Author: Кулишер И.М.
Tags: внешняя торговля международная торговля внешнеторговая политика таможенные пошлины биологические науки в целом экономика экономические науки промышленность история россии
ISBN: 5-901901-12-6
Year: 2003
Text
И.М.Кулишер
ИСТОРИЯ
РУССКОЙ ТОРГОВЛИ
И ПРОМЫШЛЕННОСТИ
СОЦИУМ
И.М.Кулишер
ИСТОРИЯ
РУССКОЙ ТОРГОВЛИ
И ПРОМЫШЛЕННОСТИ
социум
Челябинск
УДК [338.3/.4+339.5J (470+571)(091)
ББК 65.30(2Рос)
К90
Издательство «Социум» благодарит
за участие в издании этой книги
На обложке:
«Кадуцей» - с шаром и крыльями, исполненными в египетском стиле, - символи-
ческая конструкция на стене Кооперативного здания в Манчестере.
Кадуцей - жезл бога торговли Меркурия (Гермеса). Как жезл глашатаев известен
у многих народов. Кадуцей гарантировал своему владельцу неприкосновенность,
обладая волшебный свойством мирить спорящих. Поэтому в Древнем Риме он
превратился в атрибут бога торговли и получил новую форму - вместо палочки,
обвитой виноградными лозами и плющом (древнейшая эмблема миролюбия), его
все чаще стали изображать как палочку, обвитую двумя змеями, ибо торговля
почиталась делом мудрым и в то же время требующим бдительной охраны.
Кулишер И. М.
К90 История русской торговли и промышленности / Сост. А. В. Куря-
ев. —Челябинск: Социум, 2003. — 557 + ix с.
ISBN 5-901901-12-6
В сборнике опубликованы две работы российского экономиста-
историка с мировым именем И. М. Кулишера (1878—1833) «Очерк исто-
рии русской торговли» (1923) и «Очерк истории русской промышленно-
сти» (1922), в которых подробно исследуется развитие торговли и про-
мышленности в нашей стране с древнейших времен до XIX в.
УДК (338.3/.4+339.5](470+571)(091)
ББК 65.30(2Рос)
ISBN 5-901901-12-6
© ООО «Социум», 2003
СОДЕРЖАНИЕ
JfC#ro<PJfJf РУССКОЙ
ЛГОРТОРЛЙ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Торговля русов с Востоком
в древнейшие времена.................................3
Куфические монеты.—Сообщения арабских писателей X ст.—
О торговле русов. — Кто были русы?
ГЛАВА ВТОРАЯ. Торговля Руси с греками на
основании договоров X ст..............................14
Подлинность договоров с Византией. — Походы русских князей
на Царьград и заключение договоров. — Характер договоров гре-
ками и статьи о торговле. — Торговые путешествия Руси в Ви-
зантию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Общий характер торговли до
XV ст.; критика различных взглядов.............35
Формы торговли (немая торговля, рынки). — Участие в торговле
церкви и князей.—Торговля Киева с Регенсбургом.—Торговля
между русскими областями. —Взгляд Ключевского на роль тор-
говли в древнюю эпоху; взгляд других авторов. — “Русская
правда”.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Торговля Новгорода с нем-
цами в XII—XV ст. на основании заключен-
ных торговых договоров................................51
Гостиное право Средневековья. - Начало торговли Новгорода с
немцами и характер договоров. — Договор конца XII ст. —
договоры 1250 и 1269 гг. — Развитие немецкой торговли с Новго-
iii
Кулишер И. М.
родом.— Гарантии купцам в случае войны; арест и суд.—
Постановления о немецких подворьях и о транспорте товаров. -
Правила о пошлинах, о весах, о взыскании долгов. — Статьи о
торговле гостей между собой; о розничной торговле; о путях. -
Активная торговля новгородцев.
ГЛАВА ПЯТАЯ. Характер немецкой торговли в
Новгороде по статутам немецкого двора..........93
Что такое скра? —Скра 1-я, 2-я и 3-я; скра 4-я и 5-я. —Органы
немецкого двора (на основании скра); ольдерман и мудрей-
шие. — Купеческая община.—Роль священника и церкви.—
Регулирование торговой деятельности.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Торговля северо-западной
Руси с немцами в XIII—XV ст. на основа-
нии договоров.........................................ИЗ
Характер торговых договоров Смоленска, Витебска и Полоцка с
немцами.— Договор 1225 г.— Взыскание долгов, немецкая фак-
тория, транспорт, пошлины. — Постановления о торговых опера-
циях.—Торговля гостя с гостем. — Договор 1466 г.— и привиле-
гия 1498 г. — Штапельное право. — Розничная торговля. — Место
суда.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Торговля Московского госу-
дарства с Западом в XVI и XVII ст. Тор-
говля англичан и голландцев...........................133
Компании английских купцов для торговли с Россией. — Ее при-
вилегии.—Торговля других купцов северным путем и борьба
англичан за монополию. — Вражда между англичанами и гол-
ландцами. — Потеря английской компанией привилегий. — Усиле-
ние голландцев.—Причина их преобладания. — Мнение Сава-
ри. — Торговля в Архангельске и в Астрахани. - Торговая книга
и привозные товары. — Торговая книга и вывозимые товары.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Торговля и купечество Мос-
ковского государства по сообщениям
иностранцев XVI—XVII ст...............................164
Многочисленность лавок в Москве и других городах. — Мелкие
размеры лавок. — Любовь русских к торговле. — Их смышленость
в торговле, хитрость и обман.—Торговые ряды. — Одновремен-
ная торговля различными товарами.—Зачатки капитализма.—
Участие различных классов в торговле; духовенство. — Торговля
царя; царские гости.
IV
Содержание
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Регламентация внутренней
торговли XVI—XVII ст. Торговля иностран-
ных и иногородних купцов............................189
Запрещение розничной торговли иностранцев и нарушение
его. — Запрещение иностранцам торговать между собой или с
иногородними купцами и обходы его. — Дозволение иностранцам
торговать лишь в порубежных городах, —О теории и практи-
ке,—Торговые подворья иностранцев и иногородних. — Инозем-
ские слободы и поселение иностранцев среди местного населе-
ния.—Таможенные пошлины. — Различие между местными жи-
телями, иногородними и иностранцами.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Торговля России с иностран-
ными государствами в XVIII ст. Торговля
на Балтийском и Черном море. Англия,
Голландия и Франция.................................215
Торговля на Балтийском море и борьба Петербурга с Архангель-
ском. — Прочие балтийские порты. — Поощрение русского судо-
ходства и слабые результаты.—Роль англичан в торговле на
Балтийском море и характер их торговли. — Поощрение англий-
ской торговли.—Торговый договор с Англией 1734 г.—Его со-
держание. — Торговый договор с Англией 1766 г. —Торговый до-
говор с Англией 1797 г.—Торговля с Францией на Балтийском
море. — Приобретение черноморских портов и торговля на Чер-
ном море. — Препятствие ее развитию. — Общие обороты торговли
на море. — Сухопутная торговля. — Предположения относительно
торгового баланса.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Предметы привоза и
вывоза в XVIII ст...................................255
Предметы вывоза и роль в нем Англии. — Вывоз полотна, железа
и других материалов для кораблестроения.—Привоз во второй
половине XVIII ст.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Меры торговой политики
при Петре I и Екатерине II..........................263
Попытки создать активную торговлю с заграницей и неудачные
результаты. — Инертность русского купечества. — Отправка купе-
ческих детей за границу. — Учреждение монопольных компаний
и откупов; торговля казны. —Новое направление при Екатерине
II. —Таможенная политика. —Таможенные тарифы. — Отмена внут-
ренних сборов. - Откупа. — Контрабанда.
v
Кулишер И. М.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Комиссионная торговля
иностранцев в XVIII ст. Кредит. Вексель...........282
Иностранцы в качестве комиссионеров. - Кредитование ими рус-
ских купцов. - Перемена в области закупки и сбыта к концу
XVIII ст.; самостоятельные русские купцы. — Отношение ино-
странцев к торговле с Россией. — Мнение Бюша. —
“Бескапитальность” русских купцов и создание кредитных уч-
реждений.—Появление векселей и вексельный устав 1729 г.—
Отношение к векселю. — Пользование векселями.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Внутренняя торговля
в XVIII ст........................................296
Роль крестьян в области внутренней торговли.—Причины раз-
вития крестьянской торговли.—Характер торговли крестьян по
докладам Екатерининской комиссии. — Запрещение крестьянской
торговли до XVIII ст. - Облегчения при Петре. — Новые стесне-
ния. — Гильдии.—Торговля дворян. — Отношение купечества к
крестьянской торговле. — Посошков. — Екатерининская комиссия. —
Ответы крестьянских и дворянских депутатов. — Указ 1778 г.—
Внутренняя торговля иностранцев. — Гостиные дворы и открытые
лавки. — Розничная торговля иностранцев. — Падение вексельного
курса. — Борьба с роскошью и с магазинами иностранцев.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Товарообмен в XIX ст.
Вывоз и привоз..............................315
Общий характер привоза и вывоза в XIX ст. — Роль Англии в
первой половине XIX ст.—и Германии к концу XIX ст.—
Участие русских купцов и русского судоходства. — Экспорт зер-
на. — Экспорт льна, пеньки, льняного семени и масла. - Экспорт
продуктов животноводства.—Экспорт леса. - Металлы, камен-
ный уголь, нефть. — Импорт текстильных изделий. — Импорт ко-
лониальных товаров. — Соотношение привозимых и вывозимых
товаров в начале XIX ст., в середине XIX ст. — и в начале XX ст.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Таможенная политика
и торговые договоры в XIX ст......................359
Запретительная система первой половины XIX ст. — Соглашение
с Пруссией и тариф 1819 г. — Последующие тарифы и борьба с
контрабандой.—Тарифы 40-х годов и переход к фритредерст-
ву. — Торговые договоры 40-х и 50-х годов, их содержание и от-
личие от трактатов конца XIX и начала XX ст.
Содержание
О У ЕР К МСПСОФММ (РУССКОЙ
Лфомъ1кгл<еййосягй
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Общий характер хозяйства в
древней Руси.............................381
Звероловство и бортничество.—Переход к земледелию. — Роль
скотоводства.
ГЛАВА ВТОРАЯ. Обрабатывающая промышлен-
ность в древний период..................388
Курганные раскопки.—Формы промышленности и применение
их в различных областях производства.—Одежда и обувь.—
Предметы роскоши. — Постройки. — Металлические изделия. -
Кочующие мастера. — Выводы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Промышленность в городах
XVI ст.......................................403
Преобладание земледелия. — Роль ремесел в городах. — Распреде-
ление их по группам и специальностям. — Приготовление съест-
ных припасов.—Ремесла, выделывающие одежду и обувь.—
Производство изделий из металлов. — Строительный промысел.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Городское ремесло в XVII ст.,
преимущественно в Москве.............................415
Препятствия для развития городских промыслов.—Политика
Москвы. — Количество ремесленников в Москве и распределение
их по отраслям. Специализация и разделение процесса произ-
водства на части. — Материальное положение московских ремес-
ленников.
vii
Кулишер И. М.
ГЛАВА ПЯТАЯ. Союзное начало в русских про-
мыслах до Петра Великого и созданные
Петром цехи..........................................428
Установление цехов Петром Великим. Артельная организация в
русских промыслах. Корпоративное устройство московских се-
ребряников в XVII ст. — Московские ряды,-Осуществление за-
кона о цехах. - Распределение цехов по данным о ревизиях 1742
и 1762 гг.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Цехи западной и южной Рос-
сии в XVI—XVIII вв. и ремесленное Поло-
жение Екатерины II...................................439
Параллель между немецкими, западно-русскими цехами и цеха-
ми пожалованной грамоты 1785 г.—Духовные обязанности це-
хов. — Правила о поведении цехов на собраниях. — Военные обя-
занности. — Обязательное вступление в цех и борьба с посторон-
ними ремесленниками. — Доступ к званию ученика, подмастерья,
мастера. — Странствование, пробная работа, угощение. — Льготы
в пользу “своих”. — Корпорации подмастерьев. — Регламентация
производства.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Иностранцы и зачатки новой
крупной промышленности в XVII ст.....................459
Выписывание иностранных мастеров до XVII ст. и в XVII ст. —
Металлургические и пушечные заводы. — Добывание и обработка
руды в вотчинах Морозова. — Производство поташа Морозо-
вым. — Тайный приказ и дворцовые промыслы при Алексее Ми-
хайловиче. — Производство поташа, солеваренье, железные заво-
ды, выделка стекла, приготовление сафьяна. — Отыскивание ру-
ды. — Попытки разведения тутовых деревьев и хлопка под
Москвой.—Предприятия по выделке шелковых тканей.—
Предприятие иностранца Паульсона (Захара Павлова) в Москве
при преемниках царя Алексея.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Крупная промышленность
при Петре Великом....................................481
Имело ли насаждение крупной промышленности при Петре ис-
кусственный характер? — Различные взгляды по этому вопро-
су.—Параллель с Западной Европой.—Как возникла там про-
мышленность? — Потребности армии и потребности двора. —Труд
и капитал на Западе. — Роль правительства. — Потребности казны
у нас. — Казенные и частные предприятия. — Привилегии.—
viii
Содержание
Создание новых отраслей промышленности при помощи ино-
странцев.—Откуда взялись необходимые капиталы? —
Недостаток в сбыте. — Применение принудительного труда.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Крупная промышленность
после Петра (при ближайших его преем-
никах и Екатерине II)...............................505
Продолжение той же политики при Анне Иоанновне и Елизавете
Петровне. — Предприятие барона Штемберга и графа Шувало-
ва.—Отрицательное отношение и монополизм при Екатерине
II. — Привлечение иностранцев в ее царствование. — Отношение к
принудительному труду.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Кустарная промышленность
в XVII и XVIII вв...................................520
Кустарная промышленность в XVI ст. наряду с ремеслом. —
Разнообразные способы сбыта.—Упоминания о кустарной про-
мышленности в XVII и в начале XVIII ст. — Способы возникно-
вения кустарной промышленности. — Возникновение ее из ранее
существовавших мануфактур. — Преувеличение значения, этой
формы возникновения кустарной промышленности.—Широкое
распространение кустарной промышленности в XVIII ст.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Централизованные
мануфактуры в XVIII ст..............................532
Преувеличение значения централизованных мануфактур на За-
паде. — Применение слов “мануфактура” и “фабрика” в наших
источниках.—Что они обозначают? — История тульского ору-
жейного завода. — Истинный характер его — фабрикой он нико-
гда не был.—Хлопчатобумажная промышленность Иваново-
Вознесенска.—Чем были ивановские “фабриканты"?— Цифры
рабочих в наших предприятиях XVIII ст.— Раздача им работы
на дом. — Существовала ли конкуренция между различными
формами производства?— Требования купцов.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Запад и Россия. Поло-
жение русской промышленности к концу
XVIII ст......................................546
Сопоставление Запада и России в XVII ст. — Из кого состоял
класс предпринимателей тут и там? — Существовала ли потреб-
ность в крупной промышленности в обоих случаях? —Характер
русской промышленности к концу XVIII ст. — Цехи и ремесла в
Петербурге.
ОЧЕРК ИСТОРИИ
РУССКОЙ ТОРГОВЛИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
^Торговля русое с Фостоном
в древнейшие времена
Еще в 1847 г. известный ориенталист П. С. Савельев обра-
тил внимание на арабские монеты, находимые в России, как на
важный источник для изучения сношений Древней Руси с Вос-
током. Если, по словам Гиббона, на основании одних медалей
можно установить путешествия императора Адриана, то и араб-
ские монеты открывают исторические факты, о которых умал-
чивают летописи. Арабские, или куфические, монеты (от г. Ку-
фы, где установлено старинное арабское письмо, употребленное
для их надписей), которые начали чеканить в самом конце
VII ст. (после Р. X.), будучи немыми памятниками, все же
подробно рассказывают нам о многих явлениях своего времени.
Место чеканки, на них обозначенное, свидетельствует о том,
что данный город в это время признавал власть определенной
династии, и указывает на географическое протяжение государ-
ства; титулы эмира или султана и присутствие или отсутствие
имени современного халифа на монете показывают отношение
чеканившего к “повелителю правоверных”, духовному главе
мусульманского мира; притязание владетеля или его наместни-
ков на независимость, явная вражда или разрыв его с халифом
выражаются опущением имени последнего. Мало того, самое
нахождение арабских монет в какой-либо стране уже означает
факт сношений между ней и Востоком в данный период, ибо на
Востоке монета, как эмблема верховной власти данного време-
ни, перечеканивалась с восшествием на престол каждого нового
халифа или султана.
В русской земле найдены “целые капиталы” в куфических
монетах VIII-XI ст. Населению негде было укрывать свои цен-
ности в ином месте, как “в матери сырой земле”. Она служила
3
Кулишер И. М.
для них своего рода банком. Тщательно хороня свое добро близ
дома или на берегу реки, они делали тайный знак - клали ка-
мень или сажали деревце и находили по ним свое сокровище.
Но в случае смерти их “безответный банкир” навсегда хранил
вверенную ему тайну. В других случаях богатства буквально
“хоронили” вместе с их хозяином - и могильные холмы сохра-
нили их до наших времен. Все эти монеты - серебряные, хорошо
сохранившиеся, с четкими надписями. Часто они надрублены
надвое или на четыре части, разрезаны ножницами или разлома-
ны - доказательство отсутствия мелкой монеты, которую долж-
ны были заменять части крупной - диргемов (никакой иной
монеты не знали), способ, практикуемый, впрочем, в ранее
Средневековье и в Западной Европе (“ломаная монета”)1.
“Каким же образом и вследствие какого политического пере-
ворота эти огромные массы серебряных куфических монет пе-
ренесены были с берегов Каспия, Аму- и Сыр-Дарьи и городов
халифата в равнины России и на берега Балтийского моря?” -
спрашивает П. С. Савельев. Он не настолько наивен, чтобы
приписывать все эти клады исключительно торговым сношени-
ям Руси с Востоком, ибо ясно, что ценности могут переходить
от одного народа к другому и всевозможными иными способа-
ми: путем дани, уплачиваемой покоренными племенами или
народами, которые откупаются от нападений других путем по-
лучения подарков, уплаты вир, оброков и сборов разного рода
и в особенности посредством насильственного захвата, в качест-
ве военной добычи. Савельев и указывает на то, что азиатские
монеты VII-XI ст. занесены частью торговлей с мусульмански-
ми народами прикаспийских стран, частью вследствие граби-
тельских набегов на берега Каспийского моря; монеты же аф-
риканско-арабские и испано-арабские попали благодаря нор-
маннам, которые неоднократно грабили Испанию и Африку, а
потом утвердились и на Руси.
Мало того, Савельев понимает, что для доказательства фак-
та торговых сношений мало безмолвных свидетелей - монет,
нужно еще нечто большее - подтверждение говорящих памят-
ников, летописцев, в данном случае арабских географов X ст.,
1 Савельев. Мухаммеданская нумизматика. 1846.
4
Очерк истории русской торговли
которые в лице Ибн-Фоцлана, Масуди, Истахри, Ибн-Хаукаля,
Ибн-Ростеха и других много странствовали в нынешней юго-
восточной части России и оставили нам описания своих путе-
шествий, характеристику этих местностей и их населения.
Лишь в том случае, если эти авторы действительно признают,
что сношения между Востоком и русскими областями имели
торговый характер, мы вправе утверждать, что клады эти были
занесены именно таким, а не каким-либо иным способом.
Но и поскольку Савельев таким путем устанавливает товаро-
обмен Руси с Востоком, он все же считает нужным указывать
на то, что последний шел рука об руку с походами, с крово-
пролитной борьбой, с захватом добычи. Так, у арабов, торговля
которых составляет исходную точку в исследовании этого во-
проса, она шла рука об руку с завоеваниями. Магомет, “прав-
да, убил поэзию народа, заменив ее Алкораном, зато развил его
воинственность и его торговый дух” - и то и другое одновре-
менно. Тот же самый араб, который с ожесточением дрался с
“неверными”, не гнушался вступать с ними в обмен, потому что
“куплю и продажу” завещал пророк - “храм, рядом училище,
перед ним рынок; это торговля и просвещение под покровом
религии, могущество и слава халифата”1.
Но “торговые пути арабов прокладывало их оружие: каждое
новое завоевание было новым рынком”. На западном берегу
Каспия сидели хазары, “и они первые из народов России всту-
пили в непосредственные сношения с арабами, сперва в битвах
против них на берегах Аракса и в Закавказье, потом в торговле
с ними на берегах Итиля (Волги)”. После того как халифат
завоевал ряд хазарских городов, хакан перенес свой шатер на
берега Волги, и хазарской столицей стал Итиль, названный по
имени реки и расположенный около нынешней Астрахани. По
словам Ибн-Фоцлана, хазарская столица состоит из двух час-
тей, которые отделены друг от друга рекой; на западной сторо-
не реки живет царь и его вельможи, на восточной - магометане,
причем в этой восточной части живут купцы и находятся това-
ры. У Ибн-Хаукаля также читаем: “Хазеран имя восточной по-
ловины города Итиля, где находится большая часть купцов,
1 Савельев. Мухаммеданская нумизматика.
5
Кулишер И. М.
магометан и товары; западная же часть исключительно для ца-
ря, вельмож и войска”. То же повторяет и Эль-Балхи1. Таким
образом, восточная часть Итиля, или Хазеран, как она имено-
валась, составляла особую слободу, в которой жили иностран-
ные купцы, отделенную от прочего города рекой. Это харак-
терное явление для ранних эпох истории торговли и вполне по-
нятное, если иметь в виду указанную нами тесную связь
торговли с грабительскими набегами. Неудивительно, что насе-
ление боялось впускать в пределы городской территории ино-
земцев, в которых оно привыкло видеть врагов; в данном слу-
чае воинственные арабы, многократно производившие набеги на
хазар, даже будучи купцами, не могли внушать хазарам особо-
го доверия. Поэтому-то их держали в особой слободе по другой
стороне реки, что являлось более безопасным.
Далее, арабы знали лежавшую к северо-востоку землю бур-
тасов (или бурдасов) в нынешней Симбирской губернии, о ко-
торых Ал-Бекри замечает, что “они имеют обширную страну и
много торговых мест"1 2, знали и граничащих с ними болгар.
“Булгар, - говорит Ибн-Хауаль, - небольшой город, не имею-
щий многих владений; известен же был он потому, что был га-
ванью этих государств”3. Современные авторы не без основания
понимают под гаванью торговый порт и складочное место (ры-
нок, торговый центр)4. В средневековой Англии port, во Фран-
ции portus (порт) означало торговое место, рынок5. Мы находим
обычно соединение того и другого.
1 Fraehn. Die altesten arabischen iiber die Wolga-Bulgaren aus Ibn-
Foczlans Reiseberichten / Записки Императорской Академии Наук.
Т. I. С. 583 сл., 588 сл., 602.
2 Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах.
Ч. I. Пер. Ал-Бекри бар. Розена // Записки Императорской Акаде-
мии Наук. Т. 32. № 2. Приложение. 1878. С. 62.
3 Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских.
1879. С. 218.
4 См.: Вестберг. К анализу восточных источников о восточной Европе
/ / Журнал Министерства Народного Просвещения. 1908. Т. XIII. С.
387. Т. XIV. С. 3.
5 Maitland. Domesday Book and Beyond. 1897. P. 195. Pirenne. Villes,
marches et marchands au moyen-age // Revue historique. T. 67. P. 75.
6
Очерк истории русской торговли
Относительно торговли приволжских народов Масуди сооб-
щает, что караваны постоянно ходят с товарами из страны Бол-
гар в Ховарезм и обратно, причем им приходится защищаться
от кочевых тюркских племен, чрез страны которых они прохо-
дят. Из страны буртасов, - продолжает он, - живущих у этой
реки, вывозят меха черных и красных лисиц, которые и назы-
ваются бургасскими. Арабские и персидские цари ценят черные
меха выше куньих, собольих и иных и делают из них шапки,
кафтаны и шубы1. О торговле хазар и арабов с приволжскими
болгарами сообщает и Ибн-Ростех: хазары ведут торговлю с
болгарами; когда приходят туда мусульманские суда, то с них
берется десятая часть товаров в виде пошлины1 2.
Город Булгар, - говорит П. С. Савельев, - был, однако,
крайним пределом странствований арабов X ст. и самым север-
ным пунктом торговли халифата; арабы не отваживались далее
Булгара3. Действительно, Джейхани, Истахри, Ибн-Хаукаль,
Эль-Балхи - все в один голос утверждают, что купцы не осме-
ливаются ездить далее к племени (русов) Арта или Артания
(Арсания), так как эти люди убивают немедленно всякого чу-
жестранца, между тем как они сами путешествуют по воде и
производят торговлю. Следовательно, сношения и с этим пле-
менем существовали, только арабы не решались сами отправ-
ляться туда. Комментаторы указывают на то, что болгары на-
меренно представляли эту страну столь опасной и недоступной,
чтобы удерживать восточных купцов от попыток лично проник-
нуть в эти страны и таким образом сохранить торговлю с ними
в своих руках; этот прием сопоставляют с подобным же обра-
зом действий финикиян, которые также старались преувеличи-
вать опасности предпринимаемых ими с торговыми целями пу-
тешествий4.
Но возникает вопрос, кто же были эти арты и эртсы (арт-
сы). Мнения писателей расходятся. Френ понимает под Эрсой
1 Хвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славя-
нах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-Омар Ибн-Даста. 1869. С. 163-164.
2 Там же. С. 160.
3 Савельев. Мухаммеданская нумизматика. С. XCIII.
4 Хвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славя-
нах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-Омар Ибн-Даста. С. 174.
7
Кули шер И. М.
Арзамас Нижегородской губернии, Савельев - эрзу, или морд-
ву, то же Георг Якоб и Маркварт. Хвольсон читает не Арсания,
а Армания и полагает, что опущена буква “б” в начале, т.е.
должно быть Бармания-Биарма, речь идет, следовательно, о
пермяках на Каме. Наконец, Ф. Ф. Вестберг указывает на то,
что те товары, которыми, по словам восточных географов, тор-
говало это племя, исключают земли мордвы, а метят на Скан-
динавию, изобилующую металлами, - оттуда привозятся (по
словам Эл-Балхи, Истахри, Джейхани, Ал-Хоросани и персид-
ского автора X ст.), кроме черных соболей (и лисиц), свинец,
олово, мечи и клинки1.
Толкование этого места весьма существенно, ибо это племя
является у упомянутых писателей одной из трех народностей,
на которые распадаются русы. Другие два племени русов нахо-
дятся одно по соседству с Булгаром и царь его живет в Куябе,
под которым понимают Киев, а другое - в Новгороде; это, по-
видимому, новгородские славяне, хотя и последнее далеко не
выяснено.
Но о торговле русов с различными народами - хазарами,
буртасами, болгарами, арабские географы X ст. упоминают не-
однократно. Так, Ибн-Ростех рассказывает, что Русь привозит
к болгарам свои товары: меха собольи, горностаевые и другие.
Они ездят и в хазарскую столицу и продают и там меха и не-
вольников1 2. У Ал-Бекри читаем относительно болгар, что “ха-
зары ведут с ними торговые сношения и также русы”3. “Я ви-
дел русов, - сообщает Ибн-Фоцлан, - когда они пришли со
своими товарами и расположились на реке Итиль. При этом
они остановились не в самом городе, а на некотором расстоянии
1 Fraehn. Die altesten arabischen iiber die Wolga-Bulgaren aus Ibn-
Foczlans Reiseberichten. S. 162. Савельев. Мухаммеданская нумизма-
тика. С. СХП1. Хвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах,
мадьярах, славянах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-Омар Ибн-Даста.
С. 174 сл. Вестберг. К анализу восточных источников о восточной Ев-
ропе / / Журнал Министерства Народного Просвещения. С. XIII, 398.
2 Хвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славя-
нах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-Омар Ибн-Даста. С. 160.
3 Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах.
Ч. I. С. 63.
8
Очерк истории русской торговли
его, по Волге (как подобало, прибавим, иностранцам, которых
боялись допускать в город). Там, продолжает он, они остава-
лись до тех пор, пока не успевали продать товары, но постоян-
но не проживали, а являлись лишь временно для торговли
(быть может, на время ярмарки - также обычное явление в
ранние эпохи культуры). Они молились, читаем далее, своим
идолам, чтобы они послали им покупателей товаров, которые
бы купили у них все и с ними бы не торговались и имели бы
много динаров и диргем ~ продавали, следовательно, товары на
звонкую монету”1. Не ясно только, где их встретил Фоцлан - в
Хазарии или в Болгарии; как Итиль, так и Булгар, лежали ведь
по Волге. А. Я. Гаркави (еще до него Савельев) и Ф. Ф. Вест-
берг находят, что речь идет о Булгаре1 2.
Но Масуди рассказывает о том, что русы имели в Итиле, ха-
зарской столице, свои жилища, где жили купцы. Он же встре-
чал восточных купцов, путешествующих в страну хазар, а отту-
да по морям Майотас и Найтас (т.е. Азовскому и Черному) в
земли русов и болгар. Таким образом, существовала и непо-
средственная торговля между страной русов и арабами, а не
только между русами и хазарами или (волжскими) болгарами.
Кто же были эти русы? Только что упомянутый Масуди
прибавляет: русы путешествуют с товарами в страну Андалус,
Румию, Кустантинию и Хозар. Между ними есть многочислен-
нейшее племя, называемое лудагия; другие читают: “лудзана”,
“будгана”, “нурмана” и толкуют в смысле лучан (Шармуа),
готланцев (де Гуе), ладожан (Френ, Савельев, Гаркави), нако-
нец, норманнов (Хвольсон, Вестберг)3. Последний обращает
1 Гаркави. Сказания мусульманских писателей. С. 93 сл.
2 Гаркави. Указ. соч. С. 108 сл. Савельев. Мухаммеданская нумизма-
тика. С. LIX сл. Вестберг. К анализу восточных источников о восточ-
ной Европе. С. XIV, 1 сл.
De Goeje. Bibliotheca Geogrphorum Arabicorum. Pars VIII. 141.
Marquart. Osteuropaische und Ostasiatische Streifzuge. 1903. S. 342 ff.
Хвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славя-
нах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-Омар Ибн-Даста. С. 166-67. Вест-
берг. Указ. соч. С. 380 сл., 390. Fraehn. Die altesten arabischen iiber
die Wolga-Bulgaren aus Ibn-Foczlans Reiseberichten. S. 71. Гаркави.
Указ. соч. С. 155.
9
Кулишер И. М.
внимание на то, что на скандинавский мир указывает следую-
щее сообщение Масуди: они (русы) образуют великий народ,
не подчиняющийся ни царю, ни закону, т.е. у них нет полити-
ческой организации, а это не соответствует условиям жизни
русского народа в первой половине X ст. Далее говорится: “Ру-
сы имеют в своей стране серебряный рудник”, - но мы напрасно
стали бы искать серебряные рудники на Руси в это время.
К числу наиболее ранних арабских источников, трактующих
о русах (первый мусульманин, о них упоминающий), принад-
лежит “Книга путей и государств” Ибн-Хордадбеха. В противо-
положность приводимым выше авторам он писал не в X, а в
IX ст., именно, по Кунику, около 860 г. (по де Гоэ, между 854-м
и 869-м), т.е. задолго до смерти Рюрика1. У него имеется глава
под названием “Маршрут купцов русов”, которая начинается
словами: “И они вид (род, племя) славян”. Из самых отдален-
ных частей страны Саклаба (под которой понимают славянскую
землю) они направляются к морю Румскому (по-видимому,
Черное море) и продают там меха бобров (по другому толкова-
нию выхухоли) и черных лисиц, причем царь Рума (Византии)
с них взимает десятую часть в виде пошлины (по одним толко-
ваниям, в Константинополе, по другим - по Тнаису, славян-
ской реке (под которой одни разумеют Дон, другие Волгу), и
доходят до хазарского города Камлиджа, где царь с них берет
десятину. Иногда они везут свои товары на верблюдах в Ба-
гдад. Таким образом, купеческие караваны русов путешество-
вали двумя различными маршрутами: либо они отправлялись
по Днепру к Черному морю, либо по Волге (а не Дону - это
объяснение, по-видимому, более правильно) к Каспийскому
морю и затем далее в Багдад1 2. Во всяком случае, как подчерки-
вает Ф. Ф. Вестберг, Ибн-Хордадбех представлял себе родину
1 Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах.
Ч. II. С. 119-121.
2 De Goeje. Bibliotheca Geogrphorum Arabicorum. Pars VI, 115. Извес-
тия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. II. С. 129-131.
Marquart. Osteuropaische und Ostasiatische Streifzuge. S. 31, 198.
Вестберг. К анализу восточных источников о восточной Европе.
С. 370 сл. Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и
русских. С. 49-54 сл.
10
Очерк истории русской торговли
русов лежащей где-то на дальнем севере, на окраинах славян-
ской земли, вблизи верховьев Волги - “из отдаленнейших сла-
вянских стран”, по Гаркави, означает “из стран новгородских
славян”.
На это было обращено особое внимание в последнее время.
Ибн-Ростех, Гардизи, Ал-Бекри, как и позднейшие коммента-
торы, изображают русь прежде всего как племя, живущее гра-
бежом, и лишь в дополнение к этому занимаются торговлей;
землю же они во всяком случае не пашут. “Русь имеет царя,
который зовется Хакан-русь. Они производят набеги на славян;
подъезжают к ним на кораблях, выходят на берег и полонят
народ, который отправляют потом в Хозеран (Итиль) и к бол-
гарам и продают там. Пашен русь не имеет и питается лишь
тем, что добывает в земле славян. Когда у кого из руси родится
сын, отец берет обнаженный меч, кладет его перед дитятею и
говорит: не оставлю в наследство тебе никакого имущества, бу-
дешь иметь только то, что приобретешь себе этим мечом”1 (Ибн-
Ростех).
Мы имеем перед собой, безусловно, разбойничье племя, кото-
рое все добывает мечом и которое у других “силою отнимает
полезные предметы, чтобы они находились у них” (русов) -
хотя и прибавлено, что они торгуют мехами. Указывается и на
то, что “русь живет на острове, окруженном озером; он нездо-
ров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она
уже трясется по причине рыхлости от обилия воды”.
Ф. Ф. Вестберг указывает на то, что, согласно арабским пи-
сателям, русы должны жить на верховьях Волги, так как на
среднем и нижнем течении Волги помещаются другие народы,
как-то: булгары, буртасы, хазары, и он утверждает, что “раз-
бойничье гнездо островных русов находится на севере Восточ-
ной Европы в стране славян. В бассейн реки Днепра русы еще
не проникли, во всяком случае не успели еще овладеть Киевом.
Итак, автор нашего первоисточника писал не позже середины
1 Бартольд. Отчет о поездке в среднюю Азию / / Записки Импера-
торской Академии Наук по историческому отделению. VIII серия.
Т. II. № 4. Приложение. С. 123. Хвольсон. Известия о хозарах, бурта-
сах, болгарах, мадьярах, славянах и русах. Абу-Али-Ахмеда-Бен-
Омар Ибн-Даста. С. 34 сл., 152 сл.
11
Кулишер И. М.
50-х годов IX ст., еще до появления в Киеве Аскольда и Дира,
которые (по Кунику) засели там по крайней мере около 855 г.,
если не раньше, ибо уже в 860 г. они предпринимают свой зна-
менитый поход на Византию”. По мнению его, остров русов сов-
падает с Holmgard (островной город) исландских саг, т.е. Нов-
городом. Здесь мы имеем начало русского государства. Источ-
ник подтверждает норманнское происхождение Древней Руси1.
На этом вопросе останавливается А. А. Шахматов в своем
посмертном исследовании о древних судьбах русского племени.
Он указывает на то, что, начиная с VIII ст., Европа становится
поприщем деятельности норманнов, т.е. жителей Дании, Нор-
вегии и Швеции, которые совершают набеги на прибрежные
страны, предаваясь вообще грабежу и насилиям, но в отдель-
ных случаях стремясь и к покорению чужеземных народов, к
насильственному среди них водворению. Путь их шел на запад
и на юг (к берегам Англии, Франции, Испании, в Средиземное
море), так и в Балтийское море - в Курляндию, Ливонию, Эст-
ляндию и Финляндию, но затем они достигли устьев Двины и
углубились дальше, двигаясь по Волге. В то время как визан-
тийских монет в Швеции и Готланде насчитывалось только до
200, число арабских монет, найденных там, доходит до 24 тыс.
и 14 тыс. обломков. Исследователь этих монет Арн сделал вы-
вод, к которому присоединяется А. А. Шахматов, что путь по
Волге открыт скандинавами раньше, чем путь на юг в Визан-
тию по Днестру. Многочисленность этих монет в Швеции сви-
детельствует, по мнению последнего, что монеты эти попадали
не только через посредство восточных купцов (арабов или ха-
зар), отправлявшихся вверх по Волге, но что “клады эти соб-
раны и скрыты самими готландцами, посещавшими восточные
страны, т.е. прежде всего юго-восточную Россию, где, по сви-
детельству археологических находок, процветали торговые
сношения с Азией”1 2.
1 Вестберг. К анализу восточных источников о восточной Европе //
Журнал Министерства Народного Просвещения. 1908. Т. XIV. С. 24
сл.
2 Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени. 1919. С. 43-45.
Ате. La Suede et 1'Orient. 1914. P. 89-90.
12
Очерк истории русской торговли
Каким способом добывались норманнами эти монеты? Хотя,
как мы видели, арабские источники и упоминают о торговле
русов с булгарами, буртасами, хазарами, но все же первосте-
пенное значение эти писатели придают приобретению русами
имущества мечом, а отнюдь не мирным обменом. Уже в IX-
X ст. они создали и постоянные поселения - “административ-
ные центры, куда свозилась собираемая дань и награбленная
добыча”. При этом, по мнению А. А. Шахматова, остров, на
котором арабы полагали русское государство и который нездо-
ров и сыр и где земля трясется по причине обилия воды, озна-
чает не Новгород и вообще не обязательно остров, ибо под по-
следним арабы могли разуметь вообще какую-либо из областей,
ограниченных озерами, болотами, реками, которых на севере
немало и которые в известном смысле соответствуют представ-
лению об острове. Он отдает предпочтение Старой Русе. Осев-
шие здесь варяги и называли себя русью. Западные финны и
до сих пор называют Скандинавию Русью (Ruosto)1.
И С. Ф. Платонов придает большое значение этой гипотезе,
согласно которой древнейшая Русь находилась между Ильме-
нем и волжскими верховьями1 2. Отсюда уже вскоре после 839 г.
началось движение Руси на юг - об этом свидетельствует то,
что в 860 г. мы видим уже русских под стенами Царьграда.
Этому походу должно было предшествовать более или менее
продолжительное существование русской державы на юге, а
чтобы утвердиться здесь, ей пришлось вести борьбу с хазарами
и покорить силой оружия восточнославянские племена, сидев-
шие на верхнем и среднем течении Днепра. В результате этой
борьбы и завоеваний установился наряду с волжским путем и
новый днепровский путь из варяг в греки, о котором сообщает
первоначальная летопись. Она уже трактует о сношениях Руси
с Византией, которые составляют второй период в истории Рос-
сии3.
1 Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени. С. 50-56.
2 Платонов. Руса // Дела и Дни. I. 1920. С. 1 сл.
3 Шахматов. Указ. соч. С. 45, 58.
ГЛАВА ВТОРАЯ
^Торговля (Руси с греками на
основании договоров X ст.
Торговля Руси с греками нам известна гораздо лучше, чем
торговые сношения с арабами и народностями, жившими по
Волге, - известна, главным образом, благодаря тем дошедшим
до нас договорам, которые были заключены в X ст. русскими
князьями с Византией.
Договоры эти, по словам А. В. Лонгинова, “представляют
яркую картину древнерусской жизни”, “среди многочисленных,
нередко противоречивых и запутанных известий” того времени
“блестят путеводною звездою”1. Это значение договоров с гре-
ками признавал еще в начале XIX ст. Шлецер, первый заняв-
шийся изучением их. Но, заявляя, что договор Олега с импера-
торами Львом и Александром “составляет одну из достопамят-
ностей всего среднего века, что-то единственное во всем
историческом мире”, Шлецер добавляет: если бы он действи-
тельно был, а не составлял, как и другие договоры Руси с Ви-
зантией, позднейшую вставку, занесенную в начальную рус-
скую летопись ее переписчиками, жившими едва ли не в XV ст.1 2
К такому выводу Шлецер приходит на том основании, что ле-
тописные сообщения кажутся ему неправдоподобными, содер-
жание договоров противоречит духу времени и условиям быта
славян, византийские источники о них молчат и т.д., летопись,
повествуя о договорах с греками, “лжет и ребячится... В дого-
1 Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X
веке. Историко-юридическое исследование / / Записки Императорско-
го Одесского Общества Истории и Древностей. Т. XXV. 1904. С. 395.
2 Шлецер. Нестор // Русские летописи. Перев. Языкова. 1816. Т. II.
С. 693-694.
14
Очерк истории русской торговли
воре Святослава видно что-то похожее на грамоту, но и это
только изодранный лоскут”1.
Такая, оценка А. Л. Шлецера, вызвавшая вообще сомнение в
подлинности начальной русской летописи, была поддержана
Каченовским, который объявил договоры с греками литератур-
ным подлогом, выдумкой частного лица, составленной по об-
разцу византийских и ганзейских трактатов1 2. Другим авторам
удалось защитить летопись Нестора от подозрений в подлинно-
сти ее3; но договоры с греками все же признавались поздней-
шей вставкой, как утверждал С. М. Соловьев, почему они и
считались непригодными для выяснения условий русской жиз-
ни X ст. И В. И. Сергеевич в первом издании своих “Лекций и
исследований по истории русского права” 1883 г. утверждал,
что “договоры сами по себе ничего не прибавляют к тому, что
мы знаем уже о наших древних обычаях на основании других,
более чистых источников”. Он находил, что в “договорах все
сомнительно и спорно”, что “ни один из них не известен визан-
тийским историкам”, что “поход Олега на Константинополь
описан в русской летописи баснословными красками”4.
Однако еще Круг и Погодин отстаивали идею подлинности
договоров с Византией. “Никто с таким успехом не защищал
нашего Нестора и в особенности находящихся в его летописи
договоров, заключенных между русскими и греками, как
Круг”, - говорит о нем другой историк и переводчик его
Эверс5. Погодин указывал на соответствие договоров сообщени-
ям императора Константина Багрянородного и другим данным
того времени. “Скажите, - говорит он по поводу одного места,
~ не разительное ли соответствие между всеми сими показания-
ми: импер. Константина, договорами, сохраненными у Нестора,
и обычаем норманнским, засвидетельствованным в их памятни-
1 Шлецер. Нестор. С. 751-759.
Ученые Записки Московского Университета. 1853.
Бутков. Оборона летописи русской Несторовой от навета скептиков.
1840. Самоквасов. История русского права. Т. I. С. 21 сл.
Сергеевич. Лекции и исследования по истории русского права. 1883.
С. 99 сл., ИЗ сл.
5 Krug. Kritischer Versuch etc. 1810. S. 108. Русск. пер. С. 147.
15
Кулишер И. М.
ках. Как подтверждается Нестор”1. После подробного анализа
договоров Погодин заключает: “Договоры подтверждают еще
более подлинность летописи, и ими по справедливости может
гордиться русская история”1 2. Впоследствии на анализе их под-
линности остановился Д. Я. Самоквасов, указавший на то, что
молчание византийских летописцев о договорах объясняется
отсутствием византийских летописей от первой половины X ст.,
в “Истории” же Льва Диакона, которая относится к тому же
времени, о договоре Олега с греками упоминается ясно и неод-
нократно3. Что же касается легендарности похода Олега на
Константинополь, то баснословие его “коренится не в подлин-
ном тексте его, а в его толковании Шлецером”, получившаяся
“бессмыслица принадлежит Шлецеру, а не русскому летопис-
цу”4.
1 Погодин. Исследования, замечания и лекции о русской истории.
Т. III. 1846. С. 254. Прим. 595.
2 Погодин. О договорах русских князей Олега, Игоря, Святослава с
греками // Русский исторический сборник. Т. I. Кн. 4 (1838). С. 98-
137. Кн. 3. С. 118-119.
3 “По тексту греческой истории император Иоанн Цимисхий в перего-
ворах со скифом Святославом ссылался на давний договор скифов с
греками и на договор, нарушенный Игорем, отцом Святослава. В ус-
ловиях Святослава, предложенных Цимисхию, по тексту истории
Льва Диакона Калойского также упоминается о древнем законе, обя-
завшем греков признавать друзьями русских купцов в Константинопо-
ле, которому соответствует содержание договора 945 г.” (Речь проф.
Самоквасова на торжественном акте Варшавского Университета 30 авг.
1886 г. /./ Известия Варшавского Университета. № 6. 1886. С. 3, 9).
4 Баснословным кажется, например, Шлецеру “победоносное движе-
ние Олега к Царьграду на кораблях, поставленных на колеса и снаб-
женных парусами”. На самом деле это была подвижная крепость,
древнерусский “обозный град” или “гуляй-город”, материалом для
которого послужили лодки, поставленные на колеса. Или Шлецер
считает невероятным сообщение о парусах, сделанных по приказанию
Олега после победоносного похода на Византию, парусах “паволочи-
ты” и “кропинных”, которые он толкует в смысле парусов из золотой
парчи и крапивы. Но это были паруса из шелковой ткани, которыми,
как известно из истории, победители многократно оснащали свои суда,
и паруса из кропины (а не крапивы), т.е. из бумажной или ситцевой
16
Очерк истории русской торговли
Ввиду этого М. Ф. Владимирский-Буданов уже в 1888 г.
признавал, что важнейшие основания для сомнения в подлин-
ности договоров с греками отвергнуты и эти договоры “имеют
чрезвычайную важность для истории русского права”1. И дру-
гие исследователи (Соколовский, Димитриу, Лонгинов, Мулю-
кин, Мейчик) не возбуждали более сомнений в этом, и даже
В. И. Сергеевич 20 лет спустя после того, как он совершенно
отказался от договоров с Византией в качестве источников рус-
ского права, все же вынужден был признать, что в “настоящее
время никто не отвергает достоверности договоров Олега, Иго-
ря и Святослава”. Хотя “история договоров с греками, - гово-
рит он, - представляет многие неясности”, но все же они явля-
ются весьма существенными в качестве “древнейших памятни-
ков наших международных сношений”, которые “дают нам
новое право, проникнутое греческими понятиями”2.
Конечно, при анализе содержания договоров возникает не-
мало споров и сомнений. Но этот упрек можно было бы сделать
и большинству других исторических памятников. Наиболее
спорным является вопрос о взаимоотношении между договора-
ми. Их насчитывается четыре, из которых текст первого - дого-
вор Олега 907 г. - не сохранился, а лишь изложен летописцем,
тогда как текст остальных трех договоров - Олега 911 г., Иго-
ря 945 г. и Святослава 971 г. - помещен в летописи, хотя и пе-
редан, по-видимому, в редакции несколько попорченной и не-
полной. Сомнения возникали по поводу первого договора 907 г.
В то время как Срезневский, Бестужев-Рюмин, Сокольский,
Пахман, Мейчик признают его вполне самостоятельным дого-
вором, Эверс считает его лишь предварительным соглашением3.
материи” (Речь проф. Самоквасова на торжественном акте Варшав-
ского Университета 30 авг. 1886 г. С. 4-7. Самоквасов. Свидетельства
современных источников о военных и договорных отношениях славя-
но-русов к грекам / / Известия Варшавского Университета. № 6. 1886.
Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. 2-е изд.
1888. С. 88.
Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского
права. 3-е изд, 1903. С. 604, 616, 653.
Эверс. Древнейшее русское право. С. 135.
17
Кули шер И. М.
Г. М. Барац усматривает в нем документ, сочиненный на ос-
новании последующего договора 945 г.1, а А. А. Шахматов по-
лагает, что он взят из состава договора 911 г. и перенесен лето-
писцем в 907 г.1 2. И по мнению В. И. Сергеевича, ограничи-
тельные статьи, которые касаются торговли русских с
Византией, не могли входить в договор 907 г., когда русские
полчища стояли еще у ворот Константинополя, - греки думали
тогда лишь о том, как бы поскорей убрать Олега с его воинством
со своей территории, но не могли вести никаких переговоров об
условиях торговли. Но в то же время он не соглашался с тем,
чтобы договор 907 г. имел предварительный характер в смысле
установления общих начал для последующего окончательного
мира, ибо это было бы слишком искусственно для первобытных
условий того времени3.
Как бы то ни было, вопрос этот при изучении истории тор-
говли имеет лишь второстепенное значение. Для нас важно
признание подлинности договоров, заключенных русскими
князьями с Византией, того обстоятельства, что содержание их
дает нам действительно сведения о жизни X ст., а не сочинено
впоследствии. Это позволяет рассматривать договоры в качест-
ве источника, характеризующего торговлю Руси с Византией в
древнейшую эпоху. Но заимствованы ли отдельные части дого-
вора 907 г. из последующих договоров того же X ст. и являлся
ли договор 907 г. действительно таковым, а не проектом дого-
вора или договором, устанавливающим лишь общие начала -
это мало меняет дело. Во всяком случае, он указывает на то,
как производилась торговля Руси с греками в рассматриваемую
эпоху.
Договоры эти, как видно из летописи, являлись результатом
предварительных военных походов русских князей на Визан-
тию. Еще А. Н. Егунов обращал внимание на то, что норманны,
являвшиеся бичом для стран Запада (“Освободи нас, Боже, от
1 Баран. Критико-сравнительный анализ договоров Руси с Византией.
1910. С. 1 сл.
2 Шахматов. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и
Игоря // Записки неофилологического общества. Т. VIII. 1914.
3 Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского
права. 1903. С. 617 сл.
18
Очерк истории русской торговли
ужасов норманнов”, - молились они: a furore Normannorum
liberia nos, Domine), попав в Восточную Европу, нашли здесь
мало соблазнительного вследствие бедности населявших ее
племен, но “зато она представляла другую и чуть ли не более
важную выгоду: через нее пролегали живые, ближайшие пути
на Восток и, что еще важнее, в Грецию, где уже в те времена
было чем поживиться, было кого грабить”1. Действительно, мы
видим, как грабительские набеги норманнов на Францию, Бри-
танские острова и другие страны Запада все более усиливаются:
в 845 г. Карл Плешивый вынужден был заплатить им 7 тыс.
фунтов серебра, спустя 9 лет они потребовали от него уже 685
фунтов золота и 3250 фунтов серебра; в 988 г. Этельред отде-
лался от них 9 тыс. ливров, а через 14 лет должен был уже за-
платить 24 тыс. фунтов серебра, чтобы только избавить свою
страну от разорения2. Не иначе те же норманны, или варяги,
действовали, укрепившись на Днепре (если только русы дейст-
вительно были скандинавами, что, по-видимому, в настоящее
время считается наиболее вероятным3) и предпринимая оттуда
походы на Византию - “беспрерывный ряд набегов на Констан-
тинополь, два столетия тяготевших над столицей Византии и
вполне обнаруживших норманнский характер тех, которыми
совершались они”.
Уже спустя 20 лет после того, как в Киеве основалось новое
русское государство, оно совершает поход на Царьград. На ос-
новании найденной венецианской хроники, двух речей патри-
арха Фотия по поводу русского нашествия и некоторых других
свидетельств выяснилось, что поход был для русских удачен,
и, заключив мир под стенами Царьграда, они удалились от го-
рода4. И Олег, овладев Киевом и заставив древлян, северян и
радимичей платить ему дань, стал помышлять об исполнении
заветной мысли - добыть золота и паволок греческих. Летопи-
сец подробно описывает, как “иде Олег на греки, Игоря оста-
1 Егунов. Торговля древнейшей Руси // Современник. 1848. Кн. X.
С. 94-95.
Записки Одесского Общества Истории и Древностей. I. 176 сл.
См. выше.
Лопарев. // Византийский Временник. 1895. Ч. II. С. 581 сл.
Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени. С. 60.
19
Кулишер И. М.
вив в Киеве”, что он там учинял и вытворял. “Много убийство
сотвори около града Греком, и разбиша много палаты, пожогша
церкви; а их же имаху пленники, овех посекаху, другие же му-
чаху, иныя же растреляху, а другие в море вметаху, и на многа
зла творяху Русь Греком”. В результате греки предложили ему
дань ~ “чего хощеши дамы ти”, и Олег вернулся в Киев с бога-
той добычей, “неся злато, и паволоки, и овощи, и вина и вся-
кое узорочье”. И на этом основании его прозвали вещим: “Бяху
бо людие погани и невеголоси”, - поясняет летописец1. При
этом Олег заключил в 907 г. соглашение с греками, касавшееся
торговли Руси с Византией, а затем новый договор в 911 г. Эти
договоры по своему содержанию и сущности свидетельствовали
о том, что русские имели в виду посещать Византию и с мир-
ными намерениями, хотя, надо сказать, из предыдущего (при-
веденного нами) изложения летописи такого намерения вовсе
не видно. Все внимание греков при заключении договоров с
Олегом “сосредоточено на том, как бы обуздать воинскую на-
глость Руси, как бы заставить ее приходить в Грецию с куплей
и с миром”1 2. “Греческое правительство должно было позабо-
титься об обуздании приезжавшей в Царьград Руси”3. Однако,
несмотря на то что мир с Византией был установлен, как толь-
ко Олега заменил Игорь, договор потерял всякое значение, и
Игорь со своей стороны пошел “на Греки” и стал творить те же
неистовства, которые производил до него Олег: “Гвозди желез-
ный посреди главы вобивахуть им, много же святых церквий
огневи предаша, монастыре и села пожьгоша” и при этом, ко-
нечно, “именья немало от отбою страну взяша"4. Греческий
огонь заставил его вскоре возвратиться “восвояси”. Но Игорь
не унывал, а “пришед нача совокупляти вое многи” и снова
“поиде на Греки, в лодьях и на коних, хотя мьстити себе”. Гре-
ки, узнав об этом, начали просить, “глаголя: не ходи, но возь-
ми дань юже имал Олег придам и еще к той дани”. Игорь стал
советоваться с дружиной. Последняя решила - неизвестно еще,
1 Летопись по Лаврентьевскому списку. Изд. Археографической Ко-
миссии. 1872. С. 29-31.
2 Егунов. Торговля древнейшей Руси. С. 110.
3 Там же. С. 110.
4 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 43.
20
Очерк истории русской торговли
“кто весть, кто одолеет, мы ли, оне ли”; к чему нам воевать,
раз мы можем “не бившиеся имати злато, и сребро, и паволо-
ки”. Игорь послушался дружины, взял у греков злато и паво-
локи и отправился домой1. Цель ведь была достигнута, дань
получена. В следующем 945 г. был заключен новый мирный
договор с греками.
То же повторилось при Святославе. Он заявил грекам: “Хо-
чю на вы ити и взяти град вашь”. Они предложили ему не хо-
дить, а взять дань, но не дали, и Святослав стал “грады разби-
вать”. После этого он получил дань, почти дойдя до Царьграда.
“Взя же и дары многы и возратися в Переяславень с похвалою
великою”. Но, желая иметь “мир и совершену любовь со вся-
кимь великимь царем Гречьским”, и он заключил договор -
уже четвертый - с Византией 971 г.1 2.
Любопытны и последующие факты, сообщаемые летописью.
Когда Владимир Святой отказал варягам в выкупе, они потре-
бовали от него, чтобы он по крайней мере показал им “путь в
Греки”, где бы они, очевидно, могли вознаградить себя3. Тот же
Владимир стал в 988 г. добиваться руки греческой царевны Ан-
ны. Она на это ответила: “Луче бы ми зде умрети”. Но братья
стали ей объяснять необходимость согласиться: “Гречьскую
землю избавишь от лютые рати; видиши ли колько зла створи-
ша Русь Греком и ныне аще не идоши, тоже имут створити
нам”4. Греки, видно, весьма боялись Руси, ожидая от нее вся-
кого зла, а Русь смотрела на Грецию как на источник легкой
наживы.
“Известно, - говорит Егунов, - что в истории всех почти
торговых народов, от древних арабов до нынешних англичан
включительно, торговля всегда прокладывала себе пути оружи-
ем, войной; но известно также, что недолго продолжалась такая
дружба между торговлей и войной; скоро первая, в свою оче-
редь, объявляла войну последней... Далеко не так было у нас”.
Единственной целью всех походов на Грецию являлась дань.
“Имете ми ся по дань” - вот общее и единственное требование
1 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 45.
2 Там же. С. 68-71.
3 Там же. С. 77.
4 Там же. С. 107-108.
21
Кулишер И. М.
всех наших князей. Удовлетворялось ли это их требование в
самой Греции или на половине пути - все равно: в том и в дру-
гом случае цель была достигнута и князья возвращались домой.
Что же касается торговли, то, по мнению того же автора, “тор-
говля в предприимчивых походах наших предков не только за-
нимала далеко не первое место, но даже именно она служила
для них одним из средств скрыть свою удаль. И вот важнейшая
причина, почему, с одной стороны, Греция так нелицемерно
жаждет мира в сношениях с Русью, с другой, почему наши
князья так охотно и так самонадеянно сулят мир Греции, при-
крывая его разными формами... В самом деле, основная мысль
договоров не имеет ни малейшего соотношения с торговлей: у
Олега ‘греци почаша мира просити’, а не торговли; Игорь точ-
но так же обновляет ‘ветхий мир’; наконец, и Святослав гово-
рит; ‘хочю имети любовь с царем’, а не торговлю. О последней
не заикнулась ни одна из договаривающихся сторон. Греция
ищет мира, Русь хочет Дани"1.
Однако то обстоятельство, что в договорах в качестве цели
заключения их указан мир, а не торговля, еще ровно ничего не
доказывает. Мир являлся необходимым условием торговли, он
обозначает нечто более общее, из чего затем вытекала возмож-
ность достижения и более специальных целей, в том числе воз-
можности торговать. Грекам нужно было обезопасить себя от
нападений Руси, заменить насилия их мирным обменом. Они
готовы были давать Руси то же злато, те же паволоки и другие
предметы, но без того, чтобы Русь предварительно жгла и гра-
била страну, мучила и “в море метала” жителей (“не погубляй
града”), и с тем, чтобы князья с своей стороны давали в обмен
за получаемые от греков товары свои - невольников, воск и
меха. Ради этого они и заключали договоры. В последних мы
находим ряд статей, касающихся именно торговли, так что от-
рицать эту цель нет основания.
Больше всего о торговле говорится именно в первом догово-
ре 907 г., где греки ставят следующие условия русским, приез-
жающим в Царьград: “Аще придуть Русь бес купли, да не взи-
мают месячины; да запретить князь словом своим приходящим
1 Егунов. Торговля древнейшей Руси. С. 102—104.
22
Очерк истории русской торговли
Руси зде, да не творять пакости в селех в стране нашей; прихо-
дяще Русь да витают у святого Мамы и послеть царьство наше
и да испишють имена их и паки ис Чернигова и ис Переаславля
и прочий гради; и да входять в град одними вороты со царевым
мужем, без оружья, мужь 50 и да творят куплю, якоже им на-
добе, не платиче мыта ни в чем же”1.
Здесь находим прежде всего общее правило, чтобы Русь, яв-
ляясь в Византию, “не творила пакости”, не занималась вместо
торговли грабежом и насилиями. Мало того, в целях предосто-
рожности приезжающим в Царьград купцам предоставляется
жить только в предместьях у монастыря св. Мамы, но отнюдь
не в городе; они предварительно переписываются греческими
властями (“да испишють имена их”); они могут входить в го-
род только через одни определенные ворота, партиями не более
50 человек, без оружия и в сопровождении царева мужа, т.е.
греческих властей. Все это устанавливается “да не творять па-
кости в стране нашей”. “Греки побаивались Руси, - поясняет
В. О. Ключевский, - даже приходившей с законным видом”2.
Когда А. Н. Егунов заявляет, что “все эти предосторожно-
сти, очевидно, не могли бы иметь места, если бы договор этот
был торговый договор”3, то он этим доказывает лишь незнаком-
ство с характером торговли в ранние эпохи. Такие меры, как
обязанность иноземных купцов селиться за городом или по
другой стороне реки, протекающей через город, на островке
или во всяком случае подальше от прочего населения в предме-
стьях, находим везде и всюду на Западе в средневековую эпо-
ху4. Мы видели это в хазарской столице Итиле, увидим в от-
ношении немецких поселений на Руси. Первоначально новго-
родцы даже, по-видимому, не впускали немцев в город, а
торговля происходила в Гостинополе, которое было, как можно
думать, островом на Волхове. В Пскове немецкое торговое под-
ворье находилось в предместье на левом берегу реки Великой,
1 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 31.
Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 188.
Егунов. Торговля древнейшей Руси. С. 105.
Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной Евро-
пы. Изд. 6-е. Т. I. 1922. С. 194.
23
Кулишер И. М.
и немцам запрещалось переходить на другой берег реки в го-
род1. Точно так же требование приходить в город без оружия,
ходить по городу не иначе как в сопровождении местных вла-
стей устанавливается сплошь и рядом в отношении иностран-
цев - последнее нередко и в видах защиты их самих от нападе-
ний местного населения. Еще ранее по приказу греческого им-
ператора франки толпою не смели посещать город, но могли
входить по 5 или 6 человек1 2. Самое пребывание русских купцов
имело лишь временный характер - они получают месячное со-
держание, причем в требованиях, предъявляемых Олегом, го-
ворится о том, что эта “месячина” в виде хлеба, вина, мяса,
рыбы и овощей должна им выдаваться на 6 месяцев3. Очевид-
но, такой порядок выдачи припасов на полгода установился, он
сохранен и в договоре Игоря 945 г. Здесь говорится, что рус-
ские не могут “зимовать у святого Мамы”, как и “в устюе
Днепра, Белобережи, ни у святого Ельферья; но егда придеть
осень, да идуть в домы своя в Русь” (ст. 2. 10)4*5. И это соот-
ветствует рассматриваемой эпохе - речь идет о временных по-
селениях иностранных купцов, караваны которых появляются в
определенные времена года и по распродаже товаров возвра-
щаются обратно6, так что по этому договору 945 г. Руси не доз-
воляется зимовать не только в Царьграде, но и в весьма отда-
1 Buck. Der deutsche Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV Jahrh.
1895. S. 11. Winckler. Die deutsche Hansa in Russland. S. 11 ff.
2 Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в
X веке. Историко-юридическое исследование. С. 453.
3 Насколько важна была упомянутая льгота (выдачи припасов), видно
из того, что в 941 г. руссы вынуждены были возвратиться из Греции
за недостатком продовольствия {Лонгинов. Указ. соч. С. 471).
4 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 50. Договор напечатан в:
Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права. Т. I.
5 В рассказе императора Константина о путешествиях Руси в Царьград
упоминаются указанный здесь остров Св. Еферия в устье Днепра и
река Белая (см.: Погодин. О договорах русских князей Олега, Игоря,
Святослава с греками. С. 114). По Лонгинову (с. 471), Белобережье
есть Белобережань, нынешний остров Березань.
6 Мейчик. Русско-византийские договоры / / Журнал Министерства
Народного Просвещения. 1915. Октябрь. С. 302.
24
Очерк истории русской торговли
ленном от него устье Днепра - они обязательно должны от-
правляться домой. Так велик был страх греков перед насилия-
ми со стороны русов, они желали иметь их возможно дальше от
Черного моря, где купцы легко превращались в пиратов.
В правах русских, оговариваемых Олегом, прибавлено так-
же, “да творять им мовь, елико хотять”. Имеются в виду баня
и пользование колодцами в Царьграде. Баня являлась искон-
ным русским обычаем. Ольга “веле деревлянам мовь сотвори-
ти”. Одинаковое с русскими разрешение пользоваться пресной
водой для мытья получили венецианцы и генуэзцы по догово-
рам с греками. По возобновленному договору с Исааком Анге-
лом 1192 г. генуэзцам разрешалось набирать воду из цистерн
для домашнего употребления, но с тем, чтобы они не засарива-
ли и не загрязняли их купаньем скота1.
Приведенные выше постановления Олега 907 г., устанавли-
вающие условия пребывания русских в Царьграде и предохра-
няющие греков от насилий, повторяются и в договоре Игоря
945 г. (ст. 2)2. Во всяком случае наличность приведенных по-
становлений в договоре 945 г. существенна для нас, ибо ника-
ких сомнений в том, что последний договор во всяком случае
является подлинным, не может быть.
Впрочем, отчасти упомянутая 2-я статья договора 945 г. от-
клоняется от договора 907 г. Исключено упоминание о беспо-
шлинной торговле русских; из фразы “да творят куплю якоже
им надобе, не платяче мыта ни в чем же” последние слова “не
платяче” и т.д. отпали. Купленные паволоки “да показываеть
цареву мужю и то е запечатаеть и дасть им”. Обязанность
предъявлять купленные товары цареву мужу наводит на мысль
о том, что это делалось не только для накладывания им клейма
на товары, но и для взимания сбора с купленных товаров. “Ца-
1 Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X в.
Историко-юридическое исследование. С. 452.
Это и навело некоторых авторов на мысль, что весь договор 907 г.
заимствован из этой 2-й статьи договора 945 г. последующим перепис-
чиком летописи и вставлен им под 907 годом. Напротив, Владимир-
ский-Буданов утверждает, что эта статья есть не что иное, как повто-
рение договора 907 года (Хрестоматия по истории русского права.
Т. I. С. 12).
25
Кулишер И. М.
рев муж” фигурировал в качестве своего рода посредника между
местным населением и Русью (своего рода маклера) для устра-
нения непосредственных сношений между ними, как это было в
рассматриваемую эпоху и в Западной Европе и на Востоке. Но
задачей такого посредника являлось и следить за уплатой ино-
странцами торговых сборов. Наконец, “царев муж” являлся,
по-видимому, и судьей в столкновениях между русскими и гре-
ками, который чинит управу при всякой совершенной кривде
(“кто от руси или от грек створить криво, да оправляет то”1).
В ст. 2 договора 945 г. установлено еще новое ограничение
для русских купцов: они могут “купити паволок лишь по 50
золотник”. Такое стеснение в отношении приобретения паволок
(не более чем на 50 золотых на каждого) находим в Византии и
в отношении купцов других национальностей (например, в до-
говоре с Болгарией 715 г.)1 2.
Прибавлена и дальнейшая предосторожность со стороны
греков - приходившие в Царьград русские послы и гости обя-
заны иметь при себе грамоты от князя и бояр с указанием чис-
ла отправленных судов, в доказательство того, что “с миром
приходят”. “Требование греков в договоре с Игорем, чтобы все
мореходы российские, - говорит Карамзин по этому поводу, -
предъявляли от своего князя письменное свидетельство о мир-
ном их намерении, имело без сомнения важную причину: ту,
кажется, что некоторые россияне под видом купечества выез-
жали грабить на Черное море, а после вместе с другими прихо-
дили свободно торговать в Царьград. Надобно было отличить
купцов от разбойников”3. Такая выдача грамот купцам вообще
практиковалась в те времена: по договору греков с дунайскими
болгарами 715 г. в обеих странах купцов надлежало снабжать
грамотами и печатями, в противном случае товары отбираются;
в договоре Владимира Святого с волжскими болгарами 1006 г.
русским и болгарам предоставлено торговать по Волге и Оке с
1 Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского
права. С. 637.
2 Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в
X веке. Историко-юридическое исследование. С. 472.
3 Карамзин. История государства Российского. Т. I. С. 245.
26
Очерк истории русской торговли
выдачей и тем и другим печатей. И впоследствии представление
таких письменных свидетельств, выданных на родине купца,
было обязательно для приезжих иностранцев в качестве удосто-
верений личности1.
Корабли посылаются в Византию, - согласно этой статьи, -
князем и боярами. Они отправляют послов и гостей, т.е. своих
собственных приказчиков и вольных гостей1 2. “А великий князь
русский и бояре его да посылают в греки к великим царем
гречьским корабли, елико хотять, со слы (с послами) и гостьми
якоже им установлено есть” (т.е. как установлено, по толкова-
нию Владимирского-Буданова, в договоре 907 г.). “Дань, которую
собирал киевский князь как правитель, - поясняет В. О. Клю-
чевский, - составляла в то же время и материал его торговых
оборотов: став государем, как конинг, он, как варяг, не пере-
ставал еще быть вооруженным купцом”3.
Спорным является вопрос относительно толкования ст. 8 до-
говора 911 г., отменяющей береговое право. Последнее, как
указывает Д. М. Мейчик на основании источников, практико-
валось в Византии еще в XII ст., причем суда, выбрасываемые
бурей, подвергались разграблению не только тогда, когда они
принадлежали иностранцам, но, по-видимому, и будучи собст-
венностью туземцев. Правительство пыталось бороться с “бе-
зумным обычаем”, согласно которому прибрежные жители не
только не оказывали никакой помощи кораблю, застигнутому
бурей, а, напротив, хуже всякого урагана разносили и расхи-
щали все, чего не унесло море. В договорах, заключенных Ви-
зантией с различными государствами, корабельщикам, потер-
певшим крушение, предоставляется возможность спасать и
продавать свой груз, местные же жители должны оказывать им
помощь и получают за это вознаграждение4. И в ст. 8 договора
1 Эверс. Древне-русское право, с. 220. Погодин. Т. I. Кн. 4. С. 115-
116. Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в
X веке. Историко-юридическое исследование. С. 464.
Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 185.
3 Там же. С. 185.
Мейчик. / / Журнал Министерства Народного Просвещения. 1916.
Ноябрь. С. 71 сл.
27
Кулишер И. М.
911 г. говорится о таком случае крушения греческой ладьи, и
если при этом случается кто-либо из русских, то он обязан спа-
сать (или охранять) ладью с грузом и провожать ее в землю
христианскую (греческую) до безопасного места. Однако неяс-
но, где выброшен корабль и что следует понимать под “чужой”
землей (“аще вывертена ладья будет ветром великом на землю
чюжю”). А. В. Лонгинов полагает, что чужая земля есть для
греков земля русская, для русских - земля греческая, так что
обе стороны взаимно гарантируют друг другу помощь при ко-
раблекрушении, тогда как он считает невозможным подводить
под чужую землю страну третьего народа, ссылаясь при этом на
другие договоры, - нигде место разбития судна не переносится
за пределы дружественной державы1. В этом смысле понимает
эту статью и Г. М. Барац, переводя дальнейшую фразу “аще ли
ключится тако же проказа лодьи Рустей, да проводим ю в Рус-
кую земьлю” словами: “Равным образом такую же помощь долж-
ны оказывать и греки, если подобное несчастье случится рус-
скому кораблю близ земли греческой”1 2. Напротив, А. С. Му-
люкин утверждает, что чужая земля есть именно третья страна,
а не греческая и не русская. Говорится об обязанностях рус-
ских, оказавшихся на месте крушения ладьи, отослать ее в Гре-
цию, а также о том, что крушение произошло “близ земли
Грецькы”, - значит, это не греческая земля. Но это и не земля
русская, на что указывает случайное нахождение на месте кру-
шения ладьи русских и налагаемая на них обязанность прово-
дить ладью “в Рускую земьлю”3. Наконец, Д. М. Мейчик пола-
гает, что статья имеет односторонний характер, устанавливая
обязанность только сопровождения русскими греческой ладьи,
подвергшейся крушению, но не предоставляя тех же прав рус-
ским. Он указывает на то, что хотя в статье и упоминается о
русской ладье, но последняя могла означать ладью греческую,
отправляющуюся в Русь, подобно тому как впоследствии на
1 Лонгинов. Мирные договоры русских с греками, заключенные в
X веке. Историко-юридическое исследование. С. 545-546.
2 Барац. С. 131.
3 Мулюкин. К вопросу о договорах русских с греками / / Журнал
Министерства Юстиции. 1906. Сентябрь. С. 101.
28
Очерк истории русской торговли
Руси называли гречниками русских купцов, торговавших в
Греции1-1 2 * * * * * В.
Статья эта во всяком случае любопытна в том смысле, что
свидетельствует о готовности не только Византии, но и Руси
уже в X ст. отказаться от берегового права и оказывать при ко-
раблекрушении всякое содействие к спасению товаров и к воз-
вращению их владельцам. Но утверждать, что она не имела
действия на Руси, как это делает А. С. Мулюкин, после изло-
женного было бы трудно. Есть основания предполагать, что она
именно относилась к грекам, приезжавшим на Русь, и в этом
отношении, как справедливо указывает В. И. Сергеевич, явля-
ется единственной распространяющей действие договора 911 г.
за пределы греческой территории. “Статьи частного междуна-
1 Мейчик. / / Журнал Министерства Народного Просвещения. Но-
ябрь. С. 64-65.
2 Столь же спорно и окончание статьи. В тексте говорится: “аще ли
ключится тако же проказа лодьи Рустей, да проводим ю в Рускую
землю и продають рухло той лодья и аще что можеть продати от ло-
дья, воволочим им мы Русь, да егда ходим в Грекы или с куплею или
в солбу к цареви вашему, да пустим я честью проданное рухло лодья
их”. Соловьев переводит его так: если беда приключится близ земли
русской, то корабль проводят в последнюю, груз продается и выру-
ченное Русь привезет в Царьград, когда приедет туда для торговли
или посольством; следовательно, речь идет о русских, продающих
груз и доставляющих вырученную сумму. Напротив, по Д. М. Мейчи-
ку (с. 68—69), греки да продают груз этой ладьи на Руси, если что
может быть продано, а с ладьи стащим его (груз) мы, Русь. Когда же
Русь отправится в Грецию с посольством или с товарами, отпустим
греческих купцов с миром и с вырученными ими деньгами.
В передаче Соловьева смысл вполне ясен, но переводить слова
“пустим я с честью проданное рухло их” словами “вырученное Русь
принесет в Царьград” довольно рискованно. Вторая передача точнее,
и в указании на право греков продать на Руси свой груз и увезти вы-
рученные деньги нет ничего странного. Необходимо было - как это
делалось в других договорах, трактующих об отмене берегового пра-
ва, - особо подчеркнуть, что спасенный с корабля груз принадлежит
его владельцу и последний может распорядиться им по своему усмот-
рению. Но непонятно, почему греки оставляются на Руси до отправ-
ления в Византию руссов с посольством или с товарами. Быть может,
такое сопровождение греков Русью имело место в целях безопасности
путешествия.
29
Кулишер И. М.
родного права, - продолжает В. И. Сергеевич, - предназнача-
лись для действия только в пределах греческой территории и
притом в столкновениях русских с греками, а не русских между
собой; до споров русских с русскими грекам, конечно, не было
никакого дела”. На греках лежала трудная задача. “Надо было
обеспечить спокойствие Константинополя и его окрестностей и
в то же время удовлетворить русских, обычаи которых именно
и угрожали спокойствию и безопасности греческих подданных”.
С одной стороны, греки сохраняли русские обычаи, поскольку
они были терпимы, и даже ссылались на русский закон, “чтобы
северные варвары видели, что в договорах содержится их пра-
во”. А с другой стороны, поскольку русские обычаи противоре-
чили условиям культурной жизни, “их надо было искусно
обойти и заменить началами греческого права”. Во всяком слу-
чае хотя “в самых договорах нет прямого постановления, в ко-
тором бы определялось место их применения, но из взаимных
отношений договаривающихся сторон и из некоторых выраже-
ний договоров надо заключить, что составители их, определяя
частное право греков и руси, имели в виду только греков и
русь, находящихся в пределах греческой территории. Русь час-
то и в значительном числе приезжала в Константинополь, оста-
валась там подолгу и вела себя не совершенно спокойно... Но
если греки и приезжали в Русь, то весьма редко и в небольшом
числе. Как наши, так и иностранные источники говорят только
о поездках греческих послов в Русь; о пребывании же греков в
Руси по своим делам указаний не встречается”1.
На этой точке зрения стоят и другие авторы. “Здравый
смысл, - говорит А. Димитриу, - требует того, чтобы та сторо-
на возбуждала вопрос о сделке, которая наиболее в ней нужда-
ется. Что касается договора 911 г., то заинтересованной сторо-
ной, несомненно, была Византия, а не Русь, для которой в то
время даже выгоднее было быть свободной от всяких уз и пре-
пятствий в своих стремлениях к добыче”1 2. “Русь ездила в Гре-
1 Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского
права. С. 629-633.
2 Димитриу. К вопросу о договорах русских с греками / / Византий-
ский Временник. 1895. С. 542.
30
Очерк истории русской торговли
цию, но не греки в Русь, - подчеркивает А. С. Мулкжин. В
договорах нигде нет указаний, чтобы какое-нибудь из их поста-
новлений имело применение в России, что при многочисленно-
сти указаний на место действия статей и в Греции, и в Корсун-
ской стране, и ‘на коем-либо месте’, и в устье Днепра и в земле
чужой, - словом, где угодно, только не на Руси, - более, чем
странно". В самом деле, какой интерес для греков в смысле
торговли могла представлять бедная Русь того времени? “Сам
знаменитый путь из Варяг в Греки... назывался путем в Гре-
цию, а не из Греции; им пользовались не греческие купцы, а
бесшабашная вольница, которая столько же намеревалась тор-
говать, сколько и грабить. Для греков не было надобности пус-
каться в опасные приключения торговли по этому пути, когда
все, что им было нужно с севера, само являлось к воротам
Царьграда и столь настойчиво просило о торговле с ними, т.е. о
размене привезенного на золото и паволоки, что грекам прихо-
дилось обуздывать наглость являвшихся оружием и договора-
ми. Такое именно значение имели договоры Олега и Игоря”1.
Как мы видим, наука, сделавшая большие успехи с тех пор,
как писал А. П. Егунов в “Современнике”, все же немногим
изменила свой взгляд на сношения Руси с Византией в наибо-
лее раннюю эпоху. Если Егунов в 1848 г. утверждал, что Русь
имела в виду не торговый обмен, а добычу, то и новейшие ис-
следователи считают нужным подчеркнуть, что Русь “столько
же намеревалась торговать, сколько и грабить” (Мулюкин), что
она, “прибывая в Византию, обнаруживала стремление к добы-
че" (Димитриу), что грекам необходимо было “позаботиться об
обуздании приезжавшей в Царьград Руси” (Сергеевич).
Характер путешествий русов в Византию можно усмотреть
из описаний византийского императора Константина Багряно-
родного, жившего в X ст. Подвластные руссам славянские пле-
мена вырубают зимою в горах лес и строят из него ладьи, а ко-
гда растает лед, отводят их в близлежащие озера, сплавляют до
Киева и здесь вытаскивают на берег и продают руссам. Русы
покупают одни остовы судов, весла же, уключины и другие
снасти берут сами из старых судов. Снарядив таким образом
1 Мулюкин. // Журнал Министерства Юстиции. С. 103-104.
31
Кулишер И. М.
суда, русы спускаются по Днепру до Витичева, платящего им
дань, и, прождав здесь два-три дня, пока соберутся однодерев-
ки (лодки) из отдаленных местностей, отправляются в путь.
Первый днепровский порог Ессуни, к которому они подходят,
очень узок и имеет высокие и острые камни, которые издали
кажутся островами; русы не решались плыть прямо через по-
рог, а останавливались на некотором расстоянии от него, выхо-
дили на берег, оставив груз на судах, а затем, ощупав дно бо-
сыми ногами, с великой осторожностью проводили суда через
это узкое место между торчащими камнями и берегом. Таким
же образом они проходили второй и третий порог на страже из-
за печенегов, вытаскивали из лодок груз и высаживали скован-
ных невольников, которых вели на расстоянии 6 тыс. шагов,
пока не миновали порога. Прочие же тянули суда волоком или
несли их на плечах, а за порогом спускали их опять в воду,
снова погружали и плыли далее. Минуя остальные пороги, ру-
сы подходят к Карийскому перевозу, куда являются печенеги
для нападения на них. Затем подъезжают к острову св. Григо-
рия, после чего им не приходится опасаться печенегов уже до
самой реки Селины. В четыре дня достигают устья Днепра, где
находится остров св. Эферия, здесь отдыхают два-три дня и в
это время снабжают суда парусами, мачтами, веслами, которые
привозят с собой, а затем продолжают путь к реке Селине, ру-
каву Дуная. Но тут их снова со всех сторон окружают печене-
ги, и если, как нередко бывает, вода прибьет однодеревку к
берегу, то выходят из нее, чтобы общими силами вступить в
борьбу с печенегами. Переплыв Селину, русы входят в устье
Дуная, из Дуная проходят через Конопу, а затем Констанцию к
рекам Варне и Дицине, которые все текут по стране булгар-
ской. Оттуда они направляются в область Месемврийскую и
таким путем совершают свое трудное, исполненное опасностей и
препятствий путешествие1.
К этому император Константин прибавляет, что зимою, с на-
ступлением ноября, князья русов со всем народом покидают
Киев и отправляются в другие города или в. земли древлян,
дреговичей, кривичей, северян и прочих славян, им подвласт-
ных. Здесь проводят они зиму, а когда вскроется Днепр, воз-
1 Memor. Popul. Stritter. Т. II. Р. 975 ff. § 34 ff.
32
Очерк истории русской торговли
вращаются обратно в Киев и, собрав свои суда и надлежащим
образом снарядив их, ибо их могут тревожить печенеги, совер-
шают указанный путь в Грецию.
Как бы мы ни относились скептически к торговле русов с
Византией, но нельзя отрицать того, что независимо от приве-
денных выше статей договоров, трактующих о торговле, и в
этом путешествии, описанном Константином, имеется не что
иное, как плавание с торговой целью. Тот груз, который русы у
первого порога оставляли на судах и который у четвертого по-
рога нагружали (вещи - res), состоял не из одних только при-
пасов на время пути и снастей, которыми они снаряжали суда
на острове Эферия1, но, несомненно, также из товаров, везо-
мых в Византию. Таким же товаром являлись и упоминаемые
Константином закованные невольники. С какой стати их везти
в таком виде, если не для продажи? И вообще из всего описа-
ния путешествия складывается впечатление, что оно произво-
дилось с торговой целью; на военный набег оно совершенно не
походит. Другое дело, что главным товаром, доставляемым в
Византию, являлись, по-видимому, эти невольники, а осталь-
ные товары были результатом тех зимних путешествий князей
по покоренным землям, которые совершались ради получения
дани (полюдия).
Читая этот рассказ императора, говорит В. О. Ключевский,
легко понять, какими товарами грузила Русь свои торговые ка-
раваны лодок, сплавлявшихся летом к Царьграду: это была
дань натурой, собранная князем и его дружиной во время зим-
него объезда, произведения лесных промыслов, меха, мед,
воск. К этим товарам присоединялась челядь, добыча завоева-
тельной дружины2.
Киевский князь “делился со своей дружиной, которая слу-
жила ему орудием управления, составляла правительственный
класс. Этот класс действовал как главный рычаг в том и в дру-
гом обороте, и политическом, и экономическом: зимою он пра-
вил, ходил по людям, побирался, а летом торговал тем, что со-
бирал в продолжение зимы... К торговому каравану княжеско-
’ Так это объясняет Егунов (Современник. С. 90 сл).
Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 185.
33
Кулишер И. М.
му и боярскому примыкали лодки и простых купцов, чтобы под
прикрытием княжеского конвоя дойти до Царьграда”.
Вообще все путешествие, как заметил еще Погодин, было
столь же торговым, как и военным, ибо каждый раз приходи-
лось отбиваться от печенегов; неудивительно, что “торговые
караваны имели характер военный”1. Но они были военными не
только ввиду необходимости отражать нападения, но и потому,
что караван и сам производил нападения - переход от обороны
к наступлению и был весьма прост и легок. Это вполне соответ-
ствовало характеру деятельности норманнов.
“Северные викинги занимались торговлей и разбоем одно-
временно, иногда отправляясь для грабежа, иногда для обмена,
и нередко торговые путешествия у них соединялись с военными
плаваниями. В таком случае они заключали перемирие с при-
брежными жителями тех местностей, куда они пристали, чтобы
торговать с ними, обменивая одни товары на другие. Но как
только обмен заканчивался, назначенный для него срок прихо-
дил к концу, мир снова прекращался, и снова возобновлялись
военные действия"1 2.
Так поступали, по-видимому, и русы - те же норманны. И
по поводу русов император Константин говорит, что они при-
ходят в Царьград sive belli sive commercii causa - ради войны
или ради торговли3.
1 Погодин. Исследования, замечания и лекции о русской истории.
Т. III. С. 252-253.
2 Стрингольм. Eigills saga. I. Погодин. Указ соч. С. 254.
3 Memor. Popul. Stritter. Т. II. Р. 981 § 34.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Общий характер торговли до
Х^ ст.; критика различны^
взглядов
Исходную точку в процессе возникновения и развития тор-
говли составляет немая торговля, встречающаяся в качестве
наиболее ранней формы торговли у всех народов. О немой тор-
говле на Руси у нас нет никаких сведений, но о таком способе
обмена у различных племен, населявших современную Россию,
упоминается в источниках. Под годом 1096 встречаем в летопи-
си рассказ Гуря Роговича о торговле новгородцев с угрой: “Уг-
ра же суть людие язык нем”. Там “дивно находим мы чюдо но-
во, его же оконце мало, и туда молвят, не разумети языку их,
но кажуть железо и помовают рукою, просяще железо и аще
кто даст им железо или нож или секиру, и они даю скорою
противу”1. Суть, конечно, заключается не в незнании языка, а
во взаимном недоверии, в нежелании входить в непосредствен-
ные сношения с иноплеменниками, к которым относятся как к
врагам. Потому-то «язык нем». Об однородной форме торговли
между булгарами и племенем вису рассказывает Косвини:
“Булгары доставляют туда товары, всякий кладет их в опреде-
ленное место, делает на них знак и оставляет. Потом возвраща-
ется и находит нужный ему товар, положенный рядом. Если
удовлетворен им, то берет его и оставляет за него свой товар.
Если нет, то забирает свой обратно. Покупатель и продавец не
видят друг друга”2. Здесь уже правильное описание немой тор-
говли безо всяких преград и чудес, напоминающее рассказ Ге-
родота о немой торговле в Ливии.
’ Ипатовская летопись. С. 163-164.
Fraehn. Die altesten arabischen iiber die Wolga-Bulgaren aus Ibn-
Foczlans Reiseberichten. S. 210.
35
Кулишер И. М.
Рынок — торг, торжище, торговище - являлся тем местом,
где в эту эпоху производился обмен и где он только и мог со-
вершаться. В “Русской Правде” читаем: “Пакы ли что будет
татебны купил в торгу, или конь или порт или скотину, то вве-
дет свободна мужа два или мытника”1. Речь идет о купле-
продаже краденых вещей, совершенной на торгу; купивший
указывает на продавца, и показания его подтверждаются двумя
свидетелями или мытником - сборщиком мыта, необходимой
принадлежности всякого рынка. О значении торга свидетельст-
вуют и другие статьи “Русской Правды”: “Оже челядин крыет-
ся, а заключить и с торгу”1 2 - о бежавшем холопе объявляется
на торгу публично. Такая “заповедь”, “закличь” на торгу пер-
вое и необходимое условие для вчинения иска о пропавшей ве-
щи. Торг, следовательно, посещаемое всем населением место,
где всякое объявление широко распространяется. Поэтому-то в
другой статье говорится: “Аще кто конь погубить или оружие
или портно, а заповедаеть на торгу, а последи познаеть в своем
граде, свое ему лицем взяти”3. Если хозяин пропавшего коня
или платья (как и сбежавшего челядина) объявит о пропаже на
торгу, предполагается, что это должно стать известным по все-
му городу (в другом списке - по всему миру: “а познает в свое
мироу”) в продолжение трех дней (“а за три дня не выведут
его”(ст. 27)). Человек, к которому пристал сбежавший челядин
или который поймал ушедшего коня или нашел оружие или
платье, узнав об объявлении на торгу, обязан вернуть эту вещь.
Исходят из того, что в своем городе, в своем миру объявление,
сделанное на торгу, становится известным всем и всякому в
трехдневнй срок4. На торгу собиралось и вече: “В 1068 г. лю-
дие Киевстии прибегоша Киеву и сотвориша вече на торгови-
щи”5.
1 Русская Правда. Карамзинский список. Ст. 33 (о татьбе).
2 Там же. Ст. 29 (о челядине). То же в: Русская правда. Синоидаль-
ный список (“о челядех”).
3 Русская Правда. Карамзинский список. Ст. 29 (о изгибели). Синои-
дальный список: “оже кто вьсядеть на чужой конь”.
4 Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права.
Т. I. С. 46. Прим. 40.
5 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 114.
36
Очерк истории русской торговли
Таким образом, на рынке в Древней-Руси (как это было и в
других странах) не только происходит товарообмен, но соби-
раются и народные собрания, сообщаются все важные сведения
(в т.ч. и распоряжения князя заключаются на торгу), узнают
новости, рынок является центральным местом города.
Но это были рынки местные, базары, обслуживавшие, по-
видимому, очень незначительный район. На это указывает ст. 36
“Русской Правды”, которая является продолжением упомяну-
тых, трактующих о купле краденого ha торгу. Она гласит: “А
ис своего города в чюже землю извода нет”, т.е. вся процедура
относительно краденого (указание каждым предыдущего про-
давца) заканчивается на границах своей земли, земли, принад-
лежащей городу, в область другого города она не может пере-
ходить. “Очевидно, - поясняет Н. А. Рожков, - такая продажа
в чужую область признавалась невероятною вследствие крайней
затруднительности и чрезвычайной редкости торговых сноше-
ний между отдельными городами и рынками”1. Имеются, оче-
видно, отдельные, изолированные друг от друга, замкнутые в
хозяйственном отношении районы.
Относительно Киева известно из летописи, что в 1069 г.
“Изяслав изна торг на гору”, что там имелся (в 1147 г.) Бабин
Торжок и торговище на Подолье; по словам Дитмара Мерзе-
бургского, в нем насчитывалось свыше 40 церквей и 8 рынков2.
В Новгороде торг занимал обширное место и подразделялся на
ряды, сообразно роду продаваемых товаров или происхожде-
нию сидевших в лавках купцов. Находим, например, Вощный
ряд (Вощник), где торговали воском, Большой ряд и др.; в
“Русской Правде” читаем: “Тысяцьскому до вощник, от вощник
подсадникоу до великого ряду, от великого ряда князя (князю)
до Неметью вымога” (Немецкого вымола)3.
В 1097 г. упоминается торговище в Воздвиженске. В 1114 г.
Мстислав Владимирович построил “церковь камяну святого
Никола, на княже дворе, у Торговища, Новегороде", а в 1218 г.
1 Рожков. Обзор русской истории. Т. I. 2-е изд. 1905. С. 25-26.
Ипатовская летопись. С. 122, 249. Летопись по Лаврентьевскому
списку. С. 169. Ditmar-Chron. Р. 462.
Русская Правда. Карамзинский список. С. 134.
37
Кулишер И. М.
Константин Всеволодович заложил церковь каменную на торго-
вище во Владимире (Залесском); в 1234 г. литовцы захватили
Русу до самого торга (“изгониша Литва Русу и до торгу”)1.
Характерна эта связь торга с церковью, церковная площадь
есть в то же время и рынок, как это было и в Западной Европе.
И там торговля сосредоточивалась на церковных и монастыр-
ских площадях, у древних греков и у народов древнего Востока
она совершалась в самих храмах. Впрочем, и на Западе в
Средние века дело не ограничивалось одной торговлей на пло-
щади перед храмом, а производился торг в самом храме и име-
лись специальные “рыночные” церкви, “торговые” церкви, где
он происходил1 2. Храм и площадь перед храмом были те-
ми нейтральными местами, где только и мог совершаться това-
рообмен, где прекращалась вражда и совершался торг под ох-
раной божества. Точно так же на Руси “самое устройство церк-
вей приспособлено было к торговым целям: в подвале
сохранялся товар, в притворе он взвешивался”3. Так это было,
как увидим ниже, и в немецкой церкви св. Петра в Новгороде.
Погост имел значение рынка: гостьба - торговля. Но погост
означал и место, где находится церковь; так как в последней
хоронили и покойников, то и кладбище. Рынок и церковь сов-
падают. Новгородские купцы в разных местах ставят храмы,
которые им, очевидно, нужны были для торговых целей. В
1364 г. “поставиши в Торжку церковь камену... а замышлением
богобоязнивых купець Новгородских”, в 1403 г. “поставиша
купцы новгородские, прасолы, в Русе церковь камену”4.
Связь духовенства с торговлей обнаруживалась и в ином на-
правлении - духовные лица сами же и торговали, и давали
деньги в рост. “А которые игумены или попы или чернци тор-
говали преж сего или серебро давали в резы (в рост), а того бы
от сех мест не было”. “Если поп не перестанет давать в рост,
скажи, что ему не достойно служить” (середина XII ст.). В
Новгороде и сам владыка вступает в торговые сношения с ино-
1 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 251, 419, 486.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. I. С. 75.
3 Аристов. Промышленность древней Руси. 1860. С. 207.
4 Полное Собрание Русских Летописей. Т. Ш. С. 88, 102.
38
Очерк истории русской торговли
земными купцами, сбывая немцам через посредство других лиц
преимущественно продукцию церковных земель. Находилось
это в связи с тем, что в Новгороде “особенно значительным со-
средоточением земельной собственности отличалась церковь, а
именно владычная кафедра и монастыри”1. Этим фактам впол-
не соответствует то, что мы находим на Западе в то же время:
папа римский, патриарх венецианский, капитулы, монастыри,
монашеские ордены, духовенство всех степеней занимаются
торговлей2.
Еще более занимались торговыми операциями князья. Как
мы видели, киевские князья сбывали в Грецию произведения,
добываемые ими в качестве дани. И впоследствии получаемые
ими дани, виры, оброки наполняли их амбары, что вызывало
сбыт накоплявшихся запасов в другие княжества. “Сообразно с
характером времени новгородские князья, - говорит А. И. Ни-
китский, - были не только правителями, но и купцами, кото-
рые вели на свой страх торговые обороты. Первоначально
князь имел свой двор, где происходил обмен принадлежавших
ему продуктов, в особенности произведений его земель, на ино-
земные товары, позже новгородцы, опасаясь соперничества
князя в торговле с немцами, потребовали (в договоре 1276 г.),
чтобы князь не имел никакого непосредственного отношения к
немецкому двору и торговал бы в нем не иначе, как через по-
средство новгородцев: “А хто прийдет з великого князя това-
ром, торговати им з Новгородци в немецком двор”3. С их тор-
говой деятельностью можно было бы сопоставить торговые опе-
рации, которые в эту эпоху производили на Западе император
Фридрих II Гогенштауфен, английские короли, герцоги неапо-
1 Акты Археографической Экспедиции. Т. I. С. 462. Аристов. Про-
мышленность древней Руси. С. 208, 217. Winckler. Die deutsche Hansa
in Russland. S. 10. Никитский. Экономический быт Великого Новго-
рода. 1893. С. 39, 94.
См.: Kulischer. Warenhandler und Geldausleiher im Mittelalter //
Zeitschrift ftlr Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung. Wien. 1908.
Winckler. Op. cit. S. 10. Бережков. О торговле Руси с Ганзой.
С. 231. Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 19—
20, 94.
39
Кулишер И. М.
литанские, французская королева Мария Анжуйская и многие
другие коронованные особы1.
Товарообмен таких областей, как Киевская или Новгород-
ская, заходил далеко за пределы местного оборота. Если можно
судить на основании упоминания о тех или других националь-
ностях, пребывающих в Киеве, о его торговле - что еще не до-
казано, - то придется признать, что киевляне вели торговлю с
греками, евреями, армянами, моравами и другими народами.
Летопись уже под 898 г. называет евреев, греков и латинов. В
1174 г. среди “всех кыян” перечислены “игумены и попы, и
черньце и чернице, латину и госте”. В 986 г. встречаются нем-
цы, в 1075 г. к Святославу приходят послы немецкие. В Киеве
имелись (1146 и 1156 гг.) ворота жидовские, ляцкие и угор-
ские. В “Слове о полку Игореве” встречаются “немци, венеди-
ци, греци и морави” - все они “поют славу Святославлю”1 2. Со-
временники удивлялись обширности и величию Киева: он
больше Булгара; в нем свыше 40 церквей и 8 рынков. Его на-
зывают “лучшим украшением Руси”, “соперником самого Кон-
стантинополя”. Впрочем, это свидетельствует главным образом
о том, что Киев выделялся из прочих поселений того времени.
Раффелыптеттский устав (в Моравии) о таможенных сборах
начала X ст. упоминает о славянах, которые приходят из Ругов
ради торговли и которым дозволяется торговать повсюду на
Дунае с уплатой пошлины. Они привозят воск, рабов, лошадей.
Иностранные исследователи считают этих славян из Ругов сла-
вянами, приходящими из Руси3. На это указывает, по-
видимому, и то обстоятельство, что у летописцев того времени
княгиня Ольга названа королевой Ругов. Епископ Адальберт,
рассказывая о своем неудачном миссионерстве на Русь, именует
русских ругами, и в грамоте, выданной ему, говорится, что он
был первоначально назначен проповедником для ругов4. Если
это так, то во времена Олега русские купцы уже посещали
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Т. I. С. 182.
2 Ипатовская летопись. С. 15, 56, 139, 232, 296, 299, 393.
3 Inama-Stemegg. Deutsche Verfassungsgeschichte. IV. 2. Aufl. S. 73.
4 Васильевский. Древняя торговля Киева с Регенсбургом // Журнал
Министерства Народного Просвещения. 1888. Т. VII. С. 8.
40
Очерк истории русской торговли
средний Дунай. Подтверждается это предположение и сообще-
нием арабского писателя X ст. Ал-Бекри о том, что “город
Фрага (Прага) есть богатейший из городов торговлею, прихо-
дят к нему из города Краква русы и славяне с товарами”1.
В. А. Васильевский указывает на то, что наряду со сноше-
ниями русских купцов через Краков с Прагой в XI ст. уже ус-
тановлено и встречное движение, путешествия западноевропей-
ских купцов в Русь ради торговых целей через Польшу
(“Польша, - говорит польский летописец XII ст. Мартин Галл,
- известна была немногим, кроме отправляющихся в Россию
ради торговли”), в особенности из важного торгового центра
того времени - Регенсбурга на Дунае. Впрочем, данных о това-
рообмене между Киевом и Регенсбургом весьма немного. Есть
только сообщения о пилигримах, отправляющихся в Русь, о
нападении русских на подданных немецкого короля, хотя, кто
были эти подданные и где нападение произошло, неизвестно;
имеется известие о том, что в Киеве проживал подданный мо-
настыря св. Эммерама в Регенсбурге, который имел должников
среди жителей Регенсбурга, но утверждение, что эти долги бы-
ли коммерческого характера, являясь результатом вывоза им
товаров из Киева в Регенсбург, ни на чем не основано. Более
доказательно то, что в грамоте для г. Эннса на Дунае, данной
купцам Регенсбурга в конце XII ст., упоминается о повозках,
идущих в Русь или из Руси, которые платят 16 динар пошли-
ны, и о “рузариях”, напоминающих “гречников” русской лето-
писи, т.е. являющихся людьми, которые торгуют с Русью1 2.
Есть сведения и о торговых сношениях между отдельными
русскими областями, о внутренней торговле, как ошибочно на-
зывают этот товарообмен, ибо для того времени, когда не было
единого государства, а каждое удельное княжество представля-
ло нечто самостоятельное, это была такая же внешняя торгов-
ля, как и обмен с греками, литовцами или немцами. Недаром в
“Русской Правде” при взыскании долга гость из иного города
сравнен с чужеземцем3. “Следовательно, город и его округ, -
1 Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. С. 49.
Васильевский. Древняя торговля Киева с Регенсбургом. С. 13 сл.
3 Карамзин. С. 69.
41
Кулишер И. М.
говорит Владимирский-Буданов, - составляют государство в
юридическом смысле”1, как и замкнутый самостоятельный рай-
он - прибавим - в экономическом отношении.
В Киев возили соль из Галича и Перемышля: “Не пустиша
купцов к Киеву из Галича и Перемышля и не бысть соли во
всей Российской земли”. Из Суздальской и Рязанской области
шел путь в Киев на Курск, где преп. Феодосий “обретше купце
гредуще с возы и вопроси се - камо грядете? Они же реше: в
Киев град”. И новгородцы бывали в Киеве, хотя в сообщении
летописи за 1161 г., что Ростислав в Киеве “повеле изомати
новгородци и уметати у Пересеченьский погреб и в одину ночь
умре их 14 мужи”, ничего не говорится о купцах новгородских.
Напротив, договор, относящийся к пол. XV ст., касается и
Киева. “А что моих людей или литвин или витблянин или по-
лочанин или смольнянин или с иных наших русских земель...
торговати им в Новгороде безо всякой пакости, по старине...
Також и новгородцам изо всее Новгородской волости торговати
без пакости во всей Литовской земле”1 2.
Новгородцы, таким образом, торгуют не только с Киевом, но
и с Литовской землей. Они ведут торговлю и с другими облас-
тями - Черниговской, Суздальской. В 1224 г. черниговский
князь заявляет новгородцам: “Гость ко мне пускайте, а яко
земля ваша, тако земля моя”. В 1216 г. Ярослав “изыма новго-
родци и смоляне, иже бяху зашли гостьбой в землю его повеле
в погреба вметати их, что есть новгородцев, а иных в гридни-
цу... а иных повеле затворить в тесне избе и издуши их полто-
раста, а смолян 15 муж затвориша кроме, те же быша вси жи-
ви”. Здесь насчитывается целых 150 новгородцев и 15 смольнян
в Переяславле.
Новгородцы выхлопотали себе и ярлык у ханов, предостав-
лявший им право свободно торговать в Суздальской земле
(1270 г.): “а гостю нашему гостити по Суждалской земли без
рубежа, по цареви грамоте”. В свою очередь, в договоре 1327 г.
1 Владимире кий-Буданов. Хрестоматия по истории русского права.
Т. I. С. 59.
2 Ипатовская летопись. С. 350. Карамзин. История государства Рос-
сийского. Т. II. Прим. 208. Аристов, с. 175.
42
Очерк истории русской торговли
постановлено: “суздальскому гостю во новгородской земле гос-
тить без рубежа”. В XIV ст. устанавливаются и торговые сно-
шения между Москвой и другими княжествами; об этом свиде-
тельствуют договорные грамоты Москвы с Новгородом 1380 г., с
Рязанью 1381 г., с Тверью (около 1399 г.); везде установлено
гостю ездить без рубежа, мыты держать прежние1.
С незапамятных времен, - говорит В. О. Ключевский, -
“Днепр был главной хозяйственной артерией, столбовой торго-
вой дорогой для западной полосы равнины”. По Днепру шел
“путь из варяг в греки”, “своим низовым течением и левыми
притоками Днепр потянул славянских поселенцев к черномор-
ским и каспийским рынкам. Это-то торговое движение вызвало
разработку естественных богатств занятой поселенцами стра-
ны... С тех пор меха, мед, воск стали главными статьями рус-
ского вывоза”. “Следствием успехов восточной торговли сла-
вян, - читаем далее, - завязавшейся в VIII ст., было возникно-
вение древнейших торговых городов на Руси. Повесть о начале
Русской земли не помнит, когда возникли эти города: Киев,
Переяславль, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород, Ростов,
Полоцк... Довольно беглого взгляда на географическое разме-
щение этих городов, чтобы видеть, что они были созданы успе-
хами внешней торговли Руси... Возникновение этих больших
торговых городов было завершением сложного экономического
процесса, завершившегося среди славян на новых местах жи-
тельства... Восточные славяне расселялись по Днепру и его
притокам одинокими укрепленными дворами. С развитием тор-
говли среди этих однодворок возникли сборные торговые пунк-
ты, места промышленного обмена, куда звероловы и бортники
сходились для торговли, для гостьбы, как говорили в старину...
Мелкие сельские рынки тянули к более крупным, возникавшим
на особенно бойких торговых путях. Из этих крупных рынков,
служивших посредниками между туземными промышленниками
и иностранными рынками, и выросли наши древнейшие торго-
вые города по греко-варяжскому торговому пути”2.
1 Собрание государственных грамот и договоров. Т. I. №№ 15, 28, 32,
36. Аристов. Промышленность древней Руси. С. 180.
Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 144-145, 148-149.
43
Кулишер И. М.
Не преувеличивает ли здесь известный историк роль торгов-
ли и торговых городов в Древней Руси? О роли всех этих го-
родов в эту древнейшую эпоху - он ведь начинает ее уже с
VIII ст. - нам ничего не известно. И в более позднее время мы
знаем - если не считать немногих городов - лишь об укреплен-
ных местах, городищах, но отнюдь не о торговых городах, не о
торговых центрах; упоминаются, как он сам же указывает,
лишь торговые пункты, куда сходились звероловы и бортники
для обмена, - не более.
Мы видели, какова была и торговля с Византией: “Дань,
шедшая киевскому князю с дружиной, - указывает сам же
Ключевский, - питала внешнюю торговлю Руси”1. “Значит ли
это, - справедливо спрашивает Г. В. Плеханов, - что торговля
была главной пружиной хозяйственной деятельности русского
народа? Нет, это значит лишь то, что торговля доставляла
средства существования для князя и его дружины”1 2. На это
указывает и Н. А. Рожков: “Торговая деятельность была заня-
тием исключительно одних общественных верхов, князей, их
дружинников и небольшой группы состоятельных горожан;
масса же населения не принимала в ней никакого участия, по-
тому что не продавала, а отдавала даром продукты охоты и пче-
ловодства”3. Между тем вслед за В. О. Ключевским А. В. Кель-
туяла говорит об “охотничье-торговом” периоде, продолжав-
шемся до половины XIII ст.4, у В. В. Святловского читаем о
“примитивно-торговом” государстве5.
Большое значение торговле Киевской Руси придают и другие
авторы. “Благодаря развитию торговли, - говорит В. А. Бутен-
ко, - Киевская Русь достигла процветания. Торговля приноси-
ла на Русь большие богатства, содействовала украшению жи-
тейской обстановки”6, но только - прибавим от себя - обстанов-
ки князей, но отнюдь не масс населения. По словам П. П. Мель-
гунова, в “эпоху Киевской Руси торговля сделалась потребно-
1 Ключевский. Курс русской истории. С. 186.
2 Плеханов. История русской общественной мысли. 1919. Т. 1. С. 56 сл.
3 Рожков. Обзор русской истории. Т. I. С. 25.
4 Кельтуяла. Курс истории русской литературы. Т. I. 2. С. 68.
5 Святловский. Примитивно-торговое государство. 1912.
6 Бутенко. Краткий обзор истории русской торговли. 1911. С. 8.
44
Очерк истории русской торговли
стью общества, что видно из того высокого положения, которое
начинают занимать представители торговли и промышленности
во взглядах общества и закона... В сознании общества является
убеждение, что торговля необходима, и князья русские сами
идут ‘на протолчь’ защитить караваны от диких степняков.
Торговля настолько делается необходимой, что сам князь зани-
мается ею, как выгодной операцией"1. Однако то, что князья
торгуют, еще ровно ничего не доказывает для развития торгов-
ли - у самых первобытных народов торговлей занимаются
предводители племени, и они первоначально единственные тор-
говцы среди племени. Торгуют они, как и русские князья, не из
убеждения, что торговля необходима, а потому, что у них ско-
пляется много излишних продуктов, полученных в качестве да-
ни, оброков и т.д., как и по той причине, что приезжие торгов-
цы обращаются к ним, становятся под их покровительство,
подносят им дары. Они являются посредниками между своим
племенем и иноземными торговыми караванами. О том, что тор-
говля нужна была населению, мы никаких данных не находим.
И П. Н. Милюков считает возможным утверждать, что “на
успехах внешней торговли основывался и кратковременный
блеск киевского юга, который быстро обеднел и потерял поли-
тический вес, как только расстроилась эта торговля”. Впрочем,
он признает, что относительно важной роли иностранных куп-
цов в киевской торговле у нас нет сведений - “Мы можем об
этом только догадываться”1 2.
Что касается данных о торговых сношениях Суздальской
Руси, то нельзя, конечно, истолковывать военных столкновений
между болгарами и суздальскими князьями недоразумениями,
возникшими на почве торга, а основание Нижнего Новгорода в
1221 г. и Устюга в 1211 г. стремлением укрепиться в торговом
отношении на средней Волге, как это делает М. В. Довнар-
Запольский3. Эти предположения совершенно не обоснованны.
1 Мельгунов. Очерки по истории русской торговли. 1905. С. 51-52.
2 Милюков. Очерки по истории русской культуры. Т. I. 6-е изд. 1909.
С. 111-112.
Довнар-Запольский. История русского народного хозяйства. Т. I.
1911. С. 143.
45
Кулишер И. М.
М. В. Довнар-Запольский особенно настаивает на широте внут-
реннего обмена и, хотя он признает “крайнюю незначительность
исторических известий и случайность этих известий”, все же
утверждает, что общее впечатление создается в пользу значи-
тельных размеров внутреннего товарообмена, подкрепляя это
указание тем, что “широкая внешняя торговля должна была
вызывать товарообмен и внутри самой страны”, хотя в ранние
эпохи хозяйственного развития одно вовсе не связано с другим.
А такие факты, как пользование мехами в качестве денег, как
высокий процент и обращение должников в холопей, как мона-
стыри и церкви в роли банков, свидетельствуют, напротив, о
низком уровне торговли. Что же касается богатства, накоплен-
ного у знатных людей в виде драгоценных металлов, дорогих
одеяний, коней и слуг, то из этого еще никакого вывода о раз-
мерах торговли нельзя делать; едва ли можно утверждать, что
“такого рода блага могли накопляться лишь путем торга,
промыслов”.
Если князья утопали в богатстве и делали крупные дары
другим князьям, жертвовали золото, серебро и сосуды церквам,
то надо иметь в виду, что они не только владели землями, ле-
сами, водами и т.д., но и получали крупные суммы от населе-
ния. Так, доход смоленского князя равен был не менее, чем
3 тыс. гривен серебра, на что можно было купить 12-13 тыс.
волов; новгородцы в княжение Ярослава Владимировича дава-
ли киевскому князю ежегодную дань в количестве 2 тыс. гри-
вен серебра, а князь Юрий Всеволодович в 1224 г. взял с ма-
ленького города Торжка контрибуцию в 7 тыс. гривен кун1.
Мы указывали в другом месте на слабое развитие торговли
на Западе в раннее Средневековье, до XI-XII ст., на что ссы-
лается М. В. Довнар-Запольский. Но если мерять русскую тор-
говлю этого времени на тот же аршин, - а не с точки зрения
названного историка, - то условия и здесь получатся столь же
примитивные, а вовсе не окажется, что “древнерусская жизнь
была проникнута интересами торга, промысла” и что западно-
европейские порядки “очень далеки от того, что мы встречаем
1 Довнар-Запольский. История русского народного хозяйства. Т. I.
С. 170, 183, 316 сл., 323-324, 331 сл.
46
Очерк истории русской торговли
на Руси даже в X веке”. Местные рынки и пограничные торги
междуплеменного характера мы находим и на Западе уже весь-
ма рано, все условия рыночного торга подробно регулируются в
раннее Средневековье, появляются иноземные купцы, совер-
шающие путешествия через всю Европу вплоть до Константи-
нополя. Монахи, епископы, короли принимают участие в тор-
говле, рынки находятся в тесной связи с церквами и церковны-
ми празднествами, церкви являются первыми банками, _
словом, все то, что мы наблюдаем на Руси1. Если же возьмем
более позднюю эпоху XIII-XV ст., которую М. В. Довнар-
Запольский тоже имеет в виду, то найдем уже на Западе мно-
гочисленные торговые города, купеческие гильдии, купцов, со-
вершающих значительные торговые обороты, монету, вексель и
многое другое, чего на Руси еще не было. Конечно, и у нас
имелись в эту эпоху города и отдельные торговые центры, но
их было несравненно меньше. В сущности, названия торговых
центров заслуживают только Новгород да Псков, Смоленск,
Полоцк и еще несколько городов; к концу этого периода и Мо-
сква. В эту более позднюю эпоху XIII-XV ст., которую надо
отличать от предшествующего периода, обмен между различ-
ными областями, как мы видели выше, уже постепенно разви-
вался. Однако, по словам А. И. Никитского, “было бы неспра-
ведливо представлять себе новгородское население в целом как
по преимуществу торговое. Напротив, подобно обрабатывающей
промышленности, и торговля была развита в массе населения
крайне слабо. Число отдельных торговцев в деревнях и торго-
вых рядков было крайне незначительно”. Точно так же “в
большинстве новгородских городов она (торговая деятельность)
равнялась почти нулю. Для торговли недоставало в них доста-
точного населения”. Вообще “преимущественным, если не ис-
ключительным, центром торговой деятельности в Новгородской
земле был главный город последней, сам Великий Новгород”2.
В эту более позднюю эпоху и В. О. Ключевский находит ка-
питал; именно “Русская Правда”, вырабатывавшаяся вплоть до
1 См.: Кулишер. История русского народного хозяйства. Т. I. С. 72-74,
224.
Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 87-89.
47
Кулишер И. М.
XIII ст., есть, по его мнению, - “по преимуществу уложение о
капитале... Капитал является в “Правде” наряду с княжеской
властью деятельной социальной силой... то сотрудником, то
соперником княжеского закона... капитал - это самая привиле-
гированная особа в “Русской Правде”. “Такое значение капита-
ла в “Русской Правде” сообщает ей черствый мещанский ха-
рактер. Легко заметить ту общественную среду, которая выра-
ботала право, послужившее основанием “Русской Правды”: это
был большой торговый город". Однако тут же Ключевский
прибавляет, что несколько позднее, в XIII ст., “торговый город
потерял свое преобладание в народнохозяйственной жизни”.
“Капитал, - указывает он в подтверждение приведенного поло-
жения, - служит средством возмездия за те или иные преступ-
ления и гражданские правонарушения: на нем основана самая
система наказаний и взысканий”1. Но такую систему мы нахо-
дим на Западе уже в так называемых Варварских Правдах на-
чиная с V ст. Неужели уже в эту эпоху капитал являлся соци-
альной силой? Можно ли подобным образом смешивать имуще-
ство, не приносящее дохода, с капиталом?
В. О. Ключевский придает большое значение тому обстоя-
тельству, что “Русская Правда” (пространная) отличает покла-
жу от займа; заем краткосрочный от долгосрочного, заем от
торговой комиссии; “находим точно определенный порядок
взыскания долгов с несостоятельного должника при ликвида-
ции его дел, т.е. порядок торгового конкурса с различием несо-
стоятельности злостной и несчастной”. Упоминаются гости и
иноземные купцы, которые “запускали товар” за купцов тузем-
ных, продавали им в долг. Капиталист вверял купцу “куны в
гостьбу”, для оборота из барыша1 2.
Однако то, что Ключевский именует громким названием
“торгового конкурса” (у нас и при Петре не было конкурсного
процесса), сводилось к тому, что должника прежде всего вели
на торг и продавали - явление характерное для первобытных
эпох культуры, а отнюдь не для эпохи “капитала”, когда ответ-
ственность отличается имущественным, а не личным характе-
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 302-306.
2 Там же. С. 303.
48
Очерк истории русской торговли
ром; затем, при уплате долга отдавалось преимущество князю
перед частными должниками (здесь играет роль власть, а не
капитал) и гостю перед “домачным”1, - предпочтение, сохра-
нившееся еще и в XVIII ст. и вызывавшее жалобы в Екатери-
нинской комиссии 1767 г. Что же касается торгового кредита,
когда иноземный или иногородний купец продавал в долг мест-
ным купцам или давал им куны для закупки ему товара (“аже
кто купец дасть в коуплю куны или в гостьбу”), то это свиде-
тельствует скорее о том, что эти местные торговцы не имели
даже тех минимальных оборотных средств, которые необходи-
мы были в эту эпоху, а вовсе не обилие капитала, почему им и
приходилось закупать товары в долг у гостей. Вообще это на-
поминает торговлю ганзейцев с норвежцами в XIII-XIV ст.,
когда ганзейцы сбывали привезенные товары за рыбу и меха,
которые норвежские купцы доставляли им с севера, выменивая
их у диких финских племен. Но эти норвежские купцы не име-
ли почти никаких средств, а так как самую рыбу и меха им
также еще нужно было выменять, то они брали у ганзейцев му-
ку и другие товары в кредит, обязуясь к следующему году дос-
тавить определенное количество рыбы, причем им не всегда
удавалось исполнить свое обещание, и тогда от ганзейцев зави-
село, как поступить дальше2.
Как мало был распространен “капитал”, мы можем видеть
также из того, что заем совершается не только в виде кун, но и
в натуральной форме - предметом его являются хлеб, мед, се-
но, пчелы, животные3, что свидетельствует о наиболее ранней
форме кредита для потребительных целей. Мало того, как при-
знает сам же Ключевский, размер роста был чрезвычайно вы-
сок. “Годовой процент определен одной статьей “Правды” в
треть, на два третий, т.е. в 50%” Только Владимир Мономах
установил, что “такой рост можно брать только два года”...
Впрочем, при долголетнем займе и Мономах допустил годо-
вой рост в 40%. “Но едва ли, - добавляет Ключевский, - эти
1 Русская Правда. Карамзинский список. С. 45, 46, 69.
Bruns. Die Liibecker Bergenfahrer und ihre Chronistik / / Hansische
Geschichtsquellen. N. F. II. 1900. S. LXVIII ff.
Русская Правда. Карамзинский список. С. 47-57, 64.
49
Кулишер И. М.
ограничительные постановления исполнялись... Если речь идет
о годовом займе, то вскоре после Мономаха милосердным рос-
том считали 60 или 80 %, в полтора раза больше узаконенно-
го”1.
И на Западе в эту эпоху ссудный процент стоял очень высо-
ко, у нас, конечно, еще выше ввиду еще большей бедности в
капитале, еще большей медленности накопления. “Капитал
чрезвычайно дорог, т.е. отличается большой редкостью”, -
признает Ключевский. Как же это вяжется с утверждением, что
“Русская Правда” есть уложение о капитале и общественной
средой, где она возникла, был большой торговый город?
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 305.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЯХорговля Новгорода с немцами в
XII-XV ст. на основании
заключенные торговые договоров
Торговля немецких городов с Русью является лишь одной из
частей того товарообмена, который совершался в средневековую
эпоху купцами северо-германских городов, объединившихся
уже раньше фактически, а впоследствии и формально в ганзей-
ский союз, немецкую Ганзу, в состав которой входило свыше 70
городов померанских, вендских, прусских, вестфальских, гол-
ландских, ливонских. Ганза являлась ассоциацией не купцов, а
городов, представители которых собирались на сеймы и здесь
решали совместно все важнейшие вопросы, которые касались
торговли их жителей со странами, расположенными у Северного
и Балтийского морей. Англия, Фландрия и Брабант, Скандинав-
ские государства, наконец, Новгород (и Псков) и северо-
западные русские области - Смоленская, Витебская, Полоцкая -
представляли собою поле деятельности немецких городов.
Задача их была нелегкая. Первоначально всякий иноплемен-
ник был бесправен, и лишь постепенно путем соглашений меж-
ду различными областями удавалось обеспечить ему хотя бы
наиболее элементарные права. Создается особое гостиное пра-
во, заключающееся в целом ряде стеснений и ограничений, ус-
тановленных для иногородних купцов. Эти ограничения выте-
кают из первоначальной бесправности их, являются последую-
щим смягчением ее. Ограниченная правоспособность гостей есть
выражение вражды ко всем чужим, которые противополагаются
своим, местным жителям, горожанам. Стеснения гостей в пра-
вах чрезвычайно затрудняли их торговлю, необходимо было
добиться их смягчения, установления особых привилегий для
51
Кулишер И. М.
купцов данного города. За это и боролась повсюду Ганза в ин-
тересах своей торговли.
Прежде всего, необходимо было получить для гостей право
приезжать в данную местность, пользуясь охраной властей как
для личности купцов, так и для их имущества, право селиться
здесь на известный срок и свободно выезжать обратно, не под-
вергаясь никаким насилиям, даже в случае возникновения вой-
ны между данным государством и родиной купца. Последнего
нужно было, далее, освободить от таких жестоких обычаев,
существовавших в те времена, как береговое право (присвоение
государем товаров, спасенных с корабля, потерпевшего круше-
ние у его берегов), как право на груз, упавший на землю, если
поломалась телега (“что с возу упало, то пропало”), как очи-
щение себя от подозрений при помощи испытания каленым же-
лезом или путем поединка (поля). Надо было гарантировать
гостю возможность взыскания с местных жителей сумм по про-
данным товарам, как и вообще возможность добиться суда в
столкновениях и тяжбах с ними. Особенно же важно было для
иноземных купцов, чтобы их не привлекали к ответственно-
сти за преступления, совершенные другими купцами, или не
заставили уплачивать убытки последних (право репрессалий).
К этому присоединялась и обязанность передачи имущества,
оставшегося после смерти гостя на чужбине, представителю его
города для выдачи наследникам. Наконец, необходимо было
установление различных правил, облегчавших гостям привоз и
вывоз товаров, погрузку и разгрузку их, пользование судами и
водами, предоставление им лоцманов, перевозчиков, как и воз-
можности рубки леса для починки судов.
Во всех этих направлениях ганзейцы старались добиться
привилегий, освободиться от того тягостного гостиного права,
которое господствовало в Средние века, и им действительно
удавалось достигнуть этой цели. Они оказывались в несравнен-
но более выгодном положении, чем прочие иностранцы.
Это замечается не только в области перечисленных прав, но
относится и к другим группам преимуществ, предоставленных
им. Везде и повсюду иностранные и иногородние купцы в те
времена образовывали самостоятельные поселения, фактории,
конторы, как их именовала Ганза, и эти поселения, представ-
52
Очерк истории русской торговли
лившие собою нечто самостоятельное, отделенное от прочих
частей города, руководствовавшееся собственными правилами,
стремились к проведению принципа экстерриториальности,
полного невмешательства в их внутренние дела и в разрешение
ими вопросов, которые, касаясь иностранной общины, в то же
время затрагивали и местные интересы. Таково было, напри-
мер, право убежища в поселении гостей (преступник, бежавший
туда, не может быть потребован обратно), право их судить ме-
стных жителей, которые совершили над факторией насилие,
право не допускать к себе различных представителей местной
(в особенности полицейской) власти. Они настаивали даже на
участии в суде (смешанные суды) в случае столкновения гостя
с местным жителем, на возможности судиться на основании
права своей родины. Все это были очень важные права, кото-
рых немецкие купцы в разных странах (как и итальянцы на
Востоке) усиленно добивались и которые должны были поста-
вить их в исключительное положение среди гостей, дать им
возможность образовывать повсюду государство в государстве и
тем самым обеспечить себе возможность захвата торговли с
данной местностью в свои руки.
Наконец, для достижения последнего необходимо было при-
обретение и ряда прав, составляющих третью группу и относя-
щихся непосредственно к торговле. Гостиное право того време-
ни не только было сопряжено с уплатой гостем многочисленных
сборов, от которых местные жители были свободны, или, во
всяком случае, уплаты их в повышенных размерах, сборов про-
ездных, рыночных, привратных и т.д.1, но рост подлежал зна-
чительным ограничениям в области производства торговых опе-
раций. Гостю запрещено торговать с гостем, он обязан, во вся-
ком случае, предварительно предлагать товары местным
жителям и только в крайнем случае может сбывать их другим
гостям. Это находится в тесной связи с так называемым шта-
пельным правом, с обязанностью гостей везти товары опреде-
ленным путем, доставлять их в город, здесь их складывать и
выставлять на продажу. Торговля должна сосредоточиваться в
1 См.: Кулишер. Коммунальное обложение в Германии в его историче-
ском развитии. 1914. С. 180 сл.
53
Кулишер И. М.
городе, и товары должны проходить через руки его жителей.
Товары не могут провозиться через город или мимо города, они
должны быть выставлены в нем на продажу на рынке известное
число дней. И лишь в случае невозможности продать оставшее-
ся может быть провезено дальше или только вывезено обратно,
причем уплаченный при ввозе рыночный сбор обычно и в этих
случаях не возвращается. Гость не может продавать в розницу;
исключение допускается для рыночных дней и в особенности во
время ярмарок. Он обязан продавать товары через посредство
маклера, обязан пользоваться публичными весами, за что упла-
чивает особый сбор, не может закупать товаров в деревнях,
входить в сношения с крестьянским населением, и в этой облас-
ти ганзейцами была в значительной мере пробита брешь в ста-
ринном гостином праве.
Исходную точку торговых сношений Новгорода с Западом
составляют набеги тех самых скандинавских викингов, которые
проникли во всевозможные страны Запада и Востока и поло-
жили основание многим государствам, в том числе и русскому.
Подобно тому как торговля повсюду возникла из военных дей-
ствий, и новгородская торговля имела своей точкой отправле-
ния пиратские набеги норманнов. “Набеги как набеги, - гово-
рит А. И. Никитский, ~ стали мало-помалу выходить из упот-
ребления и уступать свое место торговым сношениям. Но
исчезновение их было далеко не настолько полным, чтобы поле
действия было совершенно очищено для торговли”. Очень часто
случалось, что в одних и тех же лицах соединялись промыслы
пирата и купца, нередко случалось, что участники одной и той
же компании грабили в одном месте и торговали в другом”1.
Отзвуки этого явления мы замечаем еще долго и впоследствии
в вечных и беспрерывных столкновениях между новгородцами
и иноземцами, в каждый раз совершаемом ими ограблении дру-
гой стороны.
Торговые сношения скандинавских народов с Новгородом
имели долгое время случайный характер, пока остров Готланд
не стал центральным пунктом для северного купечества, в том
1 Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 24—26,
28-29.
54
Очерк истории русской торговли
числе прежде всего немецкого. Готландцы, а затем немцы, пе-
реселившиеся в г. Висби на Готланде, появляются в Новгороде
со своими товарами, а в XII ст. Новгород вступает в непосред-
ственные сношения с вендскими городами, прежде всего с Лю-
беком, и они учреждают свою факторию в Новгороде1.
Наиболее важным источником для истории торговли между
Новгородом и Ганзой являются торговые договоры, заключен-
ные между ними, и прочие соглашения, имевшие место в связи
с восстановлением мира и возобновлением каждый раз преры-
вавшихся торговых сношений. Не все эти договоры являются
таковыми в полном смысле слова, многие из них представляют
собою, скорее, проекты договоров. Лишь в некоторых из них
имеются имена заключивших договор лиц, их подписи, печати,
говорится, что на этом обе стороны целовали крест. В других
случаях эти внешние признаки договора, действительно заклю-
ченного, отсутствуют. Иногда же из самого содержания доку-
мента видно, что он является только проектом, например из
грамоты 1268 г., написанной на латинском языке, где немцы
выговаривают себе различные права и обещают предоставить те
же преимущества и новгородцам, приезжающим на Готланд. Но
это обстоятельство мало меняет дело, так как, с одной стороны,
и договоры в полном смысле слова нередко нарушались, как
это можно установить на основании последующих жалоб, на-
рушались несмотря на то, что обе стороны на том крест целова-
ли. А с другой стороны, и не утвержденные окончательно дого-
воры свидетельствуют о том, какие требования предъявлялись
и пожелания высказывались и в каких формах и условиях со-
вершался товарообмен между немцами и новгородцами. Сплошь
и рядом постановления таких проектов действовали в качестве
обычного права, иногда на них даже ссылались, как на нормы,
исполнение которых обязательно.
В договорах этих фигурирует всегда Новгород, но они рас-
пространяются и на Псков, как на его пригород; в более позд-
них соглашениях Псков назван нередко особо в качестве участ-
ника в соглашении. Со стороны немцев первоначально высту-
1 Buck. Der deutsche Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV Jahr-
hunderts. S. 5.
55
Кулишер И. М.
пают остров Готланд и немецкая Ганза в Висби, позже наряду с
ними появляется Ганза 73 городов, где на первом плане стоят
вендские города, в особенности Любек. Хотя купечество Висби
и не исчезает, но все же Любек оттесняет его на задний план.
Наконец, постепенно присоединяются и мало-помалу становятся
на первом месте ливонские города: Дерпт, Ревель, Рига. В до-
говоре 1392 г. впервые выступают на сцену вместе с “замор-
скими” и ливонские города, а в 1436 г. Дерпт и Ревель являют-
ся единственными представителями всех немецких городов в
переговорах с Новгородом. В 1448 г. Любек предполагал и с
своей стороны отправить послов для заключения нового мира с
Новгородом, но затем отказался, и от имени Ганзы его заклю-
чили Рига, Дерпт и Ревель1.
Договоры появляются около XII ст., хотя, несомненно, тор-
говые сношения начались уже раньше - ссылаются на более
старые грамоты и соглашения, “на чем целовали отцы ваши и
наши крест”.
Прежде всего в каждом договоре устанавливается общий
принцип, что обеим сторонам предоставляется право торговать
и им никто не будет ставить препятствий в этом направлении,
они могут торговать без стеснений, без насильственного захвата
у них товаров. Это выражается словами “вольное торгованье”,
“путь чист”, “без рубежа”, “без пакости”. Так, уже в первом
договоре, заключенном между Новгородом и немцами и относя-
щемся к концу XII ст. (около 1195 г.)1 2, в самом начале (ст. 1)
читаем: “Первое ходити новгородцю послоу и всякому новго-
родцю в немечьскоу землю и на Гоцк берег; такоже ходити не-
мьчьм и штяном в Новгород без пакости не обидим никымже”.
Новгородцы здесь посещают не только “Готский берег”, но и
“немецкую землю”, о которой впоследствии уже не упоминает -
1 См.: Hausmann. Zur Geschichte des Hofes von St. Peter in Novgorod
// Baltische Monatsschrift. Bd. 58. 1904. S. 267 ff.
2 Договор, заключенный между 1189 и 1199 гт., напечатан в Русско-
Ливонских актах, собранных К. Е. Напиерским и изданных Архео-
графической Комиссией. 1886 г. № 1, а также: Владимирский-Буда-
нов. Хрестоматия по истории русского права. Т. I; Бахрушин. Памят-
ники истории Великого Новгорода. 1909. С. 63.
56
Очерк истории русской торговли
ся, их плаванье обширнее, чем в следующие столетия; немцы
же, напротив, “ходят” только в Новгород, о новгородских зем-
лях еще не упоминается. Но из дальнейшего видно, что уже в
эту эпоху практическое значение права торговли новгородцев в
немецких городах отступает на задний план, по сравнению с
правом торговли ганзейцев в Новгороде. Именно в той же ст. 1
говорится далее: “Аще боудеть соуд князю новгородцкому Но-
вегороде или немецкомоу в немяьх, а в том мироу ити гостю
домовь без пакости; а кого Бог поставить князя, а с тем мира
подтвердить, любо ли земля без мироу станеть”.
Речь идет о князе, и хотя наряду с новгородским упомянут и
немецкий, но такая взаимность в данном случае имеет мало
смысла, ибо никаких князей в ганзейских городах не имелось и
в дальнейших договорах между Новгородом и немцами о них
не упоминается, а новгородскому князю, заключающему дого-
вор, всегда противопоставляется немецкая Ганза или купечество
Готланда. Очевидно, имеется в виду только Новгород, пребы-
вание немецких купцов в последнем, их торговая деятельность
в Новгороде.
Приведенные слова “аще боудет соуд князю” Срезневский
понимает в смысле распри между новгородским князем и насе-
лением, которая нередко имела место и которая, по договору,
не должна была затрагивать немецких купцов1. Однако о внут-
ренних столкновениях в других источниках нигде не говорится,
напротив, как мы увидим ниже, постоянно указывается на то,
что война Новгорода с другими странами и областями, т.е. та-
кая, где князь и народ общими силами ведут борьбу с внешним
врагом, не должна затруднять свободного отъезда немецких
купцов. Гораздо правдоподобнее поэтому толкование Влади-
мирским-Будановым слова “соуд” в смысле Божьего суда -
смерти2: со смертью князя, заключившего договор, последний
не теряет своей силы, что вполне соответствует дальнейшим
1 Срезневский. // Записки императорской Академии Наук. Отделе-
ние русского языка и словесности. 1867. Т. VI. С. 156. Такое же
разъяснение в: Бережков. О торговле Руси с Ганзой. С. 81.
Такое же понимание слова “суд” допускает в другом месте Срезнев-
ский (Материалы к словарю древнерусского языка. Т. III. С. 603).
57
Кулишер И. М.
словам о необходимости возобновления договора с преемником
умершего князя, иначе “земля без мироу станеть”. Междуна-
родные соглашения того времени (как в России, так и в Запад-
ной Европе) обязательны лишь для тех, кто их заключает, но
не для государства как такового, почему при перемене правите-
лей необходимо было возобновление договора1.
Предположение, что договор этот регулирует торговлю нем-
цев в Новгороде, по сравнению с которой активная деятель-
ность новгородцев в виде торговли в Готланде и на континенте
отступает на второй план, подтверждается и другими постанов-
лениями договора. Таковы, например, ст. 2 и 3, трактующие об
убийстве посла и купца. Здесь говорится, правда, как о немце,
так и о новгородце; но вира в 20 гривен за посла и в 10 за куп-
ца вполне соответствует постановлениям “Русской Правды”,
различающей убийство привилегированного и простого челове-
ка. Такова ст. 7, устанавливающая за насилие над женой или
дочерью свободного человека 40 гривен в пользу потерпевшей и
столько же в пользу князя. Опять-таки фигурирует только нов-
городский князь, который здесь выступает в качестве судьи
(позже он уже не выполняет этой функции), так что местом
действия является снова только Новгород. На пребывание не-
мецких купцов в Новгородской земле рассчитана и ст. 12, упо-
минающая только о немце, который отправляется на своем суд-
не домой, но ничего не говорящая о новгородце, возвращаю-
щемся обратно (“оже придеть в своие лодьи в немецкой
домовь”). А из ст. 1 мы можем усмотреть, что немцы посещают
уже в это время не только Новгород, о чем упоминается в ст. 1,
но и другие русские города. Там разграничивается тяжба, кото-
рая “родится” в Новгороде, от тяжбы “вычоие зиемли в руских
городех”. В каких городах, мы это увидим из последующих
договоров; во всяком случае немцы ездят и за пределы Новго-
рода, и в этом случае Новгород слагает с себя всякую ответст-
венность за все, что может там случиться с ними (“оу тех своие
тяжа прашати, искати Новогороду не надобе”), - обычная ого-
ворка в те времена.
1 Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права.
Т. I. С 109
58
Очерк истории русской торговли
Является ли приведенный договор конца XII ст. действи-
тельным договором, т.е. формально принятым обеими сторона-
ми, неизвестно - о целовании креста в нем не упоминается, пе-
чатей не приложено. На практике он имел значение договора: в
соглашении 1260 г., действительно заключенном, к которому он
приложен (в оригинале он не сохранился), о нем упоминается
как о старом праве: “А се старая наша правда и грамота на
чемь целовали отци наши и ваши крест” (договор 1260 г. ст. 8);
возможно, что при заключении мира в 1201 г. это и было под-
тверждено.
Только что упомянутый другой договор, заключенный между
Новгородом и немецкими городами около 1260 г.1, вызван жа-
лобами Любека на несправедливости населения, совершенные
по отношению к нему, т.е. над немецкими купцами в немецком
дворе в Новгороде. С этими жалобами он обращается к Ревелю,
который в ответ на это заявляет, что он верен Любеку и немец-
кому купечеству. Об этом насилии, очевидно, и говорится в ст. 3
договора 1260 г.: “А в Ратшиноу тяжю платили иесмы 20 гри-
вен серебра за две голове, а третью выдахом”. В этом случае
(Ратша - уменьшительное от Ратислава) уплачена обычная ви-
ра за двух убитых, а третьего самого выдали новгородцы. Но в
связи с этим установлены еще и другие статьи, которые должны
предупредить новые столкновения и обеспечить беспрепятствен-
ный товарообмен между Новгородом и немцами.
Последний и здесь подтверждается в начале договора (ст. 1):
“Новгородцм гостити на Гоцкыи берег без пакости, а немцьм и
гтом гостити в Новгород ьез пакости и всемоу латиньскому
языку на старый мир”. В противоположность рассмотренному
выше договору 1195 г. это соглашение предполагает поездки
новгородцев только на готский берег, но не на континент. То
же самое говорится в ст. 5 договора: “а новгородцьм в стано-
вищи на Гоцком березе без пакости в старый мир” - на Готлан-
де новгородцы имеют “становище”, т.е. торговое подворье, об
их недвижимости на Готланде упоминается и в проекте согла-
1 Договор содержится в: Русско-ливонские акты. № 16; Бахрушин.
Памятники истории Великого Новгорода. С. 64.
59
Кулишер И. М.
шения с ганзейцами 1371 г.1 Напротив, немцы, как видно из
договора 1260 г., торгуют и на острове Котлине (ст. 5), и в Ка-
реле (ст. 6), причем новгородцы отвечают за путь от Котлина
до Новгорода лишь в том случае, если он совершается в сопро-
вождении новгородца (“А что ся оучинить и с Котлинг до Но-
вагорода или из Новагорода до Котлинг немецкомоу гости, оже
без посла поидоуть, то Новоугородоу тяжя не надобе в старый
мир”). Это обычное средневековое правило: город или государь
принимает на себя ответственность за случаи ограбления куп-
цов, если их сопровождает конвой (или они имеют заменяющие
конвой конвойные грамоты); в этом случае купцам возмещают-
ся понесенные ими потери.
Такое ограничение активной торговли новгородцев одним
островом Готландом и, напротив, расширение деятельности
немцев подтверждается и соглашением 1269 (1270) г. Мы име-
ем здесь два документа, из которых один составлен немцами,
другой, являющийся как бы ответом на него, новгородцами - в
каких пределах они были утверждены впоследствии, неизвест-
но. В четвертом договоре Новгорода с Михаилом Ярославичем
от 1304 г. упоминается о посланиях немецким городам, скреп-
ленных крестным целованием; быть может, это и было
утверждение договора 1269 г.
Этот договор 1269 или 1270 г? также трактует лишь о сво-
бодах новгородцев, посещающих Готланд, - им гарантируются
те же права, что и немцам и готландцам в Новгороде. По-
видимому, и ст. 23 о новгородском после, убитом за морем,
имеет в виду путешествие в тот же Готланд, а не в какие-либо
иные местности. Это толкование согласуется и со ст. 10, где
говорится о долгах новгородцев только в Готланде. Наконец, о 1 2
1 Hansisches Urkundenbuch. IV. 397. Goetz. Deutsch-russische Handels-
vertrage des Mittelalters. 1916. P. 182.
2 Договор напечатан в: Андреевский. О договоре Новгорода с немец-
кими городами и Готландом, заключенном в 1270 г. 1855; Бахрушин.
Памятники истории Великого Новгорода. С. 64 сл.; Tobien. Die
altesten Traktate Russlands. Bd. I. 1845. S. 85 ff.; Goetz. Op. cit. S. 90
ff. В издании Тобиена и Гётца и в примечаниях у Андреевского содер-
жится и латинская грамота-проект договора, составленная немцами.
60
Очерк истории русской торговли
незначительной активной деятельности новгородцев свидетель-
ствует то, что, как видно из ст. 1, они отправляются даже в
Готланд на немецких судах, следовательно, собственных судов
не имеют. Это указание крайне умаляет роль новгородцев в
торговле. Все сколько-нибудь значительные торговые города
того времени владеют собственными судами; при отсутствии их
торговля с другими странами и городами немыслима.
В противоположность этому интенсивность торговой дея-
тельности немцев растет. С конца XII ст. до 60-х годов XIII ст.
она сделала значительные успехи; это можно усмотреть из со-
поставления упомянутого договора конца XII ст. и договора
1269 г. В последнем немцы требуют, чтобы новгородцы прини-
мали на себя ответственность за благополучное путешествие
ганзейцев, начиная от острова Бьорко, новгородцы же согласны
отвечать только за путь начиная от Котлина по Неве, Ладож-
скому озеру и Волхову. Сарториус-Лаппенберг и Андреевский
объясняют последнее тем, что власть Новгорода над островом
Бьорко в это время уже была слаба ввиду завоеваний шведов в
Финляндии и появлении датчан у Наровы и т.д., так что они
ручаться за безопасность в этих местах не могли1. В предыду-
щем договоре 1260 г. (ст. 5) упоминается только “зимний
гость”, т.е. немецкие купцы, которые приезжали осенью и оста-
вались, как видно из постановления 1338 г., до последнего сан-
ного пути или до открытия первой навигации. В договоре 1270 г.
наряду с “зимнем гостем” появляется впервые и “летний гость”
(ст. 1 и 2), который может пребывать “до последней навигации
или до первого санного пути”1 2. Это ограничительное постанов-
ление самой Ганзы, но вполне соответствующее характеру тор-
говых сношений в ранние эпохи, когда иностранные купцы до-
пускаются лишь на известный срок и по истечении его и по вы-
полнении своих операций обязаны уехать обратно, постоянно
1 Sartorius-Lappenberg. Urkundliche Geschichte des Ursprungs der
deutschen Hanse. 1830. Bd II. S. 97. Андреевский. О договоре Новго-
рода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 г.
С. 21. См.: Бережков. О торговле Руси с Ганзой. С. 194.
2 Постановление 1338 г. // Цит. по. Никитский. Экономический быт
Великого Новгорода. С. ПО.
61
Кулишер И. М.
же селиться им еще не дозволяется. Во всяком случае, присое-
динение теперь новой группы ганзейских купцов, которые еже-
годно сменяют первую, свидетельствует о расширении торговли
немецких городов с Новгородом. Последняя совершается теперь
не только зимою, как это было раньше, но и летом, происходит
в течение всего года.
Но в том же договоре имеется еще и постановление (ст. 16),
содержащееся, впрочем, в одном лишь немецком предложении
(латинской грамоте), согласно которому гости, отправляющиеся
обратно из других областей к себе домой, обязаны уплачивать в
пользу церкви св. Пятницы сбор в размере не свыше одной
марки серебром. Немцы его ограничивают этими размерами,
так как, вероятно, прежде взималось и больше. Никитский ус-
матривает в этих гостях, едущих из “выше лежащих местно-
стей” (de superioribus partibus terrae), торговцев, которые при-
были горой, но отправляются обратно не тем же путем, как
обязывал раньше обычай, а морем на Готланд. Напротив, Бе-
режков, как и Ризенкампф и Гётц, понимают под этими купца-
ми гостей, ездивших в глубь новгородских владений и там за-
купавших такие товары, как меха или воск, которые обычно
немцы приобретали в самом Новгороде. Там же они сбывали
свои товары, становились, следовательно, конкурентами новго-
родцев, в особенности тех из них, которые сами посещали Гот-
ланд, “заморских купцов”. В пользу общины последних, груп-
пировавшихся вокруг церкви св. Пятницы, такие иноземные
гости и обязаны были делать упомянутый взнос. Последний
являлся известным стеснением этой непосредственной торговли
немцев с новгородскими областями - в сущности, торговля
должна была происходить через руки новгородцев1.
О развитии немецкой торговли в Новгороде во второй поло-
вине XIII ст. свидетельствует и разнообразие и обилие поста-
новлений, содержащихся в грамоте 1268 г. и договоре 1269 г.,
которыми они отличаются от договоров как 1195 г., так и 1260 г.
1 Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 72, 145 сл.
Бережков. О торговле Руси с Ганзой. С. 156 сл. Riesenkampf. Der
deutsche Hof zu Nowgorod. S. 74. Goetz. Deutsch-russische Handelsver-
trage des Mittelalters. S. 141.
62
Очерк истории русской торговли
Если, с одной стороны, в 1268-1269 гг. находим ряд положе-
ний, которые встречались уже в предыдущих соглашениях, то
другие впервые появляются теперь и затем повторяются уже в
многочисленных переговорах между немцами и Новгородом и
обещаниях, даваемых ими друг другу; есть и такие, которые
имеются только в трактатах 1269 г. и позже не повторяются.
При этом характерными являются те многочисленные или, во
всяком случае, гораздо более детальные по сравнению с преды-
дущими требования, которые предъявляют немцы в 1268 г. и из
которых видно, насколько усложнились торговые сношения,
какие новые потребности и нужды они вызвали к жизни и в
каких направлениях стало необходимым нормировать товарный
оборот. Новгородцы соглашаются далеко не на все, делают
контрпредложения, некоторые пожелания немцев оставляют без
ответа - хотя это еще вовсе не доказывает, что эти требования
их не были приняты, ибо окончательная форма трактата нам
неизвестна, или что они фактически не были проведены все-
таки в жизнь. Наряду с этим многие признанные обеими сторо-
нами постановления, как показывают последующие факты, ка-
ждый раз снова и снова нарушались, им приходилось вновь
подтверждать, но действовали они опять недолго - до следую-
щего нарушения.
К таким вечно повторяющимся, но никогда не исполняемым
заверениям относятся встречающиеся уже в предыдущих дого-
ворах постановления об индивидуальной ответственности каж-
дого за долги или преступления и о недопустимости захвата
имущества, принадлежащего другим лицам, не причастным к
делу. Вообще возникающие споры и тяжбы не должны препят-
ствовать отъезду иностранных гостей - не должно быть репрес-
салий, “рубежа не чините”, а “знати истцу истца”, “гостя в том
не порубати и не грабити и товару у гостей не отнимати”, как
гласят многочисленные последующие заявления. И все же вся
история русско-ганзейской торговли есть один сплошной захват
русскими или немцами товаров посторонних лиц за убытки,
действительно или якобы ими понесенные, непрерывный ряд
насильственных действий, основанных на идее круговой поруки
между лицами, происходящими из одной и той же местности
или принадлежащими к одной и той же национальности.
63
Кулишер И. М.
Так, убийство новгородца Власия и ограбление его во время
морского путешествия подало повод новгородцам к насилию
над ганзейцами. Соглашением 1338 г. устанавливается, что дети
и товарищи Власия не должны касаться немецких гостей и по-
следним должны быть возвращены отнятые у них товары. Они
должны иметь дело только с виновниками убийства и ограбле-
ния Власия Гинзом Вельтберге и Гербортом. Если эти лица
окажутся в немецких или ливонских городах, то они должны
быть задержаны и согласно “целованию креста”, т.е. на осно-
вании прежних договоров, преданы суду1. Каждая сторона,
следовательно, обязана задерживать виновных, если они попа-
дут на ее территорию, их наказывать и возвращать отнятые у
потерпевших товары. В одном послании Новгорода к Риге чи-
таем: “Что наших братьев у вас убили, а товары их ограбили,
за это бог вам судья. Если вы нашли разбойников, то судите их
согласно крестоцелованию, дайте нашим братьям товары и раз-
бойников, чтобы между нами не было речи”1 2.
В 1373 г. заключается новое соглашение на тех же основани-
ях по поводу столкновения между Новгородом и немцами, вы-
званного ограблением русских на Неве и у Стокгольма (“взяле
у нас товар перед Невою разбойники”, “товар, что у Стеколме
взяле”)3. Следующий трактат, в котором выступает наряду с
Любеком и Висби, также Рига в качестве представителя Ганзы,
заключен в 1392 г. За ограбление русских в Нарве новгородцы
захватили немецких купцов из Дерпта и других городов и пе-
редали их товары потерпевшим: “Те товар, что в Ругодиве (в
Нарве) порубиле и против того товара повеле Новгород взяти
товар своей братьи и посаднике и тысяцкии и весь господин
велики Новгород повелеша товар дати своей братьи”. А между
тем эти немцы были снабжены “опасными” грамотами, выдан-
ными им Новгородом за печатью посадника и тысяцкого. Ссы-
лаясь на эти грамоты, представители немецких городов при за-
ключении мира добиваются возврата товаров немецким купцам.
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. S. 614, 615. Sartorius-Lappenberg.
Urkundliche Geschichte des Ursprungs der deutschen Hanse. S. 142.
2 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. S. 46.
3 Русско-ливонские акты. Издание Археографической Комиссии. 1868.
№ XCVI.
64
Очерк истории русской торговли
Новгородцы пускай сами взыскивают убытки с жителей Нарвы:
“Ведатися им самы с тыми истци своими купьци”, “знати исцю
исца”1. В том же договоре 1392 г. немцы жалуются на то, что в
1385 г. сгорел их двор в Новгороде и во время пожара было
украдено в церкви много имущества немцев: “Двор их погореле
и что у их Бжьнице пакость уцинилась”; новгородцы обязуются
разыскать воров, наказать их и вернуть украденное. Однако,
прибавляют они, если бы найти их оказалось невозможным, то
Новгород за это не отвечает: “Аже найдуть что, того товара вы-
дати немцем Новгороду по крестному целованию, или не най-
дуть, в том немцам измене нетуть”1 2.
В 1423 г. русские ограблены в устье Невы и отвезены в за-
мок поблизости от Висмара, на что новгородцы отвечают аре-
стом немецких купцов, а ганзейцы вслед за этим запрещают
поездки в Новгород. Следовательно, новгородцы за вину одно-
го делают ответственными всех, что ведет к перерыву в торгов-
ле3. То же произошло после убийства русскими в Нарве немец-
кого дворянина Гергарда Клеве - результатом было задержание
в 1438 г. русских купцов в ливонских городах и вслед за тем
немцев в Новгороде - немцы и русские одинаково нарушают
высказанное сотни раз обещание. Вновь устанавливается, что
“путь чист”, хотя новгородцы, очевидно не доверяя немцам, в
соглашении 1439 г. предоставляют право отъезда задержанным
немцам лишь после того, как все русские купцы вернутся целы
и невредимы со своими товарами из Ревеля и Дерпта в Ниен-
шлот4.
