с тем необ- ходимым, ибо новые понятия позволяют представить прежние открытия с более прямой точки зрения» (там же, стр. 33). Поэтому при изложении наук человеческий ум, говорил Конт, постоянно стремится к последовательной замене исторического метода логическим (догматическим). Несмотря на подобные заявления, Конт не являлся сторон- ником одного только догматического (то есть логического) ме-
тода. Он утверждал, что «ни одна идея не может быть хорошо понята без знакомства с ее историей» (там же, стр. 3). Более того, он писал: «...я думаю даже, что нельзя вполне изучить науку, не зная ее истории», точно так же, как без догматического изучения науки «история ее будет совершенно непонятна» (там же, стр. 34). Вот почему, излагая «философию», то есть общетеоретиче- скую часть каждой из шести основных наук, Конт не ограничи- вался выяснением лишь логического разреза их современного содержания, но начинал с исторического очерка, в котором по- казывал, как исторически развивались соответствующие идеи математики, астрономии, физики, химии и других наук, причем каждую из этих наук он рассматривал прежде всего под углом освобождения их от пережитков теологического и метафизиче- ского мышления с тех пор, как они стали на путь позитивного мышления. Как же Конт решал проблему истории познания в ее приме- нении к истории познания всего человечества в целом и к исто- рии развития отдельных отраслей знания, в том числе естество- знания? Выясняя этот вопрос, мы подходим к главному, с точки зре- ния Конта, выводу из всего его учения. Этим главным выводом является, как его называл Конт, «основной закон развития че- ловеческого духа», или закон трех стадий. С ним связана кон- товская периодизация истории познания. Рассмотрим, в чем состоит этот «закон». По мнению Конта, любая отрасль знания обязательно проходит в последователь- ном порядке три различных теоретических состояния: теологи- ческое, или фиктивное; метафизическое, или абстрактное; науч- ное, или позитивное, при котором люди познают действительные законы изучаемых явлений. Эти три состояния Конт назвал ста- диями развития человеческого духа. Предварительно и кратко эти стадии можно охарактеризо- вать следующим образом: теологическое мировоззрение допус- кает прямое вмешательство в дела природы высшего разумного существа (бога), действующего по своему произволу; метафи- зическое мировоззрение придумывает особые сущности для объ- яснения изучаемых явлений; позитивное же мировоззрение не признает никаких особых причин и рассматривает явления та- кими, какими они воспринимаются нашими чувствами. Как нетрудно увидеть, здесь у Конта получилась явно наду- манная, несостоятельная, искусственно сконструированная схе- ма. Его утверждение, будто каждая отрасль знания должна быть сначала обязательно выражена в форме теологического учения, потом должна переходить в метафизическое учение, после чего принимать окончательную научную форму, является совершенно неверным.
Конт глубоко ошибался, когда он пытался втиснуть в назван- ные три стадии весь ход развития человеческой мысли — от ее зарождения и до наших дней. В действительности развитие че- ловеческого познания, безусловно, идет гораздо более сложным и противоречивым путем, нежели это представлялось Конту. Стремление во что бы то ни стало свести реальный исторический процесс познания к трехстадийной схеме нередко приводило Конта к явной искусственности и прямым натяжкам. Но нас сейчас интересует не эта слабая сторона контовских воззрений. В данном случае важно, что когда Конт пытался определить общий исторический путь развития человеческой мысли, он характеризовал его прежде всего как путь отрицания религии разумом, веры наукой. Эта идея лежала в основе всего контовского учения, всей его периодизации. Именно идея неизбежного в конечном счете тор- жества разума над верой, науки над религией, составившая сильную сторону концепции Конта, заслуживает критического анализа. Суть контовской триады сводится к тому, что первоначально сознание человека встречает неясные еще для него, непознанные явления, законы которых еще не найдены, а потому сами явле- ния кажутся непонятными, необъяснимыми. На этой основе воз- никает представление о какой-то сверхъестественной, божествен- ной силе, которая якобы производит все непонятные уму челове- ка явления. Конт пояснял, что не вооруженный подлинным знанием чело- веческий дух «воображает, что явления производятся прямым и постоянным воздействием более или менее многочисленных сверхъестественных факторов, произвольное вмешательство ко- торых объясняет все кажущиеся аномалии мира» (там же, стр. 4). По традиции, такие теологические воззрения сохраняются очень долго. Прогресс же человеческого познания состоит, по Конту, в том, что эта первоначальная ошибочная, теологиче- ская доктрина сменяется правильной, научной доктриной, осно- ванной на знании самих действующих в природе законов. Таким образом, концепция Конта при всех ее недостатках, при всей ее ограниченности и искусственности, обусловленной тем, что он пытался подвести под нее весь реальный процесс раз- вития наук, показывает вместе с тем, что Конт стоял на позиции признания превосходства разума над верой, науки над религией. Сказанное может служить примером того, что даже в неточ- ных положениях и ложных концепциях можно и нужно нахо- дить рациональные зерна. Эти зерна ярко выражены у Конта в его вводных лекциях к «Курсу позитивной философии». Особенно резко наука противопоставлена религии в более поздней работе Конта — «Дух позитивной философии» (1844),
в которой имеется специальный параграф под заглавием «Окон- чательная несовместимость науки с теологией»1. Объявляя теологическую стадию фиктивной, Конт на этом основании считал ее совершенно непримиримой со стадией по- зитивной, или научной. Он рассматривал борьбу между рели- гиозным и научным мировоззрениями как в историческом, так и в логическом планах и указывал на полную несовместимость положительных (научных) концепций с какими-либо теологи- ческими воззрениями (монотеистическими, политеистическими, фетишистскими). Конт отмечал, что в начале развития наука делает частичные успехи, невзирая на общее господство теологии. «Но когда рациональный позитивизм (научное познание.— Б. К.), ограниченный сначала скромными математическими ис- следованиями, которыми пренебрегала теология, начал распро- страняться на прямое изучение природы, в особенности посред- ством астрономических теорий, столкновение стало неизбеж- ным... Логические мотивы, на основании которых наука наотрез отказывается от всяких таинственных проблем, являющихся су- щественным предметом занятий для теологии, сами по своей природе способны рано или поздно дискредитировать в глазах всех здравомыслящих людей умозрения, изгоняемые только по- тому, что они безусловно недоступны человеческому разуму» (там же, стр. 29—30). Далее Конт говорил о безрассудстве теологии по отношению к наиболее трудным вопросам, которое обнаруживалось все яснее по мере прогресса научного мышления. Он указывал на бессмысленность гипотез, к которым «неминуемо пришлось бы прибегнуть для окончательного согласования теологического духа с положительным» (там же, стр. 30). Линию на полное отделение науки от религии Конт старался обосновать с фило- софской точки зрения в рамках своей периодизации развития человеческого духа. Подчеркивая коренное противоречие двух крайних концеп- ций, когда одни и те же явления то приписываются произволь- ным велениям (теологическая концепция), то приводятся к неизменным законам (научная концепция), Конт указывал да- лее, что при настоящем состоянии человеческого разума моно- теистический образ мышления сильно препятствует системати- ческому ходу научных знаний (см. там же, стр. 32). Это препят- ствие, отмечал в заключение Конт, может быть устранено толь- ко при полном упразднении теологического духа. Таким образом, Конт прямо выступал против религиозного взгляда на мир. Если теологическая, религиозная точка зре- ния является исторически исходной, первоначальной, говорил он, то все дальнейшее развитие познания сводится к отказу от этой 1 Огюст Конт. Дух позитивной философии (Слово о положительном мышлении) Изд. 1910, стр. 29.
неверной точки зрения, к окончательной замене ее научной кон- цепцией. Что касается «метафизической» стадии, то она, по Конту, определяет постепенность перехода от религии к науке. К харак- теристике стадии «метафизики» Конт подходил с точки зрения коренного противопоставления науки и теологии, рассматривая эту стадию как промежуточную ступень при движении челове- ческого духа от веры к знанию. На «метафизической» стадии сверхъестественные факторы уже устранены и заменены абст- рактными силами скрытых сущностей, вроде теплорода, а науч- ное объяснение явлений на основании познанных их законов еще не достигнуто. Будучи плоским эволюционистом, Конт подчеркивал невоз- можность резкого скачка от теологии к научному знанию и искал промежуточное, опосредствующее звено между ними. Он считал, что человеческое сознание не может сразу перейти от веры в сверхъестественные силы к знанию законов мира. «Теология и физика, — говорил, например, Конт, — так глубоко несовмести- мы друг с другом, и понятия их так радикально противоположны друг другу, что прежде чем отказаться от одних, чтобы пользо- ваться исключительно другими, человеческий ум должен был не- которое время прибегать к переходным понятиям, носящим сме- шанный характер и потому способным содействовать постепен- ному переходу. Таково естественное назначение метафизических понятий, так как сами по себе они не приносят никакой действительной пользы»1. В этом пункте у Конта обнаруживается неопределенное по- нимание того, что вкладывается им в «метафизическую» стадию. Сюда зачисляются и подлинная метафизика (например, учение о невесомых флюидах), и натурфилософия, и подлинно научные гипотезы, и догадки о сущности изучаемых явлений, с которы- ми Конт как агностик не соглашался. Поэтому у Конта здесь смешиваются некоторые научные понятия с ненаучными, по- скольку и те и другие он подводил под общую категорию «ме- тафизических». Однако и здесь важно то, что сами метафизиче- ские понятия Конт трактовал как ступень от религии к науке, от веры к знанию. Это поступательное движение человеческого познания со- вершалось, по мнению Конта, строго постепенно, так, что «чело- век понемногу приучился принимать во внимание только самые факты, понятия же о метафизических сущностях явлений ото- двигались все далее и далее до тех пор, пока не превратились у всех здравомыслящих людей просто в абстрактные наименования явлений. Невозможно вообразить себе, при помощи какого дру- гого процесса наш разум мог бы перейти от совершенно сверхъ- 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 7—8.
естественных к чисто естественным соображениям, от теологи- ческого к положительному образу мыслей» (там же, стр. 8). Такова, по Конту, историческая и познавательная роль «ме- тафизической» стадии. Когда Конт говорил об эпохе Бэкона, Галилея и Декарта, то отзывался о ней как о «сильном движении ума человеческо- го», которое вызвали открытия, сделанные этими великими людьми. Именно в этот момент стало проявляться противопо- ложение научных взглядов теологическим и метафизическим воззрениям. Тогда научные идеи, опираясь на положительное знание законов природы, «окончательно освободились от приме- си суеверия и схоластики». Конт правильно называл этот очистительный для науки про- цесс переворотом, а иногда даже революцией. «...Ныне, — гово- рил он, — каждый понимающий дух времени наблюдатель не может не признать постоянного стремления человеческого ума к положительным наукам и бесповоротного отрицания тех бес- смысленных доктрин и предварительных методов, которые были годны только для первых его проявлений» (там же, стр. 10). К числу таких бессмысленных доктрин Конт относил все креа- ционистические концепции. В итоге научного прогресса человеческий разум бесповорот- но должен восторжествовать над верой, наука — над рели- гией, положительное знание — над теологией и метафизикой, — таков оптимистический прогноз, вытекающий из контовской фи- лософии. Весьма любопытно, что в качестве одного из мнимых доказа- тельств «закона» трехфазного развития всего человеческого познания (так сказать, его филогении) Конт приводил развитие индивидуального сознания отдельного человека (так сказать, онтогению сознания). Он писал: «Указанный общий подъем че- ловеческого духа может быть теперь легко установлен весьма осязательным, хотя и косвенным, путем, а именно рассмотрением развития индивидуального ума. В виду того, что в развитии отдельной личности и целого вида исходная точка по необходи- мости должна быть одна и та же, главные фазы первого должны представлять основные эпохи второго. И действительно не вспо- мнит ли каждый из нас, оглянувшись на свое собственное про- шлое, как он по отношению к своим главнейшим понятиям был теологом — в детстве, метафизиком — в юности и физиком — в зрелом возрасте? Такая поверка доступна теперь всем людям, стоящим на уровне своего века» (там же, стр. 5). Здесь Конт пытался сформулировать закон, согласно кото- рому онтогения кратко повторяет в основных чертах филогению умственного развития человека. Но, как явствует из приведен- ной цитаты, обоснование этого закона выглядит у него весьма нелепо.
Существенный недостаток контовской идеи о трехфазности умственного развития человечества состоял в том, что эта идея, как отмечено выше, отразила процесс развития человеческого познания крайне огрубленно, как бы в «очищенном» от его вну- тренней противоречивости виде. Это было связано с тем, что сам процесс развития Конт понимал в духе плоского эволюционизма. Во избежание недоразумений следует оговориться, что мы отметили объективную направленность контовской философии (в той ее части, которая касается прежде всего естествознания) против религиозного мировоззрения. Однако это вовсе не озна- чает, что сам Конт по своим убеждениям был атеистом. Наобо- рот, он изгонял лишь наивно-теологические воззрения, свойст- венные невежественному человеку, который приписывает боже- ственному вмешательству то или иное явление природы, не зная еще законов природы, которым оно подчинено. В то же время Конт не возражал против допущения высше- го существа (бога), которое, создав мир, в дальнейшем дейст- вует в согласии с законами природы, а не по своему произволу. Таким образом, в сознании самого Конта его позитивизм от- нюдь не противоречил всякой религии вообще, а вполне согла- совывался с ее более утонченным видом. Более того, Конт отводил видное место религии в общест- венной жизни, причем большую часть своих идей о нравствен- ном развитии человечества он прямо заимствовал из «учений» католической церкви. Конт пошел еще дальше, когда он пытал- ся превратить свое учение в особую религию человечества, а самого себя — в ее верховного жреца. Такая тенденция ясно про- ступает в его последних работах, вышедших уже после созда- ния «Курса позитивной философии». Контовский метод классификации наук раскрывается осо- бенно полно, если его рассматривать как соединение принципов классификации и периодизации. Пытаясь совместить исторический подход с логическим, Конт пришел к сочетанию двух методологических проблем естество- знания: проблемы классификации наук, соответствующей логи- ческому разрезу, с проблемой периодизации их развития, соот- ветствующей историческому разрезу. Периодизация истории познания с лежащим в ее основе «за- коном» трех стадий играет у Конта существенную роль при ре- шении проблемы классификации наук. Конт полностью воспринял идею Сен-Симона о том, что по- следовательность в усложнении самих явлений определяет со- бой последовательность их изучения человеком. В соответствии с этим он считал, что сначала следует изучать более простые явления, потом все более и более сложные. Это показывает, каким образом у Конта его классификация наук (логический разрез) связывается с периодизацией их ис- тории (с историческим разрезом). Последовательность развития
наук есть, по Конту, последовательность в достижении каждой наукой высшей фазы ее развития. В соответствии с этим Конт подчеркивал, что различные отрасли знания не могли с одина- ковой скоростью пройти выявленные им, Контом, три главные фазы своего развития и, следовательно, не могли одновременно достигнуть высшего пункта развития, то есть позитивного со- стояния. Другими словами, высшая (позитивная, или научная) ста- дия, то есть та, на которой раскрываются действительные зако- ны природы, а не производится их подмена божественными, тео- логическими вымыслами или метафизическими представления- ми, в различных отраслях знания наступает, согласно Конту, не одновременно, а в разное время. При этом у разных наук она достигается в определенной последовательности, а именно: сна- чала в астрономии, которая изучает наиболее простые явления, а потому в ней раньше, чем в других науках, происходит осво- бождение от влияния религии и метафизики; далее идут фи- зика, химия, биология и, наконец, социология, которая позже всех остальных наук достигает своей позитивной (научной) стадии. Так рассуждал Конт, отправляясь и в этом пункте полностью от идей своего учителя. Последовательность в достижении различными отраслями знания своей высшей, научной (позитивной) стадии развития дает возможность, по Конту, обосновать классификацию наук данными их исторического развития. «...Существует необходи- мый и неизменный порядок, — писал он, — которому следовали и должны были следовать в своем развитии различные виды наших понятий... Он зависит от различия в природе явлений, и определяется степенью их общности, простоты и относительной независимости, тремя условиями, ведущими, несмотря на все свое различие, к одной и той же цели. Так к положительным тео- риям были сведены сперва астрономические явления, как наибо- лее общие, наиболее простые и наиболее независимые от всех других, затем, последовательно и по тем же причинам, явле- ния собственно земной физики, химии, и наконец физиологии» (там же, стр. 9—10). Так сочетаются у Конта обе методологические проблемы ес- тествознания — классификация наук и периодизация их истории и соответственно этому связываются оба метода — логический и исторический. Но решение вопроса о классификации наук отнюдь не сво- дится Контом лишь к установлению исторической последова- тельности в развитии отдельных наук. Оно только подтверж- дается таким историческим обоснованием. Само же решение это- го вопроса дается им прежде всего в логическом разрезе. Ход контовских рассуждений при изложении классификации наук таков. Если сопоставить между собой, как учил Сен-
Симон, различные явления природы, то можно обнаружить, что одни явления не содержат в себе никаких признаков других явлений и не зависят от них, а другие содержат их и зависят от них. Например, в астрономических явлениях не имеется никаких следов биологических явлений, причем живые существа не в си- лах каким-либо образом повлиять на движение планет и звезд. Наоборот, физиологические явления содержат в себе в качестве более общих и простых и механические, и физические, и хими- ческие явления. Анализируя и обобщая эти факты, Конт ука- зывал, что одни явления проще других по своей природе, и в этом смысле они выступают как более общие и абстрактные. Другие же явления сложнее, и в этом смысле они носят более частный и конкретный характер. Наиболее просты в природе астрономические явления, наибо- лее сложны физиологические, или биологические. Изучая все эти явления, человек начинает с более простых и последователь- но переходит к все более сложным, потому что эти более слож- ные явления не могут быть познаны и поняты, если перед тем не были уже поняты и познаны более простые явления. Это и есть общий руководящий метод Конта при выработке и обосновании классификации наук. Подобный метод можно охарактеризовать как расположение наук в последовательный ряд по убывающей простоте, общности и независимости изуча- емых явлений. Таковы общие основы классификации наук, развитые Контом как с логической стороны (то есть с точки зрения структуры са- мого предмета, который подлежит классификации), так и с исто- рической стороны (то есть с точки зрения общего хода развития человеческого познания). В подобной постановке вопроса обе методологические проблемы естествознания, о которых говори- лось выше, оказываются неразрывно связанными между собой, дополняющими и обосновывающими одна другую. За годы, истекшие после начала издания «Курса позитивной философии» Конта, философия и естествознание сделали гигант- ский шаг вперед. В этих условиях конкретное решение Контом проблемы классификации наук и особенно, конечно, ее обосно- вание в деталях не могли не устареть. Однако сама идея дать классификацию наук с учетом их развития, с учетом периодиза- ции их истории не потеряла своего значения. Но, разумеется, решение такого рода задач в современных условиях требует подлинно научного методологического подхода. Иерархия наук. В итоге всего, что было сказано выше, Конт пришел к хорошо известной «энциклопедической формуле», то есть к общему ряду, составленному из шести наук, который оказался единственно возможным из общего числа 720 различ- ных комбинаций. Этот ряд составляет архитектонику всего кон- товского «Курса», где он приведен под названием «Синоптиче-
ская таблица курса положительной философии Огюста Конта» (там же, таблица между стр. 24 и 25). «В окончательном выводе, — заключал Конт, — математика, астрономия, физика, химия, физиология и социальная физика представляют ту энциклопедическую формулу, которая одна среди многочисленных классификаций, допускаемых шестью основными науками, логически соответствует естественной и не- изменной иерархии явлений» (там же, стр. 47.). Все эти науки входят, по Конту, в философию, под которой он понимал «общую систему человеческих понятий» (там же, стр. 2). Окончательная иерархия наук, по Конту, такова: Этот энциклопедический ряд наук полностью совпадает с тем, который был установлен Сен-Симоном (различие, как уже указывалось, касается лишь социологии, которая у Сен-Симона отсутствовала). Сформулировав принцип классификации и отправляясь от него, Конт пришел, таким образом, к «общей иерархии наук». Попытаемся теперь выяснить, каков объективно предмет тех наук, которые выделил Конт. Для того чтобы ответ на этот во- прос стал еще яснее, присоединим механику земных тел к меха- нике небесных тел (астрономии). Тогда увидим, что предметом наук, из которых Конт составил общий их ряд, служат главные формы движения материи — механическая, физическая, химиче- ская, биологическая, социальная. Значит, по сути дела своим выделением теоретических и абстрактных наук Конт, не отдавая себе, разумеется, никакого отчета в этом, подготовлял почву для позднейшего выявления основных форм движения в природе, науки о которых составля- ют фундамент современного естествознания, а также социаль- ной формы как особой формы движения. Существенную характерную черту предложенной им «энци- клопедической формулы» Конт видел в ее согласии с действи- тельным ходом естественной философии, иначе говоря, — с исто- рией естествознания. Это согласие, по словам Конта, подтвер- ждается всем, что известно об истории наук, особенно с начала XVII века.
Конт объяснял это тем, что «разумное изучение каждой основной науки, требующей предварительной разработки всех тех наук, которые предшествуют ей в нашей энциклопедической иерархии, могло иметь действительный успех и приобрести свой истинный характер только после широкого развития предшест- вующих наук, относящихся к явлениям более общим, более от- влеченным, менее сложным и независимым от других. В этой именно последовательности, хотя и совершенно самопроизволь- но, и должен был осуществляться прогресс наук. Это соображение кажется мне настолько важным, что я счи- таю невозможным помимо его понять историю человеческого ду- ха» (там же, стр. 41). Таким образом, исторический подход дал Конту возможность установить, что его «энциклопедическая формула» находится в полном соответствии с ходом развития самого естествознания. Аналогично этому и общий «закон» трехфазности духовного развития не может получить, как указывал Конт, правильного освещения, если при его приложении не учитывать «энциклопе- дической формулы» для общего ряда наук, «ибо именно в ука- занной в этой формуле последовательности человеческие позна- ния проходили одно за другим состояния сперва теологическое, затем метафизическое и, наконец, положительное» (там же). «Энциклопедическая формула» выражает, таким образом, за- висимость между степенью общности той или иной науки и сте- пенью ее позитивности и вместе с тем может служить показате- лем того, насколько эта наука до сих пор еще находится в опре- деленной мере под влиянием теологических и метафизических концепций. Чем дальше данная наука стоит от начала общего иерархического ряда наук, считал Конт, тем она доступнее влия- нию названных концепций; напротив, чем она стоит ближе к на- чалу этого ряда, тем она скорее освобождается от их влияния и вступает в высшую стадию своего развития — в позитивную стадию. Строго придерживаясь «энциклопедической формулы», Конт изложил по этой схеме весь свой «Курс позитивной философии». Следовательно, приведенная схема была нужна Конту практи- чески для того, чтобы затем в этом порядке излагать содержа- ние своего «Курса», то есть излагать философское содержание так называемых позитивных наук. В таком именно порядке он читал свои лекции, полагая, что учащемуся сначала надо овладеть математикой вместе с рацио- нальной механикой, затем астрономией, потом физикой и т. д. В этой последовательности изучения различных естественных наук был, конечно, с педагогической точки зрения известный смысл, так как нельзя изучать химию, не зная совершенно физики, нельзя изучать физику, не зная совершенно матема- тики, и т. д.
Но, как известно, всякую истину можно довести до абсурда, и тогда она превращается в свою противоположность. Так имен- но и получилось у Конта: здоровое ядро своей идеи он превратил в бессмыслицу, когда, например, заявил, что нужно сначала изу- чить математику, потом астрономию, потом физику, химию и биологию, и только тогда можно подойти к пониманию общест- венных явлений. Другими словами, при изучении наук учащийся сначала на время должен стать математиком, затем — астрономом и т. д., с тем чтобы когда-нибудь со временем получить возможность стать социологом. Но, несмотря на это явное абсолютизирование рассматриваемой схемы, попытка Конта связать теоретическую и практическую, в частности педагогическую, стороны своего ис- следования в области классификации наук все же представляет интерес. Так обстоит дело с предметом и методом классификации наук в системе Конта. Сравнивая «энциклопедическую формулу» Конта с общей основой классификации наук Сен-Симона, мы обнаруживаем их полное совпадение. Это ясно видно из следующего сопостав- ления: 3. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ КАК СУЩНОСТЬ КОНТОВСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК Осуществление «энциклопедической формулы». В своем «Кур- се» Конт не ограничился первым делением наук на шесть основ- ных. Он провел и более дробные деления каждой из них на те научные области и дисциплины, из которых они складываются. Не приводя здесь третьего, более детального деления, остано- вимся лишь на втором делении, которое отражено в «Синопти- ческой таблице» Конта и проведено в самом его «Курсе»:
Вслед за составлением общего ряда наук Конт перешел к детальному рассмотрению каждой отдельной науки, излагая и анализируя ее содержание с точки зрения общей связи наук. Он писал: «...я предполагаю изложить курс положительной филосо- фии, а не курс положительных наук. Я рассматриваю здесь каж- дую из основных наук только по отношению ко всей положитель- ной системе и по характеризующему ее духу...» (там же, стр. 12). Поэтому большое место в своем «Курсе» Конт уделил обосно- ванию перехода от одной науки к другой и внутри отдельных наук — от одного ее раздела к другому, например от математиче- ского анализа к геометрии и от нее к механике (внутри матема- тики), от неорганической химии к органической (внутри химии), от ботаники к зоологии (внутри биологии) и т. д. При этом, ес- тественно, переходы Конт рассматривал, как правило, лишь ста- тически, как переходы от соположенных объектов, а потому в этих переходах он искал в первую очередь структурные, а не ге- нетические связи между изучаемыми объектами. Тем не менее в ряде случаев Конт фактически нащупывал и генетические связи между явлениями, которые служат предметом изучения смеж- ных наук в их общем иерархическом ряду. Рассмотрению каждой науки Конт предпосылал общий раз- дел, носящий название философских соображений о совокупно- сти соответствующих наук. Здесь он излагал общие теории дан- ной науки. Однако, разбирая, например, вопросы математики, Конт отнюдь не стремился рассматривать собственно философ- ские вопросы этой науки, хотя постоянно говорил о философии математики. Это объясняется тем, что, будучи позитивистом, он понимал под «философией» общие научные теории, а не методо-
логические и гносеологические вопросы, встающие в аспекте дан- ной науки. Начиная систематическое изложение своего «Курса» с мате- матики, Конт подразделял ее на математику абстрактную — соб- ственно анализ (исчисление) и конкретную — геометрию и ме- ханику. Следовательно, в соответствии с установленным принципом классификации наук математика в качестве наиболее общей и отвлеченной науки ставилась Контом в начале всего ряда наук. «Действительно, — отмечал он, — геометрические и механиче- ские явления наиболее общи, наиболее просты, отвлеченны и не- зависимы от всех других явлений, для которых они, наоборот, служат основанием» (там же, стр. 46). Конт считал математику, особенно абстрактную, не столько составной частью естествознания («естественной философии в собственном смысле слова»), сколько действительным основани- ем всего естествознания — могущественным орудием для нахо- ждения законов естественных явлений. В этом отношении он опять-таки повторял мысли своего учителя. Для начала Конт характеризовал математику как науку о ве- личинах, что вполне отвечало уровню развития этой науки в XIX веке. По его определению, это самая абстрактная и общая наука. Она обслуживает остальные науки, причем математиче- ский анализ применяется не везде в одинаковой степени. На- пример, в геометрии (аналитическая геометрия Декарта) и ме- ханике (аналитическая механика Лагранжа), а также в астро- номии математика, считал Конт, применяется вполне. Но, следуя дальше по иерархическому ряду наук, можно об- наружить, что применение математики все более и более ограни- чивается по причине усиления специфического характера явлений природы. Это объясняется, по Конту, тем, что явления только в том случае подчиняются математическим законам, когда входя- щие в эти явления величины могут быть выражены определен- ными числами. Сравнивая неорганические и органические науки, Конт при- шел к выводу, что «вся органическая физика, и вероятно также и наиболее сложные части неорганической по самой своей приро- де по необходимости недоступны нашему математическому ана- лизу, благодаря крайней изменчивости чисел, относящихся к со- ответствующим явлениям» (там же, стр. 61). На этом основании Конт считал, например, что химический закон определенных от- ношений как имеющий математический характер неприменим к органическим соединениям, в чем он, конечно, сильно ошибался. Конт говорил о неприменимости математики и к биологиче- ским явлениям. «Всякая определенная мысль о точно установ- ленных числах в явлениях живых тел, — писал он, — совершенно неуместна, если к ней обращаются не как к средству облегчения внимания... В этом смысле замечание Биша о злоупотреблении
математикой в физиологии вполне справедливо: известно к ка- ким заблуждениям приводит такой неправильный способ иссле- дования живых тел» (там же). В свое время Кант заявлял, что та или иная отрасль знания только тогда становится подлинной наукой, когда она проникает- ся математикой. Конт по существу отверг этот крайний тезис. «Каждая наука, — указывал он, — может дать столь же досто- верные результаты, как и всякая другая, если она сумеет свои заключения оставить в пределах той степени (количественной.— Б. К.) точности, какую допускают соответствующие явления...» (там же, стр. 42). Отсюда следует, что, по Конту, точность (ко- личественная) и достоверность суть два признака, или свойства, которые сами по себе очень отличаются друг от друга. Геометрию Конт считал в отличие от математического анали- за естественной наукой, ибо она изучает пространственную фор- му реальных тел. Ее соотношение с механикой определяется, по его мнению, тем, что все тела в природе могут служить предме- том как геометрических, так и механических исследований, но, кроме того, явления геометрические имели бы место, если даже предположить, что части Вселенной остаются неподвижными. Геометрия поэтому представляет, писал Конт, по своей природе большую общность, чем механика. Рассмотрение геометрии как первой собственно естественной науки (Конт говорил даже об особых «геометрических явле- ниях») означает резкое противопоставление взглядов Конта кантовскому априоризму, согласно которому пространство трак- туется как субъективная форма созерцания. Однако сведение геометрии только к простому учению о фор- мах реальных тел не давало возможности Конту понять эту нау- ку во всем ее внутреннем содержании. Не случайно поэтому Конт ничего не говорил о трудах своих современников — Лобачевско- го и Гаусса, развивавших идею неэвклидовой геометрии. Механику Конт по сути дела рассматривал как самостоятель- ную науку, хотя и трактовал ее как наиболее сложную часть кон- кретной математики. Он писал: «Механические явления, по са- мой природе своей... одновременно носят и более частный, и бо- лее сложный, и более конкретный характер, чем явления геоме- трические. Поэтому, следуя энциклопедической схеме... мы поме- стим рациональную механику после геометрии, ибо ее изучение, по необходимости, труднее и, следовательно, окажется и менее совершенным. Геометрические вопросы стоят всегда совершенно независимо от всяких механических соображений, тогда как ме- ханические вопросы постоянно осложняются соображениями гео- метрическими: форма тел неизбежно должна влиять на явления движения или равновесия» (там же, стр. 221). Естественно, вслед за механикой у Конта следует астроно- мия, которую он толковал по преимуществу как небесную механику.
Сравнивая небесные явления с явлениями физическими, хи- мическими, биологическими и социальными, совершающимися на Земле, Конт утверждал: «Астрономические явления наиболее об- щи, наиболее просты и наиболее абстрактны; поэтому, очевидно, с изучения их и следует начинать естественную философию, так как законы, которым астрономические явления подчинены, влия- ют и на все другие явления, тогда как они наоборот от этих яв- лений совершенно не зависят» (там же, стр. 38). Если исходить из характеристики форм движения материи, то следовало бы, конечно, объединить обе механики — земных и не- бесных тел в одну общую науку — механику, поставив ее между математикой и физикой. Так впоследствии и поступали некото- рые исследователи. По существу Конт не исключал такой воз- можности, поскольку он ставил «рациональную механику» между собственно математикой и астрономией, то есть механикой не- бесных тел: математика (механика) I астрономия (Здесь круглые скобки указывают, что механика включена в математику). Сохраняя эту же самую последовательность наук, можно вполне передвинуть «перегородку», разделяющую обе науки, так, чтобы за математикой следовала вся механика — земных и не- бесных тел, частью которой была бы астрономия: математика I механика (астрономия) Далее Конт осуществлял переход от астрономии к физике и излагал физические теории того времени. Редактор русского пе- ревода контовского «Курса» профессор О. Д. Хвольсон обру- шился на Конта за незнание им физики, за неправильные, с точ- ки зрения специалиста (даже если стоять на уровне физики 30-х годов прошлого века), представления и толкования физических явлений. «...Физика не шла и не должна идти, и не пойдет по пу- ти, указанному Контом»1, — писал Хвольсон. При этом он ссы- лался на некоторые ошибки, допущенные Контом, и на его неоп- равдавшиеся предсказания. Действительно, многие частные положения, выдвинутые Кон- том, оказались неправильными. Многое из того, что он предска- зывал, стоя на философских позициях агностицизма и феноме- нологизма, было опровергнуто прогрессом науки. Так, в частно- сти, Конт считал невозможным когда-либо узнать химический 1 См. Огюст Конт. Курс положительной философии, т. II, отд. 2. Изд. 1900, стр. 137.
состав Солнца и звезд. А всего через три года после смерти Кон- та блестящее открытие Бунзеном и Кирхгофом спектрального анализа дало в руки ученых способ узнавать этот состав, благо- даря чему было опровергнуто контовское неверие в мощь и все- силие человеческого разума. Но в некоторых случаях Хвольсон в своем пренебрежительном отношении к трудам Конта оказался все же неправ. Например, Конт ставил световой эфир на одну доску с теплородом, относя их к числу метафизических понятий. Отмечая, что, кроме эфира, метафизические флюиды уже изгнаны из физики, Хвольсон спра- шивал: «не прав ли Конт, изгоняя и этот эфир? Не представляет ли этот эфир также метафизический элемент, пока еще уцелев- ший; не разделит ли и он участь пяти флюидов, и не следует ли стремиться к упразднению этого остатка старых заблуждений?» Ответ Хвольсона гласил: «нет, и тысячу раз нет! ...Существо- вание эфира ныне не менее достоверно, чем вращение земли око- ло оси и вокруг солнца» (см. там же, стр. 163). Это было сказано в 1900 году, а всего через пять лет теория относительности А. Эйнштейна, ревностным проповедником ко- торой сделался сам Хвольсон, опровергла старую, механистиче- скую концепцию светового эфира, непризнание которой Контом Хвольсон осудил столь категорически и резко. Это показывает, как надо быть осторожным, делая свои предсказания или опро- вергая предсказания других ученых. Касаясь химии, нужно отметить, во-первых, ее следование не- посредственно за физикой, в связи с чем возникает вопрос о со- отношении между обеими науками, а, во-вторых, ее непосред- ственное предшествование биологии, в связи с чем и здесь воз- никает тот же вопрос. Первый вопрос решался Контом в той плоскости, что, как фи- зические действия (например, тепловые и электрические) вызы- вают химические процессы, так и, наоборот, химические действия вызывают в свою очередь физические процессы. Конт подчерки- вал: «...химические действия подобно тому, как и по отношению к теплоте, несомненно составляют не только самый общий, но и самый обильный источник электричества» (там же, стр. 122). В то же время каждое химическое действие находится в зави- симости не только от тяжести, тепла, электричества и т. п., но сверх того «от какого-то особого деятеля, способного видоизме- нять влияние предыдущих элементов», а потому «химия может идти только позади физики», будучи выделена в самостоятель- ную науку1. Двойственное, промежуточное положение химии отмечено у Конта тем, что сама химия подразделена на минеральную, при- мыкающую непосредственно к физике, и органическую, примы- кающую непосредственно к биологии (физиологии). Однако само 1 См. Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 38.
по себе такое разделение химии Конт считал искусственным, не имеющим под собой разумной основы, поскольку, согласно его точке зрения, неорганические и органические вещества различа- ются между собой лишь по степени своей сложности. Эта послед- няя может иметь разные значения, а потому провести четкую линию между обоими родами веществ невозможно. К тому же многие явления, которые относились долгое время к области ор- ганической химии (например, химический анализ продуктов фи- зиологических процессов, животных тканей и т. д.), следует включить, по мнению Конта, в область физиологии. Второй вопрос, то есть вопрос о соотношении между химией и биологией, принимает у Конта характер вопроса об общности веществ, их свойств и законов в неживой и живой природе. На- пример, Конт писал: «Хотя со времени школы Аристотеля фило- софы должны были всегда думать, что одни и те же элементар- ные вещества в основном воспроизводились во всей совокупно- сти всех естественных операций, несмотря на их кажущуюся независимость, однако, полная невозможность провести этот неопределенный метафизический взгляд по необходимости ока- зывала поддержку безраздельному господству теологической догмы об абсолютных разрушительных и творческих актах: это продолжалось вплоть до великой эпохи удивительного развития химического гения (по-видимому, подразумевается Лавуазье. — Б. К.), которое представляет главную научную особенность последней четверти предшествующего (XVIII, — Б. К.) века»1. Далее Конт пояснял, что, пока отсутствовало представление о газообразных веществах, огромное число замечательных явле- ний должно было неизбежно внушать теологическую идею реаль- ного исчезновения или создания материи в общей системе приро- ды. Потребовалось прежде всего разложение воздуха и воды, а затем элементарный анализ растительных и животных веществ и, возможно, разложение и щелочных земель (которое было осу- ществлено позднее), чтобы установить совершенно неопровержи- мым образом фундаментальный принцип сохранения материи в ее бесконечных непрерывных превращениях и породить тенден- цию к изгнанию из всех умов теологических идей разрушения и творения и к замене этих ложных идей позитивными понятиями разложения и воссоединения. Так рассуждал Конт. Далее он указывал, что для понимания жизненных явлений, в частности, большое значение должно иметь не только знание эле- ментов, из которых образуется вещество живых тел, но и вся со- вокупность химической проверки их главных функций, которая, при всей ее грубости, показывает, что не может существовать ор- ганическая материя, коренным образом неоднородная с неорга- нической материей. 1 Auguste Comte. Cours de philosophic positive, t. III. Paris, 1869, p. 48.
Излагая биологию, Конт подчеркивал следующее положение: независимо от того, как толковать ее явления, нужно признать, что живые тела, как таковые, подчинены всеобщим законам ма- терии, видоизмененным, однако, в своих проявлениях характер- ными обстоятельствами, которыми обусловливается состояние жизни. Указывая на связь между химией и биологией, Конт обра- щал внимание на то, что непрерывное воспроизводство и сохра- нение живого тела проистекают из совокупности физико-химиче- ских актов, которые характеризуют жизнь в ее основных и всеоб- щих проявлениях. По словам Конта, с этой стороны всякое живое тело представляет собой подлинный, более или менее устойчивый «химический очаг», способный спонтанно поддержи- вать свою температуру в известных пределах путем необходимой последовательности процессов соединения и разложения, кото- рые совершаются в цепи явлений независимо от внешних влия- ний и даже вопреки им. Далее Конт указывал, в частности, по поводу растительной физиологии: «В силу своей совершенно очевидной физико-хими- ческой природы основные явления жизни растений требуют либо непосредственного, либо для своего объяснения постоянного и са- мого тесного соединения философии неорганической природы с непосредственными физиологическими соображениями, подготов- ленными глубокой привычкой к прелиминарным законам, кото- рые касаются структуры и классификации живых тел. Но ведь каждое из этих неразделимых условий в достаточной мере вы- полняется ныне представителями лишь отдельных позитивных наук. Это породило, с одной стороны, так называемую органиче- скую химию, науку в своей основе незаконнорожденную, которая представляет собой не что иное, как грубый эскиз растительной физиологии, машинально изготовленный умами, которые вообще не понимали предмета своих работ, а с другой стороны, смутные и квазиметафизические учения, в которых физиология по сущест- ву составлена умами, мало подготовленными и почти целиком лишенными необходимых предварительных понятий» (ibid., р. 481—482). Взаимный контакт химиков-органиков и физиологов-ботани- ков, считал Конт, должен поднять на соответствующий теорети- ческий уровень обе эти науки, как это имело место в истории на- уки в других случаях. Сопоставляя начало ряда естественных наук (астрономию) с его концом (физиологией вообще, физиологией человека в осо- бенности), Конт обнаружил, что в этих пунктах его иерархии наук со всей отчетливостью выражены две линии, или две ветви, в развитии наших знаний, из которых одна ведет к Вселенной (макрокосмосу, по Сен-Симону), а другая — к человеку (микро- космосу, по Сен-Симону). Единство начального и конечного пун- ктов ряда естественных наук и их связь через промежуточные
звенья (физику и химию) выражают собой, по Конту, единство мира. В соответствии с этим Конт разъяснял причину того, почему «астрономическая наука в целом оказывается, таким образом, более полно и прямо связанной с общим предметом биологии, чем с предметом какой бы то ни было другой из промежуточных наук, что на первый взгляд могло бы показаться подлинной эн- циклопедической аномалией, противоречащей установленным мной понятиям относительно истории наук. Это в существе своем связано с тем, что, несмотря на неизбывную необходимость фи- зики и химии, астрономия и биология, тем не менее, составляют по своей природе две главных ветви философии природы в соб- ственном смысле слова. Эти две великие сферы исследования, до- полняющие одна другую, охватывают в своей рациональной гар- монии общую систему всех наших основных концепций. К одной относится мир, к другой — человек: это — крайние пределы, ме- жду которыми обретаются все наши мысли. Сначала мир, потом человек» (ibid., p. 278—279). Взгляд Конта на соотношение предметов живой и неживой природы можно резюмировать следующей его фразой: «Как бы мы ни объясняли различие этих двух классов предметов, несом- ненно, что в живых телах можно наблюдать все механические и химические явления, происходящие в телах неорганических, но, кроме того, еще совершенно особый ряд явлений, явлений жиз- ненных в собственном смысле этого слова, находящихся в зави- симости от организма»1. Наконец, несколько слов следует сказать о социологии. У Кон- та социология хотя и выделена в особую науку, тем не менее она поставлена в один ряд с остальными отраслями естествозна- ния в качестве одной из наук об органических телах, наряду с физиологией. По сути дела под социологией Конт понимал в ши- роком смысле слова науку о сообществах живых существ, к чи- слу которых он относил также и сообщество людей. Такая биоло- гическая концепция была широко распространена среди ученых XIX века и явилась одним из реакционных течений в буржуазной социологии. «Все живые существа, — писал Конт, — представляют два ро- да совершенно различных явлений, — явлений, относящихся к каждому отдельному индивидууму, и явлений, касающихся вида, в особенности, если последний способен к общественной жизни. Это разделение имеет особенно важное значение главным обра- зом по отношению к человеку. Явления видовые очевидно слож- нее и носят более частный характер, чем явления индивидуаль- ные, так как они зависят от последних, но сами на них не влия- ют (это, разумеется, неверно. — Б. К.). На этом основании вы- деляются две главные части органической физики: собственно 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 37.
физиология и основанная на ней социальная физика» (там же, стр. 39.). В социальных явлениях Конт обнаруживал в духе идеализма и механицизма прежде всего влияние законов физиологии на ин- дивидуум и, сверх того, «некоторых особенных сил, видоизменяю- щих влияние этих законов и происходящих вследствие взаимо- действия индивидуумов друг на друга...» (там же). Общественные явления Конт рассматривал с двух общих то- чек зрения: с точки зрения общественного порядка, изучаемого «социальной статикой», которая занимается законами сосущест- вования — строем общества, и с точки зрения прогресса, изучае- мого «социальной динамикой», которая занимается законами по- следовательности — движением общества. Оба названных соци- альных фактора Конт непосредственно производил от соответст- вующих биологических факторов: организации и жизни. Порядок есть организация, то есть систематическое сочетание частей в одно целое. Поэтому, по Конту, живой организм и обще- ственный порядок — это одно и то же. Вместе с тем жизнь есть рост, следовательно, прогресс в организации. Отсюда у Конта биологический фактор роста становится одним из важней- ших факторов общественного прогресса: как в организме без ор- ганизации нет жизни, так и в обществе без порядка нет про- гресса. Сравнивая биологию с социологией, Конт пришел к выводу, что, хотя у той и у другой есть свои статические и динамические законы, но в биологии решающую роль играют первые, а в со- циологии — вторые. Это означает, что, по Конту, биология дол- жна заниматься существующими организмами, а социоло- гия — эволюцией общества. Этим, по-видимому, объяснялось отрицательное отношение Конта к эволюционным идеям в био- логии, которые были выдвинуты Ламарком и Жоффруа Сент- Илером. Так Конт «развертывал» свою «энциклопедическую формулу» в систему изложения основных человеческих знаний. Координация, но не субординация наук. Чтобы яснее рас- крыть ту методологическую основу, на которой Конт построил свою классификацию наук, надо учесть два обстоятельства: во- первых, что он допускал историзм лишь применительно к челове- ческому обществу (его истории), к умственному развитию людей, и, во-вторых, что само развитие он трактовал в духе плоского эво- люционизма, или плавной постепенности, исключающей качест- венные скачки. Историю хода цивилизации, в соответствии со своим «зако- ном» трехфазности умственного развития людей, Конт искусст- венно разделял на три эпохи: теологическую, метафизическую и положительную. Это разделение, лежащее в основе всей его со- циальной физики, или социологии, носит в основе своей антина- учный характер.
В свою очередь в теологической эпохе он выделял три этапа: фетишизм, политеизм и монотеизм. Последние два этапа сме- няют один другой по мере того, как постепенно представление о многих богах заменяется представлением об одном высшем существе. Идеалистическая сущность всей социологической концепции Конта ясно видна уже в самой этой периодизации истории чело- веческого общества. Плоскоэволюционистический и вместе с тем идеалистический характер воззрений на общество сохранялся у всех позднейших буржуазных ученых, которые занимались во- просами социологии в связи с проблемой классификации наук, как это будет показано на примере Спенсера. К тому же следует добавить, что Конт обнаружил явную тен- денцию к европоцентризму, опираясь только на историю наро- дов, называемых цивилизованными. Этот глубокий порок всей ис- торической и социологической концепции Конта верно подметил русский социолог М. Ковалевский. Конт, писал он, «следит за эволюцией народов, идущих во главе цивилизации, и только из- редка останавливается на тех, которые представляются ему от- сталыми, и то лишь для того, чтобы констатировать самый факт их отсталости»1. По этому же поводу критик контовского учения социолог Л. Уорд писал, что в своем беглом очерке истории цивилизации Конт ограничивается цивилизацией лишь одной белой расы и «порицает некоторых авторов, писавших о начале и прогрессе цивилизации, за то, что они, в поисках за указаниями касательно цивилизации «избранной части человечества», бродят среди многочисленных рассеянных народов земного шара, жизнь и ис- тория которых не имеет никакого непосредственного отношения к жизни и истории наших стран»2. Для понимания контовской классификации естественных на- ук, а вместе с тем и общих ее принципов, чрезвычайно важно проанализировать отношение самого Конта к зарождавшейся тогда общей концепции развития природы. Принимая эволюционный принцип в отношении человеческого духа, Конт, однако, не распространял его на явления природы. Природа для него постоянна в своих проявлениях и подчиня- ется своим неизменным законам. Такие взгляды отвечали гос- подствовавшему в естествознании в первой трети XIX века ме- тафизическому (антидиалектическому) методу мышления. Соот- ветственно этому и науки классифицировались Контом как при- ложенные внешним образом одна к другой, но не как развитые одна из другой. Иными словами, между ними Конт раскрывал лишь структурные, но не генетические связи. 1 Максим Ковалевский. Социология, т. I. Изд. 1910, стр. 166. 2 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда. Изд. 1897, стр. 270—271.
Это объясняется тем, что взгляды Конта были выработаны в первой трети XIX века, когда само естествознание еще не да- вало убедительных данных в пользу идеи развития природы, когда выдвигались лишь отдельные гениальные догадки и пред- восхищения, которые еще не успели превратиться в строгие на- учные теории. Разработке научной классификации Контом сильно мешало то обстоятельство, что он отвергал принцип развития в приме- нении к самой природе, то есть к тем явлениям, которые изуча- ются естественными науками, подлежавшими классификации. Тем самым он предопределял общий метафизический характер своей классификации. Рассматривая солнечную систему, Конт подчеркивал необхо- димость решительного изгнания теологии и метафизики из астро- номии. Однако до признания идеи развития космических систем он не поднялся. В связи с этим весьма показательны его оцен- ки космогонической гипотезы Лапласа, благодаря которой из уче- ния о солнечной системе была устранена идея бога-творца, кото- рый якобы совершил, согласно воззрениям Ньютона, преслову- тый «первый толчок» при создании солнечной системы. Конт правильно указывал, что гипотеза Лапласа противосто- ит прежним теологическим, креационистским концепциям воз- никновения Вселенной. Он подчеркивал, что «всякая идея творе- ния должна быть коренным образом здесь избегнута, так как она по своей природе совершенно неуловима и только разумное ис- следование, если оно действительно достигнуто, должно рассма- тривать единственно последовательные превращения неба, огра- ничиваясь однако по крайней мере тем, которое могло непосред- ственно произвести его нынешнее состояние»1. Но вместе с тем, именуя гипотезу Лапласа «лапласовской космогонией», Конт считал ее чисто гадательной, хотя она как раз и отвечала сформулированной только что задаче объяснить нынешнее состояние солнечной системы, не прибегая при этом к идее бога-творца, но основываясь на представлении о последо- вательной трансформации небесных тел. В итоге оказывается, что хотя в общей форме идея транс- формизма в применении к небу и провозглашалась Контом, но она не получила у него должной поддержки в ее конкретном виде, когда она выступила в форме определенной естественнонаучной, а именно космогонической, гипотезы. Еще резче отрицательное отношение к идее трансформизма выступает у Конта в области биологии, где он не принял эту идею даже в ее общем виде. Сам вопрос о генезисе и развитии органи- ческих существ Конт рассматривал как одно из бесполезных умо- зрений. Правда, он склонялся к признанию ламарковской восхо- дящей лестницы живых организмов от простейших, низших форм 1 Augusie Comte. Cours de philosophic positive, t. II. Paris, 1869, p. 249.
до самых сложных (то есть до обезьяны и человека), однако са- мое идею развития Ламарка он отвергал и считал, что виды по- стоянны и не способны к эволюции. Согласно воззрениям Конта, происходит постепенное выми- рание существ, не приспособленных к оружающей среде. Когда все такие существа вымрут, в живой природе наступит равнове- сие и дальнейших изменений в ней уже не будет происходить. На этот счет мы находим у Конта следующее высказывание: «Если думать, что все возможные организмы в течение надлежащего времени последовательно располагаются во всех предполагае- мых сферах, то большая часть этих организмов по необходимости кончит тем, что исчезнет, кроме тех, которые отвечают общим законам этого основного равновесия; возможно, что эта биоло- гическая гармония после ряда подобных устранений должна была бы установиться мало-помалу на нашей планете, или мы еще видим последнюю в самом деле беспрестанно изменяющей- ся таким способом»1. Кстати, вряд ли можно согласиться с К. А. Тимирязевым, раз- делявшим некоторые общие воззрения Конта, в том, что Конт за 30 лет до Дарвина обозначил термином «elimination» («устране- ние») уничтожение всего неприспособленного, следовательно, принцип естественного отбора2. В действительности же, как мы только что видели, у Конта речь шла об «устранении» неизмен- ных, лишенных вообще способности к развитию особей и видов, тогда как у Дарвина, напротив, естественный отбор служит объ- яснением того, как изменяются существующие виды и возникают новые виды. Итак, идея развития природы оказывается чуждой Конту. Если он и высказывал ее иногда, то лишь в самом общем виде, да и то для того, чтобы, как только она примет конкретную фор- му естественнонаучной догадки или теории, поставить ее под сом- нение. Здесь наглядно обнаруживается одно из проявлений непосле- довательности французского мыслителя. Если Конт был намерен решительно изгнать доктрину «творения» из науки, как он об этом неоднократно заявлял, то признание постоянства видов неизбеж- но вело к признанию творческого акта в форме сотворения видов. Такая непоследовательность присуща многим, даже еще более крупным умам среди естествоиспытателей, которые не могли по состоянию науки того времени и по методу собственного мышле- ния применить принцип развития к самой природе. Так как Конту была чужда общая идея развития природы, то именно поэтому он не мог объяснить, почему более сложные частные науки опираются на законы более простых, более общих наук. Он просто констатировал, что в биологических явлениях 1 Auguste Comte. Cours de philosophie positive, t. III, p. 392—393. 2 См. К. Тимирязев. Наука и демократия, ГИЗ, 1920, стр. 113.
принимают участие механические, физические и химические явле- ния, но не наоборот, а потому физиологию надо поставить после физики и химии. Однако у него нет мысли о том, что жизнь во- зникла из химических процессов, совершающихся в неживой при- роде, или что химические процессы возникли из физических в по- рядке их усложнения. И это понятно: вспомним, что ведь только за два года до на- чала издания «Курса позитивной философии» Вёлер произвел первый органический синтез, получив мочевину путем перегруп- пировки атомов в молекуле неорганической соли (изоцианата ам- мония). Правда, на этот синтез Конт ссылался в III томе своего «Курса», но он не делал, да и не мог еще сделать отсюда столь далеко идущие выводы, что жизнь возникла химическим путем и что поэтому всякий физиологический процесс включает в себя по необходимости химические процессы. Какова же наиболее существенная черта контовской класси- фикации наук, рассматриваемой исторически, в общей перспек- тиве научного познания? Такой ее чертой служит прежде всего принцип внешнего соположения наук одной рядом с другой и одной возле другой, но не их развития одних из других — слож- ных из простых, высших из низших, соответственно тому, как развиваются сами явления природы. Другими словами, основу контовской классификации составил принцип координации наук, но не их субординации. Это объяснялось рядом причин и прежде всего, конечно, уровнем развития самого естествознания того времени, о чем уже говорилось выше. Вполне понятно, что если сами объекты рассматриваются как неизменные, подчиняющиеся постоянным законам и не переходя- щие друг в друга, то и их отражения (то есть изучающие их на- уки) должны по необходимости рассматриваться как сопостав- ленные друг с другом, но не вытекающие одна из другой. Особен- но ясно это выступает при рассмотрении тех частей, на которые подразделяются основные науки. Так, Конт считал разделы физи- ки (барологию, термологию, акустику, оптику и электрологию) в значительной степени независимыми между собой «ввиду малой, к несчастью, связи, доныне существующей между этими отдель- ными частями физики»1. В результате этого у Конта получается даже так, что сущест- вует не единая наука — физика, а совокупность внешним образом соположенных друг с другом, но на деле почти обособленных ме- жду собой различных наук. Говоря о контовской иерархии наук как об их координации, мы хотим этим подчеркнуть не только то, что они располагают- ся одна возле другой внешним образом, но и то, что это их распо- ложение соответствует порядку последовательных переходов са- мих форм движения от простых к сложным, от низших к высшим. 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. II, отд. 2, стр.30.
Это особенно становится ясным, если объединить, как уже дела- лось выше, механику земных масс, которая включена у Конта в математику, с механикой небесных тел, представлявшей содер- жание тогдашней астрономии. Тогда получится следующий ряд сопоставленных наук, соответствующих различным формам дви- жения материи: (Здесь, как и раньше, вертикальные жирные линии показы- вают, что данные науки лишь приложены одна к другой, но не развиты одна из другой). Свою классификацию наук, основанную на принципе их ко- ординации, то есть на раскрытии между ними тесной связи, хо- тя и внешнего характера, Конт противопоставлял двум ошибоч- ным взглядам на соотношение наук: во-первых, разрыву между ними, приводящему к их взаимоизоляции друг от друга, и, во-вто- рых, сведению одних наук — более сложных и частных — к дру- гим наукам — более простым и общим. Рассмотрим возражения, сделанные Контом против обеих этих односторонних концепций. Тогда нам станет яснее суть его собственных идей. Координация, но не взаимоизоляция и не взаимосведёние наук. Принято считать, что Конт и его последователи резко обособля- ли и даже отрывали науки друг от друга. Однако такая точка зрения неправильна и упрощает дело. Если кто-нибудь из пози- тивистов считает, что ту или иную науку можно обособить от других, то это еще не означает, что такой же точки зрения при- держивался и Конт. В самом деле, принцип координации хотя и не учитывает развития одних наук из других, однако он не только не означает изоляции наук, их полного отрыва одной от другой, но, напротив, прямо предполагает определенный контакт между ними и даже известное их структурное переплетение в соответствии с тем, как они взаимно примыкают или прилагаются друг к другу. Взаи- мосвязь наук вытекает из самой контовской идеи классифи- цировать науки так, чтобы одни из них — более общие и про- стые — служили введением к изучению других — более частных и сложных. Уже отсюда следовало, что первые должны являться основой для вторых. Такой основой служат, по Конту, например, астро- номия (и вообще механика) для физики, физика — для химии и т. д. Поэтому ни о какой изоляции одних наук от других, ни о каком их отрыве друг от друга у Конта не может быть и речи. Характеризуя с этой стороны свою классификацию наук, он пи- сал: «Действительно, деление, которое мы устанавливаем между
науками, хотя и не вполне произвольно, как некоторые это ду- мают, однако по существу своему является искусственным. На самом деле предмет всех исследований один, и мы подразделяем его только с целью обособить встречающиеся при его изучении затруднения, чтобы потом лучше справиться с ними. Часто слу- чается поэтому, что, вопреки нашим классическим подразделе- ниям, важные вопросы требуют известного соединения несколь- ких специальных точек зрения, которое нельзя осуществить при теперешнем состоянии научного мира...»1. В качестве примера Конт приводил открытие аналитической геометрии Декартом, сыгравшее огромную роль в развитии ма- тематических наук. Как он показал, это открытие явилось ре- зультатом сближения двух наук — анализа и геометрии, — кото- рые до тех пор рассматривались отдельно одна от другой. Разбирая взаимосвязь физики и химии, Конт приближался иногда к признанию определенного перехода между обеими нау- ками — настолько тесную связь между ними он раскрывал. На- пример, в 28-й лекции, озаглавленной «Философские рассужде- ния о физике вообще», он говорил: «Большинство рассматривае- мых в физике агентов сами по себе, при очень энергичном или продолжительном действии, без сомнения способны произвести соединения и разложения, совершенно тождественные с теми, ко- торыми определяется химическое действие в обыкновенном смы- сле слова; отсюда-то непосредственно и вытекает столь естест- венная связь между физикою и химиею. Однако, при столь силь- ных действиях явления в действительности выходят из области первой науки и вступают в область второй»2. Сказанное приводит к выводу о существовании тесной связи между отдельными науками, а потому — и к выводу о необходи- мости тесного контакта между ними при изучении данного яв- ления природы. Отмечая очевидность того, что каждый химиче- ский акт всегда происходит при некоторых необходимых и неиз- бежных физических условиях, Конт ставил вопрос: «Как могло бы быть понято какое бы то ни было явление соединения или разложения, если бы при этом не были приняты во внимание вес, теплота, электричество и т. д.? Как возможна была бы оценка химической силы этих различных агентов..?» (там же, стр. 16). Не случайно, что электрохимическое («дуалистическое») уче- ние Берцелиуса, которого придерживался и сам Конт, учитывало как раз такого рода взаимосвязь между химизмом и электриче- ством. Конт решительно выступал и против отрыва биологии от фи- зики и химии, подчеркивая ее связь с этими науками. Катего- рически отвергая виталистическую концепцию, он называл оши- бочными «все те рассуждения, на основании которых так часто 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 19. 2 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. II, отд. 2, стр. 6.
пытались доказывать, что жизненные явления не согласуются с общими законами физики. С другой стороны, — продолжал да- лее Конт, — жизнь может существовать только под постоянным неизбежным влиянием определенной системы внешних условий; а посему возможно ли положительное изучение ее без рассмо- трения законов, относящихся к этим внешним изменяющимся причинам? Таким образом всякая физиология, не основанная на предварительном изучении физики, не может иметь никакого ис- тинно-научного значения» (там же, стр. 15). Данное рассуждение Конта полезно вспомнить некоторым со- временным биологам, которые пытаются, как это делалось еще 130 лет тому назад, отрывать биологическую сущность явлений живой природы от их физической и химической стороны. Особенно важны мысли Конта о том, что в интересах химии и биологии при решении проблем обеих этих наук «нам нужно бу- дет соединить химическую точку зрения с физиологической»1. Например, для решения вопроса о химической элементарности азота необходимо было, по Конту, прибегнуть к помощи физио- логии и к чисто химическим соображениям присоединить ряд но- вых исследований об отношении между составом живых тел и по- глощаемой ими пищей. В этой же связи интересно привести одно место из его 35-й лекции, носящей название «Философские рассуждения о химии вообще» (эта лекция была написана в 1835 году, семь лет спустя после первого органического синтеза). Здесь Конт писал: «...жизненные преобразования подчинены, как и все другие, все- общим законам химических явлений. Химический анализ выпол- нил, как мне кажется, в этом отношении свою самую существен- ную функцию; отныне химия, как уже показывают некоторые успешные опыты (к этому месту сделано примечание. — Б. К.), должна (особенно путем синтеза, — путем более трудным, но и более блистательным) пополнять ту обширную и прекрасную совокупность доказательств, благодаря которым химия столь мощно содействовала великой философской революции челове- чества»2. Примечание гласит: «Нужно особо отметить по этому поводу прекрасный опыт г-на Вёлера по воссозданию мочевины». Понимание тесной связи между химией и биологией дало Конту возможность увидеть в синтезе Вёлера зародыш поздней- шего прогресса обеих наук в месте их соприкосновения. Так Конт вскрывал тесную взаимосвязь наук на примере тех задач, которые могут быть разрешены только совместными уси- лиями нескольких наук, считавшихся до тех пор независимыми одна от другой. Свою иерархию наук он рассматривал именно с той стороны, что она исходит из наличия взаимосвязей между 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 20. 2 Auguste Comte. Cours de philosophie positive, t. III, p. 49.
науками, выражает эти взаимосвязи и позволяет их находить, облегчая тем самым установление тесного контакта между пред- ставителями разных естественных наук. Говоря о контовской классификации наук, необходимо особо отметить, что в противоположность механистическому материа- лизму, сводившему все формы движения к механическому пере- мещению и, соответственно, все науки к механике, Конт подчер- кивал специфику и самостоятельность каждой основной науки, несводимость одних наук к другим, в частности к механике. Поэтому Конт специально предупреждал читателя, что це- лью его «Курса» вовсе не является стремление представить все явления природы в сущности тождественными между собой, не- смотря на их внешнее различие. Таким образом, признание тесной взаимосвязи наук не оз- начает, по Конту, сведения высшего к низшему, сложного к про- стому и вообще растворения одних наук в других. Тот факт, что астрономия (и вообще механика) составляет основу для физи- ки, а сама от физики не зависит, тогда как физика зависит от механики, нельзя толковать, как показал Конт, в том смысле, что физика поглощается механикой, растворяется в механике, или, как говорили и говорят доныне механисты, «сводится» к ме- ханике. Точно так же, по Конту, обстоит дело и с химией. Она зависит от физики, которая изучает более простые явления, сопутствую- щие всегда и везде химическим явлениям как более сложным. Между тем физика, будучи более общей наукой по сравнению с химией, не зависит от химии как науки более частной по срав- нению с физикой. Но это опять-таки не дает права утверждать о поглощении химии физикой, о «сведении» химии к физике. Конт открыто заявлял, что он не принимает «преждевре- менной и в сущности, может быть, весьма рискованной гипо- тезы, при помощи которой некоторые выдающиеся физики стре- мятся ныне отнести все химические явления к чисго физическим действиям...» 1. В связи с этим он высказал следующее весьма примеча- тельное предположение, которое ныне не только не утратило сво- ей актуальности, но стало еще более злободневным: «...если бы положительный анализ и приписал когда-нибудь все химические явления силам чисто физическим, что может быть и будет общим результатом работ современного ученого поколения, все же наше основное различие между физикою и химиею в действительности нисколько не поколеблется. Ибо необходимо останется верным, что в явлении, правильно названном химическим, всегда есть не- что большее, чем в простом явлении физическом, а именно: ха- рактерное изменение молекулярного строения тел, а следова- 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. II, отд. 2, стр. 15—16.
тельно, и совокупности их свойств. Такое различие, конечно, пе- реживет всякий научный переворот» (там же, стр. 7). Это рассуждение Конта прямо относится к некоторым совре- менным физикам, которые пытаются сводить химию к физике на том основании, что силы химического воздействия носят в своей основе физический характер. Контовское предостережение не увлекаться сведением химии к физике основано на признании объективного различия между химическими и физическими явле- ниями, которое не может быть ликвидировано никаким прогрес- сом науки именно потому, что оно носит объективный характер и не зависит от степени нашего знания или незнания соответ- ствующих явлений природы. Хотя Конт и не говорил о формах движения материи, но он решал вопрос о соотношении физики и химии очень глубоко и методологически более правильно, чем спустя век с четвертью решают его некоторые современные физики. Если химия не сводится к физике, то и биология не сводится, по Конту, к физике и химии, точно так же, как все естественные науки вообще не сводятся к одной механике как простейшей и наиболее общей среди них. В связи с этим Конт считал, что все «попытки общего объ- яснения всех явлений одним законом совершенно бесполезны, да- же если их делают наиболее сведущие люди»1. Тем самым Конт возражал против сведения биологии и химии к механике или физике несмотря на то, что в то время химия и биология еще не получили полного развития и по существу толь- ко что были созданы в качестве самостоятельных наук. Критически разбирая мнение механиста Лапласа, согласно которому все химические явления можно рассматривать только как результат ньютоновского притяжения, видоизмененного фи- гурой и взаимным положением атомов, Конт справедливо отме- тил, что такое мнение при его неопределенности не может ока- зать в действительности никакого полезного влияния на прогресс химических знаний. Даже если допустить, что химическое сродст- во есть только следствие видоизмененного всемирного тяготения, говорил Конт, то все равно все химические явления по необхо- димости останутся сложнее механических и физических, а пото- му химию надо выделять в самостоятельную науку и не смотреть на нее «как на простое дополнение физики» (там же, стр. 38). Если такой взгляд имел основание в 1830 году, то тем боль- шее основание он имеет, начиная со второй половины XIX века, когда были заложены основы всей современной химии, как неор- ганической, так и органической, а также физической, и когда био- логическая наука, опираясь на сделанные в ней великие откры- тия, прочно встала на свои собственные ноги. 1 Огюст Конт. Курс положительной философии, т. I, стр. 23.
Координация наук как предпосылка их субординации. Глав- ная особенность классификации Конта состоит в том, что в ней дана в общем правильная координация основных наук. Выясняя причины того несомненно большого влияния, которое оказала контовская система на умы современников и более поздних поко- лений ученых, необходимо прежде всего подчеркнуть именно то решающее обстоятельство, что Конту удалось в основном осу- ществить координацию наук. Только поэтому его классификация наук заняла такое место в истории разработки данной пробле- мы мировой человеческой мыслью. Говоря иначе, секрет ее успеха заключался в том, что Конт, следуя за Сен-Симоном, правильно уловил последовательность усложнения самих явлений, изучаемых различными естествен- ными науками: хотя эти науки у него просто прикладывались одна к другой, но не развивались диалектически одна из другой соответственно развитию самих форм движения материи, тем не менее последовательность приложенных внешним образом наук соответствовала последовательности их развития одной из другой. Вот почему, несмотря на огромный прогресс естествознания, несмотря на появление множества новых наук, новых научных отраслей и дисциплин, все же основная схема взаимосвязи наук, разработанная Контом, а до него — Сен-Симоном, оставалась не- зыблемой. Переносилась астрономия с одного места на другое, выделялась механика в особую науку, включались и исключа- лись география, геология, психология, но основной ряд наук, установленный Контом вслед за Сен-Симоном, оставался преж- ним: математика, механика, физика, химия, биология, социология. Более того, как мы увидим далее, на этот именно ряд наук опирался и Энгельс в своей классификации наук, хотя принципы Энгельса коренным образом отличались от принципов Конта. В связи с этим встает исключительно важный вопрос об от- ношении контовской классификации наук к классификации Эн- гельса. Ряд наук, установленный Контом, сыграл в этом отноше- нии вполне определенную роль. Опираясь на такой именно ряд тех же самых естественных наук, Энгельс спустя 15 лет после смерти Конта установил новую классификацию наук, основан- ную на принципе их субординации. Схематически классификацию Энгельса, если добавить сюда учение об обществе, или историю, можно представить так: (Здесь, как и раньше, точки показывают, что науки переходят одна в другую, развиваются одна из другой соответственно тому, как совершаются переходы и развитие самих форм движения ма- терии). Разработка новой классификации, основанной на принципе
субординации наук, стала возможной потому, что, во-первых, Энгельс в отличие от Конта опирался на диалектический метод мышления, во-вторых, в естествознание широко вошла идея раз- вития природы и всеобщей связи ее явлений и, в-третьих, до этого была уже всесторонне разработана классификация наук на основе принципа их координации. Последнее обстоятельство представляет для нас сейчас осо- бый интерес. Оно позволяет определить место контовской клас- сификации наук в исторической перспективе развития всей дан- ной проблемы с точки зрения общего хода движения человеческо- го познания. Известно, что для того чтобы познать движение, изменения, процессы, необходимо сначала познать вещи, предме- ты как находящиеся в состоянии относительного покоя и неиз- менности. Это общее положение применимо и к формам челове- ческой мысли, к их классификации и, соответственно этому, к наукам и их классификации: для того чтобы иметь возможность генетически развить науки одну из другой — высшие из низших, необходимо предварительно расположить их в правильной после- довательности одну подле другой в порядке их специализации, то есть в порядке структурного усложнения их объекта — от наибо- лее общего, простого (низшего) ко все более частному, сложному (высшему). Иными словами, для того чтобы применить принцип субор- динации, необходимо уже иметь перед собой соответствующий ряд, построенный на принципе координации. Координация высту- пает, таким образом, как необходимая предпосылка субордина- ции, подобно тому как в общем случае формальная логика яв- ляется предпосылкой и подготовкой для перехода к диалектиче- скому мышлению, к диалектической логике. Сказанным определяется общее значение классификации наук Конта. Конт говорил о двух подходах к исследуемому предмету — статическом и динамическом: статический подход открывает толь- ко способность к движению, а динамический — само движение. Он приводил рассуждение своего последователя, биолога де- Бленвиля, что «всякое деятельное существо, и в особенности вся- кое живое существо, во всех своих проявлениях может быть изу- чаемо с двух точек зрения, в статическом и в динамическом отно- шениях, т. е. как существо, способное действовать, и как дейст- вующее на самом деле» (см. там же, стр. 15). Оба подхода, или приема, как «пополняющие друг друга» Конт применял и к рас- смотрению «интеллектуальных явлений». Много лет спустя в несколько иной форме ту же мысль раз- вил К. А. Тимирязев в своей работе «Исторический метод в био- логии». Он говорил о двух доводах в пользу идеи развития — статическом и динамическом. По существу же у Тимирязева речь шла о конкретном применении к биологии принципов коор- динации и субординации.
Применяя сказанное к самому Конту и к его классификации наук, следует отметить, что Конт рассматривал эту проблему в статическом плане. При анализе современного ему естество- знания он решил две важные задачи: во-первых, правильно вычленил в качестве главных те науки, которые фактически отражают, как это выяснилось позднее, основные формы движе- ния материи; во-вторых, правильно расположил эти науки в том порядке, который статически соответствует последовательному усложнению их объектов в процессе переходов от простого к сложному, от низшего к высшему. Это было в общем решение, данное в плоскости статической постановки вопроса. Динамический подход к явлениям природы у Конта отсутст- вовал, зато позднее, когда естествознание сделало такие откры- тия, как закон сохранения и превращения энергии и дарвинов- ская эволюционная теория, члены общего ряда наук, составлен- ного Контом со статической точки зрения, приобрели способность переходить друг в друга в соответствии с тем, как взаимно пе- реходят друг в друга сами формы движения, так что иерархи- ческий ряд наук оказался не статически закрепленным, а дина- мически подвижным. Та схема, которая представляла собой у Конта расположение координированных наук, как бы ожила, а сами науки как бы «задвигались», стали «переходить» друг в друга. Такие переходы между отдельными науками играют в со- временном естествознании громадную, можно сказать решаю- щую, роль. При наличии двух различных познавательных подходов — статического и динамического — первый есть необходимая пред- посылка для возможности осуществления второго. Своей клас- сификацией наук Конт создал такого рода предпосылку: из раз- розненных, почти ничем не связанных между собой, хаотически нагроможденных областей знания он выработал при помощи статического приема определенный иерархический ряд наук. Этот ряд, сохраняя последовательность его членов, предстояло затем привести в движение, вдохнуть в него идею развития, что и было сделано Энгельсом спустя 43 года после того, как Конт начал издавать свой «Курс». Значение трудов ученого определяется по тем результатам, которые сохраняются от них в позднейшем научном движении. Классификация наук Конта независимо от его позитивизма, от его социологических воззрений, от его агностицизма и метафизики сохранилась как необходимая подготовка и предпосылка совре- менной классификации наук. 4. КЛАССИФИКАЦИИ НАУК У СОВРЕМЕННИКОВ КОНТА ВО ФРАНЦИИ ОТ АМПЕРА ДО КУРНО Конт и естествоиспытатели XIX века. Влияние Конта на со- временных ему ученых и особенно на позднейшие поколения есте- ствоиспытателей было значительным не только во Франции, на
его родине, но и в Англии, России, странах Латинской Америки и других странах. Ученых привлекала прежде всего энциклопе- дичность Конта, его попытка охватить единым взглядом все бо- лее и более разветвляющиеся разделы естествознания, разбегаю- щиеся в разные стороны как ручейки от некогда единого русла. Импонировало и то, что такую огромную задачу ставил и решал для своего времени один человек, затративший при вы- полнении этой кропотливой и тяжелой работы все свои силы, что- бы разработать и систематизировать идеи Сен-Симона. И хотя в результате их обработки Контом эти идеи в значительной мере утратили ту глубину и тот блеск, которые они имели у Сен-Симо- на, тем не менее без их систематизации, проведенной Контом, они вообще остались бы неизвестными не только для последующих поколений ученых, но даже для большинства современников. Влечение к Конту было обусловлено и тем обстоятельством, что он выступил против чисто умозрительной философии, высо- комерно ставившей себя над другими науками и объявлявшей себя «наукой наук», а на деле являвшейся чуждой естествозна- нию. Эта философия подменяла изучение конкретных фактов спекулятивными построениями, эмпирическое исследование — голым теоретизированием, а само естествознание — натурфило- софией. Если в начале прошлого века натурфилософия Канта, Геге- ля и особенно Шеллинга оказывала благотворное влияние на не- которых натуралистов, склонных к теоретическим размышлени- ям, то после смерти Гегеля (1831), и чем дальше, тем больше, она становилась в глазах естествоиспытателей все более туман- ной, спекулятивной. В позитивной же философии Конта они на- ходили противоядие против идеалистической натурфилософии, но, к сожалению, вместе с этой последней отбрасывали и заклю- ченное в ней жемчужное зерно диалектики. При этом ученых влекли к себе, конечно, не частности, не трактовка Контом тех или иных специальных естественнонауч- ных вопросов, тем более, что в деталях у него было допущено много неточностей, даже чисто фактического порядка. Ученых привлекали у Конта наряду с широтой замысла и исполнения энциклопедического охвата всех знаний о природе отказ от тео- логических и метафизических концепций, призыв не уходить в дебри натурфилософии, ставящей себя выше естествознания, но искать философию в самом естествознании, в его общетеорети- ческих положениях и обобщениях. И если позитивисты новейшей формации использовали идеи позитивной философии Конта для борьбы против материализма, то сами естествоиспытатели в своем большинстве видели в ней оружие против идеализма и теологии, пытавшихся диктовать естествознанию нормы философского поведения. Поэтому не слу- чайно среди последователей Конта были и некоторые ученые-ма- териалисты.
Далее, естествоиспытателям импонировало то, что Конт вы- ступал как бы «на два фронта»: против закостенелых метафизи- ков, разрывавших науки между собой в духе метафизики XVIII века, и против механистов-упрощенцев, которые стирали всякие грани между науками, сводя высшие науки к низшим, а в конечном счете все естествознание — к механике. Истинным уче- ным второй половины XIX века, не говоря уж об ученых XX ве- ка, всегда претили подобного рода односторонние крайности, ве- дущие либо к искусственному навязыванию природе резких раз- граничительных линий, либо к плоской концепции сводимости всех явлений природы к механическому движению. В целом позитивистское течение, берущее свое начало от Кон- та, в философском отношении было крайне неоднородным, по- скольку среди его последователей можно было найти и идеали- стов и материалистов, а среди последних — и атеистов. Многие сторонники Конта из числа прогрессивных ученых видели в его позитивизме утверждение разума и отказ от религии, ограждение науки от казенной идеалистической философии, которая мешала развитию естествознания. Таково было отношение к Конту со стороны К. А. Тимирязева и Д. И. Менделеева1. Напротив, те сторонники Конта, которые принадлежали к чи- слу реакционных ученых, видели в его позитивизме в первую очередь средство, направленное против передовой, материалисти- ческой философии, против диалектического метода и особенно против признания революционного пути развития как необходи- мого завершения предшествующего эволюционного движения. Призыв Конта к отказу от философии эти ученые использовали для того, чтобы преподнести в качестве философии позитивных наук самые реакционные идеалистические концепции прошлого, только немного подновленные и прикрытые новой терминологией. Таков был весь махизм конца XIX и начала XX века, равно как и весь нынешний неомахизм. Оценивая позитивизм Конта в целом, в исторической перспек- тиве, следует охарактеризовать его как безусловно реакционное течение в философии, давшее начало многим позднейшим субъ- ективно-идеалистическим, позитивистским и неопозитивистским школам и школкам. Именно от Конта исходит идея философии «середины», то есть такой философии, которая стоит будто бы «выше» материализма и идеализма, а на самом деле служит при- крытием и маскировкой основных посылок идеалистической фи- лософии. 1 Интересно, что когда отмечалось столетие со дня рождения Конта, в России было предпринято издание переведенного на русский язык контов- ского «Курса». Вышли в свет только полтора тома — I том и 2-я часть II тома. В составе редакторов перевода «Курса» значились Д. И. Менделеев (химия) и К. А. Тимирязев (биология) — оба выдающиеся естествоиспытатели-мате- риалисты.
Вот почему в целом влияние контовского учения на поздней- ших мыслителей было реакционным, отрицательным, несмотря на то, что отдельные прогрессивные ученые пытались опираться на те или иные положения Конта, трактуя их в материалистическом и атеистическом смысле. Еще при жизни Конта, а особенно после его смерти было предложено много новых классификаций наук, которые в своей основе представляли собой развитие или видоизменение контов- ской системы. Хотя при этом нередко выдвигались новые частные принципы и аргументы, однако общий подход, основанный на принципе координации в сочетании с идеей плоской эволюции, как правило, сохранялся тем же, что и у Конта. Рассмотрим прежде всего системы современников Конта во Франции — физика Ампера (1834), биолога и натуралиста Жоф- фруа Сент-Илера (1844), математика и экономиста Курно (1851), а также бельгийского геолога д'Аллуа (1838), примыкавшего к французской школе. Далее мы остановимся на английской шко- ле, главой которой был противник Конта Герберт Спенсер. Характерно, что никто из этих ученых, предлагая свою клас- сификацию наук, не брался за то, чтобы изложить в соответст- вии с ней всю сумму человеческих знаний, как это сделал Конт, а до него с иных философских позиций — Гегель. Давая форму- лы для классификации наук, позднейшие ученые ограничивались лишь выработкой общего «скелета» науки, не пытаясь подобно Конту облечь этот «скелет» в живую ткань энциклопедического изложения наук. Только Энгельс с позиций диалектического материализма осуществил такое изложение наук в своей «Диа- лектике природы», о чем будет сказано в следующей части на- шей работы. Ампер. Свою классификацию наук Андре Мари Ампер изло- жил в прочитанном им курсе общей физики и опубликовал в ра- боте «Опыт по философии наук или аналитическое изложение естественной классификации всех человеческих знаний» (1834). Второе издание этого «Опыта» вышло в двух частях (часть I — в 1838 году и часть II — в 1843 году). Ампер подобно Сен-Симону и Конту отверг субъективный принцип классификации наук, основанный на различении душев- ных способностей человека. Но вместе с тем он отбросил и чисто эмпирическое перечисление существующих наук, характерное для системы Конта. Он искал более глубокое решение проблемы, которое можно было бы уподобить теоретическому расчету числа всех мысленно возможных наук и составлению их общей систе- мы, где каждой науке (уже существующей или еще не возник- шей) было бы отведено строго определенное место, признаки которого он дедуктивно выводил из некоторых общих принципов, или характеристик. Составляя такую систему наук, предусматри- вающую все возможные науки, Ампер рассчитывал, во-первых,
разместить в ней существующие науки и, во-вторых, предсказать наперед, какие новые науки в будущем могут возникнуть. В его системе было много надуманного, искусственно скон- струированного. Это особенно касается исключительно ориги- нальной терминологии, которой пользовался Ампер при наиме- новании различных наук. Например, в учении об истории рели- гии (гиерологии) выделялись себазматика и экзегетика, в со- циальной экономии — хрематология и ценолбология, в военном деле — гоплизматика и никология, в политике — синцименика и этнодицея, в педагогике — идиористика и матезиология, в этноло- гии — палететика и топористика и т. д., и т. п. Эта искусственно выдуманная номенклатура для наук, осо- бенно отсутствующих в самой действительности и придуманных к тому же только ради строгого соблюдения принятой системы, отталкивала ученых от амперовской классификации и мешала увидать в ней что-либо ценное, положительное. Между прочим, интересно отметить, что среди политических наук Ампер выделил особую науку об управлении, назвав ее кибернетикой. Все объекты наших знаний Ампер делил прежде всего на два царства: космологические науки, изучающие материальный мир, природу, и ноологические науки, имеющие предметом своего изучения духовный мир, разум, куда он включал также вообще все общественные явления. В построении своей системы Ампер строго придерживался ди- хотомического деления: каждое из двух царств у него делится на два подцарства, каждое подцарство — на два семейства (вет- ви), каждое семейство (ветвь) — на два подсемейства (развет- вления), каждое из этих последних — на две науки 1-го порядка, те — на две науки 2-го порядка каждая и далее — каждая наука 2-го порядка на две науки 3-го порядка. В результате семи по- следовательных дихотомических делений всего у Ампера полу- чается 128 особых наук 3-го порядка. Например, механика (наука 1-го порядка) разделяется в ко- нечном счете на четыре науки 3-го порядка: кинематику, дина- мику, статику и молекулярную механику. Аналогичным образом арифмология (наука 1-го порядка) разделяется на арифмогра- фию (арифметику), математический анализ (включающий ал- гебру), теорию функций и исчисление вероятностей. Для того чтобы выработать общую систему науки, Ампер ста- вил вопрос: со скольких различных сторон и, соответственно, со скольких точек зрения можно рассматривать одни и те же пред- меты, или объекты, науки? Он пришел к выводу, что эти предме- ты можно изучать, во-первых, в аспекте, который отражает соот- ношение между явлениями и их законами, в соответствии с чем одна точка зрения ограничивается рассмотрением того, как про- текают сами явления (обозначим ее через X1), а другая ищет их законы (Х2).
Во-вторых, предметы науки можно изучать в аспекте, кото- рый отражает соотношение между тем, что существует явно, бу- дучи непосредственно данным, и тем, что существует скрыто («крипто»), а потому обнаруживается или выводится лишь опо- средствованно, в соответствии с чем одна точка зрения ограничи- вается описанием того, что дано непосредственно (Y1), а другая открывает в этом непосредственно данном то, что в нем скры- то (Y2). Комбинируя попарно эти различные возможности изучения нами предметов, но так, чтобы не соединять вместе противопо- ложные случаи (например, X1 с Х2), получим всего четыре раз- личные точки зрения, учитывающие оба отмеченных аспекта: 1) X1—Y1 (описание); 2) X1— Y2 (сравнительное изучение); 3) Х2—Y1 (открытиезаконов); 4) Х2—Y2 (использование законов). В этом, по словам Ампера, состоит ключ ко всей его классифи- кации. Один из комментаторов воззрений Ампера — А. Лаланд охарактеризовал исходные точки зрения, положенные Ампером в основу его классификации, следующим образом (в скобках даны наши обозначения): 1. Точка зрения отоптическая, или просто описательная, схва- тывающая то, что мы видим при первом взгляде (X1—Y1). 2. Точка зрения криптористическая, позволяющая нам на ос- новании данных, получаемых посредством предыдущей точки зрения, открыть то, что не усматривается при первом взгляде (X1-Y2). 3. Точка зрения тропономическая, изыскивающая законы из- менения вещей, рассматриваемых на двух первых ступенях, только в отношении статическом (Х2—Y1). 4. Наконец, точка зрения криптологическая, играющая по от- ношению к третьей точке зрения такую же роль, какую вторая играет по отношению к первой. Самое сходство названий (при- сутствие в них слова «крипто») указывает на эту аналогию (X2-Y2). «На основании этих точек зрения, — писал Лаланд, — каждый из двух великих объектов наших знаний, т. е. материя и дух, дает начало четырем научным отраслям: материя порождает науки математические, физические, естественные и медицинские; дух дает начало наукам философским, диалегматическим (имеющим предметом искусства и язык. — Б. К.), этнологическим и полити- ческим. Самое замечательное свойство классификации Ампера заключается в том, что указанные выше четыре точки зрения вполне отвечают дальнейшим подразделениям каждой из этих восьми главных отраслей знания. Так, математика дает начало следующим четырем наукам: Арифмологии, Геометрии, Механике и Уранологии (наука о небесных телах, астрономия. — Б. К.), в которых легко усматриваются формы: отоптическая, криптори- стическая, тропономическая и криптологическая. И это еще не все; каждое из последних подразделений, рассматриваемое с тех
же четырех точек зрения, может, в свою очередь, дать начало че- тырем новым подразделениям, между которыми будут существо- вать те же отношения...»1. В итоге Ампер составил следующую синоптическую таблицу (таблицу человеческих знаний), которая доведена здесь лишь до наук 1-го порядка (цифры в скобках указывают общее число на- ук 3-го порядка, входящих в каждый данный раздел или подраз- дел; каждая наука 1-го порядка состоит из четырех таких наук) (см. таблицу на стр. 148). Анализируя эту таблицу, равно как и те исходные пункты, на которых она построена, мы констатируем, что наряду с учетом особенностей самого объекта, изучаемого наукой, здесь учиты- вается также субъективный момент, а именно наша возможность изучения его с различных точек зрения. Если у Сен-Симона и Конта субъективный момент (последовательность изучения раз- личных явлений) был целиком подчинен объективному моменту (последовательности в структурном усложнении самих явлений), то у Ампера субъективный момент имеет самодовлеющее значе- ние, независимое от самого объекта. Следовательно, субъектив- ный момент превращается у него из подчиненного в решающий. В этом отношении классификацию Ампера можно отнести к пси- хологическому направлению. В «Предисловии» к «Опыту по философии наук» Ампер пи- сал: «Я давно уже заметил, что при отыскании отличительных признаков, по которым мы отграничиваем одну науку от другой, необходимо принимать во внимание не только природу явлений, изучаемых той или другой наукой, но и те точки зрения, с кото- рых мы эти явления рассматриваем»2. Далее, если у Сен-Симона и Конта процесс изучения объекта человеком учитывался в его историческом разрезе, то Ампер рас- сматривал четыре исходные точки зрения, обозначенные нами через X1, X2, Y1 и Y2, как данные одновременно, как своего рода «элементы», которые можно комбинировать, получая в итоге че- тыре составные (скомбинированные) точки зрения (X1—Y1, X1— Y2; Х2—Y1; X2—Y2). Тем самым принцип координации в класси- фикации наук Ампера проводился еще более формально и после- довательно, чем у Конта, поскольку он распространялся на сам процесс познания. В том же «Предисловии» Ампер писал: «Одно дело — класси- фицировать объекты наших познаний, иное дело — классифика- ция самих наших познаний, и, наконец, совершенно другое — классифицирование тех способностей, с помощью которых мы эти познания приобретаем. В первом случае не следует принимать во внимание никаких иных признаков, кроме тех, которые коре- 1 А. Л а л а н д. Этюды по философии наук. Изд. 1895, стр. 31. 2 А. М. Ampere. Essai sur la philosophie des sciences on exposition analytique d'une classification naturelle de toutes les connaissances humaines. Premiere partie. Paris, 1838, p. VI.
нятся в природе изучаемых объектов (имеется в виду Конт. — Б. К.); во втором необходимо скомбинировать эти признаки с те- ми, которые зависят от природы нашего познания (Ампер имел в виду себя. — Б. К.); в третьем случае только эти последние при- знаки войдут в область нашего суждения, а первые должны быть приняты в расчет лишь постольку, поскольку они оказывают
влияние на наше познание и обусловливают тот или иной его ход (имеются в виду Бэкон и Даламбер. — Б. К.) (ibid., p. XXII). В соответствии с этим два различных подхода к классифика- ции наук (по различию объекта и по различию точек зрения на объект) Ампер называл двумя ключами к своей системе (ibid., р. XXXI). Несмотря на столь явное отличие от контовской классифика- ции, система Ампера в конечном счете строилась на той же прин- ципиальной основе координации, как и система Конта, но от- нюдь не на основе субординации наук. Вследствие строгой дихо- томичности системы Ампера принцип координации, как уже было сказано выше, выступает в ней еще более резко, будучи доведен до простого комбинирования некоторых признаков наук, приня- тых за элементарные. Последовательное деление наук Ампером может быть выра- жено в следующих схемах, где координация (внешнее сополо- жение) наук обозначена, как и раньше, жирными линиями: После следующего дихотомического деления каждой из групп наук может быть составлен такой общий ряд основных наук (или, по номенклатуре Ампера, их «семейств»): На стыке между естественными и общественными науками у Ампера стоит медицина, изучающая человека, но с биологиче- ской (физиологической), то есть естественноисторической, точки зрения. В свою очередь собственно естественные науки (если исклю- чить из них медицину) после очередного дихотомического деле- ния составляют следующий ряд: Как и у Конта, общий ряд наук у Ампера открывается мате- матикой. «Ряд наук, — писал он, — должен начинаться с мате- матики, потому что она исходит из наименьшего числа понятий и отличается простейшим содержанием. Математику можно изучать без помощи других наук, между тем, как эти последние, напротив того, требуют в широких размерах помощи математи-
ки: так на вычислениях и теоремах математики основываются науки физические и технические, определение точной меры раз- личных степеней вероятности тех из наших знаний, которые не допускают полной достоверности, точное определение мест на земле и эпох, различных событий, что является основами гео- графии и истории; наконец, математика имеет многочисленные приложения в науках политических и помощь ее особенно необ- ходима во всех отраслях военного искусства»1. Далее, как и у Конта, геология оказывается у Ампера сос- тавной частью физики, поскольку слово «физика» употребляет- ся у него и в широком смысле — для обозначения естественных наук о явлениях неорганической природы за вычетом механиче- ских процессов, и в более узком смысле — для обозначения нау- ки о веществе и его состояниях, и в еще более узком смысле собственно физики. Химию Ампер тоже целиком включал в физические науки. Химия появляется у него впервые лишь на самом последнем этапе деления наук, после того как семейство физических наук разделено на два подсемейства: чисто физических и геологиче- ских наук, чисто физические науки разделены на две науки 1-го порядка: общую физику и технологию, а общая физика — на две науки 2-го порядка: элементарную и математическую физи- ку. Только после этого из элементарной физики наряду с опыт- ной физикой, наконец, выделяется химия. Лишая химию характера основной науки, подчиняя ее цели- ком физике, Ампер сам поступил в данном случае как чистый физик, недооценивающий специфику химической формы движе- ния вообще и в особенности ее значение для раскрытия и пони- мания связи и перехода между неорганической и органической природой. Этим Ампер предвосхитил более поздние механисти- ческие концепции сведения химии к физике, зародыши которых критиковал Конт. Если продолжим амперовское деление естественных наук (исключив из них на этот раз часть медицины и всю математи- ку), то получим следующий ряд наук 1-го порядка: (Здесь прерывистыми вертикальными линиями теоретиче- ские науки отделены от их практического применения, причем считается, что астрономия, или уранология, есть приложение общих законов механики к изучению небесных явлений. Для краткости вместо технических наук мы пишем — техника, вме- сто науки о горном деле — горное дело; последнее, по Амперу, включает в себя и физику минералов). 1 Цит. по книге: А. Л а л а н д. Этюды по философии наук, стр. 37.
Таким образом, у Ампера в отличие от Конта оба ряда на- ук — теоретических и практических — полностью перемешаны между собой так, что после каждой теоретической науки идет соответствующая ей «прикладная». Теперь покажем, каким образом от общего амперовского ря- да, в котором соединены (скомбинированы) оба ряда наук, можно перейти к его расчленению на составляющие его компонен- ты. Для этого надо отказаться от однолинейного плана распо- ложения наук и заменить его двухлинейным, где оба ряда наук располагаются, по сути дела, параллельно друг другу: Если затем в этом двухлинейном ряду астрономию заменить «прикладной», или технической, механикой, а гигиену — меди- циной и ввести дополнительно химию с ее приложением в виде химической технологии, то получится схема, близкая к тому, что дает соотношение современных теоретических и практических наук. Как увидим далее, идея о параллельных рядах наук была разработана в работах Курно. Хотя сам Ампер излагал свою систему в табличной форме (с отдельными графами для царств, семейств и т. д.), тем не ме- нее, как это показано выше, легко переходить от табличного ее выражения к линейному, если «вытягивать» в ряд все члены од- ной и той же стадии деления. Искусственность системы Ампера выступает со всей очевид- ностью в том, что число наук у каждого члена данной стадии деления обязательно должно быть совершенно определенно и одинаково числу наук у каждого из всех остальных членов дан- ной же стадии деления. Однако откуда следует, что общее число естественных наук должно быть именно 64, не больше и не меньше, а главное, что таким же точно должно быть и общее число общественных наук? Или откуда следует, что если все естественные науки разде- ляются на два подцарства — науки о неорганической и науки об органической природе, то и общественные науки также дол- жны разделяться именно на два подцарства (в данном случае имеется в виду деление Ампером общественных наук на науки собственно о «духе» и на социальные науки)? Или почему деле- нию биологии на ботанику и зоологию должно соответствовать деление физики на собственно физику и геологию, не говоря уж о делении философии на собственно философию и на науки о нравственности? Точно так же ничем, кроме самой схемы, у
Ампера не обосновано деление философии на психологию и он- тологию как соответствующее делению, например, зоологиче- ских наук на зоологию и зоотехнию, а физико-математических наук — на механику и астрономию. Все это обусловлено лишь заранее принятой Ампером установкой — придерживаться обя- зательно дихотомического деления и органически связанной с ним концепции четырех различных точек зрения на объекты нау- ки. И не случайно, что таких точек зрения у Ампера оказалось именно четыре, а не три и не пять, так как само число «четыре» образуется всякий раз после двухкратного дихотомического де- ления любого исходного предмета. Отметим, что концепция Ампера оказала влияние на неко- торых (весьма немногих) мыслителей, в частности на француз- ского математика Курно и русского философа-идеалиста Грота, придерживавшегося того же психологического направления в философии, к которому тяготел и сам Ампер. Неизвестно, был ли знаком Энгельс с амперовской класси- фикацией наук. Во всяком случае, никаких ссылок на эту клас- сификацию мы у него не находим. Укажем кстати, что в отличие от антитеологических устано- вок Конта Ампер отдавал дань мистике, за что был подвергнут критике со стороны Конта, который писал: «Чрезвычайно жаль как для распространения наших действительных познаний, так и для прогресса истинного философского духа, что Ампер не счел нужным исключительно посвятить себя той великой науч- ной специальности, которая неоспоримо обессмертила его имя. Ни природа его ума, ни вся совокупность его образования, каза- лось, не призывали его к работам по общей философии, где попытки его в течение нескольких последних годов привели только к прискорбному возвращению к метафизическому и даже теологическому состоянию, возвращению, которое когда- нибудь невольно напомнит о том, как Ньютон комментировал Апокалипсис»1. Жоффруа Сент-Илер. Изидор Жоффруа Сент-Илер был сы- ном известного биолога-эволюциониста додарвиновского перио- да Этьенна Жоффруа Сент-Илера. Сент-Илер-сын не выдвинул каких-либо новых идей в биологии, а был главным образом про- должателем взглядов своего отца. Как и большинство естество- испытателей того времени, он не придерживался какой-либо оп- ределенной философской концепции, склоняясь к позитивист- скому направлению и выступая в области своих конкретных биологических исследований как стихийный естественнонаучный материалист. То же самое можно сказать и о д'Аллуа, о котором речь идет дальше. Когда издание контовского «Курса» было закончено, Изидор 1 Огюст Кон т. Курс положительной философии, т. II, отд. 2, стр. 121.
Жоффруа Сент-Илер в своей «Общей биологии» (1844)1 дал общую схему наук, соотнося их с предметами их изучения: Эта схема напоминает основное деление наук у Сен-Симона на физику неорганизованных и физику организованных тел в соответствии с тем, как сама природа делится на неживую и живую. Сюда же включена и поставлена в начале ряда наук ма- тематика в качестве наиболее абстрактной науки, согласно опять же воззрениям Сен-Симона, а в конце ряда добавлены социаль- ные науки в соответствии с тем, как это было сделано Контом. Кроме того, все науки охватываются философией, носящей все- общий характер. Существенно важным у Жоффруа Сент-Илера является со- поставление трех последних наук (физических, биологических и социальных) с объектами их изучения — неживой природой (ве- ществом), живой природой (жизнью) и обществом. Математика как изучающая не конкретные предметы внеш- него мира (природу или общество), а отвлеченные истины, не- сколько обособлена у него от этих трех наук. Но она все же по- ставлена в один ряд с естественными и общественными науками. Что же касается философии, имеющей своим предметом, су- дя по данной схеме, не частные истины, но истину в ее общем виде, охватывающую собой все ее частные, специальные прояв- ления, то она вынесена Сент-Илером из общего ряда наук и по- ставлена в совершенно особое положение. Приводя свою схему, Жоффруа Сент-Илер пояснял, что тер- мин «социальные науки» может быть заменен более широким, но потому и более темным термином «гуманитарные науки». Что же касается названий двух основных разделов естественных наук (физических и биологических), то по этому поводу он пи- сал: «Прежде употребляли без различия выражения: наука о природе, естественная история, физика; но теперь этого уже нет. Хотя с этимологической точки зрения выражения: науки физи- ческие и науки естественные совершенно равнозначущи, но обы- 1 См. Изидор Жоффруа Сент-Илер. Общая биология, т. I. Изд. 1860, стр. 250.
