Ю.В.СОЛОВЬЕВ
САМОДЕРЖАВИЕ
И ДВОРЯНСТВО
В 1902-1907 ГГ.
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ СССР
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
10. Б. СОЛОВЬЕВ
САМОДЕРЖАВИЕ
И ДВОРЯНСТВО
в 1902—1907 гг.
Под редакцией
В. Н. ГИНЕВА
О
0
ЛЕНИНГРАД
«НАУК А»
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
1981
Монография посвящена теме, важной для понимания как хода револю-
ции 1905—1907 гг., так и классовой сущности самодержавия. С использо-
ванием архивных материалов и опубликованных источников исследуется
политика царизма, направленная на укрепление самодержавия и защиту
помещичьих интересов. В монографии также показывается, что поместное
дворянство во многом предвосхитило переход к столыпинской ломке об-
щины и третьеиюньский государственный переворот.
Книга рассчитана на историков-исследователей, преподавателей и студен-
тов высшей школы.
10604-557
042 (02)-81
54-81 0505020000
© Издательство «Наука», 1981 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемая работа служит продолжением ранее изданной мо-
нографии «Самодержавие и дворянство в конце XIX века». В но-
вой книге охватываются предреволюционное время и годы первой
революции, чем и объясняются избранные хронологические
рамки — 1902—1907 гг. 1902 год взят как определенный рубеж
в развитии общеполитической обстановки и специально во вза-
имоотношениях между самодержавием и дворянством. В пред-
шествующие два-три года ход событий принимает для режима все
более неблагоприятный оборот. Развернувшееся рабочее и сту-
денческое движение приобретает отчетливо революционную на-
правленность. В 1902 г. накал обстановки резко возрастает. Вес-
ной совершился массовый переход крестьянства к активным фор-
мам борьбы, что означало вступление кризиса самодержавия
в новую стадию обострения. Настали, как писал Ленин о креп-
нущем на глазах напоре революционных сил, «бурные времена».1
И, подводя главный итог развития общественной жизни ко вто-
рой половине 1902 г., Ленин констатировал: «Революционное
движение продолжает расти с поразительной быстротой.. .».2
Оно превращалось в главный фактор политической ситуации, за-
трагивая все стороны действительности, делая 1902 г. гранью и
во взаимоотношениях самодержавия и дворянства. В марте Ле-
нин обращал внимание на тот факт, что «с этим врагом начи-
нают ссориться даже его вчерашние (60-е годы), а отчасти и
нынешние (оппортунисты-земцы и крепостники-помещики) со-
юзники».3
В советской историографии уже писалось о том, что подго-
няемое надвигающейся революцией земское движение как форма
прежде всего дворянского либерализма с этого момента вступает
в новую фазу развития.4 1902 год подвел черту и предшествую-
щим взаимоотношениям самодержавия и дворянства в связи с за-
вершением работы в январе Особого совещания по делам дво-
рянства, созданного в 1897 г. в ответ на усиливающиеся настоя-
ния со стороны поместного класса для изыскания способов пре-
дотвратить его дальнейший упадок и даже, напротив, вернуть
прежнюю силу, не останавливаясь и перед использованием для
этой цели государственных ресурсов.
В рассматриваемый период — 1902—1907 гг. —основное место
во взаимодействии обеих сил заняли другие проблемы, опреде-
ляемые ширящимся наступлением сил революции, когда под угро-
1 Ленин В. И. Поля. собр. соч., т. 6, с. 377.
2 Там же.
3 Там же, с. 357.
4 Пирумова Н. М. Земское либеральное движение. М., 1977*
1*	3
зои оказались главные позиции самодержавия и дворянства»
В новой обстановке, в условиях быстро развертывающегося пред-
революционного кризиса, правительство не может позволить себе
выдвигать упрочение дворянства путем оказания ему всяческого
содействия, в том числе и прямого материального вспомощество-
вания, в качестве наиважнейшей государственной задачи, как оно
сделало в 1897 г. Одинаковым образом само дворянство остерега-
ется так же открыто выступать с претензиями на получение
в свое распоряжение и той или иной форме государственных
средств с присовокуплением и других подобного рода требований
в духе тех, которые были предъявлены в годы существования
Особого совещания по делам дворянства. К тому же на самом
Совещании достаточно выяснилось, что и при предельно благо-
приятном отношении власти к дворянству она все же не в со-
стоянии удовлетворить поступившие с его стороны непомерные
притязания. Все сколько-нибудь возможное было сделано, и по-
тому новые заявки уже не имели реального шанса на успех, вы-
ходя за установленную теперь границу допустимого. А начав-
шиеся в широких масштабах народные волнения встали новой
преградой на пути удовлетворения дворянских домогательств за
счет собираемых с народа средств. Отныне дворянству не прихо-
дилось с прежней беззаботностью выставлять напоказ свою па-
разитическую сущность. Наоборот, политически активная часть
поместного класса в растущей степени старается представить
себя в виде бескорыстного защитника интересов народа и таким
образом расположить к себе крестьянство. Громадные сдвиги,
происходившие в русской жизни в эти переломные годы начала
века, прежде всего выступление в активной наступательной роли
многомиллионной народной массы, наполнили, следовательно, но-
вым содержанием взаимоотношения обоих партнеров в предрево-
люционную эпоху. А в годы революции главной заботой само-
державия и дворянства стало предотвращение гибели старого го-
сударственного и общественного строя, хотя в способах достиже-
ния этой цели и обнаружились известные расхождения. Они
обусловливались уже тем, что, помимо неполного совпадения ин-
тересов обеих сил, вытекавшего из установленного Лениным
факта относительной самостоятельности самодержавия,5 само
дворянство также не представляло собой единого целого, во вся-
ком случае стали гораздо заметнее те различия, которые всегда
отличали поместный класс. Они естественно углублялись и ста-
новились все резче по мере продолжающейся дифференциации
дворянства под воздействием капиталистического развития. По-
местный класс не остался в стороне от буржуазного перерожде-
ния России. И он увлекался по этому пути, но очень неравно-
мерно, больше, чем какая-либо другая общественная группа, со-
храняя в себе черты старого, традиционного, хотя выходцы из
5 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 32.
него же вовлекались в предпринимательство, шли в науку, в не-
малом числе пополняли ряды представителей свободных профес-
сий и вообще занимали в уже сформировавшемся буржуазном
обществе видное и не так уже редко командное положение. Они
стояли уже на иных политических позициях, чем основная масса
дворян-помещиков, гораздо медленнее одолевавшая капиталисти-
ческую «науку» и туго расстававшаяся с пережиточными фор-
мами экономической и общественной жизни.
Предлагаемая тема еще не была предметом специального рас-
смотрения в нашей литературе, хотя ряд ее аспектов в той или
иной степени получил освещение в уже опубликованных работах
или защищенных диссертациях.
Существенно продвинула вперед понимание роли и положе-
ния дворянства изданная в 1979 г. монография А. П. Корелина.6
В ней на основе обширного материала первоисточников кон-
кретно показывается, какое место занимало дворянство в системе
самодержавия и какой характер носили его взаимоотношения
с властью, каковы были его социально-экономические позиции и
политический облик. Близка по теме и кандидатская диссертация
И. Д. Вайсберга «Совет Объединенного дворянства и его влия-
ние на политику самодержавия (1906—1914 гг.)», защищенная
в 1956 г. Дав историю возникновения этой организации и разра-
ботки ее программы в основном по материалам хранящегося
в ЦГАОРе фонда Совета Объединенного дворянства, И. Д. Вайс-
берг поставил своей задачей установить, какую именно роль
играло это дворянское объединение в качестве одного из главных
контрагентов власти. Выявленные им факты подтверждают, что
в эпоху революции оно оказывало существенное воздействие на
курс внутренней политики, прежде всего в области аграрного
вопроса. Для автора представили в той или иной степени инте-
рес и кандидатские диссертации Г. М. Дейча «Особое совещание
о нуждах сельскохозяйственной промышленности», П. И. Шле-
мина «Земско-либеральное движение на рубеже XIX—XX веков»,
А. Д. Степанского «Государственный совет в 1905—1907 гг.»,
Н. Г. Королевой «Совет министров России в годы первой русской
революции», В. М. Шевырина «История партии мирного обнов-
ления (1906—1907 гг.)», А. В. Островского «Третьеиюньский го-
сударственный переворот». Ряд важных моментов, связанных
с темой, затрагивался и в напечатанных за последние годы
работах, в которых исследуются внутриполитический курс само-
державия и его классовая сущность, революция 1905—1907 гг.,
интенсивно развивающийся с начала XX в. либерализм, правое
крыло которого в основном было представлено дворянством,
а также процесс формирования политических партий. Таковы
монографии С. М. Сидельникова, Е. Д. Черменского, А. М. Дави-
6 Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России 1861—1904 гг.
М., 1979.
о
довича, Л. И. Спирина, В. И. Старцева, статьи Л. Г. Захаровой,
М. С. Симоновой, К. Ф. Шацилло, В. Я. Лаверычева и П. Г. Рынд-
зюнского, А. П. Корелина в соавторстве с С. В. Тютюниным.7
Первоочередное значение принадлежит работам по аграрному
вопросу, от того или иного решения которого зависели поло-
жение дворянства и его дальнейшая судьба, точно так же как
положение самодержавия, темпы и степень его перерождения
в буржуазную монархию. Углубленное изучение этой проб-
лематики в избранный автором отрезок времени дано в цикле
работ М. С. Симоновой. В общем плане аграрный вопрос рас-
сматривается в монографиях П. Н. Першина, С. П. Трапезникова
и С. М. Сидельникова.8 Появление всех этих трудов избавляет
автора от необходимости включения в свою монографию некото-
рых существенных для развития темы, но уже достаточно разра-
ботанных сюжетов.
В частности, по этой причине автор счел возможным обой-
тись без пересказа в подробности исследованной борьбы вокруг
аграрного вопроса в первой Думе. Одинаковым образом можно
считать достаточно полно выявленным развитие либерального
движения в годы революции, включая и его правую часть, уком-
плектованную в основном дворянством. И в целом автор не пре-
тендует на законченное освещение взаимоотношений самодер-
жавия и дворянства в предреволюционную и революционную
эпоху во всем многообразии и сложнейшем переплетении дейст-
вовавших здесь факторов и обстоятельств. Читателю предлагается
ряд очерков и этюдов, как это было и в предшествующей моно-
графии. При написании этой новой работы автор руководство-
вался оценками и выводами, содержащимися в трудах В. И. Ле-
нина.
7 Сидельников С. М. Образование и деятельность первой Государствен-
ной думы. М., 1962; Черменский Е. Д. Буржуазия и царизм в первой
русской революции. М., 1970; Давидович А. М. Самодержавие в эпоху импе-
риализма. М., 1975; Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных
партий в России (начало XX в.—1920 г.). М., 1977; Старцев В. И. Русская
буржуазия и самодержавие в 1905—1917 гг. Л., 1977; Захарова Л. Г. Кри-
зис самодержавия накануне революции 1905 г. — Вопросы истории, 1972,
К» 8; Симонова М. С. Земско-либеральная фронда (1902—1903 гг.). — Ист.
зап., 1973, № 91; Шацилло К. Ф. 1) Формирование программы земского
либерализма и ее банкротство накануне первой русской революции (1901—
1904).— Ист. зап., 1976, № 97; 2) Тактика и организация земского либе-
рализма накануне первой русской революции. — Там же, 1978, № 101;
Лаверычев В. Я. Общая тенденция развития буржуазно-либерального дви
жения в России в конце XIX—начале XX в. — История СССР, 1976, № 3:
Рындзюнский П. Г. Российское самодержавие и его классовые основы
(1801—1904 гг.). — История СССР, 1977, № 2; Корелин А. П. и Тютю-
кин С. В. Революционная ситуация начала XX века в России. — Вопросы
истории, 1980, № 10.
8 Першин Ш Н, Аграрная революция в России. Кн. 1. М., 1966; Тра-
пезников С. П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. Т. I. М., 1967;
Сидельников С. М. Аграрная политика самодержавия в период империа-
лизма. М., 1980.
Глава I
САМОДЕРЖАВИЕ И ДВОРЯНСТВО
В ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННУЮ ЭПОХУ
1902—1904 гг.
Период 1902—1907 гг. занимает особое место в истории взаимо-
отношений самодержавия и дворянства. Обстановка этих лет —
это по большей части обстановка отступления и близящейся об-
щей катастрофы, когда весь старый строй государственных, со-
циальных и экономических отношений зашатался и готов был
рухнуть под таранными ударами революции. Старая общественно-
политическая система пережила эту генеральную репетицию
1917 г., потому что при всех достигнутых успехах армия револю-
ции еще не была способна с первого раза одержать окончатель-
ную победу над противником, который до того представлял со-
бой воплощение несокрушимой силы. Но возможность гибели
еще совсем недавно казавшегося непобедимым режима обрисо-
валась во всей реальности, едва не став ею.
В этих условиях борьбы не на жизнь, а на смерть взаимоот-
ношения самодержавия и дворянства приобретают особенную
сложность. Формирование правительственной политики в дворян-
ском вопросе происходило под непосредственным воздействием
ряда мощных факторов — в первую очередь подъема крестьян-
ского движения. В свою очередь отличалась сложностью и пози-
ция дворянства при ясно обозначившейся перспективе гибели как
помещичьего землевладения, так и самодержавия, временами как
будто бы вовсе терявшего контроль над событиями, не внушав-
шего после всех понесенных им поражений доверия к себе и со
стороны наиболее близких к нему социальных сил и здесь осно-
вательно дискредитировавшего себя своей неумелой, постоянно
оборачивавшейся неудачами политикой.
В этой обстановке надвигающейся катастрофы общественные
верхи, еще не разделившиеся по четкому классовому признаку,
но с преобладанием дворянского элемента, не ожидая спасения
от действий и решений власти, которые, напротив, вели очевид-
ным образом все к новому обострению и разрастанию кризиса,
сами в растущей степени принимаются за поиски выхода из него
и для спасения основ старого порядка, для спасения прежде
всего монархии и помещичьего землевладения, побуждают само-
державие модернизироваться, освободиться от вызвавшей взрыв
архаики, прийти в соответствие с эпохой, заключить прямой и
7
непосредственный союз с верхушкой общества, допустив ее к вер-
ховному управлению страной.
Подобные пожелания имели определенное сходство с програм-
мой либералов и в некоторых пунктах прямо смыкались с ней,
хотя в своей сущности представители этого направления остава-
лись прежде всего охранителями, намеревавшимися помочь вла-
сти справиться с наступившим кризисом, выдержать натиск ре-
волюционных сил. Не противники, а союзники звали ее сдви-
нуться с места, перейти к политике маневрирования, избавления
от наиболее одиозных черт режима, предлагая ей свое содейст-
вие и свои методы преодоления нарастающих затруднений.
На этой почве между самодержавием и его оппонирующими
союзниками возникают трения и несогласия, так как, нерастор-
жимо связанное с прошлым, самодержавие упорствует в удержа-
нии своего всевластия, не хочет идти на вынуждаемые всей
обстановкой перемены и даже, как будто бы идя на уступки, не
оставляет намерения при благоприятном случае вернуться на
старые позиции и в конце концов в значительной части возвра-
щается на них, когда исчезает непосредственная угроза его су-
ществованию.
В этом попятном движении оно чем дальше, тем больше опи-
рается на поддержку, отзывается на призывы наиболее реакцион-
ной части правящих классов, тоже, как показала революция, на-
мертво связанной с прошлым, с сохранившимся в России и
в XX в. наследием крепостничества, не разрушенного до конца
и революцией 1905—1907 гг.
В борьбе не на жизнь, а на смерть силы реакции протяги-
вали власти руку помощи, и главным представителем всего от-
живающего, но вовсе не собирающегося уходить в небытие ста-
рого было поместное дворянство.
Ему в первую очередь нужно было возвращение самодержа-
вия к всевластию — иначе некому было защитить десятки мил-
лионов лучшей земли, принадлежавшей помещикам, от натиска
крестьянства. Никто другой не мог бы отстоять в деревне и со-
циальные позиции дворянства.
Все происшедшее в революционные годы продемонстрировало
эту взаимообусловленность существования самодержавия и по-
мещичьего землевладения. Во времена Столыпина производились
попытки затушевать эту связь, представить царизм как надклас-
совую силу, пекущуюся единственно о благе всей страны, всего
парода и в первую очередь крестьянства, тогда как самодержа-
вие, вернув себе в послереволюционные годы значительную долю
своего всевластия и не афишируя свою классовую природу, все
же в достаточной мере ограждало интересы дворянства, оставаясь
и при свершившихся переменах помещичьей монархией.
Первые годы XX в. — время, особенное в истории пореформен-
ной России. Тот всеохватывающий кризис всей существующей
системы, который годами, даже десятилетиями власти удавалось
я
замораживать, по давать ему развернуться во всю мощь и кото-
рый уже десятилетиями подспудно набирал в глубинах жизни
силу и, все разрастаясь, непоправимо разрушал фундамент само-
державия, теперь, наконец, прорвал все ограждения и выдви-
нулся в самый центр политической сцены. Более не представля-
лось возможным снова загнать вовнутрь острейшие противоречия
русской экономической и политической действительности, снова
пригасить готовый вспыхнуть пожар. Катастрофичность кризиса
начала XX в. прямо вытекала из того, что самодержавие на де-
сятилетия пережило себя, что и двадцатилетней давности лорис-
меликовская «конституция» была запоздалым шагом, а когда и
это запоздалое было отброшено и самодержавие, наоборот, шаг-
нуло в прямо противоположном направлении — поближе к нико-
лаевскому царствованию — и, усилив и обновив свою архаику,
окончательно увязнув в ней, вступило в виде совсем нетерпимого
анахронизма в новый век, то расплаты за это было никак не из-
бежать, и самой вероятной расплатой становилась теперь гибель
всего этого государственного устройства. И как не отдаляли его,
а наступил срок уплаты по громадным, накопившимся за многие
годы долгам, по которым многие же годы упорно отказывались
платить. Трудные проблемы, которые так долго игнорировались,
теперь обступили власть со всех сторон, нигде не давая проходу,
наоборот, все туже и туже стягивая кольцо. Справиться с ними,
хотя бы отбиться от них в очередной раз было нельзя. Они,
а вместе и воплощаемый ими кризис были уже сильнее власти.
Переворот всей прежней жизни назрел, пришла его пора, и
никакая сила не могла теперь его предотвратить, как никакая
человеческая сила не может предотвратить геологический сдвиг,
когда все внутри невидимых недр уже приготовилось к его со-
вершению. Да и кто может удержать лавину, раз по ей одной
известным законам она должна двинуться и первые камни сорва-
лись и покатились. А такие камни да и целые глыбы срывались
в первые годы века одна за другой, предупреждая о готовящемся
движении основной многомиллионнотонной массы. Быстро нара-
стающее рабочее движение, студенческие волнения, брожение
среди интеллигенции, а весной 1902 г. первые за многие годы
выступления крестьянства — все эти следовавшие одно за дру-
гим, а то и вместе потрясения указывали, что положение быстро
накаляется, становится прямо взрывчатым. Симптомом крайней
серьезности момента были и последовательные убийства Боголе-
пова и Сипягина. Террором с режимом было, конечно, не спра-
виться — ничего нового здесь в сравнении с 1881 г. не наблюда-
лось. Но, как и тогда, выстрелы, направленные в высших пред-
ставителей власти, возвещали для нее начало острой борьбы и
всяких неожиданностей. Время собственно и отличалось тем —
и это тоже было очевидным проявлением кризиса, — что события
уже вышли из-под контроля и развивались согласно своей ло-
гике, а не так, как того хотелось власти, даже в случаях, когда
9
она как будто бы была полной хозяйкой положения. Так именно
получилось с Особым совещанием о нуждах сельскохозяйственной
промышленности, учрежденным царем в январе 1902 г. Совеща-
ние послужило одним йз лучших примеров того, как непод-
властна была самодержавию общая обстановка, как ошибалось
оно в достижении поставленных целей, намереваясь получить
одно, а вместо этого наталкиваясь на прямо противоположный
эффект, намереваясь извлечь пользу, а на самом деле причиняя
себе существенный вред. Да и по другим причинам и в других
аспектах Совещание — целый рубеж в эти решающие годы.
Для власти прежде всего в связи с Совещанием кризис из
чего-то абстрактного сделался вполне реальным явлением. Прави-
телям впервые зримо и осязаемо предстала его пугающая глубина
и острота. Совещание интересно именно потому, что, пожалуй,
впервые открылись, с одной стороны, серьезность положения, уже
перешедшая, собственно, в кризисность, а с другой — отсутствие
у самодержавия сколько-нибудь действенных способов помочь
делу, оставаясь в рамках существующего порядка, сохранение ко-
торого составляло по-прежнему первенствующую заботу власти.
В связи с условиями организации и работы Совещания высту-
пила с определенной программой земско-либеральная оппозиция,
с которой вступил в борьбу в качестве нового министра внутрен-
них дел В. К. Плеве. Тогда-то впервые открылась его тактика —
упор на хитрость и провокации в соединении с грубой силой,
с помощью именно такой комбинации он и собирался выйти из
положения, преодолеть кризис. Проявилась и неудача этой ли-
нии. Кризис оказался сильнее хитросплетений и полицейской
хватки Плеве. Сбить с толку противников и, ничего не дав им из
требуемого, повести их за собой, запугав и в случае непокорности
скрутив непослушных, ему не удалось. И неудача этой политики
стала проявляться уже на Совещании.
Оно, таким образом, оказалось как бы пробным камнем для
Плеве да и для самого режима. Ничего этого учредители не пред-
видели. Они, наоборот, рассчитывали нажить на организации
Совещания известный капитал, а никак не понести ожидавший
их крупный политический урон.
Как обнаружило ближайшее будущее, весь замысел пред-
ставлял собой один грубый просчет. Общая острота обстановки
в стране и острота самого вопроса о положении сельского хо-
зяйства, о причинах переживаемых затруднений не получили
сколько-нибудь правильной оценки со стороны большинства Со-
вещания. Хотели в первую очередь возбудить надежду, что
действительно трудная обстановка в деревне может быть улуч-
шена, по крайней мере создать видимость, что власть делает для
этого все возможное. Поэтому намеревались дать возможность
высказаться на местах на наболевшие темы, рассчитывая пока-
зать, что правительство неусыпно печется о главной отрасли хо-
зяйства, а заодно и загрузить все местные силы на долгое время
10
трудоемкой работой по составлению различных проектов преодо-
ления трудностей, конечно, изыскивая способы в рамках суще-
ствующего строя и никак не покушаясь на общий порядок, не
нарушая, как выразился глава Совещания С. Ю. Витте, «общей
гармонии в государстве».1 А что он не ошибся, давая такое на-
правление работе Совещания, показало единственное замечание
царя по первому журналу Совещания. Напротив того места, где
говорилось: «Конечно, Совещанию в его суждениях неизбежно
придется касаться вопросов общегосударственного характера, но
по этим вопросам, казалось бы, возможно только представление
на Высочайшее благовоззрение предположений Совещания», —
Николай, отчеркнув эти слова, написал решительное: «Именно
так».2 Царь ясно давал понять, что не допустит со стороны Со-
вещания никаких умствований. Практические советы по практи-
ческим вопросам — вот что от пего ожидалось. Рассуждения на
общие темы исключались. Считалось возможным ограничиться
некоторыми частными поправками и усовершенствованиями, ка-
кими именно, Совещание и должно было установить. А то, что
важнейшие вопросы положения сельского хозяйства и прежде
всего крестьянства были все-таки подняты и кризис, о котором
устроители Совещания пе хотели слышать, громко заявил о себе,
означало, что власть уже не могла контролировать положение и
события развивались в прямо противоположном ее намерениям
направлении.
Уже первые отзвуки на создание Совещания показали, на-
сколько серьезно положение и насколько оно запутано. Они гово-
рили о том, что мелкими подновлениями будет не отделаться.
Еще до представления Совещанию трудов местных комитетов на
имя Витте со всех концов России потекла самая разнообразная
корреспонденция, заключавшая непосредственные и никем не
отредактированные отклики тех, кто населял страну, их живые
голоса. Писали лица самых разных званий и состояний: дворяне-
помещики, новые землевладельцы, просто те, кто так или иначе
занимался сельским хозяйством, крестьяне и многие другие.
Во всей массе писем, записок, трактатов содержалось бесчислен-
ное количество фактов, зарисовок, рассуждений, размышлений,
оценок, предположений, прогнозов. Известия шли отовсюду, но
ниоткуда не поступало хороших новостей. И прежде, конечно,
было известно множество, пусть и разрозненных, фактов, какие
в изобилии поставляла повседневная жизнь. Теперь же, соеди-
ненные вместе, они складывались в какую-то на редкость безот-
радную картину. Поступавшие отовсюду конкретные сведения
говорили о том, что не только зреет, но уже созрел кризис гро-
мадных масштабов, а средств для исправления положения при
1 ЦГИА СССР, ф. 1233, on. 1, д. 9, Стенограмма заседаний Особого
совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, заседание
9 февраля 1902 г., л. 85.
2 Там же, д. 8, Журнал Совещания № 1, л. 1 об.
и
существующих порядках в наличии нет. И обращавшиеся
к Витте их не указывали, останавливаясь главным образом как
на своих собственных, так и на общих, известных им пеустрой-
ствах и тяготах. Как от них избавиться, они не знали и от самого
Совещания многого не ожидали, зачастую видя в нем не более
чем очередное бюрократическое мероприятие, от которого будет
мало толку.
Грозная действительность все более громким голосом загово-
рила о себе. Постепенно прояснялось, что обойтись мелкими усо-
вершенствованиями технического характера, подкраской фасада
не удастся. Требовались коренные перемены, перестройка всего
здания — негодность его и невозможность дальнейшего сохране-
ния в существующем виде обнаруживались со все большей на-
глядностью. Сложность проблемы начала в какой-то мере осозна-
ваться и в правящей верхушке, хотя в целом опа оставалась
далекой от понимания глубины и остроты уже наступившего кри-
зиса. О взглядах, имевших хождение на самом верху, можно
заключить по тому, в каком беспросветном виде представлялось
состояние крестьянства члену Совещания П. Чихачову. При чте-
нии проекта первого журнала 19 февраля 1902 г. он был рассер-
жен утверждением, что опрашивать все местности не будет
необходимости, поскольку «в некоторых из них сельское хозяй-
ство находится в положении вполне удовлетворительном, не тре-
бующем каких-либо особых мероприятий». Слова «вполне удовле-
творительном» Чихачов вычеркнул, возразив в резком тоне, что
«не только вполне, но даже в удовлетворительном положении нет
ни одного крестьянского хозяйства в России, а потому слово
„вполне44 подлежало бы, по моему мнению, исключению».3
Таким образом, едва Совещание сделало самые первые шаги,
как перед ним стали вырисовываться контуры чрезвычайно труд-
ной для власти проблемы, к разрешению которой, как тут же
обнаружилось, самодержавие никак не было подготовлено и ко-
торая, что вскоре же выяснилось, упиралась в социальные отно-
шения, в придавленность крестьянства всем существующим по-
рядком и прежде всего в нещадную эксплуатацию дворянством.
И в самом Совещании получил признание тот решающий
факт, что крестьянство находится в совершенно нетерпимом по-
ложении и доведено до последней крайности. Не противники
режима, а высшие сановники империи представили на царское рас-
смотрение документ, который по своему объективному содержа-
нию быд тяжелейшим обвинительным актом против поместного
дворянства и одновременно объяснял остроту аграрного вопроса
в России и его конечную неразрешимость вследствие невозмож-
ности навести мосты через пропасть, разделявшую дворянство и
крестьянство. Хотели того сами составители или нет, но таков
был смысл журнала об аренде, в котором подытоживались засе-
дания конца 1903 г. До сведения Николая доводилось, что кре-
3 Там же, д. 6, Проект журнала № 1, л. 56 об.
12
стьянство дополнительно приарендовывает у помещиков 30—35%
от площади находящейся у него надельной земли. Бедствен-
ной же аренду делала полная невозможность обойтись без этой
трети — она была нужна для пропитания, без нее было просто
не прокормиться. Дворянство в полной мере пользовалось этой
крайностью. Оно, отмечалось в журнале, занимало положение
монополиста и назначало монопольные, а в переводе на обычный
язык невозможные цены на предоставляемую крестьянству
землю. Крестьянин, говорилось в журнале сухим канцелярским
языком, «является обыкновенно вынужденным к заключению
арендного договора па условиях, предложенных ему владель-
цем».4 Как тяжко приходилось крестьянству, можно было далее
понять из того, что «является возможным устанавливать за сда-
ваемые в аренду земли монопольные цены, высота которых опре-
деляется исключительно волею собственника земель, окружаю-
щих крестьянский надел».5
Громадность средств, присваиваемых таким способом дворян-
ством, измерялась тем, что сумма платежей за аренду «значи-
тельно превосходит сумму выплачиваемых крестьянами налогов
и повинностей как по выкупной операции, так и по всем госу-
дарственным, земским, мирским и проч, сборам».6 Крестьянин
был стеснен на каждом шагу. В некоторых местностях он мог лишь
с трудом добраться до своей земли, даже сравнительно близко
расположенной, так как помещики не дают прохода через свои
владения, другие же, «пользуясь безвыходным положением
крестьян, требуют с них чрезмерно высокую плату, обязывают
их отработками и проч.».7 Витте, было, предложил при обсужде-
нии, специально подчеркивая, что речь вовсе не идет о расши-
рении надела, чтобы крестьяне с помощью властей по доброволь-
ному соглашению с помещиками приобрели бы нужные для нор-
мального хозяйства земли, но встретил возражение со стороны
Коковцова. Мотивировкой служило то, что аренда вообще вы-
звана главным образом невозможностью вести нормальное хозяй-
ство. Поэтому, разъяснял Коковцов, «площадь земель, необходи-
мых для ведения правильного хозяйства на наделе, приблизится
к общему размеру арендуемых крестьянами земель».8 Одно дело
были те особые случаи, которые имел в виду Витте, явно недо-
статочно представляя себе тягостность положения крестьянства,
и совсем другое значение имело массовое применение предло-
женной им меры, которой, по разъяснению Коковцова, было бы
затронуто все дворянство. Конечно, не могло быть и речи о том,
4 Там же, д. 8, Журнал № 19 об аренде, заседания 15, 22, 29 ноября и
7, 13, 20, 27 декабря 1903 г., л. 188.
8 Там же, л. 189.
6 Там же, л. 188.
7 Там же, Об аренде (Дополнительный вопрос), заседания 29 ноября
и 7 декабря 1903, л. 216 об.
8 Там же, л. 217 об.
13
чтобы побудить его расстаться с отдаваемыми на ростовщических
условиях в аренду десятками миллионов десятин. Да и для по-
купки их «по добровольному соглашению» понадобились бы уже
миллиарды рублей, каковыми крестьянство и отдаленно не рас-
полагало.
Содержание журнала было таково, что Витте счел за благо не
предавать его огласке. В препроводительной записке он сообщал
царю, что по делу составлены два журнала.9 Один, полный, с из-
ложением всех фактов и рассуждений, должен был остаться
известным только членам Совещания. Из всего доложенного царю*
со всей непреложностью следовал тот вывод, что современный
порядок держится единственно на долготерпении крестьянства и
что это долготерпение уже длительное время подвергается непо-
сильному перенапряжению. Весенние выступления 1902 г. на-
глядно показали, что предел здесь уже достигнут. Дворянство
слишком перегнуло палку, и теперь ему было не расплатиться
по накопившемуся долгу. До конца используя свое положение
монополиста, оно разожгло такой пожар, который ничем уже
было не погасить. Все крестьянство прониклось неукротимым
желанием завладеть помещичьей землей — слишком дорого она
ему обходилась, а обойтись без нее оно тоже никак не могло —
те совсем несообразные цены, которые оно через силу платило
землевладельцам, демонстрировали это с полной очевидностью.
Вытяжная труба аренды — выражение, принадлежавшее казан-
скому помещику П. Л. Ухтомскому, — выдувала большую часть
того, что удавалось крестьянству заработать. В журнале не гово-
рилось, что так дальше продолжаться не может, потому что
взрыв тут был лишь вопросом времени, но предельная напряжен-
ность обстановки в деревне была очевидна и без подобных ком-
ментариев. Быстро накалявшаяся обстановка в деревне и нара-
ставшая взрывоопасность были той почвой, на которой акти-
визировалась деятельность представителей либерального земского
движения. Задачи, поставленные перед Совещанием, его обраще-
ние за содействием к местным силам, направленный к ним призыв
высказываться свободно и откровенно давали уже успевшему
сорганизоваться земскому движению удобный повод для выставле-
ния своей программы.
Как видно, для устроителей Совещания прошел незаметным,
по крайней мере не получил верной оценки факт быстрого фор-
мирования с начала века политической оппозиции, в основном на
либеральной основе и как раз в первую очередь в виде земского
движения, поскольку при существующих порядках земство
являлось единственной допускаемой властью выборной ор-
ганизацией, было по своей сути зачатком представительства
в масштабах уже всей страны и в этом качестве десятилетия
подвергалось преследованиям со стороны самодержавия.
Записка Витте «Самодержавие й земство» подводила итог
9 Там же, л. 183.
14
этим многолетним притеснениям, объясняемым потенциальной
политической опасностью, заключавшейся для самодержавия и
в такой бессильной организации, как выбиравшееся на сословной
основе земство. И при обеспеченном в 1890 г. преобладании по-
мещиков оно оставалось чужеродным телом в самодержавном
государстве, тем более что основная масса поместного дворянства
держалась в стороне от земства, которое стало в конце концов
цитаделью дворян либерального толка. Но и либерального от-
тенка, оно в обстановке затишья почти никак не проявляло себя
политически, вело самое смирное и незаметное существование,
покорно сносило все чинимые стеснения. Однако в условиях
обострявшегося кризиса конца XIX—начала XX в. и нарастав-
шего в этой связи общественного возбуждения оживляется и
земство, оно уже не переносит с прежней безропотностью про-
должавшееся третирование его властью. Более того, в земской
среде росло стремление к объединению с тем, чтобы превратить
земство в организацию, с которой правительство стало бы счи-
таться. Земство хотело выйти из состояния политического небы-
тия, начать политическую жизнь, пока еще смутно представляя,
в чем же она будет заключаться и какие примет формы. Глав-
ное — это распеленаться, приобрести право голоса, право дово-
дить до сведения власти свое мнение. На этом сходились все,
в том числе и те, кто впоследствии оказался на правом фланге,
даже на самой его оконечности. Выдвижение в этот период на
первый план едва ли не самого смирного среди земцев Д. Н. Ши-
пова, убежденного сторонника «истинного самодержавия» и
непреклонного противника конституционной формы правления,
говорит о том, что большинство довольствовалось простейшим,
без чего никак было не обойтись. По его инициативе делаются
самые первые и робкие шаги к объединению не для противо-
поставления себя власти, а, наоборот, имея основной целью
сближение с ней. Главным побудителем для Шипова и его едино-
мышленников в их стремлении найти общий язык с правитель-
ством как раз и служило желание путем реформ и модернизации
упрочить существующий государственный строй, который, опа-
сались они, иначе может рухнуть под напором направленного
против него движения, далеко еще не набравшего, как хорошо
сознавалось, свою настоящую силу. Не противники, а сторон-
ники самодержавия протягивали ему руку, намеревались вывести
его из тупика и таким образом отвести общую угрозу насиль-
ственных коренных перемен. В основе деятельности земства в эти
годы лежало, свидетельствовал Шипов, «стремление консерватив-
нейшей части общества к восстановлению нарушенной связи
власти с общественными силами», которое, к горькому его сожа-
лению, признавалось, однако, ею «смутой и увлечением началами,
чуждыми русской жизни».10 А между тем оппонирующим союз-
10 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918, с. 205.
15
никам власти, выразителям «вполне умеренных, консервативных
политических течений в обществе» «представлялось несомнен-
ным», что если в ближайшее время власть не пойдет для соб-
ственного блага на уступки, которые ее же должны были укре-
пить, привлечь на ее сторону большинство цензового элемента,
то «в недалеком будущем под влиянием быстро нараставшего
в стране оппозиционного настроения окажется неизбежной ко-
ренная реформа нашего государственного строя и будет постав-
лен на очередь вопрос об осуществлении идеи народовластия».11
Именно для сближения с властью в земско-дворянской среде зи-
мой 1900—1901 г. было задумано представить царю записку за
подписями всех губернских предводителей дворянства, председа-
телей губернских управ, городских голов крупных центров и из-
вестных общественных деятелей, которая сделала бы для него
приемлемыми выраженные в ней пожелания консервативных
кругов. Шипову было поручено организовать в Москве кружок
для составления соответствующей программы и самой записки.12
В обсуждениях приняли участие кн. П. Н. Трубецкой, Н. А. Хо-
мяков, М. А. Стахович, Ф. Д. Самарин, кн. С. Н. Трубецкой,
кн. П. Д. Долгоруков, Р. А. Писарев, Н. В. Давыдов и В. О. Клю-
чевский. Шипову было поручено разработать тезисы. Составляя
их, он вполне проявил себя как сторонник самодержавия, видя
главное преимущество этого государственного устройства в том,
что оно позволяло избежать, как ему думалось, классовой борьбы
и вообще удержать личность в надлежащих границах.13 Он по-
тому и отвергал конституционную форму правления, что при ней
классы вступали в открытую политическую борьбу. Отдавая
предпочтение самодержавию, он хотел лишь вернуть его к тому
состоянию, когда оно допускало высказываться «мнению земли».
Такое значение придавал он собиравшимся в XVII в. земским
соборам. Самодержавие плюс Земский собор, который будет до-
водить до сведения царя нужды и пожелания населения, при не-
пременном сохранении всей власти в руках самодержца как вер-
ховного арбитра — такова суть программы Шипова, принципиаль-
ная основа разработанных им тезисов.14 В практической части он
исходил из того, что «всякое государственное преобразование
должно совершаться с осторожностью и постепенно, не вызывая
обострения политических отношений в стране».15 И лучшим спо-
собом осуществления намечаемого ему представлялось претворе-
ние в жизнь проекта Лорис-Меликова. Действительно, Шипов
с полным основанием мог отнести себя к «консервативнейшей
части общества», которая верноподданнически ходатайствовала
перед властью лишь о некотором смягчении режима, лишь
11 Там же, с. 156.
12 Там же, с. 135.
13 Там же, с. 144.
14 Там же, с. 145—149,
15 Там же, с. 149.
16
о предоставлении права хотя бы «лучшим людям» высказать свои
нужды, но, конечно, ни в коем случае не предъявлять власти
какие-либо требования.
В таком виде записка Шипова подвергалась весной, летом и
осенью 1901 г. многократному обсуждению, выявившему отсут-
ствие единомыслия среди его участников. Для Ф. Д. Самарина
выдвинутая Шиповым скромная программа показалась чрезмер-
ной. Установленный самодержавием режим и ему представлялся
гнетущим с тенденцией к дальнейшему ухудшению. Он указывал
па «все более усиливающееся стремление устранять общество от
всякого, даже самого скромного участия в государственных делах
и не допускать его даже до выражения своего мнения по поводу
правительственной политики».16 Самарин признавал даже, что
«управлять Россией без всякого участия общественного элемента
в настоящее время уже невозможно», и видел выход в расшире-
нии роли и значения местного самоуправления, но и только.
В реализации лорис-меликовского проекта он усматривал подрыв
самодержавия, первый шаг к конституции, считая вполне доста-
точным, если власть соизволит привлекать общество к участию
в тех или иных практических государственных или обществен-
ных делах, и предвосхищая тем самым действия Плеве, который
именно таким образом собирался справиться с земско-дворянской
оппозицией. Чтобы окончательно отмежеваться от программы ли-
бералов, как он квалифицировал записку, Самарин письменно
уведомил Шипова о своем выходе из числа составителей обра-
щения.
Напротив, С. Н. Трубецкой назвал утопией основную мысль
записки — будто бы самодержавие, какое оно есть на самом деле,
во всех его нетерпимых проявлениях можно путем уговоров пре-
образовать в нечто совсем иное. Единственный способ покончить
с существующим положением вещей давало, по его мнению, уста-
новление конституционного строя.17 Среднюю позицию заняли
П. Н. Трубецкой и Р. А. Писарев, полагавшие возможным пред-
ставить царю шиповское сочинение. Но при обнаружившихся
разногласиях записке так и не было дано хода. Умонастроение
земско-либеральной среды в это время, причины ее недовольства
и понимание обстановки, ее лойяльность во всем основном в от-
ношении самодержавия, а затем быстрое изменение этого перво-
начального положения со все более четким отмежеванием дво-
рянской оппозиции от определенно либерального движения по
мере все более резкого проявления кризиса нашли отражение
в создании в 1899 г. кружка «Беседа» и развернувшейся в пер-
вые годы XX в. его деятельности. В первое время своего суще-
ствования это был устроенный в доме кн. Павла Дмитриевича
Долгорукова политический салон, открытый только для тесного
16 Там же, с. 152.
17 Там же, с. 154.
2 Ю« В* Соловьев
17
круга единомышленников, представлявших фрондирующее дво-
рянство, как скоро обнаружилось, весьма различных оттенков.
На первом собрании присутствовало всего шесть лиц, из них
пятеро состояли предводителями дворянства. В дальнейшем ко-
личество участников возросло приблизительно до 50, хотя на
заседаниях присутствовали обыкновенно 10—12 человек. Как
заметил один из членов «Беседы» кн. Петр Долгоруков, это все
были люди одной среды — более или менее крупные помещики,18
к тому же большей частью губернские или уездные предводи-
тели дворянства, а некоторые были председателями управ. Оди-
наковое в сущности социальное положение этой группы не по-
мешало в дальнейшем ее участникам разминуться — она оказа-
лась как бы спектром политических устремлений дворянства,
включившим в себя и тех, кто сделался столпами Объединенного
дворянства, вроде звенигородского предводителя дворянства
гр. П. С. Шереметева, и тех, кто примкнул к кадетам, наподобие
кн. Д. Шаховского. Наиболее заслуживающим внимания для ха-
рактеристики позиций дворянства в начале века представляется
участие в «Беседе», хотя бы на первоначальном этапе, таких лиц,
как гр. П. С. Шереметев, который, будучи участником этой оппо-
зиционной организации, оставался безусловным сторонником
самодержавия, но вместе с тем предъявлял власти, пусть и в ка-
честве верноподданного, некоторые претензии. Дворянство в своей
массе являлось классовой опорой самодержавия, по у него были
и некоторые свои интересы и потребности, которые, не получая
удовлетворения, порождали известные трения во взаимоотноше-
ниях этих глубоко родственных друг другу сил. Правда, основ-
ная часть дворянства в этом случае не заходила дальше фронды,
но для лучшего понимания особенностей положения самодержа-
вия и общей обстановки в стране имеет значение тот факт, что
на первоначальном этапе направленного против самодержавия
движения и верноподданное дворянство в лице тех, кто в даль-
нейшем вполне обнаружил свою настоящую природу и оказался
во главе объединившегося на защиту старого порядка поместного
класса, все же позволило себе известное фрондирование.
Во взаимоотношениях власти и ее союзника дворянства в этот
период наблюдалась некоторая отчужденность. Участие в «Бе-
седе» гр. П. С. Шереметева и было очевидным признаком этого.
Впрочем, на первых порах «Беседа» вела себя совершенно верно-
подданнически, не задаваясь ничем, что могло бы отпугнуть
будущих главарей реакции, а теперь деятельных членов кружка.
На первом заседании 17 ноября 1899 г. целью участников было
объявлено «пробуждение общественной деятельности, обществен-
ного мнения, столь в России слабого и искусственно подавлен-
ного, чтобы оно было более авторитетным для Петербурга». До-
18 ГИМ, ОПИ, ф. 31, on. 1, д. 142, Протокол заседания «Беседы»
от 25 августа 1903 г., л. 92.
18
стичь этого предлагалось «через земские и дворянские собрания,
а также путем печатного и живого слова». Выставляемую на этой
почве программу отличала совершенная мизерность. Ни о каких
требованиях, хотя бы обращаемых к власти пожеланиях, не было
и речи. «Не может даже быть написано: выборное представитель-
ство»,— записано в первом протоколе. Ограничивались лишь
общим лозунгом — сочувствие земству. Впрочем, и это для буду-
щих членов «Беседы» не являлось обязательным, хотя кандидатов
собирались искать среди сочувствующих «широкому развитию
местного самоуправления в смысле движения вперед на законном
основании».19 Это было так далеко даже от какой-либо фронды,
что П. С. Шереметев не только мог быть совершенно спокоен, но
и сам позволил себе первый поступок, который можно было бы
вменить ему в вину па основании существующих законов.
Именно он нелегальным путем приобрел за 100 руб. записку
Витте о самодержавии и земстве, которая и была затем пере-
правлена за границу и там напечатана. Под давлением событий
участники «Беседы», в которой уже сформировалось течение
земцев-конституционалистов, постепенно сходят, однако, с пози-
ции строгой легальности и благонамеренности, даже в отношении
своих настроенных в пользу сохранения самодержавия сочленов.
Летом 1901 г. они собирают в тайне от последних 100 000 руб.
для нелегального издания за границей будущего «Освобожде-
ния».20 Руководящие статьи для подготовленного к печати пер-
вого номера журнала и послужили в конце мая 1902 г. поводом
для более четкого выяснения позиций участников «Беседы»
в отношении к самодержавию, с обозначением двух определенных
течений, одно из которых представил П. С. Шереметев как без-
условный защитник власти и другое — Д. И. Шаховской, Павел
Долгоруков, В. М. Петрово-Соловово, развивавшие аргументацию
с точки зрения необходимости введения конституционной формы
правления. Отстаивая самодержавие, Шереметев находил в нем
только один изъян — произвол бюрократии, впрочем вполне
устранимый, по его мнению.21 Для остальных связь самодержавия
с бюрократией и произволом представлялась нерасторжимой. Эту
тему дважды развивал умеренный Гейден. «Самодержавие не-
совместимо со свободой, как солнце с ночью, — заявил он напо-
следок. — ... Самодержавие есть путь к революции. Для сохра-
нения династии и монархии необходимо его ограничить».22
Вместе с тем, по его мнению, конституционалисты слишком
далеко заходили на этом пути, тогда как он вполне довольство-
вался известным упорядочением власти и возражал против при-
19 Шацилло К. Ф. Обзор документальных материалов кружка «Беседа»
и «Союза освобождения» в фонде Д. И. Шаховского. — В кн.: Археогра-
фический ежегодник за 1974 г. М., 1975, с. 286.
20 Там же, с. 288.
21 Там же.
22 Там же, с. 289.
2*
19
соединения к ним. Опасение, что сохранение существующего по-
рядка неизменным вызовет революцию, ясно прозвучало и в вы-
ступлении Петрово-Соловово. Оно и было исходным пунктом
его рассуждения. «Надо предотвратить революцию», — вот в чем
заключалась для него суть дела.23 Быстро накалявшаяся обста-
новка побуждала спешить в поисках выхода, не дожидаясь, когда
власть сама этим займется. Под непосредственную угрозу стави-
лись жизненные интересы господствующих классов. И члены
«Беседы», сознавая себя выразителями этих интересов и рас-
суждая прежде всего с точки зрения дворянства (при всем вы-
явившемся различии его фракций), производят обзор общего по-
ложения. Как они понимали его, в чем они искали исцеления
казавшихся и им страшных недугов, какие цели ставили перед
собой и какими путями собирались их достичь, лучше всего пока-
зали сделанный 22 августа во исполнение полученного на май-
ской встрече поручения доклад крупного саратовского помещика
Н. Н. Львова «О причинах современного смутного положения и
о мерах к улучшению его» и развернувшиеся по нему в течение
трех дней прения. И доклад, и дискуссия обнаружили всю огра-
ниченность помещичьего либерализма. Если в среде дворянства
и существовала оппозиция, то глубоко проникнутая верноподдан-
ническими настроениями, движимая в своих протестах в первую
очередь страхом перед ясно обрисовавшейся угрозой революции.
Об этом говорил сам представленный Н. Н. Львовым доклад.
Полный самых громких слов, резких обличений, он был очень
скромен в своем реальном содержании. Главное место занимала
в нем оценка проводимой самодержавием политики как причины
создавшегося «смутного положения». И если самодержавие при-
знавалось виновником наступивших затруднений, то вполне за-
служивающим снисхождения и безусловно способным к исправ-
лению. Предъявленная ему претензия заключалась в том, что
оно переусердствовало, укрепляя свою власть и устранив при-
вилегированную верхушку от участия в управлении государством.
Только дворянство «встречает сочувствие и поддержку прави-
тельства», но и оно рассматривается лишь как «кадры для по-
полнения чиновничества и офицерства, призванного служить
верховной власти». Играть политическую роль ему тоже не раз-
решается, наоборот, оно даже ограничивается в своих прежних
правах. «Милости, награды, которыми осыпают представителей
дворянства, являются подкупом дворянства для отвлечения его
от заботы об общем благе», — так подавалась в докладе про дворян-
ская политика самодержавия.24 О самой же сути проводимого
курса говорилось уж вовсе в патетических выражениях — «везде
и все отдается в жертву власти, создается какое-то государство-
23 Там же, с. 288.
24 ГИМ, ОПИ, ф. 31, on. 1, д. 142, Протокол совещания членов кружка
«Беседа», посвященного обсуждению записки Н. Н. Львова «О причинах
современного смутного положения и о мерах к улучшению его», л. 19.
20
чудовище, где культура, жажда просвещения, благосостояние
народа приносится в жертву власти».25 Наиболее подходящей
иллюстрацией для подтверждения этого обвинения Львов счел
финансовую политику Витте. «Мы, земцы, тесно соприкасаясь
с жизнью народа, видим нужду народа и удивляемся финансо-
вому механизму государства, умеющего вытягивать миллионы из
нашего обнищавшего народа», — писал он в ее осуждение. И про-
должал, еще более возвышая голос: «Мы видим, с одной стороны,
страшные народные бедствия от хронических голодовок, вопию-
щую нужду народа даже в куске хлеба, не говоря уже о нуждах
в удовлетворении запросов духовных, а с другой стороны, мы
видим, что из ничтожных средств бедняков составляются мил-
лионы рублей и подносятся к подножию престола, расходуются
на затеи в далеких краях, на Порт-Артур, Маньчжурскую дорогу,
на удовлетворение привычек к роскоши».
Но притеснениям подвергалась не только народная масса.
И так называемое общество было ущемлено, о чем тоже писалось
в одинаково обличительной тональности: «Обществу запрещается
думать об общих нуждах и предлагается жить только самолю-
бивой, корыстной жизнью. Правительство поощряет биржевой
ажиотаж, погоню за наживой, развивает дурные инстинкты об-
щества, всячески отравляет его, думая тем отвлечь от высших
запросов духа».26 Так с ним обращаясь, правительство превра-
тило его в своего противника, привело к тому, что «Россия де-
лится на два враждебных лагеря — властвующих и подвласт-
ных, гонителей и гонимых». Ненавистным орудием этого подав-
ления сделалась бюрократия, против которой и был направлен
главный удар. Изображая ее, автор не жалел черной краски.
«В ряды правительства вступают люди, уже отравленные, ко-
рыстолюбие и властолюбие влечет их в правительственные
сферы, они составляют такой правительственный букет произ-
вола и презрения к человеческому достоинству, что пренебреже-
ние законом, грабеж государственных средств представляют
обычное явление в этой -среде беспринципных бюрократов», —
давал он уничтожающую характеристику всему аппарату управ-
ления. Бюрократия — не власть — выставлялась виновницей тво-
римого произвола. От имени самодержавия она «совершает весь
ужас, тяготеющий над Россией». И она же оставит власть в труд-
ную минуту, служа тому, «кто больше дает».27 Это делало поло-
жение самодержавия непрочным, тем более что оно не могло
положиться полностью и на армию в случае народных волнений.
А готовиться надо было именно к этому. Обстановка для власти
резко изменилась. Если раньше, рассуждал докладчик, против
самодержавия выступали одиночки — «офицерство революцион-
25 Там же, л. 20.
26 Там же, л. 21.
27 Там же, л. 22.
21
ной партии», то «теперь двинулись на борьбу солдаты рабочие».28
И эта перемена означала для Львова, что «рано или поздно, но
взрыв революционный будет неизбежен, если отношения между
правительством и обществом останутся те же». А цель могла быть
одна — избежать революции «со всеми ее ужасами и несправед-
ливостями», тем более что «вся благомыслящая часть общества,
ныне враждебно относящаяся к правительству, бросится за по-
мощью к этому же правительству». Но пока самодержавие всем
своим образом действий сумело восстановить против себя самые
широкие круги. «Непримиримых врагов самодержавного строя
государства нарождается все больше и больше, — со всей уве-
ренностью утверждалось в записке. — Они выходят из сферы на-
шей интеллигенции, живущей либеральными профессиями, ум-
ственным трудом. Эти люди необходимо должны отчаянно бо-
роться с существующим государственным строем, при коем не
может быть свободы совести, личности, печати, необходимых эле-
ментов для успешного труда интеллигенции».29 Недовольство,
однако, не ограничивалось и без того по необходимости враждеб-
ными самодержавию социальными слоями. Оно стало захваты-
вать и собственную опору власти. «Немало врагов существую-
щего порядка, — заявлял Львов, — и в среде дворянства. Пра-
вительство жестоко ошибается, воображая, что путем подкупа
оно привязало к себе дворянство. Смутная ненависть к прави-
тельству чувствуется и в дворянской среде. Политика Витте воз-
буждает негодование помещиков-дворян. Насущнейшие интересы
дворян-землевладельцев тесно связаны с расцветом провинции,
а правительство обезглавило, разграбило провинцию». Но как ни
трудно положение, оно не безнадежно уже потому, что, полагал
Львов, самодержавие вполне способно перейти на другие пози-
ции — надо только убедить его сделать это для его же блага,
а иначе оно «неминуемо поведет существующий государствен-
ный строй к катастрофе». Власти надо только суметь соединить
авторитет со свободой (как это наблюдалось, по мнению Львова,
в Англии), предоставив подданным входившие в либеральную
программу вольности, а кроме того, открыв путь свободному раз-
витию земских и городских учреждений и включив в законода-
тельные органы выборное представительство, не уточняя, каким
оно будет.30 В этом направлении и следует воздействовать на
царя, составляя для него соответствующие записки. Это куцое
предложение показывало как нельзя лучше, насколько робкими
и скромными были пожелания вовлеченных в оппозиционное
движение землевладельцев, несмотря на всю энергичность упо-
треблявшихся выражений. Гора обличений и обвинений порож-
дала что-то совершенно малозначительное. Весь устроенный фей-
28 Там же, л. 23.
29 Там же, л. 24.
30 Там же, л. 23.
22
ерверк не заключал в себе ничего опасного. Словесные петарды
взрывались, не причиняя власти никакого вреда. Да прежде
всего как раз и имелось в виду не причинять ей вреда. Как со
всей определенностью подтвердили принявшие участие в пре-
ниях, именно в этом заключалась главная забота — в том, чтобы
от деятельности «Беседы» самодержавие не только не потер-
пело бы никакого ущерба, но, напротив, извлекло бы пользу.
По крайней мере эти голоса прозвучали всего громче и реши-
тельнее. М. А. Стахович, выступавший одним из первых, сделал
докладчику упрек в недостатке определенности, находя, по-ви-
димому, что Львов увлекся критикой, тогда как «плодотворно
лишь одно — бороться с бюрократизмом во имя поднятия прин-
ципа самодержавия».31 И он, изображаемый Мещерским закля-
тым врагом самодержавия, тоже прибегнул к энергичным выра-
жениям, резко отмежевавшись от всего, что могло бы быть со-
чтено подрывом власти. «Если бы в конечном результате наших
суждений оказалась бы угроза самодержавию, то мы были бы
преступниками и нарушили бы программу нашего кружка.
Борьба с существующим государственным порядком, — продол-
жал он свои верноподданнические речи, — может быть признана
соответствующей задачам нашего кружка только до того мо-
мента, пока эта борьба идет в целях усиления, а не умаления
самодержавной власти государя». Совершенно того же мнения
был и гр. П. С. Шереметев. Борьбу с произволом, повторял он
сказанное на предыдущих собраниях, можно вести «только во
имя самодержавия». А в обстановке охватившего страну воз-
буждения требовалась особая осторожность, «чтобы не сыграть
в руку революционерам».32 Нарождавшуюся силу общественного
движения следовало взять под контроль и направить в нужное
русло. Под напором этих верноподданнических деклараций ли-
беральная фракция «Беседы» сникла. И хотя Ю. А. Новосильцев
и возражал, чТо «бороться с произволом во имя самодержавия
не мыслимо»,33 его единомышленники уклонились от столкнове-
ния с шедшими напролом защитниками самодержавия. Один из
наиболее активных обычно членов либеральной группы
кн. Д. И. Шаховской отстаивал на этот раз желательность раз-
вития земского и городского самоуправления с той точки зре-
ния, что оно «может предотвратить кровавое крушение сущест-
вующего государственного строя». Эта последняя тема прозву-
чала и в объяснениях по докладу Н. Н. Львова и поддержав-
шего его Д. Н. Шипова. Львов ни в чем не перечил своим кри-
тикам, а данными уточнениями обнаружил вполне свою близость
к ним. Причиной современного напряженного положения он вы-
ставлял пренебрежение правительства нравственными запро-
31 Там же, л. 28.
32 Там же, л. 29.
33 Там же, л. 30.
23
сами общества. Материальные запросы еще вполне могут подо-
ждать, полагал он, получив в этом полную поддержку Шипова,
а с удовлетворением первых надо поспешить, иначе не избежать
«страшных потрясений государственного строя».34 Но после про-
исшедших прений весь доклад, как и вся содержавшаяся в нем
критика, приобретал вид невинного словесного упражнения, в осо-
бенности же в свете завершившего дискуссию заявления
П. С. Шереметева. Как общее убеждение и главный итог прений
он подал мнение, что по крайней мере в настоящее время само-
державие должно оставаться во всей своей силе.35 Шереметев
говорил в этом случае не только от своего лица. Это, собственно,
и была, как показали дальнейшие события, линия основной
массы поместного дворянства — классовой опоры самодержавия.