Как мало, в сущности, принцип индивидуальной ответствен-
ности проник в сознание людей того времени, видно из того,
что наряду с высказываемым каждый раз требованием взыски-
вать убытки только с виновного и задерживать только его, в
том же договоре 1269 г. (ст. 15) говорится о том, что в случае
столкновения между новгородцами и “зимним гостем” летние
гости за это не отвечают, и наоборот, то же выговаривается в
1 Русско-ливонские акты. № CXV
2 Там же. № CXV
Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 25.
4 Ibid. S. 29.
65
Кулишер И. М.
отношении зимних гостей. Следовательно, все-таки предполага-
ется групповая ответственность летних гостей или зимних гос-
тей, и только стараются ограничить ее одной группой купцов,
которая себя выделяет из прочих, чтобы распря не распростра-
нилась на всех немецких купцов, приезжающих в Новгород. В
1448 г. заключен мир между Ливонским орденом, с одной сто-
роны, и Новгородом и Псковом - с другой. В связи с этим ус-
танавливается, что в случае столкновений между орденом и
Псковом не допускается задержания новгородских гостей, как и
не должны страдать псковичи за вину новгородцев. Это поло-
жение повторяется и в соглашениях 1474, 1484, 1493 гг.1. На
принципе, что невинный не должен отвечать за виновного, на-
стаивают, следовательно, уже не ганзейцы, а русские, но и они
ограничиваются разграничением городов, установлением ответст-
венности каждого города, но не отдельного лица.
Ганзейцы повсюду, где они торговали в эту эпоху, борются с
этим правом репрессалий: за долги или преступления, совер-
шенные одним из них, не должно производиться задержания
других купцов из того же города, откуда приезжал виновный, ни
захвата их товаров, а тем более за одного немца не отвечают все
ганзейские купцы. Графиня Маргарита Фламандская в 1253 г.
действительно установила, что во Фландрии немецкие купцы не
отвечают своим имуществом за преступления, совершенные од-
ним из них, а наказанию подлежит виновный и равным образом
никто из них не ответствен за долги, совершенные одним из
немцев во Фландрии, если он не является главным должником
или поручителем за должника. Если немецкий купец бежал и
тем самым избежал наказания, то другой не должен за это
страдать. Однако фламандцы не отказывались от репрессалий
по отношению к немцам, если на родине последних (а не во
Фландрии) нанесен ущерб фламандцу. В 1267 г., например, г.
Гент захватил имущество находившегося в его пределах саксон-
ских купцов на том основании, что несколько гентских купцов
лишились своих товаров вследствие разбойного нападения на
1 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 30. Cm.
также c. 33, 34.
66
Очерк истории русской торговли
них в Саксонии1. В последнем случае мы имеем аналогию дей-
ствиям новгородцев в тех случаях, когда они за ограбление
русских купцов в Нарве или на Неве задерживают немцев в
Новгороде, с той только разницей, что там отвечают лишь зем-
ляки виновных - саксонцы, а не все ганзейцы, находящиеся во
Фландрии, новгородцы же такого различия между отдельными
группами немецких купцов не проводят.
В привилегии, выданной ганзейцам датским королем Воль-
демаром III в 1326 г., говорится также, что никто не должен
лишиться своего имущества за преступления, совершенные дру-
гим. Соглашение между герцогом Гаконом Норвежским и Лю-
беком в Тенсберге 1294 г., впрочем, ограничивает индивидуаль-
ную ответственность тем случаем, когда город, из которого
происходит виновный, привлечет его к ответственности. Одна-
ко, ссылаясь на то, что право жителей данной страны не охра-
нено, можно было нарушать правило об ответственности одного
лишь виновного лица1 2.
Отказываясь отвечать за вину или за долги своих соотечест-
венников, ганзейцы во Фландрии в то же время требовали,
чтобы фламандские города принимали на себя ответственность
за действия своих подданных, нанесших ущерб ганзейцам, при-
том за все действия, совершенные фламандцами как на суше,
так и на море, т.е. и на территории графства, и за пределами
его. Города Брюгге и Ипр соглашались возмещать убытки, на-
несенные ганзейцам их жителями, а в 1378 г. съезд ганзейских
городов потребовал от графа Фламандского и трех городов
(Брюгге, Ипра и Гента) возмещения ущерба, причиненного ган-
зейцам во фламандских водах, вследствие убийства и ограбле-
ния немецких купцов. Как мы видели, Новгород на столь ши-
рокие требования не соглашался, заявляя, что, поскольку на-
грабленное имущество и грабители не могут быть найдены,
Новгород за это не отвечает, и того же принципа держались
ганзейцы в соглашениях с Новгородом.
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. I. № 421, 650. Bahr. Handel und
Verkehr der deutschen Hanse in Flandern wahrend des XIV Jahrhun-
derts. 1911. S. 95 сл., 110 сл.
2 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 449 § 15. I № 1144.
67
Кулишер И. М.
Другим обстоятельством, подававшим повод к насилиям над
иностранными купцами, являлась в те времена война, война
данной страны или города с другими местностями вообще и с
родиной купцов в особенности. В последнем случае купцам, во
всяком случае, грозило задержание и отнятие товара - это бы-
ло своего рода предвосхищение той добычи, которая приобре-
талась в самой воюющей стране. Но и в случае войны с какой-
либо третьей страной ведущий ее город или государство могли
усмотреть опасность в пребывании иностранцев, прекратить их
торговую деятельность, изгнать их и даже захватить их товары,
могли заставить иностранных купцов принять участие в походе.
Необходимо было обезопасить себя от всех этих возможно-
стей и в особенности была заинтересована в этом Ганза ввиду
широкого поля деятельности своих купцов, посещавших все-
возможные страны и города, где всегда могла возникнуть война
с какой-либо из немецких областей или с третьим государством
- в Средние века состояние войны составляло нечто обычное.
Для ганзейцев это существенно было еще и по той причине, что
наряду со свободными имперскими городами в ганзейский союз
входили и такие города, которые в большей или меньшей сте-
пени были подвластны различным князьям, и достаточно было
столкновения между той страной, где они торговали, и одним
из этих князей, чтобы ганзейские купцы и лично, и имущест-
венно понесли сильный ущерб; война с императором могла по-
вести к таким же результатам. Поэтому их требования обыкно-
венно заключаются в том, чтобы в случае возникновения войны
между данным государством или городом и кем-либо иным им
предоставлена была возможность в течение достаточно продол-
жительного срока закончить свои дела и уехать домой.
Так, в Англии постановлением парламента 1353 г. установ-
лен 40-дневный срок после объявления войны и оповещения
иностранцев о необходимости покинуть страну, причем в тече-
ние этого времени купцам не будет чиниться никаких препятст-
вий в отношении проезда или продажи своих товаров, если они
сами пожелают их сбыть. Но этот срок может быть удлинен
еще на 40 дней или, в случае необходимости, еще долее, если
препятствием для отъезда купцов является противный ветер
или какие-либо иные обстоятельства. Такой же срок определен
68
Очерк истории русской торговли
герцогом Лотарингенским для Антверпена - 40 дней после пуб-
личного объявления, а также гарантируется право свободного
возвращения после прекращения войны. В 1297 г. французский
король Филипп предоставил немцам право беспрепятственной
торговли в Брюгге, а на случай отмены этого права четырехне-
дельный срок для отъезда. В следующем году Любек добился у
графа Фламандского грамоты, согласно которой в случае воз-
никновения войны между Фландрией и императором или кем-
либо иным, под властью кого оказался бы Любек, или, напро-
тив, между Любеком и императором или кем-либо из немецких
князей немцам гарантируется охрана личности и имущества во
Фландрии. Если бы, однако, граф издал распоряжение об отъ-
езде их из Фландрии, то им дается годичный срок. Позже, ко-
гда в 1307 г. граф Фламандский выдал привилегию на торгов-
лю с Фландрией всем ганзейским купцам, этот срок был со-
кращен до 40 дней, хотя и тут допускается присоединение еще
40 дней в случае отсутствия кораблей или противного ветра,
препятствующего отъезду. Но в начале XIV ст. ганзейцы нахо-
дили и 80-дневный срок для отъезда слишком кратким, могу-
щим нанести ущерб их имуществу, пожалуй, и жизни. Они ста-
рались добиться права оставаться в стране в случае войны и
сохранять при этом те же права, что и в мирное время. Город
Брюгге, к которому они обратились с таким предложением, со-
гласился с этим, находя для себя выгодным, чтобы ганзейцы не
покидали его стен и не прерывали своей торговли и в случае
войны, но все же не решился предложить установления этой
меры графу Фламандскому, а ограничился удлинением срока
еще на 40 дней, так что получилось уже 4 месяца. Но в даль-
нейшем он все-таки стал всецело на их точку зрения, и в 1360 г.
граф утвердил это постановление. Ганзейцам предоставлялась
охрана жизни и имущества и во время войны, если бы они по-
желали оставаться во Фландрии; отъезжающим же давался
срок в 120 дней. Такое же право не покидать страну во время
войны даровал ганзейцам в 1393 г. герцог Филипп Бургунд-
ский1. Однородные привилегии в пользу ганзейцев находим и в
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. I. №№ 1237, 1248, 1279. Bd. II. №
121. § 4, 5. № 266. § 13. Bd. III. №№ 430. § 2. 450. § 8. № 495. § 5, 6.
69
Кулишер И. М.
других городах. В 1349 г. шведский король Магнус разрешает
Любеку производить торговлю во время войны, которую он ве-
дет с русскими областями, в 1319 г. рюгенский граф Вицлав
дозволяет штеттинским купцам не покидать его владений во
время войны между ним и герцогом Штеттинским1. В первом
случае речь идет о войне с третьей страной, во втором даже о
военных действиях с тем государством, из которого происходят
купцы, - и все-таки им не приходится уезжать.
Такое состояние являлось в то время идеалом для инозем-
ных купцов, но, как мы видели, обычно им приходилось до-
вольствоваться правом оставаться в стране в течение более или
менее продолжительного срока, в течение которого они вынуж-
дены были все же ликвидировать свои дела и затем покинуть
ее. Даже во Фландрии только одни ганзейцы достигли этого
идеала, тогда как англичане обязаны были оставить ее в 2 ме-
сяца, генуэзцы в течение 8 месяцев.
Обращаясь к положению ганзейцев в Новгороде, необходимо
отметить, что и тут уже в латинской грамоте 1268 г. и в догово-
ре следующего года (ст. 18) упоминается о том, что в случае,
если бы возникла война или распря между Новгородом и со-
седними землями, это не должно составлять препятствий для
гостей, ибо они ничего общего не имеют с войной, и, куда они
пожелают отправиться, могут свободно идти, могут ехать водой
или сушей (горой), насколько простирается господство Новго-
рода. В договоре 1338 г. перечисляются враги Новгорода: ко-
роль Шведский, король Датский, Ливонский орден, капитул
Дерптский, епископ Рижский, епископ Эзельский. В случае
войны с ними немецкий гость никакого отношения к этому
иметь не должен, ему дается чистый путь водой и сушей без
всяких препятствий* 1 2. В соглашении 1371 г. к этим странам,
воюющим с Новгородом, прибавлена Нарва и пропущен король
датский3, а в соглашении 1392 г. среди врагов упомянуты и пи-
№571. § 16. Bahr. Handel und Verkehr der deutschen Hanse in Flandern
wahrend des XIV Jahrhunderts. S. 71 ff.
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 339. Bd. III. № 149.
2 Ibid. Bd. II. №№ 614, 615.
3 Ibid. Bd. IV. № 397.
70
Очерк истории русской торговли
раты. В последнем читаем: “А се которое орудье завяжется о в
биде (в обиде) промежи ведкого Новагорода с вескем (с Све-
скем) королем или с велневицами или с пискупом Риським
(епископом Рижским) или с пискпом Юрьевским или с писку-
пом Островським или с Ругодивьци (жителями Нарвы) или
разбойнике на море, а то купцам не надобе”1. В 1406 г. Ревель
требует “чистого пути” для немецких купцов и в том случае,
если мир между Новгордом и магистром ливонского ордена на-
рушен и войска стоят друг против друга. И в соглашении меж-
ду Ганзой и царем Иваном Васильевичем 1487 г., которым ус-
танавливается мир на 20 лет, говорится, что война со Швецией,
Ливонским орденом или Нарвой не должна затрагивать немец-
ких купцов1 2.
Из приведенных соглашений, однако, не ясно, идет ли речь
о свободном отъезде или же о праве оставаться в Новгородской
земле и во время войны. Никитский толкует постановление
1269 г. в первом смысле, А. С. Мулюкин и Гётц - в последнем.
Что купцы не должны иметь никакого касательства к войне,
что им дается чистый путь водой и горой без всяких препятст-
вий, насколько простирается владычество Новгорода, можно
понимать по-разному. В пользу второго толкования как будто
говорит то обстоятельство, что во всех этих документах нигде
не указано срока, тогда как в случае, если бы им предоставля-
лось лишь право беспрепятственного выезда, должно было бы
быть установлено время, в течение которого они обязаны за-
кончить свои операции и покинуть Новгород, как это находим в
других странах в такого рода случаях. Кроме того, если бы
ганзейцы не добились в Новгороде того же права, как во
Фландрии, в Бургундии и т.д., т.е. права оставаться в его пре-
делах, они, несомненно, делали бы попытки достигнуть этой
цели, не ограничиваясь одной возможностью покидать страну, а
таких попыток мы нигде в источниках не замечаем. Поэтому
более вероятно предположение, что во время войны между
1 Русско-ливонские акты. № CXV.
2 Hansisches Urkundenbuch. Bd. V. № 695. Goetz. Deutsch-russische
Handelsvertrage des Mittelalters. S. 34.
71
Кулишер И. М.
Новгородом и другими странами ганзейцам давалась возмож-
ность продолжать свои торговые операции в Новгородской об-
ласти и ездить в ее пределах, поскольку простирается владыче-
ство Новгорода. И тут характерно, что речь идет повсюду лишь
о войнах Новгорода, которые не должны затрагивать ганзей-
ских купцов, но нигде не упоминается о новгородцах, которые
могли бы быть настигнуты войной в немецких городах, - дока-
зательство слабости активной торговли Новгорода. На практи-
ке, впрочем, это постановление принадлежало также к числу
мало выполняемых. Немцы неоднократно жаловались, что рус-
ские, отправляясь в поход, чинят им препятствия. А в то же
время магистр Ливонского ордена во время многочисленных
войн с Новгородом заставлял ливонских купцов прекращать
торговлю с ним, хотя немецкие купцы и ливонские города про-
сили не смешивать их дела с политикой ордена1.
В интересах личной свободы купцов устанавливается уже в
договоре 1195 г. (ст. 13) положение: “Немчина не сажати по-
греб Новегороде, ни новгородца в немцех но иемати своие оу
виновата”. Такое освобождение должника от задержания и
заключения в темницу и вообще неприменение этой меры в
гражданском процессе повторяется затем в договоре 1269 г.
(ст. 10): “Если новгородец сделает долг на Готланде, то его
нельзя посадить в погреб; равным образом не должно делать
сего в Новегороде немцам или готландцам”. В латинской гра-
моте прибавлено, что в этом случае гость, обиженный рус-
ским, должен приносить жалобу тысяцкому и тиуну новгород-
скому, а новгородец, обиженный гостем, должен жаловаться
ольдерману немецкому. Запрещение ареста находим и в позд-
нейших соглашениях, например 1466 г., которое вызвано, ве-
роятно, задержанием русских и насилием над ними в Ревеле и
Дерпте. Но и это постановление едва ли выполнялось лучше,
чем другие, приведенные выше, касающиеся свободы личности
купца и его имущества. По крайней мере постоянно жалобы
раздаются на то, что новгородцы вопреки договорам бросают в
темницу немецких купцов, а немцы новгородцев. Но здесь вы-
1 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 53. 137.
72
Очерк истории русской торговли
сказан тот же принцип относительно неприкосновенности лич-
ности, что и в других ганзейских привилегиях. Так, во Флан-
дрии было установлено в 1307 г., что в отличие от общего
правила, согласно которому должник подвергался личному
задержанию, ни один немецкий купец или слуга его не должен
быть задержан за долг, если он представит залог или поручи-
теля. В более ранней грамоте графини Маргариты Фламанд-
ской (1252 г.) ганзейцы и в случае личных столкновений или
совершения некоторых преступлений (например, нанесения по-
боев) свободны от ареста при наличности поручителя или вне-
сения суммы в размере предполагаемого штрафа. Привилегия
шведского короля Магнуса 1278 г. освобождает немецких куп-
цов от заключения в тюрьму или в оковы в случае наличности
поручителей, если за совершенное действие виновному не уг-
рожает отсечение головы или руки1.
Что касается самого суда, то для суждения по тяжбам между
немцами и новгородцами образуется, по договору 1269 г.
(ст. И), во дворе св. Иоанна особый “гостиный суд” (placita
hospitum), т.е. суд для иноземных купцов, именно смешанный
суд из посадника и тысяцкого и представителей от купцов (не-
мецких и новгородских), а также (по латинской грамоте 1268 г.)
при участии ольдермана ганзейцев. Это повторяется и в жало-
бах немцев 1335 г., где говорится, что купеческий суд должен
происходить во дворе св. Иоанна, а не в ином месте, в присут-
ствии тысяцкого и двух немецких ольдерманов. Такой же сме-
шанный суд встречаем и в других ганзейских привилегиях, на-
пример английских королей Эдуарда I 1303 г. и Эдуарда III
1354 г., брабантского герцога Иоанна 1315 г.1 2
Суд должен был в интересах торговли совершаться скоро;
бесконечные процессы того времени совершенно не годились
для купцов, они погубили бы всякую торговлю. Ганзейцы по-
этому (как и другой торговый народ средневековой эпохи -
итальянцы) всегда настаивали на быстром разрешении всяких
споров. В статутах немецких городов читаем, что суд для гос-
тей должен производиться “немедленно”, “через ночь”, т.е. на
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. I. №№ 433, 818
2 Ibid. Bd. II. № 31. S. 6. № 266. S. 6, 7, 11. Bd. III. № 298.
73
Кулишер И. М.
другой день, во всякое время; иногда установлено, что он мо-
жет происходить даже ночью, в праздник, в любом месте, кро-
ме церкви, бани и кабака, хотя бы и на улице, причем это от-
носится именно к делам, возникающим по поводу долгов и
движимостей, т.е. товаров, иначе говоря, именно к области тор-
говли1 .
Во Фландрии, согласно привилегии 1252 г., если немецкий
купец задержан при отъезде, решение суда должно быть выне-
сено в трехдневный срок. В других фламандских постановле-
ниях дела иностранцев подлежат разрешению в 3-8-дневный
срок, независимо от того, явилась ли в этот срок противная
сторона на суд или нет1 2. О “скором суде”, о “немедленном и
быстром разборе дела” читаем и в английских постановлениях
относительно прав иностранных купцов 1303 и 1353 гг., как и в
привилегии 1315 г. для иностранных купцов в Антверпене3.
Однородное предложение находим в латинской грамоте
1268 г. Укравший что-либо у немца в пути судится тиуном
Ижорской области или Новгорода, в зависимости от того, где
кража совершена; если же последний в течение двух дней не
явится, то немецкие купцы имеют право прибегнуть к самопо-
мощи, сами судить виновного, и это не должно быть им постав-
лено в вину, т.е. не должно последовать никаких репрессалий
за самоуправство. Ганза, следовательно, добивается здесь тех
же прав, которые ей были предоставлены в других местах, же-
лает избежать волокиты в рассмотрении жалоб немецких куп-
цов. Однако, как указывает И. Е. Андреевский, новгородцы не
могли предоставить немецким гостям право судить преступника
из русских, если не являлся тиун4. Поэтому в договоре 1269 г.
1 См.: Schultze. Gasterecht und Gastgerichte in deutschen Stadten des
Mittelalters / / Historische Zeitschrift. 1908. S. 503 ff.
2 Bahr. Handel und Verkehr der deutschen Hanse in Flandern wahrend
des XIV Jahrhunderts. S. 77-78.
3 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 31. S. 5, 8. № 266. S. 11, 20.
Bd. III. № 571. S. 2, 18, 19.
4 Андреевский. О договоре Новгорода с немецкими городами и Готлан-
дом, заключенном в 1270 г. С. 13. К этому он прибавляет: если бы тиун
не явился, то можно было прибегнуть к другому средству, которое и
найдено в договоре, везти такого преступника в суд, законами новго-
74
Очерк истории русской торговли
просто говорится, что вора следует везти в Альдаген (Ладогу)
или Новгород, смотря по тому, в какой части пути будет учи-
нена кража, но о суде купцов ничего не упоминается. Нет в до-
говоре и тех наказаний, которые налагаются в латинской гра-
моте за воровство. В последней установлено за маловажное во-
ровство две гривны кун, за большее - наказание розгами и
клеймение на щеке или 10 гривен серебра, за очень крупное -
смертная казнь. Карамзин подчеркивает, что новгородцы не
могли согласиться на такого рода наказание, ибо по русским
законам вор откупался деньгами. В договоре о наказаниях за
воровство не упоминается вовсе, но надо думать, что они за-
ключались в вире, а не в телесном наказании или смертной каз-
ни, ибо и в последующих статьях того же договора, трактующих
о нанесении ран или ударов и даже об убийстве (ст. 22-25), по-
лагается уплата деньгами.
Другую группу постановлений составляют те статьи договора
1269 г., которые касаются немецких подворьев в Новгороде.
Впрочем, таких статей весьма немного, гораздо больше их со-
держит латинская грамота 1268 г. Для своего гостиного двора
немцы устанавливали особые правила, именуемые “скра”, ко-
торыми определялся порядок разбирательства споров между
немцами, наказания их за преступления, как и условия пользо-
вания двором и ведения торговых операций1. О немецких под-
ворьях упоминается уже в договоре 1259 г. (ст. 5) - “а кото-
рых треие дворць впросили ваша братья поели, а тех ся несмы
отстоупили по своиеи воли”. Новгородский князь (Александр
Невский) заявляет, что он великодушно отдал немцам проси-
мые дворы, но надо думать, что они пользовались этими дво-
рами уже раньше и это было лишь подтверждением прежнего
обычая. С этими дворами, как всегда с подворьями иноземных
купцов (фондако на Востоке), были соединены церкви, в дан-
ном случае католические, в которых, как наиболее безопасных
местах, хранились нередко товары. Между тем новгородская
родскими устроенный, либо в Ладогу, либо в Новгород. Но, по-
видимому, именно об этом и говорится в грамоте, когда речь идет о
тиуне, и только предусматривается случай отсутствия его в течение двух
дней.
См. ниже, гл. V.
75
Кулишер И. М.
летопись сообщает, что уже в 1152 г. сгорела “варяжская цер-
ковь”, а в 1217 г. по той же летописи, при новом пожаре ее,
сгорело большое количество товаров. Так что, по-видимому,
подворье существовало уже в половине XII ст. В грамоте
1268 г. (ст. 9) немцы требуют признания за ними со стороны
Новгорода права самоуправления - немецкий и готский дворы
должны быть свободны и новгородцы не могут вмешиваться в
постановления, касающиеся людей или товаров, вопросов куп-
ли-продажи. Дворы должны пользоваться свободой и в том
смысле, что скрывшегося во дворе преступника никто не обязан
выдавать. Эти положения, по-видимому, не были полностью
признаны Новгородом - он всегда требовал выдачи бежавших
туда преступников, как и вмешивался в различные дела под-
ворьев. Что же касается разбора тяжб и иных столкновений
между немцами, то смоленские договоры 1229 и 1250 гг. пре-
доставляют им в этом отношении полную свободу; возможно,
что и Новгород стоял на этой точке зрения.
Далее, между дворами немецкими на улице не должна быть
терпима “неистовая забава, в коей люди бьются трекольем, да-
бы русские и гости не имели повода к ссорам”. Речь идет, по-
видимому, о старинных обычаях, сохранившихся на Руси еще с
языческих времен и выражавшихся в разного рода игрищах,
соединенных с драками, которые нередко кончались убийства-
ми. И это постановление в договор не вошло. Но характерно,
во всяком случае, что немцы требуют такого запрещения, чтобы
избежать всяких возможных столкновений с новгородцами. Не-
значительное недоразумение могло ведь явиться исходной точкой
для насилий, убийства и ограбления купцов и разрыва между
Новгородом и Ганзой.
В связи с этим находится и другое требование немцев - не
застраивать свободного пространства между немецкими дворами
и двором Ярослава, как установлено, говорится в грамоте, кня-
зем Константином Всеволодовичем (в 1205-1207 гг.), а равно
не занимать этих мест складами дров. Причина заключается
отчасти в опасности пожаров при скученности построек или от
загоревшихся дров, отчасти же вообще в желании отделить по-
селения немцев от новгородских жилищ и построек, создать
своего рода свободную нейтральную черту между ними и устра-
76
Очерк истории русской торговли
нить непосредственное соприкосновение. Как мы видим, не
только немцы настаивали на этом, но еще раньше новгородским
князем было издано такое распоряжение, на которое немцы
ссылаются.
С этой точки зрения весьма существенной являлась ограда
гостиного двора, которая отделяла поселение немцев от прочего
Новгорода и устанавливала черту, где начиналась их фактория,
куда доступ новгородцам был запрещен. Поэтому-то они при-
дают большое значение устройству и сохранению ограды и пра-
ву ее чинить и обновлять в случае необходимости (в латинской
грамоте 1268 г. ст. 13, 15). В ст. 13 договора 1269 г. установле-
на наказуемость на те случаи, когда кто-либо сломает ворота
или ограду немецких дворов. В немецком проекте сломавший
ворота или забор двора или пустивший в него стрелу или ка-
мень должен заплатить 10 гривен серебра - наказание высокое,
такое же, какое полагается за убийство купца. Всякая порча
ограды или ворот или бросанье стрелы или камня, будучи само
по себе, быть может, преступлением небольшим, приобретает
крупное значение, ибо является нарушением мира и неприкос-
новенности фактории. Новгородцы, однако, тут же (ст. 13 до-
говора) прибавляют, что там, где выломана старая ограда,
должна быть поставлена новая, но она не должна быть пере-
двинута дальше, чтобы не было захвачено новое пространство.
Новгородцы заботятся о том, чтобы немцы не расширяли своей
территории.
Наконец, та же идея выражена в ст. 12 договора, в которой
трактуются случаи наиболее резкого нарушения мира в виде
похищения товара или насилия над купцами в пределах ино-
странной фактории (вся суть именно в последнем). В договоре
говорится только о предании виновного суду, тогда как в ла-
тинской грамоте немцы идут гораздо дальше: вломившийся в
немецкий или готский двор с оружием в руках платит 20 гри-
вен серебра, т.е. сумму, полагающуюся за убийство привилеги-
рованного лица (посла, священника, ольдермана), а сообщники
_ V/2 гривны (то, что установлено за нанесение раны или уве-
чья), сверх возмещения нанесенного убытка; если же не будет
уплачено, то отвечают новгородцы. Эти наказания имеют место,
если совершивший преступление не был тут же задержан. В
77
Кулишер И. М.
последнем случае он подвергается расправе со стороны немцев,
и начальство новгородское за него не вступается. Или же они
могут предать его суду, и “тогда его должно наказать всенарод-
но”1.
Ряд статей договора 1269 г. (и латинской грамоты
1268 г.) дает нам картину того, как совершался транспорт не-
мецких товаров в Новгород. Прежде всего мы узнаем (ст. 4), что
ладьи, куда выгружались товары из морских кораблей для пере-
возки их по Волхову, нуждались в особых лоцманах, которые
проводили их через пороги (существующие на Волхове и в на-
стоящее время). Это должны быть “сильные и умелые люди”,
“добрые люди”, в противном случае, как показывал опыт, ладьи
застревали и гибли на порогах. Ладьи должны были транспор-
тироваться на порогах “безостановочно”, “немедленно”, так как
всегда возможно было нападение на суда. Бывали случаи, когда
немцы подвергались ограблению “потому, что новгородцы не
желали везти товаров в Новгород немедленно”, как это было в
начале XIV ст.
Во время поездки нередко ссоры и драки между немецкими
купцами и русскими лодочниками. Договор (ст. 8) определяет,
что если стороны вслед за этим примирятся, то на этом дело
кончается, в противном же случае они должны явиться к су-
дебному разбирательству перед тысяцким и новгородцами во
двор св. Иоанна, где, как мы видели, вообще разбирались спо-
ры между немцами и новгородцами.
Спорным являлся вопрос относительно тех случаев, когда
ладья потерпит аварию. Взгляды немцев и новгородцев на этот
счет расходились. Конечно, и новгородцы не требовали, чтобы
немецкий купец покрывал стоимость судна, но только они на-
ходили, что он должен уплатить полную наемную плату за ла-
дью, и не только в том случае, если она потерпит крушение,
будучи уже нагружена товарами, но и тогда, когда это про-
1 Так переводит слова “репа publica punietur” Андреевский (с. 28), то-
гда как Гётц (с. 125) понимает их в смысле смертной казни, хотя он и
признает, что русскому праву было известно убийство лишь на месте
преступления, но не впоследствии, почему новгородцы и не согласились
на это требование немцев.
78
Очерк истории русской торговли
изойдет на пути к месту погрузки. Они исходят, следовательно,
из того, что договор найма действует уже со времен отхода
судна из Новгорода. Немцы же заявляют, что они платить не
должны, если ладья потерпела крушение, еще не будучи на-
гружена товарами; если же она уже приняла товар, то в случае
аварии уплачивается только за пройденный с грузом путь. Кро-
ме того, они не желали платить в случае несвоевременного при-
бытия ладьи к месту погрузки. В договоре получила выражение
точка зрения новгородцев (ст. 7): если разобьется ладья, от-
правившаяся за товарами или нагруженная ими, то за ладью не
должно платить, а за наем ее должно заплатить. Последнее по-
нималось в смысле обязанности уплаты полностью за весь путь,
хотя бы немецкий купец вовсе не воспользовался судном, ибо
оно потерпело крушение, еще только отправившись из Новго-
рода за грузом. Это можно усмотреть из жалоб немцев от 1335 г.
по поводу того, что новгородцы требуют “уплаты полностью за
наем судов, погибших по дороге”1.
По прибытии судов в Новгород товары необходимо было пе-
ревезти на возах или перенести в гостиные дворы немецких
купцов. Перевозчики товаров в Новгороде (ст. 9) получают с
каждой ладьи за доставку к немецкому двору 15 кун, к готско-
му - 10 кун, а при вывозе товаров из Новгорода за перевозку
до берега по полмарки с ладьи. Из того, что за перевозку това-
ров на немецкий двор уплачивалось в полтора раза больше, чем
за доставку их на готский двор, Сарториус делает вывод, что
последний находился ближе от берега, чем первый, и, следова-
тельно, по его мнению, и возник ранее, чем немецкий, ибо
раньше поселившиеся, вероятно, избрали наиболее удобное ме-
2
СТО .
Во всех этих статьях, касающихся транспорта товаров, как
мы видим, речь идет только о немцах в Новгороде, но ни сло-
вом не упоминается о перевозке русских товаров в немецкие
города, причем с одной стороны фигурируют немецкие купцы,
а с другой - русские лодочники, проводники на порогах, из-
1 Hansisches Urkundenbuch. II. № 569. S. 17.
Sartorius-Lappenberg. Urkundliche Geschichte des Ursprungs der
deutschen Hanse. Bd. II. S. 99.
79
Кулишер И. М.
возчики, в других источниках и переносчики товаров. По-
видимому, Новгород не предоставлял немцам права пользовать-
ся собственными средствами транспорта и своими людьми, же-
лая сохранить исключительно за новгородцами и эту отрасль
деятельности. Что это было так, можно усмотреть из того, что
немцы не только возмущаются чрезмерно высокими требова-
ниями, предъявляемыми им со стороны извозчиков и носиль-
щиков в Новгороде, указывая на то, что русских купцов не
обирают подобным образом в ливонских городах, но прибавля-
ют к этому, что русским купцам в этих городах дается возмож-
ность транспортировать товары самим или при помощи своей
челяди. Во время переговоров между Ревелем и Новгородом,
происходивших в Дерпте в 1416 г., немцы настаивают на пре-
доставлении и им этого права в Новгороде. В 1423 г. предста-
вители Новгорода, Любека и 73 ганзейских городов в конце
концов добились того, что немцам было дозволено самостоя-
тельно транспортировать грузы небольших размеров. Кроме
того, они, как видно из латинской грамоты, могли держать ло-
шадей для перевозки товаров сушей до Новгорода1.
И в Дании в 1328 г. им было дано право пользоваться собст-
венными повозками, а во Фландрии в 1360 г. было разрешено
производить разгрузку товаров своими людьми, но вообще
именно во Фландрии транспорт товаров и владенье буксирными
лодками наряду со сдачей внаймы ганзейцам (и итальянцам)
судов, амбаров, складочных помещений, квартир (и с маклер-
ским промыслом) считался весьма выгодным занятием местного
населения, которое производило эти подсобные к торговле
профессии, предоставляя самый товарообмен всецело иностран-
цам1 2.
Еще до прибытия в Новгород, на пути туда - в Гестевельде
(т.е., по-видимому, на Гостинопольской пристани), немцы обя-
заны уплачивать пошлину - столько, сколько платилось издав-
на, но не более (ст. 5). Немцы в своем предложении определя-
1 По прибытии в Ну (т.е. в Неву) им разрешалось рубить деревья для
мачт (как и для дров) по обеим сторонам реки (ст. 2).
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Т. I. С. 170-171.
80
Очерк истории русской торговли
ют точнее размер этого сбора, который устанавливается в наи-
более примитивной форме - по количеству судов независимо от
размеров их груза. Сбор составляет марку кун, но с судна, на-
груженного мясом, мукой или пшеницей, - полмарки, а суда с
прочими съестными припасами изъяты от обложения. Харак-
терно, однако, что в других источниках нигде не упоминается
об уплате пошлин немцами в Новгороде, в договорах же немцев
со Смоленском 1229 и 1260 гг. установлена для них свобода от
всяких пошлин, как это в виде исключения делалось для ган-
зейцев и в других странах. Поэтому Ризенкампф и Гетц счита-
ют возможным, что и в Новгороде они не подлежали никаким
пошлинам, по крайней мере торговым сборам в тесном смыс-
ле - привозным, вывозным, рыночным. От последних, по их
мнению, следует отличать весовой сбор, имеющий пошлинный
характер1, который, само собой разумеется, взимался и с нем-
цев в Новгороде1 2. Однако, как мы увидим ниже, смоленский
договор такого изъятия от пошлины не знает, да и вообще де-
лать на этом основании вывод о свободе немцев от сборов в
Новгороде едва ли возможно.
Из договора 1260 г. мы узнаем, что взвешивание пудами по
просьбе немцев упразднено: “Поуд отложихом, а скалви поста-
вихом по своиеи воли и по любви”. Новгородский князь Алек-
сандр Невский, заключивший договор с немцами, заявляет, что
он сделал это добровольно и из особой любезности к немцам,
хотя, несомненно, это было совершено по настоянию послед-
них. Однако из ст. 26 договора 1269 г., как и из других согла-
шений, видно, что взвешивали все же не на немецкие, а на рус-
ские весовые единицы, применяя капь, обычную в Новгороде.
Так что победа немцев, выразившаяся в постановлении 1260 г.,
была лишь частичная, заключаясь главным образом, по-
видимому, в том, что они избавились от неудобных для них
пудов, заменив их капями в 8 ливонских фунтов (как говорится
в ливонской грамоте). По-видимому, и самые весы стояли на
1 Т.е. взимаемый за услуги, оказываемые торговцу по взвешиванью
товара.
2 Riesenkampf. Der deutsche Hof zu Nowgorod. S. 74, 111. Goetz.
Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 107.
81
Кулишер И. М.
немецком дворе - латинский текст следует, очевидно, понимать
в том смысле, что “товары, привезенные гостем, должны взве-
шиваться в гостином дворе, подобно тому как это делалось
прежде на весовом дворе” (т.е. русском, где находились весы).
Это соответствует постановлению договора 1260 г., но весовщик
был, надо полагать, новгородец. В предъявляемых немцами
требованиях назначенный весовщик должен целовать крест в
уверение, что будет вешать одинаково для обеих сторон, а при
взвешивании серебра гость может требовать вторичной поверки -
очевидно, гости не очень доверяли весовщику и старались
обезопасить себя от возможных с его стороны злоупотреблений.
При этом в договоре 1269 г. (ст. 26) различаются весы и гири
для серебра, с одной стороны, и для иных товаров - с другой,
как это мы находим и в других местах, где торговали ганзей-
цы, - в Лондоне в 1309 г., в Дортрехте в 1359 г., в Брюгге.
Всегда различаются большие весы для товаров и меньшие, но
более точные, для взвешивания серебра, заменявшего монету;
ввиду высокой ценности серебра нельзя было ограничиваться
при взвешивании его огульным, приблизительным весом, как
это было обыкновенно в те времена при взвешивании прочих
товаров.
Во Фландрии, где ганзейцы вообще пользовались чрезвы-
чайно широкими привилегиями, они не имели собственных ве-
сов (своего весового двора), но держали собственные нормаль-
ные весы и гири для проверки официальных весов, которыми
все обязаны были пользоваться (жители, как и иностранцы,
могли иметь в своих домах только небольшие весы с гирями до
60 фунтов). При этом и во Фландрии весовщики, как и макле-
ры, давали клятвенное обещание в том, что они не будут обма-
нывать ни продавца, ни покупателя. Эту клятву они приносили
при вступлении в должность в присутствии представителей от
немецких купцов, что признавалось последними весьма важной
привилегией1.
Этими постановлениями подтверждается то крупное значе-
ние, какое придавалось взвешиванию товаров в те времена, и не
1 Bahr. Handel und Verkehr der deutschen Hanse in Flandern wahrend
des XIV Jahrhunderts. S. 192 ff.
82
Очерк истории русской торговли
только на Руси, но и в Западной Европе. В большинстве случа-
ев обходились еще без мер и весов, покупая и продавая товары
на глазомер. Весы появляются первоначально, как и монета,
только для рынков и на рынках, где совершались значительные
обороты, причем они имели публичный характер, так же как и
монета. Пользоваться собственными весами не дозволялось,
всякий при продаже товаров обязан был прибегать к публич-
ным весам, установленным местной властью, и к назначенным
ею весовщикам. Это вызывалось тем обстоятельством, что все
операции купли-продажи должны были совершаться публично,
на рынке, в присутствии свидетелей, ибо только тогда можно
было быть уверенным в том, что они происходят без насилия1.
Но причина состояла и в том, что весы так же, как и самое
устройство рынка, чеканка монеты для него и т.д., должны бы-
ли приносить доход тому, кому принадлежал рынок. Наряду с
рыночными пошлинами, доходом от чеканки монеты получался
и весовой сбор, уплачиваемый со взвешиваемых товаров. Из
устава князя Владимира Святого конца X ст. мы знаем, что ме-
ры и весы находились под надзором епископов, а в Новгороде
главный доход церкви св. Иоанна Крестителя заключался в
платежах за пользование мерами и весами, которые хранились
в церкви и находились в управлении двух церковных старост2.
Новгородцы и пользовались “локотем Иванским”, принадле-
жавшим этой церкви. Равным образом в латинской грамоте
1268 г. немцы устанавливают, что нормальная мера длины
должна храниться в немецком храме св. Петра.
Однако, несмотря на огромное значение, которое придава-
лось мерам и весам, требованию постоянной проверки их и за-
мены испорченных гирь новыми, точности при взвешивании все
же не получалось, ибо, с одной стороны, не было правильных
гирь, а приходилось их нередко попросту заменять камнями, а
с другой стороны, злоупотребления при взвешивании были
весьма велики. В постановлении английского парламента 1353 г.,
касающемся иностранных купцов, говорится, что взвешивание
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Т. I. С. 75 сл.
См.: Аристов. Промышленность древней Руси. С. 207.
83
Кулишер И. М.
должно производиться так, чтобы обе чаши весов были одина-
ковы и находились в равновесии и чтобы никто не трогал их
при взвешивании ни руками, ни ногами, ни иным чем-нибудь.
И немцы в Новгороде жалуются в 1335 г., что при взвешивании
воска или иных товаров весовщик давит на чаши рукой или
ногой1. Сообщается и о взятках, которые давались весовщикам.
Если в отношении весов немцы добились уже в договоре
1259 г. известных преимуществ, то ст. 20 договора 1269 г., со-
гласно которой “кто, вступив с немцем или готландцем в торго-
вые дела, испортит или растратит его товар, должен прежде
всего удовлетворить гостей, а потом других, коим должен”, хо-
тя и является существенной привилегией для иноземцев, но та-
кой, которая издавна существовала на Руси (она имелась, как
мы видели выше, уже в “Русской Правде”), так что ганзейцам
настаивать на ней и бороться из-за нее не приходилось. Новго-
родцы несомненно согласились на это постановление как само
собою разумеющееся. К этому присоединяется, как видно из
следующей статьи (21) договора, и потеря свободы несостоя-
тельным должником, который “выдавался головою на прода-
жу” немцу - отношения рабства между иностранцами и рус-
скими были возможны в древнее время1 2. В латинской грамоте
говорится в дополнение к этому, что заимодавец выводит на
торг не уплатившего долга вместе с женой и детьми и волен
увезти из Новгорода, если на торгу его никто не выкупит. Дей-
ствительно, в 1284 г. князь Федор Ростиславич Смоленский
выдает русского должника Армановича вместе с двором немцу
Бирелю (“выдал есмь Армановича и с двором немьцом”), при-
чем на суде участвовали с ним вместе 6 бояр и 6 немцев3.
Однако, кроме рассмотренных нами вопросов, касающихся
товарообмена, - вопросов о пошлинах, о взыскании долгов, о
взвешивании товаров имелся в те времена, как мы видели, еще
целый ряд других, которые должны были регулироваться тор-
говыми договорами. Из того обстоятельства, что купцам пре-
доставлялось право свободного приезда в страну, еще вовсе не
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 569. S. 10. Bd. III. № 571. S. 9.
2 Сергеевич. Древности русского права. Т. I. 1909. С. 153. Мулюкин.
Юридическое положение иностранных купцов. 1912. С. 137.
3 Русско-ливонские акты. № XXXVII.
84
Очерк истории русской торговли
следовало, что они могли производить торговые операции в
любом объеме. Как мы указывали выше, торговая деятельность
иностранцев ограничивалась в различных направлениях. Обык-
новенно им не дозволялось торговать с другими иностранными
или иногородними купцами, продавать товары в розницу, заку-
пать их у местных жителей, в деревнях, тут же на месте пере-
продавать приобретенные товары и многое другое.
Как предыдущие договоры Новгорода с немцами, так и до-
говор 1269 г. совершенно не касаются всех этих вопросов.
Только в латинской грамоте 1268 г. немцы настаивают на том,
чтобы им было предоставлено торговать с другими гостями, как
в своих гостиных дворах, так и за пределами их, т.е., по-
видимому, торговать с русскими купцами, приезжающими в
Новгород из других областей. За пределы Новгорода, как упо-
мянуто, немцы могли ездить, и установлено было, что возни-
кающие там между немцами и местными жителями тяжбы
должны решаться на месте и не касаются Новгорода. Об этих
поездках немцев свидетельствует и сообщение новгородской
летописи о нападении новгородцев на немецких купцов в Ново-
торжке в 1188 г. Но в данном случае немцы желают торговать с
приезжими и в самом Новгороде, на что последний, надо пола-
гать, не соглашался. Так, по-видимому, следует понимать ис-
ключение этого постановления в договоре 1269 г. Действитель-
но, в 1424 г. двух немцев, пытавшихся купить у литвина меха,
повлекли за это на суд к св. Иоанйу, где они и были присуж-
дены к заключению в оковы. Когда же затем, по взятии аре-
стантов на поруки, немцы требовали от тысяцкого разъяснения,
то тот, сославшись на недавно имевшее место взаимное под-
тверждение руководствоваться во всем стариною, отвечал, что,
на основании старины нельзя торговать с литовцами.
Новгородцы крепко придерживались этого принципа; даже
своим князьям они запрещали непосредственную торговлю с
немцами. Уже в договоре 1270 г. читаем: “А в немецком дворе
тебе торговать нашею братиею”. Даже когда самостоятельность
новгородцев приходила к концу, в договоре 1471 г., которым
они признавали власть московского князя Ивана Васильевича,
они еще выговаривают себе право исключительной торговли на
немецком дворе. И точно так же, заключив союз с польским
85
Кулишер И. М.
королем Казимиром IV в 1470 г., Новгород подтвердил еще раз
запрещение торговли гостей между собою в отношении поль-
ских и литовских купцов и сохранил за собой посредничество в
торговле с немцами, “а гостю твоему торговати с немци нашею
братьею”. На это правило, господствовавшее в Новгороде, ссы-
лаются и жители Полоцка в 1405 г.: “А с новгородьци немец-
кому купцю торговати, а промежи ими ходити нашему полоча-
нину, занеже нас новьгородци не пустят у немечькии двор тор-
говати без своего новьгородца”1.
Между тем в других странах ганзейцам удалось добиться
права непосредственной торговли с другими иностранцами. Та-
кое разрешение дано им и в Англии в 1303 г., и в Голландии в
1358 г. (Дортрехт), и во Фландрии в 1360 г. Уже в 1252 г.
немцы предъявили такое требование во Фландрии, а в 1280 г.,
когда они перенесли свое складочное место из Брюгге в Арден-
бург, они ссылались на то, что в Арденбурге им предоставлено
право торговли с гостями. При возвращении их обратно в
Брюгге они, по-видимому, были и здесь наделены этой приви-
легией. По крайней мере в 1304 г. Брюгге запретил иностран-
ным купцам торговать между собой в розницу, из чего следует,
что оптовая торговля между гостями была дозволена. На это
указывает и грамота Брюгге, именно в 1282 г., т.е. по возвра-
щении обратно всех выехавших иностранных купцов, предос-
тавляющая англичанам это право. Между тем, признание за
купцами одной национальности права торговать с другими ино-
странцами означало, в сущности, распространение его и на
этих прочих иностранцев, с которыми они могут заключать тор-
говые сделки. Наконец, в 1307 г. это право официально при-
знано за ганзейцами графом фламандским (они могут прода-
вать, покупать и вообще торговать между собою или с кем дру-
гим по всякому способу купли-продажи), а спустя два года его
подтвердил и г. Брюгге для городской территории1 2.
1 Русско-ливонские акты. № CLIV. Никитский. Экономический быт
Великого Новгорода. С. 149-151.
2 Hansisches Urkundenbuch. Bd. I. № 31. S. 1. Bd. II. № 121. S. 2. №
154. S. 2. Bd. III. № 397. S. 6. № 624. Bahr. Handel und Verkehr der
deutschen Hanse in Flandern wahrend des XIV Jahrhunderts.
86
Очерк истории русской торговли
В привилегии, полученной немецкими городами у норвеж-
ского короля Магнуса в 1285 г., говорится, что немцы “могут
все закупать наряду с жителями места, куда они приехали, т.е.
не только у горожан, но и у гостей и даже у крестьян”, - им
предоставлено, следовательно, право не только торговать меж-
ду собою, но и вступать в непосредственные сношения с сель-
скими жителями, что обыкновенно в интересах местных купцов
запрещалось1.
Таким образом, в этом столь важном в те времена вопросе
обнаруживается существенное различие между положением ган-
зейцев в Новгороде и правами, предоставленными им в других
странах. Что касается права производить розничную торговлю,
которого они также всегда усиленно добивались, то Никитский
полагает, что они обладали им и в Новгороде. Он ссылается на
постановление самой ганзейской конторы 1346 г., согласно ко-
торому ученики на немецком дворе в клетях могут продавать
перчатки парами, синюю пряжу на фунты (но не меньше), по-
лотна и грубые сукна полуфунтами, но не меньше, серу - на
гривенки, иголки - дюжинами, любекские иголки на сотни,
четки - полдюжинами, сафьян - фунтами, пергамент - полу-
сотнями2. Кроме того, в начале XV ст. немцы жалуются на то,
что новгородцы нарушают старинный обычай, препятствуя им
заниматься разносной торговлей на улицах3. Однако, в то же
время нам известны и другие постановления, изданные самими
ганзейцами для новгородского подворья и относящиеся (как и
приведенное выше) к половине XIV ст., в которых говорится,
что “никто не должен продавать холст иначе, как целыми ки-
пами или кусками”, и что “зарпещается кроить во дворе штаны
и плащи или разрезывать сукно для продажи”, т.е. (техниче-
ский термин) продавать его в розницу. Меха должны закупать-
ся в количестве не менее 1000, 5000, 250 штук. К этому при-
бавлено, что в случае нарушения запрещения розничной тор-
говли купцы сами же пострадали бы от этого4.
1 Фортинский. Приморские вендские города. 1887. С. 251.
Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 151.
Русско-ливонские акты. № XLVIII
Новгородская скра. С. 96, 100. Андреевский. О договоре Новгорода
с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 г. Приложе-
ние I. С. 90-91.
87
Кулишер И. М.
При таких условиях едва ли можно говорить о предоставле-
нии немцам в Новгороде права торговли в розницу. Напротив,
английская грамота 1303 г. дарует им право “пряности и бака-
лейные товары по-прежнему продавать в розницу кому угодно”.
В 1366 г. им дозволена розничная продажа во Фландрии. С
давних пор ганзейцы пользовались этим правом в Норвегии1.
И определенные пути были указаны немцам, как это соот-
ветствовало гостиному праву. Князь Андрей Александрович
(около 1301 г.) в соглашении с представителями немецких го-
родов заявляет: “Дахом им три пути горнии по своей волости, а
четвертый в речках, гости ехати без пакости на Божии руче, и
на княжи и на всего Новагорода. Оже будет ь не чист путь в
речках князь велит своим мужем проводити ели гость, а весть
им подати”1 2. Устанавливаются только четыре определенных
пути сушей (горой) и один водой, где даются и провожатые
для охраны (конвой). Об этих указанных путях упоминается
неоднократно и в Новгородской летописи (в 1242, 1268, 1435
гг.). В 1346 г. Новгород запрещает ездить через Швецию,
Пруссию, Курляндию, Эзель, допуская лишь путь из Риги, Ре-
веля или Пернова. Впоследствии (в соглашениях 1474, 1481,
1493 гг.) каждый раз подчеркивается, что в случае, если бы
купец немецкий или русский заблудился и ненамеренно сбился
с установленного пути, то следует указать ему правильную до-
рогу, но не производить над ним насилия и не отнимать у него
товаров, что обычно делалось в случае езды неуказанным пу-
тем3. Из этих соглашений видно, что и русские в Ливонии обя-
заны были ездить определенными путями.
Во всяком случае, мы находим в Новгороде различные стес-
нения ганзейской торговли, от которых последняя была избав-
1 Sartorius-Lappenberg. Urkundliche Geschichte des Ursprungs der
deutschen Hanse. Bd. II. S. 271. Фортинский. Приморские вендские
города. С. 261. Schanz. Englische Handelspolitik. Bd. I. S. 391.
2 Русско-ливонские акты. № XLVIII.
3 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 33, 34.
См. также: Бережков. О торговле Руси с Ганзой, С. 151; Никитский.
Экономический быт Великого Новгорода. С. 105. Buck. Der deutsche
Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV Jahrhundert. S. 13.
88
Очерк истории русской торговли
лена в других странах - в Англии, Норвегии, Фландрии. При-
чина заключается в том, что там ганзейцы пользовались гораздо
большей силой и могуществом, чем на Руси. В Англии, как и в
Норвегии, большую роль играла задолженность короля и ари-
стократии немецким купцам, в силу которой и ради получения
новых займов они вынуждены были соглашаться на всевозмож-
ные льготы, доходившие до того, что в Англии ганзейцы могли
торговать не только с гостями в розницу, но и в селах непо-
средственно с крестьянским населением, совершенно обходя
английское купечество, которое не могло развиваться при таких
условиях; мало того, пошлины при вывозе и ввозе товаров ган-
зейцы нередко уплачивали в меньших размерах, чем сами анг-
личане. В Новгороде мы не находим ни этих кредитных опера-
ций ганзейцев, ни того влияния князей и бояр, которое могло
бы доставить иностранным купцам значительные выгоды.
Власть князя была сильно ограничена, и, как мы видели, - да-
же торговать с немцами он не мог непосредственно, а должен
был обращаться к посредничеству новгородцев.
Что касается Фландрии, то там условия в этом отношении
были отчасти сходны с Новгородом, хотя и не вполне, но зато
там местное население извлекало значительную выгоду из при-
езда немецких купцов (как и итальянцев), как благодаря воз-
можности сбыта изделий широко развитой в то время во Флан-
дрии шерстяной промышленности, так и вследствие производ-
ства ряда подсобных и торговых промыслов, которые
находились в руках фламандцев. Таковы были профессии со-
держателей постоялых дворов и товарных складов, маклеров,
нотариусов, корабельщиков, переводчиков и т.д., самую же
торговлю в тесном смысле местное население всецело отдавало
иностранцам. В Новгороде выгодное занятие сдачи иностран-
цам квартир и складов и содержания харчевен отпадало, так
как немцы жили и хранили товары в своих гостиных дворах и
в городе, во дворах русских селились, по-видимому, лишь в
виде исключения. Морского порта в Новгороде ввиду его кон-
тинентального положения не могло быть, что опять-таки лиша-
ло население многих существенных выгод, не было ни маклер-
ского промысла, ни нотариусов. Оставалась одна лишь дея-
тельность по перевозке товаров по Волхову и до гостиных
89
Кулишер И. М.
дворов немцев, почему новгородцы, как мы видели, и монопо-
лизировали этот транспортный промысел. Но выгода получа-
лась бы слишком небольшая, если бы новгородцы не сохраняли
одновременно с этим в своих руках и посредничества в торгов-
ле между немцами и приезжавшими в Новгород русскими из
других областей, как и вообще не старались бы по возможности
удерживать торговые операции в своих руках.
В отличие от англичан, фламандцев, норвежцев новгородцы
не прекращали и собственной активной торговли с немецкими
городами. В то время как купцы других стран почти не выез-
жали за свои пределы, ибо ганзейцы вели с этим решительную
борьбу, не допуская, например, приезда англичан в Норвегию,
фламандских судов в Балтийское море, в отношении Новгорода
они вынуждены были терпеть нарушение их монопольного по-
ложения. Это обусловливалось в значительной мере выгодным
расположением Новгорода в отношении ливонских городов, ко-
торые вообще стояли несколько поодаль от прочих участников
ганзейского союза, в частности от Любека и иных вендских го-
родов, и вели отчасти самостоятельную политику. В эти нахо-
дившиеся поблизости ливонские города и ездили новгородцы,
тогда как их путешествия в прочие, более отдаленные местно-
сти, расположенные у Балтийского моря, по-видимому, скоро
прекратились. Как мы видели выше, уже договор 1260 г. в про-
тивоположность договору 1195 г. упоминает лишь о поездках
на остров Готланд, но не на континент, причем и тут новгород-
цам приходилось пользоваться немецкими судами за отсутстви-
ем собственного торгового флота. В этом отношении, следова-
тельно, Новгород находился в равных условиях с прочими по-
сещаемыми ганзейцами городами и местностями - в вендские
города, как и в другие прибалтийские страны, никто из новго-
родцев не ездил, посредничество между ними принадлежало
одной Ганзе.
Правда, новгородцы постоянно предъявляли немцам требо-
вание принять на себя ответственность за несчастные случаи
или ограбление русских на море. Ревель в 1406 г., Рига в 1424 г.,
Ливонский орден в 1420 г. возражали на это, что от морских
разбойников немцы так же страдают, как и русские, и отвечать
за убытки русских “в открытых водах и морях они не могут”.
90
Очерк истории русской торговли
Новгород и впоследствии настаивал на этом (в 1436 г., 1468 г.),
и отказ немцев в последнем случае являлся одной из причин
разрыва между ними и новгородцами. Только в соглашении
1487 г. эта цель отчасти достигнута. Согласно новому постанов-
лению, в случае, если новгородцы потерпят убытки на море от
жителей 73 ганзейских городов, эти города обязаны разыскать
виновных и, если они будут найдены, казнить их и отнятое
имущество отдать новгородцам. Если пираты не принадлежат к
ганзейцам, то Ганза, узнав о месте пребывания их, сообщает об
этом в Новгород и все-таки, если она в состоянии изловить их,
обязана и в этом случае казнить их и отдать товары новгород-
цам. В свою очередь и новгородцы обязались поступать подоб-
ным же образом в случаях разбойных нападений на немцев,
если грабители находятся в пределах новгородской террито-
рии1.
Из всего этого, казалось бы, следует, что новгородцы со-
вершали и впоследствии, еще в XV ст., путешествия по морю.
Однако едва ли это были поездки в вендские города и даже на
Готланд. Без всякого сомнения, речь идет о плаваниях в Ригу,
Ревель и прочие приморские ливонские города. Из источников
нам действительно известно, что новгородцы ездили в эти горо-
да морским путем, наиболее удобным и наиболее дешевым в те
времена, тогда как перевозка товаров сушей при ужасном со-
стоянии дорог была почти немыслима. Да и переговоры в XV ст.
велись уже исключительно между Новгородом и ливонскими
городами Дерптом, Ревелем, Ригой, и ответ на предъявляемое
новгородцами требование, чтобы немцы возмещали и понесен-
ные на море убытки, дают каждый раз эти города, ибо только
их и касаются претензии торговцев.
В эти города новгородцы действительно отправлялись, и не
только в XIII-XIV, но и в XV ст. Это мы можем заключить
прежде всего из многократных случаев ограбления новгородцев
в Нарве и на Неве, которые подавали им повод к насилиям над
немцами и о которых мы отчасти уже упоминали выше. В дру-
гих случаях источники прямо сообщают о пребывании новго-
родцев, как и псковичей, в ливонских городах. Так, в соглаше-
1 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 34.
91
Кулишер И. М.
ниях 1342 и 1376 гг. по поводу воска и меха, привозимого рус-
скими купцами, упоминается в качестве мест сбыта его Дерпт,
Рига и Ревель, а также Готланд. В 1406 г. Дерпт выдает новго-
родцам “опасные грамоты”, т.е. охранные свидетельства для
свободного проезда туда и обратно. В 1439 г. Новгород согла-
шается отпустить задержанных им немецких купцов лишь после
того, как все русские купцы, захваченные в Дерпте и Ревеле,
вернутся целы и невредимы со своими товарами в пределы
Новгородской области. В 1461 г. новгородцы жалуются на на-
силие и ущерб, причиненные им в Ревеле и Дерпте, и, по-
видимому, в связи с этими событиями в соглашении 1466 г. бы-
ло установлено, что немцы не должны заключать русских в
темницы, очевидно в ливонских городах. Упоминается о рус-
ской церкви в Дерпте, где новгородцы имели собственные дво-
ры, в 1481 г. о русском квартале в Дерпте, церквах и домах, а
в договоре 1392 г. им предоставлено право торговать не только
на территории епископа Дерптского, но и далее за пределами
заставы, находящейся на р. Эмбах. Следовательно, новгородцы
ездят не только в ливонские пограничные или приморские го-
рода, но и далее в глубь страны: “По пискупле (епископской)
земле Юрьевского и по его городам горою и водою путь цист”,
“а что под пискуплим городом колода церес реку за замьком, а
туды новгороцькому купцью путь цист”1. Наконец, в мирном
договоре между Новгородом и Псковом, с одной стороны, и
Дерптом и Ревелем, с другой, установлено, что новгородским
послам и купцам предоставляется “чистый путь” в Дерптской
области и право торговать любым товаром, а также ездить мо-
рем и сушей как в Дерпт, так и далее в Ригу, Ревель и Нарву.
То же право устанавливается для псковичей, причем дерптские
переводчики, помогающие им, не должны брать за это особого
сбора, и псковичам разрешается рубка леса около Дерпта. Но
сверх того псковичам предоставляются еще и столь важные
права в Дерпте, как торговля в розницу и торговля с гостями,
именно с приезжими из Риги, Ревеля и Нарвы. Это свидетель-
ствует о существенной роли торговли псковичей в Дерпте, о
том, что их активная торговая деятельность в ливонских горо-
дах достигала значительных размеров.
1 Русско-ливонские акты. № CXV.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Характер немецкой торговли
в Новгороде по статутам
немецкого двора
Наряду с договорами, заключенными Новгородом с немца-
ми, мы находим еще и другой источник, дающий возможность
ознакомиться с характером и условиями товарообмена между
Новгородом и немецкими городами, - уставы, изданные немец-
ким купечеством для немецкого двора в Новгороде и регули-
рующие жизнь немецкой фактории и торговлю ее с Новгоро-
дом. Договоры являются результатом соглашений между нем-
цами и Новгородом, статуты же имеют односторонний
характер, представляют собою своего рода правила внутреннего
распорядка, автономно установленные немецким купечеством
для ганзейской конторы в Новгороде. Эти статуты именуются
“скра” (skra); первоначальный смысл слова - отрезанное, по-
чему Яков Гримм понимал его в смысле решенного, судебного
решения, другие истолковывали этот термин как деление на
части или отделы; указывали и на то, что скра означает кожу,
пергамент, а затем и записанные на них памятники. В этом по-
нимании оно встречается весьма рано в Скандинавских странах:
в 1118 г. Haflidaskra, законник, составленный Гафлидом,
logskrar - судебные книги, о которых упоминается в норвеж-
ских источниках XII ст., hirdskra - сборник, составленный при
короле Магнусе в XIII ст. И впоследствии гильдейские статуты
именуются в Швеции gildeskra, в Дании уставы товариществ
называются sera. Мы находим этот термин в конце Средневеко-
вья и в городах Вестфалии и Шлезвига в смысле постановле-
ний, статутов (schrae): “Мы, консулы (магистрат) и граждане
города Апенрада, установили следующие статуты нашего горо-
93
Кулишер И. М.
да, именуемые скра, и записать велели” (1335 г.). Название это
появляется и в Гамбурге, в особенности же в Ревеле и в Риге в
XV ст. в измененном виде schra, scrage, schragen; уставы риж-
ских цехов именуются schragen. По-видимому, во всех этих го-
родах слово “скра” заимствовано из Скандинавии, и оттуда же
оно перешло и в Новгород, ~ лучшее подтверждение того, что
исходную точку в немецкой торговле с Новгородом составляет
шведский остров Готланд с его купечеством, вслед за которым
пошли уже чисто немецкие города1.
Новгородская скра сохранилась в целом ряде списков -
Шлютер насчитывает семь списков, относящихся к эпохе XIII-
XVII ст., некоторые из них встречаются в нескольких различ-
ных редакциях1 2.
Наиболее старинный список (первая скра) относится к XIII ст.
и сам именует себя “скра”, составленной “на основании обсуж-
дения и постановления мудрейших всех городов немецких зе-
мель”. Эта первая скра не намерена вводить ничего нового, а
записывает лишь издревле господствующее “на немецком дворе
в Новгороде” право для руководства всем посещающим этот
двор. “Вот скра Новгородская. Да будет известно всем тем, кои
здесь находятся и впредь сюда приезжать будут, кои видят эту
скра и слышат, что от всего совета и по общему решению муд-
рейших мужей из всех городов немецкой земли, предписано это
право, которое издревле соблюдалось и существовало в немец-
ком подворье в Новгороде, блюсти и впредь всем тем, кто име-
1 Frensdorff. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Nov-
gorod // Abhandlungen der koniglichen Gesellschaft der Wissenschaft-
len zu Gflttingen. 1887. Bd. 33. S. 2 ff.
2 Впервые все списки собраны и изданы Шлютером в 1914 г.
(Schluter. Die Nowgoroder Schra in sieben Fassungen void XIII.-XVII.
Jahrh. 1914). Раньше были отпечатаны только некоторые скра. См.:
Sartorius-Lappenberg. Urkundliche Geschichte des Ursprungs der deut-
sche Hanse. Bd. II. 1830. S. 16 ff., 200 ff., 265 ff. По-русски: Андреев-
ский. О договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, за-
ключенном в 1270 г. Приложение. I. Новгородские скра; Третья новго-
родская скра. Текст и русск. пер. с предисл. П. Таля // Чтения импе-
раторского общества Истории и древностей российских. 1905. Кн. IV.
94
Очерк истории русской торговли
ет обыкновение приезжать в упомянутое подворье водою и су-
хим путем (ст. I)1.
Шлютер полагает, что под мудрейшими всех немецких горо-
дов можно разуметь лишь собравшихся в Висби представителей
купцов Северной Германии, участвовавших в торговле с При-
балтийскими странами, ту организацию, которая именовалась
“der gemeine Kaufmann”. За готландцами ведь последовали и
немецкие купцы, отправлявшиеся из г. Висби и по примеру гот-
ландцев приобретшие землю и построившие свой двор в Новго-
роде. Он полагает поэтому, что в Висби и была составлена эта
древнейшая скра, регулировавшая жизнь в общем для всех не-
мецких купцов подворья и желавшая сохранить старинные обы-
чаи и на будущее время, превращая их в писаное право2.
Это предположение отчасти подтверждается и тем, что в по-
следней (27) статье Готланду предоставляется особенно важное
право - туда должны отправляться ежегодно остатки сумм, со-
бранных во дворе св. Петра в Новгороде, и там должны они
храниться в церкви св. Марии в Висби. В статье этой говорит-
ся, что “по старому обычаю постановлено немецкими предста-
вителями со всех городов, что имущество св. Петра... не долж-
но помещаться ни в каком ином месте, кроме Готланда”. Из
этого видно, что речь идет о древнем обычае, но что этот обы-
чай оспаривается другими городами, которые выдвигаются на-
ряду с Висби. Эти города уже добились того, что ключи от этой
кассы, находящейся в Висби, хранятся у представителей не од-
ного Готланда, а четырех городов: Висби, Любека, Зеста и
Дортмунда. Хотя первая роль, следовательно, принадлежит
Готланду, но ее начинают оспаривать у него и немецкие горо-
да - города Вестфалии, в особенности же Любек.
Вторая скра и знаменует собою второй период в истории
ганзейской торговли с Новгородом, когда первой роли среди
немецких городов добивается Любек. Это видно прежде всего
1 Нумерация статей по: Андреевский. О договоре Новгорода с немец-
кими городами и Готландом, заключенном в 1270 г.
Schluter. Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtlichen Entwicklung
vom XIII bis zum XVII Jahrhundert // Sitzungsberichte der gelehrten
Esthnischen Gesellschaft. 1911.
95
Кулишер И. М.
из того, что в основу ее положено любекское право. Вторая
скра состоит из двух частей: первая и меньшая содержит, с не-
значительными изменениями, первую скра, вся же остальная,
если не считать немногих дополнений, заимствована, как выяс-
нил на основании детального анализа Френсдорф, из любек-
ского права. Многие статьи дословно повторяют соответствую-
щие любекские постановления, в других лишь некоторые вы-
ражения изменены, соответственно иным условиям, имеющим
место в Новгороде. Например, вместо города Любек поставлен
двор св. Петра, вместо любекского фохта - ольдерман двора,
вместо “мужчины и женщины” - только “мужчины”, ибо в
Новгород женщины не приезжали; вместо заключения в башню
- сажание в погреб; размер вир значительно понижен. В неко-
торых случаях составитель скра объединяет в одну статью не-
сколько постановлений памятника, из которого он черпает, или
он прерывает изложение последнего необходимыми добавле-
ниями, а затем вновь обращается к своему источнику и про-
должает следовать ему1.
Френсдорф полагает, что вторая скра и могла быть состав-
лена только в Любеке в конце XIII ст. На это указывает и сле-
дующее весьма важное постановление (ст. 81): “Если бы среди
купцов во дворе возникло сомнение по поводу того или другого
права, которое не записано, то об этом должно быть доведено
до сведения совета г. Любека, который охотно пришлет свое
постановление для включения его в книгу”. Вслед за этим при-
бавлено в качестве заключения скра, что ее следует ежегодно
читать от начала до конца - раз для летних гостей и раз для
зимних (ст. 82). В копенгагенской редакции второй скра повто-
ряется еще раз в ст. 86 положение, что в случае сомнения сле-
дует обратиться в Любек и последний приложит старания к то-
му, чтобы его новое постановление облечено было в закон.
Напротив, в третьей - рижской - редакции не только этой
прибавки, но и первого постановления ст. 81 об обращении к
Любеку не имеется, а идет непосредственно заключительная 82
статья о ежегодном прочтении скра. Здесь находим, следова-
1 Frensdorff. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Now-
gorod. S. 11 ff.
96
Очерк истории русской торговли
тельно, пропуск, и он действительно имеется в самом оригина-
ле: последний содержит пустое пространство, на котором
должно было быть упомянуто постановление, четыре строчки
уничтожены, выскреблены.
Высказывалось предположение, что здесь помещались те же
слова относительно права Любека восполнить статут. Действи-
тельно, в 1298 г. рижский магистрат выражает свое сожаление
по поводу уничтожения в статуте одного места, касающегося
Любека, что сделано без его ведома и желания. Это заявление
находится в связи со столкновением Риги с Тевтонским орде-
ном, когда Рига обратилась за помощью к вендским городам и
представители Любека и Висби явились в Ригу в качестве по-
средников для восстановления мира между ней и орденом. По-
видимому, любекские послы, находясь в Риге, узнали об ис-
ключении этой статьи из скра, и Риге пришлось сделать упомя-
нутое заявление1. В 1910 г., по просьбе Шлютера, была сделана
попытка восстановить химическим способом стертые строки, и
она увенчалась полным успехом. На пустом месте появились
слова: “Если бы среди купцов во дворе возникло сомнение по
поводу того или другого права, которое не записано, то об этом
должно быть ... [пропуск - И. К.] охотно пришлет свое поста-
новление для включения его в книгу”. Слова, совершенно тож-
дественные с теми, которые имеются в любекской и копенгаген-
ской редакции. Только то место, где говорится “до сведения
совета г. Любека”, т.е. содержится самая сущность статьи, про-
тив которой Рига восставала, настолько основательно соскреб-
ли, что восстановить его не удалось; но на пустом пространстве
несомненно были написаны эти слова2.
Это нежелание Риги предоставить Любеку право дополнять
содержание скра является одним из эпизодов борьбы между
Висби и Любеком за власть и за управление новгородской фак-
торией. Во второй скра в приведенной выше ст. 81 (и 86) сухо
выражен конечный результат этой борьбы, которая, вероятно,
1 Frensdorff. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Now-
gorod. S. 30-31.
Schukter. Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtlichen Entwicklung
vom XIII bis zum XVII Jahrhundert.
97
Кулишер И. М.
продолжалась весьма долго. Возможно, что это постановление
не являлось чем-либо новым, а означало лишь признание уже
ранее установившегося обычая, согласно которому возникаю-
щие при применении скра сомнения разрешал уже не Висби, а
Любек. Что Любек этого добивался и что взгляды городов по
этому вопросу расходились, мы узнаем не только из рижского
списка скра, где соответствующее место исключено ввиду неже-
лания Риги подчиниться этому решению, но и из других памят-
ников.
В 1293 г. во время съезда немецких городов в Ростоке, по-
видимому, внесено было предложение обращаться не в Висби, а
в Любек и разрешать дела по любекскому праву, причем сак-
сонские города и ряд других единодушно высказались за это.
Однако для того, чтобы это решение могло вступить в силу,
необходимо было согласие и других городов, почему Росток и
Висмар предложили им сообщить, согласны ли они с принятым
решением. В архивах сохранились (отпечатанные ныне) ответы
26 городов, которым был послан своего рода бланк с заранее
заполненным содержанием; они должны были прибавить только
число и месяц и приложить печать города. Огромное большин-
ство городов это и исполнило, лишь некоторые сделали извест-
ные оговорки или добавления; Рига же высказалась в пользу
Висби, хотя и выражала готовность пойти на компромисс; на
сохранении прежнего порядка настаивал и Оснабрюк, как вид-
но из выраженной ему со стороны Висби благодарности. Висби
при этом указывал на то, как затруднительно должно быть для
купца, находившегося в Новгороде или на Готланде, покидая
свое имущество, отправляться в Любек для рассмотрения там
его дела. Однако последнее вовсе не имелось в виду, ибо, как
сообщал в 1298 г. представитель вестфальских городов, участ-
вовавший на съезде городов в Любеке, магистрату Дортмунда,
дело сводится к тому, чтобы в случае сомнения, возникающего
у немецких купцов в Новгороде, об этом через посланных лю-
дей писалось в Любек, который им в свою очередь пришлет
письменный ответ.
Во всяком случае Любек, как видно из приведенной выше
статьи, одержал полную победу. Еще в конце XIII ст. Висби
упоминал о “купцах, посещающих Готланд и Новгородское
98
Очерк истории русской торговли
подворье’’, рассматривая Новгород в качестве какой-то прибав-
ки к Готланду. Он разрешал все сомнения, возникавшие в Нов-
городе, но теперь вынужден был это важное право уступить
Любеку. Не только материальное право Любека вошло в статут,
предназначенный для Новгорода, но и в процессуальной облас-
ти апелляционной инстанцией являлся Любек. Иначе говоря, в
Новгороде обязаны были руководствоваться нормами любек-
ского права; если же возникал спор по поводу применения их
или немецкий купец возражал против решения суда, то спор-
ный вопрос опять-таки разрешался Любеком, который мог из-
менить решение суда, дать определенное толкование данной
статье скра, пополнить последнюю новым постановлением1.
В третьей скра, относящейся к началу XIV ст. и не многим
отличающейся от предыдущей, устанавливается - в этом за-
ключается почти единственное отличие ее от второй скра -
компромисс. Любек готов поделиться властью с Висби, послед-
нему отчасти удается восстановить свое влияние. “Да будет из-
вестно, - читаем в ст. 18, - что все правовые вопросы, которых
касается эта книга, подлежат разрешению на основании ее. А
если бы возник какой-либо новый вопрос права, который не
разрешен в этой книге, то ольдерман и мудрейшие должны ре-
шать его по уполномочию обеих сторон. В случае если кто-либо
пожелал бы оспаривать решение, то он должен внести в казну
св. Петра 3 марки серебра. Ольдерман и мудрейшие по полно-
мочию сторон должны об этом написать городу и правительству
Любека и городу и правительству Готланда... И о своем реше-
нии они должны довести до сведения Новгорода. Последний
должен внести это право в книгу”. Что касается сумм св. Пет-
ра, которые, согласно первой скра, отправлялись в Висби, то
теперь они должны отсылаться попеременно “один год на Гот-
ланд, другой в Любек” и отчет об этих деньгах следует дать в
Новгород (ст. 69).
Первые три списка статутов находятся в тесной связи между
собой, ибо первая скра включена и во вторую и третью и тре-
тья, если не считать указанных двух статей и еще немногих
других, не отличается от второй.
1 Frensdorff. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Now-
gorod. S. 9, 26 ff.
99
Кулишер И. М.
Скра четвертая, пятая и шестая в свою очередь образуют
особую группу. Четвертая скра, состоящая из 16 отдельных
частей, составлена в 1315-1355 гг. и совпадает в некоторых от-
делах своих с другими постановлениями. Она отличается богат-
ством содержания, дает ряд правил, касающихся порядка
управления новгородским подворьем, безопасности его, условий
торговли, рисует яркую картину жизни и деятельности немец-
ких купцов в Новгороде.
Влияние Любека и здесь резко обнаруживается, хотя Висби
еще и теперь не отказывается от своих прав. В первой скра го-
ворится, что ольдерман двора, как и ольдерман св. Петра (они
различаются), могут быть избраны из числа купцов любого го-
рода, во второй скра это указание пропущено, в четвертой они
избираются только из представителей Любека и Висби попере-
менно, причем избирают их выборные от этих городов. Точно
так же священник и “мудрейшие” определяются этими двумя
городами. Таким образом, управление новгородским двором
находится всецело в зависимости от этих двух городов, а так
как в 1361 г. Висби был занят и разграблен датским королем
Вальдемаром и постепенно стал приходить в упадок, то новго-
родская фактория очутилась в руках Любека.
В пятой скра, почти целиком повторяющей четвертую и от-
носящейся к концу XVI ст., обнаруживается уже важная роль
ливонских городов в управлении новгородским подворьем. В
этот статут включено постановление ганзейских городов 1361 г.,
согласно которому имеют силу только те принятые в Новгороде
решения, на которые дали свое согласие Любек, Висби и ли-
вонские города Рига, Ревель и Дерпт.
Однако Рига не ограничилась этим приобретением, требуя
для себя и дальнейших прав. Уже в 1360 г. ей принадлежал
один из ключей казны св. Петра. В 1363 г. она стояла во главе
одной из третей двора, ливонской, наряду с Любеком и Висби.
Тогда же постановление о выборе ольдермана попеременно из
представителей Любека и Висби было заменено правилом, что
он может избираться из жителей любого города, если только
принадлежит к немецкой Ганзе. Это обстоятельство, по-
видимому, подало повод для претензии со стороны Риги в том
смысле, чтобы раз в три года должность ольдермана замеща-
100
Очерк истории русской торговли
лась представителем Риги1. Из этого ничего не вышло, ибо Лю-
бек ни с кем не желал делить своей власти над новгородской
конторой. Однако он не мог устранить все более возраставшего
влияния ливонских городов, которое, как мы видели, резко об-
наруживалось при заключении договоров с Новгородом, как и с
городами северо-западной Руси1 2.
Обращаясь к содержанию рассмотренных списков и пытаясь
на основании их дать представление об условиях жизни немцев
в Новгороде и характере их торговли, мы должны исходить
главным образом из третьей скра, различая лишь те части ее,
которые содержались уже в первой скра, как от тех, которые
были присоединены ко второй, так и от тех, которые появились
впервые в третьей3.
1 Чтобы добиться этого права, Рига готова была теперь признать вновь
выдвинутое Любеком требование о том, что снова во всех сомнитель-
ных случаях новгородская контора должна обращаться исключительно
к нему. Однако надежды Риги не оправдались: Любек обратился по
этому вопросу к Новгороду, но последний не нашел ни в писаном
праве, ни в старинных обычаях каких-либо указаний на обоснован-
ность требования, предъявляемого Ригой. И опрос старожилов подво-
рья не дал желательного для Риги результата, ибо невозможно было
установить, чтобы ольдерман когда-либо избирался из числа рижан.
Но и однородные требования Данцига и Торна в смысле избрания
ольдермана и из их среды, как и представления статутов и на их ут-
верждение, а не только пяти упомянутых городов, не привели ни к
чему.
2 Точно так же Дерпт замещает должность священника в подворье,
Дерпт и Ревель вступают в соглашения с Новгородом от имени всего
ганзейского союза, наконец, в 1446 г. съезд ганзейских городов в
Стральзунде хотя и поручает управление новгородской конторой Лю-
беку, но последний передает его ливонским городам и в особенности
устанавливает, чтобы немцы в Новгороде во всех затруднительных
случаях обращались к ним, и, в частности, чтобы подворьем ведал
Дерпт. См. Schluter. Die Nowgoroder Schra in ihrer geschichtlichen
Entwicklung void XIII bis zum XVII Jahrhundert. S. 39-40. Hausmann.
Zur Geschichte des Hofes von St. Peter in Novgorod. S. 257 ff.
Необходимо также иметь в виду отдельные изменения, имевшие ме-
сто в особенности в третьей скра по сравнению со второй, а также
считаться с переменами, произведенными четвертой скра, и в особен-
101
Кулишер И. М.
К наиболее старинным статьям, содержащимся уже в первой
скра (первой половины XIII ст.), относятся те, которые опре-
деляют огранизацию немецкого двора, органы его и порядок
управления. Немецкие купцы отправляются два раза в год в
Новгород - летом и зимою, почему и различается караван (ад-
миралтейство) летних и зимних гостей. Каждый из них по при-
бытии в Неву избирает из своей среды двух ольдерманов (ста-
рейшин) - ольдермана двора и ольдермана св. Петра. Ольдер-
ман двора со своей стороны избирает себе в помощники
четырех мужей - ратманов, “мудрейших”, как они названы в
третьей скра. Эти ольдерманы первоначально, как мы видели
выше, могли избираться из представителей любого города, впо-
следствии же (четвертая скра) только из жителей Любека и
Висби попеременно посланными этими городами лицами. Отказ
от избрания на эти должности не допускался. Согласно третьей
скра, если выбранный в ольдерманы “не захочет принять
должность по доброй воле, то следует его упрашивать. Если он
не захочет внять просьбе, то следует просить его трижды от
имени подворья. Если он и этого не лримет в уважение, то
должен уплатить подворью 50 марок серебра” - сумму весьма
крупную. Однородная, хотя и более низкая пеня (в 10 марок
серебра), установлена и в случае отказа войти в состав “муд-
рейших”.
Ольдерман подворья стоит во главе всего управления дво-
ром; по приезде в Новгород он имеет право выбрать во дворе
дом, где желает поместиться с товарищами, и там поселить
столько людей, сколько пожелает (ст. 3). Он созывает собра-
ние купеческой общины - стевен, на которое все обязаны яв-
ляться под страхом пени (ст. 4, 6). В случае каких-либо столк-
новений между жителями подворья об этом доносится ольдер-
ману. Так, если ссора, происшедшая в пути, не улажена до при-
бытия в Новгород, то об этом извещается ольдерман (ст. 18).
Если происходит ссора между купцами и их слугами, то об
этом также сообщается ему (ст. 17). Наконец, в случае столк-
ности со значительными дополнениями к ней. Из последующих скра
представляют интерес всего две-три статьи, остальные являются по-
вторением четвертой.
102
Очерк истории русской торговли
новений между учениками, если дело дошло до драки или
убийства, об этом доводится до сведения ольдермана (ст. 16). В
3-й скра во всех этих местах слова “сообщается ольдерману”
заменены словами “судит ольдерман”, так что ему принадлежат
и судебные функции. При этом, как прибавлено во второй скра
(ст. 71), ольдерман и ратманы предварительно должны ста-
раться помирить поссорившихся, а затем уже, в случае неуда-
чи, судить их. В случае подачи жалобы на кого-либо из живу-
щих в подворье и отказа его явиться в суд он подвергается пене
и, кроме того, ольдерман и ратманы должны вместе с истцом
отправиться к клети, где хранится его имущество, и там поло-
жить решение по делу (ст. 45). Согласно первой скра, из вир,
уплачиваемых виновным, две части поступают в пользу св. Пет-
ра (казны св. Петра) и одну треть получает ольдерман пополам
с ратманами (ст. 38-39, 41-42, 46, 52, 60). В третьей скра об
этом отчислении из пеней в пользу ольдермана и ратманов не
упоминается; штраф полностью поступает в пользу св. Петра.
Таким образом, мы имеем перед собою самоуправляющуюся
единицу, немецкую купеческую общину, вполне организован-
ную, с собранием членов с должностными лицами, во главе ко-
торой стоит ольдерман подворья - представитель ее, судья, ад-
министратор, выполняющий, как и все прочие, эту должность
лишь временно, пока он не закончил своих дел и не уехал об-
ратно, и притом, по крайней мере впоследствии, безвозмездно.
Ольдерману и ратманам запрещается принимать подарки свыше
полумарки кун (ст. 65). Но исполнялось ли это? Не являлись
ли эти подарки важным источником их доходов?
Все это относится, как кажется (из текста не ясно: говорится
просто - ольдерман), к ольдерману двора, от которого следует
отличать упомянутого выше ольдермана св. Петра. Последний,
по-видимому, ведал кассой св. Петра, грамотами и статутами,
хранившимися в церкви, и товарами, в ней помещавшимися,
следовательно, заведовал хозяйственной частью, сосредоточием
которой являлась церковь св. Петра.
Купеческая община состояла из лиц троякого рода: из само-
стоятельных купцов, их слуг и учеников. Купцы образуют соб-
рание общины (ст. 6), по прибытии в подворье бросают между
собой жребий относительно занимаемых ими помещении (ст. 5),
103
Кулишер И. М.
уплачивают определенный сбор в пользу двора (в виде процен-
та с ценности привезенных товаров - ст. 22) и в пользу князя
(ст. 23). Они обязаны поочередно охранять днем и ночью двор
и ночевать в церкви (ст. 20). Купцы привозят с собой слуг или
приказчиков (“когда хозяин привез слугу” - ст. И). Для начи-
нающего купца эти путешествия в другие страны имели не
меньше значения, чем для ремесленного подмастерья странство-
вания по городам. Будущему купцу ведь предстояло торговать с
иноземцами, всю жизнь свою проводить в поездках. Здесь-то он
в молодости и узнавал торговые обычаи, учился торговать.
Слуга производит продажу товаров по поручению хозяина (ст.
55). Но может случиться, что хозяин будет недоволен заклю-
ченной слугой сделкой; тогда слуга должен присягнуть, что он
не может доставить товара покупателю, и в этом случае он сво-
боден от всякой ответственности. Это сказано во второй скра;
напротив, согласно 3-й (ст. 30), хозяин обязан присягнуть, что
он не приказывал слуге продать, и тогда продажа считается не-
состоявшейся. Таким образом, для расторжения сделки в пер-
вом случае достаточно отказа со стороны хозяина, и действия
слуги теряют свою силу, тогда как во втором продажа недейст-
вительна лишь в том случае, если окажется, что слуга действо-
вал без согласия хозяина. Если же имелось распоряжение по-
следнего, то сделку уничтожить уже невозможно. В 4-й скра
предусматривается и случай, когда купец сам уезжает, но не
успел распродать товар и поэтому ему предоставляется оставить
слугу в Новгороде.
Наконец, с купцами приезжают и ученики. Они образуют
особую группу с собственным старшиной (ст. 16), в их пользо-
вание предоставляется особая комната, поскольку она не занята
товарами (ст. 10).
Мы имеем здесь, следовательно, перед собой обычное деле-
ние купеческого сословия на хозяев, слуг и учеников, подобно
тому как ремесленники состояли из самостоятельных мастеров,
подмастерьев (слуг) и учеников. Такое же разделение на три
ступени находим в рыцарстве и в церковной иерархии Средне-
вековья. Связь между этими тремя группами была теснее, чем
впоследствии, ибо она основывалась на обязанности слуг и уче-
ников работать у хозяина в течение всего продолжительного
104
Очерк истории русской торговли
срока найма и подчиняться его приказаниям. Покидая хозяина
или оказывая ему неповиновение, слуга нарушал правила дис-
циплины. Сообразно этому, в первой скра уже говорится о том,
что слуга обязан помогать своему господину и не может оста-
вить его без согласия (ст. 13). В случае же непослушания хо-
зяину, “если бы он был столь дерзок дорогою или во дворе”,
он подвергается штрафу, причем для главного виновника пеня
составляет огромную по тому времени сумму в 10 марок сереб-
ра, а для соучастников 2 марок (ст. 16). Упоминание о послед-
них допускает мысль о соглашении между слугами, о своего
рода забастовке, которая в то время считалась особенно резким
нарушением обязанностей слуг, бунтом и возмущением, на-
правленным против властей. Однако в то же время и хозяин
обязан был взять с собой привезенного им слугу (ст. И) и не
мог рассчитать его в случае болезни (ст. 12).
Из двух групп немецких купцов, посещающих двор св. Пет-
ра, - купцов, едущих водой, и тех, которые приезжают го-
рой, - первые, по-видимому, пользовались преимуществами.
По крайней мере если ольдерман едущих водой по прибытии в
подворье находит ольдермана сухопутных гостей, то последний
обязан ему уступить место. Равным образом сухопутные гости
должны по прибытии приехавших водным путем потесниться
ради них, очистить занятые дома и уступить им. (ст. 3, 5).
Шлютер объясняет эти преимущества едущих водой тем, что
первыми немцами, явившимися в Новгород, были заморские
купцы из Готланда, а затем из вендских и вестфальских горо-
дов - все они ездили морем. Лишь с течением времени, когда
укрепилось владычество Ливонского ордена, приобрели значе-
ние и ливонские города, из которых купцы ездили сушей. По-
следних долго лишь терпели и только постепенно они приобре-
ли равноправие с заморскими купцами - ездящие горой срав-
нялись с приезжающими водой. Действительно, в третьей скра,
хотя и говорится по-прежнему, что сухопутные гости должны
уступить место морским, но относительно ольдермана тех и
других это уже не сказано, а установлено лишь, что ольдерман
подворья с прибытием нового ольдермана отказывается от сво-
его звания ( ст. 1).
105
Кулишер И. М.
Во второй скра предусмотрены различные виды преступле-
ний, совершаемых членами купеческой общины, причем объек-
том являются, само собою разумеется, другие члены той же
общины, а не новгородцы. Здесь и убийство, и нанесение ран,
и побои, и удар в ухо, и оскорбления вообще ольдермана или
ратмана в частности. За них полагается по общему правилу де-
нежная вира, только за убийство смертная казнь и за увечье
отсечение руки. Однако и в двух последних случаях виновный
может полюбовно уладить дело с пострадавшим (или его на-
следниками), ольдерманом или ратманами, иначе говоря, упла-
тить требуемую ими сумму (ст. 40-42). Если бы он скрылся, то
в случае убийства отдается только половина, а в случае нанесе-
ния ран - две трети его имущества законным наследникам, ос-
тальное же получает потерпевший или его наследники за выче-
том известной суммы в пользу св. Петра (ст. 41-42). В двой-
ном размере облагается увечье или побои, совершенные на
кладбище, в церкви или в большой горнице, т.е. в местах, яв-
ляющихся убежищами или находящихся под особой охраной
(ст. 52; в 3-й скра прибавлено: или в бане, где человек бывает
голым, или в тайном помещении, куда люди ходят по своему
делу, - ст. 28). Усиленное наказание полагается, как поясняет
статья, за нарушение мира. Это обычные постановления сред-
невекового права. Аналогичная статья впервые внесена в треть-
ей скра и относительно кражи в особо охраняемом месте, имен-
но в церкви или жилом помещении. В последнем случае винов-
ный подвергается изгнанию из подворья, если же явится туда, то
смертной казни. Допускается пытка (ст. 57). Она может быть
применена и при обыске (ст. 58). Как указывает Френсдорф,
столь ранних случаев применения пытки для выяснения истины
мы не находим в других памятниках германского права1.
Наиболее строгое наказание полагается, естественно, за по-
кушение на права немецкого подворья, т.е. за всякого рода
действия, подрывающие его самостоятельность. Это как бы
преступление против правительственной власти, притом совер-
шенное силой или скопом, - за него установлен штраф в 50 ма-
1 Frensdorff. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Now-
gorod. S. 18.
106
Очерк истории русской торговли
рок серебра, при неуплате которого виновный заключается в
тюрьму (сажается в погреб); сверх того он изгоняется из под-
ворья навсегда (ст. 66). В третьей скра (ст. 56) прибавлено еще
преступление, совершенное новгородцем против подворья или
против немца. На это подается жалоба старшинам подворья, но
также и тысяцкому новгородскому. Виновному может быть за-
прещено вступать в подворье в течение года, если он не даст
возмездия за свою вину. Здесь речь идет в виде исключения о
вине не членов общины, а посторонних лиц в отношении по-
следней, причем самостоятельно подворье, конечно, не может
налагать наказания на новгородца, а в состоянии только ли-
шить его права посещать немецкий двор.
Наряду с наказаниями за преступления находим много слу-
чаев наказуемости всякого рода нарушений полицейского ха-
рактера. В особенности 4-я скра содержит целый ряд постанов-
лений, преследующих охрану порядка, безопасности, чистоты.
Помимо упомянутых уже отчасти правил относительно пользо-
вания комнатами и клетями (для хранения товаров), относи-
тельно варения пива и меда, пользования дровами, имеется еще
ряд статей, касающихся предупреждения пожаров, столь опас-
ных в те времена, почему, например, имелись особые сторожа,
которые делали обход для надзора за огнем. Далее установле-
но, что тюки и бочки должны быть размещены в порядке, за-
прещено перелезать через забор, как и портить столы или ска-
мьи, бросать солому, употребляемую при упаковке товаров, и
многое другое.
Особое внимание обращалось на церковь. И не потому, что
она являлась священным местом. Нет, с этой точки зрения она
совершенно не рассматривается, и о богослужении вообще ни-
где не упоминается. В этом отношении скра резко отличаются
от цеховых статутов, где всегда на первом плане стоят религи-
озные обязанности членов. Правда, и здесь фигурирует свя-
щенник, которого купцы привозят с собой и содержат на свой
счет, но о его духовных обязанностях нет ни слова. Зато в
третьей скра (ст. 5) говорится о том, что священник обязан
безвозмездно писать письма, необходимые св. Петру, т.е. все
официальные бумаги и документы для подворья. За известную
плату он должен писать письма и для купцов. Из этого видно,
107
Кулишер И. М.
что на первый план выдвигались светские обязанности священ-
ника. Он исполнял функции писца при подворье, крайне важ-
ные в те времена, когда большинство купцов не знало грамоты
и когда выбранный ольдерманом купец не в состоянии был со-
ставлять необходимых в сношениях с новгородским правитель-
ством или с немецкими городами бумаг. Но и вообще не только
в XIII, но и в XV ст. написать письмо считалось делом весьма
сложным, и поэтому купцы и прибегали в своей коммерческой
корреспонденции к помощи священника, обученного в мона-
стыре.
Такой же характер, как деятельность священника, имели и
функции самой церкви. Уже в первой скра (ст. 25) читаем, что
“никто не должен торговать в церкви св. Петра ни с каким рус-
ским, будь то новгородец или гость” (иногородний) и за нару-
шение этого правила полагается высокий штраф в 10 марок се-
ребра. В первой половине XIII ст. церковь, следовательно,
служила для целей торговли, но только русских впускать туда
для совершения торговых операций не дозволялось. Но и сто
лет спустя положение не изменилось. На четвертой скра узна-
ем, что в церкви по стенам были расставлены тюки с товарами,
причем около алтаря стояли бочки с вином. Как указывает
Бук, различные скра упоминают о церкви почти исключительно
как о товарном складе, и мы имеем основания предполагать,
что она в первую очередь была именно складом1. Этим объяс-
няются те специальные меры охраны церкви от ограбления и от
пожара, которые устанавливаются в скра, - особые ночные де-
журства в церкви, особые смотрители за огнем, требование за-
крывать на ночь окна в церкви, двери ее задвигать болтами,
тушить освещение на ночь и т.д. Мы уже видели выше, что в
ранние эпохи истории торговли последняя всегда совершалась в
храмах как единственном месте, где можно было безопасно
производить товарообмен. В частности, такую роль играли
церкви и на Руси. У ганзейцев они служили товарными скла-
дами не только в Новгороде, но и в Брюгге, Бергене и других
местах. На чужбине это было наиболее верное место, где това-
1 Buck. Der deutsche Handel in Nowgorod bis zur Mitte des XIV Jahr-
hundert. S. 63.
108
Очерк истории русской торговли
ры были защищены от разграбления и где и купцы искали
убежища в случае нападений на них со стороны местного насе-
ления. Нам известны случаи, когда во время столкновения с
новгородскими жителями немцы скрывались в церкви и тем
избегали опасности быть убитыми. В XIV ст. немецкая церковь
в Новгороде была каменная, тогда как все остальные строения
были деревянные, и это делало ее еще более ценной в качестве
товарного склада, ибо при постоянных пожарах соседних дере-
вянных построек она могла оставаться невредимой. Но, конеч-
но, пожар внутри нее грозил гибелью хранившимся там товарам,
что при отсутствии страхования в те времена являлось полным
разорением для купцов. Приходилось поэтому прибегать к стро-
жайшим постановлениям относительно пользования огнем.
Запрещение торговать с русскими в церкви, вызывавшееся
нежеланием допускать их в это убежище, является уже одной
из мер, регулирующих торговую деятельность немецких купцов
в Новгороде. Если не считать установления обязанности для
всякого купца до своего отъезда произвести расчет (ст. 26), то
в 1-й скра относящихся к торговле постановлений не найдем.
Зато в следующих они появляются в значительном количестве.
Здесь речь идет о случаях, когда немец везет товар других
немцев по их поручению или когда они ведут торговлю в форме
товарищества (ст. 70). Они могут ссужать друг друга деньгами
или давать в долг товары; но каждый должен смотреть за тем,
кому он дает взаймы. Ибо тот может продать или заложить по-
лученное, и тогда заимодавцу придется его выкупать (ст. 76).
Один может быть поручителем за долги другого (ст. 58, 64).
По-видимому, должник, в случае невозможности ни уплатить
долг, ни представить поручителя или если он, взявши чужой
товар, растратил или проиграл его, отдается в кабалу кредито-
ру. О таком случае отдачи одного немца в кабалу другому (об
отдаче в кабалу русского немцу или наоборот предусмотрено,
как мы видели, в договорах) говорится во второй скра (ст. 53).
Кредитор, или господин, может его держать взаперти и на при-
вязи, но без ущерба для его здоровья, и обязан кормить его.
Должник обязан выполнять работу для своего господина, пока
не возместит ему долга, но продавать его запрещается. Упоми-
нается о задатке, в силу которого договор считается совершен-
109
Кулишер И. М.
ным, если получивший задаток не отступится от договора и не
вернет задатка (ст. 56), также об аварии корабля, когда поте-
ряна мачта или парус или приходится груз бросать в море
(ст. 79). Эти постановления повторяются и в третьей скра (ст.
29, 32-33, 38, 43, 49, 52).
В отличие от этих статей, касающихся отношений немцев
между собой, два постановления той же второй скра относятся
к отношениям между немцами и русскими и запрещают немцам
занимать что-либо у русских под угрозой пени в 10 марок се-
ребра с каждой занятой сотни (ст. 28), а равно устраивать то-
варищество с русскими или перевозить имущество русского
(ст. 20). Последнее распространяется и на других иностранцев
- итальянцев, фламандцев, англичан. Немец не может ни всту-
пать в компанию с ними, ни перевозить их товары (ст. 31). Под
перевозкой товаров здесь разумелось нечто вроде комиссионной
операции, т.е. принятие товаров, принадлежащих итальянцам,
англичанам, фламандцам, для продажи их в Новгороде или
новгородских товаров для сбыта их в немецких городах или
других странах. Ганза такого рода операции, как можно усмот-
реть из неоднократных постановлений съездов ганзейских горо-
дов, решительно запрещала и столь же усердно боролась с об-
разованием торговых товариществ, в которых принимали бы
участие иностранцы. И то и другое противоречило ее моно-
польным стремлениям, которые не могли примириться с тор-
говлей иностранцев в странах, рассматриваемых немецкими го-
родами в качестве своих рынков. Иностранцы не могли допус-
каться сюда ни в каком виде, будь то непосредственно в
качестве торговцев или же косвенно в виде участников компа-
ний немецких купцов или поручающих последним свои товары
для продажи. Две последние формы являлись удобным спосо-
бом обойти монополию Ганзы, ибо сбыт производился и в том,
и в другом случае немцем, а иностранец участвовал лишь свои-
ми капиталами или товарами. Эти формы участия были поэто-
му особенно опасны, и союзу городов приходилось вести с ни-
ми решительную борьбу.
Многократно повторяется в новгородских скра и запрещение
брать или давать взаймы русским или иным иностранцам, в то
время как в отношении немцев, как мы видели выше, это, по-
110
Очерк истории русской торговли
видимому, широко практиковалось. Третья скра, например,
требует, чтобы в торговле с русскими уплата производилась
наличными, в четвертой запрещено брать в кредит или давать
кредит итальянским, фламандским, английским или русским
купцам под угрозой потери всего имущества. Причина запре-
щения заключалась, по-видимому, в том, что немец, который
брал деньги или товары в долг у русского, оказываясь несо-
стоятельным должником, попадал, как мы видели из договоров,
в кабалу к русскому; являясь же его кредитором, он нередко
лишь с большим трудом мог добиться удовлетворения своей
претензии. И в том, и в другом случае получались неудобства,
повод для недоразумений, столкновения, приобретавшие легко
национальный характер - кредитные операции евреев и лом-
бардов являлись ведь вообще в те времена одним из поводов
насилий над этими иноплеменниками и неоднократного изгна-
ния из различных стран и городов и тех и других.
В четвертой скра находим и два других весьма важных по-
становления. Одно из них устанавливает временный характер
пребывания немецких купцов в Новгороде: “Никто не должен
оставаться постоянно во дворе для купли и продажи, но лишь
только распродаст привезенные им товары, тотчас же должен
ехать со двора”. Впрочем, никакого срока не устанавливается,
и если он, участвуя в летнем караване, не успел распродать то-
вара, то может оставаться и на зимний сезон. Или же он может
оставить слугу (приказчика) для продажи оставшихся товаров.
Однако такое пребывание в Новгороде более полугода, по-
видимому, являлось исключением, тем более что, согласно дру-
гой статье, никто не должен привозить товаров на сумму свыше
тысячи марок серебра; в противном случае весь излишек приве-
зенных или посланных свыше этого им товаров идет в пользу
св. Петра. Таким образом, и самый размер оборотов ограничи-
вается. Аналогично постановлениям средневековых ремеслен-
ных статутов, определяющих максимум товара, который может
изготовлять каждый мастер, чтобы не лишать заработка других
ремесленников, и здесь каждому положен предел в интересах
других купцов. Обороты по необходимости должны были оста-
ваться в узких границах, значительного развития они достигать
не могли.
111
Кулишер И. М.
Последнему препятствовала и постоянно происходившая и с
той и с другой стороны фальсификация товаров. Жалобы на
плохой воск и испорченные меха, доставляемые русскими, на
кожи и сукно, привозимые немцами, - это были важнейшие
предметы вывоза и привоза - раздаются постоянно. Специаль-
ными соглашениями (например 1342 г.) между обеими сторо-
нами пытаются бороться с этим злом, но безуспешно. В скра
немцы и сами признают правильность жалоб новгородцев, с
своей стороны требуя, чтобы немцы действительно привозили
надлежащий товар, а не кожу, сшитую из кусков разного сорта,
или сукно и холст, иначе сложенные, чем это полагается (вто-
рая скра, ст. 84, третья скра, ст. 55). Особенно много таких
постановлений содержится в четвертой скра, но едва ли они
помогали, и даже запрещение продавать неосмотренный в под-
ворье товар, которое имеется уже в первой скра, как показы-
вают вечные жалобы, не могло ничего изменить в те времена,
когда господствовал принцип “не обманешь - не продашь”.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
(ПХорговля Северо-Западной (Руси с
немцами в ХШ-Х^ ст. на основа-
нии договоров
Торговля Руси с немцами в период XIII-XV ст. не ограни-
чивается одними сношениями Ганзы с Новгородом и Псковом.
Немцы торговали и с другими областями - и не только проез-
жая из Новгорода дальше в глубь Руси, но и непосредственно
отправляясь по Западной Двине в различные северо-западные
области и устраивая там торговые фактории. Особенно сущест-
венными являлись их торговые сношения со Смоленском, По-
лоцком и Витебском. Подобно торговле их с Новгородом и
Псковом, и товарообмен с северо-западными областями может
быть выяснен на основании тех соглашений, которые соверша-
лись между немцами и соответствующими русскими княжества-
ми и городами. В договорах с Новгородом и Псковом в качест-
ве представителей немцев, как мы видим, выступает Готланд,
затем немецкая Ганза с Любеком во главе, а еще позже ливон-
ские города Дерпт, Ревель и Рига (хотя Любек не исчезает).
Напротив, в договорах с северо-западными областями с самого
начала выдвигаются на первый план ливонские города, а один
из них, именно Рига, вследствие своего особенно выгодного
географического положения приобретает господствующее зна-
чение в торговле и регулировании ее, постепенно отстраняя все
прочие. Судя по происходившим при этом переговорам, вся
власть находилась в руках Риги, Ганза же совершенно не вме-
шивалась в эти дела, по-видимому, по той причине, что и самое
участие ее в торговле здесь все более сокращалось. Дело дошло
до того, что в 1478 г. Рига прямо заявила Девентеру и другим
приморским городам, что никто не может торговать с русскими
в Полоцке, кроме Риги и ее округа.
113
Кулишер И. М.
Из русских областей в договорах участвуют Смоленск, По-
лоцк и Витебск, причем в одних случаях договоры распростра-
няются в равной мере на все три области, в других же Смоленск
заключает их отдельно от Витебска и Полоцка, которые оказы-
ваются под властью Литвы, вступающей самостоятельно в со-
глашения с Ригой.
Однако основной и наиболее важный договор 1229 г., кото-
рый “докончал” князь Смоленский Александр “с немци”, “как
то докончали отци наши, деди наши”, распространяется, как
видно из заключения его, и на Витебск и Полоцк: “Тая Правда
латинескомоу взяти оу Роуской земли оу волости князя Смоль-
неского и оу Полотьского князя волости и оу Витебьского кня-
зя волости”. В нем установлены, в сущности, все основные по-
ложения, которыми должен регулироваться товарообмен между
немцами и северо-западными областями России. Последующие
договоры и дополнительные соглашения, вызванные, как и в
новгородской торговле, столкновениями между обеими сторо-
нами, дают еще меньше нового, чем это можно наблюдать в
новгородских соглашениях, обычно повторяя лишь каждый
раз, что путь должен быть “чист”, “без рубежа” и гости долж-
ны пользоваться защитой “как братья”. Исключения в этом от-
ношении не составляет даже подробный договор около 1250-
1260 гг., который хотя и содержит множество постановлений,
но, если не считать незначительных отклонений, является лишь
копией договора 1229 г. Значительно изменяются условия лишь
в договоре 1406 г. и дополнении к нему 1498 г., обозначающих
новую страницу в истории торговли между ливонскими города-
ми и северо-западными русскими областями, точнее, между Ри-
гой и Полоцком.
Наша задача, таким образом, сводится к рассмотрению дого-
вора 1229 г. с указанием тех немногих частичных отклонений
от него, которые впоследствии имели место, а затем к анализу
соглашений 1406 и 1498 гг. При этом, как и следовало ожидать,
в договоре 1229 г. мы находим много таких постановлений, ко-
торые являются выражением принципов, однородных с выска-
занными в соглашениях между Новгородом и Ганзой в ту же
эпоху. Изложение их являлось бы повторением правил, кото-
рые мы уже успели рассмотреть. Совпадение их, конечно, не
114
Очерк истории русской торговли
может никого удивлять. Немцы предъявляли в обоих случаях
однородные требования, вытекавшие из характера их торговли
и вошедшие в обиход Ганзы вообще, требования, которые они
старались осуществить во всех странах, с которыми Ганза вела
торговлю. Русские в свою очередь руководствовались своими
обычаями, своим правом, установившимся со времени “Русской
Правды”, своими выгодами и интересами в области торговли,
которые являлись однородными в различных местно-
стях России. Но, с другой стороны, полного совпадения этих
интересов в сфере товарообмена все же ожидать нельзя было;
условия в этом отношении Новгорода и Смоленска или Полоц-
ка были неодинаковы. В частности, политическое положение
северорусских народоправств, как их назвал Костомаров, с од-
ной стороны, и подвластных смоленскому князю или Литве об-
ластей различалось во многих направлениях. Наконец, Рига
далеко не полностью осуществляла принципы, принятые Ганзей-
ским союзом как целым, в его торговле с различными страна-
ми. На этих-то отклонениях в договорах 1229 и 1406 гг. по
сравнению с соглашением Новгорода с Ганзой мы и остановим-
ся по преимуществу, лишь вкратце касаясь тех вопросов, кото-
рые и тут и там разрешены на одинаковых основаниях.
К числу тех постановлений договора 1229 г.1, которые мало
отличаются от содержащихся в новгородских договорах, отно-
сятся прежде всего статьи, трактующие о наказуемости различ-
ных преступлений - убийства, нанесения увечий, ран и побоев,
прелюбодеяния, насилия над свободной женщиной или рабой,
самоуправства (ст. 1-7, 17-20). Во всех этих случаях устанав-
ливается, в соответствии с русским правом, денежная вира.
Дополнением, не встречающимся в новгородских договорах, но
имеющимся и в ст. 11-12 договора со Смоленском 1250 г., яв-
ляется (договор 1229 г., ст. 14-15) запрещение принуждать
гостя к решению спора, в случае подозрения, железом (“вести
1 Договор во всех семи редакциях содержится в Русско-ливонских
актах. Приб. № 1, с. 420 сл. Первая редакция имеется в: Владимир-
ский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права. Т. I. (Нуме-
рация статей в дальнейшем по Владимирскому-Буданову.) Договор
1250—1260 гг. в: Русско-ливонские акты. Приб. № 2. С. 448 сл.
115
Кулишер И. М.
ко железу горячемоу”) или поединком (“на поле биться”). В
первом случае имеется отступление от русского права. Устанав-
ливающего решение железом при подозрении в краже - инсти-
тут, против применения к ним которого ганзейцы возражали и
в Швеции; второе являлось, напротив, германским обычаем, но
купечество как на севере, так и на юге Европы восставало про-
тив него, и в частности ганзейцы повсюду (во Фландрии, Гол-
ландии) настаивали на том, чтобы их нельзя было принуждать
(в уголовных делах) к поединку.
Из области частноправовых институтов существенное значе-
ние для торговли имеют те, которые предоставляют иностран-
ному кредитору особые преимущества. Мы находим здесь по-
становление, которое уже встречали, что при наличности не-
скольких кредиторов первым удовлетворяется гость, который
дал товар в долг русскому (ст. 10 - “аже латинин насть роуси-
ноу товар свои оу долго оу Смольнске, заплатити немчиноу
пьрвие, хотя бы иному комоу виноват был русиноу”). Но к не-
му присоединяются и новые правила. Так, и в случае конфи-
скации имущества (“поток”) должника князем (и обращения
его в холопы) предварительно уплачивается из его имущества
долг немецкому купцу (ст. И - “Аже разгневаиеться князе на
своего члвка, а будете виноват немчицю роусин, а отимьть кня-
зе все, женоу и дети оу холопство, первоие платити емоу лати-
нину, а потомь князю как любо с своим члвкмь”). Равным об-
разом в случае смерти должника наследник должен прежде все-
го удовлетворить иностранного кредитора (ст. 12 - “Аже
латинин дасть княжю холопоу в заием или иному доброму
члвкоу, а оумрете не заплатив, а кто иемльть него остатьк, то-
моу платити немчиноу”). По поводу взыскания самого долга
новгородские договоры 1195 и 1269 гг. устанавливают лишь,
что должника (иностранца) нельзя заключать в тюрьму. То же
говорится в смоленском договоре 1229 г. (как и в смоленском
договоре 1250 г., ст. 6) - немцы придавали этому большое зна-
чение, но здесь присоединяются и новые указания (ст. 8-9, 21-
22). Если русский не заплатит “латинескоу”, то последний об-
ращается к тиуну, который поручает “детскому” взыскать долг
за товар. Если, однако, в течение 8 дней долг не будет уплачен,
116
Очерк истории русской торговли
то “дати немоу на сьбе пороука”. Но поручителя может не ока-
заться, тогда, очевидно, наступает предусмотренная ст. 4 выда-
ча с головой кредитору или заключение должника в оковы (в
железо). “Не мьтати него оу погреб, аже не боудете пороукы,
то оу жельза оусадить” (то же в договоре Смоленска 1250 г.,
ст. 6). Таким образом, заключение в оковы признается более
легким наказанием, чем бросание в темницу, причем, судя по
другим источникам, имеется в виду помещение его у кредитора,
ибо он отдавался последнему. В 1436 г. упоминается о таком
случае, когда русский держал немца у себя под арестом за дол-
ги, в другом случае выговаривается (в соглашении с Новгоро-
дом) право взять такого должника на поруки (в 1423 г.)1. Но
смоленские жители могут силой воспрепятствовать немцу зако-
вать должника-русского; в этом случае они сами отвечают за
долг (ст. 22 - “аже смольняне не дадоуть немоу воль, смольня-
ном платити самым, долг платити”; то же в ст. 15 договора
1250 г.).
Подобно Новгороду, и в Смоленске мы находим немецкую
факторию - гостиный двор и ольдермана, как и церковь: в до-
говоре 1229 г. упоминается о весах, находящихся в “немець-
скои божници”, в ст. 41-о весах, которые хранятся “оу лати-
неской цркви”, в ст. 29 говорится о третейском разбирательстве
ольдермана: “Роусиноу не ставити на латинеского детьского, не
явивше старость латинескомоу; аже не слоушаиеть старосты,
тот может на него детского приставити”. Русский обязан пред-
варительно обратиться со своей жалобой на немца к немецкому
ольдерману, и только в том случае, если немец не подчинится
решению последнего, он может обратиться к смоленскому суду.
В этом постановлении не только выражена наличность органи-
зованной немецкой фактории, но и существенное право, при-
знанное за ней. Ганзейцы добивались его, как мы видели выше,
и в Новгороде, но, по-видимому, тщетно, тогда как, например в
Линне, согласно английской привилегии 1310 г., в случае
столкновения между ганзейцем и англичанином ольдерман не-
мецкий назначал двух немецких купцов, которые совместно с
1 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 245.
117
Кулишер И. М.
двумя избранными мэром города жителями должны были ста-
раться по возможности примирить стороны1.
Не менее важное право в этом направлении предоставлено
немецкой купеческой общине и по ст. 16: “Аже латинескии
гость бииеться мьжю собою оу роускои земли любо мьчемь, а
любо деревом, князю то не надобе, мьжю собою соудити”.
Большинство авторов (Владимирский-Буданов, Филиппов, На-
пиерский, Бережков) толкуют эту статью в смысле поединка,
происходящего мечом или копьем между немцами, в который
смоленский князь не вмешивается, т.е. не получает с него ника-
ких пошлин1 2. Более правильно понимает это постановление
Гётц, как предоставление немцам собственного суда в случаях
столкновений между ними. Что речь идет здесь не о поединке,
а о драке, о нанесении ран и увечий можно усмотреть из соот-
ветствующей статьи смоленского договора 1250 г., где то же
правило повторяется, но в несколько измененном виде. “Оже
имоуть ся бити Роусь в Ризе и на Готьском березе мечи или со-
уличами, или иная тяжа оучинить ся межи самеми, не надобе
то влдце, ни иному соудьи немьчьскомоу, ать оуправлять ся
сами по своему соудоу; такоже и немьчем Смольньске” (ст. 13).
Из этой статьи, где к битью мечами или копьями присоединяет-
ся “иная тяжа”, т.е. иное столкновение, мы видим, что и в
упомянутой выше статье договора 1229 г. речь идет о столкно-
вении, где пускаются в ход мечи и копья3.
В латинской грамоте 1268 г. немцы и в Новгороде добива-
лись права судить своих купцов в таких случаях, т.е. при
столкновениях, происходящих между ними, внутри фактории,
собственным судом, не представляя их на суд новгородских
властей, но едва ли там достигли этого, ибо это предложение не
вошло в договор 1269 г. Напротив, в Смоленске, как мы видим,
они получили это существенное право, означавшее самоуправ-
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 170. S. 9.
2 Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права.
Т. I. С. 119. Филиппов. История русского права. 5 изд. Т. I. С. 65.
Напиерский. Акты. Приб. I. С. 428. Бережков. О торговле Руси с
Ганзой. С. 95.
3 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 255.
118
Очерк истории русской торговли
ление, самостоятельность немецкой фактории, - право, приоб-
ретенное ганзейцами и в других странах. В датской привилегии
1328 г. их право идет еще дальше, распространяясь даже на
случаи столкновения между ганзейцами и местными жителями,
на что они на Руси претендовать и не думали1.
И в договоре 1229 г. упоминается о транспорте привозимых
немцами товаров через Волок, соединяющий Западную Двину с
Днепром, для чего смоленский тиун обязан послать им людей
без промедления (“а не оудержати немоу”), иначе для них мо-
жет получиться ущерб (“аже оудержить оу томь ся можете
оучинити пагоуба”), если же погибнет порученный волочанам
товар, то они все вместе (солидарно) отвечают за него (ст. 23-
24). При этом мы узнаем, что тем же путем ездили и жители
Смоленска, возвращавшиеся, очевидно, из Риги; на Волоке
“мьтати жеребей, кого напьрь вести ко Смольньскоу” (ст. 42).
Но это относится только к немцам и смольнянам - и тем и дру-
гим дается предпочтение перед иными купцами из русских зе-
мель (“аже боудоут людиие из ыноие земль, тьх посль вес-
ти”) - в рижском списке эти люди других земель названы
иными русскими гостями. Очевидно, торговое движение на
Смоленск было оживленное - он ведь лежал на “великом вод-
ном пути” из Новгорода в Киев.
Путь по Двине гарантируется свободный как епископом
Рижским, так и магистром Ливонского ордена (“мастьр Бож
дворян”) и всеми князьями прилегающих к ней земель и всему
ее течению, по воде и по берегам (“от вьрхоу и до низоу в мо-
ре, и по воде и по берегоу всемоу” - ст. 43. Береговое право,
отмены которого ганзейцы повсюду добились, и здесь признает-
ся упраздненным (мы встречали отмену его уже в договоре
Олега с греками 911 г.) - груз с потонувшего судна принадле-
жит владельцу, который может его вытаскивать из воды, а если
ему нужно, то и нанимать для этой цели людей (“Оу кого ся
избииеть оучан, а любо челн, товар него свобонь на воде и на
березе без пакости всякому; товар иж то потопл, брати оу мьсто
своиею дроужиною из воды на берего; аже надобе иемоу болше
помочи, тот наимоуи при послоусех”).
1 Hansisches Urkundenbuch. Bd. II. № 474.
119
Кулишер И. М.
Несмотря, однако, на все гарантии свободного пути по Дви-
не, путь этот был далеко не безопасен, ибо, с одной стороны,
Полоцк задерживал купцов, едущих в Витебск и Смоленск,
желая, чтобы они останавливались в его стенах и здесь прода-
вали товары местным жителям (штапельное право), а с другой
стороны, — Ливонский орден препятствовал проходу судов,
захватывал корабельщиков в Дюнамюнде (Усть-Двинске), ли-
товцы совершали нападения на суда на Волоке, почему договор
предусматривает немедленный транспорт товаров в этом месте,
без задержки.
Проездных пошлин ни немцы по дороге в Смоленск, ни
смольняне, отправляющиеся в немецкие города, платить не
должны. Таков общий принцип. Но осуществлялся ли он? Даль-
нейшие постановления заставляют усомниться в этом. Общее
правило о свободе от этих сборов содержится в рассматриваемом
договоре 1220 г. (“Всякому латинскому члвкоу свободен путе из
гочкого берега до Смольнеска без мыта; тая правда иесть Роуси
из Смольнеска до Гочкого берега” - ст. 34). Оно повторяется и в
договоре Смоленска 1250 г. (ст. 16). Но в последнем сказано
лишь, что от Смоленска до Риги “чистый путь”, “а не недобе им
ни вощець ни мыто”, и прибавлено “а на Волоце, как то есть
пошло”. Последнее, очевидно, обозначает, что на Волоке упла-
чивается известный сбор в обычном размере, а не только плата
за транспорт товаров. В договоре 1229 г. (ст. 35) этому соответ-
ствует обязанность гостей уплатить тиуну на Волоке рукавицы
(готские рукавицы перстатые - по другой редакции), “ажбы то-
вар перевьзл без держания”. Мало того, и по приезде в город
купцы обязаны поднести княгине кусок сукна (“дати им княгине
постав частины”). Таким образом, существует как сбор при
въезде в город, так и проездные пошлины на Волоке и приве-
денное выше общее положение, что последних не должно взи-
маться, не соответствует действительности. Тем более ошибочно
приведенное нами при рассмотрении новгородских договоров
мнение (с. И), будто немцы в Новгороде и в Смоленске были
освобождены от всяких пошлин.
К торговле в тесном смысле относятся постановления о весах
и весовых сборах, причем главным образом идет речь о взве-
шивании золота и серебра, которые преимущественно взвеши-
120
Очерк истории русской торговли
вались в те времена (ст. 37-41). Позже, около 1330 г., было,
впрочем, заключено специальное соглашение относительно ве-
сов и весового сбора, где уже речь идет и о товарах - воске,
олове, меди, хмеле, относительно же весовщика прибавлено:
“Отступи прочь, а рукою не приимай”1. Далее находим поста-
новление о том, что проданный товар не может быть возвращен
обратно (“не взяти товара наоуспять” - ст. 27, в договоре 1250 г.
ст. 17), хотя впоследствии русские, торговавшие в Риге, жалова-
лись на то, что рижане не исполняют этой статьи. В новгород-
ских договорах она отсутствует. Особенно же важны постанов-
ления о свободной покупке и продаже товаров (ст. 25 и 30) и о
праве немцев ездить за пределы Смоленска, а русских за преде-
лы Риги (ст. 26) и об обязанности немцев судиться в Смоленске,
а русских в Риге и на Готланде (ст. 28).
Последние две статьи имеют в виду торговлю немцев и за
пределами Смоленска; первая разрешает ее, вторая предполага-
ет, но устанавливает, что русский не может “звати латинеского
на иного князя соуд”, кроме смоленского, разве что немец сам
на это согласится. Впрочем, возможно, что здесь речь идет
лишь о местностях, лежащих в пределах Смоленского княжест-
ва. Напротив, ст. 26 трактует и о поездках за пределы Смолен-
ской области: “Аже латинескии оусхочеть иехати из Смольне-
ска своимь товаромь в иноу стороноу, про то него князю не
держати ни иному никомоу же”. Здесь гарантируется немцам
свободный проезд в другие русские княжества; напротив, ст. 20
договора 1250 г. их значительно ограничивает в этом отноше-
нии, ставя поездки в зависимость от разрешения смоленского
князя: “А како боудеть немьчьскыи гость смоленьске, а почьнет
ся кто от них просити выноую землю, то... о нем ся прошати а
мне с по доуме поущати”.
Одновременно ст. 26 договора 1229 г. разрешает и русским
“иехати из Гочкого берега до Травны”, т.е. до Любека. В риж-
ской долговой книге 1327 г. действительно встречается случай
продажи воска с уплатой за него в Любеке1 2. Тем не менее мож-
но сомневаться относительно значительности даже в это время
1 Русско-ливонские акты. № LXXIV.
2 Hildebrand. Das Rigische Schuldbuch. № 1511. 1872.
121
Кулишер И. М.
активной торговли, производимой за пределами Руси жителями
Смоленска, как и Полоцка и Витебска, на которых, как мы
указали выше, также распространяется договор 1229 г. Хотя
упомянутый договор построен на принципе взаимности и в ка-
ждой статье за правом, предоставляемым “датинескоу” на Руси,
следует то же право, устанавливаемое в пользу “роусина” в
“Ризе и на Гочком березе”, тем не менее из ряда рассмотренных
нами статей договора можно усмотреть (как и из приведенных
выше договоров Новгорода), что в действительности имеются в
виду лишь немцы на Руси, но не русские в Риге или на Готлан-
де.
Так, например, наказания за убийство, нанесение увечья,
раны, изнасилование, прелюбодеяние установлены в гривнах
серебра, т.е. в русской монете, иностранная же не указана во-
все. Но еще существеннее то обстоятельство, что встречаются
такие постановления, которые применимы лишь на Руси, но не
в ливонских городах или на Готланде, как наказание за убийст-
во холопа или за насилие над рабой, ибо в других странах их
уже почти не встречалось, или как предварительное удовлетво-
рение иностранного кредитора в случае конфискации имущест-
ва должника князем и обращения его в холопы - и такого рода
явления имели место лишь на Руси, но едва ли за границей.
Равным образом и статьи, трактующие о перевозке товаров на
Волоке и об ответственности волочан (хотя по поводу этой от-
ветственности ради полной взаимности говорится и о русских в
Риге и на Готланде), как и о пошлинах, там взимаемых тиуном,
не могут иметь отношения к торговле русских - при поездке в
Ригу и на Готланд никакого Волока не имелось за пределами
Руси. Статья об уплате сбора в пользу княгини и другие две о
хранении весов вообще касаются только Смоленска, и даже со-
ответствующей прибавки о Риге и Готланде здесь уже не имеет-
ся. Нет этой взаимности и в отношении сборов за взвешивание
товаров - речь идет только о Смоленске; а по поводу взыска-
ния долга подробно говорится о тиуне, о детском, об обязанно-
сти смольнян платить, если они немцам помешают расправиться
с русским должником. Лишь в заключении после подробного
описания всего этого процесса прибавлена небольшая фраза:
“Тая правда оузяти роусиноу оу Ризе и на Гочкомь березе”, но
122
Очерк истории русской торговли
не указывается, к кому и в каком порядке русский кредитор
должен там обращаться.
Из этого можно вывести предположение, что на первом пла-
не стояла торговля немцев в русских областях, тогда как торго-
вая деятельность русских даже в ливонских городах и на Гот-
ланде имела меньше значения. По вопросу же о поездках
смольнян и других западно-русских купцов за пределы Риги
нам известно, что Рига впоследствии, по крайней мере к концу
XIV ст., ставила этому всяческие препятствия. Она не желала
пропускать ни русских в Балтийское море, ни приезжавших из
вендских или вестфальских городов немцев вверх по Двине в
русские области. Вообще если в договорах Смоленска с немца-
ми 1229 и 1250 гг. упоминается наряду с Ригой о готском бере-
ге, то ни в мире, заключенном в 1338 г. литовским князем Ге-
лимином, которому тогда принадлежали Полоцк и Витебск, с
Ригой и магистром Ливонского ордена, ни в соглашении с ор-
деном и Ригой смоленского князя Ивана Александровича 1340 г.
нет уже речи ни о Любеке, ни о Готланде - русские отправля-
ются только в Ригу1.
Что касается другого упомянутого выше вопроса, о свобод-
ной торговле иностранцев, то хотя ему посвящены две статьи
(одна о свободе продажи товаров, другая о свободе закупки),
но ясности относительно объема предоставленных им прав все
же не получается. “Аже латинескии придеть к городоу, свобод-
но иемоу продавати, а противоу того не молвити никомуже"
(ст. 25), “латинескомоу и есть волно оу Смольнеске который
товар хочьть купити, без пакости” (ст. 30). Подобные же общие
фразы “водное торгованье”, “волно ехати торговати, купити и
продати” мы находим неоднократно и впоследствии1 2.
Спорным является в особенности вопрос о том, предоставле-
но ли торговать гостю с гостем. На основании жалоб Риги витеб-
скому князю Михаилу Константиновичу в конце XIII ст. можно
предполагать, что эта торговля дозволена. В этом заявлении
Риги содержится протест против неправильностей в области
1 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 340.
2 Например: Русско-ливонские акты. № XXVa и XXV.
123
Кулишер И. М.
взимания весового сбора, установленного договором 1229 г.
(“Аже ты, княже, лишнее емлешь”), и против насилий над не-
мецкими купцами, у которых “товар отял силою и неправдою”,
которых “вязали и мучили”, и против того, что князь, как и его
брат, купили у немцев товары, но не заплатили за них. Вместе
с тем рижане протестуют против того, что князь, по совету лю-
дей, которых следовало бы наказать, а не слушать, лишил их
возможности торговать с другими гостями, и когда один рижа-
нин по имени Фредерик хотел продать соль другому гостю, то
его заковали, а товар его князь велел разграбить. “Еси неправ-
ду деял, заявляют рижане, както ныне новую правду ставишь,
както есме не чювали от отчов ни от дедов ни от прадедов на-
ших. Аже велишь кликати сквозе торг: гость с гостем не тор-
гуй. Княжо, у том еси неправду деял. Княжо, аже еси тако у
своем сердчи, тоть то еси неправою думою думал. Будут тобе,
княжо, лишие людье тую думу пододали, тоть не у честь тобе
дали тую думу; то есть тобе, княжо, достойно, аже бы тыи лю-
ди казнил, как то бышь инии людие бояли ся, кто лихую думу
пододаваеть”. Затем рассказывается вся история с Фредриком,
который “шол с темь человеком” якобы, к князю, на самом же
деле “порты с него снем за шию оковал и рукы и ногы и мучил
его так, както буди Богу жяль”. Князь же “детьские свое по-
слав на его подворие и велел товар его розграбити”. “И ныне
мы ся тебе молим, - заключают рижане, - абы ты тыи товар
отдал княжо. И сам ведаешь ажо неправдою еси свое крестное
челование забыл”1.
К концу XIV ст. и полочане в свою очередь жалуются на то,
что в Риге их лишают возможности торговать с “заморскими”
немцами. Рига это отрицает: и эти немцы участвовали в заклю-
чении договоров и пользуются предоставленными в них свобо-
дами. Это обстоятельство находилось в связи с только что рас-
смотренным вопросом о праве поездки купцов в другие местно-
сти. Рижане требовали предоставления им возможности ехать
из Полоцка дальше в Витебск и Смоленск. Полоцк готов был
допустить это с условием, что Рига в свою очередь даст им воз-
1 Русско-ливонские акты. № XLIX.
124
Очерк истории русской торговли
можность ездить на Готланд и Любек, на что Рига не соглаша-
лась1.
Очевидно, Полоцк и Рига старались создать себе штапельное
право, при котором все привозимые к ним товары должны бы-
ли продаваться в стенах города, а не вывозиться дальше, и
притом должны были сбываться местным купцам, но отнюдь не
иностранным или иногородним. Запрещение торговли с други-
ми гостями являлось, таким образом, выражением того же шта-
пельного права.
Однако в мире, заключенном вслед за этим между литов-
ским князем Витовтом и Ригою в 1399 г. в Полоцке1 2, именно
этот спорный вопрос о штапельном праве был оставлен откры-
тым, ибо стороны, очевидно, не могли прийти ни к какому со-
глашению. Он был поднят снова при заключении договора ме-
жду Полоцком и Ригой в 1406 г. Этому договору предшество-
вало нарушение в 1403 г. мира Витовтом, который, как это он
сделал и за несколько лет до того, потребовал от рижских куп-
цов, чтобы они покинули Полоцк в течение 4 недель, в против-
ном случае они будут силой изгнаны из города или заключены
в оковы. Но и выехать он им не дал свободно, а задерживал до
тех пор, пока магистр Ливонского ордена не возместил убытков,
нанесенных в 1403 г. полочанам. При отъезде купцов им была,
впрочем, дана возможность оставить нескольких человек в По-
лоцке для охраны своих товаров3.
Из переговоров, которые велись при заключении упомянуто-
го доворова 1406 г., и из предложений, делаемых обеими сто-
ронами, мы можем усмотреть, насколько существенно расходи-
лись их пожелания и взгляды. Договор, созданный на основа-
нии решения Витовта, является лишь временным компромиссом,
после которого следовал ряд соглашений; окончательно же вы-
яснены были спорные вопросы лишь грамотой литовского кня-
зя Александра 1498 г., которой Полоцку было предоставлено
1 Русско-ливонские акты. № CXXVI1.
2 Там же. № СХХП.
3 Там же. №№ СХСШ, CXCVI, CXCVIII. Goetz. Deutsch-russische
Handelsvertrage des Mittelalters. S. 345.
125
Кулишер И. М.
штапельное право и определены условия торговли рижан и
других гостей в Полоцке1’2.
1 Русско-ливонские акты. №№ CXCIII, CXCVI, CXCVIII. Предложе-
ния сторон см.: там же. №№ СЫН, CLIV, CLXI. Окончательный До-
говор: там же. № CLXIV.
2 В полоцком предложении 1405 г. старое требование Полоцка уже
высказано: “а мимо города Польтеск немецькому купьцю не ходити,
торговати немьцем у Полотьсце”, - тогда как в рижских требованиях
ни об этом, ни о торговле русских за пределами Риги ничего не упо-
минается. Витовт пока еще не дал своего согласия на требование По-
лоцка, и было установлено, что “могут полочане мимо Ригу у землю,
а рижяном мимо Полтеск у землю, куда хочют то на обе стороне межи
нас волно, водою и землею”. Исключение делается лишь в том случае,
если бы Витовт или его наследники, или магистр Ливонского ордена
устроили складочное место в Полоцке или Риге (“исклад учинили”);
“а тот исклад держати на обе стороне, у Полоцку и в Ризе так, как
уставлен будет” (Русско-ливонские акты. №№ CLX, CLXIV). Но по-
лочане, по-видимому, не примирились с этим отказом, желая во что
бы то ни стало создать штапельное право для Полоцка. В 1448 г. нем-
цы сообщают в Ригу, что отправленные ими в Смоленск товары за-
держаны и отправка их в Витебск и Смоленск запрещена. На это жа-
луются в 1452 г. и прусские купцы, усматривая в таком образе дейст-
вий Полоцка нарушение установившегося издавна обычая. И польский
король Казимир заявляет немцам, находящимся в Полоцке, что они не
могут ехать мимо города. Напротив, Витебск с этим не согласен; в
послании в Ригу 1466 г. он указывет на то, что желает сохранить тор-
говлю с Ригой и вредить ей не намерен (Goetz. Deutsch-russische Han-
delsvertrage des Mittelalters. S. 57). Co своей стороны, и Рига портила
дело, не желая, как это уже и раньше было, пропускать русских куп-
цов за море. В 1470 г. она обращается к Данцигу с просьбой дать свое
заключение о том, можно ли удовлетворить такое требование русских,
и Данциг на это отвечает, что русские и литовцы никогда за морем не
торговали (Русско-ливонские акты. № CCLVIII). Тем не менее пока
еще не последовало соглашения между Ригой и Полоцком в смысле
свободного проезда в обе стороны. Полочане готовы отказаться от
своих притязаний на монополию, если и Рига в свою очередь уступит
им. “А как любите нам, - заявляют они, - што нашим купцом поло-
чане дадите за море путь чист торговати, водою и сухим путем, а мы
ныне наших купцов пропустим в Витебьску и к Смоленску по старом”
(Русско-ливонские акты. № CCLXVI).
126
Очерк истории русской торговли
В привилегии князя Александра рижанам и иным гостям за-
прещено под угрозой конфискации товаров ездить в Витебск
или Смоленск; они могут отправляться туда лишь для взыска-
ния долгов, но не для торговли1. Эти поездки вызывались тем,
что купцы из Витебска и Смоленска продолжали посещать Ри-
гу. За пределы Риги ни они, ни полочане, конечно, не ездили.
Полоцк стал конечным пунктом немецкой торговли и центром
товарообмена в северо-западном крае.
Но Полоцк этим не ограничивается - торговля гостя с гостем
вообще должна быть прекращена, и не только за пределами
Полоцка, в других местностях, куда немцы могли бы отправ-
ляться, но и в стенах самого Полоцка. И здесь товары должны
идти через руки местных жителей, иначе мог бы получиться
обход постановления, согласно которому нельзя ехать мимо
Полоцка, минуя его жителей. Гости приезжали бы сюда, фор-
мально выполняя это требование, но в действительности нару-
шая его. Они торговали бы между собой в самом городе, так
что в результате все-таки устраняли бы горожан.
Как мы видели, и Витебск, и Рига уже рано стали запрещать
торговлю гостя с гостем, что вызывало каждый раз возмущение
противной стороны. Их примеру следовал и Полоцк. В своих
предложениях 1405 г. Полоцк заявляет: “А торговати немець-
кому купцю с гостем Литовьское земли добровольно, а с новь-
городци немецькому купьцю торговати, а промежи има ходити
нашему полочанину: занеже нас новьгородци не пустят у
немечький двор торговати без своего новьгородца; а с Москви-
чи торговати вашим немьцем; также нашему полчанину межи
ими ходити, торговати: занеже на нас москвичи тамьгу емлют”1 2.
С литовцами немцы, следовательно, могут торговать непосред-
ственно, с новгородцами же и москвичами только через посред-
ство полочан. Последние, по объяснению Никитского, являлись
своего рода маклерами, без которых ни одна сделка гостя с гос-
тем заключена быть не могла - “между ними”, по образному
выражению памятника, “ходил полочанин”3. Маклеров на Руси
1 Акты к истории южной и западной Руси. 1863. Т. I. № 159.
2 Русско-ливонские акты. № CLIV.
3 Никитский. Экономический быт Великого Новгорода. С. 150 сл.
127
Кулишер И. М.
в те времена не было в противоположность Западу, где повсю-
ду существовали маклерские корпорации и где, как например, в
Брюгге, обязательно было пользование их помощью.
Запрещая рижанам непосредственную торговлю с новгород-
цами и с москвичами, Полоцк ссылается на то, что новгородцы
не дают им торговать на немецком дворе без посредства мест-
ных жителей, а москвичи с них, полочан, взимают тамгу. Вы-
ходит, таким образом, как будто против торговли рижан с нов-
городцами и москвичами Полоцк, в сущности, ничего не имеет
и готов был бы допустить ее, если бы тому не препятствовали
действия противной стороны. Едва ли, однако, мы имеем осно-
вание принимать эти объяснения за чистую монету и даже
предполагать, как утверждает А. С. Мулюкин, что Полоцк за-
прещает непосредственную торговлю немцев с москвичами в
качестве репрессалии против Москвы, которая взимала тамгу с
жителей Полоцка1. Скорее, это просто отговорка. Не говоря
уже о том, что тамга вообще уплачивалась всеми иногородни-
ми1 2, а не одними полочанами (да и местными жителями, но
только в меньшем размере), так что никакой несправедливости
по отношению к Полоцку не было. Мы видели, что стремление
устранить непосредственную торговлю гостей обнаруживалось
уже давно и в северо-западных городах и находилось в данном
случае в связи с настойчивым желанием Полоцка устроить у
себя складочное место, вытекало из того основного положения,
что все привозимое в Полоцк должно проходить через руки его
жителей. Гётц понимает приведенное выше постановление 1498 г.
о недопустимости езды мимо Полоцка в смысле установления
штапельного права в полном смысле слова, т.е. с обязанностью
прибегать к местным жителям и при продаже товаров в преде-
лах города3-4. Во всяком случае, в привилегии 1498 г. указано,
что немцам запрещается закупать товары в местё производства,
1 Мулюкин. Юридическое положение иностранных купцов. С. 4.
2 См. ниже, гл. IX.
3 Goetz. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 347.
4 И в Ковно запрещено (в 1493 г.) немцам торговать с гостями и кре-
стьянами (Hansisches Urkundenbuch. Bd. XI. № 689).
128
Очерк истории русской торговли
в лесах и деревнях1, т.е. приобретать их у крестьян, которые
также по понятиям того времени, относились к числу чужих, -
лишнее подтверждение запрета торговли гостя с гостем.
Наконец, с обеих сторон обнаруживалось желание ограни-
чить деятельность приезжих купцов оптовой торговлей, не до-
пуская розничной, - обычное в те времена стеснение для гос-
тей. Действительно, в предложении, исходящем от Полоцка,
говорится: “А малое вам торговли не купити в Полотсце пороз-
ничи; а корьчмы вам у нас у Полотсце не держати”. И в част-
ности, по поводу двух важнейших объектов русско-немецкой
торговли, воска и мехов, прибавлено: “Купити вам немцем у
нас, у Полотсце, немецькому купьцю пол-берьковьска воску
пол тысячи белкы”1 2. В противоположность этому “ратьмане
Ризькии” предлагают разрешить немцам “у Полочьку торговати
и с гостем и с полочаны восполу то будь мало или велико во
всякой торговли какыилни (какыи ли ни) был товар никакого
чего выложено без всякой хитрости”. В свою очередь и они да-
ют такое же обещание “тако же мы хочем полочаном у Ризе
чинити”3. В предложении магистра Ливонского ордена это ме-
сто повторяется почти дословно (по-немецки), но прибавлено,
что при этом не должны нарушаться старинные привилегии
г. Риги4. Между тем, как указывает Бунге, уже к концу XIII ст.
по статутам г. Риги гости лишь первый год своего пребывания
пользовались равными с гражданами правами в области тор-
говли и промыслов, в дальнейшем же должны были для сохра-
нения их стать гражданами города. А в XIV ст. последовали
дальнейшие ограничения в том смысле, что закупка товаров для
вывоза и продажа привезенных товаров разрешались гостям
лишь оптом, но отнюдь не в розницу. Равным образом им за-
прещалось закупленные товары перепродавать тут же на месте5.
Таким образом, рижане, формально предоставляя купцам,
приезжающим к ним из Полоцка, те же права, каких они сами
1 Акты к истории южной и западной Руси. № 159.
2 Русско-ливонские акты. № CLIV.
3 Там же. № СЫН.
4 Там же. № CLXI.
5 Bunge. Die Stadt Riga im XIII und XIV Jahrhundert. 1878. S. 138 ff.
129
Кулишер И. М.
добивались в Полоцке, на самом деле вовсе не придерживались
принципа взаимности, а, напротив, рассчитывали посредством
упомянутой прибавки обойти свое заявление “тако же мы хочем
полочаном у Ризе чинити”.
Но этого они не добились. Принцип взаимности выдержан.
Решением Витовта торговля в розницу гостям не дозволена ни в
Риге, ни в Полоцке, причем по этому вопросу должны быть из-
даны специальные постановления. “Также полочаном у Ризе, а
Рижяном у Полочку никакое малое торговле не торговати, што
розницею зовут; а то мы как у Полоцку, а рижяне и Ризе учи-
ним и поставим, а любо, как можем межи себе уровнати”. При-
вилегией 1498 г. это положение окончательно закреплено: в По-
лоцке устанавливаются три двухнедельные ярмарки, в течение
которых гостям только и дозволена розничная продажа. Это
обычное исключение, делаемое в Средние века. Ярмарочная тор-
говля находилась в особом положении. В интересах ярмарки,
оживления ее, посещения многочисленными торговцами, что да-
вало и значительный доход государю в виде торговых сборов,
устранялись обычные стеснения: гости пользовались правом
убежища, никакие репрессалии не допускались, взыскание по
долгам, возникшим до ярмарки, не могло иметь места, наконец,
торговля разрешалась всем и каждому любыми товарами и в лю-
бом количестве.
Но вне ярмарок привилегия 1498 г. дозволяет рижанам в
Полоцке торговать только оптом под угрозой конфискации то-
варов. Продавать можно сукно только целыми штуками, соль -
мешками, мускатный цвет и мускатный орех, галгант, цитвар-
ный корень, гвоздику, шафран и иные ценные пряности - фун-
тами, топоры, ножи и т.п. - дюжинами, винные ягоды и изюм -
корзинами, вино, пиво и другие привозные напитки - бочками,
железо, свинец, медь, олово и латунь - центнерами. Точно
также закупать дозволено товары только оптом: воск по 20
фунтов, меха собольи, куньи, енотовые - по 40 штук, беличьи,
горностаевые, хлобковые, норки - по 250 штук, золу и деготь -
целыми тоннами.
Наконец, в области суда соглашение 1406 г. обозначает рез-
кую перемену в том смысле, что суд производится не в том мес-
те, где совершено преступление или возникла тяжба, а на ро-
дине преступника или должника. В договоре 1229 г. мы читаем
130
Очерк истории русской торговли
еще “ити истьцю и взяти емо та правда, которая в томь горо-
де”1, и точно так же в мирном договоре, относящемся к 60-м го-
дам XIII ст., говорится: “А где будеть кто кому виноват, в томь
городе правити, где тот человек живет; инде суда ему не иска-
ти, в которой волости человек извиниться (окажется винов-
ным), ту ему правда дати”1 2.
Напротив, в грамоте, касающейся весов и относящейся к
ИЗО г., выражен уже иной принцип: “аже привезеть нечистый
товар, а нелюб будеть, поехати ему назад со своим товаром, а
свой князь тамо казнить его”3. Это частичное постановление,
применяемое здесь лишь к случаям фальсификации товаров, в
1406 г. получает общий характер. “Ратмане Ризькии” просят
“полочаном стеречи немечьских купцев, как своя братья... без
всякоя хитрости” и заявляют, что со своей стороны “тако же
мы хочем полочаном у Ризе чинити”. А к этому они прибавля-
ют: “Аще которы немьчин извиниться у Полочьсце, того не-
мьчина оттослати у Ригу, ратьмане его судят, по своей правде”,
и то же следует сделать с полочанином4. Это повторяется и в
предложении Полоцка5. “А извиниться нашь полочанин у Ризе,
ино его немьцем у Ризе не казнити, отпустити его у верх, ино
его там свои полочане казнят”. То же применяется к рижанам.
Наконец, на той же точке зрения стоит магистр Ливонского ор-
дена6. Неудивительно при таких условиях, что это поддержан-
ное всеми предложение вошло и в решение Витовта 1406 г. “А
полочяном блюсти рижянина у Полоцку как себе, а рижяном
блюсти полочянина у Ризе, себе обороняти. Аже полочанин што
проступить у Ризе, ино им того до Полоцка послати, ино его
там полочане осудят по своему праву”7.
Если в приведенных выше постановлениях, касающихся ус-
ловий торговли, одержал победу Полоцк, добившийся шта-
1 Русско-ливонские акты. Прил. № 1. С. 435. Д. 23.
2 Русско-ливонские акты. № XXII а.
3 Там же. № LXXIV.
4 Там же. № СЫН.
5 Там же. № CLIV.
6 Там же. № CLXI.
7 Там же. №№ CLX, CLXIV.
131
Кулишер И. М.
пельного права и тем самым сильно ограничивший права гос-
тей, то здесь, как указывает Гильдебранд, осуществлен (в свое-
образной форме) принцип, свойственный германскому средне-
вековому праву, согласно которому всякий должен судиться и
за границей на основании того права, которое действует на его
родине, он как бы носит это право с собой1. Впрочем, необхо-
димо прибавить, что это принцип не только германского, но,
быть может, еще в большей степени романского права: италь-
янские купцы, отправлявшиеся на Восток, судились там на ос-
новании своего права1 2.
1 Hildebrand. Das deutsche Kontor zu Polozk // Baltische
Monatsschrift. Bd. XXII. 1873. S. 366.
2 Гильдебранд полагает, что это относилось в данном случае только к
преступлениям, но во всяком случае немцам удалось в этом смысле
добиться в Полоцке гораздо большего, чем в Новгороде, где сохра-
нился старинный принцип судить виновного в том месте, где соверше-
но преступление. Что касается области гражданского права, то, как
видно из приведенного решения Витовта, на тяжбы частного характе-
ра новый принцип не распространяется. Но, как указывает Гётц, из
других источников можно усмотреть, что полочане для суда над нами
за долги посылались в Полоцк; когда же это не делалось, то они вы-
ражали свой протест, ссылаясь на договор. Мы встречаем и поездки
полочан в Ригу для взыскания там долгов с рижан, причем в этом
случае в суде на родине ответчика участвует и представитель истца,
отправляемый в место, где происходит судоговорение. См.: Goetz.
Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. S. 349.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
торговля Московского государства
с Западом в XVI и XVII ст.
торговля англичан и голландцев
До XVI ст. главным пунктом, где соприкасалась хозяйствен-
ная жизнь России с Западом, являлся Новгород. Дополнением
к нему были северо-западные города — Полоцк, Смоленск, Ви-
тебск, развивался путь по Западной Двине. Теперь выдвинулся
север, Белое море, вместо Западной Двины — Северная Двина,
путь по ней и дальше до Москвы; впервые установились непо-
средственные морские сношения между Россией и Европой.
После открытия Америки Христобалем Колоном (Колумбом)
во всех европейских государствах обнаруживается страсть к
открытию новых стран, снаряжаются экспедиции для отыска-
ния новых путей. Из Англии экспедиции направляются на се-
вер — ищут новых земель как на западе, так и на востоке. Идя
к западу, англичане попадают на крайний север Америки, к
Гудзоновой реке; двигаясь к востоку, они не находят, правда,
нового пути в Азию, но зато, подобно Колону, открывают если
не новую часть света, то, во всяком случае, новую страну —
Московию.
Вновь возникшее “общество купцов-искателей для открытия
стран, земель, островов, государств и владений неведомых и
доселе морским путем не посещаемых” отправило три корабля,
из которых два были затерты полярными льдами, и смелые мо-
реплаватели без теплой одежды и пищи медленно умирали; ко-
релы нашли на Мурманском море корабли, которые “стоят на
якорях в становищах, а люди на них все мертвые и товаров на
них много”. Ричарду же Чанслеру, ехавшему на “Благом пред-
133
Кулишер И. М.
приятии”, удалось благополучно добраться до Усть-Двины, где
он пристал к монастырю св. Николая; “того же лета, — читаем
в Двинской летописи под 1553 г., — августа в 24 день прииде
корабль с моря на устье Двины реки и обослався; приехали на
Холмогоры в малых судех от английского короля Эдварда по-
сол Рыцарт, а с ним гости”. Чанслер был вызван в Москву Ио-
анном Грозным и представил ему грамоту, экземпляры которой
были даны каждому кораблю ко всем владетелям стран, в ко-
торые они могли бы попасть. “Мы предоставили почтенному и
храброму мужу Гугу Вилибею и прочим с ним находящимся, —
говорится в ней, — нашим верным и любезным подданным,
идти по их усмотрению в страны, им прежде неизвестные, что-
бы искать того, чего у нас нет, и привозить из наших стран то,
чего нет в их странах. И таким образом произойдет выгода и
для них и для нас и будет постоянная дружба и ненарушенный
союз между ними и нами”.
Чанслер был милостиво принят Грозным, желавшим устано-
вить сношения с Англией, в особенности для получения с Запа-
да вооружения, которого поляки и шведы не хотели пропус-
кать: “Государь, царь и великий князь, — говорится в той же
Двинской летописи, — королевского посла Рыцарта и гостей аг-
линские земли пожаловал, в свое государство российское с тор-
гом из-за моря на кораблях им велел ходить безопасно и дворы
им покупать и строить невозбранно”. Чанслер во время своего
пребывания в Московском государстве собирал сведения о тор-
говле, как это известно из записки его к дяде своему Фронтин-
гему, а находившийся при нем Иоганн Гассе описал для англий-
ского купечества русские монеты, меры и весы, указал произво-
димые в России товары и советовал устроить складочное место
для английских товаров не только в Москве, но и в Вологде.