чай придал им совершенно различное значение; теперь разу- меют под именем наук естественных преимущественно те нау- ки, которые изучают явления жизни в органических телах или, другими словами, науки биологические теоретические, не при- кладные» (там же, стр. 254). Это показывает, что Жоффруа Сент-Илер придерживался контовской терминологии. Д'Аллуа. Взгляды бельгийского геолога Омалиуса д'Аллуа на классификацию естественных наук (1838) изложены в упо- мянутой выше книге Жоффруа Сент-Илера «Общая биология». Сначала, когда Конт еще издавал свой «Курс», д'Аллуа придер- живался деления науки о природе на общую физику и частную физику, как это делал и Сен-Симон, причем под общей физикой он понимал так называемое теоретическое естествознание, а под частной — описательное. Впоследствии он развил эту классификацию, введя термины «инорганомия» (наука о неорганической природе) и «органо- мия» (науки об органической природе), что соответствовало сен-симоновским терминам «физика неорганических тел» и «фи- зика органических тел». Схема д'Аллуа такова: В этой схеме важно отметить следующие моменты. Во-пер- вых, математика и механика не включены в число естественных наук (в область собственно естествознания). Во-вторых, астрономия, которая у Сен-Симона и Конта пред- шествовала физике и химии и стояла в самом начале ряда соб- ственно естественных наук, идя непосредственно за математи- кой (и механикой), здесь стоит после физики и химии как обще- теоретических наук и открывает собой ряд частных (описатель- ных) естественных наук, следующих в такой последовательно- сти: сначала наука о небесных телах (астрономия), затем — о воздушной оболочке, или атмосфере нашей планеты (метеоро- логия), далее — об отдельных компонентах горных пород (ми- нералогия) и, наконец, — о земной коре (геология). Отсюда —
переход к науке о жизни на Земле — о растениях (ботаника) и животных (зоология). В-третьих, в ряд основных наук, как мы видим, включена геология с примыкающей к ней минералогией, что легко объ- ясняется в данном случае специальностью самого автора рас- сматриваемой классификации. Примечательно, что минералогия сопоставлена именно с геологией, а не с химией (неорганиче- ской, или минеральной), как это часто делалось раньше. В-четвертых, биологические науки (ботаника и зоология) рассматриваются здесь, очевидно, одновременно и как общие (теоретические) и как частные (описательные, систематиче- ские). Заметим, что совокупность описательных неорганических наук (частная инорганомия, по терминологии д'Аллуа) часто именуется «физиографией». Курно. Свою систему наук Огюстен Антуан Курно изложил в работе «Опыт об основах наших знаний и о характере фило- софской критики» (1851). Главная идея Курно заключалась в отказе от расположения наук в линейном порядке и в попытке дать их табличное расположение параллельными рядами. Как и при всяком плоскостном изображении каких-либо систем или зависимостей, место каждой науки в таблице Курно определяет- ся двумя «координатами»: абсциссой (при движении по таблице в горизонтальном направлении) и ординатой (при движении в вертикальном направлении). Уже отсюда сразу видно, что авто- ром данной системы был математик, стремившийся выразить сложную совокупность многосторонних связей и отношений ме- жду науками в строго графической форме. Вертикальное направление в таблице Курно представляет собой последовательное расположение как бы «этажами» сле- дующих пяти классов наук: Горизонтальное направление включает три ряда наук, со- стоящих (если придерживаться терминологии Конта) из аб- страктно-теоретических, конкретно-теоретических (описатель- ных, систематических) и практических наук:
(Здесь как и раньше, жирная линия разделяет науки, при- ложенные одна к другой внешним образом, а прерывистая ли- ния — науки, представляющие конкретизацию или применение одних наук к другим). У математических наук (класс 1) в таблице Курно отсутст- вует весь ряд II. Ряд I включает обычные разделы математики (арифметику, теорию чисел, алгебру, теорию функций, теорию вероятностей, геометрию) и механики (кинематику, статику, ди- намику). Характерно, что перед алгеброй у Курно поставлена логистика, соответствующая символической логике. Ряд III включает бухгалтерию как практическое приложение арифмети- ки, метрологию, геодезию и др., а также промышленную меха- нику (машины, двигатели, их промышленное использование, гидравлику и навигацию, то есть искусство кораблевождения). Очевидно, что сюда оказалось включенным многое, что пред- ставляет собой в действительности приложение не только мате- матики (метрология) и механики (двигатели), но прежде всего физики. Физические науки (класс 2) состоят у Курно в ряду I, во- первых, из собственно физики с ее разделами, отвечающими ос- новным видам энергии; во-вторых, из физико-химических наук, в которые включены молекулярные явления, внутреннее строение тел и кристаллография; в-третьих, из химии, разделяющейся на минеральную и органическую. Последняя непосредственно примыкает к классу биологических наук, как бы осуществляя контакт, или стык, между науками о неорганической природе и науками об органической природе. Исключительно важно, что здесь физика и химия в отличие от системы Ампера занимают симметричное положение, образуя собой как бы дуплет наук с выделением связующего звена, стоящего между ними, в виде физической химии. Характерно и то, что кристаллография вклю- чена в число физико-химических, а не чисто физических (кри- сталлооптика) наук. Ряд II физических наук состоит у Курно из астрономии (с присоединением к ней геофизики, или физики земного шара, и метеорологии) и геологии (с присоединением к ней физической географии, минералогии и др.). Астрономия и геология постав- лены здесь как конкретизация физики и химии, причем астроно- мия сопоставлена непосредственно с физикой (это — за девять лет до открытия спектрального анализа и последующего созда- ния астрофизики), но не с механикой, как это делалось обычно не только в то время, но даже значительно позднее. Ряд III физических наук имеет внутреннее подразделение на две части: в одной (левой) показано практическое примене- ние физических наук из ряда I, в другой (правой) — из ряда II. В левую часть входит промышленное применение физики и химии, в правую — морская астрономия, измерение времени, ар-
хитектоника (инженерное дело); в этом же ряду III стоит ме- таллургия и т. п. Биологические науки (класс 3) приведены в качестве приме- ра целиком в таком виде, как они представлены в таблице Курно: (Здесь под тератологией подразумевается учение об уродли- востях, отклонениях от нормы, под палеонтологией — палеозо- ология, под фитотехникой — растениеводство, под зоотехни- ей — животноводство, под френологией — учение о психических особенностях человека, находящихся якобы в зависимости от строения его черепа, оказавшееся лженаукой). Науки о человеческом «духе», или ноологические, и «симво- лические» науки (класс 4) именуются в ряду I «идеологией» и по существу представляют здесь философию (логику, эстетику, этику) и богословие. Таким образом, логика оказывается у Кур- но разорванной на две части: логистику (учение о решении ло- гических проблем посредством символических обозначений и особых операций над ними) и собственно логику; но, главное, здесь отсутствуют собственно философские разделы (теория по- знания и др.). Ряд II включает иероглифы, палеографию, этно- графию, филологию, причем последняя оказывается оторванной
от лингвистики, которую Курно отнес к числу биологических на- ук, точно так же как он отнес к ним этнологию, оторвав ее от этнографии. В ряду III мы встречаем мнемонику (искусство за- поминать), грамматику, все виды искусства, народные обычаи и т. д. Политические и исторические науки (класс 5) имеют в ряду I теории различных общественно-политических институтов, со- циальную экономию, статистику. Характерно, что Курно, будучи сам математиком, отрывал статистику от математической тео- рии вероятностей и трактовал ее только как социально-эконо- мическую науку. Ряд II включает в себя прежде всего историю (гражданскую, военную, политическую, историю культуры, ис- кусства, наук и т. д.), а также историческую хронологию. Кроме того, в него входит археология (с иконографией и нумизма- тикой), которая правильно рассматривается как историческая наука, в отличие от оторванной от нее этнографии, которая це- ликом отнесена к числу ноологических наук. Наконец, здесь же представлена политическая география, полностью обособленная от физической, стоящей в классе физических наук. Ряд III ка- сается законодательства, юриспруденции и права, военных на- ук, торговли, финансов, промышленности. «Скелет» всей таблицы Курно схематически можно предста- вить следующим образом: Поскольку абсцисса обозначается у Курно римскими цифра- ми, а ордината — арабскими, то, например, «координаты» I, 2 обозначают теоретическую физику и химию, II, 2 — их конкре- тизацию в виде астрономии и геологии, а III, 2 — промышлен- ное применение как физики и химии (технику и технологию), так и астрономии и геологии. Сам дух (если можно так выразиться) системы Курно с ее формально-графическим построением наглядно показывает, что вся она целиком опирается на принцип координации наук. Кур- но это подчеркивал и сам, когда в главе XXII своего «Опыта об
основах наших знаний» говорил о координации и соподчине- нии человеческих знаний. Более того, уже само представление о «координатах» отдельных отраслей знания и практики в их об- щей системе подчеркивает, что вся таблица Курно построена на том же принципе координации наук, как и система Конта и Ам- пера. Разница лишь в том, что в тех системах в силу их линей- ного характера отношения наук учитывались лишь в одном на- правлении, в котором только и осуществлялась их координация, а в системе Курно отношения наук учитываются в двух направ- лениях одновременно. Тем самым и их координация осущест- вляется сразу в двух планах, или разрезах: один из них (верти- кальный) выражает расположение наук в порядке перехода от общего к частному (аналогично тому, как это имеет место у Конта), второй (горизонтальный) — переход от абстрактно-тео- ретических наук сначала к наукам конкретно-теоретическим, а затем от теоретических наук вообще к практическим (что также отвечает контовским идеям). Однако сам Конт не разработал классификацию ни конкрет- ных, ни практических наук. Эту классификацию попытался дать Ампер, соединив все три категории наук (абстрактно-теоретиче- ские, конкретно-теоретические и практические) в один общий ряд. Поэтому рассмотрение классификации наук в плане этих со- отношений сближает систему Курно с системой Ампера. В системах Ампера и Курно практические науки изображены как «приложение» соответствующих теоретических наук. По- этому они выступают только как «прикладные» науки, не имею- щие собственной логики. По сути дела они объединяются в на- званных системах только тем, что рассматриваются как произ- водные от теоретических наук. Отсюда их взаимная связь оказывается лишь копией якобы исходной для них связи теоре- тических наук друг с другом. Тем самым роль практических наук в корне искажается и принижается. Такова же по существу и точ- ка зрения Конта на эти науки. В таблице Курно можно двигаться по горизонтальным па- раллелям, например от учения о растениях как общетеоретиче- ской науки сразу к систематической ботанике, а затем к агро- технике, после чего переходить к учению о животных, от него — к систематизации зоологии и далее к зоотехнии и т. д. Тогда таблица Курно «вытянется» в линейный ряд, подобный ряду Ампера. Вместе с тем в ней можно двигаться и по вертикальным на- правлениям, например пройти сначала весь ряд I сверху дони- зу — от математических наук до социально-политических наук, затем весь ряд II — от космологических наук (астрономия, геоло- гия) до исторических наук и, наконец, весь ряд III — от бухгал- терии до правовых и экономических наук (торговля, финансы, промышленность). Тогда таблица Курно «вытянется» в линей- ные ряды, подобные иерархическому ряду Конта.
Схематически это можно представить следующим образом: Значение системы Курно состоит именно в этом соединении обеих предшествующих ей во Франции классификаций (Конта и Ампера) и представлении их как различных односторонних разрезов некоторой новой двухсторонней системы. Сравнительный анализ классификационных систем от Конта до Курно. Сопоставляя между собой различные классификации наук, выдвинутые французскими учеными в период с 1830 года до начала 50-х годов XIX века, мы можем выяснить основные направления, по которым пошло дальнейшее развитие этой про- блемы после Конта. При этом обнаруживается много вариантов в деталях постановки данной проблемы при сохранении ее прин- ципиальной основы, заключенной в принципе координации, с по- мощью которого пытались решать эту проблему и Конт, и Ам- пер, и Курно. Основные вариации в постановке рассматриваемой пробле- мы касались соотношений между различными категориями на- ук, отмеченных еще Контом: во-первых, между теоретическими и практическими науками и, во-вторых, между абстрактными и конкретными науками. Если Конт при определении предмета классификации обособил лишь теоретические и абстрактные науки, отделив их от практических и конкретных, то Ампер, на- против, сделал попытку построить общий ряд наук, в котором вперемежку с теоретическими науками (непосредственно после каждой из них) шли бы практические науки в качестве их прак- тического приложения, и вперемежку с абстрактными науками шли бы конкретные науки как их специальные разделы. Оставаясь на почве того же принципа координации, Курно, как отмечено выше, попытался создать синтетическую систему наук, в которой обе главные предшествующие системы (Конта и Ампера) выступали бы как отдельные ее стороны, или разрезы
(аспекты). Соответственно этому Курно заменил линейное рас- положение наук, принятое и Контом и Ампером, на табличное, в котором вертикальный аспект (то есть следование сверху вниз, столбец за столбцом) соответствует в общем контовскому пони- манию соотношения наук различных категорий, а горизонталь- ный аспект (то есть следование слева направо, строка за стро- кой) отвечает в общем амперовскому пониманию указанного соотношения.
Здесь сведены все рассмотренные выше классификационные схемы французских мыслителей, начиная с Конта и включая сюда же схему д'Аллуа, в сравнительную таблицу. (Ради удоб- ства сравнения схемы расположены не в хронологической, а в логической последовательности; в скобках, как и раньше, указа- ны науки, включаемые авторами в науку, стоящую над ними без скобок; биологические науки у д'Аллуа являются одновременно и общими и частными) (см. таблицу на стр. 161). В центре этой таблицы мы поставили систему Курно, так как она соединяет в себе и как бы синтезирует примыкающие к ней системы Конта (слева) и Ампера (справа). Система д'Аллуа касается только естествознания, а потому в ней отсутствуют ма- тематические (вверху) и социальные (внизу) науки. Характер- но, что д'Аллуа как естествоиспытатель не физико-математиче- ского профиля выделял вслед за Контом химию в основную науку наряду с физикой, тогда как физик Ампер подчинял ее полностью физике и включал в физику на положении третьесте- пенной науки. Обращает на себя внимание и различное положение психо- логии в системах Ампера и Курно. Ампер включал ее в ноологию (науку о «духе») и делал составной частью философских наук наряду с онтологией. Напротив, у Курно, который не выделял философию в качестве особой науки, психология как экспери- ментальная наука примыкала к биологической науке о человеке наряду с френологией и физиономикой. Такую же сравнительную таблицу (на стр. 163 она приведена слева) можно составить и для тех классификаций, которые охва- тывают собой конкретные, или частные, науки (космологические и исторические науки согласно терминологии Курно), равно как и для тех классификаций, которые охватывают собой практиче- ские и технические науки (на стр. 163 она приведена справа). Так как теоретические науки у Ампера появлялись, как пра- вило, в первых (нечетных) членах деления, а практическое их применение — во вторых (четных) его членах, то мы в столбец Ампера в левой табличке включили нечетные члены деления, а в правой — четные. Ряд частных наук д'Аллуа (включая в него и две биологиче- ские науки) почти в точности совпадает с космологическим ря- дом Курно. Этот ряд совпадает и с рядом конкретных наук Конта за вычетом астрономии, которая у Конта включена в ос- новной ряд абстрактно-теоретических наук. В общем и целом ряд конкретных наук (вперемежку с общими, абстрактно-теоре- тическими) повторяется с небольшими отклонениями и у Ампе- ра (у нечетных членов деления). Практическое применение наук у Ампера не выдержано в первом разделе (математические науки), где вместо использо- вания наук в технике, в промышленности и т. д. имеется в виду конкретизация общих законов математики или механики в слу-
чае учета пространственных отношений (геометрия) или дви- жения небесных тел (астрономия). Но в дальнейшем, начиная с общей физики и ее практического применения в виде техники («технология»), в общем получается близкое совпадение прак- тических рядов Ампера и Курно. Только в случае химии наблю- дается отступление, так как у Ампера вся химия, как теорети- ческая, так и промышленная, попала в число четных членов де- ления при образовании наук 3-го порядка.
Системой Курно, соединившей в себе обе главные линии в развитии классификации наук французскими учеными, начиная с 30-х годов XIX века, завершается домарксистская постановка этой проблемы во Франции. В дальнейшем центр ее разработки переносится в Англию. Объединяющим же началом для этих классификаций при всем их различии в деталях служит неиз- менно принцип координации, лежащий в основе каждой из них.
Глава III ФОРМАЛЬНЫЕ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В АНГЛИИ В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ Особенности постановки проблемы классификации наук в работах английских мыслителей, предшественников и современ- ников Спенсера, равно как и самого Спенсера, связаны с распро- странением в Англии особого типа «английского позитивизма» — индуктивизма. Одностороннее преувеличение метода индукции в логике при одновременном столь же одностороннем подчеркивании эмпири- ческого момента познания обусловило своеобразное отрицание английскими позитивистами середины и второй половины XIX века не только диалектики, но и вообще роли теоретиче- ского мышления. В этих условиях идея развития, проникшая в естествознание в середине XIX века, особенно благодаря учению Дарвина, при- обрела в работах английских позитивистов однобокое выраже- ние плоской эволюции, составившей краеугольный камень мод- ного тогда механицизма. Отмечая, что преувеличение роли индукции идет от англичан и называя здесь в первую очередь Уэвелла с его индуктивными науками, Энгельс подчеркивал, что классификации, основанные на индукции, не выдерживают критики перед лицом теории раз- вития. Для мышления естествоиспытателей того времени харак- терно то, писал Энгельс, что многие из них фанатически высту- пали «на защиту индукции как раз в тот самый момент, когда результаты индукции — классификации — повсюду поставлены под вопрос... и когда ежедневно открываются новые факты, опрокидывающие всю прежнюю индуктивную классификацию» [17, стр. 180]. Ставя в этой главе в центр рассмотрения проблемы класси- фикацию Спенсера, мы выделяем особо его предшественников и современников из числа английских ученых, принадлежащих в основном к тому же направлению.
1. КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В АНГЛИИ ДО СПЕНСЕРА Кольридж. Арнотт. Бентам. Подобно тому как у Бэкона были свои предшественники и среди них Уарте, так и Спенсер со своей классификацией, возникшей на почве английского пози- тивизма и индуктивизма, имел предшественников в Англии. В их числе следует назвать Кольриджа, Арнотта, Бентама, Уэвелла и Милля. Самюэль Тэйлор Кольридж подобно Даламберу, давшему об- щую классификацию наук во вводной статье к французской «Энциклопедии», изложил свою классификацию наук в работе «Опыт о методе» (1826), составившей вводную часть к «Энци- клопедии Метрополитана». Основное деление наук у Кольриджа отличается от того, ко- торое было принято во французской «Энциклопедии», хотя оно еще носило отпечаток исходной бэконовской классификации. Кольридж делил все знания на четыре класса в соответствии со следующей схемой: Поскольку нас интересует прежде всего классификация есте- ственных наук, отметим, что у Кольриджа, аналогично тому как это уже отмечалось у Бэкона, естествознание не сосредоточено в одном каком-либо основном разделе, а распределено между различными разделами общего ряда наук. География и описа- ния путешествий входят у него в раздел истории, а математика, тесно связанная с естествознанием вообще и с механикой и астрономией в то время особенно, включена в класс чистых наук. Главная же часть естественных наук сосредоточена в классе смешанных и «прикладных» наук, куда наряду с ними входят все технические науки и искусства (кроме литературы). Класс чистых наук делится у Кольриджа на два подраздела: формальные науки (грамматика, логика, риторика, математика, метафизика) и реальные науки (законоведение, мораль, теоло- гия). Здесь интересно то, что Кольридж сблизил логику (конеч- но, формальную), с одной стороны, с грамматикой и риторикой, а с другой — с математикой. Достигнуто это было ценой обособ- ления математики от механики и вообще от естествознания, а грамматики и риторики — от филологии. Впрочем, иначе и не- возможно было решить данный вопрос, поскольку Кольридж, как это обычно делалось в те времена, стремился составить линейный ряд наук, где сближение данной науки с определенны- ми другими науками приводило и не могло не приводить к раз- рыву или ослаблению их связей с остальными группами наук. Класс смешанных и «прикладных» наук строился у Кольрид-
жа следующим образом: механика, гидростатика, пневматика, оптика, астрономия, экспериментальная философия (то есть опыт- ные науки), изящные искусства, промышленные искусства, есте- ственная история, медицина. В этом ряду нет строгой логики, хотя автор и стремился по возможности расположить науки в последовательный ряд, начинающийся механикой и завершаю- щийся учением о человеке и его здоровьи. Сведения о классификации Кольриджа сообщил английский философ Бэн в своей «Дедуктивной и индуктивной логике» (1870). Там же он ссылался на другую классификацию наук того же времени, выдвинутую физиком Нейлем Арноттом (1828), ближе стоящую, однако, к классификации Конта, поскольку вообще к ней больше всего приближаются те классификации, ко- торые исходят из наличных естественных наук и создаются сами- ми естествоиспытателями. В своей работе по физике Арнотт делил все науки на четыре группы, соответствующие в основных чертах контовскому иерар- хическому ряду наук: При этом математика трактовалась им как общее введение к перечисленным наукам. В другом своем произведении Арнотт проводил различие между конкретными и отвлеченными (абст- рактными) знаниями и резко противопоставлял теоретические знания практическим («прикладным» искусствам). В этой части своих взглядов на соотношение наук Арнотт несколько прибли- зился к позднейшим воззрениям Спенсера, хотя у него еще не было четкости в определении того, что следует понимать под абстрактными и конкретными науками. Вскоре после Кольриджа выступил Иеремия Бентам со своим «Опытом номенклатуры и классификации наук» (1829). Бентам в качестве идеолога английской буржуазии дал философско- теоретическое обоснование буржуазно-индивидуалистической морали, создав своего рода «утилитаристическое» учение о нрав- ственности, центром которого является принцип полезности. В этом учении нашел приложение английский номинализм, оказавший влияние и на воззрения Бентама в области классифи- кации наук. Характерным признаком классификации Бентама является искусственное придумывание новой номенклатуры для наук: вместо математики, физики и т. д. он ввел термины «позология», «физиургия», «стехиодинамика» и другие. В этом отношении его система сходна с амперовской. Вследствие ее искусственности система Бентама не была поддержана учеными и не повлияла на дальнейшее развитие проблемы классификации наук. Дальнейшее развитие идей классификации наук в Англии
происходило на почве все возрастающего влияния принципов одностороннего индуктивизма, в форме которого выступает английский позитивизм. Здесь на первом месте стоят Уэвелл и Милль. Уэвелл. Основное произведение Уильяма Уэвелла — трехтом- ная «История индуктивных наук» — вышло в свет в 1837 году. Вслед за тем, в 1840 году, вышла его «Философия индуктивных наук», вторая часть которой состоит из «Возобновленного Ново- го Органона» (имеется в виду «Новый Органон» Бэкона). В работах Уэвелла очень ясно выступает то положение, что между исторической периодизацией развития естественных (индуктивных) наук и их логической классификацией имеется прямая связь. Но, занимаясь историей наук, он, естественно, рассматривал эту связь в плане истории знаний. Последователь- ный ряд наук вытекал у него как бы сам собой из последователь- ного хода развития наук во времени. В древности (Уэвелл ограничивался греческой философией) первые начала знания развивались в рамках философских уче- ний. Поэтому I том своей «Истории индуктивных наук» Уэвелл начал именно с философии. Затем он рассматривал историю физических наук в древней Греции и историю греческой астроно- мии. Том заканчивался изложением истории формальной астро- номии эпохи Коперника, включая учение Джордано Бруно и от- крытия Кеплера. В общем случае формальная наука касается у Уэвелла отно- шения пространства и времени, физическая — отношения силы и материи. «Переходя от астрономии к механике, — писал он, — мы переходим от Формальных наук к Физическим, от времени и пространства к Силе и Материи, от явлений к Причинам... По- добно тому, как развитие чистой математики, начавшееся у гре- ков, было необходимым условием для прогресса формальной астрономии, возникновение Механических наук сделалось необ- ходимым для образования и прогресса физической астрономии»1. Начав изложение этого перехода с истории механики твер- дых и жидких тел (Галилей, Гюйгенс и др.), Уэвелл переходил далее к эпохе Ньютона (механические науки, история физиче- ской астрономии). После этого у него следовали «вторичные ме- ханические науки» — история акустики, история формальной (то есть геометрической) и физической оптики, история термотики (учение о тепле) и история атмологии (учение о газах). Уэвелл назвал эти науки «вторичными механическими наука- ми» по соображениям философского порядка, восходящим к субъективистским концепциям Бойля и Локка. Согласно его взглядам, это такие науки, которые стараются «явления, не оче- видно и не непосредственно механические, поставить в известную 1 Вильям Уэвелл ь. История индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. II. Изд. 1867, стр. 3—4.
зависимость от механических свойств и законов. В этого рода явлениях предметы являются нашим чувствам не как видоизме- нения пространственных положений и движений, но как вто- ричные качества, которые однако некоторым образом за- висят от тех же первоначальных и чисто механических свойств. Таким образом, в этих случаях явления сводятся к их механиче- ским законам и причинам не прямо, но посредственным, вторич- ным образом; именно мы рассматриваем их как действие сре- д ы, находящейся между внешним предметом и органами наших чувств» (там же, стр. 403). Далее у Уэвелла следовали «механико-химические науки» — история электричества, магнетизма, гальванизма, или вольтова электричества. Выделение группы этих наук определяется, со- гласно Уэвеллу, не только тем, что такова была историческая последовательность развития отраслей естествознания, но и ло- гическими соображениями, которыми как раз и обосновывается аргументация в пользу той или иной классификации наук. Разъясняя, что под именем механико-химических наук он пони- мал учения о магнетизме, электричестве и гальванизме, а также о других классах явлений, сходных с названными (например, о термоэлектричестве), Уэвелл писал: «Эта группа явлений со- ставляет любопытный и интересный отдел нашего физического знания; и одним из главных обстоятельств, придающих им инте- рес, служит та двоякая связь, которую они имеют с одной сторо- ны с механическими, а с другой с химическими принципами... при первом же взгляде они представляются чисто-механически- ми науками; потому что притяжения и отталкивания, давление и движение, которые обнаруживаются нам в этих явлениях, могут быть подведены под механические воззрения и законы так же полно, как тяжесть или движение земных тел... Но в гальва- низме общим и преобладающим явлением служит разложение... Соединение же и разложение составляют предмет химии, и таким образом мы находим, что здесь мы незаметно, но неизбежно вступаем в область химии. Высшие обобщения, которые мы мо- жем получить отправляясь от элементарных фактов электриче- ства и гальванизма, должны заключать в себе химические поня- тия. Поэтому, если мы хотим представить полный обзор этих яв- лений, то мы должны по временам обращать внимание на эту связь механики и химии... Однако мы должны начать нашу историю этих наук изложе- нием механических явлений, относящихся к ним...»1. В III томе своей работы Уэвелл в связи со сказанным выше выделил особую главу — «Переход к химической науке». Отметив, что речь шла до сих пор о законах электрической полярности, Уэвелл поставил затем вопрос: каково отношение 1 Вильям Уэвелл ь. История индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. III. Изд. 1869, стр. 3, 4.
этой полярности к химическим соединениям? «Этот вопрос, — писал он далее, — представляет великую проблему, которая по- стоянно представлялась умам естествоиспытателей, занимав- шихся электро-химическими исследованиями, привлекала их к себе и подавала им надежду достигнуть более глубокого и широ- кого понимания механизма природы... Связь электрических токов с химическим действием, — хотя мы ее оставляли без внимания в предшествовавшей части нашей истории, — на деле никогда не забывалась экспериментаторами. Потому что способы, которыми возбуждаются электрические то- ки, суть химические действия...» (там же, стр. 150, 151). Исходя из этого Уэвелл отмечал, что в дальнейшем невоз- можно сделать ни одного шага вперед в изложении истории наук, пока история химии в его книге не будет доведена до того пункта, до которого уже доведена история электричества. Но так как о химии пока еще не было речи, то «нам предстоит, — указы- вал Уэвелл, — пройти назад обширный путь изучения прежних успехов химии» (там же, стр. 153). Таким образом, последовательность изложения истории наук Уэвеллом (химии вслед за физикой) обусловлена соображения- ми такого же рода, какими обычно обосновывается последова- тельное расположение этих наук в общем ряду, выражающем классификацию наук. Здесь мы снова видим, как тесно перепле- таются обе методологические проблемы естествознания — клас- сификация наук и периодизация истории их развития. Историю химии Уэвелл излагал как историю аналитической науки. В конце раздела, посвященного этому вопросу, он выде- лил особую главу — «Переход от химии к классификаторным наукам», под каковыми он понимал биологические науки (бота- нику и зоологию). Эта глава была призвана сыграть ту же роль в книге Уэвелла, как и ранее названная глава «Переход к хими- ческой науке». Остановившись в ней преимущественно на истории открытия химических элементов, Уэвелл тем самым по- дошел к изложению истории кристаллографии и минералогии, поскольку большинство химических элементов было открыто к тому времени именно при анализе минералов. Обе только что названные науки составляли у него группу так называемых ана- литико-классификаторных наук и обусловливали такой же есте- ственный переход от химии к собственно классификаторным наукам, какой перед тем составил раздел «механико-химиче- ских наук», то есть учение об электричестве и магнетизме, при переходе от «вторичных механических наук» (то есть от физики) к химии. Химию Уэвелл рассматривал лишь как чисто аналитическую науку, хотя в его время органический синтез уже получил за- метное развитие. Более того, вся химия ограничена у него только областью неорганических соединений, главным образом кислот, оснований и солей, а органические соединения не затрагивались
в разделе химии вовсе. Зато большое место отводилось изложе- нию химической атомистики Дальтона и электрохимии, особенно работам английских ученых Деви и Фарадея. Следует подчеркнуть на примере химии, что Уэвелл вовсе не придерживался воззрений Конта и Сен-Симона насчет того, что логическая последовательность расположения наук в их общий ряд соответствует исторической последовательности их возникновения и развития. Так, химия возникла, как писал Уэвелл, отнюдь не после механики и физики, но почти столь же давно, как и астрономия: «После Астрономии, Химия есть одна из самых древнейших наук, и представляет собою поле самых ранних попыток человека овладеть природой и понять ее» (там же). Между тем история химии излагается в книге Уэвелла лишь после истории физики (включая учение об электричестве), то есть она излагается на том месте, на котором сама химия сто- ит в общем ряду наук. Аналитико-классификаторные науки, как сказано выше, охва- тывают собой, по Уэвеллу, во-первых, кристаллографию и, во- вторых, минералогию, причем весь раздел озаглавлен «История минералогии». Для обоснования этой группы наук Уэвелл вы- двинул следующие аргументы: химия как наука, разъясняя хи- мический состав всякого рода тел, «предполагает существование другой соответствующей науки, которая бы разделяла тела на классы и показывала бы определенно и точно, к какому классу относятся тела, которые анализирует химия. Но наука, занимаю- щаяся подобным распределением и определением тел, есть толь- ко отдельный член целого ряда наук, отличных от рассмотрен- ных уже нами, именно классификаторных наук. Подоб- ные науки должны быть не только для тел, которыми занимает- ся химия, но также и для всех других предметов, о которых мы желаем получить общее знание, как напр. для растений и жи- вотных. И в самом деле мы увидим, что научная классифика- ция с особенным успехом была приложена к предметам послед- него рода, т. е. к органическим существам, между тем как составление удовлетворительной системы классификации неор- ганических веществ представляло чрезвычайные трудности...» (там же, стр. 257—258). Если, по мнению Уэвелла, лучшими примерами классифи- кации служат ботаника и зоология, то наукой, которая класси- фицирует, хотя и весьма несовершенным способом, неоргани- ческие тела, он считал минералогию. Место минералогии в си- стеме наук определяется, как полагал Уэвелл, в зависимости от ее отношения к химии. «Химия, — писал он, — выходит из того принципа, что состав тела непременно определяет его свойства и следовательно тот класс или род, к которому оно относится; но мы не можем пользоваться этим принципом до тех пор, пока не определим с точностью род тела, также как и его состав...
Taким образом, необходимым дополнением к Химии должна быть наука о тех свойствах тел, по которым мы разделяем их на классы или роды. Минералогия и есть та отрасль знания, которая исполняла должность этой науки, насколько такая должность возлагалась на нее» (там же, стр. 259—260). Показывая далее, как в ходе прогрессивного развития ми- нералогия постепенно приближалась к выяснению своего под- линного места среди других естественных наук, Уэвелл выде- лил раскрытие внешних признаков, особенно кристаллической формы, как постоянных признаков определенных веществ, и разъяснение связи между химическим составом и этими внеш- ними свойствами с целью создать на этой основе минералоги- ческую систему. При выяснении связи между составом и свой- ствами вещества употребляются, согласно Уэвеллу, химические методы классификации, а при построении минералогической си- стемы — естественноисторический метод. Переходя к собственно классификаторным наукам, то есть к истории систематической ботаники и зоологии, Уэвелл начал с ботаники, которая, по его словам, представляет наиболее полный пример этого рода наук. Он указывал, что подобно астрономии и, добавим, химии, о которой говорил выше сам автор, ботаника подвигалась вперед от времен детского состоя- ния человечества и до настоящих дней. Сходство в судьбе обеих наук (астрономии и ботаники) Уэвелл объяснял простотой принципов, на которых они основываются: первая — на идеях пространства и времени, вторая — на идеях сходства и разли- чия, лежащих в основе познания растений. Таким образом, и здесь, как и в случае химии, рассмот- рение ботаники после минералогии вызвано соображениями ло- гического порядка, а не мотивами исторической последователь- ности возникновения соответствующих наук. Тем самым перио- дизация истории естествознания основывалась у автора на определенной классификации наук, которой он придержи- вался. От систематической ботаники, которую Уэвелл отличал от физиологической, то есть от физиологии растений, он пере- ходил к систематической зоологии, после чего совершал даль- нейший переход к органическим наукам (истории физиологии и сравнительной анатомии). Он писал: «Под организован- ным телом мы разумеем такое тело, в котором все части су- ществуют для целого, однако связь между ними отлична от вся- кой механической и химической связи, под функцией же мы разумеем не просто процесс изменения, но изменения, связан- ного с общим жизненным процессом. Действующие в живом теле механические и химические процессы служат только ору- диями новых жизненных сил и управляются ими. Науки, ко- торые таким образом занимаются организациею и жизненными
функциями, могут быть названы органическими науками» (там же, стр. 491—492). Формула Уэвелла о каких-то особых «жизненных силах» явилась следствием того, что, как указывал он сам, «общее по- нятие о жизни считается самыми глубокими мыслителями темным и таинственным даже до настоящего времени...» (там же, стр. 491). Последний класс наук в работе Уэвелла составляют так называемые «палетиологические науки», или история геологии. Это те науки, «которые имеют целью от настоящего состояния вещей восходить к их прежнему, более отдаленному состоянию, из которого, по разумным и понятным причинам, вышло настоя- щее» (там же, стр. 629). Само название «палетиологический» Уэвелл производил путем соединения названий «палеонтоло- гия» (наука о предметах, существовавших прежде) и «этиоло- гия» (наука, выясняющая причины явлений). Подчеркивая характер геологии как науки исторической, Уэвелл приводил слова Лайеля, что геология есть наука об изменениях, происходящих в органическом и неорганическом царствах природы. С этой весьма расширительной точки зре- ния, как указывал Уэвелл, сюда же должна быть отнесена и «космическая палетиология», то есть космогония. Геологию Уэвелл разделял на три части: описательную си- стематическую геологию, динамическую геологию (с дальней- шим ее подразделением на неорганическую и органическую ди- намику) и физическую геологию. В органическую геологиче- скую динамику автор включал не только географию растений и животных (фито- и зоогеографию) и всю палеонтологию, но и все эволюционные учения в собственно биологии, касающиеся происхождения, изменения и исчезновения видов. Этим и оправ- дывается в работе Уэвелла заключительное положение геологии, понимаемой в самом расширительном смысле слова, в общем ряду естественных наук. Попытаемся теперь выделить из работы Уэвелла одну только сторону, касающуюся классификации наук, которой на деле придерживался автор. Несмотря на то, что он повсюду говорил о переходах от одной науки к другой, фактически под перехо- дами он имел в виду оправдание и обоснование перехода в своем изложении истории наук от истории одной науки к исто- рии другой, а вовсе не реальные переходы одних явлений, изу- чаемых одними науками, к другим явлениям, которые служат предметом других наук. Уже сами названия классов наук у Уэвелла подчеркивают то обстоятельство, что он учитывал при этом подход к изучению данного круга явлений, метод исследования явлений. Отсюда происходят и его термины — формальные, аналитические, клас- сификаторные науки. Делая экстракт из работы Уэвелла, мож- но составить следующий ряд наук:
(Здесь жирным шрифтом даны так называемые основные науки, которые лежат у Уэвелла в основе всего ряда естествен- ных наук). Если выделить из приведенной таблицы только одни основ- ные науки, то получится следующий ряд приложенных одна к другой наук: Обращая внимание на то, что Уэвелл вводил особые двух- составные наименования для переходных, или «промежуточ- ных», классов наук (механико-химические, аналитико-классифи- каторные), мы видим в этом приеме предпосылку для поздней- шего введения Спенсером аналогичного же класса «абстрактно- конкретных» наук как связывающего класс абстрактных и класс конкретных наук. Несмотря на то, что в последнем разделе работы Уэвелла (в разделе о геологии в ее расширительном толковании) вы- ступает принцип историзма, в целом вся его система строилась на сугубо формальной основе принципа координации наук. Сам Уэвелл, обосновывая свою систему, приводил рассуждение
Цезальпина по поводу того, что «всякая наука состоит в сое- динении сходных и в разделении несходных предметов», вследствие чего и возникает «распределение на роды и виды, которые суть естественные классы, определяемые действительными разностями...» (см. там же, стр. 374—375). Именно так строил свою классификацию наук и Уэвелл, равно как и вообще все авторы, придерживающиеся принципа коор- динации наук: сходное объединяется только со сходным и от- деляется от различного. Интересно отметить, что так обстояло дело в каждой от- дельной естественной науке, пока она придерживалась фор- мальных принципов классификации изучаемых ею предметов. Например, в химии до Д. И. Менделеева господствовало мне- ние, что химические элементы надо классифицировать по «есте- ственным группам», в которых объединялись лишь химически сходные элементы, резко обособлявшиеся от всех остальных, химически с ними несходных. Когда же возникала задача соз- дать общую систему элементов, то «естественные группы» по- просту прикладывались одна к другой внешним образом, как это и следует делать, исходя из принципа координации. Однако по самому существу дела, когда разбивка на груп- пы по естественному сходству объектов уже произведена, далее требуется объединить в одну систему не только сходственное, но и несходственное. Более того, задача состоит именно в отыскании связи между несходным, то есть тем, что до тех пор исключалось из поля зрения исследователей как про- тиворечащее принципу классификации по сходству. Вот почему, создавая свою естественную систему элементов, Менделеев пи- сал, что его цель была бы достигнута, если бы ему «удалось обратить внимание исследователей на те отношения в величине атомного веса несходных элементов»1 на которые до тех пор не обращалось почти никакого внимания. Что же касается общей направленности работы Уэвелла, то, как это следует уже из ее названия, в ней превалировала тен- денция к индуктивизму в его одностороннем понимании. Это составляет, так сказать, «логический элемент» данной работы. Автор предисловия к русскому изданию работы Уэвелла М. А. Антонович отмечал, что, кроме этого «логического эле- мента», в разбираемой работе нашла отражение и собственно философия, а именно идеалистические воззрения Уэвелла. Ан- тонович писал: «Уэвелль вообще не глубокий и плохой философ; такова же и его философия, проводимая в истории индуктив- ных наук. Она состоит из устарелых и избитых идей английско- го предания, спиритуализма и супранатурализма, не находя- щих себе более места ни в одной сколько-нибудь самостоятель- ной и сильной философской системе и удерживаемых некото- 1 Д. И. М е н д е л е е в. Периодический закон. Изд. АН СССР, 1958, стр. 31.
рыми английскими философами 2-го сорта вероятно во уваже- ние к их почтенной, седой старине. Направление естественных наук идет в разрез с этой философией и каждый шаг в прогрес- се естествознания разрушает какую-нибудь из мнимых опор этой философии»1. Понимая под «здравой философией» материализм, Антоно- вич в дальнейшем снова подчеркивал, что «философия Уэвелля не гармонирует с направлением естествознания, держится прин- ципов, замедлявших ход естественных наук и уже очень осно- вательно опровергнутых и естествознанием и здравой филосо- фией» (там же, стр. XXVII). Оценку «логического элемента» в работе Уэвелла дал Энгельс в «Диалектике природы», говоря, что англичанами, в том числе и Уэвеллом, была сильно преувеличена роль индук- тивного метода «и таким образом была выдумана противопо- ложность индукции и дедукции» [17, стр. 180]. Это касается и Милля, который хотя и выражал свое несо- гласие в частностях с воззрениями Уэвелла, но по сути дела обосновывал заложенный Уэвеллом индуктивизм. Милль. Известное участие в разработке проблемы класси- фикации наук и особенно в рассмотрении ее логического обос- нования принял английский позитивист Джон Стюарт Милль. В своей «Системе логики силлогистической и индуктивной» (1843) Милль главное внимание направил на критику силлоги- стической логики и на защиту и развитие индуктивной логики, которую он, подобно всем односторонним индуктивистам, от- рывал от дедуктивной. Индукция, по Миллю, — это обобщаю- щий метод, закон, которому подчиняются факты. По своим философским воззрениям Милль был агностиком. Продолжая линию английского эмпиризма, идущую от дуализ- ма Локка к скептицизму и субъективизму Юма, Милль провоз- глашал непознаваемость мира, объявлял, что материя есть только возможность ощущений и т. д. Философия, по Миллю, есть наука о человеке как существе разумном, нравственном и социальном. Соответственно этому философию составляют высшие разделы нашего знания: пси- хология и социальная наука. Как увидим дальше, такое пони- мание философии явилось исходным пунктом для той поправ- ки, которую Милль сделал к системе Конта (в части включения в нее психологии). В своей «Системе логики» Милль развил логические основы научной классификации, видя в ней пособие к индуктивному обобщению («наведению»). При этом он разобрал не только классификацию по естественным группам, но и классификацию по рядам, когда сами естественные группы располагаются в есте- 1 См. Вильям Уэвелль. История индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. II, стр. XVIII—XIX.
ственные ряды. Последний тип классификации, по словам Мил- ля, был разработан только Контом. В «Предисловии» к «Системе логики» Милль специально оговорил свое несогласие с Уэвеллом по общеметодологическим вопросам, но вместе с тем подчеркнул, что без помощи фактов и идей, содержащихся в его «Истории индуктивных наук», со- ответствующая часть «Системы логики», вероятно, не была бы написана. С Контом же у Милля оказалось совпадение взглядов по основным пунктам обоснования классификации наук. В связи с этим Милль выражал свое несогласие со многими критиче- скими положениями, которые выдвигал против Конта Спенсер (о чем речь будет идти ниже). В свою очередь Конт выразил полное одобрение «Системы логики» Милля как способствую- щей установлению позитивного метода, особенно в той ее части, где говорится об индукции. И это не случайно: контовские по- зитивизм и агностицизм чрезвычайно близки к миллевским. Да и вообще, как отмечал Милль, почва для распростра- нения контовского позитивизма была более благоприятной в Англии, нежели во Франции (см. позднейшую статью Милля «Огюст Конт и позитивизм»). Это вполне понятно, если учесть традиции в английской философии, идущие, с одной стороны, от Бэкона и Ньютона (односторонний индуктивизм), а с другой — от Юма (скептицизм). Позитивизм Конта был созвучен тому и другому. Милль следующим образом передал основную агностиче- скую доктрину философии Конта: «Мы познаем одни только феномены, да и знание наше о феноменах — относительно, а не абсолютно. Мы не знаем ни сущности, ни даже действитель- ного способа возникновения ни одного факта: мы знаем только отношения последовательности или сходства фактов друг к дру- гу. Эти отношения постоянны, т. е. всегда одни и те же при одних и тех же обстоятельствах. Постоянные сходства, связы- вающие явления между собою, и постоянная последователь- ность, объединяющая их в виде предшествующих и последую- щих, — называются законами этих явлений. Законы явлений, вот все, что мы знаем относительно явлений. Сущность их при- роды и их первичные, деятельные или конечные причины оста- ются нам неизвестными и для нас недоступными»1. Поясняя дальше позицию Конта в этом вопросе и сопостав- ляя ее с юмовской, Милль отмечал: «О Конте часто говорят, что он пренебрегает изучением причин. В точном смысле этого слова это неверно, так как он отвергает только вопросы о пер- воначальном происхождении и о действующих причинах... Он считает недоступными для нас те причины, которые сами не 1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда, стр. 8.
суть явления. Подобно другим он допускает исследование при- чин в том смысле, что один физический факт может быть при- чиной другого. Но ему не нравится слово «причина»; он согла- сен говорить только о законах последовательности» (там же, стр. 61). Так один агностик защищал основы учения другого агно- стика. Защита Миллем контовского учения имеет место и по другим пунктам. Например, Милль полагал, что названия трех стадий развития человеческого духа, открытых Контом, неудачны, особенно слово «теологический», ибо его употребле- ние в смысле осуждения религии влечет за собой, считал Милль, большую долю отрицания, чем того требует позитивное верова- ние. Но, как увидим ниже, здесь дело вовсе не в словах, а в по- пытке Милля придать учению Конта более терпимый по отноше- нию к религии характер с тем, чтобы сделать его более приемле- мым для богобоязненного английского филистера. По поводу контовского «закона» трехстадийного развития Милль писал: «Это великое обобщение часто было неблагопри- ятно критикуемо (напр., Уэвеллем), причем не было понято его действительное содержание. Учение, что теологическое объ- яснение явлений принадлежит только младенчеству наших по- знаний о них, не должно быть толкуемо так, будто оно равня- лось утверждению, что люди, по мере возрастания их знаний, необходимо должны перестать верить во всякого рода теоло- гию. Таково было мнение Конта; но оно никак не заключается в его фундаментальной теореме. В ней заключается лишь то, что при развитом состоянии человеческих знаний будет призна- ваем лишь такой правитель мира, который управляет им по общим законам и частным своим вмешательством или вовсе не производит событий, или же производит их лишь в исключи- тельных случаях. Первоначально все естественные события бы- ли приписываемы такому вмешательству. В настоящее время всякий образованный человек отвергает такое объяснение в отношении ко всем классам явлений, законы которых вполне дознаны, — хотя некоторые еще не достигли точки зрения, с ко- торой все явления сводятся на идею закона, и думают, что дождь и древо, голод и зараза, победа и поражение, смерть и жизнь суть цели, которые творец не предоставляет действию сво- их общих законов, а оставляет на решение нарочных актов воли. Теория Конта есть отрицание этого учения»1. Вот почему Милль считал полезным внести следующие из- менения в контовскую терминологию: «Вместо теологическое, мы предпочли бы сказать — личное или произвольное; абстракт- ное или онтологическое вместо метафизического; смысл же свя- занный с выражением позитивное мог быть выражен с меньшей 1 Джон Стюарт Милль. Система логики, т. II. Изд. 1878, стр. 481—482.
неточностью термином — феноменальный — с объективной точки зрения, и опытный — с точки зрения субъективной»1. Далее Милль показывал, что все учение Конта о подчи- ненности наук, представляющее порядок логической зависимо- сти, в котором предшествующие науки относятся к последую- щим, родилось из необходимости найти последовательность, в которой различные науки вступали бы сначала в метафизиче- скую стадию, а затем — в чисто позитивную. Особенно импонировало Миллю то обстоятельство, что клас- сификация Конта основана на свойствах, наиболее важных для наших субъективных целей. «Располагая науки в порядке слож- ности их предмета, — отмечал Милль, — она вместе с тем рас- полагает их и в порядке трудности. Всякая наука задается целью более трудною, чем науки, предшествующие ей в восхо- дящем ряду. Следовательно, она должна находиться на низшей степени совершенства и только впоследствии она может рас- считывать на достижение возможно высокого совершенства» (там же, стр. 43). В другом месте по этому же поводу Милль писал; «Мы научаемся делать что-нибудь в трудных обстоятель- ствах, обращая внимание на способ, которым мы, не думая, де- лали то же самое в более легких. Эта истина доказывается на примерах историею различных отраслей знания, которые последовательно, в восходящем по- рядке их сложности, принимали характер наук...»2. В связи с этим Милль особенно останавливался на пси- хологии: она стоит почти в самом низу общего ряда наук, а потому, будучи одной из самых сложных наук, еще не достиг- ла той степени точности, которой достигли физико-математи- ческие и даже химико-биологические науки. Но ведь и астроно- мия, напоминал Милль, некогда была уже наукой, не будучи еще точной наукой. Как позитивист Милль отвергал материалистические воззре- ния, согласно которым наши мысли, возбуждения и желания порождаются посредством материального механизма, каковым является наш мозг, так что последний оказывается таким же органом мысли и возбуждения, какими служат органы чувств по отношению к нашим ощущениям. При этом Милль пытался использовать тот факт, что механисты-физиологи делали край- ние выводы в духе отрицания специфики психических явлений и сведения их к чисто физиологическим, разделявшиеся Контом. По их теории, против которой выступал Милль, одно состояние души никогда не производится другим, а только состояниями тела. Поэтому никаких особых «душевных законов» (то есть законов психической деятельности) нет, и «наука духа» есть только отрасль физиологии. «Согласно с этим, — констатировал 1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда, стр. 12. 2 Джон Стюарт Милль. Система логики, т. II, стр. 381.
1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда, стр. 67—68. 2 См. «Отечественные записки», 1871, № 6, стр. 328. Милль, — г. Конт предоставляет изучение нравственных и умст- венных явлений исключительно физиологам и не только отрицает научный характер психологии или собственно так называемой душевной философии, но, по химерическому свойству ее предме- тов и притязаний, ставит ее почти наравне с астрологией» (там же, стр. 399). В другой работе Милль указывал, что Конт «не дает места психологии в своем ряду наук и отзывается о ней всегда с пре- зрением. Изучение духовных явлений... помещается в его плане в отделе биологии, но только как отдельная ветвь физиоло- гии»1. Поэтому-то Конт, говорил Милль, и «не сделал ровно ни- чего для установления позитивного метода в науке о духе. Он от- казался воспользоваться весьма важными изучениями своих предшественников... и предоставил своим преемникам, Бэну и Герберту Спенсеру, отнесшихся к задаче с двойной точки зре- ния — физиологии и психологии, поместить психологическую ветвь позитивного метода, равно как и самое психологию на ее настоящее место в позитивной философии» (там же, стр. 71). Указанное заблуждение, отмечал Милль, не является просто пробелом в системе Конта, но служит источником серьезных ошибок при попытке Конта создать социальную науку. Поскольку в остальном Милль принимал иерархический ряд наук, составленный Контом, то его собственную классифика- цию наук можно выразить путем добавления психологии к этому ряду: Так именно представлял себе ряд наук, принятый Миллем, Н. Павловский2, о котором мы будем говорить в следующей главе. Интересно следующее рассуждение Милля, которое мы при- водим в изложении Павловского: «...отдельные отрасли физики должны быть изучаемы в таком порядке, чтобы на одном конце стояла астрономия, на другом электрология. Это требуется если не принципом, говорит Милль, то целью классификации, так как изучение более совершенных отраслей должно облег- чить изучение отраслей менее совершенных. Кроме того, астро- номия теснее всех других отраслей соприкасается с механикой и математикой (следовательно, она должна примыкать к ним и стоять перед физикой. — Б. К.), а электрология с химией (сле- довательно, химия должна стоять после астрономии и физи- ки. — Б. К.)» (см. там же, стр. 339).
Что касается социологии, которая следовала у Милля за наукой об индивидуальном человеке (психологией), то ее он рассматривал как науку о человеке в обществе. Как и психо- логия, она, по мнению Милля, отстала в своем развитии, а по- тому нуждается в приложении к ней методов физической (есте- ственной) науки с тем, чтобы ликвидировать это отставание. В соответствии с этим, игнорируя в значительной мере спе- цифику общественных явлений, Милль разбирал возможность и полезность применения к социальной науке, во-первых, хими- ческого, или опытного, метода, во-вторых, геометрического, или отвлеченного, метода и, в-третьих, физического, или конкрет- ного дедуктивного, метода. Уже одна такая постановка вопроса свидетельствует о стирании грани между общественными (и вообще гуманитарными) науками, с одной стороны, и естест- венными — с другой. Любопытны замечания Милля о соотношении наук теоретиче- ских и практических («правил искусств»). Основание любого «правила искусств», согласно Миллю, нужно искать в теоремах науки. «...Искусство вообще состоит, — писал он, — из истин науки, расположенных в порядке, наиболее удобном для прак- тики, вместо порядка, наиболее удобного для мысли. Нау- ка группирует и располагает свои истины так, чтобы мы могли одним взглядом обнять сколь возможно большую часть обще- го порядка мироздания. Искусство, хотя оно должно призна- вать те же самые общие законы, выходит за ними только в те их частные выводы, которые привели к составлению правил действий; и оно сносит, из наиболее удаленных между собою частей научного поля, истины, относящиеся к произведению различных и разнородных условий, какие необходимы для каж- дого действия, требуемого надобностями практической жизни»1. Далее Милль резюмировал: «Хотя рассуждения, связываю- щие цель или задачу каждого искусства с его средствами, при- надлежат к области науки, но определение самой цели принад- лежит исключительно искусству и образует его особенную область» (там же, стр. 503). Эти высказывания единомышленника Конта могут пролить свет на то, каким образом, по мысли представителей данного направления, должна была решаться задача классификации «прикладных» наук исходя из классификации наук теорети- ческих. В трактовке понятий «абстрактное» и «конкретное» (при отде- лении абстрактных наук от конкретных) Милль также присое- динялся к точке зрения Конта и выражал свое несогласие с трактовкой этого вопроса Спенсером. Он приводил слова Конта, что наука конкретная занимается существами или предметами, а наука абстрактная — явлениями и их законами. «Конкретные 1 Джон Стюарт Милль. Система логики, т. II, стр. 502.
науки, — отмечал при этом Милль, — неизбежно запаздывают в своем развитии против наук абстрактных, от которых они явля- ются в зависимости. Это вовсе не значит, будто бы их изучение началось позднее; напротив, они стали разрабатываться первы- ми, так как в наших абстрактных исследованиях мы непременно исходим из самопроизвольных фактов»1. Точку зрения Спенсера, о которой подробнее речь будет идти дальше, Милль считал весьма уязвимой. Спенсер называл науку абстрактной тогда, когда ее истины полностью идеальны, в то время как по Конту в каждой науке имеется своя абстрактная часть, которая занимается не описанием предметов, а выявле- нием их законов. Отмечая различное толкование понятий «абстрактное» и «конкретное» у Конта и Спенсера, Милль пришел к выводу, что хотя недостатки имеются в обеих этих точках зрения, но все же «определение Конта — гораздо глубже и жизненнее. Опреде- ление же Спенсера доступно коренному возражению в том, что оно классифицирует истины не по их предметам или их взаим- ным отношениям, но по несущественной разнице в способе нашего их познания» (там же, стр. 38). Таким образом, Милль видел достоинство аргументации Конта фактически в ее объективной основе, а недостаток контраргументации Спенсера — в ее тенденции к субъективизму. С гносеологической точки зрения здесь Милль, поскольку это по- зволял его агностицизм, защищал более материалистическую струю в решении проблемы классификации наук, представлен- ную в данном случае Контом, от критики ее справа, со стороны представителя более идеалистической струи, представленной Спенсером. Защищая от Спенсера контовскую классификацию в общем виде, Милль разбирал и частные возражения против нее, выдви- нутые ее английским критиком. Так, Спенсер выявил, что Конт поместил в физику закон ускорения силы тяжести, а без этого закона Ньютоном не могла бы быть создана теория движения небесных тел. Раз так, то это доказывает, по мнению Спенсера, что здесь нарушен основной принцип, установленный Контом и гласящий, что науки, более поздние по своему развитию (такие, как физика), не могут способствовать своими законами образо- ванию наук более ранних (таких, как астрономия). Между тем здесь, говорил Спенсер, получилось как раз наоборот. Как указывал Милль, французский комментатор контовского учения Литтре объяснял это тем, что Конт не должен был бы помещать в физику законов земной тяжести, так как они вхо- дят в состав общей теории тяготения и принадлежат к астроно- мии. Поэтому здесь требуется, по мнению Литтре и Милля, ис- 1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда, стр. 38—39.
правление небольшой ошибки в подробностях без какого-либо нарушения общего плана контовской классификации. Милль был не только предшественником классификации наук Спенсера в Англии, но и ее современником и критиком. Однако мы разобрали его отношение к данной проблеме в одном месте, а именно здесь, подобно тому как возражения Спенсера, направленные против критики Бэна, мы разберем в разделе, по- священном Спенсеру, а взгляды самого Бэна рассмотрим уже после этого. 2. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ НАУК В ТРАКТОВКЕ СПЕНСЕРА Критика Спенсером контовской классификации наук. В ра- ботах Герберта Спенсера по классификации наук можно выде- лить два момента: критический, негативный, и позитивный, так сказать, конструктивный. В 1854 году Спенсер опубликовал работу «Генезис науки», о которой впоследствии он писал: «...я старался показать, что науки не могут быть рационально расположены в рядовом порядке. В этом сочинении, посвящен- ном отчасти критике классификации Конта, я доказывал, что ни порядок последовательности, по которому Конт располагает науки, ни всякий другой порядок, по какому только их можно расположить, не представляют логической или исторической их зависимости. Я оставил тогда в стороне вопрос: как могут быть точно определены отношения наук друг к другу...»1. Несмотря на такое категорическое заявление о невозможно- сти расположения в единый ряд всех наук согласно присущей им исторической или логической закономерной связи, Спенсер спустя 10 лет все же попытался сам найти такую связь и на ее основе построить свою собственную систему наук, как об этом будет сказано ниже. Сейчас же мы остановимся лишь на его критике классификации Конта, которой была посвящена специ- альная статья Спенсера «О причинах моего разногласия с О. Контом» (1864), явившаяся ответом на попытку французско- го последователя Конта Огюста Ложеля представить Спенсера учеником Конта. Спенсер отвергал контовский «закон» трех стадий раз- вития человеческого духа. Он писал: «Прогресс наших концеп- ций и каждой отрасли наших знаний, с самого начала и до кон- ца, является существенно одинаковым. Неверно, будто есть три метода философствования, радикально противоположные друг другу; есть только один метод, который всегда существенно остается одним и тем же. От начала до конца, все наши концеп- ции причин явлений имеют степень общности, соответствующую 1 Герберт Спенсер. Классификация наук. Изд. 1897, стр. 9.
широте обобщений, определенной опытами...» (там же, стр. 86—87). Спенсер отвергал, в частности, контовское противопоставле- ние теологического мировоззрения, последним словом кото- рого, по Конту, является замена многих богов единым высшим существом, метафизическому, последнее слово которого состо- ит в сведении многих частных сущностей к единой великой об- щей сущности, природе, рассматриваемой как единственный источник всех явлений. В противоположность этому Спенсер ут- верждал: «Как ход мысли — один, так и исход ее — один. Трех предельных концепций не бывает, но есть единая предельная концепция... Предполагаемое последнее слово метафизической системы, — понятие единой великой общей сущности, природы, рассматриваемой в качестве источника всех явлений, — есть понятие тождественное с первым (то есть с теологическим по- нятием единого высшего существа. — Б. К.)» (там же, стр. 89). Далее Спенсер отвергал контовское утверждение о том, что энциклопедический ряд наук, установленный Контом, отвечает всему ходу истории наук и логически соответствует естествен- ной иерархии самих явлений. «Порядок, в котором идут обоб- щения наук, — писал Спенсер, — обусловливается количест- вом и силою, с которыми различные классы отношений повторя- ются в нашем сознательном опыте; а это зависит: отчасти от более или менее непосредственных отношений этих явлений к нашему личному благосостоянию, — отчасти от важности того или другого из тех двух явлений, между которыми мы подмеча- ем соотношение, — отчасти от абсолютного или относительного постоянства, в котором обнаруживаются явления, — отчасти от степени их простоты и отчасти от степени их абстрактности» (там же, стр. 94). Соответственно этому Спенсер заявлял, что тот порядок, в котором Конт располагает науки, вовсе не соответствует ло- гически иерархии явлений. «Историческое развитие наук не со- вершалось согласно с этим последовательным порядком и вообще ни с каким иным последовательным порядком; истинной филиации наук — нет» (там же, стр. 96). Смысл возражений Спенсера, выдвинутых против Конта, сводится к тому, что все, что у Конта истинно, то не ново, а все новое — не истинно. Из своих разногласий с Контом более частного характера Спенсер указывал на два: 1) «Вопрос о происхождении органи- ческих существ Конт относит к числу бесполезных умозрений, так как он действительно полагает, что виды неизменны. По моему мнению, вопрос этот доступен решению и будет решен рано или поздно» (там же, стр. 97). 2) «Самый важный из всех отделов психологии, именно тот, который состоит в субъективном анализе наших идей, считает- ся Контом вполне невозможным.
В моем сочинении, озаглавленном «Основания Психологии», половина которого субъективна, я решительно выразил свою уверенность в субъективную науку о духе» (там же). Особенно резко Спенсер возражал против того, как Конт понимал абстрактное и конкретное, как он разделял науку на абстрактную и конкретную. «Вместо того, чтобы считать неко- торые науки, как вполне абстрактные, а другие как всецело конкретные, — писал он, — Конт считает каждую науку состоя- щею из части абстрактной и части конкретной. По его мнению, есть математика абстрактная и конкретная, есть биология абст- рактная и конкретная... И чтобы подкрепить это различие при- мером, он указывает на общую физиологию, как на науку абст- рактную, и на зоологию и ботанику, как на науки конкретные. Здесь, очевидно, слова абстрактный и общий употребляются как синонимы. Между тем они имеют различные значения... Слово абстрактный относится к тому факту, который выделяет- ся из суммы обстоятельств какого-либо частного явления; сло- во общий прилагается к такому факту, который показывает или представляет несколько аналогичных случаев. В одном случае, рассматриваются существенные свойства явления, независимо от других явлений, с которыми оно может быть смешано; в другом случае, рассматривается лишь повторяемость явления и его частота, не занимаясь вовсе вопросом, было или нет дан- ное явление смешано с другими явлениями» (там же, стр. 12—13). Это означает, по мнению Спенсера, что общая истина ре- зюмирует известное число частных истин, тогда как абстрактная истина не резюмирует частных истин, но формулирует истину, которая приложима к определенному числу явлений, хотя в дей- ствительности она и не обнаруживается ни в одном из них. В подтверждение своей критики Спенсер процитировал сло- ва Конта по поводу разделения естественных наук на абст- рактные, общие, имеющие дело с открытием законов природы, и конкретные, описательные, занимающиеся применением об- щих законов к реальной истории различных существ. В связи с этим Лаланд возражал Спенсеру: «Огюст Конт безусловно прав в цитируемом здесь отрывке, каково бы ни было мнение об этом Спенсера. Общее может быть только абстрактным, отвле- ченным, и во всех науках только одни приложения могут быть названы конкретными вещами»1. Критикуя Конта, Спенсер в качестве примера приводил тот факт, что планеты обращаются вокруг Солнца по направлению с запада на восток. По Спенсеру, это есть общая истина, про- явление которой у всех перед глазами. Но это вовсе не абст- рактная истина, потому что во всех случаях она для нас реа- лизуется в конкретном явлении. Наличие теплой крови у 1 А. Л а л а н д. Этюды по философии наук, стр. 34.
высших позвоночных животных (птиц и млекопитающих) пред- ставляет, по Спенсеру, опять же истину общую, но не конкрет- ную, потому что она проявляется в каждой живой птице и в каждом конкретном млекопитающем. Лаланд по этому поводу возражал: «Теплота крови каждо- го отдельного животного есть, без сомнения, конкретный факт, но, тем не менее, выражающая эту истину общая формула остается отвлеченной, так как в ней не принимаются в сообра- жение никакие различия, существующие между теплокровными животными. Всякий закон непременно применяется к частным фактам, к конкретным явлениям, подпадающим нашим чув- ствам, и если бы этого было достаточно, чтобы самый закон сделался конкретным, то о какой науке нельзя было бы сказать того же самого? Спенсер считает математику наукой отвлечен- ной, а между тем равенство стороны правильного шестиуголь- ника его радиусу не обнаруживается ли нашим чувствам при построении каждого отдельного шестиугольника? Можно-ли на этом основании утверждать, что геометрия наука конкретная? Конечно, нет. Нельзя, следовательно, признавать конкретными и другие науки, если не разуметь под абстрактными наук так называемых точных, а под конкретными — всех остальных, как это, повидимому, и делает автор «Классификации наук». Но это значило бы совершенно произвольно извращать смысл давно уже установившегося термина, который Огюст Конт употребля- ет несравненно правильнее, признавая вместе со всеми учены- ми и логиками общие законы, — предметами абстрактными, а частные явления, в которых эти законы реализуются, — кон- кретными» (там же). Другой последователь Конта — Литтре, работу которого цитировал Спенсер, писал: «Существует два порядка общности: одной объективной и присущей вещам, другой субъективной, абстрактной и присущей уму»1. Свое отождествление абстрак- ции с «субъективной общностью» Литтре пояснял следующим образом: «Биология перешла от рассмотрения органов к рас- смотрению тканей, более общих чем органы, а от рассмотрения тканей к рассмотрению анатомических элементов, более общих чем ткани. Но эта возрастающая общность субъективна, а не объективна; абстрактна, а не конкретна» (см. там же). На это Спенсер возражал: «Здесь очевидно, что слова аб- страктный и конкретный имеют почти тот же смысл, какой давал им Конт, который, как мы это видели, считает общую физиологию абстрактной, а зоологию и ботанику конкретной. Очевидно также, что слово абстрактный, употребленное здесь, употреблено не в его настоящем смысле. Как было выше показа- но, такие факты, как анатомическая структура, не могут быть фактами абстрактными, но могут быть только более или менее 1 Цит. по книге: Герберт Спенсер. Классификация наук, стр. 16.
общими. Я никак не могу стать на точку зрения Литтре, когда он считает эти более общие факты анатомической структуры субъективно общими, а не объективно общими» (там же). В последнем пункте Спенсер прав, но в целом его трактовка абстрактного и конкретного кажется весьма искусственной. Расхождение между ним и Контом по данному вопросу можно резюмировать так: по Конту, в каждой науке имеется своя абст- рактная и своя конкретная часть, по Спенсеру же, та или иная наука целиком является либо абстрактной, либо конкретной, либо, как увидим ниже, переходной от одного типа к другому, противоположному ему. Координация наук от абстрактного к конкретному в пони- мании Спенсера. Хотя Спенсер и считается эволюционистом (он был представителем плоского эволюционизма), тем не менее в целом его классификация наук не опиралась на идею разви- тия даже в односторонней, чисто количественной трактовке по- нятия «развитие». Это тем более удивительно, что со своей классификацией наук Спенсер выступил уже после выхода в свет труда Ч. Дарвина «Происхождение видов» (1859), под не- посредственным и сильным влиянием которого протекала в 60-х годах его, Спенсера, деятельность. Идею эволюции, причем в ее одностороннем толковании, освобожденном от признания коренных, качественных измене- ний, скачков и революций, Спенсер проводил не везде, но лишь в определенной, строго ограниченной области знания, а именно, в области конкретных наук, не распространяя ее на взаимоотно- шения между науками. Поэтому принцип субординации не на- шел в его системе наук никакого места. Подвергая резкой критике контовскую классификацию наук и решительно возражая против констатации общности его взглядов со взглядами Конта, Спенсер тем не менее не отверг самого главного, на чем строилась вся контовская система, — ее методологической основы, то есть принципа координации. Более того, легко обнаружить, что он сам полностью придерживался этого общего принципа, когда пытался разработать свою систе- му знаний в работе «Классификация наук» (1864). Характеристику общих логических основ классификации наук Спенсер дал целиком в рамках формальной логики. Он писал: «Истинная классификация заключает в один класс та- кие предметы, которые имеют между собою больше общих при- знаков, чем каждый из них имеет со всеми остальными пред- метами, не входящими в этот класс. Кроме того, признаки, общие всем собранным в один класс предметам и не принад- лежащие другим предметам, имеют больше значения, чем все другие признаки, какие могут принадлежать прочим предме- там, т. е. заключают в себе большее число соподчиненных при- знаков... Следовательно, если и возможно классифицировать науки,
то сделать это можно только группируя вместе сходные пред- меты и отделяя несходные...» (там же, стр. 9—10). Очевидно, что здесь налицо те же самые условия, которые были отмечены Уэвеллом, а еще раньше Цезальпином и благо- даря соблюдению которых основой соответствующей класси- фикации становится принцип координации. Руководствуясь этими общими, чисто формальными сообра- жениями, Спенсер построил конкретную схему классификации наук. В ее основу он положил соотношение категорий абстракт- ного и конкретного, понимаемых в отличном от Конта смысле. «Самое широкое естественное деление наук, — писал он, — рас- пределяет их на два класса: на науки, занимающиеся абстракт- ными отношениями, в которых представляются нам явления, и на науки, изучающие самые явления» (там же, стр. 10). Например, Спенсер указывал, что науки, которые занимают- ся только пространством и временем, отделены глубокой пропа- стью от наук, которые занимаются вещами, заключенными в пространстве и во времени. Пространство и время суть, по Кон- ту, абстрактные идеи, обнимающие, соответственно, все отно- шения сосуществования и последовательности, составляющие исключительный предмет логики и математики. В силу этого логика и математика образуют особый класс абстрактных наук, которые отличаются друг от друга гораздо меньше, чем от всех остальных наук. Остальные же науки, со- гласно Спенсеру, занимаются не чистыми формами, в которых являются нам вещи, а самими вещами. Спенсер делил их на два класса (науки абстрактно-конкретные и конкретные), различные по характеру, целям и методам. В каждом явлении, согласно Спенсеру, ввиду его большей или меньшей сложности проявляются различные виды силы. Мы можем, говорил он, изучать, во-первых, каждый из этих ви- дов силы в отдельности или, во-вторых, все их вместе, в их со- отношениях, как они выступают совокупно в сложном явлении. В первом случае, писал Спенсер, абстрагируясь от частно- стей, мы стремимся к открытию закона каждого вида силы, как если бы он действовал один, в чистом виде. Поэтому здесь исти- ны в одно и то же время и конкретны и абстрактны: конкретны потому, что они касаются объективной реальности, абстрактны потому, что относятся к видам силы, рассматриваемым отдель- но один от другого. Во втором случае, продолжал он, учитывая все частности, мы пытаемся объяснить все изучаемое явление, представляю- щее собой результат одновременного действия нескольких сил. Поэтому истины здесь чисто конкретны, так как они представ- ляют факты такими, как они существуют в самой действительно- сти, — во всей их сложности. Отсюда Спенсер пришел к следую- щей общей схеме наук:
(Здесь, как и далее, под логикой имеется в виду формальная логика). Основу этой схемы составляет тот же общий принцип коор- динации наук, на котором строились все вообще домарксист- ские формальные классификации. Формальный характер клас- сификации Спенсера дополнительно усугубляется дихотомич- ностью членения наук на более дробные группы с резким обособлением одних групп от других. Если, по словам самого же Спенсера, первые две науки отделяются от других «глубокой пропастью», то такие же пропасти, только менее глубокие, отде- ляют науки, изучающие явления в их элементах, от наук, изу- чающих те же явления в целом. Такие же разделительные грани, лишь немного менее рез- кие, разобщают между собой у Спенсера, по существу, и отдель- ные науки, хотя он как механист и плоский эволюционист пытал- ся стереть между ними всякие грани вообще. Если приведенную выше схему наук вытянуть в линию, то получится следующий ряд из 10 основных наук: Введенные три класса наук не различаются между собой по степени их общности. «Все они, — говорил Спенсер, — одинако- во общи или вернее всеобщи, если их рассматривать как груп- пы. Каждый предмет, какой бы то ни был, доставляет одновре- менно каждому из них свой особый материал. Малейшие частицы материи представляют одновременно истины абст- рактные, которые суть отношения во времени и пространстве, истины абстрактно-конкретные, которые суть виды частных действий проявления силы, и наконец истины конкретные, яв- ляющиеся законами сложного действия этих различных видов силы. Таким образом эти три класса наук занимаются, каждая порознь, классами различных, но сосуществующих явлений» (там же, стр. 15).
Разрыв между историческим и логическим у Спенсера. Имен- но потому, что у Спенсера идет речь об изучении различных сторон сосуществующих явлений, здесь не отражено никакой исторической последовательности не только в развитии самих объектов (явлений), но и в их познании. Взаимоотношения ме- жду тремя основными классами, или группами, наук абсолютно лишены у Спенсера всякого историзма. «С самого начала, — от- мечал он, — науки абстрактные, абстрактно-конкретные и науки конкретные развивались одновременно: первые разрешали про- блемы, выдвигаемые вторыми и третьими и развивались исклю- чительно через решение этих проблем; вторые, т. е. науки аб- страктно-конкретные, развивались также, способствуя первым в разрешении проблем, выдвигаемых науками конкретными. Во все время их развития происходило тесное беспрерывное взаимо- действие между тремя большими классами, ими образуемыми; от фактов конкретных переходили к абстрактным, а затем факты абстрактные прилагались к анализу новых классов — фактов конкретных» (там же, стр. 96). В другом месте Спенсер писал: «...всякая наука одной из этих групп так различна от наук других групп, что переход из одной группы в другую невозможен. Если рассмотреть их функции, то коренные различия, их отделяющие, станут еще яснее. Первая группа абстрактных наук относительно других двух групп слу- жит орудием; вторая группа наук абстрактно-конкретных служит орудием относительно третьей группы, наук конкретных. Если по- пытаться нарушить порядок этих функций, то еще лучше можно увидать, насколько существенно различие характера этих групп. Вторая и третья группы служат для первой предметом и мате- риалом, а третья дает материал для второй; но ни одна из истин, составляющих третью группу, не может служить для решения проблем, выдвигаемых второй группой; и ни одна из истин, со- ставляющих вторую группу, не может служить к решению про- блем, выдвигаемых первою группой» (там же, стр. 34—35). Ис- ключением всякого историзма здесь подчеркивается последова- тельность проведения принципа координации (но отнюдь не субординации) через всю спенсеровскую классификацию наук. Однако тот факт, что расположение наук в порядке перехо- да от абстрактного к конкретному не отражает, по Спенсеру, никакой исторической последовательности во времени ни самих объектов, ни их познания, не означает, согласно тому же Спен- серу, что между конкретным и абстрактным вообще отсутст- вует последовательность в смысле перехода от менее глубокой ступени познания к более глубокой. Напротив, Спенсер полагал, что в общем случае познание законов идет от конкретного к абстрактному, от анализа конкретных явлений, представляющих совокупность взаимодействующих видов сил, ко все более и бо- лее абстрактным представлениям. В статье «О законах вообще» Спенсер писал: «Очевидно,
что везде, если только не вмешивается никакое другое обстоя- тельство, порядок, в котором познаются и устанавливаются законы, изменяется со сложностью явлений... В химии прогресс шел от тел простых к телам сложным, от неорганических слож- ных тел к сложным органическим. И везде, где, как в науках более высоких, условия наблюдения более сложны, мы можем еще яснее увидеть, что относительная сложность, при равенстве всех прочих вещей, определяет порядок открытий. Также очевидно, что ум идет от конкретных отношений к абстрактным отношениям и от менее абстрактных к более абстрактным» (там же, стр. 126, 127). Например, к абстрактной идее единообразия, идее закона люди пришли, указывал Спенсер, только после того, как они освоились с конкретными своеобразиями. Но если закон все- общ, то «сам прогресс в открытии законов подчинен закону...» (там же, стр. 131). Эту закономерность Спенсер видел в том, что «порядок, в котором мы обобщаем отношения, зависит от большего или меньшего постоянства и от более или менее жи- вого впечатления, какое оказывают данные отношения на наши чувства и наше сознание» (там же, стр. 129). В соответствии с этим Спенсер утверждал, что прежде всего познаются законы самых общих, самых важных, самых замечательных, самых конкретных и самых простых явлений, так как они чаще и яснее представляются наблюдению. Законы же редких и мало замечательных, или маловажных, или слож- ных, или абстрактных явлений могут оставаться еще долгое время неизвестными, несмотря на то, что главная масса явле- ний будет уже соподчинена законам. Таким образом, познание законов, по Спенсеру, идет в при- роде от простого к сложному, от общего к частному, от конкрет- ного к абстрактному, причем в последнем случае эта последо- вательность является прямо обратной той, в которой распола- гаются сами науки в его схеме (от абстрактного к конкретному). Чтобы еще резче подчеркнуть отличие своей схемы наук от контовской, Спенсер показал, как будет выглядеть контовский иерархический ряд, если входящие в него науки охарактеризо- вать с точки зрения соотношения абстрактного и конкретного (в спенсеровском понимании этих категорий): Математика абстрактная (механика) абстрактно-конкретная Астрономия конкретная Физика абстрактно-конкретная Химия абстрактно-конкретная Биология конкретная Социология конкретная.
Определение предмета трех основных групп наук. Уточняя свою концепцию, Спенсер разъяснял, что конкретные науки имеют своим предметом агрегаты. Предметом этих наук может служить один целый агрегат (например, в случае звездной астрономии), или выделенный из этого целого агрегата вторич- ный агрегат (например, в случае планетной астрономии), или третичный агрегат, выделенный в свою очередь из вторичного (например, в случае геологии, которая изучает строение Земли и ее процессы в прошлом и настоящем). Такое выделение мелких агрегатов из более крупных наблюдается, по Спенсеру, и дальше: биолог занимается малень- кими агрегатами, образовавшимися из частей субстанции по- верхности Земли, оставляя на долю психолога специальные агре- гаты функций, касающихся приспособительных реакций организ- ма на воздействие внешней среды. И это не только потому, что названные реакции относятся к порядку более высокой специ- альности, но и потому, что они составляют вторую часть этих агрегатов, или состояния сознания, являющиеся предметом субъективной психологии — науки, стоящей совершенно особня- ком от всех прочих наук. Наконец, социолог рассматривает как агрегат каждое племя, каждый народ. «Таким образом, — ре- зюмировал Спенсер, — во всех случаях, конкретная наука за- нимается каким-либо конкретным агрегатом (или несколькими конкретными агрегатами)...» (там же, стр. 66). Абстрактно-конкретные науки имеют, по Спенсеру, иной предмет: все вместе они описывают различные роды свойств, присущих агрегатам, а каждая из них в отдельности занимает- ся одним определенным классом этих свойств. Например, меха- нике нет дела до того, является ли рассматриваемая ею масса планетой или молекулой, мертвым телом или живым существом, так как их движения сообразуются с одними и теми же ее за- конами. Точно так же и химия отвлекается от той внешней фор- мы, в которой дано исследуемое вещество, а занимается лишь свойствами и силами, которыми наделены химические элемен- ты как вещи абстрактные, идеальные. Наконец, абстрактные науки занимаются отношениями меж- ду агрегатами и их частями, между агрегатами и их свойства- ми, между самими свойствами или между отношениями. Кста- ти, если придерживаться принципа Спенсера, то на этом основании периодический закон следовало бы изъять из химии, так как он раскрывает именно отношение между свойствами элементов, что выражено уже в названии первой статьи Мен- делеева, посвященной этому закону: «Соотношение свойств с атомным весом элементов». Это показывает, сколь произвольно все спенсеровское деление наук на три группы. «Следовательно, — заключал Спенсер, — если эти три груп- пы наук суть, относительно, лишь теории агрегатов, теории свойств и теории отношений, то ясно, что деления между ними
не только совершенно ясны, но и разделяющие их промежутки не могут быть уничтожены» (там же, стр. 70). Здесь особенно отчетливо видно, что основой спенсеровской классификации слу- жит действительно принцип координации наук при полном отсут- ствии даже намека на принцип их субординации. В связи со всем сказанным Спенсер вновь возвращается к классификации Конта, пытаясь доказать ее непрочность и вну- треннюю непоследовательность. Выше он уже обнаружил несо- ответствия между своей системой и системой Конта, возникаю- щие при расположении наук абстрактных, абстрактно-конкрет- ных и конкретных в порядке, который предложил Конт. Эти несоответствия, по мнению Спенсера, становятся еще более ра- зительными, если уточнить предмет каждой из трех групп наук. Тогда получится следующий ряд: Математика теория отношений (механика) теория свойств Астрономия теория агрегатов Физика теория свойств Химия теория свойств Биология теория агрегатов Социология теория агрегатов. Для того чтобы показать, каким образом критика Спенсе- ром контовской системы наук заставляла сторонников этой си- стемы вносить в нее соответствующие уточнения, укажем на классификацию наук, принятую Лаландом, независимо от отли- чия его взглядов на принципы разделения наук на классы от взглядов Спенсера. «...Из сопоставления всех рассмотренных классификаций, — писал Лаланд, — получаются четыре главные, признаваемые всеми, отдела ее: во-первых, науки математиче- ские; во-вторых, науки физические и естественные, исследующие законы мира материального, органического и неорганического; в-третьих, нравственные науки, занимающиеся явлениями и за- конами мира духовного... наконец, в-четвертых, науки чистой эрудиции, предмет которых составляют не законы, а факты. Наи- более значительным примером таких наук является история. В перечисленном сейчас порядке науки переходят от предметов более отвлеченных к более конкретным, от умозрения к позна- ваемому чувствами, от разума к опыту»1. Здесь явно нарушена логическая основа деления наук на классы: во главу угла ставится то изучаемый наукой объект (мир материальный, мир духовный), то характер собранного материала (факты, а не законы), соответственно чему науки должны были бы делиться на теоретические и эмпирические. 1 А. Л а л а н д. Этюды по философии наук, стр. 34—35.
Ряд Лаланда можно представить следующим образом: Общий характер классификации наук Спенсера. Что касает- ся принципиальной основы спенсеровской классификации наук, то она по сути дела представляет собой соединение различных начал, которые оказалось возможным словесно подвести под одно общее начало благодаря разной трактовке значения категорий абстрактного и конкретного. Во-первых, здесь действительно имеет место субъективный момент, касающийся метода познания и выраженный в распо- ложении наук, занимающих начало общего ряда (то есть абст- рактных наук), в порядке перехода от абстрактного к конкрет- ному: Во-вторых, здесь отражен и объективный момент, касаю- щийся различных форм движения материи, которые служат предметом наук, занимающих середину общего ряда (то есть абстрактно-конкретных наук) и расположенных в порядке их усложнения: В-третьих, здесь нашел свое отражение объективный мо- мент еще и с другой стороны, касающейся ступеней истории всей природы, взятой как целое (включая в нее и человека), а не в части лишь отдельных форм движения материи. Науки, изучающие эти исторические ступени, занимают конец общего ряда (конкретные науки) и располагаются в порядке перехода от низшего к высшему: В первой части общего ряда наук у Спенсера переход совер- шается действительно от наиболее абстрактной науки (формаль- ной логики) к математике и далее к механике; этот переход отра- жает движение нашего познания от абстрактного к конкретному. Но в дальнейшем Спенсер подчинил объективный момент субъ- ективному, подведя простейшее (в случае форм движения мате- рии) и низшее (в случае ступеней истории природы) под ту же категорию абстрактного, которой он выражал понятие фор- мальной логики по отношению к математике и механике.
В итоге ему удалось, придав своей системе нарочито субъ- ективный характер, охватить весь ряд наук — от логики до со- циологии — общим представлением перехода от абстрактного к конкретному. Заметим, что Спенсер близко подходил к пониманию раз- личия метода исследования и метода изложения. Исследование и открытие законов, как он показал, предполагает реаль- ное движение человеческой мысли от конкретного к абстрактно- му в истории наук. Напротив, классификация наук как логи- ческая схема, служащая мысленным воспроизведением и резюмированием исторически пройденного науками пути, сле- довательно систематическим изложением достигнутого резуль- тата, дается, по Спенсеру, как идеальное движение мысли от абстрактного к конкретному. Однако, стоя на позициях плоского эволюционизма и строго придерживаясь принципа координации наук, сам Спенсер не сумел раскрыть глубокую связь между реальным движением познания от конкретного к абстрактному и его идеальным дви- жением от абстрактного к конкретному и тем самым найти тот «закон открытия законов», о котором он писал. Это сделал К. Маркс с позиций созданного им диалектического метода по- знания. 3. ДЕТАЛИЗАЦИЯ СПЕНСЕРОМ ОБЩЕЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК Дальнейшие подразделения трех основных групп наук. Пы- таясь развить свою классификацию наук, Спенсер настолько ее усложнил, что пользоваться ею чрезвычайно трудно. Для каж- дой из трех основных групп наук он составил особую таблицу раскрытия ее главного предмета. Предметом абстрактных наук служит у Спенсера обобщение законов отношений, рассматриваемых независимо от объектов, между которыми существуют данные отношения. Сами эти отно- шения могут быть качественными, и тогда они изучаются логи- кой, или количественными, и тогда их изучает математика. Мате- матика же дифференцируется на отдельные отрасли соответст- венно разделению количественных отношений на отрицательные (начертательная геометрия) и положительные; последние в свою очередь подразделяются так, что, с одной стороны, выделяются арифметика, алгебра и высший анализ, а с другой — за ними следуют геометрия, рассматривающая отношения сосущество- вания в пространстве, кинематика и геометрия движения, рас- сматривающие также и определения во времени. Таким обра- зом, вся механика, кроме кинематики, исключена Спенсером из числа математических наук.
Переходя от абстрактных наук, трактующих о бессодержа- тельных, или идеальных, по выражению Спенсера, формах отно- шений, к более конкретным наукам, которые рассматривают ре- альные отношения (или отношения между реальностями), он го- ворил прежде всего об абстрактно-конкретных науках, которые занимаются не такими реальностями, как они обычно нами на- блюдаются, но такими, как они обнаруживаются в их различных видах, когда эти виды искусственно отделены один от другого. «Как абстрактные науки идеальны относительно наук абстракт- но-конкретных и наук конкретных, — отмечал Спенсер, — так и науки абстрактно-конкретные идеальны относительно наук кон- кретных»1. Спенсер сравнивал в этом отношении геометрию с физикой и химией. Свойства линии, говорил он, геометрия формулирует независимо от толщины и неправильностей реальных линий; ана- логично этому физика и химия формулируют проявления каждо- го вида силы независимо от уклонений, вызванных воздействи- ем прочих видов силы. То же самое имеет место и в случае меха- ники, которая отвлекается от трения. «Таким образом, — заклю- чал Спенсер, — все эти абстрактно-конкретные науки имеют предметом аналитическое объяснение явлений. В каждом особом случае, цель их состоит в разложении явления, в обособлении всех составляющих его элементов друг от друга, или в выделе- нии двух или трех от остальных. Если при этом и употребляет- ся иногда синтез, то только в целях поверки анализа» (там же, стр. 24). Здесь Спенсер глубоко ошибался: когда он писал эти слова, синтез в теории и в эксперименте химии занял главенствующее положение, которое до того времени занимал в ней анализ. Ве- дущей отраслью органической химии к тому времени стал органический синтез, а вся химия благодаря созданию теории «химического строения» Бутлеровым, периодической системы элементов Менделеевым и другим теоретическим обобщениям 60-х годов XIX века уже выполняла задачу грандиозного теоре- тического синтеза накопленного ею огромного фактического материала. Английский химик Э. Франкленд, активно способствовавший своими трудами переходу химии из аналитической стадии в син- тетическую, указал Спенсеру на новый характер, приобретае- мый химией. В ответ на это Спенсер не нашел ничего лучшего, как заявить, что получение новых веществ само по себе есть не наука, а только искусство, то есть приложение уже имеющих- ся знаний к достижению известной цели, и что «синтетические приемы, рассматриваемые с их научной стороны, имеют цель просто споспешествовать развитию анализа законов химических соединений» (там же). 1 Герберт Спенсер. Классификация наук, стр. 20.
Абстрактно-конкретные науки, будучи, по Спенсеру, ана- литическими, занимаются не частными истинами, но истинами, верными вообще относительно материи и движения, рассмат- риваемых в их общих или специальных формах независимо от частных предметов. Они подразделяются главным образом в соответствии с тем, как подразделяются законы сил, обнаружи- ваемых материей в массах (механика) и в молекулах (молеку- лярная механика, то есть физика и химия). Первая делится на статику и динамику в зависимости от того, находятся или нет в равновесии данные массы по отно- шению к другим массам, причем каждая из них подразделяется еще на механику твердых тел и механику жидких тел (гидроме- ханику). Вторая также разделяется на молекулярную статику, изу- чающую непроницаемость и протяженность тел, сцепление, упругость и т. д. у агрегатных состояний тел, и молекулярную динамику. Последняя изучает, во-первых, изменения физиче- ских свойств тел при переходе из одного агрегатного состояния в другое, которое вызывается переменой в расположении одно- родных молекул; во-вторых, химические превращения вещества, когда молекулы неоднородны, причем образуются либо новые сложные вещества, либо новые сродства (соотношения между силами); в-третьих, перемены в распределении молекулярного движения (теплоты, света, электричества, магнетизма). Отсюда видно, что химия охватывалась у Спенсера физи- кой с двух сторон: со стороны той области физики, которая занимается агрегатными состояниями (то есть со стороны соб- ственно молекулярной физики), и со стороны той ее области, которая занимается в основном электромагнитными явлениями (Спенсер их именовал, как это обычно делалось в его время, молекулярными движениями, хотя уже и тогда они относились нередко к физике гипотетического эфира). Таким образом, в более детализированном виде эта часть общего ряда наук, по Спенсеру, может быть представлена сле- дующим образом: Хотя сам Спенсер и не развил каких-либо ясных представле- ний о возможном разделении в будущем физики на молекуляр- ную физику и физику «эфира», однако построенная им для аб- страктно-конкретных наук таблица на это прямо указывает. Но
в общем ряду наук у Спенсера это не нашло никакого отра- жения. Покончив с науками, принимающими члены своих отноше- ний за простые и однородные, какими они никогда не бывают в природе, Спенсер перешел к конкретным наукам, изучающим все виды существования такими, как они есть в их связи друг с другом, при учете разнородных сочетаний сил, которые состав- ляют действительные явления. «Предмет этих конкретных наук, — писал он, — есть реальное, поскольку оно противопо- ложно тому, что вполне или отчасти идеально. Цель их состоит не в разделении и отдельном обобщении элементов всех явле- ний, но в объяснении каждого явления, как производного из этих слагающих элементов» (там же, стр. 27). Например, астроном решает абстрактно-конкретную пробле- му (обобщение законов планетного движения, как если бы су- ществовала всего лишь одна планета), для того чтобы решать затем конкретно проблему планетных движений, взятых вместе, с целью объяснить солнечную систему в целом. Геолог задает- ся целью объяснить все строение земной коры; он изучает дей- ствие отдельных факторов лишь для того, чтобы лучше узнать их совместное действие на геологические явления. Точно так же биология есть составление полной теории жизни, изучаемой как в каждом ее отдельном проявлении, так и в целом, во всех ее проявлениях вместе. Конкретные науки, по Спенсеру, разделяются главным об- разом на две науки, излагающие перераспределение материи и движения, во-первых, между небесными телами в пространстве, поскольку они действуют как массы (астрономия с ее подраз- делением на звездную и планетную) и, во-вторых, между мо- лекулами внутри какого-либо небесного тела как результат взаимных действий молекул в массе. Эта вторая наука у Спенсера в дальнейшем делится на астро- гению, изучающую образование в небесных телах сложных мо- лекул (солнечная минералогия), а также движение газов и жидкостей (солнечная метеорология) и на геогению. Последняя распадается, с одной стороны, на минералогию, изучающую образование и разложение неорганических веществ, метео- рологию, изучающую перераспределение газов и жидкостей, и геологию, изучающую перераспределение твердых тел, и, с дру- гой стороны, на биологию, предметом которой служат органиче- ские явления. Вся группа наук, именуемая геогенией, возникает в резуль- тате того, что взаимное действие молекул друг на друга вместе с действием на них сил, исходящих из молекул других масс, при- водит к различным последствиям в неживой и живой природе. Биология в свою очередь претерпевает дифференциацию в зависимости от того, касаются ли органические явления строе- ния (морфологии) или функций организма. Для функций учи-
тываются два момента: во-первых, их внутренние положения (физиология) и, во-вторых, их внешние положения (психоло- гия). Подразделением психологии оказывается социология, которая рассматривает те случаи, когда функции организма выступают как специальные, сложные. Таким образом, конец общего ряда наук представляется, по Спенсеру, в следующем виде: с последующей детализацией геогении и ее делением на следую- щие науки: где указывается, что поставленная в скобки социология входит в психологию на правах ее подразделения. Плоский эволюционизм как объективная основа порядка расположения конкретных наук. Группа конкретных наук, по Спенсеру, образует между собой нечто целое, характеризующее- ся внутренней связностью и отличное от всякой другой группы наук. Применяя к ней идею плоской эволюции, Спенсер утвер- ждал, что внутри данного комплекса между входящими в него отдельными науками нет никаких скачков, никаких различи- тельных линий, а имеется лишь постепенный переход от одной науки к другой, как это позднее утверждал и Дюринг. За отправной пункт в рассмотрении данной группы наук Спенсер брал концентрацию материи в первобытной туманной массе, из которой образуется солнечная система. Это — явле- ния чисто астрономические. Застывание поверхности планет, в том числе и Земли, вы- звало образование твердой коры, газообразных тел и жидкой воды, что привело к возникновению сначала метеорологических, а затем геологических явлений. «Когда именно окончились астрономические перемены и начались геологические?» — спра- шивал Спенсер и отвечал, что здесь нет действительного разде- ления и что «наши произвольные деления основываются лишь на причинах удобства» (там же, стр. 59). Последующая детализация биологии выглядит так:
Здесь мы снова видим, как механицизм непосредственно ве- дет к субъективизму, поскольку качественные различия носят, с этой точки зрения, субъективный характер. Дальнейшее постепенное охлаждение поверхности Земли, писал Спенсер, приводило к образованию все более и более сложных, сначала неорганических, а затем органических соеди- нений вплоть до самых сложных, поскольку каждая восходящая ступень сложности делает возможной следующую, более высо- кую ступень. «Где же проведем мы разделительную черту меж- ду геологией и биологией?» — вновь ставил вопрос Спенсер и указывал, что ведь синтез самого сложного соединения «есть лишь продолжение синтезов, которыми образованы были все более простые сложные соединения» (там же, стр. 60). Поэтому, говорил Спенсер, мы нигде не находим пробела в этом постоянно усложняющемся ряду, где существует явная связь между движениями в сложных соединениях и теми изме- нениями формы, которые испытывала первоначальная планет- ная живая материя. При всем отличии, проявляющемся силь- нее на более высоких ступенях эволюции, биологические явле- ния в своем начале, по мнению Спенсера, неотделимы от геологических. Группа биологических явлений постепенно приводит к группе более частных явлений — психологических, а когда мы доходим до высшего порядка этих последних, то, следуя за постепенным развитием человечества, переходим от явлений индивидуальной человеческой деятельности к явлениям коллективной деятельно- сти — к социологическим явлениям. Несмотря на такое подчеркивание отсутствия всяких граней между отдельными конкретными науками, Спенсер отнюдь не был склонен переходить в трактовке их классификации на по- зиции принятия их взаимной субординации (то есть подчинения высших наук низшим). Единственно, что он стремился дока- зать, — это то, что за астрономией должна следовать геология, за геологией — биология и т. д., поскольку такова последова- тельность эволюции самой материи. Однако за вычетом этого во всем остальном Спенсер оста- вался полностью на позициях принципа координации, прила- гая одну науку к другой в указанной последовательности, но не развивая одну из другой. В итоге класс конкретных наук рас- полагался у него в следующий ряд: В этом классе наук, заключал Спенсер, «мы имеем естест- венную группу, части которой не могут быть разъединены или поставлены в обратном порядке... Никакая другая наука не
может быть вставлена между членами этой группы, не нарушая их связности. Поместить физику между астрономией и геологией значило бы сделать пробел в сплошном ряду преобразований; то же самое было бы, если бы поместить химию между геоло- гией и биологией. Правда, физика и химия необходимы для объяснения этих последовательных рядов фактов, но из этого не следует, что они должны быть сами помещены в эту серию» (там же, стр. 61). Новые аспекты принципа координации у Спенсера. В про- тивоположность наукам, ограничивающим свою задачу анали- тическим объяснением, в конкретных науках, писал Спенсер, «мы имеем объяснение синтетическое. Вместо того чтобы употреблять синтез лишь для поверки анализа, здесь употреб- ляется анализ лишь в помощь синтезу. Цель состоит теперь не в открытии факторов явлений, но в описании явлений, вызы- ваемых этими факторами при всех тех разнообразных услови- ях, какие представляет вселенная» (там же, стр. 29). Следовательно, в этой цитате дается еще одна характери- стика трех основных групп наук — характеристика с точки зре- ния движения познания от анализа к синтезу. Но так как Спен- сер строго придерживался принципа координации, то у него, собственно говоря, нет отражения движения мысли от анализа к синтезу, а имеется лишь внешнее соположение этих двух сту- пеней познания в виде двух противоположных приемов, или спо- собов, объяснения изучаемых явлений. Можно составить, по Спенсеру, следующий ряд наук, осно- ванных: Разбирая последствия, вызываемые в телах внутренним движением их составных частей, Спенсер пришел к выводу, что возрастание движения ведет к тому, что центробежные силы бе- рут верх над центростремительными, отталкивание — над при- тяжением, дезагрегация — над агрегацией, разъединение — над соединением. При уменьшении движения изменения в телах совершаются в обратном порядке. «В движениях молекул, как и в движениях масс, — писал Спенсер, — обнаруживается одно и то же важное единообразие. Уменьшающемуся количеству движения, ощутимого или нет, всегда соответствует возрастаю- щая агрегация материи; и с другой стороны, возрастающее ко- личество движения, ощутимого или нет, сопровождается умень- шающейся агрегацией материи» (там же, стр. 30).
Поясняя это положение, Спенсер приводил пример потери сцепления между молекулами какого-либо тела при его нагре- вании (расплавлении, испарении и т. д.). То же наблюдается и в случае механического движения. В живых телах агрегация материи и количество движения тоже находятся в обратно про- порциональной зависимости. «Во всех явлениях, — резюмировал Спенсер, — мы имеем одновременно или связность материи и потерю движения, или нарастание движения и потерю связно- сти материею» (там же, стр. 31). Спенсер называл все это «всеобщими законами перераспре- деления материи и движения», которое переходит в эволюцию, когда преобладают агрегация (или «интеграция») материи и потеря движения, и которое становится диссолюцией (разло- жением), когда преобладают прирост движения и «дезинтегра- ция» материи. В случае эволюции происходит переход от неопределенной и несвязной однородности к определенной и связной разнород- ности. Отсюда ясно, что сам процесс эволюции Спенсер пони- мал чисто механистически, как перегруппировку, перекомбиниро- вание каких-то элементов внутри существующих уже тел. Соот- ветственно этому различие между второй и третьей группами наук он рассматривал как состоящее в том, что одни из них изучают элементы реальностей в отдельности, а другие изуча- ют эти элементы в комбинированном виде. На этом основании, по Спенсеру, «три группы наук могут быть кратко определены, как: законы форм; законы факторов и законы продуктов; и когда их определить таким образом, станет ясным, что группы эти настолько различны по приро- де своей, что между ними лежит как бы пропасть...» (там же, стр. 34). В этих словах с особенной резкостью выражена мысль, что основу спенсеровской классификации наук составляет именно принцип координации, причем доведенный до своего логическо- го предела. В заключение своей статьи «Классификация наук» Спенсер утверждал, что выделенные им три группы наук не могут быть помещены на продолжении одной прямой линии, так как «пер- вая группа связана с третьей не только посредством второй, но и непосредственно, потому что она служит ей непосредственно орудием и получает от нее необходимый материал. Отношения групп могут быть верно изображены только как ветви, расхо- дящиеся от одного ствола, но развивающиеся друг подле дру- га и в различном направлении» (там же, стр. 35—36). Вопрос об отдельных членах общего ряда наук. Полемика с Бэном. Классификация наук Спенсера и ее принципы были под- вергнуты критике со стороны ряда его современников. Среди этих критиков выделялся соотечественник Спенсера Бэн, о ко- тором будет сказано в следующем параграфе этой главы.
Сейчас же мы рассмотрим выдвинутые Спенсером возражения против критики его классификации Бэном, чему посвящена спе- циальная статья Спенсера — «Ответ на критику моей классифи- кации». Отвечая Бэну, Спенсер уточнил вопрос о характере отдель- ных наук и об их месте в общем ряду наук. Прежде всего он выяснил место логики и ее отношение с психологией. Как мы видели, обе науки стоят у него на разных краях общего ряда наук. Бэн замечает, что логика, самая абстрактная из наук, многое заимствует у психологии, которую Спенсер поместил среди конкретных наук. По мнению Бэна, здесь имеется проти- воречие с утверждением того же Спенсера, что конкретные науки не могут служить орудием при открытии истин, отно- сящихся к наукам абстрактным. По словам Бэна, «невозможно найти законных оснований для отнесения психологии всей це- ликом к числу конкретных наук. Она в высшей степени ана- литическая наука, и Спенсеру это прекрасно известно» (см. там же, стр. 40). Ссылаясь на свои «Основания психологии», Спенсер разъ- яснял, что психология является одновременно и объективной и субъективной наукой. Как объективная наука она включается в число конкретных наук, а как субъективная она занимает совершенно особое положение и настолько разнится от всех наук объективного характера, насколько субъект разнится от объекта. Объективная психология объективна, говорил Спенсер, но она находится в связи с субъективной психологией, изучающей явления в том виде, как они нам являются в нашем сознании. «Следовательно, — заключал он, — только одна субъективная психология — аналитична и способствует развитию логики» (там же, стр. 41). Спенсер полагал, будто таким разъяснением он устранил от- меченное Бэном противоречие, и называл поэтому данное проти- воречие «кажущимся». В действительности же здесь полностью остался в силе вскрытый Бэном недостаток спенсеровской клас- сификации — ее неспособность выразить двойственное положе- ние психологии в общем ряду наук, зависящее от двойственного характера самой этой науки, и прежде всего неспособность, следуя спенсеровским принципам, отразить связь психологии с логикой. Как увидим ниже, тот же недостаток полностью проявился и в системе самого Бэна. Это свидетельствует о том, что нега- тивная критика не всегда завершается соответствующим пози- тивным решением неясного вопроса. Недаром известная фран- цузская пословица гласит: «Критиковать легко, делать трудно». В связи с математикой Бэн возражал против того, что про- странство и время Спенсер называл чистыми формами бытия, словно пространственные отношения мыслимы без протяженной
субстанции, а временные — без конкретной последовательности. По этому поводу Спенсер разъяснял, что «возможно отвлекать эти отношения от материи и формулировать их в абстрактные истины» (там же, стр. 42). Логика и математика, по мнению Спенсера, именно в силу своей предельной абстрактности, во-первых, тесно сближаются между собой, а, во-вторых, отделяются от всех остальных наук непереходимой пропастью. Разделительной линией служит в данном случае отсутствие понятия силы у обеих абстрактных наук. «...Сила, — подчеркивал Спенсер, — является, в математи- ке и логике, не только не существенным, но даже заведомо не- признаваемым элементом» (там же, стр. 64). В дальнейшем наиболее острые споры вызвал вопрос о ме- сте астрономии в общем ряду наук. Конт отнес ее к абстрактно- теоретическим наукам и поставил сразу после механики (вхо- дящей у него в математику), перед физикой и химией. Спенсер, напротив, соединил вместе механику, физику и химию в один комплекс наук абстрактно-конкретных. С этой целью он выклю- чил механику из математики и снял астрономию с отведенного ей у Конта места между механикой и физикой. За это Спенсера критиковали Бэн и Милль, но Спенсер от- верг их критику. Исходя из контовского различения абстрактно- го и конкретного, Милль писал: «Есть абстрактная наука астро- номии, а именно теория тяготения, которая равно была бы со- гласна с явлениями и иной совершенно особой солнечной системы... Действительные явления нашей собственной систе- мы — объемы, расстояния, скорости, температуры, физическое строение и т. д. солнца, земли и планет, все это составляет предмет конкретной науки, подобной естественной истории, но только здесь конкретная наука связана с абстрактною значи- тельно нераздельнее, чем во всяком другом случае, потому что незначительное число действительно доступных нам небесных явлений почти все необходимы для открытия и подтверждения закона тяготения, как всеобщего свойства тел, и поэтому зани- мают необходимое место в абстрактной науке, как бы составляя ее основные данные»1. Соглашаясь с Миллем в том, что в астрономии есть своя конкретная и своя абстрактная часть, Спенсер возражал про- тив признания нераздельности обеих этих частей. Такое утвер- ждение, по мнению Спенсера, равносильно признанию нераз- дельности геометрии с землемерием только потому, что послед- нее вызвало ее появление. «...Наука, занимающаяся движения- ми воображаемых тел, и наука, занимающаяся взаимным действием и противодействием тел действительно существующих 1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. У орда, стр. 46—47.
в пространстве, — писал он, — останутся навсегда раздельными друг от друга»1. Если так, то первую можно включить в механику, а вто- рую — в число конкретных наук, поставив ее в начале их ряда, что и сделал Спенсер. Спенсер сравнивал соответствие между абстрактной и кон- кретной науками с соотношением между фикцией и реально- стью. При этом он смешивал существенно различные вещи: фикцию (вымысел) с абстракцией (отвлечением). В другом месте, как мы видели, он смешивал абстракцию с идеальным, с чистой бессодержательной формой. Это свидетельствует о не- ясности и даже ошибочности понимания Спенсером употребля- емых им терминов и понятий. Отвечая Бэну, Спенсер подчеркивал, что абстрактное и конкретное различаются как теория и ее приложение. Если в трудах Ньютона, Лапласа и Гершеля теоремы смешиваются с их приложением, то, с точки зрения Спенсера, это не может влиять на выработку классификации наук. Это положение Спен- сер применял и к химии. Бэн возражал против отнесения химии к числу абстрактно- конкретных наук, так как при таком отнесении получается, будто химия не имеет права рассматривать различные вещест- ва в нечистом виде. «Химики, — разъяснял Спенсер, отвечая Бэ- ну, — помещают обыкновенно во главе своих трудов отдел, трак- тующий о молекулярной физике; но они вовсе не считают моле- кулярную физику частью химии» (там же, стр. 44). То же, согласно Спенсеру, касается и минералогии, которая не становится частью химии от того, что химики дают минерало- гическое описание веществ, с которыми они имеют дело. Точно так же изучение магнитных свойств химических веществ не считается за доказательство того, что явление магнетизма должно быть перенесено из области физики в химию. Спенсер указывал на трудность четкого отделения физики от химии, так как обе науки тесно связаны между собой явления- ми аллотропии и изомеризма. Он был прав в том, что эти науки действительно тесно переплетаются друг с другом, но он оши- бался, полагая, что все дело тут в аллотропии и изомеризме. Главное, что обусловило невозможность резкого разделения физики и химии, заключается в том, что совершается взаимное превращение форм энергии — химической и физических. Критикуя спенсеровское понимание различия между химией и биологией, Бэн писал: «Но предметы химии и предметы био- логии — все равно конкретны; простые химические тела и их различные сложные соединения рассматриваются химиком, как вполне конкретные, и описываются им не применительно к од- 1 Герберт Спенсер. Классификация наук, стр. 56.