Устами Шереметева оно заявило, что никаких сколько-нибудь
серьезных расхождений с властью у дворянства нет, что оно
готово верой и правдой служить ей и если оно будет к тому же
допущено непосредственно к управлению страной, то это по-
может установлению полной и нерушимой гармонии между са-
модержавием и его верным союзником. Неудовлетворенность по-
литических аппетитов и создавала некоторое беспокойство и ка-
кое-то даже брожение среди той части природного дворянства,
к которой принадлежал гр. П. G. Шереметев и которая, как по-
казало все его поведение, ни в малейшей степени не собиралась
противопоставлять себя власти, а только хотела быть допущен-
ной в ее непосредственные помощники. Это стремление естест-
венно порождалось тем, что дворяне вполне сознавали свое зна-
чение руководящего класса и в соответствии с занимаемым им
господствующим положением желали быть приобщенными к ру-
ководству, играть политическую роль не столько в пику само-
державию, сколько в пику бюрократии, чиновничеству, в их
понимании не по праву вознесенному над той реальной, господ-
ствующей силой, какую они представляли. Они были опорой са-
модержавия и в этом качестве хотели участия в управлении без
бюрократического опосредования, участия непосредственного,
прямого, властного. Стремление не новое. Еще в 60-х гг. дворян-
ство вполне реакционного толка, имея тогда выразительницей
своих притязаний газету «Весть» Скарятина, а организующим
центром — Московское дворянское собрание, добивалось полити-
ческих прав, допущения к участию в управлении страной, но
в этом оно было решительно одернуто правительством. Не свя-
зывая это с получением каких-нибудь прав, обличениями бюро-
кратии всю жизнь до самой смерти в 1914 г. занимался
кн. В. П. Мещерский, вровень с которым по его оголтелой, ни-
сколько не терявшей накала реакционности поставить некого.
С усложнением общественной и экономической жизни полити-
34 Там же, л. 29.
35 Там же, л. 34.
24
ческие притязания со -стороны дворянства, не имевшего никакого
отношения к либерализму, получают новый стимул. Возрастав-
шая по мере усложнения и быстрого накопления всякого рода
проблем неспособность бюрократии справляться с ними умно-
жала и обостряла предъявляемые к ней претензии и со стороны
далекой от какой-либо политической оппозиционности части дво-
рянства. Насколько малоуспешной могла восприниматься дея-
тельность высшей бюрократии и какого рода недовольство воз-
никало на этой почве, показывает взгляд на обстановку одного
из крупнейших помещиков и к тому же наиболее активных па
протяжении многих лет дворянских деятелей, а в конце сущест-
вования режима министра земледелия и землеустройства А. Н. На-
умова. Наблюдая с разных позиций — а он успел побывать в по-
следние годы XIX и начале нового века и земским начальником,
и председателем земской управы, и уездным предводителем дво-
рянства — за тем, как откликалось высшее управление на вы-
ставляемые местной жизнью запросы, он в тоне решительного
осуждения заявлял, что «между столичным руководящим центром
и деревней лежала пропасть».36 Руководство попросту не соот-
ветствовало предъявляемым к нему требованиям — так нужно
понимать данные при этом пояснения уполномоченного предста-
вителя распоряжающегося на местах, но лишь косвенным путем
способного влиять на правительственную политику дворянства.
«Приходится с несомненностью установить тот факт, что сто-
личные верхи того времени допускали непростительное легко-
мыслие при разрешении крупнейших проблем местного значе-
ния, как бы закрывая глаза на все то, в ту пору еще глухое,
недовольство, которое зарождалось в народных низах, постепенно
накапливалось и, в конце концов, всегда могло вылиться на-
ружу», — адресовал он, уже находясь в эмиграции, запоздалое
обвинение петербургской бюрократии.37 А возвращаясь к началу
своей службы в местных учреждениях Саратовской губернии
в связи с делами, требовавшими посещения министерств, он пи-
сал, что эти визиты оставляли у него чувство глубокой неудов-
летворенности. «Петербург меня с самого же начала успел во
многом разочаровать и в некоторых смыслах, пожалуй, даже
озлобить», — подводил он итог своим взаимоотношениям с цен-
тральными органами власти.38 Главной причиной недовольства
бюрократией была ее неспособность разрядить обстановку, воз-
раставшая напряженность которой для местного наблюдателя
была очевидной. И для Наумова «вставала неразрешимая загадка,
почему в северной столице верхи отнеслись столь мертво ко
36 Наумов А. Н. Из уцелевших воспоминаний. Ч. I. New York, 1954,
с. 202.
37 Там же, с. 201.
з8 Там же, с. 234,
25
всему, что требовало быстрого, чуткого и государственно разум-
ного разрешения?!»39
Весь механизм власти давно пережившего себя режима не
соответствовал новой эпохе в развитии России, по самой своей
природе и устарелому устройству, унаследованному во всем ос-
новном с дореформенных времен, с николаевских и даже еще
более ранних, не мог быстро откликаться на запросы жизни, все
более усложнявшейся, становившейся все более разнообразной,
которой все труднее было руководить из одного центра, даже
если бы на всем государственном аппарате не лежала печать
нетерпимой архаики.
Самодержавие как архаичная форма правления пришла в рез-
кое противоречие с наличным состоянием общества, и Ленин ви-
дел в этом факте объяснение причастности в той или иной форме
к направленному против царизма движению и тех классов, чье
существование было связано с сохранением основ старого по-
рядка. Но их же существеннейшие интересы требовали перемен
в устарелом государственном строе, требовали их непосредствен-
ного участия в отправлении власти. «Самое существование со-
временного общества, построенного на основе товарного хозяй-
ства, при громадном различии и противоречии интересов разных
классов и групп населения, требует уничтожения самодержавия,
политической свободы, открытого и непосредственного выраже-
ния интересов господствующих классов в устройстве и управле-
нии государством»,40 — указывал Ленин на особенность, помо-
гающую уяснить причину возникновения трений между само-
державием и близкими ему и по своей социальной природе, и
по зависимости от сохранения власти в руках царя силами, жиз-
ненно заинтересованными в поддержании после соответствую-
щего подновления и осовременивания старого порядка, по край-
ней мере в недопущении всего, что могло бы поставить под
угрозу их господство, хотя бы пойти ему во вред. Появление
этих трений тем более делала неизбежной вся обстановка кри-
зиса начала XX в., захватившие и наиболее лояльные в отно-
шении власти круги сомнения в ее способности справиться с по-
ложением, предотвратить ясно обозначившуюся угрозу револю-
ционных потрясений. Близость их хорошо чувствуется, она по-
буждает наиболее активные элементы правящих классов спешно
заняться самостоятельными поисками выхода, не дожидаясь,
когда теряющая контроль над событиями да и вообще всякий
кредит власть найдет средство ввести в русло направленное
против нее ширящееся народное движение, которое легко могло
повернуться и против всего старого строя жизни. В развитии
всей политической ситуации, в действиях выступивших в начале
века на политическую арену общественных сил близившееся, как
39 Там же, с. 334.
40 Ленин В. И. Поля. собр. соч., т. 11, с. 282.
хорошо было видно, непосредственное вмешательство в развивав-
шуюся борьбу народной массы приобретает определяющее зна-
чение. Действительно, конец XIX—начало XX в. стало временем,
когда и перед самодержавием, и перед верхушкой общества во
всей своей громадности встает проблема пробуждающегося на-
рода. На глазах приходит в движение народное море. Бури еще
нет, но возможность ее ясно чувствуется. И правящий класс, и
самодержавное государство оказываются лицом к лицу с корен-
ным вопросом — можно ли удержать в повиновении одним го-
лым насилием огромную крестьянскую массу в 100 млн. чело-
век. В этом направлении было сделано все возможное, и в де-
ревне были не только сохранены, но и усилены и подновлены
пережитки крепостничества, для прочности соединенные в це-
лостную систему. Но в том, что вся эта линия не привела к же-
лаемому, что в деревне к началу XX в. создалась напряженная
и опасная для всего существующего строя обстановка, не при-
ходилось сомневаться. Конечно, крестьянство было еще очень
далеко от осознанного разрыва с царизмом, но это не мешало
ему расшатать и подкосить охраняемые властью порядки,
а с весны 1902 г. перейти к открытым выступлениям. Хотя они
и были подавлены, делалось ясным, что наступает новая пора
и теперь одними репрессиями едва ли можно будет обойтись.
Новое попятное движение в стиле царствования Александра III,
новые насилия над стомиллионной массой крестьянства стали
политической невозможностью, грозя вызвать взрыв. Уже про-
исшедшая крутая перемена во всем настрое народной толщи,
созревшая в ней готовность к активной борьбе за свои права
становились заметными и иным видным представителям правя-
щей верхушки. О том, как оценивалось положение, позволяет
судить письмо К. П. Победоносцева Николаю II, написанное
еще в самом конце 90-х гг. под впечатлением известия об убий-
стве австрийской императрицы. Оно все было проникнуто стра-
хом за будущность самодержавия, потому что, как убеждал По-
бедоносцев царя, и в России для власти создалась совсем другая
обстановка вследствие уже совершившегося пробуждения народ-
ной массы, и отныне все существование режима поставлено под
угрозу. «Мы живем в ином мире сравнительно с тем, что было
лет 40—50 тому назад. Массы народные издавна коснели в бед-
ности, нищете, невежестве и терпели от насилия сверху. Но они
терпели], жили и умирали бессознательно», — описывалось
в письме еще сравнительно недавнее прошлое, которому, од-
нако, теперь пришел конец, поскольку, продолжал Победонос-
цев, «в последнее время эта бессознательность миновала, умно-
жились средства сообщения, и вопиющая разница между нище-
тою одних в большинстве и богатством и роскошью других
в меньшинстве стала еще разительнее».41 Вся жизненная обста-
41 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 623, К. П. Победоносцев — Николаю II
в ноябре 1898 г., л. 91—96.
27
новка стала иной, появились новые общественные отношения,
параллельно с этим шло разрушение прежнего уклада. Насту-
пила эпоха капитализма, господство которого выражалось и
в том, что «образовались во множестве несметные капиталы,
скопленные в одних руках». Коренные и быстро совершавшиеся
изменения повлияли в неблагоприятную сторону на положение
народа. «Все это легло на массу страшною тягостью, в иных ме-
стах невыносимою. Душа народная стала возмущаться. Стали
подниматься всюду вопросы: для чего мы страдаем? а другие
обогащаются нашим трудом, кровью и потом? И к чему служат
власти, которые в течение тысячелетий ничего не могли устроить
для нашего облегчения? И к чему правительство, которое только
гнетет нас своими податями, правителями, судами? И к чему,
наконец, государство и всякая власть государственная?»42 По-
бедоносцев, возможно, яснее всего сформулировал свои опасе-
ния, но обрисованная им опасность начинала попадать в поле
зрения и других представителей правящего слоя, да к тому же
она на глазах увеличивалась с каждым годом, наводя страх и
на власть, и на господствующие классы. Опасность тем более
грозная, что настоящая пропасть отделяла их от народа. Под ее
воздействием и в их среде начинаются поиски выхода. Он ви-
дится прежде всего на путях отмены давным давно переживших
себя норм, поспешном снятии с крестьянства ставших для него
нестерпимыми пут, пока оно само не принялось срывать их с себя,
к чему оно уже было, очевидно, готово. К мысли о невозмож-
ности сохранять и дальше гротескные в своей древности пере-
житки приходили и представители старого порядка. Как не-
возможно было для них новое закрепощение крестьян, так ста-
новилось невозможным и сохранение некоторых прямо связанных
с крепостным правом особенностей положения крестьянства спу-
стя сорок лет после отмены крепостного права. Что эти особен-
ности, общая феодальная приниженность крестьянства, сохра-
нившаяся и в пореформенную эпоху, содействовали созданию
в деревне накаленной обстановки начала XX в., делалось по-
нятным и далекой от либерализма части дворянства, и, боясь
взрыва, она была готова принять ликвидацию явной и теперь
столь опасной архаики. Ее собственная запоздалая попытка сде-
лать этот шаг и побудить сделать его саму власть была не
столько признаком либерализма, сколько свидетельством бан-
кротства всей внутренней политики самодержавия в ее важней-
шем аспекте, когда никакие мосты уже не могли быть перебро-
шены через ту пропасть, которая отделяла царизм и помещичий
класс от крестьянства и которую теперь хотели преодолеть.
В первую очередь как попытку преодолеть эту пропасть пока
не поздно и следует рассматривать выставленную на Сельско-
хозяйственном совещании программу земско-дворянской оппози-
42 Там же, л. 96 об.
28
ции, центральное место а которой занял крестьянский вопрос.
В целом весьма умеренный характер остальных ее пунктов со-
здавал возможность общего соглашения власти и земской фронды
на основании некоторой модернизации существующего государ-
ственного строя при сохранении верховенства за самодержавием.
Первоначальная уязвленность земской среды игнорированием
земства как законного представителя местных интересов, про-
явившаяся при обсуждении рядом руководящих земских деяте-
лей в марте 1902 г. вопроса о том, какой линии следует дер-
жаться в этих обстоятельствах, не помешала решению принять
участие в предстоящих занятиях создаваемых сельскохозяйст-
венных комитетов на выставленных властью условиях.43 Земское
движение, возглавляемое на этом этапе главным образом лицами
шиповского направления, тем самым подтверждало свое стрем-
ление к сотрудничеству с властью, а вовсе не к столкновению
с ней, как вышло на самом деле, потому что и те умеренные
пожелания, с которыми выступили земцы, оказались для власти
полностью неприемлемыми — в них было усмотрено злонамерен-
ное покушение на основы существующего строя, нечто даже
прямо революционное. Так подошел Плеве к Совещанию зем-
ских деятелей 23—25 мая в Москве, устроенному Шиповым для
согласования программы, которую представителям земства над-
лежало проводить в местных комитетах. В общем плане она не
заходила дальше представления губернским земствам права по-
сылать своих выборных как в Особое совещание, так и Сельско-
хозяйственный совет при Министерстве земледелия.44 Улучше-
ния же в области сельского хозяйства связывались с изменением
общего положения, под чем подразумевалось избавление кресть-
янства от всего комплекса пережиточных норм, широкое разви-
тие народного образования, превращение земства во всесослов-
ный орган, наделенный правом полновластного управления мест-
ными делами, проведение такой финансовой политики, которая
не перенапрягала бы платежные силы населения сверх меры, не
выкачивала из провинции все средства, а оставляла бы часть и
для удовлетворения местных нужд, и, наконец, право гласного
обсуждения экономических вопросов.45 Гвоздем программы было
установление нового крестьянского правопорядка, под ним под-
разумевалось уравнение крестьян в правах с другими сослови-
ями, даже освобождение их от административной опеки, разре-
шение затрагивающих их интересы конфликтных дел установ-
ленным судебным порядком, а не по обычному праву, отмена
телесных наказаний. Земельный вопрос, который в дальнейшем
стал основной проблемой внутренней политики, в земской про-
43 Симонова М. С. Земско-либеральная фронда. (1902—1903 гг.). —Ист.
зап., 1973, т. 91, с. 153—156.
44 Там же, с. 156.
45 Там же, с. 157.
29
грамме полностью отсутствовал, в чем, собственно, и сказыва-
лась заинтересованность либеральствующего дворянства, не го-
воря уже о его правом крыле, в сохранении нетронутым всего
существующего строя земельных отношений при само собой ра-
зумеющейся неприкосновенности дворянского землевладения,
попавшего в ближайшее время под главный удар мощно развер-
нувшегося крестьянского движения.
На почве выдвижения этой непритязательной (как в целом,
так и во всех частях) программы п разгорелся между земством
и властью конфликт, которого оно не хотело, но который стал
неизбежен уже в силу того, что самодержавие по-прежнему ни
за кем не признавало права на бесконтрольное объединение, тем
более на создание организации, играющей роль политического
центра, берущей на себя решение государственных вопросов.
Майское совещание, выработавшее определенный курс, в со-
гласии с которым должна была действовать совокупность земств,
уже по одной этой причине было сочтено криминалом. С его
участниками было решено поступить по всей строгости, но вме-
сте с тем, разворачивая фронтальное наступление на организо-
ванное земское движение, чтобы в конечном итоге разгромить
его, власть в лице Плеве затевает одновременно проведение глу-
бокого обходного маневра, намереваясь расстроить ряды против-
ника с тыла. Последнее составило отличительное свойство так-
тики Плеве. Напирая неотступно с фронта, пуская на полный
ход орудие репрессий, он всегда старался обойти враждебную
или представлявшуюся такой силу сзади, чтобы легче было
ее поразить. Эта тактика в полной мере проявилась при встрече
Плеве с Шиповым 2 июля 1902 г., официально устроенной ми-
нистром для объявления Шипову царского выговора, подобно
тому как этот выговор получил за день до того другой участник
майского Совещания М. А. Стахович, а в дальнейшем должны
были получить и прочие участники этого собрания. Но если
Стаховичу в его положении губернского предводителя дворян-
ства был учинен строжайший разнос, то с Шиповым поступили
иначе. И ему Плеве первыми же словами объявил выговор царя,
по это было как бы исполнением необходимости. В дальнейшем
же, вступив с ним в продолжительную беседу и видя в нем нечто
вроде вождя того, что Плеве сам потом назвал «земской пар-
тией», он хотел ему показать, что если земство будет держаться
в указываемых ему рамках, то его перестанут притеснять, дадут
ему возможность вести незаметное тихое существование, будут
даже иногда обращаться к нему за советом, конечно, только по
делам местного значения. Взамен требовалось полное и безус-
ловное послушание.
Самое большее, с чем мог согласиться Плеве, это пойти на
некоторые послабления в неизменных границах существующего
режима именно для того, чтобы укрепить эти границы. В его
расклиниваниях с Шиповым угадывался простой расчет. По-
30
скольку земство упразднить было нельзя, приходилось в усло-
виях быстро растущего общественного возбуждения заботиться
главным образом о том, чтобы его обезвредить, отделываясь мел-
кими, совсем даже мизерными подачками, нс идя дальше со-
гласия выслушать на тех или иных совещаниях в МВД самой
властью отбираемых земских деятелей. Это по проведенной
Плеве границе был максимум возможного для власти. Шипов
в высказываниях Плеве увидел достаточную основу для сотруд-
ничества. В благоприятном впечатлении от беседы с Плеве его
еще больше укрепила состоявшаяся на другой день беседа
с Витте. В этом духе он информировал 18 июля в лице несколь-
ких председателей земских управ земские круги и посоветовал
пойти на уступки, отказавшись от предложения допустить вы-
борных представителей земства в центральные учреждения, дабы
облегчить Плеве и Витте будто бы намеченный ими поворот в по-
литике, в чем они из-за неблагоприятных течений наверху хотят
соблюсти известную постепенность.46 Нужно, аргументировал он,
пойти им навстречу, так как выяснилась возможность «дости-
жения главной цели — создания взаимодействия власти и об-
щественных сил». Присутствовавшие на встрече представители
земства были того же мнения. Если бы успех политики Плеве
зависел от его умения договориться с земской оппозицией (от
имени которой выступал Шипов), а вернее, привести к покор-
ности эту «добродушную, мечтательную, рыхлую и сырую оппо-
зицию благих пожеланий»,47 лишенную собственной силы, опас-
ную для власти только как отзвук каких-то грозных процессов,
совершавшихся в стране, то он мог бы считать свое дело выиг-
ранным. Определенно выяснилось, что, хотя другая сторона и
не отказалась от пожелания подключить выборный элемент к ра-
боте центрального руководства, она готова в этом пункте про-
явить неограниченное терпение, вполне полагаясь на добрую
волю власти. Но наметившийся союз власти и наиболее близкого
ей цензового элемента не состоялся. Пока шли переговоры Ши-
пова и Плеве, а «Беседа» в подтверждение занятой Шиповым
позиции выставила своим знаменем укрепление самодержавия,
обстановка всеобщего кризиса, уже накопившееся в стране не-
довольство повели к важнейшим качественным переменам в по-
литической ситуации. Россия на всех парах устремилась вперед,
и стали поддаваться те узкие рамки, в которых самодержавие
хотело ее удержать. «Мы переживаем бурные времена, когда
история России шагает вперед семимильными шагами, каждый
год значит иногда более, чем десятилетия мирных периодов, —
писал Ленин во второй половине 1902 г. — Подводятся итоги
полустолетию пореформенной эпохи, закладываются камни для
социально-политических построек, которые будут долго-долго
46 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 193.
47 Денин В. И. Поли. собр. соч., т. 19, с. 410.
31
определять судьбы всей страны. Революционное движение про-
должает расти с поразительной быстротой, — и „наши направле-
ния“ дозревают (и отцветают) необычайно быстро».48
При уже начавшихся громадных сдвигах в жизни страны
договоренность Шипова с Плеве оказалась карточным домиком,
развалившимся в ближайшее же время. Ни Шипов, ни Плеве не
были хозяевами обстановки. Не в их власти было задержать,
а тем более остановить подготовленные всем развитием страны
перемены. Нельзя было снова загнать внутрь кричащие проти-
воречия русской социально-экономической жизни — они теперь
властно требовали своего разрешения, к чему, как показывало
все дальнейшее, не были готовы и что было не в силах ни само-
державия, ни правящих классов. Не говоря уже о самодержа-
вии, и их жизненные интересы были накрепко связаны с сохра-
нением устоев старого строя, обреченного на уничтожение всем
его вопиющим несоответствием требованиям и условиям эпохи,
всем ходом исторического процесса. И как ни хотелось власти
и ее оппонирующим союзникам избежать потрясений, необхо-
димость коренных перемен во всей жизни страны, ломки давным
давно переживших себя порядков назрела и замолчать ее было
уже нельзя. Как ни велика была готовность земско-дворянской
оппозиции вести себя тихо и не досаждать власти, главное, что
определяло ход событий и поведение тех или иных социальных
слоев, заключалось в том, что острейший кризис в деревне стал
явью и он заставлял говорить о себе, о невозможности и дальше
сохранять ставшее невыносимым для крестьянства положение.
Зримо обрисовавшаяся возможность крупнейших вспышек на-
родных волнений заставляла говорить о наболевших проблемах,
искать из чувства самосохранения выход в растущем понимании,
что решение этих проблем упирается в общий строй жизни.
Грозные явления современности не позволяли обойти себя мол-
чанием, и в некоторых местных комитетах состоялся неизбеж-
ный разговор о необходимости хотя бы несколько сбавить дав-
ление на крестьянство, доведенное, как делалось очевидным, до
последней крайности, но это в свою очередь представлялось воз-
можным как производное от изменения общих условий жизни
путем некоторого смягчения режима самодержавия.
Такую постановку проблемы переживаемых трудностей дал
Суджанский уездный комитет Курской губернии под председа-
тельством уездного предводителя дворянства А. В. Евреинова.
Активная роль в его деятельности принадлежала председателю
уездной управы кн. Петру Долгорукову. Через день после
встречи Плеве с Шиповым, 4 июля, Евреинов сделал на первом
заседании Комитета доклад, в котором положение сельского хо-
зяйства было поставлено в непосредственную связь с «общим
правопорядком», т. е. с государственным строем, всем своим уко*
48 Там же, т. 6, с. 377.
33
ронявшимся произволом и подавляющим бюрократизмом стояв-
шим непреодолимой преградой на пути всякого прогресса. Только
разжав его тиски, можно было двинуться вперед. Но с критикой
выступали не противники режима, а те, кто принимал его зако-
номерные и неизбежные проявления, его суть, за крайности,
и от них-то и хотели его освободить. Это была все та же линия
земско-дворянской оппозиции, линия на укрепление самодержа-
вия путем его осовременивания, наведения мостов через про-
пасть, отделявшую его от преобразующейся на буржуазных на-
чалах страны. Но власть резко отбросила протягиваемую ей
руку. В поступке суджанских либеральствующих дворян Плеве
увидел нечто прямо революционное. Действительно, в условиях
самодержавной России, когда царь своей репликой в первом жур-
нале в сущности запретил самому Совещанию затрагивать общие
вопросы, гласное обсуждение их в каком-то уездном комитете
да еще в критическом духе и впрямь могло показаться чем-то
чрезвычайным, неслыханно дерзким нарушением основ сущест-
вующего порядка. Плеве и придал делу исключительную важ-
ность, собираясь без снисхождения обойтись с виновными. Нару-
шая все пропорции, делая из мухи слона, либеральствующего
дворянина зачисляли прямо в революционеры. Бледно-розовый
оттенок салонного фрондера с графским или княжеским титулом
становился жгуче красным цветом и вызывал совершенно несо-
размерные опасения. В самое ближайшее время на русской по-
литической сцене предстояло появиться действительно грозным
и до конца непримиримым противникам самодержавия, а пока
и всякий оппозиционер от дворянства при полной своей безопас-
ности и безвредности рисовался едва ли не Маратом. Еще не
прошло время, когда пореформенное дворянство в какой-то своей
части допускало кратковременные и не оставлявшие следов раз-
молвки с царизмом — дальше этого дело никогда не заходило, —
и, как писал Ленин, «салонный либерализм некоторых его пред-
ставителей пугал даже старую власть».49 В этом состоянии не-
оправданного испуга Плеве устроил целый поход на земско-дво-
рянских протестантов, хотел подмять их всей силой государст-
венной власти, не допустить никаких новых выступлений в этом
роде. Евреинову и Долгорукову по вызову их в Петербург был
объявлен царский выговор.50 Плеве проектировал вообще закры-
тие Суджанского комитета, но затем провел это в виде времен-
ной меры уже после новых, как ему показалось, проявлений
оппозиционности в сентябре. В октябре же Петр Долгоруков был
вовсе отрешен от должности председателя уездной управы с за-
прещением сроком в пять лет участвовать в земской деятель-
ности и занимать выборные должности.51 * Проведением этих ре-
49 Там же, т. 25, с. 123.
80 Симонова М. С. Земско-либеральная фронда..с. 171.
51 Там же. с. 173.
3 Ю. Б. Соловьев
33
прессий Плеве тем более рассчитывал произвести устрашающий
эффект, что уже после событий в Судже и тех преследований,
которым сразу же подверглись причастные к делу лица, гораздо
дальше в критике существующих порядков и требований пере-
мен зашел Воронежский уездный комитет.
На первом его заседании 26 августа 1902 г., где среди 64 при-
сутствовавших находилось и несколько приглашенных крестьян,
уездный предводитель дворянства И. Т. Алисов начал вступи-
тельную речь с напоминания о недавних крестьянских волне-
ниях в ряде губерний, в том числе и в Воронежской. Объяснять
случившееся одной дикостью и грубостью массы, считал он, «со-
вершенно невозможно».52 Для него это был явный признак того,
что чаша терпения крестьян переполнена и их нельзя дольше
удерживать в состоянии бесправия и угнетения.
Еще большую заостренность приняли развернувшиеся пре-
ния. В выдвинутой в ходе выступлений программе и в состав-
ленном на их основании докладе весьма отчетливо проявились
либеральные настроения. Воронежский проект пролагал либе-
ральному движению путь дальнейшего развития.53 Но в нем про-
звучали и другие нотки, и не так громко, как либералы, сказали
свое слово и помещики, тоже выступавшие за перемены, хотя и
по мотивам иного свойства. И в этом случае одинаково прощу-
пывается общая линия землевладельческого дворянства, в нема-
лой его части вынуждавшегося всей обстановкой на поиски но-
вого порядка и не видевшего другой возможности сохранить свои
главные позиции, как идя на становившиеся неизбежными усту-
пки крестьянству. Именно это-то уездное дворянство, жившее
в своих имениях, со всех сторон окруженных начинавшим вол-
новаться народным морем, и заявляло в заключение доклада:
«.. .так жить, как живем мы в глухой провинции, с опасениями
за себя и за свое имущество, дольше нельзя».54 Глядя на обста-
новку вблизи, не приходилось более сомневаться в грядущих по-
трясениях, и теперь к власти не без патетики обращались с пре-
дупреждением о том, что «грозною тучею надвигаются зловещие
осложнения в форме волнений народной массы».55 Для дворян
это было самое главное, это заставляло их действовать и гово-
рить так, что они могли сойти за либералов, тогда как ими ру-
ководило прежде всего чувство самосохранения перед лицом
грозной и становившейся на глазах все более и более грозной
опасности. И некоторые из выступавших с предложениями пере-
мен были действительно задеты, когда власть зачисляла их в ли-
бералы и боролась с ними, как с либералами. Они принимались
убеждать ее, что это делается по недоразумению. Именно в таком
духе писал Евреинов в своем объяснении, представленном ми- * 58
62 Там же, с. 174.
58 Там же, с. 176.
64 ЦГИА СССР, ф. 1282, оп. 2, д. 1005, л. 10—10 об.
85 Там же, л. 10 об.
34
нистру внутренних дел 31 июля 1902 г.: «Обвинение, мне предъ-
явленное, мне, как искренне верноподданному моего государя,
чрезвычайно обидно и построено на глубоком недоразумении».56
Дворяне, занятые поисками выхода, не только не собираются
противопоставлять себя самодержавию, но, уверял он Плеве, яв-
ляются неколебимой основой власти, на которую она всегда мо-
жет положиться. «Люди земли, привязанные к ней всеми своими
интересами, всегда были и будут вернейшим и самым для него
надежным элементом и верным оплотом», — писал Евреинов,
как бы принося повторную присягу на верность самодержавию
и в этом случае нисколько не кривя душой.57 58 Ведь не прошло и
месяца, как на заседании «Беседы» при обсуждении доклада
Н. Н. Львова в тесном кругу тех же земских деятелей-дворян,
где не было никого постороннего и можно было высказываться
без оглядки, прозвучали те же клятвы верности самодержавию,
заверения, что вся борьба может вестись только во имя его ук-
репления. Евреинов объяснил и настоящий смысл позиции, заня-
той в отношении крестьянства отнюдь не из какого-то мнимого
либерализма, а из трезвого понимания, что нужно сблизиться
с народной массой при уже проявившихся опасностях, иначе не
избежать беды. «Мысль, бродящая в крестьянском населении еще
с первых дней освобождения их от крепостной зависимости
вплоть до наших дней, что царь прикажет поделить между ними
всю землю землевладельцев, несомненно живет в них только бла-
годаря обособленности крестьянского сословия от гражданской
жизни других сословий. Вот почему достаточно появиться неле-
пому слуху или даже злонамеренно оброненному слову в этом
смысле в их среде, чтобы произвести те дикие погромы (имеются
в виду весенние выступления крестьян, — Ю. С.), которым мы
были недавно свидетелями», — откровенно указывался в письме
источник проявляемого в известной дворянской среде беспокой-
ства и вызываемых им попыток найти выход из становившегося
все более тревожным положения.58
Установление взаимопонимания власти и этой среды и дела-
лось тем вероятнее, что с объяснением своих действий выступили
и другие ее представители, дружно уверявшие Плеве в ошибоч-
ности зачисления их в противники режима. В связи с грозившим
ему преследованием за участие в майском Совещании простран-
ное опровержение адресованных ему обвинений поступило и от
такого авторитетного и известного лица, как гр. П. А. Гейден. Он
обратился 12 июля с письмом к псковскому губернатору кн.
Б. А. Васильчикову, запросившему некоторые сведения, касав-
шиеся встречи в Москве. Воспользовавшись этим, Гейден изло-
жил свои взгляды, «не считая нужным скрывать то», что он де-
56 Симонова М. С. Земско-либеральная фронда..., с. 171—172.
57 Там же, с. 172.
58 Там же.
3*
35
лдет и думает.59 Это была целая декларация, рассуждение на-
стоящего хозяина местной жизни. Оно велось от имени господст-
вующего и желающего оставаться господствующим класса, наме-
ренного и впредь идти рука об руку с властью. Его главная
тема — коренное единство интересов самодержавия и дворянства
перед лицом разворачивающегося общественного движения, кото-
рое требовало неизбежных перемен в тактике, в подходе к кре-
стьянству и сплочения самого дворянства. Это был в полном
смысле слова разговор между своими, начистоту, в котором ста-
вились все точки над «и». Гейден прежде всего поделился с гу-
бернатором своей тревогой но поводу происходящего, ею же
объясняя и имевшую место встречу в Москве. Это было собрание
людей, «живущих под властью одной и той же мысли и скорби.
Теперешнее тяжелое и, можно сказать, грозное положение ве-
щей в России невольно поглощает все помыслы и заставляет
искать возможного исхода». Но поиски, уверял тут же Гейден,
имеют целью не колебание, а, совсем наоборот, упрочение суще-
ствующего строя, и поэтому в наступивший для него опасный мо-
мент отказаться от них невозможно. «Есть минуты в жизни го-
сударства, когда каждому дорожащему порядком просто пре-
ступно сидеть в своем углу и не стараться путем обмена мыслей
выяснить, что же делать, чтобы охранить дорогой ему поря-
док»,60— свидетельствовал Гейден свою солидарность с основной
линией внутренней политики самодержавия, которому и он, и его
единомышленники намеревались помочь, поскольку оно, как сле-
дом уточнялось, своими силами и своими методами уже не может
справиться с положением, помощи можно ждать только от орга-
низованной силы. «Недавние события на юге России подтвердили
эту азбучную истину, — писалось в пояснение, — что прочно
только устойчивое равновесие, что если само общество разроз-
нено и безучастно, то никакая бюрократическая организация, ни-
какая близкая к народу власть не предупредит и не устранит
грозного хода событий». В этом и состоял центральный пункт
всей аргументации Гейдена — в том, чтобы дворянству дали раз-
вернуться как главной охранительной силе, потому что именно
ему более всего требовалось поддержание существующего строя,
а никак не бюрократии. «Я глубоко убежден, что земские люди,
прикрепленные к местности своей земельной собственностью, го-
раздо более заинтересованы в порядке, чем большинство бездом-
ной администрации. Вот почему я думаю, что только земская ор-
ганизация способна прочно охранять порядок и что вне этой
готовой организации трудно чего-нибудь достигнуть»,61 обосно-
вывал он ведущую роль дворянства, отводя бюрократии, к кото-
рой он и не стал скрывать пренебрежительного отношения соб-
59 ЦГАОР, ф. 887, on. 1, д. 16, гр. П. А. Гейден — Б. А. Васильчикову
12 июля 1902 г., л. 1.
ео Там же.
61 Там же, л. 1 об.
ственника к наемнику, подчиненное место. В обстановке кризиса
не она должна была вершить дела, а те, чьи жизненные инте-
ресы были поставлены под непосредственную угрозу и кто теперь
напрягался ее предотвратить, тем более что, повторял Гейден,
бюрократия и не выдержала испытания, и если в борьбу не вме-
шаются союзники власти, существующий строй не сможет от-
стоять своих позиций. «Исторический ход народной жизни, но-
вые течения и веяния не подчиняются бюрократическому руко-
водству, не укладываются в русло, создаваемое циркулярами, и
если охранительные элементы общества будут безучастно отно-
ситься к надвигающимся событиям, не будут стараться спло-
титься на почве закона, чтобы дать мирный отпор всем край-
ностям, то мы скоро очутимся лицом к лицу или с социальной
революцией, или с полным омертвением общества»,62 — высказы-
вал Гейден суть своих воззрений, свое убеждение, что для дво-
рянства настала пора стать рядом с властью для защиты общего
дела. Однако и сверху должны проявить готовность принять эту
помощь, которая могла бы быть оказана теперь в связи с работой
сельскохозяйственного Совещания. При решении вставших эконо-
мических и социальных вопросов следовало бы воспользоваться
готовой организацией земства — оно помогло бы «найти ответы
для спокойного и мирного исхода», но его, сожалел Гейден, обо-
шли. Этот упрек, впрочем, был высказан в мягкой форме, а в це-
лом все письмо было обращенным к власти призывом к сотруд-
ничеству, и Гейден, хотя губернатор и так передал бы все Плеве,
закончил пожеланием, чтобы «те, которые выше, знали то на-
строение, под влиянием которого я и мне подобные не могут не
встречаться и не обмениваться мыслями».63
Готовность пойти на соглашение с властью была подтверж-
дена и на Совещании 18 июля, обсуждавшем переговоры Шипова
с Витте и Плеве. В этой же тональности было написано объяс-
нение Евреинова, показавшее, что и Суджанский комитет отнюдт
не был ниспровергателем основ, как это привиделось Плеве, а то,
что выглядело либерализмом, было вынужденной уступкой, данью
времени, всей создавшейся предгрозовой обстановке. Союзники
власти, заподозренные в либерализме, хотели предстать перед ней
в своем настоящем виде, отвести от себя всякие подозрения
в нелояльности, но не могли не высказать, что сама власть не
указывает выхода из очевидного кризисного состояния, а между
тем промедление с решением ставших совершенно неотложными
дел способно вызвать взрыв, и уже не в масштабах нескольких
губерний, как весной 1902 г., а пострашнее. На этой основе они
хотели завязать диалог со стоящими у руководства. Но именно
обстановка нарастающего кризиса мешала обеим сторонам найти
общий язык, достичь взаимопонимания. Режим самодержавия
62 Там же, л. 2.
63 Там же.
37
в этих условиях оонаруживал всю свою закостенелость, выра-
жавшуюся в убеждении, что любое отступление от занимаемых
позиций явится подрывом основных принципов его существова-
ния, проложит прямой путь к гибели. И если на протяжении ве-
ков всякая попытка к организации признавалась самодержавием
тяжким преступлением, а всякое организованное выступление —
бунтом, то с этих же позиций власть подходила и к попыткам
сорганизоваться под эгидой земства. С родовитыми дворянами,
принимавшими в них участие, не могли обращаться, как с бун-
товщиками, но, несмотря на уверения с их стороны в своей
лояльности, в них отказывались видеть союзников. Их преследо-
вали как ослушников, раз они претендовали на какую-то само-
стоятельность, составляли какое-то объединение. Для самодержа-
вия это по-прежнему оставалось криминалом, тем более если по
поводу существующих порядков раздавалась критика, хотя бы из
самых верноподданнических побуждений. Поэтому все направ-
ленные к власти обращения и призывы не встретили ожидавше-
гося отклика. Земству по-прежнему твердо отказывали в праве
на политическое существование, не подпускали его к обсуждению
дел, выходивших за рамки удовлетворения местных потребностей
уезда или губернии. Находясь во время военных маневров в Кур-
ской губернии, царь 29 августа выступил там перед земством и
лично провел эту границу, отнимая тем самым всякую надежду
на какие-нибудь перемены. Без снисхождения обошлись и с теми,
кто позволил себе раньше переступить эту черту. Подвергся каре
и постаравшийся, насколько это было в его силах, убедить власть
в отсутствии у него малейших противоправительственных по-
ползновений Гейден. Псковский губернатор лично в словесной
форме объявил ему в последних числах августа переданное через
Плеве «Высочайшее неудовольствие» с предупреждением, что
новые, не соответствующие «видам правительства» поступки по-
влекут за собой лишение его права участвовать в общественной
жизни.64 От Гейдена требовалась безоговорочная капитуляция,
отказ от всего, что имело малейшее отношение к политической
деятельности, что организационно заключало в себе хотя бы
зародыш объединения. В условиях, о которых он писал Васильчи-
кову, эти требования превосходили возможность Гейдена испол-
нить их и заставить его поступить вопреки тому, что ему пред-
ставлялось очевидной жизненной необходимостью. Через посред-
ство губернатора он убеждал высшее руководство, что уход или
устранение охранительских сил от непосредственной защиты их
важнейших интересов собственными руками может иметь гибель-
ные последствия для всего существующего строя. В той же уве-
ренности, что вся обстановка требует их решительного вмеша-
тельства в борьбу, Гейден, не обескураженный выяснившейся
неудачей его первого обращения, делает второй приступ, направ-
64 Там же, д. 20, л. 1.
38
ляя на этот раз свой призыв к сотрудничеству самой верховной
власти. В ответ на объявленный ему выговор он пишет 26 ав-
густа письмо Плеве с просьбой довести его содержание до сведе-
ния царя. Развивая в нем ту же аргументацию, что и в нервом
письме, он во всех пунктах усиливает ее для доказательства все
того же основного тезиса, что поместное дворянство продолжает
быть главным оплотом власти и оно не в состоянии пребывать
в бездействии в момент, когда зашатались устои существующего
порядка и он может рухнуть под напором охватившего народные
массы движения.65 «Не имеем же мы возможности, представи-
тели земельной собственности, отстраняться от дела, атрофиро-
вать свои силы и быть только свидетелями того, как правитель-
ственная власть станет лицом к лицу с крайними элементами,
стремящимися к социальному перевороту самыми опасными ме-
рами, — писал он о том, что составляло для него азбучную ис-
тину, не требующую никаких доказательств аксиому. — Если бы
я и мне подобные хотели бы это сделать, то думаю, что мы это
право не имеем и простое чувство самосохранения нам это вос-
прещает».66 Письмо имело только один смысл — власти и ее со-
юзникам нужно тесно сплотиться для противодействия общей,
уже успевшей принять громадные размеры опасности, и нужно
дать сплотиться самим этим союзникам, иначе они будут беспо-
лезны. Подозревать же их в намерениях, идущих вразрез со всем
их положением в жизни, со стремлением удержать в ней свое
господство, значило — это вытекало из всего содержания
письма — ставить вещи положительно вверх ногами.
Склонить к мысли, что Гейден действует bona fide и отнюдь
не собирается заставить власть пойти на уступки, запугивая ее
раздуваемой с этой целью крестьянской опасностью, могли све-
дения, получаемые самим Плеве. Как раз за несколько дней до
письма Гейдена пришло донесение посланного с тайной миссией
на места происшедших волнений для выяснения обстановки ге-
нерала Е. Богдановича. Положение рисовалось достаточно тре-
вожным. Богданович, докладывая о ставшем ему известным вы-
сказывании сельского рабочего — «двух министров убили, когда
всех перебьют, тогда нам разделят землю», — подавал это как
типичное явление — «такими случаями полна местная хроника».67
«Не следует, конечно, преувеличивать их значение, — был его
собственный комментарий, — но они и отмечаются здесь лишь как
симптомы смутного настроения, охватившего значительное число
сельского населения Херсонской губернии. С этим злом необхо-
димо серьезно считаться, не обманываясь наружным спокойст-
вием губернии». От Богдановича же Плеве мог узнать позднее
и о том, как мрачно воспринималось положение лояльнейшими
65 Там же, гр. П. А. Гейден —В. К. Плеве 26 августа 1902 г., л. 3—4.
66 Там же, л. 4—4 об.
67 Там же, ф. 586, оп. 1, д 517, В. В. Богданович — В, К. Плеве
15 августа 1902 г., л. 4.
39
элементами дворянства. В начале ноября генерал встретился на
Харьковском вокзале и имел беседу с одним из виднейших пред-
ставителей самой верхушки крупнопоместного и одновременно
придворного дворянства кн. Кочубеем, владельцем имений в Пол-
тавской и Екатеринославской губерниях, генерал-майором свиты
царя, главой ведомства уделов, а в 1902 г. ставшим и членом
сельскохозяйственного Совещания. Поскольку одна из функций
Богдановича состояла, по поручению Плеве, в устройстве встреч
с народной массой для проведения с ней «задушевных бесед», на
чем Богданович десятилетиями специализировался и чему Плеве
теперь придавал исключительное значение, то Кочубею это пока-
залось чрезвычайно удачной затеей. «Да, — восклицал он, — Вы
овладели народом, Ваша мысль говорить с ним гениальна и спа-
сительна».68 Столь высокая оценка тем собственно и объяснялась,
что Кочубей был готов ухватиться и за эту соломинку ввиду
того, что сам он находился просто в паническом настроении, как
обнаружило продолжение беседы. Высказав свое горячее одобре-
ние придуманной Плеве — собеседник князя тут же назвал ее
настоящего автора — хитрости, Кочубей, докладывал Богданович,
«вдруг сказал: „Да, эти ваши беседы принесут громадную пользу,
хотя бы на несколько лет, но все-таки эта мера паллиативная,
ибо мы накануне катастрофы, мы на вулкане и проч.“».69 Эмис-
сару Плеве разговор показался настолько важным, что он пред-
ложил министру самому встретиться с Кочубеем, на что тот со
своей стороны изъявил согласие.
Располагая, таким образом, информацией, подтверждавшей
опасения Гейдена, пусть во втором случае, как будет видно из
дальнейшего, уже post scriptum, но это не меняет сути дела,
Плеве, однако, целиком отверг все его рекомендации и рецепты,
весь его подход, по-прежнему видя основную опасность в появ-
лении рядом с властью неподконтрольной силы, потенциально
способной стать ее конкурентом. Сохранение абсолютной монопо-
лии на политику за верховным руководством, с исключением вся-
кого вмешательства со стороны, откуда бы и от кого бы оно ни
исходило, оставалось по-прежнему в качестве главной цели и
подчиняло себе все остальное. Все, кто не выказывал полного
беспрекословного послушания, а тем более выражал какое-то не-
довольство или хотя бы несогласие, рассматривались как нару-
шители основного принципа существования самодержавия, и
с ними не могло вестись никаких дискуссий. Плеве не пожелал
вступать с Гейденом ни в какие обсуждения. Знакомить царя
с его доводами он счел тоже излишним, о чем Гейдену было со-
общено 2 октября с тем обоснованием, что царская воля не была
принята к непререкаемому исполнению.70 Ни о каком компро-
88 Там же, Е. В. Богданович — В. К. Плеве 5 ноября 4902 г., л. 7.
69 Там же.
70 Там же, ф. 887, on. 1, д. 20, л. 5 об.
40
миссе с представляемым Гейденом течением не могло быть и
речи, Верноподданническим заверениям бледно-розового оттенка
либералов из помещичьей среды не придавалось пи малейшей
цены. В восприятии власти они сливались с наступающими си-
лами революции — в них даже готовы были увидеть чуть ли не
передовой ее отряд. Не напрасны были сказанные Плеве в письме
Витте слова о какой-то «земской революции». Ее и готовила ни
более, ни менее «земская партия». Такое непомерное значение
придавалось робким попыткам занятого в земстве землевладель-
ческого дворянства образовать какую-то общность с теми целями,
о которых уведомлял Плеве Гейден. А раздававшаяся с этой сто-
роны критика, тем более в печатной форме, служила уже совер-
шенно несомненным доказательством наличия преступных наме-
рений. В этом освещении Плеве подал царю ставший ему извест-
ным факт связи земского движения с выходившим с лета 1902 г.
за границей журналом «Освобождение». Передавая на докладе
4 ноября Николаю копию предназначенного для М. А. Стаховича
письма одного из редакторов журнала, он расценивал это как
свидетельство существования и деятельности уже сформировав-
шейся враждебной силы. «Из этого письма следует заключить, —
делал вывод Плеве, — что Шипов и Стахович, организовав зем-
скую партию для борьбы с существующим порядком, снабжают
журнал „Освобождение44 материалами».71 Соглашаясь с сужде-
нием Плеве, царь лишь написал, подчеркнув фамилию Шипова:
«и он тоже», — до того видимо, полагая, и основательно, что
Шипов не является тем убежденным противником самодержавия,
каким его теперь рисовал Плеве. В целом после июльских пере-
говоров с Шиповым власть к октябрю ясно очертила свои пози-
ции в отношении представляемого им течения. Выяснилось, что
никакие резоны и оправдания не будут приняты во внимание,
даже не будут выслушаны, и всякий, кто поднимет свой голос,
да к тому же от имени какого-то объединения, уже по одному
этому будет признан виновным во враждебных намерениях. От
этой жесткой линии, устанавливавшейся с лета, не отступают ни
на шаг, наоборот, все более ужесточая ее по мере развития
в стране событий, говоривших о быстром нарастании кризиса
всей системы самодержавия в наступившую предреволюционную
эпоху. И эта неуклонно проводимая жесткая линия так же спо-
собствовала обострению кризиса, как и все другие действия вла-
сти. Ни в какой области не происходило разрядки напряжен-
ности, смягчения противоречий. Не желая ничем поступиться,
не обращая внимания даже на призывы наиболее близких себе
социальных элементов вступить на путь приспособления к новым
условиям ввиду сложившейся грозной обстановки, самодержавие
намеревалось, напротив, по всей линии дать бой наступающим
71 Там же, ф. 601, on. 1, д. 859, Докладная записка В. К. Плеве Нико-
лаю II 4 ноября 1902 г., л. 6.
41
на отжившие порядки, утвердить себя в своем старом, неизмен-
ном виде, во что бы то ни стало упрочить свое всевластие. Отме-
талось все, что препятствовало этому или казалось препятствую-
щим, в лучшем случае игнорировалось. Громадная махина само-
державия, неспособная перестроиться на ходу, продолжала, все
подминая под себя, по инерции двигаться дальше, не сворачивая
в сторону, не внемля предупреждениям, что впереди дороги нет,
а есть пропасть. Ее движение в эти начальные годы века и было
движением к пропасти. Каждый шаг был шагом по этому пути.
Каждый шаг вел к дальнейшему обострению гибельного кризиса.
Действия власти повсюду плодили массовое недовольство, созда-
вали напряженность там, где ее прежде не было, но крайней
мере в таком размере. Противоречия и несогласия пронизывали
и всю систему самодержавия, лишали ее внутренней прочности.
Власть, с одной стороны, и возглавляемые ею силы, с другой —
приходили в состояние возрастающего разлада. Множащиеся
распри, незначительные сами по себе, в обстановке обостряю-
щегося кризиса приобретали совсем иное значение. Воспринимая
всякое непослушание даже в наиболее близкой себе среде как от-
крытый вызов, который тут же следует подавить, т. е. следуя
своей вековой традиции, самодержавие грубостью своих приемов
вносило известную дезорганизацию в ряды своих защитников,
видевших его неспособность овладеть положением и во все уве-
личивающемся количестве предлагавших свои способы преодоле-
ния трудностей. Возрастающая разноголосица в правящем лагере,
раздающиеся все чаще слова критики и проявляемая властью не-
уступчивость вели к возникновению конфликтов и с теми кругами
дворянства, которые Плеве никак не собирался задевать, а, на-
против, искал в них поддержки.
Действительно, стремясь искоренить всякое недовольство, по
крайней мере не дать ему проявиться, Плеве сталкивался не
только с либеральным крылом оппозиционного движения, которое,
впрочем, поскольку оно было связано с поместным дворянством,
представляло для власти больше воображаемую, чем реальную
опасность, но и с теми в поместной среде, кто критически судил
о происходящем уже отнюдь не с либеральных позиций. И сто-
явшим несомненно справа случалось выступать в неожиданной
для себя роли оппозиционеров и в этом качестве наравне с либе-
ралами подвергаться преследованиям, по крайней мере чувство-
вать на себе тяжелую руку власти. Как могло повернуться дело,
осветили события в Казанской губернии, в которых фигурировал
один из наиболее деятельных в будущем членов Объединенного
дворянства, помещик Казанской губернии кн. П. Л. Ухтомский.
В возбужденном тоне об этом сообщил Витте 14 июля 1902 г.
издатель «Санкт-Петербургских ведомостей» кн. Э. Э. Ухтомский.
Он препровождал председателю Совещания корректуру письма
в редакцию П. Л. Ухтомского с добавлением от себя, что этот
документ, «к сожалению, нельзя отпечатать». «Все более и бо-
42
лее спрашиваю себя, — говорилось дальше, — зачем искусственно
плодится неудовольствие даже среди самых консервативных эле-
ментов страны».72 Неудовольствие члена. Казанского Экономиче-
ского совета П. Л. Ухтомского выражалось по поводу того, что
2 июля 1902 г. по словесному распоряжению губернатора на-
меченное заседание Совета было закрыто. Члены (а ими состояли,
помимо председателя губернской управы и всего ее состава,
также все предводители дворянства губернии и все председатели
уездных управ, а кроме того, три выборных члена губернского
земского собрания, все крупные землевладельцы) были, писал
П. Л. Ухтомский, «чрезвычайно удивлены таким суровым отноше-
нием к своему смирному и скромному общественному учрежде-
нию».73
В понимании автора они все стали жертвой «аракчеевской вы-
ходки». А между тем в их верноподданности не должно быть
никаких сомнений, заверял П. Л. Ухтомский. Не менее чиновни-
ков они «проникнуты чувством беспредельной преданности пре-
столу и так же ревностно готовы стоять на страже твердых охра-
нительных начал законности и порядка».74
Губернатор, однако, в этом случае не допустил ни малейшего
самовольства, а поступил в точном соответствии с полученными
инструкциями и предварительным докладом Плеве.75 Между тем
под подозрение попало непосредственно дворянство губернии. На
имя директора Департамента полиции 15 ноября 1902 г. посту-
пило донесение исполняющего должность начальника Казанского
жандармского управления подполковника Мочалова о предстоя-
щем в конце месяца губернском дворянском собрании, которое
должно будет принять адрес царю. В нем, докладывал глава
жандармерии губернии, «дворяне намереваются провести мысль
о необходимости ограничения самодержавия».76 Особенное не-
одобрение в этой связи вызывала деятельность кн. П. Л. Ухтом-
ского, разославшего дворянам свое пространное рассуждение
о современном состоянии дел в виде брошюры на 19 страницах
большого формата, напечатанной, обвинял автора Мочалов,
«с преднамеренным нарушением установленных для сего пра-
вил». Плеве, ознакомившись с донесением, сразу затребовал
записку Ухтомского, представленную ему 23 ноября, и одновре-
менно подробные сведения о составителе. Он мог быть тем более
обеспокоен, что из Казани поступал уже не первый тревожный
сигнал. Еще за полгода до этих событий в один и тот же день —
31 мая — как губернатор, так и начальник губернской жандарме-
рии направили в Петербург донесения о будто бы готовящемся
72 ЦГИА СССР, ф. 1233, on. 1, д. 29, Э. Э. Ухтомский — С. Ю. Витте
14 июля 1902 г., л. 155.
73 Там же, л. 156.
74 Там же, л. 157.
75 Там же, Донесение казанского губернатора П. А. Полторацкого
В. К. Плеве от 10 июля 1902 г., л. 225 об.
76 Там же, ф. 1282, он. 1, д. 707, л. 3.
43
казанскими дворянами покушении на существующий государст-
венный порядок.77 Впрочем, сама записка вряд ли могла под-
твердить мнение о П. Л. Ухтомском как о ниспровергателе ус-
тоев. По-видимому, не случайно, что, ознакомившись с ней, Плеве
не стал принимать никаких мер. Слишком очевидная кризис-
ность обстановки, всюду бросающиеся в глаза недостатки и не-
совершенства и неспособность власти выправить положение на-
строили П. Л. Ухтомского на критический лад, но критика велась
с охранительных позиций. Его недовольство было недовольством
помещика, считавшего, что в покровительстве «искусственно со-
зданной» промышленности зашли слишком далеко «при полном
забвении» интересов сельского хозяйства и в этом состоит одна
из главных причин «смуты и шатания умов».78 И в Казани, и
в других местах начальство, желая ни в чем не провиниться
перед Петербургом, а то и заслужить отличие, проявляло рвение
в разыскании и искоренении всего либерального, по крайней мере
не позволяло ему подавать голос, не вдаваясь в подробности, не
утруждая себя выяснением того, а действительно ли либе-
рально или хотя бы оппозиционно то, что принимали или выда-
вали за либеральное и оппозиционное. И, как в случае с Ухтом-
ским, пересаливали, затевали борьбу с теми, кто шел с предло-
жением помощи, по меньшей мере ничем не собирался досаждать
власти. Так вышло и в Тамбовской губернии. Председатель Гу-
бернского комитета губернатор фон дер Лауниц постановил на
подводящем итоги работы заседании в январе 1903 г. ограни-
читься лишь заслушиванием кратких извлечений и выводов уезд-
ных комитетов. Ссылаясь на неполноту этих материалов и гу-
бернский, и уездные предводители просили изменить устанавли-
ваемый распорядок, но Лауниц категорически воспротивился
этому, после чего со стороны 17 членов последовал отказ участво-
вать в дальнейшей работе Комитета.79 Идя на острый инцидент,
Лауниц, очевидно, намеревался предотвратить обсуждение до-
клада Темниковского комитета, составленного в либеральном
духе.80 Но, помимо либерально настроенной группы, оказался за-
тронутым и тамбовский губернский предводитель дворянства
К. Н. Чолокаев. 21 января он направил Витте официальную жа-
лобу на действия губернатора. К. Н. Чолокаев был тем более за-
дет, что для рассмотрения в Губернском комитете им, уже 50 лет
хозяйствующим помещиком и 40 лет служащим в различных по
делам деревни учреждениях, была представлена записка, в кото-
рой он выразил свой взгляд на обстановку. На обсуждение она
так и не была поставлена. Лауниц лишь заявил, что не допустит
обсуждения государственных вопросов, а когда Чолокаев его спро-
77 Там же, л. 38.
78 Там же, Записка кн. П. Л. Ухтомского.
79 Там же, ф. 1233, on. 1, д. 30, л. 127; см. также: Симонова М. С.
Земско-либеральная фронда..., с. 200.
80 Симонова М. С. Земско-либеральная фронда..., с. 193—194.
44
сил, что же, таким образом, будет исключено, то ответа не по-
лучил, после чего перестал участвовать в работах Комитета®1
Считая себя незаслуженно потерпевшим, предводитель вместе
с жалобой послал Витте и свою записку, показавшую, что режим
мог если и не ставить в ряды своих противников, то все же ущем-
лять элементы, составлявшие его естественную опору.81 82 Сочине-
ние Чолокаева было совершенно безобидным. Он и не заводил
разговора насчет необходимости менять в чем-либо общие усло-
вия. Правда, положение крестьянства он изображал в мрачных
тонах. Обеднение деревни, утверждалось в записке, не подлежит
сомнению. В течение последних двадцати лет урожаи с крестьян-
ской земли падали, а лошади стали настолько плохи, что уже не
в состоянии исполнять трудоемкие работы. «Пришлось заве-
сти, — писал Чолокаев, — свой живой и мертвый инвентарь, хотя
обработка крестьянским инвентарем стоила дешевле».