После этого Чанслер благополучно “отошел в свою землю”.
После таких успешных результатов, открывавших для анг-
лийской торговли новое поприще и подготовивших все для нее
необходимое, образовалась уже новая компания, во главе с гу-
бернатором, 4 консулами и 24 ассистентами, получившая в
1555 г. у короля Филиппа и королевы Марии хартию на ис-
ключительное право торговли с Московским государством, как
и с другими странами, которые она откроет на севере, северо-
134
Очерк истории русской торговли
востоке или северо-западе от Англии; всякая попытка посто-
ронних лиц нарушить монополию компании, торгуя с этими
странами, наказывается конфискацией товаров.
Компанией была выработана инструкция для своих агентов,
отправляющихся в Россию, которые должны были собираться и
советоваться о том, что было бы всего приличнее и выгоднее
для компании, а в то же время изучать русский народ во всех
его сословиях, его нравы, обычаи, подати, монету, вес, меру,
счет, товары, которые могут быть с выгодой проданы в России;
наконец, они должны были всемерно стараться выведать путь в
Китай, морем или сушей. Кроме того, им предписывалось не
нарушать никаких законов в Московии, ни религиозных обыча-
ев населения, торговать без нарушения порядка, с населением
обращаться вежливо, не насмехаясь над ним, и не трогать
женщин. Русского желательно заманить на корабль и напоить
его, чтобы выведать у него разные тайны, но не делая ему при
этом никакого зла. Далее, слугам воспрещается богохульство,
игра в карты, непристойные разговоры, всякие интриги и ссо-
ры, предписывается обязательная утренняя и вечерняя молитва
и чтение вслух Библии. В то же время компания приказывает
соблюдать осторожность по приезде в Архангельск — не ухо-
дить далеко от своих судов, не расставаться по возможности с
оружием, как и не проявлять жадности к подаркам.
В 1555 г. Грозным была выдана компании первая привиле-
гия, в которой установлена беспошлинная торговля англичан,
свободный приезд в Россию и обратный выезд, а также было
гарантировано, в случае кораблекрушения, возвращение компа-
нии всего спасенного имущества. В знак особого благоволения
царя она получила в Москве дом на Варварке. Новая привиле-
гия была дана компании в 1567 г., привилегия крайне важная,
ибо, помимо подтверждения прежних прав, ей дозволено вести
беспошлинную торговлю также в Казани и Астрахани, Нарве и
Дерпте, следовательно, ездить не только северным путем, но и
через Балтийское море. Предоставлено и право торговать с вос-
точными народами, в особенности вести торговлю с Персией,
торговать “в Болгарии и Шамахе”. Мало того, ни другим ино-
странцам, ни англичанам, не входящим в состав компании, не
дозволено приезжать в Московское государство северным пу-
135
Кулишер И. М.
тем — гавани на Ледовитом океане и Белом море открыты для
одной лишь компании. В 1569 г. к этому прибавлены право че-
канить английскую монету на русских монетных дворах и при-
вилегия “жить везде в России по своему закону” — право суда и
наказания над англичанами принадлежит главному агенту ком-
пании, русские власти обязаны оказывать ему содействие. Нако-
нец, за преступления, совершенные агентами компании, будет
взыскиваться с них самих, но отнюдь не со всего общества —
принцип личной ответственности, отказ от права репрессалий.
Это были чрезвычайно широкие права — исключительное
право приезжать северным путем, возможность торговать с
Персией, беспошлинная торговля, право торговать и иметь свои
дворы во всевозможных городах, наконец, право самоуправле-
ния в широких размерах. Это был кульминационный пункт;
никогда впоследствии компания не пользовалась столь широ-
кими привилегиями. Правда, уже два года спустя Иоанн Гроз-
ный, разгневавшись на английскую королеву Елизавету за ее
нежелание заключить с ним политический союз, выместил свою
злобу на “торговых мужиках”, т.е. английских купцах, аресто-
вав все их товары и заявив Елизавете, что “и без английских
гостей Московское государство не скудно было”. Но вскоре
припадок царя прошел, и он вернул и товары, и прежние воль-
ности компании. И не без основания дьяк Щелкалов говорил
английскому послу Боусу после смерти Грозного: “Умер твой
английский царь”1.
Привилегии Федора Иоанновича и Бориса Годунова, кото-
рого англичане именовали “лордом-протектором”, при всем
доброжелательном отношении их к компании, дают ей уже го-
раздо меньше. Правда, и здесь говорится: “Мы, ради нашей
1 Толстой Ю. Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею.
Грамоты. 1875. Его же. Обзор первых сорока лет сношений между
Россиею и Англиею. 1875. Гамель. Англичане в России в XVI и XVII
ст. // Записки Императорской Академии Наук. Т. VIII. Прил. № 1.
Любименко. История торговых сношений России с Англией в XVI ст.
Вып. 1. 1912. Ключевский. Сказания иностранцев о Московском госу-
дарстве. Гл. XI. Цветаев. Протестантство и протестанты в России до
эпохи преобразований. 1890. Гл. IV. Костомаров. Очерки истории тор-
говли Московского государства в XVI и XVII ст. 2-е. изд. 1889. Гл. 1.
136
Очерк истории русской торговли
сестры королевы Елизаветы и во внимание к тому, что, соглас-
но их свидетельству, они подвергаются большим потерям и
препятствиям при мореплавании, даруем... дозволение свободно
приезжать в Москву и во все наши владения со всякого рода
товарами и торговать ими, как пожелают. Приказываем не взи-
мать никаких пошлин с их товаров, ни других сборов при пере-
езде с места на другое водою или сухим путем, при спуске ко-
раблей, при проезде через какую-нибудь землю, за корабли и
суда, как и поголовных денег не брать с них, ни денег за про-
езд через мосты или за переправу и за свидетельство в местах
остановки”1.
Таким образом, англичанам даруется по-прежнему право по-
всеместной торговли без уплаты пошлин и сборов. Но помимо
того, что им здесь не дозволена торговля в розницу, они уже не
являются более монополистами. Северный путь открыт и дру-
гим народам, как открыт всем англичанам, а не одной только
компании. Между тем англичане считали, что, открыв впервые
северный путь в Россию, они имеют право на исключительную
монополию торговли с Россией, и не только на Архангельск, но
и в Новгороде и Нарве. Англичанин Гаклейт еще в 1598 г. пи-
сал, что английская нация приобрела себе великую славу навсе-
гда вследствие открытия моря у Северного мыса, ранее неиз-
вестного, и удобного пути в Русскую империю через залив Св.
Николая и реку Двину. Он сравнивал это открытие с открыти-
ем португальцами моря у мыса Доброй Надежды и морского
пути в Индию, а итальянцами и испанцами — неизвестных
прежде стран к западу и юго-западу от Гибралтара и от Герку-
лесовых столбов1 2.
Таким образом, открытие морского пути в Московию при-
равнивалось к открытию морского пути в Индию, а открытие
самой Московии к открытию Америки — англичане хотели до-
казать, что они в области открытий не уступят португальцам и
испанцам. В силу этого в грамоте, переданной английским по-
1 Милостивая грамота Федора Ивановича, нового царя, дарующая
привилегии английским купцам // Записки о Московии XVI века
сэра Джерома Горсея. Перев. Белозерской. 1909. Прил. С. 117.
2 Гамель. Англичане в России в XVI и XVII ст. С. 32.
137
Кулишер И. М.
слом Елизаром Флетчером в 1587 г. царю Федору от “Елизавет
Королевны”, говорилось, что торговля предоставлена была анг-
лийским “торговым людям, которые впервые на Русь дорогу
нашли морем с великими убытками и с томленьем”, и прибав-
лено: “ино иным не пригодится на Русь ездити, которые ся не
убытчили и не промышляли тем первым путем”. И, обращаясь
к “любительному брату своему государю, о том, что которые
статьи написаны были в торговой грамоте, которую гостям дал
прежний государь Иван Васильевич, а те бы статьи, которые
пригодятся, написать велел в нынешнюю грамоту”, Елизавета
прежде всего бьет челом Федору Иоанновичу, “чтоб англича-
нин никакой и иные иноземцы не ездили торговать в его госу-
дареву землю, по сю сторону Варгава, ни к которому приста-
нищу, к Двинскому устью, и к Ругодиву (Нарве) и в Новгород
без королевнины проезжие грамоты и ослобоженья”. Иначе го-
воря, кроме компании, никто торговать не должен, ибо только
ее агенты будут получать “королевнины проезжие грамоты”.
Флетчер в своей речи прибавил к этому подробное объясне-
ние и заявление от имени королевы, “чтоб он, государь, вспа-
мятовал, что ее предреченные торговые люди первое дорогу
проискали и торг уставили все земли, и им стала в то убытки в
их товарах, а его, государеве, земле и его, государевым, под-
данным людям от них великая прибыль учинилась”, а королева
надеется, “что государь и его государевы разумные думцы то
их страданье вменят им за доброе дело”. Он ссылается как на
то, что “те, которые дорогу проложат и пристанища находят, в
великой чести бывают и их везде берегут, во всех землях”, так
и на пример (“а болши того обрасца ненадобеть”) “великора-
зумного и мудрого” отца государя, “как он с великою любовью
принял ее торговых людей и дал им свои жаловалные поволные
грамоты, что им одним торговати во всем в его государстве, и
для его государевы любви гости ее радовалися его государевым
жалованьем и того для пребывали в торговлях на Руси и не
отвели своее торговли к иным землям”. А между тем “здесь
торгуючи мало прибытка имеют против того, что им можно взя-
ти в иных государствах, которые государства поближе к ним...
толко они все на себя приимают, не хотя отстать от него, от
государя”.
138
Очерк истории русской торговли
Заслуги компании, следовательно, велики. Ею впервые най-
ден путь, она торгует с убытком на Руси, а могла бы в других
землях иметь большую прибыль, для Руси же большая выгода
получается. Отсюда, по примеру Грозного, ей следует даровать
исключительное право торговли. Королева Елизавета просит,
чтобы государь “от нее выслушал, что ей известно есть про ее
гостей, как они от иных терпели и что иноземцы над ними чи-
нили, которые иноземцы вытеснили их из их торговли, а они
сперва здесь торг уставили”.
В ответ на это велено было объявить “королевнину послан-
нику Елизару”, какие огромные привилегии англичане получи-
ли: им “было жалованье мимо всех иноземцев, а какова им бы-
ла дана поволная торговля во всех государя нашего государст-
вах, и дворы им подаваны во многих городах государя нашего
безданны, и грамота им жаловалная... сперва дана, какова им
была люба, и пошлин с них имати не велел в своем государст-
ве, на Москве и по всем городам”. “А в те поры, — читаем да-
лее, — за государем нашим... была государя нашего вотчина,
Лифляндская земля и большое пристанище морское было у Ру-
годива (Нарвы), и всех поморских государств торговые люди с
товары приходили к Ругодиву, а не одни аглинские гости при-
ходя в государя нашего государстве торговали... а ты ныне в
своих речех говорил, будто одним аглинским гостем торговать
велено (было) в государя нашего государстве, и то гости аглин-
ские ложно сказывали королевне”. “А как на Ругодивское при-
станище от государевы вотчины отошло и отец государев... у
морского пристанища, у Колмогор велел поставити город и
всяким торговым людям из всех государств позволил приходить
к своему государству к Двинскому городу к пристанищу мор-
скому, а аглинским гостем в своем государстве позволил госу-
дарь торговати по-прежнему всякими товары без вывета и свое
государево жалованье к ним держал великое, свыше всех зе-
мель гостей”. При этом Флетчеру указывается и на то, что анг-
личане на Руси вовсе не “великие убытки терпели”, а напротив,
“торгуючи беспошлинно много лет, многие корысти себе полу-
чили”. Особые же их преимущества, которые им дарованы
“мимо всех иноземцев”, заключаются и в том, что им дозволено
проезжать “в Бухары, в Шамаху, и в Казбин, в Кизылбашскую
139
Кулишер И. М.
землю... и мимо Казлин и Астрахани во все в те государства
пропущати торговати государь велит и пошлин с них имати не
велит”, тогда как “иным иноземцем не велено ни одное версты
за Москву, не токмо в Казань и за Казань, и за Астрахань, а
аглинским гостем, мимо всех иноземцев, через слои государства
так позволил ходить в такие далние государства, любя сестру
свою любителную Елизавет Королевну”1.
Таким образом, сохранить за одной лишь компанией торгов-
лю северным путем не удалось. Еще менее шансов на успех
имела, конечно, попытка запретить другим иностранцам торго-
вать в Нарве и других русских городах. Впрочем, ответ, дан-
ный Флетчеру царем Федором, не во всем соответствовал дей-
ствительности. В Нарве, правда, всегда торговали купцы дру-
гих национальностей — шведы, ганзейцы и т.д., и вели там же
торговлю еще гораздо раньше, чем появились на Руси англича-
не. Что же касается Архангельска, то в ответе Федора Иоанно-
вича дело изображается так, как будто с потерей Лифляндии
Грозный перенес торговлю к Северному морю, хотя, как мы
знаем, инициатива исходила от англичан. В Архангельск пер-
воначально приезжали одни представители английской компа-
нии, а вовсе не “всякие торговые люди”, и только позже стали
появляться и голландцы, французы, гамбургцы, как и посто-
ронние компании англичане.
Англичане, несомненно, впервые открыли путь в Архан-
гельск, хотя отдельные случайные поездки этим путем, как
указывает Гамель, совершались еще до них1 2. Из этого, однако,
еще нельзя сделать вывода, будто без них торговые сношения
на Белом море не установились бы. В эту эпоху, когда все на-
роды стали совершать путешествия для открытия новых земель,
и этот путь не мог остаться неизвестным; если бы не англичане,
то голландцы, которые уже делали попытки в этом направле-
нии, несомненно, попали бы в Белое море, и установились бы
сношения между Западом и Московским государством. Белое
1 Статейный список приезда и пребывания в России английского по-
сла Елизара Флетчера // Временник Императорского Московского
Общества Истории и Древностей Российских. Кн. XVIII. 1850. С. 5,
7, 12, 15-16.
2 Гамель. Англичане в России в XVI и XVII ст. С. 32 сл.
140
Очерк истории русской торговли
море являлось в то время единственным, открывавшим России
свободный выход и непосредственные сношения; путь на Ар-
хангельск был вполне естественным, необходимым.
Англичане явились пионерами в морской торговле с Русью;
они дали Московскому государству возможность вступить в не-
посредственные сношения с Западом, получая оттуда и товары,
и опытных мастеров, тогда как другие страны — Германия
(император) и в особенности Польша — относились к этому
крайне недоброжелательно, опасаясь, как бы Московия, “враг
наследственный всех свободных народов”, который до сих пор
“был невежествен в художествах и незнаком с политикой”, не
научилась промыслам и искусствам, не приобщилась бы к ев-
ропейской культуре, а в то же время не стала бы выделывать
нужные для войны предметы; в этом случае Запад мог опасать-
ся “ужасного нашествия жестоких врагов — московитов”. От-
сюда нападения поляков, датчан, шведов на английские, фран-
цузские и иные корабли, направляющиеся в Архангельск.
Но причина захвата этих судов была и другая — попросту
конкуренция различных народов, желание ослабить других и
захватить в свои руки торговлю с Московским государством. Это
было обычное явление в ту эпоху, когда западноевропейские
страны — Англия, Голландия, Франция, Швеция, Дания —
выступали на арену мировой торговли и в значительной мере
посредством насильственных действий старались выбить конку-
рентов из различных стран. Такая борьба происходила и в Ин-
дии, и в Северной и Южной Америке, и в других частях света.
Московское правительство создало такую конкуренцию и у
себя и тем самым лишило англичан возможности стать монопо-
листами и распоряжаться на русском рынке по своему усмотре-
нию. Правда, как мы видели, англичане и после Грозного поль-
зовались гораздо большими привилегиями, чем купцы других
стран. Беспошлинная торговля, право жить и строить свои дво-
ры во всевозможных городах, ездить в страны Востока — все
это было дано одной лишь английской компании и в качестве
своего рода признательности за ее заслуги в деле сближения
России с Западом, за то, что она положила почин в этой облас-
ти. Но наряду с пятью пристанями на севере, предоставленны-
ми англичанами, две были отданы голландцам, и, кроме того, в
141
Кулишер И. М.
Коле было разрешено приставать и французам; и те и другие
получили право торговать в различных городах с уплатой по-
ловинной пошлины. Мало того, наряду с компанией торговали
и отдельные, не входившие в состав ее части, английские куп-
цы, объединявшиеся иногда в товарищества и наносившие
крупный ущерб компании. Так, например, в 1567 г. в Нарву
приезжало до 70 английских кораблей, нагруженных главным
образом сукном, металлами и винами, но привезенными не
только из Англии, но также из Франции, Италии, Нидерлан-
дов. Посланы они были образовавшимся в Англии обществом
для торговли с Нарвой в составе 46 членов, во главе которого
стоял один из бывших агентов компании Беннет и еще несколь-
ко человек, также из покинувших службу у компании приказ-
чиков. На такие, происходившие неоднократно, попытки быв-
ших агентов компании устраивать конкурирующие с ней обще-
ства компания реагировала, добиваясь у королевы Елизаветы
писем к царю с просьбой о выдаче “непослушных подданных,
неблагодарных граждан своего отечества”, но Грозный и Федор
Иоаннович решительно отказывались выполнить ее волю1.
Представитель компании Горсей среди своих заслуг указывает
на ту пользу, которую он принес компании, не только добив-
шись права ездить через Россию в страны Востока и уплаты
различных долгов компании, но также того, что “все купцы,
которые вели торговлю в этой стране контрабандою, без позво-
ления английской компании, в числе 29, были отданы в его ру-
ки для препровождения их в Англию”1 2. Но он ошибался; это
была лишь небольшая часть “контрабандистов”, остальные
продолжали свободно торговать и впоследствии. Привилегия
царя Бориса, данная компании в 1598 г., подобно предыдущим,
не содержала никакого запрещения для этих лиц торговать в
России, как ни добивалась этого компания.
В других частях света, где английские компании открывали
новые земли и вступали в торговые сношения, они поступали
гораздо решительнее как с купцами других национальностей,
так и с теми англичанами, которые позволяли себе торговать
1 Любименко. История торговых сношений России с Англией в XVI ст.
С. 52 сл.
2 Записки о Московии XVI века сэра Джерома Горсея. 1909. С. 78.
142
Очерк истории русской торговли
помимо привилегированной компании. Происходили формен-
ные сражения с первыми и изгнание их из данной местности,
пускали ко дну суда вторых, и они рассматривались в качестве
пиратов. Но там речь шла о завоевании новых стран и покоре-
нии туземцев, строились форты, содержалось войско. В России
положение было совершенно иное, все зависело от благоволе-
ния и согласия правительства. Только на пути туда, на море,
модно было производить нападения на суда конкурентов, но в
пределах страны приходилось скрепя сердце мириться со всеми
нарушителями монополии, ограничиваясь распространением
про них всяких ложных слухов и наветов, называя их шпиона-
ми польского короля и т.п. И так поступала не только англий-
ская компания, но и иные английские товарищества по отноше-
нию к ней, голландцы относительно англичан и т.д.
Как мы видели, в Московское государство приезжали для
торговли купцы всевозможных наций. Действительно, торгова-
ли по всей Руси литовцы и поляки, со времени Тявзинского
мира 1595 г. и шведы (первоначально только в Новгороде), с
1587 г. французы. Посещали Россию ливонцы, гамбургцы и
бременцы, датчане. Но наибольшую роль играли первоначально
англичане, а затем первое место стали занимать голландцы. Эти
две крупнейшие торговые нации, соперничавшие за преоблада-
ние и в других странах и частях света, и здесь вели ожесточен-
ную борьбу, и в результате победа осталась за голландцами —
по крайней мере в XVII и в начале XVIII ст. В 1618 г. нидер-
ландский резидент в России Исаак Масса писал в своем доне-
сении Генеральным штатам из Архангельска, что “в настоящее
время англичане здесь осрамлены, а наша речь теперь в силе.
Наконец в Москве князья узнают истину относительно всего,
что прежде говорилось о торговле с англичанами, от которой в
течение 50 лет царь не получил никакой выгоды, между тем как
от голландцев ежегодно поступают значительные суммы в та-
можню; теперь узнают, кто лучше и усерднее .служит России во
всех отношениях... Насколько здесь прежде англичан уважали,
настолько их ныне презирают; насколько они прежде держали
себя здесь гордо, настолько они теперь повесили нос и сдела-
лись чрезвычайно ласковы к нам; впрочем, иначе они и не мог-
ли поступить, и если не представится какого-либо средства, то
143
Кулишер И. М.
компания их рушится в этом году, так как в этом году прибыло
лишь три английских корабля в Архангельск, а наших было
больше тридцати, и они продали весь свой товар и возвращают-
ся в Голландию, нагруженные русскими произведениями”. “С
нашими купцами, — прибавляет Масса, — в нынешнем году
поступлено чрезвычайно милостиво. Они заплатили с куплен-
ных и проданных товаров пошлины в размере не более 2%”. Он
указывает на то, что англичане всячески стараются возбудить
ненависть к Генеральным штатам, что они подали царю записку
с сообщением о том, что Голландия “желает вмешиваться в де-
ла всех стран и вселить в них раздор”, что она была виновни-
цей шведской войны, которая большей частью производилась ее
силами и средствами, и что она добилась выступления Польши
против России1.
Англичанин Коллинс со своей стороны, 50 лет спустя, ха-
рактеризовал деятельность голландцев на Руси следующим об-
разом: “Голландцы, как саранча, напали на Москву и отбивают
у англичан хлеб. Они гораздо многочисленнее, богаче англи-
чан, ничего не щадят для достижения своих целей и всюду бро-
саются, куда манит их выгода. В России принимают их лучше,
чем англичан, потому что они подносят подарки боярам и та-
ким образом приобретают их покровительство. Точно так же
они стараются унизить и осмеять англичан: рисуют карикату-
ры, сочиняют пасквили и тем вызывают у русских отрицатель-
ное представление о нас. Они изображают нас в виде бесхво-
стого льва с тремя опрокинутыми воронами и множества боль-
ших собак с обрезанными ушами и хвостами... И эти изображе-
ния их производят на русских большое впечатление”1 2.
Таким образом, обе стороны прибегали к одним и тем же
средствам. Голландцы в особенности старались добиться отня-
тия у англичан тех усиленных привилегий, которыми москов-
ская компания пользовалась. Эти привилегии были подтвер-
ждены еще в 1614 и 1628 гг. Царь Михаил Федорович по при-
1 Записки о России XVII и XVIII веков по донесениям голландских
резидентов. Три письма Исаака Массы генеральным штатам. 2-е и 3-е
письмо // Вестник Европы. Т. VIII. 1868. С. 802 — 803, 809 — 810.
2 Коллинс. Нынешнее состояние России / / Чтения Императорского
Общества Истории и Древностей Российских. 1894. С. 1, 38 — 39.
144
Очерк истории русской торговли
меру царя Феодора и царя Бориса предоставлял “аглинским
гостем сер Томасу Смиту Книхту с товарищи ходити в Москве
и в нашу отчину в Великий Новгород и во Псков и все наши
государства с товаром торговати беспошлинно... для великого
государя брата нашего любительного Якуба (Якова) короля
любви”. Им разрешено по-прежнему “товар свой продавати на
Колмогорах и на Двине и на Вологде и в Ярославле”, причем
подробно перечисляются всякие пошлины (замытные, сваль-
ные, проезжие, судовые, с голов и с мостовщины, с явки и с
перевозов), которых “имати есмя не велели”.
Впрочем, в жалованной грамоте 1628 г. все эти права рас-
пространяются только на “Сер Джона Мерика Книхта с това-
рыщи с двадцати трех человек, которым гостем имена подал...
его королевского величества агент Фабян Смит”. На самом деле
не только эти 23 человека, но и целый ряд других лиц под ви-
дом их слуг и факторов торговали беспошлинно, не говоря уже
о том, что англичане нарушали постановление “чужих товаров
за свои товары с собою не привозити”, а продавали, пользуясь
освобождением от пошлин, и товары, привозимые из других
стран или принадлежащие купцам других национальностей, под
видом своих, нанося убыток не только казне, но и русским
купцам. Последние с восшествием на престол царя Алексея
Михайловича били челом ему, что “после московского разоре-
ния, как воцарился отец твой, государев, английские немцы,
зная, что им в торгах от Московского государства прибыль
большая, и желая овладеть всяким торгом, через подкуп думно-
го дьяка Петра Третьякова взяли из Посольского приказу гра-
моту, чтобы торговать английским гостям у Архангельска и в
городах Московского государства 23 человекам; но начали при-
езжать в Московское государство человек по 70 и больше, по-
настроили себе домов и живут без съезду, товара своего у Ар-
хангельска русским не продают и не меняют, а везут его прямо
в города и продают когда поднимутся в цене; русские же това-
ры, которые мы прежде на их товары выменивали, теперь они
покупают сами, своим заговором, через посылаемых ими по го-
родам и селам покупщиков и отвозят в свою землю беспошлин-
но или, тоже без платы пошлин, тайно продают на деньги у
Архангельска купцам других наций, голландским, брабантским
145
Кулишер И. М.
и гамбургским немцам; всеми торгами, которые принадлежали
нам, завладели английские немцы”1.
Здесь мы находим всевозможные обвинения: и в беспошлин-
ной торговле целой массы не имеющих на то права лиц, и в не-
посредственной закупке товаров у местных жителей, минуя
купцов, что было запрещено, и в продаже товаров другим гос-
тям, что также не дозволялось, — словом, во всех грехах, ко-
торые можно было поставить в вину купцам того времени.
“Милосердый государь, — заключают они, — пожалуй нас,
холопей и сирот своих, не дай нам от иноверцев быть в вечной
нищете и скудости, не вели искони вечных наших промыслиш-
ков у нас бедных отнять”.
Челобитная возымела свое действие, ибо совпадала с интере-
сами самого московского правительства, несшего явный убыток
от привилегий компании, которая не платила пошлин. Ввиду
развития торговых оборотов ее эти убытки были уже весьма
значительны, и московское правительство, у которого не хвата-
ло решимости лишить сразу англичан этой привилегии, вос-
пользовалось удобным случаем и покончило с прежними их
льготами.
Когда после воцарения Алексея Михайловича возник обыч-
ный вопрос о подтверждении жалованной грамоты англичанам,
он сослался на то, что англичане учинили “злое дело, государя
своего Карлуса до смерти убили”. Как писал Кильбургер,
“царь сказал, что такие люди, которые своего собственного ко-
роля лишили жизни, недостойны его привилегий”. “Когда вы
своему королю по-изменнически дерзнули голову отсечь, чего
подлее нигде на свете не слыхано, то я с вами никакого сооб-
щения не хочу”, — велел им сказать царь. Английскую рево-
люцию и убийство короля Карла искусно эксплуатировали и
голландцы, обвиняя англичан в неблагонадежности. Указ 1649 г.
ссылается на то, что царь Михаил Федорович разрешил англи-
чанам повсюду торговать в России, но теперь, в 1649 г., многие
прежде пожалованные англичане умерли — стало быть, и при-
1 Акты Археографической Экспедиции. Т. IV. № 13. Соловьев. Исто-
рия России. 3-е изд. Т. X. С. 129 сл. Цветаев. Протестантство и про-
тестанты в России до эпохи преобразований. С. 268.
146
Очерк истории русской торговли
вилегия потеряла свое значение. Далее приводятся обычные
обвинения англичан, что они составили союз, торгуют заповед-
ными товарами и т.д., отчего русские торговцы беднеют, англи-
чане богатеют. И в заключение указывается на то, что прежде
торговали они по государевым жалованным грамотам, которые
даны им по прошению “английского Карлуса короля”, а теперь
они убили его и потому грамота потеряла силу. В результате
англичане были выселены из Москвы — им в Московском го-
сударстве “быть не довелось”, а велено “со всем своим имением
ехать за море, а торговать с Московскими торговыми людьми
всякими товарами, приезжая из-за моря у Архангельского го-
рода” и притом с уплатой пошлин1. Если когда-то в шутку го-
ворили, что английский двор будет превращен в монастырь, то
теперь в нем была устроена “большая тюрьма”.
Сношения между Россией и Англией после этого не прекра-
тились. Царь Алексей не признавал Кромвеля и весьма нелю-
безно обошелся с его послом, напротив, поддерживал перепис-
ку с принцем Карлом, а по восшествии его на престол возобно-
вился обмен посольствами. Стюарты после реставрации стали
вновь поднимать вопрос о возвращении их подданным привиле-
гий в Московском государстве, ссылаясь на то, что, лишенные
царем прежнего своего положения в наказание за измену за-
конной династии, они теперь, по возвращении ее, должны по-
лучить полное прощение. Но ни обращения в этом смысле к
Алексею Михайловичу, ни такие же просьбы, направленные к
Федору Алексеевичу, а затем к Иоанну и к Петру, не привели
к каким-либо результатам. “Прежним компаниям (соглашени-
ям) быть не годится — от них более ссоры, чем дружбы, —
открылось, что они торгуют подкрадными обидными товарами”,
т.е. контрабандой. Решено было раз навсегда покончить с теми
особыми, чрезмерными льготами, которыми пользовались на
Руси англичане1 2.
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций. Т. IX (X), 1882. Введе-
ние. С. XCIII-XCIV.
2 Любименко. Торговые сношения России с Англией при первых Ро-
мановых / / Журнал Министерства Народного Просвещения. 1915.
Т. XI. С. 15. Соловьев. История России. Т. XII. С. 241.
147
Кулишер И. М.
Более глубокая причина отмены этих привилегий заключа-
лась в том, что русское население не нуждалось более в по-
средничестве англичан для сношений с Западом, ибо имелось
достаточно купцов других национальностей, которые занима-
лись привозом товаров в Россию и вывозом их оттуда. За сто
лет до потери английской компанией исключительных привиле-
гий в Московском государстве английское правительство лиши-
ло ганзейцев тех особых преимуществ, которыми они пользова-
лись в Англии, и закрыло их двор в Лондоне (суконный двор).
Теперь Россия таким же образом поступила с англичанами.
Однако полного соответствия между этими действиями не было.
Англичане освободились в XVI ст. от посредничества ганзейцев
и итальянцев, в руках которых находилась прежде торговля
между Англией и другими странами. Они сами стали теперь не
только приобретать за границей нужные им товары, но и вы-
полнять в других странах ту же роль, какую играли прежде
ганзейцы. В XVII ст. Ганза была вытеснена и из Скандинав-
ских государств. Подобно Англии, и последние уже не нужда-
лись в иностранных купцах, а, напротив, стали теперь сами
посещать другие страны, в том числе Московское государство,
и производить там торговлю. Русские до такой ступени еще не
успели подняться в XVII ст. Они могли отнять прежние жало-
ванные грамоты у англичан, но обойтись без иностранцев во-
обще они еще не в состоянии были. Хотя они и старались уже
сократить привилегии иноземных купцов вообще, по возможно-
сти ограничивать их требования в Архангельске и не пускать в
глубь страны, но фактически это далеко не всегда удавалось —
приходилось (как мы увидим ниже) делать исключения в поль-
зу многих отдельных купцов и даже целых национальностей.
Русские флота не имели и еще не научились ездить за границу
и там вести активную торговлю. Эта цель и еще значительно
позже достигнута не была. Следовательно, без иностранных
купцов обойтись невозможно было.
Пока сделан был лишь первый шаг в этом направлении.
Жалобы на иноземцев раздаются и впоследствии, да и англича-
не продолжали по-прежнему торговать, хотя и только в Архан-
гельске и с уплатой пошлин, на общих с прочими иностранцами
основаниях. Лишь некоторым из них выдавались специальные
грамоты на приезд в Москву и в другие города.
148
Очерк истории русской торговли
Но потеря привилегий англичанами еще более усилила их
конкурентов — голландцев. В 1582 г. в Архангельск прибыло
9 английских кораблей, но всего 6 голландских, в 1600 г. —
12 английских и 9 голландских. Напротив, в 1613 г. приехало
30 голландских кораблей, в 1618 г. из общего числа 43 судов
имелось 30 голландских, в 1630 г. вошло в гавань даже 100 гол-
ландских и всего несколько английских кораблей. В 1658 г.
среди 80 судов было всего 4 английских1. “В этом году, — со-
общает Корнилий де Бруин в своем путешествии через Моско-
вию 1708 г., — в Архангельск прибыло очень много купеческих
кораблей, насчитывали их до 154, а ^менно 66 английских, в
сопровождении 4 военных кораблей, столько же голландских с
тремя военными кораблями, 16 гамбургских, 4 датских и 2
бременских. Впрочем, из английских было много небольших
судов с незначительным грузом”1 2. “Во всей Европе нет нации,
которая производила бы большую торговлю с Архангельском и
со всем Московским государством, чем голландцы, — говорит
француз Савари в своем “Совершенном купце” (1674 г.), —
ибо они отправляют туда ежегодно от 24 до 30 судов... Гам-
бургцы и бременцы тоже посылают туда корабли, но их значе-
ние гораздо меньше, ибо первые посылают не более 4 — 5, а
вторые одно или два судна в год. И англичане отправляют туда
корабли, но в меньшем числе, чем голландцы”3.
Савари указывает на то, что эти 25 — 30 кораблей, отправ-
ляемых голландцами ежегодно в Россию, нагружены главным
образом французскими товарами. И вывозимые из России то-
вары они сбывают преимущественно во Франции, за исключе-
нием двух-трех судов, которые они нагружают русской икрой и
юфтью и отправляют в Геную и Ливорно.
Таким образом, оказывается, что торговля с Московским го-
сударством производится, в сущности, в широких размерах не
1 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. Пер. Курца с объяснениями и дополнениями. 1915.
С. 432 сл.
2 Путешествие Корнилия де Бруина через Московию. Пер. Барсова
/ / Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Россий-
ских. Т. II. 1872. С. 100.
3 Savary des Bruslons. Le Parfait Negociant. 1674. T. II. P. 198.
149
Кулишер И. М.
Голландией, а Францией. Последняя является страной проис-
хождения и страной назначения: привозимые в Россию товары
производятся во Франции, вывозимые оттуда предназначены для
французского рынка, для французского потребителя. Голландцы
являются лишь посредниками между Россией и Францией.
Чем же объясняется такая роль их? Почему французы не
могли самостоятельно привозить свои товары в Архангельск и
вывозить оттуда нужные им русские продукты? Иначе говоря,
чем обусловливалось важное значение Нидерландов в этой тор-
говле?
Савари насчитывает целый ряд причин, вызывающих преоб-
ладание голландцев по сравнению с французами. Голландцы
имеют много судов, французы мало. Стоимость судов первых
на 25% ниже стоимости последних, ибо лес и рабочие руки им
обходятся дешевле. Голландские матросы опытнее француз-
ских, и там, где на французском судне необходимо 12 матро-
сов, голландское ограничивается восемью. Голландские матро-
сы довольствуются камбалой и сыром, водой, пивом и неболь-
шим количеством хлебного спирта, тогда как французам нужен
свежий хлеб, свежее мясо, а не только солонина, хорошие су-
хари, вино и разные водки. К этому присоединяются и другие
моменты — свойства нидерландских купцов. Они более знако-
мы с мореплаванием, чем французы, купцы могут заменить мо-
ряков, ибо с юных лет они служат на судах дальнего плавания.
Голландские купцы богаты и потому в состоянии вынести зна-
чительные потери. Они давно уже поселились в Москве, Ар-
хангельске и других больших городах Московии и знакомы со
всеми обычаями страны. Они в состоянии сбывать товары рус-
ским в кредит на год и даже на два и закупать товары на на-
личный расчет, причем они знают хорошо свою клиентуру и
умеют различать среди русских купцов добросовестных пла-
тельщиков от недобросовестных и в случае банкротства, умеют
избежать неприятных последствий. Наконец, торговля Нидер-
ландов сопряжена с меньшим риском, ибо в Амстердаме учреж-
дено общество морского страхования, имеющее 60 военных ко-
раблей, которые сопровождают торговые суда и охраняют их от
нападения пиратов.
150
Очерк истории русской торговли
Однако Савари находит, что если до недавнего времени гол-
ландцы действительно имели такие преимущества, то в настоя-
щее время положение изменилось и французы могли бы произ-
водить с таким же успехом торговлю с Московией.
Недавно, говорит он, образовалась северная компания, кото-
рая посылает свои суда в Балтийское море и вывозит француз-
ские товары в прилежащие к нему страны, в последних же за-
купает корабельный лес; так что постройка французских судов
теперь стоит не дороже, чем голландских. Если голландцам
дешевле обходится содержание экипажа, то эта выгода вполне
компенсируется тем, что им приходится закупать экспортируе-
мые в Россию товары во Франции и до отправки их выгружать
в Амстердаме, а затем из складов снова нагружать на суда.
Вследствие этого они вынуждены уплачивать дополнительные
пошлины в Нидерландах при ввозе и вывозе, от которых
французы свободны, не говоря уже об утечке при этом вина,
спирта и других жидкостей.
И в Париже недавно образовалось страховое общество, в ко-
тором даже голландцы страхуют свои суда. Оно не имеет,
правда, конвойных судов, но последние нужны главным обра-
зом лишь во время войн.
Но одно соображение, говорящее в пользу нидерландской
торговли, Савари во всяком случае признает. Голландцы имеют
много опыта в торговле с Московским государством и помеща-
ют в ней значительные капиталы, ибо сыновья купцов стано-
вятся также купцами, при вступлении в брак детям даются
крупные капиталы, так что они начинают дело с большими
суммами, чем имеет самый богатый купец во Франции, который
направляет своих детей в другие профессии. В то время как во
Франции они покидают промысел отца, в Нидерландах капитал
не уходит из торговли, остается в семье и возрастает благодаря
бракам между купеческими семьями. По этой причине францу-
зы в состоянии успешно развивать свою торговлю лишь при
помощи крупных компаний1.
Таким образом, голландцы заняли в XVII ст. первое место в
торговле с Московским государством по тем же причинам, в
силу которых они стали вообще первым торговым народом в
1 Savary des Bruslons. Le Parfait N6gociant. T. II. P. 202 ff.
151
Кулишер И. М.
эту эпоху, признанными всеми фрахтовщиками, мореплавате-
лями и купцами, посредниками между самыми различными
странами1. Это положение Нидерландов создалось прежде всего
благодаря обилию привозимых ими материалов для постройки
судов и приспособленности их, как приморских жителей, к мо-
реплаванию. Оба эти момента дали им возможность создать
большой торговый флот, флаг которого развевался на всех мо-
рях, как и обеспечить дешевизну фрахтов. С другой стороны,
наличность значительного, вполне сформировавшегося и опыт-
ного торгового класса, в пределах которого предприятия пере-
ходили от отца к сыну, составляла характерную особенность
голландцев, а знакомство их с обычаями тех стран, с которыми
они торговали, в данном случае с купечеством Московского го-
сударства, с его привычкой закупать товары в кредит, с креди-
тоспособностью отдельных лиц, доставляло им преимущество
перед купцами других национальностей.
В то время как торговля Нидерландов с заокеанскими стра-
нами находилась в большинстве случаев в руках привилегиро-
ванных акционерных компаний, существование которых ис-
ключало возможность торговли отдельных купцов с этими об-
ластями, Россия являлась одним из тех государств, где всякий
голландец мог свободно торговать. Для нидерландского купече-
ства именно здесь открывался широкий простор для примене-
ния своих капиталов и своего опыта.
Савари исходит из того, что торговля совершается на Архан-
гельск, и торговлю в этом городе он находит для иностранцев
наиболее выгодной: “Для того чтобы торговля с Московским
государством шла успешно, желательно, чтобы она сосредото-
чивалась целиком в Архангельске”1 2. Это соответствовало дейст-
вительности: во второй половине XVI и XVII ст. Архангельск
являлся центральным пунктом торговли с Западом. “История
Архангельска, — справедливо замечает Б. Г. Курц, — есть не
что иное, как история русской внешней торговли с Западной
Европой со времени Иоанна Грозного до преобладания петро-
1 См.: Кулишер. История экономического быта Западной Европы. 6-е
изд. Ч. II. Гл. II. Отд. 3. Гл. 1.
2 Savary des Bruslons. Le Parfait Negotiant. T. II. P. 194.
152
Очерк истории русской торговли
градской торговли”. Значение его было столь велико, что, как
указывает тот же автор в другом месте, во время Архангель-
ской ярмарки торговая жизнь самой Москвы ослабевала вслед-
ствие выезда купцов в Архангельск1. Не только частные купцы,
но и сам царь отправлял в Архангельск, по словам англичанина
Коллинса, огромное количество мехов, мыла, пеньки, льна, ко-
торые там обменивались на шелковые ткани, меха, бархаты,
парчи, атласы, сукна и другие товары1 2.
Шведский комиссар де Родес в своем донесении о русской
торговле производит подсчет расходов по перевозке товаров из-
за границы в Москву или из Москвы за границу на Архан-
гельск и сопоставляет их с расходами по перевозке через Бал-
тийское море на Новгород, Нарву, Ревель. Оказывается, что в
последнем случае, вследствие уплаты пошлин в Лифляндии и
при проходе судов через Зунд, издержки выше, чем при прово-
зе на Архангельск. Но помимо этого купцы придавали, по сло-
вам де Родеса, значение еще и другому моменту, говорившему в
пользу Архангельска, — тому, что не приходилось “проезжать
земель какого-нибудь другого государя, хотя бы они должны
были из-за этого плыть кругом 50 или гораздо больше миль”3.
При проезде же по Балтийскому морю приходилось провозить
товары через владения Швеции, которой принадлежала до
Петра Ингерманландия. Автор другого шведского сочинения,
относящегося к тому же времени, сообщает, что действительно
с появлением архангельской торговли балтийская торговля па-
ла, тогда как до этого времени в балтийские порты приходило
200 — 300 судов. Шведы пытались бороться с этим, но безре-
зультатно4.
1 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 420. Курц. Донесения Родеса и архангельско-
балтийский вопрос в половине XVII ст. // Журнал Министерства
Народного Просвещения. 1912. Т. III. С. 93.
2 Русский Вестник. 1841. Т. IX. С. 568.
3 Дв Родес. Донесение о русской торговле. Пер. Курца // Чтения
Императорского Общества Истории и Древностей Российских. Т. II.
1915. С. 175 сл., 187.
4 Форстен. Сношения Швеции и России во второй половине XVII в.
// Журнал Министерства Народного Просвещения. 1898. Т. II. С. 238.
153
Кулишер И. М.
Кильбургер рассказывает, что “к половине июля все купцы
уезжают из Москвы на Архангельскую ярмарку и находятся в
дороге на почтовых лошадях 14 дней... В июле приходят ко-
рабли, и тогда ярмарка продолжается до сентября месяца, так
что корабли идут опять отсюда иногда только в октябре, из че-
го можно заключить, что купцы из Голландии, Гамбурга и
Бремена совершают торговлю с Россией в течение 5 месяцев”1.
Однако ярмарочное время не всегда было одинаково. До
1663 г. ярмарка начиналась и оканчивалась в течение августа,
но с этого года, по челобитью иностранцев, что ярмарка бывает
поздно и только месяц, а корабельный ход от города бывает за
морозами опасен, велено продолжить ярмарочное время на 3
месяца, с 1 июня до Семена дня, до 1 сентября. Однако выгоды
для русских купцов от этого удлинения срока ярмарки не по-
лучилось, ибо с тех пор иноземные корабли стали приходить
только к августу, так что русским купцам в ожидании их при-
ходилось напрасно проживать в порту, а иностранцы закупали
у них товары перед самым закрытием ярмарки. Вся торговля
сводилась к одной неделе, в течение которой наше купечество
торговало с ними “свальным торгом поневоле, с великим на-
кладом”. Поэтому оно просило позволения торговать и за Се-
менов день. Действительно, правительство находило, что огра-
ничивать ярмарку началом сентября, как домогались голланд-
цы, невозможно, ибо “торговые промыслы имеют свободу”, и в
1679 г. указано быть Архангельской ярмарке без определенного
срока1 2.
На противоположном конце Московского государства нахо-
дился другой торговый центр, где сосредоточивалась торговля с
Востоком, — Астрахань. Сюда приезжали персы, армяне, тата-
ры, бухарцы, даже индусы; все они известны были у нас под
общим именем “кизыльбаши” или “тезики”. Иностранцы, по-
сещавшие Московское государство, называют Астрахань
1 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 163—164.
2 Акты Археографической Экспедиции. Т. VI. С. 151. Доп. к Акт.
Истор. Т. XI. С. 126. Огородников. Очерк истории города Архангель-
ска // Морской сборник. 1889. Т. X. С. 128 — 129. Marperger. Mos-
cowitischer Kauffmann. 1723. S. 162 ff.
154
Очерк истории русской торговли
“большим и многолюдным торговым городом”, где “бывает
большое стечение народа и прославленная торговля”. Сюда
доставлялись товары как для потребностей русского населения,
так и закупаемые русскими купцами для перепродажи западно-
европейским купцам. Описывая свое путешествие по Волге, ба-
рон Майерберг заключает его словами: “После 3000 верст тече-
ния Волга соединяет принесенные ею воды вечным союзом с
неизменным ее господином, Каспийским морем, да еще наделив
их приданым. Потому что для отправки армянам, мидянам,
парфам, персам и индусам она привозит вверенные ей русскими
драгоценные меха собольи, куньи, горностаевые и рысьи. А бе-
рет за то у них разные ткани льняные, хлопчатобумажные и
шелковые, золотые и серебряные парчи, ковры, сырой шелк,
окрашенный в разные цвета, рубины, бирюзу и жемчуг, ревень,
закаленные в Бактрианском Низапуре (в Персии) клинки и на
обратных судах отвозит все это по бегущим ей навстречу рекам
Оке и Москве, даже в самую столицу Московской России”1’ 1 2.
О предметах торговли России с Западной Европой дает
представление единственная сохранившаяся от того времени
торговая книга, составленная, по словам напечатавшего ее
И. И. Сахарова, в 1575 и 1610 гг. Эту торговую книгу не следу-
ет смешивать с теми торговыми книгами различных купцов за-
падноевропейских государств, которые сохранились в ино-
странных архивах и в последнее время найдены и опубликова-
ны. В то время как последние представляют собой записи
доходов и расходов, различных совершенных этими купцами
операций, являются бухгалтерскими книгами, упомянутая тор-
говая книга, сообщающая нам сведения о торговле Московского
государства, есть не что иное, как руководство, составленное
для русских купцов. Она называется “Книжка описательная,
како молодым людям торг вести и знати всему цену, и отчасти
1 Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар.
Майербергом. Пер. Шемякина // Чтения Императорского Общества
Истории и Древностей Российских. 1873. Т. III. С. 54.
2 Кроме Москвы, Архангельска и Астрахани Марпергер (“Moscowiti-
scher Kauffmann”. S. 165 ff.) называет также следующие русские торго-
вые города: Владимир, Кострому, Нижний Новгород, Великий Новго-
род, Холмогоры, Ярославль, Углич, Казань и ряд сибирских городов.
155
Кулишер И. М.
в ней описаны всяких земель товары различные, их же привозят
на Русь немцы и иных земель люди торговые”. В отличие от од-
нородных руководств для торговцев, составленных в эту эпоху в
других странах, наша торговая книга, однако, ограничивается
сообщением мер и весов и монет, перечнем привозных и вывоз-
ных товаров и указанием цен на них покупных и продажных,
причем по поводу отдельных товаров, в особенности экспорти-
руемых, даются некоторые полезные для купцов указания. Но
ни торговые пути, ни города, ни пошлины, ни всякие иные при-
способления для торговли не указываются, как нет ничего об
иностранных государствах, с которыми Русь ведет торговлю.
Мы не знаем, говорит И. И. Сахаров, ни причин, побудив-
ших автора к составлению этой книги, ни цели, ни имени его.
“Без всякого сомнения, она могла быть составлена только тор-
говым человеком. Из самого состава ее видим, что этим делом
занимался человек опытный и сведущий в торговых делах, че-
ловек осторожный и знающий хорошо русскую и заграничную
торговлю своего времени”, в особенности цены русских и ино-
странных товаров1.
Рассмотрев весы и меры (“Память, по чему знати купить
разные всякие рухляди весчее и в аршинех”), автор во второй
части трактует о деньгах и о привозимых в Россию товарах:
“Память товарам немецким (т.е. иностранным) всяким, и
ефимкам, и золотым, и сукнам, и жемчугам, и всякой купече-
ской рухляди, почему на Москве и на Мурманском и в немцах
купят и продают”.
Привозные товары распадаются на одиннадцать групп. Пре-
жде всего идут сукна (“о сукнах всяких”), причем автор дает
совет: “Сукна смотрите, чтобы были краскою чисты, пежен бы
и чалин и полос не было, гниль выщупывай и не местоваты бы
были”. Перечисляются всевозможные сорта — “брюкиш (от
г. Брюгге), полубрюкиш, аглинские, свицкие (шведские), лим-
барские (лимбургские), сукна, что делают в Брабанех (в Бра-
банте)”. О сукне брюкиш говорится: “Середняя мера 35 аршин,
а мерные приходят и больше; а цвет в брюкишех лучший синь,
1 Торговая книга // Записки отделения Русской и Славянской архео-
логии Императорского Археологического Общества. Т. I. 1851. С. 106.
156
Очерк истории русской торговли
лазорев, аспиден и голуб”. По поводу французских сукон ска-
зано: “По русски шарлат, а иным их сукнам имян не знаем и в
лавках их нет”. Цены против каждого сорта обозначены по
стоимости его в Нарве: “в Ругодиве купили”. Указано повсюду
название их “по немецки”, но из этих названий видно, что это
не немецкие, а голландские. Очевидно, автор имел дело с гол-
ландцами, которые торговали сукном в Нарве.
Другой отдел трактует “о всяких камениях”: яхонт, бирюза,
наждак, ящур, вареник, вениса и т.д. “А вы пытайте наждак,
чем обравнивают, а купят фунт наждаку в 3 алтына. А вы у
мастера поучитеся, как алмазят камень и обделывают, и ре-
жут”. Далее читаем: “Почали ныне в изумрудный цвет делать
достаканы лживые, а говорят свинцом подделывают стекло; и
вам изумруд пытати изумрудовою трескою; и будет не имет его
треска, ино то прямой изумруд, а имет треска, ино то поддель-
ное стекло; в изумруде дорогом, что в зеркале видится вид че-
ловека”.
Затем идет небольшой отдел о жемчугах (“Жемчужные зер-
ны гурмытские смотри, чтобы были окатны, и сходчивы, и во-
дой были бы чисты, а цена по зерну смотря”) и отдел “о саха-
рах, кореньях и семях”, в котором перечисляются привозимые
в Россию пряности и благовония с указанием, сколько они сто-
ят в Голантех (в Голландии), откуда привозятся: “Анису фунт,
коли дешев, 8 денег плати, а дорог 3 алтына; в Голанте платят
фунт по 10 стювершей, а стюверш русские две деньги”. Здесь
находим и “цитварной корень, что к болезням дюже гожь”, и
солодковый дубец, и ревень, где “корень толст, как лошадиные
копыта”, и “орехи скатные, лучшие, зеленые”, и сахар разных
сортов — “головной желтой, головной на бело, коробчатой, на
спицах, леденец, на инбире”. Привозилась и гвоздика целая,
серая без мелочи, и кардамон, “что в питье кладут по зерныш-
ку”, перец, шафран, тмин, ладан, фимиам, мускатные свежие
орехи, о которых сказано: “А знати мушкат коли свеж, уколи
его, ино сок выступит, а в сухом соку нет”; много и других ко-
лониальных товаров, привозимых голландцами из Ост-Индии,
Зондских и Молуккских островов в Амстердам и оттуда в дру-
гие страны, в том числе и в Московское государство.
157
Кулишер И. М.
В последних пяти отделах перечислены бакалейные товары
(“о солях и красках”) — купорос, квасцы, мышьяк, нашатырь,
сулема и камфара, мастика, далее металлы, из которых приво-
зилось олово разных сортов из Голанской земли (Голландия),
из Антропы (Антверпена), медь и медная проволока, железо и
железная проволока, кожи чатцкие, свитские, угорские, сред-
ние, большие, посольские, вина бочками (ренское, конарское,
мушкатель, романея и т.д.), “золото цевочное” (пряденое) и,
наконец, “разные товары”. В этот последний отдел входят все-
возможные товары: мыло шпанское (испанское) — бруски
(его) велики, пестры, бумага хлопчатая, нитки немецкие, гарус,
кружева, бархат, камки и тафты разные; но сюда же попали
лимоны, чернослив, грецкие орехи1.
Всего перечислено в торговой книге 170 видов привозимых
иностранцами товаров. Как мы видим, наибольшая часть их
состоит из предметов роскоши. Таковы и стоящие на первом
плане иностранные сукна, и камни, и жемчуг, и пряности, и
благовония, и пряденое золото, и, наконец, “разные товары” —
кружева, камка, бархат, гарус. Предметом роскоши являлось в
те времена и мыло, как и писчая бумага. Остаются лишь две
группы, товары коих не входят в состав предметов роскоши:
соли и краски (купорос, нашатырь, мышьяк и т.п.) и металлы
(“о свинце, олове, о меди и о железе”) — последние, вероятно,
главным образом применялись для выделки оружия.
Главным предметом английского привоза являлось сукно, на
которое спрос усилился с тех пор, как овчинные тулупы стали
заменяться кафтанами, причем излюбленным цветом считался
голубой. Вообще русские, по словам иностранцев, предпочита-
ли цвета яркие и линючие. В XVII ст. голландцы удачно вы-
тесняли своим более дешевым камлотом английские сукна;
правда, он был непрочен и сседался в носке, русские же видели
в этом доказательство новизны. Но это, по-видимому, имело
место только после того, как англичане в 1649 г. потеряли свои
привилегии, ибо в 1621 г. Московская компания еще утвержда-
ла, что она экспортирует в Россию больше сукна, чем англича-
не вывозят его в другие страны, а при Карле I она сделала по-
1 Торговая книга. С. 8 сл.
158
Очерк истории русской торговли
пытку, впрочем неудачную, заключить с царем контракт на
ежегодный привоз из Англии 100 тыс. штук сукна; по расчету
англичан, бояре и дворяне должны были покупать ежегодно до
25 тыс. штук тонкого сукна, средние классы — 25 тыс. штук
второсортного, а потребителем остального, более грубого, явил-
ся бы простой народ и крымские татары.
Далее, англичане привозили олово, свинец и медь, неодно-
кратно обязывались также доставлять “200 мушкетов добрых и
иную ратную сбрую”, порох, серу и другие предметы военного
снаряжения, чем приобрели в особенности расположение Гроз-
ного1.
Савари перечисляет следующие товары, вывозимые из Фран-
ции в Московию (главным образом через посредство голланд-
цев). Соль, вина из Бордо и Анжу, причем среди последних
должно быть на 3/д красных и только на 1 /4 белых, спирт и
уксус. Много вывозилось, по его словам, из Франции писчей
бумаги, всякого рода пряностей, сухих фруктов, домашней утва-
ри и ремесленных инструментов. Но наибольшее значение имеет
вывоз в Московию канадского бобра, сбыт которого там особен-
но выгоден по той причине, что это единственный товар, кото-
рый можно продать за наличные деньги, тогда как в отношении
прочих товаров это почти немыслимо. При этом бобровый мех
должен быть новый, т.е. еще не ношенный туземцами, шкура
должна быть тонкая, а волосы длинные и густые. Русские, рас-
сказывает Савари, вычесывают шерсть и продают ее снова гол-
ландцам и англичанам, которые везут ее обратно во Францию,
мехами же они отделывают платье, как мужское, так и женское1 2.
В 54 статьях торговая книга перечисляет, под названием
“Память, как продать товар русской в немцех”, вывозимые из
Руси товары, причем даются пространные советы относительно
того, как следует поступать с отдельными товарами, на какое
количество брать заказ, как условливаться с иностранцами на-
счет поставляемых товаров, как их приготовлять, сообщается,
1 Любименко. Торговые сношения России с Англией при первых Ро-
мановых // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1916.
Т. XII. С. 153 сл.
2 Savary des Bruslons. Le Parfait Negotiant. T. II. P. 188, 196 ff.
159
Кулишер И. М.
какие цены на них существуют в Голанской земле, в Брабанех
(в Брабанте), в Шпанех (в Испании), в Цесарской земле (в
Австрии).
Так, прежде всего идет сало говяжье: “В Брабанех купят
пуд по 1 рублю, в Шпанех купят пуд 2 рубля... а делают из
сала сальные свечи, а с теми свечами делают в погребах барха-
ты и камки... И ты по заказу имайся (бери подряд) за 200 бер-
ковец поставити... А учнут немцы про товары заказывати, при-
готовити к их приходу: к новому лету, на Иваново Рождество
или на Петров день... А сказывают в Брабане всякое морское
сало в бочках продают, по 4 рубля и дороже бочку, делают из
того сала мыло”. Дается подробное описание приготовления
заказанного сала “на немецкий обычай”. Воск — “с кем будешь
сговариваться имайся продать за 100 берковец, да наперед
спросити: по скольку пуд в круге делают в Голанской земле
воску? Ныне на посмех дешев, нет провоза”. Телятинки белые
и малые, “опушают ими платье за место горностаев”, коли яло-
вичьи сырые “на Мурманском брабанец Давыд покупает, не по
один год”; рукавицы. Затем следуют разнообразные меха (пес-
цы, куницы, выдры, белки, бобры, норки, горностаи, лисицы,
соболи — “немецкие жены на вороту их носят”). Мед; лен че-
саный, конопля; пряжи канатные и готовые канаты — “и ты
держи сговор на 100 берковец, а в то число распроси: сколько
ему в какую толщину и в длину делати?”
Далее идет масло коровье, мясо, смола, деготь, слюда “око-
ничная”, пшеница, клей-карлук (рыбий), зола — “а делают
золою кожи, мыла и сукна красят”. Семги Кольские и треска
сухая, коя сушена на вешалах. “Солят немцы семгу: порят с
хребта, очи, щеки и нарост вырезают”. Относительно трески:
“С сколькими ценою сговоришь, имайся за 100 тыс. рыб, а не
осмотряся, больше того не имайся. И в приговоре с ними при-
молвишь: а пошлет Бог будет и коли добудеше больше того,
взяти по той же цене приговорной” (т.е. покупатель в случае
большого улова обязан взять и сверх условленного по той же
цене). Наконец, вывозятся гвозди сапожные, сошное железо,
мыло вологодской вари и борисоглебское. Кроме этих двух-
трех товаров, вывоз, как мы видим, состоит целиком из сырья,
именно из предметов животноводства (кожи, масло, мясо, са-
ло), рыболовства, звероловства (меха, воск, мед).
160
Очерк истории русской торговли
В заключение автор советует “распрашивати у англинцов и у
иных Немцов”, не нужен ли им персидский (шемахинский)
шелк: “По чему вам сырой и некрашеной шелк в толстой и
средней нити дадут за фунт?.. И распрося, что скажут, вели у
себя подлинные их речи написати, чтобы нам вперед про шелк
вестно было и надобе ли привозити его”. Условливаться надо
заранее и с корабельщиками (“с корабельными ходаки”) “лет
на 10: почему ему на год имати и по скольку пудов ему клади
привозити”1.
Для того чтобы определить, какую роль играли в нашем вы-
возе отдельные товары, необходимо ознакомиться с таблицей
архангельского отпуска, которая извлечена де Родесом из ар-
хангельских таможенных книг и содержится в его “Донесе-
нии”1 2. Ценность вывоза по отдельным группам товаров сле-
дующая (в тыс. рублей):
Меха..................... 98,0
Кожи.................... 370,9
Шпик и мясо.............. 33,0
Сало.................... 126,6
Свиная щетина............ 25,6
Поташ....................120,0
Икра..................... 30,0
Воск..................... 15,7
Москательный товар....... 14,8
Ткани.................... 23,0
Прочие товары............ 30,0
Итого...... 887,6
К этому присоединяется персидский шелк,
вывозимый раз в три года, третья часть
составляет................................... 13,5
Хлеб и льняное семя (но хлеб вывозится
не ежегодно, а лишь при высокой цене) . . . 264,4
Всего вместе......... 1165,5
1 Торговая книга. С. 129 сл.
2 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 163 сл.
161
Кулишер И. М.
На первом плане стоят кожи, экспорт которых равняется
почти трети всего вывоза, весьма важны сало, поташ и меха.
Вывоз этих четырех товаров составляет 715 тыс. руб., или 61%,
т.е. почти две трети всего русского экспорта. Фабрикаты (холст)
играют минимальную роль.
И Савари среди вывозимых из России во Францию товаров
называет прежде всего меха — соболь и горностай, из которых
делаются муфты и воротники, шерсть канадского бобра (кото-
рый, как мы видели, в Россию вывозится), сбываемая во
Франции шапочникам, далее кожи козлиные, медвежьи, вол-
чьи, щетину свиную, которой пользуются сапожники, седель-
ники, шорники и другие ремесленники, наконец, лен и пеньку,
рыбу, рыбий жир, сало, деготь, воск и поташ для выделки мы-
ла и других товаров1.
Англичане придавали наибольшее значение вывозу из Рос-
сии товаров, необходимых для снабжения обширного создавае-
мого ими флота. Московская компания закупала в России
пеньку, смолу, готовые снасти и крупные канаты и все это про-
давала в Англии казне для флота. Когда в 1604 г. в парламенте
раздались нападки на компанию, в заслугу ей была поставлена
доставка из России оснащения для кораблей. Канаты компания
производила и сама в России из русской пеньки, и Ост-
Индская компания не раз заявляла, что русские канаты самые
лучшие. Но она покупала и сырую русскую пеньку для перера-
ботки — после 1649 г., по-видимому, закрылись английские
канатные дворы в России и вывозились уже не канаты, а пень-
ка. Вывоз смолы, необходимой для осмоления канатов, состав-
лял первоначально привилегию английской компании, но позже
монополия этой торговли перешла в руки голландцев, и англи-
чане безуспешно старались отбить ее у них или, по крайней ме-
ре добиться разрешения вывоза смолы. Зато сильно развились
моржовый и китовый промысел англичан и добывание из китов
ворвани, на которую предъявлялся большой спрос мыловарен-
ными заводами. Хотя эта деятельность англичан сопровожда-
лась кровавыми столкновениями на море с голландцами, ком-
пания все же ежегодно ввозила в Англию значительное количе-
ство ворвани и китового уса.
1 Savary des Bruslons. Le Parfait Negociant. T. II. P. 190 ff.
162
Очерк истории русской торговли
Много хлопотала компания о разрешении ей вывоза зерна,
который в XVI ст. являлся заповедным товаром, позже мог уже
свободно экспортироваться, но только с уплатой пошлины; но
это-то англичанам и не улыбалось. Помимо компании, неодно-
кратно обращался английский король Карл I с просьбами о
дозволении вывоза хлеба отдельным англичанам и даже неанг-
личанам. Такие рекомендательные грамоты к царю и патриарху
король выдавал за деньги, и голландцы уверяли, что этот хлеб
предназначается не для устранения голода в Англии, а для обо-
гащения частных лиц. Это обстоятельство, как и заявление
агента компании, что она к этим ходатайствам непричастна, вы-
зывало отказ царя. Вообще на русский хлеб был большой
спрос: шведская королева Христина и Нидерландские Штаты
даже готовы были платить царю за зерно оружием и посылали
ему в подарок пушки, мушкеты и снаряды — излюбленные
предметы русских царей. В результате Голландия стала пра-
вильно вывозить хлеб из России1.
1 Любименко. Торговые сношения России с Англией при первых Ро-
мановых. 1916. С. 157—175.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
^Торговля и купечество Москов-
ского государства по сообщениям
иностранцев XVI—XVII ст.
О состоянии Московского государства сохранилось довольно
много разнообразных сочинений иностранцев, по различным
поводам посетивших Московию и описавших то, что они там
видели и слышали. Здесь и посланники, и военные люди, и
купцы, и просто любопытствующие путешественники, и лица,
приезжавшие для выяснения того, как повести католическую
пропаганду среди русского народа. Все они составляли дневни-
ки, записки, повествования, мемориалы, наконец, отчеты для
царствующих особ о посещении посольствами русского царя и
Московского государства.
Эти описания, разнообразные по форме и содержанию, со-
ставляют ценный материал для изучения истории эпохи, дос-
тавляемый очевидцами. Но осторожность в пользовании их все
же весьма необходима, ибо русские люди смотрели на приез-
жих иностранцев с великой подозрительностью и, усматривая в
их вопросах коварные замыслы, отказывались удовлетворять
их любознательность или, как жаловался Рейтенфельс, наме-
ренно преувеличивали все в хорошую сторону, но с таким уме-
нием, что “возвратившиеся иностранцы по совести не могут по-
хвастаться знанием настоящего положения дел в Московии”1.
Среди многообразных сведений, имеющихся в “сказаниях”
иностранцев о Московском государстве (как их называет
1 Извлечение из сказаний Якова Рейтенфельса о состоянии России
при царе Алексее Михайловиче // Журнал Министерства Народного
Просвещения. 1839. Т. XXIII. Стр. 30.
164
Очерк истории русской торговли
В. О. Ключевский), мы находим и данные, касающиеся торгов-
ли. Если не считать двух-трех авторов, специально посвятив-
ших свои сочинения вопросам товарообмена, как де Родес или
Кильбургер, которые сообщают довольно много указаний, в
особенности о привозимых и вывозимых товарах, да перечис-
ления последних Флетчером, Олеарием и некоторыми другими,
затрагиваемые в этой области вопросы относятся главным обра-
зом к описанию внешнего вида Москвы, ее лавок и дворов, к
характеристике русских купцов, к торговле в рядах да к вопро-
су о монополизации различных видов товаров царской казной,
что особенно поражало знатных иноземцев.
“В городе Москве, — говорит Кильбургер в своем “Кратком
известии о русской торговле, как она производилась в 1674 г.
вывозными и привозными товарами по всей России”, — больше
торговых лавок, чем в Амстердаме или в ином целом
княжестве”. “Но, — прибавляет он тут же, — лавки эти ма-
ленькие и иногда плохого качества; сравнивать же их с амстер-
дамскими совсем нельзя, ибо пришлось бы признать, что из од-
ной амстердамской лавки можно выкроить десять и более мос-
ковских”. В Москве, указывает он в другом месте, “так же
много лавок, как во многих европейских городах, хотя боль-
шинство их так малы и узки, что купец едва в состоянии по-
вернуться между товарами”1. На это характерное обстоятельст-
во, весьма поразившее иностранцев, указывал за 100 лет до то-
го (в 1581 г.) иезуит Антоний Поссевин, посетивший Россию
при Самозванце; и он видел много новых лавок, расположен-
ных улицами (рядами), по роду товаров, в Китай-городе, но
эти лавки были так малы, что, по словам его, в одном венеци-
анском магазине найдется больше товаров, нежели в целом ря-
ду московских лавок1 2. “Так как народу в Москве великое мно-
жество, — писал в своем путешествии через Москву Корнилий
1 Kilbutger. Kurzer L’nterricht von dem Russischen Handel wie selbiger
mit aus und eingehenden Waren 1674 durch ganz Russland getrieben
worden // Buschings Magazin ftir die neue Historic und Geografie. Bd.
III. 1769. S. 248. Русск. пер. Б. Г. Курца, с объясн. и дополн. 1915.
С. 88- 174.
2 Possevini Moscovia. 1583. P. 14. Ключевский. Сказания иностранцев
о Московском государстве. С. 217 — 218.
165
Кулишер И. М.
де Бруин, приезжавший при Петре Великом, — то для лавочек
они должны довольствоваться небольшими помещениями, кото-
рые вечером они и запирают, уходя домой”1.
Итак, многочисленность лавок и мелкие размеры каждой из
них, куча крохотных лавочек обратили на себя внимание ино-
странцев. И это не изменялось — эпоха самозванцев и эпоха
Петра дают одну и ту же картину.
Это наблюдение подтверждается и другими данными. Торго-
вых мест всякого рода было огромное количество. В Москве на
рынках и площадях, во всевозможных рядах в Белом городе и
в Китай-городе и за Москвой-рекой толпилась масса народа и
продавались самые разнообразные товары. Здесь имелись не
только лавки и амбары, но и шалаши, скамьи, бочки, кади и
кувшины, торговля оседлая и разносной торг. На каждые 2 — 3
посадских двора приходилось место торговли (посадских дво-
ров в 1701 г. было 6894, торговых мест 2664)1 2. Но и в Туле
находим 401 !/2 торговое помещение, среди них 209*/г лавки,
118 скамей, 29 амбаров, 13 шалашей. Торговцы составляли в
концу XVI ст. 44% всех жителей Тулы, а вместе с ремесленни-
ками 70%3. В Пскове насчитывалось в конце XVI ст. 1200 ла-
вок, клетей и амбаров4. В Нижнем Новгороде, по переписной
книге 1620 г., имелось 1900 дворов и 574 торговых помещения,
в Устюге — около 1000 посадских дворов и 260 торговых по-
мещений, среди которых было много кузниц5.
Точно так же подтверждается и указание на крайне мелкие
размеры этих лавок. Типичной лавкой являлось помещение в 2
сажени в ширину, 2*/2В глубину. И это была полная лавка6.
А наряду с ними имелись полулавки, четверти лавки и даже
1 Путешествие Корнилия де Бруина // Чтения Императорского Об-
щества Истории и Древностей Российских. Т. II. 1872. С. 85.
2 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI —
XVII ст. 1910. С. 55-56.
3 Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII веках // Из-
вестия Киевского Университета. 1914. №4. С. 63, 73.
4 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. 1889. С. 130.
5 Довнар-Запольский. Указ соч. С. 56.
6 Костомаров. Очерки истории торговли Московского государства в
XVI и XVII ст. С. 147. Довнар-Запольский. Указ соч. С. 29, 43.
166
Очерк истории русской торговли
восьмые части лавок. В 1726 г. в московском Китай-городе из
827 всех торговых владений было всего 307 владельцев полных
лавок, тогда как в 76 случаях они занимали менее целой лавки,
именно от 7/g до 3/д лавки, а в 3428 случаях торговое место
составляло всего пол-лавки, в 27 — от 1/2 до */4 лавки. На-
против, соединение нескольких лавок в одних руках (или, быть
может, одной лавки, но по своим размерам равной нескольким
установленной величины) было явлением весьма редким: на-
считывается всего 32 случая владения по I1 /2 лавки и 15 слу-
чаев свыше 21//2 лавки, из них только один, когда торговец
занимал З3/4 лавки. Даже в отдельном месте он имел по пол-
лавки, по четверти и даже по одной восьмой. В 1701 г. 189 че-
ловек владело по одной лавке, тогда как 242 занимали всего
пол-лавки, а 77 человек 3/4 лавки. А к этому присоединялось
еще великое множество торговых мест, которые вообще не име-
ли характера лавки, а представляли собой лишь временные,
переносимые помещения. Таких мест насчитывалось в Китай-
городе в 1626 г. 680, из них 47 шалашей, 267 скамей и мест
скамейных, причем и тут нередко торговец занимал пол шала-
ша, часть скамейного места1.
Небольших размеров были, конечно, лавки и в других горо-
дах. Как указывает Н. Д. Чечулин, “по-видимому, в то время
(в XVI ст.) признавалась нормальной величина лавки в 2 са-
жени: при описании лавок жалованных очень часто отмечается
их величина — обыкновенно на локоть или полусажень больше
двух сажен, и тогда говорится: а с прибавки (с локтя или с по-
лусажени) и платити ему (владельцу лавки) десять денег”1 2 3. В
Туле, судя по писцовой книге 1625 г., лавка представляла со-
бой клочок земли в ширину и в длину по 13/д — /2 сажени.
В 1622 г. велено с казенных кирпичников не брать “полавочно-
го” и пошлин “с их товару, которого товару меньше двух руб-
лев”. Действительно, такие случаи были. В 1625 г. на тульском
рынке оказалось 9 таких лавок, с которых оброка “по жало-
ванной государевой грамоте не бралось”3.
1 Довнар-Заполъский. Торговля и промышленность Москвы XVI -
XVII ст. С. 29, 43, 50, 53.
2 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 250, 336.
3 Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII веках. С. 64 — 66.
167
Кулишер И. М.
“Очень часты случаи, — говорит Н. Д. Чечулин, — что че-
ловеку принадлежала */2, */з и даже !/4 лавки или амбара;
обыкновенно при этом лавки делились поровну между совла-
дельцами, но встречаем несколько случаев, что одному вла-
дельцу принадлежало 1 2/з или 3/д, а другому !/з или */д”. И
во внутренних городах между отдельными владельцами лавки
распределялись обычно довольно равномерно; “редко кто вла-
дел более чем 3 лавками, за исключением, впрочем, таких тор-
говых городов, как Казань и Псков, где иные имели лавок 10 и
более и платили раз в 10—15 больше, чем в среднем каждый из
участвовавших в торговле людей”. Но таких людей и тут было
весьма немного. Из 765 человек посадских тяглых людей, пла-
тивших оброк за лавки во Пскове, 326 человек платили от 1 до
5 алтын, 245 от 5 до 10 и 93 от 10 до 15. Это составит 664 че-
ловека или почти 90% всех плательщиков. Свыше 25 алтын
платили всего 29 человек или менее 4% общего числа. В Казани
имелась небольшая группа в 22 человека, переведенных из дру-
гих городов, которые, составляя всего 1% населения Казани,
имели почти 15% торговых заведений, и каждый из них платил
почти втрое больше, чем человек “добрый” или “лучший”1.
Напротив, в Туле из 100 случаев владения торговыми помеще-
ниями 93 (352 случая) приходятся на владение одной лавкой
или скамьей; всего 3% (И случаев) владели двумя помещения-
ми, большего числа вообще не встречалось2.
Зомбарт утверждает, что западноевропейские города в
XIV —XV ст. кишели массой мелких и мельчайших торговцев,
производивших крайне незначительные обороты3. Это утвер-
ждение оказалось преувеличенным; установлены факты до-
вольно больших оборотов, совершаемых в средневековую эпо-
ху4. В отношении Московского государства у нас нет данных
об оборотах5, но, судя по большему количеству маленьких ла-
1 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 132, 180,
246, 336.
2 Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII веках. С. 65.
3 Sombart. Der modeme Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. 1 T. 1. 1921. S. 399 ff.
4 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. I. С. 182 сл.
5 См., впрочем, выше (с. 167) о лавках, где “товару меньше двух Руб-
лев”.
168
Очерк истории русской торговли
вочек, полулавок и четвертей лавок, в которых сосредоточива-
лась торговля в русских городах того времени, мы можем это
положение Зомбарта с гораздо большим правом применить
именно к Московской Руси XVI —XVII ст. Никто не станет от-
рицать, конечно, наличности крупных торговцев, в особенности
среди московских гостей, но, по-видимому, преобладающей яв-
лялась торговля весьма мелких размеров. Сравнения, проводи-
мые Поссевином и Кильбургером между Москвой, с одной сто-
роны, и Венецией или Амстердамом — с другой, весьма харак-
терны: указания на то, что из одной амстердамской лавки
можно сделать десять и более московских или что один венеци-
анский магазин имел больше товаров, чем целый торговый ряд
в Москве, свидетельствуют о том, насколько велико было рас-
стояние между нашей и западноевропейской торговлей.
Кильбургер приводит факт обилия лавок в Москве в доказа-
тельство того, что в Московском государстве население “от само-
го знатного до самого простого любит купечество”, что “русские
любят торговлю”1. На это указывает и де Родес в своих “Раз-
мышлениях о русской торговле 1653 г.”. “Все постановления
этой страны, — говорит он по поводу Московии, — направлены
на коммерцию и торги, как это достаточно показывает ежеднев-
ный опыт, потому что всякий, даже от самого высшего до самого
низшего, занимается и думает только о том, как бы он мог то
тут, то там выискать и получить некоторую прибыль”1 2.
Из этой любви русских людей к торговле, как и из много-
численности лавок, сделали вывод о широком развитии торгов-
ли Московского государства. Однако, как справедливо указы-
вает Г. В. Плеханов, эти сообщаемые иностранцами свойства
русских еще ровно ничего не доказывают: многочисленностью
торговцев и сильно развитым интересом к торговле отличаются
и китайцы, но едва ли кто-нибудь станет утверждать, что их
торговля обнаруживает крупные успехи3. И у различных неци-
вилизованных народов мы находим большую склонность к тор-
1 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 88.
2 Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса. Пер. Кур-
ца. 1914. С. 149.
3 Плеханов. История русской общественной мысли. Т. I. 1919. С. 257.
169
Кулишер И. М.
говле: негры, например, страшно любят торговать. Благодаря
торговым сношениям с европейцами первобытные народы быст-
ро учатся торговать, и европейцы удивляются тому, с какой
скоростью они усваивают всевозможные приемы и уловки,
свойственные опытному европейскому торговцу, в том числе и
способность обвешивать, уверять в высоком качестве малоцен-
ных товаров и вообще совершать всевозможные обманы. Те са-
мые народы Океании, которые еще в конце XVIII ст. при появ-
лении Кука во многих случаях не имели никакого представле-
ния об обмене, сорок лет спустя уже оказались умелыми
торговцами. Когда в 1814 г. явились испанские миссионеры в
Новую Зеландию, они были поражены тем умением и той рас-
четливостью, с которой туземцы производили обмен товаров,
как они расхваливали свои продукты и старались извлечь как
можно больше выгоды из каждой операции. Стэнли с удивле-
нием рассказывает о том, что туземцы в Маниема (в Централь-
ной Африке) имеют столь же преувеличенное представление о
ценности своих товаров, как и лавочники Лондона, Парижа и
Нью-Йорка.
По-видимому, подобная эволюция совершилась и в хозяйст-
венной психике населения Московского государства, главным
образом под влиянием сношений с иностранцами. И здесь поя-
вилась сильная любовь к торговле, жажда продавать и поку-
пать. При этом обнаружились те же качества, которыми харак-
теризуются современные неевропейские народы, — “хитрости и
лукавства”, запрашиванья, обманы. Русским приходилось,
впрочем, противопоставлять это столь же бесцеремонным дей-
ствиям иностранцев, презиравших восточных варваров и смот-
ревших на Россию как на наиболее выгодное для скорой нажи-
вы место.
“Их смышленость и хитрость, — рассказывает Адам Олеа-
рий о своем путешествии в Московию, Тартарию и Персию,
совершенном в 1634 и 1636 гг., — наряду с другими поступка-
ми особенно выделяется в куплях и продажах, так как они вы-
думывают всякие хитрости и лукавства, чтобы обмануть своего
ближнего”1. “Купцы, — читаем у барона Майерберга в его до-
1 Олеарий. Описание путешествия чрез Московию в Персию и обрат-
но. Пер. Ловягина. 1906. С. 181.
170
Очерк истории русской торговли
несении императору Леопольду I 1661 г., — подкрепляют свои
обманы ложной божбой и клятвой при торговых сделках; эти
люди такой шаткой честности, что если торг не тотчас же окон-
чен отдачею вещи и уплатой цены за нее, то они легкомысленно
разрывают его, если представится откуда-нибудь барыш позна-
чительнее”1. Иоанн Георг Корб, секретарь посольства импера-
тора Леопольда I к царю Петру I в 1698 — 1699 гг., заявляет,
что “так как москвитяне лишены всяких хороших правил, то,
по их мнению, обман служит доказательством большого ума.
Лжи, обнаруженного плутовства они вовсе не стыдятся. До та-
кой степени чужды этой стране семена истинной добродетели,
что самый даже порок славится у них как достоинство”. Впро-
чем, прибавляет Корб, он не желает распространять этой ха-
рактеристики на всех: “Между толиким количеством негодной
травы растут также и полезные растения, и между этим изли-
„О
шеством вонючего луку алеют розы с прекрасным запахом 4.
“Русские купцы по большей части от природы так ловко в тор-
говле приучены к всяким выгодам, к скверным хитростям и
проказам, что и умнейшие заграничные торговцы часто бывают
ими обманываемы”1 2 3. “Что касается до верности слову, — гово-
рит Флетчер, — то русские большей частью считают его нипо-
чем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и нарушить
данное обещание”. Это “вполне известно тем, которые имели с
ними более дела по торговле”4. В “Записках о Московии бар.
Герберштейна” 1556 г. дается следующая характеристика рус-
ской торговли: “Торгуют они с большими обманами и хитро-
стями и не скоро кончают торг... Ибо, приценяясь к какой-
нибудь вещи, они дают за нее меньше половины, чтобы обма-
нуть продавца, и не только держат купцов в неизвестности по
месяцу или по два, но иногда доводят их до совершенного от-
чаяния”. “Как только они начинают клясться и божиться, —
1 Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар.
Майербергом. С. 90.
2 Дневник Иоанна Георга Корба. Пер. с латинск. Женева и Семевско-
го. 1868. С. 279.
3 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 89.
4 Флетчер. О государстве русском. 2-е изд. 1905. С. 128.
171
Кулишер И. М.
говорит Герберштейн далее, — знай, что тут скрывается хит-
рость, ибо они клянутся с намерением провести и обмануть”1.
Такую характеристику русского купечества мы находим и у
других иностранцев. “Народ по природе склонен к обману”,
“обман и всякого рода пороки свойственны русским”, “обман в
торговле слывет у них хитрой штукой и делом умным”, “в де-
лах торговых хитры и оборотливы”, “им ничего не стоит нару-
шить договор, если это им выгодно”1 2 — этот рефрен повторяет-
ся у всех, за исключением таких, как Камнензе, который ут-
верждает по поводу русских, что “обмануть друг друга
почитается у них ужасным, гнусным преступлением”3, хотя и
он имеет в виду отношения русских между собой, но не их по-
ведение в делах с иностранцами.
Но тот же Герберштейн, который жалуется на русских, что
они “продают каждую вещь очень дорого и просят пять, во-
семь, десять, иногда двадцать червонцев за то, что можно ку-
пить за один червонец”, считает нужным прибавить, что и сами
“они покупают у иностранцев редкую вещь за десять или пят-
надцать флоринов, тогда как она едва стоит один или два”4,
иначе говоря, обе стороны применяют те же приемы, платят
друг другу равной монетой. В этом отношении русские торгов-
цы могли многому поучиться у торговавших с ними иностран-
цев, и поэтому рассказ Олеария о том, что московские купцы
упрашивали обманувшего их в торговле на большую сумму
голландца, чтобы он вступил с ними в компанию5, весьма ярко
освещает картину нравов того времени. В особенности англича-
не приписывали своим конкурентам — голландцам все пороки,
1 Герберштейн. Записки о Московии. Пер. Анонимова. 1866. С. 90-91.
2 Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Россий-
ских. 1884. Т. IV. № 10. 1896. Т. II. № 13. Сочинение Кильбургера о
русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 248, 250 —
251, 256.
3 Письмо Альберто Кампензе к папе Клименту VII о делах Московии
// Библиотека иностранных писателей о России В. Семенова. Отд. I.
Т. 1. 1836. С. 34.
4 Герберштейн. Указ. соч. С. 91.
5 Олеарий. Описание путешествия чрез Московию в Персию и обрат-
но. С. 181.
172
Очерк истории русской торговли
которые у них и заимствовали русские купцы. “Русские хитры
и алчны, как волки, — писал в 1667 г. англичанин Коллинс,
который девять лет прожил при дворе “великого царя
русского”, — и с тех пор, как начали вести торговлю с гол-
ландцами, еще более усовершенствовались в коварстве и обма-
нах”1.
Во всяком случае, этот характер торговли русских с ино-
странцами свидетельствует о том, что капиталистической ее от-
нюдь еще нельзя назвать. Она производилась еще в малоразви-
тых формах, торговец имел в виду заработать не на расшире-
нии сбыта, не на закупке товара там, где он дешев, и т.д., а
при помощи разного рода хитростей и обманов. Она напомина-
ла скорее торговлю тех же англичан и голландцев в заокеан-
ских странах, с той только разницей, что там они сплошь и ря-
дом прибегали не только к обману, но и к насилию, от чего в
Московском государстве приходилось отказываться.
Иностранцы обращали внимание на своеобразный характер
торговли в Московском государстве и в том отношении, что она
ведется в рядах, из которых каждый сосредоточивает товары
определенного рода, напоминая в этом отношении восточные
базары. В западноевропейских городах они ничего подобного
не находили.
Самое замечательное и вместе с тем похвальное в Москве,
говорит Кильбургер, это что каждый сорт товара, от самого вы-
сокого до самого низкого (простого), имеет свои определенные
улицы и рынки1 2. “У входа в крепость, — читаем в сочинении
Бальтазара Койета, описывающего путешествие нидерландского
посольства в Москву в 1675 г., — находится самая большая и
самая лучшая площадь всего города, на которой с утра до ночи
толпится народ. Возле площади и на соседних улицах находит-
ся много лавок, причем каждому роду товаров соответствует
особая улица или место на площади; таким образом, представи-
1 Нынешнее состояние России, описанное одним англичанином //
Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Российских.
Т. I. 1846. С. 38.
2 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 174.
173
Кулишер И. М.
тели одинаковых занятий или промыслов помещаются тесно
друг возле друга”1. “Площадь так обширна, — рассказывает
Таннер в своем описании польского посольства в Москву в
1678 г., — что достаточна для торговых помещений всего горо-
да. Там виноторговцы продают разного рода вина... За ними
торгуют шелковыми материями, тканями турецкими и т.п., по-
сле золотых дел мастера, и таким образом во всяком ряду свое
производство... Любо в особенности посмотреть на товары или
торговлю стекающихся туда москвитянок: нанесут ли они по-
лотна, ниток, рубах или колец на продажу, столпятся ли так,
позевать, от нечего делать, — они поднимают такие крики, что
новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город, не случилось
ли внезапно большой беды... Некоторые во рту держали колеч-
ко с бирюзой. Я в недоумении спросил, что это значит. Моск-
витяне ответили, что это знак продажности бабенок... Есть еще
улица, куда ходит простой народ вычесывать грязь из головы,
почему она получила прозвище Вшивого рынка. Там набросано
столько волос, что шагу не сделаешь без того, чтобы не сту-
пить, точно на подушку, на грязную их кучу”1 2. “На особой
улице, — читаем у Рейтенфельса, — продаются сыр, ветчина и
сало, на другой свечи и воск, отдельно вещи деревянные, ко-
жаные, конские приборы, лекарственные травы, шелк, кани-
тель серебряная и золотая, женские наряды, ожерелья и про-
чая. Короче: для каждого рода товаров назначено особое место,
в том числе для продажи старого платья и для низеньких лаво-
чек брадобреев”. Рейтенфельс весьма одобряет такой порядок,
ибо благодаря этому каждый “из множества однородных вещей,
вместе расположенных, может весьма легко выбрать самую
лучшую”3. Корб перечисляет всего 13 рядов4, но он соединяет
1 Посольство Кунрада фан Кленка к царям Алексею Михайловичу и
Федору Алексеевичу. Издание Археографической Комиссии. 1900.
С. 523.
2 Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву.
Пер. Ивакина // Чтения Императорского Общества Истории и Древ-
ностей Российских. 1891. Т. III. С. 61—62.
3 Извлечение из сказаний Якова Рейтенфельса о состоянии России
при царе Алексее Михайловиче. С. 22.
4 Дневник Иоанна Георга Корба. С. 263 — 264.
174
Очерк истории русской торговли
по нескольку рядов вместе в целые группы, ибо на самом деле
их было гораздо больше. По описи 1695 г., в Китай-городе на-
считывалось 72 ряда, в том числе одних рядов, торговавших
материями, было до двадцати. Были ряды кушачный, рукавич-
ный, чулочный, башмачный, голенищный, подошвенный, пуш-
ной, бобровый, соболиный и т.д. — деления, как видно, очень
дробные1. Находим ряд для книг, другой для икон, ряд для
торговли ладаном, особый ряд для продажи облачений священ-
ников, особый монашеский ряд; специальный ряд для торговли
колоколами и церковными сосудами1 2.
Этот рассказ о том, что для всякого товара имеется особый
ряд, повторяется постоянно в описаниях иностранцев — и у
Дженкинсона в половине XVI ст., и у Петрея в 1608 г., и у
Москевича в 1611 г., и у Олеария в 1636 г., и у Зани в 1672 г.3’4
Иноземцы постоянно упоминают о рынке, “где цирюльники
обрезают простому народу волосы на голове теми же ножами,
которыми разрезают хлеб и прочую пишу”, и который так “ус-
тлан волосами, что по нем ходишь, как по мягкой обивке”. Но
там же продавалось и много прекрасных и дорогих вещей, по-
чему Вшивый ряд, по мнению Кильбургера, мог бы справедли-
во претендовать на другое название5. О мясном и рыбном рын-
ке иностранцы говорят, что “приближение к ним можно узнать
по запаху раньше, чем увидишь, — смрад здесь так велик, что
1 Зерцалов. Московский Китай-город в XVII ст. / / Чтения Импера-
торского Общества Истории и Древностей Российских. Т. II. С. 30.
Курц. С. 487 — 488.
2 Анненский П. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в
Россию в половине XVII ст. // Чтения Императорского Общества
Истории и Древностей Российских. 1898. Т. IV. С. 3 сл.
3 Haelitus Collection. 1. Чтения Императорского Общества Истории и
Древностей Российских. 1865. Т. IV. С. 2 сл. Устрядов. Сказания
современиков о Дмитрии Самозванце. Т. II. С. 56 сл. Олеарий. Опи-
сание путешествия чрез Московию в Персию и обратно. С. 105 сл.
См.: Ивакин. Бернгард Таннер // Чтения Императорского Общества
Истории и Древностей Российских. 1891. Т. III. С. 138, 147, 151, 156.
4 На это указывает и Марпергер: Marperger. Moscowitischer Kauff-
mann. S. 153.
5 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 174.
175
Кулишер И. М.
все иностранцы затыкают нос, тогда как русские его не замеча-
ют и чувствуют себя отлично”1.
Различные авторы указывают на то, что такое распределение
торговцев по рядам, в зависимости от вида продаваемых ими
товаров было установлено правительством: “Купцам по роду их
торговли назначены особые места, рынки и местности; в прочих
местах торговать им не дозволяется”1 2. Этого не следует, одна-
ко, понимать в том смысле, что самые ряды созданы распоря-
жением властей. Они возникли, надо думать, самопроизвольно,
и мы находим рядки или ряды уже в отдаленные времена, на-
ходим их не только в Москве, но и во всех других городах3 как
необходимые места торговли4, где сидели местные купцы (для
приезжих были гостиные дворы). Однако с течением времени
обнаруживается стремление торговцев производить свои опера-
ции и в других местах, и поэтому для сохранения прежнего,
постепенно переживающего себя порядка правительству прихо-
дится выдерживать сильную борьбу с торговцами. В 1626 г.
было приказано, чтобы “в рядах торговых всякие люди сидели
с товарами своими; которыми товары в котором ряду торгуют,
где кому указано, а порознь бы никто никакое человек с раз-
ными товары в иных рядах не торговали”. К этому прибавлено,
чтобы торговцы “по кресцом ни с какими мелкими товары и в
воротах и в окнах и на скамьях ни с каким товаром не сидели и
не торговали, а торговали в рядах и сидели на скамьях с това-
ры своими, где кому даны места”5. Этих бродячих торговцев,
стоявших в воротах и сидевших на окнах или расхаживавших,
старались “усадить”: “по рядам с белой рыбицей не ходить”, “с
сдобными калачами не ходить”, “сидети с пирогами в
лукошках”6. Однако едва ли эта борьба с ходячими торговца-
1 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. III.
2 Дневник Иоанна Георга Корба. С. 263.
3 См. ниже, гл. IX.
4 См.: Ильинский. Городское население Новгородской области в XVI в.
// Журнал Министерства Народного Просвещения. 1876. Т. VI.
С. 214, 221.
5 Рожков. Происхождение самодержавия в России. 1906. С. 159.
6 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI —
XVII ст. С. 47.
176
Очерк истории русской торговли
ми, которых “переводили” и “ссылали” в другие места, приво-
дила к лучшим результатам, чем стремление рассадить всех и
каждого, “которыми товары в котором ряду торгуют”. Нам из-
вестно, что запрещение торговать в неуказанных рядах повто-
ряется неоднократно, например в 1676 г. о неторговании на
Красной площади, по перекресткам и в иных неуказанных мес-
тах разными мелочными товарами, кроме рядов, в 1683 г. о
торговании всякими товарами в указанных рядах по учиненно-
му расписанию, в 1685 г., в 1698 г., в 1704 г.1 И все же в ла-
потном ряду можно было купить веревки и кадки, в конюшен-
ном — беличий мех, в овощном — сургуч или слоновую кость,
в скобяном — ремни и многое другое1 2.
Возможно, что такое несоответствие между названием ряда и
продаваемыми в нем товарами объяснялось и тем, что многие
торговцы сбывали весьма разнообразные товары одновремен-
но, - характерная особенность малоразвитой торговли. Так,
например, в различных городах, находившихся поблизости от
Москвы, — Коломне, Можайске, Муроме — мы не только на-
ходим по два и даже по три ряда, имеющих одно и то же на-
звание, но знаем, что действительно “в лавках какого-нибудь
ряда не торговали одним и тем же товаром”, мало того, “в од-
ной и той же лавке торговали совершенно разными товарами”.
Точно так же в Пскове в ряду сапожном в одной лавке торго-
вали не только сапогами, но одновременно и самопалами, в
мясном ряду встречаем лавку, которая торгует и сельдями, и
льном, в хлебных лавках торговали не только молоком, мас-
лом, солью, квасом, яблоками, сельдями, но также сеном, лап-
тями, свечами, сундуками, посудой, железом; в сурожском ря-
ду перечислены в разных сочетаниях как сукна и пуговицы, так
и скляницы, ладан и свечи и даже золото и серебро. В Туле
часто в одной лавке продавались совершенно различные това-
ры — например, мед и рыба, мед и сельди, мед и соль, даже
мед и железо или шапки и яблоки3.
1 Полное Собрание Законов. Т. II. №№ 660, 771, 1038, 1040, 1054,
1139. Т. III. № 1649. Т. IV. № 1971.
2 Курц. С. 487.
3 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 134, 195, 305.
177
Кулишер И. М.
Но и в Москве мы можем установить подобного рода случаи
торговли разнообразными товарами, когда “человек торгует од-
новременно в сафьянном и лоскутном ряду и в нижнем щепе-
тильном ряду, владеет одновременно кузницей или лавкой в
котельном ряду и в то же время держит квасную кадь и сусле-
ный кувшин”1.
Для Москвы, однако, еще более характерно то обстоятельст-
во, что даже крупные торговцы одновременно торговали самы-
ми разнообразными товарами, а к этому присоединяли еще и
другие операции. Так, например, собранные в 1648 г. выписки
из таможенных книг о привезенных гостем Василием Шориным
товарах свидетельствуют о том, что в 1645 г. он провез через
Архангельскую таможню 7!/г половинки сукна, 200 аршин ат-
ласа, 25 аршин красного бархата, золото, пряденое в мишуру,
но также тонкую медь, красную досчатую медь и 100 тысяч
иголок, а на другом досчанике находилось 16 медных колоко-
лов весом в 256 пудов и 860 стоп писчей бумаги. В другом году
им провезены были бакалейные товары. Из предметов вывоза
приказчики Шорина везли сало топленое, клей, масло, рыбу,
икру, но также юфть и весла. Так что один и тот же купец тор-
гует сукном и бархатом, медью, иголками, бумагой, маслом,
рыбой и, наконец, юфтью. Кроме того, ему же принадлежало в
Соли Камской четыре варницы с семью рассольными трубами.
“В том же акте есть и выписки из таможенных книг о прове-
зенных товарах гостиной сотни Семена Задорина и ярославца
Федора Кислово. Их товары отличались таким же разнообра-
зием”. В 1635 г. был произведен сыск по государеву указу в
торговых предприятиях кадашевца Фролки Меркурьева, при-
чем оказалось, что за ним числятся лавки в рыбном и масленом
и сельдяном ряду и каменный погреб, а кроме того, он держал
откупи в разных городах — в Можайске тамгу, кабак, сусло,
квас и гостиный двор, кабаки в Торопце, Вязьме, Переяславле
Рязанском. Московские купцы вообще старались захватить в
свои руки доходные статьи в провинциальных городах. В Сара-
тове, например, в руках московских кадашевцев, или торговых
1 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI —
XVII ст. С. 29.
178
Очерк истории русской торговли
людей гостиной и суконной сотен, находились рыбные ловли,
кабацкое питье, торговые бани, квас, сусло, уксус, морс, про-
руби и портомойни, перевозы. Из росписи доходных статей
1701 г. видно, что дворцовые статьи сданы на откуп почти ис-
ключительно московским торговым людям, именно промысло-
вые статьи, охватывавшие рыбную ловлю во всем Поволжье.
Они обнаруживают торговую и промышленную деятельность
как в Поволжье, так и на севере. Они приобретают на севере
земли и соляные варницы, являются кредиторами земских ми-
ров, ссужают их деньгами, и таким образом черное крестьян-
ское землевладение оказывается в зависимости от купеческого
капитала1.
Здесь мы находим уже зачатки нарождающегося капитализ-
ма. Не в обилии лавок и не в желании населения торговать вы-
ражаются они, а в стремлении москвичей производить торговлю
и рыбные промыслы в Поволжье и на севере, в их откупах и
промыслах разного рода; в этом, как и в производимых ими
кредитных операциях, обнаруживается новый дух, стремление
к накоплению. Впрочем, самое разнообразие их деятельности,
соединение торговли всевозможными видами товаров с соляны-
ми и рыбными промыслами, с откупами, с ссудами — все это
не свидетельствует о значительной степени развития коммерче-
ской деятельности; дифференциации в коммерческой области
еще не обнаруживается. Но не следует упускать из виду, что и
в западноевропейских странах мы вплоть до XVIII ст. находим
еще в этой сфере мало специализации; лишь постепенно отде-
ляется розничная торговля от оптовой, банковая деятельность
от торговли, устанавливается специализация в отношении това-
ров, которыми торгует купец. В таких городах, как Париж и
Лондон, розничная торговля уже разбита на большое количест-
во специальностей, но в провинциальных городах даже Фран-
ции, а тем более в городах австрийских или германских, еще в
XVIII ст. сохраняется обычай торговать самыми разнообразны-
ми товарами одновременно. Так что в этом отношении значи-
тельной разницы между Россией и Западом мы не найдем. На-
1 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI —
XVII ст. С. 26-27.
179
Кулишер И. М.
против, различие обнаруживается, например, в том, что в за-
падноевропейской торговле широко развиты были вексельные
операции, расчеты при помощи трассирования векселей, банки-
ры почти исключительно занимались в то время куплей и про-
дажей векселей. У нас же вексель еще совершенно не был из-
вестен и самая торговля в значительной мере совершалась в
форме мены — товар на товар. Мы не говорим уже о бирже и
биржевых операциях, о государственных займах, в которых
купцы на Западе принимали деятельное участие. Все это было
чуждо торговле Московского государства1.
Но на Западе мы можем установить к этому времени и сло-
жившийся торговый класс. То время, когда торговлей занима-
лись венецианские и генуэзские дожи и нобили, церкви и мона-
стыри, папы и патриархи, короли и герцоги — словом, все, кто
угодно, ушло уже в область предания. В Московском государ-
стве находим, напротив, именно эту картину: торгуют все, “от
самого знатного до самого простого” (Кильбургер), “от самого
высшего до самого низшего” (де Родес)1 2. Торгуют бояре, тор-
гует духовенство, торгуют и все другие сословия. “Все бояре
без исключения, даже и сами великокняжеские послы у ино-
странных государей везде открыто занимаются торговлей; про-
дают, покупают, променивают без личины и прикрытия”3. В
Туле в самом конце XVI ст. посадским черным людям принад-
лежало всего 20% торговых помещений, все остальные 80% на-
ходились в руках частью ратных людей (30%), среди которых
были стрельцы, пушкари, частью служилых людей всякого ро-
да; упоминаются среди торгующих и четыре монастырских
старца, и игумнов слуга, и многие другие. По данным 1625 г.,
роль посадских в торговле повысилась, но и теперь они не пре-
вышали 37% торговцев, ратные люди по-прежнему владели 31%
всех торговых помещений4. В Пскове положение было иное: в
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 3. Ч. IV. Гл. 5, 6. Ч. V. Гл. 2.
2 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 88. Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 149.
3 Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар.
Майербергом. С. 92.
4 Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII веках. С. 64, 96.
180
Очерк истории русской торговли
конце XVI ст. 80% всех торговых заведений принадлежало чер-
ным тяглым людям, но все же и здесь находим среди осталь-
ных 48 лавок ратных людей, 123 заведения, где торгуют духов-
ные лица, и 81 торговое помещение, принадлежащее церквам.
При этом в среднем на каждого владельца приходится по 1 —
1,3 лавки, тогда как на каждую церковь по 3 лавки. В Можай-
ске из духовенства 27 человек занимались торговлей; среди них
были и игумены, и священники, и дьяконы, им принадлежало
свыше 40 лавок, именно 10% всего числа лавок, духовные же
лица составляли 20% всех жителей, причем лавки духовенства
имелись не только в иконном ряду, но и в пушном, сапожном,
овчинном, седельном, солодяном, рыбном, мясном; 2 священ-
ника, церковный дьячок и сторож, имели 2 амбара и 4 скамьи.
В Коломне ратным людям принадлежала треть всех торговых
заведений, в Свияжске стрельцы владели четвертой частью всех
лавок, в Казани одной десятой1.
Большую роль в торговле этой эпохи (о предыдущем перио-
де см. выше1 2) играло духовенство. Монахи не только владеют
поместьями, но они также, по словам Флетчера, самые оборот-
ливые купцы во всем государстве и торгуют всякого рода това-
рами3. “Монахи не уступают никому в торговле, занимаются
столько же, сколько и другие, покупкой и продажей, держат
суда, плавающие с товарами”4. Так, например, астраханский
Троицкий монастырь выпросил себе при Грозном право вы-
строить в Астрахани лавку, покупать и продавать в ней беспо-
шлинно на монастырский обиход и право держать судно-
белозерку или дощаник, в длину от кормы до носа 30 саженей,
и перевозить на этом судне соль и рыбу из Астрахани вверх
Волгою до Ярославля и Окою до Калуги, продавать эти товары
и другие беспошлинно1. И в других местах монахи торговали
солодом, хмелем, хлебом, лошадьми, рогатым скотом и всем,
1 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 130—132,
167, 190, 219, 327.
2 С. 38-39.
3 Флетчер. О государстве русском. С. 100.
4 Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Россий-
ских. 1881. IV. 24.
181
Кулишер И. М.
что могло приносить прибыль1 2. Это находилось в тесной связи
с обилием у монастырей земель, мельниц, рыбных ловель,
пчельников, которые были получены от жертвователей. Отсюда
избытки хлеба, меда и воска, рыбы и других продуктов, кото-
рые пускались в продажу. Набожные помещики, как и прочие
жители, возили монастырям в дар и зерно, и конопляное масло,
горох, холст, овчину3. “Стольник Беклемишев дал вкладу (в
монастырь) двух меринов, мерин гнедой да мерин карий, да
конь саврас, стольник Десятой дал вкладу мерин сер, старец
Дионисий дал вкладу шесть ульев пчел, старей Мелетий дал
вкладу невод... Поп Максим дал вкладу 15 четвертей с осми-
ною ржи и пшеницы и всякого хлеба, да лошадь, да корову”4.
Как велики были богатства монастырей, можно усмотреть,
например, из кормовой книги Кирилло-Белозерского монасты-
ря XVII ст., где вместе с кормами вписаны и вклады, прине-
сенные в монастырь в виде денег, имений и драгоценных ве-
щей. Из денежных вкладов наиболее крупными являлись по-
жертвования Иоанна Грозного, составившие свыше 24 тыс. руб.,
или более 100 пудов серебра. Все это пожертвования после
смерти разных лиц на поминовение их душ. Принесенные мо-
настырю вещи состояли из образов и панагий, церковных обла-
чений из атласа и бархата, обычно унизанных драгоценными
камнями и жемчугом (пожертвованные Грозным оценивались в
6 тыс. руб.). Далее находим многочисленные шубы — собольи,
Горностаевы, куньи, беличьи, чаши, чарки, кубки, часы, ложки
серебряные, колокола, ожерелья. Так, например, старица Ага-
фья пожертвовала жемчужное ожерелье, князь Бельской золо-
тую чару, Шипулин чашу кизыльбашскую (восточную) с се-
ребряными кольцами, Дмитрий Годунов лампаду серебряную,
Дмитрий Воронцов колокол в 30 пудов, царица Мария Феодо-
ровна по сыне своем Дмитрии Иоанновиче 3 чаши серебряных
столовых больших, судки серебряные столовые, уксусницу, пе-
1 Соловьев. История России. Т. VII. С. 66.
2 Рущинский. Религиозный быт русских. С. 143.
3 (Рославлев). Опыт исследования об имуществах и доходах наших
монастырей. 1876. С. 29.
4 И. Л. Историческое описание Козельской оптинной пустыни. С. 41 сл.
182
Очерк истории русской торговли
речницу, рассольник, блюдечко, стопу. Дары состояли и в зер-
не, соли, лошадях1.
Неудивительно после этого, если Майерберг заявляет: “Го-
ворят, что монастыри наделены такими богатыми вкладами
благочестивых людей, что вместе с высшим духовенством вла-
деют будто бы третьей частью всех поместьев в Московии”1 2.
Огромные сокровища монастырей, результат доброхотных
даяний благочестивых людей, давали им возможность и в эту
эпоху (как и в предыдущий период3) заниматься и кредитными
операциями. Вопрос 16-й Грозного Стоглавому собору касается
отдачи в рост церковной и монастырской казны. “Угодно ли
Богови и что о чем Божественное писание глаголет? И мирянам
лихоимство возбраняет, нежели церквам Божиим деньги в рос-
ты давати и хлеб в монастырь, где то писано в святых прави-
лах?” По словам Вассиана Косого, монахи, “волнуемые сребро-
любием и ненасытимостью”, всевозможными способами угнета-
ют население, живущее в селах, “налагая проценты на процен-
ты”. “Иноки уже поседелые, — прибавляет он, — шатаются по
мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги,
даваемые в лихву”. Не менее решительно высказывается другой
монах, Максим Грек, говоря о монахах: “Мы бесчеловечным
образом взимаем проценты на проценты, доколе не выплатят
занимаемый капитал”. А с того, кто из-за крайней нищеты не в
силах уплатить проценты за год, взимаются на следующий год
двойные проценты или, разграбив все имущество, выгоняют
людей, о которых, по Св. Писанию, церковь более всего долж-
на заботиться4.
Но больше всего, по-видимому, торговал сам царь. “Если
кто-нибудь привезет в Московию какие бы то ни было това-
1 Кормовая книга Кирилло-Белозерского монастыря / / Записки От-
деления русской и славянской археологии императорского археологи-
ческого общества. Т. I. 1851. С. 46.
2 Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар.
Майербергом. С. 42.
3 См. с. 38.
4 Хлебников. О влиянии общества на организацию государства. С. 131.
Костомаров. Русская История. Т. II. С. 377. Опыт исследования об
имуществе монастырей. С. 33.
183
Кулишер И. М.
ры, — рассказывает Герберштейн, — то он должен немедленно
заявить и показать их сборщикам пошлин или начальникам та-
можни. В назначенный час они осматривают и оценивают их;
даже и когда они оценены, все еще никто не смеет продавать
их, ни показывать их прежде, нежели они будут показаны ца-
рю. Если царь захочет купить что-нибудь, то в ожидании этого
не позволяется, чтобы купец показывал свои вещи, или чтобы
кто-нибудь надбавлял цену”1. Это писал Герберштейн в 1549 г.,
а сто лет спустя Майерберг также повторяет, что, привезя то-
вары, никто не может предлагать их на продажу, пока царь не
объявит о том, намерен ли он купить их1 2.
На это указывает и де Родес. Когда греки привозят в Моск-
ву свои товары — богатые золотые ткани, ковры, бархат, “им
не позволяется показывать ни мадейшей части товаров никому,
кто бы он ни был, прежде чем гости их царского величества,
которые для этого специально отряжены, не осмотрят их. Затем
эти товары раскладывают и показывают их царскому величест-
ву; он тогда выбирает, что ему самому нравится, а под видом
этого берут также гости из того, что им кажется хорошим, ос-
тальные же они (греки) могут потом продавать, кому хотят3.
Не освобождены были от этой обязанности и англичане даже
в ту эпоху, когда они находились в привилегированном поло-
жении. Из привозимых ими узорочных тканей и драгоценных
камней лучшее отбиралось в казну на царскую потребу. Так, по
росписи 1613 г., англичане доставили в казну 29 зерен жемчу-
га, 29 каменьев яхонта лазоревого, 144 зерна жемчуга, низанно-
го по белому атласу, 6 поставов сукна багрецу, 7 поставов сук-
на лундышу (лондонского) разных цветов и 125 аршин шелко-
вых тканей, причем эти товары были оценены англичанами в
875 рублей4. Они обязаны были доставлять товары казне по
закупочной цене и поэтому привозили их, по-видимому, в недос-
таточном количестве, как жаловалось русское правительство.
1 Герберштейн. Записки о Московии. С. 89.
2 Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар.
Майербергом. С. 174.
3 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 161.
4 Любименко. Торговые сношения России с Англией при первых Ро-
мановых. 1916. С. 153.
184
Очерк истории русской торговли
При этом купленные товары вовсе не поступали только в
царский обиход, а в широких размерах перепродавались. Об
этом подробно сообщает Флетчер (писавший в самом конце
XVI ст.) в главе с характерным названием “О мерах к обога-
щению царской казны имуществом подданных”. Так, для обо-
гащения казны отправляются нарочные в местности, где имеют-
ся меха, воск, мед, и там забираются целиком один или не-
сколько из этих товаров по той цене, которая казной же
назначена, а затем эти товары перепродаются по высокой цене
как своим, так и иностранным купцам; если же они отказыва-
ются от покупки, то их принуждают к тому силой. Подобным
же образом казна присваивает себе иностранные товары, как
то: шелковые материи, сукно, свинец, жемчуг, привозимые
купцами турецкими, армянскими, бухарскими, польскими, анг-
лийскими и другими, и потом заставляет своих купцов поку-
пать эти произведения у царских чиновников по цене, ими же
назначенной. Наконец, прибавляет Флетчер, на некоторое вре-
мя обращаются в монополию произведения, доставляемые в ви-
де податей, как то: меха, хлеб, лес, и в продолжение этого вре-
мени никто не может продать этот товар до тех пор, пока не
будет распродан товар царский1.
На этих “заповедных” товарах, составлявших монополию
казны, останавливается подробно де Родес. Так, казна выруча-
ет большую прибыль на персидском сыром шелке, “который
его царское величество через своего “купчину” выменивает от
персидского государя на сукна, красную медь, соболей и золо-
то, а чтобы получить на этом еще больше прибыли, всем и вся-
ким купцам запрещено торговать в Персии подобными товара-
ми”. Пуд шелка, доставленный в Россию, обходится не более
30 руб., или 50 рейхсталеров, а продается за 45 руб., причем
“русские гости”, которые избираются из значительных купцов
и состоят как бы факторами царя, обыкновенно продающими
шелк, раз получив высокую цену, все время ее требуют, забы-
вая о том, что покупатель должен считаться с рынком; а из-за
этого часто шелк лежит несколько лет, и происходит большая
потеря на процентах. Так произошло с приобретенными де Ро-
десом (по поручению ревельского жителя Паульсена) 107 тю-
1 Флетчер. О государстве русском. С. 51.
185
Кулишер И. М.
ками шелка, которые не хотели продать за 80 рейхсталеров за
пуд, а продали по 93, но лишь спустя 5 лет; между тем если к
80 рейхсталерам прибавить 8% за эти годы, то получится гораз-
до больше — 110. Де Родес обращался к тестю царя боярину
Милославскому с предложением от “некоторых значительных
купцов, ведущих большой мировой торг”, нельзя ли устроить,
чтобы весь шелк, получаемый из Персии, поступал в казну; в
этом случае они желали бы законтрактовать на известное коли-
чество лет весь шелк частью в обмен на товары, имеющие сбыт
в Персии, частью за наличные деньги. К этому он прибавил,
что операция с шелком “притянет к себе и привлечет не только
еще и другие товары, которые добываются в Персии, но и зна-
чительную часть индийской, особенно китайской торговли и что
вышеназванные купцы будут стремиться все получать из
казны”1. Кильбургер 20 лет спустя (в 1674 г.) повторяет многое
из сообщаемого де Родесом о шелках, но обращает внимание на
то, что теперь торговля шелком уже может производиться сво-
бодно всеми подданными1 2.
Ревень также, как указывает де Родес, доставляется в казну,
и никакому частному лицу не дозволяется им торговать3. Это
было и во времена Кильбургера, который считает нужным, од-
нако, присовокупить, что “зимой много тайно провозится и
продается” и много совершается обманов при продаже ревеня;
последний хорошо известен в аптеках и ценится в качестве сла-
бительного4.
“Те товары, которые русские в свою очередь везут в Пер-
сию, — продолжает де Родес, — заключаются большей частью
в красной меди, сукнах, соболях и других мехах... Этих това-
ров простые люди также не могут открыто доставлять персам,
потому что это также запрещено и их царское величество выво-
зит их туда посредством своих гостей”. “В Астраханской облас-
ти у Каспийского моря, — читаем у него далее, — ежегодно
вываривается большое количество соли, и там ловится различ-
1 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 151 — 153.
2 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 150—151.
3 Де Родес. Указ. соч. С. 153.
4 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 106.
186
Очерк истории русской торговли
ного рода большая рыба... Соль и рыба принадлежат гостям
царя, которые приказывают как соль, так и рыбу... развозить
вверх по Волге в Нижний... и распределять по всей стране”.
Она “продается по маленьким партиям меньшим купцам, кото-
рые распродают их в свою очередь по мелочам разносчикам”1.
И “кавиар”, или икра, “принадлежит их царскому величест-
ву” и его “обыкновенно законтрактовывают англичане и везут в
Италию, но теперь он законтрактован на несколько лет гол-
ландцами и итальянцами, состоящими вместе в компании”; на
этом “царь ежегодно имеет не менее значительную прибыль”.
Позже, во время путешествия Корба (в 1698 г.), икра была от-
дана на откуп одному голландцу1 2.
Никому не дозволяется, по словам де Родеса, торговать и
хлебом. Напротив, вести торговлю мехами может каждый, но с
получаемых из Сибири мехов в казну поступает десятина. Эти-
ми мехами царь платит грекам за покупаемые у них ковры,
шелковые и золотом тканные материи; если же остается излишек
мехов, то они раздаются для сбыта гостям, которые на этом вы-
ручают прибыль, но иногда вынуждены и приплачивать3.
Кроме этих товаров, были еще и другие, составлявшие мо-
нополию казны и сдаваемые на откуп. Так, в 1653 г. голланд-
ские купцы Фохелаар (Фоглер) и Кленк взяли на откуп вывоз
нефти и конопли, в другие годы казна производила торговлю
пенькой4. Смола в 1649 г. была отдана беспошлинно иноземцу
гостю Винниусу, позже ее получил Гебдон, когда же она не
была на откупе, то двинские таможенные головы сами должны
были покупать смолу у русских и продавать ее иностранцам5.
Как мы видим, казна весьма затрудняла торговлю частных
лиц, с своей стороны торгуя наряду с ними, или же запрещала
им торговать теми же товарами, эксплуатируя самостоятельно
монополии или сдавая их на откуп.
1 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 159— 163.
2 Де Родес. Указ. соч. С. 15 — 58. Дневник Иоанна Георга Корба. С. 251.
3 Де Родес. Указ. соч. С. 157.
4 Посольство Курада фан Кленка. С. XI. Гурлянд. Ив. Гебдон, ком-
миссарице и резидент. 1903. С. 65 сл.
5 Гурлянд. Ив. Гебдон, коммиссарице и резидент. С. 56 сл. Курц. С.
277 сл.
187
Кулишер И. М.
Орудием царя при этих разнообразных его коммерческих
операциях являлись, как можно усмотреть из приведенных ци-
тат из де Родеса, гости, привилегированная группа среди куп-
цов, члены которой (среди них попадались в виде исключения
и иностранцы) имели личные жалованные грамоты, доставляв-
шие им различные преимущества: изъятие от путевых поборов,
от всякого тягла и постов, право держать безъявочно всякое
питье, покупать вотчины, свободно ездить в пограничные госу-
дарства. Гости ведали таможенными доходами, рыбными и со-
ляными промыслами, они же закупали для царя товары и про-
изводили от его имени и на его счет торговые операции, заклю-
чали подряды с иностранцами1.
Торговцы, как и народ, относились к ним весьма враждебно
за их взяточничество, за притеснения, чинимые ими более сла-
бым, за их корыстолюбие — пользуясь своим привилегирован-
ным положением, они могли производить более выгодные опе-
рации, чем рядовые купцы, и подрывали торговлю последних.
Очень резко отзывается о гостях Кильбургер, называющий
их царскими коммерции-советниками и факторами, неограни-
ченно управляющими торговлей во всем государстве. “Это ко-
рыстолюбивая и вредная коллегия, довольно многочисленная”,
проживающая в разных местах и имеющая благодаря своему
званию право повсеместной первой купли. Не имея возможно-
сти везде лично осуществлять свои права, они в больших горо-
дах назначают живущих там знатнейших купцов, которые
пользуются привилегиями гостей и ради своей частной выгоды
препятствуют развитию торговли. Гости “оценивают товары в
Москве в царской казне, распоряжаются в Сибири соболиной
ловлей и соболиной десятиной, как и архангельским рейсом, и
дают советы царю и проекты к учреждению царских
монополий”. Гости препятствуют всякой свободе торговли, что-
бы “они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои
собственные карманы”. Простые купцы питают к ним вражду,
и “если когда-нибудь, — прибавляет Кильбургер, — произой-
дет бунт, то чернь им всем свернет шею”1 2.
1 Костомаров. Очерки истории торговли Московского государства в
XVI и XVII ст. С. 155.
2 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 164.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
(Регламентация внутренней тор-
говли XVI—XVII ст. торговля
иностранные и иногородние купцов
Торговля русских купцов XVI —XVII ст. была стеснена во
всевозможных направлениях. Стеснял ее царь своей первой ку-
плей, своими монополиями, своей широкой торговой деятельно-
стью. Стесняли ее коммерции-советники царя, по выражению
Кильбургера, царские гости своими привилегиями и притесне-
ниями рядовых купцов. Стесняли ее, наконец, иностранцы,
продававшие и покупавшие товары, перебивая торговлю у рус-
ских купцов. Бороться с первым торговцем —царем, как и с его
факторами гостями, купцы были бессильны. Гораздо легче им
было вступить в борьбу с иностранцами, которые являлись в то
же время иноверцами. Здесь на их стороне было и общее недо-
верие к иноплеменникам, и сочувствие со стороны церкви, а
если им удавалось убедить и правительство в том, что образ
действия иностранцев наносит ущерб казне, сокращая ее дохо-
ды, то им была обеспечена и его помощь. Правительству нужны
были, правда, иностранцы, слишком решительно поступать с
ними было опасно. Необходимо было считаться с тем, не будет
ли “оттого с немецкими государствы у московского государства
нелюбья”, приходилось избегать крутых мер, “чтоб тем ино-
земцев заморских не отогнать”1. Даже лишив англичан права
беспошлинной торговли в 1649 г., московское правительство
считает необходимым успокоить англичан тем, что “в тех по-
шлинах им убытку не будет, потому что они все те пошлины
наложат на свои товары и продадут те свои товары русским
1 Сборник кн. Хилкова. №82.
189
Кулишер И. М.
торговым людям, и пошлины их будут на русским торговых
людях, а не на них, англичанех”1. Но, с другой стороны, пра-
вительству ясно было, что и при значительных ограничениях
иноземцы все же извлекают слишком большую прибыль из тор-
говли с Россией, слишком заинтересованы в ней, чтобы могли
отказаться от этой торговли. На стороне правительства было и
старинное гостиное право, осуществления которого требовали
русские купцы.
Результатом всего этого был и ряд постановлений, ограничи-
вавших иностранцев в угоду русским купцам, но постановле-
ний, которые далеко не полностью осуществлялись. Иностран-
цы нередко “учинялись сильны” и решительно отказывались
выполнять неудобные им указы, правительство же смотрело на
это сквозь пальцы или же делало исключения из только что
изданных им же распоряжений, нарушало свои же предписа-
ния. Все это дает любопытную картину, характеризующую ус-
ловия торговли того времени и дополняющую приведенную
выше характеристику русского купечества иностранцами.
Прежде всего, русские купцы настаивали на недозволении
иностранцам торговать в розницу, требуя осуществления этого
основного принципа гостиного права. Это запрещение мы нахо-
дили уже в Полоцке в 1406 и 1498 гг.1 2; по-видимому, оно суще-
ствовало в известной форме и в Новгороде3. Как мы указывали
выше, запрещение розничной торговли в Полоцке и Риге рас-
пространялось не только на продажу товаров, но и на закупку
их по мелочам, не дозволена была и непосредственная торговля
в деревнях.
Такой же порядок, согласно обычаю, сохраняется и в Мос-
ковском государстве, хотя общего закона относительно запре-
щения розничной торговли иностранцам, предшествующего Но-
воторговому уставу 1667 г., не было или по крайней мере не
сохранилось. Даже англичане, пользовавшиеся особенно боль-
шими привилегиями, эти льготы получили только в грамоте
1567 г., тогда как грамота 1584 г. (а быть может, и грамота
1 Дополи. Акты Истор. III. № 55.
2 См. выше, с. 129—130.
3 См с. 87.
190
Очерк истории русской торговли
1572 г., известная нам лишь в кратком изложении) им уже не
дает такого права. В привилегии 1584 г. говорится, что они
“нарозно своих товаров и врозвес и варшин на своем дворе не
продают, ни меняют, а продают и меняют свои товары местным
делом (т.е. оптом) сукна кипами и поставы, а камки и бархаты
поставцы а не варшин, а всякой весчей товар врозвес, взолот-
ники не продают, а продают местным делом, а вино фряское
продают куфами, а в ведра и встопы и в чарки врознь не про-
дают”. То же повторяется почти дословно в английских приви-
легиях как 1586-го, так и 1614 и 1628 гг. И тут читаем об обя-
занности продавать и менять сукна кипами и поставами, камки
(шелковые ткани) и бархаты косяками и поставцами, но не ар-
шинами, весчий товар берковцами, вина иностранные бочками
большими беременными и полубеременными и куфами, но не
ведрами и не стопами1.
На самом деле англичане, по-видимому, нарушали это за-
прещение, ибо уже в 1586 г. английской королеве Елизавете в
письме к царю Федору приходилось оправдывать своих под-
данных от обвинений в розничной торговле: они, напротив, по
ее словам, запрещали продажу товаров в розницу через своих
агентов, и Роберт Пикок был специально командирован в Рос-
сию, чтобы прекратить это злоупотребление1 2. Из последнего
видно, что такие злоупотребления имели место и жалобы рус-
ских купцов, недовольных тем, что иностранцы торгуют в роз-
ницу, имели основания. В указе 1627 г. читаем, что “били че-
лом московские и казанские и ярославские и нижегородцы и
косторомичи и вологжане и всяких городов гости и торговые
люди на галанцев (голландцев) и на амбурцов (гамбургцев) и
на барабанцов (брабантцев) и на иных торговых немец”. Жа-
лобы, следовательно, идут со всех концов земли русской на
всевозможных иностранцев, ибо эти “торговые немцы”, под со-
1 Гамель. Англичане в России в XVI и XVII ст. С. 253 сл. Любименко.
История торговых сношений России с Англией в XVI ст. С. 43, 51.
Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. Прил. № 6.
1909. Его же. Очерки по истории юридического положения иностранно-
го купца в Московском государстве. 1912. С. 15—16 и Прил. № 1.
2 Толстой. Россия и Англия. № 58.
191
Кулишер И. М.
бирательным названием которых разумелись купцы всевозмож-
ных национальностей, продают товары не оптом — не “мест-
ным делом”, а портищами, аршинами, полупудами и гривенка-
ми1. Жаловались и на “английских немцев”: один из них, Да-
вид Рутц, самовольно, без разрешения продает на своем
московском дворе всякие товары в розницу1 2.
Но иностранцы не унимаются. В 1652 г. новгородский гость
Василий Стоянов и “все новгородцы торговые люди” просят,
чтобы государь их пожаловал — “велел им дать свою государе-
ву грамоту, чтоб неметцким свейским (шведским) и любским
(любекским) и иных земель иноземцом торговым людем в ве-
ликом Новегороде и в пригородех и в уездех по селам и по по-
гостам и по деревням и по всяким уездным ярманкам врознь
товаров своих русским людям продавати и у русских людей
товаров всяких врознь покупать не велеть, а велеть бы им вся-
кие товары продавать и покупать в Великом Новгороде у по-
садских торговых людей свалом, а не врознь”3. Здесь преступ-
ление шведских и любекских и иных “немецких” городов “тор-
говых немцев” усугублялось тем, что, продавая и покупая не
свалом, а порознь аршинами и фунтами мягкую рухлядь (ме-
ха), и сало, и кожи, они это делали к тому же не в самом Ве-
ликом Новгороде, а в селах, и погостах, и на ярмарках, т.е.
нарушали еще и другое запрещение — торговли вне городов
непосредственно с крестьянским населением.
Одновременно челобитня была подана и вологодскими куп-
цами. Они били челом царю на голландцев, которые не столько
продают, сколько покупают товары мелкими статьями, притом
не у местных посадских людей, а на площади у приезжих кре-
стьян с возов — скупают и мягкую рухлядь, и мясо говяжье и
свиное, и окорока, и языки, и сало, и пеньку, и рогожи, и ку-
ли, и многое другое. Но, чувствуя как будто, что одного этого
факта еще недостаточно для борьбы с иностранцами, челобит-
1 Мулюкин. Очерки по истории юридического положения иностранно-
го купца в Московском государстве. С. 23. Цветаев. Протестантство
и протестанты в России до эпохи преобразований. С. 250.
2 Цветаев. Указ. соч. С. 269.
3 Мулюкин. Указ. соч. Прил. № 2.
192
Очерк истории русской торговли
чики подкрепляют свое прошение ссылкой на то, что они сами
отбывают службы и подати, которые от такой конкуренции
иноземцев могут пострадать, тогда как “иноземцы градских го-
сударевых никаких податей не платят и тяглых служеб не слу-
жат”. Мало того — и тут они особенно играют на всегда чувст-
вительной фискальной струнке, — “твоя государева вещая
(весчая) перекупная пошлина от той их розничной покупки те-
бе государю не збираетца”. В заключение они, ссылаясь на
грамоту 1584 г., выданную “аглинским иноземном” “блаженные
памяти великим государем”, просят допускать закупку товаров
иностранцами лишь “болшими статьями”, сало топленое, око-
рока копченые и пряжу пеньковую — вьюхами, чтобы казне
“порухи не было”, а “нам бы сиротам твои промыслишков сво-
их не отстать и твоих бы государевых служеб и податей впредь
не отбыть и в конец не погибнуть”1.
Закрепил и придал форму общего закона этому запрещению
Новоторговый устав 1667 г., ст. 42 которого гласит: “На Моск-
ве и в городах всем иноземном никаких товаров врознь не про-
давать; а будет учнуть врознь продавать, и те товары имать на
великого государя”. А ст. 82 сверх того прибавляет: “И по яр-
монкам им ни в которые городы с товары своими и с деньгами
не ездить и прикащиков не посылать”1 2. Последнее сделано,
очевидно, для предупреждения закупки товаров в розницу, ибо,
как мы видели, и она вызывала много неудовольствия3.
1 Мулюкин. Очерки по истории юридического положения иностранно-
го купца в Московском государстве. Прил. № 2.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. №408. Ст. 42, 82, 83.
3 После этого шведы стали жаловаться на то, что в “торговле с сторо-
ны царского величества после мирного договору противно чинится”,
ибо им велено продавать товар оптом и “вольность вся отнята”. Одна-
ко, ни мирный договор в Тявзине 1595 г., ни Столбовский мир 1649 г.,
на который они ссылаются, им такой вольности не дал, говорится
лишь о “вольной и беспомешной торговле меж обоих государств”, и
ничего более. А к тому же с русскими в силу тех же договоров посту-
пали в Стокгольме не иначе: “В Стекольне (Стокгольме) повольного
торгу нет, врознь ничего продавать не дают”, — жаловались в свою
очередь русские купцы, поселившиеся в Швеции (Тявзинский договор
// Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Россий-
ских. 1862. Т. II. Столбовский мир // Полное Собрание Законов. Т. I.
№19. См.: Курц. С. 389-391).
193
Кулишер И. М.
Характерно, однако, то, что челобитные купцов не ограни-
чиваются борьбой с иностранцами. Архангельские посадские
люди в 1670 г. приносят жалобу уже на волостных крестьян,
которые, по их словам, приезжают к Архангельску и продают
товары и лес порознь, а не оптом, а иные приезжают с рыбой и
мясом и продают врознь, а сами ни податей городских, ни
служб не несут. “Вели, государь, — заключает челобитная, —
продавать им оптом нашим посадским тяглым людям, чтоб нам
сиротам твоим достальным людишкам без промыслов в конец
не погибнуть и врознь не разбрестись”1.
Таким образом, посадские люди возмущаются уже не только
розничной торговлей иностранцев, но даже намерены воспре-
тить ее своим же приезжим крестьянам, доставляющим продук-
ты из пригородных сел.
Но крестьян, как и иногородних русских купцов, затрагива-
ют и самые меры, принимаемые против иностранцев. В самом
деле, ограничения по объекту были, как мы видели, тесно свя-
заны с ограничениями по субъекту: не только нельзя продавать
и покупать в розницу, но нельзя вообще закупать товары вне
городов, в деревнях и погостах, на ярмарках, наконец, с возов
у приезжающих в город крестьян. Монополия торговли предос-
тавляется горожанам, местным торговым людям — только у
них иностранцы могут закупать товары для сбыта их за грани-
цу, только им они могут продавать привезенные из других
стран товары. Непосредственные сношения с кем бы то ни бы-
ло, будь то потребители или производители, сношения, ми-
нующие местных посадских людей, им строго заказаны. Но по
той же причине они не могут торговать между собой — торгов-
ля гостя с гостем нетерпима, как это было уже в Новгороде,
Полоцке, Витебске, Риге в прежние столетия. Но нетерпима и
торговля иноземцев с приезжими русскими купцами; англичане,
голландцы, шведы не могут в Москве продавать своих товаров
приезжающим туда новгородцам или ярославцам, в Костро-
ме — казанцам или вологжанам, как не могут покупать приво-
зимых последними товаров. Ибо и это противоречило бы инте-
1 Огородников. Очерк истории города Архангельска / / Морской
Сборник. 1889. Т. IX. С. 134 -135.
194
Очерк истории русской торговли
ресам местных посадских людей, означало бы обход их, своих,
в угоду чужим, гостям, приезжим. В упомянутых выше чело-
битных нижегородских и вологодских купцов наряду с покуп-
кой товаров иностранцами на уездных ярмарках у приезжих
крестьян фигурирует в качестве обвинительного пункта и по-
купка товаров у “иных городов приезжих русских торговых
людей”, как и продажа им товаров.
Но вследствие этого получалось ограничение не только ино-
земцев, но и русских людей, притом не только пригородных
крестьян, но и купцов, — действовал старый принцип удельно-
вечевого периода, когда каждое княжество смотрело на себя
как на самостоятельное государство, а жителей другого княже-
ства считало чужими, как бы иностранными подданными. Тогда
было вполне понятно, если Полоцк не дозволял купцам, при-
езжавшим из других городов, торговать с приезжими москви-
чами, — “промежи има ходити нашему полочанину”. Но с
единством Московского государства, объединившего под своим
скипетром многочисленные русские княжества и устранившего
удельных князей, весьма плохо мирилось требование, чтобы
“торговые немцы” торговали с московскими посадскими людь-
ми, но не с новгородскими или вологодскими, как будто вся-
кий, кто не отбывал податей и служб в Москве — в этом ведь
заключалась вся суть, — являлся для Москвы иностранцем.
Дозволялось ли полякам и литовцам в Москве торговать с
иностранцами — в отличие от правил, господствовавших в
Новгороде и Полоцке1, — трудно сказать. В договорах об этом
ничего не говорится, а из слов — торговать “волно, безо всяких
зацепок”, “гостити без рубежа и без всякие пакости” — этого
еще вовсе не следует. Все эти обещания вместе с целованием
креста мы находили и в Новгороде, и в Полоцке, и все же тор-
говля гостя с гостем там не дозволялась. Англичанам, правда,
первоначально и в этом отношении была дарована свобода, но
ведь они находились тогда в совершенно исключительном по-
ложении. При Борисе Годунове в 1589 г. Флетчер обращается с
ходатайством, чтобы и “всем иноземцом ослобожено было тор-
говать с теми с аглинскими гостями в Ругодиве (Нарве), в Но-
1 См. выше, гл. IV и VII.
195
Кулишер И. М.
вегороде и в иных лифляндских городех, как преж сего торго-
вали”. И на это получает в ответ, что хотя “Ругодив и Лиф-
ляндские городы государя нашего искони вечная вотчина, да
случаем ныне не за государем нашим”, в своем же государстве
он им дарует эту свободу, именно “аглинским гостем и всяким
иноземцем торговать”, т.е., очевидно, право торговать с други-
ми иноземцами, как просит Флетчер1. Позже об этом в приви-
легиях, выданных англичанам, ничего не говорится, но торго-
вать с иностранцами они продолжали. Посадские люди плака-
лись, что “аглинские немцы всякие товары продают иных
земель немцом”, тайно продают их у Архангельска голландцам,
брабантцам и гамбургцам, а английский посол Карлейль выну-
жден был оправдываться, заявляя, что бояре и приказные не
могут указать ни одного случая торговли англичан ни с гол-
ландцами, ни с гамбургцами1 2.
В 1627 г. был наказан пенею англичанин, торговавший с
персами. “Как были на Москве кизылбашские купчины, при-
шед ко нему на гостии двор, купили у него в полате, где он с
товаром своим сидит олова прутового тридцать пуд”. Между
тем “по государеву указу англичанам и иным иноземцом ника-
кими товарами и оловом торговать не велено”. Англичанин же
ссылался на то, что он такого государева указа “ни у кого не
слыхал”3.
Во всяком случае, А. С. Мулюкин справедливо указывает на
то, что Новоторговый устав 1667 г. не создал впервые такого
ограничения, а лишь узаконил и подтвердил то, что и раньше
практиковалось. Помимо приведенных фактов, об этом свиде-
тельствует и заявление московских купцов 1667 г., что до сих
пор “шаховы персидские области купецкие люди кизылбаши и
армяне и кумычане и индейцы приезжали с шелком сырцом и
со всякие товары царского величества в Московское государст-
во и торговали теми товары на Москве и в Астрахани и по
1 Статейный список приезда и пребывания в России английского по-
сла Елизара Флетчера. С. 13, 31—32.
2 Цветаев. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобра-
зований. С. 268. Мулюкин. Очерки по истории юридического положе-
ния иностранного купца в Московском государстве. С. И — 12.
3 Мулюкин. Указ. соч. С. 8.
196
Очерк истории русской торговли
иным городам всегда с русскими купецкими людьми, а с нем-
цами и с гречаны и ни с которыми иноземцы те кизылбаши ни-
какими персидскими товары, по указу великого государя, нигде
не торговали”1.
В Новоторговом уставе прежде всего говорится: “Учинить
заказ крепкой, чтоб иноземец с иноземцем никакими товары не
торговали и не продавали и не меняли, понеже великому госу-
дарю в таможнях в сборех его великого государя казне чинятся
большие недоборы, а русским людей в торгах их помешка и
изнищение чинится; и будет иноземцы меж себя учнуть торго-
вать, а сыщется про то допряма: и те товары взять на великого
государя” (ст. 63). Но уже более ранняя статья распространяет
это правило и на торговлю с русскими купцами: “А чтоб ино-
земцы приезжим торговым людем товаров своих не продавали и
у них ничего не покупали”; причем прибавлено ясно: “А прода-
вали б в тех городах купецким людем того города, в коих они
станут торговать, а у них також товары всякие покупали, а не у
приезжих”. Мало того, установлено, чтобы “и подрядов и запи-
сей иноземцы с приезжими людьми никаких не чинили и тем у
тех московских и городовых купецких людей промыслов не
отымали” (ст. 60).
Но в ст. 61 прибавлено: “А московским купецким людем в
порубежных во всех городех и на ярмонках торговать с ино-
земцы всякими товары вольно”. Следовательно, для москвичей
сделано исключение — они не подводятся под категорию чужих
и на них гостиное право не распространяется. В противополож-
ность купцам прочих городов они и в других городах являются
равноправными местным жителям, хотя тягла посадского там
не несут1 2. Конечно, речь идет только о порубежных городах.
Но не надо забывать, что вся торговая деятельность иностран-
цев сосредоточивалась с одной стороны, в Архангельске и про-
чих (польско-литовских) порубежных городах (к которым в
отношении восточных народов приравнивалась Астрахань), а, с
1 Собрание государственных грамот и договоров. Т. IV. № 8. Мулю-
кин. Очерки по истории юридического положения иностранного купца
в Московском государстве. С. 9—10.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. №408. Ст. 40 — 41, 60 — 63.
197
Кулишер И. М.
другой стороны, в Москве разрешения приезжать в Москву и
иметь там свои дворы они особенно добивались. Так что моск-
вичи, имея возможность торговать с ними и тут и там, в сущно-
сти, ни в чем ограничены не были. Вся тяжесть запрета торгов-
ли с иностранцами падала на купцов других городов, которые
не могли торговать с ними ни в Москве, ни в порубежных го-
родах, а только в том случае, если иностранцы приезжали к
ним и там закупали товары или сбывали свои продукты и изде-
лия. Получалась особая привилегия для москвичей в ущерб
купцам всех прочих городов — иностранная торговля отдава-
лась в руки первых, становилась монополией московских гос-
тей и торговцев, как и купцов порубежных городов.
Но иноземцы нарушали все эти запрещения. И делали это не
только открыто, как мы видели выше. Они боролись с этими
стеснениями и иным способом. В привилегиях, дарованных
англичанам в 1614 г., говорится: “А русским торговым людем
от них не торговати”. В привилегии 1628 г. это выражено еще
яснее: “Закупней русских людей у себя не держати”. Для того
чтобы иметь возможность приобретать товары вне городов, не-
посредственно у производителей и по мелким статьям, инозем-
цы нанимают русских людей, которые по их поручению “от
них” торгуют, являются “закупнями”. Этим в корне подрыва-
лось монопольное положение русских купцов. Не совершая са-
ми запрещенных сделок, иностранцы через посредство “мало-
мочных” русских людей достигают своих целей — последние
как бы на собственный счет покупают у производителей товар
как оптом, так и мелкими статьями, покупают его у других
иностранцев. “Сами иностранцы, — говорит А. С. Мулю-
кин, — не могли пробраться в те места, куда имели доступ рус-
ские, а кроме того, русские, хорошо знакомые с местными ус-
ловиями, приобретали товар дешевле”. Поступившие на служ-
бы к иностранцам русские купцы являлись их орудием и для
беспошлинной торговли, ибо, наняв их в Архангельске и “избе-
гая таможенной бдительности, они отправляли свои товары в
Холмогоры, где продавали беспошлинно, показывая вид, как
будто бы товары были уже куплены русскими в Архангельске”.
И эти жалобы на посредничество русских, на то, что последние
с виду являются самостоятельными купцами, фактически же
198
Очерк истории русской торговли
выполняют поручения иностранцев, не прекращаются. Русские
указывают на то, что иностранцы приобретают товары помимо
русских купцов “своим заговором” и рассылают покупать по
городам и в уезды, “закабаля и задолжа многих бедных и
должных русских людей”. Они добиваются указа, чтобы “ма-
ломочные люди у свеян (шведов) и у инех чюжеземцов денег
тайно в подряд не имали и товаров на неметцкие денги не по-
купали”, ибо торговля русских на деньги, занимаемые ими у
иностранцев, и комиссионерство разоряет русских купцов, ко-
торые “в долгах побиты на превежех”1.
Но, по-видимому, жалобы эти и челобитни мало помогали:
эти операции были выгодны для обеих сторон — и для инозем-
цев, обходивших установленные для них ограничения, и для
русских людей, находивших себе заработок, фигурируя в каче-
стве посредников, пользуясь кредитом у иностранцев.
Другую группу постановлений, регулирующих торговлю
иностранцев, составляли правила относительно того, куда они
могли приезжать и на какой срок, где могли селиться и торго-
вать. Основным принципом, издавна существовавшим, являлось
то, что иностранные купцы хотя и могут свободно приезжать в
Московское государство ради торговых целей, но имеют право
приезжать только временно, пока не распродадут своих това-
ров1 2; далее, они могут приезжать лишь в пограничные горо-
да — Архангельск, Новгород, Псков, Нарву, Астрахань, но
отнюдь не в Москву и не в другие внутренние города. Пере-
движение по стране вообще для них не допускалось и могло
иметь место лишь на основании специальных жалованных гра-
мот. Наконец, они обязаны были проживать и производить тор-
говлю в особо предназначенных для них гостиных дворах, но
не в рядах, не в собственных домах или нанимаемых ими у ме-
стных жителей.
Такова была теория (вытекавшая из гостиного права), но
соответствовала ли этому практика? Право торговли в Москве и
1 Костомаров. Очерки истории торговли Московского государства в
XVI и XVII ст. С. 85. Мулюкин. Очерки по истории юридического по-
ложения иностранного купца в Московском государстве. С. 99—100.
2 Как это было и в Новгороде, см. гл. IV, V.
199
Кулишер И. М.
вообще во внутренних городах России в качестве членов опре-
деленных политических союзов, говорит А. С. Мулюкин, имели
“поляки, датчане, итальянцы, шведы, римские купцы, ганзей-
ские, греки и, наконец, восточные народы, такие, как бухарцы,
хивинцы, персияне, индусы”. Время и срок пользования этим
правом были весьма разнообразны. “Одни приобретали право
торговли в Москве, а другие в это время его теряли. Одни при-
обретали его на целое столетие, а другие на несколько лет”.
Правда, тот же автор полагает, что при всем разнообразии этих
явлений можно подметить среди них общий закон, который
проводился более или менее последовательно и заключался “в
постоянном стремлении правительства ограничить торговлю
иностранцев одними порубежными городами”1. Однако такое
утверждение противоречит только что приведенному перечисле-
нию народов, пользовавшихся правом ездить во внутренние го-
рода: многочисленность их (к ним надо прибавить еще англи-
чан до 1649 г.) отнюдь не свидетельствует о таком стремлении
ограничить иностранцев одними порубежными городами и во
всяком случае доказывает, что даже, поскольку такие меры
принимались, они не достигали своей цели.
Ограничение заключалось только в том, что в Москву ино-
странцам разрешалось приезжать лишь с большими запасами
товаров и одновременно в небольшом числе. Так, в жалованной
грамоте жителям г. Любека 1652 г. говорится, что “для вашего
прошения и челобитья ваших любских торговых людей пожа-
ловали в наше Московское государство в Великий Новгород и
во Псков со всякими товары приезжати и торговати им поволи-
ли”, а сверх того “велели из них с большими товары пропус-
кать и к Москве человек пяти или шести”1 2. Равным образом,
когда в 1641 г. датчане ходатайствовали о предоставлении дат-
ским купцам права торговли по всему государству, бояре отве-
чали: пусть датчане приезжают по 5 и по 6 человек3. И фло-
рентийцам, по ходатайству князя Фердинанда 1658—1660 гг.,
царь разрешил торговать в Архангельске, “так же и в иные го-
1 Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 198— 199.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. № 80.
3 Соловьев. История России. Т. IX. С. 317 сл.
200
Очерк истории русской торговли
роды и к Москве для торговли пропущать поволил же человека
по два и по три”1. Для купцов других национальностей и тако-
го ограничения в смысле количества приезжающих лиц не на-
ходим.
И полякам первоначально предоставлено было право торго-
вать во всех городах, позже им было запрещено “в царствую-
щий град Москву” ездить, но они жалуются на то, что воеводы
“не токмо в столицу и в Замосковные городы, но и в иные мос-
ковские городы ездить не велят” и “про то докончалным грамо-
там нарушенье чинят”. Однако, когда воеводы хотят их вы-
слать за границу, то они “учиняются сильны” и продолжают
торговать. В Андрусовском мире это право торговли для поля-
ков и литовцев повсюду, кроме Москвы, ярко выражено: “Меж
купецкими людми в порубежных городех и в тех городех и
местех, в которых перед войной нынешнею торговали, с проез-
жими грамотами всякими торговати, опричь тех товаров, кото-
рые в обоих государствах заказаны будут, без затруднений”1 2.
Здесь прямо говорится о праве торговать не только в порубеж-
ных, но сверх того и в других городах и местах, где до войны
торговали. Вскоре поляки были допущены и в Москву. Правда,
именной указ 16 октября 1672 г. установил торговым людям
“коруны Польской и княжества Литовского” “торговать на Мо-
скве отнюдь давать не велеть... а торговать им в порубежных
городех”3, но 29 ноября того же года именным указом с бояр-
ским приговором и это право им предоставлено. “Великий го-
сударь указал и бояре приговорили: буде впредь из-за литов-
ского рубежа купецкие люди с товары, для своих торговых
промыслов, учнут приезжать к Москве, и им торговать до его
великого государя указу, повольною торговлею, кроме заповед-
ных товаров, табаку и вина”4.
Таким образом, поляки в течение всего рассматриваемого
периода фактически ездили во все города, кроме Москвы, и
только приезд в Москву для них временно был закрыт.
1 Памятники дипломатических сношений. Т. X. С. 578, 733.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. №398. Ст. 16.
3 Там же. Т. I. № 532.
4 Там же. Т. I. № 536.
201
Кулишер И. М.
Точно так же шведам Тявзинским договором 1595 г. дозво-
лено “торговать во всех пристанях и городах Русской земли
восточной, западной, северной и полуденной, как бы они ни
назывались, и в странах, которые Господь может даровать го-
сударю из татарских или иных областей”1'1 2.
Нечего говорить, что англичанам вплоть до 1649 г. никаких
препятствий не ставилось (“пожаловали есмя их освободили им
торговати во всем своем государстве во всех городех”). Правда,
согласно рассказу Флетчера, русские еще в 1589 г. “рассужда-
ли между собой о переводе всех иностранных купцов на посто-
янное жительство в пограничные города и о том, чтобы на бу-
дущее время быть осмотрительнее относительно прочих ино-
странцев, которые будут приезжать во внутренние области
государства, дабы, — объясняет Флетчер, — они не завезли к
ним лучшие обычаи и свойства”3. И точно так же сто лет спус-
тя эта мысль оставлена не была. Царские гости опять настаива-
ли, по словам де Родеса, на том, “чтобы все иностранные куп-
цы, которые в Москве”, жили в Холмогорах, “а не дальше
внутри страны”, для того “чтобы они (гости) тем лучше торго-
вали по своей воле в стране”4, но достигнуть этого им и теперь
не удалось — только англичанам пришлось покинуть Москву.
Восточные купцы приезжали в Астрахань, но ездили и
дальше вверх по Волге и добирались до Москвы и в огромном
числе приезжали в Москву вместе с послами: в 1552 г., напри-
мер, приехало 100 ногайских послов, 1500 человек гостей и их
людей с 10 тыс. лошадей, в следующем году — 28 послов и
2260 купцов с И тыс. лошадей, два года спустя гонцов и гостей
1000 чел. и еще 1500 купцов с 40 тыс. лошадей и 24 тыс. овец5.
1 Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Россий-
ских. Т. II. 1868. С. 3.
2 Это постановление повторяется в Столбовеком мире 1649 г. («торго-
вати... на Москве, в Новгороде, во Пскове, в Ладоге, и в иных Рос-
сийских городех»), как и в мирном договоре 1658 г. (“в царствующем
граде Москве... и в иных царского величества в землях и в городех”).
Полное Собрание Законов. Т. I. №№ 19, 240.
3 Флетчер. О государстве русском. С. 56.
4 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 189.
5 Прод. Древн. Росс. Библ. Т. IX. Мулюкин. Приезд иностранцев в
Московское государство. С. 207 — 208.
202
Очерк истории русской торговли
В Новоторговом уставе 1667 г. говорится: “От города Ар-
хангельского и из Великого Новгорода и Пскова пропущать к
Москве и в иные городы тех иноземцев, у которых будут вели-
кого государя жалованные грамоты о торгах за красной печа-
тью” (ст. 86)1, прочих же “иноземцев к Москве и в иные горо-
ды не пропущать, торговать им у города Архангельского и во
Пскове” (ст. 86). Однако из приведенных данных видно, что в
силу договоров эти постановления отменялись, бездействовали
и только купцам некоторых национальностей, как, например,
англичанам, приходилось в это время брать специальные жало-
ванные грамоты для проезда в Москву, другие же националь-
ности обычно в них не нуждались.