ному какому-нибудь фактору, но применительно ко всем их факторам» (см. там же, стр. 45). Оправдывая проведенное им резкое обособление химии от биологии, Спенсер ссылался на то, что «характер индивидуаль- ности в ее предмете и делает из биологии, как и из всякой дру- гой науки того же класса, науку конкретную» (там же, стр. 47). Так, астрономия, по Спенсеру, конкретна потому, что зани- мается телами, каждое из которых имеет свое собственное на- звание. То же и для геологии, которая занимается лишь той ин- дивидуальной группой явлений, которые являет собой Земля. Истины же абстрактно-конкретных наук отнюдь не подра- зумевают под собой индивидуальности. «Ни физика молярная, ни физика молекулярная, ни химия не имеют дела с индиви- дуальностью», — со всей категоричностью заявлял Спенсер и ошибался (там же, стр. 48). В самом деле, химические элементы, эти основные виды ве- щества, строго индивидуализированы, имеют каждый свое соб- ственное имя. Величайший химик в мире Д. И. Менделеев подчеркивал индивидуальность вещества, яснее всего формули- рованную «в представлении о химических элементах»1. Он пи- сал: «Естествознание нашло, после великого труда исследова- ний, индивидуальность химических элементов и потому оно может ныне не только анализировать, но и синтезировать, по- нимать и охватывать как общее, единое, так и индивидуальное, множественное» (там же, стр. 221—222). Индивидуальным, «как мы сами», Менделеев совершенно верно считал и простые тела химии, которые Спенсер, будучи механистом, пытался «обезличить», лишить присущей им инди- видуальности. Спору нет, что по мере восхождения по лестнице развития, то есть по мере перехода ко все более и более сложным обра- зованиям материи, индивидуализация предметов возрастает. И, наоборот, по мере перехода к более простым образованиям она уменьшается. Но это не означает, что где-то она исчезает полностью и что на этом основании вещи и явления можно раз- делить, как это сделал Спенсер, на лишенные индивидуально- сти (изучаемые механикой, физикой и химией) и обладающие ею (конкретные науки). Доказывая правильность разрыва между различными груп- пами наук и отнесения астрономии к разряду конкретных наук, Спенсер указывал, что внутри каждой группы существует непре- рывный переход. Так, «от самого простого положения общей механики мы можем, не делая скачков, перейти к самому слож- ному положению небесной механики... Таким образом наука, занимающаяся действием и противо- 1 Д. И. М е н д е л е е в. Периодический закон, стр. 325.
действием воображаемых тел, помещаемых в пространстве, есть необходимое продолжение, непрерывное развитие общей меха- ники. Мы уже видели, что она не может быть безусловно обо- собленной от той науки, которая занимается небесными телами (то есть от астрономии. — Б. К.)»1. Здесь снова вскрывается несовершенство спенсеровской классификации, как и в случае соотношения логики и психоло- гии: если между механикой и астрономией имеется определен- ная связь, что вынужден признать и сам Спенсер, то задача истинной классификации наук, как он называл свою систему, состоит в том, чтобы эту связь каким-то образом выразить, а не разрывать или искусственно обособлять механику и астроно- мию между собой. Продолжая прослеживать дальше непрерывное развитие общей механики, Спенсер указывал на то, что для всякой ди- намики существенными элементами являются сила, простран- ство и время, размеры же их безразличны: «молярная механика и молекулярная механика стоят рядом и друг друга поддержи- вают» (там же, стр. 62). Расширяя постоянно свою область, молекулярная механика доходит, по Спенсеру, до изучения каждой сложной молекулы в ее составных частях. Тем самым она приводит к химии. «...Су- щественные элементы всякого химического понятия, — писал Спенсер, — суть единицы, занимающие места в пространстве и воздействующие одни на других. В этом-то и состоит общий характер всех тех наук, которые мы группируем под названия- ми механики, физики и химии... Науки эти, тесно сплоченные этою связью, потеряли бы свою связность и цельность, если бы между ними вставить какую бы то ни было иную науку» (там же, стр. 63). Мы не можем, заявлял Спенсер, поместить логику между мо- лярной и молекулярной механикой, а математику — между фи- зикой и химией. Но ведь этого никто и не предлагал. Речь шла лишь о помещении астрономии между механикой и физикой. А вопрос об астрономии, как мы покажем в следующей нашей книге, вырос на рубеже XIX и XX веков в вопрос большой прин- ципиальной важности для всей данной проблемы. В заключение следует сделать несколько замечаний по по- воду социологии. Ставя ее подобно Конту в самом конце общего ряда наук, Спенсер в понимании ее предмета приближался к контовским позициям. Это — концепция биологизации общест- венных явлений, то есть грубого механицизма, сведения высшей формы движения к низшей. Спенсер указывал, что в одном пункте он сходится с Контом, а именно: «...аналогия между индивидуальным организмом и 1 Герберт Спенсер. Классификация наук, стр. 56, 57.
организмом социальным, предвиденная Платоном и Гоббсом, признается как в Социальной Статике, так и в Социологии Конта. Сообразно своим взглядам Конт сделал из этой анало- гии основную идею этого отдела своей философии» (там же, стр. 105). Спенсер явился представителем органического направления в социологии, типичного для многих буржуазных социологов. Согласно его воззрениям, само общество не может быть пред- метом чувственного восприятия, а потому в целях его исследо- вания его надо сравнить с предметом, способным быть чувствен- но воспринятым, каковым и служит биологический организм. Спенсер сравнивал отдельные органы живых существ (голову, руки и т. д.) с различными функциями и учреждениями общест- венного организма, усугубляя этим еще больше свою общую механистическую концепцию, сводящую социальные закономер- ности к биологическим. В наше время некоторые ученые пытаются возродить эту спенсеровскую концепцию, применяя ее к внутривидовым отно- шениям живых существ. Эти отношения трактуются ими по аналогии с отдельными органами индивидуального организма, выполняющими особые функции в интересах всего организма в целом. Механистический характер такого рода утверждений выступает менее резко, чем у Спенсера, так как здесь нет све- дения социального к биологическому. Тем не менее механицизм здесь налицо, причем именно в его спенсеровском варианте, по- скольку в пределах биологической формы движения более сложное, качественно отличное явление (взаимоотношение осо- бей внутри вида) сводится к более простому, низшему (к вза- имоотношению различных органов индивидуального орга- низма). Критика общей механистической концепции Спенсера в ее широкой трактовке может помочь современным ученым пре- одолеть неправильное перенесение этой концепции на более уз- кие области научного познания. Мы остановились так подробно на двух формальных класси- фикациях — Конта и Спенсера — не потому, что их авторы представляют собой каких-то особо выдающихся мыслителей, но потому, что каждый из них довел до предела один из двух основ- ных принципов классификации наук: либо принцип от общего к частному (Конт), либо — от абстрактного к конкретному (Спенсер). Тем самым обоим этим принципам была придана, так ска- зать, классическая форма, при которой каждый из них высту- пил как бы в чистом виде, доведенный до своего логического конца. Момент соотношения абстрактного и конкретного имелся и у Конта, но он был полностью подчинен соотношению общего и частного, принятому не только за главное, но и за единственно
существенное соотношение. Точно так же у Спенсера, несомнен- но, присутствовал момент соотношения общего и частного, но здесь он был полностью подчинен, как единственно существен- ному, соотношению абстрактного и конкретного. Для более полного раскрытия характера обеих крайних си- стем (Конта и Спенсера) мы старались анализировать их в их противопоставлении одна другой, несмотря на то что их осно- ва — принцип координации наук — является у обеих этих си- стем общей. С этой же целью мы остановились на рассмотрении споров между сторонниками той и другой системы и на их вза- имной критике. 4. КЛАССИФИКАЦИИ НАУК У СОВРЕМЕННИКОВ СПЕНСЕРА В АНГЛИИ Бэн. Психолог и философ Александр Бэн относится к числу критиков обеих главных формальных классификаций XIX ве- ка — Конта и Спенсера. Он одним из первых сделал попытку преодолеть односторонность той и другой классификации и вы- работать некоторый средний вариант, который вобрал бы в себя все лучшее от обеих классификаций и вместе с тем устранил бы их недостатки. Но это Бэну сделать не удалось, и он фактически лишь соединил некоторые положения Конта с некоторыми поло- жениями Спенсера без глубокой их переработки. В 80-х годах его попытки более удачно и продуманно продолжил русский логик и психолог Н. Я. Грот, который сознательно встал на путь комбинирования (координации) принципов классификации наук, разработанных Контом, с одной стороны, и Спенсером — с другой. В своей книге «Дедуктивная и индуктивная логика» (1870) Бэн разделил все науки на три группы: 1) науки теоретические (абстрактные, или основные); 2) науки конкретные (описа- тельные, классификационные); 3) науки практические, или «прикладные» искусства. Для первой группы (теоретических наук) Бэн составил сле- дующий ряд, придерживаясь полностью принципа координации наук: (Здесь механика рассматривается как механическая часть физики, а физика трактуется как молекулярная физика). По поводу приведенного ряда наук можно высказаться дво- яко: во-первых, что за исходный здесь принят ряд Конта с тем лишь отличием, что добавлена логика, исключена социология, теоретическая часть которой включена в психологию, исключе-
на астрономия, которая перенесена в разряд конкретных наук, а вместо нее поставлена механика, которая у Конта рассматри- валась как составная часть математики. Особенно знаменатель- но выдвижение в число основных наук психологии и фактиче- ское подчинение ей социологии, что свидетельствует о принад- лежности Бэна к идеалистической психологической школе в социологии. С Контом Бэна сближало установление трех параллельных рядов наук (теоретических, конкретных и практических) и рас- положение наук внутри каждого ряда по убывающей общности. По поводу места астрономии в общем ряду наук Бэн специ- ально высказывался в своей «Логике», мотивируя ее перенос в разряд конкретных наук (в дальнейшем мы увидим, что этот вопрос имеет большое принципиальное значение при построении системы естественных наук). Бэн выяснил причины, почему Конт поставил астрономию в число основных наук, отделив ее от математики, куда ее обыч- но относят. Он указывал, что Конт исходил из того, что пред- метом астрономии служит закон всемирного тяготения, столь своеобразный и самостоятельный, что его надлежит изучать от- дельно от других законов природы и с помощью только рацио- нальной механики и математики. «Хотя и позволительно считать неправильным, — писал Бэн, — отведение астрономии такого выдающегося места в классификации наук, тем не менее над- лежит признать, что аргументация Конта освещает один важ- ный и несомненный факт. Тяготение есть особая сила, отличная от всех прочих сил; она проявляет свое исключительное дейст- вие в небесных телах не смешиваясь с другими силами, и, вслед- ствие этого, придает астрономии характер замечательной про- стоты»1. Рассматривая тот же ряд наук, составленный Бэном, мы могли бы сказать, во-вторых, что за исходное в нем принят ряд Спенсера с тем только отличием, что опущены астрономия и геология, стоящие у Спенсера в начале ряда конкретных наук, а социология объединена с психологией, как это фактически про- ведено и Спенсером. Следовательно, с точки зрения построения самого ряда наук схема Бэна стоит гораздо ближе к схеме Спенсера, нежели к схеме Конта. Но в части принципиального обоснования она ближе к контовской, чем к спенсеровской. Кстати, сам Бэн не исследовал специально принципов клас- сификации наук и не пытался разобраться в том, как принципы Конта и Спенсера могли бы быть между собой согласованы и увязаны. Он лишь подвергал критике отдельные положения и следствия, вытекающие из общих принципов того и другого ученого. 1 Цит. по книге: Б. Гущин. Обзор главнейших систем классификации наук. Изд. «Книжный угол», 1924, стр. 68.
Так, Бэн считал неудачным новшеством введение Спенсером в систему абстрактных и конкретных наук особой промежуточ- ной группы абстрактно-конкретных наук. Он спрашивал: что может означать отнесение химии в число такого рода промежу- точных наук? Ведь от того, что химик стремится получить веще- ства в химически чистом виде, не перестают же эти вещества быть конкретными и не становятся они от этого абстрактными. «Таким образом, — заключал Бэн, — нам кажется доказан- ным, что Спенсер, отбросив обычное деление наук на науки основные, абстрактные [теоретические] с одной стороны, и нау- ки конкретные или производные с другой, пожертвовал наибо- лее реальным разграничением для того, чтобы попытаться про- вести несуществующую и неприемлемую границу между абстрактным и конкретным. Весьма веские основания заставля- ют нас удержать старую категорию конкретных наук, представ- ленных минералогией, ботаникой, зоологией, геологией и т. д. Эти науки обладают присущими им свойствами: они являются описательными и классифицирующими науками. Они охватывают обширные совокупности индивидуальных пред- метов, которые должны быть классифицированы и описаны в ка- честве конкретных целых. Тем не менее эти науки не открыва- ют нам никакой новой силы природы; ибо все естественные факторы были предварительно изучены в основных науках: математике, физике, химии, биологии, психологии» (см. там же, стр. 69). Сопоставим графически в целях сравнения классификацию Бэна с классификацией Конта, с одной стороны, и с классифи- кацией Спенсера — с другой. Заметим, что здесь, как и прежде, в скобки ставятся те науки, которые входят в качестве состав- ных частей в другие (главные), причем именно в ту, которая стоит непосредственно над данной, включенной в скобки:
В этой таблице резюмировано то, что было сказано выше об отношении классификации Бэна к обеим классификациям его предшественников, принципы которых он пытался каким-то образом согласовать между собой. Для сравнения рядом с Контом помещен Милль, который первым со всей определенностью поставил вопрос о необходи- мости включить психологию в общий ряд наук в качестве са- мостоятельной науки наряду с биологией (в которую включил психологию Конт) и социологией (которую позднее включил в психологию Бэн). Обратим теперь внимание на положение логики и психоло- гии относительно друг друга в ряду Бэна. У Спенсера психоло- гия стояла между биологией и социологией (социология завер- шала весь ряд наук). У Бэна же вследствие того, что он слил социологию с психологией, ряд наук завершался этой послед- ней. В итоге у него по краям общего ряда наук стояли две между собой весьма близкие науки — логика (в начале ряда) и психология (в его конце), которые обе касаются области че- ловеческой психики, области человеческого мышления. Следова- тельно, у Бэна они оказались не только отодвинутыми друг от друга, но поставленными на противоположных концах общего линейного ряда наук. Очевидно, для того чтобы их сблизить между собой, как это- го требует сам предмет, которым обе они занимаются с разных его сторон, линейный ряд следовало бы замкнуть и превратить в кольцевой (о чем будет сказано в следующих наших книгах). Стремясь детальнее выяснить вопрос о соотношении абст- рактно-теоретических, конкретных и практических наук, срав- ним теперь деление на эти три класса наук, которое делали Конт, Курно и Бэн. Тогда мы обнаружим у названных ученых полное единство во взглядах по данному вопросу: Гексли. С критикой воззрений Конта с позиций, близких Спенсеру, выступил в лекции «Физическое основание жизни. Новая философия и позитивизм» (1869) английский биолог-на-
туралист Томас Гексли. Лекция эта была перепечатана в № 2 русского журнала «Космос» за второе полугодие 1869 года, о чем речь будет идти в следующей главе. Гексли говорил: «Изучая храктеристические черты положи- тельной философии, я нашел в ней очень мало и могу даже ска- зать ничего такого, что имело бы хоть какую-нибудь научную ценность и, наоборот, нашел много таких особенностей, которые в такой же мере противны самому существу науки, как и все, что есть противонаучного в ультрамонтанском католичестве»1. Гексли противопоставил контовской теории о трех фазах ис- торического развития, которую он правильно считал несостоя- тельной и внутренне противоречивой, свою собственную, кото- рая на деле отличалась от контовской только терминологией. Например, Гексли переименовал теологическую фазу Конта в «антропоморфизм», а положительную — в «физицизм». По этому поводу Н. К. Михайловский, критиковавший Гек- сли, заметил: «...как после Пушкина всякий может без искры таланта и оригинальности написать довольно гладкие русские стихи, так и после Конта всякий может указанные им элементы, теологический, метафизический и положительный, расположить в на вид оригинальную схему» (там же, стр. 113). Если исклю- чить сравнение Конта с Пушкиным, то надо признать это за- мечание довольно метким. Однако оно, увы, касается не только Гексли, но и самого Конта, заимствовавшего все свои основные идеи у Сен-Симона, которого только и можно в этой связи сопоставить с Пушкиным. Далее Гексли отвергал контовское деление наук, например биологии, на абстрактную и конкретную части. Он критиковал положение Конта о том, что задача конкретных биологических наук (исследовать способ жизни каждого живого существа в частности) необходимо основывается на задаче абстрактной биологии (исследовать законы жизни вообще). «...Если бы Конт, — отмечал Гексли, — практически мало-мальски был зна- ком с биологической наукой, он дал бы совершенно обратный вид своей фразе и признал бы, что мы не можем иметь об общих законах жизни другого знания, кроме того, которое основано на специальном изучении живых существ» (см. там же, стр. 114). Это — разительный пример того, как спор ведется с прямо противоположных, но равно односторонних позиций, в резуль- тате чего в обоих случаях признается за истину лишь одна из двух противоречивых и взаимосвязанных между собой сторон действительности. В самом деле, в биологии, как и во всякой другой науке, ученые на каждом шагу сталкиваются не с обособленными мо- 1 Цит. по книге: Н. К. Михайловский. Сочинения, т. IV. Изд. 1897, стр. 84.
ментами отдельного и общего, факта и закона, а с их внутрен- ним единством и взаимообусловленностью: познание единично- го, отдельного неизбежно ведет к раскрытию общего, связываю- щего все отдельные явления между собой; знание общего позволяет глубже и конкретнее изучать отдельное, подчинен- ное данному общему, ибо общее выступает как сущность от- дельного и т. д. Конт подчеркнул одну сторону этого диалектического един- ства противоположностей общего и отдельного — то, что без знания общего не может быть подлинного знания отдельного. Гексли подчеркнул другую сторону того же соотношения — то, что без знания отдельного нельзя составить знания об общем. При этом Гексли решил, что он опроверг положение Конта, а на деле он подошел к тому же самому предмету, но только с противоположной стороны. Так нередко бывает в истории науки в том случае, когда живое противоречие действительности или нашего познания рассматривается не с позиций диалектики, а с позиций метафизики и неразрывно связанной с ней односто- ронности. Гексли, по определению Энгельса и Ленина, был по своим философским воззрениям «стыдливым материалистом», скло- нявшимся к юмизму, к агностицизму. Вместе с тем, не являясь диалектиком, он тяготел отчасти к механицизму. Например, в той же лекции он писал: «Социальные явления суть результаты взаимных действий, происходящих между членами общества, т. е. между людьми и между ними и миром, в котором они живут. Но на языке физической науки, употребляющей материали- стический язык, потому что того требует сущность предметов этой науки, — поступки людей, насколько их может изучать наука, суть результаты молекулярных изменений материи, из которой мы состоим; и эти изменения когда-нибудь, попадут в область исследования физика» (см. там же, стр. 129). Любопытно отметить, что Михайловский, возражая Гексли против сведения социальных явлений к молекулярной механике, ничего не возражал против того, чтобы искать объяснение этих явлений в области биологии. Значит, в принципе оба они схо- дились друг с другом. Разница лишь в том, до какой степени до- пускается в данном случае сведение: до биологии или же до молекулярной физики. Учитывая склонность Гексли к юмизму, Михайловский под- черкивал связь философских идей Конта, отвергаемых Гексли, с учением Юма, которое Гексли так высоко ценил. И действи- тельно, общим у Конта и Гексли является агностицизм первого и склонность второго тоже к агностицизму, но несколько иной разновидности. Философия Гексли, писал В. И. Ленин, есть смесь юмизма и берклеанства. «Но у Гексли берклеанские вы- пады — случайность, а агностицизм его есть фиговый листок материализма» [20, стр. 195].
Если Гексли все же пытался критически разобраться в си- стеме Конта, а Бэн — в системах Конта и Спенсера, подвергнув их сравнительному исследованию, то позднейшие английские и американские философы и социологи, подпавшие под влияние махизма и прагматизма, превратились в простых эпигонов Спенсера. Они лишь видноизменяли его классификацию, не давая себе труда понять ее недостатки, ее искусственность. Тяготея к спенсеровскому варианту позитивизма, они полагали, что он в чем-то принципиальном отличается от контовского ва- рианта того же самого философского течения, отрицающего философию как самостоятельную науку. Линия английского эмпиризма, шедшая от Локка к Юму, привела в середине XIX века к агностицизму Милля, а в кон- це века — к махизму Пирсона. Так эволюционировало это течение. Уорд. Представитель психологического направления в соци- ологии Лестер Уорд был сторонником теории прогрессивного развития общества. С позиций довольно последовательного идеа- лизма он критиковал биологическое понимание общества, но при этом полностью солидаризировался с социал-дарвинизмом в признании «естественности» капиталистического строя. Кроме того, при анализе истории духовного развития человечества Уорд целиком сохранял биологический метод, так что в этом отношении его воззрения на общество можно определить как своеобразный биопсихологизм. Будучи одним из создателей «мелиоризма» (учения о разумной деятельности людей в целях постепенного улучшения общественной жизни), Уорд возражал против утверждения Спенсера о том, что биологическая обуслов- ленность социальных процессов исключает для человеческого ра- зума возможность влиять на эти процессы. В своей книге «Динамическая социология» (1883) Лестер Уорд поместил специальную статью — «Краткий обзор позитив- ной философии Огюста Конта». Вполне понятно, что его как социолога интересовали в первую очередь социологические воз- зрения Конта, однако он остановился и на характеристике его классификации наук в целом. В отличие от Спенсера и Бэна, которые главное внимание сосредоточили на подчеркивании своих разногласий с Контом, Уорд занялся анализом самого учения Конта с целью выявить, что в этом учении является, на взгляд критика, правильным, а что — ошибочным. Разбирая правило Конта, сформулированное им в VI томе его «Курса позитивной философии» — «Видеть, чтобы предви- деть», Уорд указывал, что принцип научного предвидения, или предсказания, составляет один из основных критериев истинно- го положения той или иной науки в общем иерархическом ряду наук. Полезность любой науки, считал Уорд, заключается в на-
шей способности с ее помощью предсказывать будущие явле- ния. Достигается же это в меру нашего знания тех законов, ко- торым подчинены данные явления. Но это же самое служит показателем позитивности данной науки. Астрономия, отмечал Уорд, бесспорно, представляет собой ту отрасль знания, где будущие явления могут быть предска- заны с наибольшей точностью, что свидетельствует о том, что астрономия достигла почти законченного состояния позитив- ности. В физике, по мнению Уорда, дело обстоит уже иначе: хотя и здесь многие результаты могут быть предсказаны, но масштабы предсказаний в области физики меньше, нежели в области астро- номии. Между тем на достоверности предсказаний физики осно- вывается вся «прикладная» механика. Большая часть всей мате- риальной цивилизации, указывал Уорд, объясняется высокой степенью позитивности, доступной в области физики, причем эта степень постоянно увеличивается. Место химии, с этой точки зрения, находится непосредствен- но за физикой, причем, по мнению Уорда, химия у Конта оп- ределяется просто как молекулярный отдел физики, что не соответствует действительности. Прогресс в области химии вы- зван, по словам Уорда, тем же самым условием позитивности, как и в обоих предыдущих случаях, то есть той же количествен- ной точностью в знании наблюдаемых явлений и доставляемой ею способностью наперед видеть будущие результаты в свете неизменных законов. В биологии научное предвидение отличается еще меньшей ясностью. Поскольку же, подчеркивал Уорд, под категорию биологических явлений подходят все вопросы физиологии, ги- гиены и патологии, то можно представить важность усиления здесь этой способности. Наконец, в социологии, наиболее сложной из всех наук, сила предвидения находится еще в очень несовершенном и неразви- том состоянии. О том, что эту силу дает марксизм, Уорд не обмолвился ни словом, будучи сам представителем враждебной марксизму буржуазной социологии. Критикуя недостатки контовской системы, Уорд писал: «От- сутствие психологии в списке Контовских категорий и в науч- ной иерархии, без сомнения, уже вызвало в читателе изумле- ние. Это изумление не уменьшится, когда он узнает, что упо- мянутая наука сделана здесь ветвью биологии. Оно, конечно, возрастет в огромной степени, когда окажется, что психология основана здесь исключительно на френологии»1. Уорд указывал, что уже при жизни Конта френология об- наружила свою ненаучность, а после его смерти совершенно 1 «Огюст Конт и позитивизм». Статьи Д. С. Милля, Г. Спенсера и Л. Уорда, стр. 308.
дискредитировала себя «систематическим фокусничеством и уличным шарлатанством». Поэтому он удивлялся тому, что критики Конта, в частности Джон Стюарт Милль, упустили из поля зрения это обстоятельство. Со своей стороны Уорд выдвигал следующее объяснение то- му факту, что Конт не включил психологию в свой общий ряд наук: «Что бы мы ни сказали о квалифицированном принятии Контом термина френология, безусловное отвержение им тер- мина психология, во всяком случае, оправдывается всем ха- рактером его философии. Первый термин не только обладает безукоризненной этимологией, но, что важнее, выражает собою полное понятие о физиологической основе всех психических яв- лений. Отвергая неопределенные и призрачные понятия, вызы- ваемые терминами душа, ум, дух и проч., как не означающие ничего, достаточно осязаемого и позитивного, за что бы могла ухватиться наука, он непосредственно указывает на видимый объект и осязаемое вещество физического мира, как на истин- ный источник и причину наиболее сложных и удивительных яв- лений во всей области природы. С другой стороны, психология, кроме того, что она отождествляется в своем содержании со всем тем, что смутно и нереально в человеческой мысли, едва ли успела эмансипироваться от тумана мистических, схоластиче- ских и метафизических умозрений» (там же, стр. 311—312). Касаясь биологии, Уорд отмечал, что основным вопросом для Конта является здесь изучение отношений между организ- мом и жизнью, а также вопрос о взаимном влиянии между ор- ганизмом и средой. При этом Уорд подчеркивал, что нет ника- кого различия между понятием, выражаемым контовским тер- мином «среда» (milieu), и термином «окружающие условия» (environment), которым пользовался Спенсер в своих работах по биологии. Впервые понятие «среда», по словам Уорда, было выдвинуто Ламарком. На этом мы заканчиваем историко-критический разбор фор- мальных классификаций наук, то есть классификаций, основан- ных на принципе координации, которые были предложены до начала непосредственной разработки марксистской классифика- ции наук Энгельсом (1873). Заметим, что общий обзор различных классификаций, вы- двинутых до 1870 года, можно найти в книге Дантэ «Введение в человеческие знания» (A. Dantes. Introduction aux connaissan- ces humaines. Paris, 1870).
Глава IV ДИАЛЕКТИЧЕСКИЕ ИДЕИ СИНТЕЗА НАУК В ГЕРМАНИИ И РОССИИ В XIX ВЕКЕ ДО СЕРЕДИНЫ 70-х ГОДОВ. ЗАРОЖДЕНИЕ ПРИНЦИПА СУБОРДИНАЦИИ В предыдущих главах мы остановились на классификациях наук у тех предшественников Энгельса, которые опирались на принцип координации. Рассмотрению марксистской классифи- кации наук, разработанной Энгельсом, мы предпосылаем крат- кий разбор воззрений тех мыслителей, которые в тот же пример- но отрезок времени пытались указать пути для синтеза наук, исходя из принципа их субординации. Это были Шеллинг и Ге- гель в Германии (конец XVIII — первая треть XIX века), Герцен и Чернышевский в России (середина и вторая половина XIX ве- ка). Поскольку все они, будучи диалектиками, явились непосред- ственными предшественниками Энгельса в деле разработки диа- лектической системы знаний, мы рассматриваем их труды и воз- зрения после систем Конта, Спенсера и других позитивистов XIX века, хотя по времени Гегель выступил раньше Конта, а Герцен — раньше Спенсера. Если подойти к данному вопросу с логической точки зрения, то выяснится, что развитие идей диалектического синтеза наук совершалось от Шеллинга и Гегеля с их идеалистической диа- лектикой двояким путем: к Герцену и далее — к Чернышевскому с их приближением вплотную к материалистической диалектике, с одной стороны, и к Марксу и Энгельсу, создавшим материали- стическую диалектику, — с другой. Поэтому логическая последо- вательность изложения диалектических идей классификации наук в домарксистской философии XIX века соответствует в дан- ном случае хронологической последовательности: сначала Шел- линг и Гегель, затем Герцен (хотя, как известно, Энгельс не был знаком с трудами Герцена, касающимися данного вопроса) и, наконец, Чернышевский. Вместе со взглядами Шеллинга и Гегеля, Герцена и Черны- шевского мы даем краткое изложение работ и воззрений других мыслителей (в первом случае — немецких, во втором — русских) с тем, чтобы хоть отчасти проследить линию развития общих идей классификации наук у современников Шеллинга и Гегеля
(в Германии), Герцена и Чернышевского (в России). Естествен- но, что при этом излагаются не только те идеи, которые опира- лись на принцип развития, или субординации, но и противопо- ложные им, против которых выступали названные диалектики. Поскольку впервые общий принцип историзма в применении к задаче классификации знаний, хотя и на идеалистической основе, был выдвинут и разработан Гегелем, разбор непосред- ственных предпосылок подготовки Энгельсом марксистской классификации наук мы начинаем прежде всего с краткого об- зора основных идей Гегеля, касающихся этой проблемы. Это тем более уместно, что при выработке своей классификации на- ук, и особенно ее принципов, Энгельс исходил из критически пе- реработанных идей Гегеля в большей степени, чем из идей ка- кого-либо другого философа. 1. ИДЕИ ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК У ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ НЕМЕЦКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ. ПРИНЦИП РАЗВИТИЯ ДУХА ОТ НИЗШЕГО К ВЫСШЕМУ У ГЕГЕЛЯ Кант и кантианцы. Школа классической немецкой филосо- фии конца XVIII — начала XIX века, представленная Кантом, Шеллингом и Гегелем, составляла прямую противоположность разобранному выше направлению, которое основывало про- блему классификации на принципе координации наук, исклю- чающем идею развития. Это проистекало прежде всего из того обстоятельства, что рассмотренное направление опиралось на эмпирическое естествознание той эпохи и на тесно связанный с ним механистический материализм XVII—XVIII веков, который легко переходит в субъективизм, как это можно показать на примере Бойля и Локка. Напротив, Кант, Шеллинг и особенно Гегель в своих попыт- ках отыскать основы рациональной системы знаний опирались на идеалистическую диалектику и нераздельно слитую с ней ра- ционалистическую, идеалистическую натурфилософию, которую они разрабатывали в рамках своих философских систем. Для представителей классической немецкой философии ис- ходным пунктом и краеугольным камнем при построении систе- мы знаний, в том числе и естественнонаучных знаний, служили не отдельные науки, так или иначе оформившиеся в ходе своего исторического развития, но общие принципы соответствующей философской системы. Поэтому классификации наук оказыва- лись у них не систематизацией наличного материала, но лишь следствием, вытекавшим из данной философской системы. Со- ответственно способу построения, или выведения, эти классифи- кации можно было бы назвать рационалистическими, или априо- ристическими.
Прежде чем говорить о классификации Гегеля, основанной на принципах идеалистической диалектики, остановимся кратко на классификациях, основу которых составляло учение Канта с его агностицизмом. В «Критике чистого разума» (1781) Имма- нуил Кант выделил три главные отрасли знания: математику, естественные науки и метафизику. Последователь Канта Виль- гельм Трауготт Круг в своей работе «Опыт систематической энциклопедии знаний» (1796—1797), исходя из кантовской фило- софии, построил целую систему наук. По схеме В. Круга, науки делятся прежде всего на филологические и реальные (первые связаны с языком, вторые — с вещами). Реальные науки в свою очередь делятся на естественные и позитивные: первые из них определяются «голыми данными ощущения и принципами рас- судка», вторые — «через авторитет какой-либо другой разумной сущности»1. Следовательно, к естественным Круг относил науки, которые при помощи рассудка изучают видимый мир (феномены, по Канту), а к позитивным — науки (юридические и богословские), занимающиеся трансцендентными «вечными сущностями» (ноу- менами, по Канту). Далее, идя тем же дихотомическим путем, Круг разделил естественные науки на исторические в широком смысле слова и рациональные. Первые он подразделял на собственно историче- ские, учитывающие фактор времени, и географические, учиты- вающие фактор пространства. Рациональные науки подразделя- лись у него на математические и философские в широком смысле слова, а последние — на собственно философские и эмпири- ко-рациональные, к которым отнесены, с одной стороны, антро- пологические (имеющие дело с человеком) и физические (имею- щие дело с природой). Наконец, антропологические науки под- разделялись у Круга на собственно антропологию, изучающую отдельного человека, и политические науки, изучающие общест- венного человека. Каждая из этих последних претерпевала еще более дробное подразделение, на котором мы останавливаться не будем. Заметим, что, придерживаясь исходного философского уче- ния Канта, Круг различал «познания» в различных аспектах: со стороны формы они могут быть интуитивными и дискурсив- ными, со стороны содержания — чистыми (априорными) и эм- пирическими (апостериорными), со стороны цели — теоретиче- скими и практическими, причем в одно и то же время познание может быть и тем, и другим, и третьим в зависимости от того, каковы намерения данного субъекта, и т. д. При этом и здесь Круг неизменно придерживался излюбленного им дихотомиче- ского деления на противоположности. 1 Цит. по книге: Е. И. Ш а м у р и н. Очерки по истории библиотечно-биб- лиографической классификации, т. I, стр. 268.
Гегель. Идеалистические предпосылки неизбежно приводили философов к искусственности всей классификации наук в целом и особенно отдельных переходов между науками. В этом заклю- чалась слабая сторона рассматриваемых классификаций. Но наряду с существеннейшими недостатками они имели и свою сильную сторону, свое рациональное зерно. Этой сильной стороной было стремление раскрыть внутрен- нюю связь между науками, вывести их классификацию как не- обходимое следствие из некоторой общей идеи и тем самым рас- смотреть ее не как случайное и внешнее сопоставление наук, но как выражение внутренней необходимости, присущей клас- сифицируемым предметам, как результат их собственной логи- ки, или закономерности. К решению этого вопроса немецкие фи- лософы и натурфилософы пытались подойти диалектически, ос- таваясь, разумеется, в рамках идеалистической диалектики. Они опирались на идею развития не природы, а духа, будто бы тво- рящего природу. Тем не менее, несмотря на такое вопиющее из- вращение коренного отношения между природой и духом, идея развития позволяла, хотя и в искаженном виде, отразить общие связи между отдельными областями природы и, соответственно, между различными науками. Это мы видим в ранних работах Фридриха Вильгельма Шел- линга, например в его «Идеях философии природы» (1797). Позднее то же самое имело место в работах Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, в его «Философской пропедевтике» (1808— 1811) и особенно в «Философии природы» (1817). Центральное положение гегелевской философской системы состояло в утверждении, будто действительный материальный мир есть продукт развития «абсолютной идеи», а отдельные ве- щи и предметы природы суть только отражения и отблески соот- ветствующих понятий. Признавая единство природы, Гегель по- лагал, что оно существует лишь в виде единства понятия приро- ды, единства идеи природы. Хотя объекты природы и составляют, по Гегелю, известный ряд ступеней развития, но сама по себе природа лишена разви- тия, ее отдельные ступени независимы между собой и не имеют исторической связи. Такую связь образует не природа, а идея, во- плотившаяся в ходе своего развития в свое «инобытие», в при- роду. Отсюда — развитие природы и его ступени суть, по Геге- лю, не более, чем отражение и воплощение развития понятия природы и его ступеней. Главу «Философия природы» своей «Философской пропедевтики» Гегель начал так: «Природа есть абсолютная идея в форме инобытия вообще... Становление при- роды есть становление ее духом»1. 1 Георг-Вильгельм-Фридрих Гегель. Введение в философию (философская пропедевтика). Изд. 1927, стр. 163.
Далее шло пояснение: «Природу следует рассматривать, как систему ступеней, каждая из которых необходимо вытекает из других. Однако, это не значит, что каждая из них естественным образом произведена другой. Такая их последовательность су- ществует только во внутренней идее, лежащей в основе приро- ды. Движение идеи природы состоит в том, чтобы притти из своей непосредственности вовнутрь себя, снять себя самое и стать духом» (там же, стр. 163—164). Позднее эту же мысль Гегель высказывал и развивал в сво- ей работе «Философия природы». Основой природы он считал «просвечивание в ней понятия»1. Критикуя гегелевский идеализм, Энгельс писал: «У Гегеля природа, как простое «отчуждение» идеи, не способна к разви- тию во времени; она может лишь развертывать свое многообра- зие в пространстве, и, таким образом, осужденная на вечное повторение одних и тех же процессов, она выставляет одновре- менно и одну рядом с другой все заключающиеся в ней ступе- ни развития» [И, стр. 354—355]. Далее он отмечал, что эту бес- смыслицу развития в пространстве, но не во времени Гегель на- вязывал природе, когда уже готовилась почва для восприятия идеи развития в естествознании и повсюду зарождались гени- альные догадки, предвосхищавшие позднейшую теорию разви- тия. «Но так повелевала система, — резюмировал Энгельс, — и ради системы метод должен был изменить самому себе» [11, стр. 355]. Однако сквозь тиски консервативной системы у Гегеля про- рывался диалектический взгляд на природу. Например, по по- воду натурфилософии Гераклита он писал, что природа «есть процесс в самой себе», «никогда ненаходящееся в состоянии по- коя, и все есть переход из одного в другое, из раздвоения в един- ство и из единства в раздвоение», а потому «понять природу, значит: изобразить ее как процесс». Эти глубокие по содержа- нию мысли Гегеля В. И. Ленин позднее выписал в своих «Фило- софских тетрадях» [см. 23, стр. 259]. На этом примере мы наглядно видим то противоречие ме- жду методом и системой Гегеля, которое вскрыл Энгельс: систе- ма повелевала рассматривать природу как нечто застывшее, не- способное к развитию во времени, а метод, напротив, требовал рассматривать ее как процесс, то есть в ее развитии и изме- нении. Возникает вопрос, каким образом Гегель представлял себе конкретно, исходя из своей идеалистической системы, общий ход развития его мистической «абсолютной идеи» после того как она приняла чувственно осязаемую форму, форму природы? В данном случае он становился на телеологическую точку зре- ния. Согласно его взглядам, конечная цель природы состоит в 1 Гегель. Сочинения, т. II. Соцэкгиз, 1934, стр. 28.
том, чтобы породить дух, то есть живые существа, обладающие сознанием. Поэтому, начиная восхождение по ступеням разви- тия с мертвых, неорганических тел, природа выходит из этой об- ласти внешности и непосредственности и как бы «входит внутрь себя, чтобы сначала стать живым существом, а затем... поро- дить себя к духовному существованию...»1. Таким образом, в извращенном виде, чисто умозрительным путем, исходя из идеи развития «понятия природы», Гегель про- изводил разделение природы на две основные области — нежи- вую и живую. Эти две области природы выступали у него не просто как две сосуществующие области, а как две ступени раз- вития. Для того чтобы правильно понять их внутреннюю связь и соотношение между собой, следует отбросить исходный пункт гегелевской философии и за основу принять развитие самой при- роды, порождающей из себя «дух», то есть существа, обладаю- щие сознанием. Соответственно сказанному выше Гегель делил всю природу на три части: во-первых, механику («механизм»), которая пред- ставляет сферу внешности, а потому служит исходным пунктом поступательного движения; во-вторых, физику («химизм»), где начинается движение природы во внутрь, и, в-третьих, органи- ку, или органическую физику («организм»), где завершается этот процесс вхождения природы внутрь себя. «Каждая сту- пень, — заключал Гегель, — представляет собою своеобразное царство природы, и все они кажутся имеющими самостоятель- ное существование, но последнее царство природы есть конкрет- ное единство всех предыдущих, как и вообще каждая последую- щая ступень содержит в себе низшие ступени, но вместе с тем это царство природы противопоставляет себе остальные царства как свою неорганическую природу» (там же, стр. 36—37). В другом месте Гегель этот же ход развития (или «реализа- ции понятия», как он выражался) представлял так: в чистом механизме как первой ступени связь и изменение предметов «не заключены заранее в их природе, а являются для них внешни- ми и случайными»2. Поэтому в данной области предметы ос- таются самостоятельными. На следующей ступени, в химизме, предмет «есть не только сам, но и определен быть непременно в соединении с другим; его природа напряжена внутри себя и на- правлена к другому» (там же). Наконец, «жизнь представляет собою целое, части которого существуют не для себя, а благо- даря целому и в нем, причем целое точно так же существует благодаря частям» (там же, стр. 139). Поэтому жизнь есть орга- ническая система. Подходя к этой классификации исторически, то есть оцени- вая ее с точки зрения уровня естествознания начала XIX века, 1 Гегель. Сочинения, т. II, стр. 33. 2 Г е о р г-В и л ь г е л ь м-Ф ридрих Гегель. Введение в философию, стр. 138.
Энгельс писал: «Гегелевское (первоначальное) деление на ме- ханизм, химизм, организм было совершенным для своего вре- мени» [17, стр. 199]. Далее он пояснял: «...организм — это дви- жение таких тел, в которых одно от другого неотделимо. Ибо организм есть, несомненно, высшее единство, связывающее в се- бе в одно целое механику, физику и химию, так что эту троицу нельзя больше разделить» [17, стр. 199]. Касаясь вопроса о гегелевской классификации наук, следует отметить, что первоначально у Гегеля в «Философской пропе- девтике» философия природы подразделялась на иные три раз- дела, чем те, которые он установил в своей «Философии при- роды». «Естествознание, — писал Гегель, — рассматривает: 1) идеальное наличное бытие природы, как пространство и вре- мя вообще, 2) неорганическую и 3) органическую природу. По- этому оно является: 1) математикой, 2) физикой неорганиче- ского и 3) наукой органической природы»1. В свою очередь физика подразделялась Гегелем на механи- ку и неорганическую физику. Первая включала в себя область, которую можно назвать общей, или теоретической, механикой, вторая охватывала область собственно физических явлений (свет, магнетизм, электричество) и область химических про- цессов. Органическая физика в основном подразделялась у Гегеля на растительную природу, служащую предметом физиологии растений и описательной ботаники, и животную природу, пред- ставляющую объект физиологии животных, сравнительной ана- томии и описательной зоологии. Этим обеим областям живой природы Гегель предпосылал геологию, рассматривающую строе- ние Земли «как результат угасшего процесса образования зем- ного индивидуума» (там же, стр. 169). Исследование же всеоб- щего строения Земли в целом и по частям является, по Гегелю, предметом минералогии. В «Философии природы» Гегель придерживался такого же деления органической физики, причем геологию он рассматри- вал фактически как предпосылку жизни. «Жизнь, которая пред- посылает себе себя же как свое другое, — писал он, — есть, во- первых, геологическая природа; как таковая она есть только ос- нова и почва жизни»2. Если выразить схематически общую систему знаний, разра- ботанную Гегелем в виде энциклопедии философских наук, то составится следующая таблица (обращаем внимание на излюб- ленную Гегелем триадность построения всей системы): 1 Г е о р г-В и л ь г е л ь м-Ф ридрих Гегель. Введение в философию, стр. 164. 2 Гегель. Сочинения, т. II, стр. 346.
В учение о бытии входит раздел о категории количества, а в связи с ней представлена математика, в частности, анализ бес- конечно малых величин. Далее, в учение о понятии (в связи с выяснением соотношения между объективными законами при- роды и субъективными целями человека) входит вопрос о тех- нике — механической и химической. Это перекликается с подраз- делом психологии в разделе о субъективном духе, где дух рас- сматривается как подчиняющий себе теоретически и практиче- ски внешний мир. Феноменология духа трактует сознание, в ко- тором дух отличает себя от телесности, антропология же рас- сматривает душу (дух), являющуюся в виде человека. Если выделить из этой общей схемы то, что касается собст- венно естествознания, то взаимная связь и переходы между ос- новными науками, которые изучают различные области приро- ды — от более простых до более сложных, — могут быть выра- жены так: Поскольку здесь выражены ступени, которые, согласно Геге- лю, прошла «абсолютная идея», якобы породившая в процессе своего развития всю природу, постольку в этой схеме нашел свое воплощение принцип развития духа от низшего к выс- шему и, соответственно этому, принцип субординации наук. Но все это, разумеется, было сделано Гегелем на идеалистический лад.
Движение развивающегося духа, воплотившегося в природу, от механизма через химизм к организму Гегель представлял как попытку природы (то есть «инобытия» духа) проникнуть и по- грузиться в самое себя. Поэтому в начале ее вещи и явления об- наруживают себя как внешние по отношению друг к другу (это — мертвые, механические тела). Затем осуществляется пе- реход к внутренней их стороне (это — «химизм», выражающий собой именно внутреннюю сторону взаимоотношений вещей и явлений природы). Двигаясь в этом направлении, природа как бы стремится найти и восстановить связь, существующую в идее. В силу этого она приходит к «организму», то есть про- является в форме живых существ. Нетрудно заметить, что гегелевский объективный идеализм тесно переплетался с телео- логизмом. Характеризуя принцип субординации по отношению к раз- личным областям природы, Гегель снова предупреждал: «Мы должны рассматривать природу как систему ступеней, каждая из которых необходимо вытекает из другой и является ближай- шей истиной той, из которой она проистекала, причем однако здесь нет естественного, физического процесса порождения, а есть лишь порождение в лоне внутренней идеи, составляющей основу природы. Метаморфозе подвергается лишь понятие как таковое, так как лишь его изменения представляют собою раз- витие» (там же, стр. 28). Несмотря на всю эту мистику, гегелевская философия при- роды содержала в себе много ценных идей и рациональных мы- слей, например положение о нераздельности материи и движе- ния, выраженное формулой: как нет материи без движения, так нет и движения без материи. Разумеется, в гегелевской классификации наук много натя- жек, много искусственности. Но гениален сам замысел — охва- тить единым теоретическим синтезом, единым философским взо- ром всю массу человеческих знаний, приведя ее в определенную систему согласно внутренней логике развития самого предме- та исследования. «...Гегелевская система, — писал Энгельс, — охватила не- сравненно более широкую область, чем какая бы то ни было прежняя система, и развила в этой области еще и поныне по- ражающее богатство мыслей. Феноменология духа (которую можно было бы назвать параллелью эмбриологии и палеонтоло- гии духа, изображением индивидуального сознания на различ- ных ступенях его развития, рассматриваемых как сокращенное воспроизведение ступеней, исторически пройденных человече- ским сознанием), логика, философия природы, философия духа, разработанная в ее отдельных исторических подразделениях: философия истории, права, религии, история философии, эсте- тика и т. д., — в каждой из этих различных исторических обла- стей Гегель старается найти и указать проходящую через нее
нить развития. А так как он обладал не только творческим ге- нием, но и энциклопедической ученостью, то его выступление везде составило эпоху» [11, стр. 345]. Такова в общих чертах гегелевская классификация наук. Ее несомненное достоинство заключается в том, что впервые в ис- тории человеческой мысли была сделана попытка отыскать, хо- тя и на идеалистической основе и чисто умозрительно, связь всех явлений природы, общества и человеческого мышления и, исхо- дя из нее, развить и вывести с внутренней необходимостью по- следовательно одну науку из другой. Вот почему, несмотря на идеалистическую мистификацию Гегелем открытых им связей, Энгельс чрезвычайно высоко расценивал рациональное зерно, содержавшееся в гегелевской классификации наук и выражав- шееся в применении к этой проблеме принципа развития. Энгельс подчеркивал, что Гегель сумел охватить единой кон- цепцией развития, хотя и трактуемой на идеалистический ма- нер, все три основные области предмета человеческих знаний — естественный мир (природу), исторический мир (общество него историю) и духовный мир (человеческое мышление). Согласно оценке, данной Энгельсом, великая заслуга Гегеля «состоит в том, что он впервые представил весь естественный, исторический и духовный мир в виде процесса, т. е. в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии, и пытался раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития... Для нас здесь безразлично, что Гегель не разрешил этой за- дачи. Его историческая заслуга состояла в том, что он поставил ее» [18, стр. 23, 24]. Эту оценку Энгельс относил не только ко всей гегелевской системе в целом, но и к попыткам Гегеля дать философский син- тез естественных наук. Называя «материалистическими глупо- стями» писания вульгарных материалистов середины XIX ве- ка — этих разносчиков дешевого материализма, боровшихся против диалектики, Энгельс писал, что у Гегеля «синтез наук о природе и их рациональная группировка представляют собою большее дело, чем все материалистические глупости, вместе взятые» [17, стр. 161]. Наряду с этим Энгельс в полной мере вскрывал все недо- статки и глубокие пороки классификации Гегеля, как это он де- лал и в отношении представителей французского позитивизма, особенно Конта. Энгельс подчеркивал неизбежную историче- скую ограниченность возможностей Гегеля для постановки, а тем более для решения задачи энциклопедического обобщения всех наших знаний о природе. «Хотя Гегель, наряду с Сен-Симоном, был, — писал Эн- гельс, — самым универсальным умом своего времени, но он все- таки был ограничен, во-первых, неизбежными пределами своих собственных знаний, а во-вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно так же ограниченными в отношении объема и глу-
бины» [18, стр. 24]. Например, Энгельс отмечал, что поскольку в XVIII веке идея развития природы не могла еще быть научно установлена, «неисторический взгляд на природу был, следова- тельно, неизбежен» [11, стр. 354]. Не был этот взгляд подорван еще и в первой трети XIX века, когда на сцену выступили, с од- ной стороны, Сен-Симон и Конт, а с другой — Гегель. Ограни- ченность их классификаций была неизбежным следствием огра- ниченности естествознания той эпохи. С особенной силой Энгельс подчеркивал основной порок геге- левской классификации наук, который обусловлен тем, что Ге- гель был идеалистом. Этот недостаток сказался в том, что, не- смотря на то что он в общем верно схватил некоторые отдельные связи явлений, все же многое в его системе «должно было... оказаться натянутым, искусственным, надуманным, словом — извращенным» [18, стр. 24]. Поэтому всю гегелевскую систему в целом Энгельс называл «колоссальным недоноском». 2. ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ НАУК В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА. ПРИБЛИЖЕНИЕ ГЕРЦЕНА К ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОМУ ПОНИМАНИЮ ВЗАИМОСВЯЗИ НАУК Практические классификации знаний в России в первой по- ловине XIX века от Демидова до Бэра. Библиотечная, а в свя- зи с ней и общая классификация наук, разрабатывалась в Рос- сии с давних пор. Однако, не имея возможности детально проследить этот вопрос, мы отсылаем читателя к другим источ- никам1. Практическими классификациями мы называем такие, которые, как правило, были связаны с задачами разработки библиотечной системы. Эти последние в течение первой половины XIX века разра- батывались крупными русскими учеными, которые возглавляли различного рода библиотеки — университетские, академические, публичные или личные. В самом начале XIX века естествоиспытатель и книговед П. Г. Демидов разработал свою классификацию наук, положив ее в основу систематического библиотечного каталога. Этот ка- талог вышел в свет в виде I тома «Музея Демидова» (1806). Классификация знаний, составленная Демидовым, исходила из тех же субъективных принципов, что и системы Бэкона и французских энциклопедистов, причем к трем их компонентам Демидов добавил еще две познавательные способности челове- ка: веру и подражание. Вместе с тем он изменил и общий поря- 1 См. Е. И. Ш а м у р и н. Очерки по истории библиотечно-библиографи- ческой классификации, т. I. Изд. Всесоюзной Книжной Палаты, 1955, стр. 275—319; 3. Н. Амбарцумян. Библиотечная классификация. Госкульт- просветиздат, 1947, стр. 66—83.
док следования основных разделов, поставив на первое место воображение (у Бэкона оно стояло на втором месте, у фран- цузских энциклопедистов на третьем). В результате общий ряд наук, а следовательно, и основные разделы систематического каталога книг выглядят у Демидова следующим образом: 1) филология (воображение); 2) история (память), включая географию; 3) богословие (вера); 4) филосо- фия (рассудок), включая естествознание; 5) технология (под- ражание), включая изящные искусства. Неправильная концепция, видящая в технике и искусстве лишь слепое подражание природе, берет у Демидова начало от соответствующих воззрений Аристотеля. Вскоре после этого А. Н. Оленин (помощник главного ди- ректора Петербургской публичной библиотеки) с теми же целя- ми, какими руководствовался и Демидов, разработал иную классификацию наук в качестве основы новой библиотечной классификации, опубликовав ее в работе «Опыт нового библио- графического порядка для СПБургской императорской биб- лиотеки» (1809). Оленин разделил науки и искусства на три главные части: 1) науки с их подразделением на умственные (богословие, пра- воведение, философия и история), естественные (история есте- ственная, медицина, физика и химия) и точные (математика); 2) искусства с подразделением на механические (то есть техни- ка), свободные художества и словесные искусства; 3) филоло- гия, включающая языкознание, полиграфию и критику. Как мы видим, Оленин отказался от субъективного принци- па классификации знаний. Поэтому история у него не стоит в ка- честве самостоятельного раздела, а является переходом от ум- ственных наук, которые ею заканчиваются, к естественным нау- кам, которые начинаются естественной историей. Точно так же словесные искусства служат у Оленина связующим звеном ме- жду искусствами и филологией. Дихотомическую схему деления знаний, а также схему по- строения библиотечной системы проводил библиотекарь (он же профессор медицины) Ф. Ф. Рейсс в своей работе «Расположе- ние библиотеки императорского Московского университета» (1826). Оригинальный вариант классификации наук содержался в работе К. К. Фойгта «План расположения Библиотеки импера- торского Казанского университета» (1834), оставшейся в ру- кописи1. Фойгт был помощником великого математика Н. И. Ло- бачевского, ведавшего указанной библиотекой. Всю сумму знаний в целом Фойгт трактовал как некоторое кольцо, не имеющее ни начала, ни конца. Он указывал на то, 1 Подробнее см. в книге; 3. Н. Амбарцумян. Библиотечная класси- фикация, стр. 75—81.
что нельзя заниматься ни одним предметом, не затрагивая мно- жества других предметов, тесно связанных с ним. Поэтому но- вую систему знаний и, соответственно, библиотечную систему надо строить так, чтобы каждая отрасль составляла неотъемле- мое звено общей цепи и связывалось бы с другим ее звеном са- мым близким и естественным образом. Отрицая деление знаний по способностям человека, Фойгт не отверг самого субъективного принципа деления, придав ему лишь другую форму, а именно, форму деления знаний в соответ- ствии с тем, как они возникали из тех или иных потребностей человека. В этом отношении можно проследить связь рассмат- риваемой системы с идеями французской «Энциклопедии», осо- бенно с идеями Даламбера, изложенными в его «Очерке проис- хождения и развития наук». Фойгт указывал на то, что с момента своего появления на Земле человек должен был почувствовать борьбу за многооб- разные нужды. Самыми сильными из них были телесные нужды, связанные с питанием и здоровьем. За ними шли познаватель- ные нужды: человек, желая знать то, что его окружает, стал изу- чать природу, доведя свои исследования до самого себя. Нако- нец, возникли нужды нравственного содержания. В результате этих рассуждений Фойгт дал следующее деле- ние наук (в скобках указаны соответствующие потребности че- ловека, вызвавшие данный вид интеллектуальной или практи- ческой деятельности): 1) промышленность (потребность продо- вольствия); 2) военные науки и 3) юриспруденция и политика (потребности безопасности внешней и внутренней); 4) медицина (потребность здоровья) и естественные науки (потребность лю- бопытства к органическим и неорганическим телам); 5) зооло- гия и ботаника и 6) минералогия (потребность ума в виде от- влеченного исследования познанного любопытства); 7) матема- тические науки и 8) философия и педагогика (потребность ума в виде отвлеченного исследования самой познающей силы); 9) богословие (потребность внутреннего благочестия); 10) ис- торические науки (потребность честолюбия); 11) филология и 12) изящная словесность (потребность эстетических чувств, со- стоящих в излиянии восторга словами); 13) изящные художест- ва (то же, но орудиями) и гимнастика с играми (то же, но те- лом); 14) энциклопедии и библиография (потребность порядка). Известный эмбриолог-эволюционист К. Э. Бэр (возглавляв- ший иностранное отделение библиотеки Российской Академии наук) разработал свою систему знаний как основу библиотечной системы и опубликовал ее в своей «Системе классификации книг II отделения библиотеки Российской Академии наук» (1841). Классификация Бэра строилась на эволюционном принципе, от- ражающем процесс развития мира от неживой природы к жи- вой и далее к человеку. Однако этот принцип достаточно после- довательно автором не выдерживался.
Классы, содержащие отдельные отрасли знания, располага- лись у Бэра в следующем порядке: 1) языкознание (примыкаю- щее к предшествующим отделам общего библиографического и историко-литературного характера); 2) математика и астроно- мия; 3) общее естествознание (физика и химия); 4) геология и минералогия; 5) естественная история органического мира; 6) антропология и общая физиология; 7) всемирная история и всемирная политическая география; 8) история и география от- дельных народов и стран; 9) политика и правоведение; 10) эко- номика и технология; 11) искусство; 12) изящная словесность; 13) богословие; 14) философия; 15) медицина; 16) военное и морское дело; 17) архитектура. Заметим, что практические науки Бэр частью выделял в от- дельные разделы, частью же соединял с теоретическими, так что и в этом отношении он не выдерживал последовательно опреде- ленного принципа распределения наук. В известной мере клас- сификация Бэра сближается с классификациями других натура- листов, составленными примерно в то же время (физиком Ам- пером, геологом д'Аллуа, биологом Жоффруа Сент-Илером, осо- бенно двумя последними). Натурфилософские системы в России в первых десятилетиях XIX века. Велланский, Павлов и Максимович. В начале XIX ве- ка, особенно в 20-х годах, среди некоторой части русских естествоиспытателей получила распространение идеалистическая натурфилософия Шеллинга. Сначала она выступала в более или менее явном виде, но затем русские ученые стали освобождать- ся от ее влияния, двигаясь в сторону материализма. При этом они воспринимали и удерживали из нее самое ценное — идею развития природы, трактуя эту идею все больше и больше с по- зиций материализма. Преодоление шеллингианства шло также и по линии приближения к правильному пониманию соотноше- ния между чувственным и абстрактно-теоретическим в естест- веннонаучном исследовании. Одним из первых встал на позиции шеллингианства русский натуралист Д. М. Велланский. Он считал природу произведени- ем «самопознательного действия» «абсолютной идеи» — бога. Свою систему, в частности вопрос о соотношении эмпирии и тео- рии, Велланский изложил позднее в работе «Опытная, наблюда- тельная и умозрительная физика» (1831). Под влияние шеллингианства подпал также русский ученый М. Г. Павлов. Его идеи о развитии природы, о ее внутреннем единстве, о единстве философии и естествознания носили на се- бе отпечаток представлений о духе как первичном по отноше- нию к природе начале. Позднее он стал отходить от шеллинги- анства, и это положительно сказалось на его философских взглядах. По мере того как Шеллинг шел «вправо», создавая свою «философию откровения», Павлов шел «влево», выступая
против «откровения» как понятия, пригодного лишь для бого- словских целей. Свой взгляд на классификацию научных знаний Павлов из- ложил в статье «Общий чертеж наук» (1839). Автор указывал, что существующие деления наук являются неудовлетворитель- ными и что это зависит от неудачного выбора исходных прин- ципов. По его мнению, в качестве таковых следует принять наличие двух моментов: особенностей предмета и особенностей средств познания. «Основанием различия наук, — писал Пав- лов, — служит различие предметов и способов познания»1. Это- му соответствуют два отдельных предмета нашего познания: 1) субъект (разумение, или познающее) и 2) объект (природа, или познаваемое). Отсюда возникают два разряда наук: 1) фи- зические, их предмет — природа и 2) психические, их предмет — сам познающий дух, или человек. Но, по словам верующего в бога идеалиста, над природой и человеком стоит их творец, или бог. Приведенные в систему ве- рования составляют богословские науки. «Итак, — заключал Павлов, — бог, природа, человек, — вот первые предметы наше- го познания; науки богословские, физические и психические — вот их списки или изображения» (там же, стр. 99). Кроме того, автор выделял еще науки словесные и политиче- ские. Этим он завершал «весь ряд предметов познания, стоящих на одной ступени логической сподчиненности» (там же, стр. 100). Наконец, автор обособлял философию (включая матема- тику) в особый разряд философических наук. Основанием для этого ему служил анализ способов познания. Таковыми он, бу- дучи теистом, признавал три: откровение (господствует в бого- словии), опытность (господствует в перечисленных четырех по- ложительных науках) и умозрение (господствует в философии). Различие между последними двумя способами Павлов видел в том, что опытность есть познание предметов в действительности, а умозрение есть познание их в возможности. Постижение дей- ствительного в возможности подразделялось у него далее на две части: одна имеет предметом начало явления, идею, дру- гая — форму. Отсюда философия складывается, по Павлову, из идеологии (науки идей) и математики (науки форм, причем имеются в виду формы, явления предметов в пространстве и времени, мера и число). В итоге получается следующий ряд наук: богословские, фи- зические, психические, словесные, политические и философиче- ские. Как видим, этот ряд опирается на объективно-идеалистиче- скую основу, но в отличие от гегелевского он вообще не выра- жает собой идеи развития. Его логической основой служит принцип координации. 1 «Отечественные записки», 1839, т. VI, отдел II, стр. 97—98.
Большое внимание Павлов уделил разработке научного ме- тода изучения природы. В статье «О взаимном отношении све- дений умозрительных и опытных» (1828) он ставил весьма суще- ственный с методологической точки зрения вопрос об эмпириче- ском исследовании и абстрактно-теоретическом мышлении в об- ласти естественных наук. В этой связи Павлов рассматривал и более глубокий вопрос о взаимоотношении между философией и естествознанием. Он писал: «Философия не только не отвергает эмпирии, напротив, без оной быть не может»1. Далее он говорил: «Чтоб узнать философию, надобно пре- жде знать науки; в философии рассуждается о возможности то- го, что в науках представляется, как есть... Следовательно, све- дения умозрительные, составляющие философию, возможны только при опытных, составляющих науки. Ясно ли теперь для вас, что науки без философии быть могут и совсем невздором, а философия без наук невозможна» (там же, № 2, стр. 17—18). Здесь Павлов проводил деление знаний на теоретические (умозрительные) и опытные таким образом, что философия сов- падала с первыми, а все частные науки — со вторыми. Далее он высказывал идею, которая подробнее была им развита в 1839 году: «Предметы нашего познания, т. е. все что мы можем познавать, суть вместе предметы наук и философии, но с вели- ким различием: в науках они описываются, изображаются; в фи- лософии построяются; в науках рассматриваются как есть; в философии исследывается и их происхождение... по сему фило- софия есть не наука наук, но наука о возможности предметов нашего познания, или, что все равно, о возможности предметов наук; и потому сведения опытные, составляющие науки, должны предшествовать философии» (там же, стр. 18—19). Таким образом, согласно Павлову, философия не только не отвергает эмпирическое знание, но без него не может сама су- ществовать, ибо всякий предмет познания может быть познан лишь при помощи опыта. Это был уже открытый вызов шеллин- гианству. Исходя из понимания научного знания как единства эмпирии и умозрения (то есть теории), Павлов следующим образом определял внутреннюю структуру любой науки вообще: «Поло- жительные сведения в деле познания составляют начало, а теории — конец; посему сведения без теории недостаточны, а теории без сведений невозможны. Каждая наука должна стремиться к полному познанию своего предмета, следовательно должна быть совокупностию сведений положительных и теоре- тических...»2. 1 «Атеней», издаваемый Михаилом Павловым, 1828, часть I, № 1, стр. 15. 2 Цит. по книге: «Очерки по истории философской и общественно-полити- ческой мысли народов СССР», т. I. Изд. АН СССР, 1955, стр. 341—342.
Ученик Павлова М. А. Максимович продолжил разработку метода научного исследования природы. Двигаясь все дальше «влево», то есть в сторону материализма, он подвергал критике идеалистические натурфилософские воззрения своего учителя. Однако и его взгляды не были свободны от идеализма, которого до конца он все же преодолеть не смог. Свои воззрения на взаимосвязь естественных наук Макси- мович изложил в статье «О разделении естествознания на ветви или особенные науки» (1827). Он начал с того, что привел слова Канта: «...не приращение, но обезображение наук происходит от небрежения пределов, в коих каждая из них должна заклю- чаться»1. В порядке первого деления все наше знание автор делил на три части: теологию (предмет — бог), антропологию (предмет — человек) и космологию, или естествознание (предмет — приро- да). Уже из этого деления явствует общая религиозно-идеали- стическая установка автора. В конце статьи сделана оговорка, что возможно еще и другое деление, основанное на учете целей познания: если его целью служит «чистое» знание (речь идет о познании природы), то это дает космологию (естествознание); если же «цель есть уже некоторым образом как бы корыстная и полагается не в самом предмете, но в употреблении и прило- жении его к нашим пользам» (там же, стр. 22), то это дает «искусствословие», или технологию в широком смысле слова (с включением медицины, сельского хозяйства, технологии в соб- ственном смысле слова и вообще всей науки искусств). Проведенное Максимовичем деление наук на теоретические и практические представляет несомненный интерес, хотя оно и осуществлено с позиций идеалистического различения «чистого» и, с позволения сказать, «корыстного» знания, чем не только принижается определяющая роль практики по отношению к тео- ретическому мышлению, но и сама практика представляется в совершенно искаженном виде. Выделяя практические знания, Максимович следовал за своим учителем М. Г. Павловым, кото- рый уделял этому вопросу большое внимание, в частности, в своей «Земледельческой химии». Касаясь теоретического знания, Максимович писал по поводу дифференциации наук: «...природа одна, следовательно, и есте- ствознание составляет собственно одну науку: такою она и была в древности. Теперь естественных наук много: сие произошло по различию существ, природу составляющих, и по различию сторон, с коих может она быть рассматриваема; кроме сего есте- ственные науки различаются еще и по цели и, наконец, по спо- собу познавания природы. Но все такие науки должны быть 1 См. «Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических», издаваемый Иваном Двигубским, ч. I, № 1, 1827, стр. 3.
почитаемы отраслями одной, частями одного целого; все они должны иметь один корень...» (там же, стр. 7). Строя свою классификацию наук, Максимович выделял в самой природе две стороны: вещественную, представленную веществом, и деятельную, представленную силами. Вещество, находясь под действием сил, образует различные тела — земные и небесные. Воздействие тел друг на друга вызывает явления и движения. Здесь автор усматривает, так сказать, диалектику природы: «Тело по своей деятельности стремится всё действо- вать, быть в движении; а по своему бытию или вещественно- сти — пребывать в покое; от сего-то взаимного борения и зави- сит всегдашнее движение природы, непрерывное происхожде- ние явлений» (там же, стр. 10). Отсюда следует, что диалектика носит у Максимовича идеа- листический характер: поскольку «вещество покоряется силе» (соответственно чему «вещественная сторона есть соподчинен- ная деятельной стороне»), то «вещество принимает различные формы смотря по действующим силам, почему и должно быть выводимо из сил» (там же, стр. 8, 11, 13). Здесь автор явно скло- нялся к динамической теории, следуя в этом отношении за Кан- том, Шеллингом и Гегелем. Максимович проводил дальнейшее деление наук соответ- ственно трем вопросам, которые возникают при исследовании природы: «1. В каких видах является деятельность ее, или, что все равно, какие суть силы природы? 2. В каких видах является вещественная сторона природы? 3. Какие происходят явления в природе? В ответ на сии три вопроса произойдут и три отделения в естествознании» (там же, стр. 12). Эти «отделения» таковы: 1. Онтология, изучающая силы природы. 2. Онтогнозия, изучающая вещественную сторону природы, причем здесь на первое место выдвигается развитие вещества, так что познание этого рода носит исторический ха- рактер. 3. Онтономия, изучающая явления природы — механи- ческие (в неорганической природе) и физиологические (в орга- нической природе). Онтология, или собственно физика, должна, по мнению Ма- ксимовича, предшествовать всем прочим наукам, служа для них общим основанием. Явления, составляющие предмет физики, могут быть в свою очередь подразделены на три степени в зави- симости от их характера и от характера того материального объекта, с которым они связаны: первую степень составляют «виды всеобщей деятельности» (свет, теплота, тяготение), кото- рые действуют с математической точностью; вторую степень — «виды планетной деятельности» (электричество и магнетизм, химизм), которые суть продолжение и видоизменение первой степени; третью степень — «виды деятельности органической».
Согласно Максимовичу, физика представляет деятельность природы как бы отдельно от вещественной стороны; напротив, химия выражает как бы ее отдельное вещество; наконец, механика представляет движение (как форму явлений) отвле- ченным или отдельным. Названные три науки — физика, химия и механика — выражают в раздельности оба главных фак- тора природы (деятельность и вещество), а также движение как общую форму их соединения. Поэтому эти три науки долж- ны предшествовать, по Максимовичу, всем прочим наукам, которые рассматривают все стороны природы в их совокупно- сти, следовательно, природу в ее целостности. Располагая по горизонтали деление естественных наук соот- ветственно трем поставленным выше вопросам, а по вертика- ли — согласно трем степеням, Максимович пришел к следую- щей табличной форме для своей классификации наук:
Поскольку человек своим телом принадлежит к природе, то есть к физическому миру, а разумением живет в духовном мире, то антропология, по Максимовичу, разделяется на физиче- скую (физиологию человека, которой завершается круг есте- ственных наук), и духовную, или психологию. В пределах есте- ствознания, как отмечал Максимович, «можно удержать учение об инстинкте, или неразумной душе животных, — учение, посред- ством коего естествознание делает переход к антропологии ду- ховной, или психологии, — науке о душе человеческой...» (там же, стр. 20). Трем состояниям, в которых может протекать духовная жизнь человека (познание, чувства, поступки) отве- чает у Максимовича деление психологии на логику, эстетику и этику.
Переходя от табличной формы классификации наук к линей- ной путем упрощения приведенной выше схемы, Максимович получал следующий ряд наук (см. там же, стр. 22): В следующей книге мы покажем, что некоторые идеи Макси- мовича, в частности его разделение наук по признаку времен- ной последовательности событий или пространственного сосу- ществования предметов, получили дальнейшее развитие в таких классификациях наук, которые можно было бы назвать по- строенными на основе широко понимаемого географического признака, как учет временных и пространственных отношений самих предметов, изучаемых различными науками. Подобно Павлову Максимович ставил тот же вопрос о соот- ношении эмпирии и теории, который составляет краеугольный камень для выработки научного метода естествознания и вместе с тем служит исходным пунктом в критике шеллингианской натурфилософии. «Истинная теория существовать и совершен- ствоваться может только чрез опытность, без которой всякая теория... будет игрою воображения, — писал Максимович,— точно так, как наука, из одних опытных знаний состоящая, без высшего воззрения на их необходимость и значение будет пред- ставлять собрание нерешенных вопросов природе»1. Характеризуя «Основания физики» своего учителя Павлова, Максимович отвергал шеллингианскую трактовку теории как «самопознания» и «чистого созерцания» и считал ее продол- жением эмпирии. Он подчеркивал, что умозрение есть продол- женный в уме опыт и что оно основывается на чувственном опыте. «...Мы не довольствуемся чувственным исследованием внешней стороны явлений (эмпирией), — писал он, — не доволь- ствуемся дробным различением частностей (анализом), не удов- летворяемся отвлечением разума в бестелесную, мысленную 1 Цит. по книге: «Очерки по истории философской и общественно-полити- ческой мысли народов СССР», т. I, стр. 343.
сторону бытия (идеализмом), избегаем произвольности в со- единении и обобщении частностей (синтеза); но стремимся согласовать сии односторонние способы познания и сдружить опыты чувственные с опытами ума в одно полное, живое и по- ложительное знание» (там же, стр. 344). Итак, в России в 20—30-х годах XIX века у естествоиспыта- телей совершалось движение мысли в сторону преодоления идеализма и одностороннего рационализма шеллингианской на- турфилософии, с одной стороны, и узкого эмпиризма и практи- цизма — с другой. На основе разработки передового метода изу- чения природы шла подготовка к синтезу знаний и прежде всего к синтезу эмпирического и теоретического знания природы, а в связи с этим — к соединению философии с естествознанием. Эту линию развития продолжил и довел до высокого совершенства Герцен. Герцен о соотношении философии и естествознания. Про- блема синтеза наук была наиболее полно поставлена и рассмо- трена великим русским мыслителем А. И. Герценом в «Письмах об изучении природы» (1845—1846). О первом из этих писем В. И. Ленин отозвался так: «Первое из «Писем об изучении природы», — «Эмпирия и идеализм», — написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой вы- ше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов» [21, стр. 10]. Главное свое внимание Герцен сосредоточил на проблеме соотношения человека и природы, а следовательно, мышления и бытия, в разрезе которой он рассматривал и вопрос о взаи- мосвязи философии и естествознания. Нет и не может быть син- теза наук, единства всех человеческих знаний, считал он, если человек и природа, мышление и бытие, философия и естествен- ные науки будут между собой разорваны и противопоставлены друг другу как нечто враждебное одно другому, находящееся в непримиримом антагонизме друг с другом. Первые два письма как раз и содержат попытку Герцена решить данный вопрос с позиций материализма. На это указы- вает все их содержание, равно как и их названия: «Эмпирия и идеализм» и «Наука и природа — феноменология мышления». (Здесь под идеализмом Герцен понимал отвлеченное умозрение, отвлеченное теоретизирование). Интересно и важно, что самую постановку вопроса о един- стве философии и естествознания, лежащего в основе общего синтеза знаний, Герцен связывал непосредственно с материали- стическим решением основного вопроса философии. Он писал: «Естествоиспытатели никак не хотят разобрать отношение зна- ния к предмету, мышления к бытию, человека к природе...»1. 1 А. И. Г е р ц е н. Письма об изучении природы, стр. 14.
Но «они неминуемо должны, наконец, будут откровенно и не шутя решить вопрос об отношении мышления к бытию, есте- ствоведения к философии...» (там же, стр. 27). Как видим, вопрос об отношении философии и естествознания Герцен ставил в прямую связь с вопросом об отношении мышле- ния к бытию. По мнению Герцена, идеалисты и метафизики иска- зили, извратили этот вопрос, что привело к разрыву между фи- лософией и естествознанием, к возникновению между ними глу- бокого антагонизма. «...Антагонизм между эмпирией и спекуля- цией (здесь слово «спекуляция» употреблено в смысле теории.— Б. К.), между естествоведением и философией продолжается», — констатировал Герцен (там же, стр. 15). Между тем «филосо- фия без естествоведения так же невозможна, как естествоведе- ние без философии» (там же, стр. 11), ибо «философия, не опёртая на частных науках, на эмпирии, — призрак, метафизи- ка, идеализм. Эмпирия, довлеющая себе вне философии, — сбор- ник, лексикон, инвентарий или, если это не так, она неверна себе» (там же, стр. 18). Герцен не останавливался на констатации факта разрыва между философией и естественными науками, а старался найти причины такого их положения с тем, чтобы преодолеть указан- ный разрыв. «Чтобы понять это, — писал он, — надобно вспом- нить время, когда естествоведение отторглось от философии...» (там же, стр. 15). В древности философия и естественнонаучные знания, отмечал Герцен, были нераздельны. Но затем первая ушла в чистое умозрение, вторые — в узкую эмпирию. «Филосо- фия, не умевшая признать и понять эмпирию, хуже того, умев- шая обойтись без нее, была холодна, как лед, бесчеловечно стро- га...» (там же, стр. 27). Поэтому фактические науки имели пол- ное право отворачиваться от нее. Но, хотя и философия и естествознание, писал Герцен, выросли из своего временного антагонизма, они имеют все сред- ства в руках, чтобы понять, откуда вышел этот их антагонизм и в чем состояла его историческая необходимость. «Им надобно объясниться во что бы то ни стало, понять раз навсегда свое отношение и освободиться от антагонизма...» (там же, стр. 16). А для этого философии нужно откровенно победить в себе дуализм, идеализм, метафизическую отвлеченность. По словам Герцена, сделать это на почве философского идеализма невоз- можно. Он показал, что когда Шеллинг проповедовал свою философию, большая часть философов (но не естественников) думала, что настало время сочетания науки мышления с поло- жительными науками. «Философия Гегеля совершила это при- мирение в логике, приняла его в основу и развила через все оби- тели духа и природы, покоряя их логике...» (там же, стр. 35). Но естествоиспытателей, говорил Герцен, не удовлетворяло и такое решение вопроса, так как оно было дано с позиций идеализма, а не материализма, что не устраивало естественные науки:
«...Гегель хотел природу и историю как прикладную логику, а не логику как отвлеченную разумность природы и истории. Вот причины, почему эмпирическая наука осталась так же хладно- кровно глуха к энциклопедии Гегеля, как к диссертациям Шел- линга» (там же, стр. 35). Каким же путем, согласно воззрениям Герцена, можно пре- одолеть существующий разрыв и антагонизм между естествен- ными науками и философией? Очевидно, что одних призывов к этому недостаточно, необходимы совершенно конкретные пу- ти, раскрывающие и научно обосновывающие единство между ними, а тем самым и синтез наук вообще. Герценовский ответ основывался на том, что внутренние связи явлений обнаруживаются лишь при условии, что сами эти явления рассматриваются в их развитии, в их изменении, в их переходах друг в друга, то есть диалектически. Без такого под- хода невозможно обнаружить связь между изучаемыми пред- метами, так как она заслоняется бесконечным числом случайных событий, находящихся на поверхности явлений. «Вне человека, — писал Герцен, — существует до бесконечности мно- горазличное множество частностей, смутно переплетенных меж- ду собою; внешняя зависимость их, намекающая на внутреннее единство, их определенное взаимодействие почти теряется от случайностей...» (там же, стр. 44). Герцен задавал себе вопрос: «Можно ли понять связь и зна- чение чего бы то ни было, когда мы произвольно возьмем край- ние звенья? Можно ли понять соотношение камня и птицы? Сле- дя шаг за шагом, легко сбиться с дороги; если же взять наудачу два момента и противопоставить их для раскрытия их связи, выйдет трудная, неблагодарная и почти неразрешимая задача: вроде этого рассматривают природу и ее связь с человеком, с мышлением» (там же, стр. 42). Далее Герцен подчеркивал, что природу нельзя остановить: она — процесс, она — течение, перелив, движение. Если ее «оста- новить» хотя бы на мгновение, то ничего в ней невозможно будет понять. Если же смотреть «на ее биографию, на историю ее развития, — тогда только раскроется она в связи» (там же, стр. 43). Здесь Герцен сформулировал важнейшее исходное принци- пиальное положение для осуществления синтеза наук: связь предмета раскрывается как результат его развития. Руководствуясь этим общим положением, он рассматривал и решал интересующий его вопрос о соотношении природы и сознания, бытия и мышления, естествознания и философии. Это решение состоит в признании того, что мышление и само чело- вечество есть продукт развития природы, что они возникли в ре- зультате ее развития. «История мышления, — писал Герцен, — продолжение истории природы: ни человечества, ни природы нельзя понять мимо исторического развития» (там же, стр. 43).
Поэтому, по словам Герцена, сознание не есть нечто посторон- нее для природы, а является высшей степенью ее развития1. В связи с этим Герцен отмечал, что «человек имеет свое мировое призвание в той же самой природе, доканчивает ее возведением в мысль; они противоположны так, как полюсы магнита или, лучше, как цветок противоположен стеблю, как юноша — ребенку. Все то, что не развито, чего недостает при- роде, то есть, то развивается в человеке... Все стремления и уси- лия природы завершаются человеком...» (там же, стр. 41, 42). Поэтому-то не может человеческое сознание, венчающее все развитие природы, находиться в разногласии с самой природой. Согласно материалистической концепции Герцена, законы мышления суть не что иное, как «сознанные законы бытия...» (там же, стр. 27). Так раскрывал Герцен связь между мышлением и бытием, между сознанием и природой, а на этой основе — связь между философией и естествознанием, которую он считал краеуголь- ным камнем общего синтеза наук. Взгляд Герцена на общую структуру научного знания. Гер- цен отвергал всякое искусственное дробление единого по своему существу знания на какие-то совершенно обособленные, изоли- рованные друг от друга отрасли, между которыми возводятся непереходимые границы. «...Такого рода границы, — писал он, — несостоятельны; поставленные личной волей, они столь же внеш- ни предмету, сколько забор, поставленный правом собственно- сти, чужд полю, на котором стоит» (там же, стр. 13). Совершен- ную отрезанность естествознания от философии Герцен считал плодом раздробления наук, которое он сравнивал с феодализ- мом, окапывающим каждую полоску земли валом и чеканящим свою монету за этим валом (см. там же, стр. 29). Отвергая со всей решительностью такой метафизический взгляд на соотношение наук, Герцен противопоставлял ему диа- лектический взгляд, согласно которому все науки органически между собой связаны, поскольку все они выросли из единого дерева познания. «Наука, — заявлял Герцен, — одна: двух наук нет, как нет двух вселенных; спокон века сравнивали науки с ветвящимся деревом; сходство чрезвычайно верное: каждая ветвь дерева, даже каждая почка имеет свою относительную самобытность, их можно принять за особые растения; но сово- купность их принадлежит одному целому, живому растению этих растений — дереву; отнимите ветви — останется мертвый пень, отнимите ствол — ветви распадутся. Все отрасли ведения имеют самобытность, замкнутость, но в них непременно вошло нечто данное, вперед идущее, не ими узаконенное; они — соб- 1 Та же основная мысль выражена Герценом и в других работах, на- пример в статьях «Дилетантизм в науке» (1843), где также говорится, что история человечества есть продолжение истории природы.
ственно, органы, принадлежащие одному существу... Жизнь есть сохраняющееся единство многоразличия, единство целого и частей...» (там же, стр. 17). Когда нарушена связь между этим целым и частями, отмечал Герцен, каждая точка начинает свой процесс распада. Герцен приводил конкретный пример того, как происходит процесс образования новых наук по аналогии с развитием почек на дереве: «Органическая химия, геология, палеонтология, срав- нительная анатомия распустились в наш век из небольших по- чек в огромные ветви, принесли плоды, превзошедшие самые смелые надежды» (там же, стр. 11). Как же представлял себе Герцен более конкретно общую структуру человеческого знания? Предметом научного знания, говорил он, является весь мир, который состоит из природы и человека. «Природа, — подчеркивал Герцен, — помимо мышле- ния— часть, а не целое... конечно, отдельно взятые естественные произведения не имеют никакой нужды в человеке; но если вы возьмете их в связи, вы увидите, что в них все неполно... Приро- да, понимаемая помимо сознания, — туловище, недоросль, ребе- нок, не дошедший до обладания всеми органами, потому что они не все готовы. Человеческое сознание без природы, без тела, — мысль, не имеющая мозга, который бы думал ее, ни предмета, который бы возбудил ее» (там же, стр. 178, 179). Природу с сознанием, указывал Герцен, связывает развитие, история. «История связует природу с логикой: без нее они распадают- ся», — писал он (там же, стр. 43). Но всякое развитие предполагает прохождение по опреде- ленным ступеням, как по лестнице — снизу вверх. Поднимаясь по этой лестнице, развитие начинается с простейших форм и достигает наивысших. Герцен принимал за основные ступени развития природы те три ее раздела, которые в своей «Филосо- фии природы» выделил Гегель: механизм, химизм, организм. Но в противоположность Гегелю он, во-первых, рассматривал их именно как ступени развивающейся природы, а во-вторых, по- казывал, что следующей за ними ступенью является человече- ское мышление. «Мышление так же естественно, как протяже- ние, — писал Герцен, — так же — степень развития, как меха- низм, химизм, органика, — только высшая» (там же, стр. 178). Однако философию, как и само мышление, нельзя ставить, по мнению Герцена, за естественными науками в общем их ряду; но ее нельзя ставить и перед естественными науками, посколь- ку роль философии по отношению к последним носит особый характер. Герцен отвергал взгляд на философию как на «науку наук», которая поглощает в себе все частные науки, подчиняя их себе. Философия есть ствол всех знаний, а не все дерево, как полагали натурфилософы. Она не стоит отдельно от остальных наук, а связывает их собой воедино. В своем «Дневнике» (1844) Герцен писал, что «дух, мысль — результаты материи и исто-
рии... А потому нельзя наукою мышления начинать и из нее выводить природу»1. Философия хочет быть отдельной наукой мышления, но она «не отдельная наука: на место ее должно быть соединение всех ныне разрозненных наук» (там же, стр. 292). В «Письмах об изучении природы» Герцен дал очень глу- бокое обоснование этому положению. Он писал, что философии «по праву, действительно, принадлежит центральное место в науке, которым она вполне может воспользоваться, когда пере- станет требовать его»2. Отсюда Герцен делал сравнение всех наук с солнечной системой, в которой философия занимает место центрального светила, связующего собой все планеты: «Частные науки составляют планетный мир, имеющий средоточие, к ко- торому он отнесен и от которого получает свет; но, говоря так. мы не забудем, что свет — дело двух моментов, а не одного; без планет не было бы солнца. Вот этого-то органического соотно- шения между фактическими науками и философией нет в созна- нии некоторых эпох, и тогда философия погрязает в абстрак- циях, а положительные науки теряются в бездне фактов... Част- ные науки конечны... Философия есть единство частных наук; они втекают в нее, они — ее питание...» (там же, стр. 17, 18). Сам Герцен не составлял какого-либо определенного класси- фикационного ряда наук. Но такой ряд вытекал у него из соот- ношения между философией и естествознанием и из соотноше- ния между отдельными науками (логикой, математикой и др.). Анализируя отношение между математикой и естественными науками, с одной стороны, и логикой — с другой, Герцен писал: «Математика — одностороннее развитие логики, один из видов ее или само логическое движение разума в моменте количествен- ных определений...» (там же, стр. 167). Будучи развитием ло- гики, математика, считал он, необходимо должна входить во все отрасли естествоведения, поскольку количественные определе- ния очень важны и почти всегда неразрывны с качественными. «...Математика имеет огромное место в физиологии, не говоря уже о более отвлеченных науках, как физика, или об исключи- тельно количественных, как астрономия и механика. Математи- ка вносит в естествоведение логику a priori, ею эмпирия при- знает разум... но одно математическое воззрение (как бы оно ни довлело себе) не может обнять всего предмета естествоведе- ния; в природе остается нечто, ей не подлежащее. Категория количества — одно из существеннейших качеств всего сущего, однако, она не исчерпывает всего качественного...» (там же, стр. 166). Далее Герцен показывал, что если держаться только количественной стороны предмета, то неизбежен механистиче- ский взгляд на мир. «Механизм», по Герцену, есть лишь низшая ступень разви- 1 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I. Госполит- издат, 1946, стр. 291, 292. 2 А. И. Г е р ц е н. Письма об изучении природы, стр. 16—17.
тия природы. Она не исчерпывает собой более высоких ее сту- пеней, которые изучаются физикой, химией и биологией. Однако математика толкает естествознание не только к механицизму при одностороннем увлечении количественными исследования- ми, но и к тому, что в частные науки переносятся ошибки фор- мальной логики. «Так, отвлеченные силы, причины, поляриза- ция, оттолкновение и притяжение, — все это в физику перешло из логики, из математики, и, разумеется, взятое без критики, без связи, утратило настоящий смысл свой» (там же, стр. 26). «Химизм» в силу своей сложности обусловил то, что химия в качестве экспериментальной науки «осталась вернее настоя- щей бэконовской методе, нежели все отрасли естественных наук...» (там же, стр. 168). Но как ступень развития природы «химизм» есть подготовка «органики», в которую он переходит в процессе своего собственного развития. Это развитие, указы- вал Герцен, «начинается со стихийной борьбы, с химического сродства и оканчивается самопознающим мозгом человеческой головы» (там же, стр. 22). В «органике», по Герцену, как бы «снимаются» все предше- ствующие ступени развития природы. «Понятие живого, — писал он, — непременно заключает в себе механические, физические и химические определения, как те низкие степени, которые дол- женствовали быть побеждены или сняты для того, чтоб явился сложный процесс жизни; но именно единство, их снимающее, составляет новый элемент, не подчиняющийся ни одному из предыдущих, а подчиняющий их себе» (там же, стр. 166). По этой-то причине, как показал далее Герцен, деятельность, внутренне присущая живому организму как в целом, так и ка- ждой его клеточке, остается неуловимой для математики, для физики и даже для самой химии, хотя форма ее действий и ко- личественная ее сторона совершенно так же подлежат матема- тике, как взаимное действие составных начал подлежит физико- химическим законам. Человечество, писал Герцен, возникает из «органики» как в отношении своего мышления, так и в отношении всей своей общественной жизни. «Мышление делает не чуждую добавку, — говорил он, — а продолжает необходимое развитие...» (там же, стр. 22). Но это продолжение есть уже выход за пределы самой природы, за пределы физиологии. То же касается и всей обще- ственной жизни. «Задача физиологии, — пояснял Герцен, — со- стоит в том, чтобы проследить жизнь от клеточки до мозговой деятельности. Она оканчивается началом сознания, она останав- ливается у порога истории. Социальный человек ускользает от физиологии; социология, напротив, овладевает им при выходе из состояния простой животности»1. 1 А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. XXI. Изд. 1923, стр. 6.
Герцен не дошел до материалистического понимания обще- ственной жизни, а потому не мог показать и объяснить, как воз- никает та высшая ступень развития, которая связана с челове- ком. Но в части трактовки сознания как результата развития природы он стоял на материалистических позициях. Главное, что характерно для взглядов Герцена на взаимо- связь наук, — это отрицание резких граней между ними. Так, он писал Огареву: «...я с тобой совершенно не согласен на разгра- ничение твоей органической природы от неорганической. Это тоже старый силлогизм, основанный на страсти ставить грани. Природа не любит индийских каст. Химия и физиология имеют предметом один процесс: физиология есть химия много- начальных соединений, тогда как, наоборот, химия — физиоло- гия двуначальных соединений... Венец многоначалия — мозг и нервная система»1. По поводу резкого обособления человека и природы друг от друга Герцен писал: «Мы привыкли человеческий мир отделять каменной стеной от мира природы; это несправедливо; в дей- ствительности вообще нет никаких строго проведенных межей и граней, к великой горести всех систематиков...»2. Диалектический метод как общая основа синтеза наук у Гер- цена. Методологическую основу проведенного Герценом синтеза наук составляла диалектика, диалектический взгляд на разви- тие как внешнего мира, так и его отражения в сознании чело- века. В противоречивости всякого развития Герцен видел диа- лектику этого развития. «Соединение противоположностей, — писал он, — кажется натяжкою, а между тем это один из глав- нейших законов природы»3. В статьях «Дилетантизм в науке» Герцен показал, что про- тиворечивый характер природы обусловливает не прямолиней- ный, а более сложный путь ее развития. «Каждая степень развития в природе, — писал он, — есть вместе и... звено в цепи, но и — кольцо для себя... Природа возвышается от формы в форму; но, переходя в высшее, она упорно держится в прежней форме и развивает ее до последней крайности... И в самом деле, достигнутая форма... всякий раз — высшее, что есть. Природа выступает из нее во все стороны. Оттого так тщетно искали вытянуть все произведения ее в мертвую прямолинейность: у нее нет правильной табели о рангах. Произведения природы не составляют одну лестницу; нет, они представляют лестницу и то, что идет по лестнице...»4. Как мы увидим в дальнейшем, эти положения, вытекающие у Герцена из его общей диалектической концепции развития 1 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I, стр. 319. 2 А. И. Герцен. Письма об изучении природы, стр. 41. 3 А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. I. Изд. 1915, стр. 74. 4 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I, стр. 86.
природы и человеческого мышления, будут играть весьма суще- ственную роль в разработке диалектико-материалистической классификации наук. Такая классификация предполагает имен- но непрямолинейность развития природы и, соответственно, ее отражение в науке, в мысли человека. Она допускает также образование таких относительно замкнутых циклов развития, когда на более высокой основе в результате развития достигает- ся как бы его начальный пункт и возникает своего рода «кольцо». Познание, считал Герцен, отражает объективную противоре- чивость природы, а потому само развивается противоречиво. Связь и преемственность в развитии мышления находятся в единстве с постоянным отрицанием старого новым. Характери- зуя вечное движение истины, Герцен признавал, что «всякое по- ложение отрицается в пользу высшего и что только в преемствен- ной последовательности этих положений, борений и снятий про- торгается живая истина...» (там же, стр. 79). Противоречивость развития научной мысли приводит к тому, указывал он, что ее «начало» и ее «конец» сходятся, она образует диалектически развивающийся процесс, основой которого служат последние достигнутые его результаты. «Наука не требует ничего вперед, не дает никаких начал на веру... Ее начала — это конец ее, это последнее слово, итог всего движения, до них она достигает; самое развитие их есть неопровержимое доказательство» (там же, стр. 26). Рассматривая весь процесс познания как идущий через диа- лектические противоречия, Герцен с этих позиций разбирал также и вопрос о том, как возникло и как должно быть преодо- лено антагонистическое столкновение между философией и есте- ствознанием. Познание, как он показал, идет от некоторого сначала нерасчлененного единства через раздвоение его на про- тиворечивые части к последующему их соединению в высшем синтезе. Так именно, согласно Герцену, совершалось развитие самой науки: «Весь процесс развития мысли предмета мышле- нием рода человеческого, от грубого и непримиренного противо- речия, в котором встречаются лицо и предмет, до снятия проти- воречия сознанием высшего единства, в котором они являются необходимыми друг для друга сторонами, — весь этот ряд форм, освобождающих истину, заключенную в двух исключительных крайностях (лица и предмета), от взаимного ограничения рас- крытием и сознанием единства их в разуме, в идее — состав- ляет организм науки»1. Соответственно этому само человеческое сознание, возник- шее в итоге развития природы, Герцен рассматривал как «пере- ход от положительного, нераздельного существования во вре- мени и пространстве через отрицательное, расторженное опре- 1 А. И. Г е р ц е н. Письма об изучении природы, стр. 40.
деление человека в противоположность природе, к раскрытию их истинного единства» (там же, стр. 41). На исторически первом этапе своего возникновения и разви- тия сознание, указывал Герцен, находится еще в полном един- стве с природой. Этот этап он называл периодом «естественного согласия с природой, когда еще рассудок не отсек человека ме- чом отрицания от почвы, на которой он вырос...» (там же, стр. 45). Однако дальше человек «распадается не только с внеш- ней природой, но даже с самим собою...» (там же, стр. 46). Вслед за тем, как человек «распался» с природой, начинается тенденция к воссозданию его исходного единства с природой, но уже на более высокой основе. Эту-то тенденцию и улавливал сам Герцен, призывая естествоиспытателей вступить в контакт с материалистической философией. Так, руководствуясь общей диалектикой познания, исходя из его внутренней противоречи- вости, Герцен подводил методологическую основу под намечае- мый им синтез наук вообще, синтез философии и естествозна- ния в особенности. Как мы видели выше, соотношению философии и естество- знания у Герцена отвечает соотношение между двумя способа- ми исследования — теоретическим (умозрительным) и эмпири- ческим. Оба эти способа представляют собой, по Герцену, во- первых, взаимосвязанные и взаимообусловливающие друг дру- га стороны единого научного метода и, во-вторых, один из них (умозрительный) есть высшее развитие второго (эмпирическо- го). «Без эмпирии нет науки так, как нет ее и в одностороннем эмпиризме. Опыт и умозрение — две необходимые, истинные, действительные степени одного и того же знания; спекуляция — больше ничего, как высшая, развитая эмпирия; взятые в про- тивоположности, исключительно и отвлеченно, они так же не приведут к делу, как анализ без синтеза или синтез без ана- лиза. Правильно развиваясь, эмпирия непременно должна пе- рейти в спекуляцию, и только то умозрение не будет пустым идеализмом, которое основано на опыте. Опыт есть хронологи- чески первое в деле знания, но он имеет свои пределы, далее которых он или сбивается с дороги или переходит в умозрение. Это — два магдебургские полушария, которые ищут друг друга и которых, после встречи, лошадьми не разорвешь» (там же, стр. 15). Подобно эмпирии и умозрению, которые едины и вместе с тем предшествуют друг другу, анализ и синтез также едины и вме- сте с тем анализ предшествует синтезу. И это опять-таки увязы- валось у Герцена с представлением об общем ходе всякого по- знания, о его противоречивом характере: от исходного единства к его распадению и снова к единству, но уже на новой, высшей основе. В своей ранней работе «Аналитическое изложение сол- нечной системы Коперника» Герцен писал: «Сначала ум чело- веческий дробит предмет, рассматривает, так сказать, монады
его, — вот анализ; потом складывает их и получает полное по- знание, общее начало, объемлющее части, — вот синтез»1. С этой точки зрения Герцен рассматривал историю астроно- мии, разделяющуюся на три периода: первый — Птолемея, вто- рой — Коперника и Кеплера, третий — Ньютона. «Сравните эти три периода с тремя частями, из коих должно состоять, по на- шей методе, полное знание, — они сбегаются, — отмечал Гер- цен.— Лучшего доказательства методе, которую мы приняли, быть не может: она сливается с теми законами, по коим приро- да приводит человека к полному познанию» (там же, стр. 105). Однако, как показал Герцен, у естествоиспытателей возни- кает преувеличенное представление о роли анализа. Они начи- нают стремиться все разлагать, разрывать на части, выделять отвлеченные, односторонние определения и этим исключают воз- можность достигнуть полного познания. Естествоиспытатели «под мышлением разумеют способность разлагать данное явле- ние и потом сличать, наводить, располагать в порядке найден- ное и данное для них»2, — писал Герцен. Так поступают сторон- ники бэконовского метода в его метафизической трактовке. «Увлеченные эмпирией, легким анализом событий и видимой ясностью выводов, — писал Герцен, — последователи Бэкона хотели опыт и наведение сделать не только источником, но и венцом всякого знания; они грубый, не претворенный материал, получаемый чрез непосредственное воззрение, обобщаемый сравнением и разлагаемый рассудочными категориями, считали, если не за полнейшую истину, то за единственно возможную для человеческого разумения» (там же, стр. 170). Тем натуралистам, которые воображают, будто анализ, ана- логия и наведение (индукция) как их дальнейшее развитие суть единственные средства узнать предмет, оставляя его не- прикосновенным, таким, каким он был, Герцен отвечал: «... это- го-то именно и не нужно, и невозможно... анализ не оставляет камня на камне в данном предмете и кончит всякий раз тем, что сведет данное эмипирией на отвлеченные всеобщности; он прав: он делает свое дело; не правы употреблявшие его без от- чета о его действии и останавливающиеся на нем» (там же, стр. 21). Ту же мысль Герцен излагал и в статьях «Дилетантизм в науке»: «Рассудочные теории приучили людей до такой степени к анатомическому способу, что только неподвижное, мертвое, т. е. не истинное, они считают за истину... Встарь учились физио- логии в анатомическом театре: оттого наука о жизни так далеко отстоит от науки о трупе. Как только взять один момент, неви- димая сила влечет противоположный... они так необходимы друг другу, как полюсы магнита. Но недоверчивые и осторожные пы- 1 А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. I, стр. 93. 2 А. И. Герцен. Письма об изучении природы, стр. 14.
татели хотят разделить полюсы: без полюсов магнита нет; как только они вонзают скальпель, требуя того или другого, — де- лается разъятие нераздельного, и остаются две мертвые аб- стракции, кровь застывает, движение остановлено»1. В этой характеристике мы находим яркую и глубоко диа- лектическую оценку мышления, метафизически застывшего на стадии познавательного анализа. Данная характеристика мо- жет быть полностью отнесена ко всем домарксистским класси- фикациям наук, которые строились на основе принципа коорди- нации, поскольку этот принцип как раз и представляет собой логическое выражение и следствие аналитического способа рас- смотрения соотношения наук. В противоположность одностороннему анализу Герцен тре- бовал такого научного метода, все стороны и части которого находились бы в гармоническом соответствии друг с другом и в их внутреннем единстве. Он писал: «Наука — живой организм, которым развивается истина. Истинная метода одна: это соб- ственно процесс ее органической пластики... Полная система есть расчленение и развитие души науки до того, чтоб душа ста- ла телом и тело стало душой. Единство их одействотворяется в методе» (там же, стр. 60). Это означает, по Герцену, что научный метод имеет объек- тивную основу, что он лишен произвольности и субъективизма. Метод у него — это движение самого познания, раскрывающего истину. Герцен говорил, что «метода в науке вовсе не есть дело личного вкуса или какого-нибудь внешнего удобства, что она, сверх своих формальных значений, есть самое развитие содер- жания, — эмбриология истины, если хотите»2. Характеристика научного метода как учения о зарождении истины глубоко диалектична. Метод берется в данном случае как момент развития всего научного познания и вместе с тем как отражение объективной закономерности развития самой природы. Согласно Герцену, логическое воспроизводит в аб- страктной форме реальный исторический путь, который про- ходит сама действительность. «Логическое развитие идеи, — пи- сал он, — идет теми же фазами, как развитие природы и исто- рии; оно, как аберрация звезд на небе, повторяет движение зем- ной планеты» (там же, стр. 43). Сказанное относится и к движению развивающейся природы от низшего, неразвитого, к высшему, развитому, что в мышле- нии отражается как движение от абстрактного к конкретному. Герцен писал: «Жизнь природы — беспрерывное развитие, раз- витие отвлеченного простого, неполного, стихийного в конкрет- ное полное, сложное, развитие зародыша расчленением всего 1 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I, стр. 23—24. 2 А. И. Герцен. Письма об изучении природы, стр. 14.
заключающегося в его понятии, и всегдашнее домогательство вести это развитие до возможно полного соответствия формы содержанию, это — диалектика физического мира» (там же, стр. 42). Соответственно этому объективному ходу развития природы, говорил Герцен, совершается и развитие мышления. «Мышле- нием, — писал он, — истина развивается из бедного, отвлечен- ного, одностороннего определения до самого полного, конкрет- ного, многостороннего, достигая этой полноты рядом самоопре- делений, беспрерывно углубляющихся в разум предмета. Пер- вое, начальное определение, самое внешнее, самое неразвитое — зерно, возможность, тесная сосредоточенность, в которой поте- ряны различия...» (там же, стр. 57). Приведенные положения также имеют большое принци- пиальное значение для решения проблемы классификации наук с позиций диалектического материализма, к которым близко подходил Герцен: если развитию природы от простого к слож- ному, от низшего к высшему отвечает движение научной мысли от абстрактного к конкретному, то диалектическая система наук будет достигнута в том случае, если расположение наук в по- следовательном порядке будет воспроизводить такое именно движение мысли (от абстрактного к конкретному). Ибо в таком случае, очевидно, последовательный ряд наук отразит собой по- следовательность фаз, проходимых самой природой в процессе ее развития. Хотя сам Герцен в явном виде такого вывода и не сделал, но он логически вытекает из всего хода его рассу- ждений. В своих трудах по диалектике естествознания Герцен порой настолько близко подходил к диалектическому материализму, что даваемые им формулировки почти совпадали с теми, кото- рые спустя 30 лет мы находим у Энгельса. В связи с этим Г. В. Плеханов заметил по поводу приведенных им отрывков из «Писем об изучении природы» Герцена: «...легко можно поду- мать, что они написаны не в начале 40-х годов, а во второй половине 70-х, и притом не Герценом, а Энгельсом. До такой сте- пени мысли первого похожи на мысли второго. А это порази- тельное сходство показывает, что ум Герцена работал в том самом направлении, в каком работал ум Энгельса, а, стало быть, и Маркса»1. Однако Плеханов глубоко заблуждался, полагая, что такое совпадение идей у Герцена и Энгельса объясняется только тем, что оба они исходили из одного источника — из диалектики Гегеля. К тому же Плеханов совершенно ошибочно считал, что диалектика Герцена, будучи целиком, без переработки, заим- ствованной у Гегеля, оставалась идеалистической. 1 Г. В. Плеханов. Сочинения, т. XXIII. ГИЗ, 1926, стр. 377.