Ни в целом, ни по частям никакой опасности записка даже
отдаленно не представляла, и поэтому нанесение обиды Чолока-
еву в политической бухгалтерии власти следовало вписать
в графу чистого убытка. В каждом отдельном такого рода случае
он был довольно невелик — следует говорить лишь о трениях в от-
ношениях ближайших друг к другу частей единой системы, ни-
как не об антагонистических столкновениях, — но все-таки воз-
никала известная отчужденность, тем более что в своей массе и
те, кто фигурировал как либералы, вовсе ими не были и считали
себя понапрасну причисленными к либерализму. Как значительно
перебарщивали власти, демонстрирует и зачисление в либералы
А. Н. Наумова, всей своей последующей многолетней деятельно-
стью доказавшего ошибочность этого. И многие годы спустя он
с непреходящим раздражением вспоминал о совершенно прев-
ратном понимании его действий и намерений.
Как уездный предводитель в Саратовской губернии, один из
крупнейших там помещиков, он собрал большой Комитет и дал
делу энергичный толчок, так как уже успел убедиться, на-
сколько напряженная обстановка сложилась в деревне и как
надо спешить с ее разрядкой. «Подъем у всех был тогда удиви-
тельный. Работа шла с неослабным интересом и воодушевле-
нием», — писал он о реакции своего круга на представившуюся
возможность высказаться.83 В результате в Губернский коми-
тет обратились с заявлением о желательности скорейшего облег-
чения выхода из общины и развития индивидуального права
землепользования, отмены круговой поруки, упорядочения судо-
производства, проведения в жизнь мелкой земской единицы как
всесословной волости, расширения мелкого кредита и пр. Там
этот комплекс был признан «чересчур либеральным», хотя сами
81 ЦГИА СССР, ф. 1233, on. 1, д. 30, К. Н. Чолокаев —С. Ю. Витте
21 января 1903 г., л. 144.
82 Там же, л. 153.
83 Наумов А. Н. Из уцелевших воспоминаний, ч. I, с. 335.
45
«либералы» не имели в виду ничего подобного — они просто не
видели возможности оставаться при прежней архаике по при-
чине непосредственной опасности, которую она теперь представ-
ляла. И как охранитель, никогда не грешивший никаким либе-
рализмом, как деятельный участник борьбы с революцией
в 1905—1907 гг. Наумов много лет спустя обращался к власти
с тем упреком, что она не умела отличить своих помощников от
своих противников. «Увы, этот жупел — наш „местный44, „ло-
яльный44 либерализм — всегда казался помехой для чиновного
Питера..., — писал он о том, в чем ему виделась коренная не-
верность. — Громко говорить честным государственникам про
действительные пользы и нужды Петербург запрещал, а то, что
творилось втайне темными силами на почве народного недо-
вольства, не умели ни замечать, ни тем более предотвра-
щать»,84 — предъявлял он власти свой счет охранителя, которого
она в конечном счете не сумела охранить, хотя такие, как он,
будто бы и делали все, что в их силах, чтобы вывести ее из ту-
пика, втащить ее в новую эпоху, осовременить и с помощью уже
обновленной, разбирающейся в новой жизни, стоящей в уровень
с новыми многосложными потребностями, отстоять свои важней-
шие классовые позиции.
Конечно, у неуступчивости и глухоты, а большей частью от-
крытой враждебности власти ко всему, что шло со стороны, были
более глубокие причины, чем одно только как будто бы не имев-
шее разумного основания упорствование в отказе от перемен,
чуть ли не прихоть даже.
Была закономерность в том, что всеми проведенными после
1861 г. реформами самодержавие не дало затронуть свою сущ-
ность, а, напротив, ими же хотело упрочить свое всевластие.
И теперь, как ни настоятельны становились призывы, веками
сложившийся и веками же не менявшийся государственный ор-
ганизм, совсем еще недавно утвердившийся в острой борьбе
в своей неизменности, не торопился, да и вряд ли был в состо-
янии переделаться в духе пожеланий своих союзников типа На-
умова, тем более в то становившееся особенно бурным время,
когда революционная волна вздымалась все выше и под непо-
средственный удар попадали главные позиции самодержавия.
Революционная угроза делала страшными и неприемлемыми и
те мелкие шажки, которые должны были, по уверениям желав-
ших самодержавию добра критиков, отвести его от пропасти и
которые, по убеждению стоявших у власти, туда-то и должны
были его ввергнуть. Чем больше нарастает опасность, тем опас-
нее кажутся малейшие уступки и тем болезненнее воспринима-
ется малейшее несогласие, любое противодействие, откуда бы
оно ни исходило. Во взрывчатой обстановке торопятся затоптать
всякую искорку, стараются не дать разгореться от нее боль-
84 Там же.
46
Шому пожару. И если что-то тлеющее находят в дворянском
собрании, то и там спешат поскорее загасить это. Тем кручено-
печно, поступают с провинившимися земцами — в основном
теми же дворянами — в уверенности, что все недовольные и
просто несогласные пролагают путь революции и она неотступно
идет за ними по пятам. В октябре и произошли события, ясно
обозначившие эту позицию власти, напуганной и в свою оче-
редь желающей напугать.
Плеве случайным образом в середине месяца узнал о вы-
ступлении Воронежского комитета85 и действовал прямо-таки
в пожарном порядке. Доклад о деятельности Воронежского ко-
митета как о чем-то исключительно опасном 22 октября был
представлен царю, и с его санкции в Воронеже был произведен
настоящий разгром.86 Пострадало и губернское начальство —
начальнику губерний П. А. Слепцову пришлось подать в от-
ставку. Удар был произведен одновременно и по Судженскому
комитету. Евреинову как его председателю было предложено по-
дать в отставку, а Петр Долгоруков, председатель земской уп-
равы, просто был уволен от должности с запрещением в течение
пяти лет участвовать в общественной деятельности. И курский
губернатор, граф Милютин, как допустивший случившееся, оди-
наковым образом понуждался уйти в отставку.
Сходные меры были приняты в те же дни и в отношении
только что избранного в Черниговской губернии предводителя
дворянства А. А. Муханова. Он еще ничего предосудительного
с точки зрения режима не успел сделать, но почти сразу после
его избрания кандидатом на должность предводителя 6 октября
губернатор С. С. Андреевский послал Плеве совершенно секрет-
ную докладную записку, в которой Муханов, «довольно состоя-
тельный дворянин», изображен прислужником либералов, будто
бы верховодивших в дворянстве и земстве. Ему противопо-
ставлялся кандидат, получивший меньшее число голосов, — дей-
ствительный статский советник К. Ф. Кулябко, очень состоя-
тельный человек и, что гораздо важнее, вполне надежный
в политическом отношении.87 И хотя это шло вразрез с давно уста-
новившейся традицией, последний и был утвержден губернским
предводителем вместо Муханова по специальному докладу
Плеве царю 15 ноября 1902 г. Это был прямой отголосок воро-
нежского и суджанского дела. Но как раз принятые в обоих
случаях меры и произведенное уже затем подробное расследова-
ние показали, в каком гипертрофированном виде рисовалась ре-
85 Отрывки из воспоминаний Д. Н. Любимова. — Ист. архив, 1962, № 6,
с. 80.
86 Подробности см.: Симонова М. С. Земско-либеральная фронда...,
с. 179.
87 ЦГАОР, ф. 601, он. 1, д. 1081, Сов. секретная докладная записка
черниговского губернатора С. С. Андреевского В. К. Плеве от 21 октября
1902 г., л. 1—5.
47
альная степень оппозиционности и соответственно опасности
участников событий с земско-дворянской стороны. Уже 30 ок-
тября Плеве представил царю особый доклад по поводу Слеп-
цова и Алисова. Относительно последнего сообщалось, что он
потому не ограничивал свободу обсуждения вопросов, постав-
ленных членами Комитета, так как полагал, что «правительству
желательно знать мнения всех местных людей относительно ус-
ловий современной жизни». Собственно, так и ставился вопрос
на самом Совещании в феврале, когда Витте собирался обра-
титься к представителям мест с призывом «раскрыть свои
души».88 Но Плеве нашел скорее более извинительной вторую ука-
занную Алисовым причину его бездействия. Тот, оказывается, во
время заседаний «не располагал должным душевным спокойст-
вием ввиду того, что в это время получил сведения о несколь-
ких поджогах в его имении крестьянами».89
Выслушав такие объяснения предводителя, Плеве мог с пол-
ным основанием доложить царю, что в действиях Алисова «не
было намеренности и сознательности» и можно ограничиться
объявлением ему «высочайшего» выговора.
Еще более успокоительные сведения поступили от Н. А. Зи-
новьева, товарища министра, отправленного в Воронеж для рас-
следования событий непосредственно на месте. Никакой оппози-
ционности в дворянской среде он не обнаружил. В присутствии
губернского предводителя Н. И. Шидловского он собрал для оз-
накомления с их взглядами всех уездных предводителей, и ни-
каких нежелательных отклонений не выявилось. Лишь со сто-
роны одного было заявлено о «том недоверии, которое внушает
будто бы правительству деятельность земских учреждений, что,
разумеется, я опровергнул».90 Окончательная уверенность в их
благомыслии наступила после того, как все они стали едино-
душно жаловаться на присутствие значительного количества
лиц, «возмущающих местное сельское население, большей
частью из числа поднадзорных, и о необходимости возможного
очищения губернии от этих лиц».91 Об Алисове же, еще недавно
вызывавшем немалые опасения, Зиновьев теперь высказывался
в тоне веселой насмешки. Он тоже был в числе просивших
у власти защиты. «Поддерживая это заявление, воронежский
уездный предводитель Алисов, так горячо отстаивавший прежде
свободу личности, — иронизировал Зиновьев, — горько жало-
вался на те стеснения, с которыми теперь соединено удаление из
среды сельских обществ порочных членов оных, ввиду значи-
88 ЦГИА СССР, ф. 1233, on. 1, д. 9, Стенограмма заседаний Особого
совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, заседание
9 февраля 1902 г., л. 80.
80 Там же, ф. 1282, он. 2, д. 1005, л. 62.
90 Там же, Отчет Н. А. Зиновьева В. К. Плеве от 7 ноября 1902 г.,
л. 110 об.
91 Там же.
48
тельности падающих на сельское общество на этот предмет рас-
ходов».92 Таким образом, на революционера Алисов, как теперь
о облегчением убеждались, никак не вытягивал.
В свете такой реальности принятые Плеве чрезвычайные
меры, как будто бы действительно Ганнибал стоял уже у во-
рот, походили на стрельбу из пушки по воробьям. Реальные
объекты репрессий ни в чем не соответствовали приданному им
бунтарскому виду. То были вполне смирные представители поме-
щичьей среды, считавшие, однако, себя обязанными подать вла-
сти направленные к ее же пользе советы и не видевшие в этом
ничего криминального, потому что в их принадлежности к су-
ществующему порядку, в их верноподданности не должно было
быть никаких сомнений. Это в особенности подтвердилось всем
поведением выступавших в главных ролях по судженскому делу
Петра Долгорукова и А. В. Евреинова. Подвергшись репрес-
сиям, они бросились за защитой к верховной власти, выставляя
свою оскорбленность обращенным к ним подозрением в нелояль-
ности, как они уверяли, прямо противоположным их действи-
тельным намерениям и целям. Желая совершенно очиститься от
высказанных в его адрес обвинений и полностью оправдаться
в глазах царя, Долгоруков пишет ему письмо. Он не только за-
щищается — он сам нападает на Плеве именно на почве своей
безусловной преданности самодержавию, которую он готов пре-
доставить самой строгой проверке. Он считает себя здесь совер-
шенно неуязвимым и потому хлопочет не только о восстановле-
нии своих прав, он пишет брату Павлу в январе 1903 г.: «Я на-
стаиваю именно на расследовании, чтобы добиться, в чем
дело».93 Главная задача для него — добраться до царя, предста-
вить ему доказательства своей невиновности, в которой сам он со-
вершенно уверен. В своих собственных глазах он совершенно
чист перед властью. И правящая, вообще великосветская петер-
бургская среда вовсе не усматривает в нем отступника, а прини-
мает его как равного, как своего, поддерживает его в предпри-
нятых хлопотах, потому что он действительно составлял ее
нераздельную частицу. Он в восторге от встреченного там сочув-
ствия. «Меня в Петербурге замечательно все радушно принимали,
и многие наперерыв бросались доложить государю мое дело», —
говорилось в том же письме Павлу Долгорукову.94 И верно, воз-
можными ходатаями намечались весьма высокопоставленные
лица. Евреинов, также с обширными связями в высших сферах,
действовал через своего приближенного к вел. кн. Александру
Михайловичу двоюродного брата, которому надлежало «объяс-
нить ему все безобразие, с нами содеянное»,95 писал он Долго-
92 Там же.
93 Там же, ф. 1093, on. 1, д. 382, Обзор выписок из перлюстрирован-
ных писем разных лиц за 1903 г., л. 61.
94 Там же.
95 Там же, л. 59.
4 Ю. Б. Соловьев
49
руКову, а затем устроить передачу письменных объяснений
царю. Родственник Евреинова обязался «непременно поставить
великого князя на надлежащую точку зрения и добиться от
него, что он явится ходатаем за нас обоих».96 Готовился и дру-
гой вариант — подача официальной жалобы царю через Канце-
лярию прошений на царское имя, возглавляемую бароном
А. А. Будбергом. Тот уже встал на сторону потерпевших, Евре-
инов передавал Долгорукову его слова: «...меня уверяет, что
царя не собьют и что он твердо решил восстановить Вас».97 Буд-
берг действительно был расположен оказать содействие, как
видно из перехваченного письма жене. «Сегодня с 10 до IIV2 ве-
чера у себя дома, — писал он ей 28 января 1903 г., — беседовал
с родовитым дворянином, с которым поступили, как с неблаго-
надежным человеком. Меня всегда поражает удивительная бли-
зорукость власть имущих лиц, и грустно то, что их ошибки все-
гда прикрываются именем государя».98
В собственной же своей губернии и Евреинов, и Долгоруков
положительно чествовались. В местной дворянской среде к либе-
ральствующим собратьям в это время относились снисходитель-
но, не видя большой беды в их упражнениях на либеральные
темы и видя в этом скорее баловство, вполне, впрочем, прости-
тельное. Даже с сочувствием прислушивались к речам недоволь-
ных, тем более слыша присутствовавшее в них осуждение обще-
экономического курса правительства, будто бы направленного
в ущерб сельскому, прежде всего, конечно, дворянскому, хозяй-
ству. С одобрением встречались нападки и на бюрократию, ко-
торую поместное дворянство, хотя она и была укомплектована
в основном дворянами же, с собой не отождествляло и прояв-
ляло растущую склонность предъявлять к ней всякого рода
претензии. Поэтому, воздвигнув гонения на Долгорукова и Ев-
реинова как на либералов, Плеве не смог опереться на местное
дворянское общество, и оно, не исключая и наиболее ретро-
градно настроенных, даже подняло свой голос в защиту своих
ущемленных сочленов. Не кто иной, как граф В. Ф. Доррер, в это
время белгородский уездный предводитель дворянства, а вскоре
ставший губернским предводителем и в годы революции заняв-
ший видное место среди крайних правых, в связи с предложе-
нием Евреинову подать в отставку заявил протест на совеща-
нии предводителей, усмотрев в этом нарушение прав дворянства
на жалованной грамоте.99 В таком духе курское дворянство офи-
циально обратилось в Министерство внутренних дел. Приводи-
мые доводы «Плеве было очень трудно опровергнуть».100 Не по-
лагаясь на одну лишь силу бумаги, губернский предводитель
96 Там же.
97 Там же, л. 60.
98 Там же.
99 Отрывки из воспоминаний Д. Н. Любимова, с. 73.
100 Там же.
50
А. Д. Дурново сам ездил в Петербург и вместе с Евреиновым и
Долгоруковым хлопотал о снятии с них взысканий. Размеры
вызванного возбуждения становились Плеве еще яснее по мате-
риалам перлюстрации. Как отмечалось в годовом обзоре, все про-
исшествие «продолжало и в минувшем 1903 г. волновать кур-
скую дворянскую среду вообще и Суджанский уезд в частно-
сти».101 Вызванный действиями Плеве резонанс, по-видимому,
значительно превзошел его ожидания. Возможно, в какой-то мо-
мент он мог пожалеть о затеянном. Служивший в Министерстве
юстиции чиновником особых поручений при министре
кн. П. М. Волконский писал брату в конце января 1903 г., что
Плеве «смущен агитацией за Петрика Долгорукова, боится, пред-
лагает ему место губернатора в любой губернии, получил ответ,
что, пока не будет водворен на прежнем месте, не желает ни
о чем слышать. Евреинов был по этому поводу у Плеве и заявил
ему, что „мы своего добьемся, помимо Вас"».102 Точность этих
сведений не может считаться доказанной, но весь эпизод выявил
разногласия наверху. Многие в правительственных сферах, вспо-
минал Д. Н. Любимов, находили, что принятые Плеве меры,
«всех озлобляя, приносят более вреда, чем могли принести не-
приятные для правительства выступления».103 Верность этого
наблюдения демонстрируется отчасти и тем освещением, кото-
рое дал ставшим столь громкими событиям барон Будберг
в письме жене и еще более в письме матери. Как действия
Плеве, так и его шансы в начатой борьбе ему представлялись
весьма сомнительными. Сама же борьба в его понимании велась
не между либерализмом и самодержавием, а между бюрокра-
тией, нетерпимой ко всякой самостоятельности, и теми, кто этой
самостоятельности в самых скромных размерах добивался.
И, как показывало письмо, его симпатии не были на стороне бю-
рократии, тем более что он считал ее проигрыш лишь вопросом
времени. На эти размышления его навела встреча с Долгоруко-
вым, показавшимся ему «не очень умным» («pas tres intelli-
gent»), но зато представляющим настоящий тип земского дея-
теля, «которому, — высказывал он свой взгляд на общую тен-
денцию развития, — несомненно принадлежит будущее».104 Раз-
вернувшиеся события возвещали для Будберга начало борьбы
между не выходящим в своих действиях за рамки установлен-
ного порядка элементом и высшей бюрократией, которая, как он
понимал причину конфликта, «хочет изобразить его в качестве
подрывного, потому что он не желает подчиниться ее всемогу-
ществу», и, предсказывал он ее неудачу, «я был бы удивлен,
если бы в конечном счете верх одержала бюрократия».
Но в данном случае победа осталась за ней. Плеве одержал
101 ЦГИА СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 59.
102 Там же, л. 60.
103 Отрывки из воспоминаний Д. Н. Любимова, с. 81.
104 ЦГИА СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 60.
4*
51
верх над всеми противными течениями. Царь предоставил ему,
когда тот сочтет нужным, право ходатайствовать о помиловании
признанных все-таки виновными Долгорукова и Евреинова.
В этом, однако, усматривалось поражение не либерализма, как
хотел бы поставить дело Плеве, а поражение тех сил, которые
были втянуты в события уже после того, как они произошли,
в частности и дворянства, поскольку оно заступилось за под-
вергшихся каре. «Дело А. Д. Дурново провалилось», — так рас-
сматривал финал тяжбы председатель Курской земской управы
Н. В. Раевский, считая, что общие интересы охранителей по-
рядка понесли при этом тяжелый урон. «Я просто удручен этим
известием, — сокрушался он. — Как все это на руку всем стоя-
щим вне закона, с одной стороны, и как это тяжело подействует
на проповедников дворянства».105 И то обстоятельство, что до-
вольно широким кругом лиц, в сущности благонамеренно на-
строенных и занимавших более или менее видное положение
в обществе, проигравшей стороной воспринимался не либерализм,
а дворянство, обесценивало одержанную Плеве победу, по край-
ней мере делало ее цену чрезмерной. Выходило, что, целя в од-
них, он попадал в других и нанесенный им удар пришелся вовсе
не по тем, кому он предназначался, и теперь бумерангом бил по
самому Плеве. Терпела ущерб его линия опоры на дворянство,
которую он настойчиво проводил еще с середины, если не
раньше, 90-х гг., став одним из главных инициаторов созыва Со-
вещания по делам дворянства,106 и которую он тем более соби-
рался продолжить и широко развить, вступив на пост министра
внутренних дел. В. И. Гурко как один из его ближайших со-
трудников уверенно свидетельствует об этом замысле. Призна-
вая возможным, что Плеве, пробивая себе путь наверх, встал
на защиту интересов дворянства вначале из карьерных побуж-
дений, Гурко в дальнейшем объясняет взятый им курс общепо-
литическими соображениями. Он стал видеть «в землевладельче-
ском классе наиболее консервативный элемент и самую основу
страны (the very fabric of the country), находя его единственно
пригодным для управления государством».107 В такой оценке
роли дворянства Гурко усматривает даже некоторый просчет
Плеве — тот будто бы «не сознавал, что по самой природе вещей
дворянство обречено потерять если не всю свою силу, то по край-
ней мере часть ее и что рядом с ним растет другой класс, при-
обретающий все больший вес в общественном строе империи,
а именно промышленная буржуазия (industrial class)».108 Дело
было, конечно, не в одном непонимании, а в том, что Плеве был
105 Там же, л. 61.
106 Подробнее см.: Соловьев Ю. Б. Самодержавие и дворянство в конце
XIX века. Л., 1973, с. 237.
107 Gurko V. Т. Features and Figures of the Past. Government and Opi-
nion in the Reten of Nicholas IT. Stanford University Press, 1939, p. 203.
108 Ibid, p. 204.
52
охранителем старого порядка и самодержавия как его воплоще-
ния во всей неприкосновенности, он вел обдуманную политику
противодействия всему, что могло поколебать устои самодержа-
вия, противодействуя и тем силам, которые, полагал Гурко, вы-
текали из природы вещей, в частности утверждению нового, ка-
питалистического уклада.
Не разбираясь вполне в мотивах действий и взглядах Плеве,
видя недопонимание в том, что составляло сущность проводимой
им политики, Гурко, однако же, более надежен с фактической
стороны. Осведомленное лицо, он имел основание так передать
смысл намеченной Плеве стратегии: «Когда Плеве был назна-
чен министром внутренних дел, он надеялся приобрести под-
держку землевладельческого дворянства и, опираясь на нее, обе-
спечить и сохранить внутреннюю силу империи».109 Он писал
еще и о связанном с этим практическом расчете — замышляя
свалить своего главного врага Витте, Плеве хотел воспользо-
ваться враждебностью дворянства к проводимой Витте экономи-
ческой политике. Предпринятую в июле попытку столковаться
с Шиповым Гурко рассматривает в плане осуществления этого
замысла, как начало сближения с дворянством.
Широковещательным провозглашением инспирируемого
Плеве намерения власти обновить и упрочить свою связь с бли-
жайшей к себе средой сделались программные выступления
царя во время проведения курских маневров. Сразу по прибы-
тии в Курск 29 августа, обращаясь на вокзале к депутации дво-
рянства, он подчеркнул его значение первенствующего сословия.
Его роль распорядителя деревни удостоверялась словами о за-
креплении за дворянством руководства крестьянским управле-
нием. Подтверждалась вообще преемственность в этой области
политики теперешнего и предыдущего царствований. Дво-
рянство, постоянно жаловавшееся на недостаток внимания
к себе со стороны правительства, заботившегося будто бы только
о развитии промышленности, могло теперь считать свои сетова-
ния услышанными и надеяться на перемены, поскольку заявля-
лось, что «сельская жизнь требует особого попечения» и царю
известно, что «дворянское землевладение переживает тяжелое
время». Упоминались в этой связи и «неустройства в крестьян-
ском хозяйстве», но уже самой формулировкой они ставились
рангом ниже, а кроме того, сообщая о подготавливаемых в Ми-
нистерстве внутренних дел мероприятиях насчет крестьянства,
Николай прибавил и о предстоящем привлечении дворянства,
как и земства, в губернские комитеты, где будут обсуждаться
министерские проекты. Завершение речи было таково, что теперь
уж не должно было остаться никакой неясности относительно
твердо взятого продворянского курса. «Что же касается помест-
ного землевладения, которое составляет исконный оплот порядка
109 Ibid., р. 227.
53
и нравственной силы России, — заявлял в заключение Николай, —
то его укрепление будет моею непрестанною заботою».
«Эти слова так определенны, что всякие комментарии из-
лишни, — оценивал Гурко царское выступление. — Для земле-
владельцев они означали перемену в экономической политике»,
перенесение ее центра тяжести в сферу сельского хозяйства, до
того будто бы «предоставленного самому себе».110 И в ответе,
данном от лица дворянства губернским предводителем Дурново,
в свою очередь подтверждалось и скреплялось старинное един-
ство самодержавия и землевладельческого класса. Как призна-
ние соединявших их уз прозвучала фраза о том, что теперь «яс-
нее, чем когда-либо, выступает связь прошлого с настоящим,
последовательное, неизменное в целом, при кажущихся измене-
ниях в частностях попечение наших государей о судьбах дво-
рянского сословия».111 Реальный смысл имела также выражен-
ная готовность «служить верным проводником верховной воли
в народе» и выразителем «местных польз и нужд».
Естественно вытекало из этой политики демонстративного
единения с дворянством и служило ее необходимым дополне-
нием обращение царя через день к крестьянству в связи с мас-
совым разгромом дворянских имений весной 1902 г. Выразив
уверенность, что ничего подобного более не будет допущено, он
уже от своего имени повторил данное Александром III на коро-
нации приказание крестьянам слушаться дворян. Это заявление
о намерении выступить во всеоружии на защиту помещиков и
делалось, замечал Гурко, в расчете снискать их одобрение.112
В целом «высказывания царя в Курске поднималось до провоз-
глашения программы. Это провозглашение общество связывало
с назначением Плеве министром внутренних дел».113
Для дворянства, продолжавшего жить крепостническим про-
шлым, наступил момент торжества. На страницах «Гражда-
нина» как ликующий отклик появляется статья гр. Петра Ку-
тузова «Как хорошо!». «Да, — восклицал он, — именно хорошо
сделалось на душе» от только что произнесенных царем «вну-
шительно многозначащих слов», понимавшихся в их широком,
программном звучании, адресованных, как ясно сознавалось,
всему дворянству и земству.114 Автор не колебался расшифро-
вать вложенный в эти слова смысл. «Радуйтесь все настоящие
разумные и честные дворяне! — торжествующе возглашал он. —
...На стороне нашей стоит сам царь!». А тем из числа дворян,
кто действовал «в духе мещанско-бессословном и либерально-ан-
тидворянском», предлагалось без остатка покориться очевидной
царской воле, не упорствуя более «упрямо и ослепленно в том,
110 Ibid., р. 228.
111 Гражданин, 1902, 5 сентября, № 68, с. 13.
112 Gurko V. I. Features and Figures of the Past,.p. 228.
113 Ibid., p. 229.
114 Кутузов П. Как хорошо! Гражданин, 1902, 1 сентября, Кз 67, с, 2.
54
что безнадежно, бесцельно и абсолютно беспочвенно».115 И если,
по замечанию Гурко, «в начале своего управления Плеве таким
образом пытался завоевать поддержку и симпатии дворянства
и дружеское расположение земства», то его начинания, как
видно, не остались безответными. В частности, ему было обеспе-
чено содействие дворянской группировки, включавшей в ка-
честве ядра К. Ф. Головина и орловских помещиков Н. А. Хво-
стова, С. С. Бехтеева, А. А. Нарышкина, А. Д. Поленова и со-
ставлявшей «нечто вроде политического салона».116 По оценке
Гурко, «этот салон занимал главное место среди немногих поли-
тических салонов конца девятнадцатого и начала двадцатого
века». Он посещался и такими лицами, как гр. Гейден, А. В. Ев-
реинов, кн. П. Д. Долгоруков, а также видными представите-
лями бюрократического мира вроде П. X. Шванебаха.117 Кроме
того что в большей части эта группировка состояла из помещиков,
ее скрепляло общее отрицательное отношение к проводимой
Витте политике, и назначение Плеве министром внутренних дел
она приветствовала как признак предстоящего падения Витте.
Но она не только ожидала этого события, она деятельно стара-
лась ускорить его, и некоторые ее члены составили предназна-
ченную для Плеве записку с критикой министра финансов, по-
лучившую как будто бы применение в развернутой против Витте
борьбе. Во всяком случае, по сведениям Гурко, Плеве «весьма
сердечно принял тех, кто вручил ему записку, и имел с ними
долгую беседу».118
Наладившееся сотрудничество Плеве с представителями этого
направления в дальнейшем натолкнулось, однако, на препятст-
вия. Неблагоприятно повлиял на установившиеся отношения,
считает Гурко, инцидент с неутверждением Муханова. Располагая
подтвержденными Е. В. Богдановичем сведениями, он писал, что
инициатива в этом случае принадлежала царю, а Плеве дважды
пытался переубедить Николая, «доказывая, что такое решение
может оттолкнуть наиболее умеренные круги дворянства, кото-
рые до того были стойкой опорой государства».119 Но тот не
внял этому совету, а результат был таков, о котором ему го-
ворилось. Виновным же в глазах дворянства оказался Плеве.
Охлаждающе подействовала далее политика в отношении зем-
ства, в которой Гурко видел крупнейший промах Плеве и во-
обще наименее понятную сторону его деятельности, принимая во
внимание намерение Плеве заручиться поддержкой дворянства,
поскольку земства, полагал Гурко, были даже более дворянским
органом, чем сами дворянские собрания. Объяснял он это тем,
что, хотя последние держались более правого направления, на
115 Там же.
116 Gurko V. 1. Features and Figures of the Past..., p. 229.
117 Ibid., p. 232.
118 Ibid., p. 233.
119 Ibid., p. 234.
65
них присутствовали приписанные к тому или иному обществу и
более или менее посторонние местному дворянству представи-
тели бюрократии и военных, отчего интересы дворянства полу-
чали менее верное отражение, чем в земстве.120 Поэтому пресле-
дования, которым Плеве подверг земских деятелей, имели, по
мнению Гурко, тот эффект, что «вызвали недовольство среди
кругов поместного дворянства, которые в наименьшей степени
были в оппозиции к правительству».121 Это несомненно не могло
входить в намерения Плеве, и у него были основания усом-
ниться в правильности своей тактики. Возникал вопрос, надо ли
было идти напролом, как он это сделал, и превращать случай
в Судже, в особенности же выступление в Воронеже, в casus
belli или же лучше было следовать по пути, выбранному воро-
нежским губернатором и вполне одобренному губернским
предводителем дворянства Н. Шидловским. Не поднимая ника-
кого шума вокруг неудобного комитета, они имели в виду поти-
хоньку спустить все дело на тормозах. «Я руководствовался со-
ображениями,излагал в своем объяснении задуманный план
действий Слепцов, — что лучше сделать вид, что я не придаю
особого значения выходке помянутых господ, потому что немед-
ленная репрессия создала бы из этого событие политической
важности и, дав повод ко всяким пересудам и толкам, возвысила
бы их в глазах публики. Мне казалось, что правильнее, не за-
крывая Комиссии, дождаться передачи ее работы в Губернский
комитет, где я не допустил бы рассмотрения вопросов, не под-
лежащих обсуждению комитетов».122 Так он и поступил на засе-
дании Губернского комитета, но полностью предотвратить пре-
ний не смог, а лишь воспользовался столкновением сторонников
разработанной Комитетом программы с ее критиками, чтобы за-
крыть заседание и перенести его на январь 1903 г. Посланный
для расследования на место происшествия Н. А. Зиновьев, зная,
конечно, чего хочет от него Плеве, резко отрицательно отозвался
об использованной уловке «дать всем выговориться, что... будет
равносильно открытию клапана с целью предупреждения
взрыва».123 Между тем именно эта уловка спустя непродолжи-
тельное время выдвинулась на первый план в арсенале средств,
использованных самодержавием уже непосредственно в предре-
волюционную эпоху для предотвращения взрыва. Не сработала
она и тогда, как могла не сработать и в гораздо более тихую
пору, потому что если еще можно было заставить замолчать ли-
бералов и тем более либеральствующих помещиков, справедливо
не видя большой опасности в их излияниях, то нельзя былоод-
120 Ibid., р. 204.
121 Ibid., р. 242.
122 ЦГИА СССР, ф. 1282, оп. 2, д. 1005, Докладная записка П. А. Слеп-
цова В. К. Плеве от 25 октября 1902 г., л. 49.
123 Там же, Отчет Н. А. Зиновьева В. К. Плеве от 7 ноября 1902 г.,
л. 104 об.
56
ним молчанием справиться с грозными для самодержавия собы-
тиями в стране. И, глядя на развитие общей обстановки, на все
нарастающий напор революционных сил, Плеве опасался, что
малейшие послабления откроют простор для еще более бурных
проявлений недовольства, для организации уже неудержимого
наступления на самодержавие и одной хитростью, которую и он
всегда был непрочь употребить, бесшумно спустить дело на тор-
мозах не удастся, что положение гораздо серьезнее, чем кажется
проповедникам такой тактики.
Весь его принципиальный подход к происходящему и его
программа действий раскрылись в столкновении с Витте
в Крыму в октябре 1902 г., когда экспромтом подверглось об-
суждению общее направление всей внутренней политики и воп-
рос о том, допускать ли уступки или оказывать последователь-
ное и неослабное противодействие всем несогласным, видя в них
лишь поджигателей большого пожара, в котором сгорят и они
сами. Категорически заявив о коренной ошибочности преследо-
ваний, которым подверглись сельскохозяйственные комитеты
вследствие невозможности подавить грубой силой проявившееся
в их деятельности стремление верхушки общества приобщиться
к управлению страной, Витте как главную цель выдвинул уста-
новление согласия между властью и этой верхушкой.124 Он не
видел для правительства иного выхода, как пойти навстречу ее
желаниям и тем самым укрепить свое собственное положение,
приобретя опору в среде, пока что выказывавшей недовольство.
Витте говорил даже о возможности стать во главе движения,
с которым теперь велась борьба, чтобы легче было овладеть им.
В ответ Плеве наотрез отказался признать в чем-либо пра-
вильность рассуждений Витте и отверг их целиком и полностью.
Как и Витте, он отдавал себе отчет в серьезности выросшей пе-
ред самодержавием угрозы, в силе и глубине направленного
против этого государственного устройства движения. И сельско-
хозяйственные комитеты рассматривались им лишь как «удоб-
ная арена для его проявления», а вовсе не как его причина.
Разгромить его, одержать над ним решительную победу Плеве
не надеялся. Наоборот, он считался с тем, что само это движе-
ние потеснит власть и пошатнет весь существующий строй. Но
уступать ему он не собирался. «Очень может быть, что мы на-
кануне больших потрясений, которые поколеблют государство.
Все это я не отрицаю, — говорил он, делая отсюда выводы,
прямо противоположные тем, к которым пришел Витте. — Но
именно поэтому я и думаю, что мы не только можем, но и обя-
заны бороться с таким положением вещей. Если мы не в силах
изменить историческое движение событий, ведущих к колеба-
нию государства, то мы обязаны поставить ему преграды, дабы
124 Отрывки из воспоминаний Д. Н. Любимова, с. 82.
57
задержать его, а никак не плыть по течению, стараясь быть все-
гда впереди».125
Он тем более был убежден, что самодержавие располагает
еще достаточными ресурсами, чтобы успешно оборонять свои по-
зиции. «У нас до сих пор, слава богу, еще крепок в народе пре-
стиж царской власти, — доказывал он, — и есть у государя вер-
ная армия». Если самодержавие все еще было в состоянии пари-
ровать направленные против него угрозы, то у его теперешних
оппонентов сила отсутствовала и в конечном итоге их ждал пол-
ный провал. «Они никогда не смогут овладеть движением, —
уверенно предсказывал он. — Им не усидеть на местах уже по
одному тому, что они выдали так много векселей, что им придется
платить по ним и сразу идти на все уступки. Они, встав во
главе, очутятся силою вещей в хвосте движения. При этих усло-
виях они свалятся со всеми своими теориями и утопиями при
первой осаде власти».126
На этом основании исключались всякие уступки. Налицо
был отказ пойти даже на смягчение режима, хотя бы путем
ослабления его давящего и ставшего уже невыносимым бюро-
кратического гнета, вызывавшего сетования и в близкой к вла-
сти среде. Но Плеве видел в них нечто совсем другое, чем
стремление избавиться от произвола и всякого рода стеснений
и неудобств. То было не столько проявление имеющего под со-
бой какую-то почву недовольства, сколько «лозунг борьбы, при-
крывающий другую цель — разрушение самодержавия».127
Общий вывод сводился к тому, что самодержавие подверга-
ется настоящей осаде и должно оставаться во всеоружии, не да-
вая никакого оружия и никакой возможности им воспользо-
ваться своим противникам, а в них попадали все, кто высказы-
вал хотя бы критику или даже просто недовольство. Оставаться
во всеоружии — значило сохранять за собой всю верховную
власть безраздельно. Никто посторонний к ней не подпускался.
«... Всякая игра в конституцию должна быть в корне пресека-
ема»,— со всей бескомпромиссностью заявлял Плеве.128
Полагая своей главной задачей оставить все по-старому, за-
числяя скопом всех по тем или иным причинам расположенных
к переменам в противники режима, он соглашался лишь па то,
чтобы в случаях, которые сама власть сочтет подходящими, раз-
решить представителям местных интересов высказывать в пра-
вительственных органах свое мнение по тому или иному вопросу.
Отрезая всякий путь к реформам, Плеве не отказывался, од-
нако, поговорить и о них. Он даже признавал, что реформы не-
обходимы, что их придется проводить и власть должна будет за-
125 Там же.
126 Там же.
127 Там же. с. Я?,.
128 Там же.
58
пяться этим. Но что именно делать, как и когда, будет решать
она одна. «.. .Я убежден, что обновить Россию но плечу только
исторически сложившемуся у нас самодержавию»,129 — постули-
ровал он то, в чем ему хотелось убедить не одного Витте, но и
самые широкие круги, внушив им ложную надежду, что, если
только власти не будут мешать, она действительно способна со-
вершить обновление страны, без уточнения того, как будет вы-
глядеть это обновление. Разговоры на тему о реформах Плеве
считал полезными и нужными уже потому, что таким образом
рассчитывал ослабить тягу к реформам самых широких слоев,
оборачивавшуюся против власти, которая теперь как будто бы
и сама собиралась выступить в роли реформатора. Делая ставку
на такие уловки, на создание видимостей, которыми прикрыва-
лась прямо противоположная им действительность, занимаясь
в сущности политическим фокусничеством, Плеве не мог достичь
желаемого эффекта. Реформаторская маска, которую он силился
прикрепить самодержавию, никак не держалась на нем, слетая
при первом же проявлении его старой неизменной сущности,
как только власть бросалась в очередной раз сокрушить своих
настоящих или воображаемых противников или каменно вста-
вала на защиту уже совершенно нетерпимой архаики. Реальная
деятельность самого Плеве весьма способствовала исчезновению
иллюзий, которые он так старался насадить и поддержать.
И разросшийся в конце 1902 г. конфликт с частью общественной
верхушки показал, видимо, Плеве, что он переусердствовал
в своей реальной деятельности и нужно если не отходить назад,
то и не заходить дальше в развернутой им борьбе, а пока по
возможности убавить возникшее возбуждение и привести отно-
шения с дворянством в большую гармонию. С этой целью была,
по-видимому, устроена аудиенция воронежскому губернскому
предводителю Н. Шидловскому во второй половине января
1903 г. «Прием у царя ему был самый лучший», — сообщалось
в письме его близкой родственницы.130 Николай сразу заговорил
о воронежском деле и в ответ на оправдания Шидловского не
стал ему пенять, а велел устроить так, «чтобы этого не было».
«Враги мои — и ваши враги», —- пояснил он.
Однако если царь сумел произвести необходимое впечатле-
ние, то Плеве по-прежнему вызывал стойкую неприязнь. «А у
министра, — делалось противопоставление в том же письме, —
всюду государственные преступники, ссылки и отрешения от
должности. Провинция волнуется, делает обструкцию, не соби-
раются гласные, собрание декабрьское с трудом состоялось, и
теперь еще неизвестно, что будет. Университетские беспорядки
перешли в земские собрания, так как не в одной нашей, а во
многих других губерниях те же явления». В этом комментарии
129 Там же.
130 ЦГИА СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 62.
59
явственно слышится голос тох, кто никак по предполагал, что
их невинные для них самих речи будут приняты так серьезно,
и теперь они были чрезвычайно удивлены, даже обескуражены,
совершенно неожиданно для себя оказавшись в роли «государ-
ственных преступников», и относили это целиком на счет Плеве.
Бывшим в претензии на него не могло быть известно, что его
действия не только санкционировались, но и постоянно стиму-
лировались царем. О линии, которую тот наметил, находя
в Плеве лучшее орудие для осуществления поставленной цели,
говорят его письма кн. В. П. Мещерскому в начале апреля, на-
писанные сразу после убийства Сипягина. Снова занявший
в 1902 г. свое место у трона царский советник, очевидно, выдви-
нул на пост министра кандидатуру Плеве. «Спасибо, любезный
друг, я также сейчас же подумал о Плеве, а затем о Бобри-
кове, — отвечал ему Николай 2 апреля, объясняя тут же, ка-
кого курса он собирается придерживаться. — Теперь нужна не
только твердость, а и крутость, и поверьте, она явилась в моей
душе. Завет моего дорогого Сипягина всецело во мне».131 Дав
Плеве по назначении его министром наставления в этом духе,
царь пишет Мещерскому 5 апреля: «Своим разговором с Плеве
я очень доволен. Он смотрит на предстоящее дело правильно,
спокойно и ясно. „Все по-прежнему, — сказал я ему, — как было
при Сипягине“».132 В самом начале своего министерствования
Плеве получил от Николая конкретные указания, за что сле-
дует взяться прежде всего. Первой на линию огня выводилась
печать. «Вообще на печать надо будет обратить самое строгое
внимание, — приказывалось Плеве 7 апреля. — Она у нас за
последние годы сильно распустилась, в особенности в провин-
ции. При следующем вашем докладе мы поговорим по поводу
упорядочения нашей печати и о более строгой ответственности
вице-губернаторов в качестве цензоров».133 И в дальнейшем Ни-
колай держал Плеве под своим неослабным руководством и,
возможно, побуждал его заходить в преследованиях дальше,
чем тот считал целесообразным, как произошло, по сведениям
Гурко, в случае с Мухановым. Это нашло подтверждение и со
стороны Е. В. Богдановича, который, антагонистически противо-
поставляя царю в 1905 г. Плеве и Святополк-Мирского, превоз-
носил первого и за то, что им была взята на себя ответствен-
ность за неутверждение Муханова, точно так же как два года
спустя за неутверждение Шипова. «...Никому не было изве-
стно, что неутверждение того же Муханова в должности черни-
говского губернского предводителя и Шипова в должности пред-
седателя Московской губ. зем. упр. последовало по воле Вашего
131 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 2 апреля 1902 г. — Oxford Sla-
vonic Papers, 1962, vol. X, p. 130.
132 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 5 апреля 1902 г. — Ibid.
133 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 950, Николай II — В. К. Плеве 7 апреля
1902 г., л. 17—17 об.
60
величества, все приписывали эти распоряжения исключительно
тогдашнему министру внутренних дел», — напоминал Богдано-
вич Николаю в секретном письме о подноготной действий
Плеве.134 Вряд ли он мог писать об этом как о несомненном
факте, если бы этих известных царю обстоятельств не сущест-
вовало.
Постоянно направляя деятельность Плеве, Николай не ста-
рался, как видно, афишировать этого, и Плеве выглядел иници-
атором мер, которые вызвали чрезмерное даже с точки зрения
власти возбуждение. И судя по приему, устроенному Н. Шид
ловскому, теперь хотели сгладить острые углы. Это намерение
нашло отражение непосредственно в действиях Плеве. Он избе-
гает проводить новые лобовые атаки. Совершается переход
к тактике «позиционной войны» в борьбе с либеральствующими
элементами.135 Одновременно Плеве приступает к осуществле-
нию широкого обходного маневра. Он намечает подчинить зем-
ство, вовлекая его в орбиту правительственного влияния, давая
ему прикоснуться к власти, пройти и посидеть в правительст-
венных канцеляриях с тем, чтобы уйти оттуда немедленно по
миновании надобности. С января 1903 г. вводится неновая сама
по себе практика приглашения сведущих лиц, которые теперь
сплошь принадлежат к земско-дворянской среде и намеренно
принимаются в роли ее полномочных представителей. С ними
как с ее парламентерами и проводятся разнообразные совеща-
ния в Министерстве внутренних дел. Приезжих стараются при-
нять наилучшим образом. Им дают порассуждать, проявляют
готовность считаться с их мнениями, могут и похвалить. Взамен
требуется отказ от каких-либо политических поползновений.
Предполагается согласие партнеров быть не более чем послуш-
ными гостями в правительственном здании, готовыми покинуть
его по первому же знаку, оставляя в нем власть полной и безраз-
дельной хозяйкой. Этот тон был взят сразу же в январе, когда
представителей земств позвали участвовать в составлении но-
вого ветеринарного закона. От московского земства в Петербург
отправился М. В. Челноков. С ним и другими земскими деяте-
лями Плеве держал себя подчеркнуто любезно. Трое — Челно-
ков и, кроме того, председатели Курской и Харьковской губерн-
ских управ — были затем оставлены для редактирования закона.
Ведший с ними дело Зиновьев не скупился на посулы. На при-
мере частного случая давали знать, каковы теперь будут общая
норма, общий подход, состоявшие в том, что отныне в устрой-
стве местных дел земства будут избавлены от стеснений. Чел-
ноков писал Шипову о том, что, по словам Зиновьева, все ин-
струкции и правила Министерства будут изданы в самой общей
134 Там же, ф. 543, on. 1, д. 588, Е. В. Богданович — Николаю II 1 фев-
раля 1905 г., л. 6 об.
135 Симонова М. С. Земско-либеральная фронда.., с. 183.
61
форме «с предоставлением местным учреждениям полной само-
стоятельности».136 Высказывались и комплименты. Зиновьев
говорил о том, как он и Плеве «были поражены корректностью
и деловитостью земцев». Министр вел уже совершенно непри-
вычные для земского слуха разговоры. Целый час он беседовал
с Н. В. Раевским, повторив ему то же, что и председателю Харь-
ковской управы. «У нас теперь очень заняты вопросом о расши-
рении деятельности земств, об увеличении его средств, — толко-
вал он. — О последних при двухмиллиардном бюджете с сто-
миллионными остатками не может быть речи: они должны
быть!»137 Давая такие авансы — за счет Витте, — Плеве, од-
нако же, сразу назначал им цену. Открывая доступ ко всем вы-
ставленным благам, он выдвигал два условия.
Первым было принятие обязательства оставаться в узком
кругу местного благоустройства, хозяйничая в уезде или губер-
нии вне связи с общими условиями жизни и оставляя всю эту
область целиком за верховной властью. «Вот демаркационная
линия (проводит линию по столу), — рассказывал о том, как
вел Плеве беседу, Раевский, — с одного бока самодержавие,
а с другого — самоуправление. Сумеют ли земцы удержаться от
искушения переступить эту линию?»138 Второй вопрос заклю-
чался в том, найдется ли у земства потребный, т. е. благонадеж-
ный с точки зрения власти, персонал для проведения программ
несравненно большего масштаба, чем раньше. Но это уже де-
таль, а главным для Плеве было создать у своих собеседников
впечатление, что перед земством раскрываются дотоле небыва-
лые перспективы, что власть готова идти с ним рука об руку.
«Теперь мы будем часто тревожить земцев в Петербург, — на-
гнетал соблазны Плеве. — Если это представляет затруднения
с материальной стороны для земств или для вас лично, прошу
не стесняться: средства Государственного казначейства к вашим
услугам». И уже на февраль намечалось новое совещание по
продовольственному делу, во время которого он имел в виду
устраивать у себя дома встречи с земскими деятелями и там
в непринужденной обстановке вести с ними обсуждение «самых
важных вопросов».139 При соблюдении, конечно, первого выстав-
ленного им условия и полной неприкосновенности проведенной
им демаркационной линии. Одним словом, в борьбе с земско-
дворянской оппозицией акцент теперь делался на подкуп, скорее
даже на уловки, поскольку и на местах власть вовсе не соби-
ралась тесниться, а совсем напротив, и там замышляла укрепить
свои позиции. Главной заботой было — допуская небольшие
перемены, а еще больше ведя разговоры о переменах, создать
видимость больших перемен и таким образом угомонить недо-
136 ЦГИА СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 4 об.
137 Там же, л. 41.
138 Там же.
139 Там же.
62
вольных. Земская зубатовщина пускалась на полный ход. Иные
современники воспринимали связанное с именем Зубатова на-
правление как что-то новое, тогда как оно было вполне в духе ста-
рых традиций. Самодержавие всегда стремилось окружить ил-
люзиями практику своих действий и свою реальную сущность.
В зубатовской методике этот далеко не новый прием многократно
усиливался, становился похожим на азартную игру, переходя
уже в прямую авантюру. Власть выдавала крупные векселя,
которые она не только не могла, но и не собиралась оплачивать.
Возбуждая надежды, рассчитывая отвлечь ими от борьбы про-
тив себя, она поступала в очевидном противоречии с ними, сама
себя уличала в недобросовестности и опровергала на каждом
шагу. Обстановка все обостряющегося кризиса заставляла са-
модержавие маневрировать, но маневрирование, без которого
уже нельзя было обойтись, сразу выражалось в грубом обмане
и подрывало позиции пускавшейся на него власти.
Заигрывание с земством становилось грубым обманом рядом
с усиленно двинутой Плеве реформой губернского управления,
делавшей губернатора полновластным хозяином в губернии, чем-
то вроде вице-короля, подотчетными которому становились не
только все местные органы управления, к какому бы министер-
ству и ведомству они ни принадлежали, но и то же самое зем-
ство. Здесь действительно замышлялся целый переворот. .
Свой план Плеве изложил царю в особом докладе от 2 ок-
тября 1902 г., поданном Николаю в Ялте 23 октября.140
В конечном итоге план так и не был приведен в исполнение,
а после смерти Плеве вообще надолго отложен. Но и его воз-
никновение, и проявившееся в нем с такой силой стремление
подмять всех и вся как нельзя лучше продемонстрировали, что
было на уме у губернской администрации и в каком направле-
нии собирался вести дело Плеве в то самое время, когда он хо-
тел создать впечатление, будто правительство не только на-
строено больше считаться с местным самоуправлением, но и
имеет в виду приступить с его представителями к обсуждению
«самых важных вопросов». Пока же под аккомпанемент этих
широковещательных деклараций на губернию надевалась смири-
тельная рубашка. И как бы ни был обходителен Плеве с теми,
против кого вооружали губернскую власть, готовящийся натиск
не мог остаться незамеченным. Слова и дела министра резко
контрастировали, и хотя земские деятели с охотой откликались
на приходившие из Петербурга приглашения позаседать и были
до такой степени расположены к сотрудничеству с властью, что
удостаивались одобрения и похвал своих хозяев, все-таки они не
могли не почувствовать, что с ними ведут лишь игру.141 Плеве
но ПГАОР, ф. 601. on. 1, д. 2351.
141 Шипов Д. И. Воспоминания и думы о пережитом, с, 207* Т1ГТТА
СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 41.
63
продолжал, однако, неуклонно вести выбранную линию, хотя по
материалам перлюстрации он был осведомлен о вызываемой
реакции. Он, видимо, полагал, что в его силах будет сломить
это пассивное сопротивление, постепенно приучая земских дея-
телей к роли министерских консультантов, — расчет основатель-
ный, потому что между помещичьим земством и центральной
властью не существовало никаких непреодолимых разногласий
и при готовности земства держаться в указанных ему границах
и следовать в кильватере самодержавия новое «тяжелое воору-
жение» губернаторов могло бы остаться без употребления, со-
храняясь больше для острастки. Вызовы земских представите-
лей в Петербург приняли регулярный характер. В марте 9 пред-
ставителей губернских управ и 5 губернских предводителей
дворянства участвовали в организованном Министерством
внутренних дел совещании по продовольственному вопросу.142
В апреле 23 представителя губернских земств уже по уполно-
мочию управ заседали в совещании, собранном страховым ко-
митетом Министерства.
Власть непрочь была создать у своих партнеров впечатле-
ние, что их действительно принимают всерьез, что их мнения
имеют для нее вес и она даже может спрашивать советов, как
ей следует поступать, по крайней мере будет готова их выслу-
шать, с тем, конечно, чтобы инициатива открытия диалога це-
ликом находилась в ее руках и ей не подавались бы непрошен-
ные советы да еще от каких-либо объединений.
Плеве шел на заигрывание с земскими деятелями, но пи
о чем более серьезном для него не могло быть и речи. Он нахо-
дил вполне достаточным слегка помазать партнерам по губам,
возбудить некоторые несбыточные иллюзии, настраивающие на
умиротворенный лад, а самому делать нужное дело, и какого-то
успеха он в этом достиг. Но паутина, которую он плел и в кото-
рую попадались и попались бы его и так нестрашные оппоненты,
не могла выдержать напора тех громадных сил, которые все более
выдвигались на авансцену политической жизни и во все боль-
шей степени определяли весь ее настрой, накаляли общую об-
становку в стране. Они перечеркнули и кое-как налажива-
ющееся сотрудничество власти и земско-дворянской оппозиции.
Отречься вовсе от политической деятельности, пойти на поводу
у Плеве при все более обостряющемся кризисе оказалось для
нее невозможным, как оказалось невозможным для самодержа-
вия пойти на малейшие реформы после всех деклараций, что
власть уже совсем приготовилась к ним приступить. А между
тем 1903 год представлял одно доказательство за другим, что
положение напряжено до крайности. Летом Юг потрясают до-
толе небывалые забастовки. Рабочее движение сразу поднима-
142 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 216.
64
ется на новую ступень. Волнуется деревня. Массовость и боевое
настроение возникающих в разных сферах жизни движений
указывали на то, что не одиночки и даже не группы выступают
против самодержавия, что на борьбу с ним поднимается вся
страна, что идет быстрое формирование многомиллионной армии
врагов существующего порядка. Все это подгоняет оппозицию,
заставляет ее торопить власть с реформами и делает несговор-
чивость режима все опаснее, а его продолжающиеся наскоки на
всех позволяющих себе критику еще болезненнее. Реформы все
более осознаются правым, в основном дворянским, крылом оппо-
зиции, уже вышедшей за рамки земского движения, как антитеза
и единственный способ избежания явно назревших коренных
перемен. И когда Шипов активизировал в 1903 г. свои попытки
согласованными усилиями земства подтолкнуть самодержавие
к изменению курса, то целью его было «удержание ближайшего
будущего страны в русле государственной жизни, указываемом
ее историей». Он «считал своим долгом всеми силами и доступ-
ными мерами противодействовать конституционным течениям», и
он «не терял надежды, что государственная власть под влиянием
доброжелательного и корректного воздействия земской среды пой-
мет ошибочность избранного ею пути».143
Однако эти настояния лишь послужили к увеличению рас-
хождения власти и ее оппонирующих союзников, и власть все
более укрепляется во взгляде на политические реформы как на
капитуляцию. Выход из сознаваемого и в правительственных
сферах трудного положения ищется в привычном — в усилении
репрессий — под них подпадают и представители самых умерен-
ных течений наподобие шпповского, и, с другой стороны, — и
в этом отличительная особенность наступающей эпохи — в раз-
ного рода манипуляциях и даже уже в прямом фокусничестве.
Во всем держась старого, самодержавие чувствует, однако, свои
позиции все менее прочными и начинает усиленно изворачи-
ваться. И если одних намереваются скрутить, то других хотят
сбить с толку. Сочетание этих двух начал получило отражение
в первые месяцы 1903 г. в отношениях с земской оппозицией,
а еще раньше уже в виде основополагающего принципа всей
внутренней политики оно было торжественно провозглашено
Манифестом 26 февраля.144
При неоднократно повторяемом обете блюсти «устои» и следо-
вать по пути Александра III возбуждались надежды на скорое
облегчение условий жизни. Наряду с осуждением «смуты» дава-
лось обязательство «незамедлительно удовлетворить назревшим
нуждам государственным», содействовать «упрочению народного
143 Там же, с. 214.
144 Более подробно об этом замысле и его осуществлении см.:
Соловьев Ю. Б. К истории Манифеста 26 февраля 1903 г. — В кн.: Вспо-
могательные исторические дисциплины. XI. Л., 1979, с. 192—205.
5 Ю. Б. Соловьев
65
хозяйства» при выделении поместного дворянства и крестьянства
как двух основных объектов заботы.145
Уже сейчас объявлялось о решенной отмене круговой поруки.
И в целом в положении крестьянства должны были произойти
перемены. Разработка же их намечалась при участии на местах
«достойнейших людей», выступающих в качестве представителей
общества. И вообще местным силам предоставлялся больший
простор, для чего проектировалось преобразовать губернское и
уездное управление.
Придумавшие этот ход ожидали от него чрезвычайного эф-
фекта. Предполагалось, что на всю Россию сказанным царским
словом разом удастся заглушить всякое недовольство, что Мани-
фест примут за начало чего-то совсем нового, тогда как на самом
деле все будет оставлено по-старому и старое будет даже уси-
лено. Но какие бы ни строились расчеты, появление этого акта
служило признаком того, что самодержавие было вынуждено
маневрировать, что у него нет былой уверенности в своих силах и
надежности репрессий. «Самодержавие колеблется»,146 — так оце-
нивал Ленин смысл объявленной властью решимости и дальше
неуклонно охранять устои и ею же подаваемых надежд на
какие-то перемены, на будто бы предстоящее вскоре изменение
всей жизни к лучшему.