Это подтверждается и тем, что иностранцы владели торго-
выми подворьями не в одних лишь порубежных городах.
Принцип и тут был тот, что иноземные купцы обязаны оста-
навливаться в специально устроенных для того казенных гости-
ных дворах. Еще при Иоанне III установлено было: “А ставят-
ся гости с товаром и иноземцы и из московские земли и из уде-
лов на гостиных дворех”1 2. Речь идет не только об иноземцах,
но также и о приезжих русских купцах. В XVI ст. “во всяком
мало-мальски значительном городе, — говорит Н. Д. Чечулин,
— был непременно гостиный двор, а то и не один. На нем
должны были останавливаться, складывать свои товары и тор-
говать всякие приезжие торговцы. Для жилья их на гостином
дворе всегда были избы, где приезжие гости, за определенную
плату с человека в неделю, пользовались ночлегом и столом;
размер платы, а иногда также и обязательные для дворника
кушанья определялись особыми уставными грамотами”3. Лишь
при незначительном количестве привезенного товара приезжий
торговец мог останавливаться, где хотел, во всех прочих случа-
ях за складывание товара в другом месте ему грозил довольно
большой штраф. Точно так же городским жителям строго за-
прещалось принимать на свои дворы приезжих людей с товара-
ми4. Так, в Пскове наряду с лавками, находящимися в рядах,
1 Полное Собрание Законов. Т. I. №408, ст. 85 — 86.
2 Собрание государственных грамот и договоров. Т. I. С. 389.
3 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 337.
4 Акты Археографической Экспедиции. Т. I. С. 56, 211, 225, 361.
203
Кулишер И. М.
где торговали только псковские жители (даже жителей Псков-
ского уезда среди торгующих в рядах почти не было), имелись
гостиные дворы для приезжих торговцев, именно “двор гостии
московских гостей приезжих с 69 амбарами”, в каждом по
2 избы, соединенные сенями, и “двор гостии льняной” с 81 ам-
баром. С амбара дворники брали по 4 деньги в неделю, “за те-
пло и за стряпню и за соль и за капусту и за скатерть и за квас
и за утиральники”. Судя по поступавшей плате, оба гостиные
двора были постоянно заняты, весь год полны товарами. При
этом приезжие платили несравненно больше, чем местные, —
280 денег в год, тогда как ни в одном ряду оброк не превышал
полтины с лавки, а в некоторых составлял всего 20 денег, или в
10 раз меньше. Но это, как подчеркивает Н. Д. Чечулин, из-
вестно и из многих грамот того времени: приезжие облагались
выше, чем свои, местные жители1.
Из городов, ближайших к Москве, гостиный двор упомина-
ется в Коломне, в Муроме было три гостиных двора, в описа-
нии Можайска читаем: “На посаде и у торга два двора гости-
ных, на одном дворе хором изба, да мыльня, да 6 амбаров, а на
другом дворе хором изба да клеть; а ставятся на тех дворех
Литовские торговые люди и московских городов приезжие лю-
ди”. В Казани “по старой Спаской улице двор гостии... на гос-
тине дворе трои ворота... да на гостине ж дворе амбары... и
всех 82 амбара”. В Свияжске “на посаде двор гостии”. И здесь
амбары в гостиных дворах обложены очень высоко — приез-
жему было, очевидно, торговать гораздо менее удобно, чем ме-
стному жителю1 2.
Обязанность всех приезжих, как иностранцев, так и иного-
родних, останавливаться и торговать исключительно в госуда-
ревых гостиных дворах подтверждается и впоследствии. Отно-
сительно Архангельска издается распоряжение “беречь- на
крепко, чтоб однолично приезжие люди мимо гостиных дворов
нигде не ставились и особных дворов и амбаров, опричь аглин-
ских гостей и галанцев, которым по имянным государевым гра-
мотам велено держать свои дворы и амбары, ни у кого не бы-
1 Чечулин. Города Московского государства в XVI веке. С. 134— 135.
2 Там же. С. 193, 251-252.
204
Очерк истории русской торговли
ло”1. Но распоряжение это плохо выполнялось, ибо двадцать
лет спустя правительство само жалуется, что “приезжие ино-
земцы... в нынешних годех явные неправды в привозе худых
товаров и в покраже пошлин и в своевольных продажах и по-
купках, мимо гостиных дворов у себя на дворех втайне товары
держали, також и в порубежных городех мимо гостиных дво-
ров от себя врознь всяким людям продавали... от чего русские
люди в разоренье пришли”1 2.
Но, по-видимому, и приезжие купцы из русских городов не
лучше подчинялись требованию “становиться” в гостиных дво-
рах. По крайней мере из Соборного уложения царя Алексея
Михайловича 1649 г. узнаем о “приезжих городовых всяких
торговых и тяглых людях”, у которых “на Москве дворов сво-
их нет”. Они вопреки приказам “в лавках торгуют в наемных и
своих”. Уложение определяет: “И тем людем впередь с товары
своими приезжати на гостии двор и торговати на гостине дворе,
а в рядех лавок не наймовати”3.
Как мы видели выше, для “аглинских” гостей делалось ис-
ключение — им “велено было держать свои дворы и амбары”.
Это право было предоставлено англичанам с самого начала, и
они все время удерживали его за собой. “Аглинские ж земли
гостей и купцов, — читаем в грамоте 1614 г., — пожаловали
есмя прежним их аглинским двором на Москву у Максима свя-
того за торгом и оне на нем живут по старине, а держат на том
дворе одного дворника русского человека или своего немчина, а
иных русских людей не держат никого, да у них же аглинских
гостей дворы по городом двор в Ярославле, двор на Вологде,
двор на Колмогорах, двор у пристанища морского в Архангель-
ском городе, и те им дворы за собою держати по нашему цар-
скому жалованью по прежнему, а с тех дворов податей и обро-
ков и всяких пошлин имети есмя не велели”.
Когда Флетчер в 1589 г. добивался исключительной монопо-
лии торговли для английских купцов, то он получил в ответ,
1 Дополн. Акты. Истор. Т. III. №55.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. №408. Ст. 7.
3 Там же. Т. I. № 1. Гл. XIX. Ст. 30.
205
Кулишер И. М.
что царь и так уже “жалованье к ним держал великое свыше
всех земель гостей и торговых людей, которые ходят в Москов-
ское государство”. В частности, “дворы им подаваны во многих
местех”, “а иных земель гостем великих государств, турского
салтана, папы римского, и цесаря, и короля ишпанского, и ко-
роля францовского, и короля литовского” этого права держать
собственные дворы не предоставлено1.
Однако, как ни многочисленны перечисленные здесь нацио-
нальности, все же купцы всех этих шести государств, за ис-
ключением разве одних литовских, для русской торговли почти
никакого значения не имели и являлись на Русь редко и в
весьма ограниченном количестве. В отличие от приведенного
выше списка купцов, которым дозволено было ездить во внут-
ренние города, здесь не названы ни датчане, ни шведы, ни ган-
зейцы, ни греки, ни восточные народы. Что же касается купцов
тех национальностей, которые держали в своих руках товаро-
обмен между Россией и Западом, то московское правительство
вынуждено было разрешать им иметь собственные торговые
дворы, освобождая их от обязанности останавливаться на ка-
зенных гостиных дворах. В таком положении находились, кро-
ме англичан, также и голландцы, и ганзейцы, и датчане, и
шведы.
Голландцы уже со времени Иоанна Грозного имели свои
дворы в Архангельске, Москве, Вологде, Холмогорах, Усть-
Коле, и эти права их были подтверждены грамотой Михаила
Федоровича1 2. Ганзейцам московское правительство разрешило
в 1548 г. пользоваться “двором неметцким” в Новгороде, “по
старине”, в 1603 г. Борис Годунов подтвердил право их на дво-
ры в Новгороде и Пскове, и только в Москве им не было доз-
волено при Михаиле Федоровиче завести собственный двор3.
1 Статейный список приезда и пребывания в России английского по-
сла Елизара Флетчера. С. 16—17.
2 Дополн. Акты Истор. Т. III. С. 194. Костомаров. Очерки истории
торговли Московского государства в XVI и XVII ст. С. 36.
3 Грамота 1603 г. напечатана в: Scherer. Histoire raisonnee du com-
merce de la Russie. T. II. 1788. 101 ff. (Pieces justific. № 1). См.: Цве-
таев. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразова-
ний. С. 155.
206
Очерк истории русской торговли
Датчане пользовались этим правом с конца XVI ст. (1597 г.):
“Мы, великий князь, по прошению брата нашего Крестьяна
короля Датского, пожаловали его земли Датские торговых лю-
дей и дали им место в нашей отчине в Великом Новгороде у
Волхвы реки, против Любениц, длиною шестьдесят сажен, а
поперешнику тридцать сажен, а в Иване-городе такожь указали
им место дать на посаде за весчею избою под горою против
стрелницы и ворот, которыми в город ездят, длиннику три-
дцать сажень, поперечнику двадцать сажень”1. Это право они
сохранили за собой и в XVII ст., временно имели свои дворы
не только в Новгороде и Ивангороде, но и во Пскове и в “цар-
ствующем граде” Москве.
Наконец, и шведы в силу договора 1526 г. имели право на
особый двор в Новгороде; по Тявзинскому миру, им возвраще-
ны те дворы, “которыми дворами они прежде владели со всеми
угодьями и вольностями”; мало того, и в тех городах, где
“прежде дворов не было, должно беспрекословно отводить
оные для того, чтобы они могли складывать свое имущество”.
Но, по-видимому, они этим правом не воспользовались и новых
дворов не строили, сохранив двор только в Новгороде. На это
указывается и в Стокгольмском договоре 1649 г.: “Наперед сего
велеможного государя, короля Густава Адольфа Свейского, его
королевского величества, подданные торговые люди имели
вольный двор в Новегороде, тако ж и ныне по Тявзинскому и
Выборгскому договору очищену и дану быть доброму двору и
месту к тому в Новегороде”. Но сверх того теперь прибавлено:
“И на Москве и во Пскове такие ж торговые дворы дати и тамо
им божественная служба по своей вере, по своим дворам в хо-
ромах вольно имети, а церквей по своей вере не ставити”1 2’3.
1 Рус. Ист. Библ. т. XVI. №№ 9, 90.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. № 19.
3 Прежние постановления подтверждаются последующими договорами:
Валиссаровским 1658 г. (“имети свои вольные торговые дворы в цар-
ствующем граде Москве, в Великом Новегороде и во Пскове, где они
преж сего были”), Кардисским 1661 г., где прибавлены еще дворы в
Переяславле, Плюсским 1666 г., в котором делается ссылка на поста-
новления Кардисского договора и прибавлено: “Торговых людей не
принуждать в иных дворех стоять, и постоялое платить, понеже быти
207
Кулишер И. М.
Однако де Родес еще спустя 4 года доносит королеве, что
“псковский двор до сих пор еще не устроен” и что для споспе-
шествования торговле такой двор также весьма сильно требует-
ся в Ярославле, ибо это один из наиважнейших торговых горо-
дов, который имеет после Москвы наибольший привоз как су-
шей, так и водой вверх по Волге. “Что же касается постройки и
содержания таких дворов, то необходимо вследствие пожаров,
чтобы здания были из камня, ввиду того что всякий остерегает-
ся доверять свое имущество деревянным постройкам, да и ино-
го это даже удерживает везти туда какой-нибудь товар”. В осо-
бенности необходим каменный двор в Москве, для постройки
которого королеве следует попросить из царского строительного
склада материалы по казенной цене, тогда они обойдутся напо-
ловину дешевле1.
Таким образом, в то время как приезжие русские купцы обя-
заны были “ставиться” на общих гостиных дворах, иностранцы
пользовались особыми привилегиями, освобождавшими их от
этого требования. Существование таких “вольных” гостиных
дворов, пожалованных иностранцам, в которых они останавли-
ваются и складывают свои товары, означало, конечно, изолиро-
вание их от туземного населения и отделение их друг от друга,
от иностранцев других наций, что было свойственно средневе-
ковой эпохе. В странах Востока, например в Османской импе-
рии, это явление сохранилось и в рассматриваемый период* 1 2. На
Руси такое изолирование иноземцев проявляется во многом —
и в стремлении ограничить пользование услугами русских лю-
дей со стороны иностранцев, и в запрещении им носить русское
им на гостиных и торговых дворех». Однако эти привилегии взаимные
(“с обоих сторон”): по Тявзинскому и Выборгскому договорам, «рус-
ским купцам предоставляется иметь вольный торговый двор в Колы-
вани (Ревеле), в Стокгольме и Выборге, в Колывани кроме того и
церковь». Позже, в 1658 г., к ним присоединяется Рига и Нарва
(Полное Собрание Законов. Т. I. №№ 19, 240. Ст. 7. №301. Ст. И.
№395. Ст. 4 п. 3).
1 Де Родес. Донесение о русской торговле. С. 202 — 203.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 3-й. Ч. IV. Гл. I.
208
Очерк истории русской торговли
платье, и в особенности в поселении их в особых слободах, как
это было, например, в Архангельске, Вологде, Москве1.
В Архангельске они проживали в Немецкой слободе, в Во-
логде — в восточной стороне города, в Новинках, в Москве
они первоначально жили в Иноземской слободе, но затем стали
селиться по городу свободно, где им было угодно. В 1649 г.
вышло распоряжение: “А у кого всяких чинов у русских людей
дворы на Москве в Китае и в Белом Земляном городе в заго-
родских слободах: и тех дворов и дворовых мест у русских лю-
дей немцам и немкам вдовам не покупати и в заклад не имати...
А буде кто русские люди учнут немцам... дворовые места про-
давати: и им за то от государя быти в опале”. И сверх того ве-
лено немецкие церкви “сломати и впередь в Китае и в Белом и
в Земляном городе на немецких дворех киркам не быти; а быти
им за городом за Земляным от церквей Божиих (т.е. право-
славных) в дальных местех”1 2. Вскоре, в 1652 г., по царскому
указу “Афанасий Иванов сын Нестеров, да дьяки, Федор Ива-
нов да Богдан Арефьев отроили новую иноземную слободу за
Покровскими воротами, за Земляным городом, подле Яузы ре-
ки, где были наперед сего немецкие дворы, при прежних вели-
ких государех до Московского разорения и роздали в той не-
мецкой слободе под дворы земли, размера против наказу”, со-
образно их социальному положению, “по чинам и по статьям”.
В частности, “торговым немцам и вдовам примеривался к
прежним их московским дворам”3. В эту новую Иноземскую
слободу и были выселены иностранцы.
Впрочем, вскоре они стали снова селиться в черте города, в
самой Москве, а в правление царевны Софьи это обратное
движение иностранцев в самую Москву выразилось и в поя-
вившихся там снова домах купцов, и в том, что иностранцы
владели в городе лавками4.
1 Цветаев. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразо-
ваний. С. 253, 262 сл. Мулюкин. Очерки по истории юридического по-
ложения иностранного купца в Московском государстве. С. 231, 245.
2 Полное Собрание Законов. Т. I. № 1. Гл. XIX. Ст. 40.
3 Там же. Т. I. № 8.
4 Цветаев. Протестантство в правленье Софьи. С. 41.
209
Кулишер И. М.
И в Архангельске жители в 1664 г. жалуются на “торговых
иноземцев, которые живут не в своей иноземческой слободе, в
ряд с посадскими людьми на тяглых местах”, хотя никакого
тягла они не несут. “И теми своими дворами, — читаем на че-
лобитне, — они иноземцы тех земель (голландцы, гамбургцы,
бременцы) нашу искони ввечную мирскую дорогу заперли... и
проходу скотишку нашему нет и прохожий мост они разломали
и разбросали”. “Да с нами ж, — продолжают посадские, —
сироты твоими поставился в ряд иноземец Яков Романов Снип
возле наши мясные лавки двумя амбары, да иноземец Вахрамей
Иванов поставил за мясными нашими лавками поварню в реч-
ную сторону... и тем они... наши мясные лавки заперли”. “И
мы, государь, сироты твои бедные людишки, — заключают
они, — от тех выставочных дворов и анбаров и погребов и по-
варен в конец погибли, обнищали и обдолжали великими
долги”1.
Так что иноземцы не только обзавелись привилегиями на по-
стройку собственных гостиных дворов и частных домов, но не
желали жить изолированно, а селились повсюду вместе с ту-
земным населением.
Те же характерные явления, которые мы наблюдали выше,
можно установить и в отношении таможенных пошлин1 2, т.е. тех
проездных и торговых сборов, которые взимались не только с
товаров, но и с купцов. Среди проездных сборов, т.е. уплачи-
ваемых при проезде купца, имеется и годовщина — поголовный
сбор, взимаемый не с товаров, а с самих сопровождающих их
людей (такой сбор существовал и на Западе в Средние века)3.
При этом проводилось различие между жителями города, ино-
городними и иноземцами. Так, из новгородской таможенной
грамоты 1574 г. можно усмотреть, что с головы первых берется
по полуденьге новгородской, со вторых — по деньге, а с лит-
вина и всякого иноземца брали по 2 деньги с человека, нахо-
1 Огородников. Очерк истории города Архангельска. С. 135 — 136.
2 См.: Гагемейстер. Разыскания о финансах Древней России. 1834.
Толстой. История финансовых учреждений России. 1848. Осокин.
Внутренние таможенные пошлины России. 1850.
3 См.: Кулишер. Коммунальное обложение в Германии в его историче-
ском развитии. 1914. С. 180 сл.
210
Очерк истории русской торговли
лившегося на их судах. То же соблюдалось и при проезде су-
хим путем. Даже при обложении жителей одного и того же
уезда с ближних брали менее годовщины, чем с отдаленных.
К годовщине присоединялось мыто, взимаемое уже с груза,
но по самому примитивному масштабу — с возов, с саней, с
судов, не считаясь с количеством находящихся на них товаров.
При привозе товара в город с него брали различные пошли-
ны — явку или сбор, уплачиваемый при самом объявлении то-
вара, гостиное при остановке в гостиных дворах (однако сверх
платы за помещение), весчее и померное — по случаю взвеши-
вания или измерения товаров. В одних случаях облагался чело-
век (с головы), в других товар, но и в последнем случае размер
сбора все же зависел от личности торговца. Явочной пошлине
подлежали обычно только иногородние и иноземцы, но не ме-
стные жители, и величина ее определялась расстоянием между
постоянным местожительством торговца и местом уплаты. Так,
в Орешке в 1523 г. новгородец, городской человек, подвергался
сбору в деньгу московскую, пригородный житель, т.е. из горо-
дов в пределах Новгородской земли, — в деньгу новгородскую,
прочие иногородние — в 2 деньги, иноземцы — в алтын. В
Новгороде брали с ближних и дальних торговцев столько же (в
1586 г.) — по 4 московские деньги с головы и с ореховцев, и с
ладожан, и с москвичей, и с приезжих из прочих городов, но
иноземцы — “Литва, турчане, армяне, опричь немец” — пла-
тили по 2 алтына с человека. Гостиное также взимается только
с иногородних и иностранцев — только они ведь обязаны были
останавливаться на гостиных дворах и из них торговать, — “а с
торговых людей Московские земли, с подгородца, и со пскови-
тянина, и с тверитянина, и с рязанца имати, явки гостиного по
алтыну с человека” (грамота 1592 г.). Амбарное с местных жи-
телей вовсе не бралось или, во всяком случае, в меньшем раз-
мере, чем с прочих. По поводу взимания весчего в Новгород-
ской уставной грамоте 1134 г. говорится: “А у гостя им имати у
низовского от дву берковска вощаных по гривне серебра да
гривенка перцю, у полоцкого и у смоленского по 2 гривны кун,
у новоторжанина по полуторы гривны, а у новгородца по 6
мордок".
Это различие между “своими” и “чужими” сохранилось и с
исчезновением уделов, сохранилось и тогда, когда сбор стал
211
Кулишер И. М.
взиматься в определенном проценте с цены товара. В XVI ст.
городские жители платили деньгу с рубля, иногородние и ино-
земцы — по 2 деньги.
Наконец, и наиболее важный из торговых сборов — тамга,
установленная, быть может, татарами (самое слово татарское —
обозначает печать, клеймо, накладываемое на товар; от “тамги”
происходит “таможня”) и взимаемая с цены товара при прода-
же его или при привозе на рынок — обусловливался происхо-
ждением торговца. Местные жители платили лишь с привозных
товаров, иногородние от 3 до 7 денег, иноземцы от 7 до 10; для
последних была учреждена в XVI ст. особая большая тамга1.
По Белозерским грамотам 1498 и 1551 гг. с горожан взимается
1/2%, столько же с жителей области, с иногородних же 6%, по
Дмитровской грамоте Василия III — с первых */2%, со вто-
рых — 2%, с иногородних и с иностранцев 4%, в Весьегонской
грамоте находим 3/4% и 12%, а с иногородних 2%, в Новгород-
ской 1571 г. 3/4% с горожан, 2% с жителей области, 4% с ино-
городних, 7% с иностранцев1 2.
В 1653 г. (в силу Торгового устава) совершена значительная
перемена. “Великий государь, слушав выписки и челобитья и
сказок гостей и гостиной и суконной и черных сотен и слобод и
городовых всяких чинов торговых людей, указал и бояре при-
говорили: впредь свою государеву таможенную пошлину имати
с весчих и невесчих со всяких товаров и с хлеба на Москве и в
городех с тутошних жилецких и с приезжих, со всяких чинов
людей, рублевую пошлину, с продавцов по 10 денег с рубля,
почему которой товар ценою на деньги в продаже будет. А ко-
торые напредь сего сбирывались на Москве и в городах с вес-
чих и невесчих товаров проезжие, рублевые и всякие мелкие
пошлины и те проезжие и мелкие всякие сборы отставить, и
перекупные пошлины с весчих товаров быть по прежнему”3. С
установлением рублевой пошлины, таким образом, отменяется
лишь часть прежних сборов; перекупное сохраняется, как и ряд
других, например мыто, мостовое, перевоз. Последний “имать
1 Мамонтов. Тамга / / Известия Московского Университета. 1871.
С. 387 сл.
2 Ладыженский. История русского таможенного тарифа. 1886. С. 7.
3 Полное Собрание Законов. Т. I. № 107.
212
Очерк истории русской торговли
на больших реках на Волге и на Оке в полую воду... с товар-
ные телеги по 10 денег, а с тутошних уездных людей с товар-
ной же телеги... по 6 денег”, следовательно, с местных жителей
перевоз взимается в пониженном размере. Рублевая пошлина
уплачивается с цены, почему велено “цены с товаров не убав-
ливать”... и продажную цену “сказывать прямо в правду без
всякие хитрости”; в противном случае “товары имати на себя
государя бесповоротно”, а тех, кто “объявятся с утаенными то-
вары и с убавочной ценою в другой раз, бить кнутом нещадно”.
С иноземцев же устанавливается рублевая пошлина в повы-
шенном размере и сверх того отъявочная. “А с иноземцов, с
торговых немец, с весчих и не с весчих, со всяких заморских
товаров, которые начнут торговать на Москве и в городех оп-
ричь Архангельского города (значит, если они не остаются в
Архангельске, а отправляются в глубь страны), имать по 2 ал-
тына (12 денег) с рубля... да с них же имать проезжие отъя-
вочные пошлины за Великий Новгород, на Москве и у г. Ар-
хангельского, которые товары повезут в Москве и в иные горо-
ды, и которые русские товары повезут за море (следовательно,
при ввозе в страну и при вывозе за границу), по четыре деньги
с рубля”. Однако же “опричь тех торговых немец, которые
приезжают из-за моря и торгуют у Архангельского города”, т.е.
оставаясь здесь и не отправляясь в другие города: тогда с них
взимается особая, пониженная пошлина1.
Эти постановления лишь отчасти изменены Новоторговым
уставом 1667 г. Здесь определен сбор с весчих товаров в 5%
(десять денег), с невесчих — 4%, как с привозных, так и с вы-
возных товаров, и, кроме того, сбор в 5% “с продажные цены”,
“как он тот товар продаст на городе” (п. 29). Иноземцы же пла-
тят 5% в пограничных городах; но “буде которые иноземцы по-
хотят товары свои от города (пограничного) возить к Москве и в
иные городы, и им платить с тех заморских товаров у Архан-
гельского города проезжих пошлин по гривне с рубля” (10%),
т.е. в этом случае вдвое. Это повышенное обложение мотивиру-
ется тем, что “русские люди и московские иноземцы пятину и
десятину и всякие подати платят и службы служат, а иноземцы
1 Полное Собрание Законов. Т. I. № 107.
213
Кулишер И. М.
ничего не платят” (п. 56). А к этому присоединяется еще “с
продажи по 2 алтына с рубля” (6%) “по прежнему” (п. 59)1.
Но иностранец вынужден был сверх того вносить пошлину
не рублями, а ефимками (дукатами). Между тем рубль состав-
ляет, как указывает Кильбургер, 100 коп., дукат же поднимает-
ся до 125, и в Новгороде дукат часто невозможно достать1 2. По-
этому иностранцы просили “новой торговой вредной устав от-
ставить, который по се время малой образ в пошлинах царского
величества казне” доставил, но привел лишь “ко отогнанию
всяких чюжеземцев точию корысти некоторого числа самолю-
бивых человек”3.
1 Полное Собрание Законов. Т. I. №408 пп. 12, 29, 48, 56, 59. См.:
Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 157.
2 Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея
Михайловича. С. 157.
3 Посольство Кунрада фан Кленка. Введ. А. М. Ловягина. С. LXXV.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПРорговля (России с иностранными
государствами в XVIII ст. Шоргов-
ля на Г>алтийс\рм и ‘Черном море.
Англия, Голландия и франция
“Сие преславное господарство, — пишет Юрий Крижанич о
Руси в половине XVII ст., — будуч тако широко и безмерно
долго, однакожь от всех стран есть заперто в торгованию. От
севера нас пашет (опоясывает) Студеное море и пустые земли.
От востока и полудня окружают дивни народы, с коими ника-
ково торгование быть не может... Торгование азовское и черно-
морское, кое бы сей земле наикорыстнее было, то держат обсе-
дено (около сидя, во владении) крымцы... И тако нам остают
токмо три от страхов слободна торговища: по суху Новгород и
Псков, а на воде Архангельское пристание”. Но от последнего
выгоды мало — “али к тому путь есть несмерно предалек и
трудовен”1.
Итак, “Русь заперта отовсюд”, надо искать новых торжищ,
более удобного пути, чем архангельский, незамерзающего вы-
хода к морю. Эту задачу поставил себе Петр. Сначала он пы-
тался “нарядить едно торговище на Дону, супроть Азову, для
торгования с турки”, как советовал Крижанич1 2. Но несмотря на
“учинение некоторых побед над турками” и на завоевание Азо-
ва, он все-таки на юге не достиг своей цели и обратил свои взо-
ры на север. Еще в 1655 г. русский купец Петр Николаев в бе-
1 Русское государство в половине XVII века. Рукопись времен царя
Алексея Михайловича. 1859. С. 7 — 8.
2 Юрий Крижанич. С. 13.
215
Кулишер И. М.
седе со шведскими послами о перенесении торговли с Белого
моря на Балтийское, что шведов (как мы видели выше) весьма
интересовало, заявлял, что это легко можно было бы сделать,
если бы Карл X уступил царю Ингерманландию, которая коро-
лю, дескать, приносит мало пользы, а царь за это отказался бы
от своих притязаний на Литву. Конечно, шведы на это не по-
шли, напротив, по словам русских, “шведский король всякими
мерами промышляет, чтобы ему Варяжским (Балтийским) мо-
рем всем одному завладеть, а торговых промыслах всем боль-
шое утеснение сделать”1.
Только завоевание Петром берегов Балтийского моря и ос-
нование нового порта — Петербурга положило конец этому со-
стоянию и явилось исходной точкой для нового периода в исто-
рии русской торговли. “При самом начале сего благополучного
порта, — говорит Чулков в своем “Историческом описании
российской коммерции при всех портах и границах”, состоящем
из 20 огромных волюмов, — как будто некиим проявлением
приведен был голландской купеческой корабль в 1703 году осе-
нью, дабы возвратясь возвестил оной Европе, что имел щастие
быть при новоначинающемся порте, которой в глазах непри-
ятельских, против всех чаяния, а некоторые желания, основы-
вается, увеличивается и привлечет всю северо-западную ком-
мерцию; что, — прибавляет он — наконец и учинилось”1 2.
“О сем свидетельствуют Санктпетербургские ведомости
1703 года декабря 15 дня тако”. В ноябре, сообщается в “Ведо-
мостях”, нечаянно зашло в устье Невы направлявшееся, веро-
ятно, в Ниеншанц нидерландское судно с вином и солью, капи-
тан был приглашен к столу Меньшиковым, и ему выдано было
500 золотых червонцев, а матросам по 300 ефимков каждому и
обещано при всяком новом приезде капитану по 100 рублей, а в
1 Фюрстен. Сношения Швеции и России во второй половине XVII ст.
// Журнал Министерства Народного Просвещения. Т. II. 1898. С. 242.
Соловьев. История России. Т. X. С. 357. Журнал Состояния России в
1650—1655 гг., по донесениям Родеса // Чтения Императорского
Общества Истории и Древностей Российских. Т. II. 1915. С. 232.
2 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 1. 1785. С. 15.
216
Очерк истории русской торговли
то же время объявлено, что капитан следующего судна получит
300, а третьего 150 дукат, и соответствующее вознаграждение
будет выдано и матросам. Капитан назвал свой корабль “Город
С.-Петербург” и совершал регулярные рейсы во вновь откры-
тый им порт.
После занятия Дерпта, Нарвы, Ивангорода и, следователь-
но, всей Ингерманландии в следующем году Петр мог считать
себя “начальным” над всем южным побережьем Финского за-
лива, он устроил верфь и адмиралтейство и через посольства
объявил иностранным государствам о новой русской гавани. В
ответ на “мемориал” об этом, поданный окольничим Матвеевым
французскому королю, последовал ответ, что “все московские
корабли, которые придут в пристани его королевского величе-
ства и которые будут нагружены товарами, родящимися и де-
лающимися в Москве, будут приняты во Франции и почтены
как приятельские... и чает его королевское величество, что царь
московский даст свои указы для впуску в пристани свои кораб-
лей французских и подданные его учтены будут так же при-
ятельски, как англичане и голландцы”1.
Точно так же российский консул граф Каретт, находивший-
ся тогда в Венеции, “постановил купеческий договор между
Россиею и республикою генуэзскою; чему объявили также свое
согласие купцы ливорнские и неаполитанские”, а Меньшиков
“с вольным цесарским городом” Любеком “учинил о том же
согласие”, заявляя именем царя “городу Любеку и всем меща-
нам и жителям оного коммерции в Балтийском и Северном мо-
ре не запрещать и корабли их, которые любскими пасами и
свидетельствованными письмами снабжены будут, не задержи-
вать и необычайно не осматривать ниже из тех кораблей, какие
вещи взяты”1 2.
Однако этих оповещений, как и постройки кронштадтской
гавани и гостиного двора на Петербургской стороне (он назы-
вался попросту “трактир Австерия”, и Петр туда заезжал на
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 1. С. 18.
2 Там же. С. 27 — 29.
217
Кулишер И. М.
чарку водки), было еще недостаточно для того, чтобы сделать
Петербург “великим купеческим магазином”. Вследствие за-
труднительности провоза цены в Петербурге были значительно
выше, чем в Архангельске, куда можно было ехать по Двине
водным путем, да и купцы русские освоились давно с Архан-
гельском, где рынок был больше, и товары разнообразнее, и
сбыт вернее, и не желали менять его на новый, им еще неиз-
вестный порт.
Первое препятствие Петр старался устранить путем соедине-
ния Волги с Невой, но эти планы первоначально не привели ни
к каким результатам. Позднее заложен был Ладожский канал,
но он был закончен лишь в 1732 г. А с привычками купцов
Петр боролся обычным своим решительным методом — прину-
ждением. “Понеже начатие сей торговли, — повествует Чул-
ков, — было дело новое и российское купечество вникнуть в
оную ни времени, ни случая не имело” и поэтому “попечитель
об отечестве” не мог рассчитывать на то, чтобы “российские
купцы охотно в сию торговлю вступили, того ради принужден-
ным находился он для их же собственной пользы, — поясняет
Чулков, — употребить некоторое принуждение, которое публи-
ковано было имянным его указом” (1713 г.)1. Велено было из
ближних к Петербургу городов к будущей весне товары везти в
Петербург, но не в Архангельск “под потерянием своих пожит-
ков”, а юфть и пеньку везти в Петербург и из дальних городов;
указ этот приказано было объявить по всем городам в церквах
и прибить к городским воротам. Самих купцов из внутренних
городов переселяли в Петербург. Ни ходатайства русских куп-
цов, ни представления голландцев не могли устранить это прика-
зание. В следующем году Петр разрешил, правда, везти в Петер-
бург всего половину товаров, но в 1717 г. было снова приказано
доставить туда две трети и только !/зв Архангельск1 2.
Цель была достигнута скорее, чем Петр мог ожидать. Уже в
1718 г. те самые купцы из Новгорода и Пскова, которых пять
лет тому назад приходилось силой заставлять направлять часть
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 1. С. 32 — 33.
2 Полное Собрание Законов. №№2732, 2784, 2793, 3195.
218
Очерк истории русской торговли
товаров в петербургский порт, обратились теперь за разрешени-
ем везти туда товар полностью. Принуждать их больше не
нужно было, они сами охотно выполняли желание Петра. Вви-
ду этого в 1719 г. обязательная доставка товаров в Петербург
была понижена до одной трети, тогда как остальное всякий мог
везти куда угодно. Мало того, было сделано распоряжение,
чтобы тех из купцов, которых было велено выслать на житье в
Петербург, но которых послать не успели, теперь не отправ-
лять, а которые высланы “одинакие и скудные и домов здесь
своих не имеют... отпустить в дом по прежнему”1. В 1727 г.
было отменено всякое стеснение архангельской торговли — ту-
да можно было возить сколько угодно товаров.
Но это уже мало помогало делу — торговля Петербурга рас-
тет, торговля архангельская падает. Число посещавших петер-
бургский порт кораблей составляло в 1713 г. 1, в 1714 г. 16, в
1716 г. 33, в 1718 г. 54, в 1720 г. 75, в 1722 г. 119, в 1724 г.
180. Число входивших в гавань Архангельска иностранных ко-
раблей составляло в 1702 — 1705 гг. в среднем 126, в 1706 —
1710 гг. 162, в 1711 — 1715 гг. 154, в 1716—1720 гг. 142, тогда
как в 1721 — 1725 гг. всего 50, а в 1726 — 1730 гг. даже 34. Та-
моженные сборы, портовые и внутренние, давали в 1711 — 1725 гг.
в среднем ежегодно 218 тыс. руб., в 1716 — 1720 гг. 212 тыс.,
напротив, в 1721 — 1725 гг. упали до 64 тыс., а в следующее
пятилетие до 30 тыс. рублей1 2. “Учреждение торговли в Петер-
бурге, — читаем у современника Петра, Фоккеродта, — приве-
ло в такой упадок архангельскую, что ныне привозится в Ар-
хангельск мало русских товаров, кроме дерева в деле, да еще
дегтя, ворвани и прочего, которые добываются на берегах Бе-
лого моря и Двины и по их тяжести не перевозятся в Петер-
бург; но еще меньше привозят туда иностранных товаров”. А в
переведенном с французского руководстве для купцов под на-
званием “Торг амстердамский, содержащий все то, что должно
знать купцам и банкирам, как в Амстердаме живущим, так и
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 6. С. 468. Т. IV.
Кн. 1. С. 98-99.
2 Огородников. Очерк истории города Архангельска. С. 142.
219
Кулишер И. М.
иностранным”, сообщается о том, что “торг Архангелогород-
ской ныне после построения Санктпетербурга не столь силен,
как он был назад лет около сорока”1. Только в 1762 г. Архан-
гельск был вполне уравнен с петербургским портом; в особен-
ности в смысле уплаты пошлин ему были даны те же права и
преимущества, ибо, как объясняется в указе, те причины, кото-
рыми обусловливалось запрещение привоза к Архангельску не-
которых товаров и установление повышенных пошлин, давно
отпали. Но эта мера уже не могла помочь Архангельску, не в
силах была возродить его, раз Петербург благодаря вновь по-
строенным каналам, соединявшим его с внутренними губерния-
ми, стал наиболее удобной гаванью для вывоза русских това-
ров, хотя и замерзавшей, но в течение гораздо меньшего срока,
чем архангельский порт, и значительно ближе расположенной к
Западной Европе.
Не одним только Петербургом, впрочем, выдвинулось Бал-
тийское море и оттеснило на задний план Белое, но и рядом
других портов, число которых быстро возрастало. В 1704 г.
была завоевана Нарва, в 1710 г. Рига, а по Ништатскому миру
Россия владела уже 7 гаванями балтийскими. В 1737 г. был
приобретен Гансаль, в 1743 г. Фридрихсгам, к концу века к
ним присоединились еще Ливана и Виндана, и вместе с Крон-
штадтом получилось 12 гаваней на Балтийском море — послед-
нее выдвигалось уже одним количеством своих портов.
Крупное значение среди них приобрела Рига, занимающая
второе место (после Петербурга) среди балтийских портов. Уже
в 1704 г. ее гавань посетило 359 судов, после завоевания города
Петром в 1710 г. число это сократилось до 15, но вскоре верну-
лось к прежним размерам и в 1725 г. достигало уже 388. Петр
этому всячески содействовал, приказав подавать себе ежегодно
списки товаров, вывозимых из различных местностей России в
Ригу, — из них можно усмотреть, что товары доставлялись ту-
да не только из Великороссии, но и из Малороссии. Но еще
1 Фоккеродт. Россия при Петре Великом // Чтения Императорского
Общества Истории и Древностей Российских. Т. II. 1874. С. 70 сл.
Торг амстердамский. Пер. Вебера. Ч. II. 1763. С. III. Сочинение
Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайлови-
ча. С. 137.
220
Очерк истории русской торговли
большее значение имели сношения Риги с Польшей — через
нее проходили товары, вывозимые из Польши за море или
предназначенные для Польши привозные товары, почему рост
Петербурга не мог ей нанести ущерба. Напротив, Петербург в
значительной мере поглотил торговлю ряда других балтийских
портов, в особенности Ревеля и Нарвы. Ревелю не был дозво-
лен экспорт товаров из внутренних губерний, Нарва получила
это разрешение лишь в середине 30-х годов, так что почти все
балтийские гавани вынуждены были довольствоваться привозом
к ним товаров из близлежащих местностей. Но совершенно
убило их запрещение экспорта леса. Оно нанесло ущерб даже
Риге и Петербургу, но еще гораздо тяжелее отразилось на Пер-
нове, Нарве и Выборге. В 1761 — 1763 гг. число кораблей, во-
шедших в порт, составляло в среднем: в Риге 957, напротив, в
Ревеле 145 и в Нарве 115, в Выборге и Пернове 80 и 72, нако-
нец, в Фридрихсгаме и Аренсбурге 37 и 34, в Гапсале 7, а во
всех балтийских гаванях вместе 1833. Поступление пошлин в
этих портах за десятилетие 1730 — 1740 гг. возросло в ино-
странных деньгах всего с 524 до 540 тыс. талеров, тогда как
уплаченных русскими деньгами — с 34 до 180 тыс. руб., т.е.
повысилось более чем в пять раз. “Эта в течение немногих лет
созданная морская торговля, — говорит Шторх, — у моря и на
море, которое до начала этого столетия (XVIII) было совер-
шенно закрыто для русских, является прекраснейшим наслед-
ством, оставленным Петром своему народу”. В 1773 — 1777 гг.
общий оборот торговли на Балтийском море составлял 25 1/2
млн, в 1793 — 1797 гг. он повысился до 71 млн руб., причем на
первом месте стоял Петербург (в 1793 — 1797 гг. 51 млн), на
втором Рига (12 млн), гораздо ниже Либава, Ревель, Пернов
(3,2 и 1,6 млн), обороты каждого из остальных 7 портов не
достигали 1 млн руб. Половина внешней торговли сосредоточи-
валась в Петербурге1.
Задача Петра заключалась, однако, не только в открытии
России выхода в море, но и в том, чтобы русские использовали
этот новый путь, в том, чтобы, как сообщает Фоккеродт, “сде-
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. V. 1802. S. 38 ff., 183 ff., 13. Bd. VI. 1801. S. 2 ff.,
13. Bd. VIII. 1803. S. 63-64.
221
Кулишер И. М.
лать из своих подданных настоящих купцов и довести до того
их, чтобы они отвозили товары и сбывали их в чужих краях не
чрез посредство других мореплавательных народов, а за собст-
венный счет и на своих судах”1. Но этой цели не достигли ни
Петр, ни его преемники: торговля между Россией и Западом
сосредоточивалась по-прежнему в руках иностранцев.
Русское судоходство и судостроение поощрялось теми же
мерами, которые практиковались в то время во всех странах,
содержались во всех навигационных актах, начиная с их родо-
начальника — акта, изданного Кромвелем. При Петре русские
товары, вывозимые на русских судах, уплачивали третью часть
установленных пошлин. Последующими тарифами, как и тари-
фом 1782 г. (ст. 15, 16), было установлено, что русские под-
данные, привозящие товары на собственный счет на русских
судах, на которых не менее половины (1 2/з) матросов состоят
из русских подданных, подлежат всего */4 пошлины; при вы-
воде в этом случае с них взимается 3/д пошлины, причем им
дозволено платить не талерами (как предписывалось иностран-
цам), а русскими деньгами2.
Несмотря на эти льготы, русское судоходство первоначально
не обнаруживало никаких успехов, ограничиваясь перевозкой
товаров между балтийскими портами (малым каботажем), хотя
и тут судов не хватало: в 1745 г. было разрешено даже кресть-
янам держать суда для транспорта товаров между Ригой и Пе-
тербургом, но их было так мало, что когда в 1759 г. необходи-
мо было снабдить провиантом русскую армию, находившуюся в
Пруссии, то пришлось зафрахтовать 263 шведских корабля,
прибывших с балластом в Петербург. “Наши торги с иностран-
ными народами, — заявляет автор одного “Рассуждения о Рос-
сийской торговле 1726 г.”, — поныне производятся за море по
большей части чрез чужие руки и на чужих судах”3.
1 Фоккеродт. Россия при Петре Великом.
2 По тарифу 1782 г., эти уступки делались лишь с половины ставки,
вторая же половина уплачивалась полностью, ибо только первая со-
ставляла пошлину по внешней торговле, с которой раньше допуска-
лись эти понижения, вторая же была прибавлена при Елизавете вза-
мен отмененных внутренних пошлин (см. ниже).
3 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле России в царствование императрицы Екатерины 11. 1902. С. 48.
222
Очерк истории русской торговли
В последней четверти XVIII ст. русский торговый флот уве-
личился. В 1773 — 1777 гг. в среднем ежегодно все порты посе-
щало 227 русских судов, однако среди них было всего 12 — 15
действительно русских кораблей в 200 тонн, отправляемых
преимущественно в Амстердам и Бордо, тогда как остальные
состояли большей частью из иностранных судов, экипаж кото-
рых был наполовину русский (почему они и считались русски-
ми), отчасти из небольших каботажных судов. В 1793 — 1797 гг.
число ежегодно входивших в порты русских судов повысилось
до 350, но и это число пришлось бы сильно сократить, если бы
исключены были все те корабли, которые, приняв несколько
русских матросов, получали право плавать под русским флагом
и пользоваться всеми указанными выше привилегиями. Этот
способ обходить закон — иностранным судовладельцам нетруд-
но было приобрести русское подданство — наносил не только
убыток казне, но и тормозил попытки оживить судоходство и
развить торговый флот. Поэтому Павел, разочаровавшись во
всех этих мерах поощрения и находя, что они приводят к од-
ним лишь злоупотреблениям, а не к росту торговли, попросту
упразднил в тарифе 1797 г. все оказываемые русским судам
льготы (ст. 6).
В результате конец века не многим отличался от начала его.
Если признать с одним автором XVIII ст. национальной ком-
мерцией ту, которая производится на “собственных государст-
венных судах”, то у нас такой коммерции и к концу века не
было. Плавали шведские и датские корабли, суда Любека и
Ростока, в особенности же нидерландские и английские. Гол-
ландцы посещали преимущественно Ригу и Архангельск, поче-
му они всеми силами старались вернуть последнему его преж-
нее положение. Количество их судов росло с каждым годом,
доходя в половине XVIII ст. до 300 — 400, в 1773 — 1777 гг. оно
в среднем составляло 642. Голландцы фигурировали главным
образом в качестве посредников между Россией и Южной Ев-
ропой, привозя с юга и из своих колоний товары и вывозя от-
туда русские сырье. Как велика была роль их, характеризуется
лучше всего тем, что не только в первой половине столетия, но
еще в 80-х годах в России существовал вексельный курс ис-
223
Кулишер И. М.
ключительно на Амстердам. Лишь к концу века присоединился
и курс на Лондон, Гамбург и другие города.
В 70-х годах XVIII ст. две трети судов принадлежали гол-
ландцам и англичанам, затем следовали ганзейские города (217
судов) и шведские (204). Хотя английских судов приходило
несколько меньше, чем голландских, но первые отличались
большим тоннажем, и во второй половине XVIII ст. первое ме-
сто в русской торговле занимали англичане. Уже к середине
XVIII ст. в их руках сосредоточилась половина русской тор-
говли. В 1756 г. торговые обороты Петербурга составляли
7,7 млн руб., из коих 4 млн, или 52%, приходилось на долю
англичан1. Тридцать лет спустя торговля Петербурга достигла
31,6 млн руб., обороты же англичан возросли лишь до 9,6 млн,
так что в процентном отношении сократились (30%)1 2; напротив,
в 1795 г. общий оборот Петербурга поднялся до 60,7 млн, а
торговая деятельность англичан повысилась до 267 млн, т.е.
снова дошла почти до половины всей торговли (45%)3.
Конечно, все эти цифры точностью не отличаются. Непра-
вильность записей, произвольность оценок привозимых и выво-
зимых товаров, которые были обычно преуменьшены в показа-
ниях купцов, ибо пошлина бралась в процентах с цены товаров,
наконец, обширная контрабанда — все это не позволяет исхо-
дить из этих цифр и оперировать ими. Но для выяснения роли
английской торговли у нас в эту эпоху и они могут пригодить-
ся — они свидетельствуют о широком, преобладающем значе-
нии ее.
И другой вывод мы можем сделать из данных о привозе и
вывозе; английский экспорт на Россию значительно превышал
привоз англичан к нам. В 1756 г. английский импорт составлял
меньше третьей части всего привоза Петербурга (963 тыс. из
3,3 млн руб.), тогда как вывоз англичан достигал 70% всего
вывоза. В 1787 г. англичане импортировали всего десятую часть
привезенных в Петербург товаров, напротив, вывезли свыше
половины всех товаров. И в 1795 г. английский привоз равнял-
1 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. II. P. 169.
2 Voyage de deux Fran<?ais dans le Nord de ГЕигоре. T. IV. 1796. P. 342.
3 Friebe. Uber Russlands Handel, landwirtsch. Kultur, Industrie und
Produkte. Bd. II. № 1. 1797. S. 185.
224
Очерк истории русской торговли
ся менее чем третьей части всего привоза, вывоз же достигал
половины общей суммы экспорта1. По Вирсту, за период
1794 — 1800 гг. привоз англичан составлял в среднем 29% всего
нашего привоза, вывоз же их 64%, т.е. почти две трети всего
вывоза1 2.
Из этого видно, что англичане поступали совершенно иначе,
чем другие нации. “Голландцы, гамбургцы и в последнее время
и пруссаки, — читаем в донесении Уорда лорду Тоуншенду в
1729 г., — продают русским гораздо более, чем покупают у
них, следовательно, вывозят деньги отсюда, англичане же дос-
тавляют деньги сюда”3. То же говорится в одном докладе, на-
писанном 30 лет спустя (в 1761 г.): “Мы получаем от англичан
много сукна, мебели, украшений и даем им за это пеньку, лен,
мачты, холст, поташ. Для англичан это выгодно, а для нас еще
выгоднее, ибо, согласно нашему балансу, мы им даем больше,
чем получаем, следовательно, излишек нам уплачивается в мо-
нете. При помощи этого обмена англичане доставляют пропита-
ние большему числу наших рабочих, чем мы их рабочим”4. В
торговле с Россией их целью являлось снабжение своего флота
необходимыми предметами, вывоз нужного для кораблестрое-
ния леса, парусного холста, канатов, как и железа для выделки
пушек, которыми снабжались корабли. “Сохранение английско-
го флота и расширение его, вызванное столь многочисленными
морскими войнами, покоилось в значительной мере на одних
лишь русских произведениях”. В Россию же преимущественно
вывозились предметы роскоши, а они поставлялись в гораздо
большей степени из Франции, чем из Англии.
1 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. II. P. 169.
Voyage de deux Fran?ais dans le Nord de Г Europe. P. 342. Friebe. Uber
Russlands Handel, landwirtsch. Kultur, Industrie und Produkte. Bd. II.
№ 1.
2 Вирст. Рассуждения о некоторых предметах законодательства и
управления. 1807. Табл. 20.
3 Сборник Императорского Исторического Общества. Т. 66. С. 104.
Остроухое. Англо-русский торговый договор 1734 г. 1914. С. 43.
4 Memoire sur le commerce de Russie // Buschings Magazin ftir die
neue Historic und Geografie. Bd. XI. 1777. S. 443.
225
Кулишер И. М.
Активный баланс торговли англичан в России подтверждает-
ся и английскими данными. По Чомберу, привоз англичан из
России и вывоз их в Россию возрастал следующим образом в
тыс. ф. ст. (за год в среднем)1:
1700-1702 Привоз из России 124,2 Вывоз в Россию 76,8
1720- 1722 146,2 80,7
1740-1742 105,0 77,6
1750-1752 459,4 116,3
1760-1762 622,5 49,2
1770-1772 1100,0 145,1
1780 1150,4 161
По другим данным,
составлял в среднем по
товарообмен между Англией и Россией
пятилетиям (в тыс. ф. ст.)1 2:
Привоз из России Вывоз в Россию
1756- 1760 556 64
1761 -1765 816 66
1766-1770 915 132
1771 - 1773 1043 161
По вычислениям Зомбарта, общий торговый баланс Англии
в 1770 — 1780 гг. был активный (привоз 11,8 млн ф. ст., вывоз
13,9 млн), но в торговле с Россией она теряла значительные
суммы. За первые 80 лет XVIII ст. из Англии ушло звонкой
монеты на 72 млн ф. ст., из коих млн получили Леван-
тийские страны, 421/г млн Ост-Индия и 25 млн Россия3.
Вывоз английских товаров в Россию сосредоточивался цели-
ком в английских руках, ибо Навигационный акт Кромвеля до-
пускал вывоз из Англии лишь на построенных в Англии кораб-
лях, где капитан и 2/з экипажа состояли из англичан. Что ка-
1 Chamber. Estimate of the Strength of Great-Britain. 1786. P. 97.
2 Dahm. Materialien zur Statistik, etc. Bd. II. S. 394. Hermann. Stat.
Schiltderung von Russland. 1790. S. 448.
3 Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. 1921. Bd. II. T. 2. S.
978.
226
Очерк истории русской торговли
сается экспорта русских товаров в Англию, то он также должен
был совершаться либо на английских судах, либо на судах
страны происхождения, но ни в коем случае не на кораблях,
принадлежащих третьей стране. А так как о русском торговом
флоте говорить не приходилось, то все сводилось и здесь к од-
ним лишь английским судам.
“Благодаря своему могуществу на море, своему положению
и приемам ее изощренной торговой политики, — говорит
Шторх, — Англия сумела захватить посредничество между
Россией и южноевропейскими государствами; но она придер-
живалась в этом принципа производить главным образом лишь
экспорт русских продуктов в эти страны, предоставляя привоз
неанглийских товаров купцам Голландии, Любека, Ростока и
других народов. Этот ловкий прием привел к тому, что вывоз
важнейших русских товаров почти целиком достался англича-
нам”. Они отправляли русские товары не только в европейские
государства, но тайно и в их колонии, в особенности в испан-
скую Америку, куда привоз товаров иностранцам был закрыт.
Шторх указывает и на то, что ряд предметов русского экспорта
составлял их исключительную монополию — не только ревень,
который продавался в Голландии и Гамбурге через находивше-
гося в Петербурге английского резидента, но и такие запрещен-
ные к вывозу товары, как нитки и пряжа, селитра, пушки, сна-
ряды. Ко всему этому присоединилось еще и то, что купцы
Южной Европы с заказами на русские товары обращались
лишь к английским фирмам, находившимся в России, игнори-
руя своих земляков. В результате англичане очутились в вы-
годном положении народа, доставлявшего всем другим русские
товары и ни от кого их не получавшего.
Отсюда и получался столь выгодный для России баланс в
торговле с Англией. Он был бы, вероятно, еще выгоднее для
России, если бы каждая из стран, производивших значитель-
ный товарообмен с Россией, непосредственно запасалась рус-
скими продуктами. Но такая перемена требовала бы наличности
торгового флота в этих странах, а на это надеяться нельзя бы-
ло. Неудивительно, что поощрение англичан, предоставление
им особых льгот стало основой русской торговой политики.
227
Кулишер И. М.
При этом англичане ничего не теряли и на том, что баланс
получался в пользу России, так как вывозимые ими из России
материалы, нужные для судостроения, давали возможность
развивать английскую торговлю и распространять ее повсюду.
Так что, в сущности, расплачивалась за них не Англия, а все
страны, с которыми она вела торговлю1.
“Сей в купечестве сильной народ,” — как говорили об анг-
личанах русские, — успел крепко обосновать свою коммерче-
скую деятельность в России, “вникнуть” в нее. Обычай прода-
вать русским в кредит, а, с другой стороны, при закупке у них
товаров давать им задатки приводил, как сообщают француз-
ские коммерсанты, производившие операции в Петербурге, к
тому, что две трети русской торговли и почти все комиссионные
операции, совершаемые по поручениям из южных стран, попа-
ли в их руки. Ибо этот образ действия требовал значительного
капитала и опыта, которым обладали только англичане.
Почти все иностранные купцы, селившиеся в Петербурге,
были новичками без капитала и кредита, которые могли стать
на ноги только благодаря своему прилежанию, знаниям и доб-
росовестности, и, несмотря на все их достоинства, они все-таки
нередко прогорали. Английские конторы, напротив, учрежда-
лись доверенными или родственниками крупных английских
фирм, которым передавались все поручения и которые нередко
становились и компаньонами. Такое предприятие могло с само-
го своего возникновения производить крупные операции и опе-
редить другие старые фирмы1 2.
Наконец, решительность и бесцеремонность англичан пора-
жали других. Они усердно следили за тем, чтобы другие стра-
ны не вздумали вступить в непосредственные сношения с Рос-
сией, ибо это означало бы их собственную гибель, и не упуска-
ли случая, чтобы перессорить Россию с этими государствами. В
других случаях они принимали энергичные меры к устранению
опасных соперников, как это было, например, когда Пруссия
стала доставлять сукно для русской армии. Когда английский
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. V. S. 226-231.
2 Ibid. S. 230-232.
228
Очерк истории русской торговли
консул барон Вольф, приехав в Россию при Елизавете Петров-
не, узнал об этом, он немедленно решил, что доставка сукна в
Россию должна быть выбита из рук пруссаков и перейти к анг-
личанам. С этой целью он стал поставлять английское сукно по
более низкой цене и потерял при этом 200 тыс. руб., но добил-
ся своего. Пруссия лишилась русского рынка, когда же конку-
ренция была устранена и никакая опасность более не грозила,
тогда он повысил цену на английское сукно до уровня прус-
ской. За такой патриотический образ действий английское пра-
вительство наградило Вольфа серебряным сервизом с королев-
ским гербом и назначило его резидентом при петербургском
дворе1. “Народ, который так поступает, должен повсюду власт-
вовать в торговле”.
В декларации, изданной во время войны со Швецией в
1719 г., читаем, что Петр “для объявления склонности” своей
“к дружбе”, которую он “ко обоим народам велико британско-
му и Недерланских Соединенных Провинций” имеет, решил
“позволить оным народам и всем их навигацию отправляющих
подданных кораблям, которые достоверными и правыми пас-
портами и другими потребными цертификатами от оных потен-
ций по достоинству удовольствованы... свободное купечество во
все места и пристани короны шведской без препятствия отправ-
лять, всеми товарами, которые не контрабанды”1 2. Петр дозво-
ляет им, следовательно, торговлю даже с враждебной ему Шве-
цией, “для показания всему свету нашей умеренности”. В сле-
дующем году, несмотря на то что король английский, “оставя”
с ним дружбу, “учинил союз” против него с короной “швец-
кою” и в “помочь той короне” послал в Балтийское море эскад-
ру, Петр “всех купцов народу аглицкого", пребывающих в Рос-
сийском государстве, “изволяет по прежнему содержать в ми-
лостивом призрении и вольном коммерции”. Этим купцам не
следует опасаться за эти “интриги” никакого “озлобления”, но
1 Marbault. Essai sur le commerce de Russie. P. 164. Storch. Historisch-
statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende des 18. Jahrh. Bd.
V. S. 233 ff.
2 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IX (X). Трактаты с Англией. 1716 —
1801. СПб., 1890. №380.
229
Кулишер И. М.
“продолжали бы купечество по прежнему без всякого сумнения
и опасения”1.
И при Екатерине I английская эскадра неоднократно посы-
лалась в Балтийское море, так что англичане могли опасаться,
чтобы они “по причине сего... иногда... в их персонах, в кораб-
лях и товарах или иным каким образом претерпеть и в крайние
убытки приведены не были”. Поэтому в 1726 г. им объявляет-
ся, что русское правительство намерено “оную добрую дружбу
и корреспонденцию, которая из древних лет” между обеими
странами продолжается, “со всяким тщанием содержать” и анг-
личанам “свободное отправление их купечества не токмо позво-
лить, но еще ко умножению оного всякие милостивые склонно-
сти и способности подать”1 2.
Из всего этого видно, как Россия дорожила англичанами и
как правительство старалось, чтобы английским купцам “оз-
лобления показано или какого разорения и убытку
приключено” не было. В 1734 г. был заключен “трактат друж-
бы и коммерции” между Россией и Англией3, “дабы постанов-
ленным регламентом и кондициями некоторые заходящие труд-
ности пресечь и купечество и корабельное хождение... толь
наилучше содержано было”. Это едва ли не первый специально
торговый договор, заключенный Россией с иностранными дер-
жавами, — договоры предыдущего времени, например Швеци-
ей, Данией и т.д., имели характер мирных трактатов, и вопро-
сы, касающиеся “мирного сообщения в купечестве”, лишь по-
путно в них затрагивались.
В 1-й статье договора говорится, что “истинный и правди-
вый, крепкий и совершенный мир, дружба и доброе согласие”
между обеими странами “быть и вечно пребывать имеют”.
Включены эти слова в договор Англией по желанию русского
посланника в Лондоне кн. Кантемира, который желал видеть в
них первый шаг к заключению оборонительного союза между
Англией и Россией. Однако этого смысла они в глазах англий-
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IX (X). Трактаты с Англией. №380.
2 Там же. №382, 384.
3 См.: Там же. С. 72 сл. Остроухое. Англо-русский торговый договор
1734 г.
230
Очерк истории русской торговли
ского правительства не имели, и оно держалось принципа “не
принимать дальнейших обязательств о взаимной защите или
гарантии, которые вовсе нежелательны при настоящих обстоя-
тельствах”1.
Подданным обеих стран “имеет быть позволена совершенно
свободная навигация и купечество во всех их в Европе лежа-
щих областях” (ст. 2), — из этого вытекало, что России не
предоставлено право вести торговлю с британскими колониями.
Русское правительство первоначально, правда, настаивало на
этом, но Англия не могла пойти на это требование, ибо оно
противоречило бы основному принципу ее торговой политики,
содержавшемуся в Навигационном акте, согласно которому тор-
говля с колониями составляет монополию Англии1 2.
Тот же Навигационный акт допускал привоз в Англию толь-
ко товаров, происходящих из данной страны, но отнюдь не из
других стран — посредничества Англия не признавала. Поэто-
му русским подданным дозволено лишь “все в российских про-
винциях ростущие и деланные товары” (ст. 4) свободно приво-
зить, тогда как англичане могут привозить в Россию “всякие
товары и вещи”; так что не соблюдено даже формально равен-
ства. Мало того, русским купцам хотя и предоставлен импорт
произведений азиатских, но “со изъятием таким, ежели то учи-
ненными уже ныне в Великобритании правами не запрещено
есть”. Россия, правда, желала включить постановление о праве
импортировать в Англию товары, приобретенные в Китае и у
закаспийских народов, но англичане опасались, как бы это не
причинило “беспокойства” Ост-Индской компании3.
Наконец, Навигационным актом обусловливалось и поста-
новление, содержащееся в ст. 3, в силу которого подданным
обеих сторон дозволено “во все времена на своих кораблях”
(но не на каких-либо иных) или телегах “в морские пристани,
места и городы, где которому-нибудь другому народу есть
въезжать, купечество отправлять и пребывать позволение
иметь”. Но под “своими” судами понимались только те, где
1 Сборник Исторического Общества. Т. 76. С. 251.
2 Там же. С. 188.
3 Там же. С. 202.
231
Кулишер И. М.
3/4 экипажа состояло из подданных данной страны. Положе-
ние получилось для России “зело трудное” — где было добыть
нужных русских матросов? Но, несмотря на просьбы русского
правительства за те многие “авантажи”, которые предоставлены
Англии, освободить русских от этого пункта, Англия отказалась
это сделать: все обязаны подчиняться Навигационному акту, и
если Россия желает вести с Англией торговлю на своих судах,
то она должна позаботиться о русских матросах. Таков был
гордый ответ1.
Разрешение въезжать в те порты и города, где это дозволено
какому-либо другому народу, имело существенное значение в те
времена, когда иностранным судам и купцам были открыты да-
леко не все порты и местности даже в Англии, а тем более в
России; у нас допускался въезд по сухопутной границе лишь в
те места, где имелись пограничные таможни. Что же касается
права проживания в различных городах, то старое постановле-
ние Новоторгового устава 1667 г.1 2, дозволявшее въезд лишь в
пограничные города, хотя и нарушаемое многочисленными до-
говорами, было отменено в 1731 г. правилами “О впуске ино-
земцев всякого звания в Москву и в прочие города с товарами”
(временно эти правила, впрочем, не действовали).
В связи с этим находится и ст. 16: “Английские купцы да
имеют позволение в С.-Петербурге, на Москве в немецкой сло-
боде (пребывание иностранцев по-прежнему ограничивалось в
Москве этой загородной слободой) и у города Архангельского
домы строить, покупать и продавать или наймовать с таким оп-
ределением, что быть им от всяких постоев увольненым”, в
других же городах они обязаны нести постой наравне со всеми,
хотя покупать и “наймовать” дворы и там могут. Эта статья
вызывалась жалобами англичан на то, что в России домовла-
дельцы нарушают контракты и выгоняют купцов без предупре-
ждения, почему они добивались права покупать и строить себе
дома. Они достигли этого, тогда как освобождение от постоя,
на котором они также настаивали, говоря, что “так водится во
1 Сборник Исторического Общества. Т. 76. С. 294. Остроухое. Англо-
русский торговый договор 1734 г. С. 74 сл.
2 См. выше, с. 199 сл.
232
Очерк истории русской торговли
всех странах, где процветает торговля”, коснулось лишь важ-
нейших торговых центров. В противоположность этому русских
купцов англичане у себя везде освобождают от постоев. Это им
нетрудно было сделать, ибо, во-первых, у них постоев уже не
было, а, во-вторых, русские почти не ездили в Англию.
Дополнением к этим постановлениям служит ряд статей, га-
рантирующих купцам свободный выезд в случае “от чего Боже
сохрани” “разрыва миру” между обоими государствами, причем
им дается годичный срок (ст. 13); далее, им обеспечено право
продолжать свою торговлю с третьими странами в случае войны
между ними и одной из договаривающихся сторон (ст. 11). В
случае желания англичан выехать из России им обязаны выда-
вать “по объявлению от них за два месяца напредь об отъезде
их учиненному паспорты, без требования от них порук” (ст.
17). Наконец, англичане подведомственны по “судебным и
иным делам” одной Коммерц-коллегии, которой они, очевидно,
доверяли, “а более ни в каком другом суде” (ст. 10). Послед-
ние два постановления охраняли англичан от обычной волоки-
ты при выдаче “апшидов”, или паспортов, и в случае судебного
процесса. Пока эти разбирательства находились в ведении
главного магистрата или ратуши, иностранцы боялись обра-
щаться туда с жалобами на русских купцов по долгам, ибо
“должники сами ведают, что дело тамо не токмо в два года, но
и в четыре и пять лет решено не будет”1, почему они и предпо-
читали Коммерц-коллегию, учрежденную “для лучшего охране-
ния и исправной расправы”.
Что касается мореплавания, то “в случае корабельного раз-
биения... в несчастье впадшим всякое вспоможение учинено
быть имеет” (ст. 5), далее, “ни купецких, ни корабельных слу-
жилых людей или матросов... отнюдь против воли их и к вос-
приятию службы насильно не принуждать”; если же “какой
служитель или матрос из своей службы... уйдет, то надлежит
оный паки отдан быть” (ст. 14); а в случае отплытия англий-
ских кораблей (о русских кораблях в Англии не упоминается),
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 2. С. 32.
233
Кулишер И. М.
“всякое вспоможение и доброе отправление учинено быть
имеет” и их запрещается задерживать “под опасением в... рег-
ламентах положенных штрафов” (ст. 6). В последнем поста-
новлении имеется в виду морской пошлинный регламент, со-
гласно которому готовому к отплытию судну паспорт (ярлык)
на отход должен быть выдан не позже двух часов под страхом
“жестокого истязания” в виде уплаты виновными по 10 руб. за
каждый просроченный час.
Наконец, рядом статей регулируется уплата пошлин. В ин-
тересах своей широко развивающейся шерстяной промышлен-
ности англичане сумели выхлопотать себе особые льготы в
Португалии (Метуэнским договором 1703 г.)1 и в испанских
Нидерландах (Бельгии), а теперь добились понижения тариф-
ных ставок на одну треть и в России: с солдатских сукон по
2 коп. вместо 3, с толстых сукон Йоркской провинции (костро-
жи) также по 2 коп. вместо 3, с “широких фланелев” по 1 вме-
сто Р/г и с узких фланелев по 3/д коп. вместо 1 коп. (ст. 27).
Но, кроме того, огульное понижение таможенного тарифа в
пользу англичан получилось благодаря разрешению им платить
пошлину вместо ефимков ходячей серебряной монетой, считая
по 125 коп. за ефимок (ст. 5). Эта льгота предоставлена была
одним лишь русским купцам, тогда как прочие иноземцы обя-
заны были платить непременно иностранными деньгами (ефим-
ками), теряя часто 15 и 20% на каждой монете. Но Россия на
этой привилегии англичан не теряла, ибо ефимок стоил тогда
менее 1 р. 20 к., и русская казна, считая его за 1 р. 25 к., вы-
игрывала не менее 5%1 2.
Что касается вывозных пошлин, то англичане были сравне-
ны в смысле уплаты их с русскими. “Итако понеже россияне
гораздо меньше здесь пошлины перед английскими купцами
платят, то оным российским подданным впредь вывозной по-
шлины при вывозе своих товаров из российских портов по
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 3-й. Ч. IV. Гл. 2.
2 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. I. P. 125.
Патлаевский. Денежный рынок России от 1700 до 1762 г. / / Запис-
ки Новороссийского Университета. Т. II. 1868. С. 266.
234
Очерк истории русской торговли
стольку же платить, как и английские купцы платят” (ст. 4).
Статья эта вызвана тем, что ввиду упоминаемых здесь особых
льгот, установленных для русских купцов, Англия первона-
чально предполагала взимать в виде компенсации дополнитель-
ную (уравнительную) пошлину с привозимых русских товаров.
Она указывала на то, что в противном случае не только рус-
ские, но и голландцы и гамбургцы будут отправлять товары в
Англию под фирмой русских купцов, отчего англичане, экспор-
тирующие товары из России, совершенно разорятся, да и рус-
ское правительство понесет убытки на поступлениях от пошлин.
Но они же предлагали вместо взимания уравнительной пошли-
ны с русских в Англии установить, чтобы англичане уплачива-
ли в России ту же пошлину, как и русские. Однако русское
правительство находило последнее для себя невыгодным, ибо
получалось сокращение доходов. В результате обе стороны со-
шлись на том, что не пошлины для англичан будут понижены,
а пошлины для русских повышены, так что они будут облагать-
ся наравне с англичанами. За это русским купцам в Англии
было предоставлено “те же вольности и привилегии в купечест-
ве иметь, которые английские купцы российской компании
имеют”. Однако, это постановление аннулировалось прибавкой,
“чтоб в том позволении ничего не было противного уложениям
земли”. Между тем, по английским “правам, статутам и
указам”, русским приходилось уплачивать особую пошлину с
иноземцев, существовавшую в Англии и означавшую повышен-
ное обложение русских по сравнению с англичанами. Таким
образом, в России англичане были уравнены с русскими, а в
Англии русские все-таки находились в худшем положении, чем
англичане, подлежа, в сущности, все-таки той самой уравни-
тельной пошлине, которую Англия грозила ввести в случае не-
исполнения ее требования.
Сверх того в ст. 10 установлено было, что “подданным обеих
высокодоговаривающихся стран не надлежит в привозных и
вывозных товаров своих более пошлин платить, почему других
народов подданные тамо платят”. Это означает установление
так называемого принципа наибольшего благоприятствования1,
1 См.: Кулишер. Основные вопросы международной торговой полити-
ки. 2-е изд. Ч. II. 1922. Гл. I. 4-е изд. М., Челябинск, 2002.
235
Кулишер И. М.
согласно которому всякая льгота, предоставляемая какой-либо
третьей державе Англией или Россией, тем самым распростра-
няется и на договаривающуюся страну. Этот принцип уравне-
ния с другими народами высказан и в ряде других статей, где
говорится, что они “тако как наилучше фаворизованный народ
трактованы и почитаны быть имеют” (ст. 3, 16, 28) или что им
дозволено все, что “другого какого народа людям” (ст. 2, 4)
“против других иностранных купцов” (ст. 19). Во всех этих
случаях речь идет о предоставлении англичанам в России и
русским в Англии тех же прав, которые будут дарованы каким-
либо иным народам в отношении “навигации и купечества”. В
ст. 28 даже определяется, что вообще (а не только по отдель-
ным пунктам, как в приведенных статьях) обеих стран поддан-
ным предоставляется право наибольшего благоприятствования.
Но из этого еще, конечно, не следует, что оно касается и тамо-
женных пошлин. В более поздних договорах относительно по-
следних ясно и определенно сказано, что всякая льгота, пре-
доставленная третьей державе, распространяется и на догова-
ривающуюся сторону и что никому не может быть дано каких-
либо преимуществ, которыми не пользовался бы и контрагент.
Здесь этого еще нет, а в упомянутой статьей 10 дело ограничи-
вается указанием на то, что “не надлежит... более пошлин пла-
тить”. Так что эту статью можно понимать и в том смысле, что
обе стороны подчиняются общему тарифу, существующему в
данном государстве, и для них не может быть установлено осо-
бых повышенных ставок, которые не касаются и прочих ино-
странцев. Особых же льгот в тарифе1, по крайней мере в рус-
ском, для каких-либо западноевропейских государств в то вре-
мя не имелось, и установление их не предвиделось, так что
Англия в этом не была заинтересована. Это ведь была эпоха,
когда еще уступки в тарифе составляли редкое исключение —
дело изменилось лишь с половины XIX ст.
1 При этом любопытно, что в той же ст. 28 тут же рядом с правом
наибольшего благоприятствования прибавлено и разрешение русским
«для наук всяких хитростей» приезжать в Англию, а в ст. 10 к уста-
новлению равных пошлин с подданными других народов присоедине-
но почему-то постановление, «дабы в пошлинах чинимые подлоги с
обеих сторон были предостережены».
236
Очерк истории русской торговли
Вообще, как видно из приведенных статей, англичане доби-
лись больших льгот: и права уплачивать пошлины русскими
деньгами, и понижения пошлин на шерстяные материи, и урав-
нения их в уплате вывозных пошлин с русскими, и освобожде-
ния от каких-либо наказаний, кроме конфискации товара при
контрабандном привозе товаров, и многого другого. В боль-
шинстве случаев одинаковые права распространены и на рус-
ских, однако далеко не всегда. В силу особых постановлений
Навигационного акта, привилегий Ост-Индской компании, спе-
циальных дополнительных пошлин для иностранцев русские
купцы в Англии подвергались значительно большим ограниче-
ниям, чем англичане в России. Когда английский резидент про-
чел графу Остерману первоначальный проект договора, по-
следний заметил, что в нем нет упоминания про русских куп-
цов. Имеется в виду только торговля англичан в России.
Резидент тогда ответил, что ему неизвестно, добиваются ли
русские купцы каких-либо льгот от Англии, но когда впослед-
ствии Россия настаивала на разрешении русским торговать с
английскими колониями, на возврате пошлин за вывозимые из
Англии русские товары и на дозволении англичанам приезжать
в Россию “для отправления своих мастерств и художеств”, то
Англия отказалась их удовлетворить и просила русское прави-
тельство не настаивать на этих требованиях, ссылаясь на то,
что и она не пытается выговаривать для себя в России ничего
подобного. Но в то же время она просила русское правительст-
во удовлетворить ее просьбу о понижении пошлин на шерстя-
ные материи, хотя тут и Россия могла бы ответить, что она
также не добивается ничего подобного.
Ст. 8 договора Англия получила и крайне важное право не-
посредственной торговли с Персией. Англичанам дано право
товары “чрез российские области ближайшим и удобнейшим
путем в Персию провозить”, уплачивая не свыше 3% проезжей
пошлины, что, впрочем, англичане считали высокой ставкой.
Англичане, следовательно, достигли права вести торговлю с
Персией через Россию, которого добивались в течение 150 лет.
Россия же рассчитывала на то, что этим путем вся торговля
персидским шелком, который направлялся в Европу через Тур-
цию, будет проходить через Россию. Впрочем, эта торговля
237
Кулишер И. М.
англичан была недолговечна. Только 4 года спустя Джон Эль-
тон завязал торговые сношения с Персией, но вскоре он не
только находившимся в Персии русским людям “обиды и оз-
лобления чинить стал”, но, что еще хуже, начал по поручению
шаха строить флот на Каспийском море, и убрать его оттуда
никак не удавалось, хотя английский король обещал пожало-
вать ему “некоторый чин во флоте”. Это заставило российское
правительство заявить об отмене ст. 8 трактата “с наикрепчай-
шим подтверждением”1.
“Понеже обыкновение есть трактатам коммерции назначить
время, того ради... стороны согласились, что сему настоящему
продолжаться пятнадцать лет”, но и “до происшествия того сро-
ку могут они между собою согласиться, дабы оный возобновить
и продолжить” (ст. 29). В начале же 60-х г., когда и этот срок
истекал, возник вопрос о замене договора 1734 г. новым, при-
чем, однако, в составленном русским правительством проекте
был выпущен конец ст. 4, который устанавливал равенство ме-
жду русскими и английскими купцами в отношении уплаты вы-
возных пошлин. Напротив, оно оставляло за собой право “учи-
нить новые установления для ободрения российской навигации
взаимственно с английским Навигационным актом”. Проект этот
был объявлен графом Паниным “ультиматумом”, почему анг-
лийский посланник Макартней решился его подписать. Но анг-
лийским правительством ему было выражено за это неудоволь-
ствие; в особенности возмущала англичан прямая ссылка на их
собственный Навигационный акт и желание следовать ему.
Панин письмом обнадежил посланника, что меры поощрения
русского мореплавания будут таковы, что британским купцам
будет предоставлено в них участвовать и извлекать все выгоды,
какими будут пользоваться русские подданные. Но Макартней
по требованию своего правительства настаивал на том, чтобы
это заявление было облечено в формальную декларацию. Он
усматривал в этом пустую формальность, заявляя, что импе-
ратрица знает его “благонамеренные сентименты”, и в маскара-
де чуть не упал пред ней на колени, упрашивая ее, но “непоко-
лебимость ее превзошла даже обычное женское упрямство”.
1 Остроухое. Англо-русский торговый договор 1734 г. С. 109—140.
238
Очерк истории русской торговли
Она находила, что ее “монаршего обнадеживания, кое должно
быть всегда свято”, вполне достаточно, и не могла “довольно
надивиться, что отказывают иметь к оному полную доверен-
ность”. Кроме того, такая декларация требовала бы “взаимно-
сти”, но так как Россия со своей стороны в данном случае ни-
чего не получает, то, на самом деле, “декларация была бы ак-
том явной зависимости, которая противна достоинству ее
короны”. Тем не менее с результате декларация была дана, но
подписанная лишь двумя членами русской делегации, подпи-
савшей договор, из Лондона же настаивали на подписании ее
всеми.
После этого Панин хотел уже уничтожить самый трактат.
Макартней был страшно возмущен и в своих донесениях назы-
вал русские коллегии “какими-то лавками”, а членов их “куп-
цами, для которых все продажно”, заявлял, что англичане
ошибочно считают русских народом образованным, на самом
же деле “Тибетское королевство... имеет столько же права ве-
личаться этим именем”. “Гордость нераздельна с невежест-
вом, — писал он далее, — и поэтому ваша милость не удиви-
тесь, если действия этого двора проникнуты гордостью и тще-
славием”. “Международное право не могло с успехом
привиться в стране, где нет ничего похожего на университет”, и
“в разговоре с русскими министрами упоминать о Гуго Гроцие
и Пуффендорфе было бы все равно, как толковать... с диваном
Константинопольским”. Он просил “самым патетическим обра-
зом императрицу снизойти” к его несчастному положению, про-
сил “со слезами на глазах” выбросить все условия о поощрении
мореплавания, но добился лишь того, что упоминание о Нави-
гационном акте было исключено, вообще же получил в ответ
вопрос: что же станется с суверенитетом государства, если
нельзя принимать внутри страны мер, вызываемых законными
интересами народонаселения? Граф Панин категорически зая-
вил, что он не видит причины связывать себе руки в отношении
всякого улучшения русской торговли, что Россия не может
подчиняться другой державе, что Англия не ведет торговли с
Россией “ради ее прекрасных глаз”, что ввиду выгодности ее
англичане будут продолжать ее и без трактата. Наконец, Ма-
картней предложил изменить статью хотя бы таким образом,
239
Кулишер И. М.
чтобы право поощрять мореплавание устанавливалось не для
одной лишь России, а взаимно, против чего русское правитель-
ство не возражало, понимая, что при наличности Навигацион-
ного акта Англии прибавлять нечего в этом направлении и “у
народа в таком почтении и уважении будучи, что... министерст-
во никогда не отважится до него коснуться”. Но слова Макарт-
нея относительно принятия мер к распространению “обоюдно-
го” мореплавания были заменены словами “своего собственно-
го” мореплавания. “Надменность русского двора, — писал он, —
не изменила ему до конца”. Макартнею пришлось согласиться,
и трактат был подписан1. В результате получилось, что россий-
ские подданные обязаны платить те же пошлины с вывозимых
товаров, что и англичане (прежнее постановление), с прибавле-
нием, однако же, что каждая сторона имеет право “делать такие
особливые учреждения, каковые она за благо изобретет к обод-
рению и распространению своего собственного мореплавания”
(ст. 4, абз. 3).
Если не считать этой прибавки, то трактат 1766 г. является
почти дословной копией договора 1734 г. Имеются лишь самые
незначительные изменения и добавления. Например, говорится
об освобождении от постов английских домов в Москве, а не в
Немецкой слободе, так что англичане теперь, очевидно, уже не
были ограничены в отношении проживания за городом, при-
бавлено право подданных обеих сторон свое имущество остав-
лять “по духовным, кому они заблагорассудят, по обыкновению
и законам своих земель” (сг. 14), о том, что банкроты, которые
“упрямятся платить долги свои в казну или партикулярным
людям”, подлежат аресту, пока “большая часть их кредиторов,
как в рассуждении числа, так и превосходства взыскиваемого
ими долгу, не согласится их освободить”. Исчезла и отмененная
уже ранее статья о торговле с Персией, напротив, льготы в от-
ношении шерстяных материй сохранены (ст. 24)1 2.
Трактат был заключен на 20 лет (ст. 25), однако после этого
не был возобновлен, ибо постановления о “вооруженном ней-
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IX. С. 227 — 242.
2 Там же. №394. С. 242 сл.
240
Очерк истории русской торговли
тралитете”, опубликованные Екатериной и направленные про-
тив Англии, вызвали охлаждение между обоими государствами.
В 1789 г. Екатерина заявила о своем согласии заключить новый
формальный коммерческий трактат, не настаивая на включении
в него “нейтральных правил”1. Но лишь казнь короля фран-
цузского объединила короля английского и Екатерину в их от-
ношении к “ненавистной французской нации”. Сближение вы-
разилось в установлении в 1793 г. предварительных условий
относительно продолжения действия трактата 1766 г. Послед-
ний продолжен на 6 лет, причем “стороны обязываются в сие
время заниматься постановлением торгового трактата” (ст. 1).
Кроме того, Россия обязуется распространять на Англию все
выгоды, установленные в ст. 6 указа, изданного при общем та-
рифе 1782 г., согласно которому пошлины в портах Черного и
Азовского морей понимаются на ± указанных в тарифе ставок
(ст. З)1 2.
Трактат был заключен в 1797 г. “во имя пресвятые и нераз-
делимые Троицы” Павлом I и королем английским, “соединен-
ными уже теснейшим союзом”, на 8 лет, причем и в данном
случае отклонения от предыдущих трактатов, в общем, невели-
ки. Наиболее существенно отсутствие упоминания как об обло-
жении русских купцов теми же вывозными пошлинами, что и
английских (впрочем, особых льгот для русских купцов уже не
было), так и о пониженных пошлинах на английские шерстя-
ные ткани, но прибавлено, что “никакого учреждения... не бу-
дет сделано одною из... сторон, в пользу собственных своих
подданных, коим бы не воспользовались подданные другой...
стороны” (ст. 5). Упоминается о консулах: подданные могут
составлять с консулами своими общество и делать между собой
для общей пользы фактории нужные распоряжения, но не про-
тивные законам страны (ст. 25). От постоя освобождены дома
англичан не только в Петербурге, Москве и Архангельске, но
также в Риге и Нарве и черноморских портах3.
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IX. С. 343.
2 Там же. №396. С. 354 сл.
3 Там же. №400. С. 370 сл.
241
Кулишер И. М.
В противоположность широко поставленной торговле англи-
чан товарообмен между Россией и Францией происходил весь-
ма вяло. В 1727 г. было даже упразднено единственное сущест-
вовавшее во Франции русское консульство, а в 40-х годах, под
влиянием столкновения между русским и французским двора-
ми, в течение пяти лет не показался ни один французский ко-
рабль в русских портах. В 50-х годах контракт с двумя фран-
цузами, заключенный относительно вывоза украинского табака,
как будто должен был создать непосредственные сношения ме-
жду обеими странами, тем более что французы рассчитывали
таким путем освободиться от необходимости приобретения вир-
гинского табака у своих “естественных врагов” — англичан. Но
операция, казавшаяся столь выгодной, не кончилась ничем, ибо
французы нашли русский табак плохим. К этому присоедини-
лись разные затруднения, да и англичане делали все от них за-
висящее, чтобы испортить дело, и даже предлагали сами ску-
пить этот табак, хотя сбыт его должен был нанести ущерб их
производившим табак колониям. Таким образом, и эта попытка
оказалась неудачной. Между тем французы жаловались на то,
что введенный в 1757 г. новый таможенный тариф значительно
повысил ставки на те именно изделия, которые привозились из
Франции, как то: галантерейные товары, шелковые материи,
пряденое и крученое золото и серебро и т.д., что он поднял
пошлины на товары, которые были обложены в 6%, до 33%, с
10 до 71%, с 13 до 76 — 83%, с 22 до 78, с 53 до 105. Пошлины
на простые французские вина превышали покупную цену. Мно-
гие товары могли теперь привозить с барышом только контра-
бандисты, закупившие их в Германии. Французские же купцы
или купцы других национальностей, приобретавшие их во
Франции, не в силах были конкурировать с отправлявшимися
за ними в Данциг и Лейпциг русскими купцами1.
Под влиянием этих условий во Франции стало распростра-
няться убеждение, что торговля с Россией невыгодна и что ее
1 Memoire de М. М. Raimbert et Dumidy sur le commerce de Russie en
1756 // Buschings Magazin fur die neue Historic und Geografie. Bd.
IX. S. 123. Memoire sur la situation actuelle du commerce de France en
Russie // Buschings Magazin ftlr die neue Historic und Geografie. Bd.
XI. S. 468.
242
Очерк истории русской торговли
надо предоставить северным народам. Этот взгляд, всеми силами
поддерживаемый голландцами и англичанами, скоро превратил-
ся в одну из аксиом для французов, уверовавших в то, что анг-
личанам и голландцам принадлежат ключи к северным морям.
В результате, читаем в 1758 г. в одной французской записке,
“наши коммерсанты, будучи слишком слабы для производства
обширных операций, ограничились в большинстве случаев им-
портом, столь невыгодным, вследствие необходимости кредито-
вать покупателей на продолжительный срок, как и трудности, а
часто даже невозможности вернуть себе затраченные суммы.
Наши купцы из Парижа, Бордо, Бургони и Шампани и, в осо-
бенности из Лиона занимаются этим уже давно, но многократ-
ный опыт не улучшил дела”. Французские фирмы, находящие-
ся в России, не получают даже комиссионных поручений вслед-
ствие той склонности, которую обнаруживает большинство
наших промышленников и торговцев и даже поставщиков мор-
ского ведомства, обращаться к иностранным представителям,
хотя имеются французские, которые могли бы выполнять эти
поручения. Все это и попадало в руки англичан; французские
фирмы “уже покинули бы страну, если бы одних не удержива-
ли капиталы, ими помещенные, других — надежда на то, что
французскому посольству удастся выхлопотать какое-нибудь
облегчение для торговли”1.
Однако не только французы находили для себя невыгодным
торговать с Россией, но еще более убыточным этот товарообмен
представлялся русскому правительству, ибо, судя по таможен-
ным записям, французский привоз был больше вывоза францу-
зов из России. На самом деле, однако, если привоз в Россию
можно было установить до известной степени, то вывоз во вся-
ком случае скрывался под английскими цифрами. Англичане,
по словам французов, этому всячески содействовали, не пока-
зывая вывоза русских товаров, производимого ими во Фран-
ции, чтобы этим лишить своих противников каких бы то ни
было доказательств в свою пользу1 2.
1 Memoire sur la situation actuelle du commerce de France en Russie.
P. 468.
2 Memoire de M. M. Raimbert et Dumidy sur le commerce de Russie en
1756. S. 125.
243
Кулишер И. М.
Вопрос о соотношении между французским привозом и вы-
возом особенно оживленно обсуждался в 80-х годах. XVIII ст.
в связи с предложением Франции заключить торговый договор,
ибо “в торговле с Россией более всего выгод извлекает Англия,
которая, благодаря торговому трактату с Россией, предостав-
ляющему ей особенные льготы, производит наибольшие оборо-
ты, и оказываемое ею влияние исключает, в сущности, всякую
конкуренцию”1.
Ошибочное представление русских, по словам французского
генерал-контролера Калонна1 2, есть последствие того, что коли-
чество французских судов, перевозящих эти товары, ничтожно
(в 1783 г. одно судно, в 1784 г. — 7 и в 1785-м —10) и самая
торговля между Россией и Францией находится в руках гол-
ландцев3, которые закупают французские товары и перепрода-
ют их в Россию, конечно по более дорогой цене, а затем нагру-
жают там свои суда льном, канатами, кожами, мехами и лесом
и везут их во Францию. Русские не могут усмотреть из своих
таможенных книг, сколько их товаров ввозится во Францию,
так как голландцы объявляют последнюю страной назначения
лишь в том случае, если суда их отправляются туда непосред-
ственно, не заходя ни в какие порты, ни в нидерландские, ни в
иные. Только с установлением прямых сношений между обеими
1 Le Clere. Histoire civile, morale et politique de la Russie moderne.
1783. T. I. P. 14.
2 Калонн приводит слова русских, согласно которым “они видят у
себя в стране много французских товаров, тогда как из таможенных
данных видно, что французы вывозят русские товары лишь в ограни-
ченном количестве”. На самом деле, за последний 1785 г. привоз из
России во Францию равнялся 6,4 млн ливров, вывоз же из Франции в
Россию всего 5,5 млн ливров, так что баланс сводился в пользу Рос-
сии на сумму почти в 1 млн ливров. Еще гораздо больше был перевес
России в 1782 г., когда Франция получила из России товаров на
9,7 млн ливров, а доставила ей всего половину этого количества — на
4,8 млн ливров. Из России во Францию пришло в 1785 г. 140 судов
вместимостью в 25 тыс. т, из Франции в Россию ушло всего 74 судна
вместимостью в 14 тыс. т. Но это все иностранные суда. (Тарле. За-
пад и Россия. 1918. С. 131.)
3 Ср. выше, с. 142.
244
Очерк истории русской торговли
странами это ошибочное мнение исчезнет и русские убедятся в
том, что Франция является выгоднейшим рынком для русской
промышленности. В частности, французский флот будет полу-
чать нужный ему строительный лес из первых рук1.
Французы давно уже добивались заключения торгового до-
говора с Россией, но осуществить это удалось им лишь в
1787 г. Договор отличается обилием статей (целых 47)1 2. Наи-
большее значение среди них имеют те, в которых содержатся
взаимные уступки в области таможенных ставок, хотя и они
касаются лишь немногих товаров. Именно, понижены пошлины
на французские вина и на марсельское мыло, взамен чего
Франция уменьшила ставки на российское полосовое и сорто-
вое железо, на сало и воск3, — в обоих случаях “разумеется
однакож, что сие уменьшение тогда только настоять имеет, ко-
гда сии товары будут привезены на российских или француз-
ских судах” (ст. 12). Кроме того, “взаимные подданные будут
пользоваться означенными преимуществами и изъятиями не
инако, как по доказательствам собственности своих товаров
свидетельствами в надлежащей форме”, и обе державы обязу-
ются запретить своим подданным “употреблять во зло сии вы-
годы, называясь хозяевами кораблей или товаров, им не при-
надлежащих” (ст. 13). И французам дозволено (как англича-
нам) платить пошлины в русской монете (ст. 10), и для них
1 Тарле. Запад и Россия. С. 131 — 132.
2 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. XIII (Франция). 1902. С. 198 сл.
3 На однородных началах заключены Россией в 80-х годах XVIII ст.
торговые договоры с рядом других государств: в 1782 г. с Данией, в
1785 г. с Австрией, в 1787 г. с Неаполитанским королевством и с Пор-
тугалией. Все эти государства выговаривали себе, подобно Франции,
понижение ставок на привозимые в Россию вина (венгерские, неапо-
литанские, португальские), а также (некоторые из них) на оливковое
масло, индиго и табак. Россия же добилась у австрийского правитель-
ства уменьшенных пошлин на меха, юфть и икру, у неаполитанско-
го на те же продукты и, кроме того, на сало, кожи, канаты, полот-
на и железо, у португальского — с досок и леса, с полосового железа,
якорей, ядер и бомб, с пеньки и полотен парусных, фламских, равен-
туха, коломянок, с конопляного масла.
245
Кулишер И. М.
сделана та же скидка на одну четверть при уплате пошлин в
портах Черного и Азовского морей (ст. И). В свою очередь
Франция освободила русские товары, привозимые из южных
портов в Марсель, от пошлины, взимаемой там с иностранцев
(ст. И). Много упоминается в этом договоре о консулах (ст. 7,
14, 15 и др.), наконец, подчеркивается право наибольшего бла-
гоприятствования, на установлении которого настаивала Фран-
ция: даруются взаимно “права свободности и изъятия, каковыми
(в оных) пользуются наиболее приятствуемые народы” (ст. 4);
в отношении разбирательства дел “с ними поступаемо будет на-
равне как с самыми благоприятствуемыми народами” (ст. 5).
Петра интересовало не только Балтийское море, но и Чер-
ное. Однако создать здесь торговлю не удалось не только ему,
но и его преемникам. По договору 1711 г. пришлось возвратить
Турции Азов. По новому договору 1739 г. он был снова уступ-
лен России, но в совершенно разрушенном виде. Россия не
имела права держать на Черном море не только военного, но и
торгового флота. Торговать она могла, но только при помощи
турецких судов, так что торговля не могла развиваться. В
1746 — 1748 гг. во вновь построенный Таганрог вошло всего
38 судов - большинство из них были не более рыбачьих ло-
док. Была сделана попытка учредить торговую компанию из
русских купцов для торговли с Константинополем, но первона-
чально на предложение правительства никто не откликнулся, и
только при вторичном вызове желающих в 1755 г. образовалось
товарищество из трех русских купцов, которое устроило склады
товаров в Темерникове, поблизости от Азова. Но компания
просуществовала всего 6 лет и в 1762 г. была закрыта1. Ее опе-
рации, как впоследствии говорили, составляли “одну только
тень прямой коммерции”.
Попытки русского правительства создать торговлю на Чер-
ном море обратили на себя внимание западноевропейских госу-
дарств, у которых возникла мысль и здесь, как и на Балтий-
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех пор-
тах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех преиму-
щественных узаконений по оной. Т. II. Кн. I. С. 211 сл., 230 сл., 246.
246
Очерк истории русской торговли
ском море, взять эту торговлю в свои руки и завести этим пу-
тем непосредственные сношения с Персией. Особенно заинтере-
совалась этим вопросом Франция, которая на Балтийском море
играла весьма второстепенную роль, здесь же, ввиду обладания
портами на Средиземном море и оживленной торговли с Леван-
том, имела преимущества по сравнению с англичанами. Но все
эти прекрасные планы терпели крушение ввиду нежелания
Блистательной Порты пропускать иностранные суда через Дар-
данеллы. Франция, несмотря на свои дружественные отноше-
ния с Турцией и на оказываемые последней услуги, никогда не
могла добиться этого, и теперь все ее ходатайства оставались
бесплодными1.
В результате торговля на Черном море находилась по-
прежнему в первобытном состоянии. Только в Черкасске соби-
рались русские торговцы, казаки, турки, греки, армяне, и здесь
происходил рынок. Русские торговцы отправлялись раз в год и
в Крым по суше, сбывая там холст, пеньку, канаты, кожи.
Только в 70-х гг. торговля на Черном море сдвинулась с
мертвой точки. Куйчук-Кайнарджийский мир 1774 г. дал Рос-
сии Кинбурн, Керчь, Еникале, так что Россия имела теперь
шесть портов у Черного и Азовского морей, из которых, впро-
чем, Азов и Кинбурн, вследствие недостаточной глубины ис-
ключались из списка, а среди остальных четырех Херсон был
еще только “воздвигнут” и слишком молод, Керчь и Кин-
бурн — опасны для судов. Так что оставался, в сущности, по-
прежнему один только порт — Таганрог. Однако за этим по-
следовало покорение Крыма, которое дало России восемь но-
вых черноморских портов. “Российская коммерция, — пишет
современник, — безмерно одолжена великой Екатерине приоб-
ретением Таврической области со множеством на Черном море
способных портов”. Благодаря этому, мечтает он, Россия
должна стать “центром коммерции между Азией и Европой,
так, чтобы одна ее рука касалась Востока, другая Запада и
учинила бы чрез то невольными себе данниками многие другие
1 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. I. P. 215 ff.
Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. V. S. 278-282.
247
Кулишер И. М.
земли и народы и привлекла бы к себе знатную часть индей-
ских и американских сокровищ”. Идя по стопам великих своих
предшественников, которые открыли иностранцам порты на
Белом море и на Балтийском, Екатерина оповестила всю Евро-
пу манифестом 1784 г. о том, что Херсон, Севастополь и Фео-
досия открыты для всех народов, в дружбе пребывающих с
Россией, и они могут “свободно, безопасно и беспрепятственно
к тем городам приплывать” и “оттуда отплывать или отъезжать
по своему произволению”. Позже, в 1791 г., Россия новым
мирным договором приобрела еще Очаков и новую, удобную
для судов гавань в виде Одессы, которая также была немед-
ленно открыта (в 1794 г.) иностранцам.
Уже в 1774 г. Россия добилась для своих кораблей права
посещать все турецкие воды, а равно проходить через Дарда-
неллы, так что русским судам открыт был путь в Средиземное
море, юг России мог вступить в обмен с Южной Европой. Едва
в Западную Европу проникла весть об этом знаменательном
договоре, как не только увлекающиеся писатели, но трезвые
коммерсанты стали предсказывать революцию в мировой тор-
говле, с энтузиазмом говорить о славном освобождении Черного
моря. В особенности же окрылило мечты французов покорение
Крыма, как и заключение (приведенного выше) русско-
французского торгового договора в 1787 г. Крым в руках Рос-
сии, и Россия тесно связана торговым договором с интересами
Франции. Им уже мерещилась возможность ослабления при
помощи этого трактата, который называли шедевром диплома-
тического искусства, торговли на Балтийском море, отнятия у
Нидерландов посредничества между Россией и Южной Евро-
пой, приобретения Францией такой же роли на Средиземном
море в качестве перевозчика товаров всех наций и комиссионе-
ра их, какой пользовалась Голландия на других морях, и в то
же время недопущения других наций в Черное море.
Но Франция не учитывала и теперь одного — того, что
нужно было для всего этого согласие Порты на проход фран-
цузских судов через Дарданеллы. Она производила все расче-
ты, не спросив об этом хозяина — турок. Как ни блестящи бы-
ли завоевания России, но в этом отношении они ничего не из-
менили. В этом заключалось все различие между ее положе-
248
Очерк истории русской торговли
нием и положением голландцев на других морях, где они могли
свободно распоряжаться. Этим отличалась и деятельность Ека-
терины от политики Иоанна Грозного и Петра. Они могли дей-
ствительно открыть Архангельск и Петербург всем иностран-
цам, Екатерина могла сделать это лишь на бумаге. Какой смысл
было открывать Черное море всем нациям, когда Турция его
закрыла для всех наций? Получалось резкое противоречие.
Одной только Австрии в 1784 г. удалось добиться для своих
судов права прохода через проливы. Но от этого для России
получалось сравнительно мало выгоды — австрийское судоход-
ство делало еще только первые шаги своего развития. Торговля
же с Францией и итальянскими государствами мало подвину-
лась вперед1.
России приходилось рассчитывать на свои слабые силы, на
весьма медленно нарождавшийся русский флот, на малочис-
ленное и недостаточно энергичное русское купечество, привык-
шее первое место уступать иностранцам, идти у них на помо-
чах. Прилагалось много стараний к тому, чтобы “ободрить”
русских купцов. Это ведь была эпоха меркантилизма, когда
государство старалось повсюду пробудить своих подданных,
открыть им глаза, сдвинуть их с места. В 1775 г. был издан
таможенный тариф для черноморских портов, пониженный
“четвертою долею” по сравнению со ставками для прочих гра-
ниц. В инструкции к нему, опубликованной Сенатом, были
указаны товары, на сбыт которых в Константинополе купцы
могли с уверенностью рассчитывать, и вычислены не только
накладные расходы для 28 важнейших видов товаров, но и
верная прибыль с них, доходившая до 50%. В 1766 г. была уч-
реждена русская торговая компания в Константинополе, во
главе которой стоял, впрочем, лишь один русский, другие двое
были англичанин и голландец. Но операции ее развивались
весьма туго, хотя она и получила суда от правительства, а лон-
донские, французские, итальянские фирмы снабдили ее пору-
чениями. Интересами черноморской торговли было отчасти вы-
звано и уничтожение Запорожской сечи, ибо приезжающих в
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. VI. S. 92-112, 144-190.
249
Кулишер И. М.
Крым купцов грабили запорожцы, “в варварстве татарам нима-
ло не уступающие”.
Потемкину было предоставлено право снабжать иностранные
суда русским флагом, и он пользовался этим в широких разме-
рах, давая разрешение всем, кто только его просил. Так что
под именем русских посещали турецкие воды суда, которые
никогда и не видели России. Но это были в немногих лишь
случаях суда, принадлежавшие французским или голландским
купцам, обычно же суда греческие, т.е. собственниками явля-
лись турецкие же подданные. Даже плавание между столь
близко расположенными азовским и черноморскими портами
совершалось лишь в незначительной мере русскими, преимуще-
ственно же греками, но под русским флагом. В 1786 г. на Чер-
ном море плавало около 80 судов под русским флагом и почти
столько же турецких кораблей посетило русские гавани. Все
торговые обороты этих портов в 1785 — 1786 гг. не превышали
1,1 млн руб.1
Обороты всей морской торговли России равнялись в 1773 —
1776 гг. 27,8 млн руб., из коих 25,5 млн приходилось на Бал-
тийское море, а 1,9 млн на Белое море. Но и в 1793 — 1797 гг.
из 76,9 млн руб. всех оборотов 71,3 млн составляла торговля на
Балтийском море, 3,7 на Белом море и всего 1,9 млн на Черном
и Азовском морях. При этом 51 падал на Петербург, т.е. он по-
глощал ровно две трети всей морской торговли России.
Общие обороты русской внешней торговли по всем европей-
ским границам, как морским, так и сухопутным, возросли, по
Шторху, с 29,4 млн в 1773 — 1777 гг. до 81,6 млн в 1793 —
1797 гг., но сухопутная торговля составляла всего 1,6 млн в
первом и 4,7 млн во втором случае. Обнаруживается, следова-
тельно, очень быстрое возрастание торговли по сухопутной гра-
нице — обороты ее увеличились за четверть века в три раза, в
большем размере, чем обороты по морской границе (с 27,8 до
76,9 млн). Но по сравнению с оборотами морской торговли су-
хопутная была совершенно минимальна. Так что еще к концу
XVIII ст. вся наша торговля с Западом совершалась морем,
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. VI. S. 112, 138.
250
Очерк истории русской торговли
именно Балтийским морем, через которое направлялось в 70-х
и в 90-х годах XVIII ст. почти 90% всего товарообмена с Запа-
дом. Только в XIX ст. и торговля на южных морях, с одной
стороны, и сухопутная торговля, с другой, стали постепенно
развиваться.
Наибольшее значение в торговле через сухопутную западную
границу имел товарообмен с Силезией, куда отправлялись ку-
печеские караваны из России (как и из Польши и Венгрии).
Они вывозили произведения страны — юфть, сало, меха, мед и
воск, которые обменивались на изделия Запада — сукно, шелк,
шерсть, нюрнбергские товары. А так как, говорится в записке
бреславльского купечества 1773 г., то, что они привозили, да-
леко не достигало ценности закупаемых ими товаров, то они
снабжали страну значительными суммами звонкой монеты; по-
следняя притекала и вследствие тех расходов, которые они
производили в пути. Если они посещали ярмарки в других
странах, то лишь после того, как они уже посетили нас (Силе-
зию), и только в том случае, если не могли у нас добыть нуж-
ных им товаров. Но и в этом случае они оставляли в Силезии
предназначенную для закупок наличность, а мы им давали век-
селя на другие места. Благодаря этому мы не только извлекали
помещенные в других местах деньги без всякого риска, но
сверх того выручали еще провизию на наших векселях. Нако-
нец, русские и поляки передавали нам закупленные ими товары
для дальнейшей отправки их1. Благодаря этому в стране гос-
подствовало богатство и обилие, всем жилось прекрасно. И
Марпергер в 1714 г. рассказывает по поводу Бреславля, что он
представляет собой непрекращающуюся ярмарку, и что оттуда
ежедневно отъезжает такое число русских, польских и иных
возов, какое трудно найти даже на очень крупной ярмарке1 2.
Кто бы поверил, читаем у Клебера, писавшего в 1788 г., что
одного заячьего меха привозится столько, что он в большом
количестве отправляется еще в Амстердам, Лондон, Лион. Вос-
ку доставляется ежегодно на 400 тыс. талер, но только восьмая
1 Moriz-Eichbom. Las Soli und Haben von Eichborn und Kompagnie in
175 Jahren. 1903. S. 2, 7, 95 ff.
2 Marperger. Schlesischer Kauffmann. S. 487.
251
Кулишер И. М.
часть его остается в стране, все же остальное идет дальше в
Гамбург, Францию, Италию. Русские и мазуры привозят его из
своих лесов на маленьких легких повозках, на которых нет ни
одного фунта железа. Они стоят в Бреславле на площади, про-
дают товары, повозку и лошадь и идут пешком домой. Эта тор-
говля, прибавляет он, именуется экспедиционной в том смысле,
что эти восточные страны (Россия, Польша, Венгрия) добыва-
ют товары из Саксонии, Австрии, Италии, Франции и отдают
часть прибыли бреславльскому купцу за доставку товаров из
этих стран1.
Герман указывает на то, что эта сухопутная торговля достав-
ляет убыток России, ибо привоз больше вывоза, и это, по-
видимому, подтверждается приведенными выше сообщениями о
приливе звонкой монеты в Силезию. Только благодаря крайней
незначительности оборотов по сухопутной границе, общий ба-
ланс наш все же получается, по его словам, активный. Общая
сумма привоза и вывоза России возросла с 22 млн руб. в
1762 г. до 50 млн в 1788 г., причем в последнем году Россия
“выиграла” 5 млн1 2.
На той же точке зрения стоят и другие авторы того време-
ни — они не сомневаются в активности баланса (Фрибе, Гер-
ман, Шторх, Шерер). Напротив, при “изысканиях”, произве-
денных комиссией о коммерции по поводу “унижения” (паде-
ния) вексельного курса, высказывается противоположный
взгляд. Курс нашего рубля на Амстердам, равнявшийся в
1787 г. 39 штиверам, стал затем беспрерывно падать и спустя 6
лет дошел до 221/г штивера, что вызывало сильное беспокой-
ство как среди купечества, так и в правительственных сферах и
неоднократные “рассмотрения”, “особенные доношения” и
“примечания” о причинах падения и “способах возвышения”
его. Образовано было даже в 1793 г. “особенное собрание” для
“отобрания мнений” у “знатнейших” российских и иностранных
купцов и для выслушания их “рассуждений и прений”. “При-
чины” и “способы” указывались весьма разнообразные и мно-
1 Klober. Von Schlesien vor und seit dem Jahr. 1740. Bd. II. Freiburg.
1788. S. 395 ff.
2 Herrmann. Statistische Schilderung von Russland. 1790. S. 446 — 447.
252
Очерк истории русской торговли
гочисленные, причем отчасти уже тогда соображали, что на
вексельный курс влияет не один только торговый баланс, но и
платежи, вызываемые другими обстоятельствами. Обращали
внимание и на нашу задолженность за границей, и на перевод
крупных сумм находившейся за пределами России армии. Но
наряду с этим предлагали “убавить чрезвычайно умножившийся
привоз” предметов роскоши, почему следует “учинить запреще-
ние” привоза “ненужных и роскошных” товаров или по край-
ней мере обложить их “тяжелыми пошлинами”.
При этом уже в 1778 г., когда впервые возник вопрос о век-
сельном курсе, граф Воронцов указывал на то, что хотя, по
таможенным ведомостям, получается выгодный баланс, но, веря
более “практике”, он полагает, что привоз иностранных товаров
гораздо больше показываемого в ведомостях. Это “приватно
известно” лицам “кои на торг наш с некоторым вниманием взи-
рают”.
В 1788 г., когда комиссия о коммерции вновь “вошла в изы-
скание всех обстоятельств”, касающихся сей самой “материи”,
она находила, что с того времени, как за таможнями, особенно
С.-Петербургской губернии, установлено строгое “смотрение”,
так что “ни мало от них не стало чиниться послабления”, в пе-
тербургский порт стали привозить и объявлять в таможне “по
большей части тяжеловесные только товары”, “кои по тяжести
своей к потаенному привозу не удобны”. Товары же дорогие,
служащие “к одной только роскоши”, хотя и выписываются в
Россию и здесь “в продажу производятся”, но о значительном
привозе их в ведомостях не значится, почему “полагать
должно”, что они “входят сюда мимо портов побочными каки-
ми-нибудь путями и едва ли не все с похищением пошлинного
дохода”. Другую причину упадка вексельного курса комиссия
усматривает в “потаенном через пограничные таможни провозе
сухим путем” из того самого Бреславля, о котором мы выше
упоминали, как и из Лейпцига. И эта торговля “умножается и
едва ли не пожирает нарочитую часть баланса нашего по тор-
гу”. Развитие контрабанды, по мнению комиссии, “доказывает-
ся великим числом денег, которые в биржевые дни нередко пе-
ревозятся за море посредством векселей”.
253
Кулишер И. М.
Наконец, и “особенное собрание” 1793 г., рассмотрев “со
вниманием” “оригинальные подносимые от знатнейших купцов
примечания”, утверждало, что курс “унизился” из-за “неожи-
данного происшествия” с русским торговым балансом, который
является пассивным даже по ведомостям. Но пассивность его
гораздо значительнее, чем о том сообщают “таможенные
бумаги”, ибо туда не вошли деньги за “бриллианты и всякие
дорогие каменья и жемчуга, по почте сюда во множестве при-
сылаемые”, как и за “великоценные товары”, привезенные “по-
таенными дорогами”. Таким образом, таможенным ведомостям
придавалось мало доверия, напротив, серьезное значение при-
писывалось контрабанде, создающей неблагоприятный торго-
вый баланс1.
В 1794 г. президент Коммерц-коллегии, известный поэт
Державин, обратил внимание на то, что в этом году баланс на-
шей внешней торговли показан в ведомости на б1/^ млн ниже
баланса предыдущего года, что означает увеличение ввоза ино-
странных товаров. От увеличившегося привоза надо было бы
ожидать повышенных таможенных поступлений, но оказывает-
ся, что это не имело места. При выяснении этого противоречия
и недоумения коллегия нашла, что балансовые ведомости вовсе
не свидетельствуют об истинном состоянии торговли, а в основе
их лежит крупное таможенное злоупотребление, ибо привозные
товары, в особенности те, с которых берется пошлина с цены,
оцениваются гораздо ниже их стоимости. Если же всем ино-
странным товарам “дать истинную цену”, то выйдет, что “ба-
ланс иностранный вряд ли пред нашим не преимуществует”,
т.е. получается пассивный баланс, не говоря уже о “воровском”
“похищении” пошлины1 2.
1 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле в царствование Екатерины II. С. 99, 115—116, 149—150.
2 Там же. С. 189—192.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
{Предметы привоза и вывоза
в ст.
Среди вывозимых за границу товаров, по Шторху, первые
места занимают пенька (в 1793 — 1795 гг. в среднем вывезено
3 млн пуд. на 8,5 млн. руб.) и лен (1,3 млн пуд. на 5,3 млн
руб.), экспорт которых распределяют между собой почти по-
ровну Петербург и Рига, и железо (3 млн пуд. на 5 млн руб.),
на 4/з полосовое железо, причем железо вывозится почти ис-
ключительно на Петербург; небольшая часть его вывозится на
Таганрог, в южных портах ему принадлежит второе место в
области экспорта (первое — хлебу), идет оно туда из Сибири.
Не меньшее значение имеет и экспорт сала (1,1 млн пуд. на
4,7 млн руб.), вывозимого главным образом из Петербурга, но
также из Архангельска. За этими четырьмя товарами следует
холст, в особенности фламское полотно, идущее на рубашки
неграм в Вест-Индии и Южной Америке, и равендук, из кото-
рого выделываются паруса; вывоз обоих сильно возрос со вре-
мени войны североамериканских колоний за независимость (в
1758—1762 гг. в среднем 3,9 млн аршин, в 1793 — 1795 гг.
13,5 млн), причем он совершается почти целиком на Петербург.
Далее хлеб в зерне (в 1793 — 1795 гг. в среднем 403 тыс. четв.
на 2,9 млн руб.) — вывозится больше всего из Риги, в послед-
ние годы растет вывоз его из Таганрога — на Черном море он
играет первую роль в области вывоза. Пшеница-арнаутка выво-
зится из Харьковской, Воронежской и Новороссийской губер-
ний гужевым путем в Таганрог; в качестве обратного груза
здесь фигурируют вино, бумажные ткани и соленая рыба.
Обычно отправителю судна или его доверенному в Таганроге
приходится по прибытии туда судна отправлять людей для за-
255
Кулишер И. М.
купки зерна в деревнях, потому что в портах нет хлебных мага-
зинов для хранения зерна.
Из кож экспортируется главным образом юфть (в 1793 —
1795 гг. в среднем 139 тыс. пуд. на 2,6 млн руб.), притом почти
исключительно из Петербурга; много вывозится леса — бревен,
балок, мачт — прежде всего из Риги, экспортирующей в осо-
бенности дуб всех сортов. Лес везется к портам из отдаленных
мест, транспорт продолжается обычно два года, а часто и
дольше при мелководье или иных препятствиях. Торговцы ле-
сом вынуждены поэтому для иностранного спроса постоянно
держать значительные запасы леса; им приходится с владель-
цами лесов заключать контракты на 2 — 3 года вперед, причем
третья часть уплачивается немедленно, остальное постепенно,
по мере доставки. Когда лес приходит в Ригу, он уже давно
оплачен, и при расчете нередко оказывается, что владелец или
поставщик леса еще должен купцу. Последний вынужден, та-
ким образом, уплачивать крупные суммы авансом, но этот риск
возмещается растущей уверенностью в сбыте и оживлением су-
доходства. Число судов, приходящих на Ригу за лесом, состав-
ляет от 300 до 400 в год, причем для экспорта мачт годятся
только большие суда. Вывоз леса вносит жизнь и в отдаленные
местности, не знающие никаких иных промыслов, кроме лесно-
го, и увеличивает циркуляцию денег вследствие крупных сумм,
затрачиваемых на транспорт леса. Эти расходы втрое превыша-
ют цену леса на месте. Лес, который на месте стоит 58 тыс. руб.,
продают иностранному покупателю за 329 тыс. руб., т.е. в 6 раз
дороже, ибо к 58 тыс. присоединяются 173 тыс. расходов за
перевозку, 52 тыс. вывозных пошлин и 46 тыс. прочих расхо-
дов, процентов за капитал и барыш торговца. Так что половина
всего затрачиваемого капитала идет на расходы, и сумма, рав-
ная покупной стоимости на месте, идет в казну.
Вторую группу составляют следующие товары, вывоз каждо-
го из которых превышает 300 тыс. руб. Пеньковое и льняное
семя (1,4 млн руб.), вывозимое из Риги. Сукно, именно грубые
деревенские ткани, вамал (1 млн руб.), идущие по сухопутной
границе из Риги в Литву и Польшу. Пеньковое и льняное масло
(231 тыс. пуд. на 702 тыс. руб.). Канаты не только для прихо-
дящих судов, но и по заказам из Америки, Лиссабона, Копенга-
256
Очерк истории русской торговли
гена (143 тыс. пуд. на 459 тыс. руб.). Свиная щетина (21 тыс.
пуд. на 448 млн руб.). Рыбий клей (4 тыс. пуд. на 421 млн
руб.), вывозимый почти исключительно на Петербург и глав-
ным образом англичанами, которые пользуются им при выделке
пива и портера, а также сбывают его испанцам, португальцам и
французам для прибавления его к вину. По опубликованному
английской факторией в Петербурге списку экспортированных
товаров, вывезено было на английских судах в 1753 — 1768 гг.
1—2 тыс. пуд. белужьего клея, а в конце 80-х годов по 4 тыс.
пуд. (в 1788 г. даже 6850 пуд.). Поташ (121 тыс. пуд. на
388 тыс. руб.). Меха (355 тыс. руб.), экспортируемые главным
образом сушей в Турцию (вероятно, много контрабандой, не-
смотря на невысокую пошлину), где они являются важнейшим
объектом русского привоза и излюбленным предметом роскоши,
признаком не только богатства, но и знатного и высокого по-
ложения. Вывозится соболь, который носит султан в торжест-
венных случаях; горностай, предназначенный для женского
платья и для богатых турок, по словам Шторха, праздно сидя-
щих целый день на диване и поглаживающих свою бороду или
горностаевые хвостики; белки, черные лисицы, которые имеют
право носить только паши; меха неродившихся ягнят, идущие
на шапки знатным грекам, господарям Молдавии и Валахии и
драгоманам. Торговля мехами находится всецело в руках Рос-
сии, и попытка англичан заменить русские меха канадскими не
удалась. Воск и восковые свечи (17 тыс. пуд. на 346 тыс. руб.),
вывозимые главным образом из Петербурга, частью из Архан-
гельска и Риги, в Италию и другие католические страны. Мыло
(60 тыс. пуд. на 254 тыс. руб.), зола и деготь (291 тыс. пуд. на
248 тыс. руб.).
Наконец, гораздо меньшее значение имеют такие товары, как
икра (38 тыс. пуд. на 188 тыс. руб.), вывозимая частью Бал-
тийским морем, в особенности на Петербург, частью Азовским
из Таганрога, преимущественно в Италию и Константинополь
(в последние годы ее стали вывозить в большом количестве
англичане); как сальные свечи (на 181 тыс. руб.), рогожи (на
178 тыс. руб.), рыбий жир (на 109 тыс. руб.), отправляемые на
Архангельск; как масло коровье (на 157 тыс. руб.), идущее
почти исключительно через Таганрог, Евпаторию и Херсон в
257
Кулишер И. М.
Турцию, где рынок может поглотить гораздо большее количест-
во; оно закупается в самых различных районах, даже приво-
зится в Таганрог из Сибири, где его растапливают, в Таганроге
стоит 7 руб. пуд, а продается в Константинополе за 20 руб., так
что на нем экспортер зарабатывает еще больше, чем на хлебе1.
Специально для Петербурга, вывоз которого составляет к
концу XVIII ст. 60% всего русского экспорта морем и сушей,
Фрибе дает следующие цифры за 1795 г.1 2:
Из них на
Всего английских
судах
Железо тыс. пуд. 2458 2025
Пенька — » — 1690 1153
Сало — » — 995 584
Лен — » — 486 437
Пеньковое масло — » — 270 —
Юфть — » — 116 4
Канаты — » — 78 12
Поташ — » — 74 15
Сальные свечи — » — 61 2
Мыло — » — 41 —
Свиная щетина — » — 29 27
Подошвенная кожа — » — 21 —
Воск — » — И 4
Белужий клей 7 5
Конский волос 5 —
Бревна тыс. шт. 2651 261
Заячьи меха 449 57
Рогожи 277 17
Холст тыс. арш. 2226 1847
Пшеница тыс. четв. 43 16
Льняное семя 64 57
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. VIII. S. 134-212.
2 Friebe. Uber Russlands Handel, landwirtsch. Kultur, Industrie und
Produkte. Bd. II. № 11. S. 185.
258
Очерк истории русской торговли
Как видно из этих данных, экспорт важнейших товаров, как
железо, пенька, лен, щетина, клей, лес, холст, льняное семя,
шел главным образом через руки англичан. Второе место зани-
мали в экспорте некоторых товаров — железа, холста — Со-
единенные Штаты, канатов они более, чем кто-либо, вывозили.
В других случаях большее значение имел экспорт в Любек, Да-
нию или Пруссию. Так, Любек играл первую роль в вывозе
сальных свечей, мыла, пенькового масла, воска, поташа, рыбь-
его клея, парусного холста, вывозил и много хлеба. Канаты
направлялись, кроме Америки, также в Португалию, юфть в
Италию, холст и конский волос — в Данию.
Главное значение, как мы видим, в экспорте имели, как и в
предыдущую эпоху, предметы сырья, произведения скотоводст-
ва, рыболовства, охоты, лесоводства. Но к ним присоединяется
вывоз холста, канатов, мыла, деревенского сукна, железа. Все
эти товары вывозились и в XVII ст., только вывоз холста, в
особенности же железа теперь значительно возрос. Англия в
особенности вывозила мешочный холст, фламское полотно, ра-
вендук, беленый холст, полотно скатертное; последнее приобре-
тала и Америка. Столь же сильно нуждалась Англия в нашем
железе. Как указывает В. И. Покровский, средний ежегодный вы-
воз фламских и парусных полотен и равендука составлял в пя-
тилетие 1758 — 1762 гг. 77 тыс. кусков и возрос в 1793—1795 гг.
до 251 тыс., но уже в 1800—1813 гг. снова понизился до 212
тыс. кусков1. По Семенову, он еще в 1802 — 1804 гг. был выше
вывоза 70-х годов (259 тыс. кусков вместо 183 тыс.), но затем
стал падать. По мере распространения на Западе машинного
производства льняной пряжи, как и замены полотна бумажны-
ми тканями, русские изделия должны были вытесняться ино-
странными1 2.
То же произошло и с железом. Англия импортировала в
1737 г. железа 200 тыс. тонн, импорт железа во Францию со-
ставлял в 1787 — 1789 гг. в среднем около 6 млн ливров, из
1 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Под ред. В. И. Покровского. Т. 1. 1902. С. 286.
2 Семенов. Изучение исторических сведений о российской внешней
торговле и промышленности. Т. III. 1859. С. 97.
259
Кулишер И. М.
России ввозилось на 420 тыс. ливров1. Из материалов Ком-
мерц-коллегии видно, что вывоз железа с 1760 г. до конца сто-
летия непрерывно возрастал: в 1762 г. 1158 тыс. пуд., в 1766 г.
2335 тыс. пуд., в 1773 г. 2744 тыс. пуд., в 1779 г. 3 млн, в 1794 г.
3,9 млн пуд. Однако, в начале XIX ст. в среднем отпускалось
уже всего (за 1800 — 1814 гг.) 1,8 млн в год, в 1814 — 1824 гг.
1,3 млн1 2. Блестящее развитие английской металлургической
промышленности, работавшей с конца XVIII ст. на минераль-
ном топливе, сделало и русское железо для Запада излишним3.
Большую роль играли в XVIII ст. и русский лес, смола, де-
готь, пенька в странах с развитым кораблестроением. Франция
ввезла этих товаров в 1787—1789 гг. в среднем на 9 млн лив-
ров, причем 3,5 млн приходилось на Россию. Англия уже в
1716 г. импортировала их на 197 тыс. ф. ст. из России, но за-
тем в течение XVIII ст. этот импорт еще более повысился4. И
вывоз леса, достигавший в конце XVIII ст. Р/г млн руб., затем
стал падать, в особенности вследствие войн, но и после прекра-
щения их лишь медленно увеличивался, не доходя еще до циф-
ры конца XVIII ст. (в 1814 — 1819 гг. в среднем 1,3 млн руб.)5.
Таким образом, развитие экспорта всех этих товаров явля-
лось лишь кратковременным; в особенности же вывоз промыш-
ленных изделий, полотна и выделанных кож (юфти)6, а также
железа, возраставший в течение XVIII ст., вскоре снова упал
до незначительных размеров.
1 Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 2. 1921.
S. 1021-1022.
2 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. 235.
3 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. V. Гл. III.
4 Sombart. Op. cit. S. 1024.
5 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. 130.
6 Вывоз юфти, которая также играла важную роль в нашем экспорте,
притом уже с XVI ст., начал падать уже во второй половине XVIII ст.
— с 204 тыс. пуд. в 1749 г. до 140 тыс. пуд. в 1778— 1780 гг. и до 112
тыс. в 1790—1792 гг. (Сборник сведений по истории и статистике
внешней торговли России. Т. 1. С. 183).
260
Очерк истории русской торговли
Вывоз хлеба, который впоследствии приобрел столь крупное
значение, стал расти лишь в XIX ст. В предшествующем веке
вывозилось в 1717 — 1719 гг. в среднем 32 тыс. четвертей, в
1758 — 1762 гг. 70 тыс. , в 1778 — 1798 гг. 400 тыс., но в 1788 —
1792 гг. всего 233 тыс. четв. Напротив, в 1801 — 1806 гг. вывоз
хлеба равнялся 2,2 млн четв., а в 1816 — 20 гг., после временно-
го сокращения вследствие войн, 3,2 млн1.
Семенов приводит следующие цифры нашего привоза во
второй половине XVIII ст. по главнейшим товарам (в тыс.
руб.):
1749 1758 - 17601778 - 17801790 - 1792
в средн. в средн. в средн.
Вина, водки, портер 644 946 1332 1777
и пиво
Сахар 321 691 1222 3789
Кофе 71 139 244 631
Чай 4 17 28 399
Фрукты 152 145 397 787
Соль 226 562 486 524
Шелк-сырец 24 И 455 986
Красильные вещества 778 317 547 1486
Ткани шерстяные 1375 1578 2592 4588
Ткани шелковые 327 802 697 1546
Ткани бумажные 186 461 812 2582
Как мы видим, на первом плане стоят предметы роскоши
(свыше И млн в 1790—1792 гг.): вина и водки (о значении вы-
воза вин к нам можно усмотреть из того, что во всех торговых
договорах, заключенных нами в конце XVIII ст.1 2, выговорено
понижение пошлин в России именно на вина), сахар (тростни-
ковый, безусловно предмет роскоши в то время), чай и кофе
(доступные и значительно позже только высшим классам, по-
1 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. 3 — 4. Семенов. Изучение исторических сведений о рос-
сийской внешней торговле и промышленности. Т. 3. С. 73 — 74.
2 См. выше, с. 245 сн.
261
Кулишер И. М.
требление их, как показывают приведенные цифры, развива-
лось лишь очень медленно), ткани шелковые и бумажные — и
последние составляли предмет роскоши, будучи еще изготов-
ляемыми ручным способом. К предметам роскоши следует от-
нести и южные плоды — из Турции, Италии, Франции, Испа-
нии. Шерстяные ткани, среди них главным образом сукно (в
1790— 1792 гг. на 3,3 млн), предназначались частью для армии,
потребность которой не могла еще удовлетворяться собствен-
ным производством, частью состояли из высших сортов сукна,
привозимых для богатых слоев населения. На третьем плане
стояло сырье и вспомогательные материалы (2,5 млн) — шелк-
сырец и краски (индиго, сандал, кошениль).
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Меры торговой политики при
Л'етре I и Екатерине II1
“Торговля — мое дитя”, — говорила Екатерина II. И она, и
Петр Великий исходили из того, что “торговля верховная обла-
дательница судьбины человеческого рода”, почему “прилежать
к ней” “есть дело самых высочайших особ достойное”. Екате-
рина сама участвовала в созданной для торговли со Средизем-
ным морем компании Владимирова, “опекунство” над которой
было поручено генералу Мордвинову. Желая создать “знатную
коммерцию”, она учредила “многие регламенты и учреждения,
“относящиеся до коммерции”, в частности, ею “учинены” с
другими державами “купечественные трактаты” “на выгодных
кондициях”. Словом, они подражали европейским государст-
вам, которые “коммерцию свою весьма распространили и в
лучшее привели состояние”. В сочинениях того времени об “ис-
правлении купечества и торговли” говорится о необходимости
облегчения “судового хода” и “кораблеплавания”, об учрежде-
нии “особливой страховой компании”, о создании “надежного
развоза” продуктов, об “устройстве медных банков для транс-
порту денег билетами” и многом другом, служащем к “великой
пользе коммерции”1 2.
1 Мы касаемся здесь только торговой политики Петра и Екатерины, не
затрагивая мер, принятых в отношении промышленности, как в обще-
го характера их экономической политики, ибо на том и другом (сопос-
тавляя с Западом) останавливаемся подробно в другой книге: Кули-
шер. Очерк истории русской промышленности. 1922. Гл. VIII. (См.
наст, изд.)
2 См.: Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней
торговле в царствование Екатерины II. С. 34, 47, 59, 278.
263
Кулишер И. М.
Однако авторы их признают, что помимо “невозможности
развозу на российских судах товаров”, ибо “собственные рос-
сийские купецкие корабли еще таковы”, что вследствие “худого
своего строения” и малости их “они для океана вовсе ненадеж-
ны”, препятствием приведению торга в “цветущее состояние”
являлись инертность и невежество русских купцов, а также от-
сутствие “единодушности” в купечестве и его “бескапиталь-
ность”. Русские купцы “не весьма тщательны ко внешней тор-
говле”, они отличаются “всегдашним несогласием”, “разномыс-
лием и великой между собой ненавистью, что всего удобнее
видеть можно на ярмонках, где богатые купцы угнетают мало-
мочных, а сии последние понижением цен на свои товары и
другими разными злоумышленными обманами делают подрыв
богатым”. Этим они “приводят себя в оскудение”, будучи “по-
добны птицам, которые, найдя кусок хлеба, до тех пор одна у
другой его отнимают, пока, раскроша на самые мелкие крупин-
ки, смешают их с песком или с землею и совсем растеряют”.
“Весьма мало, да почти и совсем нет, — читаем в одном рассу-
ждении 1762 г., — у нас в купечестве хороших капиталов, ко-
торые в состоянии были бы знатные с иностранными государст-
вами торги отправлять”. В России считается “не с большим
двести тысяч торгующих”. “Довольно известно”, что “из того
великого числа” большинство “купецкое токмо звание на себе
несут” и “пропитание себе получают не купечеством, но бур-
лацкою и протчею черною работою или такими торгами и про-
мыслами, которые и к купечеству причислить стыдно”. Помимо
них да еще “лавочников и сидельцев, которые, кроме гораздо
знатных в иных государствах и в число купцов не ставятся, ос-
танется самая малая часть людей, кои по настоящему купече-
скому званию себя и дела свои ведут”. Точно так же “если мы
рассмотрим, — говорит князь Щербатов, — капиталы купцов,
продающих товары при портах и покупающих оные, то ясно
увидим, что у купечества нашего нет довольно капиталов, дабы
своими собственными капиталами торг сей производить”. Это
подтверждали и иностранцы — английский посланник в 1782 г.
сообщал своему правительству, что в России нет ни значитель-
ных купцов, ни банкиров, ни вообще денежных людей.
Чулков перечисляет 150 московских “капитальных” купече-
ских домов, которые обанкротились “большею частью от нера-
264
Очерк истории русской торговли
зумения, от нерадения и от недержания купеческих книг или
незнания генеральной купеческой науки”. “Вот, — прибавляет
он, — следствия пренебрежения необходимых в коммерции
правил, которых в иностранном европейском городе последо-
вать столь много и вдруг не может”. К этому присоединялись и
“бываемые в российских товарах обманы”, и “непорядочная
торговля”, и презрение к русским со стороны иностранцев:
“Когда иностранный купец стоит с русским, то кажется, что он
стоит со своим слугою, и обращается с ним свысока”. “Разве я
не грек, что я не могу обманывать”, — заявляют, по словам
Шерера, писавшего в 1788 г., русские купцы.
Отсюда они не имеют кредита в других государствах, да со-
мнительно, чтобы они имели его и в своем, а между тем “кре-
дит — душа коммерции”. “Купечество наше, — говорит один
автор 90-х годов XVIII ст., — чрез свои обманы давно потеря-
ло свой кредит у иностранных, которые их упрекают, что они в
канаты вмешивают паклю, в клей загибают сомовину, в паюс-
ную икру закладывают каменья и дресну, в соленое мясо кла-
дут головы с рогами, ноги с копытами и другие подобные сему
делают подлоги”. По его словам, в одной бочке с икрой, про-
данной голландцам, оказался даже “целый мертвый калмык”1.
По всем этим причинам давнишняя мечта — “вывоз в чужие
государства отнять у чужестранных купцов и отдать то сво-
им” — и к концу XVIII ст. не могла быть осуществлена. Еще в
первой половине XVIII ст. один из прожекторов тоскливо во-
прошал: “Какие способы употребить, чтобы освободить русских
купцов от такой зависимости?” Но и в 70-х годах оказывалось,
что русские купцы “не имеют никакой охоты, ни склонности” к
торгу “без посредства чужестранных здесь купцов” в отдален-
ные другие государства и нимало о том “не помышляют”. И
теперь еще раздавались жалобы на то, что иные товары к нам
поступают из четвертых рук, и один из авторов того времени
1 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. I. P. 86 сл.
Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех пор-
тах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Фирсов. Правительство и обще-
ство в их отношениях к внешней торговле в царствование Екатери-
ны II. С. 9, И, 45.
265
Кулишер И. М.
говорил о русской торговле как о “гордиинском узле”, для раз-
решения коего необходим “вождь, который бы к тому прямой
путь показал”, ибо она “поныне производится за море по боль-
шей части чрез чужие руки и на чужих судах”. По словам Теп-
лова, купцы русские “по сие время ничто иное, как прямые на-
емщики или, лучше сказать, извощики купцов иностранных”.
С громовой речью против купечества выступил кн. Щерба-
тов в Екатерининской комиссии 1768 г. по составлению нового
уложения. Намерения Петра, говорит он, вовсе не состояли в
том, чтобы русское купечество вело торговлю не только не вы-
ходя за границу, но даже из своего города. Петр старался раз-
вивать внешнюю торговлю России, но отвечали ли русские
купцы таким попечениям? Учредили ли они конторы в других
государствах? Имеют ли корреспондентов для узнания, какие
куда потребны товары и в каком количестве? Посылали ли они
своих детей учиться торговле? Нет! Они ничего этого не сдела-
ли. Неудивительно при таких условиях, что крестьяне отнима-
ют у них торговлю. Пусть взглянут они, — продолжает Щерба-
тов, — на плодоносную Россию. Они увидят со всех стран све-
та прочие части вселенной, отверзающие врата русским
произведениям, лишь бы только были охотники, которые по-
желали бы брать чужестранные сокровища за наши продукты.
Иностранцы приезжают в наши порты за нашими товарами и
“тем обогащаясь сами, обогащают и нам”. Но насколько бы
прибыток этот умножился, если бы мы сами возили наши това-
ры в чужие края и на промен брали бы чужестранные товары
из первых рук. И не стыдно ли, — прибавляет он, — нам,
здесь собранным россиянам, слышать, что гамбургцы и гол-
ландцы, будучи отдаленнее от Ледяного моря, чем мы от Колы,
на 15 или на 18 градусов по прямой линии, кроме обхода Нор-
вегии, приходят бить китов и получать себе прибыль почти у
наших берегов, несмотря на то, что вооружение судов и дого-
воры с матросами обходятся им весьма дорого... Как же было
бы прибыльно русским купцам предпринять такой торг и по
близости места, и по дешевизне найма матросов. Вот истинные
ключи богатства купцов... Действительная польза отечества со-
пряжена с их обогащением1.
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии для
сочинения проекта нового уложения. Т. II. С. 64 — 65.
266
Очерк истории русской торговли
Щербатов был вполне прав. Доказательство тому образ дей-
ствия архангельских купцов. Торговля их была стеснена ис-
ключительной привилегией графа Шувалова на беломорские
сальные промыслы, действовавшей до 1768 г. По истечении
срока ее была объявлена “торговля вольная” на сало и кожи
морских зверей, треску и иную рыбу, но отпуск за границу
этих продуктов предоставлен одним лишь мещанам и купцам
Архангельского посада на 10 лет — за отсутствием у Архан-
гельска других товаров, “свойственных сему месту для торгу
своего за море”. Как же использовало архангельское купечество
эту “великую милость”? Оно ознаменовало получение привиле-
гии торжеством с “пированием” и маскарадом. Но на большее у
него пороху не хватило. Один из первостепенных купцов пред-
ложил, правда, “себе подобным богачам” скупить все сало и
отпустить его за море на собственный счет, но те предпочли
войти в соглашение с иностранцами и отпустить сало хотя и
под своим именем, но на счет иностранных купцов, иначе гово-
ря, продали свое имя иностранцам, не получившим права на
сальный экспорт... Его примеру последовали остальные купцы:
каждый из них стал “по своей дороге искать и ловить за про-
дажу своего имени частную прибыль от иностранных по 5 коп.
с пуда за отпуск сала за море на счет иностранных”. Иначе го-
воря, получив столь ценную привилегию, архангельское купе-
чество и не думало использовать ее для создания самостоятель-
ного экспорта за границу, а эксплуатировало ее лишь путем
переуступки ее иностранцам. Такое обложение в свою пользу
экспорта за право пользоваться именем местных купцов явля-
лось для последних наиболее упрощенным способом наживы,
но самая торговля и львиная доля барышей оставались по-
прежнему в руках иностранцев1.
Неудивительно при таких условиях, если депутат Екатери-
нинской комиссии от Коммерц-коллегии Меженинов в целях
покровительства купцам, “кои в чужие державы на свой счет
торговать будут”, предлагает такого рода льготу, семьи их ос-
вобождаются от “служб, поборов, налогов и тягостей”, в купе-
1 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле в царствование Екатерины II. С. 272 — 275.
267
Кулишер И. М.
ческой банке прежде всего должно “удовольствовать их”, в
случае же “оскудения в торгах” они должны быть определяемы
в директоры над таможенными сборами. Ободрение их доходит
до предоставления им права покупки малолетних, которые
должны быть обучаемы “навигации” в штурманской конторе, а
затем употребляемы купцами к мореплаванию; или же следует
брать детей у бедняков последней гильдии и, обучив их, разда-
вать торгующим за море купцам. Вот какие экстраординарные
льготы необходимы были, чтобы побудить русских купцов к
самодеятельности, но и они были тщетны.
Меженинов советует далее учредить в чужестранных торго-
вых городах агентов, консулов и факторов из рижских и ре-
вельских купцов, знающих коммерцию, а также для обучения
коммерции посылать купеческих детей в чужие края.
Последнее предложение новизной не отличалось, хотя его и
приходилось каждый раз повторять. Уже при Петре, вследст-
вие незнания русскими купцами иностранных языков и полного
незнакомства с характером и условиями торговли с Западом,
послано было 12 купеческих сыновей из Москвы и Архангель-
ска в Голландию и Италию для изучения в тамошних предпри-
ятиях торговли и итальянской бухгалтерии. Затем в 1723 г. ве-
лено было всегда содержать 15 человек для этой цели за грани-
цей таким образом, чтобы по возвращении одних отправлялись
следующие. Впоследствии, при Екатерине II, указывалось на
то, что это повеление Петра без исполнения оставлено и что
русская торговля была бы в совершенно другом виде, если бы
оно тогда же было выполнено. Теперь вновь предлагалась эта
самая мера. В одном докладе 1761 г. рекомендуется отправить
уже только 5 или 6 (а не 12 —15) человек, взяв из лучших тор-
говых фирм сыновей владельцев или приказчиков, в различные
места Европы: Гамбург, Амстердам, Лондон, Бордо, Лиссабон и
Кадикс. Владельцы должны их послать на свой счет для обуче-
ния торговле, но необходимо, чтобы правительство со своей
стороны присоединило к ним 2—3 лиц в качестве инструкто-
ров.
Этим путем автор, по-видимому, рассчитывал не только обу-
чить их бухгалтерии и ведению торговых операций, но и уста-
новить связь с иностранными фирмами (ибо на Западе ни одно-
268
Очерк истории русской торговли
го имени русского купца не слышали), создать русскому купе-
честву кредит и вообще бороться с приемами иностранцев, вся-
чески дискредитирующих русских купцов за границей и подры-
вающих доверие к ним1.
Действительно, в 1764 г. Екатерина, которая говорила: “Я
бы желала, чтобы мой народ сделался промышленником”, ве-
лела “взять подписки с знатнейших первостатейных купцов, не
пожелают ли они кого из своих детей... послать в чужие госу-
дарства для пользы отечества и своей собственной”. Ссылаясь
на указ Петра, она прибавляла, что считает “за самонужнейшее
и полезнейшее дело" для купца “сына своего в контору купече-
скую посадить на несколько лет для приобучения теории и
практике купеческой”, особенно в английских и голландских
торговых городах. Похвальное дело совершит отец, который
“не пожалеет капитал употребить” на это дело, или кто, будучи
“уже в возрастных летах”, сам захочет “путешествовать в луч-
шие и славнейшие коммерческие государства”.
Но указ этот вызвал довольно слабый отклик. Были, правда,
отдельные лица, которые пожелали приобрести “существитель-
ное купецкое познание”, “от чего впредь происходить может
государственная польза”, и с этой целью отправиться в “вояж”,
в расчете найти за границей что-либо “примечательное” и в на-
дежде, что иностранное купечество пожелает российскому “от-
крыть в том знание”. Однако и эти лица обычно желали со-
вершить “вояж” не на “собственный кошт”, а будучи посланы
казной, “куда признано будет за способное”. В 1766 г. и был
сделан “опыт просвещения такого рода на казенный счет”, при-
чем все свелось к приказу выбрать в Архангельске двух детей,
“лучших ежели можно домов”, 11 — 12 лет, детей “доброй на-
дежды и не совсем испорченного воспитания”. Екатерина при-
писала: “А выберите с волею отцовскою, а не против желания
сих”. Они были отправлены в Лондон для обучения в англий-
ских конторах. Но этими двумя купеческими мальчиками дело
и ограничилось1 2.
1 Memoire sur le commerce de Russie. 1761. P. 452 — 453.
2 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле в царствование Екатерины II. С. 166—171.
269
Кулишер И. М.
Создан был “план воспитательного училища из купеческих
детей для коммерции”. В комиссии по сочинению нового уло-
жения депутат от Архангельска мотивировал необходимость
учреждения такого училища тем, что Россия “лишается искус-
ных негоциантов, каковыми просвещенная Европа наполнена
будучи, всегда имеет верх одерживать в своих прибытках и то-
го ради Россия может уподоблена быть такой мануфактуре, ко-
торая, имея хорошие материалы, а неисправные инструменты,
не может достигнуть совершенства”. Училище должно выраба-
тывать “доброго купца и доброго гражданина”. Другой депутат,
указывая на то, что в купеческих семьях оставшиеся после
смерти родителей малолетние, пришедшие в возраст, проматы-
вают отцовское наследство по причине худого своего воспита-
ния, предлагает назначать к таким малолетним достойных лю-
дей в опекуны и обучать их нужным купцу наукам.
Но все это были пока только пожелания, планы будущего.
Идея “купечество привести в познание” лишь весьма медленно
проникала в толщу торгового класса.
В другом направлении торговая политика обнаруживает при
Екатерине существенную перемену, отказ от прошлого. К числу
тех “принципий”, которыми Петр имел в виду “возвысить”
коммерцию, принадлежало правило: торговать купецким людям
так, как торгуют в иных государствах, — компаниями. От это-
го должно было получиться и “распространение торгов”, и
“казны пополнение” — последнему придавалось особенное зна-
чение. И эта мера, подобно другим, была, следовательно, заим-
ствована с Запада. Еще в 1698 г. голландец Небель проектиро-
вал устроить компанию для эксплуатации северных рыбных и
звериных промыслов, но не достиг своей цели. В 1713 г. Сал-
тыков предлагал царю “велеть во всех губерниях учредить ко-
лонии или компании торговых людей и тем компаниям с при-
нуждением велеть торговать в иные государства”, со “вспомо-
жением” от казны. Здесь мы имеем компании для торговли за
море, притом с участием казны ввиду “бескапитальности” рус-
ских купцов, “ради скудости денег” (как говорилось при учре-
ждении компании для торга с Испанией), и притом компании,
учреждаемые по приказанию: “А буде волею не похотят, то и в
неволю”. Форма компании считается наилучшей: “Коммерции
270
Очерк истории русской торговли
умножать... и для того компании строить”. Указом 1724 г. ве-
лено “учинить определенные доли пайщиков с примеру остинд-
ской компании”1. Последняя, вероятно голландская компания1 2
с ее крупными оборотами и большими барышами, с ее завоева-
ниями в Индии, производила большое впечатление на умы со-
временников, по-видимому и Петра.
Компании эти были, само собой разумеется, монопольные.
Подобно тому как на Западе они снабжались исключительными
привилегиями, так и у нас им предоставлялась монополия про-
изводства или сбыта определенных товаров — “отбирать безде-
нежно, как серебро, так и инструменты того, кто будет сверх
их компании оно мастерство производить”3. В 1728 г. комиссия
о коммерции, рассматривая причины “помешания в торгах”,
предлагает “с пользою самому купечеству, разделить торги по
компаниям... и кто в те компании запишется, снабдевать по
достоинству их купечества привилегиями, что уже другим не-
имеющим участия в той привилегии невольно торговать, разве
кто от самой той компании удостоин будет и к привилегии имя
его приобщится”. Только путем исключительных привилегий и
можно было привлечь “купецких людей” к компании. Жало-
вался ведь бар. Шафиров, что ко вступлению в устраиваемую
им китоловную компанию “охотой склонить никого он не чает”
и “все от того отговариваются нищетой”. Он просит, “дабы оп-
ределено было о том указом, обнадеживать ли ему такими или
другими милостивыми ее величества кондициями, дабы он мог
за подписью своею по тем городам послать для публикации”.
Для эксплуатации рыболовных, китоловных, сальных про-
мыслов на Белом море, но также по Волге, в Астрахани, на
Камчатке и устраивались главным образом торговые компании
наряду с промышленными компаниями для заведения фабрик и
горных заводов, как и для разработки руды. Напротив, компа-
нии для торговли с иностранными государствами, подобные
1 Полное Собрание Законов. № 1706. Т. VI. №4540. Т. VII. №4348.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 3. Ч. IV. Гл. 6.
3 См.: Кулишер. Очерк истории русской промышленности. 1922.
Гл. VIII и IX. (См. наст, изд.)
271
Кулишер И. М.
тем, которые мы находим в столь большом количестве на Запа-
де, в особенности в Нидерландах, Англии, Франции, но также
в Пруссии, Австрии, Дании, можно встретить у нас лишь в ви-
де редкого исключения — все эти компании для торговли с Ис-
панией, на Черном море (Темерниковская), на Средиземном
(при Екатерине) имели очень кратковременное существование,
состояли всего из нескольких участников и располагали весьма
небольшими капиталами. Для осуществления их, как мы виде-
ли, не было ни инициативы, ни капиталов, ни общих условий
непосредственной торговли с Западом. Иное дело, например,
беломорские промыслы. Они были ближе и проще, у себя дома
и особенно крупных капиталов не требовали. Указом 1704 г.
велено было всего государства рыбные ловли “взять за себя
великого государя и ведать и отдавать из Ижерской канцеля-
рии... откупщикам на оброк с торгу из наддачи”. Вслед за этим
указано было компании Меньшикова, который уже раньше был
назначен начальником над всеми рыбными ловлями и фактиче-
ски был хозяином рыбных промыслов, “отдать промысел во-
рваней, моржевой и иных морских зверей... и иным никому тем
промыслом без их компанейщиков соизволенья отнюдь не про-
мышлять”.
Компания Меньшикова и Шафировых просуществовала до
1721 г., когда снова было велено беломорские “промыслы со-
держать и на них морских зверей промышлять и рыбу ловить и
сало топить и продавать и за море отпущать до нового указа
всем промышленникам невозбранно”. Вскоре, однако, последо-
вало новое распоряжение о том, чтобы “рекам, которые от
св. Носу к Коле, быть в компании”, но “за неявлением ко всту-
плению прочих людей те промыслы содержались под смотрени-
ем коммерц-коллегии по 1731 год на казенном коште”. Только в
1731 г. промыслы получила компания Евреинова, кроме рыбы
трески, которая, в силу сенатского определения, “уволена в на-
род”, т.е. является предметом свободного торга. Позже бело-
морские промыслы получил бар. Шафиров, в том числе и
“уволенную в народ” треску, а вслед за ним в 1739 г. извест-
ный генерал-берг-директор бар. Шемберг, бежавший впоследст-
вии за границу. После этого они перешли к Евреинову, а в
1748 г. были отданы графу Шувалову, и только по истечении
272
Очерк истории русской торговли
срока его привилегии монополия была упразднена и права на
эксплуатацию беломорских промыслов получило, как мы виде-
ли1, все купечество Архангельска1 2.
При Екатерине II вообще картина сильно меняется: компа-
нии и монополии исчезают, откупа отчасти остаются, но казна
сдает соответствующие доходные статьи преимущественно це-
лым городам или областям, как, например, астраханскому или
архангельскому купечеству, или же и они уничтожаются “для
того, чтобы не один, но все общество тем торгом пользовалось”,
а чтобы казна не лишилась дохода, откупная сумма заменялась
повышением пошлины при отпуске за границу.
До Екатерины II, помимо частных компаний, получивших
привилегию производства или торговли теми или иными това-
рами или эксплуатировавших сданные им на откуп казенные
статьи, фигурировала в этой роли и казна: имелись товары, ко-
торые казна сама производила или которыми торговала — на
монопольных основаниях. Как мы видели выше, в XVII ст.
царь был первым купцом в своем государстве. При Петре пер-
воначально число заповедных товаров росло, достигнув своего
апогея в 1714 г.3; иностранцы не без основания утверждали,
что это “стесняло и убивало торговлю в России”. Но затем оно
пошло на убыль, и “вольный торг” в смысле права продажи
товаров частными лицами стал торжествовать. Указом 1719 г.
царь, “милосердуя к купечеству Российского государства, ука-
зал казенным товаром быть только двум: поташу и смольчугу, а
прочие товары, которые продаваны были из казны, уволить
торговлею в народ, токмо с прибавочною пошлиною”4.
1 См. выше, с. 267.
2 Лаппо-Данилевский. Русские торгово-промышленные компании в
первой половине XVIII ст. С. 41-42. Фирсов. Русские торгово-
промышленные компании в первой половине XVIII ст. С. 93 сл.,
113 сл., 118 сл., 134 сл.