Идеи Герцена являются актуальными и в настоящее время, поскольку и сейчас соединение философии и естествознания представляет собой очередную задачу, стоящую одновременно и перед философией и перед естествознанием. И ныне актуальна та беспощадная критика, которой Герцен подвергал, с одной стороны, узких эмпириков, недооценивающих теоретическое мы- шление, а следовательно, и философию, и, с другой — оторван- ных от опытного фундамента, от живых фактов сторонников спекулятивного мышления. Особенно актуальна в настоящее время критика Герценом схоластики и связанных с ней философских течений, поскольку они возрождаются сейчас под флагом неотомизма, или неосхо- ластики, неоплатонизма и других «учений», наиболее нужных буржуазной реакции в современных условиях. Так, о неоплато- низме Герцен писал: «Неоплатонизм всеми сторонами души своей, всеми симпатиями, положением мысли относительно вре- менного выходит из древней мысли и вступает в мир христиан- ский...»1. Герцен говорил, что о естествознании у схоластов «не может быть и речи: схоластика так презирала природу, что не могла заниматься ею... Ясно, что вместо естествоведения явились астрология, алхимия, чародейство» (там же, стр. 125). Замеча- тельно, что он указал на «живучесть схоластического элемента во всю эпоху новой философии до сегодняшнего дня» (там же, стр. 146). Герцен противопоставлял научную диалектику, которая яв- ляется развитием самого существа, словесной «диалектике», которой занимались схоласты. «Диалектическая метода, — ука- зывал он, — если она не есть развитие самой сущности, воспи- тание ее, так сказать, в мысль, становится чисто внешним сред- ством гонять сквозь строй категорий всякую всячину, упражне- нием в логической гимнастике, тем, чем она была у греческих софистов и у средневековых схоластиков после Абеляра»2. Это может быть отнесено непосредственно к современным неотомистам, которые берутся за решение задачи синтеза зна- ний на основе теологических воззрений и «гонят всякую всячи- ну» через строй религиозно-схоластических категорий. В резуль- тате (как это мы покажем в следующей книге) получается та- кое же неуважение к науке, такое же презрительное отношение к природе, какие Герецен отмечал у их далеких предшественников. Общую оценку взглядов Герцена дал В. И. Ленин. «В кре- постной России 40-х годов XIX века он, — писал Ленин о Гер- цене, — сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диа- 1 А. И. Герцен. Письма об изучении природы, стр. 107. 2 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т II. Госполит- издат, 1946, стр. 174—175.
лектику Гегеля. Он понял, что она представляет собой «алгеб- ру революции». Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом... Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализ- мом» [21, стр. 9—10]. Такое же приближение к диалектическому материализму было у Герцена и в отношении проблемы синтеза наук. Линию Герцена продолжил дальше Чернышевский. 3. ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ К ДИАЛЕКТИКО- МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ТРАКТОВКЕ СИНТЕЗА НАУК. ИДЕИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО Чернышевский о соотношении естественных и гуманитарных наук. Наивысшего развития революционно-демократическая мысль в России XIX века достигла в трудах великого русского ученого и общественного деятеля Н. Г. Чернышевского. Общие принципы решения проблемы классификации наук и некоторые конкретные подходы к ней даны в его работе «Антропологический принцип в философии» (1860). Основная идея Чернышевского, касающаяся вопроса, кото- рый нас здесь интересует, состоит в признании единства всех явлений мира и вытекающего отсюда единства различных зна- ний, различных наук. Эта идея и лежит в фундаменте намечен- ного Чернышевским синтеза научных знаний. Признав за исходный принцип единство всех явлений мира, Чернышевский обосновал положение о том, что нигде в мире нет никаких резких разрывов между различными его областя- ми, а имеются лишь связи и переходы, обусловливающие общ- ность всех явлений. Сказанное проводится Чернышевским, во-первых, при дока- зательстве отсутствия разрыва между естественными и гумани- тарными науками, во-вторых, отсутствия разрыва между неорга- ническими и органическими науками, в-третьих, между наукой о человеческом мышлении и наукой о психической деятельности животных. Во всех этих случаях единство наук Чернышевский выводил из единства самих явлений, совершающихся в природе и в человеке, в природе неживой и живой, в мозгу человека и в мозгу животного. Чернышевский правильно показал, что издавна существовал разрыв между естественными и гуманитарными науками, кото- рый проводили идеалистически и метафизически мыслящие уче- ные. В Англии этот разрыв доходил даже до того, что гумани- тарные знания вообще не признавались за науки и не называ- лись науками. «Англичане называют науками математику, астро- номию, физику, химию, ботанику, зоологию, географию, — те отрасли знаний, которые называются у нас «точными» науками,
и те, которые очень близко подходят к ним по своему характеру; но они не разумеют под выражением «наука» ни истории, ни психологии, ни нравственной философии, ни метафизики»1. Ученые, проводящие указанный разрыв, неправильно, по мнению Чернышевского, толкуют разницу, существующую ме- жду этими двумя половинами знаний по качеству понятий, гос- подствующих в той или другой. Они считают, что из естествен- ных наук удалены всякие неосновательные предубеждения, а положение дел в истории, нравственных науках и метафизике заставляет думать, что эти отрасли знания не дают или даже и вовсе не могут, никогда дать ничего столь достоверного, как математика, астрономия и химия. Свой взгляд на этот вопрос Чернышевский излагал следую- щим образом: «Основанием для той части философии, которая рассматривает вопросы о человеке, точно так же служат есте- ственные науки, как и для другой части, рассматривающей во- просы о внешней природе. Принципом философского воззрения на человеческую жизнь со всеми ее феноменами служит выра- ботанная естественными науками идея о единстве человеческого организма; наблюдениями физиологов, зоологов и медиков от- странена всякая мысль о дуализме человека (здесь дуализм по- нимается в смысле разрыва человека на две независимые меж- ду собой стороны, или области. — Б. К.). Философия видит в нем то, что видят медицина, физиология, химия; эти науки доказы- вают, что никакого дуализма в человеке не видно...» (там же, стр. 240). Признание единства явлений, совершающихся в человеке, не означает, по мнению Чернышевского, что между явлениями ес- тественного (физиологического) и духовного порядка нет ника- кого различия. Напротив, «при единстве натуры мы замечаем в человеке два различные ряда явлений: явления так называемо- го материального порядка (человек ест, ходит) и явления так называемого нравственного порядка (человек думает, чувствует, желает). В каком же отношении между собою находятся эти два порядка явлений?» — спрашивал Чернышевский (там же, стр. 241—242). Ответ заключается в том, что всякий предмет, по Чернышев- скому, есть соединение различных качеств, через которые про- является его единая внутренняя природа: «...соединение совер- шенно разнородных качеств в одном предмете есть общий закон вещей. Но в этом разнообразии естественные науки открывают и связь, — не по формам обнаружения, не по явлениям, которые решительно несходны, а по способу происхождения разнород- ных явлений из одного и того же элемента при напряжении или ослаблении энергичности в его действовании» (там же, стр. 242). 1 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. VII. Изд. 1950, стр. 255.
Чернышевский приводил пример с водой: в трех различных своих агрегатных состояниях тремя совершенно различными яв- лениями обнаруживается одно и то же качество воды, которое как бы разветвляется на три качества просто по различию коли- чества. Стремясь доказать отсутствие каких-либо непроходимых гра- ниц между различными явлениями мира и, соответственно, меж- ду различными науками, изучающими эти явления, Чернышев- ский иногда слишком односторонне подчеркивал момент связи и единства в ущерб раскрытию качественного различия и относи- тельной обособленности каждого данного круга явлений. Так, отмечая связь между неживой и живой природой, он полагал, что различие между той и другой носит только количественный, но не качественный характер: «...разница между органическою и неорганическою комбинациею элементов несущественна, — пи- сал он, — и так называемые органические комбинации возни- кают и существуют по одним и тем же законам и все они одина- ково возникают из неорганических веществ. Например, дерево отличается от какой-нибудь неорганической кислоты собственно тем, что кислота эта — комбинация немногосложная, а дерево — соединение многих многосложных комбинаций. Это как будто разница между 2 и 200, — разница количественная, не больше» (там же, стр. 245). И далее: «Словом сказать, разница между царством неорганической природы и растительным царством подобна различию между маленькою травкою и огромным дере- вом — это разница по количеству, по интенсивности, по много- сложности, а не по основным свойствам явления: былинка со- стоит из тех же частиц и живет по тем же законам, как дуб; только дуб гораздо многосложнее былинки: на нем десятки ты- сяч листьев, а на былинке всего два или три» (там же, стр. 248). Но было бы неправильно на этом основании зачислять Чер- нышевского в механисты, хотя известный уклон в эту сторону у него имелся. Дело в том, что единство мира он видел не в све- дении всех видов материи и всех форм ее движения к простей- шим, а в существовании общей генетической связи между всеми явлениями мира. Хотя в своих наиболее развитых формах жи- вотные чрезвычайно отличаются от растений, но они, утверждал Чернышевский, «связаны с растительным царством множест- вом переходных форм, по которым можно проследить все степе- ни развития так называемой животной жизни из растительной... все животные организмы начинают с того же самого, с чего на- чинает растение, и только впоследствии некоторые животные организмы приобретают вид очень различный от растений и в очень высокой степени проявляют такие качества, которые в растении так слабы, что открываются только при помощи науч- ных пособий» (там же, стр. 274). Аналогично этому Чернышевский толковал связь и переход между психикой животных и сознанием человека. Он признавал
существование одинаковой формулы, посредством которой вы- ражается процесс, происходивший в нервной системе Ньютона при открытии им закона тяготения, и процесс, происходящий в нервной системе курицы, которая отыскивает зерна в куче сора. При этом он оговаривался, что «не надобно забывать, что фор- мула выражает собою только одинаковую сущность процесса, а вовсе не то, чтобы размер процесса был одинаков...» (там же, стр. 278). Из сказанного вытекает принцип того материализма, кото- рый сам Чернышевский называл антропологическим. «...Прин- цип этот состоит в том, что на человека надобно смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не разре- зывать человеческую жизнь на разные половины, принадлежа- щие разным натурам, чтобы рассматривать каждую сторону деятельности человека как деятельность или всего его организ- ма, от головы до ног включительно, или если она оказывается специальным отправлением какого-нибудь особенного органа в человеческом организме, то рассматривать этот орган в его на- туральной связи со всем организмом» (там же, стр. 293). В соответствии с этим сама антропология определялась Чер- нышевским как наука, рассматривающая законы, по которым возникают все явления жизненного человеческого процесса, лишь как особенные частные случаи действия законов природы. «Естественные науки еще не дошли до того, чтобы подвести все эти законы под один общий закон, соединить все частные фор- мулы в одну всеобъемлющую формулу» (там же, стр. 294). Но в принципе Чернышевский считал это вполне возможным. Он даже полагал, что имеются весьма сильные основания думать, что «все другие законы составляют несколько особенные видо- изменения закона тяготения» (там же). Этим Чернышевский, несомненно, отдавал дань тому вре- мени, когда среди естествоиспытателей такие идеи были широко распространены. На подобной основе Чернышевский и пытался преодолеть разрыв («дуализм») естественных и гуманитарных наук, разрыв между природой и человеком. Однако синтез зна- ний, достигаемый на такой основе, страдает серьезными недо- статками. Он столь же узок и ограничен, как узок и ограничен весь антропологический материализм. Отмечая узость термина Фейербаха и Чернышевского «антропологический принцип» в философии, В. И. Ленин подчеркивал: «И антропологический принцип и натурализм суть лишь неточные, слабые описания материализма» [23, стр. 72]. Эта узость проистекала из того, что в данном случае человек рассматривался Чернышевским только как часть природы, сле- довательно, как существо биологическое, но не социальное. Сам Чернышевский писал, что предметом его рассмотрения служит «человек как отдельная личность», составляющая предмет науч- ной разработки со стороны психологии и нравственной филосо-
фии. Но чтобы рассмотреть его с этой стороны, Чернышевский начинал с того, что рассматривал человека пока только с той точки зрения, которую находят в нем естественные науки. Идя таким путем, он подходил к более широкой проблеме взаимосвя- зи отдельных наук между собой. Взгляды Чернышевского на общую структуру научного зна- ния и на соотношение наук в процессе их исторического разви- тия. Ставя вопрос о соотношении гуманитарных и естественных наук, Чернышевский поднимал вместе с тем и вопрос о струк- туре научного знания, о разветвлении наук в ходе их историче- ского развития, об их взаимном воздействии друг на друга. По- скольку на границе между гуманитарными и естественными науками стоит в пределах естествознания физиология человека, то Чернышевский рассмотрел в первую очередь именно эту науку, равно как и связанную с ней медицину. Он писал: «Фи- зиология и медицина находят, что человеческий организм есть очень многосложная химическая комбинация, находящаяся в очень многосложном химическом процессе, называемом жизнью. Процесс этот так многосложен, а предмет его так важен для нас, что отрасль химии, занимающаяся его исследованием, удо- стоена за свою важность титула особенной науки и названа физиологиею... физиология — только видоизменение химии, а предмет ее — только видоизменение предметов, рассматривае- мых в химии. Сама физиология не удержала всех своих отделов в полном единстве под одним именем: некоторые стороны иссле- дуемого ею предмета, то есть химического процесса, происходя- щего в человеческом организме, имеют такую особенную инте- ресность для человека, что исследования о них, составляющие часть физиологии, сами удостоились имени особенных наук»1. Среди таких отпочковавшихся от физиологии ее отраслей Чернышевский называл медицину, которая в свою очередь раз- ветвляется на множество наук с особенными названиями. В приведенном рассуждении мы обнаруживаем элементы субъективистского подхода к определению отдельных наук и самого процесса их дифференциации («разветвления»). Для Чернышевского это вопрос лишь удобства, но не отражения в сознании человека объективно существующих качественных различий в самом предмете исследования. «Когда исследуемый предмет очень многосложен, — писал он, — то для удобства ис- следования полезно делить его на части; потому физиология разделяет многосложный процесс, происходящий в живом чело- веческом организме, на несколько частей...» (там же, стр. 269). И далее Чернышевский продолжал: «Таким образом часть, вы- делившаяся из химии, выделила из себя новые части, которые опять разделяются на новые части. Но это — явление точно того 1 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 268—269.
же порядка, как разделение одного города на кварталы, кварта- лов на улицы: это делается только для практического удобства, и не должно забывать, что все улицы и кварталы города состав- ляют одно целое» (там же). В свою очередь «физиология человеческого организма со- ставляет только часть физиологии или, точнее сказать, часть одного ее отдела — зоологической физиологии» (там же, стр. 273). Таким образом, науки о человеке оказываются вклю- ченными и даже растворенными в науках о природе. Лишь ради практических соображений удобства их выделяют, по мнению Чернышевского, в особые науки с особым названием. Это, ко- нечно, неправильное мнение, которое проистекло из чересчур односторонне понятой задачи синтеза знаний о человеке и о природе. Расположение наук в определенный последовательный ряд имело у Чернышевского историческое обоснование, сходное с тем, какое мы видели у Сен-Симона. Чернышевский образно сравнивал взаимоотношения различных наук (от математики до гуманитарных наук) с отношениями между родственниками: около важного или богатого лица появляются братья и сестры, племянники и племянницы и, держась за него, вылезают в люди. Припоминают свое родство с этим лицом даже те, кто не хотел знаться с ним, пока оно было не важно и не богато. Иных оно в глубине души и недолюбливает, а все-таки помогает им, — нельзя, ведь все же родственники — и, с любовью к родным или с досадой на них, оно все-таки изменяет их положение к лучше- му. «Точно такое же дело, — отмечал Чернышевский, — проис- ходит в области знаний теперь, когда некоторые науки успели из жалкого положения выбиться до великого совершенства, до ученого богатства, до умственной знатности. Эти богачки, помо- гающие своим жалким родственницам, — математика и есте- ственные науки» (там же, стр. 257). Чернышевский показал, что процесс «обогащения» в науках совершался именно в той последовательности, в какой ныне располагаются отдельные науки в определенный ряд одна за другой. Сначала шла математика, которая оказалась в хорошем положении уже с давних пор. Долгое время она была занята заботой об одной из своих ближайших родственниц — астроно- мии. Наконец, во времена Коперника астрономия была постав- лена на ноги благодаря математике. Затем последовала забота о физике, причем физике помогала уже не одна математика, но и астрономия. «...Союз точных наук под управлением матема- тики, то есть счета, меры и веса, с каждым годом расширяется на новые области знания, увеличивается новыми пришельцами. После химии к нему постепенно присоединились все науки о растительных и животных организмах: физиология, сравни- тельная анатомия, разные отрасли ботаники и зоологии; теперь входят в него нравственные науки» (там же, стр. 258).
Под вхождением нравственных наук в союз точных наук Чернышевский понимал применение в них таких же точных приемов исследования, какими пользуются и естественные нау- ки. «...Метод анализа нравственных понятий в духе естествен- ных наук, отнимая у предмета всякую напыщенность, переводя его в область явлений очень простых, натуральных, дает нрав- ственным понятиям основание самое непоколебимое» (там же, стр. 291). Таким образом, согласно Чернышевскому, науки следовали исторически за математикой в определенном порядке, «стано- вясь на ноги» одна за другой, иначе говоря, превращаясь в точ- ное знание. Те, которые позднее становились на этот путь, доль- ше других оставались на положении отраслей знания, временно исключенных из числа подлинных наук. Это относится к гума- нитарным наукам. «По нынешнему своему виду нравственные науки различаются от так называемых естественных, собствен- но, только тем, что начали разрабатываться истинно научным образом позже их, и потому разработаны еще не в таком совер- шенстве, как они. Тут разница лишь в степени: химия моложе астрономии и не достигла еще такого совершенства; физиология еще моложе химии и еще дальше от совершенства; психология, как точная наука, еще моложе физиологии и разработана еще меньше. Но, различаясь между собою по количеству приобре- тенных точных знаний, химия и астрономия не различаются ни по достоверности того, что узнали, ни по способу, которым идут к точному знанию своих предметов: факты и законы, открывае- мые химиею, так же достоверны, как факты и законы, откры- ваемые астрономиею. То же надобно сказать о результатах нынешних точных исследований в нравственных науках» (там же, стр. 259). Из этих слов явствует, что Чернышевский понимал точность знаний, точность наук не в смысле математической точности, раскрывающей количественную сторону изучаемых явлений, но в теоретико-познавательном смысле, как достижение достовер- ного и точно проверенного знания. Этим его позиция в корне отличается от кантовской. Кант (против воззрений которого Чернышевский всегда боролся самым решительным образом) утверждал, что всякая наука постольку является наукой, по- скольку в ней нашла применение математика. Чернышевский же понимал точность знания в смысле изгнания из науки всяких идеалистических и метафизических домыслов, всякого рода фантастических гипотез, которые несовместимы с нынешним состоянием знания. «Если в физике так долго употреблялось бессмысленное выражение «невесомая жидкость», то неудиви- тельно изобилие подобных выражений в психологии, которая разработана меньше физики; научный анализ показывает вздорность их, и одна из сторон развития науки состоит в том, чтобы отбрасывать их» (там же, стр. 279).
Имея в виду применение общего научного метода исследо- вания, Чернышевский показал, каким образом развитие есте- ственных наук помогает возникновению точного знания в обла- сти гуманитарных наук. Если мы попытаемся теперь на основании сказанного Чер- нышевским представить последовательный ряд наук, располо- женных в том порядке, в каком они становились подлинными науками, то получим следующий их ряд: математика, астроно- мия, физика, химия, биология, антропология, включающая в се- бя гуманитарные науки. Диалектический метод как общая основа синтеза наук у Чер- нышевского. Историзму во взглядах на развитие человеческих знаний и последовательности становления отдельных наук одна за другой отвечает у Чернышевского историзм во взглядах на развитие самой природы. «Нам нужно обозреть всю область природы, чтобы дойти до человека», — писал Чернышевский (там же, стр. 274). Еще в 1858 году он представлял общую картину развития природы в следующем виде: «Газообразное и жидкое состояние тел — вот исходная точка, от которой пошло вперед образование нашей планеты и жизни в ней. Великим шагом вперед было сгущение газов и отвердение жидкостей в минеральные поро- ды... мало-помалу на минеральном царстве возникает расти- тельное... Природа вступает в новый фазис развития, за расти- тельным царством производит животное... Животная жизнь ста- новится все интенсивнее и интенсивнее; проходя от ленивого моллюска, почти прикованного к месту, через высшие формы организма до млекопитающих, она достигает своего зенита в человеке»1. Позднее, в 1878 году, Чернышевский указывал, что «преди- словием к истории человечества надобно ставить: Астрономическую историю возникновения нашей планеты; Геологическую историю земного шара; и Историю развития того генеалогического ряда живых су- ществ, в конце которых мы находим людей»2. При этом Чернышевский ссылался на решения, которые да- ны Лапласом (по астрономической истории), Лайелем (по гео- логической истории) и Ламарком (по происхождению челове- ка). Как видим, и здесь последовательность развития отдельных отраслей научного знания совпадает у Чернышевского с после- довательностью ступеней развития самой природы. Заметим, что аналогичные же воззрения высказывал Н. А. Добролюбов. «В природе, — писал он, — все идет посте- 1 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. V. Изд. 1950, стр. 364, 365. 2 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XV. Изд. 1950, стр. 124.
пенно от простого к более сложному, от несовершенного к более совершенному; но везде одна и та же материя, только на разных степенях развития... Человек, совершеннейшее из животных, составляет последнюю степень развития мировых существ в ви- димой вселенной...»1. С идеей развития природы у Чернышевского соотносится нераздельная с ней идея органической связи всех явлений мира: «Весь мир, — писал он, — составляет одно целое, и, действуя на известную часть природы, мы до некоторой степени имеем дело со всею природою, потому что все части вселенной связаны между собою так, что изменение одной влечет за собой некото- рое изменение во всех... Таким образом, весь мир, как одно це- лое, стоит под законом, необходимо связывающим все части его»2. Именно эти две идеи — развития и единства мира — лег- ли в основу того синтеза знаний, к которому стремился Черны- шевский. Отсюда и вытекало у него положение о взаимосвязи самих наук, об их взаимном влиянии друг на друга. «...Все нау- ки, — писал он, — находятся между собою в тесной связи и... прочные приобретения одной науки должны не оставаться бес- плодны для других» (там же, стр. 681). Будучи материалистом, Чернышевский критически усваивал гегелевскую диалектику, которая служила ему общим методом в его научных исследованиях. Вместе с тем он решительно от- вергал гегелевский идеализм. «Мы — не последователи Гегеля, а тем менее последователи Шеллинга, — писал он. — Но не мо- жем не признать, что обе эти системы оказали большие услуги науке раскрытием общих форм, по которым движется процесс развития»3. Разрабатывая общий диалектический метод, Чернышевский дал интересные трактовки с позиций материализма важнейшим его принципам и в первую очередь тому принципу, в котором отражено признание противоречивого характера всякого разви- тия. «...Вечная смена форм, вечное отвержение формы, поро- жденной известным содержанием или стремлением вследствие усиления того же стремления, высшего развития того же содер- жания», — таков, по словам Чернышевского, великий, вечный, повсеместный закон (там же, стр. 391). Противоречивость смены форм выливается в то, что назы- вают «отрицанием отрицания»: «...повсюду очень сильное раз- витие содержания ведет к восстановлению той самой формы, которая была отвергаема развитием содержания не очень силь- ным» (там же, стр. 376). 1 Н. А. Добролюбов. Избранные философские сочинения, т. I. Гос- политиздат, 1945, стр. 346, 347. 2 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. II. Изд. 1949, стр. 165. 3 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. V, стр. 363.
Противоречивость явлений природы Чернышевский излагал в следующих положениях: «Каждый процесс природы стремится охватить всю природу... одна часть природы, одна ее сила бо- рется против других; все силы природы так действуют, все они в борьбе между собой» (там же, стр. 621—622). «Всякая жизнь есть поляризация. В магнетизме, в электричестве, в ньютоновом законе, всюду вы видите раздвоение силы, стремящейся по про- тивоположным направлениям и из противоположных направле- ний соединяющейся в одно явление...»1. Революционный демократизм и диалектика Чернышевского помогали ему преодолевать узость и ограниченность антропо- логического материализма. Он приближался к материалисти- ческому пониманию истории, к пониманию классовой борьбы как движущей силы исторического развития. Например, крити- куя географический материализм, столь близкий к натуралисти- ческому взгляду на общество, он писал: «...природа и климат страны имеют решительное влияние над народом только при начале его жизни, а впоследствии, при дальнейшем развитии гражданского общества, географическое и климатическое влия- ние страны отодвигается уже на второй план...»2. Сопоставляя взгляды Чернышевского по интересующему нас вопросу со взглядами Герцена, мы обнаруживаем единую линию развития идей. Эта линия направлена к диалектико-материали- стическому пониманию взаимосвязи наук, но не доходит до та- кого понимания, хотя иногда и приближается к нему вплотную. Если Герцен главное внимание уделил вопросу о взаимосвязи философии и естествознания, рассматривая под этим углом зре- ния задачу синтеза всех человеческих знаний, то Чернышевский главное внимание перенес на соотношение естественных и гума- нитарных наук. Этим он дальше продолжил то, что начал Гер- цен. Оба мыслителя в результате своих исследований охватили все три важнейших раздела знаний — философские, естественно- научные и общественно-экономические. Высокую оценку Чернышевскому как философу дал В. И. Ленин. В частности, Ленин привел высказывание Черны- шевского, касающееся отношения форм и законов мышления к формам действительного существования, то есть внешнего мира. «...Для Чернышевского, — писал по этому поводу В. И. Ленин, — как и для всякого материалиста, законы мышле- ния имеют не только субъективное значение, т. е. законы мыш- ления отражают формы действительного существования предме- тов, совершенно сходствуют, а не различествуют, с этими фор- мами...» [20, стр. 345—346]. Этим Ленин, в частности, показал 1 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XII. Изд. 1949, стр. 52. 2 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. IV. Изд. 1948, стр. 480.
и то, как соотносится у Чернышевского логика и науки о внеш- нем мире, поскольку раскрывается соотношение между фор- мами мышления (предмет логики) и формами действительного существования (предмет естественных и общественных наук). Оценивая в целом философские воззрения Чернышевского, Ленин резюмировал: «Чернышевский — единственный действи- тельно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, пози- тивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, под- няться до диалектического материализма Маркса и Энгельса» [20, стр. 346]. Эта оценка носит такой же характер, как и ленинская оценка Герцена. Ленин вскрыл тенденцию движения теоретической мысли того и другого мыслителя в сторону приближения к диа- лектическому материализму, отмечая вместе с тем и то, почему они не могли подняться до этого материализма. Данная оценка полностью применима и к той части взглядов обоих русских материалистов — Герцена и Чернышевского, которая относится к проблеме синтеза наук. 4. СПОРЫ ВОКРУГ СИСТЕМЫ КОНТА В РОССИИ. ПОЗИТИВИСТСКОЕ «СИСТЕМОСОЗИДАНИЕ» В ГЕРМАНИИ Критика Конта Белинским и Чернышевским. Споры о том, как относиться к системе Конта, разгорелись в русской литера- туре в 60—70-х годах XIX века. Но еще до этого свое отношение к данной системе выразил В. Г. Белинский. Этот вопрос отражен в его письмах. Так, в письме к В. П. Боткину от 6 февраля 1847 года Белинский одобрительно отзывался о статье последо- вателя Конта — Литтре, посвященной физиологии. А немного позднее он писал уже о самом Конте: «...Конт пробавляется стариною, думаю созидать новое. Это... не новое философское учение, а реакция, т. е. крайность, вызванная крайностию»1. Далее Белинский ставил и анализировал с позиций мате- риализма вопрос о соотношении физиологии, психологии и ло- гики, то есть тот вопрос, который получил в системе Конта не- правильное освещение. Белинский писал: «Духовную природу человека не должно отделять от его физической природы, как что-то особенное и независимое от нее, но должно отли- чать от нее, как область анатомии отличают от области физио- логии. Законы ума должны наблюдаться в действиях ума. Это дело логики, науки, непосредственно следующей за физиоло- гией, как физиология следует за анатомиею... духовное... есть 1 Белинский. Письма, т. III. Изд. 1914, стр. 174.
не что иное, как деятельность физического. Освободить науку от призраков трансцендентализма и theologie, показать границы ума, в которых его деятельность плодотворна, оторвать его на- всегда от всего фантастического и мистического — вот, что сде- лает основатель новой философии, и вот, чего не сделает Конт, но что, вместе со многими подобными ему замечательными умами, он поможет сделать призванному» (там же, стр. 175). В другом месте по этому же поводу, не называя только имени Конта, Белинский писал: «Психология, не опирающаяся на физиологию, так же несостоятельна, как и физиология, не знаю- щая о существовании анатомии»1. Что касается Чернышевского, то в ранних своих работах он не выражал определенного отношения к Конту и его философии. В статье «Июльская монархия» (I860), которая представляет собой частичный перевод отдельных мест «Истории десяти лет» Луи Блана, Чернышевский приводил без всяких оговорок и ком- ментариев высокую оценку Конта, которую дал Луи Блан. Здесь Огюст Конт характеризуется как основатель положительной философии, единственной философской системы у французов, верной научному духу, как один из гениальнейших людей того времени. Позднее, в одном из писем к сыновьям (1876) Чернышевский дал следующую, резко отрицательную характеристику Конта и его системы: «...Огюст Конт, вообразивший себя гением, разма- зал на шесть томов две-три странички, которые с давнего вре- мени переписываемы были каждым составителем руководства к изучению физики, — переписываемы из Локка, в виде преди- словия к трактату. К этому прибавил Огюст Конт кое-какие мелочи из Сен-Симона, и от собственных сил — формулу о трех состояниях мысли (теологическом, метафизическом, положи- тельном)— формулу совершенно вздорную (правда тут лишь в том, что прежде чем удастся построить гипотезу, сообразную с истиной, очень часто люди придумывают гипотезы неудачные. Ошибка очень часто предшествует истине — только и всего. А теологического] периода науки никогда не бывало; метафи- зика в том смысле, как понимает ее Огюст Конт, тоже вещь никогда не существовавшая). — Итак, вышло шесть томов, очень толстых и скучных»2. Чернышевский писал, что Конт не имел понятия ни о Гегеле, ни о Канте, ни даже, кажется, о Локке. Он научился многому у Сен-Симона «и выучивши наизусть всяческие предисловия к руководствам по физике, вздумал сделаться гением и создать 1 В Г. Белинский. Избранные философские сочинения, т. II. Госполит- издат, 1948, стр. 302. 2 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XIV. Изд. 1949, стр. 651.
философскую систему. Степень его гениальности определяется тем, что он, весь век усердно занимаясь математикою, не в си- лах был ровно ничего сделать для усовершенствования этой науки...» (там же). В другом месте (в своем «Дневнике») Чернышевский пока- зал ограниченность мышления Конта, поскольку он вздумал «подвести под свою математическую систему социальные и ис- торические и философские науки...»1. Некритическая поддержка Конта Писаревым. Когда Белин- ский (1847) и Чернышевский (1860) в своих статьях и письмах затрагивали систему Конта, в русской литературе еще не опре- делился интерес к контовской философии. Лишь в конце 60— начале 70-х годов по данному вопросу между представителями различных философских и общественно-политических направле- ний в русской литературе разгорелись споры. В ходе этих споров горячо обсуждались и по-разному оценивались взгляды О. Кон- та на историю общества и на классификацию наук. Одним из зачинателей этих споров выступил известный революционный демократ и философ-материалист Д. И. Писарев, котооый опуб- ликовал большую работу, специально посвященную Конту, под названием «Исторические идеи Огюста Конта» (1865). В этой работе говорится: «Россия до сих пор не имеет о Конте ника- кого понятия, несмотря на то, что мы в последнее десятилетие следили довольно внимательно за всеми движениями европей- ской мысли»2. Работа Писарева представляет собой совершенно некритиче- ское изложение контовской концепции о трех фазах развития человеческого духа. Вернее сказать, это — восторженный пане- гирик в адрес французского философа-позитивиста. Писарев называл Конта одним из величайших мыслителей XIX века, что является непомерным преувеличением заслуг Конта и пря- мым замалчиванием серьезнейших пороков его мировоззрения. Основную мысль Конта, исходную точку всех его исследова- ний Писарев видел в признании того, что «явления обществен- ной жизни подлежат естественным законам, что они сложнее всех остальных явлений природы... и что вследствие этого к изучению их может приступить, с некоторой надеждой на успех, только такой мыслитель, который знает основательно все кате- гории явлений, менее сложных, и который вооружен всеми мето- дами, доставляющими современному исследователю возмож- ность проникать в тайники органической и неорганической при- роды» (там же, стр. 314). Отдавая дань механицизму, к которому он имел явную склонность, Писарев вслед за Контом утверждал, что законы 1 Н. Г. Чернышевский. Литературное наследие, т. I. ГИЗ, 1928, стр. 346. 2 Д. И. Писарев. Полное собрание в шести томах, т. V. Изд. 1894, стр. 320—321.
общественной жизни можно открыть и понять только при усло- вии, что общественные явления трактуются с позиций всех остальных более простых и более общих явлений органической и неорганической природы, которые изучаются физиологией (биологией), химией, физикой, астрономией и математикой. Пи- сарев издевался над «философствующими историками» не за то, что они являются идеалистами «вверху», то есть в понимании общественных явлений, а за то, что они считают себя истори- ками, а не химиками, не физиологами и не математиками. «Если бы философствующим историкам, — писал он, — было какое- нибудь дело до космических законов, до человеческого организ- ма и до рациональных методов научного исследования, то они понимали бы очень хорошо, что им невозможно обойтись ни без физиологии, ни без химии, ни даже без дифференциального ис- числения» (там же, стр. 315). Будучи материалистом «внизу», то есть в понимании приро- ды, в области теории познания, Писарев сам оставался идеа- листом «вверху». Поэтому ему так импонировала историческая концепция Конта. Вот как излагал ее Писарев: «Господствую- щее миросозерцание кладет свою печать на все отрасли обще- ственной жизни; когда изменяется миросозерцание, тогда и в общественной жизни происходят соответственные перемены; ко- гда борются между собой два различные миросозерцания, тогда и общественная жизнь наполняется тревогами и волнениями; когда одно из борющихся миросозерцаний одерживает оконча- тельную победу над другим, тогда и в общественной жизни водворяются спокойствие и единодушие. Так как миросозерца- ние есть не что иное, как сумма объяснений, относящихся ко всем различным явлениям природы, и так как эти объяснения проходят через три фазы, то не трудно сообразить, что те же самые три фазы могут быть отмечены и во всей исторической жизни человечества. Вся история распадается на три великие периода: теологический, метафизический и положительный. Ка- ждый из этих периодов характеризуется господством соответ- ствующего миросозерцания; при переходе из одного периода в другой изменяются понемногу, вместе с миросозерцанием, все идеи, учреждения, обычаи, нравы и вкусы» (там же, стр. 317—318). В итоге оказывается, что сам Писарев стоял на тех же в сущности идеалистических позициях, на которых стояли «фило- софствующие историки», столь жестоко им осмеянные. Изложив далее структуру контовского «Курса положитель- ной философии», а тем самым и контовскую схему общей клас- сификации наук, Писарев уже сам от себя пытался развить и детальнее обосновать основную историческую идею Конта о трехфазности развития человеческого духа, а вместе с ним и всего человеческого общества. Он пояснял, что поступает так потому, что комментаторы Конта и среди них Литтре и Милль
очень пространно рассуждают о положительном методе вообще, о классификации наук, об их разделении на абстрактные и конкретные, о взглядах Конта на психологию, на политическую экономию и т. д., но оставляют в стороне его исторические идеи. «Принимаясь знакомить с Контом русских читателей, я считаю полезным, — заявлял Писарев, — поступить как раз наоборот. О положительном методе, о классификации наук, и так далее, я не скажу ни одного слова... Напротив того, на исторические идеи Конта, о которых молчат Литтре и Милль, я обращу все мое внимание, и если мне удастся выполнить мою задачу удо- влетворительно, то я смею надеяться, что Россия узнает и оце- нит Конта гораздо точнее, чем ценит и знает его в настоящее время западная Европа» (там же, стр. 323). Защитник Конта Михайловский против Антоновича. Пропа- ганда исторических идей Конта в России не увенчалась успехом. Вскоре после выступления Писарева разгорелись споры по по- воду оценки контовского учения в целом и его классификации наук в частности. Передовые русские литераторы, участвовав- шие в издании журнала «Космос», в редактировании которого принимал участие М. А. Антонович, отвергали контовский пози- тивизм с позиций материализма. Так, помещая статью Т. Гексли, направленную против Кон- та, редакция названного журнала писала: «В этой статье английский естествоиспытатель высказывает свое мнение о пре- словутом позитивизме вообще и о философии О. Конта в част- ности. Мы уже показали, впрочем только мимоходом, что мы не высоко ставим позитивизм Конта и его последователей, вошед- шие у нас в моду, вероятно вследствие невежественного незна- комства с более удовлетворительными философскими направле- ниями. Предлагаемая статья может служить подтверждением наших взглядов на позитивизм...»1. На защиту Конта и его позитивизма стал в статье «Суздаль- цы и суздальская критика» (1870) теоретик либерального на- родничества Н. К. Михайловский. В этой статье автор, выступив как безоговорочный сторонник Конта, обрушился с позиций контовского позитивизма и на Гексли и на Антоновича. Михайловский защищал контовское учение о трех фазах развития человеческого познания, деление Контом наук на аб- страктные и конкретные, равно как и всю контовскую класси- фикацию наук. Он проводил различие между эмпирическими законами и рациональными. По мнению Михайловского, «Ге- ксли смешивает эмпирические законы с рациональными, на которые, с течением времени, эмпирические законы разлагаются. А между тем в этом именно обстоятельстве лежит полное логи- ческое и историческое оправдание как Контова разделения наук 1 «Космос», второе полугодие 1869, № 2, стр. 139—140.
на абстрактные и конкретные, так и его классификация аб- страктных наук»1. По поводу классификации вообще Михайловский высказы- вал следующее соображение, свидетельствующее о его субъек- тивистских установках: «Классифицировать какие бы то ни было предметы, а следовательно и науки можно в виду очень разно- образных целей и на основании очень разнообразных принци- пов. Всякая классификация в известной мере искусственна, и достоинство и значение ее должны быть измеряемы, во-первых, важностью предположенных целей, а во-вторых, тем, насколько классификация этих целей достигает» (там же, стр. 122—123). Михайловский считал, что целям, которые поставил перед собой Конт, его классификация вполне удовлетворяет. На этом примере можно еще раз подтвердить тот факт, что Михайловский, считавший себя продолжателем дела Чернышев- ского в области философии и социологии, как подчеркивал В. И. Ленин, сделал шаг назад от Чернышевского. «Чернышев- ский, — писал Ленин, — был материалистом и смеялся до конца дней своих... над уступочками идеализму и мистике, которые делали модные «позитивисты»... А Михайловский плелся именно за такими позитивистами» [22, стр. 100—101]. Поддержка Конта Павловским. Идеи Менделеева. Учению Конта была посвящена статья Н. Павловского «Классификация наук» (1871) с подзаголовком «Огюст Конт: Курс позитивной философии», напечатанная в журнале «Отечественные записки». Свою статью Павловский начал с определения философии как науки: «Философия есть общая наука о природе и человеке; она заключает в себе общие истины, захватывающие, как части целого, отрывочные, научные выводы. Вне науки нет филосо- фии; первая служит материалом последней»2. Соответственно этому философия, согласно Павловскому, имеет своей задачей «связать в цельную систему те общие истины, которых она до- стигла, с истинами других наук, и таким образом представить весь строй научного миросозерцания, истинного понимания че- ловека и природы» (там же). Павловский далее разъяснял: «Отдельные истины, которые заключают в себе математика, механика, химия, проливают свет на тот или другой род явлений, совершающихся вокруг нас, но не дают нам тех общих взглядов, которые составляют то, что называется миросозерцанием человека...» (там же, стр. 318). Эти общие взгляды, по мнению Павловского, впервые выска- зал Конт, который «выразил метод и задачу философии, постро- енной на науке...» (там же, стр. 322). С позиций контовского позитивизма, стараясь толковать его в материалистическом духе, Павловский решительно отвергал 1 Н. К. Михайловский. Сочинения, т. IV, стр. 116. 2 «Отечественные записки», 1871, № 6, июль, стр. 317.
немецкую идеалистическую философию и в особенности априо- ристический взгляд на открытие истин: «Современное развитие физиологии, психологии и в особенности истории умственного развития человечества навсегда подорвали основы подобных философских систем, и тот кредит, которым они когда-то поль- зовались... В настоящее время почти нет нужды подвергать кри- тике доктрины идеальной философии. Она, вероятно, скоро ста- нет фактом прошлой жизни человечества» (там же, стр. 319). Интересное замечание делал Павловский по поводу того, что «законы природы бывают двух родов: коренные и производ- ные. Коренные законы природы указывают всегда на такие единообразия связи причины со следствием, которые не допу- скают никакого объяснения», например закон инерции (там же, стр. 323—324). Производные же законы указывают на едино- образия, образующиеся в результате взаимодействия коренных законов среди данных условий, а потому они могут быть объяс- нены путем сведения к коренным законам. Далее Павловский подробно изложил критику контовской системы со стороны Спенсера и Милля. В целом он разделял концепцию Конта, но дополнял ее включением в общий ряд наук психологии, ставя ее между биологией и социологией. По этому поводу он писал: «Переходя от природы неорганической к биологии, мы видели, каким образом убывающая общность явлений совпадает с их возрастающей сложностью. Явления жизни, подчиняясь общим законам природы, присоединяют к ним свои собственные... Точно также явления душевной жизни: наши ощущения, мысли, чувства, желания, намерения, страсти, одним словом, всевозможные состояния сознания, представляют меньшую степень общности и большую степень сложности, не- жели общие биологические явления. Психологические явления составляют принадлежность только животных и человека. Жи- вотные, одаренные психической жизнью, и человек подчиняются общим законам природы и жизни, которые, следовательно, влияют на ход психических явлений и обусловливают их. По- этому изучение психологии должно быть подчинено изучению всех предшествующих наук» (там же, стр. 349). Подчеркивая чрезвычайную сложность психических явлений и «логическую зависимость» истин психологии от законов фи- зиологии, Павловский указывал, что здесь лежит ключ к пре- одолению идеалистического взгляда на психическую деятель- ность. По мнению Павловского, психология до настоящего вре- мени для большинства образованных людей находится в теоло- гическом и метафизическом состоянии. Только в умах немногих людей, знакомых с духом научного исследования природы, сло- жился положительный, научный взгляд на ход душевных явлений. «Теперь вопрос еще состоит в том, — писал далее Павлов- ский, — должна ли психология составить отдельную науку, или
это только высшая отрасль биологии, как думал сам Огюст Конт. При современном состоянии физиологии, нет сомнения в том, что каждое наше ощущение (акт психический) имеет свою причину в возбуждении той или другой части нервной системы... Все различные состояния нашего сознания имеют свои причи- ны в различных состояниях мозга... С этой точки зрения пси- хология составляет только отрасль физиологии. Но если мы вникнем в дело, то увидим, что между физиологией и психоло- гией существует такое же отношение, как между физикой и ме- ханикой» (там же, стр. 353). В этих положениях явно сказалось влияние на Павловского материалистических идей в области психологии, которые были выдвинуты И. М. Сеченовым. Что же касается понимания обще- ственной жизни, то здесь у Павловского обнаруживается тот же идеализм «вверху», который свойствен всей домарксистской философии и социологии. Социология, по мнению Павловского, «не может быть с успехом изучаема и не могла возникнуть раньше всех предшествующих отраслей знания... Внешние усло- вия... биологические и психические свойства человеческой нату- ры, в связи с чисто общественными элементами... составляют, в каждый данный момент, причины, определяющие то или дру- гое общественное состояние, т. е. всю совокупность явлений общественной жизни» (там же, стр. 357). Идею классификации наук Конта развивал великий русский ученый-материалист Д. И. Менделеев, который по ряду вопро- сов был одним из последователей французского мыслителя. В «Программе десяти публичных лекций» (1873—1874) Менде- леев по сути дела повторил «энциклопедическую формулу» есте- ственных наук Конта, добавив при этом определение каждой из них: 1 Музей-архив Д. И. Менделеева при Ленинградском Государственном университете им. А. А. Жданова, 1-А-35-2-2. Очевидно, что если в контовском иерархическом ряду наук из математики выделить механику (которая у Конта следует за анализом и геометрией), сохранив ее место между собствен- но математикой и астрономией, а затем опустить социологию, то ряд наук, составленный Менделеевым, совпадет с контов- ским. Интересна попытка Менделеева включить в классифи-
кацию наук определение предмета каждой из них в отдельности, причем предмет наук рассматривался им не как застывший, а как находящийся в изменении (в «превращениях»). Несколько ранее, в «Основах химии» (1869—1871), Менде- леев давал более точное определение химии. Он писал, что химию в современном ее состоянии можно «назвать учением об элементах, если механику называют учением о силах, а физику учением о методах исследования природы»1. В понимании метода научного исследования, а в связи с этим и общей структуры научного знания, Менделеев прибли- жался к диалектическому материализму. В частности, он исхо- дил из признания единства теоретического и эмпирического зна- ния, трактуя теорию как обобщение фактического материала. «Одно собрание фактов, даже и очень обширное, одно накоп- ление их, даже и бескорыстное, даже и знание общепринятых начал не дадут еще метода обладания наукою, — писал он, — и они не дают еще ни ручательства за дальнейшие успехи, ни даже права на имя науки, в высшем смысле этого слова. Здание науки требует не только материала, но и плана, и оно воздви- гается трудом, необходимым как для заготовки материала, так и для кладки его и для выработки самого плана. Научное миро- созерцание и составляет план — тип научного здания... В лаби- ринте известных фактов легко потеряться без плана, и самый план уже известного иногда стоит такого труда изучения, доли какого не стоит изучение многих отдельных фактов. Без мате- риала— план есть или воздушный замок, или только возмож- ность, материал без плана есть или груда, сложенная, может быть, так далеко от места стройки, что ее перевозить не будет стоить труда, или опять только одна возможность; вся суть — в совокупности материала с планом и выполнением» (там же, стр. 904). Русские передовые мыслители XIX века в лице Герцена и Чернышевского, а также такие естествоиспытатели, как Менде- леев, наиболее близко подошли к диалектико-материалистиче- скому пониманию проблемы научного метода познания мира, а в зависимости от этого к такому же глубокому пониманию проблемы взаимосвязи наук, поскольку эта проблема неотдели- ма от общего вопроса о методе научного исследования. «Системосозидающий» позитивист Дюринг в Германии. По- зитивизм как модное течение реакционной философии получил распространение не только во Франции и в Англии, но вслед затем и в других странах, в частности в Германии. Здесь он выступил в своеобразной, если можно так выразиться, «немец- кой» форме с претензиями на «системотворение», на создание некоей «мировой схематики». Типичным в этом отношении был немецкий позитивист, эклектик Евгений Дюринг, писания кото- 1 Д. И. Менделеев. Сочинения, т. XIV. Изд. АН СССР, 1949, стр. 907.
рого подверглись сокрушительной критике Энгельсом в книге «Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом» (1877). Свою «систему» Дюринг изложил в «Курсе философии» (1875) и других сочинениях. Он попытал- ся дать какую-то оригинальную классификацию наук. Так, в частности, в своей «Логике» (1878) он разделил все науки на три группы: 1) логику и математику, 2) естественные науки и 3) науки о человеке и его творениях. В основе этой схемы нет ничего оригинального. В ней воспроизводится старая схема деле- ния наук на формальные (логику и математику) и реальные (естественные и общественные науки). Однако Дюринг пытался создать видимость какой-то «но- вой» постановки вопроса. Он доказывал, что логика и матема- тика имеют не только формальное, но и реальное, веществен- ное, предметное значение, однако не благодаря тому, что мате- риал, ими изучаемый, извлечен из предметного мира, а как раз напротив, благодаря тому, что будто бы сама природа и ее явле- ния подчиняются определенным логическим и математическим законам. За такого рода уступки идеализму Дюринг был под- вергнут суровой критике Энгельсом. Дюринг стоял на позициях механицизма; в развитии приро- ды он видел лишь количественную постепенность, лишь плав- ную непрерывность, исключающую представление о коренных, качественных изменениях, о скачках при переходе от более низ- кой и простой формы движения материи к более высокой и сложной «От механики давления и толчка, — писал он, — до связи ощущений и мыслей идет единообразная и единственная последовательность промежуточных ступеней» [см. 18, стр. 63]. Механистический, метафизический материализм, сползаю- щий сплошь да рядом к идеализму, составляет философскую основу взглядов Дюринга на классификацию наук. Эти взгляды не являются научными, а потому и сама система наук, предло- женная Дюрингом, лишена научного интереса.
РЕЗЮМЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ Резюмируя историю домарксистской разработки проблемы классификации наук, можно констатировать следующее: 1. В разработке данной проблемы в домарксистской филосо- фии принимали активное участие представители самых разных стран и народов, причем не только стран Запада, но и России, а также стран Востока. Этим фактом еще раз опровергается ложная, реакционная западноцентристская концепция, согласно которой только народы западных стран наделены творческой, созидательной активностью. 2. Как при обсуждении всех коренных вопросов философии и естествознания, так и при постановке и попытках решения проблемы классификации наук в домарксистской науке ясно вы- ступают две линии противоположного характера — линия мате- риализма и линия идеализма. Однако конкретно-историческая обстановка складывалась иногда так своеобразно, что философ- материалист оказывался дальше от материалистического реше- ния проблемы, нежели философ-идеалист (субъективистский принцип Бэкона и объективный принцип Конта). 3. Столь же резко в разработке данной проблемы выступила противоположность двух методов мышления — формально-логи- ческого, разделяемого метафизически мыслившими учеными, но не совпадающего с метафизикой, и диалектико-логического, ко- торый был систематически развит впервые Гегелем, но на идеа- листической основе. 4. Естествоиспытателями и философами, не принадлежав- шими к школам диалектики, разработка проблемы классифика- ции наук велась главным образом на основе принципа коорди- нации, то есть внешнего соположения наук в определенной последовательности. Принцип субординации был разработан, хотя и на идеалистический лад, представителями немецкой клас- сической философии конца XVIII — начала XIX века, особенно Гегелем, а на материалистической основе стал разрабатываться представителями русской революционно-демократической мыс- ли середины XIX века — Герценом и Чернышевским. 5. Сама идея классификации наук возникала обычно в свя- зи со стремлением энциклопедически резюмировать важнейшие результаты развития человеческих знаний, особенно результаты развития естественных наук. Это стремление усилилось в конце XVIII — начале XIX века. Поэтому многие классификации наук
выдвигались непосредственно в связи с созданием соответствую- щих энциклопедий и произведений энциклопедического харак- тера в качестве определяющих их общую структуру (Даламбер и французская «Энциклопедия» XVIII века, Кольридж и англий- ская «Энциклопедия Метрополитана» начала XIX века, Гегель и его собственная «Энциклопедия философских наук», Конт и его «Курс позитивной философии»). 6. При определении порядка расположения отдельных наук одна подле другой согласно принципу координации выдвига- лись различные руководящие начала, в том числе учитывающие переход от простого к сложному, от общего к частному и от абстрактного к конкретному. 7. Большим шагом вперед явилась замена Сен-Симоном первоначального субъективистского исходного пункта в клас- сификации знаний, учитывающего лишь особенности человече- ской психики, объективным критерием соответствия наук харак- теру самих явлений, самих предметов. 8. Принцип историзма в домарксистской философии проник главным образом лишь в ту область решения проблемы класси- фикации наук, которая касалась истории познания и в связи с этим установления последовательности возникновения отдель- ных наук и прохождения ими определенных стадий развития; но идея развития не распространялась еще, как правило, на сам объект. Взаимосвязь двух общеметодологических проблем есте- ствознания — классификации наук и периодизации их истории раскрывалась, таким образом, лишь при рассмотрении развития познания, но не самой природы. 9. В силу того, что идея историзма еще не легла в основу понимания самого объекта наук, структурный подход к трак- товке объекта преобладал над генетическим подходом. Просто- та и сложность явлений трактовалась поэтому либо в субъек- тивном смысле (как легкость или трудность понимания и усвое- ния предмета), либо в структурном смысле (как отсутствие или присутствие того или иного признака в данном явлении). 10. Уже в древности, а еще резче в средние века на Востоке наметилось основное деление всего человеческого знания на три главные области, соответствующие природе (физика, или физические науки), обществу (этика, политика) и мышлению (логика, философия). В дальнейшем, по мере дифференциации знаний, это основное деление все чаще утрачивалось, поскольку во время господства метафизического способа мышления за частностями исчезало общее. 11. Вопрос о соотношении естественных (теоретических, или «чистых») и технических (или «прикладных») наук получал различные решения в связи с тем, что в одних случаях подле и после каждой естественной науки или групп близких между собой наук ставилось их практическое применение, а в других сначала шли все теоретические знания в целом, а после них —
все практические их применения и использования, взятые также в целом. 12. Несмотря на расхождения по частным вопросам теории познания, что находило свое отражение и в том или ином ре- шении проблемы классификации наук, особенно в ее принци- пиальном обосновании, обе главные линии в развитии этой проблемы в XIX веке, основанные на принципе координации и идущие одна от Конта, другая от Спенсера, совпадали в основ- ном и решающем: они были идеалистическими и входили в общее реакционное течение — позитивизм, продолжателями и вырази- телями которого стали позднее махисты. В. И. Ленин подчерки- вал, что «суть дела состоит в коренном расхождении материа- лизма со всем широким течением позитивизма, внутри которого находятся и Ог. Конт, и Г. Спенсер, и Михайловский, и ряд неокантианцев, и Мах с Авенариусом» [20, стр. 192]. 13. Принцип координации в качестве исторически и логиче- ски необходимой предпосылки принципа субординации занимает важное место в истории классификации наук. Как в общем слу- чае анализ необходимо предшествует синтезу и подготовляет его, так это имеет место и в соотношении обоих принципов класси- фикации. Сначала нужно рассмотреть вещи, а значит, понятия и науки о вещах как готовые, неподвижные, взятые в их внеш- нем соотношении друг с другом, как соположенные в простран- стве одни рядом с другими, чтобы затем стало возможным рас- смотрение вещей (соответственно, понятий и наук о них) в их развитии, в их переходах и взаимосвязях, в их внутреннем соот- ношении между собой, как возникающих одни из других и сле- дующих одни за другими во времени. Этим определяется соот- ношение принципов координации и субординации, которое выступает как конкретный случай общего соотношения принци- пов формальной и диалектической логики. 14. К общему синтезу наук приближались русские передо- вые мыслители XIX века, особенно Герцен и Чернышевский, ис- ходившие из критически воспринятой ими диалектики Гегеля, которую они стремились сочетать с материалистической теорией познания. Подойдя вплотную к диалектическому материализму, Герцен и Чернышевский смогли поставить проблему диалекти- ческого синтеза знаний, но для ее положительного решения тре- бовалось применение марксистского диалектического метода, которым они не располагали. 15. В итоге развития домарксистской мысли до середины 70-х годов XIX века были разработаны и применены порознь различные элементы классификации наук, нередко в их проти- вопоставлении одни другим, а сами науки, по крайней мере основные из них, были более или менее правильно приведены в иерархический ряд. Весь этот исходный материал требовалось коренным образом переработать, критически переплавить с тем, чтобы создать из него качественно новую, внутренне цельную
концепцию, основывающуюся на совершенно иных принципах, соответствующих общим положениям диалектического материа- лизма, и прежде всего материалистически использованному принципу субординации. Это было выполнено Ф. Энгельсом, ко- торый дал марксистское решение проблемы классификации наук и вместе с Марксом осуществил диалектический синтез наук. На этом мы заканчиваем первую часть книги, посвященную разбору домарксистских классификаций наук. В следующей ча- сти мы рассмотрим марксистскую классификацию наук, создан- ную Энгельсом на основе применения научного, диалектико- материалистического метода.
«...Становится неустранимой задача приведения в правильную связь между собою отдельных областей знания. Но... здесь может оказать по- мощь только теоретическое мышление». Ф. Энгельс ЧАСТЬ ВТОРАЯ МАРКСИСТСКОЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭНГЕЛЬСОМ. ПРИНЦИП СУБОРДИНАЦИИ НАУК
Глава I ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОДГОТОВЛЕНИЕ МАРКСОМ И ЭНГЕЛЬСОМ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК До 1873 года Фридрих Энгельс не ставил перед собой задачу систематизировать с точки зрения диалектического материа- лизма результаты всего современного ему естествознания. В связи с этим перед ним не вставала необходимость заняться общей проблемой классификации наук. Но еще в молодости он глубоко изучил работы философских предшественников мар- ксизма, в том числе труды Гегеля и Сен-Симона, касавшиеся так или иначе проблемы классификации наук, что послужило первой подготовкой будущей марксистской классификации наук. С другой стороны, Энгельс всегда с огромным интересом следил за отдельными выдающимися открытиями в области естествознания, философски осмысливал их и давал им диалек- тико-материалистическое истолкование. Эти постоянные экс- курсы Энгельса в область естествознания были подготовкой к выработке общего философского взгляда на тогдашнее есте- ствознание в целом и на его основные отрасли — каждую в от- дельности. Тем самым они также подготавливали у Энгельса определенный взгляд на классификацию наук, охватывающую главнейшие естественные науки в их внутреннем единстве. Соответственно сказанному в подготовке Энгельсом класси- фикации наук можно выделить два этапа: первый — изучение предшествующих философских работ, касавшихся классифика- ции наук и дававших материал для выработки принципов реше- ния задачи, и второй — изучение естественнонаучных данных, ко- торые могли составить реальную основу для новой классифика- ции наук и позволяли, таким образом, перейти от общих фило- софских принципов к конкретному решению задачи. Условной границей между обоими этапами служит письмо Энгельса Марксу от 14 июля 1858 года, в котором специально освещаются философские вопросы естествознания с марксист- ских позиций. Поскольку решение проблемы классификации наук, данное Энгельсом, опирается на конкретное применение общего мар-
ксистского метода, созданного Марксом в сотрудничестве с Эн- гельсом, мы предпосылаем изложению идей Энгельса, касаю- щихся специально данной проблемы, общую характеристику научного метода Маркса. При этом мы в общих чертах пытаем- ся показать, каким образом этот метод конкретизировался при решении рассматриваемой нами проблемы. 1. РАЗРАБОТКА МАРКСОМ НАУЧНОГО ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МЕТОДА КАК ОБЩЕЙ ОСНОВЫ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК. СИНТЕЗ НАУК У МАРКСА Главные черты и законы диалектики как объективная основа марксистского диалектического метода. Карл Маркс не разра- батывал специально проблему классификации наук. Однако всем содержанием своего научного творчества он по существу ставил эту проблему и указывал конкретные пути и способы ее решения. Будучи последовательным материалистом, он не мог не видеть, что связь наук должна представлять собой отра- жение связи явлений. Отсюда встают два вопроса: во-первых, как связываются между собой явления и, во-вторых, как эта их связь отражается в сознании ученых в качестве общей системы научного знания. Для решения проблемы классификации наук исключитель- но большое значение имеет признание всеобщей закономерной связи явлений мира. Именно эта связь лежит в самой основе марксистской классификации наук, в которой все человеческие знания, все науки выступают как отражение определенных мате- риальных объектов, их движений, их различных сторон, изучае- мых отдельными науками. Всеобщая, универсальная связь всех явлений и отражается в виде всеобщей же, универсальной связи различных отраслей и разделов единого научного знания чело- века о мире, то есть в виде общей классификации наук. Для построения марксистской классификации наук большое значение имело то обстоятельство, что связи между явлениями внешнего мира, изучаемые отдельными отраслями научного зна- ния, имеют или непосредственный, или опосредствованный ха- рактер. Некоторые явления прямо связаны между собой, высту- пая как причинно-следственные отношения: одни явления ока- зываются причиной других, приводят к ним и обусловливают их, а эти последние оказываются следствием первых, вытекающими из них. Разумеется, при отражении таких непосредственных связей в общей системе наук одни науки отнюдь не ведут себя как причины других наук. Однако, подобно тому как это имеет место вообще в мышлении, в его логике, связь наук в данном случае может выступить как связь основания и следствия, когда науки о более сложном и развитом объекте оказываются выну-
жденными опираться на науки о более простом, неразвитом объекте, из которого исторически вырос и развился соответ- ствующий более сложный и развитый объект. Этим и опреде- ляется общая последовательность расположения наук в единый ряд, отражающий последовательность ступеней развития объ- ективного мира. С этой точки зрения большое принципиальное значение для рассматриваемой проблемы приобретает высказывание Маркса в «Капитале», где он отмечает «внутреннюю и необходимую связь между двумя явлениями, которые по своей внешней види- мости противоречат одно другому» [16, стр. 233]. Но, кроме явлений, непосредственно связанных друг с дру- гом и, соответственно, кроме связей между смежными науками, изучающими эти разные объекты, существуют более отдален- ные связи, которые также должны быть отражены в системе наук, благодаря чему более отдаленные науки связываются между собой через промежуточные звенья. Если связь между явлениями как объектами различных наук устанавливается в ходе их собственного развития, то связь между науками также раскрывается в ходе их историче- ского развития, то есть в ходе развития человеческого позна- ния, проникающего в объективный мир все дальше вширь и вглубь. Связь различных форм или фаз данного предмета во времени и есть развитие, то есть изменение, имеющее опреде- ленную направленность, например от низшего к высшему (раз- витие поступательное, идущее по восходящей линии) или от высшего к низшему (развитие регрессивное, идущее по нисхо- дящей линии). Классификация наук призвана отразить это развитие в его итоговой, результативной форме, как бы в статически застыв- шем виде, где связь отдельных наук между собой, расположен- ных в последовательном порядке, отражает весь исторический процесс развития природы и общества и нашего собственного мышления от самой низшей их ступени (из известных нам в настоящее время) до самой высокой ступени развития. В соответствии с этим решающую роль при построении марксистской классификации наук играют основные законы диалектики, открытые и разработанные Марксом на почве ма- териалистического их понимания. В этой связи следует назвать закон перехода количественных изменений в качественные, кото- рый действует как закон скачкообразности развития при пере- ходе от одного качественно определенного предмета или этапа развития к другому, исторически следующему за ним и каче- ственно от него отличному предмету или этапу. При отражении всего этого в классификации наук качественные различия, при- сущие самим предметам научного исследования, определяют собой качественные границы между науками, самую возмож- ность их обособления, а существование реальных переходов
между предметами или между различными фазами развития дан- ного предмета, иногда весыма длительных и незаметных, не рез- ких, а постепенных, определяет то обстоятельство, что границы между науками также нередко являются не резкими, составляю- щими как бы переходные области, благодаря чему переходы между науками оказываются более или менее постепенными, лишенными характера заметного разрыва. Исключительно большое значение для рассматриваемой на- ми проблемы имеет закон единства и борьбы противоположно- стей, так как в этом законе отражен источник развития, его двигательный импульс, определяющий внутреннюю противоре- чивость всякого развития. Подобно тому как изучаемый объект отражается той или иной отдельной наукой или группой наук, изучающих различные его стороны, так и присущая ему внут- ренняя противоречивость отражается в виде противоречий, за- ложенных в соответствующих научных понятиях и категориях. Например, в «Теориях прибавочной стоимости» (1861 —1863), касаясь экономических отношений, Маркс говорил: «...экономи- ческое отношение, — следовательно также категории, которые его выражают, — содержит противоположности, представляет противоречие и именно единство противоречий...» [14, стр. 66]. Указанный закон, широко примененный Марксом в экономи- ческих исследованиях, особенно в «Капитале», и глубоко разра- ботанный на историческом материале, раскрывает основные тенденции или линии развития изучаемого объекта и тем са- мым вскрывает общий характер самого процесса развития. Так, в I томе «Капитала» (1867) Маркс писал: «...развитие противо- речий известной исторической формы производства есть един- ственный исторический путь ее разложения и образования но- вой» [15, стр. 493]. Если предмет содержит в себе противоречия и исключающие друг друга отношения, то развитие этого пред- мета не снимает этих противоречий, но создает форму для их движения. «Таков и вообще тот метод, — указывал Маркс, — при помощи которого разрешаются действительные противоречия» [15, стр. 110]. Характеризуя диалектику «Капитала», В. И. Ленин писал о том, что Маркс начинает с анализа обмена товаров, в котором он вскрывает противоречия современного капиталистического общества; далее он прослеживает развитие этих противоречий, а вместе с ними и всего буржуазного общества [см. 23, стр. 358— 359]. Как указывал В. И. Ленин, так же следует рассматривать диалектику вообще, значит и ту, которая пронизывает общую систему научного знания и в которой отражается развитие всех предметов мира в их внутренней противоречивости. Наконец, закон отрицания отрицания, выступающий со всей очевидностью при сопоставлении различных ступеней, или фаз, относительно завершенного развития, важен при анализе всей
системы наук в целом как итоговом отражении развития всего мира и его познания. Этот закон выражает то, что всякий про- тиворечиво развивающийся процесс приводит к частичному вос- произведению на более высокой ступени развития тех или иных сторон или черт уже ранее пройденной, более низкой его ступени. Подобное воспроизведение совершается в порядке как бы возврата к исходному пункту развития, хотя в действитель- ности здесь нет какого-либо движения вспять, а имеет место лишь поступательное движение, движение вперед, а не назад. Такого рода «возвраты» к исходному пункту, совершающие- ся в силу диалектического, противоречивого характера всякого развития, придают развитию спиралевидность (то есть развер- тывающуюся периодичность, или цикличность). Это особенно ясно выступает при анализе и сопоставлении периодов истори- ческого развития наук, что имеет прямое отношение к вопросу об их классификации, так как обе проблемы — проблема клас- сификации наук и проблема периодизации их истории — нераз- рывно связаны между собой, как мы это уже показали в первой части нашей работы. Обосновывая правильную трактовку основных законов диа- лектики, Маркс противопоставлял ее метафизическому их иска- жению, с одной стороны, и идеалистической мистификации — с другой. Уже само их открытие как наиболее общих законов всякого развития внешнего мира и его отражения в сознании человека предполагало последовательную критику их гегелев- ской идеалистической трактовки. В дальнейшем Маркс не раз критиковал своих современни- ков за то, что они искажают в ту или иную сторону законы ди- алектики. Например, он обстоятельно раскритиковал воззрения экономиста Джемса Милля, который в единстве противополож- ностей видел только одно чистое единство, попросту отождест- вляя противоположности, делая их одинаковыми друг с другом. В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс писал, что этот экономист «подчеркивает момент единства противоположно- стей и отрицает противоположности. Единство противо- положностей он превращает в непосредственное тождество этих противоположностей» [14, стр. 66]. Маркс резко критиковал также Прудона за его гегелевский идеалистический способ рассуждения, за его идеалистическое извращение закона отрицания отрицания и закона единства и борьбы противоположностей. У Прудона, как показал Маркс в своей работе «Нищета философии» (1847), движутся чистые мысли. Согласно Прудону, какая-либо мысль, противополагаясь сама себе, раздваивается на две противоположные мысли, про- тиворечащие одна другой. Эти противоположности затем пере- ходят друг в друга, нейтрализуют и парализуют одна другую. «Слияние этих двух мыслей, противоречащих одна другой, об- разует новую мысль — их синтез. Эта новая мысль опять раз-
дваивается на две противоречащие друг другу мысли, которые, в свою очередь, сливаются в новый синтез» [8, стр. 132]. Как показал Маркс, здесь законы диалектики выступают у Прудона в их идеалистически искаженном виде, не как законы развития объективного мира и его отражения в человеческом мышлении, а как законы якобы чистой мысли. Всем и всяким извращениям законов диалектики в духе идеализма и метафизики Маркс всегда противопоставлял ма- териалистическое и всестороннее их понимание, раскрывая и подчеркивая их истинный характер. Тем самым он давал воз- можность правильно применять эти законы при решении кон- кретных научных задач и проблем, в том числе и проблемы классификации наук. Марксистский диалектический метод как общий способ ре- шения научных проблем. Общую характеристику своего науч- ного метода в его противопоставлении гегелевскому Маркс дал в «Послесловии ко второму изданию» I тома «Капитала» (1873): «Мой диалектический метод не только в корне отличен от ге- гелевского, но представляет его прямую противоположность. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург [творец, созидатель] действительного, которое представляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человече- скую голову и преобразованное в ней» [15, стр. 19]. «Пересаживание» материального в человеческую голову и преобразование его в ней предполагает, что идеальное не есть простое совпадение с материальным, не есть механическое ко- пирование, повторение материального в точности в той самой его форме, в какой оно выступает в объективном мире. Субъек- тивное, идеальное, будучи отражением, образом объективного, материального, предполагает специфический характер этого отражения. Эту специфику и ее закономерности как раз и улавливает в обобщенном виде марксистский диалектический метод. Вот почему научный метод Маркса нельзя ограничивать только теми законами диалектики, которые являются общими как для внешнего мира, так и для отражающего этот мир мыш- ления. Они, несомненно, составляют объективную основу ме- тода Маркса, но в них еще не раскрывается та специфика, которая присуща именно процессу отражения, то есть процессу «пересаживания» материального в человеческую голову и его преобразования в ней. Ведь метод познания, метод научного исследования и изложения (обобщения) достигнутых результа- тов не может не учитывать не только особенности познаваемого объекта, но и специфику деятельности, функционирования чело- веческого сознания, мышления. Без этого нет и не может быть никакого научного метода познания, то есть метода отражения
объекта в голове субъекта. Этого, кстати сказать, не понимали те философы, которые, рассуждая упрощенчески, сводили весь марксистский диалектический метод лишь к наиболее общим законам или чертам диалектики. Специфика отражения внешнего мира в сознании человека выступает в категориях диалектики, из которых одни имеют всеобщий характер, относясь подобно законам диалектики и к внешнему миру и к процессу его познания (например, кате- гории явления и сущности, случайности и необходимости и т. д.), а другие, напротив, являются категориями диалектики познания и выражают собой те или иные моменты, стороны са- мого процесса познания (например, индукция и дедукция, чув- ственное и рациональное и т. д.). Процесс научного мышления включает в себя оперирование теми и другими категориями в их внутренней связи и взаимо- обусловленности. При этом, как увидим ниже, категории диалек- тики познания представляют собой специфическое преломление («преобразование») тех сторон или моментов действительности, которые отражаются в соответственных категориях объективной диалектики. При характеристике научного метода Маркса в его применении к решению проблемы классификации наук мы поста- раемся проследить эту особенность категорий диалектики. Основу метода Маркса составляет положение о том, что человеческое познание начинается с явлений и проникает затем в их сущность, причем от сущности менее глубокой последова- тельно переходит к раскрытию все более и более глубокой сущ- ности. Таким образом, в марксистской диалектике как методе научного познания выступают две основные категории — сущ- ность и явление. Они представляют собой одновременно катего- рии и объективной диалектики и диалектики познания: явление и сущность самой действительности отражаются в виде соответ- ствующих им понятий явления и сущности. Однако между ними есть одно весьма важное различие. В природе и обществе явление и сущность даны одновременно и нераздельно; это лишь различные стороны действительности, которые в процессе ее развития не предшествуют одна другой и не следуют одна за другой. Они существуют всегда вместе, как внешнее и внутреннее; одно без другого немыслимо. В ходе же познания устанавливается определенная после- довательность в раскрытии обеих названных сторон действитель- ности: сначала познаются явления и только после этого, путем проникновения в глубь уже изученных явлений, раскрывается их сущность. В этом, собственно говоря, и состоит цель и за- дача всякого научного познания, всякой науки вообще. «...Если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно сов- падали, — писал Маркс в «Капитале», — то всякая наука была бы излишня...» [16, стр. 830]. Поэтому «задача науки заключает-
ся в том, чтобы видимое, выступающее на поверхности явлений движение свести к действительному внутреннему движению...» [16, стр. 324]. Такая последовательность в раскрытии и познании двух про- тивоположных сторон действительности — явления и сущно- сти — обусловлена тем, что человеческий интеллект способен познавать мир только так, что сначала он собирает с помощью своих органов чувств эмпирический материал, а затем с по- мощью теоретического мышления обрабатывает и обобщает этот материал, находя в нем скрытые от непосредственного взора наблюдателя внутренние связи, зависимости, законы. В соот- ветствии с этим выступают специфические категории диалектики познания, в которых явление и сущность отражаются не только как существующие вне и независимо от нашего сознания, но и как определенные ступени самого процесса познания, двигаю- щегося от явлений к сущности и далее в глубь самой этой сущ- ности. Такими категориями, сопоставимыми с категориями явле- ния и сущности, но не совпадающими с ними, служат кате- гории чувственного и рационального, эмпирического и теорети- ческого. Поскольку источник познания вообще составляют ощуще- ния, чувства, которые служат соединительным звеном между субъектом и объектом, постольку исторически первым в сфере познания оказывается именно то, что улавливается непосред- ственно ощущениями и чувствами человека. Таковыми как раз и выступают непосредственные явления внешнего мира. Рациональное, то есть деятельность отвлеченного теорети- ческого мышления, выступает вслед за накоплением опытного, эмпирического материала, касающегося данного явления. С по- мощью теоретического мышления, и только с его помощью, по- знание обнаруживает в эмпирическом материале скрытую сущность изучаемого явления, его закон. Таким образом, характерные особенности явления и сущно- сти как противоположных сторон самой действительности ста- новятся специфическим объектом познания действительности, определяющим два противоположных способа ее познания — способ эмпирии, улавливающий непосредственно данное в ви- де явлений, и способ теории, улавливающий скрытое и позна- ваемое лишь как опосредствованное. Структуре объекта отвечает специфическая структура человеческого познания, движение которого в глубь объекта определяется, во-первых, характером этого объекта и, во-вторых, характером самого познания, отра- жающего объект в преобразованном виде, как последовательно «пересаживаемый» в человеческую голову. Последовательность операций «пересаживания» материального в человеческую го- лову и превращения его в идеальное составляет важнейший предмет для подлинно научного метода, каким является мар- ксистский диалектический метод.
Не следует представлять себе дело так, что все явления познаются исключительно при помощи чувственно-эмпирическо- го метода, без привлечения отвлеченно-теоретического позна- ния. Соответствие между соотношениями явления и сущности, с одной стороны, и эмпирического и теоретического, или чувст- венного и рационального, — с другой, надо понимать в более широком смысле, как соответствие той последовательности, которая наблюдается в процессе познания, когда за познанием явлений следует познание сущности, а за чувственно-эмпири- ческой ступенью познания следует отвлеченно-теоретическая; при этом вторая исходит из первой и опирается на нее. В обыденном научном обиходе тот прием, при котором ог- раничиваются лишь данными о явлениях, полученными при помощи эмпирического подхода, называют описанием. Напро- тив, тот прием, при котором раскрывается сущность явлений при помощи отвлеченно-теоретического мышления, называют объяснением. Очевидно, что чувственное и рациональное, эм- пирическое и теоретическое, описание и объяснение предпола- гают познавательную деятельность субъекта, причем такую деятельность, при которой совершается движение от первой ступени познания (чувственной) ко второй его ступени (рацио- нальной, или отвлеченно-теоретической). Предметом же изуче- ния на каждой из этих двух ступеней познания служат в пер- вом случае явления, во втором — их сущность. Именно поэтому с общими категориями диалектики — явлением и сущностью — и соотносятся специфические категории диалектики познания — чувственное и рациональное, эмпирическое и теоретическое, опи- сательное и объяснительное. Сказанное имеет прямое отношение к проблеме классифика- ции наук. В самом деле, движение познания от явлений к сущ- ности выступает и здесь как переход от чисто эмпирических си- стем, в которых лишь описывается последовательное расположе- ние наук, к такой системе, в которой должна быть раскрыта глубокая сущность взаимосвязи наук, объясняющая рациональ- ным образом, почему науки должны располагаться именно та- ким, а не каким-либо иным способом. Более того, при выработ- ке такой системы наук, основанной не на простом описании их общего ряда, а на его теоретическом объяснении и обосновании, возможен переход от первоначального учета менее глубокой сущности, обусловливающей связи между науками, к более глу- бокой сущности, позволяющей найти и развить более глубокое обоснование научной классификации всех человеческих знаний. Продолжая характеристику двоякого значения категорий марксистской диалектики, как объективной и субъективной диа- лектики, остановимся теперь на категориях случайности и необходимости. Обе эти категории тоже носят общий характер, то есть случайность и необходимость, присущие самой действи- тельности, отражаются как понятия случайного и необходимого
в сознании человека. Обе они до известной степени соотноситель- ны предыдущим двум категориям (явления и сущности), хотя и не совпадают с ними. Случайность и необходимость столь же противоположны друг другу, как явление и сущность, и столь же нераздельны. Вместе с тем они тоже выражают или отражают противоположные стороны закономерной связи явлений, причем случайность есть всегда и везде форма проявления необходи- мости, подобно тому как явление всегда и везде есть проявление скрытой за ним сущности. Точно так же, как и при раскрытии сущности явлений, задача науки при анализе случайности и необходимости состоит в том, чтобы за случайностями, выступающими на поверхности явле- ний, отыскать скрытую необходимость, закон, которому они подчиняются. Облегчается эта задача тем, что, как писал Маркс Кугельману в 1871 году, случайности «входят, конечно, сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь дру- гими случайностями» [12, стр. 264]. Там же, где случайность как форма проявления необходимости и дополнение к ней мешает обнаружить и выразить в чистом и полном виде искомую необ- ходимость, там наука вынуждена применять особый познава- тельный прием «очищения» и мысленного освобождения необхо- димости от ее формы, то есть от случайности, через которую она проявляется в реальной жизни. С этим приемом связаны две категории марксистской диалектики — категории исторического и логического. Их соотношение специфично для диалектики по- знания, поскольку логическое (то есть идеальное) оказывается вместе с тем и историческим (реально совершающимся в про- цессе развития природы или общества), но «пересаженным» в голову человека и преобразованным, превращенным в пред- ставление о необходимости как совершенно освобожденной от связи с какой-либо случайностью. Именно при помощи катего- рий исторического и логического познание осуществляет задачу выявления необходимости в ее «чистом виде». Характеризуя метод Маркса при исследовании экономиче- ских отношений, Энгельс в 1859 году в рецензии на книгу Маркса «К критике политической экономии» писал, что критику буржу- азной политической экономии согласно диалектическому методу можно было проводить двояким способом: исторически и логи- чески. При историческом способе вопросы освещались бы в общем и целом в той же последовательности, как и в логическом развитии. На первый взгляд при этом получается то преимуще- ство, что прослеживается действительное развитие. Однако исто- рия часто идет зигзагами, и если строго следовать за ней повсю- ду, то пришлось бы не только учитывать много менее важного материала, но и часто прерывать ход мыслей. «Таким образом, — резюмировал Энгельс, — единственно уместным был логический способ рассмотрения. Но в сущности этот способ был не чем иным, как тем же историческим спосо-
бом, только освобожденным от его исторической формы и от нарушающих его случайностей. С чего начинает история, с то- го же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее дви- жение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последо- вательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исто- рический процесс, причем каждый момент можно рассматри- вать в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости и классической формы» [13, стр. 236]. Спрашивается: если исторический процесс, в котором необ- ходимое и случайное как формы его проявления выступают в нераздельном единстве, как две противоположные стороны действительного процесса развития, очистить таким образом, как это, по словам Энгельса, сделал Маркс, то что удержится в результате подобного «очищения»? Очевидно, удержится представление о необходимости, присущей данному процессу, но такое представление, когда эта необходимость мысленно освобождается от присущей ей формы случайности, то есть ос- вобождается, по определению Энгельса, от исторической фор- мы и от случайностей, нарушающих течение данного процесса. Такой чистой необходимости нигде в мире нет, она является лишь логическим понятием, существующим в нашем сознании, но отражающим определенную сторону самой действитель- ности. Здесь «пересаживание» реально-объективного в наше созна- ние выступает как «очищение» необходимости от случайности, как исправление образующегося при этом отражения с тем, чтобы оно могло представить исторический процесс в абстракт- ной и теоретически последовательной форме. Таким образом, и здесь с общими категориями диалектики (случайность и необходимость) сопоставляются категории, находящиеся в специфическом для диалектики познания соот- ношении между собой (историческое и логическое) и лежащие в основе двух различных и в известной степени противополож- ных способов рассмотрения реального исторического процесса. Все сказанное имеет исключительно большое значение для рассматриваемой нами темы. Уже в соотношении двух основ- ных общих проблем современного естествознания — классифи- кации наук и периодизации их истории — ясно выступает соотношение исторического и логического, поскольку первая проблема ставит вопрос о взаимосвязи наук в плоскость логи- ческого рассмотрения, а вторая — в плоскость исторического их рассмотрения. Связь обеих проблем в значительной мере обус- ловлена тем, на что обратил внимание Энгельс при характе- ристике марксова метода, а именно, что «при этом методе логическое развитие вовсе не обязано держаться только в чи- сто абстрактной области. Наоборот, оно нуждается в истори-
ческих иллюстрациях, в постоянном соприкосновении с дейст- вительностью» [13, стр. 238]. Особенно важно отметить то, что при логическом способе не требуется автоматически следовать за всеми зигзагами исто- рического развития, а, напротив, эти зигзаги надо исправлять, элиминировать, дабы представить процесс развития в теорети- чески последовательном виде. Как мы увидим ниже, именно такое исправление в марксистскую классификацию наук внес Энгельс после того, как он довел до конца процесс «очищения» исторического развития наук и выявления в нем чистой необхо- димости, определяющей логическую связь между науками в их наиболее развитой (по тому времени) форме. Касаясь еще раз вопроса о соотношении категорий объек- тивной диалектики и диалектики познания, отметим следующее. Первые отражают противоречивые стороны действительности. С познавательной точки зрения они резюмируют собой итог исследования соответствующих сторон действительности, исклю- чая те субъективные моменты, которые возникали в процессе самого исследования. Напротив, вторые, то есть категории диа- лектики познания, отражают те же противоречивые стороны той же действительности, но так, как они встают в самом процессе их исследования, когда они раскрываются и схватываются мы- шлением в определенной последовательности путем «пересажи- вания» материального в человеческую голову и превращения его в идеальное. Так, в случае категорий случайного и необходимого и, со- ответственно, исторического и логического, процесс познания действительного исторического развития включает в себя такую мыслительную операцию, при которой необходимость «очи- щается» полностью от случайности как формы своего проявле- ния и берется в идеально чистом виде, хотя нигде в природе и обществе она не выступает и не может выступать в этом виде. Соотношение исторического и логического, переход от первого, непосредственно данного, ко второму, представляющему тео- ретическую обработку первого, есть процесс выявления чистой необходимости, которой придается соответствующая логическая форма. Следовательно, оперируя категориями исторического и ло- гического, мы рассматриваем сам процесс познания данного объекта, а оперируя категориями случайного и необходимого, мы характеризуем этот объект, отвлекаясь от того, что специ- фично для процесса его познания. Разумеется, здесь речь идет только о том соотношении, которое выражается сопоставлени- ем двух пар категорий: случайное и необходимое, историче- ское и логическое. В другой связи могут выступить иные сторо- ны действительности, которые уже не будут отвечать отмечен- ному соотношению.
До сих пор мы рассматривали процесс познания как идущий в одном направлении, а именно, от внешней, поверхностной стороны предмета к внутренней, глубокой, а потому и скрытой от непосредственного наблюдения, его стороне. Но, как извест- но, процесс познания включает в себя и такие движения мысли, которые означают переходы в двух прямо противоположных направлениях: от одной стороны противоречия, присущего пред- мету, к другой его стороне, а затем обратно — от этой второй его стороны к первой. При этом последовательность соблюдает- ся уже не в отношении раскрытия той или иной противополож- ной стороны предмета, а в отношении того, какое из двух про- тивоположных движений мысли предшествует, а какое — по- следует одно другому в процессе познания. Это касается, например, таких категорий, как простое и сложное, низшее и высшее, неразвитое (зародышевое) и разви- тое (зрелое). Данные категории являются общими категориями диалектики, связанными с отображением процесса развития вообще, которое, как известно, представляет собой (в случае поступательного развития) движение от низшего к высшему, от простого к сложному. В процессе же познания, особенно при использовании логи- ческого способа рассмотрения, соответствующие стороны дей- ствительного процесса развития отображаются в таких специ- фических категориях диалектики познания, как категории аб- страктного и конкретного. В марксистском диалектическом методе, следовательно, в марксистской диалектической логике, абстрактное соответст- вует более низкому, более простому, недифференцированному, неразвитому (зародышевому), а конкретное — более развитому, дифференцированному, которое возникает на более высокой ступени развития, а потому является и более сложным. Задача науки состоит в том, чтобы в идеальной, логической форме воспроизвести реальный процесс развития. Соответст- венно этому данная задача определяется так, чтобы предста- вить этот процесс как последовательный переход от абстрактно- го к конкретному, то есть (в логически своеобразной форме) как переход от зародышевого, неразвитого к развитому, зрело- му предмету. К решению этой задачи стремится всякая нау- ка, познающая изучаемый предмет в его развитии, в его дви- жении. Однако, как правило, по первоначалу предмет исследования выступает перед учеными не в его зародышевой, неразвитой форме, а в наиболее развитой и зрелой форме, какую он успел достичь к началу его изучения человеком. И даже если нераз- витая форма существует наряду с развитой, все равно иссле- дование начинается с этой последней, поскольку оно легче для человека. Это обстоятельство Маркс отметил применительно к экономической науке. В «Предисловии к первому изданию»
I тома «Капитала» (1867) он писал: «...развитое тело легче изучать, чем клеточку тела. К тому же при анализе экономиче- ских форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химически- ми реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции» [15, стр. 4]. Отсюда вытекает, что, хотя конечной задачей науки являет- ся теоретически исправленное, очищенное от случайностей изо- бражение реального исторического процесса развития в форме движения мысли от абстрактного к конкретному, однако само познание этого процесса начинается с наиболее конкретного, наиболее развитого, от которого как от исходного приходится сначала отправляться в поиски абстрактного, то есть того зародышевого, с которого начинался реальный процесс раз- вития. Таким образом, для достижения задачи представить данный процесс развития в логической форме как движение от абст- рактного к конкретному, сначала необходимо совершить путь от конкретного, непосредственно данного, к этому абстрактному, отправляясь от которого затем уже можно двигаться в обрат- ном направлении — от абстрактного к конкретному. На этом у Маркса основывается различие между двумя способами изучения предмета — способом исследования и спо- собом изложения. В первом случае рассматривается данный конкретный предмет с целью отыскания в нем его исторически исходной формы (абстрактного). Во втором случае результат проведенного исследования представлен как последовательное развитие самого предмета в логически стройном виде. «Конеч- но, — продолжал Маркс, — способ изложения не может с фор- мальной стороны не отличаться от способа исследования. Исследование должно детально освоиться с материалом, про- анализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь. Лишь после того как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изображено действительное движение. Раз это удалось и жизнь материала получила свое идеальное отражение, то на первый взгляд может показаться, что перед нами априорная конструкция» [15, стр. 19]. Итак, в развитие и дополнение к вышеназванным способам рассмотрения предмета (эмпирическому и теоретическому, исто- рическому и логическому) выступают два различных и в неко- тором смысле противоположных способа — исследования и из- ложения. При этом, как и в предыдущих случаях, один из них может, а при определенных обстоятельствах (например, в слу- чае способа исследования) должен предшествовать другому, подготовлять его, делать его применение возможным и необхо- димым. Разбирая метод политической экономии, в котором вопло- щается общий метод научного познания, Маркс в 1859 году пи- сал: «Кажется правильным начинать с реального и конкретно-
го, с действительных предпосылок...» [13, стр. 212]. Но если поступить таким образом, продолжал он, то вначале возникло бы «хаотическое представление о целом, и только путем более близких определений я аналитически подошел бы к все более и более простым понятиям: от конкретного, данного в представ- лении, к все более и более тощим абстракциям, пока не пришел бы к простейшим определениям» [13, стр. 213]. Отсюда при- шлось бы пуститься в обратный путь, пока он не привел бы, наконец, снова к первоначальному конкретному данному, «но уже не как к хаотическому представлению о целом, а как к бо- гатой совокупности, с многочисленными определениями и отно- шениями» [13, стр. 213]. Здесь, как видим, сопоставлены оба способа — способ ис- следования и способ изложения. Первоначально экономисты шли, как показал Маркс, первым путем: они всегда начинали с живого целого и заканчивали тем, что путем анализа выде- ляли некоторые абстрактные всеобщие отношения. Но затем, как только эти отдельные моменты были более или менее абст- рагированы и закреплены, стали возникать экономические си- стемы, которые восходили от простейшего, следовательно, от самого абстрактного, к конкретному. «Последний метод, — кон- статировал Маркс, — есть, очевидно, правильный в научном отношении. Конкретное потому конкретно, что оно есть сочета- ние многочисленных определений, являясь единством многооб- разного. В мышлении оно поэтому представляется как процесс соединения, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собою исходный пункт в действительности и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и пред- ставления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения; при втором же абстракт- ные определения ведут к воспроизведению конкретного путем мышления» [13, стр. 213]. Как показал далее Маркс, Гегель впал в иллюзию, приняв реальное за результат мышления, за продукт его создания, «между тем как метод восхождения от абстрактного к конкрет- ному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваи- вает себе конкретное, воспроизводит его духовно как конкрет- ное. Однако, — предупреждал Маркс, — это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного» [13, стр. 214]. Например, простейшая экономическая категория предполагает наличие конкретного целого и не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение данного уже кон- кретного живого целого. Следовательно, согласно определению Маркса, «конкретная целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной кон- кретности, есть действительно продукт мышления, понимания; однако это ни в коем случае не продукт понятия, размышляю- щего и саморазвивающегося вне наглядного созерцания и пред-
ставления, а переработка созерцания и представлений в поня- тии. Целое, как оно представляется в голове, как мыслимое целое, есть продукт мыслящей головы, которая освояет себе мир единственным возможным для нее способом...» [13, стр. 214]. При этом реальный конкретный предмет изучения остается все время вне головы, существуя самостоятельно, так что при лю- бом научном методе он должен постоянно витать в нашем пред- ставлении как предпосылка. Здесь Маркс со всей глубиной и ясностью охарактеризовал самую суть того процесса «пересаживания» материального в человеческую голову, в результате которого возникает идеаль- ное отображение материального в сознании человека. Суть эта состоит в том, что человек мысленно воспроизводит реальный процесс развития изучаемого предмета, начиная с его простей- шей формы (его «клеточки») и кончая его наиболее зрелой и развитой формой. «Клеточка» как раз выражается абстрактней- шим понятием, а движение мысли, воспроизводящее реальный процесс развития предмета, есть ее движение от абстрактного к конкретному. В этом и заключается важнейшее научное зна- чение названного способа рассмотрения предмета. То обстоятельство, что движение мысли от абстрактного к конкретному отражает в логически очищенной форме реальную историю развития изучаемого предмета, Маркс со всей четко- стью выразил в следующем положении: «...ход абстрактного мышления, восходящего от простейшего к сложному, соответ- ствует действительному историческому процессу» [10, стр. 728—729]. Характеризуя с этой стороны указанный теоретический ме- тод, Маркс подчеркивал, что простые категории соответствуют неразвитому предмету, причем они сохраняются и при развитом предмете, но занимают тогда лишь подчиненное положение: «...простые категории суть выражения условий, в которых мо- жет реализоваться неразвившаяся конкретность, до установле- ния более многостороннего отношения или связи, которые иде- ально выражаются в более конкретной категории, в то время как более развитая конкретность сохраняет эту же категорию как подчиненное отношение» [13, стр. 215]. Сопоставляя высшую ступень развития с низшей и рассмат- ривая их в разрезе изложенного научного метода (движения мысли от абстрактного к конкретному), Маркс показал, что высшее, развитое, следовательно, более конкретное, открывает путь к познанию низшего, зародышевого, следовательно, более абстрактного, так как оно позволяет изучить то, что раньше имелось только в виде намека, а впоследствии развилось до полного значения. «Анатомия человека, — писал Маркс, — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки на высшее у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если это высшее уже известно» [13, стр. 219].
В. И. Ленин в «Философских тетрадях» характеризовал Марксов метод изложения политической экономии именно как мысленное воспроизведение процесса экономического развития буржуазного общества от его «клеточки» до его современного зрелого, развитого состояния. Ленин писал: «У Маркса в „Ка- питале" сначала анализируется самое простое, обычное, основ- ное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой „клеточке" буржуазного общества) все противоречия (resp. зародыши всех противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в Ʃ (сумме.— Б. К.) его отдельных частей, от его начала до его конца» [23, стр. 358—359]. В. И. Ленин подчеркивал именно то, что метод Маркса дает возможность мысленно представить развитие изучаемого пред- мета, которое совершается от низшего, простейшего («клеточ- ки») до высшего, наиболее развитого и сложного (то есть «от его начала до его конца»). «Таков же должен быть метод из- ложения (resp. изучения) диалектики вообще (ибо диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики). Начать с самого простого, обычного, массовидного etc...» [23, стр. 359]. Все это имеет прямое и весьма существенное отношение к проблеме классификации наук, марксистское решение которой как раз и предполагает мысленное отображение в виде после- довательного ряда наук реального процесса развития внешне- го мира и его познания человеком. Развитию мира от низшего, простого к высшему, сложному соответствует и здесь движение мысли от абстрактного (в смысле неразвитого, зародышевого) к конкретному (в смысле развитого, зрелого). Движению мысли от конкретного к абстрактному (на стадии исследования) и от абстрактного к конкретному (на стадии из- ложения) соответствует (но отнюдь не тождественно) движе- ние ее от анализа (расчленения предмета на отдельные части или стороны) к синтезу (соединению частей или вычлененных сторон предмета в целях мысленного воспроизведения исходно- го предмета в его внутренней целостности). Для того чтобы можно было образовать необходимые абст- ракции в результате исследования исходного предмета, нужно нарушить его целостность, которая по первоначалу выступает как нечто нерасчлененное, как хаотическая целостность (при от- сутствии знания деталей изучаемого предмета). Поэтому на ста- дии исследования (при движении от конкретного к абстрактно- му) преобладает аналитический подход. Но затем, когда начи- нается обратное движение — от абстрактного к конкретному — и когда исходное целое воссоздается путем соединения множества
его определений между собой, на первое место выдвигается синтетический подход. Однако на той и другой стадии рассмот- рения предмета оба подхода — аналитический и синтетический — всегда выступают в их внутреннем единстве и их взаимосвязи и взаимообусловленности, а преобладание одного из них опре- деляется характером достигнутой стадии познания изучаемого предмета. Как и во всех предыдущих случаях, соотношение двух про- тивоположных приемов, или способов, познания или же двух категорий логики познания, на которых строятся данные приемы (например, анализ и синтез), отвечает аналогичному же соотношению категорий объективной диалектики, в данном случае соотношению части и целого. Двигаясь от целого, до тех пор еще не расчленяемого нами на его части, к его частям, мы идем путем анализа; двигаясь в обратном направлении — от частей, выделенных перед этим из целого, к воссозданию цело- го, мы идем путем синтеза. Проблема классификации наук тесно связана с обоими под- ходами: анализ господствовал в период расчленения ранее еди- ной философской науки и отпочкования от нее отдельных от- раслей знаний. Синтез выдвигается на первое место в тот пе- риод, когда начинает преодолеваться односторонность чисто аналитического подхода и ставится задача раскрыть единство и взаимосвязь между ранее разобщенными науками. В основе марксистской классификации наук лежит именно их синтез, основанный на общей идее развития природы и общества и их отражения в сознании человека. Итак, соотношению общих категорий диалектики — целого и части — отвечает соотношение приемов (следовательно, и ка- тегорий) диалектики познания — анализа и синтеза. В том же плане лежит соотношение таких категорий объ- ективной диалектики, как категории частного и общего, которые отражают собой некоторые стороны действительности в их внутреннем единстве и нераздельности с такими приемами и категориями диалектики познания, как индукция и дедук- ция. Так как в сферу познания человека попадают отдельные предметы, отдельные явления, мышление закономерно начи- нается с изучения именно их в их отдельности и единичности, иначе говоря, с момента частного. Затем оно двигается к рас- крытию их общих свойств, связей, сторон, законов и т. д., то есть к раскрытию момента общего. Это — путь индукции. Достигнув общего, мышление приобретает возможность и здесь двигаться в обратном направлении — от общего к частно- му, выводя те или иные частные положения из уже установлен- ного общего положения. Это — путь дедукции. Подобно тому как Маркс применял в единстве анализ и син- тез, так же он применял и дедукцию с индукцией. В. И. Ленин отмечал, что в «Капитале» применяется «анализ двоякий, де-
дуктивный и индуктивный, — логический и исторический...» [23, стр.316]. Индукция в ее одностороннем понимании может удовлетво- рить только чисто эмпирические системы классификации. Си- стемы, отражающие собой идею развития, приходят в противо- речие с односторонне применяемой индукцией и требуют выдвижения на первое место дедукции при сохранении индук- ции на подчиненном положении. Например, Энгельс писал, что «вся классификация организмов благодаря успехам теории развития отнята у индукции и сведена к «дедукции», к учению о происхождении — какой-нибудь вид буквально дедуцируется из другого путем установления его происхождения, — а дока- зать теорию развития при помощи одной только индукции невозможно, так как она целиком антииндуктивна» [17, стр. 180]. В классификации наук, отражающей теорию развития, де- дукция наряду с синтезом должна занять подобающее место как логический прием, дающий возможность «выводить» (в смысле развивать) более частное из более общего, конкрети- зировать общие положения и, соответственно, науки, носящие общий характер, применительно к более частным областям научного познания. С этой точки зрения особый интерес пред- ставляет определение места диалектики в общей системе знаний. Маркс разрабатывал и применял категории единичного, осо- бенного и всеобщего в «Капитале» и других своих работах, раскрывая диалектику исторического процесса, а также диа- лектику познания. По поводу формулы, касающейся того, что всеобщее охватывает и воплощает в себе богатство особенно- го, индивидуального, В. И. Ленин записал в «Философских тет- радях»: «ср. „Капитал"» [23, стр. 87], где такое воплощение раскрыто Марксом при анализе конкретного экономического материала. Наконец, как общую черту научного метода Маркса нужно от- метить постоянное обращение к фактам, к практике с целью обоснования и проверки всех теоретических положений. Энгельс подчеркивал это, характеризуя существо избранного Марксом метода [см. 13, стр. 238]. Говоря о методе изложения «Капитала», В. И. Ленин отмечал ту же его особенность: «Проверка факта- ми respective (соответственно. — Б. К.) практикой есть здесь в каждом шаге анализа» [23, стр. 316]. Эта черта марксистского диалектического метода чрезвы- чайно существенна для построения общей системы знаний, где сама поставленная задача как бы толкает ученого на весьма отвлеченные конструкции, которые тем не менее необходимо обосновывать и проверять всем фактическим содержанием со- временного знания и практикой человеческой деятельности, из которой это знание вырастает.