Однако пущенный с высоты престола мыльный пузырь, ко-
торым хотели увлечь страну, заставить ее забыть при виде его
все досаждавшие невзгоды и беды, отказаться от борьбы за сво-
боду, тут же лопнул.
Манифест лишь слегка взбудоражил правый помещичий
фланг либерального движения, служа главным образом свиде-
тельством влияния Мещерского. Проводимая им линия в целом
ряде пунктов пересекается с официальной линией правительства,
его программа прямо соприкасается с правительственной про-
граммой. Он деятельно помогает Плеве тянуть Россию назад,
чинить и реставрировать наложенные на нее оковы. А Плеве и
через царя, и непосредственно в общении с Мещерским воспри-
нимает его советы и предложения. Заметна возрастающая согла-
сованность действий обоих, не исключавшая, однако, разногла-
сий, которые с середины 1903 г. все более и более дают себя
знать. По на протяжении 1902 г. с переходом и в 1903 г. их
объединяют общие заботы — укрепление власти во все более
ухудшающейся для нее обстановке и утверждение всего строя
крестьянской обособленности, равнозначное сохранению всей его
неполноправности и приниженности. Они дают одинаковые от-
веты на важнейшие вопросы, задаваемые современностью. В не-
которых случаях первенство, по-видимому, принадлежало Мещер-
скому, и Плеве тогда играл роль компаньона в осуществлении
145 Правительственный вестник, 1903, 27 февраля, № 46, с. J.
146 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 7, с. 123—128,
6<5
совместного начинания. Так, вероятно, обстояло дело с реформой
местного управления, предложенной царю в октябре 1902 г. Го-
раздо раньше мысль о ней была подана Плеве Мещерским. А сам
он пришел к ней после объезда летом 1902 г. девяти централь-
ных и приволжских губерний. Предпринятая после многолетнего
перерыва поездка но стране была достаточно знаменательной.
Она служила признаком острой тревоги, которую испытывали
верхи в связи с последними событиями. После крестьянских
выступлений весной Мещерский решил сняться с места и соб-
ственными глазами увидеть, что делается в России, чего следует
ждать в ближайшем будущем. Медлить не приходилось. «Мне
казалось, когда я уезжал, что я еду в какую-то страну, обре-
ченную петербургской болтовней на скорую гибель от всех про-
снувшихся и ополчившихся на нее стихий разрушения, —
живописал он драматическую атмосферу своего отъезда в двад-
цатых числах июня, — мне казалось, что я услышу вопли и крики
негодующей ненависти, стоны гибнущих, рати междоусобной
войны и море безутешных слез и неутешных скорбей».147
Особый интерес устроенной рекогносцировке придавало то
обстоятельство, что она совершалась с ведома и одобрения царя.
И хотя поездку задумал сам Мещерский, путешествовал он
в роли негласного царского посланца. «Очень одобряю мысль,
чтобы ты поехал по России в течение лета, — санкционировал
Николай 26 мая представленный ему план, — и чтобы непре-
менно мне писал о виденном и слышанном».148
Разъезжая четыре недели по стране, Мещерский во исполне-
ние данного ему поручения слал царю регулярные реляции,
а по возвращении подытожил своп впечатления в особом отчете.
Труд не пропал даром — князь заработал царскую благодар-
ность. «Искреннее спасибо тебе за последнее письмо и резюме
поездки. Нашел, как и всегда, много верных мыслей, которые
я разделяю», — подтверждал Николай единство взглядов со
своим партнером по «тайному и оборонительному союзу».149
В фонде царя эти донесения Мещерского не сохранились, однако
в «Гражданине» печатались дневниковые описания поездки.
Их общий тон — в Петербурге очень преувеличивают драматизм
обстановки. До взрыва еще далеко, да и неизвестно, произой-
дет ли он. Он не отрицал вовсе существования опасности, но
кризисность положения он подавал как плод измышлений пе-
147 Дневник 23 июля. — Гражданин, 1902, 25 июля, № 56, с. 17.
148 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 26 мая 1902 г. — Oxford Sla-
vonic Papers, 1962, vol. X, p. 132.
149 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 8 августа 1902 г. — Ibid.,
р. 133. — Как быстро стало известно приближение царем Мещерского, так
и в этом случае тайна сохранялась недолго. «Нелепый слух о том, что
Мещерский послан будто бы объехать Россию, опросить дворян, осмотреть
все и вся и представить царю свое мнение... подтверждается. Все же
не хочется верить!!!» — записывал у себя в дневнике Киреев 8 июля
1902 г. (РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, л. 155).
5*
61
репуганного Петербурга, что давало ему повод для новых напа-
док на высшую бюрократию.
При ближайшем рассмотрении всего происходящего в районе
поездки он решил, что участие дворянства в либеральном движе-
нии не должно внушать тревоги, так как помещики, хотя бы
иные и заговорили на либеральный манер, как были, так и
оставались оплотом старого порядка.150
Но, конечно, не ради либеральствующего дворянства пустился
в долгий путь Мещерский. Подняло его в дорогу стремление
измерить величину опасности со стороны крестьянства. По озна-
комлении с состоянием дел па месте он ополчился на тех, кто
считал положение катастрофическим, но все же и в помещаемых
в «Гражданине» корреспонденциях оно вырисовывалось как
очень серьезное. Уже в том, как говорил Мещерский о крестьян-
стве, чувствовалась его скрытая боязнь перед теми, от кого го-
дами ожидался приход нового Пугачева. Подразумеваемый вывод
сводился к тому, что нужно вооружаться всем возможным ору-
жием и перейти в наступление на крестьянство, загнать его пока
не поздно в какое-то новое подобие крепостничества, отняв
у него всякую возможность высвободиться из нового плена. И де-
лать это поскорее, потому что все крестьянство настроено самым
решительным образом. «. . .Стоит только поговорить с первым
встречным крестьянином, безразлично какой местности, чтобы
убедиться, насколько стремление к помещичьей земле стало
нервным состоянием крестьянского сословия», — выяснялась на-
каленность и уже прямая взрывоопасность создавшейся обста-
новки.151
Но если перед публикой Мещерский еще бодрился и даже,
упрекая высшую бюрократию в паникерстве, писал, что вернулся
в Петербург «с облегченной душой», то с глазу на глаз с царем
он, видимо, изобразил положение в гораздо более мрачных тонах.
Это позволяет предположить его письмо к Плеве по поводу
поездки, в котором открывшаяся опасность подавалась уже
в весьма грозном виде и предлагалось, не теряя времени, при-
ступить к реформе местного управления с тем, чтобы снабдить
губернатора всеми средствами борьбы с массовыми движениями.152
Все вместе дает известное основание предположить, что ок-
тябрьский доклад Плеве о реформе местного управления был
обязан своим происхождением этому письму Мещерского.
И кому бы пи принадлежал здесь приоритет, позиции обоих
сомкнулись и в крестьянском вопросе. После весны 1902 г. и тот,
и другой придавали ему значение главной проблемы всей внут-
ренней политики. Основной целью их усилий было сохранение
150 Дневник 9 июля. — Гражданин, 1902, 18 июля, № 54, с. 16.
151 Дневник 28 июля. — Там же, 1 августа, № 58, с. 20.
152 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 361, кн. В. П. Мещерский — В. К. Плеве,
б/д. л. 1. — Установление авторства принадлежит нам.
68
всего существующего в деревне уклада. Крестьянство и дальше
должно было оставаться в подчиненном положении. Находясь
в 1902 г. в зените своего влияния, Мещерский именно в этом
духе старался наставить царя, встречая с его стороны поддержку
и одобрение своих проповедей. Он получил от Николая благодар-
ность в августе за информацию о том, что делается в стране.
Оценка состояния и настроений крестьянства занимала тогда
основное место в его сообщениях. И в дальнейшем, пользуясь
снова открывшейся ему возможностью воздействовать непосред-
ственно на власть, он постоянно стремился играть главенствую-
щую роль при определении политики в крестьянском вопросе, не
давая ей отклониться от курса, намечаемого твердолобой кре-
постнической реакцией.
Для утверждения царя в нужном направлении он задумывает
в конце года представить ему подробное обоснование своих
взглядов в этой области, что-то вроде исповедания веры. «Весьма
одобряю мысль о составлении для меня записки о крестьянском
вопросе», — писал ему в ответ Николай 21 декабря 1902 г.153
При столь очевидных знаках благоволения Мещерский сочи-
нил для царя настоящее руководство по крестьянской проблеме,
своеобразную «энциклопедию», занимавшую свыше 40 страниц
машинописного текста, в которой было написано обо всем уже
сделанном в отношении крестьянства и о том, что нужно сделать,
с точки зрения представителя еще дореформенного дворянства.
От его собственно имени реформе 1861 г. и в особенности всей
последовавшей после нее политике за четверть века высказы-
валось решительное осуждение. Действия правительства изобра-
жались одной непрерывной цепью ошибок, вытекавших из того,
что рассматривалось уже его виной. После отмены крепостного
права оно будто бы только и делало, что потворствовало кресть-
янству, вместо того чтобы наложить на него узду покрепче в виде
«строгой и постоянной власти». И по вине лиц, стоявших во
главе правительства, устои старого деревенского быта были по-
колеблены, деревня от этого пришла в упадок, а интересам дво-
рянства был нанесен тяжкий урон. Оно вообще стало, уверял
Мещерский царя, жертвой «тенденциозной политики».
Единственно за счет якобы допущенного ослабления власти и
введения после реформы каких-то новых начал в жизнь деревни
относил Мещерский и переживаемые крестьянским хозяйством
затруднения.
Таким образом, куда бы Мещерский ни обращал свой взор,
о чем бы он ни говорил Николаю, в записке доказывалось, что
все сделанное до сих пор служило на пользу крестьянству, по
крайней мере развитию в нем непослушания, все вместе было для
крестьян той «благодарною почвою, на которой стремления к при-
153 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 21 декабря 1902 г. — Oxford
Slavonic Papers, 1962, vol. X, p. 135.
69
обретению земли во что бьт то пи стало и какими бы то ни было
способами должны были развиться до бесконечности».154
Таковы были содержание и тон трактата, в котором мимохо-
дом говорилось и о том, что же все-таки делать ввиду «упадка
крестьянского быта».
Каким жалким багажом располагал Мещерский в этой об-
ласти, видно уже из того, что первым пунктом среди мер, дол-
женствовавших вывести крестьянство на путь преуспеяния, зна-
чилось невразумительное «разделение крестьянских домов в про-
тивопожарном отношении». Вторым пунктом шло «улучшение
условий страхования имущества для крестьян». Стояли там и
туманные «облегчения условий приобретения домашнего скота
и орудий земледелия», и «устройство на правильных основаниях
местных кустарных промыслов». Несколько более определенный
смысл заключался в рекомендуемом «облегчении условий вы-
хода крестьян из общины» наряду с «разработкой улучшенных
условий крестьянского переселения». Но главным оставалось все
то же — усиление власти над крестьянами, упрочение их обособ-
ленности. Здесь Мещерский снова выставлял свою излюбленную
идею — отдать крестьянство целиком на усмотрение земских на-
чальников, действующих под руководством губернаторов, а Пе-
тербург при этом отодвигался куда-то в сторону, за ним остава-
лись лишь самые общие указания.155
От начала и до конца, каждым словом записка убеждала, что
крепостничество не только не собирается сходить со сцены, но и
полно боевого задора, чувствует себя в неубывающей силе. Вся
она была проникнута реакционностью, позволявшей и в начале
XX в. мечтать как о чем-то реальном о реставрации чуть ли не
дореформенных порядков, по меныпей мере превозносить их как
утраченный идеал. Лозунгом по-прежнему было — назад, к ни-
колаевскому царствованию. Вниманию царя предлагалась це-
лостная концепция, отвергавшая все перемены после отмены
крепостного права, повлекшей упадок и в хозяйстве деревни, и
во всем строе крестьянской жизни. Новое — враждебно, внушал
Мещерский царю. Новому нельзя уступать ни шагу. Наоборот,
нужно теснить его, насколько хватит сил.
Эти поучения находили у царя созвучный отклик.156 Они были
в унисон с линией, проводимой Плеве. И он рассматривал суще-
154 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 501, Записка кн. В. П. Мещерского Нико-
лаю II по крестьянскому вопросу, б/д, л. 30. — Установление авторства
принадлежит нам.
155 Там же, л. 32 об., 33.
156 О том, что в крестьянском деле Николай поступает по советам
Мещерского, было известно (Красный архив, 1923, т. 2, Дневник А. Н. Ку-
ропаткина, запись 16 февраля 1903 г., с. 31). О результативности вмеша-
тельства Мещерского свидетельствует и письмо Николая от 8 августа
1902 г. «Спасибо за предупреждение в вопросе круговой поруки», — гово-
рилось в нем (см.: Николай II — Мещерскому 8 августа 1902 г. — Oxford
Slavonic Papers, 1962, vol. X, p. 134).
70
ствующий деревенский уклад как фундамент всего государствен-
ного здания. В этом смысле дворянская реакция имела в нем
стойкого и надежного союзника. Пока Плеве стоял у кормила
правления, можно было быть уверенным, что крестьянству не
дадут распрямиться и уж во всяком случае все будет сделано,
чтобы не допустить этого. Действительно, в 1903 г. в Министер-
стве внутренних дел под руководством Л. С. Стишинского велась
усиленная работа по пересмотру крестьянского законодательства.
В октябре был готов проект нового положения, но еще до этого
его основные моменты были санкционированы Манифестом
26 февраля. Им торжественно провозглашалась незыблемость
старых начал неприкосновенности общинного строя, обособлен-
ности крестьянства и неотчуждаемости надельных земель —
трех китов, на которых держалась вся пореформенная аграрная
политика самодержавия, горячо поддерживаемая наиболее реак-
ционной частью дворянства. Утверждался курс на сохранение
общины, несмотря на содержавшуюся в Манифесте оговорку
о предоставлении отдельным крестьянам возможности выхода из
нее, и октябрьский проект был его новым подтверждением. Дело
не менялось от того, что там были рассуждения о необходимости
больше считаться с зажиточной крестьянской прослойкой.157
Но в диссонанс с этим сословная обособленность крестьянства
еще более усугублялась, и в области права, суда и управления
оно ставилось в еще худшее положение, чем прежде. Истинный
смысл составленного Редакционной комиссией проекта, сколько
бы в нем пи говорилось об изменениях, происходивших в крестьян-
ской жизни, и как бы ни старались авторы представить его как
ответ на эти перемены, затемнить было нельзя. Точную и вместе
с тем выразительную оценку ему дал член правительства, ми-
нистр юстиции Н. В. Муравьев, находя, что составители перешли
все границы допустимого, тем более при сложившейся в стране
напряженной обстановке. «Новый закон имеет целью оконча-
тельно закрепостить крестьян, окончательно отдалить и уединить
их от прочих сословий. Их хотят низринуть в бездну. У них бу-
дут свои власти, свой суд, свои законы. При отдаче проекта на
суд общества поднялся бы крик негодования», — говорил он, об-
суждая дело с А. Н. Куропаткиным.158
Все более укоренялась практика — вести разговоры о рефор-
мах и переменах во избежание реформ и перемен. Под их при-
крытием поддерживалось и укреплялось давным давно отжившее.
На него-то и делалась главная ставка Плеве и совсем уже старо-
режимным дворянством, громко и решительно заявлявшим свои
требования устами Мещерского, Хвостова и нескольких других,
на первый взгляд не столь уж многочисленных. Но тем не менее
157 Симонова М. С. Политика царизма в крестьянском вопросе нака-
нуне революции 1905—1907 гг. — Ист. зап., 1965, т. 75, с. 217—218.
158 Дневник А. Н. Куропаткина: — Красный архив, 1923. т. 2. запись
13 ноября 1903 г., с. 84;
71
дела вершились в основном в соответствии с их побуждениями
и рекомендациями. А большинство, будь то в правительственных
сферах и тем более вне их, оппортунистически хлопотавшее
о приспособлении к буржуазному развитию страны, добивавшееся
устранения хотя бы уже совсем нетерпимых в условиях XX в.
пережитков крепостничества, в дискуссиях бравшее верх, обыкно-
венно игнорировалось, когда наступала стадия принятия реше-
ний. Занятая самодержавием в эти предреволюционные годы по-
зиция в аграрном вопросе много значила в прояснении обще-
политической ситуации, реформаторских возможностей власти, ее
способности эволюционировать в буржуазную монархию.
Всем ходом событий, всей накаляющейся обстановкой в стране
аграрный вопрос был поставлен на очередь дня как одна из круп-
нейших, если не самая крупная проблема всей внутренней поли-
тики. Уклониться от его решения в очередной раз, по крайней
мере от того, чтобы вплотную заняться им, более не представля-
лось возможным. И он ставится на обсуждение в правительст-
венных сферах в рамках создаваемых для этого совещаний. Ни
в 1903 г., ни в последующие годы его решение при всей наме-
ренно создаваемой видимости движения в этой области ни на шаг
не подвинулось вперед, хотя в процессе обсуждения уже были
разработаны, прежде всего в связи с выдвинутыми В. И. Гурко
проектами, основы политики, получившей впоследствии название
столыпинской.
Крепостническая реакция, состоявшая как будто бы в мень-
шинстве, имела силу наложить вето на предлагаемые нововведе-
ния. А сохранить в неприкосновенности существующие в деревне
порядки она сумела потому, что на ее стороне неизменно оказы-
валась государственная власть.
До поры до времени она не вмешивалась в дискуссии, вед-
шиеся в стенах правительственных учреждений, давала возмож-
ность обрисоваться тому или иному варианту, но и уже при на-
чавшейся революции роспуском в марте 1905 г. Совещания
о нуждах сельскохозяйственной промышленности она продемон-
стрировала неприемлемость для нее намеченного было решения
аграрного вопроса на буржуазной основе. Его следовало решить
лишь на основе сохранения существующих порядков. Как? Об
этом должны были позаботиться люди правительства, но обяза-
тельно на основе сохранения нетерпимых пережитков.
В отношении к тому или иному варианту решения аграрного
вопроса отныне с наибольшей определенностью будет раскры-
ваться и реализовываться сущность самодержавия и его классо-
вая природа. В разгоравшейся в правящих сферах борьбе вокруг
этой главной проблемы все четче определялись позиции власти,
ее глубокое родство с наиболее реакционными и консервативными
силами, основу и питательную среду которых составляло на-
крепко связанное со всем старым укладом деревни поместное дво-
рянство. От исхода этой борьбы зависело в значительной мере
72
общее направление внутренней политики, определение ее прин-
ципиальных основ. Во все обострявшейся обстановке предрево-
люционной эпохи сталкивались те, кто при всей своей непосле-
довательности понимал невозможность оставаться неподвижно
при старых порядках, сознавал в какой-то мере необходимость
приспособления к уже утвердившемуся в России буржуазному
укладу и несовместимость с ним всего строя неуклонно оберегав-
шихся властью пережиточных отношений в деревне, и те, кто
в их сохранении и дальнейшем упрочении видел единственное
спасение, единственную возможность отстоять господство в де-
ревне не сумевшего обуржуазиться помещика, который всем хо-
дом экономического развития, всем натиском выделявшихся и
дворянством, и крестьянством капиталистических элементов вы-
теснялся с позиций единовластного хозяина и распорядителя де-
ревенской жизни, и более того — кто видел в сохранении во всем
основном существующих в деревне порядков непременное усло-
вие существования самой государственной власти в ее настоящем
виде. Пустить деревню по новому пути — значило в их представ-
лении выбить основу из-под сотрясаемого враждебными ему си-
лами общественного уклада. Длившаяся уже не первый год
борьба двух основных тенденций во внутренней политике само-
державия — буржуазной и крепостнически-охранительной — после
1902 г. при невозможности в очередной раз уклониться от реше-
ния принципиальных вопросов и в связи с уже наступившим
кризисом всего комплекса пережиточных отношений в деревне
приобретает особенную остроту и значение.
В самый канун и уже в первые месяцы начавшейся револю-
ции направление, имевшее своим главным выразителем Витте,
подготавливает, как уже отмечалось, переход к политике, кото-
рую в недалеком будущем принялся осуществлять Столыпин.159
Все ее основные компоненты были намечены в борьбе с мень-
шинством, за которым стояла сама власть. Понадобились сокру-
шительные удары революции, непрерывной чередой следовавшие
одно за другим поражения царизма, чтобы, наконец, стал возмо-
жен отказ от традиционного аграрного курса, тот крутой разрыв
с ним, на который пошел, будучи вынужденным к этому, Столы-
пин, далеко превосходя в своих действиях достаточно осторож-
ные наметки Витте и возглавляемого им большинства. А пока
все попытки повернуть на новый путь встречали неизменный
отпор свыше. Пока в 1903 и 1904 гг. Плеве заботился лишь
о том, чтобы придать укрепляемому старому вид чего-то нового,
покрасить фасад в другой цвет. Стараясь отодвинуть Россию на-
зад, закрепить владычество самодержавия, следуя указаниям
царя, он хотел устроить так, чтобы это ретроградное движение
воспринималось как движение вперед. В его лице реакция, делая
159 Об этом см.: Симонова М. С. Политика царизма в крестьянском
вопросе...
73
своё дело, разыгрывала роль реформатора, по меньшей мере ре-
шительного обновителя, быстро отзывающегося на все предъяв-
ляемые современной жизнью многообразные запросы, безотлага-
тельно производящего все необходимые усовершенствования и
твердой рукой выводящего Россию из всякого рода затруднений
и недомоганий. Такую видимость он стремился создать, расстав-
ляя одновременно повсюду преграды и западни силам, добивав-
шимся обновления, а тем более ликвидации старого, давным
давно пережившего себя порядка. И он действовал в уверенности,
что у самодержавия еще есть козырные карты, с которыми
можно вести успешную игру, есть обширные, еще нетронутые
резервы. Главным для Плеве было, очевидно, не укоренение
веры в творческие способности власти, в ее намерение с минуты
на минуту приступить к самым смелым и широким преобразо-
ваниям, а использование резервов, какими, как ему казалось,
в достатке располагало старое и какими, по его расчетам, могло
распоряжаться самодержавие. Свою стратегию он раскрыл в раз-
говоре с Куропаткиным в апреле 1903 г. Куропаткина уже давно
тревожило явное неблагополучие складывающейся в стране об-
становки. Его, в частности, беспокоило учащающееся использо-
вание войск для подавления народных движений, и теперь он
обратился к Плеве примерно с тем же самым, с чем в середине
1902 г. обращались к министру Гейден и другие представители
напуганного до либерализма поместного дворянства, а осенью
того же года и Витте. «Говорил Плеве о необходимости приоб-
рести доверие лучшей части населения, успокоить эти лучшие
силы, привлечь их к борьбе вместе с правительством против ре-
волюционных элементов, — выставлял Куропаткин программу
земского движения, как она была изложена Плеве Гейденом,
в тех же самых словах, придя к ней своим путем. — Говорил
о необходимости не налагать рук на наше самоуправление в зем-
стве, в городах. Плеве возражал, что он и не думает идти путем
ретроградным. Что путь ему представляется ясным. Что прежде
всего надо приподнять значение церкви. Вернуть церковному
влиянию население. Увеличить значение прихода. Затем надо
приподнять достаток сельского населения. Если эти цели будут
достигнуты, то он надеется остановить поток недовольства, про-
теста и даже открытой борьбы».160 Уточняет стратегическую ли-
нию, намеченную Плеве, и состоявшийся приблизительно в то же
время разговор между Плеве и генералом А. А. Киреевым, смот-
ревшим на Плеве как на единственное во всей правящей вер-
хушке лицо, способное вывести власть из все яснее обозначав-
шегося тупика. Киреев, как обычно, интересовался не частнос-
тями, а тем, в каком направлении собирается вести дела руко-
водитель внутренней политики, как он оценивает обстановку.
«. . . Плеве, — отмечалось по этому поводу в дневнике, — справед-
160 Дневник А. Н. Куропаткина, запись 14 апреля 1903 г., с. 43.
74
ливо видит залог государственной силы в единении царя с наро-
дом».161 Почитатель Плеве в этом случае не удержался, однако,
от поправки. •«.. .Да, но с помощью мужиков, — заметил я ему, —
нельзя управлять Россиею, на них нельзя опереться, можно опе-
реться на идею, а не на чувства». Но как раз в этом Плеве с ним
и расходился, возлагая особенные надежды именно на чувства,
именно на них-то, лучше всего на безотчетных, и собираясь вести
большую игру. Его стратегия как раз и заключалась в том, чтобы
использовать еще нетронутую, по его представлению, религиоз-
ность народа и его чувство приверженности к родине. На этой-то
почве он и собирался обновить и усилить веру в царя. Если бы
удалось видимым образом привлечь народ на сторону власти, вы-
звать в нем прилив верноподданнических чувств, можно было бы,
как полагал он, судя по разговору с Куропаткиным, не опасаться
за судьбу режима и уж само собою не идти на уступки оппози-
ции.
И тут он действительно проявил немало выдумки и изобрета-
тельности. Тут он всерьез выступил почти что новатором. Ему
или кому другому принадлежала затея с царской поездкой в Са-
ров на поклонение мощам нового святого Серафима, но в любом
случае она была тесно связана с взятым им курсом, сделалась
конкретным воплощением его замыслов. А что в ее организации
Плеве сыграл главенствующую роль, можно заключить из тех
слов благодарности, с которыми обратился к нему Киреев. «Ве-
ликое спасибо скажет Вам Россия за „паломничество44 царя в Са-
рово!», — в таком восторженном тоне высказывал он свою при-
знательность в письме от 30 мая.162 Основанием придать этому
действу поистине чрезвычайное значение служило то обстоятель-
ство, что в Сарове устраивалось в сущности как бы первое сви-
дание царя с народом. Новизна дела была в том, что народной
массе, тем, счет которых велся на десятки миллионов, впервые
показывали царя вблизи и не тем недосягаемым владыкой во
всем блеске его власти, как бывало на коронации. В Сарове ми-
зансцена была иная. Взорам народа там должен был предстать
не повелитель, а горячо верующий член церкви, смиренно покло-
няющийся, как и все прочие богомольцы, новой святыне. Сотни
тысяч глаз должны были запечатлеть зрелище сгибающегося под
тяжестью раки носителя безмерной власти или усердно моляще-
гося у всех на виду.163 А затем вольные и невольные участники
этого грандиозного спектакля под открытым небом должны были
161 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 29 мая
1903 г., л. 235—235 об.
162 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 30 мая
1903 г., л. 49.
163 «Умилительно и возвышающе было видеть царя и царицу колено-
преклоненных (в Сарове) вместе с сотнями тысяч их подданных», —
преподносил Плеве свой комплимент Киреев в письме 18 августа (ЦГАОР,
ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 18 августа 1903 г.,
л. 12 об.).
75
по всей Руси разнести весть о благоверном православном царе,
о том, как крепок он в вере, как близок он своему народу. В та-
ком виде это -становилось важнейшим политическим мероприя-
тием, на котором предполагалось нажить громадный политиче-
ский капитал. Удайся этот замысел, и тогда действительно реак-
ция во всех своих оттенках и разновидностях могла сказать
Плеве свое «великое спасибо».
Но уже в тот самый момент, когда эта ставка была сделана,
она оказалась битой.
В эту, как ее старались подать, идиллию единения царя с на-
родом ворвались грозные события лета 1903 г. и превратили ее
в фарс, показав, что кризисность положения резко возросла и
колоколами от нее будет не отзвониться.
В те самые дни, когда ставилось саровское представление,
когда в начале XX в. делалась попытка возродить прямое средне-
вековье, с еще небывалой мощью развернулось рабочее движение.
Весь юг России, как будто разом вспыхнувшим пожаром, охваты-
вается забастовками с многими десятками тысяч участников, не
ограничивавшихся борьбой за улучшение своих материальных
условий, но бросивших вызов режиму самодержавия. Баку, Тиф-
лис и другие города Кавказа, Одесса, Херсон, Екатеринослав,
Елисаветград, Керчь, Киев, Николаев еще не исчерпывают пере-
чень тех мест, где захваченные врасплох власти очутились в по-
ложении осажденного и лишь с предельным напряжением всех
сил в конце концов сумели отбиться.
В политической жизни России произошел настоящий взрыв,
который разметал все саровские декорации, уничтожил весь ожи-
давшийся от поездки царя эффект. Корабль самодержавия полу-
чил крупную пробоину. И хотя она была заделана, впечатление
было такое, будто, едва пустившись в плавание, корабль тут же
налетел на невидимый риф. Мещерский недоумевал у себя
в «Гражданине»: «Повторяю, никак не могу, прислушиваясь
к толкам о беспорядках в городах, прошедших поветрием в Баку,
Николаеве, Одессе, Киеве и Екатеринославе, взять в толк, как это
могут из земли, да еще мощеной камнями, вырастать тысячные
толпы, против которых является надобность действовать военной
силе?» 164 Это он писал вскоре после случившихся событий, имея
много себе подобных, тоже никак не предполагавших возможно-
сти такого потрясения. Во всяком случае правящие сферы были
приведены в состояние глубокой тревоги и даже растерянности.
Дела на юге воспринимались как выступление самого народа
против существующих порядков, и теперь распространялись со-
мнения, можно ли будет справиться в дальнейшем с движением
такой ураганной силы. Мещерский в «Гражданине» констатиро-
вал эти настроения испуга и неуверенности и, сочтя их весьма
опасными, бросился обличать их носителей. «Я вижу людей
164 Дневник 9 августа. — Гражданин, 1903, 14 августа, № 65, с. 49.
76
с опущенными носами, с растерянными или смущенными фигу-
рами, с признаками трусливой нервозности»,165 — воспроизводил
он господствовавшее в верхах чувство удрученности, громогласно
упрекая тех, кто, находясь у руководства, «не умеет остановить
беспорядка прежде», чем лавина не обрушится, и кто затем мно-
гие и многие тысячи вступивших в борьбу с властью «принимает
от страха за русский народ». А между тем, продолжал свои
упреки Мещерский, не сами ли представители власти, теперь
пришедшие в такую панику, повинны в случившемся? И в его
писаниях прозвучала в этой связи нота, которая все чаще будет
появляться в рассуждениях охранителей. Ведь среди тех, кто
вышел шт улицу, были и такие, кто «в известный час своей
жизни имели повод и право быть недовольными своим положе-
нием и заявлять об этом, но получили грубый и бессердечный
отказ».166 И Мещерский, на протяжении десятилетий проповедуя
грубейшие меры подавления всякого недовольства, теперь поучал
поставленных начальствовать, что они получили власть «не для
притеснения подвластных, а для блага народа». Он стал осозна-
вать то, о чем несколько лет назад писал Победоносцев Нико-
лаю, — прошло время, когда можно было безнаказанно и открыто
угнетать народную массу. Плоды прежде практиковавшегося п
теперь, конечно, не оставленного подавления парода нагоняли
страх и на самых твердолобых. И ими осознавалось, что, дейст-
вуя так, как они привыкли, как вытекало из всех традиций и
сущности самодержавия, из всего въевшегося в него глубочай-
шего и неискоренимого пренебрежения к человеческой личности,
они могут накликать на себя бурю.
Народ — в деревне или в городе — срывал с себя оковы. Это
был необратимый процесс. И новая, быстро растущая сила осво-
бождающегося народа волей-неволей заставляла считаться с со-
бой, и как ни хотела реакция снова, по примеру Александра III,
заморозить Россию, утопичность этих замыслов в новых истори-
ческих условиях делалась все очевиднее, а поставленные цели
на глазах становились недостижимыми. Главная забота заклю-
чалась в том, как предотвратить повторение взрыва, подобного
только что случившемуся.
И ныне, оказавшись один на один с грозной силой, видя
перед собой распрямляющийся и изготавливающийся к реши-
тельной схватке народ, власть, спешно вооружаясь против него,
уже не надеется справиться с таким противником одним лишь
оружием и торопливо ищет пути обхода неприятеля. Наступает
время расцвета зубатовщины, и после удаления самого Зубатова
зубатовщина продолжает существовать и развиваться как важ-
нейший компонент всей правительственной политики. События
лета 1903 г. подхлестывали и разгоняли ее в этом направлении.
165 Дневник 12 августа. — Там же, с. 23.
166 Там же.
77
Насколько трудная обстановка сложилась для власти после
них, как неуверенно она себя чувствовала, ожидая в любой мо-
мент новой вспышки, помогают понять относящиеся к этому вре-
мени секретные донесения Е. В. Богдановича В. К. Плеве. Богда-
нович был отправлен на юг с той же миссией, как и в 1902 г.
Он был как бы глазами и слухом министра. Ему следовало все
разглядеть, разузнать, дать Плеве в целом надлежащую ориен-
тацию.
В двадцатых числах сентября 1903 г. от пего поступили сооб-
щения, наполненные острой тревогой за ближайшее будущее.
Пето до основания потрясло охраняемый властью порядок.
Опасность, в его оценке, не убывала.167 «За будущее, даже за
ближайшее, поручиться нельзя», — таков был его тревожный вы-
вод.168
Эта последняя фраза передавала ту общую атмосферу, в кото-
рой теперь существовало самодержавие. Действительно, нельзя
было больше поручиться за ближайшее будущее. Повсюду под-
стерегали опасности. Власть нигде больше не чувствовала твер-
дой почвы под ногами, как не чувствовали ее и силы реакции
в целом. «Наружным спокойствием» обманываться не приходи-
лось. Уловки и ухищрения Плеве не принесли никаких плодов.
Становилось ясным, что ему не удалось дать новое течение ходу
событий. Не оправдывались ожидания перемен к лучшему, свя-
занные с его появлением у руководства. Обнаруживалась его не-
способность отстоять старый порядок. Он разрушался у всех на
глазах. Лагерь реакции охватывало чувство если не безнадеж-
ности, то глубокого уныния. Как заверялось в «Гражданине»,
«преобладающей, доминирующей ноткой современного русского
общества является уныние. Оно переплетается с нервной возбуж-
денностью п болезненным страхом. . . Пессимизм и бесконечно
скорбная нотка звучит, носится над русскою землею и, как за-
вывание осеннего ветра, заставляет всех вздрагивать, ежиться п
креститься. Лучшие и. по-видимому, вполне здоровые люди не
могут противостоять этому настроению; понятно, что и реаги-
руют они на явления жизни в том же болезненном настроении,
и поэтому нередко крик, вопль и стон раздаются там, где нет
к этому особенных причин».169 Л. В. Бабецкий. автор этих крас-
норечивых строк из статьи, так и называвшейся «Уныние», не-
основательно приравнивая приунывшую реакцию всей России,
счел наиболее подходящим представить ее «в виде путника, сбив-
шегося с дороги и заблудившегося в темном и дремучем лесу».
И эти настроения, и признание их в качестве доминирующих
в «Гражданине» служили признаком неудачи всей внутренней
167 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 517, Донесение Е. В. Богдановича
В. К. Плеве 24 сентября 1903 г. и 26 сентября 1903 г., л. 11—19.
168 Там же, Донесение Е. В. Богдановича В. К. Плеве, б/д, л. 29 об.
169 Бабецкий А. В. Уныние. — Гражданин, 1903, 21 августа, № 67,
с. 1—2.
78
политики, а также и того, что Плеве уже перестал котироваться
как лицо, способное спасти положение, вывести заблудившуюся
и запутавшуюся реакцию из кризиса. Все углубляющаяся кри-
зисность находила проявление не только в том, что натиск быстро
формирующейся армии революции шел круто по восходящей, но
и в том, что лагерь реакции в эти решающие годы по-прежнему
оставался без лидера. Плеве, от которого ожидали, что он сыг-
рает эту роль, так и не сумел возглавить силы отживающего по-
рядка, сблизившись с его наиболее реакционным крылом. Напро-
тив, он терял кредит и среди своих союзников, видевших, что он
ие достигал разрядки напряженности, не находил пути спасения.
Пожар, в котором боялись сгореть, продолжал разгораться, и
было видно, что Плеве бессилен его погасить. Магнитом, вокруг
которого сгруппировались бы единомышленники, чтобы затем по-
вести их за собой, Плеве не стал. И в среде сочувствующих он
встречался с растущим скептицизмом на свой счет. И там все
менее проявляли готовность принимать на веру раздаваемые им
векселя и не ждали много от его заверений, что в запасе у само-
державия есть что-то очень значительное, что, если только вла-
сти пе мешать, пойдет непрерывное «зиждительство». Еще при
первом свидании с А. А. Киреевым вскоре после начала своего
министерствования он заговорил в этом духе, стараясь вызвать
эти ожидания имеющего воспоследовать в недалеком будущем
чего-то очень крупного, что сразу изменит положение. «Дайте
мне успокоить Россию, сломить явную крамолу.. — заявил
тогда Плеве, — я это сделаю. .. и тогда!» 170 Веровавший в Плеве
как в последний козырь самодержавия (он так и обращался
к нему: «Дорогой Вячеслав Константинович! Последний наш ко-
зырь!»171), Киреев по прошествии года спрашивал его в лоб: «Но
когда явится это „тогда“‘? Да и может ли оно явиться?» И он,
действительно надеявшийся, что Плеве совершит едва ли не
чудо, теперь, как и другие лица этого круга, при сохранявшейся
привязанности к своему герою уже не ожидал от него никаких
чудес и попросту называл утопией его программу, говоря напря-
мик, что она устарела и ничего с ней не выйдет. Ближайшее
окружение переставало ожидать уплаты по векселям Плеве, счи-
тая, что он теряет всякую опору, что он находится в почти пол-
ной изоляции.
Тема возрастающего одиночества Плеве становится ведущей
в письмах и тех встречах, которые имел с ним такой хорошо
осведомленный и постоянно следивший за политической обстанов-
кой наблюдатель, как Киреев. Он раз за разом приступает к нему
с советом найти поддержку в дворянстве и земстве. Не сомк-
нувшись тесно с ними, нельзя рассчитывать на успех, убеждает
170 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 18 августа
1903 г., л. 10 об.
171 Там же.
79
он Плеве. Подобный разговор состоялся еще 4 марта 1903 г.,
когда Киреев побывал с визитом у министра. «Я ему сказал, —
заносил он в свой дневник, — что он очень изолирован. Что ему
необходимо искать поддержки... Да, сказал Плеве, мне не про-
щают, что я — „выскочка44. Я, конечно, готов искать опоры в дво-
рянстве и земстве, в людях направления Самарина».172 Со сто-
роны Киреева последовало возражение: «Вас обвиняют в том,
что Вы действуете не так, как говорите». В объяснение он при-
вел случаи с Мухановым и Долгоруковым, фигурировавшими
именно как представители дворянства, с которыми обошлись не-
подобающим образом.
Но хотя на словах Плеве как будто и принимал подаваемые
Киреевым советы, положение не менялось, потому что ровно че-
тыре месяца спустя Киреев повторяет те же самые мысли, бесе-
дуя уже с вел. кн. Александром Михайловичем, которого он пы-
тался склонить на поддержку своих проектов, т. е. допустить
к политической жизни хотя бы наиболее близкие власти силы,
ввиду того что Polizeistaat, как он называл существующий в Рос-
сии режим, обречен и спасти его нельзя. Александр Михайлович
поинтересовался отношением к этому Плеве и мнением о нем
Киреева. «Я объяснил, — отмечалось в дневнике, — что Плеве
один из наших последних козырей, но что у него нет точки
опоры, что ему необходимо опереться на благомыслящую часть
дворянства и земства».173 174
Считая, что Плеве так и не вступил на этот путь, он обра-
тился к нему в середине августа с письмом, доказывающим не-
возможность обойтись без активной помощи поддерживающего
власть класса. Призывая свой адресат опереться на «реальную
силу», он пояснял, что имеет в виду не «чисто стихийную силу
(хотя бы и великую)» — намек на высказывание Плеве, понятое
как намерение искать поддержку в крестьянстве, а «силу созна-
тельно культурную, которую Вы можете найти лишь в дворянстве
и земстве».114 Пока же правительство «даже среди преданней-
ших царю дворян (и земцев)» сеяло недовольство и вызывало
растущее стремление к переменам. «Конституционалистами де-
лаются постепенно и такие люди, которые понимают, что кон-
ституция — зло, но которые думают, что она все же лучше со-
временного нашего положения!» — указывал Киреев на сущест-
венную особенность помещичьего либерализма, когда к либера-
лизму или тому, что им называлось, приходили вопреки своей
настоящей природе, в силу прискорбной для себя необходимо-
сти, не видя другой возможности удержать свое господство. Ки-
реев настойчиво звал Плеве пойти навстречу, протянуть руку
172 РО ГБЛ, ф. 126. к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 4 марта
1903 г., л. 209 об.
173 Там же, запись 4 июля 1903 г., л. 244.
174 ЦГАОР, cb. 586, он. 1, д. 797, А. А. Кпреев - В. К. Плеве 18 августа
1903 г., л. 11.
80
этим отталкиваемым в лагерь противника союзникам. Он побуж-
дал его к действиям: «. . . Вам нужно высказаться, твердо и
гласно заявить urbi et orbi, что правительство не стоит за су-
ществующий бюрократический порядок».175 На этой основе, пред-
лагая взамен со своей стороны восстановить в духе разделяемых
им утопических славянофильских воззрений так называемое
«земское самодержавие», Киреев и надеялся сплотить охрани-
телей. И, предупреждая возражение Плеве, что слово власти
«должно раздаваться лишь в торжественные минуты», он сам
спрашивал у него: «.. . но разве переживаемое нами время не
грозно?! не торжественно?!». Бороться с тем, что и он воспри-
нимал как грозную опасность, иными способами, делая ставку
на репрессии, значило, убеждал он Плеве, в конечном счете
обречь себя на неудачу, потому что совершавшиеся в России
процессы уже не поддавались воздействию силы и рано или
поздно должны были одолеть выставляемые на их пути препят-
ствия.
От Киреева Плеве в очередной раз выслушивал то, что ему
уже многократно приходилось слышать и что касалось самой
основы проводимой им политики, а в конечном счете — сущности
самодержавия и его способности к эволюции.
И Витте осенью 1902 г., а до того Шипов, Гейден, Евреинов,
Долгоруков и другие земские деятели, а затем Куропаткин, не-
смотря на все различия между собой, предлагали одно и то же,
советуя для упрочения власти ввиду возникшей перед ней угрозы
пойти на сближение со своими естественными союзниками в об-
ществе, прежде всего заручиться активной поддержкой дворян-
ства, приобщив его к политической жизни и управлению стра-
ной.
Почти за год до письма Киреева Плеве уже дал Витте раз-
вернутый ответ по этому поводу, и теперь на ту же в сущности
аргументацию он почти слово в сло<во пересказал сказанное им
тогда в Крыму, выявив этим полную неизменность и своей по-
зиции, и позиции власти.
Как и в разговоре с Витте, он как будто бы проявлял пони-
мание, что самодержавие находится перед лицом чрезвычайно
сложных явлений и крайне трудных проблем, а это в свою оче-
редь объяснялось тем, что Россия совершала переход из одного
состояния в другое. Он смотрел на происходящее в политической
сфере как на итог и следствие осуществлявшихся на протяже-
нии полустолетия процессов громадных масштабов. Он находил
их отражение в развернувшемся походе на бюрократию, а на
самом деле, уточнял он, на существующий порядок управления,
т. е. на самодержавие. Почвой для проявления оппозиции слу-
жили коренные перемены в жизни страны, связанные с быстрым
превращением натурального хозяйства в денежное и выражав-
175 Там же, л. 12.
6 Ю. Б. Соловьев
81
шиеся в коренной ломке прежнего народнохозяйственного уклада.
Государственная власть, рассуждал Плеве, не поспевала за
быстро двигавшейся и быстро менявшейся страной. «Отсюда, —
писал он, — пошло сомнение в пригодности государственного ап-
парата для выполнения надвинувшихся задач управления. От-
сюда возникло стремление в известной части образованного об-
щества к государственному строю, на политической свободе осно-
ванному».176 Но, как будто бы сознавая, насколько сложны и
многообразны задачи, которые ставит современная жизнь, и при-
знавая выявившуюся неспособность власти быть в уровень с ними,
он следом наделял ее вопреки всему этому громадными творче-
скими потенциями, изображая ее способной победить возникшую
по причине неудовлетворительного функционирования аппарата
управления оппозицию «зиждительною работою, на общую
пользу и благо направленною». Во всех областях жизни пред-
стояли, по его словам, преобразования, но провести их, заявлял
Плеве, «под силу только нашему историческому самодержавию.
Только оно может соблюсти при этом справедливое соответствие
между всеми пользами и нуждами. Только под его стягом может
закипеть дружная работа». А из этого вытекало, с одной сто-
роны, что могущее столь успешно исполнять роль предводителя
«историческое самодержавие» в изменениях не нуждалось, п
если все же, соглашался Плеве, «самые способы управления
обветшали и нуждаются в значительном улучшении», то оно
само этим займется без какого-либо постороннего вмешатель-
ства. С другой стороны, подданным оставалось только исполнять
по мере сил его благие предначертания, послушно следуя туда,
куда оно их поведет. Всякое противодействие или хотя бы не-
согласие в этой связи приобретали злонамеренный характер п
подлежали подавлению. Эта простая альтернатива выставлялась
в качестве ответа на все обращаемые к Плеве с разных сторон
и от разных лиц пожелания дать больший простор составляв-
шим лагерь охранителей элементам, чтобы они могли более ак-
тивно защищать существующий порядок. Согласных пойти
в услужение власти, остающейся такой, какой она была, и со-
храняющей неизменным весь установленный режим, она изъяв-
ляла готовность приставить к «государеву делу». Зато несоглас-
ные, предъявляющие какие-то претензии, старающиеся навязать
ей свою волю зачислялись во враги, и им нечего было рассчи-
тывать на какие-нибудь уступки. Плеве тем более был настроен
быть с ними жестче после Манифеста 26 февраля, который,
разъяснял он, имел целью произвести переворот в обществен-
ном мнении, а так как этого не случилось — Плеве признавал,
что Манифест остался пустым звуком, — то, значит, оппозиции
хочется большего, чем состоять на посылках у власти, или уж
как верх возможного быть у нее в консультантах.
176 В. К. Плеве — А. А. Кирееву 31 августа 1903 г. — Красный архив,
1926, т. 5 (18), с. 202.
82
Всем содержанием письма Плеве ясно и громко заявлял, что
самодержавие ни с кем не собирается делить своего верховен-
ства и не пойдет ни на какие компромиссы. А если оно дало
несовершенством управления пищу для недовольства, то все
равно никто не может встать у него на пути, никто не может
выказывать никакого неповиновения. Какие бы ошибки и про-
махи пи совершало самодержавие, оно не могло себя ими уро-
нить, оно по-прежнему оставалось непогрешимым и все так же
стоящим на недосягаемой высоте. Такая диалектика преподноси-
лась в письме. Лишь усвоив и приняв ее, можно было уразу-
меть, как это не поспевавшая за усложнявшейся жизнью власть,
неспособная справиться с выдвигавшимися движением страны
многообразными задачами, оказывалась единственно пригодной
для их разрешения и как опа, опережаемая страной, могла вести
ее за собой.
Но как ни был Киреев расположен следовать за Плеве, и
для него эти софизмы стали лишь мишенью для критики. Ни
усвоить, ни принять их он не мог, тем более убеждаясь после
полученного ответа, что Плеве отъединяется от тех сил, которые
могли бы, по мнению Киреева, если бы только им дали воз-
можность, прийти на помощь, капитально укрепить общее по-
ложение режима, вступавшего в эпоху тяжелых испытаний и
потрясений.
«Вам не па кого опереться, Вы одиноки»,177 — повторял он
ему в ответе на письмо свой основной тезис, ни в чем не со-
глашаясь со своим оппонентом и стараясь заранее убедить его
в предстоящей неудаче попытки старыми методами «двинуть
Россию по новому (в сущности старому) и верному пути!» Дей-
ствительно, Плеве от своего имени подавал нечто давно знако-
мое. Киреев без труда устанавливал полную аналогию между
его рассуждениями и тем, что проповедовали идеологи самодер-
жавия в царствование Александра III, и высказывал уверенность
в невозможности идти этим же старым путем, пусть и выдавая
его за новый, в изменившихся коренным образом исторических
условиях. «Ту же просвещенно-бюрократическую (вернее, абсо-
лютическую) мысль Ваши предшественники развивали с тою же
храбростью (Катков, Д. Толстой)—ставил он Плеве в этот
ряд, — . . . к они ни на кого не опирались, шли даже прямо
против течения... Но ведь это было давно! То, что было воз-
можно тогда, невозможно (думаю) теперь. 1а) Авторитет пра-
вительства был гораздо, несравненно сильнее и На) силы оппо-
зиции были гораздо слабее, глупее, неумелее».178
Не придавал он никакого значения и обещаниям Плеве при-
няться за «зиждительство», и связанным с этим надеждам уми-
177 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 27 сен-
тября 1903 г., л. 1 об.
178 Там же, л. 2.
6*
83
ротворить недовольных. «.. .Этим, — подчеркивал Киреев, даже
предполагая, что намечаемое будет проводиться в жизнь («что
не всегда бывает уделом мероприятий»), — Вы не остановите
хода дел; не спасете нашего государственного корабля, неудер-
жимо плывущего на подводные камни и мели!». Время для при-
менения указанных Плеве способов невозвратимо прошло, его
программа безнадежно устарела. «Конечно, если бы эти и по-
добные мероприятия были объявлены и введены, например,
в 80-х годах, они бы, может быть, остановили процесс разло-
жения нашего государственного организма, — допускал Ки-
реев, — общество бы, вероятно, успокоилось временно (в ожида-
нии большего). Но теперь такие меры, вероятно, окажутся недо-
статочными. „Тришкин кафтан“ нашего государственного строя
не поправим никакими заплатами из бюрократического сукна».179
В новой обстановке нужно было действовать иначе, всемерно
активизируя и сплачивая вокруг власти «серьезные созидатель-
но-консервативные силы», те самые, «которые были вызваны
крестьянской и земской реформами».180 «Люди, — уверял Ки-
реев, — несомненно найдутся и теперь, хотя многие (и из числа
надежных) перекочевали в конституционный лагерь!»
Ответ Киреева говорил о том, что и для одобрявших во всем
главном деятельность Плеве быть просто ведомыми, как он пред-
лагал, стало уже недостаточным. И в самой близкой и располо-
женной к нему среде он, напрягая всю свою силу, пуская
в ход все имевшиеся у него доводы, не находил согласного от-
клика, не смог подчинить ее своему идейному влиянию. Новая
аранжировка старого мотива, как видно, была не способна при-
дать ему необходимую притягательность, позволить ему стать
цементирующим лагерь охранителей идейным началом.
И как не мог его дать Плеве, так не в состоянии был это
сделать и никто другой. Своим Катковым реакция начала XX в.
не обзавелась. Никем не возглавляемая, не имевшая не только
вождей, но и сколько-нибудь заметных фигур, признаваемых
авторитетами массой охранителей в целом, она пребывала в эти
предреволюционные годы в состоянии разброда, который все
более увеличивался в связи с быстрым обострением обстановки.
Вот почему, когда Киреев вместе со многими настойчиво совето-
вал Плеве искать опору в дворянстве и в дворянском земстве,
то выполнить это было не так просто, потому что Плеве объек-
тивно приходилось иметь дело с достаточно разъединенной
средой и даже наиболее близкая ему фракция была далека от
единства и вряд ли могла составить твердую опору. Главным
источником расхождений служило то обстоятельство, что задача
преодоления общего кризиса всей системы самодержавия, как
ни билась над ней реакция в целом, была неразрешимой и вы-
179 Там же, л. 3 об.—4.
180 Там же, л. 4 об.
84
двигавшиеся варианты ее решения не представлялись сколько-
нибудь удовлетворительными и самим охранителям. И если кри-
тики Плеве, как было в случае с Киреевым, могли убедительно
доказать невозможность справиться с положением, действуя.,
как он намеревался, то ближайшее будущее обнаружило, как
глубоко заблуждались они сами, думая найти выход в рекомен-
дуемых ими легких послаблениях, предоставлении ограниченной
свободы хотя бы «лучшим людям» дворянской и земской среды.
Но и в рамках какого-то одного направления реакция затрудня-
лась выработать единую линию, свободный от внутренних про-
тиворечий подход к происходящему в стране, ко все усложня-
ющейся действительности. Обстановка обостряющегося кризиса
поистине заставляла ее метаться в поисках выхода, пробовать и
такое, что стояло в видимом противоречии с ее основными целями,
в конечном счете подрывало усилия сохранить основы старого
порядка.
Примечательнейшее явление — и на страницах «Граждани-
на» начинают вестись странные для него, для всей его про-
граммы безоглядной реакции, речи, и печатаемое в нем уже
нельзя свести к общему знаменателю. Оттуда по-прежнему гре-
мят угрозы разорвать в клочки всякого добивающегося каких-то
перемен руками народа, который будто бы вот-вот поднимется
стеной на сбивающих его с толку либералов и всяких других
поклонников западных теорий, и тогда никто их не спасет от
народной расправы. Всем им уготована одна участь — «очутить-
ся кому в петле, а кому за бортом».181 На этих угрозах специа-
лизируется новый сотрудник журнала, писавший под псевдони-
мом Шкворень. Он уже действительно не знает никакого удержу
в своей накаленной свирепости, прямо призывая приступить
к избиению несогласных. Но рядом с этим печатаются матери-
алы, которые могли считаться отзвуком совершавшихся в это
время в России процессов. Реакция не только запугивает,
стращает, неистовствует, силится остановить страну, но и отчасти
желает уяснить, что же надо делать во все более ухудшающейся
ситуации, нащупывает какие-то новые пути, незаметно уводя-
щие совсем в другой лагерь. «Гражданин» начинает по време-
нам говорить двумя разными голосами. Что пишется на одной
странице, то опровергается на другой. Отстаивая крепостниче-
ство во всех его пережитках, отвергая как враждебную силу
капитализм, журнал вдруг начинает превозносить капитализм,
выдавая его за единственное средство справиться с затруднени-
ями, видя в нем единственную возможность превратить Россию
в могущественную державу.182
181 Шкворень. Мешают жить. — Гражданин, 1903, 28 августа, № 69,
с. 3.
182 Авилов. Возрождение нашей земледельческой промышленности.—
Там же, 1902, 4 апреля, № 26, с. 7.
85
И в дальнейшем журнал не раз выделывал подобные зиг-
заги: вместе с неистовыми нападками на любое проявление ут-
верждавшегося в России буржуазного строя жизни, на все кло-
нившееся к изменению существующего режима, продолжали
раздаваться и панегирики капитализму. Они приобретали
даже большую громкость, тем резче противореча основной ли-
нии «Гражданина». Идя наперекор всем своим убеждениям,
вынужденно устанавливали полную несостоятельность всей под-
держиваемой пережиточной системы, всей политики самодержа-
вия в аграрном вопросе, не допускавшей развития в деревне
капиталистических отношений. Констатацией собственного бан-
кротства явилось категорическое заявление, что «только капи-
талистическое хозяйство в состоянии бороться с засухами, пес-
ками, оврагами, неурожаями, падежами скота, голодовками и
всякими бедствиями, только оно в состоянии освободить Россию
от экономического рабства, в котором она находится».183
Капитализм делался привлекательным не только по такого
рода соображениям, именно с ним начинали связывать надежду
на отвлечение крестьянской массы от борьбы с дворянством,
превратив теперешних общинников в полных собственников
надельной земли и подчинив их в этом качестве власти капи-
тала. Представляется аксиоматичным, что «без личной иници-
ативы и трудолюбия, без свободной трудовой энергии не может
быть прочным и высоким благосостояние народа».184 Точно так
же звучало ставшее обычным признание: «...не требует доказа-
тельств и то, что в России личная инициатива и свободная тру-
довая энергия развиты в ничтожной степени». А это в свою оче-
редь ставилось в вину существованию общины и круговой по-
руки, от которых нужно возможно скорее избавиться, потому
что обусловленные ими порядки привели деревню в неизбывно
бедственное состояние. При созданной после реформы 1861 г.
системе «разделы шли, чересполосность росла и безнадежная
нищета сковывала волю, усыпляла инициативу. И среди этой
темной, нищей тесноты невероятная слабость власти распоряди-
тельной, жалкое и попросту смешное состояние властей сель-
ских, ослабивших до полного исчезновения всякую дисциплину;
самое слово „порядок14 стало пустым и ничего не значащим
звуком».185 Как ни плохо все это было само по себе, хуже всего
для составителя этой беспросветной картины было то, что кре-
стьянство, оказавшись в столь бедственном и безысходном поло-
жении, не видело другого способа улучшить свою участь, как
присоединить к надельной земле и все помещичьи владения.186
183 Бабецкий А. В. Будущность сельского хозяйства в России. —
Там же, 1903, 6 марта, № 19, с. 6.
184 Володимеров С. Заметки земледельца. — Там же, 6 ноября, № 79,
с. 3.
185 Там же, с. 4.
186 Там же.
86
«Дал царь барской земле по стольку па душу, а душ-то теперь
удвоилось, значит, пришла пора и остальную тем же порядком
получить, — писалось о более всего пугавшей теперь непоколе-
бимой уверенности крестьянства в праве на весь находившийся
в руках дворянства земельный фонд. — Это убежденное ожида-
ние гвоздем сидит в глубине сознания крестьян, несмотря на
все меры к разубеждению». Выход оставался только один — сде-
лать всех землевладельцами «на незыблемом праве собственности
под защитою одинакового для всех закона и твердой близкой
власти».