3 Такие товары, как юфть, пенька, конопляное масло, поташ, деготь,
сало, льняное семя, рыбий клей, ревень, икра, могли подвозиться ча-
стными лицами лишь к речным, озерным или морским пристаням и
затем поступали в руки казны.
4 Полное Собрание Законов. Т. VIII. №3428.
273
Кулишер И. М.
В первое время при преемниках Петра этот принцип соблю-
дался, хотя торговля ревенем в 1731 г. снова запрещена была
частным лицам под страхом смертной казни. Но при Елизавете
наряду с откупами снова появляются и товары, сбываемые каз-
ной, — кроме поташа, смольчуга, ревеня, также клей, икра,
льняная пряжа. Только при Екатерине “для общественных вы-
год” снова был допущен свободный торг: имея “природное и
матерное” попечение “о благоденствии подданных своих”, Ека-
терина разрешила им продажу внутри страны, как и вывоз,
даже таких товаров, как поташ и ревень, “предоставляя в поль-
зу им те самые выгоды, кои принадлежали единственно
короне”. Ввиду многих неудобств, “клонящихся ко вреду и тя-
гости общенародной”, “освободительными” указами в “вольную
торговлю” отдан был и китайский торг, и ввоз персидского
шелка. Компания для торговли с Персией, Хивой, Бухарой и
другая от Темерниковского порта для товарообмена с Турцией
и Средиземным морем были лишены своих привилегий, и тор-
говля объявлена доступной “всем невозбранно”1.
Уже в указе Петра III 1762 г. говорилось, что “коммерция
должна быть не сокращена, а так благоразумно и рассмотри-
тельно распоряжена, что все и каждый по мере и состоянию
своему в оной соучавствуют”. Поэтому торговые компании под-
лежали упразднению как “убежища банкротов”, старавшихся
“к своему обогащению имя компании выпросить”, чтобы захва-
тить торг “в свои руки и в разорении многих своего спасения
искать”. Этого принципа придерживалась и Екатерина. “Деше-
визна, — говорила она, — родится только от великого числа
продавцов и от вольного умножения товара”. По поводу проек-
та сдачи на откуп торговли игральными картами она ответила
коротко и ясно: “Чорт возьми с откупом”; представленный ей
проект привилегированной морской компании она назвала “бе-
шеным”. Не менее решительно Екатерина высказалась по пово-
ду предложения завести торговлю с Индией. “Купцам предло-
жить торговать, где они хотят. Что касается меня, то я не даю
1 Патлаевский. Денежный рынок в России от 1700 до 1760 г. С. 155 сл.
Фирсов. Русские торгово-промышленные компании в первой половине
XVIII ст С. 2, 28.
274
Очерк истории русской торговли
ни людей, ни кораблей, ни денег и отказываюсь на всякие вре-
мена от всех земель и владений в Восточной Индии и в Амери-
ке”. В другом случае она велела проект о монополии “партику-
лярных лиц” “возвратить его составителям с тем, чтобы и
впредь о подобном не заикались”, “буде сам его не издерешь”,
прибавляет она и замечает по поводу этого проекта, составлен-
ного по правилам всех монополистов: “В начале моего царство-
вания я нашла всю Россию по частям розданною подобным
компаниям, и хотя я 19 лет стараюсь сей корень истребить, но
вижу, что еще не успеваю, ибо отрыжки сим проектом оказы-
ваются”.
Это новое направление в области торговой политики выра-
зилось и в различных сочинениях и записках того времени.
“Торговля есть дочь вольности”, — пишет Чулков. “Генераль-
ные компании” обижают остальное купечество, говорит другой
автор. “Великий вред коммерции” происходит от системы за-
прещений вывоза, объясняет составитель одной “мемории”.
“Знатные господа”, получая откупа, “могут все законы пере-
толковывать в свою пользу”. “Монополии и откупы почитать
можно подрывом купечеству”. Тот протест против всей системы
стеснений, сопряженной со старой политикой меркантилизма,
который к концу века обнаруживается на Западе, и у нас вы-
ражается в новых веяниях екатерининской эпохи1-1 2.
Таможенные пошлины первоначально при Петре сохраняли
тот же характер, о котором сообщал Кильбургер в половине
XVII ст. Именно, по словам Юля, писавшего в 1711 г., ино-
странец, привозя товар в Россию, платил в Архангельске 10% с
1 Полное Собрание Законов. Т. XV. № И 489. Т. XVIII. № 13 018.
Соловьев. История России. Т. XXV. С. 291. Фирсов. Русские торгово-
промышленные компании в первой половине XVIII ст. С. 206. Его же.
Правительство и общество в их отношениях к внешней торговле в
царствование Екатерины II. С. 29 сл., 192 сл.
2 “Есть ли какой торг могут производить многие, — читаем в одной
записке, — то не должно позволить производить немногим или одно-
му человеку... Всякой торг генерально отданной одному в руки пре-
пятствует несказанно приращению коммерции и многим непорядкам
бывает причиною”, как и создает “несносную дороговизну”.
275
Кулишер И. М.
цены, но вносил их талерами, которые засчитывались за 50
коп., тогда как стоили вдвое более, так что в действительности
пошлина составляла 20%. Кроме того, привезя товар в тот или
другой город для продажи, он обязан был уплатить 6% с цены,
а продав его, еще 5%, в обоих случаях русскими деньгами. По-
шлина равнялась, следовательно, формально 10+6+5=21%, на
самом же деле достигала 31%. Напротив, русский купец подле-
жал в Архангельске при покупке иностранного товара пошлине
всего в 5% (русскими деньгами), а в городе, где сбывал, по-
шлине в 5% и сверх того по продаже еще в 5%, итого, платил
15%, или всего половину суммы, причитавшейся с иностранца1.
Сохранялось, следовательно, по-прежнему усиленное обложе-
ние иностранных купцов, дифференциация пошлины не по то-
варам (последние облагались однообразно из того же процен-
та), а по личности привозящего их купца. Это приводило, само
собой разумеется, к тому, что иностранцы выдавали себя за
русских или, как это было и раньше (см. выше), производили
свои операции через подставных лиц, своих приказчиков из
русских, действовавших в качестве самостоятельных якобы
купцов.
Но впоследствии, при Петре, вся прежняя система фискаль-
ного тарифа была заменена протекционной и притом в усилен-
ном размере, причем ставки определялись в зависимости от со-
отношения между внутренним производством и привозом тех
или других товаров: “Которая (фабрика) в четверть умножится
против привозу (т.е. производство составит четверть привоза),
то наложить четверть пошлины сверх обыкновенной (т.е. в 25%
с цены), а которая в треть -- треть наложить, а которая в по-
лы, половину наложить (50%), а которая против привозу ум-
ножится, то три трети (четверти) капитала пошлин наложить”.
Сообразно этому в 1724 г. установлены огромные пошлины в
75%, в других случаях — в 50%, даже в 25%, были, впрочем, и
более низкие, вывозные же составляли около 3%1 2. Русские по-
1 Записка Юста Юля, датского посланника при Петре I / / Чтения
Императорского Общества Истории и Древностей Российских. 1899.
Кн. III. С. 318 сл.
2 Полное Собрание Законов. Т. VII. № 4345. Лодыженский. История
русского таможенного тарифа. С. 57 сл.
276
Очерк истории русской торговли
прежнему облагались ниже, чем иностранцы, но теперь уже
только в случае вывоза и привоза товаров на русских судах1,
следовательно, принималась во внимание не только личность
торговца, но и судно, точнее, экипаж судна.
При столь высоком тарифе контрабанда должна была ус-
пешно развиваться, и процветанию ее содействовало отсутствие
всякой пограничной стражи — все сводилось к устройству за-
став по большим дорогам, малые же между ними велено было
завалить лесом или перекопать рвами, что, конечно, не мешало
проезду по ним. Но товары водворялись не только из-за грани-
цы, но и из остзейских областей, где тариф в портах действо-
вал прежний, гораздо более низкий, и откуда они, несмотря на
запрещения, проникали во внутренние губернии1 2.
В результате все провозилось “воровски” торговцами, кото-
рые “раза по три в год ездят в королевство Польское, в Бре-
славль, в Слезу (Силезию) и Амбург и там такие товары поку-
пают и, возвратясь назад, налаживают дорогу, чтобы Ригу объ-
езжать, тоже на дорогах всякие заставы, которые зело плохи,
объезжают, и привозят без всякой трудности в Москву и про-
дают купцам, которые их по малому делу в лавках держат”3.
Пошлина взималась с цены товара, а цена показывалась са-
мим купцом. В качестве средства борьбы с показанием чрез-
мерно низких цен таможне было предоставлено право брать на
себя низко оцененные товары сразу очень большими партиями с
прибавлением 20%. Для того чтобы лишить цольнера, как на-
зывается заведующий таможней, этой возможности, купцы либо
доставляли товары сразу очень большими партиями, так что у
цольнера не хватало средств для покупки их, либо провозили
их через такую таможню, где невозможно было продать товар,
так что цольнер вынужден был согласиться на купеческую
оценку, как бы низка она ни была. Во многих случаях тамо-
женники искали тех товаров, которые нужны были им самим, и
их скупали, остальные же оставляли объявителю, не обращая
1 См. выше, с. 222.
2 Ладыженский. История русского таможенного тарифа. С. 72.
3 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 2. С. 114.
277
Кулишер И. М.
внимания на оценку. Таможенные служащие вообще нажива-
лись; недаром говорили, что “таможня золотое дно”. Большин-
ство таможен находилось на откупу, откупщики же, совершен-
но не интересуясь протекционной политикой Петра, находили
для себя более выгодным заменять высокие запретительные
пошлины, сильно сокращавшие привоз товара, более низкими,
благодаря чему усиливался привоз товаров и таможенный до-
ход возрастал. Импортеры не имели основания жаловаться на
такое понижение ставок, но зато высокий покровительственный
тариф превращался в нечто совершенно иное, и оказывалось,
что “ныне, как высокая пошлина”, товаров провозится “только
множественное число и так дешево, как 15 лет назад, когда вы-
сокой пошлины не было”.
Ясно было, что пошлины необходимо понизить. Это сделано
было тарифом 1731 г., который не только отличался значитель-
ной умеренностью, но и заменил пошлины с цены для боль-
шинства товаров ставками с числа, меры, веса, так что на пока-
зания купца уже не приходилось полагаться. Но зато ввиду
различной ценности отдельных сортов того же товара тариф
значительно усложнялся — приходилось каждую статью делить
на много подразделений1. Но он просуществовал лишь до
1757 г., когда появился новый тариф, который вернулся к та-
рифу 1724 г. (на последний делались нередко ссылки) и даже
превзошел его — пошлины доходили до 60 — 80% стоимости
товара и даже превышали ее.
Впрочем, эти огромные ставки были отчасти последствием и
того, что к внешним пошлинам в тесном смысле были присое-
динены и пошлины, взимаемые взамен отмененных в 1753 г.
внутренних сборов. Последние существовали еще в половине
XVIII ст. в 17 различных видах, отчасти сохранившихся со
времен Новоторгового устава, отчасти введенных вновь Петром
и его преемниками. Среди них наибольшее значение имела
внутренняя рублевая пошлина, взимаемая при ввозе товара в
пределы города. Сборы эти, особенно тяжело ложившиеся на
1 О таможенных пошлинах с цены и специфических (по весу и мере)
см.: Кулишер. Основные вопросы международной торговой политики.
Ч. I. 1-е изд. 1918. С. 182.
278
Очерк истории русской торговли
малоценные товары, взимались откупщиками в большем разме-
ре, чем следовало, и приводили, по словам графа Петра Шува-
лова, к тому, что многие люди подвергались суду и наказанию,
и народ разорялся, а между тем “необходимо оный народ на
первый план рассуждения себе представить и смотреть за тем,
чтобы он не пришел в крайнюю слабость”1. Настаивая на отме-
не этих сборов, Шувалов указывает на то, что целовальники
при взимании их “чинят притеснение и убытки” и с крестьян
“снимают шапки и отбирают рукавицы и опояски”. “Троицкая
Сергиева Лавра от Москвы отстоит в 60 верстах, но на оной
дистанции мостов или гатей 4 или 5, в том числе когда в ме-
жень можно мост или гать объехать, и по мосту не едет, а мос-
товое платит также, и тако, например, когда крестьянин везет
на продажу в Москву воз дров и за него возьмет 15 или 20 коп.,
и из того числа заплатит в Москве пошлины, да в оба пути
мостовое и себя и лошадь содержит чрез 120 верст, и затем до-
мой едва ль привезет половину”1 2.
По предложению Шувалова внутренние сборы были в
1753 г. упразднены, что вызвало ликование в народе, а чтобы
казне убытка не было, переложены на привозные и вывозные
товары, так что внешние пошлины были увеличены на 13%.
Первоначально эта прибавка взималась отдельно (в русских
деньгах, в отличие от прочей пошлины, взимаемой по тарифу
1731 г. в ефимках), и только в тарифе 1757 г. обе были слиты
вместе.
Вместе с тем вернулись к таможенному откупу, который
взял Шемякин с компанией, получивший звание обер-инспек-
1 См.: Кизеветтер. Посадская община. С. 425 сл. Ладыженский, Ис-
тория русского таможенного тарифа. С. 83 сл.
2 Полное Собрание Законов. Т. XIII. № 10, 164. Впрочем, Н. Н.
Фирсов (“Русские торгово-промышленные компании в первой полови-
не XVIII ст.” С. 118 сл.) старается показать, что проведенная Шува-
ловым реформа вызывалась его собственными интересами — обшир-
ными производимыми им коммерческими операциями: у него на отку-
пу были и уральские горные заводы, и беломорские рыбные
промыслы, и многие другие (см.: Кулишер. Очерк истории русской
промышленности. Гл. XI (см. наст, изд.) и выше, с. 267 — 273).
279
Кулишер И. М.
тора и ранг-майора, но еще до истечения срока Екатерина,
вступив на престол, отняла у него откуп, ибо за последние пол-
года он не уплатил установленной суммы, вследствие чего каз-
на “не малый убыток претерпевала”, “да и вообще он (Шемя-
кин) в беспорядочном правлении оказался”. Шемякин оправ-
дывался тем, что от соседних с границей жителей никакой
помощи нет, напротив, они сами, по соглашению с поляками и
с русскими купцами, собравшись человек по сто и более с
ружьями и копьями, беспрерывно провозят товары, а удержать
их нельзя по причине малочисленности команды на форпостах.
Что же касается объезжающих границу военных команд, кото-
рые должны были бы оказывать содействие таможенникам, то
они таможенных служителей немилосердно бьют и держат дол-
гое время под караулом и тайно проезжающих с товарами лю-
дей из-за взяток пропускают через границу, оговоренных к
следствию не дают, нарочно посланных в разъезды мучительно
бьют, а на Колыбельском посте и смертное убийство учини-
лось1’1 2.
В 1766 г. тариф был значительно понижен. Покровительст-
венная пошлина ограничивалась 30%: “Оный излишек в 30% к
поощрению быть может; ежели же не доволен, то такие фабри-
1 Соловьев. История России. Т. XXIV. С. 296.
2 После Шемякина таможни были взяты “в казенное смотрение” и
повелено было “по регламентам и указам”, хотя существовал проект
отдать снова таможни “надежной капитальной компании” “в партику-
лярное содержание”. Впрочем, выяснилось, с какими злоупотребле-
ниями сопровождалась откупная система, в частности, снова оказа-
лось, что откупщики в своих интересах понижают пошлины. “Одни
купцы на круглый год договариваются с откупщиками платить вало-
вую сумму с каждого воза, в котором привозятся дорогие товары,
объявляемые и очищаемые как убогие. Другие же, за несколько верст
остановившись перед границей, приезжают только по ночам для дого-
воров и постановленных досмотрщиком, ясно простых иногда мужи-
ков, посадских привезенных нарочно питьем спаивают, а потом того
же момента провозят подлогами большие за малую пошлину и укры-
вают тут же товары, запрещенные или великим тарифом обложенные”
(Доклад члена комиссии о коммерции Теплова // Лодыженский.
История русского таможенного тарифа. С. 123).
280
Очерк истории русской торговли
ки держать бесполезно”. Высокими пошлинами облагались
лишь товары “к домашним уборам и украшениям, также к рос-
коши в пищи и питии следующие”. Эта система сохранена была
и тарифом 1782 г., но все же контрабандный привоз на запад-
ной сухопутной границе по-прежнему процветал, почему пред-
ложена была крайняя мера — вовсе закрыть эту границу1.
Граф Миних, управлявший таможенными сборами, на это отве-
тил, что хотя “сие есть самое легчайшее средство воспрепятст-
вовать таможенным служителям делать вспоможение тайному
привозу”, но вместе с тем “сие средство будет подобно тому
человеку, который все деревья в своем саду вырубить захотел
для того, чтобы воры плодов не крали”. Комиссия о коммер-
ции, рассматривая вопрос о том, как бы “убавить” “воровство”,
ибо “искоренить никакого соединенного с свободою коммерции
способа изобрести невозможно”, находила, что не следует “раз-
рушать” числа таможен, чтобы “не затворить чрез то течения
торговли”; тем более, что и при закрытии западной границы
нет гарантии, что товары не будут все-таки водворяться, ибо их
нетрудно будет снабдить за границей клеймами русской тамож-
ни, почему заарестовать их на внутренних рынках как контра-
банду невозможно будет. Несмотря на это, торговля все же бы-
ла “утеснена”: указом 1788 г. был запрещен привоз через за-
падную сухопутную границу всякого рода иностранных
шелковых, шерстяных, бумажных и прочих товаров, также на-
питков и вещей, за исключением лишь некоторых изделий.
Так был разрублен гордиев узел: ребенок, по немецкой по-
говорке, был выброшен вместе с выливаемой ванной.
1 При осмотре западной сухопутной границы выяснилось, что она ни-
где не укреплена, “к тому же во многих местах и знаков нет, где оная
быть долженствует, форпост от форпоста стоит в дальнем расстоянии,
так что в некоторых местах стоящим форпостным людям мимо проез-
жающих и проходящих не только осмотреть и воспрепятствовать не
можно, но по густоте леса и в ближнем расстоянии видеть ничего
нельзя”.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Комиссионная торговля
иностранцев в XVIII ст.
Кредит. (Вексель
Шторх, писавший в конце XVIII ст., указывает на то, что
англичане, чтобы захватить в России торговлю в свои руки и
укрепить ее за собой, ввели обычай уплаты авансом всей или
части суммы за доставляемые в следующем году продукты. А в
то же время русским они продавали иностранные товары в кре-
дит на шесть, девять и даже двенадцать месяцев. Примеру анг-
личан вынуждены были последовать и другие иностранные
купцы в России, и для русских это было так удобно, что у них
уже вовсе прошла всякая охота заниматься активной торговлей,
столь трудной, требующей значительных сведений и капиталов
и в то же время сопряженной с риском1.
На этот продолжительный и широкий кредит в торговле
русских с иностранцами обращают внимание и другие авторы
того времени. “Когда приближается зима, — говорит Шерер, —
русские из внутренних губерний привозят иностранным куп-
цам, находящимся в Петербурге, пеньку, лен, кожи и т.д. Ус-
лавливаются относительно цены и срока доставки товара. Дого-
вор записывается в таможне, иностранец-покупатель авансирует
четвертую часть или даже половину выговоренной суммы, не
получив еще ничего из обещанного товара. Если русский про-
давец честный человек, он держит свое слово, в противном
случае он оставляет у себя товар, увозит с собой полученный
аванс и более не показывается”1 2.
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. V. S. 203.
2 Scherer. Histoire raisonnee du commerce de la Russie. T. I. P. 113—114.
282
Очерк истории русской торговли
В начале XVIII ст. англичане жаловались на то, что “кре-
дит, иже есть душа в купечестве, чрез нынешнее в платежах
долгое продолжение и между купцами неисправность также и
через волокитное поведение в получении суда утратился и ра-
зорился”. Как сообщает Чулков, купцы присылали вместо себя
в Петербург сыновей или приказчиков, которые покупали в
долг товары у иностранцев, а на следующий год посылались
уже другие, которых невозможно было заставить уплатить за
взятые в предыдущем году товары. Хозяева отказывались пла-
тить деньги за приказчиков или отец за сына, хотя в выданных
приказчиками или сыновьями обязательствах было написано,
что деньги должны заплатить хозяева или родители. Прави-
тельство пыталось бороться с подобного рода явлениями, но
всевозможные меры вроде обязанности записывать своих при-
казчиков в таможне и отвечать по их обязательствам, “как бы
они хозяева сами то учинили”, мало помогали. Эти распоряже-
ния не выполнялись купцами, и прежние злоупотребления не
исчезали1.
Но это все же не удерживало иностранцев от торговли с рус-
скими и от широкого кредитования их.
Это подтверждают французы, путешествовавшие по России,
в своем описании поездки, вышедшем в 1796 г. “Крепостные, —
сообщают они, — не могут выдавать векселей, но это не мешает
им пользоваться большим кредитом”. Один английский ком-
мерсант, поселившийся в Петербурге, рассказывал им, “что он
ежегодно доставляет одному мужику с длинной бородой сукна
на сто тысяч рублей, с рассрочкой платежа на год. Этот чело-
век уезжает весной, продает сукно и возвращается в Петербург
только следующей весной. Тогда он уплачивает за купленное в
прошлом году, берет столько же в кредит и снова уезжает.
Коммерсант даже не знает, откуда он родом и где его можно
захватить, в случае неуплаты”. Впрочем, заключают авторы,
“такое доверие едва ли уместно по отношению ко всем”1 2.
1 Чулков. Историческое описание российской коммерции при всех
портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех пре-
имущественных узаконений по оной. Т. IV. Кн. 2. С. 96 сл., 100 сл.
Остроухое. Англо-русский торговый договор 1734 г. С. 99 сл.
2 Voyage de deux Francais dans le nord de ГЕигоре. T. IV. 1796. p. 358.
283
Кулишер И. М.
И Георги объясняет, что “российские купцы по закупаемым
ими у иностранцев товарам платят через долговременный, по
большей части годовой срок, удовлетворяя однакоже продавца
обыкновенными здесь процентами с покупной цены”. Однако и
он вынужден признать, что “есть и такие покупщики, кои со-
всем ничего не платят”1.
Из описания силезской торговли 1807 г. мы узнаем, что ино-
странному продавцу приходилось иногда более года ожидать
уплаты по проданным товарам. “Полотно мы продаем русским,
и это нередко связано с риском потери капитала: обыкновенно
проходит вместо двенадцати месяцев 15, 18 и даже 24, пока по-
следует расчет”1 2.
Шторх, как мы видели, приписывает распространение обы-
чая давать авансы, как и кредитования русских, англичанам,
утверждая, что “пока в торговле с Россией первую роль играли
голландцы, выгоды для обеих сторон были одинаковые, купля
и продажа совершалась в обоих случаях на наличные или в
форме мены товара на товар или на краткий срок; только анг-
личане это испортили”3.
Между тем этот обычай появился еще до XVIII ст., гораздо
раньше, чем англичане стали выдвигаться на первое место и
забирать торговлю в свои руки, именно еще в XVII ст., когда
наибольшее значение имели голландцы, англичане же после
1649 г. потеряли свои привилегии и свое влияние в России. Са-
1 Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга. Т. I. 1794.
С. 206.
2 Moriz-Eichbom. Das Soil und Haben von Eichborn und Kompagnie in
175 Jahren. S. 73.
3 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. V. S. 232. Это обвинение англичан в кредитовании
русских и выдаче им авансов, чтобы вытеснить другие нации, мы на-
ходим в докладной записке двух французских коммерсантов, Рембера
и Дюмиди, о торговле с Россией, которые все неудачи французов в
России и невозможность развить франко-русскую торговлю готовы
свалить на англичан (Memoire de М. М. Raimbert et Dumidy sur le
commerce de Russie en 1756. S. 124). От них заимствовал это Шторх, а
затем это утверждение перешло к другим авторам, например к Патла-
евскому (“Денежное обращение”. С. 145), от Патлаевского к П. А. Ост-
роухову (“Англо-русский торговый договор 1734 г.”) и т.д.
284
Очерк истории русской торговли
вари в своем “Совершенном купце” рассказывает, что достав-
ляемые в Россию товары нередко оплачиваются лишь через два
года, а закупаются тамошние продукты на наличные. Так по-
ступают по крайней мере англичане и голландцы. И дальше он
специально по поводу голландцев и их преимуществ в торговле
с Россией по сравнению с французами подчеркивает, что они
продают привозимые товары в кредит на год или на два, а за-
купают за наличные деньги, причем умеют отличать добросове-
стных должников от сомнительных1.
Таким образом, обычай этот установился гораздо раньше,
по-видимому уже весьма давно. К концу же XVIII ст. он стал
уже постепенно выходить из употребления. Георги, описав при-
езд русских купцов в Петербург и заключение контрактов с вы-
дачей им части и даже всей суммы вперед, прибавляет, что
“многие российские купцы привозят свои товары и без подряду
и продают оные по торговым ценам или же ожидают лучших”1 2.
Наиболее подробно на этой перемене останавливается, одна-
ко, тот же Шторх в последнем (8-м) томе своего сочинения. Он
рассказывает, что приезжающие в Петербург в ноябре или де-
кабре русские купцы заключают договоры с иностранцами от-
носительно поставки последним русских товаров, получая либо
всю сумму вперед, либо только небольшой задаток, тогда как
все остальное уплачивается им при самой доставке товара сле-
дующей весной. В зависимости от того, устанавливаются ли те
или другие условия расплаты, и цена выговаривается неодина-
ковая, разница составляет от 8 до 10%. Так, лен стоит 38 руб. с
авансом всей суммы и 40 руб. при задатке в 10 руб., сало 51 —
52 руб. в первом случае и 54 во втором, пеньковое масло —
3 руб. 75 коп., если выдается вся сумма вперед, и 4 руб., если
продавец получает 50 коп. задатка, а остальное при доставке
товара. “Прежде, — прибавляет он, — такие контракты с аван-
сированием всей цены совершались гораздо чаще и составляли
даже общее явление, так как русские купцы действительно на
эти деньги закупали заказанные им товары у крестьян и на яр-
манках и без аванса, полученного у иностранцев, часто не в со-
1 Savary des Bruslons. Le Parfait negociant. T. II. P. 196, 202.
2 Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга. Т. I. С. 206.
285
Кулишер И. М.
стоянии были бы собственными деньгами закупить продукты и
доставить их зимой на рынок. Однако, ввиду значительного
роста богатства у русских купцов, имевшего место в последние
годы, этого рода контракты перестали носить обычный харак-
тер, во многих случаях стали даже редкостью. Ибо теперь рус-
ские закупают товары на собственные деньги и на собственные
страх и риск, но запродают охотно зимою половину товара, ко-
торый они затем весною везут в Петербург, чтобы сбыт полови-
ны был им обеспечен. Со второй половиной они выжидают лет-
них цен, которые обыкновенно стоят выше, чем цены, на кото-
рые заключены контракты зимой”.
И в области сбыта иностранных товаров к концу века со-
вершилась, по-видимому, перемена. В то время как прежде они
продавались русским купцам в кредит на 6 — 12 и более меся-
цев, теперь, благодаря возросшему благосостоянию их, такие
приемы перестали быть общепринятыми. “Правда, — по словам
Шторха, — товары, приобретаемые для продажи в розницу,
как, например, сукно, материи шелковые, шерстяные, льняные,
вина и т.д., и теперь еще почти всегда закупаются с уплатой по
истечении года. Правда, небогатые русские купцы приобретают
ходкие товары в кредит, чтобы, продавши их за наличные, со-
ставить себе свободный капитал, который им необходим для
закупки русских товаров или для иных торговых операций; по-
лучение его для них столь выгодно, что потеря на процентах
этим покрывается. Тем не менее много товаров и на огромные
суммы закупается русскими на наличные деньги, и эта переме-
на обращает на себя внимание в особенности в последние годы,
резко отличаясь от прежнего времени, когда так мало товаров
покупалось на наличные”1.
На характере товарообмена с Россией останавливается из-
вестный специалист по коммерческим вопросам Иоанн Георг
Бюш, живший в Гамбурге в конце XVIII ст.
О русском народе говорят, читаем у него, что он отличается
большой склонностью к торговле. Но о России утверждают
также, что в торговле с ней безнадежные долги скорее создают-
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. VIII. S. 256-261.
286
Очерк истории русской торговли
ся, чем в какой-либо иной стране. Комиссионеров по закупке
русских товаров найти нетрудно, но они обычно отказываются
принять на себя делькредере, т.е. ответственность по обязатель-
ствам дающего им поручения купца (комитента). Весь риск па-
дает на находящегося за границей коммерсанта. Ему приходит-
ся продавать товары, кредитуя покупателя на продолжительные
сроки, причем последний далеко не всегда добросовестно вы-
полняет принятые на себя обязательства. Комиссионеры, нахо-
дящиеся даже в таких городах, как Кадикс или Лиссабон, при-
нимая на себя делькредере, получают, кроме провизии, еще 2%
цены, а между тем им приходится брать на себя ответствен-
ность за уплату по товарам, которые через их посредство от-
правляются за море в колонии. Напротив, если комиссионер,
находящийся в Петербурге, вообще согласен принять на себя
делькредере, то он берет за это не менее 3 и даже 4%, настоль-
ко велик связанный с продажей в кредит риск.
Благодаря России, по словам Бюша, европейская торговля
значительно оживилась, в частности торговля Гамбурга многим
обязана именно ей. Но он находит, что в области комиссионной
торговли с Россией Европа идет слишком далеко. Есть много
стран, с которыми никому не придет в голову вести торговлю
при помощи комиссионеров, за отсутствием вексельного курса
на’ эти страны и ввиду невозможности там транспортировать
товары на нормальных основаниях. К таким странам принад-
лежат Венгрия, Европейская Турция, Польша. Но по отноше-
нию к России считают возможным такой способ торговли, ссы-
лаясь на то, что имеется вексельный курс на Амстердам, на
Лондон, теперь и на Гамбург, и на то, что в русских торговых
городах имеется масса людей, готовых закупать товары на ко-
миссию1.
“Каждому молодому купцу, — говорит Бюш в другом мес-
те, — хочется вести торговлю с Россией, и он считает достаточ-
ным для того, чтобы приступить к этому, провести одно лето
там, отправляясь, конечно, в Петербург и заканчивая свое пу-
тешествие Москвой. Но этого совершенно недостаточно. Ему
1 Biisch. Zusatze zu einer theoretisch-praktische Darstellung der Hand-
lung. Bd. I. 2. Aufl. 1799. S. 254-256.
287
Кулишер И. М.
необходимо посетить гораздо больше городов и не уезжать из
Петербурга до тех пор, пока он не научится трудному русскому
языку для того, чтобы он мог внутри страны собственными
ушами слышать и самостоятельно разузнавать все, что ему
нужно знать. В стране ведь сидят те люди, от которых он дол-
жен добыть себе барыш. Он должен ознакомиться с их жизнью
и образом мысли, не довольствуясь обедом в Петербурге у лю-
дей, которые, конечно, готовы выполнить его поручения по
продаже товаров. В особенности ему следовало бы изучить рус-
ское законодательство о кредите, как оно ни неудовлетвори-
тельно, и сложный ход вексельных операций, совершаемых из
России”1.
В рассматриваемую эпоху в Западной Европе комиссионная
торговля была широко распространена. Уже раньше торговые
фирмы стали нанимать специальных служащих, факторов, ко-
торые посылались с различными поручениями в другие местно-
сти для закупки и сбыта товаров, взыскания долгов и т.д. Поз-
же такого рода поручения они начали давать посторонним ли-
цам, не состоявшим у них на службе. Первоначально это
носило случайный характер, и такие поручения выполнялись
больше из любезности. Но с течением времени образовался
специальный промысел, появились лица, которые занимались
таким представительством, большей частью в дополнение к
другим профессиям — к торговле за собственный счет, к бан-
кирским и экспедиторским операциям.
Такими комиссионерами и являлись в большинстве случаев
иностранцы, приезжавшие в Россию и поселявшиеся в Петер-
бурге, Риге, Архангельске и других городах; к ним присоеди-
нялись и местные остзейские купцы в прибалтийских городах,
которые также являлись комиссионерами иностранных фирм.
“Грустно истинному патриоту видеть эту массу торговцев, поч-
1 Btlsch. Zusatze zu einer theoretisch-praktische Darstellung der Hand-
lung. Bd. III. S. 58 — 66. Бюш рассказывает об одном крупном англий-
ском промышленнике, который, минуя комиссионеров, стал отправ-
лять коммивояжеров в Россию (и Польшу) для непосредственного
получения заказов. Заказов он приобрел весьма много, и товары его
пошли в глубь России, как и Украины, но деньги за них не поступили,
и промышленник оказался в весьма трудном положении.
288
Очерк истории русской торговли
ти не имеющих собственного капитала и стригущих наш народ,
отнимая барыш, — говорит один современник, — который по
справедливости принадлежал бы нам, если бы мы могли выйти
из своего летаргического сна и работать для собственного
блага”1.
Как указывает Вирст, “вывозный торг нашими домашними
продуктами есть почти совсем торг комиссионный, который в
вывозных местах государства производится (иностранными)
купцами, получившими на то препоручение от корреспондентов
своих и чужих краев. Закупка продуктов внутри государства
находится в руках российских купцов, которые на свой собст-
венный счет закупают сии продукты в свозных пристанях и в
тех местах, где они производятся”1 2. Русские купцы комиссион-
ными операциями совершенно не занимались, ибо таким дове-
рием со стороны иностранцев они не пользовались, в лучшем
же случае они вели торговлю с Западом за собственный счет.
Отдельные такие русские фирмы имелись к концу века в Пе-
тербурге, Москве и Архангельске, и благодаря своим значи-
тельным капиталам они пользовались большим кредитом за
границей. Правильным и добросовестным ведением дел они
приобретали полное доверие; однако, прибавляет Шторх, такие
купцы составляют исключение, и отсутствие этих качеств явля-
ется наибольшим препятствием к развитию непосредственной
торговли русских с иностранными государствами3.
Бессилие русских купцов и необходимость пользоваться дол-
госрочным кредитом у иностранцев, ставившая их в зависи-
мость от последних, обусловливались их “некапитальностью” и
невозможностью найти кредит в других местах. Еще в царство-
вание Алексея Михайловича А. Л. Ордин-Нащокин, “один из
первых политико-экономов на Руси”, как его называет
В. О. Ключевский, усматривая причину того, что “русские лю-
ди в торговле слабы друг перед другом” по недостатку капита-
лов и кредита, создал в лице земской избы в Пскове ссудный
1 Memoire sur le commerce de Russie. P. 451.
2 Вирст. Рассуждения о некоторых предметах законодательства и управ-
ления финансами и коммерцией Российской империи. С. 340 — 341.
3 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. VIII. S. 254-256.
289
Кулишер И. М.
банк для выдачи ссуд маломочным посадским; последние
должны были объединяться с прожиточными людьми в това-
рищества в целях закупки русских вывозных товаров и под-
держания высоких цен на них. Однако под влиянием москов-
ских бояр и приказных, усмотревших в попытке Нащокина не-
допустимое новшество, царь Алексей отменил последнее. Сто
лет спустя в Екатерининской комиссии 1767 г. было обращено
внимание на необходимость учредить для пользы коммерции по
губерниям и провинциям из хороших денег банки для купече-
ства, из которых давать взаймы нужные купечеству суммы с
указными процентами на 5 лет за магистратским одобрением и
верными поруками1. Позднее (в конце XVIII ст.) в “Особенном
собрании”, рассматривавшем причины “низкости” вексельного
курса, указывалось на отсутствие кредита как на один из мо-
ментов, вызвавших “унижение” его, и признавалась необходи-
мость учредить купеческие банки. В одном “примечании” вы-
сказано пожелание устроить их в обеих столицах, как и в гу-
берниях, из коих товары идут к портам, и ассигновать для них
2 млн руб. В другой записке банки проектируются только в Пе-
тербурге и Москве, но не с двумя, а с 12 млн капитала, причем
они должны дисконтировать купеческие векселя, имеющие
“кредит и особое доверие”, и также принимать в залог достав-
ленные к порту товары. Другие депутаты, впрочем, довольст-
вуются предложением выдачи купцам ссуд из учрежденного в
1786 г. заемного банка, который должен был “подать благотво-
рительное вспоможение подданным, а наиначе дворянству”.
Этот кредит должен был открываться под заклад товаров, ко-
торые не только привезены к портам, но и “складены” в тамо-
женные амбары, дабы они были “состоящими под таможенным
ведомством”1 2.
Коммерческий кредит в эту эпоху совершенно отсутствовал.
Учрежденный в 1754 г. “Банк для поправления при Санктпе-
тербургском порте коммерческий и купечества” не привел ни к
чему: “Следствие весьма мало соответствовало намерению, и
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 72.
2 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле в царствование Екатерины II. С. 130, 133—134, 137, 153—154.
290
Очерк истории русской торговли
банковые деньги остались по большей части в одних и тех же
руках, в кои розданы с самого начала”. Более успешно разви-
вались операции возникшего в 1757 г. “Медного банка”, но для
получения у него денег требовалось много хлопот и времени, и
установлено было крайне стеснительное для вкладчиков усло-
вие в виде заявления о возврате вклада за год вперед. При
Екатерине II появились различные кредитные учреждения (Со-
хранные и Ссудные казны, Приказы общественного призрения,
Государственный заемный банк), но они открывали кредит
дворянству, а не купечеству1.
Впрочем, и в Германии и в Австрии банков до конца
XVIII ст. почти не было, поскольку же они существовали, они
имели в виду снабжение деньгами государства и землевладель-
цев, но не купцов1 2. Последние в огромном большинстве случаев
вынуждены были довольствоваться кредитом (покупкой в кре-
дит товаров) у других, располагавших большими капиталами
коммерсантов; роль последних играли у нас иностранцы.
И другой столь важный для распространения “коммерции”
институт — вексель — входил у нас в жизнь весьма медленно.
О векселях у нас упоминается уже в XVII ст., но это были, по-
видимому, иностранные векселя; боярский приговор 1697 г. за-
прещает принимать их в таможне. Напротив, о составленных в
России векселях идет речь в указе 1710 г., который запрещает
родителям, помимо Адмиралтейского приказа, пересылать день-
ги детям, обучающимся за границей, посредством векселей, ибо
не следует снабжать деньгами этих детей, “живущих на воле и
гуляющих, а учения принимающих мало” по причине “великого
числа денег”. Два года спустя последовал указ о переводе денег
векселями для нашей армии, находившейся в Пруссии3.
Таким образом, вексельное обращение, хотя и “на одном
обыкновении основанное”, существовало еще до издания век-
сельного устава 1729 г., что признается и в предисловии к по-
следнему. В России “хотя перевод денег из казны и у партику-
1 Гурьев. Очерк развития кредитных учреждений в России. 1904. С. 1 —
9. Левин. Акционерные коммерческие банки в России. Т. I. 1917. С. 2.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. С. 235 сл.
3 Полное Собрание Законов. Т. III. №№ 1593, 1641. №№2292, 2589.
291
Кулишер И. М.
лярных людей чрез векселя есть, однакож не в таком действии
и почтении”, как в других странах, потому что не было “особ-
ливого” вексельного права, и по этой причине деньги возили
“более натурою”, “в коих провозах” излишние расходы и опас-
ности получаются, “и самым делом в пути от воров и разбойни-
ков грабительства и убийства чинятся”. Поэтому-то “для поль-
зы и лучшего распорядку в купечестве” “сочинен и выдан
вновь” вексельный устав — “ради того, что в европских облас-
тях вымышлено вместо перевозу денег из города в город, а осо-
бо из одного владения в другое, деньги переводить чрез письма,
названные векселями, которые от одного к другому даются или
посылаются и так действительны есть, что почитаются наипаче
заимного письма и приемлются так, как наличные деньги, а за
неплатеж штрафуются многими пред займом излишними про-
центами”1. Выгода пользования векселями усматривалась как в
том, что “уберегаются излишние иждивения” (расходы), так и
в том, что “отвращаются пропажи”, а “негоцианты” получают
“себе прибыль и разживаются”, самое же главное — “прекра-
щается серебра и золота вывоз”1 2.
Вексельный устав, составленный по немецкому образцу и
даже напечатанный одновременно по-русски и по-немецки, со-
держит все характерные особенности европейского вексельного
права того времени3, в том числе и появившийся на Западе
лишь в течение XIX ст. (во Франции, в сущности, только в
1673 г.) вексельный индоссамент, т.е. передаточную надпись,
делаемую позади векселя “на хребте” (in dorso — откуда и на-
звание), “которая уступка по вексельному стилю называется
подпись”. Она дает возможность пользоваться векселем в каче-
стве платежного средства, реализовать указанную в нем сумму
до наступления срока платежа, причем устав 1729 г. — в отли-
чие от различных иностранных законов того времени — не ог-
раничивает числа индоссаментов на векселе4.
1 Полное Собрание Законов. Т. VIII. №5410.
2 Дилтей. Начальные основания вексельного права, а особливо рос-
сийского, купно и шведского. 5-е изд. 1794. С. 17.
3 См.: Федоров. История векселя // Записки Императорского Ново-
российского Университета. Т. 66. С. 529 — 531.
4 Вексельный устав 1729 г. Гл. 1, п.п. 3, 6, 8, 17, 21. Катков. Пере-
дача векселя по надписи (индоссамент) // Записки Юридического
факультета Новороссийского университета. Т. I. 1909. С. 141.
292
Очерк истории русской торговли
Вексельный устав 1729 г. имеет в виду, в сущности, только
купцов и казну (гл. I — “о настоящих купеческих векселях”,
гл. II — “О векселях на казенные деньги”, гл. III и последняя, —
“Формы или образцы внутренних векселей с толкованием”). В
нем не ограничено право обязываться векселями: “Понеже сей
вексельной устав хотя для купеческих векселей есть, однакож
когда кто из воинских, статских, духовных или иных чинов сам
себя привяжет с купечеством в переводе денег векселями” и т.д.
(гл. I, ст. 38). Речь, следовательно, идет все же о сделках лиц
других сословий, заключаемых ими с купцами, о выдаваемых
последними векселях. И в этих случаях по делам о векселях
велено “удовольство чинить в ратушах и таможнях... понеже
купцам несносное есть потеряние и повреждение купечества,
когда им на других чинов просить в тех местах, где те люди
ведомы, и доля того кто из таких не хочет себя подвергать под
суд ратушной и таможенной, тот да не дерзает сам себя вексе-
лями и другими письмами под образом векселей с купечеством
привязывать или неисправным себя показывать”. Указом 1740 г.
подтверждено правило ст. 38 устава 1729 г. в том смысле, что
векселя могут брать только купцы или разночинцы у купцов и
то только для перевода денег в другие места, во всех же прочих
случаях разночинцы обязаны пользоваться купчими крепостя-
ми. Далее рядом указов запрещено было обязываться векселя-
ми людям боярским, крестьянам и ямщикам (1749 г.), дворо-
вым крестьянам (1751 г.), крестьянам всех наименований, так
как они попадают в сети ростовщиков (1761 г.)1.
По смыслу устава 1729 г., и дворяне не могли между собой
обязываться векселями (а только купцам). Но в Екатеринин-
ской комиссии 1767 г. многими депутатами указывалось на не-
обходимость дозволить им это, так как при отсутствии такого
права помещики отдают свои деньги дворянам и иным лицам
под именем купцов и точно так же от заемщиков получают век-
селя не на свое имя, а на имя какого-нибудь купца, а отсюда
получаются злоупотребления и возникают тяжбы1 2. Однако по-
1 Полное Собрание Законов. Т. XI. №№8172, 9587. XV. № И 204.
2 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 234, 285.
293
Кулишер И. М.
следующими указами выдача векселей дворянами, напротив,
еще более была стеснена ввиду усиления их задолженности и
разорения1.
По мнению Г. Ф. Шершеневича, векселя, несмотря на оче-
видное удобство, туго входили даже и в быт торговый1 2. На
первый взгляд это не совсем вяжется с теми многократными
упоминаниями о векселях, которые мы находим в Екатеринин-
ской комиссии 1767 г. В комиссии был прочитан вексельный
устав, и в речах депутатов, участвовавших в ней, вопросу о
векселях отведено весьма видное место; депутаты постоянно
возвращаются к этой теме. С другой стороны, однако, в то вре-
мя, как, согласно вексельному уставу 1729 г., векселю придан
бесспорный характер и подписи в нем не нуждались в удосто-
верении, члены комиссии желали изменить эту столь характер-
ную для векселя черту. По мнению депутата от города Углича,
необходимо, чтобы всякие векселя были свидетельствуемы, и
это следует поручить публичным нотариусам. Депутат от харь-
ковского дворянства предлагает писать векселя в губернских
канцеляриях и других правительственных местах с верными
поруками и записывать их в книгу. Представитель от кашин-
ского дворянства не только присоединяется к мнению о том,
что векселя должны быть писаны в присутствии нотариуса, но
требует, чтобы нотариус еженедельно давал о них отчет конторе
государственного банка; мало того, они должны даже печатать-
ся в газетах на всеобщее известие. Депутат от дворян Данков-
ского уезда подвергает подробному анализу вексельный устав и
высказывает целый ряд пожеланий о протесте векселей, о взы-
сканиях и т.д., причем и он находит, что для большей верности
векселя должны быть явлены для записи в уездные или полко-
вые канцелярии3.
Правда, речь идет здесь о векселях, которыми обязываются
дворяне, но все же стремление заменить в видах устранения
подлогов упрощенный порядок выдачи векселя, ему свойствен-
1 Устав о банкротах 1800 г. Ч. II. Отд. I, V' и VI.
2 Шершеневич. Система торговых действий. 1888. С. 205.
3 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 97, 234, 240, 264, 270, 285-288.
294
Очерк истории русской торговли
ный, столь сложным, как явка у нотариуса, составление в пра-
вительственных местах, представление поручителей, публика-
ция, едва ли свидетельствует о том, что вексель вошел в оби-
ход. Все это, скорее, указывает на то, что он являлся в то вре-
мя еще слишком культурным для нас инструментом или, во
всяком случае, что для дворянства он совсем не подходил.
Что касается пользования векселями в области внешней тор-
говли, то, по словам Бюша, писавшего в конце XVIII ст., Рос-
сия принадлежит к числу тех стран, в торговле с которыми
купцу не может помочь ни вексель, ни банкир, и туда возмож-
но лишь пересылать деньги наличными или же необходимо
купцу везти их с собой. Торгуя с Архангельском, — прибавляет
он, до сих пор было выгодно, хотя и не являлось необходимым,
посылать туда деньги наличными на Петербург, поручая их ли-
цам, закупающим по распоряжению купца товары внутри стра-
ны1.
1 Btlsch. Zusatze zu einer theoretisch-praktische Darstellung der Hand-
lung. Bd. I. S. 143—144.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
(Внутренняя торговля в XVIII ст.
Не только в области внешней, но и во внутренней торговле
российское купечество играло сравнительно незначительную
роль.
“Мы должны принять во внимание, — заявляет депутат от
однодворцев Елецкой провинции Давыдов, — что лиц купече-
ского сословия, по обширности Российского государства и
сравнительно с другими сословиями, находится весьма мало и
ему даже невозможно вступать во всякий мелочной торг, хотя
оно и делало неоднократные тому опыты. Известно, — прибав-
ляет он, — что во многих городах купцы не только не произво-
дят торга, но и даже ни одной души не состоит записанными в
последнюю ревизию, а торгуют в этих городах всякими мелоч-
ными и необходимыми товарами. Обитающим в Уфимском и
Ксетском уездах народам приходится довольствоваться торго-
выми операциями между собой, помимо купцов; разъезжают по
уезду с торговыми целями и оренбургские и уфимские казаки.
Если бы в этом обширном уезде было запрещено жителям за-
ниматься торговлей и это право предоставлено было одним
купцам, то “из этого последует народное отягощение”, ибо
уездные жители не могут иногда дождаться купца в течение
целого года для сбыта ему своих продуктов”.
Здесь мы имеем перед собой обширную непроезжую окраину
с редким населением и с крайне малочисленным купеческим
классом, область, мало сообщающуюся с другими частями госу-
дарства, но производящую обмен продуктами в своих пределах,
обмен, совершаемый казаками и крестьянами помимо купцов.
Но и депутат от Олонецкого уезда, лежащего на другом
конце государства, рассказывает, что купцы, ввиду отдаленно-
сти от селений и трудности проезда по дурным дорогам, осо-
296
Очерк истории русской торговли
бенно в погостах, которые находятся один от другого на рас-
стоянии более 500 верст, не приезжают в города для покупки
сельскохозяйственных продуктов.
Представитель от главной над таможенными сборами канце-
лярии граф Миних присовокупляет к этому, что многие купцы
“или за недостатком капитала, или не имея знания и доброго
поведения, почти совсем не упражняются в торговле, а упот-
ребляют себя на самые низкие работы или утопают в пороках”.
С другой стороны, “приманчивая прибыль и способность упот-
реблять в оборот свои деньги суть причиною, что люди иного
звания, но имеющие качества, противные вышеописанным, во-
шли в торговлю. Я говорю здесь о крестьянах, которые в про-
должение почти ста лет, невзирая на все обнародованные в
разные царства запрещения, не переставали производить тор-
говлю и быть в оной заинтересованными на весьма значитель-
ные суммы”. “Сему-то умножению капиталов и искусству своих
новых участников” он приписывает “по большей части расши-
рение русской торговли и нынешнее цветущее ее состояние”1.
Есть такие города, сообщает депутат от г. Зарайска, в кото-
рых нет вовсе купечества. Уфимский уезд, говорит другой де-
путат, населенный разными племенами, так обширен, что если
проехать от одного до другого конца его по прямой линии, то
получится около тысячи верст. Между тем в Уфимском уезде,
кроме городов Уфы и Табынска, которые находятся на рас-
стоянии 90 верст один от другого, нет нигде ни торгов, ни яр-
марок. Притом в обоих городах купечества весьма мало, да и то
“вовсе не капитальное”. В состоянии ли какой-нибудь уфим-
ский купец, при небольшом капитале и обороте, “удовольство-
вать всех живущих в Уфимском уезде народов” потребными им
товарами?
На недостаточность купеческого класса по сравнению со
значительностью оборотов и на отсутствие купцов во многих
городах указывают и другие депутаты. Так, например, оказы-
вается, что из одного Ливенского уезда, не говоря уже о других
местностях Воронежской и Белогородской губерний, вывозится
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 81, 86, 125, 189, 201, 207, 232-233.
297
Кулишер И. М.
ежегодно на продажу до ста и более тысяч четвертей хлеба. В
Елецкой провинции хотя и есть купечество, но заготовляемый в
столь большом количестве хлеб не только в провинции, но и во
всей губернии не мог бы найти себе сбыта. Крестьяне и везут
его по рекам в Орел, Калугу, Мценск и на Гжатскую пристань,
откуда хлеб отправляется в Москву, Петербург и другие мест-
ности. “Извольте же, высокопочтенное собрание, — прибавляет
депутат, — представить, что последует, если этому ходу дела
будет дано противоположное направление? Где, кроме показан-
ных мест, земледельцы могут продать такое множество хлеба и
прочих продуктов, когда в Ливнах нет ни одного купца, а жи-
вут почти все те же земледельцы?”
Неудивительно при таких условиях, если внутренняя торгов-
ля находилась в руках крестьян, как и однодворцев, казаков,
татар и других групп преимущественно сельского населения.
Крестьяне не ограничиваются сбытом собственных произве-
дений, а, разъезжая по разным местам, скупают лен, пеньку,
холст, сукна, овчины, скот, вплоть до таких предметов, как
шелк или бумага, и затем перепродают их по торжкам и ярмар-
кам и даже в городах, притом не только оптом, но и в розницу.
Отправляясь в другие местности и переезжая из села в село на
еженедельные торги, они скупают у своей братии сельскохозяй-
ственные продукты и затем сбывают уже их купцам. В Ниже-
городской губернии, где находились такие “знатные села”, из-
вестные уже в те времена своими промыслами, как Лысково,
Павлово, Ворсма, Мурашкино, на многочисленных торгах и
ярмарках крестьяне сбывали кузнечные, слесарные и оловян-
ные изделия, платье, шапки и рукавицы, всякого рода обувь и
конскую сбрую (хомуты, узды, шлеи), кожи, деревянную посу-
ду, как и хлеб, соль и другие съестные припасы.
Крестьяне вступают и в “большие торги”. Скупая товары,
они приобретают значительные капиталы и “усилились подобно
купцам”. Они ездят на Макарьевскую и Ирбитскую ярмарки,
провозят товары в дальние сибирские города, как сухим путем
большими обозами, так и на судах от Тобольска через Томск до
Иркутска и за Байкал до Селенгинска и Якутска. Они продают
и меняют товар на товар в городах и на заводах, по селам и
298
Очерк истории русской торговли
деревням всякого звания людям, оптом и в розницу, “без вся-
кого опасения”. На вырученные деньги они закупают меха —
соболей, песцов, бобров, лисиц камчатских, белку, горно-
стая — и, возвращаясь с этими купленными товарами, продают
и меняют их в таком большом количестве, что их операции пре-
вышают обороты купцов.
Они ведут, следовательно, торговлю не одними сельскохо-
зяйственными продуктами, но и привозимыми из дальних мест-
ностей, из Сибири пушными товарами, торговлю в крупных
размерах, производимую на больших расстояниях.
В восточных губерниях имеется много крестьян, как и мест-
ных жителей — татар, которые, разъезжая по уездам и городам
и даже посылая от себя приказчиков, закупают не только кожи
и овчины, сало, воск и мед, но также иностранные товары, как,
например, голландские сукна кармазинные и полукармазинные,
шелковые материи, краски, и все это везут в особенности на
Оренбургскую и Троицкую ярмарки. Ввиду значительности
своих капиталов они “удовольствованы” в гостиных и меновых
дворах лучшими лавками; им принадлежат “со въезда азиат-
ских народов у ворот первые лавки”, и “тех азиатов они удер-
живают при своих лавках и не допускают к другим внутрь”.
В широких размерах и не одними только сельскохозяйствен-
ными продуктами они производят торговлю и в других местно-
стях.
Так, например, в Балахнинском уезде Нижегородской гу-
бернии в селе Городец, где каждую субботу производятся
“знатные” торги, крестьяне, не имея пахотной земли, продо-
вольствуются ведением “купеческого промысла”, покупают и
продают как русские, так и иностранные товары — персидские
и иные шелковые ткани. Они торгуют по Волге хлебом и рыбой
в значительных размерах, строят лодки и даже большие суда и
отправляют на них товары в Санкт-Петербург, Астрахань и
другие города. Крестьяне отвозят хлеб, пеньку, лен, холсты и
сукна, мед и воск и предметы животноводства (масло, сало,
мясо, кожи) даже к портам и вывозят их за границу; или же от
имени купцов и по их письмам крестьяне торгуют не только
299
Кулишер И. М.
русскими товарами при портах, но и иностранными внутри
России1.
Таким образом, крестьяне не ограничиваются сбытом оптом
и в розницу, на ярмарках и в городах, русских сельскохозяйст-
венных продуктов или изделий кустарных промыслов, закупае-
мых ими, но производят во многих случаях и такие операции,
которые во всяком случае считались недозволенными им: сбыт
иностранных изделий внутри страны, торговля с восточными
народами, доставка русских товаров к портам и даже экспорт
последних за границу. Наблюдая эту широкую деятельность
крестьянского населения, многие авторы (Бюш, Шторх, Бю-
шинг) говорят о “большой склонности русского населения к
торговле” — только в этом смысле можно понимать их слова.
Депутат Екатерининской комиссии Миних был прав, говоря,
что крестьяне в продолжение ста лет, несмотря на все запреще-
ния, не переставали заниматься торговлей “и быть в оной заин-
тересованными на весьма значительные суммы”.
Запрещение такое мы находим еще в Соборном уложении
1649 г. В нем (гл. XIX) устанавливается прежде всего обязан-
ность для всех занимающихся торговлей приписываться к по-
садскому тяглу. “А которые всяких чинов люди на Москве ем-
лют государево денежное и хлебное жалование и лавки за со-
бою держат, и наймуют, и всякими промыслы промышляют,
опричь стрельцов: и тем людем быти попрежнему в своих чинех
и служити государевы службы с государева жалованья. А с
торговых со всяких промыслов быти им в тягле в сотнях и в
слободах и в ряд с черными людьми подати давати, а службы
никакой тяглой не служить; а кто не похочет в тягле быти, и
тем людем лавки свои продать государевым тяглым людем”
(ст. 4). Эта обязанность “в тягле быти” распространяется и на
пушкарей, затинщиков, воротников, каменных плотников и
кузнецов, которые “сидят в лавках и всякими торговые про-
мыслы промышляют” (ст. 12).
Исключение сделано только для стрельцов, казаков и дра-
гун, которым “с торговых своих промыслов платити таможен-
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 86, 92, 99, 111, 115, 117, 126, 133, 142, 160, 189, 193-94, 201 и др.
300
Очерк истории русской торговли
ные пошлины, а лавок оброк, а с посадскими людьми тогда им
не платити и тяглых служеб не служити” (ст. И). Напротив,
для крестьян исключение установлено в другом направлении —
они вообще торговлей заниматься не могут, записываться в тяг-
ло им не разрешается. “А будет у тех пашенных крестьян на
Москве и в городех есть лавки и погребы и соляные варницы: и
им те лавки и погребы и варницы продать государевым тяглым
людем, а впредь лавок и погребов и варниц опричь государе-
вых тяглых людей никому не держати” (ст. 5)1,2.
Крестьянам дозволяется только наравне с приезжими людь-
ми и с иностранцами временно приезжать в города и продавать
товары оптом из гостиных дворов. “А чьи крестьяне учнут к
Москве и в городы приезжати из уездов со всякими товары: и
им те товары продавати по вольным торгом бесценно, на гости-
не дворе с волов и стругов, а в рядах лавок не покупати и не
наймовати” (ст. 17).
Это положение изменяется только при Петре. В 1699 г. было
дозволено записываться в купечество казенным, патриаршим,
монастырским и помещичьим крестьянам, желавшим жить в
Москве ради торговли; а в следующем году вышел указ о взя-
тии в посады крестьян, которые живут в городах на тяглых
землях, занимаются торгом и тягло платят, и о запрещении го-
родских промыслов тем, которые в посады записаться не поже-
лают. В 1711 г. Петр приказывает Сенату “денег как возможно
собирать”, а также — ради этой фискальной цели — “буде
подлинно купецким людям никакого препятствия и обиды в
1 Полное Собрание Законов. Т. I. № 1. Гл. XIX. Ст. 4, 5, И, 12.
2 И в другом месте, где речь идет о слободах, селах и деревнях патри-
арших, митрополичьих, властелинских и монастырских, боярских,
окольничьих, думных, ближних и всяких чинов людей, противопос-
тавляются, с одной стороны, «торговые люди, а исстари они бывали
посадские жильцы», а с другой стороны, «крестьяне торговые... а они
наперед сего в посадских людех не были и тягла не платили». Первых
велено «взяти на старые их тяглые места и держати с тяглыми посад-
скими людьми», что же касается торгующих крестьян, то «указал го-
сударь дата на крепкие поруки, что им впредь в лавках и в погребах
не сидети и не торговати, а варниц и кабаков не откупати, а те лавки
и погребы и варницы продати тяглым людем» (ст. 9).
301
Кулишер И. М.
торговых их промыслах от того не будет”, то позволить “всяко-
го чина людем торговать всеми товары везде невозбранно”,
“точно с такою ж пошлиною, а вместо десятой деньги по пре-
порции с торгов класть”. В том же году последовало уже без-
условное разрешение “всякого чина людем” торговать везде
“своими именами”. Из последнего видно опять-таки, что при-
чиной являлись фискальные соображения, ибо, не имея права
торговать “своими именами”, крестьяне в особенности вели тор-
говлю на имя купцов и не платили соответствующих сборов1.
Таким образом, Петр дал возможность сельским жителям
селиться в городских посадах, заниматься торговлей и перехо-
дить в купцы. “Беломестцам и дворцовым крестьянам, которые
на Москве торгуют всякими товары в лавках, платить с тех
своих товаров десятую деньгу и подати с посадскими людьми в
ряд”. Не только крестьяне, но и дворяне могут заниматься тор-
говлей; если кто из младших детей дворянских фамилий захо-
чет идти в купеческое звание или в какое знатное художество,
говорится в указе 1714 г., то им сего в бесчестье не ставить.
Запрещена была торговля только военным. Регламентом глав-
ному магистрату все регулярные граждане городов были в
1721 г. разбиты на три гильдии, причем к первой отнесены
банкиры, знатные купцы, имеющие значительные отъезжие
торги или торгующие разными товарами в рядах, а также лека-
ри и аптекари, шкиперы, ювелиры, живописцы; ко второй
гильдии — торгующие мелочными и харчевыми товарами и ре-
месленники; третий же разряд, который не назван гильдией,
составляли чернорабочие и иные наемники, которые хотя и по-
читаются гражданами, но нигде “между знатными и регуляр-
ными гражданами не счисляются”. Главный магистрат должен
был “ведать всех купецких людей”, чтобы “рассыпанную сию
храмину паки собрать”1 2’3.
1 Полное Собрание Законов. Т. III. № 1666. Т. IV. №№2327, 2349, 2433.
2 Там же. Т. V. № 2770, 2789. 15. Т. VI. №3708. Т. VII. №4337. См.:
Кизеветтер. Посадская община. С. 132.
3 Как указывает А. А. Кизеветтер в другом месте (“Городовое поло-
жение Екатерины II”. 1909. С. 182 сл.), этот принцип деления город-
ских жителей по профессиям, заимствованный Петром из остзейского
права, однако, не удержался и вскоре уступил место старинному де-
лению «по животам и промыслам», т.е. по зажиточности. В 60-х годах
302
Очерк истории русской торговли
Вместе с введением подушной подати для крестьян в размере
80 коп. с души обложены были и городские обыватели по 40
алтын с души. Однако и в том и в другом случае это был лишь
средний оклад, который множился на количество душ той или
иной категории, и затем полученная сумма разверстывалась
между ними, в зависимости от степени зажиточности платель-
щиков: “А им верстатися между собою городами по богатству”.
В гильдиях старосты должны были с согласия всех граждан
уравнивать подушный сбор, “по рассмотрении каждого гражда-
нина в пожитках состояния, самою сущею правдою, без лице-
приятия, — чтоб пожиточные и посемейные облегчены, а сред-
ние и бедные семьянисты отягчены не были, — дабы в том ни-
кому, а наипаче бедным людям обиды излишние и, сверх
возможности, тягости не было”1.
Упомянутые подушные деньги в 80 коп. с души крестьяне
обязаны были платить и в случае перехода их в посад, переход
же самый допускался свободно для всех крестьян — “вольно,
чьи б ни были”, но под условием, чтобы торговые обороты их
составляли не менее 500 руб., а если они везут товары к Петер-
бургскому порту, то не менее 300 руб. Мало того, даже беглые
крестьяне, если они, долгое время пробыв в посаде, оказыва-
лись помещичьими и дворовыми людьми, хотя и наказывались
кнутом за утайку своего звания, но не отдавались обратно
прежним владельцам, а записывались в посад, если они произ-
водили торги на указанные суммы в 300 и 500 руб.2
XVIII ст. можно найти много примеров зачисления отъезжих к портам
торговцев не в первую гильдию, как следовало по регламенту, а во
вторую и даже в третью, очевидно исходя из состоятельности. Городо-
вое положение 1785 г. принимает этот принцип: к первой гильдии от-
несены купцы с капиталом в 10—150 тыс. руб., ко второй — с капи-
талом в 5—10 тыс. и к третьей — с капиталом в 1 — 5 тыс. Впрочем,
оно комбинирует этот принцип “пожиточности” все же с делением по
характеру торговли: к первой гильдии отнесены занимающиеся как
внешним, так и внутренним торгом, ко второй только внутренним, к
третьей мелочные торговцы.
1 Полное Собрание Законов. Т. VII. №№4623, 4624.
2 Там же. № 4612. Т. VIII. № 5953, п. 3.
303
Кулишер И. М.
Но крестьяне, по общему правилу, предпочитали жить по-
прежнему у себя в деревнях и не нести посадского тягла. Мог-
ли ли они в этом случае заниматься торговлей? На это еще указ
1700 г. отвечал: торгующих или имеющих кожевенные и иные
промыслы крестьян “взять в посады, а которые крестьяне не
похотят, и им никакими торгами нигде не торговать и промы-
слов никаких не держать, и в лавках не сидеть, а жить им за
помещиками”. А в указе 1722 г. прибавлено: “А которые живут
в деревнях, тем товары продавать в города градским посад-
ским, а самим в городах и слободах не торговать; также таких
в пристани морские не допускать торговать, ежели в посад не
запишутся”1.
Следовательно, если крестьянин не записался в посад, то он
не мог ни торговать в городах и слободах, ни держать лавок,
амбаров, погребов и промышленных заведений, ни “ездить” к
портам. Дозволялось только, как это было установлено еще
Соборным уложением, продавать товары на гостином дворе с
возов и стругов, но только оптом городским посадским.
Указом 1745 г. запрещалась торговля и во всех слободах и
селах, расположенных “в ближнем от городов расстоянии”. А в
таможенном уставе 1755 г. (гл. X, п. 4) говорится: “Крестьянам
позволяется в знатных селах и деревнях, состоящих по боль-
шим дорогам и не в ближнем от городов расстоянии, ради про-
езжающего народа и их необходимых крестьянских нужд, по
приложенному при том пункте реестру (в него входят посуда,
земледельческие орудия, одежда, сбруя, домашняя утварь и
т.п.) мелочными товарами торговать... а кроме тех товаров дру-
гими, також в городах и слободах городских и кои слободы и
селы расстоянием не далее пяти верст, отнюдь не торговать под
конфискованием всех таких неуказанных товаров”1 2.
Что касается дворян, то, согласно тому же таможенному ус-
таву 1755 г. (гл. II, п. 9), им разрешается продавать только
“домашние свои товары, которые в собственных их деревнях у
1 Полное Собрание Законов. Т. VII. №4312, п. 3.
2 Там же. Т. XIV. № 10 486. Гл. X, п. 4. См. также: Кизеветтер. По-
садская община. С. 16-17. Павлов-Сильванский. Проекты реформ в
записках современников Петра Великого. С. 127 сл.
304
Очерк истории русской торговли
них и у крестьян их родятся и за домовными расходами бывают
в остатке, а не скупные у других”. Продавать их помещики мо-
гут “в тех городах, в которых те их деревни” находятся, но мо-
гут “на продажу везти и в другие города” и в обоих случаях
сбывать и в розницу. Наконец, им дозволяется отправлять эти
свои произведения “в морские российские пристани и на госу-
дарственную границу, в том запрещения им [не] чинить”, но
только в этом случае “продавать их оптом, кому они похотят, а
врознь отнюдь не продавать, под опасением конфискации”1.
Таким образом, помещикам, в сущности, давалась возмож-
ность как торговать в городах повсюду оптом и в розницу, так
и отправлять товары к портам и сбывать их оптом, и устанав-
ливалось только одно ограничение — чтобы это были продук-
ты, которые у них “родятся”, а не покупные.
Купцы всем этим были весьма недовольны — не только ши-
рокими правами, предоставленными дворянам, но еще в гораз-
до большей степени тем, что лица других сословий, в особенно-
сти крестьяне, вопреки запрещению им торговать, раз они не
записались в купечество, все-таки производили торговлю в зна-
чительных размерах.
Их взгляд выражает Посошков, когда в 1724 г. пишет: “Бу-
де кто коего чина нибудь аще от синклита, или от офицеров,
или от дворянства, или из приказных людей, или церковные
причетники, или и крестьяне похотят торговать, то надлежит
им прежний свой чин отставить и записаться в купечество, и
промышлять уже прямым лицом, а не пролазом и сякие торги
вести купечески с платежом пошлин, и иных каких поборов с
купечества, равно со всем главным купечеством, и без согласия
купеческого командира утайкою по-прежнему, воровски ничего
не делать”.
Особенно интересовал его крестьянский торг, по поводу ко-
торого он говорит: “А буде кой крестьянин может рублев на сто
торговать, тот бы чей ни был крестьянин... то бы записался в
купечество... а уже пахоть ему не пахать, и крестьянином не
слыть, а слыть купеческим человеком и надлежит уже быть под
ведением магистратским”. Вообще же говоря, “крестьяне знали
’ Полное Собрание Законов. Т. XIV. № 10 486. Гл. II, п. 9.
305
Кулишер И. М.
бы свою крестьянскую работу, а в купеческое дело ни мало не
прикасались бы”. “А буде кой крестьянин и богат, то бы он
пустоши нанимал, да хлебом насевали, тот излишний хлеб про-
давал бы, а сам у них крестьян у иных крестьян ни малого
числа для прибыту своего не покупал бы”. В последнем и за-
ключалась вся суть. Раз он “не взят в купечество”, то и не
должен “вступаться” в него, скупать у других товары, “а буде
купит хотя одну осьмину, а кто... пришел в таможню, известит,
то у того торгаша взято будет штрафу сто осьмин, а кто о том
донесет, дать десять мин”1.
Если “посторонних торговцев”, в особенности из крестьян,
“не унять, то весьма обогатитись купечеству невозможно и соб-
ранию пошлинной казны умножиться не от чего будет”. Эта
точка зрения, высказываемая Посошковым, проходит красной
нитью и через доклады депутатов от городов в Екатерининской
комиссии 1767 г.
Российское дворянство, заявляет депутат от купечества Рыб-
ной слободы (впоследствии Рыбинска), приняло уже положе-
ние, которого лучше и нельзя желать. Оно пожаловано вольно-
стью, пользуется многими другими преимуществами, владеет
деревнями. Поэтому и купечество, полагая свою надежду на
высочайшие щедроты, уповало, что и оно не останется без ми-
лостивого призрения и получит способы к поправлению бедного
своего состояния, а через то избавится от стыда перед счастли-
выми европейскими купцами. Но вместо ожидаемого поправле-
ния русскому купечеству готовится большое отягощение, как
будто оно не чуждо для государства. Вместо того чтобы в силу
указов Петра Великого утвердить за купечеством его права и
вольности, многие депутаты, напротив, предлагают, чтобы как
благородному дворянству, так и крестьянам предоставлено бы-
ло пользоваться купеческим правом, отчего купечество неми-
нуемо придет в разорение, а с этим и коммерция в совершен-
ный упадок. Ибо хотя ныне крестьянам и разночинцам и за-
прещено по закону торговать, но, несмотря на это, купцы
терпят от них много обиды и помешательств. Что же будет то-
гда, когда законом всякому дозволено будет торговать?
1 Посошков И. Книга о скудости и богатстве 1911. (Памятники рус-
ской истории.) С. 48 — 49.
306
Очерк истории русской торговли
Дворянству, по общему мнению, торговать неприлично и
званию его несвойственно, заявляет другой депутат от городов,
равно как и крестьянам и разночинцам. Эти последние должны
упражняться единственно в земледелии и рукоделии и прода-
вать только то, что производится их хозяйством, а не перепро-
давать, что принадлежит одним только купцам1.
Депутаты приводят слова из “Наказа” Екатерины II, что
“земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять
людей должно” (ст. 313), ибо “не могут быть там ни искусное
рукоделие, ни твердо основанная торговля, где земледелие в
уничтожении или незначительно производится” (ст. 294). По-
этому “не худо было бы давать награждение земледельцам, по-
ля свои в лучшее, пред прочими, приведшим состояние”
(ст. 299). Так поступают, по словам Екатерины, в Китае, где
“богдохан ежегодно уведомляется о хлебопашце, превзошедшем
всех прочих в своем искусстве, и делает его членом осьмого чи-
на в государстве. Сей государь всякий год с великолепными
обрядами начинает пахати землю сохой своими руками”
(ст. 298). В “Наказе” же царица “указала всякому сословию
присущий ему род деятельности и ни одно из них не должно
касаться другим и делать им помешательство”. “Земледельцы
живут в селах и деревнях и обрабатывают землю... и се есть их
жребий” (ст. 358). Напротив, “в городах обитают мещане, ко-
торые упражняются в ремеслах, в торговле, в художестве и
науках... Сей род людей... от которого государство много добра
ожидает, если твердое на добронравии и поощрении к трудо-
любию основанное положение получит, есть средний... Оный,
пользуясь вольностью, не причисляется ни к дворянству, ни ко
хлебопашцам” (ст. 358, 378, 379).
Однако депутаты от крестьян, к которым присоединились
казаки и татары восточных губерний и на стороне которых в
большинстве случаев стояли и депутаты от дворянства, ибо
дворянам выгодна была торговля их крестьян и устройство яр-
марок в поместьях, возражали этому “среднему роду людей”,
что, “пользуясь вольностью”, оно не должно создавать другим
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 38, 49, 118, 314.
307
Кулишер И. М.
“сортам людей” отягощения, отчего “бедный народ придет в
крайнюю скудость и убожество”. Это должно случиться, если
будет постановлено, чтобы земледельцы продавали все произ-
ведения земли купцам гуртом, и им придется, ввиду отсутствия
купцов во многих городах, отвозить свои произведения в даль-
ние города, где есть купечество, верст за двести и более. Раз
крестьянам приходится везти свои “домашние товаришки” в
город к купцу, то они уже не могут повезти их обратно, а вы-
нуждены отдать их по той цене, какую купец назначит, да еще
с просьбами и поклонами. Кроме того, они на возвратном пути
вырученные деньги истратят без остатка на себя и на лошадь и
таким образом придут со всем своим домом в крайнюю бед-
ность1.
Что же получится от этого? Земледелец обязан будет прода-
вать излишки своих продуктов купцу для того, чтобы сей по-
следний мог продать оный другому земледельцу, имеющему в
нем нужду, наложив при этом цену по своему произволу (не
говоря уже о мере и весах, “устроенных жадностию к
прибытку”); но такое действие почесть можно скорее данью,
собираемой с общества земледельцев, чем торговлей, прино-
сившей пользу государству. Недопущение торговли привело бы
крестьян в “крайнее изнеможение” и было бы несогласно с “на-
туральным” правом, тогда как при существовании ее земледе-
лец, “не имея в виду запрещения свободно продавать свои про-
изведения, будет прилагать большее трудолюбие для их раз-
множения”.
И они ссылались на положение “Наказа”: “Торговля оттуда
удаляется, где ей делают притеснение, и водворяется тамо, где
ее спокойствия не нарушают” (ст. 317). А государыня, “пре-
мудрая отечества мать”, желает видеть свой народ “столь сча-
стливым и довольным, сколько далеко человеческое счастье и
довольствие может на сей земле простираться”.
Указом 1778 г. “О приведении купечества и их торговли в
хорошее состояние”, со ссылкой на прежние акты, начиная от
Соборного уложения, подтверждено запрещение крестьянам
1 Поленов. Исторические сведения о Екатерининской комиссии. Т. II.
С. 81, 96, 105, 169, 232.
308
Очерк истории русской торговли
торговать в городах или слободах, как и в селах, за исключе-
нием лишь знатных сел и деревень, находящихся от городов не
ближе пяти верст. Но и доступ к купечеству для них затруд-
нен, ибо для вступления в купечество крестьянин обязан запла-
тить 1 тыс. руб. за себя и по 500 руб. за детей, в ревизскую
перепись вступивших, и кроме того, хотя установлено записы-
вать в гильдии по капиталам от 500 до 1 тыс. руб., но для кре-
стьян этот размер повышен от 1 до 15 тыс.
При этом указ еще считает нужным оправдывать не стесне-
ния, чинимые крестьянам, как можно было бы ожидать, а во-
обще допущение их к торгу, к записи в гильдии. Исходной точ-
кой, следовательно, является полное устранение крестьян из
области торговли, как это было в допетровскую эпоху. Указ
становится всецело на точку зрения купечества, рассматривает
последнее как замкнутое сословие, резко отделяет город от де-
ревни. А между тем законодатель сам сознает, что “есть ли всех
крестьян, здесь и в других местах при торгах обращающихся,
вдруг отлучить от торгов и употребить их к свойственной их
звания должности, и в купечество не отпускать, оное не только
ни малой удобности принести не может, а послужит некоторым
упадком в купеческом капитале; ибо весь нажитой здесь кре-
стьянами от купечества капитал должен остаться не в том уже
обращении, от которого купечество может пользоваться. Да к
тому ж и всякий крестьянин, живучи весьма долговременно при
торговых промыслах, не употребляясь нимало к земледелию, не
может уже быть столь полезен в крестьянстве, кои от малолет-
ства упражняются в оном”.
Казалось бы, из этого пространного объяснения неминуемо
следует, что крестьянам вообще не следует препятствовать за-
ниматься торговлей, ибо иначе капитал, нажитый ими, уже не
останется “в том обращении, от которого может купечество поль-
зоваться”, и во всяком случае не следовало бы столь стеснять
запись их в гильдии. Но это была эпоха борьбы города с де-
ревней не только у нас, но и на Западе, там запрещали устрой-
ство лавок в городах, у нас — занятие торговлей крестьянам1.
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 3. Ч. IV. Гл. 5.
309
Кулишер И. М.
Существенную роль играла и внутренняя торговля ино-
странных купцов. Хотя русское правительство по-прежнему
держалось того принципа, что иностранцам полагается зани-
маться только экспортом и импортом, почему они должны жить
в пограничных городах и продавать товары оптом из гостиных
дворов, но на самом деле их деятельность вовсе не ограничива-
лась этими пределами. Торговать вообще дозволялось даже ме-
стным жителям лишь в рядах и гостиных дворах, но не в до-
мах; исключение делалось лишь для питей и так называемых
нюрнбергских товаров. Ввиду провоза в большом количестве
контрабандных товаров из-за границы, что обнаружилось при
внезапном обыске у иностранных купцов в 1732 г., жителям
Петербурга запрещено было “под потерянием по уставу всех
имеющихся товаров и сверх того под опасением телесного и
смертного наказания” держать и продавать в розницу какие бы
то ни было товары на дому и предписывалось в течение 4-
дневного срока перевезти все товары на гостиный двор в лавки.
По этому поводу англичанами было сделано представление,
из которого видно, что они в значительных размерах торговали
не только оптом, но и в розницу, и притом в своих домах. Анг-
лийский резидент Рондо указывал на то, что пункты о недер-
жании товаров на дому и о запрещении розничной продажи
нуждаются в пояснении, какие именно товары купцам позволя-
ется хранить у себя на дому и какие запрещено продавать в
розницу. Купцы не думают, чтобы указ имел своей целью за-
претить им держать у себя в погребах вина, напитки и другие
погребные товары и хранить у себя на дворе громоздкие това-
ры, которые нельзя поместить в амбарах, а именно: уголь,
жернова и точильные камни, ящики со стеклами, дерево “лиг-
нумвите” и проч. Многие товары требуют сухого помещения,
как то: мебель, зеркала, стенные часы; иные же, например зо-
лотые и серебряные сервизы и драгоценные каменья, нельзя
держать в амбарах не только из-за боязни похищения, но и по-
тому, что там невозможно выставить их напоказ. Из этого за-
явления видно, что самыми разнообразными товарами, начиная
от угля, жерновов и точильных камней, стекла и дерева, вплоть
до часов и зеркал, вещей из золота и драгоценных камней, ино-
странцы торговали у себя на дому, а вовсе не в гостиных дво-
рах; и притом продавали их не только из амбаров, но также из
310
Очерк истории русской торговли
открытых для публики лавок — об этом свидетельствует указа-
ние на то, что они выставляются напоказ1. Такие выставки в
окнах или в виде особых стеклянных шкафчиков, прикреплен-
ных к стене, составляли в то время новшество не только у нас,
но и на Западе, где такого рода реклама в то время впервые по-
является, и то только в таких городах, как Париж и Лондон* 2.
Эти выставки нужны были лишь в случае розничной прода-
жи; и действительно, мы узнаем из дальнейшего, что англичане
производили розничную торговлю, несмотря на строгое запре-
щение ее иностранцам. Именно английский резидент указывает
на то, что купцы выписывают из-за границы много таких това-
ров, которые лавочники и простые люди оптом и не покупают,
как то: домашние уборы, золотые и серебряные сервизы, алма-
зы, карманные часы; лучшие вина, водки и иные погребные
товары также продаются в Петербурге только лицам, которые
покупают их на свой обиход. Имелись, следовательно, магази-
ны, в которых иностранцы продавали в розницу предметы рос-
коши: дорогие вина и водки, бриллианты, золотые и серебря-
ные вещи, зеркала, стильную мебель (кабинеты), часы стенные
и карманные — и часы являлись в то время весьма дорогими
вещами, которые не только у нас, но и на Западе носила лишь
знать или которыми украшали гостиные3.
Любопытно, что русское правительство мирилось с таким
нарушением своих постановлений, ибо когда англичане в своей
“промемории” признались во всем этом и просили отмены при-
веденного указа 1732 г., которого они боялись ввиду установ-
ленных в нем жестоких наказаний, то им было сообщено, что
хотя указ, только что изданный, отменить неудобно, но он на
практике применяться не будет. Этим узаконивалась розничная
продажа товаров иностранцами из устроенных ими магазинов.
В 1666 г., при заключении русско-английского договора,
англичане добивались того, чтобы им дано было право прода-
вать товары друг другу. Русское правительство находило, что
этот вопрос касается внутреннего законодательства и в договоре
’ Остроухое. Англо-русский торговый договор 1734 г. С. 85 — 86.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Т. II. Отд. IV.
3 См.: Там же. Отд. III. I.
311
Кулишер И. М.
разрешен быть не может1. Напротив, в трактате 1797 г. “согла-
шенось”, чтоб подданным обеих сторон (ст. 4) “позволено было
держать” товары “в своих домах или магазинах, продавать или
менять оптом, свободно и без притеснения, не принуждая их
записываться в мещанство того города или места, где они будут
жить и торговать” (последнее было установлено Городовым по-
ложением 1785 г.)1 2.
Георги в своем “Описании Санкт-Петербурга 1794 г.” сооб-
щает о том, что “иностранное купечество отправляет единствен-
но торг оптом и по большей части по комиссиям”. Но несколь-
кими страницами дальше он прибавляет, что “некоторые из
иностранных купцов, кои по состоянию своему удобнее могут
отправлять торг в розницу, нежели оптом, достигают намерения
своего, записавшись во 2 или 3 гильдию. Многие из них завели
находящиеся ныне здесь во множестве английские и француз-
ские, немецкие и голландские магазины, сверх того, магазины
для женских уборов, модные, мебельные магазины и проч.”3.
Вопрос об этих магазинах обсуждался в “мнениях”, подан-
ных в “особенное собрание”, которое было созвано в 1793 г. в
связи с падением вексельного курса. В докладной записке,
представленной от имени большинства русских купцов, наряду
с предложением пресечь “вкоренившийся” крестьянский торг
иностранными товарами, совершаемый “под всякими ложными
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IX. С. 229 — 230.
2 В самом же трактате была установлена, в сущности, еще большая
«вольность» для английских купцов, ибо в «артикуле» 7-м сказано: “А
как намерение обеих высокодоговаривающихся держав и предмет сего
трактата клонится к облегчению взаимной подданных и коммерции и к
распространению пределов и взаимной пользы от оной: то соглаше-
нось, чтоб британские купцы, в российских областях торгующие, в
случае смерти, чрезвычайной нужды и необходимости, когда не оста-
нется к получению денег другого способа, или же в случае банкрутст-
ва, имели свободу распоряжать вещами своими, состоящими в россий-
ских ли или чужестранных товарах, таким образом, как то интересо-
ванные персоны за полезное признают” — определение весьма
растяжимое и двусмысленное.
3 Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга. Т. I. С. 205,
209.
312
Очерк истории русской торговли
видами”, в качестве “средства” к возвышению курса выдвигает-
ся в первую очередь проект запретить мелочную торговлю,
производимую “в противность городового положения” ино-
странцами нерусского подданства; это “злоупотребление” рас-
пространилось настолько, что таковые иностранцы, содержа “в
домах магазины”, подрывают и разоряют природных здешних
купцов и мещан. В другом мнении (купца Самойлова) также
дается совет “отрешить товарные в домах магазины”, принад-
лежащие нерусским подданным, а заодно запретить иностран-
цам записываться в российское купечество.
Но какое отношение эти “товарные в домах магазины”,
столь неприятные русским купцам, могли иметь к вексельному
курсу? В мнении купца Девкина говорится о необходимости
запретить их “яко гнезда роскоши и мотовства”. Роскошь же,
читаем в другой записке вологодского купца Большого-Лаптева,
“вредна потому наипаче”, что оная состоит из таких вещей, “за
которые платить не внутри государства, а за море переводить
должно”, а эти магазины привели к тому, что товары, которые
прежде употреблялись в одних только знатных домах, ныне
вошли почти во всеобщее употребление. Иностранцы же, полу-
чая “чрезвычайный барыш от продажи выписанных по удобно-
му сношению с иностранными фабрикантами на великие суммы
ненужных товаров, деньги переводят за море”. Таким образом,
продажа “прихотных” товаров иностранцами и переход бары-
шей в руки их, а не купцов ведет к отливу звонкой монеты за
границу и роняет вексельный курс.
Соответственно этим заявлениям “особенное собрание” в
своем заключении обращает внимание на домовые магазины
иностранцев с модными товарами, которые не только противо-
речат Городовому положению и причиняют “великий подрыв
всему природному российскому купечеству”, но и наносят “не-
померный вред государству”, увеличивая ввоз иностранных
“роскошных и не нужных” товаров. Владельцы их, обогатив-
шись “толь легким образом”, наконец уезжают “в свои
отчизны” и увозят “безвозвратно все скопленные неправедными
способами капиталы” и там “делятся с товарищами своими,
кои, живучи за морем, участвовали с ними во всех выгодах и
преимуществах, природному российскому купечеству и мещан-
313
Кулишер И. М.
ству высочайше дарованных”. Так что снова выступает на сце-
ну “подрыв природному купечеству”1.
В этом заключении упоминается о существовании модных
магазинов как в обеих столицах, так и вообще в больших горо-
дах, где они, очевидно, являлись первыми лавками, открытыми
вне рядов и гостиных дворов и устроенными на европейский
манер. Как и первые магазины современного характера на За-
паде, они имели в виду богатую публику, сбывая предметы
роскоши, и, вероятно, были изящно обставлены, имели витри-
ны и выставки1 2.
1 Фирсов. Правительство и общество в их отношениях к внешней тор-
говле в царствование Екатерины II. С. 129, 134—135, 137, 151 — 152.
2 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Т. II. Отд. 4.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
^Товарообмен в XIX ст.
(Вывоз и привоз
В первой половине XIX ст. (1800—1860) обороты нашей
внешней торговли развивались следующим образом:
(в среднем за год, в тыс. руб. зол.)1:
Вывоз Привоз Общий оборот
1801-1805 75 108 52 765 127 873
1806-1808 43169 31 819 74 988
1812-1815 61 986 39106 101 092
1816-1820 91 712 70 049 161 761
1821-1825 81 372 72 250 153 622
1826-1830 85 715 79 687 165 402
1831-1835 94 319 80 999 175 318
1836-1840 118 435 101 096 219 531
1841-1845 132 323 119 864 252 187
1846-1850 151 757 131 522 283 279
1851-1855 133 173 129 962 263 135
1856-1860 225 594 205 866 431 460
Сравнивая начальный и конечный пункты, получаем увели-
чение оборотов за промежуточный период почти в З'/г раза
(вывоза в 3 раза, привоза в 4 раза). Но рост не отличается
равномерностью. Этому препятствовали войны — сначала На-
полеоновские, затем Крымская война, в области вывоза возрас-
тание задерживается и в 30-х годах. Но еще гораздо быстрее,
чем до 60-х годов, рост в следующие полвека: в 1909—1913 гг.
вывоз достигает (в среднем) О/г млрд, привоз 1140 млрд
1 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. XXXIV.
315
Кулишер И. М.
руб. — увеличение в 7 и 5^2 Раз, а всего оборота в 6 раз
(с 431 до 2640 тыс. руб.).
В XVIII ст. товарообмен совершался почти исключительно
морем1; сухопутная торговля еще к концу этого столетия имела
совершенно минимальное значение (менее 6% всего оборота). В
начале XIX ст. (1802 — 1804) она возрастает до 12% оборота в
области вывоза и до 22% в сфере привоза, а в половине XIX ст.
сухопутный вывоз достигает 27%, привоз 37% оборота. Роль
сухопутной торговли, следовательно, растет, но крупные раз-
меры она приобретает лишь во второй половине XIX ст., под
влиянием развития железнодорожной сети. В 1908—1912 гг. (в
среднем) привоз по сухопутной границе (533 млн) превышает
половину всего привоза (53%), тогда как вывоз (365 млн) до-
ходит всего до четверти экспорта — вывоз по-прежнему совер-
шается морем.
Морская торговля к концу XVIII ст. сосредоточивалась поч-
ти исключительно на Балтийском море — остальные моря, в
том числе Черное с Азовским, к тому времени не играли ника-
кой роли. Это положение не меняется и к началу XIX ст. —
85% привоза и 91% вывоза идет на порты Балтийского моря.
Лишь к половине XIX ст. участие его в экспорте падает до 61%,
ибо третья часть всего экспорта — это в особенности экспорт
хлеба — переходит к Черному и Азовскому, тогда как в импорте
на долю Балтийского моря и теперь приходится свыше четырех
пятых — 84%. Здесь уже намечается то важное положение, ко-
торое южным морям суждено было занять впоследствии в от-
ношении вывоза русских произведений, где они с течением вре-
мени выдвинулись на первое место. В начале XX ст. Черному
морю с Азовским принадлежит в области вывоза первое место
(в 1908—1912 гг. в среднем 550 млн, Балтийское 430 млн) — в
силу опять-таки экспорта хлеба, — тогда как в отношении при-
воза оно сильно отстает от Балтийского (Балтийское дает 350
млн, Черное с Азовским всего 84 млн или одну четверть) — в
особенности весь привозимый каменный уголь идет ведь на
балтийские порты1 2.
1 См. выше, с. 231.
2 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. XXXV. Филиппов. Очерк условий развития отечествен-
ного торгового мореплавания. 1916. С. 24 сл., 35 сл., 65.
316
Очерк истории русской торговли
По расчетам Гулишамбарова, обороты нашей внешней тор-
говли составляли к началу XIX ст. ок. 4% (3,7) всего мирового
товарообмена (107 млн из 2860), и тот же процент сохраняется
и полвека спустя — 3,6 (284 млн из 7875), не изменяется зна-
чение России в мировом обмене и в 80-х годах и к концу XIX ст.
(3,8 и 3,4%)!. На первом месте стоит во все эпохи Великобри-
тания — в 1800 г. 22%, в 1850 г. 20% всего мирового оборота;
если взять одни только европейские государства, то доля Анг-
лии получается (в начале 40-х годов, по Редену) в 37%1 2.
В частности, Англия “первенствовала обширностью своей
внешней торговли” и у нас — так это было в XVIII ст.3, оста-
лось и в первой половине следующего. Согласно В. И. Покров-
скому, в 1846—1848 гг. ровно третья часть нашего товарообме-
на (33,6%) находилась в ее руках, именно 37% вывоза и 29%
привоза, тогда как участие Германии в то время не превышало
11% (8 по вывозу и 16 по привозу), Франции — 10% (10,4 и
9,2). Для периода 1849 — 1853 гг. тот же автор, взяв одну лишь
торговлю России по европейской границе, получает для Англии
49% по привозу и 34% по вывозу, для Пруссии всего 5,5 (вы-
воз) и 11,2% (привоз), для Франции — 7,1 и 10,8%. В вывозе
нашем по азиатской границе почти две трети приходится на
Китай (60%), в привозе оттуда только две пятых (44%), вообще
Китай (в обмене по всем границам) занимает 4-е место — вслед
за Англией, Германией, Францией4. В этом выразился ожив-
ленный обмен, преимущественно в Кяхте, русских мехов, бу-
мажных тканей, шерстяных материй и юфти на китайский чай,
в котором состоял почти весь привоз из Китая.
Писавший в 1850 г. Г. П. Неболсин также приходит к тому
выводу, что в вывозе сырых материалов и других товаров
(кроме хлеба) доля Англии (в 1842 — 1846 гг.) достигает почти
половины (48%), но должна еще более увеличиться, если иметь
1 Гулишамбаров. Всемирная торговля в XIX ст. // Энциклопедиче-
ский Словарь. Т. 33.
2 Reden. Allgem. bergleich. Handels- und Gewerbs-Geographie und
Statistik. 1813.
3 Cm. c. 224 сл., 257 сл.
4 Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли Рос-
сии. Т. 1. С. XXXII, XXXVIII.
317
Кулишер И. М.
в виду, что большая часть товаров, вывозимых в прусские пор-
ты, отправляется также через Мемель, Кёнигсберг и Данциг в
Великобританию, и туда же идут почти все товары, объявляе-
мые к вывозу “в Зунд”, и фигурирующие под этой рубрикой,
по прибытии туда, в Гельсингер, корабли получают приказы о
дальнейшем следовании.
Напротив, вывоз в Германию (в Пруссию и ганзейские горо-
да — последние не входили в состав Германского таможенного
союза) был в середине XIX ст., по-видимому, гораздо ниже,
чем это кажется на основании статистических записей, ибо зна-
чительная часть вывозимых туда товаров предназначена была
для других мест. Так, например, лес шел через прусские пор-
ты, дальше в Англию, Францию, Голландию; шерсть, достав-
ляемая на бреславльские ярмарки, приобреталась там не только
немцами, но и для английских, французских, бельгийских су-
конных фабрик, почти все русские меха, отправляемые морем в
Любек или Штеттин или через австрийскую границу на Броды,
свозились в Лейпциг, где их закупали торговцы из самых раз-
личных стран Европы; полотна через ганзейские города выво-
зились в Америку.
Но подобным же образом далеко не весь хлеб, который в то
время экспортировался из наших черноморских портов в Кон-
стантинополь, Триест, Геную, Ливорно, Марсель, может быть
отнесен на счет вывоза в эти южные страны. Большая часть его
лишь складывалась там до получения заказов, а затем везлась
дальше, в особенности в Англию и Францию. Поэтому-то на
долю Англии приходилось и в области нашего хлебного экспор-
та значительно больше тех 2,2 млн руб., или 13%, которые по-
казывает статистика.
“Исчислив все истоки заграничного сбыта наших сырых
произведений, находим, что, по огромному расходу их в Вели-
кобритании, это государство имеет в нашей отпускной торговле
значительный перевес над другими странами Европы”1. Это
видно из следующих данных по вывозу из России вообще и в
Англию в частности за 1842 -1846 гг.:
1 Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России.
1850. Ч. II. С. 456 сл.
318
Очерк истории русской торговли
Вывоз вообще Вт, ч. в Англию
Лен тыс. пуд. 3120 2418
Пенька — » — 2649 1852
Шерсть — » — 709 232
Сало животное — » — 3364 3018
Кожи сырые 145 53
Щетина 74 45
Льняное семя тыс. четв. 1097 530
Лес тыс. руб. 2939 1353
Но из Англии поступала и третья часть всех привозимых к
нам товаров. Она доставляла всю получаемую из-за границы
для обработки на бумаготкацких фабриках бумажную пряжу,
половину привозимых к нам (производимых в колониях) пря-
ностей, около половины красильных веществ (сандала, индиго,
кошенили), почти половину бумажных тканей, третью часть
шерстяных материй.
В конце XVIII ст. в Англии совершился крупный перево-
рот — появилась новая техника, машины. И в течение всей
первой половины XIX ст. Англия являлась монополистом —
она пользовалась машинами, в то время как весь остальной мир
еще работал ручным способом. Она и снабжала мировой рынок
изделиями своих машин. Для этого ей нужно было сырье в об-
ширных размерах. Россия (наряду с Соединенными Штатами и
британскими колониями) и являлась поставщиком сырья для
английских фабрик — льна и пеньки, шерсти, сала, кож, ще-
тины, льняного семени. А в то же время, как доносил в 1807 г.
Савари Наполеону I, произведения английской промышленно-
сти были повсюду распространены в России. Англия доставляет
дворянам сукно для их одежды, мебель для их домов, посуду
для их стола, все, включая до бумаги, перьев и чернил, и, под-
чиняя себе их вкусы и привычки, она связала Россию с собой
тонкими, но бесчисленными и прочными узами1. Еще в середи-
не XIX ст. русский помещик носил фрак, который составлял в
то время повседневную форму одежды, из “аглицкого” сукна,
действительно привезенного из Англии, а не изготовленного в
’ Vandal. Napoleon et Alexandre I. T. 1. P. 40.
319
Кулишер И. М.
России (последнее его не удовлетворяло), белье из английского
тонкого полотна; те немногие фабрики, которые в то время у
нас были, пользовались машинами, выписываемыми из. той же
Англии.
Картина изменилась лишь во второй половине XIX ст., и к
началу XX ст. (1909-1913 гг.) 44% привоза и 29% вывоза
приходилось на долю Германии. Англия была отодвинута на
второй план (привоз 13%, вывоз 20). За ней следовали в облас-
ти вывоза Голландия (12) и Франция (6%), в сфере привоза
Китай и Соединенные Штаты (7 и 7%). На самом деле вывоз в
Германию превышал 29%, ибо значительная часть русского
хлеба, показанного в качестве вывезенного в Голландию, в дей-
ствительности шла транзитом в Германию1.
Это вытеснение Англии Германией совершилось под влияни-
ем перемены в характере нашей внешней торговли, как и в свя-
зи с промышленным развитием Германии с конца XIX ст. Ме-
сто прежнего дворянина, закупавшего дорогие английские това-
ры лучших сортов, занял массовый потребитель текстильных,
металлических, химических, кожевенных и всякого рода иных
изделий, которые Германия стала доставлять ему по дешевым,
доступным ему, ценам. Она же снабжала развивавшуюся рус-
скую промышленность каменным углем, хлопком, машинами —
блестящее развитие ее металлургической, каменноугольной,
электротехнической, машиностроительной индустрии давало ей
эту возможность, а умение приноровиться к вкусам и потребно-
стям русского массового покупателя (реклама, коммивояжеры,
долгосрочный кредит) облегчало ей достижение цели. А Россия
взамен этого давала ей хлеб, в котором Германия нуждалась с
70-х годов, и сырье для ее фабрик и заводов — лес, кожу, лен,
меха, шерсть, нефть, которые частью возвращались к нам об-
ратно в переработанном виде.
1 В 1913 г. мы вывезли 517 млн пудов четырех главных хлебов (пше-
ницы, ржи, ячменя и овса), из них в Германию 166, в Голландию
125 млн пудов, по данным нашей статистики. По германской же стати-
стике, привезено из России 3861 тыс. т, или 235 млн пудов, т.е. почти
на 70 млн пудов больше, чем по нашим данным. По-видимому, эти
70 млн надо в значительной мере вычесть из вывоза, показанного у нас
под Голландией (отчасти из вывоза в Бельгию и другие страны).
320
Очерк истории русской торговли
Неболсин указывает на ограниченное участие русского купе-
чества во внешней торговле еще и в середине XIX ст., вследст-
вие чего она остается по-прежнему в зависимости от иностран-
цев. “Коренные русские купцы ведут свои коммерческие дела
большей частью с портовыми комиссионными конторами, не
производя заграничного торга на собственный счет”. “Весьма
немногие имеют прямые сношения с заграничными торговыми
домами”. Из “Видов торговли” (официального издания) можно
усмотреть, что в 1847 г., когда вывоз составлял 134 млн руб.,
коренными русскими купцами отправлено товаров всего на
3 млн, т.е. менее 3%, а из всего привоза ими выписана всего
девятая часть. В списке купцов, производивших торг при пе-
тербургском порте на сумму свыше 50 тыс. руб., числится не
более 20 русских фирм, обороты которых составили 8 млн руб.,
тогда как обороты иностранных фирм — 94 млн. А в Одессе,
Таганроге и других южных портах купечество состоит из гре-
ков и итальянцев и нет ни одного коренного русского. Только
меновая торговля с Китаем находится в руках русских купцов,
да и то лишь потому, что иностранцы к ней не допускаются,
остальную же азиатскую торговлю русские также мало произ-
водят, предоставляя ее армянам, татарам, бухарцам, персам.
Причина всего этого, по мнению Неболсина, заключается в не-
достатке коммерческих сведений, приобретаемых “коммерче-
ским воспитанием, которое одно может возвысить купца на сте-
пень образованного негоцианта”.
В частности, результатом отсутствия торговых связей явля-
ется привоз различных товаров не из мест их произрастания
или выделки, а из других стран-посредниц. Так, среди произ-
ведений южных стран фрукты, масло деревянное, соль достав-
ляются к нам оттуда непосредственно, напротив, испанские и
португальские вина привозятся из Англии, итальянский шелк —
из Пруссии и Любека. Но точно так же промышленные изделия
английские, французские, швейцарские, приобретаемые для
России на лейпцигских ярмарках, доставляются оттуда из Лю-
бека и Штеттина. Отсюда и действительные суммы привоза из
той или другой страны не совпадают с соответствующими запи-
сями.
321
Кулишер И. М.
Но иностранцы обращают в свою пользу и выгоды от пере-
возки товаров между Россией и другими государствами. Даже в
год необыкновенного оживления в хлебной торговле, в 1847 г.,
когда в наши порты прибыло и отбыло до 14 тыс. судов, среди
них имелось менее 2 тыс. (1786) под русским флагом, или все-
го 12%. Считая груз этих иностранных судов в 168 млн руб.
(всего перевезено в этом году товаров на 191 млн руб.) и при-
нимая фрахт по самому умеренному счету, в 10%, получаем по-
терю России в 16 млн руб.
Да и у тех немногих судов, которые плавают под русским
флагом, одно название русских судов. Одни из них ладьи,
употребляемые лишь в сношениях между беломорскими порта-
ми с Норвегией, на других, выходивших из наших южных пор-
тов, экипаж состоит из греков, а все остальные принадлежат
Финляндии1.
Как мы видим, в смысле инициативы и предприимчивости в
области торговли, установления непосредственных сношений,
развития торгового мореплавания Россия и к середине XIX ст.
немногим ушла вперед по сравнению с эпохой XVIII ст.
Н. Семенов, писавший через несколько лет после Неболсина
(в 1859 г.), признает, что, “не имея собственных торговых до-
мов за границей, русское купечество принуждено обыкновенно
обращаться с поручениями к иностранным домам”, иностранец
же, действуя как комиссионер заграничных домов, “и при от-
правлении за границу наших товаров избирает для этой пере-
возки преимущественно перед русским свой отечественный ко-
рабль”. Русские судохозяева не в состоянии “состязаться с чу-
жеземными кораблями даже в собственных портах, а тем менее
в иностранных, где русских торговых контор вовсе не сущест-
вует и где консулы наши, большею частью будучи тамошними
уроженцами, не берут на себя труд достать нашему кораблю
какой-либо груз”. Отсюда “нахождение всей нашей внешней
торговли в руках иноземцев” и “охлаждение духа нашего купе-
чества к заведению своих собственных кораблей для непосред-
ственных заграничных сношений”.
’ Небалсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч. И.
С. 460 -464.
322
Очерк истории русской торговли
В целях борьбы с этим Семенов рекомендует “приспособлять
и образовать детей купцов” в области “истинно торгового обра-
зования”, давать им “практическое торговое направление”; это-
му препятствует запрещение выдавать заграничные паспорта до
достижения 21 года, так что невозможно посылать детей за
границу. “Дабы возвысить в понятии народном почетное по-
прище отечественной внешней торговли”, он считает необходи-
мым “отличить наименованием” “образованного человека, про-
изводящего заграничный торг, от простого сидельца в лавке”, а
не включать их в те же гильдии. “Справедливость в оборотах и
торговая честность, — поясняет автор, — теряется почти со-
вершенно в большинстве мелких лиц, одного с ним сословия,
но далеко отстоящих от него в образовании и понятиях о чести;
следствием подобной несообразной смеси просвещения и необ-
разованности бывает уклонение от сословия многих благовоспи-
танных детей купечества”.
Развитие судоходства в наших портах Семенов изображает в
следующих цифрах:
Число судов Их вместим., тыс. ласт В том числе
Русских судов Их вместим тыс. ласт
1802-1804 7530 576 697 54
1814-1815 7558 584 1866 158
1820-1821 8023 637 1379 118
1824-1826 7415 607 1199 82
1848-1850 13 202 1209 2110 193
1851-1853 17 752 1560 2202 178
Получается, что за полвека число судов увеличилось в 21 /2
раза, а тоннаж их в 3 раза, но для русских судов повысилось
лишь с 1/ц до */%, а тоннаж их с 9 до 11%, причем в значи-
тельной мере, как он сам прибавляет, это явилось результатом
присоединения финляндских судов.
Что касается, наконец, капитала, помещенного в торговле, то
он отмечает увеличение его, но находит, что много капиталов
вместо помещения в торговых предприятиях лежат праздно в
кредитных учреждениях. На рост капитала в стране указывают
323
Кулишер И. М.
учреждение многочисленных частных промышленных предпри-
ятий, крупные обороты по казенным подрядам и винным отку-
пам, быстрое распространение акций Главного общества желез-
ных дорог, возникновение 15 обществ на паях с капиталом в
23 млн руб., наконец, наличность вкладов в кредитных уста-
новлениях, по отчету 1856 г., на 1 млрд руб., причем прирост
их (за вычетом извлеченных вкладов) в этом году составил
47^2 млн1.
С начала XIX ст. среди вывозимых из России товаров по-
степенно приобретает все большее и большее значение экспорт
хлеба. Как мы видели выше1 2, в XVII ст. хлеб принадлежал к
числу заповедных товаров, и вывоз его допускался лишь с осо-
бого каждый раз разрешения и по специальным ходатайствам
иностранных государств. И в XVIII ст. еще многократно уста-
навливались запрещения вывоза хлеба, ибо опасались недостат-
ка его в стране и подъема цен. Иностранные государства по
общему правилу довольствовались своим хлебом и только в не-
урожайные годы обращались в другие страны, в том числе и в
Россию, только южная Европа более или менее систематически
получала хлеб, привозимый голландцами главным образом из
Пруссии, Польши, Мекленбурга. Положение стало изменяться
лишь с конца XVIII ст., когда Англия ввиду быстрого роста
своего населения и отлива большого числа рабочих рук в горо-
да на вновь возникшие фабрики оказалась не в состоянии кор-
миться собственным хлебом и стала привозить его из-за грани-
цы. С этим совпадает и начало экспорта русского хлеба из
вновь присоединенных новороссийских губерний и на вновь
завоеванные Россией черноморские и азовские порты3, в 1786 г.
вывезено оттуда 69 тыс. четвертей пшеницы, а в 1793 г. вдвое
больше — 162 тыс.
В дальнейшем вывоз хлеба возрастал следующим образом
(в среднем за год):
1 Семенов. Изучение исторических сведений о российской внешней
торговле и промышленности. Т. III. С. 231—239, 242 — 243.
2 См. с. 162-163.
3 См. выше, с. 255.
324
Очерк истории русской торговли
Отношение
1802-1807 Ценность всего Ценность хлебно- вывоза го вывоза В млн руб. ассигн. 63,0 11,8 ценности хлеб- ного вывоза к ценности всего вывоза (в %) 18,7
1812-1815 171,3 18,0 10,5
1816-1820 237,7 74,2 31,2
1821-1825 207,2 17,5 8,4
1826-1830 226,8 35,6 15,7
1831-1835 222,0 34,1 15,4
1836-1840 308,3 55,7 14,8
1841-1845 В млн кредитных руб.1 88,4 14,5 16,4
1846-1850 106,5 33,3 31,3
1851 -1855 92,9 27,6 29,7
1856-1860 165,6 58,1 35,1
Вывоз отдельных хлебов выразился в следующих цифрах
(в среднем за год в тыс. пуд.):
По четы- рем хлебам вместе Пшеница Рожь Ячмень Овес
1801-1805 19 873 10 646 — — —
1806-1810 5120 1768 — — —
1811-1815 9089 5122 — — —
1816-1820 29 655 17300 8267 1702 2386
1821-1825 10 071 8418 729 722 202
1826-1830 23 950 13 558 6421 1606 2275
1831-1835 18 169 10 728 5425 1232 1084
1836-1840 28 831 20 934 4900 1453 1544
1841 -1845 27 205 21 556 3434 1315 900
1846-1850 51 211 35 066 10 629 1848 3668
1851-1855 45 396 31 810 8937 1957 2692
1856-1860 69 254 38 130 14 735 5979 10410
1 Для сравнения кредитных рублей с ассигнациями нужно первые
увеличить приблизительно в З1/? раза.
325
Кулишер И. М.
Уже в начале XIX ст. хлеб выдвигается среди предметов
нашего экспорта, хотя значение его в последнем еще не успело
вполне определиться. Напротив, в двадцатилетие 1825 — 1845 гг.
участие его прочно установилось в размере 15% (около шестбй
части) всего вывоза, а к середине столетия оно удвоилось, дой-
дя до третьей части вывоза. Однако, размеры как всего хлебно-
го экспорта, так и вывоза отдельных хлебов значительно ко-
леблются не только по отдельным годам, но и по пятилетиям в
связи с войнами, в особенности же с урожаями; в частые не-
урожайные годы вывоз хлеба сводится к минимуму. Большую
роль играла и таможенная политика иностранных государств,
главным образом Англии, примеру которой следовали и другие
страны (Нидерланды, Франция, Швеция, Португалия). С 1791 г.
в Англии появляются высокие покровительственные пошлины
на пшеницу, и привоз ее допускается лишь при достижении це-
ной на внутреннем рынке определенного уровня, почему в не-
которые годы привоз становится совершенно невозможным. С
1828 г. установлена была скользящая шкала, согласно которой
размер пошлин менялся в зависимости от цены пшеницы, по-
вышаясь вместе с падением цены на внутреннем рынке. Такую
же систему приняли и другие страны. Только в 1846 г., когда
эта крайне стеснявшая привоз хлеба подвижная шкала была
упразднена и пошлины на хлеб, в сущности, вовсе отменены
(оставалась незначительная постоянная ставка), хлебная тор-
говля оживилась, тем более что вслед за Англией и прочие
страны отменили свои переменные пошлины1. Влияние этой
перемены в таможенной политике немедленно же отразилось на
экспорте русского хлеба: с 27 млн пуд. в 1841 — 1845 гг. он сра-
зу возрос в следующее пятилетие до 51 млн, или почти на 90%.
Крымская война задержала дальнейший рост его, но в конце
50-х годов он снова обнаружился в значительных размерах.
Это заметно в особенности в экспорте пшеницы, который
медленно растет вплоть до 40-х годов, со значительными коле-
баниями, и только в 1841 — 1845 гг. удваивается по сравнению с
первыми годами XIX ст.; но затем в следующее пятилетие (по-
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы. Ч. II. Отд. 5. Гл. 4.
326
Очерк истории русской торговли
еле отмены “хлебных законов” в Англии) он сразу увеличива-
ется на 75%, по сравнению с предыдущим, и стоит в дальней-
шем на этом уровне. Что касается ржи, то вывоз ее не обнару-
живает вплоть до 40-х годов никакого движения вперед —
только тогда были достигнуты, а в 50-х годах превзойдены пер-
воначальные размеры вывоза (1816 — 1820 гг.). Наконец, экс-
порт ячменя и овса до половины XIX ст. вообще не играет ни-
какой роли — только с 50-х годов замечается движение вперед.
В сущности, до этого времени экспорт русского хлеба почти
равнозначен экспорту пшеницы. Из 8 пятилетий эпохи 1816 —
1855 гг. в течение шести пшеница составляет от 60 до 80% всего
вывоза и только два раза опускается ниже 60%. Из 44 млн чет-
вертей, вывезенных нами в течение четверти века 1824 —1827 гг.,
39 млн отпущено было через южные порты (23 млн на одну
Одессу); на их долю приходилось 90% всего экспорта пшеницы
(участие Одессы равнялось 54%), тогда как из портов Балтий-
ского моря было отправлено всего 6%. Напротив, южные порты
вывезли за это время всего 12% ржи, балтийские же более по-
ловины всего ее количества (54%). Точно так же 3/д всего яч-
меня вывозилось Балтийским морем, а 42% овса из Архангель-
ска. Но так как вывоз ячменя и овса, вместе взятых, составлял
за эти четверть века всего 10 млн четвертей, то получилось, что
южные порты, не экспортируя, в сущности, никаких хлебов,
кроме пшеницы, вывезли почти две трети (62%) всех отправ-
ленных за границу хлебов. Таким образом, вывоз нашего хлеба
в первой половине XIX ст. заключался преимущественно в экс-
порте пшеницы, производимой в Новороссийском крае и дос-
тавляемой в Одессу и прочие черноморско-азовские порты.
Эта пшеница направлялась, по-видимому, преимущественно
в Англию. К сожалению, в точности установить это невозмож-
но, ибо известны лишь те порты, куда отплывали суда, но не те
места, где хлеб поступал на внутренний рынок. Между тем то и
другое не совпадало. Поскольку пшеница вывозилась непосред-
ственно в северные и западные порты Европы, в двадцатилетие
1827 — 1846 гг. две трети ее (из 6,3 млн четв. 4,3 млн) получила
Англия. Однако на эти порты направлялась лишь небольшая
часть ее, тогда как 80% всей вывезенной за тот же период пше-
ницы было отправлено в порты Средиземного моря, а особенно
327
Кулишер И. М.
в итальянские (Геную, Ливорно) и в Константинополь. Из*
Константинополя, который указывают суда, выходящие из
Одессы, в качестве места назначения и где они получают даль-
нейшие приказы, как и из Ливорно, Триеста и Марселя, она
шла дальше, и наибольшая часть ее выгружалась в английских
гаванях1.
Такое посредничество портов Средиземного моря в вывозе
русской пшеницы из Черного и Азовского морей вызывалось в
значительной мере существованием упомянутой выше скользя-
щей шкалы пошлин в Англии. Последняя состояла в том, что
при низких ценах на пшеницу на английском рынке привоз
иностранного хлеба в Англию был невозможен, но по мере то-
го, как цены на пшеницу росли, пошлины падали, привоз все
более облегчался и выгодность его возрастала; с каждым по-
вышением цены на хлеб импортер выигрывал вдвойне — и на
увеличенной цене, и на пониженной пошлине. Задача, следова-
тельно, заключалась в том, чтобы, выждав подъема цен, немед-
ленно же воспользоваться им и ввезти хлеб в Англию, прежде
чем вызванный понижением пошлины усиленный привоз успеет
снова уронить цену и, следовательно, опять поднять пошлину.
Но ловить такой благоприятный момент могли только такие
грузы, которые находились в сравнительно недалеко располо-
женных от Англии портах. В этом и заключалось преимущество
Марселя или Генуи, где спекулянты и держали закупленные по
сходной цене запасы южнорусской пшеницы, выжидая выгод-
ной конъюнктуры. Еще выгоднее было положение ввиду их
близости к Англии таких портов, как Амстердам, Гамбург,
Бремен; прусские порты закупали хлеб главным образом в
ближайших местностях — Пруссии, Мекленбурге и успевали
доставить его в Англию раньше, чем могли подоспеть корабли с
русской пшеницей. Поэтому-то вывоз пшеницы из наших се-
верных портов, к тому же далеко лежащих от хлебородных ме-
стностей, не мог успешно развиваться, а обнаруживал даже
упадок.
1 По той же причине нет возможности определить долю русской пше-
ницы в английском импорте, ибо и тут известен лишь непосредствен-
ный привоз из русских портов, но не русский хлеб, идущий через
Данциг, Штеттин, Геную, Константинополь.
328
Очерк истории русской торговли
Перегрузка нашей пшеницы в портах Средиземного моря не-
обходима была и ввиду существования английского Навигаци-
онного акта, в силу которого пшеницу из черноморско-азовских
портов можно было везти в Англию лишь на русских или анг-
лийских судах. Так как судов под русским флагом почти не
было, английские же корабли направлялись главным образом в
северные порты, а в южных морях их имелось недостаточно
для возраставшего экспорта пшеницы, то приходилось волей-
неволей везти купленные в Южной России запасы пшеницы в
Триест, Геную или Марсель и там (но не в Константинополе,
ибо и турецких судов имелось небольшое число) перегружать
на туземные суда для доставки в Англию, согласно правилам
Навигационного акта.
Временная приостановка действия Навигационного акта в
1847 г., а затем и окончательная отмена его в 1849 г. вместе с
упразднением хлебных законов в 1846 г. прекратили эти за-
труднения и дали возможность русскому хлебному экспорту
свободно развиваться.
Но вплоть до 60-х годов имелись и препятствия иного рода —
наряду с затруднениями, которые ставились нашему хлебному
экспорту потребляющими привозной хлеб иностранными госу-
дарствами, существовали и такие, которые создавались внутри
страны. Таковы были, с одной стороны, вывозные пошлины на
хлеб и хлебные продукты (крупу, горох и т.п.), которые зна-
чительно сокращаются лишь с 1850 г. и окончательно исчезают
в 1865 г. Еще больше тормозили экспорт частые неурожаи, на-
пример 1820 и 1821 гг., 1831 г., 1839- 1840 гг., 1848 г., после
которых в течение ряда лет вывоз был весьма ограниченный;
едва он успевал оживиться, как неурожай снова сводил его к
незначительным размерам. Статистики первой половины XIX ст.
принимают на каждое десятилетие один неурожайный год и два
года частичного недорода в отдельных местностях.
Хлеб доставлялся на рынок даровым трудом крестьян, и
благодаря крепостной подводной повинности для работающего
на рынок помещичьего хозяйства не существовало, в сущности,
ни отдаленности рынков, ни плохих, непроездных дорог1. По
1 Лященко. Очерки аграрной эволюции России. Т. 1. 1908. С. 201.
329
Кулишер И. М.
словам Заблоцкого, эта натуральная подвозная повинность об-
ходилась крестьянину столько же, сколько все его летние рабо-
ты на помещика. По его исчислениям, гужевые перевозки в
40-х годах занимали до 800 тыс. человек в летнее время и до
3 млн в зимнее1. Из центральных губерний хлеб свозился как в
Москву гужевым путем, так и к приволжским пристаням для
следования водным путем в Петербург и далее за границу. Од-
нако вывоз его из петербургского порта не мог достигать значи-
тельных размеров ввиду невозможности скорой и верной дос-
тавки его к Петербургу из низовых губерний и даже из рыбин-
ских запасов. Обычно хлеб не мог достигнуть Петербурга в
одну навигацию, а прибывал лишь на следующий год, когда
требование на хлеб нередко успевало уже прекратиться. Поэто-
му вывоз его из петербургского порта усиливался только в слу-
чае продолжительного спроса на иностранных рынках, обычно
же наличные запасы здесь были невелики и едва удовлетворяли
требованиям, поступавшим из-за границы во время навигации.
Это находилось в связи и с недостатком складов для хранения
зерна в петербургском порту. Еще хуже обстояло дело в те го-
ды, когда мелководье в верховьях Волги, на Шексне, Мете и
других реках останавливало хлебные транспорты и заставляло
суда зимовать в разных местах Мариинской системы.
В более благоприятных условиях находился вывоз из юж-
ных портов, куда зерно доставлялось сухопутно, на волах чу-
маками, обходившимися чрезвычайно дешево (ввиду содержа-
ния волов на подножном корме). Впрочем, дурное состояние
дорог лишало возможности отправлять кладь зимой. Но благо-
даря существованию в Одессе обширных складочных магазинов
можно было держать запасы наготове, так что корабли, прихо-
дившие из иностранных портов, всегда находили нужный им
груз зерна.
Результатом всех указанных обстоятельств являлось то, что
не только в первое десятилетие XIX ст., но и в 30-х годах вы-
воз четырех главных хлебов (пшеницы, ржи, ячменя и овса)
составлял в среднем немногим более 1% урожая (в 1802 — 1808 гг.
1 Заблоцкий. Причины колебания цен на хлеб в России // Отечест-
венные Записки. 1847. Т. 52. С. 35, 47.
330
Очерк истории русской торговли
в среднем в год 1,8 млн четв. при валовом сборе в 165 млн
четв., в 1834—1841 гг. 2!/2 млн четв. при сборе в 1800 млн
четв.), колеблясь в 30-х годах между 0,6 и 2,5% урожая. Лишь
в 1851 — 1855 гг. он достиг в среднем 2,7%, а в 1856—1860 гг.
даже 5,1% — экспорт стал играть значительно большую роль,
чем раньше.
По вычислениям Протопопова, относящимся к началу 40-х
годов, обороты всей торговли хлебом, внутренней и внешней,
не превышали 60 млн четв., причем на долю экспорта приходи-
лось всего 21/2 млн, а 12^2 млн четв. оставалось без всякого
производительного потребления, вообще составляло излишек,
не находивший себе применения1. И по данным Министерства
государственных имуществ, помещенным в “Объяснениях к хо-
зяйственно-статистическому атласу Европейской России” за
1851 г., на рынок поступала всего четвертая часть производи-
мого хлеба, причем за границу вывозилось уже около Vg всего
хлеба, вовлеченного в оборот (вместо 1/2о), но все же это со-
ставляло обычно не более 5 — 5*/г млн четв., тогда как запас,
который мог экспортироваться, превышал 30 млн четв.1 2 Так что
получалось и теперь перепроизводство, несмотря на то, что
экспорт захватывал значительно большую часть как урожая,
так и запаса, обращавшегося на рынке, — производство хлеба
обгоняло сбыт.
В течение второй половины XIX ст., со времени освобожде-
ния крестьян и сооружения железнодорожной сети, положение
изменилось. Россия стала вывозить не только пшеницу, но и
ячмень — из всего вывоза хлебов первая составляла в 1906 —
1910 гг. 37, второй почти 30%. Четвертую часть урожая пшени-
цы (а в 80-х п 90-х гг. еще больше) и свыше одной трети (37%)
сбора ячменя Россия в это время вывозила за границу. Экспорт
хлебов составлял две пятых всего нашего вывоза, оставляя да-
леко позади все остальные товары. Четверть всего вывоза хле-
1 Протопопов. О хлебной торговле в России // Журнал Министер-
ства Государственных Имуществ. Т. 5. 1842.
2 Объяснения к хозяйственно-статистическому атласу департамента
сельского хозяйства. 1851. Лященко. Очерки аграрной эволюции Рос-
сии. Т. 1. С. 192.
331
Кулишер И. М.
бов, по таможенной статистике, поглощала Германия, а к этому
еще надо прибавить на ее счет значительную часть тех 22%, в
которых выразилось участие Голландии. Только за ними идет
Англия с 19% (в 1906 — 1910 гг.). Русская пшеница потеряла в
Англии свое значение — всего 15% привозимой в Англию пше-
ницы покрывает Россия, тогда как четверть привоза — Соеди-
ненные Штаты; выше России стоят и другие заокеанские стра-
ны — Аргентина, Канада. Эти страны, а не Россия, питают
Англию. Правда, ячмень и овес русский — ржи Англия почти
совсем не привозит — играли в Англии более значительную
роль, но и тут заокеанский хлеб, в особенности аргентинский
овес, вытеснял нас. Напротив, Германия приобретала в России
83% ввозимого ею ячменя, 81% ржи и 72% овса, только пшени-
цы меньше — 38%, хотя и тут Россия занимала первое место1.
Хотя экспорт хлеба постепенно выдвигается на первое место,
обгоняя вывоз других товаров, стоявших в XVIII ст. на первом
плане, все же значение последних в заграничном отпуске, по-
скольку речь идет о сырье (иное дело, как мы увидим, про-
мышленные изделия), в первой половине XIX ст. отнюдь не
умаляется1 2. В конце XVIII ст., как мы видели3, из предметов
сырья первые места занимали лен и пенька и животное сало,
затем кожи и лес, дальше шли льняное семя и льняное масло,
щетина, рыбий клей и меха.
1 О русском хлебном экспорте конца XIX и начала XX ст. см.: Ля-
щенко. Зерновое хозяйство и хлеботорговые отношения России и Гер-
мании. 1915. Брошниовский. Условия сбыта русских хлебов за грани-
цу. 1914. Ден. Положение России в мировом хозяйстве 1922 г.
2 Относительно дальнейшего см.: Тенгоборский. О производительных
силах России. 1858. Историко-статистический обзор промышленности
России. Под ред. Тимирязева. 1882. Сборник сведений по истории и
статистике внешней торговли России. Под ред. В. И. Покровского.
1902. Семенов. Изучение исторических сведений о российской внеш-
ней торговле и промышленности. 1858. Неболсин. Статистические за-
писки о внешней торговле России. 1835. Его же. Статистическое обо-
зрение внешней торговли России. 1850.
3 См. с. 255.
332
Очерк истории русской торговли
Вывоз льна и пеньки (он совершался уже в XVII ст.1),
льняного семени и растительных масел выражался в следую-
щих количествах (в среднем за год, в тыс. пуд.).
Льна Вывоз Пеньки Льняного семени Вывоз Растительн Привоз ых масел
1806-1807 16981 2 3 3444 — 179 37
1812-1815 13673 2753 — 257 69
1816-1820 1207 2512 — 373 78
1821-1825 1741 2753 2574 299 143
1826-1830 2378 2403 4959 393 203
1831-1835 1921 2779 4932 269 272
1836-1840 2740 3138 7551 267 349
1841-1845 3222 2639 10 224 131 397
1846-1850 3516 2732 10 224 41 526
1851 -1855 2810 2349 10 377 124 578
1856-1860 4049 3161 13 779 155 723
Вывоз льна (и пакли) составлял в 1758 -1762 гг. в среднем
671 тыс. пуд. и уже в 1802 — 1804 гг. достиг 1353 тыс. пуд., т.е.
ровно удвоился. С 20-х годов, т.е. с того времени, когда в Анг-
лии появляются льнопрядильные машины, он снова растет, до-
ходя вместе с паклей до 3,7 млн пуд. в 1841- 1845 гг., а затем
(после временного понижения во время Крымской войны) и
почти до 5 млн пуд. в 1856—1860 гг. Вывоз пеньки (и пакли)
равнялся уже в половине XVIII ст. 2 млн пуд., но это свое ог-
ромное значение он не сохранил в дальнейшем; только к концу
рассматриваемого периода он превысил 3 млн пуд., так что от-
стал от общего повышения экспорта. Напротив, вывоз льняных
семян непрерывно и чрезвычайно быстро возрастал и с 20-х до
50-х годов повысился в 5 - 6 раз. Взяв все три продукта вместе,
получаем, по Тенгоборскому, общую ценность вывоза их за 29-
летний период 1822 — 1850 гг. в 6021/2 млн руб. сер. (лен и
льняная пакля 2431/2 млн, пенька и пеньковая пакля 195 млн
и масличные семена, главным образом льняное, 164 млн), что
1 См. с. 161 — 163.
2 1807 г.
3 1812-1814 гг.
333
Кулишер И. М.
составляет, по его вычислениям, третью часть (31,6%) всего
нашего экспорта по европейской границе за этот период (1,9
млрд)1.
Все эти продукты отправлялись главным образом в Англию,
где лен и пенька поступали на прядильни, в возрастающем раз-
мере вырабатывавшие на машинах льняную пряжу, а маслич-
ные семена — в маслобойную и мыловаренную промышленность.
В начале 40-х годов ежегодно на мировой рынок выбрасыва-
лось 9,3 млн пуд. льна и пеньки, из них 6,6 млн пуд., или 70%,
доставляла Россия. Из упомянутых 9,3 млн пуд. 6,3 млн, или
также почти 70%, поглощали английские фабрики. Из них свы-
ше 4,5 млн пуд., или опять-таки 70% всего потребляемого Анг-
лией льна и хлопка, получалось из России. По русским дан-
ным, вывоз льна и пеньки составлял в среднем в 1842 — 1846 гг.
4,8 млн пуд., из коих 4,3 млн, или три четверти (76%), пошло
в Великобританию. Таким образом, Россия снабжала своим
льном и пенькой почти весь мировой рынок, именно ту страну,
в лице которой выражался почти весь спрос, — Англию.
И половина всего вывозимого в двадцатилетие 1827 —
1846 гг. льняного семени направлялась в Англию, причем вы-
воз туда с каждым пятилетием возрастал (с 309 до 530 тыс.
четв.). Англия снабжалась почти исключительно русским льня-
ным семенем: в период 1831 — 1845 гг. оно составляло свыше
80% всего привоза этого продукта в Англию (в 1841 — 1845 гг.
571 тыс. из 660 тыс. четв.).
Однако, привозя русские масличные семена для выделки
растительных масел, иностранные государства тем самым уже
не нуждались в русских маслах, и вывоз последних стал посте-
пенно падать. Это обусловливалось и тем, что спрос на расти-
тельные масла в России сильно увеличивался. Они применя-
лись и как осветительные, и как смазочные масла (в особенно-
сти до появления нефти), далее в мыловаренном производстве
и на приготовление лаков, наконец, и в пищу. Собственных
растительных масел вскоре уже не хватало, их приходилось
привозить из-за границы; с 30-х годов обнаруживается превы-
1 Тенгоборский. О производительных силах России. Т. И. Ч. I.
С. 224.
334
Очерк истории русской торговли
шение привоза их над вывозом, и оно с течением времени все
более возрастает — вывоз падает, привоз, напротив, сильно
увеличивается, причем вывозится главным образом льняное
масло, привозится же оливковое и в особенности деревянное.
Вывоз льна (и льняной пакли) и пеньки (с ней стал конку-
рировать джут) и масличных семян играл роль и впоследствии
в нашем вывозе (в 1909 — 1913 гг. в среднем ИЗ млн руб. и 34
млн пуд.), но значение их ввиду других выдвинувшихся това-
ров (в особенности хлеба) сократилось — они составляли уже
не более 7*/г% всего экспорта.
Из предметов животноводства уже с XVII ст. у нас вывози-
лись в значительном количестве кожи, сало и щетина; они сто-
ят на первом месте и в XVIII ст., в начале XIX ст. к ним при-
соединяется шерсть. Вывоз этих товаров с начале XIX ст. вы-
ражается в следующих цифрах (в среднем за год):
Ценность вывезенных кож, Вывоз
тыс. руб. тыс. пуд.
вообще невыде- выде- сала щетины шерсти
ланных ланных
ассигнациями
1800-1810 1802-1805 2019 126 1893 1776 41,5 24
1806-1807 1774 140 1634
1812-1815 5369 1140 4229
1812-1821 1816-1820 4898 792 4106 2139 361
1821-1825 6486 2126 4360 2961 61
1826-1830 9583 4018 5565 3905 68 78
1831-1835 12 732 6919 5813 4212 64 274
1836-1840 9476 4282 5194 4242 72 356
кредитными билетами
1841-1845 2940 1462 1478 3494 71 660
1846-1850 2333 918 1415 3739 79 496
1851 -1855 1739 522 1217 2135 69 686
1856-1860 3034 1828 1206 3523 87 946
’ 1814-1824 гг.
335
Кулишер И. М.
Животного сала вывозилось в 1767 — 1769 гг. 273 тыс. пуд. в
год, а в первое десятилетие XIX ст. уже 1776 тыс. пуд., т.е. в
6J/2 раза больше. С этого времени и вплоть до середины сто-
летия оно нередко занимает первое место в нашем экспорте,
превышая в некоторые десятилетия вывоз всех хлебов, вместе
взятых. Спрос на сало в Западной Европе был в то время очень
велик, в нем нуждались для выделки машинной мази, с одной
стороны, сальных свечей и мыла, с другой, — употребление
растительных масел для освещения обходилось слишком доро-
го, а керосина еще не знали. С 20-х годов появились наряду с
сальными свечами и стеариновые, и они постепенно получили
преобладание. Но стеарин выделяется из того же сала, так что
область применения последнего не только не сократилась, а,
напротив, еще более расширилась.
Таким образом, с ростом техники, выражающимся в замене
ручного труда машинами, и с развитием культуры, признаком
которой является потребление мыла и свечей, и спрос на сало
должен был необходимо расти. Россия же с ее обширными сте-
пями на востоке и юго-востоке и в Средней Азии, служившими
пастбищами для скота, являлась единственной поставщицей его
на мировой рынок. У казаков и башкир, в особенности же по-
средством менового торга с киргизами приобреталось огромное
количество скота, главным образом овец, который и шел в зна-
чительной мере на топление сала.
Почти все наше сало вывозилось в Англию: в 1829—1833 гг.
3,6 из 4,3 млн пудов экспорта, в 1834 — 1838 гг. 3,6 из 4 млн, в
1839 — 1843 г. 3,3 из 3,7 млн, в 1844- 1846 гг. 3 из 3,4 млн.
Англия со своей стороны потребляла почти исключительно рус-
ское сало — от 80 до 90% всего сала привозилось от нас, тогда
как во Франции в 40-х годах уже получило преобладание над
русским сало из Соединенных Штатов.
Только с половины XIX ст. скотское сало стало терять свое
значение в нашем экспорте — появились опасные конкуренты в
лице сначала пальмового, а затем и хлопкового и кокосового
масла и копры, употребляемых для мыловарения, к которым (с
60-х годов) присоединились нефтяные осветительные и смазоч-
336
Очерк истории русской торговли
ные масла, заменившие свечи и машинную мазь, приготовлен-
ную из сала.
Из приведенного выше1 списка де Родеса видно, что вывоз
кож составлял в половине XVII ст. третью часть всего нашего
экспорта и стоял на первом месте, причем это были почти ис-
ключительно выделанные кожи — юфть (335 из 371 тыс. руб.).
Напротив, вывоз сырых кож был стеснен, а со времени Петра и
вовсе запрещен в целях снабжения сырьем русских кожевенных
заводов. К концу XVIII ст. вывоз юфти достигал 112 тыс. пуд.
на сумму 1,3 млн руб. Однако с тех пор, как в начале XIX ст.
вывоз сырых кож был дозволен (вполне с 1811 г.), он стал
расти скорее, чем экспорт выделанных кож (в особенности со
времени понижения вывозных пошлин на сырые кожи в 20-х
годах), составляя возрастающую долю в отпуске кож — всего
6% в 1802 — 1807 гг., но более трети (35%) в 1846—1855 гг.; ас
60-х годов он уже обгоняет выделанные кожи и оставляет их
далеко позади — получается соотношение, обратное тому, ко-
торое имелось в 1846 — 1855 гг.: на долю сырых кож приходит-
ся свыше двух третей. Вывоз промышленных изделий, таким
образом, уступает место вывозу сырья. Наряду с вывозом об-
наруживается и привоз иностранных кож, но в первой полови-
не XIX ст. это был привоз сырых кож и происходил он в весь-
ма ограниченных размерах, и только в 1856 — 1860 гг. он достиг
40% вывоза кож, а с 70-х годов опередил его и выразился в
импорте обработанных кож. Так что можно насчитать несколь-
ко периодов в развитии нашего кожевенного экспорта. Перво-
начальный вывоз юфти сменяется отпуском сырых кож, и вы-
воз последних продолжает расти, но постепенно преобладание
получает привоз выделанных за границей кож.
Вывозились сырые кожи главным образом в ту же Англию,
что и приведенные выше продукты сельского хозяйства. В 30-х
годах Англия поглощала еще 40% нашего вывоза кож, тогда как
в 1842 — 1846 гг. всего 30% — русские кожи вытеснялись южно-
американскими (из Аргентины, Уругвая, Бразилии, Венесуэлы).
Последние постепенно проникают и к нам, причем с течением
времени посредником по их привозу становится Германия.
1 См. с. 161.
337
Кулишер И. М.
Вывоз щетины, значительный уже в XVII ст., составлял в
1766 — 1769 гг. 17 тыс. пуд., а в 1800—1810 гг. 42 тыс., т.е.
увеличился в 2,/г раза, а затем до 60-х годов снова удвоился.
В первой половине XIX ст. почти 60% ее вывозилось в Англию
(в 1842 — 1846 гг. 45 из 74 тыс. пуд.), которая потребляла поч-
ти исключительно русскую щетину (в 1841 — 1845 гг. из 49 тыс.
пуд. 45,6 привезено из России) для выделки щеток и кистей.
Впоследствии первенство в экспорте нашей щетины переходит к
Германии, которая стала вывозить до 70% русской щетины, но
это была по-прежнему щетина не в деле; изделия из нее мы ни-
когда не экспортировали.
В противоположность салу и щетине другие продукты жи-
вотноводства приобретают значение в нашем экспорте лишь в
XIX ст. В первой половине его выдвигается шерсть, вывоз ко-
торой составлял в начале XIX ст. всего 24 тыс. пуд., в 1814 —
1824 гг. 36 тыс. пуд., но с развитием мериносового овцеводства
на юге с 20-х и 30-х гг. стал быстро расти и достиг уже к 60-м
годам 1 млн пуд., т.е, повысился за полстолетия более чем в
40 раз. Главные закупки шерсти, как для русских фабрик, так
и для вывоза, производились на специальных шерстяных яр-
марках, среди которых важнейшей являлась Троицкая ярмарка
в Харькове. Отсюда доставлялось в Москву в 40-х годах до
400 тыс. пуд. мериносовой шерсти, из числа которой четвертая
часть шла за границу через Петербургский порт. По таможен-
ным записям, третья часть экспортируемой шерсти направля-
лась в Англию, на самом деле доля ее была больше, ибо значи-
тельная часть шерсти, показанной к отправке в Константино-
поль до получения там приказов, в действительности шла
дальше, в Англию. Привоз шерсти в последнюю с начала столе-
тия до 40-х годов, вместе с распространением прядильных ма-
шин, а затем и ткацких станков не только в хлопчатобумажной,
но и в шерстяной индустрии, повысился в 10 раз - с 200 тыс.
почти до 2 млн пудов. В частности, привоз из России увели-
чился с 19 до 175 тыс. пуд., т.е. в 9 раз, но и в 40-х годах он
едва достигал 10% всего привоза шерсти. Первоначально Анг-
лия получала шерсть почти исключительно из Испании, с 20-х
годов последнюю стала вытеснять Германия, а в 40-х годах
338
Очерк истории русской торговли
привоз из Испании почти прекратился, привоз из Германии ос-
тановился и на первое место выдвинулась австралийская
шерсть. Последняя наряду с появившейся позже аргентинской
шерстью стала в дальнейшем завоевывать мировой рынок, вы-
тесняя шерсть, привозимую из прочих стран, в том числе из
России. Эта заокеанская шерсть появляется и у нас, и если в
50-х годах привоз иностранной шерсти составлял в России не
более 4% вывоза, то к концу века он уже стал достигать разме-
ров вывоза и даже превышать его. Вытеснение русской шерсти
иностранной облегчалось вследствие низкого уровня нашего
овцеводства, плохого содержания овчарен, небрежного мытья и
сортировки шерсти. Уже Гагемейстер в 40-х годах и Тенгобор-
ский в 50-х годах указывали на нечистоту и вялость нашей
шерсти; сор в виде соломы, сенной трухи, шелухи зерен не да-
вал возможности получить на машине тонкую и ровную нить, а
бессильный материал не выдерживал аппретуры. Мойка шерсти
представляла собой “жалкую операцию”, как заявлял один ав-
тор середины XIX ст.* 1
В первой половине XIX ст. по Оренбургской и Сибирской
линиям в особо для того устроенных в пограничных местах ме-
новых дворах производился обмен пригоняемого киргизами
скота, в особенности овец, на муку, юфть, бумажные ткани,
железо, как и на мелочи вроде зеркалец, бус, лент, пуговиц,
причем киргизы отдавали свой скот за бесценок. Скот этот дос-
тавлял мясо, шкуры для овчин и сало, вывозился же он в пер-
вой половине XIX ст. в весьма небольших размерах, главным
образом в Австрию, и лишь впоследствии вывоз его стал увели-
чиваться. Совершенно незначителен был еще в половине XIX ст.
и вывоз домашней птицы (в 1852 — 1855 гг. в среднем 23 тыс.
шт.), яиц (в 1856 — 1860 гг. 1 /2 млн шт.), масла (136 тыс. пуд.),
мяса (74 тыс. пуд.). Лишь впоследствии экспорт всех этих про-
дуктов стал успешно развиваться и постепенно приобрел круп-
ное значение: в 1909—1913 гг. яйца, мясо и птица битая со-
1 Гагемейстер. Обозрение мануфактурной промышленности. 1845.
Тенгоборский. О производительных силах России. Т. II. Ч. 2. С. 209
сл. Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч.
I. С. 216.
339
Кулишер И. М.
ставляли 10% вывоза. В 1913 г. было вывезено 3,6 млрд шт.
яиц (в 7 тыс. раз больше, чем в 1856 — 1860 гг.), из них
1,2 млрд в Англию, масла 4,8 млн пуд. (в 35 раз больше), из
них в Англию 2,13, в Германию 1,65 млн пуд.
В числе сырых продуктов, имевших значение в нашем выво-
зе первой половины XIX ст., принадлежат также лес, меха
(мягкая рухлядь), в меньшей мере поташ и смола. Вывоз их (в
среднем за год) составлял:
Ценность
1802-1807 Вывоза Привоза Леса Мехов Мехов млн ассигнационных руб. 1,4 2,0 0,5
1812-1815 2,4 5,0 1,3
1816-1829 4,5 4,7 2,4
1821-1825 7,7 7,2 0,9
1826-1830 8,0 6,2 1,0
1831-1835 7,9 5,8 1,8
1836-1840 10,2 6,8 2,7
1841-1845 МЛН руб. 2,6 в кредитных билетах 2,6 1,3
1846-1850 3,3 2,6 1,5
1851-1855 3,5 2,4 1,4
1856-1860 5,2 2,7 2,4
Вывоз леса, происходивший в значительных размерах уже в
XVIII ст.1, тормозился в дальнейшем как запрещениями экс-
порта, так и вывозными пошлинами (в начале XIX ст.) и вой-
нами и только после понижения пошлин в 1822 г. стал успешно
развиваться, но затем с 40-х годов снова обнаруживается за-
стой; лишь после совершенной отмены пошлин в 1868 г. он
развивается весьма быстро и в 1908 — 1913 гг. составляет в
среднем почти 10% всего вывоза (145 млн руб.), занимая в по-
следнем второе место — непосредственно за хлебами. В 1827 —
1846 гг., судя по данным таможенной статистики, не менее по-
ловины всего вывозимого из России леса направлялось в Анг-
лию, но и сверх того, из тех 20%, которые показаны в качестве
1 См. выше, с. 256.
340
Очерк истории русской торговли
вывезенных в Пруссию, значительная часть поступала также в
Англию. Прусские порты вывозили много леса, но не столько
собственного, сколько доставляемого уже тогда по Неману и
Висле из России и Польши, на чем Россия много теряла. Вре-
дило ей и совместничество, как тогда выражались (конкурен-
ция), Швеции и Норвегии, имевших возможность вывозить лес
на собственных кораблях, с которыми иностранные флаги не
могли соперничать по дешевизне фрахта. Конкурентами явля-
лись также Соединенные Штаты и Канада — в пользу послед-
ней в Англии существовали до 40-х годов пониженные пошли-
ны. Если в начале века в Англию привозился почти исключи-
тельно лес из Европы, то с 20-х годов на первый план
выдвинулся лес американский, и в начале 40-х годов он состав-
лял от 2/з до 4/з всего привоза.
Значение мягкой рухляди, т.е. мехов, в нашем вывозе, столь
крупное в XVII и XVIII ст., было велико еще и к началу XIX
ст.; и хотя вывоз продолжал возрастать и впоследствии, но по
причине иностранной, в особенности американской, конкурен-
ции он занял уже более скромное место в общем вывозе. Шку-
ры у нас мало перерабатывались, а вывозились с давних пор на
лейпцигские ярмарки, где они закупались торговцами для раз-
личных государств. В первой половине XIX ст. Россия вывози-
ла главным образом мелкие и дешевые шкурки, и этот сбыт ее
успешно развивался, но в области экспорта самых дорогих сор-
тов — лисиц, енотов, выхухолей, — она встречала опасное со-
перничество в лице Америки. Обработанная за границей пуш-
нина частью привозилась обратно в Россию. Привоз мягкой
рухляди, первоначально не превышавший четвертой части вы-
воза, постепенно растет и достигает в 40-х и 50-х годах полови-
ны и более вывоза, а в последующие десятилетия оставляет его
позади. В 1913 г. привоз и вывоз по ценности почти совпадают
(вывоз 17 млн руб., привоз 16,5 млн руб.), но по количеству
вывоз больше (8,6 тыс. пуд. против 488 тыс.). Так что ценность
каждого пуда привозимой пушнины была почти вдвое выше
каждого пуда вывозимого меха; причина заключалась в том,
что вывозились необработанные меха, а ввозились выделанные.
Незначительную роль играли в нашей внешней торговле пер-
вой половины XIX ст. металлы и изделия из них. В XVIII ст.,
341
Кулишер И. М.
как мы видели выше, вывоз русского железа, преимущественно
в Англию, достигал существенных для того времени размеров,
он повысился с 1,16 млн пуд. в 1762 г. до 3,9 млн в 1794 г.,
т.е. более чем в 3 раза. В Англии в 1740 г. было выплавлено
всего около 1 млн пуд. чугуна, у нас же на Урале было добыто
уже в 1718 г. 4,4 млн пуд. железа, что равняется 6,6 млн пуд.
чугуна, в 1767 г. выплавка чугуна достигает 9,6 млн пуд., а в
1806 г. 12,2 млн пуд. Лишь к этому времени Англия успела
сравняться с Россией1. Но затем, под влиянием вновь изобре-
тенного способа плавки чугуна на каменном угле и применения
процесса пудлингования (вместо фришевания), Англия вскоре
сильно обгоняет нашу металлургическую промышленность, тех-
ника которой оставалась без движения в течение многих деся-
тилетий, и английский чугун и сталь становятся преобладаю-
щими на мировом рынке. В то время как в Англии железодела-
тельная промышленность делает гигантские успехи, у нас она в
первой половине XIX ст. не развивается и даже падает. В 1830
г. выплавлено около 10 млн чугуна (вместо 12,2 млн за чет-
верть века до того), т.е. четверть того, что производила в это
время Англия, столько же, сколько Соединенные Штаты, и не-
сколько больше, чем Германия (8 млн) и Франция (6 млн). И
в 1850 г. производство России составляло всего 13 млн пуд.
чугуна, Англия вырабатывала теперь уже в 10 раз больше Рос-
сии, Соединенные Штаты в 2!/г раза больше, Германия и
Франция вдвое более. Неудивительно, что при таких условиях
вывоз чугуна с 3,9 млн пуд. в конце XVIII ст. упал до 1,8 млн
в начале XIX ст., до 1,4 млн в 1814- 1824 гг. и до 1 млн в 1839
г., а затем сокращался все более и более. При столь ограничен-
ном производстве Россия ничего отдавать не могла, а другие
страны, развив свое производство, в нашем железе больше не
нуждались. До 60-х годов и они, впрочем, избытков имели не-
много, у нас же привоз чугуна и железа морем был запрещен.
К концу века у нас развилась металлургическая промышлен-
1 Кепнен. Материалы для истории и статистики железн. промышлен-
ности России. Торговля на Нижегородской ярмарке. 1906. Семенов.
Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и
промышленности. Т. III. С. 330. Сборник сведений по истории и ста-
тистике внешней торговли России. Т. 1. С. 232.
342
Очерк истории русской торговли
ность на юге, но чугуна все-таки не хватало; Европа и Америка
охотно бы теперь доставляли его, но высокий таможенный та-
риф этому препятствовал.
Каменным углем у нас еще и в середине XIX ст. почти не
пользовались. В 1855 г. добыча его в России не доходила до 10
млн пуд., а привоз его был столь незначителен, что в тарифе
1850 г. этот материал отдельно не упомянут. Потребность в
нем, а в связи с этим добыча его и привоз, растет лишь с 70-х
годов, добыча, впрочем (в особенности в Донецком бассейне),
скорее, чем привоз, сдерживаемый высокими пошлинами. В
1909—1913 гг. в среднем привезено было каменного угля и
кокса на 50 млн руб. (356 млн пуд.), что составляло около
4!/2% всего привоза — уголь занимал пятое место в нашем им-
порте (после машин, хлопка, чая и шерсти).
Обращаясь к экспорту промышленных изделий в первой по-
ловине XIX ст., мы наблюдаем значительно изменившуюся, по
сравнению с XVIII ст. картину. В то время как уже в XVII ст.
вывозилось полотно, грубое сукно, канаты, а в XVIII ст. вывоз
этих товаров, в особенности парусного холста и столового по-
лотна, как и льняной и пеньковой пряжи, успешно возрастал и
эти товары занимали первое место в нашем экспорте, они в
дальнейшем совсем потеряли свое значение и вывоз их сменил-
ся привозом из-за границы по мере роста иностранной, в осо-
бенности английской фабричной промышленности, работающей
на машинах. Как указывает Неболсин в 1850 г., “потребность в
наших изделиях при усилившемся совместничестве иностранцев
на заграничных рынках, в Европе и Америке, уменьшилась в
новейшее время: в 1844—1848 гг. отпущено туда наших изде-
лий почти на 34 процента менее, чем в 1824 — 1828 гг.”1 Если в
XVIII ст. Россия еще могла сбывать свои изделия за границу,
то расстояние между ней и иностранными государствами в об-
ласти промышленности стало расти и усиливаться с тех пор,
как появились на сцену машины. Сначала полное отсутствие
последних и невозможность получить их из Англии, где они
были изобретены, но держались в тайне и не допускались к вы-
возу, позже трудность их применения ввиду отсутствия подхо-
1 Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч. II.