Нам еще не раз придется возвращаться к общей характери- стике марксистского диалектического метода, особенно когда мы будем рассматривать его применение Энгельсом к пробле- ме классификации наук. Сам Маркс опирался на этот метод, в частности, при решении задачи синтеза наук, в области которо- го ему принадлежат выдающиеся заслуги. Синтез наук у Маркса. Созданный Марксом научный метод дал возможность осуществить грандиозный теоретический син- тез знаний, который неразрывно связан со всем учением Маркса. К этому синтезу непосредственно приводило уже са- мо открытие основных законов материалистической диалектики — наиболее общих законов развития природы, общества и мыш- ления. Поскольку эти законы действуют во всех областях внеш- него мира и его познания человеком, постольку они объединяют собой все названные области, а тем самым связывают и про- низывают и всю подлинно научную философию, естествознание и общественные науки, равно как и те области знания, которые подобно математике и техническим наукам занимают промежу- точные положения относительно философских, естественных и общественных наук. Синтез наук, осуществленный Марксом, исходил также из того, что марксистский диалектический метод имеет всеобщее значение и может применяться в любой отрасли знания, на лю- бой ступени изучения предмета. Разумеется, в зависимости от специфики изучаемого предмета этот метод соответственным образом должен конкретизироваться, однако общая его основа, общие его черты сохраняются во всех случаях. Это обстоятель- ство также способствует связыванию всех наук воедино, их «теоретическому синтезированию» в общей системе знаний. Синтез наук у Маркса принял особенно конкретный харак- тер прежде всего в части связывания и вместе с тем различения двух крупнейших разделов знания — естественных и обществен- ных наук. Положение диалектического материализма о един- стве мира, которое заключено в его материальности, служило здесь исходным пунктом. Все существующее образовано мате- рией, которая в своем непрестанном развитии проходит все ступени развития природы, а затем и общества, поскольку вме- сте с человеком — мыслящим общественным существом — раз- витие природы выходит из своих собственных рамок и пере- ходит в качественно иную, более высокую область, в область человеческой истории. Если единство мира означает единство природы и общества, заключенное в общем признаке их материальности, то отсюда следует, что нужно раскрыть и познать возникновение общест- венной организации из тех условий, которые существуют в при- роде как более низкой ступени развития мира. В «Немец- кой идеологии» (1845—1846) Маркс указывал: «Первая предпосылка всякой человеческой истории — это, конечно, су-
ществование живых человеческих индивидов. Поэтому первый конкретный факт, который подлежит констатированию, — те- лесная организация этих индивидов и обусловленное ею отно- шение их к остальной природе. Мы здесь не можем, разумеется, углубляться ни в изучение физических свойств самих людей, ни в изучение природных условий — геологических, оро-гидро- графических, климатических и иных отношений, которые они застают. Всякая историография должна исходить из этих при- родных основ и тех их видоизменений, которым они, благодаря деятельности людей, подвергаются в ходе истории» [7, стр. 19]. Из единства всего мира, расчлененного на различные обла- сти, вытекает единство наук, изучающих каждую из областей мира в отдельности. Общность и единство естественных и общественных наук оп- ределяются, согласно учению Маркса, также и тем, что обще- ственное развитие представляет собой столь же закономерный, строго детерминированный процесс, как и развитие природы, что, следовательно, задача науки и здесь, и там — отыскать, от- крыть, познать закономерность, закон развития изучаемого предмета. В «Предисловии к первому изданию» I тома «Капи- тала» Маркс писал: «...я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический про- цесс...» [15, стр. 8]. Объясняя задачу своего труда, он говорил, что конечной целью его сочинения «является открытие экономиче- ского закона движения современного общества...» [15, стр. 8]. Однако общность естественных и общественных наук ограничи- вается лишь тем, что изучаемые ими процессы в том и другом случае закономерны, детерминированы и что они носят харак- тер диалектических изменений, движений. Вместе с тем их закономерности по своей качественной определенности вовсе не тождественны, но являются специфическими для каждой области явлений. Общественно-исторические закономерности отличны от естественно-исторических, но и внутри самой приро- ды, равно как и внутри общества, закономерности одной ста- дии, или формы, развития отличны от закономерностей других стадий, или форм. В «Послесловии ко второму изданию» I тома «Капитала» Маркс привел выдержки из одной рецензии, в которой, по его словам, удачно очерчен диалектический метод, примененный в «Капитале». Автор рецензии, в частности, писал: «Иному чита- телю может... притти на мысль и такой вопрос... ведь общие за- коны экономической жизни одни и те же, все равно, применяют- ся ли они к современной или прошлой жизни? Но именно этого Маркс не признает. Таких общих законов для него не сущест- вует... По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период имеет свои законы... Но как только жизнь пережила данный период развития, вышла из данной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами. Сло-
вом, экономическая жизнь представляет нам в этом случае явление, совершенно аналогичное тому, что мы наблюдаем в других разрядах биологических явлений...» [15, стр. 18]. Далее следует ссылка на неверность взгляда старых эконо- мистов (механистов) на экономические законы, как якобы вполне однородные с законами физики и химии. Общность и единство естественных и общественных наук определяется, по Марксу, также общностью законов их воз- никновения и развития, их обусловленностью общественно-исто- рической практикой человечества. В «Немецкой идеологии» основоположники марксизма писали: «Фейербах говорит осо- бенно о созерцании естествознания, упоминает о тайнах, кото- рые доступны только глазу физика и химика, но чем было бы естествознание без промышленности и торговли? Даже это «чи- стое» естествознание получает свою цель, равно как и свой ма- териал, лишь благодаря торговле и промышленности, благодаря чувственной деятельности людей» [7, стр. 43]. Но и здесь вскрывается качественное различие между нау- ками о природе и науками об обществе, заключающееся в разном действии человеческой практики на ту и другую группу наук, поскольку предметом естествознания служит природа и ее законы, носящие бесклассовый характер, а предмет общест- венных наук составляет классовое общество и его законы. Прямая связь между обеими группами, или комплексами, наук — естественными и общественными — устанавливается че- рез технику, технологию. «Технология, — указывал Маркс в «Капитале», — вскрывает активное отношение человека к при- роде, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекаю- щих из них духовных представлений» [15, стр. 378]. Отсюда вы- текает особое место технических наук как отражающих непо- средственную связь между науками естественными, изучающи- ми природу, и общественными, изучающими общество. Как показал Маркс, связь человека с природой осущест- вляется уже через трудовую деятельность человека, без которой не существует общественной жизни и благодаря которой возник сам человек как общественное существо. «Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, — писал Маркс, — процесс, в котором человек своей собствен- ной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы... Воздействуя... на внеш- нюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу» [15, стр. 184]. В современном обществе связь между общественным и есте- ственным осуществляется, согласно Марксу, через промышлен- ную деятельность человека. Поэтому, по словам Маркса, про-
мышленность есть действительное историческое отношение природы, а следовательно и естествознания, к человеку. Но осуществить синтез наук (имеется в виду прежде все- го связь наук естественных и общественных) можно только то- гда, когда налицо имеются сами эти науки как необходимые элементы для синтеза. Невозможно синтезировать отсутствую- щие науки. Между тем до Маркса науки об обществе, в стро- гом смысле этого слова, еще не были созданы. Великая заслуга Маркса состоит в том, что он их создал, превратил знания об обществе в подлинную науку. Это было связано с тем, что Маркс доказал, что общественно-историческое развитие под- чиняется столь же строгим объективным законам, подлежащим научному изучению, как и развитие природы. Благодаря этому сам процесс создания общественно-исторической науки как та- ковой включал в себя момент синтеза наук, поскольку при этом раскрывались общность и единство (в смысле наличия законов в природе и в обществе) создаваемой общественной науки и ра- нее уже сложившейся науки о природе. Более того, созданный Марксом совместно с Энгельсом ис- торический материализм дал ключ к пониманию взаимосвязи самих общественных наук между собой, следовательно, к по- строению системы общественных наук. Этим ключом явилось учение Маркса о базисе и надстройке. Маркс писал: «Совокуп- ность... производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответст- вуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» [13, стр. 7]. В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852) Маркс указывал на ту же особенность социально-экономиче- ской структуры общества. Он писал: «Над различными форма- ми собственности, над социальными условиями существования возвышается целая надстройка различных и своеобразных чувств, иллюзий, образов мысли и мировоззрений» [9, стр. 145]. В этих условиях задача науки заключается, по Марксу, не в том, чтобы сводить надстроечные явления и формы к их соци- альной и экономической основе, а в том, чтобы выводить их из этой основы. «Конечно, — писал, например, Маркс, — много лег- че посредством анализа найти земное ядро туманных религи- озных представлений, чем, наоборот, из данных отношений ре- альной жизни вывести соответствующие им религиозные фор- мы. Последний метод есть единственно материалистический, а следовательно, единственно научный метод» [15, стр. 378]. Из сказанного вытекает общая схема грандиозного синтеза наук, осуществленного Марксом. Если основу общей системы знаний составляет идея развития мира, идея развития от низ- шего к высшему, от простого к сложному, и вместе с тем идея
единства мира, которое заключено в его материальности, то вначале должны стоять естественные науки, изучающие приро- ду от ее простейших форм и низших ступеней развития до слож- нейших, высших форм, где ее развитие выходит из своих соб- ственных рамок и приводит к возникновению человека как общественного существа. Связь человека с природой осущест- вляется через трудовую деятельность, в современных услови- ях — через промышленную деятельность, которая предполагает использование человеком ресурсов природы и собственных сил в своих практических интересах. Поэтому от естествознания совершается переход (через указанную связь человека с при- родой) к технике, технологии и вообще производительным си- лам, важнейшим составным элементом которых является сам человек, его рабочая сила. В системе наук этому соответствуют технические науки. Производительные силы общества (включая технику и са- мого человека) выступают в качестве определяющего фактора производственных отношений, совокупность которых образует экономический базис общества. В соответствии с этим далее следуют экономические науки в качестве наук об этом базисе. Их определяющая роль по отношению к политической и юри- дической надстройке определяет вместе с тем и место соответ- ствующих наук в системе общественных наук, а тем самым и в общей системе человеческих знаний. Далее следуют, исходя из тех же историко-материалистических положений, науки о раз- личных областях идеологической надстройки общества. Особое место занимает философия, которая имеет своим предметом не только законы мышления как общие законы по- стижения истины человеком, но и наиболее общие законы вся- кого движения, совершающегося как в мышлении, так и во внешнем мире (природе и обществе). Таков в самых общих чертах тот синтез наук, который был осуществлен Марксом. Хотя сам Маркс и не изложил итог этого синтеза и не сформулировал ту последовательность, с которой одни науки должны следовать — в порядке их субординации — за другими и вытекать одна из другой, тем не менее именно такой порядок их расположения в их общей системе представ- ляется нам наиболее отвечающим существу тех положений, на которых основывался синтез наук у Маркса. Соратник Маркса Фридрих Энгельс более детально развил общие положения марксова учения, касающиеся синтеза наук, применив эти положения и весь марксистский диалектический метод к решению задачи классификации наук. При этом, хотя Энгельс остановился по преимуществу на вопросе о классифи- кации естественных наук, тем не менее он рассмотрел и наибо- лее общие вопросы о взаимосвязи между естествознанием и фи- лософией, между естественными и общественными науками, а также между естественными и техническими науками.
2. ПОДХОД ЭНГЕЛЬСА К ВЫРАБОТКЕ ФИЛОСОФСКИХ ПРИНЦИПОВ И ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫХ ОСНОВ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК Отношение Маркса и Энгельса к своим предшественникам. Как известно, диалектический материализм родился в результа- те коренной критической переработки Марксом и Энгельсом всей предшествующей философии, в особенности гегелевской диалектики и фейербаховского материализма. Это касалось не только общих философских вопросов, но и таких специальных проблем, как проблема классификации наук. Диалектико-ма- териалистические принципы классификации наук, выработан- ные Энгельсом, представляют собой критическую переработку принципов гегелевской диалектической философии, с одной сто- роны, и принципов материалистического учения Сен-Симона — с другой. Гегеля и Сен-Симона с их попыткой энциклопедически обоб- щить все современное им естествознание можно рассматри- вать как непосредственных предшественников Энгельса в во- просе о классификации наук, а их системы естествознания — как прямую подготовку и один из источников его классифика- ции. Материалистическая, то есть коренная, переработка геге- левской диалектики основоположниками марксизма, включая и ту ее часть, которая касалась проблемы классификации наук, не могла ограничиться механическим отсечением исходного идеалистического пункта (то есть простым выбрасыванием «аб- солютной идеи»), а требовала коренного критического пере- смотра и переработки всех звеньев диалектики Гегеля с целью освобождения ее рационального зерна от тех наслоений и ис- кажений, которые производил над диалектикой гегелевский идеализм. Такая переработка гегелевской диалектики была вы- полнена в ходе создания Марксом и Энгельсом совершенно но- вого мировоззрения, в котором диалектика была развита на про- тивоположной Гегелю материалистической основе. Резюмируя отношение Энгельса к двум направлениям в клас- сификации наук, которые исторически выступили как непосред- ственные предшественники марксистской классификации, можно коротко охарактеризовать принципы каждого из этих направле- ний следующим образом. Французская школа (Сен-Симон) в основном пользовалась метафизическими и материалистическими принципами. Она признавала первичность природы и рассматривала отдельные науки и связи между ними с точки зрения самих явлений при- роды и объективных связей между ними. Но эти связи она трактовала как неизменные и подходила к ним не с точки зре- ния развития природы, а с точки зрения простого сосуществова-
ния предметов и областей природы. Отсюда классификация наук приобретала характер внешнего расположения материала и не могла быть оправдана с внутренней необходимостью. Немецкая школа (Гегель), напротив, в основном опиралась на диалектические и идеалистические принципы. Она признава- ла первичность духа и рассматривала всю природу и ее отдель- ные области и предметы извращенно, с точки зрения «просвечи- вающих» через их оболочку понятий. Но, применяя учение о развитии, она могла до некоторой степени при помощи искус- ственных переходов построить такую классификацию наук, в которой расположение отдельных членов ряда было так или иначе оправдано исходя из представления о внутренней необхо- димости, присущей самим членам ряда. Отсюда напрашивается вывод о том, каким должен был представиться Энгельсу путь переработки наследства, принято- го им от своих непосредственных философских предшественни- ков по линии классификации наук. Этот путь состоял в очище- нии материалистического ядра классификации Сен-Симона от ее метафизической ограниченности, с одной стороны, и в очищении диалектики в классификации Гегеля от ее идеалистической осно- вы — с другой. Полученные в результате такой критической работы элементы могли быть затем использованы при построе- нии новой классификации на основе диалектико-материалисти- ческих принципов, позволяющих синтетически включить и удер- жать все ценное, что было разработано в этой области предше- ственниками Энгельса. Но такой синтез не должен был, разумеется, походить на механическое соединение каких-либо частей, заимствованных у Гегеля и Сен-Симона, что привело бы не к созданию новой си- стемы, а к эклектике и внутренней противоречивости. Задача состояла в том, чтобы с новой, диалектико-материалистической точки зрения последовательно, от начала до конца, проверить и критически разобрать то, что дали две взаимно противополож- ные, взаимно исключавшие одна другую классификации фран- цузской и немецкой школ. Энгельс поступил именно так, и как диалектик-материалист он не мог поступить иначе. Свою критическую позицию к обеим школам он сформули- ровал в следующем тезисе: «Но так как теперь в природе выяв- лена всеобщая связь развития, то внешняя группировка материа- ла в виде такого ряда, члены которого просто прикладываются один к другому, в настоящее время столь же недостаточна, как и гегелевские искусственные диалектические переходы. Переходы должны совершаться сами собою, должны быть естественными» [17, стр. 199]. В этих словах сформулировано не только отношение Энгельса к своим предшественникам, но и та конкретная задача, которую он ставил перед собой в части пересмотра всего их наследства, относящегося к данной области.
Отношение Маркса и Энгельса к Конту и его позитивной фи- лософии было резко отрицательным. Особенно невыгодно высту- пало учение Конта в сопоставлении с учением Гегеля. В письме от 7 июля 1866 года Маркс писал Энгельсу: «Я мимоходом изучаю теперь Конта, потому что англичане и французы так много кри- чат о нем. Их подкупает в нем энциклопедичность, синтез. Но по сравнению с Гегелем это нечто жалкое (хотя Конт превосходит его в качестве специалиста — математика и физика, т. е. превос- ходит в деталях, ибо в целом Гегель бесконечно выше даже и здесь). И этот дрянной позитивизм появился в 1832 году!» [12, стр. 180]. Показательно в этом отношении и письмо Маркса к Бизли от 12 июня 1871 года, в котором он писал: «Разрешите мне, между прочим, заметить, что я в качестве партийного человека занимаю решительно враждебную позицию по отношению к кон- тизму, а как человек науки очень невысокого мнения о нем, но Вас я считаю единственным контистом как в Англии, так и во Франции, который рассматривает поворотные пункты (Crises) в истории не с точки зрения сектанта, а с точки зрения историка в лучшем смысле этого слова» [12, стр. 266]. Наконец, Маркс и Энгельс высказывались и в отношения Чернышевского как своего предшественника и современника. Основоположники марксизма дали его взглядам самую высо- кую оценку. В «Капитале» Маркс отметил, что банкротство буржуазной политической экономии «мастерски выяснил уже в своих «Очерках политической экономии по Миллю» великий русский ученый и критик Н. Чернышевский» [15, стр. 13]. Позд- нее, в ноябре 1877 года, Маркс писал по этому поводу в редак- цию «Отечественных записок», что в «Капитале» о Чернышев- ском сказано «с высоким уважением, какого он заслуживает» [12, стр. 314]. Обращаясь к русским революционерам, Маркс говорил: «Та- кие труды... как вашего учителя Чернышевского, делают дей- ствительную честь России и доказывают, что ваша страна тоже начинает участвовать в общем движении нашего века» [1, стр. 354]. Столь же высокую оценку Чернышевскому давал и Энгельс. «Вследствие интеллектуального барьера, отделявшего Россию от Западной Европы, — писал он, — Чернышевский никогда не знал произведений Маркса, а когда появился «Капитал», он давно уже находился в Средне-Вилюйске, среди якутов. Все его умственное развитие должно было протекать в тех условиях, ко- торые были созданы этим интеллектуальным барьером... Поэто- му, если в отдельных случаях мы и находим у него слабые ме- ста, ограниченность кругозора, то приходится только удивлять- ся, что подобных случаев не было гораздо больше» [2, стр. 389]. В 1884 году в одном из своих писем Энгельс писал об «истори- ческой и критической школе в русской литературе, которая сто-
ит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Фран- ции официальной исторической наукой» [12, стр. 380]. При этом он сослался на критическую мысль и «самоотверженные иска- ния в области чистой теории, достойные народа, давшего Доб- ролюбова и Чернышевского» [12, стр. 380]. Изучая труды своих предшественников, Маркс и Энгельс вскрывали и преодолевали их принципиальные недостатки в трактовке тех или иных научных проблем, но вместе с тем пока- зывали то ценное, что в них содержалось. Разумеется, для того чтобы выработать новые, диалектико- материалистические принципы классификации наук, а тем бо- лее, чтобы воплотить их в жизнь и построить самое классифика- цию наук на марксистской основе, Марксу и Энгельсу недоста- точно было одного ознакомления с трудами своих философских предшественников и их критической переработки. Для решения такой задачи необходимо было глубокое и всестороннее изуче- ние всей науки того времени и прежде всего естествознания. Первое знакомство Энгельса с естественнонаучными откры- тиями. До середины 1858 года или немного ранее этого срока Маркс и Энгельс не были еще знакомы достаточно подробно с естественнонаучными открытиями, которые были сделаны по- сле смерти Гегеля, то есть во второй трети XIX века. Энгельс сообщал Марксу в письме от 14 июля 1858 года, что он стал те- перь понемногу знакомиться с естествознанием и обнаружил в нем много чрезвычайно важного с философской точки зрения, открытого только очень недавно. «Хотя, вообще говоря, — до- бавлял он, — успехи, достигнутые в естествознании за последние тридцать лет, очень мало кому известны» [12, стр. 103]. Из этого же письма видно, что к тому времени Энгельс уже знал об открытии закона сохранения и превращения энергии. Очевидно, это открытие его интересовало еще не само по себе, а с точки зрения тех задач, которые ставил перед собой Энгельс, осуществляя материалистическую переработку идей, содержавшихся в конкретных произведениях Гегеля, в особен- ности же в его «Философии природы». Поэтому Энгельс ограни- чился пока только связыванием новых открытий непосредствен- но с тем, что говорил Гегель или чему Гегель мог бы обрадо- ваться как подтверждению своих идей о природе. Позднее подобную дань Гегелю Энгельс отдал еще раз, когда узнал о новой атомистике [см. 12, стр. 187]. Чтобы понять, почему Энгельс связывал новые открытия в физике, химии и биологии с именем Гегеля, необходимо подой- ти к этому вопросу исторически. Энгельс, так же как и Маркс, несомненно, очень рано озна- комился со всеми крупнейшими работами философских предше- ственников марксизма, в том числе, конечно, и с работами Геге- ля и Сен-Симона, причем особенно большое внимание он уде- лил Гегелю в связи с задачей критики его философской системы
и материалистической переработки его диалектики. В силу это- го во взглядах Энгельса раньше всего складывались ответы на те вопросы современного ему естествознания, правильное ре- шение которых было уже отчасти подготовлено Гегелем. Те же естественнонаучные вопросы, которые не нашли отражения у Гегеля или были решены им в корне неверно (например, вопро- сы атомистики), требовали нового, вполне самостоятельного ре- шения, следовательно, требовали большего внимания, и опреде- ленные взгляды Энгельса на них складывались несколько позднее. Это мы видим, в частности, на примере решения Энгельсом проблемы классификации наук. Как будет показано дальше, стержнем решения этой пробле- мы ЭнгельсохМ послужило учение о превращении форм энер- гии. Соответствующее открытие в физике было сделано в 1842—1845 годах. Гегель, умерший в 1831 году, разумеется, ни- чего не мог знать об этом открытии. Но он предвидел, точнее сказать, предчувствовал его. Энгельс подчеркивал в «Диалекти- ке природы» и в «Анти-Дюринге», что Гегель боролся против спекуляции «силами» в области естествознания. Он выдвигал по сути дела идею неразрывности материи и движения, хотя и в натурфилософской форме. Соответственно этому он рассматри- вал различные «силы» и «флюиды» не как отдельные от обыч- ной материи, не как самостоятельные невесомые вещества, но лишь как различные состояния материи. Точно так же в натурфилософии Шеллинга мы находим идею единства природы и ее «сил», причем особое внимание Шеллинг уделял вопросу о связи между химизмом, светом, электричест- вом и магнетизмом. Эти идеи, высказанные в натурфилософских системах Геге- ля и особенно Шеллинга, преломленные затем стихийно-мате- риалистически в головах тогдашних физиков (Фарадея, Эрсте- да, Роберта Майера и других), оказали влияние на физиков в смысле стимулирования поисков и открытия единства физиче- ских «сил» природы. Несомненно, что и для Энгельса, который не просто был знаком с натурфилософией Гегеля, но сам критически выделил из нее ее положительное содержание, большое значение имели эти, теперь уже сознательно-материалистически истолкованные и в корне переработанные взгляды на единство природы, на единство ее физических «сил», на единство материи и движе- ния. Вот почему Энгельс, как только он узнал об открытии за- кона сохранения и превращения энергии и о других открытиях естествознания второй трети XIX века, немедленно вновь обра- тился к трудам Гегеля. 14 июля 1858 года он писал в связи с этим Марксу: «Пришли же мне обещанную «Философию при- роды» Гегеля... Мне очень хочется узнать, не предвидел ли ста- рик (Гегель. — Б. К.) что-нибудь из всего этого. Несомненно одно: если бы он писал свою «Философию природы» теперь, то
все эти вещи слетались бы к нему со всех сторон» [12, стр. 103]. При этом Энгельс ссылался на открытие закона сохранения и превращения энергии: «Другой результат, который очень пора- довал бы старика Гегеля, — это взаимодействие сил в физи- ке... Не является ли это великолепным материальным приме- ром того, каким образом рефлективные определения переходят друг в друга?» [12, стр. 104]. Отсюда остается сделать один шаг к тому, чтобы признать открытое соотношение «сил» за обоснование того способа, ка- ким различные естественные науки переходят друг в друга, со- ответственно взаимному переходу различных форм энергии. Таким образом, самим ходом событий была выдвинута за- дача дальнейшей материалистической переработки гегелевской диалектики, в частности его натурфилософии, отправляясь от новейших открытий естествознания, в особенности физики. Эту задачу и поставил перед собой Энгельс. В необходимости ее решения заключалась, по-видимому, одна из причин, почему Энгельс прежде всего подчеркивал и использовал те открытия, философское значение которых он раскрывал в связи с крити- ческой переработкой гегелевской натурфилософии. Характерно, что разработку своей классификации наук Энгельс начал с того, что положил в ее основу учение о превра- щении энергии. Лишь спустя несколько лет в «Анти-Дюринге» он наряду с формами энергии (движения) выдвинул вопрос о материальных носителях этих форм — о различных дискретных видах материи (частиц и тел). Хотя после 1860 года спорный вопрос о существовании двух качественно различных видов ча- стиц (атомов и молекул) был разрешен в положительном смыс- ле, однако Энгельс не сразу пришел к мысли положить в основу классификации наук не только формы движения, но и отвечаю- щие им дискретные виды материи. Можно предположить, что исторически Энгельс шел от того рационального зерна, которое он выделил из гегелевской «Фи- лософии природы». Но по вопросу об атомистике, которую Гегель целиком относил к чистой метафизике, в «Философии природы» ничего не было сказано, кроме нескольких резко от- рицательных оценок. Поскольку в данном случае у Гегеля нельзя было найти конкретной положительной постановки во- проса, Марксу и Энгельсу пришлось совершенно заново соз- дать диалектико-материалистическую концепцию атомистики. По-видимому, такая концепция в ее конкретном виде могла сложиться и сложилась у Энгельса позднее, нежели та идея, со- гласно которой основу классификации наук и взаимных перехо- дов наук составляет превращение форм энергии одних в другие. Таким образом, в самом факте, что Энгельс начал строить свою классификацию наук на основе закона сохранения и пре- вращения энергии, заключалось указание на историческую связь идей Энгельса с теми натурфилософскими идеями Гегеля,
которые прежде всего были подвергнуты Энгельсом коренной материалистической переработке. Позднее Энгельс развил свои идеи дальше, опираясь на собственную концепцию новой атомистики. Точно такое же отношение складывалось у Энгельса не толь- ко к Гегелю, но и к представителям французской школы. На- пример, он считал в основе правильной мысль Сен-Симона, что познание природы должно идти от простого к сложному, от об- щего к частному. Соответственно этому на первых этапах своей работы Энгельс стоял целиком на точке зрения того, что исто- рия познания природы в общих чертах повторяет историю раз- вития самой природы, идущего от простого к сложному, от низ- шего к высшему. Но так как, по Энгельсу, история природы обобщена классификацией наук, то последняя отражает и как бы резюмирует собой историю самих естественных наук. Впоследствии в ходе своей работы над классификацией наук Энгельс сталкивается с тем фактом, что в некоторых случаях более простые, низшие материальные образования (дискретные виды материи) должны открываться после того, как уже от- крыты и познаны более сложные, высшие образования материи. Поэтому полного совпадения исторического и логического в данном случае не получается. Идея Сен-Симона — Конта ока- зывается слишком ограниченной. Другими словами, обнаруживается, что и здесь историче- ское идет зигзагами, а потому его необходимо «очищать» от случайностей, нарушающих строгую последовательность от- дельных фаз развития. Такое «очищение» как раз и вытекает из различия между логическим методом, который приходится при- менять, в частности, и при построении системы наук, и истори- ческим методом, отражающим процесс развития в той именно последовательности, в которой этот процесс совершался реаль- но. В данном случае конкретно подтверждалось все то, о чем Энгельс писал в упоминавшейся выше рецензии на работу Маркса «К критике политической экономии». Таким образом, воспринимая от своих предшественников философские идеи, Энгельс не останавливался на их диалекти- ко-материалистической переработке, но шел вперед, вскрывая неполноту и ограниченность тех идей, которые были им по- черпнуты. Это движение мысли Энгельса вперед и составило стержень всей последующей подготовки и разработки марксистской клас- сификации наук. В течение всей этой работы в области класси- фикации наук происходило постепенное освобождение Энгельса от последнего влияния тех сравнительно ограниченных рамок философских идей, которые служили ему исторически опреде- ленным источником. Мы не только не можем игнорировать это- го обстоятельства, но, напротив, должны исходить из него для того, чтобы во всей глубине и конкретности понять значение
таких великих философских творений Энгельса, как «Диалекти- ка природы», «Анти-Дюринг» и «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», для решения проблемы классификации наук. Разумеется, мы ограничиваемся здесь рассмотрением во- проса о первоначальном влиянии идей Гегеля и Сен-Симона только в рамках данной проблемы, не касаясь никаких других вопросов. Подготовка Энгельсом естественнонаучных основ марксист- ской классификации наук. Вопросы клеточной теории и теории превращения энергии. Поскольку в письме Энгельса от 14 июля 1858 года содержатся первые ссылки на естественнонаучные открытия второй трети XIX века и вместе с тем дается первый более или менее сводный обзор диалектики природы, мы мо- жем условно принять дату этого письма за начало непосредст- венной подготовки Энгельсом классификации наук, когда наряду с определившими ее философскими принципами стала вы- ясняться общая картина современного ему естествознания. В рассматриваемом письме Энгельс уже упоминал и даже анализировал с позиций диалектического материализма два открытия из тех, которые позднее он назвал тремя великими от- крытиями. Это были, во-первых, открытие клетки и, во-вторых, упоминавшееся уже выше открытие взаимодействия сил в фи- зике (то есть закон сохранения и превращения энергии). С открытием клетки Энгельс связывал переворот в физио- логии и возникновение сравнительной физиологии. Большое значение этого открытия было Энгельсу совершенно ясно, так как сам он в это время работал как раз над вопросами биоло- гии. «Я занимаюсь сейчас немного физиологией, а затем думаю заняться сравнительной анатомией», — сообщал он в том же письме [12, стр. 103]. Вместе с тем он отмечал значение для физиологии развития органической химии и прежде всего, конечно, органического синтеза, который шаг за шагом неуклонно заполнял прежнюю пропасть между живой и неживой природой, вырытую метафи- зически мыслившими учеными. «Для физиологии, — писал Энгельс, — решающее значение имели, во-первых, огромные ус- пехи в области органической химии, во-вторых, микроскоп. Пользование микроскопом привело к еще более важным резуль- татам, чем успехи химии. Главное, что революционизировало всю физиологию и сделало возможной сравнительную физиоло- гию, это — открытие клетки... Клетка есть гегелевское в-себе- бытие и проходит в своем развитии в точности гегелевский про- цесс, пока из нее, наконец, не развивается «идея», данный закон- ченный организм» [12, стр. 103—104]. Здесь для будущей классификации наук существенное зна- чение имеет, во-первых, указание на связь физиологии как оп- ределенного раздела биологии с достижениями органической
химии. В дальнейшем, углубляя понимание этой именно связи, Энгельс придет к мысли охватить биологию через химию в еди- ной диалектической концепции, составляющей основу его идеи классификации наук. Во-вторых, существенной является мысль о едином процес- се развития органической жизни от ее низшей формы (из из- вестных в то время ее форм) — клетки до сложнейшего орга- низма. Эта мысль имела не только частное значение для самой биологии, где классификация растительных и животных орга- низмов стала строиться на основе теории развития, отражая собой процесс развития живых существ в последовательном по- рядке от самых низших форм до самых высших. Она имела и более широкое значение для всего естествознания, где принцип историзма соответствовал расположению форм движения мате- рии в порядке их усложнения от самой низшей, каковой Энгельс считал простое перемещение тел в пространстве, до самой выс- шей, каковой он считал сложнейший живой организм, обладаю- щий способностью мыслить. Подобно тому как органическая клет- ка выступала в качестве начала ряда всех живых организмов, так и механическое движение стало рассматриваться Энгельсом в качестве аналогичной же «клеточки» по отношению ко всем формам движения материи, возникшим в порядке развития и ус- ложнения этой «клеточки». Позднее по поводу идеи о том, что более простой, низшей формой жизни по сравнению с клеткой является бес- структурный белковый комочек, лишенный внутренней (кле- точной) структуры, Энгельс отмечал в «Диалектике природы»: «...подобно тому как в спинной струне уже заключается в заро- дыше позвоночный столб, так и в первовозникшем белковом комочке заключается как в зародыше, «в себе» («an sich»), весь бесконечный ряд более высоко развитых организмов» [17, стр. 244]. Здесь выражена по сути дела та же мысль, которую Энгельс высказал в связи с открытием клетки. Таким образом, открытие биологической клетки, будучи фи- лософски истолковано и обобщено Энгельсом с позиций диа- лектического материализма, оказало, по-видимому, определен- ное влияние на выработку им методологических приемов и главных принципов марксистской классификации наук. Для понимания существа всей дальнейшей работы Энгельса над классификацией наук особенно важна его оценка в письме Марксу от 14 июля 1858 года второго великого открытия в есте- ствознании. Это открытие Энгельс охарактеризовал как «закон, в силу которого при определенных условиях механическое дви- жение, т. е. механическая сила (например, путем трения) пре- вращается в теплоту, теплота — в свет, свет — в химическое сродство, химическое сродство (например, в вольтовом стол- бе) — в электричество, а это последнее — в магнетизм. Эти
переходы могут совершаться также и иначе в том и в другом на- правлении» [12, стр. 104]. Из дальнейшего текста письма выясняется, что, по всей вероятности, Энгельс только недавно узнал об этом открытии, причем узнал пока еще не о всех связанных с ним работах и не о всех его участниках. Например, в письме еще ничего не го- ворится о работах Майера и Гельмгольца и делается ссылка только на некоего англичанина как автора данного открытия: «В настоящее время один англичанин, имени которого я не при- помню, — писал Энгельс, — доказал, что эти силы переходят друг в друга в совершенно определенных количественных отношениях, так что известное количество одной силы, например, электри- чества, соответствует известному количеству всякой другой, на- пример, магнетизма, света, теплоты, химического сродства (по- ложительного или отрицательного, связывающего или разъеди- няющего) и движения» [12, стр. 104]. Упомянутый англичанин был, по-видимому, Гров. Возмож- но, что его имя напомнил Энгельсу Маркс в письме от 31 авгу- ста 1864 года, сообщая, что ему, Марксу, попалась в руки книга Грова «Взаимодействие сил». «Это, — говорил о Грове Маркс, — несомненно, наиболее философский натуралист из числа английских (а также и немецких!) естествоиспытателей» [4, стр. 196]. Вскоре после этого письма (29 марта 1865 года) Энгельс писал Ф.-А. Ланге по поводу математических и естественно- научных воззрений Гегеля: «...в подробностях натурфилософии (у Гегеля. — Б. К.) встречается бессмыслица, но его настоящая натурфилософия заключается во второй части «Логики», в уче- нии о сущности, которое, собственно говоря, и есть ядро всего учения. Современная естественно-научная теория о взаимодей- ствии сил природы (Гров — «Взаимодействие сил», книга, по- явившаяся, как мне кажется, впервые в 1838 г.1), есть лишь иное выражение или, лучше сказать, положительное доказа- тельство правильности развитых Гегелем мыслей относительно причины, действия, взаимодействия, силы и т. д. Я, конечно, те- перь больше уже не гегельянец, но чувствую все еще большое почтение и привязанность к великому старику» [12, стр. 174]. Позднее, в «Диалектике природы», Энгельс развивал эту же мысль дальше. Он указывал, что своим открытием взаимного превращения различных форм движения в природе естество- знание подтвердило то, что говорил Гегель по поводу взаимо- действия как истинной конечной причины (causa finalis) вещей. «У Грова, — добавлял при этом Энгельс, — все недоразумение насчет причинности основывается на том, что он не справляет- ся с категорией взаимодействия. Суть дела у него имеется, но 1 Книга Грова вышла в свет не в 1838, а в 1846 году.
он ее не выражает в форме абстрактной мысли, и отсюда пута- ница» [17, стр. 184]. Таким образом, и позднее Энгельс связывал современную ему естественнонаучную теорию взаимодействия сил природы (то есть учение о превращении форм энергии) с книгой Грова. Резюмируя содержание рассмотренного письма Энгельса от 14 июля 1858 года, сделаем следующие выводы: 1. Знакомство Энгельса с основным открытием, которое легло затем в основу марксистской классификации наук, отно- сится к 1858 году, когда он начал изучение современной ему физики и ее основного закона. 2. Даже если допустить, что об открытии закона сохране- ния и превращения энергии Энгельс узнал ранее 1858 года, то, во всяком случае, первая попытка философски обобщить и ос- мыслить это открытие была сделана в 1858 году, когда данное открытие, относимое Энгельсом к области физики, было приве- дено в определенную связь и сопоставлено с другими выдаю- щимися естественнонаучными открытиями, сделанными в обла- сти биологии. 3. Хотя в оценке открытия закона сохранения и превраще- ния энергии Энгельс тогда еще не установил строгой последо- вательности в превращении форм движения, начиная от про- стейшей, механической и кончая наиболее сложной формой движения в природе, а именно биологической формой, однако разработка вопроса в таком именно направлении уже отчасти им намечалась. Об этом свидетельствует само расположение последовательно превращаемых друг в друга «сил» (механиче- ское движение, теплота, свет, химическое сродство, электриче- ство, магнетизм). Здесь оставалось сделать лишь некоторую перестановку, чтобы прийти к позднейшей классификации наук, а именно, химическое сродство необходимо было поставить по- сле электричества и магнетизма, а в самом конце — орга- ническую природу. 4. Вместе с тем указание, что переходы могут происходить в обе стороны, вперед и назад, подготовляло мысль о том, что и сами формы движения могут быть расположены либо в по- рядке постепенного их усложнения, в порядке развития процес- сов природы от простого к сложному, от низшего к высшему («вперед»), либо в порядке их регрессивного развития («на- зад»). Мысль о том, что прогрессивное развитие природы мо- жет быть выражено в последовательном расположении форм движения, дала Энгельсу ключ к марксистскому решению всей задачи классификации наук. 5. Энгельс пока еще ограничивал учение о превращении форм движения рамками физики и химии, то есть наук о нежи- вой природе. Он не охватил еще общим понятием о формах движения все явления природы, как неорганической, так и ор- ганической. Биология еще не следовала у него закономерно за
физикой и химией. В силу этого к 1858 году у Энгельса еще не назрели все необходимые предпосылки для создания единой системы естественных наук, в основе которой лежал бы общий принцип отражения каждой наукой определенной формы дви- жения. Тем не менее у Энгельса уже шла подготовка к откры- тию этого важнейшего принципа диалектики естествознания. У Энгельса подготовлялось не только признание идеи разви- тия природы в качестве общей основы для построения будущей классификации наук, но и определился сам характер этого раз- вития, образующего своеобразную узловую линию отношений меры. Этот характер развития он выразил в заключительной части того же письма, имея в виду процесс развития живых организмов: «Гегелевская история с качественным скачком в количественном ряде сюда тоже прекрасно подходит» [12, стр. 104]. Эту мысль Энгельс распространил затем на остальные обла- сти природы и принял в качестве одного из главных положений, служащих обоснованием классификации наук. Вопросы дарвинизма и новой атомистики. Дальнейшим ша- гом вперед в области разработки философских вопросов есте- ствознания было ознакомление Энгельса с состоявшимся в следующем году третьим великим открытием естествознания XIX века — с теорией Дарвина. Книга Дарвина вышла в 1859 году. В том же году Энгельс писал Марксу об этой книге: «...до сих пор еще не было такой грандиозной попытки дока- зать историческое развитие в природе, да еще с таким успехом. С грубым английским методом приходится, понятно, мириться» [3, стр. 468]. Маркс, прочитав книгу Дарвина, писал Энгельсу: «Хотя из- ложено грубо, по-английски, но эта книга дает естественно- историческую основу нашим взглядам» [3, стр. 551]. Труд Дарвина помог Энгельсу охватить с точки зрения идеи развития не только биологию, но и другие отрасли естество- знания. В начале 60-х годов XIX века произошло одно событие в личной жизни Энгельса, оказавшее впоследствии большое влия- ние на разработку всей «Диалектики природы», в том числе и проблемы классификации наук. Мы имеем в виду знакомство Энгельса с молодым химиком Карлом Шорлеммером, который вскоре стал выдающимся специалистом в области органической химии и постоянным помощником Маркса и Энгельса по вопро- сам естествознания, особенно химии. С этого момента Энгельс получил возможность (находясь в Манчестере, где работал и его новый друг) систематически обмениваться своими мнениями и взглядами с Шорлеммером. Одновременно с этим он значитель- но пополнил и расширил свои химические познания, в частности, касающиеся учения о молекулярно-атомистическом строении материи.
О том, что Шорлеммер содействовал Энгельсу в выработке правильных взглядов на атомистику, свидетельствуют письма Энгельса Марксу от 16 и 24 июня 1867 года, в которых гово- рится об оценке Шорлеммером новейших успехов атомистики в связи с открытиями в химии и сообщается мнение Шорлемме- ра о роли Вюрца в этой области. Для понимания позднейших этапов работы Энгельса над классификацией наук особенно важное значение имеет его письмо к Марксу от 16 июня 1867 года. В этом письме Энгельс сообщал, что он прочел книгу Гофмана1. Вслед за тем он дал принципиальную оценку новой химической теории, которая была окончательно утверждена на Международном съезде химиков в Карлсруэ в 1860 году. В отличие от старой атомистической теории Дальтона и Бер- целиуса, новая химическая теория признавала два качественно различных дискретных вида материи: атом и молекулу, обра- зованную из атомов. Атому отвечало понятие химического эле- мента, молекуле — понятие химически простого и сложного ве- щества. «Новейшая химическая теория, при всех своих ошибках, яв- ляется большим шагом вперед по сравнению с прежней атоми- стической, — писал Энгельс. — Молекула как мельчайшая часть материи, способная к самостоятельному существова- нию, — вполне рациональная категория. Говоря словами Геге- ля, это — «узел» в бесконечном ряду делений, узел, который не замыкает этого ряда, но устанавливает качественную разницу. Атом, который прежде изображался как предел делимости, те- перь — только отношение...» [12, стр. 187]. Следовательно, здесь устанавливается как бы узловая ли- ния отношений меры, где молекула и атом суть лишь узлы в бесконечном ряду делений, но не абсолютные пределы делимо- сти. Из этой мысли Энгельс исходил, когда позднее в целях бо- лее глубокого обоснования идеи классификации наук он начал связывать определенные формы движения с определенными дискретными видами материи как «носителями» соответствую- щих им форм движения. В своем ответе Энгельсу от 22 июня 1867 года Маркс писал, что в третьей главе I тома «Капитала», где цитируется закон превращения чисто количественных изменений в качественные, в примечании к тексту он, Маркс, упоминает о молекулярной теории. Таким образом, молекулярная теория в химии приводит к тем же общефилософским выводам, как и метод сравнительной 1 Имеется, очевидно, в виду книга А. Гофмана, изданная в Лондоне в 1865 году под названием „Introduction to modern chemistry, experimental and theoretic" („Введение к изучению современной химиив, русский пере- вод Ф. Савченкова вышел в Петербурге в 1866 г.).
анатомии в биологии. Все это подготовляло почву для того, чтобы иметь возможность с точки зрения общей идеи развития природы охватить все естественные науки и вскрыть их внут- реннюю связь, отразив ее в виде их классификации. Итак, постепенно были выяснены и уточнены отдельные эле- менты и звенья будущей марксистской классификации наук. Одновременно в качестве главного принципа классификации вполне конкретно определился общий подход к решению зада- чи, состоящий в признании идеи развития природы и скачкооб- разности этого развития. Теперь оставалось только применить этот подход к установ- лению естественной рациональной последовательности в распо- ложении наук с тем, чтобы науки, изучающие сложные объек- ты, следовали после наук, изучающих более простые объекты. Легче всего Энгельс мог прийти к этому через физику. Для это- го необходимо было дать более широкое толкование учения о превращении энергии, рассматривая его как учение о превра- щении основных форм движения в природе, включающее в себя и биологическую форму движения, то есть жизнь. Это и было впервые сделано Энгельсом в его знаменитом письме Марксу от 30 мая 1873 года. С этого момента закончилась подготовка но- вой классификации наук и начались ее создание и разработка.
Глава II СОЗДАНИЕ И РАЗВИТИЕ ЭНГЕЛЬСОМ МАРКСИСТСКОЙ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК Проблема классификации наук встала в центре внимания Энгельса с самого начала его работы над «Диалектикой при- роды». Основная идея классификации родилась у него в не- разрывной связи с первым замыслом этого произведения, точ- нее сказать, она и составила собой этот замысел. В дальнейшем с этой идеей была тесно связана выработка общего плана «Диалектики природы» и все ее изложение. На различных этапах работы Энгельса над «Диалектикой приро- ды» проблема классификации наук решалась по-разному. Как вся «Диалектика природы», так и составляющая стер- жень ее плана классификация наук, не были доведены Энгельсом до конца. Сохранившиеся черновые записи Энгельса, относя- щиеся к «Диалектике природы», его письма, а также созданные им классические произведения марксистской философии позво- ляют проследить общее направление мысли, которого придер- живался сам Энгельс при разработке проблемы классификации наук. Знакомясь глубже с черновыми набросками и планами «Диа- лектики природы», с подготовительными работами к «Анти-Дю- рингу», располагая весь этот материал (поскольку это, конеч- но, возможно) в хронологической последовательности, мы как бы проникаем мысленным взором в лабораторию творческой научно-исследовательской мысли Энгельса. Такое проникновение позволяет поставить три вопроса: во-первых, как эволюционировали взгляды Энгельса в данном отношении, какие этапы прошла разработка Энгельсом клас- сификации наук; во-вторых, как была реализована им мар- ксистская классификация наук в «Диалектике природы»; в-третьих, каковы были перспективы дальнейшего развития этой проблемы, определившиеся к тому моменту, когда Энгельс вынужден был прервать свои работы по естествознанию в связи с необходимостью заняться подготовкой к печати оставшихся после смерти Маркса рукописей II и III томов «Капитала».
В данной главе рассматривается по преимуществу первый из этих трех вопросов. Остальные два будут освещены в сле- дующих главах нашей работы. Что касается хронологической последовательности возникав- ших у Энгельса идей из области классификации наук, то следует помнить, что даты многих черновых заметок Энгельса точно не установлены, а некоторые из них установлены только предпо- ложительно. 1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ У ЭНГЕЛЬСА ИДЕИ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК (ПО ФОРМАМ ДВИЖЕНИЯ) Открытие, сделанное Энгельсом 30 мая 1873 года. Откры- тие, о котором будет идти речь, Энгельс сделал вскоре после того, как он смог заняться систематическим изучением есте- ственных наук и разработкой их философских вопросов. Энгельс указывал, что до его переезда из Манчестера в Лондон (1870) ни он, ни Маркс не имели возможности глубоко овладеть естественными науками. «Маркс был основательным знатоком математики, — писал позднее Энгельс, — но естест- венными науками мы могли заниматься только нерегулярно, урывками, спорадически» [18, стр. 10]. Далее он отмечал, что, лишь переселившись в Лондон, он приобрел необходимый досуг для занятий по естествознанию и математике, на что он затратил большую часть своего времени в течение восьми лет. Сохранился документ, свидетельствующий о том, когда именно впервые у Энгельса возникла идея новой классифика- ции наук. Это — уже упоминавшееся письмо Энгельса к Марксу от 30 мая 1873 года, где он сообщал, что именно в этот день у него возникла идея диалектического построения системы есте- ственных наук [см. 12, стр. 283]. Излагая в этом письме диалектические мысли по поводу естественных наук, Энгельс отмечал, что изучение различных форм движения составляет главный предмет естествознания. Это определение является исходным для понимания всей даль- нейшей работы Энгельса. «Диалектика природы» есть прежде всего учение о различных формах движения в природе, об их связях и переходах между собой, об их развитии от низшей, простейшей формы движения до высшей, наиболее сложной, где совершается выход природы за ее собственные границы. Важно подчеркнуть, что Энгельс исходил из мысли о не- разрывности материи и движения. «Тела, — писал он, — неотде- лимы от движения: их формы и виды можно познавать только в движении; о телах вне движения, вне всякого отношения к другим телам, ничего нельзя сказать. Лишь в движении тело обнаруживает, что оно есть. Поэтому естествознание познает
тела, только рассматривая их в отношении друг к другу, в дви- жении» [12, стр. 283]. В основу намеченной в том же письме классификации наук Энгельс положил идею развития форм движения материи. Сле- дуя от простого к сложному, от низшего к высшему, он распо- ложил в ряд четыре основные естественные науки: механику, физику, химию, биологию. В соответствии с этим все письмо разбивается на четыре пункта, в которых содержится «скелет» будущей классификации наук. Этот «скелет», образованный четырьмя естественными нау- ками, можно представить следующим образом: механика- • «физика- • -химия- • -биология Приведенный ряд наук по внешности напоминает контов- скую иерархию наук с той существенной разницей, что у Конта науки группируются согласно принципу координации, а потому они резко обособляются одна от другой и просто прикладыва- ются одна к другой; напротив, у Энгельса они группируются в соответствии с принципом субординации, а потому одни науки (высшие) развиваются из других (низших) и переходят друг в друга. Кроме того, механика у Конта разделена на механику земных масс, которая включается в математику, и механику небесных тел, с которой начинается у него ряд естественных наук. У Энгельса же механика охватывает и земные массы и небесные тела. С другой стороны, приведенный ряд четырех основных наук напоминает у Энгельса гегелевскую триаду, состоящую из ме- ханизма, химизма и организма, но с тем существенным отличи- ем, что у Гегеля эта триада была продуктом саморазвития «абсолютной идеи», а у Энгельса ряд наук отражает последо- вательность развития форм движения в самой природе, то есть в объективном мире. Кроме того, второй член триады у Гегеля фактически охватывал две различные науки — физику и химию. Начиная ряд наук с механики, Энгельс писал в обоснование этого, ссылаясь, как и в предыдущих своих письмах, на Гегеля: «1. Простейшая форма движения, это — перемена места (во времени, чтобы доставить удовольствие старому Гегелю), меха- ническое движение» [12, стр. 283]. Далее Энгельс отмечал, что так как движения отдельно взятого тела в природе не существует, то действительным ре- зультатом механического перемещения в конце концов бывает всегда контакт движущихся тел. Явления же такого рода кон- такта «обладают тем свойством, что при определенной степени интенсивности и при определенных обстоятельствах производят новые, уже не только механические действия: теплоту, свет, электричество, магнетизм» [12, стр. 284]. Этим определяется переход из области механики в область физики.
«2. Собственно физика — наука, изучающая эти формы дви- жения, исследовав каждую из них в отдельности, констатирует, что при определенных условиях они переходят друг в друга, и в заключение находит, что все они при определенной степени интенсивности, меняющейся у различных движущихся тел, вы- зывают действия, которые выходят за пределы физики, измене- ния внутреннего строения тел — химические действия» [12, стр. 284]. Так совершается переход из области физики в область химии. «3. Химия. При исследовании прежних форм движения было более или менее безразлично, производилось ли оно над оду- шевленными или неодушевленными телами. Неодушевленные тела даже показывают эти явления в их наибольшей чистоте. Напротив, химия может познать химическую природу важней- ших тел только на таких веществах, которые возникают из процесса жизни; главной задачей химии все больше и больше становится искусственное изготовление этих веществ. Она об- разует переход к науке об организме, но диалектический пере- ход может быть установлен только тогда, когда химия совер- шит этот действительный переход или будет близка к этому» [12, стр. 284]. Стремясь устранить резкие разграничительные линии между отдельными науками, Энгельс сосредоточил свое главное вни- мание на том, чтобы вскрыть и обосновать естественность свя- зей между науками и переходов от одной науки к другой. По- этому он подробно анализировал условия и характер переходов одной формы движения в другую, более сложную форму дви- жения. Например, говоря о механике контакта, Энгельс подчерки- вал, что одними механическими явлениями не исчерпываются все последствия соприкосновения. Трение и удар при известных условиях порождают новые явления, при которых осущест- вляется переход механического движения в физическое. Точно так же физические формы движения при определенной степени своего напряжения переходят в химические действия; послед- ние же по мере своего усложнения приводят к жизни и, соот- ветственно этому, химия образует переход к биологии. Здесь Энгельс вскрыл диалектический характер переходов от низшей формы движения к высшей, а следовательно, от од- ной науки к другой, показав, что эти переходы являются ре- зультатом того, что достигается известная количественная сте- пень напряжения данной качественно определенной формы движения, другими словами, что в основе переходов форм дви- жения лежит закон перехода количественных изменений в ка- чественные. Таким образом, в указанном письме содержится, во-первых, основная идея Энгельса, заключающаяся в том, что связь и по-
следовательность расположения наук (их классификация) должны вытекать из рассмотрения связи и последовательного развития (превращения) различных форм движения и что пере- ходы между науками должны отвечать переходам между самими формами движения; во-вторых, в этом же письме изложен кон- кретный план расположения четырех основных естественных наук, из которых подробно рассмотрены лишь три первые. Содержание четвертого пункта («Организм») в письме не раскрывается. Энгельс указывал: «здесь я пока не пускаюсь ни в какую диалектику» [12, стр. 284]. Таким образом, существенный шаг вперед по сравнению с 1858 годом, сделанный Энгельсом весной 1873 года, состоял в том, что единым понятием о формах движения материи Энгельс охватил не только три основные формы энергии — механиче- скую, физические и химическую, которые были уже охвачены ранее законом сохранения и превращения энергии, но и жизнь. живую природу, которая ранее стояла от них обособленно. Такое обобщение стало возможным благодаря тому, что понятие жизни Энгельс подвел под общее понятие о формах движения, трактуя жизнь как особую, биологическую форму движения материи. Как только это было сделано, естественно было располо- жить все четыре формы движения в порядке их усложнения. Такое расположение отразило собой общий процесс развития самого движения и самой материи в природе. В этом и состояло то новое, что было открыто Энгельсом 30 мая 1873 года. Все предшествующие высказывания Энгельса по данному зопросу являлись подготовкой к этому главному научному открытию, которое дало ключ к решению не только проблемы классификации наук, но и к созданию всей «Диалектики при- роды», основой которой служило диалектико-материалистиче- ское учение о формах движения материи. В самом конце рассматриваемого письма Энгельс просил не разглашать его идею классификации наук, пока он ее не разо- вьет сам. «...Обработка, — добавлял он, — все же еще потребует много времени» [12, стр. 284]. Следовательно, Энгельс с самого начала не думал ограни- читься опубликованием одной лишь идеи марксистской клас- сификации наук, но сразу же задумал положить ее в основу це- лого труда, посвященного изложению пришедших ему в голову диалектических мыслей по поводу естественных наук или, ко- роче, диалектики природы. Поскольку в разобранном только что письме Энгельса впер- вые были высказаны основные положения марксистской клас- сификации наук и набросана ее первая схема, постольку день 30 мая 1873 года датирует собой начало непосредственной разработки Энгельсом указанной проблемы с марксистских позиций.
Суть открытия, сделанного Энгельсом, в его логическом вы- ражении. Историю подготовки открытия, сделанного Энгельсом, и самую суть этого открытия можно представить с логической стороны, выразив их в виде соотношения понятий. До 40-х годов XIX века в естествознании преобладало поня- тие «сил» природы, под которое подводились все различные виды энергии, равно как и причины отдельных явлений, в том числе явлений жизни («жизненная сила»), В последнем случае метафи- зический взгляд на природу непосредственно выливался в идеа- листическую, виталистическую трактовку сущности жизни. Энгельс отмечал, что понятие «сила» превращается в пустую фразу, когда «вместо того чтобы исследовать неисследованные формы движения, сочиняют для их объяснения некоторую так на- зываемую силу... причем, таким образом, получают столько сил, сколько имеется необъясненных явлений, и по существу только переводят внешнее явление на язык некоей внутренней фразы» [17, стр. 226]. Далее Энгельс писал: «Это нечеткое словоупотребление при- вело к тому, что стали говорить о жизненной силе. Если этим же- лают сказать, что форма движения в органическом теле отли- чается от механической, физической, химической, содержа их в себе в снятом виде, то способ выражения негоден, в особенности также и потому, что сила, — предполагая перенос движения, — выступает здесь как нечто вложенное в организм извне, а не при- сущее ему и неотделимое от него. Поэтому-то жизненная сила и была последним убежищем всех супранатуралистов» [17, стр. 227]. Метафизический характер понятия «сил» природы состоял в том, что этим понятием выражалось обособление, взаимоизоля- ция различных видов энергии и вообще форм движения материи друг от друга. Поэтому данное понятие вполне гармонировало с принципом координации, согласно которому классифицируемые предметы лишь прикладываются один к другому, оставаясь по сути дела обособленными один от другого. Схематически общий взгляд на природу, резюмированный в понятии «сила», можно представить следующим образом: (Здесь жирными линиями, как и прежде, выражено разобще- ние предметов и, соответственно, понятий об этих предметах. В случае механики слово «сила» взято без кавычек, так как здесь
это понятие, согласно взглядам Энгельса, имеет полное приме- нение. В случае физики и особенно химии оно взято в кавычки, так как в физике оно применяется условно и ограниченно, а в химии стоит уже на границе своего применения вообще. В слу- чае же биологии оно полностью ложно, поэтому здесь постав- лено в кавычки не только слово «сила», но и все выражение «жизненная сила»). После открытия закона сохранения и превращения энергии положение вещей изменилось коренным образом: из физики и химии понятие «сила» для обозначения форм движения мате- рии в неорганической природе было постепенно вытеснено и его заменило понятие «энергия». Но это последнее понятие нельзя было распространить на живую природу, подведя под него, как под более общее, понятие жизни, как более частное. Если бы естествоиспытатели стали на такой путь, то они неизбежно пришли бы либо к механицизму, сводящему явления жизни к процессам неживой природы, либо к витализму с заме- ной лишь прежнего понятия «жизненной силы» на новое равно- значное ему понятие «жизненной энергии», либо же к тому и другому одновременно в их эклектическом сочетании, как это имело место в энергетической философии Вильгельма Оствальда. Таким образом, в результате открытия закона сохранения и превращения энергии создалась такая ситуация, которую с ло- гической стороны можно выразить следующей схемой соотноше- ния понятий: (Здесь, как и ранее, пунктиром выражены взаимные перехо- ды между отдельными объектами и, соответственно, понятиями об этих объектах). Единство природы, полностью отсутствовавшее в предыду- щей схеме, основанной на понятии «силы», здесь частично вос- становлено. Это касается по отдельности как неживой природы, где формы движения предстали как взаимосвязанные и пере- ходящие друг в друга, так и живой природы, в пределах ко- торой раскрылась внутренняя — структурная и генетиче- ская — связь всех живых существ благодаря созданию клеточной теории и дарвиновского эволюционного учения. Однако единство природы еще не раскрылось в полной ме- ре потому, что обе главные области природы — неживая и жи- вая природа — не были еще сами приведены во взаимную связь и оставались по сути дела обособленными одна от другой. Меж-
ду ними не было еще открыто перехода. В логическом отноше- нии это выражалось, в частности, в том, что отсутствовало осо- бое общее понятие (кроме понятий «природа» и «материя»), которое выражало бы собой конкретно единство явлений, сле- довательно, движения в той и другой области природы. Открытие, сделанное Энгельсом, состояло в том, что он устранил существовавшую еще мысленную преграду между не- живой и живой природой, увидел возможность реального пе- рехода от первой ко второй, а тем самым увидел их внутреннее единство. Достигнув этого, он нашел конкретное логическое выражение для обобщения сделанного открытия, выдвинув но- вое общее понятие — «форма движения». Понятие «форма движения» специально приспособлено для выражения двух моментов: во-первых, общности, единства ох- ватываемых им явлений; во-вторых, их специфичности. Други- ми словами, это понятие выражает природу движения диалек- тически противоречиво, как единство в многообразии. В самом деле, говоря о формах движения материи, Энгельс имел в виду универсальное, единое в своей основе движение, неразрывно присущее материи как общий способ ее существо- вания, причем в различных своих формах проявляется одно и то же количественно сохраняющееся движение, способное превра- щаться, изменять свой вид, свое проявление, оставаясь при этом тем же движением. С другой стороны, говоря о тех же формах движения мате- рии, Энгельс подчеркивал качественную определенность каж- дой из них в отдельности, ее специфичность, ее своеобразие, от- носительную (но не абсолютную, как это имело место в случае применения понятия «сила») обособленность одной формы дви- жения от всех других. Особенно это касается биологической формы движения, относительная обособленность которой от всех форм движения в неорганической природе носит значитель- но более глубокий характер, чем обособленность этих последних между собой. Главный признак форм движения заключается в их способ- ности переходить, превращаться друг в друга, несмотря на все свое качественное отличие, на всю свою относительную обособ- ленность, ибо они суть лишь различные проявления единого движения. Открытие Энгельса в этом отношении состояло в том, что он присоединил сюда и органическую жизнь, хотя ре- ального перехода от неживого к живому естествознание непо- средственным образом пока еще не установило. Суть открытия, сделанного Энгельсом, можно сформулиро- вать его же словами, высказанными в заметке «Взаимодейст- вие...» (1874): «Мы наблюдаем ряд форм движения: механи- ческое движение, теплоту, свет, электричество, магнетизм, хи- мическое соединение и разложение, переходы агрегатных со- стояний, органическую жизнь, которые все — если исключить
пока органическую жизнь — переходят друг в друга, обуслов- ливают взаимно друг друга, являются здесь причиной, там дей- ствием, причем общая сумма движения, при всех изменениях формы, остается одной и той же...» [17, стр. 183]. Логическую сторону сделанного Энгельсом открытия можно выразить следующей схемой соотношения понятий, если ее сопо- ставить с двумя приведенными выше: (Здесь жирным пунктиром отмечен еще экспериментально не наблюдавшийся переход, который должен существовать и со временем будет осуществлен). В основе этой схемы, как видим, лежит тот же общий ряд четырех основных естественных наук, с установления которого началось открытие, сделанное Энгельсом. Вместе с тем эта схема представляет собой схему логиче- ского деления общего понятия «форма движения», осуществля- емого на основе той же самой марксистской классификации наук. Соотношение понятий движения и энергии у Энгельса. При- веденная только что логическая схема позволяет детальнее выяснить вопрос о соотношении понятий «движение» и «энер- гия», а значит, «форма движения» и «вид энергии» в работах Энгельса. Этот вопрос представляет для нас особый интерес потому, что основным и решающим моментом сделан- ного Энгельсом открытия было распространение на явления жизни понятия «форма движения», применявшегося до тех пор лишь к явлениям неорганической природы. Энгельс трактовал понятие «движение» как предельно ши- рокое понятие, охватывающее все изменения вообще. Он писал: «Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, т. е. понимаемое как форма бытия материи, как внутренне при- сущий материи атрибут, обнимает собою все происходящие во вселенной изменения и процессы...» [17, стр. 44]. И еще: «Дви- жение, в применении к материи, — это изменение вообще» [17, стр. 197]. Энергию же Энгельс определял как меру движения, или как такое движение, которое количественно сохраняется и пре- терпевает качественное изменение (превращение из одной формы в другую).
Следовательно, понятие «движение» шире, чем понятие «энергия». Оба понятия соотносятся между собой как общее и частное. Всякая энергия есть движение, но не всякое движение есть энергия. Энгельс нередко добавлял к слову «энергия» пояснение: «то есть движение», а к слову «движение» — «иначе говоря, энер- гия». Например, он писал по поводу того, что высвобождаю- щееся в гальваническом элементе «движение (иначе говоря, энергия) принимает форму электричества...» [17, стр 70]. В дру- гом месте он говорил о прибавлении или убавлении «движения (так называемой энергии)» [17, стр. 39]. Точно так же в своей книге «Анти-Дюринг», говоря о дви- жении, Энгельс тут же добавлял в скобках — «так называемой энергии», а самый закон сохранения и превращения энергии именовал как «великий основной закон движения» [18, стр. 13]. Соответственно этому соотносятся у Энгельса понятия «фор- мы движения» и «формы, или виды, энергии». Перечислив раз- личные, ранее считавшиеся обособленными между собой физи- ческие «силы» (включая сюда и так называемую химическую «силу»), Энгельс указывал, что все «эти, так сказать, неизменные «виды» физики — превратились в различно диференцирован- ные и переходящие по определенным законам друг в друга формы движения материи» [17, стр. 10]. Следовательно, здесь Энгельс вместо «виды (или формы) энергии» употреблял термин «формы движения материи». Далее по поводу тех же самых так называемых «сил» природы он говорил, что они «являются особыми формами, способами существования одной и той же энергии, т. е. движения» [17, стр. 155]. Поэтому из закона сохранения и превращения энергии он делал прямой вывод о единстве всего движения в природе. В других работах он также рассматривал виды энергии как «различные формы проявления универсального движения», го- воря, что «все движение в природе сводится к непрерывному процессу превращения из одной формы в другую» [11, стр. 369]. Понятие «форма движения», конечно, шире, чем понятие «форма энергии». Первое, как общее, включает в себя второе, как частное. Более того, Энгельс почти не употреблял термина «форма энергии», называя, как правило, виды энергии форма- ми движения материи. Так он поступил в своем письме от 30 мая 1873 года, в котором изложил основную идею марксист- ской классификации наук. Точно так же он поступал в «Диа- лектике природы» и других своих философских произведениях. Например, он писал о «формах движения (энергии)», об «изменении формы движения, или так называемой энергии», и тут же рассматривал «изменение формы движения», уже не упоминая об энергии [17, стр. 39]. Он показал далее, что потен- циальная энергия даже «во время покоя тоже является фор-
мой движения...» [17, стр. 70]. Во всех этих и других случаях вид энергии он именовал формой движения. Однако Энгельс ни в одном случае не называл жизнь видом энергии. Он всегда говорил о ней как об особой форме движе- ния материи. Это показывает, что с понятием энергии и ее ви- дов (или форм) Энгельс связывал формы движения материи, действующие по преимуществу в неживой природе и не являю- щиеся специфическими для живой природы. Процессы же, спе- цифические для живой природы, он относил к биологической форме движения, которая не представляет собой разновидности энергии, такой, например, как тепловое или химическое дви- жение. Несовпадение понятия движения с понятием энергии обна- руживается у Энгельса еще и в другом отношении: под энерги- ей он понимал в ряде случаев лишь одну из противоположных сторон движения (или «основных форм движения»), состав- ляющих в своем единстве основное противоречие всякого дви- жения в неорганической природе. Рассматривая движение как единство притяжения и отталкивания, Энгельс указывал, что, согласно новейшему воззрению, «энергия является только дру- гим выражением для отталкивания» [17, стр. 49], тогда как, со- гласно более старому воззрению, «сила является другим выра- жением для противоположности отталкивания, для притяже- ния» [17, стр. 49—50]. Соответственно этому Энгельс рассматривал, например, теп- лоту как «некоторую форму отталкивания», а поскольку «тепло- та есть одна из форм так называемой «энергии», то и здесь энергия оказывается «тождественной с отталкиванием» [17, стр. 50]. Энгельс характеризовал тепло, излучаемое Солнцем, как движение вполне определенного рода, а именно, как отталкива- ние [см. 17, стр. 53]. В этой характеристике солнечной теплоты конкретизируется представление Энгельса о притяжении и от- талкивании как основных формах движения в неживой приро- де, то есть как об основном противоречии, составляющем сущ- ность процессов, совершающихся в неживой природе. Развивая эту мысль дальше, Энгельс обращал внимание на то, какими способами совершается в природе превращение при- тяжения в отталкивание и обратно: «Уже в газе — отталкивание молекул, еще значительнее — в более тонко распыленной мате- рии, например в кометных хвостах, где оно действует даже с колоссальной силой» [17, стр. 194]. Позднее, в 1899—1900 годах, экспериментальное открытие и измерение П. Н. Лебедевым светового давления замечатель- ным образом подтвердило взгляд Энгельса на излучение как на отталкивание, что обнаруживается, например, в хвостах у комет.
Очевидно, что если энергия выражает собой, по мнению Энгельса, лишь одну сторону движения, то ее нельзя отожде- ствить со всем движением. В связи с этим Энгельс писал: «...термин «энергия» отнюдь не дает правильного выражения всему отношению движения, ибо он охватывает только одну сторону его — действие, но не противодействие. Кроме того, он допускает видимость того, будто «энергия» есть нечто внешнее для материи, нечто привнесенное в нее» [17, стр. 54]. Следовательно, к анализу понятия «энергия» Энгельс под- ходил с позиций материалистической диалектики, с позиций признания неразрывности материи и движения. Согласно его воззрениям, энергия есть движение (есть его частный вид, или мера, или сторона), и, будучи движением, она неразрывно свя- зана с материей (с определенными видами материи). 2. РАЗРАБОТКА ЭНГЕЛЬСОМ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК (ПО ФОРМАМ ДВИЖЕНИЯ И СТУПЕНЯМ ИСТОРИИ) Первые шаги Энгельса в разработке сделанного открытия (1873—1874 годы). Как говорилось выше, в письме Энгельса от 30 мая 1873 года содержалась пока только общая идея мар- ксистской классификации наук, выраженная в виде некоторой схемы, не успевшей еще получить мало-мальски подробную разработку. Высказывая эту идею, Энгельс по-прежнему опи- рался исключительно на формы движения в неорганической при- роде, взаимная связь которых была изучена им еще в 1858 году. Биологическая форма движения в качестве более высокой ступени развития оказалась пока просто присоединенной к ним, но отнюдь еще не была рассмотрена так же подробно, как и они, с точки зрения общего учения о формах движения. Это и не могло быть иначе, так как в указанном выше письме зафикси- рован как раз самый момент научного открытия, состоявшего в установлении перехода от ранее разобщенных групп наук к их общей системе. Конкретная же разработка этого открытия, по- каз и обоснование его в деталях должны были составить пред- мет дальнейшего исследования, которое Энгельс начал вести сразу же после 30 мая 1873 года. Первая запись, сделанная Энгельсом на первом листе пер- вой связки рукописи «Диалектики природы», по своему содер- жанию является развитием мыслей, высказанных в приведенном письме. Запись начинается со слов: «Диалектика естествозна- ния...». В ней, как и в письме, к которому она примыкает, ука- зывается, что «природа движущихся тел вытекает из форм движения» [17, стр. 197], а далее последовательно рассматри- ваются три главные формы движения: наипростейшая, меха- ническая; физическая, возникающая в результате механическо- го контакта, то есть удара или трения; химическая.
Редактор английского перевода «Диалектики природы» Дж. Б. С. Холдейн привел по этому поводу следующий пример: когда спичку слегка трут о шероховатую поверхность спичеч- ной коробки, то механическое движение переходит в физическое (тепловое) — головка спички начинает нагреваться; когда же трение усиливается, то не только механическое движение пере- ходит в тепловое, но и это последнее переходит в химическое — спичка загорается, причем горение сопровождается появлением еще одной физической формы движения — света1. Собственно говоря, такое индивидуальное явление локально- го характера, ограниченное рамками отдельного процесса после- довательного превращения форм энергии, происходящего где- нибудь на Земле, и было для начала принято Энгельсом в каче- стве основы его идеи классификации наук в ее самом первом, далеко еще не совершенном выражении. В дальнейшем мы бу- дем говорить о таком явлении как ограниченном масштабами ме- стного значения, или локально ограниченном, или же как о яв- лении индивидуальном. Позднее эти мысли комментируются Энгельсом в ряде заметок, где процесс развития движения ограничивается таким же точно способом, то есть рамками отдельного явле- ния превращения энергии. В этой связи можно сослаться, например, на заметку, начинающуюся словами: «Трение и и удар...» (1873) [17, стр. 235] и на заметку «Удар и тре- ние», не имеющую точной даты [17, стр. 224]. Что касается более конкретного рассмотрения возникно- вения органической природы в качестве формы движения ма- терии, то в первой заметке Энгельса, относящейся к «Диалек- тике природы», мы находим на этот счет следующее замечание (по поводу перехода от химии к организму): «Но действитель- ный переход только в истории — солнечной системы, земли; реальная предпосылка органической природы» [17, стр. 198]. Этим Энгельс подчеркивал, что последовательное превращение низших форм в высшие осуществляется и конкретизируется в реальном историческом процессе развития всей природы. Дополнительно по сравнению с письмом от 30 мая 1873 года в заметке содержится следующее: во-первых, указание на кри- сталлографию как на часть химии; во-вторых, упоминание дис- циплин, промежуточных (переходных) между физикой и астро- номией, химией и астрономией (физика небесных тел, химия небесных тел); в-третьих, особый пункт, касающийся специаль- но перехода от химии к жизни (тем самым подчеркивается, что при рассмотрении общей связи наук наряду с основными нау- ками, соответствующими главным формам движения, необхо- димо уделить особое внимание еще тем не изученным областям природы, в которых должны быть раскрыты переходы от низ- 1 Frederik Engels. Dialectics of Nature. New York, 1940, p. 168.
ших форм движения к высшим); в-четвертых, намек на анализ развития форм движения в разрезе истории природы (это вы- ражено в указании, что действительный переход от химии к жизни имел место только в истории солнечной системы, Земли); в-пятых, в связи с этим, помимо рассмотрения главных форм движения, упоминается «реальная предпосылка органической природы». Содержание последней фразы раскрывается позднее в заметке «Физиография». Таким образом, общий план обоснования классификации на- ук получает в первой заметке Энгельса дальнейшее уточнение и развитие. Мысль, что материя познается только через формы ее дви- жения, выражена также в заметке «Взаимодействие...» (1874), в которой говорится: «Раз мы познали формы движения мате- рии... то мы познали самое материю, и этим исчерпывается по- знание» [17, стр. 184]. Следующая заметка, точная дата которой не установлена, но которая логически примыкает к первой заметке в «Диалек- тике природы», озаглавлена: «Физиография». В ней раскры- вается смысл того, что понимал Энгельс под реальной предпо- сылкой органической природы. «После того как сделан переход от химии к жизни, — писал он, — надо прежде всего рассмот- реть те условия, в которых возникла и существует жизнь, — следовательно, прежде всего геологию, метеорологию и осталь- ное. А затем и сами различные формы жизни, которые ведь без этого и непонятны» [17, стр. 199]. Отсюда видно, что геологию Энгельс трактует не как науку о какой-либо специфической форме движения, но как науку о реальных предпосылках для возникновения высших форм дви- жения (жизни), как науку об условиях, в которых реализуются эти высшие формы движения. Тем самым указывается место геологии и связанных с ней дисциплин в общей классифика- ции наук. Такой же взгляд на геологию выражен Энгельсом в отрывке «Из области истории» (1874). Здесь палеонтология рассматри- вается как исследование исторически следующих друг за дру- гом форм жизни, а геология — как исследование «соответствую- щих им сменяющихся условий жизни...» [17, стр. 153]. Переход от рассмотрения форм движения самих по себе к рассмотрению их в связи с историческим развитием природы намечается также в трех заметках Энгельса (1873—1874), ка- сающихся космогонической гипотезы Лапласа. Это заметки: «Causa finalis...», «Первоматерия» и «Теория Лапласа...». В них указывалось, что развитие газового шара туманности началось с недифференцированной еще материи. В этом простейшем слу- чае предполагается только движущаяся материя (вращающие- ся массы, совершающие механические перемещения в простран- стве). «Теория Лапласа, — констатировал Энгельс, — предпола-
гает только движущуюся материю — вращение необходимо у всех парящих в мировом пространстве тел» [17, стр. 220]. Таким образом, оказывалось, что история солнечной систе- мы имеет в качестве своего относительного исходного состоя- ния механическое движение масс (их вращение), подобно тому как в ходе обычного превращения форм движения на Земле развитие процесса начинается с простейшего случая механиче- ского перемещения. Позднее эта идея была развита Энгельсом подробнее и составила более глубокую основу его взглядов на классификацию наук. Заметим, что пока Энгельс еще не ставил более конкретного вопроса о том, какова по своему физическому виду и строению эта, не успевшая еще дифференцироваться материя, составляв- шая вещество первоначальной туманности. То, что она не мог- ла бы состоять из атомов, а тем более из молекул, — это, конечно, ясно, так как уже атомы, не говоря о молекулах, представляют собой высокую степень дифференциации, результатом которой явились химические элементы с резко выраженной у них каче- ственной специфичностью (число известных химических эле- ментов достигло в 1875 году 65-ти). Но если это были не атомы, то, по-видимому, какие-то бо- лее простые и унифицированные виды материи. Спустя несколь- ко лет Энгельс начал специально интересоваться вопросом о частицах материи более простых, чем атомы, и пришел к пред- ставлению о «частицах эфира», о чем речь будет идти ниже. Наконец, в заметке «Классификация наук...» (1874) Энгельс сформулировал общие принципы решения задачи. Эти принци- пы носят, во-первых, материалистический характер, являясь конкретизацией общих положений теории отражения. Энгельс указывал, что отдельные науки представляют собой отражение различных форм движения, что поэтому классификация наук является вместе с тем и классификацией (расположением) са- мих форм движения согласно внутренне присущей им последо- вательности и иерархии. Подобно тому как отдельные науки являются отражением своего предмета — отдельных форм дви- жения (или ряда связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения), так и связь наук является отра- жением общей связи, закономерно охватывающей все формы движения. Во-вторых, эти принципы носят диалектический характер, поскольку в них Энгельс подчеркивал, что различные науки не должны располагаться внешним образом одна подле другой, а должны с необходимостью вытекать одна из другой, переходить друг в друга, подобно тому как одна форма движения разви- вается из другой и переходит в другую. Таким образом, в течение 1873—1874 годов классификация наук обосновывалась Энгельсом с точки зрения последователь- ного развития и усложнения форм движения материи. Это раз-
витие ограничивалось пока еще рамками местного движения какого-либо отдельного тела на Земле, проявляющего последо- вательно три главные формы движения: механическую, физи- ческую и химическую. Наряду с этим подготавливалось более глубокое понимание вопроса, согласно которому классификация наук отражает собой смену форм движения в ходе истории сол- нечной системы. Такое понимание раскрывается у Энгельса в полной мере на следующем этапе разработки проблемы. Совпадение логического с историческим (в познании) (1874—1875 годы). Начиная с 1874 года, Энгельс расширил свой исторический, следовательно, диалектический взгляд на пред- мет исследования, а вместе с тем на классификацию наук, по- ложенную в основу «Диалектики природы». Он включил в рас- смотрение, во-первых, историю естествознания, то есть историю познания природы, и, во-вторых, историю развития самой при- роды. Другими словами, он включил историю объекта и исто- рию его отражения субъектом. Энгельс исходил из того положения, что если отдельный процесс развития (превращения) форм движения на Земле про- исходит в порядке переходов от низшего к высшему, от просто- го к сложному, то такая же последовательность в общем и целом должна была проявиться и в ходе развития всей солнеч- ной системы, включая и нашу планету. С другой стороны, познание природы должно было разви- ваться в том же последовательном порядке, сначала раскрывая закономерности более простых форм движения материи и по- степенно переходя к закономерностям все более и более слож- ных форм движения. В таком случае классификация наук как теоретическое от- ражение ступеней развития природы и логическое обобщение ступеней истории познания природы человеком получает глубо- кое историческое обоснование. Совпадение логического (порядка расположения наук) с историческим (с последовательностью их возникновения и раз- вития) можно обнаружить в ряде заметок Энгельса, относя- щихся к 1874—1875 годам. Это хорошо видно, например, в от- рывке «Из области истории» (1874), который представляет пер- воначальный набросок «Введения». В этом наброске приведена весьма важная схема [см. 17, стр. 153], смысл которой становится ясным только при изучении позднейших записей Энгельса. В схеме расположены в после- довательном порядке следующие пять групп наук:
(В дальнейшем для краткости эту схему мы будем называть «пятичленной»). Рассматривая историческую последовательность возникнове- ния отдельных отраслей естествознания, Энгельс расположил их в том же порядке, в каком он расположил различные формы движения согласно внутренне присущей им последовательно- сти и в каком располагаются, как мы это увидим ниже, раз- личные ступени развития природы согласно их исторической по- следовательности. Следовательно, согласно взглядам Энгельса, обособление и формирование отдельных естественных наук шло примерно в том же порядке, в каком совершалось развитие самой приро- ды, — от наук, изучающих более простые формы движения ма- терии, к наукам, изучающим более сложные формы движения. Таким образом, Энгельс дал развернутое обоснование с по- зиций материалистической теории познания примечательного параллелизма между историей самой природы и историей ее познания человеком, уже не раз отмечавшегося различными учеными. В приведенной выше схеме первую группу составляют меха- нико-математические науки, причем наряду с механикой (оче- видно, здесь подразумевается механика земных масс) выделена астрономия (механика небесных тел); вторая группа объеди- няет физико-химические науки; третья — геологические (вклю- чая сюда палеонтологию и минералогию); в следующей, чет- вертой группе представлены биологические науки (физиология и анатомия); наконец, последняя группа состоит из медицин- ских наук, имеющих дело с человеком. Учитывая то обстоятельство, что эта пятичленная схема включена в заметку, трактующую об истории науки, можно ду- мать, что в ней Энгельс выразил мысль, что от первоначально единой натурфилософской науки древних первыми отпочкова- лись и оформились в качестве самостоятельных отраслей зна- ния три науки — математика, астрономия и механика. За этой троицей последовала пара близких по своему характеру наук — физика и химия. После них в последовательном порядке воз- никли геологические, биологические и медицинские науки. Соответственно этому можно было бы составить следующий исторический ряд наук, объединяя механику с астрономией и опуская подробности у наук последних трех групп: Очевидно, что этот ряд отличается от общего ряда наук лишь добавлением математики, геологии и медицины. В осталь- ном же, то есть в самой основе, оба они совпадают.
На эту мысль наводит более близкое ознакомление с содер- жанием «Введения» к «Диалектике природы» (1875), о чем речь будет идти в следующей главе. Там показано, в какой последовательности отдельные естественные науки достигали оп- ределенного уровня развития и вступали во второй период исто- рии естествознания, начавшийся в XIX веке и носивший сти- хийно-диалектический характер. Сейчас же нас интересует вопрос о той последовательности, с какой эти науки возникали, становясь науками, и отпочковы- вались от философии. В этом отношении особый интерес пред- ставляет заметка (1875), первая фраза которой гласит: «Необ- ходимо изучить последовательное развитие отдельных отрас- лей естествознания» [17, стр. 145]. В ней фактически Энгельс разъяснил и обосновал приведенную выше пятичленную схему. Вспомним, что первую группу наук в этой схеме состав- ляют астрономия, математика и механика. В таком именно по- рядке следуют эти три науки в названной заметке. В ней Энгельс писал: «Сперва астрономия, которая уже из-за времен года абсолютно необходима для пастушеских и земледельче- ских народов. Астрономия может развиваться только при по- мощи математики. Следовательно, приходилось заниматься и последней. — Далее, на известной ступени развития земледе- лия... а в особенности вместе с возникновением городов... раз- вилась и механика... — Она тоже нуждается в помощи матема- тики и таким образом способствует ее развитию» [17, стр. 145]. Другие же отрасли естествознания в древности отсутствова- ли или же находились в зачаточном состоянии: физика и химия почти не отделялись друг от друга, в биологии собирались фак- ты и строились догадки. Начиная с эпохи Возрождения, процесс дифференциации наук пошел быстрыми темпами: «Теперь, — не говоря уж о ма- тематике, астрономии и механике, которые уже существова- ли, — физика окончательно обособляется от химии (Торичелли, Галилей...). Бойль делает из химии науку» [17, стр. 146]. Здесь дана в историческом плане вторая группа наук из пятичленной схемы (физика и химия). Далее Энгельс называл геологические и биологические нау- ки и подчеркивал: «Зоология и ботаника остаются все еще со- бирающими факты науками, пока сюда не присоединяется па- леонтология — Кювье... В конце прошлого [XVIII] века закла- дываются основы геологии...» [17, стр. 146]. Очевидно, что здесь последовательность возникновения наук такова: геология; палеонтология; биология; Особняком стоит как бы забежавшее вперед открытие кро- вообращения, благодаря которому Гарвей «делает науку из физиологии (человека, а также животных)» [17, стр. 146].
Очевидно, что этим охватываются третья и четвертая груп- пы наук в пятичленной схеме (геологические и биологические науки). Наконец, пятой группе, куда входят медицинские науки, от- вечает в разбираемой заметке возникновение «в новейшее вре- мя — так называемой (неудачно) антропологии, опосредствую- щей переход от морфологии и физиологии человека и его рас к истории» [17, стр. 146]. Это означает, что последней по времени возникает наука, которая находится уже на самой границе между естествозна- нием и общественными науками. Так раскрывается смысл и значение приведенной выше пя- тичленной схемы Энгельса: в ней отражено последовательное развитие отдельных отраслей естествознания, соответствующее тому, что сначала познаются более простые формы движения, затем исторические условия для возникновения более сложных форм и, наконец, сами более сложные формы движения. Прин- цип историзма здесь выдерживался Энгельсом достаточно строго. Позднее, в статье «Основные формы движения» (1880 или 1881), Энгельс дал разъяснение и логическое обоснование того, почему исследование природы движения в истории есте- ствознания должно было начаться с изучения механического движения. Если не считать ссылки на медицинские науки как естест- венные науки о человеке, то окажется, что в своих философских работах Энгельс ограничился лишь теоретическим естествозна- нием и не включил в свою классификацию технических наук. Но это не означает, что он игнорировал связь естествознания с техникой (с «прикладным» знанием), а через нее — с производ- ством. Напротив, он тщательно прослеживал, какое влияние на развитие наук оказывает практика, показывая, что потребности техники, производства составляют истинный двигатель разви- тия научного познания. «Итак, — резюмировал он, — уже с са- мого начала возникновение и развитие наук обусловлено про- изводством» [17, стр. 145]. Таким образом, если практические науки и «прикладные», технические знания у Ампера, Конта и Курно следовали за тео- ретическим знанием в качестве его применения, или приложения, то Энгельс видел в их развитии не просто пассивный результат, автоматически следующий за прогрессом теоретического есте- ствознания, но прежде всего источник прогресса этого послед- него. В данном случае, как и всюду в аналогичных случаях, Энгельс выступил как исторический материалист, видящий примат в практике по отношению к теории.
Новым по сравнению с предыдущим этапом разработки проблемы классификации наук является включение Энгельсом математики в число рассматриваемых наук. Правда, это было сделано пока что только при рассмотрении истории естество- знания, то есть при рассмотрении процесса познания природы человеком. В связи с этим среди заметок 1875 года начинают появляться записи, касающиеся математики: «Из области мате- матики», «Асимптоты», «Нулевые степени», «Прямое и кривое», «Тождество и различие.,.». Однако математика не является естественной наукой, по- скольку она не имеет в качестве своего предмета какой-либо особой формы движения материи. Математика имеет дело с абстракциями, выражающими количественную сторону реально- го движения и прежде всего движения механического. Вот по- чему исторически математика в своем развитии, как указывал Энгельс, была теснейшим образом связана с астрономией и механикой. Энгельс ссылался на те услуги, которые оказывают естест- вознанию математические абстракции. К этой характеристике примыкают не имеющие точных дат заметки, начинающиеся со слов: «Лишь дифференциальное исчисление...» и «Применение математики...» [17, стр. 218]. Но вспомогательная роль математики по отношению к ме- ханике, ее задача изображать состояния и процессы (движе- ния) и то, что ее предметом не является какая-либо особая фор- ма движения материи, не означает отсутствия у нее самостоя- тельного предмета, заимствованного из объективной действи- тельности. Еще в 1874 году Энгельс писал: «Математика — это наука о величинах; она исходит из понятия величины» [17, стр. 205]. Однако, определив предмет математики, Энгельс еще не ставил здесь вопроса о включении математики в общую класси- фикацию наук. Она находится у него пока в стороне от других наук, как наука, которая обслуживает механику и имеет в каче- стве своего предмета не ту или иную конкретную форму движе- ния, а количественную сторону всякого движения вообще. Две методологические проблемы естествознания в работах Энгельса. Ставя вопрос о совпадении в общих чертах истори- ческого разреза естествознания в части последовательности возникновения и развития его отдельных отраслей с его логиче- ским разрезом, представленным расположением этих же его отраслей в последовательный ряд, Энгельс тем самым раскрыл единство двух методологических проблем естествознания — пе- риодизации его истории и классификации естественных наук. С момента своего возникновения в качестве самостоятель- ного систематического раздела человеческих знаний (вторая по- ловина XV века) и до конца 70-х годов XIX века естествозна- ние, как уже упоминалось, прошло два периода развития: пер-
вый, продолжавшийся до начала XIX века, и второй, начавший- ся в XIX веке. Когда создавалась «Диалектика природы», второй период еще продолжался. Если эти периоды охарактеризовать с точки зрения общего способа мышления, господствовавшего в умах естествоиспыта- телей, то оба они могут быть названы метафизическими. Одна- ко для первого из них характерно, что метафизический взгляд на мир находился тогда в согласии и соответствии с объектив- ным содержанием самих естественнонаучных открытий и уче- ний: в них отсутствовала идея развития и всеобщей связи яв- лений природы. Напротив, для второго периода характерно резкое расхож- дение между способом мышления естествоиспытателей и объ- ективным содержанием самих естественнонаучных открытий, центральным положением которых стало подтверждение идеи развития природы и всеобщей связи всех ее явлений. Тем са- мым эти открытия доказывали диалектический характер про- цессов природы. Однако вследствие господства метафизического способа мышления диалектика могла проникать в естествозна- ние лишь стихийно, против воли и сознания самих ученых. В силу сказанного с философско-методологической точки зрения первый период в развитии естествознания можно на- звать метафизическим, второй — стихийно-диалектическим. Переход между ними не был внезапным. Он занял несколь- ко десятилетий (примерно с середины XVIII века до конца пер- вой трети XIX века). Это было время, когда постепенно, шаг за шагом, подрывались устои прежнего окаменелого, метафизи- ческого взгляда на природу. Проблема классификации наук связана с этой периодиза- цией истории естествознания по двум линиям. Во-первых, сама постановка проблемы классификации наук носила на себе печать соответствующей методологии мышле- ния: при господстве метафизического способа мышления у естествоиспытателей она ставилась также метафизически. Этому соответствует ее рассмотрение с позиций принципа коор- динации, который игнорировал развитие природы и всеобщую внутреннюю связь всех ее явлений. Отсюда — соотношения наук между собой трактовались как чисто внешние, как результат простой комбинаторики независимых (или почти независимых) элементов. Такое положение сохранялось и во второй трети XIX века, то есть в эпоху трех великих естественнонаучных открытий, по- скольку мышление ученых оставалось в основном метафизиче- ским. Напротив, отказ от метафизики и сознательный переход на позиции материалистической диалектики как метода мышления, адекватного самой природе, приводил к тому, что проблема классификации наук ставилась и решалась принципиально по-
новому, как это можно видеть в трудах Энгельса и высказыва- ниях Шорлеммера. Ее решение в этом случае опиралось на принцип субординации наук, в котором как раз и находят свое отражение всеобщая связь и развитие природы. Вполне понятно, что такое решение проблемы стало воз- можным лишь только тогда, когда само естествознание полно- стью вышло из первого, метафизического периода своего разви- тия и вступило во второй, стихийно-диалектический период. Во-вторых, оба периода в развитии естествознания характе- ризуются не только по методу мышления и содержанию откры- тий, но и по той отрасли знания, которая занимала господствую- щее положение в науке данного периода. Если классификация наук представлена у Энгельса основ- ной схемой: механика физика химия биология, то такую же в общем последовательность он устанавливал в характеристике обоих главных периодов в истории естествозна- ния. Естествознание первого, метафизического периода он ча- сто именовал механическим, поясняя, что «из всех естественных наук к тому времени достигла известной законченности только механика, и именно только механика твердых тел (земных и небесных), короче — механика тяжести. Химия имела еще дет- ский вид, в ней придерживались еще теории флогистона. Био- логия была еще в пеленках: растительный и животный орга- низм был исследован лишь в самых грубых чертах, его объяс- няли чисто механическими причинами» [11, стр. 354]. Отсюда — исключительное приложение масштаба механики к химическим процессам и органической природе. Таким образом, как в истории познания первой, достаточно развившейся отраслью естествознания была механика, нало- жившая свой отпечаток на все естествознание первого периода, так и в логическом обобщении современного Энгельсу естество- знания на первое место становится также механика. Второй период не имел у Энгельса особого названия. Но по- скольку первому периоду Энгельс присваивал иногда название «дохимического XVIII столетия» [17, стр. 197], можно полагать, что XIX столетие он мысленно называл «химическим», что со- ответствует второму периоду в развитии естествознания. Это отвечает тому, что в общем ряду наук химия (и физика) сле- дуют за механикой. Наряду с химией во втором периоде развития естествозна- ния, особенно благодаря трем великим естественнонаучным от- крытиям, которые были сделаны во второй трети XIX века, на первое место среди естественных наук выдвинулись физика и
биология. Тем самым второй период в истории естествознания мог быть назван (в отличие от первого) физико-химико-биоло- гическим. В такой форме выступало у Энгельса единство двух мето- дологических проблем естествознания — периодизации его исто- рии и классификации основных его отраслей. Характеризуя оба периода в развитии естествознания с ло- гической стороны, можно найти глубокое основание спе- цифических черт, свойственных каждому из них, и вместе с тем той необходимости, с которой первый из них должен был неизбе- жно смениться вторым по мере развития самого естествознания. Энгельс писал, что старый, метафизический метод исследо- вания и мышления, который применялся главным образом к вещам как к чему-то законченному и неизменному, имел в свое время историческое оправдание. «Надо было исследовать вещи, прежде чем можно было приступить к исследованию процессов. Надо сначала знать, что такое данная вещь, чтобы можно было заняться теми изменениями, которые в ней происходят. Так имен- но и обстояло дело в естественных науках» [11, стр, 368], Далее Энгельс показывал, что метафизика, считавшая вещи законченными, выросла из такого естествознания, которое изу- чало предметы природы тоже как нечто готовое, законченное. Поэтому смертный час метафизики пробил именно тогда, когда естествознание продвинулось в изучении отдельных предметов настолько далеко вперед, что стало возможным и необходимым приступить к систематическому исследованию тех изменений, которые происходят с этими предметами в самой природе. Связывая первый период в истории естествознания с «по- следним», то есть XVIII веком, а второй период — с «нашим», то есть XIX веком, Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» подчеркивал: «...если до кон- ца последнего столетия естествознание было преимущественно собирающей наукой, наукой о законченных вещах, то в нашем веке оно стало в сущности упорядочивающей наукой, наукой о процессах, о происхождении и развитии этих вещей и о связи, соединяющей эти процессы природы в одно великое целое» [11, стр. 369]. Та же характеристика первого периода в истории естество- знания дана и в «Диалектике природы». Здесь сказано так: «Главная работа в... первом периоде развития естествозна- ния заключалась в том, чтобы справиться с имевшимся налицо материалом» [17, стр. 5]. Соответственно этому можно охарактеризовать основные пе- риоды в разработке самой проблемы классификации наук и место различных классификаций и их принципов в истории по- знания. Все домарксистские формальные классификации относятся по своей логической основе к метафизическому периоду в раз-
витии естествознания, так как все они основывались в конечном счете на принципе координации наук. Это относится не только к тем классификациям, которые возникли до конца первой тре- ти XIX века, но и к более поздним, поскольку они придержива- лись так или иначе того же принципа координации. Система наук Гегеля была диалектической, но вместе с тем идеалистической, а потому чуждой эмпирическому естествозна- нию. Опираясь на принцип субординации в его идеалистической трактовке, она представляла собой такую фазу в разработке классификации наук, которая в целом соответствовала переход- ному состоянию от первого периода в развитии естествознания ко второму. Стихийно-диалектическими, отвечающими второму периоду в истории естествознания, были частные классификации, вы- двигаемые в конце второй и начале последней трети XIX века внутри отдельных наук, особенно в биологии (на основе дарви- новского учения), химии (на основе менделеевской периодиче- ской системы химических элементов), физике (на основе тео- рии превращения энергии), геологии (на основе лайелевской те- ории медленного развития) и других отраслях естествознания. Марксистская классификация наук, созданная Энгельсом, опираясь на материалистически понятый принцип субордина- ции и обобщая собой результаты естествознания середины и второй половины XIX века, полностью отвечала второму перио- ду в развитии естествознания, но шла дальше взглядов естество- испытателей, так как диалектический метод был применен в ней не стихийно, непоследовательно, случайно, а вполне сознатель- но, то есть последовательно, с необходимостью, вытекающей из самого обобщаемого естественнонаучного материала. Таким образом, решение Энгельсом обеих методологиче- ских проблем естествознания давало возможность выработать исторический подход к проблеме классификации наук и анали- зировать ее в разрезе развития всего человеческого познания. Совпадение логического с историческим (в природе) (1875—1876 годы). Взгляды Энгельса на ход развития природы будут рассмотрены в следующей главе, поскольку этот вопрос детально разработан им во второй части «Введения» к «Диа- лектике природы» (1876). Здесь же отметим только, что ступени истории самой приро- ды, от самых низких, начальных для нашей солнечной системы и Земли, до самых высших, в их развитии соответствуют в об- щем и целом процессу усложнения форм движения материи от механической до биологической включительно. Вкратце это можно представить так: механическое движе- ние (вращение) масс сменяется тепловым и электрическим дви- жениями, которые переходят в прочие физические формы дви- жения. При достаточном охлаждении возникают химические соединения, так что при достижении известной степени интен-
сивности физическое, например тепловое или электрическое, движение начинает вызывать химическую реакцию. Постепен- ное усложнение химической формы движения, то есть химиче- ских веществ и их превращений, приводит к возникновению сложнейших органических соединений — белковых тел, которые являются носителями жизни, а тем самым к возникновению би- ологической формы движения. Развитие живой природы завер- шается появлением человека, то есть человеческого общества и человеческого мышления, и переходом процесса развития из области природы в область истории. Так представлялась Энгельсу в XIX веке картина развития природы и в соответствии с ней классификация естественных наук. Следует отметить два добавления, внесенных в эти годы Энгельсом в рассмотрение им отдельных естественнонаучных направлений и теорий: первое касается термодинамики, вто- рое— теории антропогенеза. Начиная примерно с 1875 года, Энгельс стал включать тер- модинамику в число разбираемых им наук. Он анализировал ее как науку, изучающую переходы между различными формами движения: во-первых, между теплотой и механическим движе- нием (заметка: «Индукция и анализ»), во-вторых, между теп- лотой излученной и теплотой вновь используемой (заметки: «Излучение теплоты в мировое пространство», «Клаузиус...», «В каком бы виде ни выступало перед нами второе положение Клаузиуса...»). В первом случае Энгельс ссылался на паровую машину и доказывал наличие обратного перехода тепловой (физической) формы движения в более простое, механическое движение. Во втором случае речь шла о восстановлении круговорота материи во Вселенной. Следовательно, вопрос о теплоте рассматривался двояко: в плоскости местного превращения форм движения и в плоскости истории всей природы в целом. В 1876 году Энгельс подробно разработал пограничную об- ласть между естествознанием и историей в связи с вопросом о происхождении человека (проблемой антропогенеза). Этому посвящена его статья «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». В результате всего этого был сделан существенный шаг впе- ред, поскольку исторический взгляд на классификацию наук был расширен за пределы рассмотрения развития форм движения в масштабах местного значения: во-первых, центр внимания те- перь переносился Энгельсом на изучение последовательно раз- вивающихся форм движения как ступеней истории природы; во-вторых, отдельные науки трактовались не только как отра- жение различных форм движения, но и как ступени истории естествознания, проходящего в своем историческом развитии
примерно тот же путь от познания простого к познанию слож- ного, какой реально проходили в истории природы сами формы движения. Таким образом, история природы как бы отража- лась историей познания ее человеком. Однако здесь у Энгельса не возникало мысли о выявлении особого генетического ряда наук, отвечающего естественной истории солнечной системы и нашей планеты, поскольку космо- гония перекрывалась у него механикой неба, а геология остава- лась вообще вне общего ряда наук. Классификация наук выступала теперь у Энгельса как ло- гическое обобщение и отражение исторического процесса, дан- ного в трех разрезах: во-первых, в разрезе превращения форм движения в масштабах ограниченного (местного) значения; во-вторых, в разрезе истории их познания; в-третьих, в разрезе их развития в истории всей природы. Таким образом, вся проблема решалась Энгельсом в плос- кости раскрытия единства исторического и логического. В результате такого рассмотрения первоначально намечен- ная Энгельсом классификация наук оказалась полностью оправданной и твердо легла в основу создаваемой «Диалекти- ки природы». Для того чтобы сделать этот вывод еще более наглядным и ясным, сопоставим все три только что названных разреза рас- смотрения данной проблемы (см. три столбца слева в схеме I классификации наук) с основным структурным делением «Диа- лектики природы» (см. крайний столбец справа). Даты в подза- головках указывают время разработки Энгельсом данной сторо- ны классификации наук. В данной таблице те формы движения и, соответственно, те науки, которые вошли в «Диалектику природы» в качестве основ- ных пяти разделов ее центральной части, выделены жирным шрифтом. В первом (двойном) столбце выделенные науки со- ставляют тот «скелет» классификации наук, который зафиксиро- ван Энгельсом в письме от 30 мая 1873 года. Остальные науки (не выделенные) добавлены из заметки «Диалектика естество- знания», причем механика небесных тел дана с целью показать переходные области между астрономией и физикой («физика не- бесных тел») и между астрономией и химией («химия небесных тел»). Во втором столбце к пятичленной схеме Энгельса добавле- на лишь антропология (в самом конце), взятая из заметки, где эта схема получила развернутое обоснование. Кроме того, ради удобства расположения наук математика поставлена не внизу, а вверху, в первой группе наук. Третий столбец составлен со- гласно «Введению» к «Диалектике природы» и рассмотренным выше заметкам, касающимся истории развития природы. По- следний столбец взят из общего плана «Диалектики природы» [см. 17, стр. 1].
3. УГЛУБЛЕНИЕ ЭНГЕЛЬСОМ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК (ПО ФОРМАМ ДВИЖЕНИЯ И ВИДАМ МАТЕРИИ) Прогрессивный ряд усложнения форм движения и их носи- телей (1878 год). В 1876 году Энгельсу пришлось прервать ра- боту над «Диалектикой природы» и переключиться на критику Дюринга. В книге «Анти-Дюринг» (1878) не только нашли от- ражение мысли Энгельса, разработанные ранее в связи с «Диа- лектикой природы», но и был сделан весьма существенный шаг вперед в части разработки интересующей нас проблемы. До «Анти-Дюринга», говоря о классификации наук, Энгельс ограничивался рассмотрением лишь форм движения и не ка- сался вопроса о материальных носителях этих форм (о телах, о дискретных видах или частицах вещества). Он исходил из мысли о единстве и неразделимости материи и движения, а по- тому правильно полагал, что виды вещества могут быть позна- ны только через познание соответствующих им форм движения. Теперь, основываясь на том же диалектико-материали- стическом положении о единстве материи и движения, Энгельс пришел к другому, столь же правильному выводу, что для более глубокого познания самих форм движения необходимо учиты- вать специфику их материальных носителей. Углубляясь, таким образом, в исследование данной проблемы, он установил, что надо каждую форму движения обязательно связывать с отве- чающим ей специфическим видом материи. Отсюда логически следовало заключение, что последовательному развитию форм движения отвечает определенная последовательность развития дискретных видов материи, или тел. Такое заключение прямо вытекало из общего положения, сформулированного Энгельсом в 1878 году: «Движение есть форма бытия материи» [18, стр. 56—57]. В применении к интересующему нас вопросу это общее по- ложение диалектического материализма конкретизируется так: каждая отдельная форма движения есть форма бытия качест- венно особого вида материи. Отправляясь от этого конкретного положения, Энгельс и выдвинул в центр внимания наряду с фор- мами движения материальные носители этих форм — качествен- но определенные дискретные виды материи (обычные тела, мо- лекулы, атомы, белковые тела). Различные формы движения характеризовались теперь Энгельсом как состояния и движения их материальных носи- телей. Такой подход позволил по-новому, еще более глубоко и всесторонне раскрыть внутреннюю взаимную связь и переходы наук, еще более рационально обосновать их классификацию. Прежде всего Энгельс указывал, что «перед каждой от- дельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах...» [18, стр. 25]. Но чтобы этого достичь, нужно в первую очередь выяснить материальный
объект каждой науки (поскольку речь идет о естествознании). В связи с этим Энгельс определил, что в механике рассматри- вается движение небесных тел и земных масс, в физике мы имеем дело с движением молекул, в химии — с образованием молекул из атомов. Наконец, биология имеет дело с белком, поскольку «жизнь есть способ существования белковых тел...» [18, стр. 77]. Далее Энгельс раскрыл диалектический характер общей си- стемы вещей и знаний о природе. Он показал, что каждая фор- ма движения переходит в другую, высшую форму движения, причем образуется узловая линия, отражающая последователь- ный ряд переходов количественных изменений в качественные. Отдельные узлы на этой линии представляют собой области скачка, то есть переходы между двумя смежными формами движения, а следовательно, между двумя смежными науками. С переходом от низшей формы движения к высшей качест- венно меняется сам материальный объект (носитель движе- ния). При этом высшая форма движения продолжает содер- жать в себе низшую, но не как самостоятельную, а как подчи- ненную высшей. Поэтому каждую науку можно охарактеризовать двояко: во-первых, по ее материальному объекту, которым она отли- чается от предшествующей науки; во-вторых, по ближайшей более низкой форме движения, благодаря которой данная нау- ка связывается с предшествующей ей наукой. Такая связь об- разуется потому, что низшая форма движения входит в более высокую форму, подобно тому как перемещение отдельной мо- лекулы входит в общее физическое (термодинамическое) состоя- ние газа. На этом основании можно не только построить классифика- цию наук, но и дать каждой отдельной науке точное определе- ние, которое будет указывать ее место в общей системе естест- вознания. Основой такой системы и вытекающих из нее опреде- лений наук служила у Энгельса все та же идея о диалектическом характере развития материи, о скачкообразных переходах от одного дискретного вида материи к другому, от одной формы ее движения к другой и, соответственно, от одной науки к сле- дующей за ней по классификационной лестнице. «При всей постепенности, переход от одной формы движения к другой (а значит, и от одной науки к другой, смежной с ней в их общем ряду. — Б. К.) всегда остается скачком, решающим поворотом, — писал Энгельс. — Таков переход от механики не- бесных тел (астрономии. — Б. К.) к механике небольших масс на отдельных небесных телах; таков же переход от механики масс к механике молекул, которая охватывает движения, со- ставляющие предмет исследования физики в собственном смыс- ле слова: теплоту, свет, электричество, магнетизм. Точно так же и переход от физики молекул к физике атомов — к химии —
совершается опять-таки посредством решительного скачка; в еще большей степени это имеет место при переходе от обыкно- венного химического действия к химизму белков, который мы называем жизнью» [18, стр. 631 Здесь Энгельс по существу дал общее развернутое обосно- вание классификации главных отраслей современного ему есте- ствознания с позиций материалистической диалектики. Важно отметить, что это обоснование строится на указании матери- ального объекта каждой науки и на указании внутренней свя- зи и переходов между всеми этими объектами. Характерно, что в данном случае Энгельс уже делил меха- нику на две части: механику небесных тел (то есть астроно- мию) и механику земных масс (то есть собственно механику), рассматривая переход от первой ко второй как скачок в ряду наук. Кроме сказанного, принципиальное значение имеет еще одно место в «Анти-Дюринге», а именно то, где Энгельс, говоря о ме- ханике и «включая сюда механику теплоты» [18, стр. 58], дал, таким образом, новое определение области перехода между ме- ханикой и физикой как «механикой теплоты». Соединение форм движения и ступеней истории в один ряд. Кроме перечня наук, отражающих различные формы движения и их материальные объекты, в заглавии VI пункта отдела пер- вого «Анти-Дюринга» Энгельс установил следующий порядок расположения наук о неорганической природе: «Космогония, физика, химия». Хотя обычно в других местах у него космого- ния поглощается механикой неба, но здесь такое ее выделение имеет глубокий смысл: это вызвано не только тем, что в своей критике Энгельс следовал за ходом рассуждений Дюринга, но и тем, что космогония, отражая относительно начальную ступень истории природы в рамках солнечной системы, тем самым вно- сит элемент историзма и в самое механику. Вместе с тем на генетической лестнице ступеней истории природы объект космогонии непосредственно предшествует объекту геологии. Последний же Энгельс определял как исто- рию развития Земли [см. 11, стр. 354]. Поэтому можно счи- тать, что науки — космогония, геология, биология — составляют ряд наук, отвечающих последовательности ступеней истории природы. Однако у Энгельса не возникало необходимости в выделе- нии особого ряда естественноисторических наук. Причина это- го состоит, по-видимому, в том, что космогония по преимущест- ву поглощалась у него механикой неба, а геологию он вообще исключал из числа основных наук, подлежащих классифика- ции, поскольку, вероятно, по его мнению, она не имеет в каче- стве своего объекта какой-либо специфической формы движе- ния материи.