В страхе перед близившимся крестьянским натиском и не-
сомненно крепостнические элементы невольно переходили на
каких-то участках на буржуазные позиции, не надеясь более
удержать доведенное до последней крайности крестьянство
в повиновении старыми способами. Столыпинская реформа стала
идейно подготавливаться еще за несколько лет до появления
лица, давшего имя этой политике насаждения мелкого крестьян-
ского землевладения как единственного средства сохранить дво-
рянское землевладение да и весь существующий строй. И если
часть реакционнейшего дворянства продолжала упорно сопро-
тивляться намечаемым переменам в деревне, стремясь во что бы
то ни стало сохранить общину, то другая часть крепостников
уже не видела возможности отстоять это крупнейшее наследие
крепостничества и искала спасение в отказе от ставшей остро
опасной архаики. И уже одно то, что в этой группе оказались
такой глашатай реакции, как Мещерский, а затем и ярившийся
даже больше, чем он, Шкворень, дает почувствовать, насколько
смешались и перепутались представления главарей лагеря охра-
нителей, насколько противоречивы были предлагавшиеся реше-
ния едва ли не основного вопроса внутренней политики.
А это демонстрирует и объективную затруднительность для
Плеве найти общий язык со старорежимным дворянством,
к чему он изъявлял охоту, так как оно само говорило разными
голосами и тянуло в разные стороны. Определенной, цельной
программы, которой бы он мог воспользоваться, не существовало.
И ему все труднее было почерпнуть силу в этой наиболее
близкой власти среде: не будучи в состоянии сплотиться в одно
целое, она не чувствовала себя на подъеме, а, напротив, испы-
тывала возрастающие сомнения в возможности найти выход из
все ухудшающейся для самодержавия, для всего старого по-
рядка обстановки. Настроения угнетенности и уныния особенно
резко проявились после событий лета 1903 г., встреченных как
предвестие приближающейся бури. Но еще и до них на страни-
цах того же «Гражданина» появились материалы один пессими-
стичнее другого. Будущее внушало возрастающий страх. Чувст-
вовалось, что во всей жизни страны совершается крутая пере-
мена, что народная масса в целом пробуждается к активной
политической деятельности и державшийся на голой силе старый
87
строй не выдержит все нарастающего напора поднимающихся
на решительную борьбу миллионов. Впрочем, окопавшаяся
в «Гражданине» реакция не только предается сомнейиям и
страхам, но и, никак еще не считая свое дело проигранным, сама
старается нагнать страху на своих противников, пробует взбод-
рить себя надеждами на скорую перемену к лучшему. Как будто
бы теснимая со всех сторон, она грозит вот-вот перейти в реши-
тельное наступление, разгромить и искоренить всякую оппозицию,
подавить любое неповиновение. Восстановление дореформенного
строя все еще кажется достижимой целью. Совершеннейшая
невозможность продолжает составлять основу разрабатыва-
емых планов. Грозной современной действительности, давным-
давно превратившей в утопию нелепые замыслы вернуть Рос-
сию в дореформенные времена, по-прежнему отказывают
в признании. Вместо этого по-старому тешат себя неисполни-
мыми фантазиями, почти что бредом наяву. Опьяняясь ими,
вовсе перестают отдавать себе отчет в происходящем и начи-
нают воображать, будто вся страна и весь народ непоколебимо
стоят за гибнущее старое и избавление совсем уже близко. «Еще
немного, и многочисленные, сильные еще русские дворяне и
купцы, а за ними и крестьяне одним нервным усилием воли от-
кроют глаза, — мнилось постоянному сотруднику «Гражданина»,
обыкновенно подписывавшемуся «дворянин Павлов», — огля-
нутся на пройденное время, смеряют с ног до головы интелли-
генцию и весь инородный сброд, толкающийся между сословий,
оценят вред, ею сделанный, и положат конец первенствующему
значению самозванных миссионеров чужой нам цивилизации».187
Каждым словом отвергая реальность, Павлов совсем уже отъ-
единялся от нее, предназначая именно народу сыграть роль спа-
сителя старых порядков и истребителя всех их противников.
«Не хотелось бы и наблюдателю дожить, увидеть эту эволюцию
резких движений, но неминуема она, накипела боль, обида на
проклятую Европу и ее пасынков, надоели они уже и теперь,
и если не опомнятся сами, не поймут, что всякий живущий
в России обязан подчиняться заветам русской истории, праву и
воле сословий, не признающих никакого другого государствен-
ного строя, кроме существующего», то, грозился Павлов, народ
учинит беспощадную расправу над недовольными.188 И если
И. Колышко в эти же самые дни писал о совершающихся во всех
областях жизни страны переменах, о сотрясении вековых основ,
то его коллега отрицал не только перемены, но самую их воз-
можность. Он еще жил иллюзией или делал вид, что верит во
187 Н. П. Что случилось? — Там же, 27 февраля, № 17, с. 4.
188 Судя по этой оголтелой необузданности, доходившей до откровен-
ных угроз приступить к физическому уничтожению оппозиции, основа-
тельно предположить, что под псевдонимом «Шкворень» скрывался тот же
Павлов.
88
всесилие самодержавия, в его способность ставить и достигать
любые цели. «Беспокойные, вечные вопросы толпы: что случи-
лось? — должны получить твердый ответ власти: ничего не слу-
чилось, не может случиться», — со всей безапелляционностью
заявлял он в завершение.
В этой настоящей или деланной уверенности в непоколеби-
мой прочности режима Павлов, однако, опережал и своих соб-
ственных единомышленников, пусть тоже расположенных отде-
латься от острейшего кризиса подобного рода заклинаниями, и
Манифест 26 февраля свидетельствовал, что и сама власть была
настроена действовать в этом духе. Но этот курс вытекал как
раз из сознания не силы, а собственной слабости, из ощущения,
что не только наступает, но уже наступил решающий момент,
а между тем самодержавие не в состоянии овладеть обстанов-
кой, и вопрос существования всего старого строя становится
ребром.
Разноголосица, воцарившаяся в лагере дворянской реакции,
демонстрировалась тем, что в том же самом номере «Гражда-
нина», в котором не только полностью исключалось торжество
враждебных самодержавию сил, но и отрицалось присутствие
сколько-нибудь значительной для него опасности, Мещерский
писал нечто прямо этому противоположное. Стараясь обыкно-
венно преуменьшить тревожность положения, внушая царю, что
серьезных причин для беспокойства нет, обвиняя пессимистиче-
ски настроенные бюрократические верхи в пораженчестве, он
на этот раз и сам заговорил о крайней напряженности сложив-
шейся ситуации. «Нынешняя минута есть тот исторический мо-
мент для России, который должен произнести приговор над
всеми главными эпохами нашей истории, — возвещалось
в дневнике 24 февраля, — и определить по всему, что пережито,
и по всему, что мы переживаем теперь, органическую жизнен-
ность и разумный смысл всего нашего государственного движе-
ния. .. все это должно, по моему глубокому убеждению, пред-
стать перед судом судеб в нынешнюю минуту, который решит
посредством нас, приведенных к пропасти, роковой вопрос:
в пропасть или мимо».189
Что формула «быть или не быть» появилась вовсе не под
влиянием минутного настроения, Мещерский подтвердил тем, что
этот же вопрос он ставил и развивал и в последующих дневни-
ках за 25 и 26 февраля. Он твердил, что достигнута критиче-
ская точка, что наступило время для чрезвычайных мер, иначе
старый строй может рухнуть. «В том, что эта минута есть роко-
вая, в смысле решения нашей судьбы и в смысле последней
борьбы за самодержавие, нельзя в этом сомневаться, — говори-
тся в дневнике 26 февраля. — В этом каждого из нас убеждает
то всеобщее недомогание, которым охвачено все общество, весь
*89 Дневник 24 февраля. — Гражданин, 1903, 27 февраля, № 17, с. 24.
89
народ и каждый человек отдельно... Каждому жутко, каждому
не по себе».190
Такова была накаленная атмосфера появления Манифеста
26 февраля, который должен был решить вопрос, быть или не
быть, «в пропасть или мимо», в пользу реакции, в пользу само-
державия. Его реальный эффект оказался, как уже отмечалось,
обратно пропорционален возлагавшимся на него надеждам. На-
чиная с него 1903 год сделался для самодержавия годом тяже-
лейших провалов. Оно было, очевидно, не в состоянии приоста-
новить дальнейшее нарастание кризиса, получившего летом мо-
гучий толчок мощно развернувшимся рабочим движением. И если
в конце мая в «Гражданине» как о самом главном писалось,
что «в воздухе стоит вопрос: „Чья возьмет?44»,191 то летние собы-
тия для задававшего его значили, что чаша весов склоняется
скорее в пользу направленного против самодержавия движения.
Успех становился тем более вероятным, что силы, оборонявшие
старый порядок, пребывали все в той же разъединенности и
сумма всяческих разногласий и противоречий по мере развития
и обострения кризиса и под его прямым воздействием все умно-
жалась. Постоянной жалобой Мещерского становится отсутст-
вие, как он писал в феврале, неоднократно затем повторяя то
же самое, «хотя бы маленькой, но сплоченной партии, на каж-
дом шагу во имя принципов и преданий мешающей разруши-
тельному действию партии либеральной».192 Но такой партии,
констатирует он, «никогда не было». И чем более трудные про-
блемы встают перед самодержавием и ближайшей к нему дво-
рянской реакцией, тем меньше согласия проявляется в предла-
гаемых решениях, тем больше разнятся ответы, даваемые па
основные вопросы внутренней политики.
Наметившемуся разладу с середины 1903 г. в особенности
способствует активизация деятельности на Дальнем Востоке,
вытекавшая, помимо всего прочего, из убеждения, что только
с помощью «маленькой победоносной войны» можно будет пре-
одолеть кризис внутри страны. Так смотрит на дело Плеве, по-
ощряя Безобразова, Абазу и прочих авантюристов, втягивавших
Россию в скоропалительно обостряющуюся борьбу великих дер-
жав вокруг наиболее привлекательного для утверждения там
своей гегемонии района мира. Но если Плеве победное столкно-
вение с внешним противником представлялось чем-то вроде спа-
сительного громоотвода, то в своей политике, обдуманно рассчи-
танной на войну, он не только не встречал единодушной под-
держки среди наиболее близкого ему старорежимного дворянства,
но и наталкивается на упорное противодействие. Оно исходило
прежде всего со стороны Мещерского. Перед лицом все
190 Дневник 26 февраля. — Там же, с. 25.
191 Бабецкий А. В. Государство, общество, семья и школа. — Там же,
29 мая, № 43, с. 2.
192 Дневник 16 февраля.— Там же, 20 февраля, № 15, с, 2|{
90
умножающихся опасностей война представлялась ему особенно
рискованной авантюрой, и, пользуясь своим доступом непосред-
ственно к царю, он усиленно отговаривал его от продолжения
начатого. На этой почве произошел первый серьезный конфликт
между Мещерским и Николаем. Царь весьма болезненно реаги-
ровал на советы остановиться, пока не поздно. «По меньшей
мере смешно, если ты думаешь, что я буду исполнять все
твои желания. У меня тоже есть свое мнение и своя воля —
в этом ты скоро убедишься», — давал он волю раздражению
в письме 1 мая.193 Последовавшее G мая назначение Безобра-
зова статс-секретарем и было ошеломляющим проявлением этой
воли, показывая, что он собственно имел в виду и в каком на-
правлении собирается вести дела.194 Мещерский, однако, и после
этого продолжал настаивать на своем, доказывая вредность за-
теваемого с точки зрения важнейших интересов режима, тем бо-
лее в момент, когда еще так много ожидалось от маневра с Ма-
нифестом 26 февраля. Чтобы дать ему принести ожидаемые
плоды, следовало избегать «малейшего шороха воинственного
характера», — категорически заявлял Мещерский.195 «Если на
Западе Европы несомненно успехи конституционализма ведут
роковым образом к торжеству самого варварского деспотизма, —
продолжал он свое фокусничество, поднятое Манифестом до
уровня государственной политики, — то для России настала ми-
нута увидеть, как укрепление самодержавия русского должно
вести к уничтожению последних элементов деспотизма и к тор-
жеству свободы местной всенародной самодеятельности».196
Разворачивается, гнул он эту линию, «работа правительства для
укрепления самодержавия как источника свободы». Ведя такую
крупную и с неясным исходом игру, нельзя ставить себя под
удар, навлекать на себя малейший риск.
Не прошло, однако, и месяца, как со всей очевидностью и
окончательностью обнаружилось, что чудо Манифеста не состоя-
лось и не только не удалось добиться таким способом чаемого
перелома, но, совсем наоборот, кризис вступил в новую фазу, и
теперь тараном будут бить по режиму массовые народные вы-
ступления, по примеру того, как это только что случилось во
всем южном районе. Летний взрыв потряс весь существующий
порядок, ослабляя позиции самодержавия по всему фронту. Это
находило выражение и в том, что, с одной стороны, в лагере ох-
ранителей возбуждались новые сомнения и распри, так как ни-
что из испробованного до сих пор — ни репрессии, ни акроба-
тика Манифеста, ни всякого рода приманки и посулы — ни
*93 Николай II — кн. В. П. Мещерскому 1 мая 1903 г. — Oxford Sla-
vonic Papers, 1962, vol. X, p. 136.
194 Весь эпизод получил выпуклое отображение в кн.: Романов Б. А.
Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895—1907.
М.—Л., 1955, с. 220.
195 Дневник 24 июня. — Гражданин, 1903, 26 июня, с. 20.
196 Там же, с. 21.
91
к чему не привело. И теперь Плеве как руководитель внутрен-
ней политики шел на опаснейшие и в глазах его сподвижников
авантюры. На этой почве в верхах возникал все расширяю-
щийся конфликт, проявившийся для всех явным образом в пер-
вом удалении Витте. С другой же стороны, крупнейшие неудачи
власти в соединении с ее же неуступчивостью отдаляли от нее
и потенциально расположенные к сотрудничеству с ней социаль-
ные силы, в первую очередь фрондирующее дворянство, состав-
лявшее правое крыло земского движения. Попытка Плеве на-
ладить с ним контакты путем привлечения его представителей
к обсуждению намечавшихся в министерствах тех или иных
мер местного значения во второй половине 1903 г. обнаружила
свою бесплодность. И самые консервативные элементы наподо-
бие Шипова не довольствуются ролью министерских консуль-
тантов и из «сведущих людей» желают превратиться в уполно-
моченных представителей всей верхушки общества и в этом
качестве помочь режиму выпутаться из становившегося все бо-
лее опасным и для власти, и для ее непосредственной социаль-
ной опоры положения. Но, несмотря на это, подлинное ограни-
чение самодержавия не входило в их намерения. Тем не менее
домогательства встречают неизменный отпор, п во второй поло-
вине 1903 г. наступает новое осложнение в отношениях с либе-
ральствующим дворянством, все настойчивее берущимся говорить
от имени общества в целом, нащупывающим пути к овладению
массовым движением и для этого старающимся по возмож-
ности затушевать свою помещичью природу. О росте оппозицион-
ных настроений в этой среде свидетельствуют состоявшиеся
в конце мая и августа заседания «Беседы». В мае выдвига-
ется задача продолжать «партизанские наскоки на правитель-
ство».197 В августе, возражая тем «собеседникам», в частности
кн. Петру Долгорукову, которые предпочитали, чтобы «Беседа»
оставалась по характеру политическим клубом, где избранные,
принадлежа по положению к крупнопоместному дворянству,
могли более или менее свободно обсуждать обстановку
в стране, В. М. Петрово-Соловово настаивал на превращении та-
кой расплывчатой помещичьей организации в партию, имеющую
целью «борьбу с самодержавием».198 «Приемы наши — органи-
зационного порядка —- неизбежно одинаковые с революционной
партией, — пояснял он, —- вся разница в тактике, которая с на-
шей стороны носит характер корректного образа действия». Вы-
сказывая несогласие с Петрово-Соловово, кн. Павел Долгоруков
считал тем не менее наиболее важным делом сплочение оппози-
ции для борьбы если не с самодержавием, что оттолкнуло бы
сразу всю правую часть «Беседы», то с «административным про-
197 Шацилло К. Ф. Обзор документальных материалов кружка «Бе-
седа». .., с. 221.
198 ГПМ, ОПИ, ф. 31, on. 1, д. 142, Протокол заседания «Беседы» от
25 августа 1903 г., л. 92 об.
92
изволом». «Слишком уже чувствуется необходимость объедине-
ния всех оппозиционных партий, необходимость сговора между
ними!»—в таком виде представлялась ему самая насущная за-
дача.199 В последующие месяцы под влиянием всей кризисной
обстановки в стране идет быстрая кристаллизация конституци-
онного течения, к которому примыкают в возрастающем числе
и далекие от какого-либо радикализма элементы. Однако и им
приходится считаться как с важнейшим фактором с вступле-
нием в борьбу против режима широкой народной массы и при-
спосабливаться к создавшемуся во второй половине 1903 г.
новому положению. Знаменательные слова произносятся
Н. Н. Львовым на заседании «Беседы» 10 ноября, после того как
в середине сентября на харьковских собраниях земцев вкупе
с лицами «свободных профессий» было решено начать подго-
товку к учредительному съезду «Союза освобождения» и органи-
зовать «Союз земцев-конституционалистов». «Настало время дать
себе отчет. Без сомнения, центр тяжести в народных массах...
В России, — обрисовывал он общую политическую конъюнк-
туру, — дворянство слабо, само по себе без народа оно не может
сделать что-нибудь. Оно должно быть вместе с народом — там его
сила. Но жить одним интересом с пародом — не значит только
идти к нему: надо слиться с народом, надо его придвинуть и
самим подойти».200 В центре всей политической жизни выра-
стала эта громадная фигура, которую теперь никому нельзя было
не заметить. Волей-неволей всем приходилось брать в расчет эту
новую величину. Все явственнее начинали воспринимать ее как
решающую в конечном счете силу. В этом понимании ее стра-
шились иметь против себя такие деятели режима, как Победо-
носцев, еще за несколько лет до начала массовых выступлений
в городах и деревне. В ее роли начинали отдавать себе отчет и
стремившиеся осовременить режим помещики, намереваясь
даже привлечь народные массы на свою сторону. Высказанная
Львовым мысль, что с ними неизбежно придется считаться,
стала к этому времени ходячей истиной. Невозможно было от-
вернуться от того факта, что «теперь уже нельзя делать поли-
тики без народных масс, пи тем более против них, — как писал
на этот раз С. Н. Прокопович. — Ни бюрократия, ни либераль-
ное общество не могут игнорировать этот новый политический
фактор».201
Движение, захватившее миллионные массы, заставляло всех
в той или иной мере приспосабливаться к нему, быть гораздо
левее, чем того требовали реальные интересы претендовавших на
199 Там же, л. 93 об.
200 Шацилло К. Ф. Формирование программы земского либерализма
и ее банкротство накануне первой русской революции (1901—1904 гг.).—
Ист. зап., 1976, т. 97, с. 74.
201 Прокопович С. Н. Местные люди о нуждах России. СПб., 1904,
с. 260—261.
93
главенство верхних слоев общества, чтобы не потерять контакта
с этой громадной силой, а, наоборот, направить ее в нужное
себе русло. Опасение остаться генералами без армии, стремле-
ние не оказаться на обочине понуждала вести себя гораздо оп-
позиционнее, чем хотелось самим оппозиционерам, уменьшали
возможность сговора между ними и властью, вносили преувели-
ченную напряженность в их взаимоотношения. И во второй по-
ловине 1903 г. конфликт с фрондирующей частью общественной
верхушки, которую Плеве хотел отвлечь от противодействия
проводимой политике, быстро разрастается.202 Все еще практи-
куется привлечение представителей земства как средоточия этой
верхушечной, помещичьей оппозиции к участию в устраиваемых
Министерством внутренних дел совещаниях, чем собственно и
предполагалось обезвредить земское движение. В октябре начи-
нается работа Комиссии под председательством В. Н. Коковцова,
занявшейся проблемой оскудения Центра, к участию в об-
суждении были приглашены представители земства. Но постав-
ленной цели это не достигало, и «земское движение только вы-
зывало в Плеве все большее раздражение».203 Действительно,
видя, что оппозиция с этой стороны не убывает, он усиливает
давление на упорствующих. Земству дается понять, что власть
не собирается выпускать его из-под своего контроля. В сентябре
II. А. Зиновьеву поручается произвести ревизию московского
земства. О ее возможных результатах Шипов мог узнать из
письма подольского губернатора А. А. Эйлера. «Зиновьев нена-
видит земство, — писал тот, — смотрит на дело исключительно
с узкой точки зрения бюрократа, и в этом мне не раз приходи-
лось убеждаться, да и весь хозяйственный Департамент проник-
нут тем же духом».204 Правда, сам Шипов в воспоминаниях ут-
верждает, что Зиновьев будто бы остался доволен положением
дел и только под давлением Плеве дал неблагоприятное заклю-
чение, напечатанное в июне 1904 г. в «Правительственном вест-
нике» и явившееся полной неожиданностью. Однако вряд ли
Зиновьев не был заранее нужным образом проинструктирован,
во всяком случае конечный результат ревизии соответствовал
предупреждению Эйлера. А о том, что ревизия проводилась
с определенной целью и имелось в виду поприжать земство, ни
в чем не давая ему спуска, говорит и то, как обошлись с твер-
ским земством в самом начале 1904 г., непосредственно в канун
русско-японской войны.
К этому моменту земское движение несколько активизирова-
лось, судя по происходившим в конце 1903 г. губернским зем-
ским собраниям. Они обращаются к правительству с различ-
ными ходатайствами либерального толка, среди которых прив-
202 Шацилло К. Ф. Тактика и организация земского либерализма на-
кануне первой русской революции. — Ист. зап., 1978, № 101, с. 233.
203 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 224.
204 ЦГИА СССР, ф. 1093, on. 1, д. 382, л. 47.
94
лекало внимание пожелание восстановить бессословность
земства. Но уже в самой земской среде возникает противящееся
этому течение. Старорежимное дворянство немедленно показало,
что оно продолжает дорожить сословностью, и выступило на ее
защиту. Энергичнее всего оно действовало в Курской губернии,
где предложение о возврате к бессословности прошло лишь
37 голосами при 25 несогласных. Как с удовлетворением отме-
чалось в «Гражданине», «эти 25 „голосов благоразумия44 разда-
вались очень громко и горячо»205 и поданное сразу особое мнение
имело уже 29 подписей. Среди подписавшихся было 7 пред-
водителей дворянства и 7 председателей земских управ. Наиболее
же отрадным для «Гражданина» был тот факт, что на про-
ходившем вслед за земской сессией дворянском собрании по по-
воду принятого предложения о желательности уравнения дворян-
ства в правах с другими сословиями было высказано сожаление
«в весьма определенной форме». А входившие в земское
большинство дворяне на своем собрании даже не пытались за-
щищать земское ходатайство. «Хвала и честь курскому дворян-
ству!»— ликовал Мещерский в своем новогоднем дневнике.206
Он опасался лишь того, как бы не устрашился пробуждающийся
«дворянский лев» неодобрения «лжеобщественного мнения».
В этом смысле образец для подражания был подан немед-
ленно самим правительством, приступившим к разгрому твер-
ского земства как давнего очага земской оппозиции. Поводом по-
служило предложение новоторжского уездного земства обра-
титься к царю с адресом, который, став известным наверху, был
истолкован как намек на необходимость перейти к конституци-
онной форме правления. К этому прибавился и конфликт между
тверским губернским и тверским уездным земством, которое еще
в ноябре по предложению бывшего управляющего московским
отделением Дворянского банка А. Н. Столпакова приняло реше-
ние преобразовать все земские школы уезда в церковно-приход-
ские. Губернское земство отнеслось с неодобрением к этой реор-
ганизации и приняло некоторые санкции в отношении разошед-
шихся в уезде ретроградов. Весь эпизод в глазах власти приобрел
особенное значение на фоне других выступлений во многих зем-
ских собраниях. Для расследования положения дел в Тверской
губернии был послан директор Департамента общих дел
Министерства внутренних дел Б. В. Штюмер. Сам в прошлом
член бежецкого земства, а в дальнейшем председатель Губерн-
ской земской управы, он возглавил правде крыло земства и как
бывший земец был принят в Твери хорошо.207 Проводя теперь
расследование, он держал себя умеренно, от критики воздержи-
вался и даже, напротив, «выражал самые либеральные взгляды
205 Письмо в редакции). — Гражданин. 1904, 4 января, № 1—2, с. 7.
206 Дневник 1 января. — Там же, с. 31.
Gurko V. J. Features and Figures of Ще Past..., p. 239.
95
насчет деятельности земства вообще».208 В представленном же
докладе земство было подвергнуто жесточайшему разносу. Гу-
бернское земство обвинялось даже в том, что оно отказалось фи-
нансировать земские школы Тверского уезда, хотя они были пе-
реданы уездным земством в духовное ведомство. В особенную
вину ставилось сочувственное отношение к третьему элементу.
Тверское земство в острастку другим было решено примерно на-
казать. Оппозицию следует поставить на место — таков был сде-
ланный царем вывод. «Прошу Вас приехать ко мне завтра в пят-
ницу в 3 часа по делу о тверском губ. земстве и особенно
о новоторжском, — пишет Николай Плеве 1 января 1904 г. —
Настало время треснуть неожиданно и крепко».209
По данному самим царем сигналу выступить в поход против
земства уже 16 января в «Правительственном вестнике» появля-
ется сообщение о смещении тверской губернской и новоторжской
уездной управ и назначении на их место на следующие три года
подобранных правительством лиц во главе со ставленником Ме-
щерского Д. И. Засядко. Министру внутренних дел давалось
право высылать из губернии всех тех, кто мог оказать «дурное
влияние» на земскую деятельность. Последовала высылка
И. И. Петрункевича и возглавлявших либералов А. П. Апосто-
лова и Н. К. Милюкова. И в близких к правительству кругах
эта выходка была встречена с сомнением. Мещерский, описывая
в «Гражданине» сцену обсуждения случившегося сенаторами
в одном из клубов, сообщал: «У всех недовольные физиономии.
„Помилуйте, где же законность?" — говорит один из сенаторов. —
„Чего захотели, законности и еще от кого, от Министерства вну-
тренних дел!"» Так воспроизводился подслушанный диалог.210
Из дальнейшего явствовало, что действий земства сенаторы не
одобряли, но поступить с ним так, как это было сделано, можно
было только по суду. Расправляясь же своей властью, правитель-
ство учинило беззаконие.
Начавшаяся война помешала развернуть в полной мере на-
ступление на земство. Но это наступление было скорее призна-
ком слабости, свидетельством того, что власть не могла наладить
удовлетворительные отношения даже с наиболее близкой себе
средой, найти общий язык с цензовыми элементами, при преоб-
ладании среди них либеральствующих помещиков, для которых
достижение соглашения с правительством на приемлемых усло-
виях и для защиты существующего порядка продолжало оста-
ваться главной задачей. Взаимоприемлемое разрешение ее и для
самодержавия, и для его наличных и еще более многочисленных
потенциальных союзников, вовлеченных пока что в оппозицию
разных оттенков и степеней, становилось тем настоятельнее, что
so8 Ibid.
209 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 950, Николай II — В. К. Плеве 1 января
1904 г., л. 22.
210 Дневник 18 января. — Гражданин, 1904, 22 января, № 7, с. 19.
ОС)
положение режима в завершающие месяцы 1903 г. ухудшалось
на глазах и его бессилие обратить течение вспять становилось
все более очевидным фактом. Падение курса акций самодержа-
вия шло все круче, и разговор об этом делался все откровеннее.
На дававшем крен корабле уже не приходилось делать тайну из
того, что трюмы полны водой и она хлещет во все увеличиваю-
щиеся пробоины. В какой манере шло обсуждение обстановки,
видно по опубликованной в «Гражданине» в конце октября статье
одного из его постоянных сотрудников — А. В. Бабецкого. «Кто,
наконец, не знает, что в настоящее время на житейском рынке
идет широкая „переоценка всех ценностей", за которой может
внезапно последовать падение вековых и незыблемых фондов и
в перспективе паника и крах?» — поговаривал он наподобие
жителя Помпеи, ожидающего, что вот-вот Везувий вступит
в дело.211 «Мы живем в переходное время, богатое всякими сюр-
призами, и никакая теория вероятностей не пособит нам пред-
угадать, что случится завтра», — писал он в открытую, не скры-
вая сомнений, что вопрос, «в пропасть или мимо», решится бла-
гополучно. Да и у самого Мещерского, как он ни бодрился, тоже
прорывались сходные нотки. Он не хуже Бабецкого видел, как
шатко и неустойчиво сущее, как быстро идет формирование ар-
мии революции, авангард которой уже переходит к открытым
боевым действиям, а за ними угадывается близящееся вступле-
ние в борьбу главных сил и в перспективе определенно вырисо-
вывается возможность краха. И он оглядывается в поисках пре-
грады в самом обществе, которую можно было бы поставить на
пути наступающего противника. Но ничего соразмерного опас-
ности ему не видно, и все более его тревожит вопрос— «дейст-
вительно ли армия благоразумных существует?» По крайней
мере состояние ее представляется ему совершенно жалким. И он
третирует ее как лишенный всякого значения и ни на что не
пригодный сброд. «Когда вам приносят газету, из всех уголков
страны вы читаете известия о ее поражении и нигде об ее по-
бедах. Она даже не делает попыток к победе», — горячился он,
приходя в еще большее озлобление, так как те, кто был обязан
броситься на защиту режима, укрываются с поля боя «в то
время, когда развеваются красные флаги».212 Вместо того чтобы
сражаться, «армия благоразумных, каждый из них, — продолжал
распаляться Мещерский, — трусливо озираясь, шепчет слова ис-
пуга, как дряхлая беззубая старуха».
Но и после этих яростных наскоков на единомышленников
картина остается прежней, сплоченности у реакции не прибавля-
ется, боеспособность не возрастает. В самом конце года Мещер-
ский уже не столько обличает, сколько увещевает уклоняющу-
211 Бабецкий А. В. Факты, слухи и мысли.— Там же, 1903, 26 октября
№ 86, с. 3.
212 Мысли консерватора. — Там же, 5 октября, № 80, с. 2.
7 Ю. Б Соловьев	97
юся, как ему кажется, от исполнения своего долга команду вос-
прянуть, сетуя на то, что борьба старого с враждебным течением
«становится все труднее, ибо с каждым годом вырастают в раз-
нузданном и расшатанном обществе все новые виды врагов пре-
даний и существующего порядка». Его уныние увеличивается от
того, что, «к сожалению, нет даже намека на какой-либо при-
рост сил в нашем лагере охранителей и борющиеся силы вслед-
ствие этого становятся слишком неравными. У противников они
растут, а у нас они неподвижны».213
К концу 1903 г. и к началу 1904 г. дела для власти, для всего
старого порядка складывались плохо — это был едва ли не об-
щий приговор. Всюду широко распространялось сознание, что
позиции режима продолжают слабеть, и применение одной голой
силы уже не представлялось, как совсем еще недавно, надежным
и вполне достаточным орудием для утверждения самодержавия.
Основная ставка, конечно, делалась на нее, и все, что можно
было разгромить, старались разгромить, как показало распоря-
жение Николая, данное Плеве в связи с тверским земством.
Главное в том, чтобы «треснуть неожиданно и крепко», выждав
для этого подходящий момент. Но обстановка для этого в целом
складывается неблагоприятно, и поэтому продолжаются поиски
окольных путей для обхода противника. Дело, начатое Манифе-
стом 26 февраля, и после его полного провала не оставляется.
В этом направлении подталкивает власть Мещерский. Зная уже,
конечно, о том, что царь повелел разгромить тверское земство, и
сам до этого многие годы наущая властителей действовать таким
образом, он в создавшихся условиях советует не увлекаться од-
ними лишь силовыми приемами и доказывает, что гибкость и из-
воротливость не менее, а может быть, еще даже более важны.
Он печатает в начале 1904 г. рассуждение, которое явно имело
смысл рекомендации власть имущим быть полегче на поворотах.
Разбирая, как должен вести себя в настоящее боевое время гу-
бернатор (а, можно напомнить, Мещерский усиленно хлопотал
о том, чтобы сделать его полновластным «хозяином» губернии,
в какой-то мере аналогом «хозяина» России, как именовал себя
царь), он делает вывод, что «одной личной энергии недостаточно
для губернатора без обладания тактом, выдержкой и равнове-
сием. Губернатор, который под предлогом усиления власти явля-
ется в губернии кричать: я вам покажу, я вам задам, — а на
другие проявления власти, кроме поднятых кулаков, не спосо-
бен, вреднее губернатора слабого».214
Давать такие советы было легче, чем исполнить их в стано-
вившейся все более трудной обстановке конца 1903 г. Впрочем,
сам Плеве, полагаясь в основном на применение силы в развора-
чивающемся противоборстве, прямо принимавшем характер вну-
213 Обращение к читателям. — Там же, 5 декабря, № 99.
214 Дневник 4 января. — Там же, 1904, 8 января, № 3. с. 1,6,
98
гренней войны, вовсе не отказывался от употребления военный
хитростей, которые теперь возможно шире призывал пустить
в ход Мещерский. Что они раз за разом давали осечку, Плеве
от них не отвращало, и он продолжал идти по этому пути, хотя
в среде охранителей чередование несогласных друг с другом мер
и приемов вызывало немалые недоумения^ Плеве уже не столько
маневрирует, сколько мечется в поисках выхода, и становится
все труднее уследить и угнаться за этими метаниями.215 Все бо-
лее ясным становилось лишь одно — ни теми, ни другими спо-
собами Плеве не может достигнуть цели, и неудача проводимой
им политики, его неспособность справиться с кризисом, набирав-
шим штормовую силу, делалась очевидным фактом.216 И если
продолжавший цепляться за Плеве Киреев счел его в начале ми-
нистерствования последней козырной картой самодержавия, то
уже к концу 1903 г. он готов был прийти к заключению, что эта
карта оказалась битой и что вообще не в чьей-либо власти спра-
виться с разволновавшимся народным морем. «Многого (и тут
же поправляется, — Ю, С.), ничего нельзя согласовать друг
с другом из того, что у нас делается, — записывал он в своем
дневнике 26 декабря 1903 г., недоумевая по поводу стараний
Плеве как-то извернуться, — но кажется, что человеческая лич-
ность начинает терять всякое значение, что поднимаются стихий-
ные силы, перед которыми замолкает всякий частный, единич-
ный голос».217 При этой явственно вырисовывавшейся бесперс-
пективности дела реакции начавшаяся война воспринимается как
шанс избежать как будто бы неотвратимо надвигавшегося ка-
215 Противоречивость политики Плеве в это время бросается в глаза.
В изображении Гурко, как он писал в своих воспоминаниях, «угрозы,
снисходительность, милости — все было перемешано, и вследствие этого
угрозы не пугали и милости не вызывали благодарности... Что запреща-
лось сегодня, то разрешалось завтра. Что отвергалось сейчас, то в сле-
дующий момент превозносилось и одобрялось. Престиж правительства,
уверенность в устойчивости его деятельности быстро падали. С одной
стороны, никто не мог быть уверен, что какие-нибудь невинные действия,
не запрещенные правительством, не будут причиной ссылки, с другой
стороны, росло убеждение, что любое приказание правительства можно
парализовать решительным сопротивлением» (Gurko V. L Features and
Figures of the Past..., p. 237—238).
216 Зиму 1903/04 г. Гурко считает рубежом, когда определился провал
Плеве, возбудившего «негодование почти всех кругов общества, даже са-
мых умеренных, наиболее преданных существующему порядку. Казалось,
что правительство висит в воздухе и его единственной опорой является
административный и полицейский аппарат, действовавший, можно было
подумать, подобно какой-то бездушной машине (without spirit). Он про-
должал работать автоматически, более или менее в согласии с указаниями
и инструкциями правительства, но даже входившие в правительство лица
во все возраставшем числе отказывались признавать правильность этих
приказаний и принимать проводимую государством политическую про-
грамму. Государственный аппарат лишался внутренней силы» (Gurko V. L
Features and Fagures of the Past..., p. 227).
217 PO ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 26 декабря
1903 г., л. 282.
7*
99
таклизма. Поистине нужно было быть утопающим, чтобы так
ухватиться за нее. И именно, как ухватившийся за соломинку
утопающий, Киреев 28 января пишет Плеве письмо, умоляя его
не упустить момента и вызволить режим из только что представ-
лявшегося едва ли не безнадежным положения. «Мне кажется,
что мы вступаем в эру (нашей истории), в которой личность
сводится к нулю, где она поглощается стихийными силами, где
самая умная деятельность обречена на бесплодность, — подтвер-
ждает и усиливает он записанное за месяц до того в дневнике. —
Но, может быть, настоящая война (нами, конечно, нежелаемая,
но несомненно нами вызванная) даст Вам возможность отдалить
наступление кризиса, наступление на нас слепых стихийных сил?
Война несомненно снова сблизит царя с дворянством и зем-
ством. Заметьте, что земство (ярославское) раньше всех других
корпораций заявило о своей преданности царю.
Мы находимся в возбужденном патриотическом настроении.
Это психологический момент величайшей важности!... Нельзя
ли им воспользоваться, чтобы крепко „спаять" поколебленные
земство и дворянство с царем? (c’est le moment ou jamais) (те-
перь или никогда, — Ю. С.), Это Вам (правительству) даст пе-
редышку, которой бы можно воспользоваться для дальнейшей
деятельности! »218
Толкая к войне, Плеве приблизительно это же и имел в виду,
по крайней мере не видел другого способа добиться перелома
в складывавшейся все более неблагоприятно борьбе с колебав-
шим существующий порядок движением. Для этого он и сеял
ветер, обрушившийся на самодержавие бурей.
Но в первый момент ожидавшая самодержавие на этом пути
катастрофа еще никак не угадывалась, хотя Мещерский в днев-
нике от 31 января и писал о том, что Россия находится в крайне
невыгодном положении, а Япония, наоборот, в чрезвычайно бла-
гоприятном, и победа поэтому достанется дорогой ценой.219
Но в самом исходе сомнений не было. А пока связанные с вой-
ной расчеты как будто бы оправдывались. Всякая оппозиция
пока что приумолкла. Собравшаяся в середине февраля «Беседа»
решила перейти к оборонительной тактике.220 Такой же линии
придерживались и выделившиеся в более определенную органи-
зацию земцы — конституционалисты.221
Напротив, власть и стоявший за нею лагерь реакции торо-
пятся воспользоваться благоприятной обстановкой и выступить
в поход на притихшего противника, потеснить его как можно
218 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев В. К. Плеве 28 января
1904 г., л. 54.
219 Дневник 31 января. — Гражданин, 1904, 1 февраля, № 10, с. 22.
220 ГИМ, ОПИ, ф. 31, on. 1, д. 142, Протокол «Беседы» от 15 февраля
1904 г., л. 147—147 об.
221 Шацилло К. Ф. Формирование программы земского либерализма...,
с. 79.
100
дальше. Первые неблагоприятные известия с театра войны
всерьез еще не принимаются. Это лишь временные неудачи, за
которыми рано или поздно последует разгром неприятеля, кото-
рый повернет по-новому всю жизнь России.
А пока усиливается гонение на земство. Оно достигает апо-
гея в неутверждении Шипова при избрании его 14 февраля на
пятое трехлетие в качестве председателя Московской земской
управы. Плеве сообщил ему 12 апреля о принятом властями ре
шении. Причина неутверждения делалась ясной после слов мп
нистра, что в Шипове он видит «самозванного представителя
всероссийского земства».222 В вину бывшему главе московского
земства теперь уже ставилось и то, что он дал усилиться треть-
ему элементу. «При земских управах, — инкриминировал ему
этот пункт Плеве, — образуются когорты санкюлотов». Но Плеве
и тут не оставил до конца свою тактику усмирения непокорных
не только грубой силой, но и внушая им иллюзию о возможности
достижения взаимопонимания, если только они проявят требуе-
мую уступчивость. Он заявил Шипову, что сам со своей стороны
«очень скорбит» о случившемся, видя в оппоненте «крупную
силу». Он даже постарался создать впечатление, что и в общем
плане они не так уже далеки друг от друга и что он вовсе не
отвергает в принципе учреждение «всероссийского земства». Со-
всем напротив, уверял Плеве, «я не могу не согласиться, что мы
к этому идем и что разрешение этого вопроса — дело недалекого
будущего». Но, как будто бы признавая неотвратимость пред-
стоящей перемены, Плеве снова и резко отказал земству и лю-
бой другой организации в праве каким-нибудь образом ускорять
ход событий, хоть как-нибудь вмешиваться в вопрос, который
«может быть разрешен только сверху, а не снизу и только тогда,
когда в этом направлении выскажется определенно воля госу-
даря». Пока же «воля государя» определенно высказалась именно
в неутверждении Шипова, о чем никто не знал.
И точно так же в других случаях, ведя общую линию на уже-
сточение, Плеве действовал по прямым указаниям Николая. Но-
вогоднее требование «треснуть крепко и неожиданно» приобре-
тало значение главной инструкции, преподанной министру вну-
тренних дел. Делалось понятным, чего ждет от него царь. Плеве
тем легче было сориентироваться после устроенного ему в те же
дни царского выговора за допущенные им, как полагал Николай,
упущения по цензурному ведомству. «Обращаю серьезное ваше
внимание на прилагаемую прямо провокаторскую статью „Роль
молодежи в общественной жизни России44.
По-моему, цензура спит, иначе она не могла бы пропустить
подобные зажигательные строки», •— упрекал он министра в раз-
драженном тоне.223 И если вскоре стали раздаваться жалобы, что
222 Шипов Д. II. Воспоминания и думы о пережитом, с. 236.
223 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 290, Николай II — В. К. Плеве 4 января
1904 г., л. 23.
101
цензура сделалась «неимоверно строга», то это означало, что
Плеве принял к сведению царское неудовольствие и делал все
возможное, чтобы не навлечь его на себя второй раз. Шипов,
понятно, ничего этого знать не мог, приписывая свое удаление
целиком недобросовестности Плеве, который, писалось с обидой
в воспоминаниях, «не мог не видеть во мне человека, преданного
идее самодержавия, правильно понимаемой». Шипов тем более
был на него в претензии, потому что сам министр «не признавал
существовавший государственный строй жизненным», а между
тем в защите его он не церемонился в выборе средств, беззастен-
чиво идя на любую хитрость и просто обман. «... Его слова
о благожелательном отношении власти к общественным учреж-
дениям имели исключительно целью ввести земскую среду
в заблуждение относительно истинного характера политики мини-
стра, — обличалось двуличие Плеве, — стремившегося в действи-
тельности к подавлению роста общественного сознания и к управ-
лению страной посредством неограниченного произвола бюро-
кратической власти».224 В том, что отстранением его от дел
преследовались цели гораздо более широкие, чем расправа с одним
человеком, Шипов был прав. Это было новым проявлением все
того же лозунга «треснуть крепко и неожиданно». И когда самый
разнузданный из публицистов «Гражданина» — Шкворень уже
в начале мая писал о том, что реакции пора наконец двинуться
в решительное наступление, произвести радикальную ломку со-
зданных после отмены крепостного права порядков, этих, как он
выражался, «некоторых полузаконов и полумер, завещанных ре-
формами 60-х годов», когда он в развитие этого писал «что...
власть должна дать новые законы», что «нужны решительные
действия, которые потрясли бы до основания стан внутренних
врагов России и ее порядка»,225 то все это было созвучно реаль-
ным намерениям власти. Но как ни хотела она сама вступить
на этот путь, в обстановке беспросветных военных неудач сде-
лать этого было уже нельзя. Самодержавие успело к этому вре-
мени понести на войне невозместимые политические убытки в та-
ких размерах, что начинала вырисовываться не такая уж дале-
кая перспектива его общего банкротства.
В этих условиях смещение Шипова принесло совсем не те
результаты, ради которых оно было произведено, обернувшись
для власти довольно значительной политической неудачей. Уже
одно то, что новым председателем Московской управы избрали
Ф. А. Головина, по рекомендации Шипова, «убежденного кон-
ституционалиста и принципиального противника существовав-
шего государственного строя»,226 указывало на совершенный про-
счет. А кроме того, те, кто примыкал к возглавляемому Шипо-
224 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 236.
225 Шкворень. Авторитеты. — Гражданин, 1904, 6 мая, № 36, с. 6.
226 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 237.
102
вым течению как наиболее консервативному в земско-дворянской
среде, при виде столь явного доказательства нежелания власти
пойти на соглашение с ближайшими к себе элементами «поте-
ряли всякую надежду на возможность мирного разрешения во-
проса и были приведены к убеждению в неизбежности перехода
на путь политической борьбы с существующим государственным
строем».
Правда, и грубо отталкиваемые режимом его союзники не
превратились в непримиримых противников, как в этом убеж-
дает прежде всего эволюция самого Шипова. В дальнейшем он
неоднократно фигурировал в качестве возможного партнера в го-
сударственном управлении, чтобы быть затем неизменно отверг-
нутым, но всякий раз с готовностью откликался на новое пред-
ложение помочь самодержавию выпутаться из очередных за-
труднений с помощью так называемых «общественных деятелей».
Однако, сколь верноподданнически они ни были настроены, и
у них, третируемых так бесцеремонно, как только что обошлись
с безобиднейшим из земско-дворянской фронды, «чувство недо-
вольства существующим порядком невольно переносилось на
основу нашего государственного строя».227
Промах был столь очевидным, что и среди представителей
державшегося на старых позициях дворянства удаление Ши-
пова, на которого они сами столько раз ожесточенно нападали,
не вызвало чувства одержанной наконец победы. Киреев у себя
в дневнике отозвался о сделанном, как о большой глупости.228
Но безусловно наиболее примечательным было отсутствие хотя
бы нотки торжества в «Гражданине», еще недавно негодовавшем
по поводу повторного избрания Шипова.229 Мещерский постарался
изобразить даже некоторую скорбь. То был для него «глубоко
печальный» факт, так как «жертвою. . . является один из самых
выдающихся, если не самый выдающийся деятель в земских
учреждениях по обширным размерам его деятельности и твор-
чества в области земской самодеятельности и земской инициа-
тивы».230 А если все-таки его пришлось убрать, то это подава-
лось как печальная необходимость. Ценя его заслуги, правитель-
ство не могло поступить иначе, поскольку Шипов «соединял
с своею бесспорно даровитою деятельностью в области земского
хозяйства стремление эту деятельность вести не только не в об-
щении с административною властию, но, напротив, обособляясь
от нее и подчас противодействуя ей». Но все это высказывалось
в тоне самого мягкого укора. И «Гражданин» не столько даже
упрекал, сколько как будто бы извинялся перед Шиповым за
содеянное с ним. И это служило верным признаком того, что
227 Там же, с. 238.
228 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 16 апреля
1904 г.5 л. 319.
229 Дневник 5 марта. — Гражданин, 1904, 7 марта, № 20, с. 22—23.
230 Дневник 19 апреля. — Там же. 22 апреля, № 32, с. 19.
103
дела власти обстоят плохо и устраивать при таком положении
шумное торжество — значило, сделать их еще хуже. Подогревать
ликованием вскипающее в стране недовольство было делом явно
неблагоразумным. Притворная скорбь больше соответствовала
обстоятельствам момента. Одного размахивания кулаками и тра-
диционных угроз в стиле «я вам покажу», «я вам задам», чем
самодержавие обходилось десятилетиями, теперь, рассуждал Ме-
щерский еще в декабре, было не только недостаточно, чтобы не
допустить прорыва позиций власти, но такой образ действий мог
лишь подлить масло в разгорающийся на глазах огонь. И «Граж-
данин» давал пример того, как в этой взрывоопасной обстановке
надлежит обращаться с теми, кого он сам только что изображал
злейшими и опаснейшими врагами существующего государствен-
ного строя.
Да и все яснее начинало сознаваться, что не в смирных ши-
повых, гейденах и не в их, в сущности, безобидном фрондерстве
заключена главная опасность, хотя под властью многолетней
инерции «Гражданин» нет-нет да и снова открывал огонь всей
своей артиллерии по либеральствующим собратьям. Уже хорошо
чувствовалась сила могучего течения, размывавшего главные
устои существующего порядка. И даже в ту пору, когда война
еще не успела стать камнем потянувшей на дно катастрофой,
а еще представлялась тем последним козырем, который позволит
повернуть игру в свою пользу, все же и тогда не было полной
уверенности, что даже с ее помощью удастся справиться со все
отчетливее вырисовывавшейся угрозой всему старому строю
жизни. Какой-нибудь Шкворень мог опьянять себя действи-
тельно бессмысленными фантазиями, и Мещерский охотно давал
ему место в «Гражданине», но сам он смотрел на обстановку го-
раздо трезвее и тревожнее. Тем более отрезвляюще действовала
она на не так резко выделявшихся своей реакционностью охра-
нителей. Не до такой степени ослепленные ею, они лучше отда-
вали себе отчет в происходящем. Примечательная запись появ-
ляется в дневнике Киреева в двадцатых числах февраля, когда
отрава военного угара сохраняла еще свою силу. Побывав на за-
ключительном заседании суда над Гершуни, он воспринял все
увиденное и услышанное как неопровержимое свидетельство не-
отвратимо близившихся перемен. «И подсудимые, и адвокаты, и
мы все (на перерыве) говорили и о передаче подпольной лите-
ратуры, и о наступающей конституции, и о неизбежности пере-
устройства нашего государ [ственного] строя в социал-демократи-
ческий как о вещах самых понятных, не подлежащих сомнению,
естественных...! Далеко ушли в эти 25 лет», — поражался сам
Киреев происшедшему сдвигу.231 Конечно, он, придворный гене-
рал, мог легко ошибиться, принимая эсеровских террористов за
231 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 23 феврали
1904 г., л. 302.
104
настоящих вождей движения масс, но, что оно набирает силу,
это он чувствовал безошибочно. Да уже прошла пора чувство-
вать, потому что бросались в глаза зримые и осязаемые проявле-
ния борьбы поднимавшихся против всего старого порядка мил-
лионов.
Не только чувствуя, но как бы видя катящуюся и вздымаю-
щуюся все выше волну, Киреев записывает в начале марта мно-
гозначительные слова. Все вокруг, дает он общую оценку обста-
новки, «глупо, глупо и страшно, ибо отдаленная гроза собира-
ется, приближает сяъ?32
Вопрос, что делать, в чем искать спасения, становится для
представителей дворянства, во всей пестроте и разноголосице го-
воривших от его имени, все настоятельнее и острее. И занимав-
шие место на правом крыле, заботясь о сохранении самодержавия
во всей его неприкосновенности, не видят, однако, возможности
обойтись вовсе без перемен и обращаются к власти с сове-
тами упрочить и оживить связи с дворянством, теснее сплотиться
с ним перед лицом общей опасности, не боясь расширить его по-
литические возможности. И они ищут выход в том же направле-
нии, что и их либеральствующие собратья по классу, а это
в свою очередь снова демонстрирует, что подобного рода устрем-
ления отнюдь еще не являются безусловным признаком либера-
лизма и объективно либеральные лозунги могли выдвигаться и
дворянством самого реакционного толка.
Известная тенденция сближения с дворянством, готовности
больше считаться с его мнением, предоставляя и некоторые ор-
ганизационные возможности для его выражения, намечается и
в среде высшего слоя управления.
Характерный оборот приняло происходившее в начале марта
в Государственном совете обсуждение устройства предполагае-
мого при министре внутренних дел Совета с участием предста-
вителей мест для рассмотрения сельскохозяйственных проблем,
становившегося продолжением сельскохозяйственного Совеща-
ния. Прежде в представлении департаментов предлагалось, чтобы
министр назначал членов Совета не по своему усмотрению, а из
числа избранных земством и дворянством кандидатов.232 233 На за-
седании Государственного совета Роон, которого поддержали
И других участников обсуждения, предложил прямо и помимо
министра ввести в состав нового органа избранных на местах
представителей. Как отмечал у себя в дневнике Киреев, «это ли-
беральное (но и умное) предложение было подстроено 3 гене-
рал-адъютантами — Рихтером, Чертковым и Драгомировым,
кроме того, Сабуровым, Галкиным-Врасским, Тернером... это
тоже signum temporis (знамение времени, — Ю. С.)».234
232 Там же, запись 6 марта 1904 г., л. 307.
233 Там же, запись 7 марта 1904 г., л. 307.
234 Там же.
105
Начиная понимать, какие громадные долги накопились за са-
модержавием, и видя теперь неизбежно приближающуюся рас-
плату по ним, ближайшее окружение власти с преобладанием
дворянско-бюрократического элемента наряду с упрочением связи
с общественными верхами рассчитывает улучшить положение и
некоторым общим послаблением режима. В чем именно оно бу-
дет заключаться и как далеко следует продвинуться по этому
пути, представляется, впрочем, очень смутно. Гораздо яснее со-
знается, что остаться неподвижно на старых позициях вряд ли
удастся.
Какая программа действий предлагается власти в этот момент
со стороны дворянской правой при всей ее аморфности, видно
на примере пожеланий, высказанных Киреевым царю на ауди-
енции 9 марта 1904 г. по случаю получения генералом ленты
ордена Александра Невского. Примечателен самый тон, в кото-
ром повел разговор Киреев, — несколько наставительный, как и
само содержание сказанного: «Ваше Величество, я ведь никола-
евский офицер и помню древние времена! Какой был тогда
у правительства „престиж" и авторитет! Мы все ему верили,
хотя, — вносилась существенная поправка, — он оказался и не-
обоснованным, даже в высших делах, которыми специально за-
нимался Ваш прадед!» 235 Чтобы сделать привлекательным по-
следовавшее затем предложение, он посулил, что, именно дейст-
вуя по его совету, и можно будет вернуть ныне утраченный пра-
вительственный престиж. Средство — «вступите через голову Ва-
ших министров в сношения с Вашим народом», изъявляя готов-
ность «прислушаться к голосу народа, хотя бы первоначально
лишь по некоторым вопросам, Вами намеченным». Другого вы-
хода, уверял он, нет, поскольку «не подлежит сомнению, что наш
современный Polizeistaat (полицейское государство, — Ю. С.) не
удовлетворяет современным требованиям», и «должен быть за-
менен». Остается выбирать между переходом к конституции, но
тут таится, отговаривал Киреев не нуждавшегося в этом царя,
«наша гибель», или возвратом к «нашему древнему самодержа-
вию московского типа».236 Продолжая настойчиво рекламировать
последнее как «единственное средство избавиться от опасности»,
Киреев не услышал от царя никакого определенного ответа. Тот
лишь заявил, что он читает все выходящее из-под пера своего
собеседника и это вызывает у него размышления, — какие
именно, Николай не уточнил. Но и при неопределенности ска-
занного Киреев удалился обнадеженным. Царь, с удовлетворе-
нием подводил он итог состоявшейся беседы, «выслушал меня
очень внимательно». Однако он вскоре же убедился, что тор-
жествовать еще рано. В самом начале апреля он встретился
с Плеве. Узнав о разговоре, тот счел его «слишком если не опас-
235 Там же, запись 9 марта 1904 г., л. 308.
236 Там же, л. 308 об., 309.
106
ным, то неосторожным».237 И если, как мог догадаться после
этого Киреев, царь не собирался дать ход предложенной про-
грамме, то и Плеве со своей стороны по-другому оценивал об-
щую обстановку и собирался проводить другую линию. «Он не
верит в неминуемость политической опасности», — так фиксиро-
вал Киреев первый пункт расхождений.238 Да и помощь он со-
бирался искать не там, где предлагал Киреев. «В случае край-
ности, — передавалось рассуждение Плеве, — правительство най-
дет опору в крестьянстве и мещанстве».
Не подошла Плеве и затея с новым широковещательным об-
ращением наподобие Манифеста 26 февраля. Он даже и от него
теперь отрекался. «Я упрашивал долгое время государя его не
выпускать в такой принципиальной форме», — уверял он Ки-
реева.239 Только проект, связанный с земским собором, не был
отвергнут наотрез. «Если Вы, Алексей Александрович, со своими
друзьями предложите какую-либо формулу для созыва земского
собора и самого собора, будет прекрасно», — как будто бы делал
он шаг навстречу своему собеседнику, оставляя за собой, ко-
нечно, окончательное суждение об удовлетворительности имею-
щей быть предложенной формулы. Пока же, имея в виде резерва,
как ему казалось, крестьянство и мещанство, Плеве считал до-
статочным несколько обновить фасад режима, придать прини-
маемым властью решениям менее келейный характер. С этой
целью имелось в виду повторить уже не раз производимую на
протяжении пореформенных десятилетий попытку устроить так,
чтобы правительственные дела вершились не с глазу на глаз
царем с министром, а «сообща, в боярской Думе (Госуд. совете)
в присутствии государя». Некоторая реорганизация намечалась
и в провинции: предполагалось на местах несколько более ши-
роко применять выборное начало и создавать там при участии
избранных какие-то совместные с администрацией органы мест-
ного управления. Но это все пока висело в воздухе и было лишь
туманными наметками. Царь же, как дал понять Плеве, отнесся
к предполагаемым к проведению на высшем уровне переменам
весьма сдержанно. По крайней мере, когда Плеве завел речь
о пользе обсуждения даже не политических, а прежде всего фи-
нансовых вопросов на усиленном в своем значении Государст-
венном совете, царь лишь пошутил: «И с первым министром во
главе?»240 Так как в разумении Николая подобный оборот дел
выглядел, очевидно, поползновением на его верховные права,
Плеве тут же принялся разубеждать его в обусловленности та-
кой связи.
В целом беседа Киреева с Плеве снова выявила заметную
разницу в их общем подходе к стоявшим перед властью пробле-
237 Там же, запись 2 апреля 1904 г., л. 312 об.
238 Там же.
239 Там же, л. 313.
240 Там же, л. 314.