С. 471.
343
Кулишер И. М.
дящей рабочей силы, как и механиков, которые обучали бы ра-
бочих и в состоянии были бы производить ремонт и починку
испортившихся частей, — все это вызывало отсталость России
по сравнению с Западом. Однако в первой половине XIX ст.
ввиду высоких запретительных пошлин из иностранных фабри-
катов могли проникать к нам лишь отличавшиеся высокой цен-
ностью предметы роскоши, предназначенные для дворянства и
богатого купечества, и только значительно позже стали появ-
ляться и массовые промышленные изделия. Вывозились произ-
ведения русской промышленности, напротив, на Восток — туда
сбывались ткани, металлы и металлические изделия, юфть, по-
суда. Так что, читаем у того же Неболсина, “в своей отпускной
торговле Россия является земледельческим государством в от-
ношениях к Западу и мануфактурным в отношении к Востоку,
но превосходство нашей европейской торговли над азиатской
показывает, как велик в России перевес земледельческой про-
мышленности над мануфактурной”: вывоз на Запад составляет
в середине XIX ст. 9/ю всего нашего экспорта, на Восток —
только ’/ю- Сбыт в Среднюю Азию встречал препятствие в
“ограниченности нужд тамошних жителей, состоящих частью из
кочующих народов, частью из оседлых, но коснеющих в неве-
жестве под варварской властью своих ханов”, турки и персы
постепенно привыкли к европейским товарам и обнаруживали
потребность в них, но нужно было применяться к их вкусам и
привычкам, считаться с их предрассудками и суевериями, а
этого русские торговцы не умели. Потому-то, по мере расшире-
ния этого спроса, он стал удовлетворяться не русскими, а
обильно полившимися на Восток западноевропейскими товарами.
Привоз и вывоз текстильных изделий можно усмотреть из
следующих данных (см. табл, на с. 350).
В Западную Европу хлопок стал привозиться в значитель-
ном количестве лишь с 80-х годов XVIII ст. — с Вест-Индских
островов, в особенности же из Соединенных Штатов; развилось
хлопководство со времени изобретения в 1793 г. аппарата для
очистки волокон от семян. С этого времени хлопок появляется
и у нас; в первые годы XIX ст. цифры привоза его сильно ко-
леблются, но затем, с 20-х годов, обнаруживается правильный
и быстрый рост, так что за четверть века привоз увеличился в
344
Привоз Привоз Вывоз
Годы хлопка бумажной пряжи хлопчатобумажных изделий
тыс. пуд. тыс. руб.
1802-1807 — — 4958 асе. —
1815-1815 — — 7031 705
1816-1820 — — 16 161 899
1821-1825 70 236 12 151 2256
1826-1830 103 432 12 424 6348
1831-1835 149 560 10 190 4967
1836-1840 320 589 13 989 4461
1841 -1845 527 590 3966 кр. 1953 кр.
1846- 1850 1115 351 3882 2373
1851 -1855 1533 118 3647 2679
1856-1860 2421 217 7170 3399
* Льняных, пеньковых и джутовых
Вывоз Вывоз Вывоз Привоз Вывоз 1 Привоз
ЛЬНЯНОЙ ;а ГР пеньковой •я канатов и ве- ревок льняных и пеньковых тканей льняных из- делий шерстяных иделий
В тыс пуд. тыс. пуд. тыс. РУб. ТЫС. руб. тыс. руб-
— — 3701 асе. 219 асе. 76 асе. 5555
— — 200 6767 — 785 494
0,2 4,9 147 8040 642 1107 .15 945
36 4,3 216 10 740 808 859 16 636
25 2,7 294 10 142 847 1733 16 683
13 2,4 367 10 493 849 2165 10 285
7,7 2,8 273 10 766 1301 3576 10 870
— 2,0 286 2330 358 кр. 3106 кр. 3515 кр.
1,4 47 398 1713 492 2917 2549
40 89 331 844 940* 2636 1363
1,3 223 516 1251 2069* 2569 3599
Кулишер И. М.
16 раз и затем продолжал и дальше расти. При этом 4/5 при-
воза составлял американский хлопок, хотя доставлялся он не
прямым путем из Соединенных Штатов, а преимущественно из
Лондона и Ливерпуля, важнейших хлопковых рынков.
Успешный рост импорта хлопка обусловливался тем, что с
1822 г. привоз его был освобожден от пошлин (хотя в 40-х го-
дах и была вновь установлена небольшая пошлина), тогда как
на фабрикаты были наложены высокие пошлины и даже за-
прещения. И в том и в другом выразилось стремление водво-
рить у нас собственную хлопчатобумажную промышленность.
Как можно усмотреть из привоза бумажной пряжи, эта цель
была действительно достигнута. Пряжа привозилась к нам уже
с конца XVIII ст. из Англии, и привоз ее возрастал до 30-х го-
дов. Единственным поставщиком ее являлась вплоть до середи-
ны столетия Англия, которая одна только и могла снабжать
своей машинной пряжей другие страны и широко это делала в
Европе и за океаном, тогда как прочие государства производи-
ли ее почти исключительно для собственного употребления.
Этот привоз стал, однако, с 40-х годов усиленно и беспрерывно
падать, в то время как выработка у нас собственной пряжи
росла. В 1846 — 1850 гг. привезенная пряжа составляла 40%
произведенной в России, а в следующие пятилетия всего 16 и
10 %. “В настоящее время, — говорит Тенгоборский в 1858 г., —
иностранная пряжа входит не более как на 7% в бумажные тка-
ни”1. Потребность населения в бумажных тканях растет, кре-
стьянин одевается в русский ситец — ему теперь выгоднее про-
давать лен и покупать дешевые ситцы, чем приготовлять из то-
го же льна домашние холсты. Это выражается и в росте
производства бумаготкацких фабрик (в 1850 г. 12,8 млн, в
1860 г. 19,3 млн руб.) и ситценабивных и отделочных (16,2 и
23,1 млн), тогда как привоз тканей составлял в 1851 — 1855 гг.
всего 3,7 млн руб. Однако, как указывал Неболсин в 1850 г.,
лишь немногие русские фабрики изготовляют ткани, отличаю-
щиеся красивой наружностью, тогда как большинство предпри-
ятий больше заботится о дешевизне, чем о качестве, краски их
непрочны, набойка неотчетливая. Вообще же тонкие материи
1 Тенгоборский. О производительных силах России. Т. II. Ч. 2. С. 319.
346
Очерк истории русской торговли
еще сильно отстают от иностранных, как в доброте и узорах,
так и по цене1.
Но только привоз этих тканей высших сортов (из Англии)
был возможен — привозу остальных препятствовал запрети-
тельный тариф. Привоз бумажных тканей из Европы поэтому с
30-х годов постепенно падает, тогда как растет импорт их из
Персии, Турции, Бухары. Однако это были изделия уже со-
вершенно иного рода — прочные и дешевые ткани, потребляе-
мые в Закавказском крае, в Крыму, в Сибири и Оренбургском
крае восточными инородцами; они обложены были незначи-
тельной пошлиной, так как не являлись конкурентами нашей
хлопчатобумажной промышленности.
Однако мы не только привозили, но в то же время и экспор-
тировали бумажные ткани, но только через азиатскую границу,
главным образом в Персию и Среднюю Азию. Но в первую ус-
пели уже проникнуть английские ситцы, тогда как в Средней
Азии русские изделия еще не встречали конкурентов. Вывоз
этот составлял в 50-х годах всего 4% нашего производства бу-
мажных тканей.
Лен и пенька, как мы видели, вывозились у нас в значи-
тельных размерах, но только в сыром, необработанном виде.
Льняная пряжа производилась в России еще в 50-х годах руч-
ным способом, тогда как в Англии она уже давно вырабатыва-
лась на машинах; неудивительно, что английская пряжа, изго-
товленная большей частью из русского материала, господство-
вала повсюду. Если же она проникала к нам в очень
ограниченном количестве, то это объяснялось и в данном слу-
чае высокими запретительными пошлинами, делавшими почти
невозможным привоз и рассчитанными на создание собственной
льняной промышленности. Еще более затруднен был привоз
льняных тканей - большая часть их была попросту запрещена.
По тарифу 1822 г. разрешался привоз только батиста и белых
батистовых платков да еще двух сортов изделий; только в 40-х
годах запрещения были сняты и заменены пошлинами, однако
таких размеров, что для некоторых сортов ткани, в особенности
’ Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч. II.
С. 362, 364.
347
Кулишер И. М.
для простого полотна, они носили (даже по тарифу 1850 г.)
почти запретительный характер. В результате к нам проникали
только тонкие иностранные ткани самой высокой выделки,
главным образом батисты и тонкое столовое полотно, употреб-
ляемые высшими классами населения, тогда как прочие в зна-
чительной мере заменяли самотканое полотно более дешевыми
и более красивыми, хотя и не столь прочными бумажными ма-
териями.
В XVIII ст. и в начале XIX ст. “парусное и фламское полот-
но и равендук вывозились в значительном количестве1 в Анг-
лию и Америку. Вывезено было в 1758—1762 гг. в среднем
77 тыс. кусков, в 1763 — 1777 гг. 130 тыс., в 1793 — 1795 гг. 251
тыс., но затем, в связи с распространением производства их в
Англии, обнаруживается сокращение вывоза до 121 тыс. кусков
в 40-х годах XIX ст.1 2 В частности, парусного холста вывезено
было в 1824 — 1826 гг. в среднем 66 тыс. кусков, тогда как в
1848 — 1850 гг. всего 23 тыс. Сохранился только вывоз русских
канатов, который повысился с 45 тыс. пуд. в 1767 — 1769 гг. до
288 тыс. пуд. в 1800-1802 гг., но затем мало изменялся до
50-х годов; русские канаты ввиду их дешевизны везде приме-
нялись на торговых судах, тогда как военный флот повсюду
снабжался канатами собственного производства. Особенно су-
щественно было то, что Турция, приобретавшая ранее русские
канаты, устроила для производства их казенный завод. Англия
же, главная потребительница русских канатов, стала заменять
их на судах железными цепями.
Привоз шерстяных тканей был больше, чем льняных, пень-
ковых и бумажных, но и тут вплоть до середины XIX ст., в си-
лу высокой пошлины, возможен был привоз лишь сукон, упот-
ребляемых “только высшим сословием и зажиточнейшими
людьми среднего класса; в соразмерности с таким ограничен-
1 См. выше, с. 255, 258.
2 Тенгоборский. О производительных силах России. Т. II. Ч. 2.
С. 189. По его словам, наши парусные полотна приобрели (несмотря
на упадок этой отрасли) столь большую известность в Америке, что
английские фабриканты, в целях распространения своих полотен в
Америке клали на них клеймо русской фабрики Брюзгина, одного из
главнейших наших производителей.
348
Очерк истории русской торговли
ным кругом потребления привоз этих изделий оказывался до-
вольно значительным”. Доставлялись они в первую очередь из
Англии, но также из Франции и Пруссии. Мы же вывозили
свои шерстяные ткани на Восток, главным образом выменивали
их в Кяхте на китайский чай. Русские сукна, писал француз-
ский представитель в Китае в 40-х годах, на вид, конечно, не-
совершенны качеством и цветами, но в носке предпочитаются
китайцами; дешевизна, удобный состав ассортиментов, излиш-
няя ширина и даже пестрота наружного украшения нравятся
китайцам, а потому нет повода советовать французским фабри-
кантам отправлять сукно в Китай1. Труднее русским изделиям
было соперничать с западноевропейскими изделиями в Турции;
указывалось на то, что для обеспечения сбыта необходимо, что-
бы они “не только равнялись с иностранными дешевизною и
красивым видом”, но и в отношении длины и ширины, упаков-
ки, клейма были совершенно сходны с ними, ибо в Леванте на
все эти подробности, с виду столь несущественные, обращается
большое внимание.
Привоз промышленных изделий, как можно усмотреть из
приведенного, не достигал в первой половине XIX ст. сколько-
нибудь значительных размеров (первое место среди них занимал
привоз бумажной пряжи и тканей), составляя в 40-х годах не
более 32 млн руб. среди 86 млн всего импорта, т.е. около 40%
последнего. Потому едва ли правильно было бы утверждать, что,
вывозя на Запад свои сельскохозяйственные продукты, Россия
на них приобретала произведения западноевропейской промыш-
ленности. Последние, притом в значительной мере изготовлен-
ные из русского же сырья (льна, пеньки, шерсти, кож, мехов),
составляли лишь часть эквивалента, уплачиваемого за русские
продукты. Другая часть нашего сырья — хлеба, льна и пеньки,
шерсти, сала — обменивалась большей частью на сырые продук-
ты Западной Европы, частью, и в большей мере, на закупаемые
в тех же европейских гаванях произведения других частей света,
так называемые колониальные товары. К первым относятся в
особенности виноградные вина, фрукты, соль, рыба, привоз ко-
1 Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч. II.
С. 384 сл., 393.
349
Кулишер И. М.
торых составлял 18 млн, ко вторым, кроме уже упомянутого
выше хлопка, — тростниковый сахар, кофе, красильные вещест-
ва (индиго, сандал, кошениль), пряности разного рода, всего на
сумму до 20 млн. К этому присоединялся привоз чая из Китая
на 6,3 млн руб., скота и некоторых изделий (в особенности
хлопчатобумажных) Востока.
Виноградные вина, игравшие роль в нашем привозе уже в
XVIII ст.1, составляли в 1842 — 1846 гг. 6!/г% нашего импорта;
это были преимущественно высокие сорта, выносившие повы-
шенную пошлину. Частью они доставлялись прямо из мест
происхождения — Франции, Португалии, Венгрии, частью че-
рез Англию, Пруссию, ганзейские города. Меньше привозилось
фруктов — это были главным образом апельсины и лимоны из
Италии и сухие фрукты (чернослив, изюм, винные ягоды, пер-
сики и т.д.) из Леванта. Рыба заключалась преимущественно в
сельдях, доставляемых из Швеции и Норвегии, тогда как рус-
ская икра, как еще в XVII ст., экспортировалась за границу.
Соль потреблялась собственная, но 13% составляла привозная,
ибо северозападные губернии были слишком отдалены от соля-
ных источников Востока и Юга; она доставлялась главным об-
разом из Англии через Либаву и Виндаву, где наряду с сельдя-
ми заменяла в обмене сельскохозяйственных продуктов налич-
ные деньги; соль и сельди давали крестьянам в обмен на
продукты, привозимые ими для экспорта. Привоз же соли в
южные порты в интересах крымских и бессарабских соляных
промыслов был запрещен.
Среди колониальных товаров существенным являлся привоз
сахара. Наибольшую часть его составлял тростниковый, не-
смотря на то что сухопутный привоз колониального сахара в
целях развития собственной сахарной промышленности был
вовсе запрещен, как недозволен был и привоз рафинада в им-
перию (кроме одной лишь Одессы в пределах порто-франко).
Русская же промышленность давала в середине XIX ст. еще
весьма мало сахара. Общее потребление сахара у нас не пре-
вышало 21 /2 млн пуд., т.е. 21 /2 фунта на душу населения, то-
гда как в Англии и Соединенных Штатах оно составляло 20 —
’ См. выше, с. 260.
350
Очерк истории русской торговли
21 фунт, в Бельгии и Голландии 13—14, во Франции и Герма-
нии 9 — 7 фунтов на жителя, т.е. в 3 — 8 раз больше, чем в Рос-
сии. Деревенское (крепостное) население его совсем не упот-
ребляло, заменяя медом, да и в городах пили чай вприкуску.
Сахар являлся предметом большой роскоши. Уже тогда пыта-
лись производить у нас сахар для вывоза на Восток, но не счи-
тались с требованиями потребителей. Персам, например, не го-
дились крупные головы русского сахара, им нужны были не-
большие головы правильной формы в 5 — 7 фунтов, которые
употреблялись в качестве подарков, причем обычаем установ-
лено было число голов, а не фунтов, на которое каждый, по
своему званию, имеет право.
Риса в первой половине XIX ст. привозилось весьма мало,
очень немного потреблялось и кофе, которого приходилось в
40-х годах всего 0,1 фунта на жителя, тогда как в Голландии
11 фунтов, в Германии 3 фунта, в Англии 1,3 фунта, т.е. в
100—113 раз больше. Россия получала сотую долю мирового
урожая кофе — 163 тыс. пуд. из 16,3 млн, и доставлялся он не
непосредственно из мест произрастания (Америки), а через ган-
зейские города и Голландию.
Но и потребление чая в России было еще в середине XIX ст.
весьма невелико. Хотя общее количество расходуемого населе-
нием чая с начала века возросло с 75 до 282 млн пуд., т.е. поч-
ти вчетверо, но это равнялось и теперь всего 0,2 фунта на душу
населения вместо 1,8 фунта в Англии и 1 фунта в Соединенных
Штатах. По дороговизне своей и чай еще был недоступен массе
населения и потреблялся только городскими жителями; рассчи-
тывая на последних (5 млн), получаем 1,6 фунта на душу, или
почти столько же, сколько в Англии.
Чай впервые проник в Москву в 1638 г., когда был привезен
царю Михаилу Федоровичу в подарок от монгольских ханов;
по словам Кильбургера, в 1674 г. на московском рынке было
уже довольно много чая. В 1689 г. русским правительством был
заключен договор с Китаем, на основании которого стали от-
правляться царские караваны с пушниной в Пекин — при каж-
дом казенном караване был комиссар, который производил
продажу товаров и закупку чая. Первый караван вступил на
китайскую территорию в 1699 г.; караваны должны были при-
351
Кулишер И. М.
ходить каждые 3 года не больше 200 человек. Однако и этого
числа китайцы опасались, боясь вторжения русских в их стра-
ну. Поэтому казенные караваны появлялись гораздо реже, и
бывали годы, когда в XVIII ст. можно было получать чай лишь
через западноевропейских торговцев, которым был открыт
Шанхайский порт. Позже последовало новое соглашение с Ки-
таем, причем последний уже добился того, что торговля проис-
ходила лишь в двух пограничных пунктах, но русские купцы
не входили внутрь страны, — явления, знакомые нам из исто-
рии русской торговли предыдущих эпох1 и свойственные ран-
ним условиям обмена. Этими пограничными пунктами являлись
Цурухайту и в особенности Кяхта — торговля в последней ус-
пешно развивалась с конца XVIII ст., причем указом 1800 г.
было установлено, в целях сбережения звонкой монеты и в ви-
дах распространения сбыта русских изделий в Китае, что тор-
говля должна иметь исключительно меновой характер, тогда
как запрещается что-либо покупать у китайцев за деньги1 2. Кро-
ме того, запрещалось кредитоваться у китайцев или давать им в
долг товары. Мало того, русские купцы не имели права произ-
водить эту мену по собственному усмотрению, а обязаны были
совершать ее согласно расценке русских и китайских товаров,
которая устанавливалась ежегодно избираемыми из среды рус-
ских купцов так называемыми компаньонами. Последние опре-
деляли цены тем и другим товарам и проверяли, произведен ли
обмен согласно этим ценам. Самая торговля продолжалась еже-
годно не более 1—2 месяцев, иногда и меньше, имела, следова-
тельно, периодический характер. В то время как русские оста-
навливались в Кяхте, пограничном пункте на русской стороне,
китайцы приезжали на находящуюся поблизости от нее, но уже
в пределах Китая, торговую слободу Маймачан (что значит
“покупать — продавать”), и затем уже обе стороны сходились
для переговоров — типичные условия первобытной торговли,
напоминающие современную Африку. Только в 1854 г. было
разрешено часть цены за приобретенный чай уплачивать сереб-
ром (остальное пушным товаром и иными изделиями), а в сле-
1 См. выше, с. 5, 23 — 24.
2 Полное Собрание Законов. Т. XXVI. № 19 328.
352
Очерк истории русской торговли
дующем году было дозволено производить торговлю с китайца-
ми по вольным ценам, без всяких стеснений1.
Г. П. Неболсин указывает на ту огромную роль, которую иг-
рает чай в торговле на Нижегородской ярмарке. “Несмотря на
поднятие ярмарочных флагов по привозе всех товаров, несмот-
ря на съезд всего купечества, ярмарочная торговля не считается
начавшеюся в коммерческом смысле до тех пор, пока не состо-
ится продажа чаев из первых рук. До того времени не устанав-
ливаются цены на все вообще предметы ярмарочной торговли и
не определяют условий о сроках денежных расчетов за товары.
В первых числах августа все внимание купечества бывает уст-
ремлено на Китайские ряды, где главные оптовые торговцы
решают вопрос о чае: от их решения насчет цен и условия о
платеже денег нередко зависит участь ярмарки. Купцы, тор-
гующие в Кяхте, получив деньги за чаи, тотчас покупают сук-
на, вельвереты (бумажные ткани), меха и другие товары, от-
пускаемые в Китай; также запасаются разными мануфактурны-
ми изделиями, винами, сахаром и проч, для Сибири. От того
на ярмарке вдруг разливаются деньги, цены устанавливаются
на все товары и торговля принимает правильный, настоящий
ход”1 2.
В этом смысле высказывались и другие авторы, утверждая,
что чаи кладут всему цену на ярмарке, что “развязка с чаем”
1 О торговле нашей с Китаем в эту эпоху см.: Корсак. Историко-
статистическое обозрение торговых сношений России с Китаем. 1857.
Бутины. Исторический очерк сношений русских с Китаем. 1871.
Сустин. Взгляд на российско-китайскую меновую торговлю и важ-
ность ее для России. 1841. Трусевич. Посольские и торговые сноше-
ния России с Китаем. 1882. Спасский. О торговых сношениях России
с западным Китаем. 1856. Огородников. Несколько слов о кяхтинской
торговле. 1856. Тарасов. Очерк кяхтинской торговли. 1858. Носков.
Кяхта. 1861. Его же. О сухопутной торговле с Китаем. 1871. Крит.
Будущность кяхтинской торговли. 1862. Скачков. Наши торговые де-
ла в Китае. 1863. Субботин. Чай. 1892.
2 Неболсин. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч. I.
С. 365.
353
Кулишер И. М.
является самым крупным моментом, господствующим над судь-
бой ярмарки1. Но с течением времени это, по-видимому, изме-
нилось. Н. Н. Овсянников, первоначально также державшийся
этого мнения, в своем сочинении о Нижегородской ярмарке,
написанном в 1867 г., уже заявляет, что это старая песня, кото-
рую пора бы бросить, и полагает, что теперь уже первое место
на ярмарке занимают хлопчатобумажные изделия1 2. На этой
точке зрения стоит и В. П. Безобразов, в своих “Очерках Ни-
жегородской ярмарки” указывающий на то, что хлопчатобу-
мажным изделиям принадлежит та роль, которая в прежнее
время приписывалась кяхтинским чаям; едва ли от какого-
нибудь другого товара зависит судьба такого множества других
товаров и такого огромного количества дел на ярмарке, как от
хлопчатобумажных. “С ним неразлучно связаны привозная и
отвозная наша торговля с Азией, привоз среднеазиатского
хлопка и красильных веществ, вывоз наших хлопчатобумажных
и всяких иных изделий”3’4.
1 См., например: Мельников. Нижегородская ярмарка в 1843, 1844 и
1845 годах. 1846.
2 Овсянников. О торговле на Нижегородской ярмарке. 1867. С. 15,
20-21.
3 Безобразов. Очерки Нижегородской ярмарки. 1865.
4 Нижегородская ярмарка, говорит директор «ярманочной» конторы
А. Зубов в своем “Описании Нижегородской ярмарки” (1839. С. 2), —
“одна из первейших в Европе, есть самый любопытный предмет для
наблюдателя. Этот базар России или, лучше сказать, меновой двор
Европы с Азией, находясь при соединении двух рек: Оки и Волги,
обнимающих системою вод своих знатнейшую часть Европейской Рос-
сии, дает полное понятие о изобилии государства и бесчисленных от-
раслях промышленности его жителей”. Нижегородская ярмарка, чита-
ем у другого исследователя того времени Овсянникова, есть “важней-
ший экономический факт русской жизни, полный всевозможных
интересов... это ключ к уразумению важнейших явлений нашей жиз-
ни, это пульс нашего народного организма”, это “ряд отправлений
нашей внутренней торговой жизни, свидетельствующий о здоровых и
больных сторонах ее, разрешение разнообразных экономических за-
дач. Ярмарка изображает собой внутреннее, местное потребление Рос-
сии, для которого она служит у нас главной господствующей коммер-
354
Очерк истории русской торговли
Перемену, произошедшую в нашей внешней торговле (в
предметах вывоза и привоза) в течение XIX ст. можно выра-
зить следующим образом. Вывоз наш выражался преимущест-
венно в следующих товарах (в % от всего вывоза):
ческой пружиной” {Овсянников. О торговле на Нижегородской яр-
марке. С. 25). Нижегородская, прежняя Макарьевская, ярмарка, в
1817 г. переведенная из Макарьева в Нижний Новгород, стала в по-
следующие десятилетия “центральным пунктом в обмене товаров как
внутри Европейской России, так и между ней и Азией”. С Нижего-
родской ярмарки, поясняет Безобразов, “товар легко отправить куда
угодно, хоть на край света. И для этого даже не нужно везти сюда
самый товар. Такие удобства для пересылки товаров ярмарка заклю-
чает в себе, очевидно, не вследствие одних только географических
условий своей местности, но главным образом как место великого
сходбиша всякого рода участников торговли... Значение ярмарки, как
биржи и коммерческого средоточия можно назвать преобладающим
как в области всей нашей внутренней торговли отечественными ману-
фактурными товарами, произведениями Урала и вообще всеми това-
рами, следующими, как железо или рыба, по Волге через Нижний,
так и в азиатской торговле, в особенности сибирской и в некоторых
вывозных наших отраслях» {Безобразов. Очерки Нижегородской яр-
марки. Т. II. С. 16—17). “Ярмарка, — продолжает он далее, — обла-
дает свойствами, по преимуществу соединяющими и примиряющими
различия и противоположности племен и обычаев, этот повод прими-
ряет быстрее и производительнее всякого иного случая встречи: нужно
во что бы то ни стало продать и купить”. Здесь “приравниваются друг
к Другу высокомерный московский первостатейный купец и не менее
высокомерный у себя дома бухарец”. Они “тягаются здесь, выдвигая
каждый все батареи своих коммерческих хитростей, запугивая один
другого крайними последствиями несовершения сделки: с одной сто-
роны, обратное шествие по среднеазиатским степям с грузом ни на что
не годного для соплеменников хлопка и без наличных денег... в за-
ключение, может статься, палочное наказание на площади в награду
от начальства за плохую торговлю, а с другой стороны, обратный путь
по рельсам, хотя и несравненно более краткий и усовершенствован-
ный, но также не с совсем приятными ощущениями, при мысли о
фабрике без сырого материала и с запасами сработанного товара, год-
ного лишь для чужой части света, и о кармане без наличной денежной
поживы”. {Безобразов. Указ соч. С. 68). Об украинских ярмарках
этой эпохи см.: Аксаков И. Исследование о торговле на украинских
ярмарках. 1858.
355
Кулишер И. М.
а) в начале XIX ст.
Хлеб 18
Сало животное 15
Пенька 15
Лен 9
Медь, железо и сталь 71/г
Льняные и пеньковые изделия 5'/г
Меха 4
б) в середине XIX ст.
Хлеб 19
Сало животное 12
Лен 11
Льняное семя 81 / 2
Пенька 7'/г
Шерсть 7'/г
Лес 3’/2
в) в начале XX ст.
Хлеб 40
Лес 10
Яйца 5
Лен 41/2
Масло коровье 4
Сахар 2,7
Нефть и продукты из нее 2,4
Разница между началом XIX ст. и серединой его невелика;
экспорт еще не успел изменить своего характера. Хлеб, живот-
ное сало, лен и пенька занимают первые места и в тот и в дру-
гой период, охватывают половину и более всего экспорта. Пе-
ремена произошла только частичная — вывоз металлов и льня-
ных материй потерял в половине XIX ст. свое прежнее
значение; вывоз мехов лишь сократился с 4 до 2,/2%. Усилил-
ся же вывоз шерсти и леса. Напротив, в течение второй поло-
вины XIX ст. характер вывоза коренным образом изменился.
Хлеб с 18—19% повысился до 40%, лес с З1/^ до 10, и эти два
вида составили половину всего вывоза. Лен и пенька, а также
шерсть и в особенности животное сало (вывоз которого, прежде
столь крупный, почти прекратился) отодвинуты на задний план
вновь появившимися объектами экспорта — яйцами и коровьим
356
Очерк истории русской торговли
маслом, сахаром и нефтью. В этом ярко отразилась новая фи-
зиономия экспорта.
Однородные явления наблюдаем в области импорта; послед-
ний изменялся следующим образом (в % от всего вывоза):
а) в начале XIX ст.
б) Хлопчатобумажные ткани Шерстяные ткани Сахар Краски и красильные вещества Вина виноградные и водки Шелк Чай Соль в середине XIX ст. 16’/2 161/2 12'/2 6!/2 б’/г 6 4 4
в) Бумажная пряжа Сахар Чай Вина виноградные и водки Краски Бумажные ткани Шелковые ткани Хлопок Шерстяные ткани Шелк Фрукты Соль в начале XX ст. 10 10 8 6'/2 6 41 /2 41 /2 4 3'/2 3 3 2V2
Машины Хлопок Чай Каменный уголь и кокс Шерсть Рыба Каучук и гуттаперча Писчебумажный товар Шелк Химические продукты и мате- риалы 12 10 5,7 4,4 4,4 3,4 2,5 2,5 2,3 2
357
Кулишер И. М.
И в области привоза разница между началом и серединой
XIX ст. небольшая. И тут и там фигурируют те же товары.
Только бумажные и шерстяные ткани, составлявшие третью
часть всего привоза, потеряли свое прежнее значение, сокра-
тившись вчетверо; мы стали вырабатывать их у себя дома,
пользуясь привозным хлопком и в особенности бумажной пря-
жей — последней производилось недостаточно. В течение же
второй половине XIX ст. обнаруживается в привозе еще более
резкая перемена, чем в вывозе. Прежде всего характерно, что в
то время, как в предыдущие периоды 8 — 12 товаров давали
65 — 70% всего импорта, теперь приведенные 10 товаров состав-
ляют менее половины привоза; для получения двух третей при-
воза пришлось бы прибавить еще 10—15 видов товаров. Это
свидетельствует о том, что привоз стал гораздо разнообразнее,
чем прежде, и вместо преобладания в нем небольшого количе-
ства товаров фигурирует весьма значительное число их, из коих
каждый, однако, играет небольшую роль в импорте. Вместе с
тем и здесь ряд товаров потерял свое прежнее значение: таковы
бумажная пряжа и бумажные ткани и шерстяные ткани; другие
товары, как сахар и соль, вовсе исчезли из импорта. Их заме-
нили новые товары, характеризующие хозяйственное развитие
второй половины XIX и начала XX ст. каменный уголь, каучук
и гуттаперча, писчебумажный товар, химические продукты; к
этому можно было бы прибавить еще экипажи, велосипеды и
автомобили, металлические товары, кожаные изделия, дубиль-
ные вещества; почти все это новые предметы, привоз которых в
прежнее время ограничивался минимальными размерами или
вовсе отсутствовал. В особенности же приобрели крупное зна-
чение машины и хлопок, занимающие первые места; бумажную
пряжу и ткани заменило сырье — хлопок, из которого уже мы
сами выделывали ткани. В начале XIX ст. привозились в
большом количестве готовые ткани — фабрикат; в половине
века их сменил полуфабрикат — бумажная пряжа, которая у
нас перерабатывалась в ткани; теперь и последние уступили
место сырью — хлопку, для выполнения в России всего про-
цесса производства — и прядения, и ткачества.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
JItaM о ценная политика и торговые
договоры в XIX ст.
В XVIII ст. мы находим временные запрещения привоза или
вывоза отдельных видов товаров, по общему же правилу при-
воз не был запрещен при Екатерине II, по крайней мере по-
шлины отличались сравнительно умеренными размерами. Но с
80-х годов таможенная политика изменяется: общим правилом
становится у нас, как и во Франции с конца XVIII ст., система
запрещений привоза, которая (как было и во Франции) господ-
ствует вплоть до половины XIX ст. Исходной точкой как бы
становится недопустимость привоза иностранных товаров, в
особенности промышленных изделий, и только по тем или
иным соображениям приходится делать исключения в отношении
определенных групп товаров и допускать привоз их в страну.
Началась такая политика указом 1788 г., которым, как мы
видели выше1, запрещался привоз большинства товаров по за-
падной сухопутной границе в целях пресечения имевшей там
место контрабанды. Вслед за этим последовал указ 1793 г., на-
ходившийся в связи с Французской революцией и соглашением
между Россией, Англией, Пруссией и Австрией, согласно кото-
рому торговые сношения с Францией должны быть прекраще-
ны. Но указ этот не ограничивался запрещением вывоза рус-
ских товаров во Францию и привоза товаров оттуда, а “в от-
вращении подложного привоза товаров” распространялся и на
однородные товары независимо от их происхождения и озна-
ченные в особой росписи по 97 статьям — из этого добавления,
направленного уже против союзников, видна была истинная
1 См. с. 281.
359
Кулишер И. М.
причина упомянутой меры. В 1800 г. был снова запрещен при-
воз многочисленных видов иностранных товаров, и то же имело
место в 1808 г. в отношении английских товаров в связи с кон-
тинентальной системой Наполеона1. Если от требований,
предъявляемых последним, Александр I не мог уклониться, то
тариф 1811 г., содержавший огромное количество запрещений
привоза, независимо от того, откуда товары привозились, был
уже издан по инициативе самой России, хотя Александр I вы-
сказывался в смысле необходимости облегчать “поселенцам”
приобретение иностранных товаров в целях безбедного сущест-
вования. В то же время он, однако, желал преградить усиление
“непомерной роскоши” и добиться “умеренности в образе жиз-
ни и обращения капиталов не в нишу чужеземной роскоши, но
в поощрение собственных наших отечественных фабрик и изде-
лий”. Этот второй принцип, очевидно, и одерживал верх над
первым. Об этом свидетельствует и тариф 1816 г. Хотя послед-
ний содержал несколько меньше запрещений, чем предыдущий,
но все же достаточное количество (запрещен был привоз же-
лезных изделий, посуды, чая и т.д.). Среди промышленников,
однако, и он вызвал возмущение; им и этого было мало — за
разорением страны неприятелем последует, по их словам, “вто-
рительное” разорение.
Эта запретительная политика лишь временно была прервана
коммерческой конвенцией, заключенной с Пруссией в 1818 г.
После Венского трактата 1815 г., в силу которого Россия полу-
чила большую часть Польши, было постановлено облегчить об-
ращение товаров между частями Польши, отошедшими к Рос-
сии, Пруссии и Австрии, а равно установить свободный транзит
через эти области (хотя и с уплатой пошлин), для чего была
образована так называемая трехсторонняя комиссия из предста-
вителей трех монархий1 2. Однако Австрия и в особенности
Пруссия настаивали на установлении известных облегчений
привоза их произведений не только в русскую Польшу, но и в
1 О торговых сношениях между Россией и Францией при Наполеоне
см.: Тарле. Континентальная блокада. Т. 1. 1913. С. 464 сл.
2 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. III. № II (81). С. 333 сл.
360
Очерк истории русской торговли
пределы самой России. Соглашения с Австрией, которая до-
вольствовалась немногим, нетрудно было достигнуть1. Сложнее
обстояло дело с Пруссией, но и тут договор последовал, хотя и
после продолжительных переговоров. Конвенцией с Пруссией
предоставлено право торговли и судоходства русским и прус-
ским подданным в пределах бывшего Королевства Польского,
причем, однако, торговля в розницу дозволена им только в
продолжение “ярмонок” (остаток от принципов XVIII ст.), а
продажа промышленных изделий вообще допускается лишь в
течение 6 месяцев, по истечении же этого срока лишь через по-
средство местных жителей (тоже старинное правило). Для при-
обретения же права постоянной торговли оптом и в розницу
необходимо записаться в градское общество данного места
(ст. 3). Однако вслед за тем конвенция 1818 г. в ст. 4 трактует
и о торговых сношениях между Россией и Пруссией вообще,
устанавливая, что транзит через Россию или Пруссию для то-
варов другой стороны может быть запрещен только с согласия
обоих государств; производится он с уплатой лишь условлен-
ных пошлин. Равным образом запрещения привоза и вывоза
товаров через сухопутную границу могут последовать не иначе
как с их обоюдного согласия. Наконец, предложен табель ввоз-
ных пошлин, взимаемых на русской границе с предметов прус-
ского происхождения из льна, кожи и шерсти. При этом, одна-
ко, обе стороны сохраняли за собой право налагать по своему
усмотрению консомационные пошлины, т.е. сборы, которые
имелось в виду взимать при выпуске товаров на внутренний
рынок (наряду с пограничными пошлинами)1 2.
1 Дополнительный акт относительно торговли в промышленности в
польских провинциях, принадлежащих Австрии и России, 5 (17) авг.
1818 г. (Полное Собрание Законов. № 27453. Мартенс. Собрание трак-
татов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами.
Т. IV. Ч. 1. Трактаты с Австрией. 1815- 1849. СПб., 1878. С. 68 сл.).
2 Коммерческая конвенция с Пруссией 7 (19) Декабря 1818 г. (Пол-
ное Собрание Законов. № 27, 586). Мартенс. Собрание трактатов и
конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. Т. VII.
№297. С. 331 сл., 365.
361
Кулишер И. М.
Эта прибавка как будто уничтожает в значительной мере
смысл соглашения, ибо дает возможность сторонам в форме кон-
сомационных пошлин проводить все те стеснения привоза, кото-
рые не могут быть осуществлены при помощи пограничных по-
шлин. Но, во всяком случае, всякого рода запрещения привоза в
силу конвенции отменяются, в частности запрещения привоза
шерстяных, льняных и кожаных товаров; между тем действо-
вавшим у нас в то время тарифом 1816 г. почти все эти товары
были запрещены к ввозу.
Соответственно этому и был издан в 1819 г. новый таможен-
ный тариф, который согласовался с выработанными конвенцией
пошлинами и который хотя и не отличался умеренностью ста-
вок, но все же не содержал никаких запрещений привоза, т.е.
нарушал обещание, данное промышленникам при опубликова-
нии тарифа 1816 г., не дозволять привоза большинства про-
мышленных изделий ранее чем по истечении 12 лет. Неудиви-
тельно, что среди русских промышленников, привыкших к то-
му, что иностранные фабрикаты не могут привозиться в
пределы страны, раздались вопли и жалобы на то, что все гиб-
нет. Государство, восклицали они, оказывает поощрение произ-
ведениям других стран, а собственные предприятия его должны
закрыться. Земледелие без рынка, промышленность без охраны
должны заглохнуть, монеты уйти за границу, самые солидные
предприниматели не могут этого выдержать1.
Эту точку зрения усваивает себе вскоре и правительство, и
граф Нессельроде (министр иностранных дел) поручает рус-
скому посланнику в Берлине Алонеусу добиться у прусского
короля изменения этой столь вредной конвенции, ссылаясь на
то, что “наше земледелие падает, а наша зарождающаяся про-
мышленность умрет в колыбели, потому что, с установлением в
1818 г. вольностей, все иностранные промышленности, ее со-
перницы, стали создавать ей такую конкуренцию, какой она
еще не в состоянии выдержать”. Ввиду неудач, постигших Ало-
неуса, Александр I собственноручно написал письмо прусскому
королю, указывая на то, что другие страны не отказались от
1 Ладыженский. История русского таможенного тарифа. Приложения
X, XI.
362
Очерк истории русской торговли
запретительной системы, и России, одной оставшейся верной
началам, провозглашенным Венским конгрессом, приходится
приносить большие жертвы1.
Не ожидая ответа короля, русское правительство отменило
конвенцию 1818 г. собственной властью и издало в 1822 г. но-
вый тариф, который возвращается почти целиком к постанов-
лениям тарифа 1816 г. с теми же многочисленными запреще-
ниями и высокими ставками, причем таможенная черта между
Россией и Польшей, уничтоженная тарифом 1819 г., была
вновь восстановлена. Что же касается принятых на себя по от-
ношению к Пруссии обязательств, то правительство, буквально
толкуя акт 1818 г., утверждало, что последний не допускает
запрещения привоза и обложения повышенной пошлиной толь-
ко прусских льняных, шерстяных и кожевенных изделий. По-
этому прусские товары этого рода, привозимые при свидетель-
ствах о происхождении, будут пропускаться в Россию (по об-
щему правилу эти товары запрещались) с уплатой
установленной в конвенции пошлины, но в целях устранения
контрабанды лишь в количестве, соответствующем тому, какое
Пруссия в состоянии производить для вывоза в Россию и
Польшу. Это количество и было установлено. Само собой ра-
зумеется, что в таком ограничении заключалось нарушение
конвенции, как и в запрещении привоза прочих прусских това-
ров. Первоначально предполагалось допустить привоз всех из-
делий прусского происхождения в определенном количестве, но
впоследствии и это не было выполнено1 2.
Неудивительно, что Пруссия возмущалась такой односто-
ронней отменой конвенции и никак не хотела примириться с
этим как с совершившимся фактом.
Несмотря на это, в 1825 г. была заключена с Пруссией новая
конвенция о торговле и судоходстве3, ст. 1 которой гласила,
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. VIII. Трактаты с Германией 1825— 1888.
СПб., 1888. С. 26.
2 Там же. С. 8.
3 Конвенция о торговле и судоходстве, заключенная в Берлине между
Россией и Пруссией 27 февраля (11 марта) 1825 г. (Полное Собрание
363
Кулишер И. М.
что “с российскими и польскими подданными в Пруссии, а
равно с прусскими подданными в России и Польше, поступаемо
будет в торговых сношениях точно так же, как и с природными
жителями”. Однако точнее эти права не поясняются. Согласно
ст. 19, транзит через Польшу — в этом заключалось главное
значение договора — признается вполне свободным по всем на-
правлениям. Ст. 9 определяет, что в отношении привоза това-
ров должны применяться общие тарифные постановления каж-
дого государства, “напротив же, никто не может иметь права на
особенные условия, содержащиеся в частных конвенциях, кото-
рые заключены уже или впредь заключены будут одной из до-
говаривающихся сторон с какой-либо посторонней державой”.
Этим устанавливалась неприменимость так называемого прин-
ципа наибольшего благоприятствования, согласно которому
льготы, предоставленные какой-либо третьей державе, распро-
страняются и на договаривающиеся стороны1. Эти льготы их
совершенно не касаются (такое постановление содержалось и в
конвенции с Австрией 1818 г., ст. 25 — “за исключением толь-
ко изъятий и преимуществ, данных по условиям особенных
конвенций”)* 1 2. Впрочем, таких специальных льгот оказывалось
весьма мало, они составляли на практике исключение. К дого-
вору был приложен тариф транзитных пошлин, взимаемых со
всевозможных товаров, но о каком-либо тарифе привозных по-
шлин уже речи не было. Конвенция 1818 г. в этом отношении
составляла исключительное явление в течение всей первой по-
ловины XIX ст. Результаты ее показали невозможность уста-
новления конвенционных тарифов в эту эпоху.
Запретительный характер наш таможенный тариф сохраняет
и в дальнейшие десятилетия — 20-е, 30-е, 40-е годы. Такой
строго охранительной системы придерживался граф Канкрин,
который в течение двух десятилетий стоял во главе Министер-
ства финансов. Хотя он и находил запрещения привоза нецеле-
сообразными, так как они лишают русскую промышленность
Законов. № 30 264.). Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заклю-
ченных Россией с иностранными державами. Т. VIII. № 308. С. 24 сл.
1 См. выше, с. 235 — 236, 245.
2 Мартенс. Указ. соч. Т. IV. 1. № 108.
364
Очерк истории русской торговли
возможности получать образцы и примеры для усовершенство-
ваний, а казна на них теряет таможенный доход и, наконец,
поощряется контрабанда, и предпочитал запрещениям высокие
ставки: все же и этот принцип замены прежних запрещений
привоза высокими охранительными пошлинами он проводил
лишь отчасти. В 1836 и 1838 гг. были, правда, упразднены раз-
личные запрещения, в особенности же много их исчезло с вве-
дением нового тарифа 1841 г., но все это касалось лишь пред-
метов второстепенной важности, тогда как в основных отраслях
производства они сохранились по-прежнему. Так, еще в 40-х
годах находим запрещения привоза сахара-рафинада, различ-
ных видов пушнины, фарфоровой посуды, зеркал, свечей, ма-
терий набивных бумажных и полубумажных, разных шерстя-
ных тканей, многих сортов полотна, шелковых материй, шляп,
готового платья и белья; запрещены были также железо и чугун
и многочисленные изделия из них, как, например, проволочные
и лужевые, клинки, ножи, вилки, замки, щипцы и другие по-
добные предметы.
Но и в тех случаях, когда привоз был дозволен, ставки дос-
тигали нередко огромной высоты. Так, например, различные
химические продукты (соляная кислота, купорос, кали, угле-
кислая соль) были обложены в 200% цены, бумажная пряжа в
60 — 80%, перчатки в 60—150%; за многие галантерейные това-
ры, как булавки, бусы, изделия из щетины, крючки, а также
корзинки, удочки, курительные трубки, белила и румяна, по-
мада, мыло, платили более 100%, другие, как кошельки, очки,
термометры’, янтарь, черепаха, агат, седла, свинцовые изделия,
— 200 — 300%. Пошлины на полотно составляли от 50 до 600%
цены, а пошлины с чернил в 20 раз превышали их стоимость1.
Все это приводило к чрезвычайному росту контрабанды —
высокие пошлины как бы намеренно питали ее. Таможенное
управление указывало, например, на то, что пошлина на тек-
стильные изделия свыше 30 — 35% становится недействительной
вследствие развития контрабандного ввоза; такой размер обло-
жения является предельным для тканей. На самом деле пошли-
ны на ткани были значительно выше этой нормы или привоз их
1 Соболев. Таможенная политика России. 1911.
365
Кулишер И. М.
был вовсе запрещен, и контрабанда росла. Согласно официаль-
ному изданию “Виды внешней торговли”, конфискованных
хлопчатобумажных изделий было продано в 1840 — 1843 гг. на
343 тыс. руб., а в 1844 — 1847 гг. на 404 тыс. руб., шерстяных
изделий в 1840—1843 гг. на 97 тыс. в 1844 — 1847 гг. на 256 тыс.,
или почти втрое больше. Напротив, контрабандный привоз
шелковых набивных тканей, составлявший в 1840 — 1845 гг.,
т.е. когда привоз их был еще запрещен, ежегодно 23 тыс. руб.,
после отмены запрещения в 1845 г. упал до 9,7 тыс., в 1846 г. и
до 9,4 тыс. в 1847 г., т.е. сократился более чем в два раза. При
составлении нового тарифа (изданного в 1850 г.) указывалось
на то, что ставка в 60% на кофе представляет значительную
премию для контрабанды. Понижение пошлины на ряд товаров
мотивировалось тогда именно стремлением уменьшить контра-
банду; например, этим объяснялось сокращение ставок на ук-
сус, какао, различные галантерейные товары, писчую бумагу,
ножевой товар и целую массу других предметов — составлен
был длинный список таких товаров. Требовали также пониже-
ния ставок на шелковые изделия, шерстяные товары, полотно в
видах борьбы с контрабандой. Выяснилось, что контрабанда
производится открыто, без всякого стеснения, что образовались
за границей страховые компании для тайного водворения в
Россию товаров.
“Не проходит месяца, — писал в 1840 г. Николай I графу
Нессельроде по поводу контрабанды, — в продолжение которо-
го эти беспорядки не стоили бы жизни нескольким должност-
ным лицам... Мы принуждены были увеличить пограничный
корпус с четырьмя батальонами армейских войск. В начале эта
мера, казалось, навела страх, но через короткое время возобно-
вились те же беспорядки, и настоящие сражения происходили
между прусскими подданными и нашими контрабандистами и
линейными войсками. Уже пало несколько офицеров и солдат”.
Николай I настаивал на том, чтобы прусское правительство
приняло решительные меры против контрабандистов, которые
постоянно переходят из Пруссии через русскую границу и
вступают в открытый бой с русской таможенной стражей.
Прусское правительство послало своего комиссара на границу
для преследования, после чего Николай I немедленно же на-
366
Очерк истории русской торговли
значил и своего комиссара, который должен был жить там же,
где живет прусский комиссар, т.е. в Мемеле. Однако пруссакам
последнее не понравилось, они находили совершенно невоз-
можным, чтобы русский чиновник распоряжался на прусской
территории. Ввиду их “явного неудовольствия” пришлось ото-
звать русского комиссара. В то же время Николай I жаловался
на то, что, несмотря на присутствие прусского комиссара, без-
образия не только не прекращаются, но распространились даже
на морской берег около Либаны, где их прежде не было, и
спрашивал, что намерено сделать прусское правительство для
борьбы с этим злом, которого он далее терпеть не может.
Но прусский посланник в Петербурге на это вполне хладно-
кровно и откровенно отвечал, что развитие контрабанды есть
естественный результат русской запретительной политики и не
дело иностранной державы “обеспечивать исполнение таможен-
ной системы соседнего государства”. Он прибавил к этому, что
от Пруссии нельзя даже требовать принятия мер против тор-
говли, которая нарушает лишь русские интересы, и что сами
русские власти участвуют в контрабандной торговле или по
меньшей мере ей потворствуют. Николай I был сильно возму-
щен этими “инсинуациями”, как он их называл, а в связи с
требованием об отозвании русского комиссара из Мемеля пред-
ложил даже, чтобы Пруссия прислала своего комиссара на рус-
скую территорию. Прусское правительство вообще находило,
что в виде контрабанды привозятся только такие товары, в ко-
торых нуждаются местные жители, и что оно не может “стес-
нять свободу торговли, которую законы предоставляют своим
собственным подданным”. Николая I такой ответ должен был
глубоко возмутить.
Поведение Пруссии в это время вообще доставляло ему мало
удовольствия. Когда истек девятилетний срок, на который была
заключена в 1825 г. упомянутая выше коммерческая конвенция
с Пруссией 1825 г., и возник вопрос о новом торговом соглаше-
нии, то Пруссия прежде всего заявила о своем желании вклю-
чить Польшу в Германский таможенный союз, что должно было
вызвать решительный протест со стороны России; далее, она
находила, что новый договор должен быть построен на взаим-
ности и на более справедливом распределении выгод и уступок,
367
Кулишер И. М.
чем это имело место в конвенции 1825 г., причем было заявлено
требование о восстановлении обязательной силы Венского трак-
тата 1815 г., а тем самым и конвенции 1818 г., создавшей в свое
время столь неблагоприятные для России условия. Россия на
это отвечала, что мысль о возвращении к этим договорам
должна быть раз и навсегда оставлена. Так как Пруссия на-
стаивала на уменьшении пошлин на прусские изделия из хлоп-
ка, льна, шелка, железа и стекла, как и на вина, обещая в этом
случае сбавить транзитную пошлину с товаров, вывозимых из
Польши через Пруссию, то Николай I ввиду такой “противопо-
ложности интересов и систем” решил “приостановить все пере-
говоры и даже всякий обмен мыслей”. Но, следуя доброволь-
ному влечению своего сердца, как писал граф Нессельроде, он
решил без всякого двустороннего соглашения и обязательства
предоставить “совершенно безвозмездно и бескорыстно” раз-
личные уступки, о которых просила Пруссия, требуя только
“справедливой взаимности” со стороны Пруссии в отношении
таких мер, как признание флага другой стороны равноправным
с собственным и как обложение привозимых из ее территории
товаров равными с товарами, привозимыми из других стран,
пошлинами1.
В результате получился любопытный акт, опубликованный в
виде двух указов Сената под названием “Окончательные уступ-
ки, делаемые Россией в пользу Пруссии”. Этот своеобразный
акт 1842 г. не имеет характера двустороннего международного
договора, а представляет собой скорее грамоту, пожалованную
Пруссии. Центром тяжести его являются некоторые понижения
пошлин на прусские товары, открытие новых таможен и погра-
ничных пунктов по желанию Пруссии, сохранение свободного
беспошлинного транзита через Польшу (как это было установ-
лено конвенцией 1825 г.), а равно предоставление — но под
условием взаимности — равноправия (с русским) прусскому
флагу и равноправия (с иностранными) привозимым из Прус-
сии товарам (лишь за австрийскими и венгерскими винами со-
хранены особые льготы)1 2.
1 Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. VIII. С. 242 сл., 277 сл.
2 Торговый акт, выданный в пользу Пруссии и подписанный в Петер-
гофе, 2 (14) июля 1842 г. {Мартенс. Указ. соч. Т. VIII. №325.)
368
Очерк истории русской торговли
Только тарифы 1850 и 1857 гг. устранили почти все запре-
щения привоза и значительно понизили привозные пошлины1.
В эту эпоху, когда на Западе стало господствующим фритре-
дерство, когда Англия превратила свой тариф в чисто фискаль-
ный и другие страны (Пруссия, Франция, Австрия, Италия)
стали ей подражать, и Россия не могла оставаться при своей
резко протекционной политике. Впрочем, до фритредерских
тарифов у нас дело не дошло, протекционизм не исчез вполне,
но получил лишь более умеренный характер. Русская экономи-
ческая литература середины XIX ст. признает, что покрови-
тельство не может быть огульным, а должно распространиться
лишь на те отрасли промышленности, которые имеют шансы на
успех; что запрещения привоза наносят ущерб и нашему выво-
зу, так как в этом случае иностранные суда вынуждены прихо-
дить с балластом, что удорожает фрахт; что, наконец, пониже-
ние пошлин есть наиболее действительный способ борьбы с
контрабандой. Тариф 1850 г. сделал лишь первый шаг — пони-
зил пошлины на сырье, необходимое для промышленности, а
некоторые виды его допустил беспошлинно. Но реформа “толь-
ко дотронулась до таможенной рогатки и, слегка приподняв ее,
отдернула руку, как бы отложив исполнение намерения до дру-
гого раза”* 2. Более энергично действовал тариф 1857 г., кото-
рый Н. X. Бунге называл “светлым экономическим явлением”:
пошлины останутся, но не будут стеснять соперничества, они
позволят нашей промышленности развиться в свойственных ей
сферах, без напрасной растраты производительных сил3. Про-
мышленники, приученные действовать под кровом запретитель-
ной системы, смотрели, однако, на тариф как на “главное и
единственное условие их успехов и благосостояния” и утвер-
ждали, что новая таможенная политика убьет промышленность
и разорит их совершенно. В своих же петициях и ходатайствах
они проливали слезы, обнаруживая патриотические чувства.
Они готовы перенести все потери, “поставляют себе за счастье
’ Соболев. Таможенная политика России. Гл. II —IV.
2 Бутовский. О запретительной системе // Экон. Указат. №42. 1857.
3 Бунге. Промышленность и ее ограничения / / Отечественные Запис-
ки. 1857. № 12.
369
Кулишер И. М.
жертвовать жизнью и всем достоянием для славы престола и
благоденствия народа”, но не могут “без сострадания подумать
о рабочих и ремесленниках, которые, теряя сродные им занятия
и отстав от землепашества или не имея даже земли, не будут
знать, куда обратиться для прокормления”1. Но пошлины все
же были понижены — и промышленникам не пришлось жерт-
вовать ни жизнью, ни капиталами, они по-прежнему имели
прекрасные барыши.
В эпоху 30 —50-х годов был заключен Россией ряд торговых
трактатов; так, в 1838 г. был возобновлен (заключенный в
1828 г.) договор со Швецией и Норвегией (он действовал до
мировой войны), в 1832 г. подписано соглашение с Соединен-
ными Штатами, в 1845 г. с Королевством обеих Сицилий, в
1846 г. совершена конвенция торговли и мореплавания с Авст-
рией, в 1846 и 1857 гг. заключены торговые трактаты с Фран-
цией, в 1842 и 1858 гг. с Англией (последний действовал
вплоть до войны), в 1850 г. с Грецией и в 1858 г. с Бельгией
(оба также сохранили свое значение до войны).
Важнейшим вопросом международной торговли и морепла-
вания этой эпохи (в Европе того времени вообще), регулируе-
мым этими трактатами, являлось установление равноправия су-
дов заключающей договор державы с туземными судами1 2. Рус-
ские суда повсюду в других странах подлежали повышенным
пошлинам, по сравнению с туземными уплачивали и более вы-
сокие сборы, чем другие иностранные суда, ибо и в этом отно-
шении не было установлено равенства (права наиболее благо-
приятствуемой державы). Так, например, французские суда
платили во французских портах 1 фр. 10 сайт, тоннажного сбо-
ра, русские — 4 фр. 12,5 сайт, или почти вчетверо больше,
лоцманы получали с первых 24 фр., со вторых — 36 фр. Мало
того, с произведений русских, привозимых на русских судах,
взималась более высокая пошлина, чем при привозе однород-
ных товаров на французских судах. В Англии к этому еще при-
соединилось запрещение, согласно Навигационному акту, при-
1 Соболев. Таможенная политика России. С. 38 сл.
2 См.: Кулишер. Основные вопросы международной торговой полити-
ки. Ч. II. 1919. Гл. 2, приб.
370
Очерк истории русской торговли
возить на русских кораблях товары иностранного происхожде-
ния. С другой стороны, русские суда пользовались особыми
льготами в русских портах: указом 1845 г. пошлина с ино-
странных судов, входящих в русские порты, была увеличена на
50%. Упомянутыми международными трактатами (как и приве-
денным выше указом в пользу Пруссии) это неравенство вза-
имно уничтожается — отменяется так называемое droit de
pavilion1, которое вообще постепенно исчезает в ту эпоху.
Так, прежде всего, подобно Англии и другим странам, и
Россия объявила о своей готовности отменить упомянутую вы-
ше повышенную пошлину с иностранных судов в пользу всякой
державы, которая согласится признать за русскими судами
равные с ее собственными судами преимущества; Австрия на
это согласилась, и обоими правительствами были сделаны соот-
ветствующие распоряжения, подтвержденные затем трактатом
1846 г.1 2 В Англии русские суда пользовались некоторыми льго-
тами по сравнению с другими иностранными судами лишь в
силу секретного предписания таможенным властям не приме-
нять к ним постановлений Навигационного акта. Но Англия
при блестящем развитии своего судоходства уже не нуждалась
в Навигационном акте, и трактат 1842 г., освобождающий от
него русские суда, явился одним из шагов к полному отказу от
этого знаменитого постановления XVII ст.3.
В перечисленных трактатах говорится о том, что суда рус-
ские, входящие в порты договаривающейся державы (или вы-
1 Пошлина на флаг (франц.). - Прим. ред.
2 Конвенция торговли и мореплаванья. 8 июля 1846 г., ст. 4 — 5.
Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. IV. Ч. 1. № 143. С. 544 сл., 551 сл.
3 Мартенс. Указ. соч. Т. XII. Трактаты с Англиею 1832— 1895.
С. 208 — 209. Постановления трактата 1842 г., впрочем, ясностью не
отличаются, почему трудно установить, в какой мере они отменяют
Навигационный акт. В ст. 4 и 5 различаются произведения почвы,
промышленности и художеств обоюдных государств, с одной стороны,
и предметы, кои не суть их произведения, но могут быть законным
образом (что именно двусмысленно) привозимы, — с другой. (Мар
тенс. Указ. соч. Т. XII. №451. Коммерческий трактат с Англиею 30
дек. 1842 г.)
371
Кулишер И. М.
ходящие из них), и суда последней, входящие в русские порты
(или выходящие из них), не будут подлежать никаким иным
пошлинам и сборам (иногда они перечисляются: ластовым,
портовым, лоцманским, якорным, буксирным, маячным, каран-
тинным, шлюзовым и т.д.), кроме тех, какими обложены или
впредь будут обложены туземные суда. Однако не только суда
пользуются равноправием, но и все товары, привоз или вывоз
которых в данную страну дозволен на собственных судах, до-
пускаются и на судах противной стороны. При этом означенные
товары не будут платить иных или больших привозных или
вывозных пошлин, кроме тех, которые взимаются с товаров,
привезенных под туземным флагом, и им будут дарованы те же
льготы и возвраты пошлин. Но право каботажного плавания
(т.е. между портами того же государства) сохраняется за собст-
венными судами.
Однако в трактате торговли и мореплавания, заключенном с
Францией в 1846 г., эти принципы еще не проведены полно-
стью, ибо Франция незадолго до того установила пониженные
сборы со своих судов (сравнительно с иностранными) в портах
Средиземного моря. Ввиду отказа с ее стороны отменить это
распоряжение было определено, что устанавливается равенство
в отношении судов и их грузов, приходящих из северных пор-
тов, русских или французских, тогда как оно не распространя-
ется на русские суда, приходящие из какого-либо российского
порта на Черном или Азовском море во французские порты, и
на французские суда, приходящие в Россию из французских
портов на Средиземном море (ст. 3, 4, 5)1.
Наряду с этим мы находим в трактатах 40-х годов и другие
ограничения упомянутого принципа равенства иностранных су-
дов и привозимых на них товаров с туземными, — ограничения,
вытекавшие из господствовавшего в первой половине XIX ст.
droit d’entrepot. Последнее заключалось в дополнительном
1 Трактат торговли и мореплаванья 4 (16) сент. 1846 г. (Мартенс.
Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностран-
ными державами. Т. XV. Трактаты с Франциею 1822—1906. СПб.
№ 522).
372
Очерк истории русской торговли
сборе, взимаемом с грузов, привозимых не непосредственно из
страны происхождения, а из каких-либо иных промежуточных
портов, как и с судов, заходящих в такие порты. Целью явля-
лось устранить посредничество других государств, обеспечить
себе получение товаров непосредственно из страны происхож-
дения, а не из вторых рук. Англия к этому времени уже отка-
залась от этого принципа, не придерживалась его и Россия (ибо
она без такого посредничества обойтись не могла). Напротив,
другие страны еще проводили его по-прежнему1.
Так, например, в трактате с Нидерландами 1846 г. гаранти-
руется равенство в смысле уплаты пошлин, наравне с товарами,
привозимыми или вывозимыми на русских судах, товарам,
привозимым на нидерландских судах в русские порты, какого
бы происхождения эти товары ни были (следовательно, произ-
ведениям не только нидерландским, но и всяким другим — это
прежде стеснялось навигационными актами разных стран) и из
какого бы порта они ни прибывали, нидерландского или иного
(или в какой бы порт ни отправлялись). Наоборот, товары, ка-
кого бы происхождения они ни были, привозимые на русских
судах, пользуются равноправием лишь в случае привоза их не-
посредственно из русских портов, притом только в европейские
порты Нидерландов, а не в колонии; для последних существо-
вал особый режим1 2.
Такое же ограничение для русских судов находим еще и в
трактате с Францией 1857 г., равноправием пользуются товары,
привозимые непосредственно из России во Францию (но не из
иных портов), под российским флагом, тогда как прежние ого-
ворки, касающиеся южных портов, в этом договоре уже отпали
— из какого бы русского или французского порта суда ни при-
ходили, они и их грузы подлежат равным с туземными сборам
и льготам3. Однако, ввиду того, что при таких условиях взаим-
1 Ср. выше, с. 245.
2 Трактат о торговле и мореплаваньи, заключенный между Россиею и
Нидерландами 1 (13) сент. 1846 г. Ст. 6. // Сборник торговых дого-
воров. Изд. Отд. Торговли. 1916.
3 Трактат торговли и мореплаванья 2 (14) июня 1857 г. Ст. 3, 12.
Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с
иностранными державами. Т. XV. № 529.
373
Кулишер И. М.
ности не получается (Россия ведь не проводила различия меж-
ду товарами, привозимыми непосредственно из страны проис-
хождения и привозимыми из других портов), указанные трак-
таты нидерландский и французский стараются смягчить это не-
равенство предоставлением России в качестве компенсации
особых льгот, на которые противная сторона не претендует;
например, Нидерланды дают русским судам право каботажного
плавания, обычно предоставленного только национальным су-
дам, притом без взаимности со стороны России (ст. 7)1. Напро-
тив, ни в бельгийском трактате 1850 г., ни в английском 1858 г.
никаких ограничений, ни вытекающих из droit d’entrepot (“от-
куда бы суда ни приходили и куда бы ни шли”), ни обуслов-
ленных Навигационным актом (отмененным в 1849 г.), уже не
содержится.
В договорах рассматриваемой эпохи находим далее обычно
подробное перечисление прав, предоставляемых подданным
другой стороны в пределах данного государства, равных с пра-
вами собственных подданных: свобода въезда и выезда, стран-
ствования или пребывания в какой бы то ни было части обоюд-
ных владений, право нанимать в городах и портах дома, мага-
зины, лавки и земли, право располагать своим имуществом, в
том числе перевозить свое имущество из одной страны в другую
без особых сборов (раньше существовали ограничения в отно-
шении вывоза наследств и взимались особые сборы при вывозе
имущества иностранцами за границу). “Полная и совершенная
свобода предоставляется во всяком случае покупателю и про-
’ В договоре с Францией прибавлено в ст. 13, что российское судно,
заходящее в какой-либо из промежуточных портов на пути во Фран-
цию, не теряет еще прав, соединенных с непосредственным приходом
из русских портов, если оно там только оставляет часть груза, но но-
вого не берет, а в отношении русских судов, производящих правиль-
ные рейсы между южными морями и Марселем, установлено, что они
и взятые в России грузы пользуются равноправием с французскими
судами и их грузами, даже если они производят торговые действия в
промежуточных портах; следовательно, дополнительная пошлина ка-
сается лишь тех грузов, которые взяты в этих промежуточных портах,
но не всех. Ст. 4 предоставляет те же права, что во французских пор-
тах, русским судам и в портах Алжира.
374
Очерк истории русской торговли
давцу договариваться между собой и определять цену какой-
либо вещи или товара” (трактат с Нидерландами 1846 г., ст. 4)
— необходимо было еще специально оговаривать право свобод-
ного заключения сделок.
Что касается, наконец, третьей группы постановлений, ка-
сающихся привозимых, вывозимых или идущих транзитом то-
варов (транзит специально регулируется в договорах с Прусси-
ей и Австрией, ибо тут он имел для нас значение), то — в про-
тивоположность принципу приравнения к собственным судам и
подданным — здесь не применяется еще (как мы указывали
выше) принцип приравнения к товарам, привозимым из других
стран (о равенстве с туземными произведениями не могло быть
и речи), т.е. принцип наибольшего благоприятствования. Во
всех трактатах первой половины XIX ст. господствует так на-
зываемая система возмездия, или эквивалента, согласно кото-
рой всякая льгота, предоставленная третьей державе, не рас-
пространяется немедленно же на договаривающуюся сторону, а
дается ей лишь за известный эквивалент с ее стороны, за пре-
доставление ею в свою очередь тех или иных выгод или пре-
имуществ данному государству1,2.
1 См.: Кулишер. Основные вопросы международной торговой полити-
ки. 1-е изд. 1919. Ч. II. Гл. 1 и 2.
2 В трактате со Швецией и Норвегией 26 апр. (8 мая) 1838 г. ст. 2
сказано, что обе стороны сохраняют за собой право заключать кон-
венции с другими странами, в коих были бы предоставлены особые
льготы определенным товарам за специальный эквивалент; эти льготы
не распространяются на Швецию и Норвегию или Россию. Во всех же
других трактатах говорится, что во всех произведениях почвы и про-
мышленности, привозимых во владение другой стороны, не будет взи-
маться других или больших пошлин, кроме тех, которые взимаются с
произведений всякого другого государства. Иногда еще к этому при-
бавлено (например, в трактате с Англией 1842 г.), что стороны обя-
зуются взаимно не допускать никаких выгод в пользу подданных дру-
гих государств, которые не были бы предоставлены и договариваю-
щейся стороне. Но все это аннулируется следующей статьей, где
указано, что все эти льготы предоставляются другой стороне безвоз-
мездно, в случае если они третьей державе даны безвозмездно, и за
соответствующую компенсацию, если третья держава их получила за
определенный эквивалент. Это содержится не только в трактате с Ни-
375
Кулишер И. М.
Это обстоятельство находится в тесной связи с тем фактом,
что в договорах этой эпохи не содержится, за редкими исклю-
чениями1, которые имелись уже в XVIII ст.* 1 2, никаких услов-
ленных (связанных) тарифных ставок. Каждая сторона удер-
живает за собой право устанавливать свой таможенный тариф
по своему усмотрению; тариф сохраняет автономный характер.
И даже в тех случаях, когда она идет навстречу пожеланиям и
требованиям другого государства, она производит соответст-
вующие изменения в тарифе односторонне, по своей инициати-
ве, не желая себя связывать на определенный срок договором.
Напротив, характерную черту торговых договоров, заклю-
ченных Россией в конце XIX ст. и в начале XX ст., составляет
то, что это в большинстве случаев тарифные договоры, т.е. та-
кие, к которым приложен тариф ставок, связанных на срок за-
ключения договора (пониженных или закрепленных), по тре-
бованию другой стороны. Это уже не несколько ставок, как
бывало и в договорах конца XVIII ст.3, а целая масса статей,
по которым взаимно делаются уступки. Такая система появля-
ется вместе с фритредерской торговой политикой, на Западе
уже с 60-х годов, а с 90-х годов применяется и у нас. В связи с
этим приобретает крупное значение принцип наибольшего бла-
гоприятствования, предоставляющий договаривающейся сторо-
не все льготы и преимущества, которые будут даны какой-либо
третьей державе. В то время как прежде таких льгот было
очень мало, теперь, при многочисленности торговых трактатов,
притом имеющих характер тарифных договоров, было чрезвы-
чайно важно обеспечить за собой право на все эти уступки. По-
этому наибольшее благоприятствование (а не принцип эквива-
лента, господствовавший в предыдущую эпоху) становится
обычным, применяемым во всех трактатах (кроме заключаемых
дерландами 1846 г. (ст. 11), с Францией 1846 г. (ст. 10), с Англией
1842 г. (ст. 11), с Грецией 1850 г. (ст. 7), но и с Бельгией 1858 г. (ст.
13), с Францией 1857 г. (ст. 14). Только в трактате с Англией 1858 г.
последней прибавки нет, так что устанавливается принцип наибольше-
го благоприятствования.
1 См. выше относительно Пруссии и Австрии.
2 См. выше, с. 245 и сн. 3.
3 См. с. 245 сн. 3.
376
Очерк истории русской торговли
Соединенными Штатами), в том числе и в трактатах России с
иностранными державами. Равноправие иностранных поддан-
ных и судов с собственными подданными и судами теперь само
собой разумеется, и лишь на всякий случай оно кратко (без
прежних подробностей) указывается в договорах; но договари-
вающиеся страны сохраняют за собой право выдавать собствен-
ным судам особые премии и субсидии (но пониженных сборов
взимать с них не могут), которые устанавливаются с конца
XIX ст. как на Западе, так и у нас.
Наконец, в договорах этой новейшей эпохи присоединяется
статья, не допускающая запрещений привоза или вывоза каких-
либо товаров, кроме как по особым причинам санитарного, мо-
рального и т.п. характера. Предыдущая эпоха, как мы видели,
применяла такие запрещения в широких размерах. Конец
XIX ст., покончив с ними, уже не допускает возвращения к та-
кого рода мероприятиям.
ОЧЕРК ИСТОРИИ
РУССКОЙ
ПРОМЫШЛЕННОСТИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Общий э^ара^тер хозяйства
в <D резней Фу си
От охоты к скотоводству, от скотоводства к земледелию. Так
изображали до недавнего времени первые этапы в хозяйствен-
ном развитии человечества, в истории цивилизации вообще.
Более близкий анализ периодов экономической эволюции пока-
зал следующее. Охота могла быть преобладающим занятием
населения в первую эпоху. Борьба как с другими людьми, с
соседними племенами, так и с животными составляла первона-
чальную деятельность человека. Зубы и челюсти уже доистори-
ческого человека были в равной мере приспособлены как для
растительной, так и для животной пищи. Она состояла, оче-
видно, из дикорастущих ягод и плодов и из мяса убитых зве-
рей. Наконец, понятие мяса и понятие пищи на многих языках
совпадают - мясо принадлежит к древнейшей пище.
Но дальше периодизация уже не идет столь же гладко. Она
обрывается, так что, в сущности, никакого перехода от одного
периода к другому не получается. Именно, если исходить из
охотничьего образа жизни в качестве первой стадии, вторая в
виде скотоводства уже оказывается немыслимой. Охотник -
враг животных, он их ловит и уничтожает. Пастух - друг их,
который их бережет и охраняет. Мыслим ли столь резкий пе-
реход в общественной психике, такое превращение охотника в
пастуха? И не следует ли, напротив, предположить, что наро-
ды-охотники не стали скотоводами, а скотоводы-кочевники ни-
когда не были охотниками?
Выяснилось далее, что земледелие отнюдь не составляет
высшей ступени по сравнению со скотоводством. Те исходные
точки, на которых было построено это предположение, не под-
твердились. Земледелие вовсе не являлось по необходимости
381
Кулишер И. М.
оседлым в противоположность кочевому, и поэтому более пер-
вобытному, скотоводству. Обнаружились факты широкого рас-
пространения кочевого земледелия в наиболее раннюю эпоху и
значительной подвижности земледельцев и в последующие пе-
риоды. Далее, лишь высшая форма земледелия, производимая
при помощи плуга и скота, предполагает предварительное рас-
пространение скотоводства. Но земледелие появляется уже в
самые ранние времена - одновременно с охотой - в виде раз-
рывания почвы при помощи крючковатой палки, лопаты или
мотыги. От выкапывания из земли ягод и плодов совершается
непосредственный переход к закапыванию их в землю. Перво-
начально это делалось для сохранения; позже, когда забытые в
земле плоды стали сами выдвигаться наружу, обращать на себя
внимание тем, что они давали ростки, разрыхление почвы и
помещение в них зерен стало производиться уже намеренно,
для получения плодов.
Таким образом, вся последовательность в развитии периодов
хозяйственной жизни оказалась подорванной. Опыт показал,
что есть народы, которые одновременно с охотой занимаются и
земледелием в ранней форме его и затем становятся народами
земледельческими, никогда не знавшими скотоводства, как это
было с племенами Америки и Австралии, - скотоводство у них
позднего, европейского происхождения. С другой стороны, ко-
чевники Средней Азии наряду со слабым развитием земледелия
всегда занимались усердным разведением скота. В Западной
Европе скотоводство всегда играло существенную роль, но од-
новременно с ним уже рано появилось и постепенно вытеснило
его земледелие.
Как обстояло дело со славянскими племенами, населявшими
восточную равнину? Исследователи (Ключевский, Милюков,
Довнар-Запольский, Рожков, Катаев) на первое место выдви-
гают звероловство и бортничество (пчеловодство) в качестве
наиболее ранних промыслов. “Восточные славяне заняли пре-
имущественно лесную полосу равнины... Началась усиленная
эксплуатация леса, продолжавшаяся целые века и положившая
глубокий отпечаток на хозяйственный и общественный быт и
даже национальный характер русского народа. Лесной зверолов
и бортник - самый ранний тип, явственно обозначившийся в
382
Очерк истории русской промышленности
истории русского народного хозяйства”1. Эта разработка есте-
ственных богатств находилась в связи с торговым движением -
меха, мед, воск являлись главными статьями русского вывоза,
питая то торговое движение, которое шло по Днепру, по этой
“столбовой торговой дороге для западной полосы равнины”.
Характерно сообщение начальной летописи: “Древляне жи-
вяху звериньским образом... ядяху вся нечисто... И Радимичи
и Вятичи и Север один обычай имаху: живяху в лесе, якоже
всякий зверь”1 2. Не менее яркая картина получается, если иметь
в виду, что “Владимир Мономах, этот живой идеал древнерус-
ского князя, в своем знаменитом “Поучении” наряду с военны-
ми подвигами и делами управления ставит свою охотничью
удаль и охотничьи удачи и упоминает о ловчих, соколах и
ястребах как важной статье княжеского хозяйства”3. “Тура мя
два метала, - рассказывает Мономах, - на розех с конем, олень
мя один бол, а два лоси - один ногами топтал, а другой рогами
бил, вепрь ми на бедре мечь отнял, медведь мя у колена под-
клада укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедры и конь со
мною поверже”. Из этого видно, что в лесах Черниговской об-
ласти водились в XII ст. дикие быки, олени, лоси, кабаны,
волки и медведи, водились и дикие кони: “Конь диких своима
рукама связал есмь в пуштах 10 и 20 живых конь”.
За ущерб, наносимый ловле пушных зверей (“бобровым го-
нам”), соколиной и ястребиной охоте и пчелиным ульям (борт-
ным ухожьям), “Русская Правда” налагает строгие наказания
как в пользу собственника, так и в кассу князя (“продажа”).
“Аще кто украдет бобр, то 12 гривен продажи”4 - столько же,
сколько за убийство холопа. Та же сумма “оже межоу перет-
неть бортную” (ст. 83), т.е. часть леса, предназначенную для
пчеловодства, “оже борть подломить” (ст. 86), “оже пчелы ве-
дереть” (ст. 87). “Аще кто оукрадет в чеем перевесе чии пес,
или ястреб, или сокол, то 3 гривны продажи, а господину
гривну” (ст. 93).
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 145.
2 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 9.
3 Рожков. Обзор русской истории. Т. 1. 2-е изд. С. 17.
4 Русская Правда. Карамзинский список. Ст. 81.
383
Кулишер И. М.
Еще в первой половине XIV ст. Михалон Литвин писал, что
(в Западной Руси) “зверей такое множество в лесах, что дикие
быки, дикие ослы и олени убиваются только ради кожи... на
берегах водится множество бобров”, масса и диких гусей, жу-
равлей, лебедей1.
Бобровые гоны, бортные ухожья, как и “рыбные езы” (рыб-
ные ловитвы - ловли), принадлежали князьям, как и монасты-
рям. В соглашениях с Новгородом князья выговаривали себе
право посылать свои ватаги к Белому морю и Северному океа-
ну на Тверскую и Печерскую сторону за рыбою, зверьем и пти-
цею (“ходити трем ватагам моим на море”). В особенности мо-
настыри предпочитали строить в местностях, изобилующих ры-
бой (“место убо мало и кругло, но зело красно, всюду яко
стеною окружено водами”), так как потребление мяса было за-
прещено. Потому-то князья считали своей обязанностью наде-
лять их водами. Еще о Владимире св. говорится, что он пожа-
ловал духовенству “земли, борти, озера, реки, волости со всеми
прибытки”.
Только к XVII ст. упоминания о поселениях бортников и
бобровников становятся редкими, новые поселки этого рода в
московском центре совсем перестают возникать. “Владельцы
старых бобровых гонов, рыбных ловель и бортного леса рас-
чищали теперь лес под пашню, ставили починки, и старые зоо-
лого-экономические поселения превращались в “пашенные
села”... В середине XVI века юг Киевской губернии, вся Пол-
тавская, почти вся Курская и Воронежская представляют такую
полосу бобровых гонов, рыбных и звериных ловель... к сере-
дине XVII века эти местности уже заселены земледельческим
населением”1 2.
В центре этот переход к земледелию совершился, по-
видимому, уже несколько раньше, в течение XVI ст. “Куда бы
мы ни взглянули, - обратились ли бы мы к так называемым
Писцовым книгам... или к разнообразным поземельным актам...
отовсюду мы вынесли бы впечатление, что пахотная земля яв-
1 Аристов. Промышленность Древней Руси. С. 6.
2 Милюков. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. 6-е изд.
С. 72-73.
384
Очерк истории русской промышленности
лялась главной статьей хозяйства в то время, что она доставля-
ла наибольший доход, что хлеб и другие продукты земледелия
составляли основную часть всех доходов с земли, что прочие
угодья представляли собой только дополнение, привесок к
пашне. Характерно, например, что при продаже и залоге име-
ния цена его определялась сообразно размерам пашни -
только”1.
Таким образом, добывающие промыслы - охота, пчеловодст-
во, рыбная ловля - лишь постепенно уступили место обработке
земли. Славяне земледельцами первоначально не были. Это не
значит, что они не возделывали землю. В древлянских курга-
нах, относящихся к X ст., найдены экземпляры серпов и обуг-
ленные зерна хлебных растений. Ольга говорит древлянам
(946 г.): “Веи гради ваши предашася мне, и ялися по дань, и
делають нивы своя, а вы хочете измерети гладом”1 2. Под 997 г.
читаем слова старца в Белгороде, осажденном печенегами:
“Сберете аче и по горсти овса, или пшенице, ли отрубей”3.
Так что земледелие было известно славянам уже в древней-
шие времена, и весьма возможно, что “очага земледельческой
славянской культуры мы должны искать на юге - скорее всего,
на Украине, близко к степи, далеко от холодящих воздух лесов
и болот севера”4. Но из этого, с другой стороны, еще нельзя
делать вывода, что “основой древнеславянского хозяйства было
земледелие”, хотя бы даже ручное. Именно основой оно, по
всей видимости, не было. Ибо “существование земледелия и его
господство не одно и то же”.
Лишь постепенно крестьянин со своими нехитрыми орудия-
ми - топором, косою, сохой - пробирался по лесам, расчищая
почву, выжигая кустарник, завоевывая непроходимые про-
странства. В XII ст. он уже пашет в Киевской области сохою на
лошади: “Оже на весну начнет смерд тот орати лошадью тою, и
приехав половчин... поймет лошадь”. Не раньше XI—XII ст.
Ключевский находит и признаки частной собственности на зем-
1 Рожков. Народное хозяйство России в XVI в. // Книга для чтений
по истории нового времени. Т. I. С. 388.
2 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 32.
3 Там же. С. 87.
4 Покровский. Очерк истории русской культуры. Т. I. 2-е изд. С. 45.
385
Кулишер И. М.
лю - эксплуатацию земли, при которой сажалась челядь на
землю, появление боярской вотчины.
Наиболее медленно и наиболее поздно пашня распространи-
лась на великорусском севере, в верхневолжской Руси, где по-
селенец лишь с трудом среди моря лесов и болот отыскивал
сухие островки и принимался за выжигание леса, выкорчевы-
ванье пней, подъем целины. Крестьянин пахал не много, не-
смотря на обилие незанятой земли, не свыше необходимой по-
требности, слишком трудна была работа. Притом “тамошние
приемы обработки земли сообщали подвижной, неусидчивый,
кочевой характер этому хлебопашеству. Выжигая лес на нови,
крестьянин сообщал суглинку усиленное плодородие... Но то
было насильственное и скоропреходящее плодородие”. Вскоре
почва совершенно истощалась, и крестьянин должен был поки-
дать ее на продолжительный отдых, запускать перелог. Тогда
он переносил свой двор на другое, часто отдаленное место,
поднимал другую новь, ставил новый “починок на лесе”. Так,
эксплуатируя землю, великорусский крестьянин передвигался с
места на место и все в одну сторону, по направлению на северо-
восток, пока не дошел до естественных границ русской равни-
ны, до Урала и Белого моря”1.
Русское народное хозяйство принадлежит, таким образом,
как будто к числу тех немногих, которые развивались по схеме,
когда-то считавшейся общеобязательной, якобы существовавшей
у всех народов. Но это так кажется только на первый взгляд.
Между звероловством и рыбными промыслами, с одной сторо-
ны, и земледелием, с другой, по этой схеме должно еще стоять
скотоводство. Только за кочевым скотоводством следует осед-
лое земледелие. Но именно на Руси, независимо от продолжи-
тельного господства подвижной, переходящей с места на место
пашни, мы этой промежуточной стадии разведения скота и по-
требления молочной пищи не находим.
В то время как древние германцы и галлы первоначально
кормились своими стадами - их молоком, сыром и маслом, как
и убиваемыми на охоте животными, и стада у них достигали
крупных размеров, относительно Древней Руси этого, по-
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. I. С. 384.
386
Очерк истории русской промышленности
видимому, нельзя утверждать. Правы, кажется, те авторы, ко-
торые исходят из незначительного развития скотоводства у
древних славян (Аристов, Покровский, отчасти Довнар-
Запольский). Но если бы даже более справедливыми оказались
взгляды тех, кто придает гораздо большее значение разведению
скота в эту эпоху, то все же получилось бы лишь дополнение к
звероловству и бортничеству, как и к зачаткам земледелия, но
отнюдь не самостоятельный период преобладающего скотовод-
ства в качестве основного средства пропитания.
В “Русской Правде” фигурирует много скота разного рода.
“Аще кто оукрадет скот на поле, или овци, или козы, или сви-
ньи”1. “А за кобылу 60 кун, а за вол гривна, а за корову 40
коун... а за свинью 5 коун, а за порося ногата... а за жеребя 6
ногат, а за коровье млеко 6 ногат” (ст. 42); “коровье млеко”
ценится высоко, так же как жеребец, очевидно, в силу своей
редкости. Скот означает деньги, серебро, богатство, скотница -
кладовая, где хранилось богатство. Но такая роль скота скорее
более свидетельствует о редкости его, чем об обилии. Деньгами
становится вовсе не то, что имеется в большом количестве в
стране, а, скорее то, что получается в обмен с другими народа-
ми1 2.
Действительно, в древнейшую эпоху славяне получали скот
прежде всего от изобиловавших скотом степных кочевников -
от половцев, татар. Летопись многократно упоминает о захвате
русскими князьями скота у половцев (в 1095, 1103, 1152, 1185,
1190, 1191, 1206 гг.): “Взяша скоты и овцы и коней и вельблу-
ды и веже с добытком и с челядью”. Таким путем князья могли
создавать себе обширные стада, которыми ведали конюхи и ов-
чары; тем более, что кони получались и венгерские (фари), и
татарские (“пятно ногайское”). Этому соответствует сообщение
Константина Багрянородного, что у русских мало скота и они
добывают коров, лошадей, овец у кочевых народов.
1 Русская Правда. Карамзинский список. Ст. 39.
2 Покровский. Очерк истории русской культуры. Т. I. С. 46 сл.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Обрабатывающая
промышленность в древний
период
Известный историк и археолог В. Б. Антонович указывает
на то, что в славянских курганах уже древнейшей языческой
эпохи мы находим наряду с предметами, свидетельствующими о
занятии земледелием, скотоводством и рыбным промыслом,
также разнообразные изделия обрабатывающей промышленно-
сти. Остатки тканей и пряслицы из красного шифера указыва-
ют на ткацкое производство, железные ножи, ключи и гвозди,
как и найденный в одной из древлянских могил кузнечный мо-
лот, - на кузнечные работы; к гончарному промыслу относятся
глиняные сосуды различных форм; к древообделочному - дере-
вянные ведра, окованные железными дужками. Там же нахо-
дим плотнические работы в виде могильных срубов, надмо-
гильных настроек. Оружие состоит из шлема, кольчуги, топора,
копья, меча или сабли, лука и стрел с железными наконечника-
ми. Наконец, встречается много украшений, в особенности из
серебра, большей частью низкопробного, - серьги, браслеты,
кольца, бусы, последние также из сердолика или стекла.
После принятия христианства “прежние украшения получа-
ют более изящную форму и появляются новые их формы, за-
имствованные из иноземного искусства, в большинстве случаев
византийского или восточного. Вооружение остается прежнее, и
типы его почти совсем не изменяются. То же самое можно ска-
зать о промыслах и занятиях, хотя произведения их, сохраняя
основной характер, совершенствуются... Сверх того являются
многочисленные экземпляры предметов христианского культа”
(кресты, тельники, иконы)1.
1 Антонович. Черты быта русских славян по курганным раскопкам.
Русская история. Под ред. Довнар-Запольского. Т. I. С. 132.
388
Очерк истории русской промышленности
Курганный инвентарь дает нам представление о жизни древ-
них славян, о тех предметах, которыми пользовались они, пре-
имущественно высшие классы, князья и их дружина. Но для
выяснения условий производства в эту эпоху раскопок еще не-
достаточно. Прежде всего мы не знаем, были ли найденные в
курганах предметы и какие именно из них туземного или же,
наоборот, иностранного происхождения. По поводу украшений
указывалось на последнее обстоятельство. Восточное и в осо-
бенности византийское влияние настолько значительно, что
возникает предположение, что эти предметы импортированы к
славянам. Но и в других случаях вопрос этот остается во вся-
ком случае открытым; с уверенностью утверждать, что те или
другие предметы изготовлены на месте, можно лишь в отдель-
ных случаях.
Но чего уже совсем мы не можем установить на основании
курганных раскопок, это формы промышленности, существо-
вавшей в это время. Если даже допустить, что те или другие
предметы, встречающиеся в значительном количестве, произво-
дились самими местными людьми, например предположить, что
гвозди, скобки, оковки ведер, топоры, ножи, щипцы, молотки
изготовлялись собственными кузнецами, то совершенно недока-
занным было бы утверждение, что они вырабатывались ремес-
ленниками, т.е. на продажу. Одного лишь соображения, на-
пример, что “по свойству самой работы керамические изделия
не могли быть предметом, удобным для производства в каждом
отдельном хозяйстве” и, следовательно, поступали в хозяйство
путем обмена, еще недостаточно для обоснования наличности
производства для сбыта. У первобытных народов мы находим
обжигание посуды, промысел весьма распространенный,
сплошь и рядом в форме работы для надобностей собственного
хозяйства, и лишь с течением времени часть посуды выносится
на местный рынок для продажи.
Достигнута ли была здесь уже эта ступень, мы не знаем. Ес-
ли обилие черепков в том или другом районе указывает на при-
сутствие горшечной мастерской, то о характере этой мастерской
и форме промышленности оно свидетельствует столь же мало,
как большое количество остатков других мастерских, обнару-
женных в 1907-1909 гг. в Киеве при раскопках в усадьбах Де-
389
Кулишер И. М.
сятинной церкви. Одни из них служили для приготовления из-
делий из мрамора, шифера и других пород камня, иные для
обжигания посуды, третьи для выделки эмалевых изразцов,
которыми украшалась Десятинная церковь. “Существовали
здесь мастерские для выделки предметов из стекла - сосудов и
особенно витых браслетов. Особенно многочисленны были мас-
терские ювелирные, на что указывают во множестве находимые
формочки для отливки крестов, серег, колец, браслетов, бус и
т.д.”1.
Но не следует забывать, что понятие мастерской еще вовсе
не равнозначно производству для сбыта и мастерская не долж-
на быть обязательно ремесленной, хотя мы обычно соединяем
ее с этим прилагательным. Вполне возможны и действительно
существовали, и в эту эпоху, и впоследствии в крупных хозяй-
ствах - княжеских, монастырских, - мастерские, работающие
исключительно для надобностей этого хозяйства, но отнюдь не
для посторонних лиц.
Таким образом, для выяснения вопроса о том, какие сущест-
вовали отрасли промышленности даже в древнейшую эпоху -
для времени позже X ст. клады уже отсутствуют, - насколько
они были развиты, какие на Руси изготовлялись предметы и
каковы были формы производства, необходимо обратиться к
писаным источникам и исходить из них; курганные раскопки
могут явиться лишь дополнением к ним для наиболее раннего
периода.
Наиболее ранней формой промышленности является произ-
водство изделий для надобностей собственного хозяйства, для
удовлетворения его потребностей. Это может быть мелкое хо-
зяйство, например крестьянское, которое таким путем заботится
о нуждах своих членов, используя рабочую силу семьи. Но та
же форма мыслима вполне и в области крупного хозяйства, на-
пример княжеского и боярского, в пределах которого челядь,
позже крестьяне, изготовляют необходимые промышленные из-
делия: одежду, утварь, оружие. Такую же форму может, нако-
нец, приобретать и работа монахов как на нужды самой братии
(одежда, обувь), так и на потребности монастыря, на его по-
стройку и украшение, на богослужебные цели.
1 Русская история. Под ред. Довнар-Запольского. Т. 1. С. 518.
390
Очерк истории русской промышленности
Но, конечно, в последнем случае в особенности хозяйство
легко выходит при удовлетворении своих потребностей за эти
пределы, обращаясь к внешнему миру. Оно пользуется, напри-
мер, покупными украшениями или предметами богослужения,
доставляемыми торговлей, что было уже весьма рано, или из-
делиями, заказанными у вольных мастеров. С другой стороны,
и лица, входящие в состав таких обширных хозяйств, например
монастырская братья, могут производить работу и не только
для нужд монастыря, но и по заказу мирян. И в том и в другом
случае возникает ремесло, но обычно в зачаточной форме, при
которой заказчик снабжает мастера, выполняющего работы,
нужным ему сырьем. Последний, следовательно, лишь присое-
диняет собственный труд, и притом по указанию потребителя,
который, таким образом, по-прежнему руководит самим про-
цессом производства.
Это ремесло в своей первоначальной форме может выпол-
няться либо на дому у самого мастера, либо в помещении за-
казчика, потребителя. В первом случае все сводится нередко к
тому, что, например, мельник или кузнец предоставляет потре-
бителю пользование своими приспособлениями, так что, в сущ-
ности, никакого ремесла здесь нет - работу выполняет сам же
потребитель. Остается прежняя форма производства для собст-
венных надобностей, но только отчасти в пределах чужого хо-
зяйства, пользуясь принадлежащими ему инструментами. Во
втором случае, когда работа совершается на дому у потребите-
ля, производитель втягивается в хозяйство последнего, выпол-
няет указанные ему задания не только из полученного от по-
требителя сырья, но нередко и при помощи орудий и приспо-
соблений, принадлежащих последнему. Но и в этом случае
получается тесная связь между заказчиком-потребителем и мас-
тером, и тут производство еще не вполне выделилось из до-
машнего хозяйства, частью входит в состав последнего.
Самостоятельным производство становится только тогда, ко-
гда изделия вырабатываются из материала, принадлежащего
производителю, когда, следовательно, весь процесс находится в
его руках, им направляется, совершается сообразно его собст-
венному пониманию, а не по указанию других лиц. В этом слу-
чае получается ремесло в полном смысле этого слова, но значе-
391
Кулишер И. М.
ние оно приобретает лишь тогда, когда такое производство для
сбыта становится чем-то постоянным, является профессией дан-
ного лица, главным источником его заработка. В ранние эпохи
хозяйственной жизни мы находим, правда, указания и на суще-
ствование такого рода работ, производимых из собственного
материала, для рынка, но они обычно составляют явление слу-
чайное, едва выходящее за пределы домашнего хозяйства. Ра-
боты эти совершаются в дополнение к сельскому хозяйству или
добывающим промыслам, совершаются в тесной связи с выдел-
кой тех же предметов для собственных потребностей. Сбыт их
на сторону имеет место лишь при наличии избытков, не нуж-
ных для хозяйства; только такие излишки, составляющие лишь
небольшую часть изготовленного, попадают на рынок. При та-
ких условиях говорить о наличности ремесла едва ли еще воз-
можно. Это только первые шаги по направлению к нему, из
которых при благоприятных условиях, в особенности при уси-
лении спроса на данного рода изделия со стороны других хо-
зяйств, может постепенно выработаться ремесло в полном
смысле слова.
В своем развитом виде ремесло предполагает оседлый, го-
родской характер. Но оседлость устанавливается лишь посте-
пенно; подобно земледелию, скотоводству и прочим промыслам,
и ремесло, в особенности в зачаточных своих формах, отлича-
ется кочевым характером. Там, где мастер работает по заказу
потребителя, он сплошь и рядом переходит из одного места в
другое, из одного хозяйства в другое, выполняя каждый раз
указываемое ему задание. Возникают отхожие промыслы строи-
тельные - каменщиков, плотников, маляров, но и отхожие
промыслы бочаров, кузнецов, котельников, даже портных. Это
все еще зачатки чисто ремесленной деятельности, ибо они еще
находятся в тесной связи с хозяйством потребителя-заказчика,
как и не отделились вполне от сельского хозяйства и иных
производимых для собственных нужд работ.
В пределах собственного хозяйства производится прежде
всего в ранние эпохи одежда из льна и шерсти, составляя глав-
ным образом занятие женщин. Это подтверждается и данными,
сообщаемыми в наших источниках, - в летописях, в житиях
святых и т.д. мы встречаем сборы с населения льном и изде-
392
Очерк истории русской промышленности
лиями из него, платками, полотенцами, скатертями, неводами.
По грамоте 1150 г., подать в Торопце выражается в полавочни-
ке (большое полотенце), двух скатертях, трех убрусах и т.д.
Монастырские крестьяне прядут полученный ими лен: “а лень
дает игумен в села и они прядут, сети и дели неводные наря-
жают”. О Февронии Муромской в житии ее читаем: “Юноша
вниде в храмину и узре видение чудно, - седяше бо едина де-
вица и ткаше красна, пред нею же заяц скача”. “Книягиня Ва-
силиса нача жити в монастыре... тружаяся рукодельем”. Но
выделкой одежды занимались не только в' женских, но и в
мужских монастырях. Киево-печерские иноки сами пряли лен,
“платна делая”, а старец Феодосий ночью “седяше, прядый
волну для одежды”, а “одежда бе свита власяна остра на теле
его”. Преподобный Сергий “обувь же и порты крояше и
шьяше”. В Белозерском монастыре “умеющие рукоделие делаю-
ще и в казну отношаху, одеяния и прочая, яже к телесной по-
требе”. По-видимому, об одном из таких “умеющий” идет речь в
рассказе, где фигурирует черноризец, приносящий показать на-
стоятелю Феодосию изготовленную им одежду, “иже бе своими
руками работая стяжал имения мало, бе бо портной швець”.
Была и известная связь монастырей с рынком. С одной сто-
роны, в описании Кирилла Белозерского передается, что он
“единого лета посылаше купити, еже к телесной потребе брати-
ям, рекше одежду и обущу, масло же и прочая”, следовательно,
закупалась одежда, обувь, масло (вероятно, для богослуже-
ния). С другой стороны (в XI ст.), иноки Печерского монасты-
ря “копытца (чулки) плетяще и клобуки и ина ручная дела
строяща и тако носяще в город продаяти и тем жито купяху” -
свои изделия обменивали, следовательно, на хлеб. Но мы не
знаем, насколько значительными являлись такие сношения с
рынком. Исходя из приведенных случаев выделки одежды в
монастырях для собственных надобностей, мы можем скорее
предполагать, что приобретение ее извне составляло явление
редкое и точно так же лишь избытки изделий иноков поступали
в продажу, но постоянной работы на продажу еще не было.
Обуви кожаной население не носило, одевались в лапти:
болгары “суть вси в сапозех - пойдеве искать лапотник”1. Но
’ Ипатовская летопись. С. 63.
393
Кулишер И. М.
кожа нужна была для щитов и колчанов, для сбруи и поясов;
богатые люди надевали и кожаные черевики или чоботы. От-
сюда выделка кож. О Яне Усмошвеце отец его рассказывает
Владимиру: “Единою бо ми и сварящю (варить) и оному
мьнющю (мять) усние (кожи) разгневався на мя преторже че-
реви руками". Он занимался, следовательно, дублением кож
(усние) и выделкой обуви (череви). В предании о посещении
апостостолом Андреем Новгородской земли сообщается, что там
обливаются в бане “квасом уснияным”, т.е. квасом, в котором
отмачиваются кожи и овчины. На существование кожевенного
промысла указывают и такие факты, как то, что в битве со
шведами в 1240 г. был убит “Дрочило Незбылова сын кожев-
ника”, а при взимании податей в качестве единицы обложения
наряду с сохой (известным пространством земли) и лавкой фи-
гурирует и кожевный чан, который при обложении приравни-
вается к сохе: “С сохи по гривне по новой, да писцу с сохи
мортка... да тщан кожевничий за соху, лавка за соху”.
Но о форме промышленности в этих случаях ничего не зна-
ем. Быть может, выделка кож производилась уже и в качестве
промысла, раз кожевенный чан является самостоятельным объ-
ектом обложения и оценивается наравне с сохой. Среди масте-
ров, призываемых князем Даниилом при основании г. Холма
(1259 г.), русских и иностранных, встречаются “седелници” и
“тулници”1, т.е. выделывающие седла и колчаны (кожаные)
для стрел, но это могли быть и бродячие люди. О башмачниках
речи нет, в монастырях башмаки изготовлялись иноками, их
выделывал, например, преподобный Сергий.
Изготовлялись и богатые одежды, шитые золотом и шелка-
ми, - этой работой, по-видимому, занимались княгини и мона-
хини. Феврония Муромская скончалась “единого святого раз
еще не дошив, лице же нашив, преста, и вотькьне иглу, и при-
верьте нитью”. Сохранились вышивки на шелку дочери Васи-
лия Темного Анны. В завещаниях княжеских встречается пояс
новгородский, пояс Шишкина дела, пояс Макарова дела; так
что были и русские мастера, выделывавшие украшения. Но
большая часть золотых и серебряных изделий, дорогих тканей,
’ Ипатовская летопись. С. 560.
394
Очерк истории русской промышленности
нарядов и украшений одежд перешли в Россию от иностранцев
или обработаны были нерусскими мастерами, как показывают
сами названия (пояс фрязьский, пояс царевский-ханский)1. Из-
вестны были шелковые материи - атлас, штоф, тафта, граде-
тур. Все это были иностранные изделия, притом предназначен-
ные не столько для нарядов, сколько для церковных облаче-
ний, частью сохранившихся до нашего времени: облачение
преподобного Никиты новгородского штофное, пояс гарусный-
тканный, шапка градетуровая, опушенная горностаем, мантия
архиепископа Иоанна из атласа и бархата; одеяние преподобно-
го Варлаама из атласа, шитое золотом и украшенное жемчугом.
Однако это все роскошь церковная, о большом количестве
предметов роскоши у частных лиц она отнюдь не свидетельст-
вует. Напротив, «самые завещания, подробно означающие поя-
са, бляхи и мелкие украшения наравне с поземельными владе-
ниями и городами, дают знать о редкости нарядов и украше-
ний... Точно так же удивление летописцев при описании
украшенных одежд и разных мелочных вещей приводит к мыс-
ли, что украшения были редки, так что древнему русскому че-
ловеку казалось все это подобным чуду, “хитростью измечта-
ною”»1 2.
Еще более велика была роль иностранцев в постройке и ук-
рашении церквей, с той только разницей, что материи шелко-
вые и шитые золотом, как и иные наряды, привозились к нам в
готовом виде, тогда как здесь иностранцы появляются сами. В
особенности это бродячие греческие мастера, строители, живо-
писцы, выделыватели церковных украшений. Впрочем, послед-
ние особенно церковную утварь вывозили из Корсуни; еще Вла-
димир похитил там церковную утварь, книги, кресты, как и
“две капищи медяны и четыре кони медяны” (две человеческие
статуи и четверню бронзовых коней). И впоследствии предме-
ты, необходимые для киевских храмов, забирали из корсунских
церквей. Для построения храма Успения Владимир вызвал ви-
зантийских мастеров: “Послав привезе мастеры от грек”. При-
меру Владимира следовали и другие князья. “По свидетельству
1 Аристов. Промышленность Древней Руси. С. 165.
2 Там же. С. 165.
395
Кулишер И. М.
летописей и других литературных памятников, как Киево-
Печерский патерик, жития русских святых, древние церкви
были построены греческими мастерами и греческие же худож-
ники их расписывали. Так, известны сведения о Десятиной
церкви, Софийском соборе в Киеве и церкви Киево-Печерского
монастыря, церкви Богоматери в Новгороде, Софийском соборе
там же... Киево-Печерский Патерик передает легенду о чудес-
ном прибытии византийских художников в Киев для росписи
Печерского монастыря. В 1045 г. князь Владимир Ярославич
начал строить каменную церковь св. Софии в Новгороде: “И
устроив церковь приведоша иконных писцов из Царяграда... А
писали Спасова образа годишнее время и более”1.
Вскоре появляются, впрочем, и церкви, построенные рус-
скими мастерами, - церквей ведь строилось огромное количест-
во. Строили наши мастера каменные церкви быстро (“Нацяша
делати месяца майя в 21, а концяша месяца июля в 31”, “соз-
дана бысть церкви... единого лета”), но зато и долговечностью
они не отличались, многие церкви вскоре рушились. В 1105 г.
рухнула церковь св. Андрея, в 1123 г. переяславский Михай-
ловский собор, в конце XII ст. Богородицкая в Ростове и дру-
гая Богородицкая в Суздале. То же случилось в 1230 г. с цер-
ковью в Переяславле-Русском, в 1380 г. в Коломне* 2.
Других каменных построек долго совсем не было. Какой
редкостью являлись как они, так и мастера, их сооружавшие,
видно из слов летописца по поводу попытки Рюрика Ростисла-
вовича в 1190 г. заложить каменную стену под церковью св. Ми-
хаила у Днепра; до него даже не дерзали помыслить об этом
(“О ней же мнози не дерзнуша помьгслити от древних”). Он
же, “имея любовь не сыту о зданьих”, раздобыл - это ему ста-
вится в особую заслугу - и сведущего мастера (“Изобрете бо
подобна делу и художника во своих си приятелях... и пристав-
ника створи богоизволену делу и мастера не простастенны... ни
откого же помощи требуя”).
Только с XIV ст. появляются каменные стены, к концу этого
века находим и каменные здания архиерейские и монастырские,
’ Яцимирский. Византия и влияние ее на Русь / / Русская история.
Т. 1. С. 561.
2 Аристов. Промышленность Древней Руси. С. 104.
396
Очерк истории русской промышленности
тогда как частные здания даже в таких богатых городах, как
Новгород и Псков, были по-прежнему деревянные и только ча-
стные лица по своей инициативе сооружали каменные церкви.
Эти деревянные здания первоначально строили люди сами
для себя, как это делали, например, подвижники, возводившие
для себя кельи. Авраамий пришел к Ростову и поставил коли-
бицу (от греч. колиба - келья), а Александр Свирский “воз-
градив себе хлевину малую... древа посекая и нивы творя по-
нужаяся сам”. Позже обращаются уже к плотникам, но плот-
ничьим ремеслом занимались и непрофессионалы. За такую
работу берется и преподобный Сергий, когда старец, “иже хо-
тите сенци делати”, заявляет ему: “Жду плотника, а уже все
приготовано”. Сергий предлагает ему: “Аз сотворю, якоже хо-
щещи, мзду возму у тебя”. В других случаях обращаются к
древоделам. Так строится церковь в Белоозере: “Понеже место
оно долече человеческих жилищ отстояша и древоделникам же
позвани бывше приидоша и тако церковь поставлена бысть”. В
Вышегороде Ярослав “повеле древоделам, да приготовят древа
на согражение церкви, бе бо уже время зимно”. А Изяслав об-
ращается даже к помощи артели древоделов: “Призава старей-
шину древоделям повеле ему церковь воградити... Старейшина
ту абие собра вся сущая под ним древоделя”.
Но подобно тому, как “рубить” города составляло повин-
ность населения, так же как и строить засеки, так крестьяне
обязаны были содержать церковь и отбывать плотничьи работы
для монастыря, нередко и для князя: “Большим людем из мо-
настырских сел церковь наряжати, монастырь и двор тынити”,
по ярлыку хана Узбека 1313 г., освобождаются лишь от работ
на татар: “А что будут церковные люди-ремесленници... или
писцы или каменные здатели (строители) или древяные”. На
нужды же церкви и монастыря, как и вообще церковного помо-
стья эти каменщики и плотники, по-видимому, обязаны рабо-
тать. Но из этого освобождения их от работы на хана можно
также заключить, что эти мастера были редки и ими весьма до-
рожили.
Таким образом, мы находим, с одной стороны, строительную
деятельность крестьян в виде повинности, а с другой - те же
работы в качестве промысла, быть может отхожего. В Новгоро-
397
Кулишер И. М.
де встречается Плотинский конец, как и Дубянцкая улица (вы-
делывателей лубяных - деревянных и мочальных изделий), и к
новгородцам киевляне обращаются: “А вы плотницы суще, а
приставим вы хоромы рубити наших”1. И в Псковской судной
грамоте (1396-1467) идет речь о найме плотника на известный
срок либо на определенную работу: “А которой мастер плотник
или наймит, отстоит свой оурок и плотник или наймит... свое
дело отделает”1 2.
В Новгороде в XIII ст. мы находим специальных мастеров
для починки стенобитных орудий (“изыскаша мастеры пороч-
ный”), а в Киеве встречается гробовщик (или выделыватель
крестов деревянных), который (в 1092 г.) во время сильного
мора заявлял, что продал корсты, т.е. гробы (по другому вари-
анту: кресты) “от Филиппова дня до Мясопуста 7 тысяч”3. В
Холм призываются мастера “лучницы” (выделыватели луков)4.
Напротив, домашняя утварь, надо думать, производилась лишь
в пределах собственного хозяйства. Мебели было, по-видимому,
вообще немного - одр означает и кровать, и постель, стол яв-
лялся одновременно и скамьей. Феодосий спал, “седяше на
столе”; Петр (1152 г.) сидел на нем: “И поставиша Петрови
столец и седе”5. В Киево-Печерской лавре, впрочем, имелись
столы и скамьи, они были разбиты во время землетрясения в
1230 г. (“Все то потре каменье дробное, сверху падая, и столы
и скамьи”)6.
В монастырях изготовлялись для собственных надобностей
свечи (преподобный Сергий “кутию сам варяше и свечи ска-
ше”). До XVII ст. стекла приготовлять не умели, и вместо него
употреблялась для окон слюда, только в церквах находим уже
раньше привозные стекла (в холмской церкви в 1259 г. “окна 3
украшена стекли римьскими”). Больше производилось глиня-
ной посуды. За 992 г. имеется известие о горнцах (кувшинах),
1 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 96.
2 Псковская судная грамота. Ст. 39, 41.
3 Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 143.
4 Платовская летопись. С. 560.
5 Там же. С. 560.
6 Там же. С. 313.
398
Очерк истории русской промышленности
привезенных в Новгород для продажи, и там же встречается
конец Гончарный.
Как мы видели, среди курганных раскопок встречается мно-
го металлических вещей - как оружия, так и различной до-
машней утвари. Однако далеко не все они были, по-видимому,
собственного производства; много доставлялось из других
стран. Посетивший славян арабский писатель Ибн-Фоцлан ука-
зывает на то, что мечи у руссов были работы европейской. И в
памятниках упоминаются сулици (копья) ляцкие, шеломы ла-
тинские, колчары (кинжалы) фряжские. Грянули шеломы не-
мецкие, байданы (латы) бесерменские, колчары фряжеские,
корды лятцкие, читаем в описании Мамаева побоища. Приво-
зилось оружие с Запада и от греков (при Изяславе в 1151 г.) и
от шведов (Биргер II вследствие столкновения с новгородцами
запрещал вывоз его чрез Балтийское море). Но оружие шло и с
Востока; об этом свидетельствуют копия аравитские, шеломы
оварские, такие названия, как колантыри (броня), байданы
(латы), кончары (кинжалы - ханд-жары), сабли, чичаки (ши-
шаки). Воины Даниила Галицкого были вооружены оружием
татарским.
Мало того, сами мастера, выделывавшие на Руси оружие,
были, по словам летописи, “иноязычники”. Когда Даниил Га-
лицкий (в 1259 г.) основал г. Холм и стал созывать туда (“нача
призывати”) мастеров, главным образом оружейников, то
“прихожае Немцы и Русь, иноязычники и Ляхы; идяху день и
во день, и уноты и мастере всяции бежаху из Татар, седельни-
ци, и лучницы (выделыватели луков), и тулници (производи-
тели колчанов), и кузнице железу и меди и сребру; и бе жизнь
и наполниша дворы, окрест града поле и села”.
Но наряду с привозным оружием и с иностранными кузне-
цами были и местные. Феодосий отправляется к “единому от
кузнец” и заказывает ему вериги, а в Киеве имелись Кузнечные
ворота, у которых, несомненно, жили кузнецы. Если такого
рода названия, встречаемые во всевозможных городах Запада и
Востока в ранние эпохи, всегда свидетельствуют о поселениях
определенной группы мастеров - они селились совместно, - от
которой древняя часть города (улица, конец, слобода, ворота)
получила свое название, то именно кузнечный промысел явля-
399
Кулишер И. М.
ется наиболее ранним везде и повсюду, появляется уже тогда,
когда других видов ремесла, т.е. производства, работающего на
продажу, еще не было. Конечно, кузнецами могли быть и ино-
странцы, промысел мог иметь кочевой характер, и изделия
могли производиться из материала заказчика. Но во всяком
случае, мы имеем основания предполагать, что раз существова-
ли, как мы видели, зачатки других ремесел, то производство
кузнечных работ, а среди них в первую голову выделка ору-
жия, успело так или иначе выделиться из домашнего хозяйства.
Если преподобный Нестор сам делает заступ для того, чтобы
выкопать могилу Феодосию, а не обращается для этой цели к
кузнецу, то лица, нуждавшиеся в оружии, в особенности кня-
зья, надо думать, поступали иначе. Сами они не в состоянии
были вырабатывать его, да и для челяди это являлось слишком
сложным занятием, требовавшим ввиду трудности работы по
металлу известной подготовки. Мы ведь читаем об убитых нов-
городцах - Гавриле Щитнике, Якове Гвоздочнике, Онтоне Ко-
тельнике; “загорелось от Ондреа до медяника”; “Федора Ба-
сенка хотели убити шилники”. Но в Новгороде мы встречаем и
мастеров, обрабатывающих благородные металлы, - серебряни-
ков: “убиша Нежилу серебрянника”, “убиша Страшка серебри-
ника весця”, “выведе Сокира посадник ливца и весца серебря-
ного Федора Жеребца на вече”.
В той же Новгородской области мы находим кузнечный
промысел не только в городах, но даже в деревнях. Здесь под-
тверждается ранее появление этого ремесла, в то время когда
другие занятия еще входили в состав домашнего хозяйства. Как
видно из писцовых книг, “крестьянки приготовляли из льна и
конопли пряжу, разного рода холст (усчину, попонный холст),
полотна, а из них делали все принадлежности белья, убрусы и
утиральники... Крестьянин сам строил свое жилье и все его
принадлежности, заготовлял все свои необходимые земледель-
ческие орудия, прибегая к посторонней помощи только в край-
не редких случаях”. Но помощь кузнеца была ему необходима.
“Отдельными единицами кузнецы встречаются во всех краях
Новгородской земли... В некоторых монастырях, однако, они
встречались не только в особенно большом количестве, но и
возвышались на степень чистых ремесленников, совсем пренеб-
400
Очерк истории русской промышленности
регавших земледелием” (“Деревня Соминица двор Ивашко,
двор Ульянко, двор Данилко, двор Олферко, кузнецы, не па-
шут”). Местности эти были, однако, не славянские, а финские.
Но между кузнецами встречаются одинаково часто и настоящие
русские или по крайней мере вполне обрусевшие финны. Изде-
лия их - “топор, коса, сошник, да вдобавок к тому еще какая-
либо сковорода рукоятная”. В писцовых книгах читаем: “А но-
вого доходу сковорода рукоятная да топор” (с кузнецов), “а
нового доходу 28 сошников”, “а старого доходу 20 кос”1.
Таким образом, кузнечный промысел рано появляется в ка-
честве самостоятельного ремесла и притом даже в деревне,
промысел пришлый, иноземный, но постепенно распростра-
няющийся и среди местного населения. Роль этих чужих масте-
ров и влияние их на развитие промыслов была весьма велика.
“Коль скоро только дело заходило за пределы обыкновенного
житейского уровня, так тотчас же являлась неотступная по-
требность в чужом пособии”. Это выражалось не только в том,
что медные двери Софийского собора пришлось привезти дале-
ко из-за моря, они представляли работу немецких мастеров, но
и в том, что для отлития колокола, казавшегося новгородцам
большим, но весившего на самом деле не более ста пудов, вла-
дыка Новгородский Василий (в XIV ст.) должен был искать
мастера в Москве, а когда нужно было “покрыть храм св.
Троицы свинчатыми досками, псковичи не нашли ни у себя, ни
в Новгороде мастера, который бы умел отливать требуемые
доски, а принуждены были обратиться за ним в Москву к ми-
трополиту Фотию”1 2.
Получаются, таким образом, и здесь кочующие мастера, пе-
реходящие из Москвы в Новгород, Псков и другие города для
выполнения различных работ. Это напоминает нам однородные
факты из жизни Западной Европы в раннее Средневековье.
Так, например, аббат Уармутский обращается к архиеписко-
пу Луллу Майнцкому с просьбой о присылке ему стекольщика
для выделки сосудов, если же в пределах его епархии такого не
окажется, то просит его выхлопотать ему мастера у кого-либо
1 Никитский. История экономического быта Великого Новгорода. С. 82.
2 Там же. С. 86-87.
401
Кулишер И. М.
другого, ибо “у нас нет сведущих людей в этой области”. Карл
Великий посылает людей, необходимых для постройки церк-
ви, - работников по дереву и камню, стеклу и мрамору, а Лю-
довик Благочестивый отдает своего кузнеца архиепископу
Реймскому1.
Общий вывод получается тот, что хотя преобладающим сле-
дует рассматривать в эту эпоху производство промышленных
изделий для надобностей собственного хозяйства, княжеского,
монастырского, боярского, крестьянского, но отчасти оно уже
выходило за пределы потребляющего хозяйства. Наряду с
пользованием иноземными товарами привлекаются и иноземные
мастера, как и мастера из других областей Русской земли, тру-
дом которых, главным образом по заказу потребителя и из его
материала, восполняется недостаток в некоторых предметах.
Отчасти обнаруживаются избытки в монастырском хозяйстве,
которые первоначально, вероятно, лишь в виде случайного яв-
ления поступают на соседний рынок. Зачатки ремесел в осо-
бенности появляются в Новгородской области, именно в горо-
дах, где наряду с населением, занимающимся сельским хозяй-
ством, мы находим и различные виды ремесел, отчасти даже
отделившиеся от земледелия; к концу этого периода, по-
видимому, рядом с Новгородом выделяется и Москва, в проти-
воположность другим областям, почти не знающим производст-
ва для рынка. Однако в эпоху XIII-XV ст. Западная Европа
успела уйти уже дальше. Стоит только вспомнить, насколько
было развито городское ремесло в крупных центрах Западной
Европы, насколько широко была проведена там специализация,
как организованы были ремесла в цехи и как велико было чис-
ло последних, наконец, какую роль ремесло играло в средневе-
ковом хозяйстве, чтобы понять, что в промышленном отноше-
нии в те времена существовало расстояние между Западом и
Россией. Тем не менее развитие в том же направлении обнару-
живается и у нас, и мы стараемся в эту эпоху идти по стопам
Запада.
1 Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной Евро-
пы. 6-е изд. 1922. Т. 1. С. 65
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Промышленность в городам
XVI ст.
В период XVI-XVII ст. господствующей отраслью хозяйства
на Руси, как мы видели выше, являлось земледелие. На окраи-
нах, впрочем, мы находим еще звероловные, рыбные, пчелиные
промыслы, отодвигающиеся туда из центра, в некоторых мест-
ностях, как в Новгородско-Псковском крае, известную роль
играло скотоводство, сенокосные угодья, производство кож и
сала. Но земледелие “господствовало, подавляло своим значе-
нием другие отрасли народного хозяйства”. В том же крестьян-
ском хозяйстве, в боярских или в монастырских поместьях из-
готовлялись по большей части и необходимые промышленные
изделия.
“Не подлежит сомнению, что огромное большинство населе-
ния Московской Руси второй половины XVI ст., как и прежде,
удовлетворяло свои потребности в разного рода продуктах об-
рабатывающей промышленности - в орудиях труда, утвари,
одежде и пр. - собственным трудом, не прибегая к покупке и
продаже: крестьяне сами строили себе избы и хозяйственные
постройки, мастерили земледельческие орудия, делали мебель и
посуду, женщины приготовляли грубый холст, посконь и кра-
шенину и делали сермяжное сукно”1. Лишь отдельных мастеров
того или другого промысла мы случайно встречаем тут или
там - в Гдове калачника, в Велье - сапожника, в Вотской пя-
тине у Коневского монастыря был один овчинник - непашенный
человек, в Троицко-Сергиевском монастыре в одном уезде жил
1 Рожков. Народное хозяйство Московской Руси во второй половине
XVI в. // Дела и Дни. Т. I. С. 51.
403
Кулишер И. М.
кузнец, в другом - портной и два плотника, в третьем - бочар-
ник, в четвертом - один шваль и один кузнец.
В других случаях их несколько больше. В имении Богоро-
дицкого монастыря встречаем овчинника, кузнеца, бочара, ко-
жевника и двух плотников, у галицкого монастыря в Костром-
ском уезде четыре кузницы и три домницы. В некоторых селах
преобладает определенный промысел, охватывающий значи-
тельную группу дворов, он приобретает в таких случаях, по-
видимому, кустарный характер. Так в Бежецкой пятине Вели-
кого Новгорода в одном селе находим 11 дворов гончаров, в
другом селе Шелонской пятины 18 дворов колесных мастеров,
во Владимирском уезде имелось 14 “высокорецких бочарных
деревень”. Или, напротив, представлены были различные про-
мыслы, но каждый из них с весьма незначительным количест-
вом лиц; они имели, очевидно, ремесленный характер, работая
на местного потребителя. В Псковском уезде была слобода в 75
непашенных дворов, среди которых значилось два калачника,
кузнец, три плотника, каменщик, седельник, тележник, трое
портных. Около Ипатьевского монастыря в Костромском уезде
были расположены 112 непашенных дворов, в том числе четыре
кожевника, два красильника, один овчинник, один серебряник,
один кирпичник, один свечник, один хлебник, один пивовар,
один масленик, целых шесть кузнецов и десять плотников.
Здесь мы находим уже значительное разнообразие промыслов1.
К таким монастырским селам приближаются по характеру
своей промышленности пригороды Новгорода и Пскова, где
огромное большинство населения занимается хлебопашеством.
К началу XVI ст. ремесленники составляют в таких пригоро-
дах, как Иван-город, Ям, Корела, Ладога, Копорье, Орешек,
не более 8% населения, но к середине XVI ст. число их здесь
значительно возрастает. В 1560 г. встречаем в Орешке 27 ре-
месленников, в Ладоге 38, в Кореле 54, в Каргополе 77; всего в
этих четырех городах находим до 44 (вернее, 30, ибо есть лиш-
ние) названий промыслов. Из 162 ремесленников 48, или почти
третья часть, приходится на производство съестных припасов
1 Рожков. Народное хозяйство Московской Руси во второй половине
XVI в. С. 51.
404
Очерк истории русской промышленности
(15 хлебников, 12 рыболовов, 10 мясников, 10 калачников),
другая треть (53) на выделку текстильных и кожевенных изде-
лий (14 портных, 13 сапожников, 9 овчинников, 8 скорняков),
из области обработки металлов находим только 12 кузнецов,
двух котельников и трех серебряников, из прочих - бочарников
(6), горшечников (5), свечников (4), ведерника, решеточника,
мельника.
В сущности, это и все, занимающиеся промышленной дея-
тельностью, ибо все остальные, относимые в приводимом
Н. Д. Чечулиным списке под именем ремесленников, вовсе не
могут быть признаны ими - ни извозчики, перевозчики и ло-
дочники (16), ни скоморохи, гусельники и песенники (6), ни
пастухи (2), ни мыльники (по-видимому, содержатели бань - 2),
ни коновалы, ни огородники, ни казаки. Еще менее относятся к
ремесленникам толмачи, земские дьячки и, наконец, палачи1.
Обращаясь к другим городам Московской Руси XVI ст., как
центральным, подмосковным, так и юго-восточной окраины, мы
находим здесь много дворов дворян и детей боярских. В одних
из них они жили постоянно, как в Казани или Свияжске; в
других, в центральной области, большей частью не жили, а
держали в этих дворах дворников, своих зависимых людей,
которые были их холопами или бывшими посадскими, пере-
шедшими в дворничество к дворянам и детям боярским. Наря-
ду с дворниками находим и ратных людей. На восточной и
южной окраинах их было много, нередко треть и более всего
населения, ибо города эти имели значение крепостей. В центре
их оказывается, напротив, гораздо меньше, ибо они утрачивают
свое значение укрепленных. Хлебопашество в городах, хотя
далеко не исчезает, все же отступает на второй план по сравне-
нию с торговой и промышленной деятельностью. И дворники, и
ратные люди, и посадские, - все они занимаются преимущест-
венно торговлей и ремеслами.
Нельзя отрицать, конечно, того, что были такие города, где
“к резкому отделению горожан от поселян не представлялось
достаточно повода: о том свидетельствуют пашни и сенные по-
косы, какие мы находим приписанными к посадам в XVII ст.,
1 Чечулин. Города Московского государства в XVI в. С. 52.
405
Кулишер И. М.
жители города Шуи, например, и во время царей Московских
продолжали промышлять сельскохозяйственными промыслами;
были даже и такие города, население которых состояло исклю-
чительно из хлебопашцев”1.
По мнению Ключевского, в XV-XVII ст. “из городов многие
и очень многие только носили громкое имя города, но имели
вид и значение большого села”, “в Московском государстве как
стране преимущественно земледельческой, где в такой степени
преобладала первоначальная промышленность и где так слабо
развито было ремесло, очень немногие города подходили
сколько-нибудь под понятие города в европейском смысле; ос-
тальные только тем отличались от окрестных селений, что были
огорожены и имели большие размеры, но большинство населе-
ния их промышляло теми же занятиями, как и окрестные сель-
ские жители1 2.
Однако этот взгляд, являвшийся до недавнего времени пре-
обладающим в нашей литературе, не подтвердился последую-
щими исследованиями, произведенными главным образом на
основании писцовых книг3. В последних обнаружился для мно-
гих городов гораздо больший состав промышленного и торгово-
го населения и гораздо большая специализация промыслов, чем
раньше предполагали. С другой стороны, не следует упускать
из виду и того обстоятельства, что, как в настоящее время ус-
тановлено, еще в XVII ст. и большинство современных запад-
ноевропейских городов имело отчасти сельскохозяйственный
характер, наряду с ремеслом и другими формами промышлен-
ности еще играло роль скотоводство, огородничество и т.д. Так
что разница между русскими городами и городами Западной
Европы, хотя она, несомненно, существовала, оказывается не
столь значительной, как можно было предполагать.
1 Пригары. Опыт исторического состояния городского обывателя при
Петре Великом // Журнал Министерства Народного Просвещения.
Ч. 135. С. 674, 678.
2 Ключевский. Сказания иностранцев о Московском государстве.
С. 183, 215.
3 См.: Чечулин. Города Московского государства в XVI в.
406
Очерк истории русской промышленности
Если возьмем такой город, как Торопец, то найдем здесь 67
ремесленников, из которых огромное большинство посадские
люди, прочие же живут на чужих дворах, и только несколько
человек не имеют дворов на посаде, следовательно, может
быть, не живут в городе. Если считать людей, несомненно жи-
вущих в городе, то из числа их ремесленники составляют здесь
не более 10%. Напротив, в Устюжне ремесленников упомянуто
193 человека, но даже если исключить из них 119 человек, за-
нимающихся железным промыслом, который там был особенно
распространен, то все же окажется, что одно то промышленное
население, которое работало только для местных надобностей, а
не для сбыта в другие местности, как работники по металлу,
составляло около 25% всего населения, т.е. значительную долю
последнего.
В Пскове промышленное население составляет свыше 180
человек, зато в других городах Псковской области его почти
совсем нет, и эти города в течение XVI ст. даже опускаются на
ступень городищ, приобретая чисто земледельческий характер.
Напротив, великое число лиц, именуемых обычно ремесленни-
ками, хотя в число их входят, как мы видели, и некоторые
профессии, которые ничего общего не имеют с ремеслом, в
подмосковных городах - в Коломне 159, в Серпухове 331, в
Можайске 224. В Коломне они составляют более 22% жителей,
не считая дворян и детей боярских, в Можайске - более 40.
Близость Москвы не препятствовала, следовательно, развитию
промышленной деятельности в этих городах, напротив, содей-
ствовала ей, хотя и в самой Москве, как мы увидим, промыслы
в эту эпоху обнаруживали успешный рост.
В Казанской писцовой книге ремесленниками из посадских
людей обозначены 318 человек, в Свияжской - 103, в Казани,
следовательно, они составляют более половины всех посадских
людей, в Свияжске более трети; из людей, не имевших дворов,
в Казани ремесленниками отмечены 41 чел., в Свияжске - 20,
т.е. в обоих городах немногим более пятой части всех бездвор-
ных. В Туле цифра промышленного населения выражается в
216 чел., что равняется четвертой части всех записанных в пис-
цовую книгу людей, а к ним надо еще присоединить 27 казен-
407
Кулишер И. М.
ных кузнецов, плотников и кирпичников, которые, впрочем,
могли работать и на частных лиц.
Рассматривая промышленное население городов XVI ст. по
отдельным группам занятий, мы отмечаем прежде всего боль-
шую роль тех промыслов, которые относятся к области произ-
водства съестных припасов. Они составляют в Торопце 20%
общего числа ремесленников, в подмосковных городах 22%, в
Устюжне 25%, в Пскове 30%, в Туле 32%, в Казани 41%, в
Свияжске даже 43%. Среди этой группы главную роль играют
повсюду хлебники, калачники и пирожники, мясники и рыбни-
ки; эти промыслы представлены везде значительным количест-
вом лиц (в Казани, например, по 28 хлебников и калачников,
10 пирожников, 29 рыбников, 12 мясников; в Пскове по 5 ка-
лачников и пирожников, 3 хлебника, 13 рыбников, 7 мясников;
в Серпухове 19 хлебников, 8 калачников, 2 пирожника, 19
мясников). К ним присоединяются еще и другие специальности,
нередко их весьма много, но каждая отмечена немногими лица-
ми. Больше маслеников, крупяников, кисельников, квасников,
мучников, меньше пивоваров, орешников, гречишников, овощ-
ников, солеников. Приготовляющие хлебные продукты нередко
делятся не только на хлебников, калачников и пирожников, но
еще сверх того на ситников, пряничников, блинников. Специа-
лизация, таким образом, очень большая, но мы находим ее, по-
видимому, лишь в больших городах, да и там многие из упомя-
нутых промыслов представлены лишь единицами. В Торопце же,
Устюжне, Коломне, Серпухове многих из них вовсе нет.
Во всяком случае промыслы по изготовлению съестных при-
пасов отличались значительным развитием. Одни из них, как
рыбный промысел, обусловливались обычаем потреблять рыбу
во время многочисленных постов. “Обычай свято сохранять
посты, установленные церковью, развил у нас повсеместно
рыбные промыслы и рыбную торговлю. Не было реки или
озерца, где бы не занимались рыболовством; не было базара,
где бы рыба не была самым обыкновенным товаром”1. Другие
промыслы, как хлебный и калачный, а также профессии пи-
’ Костомаров. Очерк торговли Московского государства в XVI и
XVII ст. 2-е изд. 1889. С. 272.
408
Очерк истории русской промышленности
рожников, ситников, квасников и т.д., обусловливались тем,
что существовало, очевидно, население, вероятно главным об-
разом пришлое, не имевшее в городе оседлости, которое не
производило в отличие от прочих хозяйств этих продуктов у
себя на дому, а приобретало их в лавке, на рынке.
Вторую группу составляют промыслы, изготовляющие одеж-
ду и обувь, т.е. текстильное и кожевенное производство. Эта
группа составляет треть всех занятых промышленной деятель-
ностью лиц в Туле и подмосковных городах, почти четвертую
часть в Казани, Свияжске, Пскове, Устюжне, Торопце. Она, та-
ким образом, везде значительна. При этом, однако, необходимо
отметить, что наиболее важная деятельность из этой сферы -
прядение и ткачество - совершенно отсутствует и в области
приготовления одежды выступают одни лишь портные, т.е. имею-
щие в своем распоряжении уже готовые ткани. Лен и шерсть
пряли и ткали в каждом хозяйстве, где это составляло женскую
работу, почему в большинстве случаев и портной не только вы-
полнял работу на заказ, но и из полученного от потребителя
материала. Наряду с портными мы имеем здесь кожевников,
сыромятников и сапожников (последних везде много), далее
скорняков, шубников и овчинников. К ним присоединяются
рукавичники, шапочники, холщевники, колпачники. Иногда вы-
деляются еще особые специальности - из сапожников выделя-
ются башмачники, подошвенники, чеботные мастера, опоечни-
ки; из шубников - особые бобровники (мех бобров употребля-
ли главным образом на выделку женских шапок); из портных -
кафтанники, строчники, епанечники. Появляются особые пуго-
вичники, чулочники, сермяжники, седельники, лапотники, хотя
большинство этих мастеров имеется в единственном числе.
Напротив, существенны, по-видимому, ветошники, т.е.
старьевщики, производящие починку одежды, а быть может, и
просто торгующие старым платьем. В Пскове находим в этой
группе также суконников и шелковников, но весьма возможно,
что те и другие являлись торговцами привозным сукном и, во
всяком случае, привезенными из-за границы шелковыми тканя-
ми, ибо у нас их не производили. К торговле они могли при-
соединять и выделку одежды из сукна, и шелковой материи.
Как указывает посетивший Россию иностранец Барберини, рус-
409
Кулишер И. М.
ские не умели делать сукон, а приобретали их за границей.
“Впрочем, в русских селах делались простые сукна, составляв-
шие предмет потребления низшего, преимущественно сельского
класса, это были сукна сермяжные, однорядочные, они разли-
чались на лучшие, средние и худшие и составляли предмет тор-
говли на сельских торгах... Кроме сукон, русские делали шер-
стяные полсти и войлоки... Войлоки употреблялись на седла,
на бурки”1. До конца XVI ст. сукно в Россию привозилось
главным образом ганзейцами, это было преимущественно фла-
мандское (брюккиш, т.е. из Брюгге, ипское - из Ипра), а так-
же мехельнское, брабантское, лимбарское (лимбурское), ан-
бургское (гамбургское). Позже первое место занимают англий-
ские сукна, привозимые английской компанией. “Во время
господства англичан над русской торговлей предки наши полу-
чали сукна и материи чрез их руки и цари жаловали обыкно-
венно английскими сукнами”.
Третью и наименее развитую группу промыслов составляли
те, которые Чечулин объединяет под названием производства
предметов домашнего обихода. В Туле они составляют 20% всех
занятых промышленной деятельностью, в Казани и Свияжске
22, в подмосковных городах 27, в Устюжне 25, в Пскове менее
20%. Однако в эту группу входят самые разнообразные виды
промыслов: обработка металлов, дерева, производство свечей,
посуды, дегтя, гребней и т.д. Из них наиболее важен промысел
обработки металлов, представителями которого являются, од-
нако, только кузнецы, иконники и серебряники. В Туле мы на-
ходим также трех гвоздочников и одного ножевника, в подмос-
ковных городах замочников и гвоздочников, в Пскове медни-
ков, замочников, одного оловянишника и одного гвоздочника,
но всего одного кузнеца, в Казани по одному замочнику, но-
жевнику и котельнику и не более трех кузнецов, в Торопце есть
сабельник и игольник.
В общем производство изделий из металлов еще мало спе-
циализировалось. Только обработка благородных металлов и
специально отделка икон выделились в особые профессии, то-
1 Костомаров. Очерк торговли Московского государства в XVI и
XVII ст. С. 322.
410
Очерк истории русской промышленности
гда как кузнец по общему правилу изготовлял и оружие (са-
бельника находим лишь в виде редкого исключения), и гвозди,
и ножи, и замки, выделывая не только железные, но и оловян-
ные и медные предметы. Только в Устюжне, как мы уже упо-
минали, железный промысел был значительно развит, но там
мы имеем, по-видимому в отличие от прочих городов, не только
переработку железа в различные предметы потребления - ору-
жие, утварь, но и самую добычу руды и превращение ее в же-
лезо. Об этом свидетельствует наличность наряду с 34 кузнеца-
ми 66 молотников и в особенности 12 угольников, добывающих
необходимое для производства железа топливо. Кроме них, там
встречается еще ряд специальностей - Железников, угольников
и рудометов, гвоздарей, замочников, сковородников и котель-
ников, но всех этих мастеров всего по одному; и серебряник
упоминается только один, а Иконников вообще нет1.
Напротив, в Новгороде уже в XV, а еще более в XVI ст.
было весьма развито производство серебряных изделий, веро-
ятно, под влиянием знакомства с немецкими образцами - наря-
ду с необработанными благородными металлами туда шли с За-
пада и изделия из них. “Значительная доля драгоценной утва-
ри, которая составляла богатство московских великих князей -
Василия Темного, Ивана Ш, была, несомненно, новгородского
происхождения. По всей вероятности, возникла она из тех да-
ров, поминков, которые в древности было в обычае давать как
при встрече у себя великих князей, так и при посещении их
дома знатными новгородцами, владыками и посадниками...
имена, вырезанные на драгоценных ковшах, мисах и блюдах,
указывают очень часто на новгородских владык Евфимия II,
Феофила и Геннадия или же на новгородских посадников, на
Василия Александровича, Луку Федоровича или Ивана Афа-
насьева... Между ковшами, имевшими значительное количество
представителей в великокняжеской казне, самое видное место
занимал ковш, принадлежавший, по надписи, некогда новго-
родскому владыке Евфимию”. Новгородских серебряников
призывали в Москву еще в середине XVI ст.: “А велено вам, по
нашей грамоте, прислати к нам на Москву новгородцев сереб-
’ Чечулин. Города Московского государства в XVI в. С. 76.
411
Кулишер И. М.
ряных мастеров, Ортемка да Родивонка Петровых детей с
братьею и с детми, которые их братья и дети горазди серебром
образи обкладывати”. В другой грамоте читаем: “Есть в Новго-
роде Васюком зовут Никифоров, умеет резати резь великую: и
в б того Васюка прислали к нам на Москву”, речь идет, оче-
видно, о резьбе на серебре1.
Влияние присутствия немцев в Новгороде и соседства с нем-
цами сказалось и на развитии к концу независимого существо-
вания Новгорода и другого промысла - строительного, в виде
возведения каменных зданий. Из ганзейских источников своей
родины “плотников, кирпичников и каменщиков, которые ос-
матривали состояние построек Немецкого двора, покрывали
крышу церкви, исправляли ее фундамент", а новгородский
владыка присоединял к своим мастерам и вызванных из-за гра-
ницы: “Постави преподобный нареченыи владыка Еуфимеи по-
лату в дворе у себе,а дверей у ней 30, а мастеры делали немец-
кий, из замориа, с новгородскими мастеры”.
В особенности известны были псковские мастера-строители,
которые занимались, по-видимому, этим промыслом в качестве
отхожего. В Москве и окрестностях они построили ряд церк-
вей - Златоуста, Сретения, Ризположения, Благовещения,
Троицкую церковь в Сергиеве монастыре. Даже постройку са-
мого Успенского собора, впоследствии сооруженного итальян-
цем Аристотелем, предполагалось им поручить. “А иных (мас-
теров) повеле привести к себе из своея отчины, изо Пскова,
понеже бо и ти от немец пришли, навыкше тамо делу камено-
сечной хитрости”.
Еще более расширилась деятельность псковичей в XVI ст.,
когда они, кроме церквей, строят и города (крепости), ими,
например, построена была Казань, а в 1528 г. в Новгород при-
был “некий хитрец Невежа Псковитин” и предложил построить
на Волхове мельницу, но разлив Ильменя уничтожил его тру-
ды, и новгородцы смеялись: “Волхов наша с молоду не молола,
ачи на старость учнет молоть?”1 2.
1 Никитский. История экономического быта Великого Новгорода.
С. 198 сл.
2 Там же. С. 198.
412
Очерк истории русской промышленности
Но на составе ремесленников, указанных в писцовых кни-
гах, эти отхожие промыслы, по-видимому, не отразились; в
Пскове показано всего восемь каменщиков и два серебряника;
там же находим двух плотников, пять свечников и всего одного
горшечника. В других городах, кроме горшечников или гонча-
ров, встречаются еще кувшинники, иногда кадники, ведерники,
хотя последние две профессии относятся к обработке дерева,
сюда же входят и бочарники, колесники, токаря. Иногда име-
ются смольники, изготовляющие поташ, гробовщики, жернов-
ники (выделывающие жернова для мельниц), веретенники,
производящие веретена для пряденья. Но и мастеров всех этих
специальностей весьма немного, они встречаются единицами и
далеко не во всех из рассмотренных нами городов. Очевидно,
эти предметы - домашняя утварь из дерева, мебель, посуда
разного рода, принадлежности освещения - свечами пользова-
лись мало, кроме монастырей, которые их сами выделывали, -
изготовлялись в собственном хозяйстве.
Многие производства вовсе отсутствовали. Так, например,
выделка стекла, мыла, как и производство бумажных и шелко-
вых материй, в XVI ст., как еще и впоследствии, совершенно
не были известны на Руси, и соответствующие изделия приво-
зились из-за границы. Последнюю группу, приводимую
Н. Д. Чечулиным, мы вовсе опускаем, ибо это, как мы видели,
вовсе не ремесленники - сюда входят извозчики, конюхи, са-
довники, гусляры, переписчики книг, врачеватели (кровопуски
и кропусницы, зубоволоки, повивальные бабки).
В общем, однако, обрабатывающая промышленность в горо-
дах сделала несомненные успехи. К сожалению, мы совершенно
не в состоянии установить, в какой форме она производилась,
какую роль играл потребитель, с одной стороны, производи-
тель, с другой, насколько она была оседла, каковы были отно-
шения мастера к торговцу и мастера к своим помощникам.
Обычно все эти ремесленники имели свои лавки в городе,
причем в Устюжне, например, многие владели землей. В поло-
вине случаев здесь принадлежит, однако, ремесленнику всего
половина лавки, но есть владельцы двух и трех лавок, один
имеет даже пять лавок. В последних случаях, очевидно, уже
торговая деятельность выступает на первый план, быть может,
413
Кулишер И. М.
эти лица и не являлись вообще ремесленниками, а занимались
лишь перепродажей произведенных другими изделий. Харак-
терны для рассматриваемой эпохи и такие случаи (в той же Ус-
тюжне), когда не только гвоздарь назван в то же время кузне-
цом или плотник и судовщиком, ибо соединение этих смежных
промыслов являлось, вероятно, обычным, но плотник является
в то же время сапожником и молотником, т.е. обрабатывает де-
рево, кожу и металл одновременно, а кузнец в то же время ры-
болов. А как часто, надо думать, такое соединение совершенно
различных промыслов, указывающее на первобытное состояние
ремесла, имело место без того, чтобы сделано было соответст-
вующее указание.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Городское ремесло в XVII ст.,
преимущественно в Москве
Ключевский указывает на различные обстоятельства, обу-
словливающие медленный рост русских городов. “В XVI ст.
встречаем в центральных и северных уездах государства немало
городов со значительным посадским, торгово-промышленным
населением”. Но “чем далее на юг, тем скуднее становилось это
население... и впоследствии, когда южная граница отодвину-
лась далеко на юг, в этих городах туго водворялось торгово-
промышленное население”. Причина в том, что “поместная сис-
тема, увлекая массу служилых людей из города в деревню, ли-
шала городскую промышленность и городской ремесленный
труд сбыта и спроса, главных, наиболее доходных потребите-
лей. Служилые люди, обживаясь в своих поместьях и вотчи-
нах, старались завести своих дворовых ремесленников, все не-
обходимое получать на месте, не обращаясь в город”1.
Была еще и другая причина. Посадские общества страдали
от выхода из их среды людей, закладывавших свои дворы лю-
дям не тяглым, белым, “в то же время к посадам пристраивался
разночинный люд; стрельцы, крестьяне из подгородных сел,
церковные слуги, поповичи торговали и промышляли, отбивая
торги и промыслы у оставшихся посадских тяглецов, но не уча-
ствуя в их тягле; даже попы и дьяконы, вопреки церковным
правилам, сидели в лавках... Значительные посады в Москов-
ском государстве опоясывались казенными служилыми слобо-
дами, стрелецкими, пушкарскими, ямскими; населявшие их
служилые приборные люди конкурировали в торгах и промыс-
лах с посадскими людьми, не разделяя их повинностей”.
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. II. С. 310.
415
Кулишер И. М.
К этому присоединялось еще закладничество, изменившее
при том свой первоначальный характер. Вместо прежнего займа
с обязательством отработать его появляются тяглые посадские,
которые закладываются без займа или с фиктивным займом
обыкновенно за привилегированных землевладельцев, светских
и духовных, и не отбывали им дворовой службы, а селились на
их льготных землях дворами и целыми слободами и просвояли
себе их поземельные льготы, самовольно избывая подсадского
тягла и занимаясь “всякими промыслами и торгами больши-
ми”1. Отсюда жалобы посадских на закладчиков у различных
монастырей, которые теснили и обижали их во всяких промыс-
лах, так что у них государевых служеб служить и оброка пла-
тить некому, жалобы на новоприбылых торговых и ремеслен-
ных людей, “которые в тое слободу сошлися из разных городов
и поселилися для своего промыслу и легкости”. “Заложившись
в закладчики за бояр, за всяких людей, а податей никаких с
своею братьею с подсадскими и с уездными людьми не платят,
а живут себе в покое”.
Только Соборное уложение 1648 г., из фискальных сообра-
жений постановило все слободы частных владельцев, поселен-
ные на посадской земле, купленной или захваченной, отобрать
на государя и приписать в тягло к посадам безвозмездно, ибо
“не строй на государевой земли слободу и не покупай посадской
земли”. Закладничество впредь запрещалось, а земные и ссуд-
ные записи, данные на себя закладниками, объявлялись недей-
ствительными. С этих пор “посадское тягло с торгов и промыслов
стало сословной повинностью посадского населения, а право
городского торга и промысла его сословной привилегией”.
По всем этим причинам развитие ремесла в течение XVII
столетия, по-видимому, лишь весьма медленно подвигалось
вперед. Мы, к сожалению, не располагаем данными, которые
позволили бы сопоставить положение его в эту эпоху с предше-
ствующими периодами. Но во всяком случае на основании
цифр, приводимых М. В. Довнар-Запольским, получается впе-
чатление, что даже в значительных по тому времени городах
ремесло не играло большой роли. Так, в Ростове Великом в
1 Ключевский. Курс русской истории. Т. III. С. 203 сл.
416
Очерк истории русской промышленности
1646 г. насчитывается всего 170 ремесленников, в Симбирске в
1678 г. — 137, в Угличе — 126, в Вятке — в 1628 г. 90, в Суз-
дале в том же году всего 65, даже в Устюге только 457, а в
Нижнем Новгороде 5201.
В Туле мы находим к концу XVI ст. 183 ремесленника, в
1625 г. — 231. Однако если мы ближе рассмотрим распределе-
ние этих ремесленников по отраслям производства, то увидим,
что число лиц, занятых изготовлением съестных припасов, со-
кратилось с 60 до 38, число ремесленников в кожевенном про-
изводстве упало с 40 до 24, в обработке дерева - с И до 9, в
производстве из волокнистых веществ оно почти не изменилось
(22 и 24). Возросло только гончарное производство или, вер-
нее, оно теперь впервые появилось (14 чел.), ибо прежде все
сводилось к одному мастеру, в особенности же усилилась обра-
ботка железа - вместо 20 теперь 51. Затем повысилась катего-
рия прочих ремесел с 29 до 71, но она включает и ряд таких
профессий (извозчики, пастухи), которые не могут быть отне-
сены к ремеслу. Если отбросим возрастание по этой группе на
42 человека, то окажется, что цифра ремесленников в 1625 г.
увеличилась по сравнению с концом XVI ст. всего на 6, т.е., в
сущности, не изменилась* 2.
Это развитие промыслов в городах, по-видимому, задержи-
валось и той политикой, которую вела Москва. Не довольству-
ясь имевшимися там казенными ремесленниками, посадскими,
как и многочисленными захребетниками, закладниками, двор-
никами и крепостными крестьянами служилых людей, патриар-
ха, митрополита и монастырей, заселявших целые улицы и
большие слободы без уплаты тягла, Москва выписывала еще в
большом количестве ремесленных людей из других местностей,
отнимая их не только у монастырских и боярских вотчин, но и
среди посадского населения провинциальных городов.
Подобно служилым людям, и мастеровые всякого рода вы-
писывались для государевых нужд. Встречаем целую массу ме-
’ Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI—
XVII ст. 1910. С. 69.
2 Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII в. / / Извес-
тия Киевского Университета. 1914. Т. Ill—IV. С. 71. Т. V-VI. С. 104.
417
Кулишер И. М.
стностей, из которых приказано выслать мастеров той или дру-
гой специальности в Москву. Они переселяются из вотчин Ки-
риллова монастыря, Пречистенского Переяславля-Залесского
монастыря, из Антониева-Сийского монастыря, из вологодских
монастырских вотчин. Но такое же распоряжение отдается по
городам - Новгороду, Переяславлю-Залесскому, Ярославлю,
Костроме, Вологде, Бежецкому Верху, Калуге, Холмогорам.
Из Новгорода требуются иконописцы самого доброго мастерст-
ва, через несколько лет приказано выслать оттуда всех замоч-
ных мастеров, из Белоозера записных каменщиков и кирпични-
ков вместе с детьми, и братьями, и племянниками, и соседями,
и захребетниками. В Москве известно, что есть тихвинец завар-
щик Ивашка Чаплан да замочник Прошка, которых и велено
взять московским мастерам в прибавку в подкрепление. Из Ас-
трахани вытребованы черкесы, искусно выделывающие булатные
сабли и панцири. Особенно часто требуются в Москву портные
и скорняки. Последние в особенности необходимы были для
отправки крымскому хану подарков - соболей, лисиц, куниц и
белки (“крымская кладь”)- В 1658 г. был даже послан общий
приказ по всем городам, посадам и уездам о доставке отовсюду
портных мастеров в количестве двух из каждых десяти.