Наряду с только что изложенной классификацией наук Энгельс в «Анти-Дюринге» приводил другую, более расширен- ную, напоминающую классификацию Сен-Симона и Конта. Эту классификацию он рассматривал в связи с вопросом о вечных истинах. «Всю область познания, — писал Энгельс, — мы мо- жем, согласно издавна известному способу, разделить на три больших отдела. К первому относятся все науки о неживой природе, доступные в большей или меньшей степени математи- ческой обработке, таковы: математика, астрономия, механика, физика, химия» [18, стр. 82]. В число наук о неживой природе Энгельс включал также и геологию, ставя ее после химии. «Ко второму классу наук, — указывал далее Энгельс, — при- надлежат науки, изучающие живые организмы» [18, стр. 83], то есть биологические науки. Наконец, третью группу составляют исторические науки, науки об обществе, или, короче, история. Таким образом, здесь Энгельс по существу пришел к сле- дующей классификации наук: Важно то, что здесь, в этой схеме, Энгельс, во-первых, вы- делил астрономию (вместе с космогонией) из механики, во-вторых, включил геологию в общий ряд наук и, в-третьих, считал математику одной из наук о неживой природе, начиная с нее весь ряд наук. Значение этих изменений нам станет ясно из дальнейшего. Пока же ограничимся констатированием, что наряду с приня- той и обоснованной Энгельсом схемой, включающей четыре науки — механику, физику, химию, биологию, он рассматривал в «Анти-Дюринге» расширенный ряд, состоящий из семи членов и включающий, кроме названных четырех естественных наук, еще и математику, астрономию и геологию. Регрессивный ряд (деление носителей форм движения) (1879 год). Если до сих пор Энгельс рассматривал формы дви- жения и связанные с ними виды материи в плане их прогрес- сивного развития, то в дальнейшем он сделал шаг в сторону рассмотрения самих по себе материальных носителей форм движения с точки зрения их дискретного строения. Для этого он последовательно делил мертвые тела на все более и более
мелкие части, двигаясь тем самым в регрессивном направлении, которому, как и всегда, соответствует аналитическое расчлене- ние высших материальных образований природы. Именно так Энгельс поступил в статье «Диалектика» (1879), составившей часть «Диалектики природы», в связи с рассмотрени- ем закона перехода количественных изменений в качественные. Здесь он раскрыл последовательность качественно различных ступеней дискретности материи (служащих объектом отдельных естественных наук), которая обнаруживается в процессе коли- чественного деления какого-либо неорганического тела на все меньшие и меньшие частицы. Процесс деления проходит следующие ступени: во-первых, исходная масса, делимая механическим путем; во-вторых, от- дельные молекулы, выделенные физическим способом, напри- мер путем испарения; в-третьих, свободные атомы, на которые распадается молекула при химическом процессе. «Таким обра- зом, — заключал Энгельс, — мы видим, что чисто количествен- ная операция деления имеет границу, где она переходит в ка- чественное различие: масса состоит из одних молекул, но она представляет собою нечто по существу отличное от молекулы, как и последняя в свою очередь есть нечто отличное от атома. На этом-то отличии и основывается обособление механики как науки о небесных и земных массах от физики как механики мо- лекул и от химии как физики атомов» [17, стр. 40]. В такой постановке вопроса есть нечто новое по сравнению с ранее высказанными взглядами: так как чисто количествен- ная операция деления имеет границу, где она переходит в каче- ственное различие, то это обстоятельство дает возможность Энгельсу по-новому осветить установленную им классификацию наук. До сих пор смена форм движения рассматривалась Энгельсом в плане прогрессивного поступательного развития от низшего к высшему, от простого к сложному. Теперь та же са- мая смена форм движения и связанных с ними материальных объектов анализируется Энгельсом в плане деления материи. Это деление, очевидно, отражает количественную сторону раз- вития материи, рассмотренного в обратном порядке, от высшего к низшему, от сложного к простому, следовательно, как разви- тие регрессивное. Подготовку такого взгляда можно проследить в более ран- них записях Энгельса, в частности в двух заметках 1873—1874 го- дов: «Делимость материи» и «Делимость». Однако ни тогда, ни в 1879 году Энгельс не исследовал этого вопроса глубже, огра- ничиваясь ссылкой на него как на иллюстрацию законов диа- лектики. В дальнейшем рассмотрение этого вопроса приобрело для Энгельса самостоятельный интерес, подготавливая пересмотр как самой классификации наук, так и ее обоснования.
В самом деле, если исходить из рассмотрения процесса по- следовательного усложнения дискретных форм материи, то сле- довало бы признать, что действительное развитие совершается в таком порядке, который до известной степени является обрат- ным первоначально установленному Энгельсом. Так, например, химические атомы как бесспорно более простой, низший дис- кретный вид материи образуют более сложный, высший дискрет- ный вид материи — физические молекулы, а эти последние дают уже агрегаты (массы). Отсюда с необходимостью должно было бы вытекать при- знание по крайней мере того, что не химия следует за физикой в ряду наук, а, напротив, физика следует за химией. Таким образом, более высокая стадия разработки Энгельсом проблемы классификации наук, представляя собой блестящее завершение многолетнего, глубокого и всесторонне- го исследования взаимной связи наук, в то же время содержа- ла в себе зародыш собственной коренной ломки. На данном этапе отмеченный зародыш будущего критиче- ского пересмотра классификации Энгельса не давал себя еще знать, и он не нашел никакого отражения и в общем плане «Диалектики природы». Энгельс целиком стоял на почве, каза- лось бы, окончательно выработанной им классификации наук. Историзм ее обоснования, разработанный ранее в трех раз- резах, он дополнил новым, четвертым аспектом — развитием и усложнением материального объекта (дискретных видов ма- терии). С этой новой точки зрения Энгельс по-иному изложил раз- витие форм движения, с прослеживания которого он начал раз- работку классификации наук и всей «Диалектики природы». Для понимания новой точки зрения Энгельса большой ин- терес представляет заметка, начинающаяся словами: «Во-пер- вых, Кекуле», написанная после 1877 года. Сравнивая ее с письмом к Марксу от 30 мая 1873 года и с заметкой «Диалек- тика естествознания...», мы видим, что теперь Энгельс по-ново- му охарактеризовал превращение форм движения, взятое как отдельное явление: движение масс превращается в молекуляр- ное движение, «молекулярное движение переходит в атомное движение: химия... химия порождает белок...» [17, стр. 204]. Здесь, как видим, на первое место ставится материальный объект. Заявив, что «систематизацию естествознания, которая становится теперь все более и более необходимой, можно найти не иначе, как в связях самих явлений» [17, стр. 203], Энгельс вновь подтвердил высказанные ранее диалектико-материалисти- ческие принципы классификации наук, которые остаются незыб- лемой основой для марксистского решения данной проблемы на всех этапах ее разработки. Идея классификации наук, которая была намечена сначала (в мае 1873 года) в общем виде, приняла у Энгельса вполне
конкретный вид после того, как она была проверена и обосно- вана с исторической стороны в четырех возможных аспектах рассмотрения данной проблемы. Особенно важным оказалось то, что Энгельс включил в рассмотрение не только формы дви- жения, но и их материальные носители. Эти последние в даль- нейшем стали играть у него решающую роль, определяя собой последовательность развития самих форм движения материи и, соответственно этому, порядок расположения отдельных наук, отражающих эти формы, в их общем ряду. Все это дало возможность Энгельсу составить конкретный план центральной части «Диалектики природы» [см. 17, стр. 1], основой которого явилась разработанная им марксистская клас- сификация наук. Здесь приведена схема II классификации наук, составлен- ная по аналогии с помещенной выше схемой I. В схеме II поды- тожена дальнейшая разработка Энгельсом марксистской клас- сификации наук. Здесь, как и раньше, различные подходы к классификации (два столбца слева) сопоставляются с планом центральной части «Диалектики природы» (третий столбец слева). В крайнем столбце справа приведены определения от- дельных естественных наук, данные Энгельсом на основании того места, которое эти науки занимают в их общем ряду.
Осложнение общего ряда наук «эфирными частицами» (1880—1882 годы). До сих пор при рассмотрении общего ряда форм движения и их материальных носителей Энгельс совер- шенно не упоминал о гипотетических частицах эфира, рассмат- ривая все физические формы движения как разновидности мо- лекулярного движения. Однако в статье «Теплота» (1881) возник вопрос о нижней границе физики при ее помещении в общем ряду естественных наук. Вскоре затем в статье «Электричество» (1882) встал во- прос о верхней границе физики в этом же ряду. При этом Энгельс вновь уделил большое внимание обоснованию переходов от механики (изучающей более низкую форму движения) к фи- зике и от физики к химии (изучающей более высокую форму движения). Прежде всего он рассмотрел нижнюю границу физики, где совершается переход от механики к физике. С этого начи- нается статья «Теплота». «...Трение и удар, — писал Энгельс, — приводят от движения масс, предмета механики, к молекуляр- ному движению, предмету физики» [17, стр. 79]. Далее он рассмотрел верхнюю границу физики, где совер- шаются взаимные переходы от физики к химии и от химии к физике. Этим заканчивается статья «Электричество». В пределах этих границ развертываются все остальные фи- зические формы движения материи, которые Энгельс именовал «молекулярными», относя условно к молекулярным явлениям лучистые и электрические явления, поскольку материальные но- сители электричества и излучения (светового и теплового) не были в то время открыты. «Только с молекулярным движением, — писал Энгельс, — изменение формы движения приобретает полную свободу. В то время как на границе механики движение масс может прини- мать только немногие другие формы — теплоту или электриче- ство, — здесь перед нами совершенно иная картина оживленно- го изменения форм: теплота переходит в электричество в термо- элементе, становится тождественной со светом на известной ступени излучения, производит со своей стороны снова механи- ческое движение; электричество и магнетизм, образующие та- кую же пару близнецов, как теплота и свет, не только перехо- дят друг в друга, но переходят и в теплоту и в свет, а также в механическое движение» [17, стр. 80]. Таким образом, на первый взгляд, здесь Энгельс придержи- вался своей ранее уже разработанной классификационной схе- мы расположения естественных наук в последовательный ряд. Однако наряду с этой схемой у него уже проглядывало нечто новое, связанное с представлением о дискретных эфирных ча- стицах. Об этом говорится в обеих только что названных стать- ях, посвященных физике («Теплота» и «Электричество»), а
также в ряде заметок, относящихся к тем же годам, когда пи- сались указанные статьи. Из этих статей и заметок следует, что с самого начала 80-х годов XIX века Энгельс стал высказывать предположение о том, что в скором будущем должны быть открыты новые дис- кретные частицы материи, более мелкие, чем атомы. Этим досе- ле еще неизвестным частицам он дал название «частицы эфи- ра» (поскольку само понятие об эфире было чисто гипотетиче- ским, постольку, конечно, еще более гипотетическим было пред- ставление о его частицах). Ожидавшееся Энгельсом открытие новых физических ча- стиц должно было вызвать глубокий пересмотр разработанной им классификации наук, так как в этом случае произошло бы расширение известных дискретных носителей определенных физических форм движения в связи с проникновением познания в глубь материи. До 1880 года мы не встречаем у Энгельса указаний на дис- кретность эфира. Рассматривая эфир как среду для света, он в 1873—1875 годах склонялся к мысли, что эфир и его волны де- лимы и измеримы до бесконечно малого. Такой взгляд отра- жен в заметках: «Делимость», «Кинетическая теория газов...», «Эфир», С другой стороны, как мы уже видели выше, Энгельс перво- начально, в 1873—1874 годах, никак не связывал недифферен- цированное, лишенное формы состояние материи в канто-лапла- совской газовой туманности с эфиром как наименее развитым (соответственно, в качественном отношении наименее диффе- ренцированным) видом материи из всех известных до тех пор ее видов (атомы, молекулы и т. д.). Спустя несколько лет, в связи с возникшими представлени- ями о том, что некоторые физические явления вызваны движе- нием эфирных частиц, Энгельс начал склоняться к мысли, что эфир имеет дискретное строение. Частицы эфира оказываются в таком случае материальными носителями электрической и лу- чистой форм движения, подобно тому как атомы являются но- сителями химической, молекулы — физической, а массы — меха- нической формы движения. В соответствии с этим Энгельс составил в 1880—1881 годах новый ряд последовательного усложнения дискретных видов материи. Он говорил о перемещении «небесных тел, земных масс, молекул, атомов или частиц эфира» [17, стр. 44]. То, что этот ряд соответствует, по мнению Энгельса, разви- тию форм движения от низшего к высшему, ясно видно из сле- дующей фразы: «Чем выше форма движения, тем незначитель- нее становится это перемещение» [17, стр. 44]. Наиболее значи- тельным оно выступает, очевидно, в движении небесных тел, наименее значительным — в движении эфирных частиц. Поэто- му движение последних, считал Энгельс, должно рассматри-
ваться как наиболее высокая форма из всех форм движения неживой природы. Такого же порядка в расположении дискретных видов мате- рии Энгельс придерживался и дальше. Поясняя, что следует понимать под словом «тело», он называл «все материальные ре- альности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признается реальность последнего» [17, стр. 45]. Включение частиц эфира в последовательный ряд дискрет- ных видов материи, носителей различных форм движения, не нарушало на первых порах установленной классификации этих форм и соответствующих им наук. Энгельс удержал пока что установленную им ранее последовательность основных наук о неживой природе: механика небесных тел (астрономия), меха- ника земных масс, физика (молекулярная наука), химия (атом- ная наука). Диссонансом звучало только то, что заключительным чле- ном данного ряда наук о неорганической природе оказывалась теперь уже не химия, а часть физики, предметом которой слу- жило движение гипотетических эфирных частиц. Этот вопрос, первая постановка которого фактически дана Энгельсом в статье «Основные формы движения», анализирует- ся более подробно позднее, в статье «Теплота». Далее возникает еще один важный вопрос. Когда Энгельс учитывал все формы движения, включая и органическую при- роду, то вслед за химией у него следовала биология. Если же он ограничивался рассмотрением одной лишь неорганической природы, то вслед за той же химией у него так или иначе долж- на была следовать физика (либо молекулярная физика, либо физика явлений, происходящих в гипотетическом эфире). Отсюда логически напрашивается вывод, что от химии на- чинается раздвоение форм развивающейся материи, с одной стороны, на те формы, которые образуют основу живой приро- ды, с другой — на те формы, которые образуют основу неживой природы. Соответственно этому внутри самой химии мы имеем две расходящиеся ветви — ветвь органической химии, ведущую через биохимию к биологическим существам, и ветвь неоргани- ческой химии, ведущую через кристаллографию к минеральным образованиям. Однако поднятый здесь вопрос остался у Энгельса не раз- работанным до конца. Лишь смутный намек на его решение можно найти в том факте, что когда рассматривается только неживая природа, то ей соответствует один ряд материальных объектов, когда же рассматривается переход от неживой при- роды к живой, то той же неживой природе соответствует другой ряд объектов. В 1881—1882 годах, переходя в «Диалектике природы» от изложения механики к изложению физики, Энгельс впервые по-
ставил вопрос о том, являются ли молекулы единственным ма- териальным носителем всех физических форм движения, то есть можно ли считать, что предмет физики исчерпывается формами молекулярного движения. «Когда мы называли физи- ку механикой молекулярного движения, — писал он, — то при этом не упускалось из виду, что это выражение отнюдь не охва- тывает всей области теперешней физики. Наоборот. Эфирные колебания, которые опосредствуют явления света и лучистой теплоты, конечно, не являются молекулярными движениями в теперешнем смысле слова» [17, стр. 79]. Энгельс ссылался на то, что почти все современные ему крупнейшие ученые рассматривали электричество как движение эфирных частиц, а Клаузиус считал даже, что в явлениях теп- лоты принимает участие находящийся в теле эфир. Однако об эфире было известно мало. Поэтому все эти явления приходи- лось рассматривать прежде всего с точки зрения молекулярных движений, которые связаны с этими явлениями. «Но когда мы настолько продвинемся вперед, что сможем дать механику эфира, — предсказывал Энгельс, — то в нее, разумеется, войдет и многое такое, что теперь по необходимости причисляется к физике» [17, стр. 80]. Итак, Энгельс предвидел, что со временем физика выделит из себя в качестве «механики эфира» ту область, которая за- нимается электрическими и лучистыми явлениями, то есть вы- делит из молекулярной физики как физики в собственном смыс- ле слова в первую очередь электродинамику и оптику, из кото- рых должна сложиться будущая «механика эфира». На этом основании можно считать, что будущий ряд наук должен был рисоваться, по Энгельсу, так: за механикой масс идет физика (механика молекул), затем химия (физика ато- мов), наконец, выделившаяся из физики область — физика (ме- ханика) эфира. Такая последовательность вполне отвечает то- му ряду материальных объектов, который установлен Энгельсом в статье «Основные формы движения». Намеченный новый ряд форм движения и соответствующих им наук отражал действительный процесс развития в неживой природе, но отражал его идущим не по восходящей линии — от низшего к высшему, от простого к сложному, а, напротив, по нисходящей линии, начиная от наиболее развитых видов мате- рии и кончая наименее развитыми. Реально одна форма движения возникает из другой в процес- се развития материи соответственно тому, как высший, более сложный дискретный вид материи развивается генетически и строится структурно из более простых, низших объектов. С этой точки зрения прогрессивное развитие материи должно было бы выглядеть в 80-х годах XIX века так: из каких-то еще неизвестных частиц материи, возможно, из гипотетических
эфирных частиц, образуются химические атомы, из атомов — молекулы, из молекул — массы (агрегаты молекул). Напротив, регрессивное развитие, развитие по нисходящей линии, изобразилось бы тогда как последовательное деление какого-либо неживого тела (агрегата молекул) на все меньшие и меньшие частицы. Исходя из сказанного, если придерживаться принципов классификации наук, разработанных Энгельсом, нужно было бы ожидать, что порядок следования наук друг за другом в буду- щем изменится на обратный, ибо последовательность наук должна, по мысли Энгельса, отражать собой не всякое разви- тие, но развитие поступательное, прогрессивное, идущее по вос- ходящей линии. Есть некоторое основание думать, что сам Энгельс предпо- лагал развить эту мысль в разделе, посвященном химии, связав ее с анализом качественного своеобразия каждой ступени раз- вития материи в неживой природе. В самом деле, каждая такая ступень представляет собой особый дискретный вид материи. Общая же теория, изучающая внутреннее дискретное строение материи, — это атомистика. Естественно поэтому было ждать, что разбор всего данного вопроса Энгельс приурочит к той науке, в которой атомистика занимает первое место, то есть к химии. К сожалению, Энгельсу пришлось прервать свою работу раньше, чем он успел изложить хотя бы вчерне раздел «Диа- лектики природы», касающийся химии. Имеется всего лишь одна заметка, относящаяся к данному вопросу, — «Новая эпоха начи- нается в химии с атомистики...». Хотя дата этой заметки и не установлена, но можно предполагать, судя по ее содержанию, что она написана в 1880—1882 годах, вероятнее всего, в 1882 го- ду, после статьи «Электричество», то есть тогда, когда Энгельс вслед за физикой предполагал уже перейти к изложению химии. В этой заметке Энгельс подчеркивал, что новая атомистика признает «дискретные части различных ступеней (атомы эфи- ра, химические атомы, массы, небесные тела)», которыми обу- словливаются различные формы существования материи, «вплоть до такой формы, где отсутствует тяжесть и где имеется только отталкивание» [17, стр. 236]. Здесь со всей отчетливостью установлена новая последова- тельность качественно различных дискретных видов материи (от атомов эфира до небесных тел, а не наоборот). Но так как формой существования каждого дискретного вида материи яв- ляется присущая ему специфическая форма движения, то по- следовательности дискретных видов материи должна отвечать точно такая же последовательность форм движения и отражаю- щих их наук. Таким образом, в приведенной заметке фактиче- ски подготавливался пересмотр принятой уже Энгельсом клас- сификации наук.
Возникает вопрос: что же конкретно можно было предпола- гать под гипотетическими частицами эфира? Во-первых, тако- выми, по Энгельсу, могли оказаться дискретные носители элек- трического движения, то есть те материальные частицы, кото- рые были вскоре же открыты и получили название электронов. В статье «Электричество» (1882) Энгельс отмечал: «Все еще нельзя было указать, что собственно движется в электрически заряженных телах» [17, стр. 87]. Решительным прогрессом, по мнению Энгельса, явилось представление о том, что электричество есть воздействующее на молекулы тел движение пронизывающего всю весомую мате- рию светового эфира. Эфирная теория, заключал Энгельс, «да- ет надежду выяснить, что является собственно вещественным субстратом электрического движения, что собственно за вещь вызывает своим движением электрические явления» [17, стр.88]. Этим «что» оказались впоследствии электроны. Смутным их прообразом и были у Энгельса гипотетические эфирные частицы. Во-вторых, в качестве эфирных частиц, по Энгельсу, мог выступить материальный субстрат самой энергии, ее собствен- ные дискретные носители, то есть частицы, которые были от- крыты лет 20 спустя и получили название фотонов, или свето- вых квантов. В самом деле, в ряде заметок Энгельс отмечал, что эфир «совершенно лишен тяжести» и что, будучи лишен признака притяжения, он обнаруживает лишь признак оттал- кивания. Но отталкивание, по Энгельсу, является синонимом энергии. «С первого же взгляда ясно, — писал он, — что форма движе- ния, рассматриваемая здесь как отталкивание, есть та самая, которая в современной физике обозначается как «энергия» [17, стр. 48]. Это представление распространяется также и на излу- чение, на лучистую теплоту. Поэтому признание дискретного строения эфира, в котором локализуется отталкивание, тожде- ственное с энергией, логически ведет к выводу, что частицы эфира, наделенные лишь отталкиванием (энергией), являются дискретным материальным субстратом самой энергии, которым обусловливается дискретный характер ее излучения. Позднее, хотя идея эфира была оставлена, такое представ- ление получило своеобразное подтверждение благодаря теории квантов. Поэтому можно сказать, что смутным прообразом квантов (фотонов) выступили у Энгельса те же гипотетические эфирные частицы. Итак, благодаря включению гипотетических эфирных ча- стиц в общий ряд материальных объектов, являющихся субс- тратом соответствующих им форм движения, в принятой уже классификации обнаружился зародыш ее будущего пересмотра. Однако сама мысль о таком пересмотре не была сформулиро- вана Энгельсом достаточно четко.
«Эфирные частицы» и раздвоение линии развития природы. (1885 год). После смерти Маркса (март 1883 года) Энгельс вы- нужден был прервать свою работу над «Диалектикой природы» и вообще над вопросами естествознания и переключиться почти целиком на подготовку к печати рукописей II и III томов «Ка- питала». Однако эпизодически он все же возвращался к своей прерванной работе, внося в нее отдельные дополнения. Так, го- товя второе издание «Анти-Дюринга», он написал к нему прост- ранное «Предисловие» и, кроме того, сделал к его тексту два больших примечания. Последние, однако, он не опубликовал, а включил в рукопись своей «Диалектики природы». Во всех этих материалах затрагиваются вопросы, связанные с различными сторонами классификации наук. В примечании «О «механическом» понимании природы» Энгельс дал более развернутое обоснование принятой уже им классификации наук и вытекающих из нее определений. Со всей резкостью здесь снова подчеркивается мысль, что предметами отдельных наук служат определенные дискретные виды мате- рии и что связь наук выражает генетическую связь этих пред- метов между собой. «Называя физику механикой молекул, хи- мию — физикой атомов и далее биологию — химией белков, — пояснял Энгельс, — я желаю этим выразить переход одной из этих наук в другую, — следовательно, как существующую меж- ду ними связь, непрерывность, так и различие, дискретность обеих» [17, стр. 200]. В другом примечании — «О прообразах математического бесконечного в действительном мире» затрагивается прежде всего вопрос о том, что математика заимствует свой предмет из реального мира, из мира отношений вещей. В связи с этим рас- сматривается количественная сторона процесса деления мате- рии, следовательно, количественная сторона развития материи, идущего в обратном порядке — по нисходящей линии. При этом Энгельс подчеркивал тесную связь между матема- тикой и механикой: «Наша геометрия исходит из пространст- венных отношений, а наша арифметика и алгебра — из число- вых величин, соответствующих... тем телесным величинам, ко- торые механика называет массами...» [17, стр. 214]. Далее Энгельс устанавливал порядок соотношения величин, отвечающих массам небесных тел, земным массам, молекулам и атомам. «Но атомы, — продолжал он, — отнюдь не являются чем-то простым, не являются вообще мельчайшими известными нам частицами вещества... большинство физиков утверждает, что мировой эфир, являющийся носителем светового и теплово- го излучения, состоит тоже из дискретных частиц, столь малых, однако, что они относятся к химическим атомам и физическим молекулам так, как эти последние к механическим массам...» [17, стр. 216].
Чрезвычайно важно, что идею дискретного строения эфира Энгельс связывал здесь с мыслью о том, что «атомы обладают сложным составом...» [17, стр. 216]. Тем самым подготавливалась идея, что в строении и образовании атомов принимают какое-то участие частицы эфира. Правда, сам Энгельс не высказывался по этому поводу определенно. Однако весь ход его рассужде- ний, особенно рассмотрение эфирных частиц в качестве субс- трата электрического движения и излучения, логически приво- дит к выводу, что между атомами и эфирными частицами следует видеть не только чисто внешнее, количественное от- ношение в смысле отношения их размеров, но и глубокую внут- реннюю, органическую связь. Последняя устанавливается в хо- де развития материи, когда дискретные частицы различных сту- пеней обнаруживают себя как разные узловые точки, обуслов- ливающие различные качественные формы существования и развития всеобщей материи [см. 17, стр. 236]. Рассматривая с количественной стороны последовательность образования более сложных и крупных дискретных видов мате- рии из более простых и мелких, Энгельс пришел к тому же ря- ду материальных объектов, который был уже установлен им ранее. При этом членами ряда являются группы масс, имею- щих размеры одинакового порядка. «Видимая нами звездная система, солнечная система, земные массы, молекулы и атомы, наконец, частицы эфира, — писал Энгельс, — образуют каждая подобную группу» [17, стр. 217]. Далее он указывал, что между отдельными группами мы на- ходим промежуточные звенья, в частности, «между земными массами и молекулами мы встречаем в органическом мире клет- ку» [17, стр. 217]. Здесь впервые, после того как были включены в общий ряд объектов эфирные частицы, Энгельс указал в этом же ряду ме- сто органической формы материи. Правда, эта форма, как и сам ряд, в который она включена, рассматривается лишь с ко- личественной стороны, однако количественная сторона измене- ний материальных объектов не оторвана от их качественной стороны. Более того, количественные изменения здесь, как и всюду, закономерно ведут к качественным изменениям, а потому рас- смотренный выше ряд дискретных видов материи, включая органическую клетку, до известной степени отражает реальный процесс развития материи и форм ее движения. Отсюда сле- дует, что и классификация наук должна сообразоваться с этим рядом. Таким образом, снова, но уже более ясно и обоснованно, на- прашивается мысль о необходимости в будущем пересмотреть принятую Энгельсом классификацию наук. Для того чтобы понять, почему Энгельс включил клетку в общий ряд форм материи, необходимо учесть, что на ступенях,
следующих за молекулами, линия развития раздваивается, по- добно тому как она раздваивается вслед за химией. Живая клетка, занимая по своему размеру промежуточное место меж- ду молекулами и земными массами, лежит на той линии разви- тия, которая ведет от атома и молекулы к организму и к чело- веку. Другая линия развития ведет от тех же дискретных видов материи (атома и молекулы) к образованиям мертвой приро- ды — к камню, к горной породе. Если мы просто сопоставим два предмета, стоящие на кон- цах каждой из двух противоположных линий развития, то есть сопоставим камень с человеком, то между ними как изолиро- ванными телами мы не обнаружим никакой непосредственной связи. Они будут казаться совершенно отличными друг от дру- га, абсолютно разорванными между собой объектами, что мож- но выразить следующим образом: (Две жирные черты указывают здесь на полный разрыв между обоими предметами, на отсутствие между ними какой- либо связи). Но если мы мысленно восстановим весь путь развития мате- рии, приведший в результате своего раздвоения, с одной сторо- ны, к камню, а с другой — к человеку, то между названными предметами вскроется органическая связь и переход. Конечно, этот переход опосредствован. Он осуществляется через те более простые и низшие виды материи (атомы и молекулы), с кото- рых началось раздвоение природы на живую и мертвую. В ре- зультате получится примерно следующий ряд предметов (если принять во внимание не все ступени развития природы, а толь- ко самые главные из них, включая сюда и гипотетические части- цы эфира, опосредствующие переход от атомов одних химиче- ских элементов к атомам других химических элементов): Очевидно, что, двигаясь от камня к атомам, с одной сторо- ны, и от человека к атомам — с другой, мы в обоих случаях совершаем движение по нисходящей линии развития, то есть в направлении от высшего к низшему, от сложного к простому.
Каковы бы ни были другие, более детальные и конкретные про- межуточные ступени, перечисленные выше стадии должны быть так или иначе обязательно пройдены при заполнении первона- чального разрыва между обоими крайними объектами. В результате такого подхода обнаруживается, что мертвое тело (камень, метеорит) и высшее живое существо (человек), стоящие по концам составленного ряда предметов, оказываются звеньями единой цепи развития природы. Для того чтобы показать, что при переходе от крайних чле- нов ряда к его центру имеет место движение по нисходящей линии развития, изобразим составленный выше ряд объектов следующим образом: Здесь конкретизируется общее положение марксистской ди- алектики, высказанное Энгельсом раньше по другому поводу, которое гласит, что «все противоположности переходят друг в друга через посредство промежуточных членов...» [17, стр. 167]. По существу именно эту мысль в неявном виде Энгельс вы- сказал в заметке «О негелиевской неспособности познавать бесконечное», точная дата которой не установлена. Но так как в той связке рукописных материалов «Диалектики природы», куда включил ее сам Энгельс, эта заметка непосредственно следует за двумя примечаниями к «Анти-Дюрингу», то и здесь мы рассматриваем ее в части, касающейся классификации наук, после названных примечаний. «Если мы, — писал Энгельс, — станем сопоставлять в от- дельности друг с другом такие две до крайности различные ве- щи — например какой-нибудь метеорит и какого-нибудь чело- века, — то тут мы откроем мало общего... Но между обеими этими вещами имеется бесконечный ряд других вещей и про-
цессов природы, позволяющих нам заполнить ряд от метеорита до человека и указать каждому члену ряда свое место в систе- ме природы и таким образом познать их» [17, стр. 184—185]. Так или иначе, но и в этом случае, если признать сущест- вование связи и перехода между метеоритом и человеком, при- нятая Энгельсом классификация наук потребует своего изме- нения соответственно тому, что крайние члены ряда связывают- ся друг с другом через генетически исходные для них обоих
низшие формы материи, как две ветви дерева связываются между собой через общий ствол, от которого они ответвились. В схеме III классификации наук (см. стр. 361) сопоставлены последние варианты классификации, возникшие у Энгельса в связи с включением в общий ряд дискретных видов материи ча- стиц (или «атомов») эфира, которые явились как бы прообразом будущих физических частиц, открытых на рубеже XIX и XX ве- ков и составивших предмет новой (субатомной) физики. Выра- жение «механика эфира» (или физика эфира) употреблялось Энгельсом как синоним будущей субатомной физики. Стрелки в схеме показывают направление, по которому со- вершаются переходы между различными ступенями дискретно- сти материи: стрелки, обращенные вниз, указывают на движе- ние по нисходящей линии развития, которое осуществляется при делении тел природы; стрелки, обращенные вверх, указы- вают на движение по восходящей линии, когда развитие идет от простого к сложному, от низшего к высшему при образова- нии более сложных частиц и тел из более простых. Вертикаль- ные линии означают сопоставление групп тел с относительно различными размерами массы. Прерывистыми линиями указа- но место органической клетки на ветви развития живой приро- ды и вместе с тем, с чисто количественной стороны, ее место между молекулами и земными массами, к числу которых отно- сятся и все крупные живые существа, поскольку в механиче- ском отношении они ведут себя как обычные земные массы. В скобки во втором и третьем столбцах поставлены подразуме- вавшиеся Энгельсом материальные образования. Предвидение Энгельсом возможного устарения его работы. (1885 год). В предисловии ко второму изданию «Анти-Дюрин- га» Энгельс писал по поводу приведенных им ранее естествен- нонаучных исследований: «Но может статься, что прогресс тео- ретического естествознания сделает мой труд, в большей его части или целиком, излишним, так как революция, к которой теоретическое естествознание вынуждается простой необходи- мостью систематизировать массу накопляющихся чисто эмпи- рических открытий, должна привести даже самого упрямого эмпирика к осознанию диалектического характера процессов природы» [18, стр. 12]. Следовательно, сам Энгельс понимал, что материал «Диа- лектики природы», в том числе и ее стержень — классификация наук, — может устареть вследствие того грандиозного процес- са преобразования, которое переживало тогдашнее естество- знание. Такой величайший мыслитель, как Энгельс, глядевший да- леко вперед, не мог не обнаружить в 80-х годах прошлого века приближения новой великой революции в естествознании. Эта революция назревала на стыке физики и химии, и в ее резуль-
тате должна была родиться новая наука — «механика эфира», дающая ответ на вопрос, что такое электричество. В 1885 году, накануне рождения теории электролитической диссоциации, уже чувствовалось по многим признакам прибли- жение этой революции. В самом деле, всего какие-нибудь 10 лет отделяли приведенные выше слова Энгельса от тех великих открытий в физике, благодаря которым были в корне разру- шены старые взгляды на строение материи, распространенные в последней трети XIX века. Если мы сопоставим с этим то обстоятельство, что именно в 80-х годах у Энгельса начала подготавливаться мысль о необ- ходимости пересмотра классификации наук, а следовательно, и всей структуры «Диалектики природы» в связи с ожидавшим- ся открытием материального субстрата электрического движе- ния и излучения (гипотетических эфирных частиц), то станет особенно понятным предположение Энгельса, что прогресс тео- ретического естествознания может сделать его труд частично или даже полностью излишним. В этом опасении сказался диалектический взгляд Энгельса на естествознание вообще и, в частности, на его собственную классификацию наук. Последнюю Энгельс рассматривал не как нечто абсолютно законченное, не как истину в последней ин- станции, но лишь как нечто временное, относительное, отвечаю- щее уровню развития естествознания в 70—80-х годах XIX ве- ка. Вместе с прогрессом науки неизбежно должна была устаре- вать и конкретная схема классификации наук, ибо открытие каждой новой ступени в ряду дискретных видов материи, каж- дой новой формы движения неизбежно должно было вносить существенные изменения в общее расположение наук. В признании относительности, изменчивости всякой систе- матизации, всякой классификации наук, зависимости ее от уровня развития самого естествознания у Энгельса сказалось диалектико-материалистическое решение данной проблемы. На созданную им классификацию Энгельс фактически рас- пространил общее положение, которое он применял по отноше- нию к другим мыслителям, а именно, что даже самый универ- сальный ум своего времени ограничен по крайней мере в двух отношениях: во-первых, неизбежными пределами собственных знаний, а, во-вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно так же ограниченными в смысле объема и глубины. Но если мог- ло устареть конкретное решение проблемы Энгельсом, то лежа- щие в основе ее решения принципы должны были остаться не- зыблемыми. Они были связаны с центральной идеей Энгельса, которая характеризовала диалектический взгляд на природу в отличие от метафизического взгляда. Метафизика считала про- тиворечия между полярными противоположностями неразреши- мыми, она насильственно устанавливала неподвижные разграни-
чительные линии. «Центральным пунктом диалектического пони- мания природы является признание той истины, что эти проти- воположности и различия, хотя и существуют в природе, но имеют только относительное значение, и что, напротив, их вооб- ражаемая неподвижность и абсолютное значение привнесены в природу только нашей рефлексией» [18, стр. 14]. Как мы видели, признание именно этой истины составило основную идею всей классификации Энгельса, в которой глав- ное внимание уделено выяснению и доказательству естествен- ности связей и переходов между науками в противоположность прежнему разрыву между ними, в силу которого науки можно было лишь прикладывать одну к другой внешним образом, но нельзя было развивать одну из другой с внутренней необхо- димостью. Таким образом, в предисловии ко второму изданию «Анти- Дюринга» Энгельс как бы подвел общий итог своей многолет- ней работы в области естествознания, в частности работы над классификацией наук. Природа как система связей и процессов. Итоговые заме- чания Энгельса (1886 год). Последний раз Энгельсу удалось заняться вопросами естествознания, когда он работал над про- изведением «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1886). Часть подготовительного материала, оза- главленную «Опущенное из «Фейербаха», Энгельс перенес в «Диалектику природы». В этом материале к интересующему нас вопросу относятся два места. Во-первых, указание, что теперь основные процессы природы объяснены и сведены к естествен- ным причинам. «Здесь остается добиться еще только одного: объяснить возникновение жизни из неорганической природы. На современной ступени развития науки это означает не что иное, как следующее: изготовить белковые тела из неорганиче- ских веществ» [17, стр. 156]. Этим Энгельс привлек внимание к весьма важной переход- ной области между двумя науками, которая в то время еще не была разработана и которая носит теперь название биохимии. Данная область должна была занять в общей классификации наук исключительно большое место, ибо она связывала науки о неживой природе с биологией. Во-вторых, в указанном отрывке отмечено: «Теперь вся при- рода простирается перед нами как некоторая система связей и процессов, объясненная и понятая по крайней мере в основных чертах» [17, стр. 157]. Такое объяснение природы являлось одной из главных за- дач классификации наук. Поэтому в данном высказывании Энгельс признал, что задача, стоявшая перед ним, фактически выполняется ходом развития самого естествознания, по край- ней мере в основных своих чертах.
Ту же мысль он подчеркнул в самой работе «Людвиг Фей- ербах и конец классической немецкой философии». По словам Энгельса, благодаря громадным успехам естествознания «мы можем теперь обнаружить не только ту связь, которая сущест- вует между процессами природы в отдельных ее областях, но также, в общем и целом, и ту, которая объединяет эти отдель- ные области. Таким образом, с помощью данных, доставленных самим эмпирическим естествознанием, можно в довольно си- стематической форме дать общую картину природы как связно- го целого» [11, стр. 370], поскольку «стало возможно установить связь, а стало быть, и порядок в этом хаосе стремительно на- громождавшихся открытий» [11, стр. 355]. Теперь, писал Энгельс, «достаточно взглянуть на результа- ты изучения природы диалектически, т. е. с точки зрения их собственной связи, чтобы составить удовлетворительную для нашего времени «систему природы»...» [И, стр. 370]. Эта фраза Энгельса может рассматриваться как подведение общего итога работы над «Диалектикой природы» вообще, над классифика- цией наук в частности. Итак, Энгельс четко сформулировал вывод, что развившее- ся естествознание само занялось систематизацией и классифи- кацией собранного материала согласно его внутренней связи. В соответствии с этим в дальнейшем могла оказаться излишней и просто устареть конкретная, исторически преходящая форма решения Энгельсом общих проблем теоретического естество- знания, в том числе и классификации наук. Принципы же, кото- рые вытекали из общих положений марксистской диалектики и которыми руководствовался Энгельс в своей конкретной рабо- те, как уже было сказано, оставались исходными для решения аналогичных проблем в будущем, включая и проблему класси- фикации наук в ее новой постановке, соответствующей великим открытиям в физике и во всем естествознании. 4. ОБЩИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАБОТЫ ЭНГЕЛЬСА НАД КЛАССИФИКАЦИЕЙ НАУК Общий ход разработки проблемы Энгельсом. Подводя итог проведенного нами анализа, сопоставим друг с другом резуль- таты, которые последовательно достигались Энгельсом при раз- работке марксистской классификации наук. Это мы делаем для того, чтобы яснее выступило то новое, что было внесено Энгель- сом в развитие данной проблемы. Достигаемые результаты пере- числяются в порядке «первый», «второй» и т. д. Первый (1873 год): выдвинут принцип, согласно которому в классификации наук отражается развитие форм движения в рамках отдельного местного явления, состоящее в последова- тельном превращении различных форм энергии.
Второй (1875—1876 годы): предыдущий принцип дополнен и расширен двумя новыми принципами, состоящими в том, что классификация наук рассматривается еще в двояком разрезе: во-первых, как отражение последовательных ступеней истории природы и, во-вторых, как логически обобщенная и резюмиро- ванная история естествознания, то есть последовательное раз- витие отдельных наук. Третий (1878 год): вводится новый, четвертый принцип — принцип отражения в классификации наук последовательного усложнения видов материи, играющих роль субстрата различ- ных форм движения. Такое усложнение пока еще рассматривает- ся в порядке последовательного деления материи, то есть в порядке ее развития по нисходящей линии, от сложного к простому. Четвертый (1879—1882 годы): предыдущий принцип уточ- няется в том смысле, что рассматривается усложнение дискрет- ных видов материи в порядке ее развития по восходящей линии, от простого к сложному; вводится представление о частицах эфира как низшей ступени развития материи. Этим подготавливается пересмотр установленной уже класси- фикации. Пятый (1885 год): предыдущие два принципа объединяют- ся, вследствие чего процесс деления материи, обратный услож- нению ее дискретных видов, представляется как раздваиваю- щийся на тела живой природы (клетку) и на тела мертвой при- роды (земные массы, небесные тела). Подытоживая, таким образом, многолетний путь разработки Энгельсом проблемы классификации наук, можно сказать, что исследовательская мысль Энгельса в общем двигалась от по- знания явлений к раскрытию их сущности. Во-первых, это мы видим в том, что Энгельс перешел от анализа форм движения в их непосредственном виде (как от- дельных явлений природы) к обнаружению их скрытой связи и единства с их материальным субстратом (как сущности данных явлений). Например, подобным раскрытием сущности теплоты, или, как иногда выражаются, природы теплоты, было в истории науки открытие, что «теплота представляет собою некоторое молекулярное движение» [17, стр. 201], то есть открытие мате- риального субстрата данной формы энергии, что и позволило представить теплоту как определенную форму движения. Точно так же обстояло дело с открытием атомов как мате- риальных носителей химического движения, а впоследствии — с открытием электронов как материальных носителей электри- ческой формы движения. Во всех этих случаях познание сущности форм движения состояло в показе их как движения качественно различных дискретных видов материи. Сами же формы движения, как они представляются нам непосредственно, совпадают у Энгельса с тем, что называется
явлением. «Я употребляю слово «электричество», — писал, на- пример, он, — в смысле электрического движения с тем самым правом, с каким употребляется слово «теплота» при обозначе- нии той формы движения, которая обнаруживается для наших чувств в качестве теплоты» [17, стр. 90]. Это означает, что если формы движения рассматриваются лишь сами по себе, вне их связи с их материальными субстратами, то есть без раскрытия их сущности, то они неизбежно выступают лишь как определен- ные явления, или, лучше сказать, как определенные области, круги явлений. Во-вторых, этот переход Энгельса от познания непосредст- венных явлений к познанию их сущности мы видим в том обсто- ятельстве, что он шел от анализа специфичности отдельных форм движения (например, жизни) к обнаружению их обуслов- ленности особым характером лежащих в их основе различных дискретных видов материи (например, к объяснению специфич- ности жизни, исходя из специфичности белковых тел как ее но- сителей). В-третьих, то же движение мысли Энгельса мы констатиру- ем, когда устанавливаем, что он шел от анализа последователь- ного превращения различных форм энергии как отдельного непосредственно данного явления местного характера к рас- крытию общей закономерной исторической связи в развитии как самой природы, так и ее познания человеком. По отноше- нию к отдельному явлению раскрытие лежащей в его основе закономерной связи всех явлений природы, или их закона, дол- жно характеризоваться как нечто однопорядковое с раскрыти- ем сущности данного явления. Наконец, в-четвертых, мысль Энгельса двигалась дальше, от сущности менее глубокой к сущности более глубокой. Это мы видим в том, что Энгельс шел от анализа переходов между раз- личными формами движения (соответственно между отдельны- ми науками) к раскрытию лежащего в основе этих переходов основного противоречия всякого движения в его данной кон- кретной форме. Этим можно иллюстрировать следующее замечательное по- ложение В. И. Ленина: «Мысль человека бесконечно углубляет- ся от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т. д. без конца» [23, стр. 249]. Каждый шаг мысли Энгельса вперед по этому познаватель- ному пути от явлений к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности обусловливал собой переход к новому этапу в разработке им всей проблемы классификации наук. Вот почему на каждом следующем этапе эта проблема неизменно рассма- тривалась Энгельсом глубже и содержательнее, полнее и много- стороннее, чем она рассматривалась им на предыдущем этапе. В соответствии с тем, как диалектически развивалась творческая
мысль Энгельса, углублялось и расширялось даваемое решение стоявшей перед ним проблемы. Таким образом, в трудах Энгельса по классификации наук одна идея возникала вслед за другой не случайно, а вполне за- кономерно, подчиняясь законам диалектического развития на- учного познания, то есть законам диалектической логики. Расширение общего ряда наук. Место математики. До 1876—1878 годов Энгельс фактически придерживался од- ного общего принципа — расположения наук в ряд соответст- венно развитию форм движения материи от низшего к высше- му, от простого к сложному. Однако этот принцип годится для классификации одних только естественных наук в собственном смысле слова. Но он не может быть применен к более широ- кой классификации, которая должна охватывать, кроме отрас- лей самого естествознания, по крайней мере еще две науки: математику и философию. Включение математики в общий ряд основных наук, подле- жащих классификации, произошло у Энгельса не сразу. Сна- чала он рассматривал лишь собственно естественные науки, на- чиная их ряд с механики. Но уже при рассмотрении истории естествознания наряду с механикой и астрономией неизменно появлялась математика, без которой не могли бы развиваться ни астрономия, ни механика. В результате анализа истории познания форм движения ма- терии, в «Диалектике природы» и в ее общем плане [см. 17, стр. 1] математика была включена в общий ряд наук и постав- лена в нем на первое место. Такое помещение математики в самом начале ряда не противоречило материалистическим принципам классификации наук, которые были разработаны Энгельсом. Помещая математику перед механикой, Энгельс фактически исходил из того, что, прежде чем рассматривать механическую форму движения, необходимо разобрать сначала те научные приемы математической абстракции, с помощью которых ис- следуется количественная сторона всякого реального движения и в первую очередь — механического. Это означает, что математика помещена перед механикой в качестве одной из познавательных предпосылок развития ме- ханики, но такой предпосылки, которая абстрагирует предмет своего исследования из реальной действительности. В связи с этим Энгельс пояснял: «математика: диалектические вспомога- тельные средства и обороты. — Математическое бесконечное имеет место в действительности...» [17, стр. 1]. Это обстоятельство важно учесть, так как включением ма- тематики в общий ряд наук Энгельс внес новый момент в трак- товку классификации наук: наряду с объективной стороной, с процессом развития форм движения материи, теперь также учитывалась и субъективная сторона — процесс познания этих
форм. В ходе научного исследования, после того как конкрет- ный объект аналитически разложен и изучен, процесс познания выступает как движение мысли от абстрактного к конкретному. В этом смысле математическая абстракция, рожденная, напри- мер, в результате измерения физического объекта, предшеству- ет в нашем мышлении полному раскрытию всех сторон изучае- мого конкертного объекта в их взаимной связи. Таким образом, последовательный ряд наук в общем плане «Диалектики природы» по существу распадается на две части, каждая из которых основана на особом диалектико-материали- стическом принципе классификации: первая часть ряда — от математики до механики — покоится на том принципе, что по- знание предмета в своей синтетической стадии идет от абстракт- ного к конкретному, от отдельных, ранее выделенных сторон предмета к познанию его во всей его целостности и конкретно- сти; вторая часть ряда — от механики до биологии — покоится на принципе субординации самих форм движения материи. Схематически это можно представить так: где прерывистой (но не пунктирной) линией изображен пере- ход от абстрактной науки (математики) к конкретным естествен- ным наукам, который совершается в порядке движения позна- ния от абстрактного к конкретному. Сказанное не означает, разумеется, что предмет математи- ки является «продуктом свободного творчества», «воображени- ем нашего разума» и т. д., словом, что он не отражает собой объективной реальности. «Чистая математика, — писал Энгельс, — имеет своим объектом пространственные формы и количественные отношения действительного мира, стало быть — весьма реальный материал. Тот факт, что этот мате- риал принимает чрезвычайно абстрактную форму, может лишь слабо затушевать его происхождение из внешнего мира» [18, стр. 37]. Объективные формы и отношения математика мысленно со- вершенно отделяет от их вещественного содержания с тем, чтобы исследовать их в чистом виде. Дальнейший путь иссле- дования приводит к необходимости наполнить эти формы и от- ношения конкретным материалом и тем самым совершить пе- реход от математики к механике, физике и другим наукам в порядке движения познания от абстрактного к конкретному. Таким образом, включение математики в общий ряд наук не противоречит материалистическим принципам классификации, ибо абстрактное и конкретное, будучи ступенями движения по- знания, представляют собой прежде всего отражение различ- ных сторон объективной действительности, а потому обладают вполне объективным, реальным содержанием.
Энгельс разоблачил идеалистическое утверждение о мни- мой априорности математических истин, то есть об их независи- мости от опыта, от практики. Такое утверждение означает раз- рыв между математикой и всеми естественными науками, проведение между ними непроходимой преграды, отрицание их генетической, историко-познавательной связи. Это можно схематически выразить так: математика I I механика и т. д. (Здесь двумя жирными линиями изображен отрыв матема- тики от естественных наук). На конкретных примерах Энгельс доказал, что математи- ческое бесконечное имеет место в действительности, что оно от- ражает собой реальную сторону процессов природы. Вскрывая гносеологические корни идеализма в математике, Энгельс писал: «...как только математики укроются в свою не- приступную твердыню абстракции, так называемую чистую ма- тематику, все эти аналогии (с действительностью. — Б. К.) за- бываются; бесконечное становится чем-то совершенно таинст- венным, и тот способ, каким с ним оперируют в анализе, начинает казаться чем-то совершенно непонятным, противоре- чащим всякому опыту и всякому смыслу... Математическое бесконечное заимствовано из действительности, хотя и бессоз- нательным образом, и поэтому оно может быть объяснено только из действительности, а не из самого себя, не из матема- тической абстракции» [17, стр. 217, 218]. Выявляя служебную роль математики по отношению к ме- ханике, Энгельс рассматривал в математике различного рода «диалектические вспомогательные средства и обороты». Он осо- бо остановился на дифференциальном исчислении, поскольку оно «дает естествознанию возможность изображать математи- чески не только состояния, но и процессы: движение» [17, стр. 218]. При этом Энгельс показал, как в высшей математике кон- кретизируется единство противоположностей: «Прямое и кри- вое. В дифференциальном исчислении они в конечном счете приравниваются друг к другу» [17, стр. 211]. Будучи абстрактным отражением количественной стороны предметов и явлений внешнего мира, математика, как указывал Энгельс, имеет в разных науках различное по масштабам при- ложение в зависимости от того, насколько полно они позволя- ют абстрагировать в чистом виде количественную сторону изу- чаемых ими объектов, отделяя ее от их качественной стороны. Имея в виду состояние естественных наук в конце 70-х годов XIX века, Энгельс констатировал: «Применение математики: в механике твердых тел абсолютное, в механике газов приблизи- тельное, в механике жидкостей уже труднее; в физике больше в виде попыток и относительно; в химии простейшие уравнения первой степени; в биологии = 0» [17, стр. 218].
Таким образом, чем дальше мы будем продвигаться по об- щему ряду наук, тем относительно меньшей оказывается роль математики в пределах каждой следующей науки, входящей в этот ряд. Следовательно, роль математики при изучении той или иной формы движения материи характеризуется здесь Энгельсом с позиции разработанной им общей классификации наук. Рассматривая с точки зрения категорий абстрактного и конкретного весь ряд наук, образованный после включения в него математики, мы видим, что следующая теперь за матема- тикой механика, будучи конкретной по отношению к математи- ке, сама выступает как самая абстрактная среди всех естест- венных наук. Абстрактность механики, как указывал Энгельс, обусловлена тем, что механика полностью абстрагируется от качественной стороны изучаемых предметов и рассматривает их движение лишь с внешней количественной стороны, как про- стое перемещение тел. Если же ей приходится все же касаться качественной сторо- ны движущихся тел, то она вынуждена прибегать к помощи физики. В связи с этим Энгельс развивал мысль об ограниченности механики: «Механика в более широком или узком смысле сло- ва знает только количества, она оперирует скоростями и мас- сами и, в лучшем случае, объемами. Там, где на пути у нее появляется качество тел, как, например, в гидростатике и аэро- статике, она не может обойтись без рассмотрения молекуляр- ных состояний и молекулярных движений, и сама она является здесь только вспомогательной наукой, предпосылкой физики» [17, стр. 200]. Здесь Энгельс весьма определенно высказался в том смыс- ле, что механика должна рассматриваться как наука абстракт- ная, по существу своему вспомогательная, изучающая подобно математике не какой-нибудь материальный объект в целом, а лишь одну внешнюю, количественную сторону его движения. Отсюда логически следовало бы сделать вывод, что механику надо поместить в той части общего ряда наук, где науки рас- полагаются в порядке движения познания от абстрактного к конкретному. Можно сказать по поводу всего ряда наук, что каждый последующий его член выступает по отношению к пре- дыдущему как более конкретный, а каждый предыдущий по отношению к последующему — как более абстрактный, начиная с математики и кончая биологией. Объясняется это тем, что ма- тематика рассматривает лишь одну сторону движения, входя- щую в механическое движение в целом; механика — лишь одну сторону физического движения, а именно, входящее в него в качестве «побочной» формы движения механическое перемеще- ние; физика — лишь ту сторону химического движения, кото-
рую составляет входящее в него, как «побочное», физическое движение и т. д. Однако легко заметить, что понятия «абстрактное» и «кон- кретное» применяются здесь в двух различных смыслах. Когда мы говорим о переходе от математики к механике, то имеем в виду переход от изучения лишь одной (количественной) абст- рактно выделенной нами стороны движения к изучению кон- кретного движения в целом. Следовательно, понятия «абстрак- тное» и «конкретное» здесь выступают как ступени позна- ния — ступень частичного, отвлеченного знания предмета и следующая за ней ступень более полного знания того же пред- мета. Когда же мы говорим о переходе от механики к физике, от физики к химии и т. д., то имеем в виду переход от менее раз- витой, а потому принимаемой за более абстрактную, формы движения материи к более развитой, а потому принимаемой за более конкретную, форме движения материи. Абстрактное в этом случае имеет значение зародышевого, зачаточного, недиф- ференцированного; конкретное — развившегося, развернувше- гося, дифференцированного. Поэтому хотя при помощи употребления терминов «абст- рактное» и «конкретное» можно словесно охватить весь ряд наук, но в действительности здесь окажутся соединенными два различных отрезка ряда: один — от математики до механики, где переход осуществляется в порядке движения познания от аб- страктного к конкретному, второй — от механики до биологии, где переходы осуществляются в порядке развития самих форм движения материи от низшего к высшему, от простого к сложному. Место философии в общем ряду наук. Дополнительные принципы классификации наук. Что касается современной философии, то Энгельс определил ее предмет как «учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика» [18, стр. 25]. «Диалектика же, — по его определению, — есть не более как наука о всеобщих законах движения и развития при- роды, человеческого общества и мышления» [18, стр. 133]. То же самое определение дано в «Диалектике природы», где «ди- алектика рассматривается как наука о наиболее общих зако- нах всякого движения» [17, стр. 214]. Очевидно, что соотношение между диалектикой и естество- знанием в целом, равно как между ней и отдельными отрасля- ми естествознания, никак нельзя трактовать в плане категорий простого и сложного, низшего и высшего. Это соотношение лежит в иной плоскости, а именно, в плоскости категорий об- щего и частного. В самом деле, из определения диалектики, данного Энгельсом, следует, что диалектика, будучи наукой о всеобщих законах развития, является более общей наукой, чем любая естественная или общественная наука, равно как более общей
наукой, чем все естествознание в целом или все общественные науки, взятые вместе, ибо естественные и общественные науки изучают не всеобщие законы развития, а частные законы раз- вития, действующие в той или иной ограниченной области ми- ра — в природе или в обществе (в истории). Поэтому по срав- нению с диалектикой они могут и должны рассматриваться как частные, или специальные, науки. Следовательно, диалектика, рассматриваемая согласно оп- ределению Энгельса, включена в общий ряд наук в качестве наиболее общей науки. В таком случае, в порядке перехода от общего к частному, следует от диалектики дальше переходить к частным наукам о природе и обществе. Это можно предста- вить в виде схемы, где прерывистой (но не пунктирной) линией изображен переход от общей науки к частным наукам по прин- ципу от общего к частному: Возможность включения диалектики в общий ряд наук и по- мещения ее на первое место в этом ряду перед математикой получает косвенное подтверждение в общем плане «Диалектики природы» [см. 17, стр. 1]. В этом плане рассмотрение диалекти- ки как науки о всеобщей связи непосредственно предшествует изложению связи наук и содержания отдельных наук. Тем са- мым Энгельс здесь, как и при изложении самой «Диалектики природы», фактически предпослал диалектику математике, фи- зике и другим частным наукам. Выдвижение диалектики на первое место в ряду наук нахо- дит известное оправдание и с точки зрения истории науки, хотя в общем случае сам по себе признак исторической последова- тельности развития наук не может служить действительным принципом для построения и обоснования их классификации. Так, если исторически возникновение математики, механики и астрономии в качестве наук, опиравшихся на точное и систе- матическое исследование, Энгельс относил к «послеклассическо- му» периоду, то начало диалектики он связывал с именами Гераклита [см. 18, стр. 20] и Аристотеля [см. 17, стр. 22], то есть относил к началу и расцвету «классического» периода. Прослеживая развитие познания не только от абстрактного к конкретному, но и от общего к частному, мы устанавливаем следующую последовательность наук: диалектика, изучающая общие законы всякого движения; математика, изучающая коли- чественную сторону всякого движения как форму, абстрагиро- ванную от вещественного содержания самого движения; механи- ка, изучающая количественную сторону всякого движения как физическую часть конкретного движения тела (его перемещение,
происходящее во времени). После этого совершается переход к частным естественным наукам, изучающим отдельные формы движения во всей их целостности и конкретности. Итак, кроме главного (общего) принципа субординации, основанного на анализе развития форм движения материи от низших к высшим, от простых к сложным, Энгельс при класси- фикации наук фактически применял еще два других принципа как частичные, дополнительные к главным, которыми пользо- вались его предшественники, принимавшие в качестве главного (общего) принципа принцип координации: это — принцип рас- положения наук в порядке следования от абстрактного к кон- кретному, которым оперировал Спенсер, и от общего к частно- му, на который опирался Конт. Существенное различие между тем, как трактовал оба эти дополнительных принципа Энгельс и как их трактовали его пред- шественники, состоит в следующем. Конт абсолютизировал принцип движения от общего к частному, превратил его не только в главный, но и в единственный принцип классификации наук, между тем как в действительности этот принцип имеет строго определенную область применения, ограниченную соотно- шением только тех наук, объекты которых (и их законы) реаль- но соотносятся как общие и частные. Энгельс фактически и учитывал это обстоятельство, отводя принципу от общего к част- ному (специализированному) то место в классификации наук, которое ему соответствует на деле. Точно так же и Спенсер преувеличивал значение принципа расположения наук в порядке следования от абстрактного к конкретному, превращая его в единственный всеобъемлющий принцип построения классификации наук, тогда как на деле этот принцип, понимаемый как движение познания от отдель- ной стороны явления к явлению в целом, имеет столь же опре- деленную область применения, как и принцип движения от об- щего к частному. Только в данном случае эта область ограни- чивается уже другими соотношениями наук, а именно теми, где речь идет в действительности о соотношении между отдельной абстрактно выделенной стороной явления и явлением, взятым как целое. Энгельс и здесь поставил этот принцип на свое ме- сто в классификации наук, применив его к соотношению мате- матики с естественными науками. В итоге Энгельс последовательно преодолел одностороннее преувеличение обоих частичных принципов. Но он не отбросил их полностью, как это сделал, например, Спенсер в отношении контовской классификации наук, а сохранил и применил их там, где это соответствовало сути дела, подчиняя их главному (обще- му) принципу — принципу субординации наук. В этом также сказался диалектический подход Энгельса к разрабатываемой им проблеме. Рассмотренный случай различного отношения философа-
марксиста Энгельса и немарксистских мыслителей Конта и Спенсера к отдельным принципам классификации наук мо- жет служить живой иллюстрацией к известному положению В. И. Ленина о том, что познание человека идет не по прямой линии, а по кривой, бесконечно приближающейся к ряду кругов, к спирали. «Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой ли- нии, — указывал Ленин, — может быть превращен (односторон- не превращен) в самостоятельную, целую, прямую линию...» [23, стр. 361]. Такими кусочками действительного развития человеческой мысли, разрабатывавшей проблему классификации наук, были оба частичных принципа классификации: во-первых, принцип от общего к частному, который был односторонне превращен Кон- том в самостоятельную прямую линию, то есть в особую целую систему знаний, и, во-вторых, принцип от абстрактного к кон- кретному, который столь же односторонне был превращен Спен- сером в другую прямую линию, в другого типа целую систему наук. Диалектический подход Энгельса проявился в том, что он фактически показал оба принципа как подчиненные моменты общего решения проблемы, в котором они заняли подобающее им место. Говоря дальше о философии и о ее месте в общем ряду, сле- дует напомнить, что под философией Энгельс понимал не только диалектику (науку о наиболее общих законах всякого движе- ния), но и логику (науку о законах мышления). При этом надо обратить внимание на то, что сам Энгельс включал иногда мыш- ление в общий ряд различных форм движения. Так, например, он писал, что в общем случае движение охватывает все изменения, «начиная от простого перемещения и кончая мышле- нием» [17, стр. 44]. Как особая форма движения мышление фак- тически трактуется и в другом месте «Диалектики природы» [см. 17, стр. 197]. Но если законы мышления являются предметом логики как части философии, то тесно связанная с мышлением область всей психической деятельности человека составляет предмет психо- логии. Поэтому, рассматривая мышление как высшую форму движения, которой заканчивается ряд более простых и низших форм движения материи, действующих в неживой и живой при- роде, Энгельс тем самым неявно включал в общий ряд наук логику, а значит, и связанную с ней психологию. Можно думать, что обе эти науки должны были бы располагаться вслед за биологией (логика после психологии), так как они представляют собой выход за пределы собственно естествознания, имея пред- метом психическую деятельность человека. Таким образом, философия по своему внутреннему содержа- нию есть общая наука, поскольку в той своей части, которая представлена диалектикой, она изучает наиболее общие законы
всякого движения, и вместе с тем она есть также специальная наука, поскольку в той своей части, которая представлена логи- кой, она изучает специфические общие законы мышления. Но так как специфические законы мышления являются общими для всех областей науки, где познание, опираясь на эти законы, ищет и открывает истины, то и в этой своей части (в об- ласти логики) философия выступает по отношению к остальным наукам не как частная, а как общая наука. Поэтому оправды- вается помещение всей философии (имеется в виду марксистская философия) в начале общего ряда наук. С теоретико-познавательной точки зрения мышление вообще представляет собой движение совершенно особого рода: любая другая форма движения носит объективный характер, то есть существует и действует вне и независимо от нашего сознания. Мышление же, как это очевидно само собой, выступает как осо- бое внутреннее состояние высокоорганизованной материи (моз- га), как функционирование мозга, составляющее субъективную сторону в соотношении внешнего мира и познающего его чело- веческого сознания. Поэтому мышление, а следовательно, и нау- ку о его законах — логику нельзя рассматривать по аналогии, на- пример, с физическим движением и, соответственно, с наукой о его законах — физикой. Вместе с тем обнаруживается, что философия, охватываю- щая собой и диалектику и логику, как бы расщепляется при попытке включить ее в общий ряд наук: диалектика становится в самом начале ряда, логика — в самом конце его. Это свиде- тельствует о недостаточности однолинейной схемы расположе- ния наук в их общем ряду: ведь логика (диалектическая) вхо- дит составной частью в диалектику и не может быть от нее оторвана. Кстати сказать, если образованный ряд наук, начинающийся диалектикой и завершающийся логикой, представить не одно- линейной, а кольцевой схемой, то начало и конец прежнего пря- мого ряда сойдутся вместе и сомкнутся (после того как исход- ный ряд наук будет соответственным образом изогнут). В действительности же здесь дело обстоит еще сложнее вследствие многосторонности взаимоотношений между филосо- фией, включающей в себя диалектику и логику, и остальными (естественными и общественными) науками. Подготовленные Энгельсом изменения в разработанной им классификации наук. В разработке Энгельсом проблемы класси- фикации наук нужно различать две главные стороны: во-пер- вых, установление общих диалектико-материалистических прин- ципов классификации, опирающихся на идею развития и составляющих метод решения задачи; во-вторых, выработку конкретной схемы последовательного расположения наук в со- ответствии с наличным естественнонаучным материалом 70—80-х годов XIX века.
Первая сторона сохранила все свое значение и для нового конкретного материала в качестве общего подхода к классифи- кации наук. Вторая сторона, напротив, со временем должна была неизбежно устареть и старела, поскольку она отвечала лишь определенному уровню развития естествознания. Эту пер- спективу ясно осознавал сам Энгельс. Анализируя внутреннюю логическую структуру классифика- ции наук, разработанной Энгельсом, мы приходим к выводу, что она покоится по крайней мере на четырех основных принципах, заключающих в себе разные аспекты идеи развития: во-первых, на принципе отражения ступеней истории природы; во-вторых, на принципе отражения развития форм движения и их субстрата; в-третьих, на принципе отражения движения познания от абстрактного к конкретному как различных сторон самой дей- ствительности; в-четвертых, на принципе отражения движения познания от общего к частному при раскрытии законов различ- ной степени общности. Каждый аспект идеи развития позволяет построить некото- рую часть общего ряда наук, причем общий ряд в целом состав- ляется путем суммирования всех четырех его частей. На первый взгляд может показаться, что такой суммирован- ный ряд у Энгельса основывался не на четырех принципах, а только на одном, а именно, на принципе отражения развития форм движения и их материального субстрата. Такое впечатле- ние создается, во-первых, потому, что Энгельс фактически под- чинял названному принципу принцип отражения ступеней исто- рии природы и с этой целью при общем суммировании членов ряда космогонию вместе со всей астрономией включал в меха- нику, а геологию исключал совершенно; во-вторых, потому, что математика оказывалась у Энгельса единственным предста- вителем той части ряда, в которой отражено движение по- знания от абстрактного к конкретному, а потому в суммирован- ном ряде она молчаливо принималась просто как исключение, не нарушающее общего правила. Однако, несмотря на сказан- ное, в действительности суммированный ряд наук у Энгельса был построен именно на четырех указанных выше основных принципах. Рассмотрим теперь возможные видоизменения разработанной Энгельсом классификации наук. Оговоримся, что речь идет о такого рода изменениях, которые либо фактически предвиделись и даже намечались самим Энгельсом в перспективе, либо выте- кали так или иначе из сделанных им замечаний, либо, наконец, требовались при логически последовательном проведении уста- новленных им принципов классификации наук. Построение классификации наук на основе разработанных Энгельсом ее принципов, а также намечавшиеся им изменения в ней отражены в схеме IV классификации наук (см. таблицу на стр. 378).
(Во втором столбце условно, в скобки, поставлены науки, которыми завершается данный ряд более абстрактных наук и начинается ряд более конкретных наук, всесторонне изучающих определенные формы движения и их материальные носители. Геология в верхней части таблицы взята в скобки потому, что сам Энгельс не включал ее в суммированный ряд наук). Предположительные изменения, полностью основанные на четырех указанных принципах Энгельса, представляются нам так, как это изображено в нижней части схемы IV. Раньше уже говорилось о дополнительном включении в об- щий ряд наук диалектики, психологии и логики, что и отражено в схеме. Кроме того, та часть схемы, которая отражает движение
познания от абстрактного к конкретному, расширена за счет пе- ренесения сюда механики, поскольку эта последняя изучает лишь внешнюю, количественную сторону всякого движения в виде пе- ремещения тела (его массы). В указанной части схемы механика следует непосредственно за математикой. В самом деле, с 1880 года механическое движение начинает рассматриваться Энгельсом как внешняя сторона всякого дви- жения. В силу этого оказывается, что механика имеет дело не с каким-либо конкретным объектом природы, взятым как нечто целое, но лишь с одной из его сторон, которая выражена в по- нятии массы и в понятии перемещения тела. Такой подход дает основу для выработки нового взгляда на механику, согласно которому она должна быть отнесена к числу более абстрактных наук, чем обычные естественные науки. Отсюда напрашивается логический вывод, что рассмотрен- ное выше распадение общего ряда наук на две части должно иметь место не сразу после математики, а только после меха- ники. Обе науки — математика и механика, — одна в большей степени, другая — в меньшей, абстрагируются от конкретного движения, имея дело лишь с отдельными его сторонами. Следую- щие же за механикой физико-химические науки имеют каждая в качестве своего предмета вполне конкретный объект, который они всесторонне исследуют. Зародыш указанного взгляда на механику можно найти у Энгельса в начале статьи «Основные формы движения». Разви- тие этого взгляда должно было привести в дальнейшем к частич- ному пересмотру принятой Энгельсом классификации наук. Что касается физики, то в соответствии с открытием гипоте- тических частиц эфира, которое ожидалось Энгельсом, она рас- членяется в третьем столбце нижней части схемы IV на два более или менее самостоятельных раздела, из которых один (обо- значаемый как объект, который проще атомов и стоит ниже их по лестнице развития материи) помещается перед химией. Это — будущая «физика эфира», или, лучше сказать, субатомная физи- ка. Другая ее часть (обозначаемая просто как «физика») сохра- няет в себе все то, что называется молекулярной физикой, объект которой сложнее атомов и стоит выше их на лестнице развития материи. В итоге такого расщепления физики оказывается, что химия должна дважды граничить с физикой, так что физика как бы охватывает химию с обеих сторон: «сверху» и «снизу». Далее, при отнесении механики к числу абстрактных наук, составляющих второй столбец схемы IV, перестает оправдывать- ся сведение космогонии к механике небесных тел. Космогония как наука, изучающая относительно начальную стадию разви- тия отдельной звездной системы, вынуждена оперировать не только представлением о перемещении масс, но и представле- ниями о качественных изменениях, происходящих с веществом, образующим туманность или отдельное небесное тело.
Фактически это обстоятельство подчеркивал и сам Энгельс, говоря о физике и химии небесных тел. Поэтому космогония, поставленная им перед химией и физикой при рассмотрении истории природы и развития форм движения материи, должна занять в ряду наук соответствующее ей вполне самостоятельное место, что и отражено в нижней части схемы IV. Наконец, геология как наука естественноисторическая по- ставлена на определенное место перед биологией, ибо в данном случае обе эти науки рассматриваются как отражение последо- вательных ступеней истории природы. Такое место для геологии было фактически указано самим Энгельсом. Суммируя все эти видоизменения, получаем ряд наук значи- тельно более полный, нежели тот, который был установлен самим Энгельсом (ср. верхнюю и нижнюю части в схеме IV класси- фикации наук). Между тем, как это легко можно видеть из срав- нения обеих частей схемы IV, принципы классификации наук в обоих случаях совершенно одинаковы: они основаны на идее развития, рассматриваемой в аспекте истории природы, развития форм движения материи и движения нашего познания. Сравнивая, однако, обе части схемы IV, мы обнаружива- ем одно существенное различие между ними: у Энгельса общий ряд наук повторяет историю последовательного развития от- дельных отраслей естествознания. Между тем изменения в клас- сификации, подготовленные Энгельсом, явно нарушают это со- ответствие. В самом деле, гипотетические эфирные частицы, открытия которых ожидал Энгельс, должны были оказаться простейши- ми из известных дискретных видов материи. Но их открытие, реализовавшееся позднее в открытии электронов и световых квантов, а в связи с этим и рождение «механики эфира», могло произойти, разумеется, после того, как практически или теоре- тически были найдены более сложные виды материи (атомы и молекулы). В силу этого неизбежно должно было последовать признание, что между развитием объекта (форм движения и их носителей) и историей познания этого объекта человеком стро- гого параллелизма не существует. Поэтому такой параллелизм не может рассматриваться в качестве обязательного принципа для классификации наук, хотя в отдельных случаях он и выдер- живается более или менее последовательно, как это показал Энгельс. Идеи марксистской классификации наук, выдвинутые и раз- работанные Энгельсом, поддерживал выдающийся химик-мар- ксист, друг Маркса и Энгельса, Карл Шорлеммер. Он прочитал письмо Энгельса к Марксу от 30 мая 1873 года, в котором Энгельс впервые изложил основную идею марксистской класси- фикации наук, составившую общий план будущей «Диалектики природы». На полях этого письма Шорлеммер сделал пометки, в кото-
рых выражено его полное согласие с идеями Энгельса. В на- чале письма, против того места, где Энгельс определил предмет естествознания и ввел понятие форм движения, Шорлеммер за- писал: «Совершенно верно. Я сам так думаю. К. Ш.». Такие же замечания сделаны Шорлеммером по отдельным пунктам письма Энгельса — по первому, касающемуся механи- ки, по третьему (о химии) и четвертому (об организме). Позднее, присоединяясь к мыслям, высказанным в «Анти- Дюринге» и «Диалектике природы» Энгельса, с которыми Шор- леммер был знаком, он писал: «Новая наука не рождается вся сразу... Химия как наука об атомах является отраслью физи- ки науки о молекулах, а последняя в свою очередь зиждется на механике — науке о массах. Следовательно физика и меха- ника должны были, хотя бы в зачаточной степени, развиться несколько раньше химии, чтобы сделать возможным ее возник- новение»1. Следуя целиком за Энгельсом, Шорлеммер рассматривал с позиций диалектического материализма соотношение химии не только с механикой и физикой (по нисходящему направлению на лестнице развития форм движения материи), но и с биоло- гией (по восходящему направлению на этой же лестнице). Ука- зывая, что если бы химикам удалось искусственно получить бел- ковые тела, то эти тела находились бы в состоянии живой про- топлазмы, Шорлеммер подчеркивал: «Все попытки, предприня- тые с целью получения живого вещества, до сих пор были неудачны. Загадка жизни может быть разрешена только син- тезом белковых соединений» (там же, стр. 284). Так идеи Энгельса, относящиеся к классификации наук и к лежащей в ее основе проблеме соотношения форм движения материи, получали конкретизацию в трудах Шорлеммера. 1 Карл Шорлеммер. Возникновение и развитие органической химии. Изд. 1937, стр. 46.
Глава III МАРКСИСТСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК КАК ОСНОВА РАБОТЫ ЭНГЕЛЬСА «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ» В отличие от всех своих предшественников в XIX веке, кото- рые (кроме Гегеля и Конта) предлагали лишь ту или иную схему классификации наук, но сами не брались за ее реализа- цию, Энгельс главное внимание направил не на выработку какой-то новой схемы классификации наук самой по себе, а на то, чтобы в соответствии с этой схемой дать синтетическое изло- жение и обобщение всего современного ему естествознания. В этом отношении замысел Энгельса соответствовал замыслу Конта, у которого классификация наук не осталась лишь голым «скелетом», но была воплощена в его «Курсе позитивной фило- софии» в целях энциклопедического охвата всех теоретических знаний первой трети XIX века. Со своей стороны Энгельс рассматривал построенную им схе- му классификации наук как основу для синтетического обобще- ния результатов всего естествознания 70—80-х годов XIX века с позиций марксистской диалектики. Такое обобщение он дал в «Диалектике природы», в которой нашла воплощение его клас- сификация наук. «Диалектика природы» дошла до нас в виде отдельных, вну- тренне между собой связанных статей, многочисленных, часто сугубо черновых заметок и набросков, нескольких планов и разнообразных выписок. Она тесно связана с другими философ- скими произведениями Энгельса («Анти-Дюринг» и «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»), в кото- рые вошли главнейшие положения, содержащиеся в ней. В свою очередь ряд подготовительных материалов к этим произведе- ниям Энгельс позднее включил в «Диалектику природы». При анализе «Диалектики природы» необходимо связывать ее содержание с общей исторической обстановкой, в которой она создавалась, а также с уровнем развития естествознания того времени, который в ней отражен. Отдельные естественнонаучные положения, содержащиеся в книге, нужно рассматривать с точ- ки зрения современных нам достижений науки, оценивать их с позиций марксистско-ленинской философии, развитой далее
в трудах В. И. Ленина применительно к эпохе империализма и пролетарских революций. В учете этих требований заключает- ся исторический подход к анализу названного произведения Энгельса. С помощью такого подхода постараемся детально разобрать, как Энгельс реализовал марксистскую классификацию наук в «Диалектике природы». Само собой понятно, что глав- ное внимание мы будем обращать на то, как Энгельс освещал и обосновывал связи между науками и их взаимные переходы. 1. ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В ГОДЫ СОЗДАНИЯ «ДИАЛЕКТИКИ ПРИРОДЫ» Развитие естествознания во второй половине XIX века. Прежде чем перейти к выяснению того, как реализовалась мар- ксистская классификация наук в «Диалектике природы», по- смотрим, каково было само естествознание в 70 — начале 80-х годов XIX века. Это было время, когда на основе трех вели- ких естественнонаучных открытий (открытия закона сохранения и превращения энергии, создания клеточной теории, создания Дарвином теории развития органического мира) шло бурное развитие всех областей естествознания. Начиная с 60-х годов XIX века, в физике и химии был сделан ряд выдающихся открытий. В 1859—1860 годах Р. Бунзен и Г. Кирхгоф разработали способ спектрального анализа, с по- мощью которого они открыли новые металлы — рубидий и це- зий, а У. Крукс — таллий. А. М. Бутлеров создал теорию хими- ческого строения органических соединений (1861), благодаря которой были заложены научные основы современной органи- ческой химии. В 1860—1861 годах Д. И. Менделеев открыл так называемую критическую температуру, или, по его терминоло- гии, температуру «абсолютного кипения», в результате чего был нанесен удар метафизическому представлению об абсолютном разрыве между газами и жидкостями, метафизическому поня- тию о так называемых «постоянных» (то есть якобы несжижа- емых) газах и заложена теоретическая основа для эксперимен- тального превращения любых газов в жидкое состояние. Вскоре после этого была издана книга И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» (1863), заложившая материали- стические основы научной физиологии и психологии. В 1865 году было опубликовано сочинение Р. Клаузиуса, в котором дальше разрабатывалась механическая теория теплоты и вводилось по- нятие «энтропия». В 1869 году Д. И. Менделеев открыл перио- дический закон химических элементов и этим великим откры- тием заложил теоретический фундамент всего дальнейшего про- гресса в учении о строении материи, в учении о веществе.
В области математики огромную роль сыграло выступление великого русского математика П. Л. Чебышева против «мате- матического» идеализма, с защитой материалистических пози- ций. В 1867 году был опубликован труд Б. Римана «О гипоте- зах, лежащих в основании геометрии», в котором развивались дальше идеи Лобачевского. В биологии теория развития была двинута вперед благодаря работам братьев А. О. и В. О. Ковалевских, Т. Гексли и Э. Геккеля. В 1865 году А. О. Ковалевский выступил с сооб- щением о своих открытиях, доказывавших единство всех типов развития животных. Эволюционные идеи в палеонтологии раз- вивал В. О. Ковалевский, проанализировавший процесс разви- тия лошади от древнейших ее предков до современной лошади. В 1866 году в Берлине вышел в свет труд Э. Геккеля «Общая морфология организмов», в котором развивалось дальше дарви- новское учение. На это же время падает начало исследований Л. Пастера в области микробиологии. К началу 70-х годов было сделано и много других естествен- нонаучных открытий, останавливаться на которых мы не будем. Это было время, когда учение о живой природе (биология) раз- вивалось дальше на основе дарвиновской теории, а учение о неживой природе — на основе закона сохранения и превращения энергии. Однако этот основной закон физики вначале был истол- кован ограниченно, в духе механической теории теплоты. Он выражал главным образом связь между механической и теп- ловой формами движения, которая легла в основу получивших тогда развитие общей термодинамики и кинетической теории газов. Лишь в конце 60-х годов начинает раскрываться связь между физической (в том числе механической) и химической сторонами вещества, а также движения (зависимость химиче- ских свойств от массы атомов, открытая Менделеевым). Корен- ной переворот во взглядах на строение материи еще только подготовлялся. В физике еще сохранялась старая, механическая картина мира, сложившаяся во времена Ньютона. Новая, электромаг- нитная картина мира стала складываться лишь в 70-х годах благодаря созданию Дж. Максвеллом электромагнитной теории света и предшествующим открытиям М. Фарадея в области электричества, а затем в результате позднейших открытий С. Аррениуса, А. Г. Столетова, В. Нернста, Г. Герца и других. Но на первых порах эта новая картина уживалась в головах многих физиков со старым, механистическим представлением о световом эфире как некоторой чрезвычайно подвижной и неве- сомой среде, будто бы заполняющей все мировое пространство. После смерти Маркса (1883), когда Энгельс вынужден был прервать работу над «Диалектикой природы», физика и химия продолжали бурно развиваться и приближались к раскрытию связи между химической и электрической формами движения,
к объяснению процессов, происходящих при электролизе и в гальванических элементах. Такое объяснение было дано С. Аррениусом в 1885—1887 годах. Основные же открытия, произведшие новейшую революцию в физике и во всем естест- вознании (рентгеновы лучи, радиоактивность, электрон, радио, давление света, теория квантов и др.)» были сделаны уже по- сле смерти Энгельса, а потому, разумеется, не могли получить отражения в его работах. Для воззрений естествоиспытателей 70 — начала 80-х годов XIX века было характерным признание, что механическая форма движения является простейшей, а потому исходной в цепи развития всех известных в то время форм движения ма- терии. Носителями механического движения оказывались обычные макроскопические тела (например, планета, обра- щающаяся вокруг Солнца по определенной орбите, брошенный камень, падающий на Землю по определенной траектории). Микротела (атомы и молекулы) считались миниатюрными подобиями макротел. Они рассматривались как обладающие механическими свойствами и совершающие такие же механи- ческие движения, как и обыкновенные макроскопические тела. Такие взгляды существовали в физике даже в начале XX века и подверглись коренной ломке лишь после создания квантовой механики, которая изучает специфические особенности микро- объектов, отличающие их в качественном отношении от обыч- ных макрообъектов. Электрические, магнитные, световые и тому подобные явле- ния предположительно рассматривались как результат движе- ния частиц гипотетического эфира. Такие представления, отра- жавшие уровень развития естествознания того периода, были преодолены лишь позднее. Пользуясь по преимуществу западноевропейской литерату- рой, Энгельс не мог знать многих выдающихся открытий, сде- ланных русскими учеными того времени, так как эти открытия замалчивались на Западе. К тому же реакционные круги в са- мой России препятствовали распространению материалистиче- ских идей и научных открытий передовых русских естествоис- пытателей, способствуя их замалчиванию на Западе. В резуль- тате этого из перечисленных выше открытий, сделанных русскими учеными, Энгельс узнал лишь об открытии Д. И. Менделеевым периодического закона (из книги Шорлем- мера, написанной вместе с английским химиком Роско). По той же причине Энгельс не знал и о более ранних открытиях, сделанных в России. Несмотря на то что Энгельс не был знаком со многими от- крытиями русских ученых, он правильно раскрыл общую тен- денцию в развитии современного ему естествознания. Эта тен- денция состояла в дальнейшем разрушении еще сохранявшихся в естествознании идеалистических и метафизических концепций
(например, в области учения об электричестве, о химических элементах, во взглядах на возникновение жизни на Земле и многих других), в изгнании из науки реакционных концепций, во все большем подтверждении и укреплении диалектико-ма- териалистического взгляда на природу. Эта объективная тенденция развития естествознания во вто- рой половине XIX века определялась результатами и объектив- ным содержанием тех открытий, которые делали естествоиспы- татели. Что же касается воззрений самих ученых, истолкования ими своих открытий, метода, которым они пользовались созна- тельно, то все это находилось в вопиющем противоречии с дости- жениями естествознания того времени. Получалось парадоксальное положение: новые открытия в естествознании все решительнее подтверждали диалектику, но сами естествоиспытатели пытались истолковать эти открытия не в духе диалектики, а в духе метафизики, опровергаемой их же собственными открытиями. Они пытались насильно втис- нуть новые открытия в прокрустово ложе старых, метафизиче- ских представлений, следовательно, пытались исказить их со- держание, придать этим открытиям несвойственный им мета- физический характер. Это была общая тенденция, которая порождала глубочай- шее противоречие в развитии естествознания того времени. Диалектика могла при таких условиях проникнуть в естество- знание лишь стихийно, помимо воли и сознания самих естест- воиспытателей. Поэтому дальнейшее развитие естествознания не могло не сопровождаться постоянными отступлениями и от- клонениями от диалектического взгляда на природу, возвратом на каждом шагу к прежней, давно уже опровергнутой метафи- зике. Подтверждая своими открытиями диалектико-материали- стический взгляд на природу, ученые сами сплошь и рядом ска- тывались к идеализму и агностицизму. В результате создавалась страшная путаница в тогдашнем естествознании, в его понятиях и теориях. «Но так как и до сих пор, — писал Энгельс, — можно по пальцам перечесть естество- испытателей, научившихся мыслить диалектически, то этот конфликт между достигнутыми результатами и укоренившимся способом мышления вполне объясняет ту безграничную пута- ницу, которая господствует теперь в теоретическом естество- знании и одинаково приводит в отчаяние как учителей, так и учеников, как писателей, так и читателей» [18, стр. 23]. В связи с этим перед марксизмом вставала задача путем сознательного применения материалистической диалектики вы- вести естествознание и его основные отрасли из состояния не- разрешимых противоречий и путаницы. Решению этой задачи и была посвящена в первую очередь «Диалектика природы», цель которой можно определить так: показать, что буржуазное мировоззрение не способно решать вопросы, встающие в ходе
развития естественных наук, что оно только запутывает есте- ствознание, доказать на основе анализа развития естествен- ных наук необходимость сознательного овладения естествоис- пытателями материалистической диалектикой и дать с ее позиций решение конкретных вопросов естествознания. Таков был подход Энгельса к классификации наук, а также к таким вопросам, как происхождение жизни, происхождение человека и другим важнейшим проблемам естествознания того времени. Во всех этих случаях Энгельс не только защищал материализм от нападок со стороны его противников, но и раз- вивал его дальше, обогащал философским решением актуаль- ных вопросов естествознания, показывая, что на все эти вопросы правильный ответ дает только диалектический мате- риализм. Идеологическая борьба в естествознании в 70—80-х годах XIX века. Рассмотрим теперь, какова была общая историческая обстановка, в которой создавалась «Диалектика природы». После Парижской Коммуны буржуазия всех стран уже не чувствовала себя прочно. Она хорошо запомнила силу того удара, который нанесла капитализму революция 1871 года. На- пуганная первым опытом пролетарской диктатуры, буржуазия с удесятеренной энергией стала отыскивать всякого рода реак- ционные общественно-политические и философские идеи в целях укрепления своего господства, духовного одурманивания масс и удержания их в повиновении, то есть в целях защиты капитализма от пролетарской революции. Именно по этой при- чине 70-е годы XIX века характеризуются в странах капитализ- ма резким обострением идеологической борьбы. Вполне понятно, что главный удар со стороны идеологов реакционной буржуазии был направлен против марксизма как революционной теории пролетариата, против его фило- софии диалектического и исторического материализма. Бур- жуазия и ее идеологи стремились во что бы то ни стало «опровергнуть» марксизм. Для этого были мобилизованы, в частности, «аргументы», якобы заимствованные из области естествознания. Великие естественнонаучные открытия XIX ве- ка, в особенности идеи дарвинизма, фальсифицировались для борьбы против революционной диалектики, против материализ- ма, против социализма. С начала 70-х годов среди интеллиген- ции стали быстро распространяться идеализм и мистика. Именно в эти годы по странам Европы и Америки прокатилась волна спиритизма, захватившая некоторые круги естествоиспы- тателей. Из реакционных антимарксистских течений того времени особенно выделялся социальный дарвинизм. Сторонники этого течения пытались доказать, что никаких особых законов об- щественного развития не существует, что общество разви- вается по чисто биологическим законам, в частности по закону
борьбы за существование. Звериная конкуренция и эксплуата- ция человека человеком представлялись как «естественное со- стояние» человеческого общества, якобы вытекающее из самой биологической природы человека. Отсюда социальные дарвинисты делали вывод, будто капи- талистические отношения являются наиболее естественными отношениями между людьми, будто устранить их столь же не- возможно, как невозможно отменить законы биологии. Далее отсюда же следовал требуемый буржуазией вывод, что социа- лизм есть якобы выдумка, противоречащая основным законам человеческой природы, что капитализм вечен, что думать о его свержении — утопия, что надо смириться с ним и отказаться от всяких мыслей о пролетарской революции. Реакционные зоологи выступали со специальными доклада- ми против социализма, а заодно и против дарвинизма, пытаясь доказать, будто дарвинизм имеет отношение к социал-демокра- тии. Известный немецкий биолог Э. Геккель, напротив, в «оправдание» дарвинизма доказывал, что дарвинизм не имеет никакого отношения к социализму. Социальный дарвинизм — это типичный пример не только идеализма, но и механицизма, согласно которому высшие фор- мы движения якобы можно свести к низшим, вследствие чего специфические закономерности и качественные особенности высших форм движения отрицаются и подменяются закономер- ностями низших форм. Так, закономерности общественного развития механицизм сводит к биологическим закономерно- стям, биологические — к физико-химическим, а последние — к механическим. В XIX веке механицизм получил широкое распространение среди естествоиспытателей и буржуазных философов, особенно после революции 1848 года. Отрицая качественные различия в природе и обществе, сводя их к чисто количественным разли- чиям, механисты тем самым отрицали коренные изменения, происходящие в природе и в обществе. Они не признавали нали- чие скачков и революций, проповедуя идею вульгарной, плоской эволюции. Механицизм, будучи в корне противоположен диалектиче- скому пониманию развития, потому и привлекал к себе идео- логов буржуазии, что служил им оружием в борьбе против марксизма. Его защищали и проповедовали и вульгарные ма- териалисты 50—60-х годов XIX века, и буржуазные социологи типа Спенсера, противопоставлявшие идее социальной револю- ции идею «мирного», «спокойного», эволюционного развития общества. Вполне понятно, почему именно после Парижской Коммуны идеологи буржуазии ухватились так крепко за меха- ницизм. Дело в том, что они видели в нем средство борьбы против марксистской диалектики.
В отдельные отрасли естествознания еще в середине XIX ве- ка стал проникать агностицизм. В химии в 50-х годах XIX века была распространена так называемая «теория типов», которая отрицала возможность познания строения молекул и предлага- ла химикам отказаться от поисков структурных формул, за- менив их набором чисто эмпирических «типических» формул, которые лишь описывали отдельные химические превращения вещества, но не раскрывали его строения. Это был своеобраз- ный «химический» агностицизм, который, однако, был вскоре преодолен благодаря теории химического строения. В области физиологии, начиная со второй половины XIX века, получил распространение так называемый «физио- логический» идеализм, представители которого (немецкие фи- зиологи И. Мюллер, Г. Гельмгольц и др.) пытались использо- вать открытия физиологии вообще, физиологии органов чувств в особенности, для обоснования кантианских выводов о «гра- ницах познания», об ощущениях как условных знаках (симво- лах) вещей, а не их образах и т. д. В физике в это же самое время получила распространение гипотеза «тепловой смерти» Вселенной, согласно которой весь мир в конце концов придет к полному выравниванию темпера- турных условий, из-за чего якобы с неизбежностью приостано- вится всякое развитие в природе. Суть этой реакционной тео- рии состояла в проповеди «конца мира», а значит, и его «нача- ла». При этом термодинамика вопреки ее действительному содержанию была совершенно незаконно истолкована в идеали- стическом смысле. Так сложилось особого рода направление, родственное энергетизму, которое можно назвать «термодина- мическим» идеализмом. Идеалисты особенно эксплуатировали математику. Пользу- ясь тем, что математические представления в известной степе- ни отвлечены от реальной действительности, они пытались завуалировать всякую связь математики с действительностью, отрицать эту связь и выдавать математику за продукт челове- ческого ума, лишенный какого бы то ни было объективного содержания. Это был своеобразный «математический» идеа- лизм. В 70-х годах XIX века стали появляться враждебные мар- ксизму течения, стремившиеся подорвать революционное дви- жение пролетариата изнутри. Это был оппортунизм. На воззре- ния оппортунистов большое влияние оказал Е. Дюринг. Характерно, что в борьбе против революционной диалектики он пытался опереться на естествознание. Перед основоположниками марксизма встала насущная за- дача разгромить такого рода течения и показать, что они не только не исходят из данных науки, но, напротив, прямо про- тиворечат всем ее достижениям. Разбирая вопросы естествозна- ния, Энгельс связывал их анализ с общей борьбой против
буржуазной идеологии. Он разоблачал малейшие шатания ученых в сторону идеализма, показывая антинаучность идей о внемировом творце, о начале и конце мира, о вечности жизни, о непознаваемой «вещи в себе» и тому подобных выдумках идеа- листов и метафизиков. 2. ИСТОРИЗМ В ОБОСНОВАНИИ СТРУКТУРЫ «ДИАЛЕКТИКИ ПРИРОДЫ», ОПИРАЮЩЕЙСЯ НА КЛАССИФИКАЦИЮ НАУК Структурный план «Диалектики природы». Общий план книги Энгельса [см. 17, стр. 1] распадается по существу на три части. Первая, вводная, часть посвящена рассмотрению истории естествознания и его связи с философией, в особенности анали- зу современного Энгельсу естествознания с позиций диалекти- ческого материализма, а также характеристике в общих чертах материалистической диалектики как «науки о всеобщей связи» и ее главнейших законов. Вторая, центральная, часть по- священа классификации естественных наук и соображениям об отдельных естественных науках, включая математику. Третью, заключительную, часть Энгельс предполагал специально посвя- тить критике и разоблачению различных модных в то время направлений в буржуазном мировоззрении: агностицизма, про- возглашавшего существование «границ познания», механициз- ма, сводившего высшие формы движения к низшим, вирхови- анства, проповедовавшего идею «клеточного государства», ви- тализма, социального дарвинизма и т. п. Совершенно очевидно, что центральную часть книги, а тем самым и ее общую основу составляет разработанная Энгельсом марксистская классификация наук, представленная в четвер- том пункте общего плана «Диалектики природы»: «Связь наук. Математика, механика, физика, химия, биология. Сен-Симон (Конт) и Гегель» [17, стр. 1]. В следующем, пятом, пункте того же общего плана идут очерки об отдельных науках и их диалектическом содержании, причем в той именно последовательности, которая предусмот- рена общей классификацией наук: «1) математика: диалектические вспомогательные средства и обороты. — Математическое бесконечное имеет место в дей- ствительности; 2) механика неба — теперь вся она рассматривается как некоторый процесс. — Механика: точкой отправления для нее была инерция, являющаяся лишь отрицательным выражением неуничтожимости движения; 3) физика — переходы молекулярных движений друг в дру- га. Клаузиус и Лошмидт; 4) химия: теории, энергия;
5) биология. Дарвинизм. Необходимость и случайность» [17, стр. 1]. План заканчивается разбором таких вопросов, как «Дарви- нистская политика и дарвинистское учение об обществе», «Дифференциация человека благодаря труду», «Применение политической экономии к естествознанию». Это означает, что Энгельс предполагал закончить свою книгу анализом стыка между естествознанием и социально-экономической наукой. Разоблачая искаженное «объяснение» общественных явле- ний идеологами буржуазии, переносившими на общество зако- ны, действующие в живой природе, Энгельс одновременно ста- вил задачу показать, что человек выделился из животного мира вследствие своей трудовой деятельности. Следовательно, по плану его книга должна была завершиться переходом от рассмотрения вопросов природы к рассмотрению вопросов каче- ственно отличной от природы области — общественных явлений, в частности к рассмотрению вопросов политической экономии. Если структурный план «Диалектики природы» представить в виде общей классификации наук, то получится следующий ряд, совпадающий в своей основе с той схемой, которая выте- кала из синтеза наук, осуществленного Марксом: Последний раздел научного знания не освещался в «Диа- лектике природы», поскольку она касалась природы, а не об- щества. Но в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Энгельс подробно изложил внутреннюю структуру марксистской общественной науки и показал взаи- мосвязь и последовательность отражения разных сторон обще- ственной жизни различными общественными науками. Характеристика этих наук, точнее сказать, их предмета, дается Энгельсом в следующем порядке: материальная эконо- мическая основа общества; государство и право, определяемые экономическими отношениями; идеология, порождаемая госу- дарством; идеологии более высокого порядка, более удаляю- щиеся от экономической основы общества, вплоть до наиболее удаленных, принимающих форму религии и философии. Выше мы видели, что философия, которая, будучи представ- лена материалистической диалектикой, открывает собой общую
систему знаний в «Диалектике природы», вместе с тем завер- шает (как мировоззрение) всю совокупность идеологических надстроек общества. Тем самым общая система наук приобре- тает у Энгельса как бы циклический характер (с возвращением к ее исходному пункту) в противоположность обычным линей- ным классификациям, столь типичным для всех домарксист- ских классификаций. В своей книге «Анти-Дюринг» Энгельс развил положение о том, что вся действительность, изучаемая научным познанием, представляет собой природу, общество и человеческое мышле- ние. Он писал, что мы можем подвергнуть мысленному рас- смотрению «природу или историю человечества, или нашу соб- ственную духовную деятельность...» [18, стр. 20]. Следовательно, перечисляя те области действительности, ко- торые мы можем подвергать научному исследованию, Энгельс выделял именно те же три области (природа, общество и мыш- ление, или духовная деятельность человека), которые фигури- руют в определении диалектики как науки о наиболее общих законах развития, совершающегося в природе, обществе и мышлении. То обстоятельство, что у Энгельса основное деление наук проводится именно на указанные три области знания, подчерк- нуто В. И. Лениным, который писал, что в «Анти-Дюринге» Энгельса «разобраны величайшие вопросы из области филосо- фии, естествознания и общественных наук...» [19, стр. 11]. Здесь, как мы видим, деление наук соответствует существованию та- ких основных областей знания, как природа, общество и мыш- ление, причем в философию включается, как это понятно само собой, и диалектика, то есть наука о наиболее общих законах развития внешнего мира (природы и общества) и его отраже- ния в нашем сознании (мышления). Историзм во взглядах на познание природы человеком. Ло- гическое как обобщение исторического. «Диалектика природы» открывается «Введением», в котором исторический подход вы- ступает двояко: в первой части «Введения» рассматривается ис- торическое развитие естествознания, во второй части — история развития природы и человеческого общества. Таким образом, Энгельс нарисовал, с одной стороны, картину развития самой материи, совершающегося от низших и простейших из извест- ных в то время ее видов и форм движения до высших и сложней- ших, а с другой — картину исторического развития познания че- ловеком природы за последние четыре с лишним столетия. Через всю «Диалектику природы» проводится мысль о том, что «в естествознании, благодаря его собственному развитию, метафизическая концепция стала невозможной» [17, стр. 1]. Энгельс показал, что до начала XIX века метафизический спо- соб мышления в общем не мешал ученым справляться с на-
личным эмпирическим материалом, а в какой-то степени даже облегчал им выполнять эту задачу. Однако, начиная уже с се- редины XVIII века, метафизика стала изживать себя, прихо- дить в противоречие с новыми естественнонаучными открытия- ми. В дальнейшем она окончательно изжила себя и преврати- лась в сильнейший тормоз в развитии естествознания. Всю историю естествознания Энгельс рассматривал в плане борь- бы материализма против идеализма, диалектики против мета- физики, науки против религии. Энгельс говорил, что возникновение современной науки о природе связано с открытием, которое сделал великий поль- ский ученый Николай Коперник. С момента создания им гелио- центрического учения стало рушиться освященное церковью старое птолемеевское геоцентрическое учение. Это был, по сло- вам Энгельса, революционный акт, которым исследование природы заявило о своей независимости от церкви. «Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии...» [17, стр. 5]. Но в результате господства метафизики создается такое положение, когда «наука все еще глубоко увязает в теологии. Она повсюду ищет и находит в качестве последней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы... Коперник в начале рассматриваемого нами периода дает отставку теоло- гии; Ньютон завершает этот период постулатом божественно- го первого толчка» [17, стр. 7]. Энгельс показал, почему так происходит. Основой метафи- зического взгляда на природу, который (вопреки открытиям Ломоносова, Канта, К. Вольфа, Лапласа и других передовых ученых XVIII века) все же оставался господствующим в есте- ствознании вплоть до начала XIX века, являлось представле- ние об абсолютной неизменяемости природы. «Согласно этому взгляду, — писал Энгельс, — природа, каким бы путем она са- ма ни возникла, раз она уже имеется налицо, оставалась всегда неизменной, пока она существует... В природе отрицали всякое изменение, всякое развитие» [17, стр. 6]. По утверждениям многочисленных сторонников такого взгляда, неизменные планеты должны были все время неиз- менным образом двигаться вокруг неизменного Солнца. Число и характер химических элементов и их соединений, минералов и горных пород, растительных и животных видов должны были оставаться также неизменными. Но если не признавать разви- тия материи, то невозможно разумно объяснить, откуда воз- никли и солнечная система, и наша Земля с ее твердой корой, водными пространствами и атмосферой, и сама жизнь на Земле, представленная многочисленными органическими видами. Единственным ответом на вопрос: откуда все это взялось? для метафизиков-естествоиспытателей служила ссылка на
«первоначальный толчок» свыше, то есть на божественный акт творения. Так метафизика логически приводила к теологии. Энгельс доказал, что метафизика не только не помогает есте- ствознанию окончательно порвать прежние связи с теологией, с религией, которая душила науку в средние века и против ко- торой наука восстала в так называемую эпоху Возрождения, но, напротив, что она неминуемо приводит естествоиспытателей к теологии. «Нужно признать величайшей заслугой тогдашней филосо- фии, — писал Энгельс, — что, несмотря на ограниченное состо- яние современных ей естественно-научных знаний, она не сби- лась с толку, что она, начиная от Спинозы и кончая великими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяс- нить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего» [17, стр. 7]. Далее Энгельс доказал, с какими трудностями пробивался в естествознание новый взгляд на природу, отрицавший первый толчок и творческие акты в астрономии, химии, физике, геоло- гии и, наконец, в биологии, какое ожесточенное сопротивление встречал этот взгляд со стороны ученых-консерваторов. Соот- ветствующие открытия, подтверждавшие новый взгляд на при- роду, Энгельс образно сравнивал с брешами, которые одна за другой пробивались в окаменелом метафизическом учении о природе. Исходя из идеи единства двух методологических проблем естествознания, Энгельс говорил, что историческая последова- тельность, с которой одна за другой развивались отдельные от- расли естествознания, в целом отвечает логической последова- тельности, с которой они располагаются теперь в их общем ряду. Указывая, что в первом периоде развития естествознания, то есть со второй половины XV века, в большинстве областей приходилось начинать с самых азов, Энгельс писал: «При таком положении вещей было неизбежным, что первое место заняло элементарнейшее естествознание — механика земных и небес- ных тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усовершен- ствование математических методов. Здесь были совершены вели- кие дела... Остальные отрасли естествознания были далеки даже от такого предварительного завершения. Механика жидких и газообразных тел была в более значительной степени разрабо- тана лишь к концу указанного периода. Физика в собственном смысле слова, если не считать оптики, достигшей исключитель- ных успехов благодаря практическим потребностям астрономии, еще не вышла за пределы самых первых, начальных ступеней развития. Химия только что освободилась от алхимии посред- ством теории флогистона. Геология еще не вышла из зародыше- вой стадии минералогии, и поэтому палеонтология совсем не
могла еще существовать. Наконец, в области биологии занима- лись главным образом еще накоплением и первоначальной систе- матизацией огромного материала...» [17, стр. 5—6]. Здесь последовательность перечисления наук (механика, физика, химия, геология, биология) соответствует убыванию степени (или уровня) их развития: больше всех других разви- лась механика, стоящая в начале этого ряда, меньше всех дру- гих — биология, замыкающая собой этот ряд. Данное обстоятельство отмечено Энгельсом и в другом, упо- минавшемся уже месте, где говорится, что в то время, как механика достигла известной законченности, химия имела еще детский вид, а биология только что родилась (была еще в пелен- ках) [см. И, стр. 354]. Начиная с середины XVIII века, в метафизическом естест- вознании стали пробиваться первые бреши, причем последова- тельность наук, в которой они пробивались одна за другой, бы- ла такой, какая резюмирована в том же общем ряду наук. Первой брешью Энгельс, не зная о работах Ломоносова1, счи- тал выдвижение Кантом космогонической гипотезы (1755). Эта гипотеза коснулась астрономии (небесной механики), при- чем Кант подчеркивал в самом названии своей работы — «Все- общая естественная история и теория неба», — что речь идет об объяснении механического происхождения Вселенной согласно ньютоновским законам. Следовательно, и здесь имеет место совпадение между ло- гическим (начальным местом механики в ряду наук) и истори- ческим (проникновением идеи развития в естествознание, на- чавшимся также с механики). Иначе говоря, переход от первого периода в истории соб- ственно естествознания ко второму начался именно с механики. Космогоническая гипотеза позволила взглянуть на всю аст- рономию как на исторический процесс. Этот историзм подчер- кивал Энгельс: «механика неба — теперь вся она рассматри- вается как некоторый процесс» [17, стр. 1]. Если учесть, что к собственно естествознанию примыкает математика, стоящая впереди механики в общем ряду наук, поскольку ее методы находятся на службе у механики, то и здесь обнаружится совпадение исторического и логического: проникновение диалектики в математику началось задолго до того, как эта диалектика в форме идеи развития стала прони- кать в небесную механику (в астрономию). Связывая это событие с возникновением высшей математи- ки (анализом бесконечно малых величин и аналитической гео- метрией), Энгельс писал: «Однако известное замешательство 1 По поводу отношения Энгельса к Ломоносову см. нашу статью «К пуб- ликации заметок Энгельса о Ломоносове» («Вопросы философии», 1950, № 3, стр. 117—123).