107
мам и способам их разрешения. Но тем не менее Кирееву, по-
видимому, показалось, что его партнер стал более восприимчив
к подаваемым ему советам и теперь его можно будет побудить
и к некоторым действиям в желательном направлении, чего до
сих пор так и не удавалось сделать. Поэтому в продолжение раз-
говора он пишет ему письмо, главная цель которого состояла
в том, чтобы помочь Плеве сблизиться с дворянством, указать
ему наиболее подходящие для этого пути. Пока же, снова бе-
рется убедить его в этом Киреев, он не имеет в дворянстве проч-
ной опоры. И, чтобы заручиться, наконец, с этой стороны необ-
ходимой поддержкой, следует предоставить верхушке общества
несколько большую самостоятельность в политической области,
позволив хотя бы наиболее благонадежным (здесь Киреев пре-
жде всего имел в виду себя и славянофилов вообще) высказы-
ваться беспрепятственно, как они найдут нужным. Тогда, уве-
рял он Плеве, «Вам легче будет пустить корни в дворянстве и
земстве, ныне Вам не доверяющим и Вас не поддерживаю-
щим».241 Из письма можно было узнать и о причинах вызван-
ного недовольства. «Мы в Плеве не видим министра-созидателя.
Мы видим человека без опоры, без „корней4* в крае, борящегося
с крамолой; борящегося с нею мерами, которыми ее побороть,
конечно, нельзя. Созидательства его мы не видим»,242 — так фор-
мулировалась высказываемая в адрес Плеве критика, означав-
шая неудачу его политики в главном пункте, поскольку он
именно «зиждительством», что бы он сам под ним ни подразу-
мевал, хотел отвлечь дворянскую фронду от оппозиции режиму.
И теперь Киреев удостоверял, что именно с этим у Плеве ни-
чего не вышло. Желая помочь ему выйти из состояния изоляции,
он и предлагал ему провести то, что, по его предположению,
могло бы сойти за «зиждительство». Имелось в виду приобщить
дворянство к государственному управлению, вернее даже дать
высшему сословию прикоснуться к государственным делам.
В очевидное подражание тому, что было сделано при организа-
ции сельскохозяйственного Совещания, предлагалось учредить на
местах для обсуждения намечаемых властью вопросов совеща-
ния из выборных представителей дворянства, земства, а также,
допускал Киреев, купечества и промышленности. Руководимые
предводителями дворянства, они должны были заняться рас-
смотрением законопроектов, по которым власть пожелает полу-
чить мнение снизу. Из числа же членов совещаний правитель-
ство выбирало бы по своему усмотрению некоторых для участия
в дальнейшем в соответствующих заседаниях Государственного
совета.243
241 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 5 апреля
1904 г., л. 6 об.
242 Там же, л. 6.
243 Там же, л. 7 об.
108
И уже от своего лица Киреев предлагал ввести новый поря-
док представления министрами докладов царю — в присутствии
глав департаментов Государственного совета или же отделений
проектируемой Думы, а также новый порядок рассмотрения бюд-
жета — снова с подключением к этому членов Государственного
совета, в котором в этом случае заседал бы и царь. Необходи-
мость предлагаемой реорганизации вытекала, доказывал Киреев,
из общей обстановки. Он приложил на этот раз особенные ста-
рания, чтобы яснее и убедительнее представить Плеве размеры
и остроту обозначившейся всему старому строю угрозы, застав-
лявшей торопиться с образованием противопоставляемого ей об-
щего фронта. Он усиленно убеждал своего союзника не обманы-
ваться тем, что самодержавию уже не внове кризисные и даже
как будто бы гибельные положения. «Вы мне сказали, что Вы
привыкли к пессимистическим, алармистским предсказаниям, что
и Лорис-Меликов предсказывал скорую гибель, а что вот мы все-
таки живем и здравствуем»,244 — приводились в письме слова
Плеве, с которыми Киреев тут же вступал в полемику, указывал
на коренные перемены, происшедшие в стране за более чем
20 лет. «Живы-то мы живы, „жив Курилко44, ну а на счет его здо-
ровья???» — старался он настроить Плеве на более реалистичный
лад. И дело было не только в том, чтобы, запугивая раздутой
опасностью, сделать того податливее, но прежде всего в желании
дать ему правильные ориентиры при определении политического
курса. В среде охранителей, как видно, крепло опасение, что,
не считаясь в полной мере с действительностью, слишком уж
переоценивая свои силы, он может направить корабль самодер-
жавия прямо на рифы. Обращение Киреева к Плеве, интересное
и важное само по себе, и следует в первую очередь считать от-
ражением взглядов этой среды в части ее дворянской правой.
В этом убеждает также выступление в «Гражданине» почти
в то же самое время К. Ф. Головина, довольно известного и
в качестве пишущего лица, и в качестве хозяина бывшего ме-
стом сбора дворян правого толка петербургского салона. Отре-
комендованный незадолго перед тем Мещерским как «талантли-
вый и симпатичный публицист»,245 он поместил в двух мартов-
ских номерах целое эссе о том, как складывались и как следует
теперь поставить отношения самодержавия и дворянства, чтобы
сомкнуть обе ближайшие друг другу силы возможно теснее. Это,
собственно, те же киреевские увещевания, проявление того же
стремления встать рядом с властью в роли ее непосредственного
помощника и опоры.246 Вся современная обстановка, убеждал
Головин, не позволяет действовать иначе. А все, что прежде пре-
пятствовало объединению, объявлялось одним лишь недоразуме-
244 Там же, л. 7.
245 Дневник 22 января. —- Гражданин, 1904, 25 января, № 8, с. 20.
246 7Г. Головин. Мысли.— Там же, 7 марта, № 20, с. 20; 11 марта,
№ 21, с. 3-7.
109
нием, когда союзника почему-то подозревали во враждебных или
хотя бы в каких-то сомнительных замыслах. Надо, наконец, уви-
деть своего единомышленника в его настоящих намерениях,
в его готовности поспешить на помощь власти, отбросить всякие
беспочвенные опасения на его счет и дать ему возможность про-
явить себя, доказать свою преданность. Нужно лишь произвести
практический опыт, и затянувшемуся заблуждению сразу придет
конец. Головин выставлял программу, с которой прежде обраща-
лись к власти, с той же приблизительно мотивировкой, лйбераль-
ствующие помещики типа Гейдена, Шипова, «собеседников»,
а вместе с ними и представители правительственных сфер вроде
Витте и Куропаткина и которую теперь уже от своего имени
подавали круги дворянства, непосредственно смыкавшиеся
с «Гражданином».
Но и продвигаемая теперь дворянской правой и попавшая
даже в «Гражданин», хорошо знакомая Плеве и неизменно им
отвергавшаяся до |Сих пор программа не стала более приемлемой,
когда о ней заговаривали совсем поблизости самые уже благона-
меренные.247
В обстановке обостряющегося кризиса, которым союзники
власти мотивировали делаемые ими предложения, нельзя было
остановиться па том, чтобы в исполнение их пожеланий наде-
лить политическими правами дворянство вкупе с верхушкой об-
щества вообще. Проделывать это на глазах у пробуждающейся
к политической жизни громадной народной массы, оставляя ее
в прежнем бесправии, было делом рискованным. Какой отзвук
может дать и какие сложности породить и самое незначительное
послабление, предоставление скромной возможности высказаться
откровенно, показало Совещание о нуждах сельскохозяйственной
промышленности. И вряд ли Плеве, принявший выступления
в Суджанском и Воронежском комитетах чуть ли не за начало
революции, мог теперь последовать совету Киреева разрешить
проектируемым тем по образцу сельскохозяйственных комитетов
местным совещаниям «полнейшую свободу и безнаказанность
слова».248 После приобретенного опыта такое могло им восприни-
маться лишь как игра с огнем, а к каким она могла привести
последствиям, показало частичное исполнение такого рода сове-
тов уже в начале 1905 г., когда указом Сенату 17 февраля под-
данным было предоставлено право высказаться о желательных
усовершенствованиях существующих порядков.
И в оставшиеся ему несколько месяцев жизни Плеве продол-
жал идти прежним путем, не рассчитывая, видимо, что предла-
247 Мысль о желательности в той или иной форме допустить выборных
до участия в решении государственных дел приобрела сторонников и
среди самых твердолобых (см.: ЦГАОР, ф. 102, перлюстрация, оп. 265,
д. 26, Д. Бодиско —В. А. Грингмуту 19 мая 1904 г., л. 20).
248 ЦГАОР, ф. 586, on. 1, д. 767, А. А. Киреев — В. К. Плеве 5 апреля
1904 г., л. 7 об.
НО
гаемые новшества разрядят обстановку. А с другой стороны, и
то, чем он хотел увлечь стоявших поближе к нему, даже и для
них не представляло ничего заманчивого, обещающего выход из
становившегося все более трудным положения. Тот же Киреев
после разговора с Плеве в начале апреля, узнав о его наметках
и одобряя их, тем не менее задавался вопросом: «... не доста-
точно ли это будет „to meet“ (встретить, удовлетворить, — Ю. С.)
ожидания (чтобы не сказать требования) народа? Чтобы восста-
новить авторитет правительства?»249 И, взвесив известные об-
стоятельства, он давал отрицательный ответ. «Думаю, что нет,
хотя, может быть, „народу4* следовало бы, конечно, удовольство-
ваться этими улучшениями (если они не будут искалечены Ме-
щерским) , — приветствовал он такой исход, маловероятный для
него самого, и продолжал скептически, — но думается, что это
пройдет незамеченным, если не будет сопровождаться словами
царя, его обращением».
От свойственных не одному Кирееву ожиданий, что Плеве
сумеет вывести режим из окружавших его со всех сторон опас-
ностей, найдет способ сплотить силы охранителей, к середине
1904 г. уже мало что осталось. Утверждалось мнение, что и в этой
сфере он не смог завоевать необходимого авторитета и вместо
сотрудничества между ними установилась известная отчужден-
ность. Примечательную оценку достигнутых Плеве результатов
дал товарищ министра финансов Тимирязев в разговоре с Кирее-
вым. «Тимирязев считает, что Плеве замечательно умный чело-
век, — записывал Киреев в дневнике 23 мая 1904 г., — но что
он едва ли не пропустил хорошего момента, где бы он мог найти
(составить себе) опору среди земства и дворянства».250
Обозначалась полная неудача его политики в целом. По край-
ней мере в восприятии общественной, прежде всего дворянской,
верхушки положение стало хуже, чем когда-нибудь, и перспектив
на улучшение нигде не виделось. Ожидалось, наоборот, дальней-
шее ухудшение. Выразительное отражение настроений этого
круга содержалось в письме, направленном из Курской губернии
находившейся в конце мая во Франции гр. В. А. Бобринской.
«Мы здесь ждем со дня на день падения Порт-Артура. Не ве-
рится больше ни в какую удачу; такое впечатление, будто все
рушится в России и снаружи и внутри, предельно пессимисти-
чески изображалось общее положение. — В деревне такая бед-
нота, какой, кажется, никогда еще не видывала».251
Режим зашел в тупик, из которого вывести его было некому.
Во всяком случае на правительство в этом смысле надежд не воз-
249 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 2 апреля
1904 г., л. 314 об.
250 Там же, запись 23 мая 1904 г., л. 323.
251 ЦГАОР, ф. 102, перлюстрация, оп. 265, д. 26, Письмо гр. В. А. Боб-
ринской 29 мая 1904 г., л. 54.
Ill
лагалось после того, как и Плеве перестал казаться способным
исполнить прочившуюся ему роль избавителя.
Правительство, и прежде не внушавшее знавшим дело вблизи
высокого о себе мнения, при ухудшающейся обстановке никак не
могло преодолеть своей укоренившейся разъединенности. Не раз
сетовавший на разномыслие правительства, на отсутствие в его
действиях единого начала Киреев тем более был обеспокоен этим
фактом, что самодержавие попало теперь в совершенно иные
в сравнении с недавним прошлым условия. Приходилось вести
борьбу с действовавшим несравненно более целенаправленно
противником. «Коренная наша беда в том состоит, — заносил он
в дневник 8 июня 1904 г., — что у наших русских врагов — кон-
ституционалистов и у социал-демократов — программы есть,
а у людей порядка, говорю о людях правительства, программы
нет. Они avec des idees contradictoires, molies, incertaines (идеи
у них противоречивые, расплывчатые, неопределенные, — Ю. С.),
как говорит Vogue».252
В этом положении теснимого со всех сторон, теряющего спо-
собность направить события в нужное русло самодержавие всту-
пило в период новых внутренних осложнений. Признаком этого
было, в частности, постепенное пробуждение приумолкшей, было,
в первые месяцы войны земско-дворянской оппозиции. В начале
лета 1904 г. И. И. Петрункевич совместно с Петром Долгоруко-
вым устроили в Крыму немногочисленное, правда, совещание
представлявших южные губернии земцев. Обсуждался вопрос
«О проведении систематической оппозиции правительственным
планам».253
Но и Плеве отнюдь не собирается отступать. Он, напротив,
полон наступательных намерений. Как раз летом публикуется
отчет Зиновьева о ревизии московского земства. Его естествен-
ным продолжением служит устроенная в конце июня—начале
июля ревизия вятского земства, проводившаяся тем же Зи-
новьевым.
И все-таки усиливающееся давление на земство скорее слу-
жило проявлением слабости, а не силы власти, говоря о конечной
неспособности достичь после предпринятых на протяжении по-
следних лет попыток поставленных целей другими способами.
Невелик был политический выигрыш от обострения отношений
с так или иначе связанной с поместным дворянством организа-
цией в обстановке уже случившихся и явным образом назреваю-
щих новых военных неудач. Да и сам Плеве, заново разверты-
вая политику отбрасывания земства и противодействия любым
притязаниям на приобретение политического значения, откуда бы
они ни исходили, в эти уже самые последние сроки своей жизни
252 pQ ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 8 пюця
1904 г., л. 328 об.
253 Шацилло К. Ф. Формирование программы земского либерализма...,
с. 79.
112
был далек от победных настроений, хотя и не хотел признать
свою неудачу. Как свидетельствовал Богданович в письме царю
в феврале 1905 г., проведя накануне гибели вечер в доме поль-
зовавшегося полным его доверием приспешника, он «говорил от-
кровенно о серьезности положения».254 Это находит подтвержде-
ние и в письме одного из наиболее активных безобразовцев,
А. А. Абазы, написанном в тот же последний день. И в этом бли-
жайшем к Плеве круге наступило, как видно, тяжелое похмелье.
«Сознаюсь, что я на будущее смотрю весьма мрачно. Меня тре-
вожит не война, а внутренние, домашние неурядицы, которые
грозят разрастись до грозных размеров, — раскрывал Абаза при-
чины своего мрачного настроения, переходя затем к восприятию
положения самим Плеве.— Генерал наш (кличка Плеве среди
безобразовцев, — Ю. С.) многое из этого видит теперь сам.
Он спокоен и тверд, но слишком верит в свою собственную силу,
думает, что всегда сумеет справиться с буйными элементами:
не может понять, что эти элементы могут в один прекрасный день
оказаться сильнее, чем он сам».255 Выводя эти строки, Абаза и
знать не знал, как он близок к истине. Но знал он это или нет,
а начиная с 14 июля счет жизни Плеве велся уже на часы.
В первый момент его смерть вызвала среди охранителей немалый
переполох. Находивший для него прежде слова критики барон
Будберг отозвался 15 июля на случившееся в ином духе. «Жаль
мне Плеве, при всех его недостатках, — говорилось в написанном
в этот день письме, — он был очень умен: было приятно с ним
иметь дело. И если он и ошибался, то все же был человек убе-
жденный. Тяжелые времена!» 256 Гадали, кто займет место уби-
того. Проявлял озабоченность между множеством других и Абаза,
так неожиданно скоро угадавший конец Плеве. Ему предстояло
быть в ближайшие дни с докладом у царя, и он был в полном
недоумении, кого порекомендовать в министры, предполагая, что
его мнение будет спрошено. «Я все думаю и думаю и не могу
найти, кто мог бы заменить Плеве», — писал он 17 июля о своем
затруднении.257 Перебирая возможных кандидатов — Александра
Оболенского, Воронцова, Горемыкина, — он упоминал еще одно
лицо. «Есть еще князь Мирский, хороший человек и не красный,
но ум у него так себе», — высказывал он о нем свое суждение.
Вскоре, однако, на первое место выдвинулся выбор не подхо-
дящего преемника, а политики. Смерть Плеве означала нечто
большее, чем очередное исчезновение правительственного лица,
хотя бы и такого калибра. За последние два-три года это пере-
254 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 588, Е. Богданович — Николаю II 1 фев-
раля 1905 г., л. 6 об.
255 Там же, ф. 102, перлюстрация, оп. 265, д. 27, А. Абаза — княгине
Лопухиной-Демидовой 14 июля 1904 г., л. 87.
256 Там же, барон А. Будберг — баронессе Е. Э. Будберг 15 июля
1904 г., л. 88.
257 Безобразовский кружок летом 1904 г. Публикация Б. А. Романова. —
Красный архив, 1926, т. 4 (17), с. 80.
8 Ю. Б. Соловьев
ИЗ
стало быть редкостью. Останься он жив (хотя, как уверял Витте,
уцелеть ему было никак нельзя, и он сам взялся как-то убедить
в этом Плеве, чем сильно его расстроил258), все равно вопрос
о возможности идти дальше по пути подавления всех и вся уже
ставился ребром. Делалось очевидным, что, увеличивая давление,
не удалось побороть оказываемое сопротивление, наоборот, это,
в сущности, лишь усиливало его. Недовольство стало захваты-
вать даже консервативно настроенные круги дворянства. Поэтому,
когда ослабел первый ошеломляющий эффект смерти Плеве, и
в ближайшем к нему окружении оставленное Плеве политиче-
ское наследство стало приобретать вид чего-то одиозного и во
всяком случае не могущего служить основанием обещающих
успех действий в защиту старого порядка. Случившееся с Плеве
воспринималось в этой среде как свидетельство его неудачи
в главном, ошибочности всего его образа действий, несостоятель-
ности применявшихся им методов. Конечно, это мнение не было
единодушным, и в «Московских ведомостях» В. А. Грингмут в на-
чале августа продолжал превозносить Плеве, безусловно одобряя
и разделяя проводившуюся им политику. Но его же ближайший
сотрудник Лев Тихомиров, сам всего лишь несколько месяцев
тому назад, в апреле, писавший у себя в дневнике, что «Плеве
теперь нужнее, чем когда-либо. Без него едва ли кто сумеет
поддержать порядок, который теперь важнее всего»,259 немного
погодя читал восхваления своего принципала в адрес недавно
еще столь высоко ценимого руководителя Министерства внутрен-
них дел с чувством острого раздражения. Недавний спаситель
теперь представлялся банкротом, и раздражение делалось боль-
шим от того, что действительно надеялись под его водительством
безопасно переплыть разволновавшееся море. А между тем ока-
зывалось, что именно он-то и усилил бурю и он же рассеял и
обессилил тех, кому она больше всего грозила. Он не возглавил
лагерь охранителей, а, напротив, внес в него беспорядок и дезор-
ганизацию. Тихомиров смотрел теперь на Плеве как на несомнен-
ное зло, и при хладнокровно производимом подсчете велик ока-
зывался вред, причиненный им делу охранителей. Он спрашивал
в своем дневнике, читая грингмутовские дифирамбы: «...для
чего? Не могу понять. Плеве ничего не сделал и за 2 года 3 ме-
сяца только доказал, что ничего не может и не хочет сделать».260
Совершенно в нем разочаровавшийся, он подводил горький для
самого себя итог его деятельности. «Странный человек, — ди-
вился Тихомиров. — Все было: ум, характер, честность, делови-
тость, опытность... Множество лиц ожидали от него многого,
множество людей, преданных государю, России и порядку, пред-
лагали ему все силы, всю помощь. Он всех слушал, всем, по-
258 Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М., 1960, с. 220—221.
259 Дневник Л. Тихомирова. — Красный архив, 1930, т. 1(38), запись
7 апреля 1904 г., с. 50.
260 Там же, запись 9 августа 1904 г., с. 59.
114
просту сказать, лгал, морочил всех, будто он о чем-то думает...
Постепенно всех честных людей устранял, а сам только душил,
и больше ничего. Кто же спорит? Конечно, революционеров
должно было подтянуть. Но ведь Россия — не революционерка, и
она действительно нуждается в глубоких улучшениях жизни —
он же не хотел ничего делать». С позиций убежденного сторон-
ника самодержавия негодовал теперь на Плеве этот бывший ре-
волюционер, обвиняя его прежде всего в неспособности и чуть ли
не в нежелании вызволить власть из затруднений. Объяснение же
он усматривал не в каких-то объективных обстоятельствах,
а в чисто субъективном факторе — мол вообще министры не хотят
лишаться своего полновластия, «не хотят перестать быть влады-
ками над царем и народом». А Плеве, прилагал он к нему это
немудреное толкование, «был глубокий, до мозга костей, бюро-
крат, носил в своей душе и сердце то величайшее зло, от которого
гибнет Россия. И вот почему он не умел и не хотел ничего сде-
лать». Как, однако, ни простовато представлял он себе дело,
Плеве для него стал политическим трупом, и всем сказанным он
ныне хоронил его без оказания малейших почестей, без упоми-
нания каких-либо заслуг.
И в то же самое время такое же погребение Плеве, только не
втайне, не в читаемом лишь одним пишущим дневнике, а пуб-
лично, на глазах у всех, произвел недавний союзник Плеве кн. Ме-
щерский. И читатели «Гражданина» теперь узнавали, что
Плеве — политический труп и нужно лишь одно — побыстрее его
закопать и перейти к очередным делам, по возможности стараясь
исправить причиненный им вред.
Витте, ненавидевший Плеве, как разве только самого царя,
успевший поменять дружбу и союзничество с Мещерским на
вражду и ненависть, припомнил ему это в «Воспоминаниях».
«Когда Плеве убили, Мещерский сейчас же окатил его помоями.
Это в порядке вещей для Мещерского. Это он».261
Возможно, что для Мещерского личные мотивы много значили
при посмертном дезавуировании Плеве. Но, пожалуй, не меньшее,
а еще большее значение имели для него соображения политиче-
ского свойства, а момент наступил такой, что от неверных дей-
ствий или от продолжения того, что последние события опро-
вергли столь наглядным образом, могли произойти самые тяже-
лые для режима последствия. И Мещерский не мог не быть оза-
бочен тем, как предотвратить возможные потрясения. Очевидно,
прав был Киреев, записывая в дневнике, что, застигнутый июль-
скими новостями в Берлине, Мещерский бросил все дела и от-
правился немедленно в Петербург «давать свои советы царю, ко-
торый им, к несчастью, внемлет».262
261 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 287.
262 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 20 июля
1904 г., л. 335.
8*	115
То, что стало появляться в «Гражданине», а Мещерский по-
местил целую серию оценивавших Плеве и его политику дневни-
ков-статей, и было, очевидно, откликом этих советов, а вовсе не
одним лишь сведением личных счетов, как это выглядит в изобра-
жении Витте.
В этих статьях лишь еще громче зазвучали ноты, уже про-
скальзывавшие у Мещерского прежде. Смерть Плеве лишь под-
твердила уже высказываемые им опасения, что одной голой си-
лой, одной демонстрацией кулака и угрозами «я вам задам»,
«я вам покажу», на что всегда так щедра была власть, с положе-
нием не справиться, и настало время, когда нужно на полный
ход пустить политическое фокусничество и еще лучше сделаться
иллюзионистом, как-то и чем-то загипнотизировать противника.
Он и сам в последние годы усиленно упражнялся в этом. Дей-
ствуя в таком направлении и раньше, он тем более утвердился
в нем после 15 июля.
Раз Плеве ничего не удалось достигнуть, раз он не вышел
победителем из развернувшейся борьбы, значит, вряд ли кто дру-
гой из ему подобных, но несомненно уступавших ему в уме и
ловкости, добьется успеха там, где потерпел неудачу он, гово-
рила Мещерскому простая логика. Слишком маловероятно было,
чтобы кто-нибудь из преемников превзойдет этого опытнейшего
полицейского, знавшего толк в своем деле и теперь своей ги-
белью показавшего, что всего этого недостаточно, что одним го-
лым насилием, певцом и проповедником которого десятилетиями
был Мещерский, обойтись нельзя. И, не надеясь одной силой
справиться с противником, Мещерский стал еще усерднее приду-
мывать, каким бы обманом его взять, какой хитростью провести.
Для успеха дела пока надо было, казалось ему, спешно откре-
ститься от Плеве, и раз за разом он отодвигался от него все
дальше и дальше, пока не заявил, что и вообще не имеет с ним
ничего общего.
Перекликаясь во многом с Тихомировым и подтверждая вер-
ность его наблюдений, он в своем отречении от Плеве выдал его
ухищрения и скрытые пружины его действий. И хотя то, что
противопоставлялось Плеве, в свою очередь не выходило за рамки
политического фокусничества, было самой грубой демагогией и
на практике явно не осуществимо, политике Плеве без снисхож-
дения произносился обвинительный приговор. Он «во всех видел
заговорщиков против себя и вследствие этого говорил со всеми,
как с заговорщиками, и всему своему образу действий придал
характер большого заговора против множества разных заговор-
щиков».263
Мещерский решил громогласно объявить о своем полном раз-
рыве с Плеве, правда, уже покойным. «Я считаю долгом гражда-
нина, — становился он в дозу, — вслух поведать: я разуверился
263 Дневник 28 июля. — Гражданин, 1904, 1 августа, № 61, с. 19.
116
в той официальной консервативной политике, которая в эти два
года три месяца велась».264 Он теперь упрекает ее в том, что она,
вместо того чтобы действовать, «с доверием опираясь на все силы
народа и с доверием призывая каждую из них к самодеятель-
ности в своей сфере, делала из самодержавия какое-то укрепле-
ние против какого-то врага, а правительству давала значение
воюющей под прикрытием этой крепости с разными внутренними
ратями стороны и с самодержавием отождествляла себя не как
с неиссякаемым источником силы и блага, а как с источником
всяких мероприятий обороны не только против внутренних вра-
гов, но и против нетерпеливых, увлекающихся, растерянных, рас-
шатанных и даже против не так думающих, как это угодно иному
превосходительству».265 Итогом деятельности критикуемого яви-
лись «всеобщее недомогание, всеобщая раздражительность, все-
общая неуверенность за завтрашний день», и это все теперь
надо было связать с именем Плеве, делая его посмертно козлом
отпущения.
Чтобы этот разрыв с Плеве выглядел правдоподобнее, Мещер-
ский даже раскрыл, что он будто бы предлагал ему создать такое
«центральное учреждение, где бы представители местного прави-
тельства сходились с местными представителями земств и с пред-
ставителями центральных ведомств», но Плеве категорически
отверг этот проект, хотя Мещерский и доказывал ему, что «народ
выигрывал бы от спора правительственного лица с земским...
если один из двух защищал бы правду». На Плеве теперь и сва-
ливалась вина за такое обращение с земством, за «нелепые
толки», будто бы готовится уничтожение земства.
Снимая теперь все это с власти и навешивая на одного Плеве,
Мещерский хотел снабдить ее, освобожденную, как ему казалось,
от всех предыдущих вин, программой попривлекательнее. Говоря
как бы от ее имени, он заявлял, что «дороги порядок, уважение
к закону, свобода, местное самоуправление, широкая местная
самодеятельность, упразднение гнета бюрократической централи-
зации и упразднение произвола».
Конечно, он не имел в виду ничего большего, кроме перета-
совки карт старой истрепанной за многие десятилетия колоды,
выдав обветшалое старое за что-то новое. Ему было ясно одно —
старое не должно иметь вид старого, оно обязательно должно
выглядеть чем-то новым. Как никогда жгучей представлялась ему
необходимость внушить такую иллюзию.
Всеми своими рассуждениями, вызванными провалом поли-
тики Плеве, побуждая власть заняться политической акробати-
кой, он подготовлял приход П. Д. Святополк-Мирского. При его
активном содействии готовилось как бы второе расширенное из-
дание Манифеста 26 февраля 1903 г. Меняя главным образом
264 Дневник 1 августа. — Там же, 5 августа, № 62, с. 20.
265 Дневник 2 августа. — Там же.
117
внешнее, надо было распространить во всей стране надежду на
предстоящее вскоре улучшение. Таков был смысл Манифеста, та-
кова была суть политики, намечаемой Мещерским, и такова была
в основе политика, которую по своем назначении министром
внутренних дел в конце августа 1904 г. стал проводить Свято-
полк-Мирский. Произнесенные им 16 сентября при вступлении
в должность слова о «доверии к обществу» были созвучны дема-
гогии Мещерского, но, кроме демагогии, они заключали в себе и
реальное стремление выйти из осознаваемого всеми, не лишен-
ными начисто способности понимать, что делается, тупика,
в который завела режим предшествующая политика, путем уста-
новления широкого согласия с цензовыми элементами, представ-
лявшими главным образом дворянство в его разнообразных
фракциях. Имелось в виду заключить с этой ближайшей к себе
средой нечто вроде Entente cordiale на основании предоставле-
ния верхушке общества некоторых организационных возможно-
стей для высказывания в высших правительственных установле-
ниях своего мнения без какого-либо изменения в структуре или
функционировании власти. А главным образом намеревались
сделать режим несколько менее давящим, идя на некоторое его
смягчение.
Но и эта политика кончилась таким же провалом, как и по-
пытка Плеве побороть острейший кризис всей системы самодер-
жавия непреклонным подавлением всякого проявления недо-
вольства.
Любезности и авансы, раздаваемые Святополк-Мирским,
также ни в малейшей степени не повели к разрядке.
Сами правящие классы, к которым теперь обращались с при-
глашением сплотиться вокруг самодержавия, уже не были хо-
зяевами обстановки, и не в их возможностях было разрешить
острейшие противоречия, накопленные за десятилетия послере-
форменного развития и доведенные до точки кипения бурным
десятилетием 90-х гг. и первыми годами нового века.
Неудержимый поток уже нес Россию к революции, никакими
мелочами, всякого рода верхушечными комбинациями, на кото-
рые в конце концов изъявляла готовность пойти власть, от нее
уже было не отделаться. И те, с которыми теперь намечалось
договориться, во все возрастающей степени должны были счи-
таться с общей обстановкой в стране, определяемой выходом на
политическую арену многомиллионной народной массы. Вся на-
каленная и все более накаляющаяся предреволюционная атмо-
сфера мешала договориться власти и ее оппонирующим союз-
никам на основе сохранения самодержавия в неприкосновенности
при некотором осовременивании внешности режима.
Для верхушки общества важнейшее значение приобретает
установление своей идейной гегемонии в массовом движении,
обеспечение возможности управлять им в своих интересах, и это
неизбежно заставляло подыгрываться в той или иной мере под
118
настроения масс, во всяком случае считаться с ними, внушать
о себе, насколько возможно, представление как о защитниках
общенародных интересов. Открытый переход на сторону власти
мог лишить претендующих на эту роль всякого влияния на на-
родную массу и одновременно уменьшить в глазах правительства
значимость приглашаемых к сотрудничеству цензовых элементов.
Все вместе побуждало их выступать с более левых позиций,
чем это соответствовало занимаемому ими реальному положению
в обществе и их классовым интересам. Их-то как раз в первую
очередь и требовалось замаскировать, выдвигая на первый план
заботу об общем благе.
Взаимоотношения самодержавия и верхушки общества были
поэтому подвержены влиянию разнообразных факторов, находи-
лись в прямой зависимости от общего положения в стране и
отличались в целом изменчивостью и неустойчивостью при всем
проявленном желании найти общий язык и в конце концов
прийти к обоюдоприемлемой договоренности.
Трудность для обеих сторон договориться в обстановке
углубляющегося кризиса, когда власть всем предыдущим пре-
дельно дискредитировала себя, обнаружилась с первых же шагов
Святополк-Мирского. Некоторое послабление режима, открывае-
мая теперь земцам возможность собираться для обсуждения
местных дел, было сочтено недостаточным и среди наиболее рас-
положенных договориться с властью. А предоставленные им
ограниченные возможности для организационного оформления
верхушечных слоев общественного движения, в первую очередь
земско-дворянских по своей социальной принадлежности, были
использованы для выставления программы объективно либераль-
ного содержания, от которой при всей ее умеренности сразу же
отшатнулись консервативно-дворянские элементы шиповского
толка. Различные течения, проявившиеся еще при создании «Бе-
седы», в широком диапазоне между легкой фрондой и более или
менее последовательной конституционностью резче обособились,
а это в свою очередь уменьшило для власти возможность уста-
новить согласие с говорящими на разные голоса партнерами.
Короткий период в несколько месяцев, предшествовавших началу
революции, выявил невозможность найти выход из кризиса и
с использованием новых методов. Попытки действовать как-то
иначе довольно скоро обнаружили свою неприемлемость для са-
модержавия, и политика привлечения к участию в отправлении
власти верхушки общества, хотя бы на самых скромных ролях,
была в конце концов решительно отвергнута. Готовившееся вто-
рое издание лорис-меликовской «конституции» и через двадцать
с лишком лет сочли опаснейшим покушением на основы само-
державия, и удаление Святополк-Мирского после провала его
проекта в декабре 1904 г. стало лишь вопросом немногих дней.
Начавшаяся революция показала, насколько запоздалы были
и эти предпринятые Святополк-Мирским попытки верхушечных
119
перестановок, в каком несоответствии стояли они с реальной
остротой и глубиной кризиса всей существующей системы и до
какой степени сама власть до самого последнего момента упор-
ствовала в неуступчивости. Она хотя и продолжала претворять
интересы правящих классов, но делала это в наименее удобной
для них форме, не давая им вершить политику непосредственно
своими руками, как они добивались, по-прежнему оставляя за
ними лишь роль пассивных наблюдателей пусть клонящихся
в общем и целом к их пользе действий, но своей недостаточ-
ностью, несвоевременностью, а часто и несоответствием обста-
новке да и многообразию их собственных сложных и не однознач-
ных потребностей вызывавших непроходящее недовольство и
нарекания.
Проблема сплочения власти и ее ближайшей социальной
среды при коренном единстве их интересов оказалась гораздо
сложнее, чем предполагали Святополк-Мирский и представители
земско-дворянской верхушки, выступавшие его контрагентами.
Неудача их усилий свидетельствовала о неверности сделанных
ими основных расчетов. Эта ошибка была вызвана недооценкой
да и фактической непреодолимостью уже зримо обнаружившего
себя кризиса, когда никакими мелкими подновлениями и под-
чистками было не обойтись, и нежеланием власти поступиться
самым малым — в приобщении к регулярной политической дея-
тельности общественной верхушки она видела колебание веко-
вых устоев, не возместимый себе ущерб.
Реальная действительность быстро обнаружила и свою слож-
ность, и отсутствие всякой возможности выйти из крайне затруд-
нительного положения тем простым и безболезненным способом,
который намечал в начале своего министерствования Святополк-
Мирский и который по причине своей кажущейся легкости на
первых порах не встретил противодействия Николая. Царь не
стал возражать, когда на непосредственно предшествовавшей
назначению Святополк-Мирского новым министром внутренних
дел встрече 25 августа 1904 г. тот заявил о своем несогласии
с политикой обоих своих предшественников. Не вызвала возра-
жений и общая оценка обстановки, содержавшая в самой общей
форме и предлагаемую программу действий. «Положение вещей
так обострилось, что можно считать правительство во вражде
с Россией, необходимо примириться, а то скоро будет такое поло-
жение, что Россия разделится на поднадзорных и надзирающих,
и тогда что?» — высказывал Святополк-Мирский свой взгляд.266
В тех же словах он формулировался и в самом правительстве, как
было осенью 1902 г. при споре Витте и Плеве и далее при раз-
говоре с Плеве Куропаткина, и в той фрондерствующей среде,
от имени которой выступала «Беседа», а также представители
земства. Царю указывалось, что «единственным средством»
266 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг. — Ист.
зап., 1965, т. 77, запись 25 августа 1904 г., с. 241.
120
«дать возможность России правильно развиваться» является рас-
ширение самоуправления и «призыв выборных в Петербург для
обсуждения »,267
Какую это примет форму и что это будут за выборные, новый
министр и сам пока себе не представлял. Это была лишь наметка,
правда, и в таком виде еще недавно сочтенная крамольной, а те-
перь допускаемая как будто бы к опробованию. Святополк-Мир-
скому открывалась возможность осуществить обещаемое примире-
ние, восстановить несколько нарушенную в последние годы гар-
монию в отношениях между властью и ближайшей к ней средой.
Самому Мирскому дело виделось довольно простым. Какой-
либо программой и планом он к моменту своего скоропалитель-
ного назначения министром не располагал, но ему казалось до-
статочным пойти «навстречу законным желаниям общества»,268
не зная пока определенно, в чем же они будут заключаться.
Во всяком случае уже в декабре, после ноябрьского съезда зем-
цев, принявшего либеральную программу, главным пунктом
которой была желательность установления конституционной
формы правления, он все еще считал, что, «кроме революционе-
ров, все за самодержавие, но против самовластия министров».
Ранее в качестве главного советника царя по внутренней поли-
тике он убеждал его в том, что «конституционалисты совершенно
не опасны» и даже «петрункевичи» не только «в массе не
опасны», но «могут быть полезны».269 А вскоре и от самого
И. И. Петрункевича поступило подтверждение правильности та-
кого понимания играемой им и его единомышленниками роли.
Как член земской делегации, прибывшей 31 октября в Петербург
для переговоров с Мирским по поводу готовящегося земского
съезда, он заговорил и «про все толки о тверском земстве и о нем;
неужели, он говорит, могут предположить, что я такой идиот, что
могу влиять в том смысле, как думают, что заставляют выносить
образа из школ и т. д., ведь я же понимаю, что они (т. е., по-
видимому, крестьяне, — Ю. С.) меня первого ограбят».270
Не усматривая, таким образом, никакой реальной опасности
со стороны левой части оппозиции, он собирался строить поли-
тику на привлечении к сотрудничеству с властью тех, кого он
считал «умеренными земцами», относя к ним таких, как А. Д. Са-
марин, богородский уездный предводитель дворянства, и ему по-
добные,271 объединяемые при всех различиях между собой при-
верженностью к самодержавию.
Он налаживал контакт, советовался с представителями этого
круга. Как это выглядело, видно по состоявшейся 22 октября
267 Там же, с. 242.
268 Там же, запись 20 января 1905 г., с. 280.
269 Там же, запись 5 декабря 1904 г., с. 261; запись 3 октября 1904 г.,
с, 245; запись 9 октября 1904 г., с. 247.
270 Там же, запись 31 октября 1904 г., с. 251.
271 Там же, запись 19 октября 1904 г., с. 248.
121
в течение часа встрече с Киреевым. «Св.-Мирский вполне пони-
мает невозможность теперешнего порядка, строя государства, —
записывал Киреев по свежим следам. — Он меня спрашивает,
что бы я посоветовал делать».272 Ответы Киреева были давно го-
товы. Главным для него оставалось все то же — чтобы царь «ясно
и прямо сказал, что он хочет выслушать народное мнение по тем
вопросам», которые он соизволит предоставить «на предваритель-
ное рассмотрение». «Я настаивал, — пояснял Киреев, — на необ-
ходимости совершить этот шаг не медля, periculum in тога! (опа-
сность в промедлении! — Ю. С.)». Столь же важным было и дру-
гое. Помимо осуществления основного пункта политической про-
граммы славянофилов, царское слово должно было послужить
противоядием усиливающейся конституционной тенденции. Царь,
убеждал Киреев министра, «должен сказать и то, чего он не до-
пустит,— конституции». «Иначе, доказывал я, получится великое
разочарование и великое смущение, недовольство (опасное)».273
Мирский со всем этим «вполне согласился». «Он прекрасно видит
положение дел», — определял Киреев его позицию, предвидя,
впрочем, на пути осуществления одобряемых им намерений зна-
чительные препятствия. «Вся беда в том, — отмечалось сущест-
веннейшее обстоятельство, — что царь инстинктивно отвращается
от всего, что, как ему кажется, может умалить его власть, не
замечая, как эта власть вываливается у него из рук».
Установив полное взаимопонимание со своим собеседником,
Мирский попросил его совета и по практической проблеме при-
общения выборных к государственному управлению — путем ли
включения их в Государственный совет или создания какого-то
особого органа. Киреев отдал предпочтение последнему. Пока же
он подал голос за разрешение съезда земских деятелей, предпо-
лагая, что они займутся лишь обсуждением местных нужд. «The
right man on the right place (как раз тот человек, который ну-
жен.— Ю. С.)», — подытоживал он свое впечатление от встречи
с Мирским.274
Действительно, общий подход Святополк-Мирского соответст-
вовал воззрениям той наиболее консервативной среды, к которой
принадлежал Киреев. Он и делается, собственно, проводником ее
платформы, какой бы неоформленной опа ни была. Стараясь до-
вести ее в непосредственном виде до сведения верховной власти,
он передает в середине ноября Николаю записку К. Ф. Головина
о выборных в Государственный совет.275 Он пускает в ход и ее
272 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 22 октября
1904 г., л. 351.
273 Там же, л. 351 об.
274 Там же, л. 351.
275 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
14 ноября 1904 г., с. 254. — В самой записи дневника приведена только
фамилия без указания инициалов, и составители примечания решили, что
речь идет о ф. А- Годорине, сменившем Д. Н. Шипова в качестве председа-
122
основной аргумент — перемены необходимы потому, что иначе
не избежать опаснейших потрясений. На докладе 1 ноября он го-
ворит царю о том, что «положение очень критическое», выводя
из этого обязательное участие выборных в законодательстве.
К тому же «99% мыслящей России этого желает».276 Успешно
противостоять все усиливавшему напор течению, повторно до-
казывает он, все равно не удастся. Три недели спустя он заяв-
ляет Николаю, что «если не сделать либеральные реформы и не
удовлетворить вполне естественных желаний всех, то перемены
будут и уже в виде революции'».277 О невозможности остаться
полностью на старых позициях он говорит в тот же день и ца-
рице.278
И, подобно своим союзникам из праводворянских кругов
вроде Киреева, Самарина, Головина, он советовал пойти на под-
ключение к законодательной деятельности общественной вер-
хушки в уверенности, что самодержавие не потерпит от этого
никакого ущерба. «Как я понимаю, — объяснял он царю суть
своего подхода, — желание громадного большинства благонаме-
ренных людей следующее: не трогая самодержавия, установить
в России законность, широкую веротерпимость и участие в за-
конодательной работе».279
В конце 1904 г. в царском кабинете он говорил те же слова,
что произносились и в 1902, и в 1903 гг. на заседаниях «Беседы»,
когда ее знаменем стало укрепление самодержавия путем его
осовременивания с помощью прежде всего упрочения и расшире-
ния связей с поддерживающими его общественными элементами.
Мирский не имел в виду ничего большего, как «позлатить
железный скипетр самодержавия», так он выразился на докладе
Николаю 3 октября.280 Но и позлащенный, он по-прежнему дол-
жен был, заметил Мирский, оставаться все тем же железным, не
изменившим свою сущность, с чем царь сразу согласился по при-
чине на этот раз полного совпадения такого рассуждения с его
собственным мнением.
При таких намерениях и дворянская реакция пока не видела
в Мирском противника. По крайней мере кн. Мещерский, как
видно, предполагал, что сумеет найти с ним общий язык и просил
Витте свести их.281 Витте отказался, и Мещерский сам попросил
тогда о встрече, но Мирский не пожелал иметь с ним дела, после
теля Московской губернской управы. На самом деле автор скорее имеет
в виду К. Ф. Головина, входившего в тот круг, с которым общался Свято-
полк-Мирский, видя в нем свою опору и выразителя взглядов «благомыс-
лящих» элементов.
276 Там же, запись 1 ноября 1904 г., с. 251.
277 Там же, запись 22 ноября 1904 г., с. 258.
278 Там же, с. 259.
279 Там же, с. 258.
280 Там же, запись 3 октября 1904 г., с. 245.
281 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 326.
123
чего «Гражданин» стал неодобрительно высказываться о проводи-
мой политике.
Причина начавшихся нападок заключалась, по-видимому, не
только в мотивах личного свойства, айв том, что объективно
действия Мирского не дали обещанного эффекта и, напротив,
даже для него самого вызвали совершенно не ожидавшиеся им
последствия.
Он никак не предвидел, что благодушно сказанное им 16 сен-
тября вызовет такой отклик, будет принято как заявка на прове-
дение крупных преобразований. Наблюдавший его вблизи день
за днем начальник канцелярии министра Д. Н. Любимов впослед-
ствии вспоминал, что «сам Мирский был прямо ошеломлен,
скажу, даже испуган происшедшим. В своей серой генеральской
тужурке, застегнутой на все пуговицы, он нервно ходил взад и
вперед по кабинету (в противоположность Плеве, который почти
никогда не сходил с кресла) и курил трубку или папироску за
папироской. Он только пожимал плечами и разводил руками,
когда ему чуть ли не ежеминутно подавали телеграммы».282 При-
чиной повышенной взволнованности были высказывавшиеся мно-
гими надежды на предстоящий будто бы переход к другому по-
рядку. «Более тревожно, прямо страшно было за те телеграммы,
где видна была несомненная уверенность в непродолжительном
времени коренных реформ всего государственного строя. Между
тем мне было известно, что никаких таких реформ не имелось
в виду», — обрисовывает Любимов своеобразие создавшейся об-
становки.283 Действительно, уже 9 октября Николай заявил Мир-
скому о своем желании дать ему рескрипт именно в связи с воз-
никшими ожиданиями, «чтобы поняли, что никаких перемен не
будет».284 Да и сам Мирский вовсе не собирался выдавать век-
селя на такие крупные суммы, а тем более платить по ним, как
вообразили, было, иные, приветствовавшие наступление «весны».
Когда позднее, уже после земского съезда, он услышал от од-
ного из своих друзей, что он «создал исторический момент», то
в ответ, нимало не колеблясь, возразил, что «он никаких истори-
ческих моментов не думал создавать и не хочет такой роли, что
он просто по своим убеждениям хотел действовать».285
Случившееся явным образом не входило в его расчеты, и раз-
витие событий пошло совсем не в ту сторону, куда он хотел.
В скором времени ему пришлось убедиться, что выбранные им
282 Любимов Д. Я. События и люди, с. 150. — Рукопись воспоминаний
была мне любезно предоставлена Л. Д. Любимовым.
283 Там же, л. 152. — Сам Святополк-Мирский говорил о своих намере-
ниях кн. Л. Д. Вяземскому весной 1906 г. в том смысле, что он «хотел
и думал закурить папироску, а вместо этого зажег пороховые погреба»
(см.: ЦГАОР, ф. 102, перлюстрация, оп. 265, д. 68, кн. Л. Д. Вяземский —
гр. Н. А. Бобринской 7 апреля 1906 г., л. 31).
284 Дневник княгини Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись 9 ок-
тября 1904 г., с. 247.
285 Там же, запись 14 ноября 1904 г., с. 254.
124
контрагенты — Киреев, Головин, Шипов — пе являются полномоч-
ными представителями того большинства цензового элемента, ко-
торое он хотел сплотить вокруг власти. И хотя то немногое, что
он располагал предложить для установления полного согласия
власти и ближайшей к ней среды, совсем еще недавно не только
не было возможным, но считалось прямой крамолой, теперь уже —
как-будто предлагаемое самодержавием — не составляло для при-
глашенных к сотрудничеству в их массе достаточную базу для
соглашения.
За двадцать лет после попытки ввести лорис-меликовскую
«конституцию» Россия ушла далеко вперед, гордиев узел всех и
всяческих противоречий запутался еще больше, и уже не месяцы
даже, а недели отделяли страну от январского взрыва. В конце
1904 г. вернуться в начало 1881 г., отвести так далеко стрелки
часов, уже и тогда показывавших большое запоздание, было по-
пыткой, не имевшей в последние перед началом революции сроки
никакого шанса на успех.
И те, к кому теперь обращались за содействием, в большин-
стве своем не могли игнорировать накал общей обстановки, да и
предназначаемая общественной верхушке скромная роль совет-
чика или даже консультанта при правительстве уже перестала
соответствовать тому значению руководящей жизнью общества
силы, которое она в растущей степени стала себе придавать.
К концу 1904 г. ее политическая организация значительно подви-
нулась. От политических салонов вроде «Беседы», так и не под-
нявшейся выше уровня говорильни, от готового довольствоваться
хотя бы благожелательным отношением со стороны власти ши-
повского земства совершался переход к созданию классовых пред-
ставительств, претендовавших в этом качестве на иной статус и
иное обращение, рассматривавших себя в качестве законных вы-
разителей воли и интересов крупных общественных группировок.
Еще в начале января 1904 г. в Петербурге собрался Учреди-
тельный съезд «Союза освобождения», правое меньшинство кото-
рого в количестве 19 человек составили земцы-конституциона-
листы. Шестеро среди них входили в «Беседу».286 В оппозици-
онном движении, несколько заглохшем в связи с войной, эта
организация постепенно принимала на себя руководящие функ-
ции. Она определяла отношение и к начинаниям Святополк-Мир-
ского. Именно входившим в состав ее руководства членам, одно-
временно состоявшим и в «Беседе», и в Бюро общеземских съез-
дов, принадлежала инициатива созыва земского съезда,287
обстоятельства устройства и деятельности которого способство-
вали прояснению позиций власти и тех, с кем она теперь изъяв-
ляла готовность достигнуть соглашения.
288 Шацилло К. Ф. Формирование программы земского либерализма..
с. 75.
287 Там же, с. 82—83.
125
В начале сентября 1904 г. Бюро общеземских съездов прини-
мает программу созываемого 6—7 ноября съезда. А 20 сентября
в Петербурге заседает Совет «Союза освобождения», решивший
воспользоваться этой оказией для провозглашения своей про-
граммы. На следующем заседании Совета 8 октября был обсуж-
ден и одобрен доклад С. Н. Прокоповича и постановлено напра-
вить земский съезд «на путь открытого заявления конституцион-
ных требований», а через входивших в «Союз освобождения»
земцев-конституционалистов возбудить на предстоящих земских
собраниях «вопрос о введении в России конституционного строя
и необходимости созыва для этой цели народного представитель-
ства на широко демократической основе».288
Этот план становился более близок к осуществлению, когда
у Святополк-Мирского через начальника Главного управления по
делам местного хозяйства С. Н. Гербеля было получено принци-
пиальное разрешение на организацию съезда. Имелось в виду,
что соберутся одни только земские деятели для обсуждения ин-
тересующих земство вопросов местного значения. Специальный
доклад министра по этому поводу был санкционирован царем. Ни
Мирский, ни Николай не были осведомлены, как собираются по-
вернуть съезд сторонники введения конституционной формы
правления, а между тем последние решили, что их час настал.
На собравшемся Бюро общеземских съездов 17 октября было
принято единодушное решение «внести на обсуждение съезда
вопрос об общих условиях нашей государственной жизни и же-
лательных в ней изменениях».289 Пока же к участию в съезде
было намечено около 100 человек — практически все те, кто иг-
рал сколько-нибудь заметную роль в недавно еще подавлявшемся
Плеве оппозиционном движении. Но к концу 1904 г. оно за-
метно изменило свой облик.
На стадии подготовки выявились произошедший сдвиг влево
и чувствительное ослабление позиций прежде преобладавшего
консервативно-дворянского элемента. Об утрате им своего былого
значения говорило и одиночество Шипова, когда на заседаниях
Бюро он выступил с возражениями против решений о провозгла-
шении конституционной программы, предоставляя власти самой
совершить желательные перемены без какого-либо понуждения
со стороны. Он выражал опасения, что настойчивость может по-
вести к падению Святополк-Мирского, а там к проведению преж-
него жесткого курса. Лишь намерение, насколько будет воз-
можно, сдерживать в предстоящих событиях возобладавших
в земском движении конституционалистов побудило Шипова
остаться в составе руководства.290
Пока же он позаботился поставить Святополк-Мирского в из-
вестность о том, как повернулось дело. Для министра и показан-
288 Там же, с. 83.
289 Там же, с. 84.
290 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 241, 242.
426
ная программа, и самый состав съезда при заметном участии
в нем «общественных деятелей» явились совершенной и до край-
ности неприятной неожиданностью, хотя Шипов и уверял, что
следует рассчитывать на «дружелюбное» обсуждение поставлен’
ных вопросов и что съезд «очень всех ободрит и успокоит».291 Но,
несмотря на все эти заверения, Мирский был «очень огорчен и ра-
зочарован», думая теперь о том, как бы отложить съезд. Гласное
обсуждение намеченной программы на другой же день поведет
к его отставке, заявил он Шипову.292 Собираясь продолжить пере-
говоры с земцами, Мирский независимо от их исхода, неясного
и для него самого, расценивал случившееся как свое поражение.
Уже и теперь ему стало очевидно, что в обращении с оппози-
цией, казавшейся, видимо, еще совсем ручной, по крайней мере
плодом какого-то недоразумения, он совершил капитальный про-
счет. «Как бы ни вышло, все-таки он потерпел fiasco, — записы-
вала 29 октября с его слов Святополк-Мирская, — он хотел одно,
вышло другое».293 Спустя полмесяца он говорил на докладе царю
под свежим впечатлением от только что прошедшего съезда обо
всем деле как о своем несомненном промахе, признавая, что
«в съезде и во всей этой истории он один виноват», вообще счи-
тая, что «он со съездом большую ошибку сделал».294 Действи-
тельно, события в этом случае развивались помимо воздействия
правительственной власти, за исключением разве того, что после
долгих переговоров съезду было разрешено собраться лишь как
частному совещанию, что, впрочем, даже еще больше устраивало
его организаторов.295 Это, конечно, не помешало безнадзорно за-
седавшему четыре дня, с 6 по 9 ноября, якобы частному совеща-
нию, на которое открыто съехались 105 делегатов от 33 губерний,
включая 32 председателя губернских управ из 34, а кроме того,
еще семь князей, двух графов, двух баронов и семь предводите-
лей дворянства, выглядеть в условиях самодержавной России до-
статочно необычно. И уже совсем необычны были публично и на
виду у всех принятые резолюции, равнозначные в случае испол-
нения введению в России важнейших буржуазных институтов,
порядков и норм. В центре всего стояло создание законодатель-
ного выборного представительства, за которое проголосовал
71 участник съезда, тогда как 27 голосов было подано за наделе-
ние этого органа лишь законосовещательными правами.
Все это могло показаться чем-то совершенно выходящим за
рамки, особенно в сопоставлении с тем еще не потерявшим све-
291 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
25 октября 1904 г., с. 249; см. также: Шипов Д. Н. Воспоминания и думы
о пережитом, с. 246—252.
292 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 249.
293 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг.. запись
29 октября 1904 г., с. 250.
294 Там же, запись 14 ноября 1904 г., с. 253.
295 Шацилло К. Ф. Формирование программы земского либерализма..
с. Я9,
127
жести фактом, когда всего лишь два года тому назад, осенью
1902 г., Плеве подверг разгрому Суджанский и Воронежский
сельскохозяйственные комитеты за куда более скромные и самым
тихим голосом высказанные пожелания.
Но и со всеми этими несравненно более существенными заяв-
ками выступавшее теперь в открытую оппозиционное движение
отнюдь не сходило с позиций лояльности в отношении власти.
И на собраниях съезда прозвучала та же аргументация, с кото-
рой обращались к самодержавию во времена Плеве и которую
высказывали те же лица. Гейден спустя два с лишним года после
написанного тогда письма с объяснениями по поводу получен-
ного от царя выговора теперь во всеуслышание повторил основ-
ную мысль своего письма: «если не дано будет правильно обос-
нованных начал, Россия пойдет с неизбежностью к революции».296
Одинаковым образом дворянское или так или иначе связанное
с ним консервативное меньшинство съезда стояло твердо на том,
что желательные преобразования должны исходить сверху. Как
наиболее точное выражение взглядов всего собрания подал Ши-
пов слова Н. Н. Львова о том, что «настало время, когда преоб-
разование должно совершиться так, как совершилось освобожде-
ние крестьян, по почину верховной власти».297
На этой почве обрисовывалась возможность объединения вла-
сти и тех, кто хотел придать ей более современный вид, чтобы
тем самым упрочить ее положение. Они доказывали, что и власти,
и ее союзникам, которых она больше всего по недоразумению
числила в своих оппонентах, нужно спешить. Дружественные ре-
жиму силы сейчас должны, как говорил тот же Львов, получить
возможность помочь ему пойти на неизбежное приспособление
к новым условиям жизни. «Сегодня должны мы встать на работу,
иначе завтра совершат ее другие иными орудиями и для иной
цели», — выражал он, по свидетельству Шипова, общее мнение
присутствовавших.298
В свете этого хотя съезд и зашел гораздо дальше, чем ожидал
Святополк-Мирский (отчего он и воспринял происшедшее как
свою неудачу), он был все-таки очень далек от какого-либо на-
правленного на разрыв противопоставления себя и своей про-
граммы самодержавию. Мирский мог убедиться в этом после
посещения его некоторыми участниками совещания с информа-
цией о том, как шло дело. Вообще для ознакомления министра
с принятыми решениями предполагалось направить официальную
делегацию, но тому показалось осторожнее не принимать ее,
оставляя, таким образом, за съездом формально значение част-
ного и властью игнорируемого собрания.
На Мирского должно было подействовать успокаивающе уве-
рение побывавшего у него Шипова, что «все земские деятели
298 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 260.
297 Там же, с. 275.
298 Там же.