Провинция, правда, ведет решительную и упорную борьбу с
таким обескровлением в интересах Москвы, с отнятием у нее
тяглого посадского населения. Прием применяется обычный в
истории нашей - бегство, мастеровые люди скрываются и убе-
гают от московских “рассыльщиков”. Против этого принимают-
ся правительством меры: мастеровых ловят, возвращают обрат-
но в Москву, от местных жителей берутся поручные записи о
том, что мастеровые не разбегутся.
В различных случаях оказывается, что присланные лица не
годятся для указанной работы, хотя нам неизвестно, действи-
тельно ли произошла ошибка и одни попали вместо других, или
намеренно послали более слабых тяглецов, чтобы не трогать с
места прочих, или, наконец, челобитчики заявляют, что они
данного ремесла не имеют, чтобы избавиться от отправки в Мо-
скву. Так, например, мастеровые из Бежецкого Верха бьют че-
лом, заявляя, что “скорняшного дела мы, сироты твои, делать
отнюдь не умеем, а делаем, государь, овчинишко; ведомо, госу-
418
Очерк истории русской промышленности
дарь, про то всему городу и ныне, государь, мы, сироты твои,
живучи на Москве, скитаемся меж двор”.
Из Вологды все скорняки разбежались еще до получения
грамоты, а взят был какой-то Тараска, которого кто-то “обол-
гал скорняшным делом напрасно”, потому что он не умеет де-
лать “с младенчества” скорняжного дела. Калужские посадские
люди заявляют, что после моровой язвы у них нет портных
мастеров. Была составлена роспись двинским скорнякам и
портным, но все они показаны в беглецах или в стрельцах. Из
Саранска вместо скорняков и портных были посланы стрельцы
и казаки, когда же их вернули обратно и потребовали настоя-
щих мастеров, то скорняки оказались либо сбежавшими, либо
арестованными в воровском деле, либо умершими, или, нако-
нец, старыми и слепыми. Точно так же из каргопольских мас-
теров один пошел в попы, другой постригся в монахи, есть сле-
пые и немощные, многие “разбрелись в мир за великой хлебной
скудостью безвестно”. Бывали и такие случаи, когда из Моск-
вы требовали высылки беглецов, хотя на самом деле они про-
живали в Москве в слободах или в стрельцах. “А иные стали в
стрелцы и в сторжи и многие подавали порушные записи, а
живут в Кадашове, и в Садовниках и в разных черных слобо-
дах. А ево великого государя годового хлебного и денежного
жалованья тем рядовым мастеровым людям нет”1.
Как этим путем, так и в качестве захребетников и закладчи-
ков в Москву прибывали ремесленники в значительном количе-
стве. В результате в 1638 г. в Москве было подсчитано 2367 че-
ловек, занятых промышленным трудом. Попадаются, правда,
среди них один потешник и один гусельник, один аптекарь, 4 ко-
новала, 12 охотников, один пильщик, 7 пастухов, 14 банщиков,
но все это немногие исключения, и, в отличие от приведенных
выше данных по отдельным городам XVI ст., они общую циф-
ру меняют мало. Исключить необходимо только 308 извоз-
чиков, в общем получится все же 2100 человек, занятых про-
мышленной работой. Цифра, таким образом, оказывается весь-
ма значительной, в особенности если сопоставить ее с
1 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Московского Госу-
дарства XVI и XVII ст. С. 13 сл.
419
Кулишер И. М.
приведенными выше данными других городов, где 400-500 ре-
месленников являлись уже очень крупной величиной. При этом
дворцовые мастера сюда не вошли, речь идет об одних тяглых
посадских. Не включены также стрельцы, которые занимались
в особенности строительными работами в качестве плотников,
столяров, кузнецов, как не отмечены пришлые рабочие, кото-
рые появлялись в Москве для сезонных работ нередко артеля-
ми в несколько сот человек, - костромичи, ярославцы, карго-
польцы.
Наконец, цифры неполны еще и потому, что, как и следова-
ло ожидать, перепись тяглого населения должна была вызвать
противодействие со стороны различных элементов, которые
“учинились сильны” и не желали давать о себе показаний, как
например кузнецы и пушечные мастера.
Останавливаясь на отдельных группах промыслов, надо от-
метить, что названия, в сущности, почти те же, которые мы на-
ходили уже в XVI ст. в провинциальных городах, присоединя-
ются лишь новые. Только в отдельных промыслах специализа-
ция идет несколько дальше, появляются в немногих случаях и
новые производства, и, наконец, различные виды мастерства
представлены здесь соответственно значительно большим коли-
чеством ремесленников вообще и большим числом лиц.
Изготовление съестных припасов в Москве в XVII ст. со-
ставляет всего 17% общего числа мастеров, т.е. играет несколь-
ко меньшую роль, чем в приведенных выше данных, отчасти
потому, что некоторые другие почти отсутствовавшие там груп-
пы в Москве отличаются большим развитием, отчасти и по той
причине, что здесь речь идет лишь о приготовляющих хлебные
продукты мастерах, тогда как мясники и рыбаки в их число не
попали, будучи отнесены, очевидно, к торговцам.
Из 397 лиц этой группы большую часть и здесь, как и там,
составляют калачники, хлебники, пряничники и пирожники,
квасники (всего вместе 224), есть те же сытники, блинники,
солодовники, пивовары, кроме того, еще 50 просвирниц.
В изготовлении одежды и обуви и здесь мы совершенно не
находим ни прядильщиков, ни ткачей - по указанной уже выше
причине изготовления пряжи и тканей в пределах собственного
городского хозяйства, как и вследствие приобретения их у при-
420
Очерк истории русской промышленности
городных крестьян или доставки последними в качестве оброка.
Первую роль и в Москве играют портные (119) и сапожники
(142), затем идут скорняки и шапочники (64 и 63). Есть сара-
фанники, покромщики, рукавичники, кафтанники, холщевники
и даже особые подкладники, далее шубники, пушники, бобров-
ники.
Среди мастеров кожевенного дела обращает на себя внима-
ние крайне незначительное число кожевников - всего девять -
и один сыромятник наряду со 142 сапожниками. Если не исхо-
дить из возможности пропуска большого числа кожевников, то
надо предполагать, что сапожники, очевидно, занимались
обычно и выделкой самих кож. В последнем случае получилось
бы весьма отсталое состояние этого промысла, отсутствие раз-
деления труда. А в то же время мы находим именно здесь до-
вольно далеко идущую специализацию - не только седельников,
но и уздников, шлейников, особых подошвенников, одного каб-
лутчика, одного мочильщика (ременника) и семь переплетчи-
ков. Появление последних связано с тем, что имеется уже кни-
гопечатание с 64 мастерами - наборщиками, печатниками и т.д.
В обработке дерева на первом месте стоят плотники (131 из
211), довольно много имеется клетников (30), затем по не-
скольку человек обручников, тележников, колымажников, -
специализация усилилась.
Новым промыслом являются стекольщики и зеркальники,
тогда как каменщиков, гончаров, гребенщиков, печников очень
мало; есть и два мастера, выделывающих бумагу.
Гораздо больший процент, чем в приведенных нами относи-
тельно XVI ст. данных, составляет обработка металлов - она
превышает четвертую часть всех мастеров. Насчитывается мно-
го новых специальностей: наряду с серебряниками выделив-
шиеся из них алмазники, далее сусальники, канительщики, ря-
дом с иконниками особые крестешники и золотописцы, особен-
но же много мастеров и специальностей по обработке
неблагородных металлов, преимущественно железа. Среди по-
следних преобладают кузнецы (ИЗ) и еще более пушкари (248
из 497, т.е. половина обрабатывающих неблагородные метал-
лы). Кроме того, имеются паникадильщики, паяльщики, коло-
кольники, трубники, бронные мастера, замочники и единичные
421
Кулишер И. М.
ремесленники в виде удильщиков, точильщиков, решеточников
и т.д.
В металлическом промысле встречается и один из немногих
случаев такой формы разделения труда, где мастер не изготов-
ляет, как во всех прочих случаях, всего предмета от начала до
конца, а выделывает лишь некоторые части его. Так, если од-
новременно с серебряниками, которые прежде выполняли вся-
кие работы из золота, серебра, жемчуга, в том числе оклады
для икон (хотя были уже и иконники), теперь упоминаются и
особые золотых дел мастера, алмазники, крестешники и т.д.,
если появляются особые просвирницы, особые колокольники
или паникадилыцики, то во всех этих случаях какой-либо про-
мысел разбивается между рядом мастеров, из которых каждый
имеет более ограниченное поле деятельности, чем прежде (спе-
циализация). Мастер изготовляет только золотые вещи или да-
же кресты, производит одни лишь просвирни, паникадила или
вместо всевозможных кожевенных предметов одни только уз-
дечки или шлеи, вместо всякого рода возов только телеги или
только колымаги. Но все же он выполняет целиком всю работу,
нужную для изготовления данного предмета, все процессы, не-
обходимые для того, чтобы получилась годная для потребления
вещь, будет ли то крест или уздечка, колокол или телега, или
сарафан. Мастер специализируется на определенных предме-
тах, но сохраняет свою полную самостоятельность, не завися от
других работников.
Совершенно иначе обстоит дело там, где мастер уже не мо-
жет изготовить всего продукта, а ограничивается лишь опреде-
ленными процессами или известными частями годного для по-
требления предмета. Относительно случаев первого рода, где
мастер приобретает у своего предшественника полупродукт и,
выполнив те или другие операции, передает его дальнейшему,
сбывая его в не вполне готовом для потребления виде, мы име-
ем данные из области иконописного ремесла. Икона зачастую
проходила через руки 6-10 мастеров, прежде чем получала
свой окончательный вид. Левкасчики приготовляли грунт на
доске для живописца, знаменщик составлял композицию ри-
сунка; золотописцы золотили фон иконы, после чего уже начи-
налась работа собственно живописцев, в которой находим так-
422
Очерк истории русской промышленности
же несколько последовательных процессов, совершаемых раз-
личными мастерами: доличные писали одежды, здания, трав-
щики - пейзажи и иную иконную обстановку, наконец, лицев-
щики писали лики1.
Далее, в других промыслах мы замечаем такие случаи, когда
мастер производит лишь часть предмета, следовательно, создает
нечто непригодное в таком виде для потребления, нуждается в
помощи других, изготовляющих прочие части, и в человеке,
выполняющем сборку самого предмета. Именно самопальные
мастера разделяются на ствольников, станочников и замочни-
ков, из которых каждая группа выделывает лишь часть ору-
жия, но отнюдь не все ружье (самопал) полностью. Равным
образом имеются особые пушечные резцы и особые пушечные
литцы и, наконец, специальные пушечные кузнецы, так что и
выделка пушек разбита на несколько операщий и находится в
руках различных мастеров.
В других группах можно предполагать разделение труда та-
кого же рода, читая о специальных мастерах подошвенниках и
каблутчиках; и тут речь идет о выделке только части предме-
та - не всего сапога, а лишь подошв или каблуков.
Но эта форма разделения труда, предполагающая сравни-
тельно значительное развитие промышленности, находится
здесь в зачаточном состоянии. По общему правилу мы имеем
лишь то, что именуется специализацией (выделка предмета от
начала до конца), и специальностей хотя и насчитывается весь-
ма много, но все же большинство из них представлено всего
одним-двумя мастерами. Последнее является доказательством
того, что специализация еще не вполне установилась, что в
большинстве случаев одни и те же мастера выделывали предме-
ты различного рода и наряду с ними лишь в виде исключения
появились другие, которые занялись только определенной бо-
лее узкой - составляющей часть промысла первых - специаль-
ностью.
Так, если мы находим одного собольника или одного золо-
тых дел мастера, то мы имеем основание предполагать, что со-
больи меха, весьма распространенные в те времена, изготовля-
1 Введенский А. Заметки по истории труда на Руси 16-17 века //
Архив истории труда в России. Кн. 3. С. 64.
423
Кулишер И. М.
лись теми же скорняками, а предметы из золота - серебряни-
ками. Другое дело, если имеется 43 пряничника и пирожника
или 30 клетников - очевидно, изготовление пряников и пирогов
отделилось от производства хлеба и калачей, а выделка клетей
выделилась из плотничьего ремесла в качестве особой специ-
альности. В других случаях, впрочем, вопрос остается откры-
тым, ибо мы не знаем, объясняется ли, например, наличность
всего трех замочников или четырех кафтанников тем, что куз-
нецы выделывали и замки, а портные шили также кафтаны,
или тем, что замков и кафтанов изготовлялось вообще мало,
или, наконец, тем, что кафтаны шились в собственном хозяйст-
ве людьми бояр и иных вотчинных владельцев.
Вообще, как можно усмотреть из приведенного выше, глав-
ную роль в появлении новых специальностей играли, по-
видимому, нужды духовного свойства, вызываемые церковными
обрядами. Так, мы видели, что в области приготовления про-
дуктов питания вновь появилась целая группа просвирниц, ра-
нее не встречавшаяся, в области работы по металлу - паника-
дилыцики, колокольники, в иконном деле - производители
крестов. Надо думать, что и вновь появляющиеся стекольщики
работали по преимуществу для церковных надобностей, ибо в
домах светских лиц еще преобладали окна из слюды.
Что и специализация находилась еще в начальной стадии,
можно усмотреть из того же промысла по обработке металлов,
в области которого мы находим зачатки расчленения работы
между несколькими мастерами, изготовляющими отдельные
части товара. Именно в переписи московских кузниц, как при-
надлежащих посадским людям, так и беломестцам, произведен-
ной в 1641 г. (три года спустя после общей переписи посадских
людей), было зарегистрировано 152 кузнечные мастерские, из
которых, однако, 24 стояли впусте. В действующих же 128
кузницах оказалось 172 человека хозяев, арендаторов кузниц и
наемных рабочих.
При этом выяснилось, что в огромном большинстве кузниц,
именно в 91 из 128, т.е. почти в 3/д всех работавших кузниц,
производилось всякое мелкое и черное кузнечное дело, т.е. все-
возможная работа из железа, подковы, топоры, замки, ножи.
424
Очерк истории русской промышленности
Этим, очевидно, и объясняется тот факт, что в переписи
1638 г. отмечен всего один подковщик, всего один ножевник и
три скобельника (тоже выделывающие ножи), один оковщик,
один пряжник, один латный мастер, три замочника и т.д. Все
эти работы по общему правилу выполнялись во всякой кузнице.
Только 20 кузниц ограничивались выделкой подков, четыре -
производством ножей, две выделывали сабли и две топоры. Три
кузницы вырабатывали мельничные снасти и три - сапожные
скобы; эти две специальности, требующие особого умения,
должны были отделиться от прочей кузнечной работы. В одной
кузнице показано было производство и оружия, и замков, и
разного черного дела, т.е. всевозможных предметов, как это
было обычным для кузниц в те времена. Таким образом, здесь
подтверждается предположение, что делались еще только пер-
вые шаги в области более значительной специализации, что
процесс выделения из работ по данного рода материалу только
определенных и отказ мастера от изготовления прочих им ранее
производимых товаров находился еще в первых стадиях.
Любопытно, что из 128 работавших кузниц в 83 работал сам
владелец, а в шести владелец вместе с наемными рабочими (в
пяти кузницах по одному рабочему, в одной два рабочих). В 39
кузницах владельцы не работали, причем в 15 были наемные
рабочие (в двух по два, в остальных по одному), остальные 24
сдавали в аренду, причем имели по одному рабочему (одна —
двух рабочих). Получается 83 кузнеца - владельца мастерской
и 49 рабочих; большинство мастеров работают одни, без наем-
ных рабочих.
Это подтверждается отчасти записями относительно платежа
пятинных денег в 1634 г., когда на 626 посадских ремесленни-
ков приходилось 158 захребетников; последние в большинстве
случаев работали у хозяев. Наибольшее количество их имелось
среди кузнецов - 24, далее 11 сапожников, 8 портных, 7 скор-
няков.
На иностранцев московские ремесленники производили впе-
чатление бедноты: “Для их плохой жизни требуется немного, и
они трудами рук своих добывают себе в такой большой общине,
как Москва, денег на пищу и на чарку водки и могут пропитать
себя и своих родных”. И в то же время картина жизни москов-
425
Кулишер И. М.
ского мастерового того времени получается такая, что он “изде-
лие свое продает когда придется,' скитается по чужим дворам и
пьянствует”. У Федьки-сапожника “двора на Москве нет, жи-
вет по чужим дворам, а в ряд де он Федька приходит к ним (в
сапожный ряд) недели в две и три и в пять и в десять... У
стрельца у Петрушки Ортемьева он в прошлом во 175 году
(1167 г.) из зени есть рублев денег вынял, а как де он Федька
напьетца пьян, и он де Федька со многими людьми деретца”.
Иностранные путешественники рассказывают также о мос-
ковских мастеровых, что они живут в курных избах на окраине
города. Правда, в большинстве случаев они жили в собствен-
ных избах, но избы эти были очень незначительных размеров,
и большей частью мастеровые не владели целым дворовым ме-
стом, а только частью его, половиной, четвертью и даже вось-
мухой, т.е. “целый ряд небольших избенок занимал собою тоже
небольших размеров московское дворовое место”. Были среди
них, однако, и такие, которые вообще не имели избы, а нани-
мали ее или даже часть ее (подсоседники), в одной маленькой
избе жили 4-6 мастеров, иногда и более (9 сапожных мастеров-
костромичей). При найме избы фигурируют поручители: “Жи-
вучи в нем (снято помещение из подклета с сеньми) ему, Ники-
те, в том подклете вином и табаком не торговать, в карты не
играть и с воровскими людьми не знатца и, отжив год, тот под-
клет с сеньми очистить и наемные деньги по срокам заплатить
все сполна безубыточно”1.
М. В. Довнар-Запольский приводит и распределение москов-
ских ремесленников по степени состоятельности на основании
пятинного сбора 1634 г., раскладываемого по животам и про-
мыслам* 2. Оказывается, что самыми бедными являлись портные,
в среднем уплатившие налога в 2/з руб. наравне с извозчика-
ми, пильщиками, наемными ярыгами и т.д. Немногим выше
стоят сапожники, плотники, хлебники руб.). Состоя-
тельнее их скорняки, кожевники, в особенности же кузнецы,
платившие в среднем 6-7 руб. Наибольшими средствами обла-
дают серебряники, из которых каждый был обложен в среднем
’ Довнар-Запольский. Торговля и промышленность. С. 70.
2 Там же. С. 84 сл.
426
Очерк истории русской промышленности
18 руб. Вообще от 5 до 15 руб. внесено 60 мастерами, а с 35
причиталось свыше 15 руб. Отдельные же мастера и в серебря-
ном, и в кожевенном, и в кузнечном промысле уплачивали го-
раздо более, свыше 30 и даже 50 руб., т.е. их средства превы-
шали 150-250 руб., что равнялось 3-5 тыс. руб. (золотом) в
начале XX ст., один кузнец даже имел 500 руб., т.е. 10 тыс. на
современные деньги (золотом).
Несравненно беднее захребетники, работавшие у мастеров, -
только в немногих профессиях находим сбор с них в размере в
среднем 1 рубля, сбор выше 3 руб. составляет среди них редкое
исключение, таких имеется всего 4 из 158. Гораздо ниже, чем у
посадских мастеров, оказывается, на основании того же сбора
пятины, степень состоятельности и патриарших крестьян, зани-
мающихся промышленной деятельностью. Их насчитывается
238, причем представлены те же специальности, что и среди
ремесленников, но почти вся масса их уплатила не свыше
3 руб. налога, свыше 5 руб. уплачено всего 30 мастерами.
В Туле мы имеем приблизительно к тому же времени
(1625 г.) следующую картину. 40% всех мастеров составляют
наемные рабочие, из каждых пяти ремесленников двое занима-
лось по найму хозяев. Так, обработка металлов была значи-
тельно развита, насчитывается 51 человек, занятых в кузницах.
Но из них всего 10 человек, или только пятая часть, самостоя-
тельны, 17 “наймутца работать в кузницы”, 24 “делают и
ярыжничают в кузнице”. Из 10 самостоятельных мастеров в
области работы по металлу пятеро “делают ножишка”, двое
“делают ножнишка”, один кузнец, один сапожник и один се-
ребряник. Вообще в Туле мы находим довольно много мастеро-
вых, не имеющих “своих животов”, о которых говорится: “пи-
таеца по миру”, “скитается меж двор”1.
’ Белоцерковский. Тула и Тульский уезд в XVI и XVII вв. С. 104 сл.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Союзное начало в русские
промысла^ до УГетра (Велико го
и созданные Петром це^и
В 1722 году Петр Великий, вводя новые городские учрежде-
ния, разделил всех “регулярных” граждан на две гильдии, от-
неся к первой всех крупных, знатных торговцев, а также док-
торов с аптекарями, шкиперов, золотых и серебряных дел мас-
теров и живописцев, а ко второй - всех мелочных торговцев и
ремесленников. Последние далее подразделялись еще на от-
дельные общества на основании однородности мастерства: “Ка-
ждое художество или ремесло свои особые цунфты (цехи) или
собрания ремесленных людей имеет, а над оными - ольдерма-
нов” (старшин); число последних зависело от “величества го-
рода и числа художников” (ремесленников). Ольдерманы ведут
цеховую книгу, записывая в нее всех ремесленников своего це-
ха и смотрят за тем, “дабы всякий свое рукоделье делал доб-
рыми мастерствы”1.
Каждый цех состоит из членов двух категорий, членов пол-
ноправных и неполноправных. К первым принадлежат все мас-
тера цеха, т.е. имеющие право производить ремесло самостоя-
тельно и держать подмастерьев и учеников; последние обе
группы составляют категорию неполноправных членов. Для
учеников установлен семилетний срок пребывания у мастера,
после чего ученик получает у мастера удостоверение в знании
ремесла; о прохождении стажа подмастерья ничего не говорит-
ся. Звание же мастера дается лишь после успешного испыта-
ния, которое производится “как в чужих краях”.
1 Полное Собрание Законов. №№ 3708, 3980.
428
Очерк истории русской промышленности
Таким образом, Петр Великий заимствует с Запада, пре-
имущественно из Германии, цеховую организацию ремесла с ее
делением на мастеров, подмастерьев и учеников, определяет
срок ученичества и устанавливает испытание на звание мастера.
Никаких других требований к кандидату на звание мастера им,
однако, не предъявляется и не ставится для получения этого
звания никаких препятствий. Вообще в цехи могут вступать
все, кто угодно, - “ремесленники всяких художеств”, русские
подданные и иностранцы, люди “всяких, чинов”, не исключая и
владельческих крестьян; только последние при записи в цех
должны представить старшине цеха “отпускные письма от по-
мещиков или прикащиков”.
Введение цехов на иностранный манер соответствовало тем
пожеланиям, которые высказывались еще в XVII ст. Юрием
Крижаничем, а позже современником Петра Иваном Посошко-
вым. Первый рекомендовал для пользы промышленности ввести
цехи в России. Второй жаловался на то, что за границей благо-
даря существованию цехов “мастеры добры и похвальны”, у нас
же, “отдавшись в научение лет на пять или шесть и год места
или другой пожив, да мало-мало поучась, и прочь отойдет, да и
станет делать особо, да цену спустит, и мастера своего оголодит,
а себя не накормит, да так и век свой изволочит; ни он мастер,
ни он работник”. По его мнению, необходима регламентация
производства, надо бы учинить “гражданский указ”, чтобы вся-
кий, “давшись к мастеру в научение, жил до уреченного сроку,
а не дожив не то что года, а и недели не дожив, прочь не отхо-
дить и не взяв отпускного письма и после сроку с двора не схо-
дит, то бы все мастеры ни в том бездельном порядке были, но
совершенными добрыми мастерами бы были”1.
Создавая цеховую систему, перенес ли Петр Великий “на
русскую почву чуждые ей цеховые учреждения западноевро-
пейского торгово-промышленного населения”, как утверждает
Дитятин* 2, или же дал лишь “более ясное и точное определение
’ Посошков. О скудности и о богатстве Гл. V. О художестве. Изд. под
ред. Кизеветтера. С. 60.
2 Дитятин. Устройство и управление городов России. Т. I. С. 268.
429
Кулишер И. М.
законом” того, что издавна существовало, по обычаю, в рус-
ском народе, как указывал еще Лешков1?
В Новгороде и Пскове уже в XIV-XV ст. встречаем “дру-
жины”, которые состояли обыкновенно из главного мастера и
его “другое”, “дружинников”, или рядовых рабочих. “Повеле
владыка Василий писати церковь... Исаию Гречину с други”.
“Псковичи наяша мастеров Федора и дружину его побывати
церковь святая Троица свинцом, новыми досками”. “Пожаловал
есмь сокольников Печерских, кто ходит на Печеру, Жилу с
други, а се их имена” (19 человек). “Плотникам жалованья:
Дороху, Грише, Дмитру, Харке, Демеху, - дано им по полтине
Московской; Олоху - 4 гривны Московские, а дружинникам
жалованье... дано им по 10 алтын”1 2.
Мы уже упоминали выше об артелях плотников и каменщи-
ков, о поселках, улицах, концах (слободах) гончаров, коже-
мяк, плотников в древнем Киеве и Новгороде. Эти совместные
поселения, вполне аналогичные тем, которые мы находим в за-
падноевропейских городах в Средние века, не менее чем налич-
ность артелей и дружин, свидетельствуют о том, что различные
виды наших промыслов уже рано организовались на союзном
начале и последнее, следовательно, вовсе не являлось для них
чем-то чуждым, искусственно им привитым.
Нередко указывают на то, что артели у нас имелись только в
области таких промыслов, как рыболовный, звероловный,
плотничий, которые имели характер отхожих промыслов, тогда
как в оседлых промыслах мы таких организаций не встречаем.
Однако прежде всего оказывается, что отхожими являлись у
нас и многие другие промыслы, в том числе и такие, которые
производились в избах самих мастеров. Так, например, в Ме-
дынском уезде Калужской губернии мы находим ряд произ-
водств, имеющих издавна такой характер. Крестьяне отправля-
лись на юг для выделки овчин и привозили с собой оттуда мно-
го шерсти, начесываемой при выделке овчин с каждой шкурки.
Отправляясь на работы на юг России или в западные губернии,
1 Лешков. Русский народ и государство. С. 266.
2 Никитский. История экономического быта Великого Новгорода.
С. 84-85.
430
Очерк истории русской промышленности
овчинники берут с собой и большое количество самопрялок в
разобранном виде и, придя на место, их собирают и продают.
Те же овчинники везут с собой и дуги, и благодаря им же в
Медынском уезде развилось и сапожное производство, ибо са-
пожники продают в значительной мере свои произведения ов-
чинникам, а те берут их с собой в южные губернии1.
Мало того, мы находим и самые артельные организации в
различных отраслях промышленности. В Выездной слободе Ар-
замасского уезда Нижегородской губернии сапожники стали
уходить на сторону, преимущественно в низовые поволжские
города, причем устраивались эти переселенцы не в одиночку, а
целыми группами. “Жили сапожники в городах колониями,
имели своих собственных старост, которые заведовали их сно-
шениями с выезднослободским обществом и помещиком”. “Не
следует, конечно, думать, что лишь необходимость сношений с
обществом и помещиком побуждала переселенцев Выездновской
слободы держаться вкупе, жить миром, выбирать старосту. Они
перенесли лишь на новое место те порядки, тот образ жизни, к
которому они привыкли на родине, и имели, конечно, все осно-
вания это делать, так как на чужбине сплоченность и взаимная
солидарность, несомненно, могли и должны были приносить им
пользу”1 2.
Подобным же образом из Буйского уезда Костромской гу-
бернии с давних пор ходят в разные концы России точильщи-
ки. Уходят они по окончании полевых работ и возвращаются к
Петрову дню, к сенокосу. Точильщики везде садятся артелями.
Вновь приходящие присоединяются к своей артели, чужие в
артель не принимаются. Живут человек по 8-15 в одной комна-
те. С вечера собираются деньги на харчи, и утром закупается
на общий счет провизия3.
Конечно, не только принудительный характер (обязатель-
ность вступления) западноевропейских цехов был совершенно
чужд нашим союзным организациям, но и вообще утверждать,
1 Труды комиссии по кустарной промышленности. Т. II. С. 35, 105.
2 Кулишер М. И. Цехи у нас и в Европе // Русская Мысль. 1887.
Кн. XI. С. 51.
3 Там же. С. 51.
431
Кулишер И. М.
что наши дружины и артели были нечем иным, как цехами,
значит заходить слишком далеко. Но, как мы видели, Петр Ве-
ликий был далек от переселения западноевропейского институ-
та на русскую территорию в полном его составе. Он заимство-
вал лишь некоторые основные положения: обязательность уче-
ничества, выбор старейшин, необходимость свидетельства от
мастера и известного испытания для права на открытие собст-
венной мастерской, и только. Всего остального, всех многочис-
ленных правил иностранных цеховых уставов1, всей сложной
регламентации жизни ремесленника в самых разнообразных
направлениях, связанной с цеховым строем, он совершенно не
коснулся, о них ничего не упоминается. Что же касается тех
немногих моментов, которые регулируются петровскими указа-
ми, то они вполне имели почву под собой в истории русского
ремесленника и в значительной мере уже ранее существовали у
нас в силу обычая, отчасти и на основании различных законо-
дательных актов.
Это положение подтверждается и теми данными, которые
имеются относительно ремесла в Москве в XVII ст.1 2. Здесь мы
встречаем уже то самое ученичество, которое, по петровскому
регламенту, является обязательной стадией для желающего по-
лучить звание мастера и в области которого Посошков, как
приведено выше, находит значительные непорядки. Упоминает-
ся и о подмастерьях, о которых и петровская реформа говорит
лишь вскользь, не нормируя этой стадии работ.
Сущность записей учеников на жилье у мастера обычно за-
ключается в определении числа лет, какое ученик должен про-
жить у мастера, обыкновенно пять лет - и указании на обязан-
ность мастера выучить своему ремеслу ученика. Ученик иногда
обязуется и по окончании учения прожить известное время у
мастера, очевидно уже в качестве работника. Иногда ученик
ничего не получал за работу, иногда же он получал пожилое
или наемную плату. Так, ученик скорняжного дела, по записи
1695 г., должен был прожить пять лет у хозяина в учении,
1 См. об этом ниже.
2 Довнар-Запольский. Организация московских ремесленников в XVII в.
// Журнал Министерства Народного Просвещения. Т. XXIX. 1910.
432
Очерк истории русской промышленности
шестой год уже в работе, а при уходе должен был получить
пожилого 10 руб., кроме того, мастер обязывался одеть и обуть
ученика “по силе”. В другом случае ученик колокольного дела,
по записи 1684 года, получал по 5 руб. в год, причем деньги он
мог взять, только отжив все годы. Во время ученья ученик ест
и пьет все хозяйское и носит хозяйскую же одежду. Он обязу-
ется во всем слушать хозяина, его жену и детей, исполнять как
работу по мастерству, так и всякую дворовую работу. Мастер
получает право, в случаях непослушания, “смирять по деля
смотря”. Кроме того, следует обычное обязательство относи-
тельно бережения хозяйского добра и хозяйских животов1.
Когда ученик какого-нибудь ремесла выучивался своему делу,
то дворцовые приказы наводили справку у мастера, и приказные
люди старались убедиться в том, насколько ученик успел обу-
читься своему ремеслу. Резать гребни, читаем в одном случае,
Сенька выучился, умеет по “кости знаменить травы, звери и
клейма и по ознаменке режет сам собою”. Дворцовые приказы
охотно награждали мастеров прибавкой жалованья и корму за их
раденье в обучении учеников и не менее тщательно сыскивали
таких учеников, которые пробовали бежать от мастера.
Более всего сохранилось сведений о корпоративном устрой-
стве московских серебряников. Центром корпорации был торго-
вый ряд, который объединял и производителей, и торговцев
этого рода. Во главе его стоял рядовой староста, который обя-
зан “беречь и смотреть над торговыми людьми и серебряного
дела над мастер”. Всякий, кто желал вступить в состав ряда,
“своим ремеслом кормиться”, обязан был дать на себя поруч-
ную запись старосте и при записи делать на пробу всякие дела.
Ученики, “придя в совершенство”, обязаны были брать со сво-
их мастеров особые письма, на основании которых их записы-
вали. Поручные записи определяют, что мастер обязуется “де-
лать в серебряном ряду образцовые пугвицы однорядошные и
опашневые серебряные в чистом серебре и в серебро медь и
свинцу не мешать и приносить свово дела серебреного ряду
старостам на оказ”. Последние наблюдают за качеством рабо-
’ Довнар-Запольский. Организация московских ремесленников в XVII в.
С. 134-136.
433
Кулишер И. М.
ты - чтобы серебро было “против любского (любекского)
ефимка (ефимок - монета)”. Они определяют качество и пробу
серебра и, удостоверившись в том, что медь к серебру не под-
мешана, а к золоту не прибавлено олово, “орлят” принесенную
вещь, т.е. ставят на ней пробирный штемпель. Мастера подле-
жат вступительному взносу; каждый мастер должен иметь свое
клеймо, которое обязан ставить на всякой своей работе.
Лица, не записанные в состав ряда, не могут заниматься
производством и торговлей серебряных изделий: “Стрельцам и
боярским людям в лавках сидеть не велеть и серебряными де-
лами не торговать”. На самом деле это правило нарушалось:
“Всяких чинов люди торговые у овощного ряду, под столбцами
и на кресцах выжигою и всякою серебреною посудою и ветош-
ным серебром и серебреными слитками торгуют”.
При этом наказ 1679 г. требует, чтобы серебряники были го-
товы “без ослушания к государеву делу”, почему они без госу-
дарева указа не могут уезжать из Москвы. В связи с этим, а
также с тем фактом, что правительство призывает рядовых ста-
рост для определения цен товаров, приобретаемых государевой
казной, является весьма правдоподобным предположение, что
хотя создание такой организации серебряников “преследует це-
ли административные”, но это “лишь внешний налет”, “сама
идея такой организации едва ли принадлежит московским при-
казам”, “приказная бюрократия лишь использовала в своих це-
лях и видах более старую бытовую организацию”. Мы имеем
здесь перед собой “известного рода изолированность от осталь-
ного посадского люда и от непосадских элементов, закрепление
серебряного и золотого дела исключительно в руках известной
группы лиц”1.
Помимо серебряного ряда, относительно которого до нас
дошли некоторые сведения, так как он был подчинен серебря-
ной палате, мы имеем отрывочные данные и относительно дру-
гих рядов. Так, в красном сапожном ряду производится сыск о
сапожном мастере Федьке, “добрый ли он человек” и нет ли за
ним “какого воровства”. “Скорняжного ряда торговые и масте-
1 Довнар-Запольский. Организация московских ремесленников в XVII в.
С. 144.
434
Очерк истории русской промышленности
ровые люди, которые делают белку и на казенном дворе делают
государево дело куницы и соболи и горностаи”, дают поручную
запись по скорняке Екиме Цибине в том, что Цибин человек
добрый и может ехать с государевой мягкой рухлядью в Крым
(с подарками для хана).
Упоминается далее шапошник, “мастер женского шапошного
ряду”, старосты и десятские овощного ряда. Грамотой 1684 г.,
изданной по просьбе котельного ряда, подтверждается старин-
ный порядок торга в этом ряду красной и зеленой медью, котла-
ми и всякого рода медными и оловянными товарами. В других
рядах и по крестцам торговать этими товарами воспрещалось.
При этом грамота ссылается на всю предшествующую практику
московского правительства, по которой торговля определенными
товарами разрешалась только в определенных рядах.
“По переписной книге 1638 г. среди целого небольшого по-
селка плотников зарегистрированы и дома двух плотничьих
старост, что является указанием на организованность мастеров
этого дела. Если представители такого ремесла в силу тех или
других причин поселялись в одном месте, то ремесленная орга-
низация сливалась с территориальной. Так, сыромятники Ко-
нюшенной слободы имеют своего старосту. Небольшая овчин-
ная слобода имеет своих старост и представляет собою отдель-
ный мир, производящий особо раскладку государевых
податей”1.
Таким образом, известная почва для цеховой организации в
том упрощенном виде, как она была создана Петром, была под-
готовлена, известные формы единения среди промышленного
населения и у нас существовали. А в связи с этим и предполо-
жение, что закон 1722 г., посвященный устройству цехов и
предписывающий образовать цехи в Петербурге и Москве, а
затем и в других городах, остался мертвой буквой - что долж-
но было бы иметь место в случае неподготовленности к тому
русской жизни, - не подтверждается документальными данны-
ми. Мы встречаем уже в 20-х годах XVIII ст. цехи в различных
провинциальных городах: в Белоозере (цехи И наименований в
составе 70 мастеров), в Дмитрове (портняжный, свечной и
1 Довнар-Запольский. Организация московских ремесленников в XVII в.
435
Кулишер И. М.
иные цехи), в Саратовском посаде, в Твери, где находим целых
930 человек цеховых разных промыслов. В Пскове магистрат в
том же 1722 г., когда издан был указ о цехах, донес, что по-
полнение цехов идет очень туго и что псковичи предпочитают
заниматься ремеслами без записи в цех; главный магистрат
предписал не записавшимся в цехи не дозволять мастерства.
Точно так же, когда в Орле обнаружилось 27 человек канатных
мастеров, не записавшихся в цехи, то по просьбе канатного це-
ха орловский магистрат постановил или отобрать у тех мастеров
подписку о поступлении в цех, или запретить им мастерство.
Как мы видим, не только цехи вводятся в самых разнооб-
разных городах, но и осуществляется принцип принудительного
вступления в цехи. Но принцип этот, по-видимому, проводился
все же не повсюду и не вполне последовательно, ибо елизаве-
тинская комиссия по составлению проекта нового уложения
жаловалась на то, что цеховая организация не защищает цехо-
вых ремесленников от конкуренции мастеров, не входящих в
цех. И точно так же ряд депутатов екатерининской комиссии
1767 г. сильно настаивал на обязательности записи в цех вечно
для всех, занимающихся данным промыслом. Такие не запи-
санные в цех мастера делают подрыв цеховым, так как не уп-
лачивая цеховых сборов, могут довольствоваться более низкой
ценой за свои товары, отсутствие же надзора за их деятельно-
стью лишает потребителей гарантии в доброкачественности их
изделий.
Сенат в 1760 г. заявлял, что цехи находятся в полном рас-
стройстве. На самом деле, как видно из приводимых А. А. Ки-
зеветтером данных по второй ревизии (1742 г.), цехи существо-
вали в целом ряде посадов - в 10 посадах (из 51) Московской
губернии, в 12 посадах (из 21) Новгородской, в И (из 18) Бе-
логородской, в 8 (из 24) Воронежской, в 4 (из 7) Нижегород-
ской, в 17 (из 27) Казанской, в 4 (из 5) Смоленской, во всех 7
посадах Астраханской губернии и т.д. При этом во многих го-
родах цехи включали значительное число мастеров: в Казани
1221, в Симбирске 1183, в Саратове 960, в Курске 515, в То-
больске 509, в Астрахани 453, в Сызрани 379. В Петербурге их
насчитывалось 709, в Москве же всего 117, меньше, чем в Ко-
ломне, Путивле, Царицыне, Торопце, Пензе, Ставрополе.
436
Очерк истории русской промышленности
В некоторых городах они составляли значительный процент
всего населения посада: в Рыльске, Путивле, Алатыре, Астра-
хани, Кизляре, Свияжске, Саранске, Пензе, как и Петербурге,
свыше пятой части посада, в Царицыне, Симбирске, Сызрани,
Самаре, Челябинске, Чебоксарах более 30%, в Казани 40%, в
Саратове и Ставрополе половина посадского населения, в поса-
дах Оренбургской губернии Исетске и Шадринске все населе-
ние, впрочем весьма маленькое (21 и 34 человек), состояло це-
ликом из цеховых мастеров. Напротив, в таких городах, как
Москва, Рязань, Тула, Торжок, Белозерск, Орел, Воронеж,
Елец, Вологда цеховые мастера давали не более 1-1 1/г% насе-
ления посада1.
Если несмотря на распространение цехов, правительство все
же не было довольно результатами цеховой организации, то
причина заключалась, по-видимому, в том, что цехи по заявле-
нию различных органов плохо выполняли свое служебное на-
значение, т.е. ту задачу, которая в первую очередь имелась в
виду при их учреждении. Им ставилось в вину, что они не раз-
вивают именно тех производств, которые нужны казне, и по-
ставляют казне изделия неудовлетворительного качества. Ис-
полнение казенных работ составляло обязанность цехов и от
поступающих в цехи лиц требовалась подписка в том, что “они
будут во всякой готовности, ежели когда потребуются для от-
правления казенных работ”. Между тем, когда в 1761 г. был
предпринят ремонт полов в Зимнем дворце и велено было со-
брать всех мастеров петербургского столярного цеха, оказалось,
что они разобраны по различным казенным работам. Тогда се-
нат распорядился переписать всех русских и немецких масте-
ров, людей вольных и отпущенных с паспортами, живущих у
обывателей и своими дворами, и представить этот список в Се-
нат для учреждения из них порядочных цехов. Сенат жаловал-
ся и на то, что “много портных для роскоши, а для шитья на
армию мундиров почти не находится. Поставляемые на армию
повозки, окованные лучшим железом, редко доходят до места* 2.
’ Кизеветтер. Посадская община в России XVIII ст. 1903. С. 162 сл.
2 Там же.
437
Кулишер И. М.
С другой стороны, это привлечение к казенным работам от-
пугивало мастеровых от вступления в цехи, почему при выра-
ботке проекта уложения в Елизаветинской комиссии предлага-
лось отменить эту повинность цеховых, “чтоб мастеровые люди
к записанию себя в цехи больше охоту имели”.
В результате мы замечаем “слабое численное развитие клас-
са цеховых и весьма большую неустойчивость цеховой органи-
зации”. Такой вывод получается при сравнении данных второй
ревизии (1742 г.) с результатами третьей ревизии (1762 г.).
Так, по третьей ревизии, оказались цехи во многих посадах, где
их раньше, за 20 лет до того, не было, но зато в других поса-
дах они за это время успели исчезнуть. Например, в Москов-
ской губернии не упомянуто более цеховых в Коломне, Сузда-
ле, Туле, Веневе, Рязани, Пронске, но вновь появились они в
Костроме, Угличе, Кинешме, Калуге и еще четырех посадах. В
Новгородской губернии цеховые показаны в 15 посадах, а
именно сверх поименованных по второй ревизии еще в трех. По
Смоленской губернии они имеются в прежних пяти посадах и,
кроме того, в Вязьме. По Воронежской губернии в трех поса-
дах они исчезли, а в трех других вновь появились. И то же са-
мое наблюдается по остальным губерниям.
Такие же колебания находим в цифрах. Поскольку цехи
оказываются и по второй, и по третьей ревизии в том же поса-
де, в одних случаях замечается возрастание их количества, в
других, напротив, сокращение. В Москве число их возросло с
117 до 396, в Петербурге упало с 709 до 265, сильное увеличе-
ние отмечено в Ярославле (с 61 до 388), Ельце (с 31 до 324),
Арзамасе (с 86 до 421), Трубчевске, Олонце, Торжке, Вятке,
резкое понижение в Казани (вместо 2211 - 476), Саратове, Ас-
трахани, Царицыне, Нижнем Новгороде (вместо 226 — 69),
Симбирске (вместо 1183 — 669), Самаре, Пензе.
Цехи то заводятся вновь, то исчезают, численность их чле-
нов колеблется вверх и вниз. Цеховой режим не успел прочно
установиться.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Т^е^и Западной и Ю^ной (России
в XVl-XVlI I ст. и ремесленное
Положение Екатерины II
В противоположность Великороссии в Южной и в особенно-
сти в Западной России, в нынешних губерниях Виленской, Ви-
тебской, Подольской, Могилевской, Волынской, отчасти и Ки-
евской, мы находим с XVI ст. заимствованную почти полностью
с Запада цеховую организацию ремесла. Западноевропейские
цеховые институты вместе с Магдебургским правом были пере-
несены в города этих областей из Пруссии и Польши. Цеховая
система здесь широко распространилась; по примеру Германии,
Франции и других стран, в цехи объединились не только ре-
месленники, но и врачи и фельдшера, с одной стороны, ни-
щие - с другой стороны1.
В свою очередь и в Великороссии совершается реформа це-
хов при Екатерине II. Жалованная грамота городам 1785 г.
имеет целью восстановление “пришедших в несостояние цехов”,
создает новую организацию ремесел в цехах или ремесленных
управах, значительно обстоятельнее регламентируя их деятель-
ность, чем это было при Петре Великом.
Остановимся несколько подробнее, с одной стороны, на це-
хах Южной и в особенности Западной Руси в XVI-XVIII ст., а
с другой стороны, на Ремесленном положении, изданном при
Екатерине II в 1785 г., сопоставляя их с цеховой организацией
в западноевропейских, преимущественно немецких, городах,
откуда и та и другая цеховые системы были перенесены на рус-
скую (отчасти литовскую) почву.
1 Кизеветтвр. Посадская община в России XVIII ст. С. 165 сл.
439
Кулишер И. М.
В западноевропейских цеховых уставах средневекового пе-
риода всегда отводится много места обязанностям цеховых мас-
теров духовного свойства; наиболее старые статуты говорят
почти исключительно о церковных делах, и к ним лишь в виде
дополнения прибавлены некоторые определения технического
характера. Все цехи имеют святых в качестве патронов, часов-
ни, алтари, ставят свечи, устанавливают взносы на церковь,
штрафы воском и вином, предназначенным для целей богослу-
жения. Они знают обязанность участия своих членов в бого-
служениях и религиозных процессиях, на панихидах и заупо-
койных обеднях. В этом отношении “цехи всех стран порази-
тельно похожи друг на друга, и при чтении их уставов так и
кажется, что цехи учреждены исключительно для спасения ду-
ши своих членов”.
В южнорусских и западнорусских цеховых уставах сильно
отразилась роль церковного момента. Если в дошедшем до нас
списке расходов могилевского цеха пекарей и отсутствуют не-
которые важные статьи, почему доля расходов на церковные
нужды оказывается преувеличенной, то все же тот факт, что
расходы этого рода достигают почти двух третей всех расходов
цеха, свидетельствует о том, что русские цехи заимствовали в
полной мере эту сторону деятельности у своих предшественни-
ков - западноевропейских цехов. Это подтверждается и запис-
ной книгой соединенного цеха портных и скорняков (“шевско-
го, кравецкого и кушнерского”) в Золотоноше - расходы шли
почти исключительно на потребности церкви. Повсюду цехи
обязаны были хоронить своих членов и иметь все необходимые
для этого принадлежности: сукно, аксамит, свечи, в полном
составе участвовать в похоронной процессии. Все цеховые ста-
туты обязывают своих членов участвовать в церковных процес-
сиях в определенные праздники, причем в этих процессиях
строго соблюдался порядок по старшинству. В уставе портняж-
ного цеха в Каменце 1723 г. говорится, что члены цеха имеют
свой особый алтарь в честь св. Мартина, как упоминается и об
обязанности их присутствовать на поминаниях умерших членов
и их семейств четыре раза в году. А в грамоте сапожного цеха в
Юзефграде (Балте) вообще все повинности членов цеха исчер-
пываются тем, что они обязаны нести расходы на четыре поми-
440
Очерк истории русской промышленности
нания в году и каждое воскресенье и во все праздники ходить в
церковь, присутствовать на похоронах и церковных процессиях
и носить, когда это нужно, свечи.
Виленские цехи обязаны были поставлять свечи во всех
торжественных богослужениях, и штрафы за нарушение цехо-
вых правил у них устанавливаются воском и обращаются на
костел. Большая часть из них имеет свой алтарь и снабжает его
всем необходимым, другие устраивают его в складчину, напри-
мер стекольщики вносят треть расходов цеху столяров. Иногда
церковные доходы делились между “греками” и “римлянами”.
В большинстве случаев в виленских цехах устраивался, однако,
только один алтарь в католическом костеле, хотя в состав цеха
входили обычно также православные и униаты. Но иногда на
этой почве возникали конфликты и обнаруживались случаи ре-
лигиозной нетерпимости; возникали дела по жалобам вилен-
ских католиков сапожников на диссидентов и брестских като-
ликов на униатов на православных за неисполнение религиоз-
ных обязанностей. В одном случае партия католиков добыла
подложную цеховую привилегию, а диссидентская, ввиду без-
результатности жалоб на это, уничтожила цеховую скрынку, в
которой обычно хранились документы, реестры и касса, так что
погибла и эта привилегия, и прочие документы. Суд стал на
сторону католиков, и в конце концов диссиденты должны были
помириться с католиками, уплатив им 150 злотых и обязавшись
посещать заупокойные квартальные литургии.
В Ремесленном положении 1785 г. от всего этого сохранился
лишь слабый пережиток - цехи к этому времени, по крайней
мере в чисто русских городах, успели потерять свою прежнюю
духовную сторону. В ст. 43 читаем лишь, что “всякая цеховая
управа должна внести в городскую церковную казну ежегодно
один рубль пятьдесят копеек на содержание церквей и церков-
ников. Буде же которая управа и более того добровольно вне-
сет в городскую церковную казну или в пользу заведений об-
щественного призрения, то это почитается за добровольную
дань”. Об обязанностях членов цеха в отношении участия в
процессиях, поминках, богослужениях, о поставке воска и т.д.
здесь уже нет речи.
441
Кулишер И. М.
Более развита здесь другая сторона, касающаяся поведения
членов цеха на цеховых собраниях и сходках. Подобно тому
как западноевропейские цехи требуют присутствия членов на
церковных службах, они обязывают их и присутствовать на це-
ховых собраниях, определяя штрафы за неявку и опоздание,
как и устанавливают ряд правил, обеспечивающих тишину и
спокойствие на сходках. Запрещаются ссоры, споры и руга-
тельства, читаем в одном случае. Кто хочет говорить, должен
говорить скромно, чтобы щадить свои деньги. Наказывается
произнесение проклятий, драка, угроза ножом, обнажение ору-
жия, нанесение ударов и ран. “Да будет всем ведомо, что цех с
общего согласия порешил, как это издревле практиковалось,
что тот или те, которые обнажают нож или шпагу в собрании,
должны быть оштрафованы фунтом воску каждый; а для того,
чтобы никто из братьев не наносил другому обиды побоями,
ударом ногою и т.д., всякий совершивший такое бесчинство
должен быть оштрафован цехом”.
Часто повторяется запрещение вообще приходить на сходку
вооруженным. Оно находится в связи с повинностью стороже-
вой службы, которую обязаны были отбывать цехи в средневе-
ковых городах. Из этого вытекала и обязанность цехов иметь
вооружение и защищать город в случае нападения.
И на цехах Южной и Западной Руси лежала обязанность
защиты городов, и литовско-русские цехи в особенности играли
роль при военных столкновениях с Московским государством.
На эту обязанность указывают такие факты, как то, что киев-
ские лучники в 1499 г. давали луки воеводе к Великодню и
Рождеству, а ковали и шевцы давали ему топоры и сапоги, а в
привилегиях на Магдебургское право Витебску, Полоцку, Кие-
ву специально оговаривается освобождение ремесленников от
замковой службы. Однако позже, в XVII ст., различные киев-
ские цехи несут эту повинность, Виленские шапочники по при-
меру других цехов (с конца XVI ст.) обязаны отбывать “сто-
рожу тестскую и выходить в поле”, а сафьянники “выходить на
варты”. Полоцкие и брестские цехи обязаны приобрести, по
требованию магистра оружие и участвовать наравне с другими
корпорациями под начальством мастера-хорунжего в опреде-
ленном порядке: отряд каждой корпорации занимал особое
принадлежащее ему место, по старшинству.
442
Очерк истории русской промышленности
В связи с этим и здесь запрещается являться на сходку с
оружием, как и не дозволяется приходить нетрезвым, бить ку-
лаком по столу и вообще нарушать порядок обсуждения дел. В
уставе портняжного цеха в Каменце говорится: “Старшина цеха
обязан в каждую четверть года созвать младших братий на
сходку; если бы кто-нибудь из них не явился к назначенному
часу, он должен заплатить 12 грошей штрафу; он не должен
приходить на собрание вооруженным шпагой, саблей, палкой
под страхом наказания двумя фунтами воску; если бы брат
брату нанес оскорбление на собрании или в другом месте, то он
штрафуется 4 фун. воску”. В другом уставе читаем (Золотоно-
ша): “Который брат, пришедший на сходку, мел бы безчинно-
вать и в речь непотребную удаватися и речь брату своему пере-
рывать, цехмистра с братиею узневажать, такового каждого в
цербер или в колоду всадить и 6 грошей мает до скрыньки (в
цеховую казну) дать”.
Характерно и правило, содержащееся в различных Вилен-
ских и могилевских цехах, согласно которому прения на сход-
ках и их постановления не должны разглашаться. Оно повто-
ряется и в Ремесленном положении 1785 г. “Кто о деле, по ко-
торому рассуждаемо было в ремесленной или цеховой управе
при закрытых дверях, объявит такому лицу, которое не должно
иметь о сем сведения, тот за сие подвергается денежному
взысканию от 3 до 10 рублей в ремесленную казну” (ст. 92).
Вообще в положении 1785 г. мы находим много постановле-
ний этого рода, списанных с немецких и западнорусских цехо-
вых статутов, но к тому времени в значительной мере уже ус-
певших потерять свой смысл и значение. Жалованная грамота с
большим вниманием останавливается на чисто внешней стороне
дела. Так, например, она обстоятельно, пожалуй слишком об-
стоятельно, трактует о “благочинии и тишине”1. Прежде всего
она устанавливает общее положение, согласно которому “при
сходе ремесленных всем и каждому предписывается обходиться
тихо и мирно, выслушивая управных старшин и старшинских
товарищей предложение” (ст. 83). Она приказывает “при сходе
ремесленных каждому ремесленнику наблюдать благочиние как
1 Дитятин. Устройство и управление городов России. Т. I. С. 491.
443
Кулишер И. М.
словами, так и поступками, и один другому да не подаст при-
чины к распре или ссоре” (ст. 84).
Грамота идет и дальше и пускается в перечисление самых
поступков, нарушающих это благочиние, и за каждый налагает
пеню. Так, упоминается о “случае драки” (ст. 85), о том, что
кто-либо “шумит, в неистовстве ударит по столу или кому-
нибудь грозит” (ст. 94), совершит “безчиние при сходе ремес-
ленных, как то например, нарочно обольет кого или оплюет
или явится пьян или непорядочно одет” (ст. 86). Грамота охра-
няет авторитет схода - она наказывает всякого, кто посмеет
отозваться неблагоприятно о каком-либо постановлении схода
(“буде... дела распоряжены и ремесленных сход распущен, а
кто-нибудь ремесленный станет на улице кричать говоря: что он
или иной неправильно осужден или станет о том выговаривать
кому-нибудь из своих собратий”) (ст. 95). Мало того, наказы-
вается и тот, кто слышал такой отзыв и не донес о нем (“буде
же кто из ремесленных, слыша о том, не объявит, он должен
платить половину пени”).
Упоминается и о таких проступках, как например, после
роспуска схода “не идет вон из горницы, или кто из схода уй-
дет прежде третьего удара молотком или при сходе последний
войдет в горницу или войдет с оружием” (ст. 89). Таким обра-
зом, и здесь еще имеется это старинное запрещение приходить
на цеховое собрание вооруженным, хотя к этому времени ре-
месленники, в особенности в центрально-русских городах, ору-
жия во всяком случае не носили и никаких воинских повинно-
стей не отбывали. О старых временах напоминает и запрещение
при сходе, “кого поить или подносить питье” (ст. 87). В За-
падной Европе, как и в Южной и Западной России, и эта сто-
рона в жизни цехов - устройство попоек - играла существен-
ную роль. Самое слово “цех” (Zeche) ведь обозначает попойку.
В Западной Европе без устройства последней членам цеха ни
один ремесленник не мог стать полноправным мастером. Вилен-
ские цехи еще в XVIII ст. тратили значительную часть посту-
павших в цеховую казну (“скрыньку”) сумм на пирушки, хотя
каждый статут устанавливал запрещение такого образа действий.
Характерную черту западноевропейских цехов составляло
всегда их монопольное положение на городском рынке. Помимо
444
Очерк истории русской промышленности
того, что привоз промышленных изделий из других городов
был сильно стеснен и вследствие разного рода мер, и в силу
дороговизны транспорта, цеховые ремесленники всегда уста-
навливали для себя исключительное право производства и сбы-
та изготовленных ими товаров. Для того чтобы иметь право
выделки данного рода товара, нужно было входить в состав
цеха, и притом определенного цеха, которому принадлежала
привилегия его изготовления и продажи. Посторонним же ли-
цам это было запрещено, и всякое нарушение цеховой привиле-
гии строго преследовалось. Цехи вели жестокую борьбу с ли-
цами, не входившими в состав цеха, но пытавшимися произво-
дить те же изделия, и последним нередко приходилось весьма
плохо. Их избивали, изгоняли из города, уничтожали их инст-
рументы и материалы.
Такое постановление, предоставляющее исключительное
право производства и сбыта соответственному цеху, содержится
уже в древних цеховых статутах и составляет неотъемлемое
свойство и наиболее характерную черту цехового строя. Впо-
следствии, правда, с появлением кустарной промышленности и
мануфактур, работающих на широкий рынок, привоз иностран-
ных изделий усилился, а в то же время в пределах города поя-
вились предприятия нового типа, не входившие в состав цеха и
не подчинявшиеся цеховым регламентам. Таким образом, по-
степенно монополия цехов нарушалась, но все же это происхо-
дило лишь в ограниченных пределах, ибо в большинстве случа-
ев кустарная промышленность и мануфактуры вырабатывали
изделия иного рода и качества, во многих случаях возникали в
области новых отраслей промышленности, не затрагивая ста-
рых, сохранявших прежнюю форму ремесла и цеховую органи-
зацию.
Как же обстояло дело в этом отношении у нас? Признают ли
южнорусские и западнорусские цеховые уставы исключитель-
ную привилегию цехов в данном районе и предоставляет ли им
монополию производства и продажи товаров грамота 1785 г.?
В статутах западнорусских цехов отразилась борьба послед-
них с конкурирующими с ними посторонними элементами. Та-
ковыми являлись иногородние и иностранные ремесленники, не
только поляки и евреи, но даже немцы. В Могилеве, например,
445
Кулишер И. М.
в середине XVII ст. мы встречаем двух иммигрировавших нем-
цев _ золотых дел мастеров, которые в течение трех лет зани-
мались этим промыслом, не будучи вписаны в цех, пока их не
побеспокоил узнавший об этом цех золотников. Наряду с ними
имелись ремесленники, прибывавшие в города из сел и дере-
вень, и, наконец, местные ремесленники, именуемые портачами.
“Цехи запрещали занятие ремеслом как промыслом нецехо-
вым ремесленникам во всех юрисдиктах и домах на пространст-
ве определенной территории. Для виленских цехов эта терри-
тория составляла все виленское воеводство, для полоцких - три
мили вокруг города”1 “заповедная миля” - район, обычно ус-
танавливаемый в западноевропейских городских уставах. В
Могилеве нецеховые ремесленники карались денежными штра-
фами, цех же красильщиков подвергал конфискации их изде-
лия, а в Вильне конфискация и товара, и инструментов являет-
ся обычно практикуемой, в некоторых случаях к этому присое-
диняется арест и даже изгнание из города. Иногда даже
запрещается общение с портачами цеховых мастеров под угро-
зой крупного штрафа в полкаменя воску. Если бы оказался ре-
месленник, который “хотел потай ремесло робить, без дозволе-
ния и ведомости братского, таковых всех выступных (портачей)
цехмистер люб на сходке братерской, люб теж взявши трех
братов, товарищов своих, меет судить и ветлуг поступку их ка-
рать”.
Брестские сапожники и кожевники в середине XVII ст. за
занятие ремеслом в домах шляхетских, княжеских, панских,
духовных, кляшторных, под замком и в месте наказывают
штрафом в 10 коп. на войтовский уряд, 10 на бурмистровский,
камень воску до цеху. Здесь речь идет, очевидно, о работе на
дому у заказчика, чем в особенности занимались портачи. За
такой работой ведь гораздо труднее было уследить, чем за це-
ховыми мастерами, открывавшими тайно свою мастерскую. Так
как портачи соглашались работать за более низкую плату, чем
цеховые ремесленники, то их предпочитали последним. Появ-
ляются и торговцы, которые становятся посредниками между
портачами и потребителями; торговец отбивает заказ у цехового
1 Клименко. Западно-русские цехи. С. 130.
446
Очерк истории русской промышленности
мастера и передает его портачу. В немецких городах нецеховые
ремесленники, нарушители привилегий цеха, портачи именуются
Storer, что также обозначает мастера, уходящего на работу к
заказчику (auf die Stor gehen - заниматься отхожим промыс-
лом).
Лишь впоследствии “портач” стало обозначать ремесленни-
ка, не знающего своего дела и плохо выполняющего работу. В
Западной Европе цехи издавна ссылались на неумелую работу
нецеховых и на то, что они не отбывали стажа и не выполнили
пробную работу, и лишь в виде исключения высказывали от-
кровенно свои опасения конкуренции посторонних лиц. Напро-
тив, в западнорусских уставах меры против портачей мотиви-
руются не плохой работой их, а убытками от их конкуренции и
тем, что они, не будучи записаны в цех, не несут государствен-
ных и церковных повинностей.
И в Ремесленном положении 1785 г. прямо говорится: “За-
прещается в городе, где которого ремесла управа (т.е. цех) уч-
реждена, того ремесла работу производить тому, кто не записан
в управе того ремесла или управного дозволения не имеет”
(ст. 57). Такой ремесленник не может, “не учась у записного
мастера и не имея управного свидетельства, называться того
ремесла мастером или иметь подмастерьев или учеников или
вывеску того ремесла” (ст. 59). Отличительными признаками
мастера, законно носящего это звание, является, следовательно,
предварительное обучение и притом у “записного” мастера, т.е.
попросту у цехового мастера, и получение на основании этого
свидетельства на звание мастера. Только такой ремесленник
имеет права цехового мастера, именно право называться масте-
ром данного ремесла, право иметь вывеску, право держать уче-
ников и подмастерьев. Таким образом, та обязательность вступ-
ления в цех, которая в петровских регламентах, правда, еще не
была установлена, но вскоре стала в значительной мере, как мы
видели, применяться, теперь уже определенно выражена.
Казенным ремесленникам цех не может запретить работу, но
только казенную, господские ремесленники могут работать на
господина (ст. 61, 62). Но и те и другие, если бы они пожелали
“посторонние работы производить”, обязаны “объявить в упра-
ве” и выполнить все требования, предъявляемые к вступающе-
му в цех.
447
Кулишер И. М.
Весь вопрос заключается, следовательно, в том, каковы те
требования, которым необходимо удовлетворять для получения
звания цехового мастера. В Западной Европе эти требования
были весьма сложны и многочисленны, так что доступ в цех
для многих лиц был в действительности закрыт. Получение
звания мастера было не простой формальностью, которую мог
выполнить всякий, а задачей, весьма трудно достижимой и да-
леко не всякому доступной.
Цеховой режим знал, как мы видели, три званья и три сту-
пени - ученика, подмастерья и мастера; только последний яв-
ляется полноправным членом цеха. В Германии уже для того,
чтобы попасть в ученики к цеховому мастеру, необходимо было
быть свободного происхождения, законнорожденным и не при-
надлежать к так называемым “позорящим” профессиям, к ко-
торым относились пастухи, мельники, льноткачи, гробокопате-
ли, мытники и многие другие.
Те же три группы мы находим и в цехах южных и западных
городов России: ученики, или хлопци, подмастерья, или мло-
денячки, челядински и мастера (мистры, майстры), или братья.
К ученикам предъявляются все те же требования, какие мы
встречаем в западноевропейских корпорациях. Принимаются
только законнорожденные и сыновья “вольных” лиц, притом
только “римляне и русские”, в некоторых случаях, впрочем,
лица всех христианских религий; но нехристиане, евреи и тата-
ры, во всяком случае не принимались; исключение составляет
только виленский цех фельдшеров и банщиков, куда допуска-
ются и нехристиане. Упоминается и о “позорящих” професси-
ях. Так, дети банщиков и цирюльников, по старому обычаю, не
могли вступать в цехи, а по статутам могилевских шорников
1634 г., запрещалось принимать сыновей резников.
Таким образом, все эти стеснительные постановления были
заимствованы из западноевропейских, в частности немецких,
цеховых статутов. А между тем к этому времени прусское и
другие правительства вели с этими “злоупотреблениями” уси-
ленную борьбу, хотя и были не в силах устранить эти вековые
обычаи. Но ясно, что при составлении у нас общего положения
о ремесле - в противоположность отдельным цеховым статутам,
которые всегда создавались при большем или меньшем влиянии
448
Очерк истории русской промышленности
самих цехов, - эти “злоупотребления” не воспроизводились.
Заимствуя прусские и западнорусские цеховые уставы в грамо-
те 1785 г., правительство Екатерины II этого рода правил, ко-
нечно, не включало, ибо не могло допускать таких порядков.
Ввиду этого доступ к званию ученика, по положению 1785 г.,
является свободным. Говорится лишь о том, что “мастер да не
примет ученика без двух свидетелей” (ст. 72) и что мастер обя-
зан его “представить управному старшине и старшинским това-
рищам, где его спросят, как его зовут, имя и произвание, отку-
дова он уроженец, каких он лет”, и внесут “в ученичью книгу;
управный же старшина да прикажет ученику быть верным,
почтительным к мастеру и учиться ремеслу прилежно” (ст. 71).
Если мальчик удовлетворял всем указанным выше условиям
в отношении национальности, происхождения, профессии отца,
то он, по западноевропейским статутам, принимался в ученики
и обязан был в течение известного времени, от пяти до семи,
иногда и более лет, в зависимости от промысла и от города,
пробыть в этом звании, выполняя приказания мастера. Послед-
ний обязан был обучать его, но вправе был и наказывать; до
истечения срока ученичества ученик не мог покинуть своего хо-
зяина, другой мастер не вправе был принять такого ученика,
ушедшего от хозяина без согласия последнего. Становясь под-
мастерьем, он обязан был сделать взнос в пользу цеха, нередко
и поставить угощение.
Затем следовал второй период состояния в качестве подмас-
терья, опять-таки в течение определенного срока, причем под-
мастерье получал уже известную плату, которую обыкновенно
устанавливал цех. Это делалось для того, чтобы тот или другой
мастер не мог отбить более умелого или опытного подмастерья,
предлагая ему повышенную плату. Подмастерье жил у мастера,
обязан был у него ночевать, ему запрещалось пьянство, азарт-
ные игры и т.д. Вообще устанавливался целый ряд правил от-
носительно поведения подмастерья и его отношения к хозяину.
Определялся и способ оплаты, причем подмастерье являлся
помощником мастера и самостоятельно брать работу и прини-
мать заказов не мог.
Самое тяжелое время начиналось для него, однако, по отбы-
тии стажа, когда возникал вопрос о получении звания мастера.
449
Кулишер И. М.
Тут ему, в немецких уставах в особенности, ставился ряд но-
вых, весьма больших препятствий. Он должен был странство-
вать по другим городам в течение известного времени, затем
выполнить пробную работу, которая нередко являлась очень
трудной и дорогостоящей, ибо изготовляемая вещь успела вый-
ти из моды, а членов цеха, присутствовавших при выполнении
ее, подмастерье обязан был вознаградить. Затем следовал из-
вестный срок выжидания и, наконец, если подмастерье был до-
пущен к званию мастера, уплата вступительного взноса и уго-
щение членов цеха.
Вся эта сложная процедура заимствована и усвоена и запад-
норусскими цеховыми уставами. Срок ученичества установлен в
три-шесть лет, сманивать учеников запрещалось, по окончании
ученичества происходило формальное “вызволение” ученика на
собрании всего цеха. Он превращался в подмастерья и обязан
был уже теперь сделать взнос в скрынку цеха и устроить уго-
щение новым товарищам - последнее хотя и не всегда оговари-
вается, но было общим явлением.
За свою работу подмастерье получал плату - “мыто”, кото-
рое и здесь устанавливалось цехом на собрании и нередко вно-
силось в самый статут. Очевидно, и тут имелись в виду интере-
сы одних лишь мастеров, что видно также из того, что нередко
устанавливалась максимальная плата - запрещается платить под-
мастерью более определенной суммы. Собственной работы он и
по этим статутам не вправе иметь и до истечения срока не мо-
жет покинуть мастера. Срок определен от одного до шести лет.
Статуты обязывают подмастерьев не пропускать время обеда
и ужина, не привередничать в пище и постели и довольство-
ваться тем, что дают. Устанавливается штраф за ночлег вне
мастерской. Предписывается далее строжайшее повиновение
мастеру и даже его жене. Оскорбление их и даже кого-либо из
членов семьи каралось телесным наказанием. И за другие про-
ступки подмастерье наказывается “кабрачем на лавке” - таких
случаев было, по-видимому, немало.
Наконец, для получения звания мастера требуется и здесь,
как и в Германии, Франции и т.д., странствование (вендровка)
по другим городам (в одном уставе указаны среди этих городов
Львов, Ярославль, Перемышль, Краков, Люблин, Варшава),
450
Очерк истории русской промышленности
причем от этой обязанности можно было откупиться лучшее
доказательство того, что этот обычай обусловливался вовсе не
техническими соображениями, а, скорее, желанием затруднить
доступ к званию мастера. Ту же цель, по-видимому, преследо-
вали или, во всяком случае, могли иметь тот же результат и
другие заимствованные с Запада постановления значительный
взнос в скрынку, угощение мастеров и пробная работа (штука),
характер которой обычно нормируется самыми статутами. Зо-
лотых дел мастера в Могилеве обязаны изготовить золотой пер-
стень, кубок, серебряную печать, Виленские кушнеры требовали
выставить кожух известного образца, каретники устанавливали
в качестве пробной работы производство целой кареты.
Наконец, в значительной мере копию всех этих постановле-
ний дает положение 1785 г. Прежде всего находим постановле-
ние, что “ремесленный ученик обучается ремеслу не долее пяти
и не менее трех лет” (ст. 73) и “ремесленный не должен ото-
гнать от себя ученика своего прежде, нежели определенное на
выучку его время кончится” (ст. 75). Для подмастерьев срок
пребывания указан не менее трех лет (ст. 68). Плата определя-
ется и здесь ~ на год - собранием мастеров, “как в котором году
сход ремесленных единожды о том приговор учинит” (ст. 76).
Далее идет ряд однородных приведенным выше постановле-
ний об отношениях между мастерами, подмастерьями и учени-
ками, касающихся не самой промышленной работы, а в сущно-
сти их совместной семейной жизни. “Ученик да будет послушен
и прилежен” (ст. 55). “Подмастерье наставит ученика кротко и
обходятся меж собою мирно и тихо” (ст. 53). “Мастеру, под-
мастерью и ученикам стараться добрыми поступками и поведе-
нием сохранить домашнюю тишину и согласие” (ст. 50). “Мас-
теру ученика учить порядочно, обходиться с ним человеколю-
биво и сходственно здравому рассудку, без причины не
наказывать” (ст. 52), в частности запрещается учеников “в
пьянстве по злости и глупости без причины бить” (ст. 54).
“Подмастерье да не отважится ночевать вне дома своего масте-
ра... наипаче запрещается ему сманить с собой учеников в трак-
тиры” (ст. 108). Все эти постановления нам кажутся в настоя-
щее время и курьезными, и излишними, бесцельными. Но в то
время они считались необходимыми, хотя уже тогда являлись в
значительной мере пережитками старины.
451
Кулишер И. М.
Еще характернее такая статья, как наказывающая подмасте-
рья и ученика “полугодичным содержанием в смирительном
доме”, если он “оскорбит мастера запрещенным обхождением с
его женою или дочерью” (ст. 110), - она уж совершенно напо-
минает феодальные времена и отношения между сюзереном и
вассалом.
Тут же находится, однако, старое, столь важное для всего
цехового уклада правило, как запрещение подмастерью брать
работу без ведома мастера. Проступок считается серьезным, ибо
наказание полагается не только в виде содержания “в тюрьме
вдвое столько дней, сколько работал без ведома мастера”, но,
кроме того, полным исключением из цеха: “После же тюрьмы
ни единый управный мастер да не примет его” (ст. 109).
О странствовании подмастерьев говорится лишь вскользь:
“дозволение проходить другие города прежде, нежели дозволят
ему быть мастером” (ст. 68), к концу XVIII ст. оно имело уже
мало смысла. Напротив, подробно грамота толкует о пробной
работе - последняя, таким образом, и тут еще сохранилась. По-
сле того как подмастерье проработал у мастера три года и тот
дал ему “свидетельство, что ремеслу научен, поведения доброго
и достоин быть мастером”, подмастерье “да представит свою
работу, как лучше умеет” и три младших мастера призываются
“для свидетельства той подмастерской работы. По тому, какова
признана будет та работа, так и дать подмастерью управный
урок и время назначить, как уроку поспеть и как тот урок по-
спеет, то прибавя еще несколько мастеров, освидетельствовать
урок” (ст. 68). Таким образом, подмастерье должен предвари-
тельно представить одну из лучших своих работ, выполненных
по собственному выбору, и только после того, как она будет
одобрена, ему дается урок по указанию цеха, который в свою
очередь подвергается оценке.
Лишь после всего этого, “буде урок мастера одобрят и под-
мастерью миновало от роду 24 года, то представить его управе
при сходе ремесленных и по одобрении дать подмастерью
управное свидетельство”. С этим свидетельством он еще должен
обратиться в городовой магистрат или ратушу, “дабы дозволено
было ему в городе производить работу по ремеслу” (ст. 68).
452
Очерк истории русской промышленности
Таким образом, ряд старинных цеховых постановлений в ви-
де обязательности отбывания стажа ученика и подмастерья и
установления срока пребывания в этих званиях, пробного уро-
ка, как и “прохождения в другие города", сохранились и в
грамоте 1785 г. Исчезли только “злоупотребления” немецких
цеховых уставов, как недопущение незаконнорожденных или
лиц “позорящих” профессий, исчезла обязательность взносов
при получении звания подмастерья, как и требование устроить
цеху угощение. Последнее считалось в немецких городах весьма
отрицательным явлением, с которым государство вело сильную,
хотя и бесплодную борьбу. Впрочем, ему приходилось прини-
мать меры и против чрезмерной сложности и дороговизны
пробных работ. Какой характер последние приняли в городах
Центральной России, трудно сказать, все зависело от отдель-
ных цехов и их постановлений. Во всяком случае в Западной
России и все упомянутые, отсутствующие в положении 1785 г.
требования, предъявляемые к ученику, подмастерью и мастеру,
остались в полной мере. Здесь трудность доступа к званию са-
мостоятельного мастера была, по-видимому, гораздо больше,
чем согласно екатерининской грамоте.
В тесной связи с этими сложными требованиями находились
и те исключения, которые цехи делали в пользу своих - членов
семьи цехового мастера. Цехи всегда смотрели на производство
промысла как на наследственное право, и в наиболее старин-
ных западноевропейских цеховых уставах промысел только и
переходит по наследству от отца к сыну или к мужу дочери. И
впоследствии членам семьи мастера отдается предпочтение пе-
ред посторонними лицами, и нередко старшины цеха заявляют
подмастерью, желающему стать мастером, что они готовы его
принять, однако же с тем, чтобы он, согласно установившемуся
обычаю, женился на дочери мастера.
Это находится в связи с обязанностью цеха обучать бедных
детей своих членов, если родители их умерли, как и вообще
заботиться о детях и вдовах мастеров. Отсюда всевозможные
льготы, предоставляемые сыну мастера или подмастерью, всту-
пающему в брак с дочерью или вдовой его, как и льготы вдове,
продолжающей промысел мужа. Те сложные требования, кото-
рые нередко делали посторонним доступ к званию мастера поч-
453
Кулишер И. М.
ти невозможным, для этих привилегированных лиц сильно смяг-
чаются. Не только сокращаются взносы и обязанность выжида-
ния, но даже срок стажа уменьшается, нередко отпадает и
трудная пробная работа, хотя она, казалось бы, являясь сред-
ством проверки знаний подмастерья и степени его подготовлен-
ности к выполнению работ, должна бы быть одинаково обяза-
тельной для всех кандидатов независимо от их отношения к
членам цеха.
В уставах цехов западнорусских городов XVI-XVIII ст. этот
принцип непотизма и идея наследственности выразились в пол-
ной мере. Если, по свидетельству Виленского магистратского
суда, в середине XVII ст. сыновья мастеров и те, кто женится
на дочерях и вдовах их, выполняют предъявляемые к прочим
лицам требования лишь в половинном размере, то анализ цехо-
вых уставов показывает, что у большинства цехов эти льготы
составляли более половины. Например, взнос для этих лиц
равнялся всего одной пятой требуемой с прочих суммы, иногда,
вместо взноса в цеховую казну и угощения, подмастерье, же-
нясь на дочери мастера, обязан был только поклониться цехми-
страм. Мало того, “все эти формальные льготы для сыновей и
женящихся на дочерях, вдовах мастеров были гораздо меньше
фактических льгот. Внести взнос, сделать пробную работу для
них было гораздо легче, чем для простых подмастерьев. В этом
отношении произвол мастеров не был ничем стеснен. Если
сверхстатутные требования от сторонних подмастерьев-кандида-
тов в мастера могли вызвать вмешательство магистрата по жа-
лобам последних, то пропустить “фуксом” в мастера кровного
или не кровного родственника для мастеров не представлялось
ни трудным, ни опасным”1.
На правах цехового мастера могли продолжать промысел и
вдовы, даже не вступая снова в брак с подмастерьем, но с тем,
чтобы они и не выходили замуж за нецехового. Им даются под-
мастерья, которые получают определенное мыто и не могут ос-
тавить назначенное место.
В грамоте 1785 г. только и сохранены эти права вдовы, то-
гда как ни о каких преимуществах сыновей мастеров или под-
1 Клименко. Западно-русские цехи. С. 102.
454
Очерк истории русской промышленности
мастерьев, вступающих в брак с их дочерьми или вдовами, во-
обще о наследственности права на промысел уже нет речи. И
эти “злоупотребления” ~ они таковыми считались в Герма-
нии, - следовательно, исчезли. Говорится лишь, что “вдове за-
писного в управе мастера дозволяется продолжать мужнино ре-
месло и иметь подмастерьев и учеников... По прошествии года
вдова да объявит, желает ли она продолжать ремесло, что ей на
волю отдается. Малолетних же детей ремесленника обучать ре-
меслу”, - прибавлено и здесь (ст. 67).
Раз, с одной стороны, для посторонних лиц устанавливались
многочисленные, трудноосуществимые требования, а в то же
время для “своих” вводились всякого рода льготы, то вполне
естественно последние должны были по преимуществу прохо-
дить в мастера цеха, тогда как для прочих доступ был нередко
закрыт и они образовывали все более увеличивавшуюся с тече-
нием времени группу постоянных подмастерьев. В Западной
Европе такое возникновение значительной в количественном
отношении категории подмастерьев-рабочих относится к весьма
ранней эпохе, уже к XIV-XV вв. Наличность такой обособив-
шейся группы подмастерьев, отделившейся от цеховых масте-
ров, для которой званье подмастерья не является лишь пере-
ходной ступенью к положению самостоятельного мастера, вы-
ражается в образовании особых союзов подмастерьев и устрой-
стве последними забастовок.
Подмастерья с их специфическими, отличными от интересов
цеховых мастеров нуждами и потребностями объединяются в
организации, которые принимают первоначально внешнюю
форму безобидных религиозных братств, хотя в действительно-
сти уже с самого начала имеют в виду и мирские цели. Впо-
следствии же они решительно преследуют свои экономические
задачи, в частности не только настаивают на своем признании
мастерами и городом, но и ведут борьбу за сокращение рабоче-
го дня и увеличение заработной платы. Нередко с этой целью
они вступают в сношения с подмастерьями тех же промыслов в
других городах, подобно тому как и цехи различных городов и
местностей, но тех же или смежных специальностей собираются
и образуют более широкие территориальные организации1.
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта Западной
Европы.
455
Кулишер И. М.
Стеснение доступа в цех, обнаруживающееся, как мы виде-
ли, в статутах цехов западнорусских городов, должно было и
здесь привести к созданию избытка в подмастерьях и появле-
нию таких подмастерьев, которые большую часть своей жизни
оставались в этом положении, не имея возможности ни открыть
собственную мастерскую, ни принимать заказы, ни обучать
других лиц. Отсюда, естественно, столкновения между ними и
хозяевами, борьба за улучшение своего зависимого положения,
стремление создать собственную организацию наряду с корпо-
рацией мастеров.
В уставе Виленских переплетчиков 1665 г. запрещаются за-
бастовки подмастерьев, в других уставах не дозволяются со-
глашения между ними и учениками, направленные против хо-
зяев. В 1667 г. подмастерья виленского портняжного цеха жа-
луются в магистратский суд на своих мастеров за побои во
время цеховой сходки и суда. Из дела видно, что мастера по
цеховой сходке постановили “выбить канчуками” подмастерья,
ушедшего от мастера за то, что тот не уплатил ему долга. На
такую же неуплату долга мастером жалуется в магистратский
суд подмастерье бритского цеха. В 1788 г. между подмастерья-
ми и мастерами виленского каретного цеха происходили ссоры
и распри в продолжение целого месяца, так что вновь вступив-
ший мастер даже не мог сделать причитавшегося с него взноса
в цех.
В западнорусских городах подмастерья уже успели выде-
литься в особые корпорации. Такой союз под названием “гос-
пода” объединял всех подмастерьев данного промысла, имел
свою скрынку, устраивая свои сходки, наблюдал за поведением
подмастерьев. Без ведома и согласия старшего господи мастер
не может удалить подмастерья до срока, как и последний не
вправе покинуть мастера. Неплатеж мастерами мыта дает право
старшему отобрать у него подмастерья, причем другим подмас-
терьям запрещалось работать у этого мастера, пока не будет
получено удовлетворения. В случае злоупотреблений со сторо-
ны подмастерья или неповиновения подмастерья мастер жалу-
ется на него старшему господи, а не цеху. По жалобе старшего
мастер, неправильно обвинивший своего подмастерья в воров-
456
Очерк истории русской промышленности
стве, подлежит штрафу, и подмастерье имеет право покинуть
его до истечения срока службы1.
И в положении 1785 г. предусмотрено существование под-
мастерской управы, состоящей из подмастерского выборного и
двух поверенных; они “под смотрением и надзиранием старшин
цеха во охранении доброго порядка” имеют управу по ремеслу
“до подмастерьев или учеников” (ст. 46). Подмастерская упра-
ва имеет свой ларец, собирается каждые четыре месяца, ей по-
даются жалобы на подмастерья или на ученика, цех выслуши-
вает ее мнение во всех случаях, касающихся подмастерья или
ученика (ст. 46, 47, 48). Таким образом, этот институт, имев-
ший первоначально боевой характер, здесь превращен в подчи-
ненный цеху орган, введен в цеховое управление, вполне уза-
конен, но вместе с тем и лишен своего прежнего значения. Он
не ведет уже борьбы с мастерами, а, напротив, является удоб-
ным для них орудием надзора за подмастерьями. Это заметно
уже в характере господи в западнорусских цеховых уставах и
еще более ярко обнаруживается в подмастерской управе поло-
жения 1785 г.
Наконец, цеховые статуты придавали всегда большое значе-
ние надзору за промышленной деятельностью ремесленника и
регламентации промысла. Они определяли порядок закупки
сырья, требуя, чтобы мастер, приобретший материал, по жела-
нию другого делился с ним, устанавливали качество изготавли-
ваемых товаров, виды применяемых в производстве инструмен-
тов, запрещая введение не предусмотренных цехом новшеств. В
них мы находим максимум числа учеников и подмастерьев, ко-
торых вправе держать мастер, - в предупреждение чрезмерного
расширения предприятия, как и предельное количество товара,
которое вправе изготовить мастер.
Цехи присваивают себе право и таксировать цены на изго-
товляемые товары, запрещая членам продавать их дешевле оп-
ределенного уровня. Последнее, правда, вызывает протесты и
противодействия со стороны городского магистрата, который,
напротив, пытается определять максимум дозволенной мастеру
цены в интересах потребителей, но эти попытки нередко оказы-
ваются безуспешными.
1 Клименко. Западно-русские цехи. С. 82—83.
457
Кулишер И. М.
Эти содержащиеся в немецких и других западноевропейских
цеховых уставах постановления во многих случаях заимствова-
ны также западнорусскими цехами. Так и здесь число подмас-
терьев, которое может иметь мастер, не превышает трех. Дру-
гими постановлениями запрещается утайка материала, получен-
ного от заказчика, и вменяется в обязанность мастерам
добросовестная работа. И здесь находим установление цен про-
изводимых мастерами изделий или же самими на цеховых
сходках; статуты воспрещают мастеру продавать дешевле дру-
гих и покупать дороже. Магистраты и тут ведут борьбу с доро-
говизной цеховых изделий, пытаются установить со своей сто-
роны максимальные таксы, но последние остаются на бумаге.
В Ремесленном положении также обращается внимание на
то, чтобы мастера производили “по ремеслу работу добрую” и
каждый бы отправлял ремесло, “сколько умеет, исправнее и без
недостатков” (ст. 31), причем “мастер долг имеет смотреть за
добротою работы” своего подмастерья или ученика, а управа -
за добротою работы мастеров, почему старшина и старшинские
товарищи “долг имеют обозреть работы ремесленников” (ст.
33). Мало того, управа назначает “срок, в который какой рабо-
те поспеть можно”, чтобы в случае жалобы на медленность чи-
нить “правильное взыскание” (ст. 35). Напротив, как и следо-
вало ожидать, “запрещается сходу и управе установлять цену
работы” (ст. 32), и в случае жалобы на неумеренную цену упра-
ва обязана “свидетельствовать и оценить по истине” (ст. 34).
Таким образом, западнорусские цеховые статуты XVI-XVII
ст. являются почти полным отражением западноевропейского
цехового строя, воспроизведением почти всех черт иностранной
цеховой организации, в том числе и тех “злоупотреблений” це-
хов, с которыми государство, в особенности в Германии, уси-
ленно боролось. Напротив, положение 1785 г., будучи актом
правительственным, конечно, последних совершенно не знает и
вообще является гораздо более упрощенной копией иностран-
ных, в особенности прусских цеховых постановлений, хотя ор-
ганизация значительно усложнена, если сопоставить ее с цеха-
ми петровской эпохи.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Иностранцы и зачатии новой
крупной промышленности
в XVII ст.
Развитие промышленности везде и повсюду, в древности и у
современных народов, на Западе и на Востоке совершилось под
непосредственным влиянием иностранной иммиграции - до
XIX ст., благодаря переселению иностранного труда, в XIX ст.
при помощи иностранного капитала. В предыдущие столетия
только путем переезда иностранцев и происходило ознакомле-
ние страны с новыми отраслями производства, еще неизвестны-
ми в данной местности, как и с новыми способами и приемами,
изобретенными в других странах и дающими возможность про-
изводить новые сорта и виды товаров, изготовлять предметы
быстрее и лучшего качества. Иностранные мастера и приносили
с собой новые знания в области техники производства, свои
секреты, которые обыкновенно запрещалось сообщать инозем-
цам и которые только таким путем могли переходить от одного
народа к другому, вызывая распространение достигнутых в од-
ной местности успехов по другим областям и странам.
В России уже рано, как мы видели, совершался взаимный
обмен техническими сведениями между отдельными областями
при помощи отхожих промыслов, появления новгородских,
псковских мастеров в других местностях, причем сами новго-
родцы нередко получали свое знакомство с техникой того или
другого производства от приезжавших в Новгород ганзейцев.
Но и иноземцы - литовцы, народы Востока, в особенности же
византийские мастера - мы на это также указывали - появля-
ются на Руси уже в Киевский период. Из последующей эпохи
упомянем хотя бы об итальянце Аристотеле, или Рудольфе
Фиораванти, “кои ставит церкви и палаты”, строившем в Мо-
459
Кулишер И. М.
скве при Иоанне III Успенский собор. Тот же Иоанн Ш обра-
щался к венгерскому королю с просьбой прислать людей, ис-
кусных в добывании руды золотой и серебряной и в отделении
металла от земли. “У нас есть серебро и золото, - велел он пе-
редать королю, - но мы не умеем чистить руды. Услужи нам, и
тебе услужим всем, что находится в нашем государстве”. В
1491 г. царь “послал на Печеру немцев Ивана да Виктора руды
искати серебряные, а с ними послал Андреа Петрова да Виси-
лиа Иванова сына Блотина”1.
Итальянец Барберини сообщает и об устроенной у нас бу-
мажной мельнице, которая изготовляет бумагу, хотя ее еще не
могут употреблять, ибо искусство выделки бумаги не доведено
до надлежащего совершенства. Действительно, в одной купчей
1576 г. говорится о продаже вотчинки Писемских и сообщается
о границах ее: “А с третью сторону в межах, что бывало за
Федором за Савиновым в поместье, который бумажную мель-
ницу держал, а с четвертою сторону в межах половина реки
Учи вверх от бумажные мельницы и с луги же Учи по мелницу
Романа Михайловича Пивова”1 2. Здесь точно указано местопо-
ложение бумажной мельницы; держал ее помещик.
Но в значительных размерах иммиграция иностранцев начи-
нается с XVII ст., когда обнаруживается “западное влияние”,
вышедшее из чувства национального бессилия и из сознания
скудости своих собственных материальных и духовных средств
перед западноевропейскими, когда “теряют прежнее нацио-
нальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам,
искать указаний и уроков у чужих людей, на Западе”, когда
возникает принцип все делать “с примеру сторонних чужих зе-
мель”. В области промышленной это выражается в выписке
иноземных мастеров взамен приобретения иностранных товаров
и в результате в стремлении уменьшить свою экономическую
зависимость от чужих стран. В середине XVII ст. в Москве бы-
ло, по-видимому, уже довольно много; в 1652 г. их выселили
за город в особую новую иноземскую слободу, причем они бы-
1 Карамзин. История Государства Российского. Т. VI. С. 140.
2 Лихачев. Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском
государстве // Записки императорского русского Археологического
общества. Т. V. С. 320—321.
460
Очерк истории русской промышленности
ли разбиты по трем статьям; во вторую статью вошли аптекари
и мастера алмазного, золотого, серебряного, канительного и
кружевного дела. Когда в 1665 г. Была произведена перепись
жителей этой слободы, то в ней оказалось 20 человек придвор-
ных мастеров дел - золотого, серебряного, часового, портняж-
ного, седельного, живописного. В 1684 г. “Иноземцы Галанцы
и Амбурцы в Государственной-Посолской приказ сысканы и
допрашиваны”, причем их оказалось 36 человек в Москве и
выяснилось, что они проживают в Москве по 10, 20 и даже 30
лет. Одни “кормятся у города столярною работою”, другие
“починивают бочки”, многие “кормятся рукоделием своим
портным мастерством шьют на иноземцев платье” или просто
“кормятся работою своею”1.
На первом плане стояли военные надобности и казенная
прибыль. Надобно было заменить выписываемый из Голландии
десятками тысяч пудов порох и железные ядра выделкой собст-
венного оружия; получаемое из Швеции для производства ору-
жия железо должно было добываться и обрабатываться у себя
дома. О зачатках добычи и обработки металлов упоминают уже
иностранцы, посетившие Россию в XVI ст. Герберштейн сооб-
щает о добыче железа близ Серпухова, Барберини - о желез-
ной руде близ Каширы, Флетчер говорит, что русское железо
ломко, но его весьма много добывается в Корельской области,
Каргополе и Устюжне. В 1569 г. англичанам разрешено было
устроить железный завод в нынешнем Сольвычегодском уезде1 2.
Выделывалось железо и в окрестностях Тулы из местной руды.
В Туле в 1589 г. имелось всего два казенных кузнеца, а 6 лет
спустя уже 30 человек. Находим и производство пороха - в
1531 г. был пожар на Успенском (враге) во дворе иностранного
мастера Алевиза, выделывавшего порох, причем в один час
якобы сгорело более 200 работников3 - цифра, вероятно, силь-
но преувеличенная.
Но металлургическое производство в интересах военных не-
обходимо было поставить гораздо шире, призвать на помощь
1 Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 105 сл.
2 Середонин. Сочинение Джимса Флетчера "Of the Russe Common
Wealth" как исторический источник. С. 127.
3 Соловьев. История России. С. V. С. 459.
461
Кулишер И. М.
иноземные знания для усиления добычи руды, для литейного и
плавильного дела, для выделки оружия. В 1632 г. голландец
Андрей Виниус получил разрешение на выделку железа близ
Тулы, обязавшись приготовлять для казны по удешевленным
ценам пушки, ядра, ружейные стволы и всякое железо. К этим
оружейным заводам была приписана целая дворцовая волость,
и тем самым было положено начало впоследствии столь расши-
рившейся категории заводских крестьян. В 1644 г. другой ком-
пании иноземцев с гамбургским купцом Марселисом во главе
было предоставлено право на устройство железоделательных
заводов по рекам Ваге, Костроме, Шексне и в других местах. В
1668 г. Марселис доставлял в казну 20 тыс. пудов прутового и
связного железа, 5 тыс. кованых досок, 6 тыс. ядер, 20 пушек
по условленным с казной ценам. У Марселиса имелось три пе-
чи и десять молотов с двойными горнами. На другом заводе,
Протвинском, принадлежавшем также иностранцу Тильману
Акману или Акеме, было две печи и четыре молота и выделы-
валось полосовое железо трех сортов и различные предметы
вооружения: пушки, ядра, сабельные клинки, даже якоря для
флота, наконец, и некоторые предметы домашнего обихода:
ручные мукомольные мельницы, топоры, лопаты, гвозди. И в
самой Москве еще при царе Михаиле был на Поганом пруде
при реке Неглинной завод, на котором опять-таки иноземные
мастера отливали пушки и колокола. Здесь и русские учились
литейному делу. Вообще всем иностранцам вменялось в непре-
менную обязанность русских людей обучать всякому заводско-
му делу и никакого мастерства от них не скрывать1.
Своего рода школу для приготовления под немецким руко-
водством более опытных и искусных мастеров в области рудно-
го дела и обработки металлов старался создать и боярин Борис
Морозов под Москвою в виде Павловского завода, или рудни.
С этой целью был вызван из-за границы мастер рудного дела,
который здесь и устроил мельницу - водою железо ковать. “А
из-за рубежа ко мне мастер рудного дела приехал, кой на
мельнице водою железо кует, и ныне у меня в Павловском на
1 Костомаров. Очерк торговли Московского государства в XVI и
XVII ст. С. 218.
462
Очерк истории русской промышленности
мельнице рудню заводит”. Впоследствии этот завод перешел к
казне. Но Морозов имел в виду воспользоваться мастерами с
этого завода для устройства железнорудного дела в других сво-
их владениях, в особенности в своих нижегородских вотчинах.
Приказчику своему села Мурашкина, доставившему ему под-
робные сведения о возможности добывания руды в этих местах,
Морозов в 1651 г. пишет: “Посылал ты села Старого Покров-
ского крестьянина Ваську Кузнеца смотреть за рекою Волгою,
на реке Мозе, как делают железо Макарьевского монастыря
крестьяне; а мастер у них села Лыскова (принадлежавшего
Морозову) крестьянин Федька Бобер. А руда железная от мо-
настыря верст в семь, а емлют руду в болоте; а руды много в
болоте, лежит де в оборник на верху местами, а не с одново
(т.е. не сплошь); а выходит де у них из горы на сутки по семи
криц и по восьми; а крица у них ставится по 4 деньги; а из
крицы выходит по 4 прута железа, а прут такой купить по тор-
говому по 8 денег; а железо де хвалят. А того не пишешь, по-
скольку у них работных людей на сутки у рудного дела работа-
ет. По 8 криц, а из крицы по 4 прута, - ино будет у рудного
дела прибыль не малая. Ваське Кузнецу сказывал мой крестья-
нин Федор Бобер: Нижегородского Благовещенского монасты-
ря вотчины село, словет Рознежье, и деревня Рознежье; тут де
сказывают большую железную руду; а мастеров у них нет; а
руди лежит во-стоячь человека, емлют и кладут в анбар; а же-
лезо делать у них некому, обыскали де недавно. А ту благове-
щенскую руду лучше макарьевской хвалят, а мастеришки у них
делают железо худые; у доброго мастерства и промысл будет и
мне б велеть то место у архимандрита изоброчить, чтоб макарь-
евские крестьяне на то место не перешли. И тебе б взять у вла-
стей то место на оброк лет на 10 или и больши и укрепиться с
ними записьми и завесть рудное дело, взяв кузнецов добрых
изо всех моих вотчин и велеть на меня руда варить и железо
ковать”1.
Следовательно, макарьевские крестьяне добывали руду и
пытались обрабатывать ее - выделывать в горнах кричное же-
’ Забелин. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве / / Вестник
Европы. 1871. Т. II. С. 486.
463
Кулишер И. М.
лезо, причем обработку железа производили крестьяне Морозо-
ва; но последний желал их использовать для заведения рудного
дела у себя. “А которые мои кузнецы у макарьевских крестьян
железо делают, и тем кузнецам ковать на меня, а я им за рабо-
ту велю тоже давать”. Поблизости руда имелась и у Благове-
щенского монастыря, но там она только добывалась, по-
видимому, а не обрабатывалась, ибо мастеров не было. Моро-
зов, как мы видим, боялся, как бы макарьевские крестьяне не
взяли в оброк это место, и велит своему приказчику поспешить
с этим и перевести туда кузнецов из своих вотчин, которые ва-
рили бы руду и ковали бы железо. Кроме того, он приказывает
“прислать к Москве тотчас Ваську Кузнеца да мурашкинских
два человека, добрых и смышленых, а им побыть у рудного
дела, чтоб тому делу поучиться”.
Пока выучивались рудному делу свои крепостные мастера, в
Павловске явились новые “рудники” - иноземцы, которые бы-
ли вызваны для низового нижегородского производства. Их
было 20 человек вместе с семьями, кроме младенцев, и они
предлагали взять все производство на свой счет и делать желе-
зо своими наемными людьми с уплатой известного оброка. Пер-
воначально они сидели в Павловском без дела. “Изволил, госу-
дарь, ты, - писал павловский приказчик, - чтобы послать по-
ляков рудников и угольщиков... А они, государь, здесь живут и
работы никакой не работают; а хлеб, государь, ныне дорогой,
едят даром; а хлеб, государь, им идет против дворового с лиш-
ком... А не изволишь, государь, отпустить их на Низ, и твой
бы государев указ был, что им в Павловском делать, и даром
бы им хлеба не есть”.
Вскоре, однако, в селе Лыскове заводилась уже рудня, и по-
сланы были туда рудники-иноземцы Остафий Сущевский,
Мартын Башинский, Яков Сопоцкий, и приказчику было дано
распоряжение, чтобы тот велел им “рудню доделать и фурму
направить, а если руды много и руда добра и можно ожидать
вперед прибыль в железе, то и другую завесть. А рудникам к
рудному делу дать учеников из нижегородских и арзамасских
вотчин из кузнецов или не из кузнецов, каково б с такое дело
стало, ктоб выучился; а кто выучится, и я тех пожалую велю
обелить; а буде кто и охочие будут из тех моих вотчин и им
464
Очерк истории русской промышленности
велеть учиться и мою милость им сказать; а как выучатся, и я
их потомуж пожалую”1.
Получается довольно яркая картина. Она дополняется еще
следующим штрихом. Об иноземных мастерах Морозов пишет:
“А как рудни сделают, огни заведут и фурмы направят, и руду
почнут дуть и железо станут ковать, и учеников выучат, а по-
хотят они рудники в Москве и ты б их отпустил с ведомыми
ездоками, а похотят остаться у дела в вотчине моей, в селе
Лыскове, и ты б велел им жить. А их рудников велеть поить и
кормить, чтобы ничем скудны не были, а вина им давать на
день по две чарки, а пива давать всем и прежним и нынешним
на день по два ведра”.
В нижегородских вотчинах того же Морозова производился
также поташ для вывоза за границу. Иностранцы вообще пред-
почитали русский поташ всякому другому ввиду его высоких
качеств, причем, по отзыву Кильбургера, приезжавшего в Рос-
сию, лучший поташ готовился у Морозова, который вел им
значительную торговлю. Устраивалось будное дело (т.е. произ-
водство поташа), или будные майданы, для которых посыла-
лись будники и поливочи; последние являлись главными руко-
водителями и назывались так оттого, что из золы готовили
жидкое тесто, которым обмазывали поленья и поливали их ка-
ждый раз новым слоем золы. Так как от их уменья разводить
дровяную золу для поливки в костре вполне зависела доброта
поташа, то приказчикам боярин приказывал, чтоб они за поли-
вочами смотрели, чтоб они делали поташ добрый. Приказчики
посылали ему на дощечке в Москву опыт поливанья поташа
работы того или другого поливоча.
Морозов каждый раз приказывал из крестьян или их детей
выбрать столько-то человек “добрых и умных и отдать к буд-
ному делу в ученье и сильно (насильно) и приказать, чтоб учи-
лись неоплошно”. Однако крестьяне всеми силами старались
избавиться от этой работы, ибо будное дело было для них на-
стоящей каторгой. Когда он велел в селе Мурашкине отправить
на будные майданы бедных крестьян, с которых взять нечего,
вместо охочих людей, и зачитать им работу в оброк, то кресть-
яне тотчас же принесли сказки (свидетельства) за поповыми
1 Забелин. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве. С. 487.
465
Кулишер И. М.
руками, что оброк платить готовы, так что будное дело оказы-
валось лучшим средством заставить крестьян вносить оброк без
всяких оговорок. Будные майданы являлись для крестьян столь
страшными и обременительными - “крестьяне от того гораздо
ужаснулись”, - что они нередко спасались бегством с женами и
детьми: “И иные, - писал приказчик, - приходя на сход, по-
хваляются розно брести, что де майданные дела стало делать не
в силу”.
Если же приказчик, “чтоб крестьян не изжестать и тем их не
изогнать”, сокращал работу их на майданах (“в дровах и в золе
пощада есть”), то ему плохо приходилось от боярина. “Во всех
моих вотчинах в майданах, - пишет Морозов грозно арзамас-
скому приказчику, - они запалили в апреле месяце, а у тебя в
июне... в иных моих вотчинах сделано на майданах по 100 бо-
чек и слишком, а у тебя и сказать нечего (25 бочек)... И ты
дурак... не таися, пьяница, ненадобный бражник; все ходишь за
брагою, а не за моим делом и мне не радеешь и прибыли не
ищешь, своим ты пьянством и нераденьем многую у меня ты
казну пропил... Довелся ты за то жестокого наказанья и праве-
жу большого. Да и так тебе, дураку, не велю спустить даром".
Изготовленный поташ набивался в бочки и посылался в
Нижний Новгород, а затем в Вологду, где боярин, пользуясь
своим привилегированным положением, помещал его в госуда-
ревы (казенные) амбары. Оттуда поташ отправляли в Архан-
гельск и продавали иностранцам, причем Морозов, пользуясь
расположением государя, всегда выпрашивал себе грамоту, ос-
вобождавшую его поташ и выменянный на него товар от всяких
пошлин во весь путь из вотчин до Архангельска и обратно, так
что, выручая крупные суммы, он ничего не платил в казну1.
Большая часть поташных заводов существовала, однако, в
вотчинах Морозова лишь до 1661 г., до его смерти, позже
только при селе Сергаче осталось пять майданов, где жило 84
человека; все это были поляки, так что и тут мы находим ино-
странцев.
Широко поставленное хозяйство большого боярина Морозо-
ва, дядьки царя Алексея Михайловича, и, в частности, его
промышленные операции покажутся нам, однако, незначитель-
1 Забелин. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве. С. 482.
466
Очерк истории русской промышленности
ними, если сравним их с хозяйственной деятельностью его вос-
питанника, самого царя. Последняя “началась с немногих под-
московных сел и с немногих на этих землях улучшений, но по-
степенно приняла весьма широкие размеры, отчасти в силу хо-
зяйственной необходимости, отчасти по развившейся страсти”1.
Из промышленных предприятий мы находим здесь наряду с
тем же поташным делом и поиски всякого рода металлов, и
производство железа, и “государевы печи” для обжигания из-
вести, и выделку кирпича, хотя о последнем говорится, что он
“плох, в дело мало годитца”, и солеварение, и стеклянное, ко-
жевенное, сафьянное производства; все это находилось в веде-
нии приказа Тайных дел.
Производство поташа началось с эксплуатации устроенных
боярином Морозовым майданов, которые перешли после его
смерти к Тайному приказу. Велено было “описать леса, кото-
рые на поташное дело годятца и рассмотреть, где у тех лесов
быть будным станам”, взяв в различных городах “тамошних
жителей торговых, лучших, знающих людей, которым поташ-
ное дело и промысел в обычай”. В отличие от морозовских вот-
чин, где, как мы видели, работа на майданах являлась нату-
ральной повинностью крестьян, здесь все работы велись наем-
ным трудом и рабочие набирались иногда издалека. Часть же
майданов “держали” крестьяне “за денежный оброк и за столо-
вые запасы”, т.е. эксплуатировали их за свой счет.
Солевареньем заведовали иностранцы, в Ростове и Переяс-
лавле - полковник Сторм, под Москвой на Девичьем поле, в
Хамовниках и в селе Коломенском - Кром. Велено было и в
других местах “доискиватца соляного расолу” “в старых соля-
ных засыпанных колодцах и трубах”, “распрашивать всякими
мерами и доведыватца соляных озер”. И на варницах приме-
нялся наемный труд, но в целовальниках, на обязанности кото-
рых, вероятно, лежала закупка дров, отправка или продажа
соли, были сначала выборные посадские люди, а потом велено
было призывать “из бобылей охочих добрых и семьянистых
людей” за “государево жалованье”1 2.
1 Гурлянд. Приказ Великого государя Тайных дел. С. 162.
2 Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. С. 140—
145.
467
Кулишер И. М.
В ведении Тайного приказа наряду с упомянутыми выше
тульскими и каширскими заводами иноземцев Марселиса и
Акемы, которым предоставлено было по-прежнему “тот завод
держать”, находились три непосредственно эксплуатируемых
им звенигородских завода, для которых воспользовались рабо-
тавшими у Марселиса мастерами-иноземцами. В приходно-
расходной книге под 21 сентября 1668 г. записан указ о выдаче
государева жалованья 20 рублей для праздника “железнова за-
воду мастеру и плавильщику иноземцу новокрещенцу Демен-
тию Иванову сыну Буди с сыном ево, Андрюшкою, которые
были на железных заводах... у иноземца у Петра Марселиса”.
Подьячий поясняет: “А посланы они для досмотру железные
руды и для железных заводов в Звенигородской уезд и на пус-
тошь Сумароково”. Все три завода были устроены на реке Бе-
лой и работали водой. В “молотовых анбарах” было по два
горна, и посредством водяных колес приводились в движение
молоты, весившие по 14-15 пудов, далее имелся “анбар
медной” и “анбар кузнищной”, на одном из заводов также “ан-
бар сверлишной, где просверливают пушки; в нем, по описи,
колесо водяное, колесо сухое да три колеса вверху подъемные.
Так что здесь изготовлялись, кроме связного и прутового желе-
за и листового железа (“досок железных”), лопат, топоров,
гвоздей “пробойных”, также пушки кованые. Поблизости “в
вотчинной деревне” архангельского протопопа Федора произ-
водилась “за наемные деньги”, 50 руб. в год, ломка железной
руды. Но количество мастеровых было крайне незначительно.
На всех трех заводах имелось всего вместе 24 человека на все
“анбары” - молотовые, “медной”, “кузнишной”, “сверлишной”,
именно “доменных 2 человека, молотовых 6 человек, подмас-
терьев 5 человек, поддатней 6 человек, кузнецов 4 человека. И
1 мельник”, да еще “в росписи солдатам” 17 человек, которые,
вероятно, выполняли всякую черную работу, не требовавшую
подготовки мастера. Предприятия по выделке оружия и иных
предметов из металлов были, таким образом, весьма незначи-
тельных размеров, хотя и являлись в техническом отношении
усовершенствованными для того времени, ибо молоты были тя-
желовесные и приводились в движение при помощи воды. Это
было и в вотчинах Морозова, надо думать, и в предприятиях
468
Очерк истории русской промышленности
Марселиса и Акемы - иностранцы, несомненно, перенесли к
нам эту новую технику, появившуюся в это время на Западе.
Новшеством являлось в XVII ст. и производство стекла. За-
чатки его относятся к царствованию Михаила Федоровича, ко-
гда в 1634 г. разрешено было “пушечного дела мастеру” Коэту
“заводить и делать скляничное дело своим заводом”, т.е., оче-
видно, на свой страх и риск. У него работало пять мастеров-
иноземцев - он “иноземец, вывез из-за моря на своих проторех,
к тому скляничному делу 5 человек мастеров скляничных”. И
хотя у него “заведено всякое скляничное дело”, “завод весь
сполна заведен”, но дело остановилось, как только “по грехом,
что ни лутчего скляничного мастера в животе не стало”. При-
шлось ехать Коэту снова “в немецкую землю за море, для мас-
тера скляничного дела”, и в 1640 г. воеводы доносили, что
“мы, холопы твои, досмотря у него твоей государевы жалован-
ные грамоты и твоей государевы проезжие грамоты... его Анто-
на и с скляничным мастером с Павлом Рейдром и с его женою
и с детьми отпустили к тебе государю к Москве”. По-видимому,
и после смерти Коэта вдова его продолжала вести предприятие,
ибо в 1667 г. мы встречаем “иноземку Свецкие земли склянич-
ного дела заводчика Антоновскую жену Коэта, вдову Марьи-
цу”, официально обращающуюся к царю с челобитной по делам
своего завода. А в 1670 г. велено доставить с завода заказанные
для аптекарского приказа склянки. Теперь уже заведение, од-
нако, принадлежало другому Коэту, Петру, который именуется
“Оптекарские Полаты скляничный мастер”1.
Только об этом (Духанинском) стеклянном заводе известно
Кильбургеру. В 1666 г. и другой иностранец, Иван Фансведен,
которому были сданы мельницы бумажные и хлебные, проек-
тировал устроить стеклянный “виницейский” (т.е. на венециан-
ский манер) завод. Фансведен умер в 1669 г., и проект его не
мог осуществиться1 2. Вообще производство стекла развивалось,
1 Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 100,
103-104.
2 Лермонтова. Шелковая фабрика в правление царевны Софьи Алек-
сеевны / / Записки императорского русского Археологического обще-
ства. Т. XI. С. 71.
469
Кулишер И. М.
по-видимому, очень слабо, ибо когда в 1672 г. было послано
распоряжение “в село Измайлово на стеклянные заводы взять
стеклянных мастеров из Путивля и из Севска и из Трубчевска
и из иных порубежных городов, где сыскать мочно, десять че-
ловек добрых, чтоб которые стекло варить и горшки и печи и
всякие стеклянные суды (сосуды) и шурупы были делать го-
разды и перевести их тотчас”, то из всех этих городов получен
был ответ, что “стекляных мастеров нет и преж сего не быва-
ло”, только “были де стекляные мастеры в Лебедянском уезде”,
да и те оттуда “сошли неведомо куда”. По сообщению Кильбур-
гера, существовал только один Духанинский стеклянный завод,
устроенный иностранцем Юлием Койетом, выписывавшим мате-
риалы “из Немецкой земли”.
Царь Алексей в 1656 г. приказывал “вывести к Москве из
Виницеи (Венеции) золы лутчей, в чем скляничные всякие су-
ды делать на хрустальной цвет, с тысячью пудов”, а в следую-
щем году требовал, кроме присылки земли, “в чем делается ве-
ницейское стекло”, доставить еще “и мастеров склянишных са-
мых добрых”. Затем в 1669 г. читаем в записных книгах о
выдаче государева жалованья стрельцам-плотникам, которые
делали в селе Измайлове “анбар, где скляницы делать”. В этом
году уже работали на измайловском заводе “стеклянные масте-
ра Виницеяне” Ловис Моэт, Ян Арцыпухор, Петер Балтус, Ин-
дрик Лерин, а по упрощенному московскому наименованию,
Иван Мартынов с товарищи. Этот завод (кроме него, существо-
вал еще второй - черноголовский) состоял из трех “анбаров”.
В первом вырабатывалось стекло и находилась кирпичная печь,
“в которой стоят горшки и в них делают стеклянные суды; у
ней труба для каленья стеклянных судов; печь кирпичная с
трубой, в которой стекло обжигают, 4 очага кирпичных с тру-
бою, в них 4 котла литых железных, в которых золу варят; 3
тчана больших, в которых бывает щелок; очаг кирпичный, в
которой из печи кладут уголье”. В остальных двух “анбарах”
сложены были “снасти”, т.е. инструменты - сковороды, засло-
ны, ножницы, щипцы, клещи, трубки, приспособления для об-
резывания, мешанья, очищенья стекла, для вынимания сосудов
из печи. Имелись особые “снасти”, которыми делают “стекла
коретные". Оказались даже при описи "всякие запасы к фи-
470
Очерк истории русской промышленности
гурному делу”. По отзыву Кильбургера, заведовавший произ-
водством Моэт знал свое дело и изготовлял “довольно чистое
стекло”.
Из приходо-расходных книг видно, что приготовлялись
“стеклянные суды” зеленого и белого стекла различной формы:
стаканы “высокие, плоские, гладкие, чешуйчатые, витые и с
обручиками”, рюмки граненые, тройные, братинки, перечницы,
мухоловки, кубки с кровлями и без кровель, кубки долгие по-
тешные, скляницы виницейские и т.д. Сосуды были самых раз-
нообразных размеров от “сумеек” в золотник вплоть до “рюмки
в сажень” - нечто вроде царь-колокола. Любопытна для нравов
того времени и запись о том, что после одного посещения завода
царем Алексеем обнаружено было исчезновение “золоченых
скляничных достаканов”; оказалось, что их украли, по выраже-
нию составителя, сопровождавшие царя стольники и стряпчие1.
Менее удачно пошло другое производство - сафьянное.
Первым мастером был иностранец армянин Арабит Мартынов,
но он “по Русски языку не знал”, так что при нем состоял осо-
бый “толмач для толмачества” Бориско Иванов, тем не менее
ему подобрали русских учеников. Через год Арабит умер, и
мастером сделали этого Бориска Иванова, который за год ис-
портил 70 кож и был “из мастеров отставлен”. На смену ему
явился Мартынко Мардьясов, который “выехал ис Кизылбаш-
ской земли собою” и который находил, что “сафьяному двору в
селе Чашникове быть не мочно - для того, что неключевая
вода”; он настоял на том, чтобы завод был перенесен в Москву
на “воду самотек”, обещая, что “тою водою учнет он Мартын
сафьяны добрые делать”. Но этого обещания он не выполнил и
через некоторое время и сам он, и ученики его (шесть человек)
были “от сафьяного дела отставлены потому, что они многие
сафьяны портили”. Пробовали заменить их стрельцами, но и
последние оказались непригодными, и, наконец, “выбрали”
шесть человек “из добрых мастеров” (откуда - неизвестно),
которые обязались “делать по 1 тысячи сафьянов в год ис
прежняго годового жалованья”. В довершение всего и закуп-
ленный материал оказался недоброкачественным - из 1523
1 Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. С. 146-
152.
471
Кулишер И. М.
“козлин новоторжских” 731, т.е. почти половина, в дело “не
годились; для того: малы и тонки, а иные горелые”.
Как мы видим, подобно литейному, и это предприятие было
очень небольших размеров - работало всего семь, позже шесть
человек. В отличие от первого оно имело, однако, и весьма не-
сложное устройство - три избы для мастеров, “омшеник в ко-
тором сафьяны делают” с 12 колодами, колодезь, амбар для
сушенья. Не хитры были и “снасти” - струги, скобели, скреб-
ницы, котлы, кади. На дворе сафьянного завода и грузинец
Сафар Давыдов и житель города Тевриза Асий Муратов краси-
ли миткаль и холст “на кумашное дело”. Проектировалось и
устройство кожевенного завода, где шесть человек рабочих мо-
гут изготовлять в год до 1000 кож1.
Большое внимание обращалось на отыскание руды всякого
рода, и для этой цели вызывались иноземные “рудознатцы”, от
которых ждали весьма многого. Уже при царе Михаиле разре-
шен был приезд в Россию английскому инженеру Бульмерру,
который “своим ремеслом и разумом знает и умеет находить
руду золотую и серебряную и медную и дорогое каменье и мес-
та такие знает достаточно”. В 1621 г. был послан за границу
московский “немчин” Юрий Родионов “проведывать рудознат-
ца самого доброго”, причем последнему обещано было, что “как
ож даст Бог, он царским счастьем, а своею наукою и ремеством
найдет руду золотую или серебряную, и государь его пожалует
великим своим царским жалованьем и честна его во всем учи-
нит; а что будет прибыли перед заводом, и государь его с при-
были пожалует четвертою долею золотом и серебром, что будет
найдет”. В 1634 г. посылали в Саксонию и Брауншвейг нани-
мать медноплавильных мастеров с обещанием, что “им меди
будет делать в Московском государстве много”. При царе
Алексее мы встречаем уже целую массу иноземцев с Запада и
Востока, “знающих людей” разных национальностей. В 1658 г.
царский комиссионер Гебдон должен был призывать на службу
из-за границы “алхимистов самых ученых, рудознатцов сереб-
ряных и медных и железных руд”. В 1667 г. иноземец Иван
1 Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. С. 152-
156.
472
Очерк истории русской промышленности
Фан-Сведен был отправлен за границу “для призывания в Мо-
сковское государство ремесленных людей”, а два года спустя
“за всякими мастеровыми людьми и рудознатцами” ездил пол-
ковник Николай Фанстаден, который нанимал “рудознатных и
плавильных мастеров” в “Курляндской земле”.
Ряд экспедиций был отправлен для обследования различных
местностей Московского государства в отношении металлов и
минералов - “сыскивать руд, слюды, соляных разсолов”, даже
описать “гору каменную алебастровую”, ибо о ней великому
государю “ведомо учинилось”. В экспедициях принимали уча-
стие разные “рудознатцы”: в одной гречанин Иван Миколаев,
грузинцы Татун и Давыд Мамукаевы, в другой полковник Гус-
тав фон Кампен, в третьей сербы князь Богдан и князь Степан
Милорадовы. Но в результате удалось приохотить к этому делу
и пробудить предприимчивость и русских людей. Появились
“изветчики”, которые знали “признанные рудные места”, на-
пример пензенский соборный поп Лука Степанов с двумя свои-
ми “духовными детьми”, “жилец” Семен Захаров, который
“для сыску всяких руд... имеет раденье великое”, образовалась
даже компания, во главе которой стоял другой поп - церкви
Успения Богородицы и которая испрашивала разрешение “сыс-
кать руду своими проторми”.
Как указывает А. И. Заозерский, во всех этих действиях яс-
но выступает наивная уверенность Алексея Михайловича “в
техническом, почти всеобъемлющем всемогуществе мастера-
иноземца, от которого он ожидал, - как он сам выражался, -
всяких диковинок, каких в Московском государстве нет”, все-
возможных “хитростей”. Отсюда поручение прислать из-за гра-
ницы даже “мастеров таких, чтоб умели то зделать так, чтоб
всякие птицы пели и кланялись и ходили и говорили, как в ко-
медии делаетца” или “подкопщиков самых добрых, которые б
умели подкоп весть под реки, и под озеро, и сквозь горы ка-
менные, и на гору вверх и сквозь воду” - задача, осуществлен-
ная лишь в следующие столетия. Отсюда и такие “диковинные
затейки” царя, как попытка завести тутовые сады и даже хлоп-
чатобумажные плантации под Москвой - и то и другое с целью
насаждения на Руси шелковой и хлопчатобумажной промыш-
ленности.
473
Кулишер И. М.
Для разведения тутовых деревьев нашелся “шелкового дела
заводчик” армянин Ларион Льгов. Но неудачные опыты по-
следнего, по-видимому, вызвали сомнение в возможности акк-
лиматизировать тутовое дерево под Москвой, и царь строит уже
новый план, кроме “шелковых заводчиков”, “которые б умели
червей кормить и шелк делать”, наказывая еще “такова мастера
сыскать, хотя дорого дать, хто б умел завесть и червей кормить
таким кормом, который бы был подобен туту, или ис тутового
дерева бить масло и в то масло иных дерев лист или траву об-
макивая, кормить червей и за помощью Божиею завесть шолк
на Москве”. Будучи, очевидно, уверен в успешности такого ро-
да попыток, царь уже заботится и о дальнейших стадиях про-
цесса производства. “С иноземцами же уговоритца, поставить
всяких шолковых красок самых добрых... Красильников, кото-
рые б сумели красить шолк всякими цветами и знали в каких
местех краски живут и каким подобием и на тех местех, где
такие краски есть, признаки и травы и леса растут”.
Одновременно появляется проект еще более фантастичный -
приказание астраханскому воеводе “призвать индейцов масте-
ровых людей, которые умеют делать киндяки и бяди, да при-
слать травы марены сто пучков да... хлопчатой бумаги, по
скольку пуд пригоже”. Но оказалось, что в Астрахани “индей-
цов мастеров нет и не сыскать”, а нашелся только “Бухарского
двора жилец Кудабердейка. Красильный мастер”. И наряду с
требованием сыскать “ткачей, которые б ис хлопчатой бумаги
умели делать миткали, кисеи” и т.д., отдается приказанье и
сырье для этого производства - хлопок - разводить у себя.
“Чтоб в Астрахани у иноземцев сыскать семени бумаги хлопча-
той самого доброва, сколько мочно, и садовника знающего, са-
мого ж доброво и Смирнова, который бы умел завесть бумагу на
Москве. А будет в Астрахани семян не сыщетца, и боярину и
воеводе семени подрядить вывесть из-за моря... и мастера при-
звать из-за моря ж”1.
Таким образом, царь не только мечтает о насаждении у нас
хлопчатобумажной промышленности, заимствуя ее из Индии,
1 Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. С. 157 сл.,
133 сл.
474
Очерк истории русской промышленности
где она действительно была уже в это время широко развита, -
на самом деле мы получили ее лишь сто лет спустя, после того,
как она появилась в Западной Европе - но и пытается разво-
дить под Москвой не более, не менее как хлопок. В том, что
иноземцы и на это способны, он, по-видимому, не сомневался.
Если разведение не только хлопка, но и тутовых деревьев
под Москвой являлось фантазией, совершенно неосуществи-
мой, то насаждение самого производства шелковых тканей и
привозного шелка было, конечно, делом вполне возможным.
Попытки в этом направлении делали уже при царе Федоре Ио-
анновиче, когда приглашен был для этой цели итальянец Чино-
пи для тканья парчей, штофов и бархатов (его заведение нахо-
дилось около новой колокольни Ивана Великого)1. В 1625 г.
приезжал в Россию бархатного дела мастер голландец Каспар
Лермит для устройства предприятия по выделке шелковых ма-
терий, но из этого ничего не вышло: привезти с собой “масте-
ровых людей и снасти” он не считал возможным, ибо “здеся
таких шолков нет” и “надобеть заводвелик и мастеровые люди
из нашие земли без уговору и без денег не поедут”; для царя
же получился бы один убыток, так как за отсутствием шелка
“дело бы стало; а оне бы (мастера) однако хотели бы платеж
свой на всякий день имать, хотя бы делали или нет, потому что
оне тем живут”* 2. При Алексее Михайловиче был устроен Бар-
хатный двор в Москве, но, по-видимому, он был очень неболь-
ших размеров, ибо когда в 1681 г. явился новый мастер-
иностранец для выделки шелковых тканей с несколькими по-
мощниками, то двор оказался слишком мал и пришлось строить
новое здание. Да и вообще к тому времени работа на Бархат-
ном дворе, очевидно, успела давно прекратиться.
Возродилось производство шелковых и бархатных тканей
лишь тогда, когда в упомянутом 1681 г. бархатный мастер За-
хар Паульсон, которого в Москве именовали Захаром Павло-
вым, выписал из Гамбурга необходимые для промысла инстру-
менты и обратился уже к царю Федору Алексеевичу с просьбой
’ Аделунг. Критическое литературное обозрение путешественников по
России. Т. I. С. 8.
2 Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 98.
475
Кулишер И. М.
дать ему взаймы 2 тыс. руб. для того, чтобы привезти из-за
границы мастеровых и различные “снасти” и делать не только
бархат, но и камки (шелковые ткани) на китайский образец и
другие ткани из льна, шерсти и шелка. Кроме того, он просил
разрешить ему право беспошлинной торговли в Московском
государстве и беспошлинный привоз заграничных материалов в
течение 10 лет. При этом он указывал на то благоденствие, ко-
торое наступит в стране с распространением шелкового произ-
водства, ибо материи будут дешевле иностранных, и когда стра-
на перестанет нуждаться в последних, то иноземные купцы
будут расплачиваться с русскими не товарами, а золотыми мо-
нетами, которых привозят пока очень мало. Он развивал, сле-
довательно, учение меркантилизма о выгодности создания про-
мышленности в смысле привлечения в страну звонкой монеты.
Кроме того, новый промысел даст работу многим праздным
людям и доставит при вывозе материй доход казне.
Почти все желания Захара Павлова, кроме права беспо-
шлинного привоза иностранного сырья, были выполнены - сы-
рье ему предлагалось покупать в Москве у “армянских” и “ин-
дейских” (индусских) купцов, но также беспошлинно. Пред-
приятие он устраивал на собственные средства и должен был
поставлять материи преимущественно для дворца с уплатой по
цене, существующей в московских рядах, а то, что не будет
взято для государевых нужд, ему предоставлялось продавать в
рядах “по вольною ценою”. Иностранным мастерам, которых
он намеревался выписать, давалось обещание, когда они поже-
лают, вернуться на родину.
Действительно, вскоре он отправился в “Цесарскую землю, в
Амбург и в Голланской и в Нидерланской Гишпанского держа-
вы земли” и привез оттуда 18 мастеров с женами и детьми, за-
тем построил дом в Новонемецкой слободе, получил для начала
дела шелк из Аптекарского приказа и заказ на царские одежды
для царя Федора Алексеевича. Когда заказ был выполнен, по-
следнего уже не оказалось в живых, но все же заказанные ма-
терии были у него куплены и при новом правительстве. Из
представленной им росписи выделанных материй видно, что он
уже в течение первого года успел изготовить бархатные мате-
рии разных цветов, атласные, расшитые серебром, камку, бай-
476
Очерк истории русской промышленности
берек, обоярь и иные сорта шелковых тканей. Все невзятое во
дворец он старался продать, но эта вольная продажа у него
плохо шла - он жаловался на то, что купцы ему завидуют и
ничего у него не покупают.
Однако из 18 привезенных им мастеров вскоре осталось
только 2, да и с ними были нелады - Захар Павлов однажды
жаловался в Аптекарский приказ, что один из них, явившись к
нему в дом, бил его, вырывал у него волосы и называл его во-
ром. И эти двое по их просьбе были отпущены обратно на ро-
дину. Позже у него работал еще один иноземец, но и тот сбе-
жал. И сам Захар Павлов уже спустя два года заявлял, что он
дела вести дальше не в состоянии, и просил либо и ему дать
разрешение на отъезд, либо предприятие принять в казну (де-
лать товары для государева обихода на государево жалованье).
Принимая во внимание жалобы его о разорении, правительство
выразило согласие взять на себя содержание предприятия, при-
чем он получал теперь шелк-сырец, золото и серебро из казны
и ему самому назначалось на корм и на всякие расходы 300 руб.
Он обязался принять восемь русских учеников и затем каждый
год брать еще четырех; ученики должны были жить у него на
дворе, и для них предполагалось выстроить еще одну избу, и
велено было обучать учеников полному его мастерству, ничего
от них не скрывая.
Таким образом, мы имеем перед собой предприятие, рабо-
тающее на нужды дворца, подобно всем описанным выше, но
мало того, так же, как в тех случаях, предприятие, сущест-
вующее на казенные средства: мастер получает и сырье и жало-
ванье и поставляет ко двору выделанные ткани. Частное пред-
приятие даже с полученной и в значительной мере прощенной
ссудой, по-видимому, не могло еще существовать, хотя бы име-
ло двор своим главным поставщиком, - на рынок, во всяком
случае рассчитывать ему не приходилось. Задача заключалась
теперь в том, чтобы Павлов научил русских людей своему ис-
кусству,... и таким образом можно было бы обойтись в буду-
щем не только без иностранных шелковых материй, но и без
иноземных мастеров этого промысла.
Действительно, мещанским старостой было выбрано восемь
человек детей в возрасте от 12 до 14 лет (позже прибавилось
еще двое) и послано Захару Павлову, за обучением их установ-
477
Кулишер И. М.
лен был надзор, и если они пропускали рабочие дни, то к отве-
ту привлекались их родители. Когда же он пожаловался в По-
сольский приказ на одного из учеников, что он в течение 10
дней не ходил на работу, то велено было не только вычесть ему
кормовые деньги, но и бить его батогами. Был и такой случай,
когда мастер жаловался на учеников, что они по ночам играют
в карты, пьют, ломают на дворе его строения и в хоромах печи
и окна, кроме того, они украли у него немецкую перину и мед-
ную кастрюлю. Ученики жили первоначально в старой избе
мастера, жалуясь на то, что в ней лавок нет, окна ветхи, печь
развалилась; позже была выстроена, по-видимому, для них но-
вая изба, ибо дрова стали выдаваться уже на отопление двух
изб. Впоследствии имелось три избы - одна мастера с тремя
светлицами, другая для учеников, третья людская; полы были
“дощатые”, печи “образчатые”, окна стеклянные. Кроме учени-
ков, которые получали жалованье из казны, на Павлова рабо-
тали еще женщины, которые шелк разматывали и которым он
платил 50 руб. в год, два работника, получавшие за кручение
шелка 20 руб., другие двое наматывали шелк на бобинки и
пряли за 20 руб.
Ввиду того что, кроме этих расходов, ему приходилось тра-
тить еще на починку снастей, на краски, на добавочный шелк и
т.д. 70 руб. в год, Захар Палов, по его заявлению, выдаваемым
ему жалованьем прокормиться не мог и поэтому снова просил
отпустить его на родину; ему это было обещано, как только он
выучит учеников всему, что сам знает. Был произведен экзамен
ученикам в Посольском приказе в присутствии князя Голицы-
на, и оказалось, что три ученика выучились в совершенстве
ткать байбереки и уже ткали камки на китайский образец, се-
ребряные обопри, гладкие атласы и камчатые бархаты; но они
еще не выучились вязать “подношки”, красить шелк и разные
узоры накладывать на материи. На экзамене они просили, что-
бы их выучили этим работам и чтобы имеющиеся у мастера
книги на французском, немецком и голландском языках о кра-
шении шелка и о накладывании узоров были переведены для
них на славянский язык. Когда эти три ученика были обучены
и остальным операциям (и книги были переведены), Павлов
был отпущен из Москвы (в 1689 г.).
478
Очерк истории русской промышленности
Ученики должны были по-прежнему продолжать работу в
тех же помещениях, но это продолжалось недолго - вскоре,
после семилетнего своего существования, предприятие прекра-
тилось. За это время было выделано значительное количество
бархатных и шелковых материй для царского обихода, в осо-
бенности для царевен, брались ткани во дворец и для раздачи в
виде наград служилым людям, среди прочих ткани получили
Сильвестр Медведев, строитель Заиконоспасского монастыря, и
братья Лихуды за их “божественные труды”. Но самое произ-
водство сохранить не сумели, и именно тогда, когда цель была
достигнута и несколько человек русских ему обучились и гото-
вы были без помощи Захара Павлова продолжить дело и взять
учеников, предприятие заглохло1.
При Петре пришлось вновь выписывать иностранцев и начи-
нать дело сначала, впрочем не только в области шелковой про-
мышленности, но и в промышленности вообще. Так, например,
для Печатного двора, по желанию патриарха Никона, была по-
строена бумажная мельница на реке Пехре, при государевой
Зеленой слободе, в 1655 г., и заведование ею было передано
особому целовальнику бумажного дела из суконной сотни
Лукьяну Шпилькину. Декабря 5 дня 1656 г. бумажный мастер
Иван Самойлов в первый раз отвез в Москву в печатный
Книжный приказ 75 стоп бумаги, но, по-видимому, плохой -
она названа “черной”, когда же приступили к производству бу-
маги белой, то “пошла вода с гор и учала плотину портить” -
мельница была разрушена* 2. По-видимому, там же находилась
впоследствии упоминаемая Кильбургером бумажная мельница
иностранца фон Шведена, который был выписан для обучения
русских бумажному делу; ему были переданы мельницы бу-
мажная и хлебная и велено брать с него оброку по 100 стоп са-
мой доброй писчей бумаги. И это предприятие просуществовало
недолго.
’ Лермонтова. Шелковая фабрика в правленье царевны Софьи Алек-
сеевны / / Записки отделения русской и славянской Археологии импе-
раторского русского Археологического общества. Т. XI. 1915 С. 43 сл.
2 Лихачев. Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском
государстве. С. 319 сл. Кильбургер. Краткое известие о русской тор-
говле. С. 72-73.
479
Кулишер И. М.
Все же все эти дворянские предприятия, как и вообще пред-
приятия, созданные иностранцами в XVII ст., подготовляли
почву для деятельности Петра. Хотя все они и были весьма не-
больших размеров и с очень незначительным числом рабочих,
хотя они и не производили еще для рынка и в большинстве
случаев и содержались на казенный счет, хотя, наконец, многие
из них были недолговечны, но все же первый шаг был сделан -
Россия стала учиться у Запада, подражать Западу, пользовать-
ся западными мастерами и при их помощи создавать у себя но-
вые отрасли производства - шелковое, стеклянное, бумажное,
расширять ранее существовавшие - суконное, металлургиче-
ское, пушечное. С появлением Петра все эти зачатки могли по-
лучить надлежащее развитие.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
крупная промышленность при
Jtempe (Великом
Великая реформа Петра Великого, которая вывела Россию
“из небытия в бытие”, представляет собой, по словам Соловье-
ва, великий подвиг, огромный, всесторонний переворот, сопро-
вождающийся крупными всемирно-историческими последствия-
ми и заложивший новые начала во всех сторонах внутренней
жизни народа1. Петр “взял из старой Руси силы, верховную
власть, право, сословия, а у Запада заимствовал технические
средства для устройства армии, флота, государственного и на-
родного хозяйства, правительственных учреждений” и все же
произвел “коренной переворот”, или “скорее потрясение; оно
было революцией не по своим целям и результатам, а только по
своим приемам и по впечатлению, какое произвело на совре-
менников”. Впечатлительным иностранцам “Россия представля-
лась как бы одним заводом; повсюду извлекались из недр зем-
ных сокрытые дотоле сокровища; повсюду слышен был стук
молота и топора; отовсюду текли туда ученые и всяких званий
мастера с книгами, инструментами, машинами, и при всех этих
работах виден был сам монарх как мастер и указатель. Но даже
иноземцы, недоверчиво смотревшие на промышленные усилия
Петра, признавали, что при множестве лопнувших предприятий
некоторые производства не только удовлетворяли внутренний
спрос, но и снабжали заграничные рынки, например, железом,
парусиной”1 2.
Однако насколько подготовлена была та почва, в которую
бросались эти новые семена? Впервые поставил этот вопрос
Корсак в своей замечательной книге “О формах промышленно-
1 Соловьев. История России. Т. 18. Гл. 3.
2 Ключевский. Курс русской истории. Т. IV. С. 157-158, 285, 292.
481
Кулишер И. М.
сти” и пришел к отрицательному выводу. “Самое важное усло-
вие для развития фабричной промышленности в стране, - гово-
рит он, - есть подготовка значительной части населения к роли
искусных и дешевых работников... Россия в эпоху Петра нахо-
дилась в положении, далеко не благоприятном для введения в
ней фабричного или мануфактурного способа производства.
Петр между тем хотел перенести на русскую неподготовленную
почву мануфактурную деятельность в полном и целостном ее
объеме. Он разом захотел ввести у нас почти все отрасли про-
мышленности, существовавшие в то время на Западе. В одно и
то же время нужно было и подготовить работников, и основы-
вать фабрики, и открывать сбыт для их произведений. Средст-
ва, которые избрал Петр для исполнения своих планов, заклю-
чались большею частью в тех мерах и той регламентации, кото-
рые были произведением меркантилизма на Западе”1.
Корсак находит, что “самый прямой и естественный переход
к фабричной и мануфактурной форме производства должен бы
состоять в соответственной организации тех местных и наиболее
распространенных промыслов, изделия которых прежде имели
довольно обширный сбыт... Вместо того чтобы простых сель-
ских ремесленников, которые до сих пор работали на продажу
в свободное время самостоятельно, делать фабричными работ-
никами, было бы гораздо лучше сделать их самих фабричными
предпринимателями, - и вместо того, чтобы строить на счет
казны фабрики и отдавать их потом купцам и помещикам, не
лучше ли было бы отдавать их целым местностям, которые бы-
ли заняты тем же промыслом при помощи домашних простых
орудий... Новая форма промышленности была решительно про-
тивоположна всем народным привычкам и формам жизни”1 2.
Эта мысль - что Петр направил развитие нашей промыш-
ленности по ложному пути, придал ей искусственный характер
насаждением крупного производства, повторялась затем много-
кратно. Ярким выразителем ее, хотя и в несколько видоизме-
ненной форме, является П. Н. Милюков. Он касается этого во-
проса уже в своем “Государственном хозяйстве в России в пер-
вой четверти XVIII ст.”. “В необходимости целей, - читаем
1 Корсак. О формах промышленности. С. 124 сл.
2 Там же. С. 128 сл.
482
Очерк истории русской промышленности
здесь, - в которой сомневались современники Петра, было бы
теперь поздно и бесполезно сомневаться; относительно своевре-
менности их постановки могут быть, к сожалению, два ответа,
смотря по тому, будем ли мы их рассматривать по отношению к
внутреннему или внешнему положению России. По отношению
к внешнему положению России своевременность постановки
этих целей доказывается уже их успешным достижением... По
отношению к внутреннему положению ответ на вопрос должен
быть отрицательный. Новые задачи внешней политики свали-
лись на русское население в такой момент, когда оно не обла-
дало еще достаточными средствами для их выполнения. Поли-
тический рост государства опять опередил его экономическое
развитие... Ценой разорения страны Россия возведена была в
ранг европейской державы”1.
Указывая на то, что на Западе “домашняя форма промыш-
ленности мало-помалу превратилась в чисто капиталистические
формы”, в другом своем сочинении тот же автор противопос-
тавляет Западу Россию, где “мануфактура и фабрика не успела
развиться органически, из домашнего производства, под влия-
нием роста внутренних потребностей населения”, а “создана
была впервые правительством, которое руководилось при этом
как своими нуждами (например, в сукнах для армии), так и
теоретическими соображениями о необходимости развития на-
циональной промышленности... Старинные русские кустари при
этом были забыты и новая форма производства перенесена с
Запада готовою. В стране без капиталов, без рабочих, без
предпринимателей и без покупателей эта форма могла держать-
ся только искусственными средствами и привилась лишь благо-
даря продолжительному и усиленному покровительству. Рабо-
чие даны были фабрикантам даровые в лице приписанных к
заводам крепостных (так называемых поссессионных крестьян).
Покупатели даны были обязательные, так как фабрики получи-
ли монополию на производство, а однородные иностранные
продукты были обложены тяжелыми ввозными пошлинами”. И
результат все же получился слабый. При поверке в 1730 г.
’ Милюков. Государственное хозяйство в России в первой четверти
XVIII ст. и реформа Петра Великого. 1892. С. 735.
483
Кулишер И. М.
многие фабриканты оказались “подложными”, а в 1744 г. “за
неразмножением фабрик и за худым мастерством сделанных на
тех фабриках товаров” закрыты были 44 фабрики; немало
предприятий закрылись и сами собой1.
Против этих взглядов решительно выступил М. И. Туган-
Барановский. Он исходит из того факта, что “Петру несомнен-
но удалось вызвать у нас крупное производство” - это под-
тверждается количеством и размерами возникших при Петре
фабрик; о дальнейшей их судьбе, о “подложных” фабриках он
не упоминает. Возвращаясь, таким образом, к старому, приве-
денному выше взгляду об огромном значении деятельности
Петра в области создания нашей промышленности, Туган-
Барановский, однако, в отличие от указанного направления не
ограничивается констатированием факта, а старается показать,
что “случайные личные воззрения Петра и его преемников” от-
нюдь не играли решающей роли в истории нашей промышлен-
ности. Он пытается установить, что хотя в “допетровской Руси
не существовало промышленного капитализма, но был развит
торговый капитализм... концентрация торгового капитала, на-
блюдавшаяся в допетровской Руси, была вызвана не правитель-
ственными мероприятиями, а естественной эволюцией торговли,
преимуществами крупной торговли перед мелкой”. Дело в том,
что “ничего не может быть ошибочнее представления о Москов-
ской Руси, как о государстве исключительно земледельческом,
почти не имевшем торговли. Наоборот, всех иностранцев, при-
езжавших в XVII веке в Москву, поражало развитие торговли в
этом городе и вообще склонность русских к торговле”. Мало
того, торговый капитал успел к этому времени проникнуть и в
область промышленности. “Уже в XVII веке кустарь был в ру-
ках торговца, владевшего рынком”, “торговец являлся необхо-
димым посредником между производителем (в огромном боль-
шинстве случаев деревенским кустарем) и потребителем”1 2.
“Этот-то торговый капитал, - по мнению М. И. Туган-
Барановского, - и явился базисом, на котором основалось
крупное производство в эпоху Петра”. Но “торговец отнюдь не
обнаруживал наклонности делаться самостоятельным предпри-
1 Милюков. Очерки истории русской культуры. Т. 1. С. 85 сл.
2 Туган-Барановский. Русская фабрика. 3-е изд. 1907. С. 2, II.
484
Очерк истории русской промышленности
нимателем и обращать своего поставщика-кустаря в наемного
рабочего, работающего в мастерской хозяина”. Перемена про-
изошла лишь благодаря тому, что на сцену выступил новый
фактор - государство. Последнее нуждалось в целом ряде
предметов вооружения, обмундирования и т.д., и самые круп-
ные фабрики и заводы ~ оружейные, пушечные, литейные за-
воды, суконные, паруснополотнянные, писчебумажные фабрики
- поставляли свои изделия исключительно или главным обра-
зом в казну. “Итак, - заключает он, - хотя без мер, принятых
Петром, крупное производство не имело никаких шансов раз-
виться в тогдашней России, эти меры имели успех лишь вслед-
ствие подготовленности русской экономической почвы к новым
формам промышленности”. Да и самая “промышленная поли-
тика Петра совершенно не была случайна, диктовалась эконо-
мической необходимостью. Промышленное производство Рос-
сии по западноевропейскому образцу было так же необходимо,
как и переустройство ее армии на европейский лад. Для того
чтобы успешно вести войну, требовались не только обученные
солдаты, но также и пушки, ядра, порох, оружие, солдатское
сукно, полотно” и т.д. Наконец, если “крупное производство
возникло в России под непосредственным влиянием правитель-
ства”, то это вовсе не является чем-либо характерным именно
для русской промышленности, ибо не существует ни одной
страны в мире, на Западе или на Востоке - все равно, где ка-
питализм развился бы без деятельной поддержки правительст-
ва. Об “искусственности” русского капитализма, таким обра-
зом, говорить не приходится1.
Для того чтобы дать ответ на этот поставленный в нашей ли-
тературе вопрос, необходимо прежде всего уяснить себе хотя
бы в общих чертах, как совершалось развитие промышленности
в эту эпоху в Западной Европе. Ведь, в сущности, проблема
ставится таким образом: была ли у нас почва для создания
промышленности в той же мере подготовлена, как в других го-
сударствах, или же в отличие от них вся промышленная ре-
форма была построена на песке, не имела прочного фундамента
в виде необходимого капитала и рабочей силы, в виде спроса со
’ Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 4, 8, 17.
485
Кулишер И. М.
стороны населения на промышленные изделия. Только при та-
ком сопоставлении выяснится, насколько искусственным явля-
лось то направление, которое Петр дал русской хозяйственной
жизни.
Прежде всего надо иметь в виду, что и в странах Западной
Европы везде и повсюду _ возьмем ли Англию, Голландию,
Францию или Австрию, Пруссию и другие германские государ-
ства или, наконец, Скандинавский полуостров, Испанию и
Португалию - создается в XVII-XVIII ст. промышленность в
форме кустарного производства, отчасти - в гораздо меньшей
степени - и централизованных мануфактур, причем во всех
странах инициатива исходит от правительства: оно принимает
всевозможные меры поощрения и содействия ее созданию и
развитию. Петр Великий в этом отношении не выдумал ровно
ничего нового, он применил на русской почве то, что уже до
него осуществляли Кромвель и Кольбер, прусские короли, ни-
дерландские штаты, и то, что после него практиковалось
Фридрихом Великим и Марией Терезией. Везде и повсюду го-
сударство “давило на население, заставляло его выйти из обыч-
ного инертного и апатичного состояния, старалось вытащить
застрявшую в грязи телегу народного хозяйства”. Трогательную
картину представляют собою попытки Кольбера “подталкивать
своих особенно неподвижных современников”, несколько уско-
рить их бег путем привилегий и денежных пособий, иммигра-
ции иностранцев и ряда других мер. “Он был первым предпри-
нимателем среди своей нации, - читаем о шведском короле Гус-
таве Ваза, ~ он сумел и извлечь богатства из недр Швеции, и
использовать их в интересах казны, и указать купечеству новый
путь не только торговыми договорами и охранительными по-
шлинами, но и собственной широко поставленной морской тор-
говлей”.
На первом плане всегда стояли и на Западе потребности го-
сударства, точнее, нужды военные. Эпоха XVII—XVIII ст. яв-
ляется периодом почти беспрерывных войн на Западе, войн
между Англией и Францией, Англией и Нидерландами, Англи-
ей и Испанией, Францией и Нидерландами, войн Людовика XIV,
Фридриха Великого. Для ведения войн нужны были обширные
армии и флот, которые создаются в эту эпоху и па содержание
486
Очерк истории русской промышленности
которых необходимы были многочисленные и разнообразные
отрасли промышленности. Для армии нужно было сукно и
холст на обмундирование, холст нужен был и для палаток, и
для парусов, кожи необходимы были для обуви, седел, сбруи и
всякого рода иных приспособлений. Не менее велика была по-
требность в оружии - ружьях, пушках, снарядах, холодном
оружии, а для всех этих предметов вооружения необходима
была добыча железной и медной руды и переработка руды в
железо и сталь. Наконец, для флота, кроме выделки парусов,
нужно было кораблестроение, производство канатов, якорей.
Всеми этими потребностями военного характера объясняется то
особое внимание, которое правительства Запада уделяют шер-
стяной, льняной и кожевенной промышленности, горному делу,
металлургическому производству и кораблестроению, частью
создавая собственные казенные предприятия, частью поощряя
деятельность частных лиц и компаний.
Наряду с этим имелись в виду и потребности другого рода -
потребности государя, двора и придворной аристократии в
предметах роскоши, в одежде и белье высшего сорта, в частно-
сти из шелка и кружев, в стеклянной и фарфоровой посуде, в
обоях, коврах, мыле и парфюмерных товарах, изделиях из та-
бака, в ценной мебели и зеркалах и многом другом. Отсюда и
находим предприятия двоякого рода. С одной стороны, горные
и металлургические, пушечные и ружейные заводы, производ-
ство суконное, льняное, кожевенное, парусное, кораблестрое-
ние, а с другой стороны - предприятия шелковые, кружевные,
зеркальные, стекольные, фарфоровые, обойные, табачные, мы-
ловаренные и опять-таки суконные и полотняные, только выра-
батывающие полотно тонкое, шерстяные ткани для двора и
аристократии.
Многие из этих отраслей промышленности, как производство
шерстяное, льняное, кузнечное и оружейное, кожевенное, уже
и раньше существовали и развивались вполне самостоятельно
по инициативе скупщиков-торговцев, которые давали заказы
главным образом деревенскому населению, нередко снабжали
его сырьем, а затем готовые изделия сбывали по городам и
рынкам, поставляли и казне, для двора, для армии. Но этого
производства теперь, с ростом армии и флота и с увеличением
487
Кулишер И. М.
количества войн, оказывалось уже совершенно недостаточно.
Поставщики не в состоянии были снабжать армии сукном, обу-
вью, оружием в том количестве, какое нужно было, и с той бы-
стротой, как этого требовала война. Необходимо было создать
массовое производство и притом скорое производство.
Других же товаров в стране и вовсе не было. Приходилось
пересаживать иноземные производства, привлекать иностран-
цев, которые насадили бы новые отрасли и обучили бы им ту-
земное население. Только таким путем везде и повсюду созда-
вали производство шелка, бархата, позументов, производства
стекла, зеркал, фарфора, часов, лент, кружев, обоев, мыла, как
и новых сортов шерстяных, льняных, полубумажных тканей.
Но как создать и развить все эти отрасли промышленности?
Для этого нужен был труд и капитал. Добыть необходимую
рабочую силу было делом нелегким. Праздношатающихся и
нищенствующих людей было повсюду великое множество, но
для работы они часто были непригодны, да сплошь и рядом ее
избегали, предпочитая бродяжничать и питаться подаяниями.