вызвала уже высшая математика... Здесь затвердевшие кате- гории расплавились, математика вступила в такую область, где даже столь простые отношения, как отношения абстрактного количества, дурная бесконечность, приняли совершенно диалек- тический вид и заставили математиков стихийно и против их воли стать диалектиками» [17, стр. 160]. Можно считать, что вступление математики во второй пе- риод своего развития, соответствующий второму же периоду в истории собственно естествознания, началось еще в середине XVIII века, то есть более чем за 100 лет до того, как это движе- ние началось в механике. Следовательно, и здесь история по- знания и логика, резюмирующая его итог, совпадают, ибо в общем ряду наук мы имеем: Как показал Энгельс, кантовская космогоническая гипоте- за делала логически неизбежным принятие исторического взгляда на всю неживую и живую природу, следовательно, про- никновение диалектики в геологию, географию, биологию. «Ведь в открытии Канта заключалась отправная точка всего дальнейшего движения вперед. Если земля была чем-то став- шим, то чем-то ставшим должны были быть также ее тепереш- нее геологическое, географическое, климатическое состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю...» [17, стр. 8]. Противоречие между представлением об изменяемости Зем- ли и учением о неизменности живущих на ней организмов мог- ло бы просуществовать и дольше, если бы зарождавшейся идее развития природы не явилась помощь с другой стороны: «Воз- никла геология, — писал Энгельс, — и обнаружила не только наличность образовавшихся друг после друга и расположенных друг над другом геологических слоев, но и сохранившиеся в этих слоях раковины и скелеты вымерших животных, стволы, листья и плоды не существующих уже больше растений. Надо было решиться признать, что историю во времени имеет не только земля, взятая в общем и целом, но и ее теперешняя по- верхность и живущие на ней растения и животные» [17, стр. 9]. Следовательно, здесь историческая последовательность раз- вития наук соответствует такому логическому их ряду: (Здесь в скобках поставлены науки, тесно связанные с гео- логией и частично включаемые в нее. При этом переход от гео- логии к биологии совершается через палеонтологию). В связи с геологией Энгельс отметил существование двух односторонних концепций, из которых одна отрицает эволюци-
онные изменения («теория катастроф» Кювье), а другая — каче- ственные скачки («теория медленного развития» Лайеля). «Тео- рия Кювье о претерпеваемых землей революциях была револю- ционна на словах и реакционна на деле, — писал Энгельс. — На место одного акта божественного творения она ставила целый ряд повторных актов творения и делала из чуда существенный рычаг природы» [17, стр. 9]. Показывая положительное значение теории Лайеля о мед- ленном изменении Земли, Энгельс вместе с тем решительно критиковал механистическую односторонность воззрений само- го Лайеля, для которого Земля не развивается в определенном направлении, а просто изменяется случайным, бессвязным об- разом. Составленный выше ряд естественных наук указывает по- следовательность проникновения в них идеи развития, а следо- вательно, диалектики через пробиваемые бреши в старом, ме- тафизическом взгляде на природу. При этом некоторые отрас- ли естествознания вообще возникли в качестве наук лишь во втором периоде истории естествознания, то есть в XIX веке, по- скольку они изучали с самого же начала своего существования не отдельные готовые вещи, а процессы: «Физиология, которая исследует процессы в растительном и животном организме; эм- бриология, изучающая развитие отдельного организма от за- родышевого состояния до зрелости; геология, изучающая по- степенное образование земной коры, — все эти науки суть де- тища нашего (XIX. — Б. К) века» [11, стр. 369]. Отмечая, что «благодаря сравнительной физической геогра- фии были установлены условия жизни различных флор и фа- ун» [17, стр. 10], Энгельс и здесь подчеркивал ту же последова- тельность в развитии наук, которая представлена выше и в данном случае может быть выражена так: физическая география биология. Если от астрономии как механики неба у Энгельса шел ряд наук в порядке перехода от неба к Земле в целом, от Земли в целом к ее коре (геология),от ее коры к ее поверхности (геогра- фия) и далее к живущим на ее поверхности существам (био- логия), то от той же механики неба как механики шел уже из- вестный ряд наук, расположенных в порядке перехода от ме- ханического движения к физическому, химическому и, наконец, биологическому. В «Введении» к «Диалектике природы» Энгельс вслед за геологией переходил к физике, показывая, что благодаря от- крытию превращения энергии «физика, как уже ранее астроно- мия, пришла к такому результату, который с необходимостью указывал на вечный круговорот движущейся материи, как на последний вывод науки» [17, стр. 10].
Следовательно, здесь снова подчеркивается то же единство исторического и логического, которое может быть представлено в данном случае так: механика (небесная) физика. Вслед за физикой Энгельс рассматривал в том же историче- ском плане химию. Со времени Лавуазье (кислородная теория) и Дальтона (химическая атомистика) химия стала развиваться поразительно быстро. Главный же ее успех состоял в том, что она начала ликвидацию разрыва между неживой и живой при- родой: «Благодаря получению неорганическим путем таких химических соединений, — писал Энгельс, — которые до того времени порождались только в живом организме, было доказа- но, что законы химии имеют ту же силу для органических тел, как и для неорганических, и была заполнена значительная часть той якобы навеки непроходимой пропасти между неорга- нической и органической природой, которую признавал еще Кант» [17, стр. 10]. В другом месте по поводу роли химии как логической и исторической предпосылки биологии Энгельс отмечал, что до XIX века «для всякого более основательного изучения форм органической жизни недоставало обеих первооснов — химии и науки о главной органической структурной форме, клетке» [17, стр. 153]. Следовательно, успехи химии Энгельс трактовал с точки зрения их значения для понимания явлений жизни. Тем самым он раскрывал прямой переход от химии к биологии согласно их следованию друг за другом в общем ряду наук: химия биология. В соответствии с этой логической последовательностью вслед за химией Энгельс переходил к биологии, тем самым де- монстрируя и здесь единство исторического и логического. Указывая на результаты научных путешествий и экспедиций, на успехи палеонтологии, анатомии и физиологии, возросшие особенно после открытия клетки и разработки микроскопиче- ского метода исследований, Энгельс писал: «Наконец, и в обла- сти биологического исследования... стало возможным — и в то же время необходимым — применение сравнительного метода» [17, стр. 10]. (Слово «наконец» подчеркивает, что речь идет о науке, завершающей собой общий ряд наук). Но в сравнительном методе конкретизируется общий диа- лектический метод познания явлений природы. Значит, вместе с ним в область биологии проникала и диалектика, а сама био- логия вслед за другими естественными науками вступала во второй период развития естествознания. Сжатое перечисление в последовательном порядке всех бре- шей, пробитых в метафизическом взгляде на природу, мы на-
ходим в той же «Диалектике природы», причем их историче- ская последовательность в общем и целом соответствует логи- ческой последовательности, выраженной в классификации наук и представленной выше приведенными рядами наук. «Первая брешь — Кант и Лаплас (механика неба. — Б. К.). Вторая — геология и палеонтология (Ляйель, медленное развитие). Третья — органическая химия, изготовляющая органические тела и показывающая применимость химических законов к живым телам. Четвертая — 1842 год, механическая [теория] теплоты, Гров (физика. — Б. К.). Пятая — Дарвин, Ламарк, клетка и т. д. (борьба, Кювье и Агассис) (биология. — Б. К.). Шестая — элементы сравнительного метода в анатомии, в кли- матологии (изотермы), в географии животных и растений (на- учные экспедиции и путешествия с середины XVIII века), во- обще в физической географии (Гумбольдт); приведение в связь материала. Морфология (эмбриология, Бэр)» [17, стр. 154]. В статье «Основные формы движения» Энгельс выделил из всех естественных наук четыре главные (механику, физику, химию, биологию), показывая, что в историческом развитии естествознания они следовали одна за другой в этом именно порядке, но только две средние (физика и химия) шли при- мерно рядом друг с другом. Раньше же всего развилась «меха- ника небесных тел и земных масс; за ней следует теория моле- кулярного движения, физика, а тотчас же вслед за последней, почти наряду с ней, а иногда и раньше нее, наука о движении атомов, химия» [17, стр. 44]. Только после значительного раз- вития механики, физики и химии могла возникнуть, опираясь на них, биология. Таким образом, здесь Энгельсом уже совершенно четко проведена мысль о совпадении исторического хода развития от- дельных отраслей естествознания с логическим рядом тех же отраслей, составившим основу марксистской классификации естественных наук. Обобщая с точки зрения диалектического материализма ре- зультаты развития основных областей естествознания, достиг- нутые к середине 70-х годов XIX века, Энгельс заключал: «Новое воззрение на природу было готово в его основных чер- тах: все застывшее стало текучим, все неподвижное стало под- вижным, все то особое, которое считалось вечным, оказалось преходящим, было доказано, что вся природа движется в веч- ном потоке и круговороте» [17, стр. 11]. И далее: «...вся природа, начиная от мельчайших частиц ее до величайших тел, начиная от песчинки и кончая солнцем, начиная от протиста и кончая человеком, находится в вечном возникновении и уничтожении, в непрерывном течении, в неустанном движении и изменении» [17, стр. 11]. Энгельс показал, что привычка естествоиспытателей мыс-
лить метафизически превратилась в XIX веке в весьма живу- чую и очень вредную традицию, приводившую к тому, что но- вые естественнонаучные открытия искажались в угоду давно уже устаревшей метафизике. «...Традиция, — отмечал он, — яв- ляется могучей силой не только в католической церкви, но и в естествознании» [17, стр. 9]. Метафизика всячески тормозила проникновение в естество- знание диалектики. Отсюда между старым и новым, между метафизикой и диалектикой в естествознании неизбежно должна была развернуться борьба, причем эта борьба не мог- ла не оказаться в прямой связи с исконной борьбой между ма- териализмом и идеализмом, между наукой и религией. Вместе с раскрытием и подтверждением диалектики в при- роде благодаря новым открытиям утверждался материалисти- ческий взгляд на нее, ибо диалектика позволяет объяснить все явления природы из самой природы, из развития форм движе- ния материи, из их взаимосвязей и переходов. Диалектический подход к изучению явлений природы не оставляет места для идеализма с его провозглашением творческих актов, первона- чальных толчков, непознаваемых «вещей в себе». Говоря об успехах естествознания XIX века, Энгельс заклю- чал: «Таким образом, материалистическое воззрение на приро- ду покоится теперь на еще более крепком фундаменте, чем в прошлом столетии... Теперь вся природа простирается перед на- ми как некоторая система связей и процессов, объясненная и понятая по крайней мере в основных чертах. Конечно, материа- листическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений...» [17, стр. 156, 157]. Значение передовой философии для естествознания. До сих пор мы излагали взгляды Энгельса на то, как складывались в историческом развитии отношения между отдельными естествен- ными науками. Теперь же остановимся на его высказываниях о роли передовой философии по отношению к естествознанию. Это даст ключ к определению места философии в общем ряду наук. Энгельс показал, что трудности и противоречия развития современного ему естествознания проистекают из того, что по- сле 1848 года, который произвел полный переворот в области философии, вместе с гегельянством была выброшена за борт и диалектика, «как раз в тот самый момент, когда диалектиче- ский характер процессов природы стал непреодолимо навязы- ваться мысли и когда, следовательно, только диалектика могла помочь естествознанию выбраться из теоретических труд- ностей» [17, стр. 23]. Анализируя ход теоретического развития в Германии со времени Гегеля, Энгельс подчеркивал: «Возврат к диалектике
совершается бессознательно, поэтому противоречиво и медлен- но» [17, стр. 1]. Чтобы устранить эти противоречия, естествоиспытателям необходимо было сознательно овладеть диалектическим мето- дом. «И здесь, — указывал Энгельс, — действительно нет ника- кого другого выхода, никакой другой возможности добиться ясности, кроме возврата в той или иной форме от метафизиче- ского мышления к диалектическому» [17, стр. 24]. Энгельс поставил вопрос о значении передовой философии для естествознания, о той огромной роли, которую играет диа- лектико-материалистическая философия в развитии естествен- ных наук. Он нанес удар позитивистам, отрицающим филосо- фию, и эмпирикам, отрицающим необходимость теоретического обобщения результатов естествознания. При этом он ссылался на одно высказывание Гегеля, которое гласит, что для того, чтобы изготовить башмак, нужно изучить сапожное дело и уп- ражняться в нем и что только для философствования не счи- тают обязательным требовать такого рода изучения и труда. «Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, — писал Энгельс, — когда игнорируют или бра- нят ее. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют либо из обыденно- го общего сознания так называемых образованных людей, над которым господствуют остатки давно умерших философских систем, либо из крох прослушанных в обязательном порядке университетских курсов по философии (которые представляют собою не только отрывочные взгляды, но и мешанину из воз- зрений людей, принадлежащих к самым различным и по боль- шей части к самым скверным школам), либо из некритического и несистематического чтения всякого рода философских произ- ведений, — то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой сквер- ной, и те, кто больше всех ругают философию, являются раба- ми как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений» [17, стр. 164—165]. В подтверждение сказанного Энгельс приводил множество убедительных примеров. Он говорил о том, как химия преодо- лела идею абстрактной делимости физического, приводящую к «дурной бесконечности», то есть отрицающую появление в хо- де деления материи каких-либо качественно особых дискретных частиц. Преодолев эту ложную идею, химия пришла к атоми- стике, в которой обнаруживаются черты диалектики. Достигла этого химия только с помощью теоретического мышления, но отнюдь не путем узкого эмпиризма. «А здесь, — подчеркивал Энгельс, — волей-неволей приходится мыслить: атом и молеку- лу и т. д. нельзя наблюдать в микроскоп, а только посредством мышления» [17, стр. 160].
Энгельс приводил пример, когда теоретические расчеты го- ворили одно, а прямое эмпирическое наблюдение — другое, и права оказывалась не сугубая эмпирия, отрицавшая значение теории, а теория, опиравшаяся на обобщенный ею широкий опыт. «Ньютон теоретически установил сплюснутость земного шара, — констатировал Энгельс. — Между тем Кассини и дру- гие французы еще долго спустя утверждали, опираясь на свои эмпирические измерения, что земля эллипсоидальна и что по- лярная ось — самая длинная» [17, стр. 163]. Пока шла речь о собирании фактов и о том, чтобы каким-то образом справиться с имевшимся налицо сравнительно еще не- значительным материалом, можно было ограничиться методом узкого эмпиризма. Но так обстояло дело лишь до конца XVIII века. С тех пор количество опытных данных возросло в таких огромных размерах, что все настоятельнее становилась задача теоретического обобщения всей этой массы установлен- ных фактов. В связи с этим Энгельс писал: «Эмпирическое естествозна- ние накопило такую необъятную массу положительного мате- риала, что в каждой отдельной области исследования стала прямо-таки неустранимой необходимость упорядочить этот материал систематически и сообразно его внутренней связи. Точно так же становится неустранимой задача приведения в правильную связь между собою отдельных областей знания. Но, занявшись этим, естествознание вступает в теоретическую область, а здесь эмпирические методы оказываются бессильны- ми, здесь может оказать помощь только теоретическое мышле- ние. Но теоретическое мышление является прирожденным свойством только в виде способности. Эта способность должна быть развита, усовершенствована, а для этого не существует до сих пор никакого иного средства, кроме изучения всей пред- шествующей философии» [17, стр. 22]. Энгельс убеждал естествоиспытателей-эмпириков, боящихся теоретического мышления и в особенности философии, в том, что передовая философия не только полезна, но и прямо необ- ходима для естествознания, что она всегда оказывала естество- знанию много серьезных услуг. В самом деле, особенно боль- шое значение передовой философии состоит в том, что она помогает научному предвидению, вооружает теоретическую мысль ученых способностью проникать в самую глубь еще не- известного, непознанного. Энгельс приводил примеры того, как в ходе развития чело- веческой мысли философия опережала естествознание, как идеи, высказанные философами на основе чисто теоретических представлений, только значительно позднее получали подтвер- ждение в результате эмпирических открытий, сделанных есте- ствоиспытателями. «Положения, установленные в философии уже сотни лет тому назад, положения, с которыми в философии
давно уже покончили, — писал он, — часто выступают у теоре- тизирующих естествоиспытателей в качестве самоновейших истин, становясь на время даже предметом моды. Когда меха- ническая теория теплоты привела новые доказательства в под- тверждение положения о сохранении энергии и снова выдвину- ла его на передний план, то это несомненно было огромным ее успехом; но могло ли бы это положение фигурировать в каче- стве чего-то столь абсолютно нового, если бы господа физики вспомнили, что оно было выдвинуто уже Декартом?» [17, стр. 23]. В другом месте Энгельс разобрал этот же пример более подробно. Он писал: «Неуничтожимость движения выражена в положении Декарта, что во вселенной сохраняется всегда одно и то же количество движения. Естествоиспытатели, говоря о «неуничтожимости силы», выражают эту мысль несовершенным образом. Чисто количественное выражение Декарта тоже недо- статочно: движение как таковое, как существенное проявление, как форма существования материи, неуничтожимо, как и сама материя, — эта формулировка включает в себя количественную сторону дела. Значит, и здесь естествоиспытатель через двести лет подтвердил философа» [17, стр. 195]. В такой же связи сделана и заметка, гласящая, что Арис- тарх Самосский уже за 270 лет до нашей эры выдвигал копер- никанскую теорию о Земле и Солнце [см. 17, стр. 150]. То же касается и учения физики и химии о строении мате- рии. Энгельс показал, что древние философы-материалисты не только выдвинули общую идею об атомистическом строении материи, но и предугадывали, разумеется в самой общей фор- ме, и более частные свойства атомов. Так, известно, что уже Эпикур приписывал атомам различия не только по величине и форме, но также и по весу, то есть он по-своему уже знал атомный вес и атомный объем. В связи с этим же Энгельс говорил, что и у Гегеля имеются пророческие высказывания насчет атомных весов в противовес господствовавшим тогда взглядам физиков. То же самое взаимоотношение между философией и эмпи- рическим естествознанием Энгельс обнаруживал и в области биологии. Называя разрыв между ними дуализмом, он писал: «В случае с Океном... ясно выступает бессмыслица, получив- шаяся от дуализма между естествознанием и философией. Идя чисто мыслительным путем, Окен открывает протоплазму и клетку, но никому не приходит в голову подвергнуть этот во- прос естественно-научному исследованию — мышление должно решить его! А когда протоплазма и клетка были открыты, то от Окена все отвернулись!» [17, стр. 162]. Рассмотрев таким образом, как складывались в ходе разви- тия научного познания взаимоотношения между естествознани- ем и философией, Энгельс подвел современных ему естествоис-
пытателей к необходимости выбирать между передовой фи- лософией, которая помогает науке и освещает пути ее дальнейшего развития, и реакционной философией, которая только запутывает мышление ученых и тем самым сбивает науку с правильного пути. Доказывая теснейшую связь, существующую между естест- вознанием и философией, Энгельс писал: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует филосо- фия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними власт- вовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мыш- ления, которая основывается на знакомстве с историей мышле- ния и с ее достижениями» [17, стр. 165]. Историзм во взглядах на природу. Логическое как отраже- ние исторического. Во второй части «Введения», как уже ука- зывалось, Энгельс в замечательно яркой форме изложил в со- ответствии с данными науки того времени общую картину ди- алектического развития природы от самых простых, низших из известных тогда форм движения материи до возникновения и развития жизни, вплоть до появления человека и развития че- ловеческого общества. Развитие природы представлено Энгельсом как процесс последовательного раскрытия заклю- ченных в ней качественных особенностей, составляющих беско- нечное многообразие форм ее движения. Ход истории природы, согласно взглядам Энгельса, опираю- щимся на данные естествознания второй половины XIX века, может быть сжато представлен следующим образом. Из вихре- образно вращающейся туманности наряду с бесчисленными солнцами и солнечными системами нашего мирового острова возникает наша солнечная система. Хотя законы движения га- зообразных туманностей, указывал Энгельс, еще не открыты, но тем не менее ясно, что главную роль на этом этапе развития природы играет механическое движение. «Лаплас показал под- робным и еще не превзойденным до сих пор образом, — писал Энгельс, — как из отдельной туманной массы развивается сол- нечная система; позднейшая наука все более и более подтвер- ждала ход его мыслей» [17, стр. 12]. Для относительно исходной стадии развития природы, ко- торой является рассматриваемая туманная масса, характерно, считал Энгельс, отсутствие какой-либо дифференциации мате- рии, качественной различимости ее отдельных частей и форм ее движения. Все это обнаруживается лишь значительно позднее, когда начинается физическая, а затем и химическая дифферен- циация вещества и его движения. «Уже на солнце, — отмечал Энгельс, — отдельные вещества диссоциированы и не разли- чаются по своему действию. А в газовом шаре туманности все вещества, хотя и существуют раздельно, сливаются в чистую
материю как таковую, действуя только как материя, а не со- гласно своим специфическим свойствам» [17, стр. 193]. Далее, говоря о воззрениях древних на бесформенную ма- терию как на изначально существующий хаос, Энгельс писал: «Этот хаос мы снова находим у Лапласа; к нему приближается туманность, которая тоже имеет только еще начатки формы. В дальнейшем наступает дифференцирование» [17, стр. 193]. В связи с космогонической гипотезой Энгельс разрабатывал категорию материи. Метафизики искали в свое время материю как таковую, которая была бы лишена конкретных свойств и форм и выражала бы некоторое общее материальное начало. Энгельс отвергал такое метафизическое представление об абст- рактной материи, о материи как таковой, лишенной ее кон- кретных проявлений. Он искал в природе наименее развитую, следовательно, относительно наиболее простую форму материи, в которой различные специфические свойства материи еще не успели бы развиться и обнаружиться. Такое относительно наи- более простое, недифференцированное состояние материи Энгельс усматривал в так называемой первичной туманности, из которой, согласно канто-лапласовской гипотезе, произошла впоследствии солнечная система. Таким образом, Энгельс показал, что с точки зрения мате- риалистической диалектики материя как таковая — это не пу- стая, то есть не формальная, абстракция, а конкретная, про- стейшая из известных, не успевшая еще дифференцироваться форма материи, с которой начинается развитие природы в пре- делах солнечной системы. В итоге образования из газовой туманности отдельных не- бесных тел на первое место выдвигается тепловое движение (то есть одна из физических форм движения). Хотя все небес- ные тела совершают и механическое движение, однако оно уже не выступает здесь как главное. «На образовавшихся таким образом отдельных телах — солнцах, планетах, спутниках, — отмечал Энгельс, — господствует сначала та форма движения материи, которую мы называем теплотой. О химических соеди- нениях элементов (то есть о химической форме движения. — Б. К.) не может быть и речи...» [17, стр. 12]. Подчиненность механического перемещения более слож- ным физическим формам движения подчеркивается тем, писал Энгельс, что «происходящие на солнце механические движения проистекают исключительно из конфликта теплоты с тяжестью» [17, стр. 12]. Прогрессирующее охлаждение способствует развитию по- верхности отдельного небесного тела, например планеты. В ре- зультате этого на первый план выступает взаимодействие пре- вращающихся друг в друга физических форм движения, и тем самым главными становятся теперь именно эти физические формы движения материи. Пока дело касалось лишь теплоты,
возможности ее превращения в другие физические формы дви- жения были ограничены и это ограничивало свободу развер- тывания физического движения во всем его качественном раз- нообразии, а значит, и его господство на данной ступени раз- вития природы. Затем, отмечал Энгельс, по мере дальнейшего охлаждения небесного тела (планеты), начинается дифференциация хими- ческих элементов с последующим возникновением химического взаимодействия. Это означает, что от физического движения со- вершился переход к химическому и в полном соответствии с этим в общем ряду наук за физикой следует химия. Конденсация газообразной материи в жидкость и последую- щая ее кристаллизация, писал далее Энгельс, обусловливают приобретение планетой твердой коры, а также развитие атмос- феры с появлением в ней метеорологических процессов в совре- менном их значении. Поверхность же планеты становится «аре- ной геологических изменений...» [17, стр. 13]. В связи с этим мы могли бы сказать, что на этом этапе раз- вития природы в свои права вступают различные геологические движения, которые изучаются с разных сторон геологией и при- мыкающими к ней науками — минералогией, кристаллографией, метеорологией. С дальнейшим охлаждением планеты создаются условия, при которых возникает жизнь, то есть образуется жизнеспособ- ный белок и живая протоплазма. Это означает, что совершается переход к биологической форме движения материи. Последова- тельное усложнение форм жизни достигает своего высшего раз- вития в человеке, с возникновением которого природа приходит к осознанию самой себя. Вместе с человеком процесс разви- тия выходит за пределы собственно природы и вступает в об- ласть истории. Таковы вкратце, по Энгельсу, контуры истории природы. Последовательность возникновения и смены различных сту- пеней развития солнечной системы и Земли соответствует здесь последовательности развития отдельных форм движения. Они следуют в том же порядке: механическое, физическое, химиче- ское и биологическое движения. С другой стороны, геологиче- ские и метеорологические процессы занимают здесь место, про- межуточное между химизмом и жизнью, представляя собой те условия, при которых усложнение органического вещества дохо- дит до образования белка. Идея единства развития форм движения материи и истории всей природы в целом особенно четко сформулирована Энгель- сом в заметке, начинающейся со слов: «Вечные законы приро- ды...». Говоря о теории сохранения и превращения энергии, он писал: «Но сама эта теория превращается, если последовательно применить ее ко всем явлениям природы, в историческое изо- бражение изменений, происходящих одно за другим в какой-
нибудь мировой системе от ее возникновения до гибели, т. е. пре- вращается в историю, на каждой ступени которой господствуют другие законы, т. е. другие формы проявления одного и того же универсального движения...» [17, стр. 190]. Таким образом, поскольку история природы в общем совпа- дает с ходом последовательного превращения низших форм дви- жения в высшие, постольку она служит новым обоснованием установленной Энгельсом марксистской классификации наук. В свою очередь в этой классификации отражается не только последовательное развитие форм движения материи внутри какого-либо отдельного процесса или отдельного участка при- роды, но и последовательная смена ступеней в истории развития всей природы, взятой в целом. Тем самым расширяется основа для применения идеи развития, а значит, и принципа суборди- нации к решению проблемы классификации наук. 3. ПРИМЕНЕНИЕ ЭНГЕЛЬСОМ ГЛАВНЫХ ЗАКОНОВ И ПРИНЦИПОВ ДИАЛЕКТИКИ К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК Классификация наук как связь наук. Понимая под диалек- тикой науку о всеобщей связи, Энгельс называл три главных ее закона: превращение количества в качество, взаимное проник- новение противоположностей и отрицание отрицания. Все эти три закона, равно как и общий принцип диалектики, выражен- ный в учении о связях, нашли свое конкретное применение при разработке марксистской классификации наук. Идея о связи наук отражена уже в самом определении их классификации как раскрытия их внутренней связи в противопо- ложность внешнему прикладыванию одной науки к другой. От- мечая, что к этой идее ученые приближались еще в конце XVIII — начале XIX века, Энгельс писал: «Застывший характер старого воззрения на природу создал почву для обобщающего и подытоживающего рассмотрения всего естествознания как одного целого: французские энциклопедисты, еще чисто механи- чески — одно возле другого; — затем в одно и то же время Сен- Симон и немецкая натурфилософия, завершенная Гегелем» [17, стр. 8]. Рассмотреть естествознание как одно органическое целое — это и значит раскрыть внутренние, необходимые связи между всеми его отраслями. Сопоставляя друг с другом все тела природы от самых круп- ных, космических, до самых малых, микрокосмических, Энгельс подчеркивал их всеобщую связь, а значит, и связь между наука- ми, которые их изучают и которые составляют общий ряд есте- ственных наук. Определяя предмет естествознания, он писал, что познавать тела в движении — значит познавать их в их связях и взаимо-
отношениях между собой. Отсюда вытекает, что под предметом естествознания следует, по Энгельсу, понимать не отдельные изолированные друг от друга тела природы, а всю совокупность взаимосвязанных тел, не отдельное изолированное движение, взятое само по себе, как абсолютное, ни от чего не зависящее явление, а движение относительное, обусловленное совокуп- ностью всех остальных движений в природе и выражающее свя- зи и отношения между телами. «Вся доступная нам природа, — писал Энгельс, — образует некую систему, некую совокупную связь тел, причем мы пони- маем здесь под словом тело все материальные реальности, на- чиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, по- скольку признается реальность последнего. В том обстоятель- стве, что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключе- но то, что они воздействуют друг на друга...» [17, стр. 45]. Закон перехода количества в качество. Этот закон имеет весьма важное значение для классификации наук. Составлен- ный Энгельсом общий ряд естественных наук представляет со- бой не что иное, как «узловую линию отношений меры», где в каждом узловом пункте соприкосновения одной науки с другой происходит скачок, переход количества в качество. Об этом Энгельс писал в «Анти-Дюринге» [см. 18, стр. 63]. Таким образом, рассмотрение общего ряда естественных наук, а следовательно, и изучаемых ими форм движения мате- рии, Энгельс связывал непосредственно с законом перехода ко- личества в качество. Сам этот закон Энгельс формулировал так: «...в природе качественные изменения — точно определенным для каждого от- дельного случая способом — могут происходить лишь путем ко- личественного прибавления либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии)» [17, стр. 39]. Эта формулировка полностью сохраняет свое значение и для современного естествознания, в частности для ядерной физики, где качественные различия атомных ядер обусловливаются прежде всего количественными различиями в числе структур- ных частиц (протонов и нейтронов), входящих в состав ядра. Если же при одинаковом составе ядер наблюдается различие в их свойствах, то это объясняется различием в запасе внутренней энергии. Например, различие между ядерными изомерами об- условлено разным количеством содержащейся в них внутрен- ней энергии при одинаковом числе протонов и нейтронов. Энгельс, иллюстрируя этот закон, ссылался, например, на так называемые константы физики, которые «суть большею частью не что иное, как названия узловых точек, где количественное <изменение> прибавление или убавление движения вызывает качественное изменение в состоянии соответствующего тела, — где, следовательно, количество переходит в качество» [17, стр. 41]. С этой точки зрения Энгельс рассматривал в «Диалектике
природы» узловую линию отношений меры не только в части форм движения, но и в части различных состояний материи. Он, например, записал: «Агрегатные состояния — узловые точки, где количественное изменение переходит в качественное» [17, стр. 229]. Напомним, что историю нашей планеты, совершавшуюся под влиянием постепенного охлаждения, Энгельс связывал с последовательным переходом ее вещества из одного физическо- го состояния в другое, а именно, с «переходом части газообраз- ной материи сперва в жидкое, а потом и в твердое состояние...» [17, стр. 13]. Очевидно, что узловыми пунктами в этой истории были как раз те пункты, которые Энгельс рассматривал выше в связи с действием закона перехода количества в качество в об- ласти физики. Но так как история природы, то есть ступени ее развития, проходимые последовательно одна за другой, служат у Энгельса одним из аргументов, подтверждающих его класси- фикацию наук, то тем самым названный закон диалектики как общая методологическая основа исторического взгляда на при- роду служит также обоснованием марксистской классификации наук. Особенно ярко разбираемый закон проявляется в строении материи, при образовании одних, более сложных дискретных видов материи, из других, более простых. Деление какого-либо неорганического тела на все более и более мелкие части может служить тому примером. «Таким образом, — писал Энгельс, — мы видим, что чисто количественная операция деления имеет границу, где она переходит в качественное различие... На этом- то отличии и основывается обособление механики как науки о небесных и земных массах от физики как механики молекул и от химии как физики атомов» [17, стр. 40]. Так на основании закона перехода количественных изменений в качественные Энгельс анализировал переходы от одних наук к другим. Но поскольку сами эти науки располагаются в последователь- ный ряд согласно разработанной Энгельсом классификации наук, то и здесь закон перехода количества в качество служит методологической основой этой классификации: он подчерки- вает тот внутренний «механизм», который действует при пере- ходе от одной науки к другой, от одного, более сложного дис- кретного вида материи к другому, более простому, который об- разуется при делении более сложного ее вида. Для обоснования классификации наук большое значение имеет положение Энгельса о том, что материя расчленена на ряд больших, хорошо отграниченных групп с относительно раз- личными размерами масс, между которыми обнаруживаются промежуточные (по размерам) звенья. В связи с этим Энгельс разбил ложное утверждение, будто «природа не делает скач- ков», которое отстаивали сторонники идеи плоской эволюции.
Очевидно, что здесь проявляется действие того же закона перехода количества в качество: увеличение или уменьшение раз- мера массы тел обусловливает переход от одной качественно определенной группы тел (например, земных масс, служащих объектом земной механики) к другой качественно от нее отлич- ной группе тел (к молекулам — объекту физики, если масса тела уменьшается, или к небесным телам, если она увеличивается). Все это имеет прямое отношение к классификации наук, так как касается последовательного ряда групп тел различной мас- совидности, которые служат объектами для разных наук, рас- полагаемых в ряд соответственно в том же порядке. На данном конкретном материале Энгельс раскрыл соотно- шение между понятиями «скачок» и «постепенность». При всей постепенности перехода от одной качественно своеобразной формы движения к другой, от одного вида материи к другому, такой переход всегда есть скачок, решительный поворот в раз- витии. Если переходные, промежуточные формы между крайни- ми, резко различными формами отсутствуют, то скачок проте- кает резко. Но он не перестает быть скачком и в том случае, если между крайними резко различными формами имеются про- межуточные переходные формы. Следовательно, наличие промежуточных форм отнюдь не является, по Энгельсу, доводом против признания скачков в при- роде, а, наоборот, подтверждает их повсеместное присутствие. Например, между отдельными группами тел — видимой нами звездной системой, солнечной системой, земными массами, мо- лекулами, атомами и, наконец, гипотетическими частицами эфира — существуют весьма резкие разрывы. «Дело не меняет- ся оттого, — писал Энгельс, — что мы находим промежуточные звенья между отдельными группами: так, например, между массами солнечной системы и земными массами мы встречаем астероиды... метеориты и т. д.; так, между земными массами и молекулами мы встречаем в органическом мире клетку. Эти промежуточные звенья доказывают только, что в природе нет скачков именно потому, что она слагается сплошь из скачков» [17, стр. 217]. Таким образом, по Энгельсу, постепенность перехода от од- ной группы тел к другой через промежуточные звенья не толь- ко не говорит в пользу плоского эволюционизма, но, наоборот, полностью его опровергает. Это значит, что скачок от одной крайней формы к другой может совершаться через целый ряд более мелких скачков, благодаря чему весь переход от одной крайности к другой, от одного качества к другому происходит постепенно. Говоря о переходе от одного качества к другому, точнее сказать, от вещи, обладающей одним качеством, к вещи, обла- дающей другим качеством, Энгельс как раз и приводил тот пример, который мы разобрали выше и в котором сопоставляют-
ся между собой такие до предела различные предметы, как ме- теорит (камень) и человек. Заполнение непрерывным образом ряда переходных форм между одной качественно резко выраженной крайностью (ме- теоритом) и другой столь же резко выраженной в качественном отношении крайностью (человеком) отнюдь не означает, по Энгельсу, ликвидацию качественного скачка между обеими крайними формами. Напротив, такого рода заполнение позво- ляет познать их именно потому, что раскрывает постепенность перехода между ними, а тем самым показывает нам постепен- ность как одну из форм осуществления самого скачка между качественно различными вещами. Заметим, однако, что лишь чисто количественное рассмотре- ние совершающихся в природе изменений без одновременного и постоянного учета также и качественной стороны изучаемых процессов и предметов не может дать правильного результата. Например, если между земными массами и молекулой стоит органическая клетка, соответствующая этому месту по своим количественным размерам, то это еще не означает, что всякий переход от любой земной массы к молекулам совершается че- рез клетку. Очевидно, что, кроме чисто количественной сторо- ны явлений (размера тела), в данном случае необходимо учи- тывать обязательно и качественную их сторону (специфику са- мого тела, и в первую очередь то, является ли оно живым, ор- ганическим или мертвым, неорганическим). Отсюда развитие не от всякой земной массы при переходе к молекуле проходит стадию клетки, но лишь от той массы, ко- торая присуща живым существам, образованным из клеток. Таким образом, мы снова пришли к необходимости учиты- вать тот факт, что, начиная с атомов и молекул, развитие природы в дальнейшем как бы поляризуется, или раздваивает- ся, на две основные ветви: на ветвь неживой природы, которая через минералы ведет к горным породам (камням) и вообще горным образованиям, и на ветвь живой природы, которая че- рез белок и клетку ведет к более сложным живым существам (растениям и животным). Отметим, что закон перехода количества в качество играет особенно большую роль при анализе процессов перехода одной формы движения в другую, превращения движения одного ка- чества в движение другого качества. Например, старый спор между Лейбницем и картезианцами о мере механического дви- жения Энгельс решал именно с помощью названного закона ди- алектики. Он показал, что если не происходит качественного изменения самой формы движения, то есть если движение оста- ется механическим, то применима одна мера, введенная Декар- том («количество движения»); если же движение испытывает качественное изменение, переходя из своей механической фор-
мы в другую форму (например, теплоту), то применима другая мера, введенная Лейбницем («живая сила»). «Таким образом, мы находим, — заключал Энгельс, — что механическое движение действительно обладает двоякой мерой, но убеждаемся также, что каждая из этих мер имеет силу для весьма определенно отграниченного круга явлений» [17, стр. 69]. Очевидно, что и этот вопрос имеет прямое отношение к клас- сификации наук, так как касается перехода от механики, стоя- щей в начале ряда наук, к физике (и прежде всего к учению о теплоте), следующей в этом ряду сразу же за механикой. Энгельс показал, что все учение об энергии фактически ос- новывается на признании единства качественной и количествен- ной сторон движения. Исходя из этого, он подверг критике идеалистический вывод Клаузиуса о неизбежности «тепловой смерти» Вселенной. Согласно Клаузиусу, энергия мира постоянна, а энтропия мира, выражающая рассеяние энергии, непрерывно увеличи- вается, стремясь к некоторому максимуму. Когда этот макси- мум будет достигнут, во всем мире прекратится всякое разви- тие и наступит тепловая (точнее сказать, энтропийная) смерть. Отсюда Энгельс сделал гносеологический вывод: там, где, по мнению метафизически мыслящего ученого, прерывается раз- витие, неизбежно приходится допускать сверхъестественный «толчок извне», то есть божественное вмешательство, ибо ина- че нельзя объяснить, каким образом возникло ныне существую- щее положение вещей. Метафизика ведет к идеализму, и это обстоятельство Энгельс вновь и вновь подтверждал на примере Клаузиуса. Ха- рактеризуя взгляды Клаузиуса по данному вопросу, он писал: «Мировые часы сначала должны быть заведены, затем они идут, пока не придут в состояние равновесия, и только чудо мо- жет вывести их из этого состояния и снова пустить в ход. По- траченная на завод часов энергия исчезла, по крайней мере в ка- чественном отношении, и может быть восстановлена только путем толчка извне. Значит, толчок извне был необходим так- же и вначале; значит, количество имеющегося во вселенной движения, или энергии, не всегда одинаково; значит, энергия должна была быть сотворена; значит, она сотворима; значит, она уничтожима» [17, стр. 229]. Доведя до логического конца взгляды Клаузиуса, Энгельс доказал, что они приводят к абсурду, к противоречию с исход- ным пунктом самого же Клаузиуса, гласящим, что энергия ми- ра постоянна. Очень важно, что в рассуждениях Клаузиуса Энгельс вскрыл противоречие с признанием качественной не- уничтожимое™ движения, то есть с признанием того, что лю- бая качественно определенная форма движения материи не мо- жет исчезнуть, уничтожиться совершенно. При определенных условиях она обязательно должна возникать в процессе разви-
тия самой материи без всякого участия какой-либо сверхъесте- ственной силы. Согласно же Клаузиусу, как указывал Энгельс, энергия теряется, если не количественно, то качественно, тогда как «неуничтожимость движения надо понимать не только в ко- личественном, но и в качественном смысле» [17, стр. 16]. В конце этой главы мы специально разбираем области пе- рехода между различными формами движения материи, кото- рые служат одной из самых убедительных и ярких иллюстра- ций применения Энгельсом закона перехода количества в каче- ство к учению о формах движения материи вообще, к марксист- ской классификации наук в частности. Закон взаимного проникновения противоположностей. При- менение этого закона диалектики, как и предыдущего, имело большое значение при разработке и обосновании Энгельсом марксистской классификации наук. К вопросу о взаимосвязи различных форм движения мате- рии, а значит, и о взаимосвязи отражающих их естественных наук, Энгельс подходил не только со стороны того, как осуще- ствляется превращение количественных изменений в качествен- ные и совершается переход от одного качества к другому, но и со стороны того, как выступает раздвоение единого на противо- речивые части, на противоречивые тенденции развития. В самом деле, в развитии природы переход от химической формы движения совершается, как уже отмечалось, не только в сторону образования живого белка как продукта усложнения органических соединений, но и в сторону образования всякого рода минералов и горных пород как продуктов усложнения не- органических соединений. Здесь развитие материи как бы раз- дваивается, поляризуется на неживую и живую природу, причем образуются две основные ветви развития, не равноценные по своему месту и значению в общем процессе развития материи. Такое «раздвоение» подготовляется еще в недрах самих химических процессов, то есть в недрах самой химии, что отра- жается в виде разделения химии на органическую (химию уг- леродистых соединений) и неорганическую, охватывающую все прочие соединения. Только органические соединения в ходе дальнейшего усложнения и развития приводят к образованию белков как носителей жизненных процессов, тогда как соеди- нения неорганические приводят в результате своего усложнения к образованию объектов неживой природы. Обе основные ветви развития возникают в ходе раздвоения природы на неживую и живую в результате действия общего закона развития — взаимного проникновения и «борьбы» проти- воположностей. Но каждая из обеих ветвей играет особую роль и занимает особое место в общем процессе развития природы. Развитие живой природы представляет собой такой прогрес- сивный процесс, который ведет ко все более сложным и вы-
соким формам движения материи, вплоть до перехода в каче- ственно особую, высшую ступень развития материи — человече- ское общество. Развитие неживой природы (здесь имеется в виду земная кора и ее поверхность), являясь также прогрессивным процес- сом, не приводит, однако, к таким формам движения материи, которые выходили бы за рамки самой природы, как это мы видим в случае живой природы. По отношению к явлениям жизни неживая природа играет роль предпосылки, роль условий, не- обходимых для того, чтобы на Земле могла существовать и развиваться жизнь. Другими словами, неживая природа в ее развитом виде по необходимости должна была исторически предшествовать возникновению живой природы. Вот почему Энгельс рассматривал историю Земли как реальную предпо- сылку органической природы. Таким образом, раздвоение природы на неживую и живую протекает так, что сначала возникает одна из двух различных ее ветвей — неживая природа, которая представляет собой условия и предпосылку для позднейшего возникновения другой ветви — живой природы, являющейся носительницей всего даль- нейшего прогресса природы, приводящего к выходу за ее рамки и переходу в область истории. Такого же характера раздвоение единого на противоречи- вые стороны Энгельс отмечал и внутри самой живой природы. Указывая на то, что каждая группа рассмотренных им форм движения двойственна, он, в частности, отмечал: «Организм: 1) растение, 2) животное» [17, стр. 199]. Эту двойственность Энгельс объяснял действием того же закона взаимного проник- новения противоположностей, в силу которого, начиная с про- стой клетки, процесс развития органического мира раздваивает- ся и идет «вперед до наисложнейшего растения, с одной стороны, и до человека — с другой...» [17, стр. 166], то есть идет по раздвоенному пути, по двум различным ветвям развития, причем каждый шаг вперед совершается через постоянную борьбу противоположностей. Если по отношению ко всей живой природе в целом услови- ем ее возникновения, ее существования и развития является неорганическая природа, то по отношению к животному миру, особенно высшим его ступеням, таким условием является рас- тительный мир. Это сказывается в том, что без свободного кислорода, входящего в состав атмосферного воздуха, жизне- деятельность животных была бы невозможна, а наличие свобод- ного кислорода связано с жизнедеятельностью растительных организмов. То же касается и синтеза растениями из неоргани- ческих соединений сложных органических веществ; они служат пищей животным, которые сами не способны осуществлять та- кой синтез. В свою очередь травоядные животные, питающиеся
растительной пищей, сами становятся пищей для хищников и т. д. Следовательно, и здесь поляризация живой природы на две различные ветви приводит к тому, что одна из них (раститель- ный мир) становится условием и предпосылкой для существо- вания и развития другой (животного мира), то есть как раз той ветви, которая является носительницей дальнейшего прогресса форм движения материи. Такого же рода раздвоение можно обнаружить и на более высокой ступени развития животного мира. Известно, напри- мер, что и современный человек (прогрессивная «ветвь» раз- вития) и современные человекообразные обезьяны, не давшие таких форм, которые привели бы к выходу за пределы природы и переходу в область истории, произошли от общего предка. В соответствии со сказанным не следует представлять вза- имные связи форм движения материи и отражающих их наук в виде простого ряда, в виде прямой линии. Порой эти связи, как показал Энгельс в «Диалектике природы», могут носить раз- двоенный (дихотомический) и даже триадный (трихотомиче- ский) характер. Тем самым анализ форм движения с точки зрения развития лежащего в их фундаменте основного противоречия намечает новый подход к классификации наук. До сих пор науки рас- полагались в линейном порядке, последовательно одна за дру- гой. Противоречивость развития, выражающаяся в раздвоении единого на противоположные стороны, неизбежно должна по- рождать при определенных условиях поляризацию форм дви- жения, а следовательно, видов материи, подобно тому как в биологии происходит открытая Дарвином дивергенция призна- ков, приводящая к образованию наиболее отдаленных друг от друга, в известном смысле противоположных видов, которые генетически связаны между собой через общих предков. Такая поляризация должна найти свое отражение и в клас- сификации наук. В связи с этим в расположении наук должны наблюдаться такие случаи, когда, начиная с какого-либо одно- го общего пункта, общий ряд наук как бы расщепляется и дает начало двум ветвям, связанным между собой генетически в смысле наличия у них общего исходного пункта. Классическим примером такого раздвоения служит диффе- ренциация биологии на ботанику и зоологию, что является пря- мым следствием того, что движение совершается путем борь- бы противоположностей. Точно так же вся область познания природы подразделяет- ся на два больших отдела: науки о неживой природе и науки о живой природе. В соответствии с этим в заметке по поводу гегелевского (первоначального) деления на механизм, химизм, организм
Энгельс рассматривал три группы форм движения и соответст- вующих им наук: механизм — это движение масс, химизм — это молекулярное движение (сюда включена и физика, наряду с атомным движением), организм — это жизнь. «Каждая груп- па,— добавлял он, — в свою очередь, двойственна. Механика: 1) небесная, 2) земная. Молекулярное движение: 1) физика, 2) химия. Организм: 1) растение, 2) животное» [17, стр. 199]. Такой взгляд, хотя он и не получил у Энгельса дальнейше- го развития, содержит в себе глубочайший диалектический под- ход к данному вопросу. В частности, при его последовательном применении удается найти правильное решение вопроса о ме- сте геологии в системе естествознания, ибо геология и биология оказываются такими же различными ветвями, отражающими расчленение развивающейся материи на неживую и живую при- роду, какими являются в пределах живой природы ботаника и зоология. Вскрытая Энгельсом двойственность отдельных групп со- поставлена с принятой им классификацией наук в схеме V: Стрелки в этой схеме указывают, что от молекулярного дви- жения (или «химизма») намечается раздвоение природы на неживую (А) и живую (Б). Поскольку физика и химия зани-
мают среднее положение относительно обеих других групп наук, стоящих по краям (механика и организм), то раздвоение при- роды на обе ее главные ветви может быть представлено как пе- реход от «молекулярного» движения, с одной стороны, к мертвым массам, к механике (верхняя стрелка), а с другой — к живым организмам, к биологии (нижняя стрелка). Светлым и черным кружками одинакового размера в схеме указаны места органической клетки (черный кружок между молекулярным движением и организмом) и равного ей по мас- се неорганического тела (светлый кружок между тем же моле- кулярным движением и механикой земных масс). Оба эти объекта количественно одинаковы, но качественно различны и лежат на разных ветвях развития природы: клетка — на вет- ви Б, неорганическое тело — на ветви А. Признание противоречивости движения и противоречивости развития его форм подводит еще более глубокую диалектиче- скую основу под классификацию наук. Благодаря этому вни- мание фиксируется не только на переходах между формами движения, а также между науками, но и на источнике самого движения, на источнике развития природы и на его отражении в системе наук. Высказывая это положение в «Диалектике природы» как общее, Энгельс сформулировал его следующим образом: «Так называемая объективная диалектика царит во всей природе, а так называемая субъективная диалектика, диалектическое мышление, есть только отражение господствующего во всей природе движения путем противоположностей, которые и обус- ловливают жизнь природы своей постоянной борьбой и своим конечным переходом друг в друга либо в более высокие фор- мы» [17, стр. 166]. В подтверждение этого Энгельс ссылался на такие явления, как притяжение и отталкивание, полярность в магнетизме (у одного и того же тела) и в электричестве (где полярность рас- пределяется между двумя или несколькими телами, приходя- щими во взаимное напряжение). Кстати сказать, на аналогичном же примере Энгельс показал связь между объективной диалектикой, царящей в природе, и ее отражением в человеческом сознании. Подобно тому как элек- тричество, магнетизм и т. д. поляризуются, движутся в противо- положностях, писал он, так движутся и мысли. Как там нельзя удержать одну какую-нибудь односторонность, о чем не думает ни один естествоиспытатель, так и здесь тоже. «Все химические процессы, — писал далее Энгельс, — сводят- ся к явлениям химического притяжения и отталкивания. Нако- нец, в органической жизни надо рассматривать образование кле- точного ядра тоже как явление поляризации живого белка...» [17, стр. 166]. В дальнейшем, как показывает теория развития,
поступательное движение в живой природе также совершается через постоянную борьбу противоположностей — наследственно- сти и приспособления. От биологии Энгельс перешел к общественной жизни, подчер- кивая, что «в истории движение путем противоположностей вы- ступает особенно наглядно во все критические эпохи у ведущих народов» [17, стр. 166], то есть в те эпохи, когда классовая борьба достигает высокого напряжения. «В подобные моменты, — отмечал Энгельс, — у народа есть выбор только между двумя полюсами дилеммы: «или — или»...» [17, стр. 166]. Здесь мы видим, что развитие противоречий Энгельс просле- живал в той же последовательности форм движения, какую он отразил своей классификацией наук, — от механики к физике, химии, биологии и далее к выходу из области природы и пере- ходу в область истории. В начале 80-х годов у Энгельса появляется мысль начать изложение центральной части «Диалектики природы» с анали- за движения вообще, с анализа его внутренней противоречиво- сти. В таком случае, прежде чем прослеживать отдельные фор- мы движения и соответствующие им науки, он должен был раскрыть внутреннее содержание процесса развития форм дви- жения, внутреннее содержание переходов количественных из- менений в качественные, следовательно, переходов от низших форм движения и их носителей к высшим. Такой взгляд подготавливался Энгельсом с самого начала работы над «Диалектикой природы» и отразился в ряде заме- ток на протяжении 1873—1874 годов — «Сцепление...», «Движе- ние и равновесие» и «Превращение притяжения в отталкивание и обратно...», в отрывке «Так называемая объективная диалек- тика царит во всей природе...» (1875), а также в заметках, да- ты которых не установлены: «Притяжение и тяготение» и «Обыкновенно принимается, что тяжесть есть наиболее всеоб- щее определение материальности...». Особенно полно такой диалектический взгляд на движение и развитие его форм был разработан Энгельсом во второй ча- сти «Введения» к «Диалектике природы», где история развития природы рассматривается как результат раскрытия внутренних противоречий, присущих движению, как результат борьбы про- тивоположных тенденций внутри различных его форм. Позднее, в плане статьи «Основные формы движения» (1880) Энгельс конкретизировал это общее положение. Здесь он рас- сматривал движение как единство притяжения и отталкивания, причем приток отталкивания трактовался им как энергия. В связи с этим в механике Энгельс анализировал понятие тяже- сти, относящееся к небесным телам и земной механике, а при рассмотрении астрономии указывал на работу, производимую приливной волной. Перед механикой Энгельс, как и раньше,
ставил математику, но так как весь план статьи предусматривал изложение предмета исследования специально с точки зрения присущей этому предмету внутренней противоречивости, то и в математике Энгельс подчеркивал ту же сторону вопроса. Он писал: «Бесконечная линия. + и — равны» [17, стр. 2]. Приступая к реализации этого плана, Энгельс вновь возвра- тился к своей исходной классификации наук. Ее обоснование, которое было дано уже в четырех возможных разрезах, рас- сматривалось теперь Энгельсом в пятом аспекте, с точки зрения борьбы притяжения и отталкивания как простых форм движе- ния. Поскольку эта борьба разрешается тем, что одна из про- тивоположностей берет перевес над другой, постольку перехо- ды от одной формы движения к другой, как показал Энгельс, имеют в своей основе либо переход притяжения в отталкивание, либо переход отталкивания в притяжение. На новой основе борьба продолжается дальше, пока вновь не найдет свое от- носительное разрешение в том, что одна противоположность возьмет верх над другой. И так далее. В этом же духе состав- лена заметка «Движение небесных тел» (1880). Развитие неживой природы, идущее через противоречия, подробно анализируется Энгельсом в статье «Основные формы движения» (1880—1881). На многих примерах он снова показал, что основной формой всякого движения является старая поляр- ная противоположность притяжения и отталкивания и что «вся- кое движение состоит во взаимодействии притяжения и отталки- вания» [17, стр. 46]. Это, по Энгельсу, основной источник разви- тия, движения в неживой природе. Развитие этого противоречия, свойственного всякому движе- нию в неорганической природе, Энгельс обнаружил в отдель- ных формах движения. На примере астрономии он показал, что «процесс существования какой-нибудь солнечной системы представляется в виде взаимодействия притяжения и отталки- вания, в котором притяжение получает постепенно все больший и больший перевес благодаря тому, что отталкивание излучает- ся в форме теплоты в мировое пространство...» [17, стр. 48]. Так у Энгельса конкретизируется общее диалектическое положение о том, что процессы природы, все ее развитие, обусловлены борьбой противоположностей и их конечным превращением или друг в друга, или в более высокие формы. Далее Энгельс последовательно сделал переход от анализа движения небесных тел к анализу движения тел на Земле, за- тем к анализу физических форм движения (теплоты, статиче- ского электричества, магнетизма). Этот последний переход он совершил в соответствии с тем, как «отталкивание масс превра- тилось в молекулярное отталкивание» [17, стр. 50]. Оставляя в стороне явления гальванизма, связанные с хи- мическими явлениями, а потому и более сложные, Энгельс пе-
решел затем прямо к анализу самих химических процессов. Следовательно, и здесь при рассмотрении развития внутреннего противоречия всякого движения он пришел к той же последо- вательности как форм движения, так и наук, которую он уста- новил ранее. Энгельс особо учитывал те случаи, когда одна из сторон противоречия берет верх над другой, поскольку при этом как раз и совершается переход от одного качественного состояния к другому. Эти мысли Энгельса получают подтверждение в со- временной физике и химии. Так, если внутри молекулы оттал- кивание берет верх над притяжением, молекула диссоциирует и, в зависимости от обстоятельств, распадается либо на свобод- ные атомы, либо на ионы (электрически заряженные осколки молекулы). Далее, если внутри атома отталкивание берет верх над притяжением, атом «ионизирует», то есть теряет свои элек- троны. Наконец, если внутри атомного ядра отталкивание берет верх над притяжением, происходят ядерные реакции раз- личного типа. Такими реакциями могут быть: излучение избыт- ка энергии (гамма-излучение); испускание легких бета-ча- стиц — позитронов или электронов (вместе с нейтрино); испус- кание тяжелых частиц — протонов, нейтронов, дейтронов (ядер тяжелого водорода) или альфа-частиц (ионов гелия). При осо- бых условиях, когда масса ядра к тому же очень велика, преоб- ладание отталкивания над притяжением может вызвать деле- ние ядра. Иногда же ядро как бы рассыпается на все свои составные части под воздействием космических лучей (полное расщепление ядра). Однако может случиться и так, что вместо выбрасывания одного позитрона атомное ядро притянет к себе и поглотит один электрон из ближайшего к ядру электронного /(-слоя («/(-за- хват»), причем результат притяжения отрицательной частицы будет равносилен отталкиванию (или «выталкиванию») поло- жительной частицы. Так своеобразно выступает в области ядерной физики взаимодействие притяжения и отталкивания, и это явление «/(-захвата» можно было бы назвать, повторяя слова Энгельса, недурным образчиком диалектики природы [см. 17, стр. 234]. Со взглядами Энгельса на притяжение и отталкивание как на конкретное проявление закона взаимопроникновения проти- воположностей в неживой природе перекликаются известные высказывания В. И. Ленина в «Философских тетрадях». Наличие единства и борьбы противоположностей как зако- на познания и закона объективного мира В. И. Ленин просле- живал в последовательности основных наук, соответствующей усложнению их объекта: математика, механика, физика, химия, наука об обществе (здесь пропущена только биология). Он пи- сал:
«В математике + и — Дифференциал и интеграл. » механике действие и противодействие. » физике положительное и отрицательное электричество. » химии соединение и диссоциация атомов. » общественной науке классовая борьба» [23, стр. 357]. Закон взаимного проникновения противоположностей в его связи с классификацией наук выступал у Энгельса еще и в дру- гой форме. Он конкретизировался, по Энгельсу, применительно к учению о дискретных видах материи — носителях различных форм движения как общее противоречие, заложенное в строе- нии материи, а именно, как «противоречие непрерывной и дис- кретной материи...» [17, стр. 218]. В заметке «Делимость материи» Энгельс рассматривал по- ложение, гласящее, что материя — и то и другое, и делима и не- прерывна, и в то же время ни то, ни другое. Это, как отмечал Энгельс, «вовсе не является ответом, но теперь почти доказа- но...» [17, стр. 194]. Во времена Энгельса нельзя было с полной уверенностью утверждать, что такого рода взгляд на строение материи уже твердо установлен и подтвержден экспериментально. Только в XX веке было обнаружено, что материя действительно и пре- рывна и непрерывна, что, например, свет является не только и не просто непрерывно-волновым процессом, совершающимся в сплошном электромагнитном поле, но что вместе с тем он пред- ставляет собой и дискретное образование, поскольку он состо- ит из отдельных фотонов (квантов света). Точно так же было установлено, что пучок электронов ведет себя не только как образованный из дискретных частиц, но и как непрерывно-волновой процесс, подобный пучку фотонов. Например, он дает явления интерференции и дифракции, как и обычный свет. Это свойство пучка электронов используется со- временной техникой; оно положено в основу работы электронно- го микроскопа. Согласно современным представлениям, волновые и корпус- кулярные свойства вещества и света, непрерывность и дискрет- ность их строения не находятся в каком-то внешнем отноше- нии друг к другу, а образуют единство взаимопроникающих противоположностей — волны и частицы, вследствие чего микро- частицы (фотоны, электроны и другие) ведут себя в полном смысле слова как диалектически противоречивые материаль- ные образования. Со времени выдвижения Луи де Бройлем в 1924 году идеи о единстве (взаимосвязи) волны и частицы эта идея составила фактически общетеоретическую основу квантовой механики, изучающей законы движения микрочастиц. Можно сказать, что с этого времени, вопреки попыткам современных реакционных ученых истолковать квантовую механику в идеалистическом и агностическом духе, эта важная отрасль современной физики
доказала самим фактом своего существования положение диа- лектики, что материя по своим физическим свойствам и по свое- му физическому строению одновременно и прерывна и непре- рывна. Резюмируя разбор того, как применял Энгельс закон взаи- мопроникновения противоположностей к анализу отдельных форм движения и их взаимопереходов, следует отметить еще одно чрезвычайно важное обстоятельство: изучение Энгельсом противоречия движения в его самой простой, исходной форме, как бы в «клеточке» всего позднейшего развития исследуемого предмета. Такой «клеточкой», согласно воззрениям Энгельса, служит простое механическое движение макротел, трактуемое как ре- зультат взаимодействия противоположных «сил» (или «основ- ных форм движения») — притяжения и отталкивания. В «Диа- лектике природы» Энгельс как раз и проследил, как по мере перехода механического движения в физическое и далее в хими- ческое развертывается и конкретизируется это общее противо- речие, превращаясь из своей зародышевой формы во все более и более развитую. В другом месте (в книге «Анти-Дюринг») Энгельс вскрыл и другое проявление внутренней противоречивости всякого дви- жения, начиная опять-таки с наиболее простой, неразвитой, за- родышевой его формы, то есть с той же самой его «клеточки». «Движение, — писал он, — само есть противоречие; уже про- стое механическое перемещение может осуществиться лишь в силу того, что тело в один и тот же момент времени находится в данном месте и одновременно — в другом, что оно находится в одном и том же месте и не находится в нем. Постоянное возник- новение и одновременное разрешение этого противоречия — и есть именно движение» [18, стр. 113]. Указанное Энгельсом противоречие механического переме- щения тела есть частный случай общего противоречия между устойчивостью любой вещи (нахождением ее в определенном состоянии) и ее изменчивостью (ненахождением ее в этом со- стоянии, выходом ее из этого состояния). Это общее противоре- чие, начиная с исходной «клеточки» (перемещения тел), раз- вертывается и конкретизируется на каждой более высокой сту- пени развития материи, при переходе от одной, более низкой и простой формы движения к другой, более высокой и сложной. Оно присутствует во всех вещах и явлениях неживой и живой природы, а также в явлениях общественной жизни и человече- ского мышления. Характеризуя это противоречие в его общем виде, Энгельс подчеркивал: «Противоположность, — если вещи присуща про- тивоположность, то эта вещь находится в противоречии с самой собой; то же относится и к выражению этой вещи в мысли. На- пример, в том, что вещь остается той же самой и в то же время
непрерывно изменяется, что она содержит в себе противопо- ложность между «устойчивостью» и «изменением», заключается противоречие» [18, стр. 327]. В «Диалектике природы» прослеживается противоречие дви- жения, начиная с его простейшей, зародышевой формы. Бла- годаря этому конкретизируется применительно к естествозна- нию марксистский диалектический метод, творчески разрабо- танный К. Марксом в «Капитале». В. И. Ленин подчеркивал, что таков должен быть метод изложения и, соответственно, метод изучения диалектики вообще, так как диалектика бур- жуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалек- тики. Именно так, как это делал Маркс в области экономиче- ской науки, Энгельс применял диалектику в области естество- знания, учитывая конкретнее своеобразие самого предмета исследования. Он исходил из наиболее простой, неразвитой, бедной определениями «клеточки» данной области явлений — механической формы движения — и затем последовательно пе- реходил ко все более и более сложным, развитым, богатым определениями формам движения, причем в своей классифика- ции наук он отражал это восходящее развитие как бы в чистом виде, в виде логически последовательного ряда наук. Закон отрицания отрицания. Действие этого закона заклю- чается в том, что развитие, совершающееся путем противоре- чий, приводит как бы к возврату к исходному пункту. Это имеет место вследствие сочетания двух противоречивых моментов: во-первых, поступательного движения и, во-вторых, повторения пройденного, но на новой основе. Такое движение Энгельс об- разно называл спиральной формой развития [см. 17, стр. 1]. Опираясь в «Диалектике природы» на данный закон, Энгельс показал, что в ходе познания природы совершился как бы возврат к первоначальным, в основном правильным, диалек- тическим взглядам на мир древнегреческих философов, однако с той разницей, что их взгляды были наивными, натурфилософ- скими, тогда как современное диалектико-материалистическое воззрение на мир опирается на строго научный, доказанный экспериментальным путем фундамент. «И вот мы снова верну- лись, — писал Энгельс, — к взгляду великих основателей грече- ской философии... С той только существенной разницей, что то, что у греков было гениальной догадкой, является у нас ре- зультатом строго научного исследования, основанного на опыте, и поэтому имеет гораздо более определенную и ясную форму» [17, стр. 11]. Следовательно, здесь развитие человеческой мысли как бы «повторило» пройденную уже ступень, но «повторило» ее иначе, на более высокой основе, в порядке отрицания отрицания. Греки еще не дошли до расчленения, до анализа природы. Природа рассматривалась ими в общем, как одно целое. Не доказывалась в подробностях и всеобщая связь явлений приро-
ды; она была для греков /результатом непосредственного созерцания. ho уловить правильно только общий характер явлений при- роды, лишь общую ее картину — еще не значит познать приро- ду. Для того чтобы познать ее, необходимо изучить природу в подробностях, отыскать конкретные законы, лежащие в основе ее отдельных явлений, а для этого необходимо расчленение природы, необходим ее анализ. В ходе все более глубокого по- знания природы, в результате перехода от непосредственного созерцания природы к ее анализу произошло как бы «отрица- ние» взглядов древних натурфилософов: на смену наивной диа- лектике древних пришла метафизика XVII—XVIII веков. Характеризуя диалектику древних, указывая на ее наив- ность, Энгельс писал, что в этом одновременно был и недоста- ток греческой философии, из-за которого она должна была усту- пить позднее место другим воззрениям, но в этом же было и ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими противниками. «Если метафизика права по отношению к гре- кам в подробностях, то в целом греки правы по отношению к метафизике» [17, стр. 24—25]. В процессе дальнейшего развития наук, когда господству метафизики в естествознании пришел конец и она рухнула под ударами новых открытий, доказывавших диалектику природы, этот противоречивый процесс обнаружил себя как отрицание той самой метафизики, которая сама когда-то явилась от- рицанием предшествующей ей наивной диалектики древних. В результате такого повторного отрицания и совершился тот возврат к диалектике древних (на новой, высшей основе), о ко- тором писал Энгельс. Положение об общем ходе человеческого познания, идуще- го от непосредственного созерцания предмета через расчлене- ние этого предмета к всестороннему его изучению в его перво- начальной целостности, развито Энгельсом не только в «Диа- лектике природы», но и в других его произведениях (в книгах «Анти-Дюринг» и «Людвиг Фейербах и конец классической не- мецкой философии»). Этот общий диалектический ход познания обнаруживается и при изучении истории классификации наук. Тем самым оказы- вается, что ее история, так же как и всякое диалектическое раз- витие, подчиняется закону отрицания отрицания. В самом деле, первоначально, в единой философской науке древних, все отрасли знания были органически слиты вместе, поскольку все они находились под эгидой философии. Последующая дифференциация наук и их отпочкование от прежде единой философской науки привели к проблеме клас- сификации наук. Но сами науки вследствие господства одно- сторонне-аналитического метода резко обособлялись между со-
бой, а потому их классификация носила формальный характер и опиралась на принцип координации. Это было первое отрицание по отношению к единой науке древних, поскольку здесь отрицалось фактически внутреннее единство самих наук, их органическая, необходимая связь. По сути дела классификация наук носила тогда односторонне-ана- литический характер, отвечавший уровню и характеру развития ньютонианского естествознания XVIII — первой трети XIX века. Новое отрицание в этой области наметилось еще в диалек- тике Гегеля и произошло стихийно в результате великих откры- тий в естествознании второй трети XIX века. Сознательно же его осуществил и последовательно провел Энгельс в последней трети XIX века благодаря созданию марксистской классифика- ции наук, опирающейся на принцип субординации. Отрицая формальный характер предшествующих аналитических клас- сификаций, преодолевая чисто внешнее расположение наук одной рядом с другой, Энгельс тем самым осуществил отрица- ние отрицания в данной области знания. Подобно тому как в ходе познания за анализом следует синтез, воссоздающий предмет исследования, подвергшийся анализу в его исходной целостности и конкретности, так за аналитической, формальной классификацией наук последовала марксистская классификация, представляющая собой не внеш- нее соединение разобщенных по существу наук, а их подлинный синтез, основанный на раскрытии их внутренней связи, их под- линного единства. Если Энгельс отмечал синтез наук и их рациональную груп- пировку у Гегеля, то с неизмеримо большим правом мы можем назвать синтезом наук разработанную Энгельсом классифика- цию наук и его «Диалектику природы» (хотя и незавершен- ную), в которой была реализована эта классификация. Отрицание отрицания как возврат к исходному пункту здесь выступает в том отношении, что вновь было восстановлено пер- воначальное единство наук, но с тем существенным отличием, что у древних философов оно было следствием нерасчлененности самой науки, слияния всех ее отраслей воедино, а у Энгельса это единство наук предполагает их расчлененность и относитель- ную обособленность, их дифференциацию, но без утраты их вза- имной связи, их взаимных переходов, переплетения друг с дру- гом и проникновения друг в друга. Синтез наук у Энгельса опирается на их предшествующий анализ и включает в себя все ценное, положительное, что было достигнуто на стадии аналитических классификаций и их прин- ципов. Восстановление исходного пункта в разработке данной проблемы следует понимать как рассмотрение науки, то есть предмета исследования, вновь в ее цельности и единстве, но не как нечто совершенно сплошное, неразличимое или весьма не- четко различимое в своих частях, а как соединение (интегра-
цию) четко расчлененного (дифференцированного), как связыва- ние разобщенного, как приведение в развитие и движение оста- новленного, как оживление омертвленного. Действие закона отрицания отрицания приводит к тройст- венному (трехфазному) ритму развития, когда последователь- но, один за другим, следуют исходное положение (тезис), его первое отрицание (антитезис) и отрицание этого отрицания (синтез). Это мы и видели на примере развития идеи классифи- кации наук в ее связи с основными ступенями развития всего человеческого познания. На первый взгляд может показаться, что есть какое-то сход- ство между тремя ступенями развития человеческого познания, которое изучает марксистская диалектика, и так называемым «законом трех стадий» Конта. Но в действительности это не так. По Конту, трехстадийное развитие лишено внутренней про- тиворечивости. Оно предполагает простой переход от одной крайности (теологическое мышление) к другой (позитивное мышление) через промежуточное связующее звено (метафизи- ческое мышление). Напротив, тройственный ритм общего хода всего человече- ского познания отражает глубокую противоречивость его раз- вития, последовательное отрицание и отрицание отрицания, как бы возвращающее развитие к его исходному пункту, но уже на высшей основе. При этом основным ступеням развития познания последова- тельно отвечают: исходная нерасчлененная целостность пред- мета исследования (наивная диалектика древних); расчлене- ние предмета на отдельные стороны, то есть его односторонний анализ как отрицание его исходной целостности (метафизика XVII—XVIII веков), синтетическое воссоединение предмета в его исходной целостности на основе результатов предшествую- щего анализа (марксистская диалектика). Короче говоря, три стадии Конта лишены какой-либо диа- лектики, тройственность же развития познания в ее трактовке Энгельсом целиком основана на диалектическом понимании развития. Конкретность проявления законов диалектики и их взаимо- связь. При изложении основных законов диалектики Энгельс охарактеризовал их как общие законы, которые проявляются специфическим образом в каждой конкретной области изучае- мых явлений. Так, рассматривая переходы количественных изме- нений в качественные, он особо оговаривал то обстоятельство, что такого рода переходы совершаются точно определенным для каждого отдельного случая способом [см. 17, стр. 39]. Разумеется, формулируя эти законы в их общем, виде, Энгельс в данном случае отвлекался от специфичности их про- явления в различных процессах развития. Так, например, он
писал о законе отрицания отрицания: «Когда я обо всех этих процессах говорю, что они представляют отрицание отрицания, то я охватываю их всех одним этим законом движения и именно потому оставляю без внимания особенности каждого специаль- ного процесса в отдельности» [18, стр. 133]. Но чтобы применять диалектические законы конкретно, не- обходимо брать их в единстве с той особенной формой, в кото- рой они выступают в каждом отдельном случае и от которой по необходимости следует отвлекаться, когда дается формулиров- ка этих законов в самом общем виде. «Само собой понятно, — подчеркивал Энгельс, — что я еще ничего не говорю о том осо- бом процессе развития, который проделывает, например, ячмен- ное зерно от своего прорастания до отмирания плодоносного растения, когда говорю, что это — отрицание отрицания. Ведь такое же отрицание отрицания представляет собой, например, и интегральное исчисление» [18, стр. 132—133]. Сказанное касается и классификации наук; основные законы диалектики здесь выступают в их особом выражении, конкре- тизируясь применительно к специфике данной проблемы. Так, закон перехода количества в качество выступает здесь прежде всего как закон, связывающий две последовательно сменяющие одна другую формы движения (соответственно, две науки) и раскрывающий переход между ними. Этот закон по- казывает, что всякий такой переход предполагает связь и раз- личие, преемственность между высшей и низшей формами дви- жения (соответственно, науками) и в то же время их относи- тельную обособленность одна от другой. Это особенно ясно видно в определении отдельных наук, ко- торое дается Энгельсом, исходя из их общей связи. Говоря, что химия есть физика атомов, Энгельс как раз и раскрывал отме- ченную выше специфичность применения к данной проблеме закона перехода количества в качество. Закон взаимопроникновения противоположностей также об- наруживает специфичность своего применения к рассматривае- мой проблеме. Здесь он выступает прежде всего как закон раз- двоения единого на противоположные, взаимосвязанные части, стороны или тенденции развития. В рассмотренном выше примере определения химии через ее отношение к физике выступает то обстоятельство, что основу здесь составляет единство таких противоположностей, как тож- дество и различие: как физика атомов химия тождественна фи- зике, но как физика атомов она отлична от нее, поскольку пред- метом физики служит, согласно Энгельсу, движение молекул, а не атомов. Следовательно, здесь мы имеем конкретный пример тождества внутри различия и различия внутри тождества. Особенно ярко специфичность проявления единства проти- воположностей применительно к данной проблеме можно наб- людать при рассмотрении соотношения содержания и формы.
Этот вопрос конкретизируется здесь как соотношение движения и материи в общем случае и как соотношение каждой конкрет- ной формы движения и соответствующего ей дискретного вида материи как ее материального носителя в частности. Как мы видели выше, становление и разрешение именно этого противоречия формы и содержания в его конкретном виде яви- лось важнейшим моментом в разработке и углублении марксист- ского решения проблемы классификации наук Энгельсом. В ито- ге, хотя первоначально на первый план выдвинулось рассмотре- ние форм движения, однако в дальнейшем решающее место заняло рассмотрение их материального содержания, то есть дискретных видов материи, в качестве носителей соответствую- щих им форм движения. Примат оказался здесь в конце концов на стороне содержа- ния, анализ которого и лег в основу окончательной классифи- кации наук, разработанной Энгельсом. Более того, возможность дальнейшего расширения этого содержания за счет открытия новых дискретных видов материи в качестве носителей уже из- вестных форм движения (лучистой, электрической) обусловли- вала в перспективе неизбежность дальнейшего развития и уточ- нения уже принятой Энгельсом классификации наук. Аналогично этому и закон отрицания отрицания выступает здесь в своем специфически приуроченном для данного кон- кретного случая виде. По сути дела именно этот закон лежит в основе всего обоснования Энгельсом его классификации наук. Действительно, необходимой чертой этого закона является как бы возврат в процессе развития к пройденному ранее, но такой «возврат», который происходит на более высокой базе и только частично, путем повторения лишь отдельных свойств или сторон, имевших место на предшествующей, более низкой базе. Одним из особых проявлений такого рода «возврата» к исход- ному пункту развития и «повторения» уже пройденного ранее пути, а значит, одним из особых проявлений самого закона от- рицания отрицания служит краткое повторение на высшей сту- пени развития всех предшествующих его ступеней, подобно тому как в биологии онтогенетическое развитие отдельной особи (ее эмбриональное развитие) в общих чертах вкратце повторя- ет филогенетическое развитие всего рода. Классификация наук создавалась Энгельсом именно на та- кой методологической основе. Соотношение онтогении с фило- генией применительно к интересовавшей его проблеме он рас- сматривал в двух планах: в объективном и в субъективном. Объективный план определялся тем, что последовательная смена форм движения в каком-либо отдельном, локально взя- том явлении в основном очень кратко повторяла ту же после- довательность в смене форм движения и ступеней развития в истории самой природы. Первое выступало по отношению
ко второму в данном случае как онтогения природы к ее фило- гении. Субъективный план определялся тем, что последовательное (логическое) расположение наук в ряд в основных чертах очень кратко повторяло последовательность, в которой возникали, формировались и переходили на более высокую ступень (от ме- тафизики к диалектике) отдельные отрасли научного знания. Первое также выступало здесь по отношению ко второму как онтогения познания к его филогении. И в том и в другом случае обоснование классификации наук строилось, таким образом, на законе отрицания отрицания в его специфическом проявлении. В заключение отметим, что было бы глубоко неверно пред- ставлять себе дело так, будто Энгельс оперировал одними зако- нами и принципами диалектики отдельно от других. В дейст- вительности он применял не отдельные положения диалектики, взятые обособленно одно от другого, а марксистский диалекти- ческий метод как единый, цельный способ научного познания и исследования со всеми присущими ему чертами, приемами и принципами. Поэтому и основные законы диалектики применя- лись Энгельсом не порознь, не в одиночку, а в их взаимосвязи и взаимообусловленности. 4. ПЕРЕХОДЫ МЕЖДУ ОТДЕЛЬНЫМИ ФОРМАМИ ДВИЖЕНИЯ И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В КЛАССИФИКАЦИИ НАУК ЭНГЕЛЬСА Переходы и скачки между различными формами движения. Как уже говорилось выше, переходы между различными форма- ми движения материи и, соответственно, между науками, изу- чающими эти формы, Энгельс рассматривал с позиций закона диалектики о переходе количества в качество. В самом деле, каждая качественно определенная форма движения со всеми присущими ей количественными изменениями, поскольку они происходят в пределах данного качества, представляют пред- мет вполне определенной естественной науки. Однако пока изучались количественные изменения, совер- шающиеся в пределах одного и того же качества, то есть изме- нения, не нарушающие данное качество и не приводящие к его переходу в новое качество, до тех пор науки могли просто рас- полагаться одна рядом с другой, поскольку сами сохраняющие- ся качества, сами формы движения материи рассматривались обособленно друг от друга. Это служило оправданием и обос- нованием для применения в данном случае принципа коорди- нации. Напротив, принцип субординации по самому своему сущест- ву требует раскрытия внутренней связи между науками, а зна- чит, и между их объектами. Исходя из того, что различные каче- ства образуют узловую линию отношений меры, этот принцип
направляет главное внимание на выяснение характера узлов, которыми связываются различные качества, соприкасающиеся между собой в этой узловой линии, на раскрытие внутреннего «механизма» перехода от одного качества к другому, образно говоря, на развязывание узлов с целью их познания, но, конеч- но, не с целью их ликвидации, как полагают механисты. «Развязывание узлов» в каждом конкретном случае озна- чает, что скачок от одного качества к другому рассматривается как необходимое звено единого связного процесса развития, ко- торое представляет собой не перерыв этого развития вообще, но перерыв количественной постепенности его предшествующей фазы. Другими словами, процесс развития при прохождении им «узлового пункта» протекает так, что постепенно нараставшие (по своей экстенсивности и интенсивности, или напряженности) количественные изменения сначала совершались в пределах одного качества, не вызывая в нем коренных изменений, а за- тем, продолжаясь как количественные изменения, они «пере- шли» к другому качеству, то есть обусловили необходимость смены качественного состояния. После этого они продолжались дальше, но уже как изменения, связанные со вновь образован- ным качеством. Отсюда следует, что «развязывание узлов» предполагает про- слеживание одной и той же нити, которая входит в узел со стороны одного качества, а выходит из него со стороны дру- гого качества, испытывая перерыв внутри самого «узла». Дру- гими словами, «развязать узел» — значит проследить, как про- текают количественные изменения и как они связаны с качественными различиями, во-первых, в пределах старого ка- чества до момента его исчезновения, во-вторых, в самый момент образования нового качества (этот момент может быть кратко- временным или достаточно растянутым во времени) и, в-треть- их, в пределах нового качества с момента его образования. Так и поступил Энгельс при составлении своей классифика- ции наук. Он направил свое главное внимание на ту именно сторону, которая ускользала от теоретического взора его пред- шественников и современников, поскольку они опирались на принцип координации, исключавший необходимость «развязы- вать узлы» и исследовать реальные переходы между объекта- ми различных наук и, соответственно, между самими науками. Энгельс показал, сколько новых, поистине великих проблем возникает именно на стыке между различными качествами в природе, особенно же между главными формами движения ма- терии. При этом он не только изучал уже известные в науке факты, относившиеся к этим областям перехода от одних ка- честв к другим, но и теоретически исследовал еще не обнару- женные наукой переходы. Это легло в основу замечательных естественнонаучных предвидений, высказанных Энгельсом в «Диалектике природы» и других произведениях.
Переход от механического движения к теплоте. Познание и использование людьми этого перехода, как показал Энгельс в «Диалектике природы», явилось решающим событием в исто- рии всего человечества, в истории его культуры. Энгельс писал: «Практическое открытие превращения механического движения в теплоту так старо, что от него можно было бы считать нача- ло человеческой истории... только научившись добывать огонь с помощью трения, люди впервые заставили служить себе не- которую неорганическую силу природы» [17, стр. 80]. Указывая на то, что скачок от механического движения к физическому (тепловому) имеет место при механическом кон- такте тел, которым в конечном счете завершается всякое меха- ническое перемещение, Энгельс исследовал различные формы протекания этого скачка. Он показал, что существует не один путь или способ пре- вращения механического движения в тепловое, а по меньшей мере два таких способа как типичные, или крайние, случаи, между которыми, как и всегда, имеется множество переходных форм. Такими способами перехода являются трение и удар. Оба эти способа представляют собой один и тот же по свое- му существу переход от одного определенного качества (меха- нического, или молярного, движения) к другому столь же оп- ределенному качеству (тепловому, или молекулярному, движе- нию). Различаются же они между собой только тем, что один из них характеризуется как бы одноактностью, концентрирова- нием всего процесса в один момент времени и в одном месте (удар), а другой, напротив, — длительностью, растянутостью процесса во времени, постепенностью перехода одной формы движения в другую (трение). Иначе говоря, оба эти способа различаются лишь по степе- ни, по интенсивности протекания одного и того же по существу процесса. Энгельс писал, что при каждом ударе часть механи- ческого движения превращается в теплоту, а «трение есть не что иное, как такая форма удара, которая непрерывно превра- щает механическое движение в теплоту...» [17, стр. 224]. В дру- гом месте он резюмировал ту же мысль следующим образом: «Трение можно рассматривать как ряд маленьких ударов, про- исходящих друг за другом и друг подле друга; удар можно рас- сматривать как концентрированное в одном месте и на один момент трение. Трение — это хронический удар, удар — мгно- венное трение» [17, стр. 79]. Следовательно, идея о двух путях перехода от одного каче- ства к другому была высказана Энгельсом при анализе связи и соотношения между простейшими формами движения мате- рии, причем высказана именно как признание существования разового удара (каким является и взрыв) и постепенного пере- хода от одной качественно определенной формы движения к другой. Последний имеет место в том случае, когда происходит
постепенное накопление элементов одного качества (в данном случае теплового движения) и столь же постепенное исчезнове- ние элементов другого качества (в данном случае механическо- го движения). Различные формы скачка характеризуются, таким образом, также и темпом его протекания. Удар, или взрыв, представля- ет собой почти мгновенный и во всяком случае кратковремен- ный акт, постепенный же переход от одного качества к другому всегда имеет заметную длительность, будучи более или менее растянутым во времени. Это различие необходимо учитывать при характеристике понятия «момент скачка». Взаимопереход механического (молярного) и теплового (молекулярного) движений. В случае удара и трения превра- щение форм движения совершается односторонне: механиче- ское движение переходит в тепловое. Более полное представле- ние о скачке от одной из этих форм движения к другой может быть составлено только тогда, когда раскрыт обратный пере- ход теплоты в механическое движение, а тем самым и их взаи- мопереходы друг в друга. Указывая на то, что процесс добывания огня с помощью трения носил еще односторонний характер, Энгельс отмечал: «Чтобы завершить этот процесс, надо добиться его обраще- ния — превращения теплоты в механическое движение. Только тогда диалектика процесса получает полное удовлетворение, и процесс исчерпывается в круговороте — по крайней мере на первых порах» [17, стр. 81]. При этом Энгельс ссылался на па- ровую машину как на первое приспособление для превращения теплоты в полезное механическое движение. В раскрытии взаимоперехода механического (молярного) и теплового (молекулярного) движений большую роль, как по- казал Энгельс, играют термодинамика и кинетическая теория газов. Последняя, в частности, обнаружила глубокое единство движения в самой сущности тепловой и механической его форм. Энгельс писал, что «mv2 доказано и для газовых молекул бла- годаря кинетической теории газов. Таким образом, одинаковый закон как для молекулярного движения, так и для движения масс. Различие обоих здесь снято» [17, стр. 230]. Эта же мысль выражена Энгельсом в предисловии ко второ- му изданию «Анти-Дюринга», причем здесь делается вывод о том, что «теплота перешла прямо в разряд форм движения, которые непосредственно как таковые являются измеримыми» [18, стр. 13]. Если так, то становится очевидным, каким конкретно спосо- бом совершается смена форм у одного и того же движения при переходе механического движения в теплоту и при обратном переходе теплоты в механическое движение, что обнаруживает- ся при анализе агрегатных состояний и их взаимных превра- щений.
Энгельс в «Диалектике природы» писал: «В движении газов, в процессе испарения, движение масс переходит прямо в моле- кулярное движение. Здесь, следовательно, надо сделать переход» [17, стр. 229]. Отсюда видно, что переход от механики к физике в общей классификации наук Энгельс считал нужным делать не только при рассмотрении явления контакта двух тел, которым кончает- ся механическое движение механических масс на Земле, но и при рассмотрении термодинамических процессов, в которых происходит переход молярного движения в молекулярное и обратный переход второго в первое. Продолжая мысль Энгельса о двух различных путях, или формах, скачка от механического движения к физическому (тепловому) в случае контакта движущихся тел, можно и в случае перехода молярного движения (движения масс) в моле- кулярное обнаружить те же две различные формы скачка: одну, аналогичную удару, каковой является в данном случае бурное кипение (а еще лучше — внезапный взрыв сильно пере- гретой жидкости), и вторую, представляющую постепенный пере- ход от одного качества к другому и выступающую как испарение. Следовательно, и здесь мы видим обе формы скачка: во- первых, резкое, бурное, быстрое, почти одноактное его протека- ние, во-вторых, незаметное, спокойное, медленное, постепенное его протекание. Поэтому, перефразируя слова Энгельса, ска- занные по поводу удара и трения, можно определить кипение как очень быстрое испарение, а испарение — как очень медлен- ное кипение. Что же касается взрыва перегретой жидкости, то его можно определить как мгновенное испарение, а значит, и как мгновенное кипение. Как и в случае механического контакта, между крайними, предельными формами скачка здесь могут существовать много- численные промежуточные формы сравнительно медленного ки- пения и сравнительно быстрого испарения. Переход теплоты в другие формы движения. Вопрос о пере- ходе теплового движения в механическое, равно как и вообще в другие формы движения материи (физические и химическую), представлял для Энгельса большой принципиальный интерес в связи с критикой ложной гипотезы о «тепловой смерти» Все- ленной, о которой уже говорилось выше. Доказав абсурдность утверждений Клаузиуса, Энгельс ука- зывал путь к решению проблемы: «Вопрос будет окончательно решен лишь в том случае, если будет показано, каким образом излученная в мировое пространство теплота становится снова используемой. Учение о превращении движения ставит этот вопрос в абсолютной форме...» [17, стр. 228]. Такой постановкой вопроса Энгельс гениально предвосхитил позднейшее развитие физики и астрофизики.
В противовес идеалистической гипотезе о «тепловой смерти» Вселенной Энгельс выдвинул идею круговорота материи и всех форм ее движения. Диалектика учит, что всякое отдельное яв- ление, всякое развитие отдельного, конечного предмета или ограниченной области явлений имеет свое начало и свой конец, свое рождение и свое исчезновение. «...Все, что возникает, заслуживает гибели», — цитировал Энгельс слова Гёте из «Фауста». Но сама материя, сама Вселенная не имеет ни начала, ни конца. Для нее в целом нет движения от низшего к высшему, ибо низшее есть нечто исходное, начальное, а высшее — нечто конечное. Такого рода понятия применимы лишь к чему-то ко- нечному, ограниченному, например к отдельным формам мате- рии, к отдельным ступеням ее развития, к отдельным областям и явлениям природы, но не ко всей материи, взятой в целом. Для материи в целом характерен грандиознейший кругово- рот всех качественно многообразных ее видов и форм ее дви- жения, именно круговорот, но, конечно, не механистически по- нимаемое движение по кругу, однообразно повторяющее прой- денные уже ранее стадии. Говоря о вечно повторяющейся последовательной смене ми- ров в бесконечном времени, дополняющей одновременное со- существование бесчисленных миров в бесконечном пространст- ве, Энгельс писал: «Вот вечный круговорот, в котором движет- ся материя, — круговорот, который завершает свою траекторию лишь в такие промежутки времени, для которых наш земной год уже не может служить достаточной единицей измерения; круговорот, в котором время наивысшего развития, время орга- нической жизни и, еще более, время жизни существ, сознающих себя и природу, отмерено столь же скудно, как и то простран- ство, в пределах которого существует жизнь и самосознание; круговорот, в котором каждая конечная форма существования материи — безразлично, солнце или туманность, отдельное жи- вотное или животный вид, химическое соединение или разложе- ние — одинаково преходяща и в котором ничто не вечно, кро- ме вечно изменяющейся, вечно движущейся материи и законов ее движения и изменения» [17, стр. 18]. Такой круговорот был доказан уже во времена Энгельса почти во всех его важнейших пунктах. Для его полного и стро- го научного доказательства недоставало тогда, по мнению Энгельса, главным образом выяснения того, каким путем излу- ченная в мировое пространство теплота может вновь стать ис- пользуемой. Следовательно, Энгельс приходил к выводу, что излученная в мировое пространство теплота должна иметь воз- можность каким-то путем превратиться в другую форму дви- жения, в которой она может снова сосредоточиться и начать активно функционировать. Установление этого пути, по Энгельсу,
должно явиться в будущем одной из важных задач естество- знания. Как же можно себе представить такой обратный переход рассеянной теплоты в активно функционирующее движение? Энгельс отвечал, что этот переход должен происходить «есте- ственным путем, путем превращений движения, которые прису- щи от природы движущейся материи и условия которых дол- жны, следовательно, быть снова воспроизведены материей, хотя бы спустя миллионы миллионов лет, более или менее случайным образом, но с необходимостью, присущей также и случаю» [17, стр. 17]. Это предвидение Энгельса вскоре нашло свое подтвержде- ние: было дано статистическое истолкование энтропии и второ- му принципу термодинамики. Последний утратил свой абсо- лютный, метафизический характер, который односторонне, а значит, неправильно приписывали ему многие физики во главе с Клаузиусом. Этот принцип стал отныне пониматься как от- носительный, справедливый лишь в определенных границах, но не как абсолютный, каким его считали до тех пор. А сама энт- ропия выступила в трудах Л. Больцмана по кинетической теории газов как мера вероятности состояния физической си- стемы. В связи с этим протекание физических процессов в сторону возрастания энтропии Больцман истолковал как переход дан- ной системы от менее вероятного к более вероятному ее состоя- нию. На основе таких представлений можно точно определить возможность того, что, правда, в исключительно редких случа- ях, система может совершить и обратный переход — от более вероятного к менее вероятному ее состоянию, что будет связа- но для нее с уменьшением энтропии. Хотя такой переход мало вероятен, но все же он не представляет абсолютной невозмож- ности. Конечно, это еще не является решением всей проблемы, тем более, что сам Больцман склонялся к механицизму, однако за- мечательно именно то, что мысль физиков пошла как раз по тому пути, который намечал Энгельс, когда он писал, что условия для протекания процессов в обратном направлении должны быть воспроизведены случайным образом, но с необхо- димостью, присущей также и случаю. Статистическая физика, трактующая энтропию как меру вероятности состояния систе- мы, рассматривает различные состояния системы как возникаю- щие в результате случайных сочетаний ее элементов, но с необ- ходимостью, присущей каждому из ее элементов и каждому данному их сочетанию. Особо важным открытием для подтверждения идеи Энгельса о круговороте материи и форм ее движения явилось сделанное уже в XX веке открытие взаимопревращаемости так называе- мых «элементарных» частиц, в частности превращение квантов
света (фотонов) в частицы вещества (электроны и позитроны) и обратное их превращение в фотоны. Такие превращения дают возможность понять сам «механизм» превращения одного вида материи и ее движения в другой, превращения лучистой формы материи в вещественную. Взаимопереходы электричества и химизма. Рисуя безотрад- ное состояние учения об электричестве, существовавшее в нача- ле 80-х годов XIX века, Энгельс показал, что выход из теоре- тического разброда состоит здесь в изучении взаимных превра- щений электрической и химической форм движения, а именно, в изучении электролиза (то есть явления, возникающего при пропускании электрического тока через раствор электролита), при котором электричество переходит в химизм, и в изучении гальванизма, при котором химизм обратно переходит в элек- тричество (в гальваническом элементе). Отношения между этими двумя формами движения здесь строго взаимны, так что можно идти в обоих противоположных направлениях: от электричества к химизму и от химизма к электричеству. Энгельс писал: «Понимание этой тесной связи между хими- ческим и электрическим действием, и наоборот, приведет к круп- ным результатам в обеих этих областях исследования» [17, стр. 131]. Только тщательно учитывая химические процессы в цепи и в электролитической ванне, говорил он, можно вывести науку из тупика старых традиций. Но для этого необходимо, что- бы сами физики и химики осознали, что нельзя быть только химиком или только физиком, ибо речь идет о познании таких явлений, где физика теснейшим образом переплетается с хи- мией, где происходят переходы от физики к химии и обратно. Однако метафизически мыслившие ученые не в состоянии были понять назревшую необходимость сочетать физику с хи- мией. «При изложении действия электрической искры на про- цесс химического разложения и новообразования, — писал Энгельс, — Видеман заявляет, что это касается, скорее, химии. А химики в этом же случае заявляют, что это касается уже бо- лее физики. Таким образом, и те и другие заявляют о своей некомпетентности в месте соприкосновения науки о молекулах и науки об атомах, между тем как именно здесь надо ожидать наибольших результатов» [17, стр. 235]. Всего через несколько лет это гениальное предвидение Энгельса блестяще подтвердилось благодаря созданию С. Ар- рениусом (1885—1887) теории электролитической диссоциации с ее центральным понятием иона (частицы вещества с дискрет- ным зарядом электричества), а позднее благодаря изучению процесса ионизации газов, приведшему к открытию электрона. Этими открытиями было доказано, что ключом к преодолению трудностей в учении об электричестве действительно было изу- чение области, лежащей на стыке физики с химией.
Конечно, у Энгельса не было, да и не могло быть точного предвидения электрона как мельчайшей частицы, являющейся материальным носителем электричества. Тем не менее, проводя параллель между электрической и химической формами движе- ния, он ясно указывал на то, что в области электричества пред- стоит сделать открытие, аналогичное открытию Дальтоном про- стых кратных отношений в химии. Открытие же Дальтона состояло в экспериментальном обосновании идеи дискретного, прерывистого строения вещества. Говоря, что в области электри- чества должно быть сделано подобное же открытие, Энгельс тем самым направлял внимание физиков на поиски дискретной ча- стицы электричества. Все это блестяще оправдалось 15 лет спустя благодаря от- крытию электрона. Путь к его открытию пролегал через стык между физикой и химией, в частности через распространение на область электрических явлений атомистических взглядов, до тех пор развивавшихся в химии и молекулярной физике. Через электрохимию, изучающую переход электричества в химизм и химизма в электричество, Энгельс и сам перешел от физики к химии при изложении «Диалектики природы». Вопрос о переходе от химизма к жизни. Для Энгельса это был вопрос о возникновении жизни на Земле химическим путем, о происхождении биологической формы движения материи из неорганической природы. Именно через разбор этого вопроса, а тем самым через постановку определенного рода биохимиче- ских проблем, Энгельс перешел от химии к биологии. В связи с теоретическим анализом этого перехода он пи- сал: «...все химические исследования органического мира при- водят в последнем счете... к белку. Если химии удастся изго- товить этот белок в том определенном виде, в котором он, очевидно, возник, в виде так называемой протоплазмы... то ди- алектический переход будет здесь доказан также и реально, т. е. целиком и полностью... Когда химия порождает белок, хи- мический процесс выходит за свои собственные рамки, как мы видели это выше относительно механического процесса. Он вступает в некоторую более богатую содержанием область — область органической жизни» [17, стр. 204]. Таков был принципиальный ответ Энгельса на вопрос о про- исхождении жизни. Этот ответ тесно связан с самим понимани- ем сущности жизни как способа существования белковых тел, «существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причем с прекра- щением этого обмена веществ прекращается и жизнь, что при- водит к разложению белка» [17, стр. 244]. В соответствии с таким пониманием жизни выяснение во- проса о ее возникновении на Земле сводится прежде всего к оп- ределению тех условий, при которых процесс усложнения орга-
нических (углеродистых) соединений приводит к возникнове- нию химическим путем белковых тел. Отмечая, что в результате трех великих открытий в естест- вознании XIX века основным процессам природы дано материа- листическое объяснение, Энгельс указывал, что остается еще объяснить, как возникла жизнь. «Химия, — писал он, — все бо- лее и более приближается к решению этой задачи, хотя она и далека еще от этого... В настоящее время она в состоянии изготовить всякое органическое вещество, состав которого она точно знает. Как только будет установлен состав белко- вых тел, химия сможет приступить к изготовлению живого белка» [17, стр. 156]. За десятилетия, истекшие с того времени, когда были напи- саны эти слова, наука продвинулась далеко вперед по пути, указанному Энгельсом. Особенно большое значение имеют тру- ды биохимиков, изучающих и разрабатывающих проблему про- исхождения жизни. Резкой критике подверг Энгельс идеалистическую гипотезу о «вечности жизни» и о занесении зародышей жизни на Землю извне. Эту гипотезу защищали химик Ю. Либих, физик Г. Гельмгольц и другие ученые. Принимая ее, надо было пред- положить, во-первых, вечность белка (в смысле существования его при всех условиях), во-вторых, вечность первичных органи- ческих форм, из которых может развиваться все живое. Но и то и другое, как показал Энгельс, является совершенно недо- пустимым. С другой стороны, исходя из диалектической идеи о все- общей связи и о развитии природы, Энгельс резко отвергал на- турфилософские домыслы вульгарных материалистов типа Пуше, защищавших гипотезу о «самозарождении» жизни из продуктов мертвой природы. В этом вопросе Энгельс разделял взгляды великого Пасте- ра, считая, что нелепо «пытаться объяснить возникновение хотя бы одной единственной клетки прямо из мертвой материи, а не из бесструктурного живого белка, и воображать, что можно принудить природу при помощи небольшого количества воню- чей воды сделать в 24 часа то, на что ей потребовались тысяче- летия» [17, стр. 239—240]. Согласно Энгельсу, бесклеточные, то есть простейшие, жи- вые существа (протисты), «начинают свое развитие с простого белкового комочка...» [17, стр. 245]. Правда, существование бес- структурных «монер», о которых писал Энгельс, не подтверди- лось, тем не менее принципиальный подход Энгельса к данному вопросу полностью сохранил свое значение для современной науки, ибо этот подход есть не что иное, как творческое приме- нение марксистского диалектического метода к вопросу о воз- никновении и развитии живых организмов.