128
держатся одинакового убеждения, что необходимое государ-
ственное преобразование может совершаться правильно и спо-
койно только в том случае, если оно будет проведено сверху и
если вся подготовительная работа будет проведена самим прави-
тельством при участии общественных представителей».299 Это
находило подтверждение и со стороны другого известного зем-
ского деятеля кн. Петра Долгорукова, который говорил сыну ми-
нистра, что «на съезде все было очень хорошо, сознательно и
серьезно относились к делу и пришли к заключению, что пред-
ставительство и обеспечение прав личности и т. д. необходимо,
но все это должно исходить от государя, т. е. быть пожа-
ловано».300
Но вместе с тем Мирский мог убедиться, что мнение этой
ближе всего стоящей к власти общественной среды сводится
к необходимости установления между ними прямого и непосред-
ственного сотрудничества без всяких отлагательств. Сам за себя
говорящий факт заносила в свой дневник Святополк-Мирская
9 ноября после визита Родзянко, явившегося узнать у министра,
пожелает ли он принять делегацию съезда. «Родзянко (екатери-
нославский) такой уж консерватор, — записывала она, — и то го-
ворит, что если не будет представителей в Государственный со-
вет, то „будет кровь"».301
Таким образом, если партнеры и позволили себе несколько
раздвинуть дозволенные рамки, за самую суть их действий и на-
мерений упрекать их не приходилось. И, как свидетельствовал
Шипов, Мирский, ознакомившись с решениями съезда, выразил
«полное и. .. вполне искреннее сочувствие заключениям земского
совещания».302 Так, видно, и было, судя по тому, что он обра-
тился через Шипова к земцам с просьбой составить записку
с указанием очередности и способа проведения желательных ре-
форм. Уже 28 ноября такое пособие, составленное кн. С. Н. Тру-
бецким, было передано автором и Шиповым Мирскому, который
их «горячо благодарил».303 Отсюда понятно, почему, пеняя зем-
ским руководителям за то, что они его подвели и вышли на сцену
не в тех ролях, о которых договорились, и разыграли другое пред-
299 Там же, с. 280.
300 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг.. запись
9 ноября 1904 г., с. 253.
301 Там же.
302 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 280.
303 Там же. с. 281. — Записка представляется тем более важной, что
накануне она обсуждалась на специальном заседании земцев во всем их
политическом разнообразии. Имевшиеся между ними различия совмеща-
лись с общностью в главном. Они единодушно одобрили основной тезис
записки, сводившийся к тому, что^ получаемые права и свободы общество
должно использовать для активной защиты престола и, пока оно не при-
готовилось к этому, опасно удовлетворять высказываемые пожелания (см.:
Шацилло К. Ф. Тактика и организация земского либерализма накануне
первой русской революции, с. 280).
9 ТО. Б. Соловьев
129
ставление, Мирский продолжал двигать намеченное, целиком
оставаясь в ранее определенных пределах. Съезд мог мечтать
о чем угодно, там между своими можно было поболтать и на кон-
ституционные темы, а, как уведомил министр близко к нему сто-
явшего кн. Васильчикова 14 ноября, «его мечты ограничиваются
участием выборных в Государственном совете».304 В этом духе
он готовил для обсуждения в присутствии царя записку, содер-
жавшую общую оценку обстановки и обоснование мер, должен-
ствовавших установить между властью и общественной верхуш-
кой надлежащее согласие. Ее главным пунктом и было пред-
ложение подключить выборных представителей к работе Го-
сударственного совета. Мирский решил остановиться на том,
что советовали ему сделать выразители взглядов наиболее кон-
сервативной части дворянства вроде А. А. Киреева. Как и при
беседе с ним, имелись в виду две возможности — дать выборным
право участвовать в работе Совета на правах членов департамен-
тов или Общего собрания на трехлетний срок или же создать
при Совете совещание, которое самостоятельно рассматривало бы
вносимые в Совет проекты.305 Сам Мирский высказывался за
первое.
Это новшество тем менее способно было внушать опасение,
что в представители должны были попасть наиболее консерватив-
ные и в первую очередь дворянские элементы. Такой результат
обеспечивался предусмотренной системой выборов. Они должны
были быть не всеобщими, а производиться губернскими зем-
ствами. Действуя под председательством губернских предводите-
лей дворянства и включая всех уездных предводителей и пред-
седателей земских управ, они и должны были дать «надлежа-
щий состав» выборных. «Эти представители, — обосновывалась
в записке такая процедура, — имели бы за собой и большую га-
рантию опыта и привычки к общественному делу и обществен-
ной дисциплине, чем случайные иногда люди, указанные пря-
мыми выборами населения».
Мирский мог с полным правом заявить, что ничего нового
в этом нововведении собственно нет и нет причин опасаться
за целостность существующего порядка, поскольку все намечае-
мое стоит «в точном соответствии с началами нашего государствен-
ного строя, ни в чем их не нарушая и не представляя ничего
нового, а лишь воспроизводя в современных формах те самые
формы, в коих цари московские в созываемых ими соборах и им-
ператрица Екатерина II в образованной ею комиссии по состав-
лению Уложения заслушивали мнение представителей насе-
ления».306
304 Дневник княгини Е. Л. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
14 ноября 1904 г., с. 253.
305 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 872, л. 101,
309 Там же. л. 109.
130
В начале декабря предложенный маневр подвергся йеодно-
кратному обсуждению в совещаниях под председательством даря
и был отвергнут. В последние оставшиеся перед началом револю-
ции дни власть твердокаменно стояла на старых позициях, не
только полностью игнорируя программу, выставленную на но-
ябрьском съезде, но и не желая прислушиваться к предостере-
гающим голосам как Мирского, так и некоторых других членов
правительственной верхушки.
Провал проекта Мирского обрисовался уже на обсуждении
в Совете министров 2 декабря 1904 г., на котором против привле-
чения выборных в Государственный совет высказались Витте и
Коковцов, доказывая принципиальную несовместимость предста-
вительства и самодержавия.307 Д. М. Сольский, Э. В. Фриш и
А. С. Ермолов поддерживали Мирского, но сам царь уже скло-
нялся к выводу о неприемлемости рекомендуемых перемен. Он
«только исполнял скучную обязанность и говорил, что власть
должна быть тверда и что во всех разговорах земцев он только
видит эгоистическое желание приобрести права и пренебрежение
к нуждам народа».308 Решено было в особом обращении осудить
от имени правительства не только всякое противодействие вла-
сти, но и просто ходатайства относительно расширения прав.
Отказу пойти на уступки не противоречило и принятое одновре-
менно решение выступить с заявлением о намечаемых к прове-
дению реформах, не выходивших, конечно, за рамки частных усо-
вершенствований.
Помимо того, что в самом правительстве Мирский встретил
исходившее со стороны Витте и Коковцова сильное сопротивле-
ние, на неблагоприятный для проекта исход повлияло, очевидно,
и сравнительно давно уже дававшее себя чувствовать все более
отрицательное отношение к проводимой с сентября политике кон-
сервативных кругов и прежде всего представителей дворянской
правой. Оппозиция этой сферы особенно усилилась в связи с зем-
ским съездом. Ярым противником Мирского становится вел.
кн. Сергей Александрович, присвоивший ему прозвище «Свято-
полк Окаянный». Действия Мирского подвергаются ожесточен-
ным нападкам со стороны части высшего петербургского обще-
ства.309 При взятом курсе нарастает тревога за общее состояние
дел. О восприятии обстановки в этот момент правящей средой
дает известное представление появившаяся в середине ноября
запись в дневнике вел. кн. Константина Константиновича.
У него состоялась встреча с вел. кн. Сергеем Александровичем,
участницей которой была и сестра Константина греческая коро-
лева Ольга. «Оля, Сергей и я говорили о текущих событиях, —
писалось 18 ноября. — Мы все трое ужасались и сетовали, да и
307 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
3 декабря 1904 г., с. 260.
308 Там же.
309 Там же, запись 14 ноября 1904 г., с. 254.
9*
131
было отчего: йынешнее настроение общества слишком напоми-
нает то, что было в самом конце 70-х годов, 1880-м и 1881-м.
Тогда правительство растерялось, но все же чувствовалась власть;
теперь же власть пошатнулась, и в безволии государя вся наша
беда. Нет ничего определенного. На одни и те же дела сегодня
смотрят с одной, а завтра с противоположной точки зрения.
Смута растет, и чувствуется впереди что-то неведомое, но неми-
нуемое и грозное».310
Среди наиболее активной части недовольных или опасающихся
за дальнейшее распространяется намерение создать какую-то
организованную силу для противодействия надвигающейся
угрозе. «Сегодня собрались мы, консерваторы, у Головина. Он
предлагает сговориться и устроиться в противоположность пар-
тии „петрункевичей“. Устроить консервативное бюро (здесь)
в противовес революционному московскому», — писал у себя
9 ноября в дневнике Киреев о том, как быстро реагировала
дворянская правая на выступление либеральствующей дворян-
ской фракции.311 Но действовать нужно, уточняет он как один
из участников этой инициативы, «не иначе, как прислонившись
к какой-нибудь существующей организации, н[апример] дворян-
ской, и не иначе, как заявив, что такое действие направлено про-
тив конституционалистов, а отнюдь не против земства».
Впрочем, самому же Кирееву через день план создания кон-
сервативного центра наподобие общеземского бюро показался
«вздорным».312 И действительно, появление какого-то самозван-
ного руководства наряду с имеющимися органами власти, кото-
рым бы оно составило вольную или невольную конкуренцию,
было нелепостью, нарушением основного принципа существую-
щего режима, державшегося как раз на недопущении всякой не-
зависимой политической деятельности.
Тем более целесообразными ему кажутся усилия сплотить дво-
рянство как главную опору власти для борьбы со сторонниками
конституционной формы правления. Подходящий случай как
будто бы давал предстоящий вскоре съезд предводителей дворян-
ства в Москве. «Отчего бы не подать им адреса царю с указанием
нашего несогласия с конституционными пожеланиями, выражен-
ными сборищем самочинных земцев? — прикидывал Киреев. —
Этому заявлению отнюдь не следовало бы давать антиземский
характер, а антиконституционный».
План замышляемого выступления в ближайшие же дни начи-
нает как будто бы приобретать реальные очертания, хотя и не-
сколько видоизменяясь на ходу. Выяснилось, что немалое число
тех, кто входил в ближе всего стоявший к трону круг, пришли
310 Из дневника Константина Романова. — Красный архив, 1930, т. 6 (43),
запись 18 ноября 1904 г., с. 97.
311 РО ГБЛ, ф. 126, к. 13, Дневник А. А. Киреева, запись 9 ноября
1904 г, л. 355 об.
3!2 Там яге, запись 11 ноября 1904 г.
132
к заключению о необходимости противопоставить конституцион-
ному течению весь авторитет, каким еще располагала власть, дви-
нув в дело самого царя. Об этом рассуждал с Киреевым 16 но-
ября секретарь вдовствующей императрицы гр. А. А. Голенищев-
Кутузов. «Правду говорит (как и все преданные царю люди),
что царю следует наконец выступить самолично с твердым и
ясным словом перед своим народом», — с одобрением писал Ки-
реев о задуманном в своем дневнике.313 Конкретно предполага-
лось составить определенную программу, «подписать ее группою
честных, благонамеренных людей, по возможности стоящих по-
ближе к царю. .. и представить царю». Уже 17 ноября Киреев
встречается с П. П. Гессе, который «горько жалуется» на отсут-
ствие у правительства программы, а узнав, что Киреев располо-
жен приготовить ее, предлагает заняться этим и обещает свою
подпись.314 Можно было также рассчитывать на участие
П. X. Шванебаха, а также А. А. Нарышкина.
Но пока разрабатывается этот план, события тоже не стоят
на месте. С празднования сорокалетия судебных уставов, 20 но-
ября, когда собравшаяся на юбилей адвокатура выступила с по-
желаниями в духе недавнего земского съезда, началась так
называемая «банкетная кампания». «Вопрос теперь ставится со-
вершенно ясно, — записывал на другой день Киреев. — Что
права управляемым должны быть даны, это ясно, ибо никуда
негодность нашей администрации тоже совершенно ясна. Но
отсюда до ограничения самодержавия еще очень далеко! Ограни-
чивать самодержавие ни в коем случае не должно».315
Однако по этому пункту в собранной Киреевым группе пол-
ного единства не было, и сначала согласившиеся участвовать
в выступлении Нарышкин, Шванебах и Кутузов теперь решают
пока что воздержаться.316 А еще до этого сразу ответил отказом
Сабуров, считая, что следует создать из представителей земства
особую палату, в чем сам Киреев увидел верный путь к гибели.
«... Да ведь это завтра превратиться в Constituante 1789 г.
(Учредительное собрание, — ТО. С.), затем явится Legislative
(Законодательное собрание, — Ю. С.), далее Convention nationale
(Национальный конвент, — Ю. С.)», а затем уже надо будет
ожидать гильотину — в таком виде рисовался ему наиболее ве-
роятный ход событий.
Но так или иначе предполагаемые партнеры решили, что
будет осторожнее, как об этом заявил Нарышкин, подождать
с адресом к царю, пока не выяснится, какую позицию займут
предстоящие дворянские и земские собрания,317 после того как
313 Там	же,	запись	16	ноября	1904 г., л. 358.
314 Там	же,	запись	17	ноября	1904 г., л. 358 об.
315 Там	же,	запись	21	ноября	1904 г., л. 361.
316 Там же.
3,7 Там же, запись 26 ноября 1904 г., л. 362.
133
только нто заседавший в Москве съезд предводителей дворянства
оказался в своем большинстве ближе к решениям земского
съезда.
На этот факт обратил внимание царя Мирский на докладе
22 ноября. «Да, — согласился Николай, — пни тоже подпали под
влияние этого земского съезда».318 На возражение министра —
«Ваше величество, если Вы даже не будете доверять предводи-
телям дворянства, на кого же вы будете опираться? Ведь их уже
в отсутствии консерватизма нельзя заподозрить» последовал
ответ: «Да, я, конечно, доверяю вполне дворянам». И результат
предводительского совещания, и приведенный диалог весьма
важны для понимания сложившейся обстановки и действий стояв-
ших ближе всего к власти социальных сил. Действительно, власть
могла положиться на дворянство, и оно в своей массе стояло на
позициях защиты старого строя, но быстрое изменение общей
обстановки в стране и для него в лице его только что собрав-
шихся представителей не прошло бесследно. Оставаться совер-
шенно неподвижным в период уже начавшихся бурных перемен
дворянство не могло, как не мог этого позволить себе и лагерь
охранителей в целом. Те, кто упорно твердил одно лишь старое,
вызывали своей негибкостью, полным нежеланием считаться
с происходившим, с духом времени неодобрение и среди своих
единомышленников. Большинству представлялось предпочтитель-
ным как-то сбавить возраставшую напряженность, а для этого
нужно было убедить все увеличивавшуюся массу недовольных
в возможности изменения слишком уж скомпрометировавших
себя порядков, вместо того чтобы продолжать упорствовать в их
явным образом безнадежной защите.319
Вместе с тем ход совещаний, на которых после 2 декабря
продолжалось обсуждение проекта Святополк-Мирского, со всей
четкостью обозначил решимость самодержавия сохранить старый
порядок нерушимым.
Некоторая неопределенность возникла, было, после совеща-
ний 6 и 8 декабря, когда в известное отступление от решений,
принятых 2 числа, пришли к заключению о возможности при-
общения выборных к работе Государственного совета. Правда,
за допущение нового элемента непосредственно в Совет выска-
зались лишь Мирский, Ермолов и Фриш. Группа во главе
с Сольским имела уже в виду лишь участие выборных в пред-
варительном обсуждении законопроектов, Витте же и Коков-
цов — и того менее, они считали возможным ограничиться
только приглашением в Совет «сведущих людей» по назначению,
поскольку, повторил Витте свою прежнюю аргументацию,
представительство и самодержавие несовместимы и с допуще-
318 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
22 ноября 1904 г., с. 259.
319 Дневник Л. Тихомирова, запись 26 октября 1904 г., с. 66.
134
пием первого неизбежным станет переход к конституционному
строю.320
Под влиянием этого в конце концов возобладавшего опасения
царь, посоветовавшись еще с Витте 11 декабря в присутствии
уже прежде вызванного вел. кн. Сергея Александровича, теперь
уже окончательно отверг предлагаемое нововведение, «Да, я ни-
когда, ни в каком случае не соглашусь на представительный
образ правления», — со всей категоричностью заявил он после
того, как Витте повторно разъяснил, что и «весьма умеренный
и ограниченный шаг», который намеревались сделать, будет все-
таки шагом на пути к конституции.321 Сергей Александрович не-
320 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
8 декабря 1904 г., с. 262.
321 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 335. — Есть существенная разница
между тем, как передается история обсуждения доклада Святополк-Мир-
ского и дальнейшего хода дела в дневниковых записях Е. А. Святополк-
Мирской и в «Воспоминаниях» С. Ю. Витте. По его версии он выступил
вместе со всеми высказывавшимися, кроме Победоносцева, за одобрение
рекомендуемой Святополк-Мирским политики. И царь согласился с мнением
большинства, дав Витте распоряжение подготовить соответствующий указ
(там же, с. 331—333). Но затем он изменил свое решение и, вызвав И де-
кабря Витте па совещание в присутствии вел. кн. Сергея Александровича
и услышав в ответ на заданный вопрос, что предусматриваемое участие
выборных представителей в работе Государственного совета явится первым
шагом к конституции, вычеркнул эту часть из подготовленного указа
(там же, с. 333—334).
При сравнении изложенного Витте с записями Святополк-Мирской
обнаруживается фактическая неточность и неполнота его версии. Не считая
ошибки в датировке совещания, которое он относит па ноябрь, Витте ни-
чего не пишет, что гораздо существеннее, о повторном обсуждении доклада
Мирского 6 и 8 декабря, когда он указывал на несовместимость самодер-
жавия с началом представительства, допуская вместе с Коковцовым при-
влечение лишь «сведущих людей». И если Святополк-Мирская постоянно
упоминает Коковцова, приводя характерные фактические подробности, как
главного наряду с Витте противника введения выборного представительства,
то сам Витте, напротив, представил Коковцова едва ли не основным сто-
ронником задуманного нововведения. Можно предположить, что, составляя
свои воспоминания, Витте счел для себя невыгодным выступать в роли про-
тивника или хотя бы сомневающегося в пользе введения представительных
форм правления, какими бы соображениями он тогда пи руководствовался,
и поэтому он постарался приглушить свое участие в провале проектов
Святополк-Мирского. Вовсе замолчать противодействие его начинаниям
было нельзя, и оставалось лишь придать этому какой-то благовидны й
смысл. Выдвинутые им возражения он облекает поэтому в форму делового
разъяснения, что принятие представительства неминуемо приведет к кон-
ституции, не говоря прямо о том, что тем самым он побивал Мирского
в главном пункте его аргументации. Последний как раз доказывал, что
осуществление намеченного и есть единственный способ избежать перехода
к конституционной форме правления. Свой ответ на вопрос Николая о зна-
чении делаемого шага на аудиенции 11 декабря он тоже подает как чисто
фактическую справку, не поясняя, что в той борьбе, которая велась вокруг
проекта Святополк-Мирского, — впрочем, в его изображении никакой борьбы
и не было, — он авторитетно подтверждал правоту тех, кто требовал
отклонения задуманного по той именно причине, что оно поведет к под-
рыву самодержавия, а вовсе пе к упрочению его, как уверял Мирский.
135
сомненно приложил руку к этому решению, возможно, извест-
ную роль сыграл и кн. Мещёрский. Во всяком случае Николай
обращался к нему с просьбой помочь разобраться в положении.322
Опубликованный 12 декабря именной указ Сенату уже не
содержал третьего по счету пункта, предусматривавшего при-
влечение всего лишь к предварительному обсуждению государ-
ственных дел представителей местных выборных органов. Остав-
шиеся восемь пунктов составляли собрание обещаний упорядо-
чить все стороны государственной жизни, утвердить прежде всего
законность, освободить от стеснений печать, улучшить положе-
ние народной массы, действовать в духе веротерпимости. Все,
вместе должно было возбудить ту иллюзию, что самодержавие и
при сохранении режима в неизменном виде не только вполне
способно, но и хочет сделать все необходимое для устранения
причин недовольства. В его власти искоренить любые непо-
рядки, исправить все тяготы и несовершенства. Подданным оста-
валось лишь терпеливо ждать наступления благих перемен. В та-
ком виде это было собственно второе издание Манифеста 26 фев-
раля 1903 г.
Намеченное не имело никаких практических последствий, по-
скольку сразу же вскрылось его полное несоответствие всему
существующему строю, как раз державшемуся на подавлении лю-
бого проявления свободы и независимости. И, как удостоверял
Витте в качестве лица, отвечавшего за исполнение данных 12 де-
кабря обещаний, «сначала я встретил апатию, затем интриги,
а в заключение недоверие государя ко всем реформам, намечен-
ным указом».323
Как Манифест 26 февраля, так и указ Сенату были образ-
чиками, как выразился Витте, «нашего реакционного шатания по
отношению внутреннего управления Россией — шатания, в кото-
ром иногда проявлялась искра напускного либерализма как бы для
успокоения смуты и революционного движения на низах».324
В том, что на самом деле не только вычеркнутый третий
пункт, но и весь указ от начала до конца противоречит подлин-
ным намерениям Николая, не замедлил убедиться и Святополк-
Мирский. Царская подпись на документе ничего не значила —
она была поставлена, решил он теперь, «бессознательно»,
а наблюдая происходящее вблизи, уже не приходится сомне
Умолчания и экивоки Витте можно считать рще одним доказательством
достоверности записей Е. А. Святополк-Мирской и трактовки описываемых
событий, а также роли в них самого автора «Воспоминаний».
322 Дневник княгини Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись 4 де-
кабря 1904 г., с. 260. — В свете этого содержащееся в «Воспоминаниях»
Витте утверждение, что под воздействием Мирского Николай отдалил от
себя кн. Мещерского (см.: Воспоминания, т. 2, с. 326), находится в противо-
речии с тем, что сообщил Витте о своем визите к Мещерскому 4 декабря,
когда тот показал ему письмо царя со словами: «Милый друг, помоги мне».
323 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 355,
324 Там же, с. 368.
136
ваться, что царь, «очевидно, совсем не хочет, чтобы реформы,
в нем объявленные, были проведены».325
В восприятии самого Святополк-Мирского возвращение на
старые позиции открывало путь к катастрофе. Так расценива-
лась им денонсация в последний момент как будто бы налажи-
вающегося союза с готовыми прийти на помощь власти силами.
«Он предупреждал Марию Федоровну и государя, что если не
идти навстречу искренно желанием благомыслящих людей, то
должно кончиться революцией», — напоминалось в дневнике
Мирской о том, чем руководствовался в своей деятельности глава
Министерства внутренних дел.326 Совершаемая ошибка казалась
тем большей, что, думалось ему, «все в таком хорошем настрое-
нии, так искренно хотят добра» и этих-то желающих «добра»
«всех отталкивают»,327 принимая их за либералов. В этом-то и
виделось основное и пагубное заблуждение. «... Не хотят по-
нять, — сокрушался Мирский, — что то, что называется теперь
либерализмом, есть именно консерватизм, а то, что в высших
сферах считают консерватизмом, есть анархия».328 В этом же
посильно старалась убедить императрицу-мать вызванная ею
в последний день уходящего 1904 г. Святополк-Мирская. В от-
вет на негодование Марии Федоровны по поводу того, что «эти
господа говорят о вещах, которые их не касаются», Мирская
внушала своей собеседнице, что «эти господа» заслуживают со-
всем иного обращения, не только не представляя никакой опас-
ности, но образуя подлинную основу власти, являясь готовыми
союзниками, которых так легко можно побудить играть свою
настоящую роль. «Я много жила в провинции, я знаю многих
из этих господ, которых считают красными, и я вас уверяю,
ваше величество, что если бы для них хоть что-нибудь сделали,
они бы все стали консерваторами, все их интересы связаны с со-
хранением порядка», — со знанием дела раскрывала Мирская
царице глаза на обстановку, представляя фрондирующее дворян-
ство в его истинном виде, без шелухи, во всей ненатуральности
его оппозиции.329 И, как показал весь ход обсуждения, значи-
тельная часть правящей верхушки была тоже настроена в пользу
примирения власти с ее оппонирующими союзниками. Она при-
знавала при этом лишь самые минимальные уступки с допуще-
нием выборных — в своей массе дворян, поскольку выборы от-
давались в руки земствам, — до участия в решении государствен-
ных дел единственно на положении консультантов. Это были по
предоставляемым правам те же «сведущие люди», но не назна-
чаемые, как предлагал Витте, а выбираемые.
325 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
5 января 1905 г., с. 272.
326 Там же, запись 12 декабря 1904 г., с. 265.
327 Там же, запись 20 декабря 1904 г., с. 268.
528 Там же, запись 15 декабря 1904 г., с. 267.
329 Там же, запись 31 декабря 1904 г., с. 269.
137
Мирский пользовался довольно широкой поддержкой, когда
убеждал царя, что нужно и пока еще можно откупиться малым
во избежание гораздо худшего, ради предотвращения в конечном
счете революции. А к декабрю она начала восприниматься в вер-
хах как реальная и близкая угроза.
Недаром в начале месяца вел. кн. Константин Константино-
вич писал у себя в дневнике: «У нас точно плотину прорвало:
в какие-нибудь два-три месяца Россию охватила жажда преоб-
разований; о них говорят громко. Калуга, Москва, а теперь и
Петербургская дума единогласно постановила адрес, в котором
всеподданнейше требуют всякой свободы. Революция как бы
громко стучится в дверь. О конституции говорят почти открыто.
Стыдно и страшно».330 Предложенный Мирским способ давал как
будто бы наилучшие шансы ввести в наиболее безопасное русло
течение, увлекавшее к революции. Поэтому отказ власти посту-
пить в духе его рекомендаций и в ее ближайшем окружении вы-
звал неблагоприятный отклик. Царю пришлось даже выслушать
сетования лиц, занимавших самое высокое положение. Уже
в январе, после Кровавого воскресенья, у него побывал принц
Ольденбургский с целью предостеречь, что «если так будет про-
должаться, то очень скоро будет революция»,331 и, чтобы ее не
случилось, следует, настаивал он, созвать земский собор или же
допустить представительство. В этом же смысле высказывался
и вел. кн. Александр Михайлович.332
Узнавшая об этих выступлениях Святополк-Мирская была,
впрочем, убеждена, что «это все ни к чему, что государь никогда
не согласится ни на что в этом духе».
Действительно, все дальнейшее в последующие годы выявило
нежелание власти, не в последнюю очередь в лице ее верховного
носителя, пойти на то, что могло иметь вид ущемления самодер-
жавия, утраты им хотя бы частицы своего всевластия. Опыт,
проведенный при Святополк-Мирском, повторялся еще несколько
раз и с одинаковым результатом. Дальше вспышек «показного
либерализма» дело никогда не заходило. Ни в ноябре 1904 г.,
ни в других аналогичных случаях так и не удалось наладить
действенного сотрудничества и с наиболее близкой себе средой
на основе предоставления другой стороне не только формального,
но и фактического участия в отправлении власти.
В этом следует видеть проявление общего кризиса системы
самодержавия, которое не смогло преодолеть противоречия, а вер-
нее разногласия, с наиболее активно выступавшей в предрево-
люционные годы и первые месяцы революции частью дворян-
ства. Причиной этому были объективные обстоятельства, а не
330 Из дневника Константина Романова, запись 4 декабря 1904 г.,
с. 100—101.
331 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
17 января 1905 г., с. 278.
332 Там же, с. 279.
138
одно лишь нежелание Николая поступиться своей властью. Не
приходится сбрасывать со счетов застарелую архаику существо-
вавшего в России государственного строя со всеми его укоренив-
шимися традициями, с составлявшим основу режима запретом
с незапамятных времен на любую политическую деятельность.
Свою роль играло и опасение, что в обстановке крепнущего, ста-
новившегося прямо революционным натиска нельзя будет огра-
ничиться частной и незначительной самой по себе реформой,
вроде допущения помещичьего представительства в Государст-
венном совете, да и то при условии, что эти дворянские по-
сланцы будут играть скорее роль зрителей, чем участников про-
исходящего. Как доказывали Витте и Коковцов, такое малозна-
чительное новшество станет лишь первым, а не последним шагом
на пути к установлению другой формы правления. Два года
спустя Витте, по сути, повторял аргументацию спорившего с ним
осенью 1902 г. Плеве, как раз убеждавшего своего оппонента,
что и малейшие уступки так называемому обществу в лице ро-
довитых дворян станут не концом, а началом процесса, который
поведет к коренным переменам в государственном устройстве
и поставит у руководства уже другие силы, а фрондеры разде-
лят со временем участь власти, подталкиваемой ими к расши-
рению прежде всего прав дворянства. И если Плеве, по воспо-
минаниям Д. Н. Любимова, вообще не раз говорил, имея в виду
дворянскую фронду и одновременно объясняя свое нежелание
пойти с ней на компромисс, что «история повторяется: это все
те же ничему не научившиеся, ничего не забывшие наши старые
бояре смутного времени, которые затеяли 300 лет тому назад
великую смуту, от которой прежде всего и более всего постра-
дало само боярство»,333 то Витте прямо перекликается с ним
в своих «Воспоминаниях». «Кто, если преимущественно не дво-
рянство, — замечает он, — участвовало во всех съездах так на-
зываемых земских и городских представителей в 1904 и 1905 гг.,
требовавших конституцию, систематически подрывавших всякие
действия царского правительства и самодержавного государя».334
Но, указывая на эти политические домогательства дворянства,
Витте в уподобление Плеве добавляет, что «многие из них про-
глядели образование буржуазии, третьего сословия, сознательного
пролетариата». В конце концов «дворянство увидело, что ему
придется делить пирог с буржуазией, — с этим оно мирилось, но
ни дворянство, ни буржуазия не подумали о сознательном про-
летариате», который в процессе революции выступил на перед-
ний план политической авансцены, двигая революцию в направ-
лении социализма. Обвиняя, таким образом, дворянство в свое-
корыстии, поскольку оно «несомненно хотело ограничения го-
сударя, но хотело ограничить его для себя и управлять Россией
333 Любимов Д. Н. События и люди, с. 287.
334 Витте С. Ю, Воспоминания, т. 2, с. 487.
139
вместе с ним», он в унисон с Плеве пишет и о недальновидности
дворянских руководителей, поскольку пролетариат раскрылся
в своей настоящей силе и устремлениях «для сих близоруких
деятелей вдруг только в сентябре 1905 г.».335 Несомненно, опа-
сения, что в дверь, приоткрытую для дворянства как главной
составной части верхушки общества, ворвутся другие и гораздо
более мощные силы, которые оттеснят и дворянство, и соединив-
шуюся с ним на этом этапе всю представлявшую имущие слои
коалицию, много значили при отказе подпустить к власти тех,
кого имел в виду Святополк-Мирский.
И все же то обстоятельство, что даже в самый канун рево-
люции отношения дворянства и самодержавия не претерпели
никаких перемен и власть не пожелала дать ему возможность
развиться в организованную и непосредственно участвующую
в управлении государством силу из опасения, что дело на этом
не остановится, было свидетельством кризиса системы. В мо-
мент, когда власть нуждалась как никогда в союзниках, она
лишь усугубила конфликт с теми, кто стремился прийти ей на
помощь, но уже в качестве стоящего вровень с ней соправителя,
а не только опекаемого, хотя бы с соблюдением его важнейших
интересов, но лишенного доступа к рычагам управления.
Начавшаяся революция, создав совершенно новое положение,
вскоре заставила самодержавие пойти на попятную. Понеся тя-
желейший урон, оно проявляет расположение смягчить неудов-
летворенность значительной части общественных верхов, рассчи-
тывавших на приобщение к власти и внезапно утративших как
будто бы реальную возможность проникнуть наконец в прави-
тельственные канцелярии.
335 Там же.
Глава II
САМОДЕРЖАВИЕ И ДВОРЯНСТВО
В ПЕРИОД ПОДЪЕМА
РЕВОЛЮЦИИ 1905 г.
В январе 1905 г. повсюду проходят очередные дворянские и
земские собрания, и, отмечал Киреев, почти во всех принимае-
мых адресах «есть прямое указание на необходимость совмест-
ного действия земских сил и правительства».1 Еще через день
он пишет о том, что обращения производят «очень „пестрое44
впечатление».2
Но если преобладающим было течение, в той или иной форме
предлагавшее власти сотрудничество на основе известного кон-
доминиума, то уже в самом начале наступившей революционной
эпохи в среде дворянства раздался голос тех, кто требовал со-
хранения самодержавия во всей неприкосновенности. Так вы-
сказалось 22 января московское губернское собрание, откликнув-
шись на призывы братьев Самариных и некоторых других чле-
нов кружка, к которому они принадлежали.3 Правда, адрес та-
кого содержания прошел сравнительно незначительным большин-
ством голосов — 219 против 147. Само меньшинство, впрочем,
тоже состояло не из одних либералов. Своеобразие обстановки
заключалось в том, что на начальном этапе революции и иные
безусловные противники либерализма не видели возможности
остаться при старом порядке вещей.4 Не напрасно Святополк-
Мирская писала, видя в этом характерное явление, как ставился
вопрос их соседом по имению в Харьковской губернии, уездным
предводителем дворянства А. Л. Величко. По ее аттестации, это
был «самый верноподданный и консервативный человек», «от-
личный хозяин и предводитель», «тип что ни на есть консер-
ватор», и при всем этом он считал, что власть должна пойти
на созыв земского собора.5 Разноголосица, и прежде дававшая
себя знать в дворянской среде, тем более возрастает с углубле-
нием революции при виде явной неспособности самодержавия
1 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 24 января
1905 г., л. 11.
2 Там же, л. И об.
3 Об этом см.: там же, ф. 265, п. 124, ед. хр. 3, Ф. Д. Самарин. Мои
воспоминания, л. 45—60.
4 Там же, л. 10.
5 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг. — Ист.
зап., 1965, т. 77, запись 7 февраля 1905 г., с. 282.
141
справиться с положением и многочисленных признаках упадка
и уже прямого разложения самого режима.
Да и весь лагерь охранителей приходит в состояние усили-
вающегося разлада и всяческих распрей. Правительство и сама
власть со дня на день теряют престиж. Они укоряются в неуме-
нии сплотить силы старого порядка и возглавить борьбу с ре-
волюцией при быстро и чуть ли не катастрофически ухудшаю-
щейся обстановке. «Трудно разобраться в противоречиях нашей
жизни, государственной и общественной. Опасности страшные,
правительства нет\ — типичным образом рассуждает Киреев. —
Есть царь, но нет общего направления, нет руководящей
мысли».6
Уменьшающееся доверие к верховному руководству способ-
ствует нарастанию среди охранителей раздора и шатаний. В ад-
рес власти, терпящей на каждом шагу неудачи, начинают
сыпаться самые разнообразные упреки и даже обвинения, пусть
зачастую и остающиеся известными лишь самим критикам.
Бывший революционер, а теперь ярый приверженец самодер-
жавия Лев Тихомиров, в этом именно качестве рассматривая
происходящее и оценивая действия власти, закрепляет за собой
роль не знающего снисхождения прокурора, которому бывает
даже трудно подыскать подходящие слова, чтобы изобразить
глубину падения и деградации режима.7
По прошествии двух месяцев революции он пишет, уже не
сдерживая прямо-таки душившей его ненависти: «Нет ничего
гнуснее вида нынешнего начальства — решительно везде. В ад-
министрации, в церкви, в университетах. . . И глупы, и подло
трусливы, и ни искры чувства долга. Я уверен, что большинство
этой сволочи раболепно служило бы и туркам, и японцам, если бы
они завоевали Россию».8
Все представляется ему безнадежно прогнившим, обреченным
на неминуемую гибель. «Finis Russiae (пришел России ко-
нец,— IO. С.)», — нигде и ни в чем не видя спасения, записы-
вает он в те же дни по получении новых известий об успехах
охватывающей всю страну революции.9
Кризис самодержавия сделался очевидной реальностью, с ка-
кой бы степенью остроты ого ни воспринимать. Под непрерыв-
ными и умножающимися ударами наступающей революции ца-
ризм вынуждается к отступлению. Он уже не в состоянии удер-
жать позиции, на которые он твердо встал совсем недавно, от-
казавшись в декабре от малейших перемен, от упорядочения от-
ношений даже с ближайшей к себе средой.
6 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 22 января
1905 г., л. 9.
7 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова). — Красный архив, 1930,
т. 2 (39), запись 31 декабря 1904 г., с. 54; запись 5 января 1905 г., с. 55,
8 Там же, запись 11 февраля 1905 г., с. 63.
9 Там же, запись 13 февраля 1905 г., с. 64,
142
В свой самые первые дни революция заставляет поспешно
изменить только что принятое решение — другого выхода не
оставалось. Верхи начинали сознавать — возможны крупнейшие
потрясения, поток еще небывалой силы вырвался на волю, и
в любой момент события могут выйти из-под контроля. В каком
виде представлялась угроза, видно из замечания министра зем-
леделия Ермолова в беседе с царем 17 января: «...при настоя-
щих условиях ни за один день поручиться нельзя».10 Да и сама
состоявшаяся беседа была красноречивым свидетельством насту-
пившей перемены и той острой тревоги, которую теперь испы-
тывал Николай, лихорадочно стараясь найти способ остановить
вздымающуюся революционную волну, возможно, и в его вос-
приятии могущую захлестнуть власть.
И когда Витте писал, имея в виду начальный период рево-
люции, что «наверху явился полный хаос или, вернее, полней-
шая растерянность»,11 то необычность действий Николая, ви-
димо, и отражала это состояние выбитости из колеи, некоторой
ошеломленности. Наступившей растерянностью следует, по-види-
мому, объяснить и то, что царь как будто бы даже согласился
с Ермоловым, сказавшим лишь то, что уже приходилось слы-
шать Николаю, что совсем еще недавно говорил Святополк-Мир-
ский, лишь на днях окончательно уволенный, и что, вероятно,
говорил в поддержку Мирского на декабрьских совещаниях сам
Ермолов. Чего так опасались, теперь началось — только это и
могло считаться новым, — и нечего было возразить Ермолову,
когда он заявил в виде исходного положения: «Россия пережи-
вает в настоящее время тяжкое, беспримерное в истории ее по-
ложение, последствия которого предугадать невозможно».12
И слишком очевидно было, что не считаться с этим нельзя, по-
скольку в любой момент мог произойти новый взрыв, и вся за-
бота сводилась к тому, как и чем его предотвратить. Во всяком
случае царь как будто бы стал признавать ненадежность и даже
опасность применения одной голой силы, и когда Ермолов при-
нялся растолковывать, что не армия должна быть главным ин-
струментом политики и вообще основой режима, он услышал от
Николая: «Я понимаю, что невозможно положение правитель-
ства, если оно опирается только на войска».13
В остальном министр земледелия развивал тезисы Святополк-
Мирского, изложенные еще в ноябрьском докладе: во-первых,
перемены путем привлечения выборных в высшие органы вла-
сти необходимы; во-вторых, никакого ущерба самодержавию от
этого не произойдет — верноподданные только и ждут случая,
чтобы на деле доказать свою верноподданность, составляя подав-
10 Записка А. С. Ермолова от 17 января 1905 г. — Красный архив, 1925,
т. 1 (8), с. 57.
11 Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М., 1960, с. 375.
12 Записка А. С. Ермолова от 17 января 1905 г., с. 51.
13 Там же, с. 52.
143
ляющее большинство, революционеров же и вообще недовольных
не следует опасаться, так как они в ничтожном меньшинстве.
Однако намеченным, но не осуществленным в декабре
1904 г. ограничиться уже нельзя, доказывал Ермолов. Станови-
лось немыслимым ограничиться в условиях революции предостав-
лением прав лишь верхушке общества. Келейное соглашение
с дворянством как его основным компонентом отметалось самим
фактом приобщения к политической жизни народной массы, и
не только нельзя было игнорировать этот факт, но именно про-
блема успокоения поднявшегося на борьбу народа затеняла и
ставила теперь в зависимость от себя все остальное. Ермолов и
ставил царю этот коренной вопрос: «Что придется делать тогда,
когда беспорядки из городов перейдут в селения, когда подни-
мутся крестьяне, когда начнется резня в деревнях, — какими
силами и какими войсками усмирять тогда эту новую пугачев-
щину, которая разольется по всей земле».14 Высказывая сомне-
ния в возможности справиться с этой громадной силой, Ермолов
предлагал позаботиться о том, как предотвратить надвигающиеся
события. Задачей первостепенной важности он выдвигал сохра-
нение и поддержание в крестьянстве еще уцелевших царистских
иллюзий.
«Вы можете опираться только на народ, но для этого нужно,
чтобы народ мог в вас верить и продолжать видеть в вас своего
защитника», — вот что должно было быть положено в основу
всей внутренней политики.15 На этой основе предлагалось теперь
строить и взаимоотношения самодержавия и дворянства с учетом
и тех перемен, которые произошли с самим дворянством. «Не-
сколько лет тому назад опорою правительства считалось дво-
рянство, и был предпринят целый ряд мер, чтобы усилить влия-
ние дворянства на местах, было коренным образом изменено зем-
ское положение, чтобы дать в нем дворянству преобладающее
влияние», — напоминал Ермолов о проводившейся до последнего
времени осевой внутриполитической линии самодержавия, нуж-
давшейся вследствие новых обстоятельств в необходимой коррек-
тировке, так как «с тех пор положение дела существенно из-
менилось». «Не говоря о том, что в самом дворянстве происхо-
дит раскол, доказательством которому служит разница мнений
и споры, происходящие ныне даже в. самом сердце России —
Москве, — развивал свою мысль Ермолов, — земские собрания,
несмотря на преобладание дворян, не получили консервативного
направления, которого от них ожидали, а скорее наоборот».
Все вместе взятое обобщалось им в предложении учредить
законосовещательную думу так, чтобы в ней была представлена
не одна верхушка общества, с которой намеревался свести власть
Святополк-Мирский. Но и в ином составе, уверял Ермолов, она
14 Там же, с. 51.
15 Там же, с. 56.
144
послужит только к упрочению самодержавия — никак не во вред
ему. Заодно предлагалось наладить и упорядочить правитель-
ственный механизм, застарелая разъединенность которого изо-
бражалась как одна из причин случившегося 9 января. «О том,
что происходило, что готовилось, я мог судить только по слу-
хам, — жаловался Ермолов. — Я знал об этом не более, чем лю-
бой обыватель г. Петербурга».16
Представленная в таком виде программа была тут же санк-
ционирована царем, и Ермолову было поручено немедленно пе-
редать Витте как председателю Комитета министров повеление
образовать совещание из всех министров и председателей депар-
таментов Государственного совета для обсуждения обстановки,
чтобы, отталкиваясь от указа 12 декабря, двинуться дальше.17
Помимо сказавшейся в принятом решении растерянности, для
царя смысл плана мог состоять в том, чтобы посулами и обе-
щаниями перемен привлечь на свою сторону массу недоволь-
ных, по крайней мере отвратить их от активных действий и тем
самым не дать сформироваться армии революции и в любом слу-
чае, насколько возможно, ослабить ее натиск. Прием, уже не раз
употреблявшийся и во времена Плеве и приобретавший совер-
шенно особенное значение, когда под непосредственной угрозой
оказывались главные позиции самодержавия. Но революция не
позволяла на этот раз обойтись одной видимостью. Выдать но-
вые векселя и ничего по ним не уплатить теперь было невоз-
можно, хотя основной целью оставалось сохранение всевластия
самодержавия во всем объеме.
Ближайшие же события показали, что, и неся поражения,
одно тяжелее другого, и как будто бы давая под их непрекра-
щающимися ударами согласие на проведение прежде упорно от-
вергаемых перемен, власть тем не менее не собирается вступать
на новый путь. Святополк-Мирская уже после беседы Николая
с Ермоловым записывала со слов княгини Орбелиани, входившей
в ближайшее окружение царской семьи: «Государь не хочет
понять положение России и никаких либеральных реформ не
хочет, потому что он так убежден, что только и можно действо-
вать так, как он действует, и что Александра Федоровна в этом
смысле все его поддерживает и только повторяет: „You must be
firm“ («Ты должен быть тверд», — Ю. С.) ».18
Можно было дать высказаться Ермолову и как будто бы одо-
брить предлагаемый им курс, но что это вовсе еще не означало
поворота во внутренней политике, со всей очевидностью прояс-
нил Манифест, опубликованный 18 февраля, и сама история
его появления. В этом новом акте со всей категоричностью
16 Там же, с. 54.
17 Там же, с. 58.
18 Дневник княгини Е. А. Святополк-Мирской за 1904—1905 гг., запись
10 февраля 1905 г., с. 284.
Ю Ю, Б, Соловьев
145
утверждалась незыблемость самодержавия, заявлялось о наме-
рении вести и даже усилить борьбу со всеми противными те-
чениями. Одновременно с этим был опубликован указ Сенату,
предоставлявший населению право подавать в Совет министров
предложения по усовершенствованию существующего порядка.
Министрам, занятым разработкой мер в развитие указа 12 де-
кабря, о Манифесте и новом указе ничего не было известно до
их появления.19 Не был осведомлен о готовящемся выступлении
и сам новый министр внутренних дел А. Г. Булыгин, который
имел задачей в те же самые дни составить и обсудить в Совете
министров рескрипт в духе решения 17 января с оповещением
о привлечении выборных к участию в отправлении государствен-
ной власти.
В ответ на недоуменные вопросы вовсе сбитых с толку ми-
нистров, явившихся на очередное совещание утром 18 февраля
и полагавших, что Манифест и указ находятся с предметом их
занятий в «явных противоречиях», Николай высказал несогла-
сие с таким взглядом.20 Из этого вытекало, что намечаемые из-
менения должны были совершаться в неизменных рамках су-
ществующего порядка. Самодержавие в любом случае оставалось
самодержавием, власть сохраняла за собой все свои неограни-
ченные права, хотя бы и допуская выборных высказаться в выс-
ших государственных инстанциях. Какого бы ни были мнения
участники совещания о возможности сочетать одно с другим, ре-
волюция уже успела привести их к тому единодушному заклю-
чению, что обращение к выборному элементу диктуется неот-
ступной необходимостью, и совместно они настояли на подписа-
нии Николаем рескрипта, допускавшего создание института пред-
ставительства. Как записывал подробно информированный Гринг-
мутом о ходе заседания Тихомиров, «государь всеми мерами
уклонялся от подписи рескрипта, а министры грозили револю-
цией, финансами (Коковцов) и иностранными осложнениями,
если он не заявит о созыве представителей народа».21 Уже ве-
чером 18 февраля появился третий по счету документ за цар-
ской подписью, «провозглашающий принципы, диаметрально про-
тивоположные тому, что объявлялось в опубликованном не-
сколько часов тому назад Манифесте».22 Но и вынужденно дав
свою подпись, Николай не поставил на этом точку. Несмотря на
бесповоротно взятое на себя обязательство, для него все оста-
валось по-прежнему в том смысле, что он не собирался посту-
паться хотя бы самой малой долей своей власти, а в той мере,
в какой рескрипт мог клониться к ее ограничению, он рассчи-
19 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 376.
20 Там же, с. 377.
21 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова), запись 2 марта 1905 г.,
с. 67.
22 Витте С. Ю. Воспоминания, т. 2, с. 378.
146
тывал так или иначе его обезвредить. Пока же, отмечал доста-
точно осведомленный Тихомиров, «ни государь, ни Булыгин ни-
мало не желают его исполнять».23
В какую сторону предполагалось повернуть дело, позволяет
уяснить представленная Николаю 22 февраля записка кн. Ми-
хаила Путятина по поводу того, как следует поступить с испол-
нением рескрипта. Состоявший по гофмаршальской части (по
пренебрежительному выражению Витте, «полковник от котлет»),
Путятин был видным членом дворцовой камарильи, выступавшей
против каких-либо уступок. Он даже причислялся к ее предво-
дителям наряду с дворцовым комендантом Гессе вкупе с мини-
стром двора Фредериксом.24 На ролях поменьше в ней состояли
Н. М. Павлов, А. А. Палтов, Е. В. Богданович, Б. В. Николь-
ский. Покровительствовала ей и вдовствующая императрица.
Именно действию этой «придворной партии» приписывал Тихо-
миров со ссылкой на Грингмута появление тайно от министров
и им в пику подготовленного Манифеста 18 февраля.25
Объединяемая враждой к тому новому, что теперь надвига-
лось на самодержавие, эта группа не располагала, впрочем, соб-
ственной программой. «Каковы планы „патриотических абсолю-
тистов“?» — спрашивал себя Тихомиров, так именуя этих твердо-
лобых, и отвечал: «Никаких, по-видимому. Они стараются ме-
шать Витте. . . и только».26
Во всяком случае уже через четыре дня после рескрипта Бу-
лыгину камарилья через Путятина предложила царю готовое
решение возникшей проблемы, предусматривавшее такую про-
цедуру разработки законопроекта о введении представительства,
чтобы самодержавие не потерпело никакого ущерба.27
Жизнь в революционную эпоху быстро перечеркнула путя-
тинские хитросплетения. Под давлением обстоятельств непред-
виденных весь расчет пришлось на ходу менять, поскольку ока-
залось, что власть своим образом действий ущемляет даже без-
условных приверженцев самодержавия в среде дворянства, соз-
дает им затруднения. До сведения Николая доводилось, что
после опубликования рескрипта в Петербург съехались наиболее
надежные из губернских предводителей дворянства — туль-
ского — Арсеньев, тверского — Головин, симбирского — Полива-
нов, самарского — Чсмодуров, курского — гр. Доррер, екатерипо-
славского — Миклашевский — и наряду с ними некоторые уезд-
23 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова), запись 2 марта 1905 г.,
с. 68.
24 Там же, с. 66.
25 Там же, с. 67. — Витте стало известно, что царь получил текст Мани-
феста от императрицы, а той его доставил Путятин (см.: Воспоминания,
т. 2, прим, к с. 376).
26 Там же.
27 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 515, записка кн. М. Путятина от 22 февраля
о порядке осуществления рескрипта 18 февраля 1905 г., л. 7—8.
10*
147
ные.28 Привело их опасение, что «по требованиям дворянства,
а может быть, и земств» им придется собирать экстренные со-
брания, на которых будут задаваться вопросы о намерениях пра-
вительства в связи с образованием особого совещания, о том, как
оно будет организовано, каково будет участие в нем дворянства
и земства. Для ответа на эти вопросы они и обратились за разъ-
яснениями лично к министру внутренних дел и после встречи
с ним разъехались по своим губерниям в убеждении, что «ника-
кого особого совещания фактически не существует, так как в со-
став его до сих пор никто еще не назначен, и что председатель
совещания намерен пока что нанять профессора специалиста и
при его содействии собирается собирать материалы».29 Делалось
как раз то, что предлагалось вначале. «Зная состав и дух дво-
рянских п земских собраний, можно с уверенностью предви-
деть, — выводил Путятин ближайшие последствия исполнения
своих же собственных рекомендаций, — что привезенные гг. гу-
бернскими предводителями известия» произведут «удручающее
впечатление». Царю советовалось «показать всем, что рескрипт
под сукно не положен, что бюрократия публику не надувает и
что особое совещание фактически существует и действует».
Положение осложнялось тем, что 3 марта от имени наибо-
лее видных земских деятелей была подана петиция с ходатайст-
вом о допущении к участию в совещании представителей
земства. «Но допустить напрашивающихся в состав совещания
земцев немыслимо. — категорически заявлялось в записке, — это
значило бы изуродовать и погубить все дело».30
Царю рекомендовалось позаботиться о том, чтобы не давать
дворянству повода для недовольства. Но тон записки, подчиняя
все остальное, задавало стремление оберечь, идя на всяческие
ухищрения, существующий порядок. С этой точки зрения рас-
сматривалась общая политическая обстановка и определялось
отношение к функционирующим на политической арене силам.
На этом основывался и к этой цели был направлен разрабаты-
ваемый план действий. Путятин приходил к выводу, что само-
державию есть на кого опереться и в целом на дворянство
вполне можно положиться, хотя в его позиции и наблюдаются
известные оттенки.
После рескрипта, рассуждал Путятин, общество разделилось
на три течения пли партии, которые выявят себя вскоре в дво-
рянских и земских собраниях, а также городских думах. Пер-
вую он назвал «крайней правой» или консервативно упорствую-
щей, в любой форме отвергающей привлечение выборных к уп-
равлению. Она «сомневается в возможности сочетания самодер-
жавия с участием в законодательной работе народных избран-
28 Там же, Секретная записка кн. М. Путятина о политических пар-
тиях, б/д, не ранее 3 марта 1905 г., л. 5.
29 Там же.
30 Там же, л. 6,
148
ников».31 Немногочисленная, по оценке Путятина, сгруппиро-
ванная вокруг «Московских ведомостей», она противилась осу-
ществлению рескрипта, т. е. как будто бы не подчинялась
царской воле, но в этом не усматривалось большой вины, и мни-
мым «ослушникам» «за цельность их идей, верность самодержа-
вию и преданность старине — им все можно и должно про-
стить».
Большинство же сторонников самодержавия входило в «кон-
сервативно благомыслящую» или просто «правую» партию. Та
«спокойно ожидает действий и распоряжений правительства, ко-
торому искренно желает содействовать и помогать. Крепко убеж-
дена в необходимости для блага России сохранения истинного са-
модержавия и не сомневается в возможности благополучного и
прочного сочетания его с участием избранников народа в делах
именно законодательства, а не управления государством. Эта
партия вполне удовлетворяется «законосовещательным» значе-
нием выборных людей и совершенно искренно желает точного
и буквального осуществления государевой воли в размерах и
границах, рескриптом указанных, т. е. при непременном условии
незыблемости основных законов империи». За ней будто бы, уве-
рял царя Путятин, «стоит большинство крестьянского населе-
ния». Наряду с этими двумя правыми партиями выделялось и
течение, сторонники которого были отнесены к так называемой
«левой партии». Для нее рескрипт был лишь началом, первой
ступенью «в здании будущего парламента». «Это — партия ис-
тинных конституционалистов по западноевропейским шаблонам.
Тысячелетняя история России для них не существует». Главную
ее силу составляли, судил Путятин, обширные материальные
средства и печать. И все же ее можно было не опасаться,
так как ее оппозиционность была поверхностной, и она, выдавал
ей Путятин удостоверение в благонадежности, «так же как и обе
„правые", верит в то, что все происходящее непосредственно от
личного почина самого государя всегда вело и ведет только ко
благу страны и народа».32 33 Оказываемое тем не менее с ее сто-
роны противодействие имело причиной не антагонизм к власти,
а недовольство действиями отделяемой от нее высшей бюрокра-
тии. «Левая», объяснялось в записке, «нынешнему личному со-
ставу правительства нашего безусловно не верит», а при виде от-
сутствия какого-либо движения с осуществлением рескрипта
«вожаки этой партии начинают назойливо предлагать свои ус-
луги, напрашиваясь в состав особого совещания в качестве
представителей земства»?3 В этом им надлежало дать решитель-
ный отпор, но вообще земское движение, а имелось в виду именно
оно, отнюдь не воспринималось как нечто враждебное. Пред-
31 Там же, л. 3.
32 Там же, л. 4.
33 Там же, л. 4 об.
149
полагалось, что, подобрав более подходящий для него прави-
тельственный персонал, с ним можно будет найти общий язык,
кое-как поладить, поскольку в главном это была все же сила,
стоящая на стороне власти.
Зато все, находившиеся левее, составляли без особенных
различий один общий лагерь противников самодержавия, и
с ними могла быть только борьба без перемирий и перегово-
ров — они, заявлял Путятин, «просто подлежат изъятию из об-
ращения»?^
Всем своим подходом записка служила еще одним признаком
того, что рескрипт 18 февраля имеет главным образом деклара-
тивное значение и власть будет по возможности откладывать
вступление на указанный в нем путь, и так рассчитывая на под-
держку общественной верхушки в целом и не придавая веса не-
которому расхождению с собой либеральствующей ее части.
Революция могла вынудить самодержавие к отступлению, но,
и теснимое, оно сохраняло свою сущность. Ориентиры и цели
оставались прежние. Главным среди них неизменно стояло удер-
жание за собой всей полноты власти. Ради этого под давлением
необходимости и предпринимались различные маневры, пуска-
лись в ход те или иные уловки. Стратегия, которая в обостряю-
щейся революционной обстановке терпела одну неудачу за дру-
гой. Самодержавие не могло переманеврировать революцию, раз
за разом срывавшую разрабатываемые планы, ставившую его
по мере своего развития во все более затруднительное положе-
ние, сбивая с толку правящие верхи, внося в их среду раздоры
и несогласия.
И если акты 18 февраля выявили расхождение между офи-
циальным правительством и камарильей, то они же повели к раз-
ногласиям и в ближайшем окружении трона. Решительно вос-
противился изданию нового манифеста Д. Ф. Трепов, обратив-
шийся по этому поводу к царю с обширной коптрзапиской от
16 февраля 1905 г.34 35
Вопреки настояниям Трепова царь последовал советам тех,
от чьего имени выступал Путятин, сделав одновременно, усту-
пая уговорам министров, безуспешную попытку «успокоить умы»
обещаниями, исполнение которых отодвигалось в неопределен-
ное будущее. Потерпев неудачу в деле, как ему казалось, осо-
бенной важности, Трепов, однако, не ставит на нем крест. Сам
он прилагает в этот момент особенные старания, чтобы побудить
власть взяться за крестьянский вопрос, выдвигаемый им в ка-
честве самой важной для самодержавия проблемы. От того, как
она будет решена, зависит дальнейшее существование режима.
Он подает царю 26 февраля изложенное на двадцати страницах
34 Там же, л. 4.
35 Там же, д. 536, Д. Ф. Трепов — Николаю II 16 февраля 1905 г., л. 148.
150
рассуждение па эту тему, озаглавленное им «Земельная поли-
тика и крестьянский вопрос».36
Он принялся убеждать царя в необходимости обзавестись со-
юзниками. И такими союзниками в предстоящей борьбе должны
будут стать, рассуждал Трепов, «поместное дворянство и кресть-
янство». Но если с первым дело обстояло довольно просто, по-
скольку дворянство традиционно составляло опору власти, то для
того, чтобы привлечь на свою сторону крестьянство, нужно было
каким-то образом расположить его к себе в сознании, что от ус-
пеха этой попытки зависит все остальное. «Крестьянский вопрос
есть центральный вопрос русской жизни, — с этой декларации
и начинал Трепов свою записку. — С крестьянским вопросом
связано все наше дальнейшее историческое существование».37
А между тем вся проводимая до того правительством поли-
тика в крестьянском вопросе признавалась глубоко ошибочной.