Государство везде и всюду вступает в борьбу с этим злом, ста-
раясь сократить число нищих и бродяг и в то же время исполь-
зовать их, снабдить ими вновь создаваемую промышленность.
Учреждаются работные дома, исправительные заведения для
нищих, бродяг, проституток, приюты для бездомных и нищен-
ствующих детей и сирот, и в этих учреждениях производятся
разнообразные промышленные работы. Или же сидельцев этих
заведений и детей-сирот отдают предпринимателям для упот-
ребления их в промышленности1.
Не менее сложным являлся вопрос о необходимом капитале.
Наивны, конечно, рассуждения, будто в Западной Европе ка-
питализм был менее подготовлен, чем у нас, ибо там господ-
ствовало цеховое ремесло, как утверждал Струве. На самом
деле цехи в XVII ст. состояли уже отнюдь не из одних ремес-
ленников. Были организации, сохранившие цеховую форму, но
состоявшие из одних кустарей, работавших на торговца. Ино-
гда и компании последних принимали форму цеха или скупщи-
ки наряду с кустарями входили в состав того же цеха. Но что
1 См.: Кулишер. Лекции по истории экономического быта. 6-е изд.
488
Очерк истории русской промышленности
еще важнее, это то обстоятельство, что в различных западноев-
ропейских государствах был налицо значительный капитал,
созданный заокеанской торговлей, благодаря которой золото и
серебро из колоний притекало в огромном количестве. Этот ка-
питал в Англии и в Нидерландах имелся в изобилии, и его пре-
красно можно было использовать для новой промышленности.
Низкий уровень процента, головокружительная спекуляция на
бирже в начале XVIII ст., стремление помещать деньги в госу-
дарственные займы - все это свидетельствовало о том, что ка-
питал имеется в стране в обильном количестве. Достаточно бы-
ло толчка со стороны правительства в виде таможенного про-
текционизма, поощрения иммиграции иностранцев, и такие
страны, как Англия и Нидерланды, стали вскоре промышлен-
ными государствами, удовлетворявшими собственные потребно-
сти произведенными у себя дома изделиями, не нуждаясь в
иностранном привозе. Материальной помощи со стороны госу-
дарства здесь совершенно не требовалось. Не было ни казенных
предприятий (за немногими редкими исключениями, в виде,
например, арсеналов), ни снабжения частных лиц или компа-
ний правительственными ссудами.
Несколько труднее было положение во Франции. Там хотя и
имелось значительное число капиталистов, наживших состояния
на торговле с колониями и на биржевых операциях, в особен-
ности же на откупах всякого рода, все же капитал этот далеко
не столь охотно шел в торговые и промышленные предприятия,
как в Англии и Нидерландах. Откупщики предпочитали поме-
щать свое состояние в земле и этим путем пробираться в дво-
рянство. Кольбер поэтому вынужден был, не ограничиваясь
привлечением иностранных мастеров, выдачей исключительных
привилегий на право производства тех или других товаров,
предоставления новым предприятиям звания королевской ма-
нуфактуры и т.д., еще и снабжать новые предприятия нужным
им капиталом, выдавать беспроцентные ссуды, безвозвратные
пособия, награды мастерам и т.д., а нередко приходилось и по-
просту учреждать казенные предприятия, так как частных лиц
не находилось. Равным образом и при создании заокеанских
торговых компаний казна, король и члены королевской семьи
принимали на себя большую часть акций.
489
Кулишер И. М.
Еще хуже дело обстояло в таких странах, как Пруссия, Ба-
ден, Бавария, Австрия. Они в заокеанской торговле никакого
участия не принимали, колоний не имели, и поэтому тот поток
золота и серебра, который шел оттуда в Европу, проходил ми-
мо них. Вообще они вели торговлю из вторых рук, получая за-
океанские товары из Нидерландов, Франции, Англии. Эти го-
сударства страдали недостатком в капиталах. Но им трудно
было создать собственную промышленность и вследствие ино-
земной конкуренции, ибо заграничные товары производились
дешевле и лучше. По всем этим причинам промышленная поли-
тика этих стран приняла несколько иной характер, чем полити-
ка Англии и Нидерландов. Прежде всего мы здесь находим
большое количество казенных предприятий. Горные заводы,
литейные и плавильные, фарфоровые и многие другие учреж-
даются казной. Иногда казна старается передать их частным
лицам, в других случаях, напротив, учрежденные последними
предприятия, остановившиеся и готовые закрыться, переходят в
руки государства, которое старается как-нибудь спасти их. С
другой стороны, частные предприятия не могут возникать без
ссуд и пособий со стороны казны. И в дальнейшем они каждый
раз обращаются к казне за помощью, ибо собственными средст-
вами не в состоянии дальше вести дело. Отсюда непрерывные и
крупные выдачи из казны на развитие промышленности. Для
того сравнительно небольшого производства, которое уже к на-
чалу XVII ст. существовало и которое главным образом покои-
лось на кустарном труде деревенских жителей, было достаточно
капитала. Но с расширением производства для нужд армии и с
появлением новых отраслей промышленности, перенесенных из
других стран, капитала этого уже было слишком мало, и необ-
ходима была помощь казны. А в то же время приходилось при-
нимать и разного рода принудительные меры, заставляя мест-
ных торговцев приобретать изделия новых предприятий, выну-
ждая предпринимателей продолжать производство, хотя бы оно
и было убыточно, и т.д.
Как мы видим, в этих странах новая промышленность отчас-
ти носила искусственный характер. Она далеко не всегда вызы-
валась существующими потребностями, производство предметов
роскоши нередко превосходило спрос на них, да и нужного для
490
Очерк истории русской промышленности
этого каптала не имелось, как и не было нередко рабочих рук.
Принудительные меры, практикуемые по отношению к пред-
принимателям, торговцам, потребителям, рабочим, лучше всего
подтверждают это положение. И соответственно этому и ре-
зультаты были далеко не всегда блестящи. В то время как анг-
лийская и нидерландская промышленность весьма успешно раз-
вивалась, многие созданные во Франции Кольбером предпри-
ятия не двигались с места, другие после его смерти, как только
усиленная поддержка их прекратилась, стали закрываться. Из
созданных Фридрихом Великим отраслей промышленности
многие лишь временно развивались, впоследствии же почти со-
вершенно исчезли: так вся вызванная им к жизни с таким тру-
дом и со столь крупными жертвами для казны шелковая про-
мышленность уже к концу его царствования стала прекращать
свое существование. В Силезии им было вызвано в жизнь мно-
жество разнообразных предприятий: торговцев и дворян, мона-
стырей и евреев, - всех заставляли учреждать предприятия. И
в сообщаемых королю периодических данных о числе заведе-
ний и занятых в них рабочих цифры постоянно росли. Но на
самом деле отмечали только прирост, но не убыль, не указыва-
ли большого количества очень скоро закрывшихся предпри-
ятий.
И все же никто не станет утверждать, что вся эта промыш-
ленная политика была бесплодна. Если многое не удавалось,
различные меры оказались безрезультатными, государство не-
редко искусственно вызывало новые отрасли производства, то
все же известные успехи были достигнуты, и наряду с много-
численными погибшими предприятиями были и такие, которые
успешно развивались, или на месте одних, закрывшихся, воз-
никали другие. Во всяком случае, начало было положено и все
было подготовлено для фабричной промышленности XIX ст.,
для эры машин и двигателей.
С такой точки зрения мы должны рассматривать и деятель-
ность Петра Великого. Несомненно, что торговый капитал у нас
существовал и до Петра и кустарная промышленность в XVII ст.
была построена на нем и без него не могла бы существовать.
Иностранцев, посещавших Россию, поражала коммерческая
предприимчивость русских, их любовь к торговле; все они
491
Кулишер И. М.
вплоть до самых важных, во главе с “первым купцом-царем”,
занимаются торговлей. “Все здесь, от высшего и до низшего,
только и думают о том, как бы тут или там на чем-либо на-
житься”. Иностранцы поражались обилием московских лавок и
рядов со всевозможными товарами, чем Москва превосходит
самые крупные торговые центры1. Мало того, у современника
Петра Посошкова, как указывает М. Н. Покровский, “уже на-
мечается тот пункт, где торговый капитализм переходит в про-
мышленный”; “без купечества, - читаем у Посошкова, - ника-
кое не только великое, но и малое царство стоять не может; ку-
печество и воинству товарищ: воинство воюет, а купечество
помогает”. Только, добавляет М. Н. Покровский, параллель
Посошкова можно бы перевернуть: “в петровской политике
роль души приходилась на долю купечества, а воинство было
телом, той материальной силой, которая “уготовляла потребно-
сти торговому капиталу”* 2.
Но, конечно, одного факта существования торгового капита-
ла в Московском государстве “недостаточно, чтобы признать
петровскую фабрику порождением именно этого капитала. Не-
обходимо ранее установить, какие именно причины побуждали
представителей торгового капитала перейти к организации круп-
ной промышленности, заключались ли эти причины в условиях
самого экономического процесса”, и далее необходимо выяс-
нить, “достаточны ли были силы торгового капитала для задачи
создания крупного производства”3. Дать утвердительный ответ
на эти вопросы невозможно не только для России, но, как мы
видели, и для многих западноевропейских государств. Сам по
себе торговый капитал был слишком слаб и слишком инертен
для создания новой промышленности - без помощи государства
и без его поощрения дело не могло обойтись.
Наша промышленная деятельность и раньше развивалась
под влиянием потребностей казны. Для казенных надобностей
’ Де Родес. Размышления о русской торговле в 1653 г. / / Магазин
землеведения и путешествий. Т. V. С. 234. Кильбургер. Краткое из-
вестие о русской торговле. С. 10
2 Покровский. Очерк истории русской культуры. Т. I. С. 104.
3 Мякотин. Попытка общей истории русской фабрики // Русское
Богатство. 1899. Т. I.
492
Очерк истории русской промышленности
ремесленников вызывали, как мы видели в XVII ст., из про-
винциальных городов в Москву. В Туле в 1625 г. насчитыва-
лось 33 кузницы, из них 17 казенных. С 1628 по 1677 г. число
казенных ремесленников в Туле увеличилось в три раза. Те
мастера-иноземцы, о которых мы говорили в предыдущей гла-
ве, вызывались на государеву службу, и это, как мы видели, не
было одной лишь фразой. Либо они лили пушки, выделывали
порох, отыскивали руду, изготовляли селитру для армии, либо
они работали для дворцовых нужд, как золотых и серебряных
дел мастера, производители стеклянных сосудов, шелковых ма-
терий, бумаги. В большинстве случаев заводимые ими предприя-
тия являлись казенными, устраивались на счет государя и масте-
ра, получали от него жалованье, и лишь в немногих случаях
мы находим частные заведения (железоделательные Марселиса
и Акемы, стеклянное Коэта). Правда, мы упоминали и о таких
иностранцах, о которых говорится “кормится у города, у ино-
земца работой своею”, в частности “шьет на иноземцев платье”,
но это были, по-видимому, мелкие ремесленники, которые ра-
ботали в новой иноземской (Новонемецкой) слободе на прожива-
ющих там “служилых немцев”, т.е. военных людей (среди 204
домовладельцев слободы находим в 1665 г. 142 офицера) и про-
чих иностранцев. Этих ремесленников надо отличать от тех ино-
земцев, которые должны были заводить новые отрасли промыш-
ленности в стране или расширять уже ранее существовавшие.
Петр первоначально шел тем же испытанным путем - созда-
вал казенные предприятия, имея опять-таки в виду нужды каз-
ны, которые усилились вместе с реформой армии, получившей
внешний вид и строй европейской регулярной армии. Если к
этому прибавим, что Петр впервые создал флот в России, то
ясно станет, что существовавшая в те времена промышленность
не могла удовлетворять нуждам государства.
Отсюда многочисленные указы об учреждении петрозавод-
ского, сестрорецкого и охтенского металлургических и оружей-
ных заводов, об устройстве селитренного завода в Казани, поз-
же в Киевской губернии, в великороссийских и малороссийских
городах, о создании полотняных предприятий и вызове с этой
целью мастеров из-за границы1.
1 Полное Собрание Законов. № 2486, 1579, 2829.
493
Кулишер И. М.
Однако очень скоро он меняет свою политику в том смысле,
что той же цели - развития промышленности для казенных на-
добностей - старается достигнуть при помощи частных пред-
принимателей. Поэтому казенные предприятия передаются ча-
стным лицам. Сознание невозможности для казны вести про-
мышленные предприятия появляется уже гораздо раньше. В
1633 г. вызваны иностранцы, которым поручается производст-
во, ибо казенное не удалось - “учали было в нашем государстве
на Москве делать тянутое и волоченое золото и серебро и кани-
тель... и медное дело и то дело учало ставиться дорого и при-
были нашему царскому величеству в это деле было мало”1. Од-
нако это были лишь единичные случаи. По общему правилу все
делалось на казенный счет, и, по-видимому, до Петра иначе
поступать невозможно было. Только теперь - хотя и с трудом
превеликим - нашлись охотники, частные промышленники.
Так, в 1711 г. велено было “полотняные заводы и в ново-
немецкой слободе купленные дворы, которые ведомы в посоль-
ском приказе, с призванными к тому делу мастерами-
иноземцами по договорам их, и русских людей, обучившихся
тому делу, отдать купеческим людям, которые торгуют в Моск-
ве: Андрею Турке, Степану Цынбальщикову и другим”1 2. В сле-
дующем году приказано было и суконные предприятия отдавать
частным лицам, с тем чтобы казна через пять лет могла уже
довольствоваться сукнами русского производства: “Завод су-
конный размножать не в одном месте, а так, чтобы через пять
лет не покупать мундира заморского... а заведши дать торговым
людям, собрав компанию”3.
В регламенте Мануфактур-коллегии 1723 г. уже установлено
общее предписание, касающееся промышленности: “Казенные
фабрики, уже заведенные, и те, которые будут заведены, пере-
давать партикулярным лицам”4. Соответственно этому казан-
ская суконная фабрика, основанная в 1714 г., десять лет спустя
1 Мулюкин. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 102.
2 Полное Собрание Законов. № 2324.
3 Там же. № 2467.
4 Там же. № 4378 п. 15.
494
Очерк истории русской промышленности
была передана казанцу гостиной сотни Микляеву с компаней-
щиками. В это время в этом предприятии числилось 40 станов,
587 человек мастеров и рабочих и оставалось еще 673 половин-
ки сукна на 9287 руб. В 1729 г. петербургские жители Маслов,
Солодовников да “бумажный мастер иноземец” сами просили
передать им казенный бумажный завод1.
В этих случаях образуются компании из лиц, именуемых
“содержателями” предприятия. Господствовал взгляд, что сле-
дует “учредить компании или общества торговые, дабы общим
богатством над привилегиями сильнее было действовать. А та-
ким компаниям надобно, кажется, сочиненным быть из всякого
рода людей, т.е. из мещан, купцов и дворян, так как то во мно-
гих государствах с великой пользою производят”.
Не только в области обрабатывающей промышленности, но и
в горном деле правительство стало передавать заводы в руки
частных предпринимателей “для пресечения имеющихся в со-
держании казенных заводов напрасных убытков”. И здесь по-
являются компании содержателей, получающие на определен-
ных условиях казенные предприятия “в собственный их промы-
сел”.
Наряду с такого рода предприятиями, которые после “при-
ведения их в доброе состояние” отдавались в содержание “пар-
тикулярным людям”, появляются и частные, непосредственно
учреждаемые отдельными лицами, но со всевозможными поощ-
рениями со стороны правительства, ибо сие дело “сначала не
без великого труда, а наипаче не без убытка может произведено
быть”. “Понеже мы прилежное старание имеем о распростране-
нии в государствах наших и пользе общего блага и пожитку
подданных наших, купечества и всяких художников и рукоде-
лий, которыми все прочие благоучрежденные государства про-
цветают и богатятся”, то Шафирову и Толстому велено (в 1717
г.) “труд приложить, дабы в нашем государстве учредить фаб-
рику или художества всяких материй и парчей”, а так как ее
“без всяких иждевений и долгого времени завесть и в доброе
состояние привесть невозможно”, то упомянутым лицам даются
1 Лаппо-Данилевский. Торгово-промышленные компании в первой
половине XVIII ст. С. 24-25.
495
Кулишер И. М.
всевозможные льготы, как-то: свобода от всех податей, право
беспошлинной продажи своих изделий в течение 50 лет, в тех
городах, где они “те заводы завесть заблагорассудят, на первое
время готовые дворы строением безденежно”, в особенности же
исключительное право устраивать в России такого рода пред-
приятия1.
Однородные преимущества даются и ряду других предпри-
нимателей, как, например, в 1718 г. купцу Павлу Вестову пра-
во на исключительное устройство в Москве сахарных заводов
на 10 лет, в 1719 г. стольнику Афанасию Савелову и купече-
ским сыновьям Томилиным привилегии на устройство скипи-
дарных, канифольных и гарпиусных заводов, по которой им
предоставлено исключительное право торговли означенными
вещами в России и право остатки отпускать беспошлинно за
границу. Компании для выделки волочильного и плющильного
золота и серебра было разрешено даже “отбирать безденежно
как серебро, так и инструменты того, кто будет сверх их ком-
пании оное мастерство производить”1 2.
Как мы видим, Петр не ограничивается созданием промыш-
лености для нужд армии, но старается насадить и производство
разного рода, предметов роскоши, потребляемых при дворе и
высшими кругами, чтобы избавить Россию от необходимости
привоза этих изделий из-за границы и сохранить звонкую мо-
нету в стране. Он покровительствует производству шелка, бар-
хата и парчи - мы упоминали о шелковом предприятии Шафи-
рова, поощряет выделку сахара - мы приводили привилегию
сахарозаводчику Вестову. Он создает заводы стеклянные, пис-
чебумажные, табачные. При Петре учреждено было несколько
стеклянных заводов, в том числе и существующий поныне Им-
ператорский стеклянный завод в Петербурге.
Посетив в 1712 г. в Дрездене бумажную мануфактуру Шу-
харта, Петр тогда же нанял несколько мастеров и отправил их
в Москву для устройства бумажной мельницы. Немец Плейфер
в том же году в Москве устроил такое предприятие. Вместе с
тем среди посланных за границу для обучения молодых людей
находился некий Короткий, которому велено было изучить бу-
1 Полное Собрание Законов. Т. V. № 3089.
2 Там же. Т. V. № 3181, 3358. VI. 6554.
496
Очерк истории русской промышленности
мажное производство в Голландии. По возвращении его ему
приказано было построить в Москве бумажную мельницу на
голландский образец и даны были ученики для обучения бу-
мажному делу. Когда столица была переведена в Петербург, то
Петр и здесь устроил бумажную мельницу (Дудоровскую),
причем в 1718 г. установлены были цены продаваемой Адми-
ралтейством бумаги с этой мельницы - “и о том публиковать
указами с барабанным боем и в пристойных местах выставить
листы дабы о покупке той бумаги его царского величества указ
ведали”. Вскоре приступили к постройке еще одной бумажной
мельницы, но обнаружился недостаток в сырье. Поэтому в 1720
г. предписывалось, чтобы всяких чинов люди, имеющие у себя
изношенные полотна, “такие бестряпицы приносили и объявля-
ли в канцелярии полициймейстерских дел, за которые по опре-
делению заплачены будут им деньги из кабинета Е. В.”.
За потребление табака при Петре уже не грозили кнутом и
рванием ноздрей, а старались использовать табак в фискаль-
ных целях. В 1716 г. Петр писал в Амстердам некоему Соловь-
еву: “Понеже у нас в Черкасских городах довольно табака ро-
дится, только не умеют строить на такую маниру, как из Гол-
ландии отвозят в расход для продажи на Остзей, и для того
приищи в Голландии нанять на нашу службу на три года под-
мастерья или доброго работника... и смотри, чтоб был трез-
вый, трудолюбивый и не старой человек, а именно, чтоб не
более сорока лет, и наняв такового человека, пришли сюда”.
Характерна и прибавка: “Сколько возможно сие тайно делай,
дабы не проведали те, которые сим промышляют и получают
богатство, ибо ежели проведают, то отобьют наемщиков”, -
повсюду эмиграция мастеров была запрещена. Мастер был вы-
писан, и табачное предприятие в том же году устроено; в 1717 г.
Меньшиков доносил, что “табачный мастер из нашего табака
изрядную пробу учинил”1.
Как мы видим, все это были отрасли, насаждаемые при по-
мощи иностранцев во всех странах Запада и входившие в же-
’ Полное Собрание Законов. №№ 3457, 3569. Лихачев. Бумага и древ-
нейшие бумажные мельницы в Московском государстве. С. 325 сл.
Историко-статистический обзор промышленности России. Отд. V. С. 2
сл. Отд. IX. С. 3 И сл.
497
Кулишер И. М.
лезный инвентарь меркантилизма. Многие из них у нас пыта-
лись создать уже при Алексее Михайловиче, но успех был то-
гда лишь кратковременный. Однако всех тех льгот и преиму-
ществ, которыми Петр с этой целью наделял промышленников,
было недостаточно. Сплошь и рядом не хватало самого главно-
го - капитала для учреждения предприятия и ведения его.
Этим капиталом в значительной мере снабжала предпринимате-
лей казна; от нее же они нередко получали безвозмездно не
только строения, но и материалы и инструменты, получали и
денежные суммы. Так, например, Щеголин с товарищами в
1720 г. получил строения и инструменты суконного двора вме-
сте с мастеровыми и сверх того деньгами 30 тыс. руб. в беспро-
центную ссуду, та же сумма в 30 тысяч выдана Докучаеву так-
же на устройство суконного предприятия в том же 1720 г., в
1744 г. Докучаев получил еще 30 тыс. Суммы в 5 тыс. даны в
20-х годах кожевенному мастеру Риттеру, суконщику Ворони-
ну, Исаеву, Павлову для кожевенного завода, Ивану Тамесу, в
3 тыс. - Волкову для устройства коломянкового предприятия,
Короткову - на бумажный цех.
Что же касается сумм, вложенных самими предпринимате-
лями, то они не велики. Так, капитал, внесенный в учрежден-
ную графом Апраксиным мануфактуру, составлял около 90 тыс.,
но из них Апраксин сам внес 10 тыс. и потом еще 10 тыс., ос-
тальная сумма была внесена Шафировым, Толстым и различ-
ными приглашенными купцами. Но и они получили ссуду от
казны в размере 451/г тыс. руб. В компании Меньшикова ка-
питал составлял всего 211/2 тыс., причем ему самому принад-
лежало всего 10 тыс., три участника вложили по 3 тыс., один
2 тыс. и один 400 руб. - суммы небольшие. В предприятие, уч-
режденное Тамесом, только один Микляев поместил 12 тыс.,
шесть участников, в том числе Тамес, от 41/2 до 3 тыс. каж-
дый, один 2100 руб., один 1600 руб., четверо по 1300, один
1050 и двое 650 и 250 руб.
На основании этого Лаппо-Данилевский приходит к тому
выводу, что “большинство долей, вкладываемых в предприятия
компанейщиками, не отличались большими размерами, хотя и
переведены были в рубли современной нам ценности. Впрочем,
498
Очерк истории русской промышленности
добавляет он, даже таких капиталистов было сравнительно не-
много, да и они чувствовали нужду в правительственных суб-
сидиях”1. В регламенте Мануфактур-коллегии такая денежная
помощь устанавливается как общее правило - в случае надоб-
ности коллегия может, с ведома Сената, ссужать всех фабри-
кантов деньгами на известное время без процентов1 2.
В жалобах на недостаток в капитале и в остановках пред-
приятий за отсутствием оборотных средств едва ли не наиболее
ярко выражается тот факт, что необходимого для создания
промышленности капитала было недостаточно. Впрочем, раз,
как мы видели, в Австрии, Пруссии, в значительной мере и во
Франции предприниматели не могли обходиться без денежной
помощи казны, то едва ли приходится удивляться тому, что
такие затруднения возникали у нас.
Шелковое предприятие графа Апраксина заявляло, напри-
мер, в 1720 г., что у него капиталов, потребных на производст-
во, не имеется, и шелка нет, причем последнее обстоятельство
компания объясняла отсутствием “искусства в купечестве”. В
особенности такого рода явления обнаружились, когда Ману-
фактур-коллегия поручила асессору Меженинову осмотреть
фабрики. Оказалось, что часть их прекратила свою деятель-
ность “за неимением капитала”. Так обстояло дело с предпри-
ятиями: парусным Симонова, полотняным Кузнецова, Ворох-
бина в Корочеве, грека Артина в Нежине. Такой же участи
подверглись бумажные предприятия Маслениковых и Титички-
на и суконное Голикова с товарищами. На последнем “сукна и
каразеи не делается за тем, что из содержателей той фабрики
двое померли, а двое за оскудением денег на ту фабрику не да-
ют, за тем де ту фабрику одним им содержать нечем".
Наряду с недостатком в капиталах препятствием к развитию
промышленности являлся у нас, как и в Пруссии, Австрии, не-
достаток в рынке. Несмотря на то что привоз одних товаров
был запрещен (например, различных видов шерстяных мате-
рий), а других был обложен (по тарифу 1724 г.) высокой по-
шлиной в 50-75% (например, шелковых тканей, полотна и мно-
1 Лаппо-Данилевский. Торгово-промышленные компании в первой
половине XVIII ст. С. 29.
2 Полное Собрание Закон. VII. № 4378 п. 9.
499
Кулишер И. М.
гих изделий из него), все же русским товарам предпочитали
иностранные ввиду более высокого качества и более низкой це-
ны их. В 1727 г. купцы жалуются на это низкое качество рус-
ских продуктов, которые “против заморского ничто добротою
не будут и весьма плоше”. Это касалось игл, чулок, суконных,
полотняных, шелковых материй. Все они “самые нижние”,
“ниже против заморских”, бархаты “против заморских работою
не придут, а ценою продаются из фабрик выше заморских”.
Точно так же “купорос, черный скипидар, крепкая водка, скор-
билы белые, краска, бакан, вохра” не годятся и “заморского
ценою вдвое дороже”.
Из указа 1740 г. узнаем, что и “сукна мундирные, которые
на российских фабриках делаются и на полки употребляются,
весьма худы и к носке непрочны”, ив 1741 г. было велено ко-
миссии “о доныне деланных на российских фабриках плохих
сукнах, отчего оное происходит, обстоятельно исследовать и
винных фабрикантов без упущения штрафовать”.
В результате в каразейном предприятии Воронина в 1726 г.
“станов убавлено 10, и оное учинено для того, что каразей на-
делано и дежит многое число, а никуды не принимают”, в мос-
ковском чулочном предприятии “призваны были люди, и оные
тех чулков никто ничего не купил и о продаже тех чулков от
военной канцелярии было публиковано и выставлены листы и
по тем публикам для покупки оных чулков охочих людей нико-
го не явилось”, почему предприятие “осталось без действа и
стояло до 1722 году”. В таком же положении находился трух-
манно-пудренный завод, с которого в 1722 г. “посылано в
Стокгольм для продажи 103 пуда, но токмо в продажу там не
употреблен и привезен назад и велено продавать трухман дома,
но токмо в продаже ничего не были”. И в других случаях на-
ходим значительные запасы, непроданные. Например, в шелко-
вом предприятии Евреинова за шесть лет было произведено
парчи на 40 тыс., из них продана только половина на 18 тыс.; в
шляпном предприятии Гусятникова и вощаночном Чиркина
почти весь изготовленный товар оставался непроданным1.
1 Л anno-Данилевский. Торгово-промышленные компании в первой
половине XVIII ст.
500
Очерк истории русской промышленности
Наконец, большие затруднения происходили и в снабжении
промышленности необходимой ей рабочей силой, “особенно в
начале XVIII века, когда мастеров приходилось выписывать из-
за границы, а рабочих разыскивать не без труда среди вольного
люда, еще мало склонного к оседлому образу жизни и не при-
выкшего к тяжелой и постоянной работе”. При устройстве шел-
кового предприятия графа Апраксина в 1717 г. был нанят во
Франции “дезигнатор узоров” (рисовальщик) де Бурновиль,
которому поручено было в свою очередь нанять иностранных
мастеров и закупать за границей материалы, и так как он “чи-
нил компанейщикам многие обещания” касательно учреждения
“мануфактуры и приведения ее вскоре во изрядное состояние”,
то “компанейщики... обнадеясь от него пользу получить”, вру-
чили ему “над всеми мастеровыми людьми дирекцию”. На са-
мом же деле Бурновиль нанял за границей “мастеровых людей
мало искусных и к тому же набрал непотребных всяких к тому
делу мужска и женска полу... притом же везли и бездельную
их рухлядь на наемных и почтовых подводах”, чем он, как и
покупкой сырья, “зело дорогою ценою”, “приключил убытки
компании”. А затем “вместо плода и действа в Москве у ману-
фактур бывши, Бурновиль близь города гулял по городу цугом
и только возмущал мастеровыми людьми” и - что всего хуже -
не обучал русских своему мастерству (“заказывал французам
русских учеников учить”). Вследствие этого предприятие долго
стояло, а затем стали делать метарии “самоучкою”. Так как вы-
яснилось, что “ежели он у того дела будет, то ни в чем добра
ждать невозможно”, то компания “усмотрела то его непотребст-
во... велела, выдав ему на Москве жалованье, которое надле-
жало, хотя он того и не заслужил, отпустить сюда, а здесь дали
ему паспорт, для проезду до отечества его”1.
Так печально кончилось дело с иностранцем, собственные же
подданные являлись народом “диким, не ученом и совершенно
непонятном к мануфактурному делу”, как заявляли в 1727 г.
предприниматели; нередко в предприятиях имелись беглые ра-
бочие и стояли “праздные станы за неимением работных людей,
1 Лаппо-Данилевский. Торгово-промышленные компании в первой по-
ловине XVIII ст.
501
Кулишер И. М.
которые приходят на ту фабрику с пашпортами после летней
деловой поры” - так что летом работа невозможна.
В результате Петру приходилось прибегать к тем же мерам,
как на Западе, - снабжать предприятия принудительной рабо-
чей силой. Как и на Западе, рабочих набирали из беглых, бро-
дяг, нищих, преступников. Игольной компании Томилина в
1717 г. велено было брать на работу “из бедных и малолетних,
которые ходят по улицам и просят милостыню”, в предприятии
Милютина набираются “убогие люди”, из указа 1736 г. видно,
что за недостатком рабочих брали “солдатских детей”1. Указом
1719 г. велено “для умножения полотняной фабрики тонких
полотен (Андрея Турки с товарищи) отсылать к ним для пряжи
льну баб и девок таких, которые будут в Москве из Приказов,
также из других губерний по делам за вины свои наказаны... И
для караула к тем бабам, чтоб они не бегали, дайте им в ком-
панию из отставных солдат, сколько человек заблагорассуди-
те”. Спустя два года эта мера сделана общей: женщины, ока-
завшиеся виновными в некоторых преступлениях и проступках,
предоставлялись на усмотрение Берг- и Мануфактур-коллегии,
которые и должны были отсылать их на компанейские фабрики
на несколько лет или даже пожизненно1 2.
Но так как этих несвободных элементов было недостаточно,
то приходилось пользоваться трудом беглых крестьян, и Петр в
1722 г. запретил возвращать их законным владельцам, “чьи бы
они ни были... понеже интересенты фабрик объявляют, что за-
тем в фабриках их чинится остановка”3. И еще годом раньше, в
1721 г., последовал известный указ, имевший крупное значе-
ние, ибо он предоставлял “важное право наравне с дворянами
как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни
покупать невозбранно, с позволения берг и мануфактур-
коллегии, токмо под такою кондицией, дабы те деревни всегда
были уже при тех заводах неотлучно”. А к этому прибавлено:
“Для того как шляхетству, так и купечеству тех деревень особо
без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать и
1 Полное Собрание Законов. Т. VI. № 4006. Т. V. № 3176. Т. IX.
№ 6858.
2 Там же. Т. V. № 3313. Т. VI. № 3808.
3 Там же. Т. VI. № 4055.
502
Очерк истории русской промышленности
никакими вымыслы ни закем ни крепить... А ежели кто будет
заводы заводить токмо для лица малые, чтоб ему тем у кого
деревни купить и таковых вымышленников до той покупки от-
нюдь не допускать и... штрафовать отнятием всего движимого и
недвижимого имения”1. Петр, как видно, и сам сознавал, к ка-
ким последствиям может привести такая мера; он боится, как
бы купцы не стали покупать и продавать крестьян без заводов
или устраивать небольшие заводы только для виду, чтобы
иметь повод для покупки крестьян. И все же обстоятельства
заставляют его решиться на создание такого особого вида кре-
постного состояния.
Из этого, однако, еще вовсе не следует, что “отношения тру-
да к капиталу в нашем крупном производстве вылились в со-
вершенно другие формы, чем на Западе” и “вместо капитали-
стической промышленности, развивающейся в это время на За-
паде, у нас возникло крупное производство, основанное на
принудительном труде”. Как мы уже упоминали, и в Западной
Европе широко применялся принудительный труд бродяг и ни-
щих, преступников и детей-сирот, и там встречается, например
в Австрии, пользование трудом крепостных крестьян. И если
покупки деревень к мануфактурам мы там не находим, то все
же имелись прикрепленные к ним рабочие, которые не могли
уйти из предприятия, иногда даже продавались вместе с ним.
Разница лишь в степени, но отнюдь не принципиальная.
А к этому нужно прибавить, что и по отношению к промыш-
ленникам Петр применял меры принуждения - и для них уч-
реждение предприятий и ведение их являлось такой же госу-
дарственной повинностью, как для рабочих и крестьян работа
на них. И те и другие, как и при первых Романовых, делали
“государево дело”. Отсюда требование “заведши торговым лю-
дям (завод суконный), собрав компанию; буде волею не похо-
тят, хотя в неволю”, - как читаем в указе 1712 г. А годом
раньше при передаче полотняных заводов Андрею Турке с ком-
панией: “А буде они оный завод радением своим умножать и
учинят в нем прибыль, и за то они от него великого государя
получат милость; а буде не умножат и нерадением умалят, и за
1 Полное Собрание Законов. Т. V. № 3711.
503
Кулишер И. М.
то на них и которые будут с ними в товарищах взято будет
штрафу по 1000 руб. на человека”. Русских людей “принужда-
ли строить компании” и строго наблюдали за “порядочным со-
держанием их”. Так, в 1718 г. “велено директору Ивану Тамесу
производить в Москве полотняную мануфактуру компанейским
коштом, в которую компанейщики определены иные по их
прошению, а другие по имянному указу”1.
И в этом отношении Петр являлся не единственным: Фрид-
рих Великий еще полвека спустя грозил промышленникам во-
енным постоем и другими крутыми мерами, если они сокраща-
ли производство и отпускали рабочих или отказывались дать
работу присланным им по распоряжению короля людям, и пу-
тем такого принуждения достигал своей цели. Все это входило
в воспитательную систему меркантилизма. “Понеже наш народ,
- мотивирует Петр свою политику, - яко дети, неучения ради,
которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не
приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но ко-
гда выучатся потом благодарят”. И он находит, что “явно из
всех нынешних дел не все ль неволею сделано и уже за многое
благодарение слышится, от чего уже плод произошел”. В рег-
ламенте Мануфактур-коллегии последней предписывается отно-
сительно лиц, которые пожелают “мануфактуры и фабрики за-
водить, в начале смотреть о пожитках и достоинстве и потом не
токмо скорое решение учинить, но и всякие способы показать,
коим образом с тою мануфактурою наилучше ему поступать и в
доброе и неубыточное состояние привести”. А в следующем
1724 г. по поводу учреждения компании для торга с Испанией
читаем: “Всем известно, что наши люди ни во что сами не пой-
дут, ежели не приневолены будут, того ради и коммерц-
коллегия для сей новости дирекцию над сим и управление
должна иметь, как мать над дитятем, во всем, пока в совершен-
ство придет”1 2.
1 Полное Собрание Законов. Т. IV. №№ 2467, 2324. Т. VII. №№ 4349,
4378.
2 Там же. Т. VII. №№ 4345, 4378 п. 7, 4540.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Крупная промышленность
после Петра (при Ели^айши^ его
преемнш^а^ и Екатерине II)
При ближайших преемниках Петра вплоть до 60-х годов
XVIII ст., т.е. до начала царствования Екатерины II, продол-
жается та же политика насаждения крупной промышленности и
остается в тех же формах покровительства и поощрения, какие
применялись Петром. По-прежнему раздаются ссуды предпри-
нимателям. Владельцы суконного предприятия Третьяковы по-
лучили в три приема ссуду в 271/2 тыс. руб., Шигони с това-
рищами 25 тыс. руб., Затрапезный с братьями на полотняное и
бумажное предприятие 20 тыс., фон Шемберг даже 50 тыс.
Компании Евреинова в 1736 г. сверх ссуды в 10 тыс. были пе-
реданы мастеровые с других суконных предприятий, мельницы
безоброчно на 10 лет, дубовый лес, сколько потребуется, и она
освобождена была от уплаты внутренних пошлин на свои изде-
лия на 10 лет, с тем чтобы компания доставляла сукна и кара-
зеи, “потребные для войск”. Такая же свобода от пошлин была
представлена воронежскому купцу Поставалову под тем усло-
вием, чтобы и он “мундирные сукна и каразеи” приготовлял с
“вящим прибавлением и лучшею добротою”1. В обоих случаях
речь идет, следовательно, о нужных казне предприятиях, о ра-
ботающих на армию.
Принцип монополии, предоставляемой предпринимателям,
по-прежнему господствует. В 1753 г. предоставлена исключи-
тельная привилегия производства ситцев компании Чемберлена
1 Полное Собрание Закон. Т. IX. №№ 6850, 7060. Т. XI. 8698. См.:
Фирсов. Русские торгово-промышленные компании в первой половине
XVIII ст. С. 60.
505
Кулишер И. М.
и Козенса; в 1755 г. дана такая же привилегия выделки обоев
на 10 лет Ботлеру, а пять лет спустя она была снова продолже-
на на 10 лет; в 1747 г. Черников и Сафьянов в Москве получи-
ли монополию производства пуховых шляп в Московской гу-
бернии, а в 1752 г. то же право предоставлено Сокольникову и
Боткину для Петербургской губернии; в 1762 году Ягужинский,
владелец предприятия по выделке шелковых чулок, выхлопо-
тал запрещение устраивать новые чулочные предприятия в Рос-
сии на пять лет, а барон Сиверс, ссылаясь на то, что его собст-
венная бумажная фабрика может снабдить своими изделиями
всю Петербургскую губернию, добился даже того, что в 1754 г.
его конкуренту Ольхину было запрещено Сенатом “распро-
странять свою бесполезную фабрику”1.
Та же политика осуществляется и в области снабжения
предприятий нужной им рабочей силой. Нищих и бродяг по-
прежнему отправляли на работу. В указе 1736 г. читаем: если
какие “подлые и неимущие пропитания и промыслов” люди из
разночинцев и купечества мужского пола и “женского полу хо-
тя б чьи они не были скудные, без призрения по городам и по
слободам и по уездам между двор будут праздно шататься и
просить милостыни”, то отдавать их на пять лет на фабрики и
мануфактуры, “дабы там за работу и за учение пропитание по-
лучали и напрасно не шатались”. В 1753 г. было предписано
“шатающихся по миру мужского пола разночинцев, кои в
службы не годны, а работать еще могут, отдавать на фабрики в
работу, так же и баб и девок и малых и из богаделен опреде-
ленных на жалованье отнюдь по миру ходить не пускать”. По-
этому в 1762 г., когда оказалось в Петербурге много просящих
милостыню солдаток, Сенат велел их отправлять в Мануфак-
тур-коллегию для распределения на фабрики в Петербурге и
окрестностях1 2. На фабрики отправляли и разночинцев, “не
имущих купечества и промыслов”, и заштатных церковников, и
незаконнорожденных, “зазорных детей”, как они именовались,
начиная с 12 лет, причем большая часть отдаваемых на время
оставалась там навсегда, была прикреплена к предприятию.
1 Полное Собрание Закон. Т. XII. № 9467. Т. XIII. №№ 10144, 10145,
Т. XIV. № 10376. Т. XV. № 11080. Т. XVI. № 11630.
2 Там же. Т. IX. № 6858. Т. XV. № 11485.
506
Очерк истории русской промышленности
Наряду с этими свободными гулящими людьми, не помня-
щими родства и незаконнорожденными детьми, рабочую силу
добывали по-прежнему путем покупки крестьян к фабрикам
(поссессионные крестьяне), причем в 1752 г. было точно опре-
делено, в каком количестве такая покупка дозволена лицам не-
дворянского звания, - ко всякому стану от 12 (на тафтяных,
платочных, ленточных, полотняных предприятиях) до 42 (на
суконных), а женского полу, “сколько при мужьях обретаться
будет, владельцам железных заводов - на одну домну по сто,
да к двум молотам - по 30 дворов”, полагая на двор по четыре
души1. По сведениям, собранным в начале царствования Екате-
рины II, оказалось, что к фабрикам было куплено более 20
тыс. душ (из них на фабричной работе находилось всего 38%, а
в деревнях для крестьянских работ было оставлено 62% - указ
1752 г. этого требовал), а к горным заводам более 40 тыс. душ,
всего же 67!/2 тыс. душ, почти на 94 тыс. меньше, чем могло
бы быть на основании указа 1752 г.1 2 Последнее находится, по-
видимому, в связи с постепенным распространением вольнона-
емного труда. В начале 60-х годов при всех фабриках, состо-
явших в ведомстве Мануфактур-коллегии, имелось 38 тыс. ра-
бочих, которые распределялись приблизительно в одинаковой
доле (по одной трети между казенными и приписными по реви-
зиям (14 тыс.), собственными (вотчинными) и купленными
(10/2 тыс.) и вольными и наемными (12!/2 тыс.), так что
число последних доходило ко времени указа 1762 г. до 33%,
одной трети всех рабочих3. Указом Петра III 1762 г. предписа-
но было “всем фабрикантам и заводчикам... отныне к их фаб-
рикам и заводам деревень с землями и без земель, покупать не
дозволять, а довольствоваться им вольными и наемными по
паспортам за договорную плату людьми”. Это было подтвер-
ждено и Екатериной II - выдвинут принцип производства при
помощи свободного труда4.
1 Полное Собрание Закон. Т. XIII. № 9954.
2 Там же. Т. XIII. № 9954.
3 Семевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II.
С. 395. Л anno-Данилевский. Торгово-промышленные компании в пер-
вой половине XVIII ст. С. 67.
4 Полное Собрание Закон. Т. XV. №№ 11, 490. Т. XVI. №№ И, 638.
507
Кулишер И. М.
Если таким образом Петр Великий дал “тему для дальней-
ших правительственных мероприятий и эта западноевропейская
‘тема’ повторялась в русском законодательстве и эксплуатиро-
валась русской жизнью и впоследствии”, то разница все же по-
лучалась та, что, как указывает Н. Н. Фирсов, при Петре
“преобладает серьезный государственный взгляд”, тогда как
при его преемниках государственные цели на практике начали
сильно эксплуатироваться видными властными деятелями для
личных целей. Официальные лица, близкие к правительствен-
ной власти, захватывают в свои руки наиболее выгодные про-
мыслы, они образуют компании для эксплуатации рыболовных,
китоловных, звериных промыслов, горных заводов, становятся
“содержателями” этих казенных предприятий, и эти компании
затмевают собою даже самые крупные купеческие товарищест-
ва. При этом “с каждым новым правительством на место преж-
них влиятельных людей вставали новые, желавшие, подобно
своим предшественникам, при помощи связей, приобрести себе
экономические блага на законном основании”1.
Так, при Анне Иоанновне старался прибрать в свои руки
русскую промышленность барон Шемберг, вызванный всесиль-
ным Бироном из Саксонии для усовершенствования русского
горного промысла и поставленный им в качестве генерал-берг-
директора во главе вновь учрежденного взамен прежней Берг-
коллегии Берг-директориума. Вскоре генерал-берг-директор
подал императрице донесение, в котором указывал то, что он
“приметил”, что “горное дело по сие число не особенно разви-
лось” и что вследствие этого казенные доходы “не так доволь-
ны, как им быть надлежало”; “по его рассуждению”, прави-
тельство больше получит прибыли, если заводы будут совер-
шенствоваться “не единым казенным коштом”, но и
“издивением приватных людей”. “А понеже, - продолжал он, -
в недавнем времени представлено”, что в Верхотурском уезде
при горе Благодать существуют заводы, которые испрашивает в
содержание Петр Осокин, по “некоторым неправильным кон-
дициям”, то, неожиданно заключает он, эти заводы “на себя
принять готов”.
1 Фирсов. Русские торгово-промышленные компании в первой поло-
вине XVIII ст. С. 58 и сл.
508
Очерк истории русской промышленности
Требования Шемберга были весьма большие. Он хотел по-
лучить, кроме заводов, и субсидию, местности в Лапландии и
по Белому морю “для построения вновь заводов” и притом по-
лучить эти земли “в потомственное владение” с правом бескон-
трольной торговли своими товарами, чтобы “ни в котором виде
никто его не отягчал и препятствия не чинил”, далее он просил
разрешения приписать к своим заводам крестьян не только в
том количестве, которое нужно для начала дела, но и сколько
потребно будет “впредь, когда заводы размножатся”. Его заво-
ды должны быть освобождены от всех “нынешних и будущих
податей, налогов и пошлин”, и, наконец, чтобы нажиться на
снабжении своих рабочих припасами, просил запретить им са-
мостоятельно приобретать для себя вино, табак, пиво и “прочие
харчи”, ибо он желал не только развивать российскую про-
мышленность, но и удерживать рабочих от “непорядочных по-
ступков”.
Удовлетворение его ходатайства было, по-видимому, Шем-
бергу заранее обеспечено, но для того, чтобы придать всему
этому законное основание, была образована комиссия “о гор-
ных делах”, которая, согласившись с Шембергом в одних во-
просах, по другим, однако же, разошлась с его мнением. В ча-
стности, напоминая об указе 1714 г., запрещавшем “ступать в
торги и подряды”, касающиеся к тем местам, где они служат,
что подтверждалось и указами Анны Иоанновны, комиссия
возбуждала вопрос о том, не будет ли государственным интере-
сам “предосудительно”, если “горные управители” станут зани-
маться горными промыслами: “когда они будут интересны, то
кому надзирание за ними иметь”?
Однако все это делалось, по-видимому, только для вида, ибо
граф Остерман, высказываясь по поводу взглядов комиссии,
находил, что такое совместительство вполне возможно, ибо “те
горные начальники или служители лучшие способы имеют ру-
докопные дела производить по горному обыкновению” и будут
еще подавать пример “другим заводчикам”. Что же касается
указа 1714 г., то он “к сему делу не приличествует, и императ-
рица может новые “потребные” указы “учинить”, “добрыми же
регламентами... все те от комиссии опасаемые предосуждения...
могут быть отвращаемы”.
509
Кулишер И. М.
В результате последовал берг-регламент, которым постанов-
лялось горные заводы отдавать частным компаниям, и в то же
время опубликована была привилегия барону фон Шембергу,
вполне совпадавшая с его желаниями. Причина предоставления
ему столь широких прав заключалась не только в близости его
к Бирону, но и в том, что последний и сам “захотел порадеть о
государственной казне”, чего ради он и решил сделаться не-
гласным компанейщиком: скрываясь за спиной Шемберга, Би-
рон желал половину доходов берг-компании брать себе. И сама
императрица писала: “а от нас в сию компанию дается 50 тыс.
руб.”. И эту сумму она могла внести не только за счет своего
фаворита Бирона, но и от собственного имени, являясь, следо-
вательно, также заинтересованной в этом деле.
Вместе с правительственным переворотом и воцарением Ан-
ны Леопольдовны, с падением Бирона положение компании
Шемберга должно было пошатнуться, и один из участников
упомянутой выше комиссии о “горных делах” граф Головкин
стал указывать на то, что и помимо полученных уже им горных
заводов Шемберг имеет возможность прибрать к рукам и “дос-
тальные” казенные заводы, ибо раздача казенных горных заво-
дов находится в его ведении, так что он “может некоторые на
собственную персону получить”, а если не захочет сделать та-
кого выдающегося “воровства”, то ничто не мешает ему “всту-
пить в компанию... с прочими желающими партикулярными
людьми”. Он выступает “не яко горных дел командир, а сущий
содержатель заводов... понеже большею частью должен будет
свои интересы наблюдать”.
Только при Елизавете Петровне в 1742 г. у Шемберга были
отняты все промыслы и велено было взять его “под караул”.
Однако грозное начало следствия вскоре сменилось более мяг-
ким продолжением, ибо один из компаньонов Шемберга сумел
задобрить сильных “персон”, давая им взаймы, и многие сена-
торы старались всеми правдами и кривдами выгородить сак-
сонца. Долг его казне составлял по одному подсчету 308, по
другому 372 тыс. руб. - сумма огромная для того времени. Но
деньги он успел переправить за границу, куда и сам бежал, так
что для казны получились крупные убытки.
510
Очерк истории русской промышленности
Во всяком случае перемена в новое царствование произошла,
горные заводы, как и прочие промыслы, находившиеся в руках
Шемберга, должны были перейти к другим лицам, “в соответ-
ствии с интересами лиц сильных расположением новой прави-
тельницы”. В самом деле, очень скоро, в 1748 г., беломорские
рыбные промыслы, прежде эксплуатируемые Шембергом, по-
ступили в содержание самого влиятельного вельможи елизаве-
тинского времени - графа П. И. Шувалова, затем ему же были
переданы и рыбные промыслы в Астрахани и на Каспийском
море, остававшиеся “с давних лет впусте”, а вскоре было удов-
летворено и ходатайство его о предоставлении ему моржевых,
звериных и сальных промыслов по берегам Ледовитого океана.
“После всего этого нетрудно было предвидеть, что гр. Шувалов
запросит и горные промыслы, которые после Бирона и Шем-
берга, по-видимому, невольно ассоциировались с рыбными и
звериными промыслами1. Действительно, гр. Шувалов не за-
медлил с новой челобитной “об отдаче ему гороблагодатских
железных заводов, отнятых за несколько лет до этого у Шем-
берга. Сенат определил отдать ему и эти заводы, ссылаясь на
то, что сальные и рыбные промыслы им “в такое размножение
приведены, в каком никогда они не бывали”. Впоследствии же
пришлось гороблагодатские заводы, отданные Шувалову за ни-
чтожную сумму в 90 тыс. руб., взять обратно в казну в счет
лежавших на нем долгов казне за 750 тыс. руб., иначе говоря,
правительство взяло обратно свои заводы уже по весьма доро-
гой цене1 2.
Таким образом, монопольные компании привилегированных
лиц оказывались для казны весьма убыточными. Если Шемберг
так и не возвратил той суммы в размере свыше трехсот тысяч
рублей, которую он остался должен казне, то и Шувалов еще в
1760 г. не внес числившихся на нем 186 тысяч. И в других слу-
чаях положение казны было не лучше. Так, например, Симбир-
ская компания Воронцова, которая взяла на откуп таможенные
и кабацкие сборы, задолжала казне в 1740-1741 гг. 129 тыс.
1 Фирсов. Русские торгово-промышленные компании в первой поло-
вине XVIII ст. С. 75-92.
2 Там же. С. 118 сл.
511
Кулишер И. М.
руб., которые пришлось взыскивать судебным порядком. Но
взыскание подвигалось весьма медленно, ибо посланный для
этой цели прокурор Жилин заявлял, что члены компании вне-
сти долг не в состоянии и “неплатеж чинится не для какого от-
бывательства, но по самой необходимой нужде... понеже эти
купцы весь свой капитал... по купецким обрядам употребляли в
оборот”. Однако поверенные купцов средней и меньшей гиль-
дии привезли в Петербург донесение императрице Елизавете, в
котором они объясняют, что “оные хищники” Воронцов с ком-
панией вполне в силах уплатить причитающуюся с них сумму,
что они “свои многие торга и промыслы имеют под чужими
именами” и что прокурор Жилин “чрез происки их Воронцова
с товарищи... оставя их самих... показанную сумму” взыскивает
со всего симбирского купечества, причем “бьет их братию сред-
нюю и меньшую гильдию батожьем смертельно, морит в колод-
ках и принуждает подписываться к платежу той суммы с каж-
дой души по 6 рублей со излишеством”. Равным образом и
бурмистр Иван Твердышев, который находится в той же “во-
ровской компании и платежу повинен как за отца своего, так и
за себя до 6000 рублей... приказал среднюю и меньшую бра-
тию... из домов их таскать також жен их и детей, и сажает всех
в тюрьмы и морит в колодках... без выпуску... смертельно”,
отчего многие “могут в недолгом времени помереть”, особенно
женщины “от приключившихся родов”, иные же “от такого
страха... принуждены” были разбежаться, “оставя домы своя”1.
Получается любопытная картина хищений “персон”, с одной
стороны, подкупа правительственных чинов, с другой стороны,
и разорения ими же людей “маломочных” - с третьей.
Под влиянием такого рода хищения казенного интереса пра-
вительство стало охладевать к системе монополии, и последняя
ослабевает уже при Елизавете. Но решительная перемена на-
ступает лишь при Екатерине II. Депутаты не только от кресть-
янства, но и от купечества в комиссии о составлении проекта
нового уложения не раз заявляли, что “вольность есть главное
к распространение коммерции средство”, и точно так же дворя-
’ Фирсов. Русские торгово-промышленные компании в первой поло-
вине XVIII ст. С. 189 сл.
512
Очерк истории русской промышленности
не указывали на то, что “торг, жилы государства, любят волю,
а не принуждение”. На этом основании и те и другие приходи-
ли к заключению, чтобы “никакой казенной или партикулярной
торг в одни руки никому не поведено было отдавать, а оставить
все торговые промыслы в вольности”.
Исходя из того, что “торг есть дело вольное”, Екатерина “с
самого начала своего царствования уничтожила все монополии”
и все отрасли торговли отдала в “свободное течение”, как гово-
рится в “Записке”. Уже указом 1762 г. отменено было предос-
тавленное Шемякину исключительное право привозить в Рос-
сию и продавать потребный для фабрик шелк всяких сортов
как сырец, так и крашеный без платежа пошлин; далее упразд-
нена привилегия петербургской ситцевой мануфактуры на ис-
ключительное производство ситцев и дозволялось всем, в том
числе крестьянам, заводить такого рода предприятия “ради
очевидно от них государственной и народной пользы”1. В сле-
дующем году появился указ, в котором говорилось, что импе-
ратрица, “при неусыпном старании и попечении о благоденст-
вии своих подданных, уважая общую их и государственную
пользу в размножении фабрик, и приняв за правило, дабы не
оставалось то в одних руках, чем множество желающих пользо-
ваться могут, приказала делание сусального листового золота и
серебра, також бумажных и полотняных обоев позволит произ-
водить всем, кто пожелает, беспрепятственно”, привилегия же
купцов Федорова с товарищами была уничтожена1 2. Еще год
спустя дозволено было всем без исключения заводить всякого
рода фабрики и заводы, “особливо такие, с которых вещи на
содержание полков потребны, т.е. суконные, кожаные, глиня-
ные или гусарских киверов, пуговичные, полотняные, конские,
овчарные и другие полезные”3.
В 1767 г. Екатерина II высказалась и против казенных мо-
нополий. “Когда сия фабрика, - говорится в указе по поводу
состоящей под ведомством Кригс-комиссариата казенной коже-
венной фабрики, - будет не в казенных руках, тогда, я чаю,
1 Полное Собрание Закон. Т. XVI. № 11630.
2 Там же. № 11761.
3 Там же. Т. XVI. № 12099.
513
Кулишер И. М.
достаточно и кож будет. Монополиум, к сей казенной фабрике
присоединенный, был вреден народу, и казенная от того при-
быль не награждала того вреда”. К этому в указе прибавлено,
что вообще “никаких дел, касающихся до торговли и фабрик не
можно завести принуждением, а дешевизна родится только от
великого числа продавцов и от вольного умножения товара”1.
В “Наказе” по поводу казенных монополий читаем: “Чем же
могут бедные люди пропитать жизнь свою, если мы вступим в
их звание и промыслы? Кто может нас воздержать, если мы
станем входить в откупа? Кто нас заставит исполнять наши
обязательства?” Надо “хранить всегдашним правилом, чтобы во
всех случаях избегать монополий, т.е. не давать, исключая всех
прочих, одному промышлять тем или другим”.
Наконец, отказ от системы монополий и привилегий был
окончательно провозглашен манифестом 1775 г., согласно кото-
рому “всем и каждому дозволяется добровольно заводить вся-
кого рода станы и производить на них всевозможные рукоде-
лия, не требуя на то уже иного дозволения от вышнего или
нижнего места”.
В силу этого, например, в области текстильной промышлен-
ности наступили замечательные облегчения. В том же году доз-
волено было всем рыть корень марены и продавать его, ибо, по
словам указа, оставление этого по-прежнему в одних руках
причинило бы подрыв фабрикам и красильщикам. Вместе с тем
уничтожено было право, данное в 1751 г. на 30 лет, на исклю-
чительное производство и продажу кубовой краски.
Из этого, конечно, не следует, что при Екатерине исчезла
вся система покровительства промышленности. Екатерина вовсе
не была поклонницей системы полной экономической свободы,
находя, что “вольность торговли не то, когда торгующим доз-
воляется делать, что захотят, сие было бы больше рабства
оные; что стесняет торгующего, то не стесняет торговли”. Вы-
сокие таможенные тарифы, запрещения вывоза за границу раз-
личных товаров, необходимых для дальнейшей обработки в
России (например, льняной пряжи), разрешение беспошлинной
продажи внутри страны и за границей изделий вновь вводимых
’ Полное Собрание Закон. Т. XVIII. № 12949, 13090.
514
Очерк истории русской промышленности
в России отраслей производства, как и выдача ссуд из казны и
вывоз иностранцев, - все это практиковалось и при Екатерине.
В особенности в первые годы царствования Екатерины II вызы-
ваются в большом количестве иностранные промышленники и
им даются значительные льготы, как-то: ссуды, освобождение
от податей, отведение земли под здание мануфактуры. Про-
мышленники обязываются привести с собой мастеров, провоз и
содержание которых казна берет на себя, и они должны взять в
обучение русских мальчиков и сделать их искусными работни-
ками.
На таких основаниях был заключен в 1764 г. договор с
французами Палисом и Сосье, из которых, однако, только вто-
рой завел в Саратове производство шляп и поставлял их для
войск; в 1779 г. предприятие его за долги было взято в казен-
ное управление. Одновременно подписан был контракт на тех
же условиях с Жаном Пьером Адором “делать всякие галанте-
реи с разными цветами и финифтью... как например, цепочки
золотые к часам с ключами, футляры зубочистные, яички,
шпажные эфесы и все прочие тому подобные вещи, какие от
Двора поведено будет”. Француз Вердье, получив ссуду в
6 тыс. руб., обязался развести шелковицу и начать выделку
шелковых чулок в Саратове “добротою против французских” и
должен обучить этому искусству 12 человек учеников из гарни-
зонной школы. Амстердамский уроженец Яков Радке является
в 1769 г. в Россию для производства “прорезных и неразрезных
бархатов” и прочих материй и получает ссуду в 50 тыс. руб.,
но за недостатком средств он своего заведения не открыл. В
1764 г. заключены контракты с часовыми мастерами Фаци и
Феррье, которым дается дом в 18 комнат с содержанием его от
казны, право беспошлинного ввоза инструментов и материалов
и ссуда на устройство предприятия в Москве и на вывоз масте-
ров из-за границы в размере 18 тыс., они же обязуются взять в
обучение 12 мальчиков в возрасте от 12 до 15 лет. По договору
1767 г., Буше заводит табачную фабрику и обязывается обучить
своему искусству 20 русских учеников, за что получает пособие
в 12 тыс. (по 600 руб. за каждого) и сверх того по 1200 руб. в
год на содержание их в течение первых шести лет. До 1769 г.
был устроен иностранцами еще ряд предприятий (в Петербурге,
515
Кулишер И. М.
Саратове, Астрахани, Ревеле) - пять шелковых, одно бумаж-
ных материй, мыловаренное, кружевное, столярное; многие из
них получают пособия в 400, 600, даже в 200 руб., другие, на-
против, в 5, 15 и 20 тыс.1 В дальнейшем, однако, вызов про-
мышленников сокращается - он был сопряжен со слишком
большими расходами. Любопытно при этом, что иностранцам,
устраивавшим в России фабрики и заводы, даже дано было в
1763 г. разрешение покупать к ним крестьян1 2 и в приведенных
выше случаях вызова их часто упоминается об отведении им
земли, согласно манифесту 1763 г. - тогда как годом раньше
этого права были лишены русские промышленники.
Это последнее запрещение заставило русское купечество
пользоваться в своих предприятиях вольнонаемной рабочей си-
лой - дворяне по-прежнему могли прибегать к труду своих
крепостных - явилось важным событием в истории русской
промышленности, значительно расширив свободный труд в
предприятиях, по сравнению с принудительным, хотя, конечно,
те предприятия, которые уже раньше имели поссессионный ха-
рактер, т.е. к которым были приписаны деревни, сохранили их
за собой и впоследствии. Дворяне, впрочем, в своих наказах в
Екатерининскую комиссию находили, что у тех фабрикантов из
купцов, кои не имеют вотчин (т.е. приписанных крестьян),
“фабрики и заводы в цветущем состоянии, а кто имеют вотчи-
ны, то только единственно содержат оные для славы и о раз-
множении фабрик и заводов совсем не радеют”. Целый ряд
дворянских наказов просит о сохранении в силе запрещения
покупки крестьян к заводам - купеческие наказы, естественно,
настаивали о возвращении этого права, - причем находили, что
от производства работ вольнонаемными людьми получается вы-
года и дворянству, так как их крепостные получают хороший
заработок. “Содержатели из купечества разных фабрик и заво-
дов многочисленно имеют за собой во владении крестьян... жи-
вут они единственно в увеселительных своих роскошах и лено-
1 См.: Писаревский. Из истории иностранной колонизации в России в
XVIII ст. и о нем: Шестаков, изд. Общества истории и древностей
российских при Московском Университете.
2 Полное Собрание Закон. Т. XVI. № 11880.
516
Очерк истории русской промышленности
сти, а остальные свои деньги уповательно давно уже с крестьян
работою и доходами получили”, почему все деревни следует у
фабрикантов отнять и перечислить к дворцовым1.
Что же касается отдачи на заводы тех “подлых и неимущих
людей”, которые “праздно шатаются и просят милостыню”,
женщин, арестованных полицией и т.д., то эти меры применя-
ются по-прежнему и при Екатерине II. Сенат подтвердил, что-
бы и публичные женщины, отсылаемые полицией в Мануфак-
тур-коллегию, отправлялись последнею на фабрики1 2.
На парусной фабрике, переведенной в 1772 г. из Москвы в
Новгород, мы находим в Новгороде к концу XVIII ст. наряду с
крепостными и рекрутами также нищих и бродяг или так назы-
ваемых “праздношатающихся”. Вообще при переводе ее в Нов-
город указывали на то, что она “неминуемо всех праздных нов-
городских к сей работе притянет, им достанет пропитание и
предовольно чрез то достанет ей рук”3, - та же мысль, которая
обычно высказывается при устройстве мануфактур в западно-
европейских городах. Речь идет об использовании праздных
людей, о борьбе с нищенством и добывании этим путем необхо-
димой для новых предприятий рабочей силы. В конце XVIII ст.
устроена была в Петербурге казенная полотняная фабрика на
60 станов, причем рабочими на ней должны были быть дети из
воспитательного дома, так что новое предприятие, содействуя
развитию промышленности, в то же время спасало бы незакон-
норожденных от гибели - нищенства и тунеядства. Еще и впо-
следствии та же идея сохраняла свое значение. В 1809 г. в Пе-
тербурге была заведена суконная мануфактура при работном
доме, и арестанты, помещенные в последнем, должны были на
ней работать, хотя из этого ничего не вышло4.
Вообще в 1783 г. Екатериной были созданы в Петербурге -
на иностранный манер - два “рабочие и смирительные дома”,
1 Сборник Исторического Общества. Т. IV. № 300, 395. Т. VIII. № 562.
Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 29.
2 Полное Собрание Закон. Т. XIX. № 13664.
3 Мурзанова. На московско-новгородской парусной фабрике // Ар-
хив истории труда в России. Т. II. С. 2-3.
4 Столпянский. Из истории производств в Санкт-Петербурге за XVIII в.
// Архив истории труда. Т. II. С. 95-96.
517
Кулишер И. М.
которые предназначались не для преступников, а “для работы и
наказания всякой ленивой черни, безпашпортных, беглых кре-
постных людей и служителей, здоровых нищих, пьяниц, заби-
як, распутных людей, бездельников”, а также мелких воришек.
“Пребывание в работных домах, - говорит Георги в своем
“Описании столичного города Санкт-Петербурга 1794 года”, -
бывает довольно чувствительно для всех к тому осужденных,
не взирая на кроткое с ними обхождение, как в рассуждении
невыходного заключения самого, так и ради непременного и
точного исправления задаваемой работы и весьма умеренной
пищи, а потому и может служить отвращением для всех к бес-
путному житию склонных”. Сидельцы их занимаются “разными
трудными работами для ремесленников”, между прочим “рас-
тирают они сандал”, т.е. распиливают сандаловое дерево1.
Наряду с этой категорией рабочих (беглых, не помнящих
родства, отданных за нищенство) и купленными к фабрикам и
заводам, находим еще третью (они все именовались в XIX ст.
поссессионными) в виде казенных мастеровых, отданных заво-
дчикам вместе с заводами, к которым они были приписаны.
Положение этих мастеровых нередко с передачей заводов част-
ным лицам значительно ухудшалось, и заводчики, применяв-
шие и труд собственных крепостных, не проводили различия
между теми и другими, заставляя их выполнять работы, кото-
рых они ранее не производили, сдавали в рекруты, подвергали
тяжелым наказаниям. Такое понижение казенных мастеровых
на уровень крепостных вызывало среди них нередко волнения
и отчаянную борьбу за свои права. Но нелегко было им добить-
ся признания своих прав, ибо и государственные органы, кото-
рые, казалось бы, должны были разбираться в различиях меж-
ду категориями заводских рабочих, как, например, Мануфак-
тур-коллегия, рассматривали казенных мастеровых “равно яко
крепостных" и никаких особых прав за ними не признавали* 2.
О положении поссессионных рабочих во второй половине
XVIII ст. мы узнаем главным образом из дел о волнениях ка-
’ Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга 1794 года.
С. 322 сл.
2 Свмевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II.
С. 413 сл., 436 сл.
518
Очерк истории русской промышленности
зенных мастеровых на уральских горных заводах, как и из об-
следования фабрик, произведенного в первые годы XIX ст.
Картина получается весьма нерадостная. Рабочие жалуются на
замедление в уплате заработанных денег, на то, что их не воз-
награждают за остановки в работе, происходящие не по их ви-
не, что им приходится выполнять и нефабричные работы, что
их заставляют покупать продукты в хозяйской лавке по повы-
шенным ценам, что им вместо денег платят припасами, что им
не дают отдыха в субботу после обеда, в праздничные и вос-
кресные дни. На горных заводах они вынуждены были, так как
они были заняты другими работами, нанимать за себя для раз-
личных работ, например для рубки дров, посторонних лиц, ко-
торым они платили не по 25 коп., как получали сами, а по 35 и
40 коп. На горных заводах рабочий день обычно продолжался
И часов, на фабриках (поссессионных) 12 час., но были и слу-
чаи более продолжительной работы - в 13 и 13*/г часов, ино-
гда и до 15 часов, так что работники прядут и чешут шерсть “и
стригут сукно в темноте”. Определялось количество годовой
выработки, обязательной для каждого мастерового, но оно ус-
танавливалось на ревизскую душу, почему рабочим приходи-
лось работать не только за себя, но и за стариков и малолет-
них. На многих фабриках и даже горных заводах применялся
труд малолетних. На большой московской суконной фабрике
жизнь рабочих была настолько невыносима, что они просили
лучше отдавать их в солдаты, - а ведь отдача в солдаты произ-
водилась за преступления, и одно слово “солдатчина” вызывало
в те времена представление о всевозможных ужасах. Какова
была эта жизнь, можно судить и из обследования 1803 г., в ко-
тором говорится, что “поныне очень срамно было видеть, что
большое число мастеровых и работных людей так ободрано и
плохо одеты находятся, что некоторые из них насилу и целую
рубаху на плечах имеют”1.
1 См.: Семевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатери-
ны II. С. 401 сл.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Хустраная промышленность
в XVII и XVIII ст.
Не только в XVII, но и в XVIII ст. в городах преобладаю-
щей формой промышленности являлось ремесло в различных
его видах. В Доме св. Софьи в Новгороде, который являлся
“центром огромной территории, разбросанной по всем новго-
родским пятинам и выходящей часто за их пределы”, мы нахо-
дим различных ремесленников, частью работающих на новго-
родского владыку, частью и на прочее население. Здесь мы на-
ходим кузницу: “дано кузнецу Данилу Семенову 16 алтын, а он
подковал 6 лошадей большими подковы все ноги, которым к
Москве итти”, выдано “Грише кузнецу на уголье денег рубль”,
у кузнеца имеется “молотовшик”, которому “на всякий день
дают полхлеба да кашу с маслом”. Здесь же жили и “мельни-
ков колесник Дметерко”, и иконописцы, в пользу которых вла-
дыка Новгородский устанавливает в пределах Новгорода моно-
полию - другим иконописцам “с променными иконами в Вели-
кий Новгород не приезжать и в Новгородских уездах не
променивати” (1678 г.).
Восковые свечи выделывались на софийском дворе из казен-
ного воску софийскими звонцами: “Дано Никите звонцу 6 ал-
тын от свеч от сканья и за светильно, а скал он 2 пуда свеч ми-
трополиту в келью и в казну”, “дано звонцу Никите 8
московок”. Подобным же образом и серебряники снабжаются
заказчиком сырым материалом: “Дано серебреннику Грише
Яковлеву на оклад Пречистые Богородицы владимирские 8
рублев 13 ал. 2 д.; да сусального золота пошло 30 листов двой-
ного, а дано 21 алтын; да Грише ж дано на оклад на образ Бо-
риса и Глеба... да на те же образы дано на венцы на пареное
золото 8 золотых угорских, кои взяты у митрополита, да 2000
520
Очерк истории русской промышленности
гвоздей пошло... 10 катков серебряных на венец к Пречистые
Богородицы за жемчюгов мест... 3 вставки, 2 раковины, да
червец... гривенка ртуту... от рези от имян 3 алт. 2 д., финифту
на 2 алт., мыла, да ягод, да клею на 2 алт. 2 д.”1 Все материа-
лы - и сусальное золото, и пареное золото, и серебро, и гвозди,
и ртуть, и финифть, и клей и все прочее доставляет заказчик
ремесленнику; последний присоединяет к этому только свой
труд.
В Москве в XVII ст. мы находим наряду с заказами ремес-
ленникам и, по-видимому, широко распространенное производ-
ство для рынка; серебряники, скорняки, сапожники, котельни-
ки в рядах продавали свои изделия; Федьку “в лицо знают и
сапоги к ним в сапожный ряд на продажу выносит”. В 1664 г.
по государеву указу в один раз было куплено в пределах толь-
ко Гостиного двора 427 чекменей, и тогда же было закуплено в
лавках Китай-города до 4J/2 тыс. аршин холста1 2. Здесь мы
имеем, по-видимому, уже производство не ремесленное для ме-
стного сбыта, а предназначенное для более широкого рынка,
ибо холст городскими ремесленниками, как мы видели, не изго-
товлялся, а прядение и ткачество составляло деревенский про-
мысел. Материи, очевидно, закупались московскими торговца-
ми и продавались ими в рядах.
Одновременное существование различных форм производст-
ва, как работы по заказу потребителя из материала последнего,
так и производства для продажи потребителю и, наконец, изго-
товления товаров для скупщика-торговца, мы можем установить
и в западнорусских городах. О работе по заказу потребителя и
из принадлежащего ему материала свидетельствуют постанов-
ления цеховых статутов, воспрещающие утайку и подмен мате-
риала заказчика. Могилевскими цеховыми статутами скорня-
ков, портных, сапожников, золотых дел мастеров, составлен-
ными до середины XVII ст., воспрещается в большинстве
случаев под угрозой исключения из цеха утаивать материал за-
казчика. По статуту 1579 г. виленского цеха ткачей, утаивший
1 Греков. Новгородский Дом Святой Софии. Т. 1. С. 50 сл.
2 Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI-
XVII ст. С. 69.
521
Кулишер И. М.
материал, полученный от заказчика, лишался права продол-
жать промысел, а у полоцких скорняков и шапочников мастер
за подобный обман предается суду магистрата1.
Однако в тех же статутах идет речь и о работе на продажу.
В могилевских цехах говорится о закупке сырья, тот же вилен-
ский цех ткачей устанавливает одинаковый аршин и получает
место для лавки. Следовательно, эти цехи одновременно с ра-
ботой по заказу потребителя из его материала производили то-
вары для рынка. Точно так же в статуте могилевских красиль-
щиков воспрещалось и употребление дурных красок и плохое
окрашивание полученных от заказчика предметов.
В других цеховых уставах, однако, имеется в виду только
одна форма так называемого шинкованного ремесла, т.е. выно-
сящего на рынок свои изделия. Это видно из кар, устанавли-
ваемых за употребление плохого материала (например, у брест-
ских сапожников за гнилой материал), за понижение цен, за
разнос товаров по домам для продажи, за пользование учени-
ками или подмастерьями для торговли своими изделиями. Точ-
но так же если Виленские и могилевские цехи воспрещают по-
купку сырья на рынке, на улицах, закупку его на пути в город
(“выбегание в поле”), покупку в неурочные дни, если они доз-
воляют мастеру покупать не свыше определенного количества
сырья (маслобойнику не более двух бочек конопляного семени,
сафьяннику не более ста кож) или если они предписывают де-
литься с другими мастерами закупленным сырьем, то это все
доказывает, что мастера приобретают сырье самостоятельно и
изготовляют из него товары по собственной инициативе. Нако-
нец, в некоторых уставах устанавливается максимум изготов-
ляемого товара (виленские ткачи 1579 г.), определяется оче-
редь по продаже товаров (виленские сафьянники 1689 г.), доз-
воляется торговать на рынке только мастеру или его жене
(виленские шапочники 1636 г.), запрещается отбивать покупа-
телей на рынке.
Но, кроме того, мы находим уже в 1579 г. воспрещение
мастерам скупки сапог, так что были уже мастера, которые
приобретали произведенные другими членами цеха изделия для
1 Клименко. Западно-русские цехи. С. 120 сл.
522
Очерк истории русской промышленности
перепродажи. В другом случае (Могилев) в 1634 г. не дозволе-
но принимать без ведома цехмистра (старшины цеха) заказы от
гостей, т.е. от иногородних торговцев. Здесь речь идет, следо-
вательно, о работе мастеров не для других мастеров, а для
скупщиков из числа торговцев. Работа на торговцев может
быть, далее, установлена жалобой могилевских купцов 1750 г.
на новый пункт в статуте рымарей, запрещающий мастерам
брать заказы от купцов и покупать у них приборы, и другой
жалобой виленских купцов 1646 г. на то, что цех солодовников
не дозволяет продавать им приготовленный солод. С другой
стороны, могилевские цехи сапожников, маслобойников, скор-
няков усердно занимаются торгом, скупкой и продажей про-
мышленных изделий; витебский статут купецкой избы 1738 г.
воспрещает производить торговлю цеховым мастерам1.
Мы имеем перед собой, таким образом, наряду с ремеслом в
его двояком виде и ту форму производства, которая именуется
кустарной или домашней промышленностью. Отличаясь от ре-
месла более широким рынком сбыта, она характеризуется на-
личностью посредника между производителем и потребителем,
необходимость участия которого вытекает из расширения рын-
ка. Само производство по-прежнему носит характер мелкого,
совершается в небольшой мастерской, но сбыт может принимать
значительные размеры, если скупщик-капиталист дает заказы
большому количеству мелких мастеров-кустарей или закупает у
них уже готовые изделия. Если при этой форме производства
капиталист фигурирует лишь в качестве торговца, то централи-
зованная мануфактура, переводя ремесленника или кустаря или
иные группы населения в помещение предпринимателя, пре-
вращает последнего уже в промышленника, руководящего и
самым процессом производства, дает предпринимателю воз-
можность влиять на организацию производства, на разделение
труда на мануфактуре. Когда такое централизованное предпри-
ятие пользуется машинами и двигателями, применяет рацио-
нальные химические процессы и методы, тогда мануфактура
превращается в фабрику.
Подобно ремесленнику, кустарь работает в собственной мас-
терской, производит по своему усмотрению, распределяя свое
1 Клименко. Западно-русские цехи. С. 148.
523
Кулишер И. М.
время по своему желанию. Степень его зависимости от капита-
листа весьма различная: мы находим здесь разные ступени, на-
чиная от производителя, который сам везет изготовленные им
товары на базары и там продает их торговцам, вплоть до таких,
которые вынуждены изготовлять их по предварительному зака-
зу для определенного скупщика или группы (компании) скуп-
щиков. Во всяком случае зависимость кустарей обусловливает-
ся нуждой в посреднике, и получение материала (иногда и ору-
дий) от последнего не создает, а лишь усугубляет ее. Обычно
по мере того, как развивается товарный характер промысла и
место потребления кустарных изделий отодвигается от пунктов
их производства, растет и участие скупщика в сбыте. Сначала
он является случайным покупателем, потом наряду с потреби-
телем становится постоянным участником торга, затем почти
вовсе оттесняет потребителя, пока, наконец, не делается един-
ственным лицом, имеющим сношения с кустарями. Вместе с
указанным изменением формы сбыта растет и фигура самого
скупщика. Способы сношений между кустарем и скупщиком
могут, быть различные. Так, в игрушечном промысле Александ-
ровского уезда Владимирской губернии сбыт изделий соверша-
ется следующими путями: 1) изделия лично доставляются кус-
тарем в Москву в определенные лавки или предлагаются то то-
му, то другому торговцу; 2) они посылаются туда через
посредство возчика, исполняющего роль комиссионера; 3) про-
даются иногородним торговцам, нарочно для того объезжаю-
щим производителей (самый выгодный для последних способ);
4) сбываются местным деревенским торговцам по вольной цене,
5) по предварительному заказу или в счет долга кустаря лавоч-
нику1.
Как ни разнообразны эти способы сбыта, но все они объеди-
няются фигурой скупщика, и наиболее тяжелым является, быть
может, положение тех кустарей, которые не имеют определен-
ного покупателя, а вынуждены каждый раз разыскивать его,
находясь под угрозой остаться на руках с непроданным товаром
и не иметь средств для жизни и для продолжения промысла.
Не только в смысле степени зависимости кустаря различные
промыслы обнаруживают много вариантов. Кустарная форма
1 В. В. Очерки кустарной промышленности.
524
Очерк истории русской промышленности
промышленности вообще возникает в разных странах и местно-
стях и в различных отраслях производства не одновременно:
мы находим шелковую промышленность, производимую рабо-
чими на дому, в итальянских городах уже в XII—XIII ст., в
Константинополе даже в X ст., тогда как сапожный промысел
стал кустарным и в Западной Европе не ранее XIX ст. Точно
так же и у нас имеются промыслы, которые из производства
для собственных потребностей уже в XVII ст., а быть может, и
раньше успели превратиться в кустарную промышленность, ра-
ботающую для рынка. В известном своим слесарным промыс-
лом селе Павлове, Нижегородской губернии, уже по писцовой
книге 1621 г. упоминается о двух больших кузницах, при Петре
выделываемые там ножи и замки распространяются по всей
России, а во второй половине XVIII ст. купцы возят в Сибирь
висячие замки с павловских заводов. В селе Дунилове Шуйско-
го уезда, как видно из акта 1667 г., уже тогда занимались вы-
делкой пестрядей и холста и этим платили оброки в казну. В
других местностях Шуйской области в XVII ст. развились мы-
ловаренный промысел, кузнечный, калачный; шуяне завели у
себя “варити мылишки”, строили “мыльни” и развозили свои
изделия, ездили “для своих бедных промыслишков”. По описи
Носова 1710 г., из 174 тяглых дворов Шуи третья часть зани-
малась изготовлением промышленных изделий: было 16 коже-
венных заведений, И мыловаренных, 14 сыромятных, 4 мед-
ных, 7 изб скорняжных, 4 рукавишных.
Раннее возникновение многих наших крестьянских кустар-
ных промыслов подтверждается и сведениями относительно то-
варов, сбываемых на таких ярмарках, как Благовещенская
(Архангельской губернии) или Макарьевская (Нижегородской
губернии). Из записной книги гостиного двора Важской Благо-
вещенской ярмарки 1727 г. видно, что наезжие купцы скупали
в ней десятками кусков и сотнями, даже тысячами аршин холст
разных сортов, сукна белые и серые. Там же приобретались
меха и овчины, как видно из выписей, и отправлялись в Моск-
ву, Ярославль, Кинешму и даже в сибирские и малороссийские
города. Следовательно, имелись многочисленные промыслы,
работавшие для широкого рынка. Такой характер имели уже с
начала XVII ст. промыслы Семеновского уезда Нижегородской
525
Кулишер И. М.
губернии, ибо мы знаем, что в 1624 г., при возобновлении Ма-
карьевской ярмарки, лысковское полотно, корженецкая дере-
вянная посуда, заволжские шляпы и валенки, мурашкинские
рукавицы, тулупы и шапки были первыми товарами, привози-
мыми на это торжице. Окрестности Валдая, Каргополя и неко-
торые местности на Двине и Ваге, по словам Кильбургера, про-
изводили холст, который вывозился за границу, точно так же,
как и ветлужские рогожи отправлялись в Англию; в 1730 г. на
догрузку кораблей английского консула Варда куплено было в
Архангельске 12 530 ветлужских рогож, одинаких, семичетвер-
ных, по 18 руб. тысяча1.
Точно так же уже в конце XVII ст. мы встречаем крестьян
Иваново-Вознесенска на всевозможных ярмарках с выделанным
ими холстом, а в начале XVIII ст. они уже не довольствовались
простым холстом, а красили и набивали и этим уже раскра-
шенным и набитым холстом вели торговлю в отдаленных мест-
ностях тогдашней России вплоть до Астрахани, где сосредото-
чивалась торговля с народами Азии1 2.
В 40-х годах русский холст отправляли в большом количест-
ве за границу - без русского полотна английский флот обой-
тись не мог. В 1746 г., по публикациям казны, на доставку ру-
башечного холста никто не являлся, ибо отпускать за море бы-
ло выгоднее. В 1746 и 1747 гг. было привезено в Петербург
около 2 млн аршин холста москвичами, переяславцами, ростов-
цами, ярославцами, угличанами, торопчанами и т.д. Товары их
были оставлены, но они подали прошение, чтобы им дозволено
было завезенный к петербургскому порту холст проводить в
заморский отпуск3.
1 Соколовский. К вопросу о состоянии промышленности в России в
конце XVII и в первой половине XVI11 ст. // Ученые записки Ка-
занского Университета. 1890. Кн. III. С. 20-30. Мещерский и Мадзо-
левский. Свод материалов по кустарной промышленности. С. 119-120.
Корсак. О формах промышленности. С. 186. Борисов. Описание
г. Шуи с приложением старинных актов. С. 61, 156, 282.
2 Гарелин. Город Иваново-Вознесенск. Т. I. С. 138.
3 Тарле. Запад и Россия. С. 128. Соловьев. История России. Т. V.
Дюбюк. Полотняная промышленность Костромского края. С. 28.
526
Очерк истории русской промышленности
Не следует, впрочем, усматривать в приведенных фактах че-
го-либо свойственного исключительно нашим кустарным про-
мыслам и отличающего их от западноевропейской кустарной
или домашней промышленности (которую вследствие этого раз-
личия нередко именуют “домашней” в противоположность на-
шей “кустарной”). И на Западе в XVII-XVIII ст. и даже в
первой половине XIX ст. широко была распространена деревен-
ская промышленность; во многих случаях и там она возникла
из производства крестьянами изделий из шерсти, льна, дерева,
камня и других видов местного сырья для собственных надоб-
ностей и лишь постепенно превратилась в работу для сбыта на
соседних рынках, а затем и для приезжих купцов. Так возник-
ла известная силезская льняная промышленность, различные
промыслы Исполинских, Рудных гор, Тюрингии, Вестфалии,
ткацкий промысел в Лилле, Камбре, Дуэ, Амьене и т.д.1. Но
даже и там, где исходной точкой явилось городское ремесло,
все же кустарная промышленность широко распространилась за
пределами городов, и центром тяжести всех развитых и имев-
ших существенное значение отраслей производства являлись
всегда деревенские жители. Лишь с упадком кустарной формы
производства и вытеснением ее фабрикой деревенские промыс-
лы стали исчезать, а в городах уже народились новые, состав-
ляющие характерную особенность второй половины XIX ст.
кустарные промыслы, изготовляющие одежду, белье, обувь,
искусственные цветы, игрушки и т.д.
Наконец, был еще и третий путь возникновения кустарной
промышленности, на который обратил особое внимание
М. И. Туган-Барановский, придавая ему, однако, чрезмерное
значение: фабрика вызывала к жизни различные кустарные
промыслы; последние явились результатом разложившейся
фабрики или, точнее, мануфактуры, ибо в большинстве случаев
речь идет о централизованных предприятиях, применяющих
ручной труд, а не машину. Отдельные случаи подобного рода,
когда владельцу фабрики или мануфактуры казалось выгоднее
раздавать работу на дом, чем производить ее в собственном по-
1 См.: Кулишер. Эволюция прибыли с капитала в связи с развитием
промышленности и торговли в Западной Европе. Т. I. С. 546 сл.
527
Кулишер И. М.
мещении, и он постепенно сокращал выделку товаров в послед-
нем или вовсе прекращал ее, мы находим и в Западной Европе.
Туган-Барановский указывает на то, что у нас кустарная
промышленность обязана была своим возникновением фабрике
(мануфактуре) и последняя погибла, не будучи в состоянии
выдержать конкуренцию кустаря. Но при этом он, к сожале-
нию, слишком часто исходит из того совершенно недоказанного
положения, что уже в XVIII ст. в данной отрасли производства
(и местности) существовали централизованные предприятия,
которые затем прекратили свое существование. “Отдача бумаж-
ной пряжи на дом появилась у нас только в конце XVIII ст.,
раньше бумажное тканье производилось исключительно в самом
фабричном заведении”. “На суконных фабриках XVIII ст. вся
работа по обработке шерсти в сукно производилась на одной и
той же фабрике” (мануфактуре), позже (в начале XIX ст.) в
помещении мануфактуры выполнялось “только крашение и от-
делка сукна, а суровье заготовлялось по окрестным деревням”.
“В Московской губ. еще при Петре были устроены крупные
шелковые фабрики” (мануфактуры), “при простоте техники
промысел этот не замедлил переселиться в деревню, вместе с
возвращавшимися в деревню рабочими шелковых фабрик”1.
Однако, как мы видели выше, пряжа и тканье холста и сук-
на производились у нас во многих местностях не только в
XVIII, но и в XVII ст., и даже там, где речь идет о таких тка-
нях, как бумажные или шелковые, которые не были предмета-
ми крестьянского потребления, распространение производства
этих изделий нередко находило себе благоприятную почву в
ранее существовавшей выделке холста. Едва ли может служить
в этом отношении примером полотняный промысел московского
района. Если мануфактуры дали толчок производству новых
сортов полотна, например фламских полотен, то ведь другие
сорта изготовлялись там уже в первой половине XVIII ст., во
многих губерниях, например в Костромской, до появления ма-
нуфактур. Да и самый переход крестьян к новым сортам изде-
лий совершался, по-видимому, не столько под влиянием работы
в этих мануфактурах, сколько вследствие того, что промыш-
1 Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 214, 219, 237, 239.
528
Очерк истории русской промышленности
ленники давали заказы на фламское полотно и ревендуки сель-
ским жителям. Конечно, во многих случаях возникновение кус-
тарной промышленности происходило под влиянием торговцев,
которые стали разъезжать по деревням и раздавать сырье кре-
стьянам, давая толчок для превращения производства для до-
машних потребностей в работающую для рынка промышлен-
ность. Но все же мы имеем здесь дело с децентрализованной
промышленностью, а не с централизованным предприятием - с
раздаточной конторой, а не с мануфактурой. Кроме самобытно-
го возникновения крестьянских промыслов (для собственных
нужд) и развития их под влиянием мануфактуры, есть ведь еще
третья возможность, когда торговец раздает местному населе-
нию те или другие материалы для обработки и объясняет те
несложные операции, которые над ними нужно выполнить, ес-
ли некоторые работы с другим сырьем уже раньше производи-
лись, то новый промысел легко прививается. Отдельные наибо-
лее смышленые крестьяне научаются новым работам, а от них
уже производство перенимают и прочие. “Наимуясь у купцов в
работу и обучась гвоздильному мастерству, размножают оное в
селах и деревнях и между собою”.
О том, насколько широко были распространены крестьян-
ские кустарные промыслы в первой половине XVIII ст., можно
судить на основании мнений и наказов, поданных в комиссии о
коммерции и о составлении нового уложения в начале 60-х го-
дов XVIII ст. Здесь к предметам крестьянского промысла депу-
таты от крестьян относят: выделку лопат, дуг, лаптей, мочал и
рогожи, производства столярное, плотничье, кирпичное и ка-
меныцичное, печное, колесное, приготовление кож и овчин,
шуб и тулупов, сапог, хомутов, седел, даже выделку гвоздей,
сошников, серпов, кос, крестов и игл, наконец, изготовление
веревок, холстов и крашенье шерсти, серых сукон и лент, а
также производство солода, масла и бумаги. Торговля всеми
этими предметами должна быть дозволена крестьянам; они,
следовательно, изготовляют для сбыта, и крестьяне частью тор-
гуют сами собственными изделиями этого рода, частью сбывают
их другим крестьянам, которые занимаются снабжением ими
населения, главным образом опять-таки крестьянского, - в этом
смысле и говорится о том, что это предметы “крестьянских на-
529
Кулишер И. М.
добностей”. “Словом, все, что принадлежит к крестьянским до-
машним нуждам, не может сделать никакого подрыва и поме-
шательства купеческому торгу; поэтому и следует дозволить
крестьянам невозбранно торговать всеми помянутыми предме-
тами при торжках и при погостах”.
В свою очередь купцы в той же комиссии жаловались на
развитие мелкого крестьянского производства, на то, что кре-
стьяне различных сел Нижегородской губернии занимаются
кожевенным, мыльным, солодовенным и прядильным произ-
водствами, чем “принуждают купечество покупать нужные
припасы для вырабатывания оных товаров возвышенными це-
нами”. Купцы северных городов указывают на то, что крестья-
не “промышляют кожевенными заводами так точно, как и куп-
цы”. “Жительствующие при самой нашей слободе, в селе Нор-
ском и прочих деревнях, - читаем в наказе жителей Норской
слободы, - многие крестьяне из покупного же железа куют при
своих домах гвозди и по многому числу у своей братии скупая,
отвозят в Санкт-Петербург и Москву”. В наказе шуйского ку-
печества говорится, что в “селах и деревнях заводы немалые
заведены, а именно: юфотные, сальные, скорняжные, выбойча-
тые, свечные и платочные, с которых заводов товары свои про-
дают в тех селах и деревнях, а другие под неизвестными име-
нами отвозят к портам в Малую Россию, в Сибирь”1.
Крестьяне, таким образом, занимаются и сбытом кустарных
изделий, они устраивают у себя и заведения (кустарные) с на-
емными рабочими, так же как то делают купцы. И те и другие
выполняют одни и те же функции, но, конечно, при этом стал-
киваются интересы “мочных” и “маломочных” людей, и первые
требуют “запрещенные торги присечь, заводы уничтожить”, ибо
крестьяне “совсем сами делаются купцами, а купцов лишением
торгов доводят, чтобы и совсем их не было”.
Но эти требования их не имели успеха, ибо дворянские на-
казы, напротив, настаивали на том, чтобы крестьянам была
предоставлена возможность свободно продавать свои изделия; и
1 Сборник Исторического Общества. Т. ХСШ. См. Туган-Баранов-
ский. Русская фабрика. С. 38. Л anno-Данилевский. Торгово-промыш-
ленные компании в первой половине XVIII ст. С. 101.
530
Очерк истории русской промышленности
точно так же в наказе Мануфактур-коллегии своему депутату в
Екатерининской комиссии говорится, что “если поселяне долж-
ны будут земель своих не покидать, но всемерно оные обраба-
тывать, а к сему прибавятся им рукоделия их состоянию при-
личные, как то пряжа шерсти, льна, пеньки, ткани из того сук-
на и полотен, кузничная деревенская работа, и т.п.... то
кажется довольными им быть надлежит”.
Действительно, по данным, как иностранцев, посещавших
Россию в конце XVIII и в начале XIX ст., так и Шторха и в
особенности из анкеты Вольно-экономического общества видно,
что во второй половине XVIII ст. крестьянские промыслы ус-
пешно развивались. “Крестьянин весьма склонен к промыш-
ленной работе”. “Часто земледелие играет в его хозяйстве вто-
ростепенную роль, а промыслы, напротив, главную”. Тверская
губерния в 80-х годах XVIII ст. вывозила на продажу до 10 млн
аршин крестьянского холста. Металлические изделия села Пав-
лова распространялись по всей России и даже вывозились в
Персию, кустари приволжских местностей производили на про-
дажу гвозди. Одни местности, как, например, различные села
Кашинского уезда, были населены почти исключительно са-
пожниками и башмачниками, другие кузнецами, в Гжельской
волости почти все жители занимались приготовлением глиняной
и фарфоровой посуды. В деревнях мы находим мебельный
промысел, выделку колес, дуг, саней, но и такие производства,
которые совершенно не находятся в связи с потребностями
сельского населения, как тканье шелковых материй и лент, из-
готовление изделий из золота и серебра.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Централизованные мануфактуры
в XVIII ст.
В западноевропейских источниках XVII-XVIII ст., француз-
ских, прусских, австрийских и других, постоянно упоминается
о фабриках и фабрикантах. Многие исследователи из этого
сделали вывод, что существовали в большом количестве цен-
трализованные предприятия, в которых товары производились
наемными рабочими под надзором самостоятельного предпри-
нимателя. Конечно, машин до конца XVIII ст. в Англии, до
начала XIX ст. на континенте Европы не было, следовательно,
о фабриках в современном смысле говорить нельзя было. Но не
сомневались в том, что в предшествующую фабричной про-
мышленности эпоху имелось большое количество централизо-
ванных мануфактур, которые и составляли преобладающую
форму производства в XVII-XVIII ст., в особенности во вновь
созданных отраслях промышленности. Однако при ближайшем
анализе отдельных упоминаемых в источниках предприятий
оказалось, что таких мануфактур в эту эпоху встречается срав-
нительно очень немного, господствующей же являлась кустар-
ная форма промышленности. Под фабрикой документы, как и
авторы того времени, понимали вообще предприятие, в частно-
сти металлургическое, производимое при помощи молота и ог-
ня, фабрикантом именовали всякого производителя, будь то
ремесленник или кустарь, скупщик-торговец или владелец цен-
трализованного предприятия. Такой же смысл имело и слово
“мануфактура”, с той только разницей, что оно обозначало не
только промышленность вообще (развивать мануфактуры то
же, что развивать промышленность), но и текстильное произ-
водство, то, что у нас нередко именуют мануфактурной про-
мышленностью.
532
Очерк истории русской промышленности
И у нас постоянно говорят о петровских и екатерининских
фабриках, исходя из того, что этот термин употребляется зако-
нодательством того времени, и не сомневаясь в том, что это бы-
ли сплошь централизованные предприятия, хотя, конечно, не
применяющие машин и двигателей. А между тем и здесь возни-
кает вопрос, действительно ли это было так и можно ли офици-
альную терминологию того времени понимать в таком смысле.
Когда Петр Великий или Екатерина II приказывали “фабрики
и заводы заводить и размножать” или когда Фоккеродт расска-
зывает, что Петр старался о “заведении фабрик в царстве какие
обыкновенно заводятся в чужих краях”1, то они едва ли имели
в виду определенную форму производства, и их весьма мало
трогало, будет ли работа происходить в здании предпринимате-
ля или в помещениях самих рабочих или, наконец, в неболь-
ших мастерских, где наряду с владельцем имеются и наемные
рабочие. И в последнем случае имеется отнюдь не фабрика и не
мануфактура, а кустарная изба, ибо владелец работает не само-
стоятельно, а на скупщика, коммерсанта, занимающегося сбы-
том закупаемых им товаров. И Петр, и Екатерина интересова-
лись лишь самым “заведением” этих предприятий, перенесени-
ем из-за границы соответствующих отраслей промышленности.
Понятие фабрики (или мануфактуры, завода), без сомнения,
равнозначно понятию промышленности вообще в таких случа-
ях, как вывоз иностранцев, для того чтобы они могли “как хле-
бопашество, так фабрики и художества в цветущее состояние
приводить”, как приказание учредить “фабрику или художест-
ва всяких материй и парчей” или как сообщение о том, что
“Микляев ту мануфактуру (суконную) умножил”. А тем более
в этом смысле говорится в известном указе Петра 1712 г. “за-
вод суконный размножать, не в одном месте, так, чтобы через
пять лет не покупать мундира заморского, а именно, чтобы не в
одном месте завесть, а заведши дать торговым людям, собрав в
компанию, буде волею не похотят, хотя в неволе”* 2. В послед-
нем случае “завод суконный” употребляется в том же смысле,
как во Франции говорили в XVIII ст. “la fabrique de sole
’ Фоккеродт. Россия при Петре Великом // Чтения императорского
Общества истории и древностей российских. 1874. Т. II.
2 Полное Собрание Закон. Т. IV. № 2324.
533
Кулишер И. М.
lyonnaise”, что обозначало лионскую шелковую промышлен-
ность, которая производилась исключительно в кустарных мас-
терских.
Тот же Петр Великий в 1696 г. говорит кузнецу Актуфьеву
(родоначальнику Демидовых): “Постарайся Демидыч распро-
странить свою фабрику, а я тебя не оставлю”1, т.е. предлагает
ему расширить свое чугунное, плавильное и оружейное произ-
водство, которое выполнялось в то время тульскими казенными
кузнецами в своих же избах ремесленным способом; они рабо-
тали на московскую оружейную палату. Здесь, в Туле, уже с
70-х годов XVII ст. упоминается о существовании чугунно-
литейного, затем и оружейного завода. История последнего
подробно изложена в появившейся еще в 1826 г. Книге Гаме-
ля1 2, причем у всех авторов, упоминающих об оружейном про-
изводстве Тулы, положение изображается таким образом, как
будто речь идет о едином крупном предприятии, о заводе в том
смысле, как мы применяем этот термин в настоящее время. На
самом деле, если внимательно изучать Книгу Гамеля, то оказы-
вается, что и выражение “тульский оружейный завод” для все-
го почти двухсотлетнего периода существования этого промысла
(вплоть до 1873 г.) означало лишь нечто собирательное в
смысле целой группы мелких самостоятельных заведений, ра-
ботавших главным образом на казну, но также и для вольного
рынка.
В 1712 г. последовал приказ Петра: “Для лучшего в ору-
жейном деле способа, при оружейной слободе, изыскав удобное
место, построить заводы, на которых бы можно ружья, фузеи и
пистолеты сверлить и обтирать, а палаши и ножи точить водою,
и ежели к тому оружейному делу и ко всяким заводам надле-
жит быть какового мастерства иноземцам, или русским людям,
и таких людей изыскивать и употреблять. Для лучшего же на
Туле в оружейном деле усмотрения и поспешения построить
оружейный двор, дабы то ружье делать всеми мастеровыми на
том оружейном дворе безостановочно, а по домам, где кто жи-
1 Труды Комиссии по исследованию кустарной промышленности в
России. Вып. IX. 1883. С. 2247.
2 Гамель. Описание Тульского оружейного завода в историческом и
техническом отношениях. 1826.
534
Очерк истории русской промышленности
вет, ружья впредь отнюдь не делать”. В этом указе характерно
то, что “заводам” противополагается “оружейный двор”. Под
первыми, очевидно, разумеются мастерские, которыми пользу-
ются отдельные оружейники для совершения тех или иных
операций, нуждающихся в специальных приспособлениях, в
особенности приводимых в движение водой. Все же остальные
работы могут ими выполняться либо у себя дома, либо в особом
здании - оружейном дворе. Указ настаивает на переходе ору-
жейников в последнее, желая сосредоточить производство в од-
ном месте, по-видимому в целях “безостановочной” работы и
лучшего надзора за качеством ее. Но это не удалось, ибо после
того, как каменный оружейный двор в 1718 г. был действи-
тельно построен и оружейники были переведены туда, они ока-
зались очень стесненными при работе, так как вместе с учени-
ками имелось свыше 1100 человек, не считая еще состоявших
при них работников. Поэтому ими было подано прошение о
разрешении работать по-прежнему на дому, на что последовал
ответ генерал-фельдцейхмейстера “оружейных кузнецов на ка-
менный двор до указу не переводить, а делать им ружье по-
прежнему в домах своих”. Таким образом, прежний способ
производства сохранился. Вскоре после этого, в 1733 г., часть
каменного оружейного двора, т.е. большая часть палат и куз-
ниц, была сломана, тогда как упомянутые выше “заводы”, при-
водимые в действие водой, продолжали служить для выполне-
ния различных работ по производству оружия.
Мастерам поручались для производства на дому различные
работы, смотря по умению и способности каждого, а одновре-
менно с этим они приготовляли при помощи собственных инст-
рументов и своего материала и различные предметы, как, на-
пример, пистолеты, штуцера, кортики и шпажные эфесы, стре-
мена, шпоры, и для свободного рынка. Позже, к концу XVIII ст.,
они были разбиты на пять цехов, по специальностям, а цехи
делились на артели, и вновь возник проект постройки каменно-
го оружейного завода с отдельными корпусами для помещения
каждой артели рабочих, но из этого ничего не вышло и “ору-
жейный завод” - этот термин сохраняется все время - снова не
превратился в завод. Наряду с казенными мастерами произво-
дили в той же Туле и в ведении того же завода оружие также
вольные мастера, именуемые “фабрикантами”. Это видно из
535
Кулишер И. М.
рескрипта Александра I, посланного начальнику тульского за-
вода в 1812 г., - ежемесячно приготовлять в Туле на заводе
“ружей разного калибра 7000 казенными мастерами, 3000 воль-
ными фабрикантами, старых ружей переделывать вольными
фабрикантами 3000, а всего в месяц приготовлять 13 000”. В
1823 г. было издано новое положение о “заводе”, согласно ко-
торому принадлежавшие к нему (прикрепленные) три тысячи
оружейников распадались на шесть цехов (ствольный, замоч-
ный, белого оружия, приборный, ложевой и стальной), причем
каждый из цехов имел своего старосту и старшину и судей це-
хового разряда.
При этом любопытно, что оружейникам разрешалось теперь
не только производить в свободное от казенных работ время
различные изделия для продажи, но и устраивать у себя специ-
альные заведения, именуемые в источниках “фабриками”, для
выделки не только оружия, но и различных иных железных и
стальных вещей, изделий замочно-слесарного производства. В
1825 г. уже насчитывалось 43 различных “фабрики”, принад-
лежавших оружейникам, для выделки мундштуков, оконных и
дверных задвижек, замков; существовали и чугунно-литейные
заведения, из которых одно (оружейника Гайтерева) имело да-
же паровую машину; были мастерские по выделке самоваров,
ножей, гвоздей, печных изразцов, экипажей, кузнечных мехов.
Железо оружейники покупали для своих надобностей в двух
лавках, и вырученные от продажи его суммы, за вычетом рас-
ходов, поступали в общественный фонд оружейников; как мы
видим, оружейный завод представлял собою не что иное, как
поселенную в определенной местности и пользовавшуюся осо-
быми льготами группу лиц, которая лишь отчасти работала на
казну, в значительной же мере на собственный страх и риск, и
притом не совместно, а каждый в отдельности, при помощи
собственного материала и инструментов, а также наемных по-
мощников, лишь отчасти пользуясь и казенными приспособле-
ниями - “заводами”, снабженными машинами и двигателями
(установленные на них в начале XIX ст. паровые машины,
впрочем, с 1816 г. в течение двух десятилетий бездействовали).
В таком положении дело находилось до 1864 г., когда после
освобождения тульских оружейников от крепостной зависимо-
536
Очерк истории русской промышленности
сти казенный завод был передан в аренду частному лицу. К
этому времени на заводе насчитывалось 20 500 человек обоего
пола, причем из 10 тыс. душ мужского пола состояло оружей-
ными мастерами почти 4 тыс. человек, а из этого числа работа-
ло в помещениях завода 1276 человек и на дому 2362.
Другим примером может послужить описание развития
хлопчатобумажной, в особенности ситценабивной промышлен-
ности, Иваново-Вознесенска. Если полагаться на терминологию
автора его Я. П. Гарелина, то уже с начала XVIII ст. мы нахо-
дим в селе Иванове и Вознесенском посаде Владимирской гу-
бернии фабричную промышленность. На самом деле те фабри-
ки, небольшие фабрики, которые содержались крестьянами и о
которых упоминает автор, были ни чем иным, как кустарными
мастерскими. Мы имеем перед собой кустарей, самостоятельно
сбывающих свои изделия на ярмарках и базарах, или скупщи-
ков, торгующих произведенными кустарями товарами, или, на-
конец, мелких мастеров, работающих вместе с наемными рабо-
чими, иногда, кроме того, закупающих еще у других их произ-
ведения.
Уже в начале XVIII ст. устроены были набивные “фабрики”
в Иванове, Ярославле и Костроме. “Торговля равендуком,
фламским полотном, чешуйкой, дрелью и другими цветными
гладкими и узорчатыми тканями местного изделия производи-
лась на городских рынках, сельских базарах и в особенности на
ярмарках. Этим занималось население нынешних Шуйского,
Вязниковского и Ковровского уездов, которые носили название
офень, ходейщиков или Суздаль, так как вся эта местность в
XVII и XVIII вв. входила в район Суздальского уезда”. Какие
это были фабрики, можно видеть из следующего. Во второй
половине XVIII ст. встречаем в Иванове уже много домашних
заведений для набойки по холсту; некоторые из таких “фабри-
кантов” сами набивали набойку, а семейства их производили
прочие работы. Таких домашних или мелких фабрикантов в
отличие от больших впоследствии прозвали горшечниками (от
тех кубов или горшков, в которых окрашивали материю) или
кустарниками. Сами же фабриканты и продавали свои произ-
ведения в Москве, Казани, селе Иванове и на ярмарках, при-
чем крупные фабриканты возили свои товары и далеко, а мел-
537
Кулишер И. М.
кие ограничивались Ивановом и окрестными ярмарками; глав-
ными разносчиками ивановских произведений по всем концам
России были офени, которых немало было в самом Иванове.
Таким образом оказывается, что эти самые “фабриканты” име-
ют домашние заведения, в которых работают вместе с семьей и
именуются горшечниками или кустарниками.
И в дальнейшем читаем о “набоешных избах” и о таких же
“самостоятельных, но маленьких фабрикантах”. Одним из них
фабрика была устроена небольшая и материалы для своего
производства он покупал у местных более крупных фабрикан-
тов. Здесь вместо “фабрика” надо поставить “мастерская”, а
слова “более крупных фабрикантов” заменить словом “скупщи-
ков”, ибо мы можем представить себе дело в данном случае
только так, что кустарь, не имея достаточных средств, но желая
сохранить свою самостоятельность, приобретает сырье у кого-
либо из скупщиков, торгующих им, а затем уже продает свои
изделия на рынках. Это подтверждается и сообщением о том,
что во второй половине XVIII ст. один из таких “крупных фаб-
рикантов” “скупал у других ивановских фабрикантов работу их
фабрик для продажи” и что подобного рода “фабриканты” не
довольствовались одним Ивановом, а отдавали пастить и в ок-
рестные селения. При таких условиях неудивительно, что и с
появлением в Иванове централизованных мануфактур послед-
ние занимались только конечным процессом производства -
набойкой миткаля, тогда как пряжу они покупали готовую и
затем раздавали ее по деревням для выделки тканей. Так об-
стояло дело в начале XIX ст. Вообще во Владимирской губер-
нии в это время, как сообщает “Журнал Мануфактур и Тор-
говли” 1828 г., “многие фабриканты имеют при своих фабриках
малое только число станов, раздавая пряжу для тканья по де-
ревням крестьянам, работающим на собственных своих станах,
и, получая от них сотканные изделия, дают окончательную от-
делку при фабрике”. Это переходная ступень от кустарничества
к централизованной мануфактуре, смешанная форма, какую мы
находим в XVIII ст. и в Западной Европе.
Иногда фабриками, несомненно, именуются и небольшие ре-
месленные мастерские. Так, например, когда речь идет в 60-х
годах XVIII ст. об устройстве Поером Галантом в Ревеле сто-
538
Очерк истории русской промышленности
лярной фабрики с пособием в 200 руб., то мы здесь имеем пе-
ред собой такого же столярного мастера, каким являлся другой
иностранец, Варт, одновременно с Галантом приехавший в Рос-
сию, но именуемый действительно столярным мастером, а не
фабрикантом. Столярные мануфактуры и на Западе появились
лишь во второй половине XIX ст., раньше это было исключи-
тельно ремесло. К той же категории надо, по-видимому, отнести
и получивших столь мелкие ссуды, как 400-600 руб., иностран-
цев для устройства предприятий мыловаренного, кружевного, по
выделке бумажных материй, - ссуды слишком незначительны,
крупные промышленники получали по 5, 10, 15 тыс. и более.
Профессор Е. В. Тарле приводит цифры рабочих, сообщае-
мые Германом относительно различных русских мануфактур за
1780 г., и находит, что они “поистине чудовищны”. В самом
деле, здесь мы находим шелковые и суконные мануфактуры -
одну с 351 рабочим, другую с 435 рабочими, третью с 589, чет-
вертую с 756, пятую с 1128, шестую с 1700 и даже одну с 2250
рабочими. Еще больше полотняные мануфактуры - встречается
и 599, и 795, и 1031, и 1295 рабочих, есть предприятия, имею-
щие 2559 и 2637 рабочих, в одном 3479 рабочих. “Мы не теря-
ем из виду, - продолжает Е. В. Тарле (хотя прямых указаний
в этом смысле и мало, но нужно представить себе дело, раз
речь идет о XVIII ст., так), - что эти тысячи рабочих, занятых
на русских предприятиях, конечно, не все работали в здании
мануфактуры. Этим, между прочим, и объясняется разительное
противоречие в общих подсчетах, причем одни утверждают, что
в России было чуть ли не более полумиллиона рабочих, а дру-
гие, для тех же приблизительно лет, довольствуются цифрою в
сто тысяч... Не подлежит сомнению, что в подсчеты очень часто
входили все рабочие, как работавшие в здании мануфактуры,
так и получавшие работу на дом”1.
В самом деле, по подсчетам Германа, число рабочих на рус-
ских фабриках и заводах составляло всего 119 тыс., причем
предприятий он насчитывает 2322, так что в среднем приходит-
ся всего 50 рабочих на предприятие. Надо думать, что здесь
приведены только действительно централизованные мануфакту-
1 Тарле.. Запад и Россия. С. 142—43, 146.
539
Кулишер И. М.
ры и одни лишь работавшие в помещении последних рабочие.
Впрочем, и тут надо сделать оговорку. Из некоторых цифр
видно, что отчасти и сюда попали мелкие заведения ремеслен-
ного и кустарного типа. Так, почти половину всех фабрик и
заводов - 1150 из 2322 - составляют кожевенные, число совер-
шенно невероятное, более чем в два раза превышающее цифру
всех видов текстильных предприятий, суконных, полотняных,
бумажных, шелковых, вместе взятых (539). Очевидно, сюда
включено много совершенно мелких кожевенных мастерских.
Преувеличена, несомненно, и цифра хрустальных и стеклянных
фабрик - 131, ибо суконных фабрик оказывается всего 1361.
Предположение профессора Тарле относительно того, что в
приводимых им предприятиях с огромным количеством рабочих
значительная часть последних состояла из кустарей, получав-
ших лишь сырье на фабрике, подтверждается различными дан-
ными. Так, суконный регламент 1741 г. определяет: “Мастеро-
вым и работным людям отнюдь не допущать, чтоб жены и до-
чери их, кои работать в состоянии будут, дома праздно пре-
бывали или гуляли, но паче их, как то на шелковых и на
парусинных фабриках достохвально бывает, на фабрике такой
работе обучать, какую исправлять могут”, причем они могут и
брать работу на дом. Таким образом, женский труд на дому пря-
мо поощряется. Равным образом из обследования Мануфактур-
коллегии 1803 г. мы узнаем, что в шелковом производстве раз-
матыванием шелка женщины занимались не на фабрике, а дома
и точно так же в полотняной промышленности на дому жен-
щины разматывали пряжу на катушки с помощью детей1 2. Здесь
речь идет именно о тех отраслях производства, в которых встре-
чаются упомянутые выше предприятия в 700-900, в 1-2 тыс. и
даже в 21 /2 тыс. и более человек. Очевидно, известную долю
среди них составляли женщины, получавшие работу на дом.
Мы имеем основания предполагать, что не только разматы-
ванье пряжи, но и самое прядение, как это было по общему
правилу в Западной Европе, производилось в кустарных мас-
1 Герман в: Записки Академии Наук. VIII. 1822.
2 Семевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II.
С. 465, 478.
540
Очерк истории русской промышленности
терских, а не в помещении мануфактуры; последняя же только
выдавала прядильщицам (на Западе это были обыкновенно
женщины) шерсть или лен для обработки. Однако и самое тка-
чество имело место далеко не всегда в помещении мануфакту-
ры. Так, Кампенгаузен в описании г. Ямбурга 1795 г. расска-
зывает, что около 56 семейств занимаются там обработкой бу-
мажной пряжи, которая отпускается им на дом и которую они
обрабатывают на небольших ткацких станках, тогда как на са-
мой фабрике производится только тканье покрывал, требующих
больших ткацких станков.
Такая раздача пряжи кустарям мануфактурами была, по-
видимому, в конце XVIII и в начале XIX ст. широко распро-
странена. Так, при некоторых медынских парусно-полотняных
мануфактурах в 80-х годах XVIII ст. число рабочих, работав-
ших у себя на дому, по заказам мануфактур, превосходило
число рабочих в самом здании мануфактуры. В описаниях Яро-
славской губернии 1802 и 1808 гг. читаем, что “многие ману-
фактуры некоторую часть своих станов имеют по деревням, как
то Ростовская, на которой из числа ИЗ станов 70 состоит по
деревням”. “Некоторые крестьяне берут с полотняных фабрик
ткацкие станы с принадлежностями и пряжей в свои дома и
ткут фламские и равендучные полотна”. И в Костромской гу-
бернии, по данным 1805 г., “во многих местах Нерохотского
уезда находятся в селениях построенные обывателями оных
ткацкие светлицы, коих поселяне берут с заводов пряжу и ткут
оную”. В г. Плесе (Костромской губернии) местные владельцы
полотняных предприятий отдают делать фламские полотна и
равендук сельским жителям, которые “в домах своих имеют
собственные свои станы и там оную ткут и тканье доставляют к
нему на фабрику”1. Очевидно, что в числе тех 4341 станков,
которые в 1809 г. были подсчитаны на 24 костромских полот-
няных предприятиях, вошло значительное количество таких
домашних станков, на которых работали кустари; быть может,
их число, если судить по приведенным примерам, составляло
более половины названного числа. Это предположение под-
тверждается и тем фактом, что на одной мануфактуре в девяти
1 Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 222-223.
541
Кулишер И. М.
покоях помещалось 32 стана, на другой в пяти покоях 21 стан,
так что в среднем в одном покое 4 стана1. Сколько же нужно
было бы покоев для тех предприятий, которые насчитывали
200, 300 и даже 500 станов, если бы все станки помещались на
мануфактуре?
Но в какую бы форму ни облекались те предприятия, кото-
рые были созданы Петром I и Екатериной II и которые в ис-
точниках именуются фабриками, во всяком случае едва ли
можно согласиться с тем, что в этих предприятиях выделыва-
лись “главным образом или товары, поставляемые в казну (на-
пример, сукно, полотно, писчая бумага), или предметы потреб-
ления высших классов населения, кустари не изготовляли гру-
бые товары, расходившиеся преимущественно среди простого
народа”, так что, “даже если на фабриках и в кустарных заве-
дениях выделывались товары одного рода (например, на ситце-
печатных фабриках и у кустарей-набойщиков), качество фаб-
ричных и кустарных изделий было настолько различно, что
исключало конкуренцию между ними”1 2. Но была ли столь ве-
лика разница между кустарной и фабричной набойкой, когда и
та и другая производились ручным способом при помощи одних
и тех же аппаратов и приспособлений? При крайне низкой тех-
нике производства факт, подчеркиваемый неоднократно тем же
автором в отношении не только XVIII, но и первой половины
XIX ст., - могла ли получаться сколько-нибудь значительная
разница в изделиях того и другого рода? Сомнение возникает и
по поводу других видов изделий, которые якобы вообще выде-
лывались одними мануфактурами, например полотно, писчая
бумага, будучи изготовляемы для надобностей казны. Ведь
здесь речь идет не о тонком полотне, а о солдатском холсте и
парусине для кораблей, палаток и т.д. С 1743 по 1745 г. тор-
говцы “становили подрядом на войска рубашечный холст”, вы-
деланный крестьянами центрального района. Нам известно ши-
рокое распространение прядения и ткачества льна по деревням
уже в XVII ст., а в эпоху Екатерины, как указывает Шторх,
1 Дюбюк. Полотняная промышленность Костромского края. С. 8 сл.,
13, 59.
2 Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 50-51, 55—56.
542
Очерк истории русской промышленности
полотно уже в окрашенном виде через посредство скупщиков,
державших кустарей в полном подчинении, поступало на ры-
нок. И сукно нужно было для казны почти исключительно гру-
бое солдатское, а его крестьяне также выделывали - шуйское
дворянство в Екатерининской комиссии просило разрешить
крестьянам продавать свое сукно. Мельницы для производства
бумаги существовали у нас в качестве мелких предприятий уже
в XVII ст. и могли также развиваться и помимо фабричной
формы производства. Наконец и выделка товаров, предназна-
ченных для высших классов населения, как шелковые материи
или изделия из золота и серебра, могла иметь форму кустарной
промышленности и, как мы видели, была распространена во
многих деревнях. В селах одного только Московского уезда во
второй половине XVIII ст. насчитывалось более 300 ткацких
станков для тканья шелковых и бумажных материй, несколько
сот станков для тканья лент, в других местах изготовлялись
крестьянами легкая шелковая тафта и шелковые платки. В Пе-
рехотском уезде Костромской губернии в деревнях были десят-
ки золотых дел мастеров, золотильщиков, серебряников и че-
канщиков.
С другой стороны, мы наблюдаем и конкуренцию между но-
выми крупными предприятиями и городским ремеслом. Так,
владелец канатного предприятия в Орле Кузнецов (в 1759 г.)
ведет сильную борьбу с орловским канатным цехом, который
поставляет канаты и веревки на отпускаемые из Орла до Мо-
сквы суда с хлебом, причем он не гнушался никакими средст-
вами по отношению к конкурентам. Он запрещает им произво-
дить эту работу и требует, чтобы мастера цеха изготовляли
только мелкие веревки для его предприятия, выдавая за это
ничтожнейшую плату по 9 коп. с пуда на всех 29 человек цехо-
вых. Когда же последние возбудили протест против этого и об-
ратились с челобитием в главный магистрат, то Кузнецов с по-
мощью своих людей переломал у цеховых мастеров их инстру-
менты, а избранного ими в ходоки по этому делу ремесленника
Бутова, поймав, обрил и, выкрасив ему голову краской, в пять
часов утра пустил его голым со двора. В другом случае москов-
ские промышленники Шелковниковы в тех же 50-х годах
XVIII ст., занимаясь окраской материй, воздвигают гонение на
543
Кулишер И. М.
московский красильный цех, выхлопотав у Мануфактур-
коллегии постановление, согласно которому для “размножения
красильной фабрики” всем отдельным красильщикам, “рабо-
тающим по углам”, предписывалось прекратить свое производ-
ство. Но так как “мастеришки” продолжали свою деятельность
и благодаря дешевизне своих изделий, которой окупалось их
плохое качество, перебивали у Шелковниковых покупателей, то
последние стали обращать внимание Мануфактур-коллегии на
то, что мастеришки, проживая “в глухих местах”, легко могут
заниматься крашением привозимых купцами неявленных тка-
ней, при помощи же шпионов они вскрывали отдельные случаи
покупки мастерами сандала и купороса без объявления о том в
таможне. В результате Мануфактур-коллегия стала на сторону
крупных промышленников, заявляя, что от устроения цехов по
таким производствам, по коим уже заведены фабрики, нельзя
ожидать никакой пользы и что умножение таких цехов запис-
кой в них новых членов “происходит не для какого государст-
венного плода, но токмо от ненасытности купеческой зависти,
как заведенным фабрикам остановку учинить и содержателей в
крайний убыток и разорение привести”. Сенат в 1753 г. в силу
этого определил упразднить красильный цех в Москве1.
Наконец, борьба идет и между крупными промышленниками
и торговцами. Последние стараются воспрепятствовать про-
мышленникам сбывать в розницу свои изделия. Действительно,
предприятие Тамеса имело, например, торговые заведения в
рядах для продажи своего полотна непосредственно потребите-
лям, а компания, учрежденная графом Апраксиным для выдел-
ки шелковых тканей, владела лавкой, в которой с И июня по
1 октября 1721 г. было продано товара на 610 руб. По жалобам
купцов в 1722 г. Петр издал приказ: “Понеже нам известно
учинилось, что интересы фабрик сделанные свои фабрики с
фабрических дворов продают врознь, а ныне в рядах из собст-
венных своих лавок, отчего в рядах многие лавки запустели, и
в оброчных сборах не без многой доимки, а купецким людям,
которые такими товары торговали не без разорения; того ради
оным интересантам запретить, дабы они с фабрических своих
1 Кизеветтер. Посадская община в России XVIII ст. С. 149 сл.
544
Очерк истории русской промышленности
дворов врозь не продавали, и лавок бы собственных своих в
рядах не имели, а велеть те свои фабрики, которые будут сде-
ланы, привозить на гостиный двор и продавать в ряды”1.
Это постановление, вызванное, по-видимому, тем, что роз-
ничные торговцы вследствие такого образа действия промыш-
ленников оказались в “оброчных сборах не без многой доим-
ки”, т.е. вызванное казенными интересами, привело, однако, к
тому, что торговцы составили между собою стачку с целью по-
нижения цен промышленных изделий, зная, что промышленни-
ки не могут продавать своих товаров никому другому помимо
них1 2. Вследствие этого через несколько месяцев после первого
указа последовал второй, согласно которому промышленникам
вновь дозволено держать свои лавки в рядах, однако под усло-
вием, что они могут продавать в них лишь те товары, которые у
них остались после продажи своих изделий купцам3.
Но такое неясное и неопределенное правило, конечно, не
могло удовлетворить купцов, и последние в 1727 г. вновь жа-
луются на то, что фабриканты держат свои лавки в рядах и
продают в розницу свои произведения, как-то: полотно, чулки,
шелковые изделия, писчую бумагу, карты, а также пряденое и
крученое золото и серебро. Жалобы эти со стороны купцов по-
вторяются и в заявлениях 1764 г., ив городских наказах
1767 г., так что, очевидно, промышленники продолжали роз-
ничную торговлю своими изделиями4. Впрочем, из этой борьбы
между ними и торговцами еще отнюдь не следует, что мы имеем
дело действительно с фабрикантами, т.е. владельцами центра-
лизованных мануфактур. Это могли быть и скупщики кустар-
ных изделий, за которыми также, если они не входили в состав
купеческих организаций, не признавалось право на розничную
торговлю. Ее повсюду купеческий класс считал своей привиле-
гией - так это было и в Западной Европе, где право произво-
дить оптовую торговлю нередко резко отделялось от права тор-
говать в розницу.
1 Полное Собрание Закон. Т. VI. № 3892.
2 Нисселович. История заводско-фабричного Законодательства Рос-
сийской Империи. С. 1, 31.
3 Полное Собрание Закон. Т. VI. № 4057.
4 Лanno-Данилевский. Торгово-промышленные компании в первой
половине XVIII ст. С. 108.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Запад и (Россия. Положение рус-
ской промышленности
\рнцу XVIII ст.
Профессор Е. В. Тарле указывает на то, что иностранцы,
посещавшие Россию или жившие в России в конце XVIII и в
начале XIX ст., держатся очень высокого мнения о ее промыш-
ленном развитии и что этот взгляд вполне подтверждается фак-
тами относительно размеров нашего привоза и вывоза в эту
эпоху, как и количества промышленных предприятий и числа
занятых на них рабочих. Поэтому мнение об отсталости России
в хозяйственном отношении для этой эпохи совершенно не со-
ответствует действительному положению вещей. “Иностранцы-
современники, по-видимому, ясно видели то, о чем забыло по-
томство: что Россию нет никаких оснований считать страною в
промышленном отношении отсталой от большинства других
стран европейского континента в XVIII столетии... По мнению
иностранных наблюдателей, фабрики и заводы к концу екате-
рининского царствования отнюдь не были тепличными расте-
ниями и обрабатывающая промышленность достигла такого
развития, что если и не составляла сколько-нибудь существен-
ной статьи русского вывоза, то во всяком случае делала Рос-
сию, по смыслу неоднократных утверждений самих иностран-
цев, страною, в общем экономически не зависимою от
соседей”1.
Этот конечный результат вполне соответствует и самому хо-
ду всего процесса развития промышленности в течение XVIII ст.
Как мы видели выше, мы находим в последнем полный парал-
лелизм между Западом и Россией, точнее, между Австрией,
1 Тарле. Запад и Россия. С. 148-149.
546
Очерк истории русской промышленности
Пруссией и прочими германскими государствами, с одной сто-
роны, и Россией - с другой. И тут и там одни и те же цели,
преследуемые государством при создании новой крупной про-
мышленности, и тут и там те же меры, применяемые им для
осуществления этих целей. В обоих случаях можно установить
однородные условия в отношении труда и капитала и поэтому
однородные средства поощрения новых предприятий и снабже-
ния их денежными суммами, прочими материальными средст-
вами и рабочей силой. И это однообразие в области системы
создания промышленности, применение тех же принципов,
свойственных меркантилизму, при однородных условиях долж-
но было привести и к однородным результатам.
Весь вопрос заключается в том, насколько эти условия были
действительно однородны. В пользу последнего мы приводили
выше ряд аргументов. Остановимся здесь лишь на двух основ-
ных вопросах, касающихся всего периода XVIII ст., - на соста-
ве класса предпринимателей и класса рабочих и на тех потреб-
ностях, которые удовлетворяла или должна была удовлетво-
рять вновь созданная промышленность.
Предприниматели этой эпохи, если не считать отдельных
прожектеров в финансовой области, которые и у нас имелись и
о которых упоминает Посошков, состояли, по Зомбарту, из го-
сударей, дворян, представителей торгового капитала и ино-
странцев. Первые - короли, герцоги и князья, которые учреж-
дали казенные предприятия, в особенности горные заводы (в
Пруссии, например, в области Рура, в Верхней Силезии), как и
верфи, стеклянные и фарфоровые заводы. Эти же виды пред-
приятий, как мы видели, находятся и у нас в руках казны и
либо эксплуатируются ею за собственный счет, либо сдаются
“содержателям” на известный срок, после чего вновь возвра-
щаются в казну. И предприятия в других отраслях промыш-
ленности иногда по нескольку раз переходили от казны к част-
ным лицам и обратно. Так, например, устроенный в 1704 г. в
Москве казенный бумажный завод был отдан в 1713 г. “на от-
куп бумажному мастеру Барфусу из оброку по 300 руб. на год,
у которого за неплатеж откупных денег в 1720 г. его пришлось
взять по-прежнему на государя”. Заведенная в 1719 г. в Путив-
ле Дубровским казенная фабрика была отнята у него в 1726 г.
547
Кулишер И. М.
“за неразмножением им оной фабрики” и со всеми принадле-
жащими к ней деревнями отдана Неелову, а в 1732 г. перешла
к Полуярославцеву. В 1741 г. она вернулась обратно в казну, а
в 1752 г. ее получил Козьма Матвеев вместе с деланными на
ней сукнами, материалами и припасами. Подобным же образом
и при Фридрихе Великом частные предприятия, остановившие
свою деятельность, нередко брались в казну во избежание пол-
ного прекращения их.
Дворяне как во Франции, так и в Австрии и Пруссии учре-
ждают разнообразные предприятия; владея обширными лесами
и водами, они эксплуатируют рудники в связи с (работающими
при помощи воды) железными заводами, устраивают стеклян-
ные заводы, мукомольные и бумажные (водяные мельницы);
имея стада овец, нередко пользуясь крепостным трудом, зани-
маются выделкой шерстяных материй и т.д. Наряду с ними по-
являются торговцы, в особенности в области текстильной про-
мышленности, где они прежде торговали сырьем или готовыми
изделиями, а теперь становятся скупщиками производимого
кустарями товара, продолжая снабжать кустарей необходимым
материалом; но они проникают и в железоделательную и про-
чие отрасли производственности.
И у нас мы находим как дворян, так и купцов в качестве
предпринимателей. Туган-Барановский склонен различать две
эпохи - петровскую, когда преобладал торговый капитал, и
екатерининскую, в которую промышленность преимущественно
находилась в руках дворян в связи с запрещением купечеству
приобретать крестьян к заводам. Однако едва ли можно произ-
вести такое разграничение по периодам. И при Петре мы встре-
чаем в роли предпринимателей Меньшикова, Шарифова, графа
Апраксина, графа Толстого, Веневитиновых и др. Мы видели,
что еще в XVII ст. бояре в своих вотчинах занимались разра-
боткой руды, производством поташа. При Елизавете Петровне
горные предприятия, как и многие другие, сосредоточивались в
руках графа Шувалова. С другой стороны, во второй половине
XVII ст. большую роль играл в промышленности купеческий
класс. Так, например, в Костромском крае, отличавшемся сво-
им промышленным развитием, мы находим, начиная с 60-х го-
дов, ряд возникающих крупных предприятий в области полот-
548
Очерк истории русской промышленности
няного производства. Но среди владельцев их “дворяне так же
редки, как белые вороны”. “Из костромских промышленников
времен Екатерины один только Воронцов был дворянином; все
остальные, все эти Углечаниновы, Стригалевы, Волковы, Ду-
рыгины, весь цвет костромских предпринимателей и все рядо-
вые промышленники вышли из рядов городского купечества”.
“Не деревня и не дворяне, а город и городское купечество соз-
дали в XVIII ст. крупную полотняную промышленность”1.
Наконец, четвертую группу предпринимателей составляли
повсюду иностранцы. Зомбарт для Западной Европы еще спе-
циально выделяет “еретиков” и евреев. Но первые в виде пред-
ставителей гонимых протестантских сект имели значение лишь
для некоторых стран (гугеноты во Франции, квакеры в Анг-
лии), евреи-предприниматели сыграли большую роль в Прус-
сии, в Польше, но в России в то время их не было. Что же ка-
сается иностранцев, то их мы находим у нас не только в
XVII ст., когда почти все новые предприятия создавались ими,
но и при Петре (наиболее известны Тамес и Тиммерман), при
ближайших его преемниках (пресловутый генерал-берг-
директор бар. Шемберг), при Екатерине II, когда в 60-х годах
их появилось большое количество.
Даже если ограничиться одним только Петербургом, то мы
встретим целый ряд иностранных промышленников. Здесь и
сахарный завод англичан Мея и Стефенса (с 1751 г.), в конце
XVIII ст. он и еще другой сахарный завод принадлежали на-
следникам англичанина Каванахта; здесь и канатный завод
англичанина Гарднера (в 1755 г.), и фабрика крахмала, пудры
и синего камня Грезена и Порланда (с 1790 г.). Упоминаются
иностранцы, выделывающие табачные изделия, Кейзер, Буте,
Плейо, немцы, заводящие ситцевое производство, суконный
фабрикант Фростинберг, иностранец Рисар, выделывающий
сургуч. Набойка производится у иностранца Кисселя и у друго-
го иноземца Андреаса Тома. Одним из первых кожевенных
предприятий в Петербурге является завод иностранца Христо-
фора Рихтера в 30-х или 40-х годах XVIII ст. В конце XVIII
ст. имелась ситцевая и выбойчатая фабрика голландца Брауве-
1 Дюбюк. Полотняная промышленность Костромского края. С. 31 сл.
549
Кулишер И. М.
ра, устроенная в 1770 г. Шейдеманом, и другая ситцевая фаб-
рика Миллера, заведенная в 1771 г. Кроме того, находим во-
семь немецких карточных фабрик и шесть немецких “табашных
прядильщиков”. Производством шоколада занимается турок
Цакория, инициаторами шелковой промышленности были ар-
мяне Мануйлов и Хахвердов. Первую фабрику золотого, сереб-
ряного и шелкового дела устроили в Петербурге иностранцы
Меллер и Рихтер, получившие в 1736 г. ссуду в 10 тыс., под
поручительством барона Шарифова1.
Но вызывались ли все многочисленные возникающие в эту
эпоху промышленные предприятия действительной потребно-
стью в них, как это было на Западе, или они были “искусст-
венно” заведены и не имели никакой реальной почвы под со-
бой, не соответствовали никакому спросу в данного рода изде-
лиях?
На этот вопрос мы, в сущности, уже дали ответ выше. Но
коснемся его в заключение еще в немногих словах. В Западной
Европе новые производства создавались, с одной стороны, в
силу потребностей армии и войны, с другой - под влиянием
роскоши, которая охватила высшие классы населения. К этому
присоединялся еще спрос со стороны колоний, в особенности
требования разбогатевших там плантаторов, которым нужно
было все самое изысканное, кричащее, дорогое. Спрос послед-
него рода у нас отсутствует, так же как и в Пруссии и Австрии.
В первых же двух направлениях Россия едва ли отличается от
Запада.
Войны Петра, как и его ближайших преемников и Екатери-
ны II, Северная война, война с Турцией при Анне Иоанновне,
войны со Швецией и с Пруссией при Елизавете, войны с тур-
ками и поляками при Екатерине вызывали сильнейшую потреб-
ность в пушках и ружьях, порохе и снарядах, сукне, полотне,
коже и т.д., и далеко не всегда возможно было добывать эти
изделия в необходимом количестве из-за границы. Все эти от-
расли промышленности нужны были России не менее, чем Ав-
1 См. Столпянский. Из истории производств в Санкт-Петербурге за
XVIII ст. // Архив истории труда. Т. II. Георги. Описание столично-
го города Санкт-Петербурга 1794 года. Ч. I. С. 227 сл.
550
Очерк истории русской промышленности
стрии или Пруссии. И точно так же петербургский двор предъ-
являл не меньший спрос на предметы роскоши, чем дворы не-
мецкие или австрийские, - все ведь они старались подражать
Королю-солнцу Людовику XIV, везде копировали с большим
или меньшим успехом Версаль со всем его убранством и благо-
лепием. Стоит только вспомнить строительную горячку Екате-
рины или гардероб Елизаветы, в котором имелось 15 000 плать-
ев и два сундука шелковых чулок, чтобы понять, что спрос на
шелк и бархат, позументы, кружева, стекло и фарфор и многое
другое мог и у нас создать новую крупную промышленность. В
“Горе от ума” дядюшка Иван Петрович, который “при госуда-
рыне служил Екатерине”, “не то на серебре, на золоте едал, сто
человек к услугам, езжал-то вечно цугом”. Правда, Петр Вели-
кий отличался простотой образа жизни, но в этом отношении
мог с ним поспорить Фридрих Великий, питавший лишь
страсть к собиранию табакерок; а при преемниках Петра “не-
скончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные
поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепитель-
ным блеском и роскошью до тошноты” (Ключевский).
Из этого, конечно, еще не следует, что все эти товары, по-
требляемые при дворе, происходили из русских предприятий.
Шелк, бархат, стекло, бумагу и многое другое предпочитали
покупать иностранного происхождения, и не только потому, что
привозной товар был выше по качеству, чем русский1, но и
вследствие особого предпочтения, отдаваемого всему иноземно-
му. Но это явление было знакомо и другим странам. Какую
борьбу Фридриху II приходилось вести из-за того, чтобы бога-
тые берлинские жители пользовались шелковыми тканями соз-
данных им предприятий, а не лионскими материями! По поводу
немцев, в том числе и австрийских, Бехер с насмешкой гово-
рит, что, по их мнению, французские ножницы лучше немец-
ких режут волосы, французские парики лучше украшают голо-
ву, чем немецкие волосы, часы идут лучше, если они сделаны
немцами в Париже, чем если те же мастера их изготовили в
Аугсбурге; зубы можно чистить только французской щеткой,
хлеб резать французским ножом, а деньги проигрывать только
1 См. выше.
551
Кулишер И. М.
французскими картами или держать во французских кошель-
ках. Все женские моды, продолжает он, платья, ленты, цепоч-
ки, жемчуг, ботинки, чулки, даже рубашки становятся лучше,
если они обвеяны немного французским воздухом (хотя он,
Бехер, находит полезным, прежде чем надеть их, изгонять их
аромат серой, как это делали с письмами во время чумы); дамы
утверждают, что французскими нитками и иголками гораздо
удобнее шить, чем немецкими, и что даже французские пласты-
ри больше идут немецкому лицу, чем немецкие. Французы
снабжают их одеждой, волосами, глазами (если глаза нет), зу-
бами (если они выпали), помадой, зеркальцами, кораллами,
молитвенниками (и молиться приятнее из французских кни-
жек), они продырявливают уши и навешивают на них все, что
им вздумается, хотя бы уши стали длинны, как у осла.
Если по вопросу о характере “петровской фабрики” различ-
ные авторы, как мы видели, значительно расходятся, то отно-
сительно промышленности в эпоху Екатерины II и к концу
XVIII ст. они приходят к одним и тем же выводам. “Фабрика,
которая в начале была таким же чуждым (хотя и необходимым)
элементом нашего хозяйственного строя, - говорит М. И. Туган-
Барановский, - как были чужды московскому политическому
строю новые административные формы, созданные Петром, по-
степенно органически срастается с этим строем”. П. Н. Милю-
ков также признает, что “с воцарением Екатерины II русская
промышленность поднялась на высшую ступень развития”, что
“народное потребление развивалось в XVIII ст., параллельно с
ростом государственных потребностей” и “русская фабрика уже
ко времени Екатерины стала отвечать действительным потреб-
ностям русского населения”. Точно так же Н. А. Рожков при-
знает успешное развитие крупной промышленности во второй
половине XVIII ст. Он приводит цифры: в конце царствования
Петра было 233 фабрики, при вступлении на престол Екатери-
ны II (1762 г.) - 984, ко времени ее смерти (1796 г.) - 3161.
Только Н. Н. Фирсов несколько скептически относится к этим
числам: “300 фабрик 1780 г. одним своим числом пока ровно
ничего положительного не доказывают, возможно, что многим
из них, так же как многим фабрикам 1730 г., это было одно
имя”.
552
Очерк истории русской промышленности
Действительно, эти цифры доказывают очень мало. Мы ви-
дели уже, что, по одним подсчетам, в 1762 г. имелось около
1000 фабрик, по другим в 1780 г. - всего 300, в 1796 г. одни
находили более 3 тыс., в 1712 г. Герман указывает немногим
более 2 тыс. У Семенова1 цифры получаются такие: всего 201
фабрика в 1761 г. и 478 в 1776 г. Все зависело от того, что по-
нимать под фабрикой, какие заведения относить сюда. Кирил-
лов, на которого ссылаются многие авторы, отмечает за 1727 г.
233 фабрики, но его подсчет вызывает много недоумений. С
одной стороны, в эту цифру включены мельницы, соляные вар-
ницы, рудники, причем каждая домна считается в качестве от-
дельного предприятия, а с другой стороны, мы находим всего
две полотняных, две суконных, одну шелковую фабрику, тогда
как предприятий в этих отраслях промышленности было, несо-
мненно, гораздо больше. Едва ли они попали в число “разных
фабрик”, которых у Кириллова свыше 801 2. А кроме того, во-
обще одно число предприятий, без указания их размеров, коли-
чества выделанных изделий, сбыта и т.д., ничего не дает в от-
ношении состояния промышленности и успешности ее развития.
Для нас важно лишь установить тот факт, что крупные пред-
приятия в течение XVIII ст. возникали в значительном количе-
стве, и если часть их вскоре погибала, то другие все же держа-
лись и продолжали свою деятельность, а на смену прекратив-
шимся появлялись новые в большем количестве, причем посте-
пенно они обходились без принудительного труда крепостных,
поссессионных рабочих, нищих и бродяг, прибегая к вольнона-
емной рабочей силе. По вычислениям Германа, в 1812 г. полови-
на рабочих (из 119 тыс. 61) состояла по вольному найму.
Наряду с крупной промышленностью развивается и мелкая,
ремесло в цеховой форме, согласно указам Петра, а затем на
основании Положения Екатерины II 1785 г. Автор “Описания
столичного города Санкт-Петербурга 1794 года” указывает на
1 Изучение российской внешней торговли и промышленности. Т. III.
2 Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 58. Милюков. Очерки по
истории русской культуры. Т. I. С. 87, 89, 97. Роков. Город и деревня
в русской истории. Фирсов. Русские торгово-промышленные компании
в первой половине XVIII ст. С. 59.
553
Кулишер И. М.
то, что в Петербурге “большая часть ремесленников имеют цехи
или ремесленные управы, из коих каждая снабжена определи-
тельными законами, преимуществами, предписаниями, ремес-
ленным порядком, цеховым сборным местом” и т.д. К этому он
прибавляет, что “сия связь ремесленников вообще столь нетяго-
стна, власть гильдий, старшин и цехов так мала и предписан-
ные наказания так нестроги, что каждому предоставлена свобо-
да доставлять себе такое пропитание, какое только честною
прилежностию достать возможно”. Кроме того, “многие ремес-
ленники живут не по цехам и сии нецеховые промыслы, к коим
принадлежат отчасти и художества, производятся каждым без
всякой принудительности”.
Таким образом, имелись наряду с цеховыми промыслами и
нецеховые; кроме того, часть ремесленников и в цеховых мас-
терствах не записывалась в цех; в частности, те из них, кото-
рые не имели подмастерьев и учеников, по словам Георги, не
были обязаны вступать в цехи. Наконец, “мещанскими про-
мыслами” занимались посадские, которых насчитывалось в
1790 г. 4939 мастеров. Годом раньше в Петербурге в россий-
ских гильдиях, или цехах, было 2106 цеховых и нецеховых
мастеров. В тех же промыслах иностранные мастера объединя-
лись в немецкие цехи - их состояло 1477 мастеров. Если иметь
в виду мастеров всех этих многообразных категорий, то “для
порядочного да даже и пышного образа жизни не найдется ни
малейшего недостатка, которой надлежало бы выполнять ино-
странным”, т.е. при помощи иностранного привоза.
Так, например, находим 255 мужских сапожников и 270
учеников; 77 женских башмачников со 155 работниками и 116
учениками; кроме того, 62 мастера, 72 подмастерья и 54 учени-
ка для русских котов на низких каблуках; в немецком сапож-
ном цехе 54 мастера. В столярном цехе 124 мастера, 285 под-
мастерьев и 175 учеников; в немецком столярном цехе 90 мас-
теров. Кузнецов 88 мастеров русских и 60 немецких;
стекольщиков 85 и 14; каретников 86 и 43; переплетчиков 9 и
26; часовых мастеров 3 и 30, так что часовым делом занимались
почти исключительно иностранцы; 139 было золотых дел мас-
теров иностранцев при 44 мастерах русских. Паяльщики,
шпажники, выделыватели мебели из черного дерева также ино-
554
Очерк истории русской промышленности
странцы, хотя последним подражают и охтенские плотники и
довольно удачно.
Кроме кожевенных мануфактур, имелось много небольших
“незаписавшихся кожевников, кои имеют свои чаны для подме-
ток на рыношных площадях перед лавками или в своих домах”.
Далее находим сыромятников и клееваров, не записавшихся в
цехи; из русских калачников и хлебников записалось только
девятеро, но их несравненно больше; много незаписавшихся
красильщиков. Производители макарон - все иностранцы - во-
обще не организованы в цех, они, как и золотошвеи, “не имеют
между собою связи”; вату также выделывают нецеховые, глав-
ным образом гвардейские солдаты.
В портняжном русском цехе имелось 178 мастеров, 295 под-
мастерьев и 365 учеников, в немецком цехе 210 мастеров. Но
“сие ремесло имеет здесь отменно много худых мастеров, ибо
кроме многих баб и других женщин, делающих женское платье,
большая часть господ имеет обученых портных из крепостных
своих людей, кои шьют ливреи на служителей, также домашнее
платье и прочее”. По этой же причине всего двое русских и пя-
теро немецких цеховых поваров - домашних поваров имеют “не
только знатные господа, а часто и для всякого кушанья особо-
го, но и в среднем состоянии весьма многие, а особливо имею-
щие крепостных людей”, содержа их для “лутчаго образа жиз-
ни”. Но есть и обученные повара-французы, которые имеют
учеников, но -в цехе не состоят. Точно так же и цех немецких
кондитеров (русских, по-видимому, вовсе не было) состоял все-
го из 11 мастеров, гораздо большее число их служило кондите-
рами при дворе и у знатных господ.
Для причесыванья пользовались собственными слугами, но
много было и настоящих, но не записанных в цех парикмахе-
ров, цеховых же всего 43 в русском и 73 в иностранном цехе.
“Как парики здесь мало употребительны, а почти всяк одеваю-
щийся в немецкое платье до самого ремесленного ученика и
горнишной девки должен быть причесан”, то спрос на парик-
махеров был весьма велик. От них отличались брадобреи или
цирюльники (82 русских и 12 немецких), которые “бывают
обыкновенно притом точильщики, а сверх того и лекарские по-
555
Кулишер И. М.
мощники”, “отворяют кровь, припускают пьявки” (ставят пи-
явки) и т.д.
Наконец, “женский убор”, поскольку его “модные торговки
не выписывают из чужих краев, как то шляпы, чепчики, цветы,
накладки, нашивки и прочее, заказывают они здесь делать за
деньги мастерицам модных вещей по французским, английским
и другим обращикам или рисункам; сверх того, доставляют
купцам подобные сему товары от многих господских служанок
и горнишных...”. Здесь мы имеем уже не ремесло, а работу на
дому, производимую на модный магазин частью профессио-
нальными работницами, частью же в качестве дополнительного
заработка1.
Как видно из всех этих данных о мелких промыслах Петер-
бурга, и здесь большую роль играли иностранцы - немцы,
французы, англичане, так что они даже имели свои самостоя-
тельные, стоящие параллельно русским цехи всевозможных
специальностей и во многих отраслях значительно преобладали
над русскими. Мы видим далее, что требование вступать в цех,
предъявляемое ко всякому, кто желает заниматься тем или дру-
гим промыслом, соблюдалось весьма мало и помимо существо-
вания нецеховых промыслов (которые не были организованы в
цехи) и в тех отраслях, где цехи были устроены, имелось и
много лиц, не вступавших в цех и все же спокойно произво-
дивших свой промысел.
Впрочем, Шторх, писавший в самые последние годы XVIII
ст., усматривал характерную черту русских ремесленников, от-
личающую их от иностранных в том, что они ничего не прини-
мают на заказ, а все изготовляют для продажи, притом не из
собственной мастерской, а купцам, которым они продают свои
изделия за определенную плату, а те уже сбывают их из своих
магазинов. Иначе говоря, эти ремесленники являются, в сущно-
сти, не ремесленниками, а кустарями, работающими на скуп-
щика, на магазин. Так изготовляются башмаки, туфли, сапоги,
кафтаны и другие предметы одеянья, шубы, постели, одеяла,
столы, стулья - вообще, всевозможные предметы, так что в
1 Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга 1794 года.
Ч. I. С. 236 сл.
556
Очерк истории русской промышленности
лавках можно купить все, что угодно, и притом гораздо дешев-
ле, чем непосредственно заказывая ту или другую вещь ремес-
леннику. Но большие города Шторх исключает из этой харак-
теристики - там имеется и ремесло1.
1 Storch. Historisch-statistisches Gemalde des russischen Reichs am Ende
des 18. Jahrh. Bd. III. 1802. S. 178.
Кулишер И. М.
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ТОРОГОВЛИ
И ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Корректор Е. Рудницкая
Художник обложки Н. Веселова
Компьютерная верстка А. Куряев
Подписано в печать 08.01.2003. Формат 60x84 '/16.
Бумага офсетная. Гарнитура «Peterburg». Усл. печ. л. 33,48.
Уч.-изд. л. 37,77. Тираж 2000 экз. Заказ № 5509.
ООО «Социум», e-mail: alexk@elnet.msk.ru тел. (095) 330-51-98.
Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленного оригинал-макета на ФГУИПП «Вятка».
610033, г. Киров, ул. Московская, 122.