Открытие вирусов можно рассматривать теперь как экспери- ментальное доказательство положения Энгельса, что простей- шим живым существом может быть простой белковый комочек. Переход от природы к обществу. Это был вопрос о проис- хождении человека (проблема антропогенеза), ответ на кото- рый Энгельс дал с позиций диалектического, а также историче- ского материализма. До Энгельса этот вопрос был подробно изучен Дарвином. Исходя из своего общего эволюционного учения, опираясь на данные сравнительной анатомии, сравнительной морфологии, сравнительной эмбриологии и сравнительной физиологии, Дар- вин доказал животное происхождение человека из высших че- ловекообразных обезьян (приматов), которые были общими предками не только людей, но и современных приматов. Если, таким образом, Дарвин ограничился рассмотрением данного вопроса лишь с его биологической стороны, то Энгельс главное свое внимание перенес на социальную сторону разби- раемой проблемы. Его интересовала в первую очередь не био- логическая общность человека и высших животных, а специфи- ка человека как социального существа. Отсюда вставал вопрос о конкретном пути, которым высшие человекоподобные обезья- ны — предки человека — совершили скачок из животного со- стояния в состояние общественных существ. До Энгельса этот переход от природы к обществу оставался невыясненным. Более того, с позиций одного естественнонаучно- го, натуралистического подхода объяснить этот вопрос было не- возможно. Поэтому до Маркса и Энгельса между природой и человеком фактически оставалась не снятой преграда, мешав- шая видеть переход от природы к человеку, совершившийся в общем ходе развития природы и усложнения форм движения материи. Схематически, пользуясь принятыми нами обозначениями, такое состояние знаний можно выразить следующим образом: (Здесь в скобках стоят соответствующие науки). Создавая свою трудовую теорию антропогенеза, Энгельс главное внимание перенес на переход от природы к обществу и, соответственно, от естествознания к истории. Схематически это можно представить так: При анализе данной проблемы Энгельс особенно следил за тем, чтобы не допускалось смешение законов общественного
развития и биологических законов, а значит, и понятий соци- ально-экономической науки и биологии. Критикуя социальный дарвинизм и мальтузианство, он по- казал, что все дарвиновское учение о борьбе за существование возникло вначале как простое перенесение из общества в об- ласть живой природы, во-первых, учения Гоббса о войне всех против всех, во-вторых, буржуазного учения о конкуренции и, в-третьих, мальтусовской теории народонаселения. Следова- тельно, сначала представления об обществе были неправильно распространены на природу. «Проделав этот фокус (безуслов- ная правомерность которого — в особенности, что касается мальтусовского учения — еще очень спорна), очень легко по- том опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества; и весьма наивно было бы утверждать, буд- то тем самым эти утверждения доказаны в качестве вечных есте- ственных законов общества» [17, стр. 249]. Этим «переносом» как раз и занимались критикуемые Энгельсом социальные дарви- нисты. Далее Энгельс показал, что если животное в лучшем слу- чае доходит до собирания готовых уже средств жизни, то чело- век производит их: «Это делает невозможным всякое перенесе- ние без соответственных оговорок законов жизни животных обществ на человеческое общество... Здесь — при общественном производстве средств развития — уже совершенно непримени- мы категории из животного царства... Уже понимание истории как ряда классовых битв гораздо содержательнее и глубже, чем простое сведение ее к слабо отличающимся друг от друга фазам борьбы за существование» [17, стр. 249, 250]. Следовательно, уже здесь Энгельс с особой настойчивостью выступил против перенесения законов и категорий обществен- ных наук на качественно отличную от общества область явлений природы и, в равной мере, против перенесения законов и кате- горий естествознания на качественно отличную от природы область общественных явлений. Такое перенесение свидетель- ствовало и о механицизме и об идеализме тех, кто им занимался. Проблему происхождения человека Энгельс разобрал в статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в челове- ка». Эта статья представляет собой изложение созданной Энгельсом теории антропогенеза. Труд создал человека — вот краткая формулировка суще- ства энгельсовской теории антропогенеза. Нашим отдаленным предком Энгельс считал высокоразвитую породу человеко- образных обезьян, которые под влиянием своего образа жизни стали усваивать прямую походку. «Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к человеку», ибо «рука стала свободной и могла теперь усваивать себе все новые и новые сноровки, а приобретенная этим большая гибкость передава-
лась по наследству и возрастала от поколения к поколению» [17, стр. 132, 133]. Далее Энгельс доказал, что исключительно высокой степе- ни совершенства человеческая рука достигла «только благодаря труду, благодаря приспособлению к все новым операциям, бла- годаря передаче по наследству достигнутого таким путем осо- бого развития мускулов, связок и, за более долгие промежутки времени, также и костей, и благодаря все новому применению этих переданных по наследству усовершенствований к новым, все более сложным операциям...» [17, стр. 133]. Здесь со всей резкостью обнаруживается тот громадный шаг вперед, который сделал Энгельс по сравнению с учением Дар- вина. В решении Энгельсом проблем антропогенеза централь- ное место занимает не «естественный отбор» и, тем более, не «борьба за существование», а определяющее влияние трудовой деятельности и внешних материальных условий на организм возникающего человека и передача по наследству тех изменений в организме, которые были вызваны этими воздействиями. Исходя из этих общих положений, Энгельс конкретно про- следил, как под влиянием трудовой деятельности формировался мозг будущего человека, как зарождалась у него речь, благода- ря чему он становился мыслящим существом, которое обладает сознанием. Переход от природы к мышлению, к мыслящим существам. Материалистическое объяснение этого перехода составляет важ- нейшую часть трудовой теории антропогенеза, созданной Энгельсом. Он показал, что последовательное развитие трудовой деятельности привело к тому, что у формировавшихся людей по- явилась потребность что-то сказать друг другу, то есть потреб- ность в общении между собой. «Потребность создала себе свой орган» — орган речи, указывал Энгельс, решая этот вопрос с по- зиций исторического материализма. Видя причину возникновения нового физиологического орга- на в материальном факторе, в потребности, вызванной изменив- шимися условиями жизни, Энгельс отмечал не только физиоло- гическую, но и общественную сторону данного явления. Он заложил основы теории происхождения языка как средства общения, утверждая, что «это объяснение возникновения языка из процесса труда и вместе с трудом является единственно пра- вильным...» [17, стр. 134]. Чрезвычайно важно то обстоятельство, что Энгельс охарак- теризовал возникновение способности к звуковой речи у чело- века как процесс медленный и постепенный: «...неразвитая гор- тань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась пу- тем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим» [17, стр. 134].
Но если Энгельс указывал на то, что способность речи как новое качество возникла у наших предков постепенно, то это значит, что он не только в биологии, но и в науке о происхож- дении человека раскрыл такую форму скачка, которая отвечает не разовому удару, а постепенному переходу от старого каче- ства к новому. Эту же постепенность развития Энгельс отмечал и дальше, говоря о возникновении человеческого мозга: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя са- мыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезья- ны постепенно превратился в человеческий мозг... Подобно тому как постепенное развитие речи неизменно сопровождается соот- ветствующим усовершенствованием органа слуха, точно так же развитие мозга вообще сопровождается усовершенствованием всех чувств в их совокупности» [17, стр. 135]. В этом высказывании важно не только указание на то, что мозг, как и речь, возникает и развивается постепенно, но и при- знание внутренней связи между речью и мозгом, между языком и мышлением, которая существует с самого же начала их воз- никновения. Более того, здесь Энгельс раскрыл двигательный стимул возникновения мозга (и мышления), заключенный в ма- териальной деятельности человека — в его трудовой деятельно- сти и в материальной оболочке самой мысли — в языке. С этими положениями Энгельса связаны высказывания Маркса о единстве языка и мышления, о языке как материаль- ной оболочке мысли. Анализ процесса возникновения человека, то есть его выхода из животного состояния и превращения в общественное суще- ство, Энгельс связывал с рассмотрением психической деятельно- сти животных и зачатков мышления у высших из них. Этот вопрос специально затронут Энгельсом в отрывке «Рассудок и разум». Всестороннее естественнонаучное исследование физиоло- гических основ развития психики животных и подготовления физиологических основ для возникновения человеческого мыш- ления дано в работах И. П. Павлова, которые появились уже после смерти Энгельса. До Маркса и Энгельса ученые не могли объяснить происхож- дение сознания, генезис человеческого мышления. Между приро- дой (материей) и духом (сознанием, мышлением) они видели не переход, а непереходимую перегородку, что можно схематиче- ски выразить так: В работах Маркса и Энгельса, в частности в работе Энгельса, содержащей изложение трудовой теории антропогенеза, пока-
Изучением самого этого перехода занимается отчасти зоопси- хология, которой Энгельс уделил известное внимание. Рукопись статьи о роли труда в происхождении человека обрывается на переходе к вопросам политической экономии. Из других заметок видно, какие мысли хотел развить при этом Энгельс. В порядке критики буржуазных экономистов и естество- испытателей, разоблачая вредность смешения понятий обще- ственной науки с понятиями естественных наук, Энгельс разо- брал, в частности, смешение в категории «работа» понятий фи- зики и политической экономии. «Эта категория, — писал он,— переносится механической теорией теплоты из политической эко- номии в физику... но при этом определяется совершенно иначе... Кое-кто, повидимому, даже непрочь перенести термодинамиче- скую категорию работы обратно также и в политическую эконо- мию, — как это делают некоторые дарвинисты с борьбой за существование, — причем в итоге получилась бы только чепуха» [17, стр. 251— 252]. В другом месте Энгельс ядовито высмеял появившиеся «в но- вейшей псевдо-научной литературе различные курьезные приме- нения понятия работы в физическом смысле к экономическим трудовым отношениям, и наоборот» [17, стр. 73]. Переходом из области природы в область человеческой исто- рии, в частности политической экономии, Энгельс предполагал завершить «Диалектику природы». Тем самым через антропоге- нез намечались связь и переход между учением о природе (есте- ствознанием), с одной стороны, и целой группой наук об обще- стве — с другой. Среди последних в первую очередь следует на- звать историю (науку об общем развитии всего человеческого общества) и политическую экономию (науку об экономическом базисе общества); затем сюда относится группа исторических наук (археология и этнография), связанных, в частности с исследованием становления и формирования доисторического человека, а также примыкающая сюда же антропология, стоя- щая на грани между естествознанием и историей. Наконец, сюда же относятся науки, связанные так или иначе с зарождением и развитием человеческого мышления, — наука о языке как общественном явлении (языкознание) и психоло- гия, стоящая уже на грани между общественными науками и философией и вместе с тем отчасти на грани с естествознанием (физиологией органов чувств и мозга высших животных и чело- века). зан реальный переход от бессознательной природы к человеку как мыслящему существу, в котором природа осознает самое себя. Схематически этот переход можно представить так:
Таким образом, через антропогенез все перечисленные выше науки, не входящие в собственно естествознание, соприкасаются с ним, и это обстоятельство должно быть учтено при разработке полной классификации наук, охватывающей все отрасли чело- веческого знания. В помещаемой здесь схеме VI классификации наук, по ана- логии с предыдущими схемами такого же рода, резюмирована разработка Энгельсом вопроса о переходах между различными формами движения материи и, соответственно, вопроса о проме- жуточных (переходных, пограничных, или «стыковых») отрас- лях знания и отдельных теориях. Схема VI содержит вместе с тем указание на некоторые весьма важные научные предвидения, сделанные в «Диалектике природы» и основанные на творческом применении Энгельсом разработанной им классификации наук и лежащих в ее фунда- менте общих диалектико-материалистических принципов.
РЕЗЮМЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ Резюмируя историю марксистского решения проблемы клас- сификации наук Энгельсом, в первую очередь в отношении есте- ственных наук, можно констатировать следующее. 1. Подобно своим великим предшественникам (Сен-Симону и Гегелю) Энгельс поставил задачу синтетически резюмировать и энциклопедически обобщить все современное ему естествозна- ние, но сделать это на основе марксистской философии, преодо- левающей односторонность обеих главных предшествующих ли- ний в развитии философии — механистического материализма и идеалистической диалектики. В целях достижения этой задачи Энгельс поставил и решил с марксистских позиций проблему классификации наук, естественных наук прежде всего. 2. Создание и разработка научного диалектического метода были осуществлены Марксом, который дал этому методу глу- бокое объективное обоснование открытием общих законов диа- лектики и вместе с тем развил его как метод научного познания, показав логические особенности и специфические приемы позна- ния, связанные с этим методом. Маркс не только дал возмож- ность марксистам, прежде всего своему сподвижнику Энгельсу, применить созданный метод к решению любых научных проб- лем, в том числе и проблемы классификации наук, но и сам осуществил грандиозный синтез наук, опираясь на этот метод. 3. Марксистское решение указанной проблемы опирается у Энгельса на применение общего принципа субординации наук в противоположность всем формальным классификациям его предшественников и современников, которые неизменно опира- лись на принцип координации. 4. Принцип субординации в противоположность искусствен- ным конструкциям гегелевской философии конкретизируется у Энгельса как принцип одновременно и диалектический (идея развития и выведения высших форм из низших, идея всеобщей связи вещей и, соответственно, понятий о вещах) и материали- стический (признание наук за отражение отдельных форм дви- жения материи, а связи наук за отражение связей и переходов между формами движения). 5. Наряду с главным принципом субординации, учитываю- щим соотношение между высшими и низшими ступенями разви- тия объекта, а следовательно, ступенями познания объекта
субъектом, Энгельс отчасти опирался и на другие, более узкие принципы классификации (расположение наук в порядке от общего к частному и от абстрактного к конкретному), которые были разработаны его предшественниками (особенно Контом и Спенсером). Однако эти последние возводили соответствую- щий частный принцип в единственный всеобъемлющий принцип, пытаясь построить на нем как на общем принципе ту или иную классификацию, которая неизбежно принимала односторонний, формальный вид, имея к тому же в своей основе в качестве дей- ствительно общего принципа принцип координации наук. На- против, у Энгельса в марксистской классификации наук оба частных принципа классификации занимают вполне определен- ное, ограниченное место, соответствующее реальному движению познания либо от диалектики к специальным наукам, либо от математики к механике. 6. День 30 мая 1873 года является точной датой сделанного Энгельсом открытия, состоявшего в том, что единым понятием формы движения он охватил и обобщил, во-первых, основные виды движения (энергии), действующие в неживой природе, во- вторых, явления жизни, стоявшие до тех пор обособленно от явлений неживой природы, а потому и не дававшие возможности в силу своей обособленности создать единую классификацию наук, основанную не на принципе координации, а на принципе субординации. 7. Последующая эволюция взглядов Энгельса на классифи- кацию наук шла в основном по двум линиям: во-первых, по линии расширения исторического обоснования первоначального ее варианта и, во-вторых, по линии связывания форм движения с особенностями их материальных носителей, то есть соответ- ствующих им дискретных видов материи, способом существова- ния которых они являются. 8. Историческое обоснование классификации наук касалось как самого объекта (форм движения), так и его познания чело- веком (истории наук). В первом случае Энгельс вскрыл единство между индивидуальным процессом последовательного превра- щения форм движения (энергии) в отдельном явлении локаль- ного (местного) масштаба («онтогенией» природы) и историей всей природы нашего участка Вселенной, взятого в целом («фи- логенией» природы). Во втором случае он показал единство между логической схемой классификации наук, резюмирующей з сознании современного ученого, то есть в индивидуальном сознании человека (в «онтогении» сознания), всю историю науч- ного знания предмета, и самой этой историей знаний всего чело- вечества на протяжении всей его истории («филогенией» созна- ния). Как и во всех подобных случаях, здесь диалектика разви- тия такова, что «онтогенетическое» развитие кратко повторяет самые основные ступени «филогенетического» развития как бы в очищенном, логически стройном виде.
9. Связывание форм движения с дискретными видами мате- рии (их «носителями», или их материальным субстратом) дало возможность Энгельсу не только глубже обосновать первона- чальную классификацию по формам движения, но и вскрыть необходимость ее дальнейшего развития и уточнения, во-первых, в связи с предполагавшейся уже тогда областью субатомной физики (физика, или механика, «эфира») и, во-вторых, в связи с обнаруживаемой дивергенцией (раздвоением) развития при- роды на две полярные ветви — неживой и живой природы. 10. В марксистской классификации наук нашли свое кон- кретное применение законы и принципы материалистической диалектики как в части обоснования самой классификации, так и в части изучения и предвидения переходных областей между различными формами движения (соответственно, науками). Важность открытия и изучения этих областей объяснялась, в частности, тем, что именно здесь раскрывалась сущность выс- ших форм движения материи, предполагающая познание связи этих форм с низшими, из которых они возникают. 11. Основное содержание «Диалектики природы» составляет учение о формах движения материи, об их взаимосвязях и взаи- мопереходах, об их развитии от низших, простых форм к выс- шим, более сложным формам. Показать развитие природы как последовательный переход различных форм движения материи друг в друга — такова основная идея Энгельса, составившая общий замысел произведения «Диалектика природы». 12. В «Диалектике природы» Энгельс мастерски применил диалектикО'Материалистический метод к решению основных проблем современного ему естествознания на основе разработан- ной им марксистской классификации естественных наук. Говоря конкретнее, с помощью этого метода Энгельс, во-первых, по-пар- тийному разгромил позиции идеализма и агностицизма, метафи- зики и механицизма в естествознании; во-вторых, дал новое ре- шение многих конкретных проблем естествознания в целом (клас- сификация наук) и его отдельных отраслей, таких проблем, на которых споткнулась реакционная философия; в-третьих, выдви- нул ряд замечательных предвидений, блестяще оправдавшихся впоследствии и осветивших путь развития современного естество- знания. 13. Нужно видеть различие между общим подходом Энгельса к вопросам естествознания, то есть диалектико-материалистиче- ским методом исследования явлений природы, и использованны- ми им частными естественнонаучными положениями, отражав- шими определенный уровень развития науки. Общий метод, при- мененный в «Диалектике природы» и вытекавший из философии диалектического материализма, не устарел и не может устареть, ибо он опирается на незыблемые основные законы развития при- роды, общества и мышления. Напротив, частные естественнона- учные представления (например об «эфире») неизбежно уста-
ревали по мере развития естествознания, ибо они отражали собой лишь ту ступень познания природы, которая была достиг- нута наукой в 70—80-х годах XIX века. Это касается и самой марксистской классификации наук, разработанной Энгельсом: ее конкретная форма (схема) требует развития и уточнения, ее принципы остаются незыблемыми. 14. Труд Энгельса, посвященный классификации естествен- ных наук, блестяще подтверждает слова самого Энгельса о том, что «диалектика является для современного естествознания наи- более важной формой мышления, ибо только она представляет аналог и тем самым метод объяснения для происходящих в при- роде процессов развития, для всеобщих связей природы, для переходов от одной области исследования к другой» [17, стр. 22]. Марксистская классификация наук как раз и строится на учете такого рода переходов от одних областей исследования к другим. * * * На этом мы заканчиваем нашу первую книгу, посвященную разбору классификации наук Энгельса и классификаций его предшественников. В следующей книге («Классификация наук. II. Ленин и современность») мы рассмотрим дальнейшее развитие этой проблемы до наших дней включительно.
А Абеляр, Пьер (1079—1142). Француз- ский философ и теолог — 252. Августин, Аврелий (354—430). Хри- стианский богослов — 48, 49. Авенариус, Рихард (1843—1896). Не- мецкий философ — 275. Авиценна — см. Ибн-Сина. Авогадро, Амедео (1776—1856). Итальянский физик — 72. Агассис, Луи Жан Рудольф (1807— 1873). Швейцарский естествоис- пытатель — 399. Адель Ава. Современный арабский (ливанский) историк — 54. Аль-Газали, Абу Хамид Мухаммед ибн-Мухаммед (1059—1111). Арабский философ — 55. Аль-Кинди, Абу Якуб ибн-Исхак (800—879). Арабский философ и ученый-энциклопедист — 52, 53, 54, 60. Аль-Фараби, Абу Наср (ум. 950). Арабский философ — 52—54, 60. Аль-Хаварзми. Средневековый мыс- литель — 54, 55. Амбарцумян, Захарий Николаевич (р. 1903). Советский библио- граф—228, 229. Ампер, Андре Мари (1775—1836). Французский физик и матема- тик—29, 31, 35, 48, 53, 72, 100, 107, 141, 144—152, 156, 159—163, 231, 335. Антонович, Максим Алексеевич (1835—1918). Русский философ— 175, 176, 267. Араго, Доминик Франсуа (1786— 1853). Французский астроном, физик и политический деятель — 100. Аристарх Самосский (320—250 до н. э.). Древнегреческий астро- ном — 403. Аристотель (384—322 до н. э.). Древ- негреческий философ — 46, 50, 52, 53, 58, 60, 126, 229, 373. Арнотт, Нейль (1788—1874). Англий- ский физик — 166, 167. Аррениус, С ванте Август (1859— 1927). Шведский физико-химик — 384, 385, 436. Архипцев, Федор Тимофеевич (р. 1911). Советский фило- соф — 4. Б Белинский, Виссарион Григорьевич (1811—1848). Русский философ, революционный демократ — 263— 265. Бентам, Иеремия (1748—1832). Анг- лийский философ — 166, 167. Беркли, Джордж (1684—1753). Анг- лийский философ — 19. Бернулли, Даниил (1700—1782). Швейцарский математик и фи- зик — 72. Бертолле, Клод Луи (1748—1822). Французский химик — 100. Берцелиус, Йене Якоб (1779—1848). Шведский химик и минералог — 101, 135, 315. Бизли, Эдуард Спенсер (1831—1915). Английский историк — 305. Био, Жан Батист (1774—1862). Французский физик и астроном — 100. Бита, Мари Франсуа Ксавье (1771— 1802). Французский биолог и врач— 122. Блан, Луи (1811—1882). Французский мелкобуржуазный социалист — 264. Бленвиль, Анри де (1778—1850). Французский зоолог — 100, 140. Богоутдинов, Алаутдин Махмудо- вич (р. 1911). Советский фило- соф — 56. Бойль, Роберт (1627—1691). Англий- ский химик и физик — 68, 72, 73, 76, 168, 219, 334. Больцман, Людвиг (1844—1906). Австрийский физик — 435. именной указатель
Боткин, Василий Петрович (1811 — 1869). Русский писатель — 263. Бройль, Луи де (р. 1892). Француз- ский физик — 421. Бруно, Джордано (1548—1600). Итальянский ученый и атеист — 168. Букановский, Василий Михайлович (р. 1905). Советский философ — 76, 77. Бунзен, Роберт Вильгельм (1811— 1899). Немецкий химик— 125,383. Бутлеров, Александр Михайлович (1828—1886). Русский химик — 196, 383. Бэкон, Роджер (ок. 1214—1294). Английский ученый — 50, 53, 57-60. Бэкон, Френсис (1561—1626). Анг- лийский философ — 7, 12, 13, 38, 44, 55, 57, 62—66, 68, 71, 79, 80, 82, 85 — 90, 92, 93, 97, 103, 104, 114, 149, 166, 168, 177, 228, 229, 249, 273. Бэн, Александр (1818—1903). Анг- лийский психолог—167, 180, 183, 202—205, 209—212, 215. Бэр, Карл Максимович (1792—1876). Русский эмбриолог и географ — 228, 230, 231, 399. Бюффон, Жорж Луи Леклерк (1707— 1788). Французский натуралист — 100. В Ван Чун (ок. 27 — ок. 97). Древне- китайский мыслитель — 43. Вёлер, Фридрих (1800—1882). Не- мецкий химик — 100, 101, 133, 136. Велланский, Данило Михайлович (1774—1847). Русский натурфило- соф — 231. Венегас, Алексио (XVI в.). Испан- ский мыслитель — 62. Видеман, Густав Генрих — (1826— 1899). Немецкий физик — 436. Вислобоков, Алексей Дмитриевич (р. 1912). Советский философ — 4. Вольф, Каспар Фридрих (1733—1794). Немецкий биолог — 393. Вольф, Христиан (1679—1754). Не- мецкий философ — 12. Вюрц, Шарль Адольф (1817—1884). Французский химик — 315. Г Галилей, Галилео (1564—1642). Ита- льянский физик и астроном — 97, 114, 168, 334. Гарвей, Уильям (1578—1657). Англий- ский физиолог — 334. Гассенди, Пьер (1592—1655). Фран- цузский философ, физик и астро- ном—68, 71—73, 76. Гаусс, Карл Фридрих (1777—1855). Немецкий математик и астро ном— 123. Гегель, Георг Вильгельм Фридрих (1770—1831). Немецкий фило- соф — 8, 32, 38, 41, 80, 87, 92, 95, 142, 144, 218—228, 235, 240, 241, 243, 251, 253, 261, 264, 273—275, 279, 284, 293, 303—310, 312, 315, 319, 340, 382, 390, 400, 401, 403, 407, 425, 445. Гей-Люссак,Жозеф Луи (1778—1850). Французский физик и химик — 100. Геккель, Эрнст (1834—1919). Немец- кий биолог — 384, 388. Гексли, Томас Генри (1825—1895). Английский естествоиспытатель— 99, 212—215, 267, 384. Гельмгольц, Герман Людвиг Ферди- нанд (1821—1894). Немецкий фи- зик и физиолог —312, 389, 438 Гераклит Эфесский (ок. 530—470 до н. э.). Древнегреческий фило- соф — 222, 373. Герц, Генрих Рудольф (1857—1894). Немецкий физик — 384. Герцен, Александр Иванович (1812— 1870). Русский философ, револю- ционный демократ — 65, 87, 218. 219, 228, 239—253, 262, 263, 271, 273, 275. Гершель, Вильям (отец) (1738—1822). Английский астроном и оптик — 205. Гершель, Джон (сын) (1792—1871). Английский астроном — 101. Гёте, Иоганн Вольфганг (1749—1832) Немецкий поэт и мыслитель — 434. Гоббс, Томас (1588—1679). Англий- ский философ — 66—68, 87—89, 208, 440. Гольбах, Поль Анри (1723—1789). Французский философ — 79, 81. Гофман, Август Вильгельм (1818— 1892). Немецкий химик — 315.
Гров, Уильям Роберт (1811—1896). Английский адвокат и физик — 312, 313, 399. Грот, Николай Яковлевич (1852— 1899). Русский философ — 35, 152, 209. Гумбольдт, Александр Фридрих Виль- гельм (1769—1859). Немецкий естествоиспытатель и путешест- венник— 100, 399. Гущин, Борис Петрович (1874— 1936). Русский библиограф — 210. Гюйгенс, Христиан (1629—1695). Гол- ландский физик и математик — 168. Д Давид Анахт (Непобедимый) (VI в.). Древнеармянский мыслитель — 50—52. Даламбер (Д'Аламбер), Жан Лерон (1717—1783). Французский фило- соф и математик — 7—9, 32, 57, 79—89, 92, 93, 100, 103, 149, 166, 230, 274. Д'Аллуа, Омалиус. Бельгийский гео- лог XIX в. —144, 152, 154, 155, 161—163, 231. Дальтон, Джон (1766—1844). Англий- ский химик и физик—15, 101, 171, 315, 398, 437. Дантэ, Виктор Альфред (1830—1891). Французский ученый —217. Дарвин, Чарльз Роберт (1809—1882). Английский естествоиспытатель— 26, 100, 132, 165, 187, 314, 383, 399, 415, 439. Двигубский, Иван Алексеевич (1771— 1839). Русский естествоиспыта- тель — 234. Дёберейнер, Иоган Вольфганг (1780—1849). Немецкий химик — 26. Де-Бленвиль — см. Бленвиль. Де-Бройль — см. Бройль. Декарт, Рене (1596—1650). Француз- ский философ, физик, матема- тик—68—71, 75, 77, 97, 101, 114, 122, 135, 403, 411. Демидов, Павел Григорьевич (1738— 1821). Русский естествоиспыта- тель и книговед — 228, 229. Демичев, Виталий Анатольевич (р. 1930). Советский философ — 77—79. Демокрит (ок. 460—370 до н. э.). Древнегреческий философ — 45— 47. Дидро, Дени (1713—1784). Француз- ский философ —7, 57, 79—82, 85-89, 92. Добролюбов, Николай Александрович (1836—1861). Русский философ, революционный демократ — 260, 261, 306. Дун Чжун-шу (II—I вв. до н. э.). Древнекитайский мыслитель — 43. Дэви, Гемфри (1778—1829). Англий- ский химик и физик—101, 171. Дюлонг, Пьер Луи (1785—1838). Французский физик и химик — 100. Дюма, Жан Батист Андре (1800— 1884). Французский химик— 101. Дюринг, Евгений (1833—1921). Не- мецкий философ и экономист — 199, 271, 272, 344, 346, 389. Ж Жерар, Шарль Фредерик (1816— 1856). Французский химик—101. Жоффруа Сент-Илер, Изидор (сын) (1805—1861). Французский зо- олог—144, 152—154, 161, 231. Жоффруа Сент-Илер, Этьенн (отец) (1772—1844). Французский нату- ралист—100, 101, 129, 152. И Ибн-Сина, Абу-Али (ок. 980—1037). Средневековый философ, есте- ствоиспытатель, врач, математик и поэт — 53, 56—59. Ибн-Хальдун, Абдуррахман (1332— 1406). Арабский историк — 55. К Кант, Иммануил (1724—1804). Не- мецкий философ —9, 15, 19, 69, 80, 123, 142, 219, 220, 234, 235, 259, 264, 393, 395, 396, 398, 399. Карно, Никола Леонар Сади (1796— 1832). Французский физик—101. Кассини, Жак (1677—1756). Фран- цузский астроном — 402. Кассини, Цезарь Франсуа (1714— 1784). Французский астроном — 402. Кекуле, Фридрих Август (1829—1896), Немецкий химик — 349. Кеплер, Иоганн (1571—1630). Немец- кий астроном — 168, 249.
Кирхгоф, Густав Роберт (1824—1887). Немецкий физик — 125, 383. Клаузиус, Рудольф (1822—1888). Не- мецкий физик — 341, 354, 383, 390, 412, 413, 433, 435. Ковалевский, Александр Онуфриевич (1840—1901). Русский биолог- эволюционист — 384. Ковалевский, Владимир Онуфриевич (1842—1883). Русский палеонто- лог-эволюционист — 384. Ковалевский, Максим Максимович (1851—1916). Русский социо- лог — 130. Козельский, Яков Павлович (ок. 1728—1794). Русский писатель и ученый-просветитель — 77—79. Кольридж, Самюэль Тэйлор (1772— 1834). Английский философ — 166, 167, 274. Конт, Огюст (1798—1857). Француз- ский философ и социолог — 28— 31, 38, 41, 52, 53, 55, 71, 76, 83, 87, 91, 92, 98—144, 147—155, 159—162, 167, 171, 176—188, 193, 204, 207—218, 227, 228, 263—270, 273—275, 305, 309, 319, 335, 347, 374, 375, 382, 390, 426, 446. Конфуций (551—479 до н. э.). Древ- некитайский мыслитель — 43. Коперник, Николай (1473—1543). Польский астроном — 168, 248, 249, 258, 393. Коши, Огюстен Луи (1789—1857). Французский математик — 100. Круг, Вильгельм Трауготт (1770— 1842). Немецкий ученый — 220. Крукс, Уильям (1832—1919). Англий- ский физик и химик — 383. Кугельман, Людвиг (1830—1902). Немецкий врач — 288. Курно, Огюстен Антуан (1801—1877). Французский математик и фило- соф — 29, 31, 35, 141, 144, 151, 152, 155—164, 212, 335. Кювье, Жорж (1769—1832). Фран- цузский зоолог и палеонтолог — 100, 101, 334, 397, 399. Л Лавуазье, Антуан Лоран (1743— 1794). Французский химик—100, 101, 126, 398. Лагранж, Жозеф Луи (1736—1813) Французский математик — 100, 122. Лайель (Ляйель), Чарльз (1797— 1875). Английский геолог — 15, 173, 260, 397, 399. Лаланд, Андре (р. 1867). Француз- ский ученый — 146, 147, 150, 185 186, 193, 194. Ламарк, Жан Батист Пьер Антуан (1744—1829). Французский есте- ствоиспытатель — 100, 129, 132, 217, 260, 399. Ланге, Фридрих Альберт (1828— 1875). Немецкий философ —312. Лаплас, Пьер Симон (1749—1827). Французский астроном, матема- тик и физик—15, 69, 100, 131, 138, 205, 260, 330, 393, 399, 404, 405. Лебедев, Петр Николаевич (1866— 1912). Русский физик —327. Левкипп (ок. 500—440 до н. э.). Древ- негреческий философ — 45. Лейбниц, Готфрид Вильгельм (1646— 1716). Немецкий математик и фи- лософ — 90, 411, 412. Лемери, Николай (1645—1715). Фран- цузский химик—13, 70, 95. Ленин, Владимир Ильич (1870— 1924) — 3, 7, 11, 20, 21, 30, 31, 104, 214, 222, 239, 252, 256, 262, 263, 268, 275, 282, 295—297, 367, 375, 383, 392, 420, 423, 448. Леонардо да Винчи (1452—1519). Итальянский художник, ученый и инженер — 90. Либих, Юстус (1803—1873). Немец- кий химик — 101, 438. Линней, Карл (1707—1778). Швед- ский естествоиспытатель — 26. Литтре, Эмиль (1801—1881). Фран- цузский ученый — 182, 186, 187, 263, 266, 267. Лобачевский, Николай Иванович (1792—1856). Русский матема- тик — 123, 229, 384. Ложель, Огюст. Французский уче- ный XIX в. — 183. Локк, Джон (1632—1704). Англий- ский философ — 12, 68, 72—75, 168, 176, 215, 219, 264. Ломоносов, Михаил Васильевич (1711—1765). Русский ученый- энциклопедист — 72, 75—77, 79, 90, 393, 395. Лоран, Огюст (1807—1853). Фран- цузский химик-органик — 101. Лоишидт, Иозеф (1821—1895). Авст- рийский физик — 390. Лукреций (Тит Лукреций Кар) (ок. 99—55 до н. э.). Древнеримский философ и поэт — 47.
м Майер, Юлиус Роберт (1814—1878). Немецкий ученый —307, 312. Максимович, Михаил Александрович (1804—1873). Русский ученый — 231, 234—238. Максвелл, Джемс Клерк (1831— 1879). Английский физик — 384. Мао Цзэ-дун (р. 1893)—43. Маркс, Карл (1818—1883)—4, 8, 19—21, 65, 71, 195, 218, 251, 263, 275, 279—285, 288, 289, 291—309, 311, 312, 314—318, 349, 357, 380, 384, 391, 423, 439, 442, 445. Мах, Эрнст (1838—1916). Австрий- ский философ и физик — 275. Менделеев, Дмитрий Иванович (1834—1907). Русский химик — 15, 26, 107, 143, 175, 192, 196, 206, 268, 270, 271, 383—385. Милль, Джемс (1773—1836). Англий- ский философ и экономист — 283. Милль, Джон Стюарт (1806—1873). Английский философ — 166, 168, 176-183, 204, 211, 212, 215, 217, 266, 267, 269. Михайловский, Николай Константи- нович (1842—1904). Русский со- циолог и публицист — 213, 214, 267, 268, 275. Монж, Гаспар (1746—1818). Фран- цузский математик — 100. Мухассеб, Ямаль. Современный араб- ский (сирийский) философ — 53—55. Мюллер, Иоганнес Петер (1801— 1858). Немецкий физиолог — 389. Н Нернст, Вальтер Герман (1864— 1941). Немецкий физико-химик — 384. Ньютон, Исаак (1643—1727). Анг- лийский ученый — 131, 152, 168, 177, 182, 205, 249, 256, 384, 393, 402. О Огарёв, Николай Платонович (1813— 1877). Русский поэт и мысли- тель — 246. Оленин, Алексей Николаевич (1774— 1843). Русский библиотекарь — 229. Оствальд, Вильгельм Фридрих (1853—1932). Немецкий физико- химик — 323. П Павлов, Иван Петрович (1849—1936). Русский физиолог — 442. Павлов, Михаил Григорьевич (1793— 1840). Русский естествоиспыта- тель — 231—234, 238. Павловский, Николай Иванович (ум. 1896). Русский публицист — 180, 268—270. Пастер, Луи (1822—1895). Француз- ский микробиолог — 384, 438. Пирсон, Карл (1857—1936). Англий- ский философ — 215. Писарев, Дмитрий Иванович (1840— 1868). Русский философ, револю- ционный демократ — 265—267. Пифагор (ок. 580—500 до н. э.). Древнегреческий математик и фи- лософ — 50. Платон (427—347 до н. э.). Древне- греческий философ — 45, 46, 49, 50, 53, 208. Плеханов, Георгий Валентинович (1856—1918). Русский марксист— 251. Плиний Старший, Гай Секунд (23—79). Древнеримский уче- ный — 47, 48. Полициано, Анджело (Аньоло дельи А мброджини) (1454— 1494). Итальянский поэт-гуманист — 61, 62. Порфирий (ок. 233 — начало IV в.). Древнеримский философ — 46. Прудон, Пьер Жозеф (1809—1865). Французский публицист и социо- лог — 283, 284. Птолемей, Клавдий (II в.) Древне- греческий астроном — 48, 249. Пуансо, Луи (1777—1859). Француз- ский математик — 100. Пуше, Феликс Аршимед (1800— 1872). Французский естествоис- пытатель — 438. Пушкин, Александр Сергеевич (1799—1837). Русский поэт — 213. Р Рейсс, Фердинанд Фридрих (Федор Федорович) (1778—1852). Рус- ский химик — 229. Риман, Георг Фридрих Бернхард (1826—1866). Немецкий матема- тик — 384. Роско, Генри Энфилд (1833—1915). Английский химик — 385.
С Савченков, Федор Николаевич (1831—1900). Русский химик — 315. Сент-Илер Жоффруа — см. Жоф- фруа Сент-Илер. Сен-Симон де Равруа, Анри Клод (1760—1825). Французский уто- пист — 32, 38, 41, 65, 71, 80, 83, 91—99, 102, 103, 115, 116, 118, 120, 127, 139, 142, 147, 153, 154, 171, 213, 227, 228, 258, 264, 274, 279, 303, 304, 306, 309, 310, 347, 390, 407, 445. Сеченов, Иван Михайлович (1829— 1905). Русский физиолог — 270, 383. Спенсер, Герберт (1820—1903). Анг- лийский философ и социолог — 29, 31, 55, 68, 75, 87, 108, 130, 144, 165-167, 174, 177, 179—212, 215, 217, 218, 269, 275, 374, 375, 388, 446. Спиноза, Бенедикт (1632—1677). Гол- ландский философ — 71, 394. Столетов, Александр Григорьевич (1839—1896). Русский физик — 384. Т Телезио, Бернардино (1509—1588). Итальянский философ — 77. Теннис, Фердинанд (р. 1855). Немец- кий журналист — 98. Тимирязев, Климент Аркадьевич (1843—1920). Русский ученый — 132, 140, 143. Торичелли, Эдванджелиста (1608— 1647). Итальянский физик и ма- тематик — 334. У Уарте, Хуан (ок. 1535—1592). Испан- ский философ — 57, 62, 63, 66, 77, 166. Уорд, Лестер Франк (1841—1913). Американский социолог — 130, 177, 179, 180, 182, 204, 215—217. Уэвелл, Уильям (1794—1866). Анг- лийский философ и историк нау- ки — 87, 165, 167—178, 188. Ф Фарадей, Майкл (1791—1867). Анг- лийский физик — 100, 101, 171, 307, 384. Фейербах, Людвиг (1804—1872). Не- мецкий философ — 253, 256, 300. Фойгт, Карл Карлович (1808—1873). Русский библиотекарь — 229, 230. Франкленд, Эдуард (1825— 1899). Английский химик — 196. Фурье, Жан Батист Жозеф (1768— 1830). Французский математик — 100, 101. X Хвольсон, Орест Данилович (1852— 1934). Советский физик — 124, 125. Холдейн, Джон Бёрдон Сандерсон (р. 1892). Английский биолог — 329. Ц Цезальпин, Андреа (1519—1603). Итальянский ботаник и фило- соф — 175, 188. Цин Сю. Древнекитайский ученый начала н. э. — 44. Ч Чалоян, Вазген Карпович (р. 1905). Советский философ — 50, 51. Чебышев, Пафнутий Львович (1821— 1894). Русский математик — 384 Ченцова, Татьяна Николаевна (1900—1955). Советский фило- соф — 4. Чернышевский, Николай Гаврилович (1828—1889). Русский философ, революционный демократ — 87, 218, 219, 253—265, 268, 271, 273, 275, 305, 306. Ш Шамурин, Евгений Иванович (р. 1888). Советский библио- граф — 42, 47, 57, 61, 62, 220,228. Шеллинг, Фридрих Вильгельм Иосиф (1775-1854). Немецкий философ — 142, 218, 219, 221, 231, 235, 240, 241, 261, 307. Шорлеммер, Карл (1834—1892). Не- мецкий химик — 314, 315, 338, 380, 381, 385.
э Эвклид (IV—III вв. до н. э.). Древ- негреческий математик — 48. Эйнштейн, Альберт (1879—1955). Не- мецкий физик — 125. Энгельс, Фридрих (1820—1895) — 3—13, 15-17, 19—21, 24—26, 28, 39, 41, 44, 46, 48, 69—87, 90—93, 98, 99, 139, 140, 141, 144, 152, 165, 176, 214, 217—219, 222, 224, 226—228, 251, 263, 272, 276, 277, 279, 280, 288—290, 297, 298, 301— 448. Эпикур (341—270 до н. э.). Древне- греческий философ — 47, 49, 71, 403. Эрстед, Ханс Кристиан (1777—1851). Датский физик — 307. Ю Юм, Давид (1711—1776). Английский философ — 19, 176, 177, 214, 215.
ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ А Абстрактные науки — см. НАУКИ аб- страктные и конкретные. Агрикультура — 48, 58, 59, 86, 148, 150, 151, 157, 159, 163, 334. Агрономические науки, агротехника — см. Агрикультура. Акустика — 67, 89, 121, 133, 168, 174. Алгебра — 48, 57, 145, 156, 195, 357. Алхимия— 11, 48, 57, 58—59, 86, 252, 394. Анализ — см. Ступени познания. — математический — 86, 88, 121, 122, 123, 135, 140, 156, 195, 225, 226, 270, 336, 370, 395, 396. — случайностей — см. ТЕОРИЯ ве- роятностей. Аналитика (по Аристотелю) — см. ЛОГИКА. Анатомирование (в процессе позна- ния) — И, 16, 22, 249, 250, 348, 369 423 424. Анатомия — 12, 48, 77, 86, 89, 121, 157, 237, 263, 264, 332, 343, 398. — сравнительная — 172, 174, 224,243, 258, 310, 315, 316, 399. Антропогенез — 341, 343, 387, 391, 439—444. Антропологические науки — см. Ан- тропология; Гуманитарные нау- ки. Антропологический принцип (по Чер- нышевскому) — 253—256, 262. Антропология — 48, 53, 54, 157, 163, 220, 225, 231, 234, 237, 238, 256, 260, 335, 342, 343, 443. Арифметика — 49—51, 54—56, 58, 62, 67, 88, 146—148, 156, 163, 195, 357. Арифмология (по Амперу, включая теорию чисел) — см. Арифметика. Археология — 148, 158, 443. Архитектоника (по Курно) — см. Ин- женерная наука. Архитектура, строительное дело — 58, 62, 67, 77, 88. Астрогения (по Спенсеру) — 199. Астрология — 57, 62, 67, 68, 86, 88, 180, 252 Астрономия — И, 12, 15, 38, 47—50, 52, 54—56, 58, 59, 62, 64, 67—69, 75, 77, 86—88, 91, 93. 96. 100, 101, 106, 108, ПО, 112, 116, 118— 122, 124, 128, 131, 134, 137, 139, 147, 148, 150—152, 154—159, 161— 163, 166, 168, 171, 172, 174, 179, 180, 182, 189, 191, 192, 194, 198, 200, 201, 204, 206-208, 210, 211, 216, 225, 231, 236—238, 244, 249, 253, 254, 258, 259, 261, 266. 270, 329, 332—334, 336, 342, 343, 345— 347, 350, 353, 368, 373, 377, 379. 390, 394—399, 416, 418, 419. Астрофизика — 156, 329, 342, 348, 380, 433. Астрохимия — см. Астрофизика. Атмология — см. Метеорология; Пнев- матика. Атомистика — 15, 32, 45, 46, 68, 69, 71—73, 75, 94, 102, 170, 306—309, 314, 315, 331, 344, 345, 347—350, 352—355, 357—359, 361—363, 366, 367, 380, 384, 389, 398, 401, 403, 409, 421, 422, 428, 437, 446, 447. Атомы, атомное движение — 76, 94, 138, 308, 314, 315, 331, 344, 345, 348-350, 352—355, 357—361, 366, 379—381, 384, 385, 399, 401 403, 408-411, 416, 420, 421, 427, 436. Аэрометрия — см. Пневматика. Б Барология — 58, 69, 121, 133. Белок — 311, 341, 344—346, 349,350, 357, 359—361, 364, 367, 381, 406, 411, 413, 418, 437—439, 444. Библиотечное дело — 3, 42—44, 61, 68, 228—231. Биогеохимия — 17, 25. Биология — 8, 10, 12, 14—17, 25, 26, 38, 45, 64, 76, 82, 100, 102, 108, 116, 118, 120, 122, 125—129, 132, 134, 136—140, 149, 151—158, 161, 162, 167, 170, 172—174, 179, 180, 185, 186, 191, 193, 194, 198—201, 205, 206, 209, 211—214, 216, 217,
223, 224, 245, 249,253,260,266,269, 270, 306, 310—314, 316, 319, 320, 321, 323, 328, 329, 333, 334, 335, 338—340, 343, 345—347, 350, 353, 357, 361, 364, 369, 370—372, 375, 378, 380, 381, 384, 386, 391, 394— 399, 403, 415, 416—418, 420, 428, 437, 440, 442, 444. Биохимия — 17, 353, 364, 438, 444. Богословие, см. также Теология, тео- логизм — 44, 48—50, 55, 56, 58, 59, 61, 62, 64, 86, 88, 89, 157, 220, 229, 231, 232. Ботаника — 14, 36, 48, 54, 57, 67, 86, 89, 103, 108, 122, 148, 150—152, 154, 155, 159, 161, 163, 170—172, 174, 185, 186, 211, 224, 237, 238, 253, 259, 334, 415, 416. Бухгалтерия — см. Математика прак- тическая. Быт — см. Этнография, этнология. В Ветеринария — см. Зоотехника, охо- та. Военная история — см. ИСТОРИЯ общества. Военное дело — 43, 44, 62, 77, 145, 148, 150, 158, 230. Г Генетический разрез, см. также Связь явлений и наук во времени — 37, 122, 131, 140, 254, 255, 274, 323, 354, 357, 370, 415. Генетический ряд наук — см. Общий ряд наук; Связь явлений и наук во времени. Геогения (по Спенсеру) — 198, 199. География — 33, 48, 64, 67, 75, 77, 86, 88, 139, 150, 156, 158, 163, 166, 220, 229, 231, 236, 238, 253, 396, 397 399 Геодезия — 62, 156, 163. Геология — 12, 15, 17, 38, 46, 64, 75, 86, 88, 108, 139, 148, 150—152, 154—156, 158, 159, 161, 163, 189, 192, 194, 198—201, 206, 210, 211, 224, 231, 237, 243, 330, 332—335, 340, 342, 343, 346, 347, 377, 378, 380, 394—397, 399, 406, 416. Геология в широком понимании (по Уэвеллу) — 173, 174. Геометрия— 12, 15, 17, 49—52, 54—56, 58, 62, 66, 67, 86, 121—124, 147, 148, 156, 163, 186, 195, 196, 204, 271, 357, 384. — аналитическая — 135, 395, 396. — начертательная — 195. Геофизика — 48, 156, 163. Геохимия — 17. Гигиена — см. Медицина. Гидравлика — см. Гидромеханика. Гидромеханика — 77, 79, 156, 166, 197, 237, 370, 371, 394. Гимнастика — см. Физическая куль- тура. Гипотезы космогонические — см. Кос- могония. Гносеология — см. ФИЛОСОФИЯ. Горное дело — 48, 148, 150, 151, 163. Гражданская история — см. ИСТО- РИЯ общества. Грамматика— 49, 58, 60, 62, 86, 158, 166. Гуманитарные науки — 3, 36, 49, 64, 78, 82, 85, 86, 88, 151, 153, 167, 176, 181, 220, 234, 254, 258—260, 272, 298, 300, 302, 341. д Дарвинизм— 15, 26, 100, 132, 141, 165, 173, 187, 314, 323, 340, 383, 384, 387, 388, 391, 399, 415, 439—441. Движение — см. ФОРМЫ ДВИЖЕ- НИЯ. Двулинейный ряд — см. Табличная форма классификации. Деление как логическая операция, см. также КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК — дихотомическое — 46, 78, 95, 145, 149, 152, 189, 220, 229, 415—417. — трихотомическое — 78, 95, 224, 415—417. Деление материи — см. Регрессивный ряд. Диагностика — см. Медицина. ДИАЛЕКТИКА, см. также ФИЛО- СОФИЯ — как антиметафизика, учение о раз- витии—8, 15, 16, 18, 20, 21, 24, 26, 27—33, 41, 44, 51, 52, 80, 89, 94, 96, 140, 142, 143, 165, 214, 218— 228, 231—265, 270, 271, 278—448. — как искусство спорить, учение о чистых понятиях — 45, 49, 58, 62. — основные ее законы — 20, 21, 24, 280—285, 288, 348, 372, 373, 375, 376, 390, 392, 407, 426—429, 445, 447. — познания — см. ЛОГИКА диалек- тическая. Диалектический материализм — см. ФИЛОСОФИЯ научная; ДИА- ЛЕКТИКА как антиметафизика, учение о развитии.
Дивергенция в процессе развития — см. ПРИНЦИП раздвоения. Динамический подход, см. также ПРИНЦИП субординации; ПРИНЦИП историзма; ПРИН- ЦИП развития—-129, 140, 141. Дискретные виды материи — см. Ато- мистика. Дифференциация наук — 9—12, 14, 18, 20, 22, 38, 42, 50, 89, 90, 234, 257, 274, 296, 333, 334, 424—426. Догматическая наука — см. Богосло- вие. Е Единая наука — см. НАУКА недиф- ференцированная. ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ — 3, 5, 9—12, 14—16, 18—22, 36, 38, 42, 47, 48, 50, 52—54, 59, 60, 63, 64, 71, 76, 78, 79, 81, 82, 85, 90, 91, 92, 94, 95, 97, 100, 102, 115, 118, 119, 122, 131, 133, 139, 142, 143, 146, 149, 151, 153—155, 162, 166, 167, 174, 175, 181, 185, 193, 194, 206, 220, 223— 225, 228, 229, 234—237, 240, 243— 245, 254, 256—259, 263, 272—274, 279, 289, 298, 300—302, 306—312, 314, 316—318, 321, 322, 324, 328, 332, 333, 335—341, 344, 346, 357, 362—365, 368—375, 377, 379, 381— 402, 407, 408, 416, 423—425, 435, 438—440, 442-445, 447, 448. — и гуманитарные (или обществен- ные) науки —3, 253—260, 262, 298, 300, 302, 341. — и философия — см. ФИЛОСОФИЯ и естествознание. — неорганическое — 14, 48, 120, 127, 149, 151, 154, 156, 253, 346, 364, 415. — органическое — см. Биология. — теоретическое — 29, 44, 102, 108, 154, 231, 300, 335, 362, 363, 365, 386. — эмпирическое — 16, 29, 32, 38, 45, 49, 91, 154, 155, 219, 340, 365, 402, 403. Ж Животноводство — см. Зоотехника, охота. Жизнь — см. Биология; ФОРМА ДВИЖЕНИЯ биологическая. 3 Зависимость одних наук от других — 116, 117, 124, 132, 137, 150, 168, 182, 190, 257, 258, 261, 280, 281 334, 368, 370, 371, 394, 395, 398 Закон сохранения и превращения энергии — 15, 17, 69, 100, 141 306—308, 310—313, 316, 321, 323, 326, 340, 383, 384, 397, 399, 403. 406. Законоведение — см. Юриспруден- ция. Земледелие — см. Агрикультура. Землемерие — 204. Знания — см. НАУКА; НАУКИ (со- ответствующие разделы). Зоология— 14, 36, 48, 54, 57, 67, 86, 88, 103, 108, 122, 148, 150—152, 154, 155, 157, 159, 161, 163, 170, 171, 172, 174, 185, 186, 189, 211, 224, 237, 238, 253, 259, 334, 415, 416. Зоопсихология — 253, 255, 256, 269, 443. Зоотехника, охота — 48, 54, 62, 86, 88, 143, 150—152, 157, 159, 163. И Идеализм — см. ФИЛОСОФИЯ идеа- листическая. Иерархия наук — см. Общий ряд наук. Измерение — см. Метрология, мет- рика. Иконография — см. Искусства. Индуктивизм—165, 167, 174, 177. Инженерная наука (инженерия) — 54, 55, 67, 156, 163. Инорганомия (по Д'Аллуа) — см. ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ неорганиче- ское. Интеграция наук — 9, 10, 14, 17, 18, 425, 426. Ионы — 420, 436. Искусства — 46, 48, 62, 64, 75, 80, 84, 87, 158, 166, 225, 229, 231, 234. Искусствоведение — см. Поэтика; Ис- кусства. Историография — 299. Исторические науки — см. ИСТОРИЯ; Общественные науки. Исторический материализм — 20, 246, 253, 262, 301, 302, 335, 439, 441. Историческое и логическое, их соот- ношение— 109, ПО, 115—117, 190, 250, 288, 289, 309, 332, 340, 342. 392, 394—396, 398, 399, 404. ИСТОРИЯ —19, 20, 33, 44, 55, 62, 63, 67, 75, 77, 82, 83, 85, 86, 88, 140, 148—150, 155, 156, 158, 166, 193, 194, 220, 229, 231, 241, 243— 245, 250, 254, 265, 266, 288, 289,
298, 299, 305, 306, 330, 332, 335, 341, 343, 347, 373, 391, 406, 414, 415, 418, 431, 439, 443, 444. — естественная, см. также ЕСТЕСТ- ВОЗНАНИЕ — 58, 63, 67, 77, 85— 87, 154, 155, 156, 159, 162, 163, 166, 167, 204, 212, 219, 231, 238, 329, 340—343, 346, 366, 367, 377, 378, 380, 392, 396, 404, 406, 407, 409, 418, 428, 440, 446. — использования природы — см. НА- УКИ практические; Технические науки. — литературы, науки и культуры — см. ИСТОРИЯ общества; Литера- тура, литературоведение, — общества — 44, 46, 63, 64, 67, 85, 86, 87, 155, 158, 159, 161, 162, 231, 440, 443. — религии — 145, 148. — священная — см. Богословие; Тео- логия, теологизм. Исчисление — см. Анализ математи- ческий. К Каноника (по Эпикуру) — см. ЛО- ГИКА. Каталогизация книг — см. Библиотеч- ное дело. Квадривиум — 49, 58, 60. Квантовая механика — см. ФИЗИКА субатомная. Кибернетика (по Амперу) — 145. Кинетическая теория—17, 25, 384, 432, 435. Классификация библиотечная — см. Библиотечное дело. КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК, см. так- же НАУКА; НАУКИ — априористическая, рациональная, дедуктивная — 219. — диалектическая — 27, 218—228, 231—233, 239—265, 275, 276, 287, 425. — естественная — 6, 8, 16, 23, 26,364. — естественных — 7, 16, 18, 24, 130, 166, 172, 173, 210, 219, 270, 279, 302, 317—448. — и периодизация истории наук — 36—38, 52, 97, 102, 103, 115—118, 168, 170, 184, 274, 283, 289, 336— 340, 394. — и преподавание, изучение наук — 49, 68, 69, 70, 99, 104, 105, 120, 150, 180, 265, 269, 274. — индуктивная —66, 92, 145, 165,287, 297. — искусственная — 6, 23, 26, 31, 145, 151, 167, 215, 221, 226, 228, 304. 445. — как переходы противоположно- стей — 28—36. — практических — 48, 151, 163, 181, 210, 335. — формальная, см. также ПРИНЦИП координации — 13, 23, 26—28, 31. 33, 91—217, 425, 445, 446. — эгоцентристская — 3, 8—9, 106. — эмпирическая — см. КЛАССИФИ- КАЦИЯ НАУК индуктивная. «Клеточка», исходная форма в нау- ке—292, 294, 295, 311, 422, 423 Климатология — см. География. Кольцевая форма системы наук — 212, 229, 246, 376, 392. Конкретные науки — см. НАУКИ аб- страктные и конкретные. Координаты места наук в их системе (по Курно) —см. Табличная фор- ма классификации. Координация — см. ПРИНЦИП коор- динации. Корпускулы — см. Атомистика. Космогония — 15, 45, 69, 70, 131, 132, 173, 330, 342, 346, 347, 352, 377- 380, 395, 396, 404—406. Космография — см. Астрономия. Космологические науки — см. ФИЗИ- КА как наука о природе в це- лом. Космология — 45, 86, 88. Крашение — см. Химическая техноло- гия. Кристаллография — 155, 170, 171, 174, 329, 343, 353, 406. Кристаллооптика — см. Оптика; Кри- сталлография. Л Лингвистика, см. также Языкозна- ние— 75, 157, 158, 163. Линейный ряд наук — см. Общий ряд наук. — его схема —22, 24, 34. Литература, литературоведение, см. также Поэтика — 80, 87, 89, 148, 166. ЛОГИКА — 21, 24, 45-49, 52, 53, 55, 56, 58, 59, 60, 67, 69, 70, 71, 73, 74, 75, 77, 82, 86, 88, 89, 157, 158, 209, 211, 212, 237, 244, 263, 264, 272, 274, 375, 376, 378, 442, 443. — диалектическая, см. также ДИА- ЛЕКТИКА как антиметафизика, учение о развитии — 20, 21, 25, 28,
30, 33, 140, 225, 226, 240, 241, 243, 273, 275, 284—298, 368, 372, 376, 407. — символическая— 156, 158. — формальная — 8, 20, 23, 25, 26, 28, 34, 140, 166, 187, 188, 189, 194, 195, 203, 204, 207, 208, 245, 273, 275, 372. М Магнетизм — см. ФОРМА ДВИЖЕ- НИЯ электрическая, электромаг- нитная. Макротело, см. также МЕХАНИКА — 33, 338, 345, 385, 394, 407, 422. Марксистская философия — см. ФИ- ЛОСОФИЯ научная. Масса, см. также ФОРМА ДВИЖЕ- НИЯ механическая — земных тел, см. также МЕХАНИ- КА земных масс— 197—201, 319, 333, 345, 346, 348—355, 357—359, 361, 362, 366, 379, 381, 399, 409, 410, 411, 416, 417, 418, 432, 433. — небесных тел, см. также Астроно- мия— 192, 197, 198, 201, 319, 330, 331, 333, 345, 346, 350, 352, 353, 355, 357, 358, 361, 366, 379, 395, 399, 409, 410, 416. Математика— 11, 12, 23, 24—44, 45, 46, 49—58, 62, 66—71, 76, 77, 82, 86, 88, 94, 95, 100, 106, 108, ПО, 118, 120—124, 134, 139, 146—151, 153—156, 159, 161—163, 166, 167, 179, 180, 185, 186, 188, 189, 191, 193—195, 203, 204, 207, 209—211, 220, 224, 225, 229, 231, 244, 245, 253, 254, 258—260, 265, 266, 268, 270—272, 298, 318, 319, 332, 333, 334, 336, 342, 343, 347, 350, 357, 361, 368-374, 377, 378, 379, 384, 389, 390, 391, 395, 396, 416, 419, 420, 421, 444, 446. — практическая—51, 57, 156, 159, 163. Материализм — см. ФИЛОСОФИЯ материалистическая. Материальные носители различных форм движения — 308, 315, 341, 344, 345, 347—354, 356—358, 361, 363, 366, 367, 377, 378, 380, 385, 418, 421, 428, 437, 446, 447. Материя — 43, 46, 54, 56, 57, 65, 69, 70, 96, 126, 127, 146, 176, 189, 193, 194, 197—206, 214, 226, 244, 255, 261, 298, 307, 314, 315, 318, 321, 324—328, 330, 331, 341, 344, 347, 348, 352, 354, 355, 356, 358, 366, 379, 380, 392, 393, 403—406, 408- 410, 413, 414, 416, 421, 422, 434, 435, 436, 442. Махизм — см. ФИЛОСОФИЯ позити- вистская. Машиноведение — 62, 88, 156. Медицина— 12, 43, 48, 52, 54, 55, 57— 59, 62, 70, 71, 86, 88, 89, 106, 146, 148—151, 157, 161, 163, 167, 216, 229, 231, 234, 254, 257, 332, 333, 335, 343. Металлургия, металловедение — 48, 86, 89, 156, 163. Метафизика, см. также ФИЛОСО- ФИЯ — как антидиалектика — 12, 13, 15, 26, 31, 32, 41, 91, 100, 102, ПО, 113, 125, 131, 142, 143, 214, 240, 242, 249, 250, 253, 259, 272—274, 283, 284, 303, 304, 308, 310, 322, 337, 339, 363, 383, 385, 386, 390, 392—400, 404, 405, 412, 424, 426, 429, 435, 447. — как спекуляция фикциями (по Кон- ту) — 110, 111, 113—116, П9, 125, 126, 130, 131, 153, 178, 179, 184, 213, 264, 266, 269, 426. — как философия, онтология — 46, 50, 52, 54, 55, 58, 59, 60, 65, 69, 70, 88, 148, 152, 166, 178, 220, 254. Метеорология — 8, 54, 57, 64, 67, 75—77, 86, 88, 154—156, 163, 168, 198, 199, 200, 236, 330, 343, 406. Методы науки, см. также НАУКА; НАУКИ — исследования и изложения (по Марксу) — 292, 293. — исторический и логический, их единство, см. также КЛАССИ- ФИКАЦИЯ НАУК и периодиза- ция истории наук — 5, 21, 37,38, 51, 268, 275, 288—292, 297, 309, 338, 366. — эмпирический и теоретический (ра- циональный) , их соотношение — 65, 66, 231, 233, 238—240, 248, 271, 287, 292, 400-402. Метрология, метрика — 45, 156, 157, 163. МЕХАНИКА — земных масс — 11, 12, 17, 25, 38, 62, 67, 68, 77, 82, 86, 91, 96, 100, 106, 108, 118—124, 137—140, 143, 145, 147, 148, 150, 151, 152, 154, 156, 161, 163, 166—171, 174, 189, 191—197, 204—211, 223—225, 229, 235, 236, 238, 244, 268, 270—272, 319, 320, 323, 332—336, 338, 342, 343, 345, 346, 347, 350, 351, 353, 354, 357, 361, 368—373, 377— 379, 381, 390, 391, 394, 395—399,
409, 410, 412, 415—418, 420, 421, 433, 444, 446. — молекул — см. ФИЗИКА молеку- лярная, — небесная — см. Астрономия. — прикладная — см. Технические на- уки. — статистическая — 25, 435. — эфира, см. также Эфир, эфирные частицы— 197, 353, 354, 361—363, 378—380, 444. Механическая теория тепла — см. Термодинамика. Механические приспособления — см. Техника. Механическое движение — см. ФОР- МА ДВИЖЕНИЯ механическая. Механицизм — см. ФИЛОСОФИЯ механистическая. Микробиология — 36, 384. Микрочастицы — см. Атомистика. Минералогия — 48, 54, 57, 75, 86, 88, 108, 151, 154—156, 163, 170—172, 174, 198, 199, 205, 211, 224, 231, 237, 238, 332, 333, 343, 394, 406. Мнемоника— 158. Молекулы, молекулярное движение — 72, 76, 81, 108, 138, 192, 197, 201, 202, 207, 214, 308, 314, 315, 327, 331, 344, 345, 348-361, 366, 371, 380, 381, 385, 389, 390, 401, 409, 410, 411, 416, 417, 419, 420, 431, 432, 433, 436. Молярное движение — см. ФОРМА ДВИЖЕНИЯ механическая. Мораль — см. Этика. Мореходство — см. Навигационная наука. Морфология — см. Биология, Музыка — 49, 50, 52, 54, 55, 57, 58, 62, 67, 87—89. Н Навигационная наука — 67, 88, 156. Натурфилософия, см. также ФИЛО- СОФИЯ природы— 10—12, 18— 21, 32, 38, 43, 46, 50, 64, 70, 75, 91, 113, 142, 219, 221, 222, 231, 233, 238, 239, 243, 307, 308, 312, 333, 407, 423, 424, 438. Непрямолинейность развития — 246, 247,376,415 НАУКА, см. также НАУКИ — 12, 112, 113, 148, 189, 213, 229, 242, 247, 252, 264, 271, 285, 288, 291, 292, 299, 301, 305, 306, 335, 376, 381, 389 393, 394, 397, 400, 403, 404, 438. — деление ее объекта на три области (природу, общество и мышле- ние) — 20, 21, 24, 47—49, 227, 243, 262, 263, 274, 296, 298, 302, 372, 375, 392, 422, 447. — недифференцированная, см. также Натурфилософия — 10, 12, 18, 22, 42, 45, 47, 48, 50, 54—56, 60— 62, 69, 70, 78, 333, 334, 424, 425. НАУКИ, см. также НАУКА — абстрактно-конкретные (по Спен- серу) — 174, 189—194, 196, 197, 201, 204—206, 241. — абстрактные и конкретные — 29, 30, 64—65, 108, 109, 119, 155, 159, 160—163, 167, 174, 182, 185—196, 198—203, 204—206, 209—213, 267, 268, 369, 371, 372, 378, 379. — аналитико-классификаторные (по Уэвеллу) — 171, 174. — аналитические — 170, 174 (по Уэвеллу); 196, 197, 203 (по Спен- серу). — вторичные, механические (по Уэвеллу) — 168, 170, 174. — дедуктивные — 66. — естественные — см. ЕСТЕСТВО- ЗНАНИЕ. — индуктивные — 63, 66, 165, 168. — классификаторные (по Уэвеллу), см. также НАУКИ описатель- ные — 170, 171, 174, 211, 212. — классификационные (по Спенсе- ру), классифицирующие (по Бэ- ну) — 209, 211. — космологические — см. ФИЗИКА как наука о природе в целом. — математические — см. Матема- тика. — медицинские — см. Медицина. — механико-химические (по Уэвел- лу) — 169, 170, 174. — о внешнем мире — см. Обществен- ные науки; ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ. — о духе, см. также Гуманитарные науки; НАУКИ о мышлении; НАУКИ об общественном созна- нии — 155, 157, 158, 161, 162, 167, 180, 185, 193, 194, 226, 232. — о мышлении, см. также ЛОГИКА; ФИЛОСОФИЯ; Психология — 36, 47, 48, 71, 240, 244, 253. — об общественном сознании — 149, 152, 232, 302. — об органических телах, см. также Социология; Биология — 118, 120. — о человеке — см. Гуманитарные науки; Антропология; Психоло- гия.
— общественные — см. Обществен- ные науки. — общие и частные — 96, 108, 150, 154, 155, 161, 162, 185, 263, 372, 375, 376. — описательные, см. также НАУКИ индуктивные — 28, 29 154, 155, 185, 209, 211, 212. — органические — см. БИОЛОГИЯ; ФИЗИКА органическая. — палетиологические (по Уэвеллу) — 173, 174. — переходные, промежуточные—17, 18, 137, 174, 187, 282, 329, 343, 344, 364, 444. — позитивные (по Кругу) — 220. — практические, см. также Техниче- ские науки — 29, 45—47, 54, 64, 70, 84—86, 106—109, 151, 155— 157, 159-163, 166, 167, 181, 209, 212, 231, 234, 274, 275, 335. — рациональные (по Кругу) — 220. — реальные—166 (по Кольриджу); 220 (по Кругу); 272 (по Дю- рингу). — синтетические (по Спенсеру) — 201. — словесные — см. Литература; По- этика. — смежные, соприкасающиеся (в их общем ряду) —281, 345, 408, 436, 437, 444. — смешанные (по Кольриджу) — 166. — теоретические — 28—30, 45, 70, 106—109, 151, 154—156, 159—163, 166, 167, 181, 193, 208—212, 231, 233, 234, 274, 275, 335, 382. — технические — см. Технические науки. — формальные—166 (по Кольрид- жу); 168, 174 (по Уэвеллу); 272 (по Дюрингу). — чистой эрудиции (по Спенсеру) — 193 194. — эмпирические — 28, 29, 30, 58, 65, 166, 193, 233, 241. Ноологические науки — см. Гумани- тарные науки; НАУКИ о духе. Нравоучение — см. Этика. Нумизматика — см. Археология. О Общественные науки — 3, 5, 18, 19— 22, 42, 45, 47, 48, 78, 94, 95, 148, 149, 151—153, 159, 161, 162, 181, 225, 265, 298, 301, 302, 335, 347, 372, 373, 391, 392, 420, 421, 440, 443, 444 Общий ряд наук — 23, 25, 27, 28, 30, 33—35, 67, 76, 83, 84, 99, 105, 106, 109, 118, 119, 121, 122, 128, 134, 136, 139, 141, 150, 151, 155, 159, 160, 161, 166, 171, 179, 180, 183, 184, 191, 194, 197—199, 201—205, 207, 209, 210, 212, 216, 217, 229, 232, 238, 243, 244, 251, 258, 260, 269, 271, 275, 280, 287, 304, 319, 325, 333, 336, 338, 342, 345, 346, 347, 349, 350, 351, 354, 368, 369, 371—373, 375—380, 391, 394—398, 400, 406—412, 415, 423, 429. Объективная диалектика — см. ДИА- ЛЕКТИКА как антиметафизика, учение о развитии. Обычай — см. Этнография, этноло- гия. Онтогения — см. Филогения и онтоге- ния, их соотношение Онтология —ом. ФИЛОСОФИЯ; Ме- тафизика как философия, онтоло- гия; ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ. Онтогнозия, онтономия — см. ЕСТЕ- СТВОЗНАНИЕ. Описательное естествознание — см. ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ эмпириче- ское. Оптика — 54, 57, 58, 62, 67, 77, 86, 88, 89, 121, 133, 156, 166, 168, 174, 354, 394. Опытные науки — см. НАУКИ эмпи- рические. Организм — см. Биология. Органомия (по Д'Аллуа) — см. Био- логия; ФИЗИКА органическая. Ориктология — см. Минералогия. Основной ряд наук — см. Общий ряд наук. Охота — см. Зоотехника, охота. П Палеография — 158. Палеозоология, палеофитология — см. Палеонтология. Палеология (по Уэвеллу) — см. Па- леонтология. Палеонтология—157, 163, 173, 243, 330, 332—334, 343, 384, 394, 396, 398, 399. Параллельные ряды наук — см. Таб- личная форма классификации. Педагогика — 45, 86, 145, 148, 157, 163. Переходы между науками — 23—25, 89, 121, 122, 124, 125, 135, 140, 169, 170, 173, 199, 206, 221, 225, 227, 229, 275, 298, 308, 319—321, 331, 335, 344, 345, 346, 351, 362,
364, 367, 372, 374, 383, 396, 398, 409, 412, 413, 417—425, 427, 429— 444, 447. Переходы форм движения друг в дру- га—см. ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ, взаимные их переходы. Периоды развития естествознания — 36—38, 283. — метафизический (первый) — 12, 13, 16, 336—340, 394, 395. — стихийно-диалектический (вто- рой) —16, 17, 333, 337—340, 395—398. Пиротехника — см. Химическая тех- нология. Пневматика (механика газов) — 77, 88, 166, 168, 174, 370, 371, 394. Позитивизм — см. ФИЛОСОФИЯ по- зитивистская. Политика, политические учения — 43, 46, 53, 56, 60, 62, 66, 68, 77, 86, 89, 145, 147—150, 155, 158, 161, 231, 232, 274. Политическая история — см. ИСТО- РИЯ общества. Политическая экономия — см. Эконо- мика, политическая экономия. Поэзия — см. Поэтика; Литература, литературоведение. Поэтика — 43, 44, 46, 62, 63, 67, 77, 82, 83, 86, 87, 89, 231. Право, правовые науки — см. Юрис- пруденция. Практика — см. НАУКИ практиче- ские. Практический ряд — см. КЛАССИ- ФИКАЦИЯ НАУК практических. Прикладные науки — см. НАУКИ практические, ПРИНЦИП (классификации наук) — диалектический — 8, 24, 279—448. — историзма — 6, 9, 36, 69, 70, 93, 130, 174, 219, 225, 227, 311, 335. — комбинирования (сочетания) при- знаков, см. также ПРИНЦИП координации — 146, 149, 160. — комбинирования (сочетания) принципов — 56—68, 146, 147, 149, 157 (субъективного и объек- тивного); 194, 209 (различных ва- риантов принципа координации). — координации — 7, 8, 22, 24, 26—28, 32, 33, 35, 36, 44, 66, 91—219, 232, 273—275, 281, 319, 322, 337, 340, 374, 425, 429, 430, 445, 446. — объективный—14, 23—27, 32, 44, 45, 65, 66—79, 87—89, 93, 96, 103, 149, 182, 194, 273, 274, 279—448. — от абстрактного к конкретному — 31, 45, 68, 159, 165—217, 250, 251, 274, 291—295, 369, 371, 372, 374, 375, 377, 378, 379, 446. — от количества к качеству — 68. — от легкого к трудному предмету (по Миллю) — 179. — от низшего к высшему — 26, 27, 30, 68, 79, 81, 134, 140, 141, 194, 219, 281, 291, 295, 301, 309, 311, 312, 318—320, 329, 330, 332, 340, 345, 348, 351, 352, 354, 362, 368, 372, 374, 378, 392, 404, 407, 418, 422, 423, 434, 445, 447. — от общего к частному — 30, 31, 44, 62—68, 71, 91—164, 191, 208, 209, 210, 269, 274, 297, 309, 373— 375, 377, 378, 445. — от объекта к субъекту — см. ПРИНЦИП объективный. — от простого к сложному — 23, 26— 31, 44, 68, 81, 104, 116, 117, 134, 140, 141, 191, 225, 269, 274, 291, 293—295, 301, 309, 312, 316, 318— 320, 332, 333, 335, 341, 348, 354, 362, 368, 372, 374, 378, 404, 447. — от субъекта к объекту — см. ПРИНЦИП субъективный. — от теории к практике — 31, 159. — от эмпирии к теории — 67. — полезности (по Уорду)—216. — развития —8, 23—26, 28, 30, 32, 45, 133, 140, 219, 225, 227. — раздвоения — 29, 32, 33, 35, 36, 202, 353, 357—362, 366, 379, 411, 413, 414, 415—417, 447. — раздвоения, его схема — 36, 257. 415. — сравнения — 95, 96, 103, 104, 172. 174, 175, 188, 249. — субординации — 8, 24, 26, 27, 28, 32, 35, 36, 44, 139, 140, 141, 149, 187, 190, 191, 200, 218—228, 231— 233, 239—265, 273, 275, 276, 279— 448. — субъективный — 8, 13, 23, 26, 27. 32, 44, 45, 60—68, 79—89, 92, 93, 96, 103, 145, 182, 194, 195, 228— 230, 257, 268, 273, 274. — удобства —6, 23, 199, 257, 258. — утилитарности (по Бентаму) — 167. — формальный, см. также ПРИН- ЦИП координации — 7, 8. — экономии мышления — см. ПРИН- ЦИП удобства. Принципы классификации наук — 3 5, 21, 33, 38, 41, 43, 97, 102, 103, 108, 139, 144, 145, 193, 210, 232, 253, 275, 279, 310, 331, 339 355 375, 425.
ПРИРОДА, см. также ЕСТЕСТВО- ЗНАНИЕ — деление ее на неживую и жи- вую—94, 96, 149, 153, 154, 173, 193, 198, 223, 224, 235, 266, 310, 313, 320, 323—325, 327, 347, 353, 359—362, 366, 375, 384, 396, 398, 410, 413—417, 422, 446, 447. — деление ее на три ступени (по Гегелю): механизм, химизм, ор- ганизм—225, 226, 243, 245, 319, 415—417. — деление ее на три царства—13, 69, 70, 95, 255. — ее диалектика — см. ДИАЛЕКТИ- КА как антиметафизика, учение о развитии. ее история — см. ИСТОРИЯ ес- тественная. — неорганическая, см. также ЕС- ТЕСТВОЗНАНИЕ неорганиче- ское— 26, 69, 81, 82, 105, 118, 120, 123, 127, 128, 150, 153, 223, 246, 253, 255, 269, 323—325, 327, 329, 330, 347, 348, 353—355, 359, 360, 364, 409, 413, 414, 419, 420, 437, 438, 446. — органическая — см. Биология. Природоведение — см. ФИЗИКА как наука о природе в целом. Производство— 11, 282, 300, 335, 440. Противоречие как единство противо- положностей— 27—33, 97, 104, 213, 214, 246—249, 262, 281—284, 290, 291, 295, 327, 360—364, 367, 370, 413—429. Протистология — см. Микробиология. Психологическое направление в фи- лософии и социологии — 147, 152, 210, 215. Психология — 45, 52—55, 75, 86, 88, 96, 139, 148, 152, 157, 161, 162, 176, 179, 180, 184, 189, 192, 194, 199, 200, 203, 207, 209—212, 216, 217, 225, 237, 254, 256, 259, 263, 264, 267, 269, 270, 375, 378, 383, 444. Р Раздвоение линии развития — см. ПРИНЦИП раздвоения. Расположение наук, см. также Об- щий ряд наук — от менее к более развитым — 395. — от точности предвидения (по Уор- ду)—216. Растениеводство — см. Агрикультура. Регрессивный ряд — 313, 347—350, 357, 361, 362, 366, 401, 409, 421. Рисование — см. Искусства. Риторика — 47, 49, 58, 62, 67, 75, 77 86, 89, 166. Ряд наук — см. Общий ряд наук. С Садоводство — см. Агрикультура. Сведение, сводимость — см. ФИЛО- СОФИЯ механистическая. Связь вещей — см. Связь явлений. Связь наук — 5, 7—9, 16, 20, 22—25, 30, 31, 33, 37, 41, 84, 89, 92, 103, 104, 105, 109, 121, 128, 131, 134, 135—139, 169, 201, 203, 204, 207, 221, 225, 234, 242—244, 246, 253, 257, 258, 271, 275, 280, 281, 287, 289, 290, 296, 298, 300, 302, 303, 310, 311, 316, 320, 321, 329, 331, 337, 344, 345, 349, 357, 364, 370, 373, 383, 384, 390, 402, 407, 413, 415, 420, 425, 429. — отдельные противоречивые ее сто- роны—22, 27—36, 282. Связь явлений — 6, 7, 13, 15—17, 20— 23, 26, 33, 91, 100, 103, 104, 105, 109, 131, 136, 184, 198, 221, 226— 228, 241, 253, 268, 275, 280, 281, 286, 288, 303, 337, 339, 344, 349, 365, 367, 408, 423, 429, 445. — в пространстве, см. также Струк- турный разрез — 32, 220, 238, 275. — и наук во времени, см. также Ге- нетический разрез — 32, 220, 238, 275. Сельское хозяйство— 12, 86, 106, 234. Семиотика (по Гоббсу) — 74, 75. Символические науки (по Курно) — см. НАУКИ о духе. Синтез — см. Ступени познания. Синтез наук— 14—16, 18, 92, 273, 275. — диалектический (подход к нему в домарксистской философии, его осуществление в марксистской) — 218-228, 239—263, 273, 275, 276, 279—448. Систематические науки — см. НАУ- КИ описательные. Созерцание непосредственное — см. Ступени познания. Социальная физика — см. Социоло- гия. Социология—19, 55, 100, 102, 106, 108, 116, 118, 120, 128—130, 134, 139, 142, 161, 176, 180, 181, 189, 191, 193, 194, 195, 199, 200, 207- 212, 215, 216, 226, 245, 248, 249, 270—271.
Способности, свойства человеческого интеллекта, см. также ПРИН- ЦИП субъективный — 45, 57, 61—66, 103, 145, 149, 228, 230, 274. Стадии в развитии познания (соглас- но домарксовским мыслите- лям)—51, 52, 97, 110, 111, 113— 116, 119, 130, 178, 183, 184, 201, 213, 264—267, 274, 426. Статистика — 33, 158. Статистическая физика — см. МЕХА- НИКА статистическая. Статистический подход, см. также ПРИНЦИП координации — 129, 140, 141. Строительное дело — см. Архитекту- ра, строительное дело. Структура науки, см. также Связь наук — 5, 233, 242, 243, 257—260, 271, 273, 286, 318. Структурный разрез, см. также Связь явлений в пространстве — 27, 37, 122, 131, 140, 274, 323, 354. Ступени познания согласно марксист- ской философии — 9—18, 28, 247—250, 275, 293-296, 369, 423—426. Стыковые науки — см. НАУКИ пере- ходные, промежуточные; НАУКИ смежные, соприкасающиеся. Субординация — см. ПРИНЦИП су- бординации. Субъективизм в классификации наук — см. ПРИНЦИП субъек- тивный. Субъективная диалектика, диалекти- ка познания — см. ДИАЛЕКТИ- КА как антиметафизика, учение о развитии. Схоластика — см. ФИЛОСОФИЯ схоластическая. Счет — см. Арифметика; Математика практическая. Т Табличная форма классификации — 6, 35, 151, 155, 158, 159, 161, 236, 238. — ее схема, схемы ее перехода к ли- нейному ряду — 35, 158, 160. Теология, теологизм, см. также Бого- словие — 43, 49, 50, 52, 54, 55, 75, 86, 88, 110—116, 119, 126, 127, 130, 131, 143, 152, 166, 178, 184, 213, 225, 226, 234, 252, 264, 266, 269, 270, 391, 393, 394, 400, 426. Теоретический ряд — см. НАУКИ теоретические. ТЕОРИЯ вероятностей — 86, 88, 146, 156, 158. — познания — см. ФИЛОСОФИЯ. — превращения энергии — см. Закон сохранения и превращения энер- гии. — развития живой природы — см. Дарвинизм. Терапевтика — см. Медицина. Тератология (по Курно) — 157. Терминология искусственная (в клас- сификации наук) — 145, 167. Термодинамика— 17, 25, 33, 101, 121, 133, 168, 174, 341, 343, 345, 346, 383, 384, 389, 399, 403, 432, 433, 435, 443, 444. — химическая — 17. Термология, термотика — см. Термо- динамика. Техника — 12, 45, 148, 150, 151, 159, 163, 225, 229, 234, 300, 302, 335. Технические науки — 3, 48, 54, 57, 58, 62, 64, 70, 71, 75, 85, 88, 150, 151, 156, 162, 163, 166, 181, 212, 216, 232, 234, 274, 298, 300, 302, 335. Технические потребности, влияние их на развитие наук— 11, 51, 204, 334, 335, 394. Технология — см. Химическая техно- логия; Техника. Триады — 26, 224, 225, 319, 415. Тривиум — 49, 58, 61. Тяжесть — см. Барология; ФОРМА ДВИЖЕНИЯ механическая. Ф Фармация — см. Медицина. Феноменологизм — см. ФИЛОСОФИЯ агностическая. Феноменология духа — 225, 226, 239. ФИЗИКА, см. также ЕСТЕСТВОЗ- НАНИЕ неорганическое — абстрактная и конкретная, см. также НАУКИ абстрактные и конкретные— 108. — атомов (по Энгельсу) — см. ХИ- МИЯ. — включающая химию—150—152, 161. — как наука о материи и силах (по Уэвеллу) — 168. — как наука о природе в целом— 10, 45, 47—50, 52—60, 64, 66, 67, 69—71, 73, 75, 77, 78, 86, 88, 94— 96, 113, 115, 144, 154, 168, 220, 232, 235, 236, 274. — минералов — см. Минералогия. — молекулярная—145, 156, 197, 205—207, 209, 214, 216, 345, 348,
350, 353, 379, 381, 399, 409, 437. — молярная — 206, 207. — неорганическая (наука о неоргани- ческой природе) — 45, 82, 94, 96, 150, 153—158, 161, 223, 224. — общая и частная — см. НАУКИ общие и частные. — органическая (наука об органи- ческой природе), см. также Био- логия — 94, 96, 105, 121, 123, 129, 153, 154, 223, 224. — собственно — 8, 10, 11, 12, 14, 15, 17, 25, 38, 46, 75, 76, 93, 100, 101, 106, 108, 110, 116, 117, 118, 120, 124—126, 128, 133—139, 140, 144, 146, 148-150, 152, 154, 156, 161, 162, 167, 169, 170, 171, 174, 179, 180, 182, 189, 191, 193, 194, 196, 197, 201, 204—207, 209, 211, 214, 216, 224, 225, 229, 231, 238, 244, 245, 253, 258-260, 264, 266, 270, 271, 300, 306—308, 310, 313, 314, 316, 319, 320, 323, 326, 329, 332, 333, 334, 338-340, 342, 343, 345— 357, 361, 362, 363, 365, 369—375, 378—385, 389, 390, 391, 394, 395, 397, 398, 399, 403, 406, 408, 409, 410, 412, 416, 417, 418, 420, 421, 427, 433, 436, 437, 443, 444. — субатомная — 23, 361, 379, 385, 408, 420, 421, 435, 436, 447. — теоретическая (общая) — 158, 163. — эфира — см. МЕХАНИКА эфира. Физиография, см. также ЕСТЕСТВО- ЗНАНИЕ неорганическое; НАУ- КИ описательные— 155, 330. Физиология—12, 46, 86, 88, 93, 94, 96, 97, 106, 108, 117, 118, 120, 123, 126—129, 133, 136, 148, 150, 151, 157, 161, 163, 172, 174, 180, 185, 186, 189, 216, 224, 225, 231, 235, 237, 244—246, 249, 254, 257—259, 263, 264, 266, 269, 270, 310, 332— 335, 345, 383, 389, 397, 398, 439, 444. Физиономика (по Курно) — 157, 162. Физическая культура — 62, 157, 163. Филогения и онтогения, их соотноше- ние— 114, 115, 226, 428, 429, 446. ФИЛОСОФИЯ — 3, 5, 6, 10, 18—21, 38, 43, 45, 47, 50, 52, 63, 64, 67, 77, 78, 80, 82, 83, 86, 87, 118, 143, 147—149, 152, 153, 157, 158, 162, 175, 176, 215, 219, 220, 225, 226, 229, 231, 233, 243, 244, 252, 254, 264, 265, 267, 268, 270, 273, 274, 279, 302, 303, 334, 368, 372, 375, 376, 391, 392, 394, 400, 403, 423, 424, 442—445, 447. — агностическая — 74, 101, 102, 113. 125, 142, 176—178, 182, 214, 215. 220, 263, 264, 386, 389, 390, 421, 447. — включающая математику — 232. — гражданская — 68, 85, 89. — естественная — см. ФИЛОСОФИЯ природы. — и естествознание — 3, 9—21, 231, 233, 239—242, 247, 248, 252, 262, 302, 376, 390, 400—404. — и частные науки — см. Частные науки и философия. — идеалистическая — 8, 19, 26, 32, 41, 43, 45, 46, 48, 51, 63, 74, 80, 82, 89, 91, 101, 102, 104, 129, 130, 142—144, 175, 176, 182, 210, 215, 218—223, 225, 226, 228, 231—235, 239, 240, 251, 253, 259, 261, 266, 268—270, 272, 273, 283, 284, 303, 304, 322, 340, 370, 384-390, 393, 400, 412, 421, 434, 438, 440, 445, 447. — изобразительная, см. также Поэ- тика; Эстетика — 47, 59, 60. — истории — см. Социология. — как наука наук, см. также НАУКА недифференцированная — 19, 20, 42, 44, 47, 50, 54—56, 61, 62, 69, 70, 78, 118, 142, 168, 224, 225, 229. 268, 296, 424. — материалистическая — 8, 20, 26, 32, 38, 41, 43, 46, 47, 48, 63, 66, 71, 77—86, 89, 92, 93, 104, 137, 143, 144, 153, 176, 179, 182, 214, 215, 218, 219, 227, 231, 233, 239— 241, 246, 248, 252, 261, 263, 265— 270, 272, 273, 276, 280, 281, 284, 301, 303, 304, 307—309, 331, 333, 340, 368, 369, 383—388, 393, 400. 403, 438, 441, 445. — механистическая — 66, 67, 70, 72, 73, 74, 81, 91, ИЗ, 115, 125, 129, 130, 137, 138, 143, 144, 150, 165, 169, 179, 181, 187, 189, 195, 199, 200, 206—208, 214, 300, 323, 338, 384, 388, 390, 391, 397, 409, 410. 430, 434, 435, 440, 445, 447. — научная —21, 24, 52, 144, 251, 263. 271, 275, 279—448. — общества — см. Социология. — первая, первичная — 46, 62, 67, 88. — позитивистская — 8, 19, 20, 21, 23. 53, 55, 91, 95, 96, 98, 99, 101, 110. 115, 118, 121, 134, 141, 142, 143. 144, 152, 153, 165—167, 176, 177, 178, 180, 213, 215, 217, 218, 227, 263, 265, 267—269, 271, 275, 305. 401.
— поэтическая — см. ФИЛОСОФИЯ изобразительная. — практическая {по Аристотелю) — 47, 50, 56, 58, 59, 60, 62. — природы — см. также Натурфило- софия— 62, 67, 72, 85—87, 119, 128, 224, 225, 226. — рациональная (в эпоху Возрож- дения) — см. Гуманитарные науки. — религиозная — см. Богословие; Те- ология, теологизм. — схоластическая—31, 38, 49, 50, 58—61,63,80, 114,252. — творческая — см. ФИЛОСОФИЯ изобразительная. — теоретическая (по Аристотелю) — 47, 50—52, 57, 58, 60, 62, 64. — умозрительная — см. ФИЛОСО- ФИЯ теоретическая. — человека — см. Гуманитарные на- уки; Социология. — энергетическая — 323, 389. — этическая — см. Этика. Филология — см. Языкознание. Фитотехника — см. Агрикультура. ФОРМА ДВИЖЕНИЯ — биологическая (жизнь, «орга- низм»)—25, 119, 316, 321, 322, 324, 325, 327—329, 340, 341, 343, 397, 406, 437, 444. — геологическая — 330, 406. — механическая («механизм») — 25, 119, 311, 312, 319, 322, 324, 325, 328, 329, 331, 332, 335, 336, 340, 341, 343, 352, 368, 371, 375, 379, 384, 385, 397, 404—406, 411, 412, 422, 423, 431—433, 437, 444. — световая, лучистая — 25, 311, 312, 319, 324, 329, 345, 351, 354, 357, 428, 444. — социальная — 119. — тепловая (теплота) — 17, 25, 69, 311, 312, 319, 327, 329, 340, 341, 343, 345, 351, 357, 366, 367, 384, 405,412,419,431—436,444. — химическая («химизм»)—25, 119, 150, 205, 311, 312, 321, 322, 324, 325, 327—329, 332, 340, 341, 343, 346, 352, 371, 384, 397, 405, 406, 413, 422, 433, 436—438, 444. — электрическая, электромагнитная, см. также ФОРМА ДВИЖЕНИЯ световая, лучистая— 17, 25, 69, 100, 311, 312, 319, 324, 326, 340, 341, 345, 451, 354, 366, 367, 384, 419, 421, 428, 436, 437, 444. ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ— 17, 23, 24, 25 73, 76, 77, 124, 138, 139, 141, 308, 311, 314, 318, 321, 322, 323- 326, 340—344, 346—350, 352, 353, 355, 358, 363, 365—369, 371—378, 380, 381, 385, 392, 400, 404, 406— 408, 411—416, 419, 422, 428, 429, 432, 434, 439, 446, 447. — взаимные их переходы — 17, 24, 25, 125, 134, 140, 141, 172, 308, 312, 313, 316, 318—332, 340—342, 344, 345, 349, 351, 365, 367, 372, 400, 405, 406, 407, 410, 411—413, 417, 418, 419, 422, 427, 429—444, 447 — их связь —23, 24, 72, 134, 194, 255, 307, 318, 319, 323, 328, 331, 400, 406, 413, 415, 418, 420, 429, 447. — основные (по Энгельсу)—319, 321, 325, 327, 335, 356, 417—420, 422. — побочные, подчиненные — 345, 371, 372, 405. — соприкасающиеся — 345, 430. — физические — 72, 119, 205, 320, 321, 322, 325, 328, 329, 332, 406, 419, 422, 431, 433, 444. Фотоны, световые кванты — 356, 380, 421,435. Френология— 157, 162, 217. X Химическая технология — 48, 86, 89, 158, 163. ХИМИЯ— 10, 12, 14—17, 25, 26, 38, 46, 48, 55, 64, 75—77, 79, 86, 89, 93,96, 100, 101, 102, 106, 108, 110, 116, 117, 118, 120, 125, 126, 127, 128, 133—140, 150, 151, 154, 156, 158, 161, 162, 167, 169—171, 172, 174, 175, 179, 180, 189, 191—194, 196, 197, 201, 204—207, 209—211, 216, 223—225, 229, 231, 236—238, 245, 246, 253, 254, 257—260, 266, 268, 270, 271, 300, 306, 310, 311, 313, 314, 315, 319, 320, 323, 329— 355, 357, 359, 361, 362, 370, 372, 378-381, 383, 384, 389, 390, 391, 394, 395, 398, 399, 401, 403, 406, 408, 409, 413, 416, 417, 418, 420, 421, 427, 436, 437, 444. — минеральная — см. ХИМИЯ неор- ганическая. — небесных тел — см. Астрофизика — неорганическая —121, 126, 139, 155, 156, 170, 353, 413. — органическая—121, 126, 127, 139, 156, 196, 243, 310, 311, 314, 353, 383, 399, 413 — физическая—17—25, 76, 139, 156. Хирургия — см. Медицина. Хронология — 7, 77, 158.
ц Циклическая система наук — см. Кольцевая форма системы наук. Ч Часовое дело — см. Техника. Частные науки, см. также ЕСТЕСТ- ВОЗНАНИЕ; Общественные нау- ки; Технические науки; Психоло- гия; Математика. — и их классификация — 6, 16, 25, 26, 108, 162, 163. — и философия — 5, 10, 11, 18—21, 52, 65, 233, 240, 248, 244, 268, 372, 373, 376, 446. «Чистые» науки — см. НАУКИ тео- ретические. Э Эволюционизм плоский — см. ФИЛО- СОФИЯ механистическая. Экономика, политическая экономия — 12, 19, 46—48, 86, 145, 148, 158, 159, 220, 231, 267, 288, 291, 292, 302, 305, 391, 423, 443. Электричество, учение о нем (элект- рология), см. также ФОРМА ДВИЖЕНИЯ электрическая, электромагнитная; ФИЗИКА соб- ственно — 121, 133, 169, 171, 174, 180, 354, 356, 363, 384, 386, 436, 437. Электродинамика — см. Электричест- во, учение о нем. Электрон-— 356, 366, 380, 385, 420, 421 435 436 437. Электрохимия —17, 25, 100, 136, 170, 363, 385, 436, 444. Эмбриология— 157, 397, 399, 439. Энергия — см. Закон сохранения и превращения энергии; ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ; ФИЗИКА собст- венно. Энтропия — см. Термодинамика. Энциклопедический ряд наук, энци- клопедическая формула — см. Общий ряд наук. Энциклопедическое резюмирование естествознания — см. Синтез наук. Эстетика, см. также Поэтика — 66, 148, 149, 157, 226, 237. Этика (в расширенном понимании слова, см. также Гуманитарные науки; Общественные науки) — 43, 45—49, 57—60, 62, 67, 69— 71, 73—75, 77, 82, 86, 88, 89, 148, 152, 157, 166, 167, 193, 237, 254, 256—257, 259, 274/ Этнография, этнология — 46, 75, 145, 147, 148, 157, 158, 163, 443. Этнология (по Уэвеллу) — см. НАУ- КИ палетиологические. Эфир, эфирные частицы—125, 331, 351—364, 379, 380, 384, 385, 408, 410, 447. Ю Юриспруденция — 62, 68, 77, 86, 148, 158, 159, 166, 220, 226, 231. Я Ядерная физика — см. ФИЗИКА суб- атомная. Языкознание, см. также Лингвисти- ка — 53, 57, 58, 60, 64, 86, 88, 147, 148, 149, 158, 166, 220, 229, 231, 441—444.
список отсылок на цитированную литературу (труды классиков марксизма-ленинизма) 1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание пер- вое, т. XIII, ч. I. 2. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание пер- вое, т. XVI, ч. П. 3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание пер- вое, т. XXII. 4. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание пер- вое, т. XXIII. 5. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 1. 6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 2. 7. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 3. 8. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 4. 9. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 8. 10. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание вто- рое, т. 12. 11. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения, т. II. Госполитиздат, 1955. 12. К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные письма. Госпо- литиздат, 1953. 13. К. Маркс. К критике политической экономии. Госпо- литиздат, 1953. 14. К- Маркс. Теории прибавочной стоимости, т. III. Парт- издат, 1936. 15. К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1955. 16. К. Маркс. Капитал, т. III. Госполитиздат, 1955. 17. Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат, 1953. 18. Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Госполитиздат, 1953. 19. В. И. Ленин. Сочинения. Издание четвертое, т. 2. 20. В. И. Ленин. Сочинения. Издание четвертое, т. 14. 21. В. И. Ленин. Сочинения. Издание четвертое, т. 18. 22. В. И. Ленин. Сочинения. Издание четвертое, т. 20. 23. В. И. Ленин. Сочинения. Издание четвертое, т. 38.
3 Стр. СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Введение Проблема классификации наук в историческом и логическом разрезах 1. Дифференциация наук в свете общего хода человеческого по- знания. Предмет философии 2. Принципы классификации наук и способы ее изображения ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДОМАРКСИСТСКАЯ ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ. ПРИНЦИП КООРДИНАЦИИ НАУК. ЗАРОЖДЕНИЕ ПРИНЦИПА СУБОРДИНАЦИИ Глава I Проблема классификации наук от древности до начала XIX века. Становление различных принципов 1. Первые попытки классификации наук в древности и средние века. Зародыш всех будущих ее принципов 2. Проблема классификации наук в XV—XVIII веках. Два прин- ципа: субъективный и объективный 6 21 42 60 92 99 120 141 Глава II Формальные классификации наук во Франции в первой половине XIX века. Принцип координации от общего к частному 1. Основы классификации наук у Сен-Симона 2. Предмет и метод классификации наук у Конта 3. Принцип координации как сущность контовской классификации наук 4. Классификации наук у современников Конта во Франции от Ампера до Курно
Глава III Формальные классификации наук в Англии в середине XIX века. Принцип координации от абстрактного к конкретному 1. Классификации наук в Англии до Спенсера 2. Принцип координации наук в трактовке Спенсера 3. Детализация Спенсером обшей классификации наук . 4. Классификации наук у современников Спенсера в Англии Глава IV Диалектические идеи синтеза наук в Германии и России в XIX веке до середины 70-х годов. Зарождение принципа субординации 1. Идеи диалектической классификации наук у представителей немецкой классической философии. Принцип развития духа от низшего к высшему у Гегеля 2. Проблема классификации наук в России в первой половине XIX века. Приближение Герцена к диалектико-материалисти- ческому пониманию взаимосвязи наук 3. Дальнейшее приближение к диалектико-материалистической трак- товке синтеза наук. Идеи Чернышевского 4. Споры вокруг системы Конта в России. Позитивистское «систе- мосозидание» в Германии Резюме первой части ЧАСТЬ ВТОРАЯ МАРКСИСТСКОЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭНГЕЛЬСОМ. ПРИНЦИП СУБОРДИНАЦИИ НАУК Глава I Историческое подготовление Марксом и Энгельсом марксистской классификации наук 1. Разработка Марксом научного диалектического метода как общей основы марксистской классификации наук. Синтез наук у Маркса 2. Подход Энгельса к выработке философских принципов и есте- ственнонаучных основ марксистской классификации наук Глава II Создание и развитие Энгельсом марксистской классификации наук 1. Возникновение у Энгельса идеи классификации наук (по формам движения) 2. Разработка Энгельсом классификации наук (по формам движе- ния и ступеням истории) 3. Углубление Энгельсом классификации наук (по формам дви- жения и видам материи) 4. Общие результаты и перспективы работы Энгельса над клас- сификацией наук 166 183 195 209 219 228 253 263 273 280 303 318 328 344 365
Глава III Марксистская классификация наук как основа работы Энгельса «Диалектика природы» 1. Историческая обстановка в годы создания «Диалектики природы» 2. Историзм в обосновании структуры «Диалектики природы», опирающейся на классификацию наук 3. Применение Энгельсом главных законов и принципов диалектики к решению проблемы классификации наук 4. Переходы между отдельными формами движения и их отражение в классификации наук Энгельса Резюме второй части Именной указатель Тематический указатель Список отсылок на цитированную литературу БОНИФАТИЙ МИХАЙЛОВИЧ КЕДРОВ КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК I. Энгельс и его предшественники Редактор В. С. Капырин. Художник В. П. Осипов. Художественный редактор Р. А. Володин. Техн. редактор К. М. Наумов. Корректоры Л. М. Беляева, Г. С. Зверева. А01220. Подп. к печ. 26/I 1961 г. Заказ 919. Тираж 4.600 Бумага 60X921/16. Бум. л. 14,75. Печ. л. 29,5. Уч.-изд. л. 30,46. Цена 1 р. 93 к. Типография Издательства ВПШ и АОН при ЦК КПСС. Москва, ул. Фр. Энгельса, 46. 383 390 407 429 445 449 456 469