Ничего не было сделано для смягчения все обостряющегося ма-
лоземелья. Землепользование оставалось прежним. Главнейшие
вопросы жизни крестьянства «не только не получили у нас удо-
влетворительного разрешения, но, в сущности, даже и не
вполне осознаны».
Придя к основному выводу, что революция не может быть
побеждена, если на сторону власти не будет перетянута кре-
стьянская масса, Трепов старался найти такой способ достичь
этого, чтобы не потерпели ущерба интересы ни самодержавия,
ни дворянства. Решение он находил в совмещении радикальных
перемен в ведении хозяйства с сохранением установившегося
в деревне жизненного уклада. «Изменение поземельных отно-
шений и широкое развитие экономических реформ представляет
в данный момент более настоятельный вопрос, чем какая бы
то ни была реформа политическая», — такова была принципи-
альная установка Трепова, метившего и в реорганизации, опове-
щенные 18 февраля, и затем в сельскохозяйственное совещание,
подготовившее к этому времени свое заключение по крестьян-
скому вопросу.38 Намечаемый способ его решения путем распро-
странения на крестьянство общегражданских законов и соответ-
ственно фактического упразднения его сословной обособленности
являлся в корне неправильным. Это означало «искусственное
перенесение его (т. е. крестьянского дела, — ТО. С.) из области
культурно-экономической в области исключительно правовых от-
ношений», что, настораживал Трепов царя, «грозит самыми пе-
чальными событиями».39
Основные цели сводились «к предоставлению земли нуждаю-
36 Дейч Г. М, К истории аграрной политики царского правительства
в первые месяцы революции 1905—1907 гг. — Учен. зап. ЛГПИ им. А. А. Гер-
цена, 1971, т. 298, с. 153.
37 Там же, с. 152.
38 Там же, с. 153.
39 Там же, с. 152—153.
151
щимся в ней крестьянам и к улучшению существующих форм
землепользования».40 От общинного землепользования предлага-
лось перейти к хуторскому хозяйству. Действия в пользу дво-
рянства должны были теперь совмещаться с политикой, рассчи-
танной на превращение крестьянства в союзника власти
в борьбе с революцией.
Выдвинув эту новую стратегию самодержавия, в соответствии
с которой и стала строиться его политика в революционную и
послереволюционную эпоху, Трепов, однако, несколько опередил
в феврале верховное руководство. Оно еще не пришло к убежде-
нию в неизбежности предлагаемой им радикальной ломки
существующего строя крестьянской жизни в связи с отменой об-
щинного землепользования, хотя этой ценой он сулил избавле-
ние от необходимости пойти на политические уступки. Но вме-
сте с тем для рассмотрения крестьянского вопроса в духе пред-
ложений записки создавалось новое Совещание под руководством
И. Л. Горемыкина, имевшего, по-нвидимому, касательство
к ее составлению, если вообще не бывшего ее автором.41
Выступление Трепова сопровождалось еще и тем немаловаж-
ным эффектом, что программа, разработанная сельскохозяйст-
венным Совещанием на основании опубликованной в декабре
записки Витте по крестьянскому делу, была отброшена целиком
и полностью. Само Совещание было даже не распущено, а ско-
рее разогнано.42 Выразившийся в неожиданном роспуске Сове-
щания — после того как оно почти четыре месяца обсуждало на
28 заседаниях крестьянскую проблему и оставалось лишь изло-
жить свое мнение в полагающемся журнале — категорический
отказ приступить к проведению давным-давно назревших ре-
форм следует расценивать не только как успех Трепова и объ-
единившихся с ним Горемыкина и А. В. Кривошеина, но и, по-
добно М. С. Симоновой,43 шире — как победу дворянской реак-
ции, какой она в достаточной степени проявила себя и в только
что ликвидированном Совещании. И если Горемыкину как главе
вновь созданного Совещания в рескрипте на его имя указыва-
лось на необходимость найти способы «укрепления крестьян-
ского землевладения», то поставленная задача должна была быть
решена «при непременном условии сохранения частного земле-
владения от всяких на него посягательств». Пока же дворянская
правая воспользовалась представившимся случаем, чтобы вос-
противиться проведению любых перемен, так что даже состав-
ленный еще под руководством Плеве проект редакционной ко-
миссии МВД показался иным ретроградам заходящим слишком
40 Там же, с. 154.
41 Там же, прим, к с. 152—153.
42 Об обстоятельствах закрытия Совещания см.: Витте С. Ю. Воспоми-
нания, т. 2, с. 536—537.
43 Симонова М. С. Политика царизма в крестьянском вопросе накануне
революции 1905—1907 гг. — Ист. зап., 1965, т. 75, с. 240.
152
далеко и Горемыкину пришлось оборонять его от наседавших
крайних.44
Однако в обстановке идущей по восходящей революции не
им принадлежала решающая роль и не им было дано распоря-
жаться событиями и направлять их по своей воле, тем более что
под ударами революции само дворянство приходит в состояние
возрастающего разброда и разноголосицы.
Натиск крестьянства сказывается решающим образом на
идущих в дворянской среде процессах, формируя в ней те или
иные течения, производя перестановки и в уже существующих.
На самом раннем этапе революции на быстро усиливающееся
крестьянское движение отзывается, стараясь занять в отноше-
нии него наиболее подходящую позицию, либеральствующее
дворянство — политически пока что наиболее организованная и
сплоченная фракция помещичьего класса. Крестьянская проб-
лема, не по дням, а по часам вырастающая в своем значении,
подверглась обсуждению на заседаниях «Беседы» 20 и 21 фев-
раля 1905 г.
Председательствовавший поставил в центр внимания собрав-
шихся тот факт, что «в данное время крестьяне начинают очень
интересоваться ходом событий», и предложил высказаться по
поводу того, нужно ли попытаться подсоединить их к движе-
нию, выступающему за перемены. Все участники прений без
колебаний высказались в один голос за установление влияния
на приобщающуюся к политической жизни крестьянскую
массу.45
С четких классовых позиций подошел к оценке положения
Н. И. Шишков. «Практически я как помещик дальше молчать
не могу, — настаивал он на немедленных действиях с целью за-
воевания идейной гегемонии дворянства над крестьянством. —
Оставлять крестьян правительству и социал-демократии немыс-
лимо. Это для меня ясно. Но что делать?»46 Крестьянское дви-
жение еще не успело проявиться определенно, и, ожидая вы-
ступлений в деревне летом, Шишков даже предположил возмож-
ность «столкновения между собственником крестьянином и ра-
бочим социалистом». Во всяком случае ему было ясно, чего
следует добиваться: «Наша роль — руководить крестьянами, вы-
вести их на мирный путь развития». И требовалось это не по
причине маловероятной возможности столкновения рабочего и
крестьянина, а прежде всего из-за ясно сознаваемой возможно-
сти столкновения крестьянина и помещика. Эта мысль прозву-
чала в выступлении кн. Павла Долгорукова. «Два года тому
назад, по-моему, революции крестьянской быть не могло. Те-
44 Там же, с. 240—241. — См. также: Симонова М. С. Аграрная политика
самодержавия в 1905 г. — Там же, 1968, т. 81, с. 205—206.
45 ГИМ, ОПИ, ф. 31, on. 1, д. 142, Протокол заседания «Беседы» от
20 февраля 1905 г., л. 238 об.
46 Там же, л. 239.
153
иерь другое — будущее грозно», — отмечал он возникшую для
дворянства опасность. Указывая на неблагоприятный сдвиг, он
говорил: «...два года тому назад было желание выкупа. Что те-
перь, пожалуй, уже и не выкуп. Разговоры идут об „отобра-
нии"». Предлагаемое в этой связи решение проблемы—«необ-
ходимо выступить с программой и уступками».
На следующем заседании 21 февраля собрание не предпола-
гало снова возвращаться к вроде бы выясненному — и к тому же
при полном единодушии — вопросу и стало дебатировать акты,
появившиеся 18 февраля. Но неожиданно дискуссия приняла не-
предвиденный оборот и острота взаимоотношений дворянства и
крестьянства сразу предстала перед присутствовавшими во всей
наглядности в связи с прибытием прямо на заседание и прямо
из своего саратовского имения видного члена «Беседы»
Н. Н. Львова, одного из столпов земского движения. Львов по-
просил прервать происходившее обсуждение и выслушать его
срочное сообщение. Экстренность состояла в том, что случилось
столкновение Львова как собственника богатого имения с живу-
щими поблизости крестьянами. «Я видел ужасы, нечто вроде
Пугачевщины», — еще не остыв, докладывал он собранию, нари-
совав затем весьма выразительную картину перехода крестьян-
ства к наступательным действиям, затронувшим и другие име-
ния в округе.47 Еще и до этого было заметно, что «возбуждение
среди крестьян растет», и стали ходить слухи о дележе земли и
тому подобном. Находясь в Саратове, Львов узнал, что кресть-
яне стали рубить его лес. «Я сперва поскакал в свои села, —
рассказывал он, — но я не узнал мужиков. Это другой народ —
с затаенной злобой и недоверием». Даже когда на место прибыл
губернатор с казаками — а им был Столыпин, — крестьяне не
остановили порубки, вырубив в конце концов около 200 десятин
стоимостью в 150 000 руб. Не остановила крестьян и угроза
Львова, что в них будут стрелять, и сам либеральный помещик
уехал с заверением Столыпина, что если порубка не прекра-
тится, то будет пущено в ход оружие. «И вот, может быть, сей-
час там стреляют. У меня теперь там все кончено, отношения
навсегда испорчены, — передавал Львов накал развернувшейся
классовой борьбы. — Я теперь не могу там жить. Их там рас-
стреляют. Они будут озлоблены против меня... Я являюсь со-
участником губернатора и казаков. Меня обвинят в том, что
я привел войска, всю вину взвалят на меня».48
«Я — барин, и этого довольно», — оголял Львов антагонизм
между крестьянством и дворянством во всей его непримиримости.
Начинало выясняться полное безразличие крестьян к существо-
вавшим между помещиками оттенкам, которым они сами прида-
вали непропорционально большое значение, тогда как крестьян-
47 Там же, протокол заседания «Беседы» от 21 февраля 1905 р., д. 243,
48 Там же, л. 244,
154
екай масса подходила ко всему Помещичьему землевладению
одинаково враждебно.
Присутствовавшим было над чем призадуматься, принимая
к тому же во внимание заявленное на прошлом заседании наме-
рение повести крестьянство за собой. Красноречивый рассказ
потерпевшего помещика показывал, что это будет весьма труд-
ная, если вообще разрешимая задача. Сам он, очевидно, хотел,
чтобы те, кого он рассматривал своими собратьями по классу,
осознали, что крестьянство, по крайней мере его авангарды, уже
пошло войной на дворянство. Для этого, а вовсе не для сообще-
ния по личному вопросу он и обратился к собранию.
11 первая же реплика, последовавшая со стороны гр. II. А. Гей-
дена, обнаружила, что Львова действительно приняли как вест-
ника войны. «Я бы на Вашем месте остался, как на поле сра-
жения», — как бы обвинял он Львова в отсутствии необходимой
стойкости в боевой обстановке.49 «Я не мог выдержать, — был
ему откровенный ответ, — перевез оттуда семью».
Столкнувшись лицом к лицу с крестьянским движением, он
теперь рассуждал как потерпевший помещик, у которого не ос-
талось никаких сомнений, что поднявшийся народ — это зло, и
всякое иное понимание он решительно отверг. «Некоторые воо-
бражают, что аграрные беспорядки могут принести хоть какую-
нибудь пользу», — целил он в тех, кто хотел употребить в своих
интересах силу народного движения. «Ничего — кроме Пугачев-
щины», — было его собственное, теперь уже непоколебимое убеж-
дение.50 «Никакой правоты со стороны крестьян не было», —-
проводил он резкую границу между собой, пострадавшим на
150 000 руб. землевладельцем, и поднявшимся против него кре-
стьянством.
Такой подход получил полную и безусловную поддержку
гр. Гейдена. «Аграрное движение вредно, как реакционное, —
тоже со всей категоричностью заявлял он. — В нем нет и тени
права».
Однако для представленного в «Беседе» того крыла либе-
рального движения, из которого в дальнейшем вырос кадетизм,
вытекающее отсюда отчуждение от крестьянского движения, да
еще выказывавшего такую мощь, грозило слишком крупными
политическими потерями. Ведь именно народ, слушающийся
своих либеральных руководителей, — при том что так или иначе
он неизбежно должен был, как выразился Петрово-Соловово,
сказать свое слово, — и являлся той реальной силой, чье воздей-
ствие понудит самодержавие уступить либеральной оппозиции.
Поэтому линия на конфронтацию с крестьянским движением не
получила единодушной поддержки. Нота несогласия прозвучала
в выступлении гр. Н. Толстого. «Я думаю, что есть хорошая сто-
49 Там же.
50 Там же, л. 244 об.
рона аграрных беспорядков, — заметил он, — они расшатывают
существующий строй»?1 С еще большей определенностью выска-
зался кн. Д. Шаховской — в будущем один из наиболее видных
деятелей кадетской партии. Все случившееся, понимаемое, ко-
нечно, не как частный случай, а как предвестие других массо-
вых крестьянских выступлений, являлось для него закономер-
ным итогом длительного развития, было вызвано всей предшест-
вующей политикой, и поэтому вся ответственность за переход
крестьянства к наиболее острым формам борьбы возлагалась им
на самодержавие. «Нас стараются убедить, что аграрное движе-
ние есть движение реакционное. Но однако так ли это», — всту-
пал он в прямую полемику с Львовым и Гейденом. «Это явле-
ние неизбежное, — возражал оп им. — Причина этим явлениям —
весь существующий строй».51 52
И так как самодержавие довело до взрыва, а теперь неспо-
собно справиться с созданным им же критическим положением,
то следовал вывод: «... нам пора перестать надеяться на пра-
вительство, надеяться вразумить его. Нам надо самим стать пра-
вительством». Конечно, от такой заявки до ее исполнения про-
легала дистанция изрядного размера, и в реальности ни о каких
революционных действиях сам Шаховской и не помышлял, хотя
принятие на себя правительственных функций могло быть осу-
ществлено только революционным путем. Речь собственно шла
о том, чтобы, отмежевавшись от власти и обличая установлен-
ные ею порядки, приобрести в глазах крестьянства вид его за-
щитника и покровителя.
Однако такое противопоставление оппозиции правительству
перед лицом силы, поворачивавшейся, как делалось очевидным,
против всего дворянства в целом, встретило несогласие тех, кто
выступал его представителями и именно в этом качестве был
встревожен ставшей явно опасной архаикой существующего ре-
жима. Но, имея с ним свои счеты, они наотрез исключали вся-
кую возможность не только разрыва с ним, но и хотя бы чрез-
мерного обострения отношений. Действовать следовало в союзе
с властью, а не в пику ей. На эту позицию твердо встал гр. Гей-
ден. «Попробуем вразумить Булыгина, — отвергал он предложе-
ние Шаховского избрать собственный путь в крестьянском
вопросе, — соберемся в Петербурге, позовем его к нам, пусть слы-
шит, что мы говорим». В ответ Шаховской снова выразил уве-
ренность, что самодержавие не пойдет на уступки, а, наоборот,
скорее придаст борьбе еще больший накал.
В начале революции классовая расстановка сил еще далеко
не успела проясниться и либералы строили свои планы в рас-
чете на то, что они смогут повести за собой народные массы и
при их содействии, их руками произвести нужные перемены
51 Там же, л. 245.
52 Там же.
156
в требуемых размерах. Не улавливая пока непримиримости ан-
тагонизма между либерализмом и рабочим движением и надеясь
использовать его для достижения поставленных оппозицией це-
лей, Шаховской видел залог того, что «теперь реакция невоз-
можна», в непреклонной воле рабочего класса. «Петербургских
рабочих уже не введешь в реакцию. Это, — с удовлетворением
отмечал он, — надежный фактор». «Когда мы видим, что тецерь,
когда едва прошел месяц после побоища, они опять бастуют, то
мы можем быть в них уверены», — так рассуждал Шаховской
с точки зрения представителя либералов, прочивших себя в бу-
дущие руководители рабочих.
Как и следовало ожидать при уже выявившихся разногла-
сиях, и его прогноз, и общая оценка обстановки были встре-
чены неодинаково.
Взял слово и Львов, чтобы лишний раз заявить свое резко
отрицательное мнение. «Я, может быть, нахожусь под впечатле-
нием виденного. Но я убежден, что, кроме зла, из аграрных бес-
порядков ничего выйти не может», — занимал он позицию бес-
компромиссного противника поднимающегося против помещичь-
его землевладения крестьянства. И с той же категоричностью
он винил власть в том, что она всем своим образом действий
сделала неизбежным это столкновение. «Я все больше убеж-
даюсь, что самодержавие есть яд, отрава, которую еще долго мы
будем чувствовать, даже если будет другой строй», — говорил
он о том, что слишком крепко оказались запутаны противоречия
в деревне, слишком глубока пропасть, отделявшая дворянство
от крестьянства, и теперь только силой можно было удержать
последнее от захвата дворянского земельного фонда. Все поли-
тическое будущее России представало в этой связи совсем
в ином свете, и Львов приходил теперь к заключению, что
вследствие назревающей социальной войны на смену самодер-
жавию придет новый режим силы, иначе нельзя будет отразить
натиск крестьянства. «Я даже думаю, что у нас будет не кон-
ституция, — выставлял он на рассмотрение собравшихся этот
свой вывод, — а диктатура. Правительству придется быть пала-
чом. а такое правительство не может быть конституционное».53
В такой широкой перспективе другие еще не были подго-
товлены смотреть на события в деревне, но и, глядя на них
с точки зрения их непосредственного значения, нельзя было сом-
неваться, что они действительно имеют глубокие корни и яв-
ляются очевидным свидетельством острейшего кризиса всей си-
стемы. Пока же в предвидении, что события, разыгравшиеся
в Саратовской губернии, это лишь начало, кн. Павел Долгору-
ков предложил в подобных случаях действовать единообразно.
«Наш долг — как легко раненным офицерам надо возвращаться
в строй, так нам в деревню при беспорядках», — так рекомендо-
53 Там же, л. 245 об.
157
вал ой Поступать, не уточняя, что же все-такп нужно делать й
как держать себя с двинувшимися на штурм имения кресть-
янами в обстановке, так красочно изображенной Львовым.54 Во
всяком случае аналогию с офицерами можно было понять в том
смысле, что на войне себя следует вести, как на войне. По при
этой недоговоренности в дискуссии отчетливо наметились те глу-
бокие изменения во всей позиции либеральствующего дворян-
ства, провозвестником которых выступил Львов и которые со-
вершились в непродолжительном времени, ускоряемые всем ходом
революции и усиливающимся натиском крестьянства на по-
мещичье землевладение в целом независимо от того, каковы
были политические воззрения того или иного помещика.
Обозначилось течение, для которого осознание непримири-
мости интересов дворянства и крестьянства явилось решающим
моментом в дальнейших действиях. Вместе с тем не оставляется
и тактика, применявшаяся прежде, до массовых выступлений
рабочего класса и крестьянства, и имевшая исходным пунктом
предположение, что верхушка общества может руководить наро-
дом, направляя его недовольство в нужную сторону, что народ
и составит ту армию, командуя которой можно будет добиться
от самодержавия желаемых перемен. На первый план тем са-
мым выдвигалась задача завоевания доверия масс. Требовалось
избегать действий, способных помешать этому и оттолкнуть на-
род неприкрытой защитой собственных интересов и благополу-
чия. Приходилось так или иначе прилаживаться к создавав-
шейся революцией обстановке, чтобы не остаться в одиночестве
на обочине, лишившись всякой возможности контролировать
движение, способное обратиться против всего существующего
строя и имущих классов вообще. Забота о том, чтобы не дать
ему развернуться во всю мощь, вовремя его остановить, приобре-
тает все большее значение. Все это определяющим образом
сказывается на взаимоотношениях оппозиции с властью и на ее
собственной эволюции, отмеченной ростом противоречий и несо-
гласий. С одной стороны, усиливается тяга к заключению быстрей-
шего соглашения с самодержавием, удовольствовавшись хотя бы
ролью консультантов, но одновременно проявляется боязнь
скомпрометировать себя примирением с ним, оставляя в сущности
старый порядок без сколько-нибудь значительных изменений.
Обе эти линии обозначились на тех же заседаниях «Беседы»
20 и 21 февраля, на которых обсуждался крестьянский вопрос,
ставший центром дискуссии после появления Львова. Поводом же
собраться были появление актов 18 февраля и необходимость
определить отношение как к ним, так и к выступлению москов-
ского земства, поспешившего обратиться к царю с верноподдан-
ническим адресом. Чем оно руководствовалось, было видно из
слов начавшего обсуждение Ершова, полагавшего, что теперь
54 Там же, л. 246.
158
можно прекратить распрю с режимом. «До сего времени мы
(земская партия) вели борьбу с правительством, выставляя из-
вестную программу. Наша программа теперь принята прави-
тельством, — утверждал он, — ив этом отношении события при-
вели к результатам, превышающим наши ожидания».55 Однако
окончательное объединение с властью он откладывал до оформ-
ления деклараций, достаточных с его точки зрения по своей
сути, соответствующими законодательными актами. В благопри-
ятном смысле, хотя и не без оговорок, выступление московского
земства прокомментировал и кн. Павел Долгоруков, тут же на-
толкнувшись на возражение брата. «Я не понимаю тактики мо-
сковского земства. — Благодарить. За что? За вынужденную
уступку? Еще ничего не сделано, только обещано», — оттенял
оп недостаточность одного лишь заявленного властью намерения
сговориться с верхушкой общества без малейших пока указаний
на то, как будет дело поставлено. С этим согласились также
Ю. А. Новосильцев и В. М. Петрово-Соловово. Что они сами
имели в виду и какие цели ставили перед собой, указывает за-
явление Петрово-Соловово о необходимости создания «постоян-
ного представительства в особом совещательном органе, через
который должны проходить все законодательные проекты».
В опасении, что декларации могут остаться декларациями,
особенно укрепляла противоречивость изданных в один и тот же
день документов. «Манифест — боевой — самодержавие не усту-
пит, — говорил об этом Н. И. Шишков. — Рескрипт же обе-
щает, но еще не дает. Может быть, это только мнимая уступка,
выигрыш времени. Московское земство поспешило и не довольно
серьезно отнеслось к делу».56 Ф. Головин как председатель мо-
сковской губернской управы не принял, однако, этого упрека,
продолжая считать правильным приветственное обращение
к царю. Вновь подтвердил свою уверенность в возможности на-
ладить сотрудничество с правительством и гр. Гейден, хотя он
и отозвался критически об акции московского земства, после
того как были сообщены подробности, сопутствовавшие появле-
нию рескрипта. Но и зная, что этот шаг имел для Николая су-
губо вынужденный характер и что даже ходивший в минист-
рах-либералах Ермолов — приверженец самодержавной формы
правления, оп все же настаивал на установлении тесных кон-
тактов с властью. «Нам полезно было бы воздействовать на ми-
нистров. Отчего не пригласить их? — спрашивал он, не видя ни-
каких непреодолимых препятствий к сближению. — Пусть по-
слушают и нас, пусть посещают не одних только охранителей».57
Однако одобрению этого курса мешали укоренившиеся сомнения
в готовности самой власти пойти на сближение с оппозицией,
55 Там же, л. 242.
50 Там же, л. 243.
57 Там же.
159
а если так, то было, очевидно, бесцельным вести и рекомендуе-
мые Гейденом разговоры с министрами. Кроме того, во все боль-
шей мере заставлял считаться с собой общий ход событий. Все
вместе побудило кн. Петра Долгорукова выступить оппонентом
Гейдена. «Ни успокоения, ни уступок в рескрипте не вижу, —
заявлял он, — не думаю, чтобы нам было полезно говорить
с министрами».58 Ему, напротив, настоятельно важным пред-
ставлялось самим вырваться в руководители, стать главным
центром политической жизни, а объединяться с теряющим по-
следний кредит правительством значило существенно ослабить
свои собственные шансы. «.. .надо, — выдвигал он этот план, —
сделать попытку устроить свое правительство, т. е. собраться
опять в Петербурге и влиять на ход дел». «Нам надо действо-
вать», — торопил он, призывая собравшихся сделать правильные
выводы из складывающейся в стране обстановки. «Когда мы видим
всю совокупность явлений, происходящих в России, на Кавказе,
в Финляндии, среди рабочих, аграрные беспорядки, война и пр., —
брал он в качестве главного фактора крепнущий натиск револю-
ции,— нельзя довольствоваться разговорами с министрами».
Приходилось по необходимости сообразовываться с событи-
ями, становившимися все значительнее. Нужно было маневри-
ровать, чтобы не оказаться на пути революционного потока, а,
наоборот, пустить его в наиболее безопасное русло. По мере
того как революция приобретала ярко выраженный народный
характер, углубляясь чуть ли не со дня на день, добиться желае-
мого становилось все труднее и все резче делалась разница
между тем, к чему стремилась оппозиция, сформировавшаяся
как более или менее определенное течение в 1902—1904 гг., и
теми целями, которые ставили перед собой поднимаемые рево-
люцией народные массы. И при этом все увеличивающемся рас-
хождении тщетны были попытки политически активных пред-
ставителей верхов общества занять положение руководителей
народа, затеняя свою подлинную сущность и стараясь придать
себе вид стойких защитников народных интересов. Однако ко-
нечная безуспешность этих усилий не делала их менее настой-
чивыми в пору подъема революционного движения. Вместе с тем
на этой почве наблюдается быстрый рост разногласий в земской
среде, правое крыло которой все решительнее отъединяется от
старающегося приобрести массовую поддержку большинства.
Уже в апреле дело дошло до фактического раскола, когда
бюро земских съездов постановило собрать в Москве 22 числа
совещание по поводу установления принципиальных основ буду-
щего представительства. При подготовке доклада выяснились
«совершенно различные заключения об основаниях и системе
избрания народных представителей».59 Группировка во главе
58 Там же, л. 246 об.
59 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918, с. 297.
160
с Д. Н. Шиповым, в которую входили также Н. А. Хомяков,
П. Н. Трубецкой, В. М. Голицын, М. А. Стахович, В. И. Герье и
некоторые другие, сочла слишком радикальными наметки боль-
шинства, составившегося еще на ноябрьском съезде. Боязнь по-
колебать свое классовое господство оказалась для них сильнее
боязни остаться без поддержки в народе, и они выдвинули про-
грамму, в которой на первое место ставилось обеспечение вер-
ховенства господствующих классов. В виде основного начала
устанавливалось, что народное представительство не должно
формироваться «случайно сложившимся во время выборов боль-
шинством», а «должно служить выражением действительного
направления и силы народного духа и общественного созна-
ния».60 Это положение расшифровывалось уточнением, что
право голоса должно принадлежать «наиболее зрелым силам
народа», действующим в сотрудничестве с верховной властью.
Высказывалось коренное несогласие с тем взглядом, что каждый
гражданин «способен судить о всех вопросах, которые прихо-
дится разрешать народному представительству».61 Народная
масса для этого еще никак не созрела, поскольку «чем менее
просвещен человек умственно и духовно, тем с большей уверен-
ностью и легкомыслием готов он разрешать самые сложные про-
блемы жизни».
Управление государством— это дело избранных, и необразо-
ванные, т. е. все не имевшее возможности приобщиться к дости-
жениям культуры подавляющее большинство населения России,
не должны были участвовать в устроении страны.
Государственная деятельность объявлялась, таким образом,
привилегией общественной верхушки и фактически прежде
всего дворянства, так как право представительства предлагалось
предоставить местному самоуправлению при отказе от проведе-
ния всеобщих и прямых выборов.62 Закреплению власти в руках
дворянства не должно было помешать и некоторое расширение
круга участвующих в земской деятельности за счет привлечения
зажиточного слоя крестьянства путем планируемого создания
мелкой земской единицы. Для того чтобы это не дало нежела-
тельного эффекта, предлагалось ввести в виде корректива прин-
цип пропорциональности.
На состоявшемся в Москве 22—26 апреля совещании зем-
ских деятелей возобладало, однако, иное мнение и было при-
знано, что будущее представительство не может строиться на
сословном начале и выборы должны производиться на основе
всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голосов.
Для меньшинства шиповского толка подобное решение явля-
лось полностью неприемлемым, хотя принявшее его большинство
60 Там же, с. 298.
61 Там же, с. 300.
62 Там же, с. 301.
Ю. Б. Соловьев
161
было, по-видимому, уверено в своей способности увлечь за со-
бой широкую народную массу, имея к тому же перед глазами
пример стран Западной Европы и Америки, где выборы по си-
стеме четыреххвостки не поколебали существующий там поря-
док. Тем не менее группа во главе с Шиповым, Родзянко, Ста-
ховичем и Хомяковым решила теперь действовать сепаратно, и
на 22 мая уже было назначено отдельное совещание ее сторон-
ников.63
На весну 1905 г. приходятся вместе с тем выступление и ор-
ганизация сил, открыто встававших на защиту старого порядка,
отвергавших либерализм в любой его форме. Такую роль стало
играть Русское собрание, возникшее еще в конце 1900 г. Взятое
им направление было подхвачено созданной в Москве Русской
монархической партией во главе с издателем «Московских ведо-
мостей» В. А. Грингмутом и протоиереем И. И. Восторговым,
а также Союзом русских людей, руководство которым находи-
лось преимущественно в дворянских руках и который по со-
ставу был близок Монархической партии, а также Русскому со-
бранию. В этом же ряду шел Отечественный союз. Среди орга-
низаторов и активных членов этих объединений, походивших
больше на кружки, состояли гр. П. Н. Апраксин, кн. Куракин,
кн. В. М. Волконский, А. Д. Кашкаров, А. А. Чемодуров,
В. М. Пуришкевич, Б. В. Никольский, кн. Д. Голицын, братья
Павел и Петр Шереметевы, С. Ф. Шарапов, Н. А. Павлов,
кн. В. П. Мещерский, Д. А. Олсуфьев, Д. Бодиско, кн. Д. Н. Цер-
телев, А. А. Нарышкин, гр. А. А. Бобринский, К. Ф. Головин,
Н. А. Хвостов, гр. В. Ф. Доррер, А. А. Киреев. С их деятель-
ностью и представляемыми ими организациями тесно связано
формирование дворянской правой.
Почти в то же самое время начинается формирование и соб-
ственно дворянской правой. В середине марта в Москве собира-
ется совещание 22 предводителей дворянства. Они высказыва-
ются за сохранение самодержавия, к которому добавляется
в виде земского собора особый совещательный орган. «Заявле-
ние съезда более чем 20 предводителей дворянства в Москве
очень важно», —с одобрением отозвался о принятых его реше-
ниях Киреев 64
Предводительский съезд оказал стимулирующее действие на
праводворянскую среду вообще. Уже 24 марта у члена Государ-
ственного совета гр. С. А. Толя собралось около 25 занимав-
ших высокое служебное и придворное положение лиц. Они ре-
шают присоединиться к принятой предводителями программе,
о чем посылают им телеграфное извещение.65 В середине апреля
наиболее активные члены этой группы — Бобринский, Нарыш-
63 Там же, с. 312.
64 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 14 марта
1905 г., л. 23.
65 Там же, запись 24 марта 1905 г., л. 28 об.
162
кий, Струков, Хвостов, Волконский и Киреев — образовали уже
определенную организацию, составив из себя «бюро».66 Они то-
ропятся стать руководящим центром, испытывая растущее сом-
нение в способности правительства исполнять эту функцию и
вообще справиться с положением. «... все, все расползается!» —
записывает в своем дневнике Киреев 11 марта, специально от-
мечая недостаточное с его точки зрения проявление правитель-
ственной власти. «Вообще все разваливается, расползается. Ми-
нистерства перестают действовать», — подтверждает он эту свою
оценку несколько дней спустя. И вскоре он убеждается, что
так же воспринимается обстановка и теми, кого он мог считать
своими единомышленниками. «Самарин пишет очень унылое
письмо. Видит все в очень черном цвете: а ведь сильный чело-
век», — упоминает он об этом как о весьма знаменательном
факте.67
Однако на одних лишь жалобах дело не останавливается.
С созданием организации во главе с бюро начинается разра-
ботка планов, рассчитанных на приостановку революции. Не-
малую роль играет при этом вошедший в объединение
В. И. Гурко — кочень способный человек, работающий необы-
кновенно быстро, отличный редактор».68 Так в тоне высшей по-
хвалы отзывается о нем Киреев. «И он смотрит грустно на со-
бытия»,— передает Киреев его взгляд на положение. Выход же
из кризиса Гурко видел в беспощадном подавлении революци-
онного движения. «Признает необходимость диктатуры», — сви-
детельствовал Киреев. «II nous faut la terreur blanche, ou nous
aurons la terreur rouge (Нужен белый террор, а не то начнется
красный террор,— ТО. С.)», —приводил он его слова. «Верно!»—
одобрительно отзывался об этом сам Киреев.
И сразу ближайшие же дни показали, что задумать подобное
гораздо легче, чем осуществить. Как раз в мае самодержавие
терпит сокрушительные поражения и в войне, и внутри
страны. «Никогда еще не переживала Россия такого пробужде-
ния от сна, забитости и неволи, как теперь. Зашевелились все
классы общества, от рабочих и крестьян до помещиков и капи-
талистов...»,— писал Ленин в листовке к Первому мая о том,
какой размах приняло к этому моменту революционное движе-
ние.69 Сильнейшим ударом по царизму явился цусимский раз-
гром, не только имевший военное значение, но и в не меньшей
степени свидетельствовавший об общей несостоятельности ре-
жима. «Дело не в гибели флота, это само по себе пустяки, но
ведь и вообще все гибнет», — такую оценку катастрофе давал
66 Там же, запись 14 апреля 1905 г., л. 34.
67 Там же, запись 11 марта 1905 г., л. 21 об.; запись 14 марта 1905 г.,
л. 22 об.; запись 17 марта 1905 г., л. 23 об.
68 Там же, запись 1 мая 1905 г., л. 38 об.
69 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 10, с. 82.
11*
163
Тихомиров.70 И, действительно, кризис самодержавия вступает
в новую фазу, оно вынуждается к дальнейшему отступлению.
Отодвигается и возможность соглашения между властью и оп-
позицией, учитывающей в свою пользу тяжкие неудачи своего
контрагента и соответственно повышающей свои притязания.
Самодержавию, обращает Ленин в конце мая внимание на этот
факт, «начинают грозить даже умереннейшие элементы, вроде
землевладельцев „шиповского“ направления.. .».71 Несколько
дней спустя Ленин снова возвращается к этой теме. «Буржуаз-
ная демократия учится у событий, — отмечает он в начале
июня, — отбрасывает примитивные лозунги (вроде шиповского:
права и властное земство), ковыляет вслед за революцией. Но
она именно ковыляет за революцией.. .».72
Это «ковыляние за революцией» углубляет, однако, рознь
внутри оппозиции, содействует поляризации составляющих ее
элементов. Шиповское направление, грозя власти, делает это
все-таки в качестве ее союзника, усиливающего борьбу не
столько с ней, сколько с теми, кто воспринимался ее противни-
ками.
Характерный оборот приняли события в связи с созывом
группой Шипова, Родзянко, Стаховича и других особого сове-
щания, пришедшегося как раз на дни Цусимы. Гибель флота
побудила организационное бюро земских съездов назначить на
24 мая созыв общеземского совещания, в котором было предло-
жено участвовать и отколовшемуся меньшинству.73 Шипов отве-
тил согласием, хотя и подчеркнул, что первоочередной задачей
такого совещания должно стать предотвращение дальнейшего
обострения отношений с властью. Он прямо высказал опасение,
«как бы в прениях и особенно при редактировании обращения
земского съезда к государственной власти вновь не проявилось
усвоенное большинством агрессивное настроение».74 Ведший от
имени большинства переговоры Ф. Головин уверил встревожен-
ного такой перспективой Шипова, что оно «сознает необходи-
мость при угрожающем России положении поддержать автори-
тет государственной власти».
На этих условиях была достигнута договоренность, но Шипов
тем не менее натолкнулся на возражения ряда своих единомыш-
ленников, не доверявших большинству и склонившихся в конце
концов к участию в созываемом съезде главным образом для
того, чтобы не дать ему зайти слишком далеко.75 Это сближало
их до некоторой степени с самой властью, весьма неодобритель-
70 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова), запись 20 мая 1905 г.,
с. 71.
71 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 10, с. 253.
72 Там же, с. 272.
73 Шипов Д. И, Воспоминания и думы о пережитом, с. 313.
74 Там же.
76 Там же, с. 315.
164
но отнесшейся к совещанию п даже вознамерившейся, было, не
допустить его.76 Дело удалось уладить при содействии Шипова,
доказывавшего московскому губернатору А. А. Козлову, что
имеется в виду «построить мост через пропасть, разобщающую
правительство с обществом».77 Ради этого было разрешено со-
браться частным образом, так чтобы не понадобилось доклады-
вать министру внутренних дел. Ожидалось, таким образом, что
как бы несуществующее для власти совещание поможет ее сбли
жению с оппозицией, но накал общей обстановки в стране побу-
дил его принять более резкий тон, чем считали возможным Ши-
пов и его сторонники. Большинство стояло за осуществление ре-
шений ноябрьского съезда. Оно же намеревалось устроить выезд
всех собравшихся в количестве более двухсот человек в Петер-
бург для встречи с царем, на которой предполагалось обра-
титься к нему с предложением безотлагательно создавать пред-
ставительство, избранное на основе четырехчленной формулы.78
Благодаря противодействию группы Шипова эта затея была
все же оставлена, и вынесли решение ограничиться вручением
царю адреса через особую делегацию. Подготовленный оргбюро
текст показался меньшинству чрезмерно резким, и оно настояло
на его изменении, дабы можно было «привести государя к убеж-
дению в искренности желания общественных деятелей прийти
к доброжелательному соглашению».79 Шипову и Хомякову было
предложено внести соответствующие поправки, но те поставили
вопрос о составлении нового текста, находя имеющийся невер-
ным в самой основе. Большинство с этим не согласилось, мень-
шинство же со своей стороны отказалось поддержать обращение
в его настоящем виде, и Шипов вышел из состава депутации,
отвергая все, что походило на «демонстративное предъявление
требований».80
В дальнейшем он вообще все более отдаляется от земского
движения, находя, что оно перешло допустимую границу, хотя
он и считает, что режим сам на это провоцирует своей упорной
несговорчивостью.
Действительно, события неотвратимо вели к новому обостре-
нию конфликта, и база для соглашения самодержавия с его оп-
понирующими союзниками из общественных верхов скорее су-
жалась, хотя в усложняющейся с каждым днем обстановке лета
1905 г. оно было вынуждено маневрировать, так или иначе на-
щупывать выход из создавшегося положения. Не приходилось
полагаться на применение одной лишь силы, каким бы притяга-
тельным ни оставался для власти этот прием сам по себе. Опа-
сение, что агрессивные действия, хотя бы необдуманные шаги,
76 Там же, с. 316.
77 Там же.
78 Там же, с. 318.
79 Там же.
80 Там же, с. 320.
165
и в без того напряженной атмосфере могут вызвать взрыв, за-
ставляло соблюдать известную осторожность и избегать откры-
тых провокаций.
Во всей внутренней политике того времени отчетливо прояв-
лялось сочетание тяги действовать по-старому и опасения по-
следствий этого. Оно в полной мере обнаружило себя и в том,
как обернулось дело с вручением царю земского адреса. В этом
случае дилемма для власти сводилась в формулировке Трепова
к тому, посадить ли привезшую петицию депутацию в крепость
или же любезно ее принять.81 Первое было сочтено, по-видимому,
слишком рискованным, хотя оно, очевидно, и выражало подлин-
ные намерения, и более благоразумным представилось под воз-
действием Трепова второе, хотя Булыгин и настаивал на том,
что вообще не нужно устраивать приема.82
6 июня состоялась встреча царя и депутации, в которую вхо-
дили кн. Павел Долгоруков, гр. П. А. Гейден, Ю. А. Новосиль-
цев, Н. Н. Львов, Ф. И. Родичев, Ф. А. Головин, кн. Г. Е. Львов,
И. И. Петрункевич, кн. Д. И. Шаховской, М. М. Ковалевский,
барон П. Л. Корф, А. И. Никитин, М. П. Федоров и кн. С. Н.
Трубецкой. Последний при вручении адреса, констатировавшего
существование «великой опасности для России и самого пре-
стола» вследствие «внутренней усобицы» и призывавшего для
ее прекращения приступить к преобразованию государственного
строя с помощью выборных представителей, обратился к само-
держцу с речью. И по тону, и по содержанию это было почти-
тельное ходатайство верноподданного, так оно и было понято
царем, ожидавшим, по-видимому, чего-то совсем иного. Как
вспоминал Д. Н. Любимов услышанный в тот же вечер и то-
гда же записанный рассказ участника встречи Корфа, Николай
вышел к депутации «довольно сумрачный, несколько насупив-
шись, как бы исполняя тяжелую обязанность. Поздоровался он
со всеми довольно сухо».83 Но если он опасался услышать на-
стояния и потому держал себя настороженно, то с первых же
слов Трубецкого стало ясно, что во дворец явились с другим.
Подразумевалось, что никакой опасности для власти в появле-
нии рядом с ней такого сотрудника и помощника не имеется.
Ответ царя говорил о том, что и власть была расположена
установить согласие, по крайней мере modus vivendi, с добиваю-
щейся играть политическую роль верхушкой общества. Однако,
заявлял Николай, основой такого соглашения должно явиться
соответствие нового порядка и создаваемого представительства
как его главной части «самобытным русским началам». Новое
должно было остаться пристройкой к старому государственному
устройству, послужить к его вящему укреплению.
81 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 6 июня 1905 г.,
л. 49.
82 Любимов Д. Н. События и люди, с. 286.
83 Там же, с. 288.
16G
Каковы бы ни были планы договаривающихся сторон нала-
дить отношения между собой, они уже не могли ни порознь, ни
вместе контролировать ход событий в стране. Революция шла
своим путем, революционная волна поднималась все выше, и
примирительные речи Трубецкого находились в кричащем про-
тиворечии с общей направленностью развития в этот момент. Не
прошло и десяти дней после обмена любезностей в Петергофе,
как революционное движение нанесло царизму новый сокруши-
тельный удар, показав, что не посетители 6 июня распоряжа-
ются в стране, не их она будет слушать, и потому, какие бы бла-
гоприятные результаты ни давали переговоры с ними, угроза
самодержавия от этого не только не убывает, но, наоборот, кри-
зис вступает в новую фазу обострения.
В середине июня всю Россию всколыхнули события на Чер-
ном море. Едва началась грандиозная забастовка в Одессе, как
восстал броненосец «Потемкин». Со всеми просчетами восстав-
ших и самих руководителей революционных масс, не давших
силам революции сплотиться и перейти к общему наступлению,
свободное плавание сильнейшего корабля Черноморского флота
и очевидное бессилие властей совладать с ним произвели оше-
ломляющее впечатление. «Восстание в Одессе и переход на
сторону революции броненосца „Потемкин" ознаменовали новый
и крупный шаг вперед в развитии революционного движения
против самодержавия», — оценивал Ленин выдающееся значение
случившегося.84
Да и современнику самого среднего уровня понимания дела-
лось ясным, что совершилось что-то исключительное, говорящее
о возможности катастрофы всего существующего порядка. «Что
это творится в России? Какой-то развал, распадение: точно оде-
жда, затрещавшая, порвавшаяся по всем швам и расползающа-
яся ... Отовсюду приходят вести одна страшнее другой», — ужа-
сался у себя в дневнике вел. кн. Константин Константинович,
в своем восприятии происходящего не выходивший за рамки ор-
динарности.85 «Ужасы, невероятные известия из Одессы. Это
полная революция», — записывал он в те же дни в растущем со-
знании чрезвычайной важности разыгрывающихся событий.86 Их
воздействие было тем большим, что они захватили как будто
врасплох. Хотя великий князь и замечал быстрое ухудшение об-
становки, для него это был настоящий обвал. Случившийся
взрыв «был бы невероятен, если бы не был действительным про-
исшествием»,— с трудом верил он в реальность восстания на
«Потемкине», вдруг обнаруживая непосредственную угрозу, на-
целившуюся в самую основу существующего строя. Особенно же
угнетало его очевидное отсутствие у самодержавия надежных
84 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 10, с. 335.
85 Из дневника Константина Романова. — Красный архив, 1931,
т. | (44) s запись 21 июня 1905 г., с. 133.
88 Там же, запись 23 июня 1905 г., с. 133.
|67
средств борьбы, явное разложение самого режима. Нельзя было
ручаться и за ближайшее будущее.
Для всей правящей верхушки в целом лето 1905 г. стало оп-
ределенным рубежом, значительно ослабив надежду на скорое
завершение революции именно в связи с тем, что в противобор-
стве с ней власть потерпела ряд тяжелейших поражений. Весь
существующий порядок был поколеблен ими. А это побуждало
во избежание еще худшего спешно искать другие пути выхода
из кризиса помимо применения силы. На первый план выдвига-
лась необходимость перехода к новым тактическим приемам.
Как отмечал Ленин в «Двух тактиках», законченных еще до
одесских событий, «в известный момент развития негодность
старой надстройки становится ясна всем. Революцию признают
все... слабость самодержавия делает „революционерами" и ве-
ликих князей и „Московские Ведомости"!»87
В этом же направлении поневоле подталкивалось и дворян-
ство. Его позиция обозначилась на длившемся с 12 по 16 июня
совещании в Петербурге 26 губернских предводителей дворян-
ства. Выработанный ими адрес, представленный царю через пе-
тербургского губернского предводителя гр. В. В. Гудовича, был
во многом схож с недавним обращением общественных деяте-
лей. Но прежде всего это был сигнал крайней тревоги перед
лицом чрезвычайной опасности.
Предводители, заявлялось в первых же строках, «пришли
к ясному сознанию», что положение России «не только тревож-
ное, но грозное и что опасность его растет и увеличивается
с поразительной быстротой почти со дня на день».88 Это начало
и задавало тон всему адресу. Взяв эту высокую ноту, с нее уже
не сходили. И шаг за шагом вырисовывалась картина банкрот-
ства существующего государственного строя, поскольку он су-
мел, как утверждалось в обращении, восстановить против себя
всю страну.
Выход видели лишь в том, чтобы заменить вконец ском-
прометировавший себя режим и двинуться в направлении, как
будто намеченном в феврале и подтвержденном на днях. Однако
предводители были озабочены «поразительным несоответствием
между этими торжественно возвещенными общими началами и
целями правительства и целым рядом мероприятий последнего
времени».89
А между тем нарушение торжественно данных обещаний,
предостерегали царя, может иметь катастрофические последст-
вия. «Каждый час дорог», — торопили они его, рекомендуя «не-
медленный приступ к созыву народных представителей». На
пути применения одной лишь силы, считали они, кризис будет
87 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 11, с. 119.
88 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 516, Адрес 26 губернских предводителей
дворянства, л. 6 об.
89 Там же, л. 8.
168
Не разрешить. И в этой охранительной среде начинали СоёнД-
вать, что революционное движение выражает жизненные нужды
страны и подавить его нельзя, а всякая победа рано или поздно
обернется поражением.90
При этой общей опасности и требовалось возможно скорее
оформить «союз царя и старшего сословия, слитого со всей зем-
щиной». Без этого же сплочения верхов и власти ей будет не
уцелеть, оставленной даже и своими союзниками. «Самые благо-
намеренные люди и сторонники порядка видят, что правитель-
ство нравственно рухнуло, что правление держится одним ца-
рем»,— указывалось в адресе на то, что и в своем собственном
окружении режим не может рассчитывать на безусловную под-
держку.91 Всем ходом событий он оказался подвинутым на край
пропасти. Царю внушали, что весь политический капитал, каким
располагало самодержавие, растрачен без остатка, и так много
значившее старое верование, что все зло идет от бюрократии,
будто бы искажающей царскую волю, сменяется убеждением,
что именно царь и есть главный виновник гнетущего страну
произвола, что он не дает освободиться от связывающих ее пут.
Но, хотя и по своему звучанию, и по содержавшейся в нем
программе обращение выглядело либеральным, предводители
в своей массе не принадлежали к либералам. В адресе высказы-
валось собственно многое из того, что говорилось еще на засе-
даниях «Беседы» в 1902 г., когда ее знаменем оставалось уси-
ление самодержавия и вся раздававшаяся критика установлен-
ных порядков имела целью не подрыв государственного строя,
а, напротив, его упрочение. Летом 1905 г. предводители высту-
пили во имя этого же. Но если в 1902 г. на заседаниях «Беседы»
говорилось о том, что проводимая властью политика может по-
вести к потрясениям, способным до основания поколебать госу-
дарство, то теперь эти опасения стали уже совершившимся фа-
ктом. Беспокойство, которое еще в 1902 г. побуждало рассуж-
дать на либеральный манер и тех, кто никаким либералом не
был, теперь многократно возросло, и соответственно повысился
и тон речей и резче стали предъявляемые власти претензии и
едва ли даже не обвинения.
В общем же контексте происходившего летом 1905 г. в намет-
ках дворянского руководства угадываются, очевидно, те же мо-
тивы, на которые указывал Ленин, характеризуя позицию, заня-
тую либеральной буржуазией. При виде царизма, по ленинскому
определению, «заживо разлагающегося паразитного организма»,
«либеральные буржуа начали приходить к необходимости при-
знать революцию».92 Однако, конкретизировал Ленин, это при-
знание ни в коей мере не означало принятия революции и от-
90 Там же, л. 10.
91 Там же, л. 10 об.
92 Ленин В. И. Поля. собр. соч., т. И, с. 116.
169
ражало лишь понимание силы революционного движения и не-
обходимости считаться с ним как с важнейшим фактором обста-
новки, приводившим самих либералов в страх. Важнейшая осо-
бенность заключалась в том, что «они делают это не потому, что
они революционеры, а несмотря на то, что они не революцио-
неры. Они делают это по нужде и против воли, со злобой видя
успехи революции, обвиняя в революционности самодержавие,
которое не хочет сделки, а хочет борьбы не на жизнь, а на
смерть».93 В той или иной мере на эту позицию вынуждались
стать и другие составные части общественной верхушки. И им
тоже приходилось, со злобой видя успехи революции, сообразо-
вываться с этим фактом, как-то приспосабливаться к нему. Со-
ответственно углублялась и прежде дававшая себя чувствовать
разъединенность правящего лагеря. Постоянно следя за поло-
жением дел в нем, Ленин неоднократно обращал внимание на
то, как обострились там разногласия в революционную эпоху, и,
в частности, на осложнение взаимоотношений власти и ее союз-
ников в связи с проявляемой режимом неуступчивостью и неже-
ланием считаться с новыми условиями даже под угрозой вероят-
ного поражения в борьбе с развертывающейся революцией.
Из ленинского анализа вытекает, что на этом первоначаль-
ном этапе революции самодержавие приходит в наибольший раз-
лад со своим окружением. «Ирония истории, — писал Ленин
в мае, — наказала самодержавие тем, что даже дружественные
по отношению к нему общественные силы, вроде клерикализма,
должны организовываться отчасти против него, ломая или раз-
двигая рамки полицейского бюрократизма».94
В свете этих ленинских положений и следует рассматривать
выступление дворянского руководства в июне 1905 г. Но если
оно свидетельствовало о наличии расхождений между властью
и ее непосредственной социальной опорой, то и само дворянство
в этот момент менее чем когда-либо представляет сплоченную
силу. Разброд и шатания в его среде возрастают прежде всего
по той причине, что для начинающей сорганизовываться дворян-
ской правой либерализм по-прежнему остается неприемлемым
в своих целях и методах и всякое сближение с ним отвергается,
а в умалении самодержавия она видит подготовку конечного
торжества революции, следующим шагом которой должно было
быть сокрушение всей существующей общественной системы. На
лето 1905 г. приходится активизация усилий этой фракции по-
мешать такому развитию.
Не прошло и двух недель после приема депутации майского
съезда, как последовало выступление группы, возглавляемой Ф.
и А. Самариными и включавшей, кроме них, Ю. Бартенева,
А. Голицына, И. Загорского, А. Корнилова, Н. М. Павлова,
93 Там же.
94 Там же, т. 10, с. 218.
170
К. Пасхалова, Г. Шелкова и Л. Щербатова. В пику земскому
адресу ими составляется контрзаписка, помеченная 18 июня,
с опровержением всех его положений.
Не за задержку с проведением преобразований следует ви-
нить власть, как это делалось в адресе, а «скорее, можно было
бы упрекнуть правительство за то, что оно при таких обстоя-
тельствах хочет исполнить сразу в несколько месяцев то, на что
требуются годы, и ведет одновременно работы по преобразова-
нию чуть ли не всего нашего государственного строя».95
Особенный вес должен был иметь тот припасенный под ко-
нец аргумент, что народу совершенно чужды все домогательства
перемен и он будто бы горой стоит за самодержавие.96
Одновременно с составлением этой записки последовала от-
крытая попытка дворянской правой оказать воздействие на ход
событий. «Приходится спешить, иначе консервативные элементы
все выдохнутся в народе», — записывал в своем дневнике Ки-
реев 18 июня. Особенно же беспокоило, что «даже предводители
дворянства шатаются». «Нельзя не видеть, — возвращается он
к этой теме 21 июня, — что и дворянство шатается, оказывается,
предводители дворянства отшатнулись от нашей формулы со-
словного представительства».97
И 21 июня группа в составе Киреева, бывшего петербург-
ского предводителя Бобринского, сенатора Нарышкина, курского
губернского предводителя Доррера, звенигородского уездного
предводителя гр. Шереметева, одного из видных членов «Бе-
седы», и нескольких других лиц, фигурировавшая как предста-
вительница «Союза русских людей», получает аудиенцию у царя.
А три дня спустя Николай принимает делегацию курского
дворянства, возглавляемую Доррером и включавшую, кроме того,
Касаткина-Ростовского, Маркова наряду с Пуришкевйчем, при-
обревшим впоследствии скандальную известность своими выход-
ками в Думе, Кривцовым и некоторыми другими.
И в том и в другом случае основным предметом настояний
было устройство выборов в будущее собрание представителей
по сословному признаку. Об этом «горячо говорили» Нарышкин
и Бобринский.98 На эту же тему был написан и прочитанный
царю Доррером адрес курского дворянства.99
По свидетельству Доррера, присутствовавшего на обеих встре-
чах, царь «говорил с обеими депутациями задушевно и трога-
95 ЦГАОР, ф. 1001, on. 1, д. 83, Записка Ф. Самарина, Ю. Бартенева
и других с критикой требований съезда земских и городских деятелей от
18 июня 1905 г., л. 1.
96 Там же, л. 4.
97 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 18 июня
1905 г., л. 54.
98 Любимов Д. Н. События и люди, с. 201.
99 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 516, Адрес курского дворянства, не позд-
нее 24 июня 1905 г., л. 1—2.
171
тельно, явно выражая свое сочувствие всему сказанному депу-
тациями».100
Но если дворянская правая побуждала самодержавие к дей-
ствиям, способным обострить положение, а в случае неудачи гро-
зящим тяжкими последствиями, то для верхов проблема зача-
стую сводилась к тому, как отступить с наименьшим ущербом,
как ослабить армию революции, как помешать присоединению
в ней новых мощных пополнений. В этих условиях, как бы одо-
брительно ни относилось самодержавие к призывам дворянской
правой держаться твердо и неуступчиво, оно не могло избрать
курс, явно ведущий к новым крупным осложнениям и опас-
ностям.
Границы достижимого для него, необходимость считаться
с обстоятельствами момента, стремление заручиться поддержкой
возможно более широких слоев населения отчетливо обозначи-
лись при обсуждении в Петергофе в двадцатых числах июля
проекта учреждения Государственной думы. Его длившееся не-
сколько дней рассмотрение еще раз засвидетельствовало, что
власть уже не располагает прежней свободой выбора. Пойдя на
допущение представительства вопреки своей воле, она теперь не
могла устроить его по своему желанию и в согласии с домога-
тельствами дворянской правой.
Но уже сам состав приглашенных участвовать в Совещании
на положении «сведущих людей», до одного успевших зарекомен-
довать себя в качестве ярых проводников крайней реакции, с ис-
ключением всякого сколько-нибудь причастного к либерализму
элемента, ясно давал понять, с кем власть собиралась держать
совет, чьи мнения она была готова принять во внимание. Ее
избранники в лице Бобринского, Нарышкина, Павлова, Голени-
щева-Кутузова, Струкова и Стишинского, поддержанных и не-
которыми другими участниками Совещания, действовали тесно
сплоченной группой. В их согласованных выступлениях дворян-
ская реакция заговорила в полный голос и показала как неуме-
ренность своих вожделений, так и их неисполнимость. Любой
компромисс в любой форме ею наотрез отвергался. Самодержа-
вие и весь старый порядок, при котором дворянство занимало
первенствующее место, должны были быть сохранены во что бы
то ни стало, что бы ни делалось в стране. Всякое сближение
с новым, буржуазным по своей сущности укладом и вырастав-
шими на его почве общественными силами объявлялось не
только опасным, но и прямо гибельным.
Этим определялся и весь подход к разработанному под руко-
водством Булыгина правительственному проекту, имевшему
главной целью при сохранении неизменным всего старого строя
ослабить на него натиск путем подключения к продолжающему
действовать механизму управления нового приспособления в виде
100 Любимов Д. Н. События и люди, с. 201.
172
совещательной Думы, которой не предназначалось быть чем-ни-
будь большим, чем вентилем, позволяющим вовремя выпускать
накапливающееся в опасных размерах недовольство режимом.
Уточняющее замечание Н. С. Таганцева по поводу проекта, вы-
сказанное как раз в полемике с дворянской фракцией Совеща-
ния, что «не о правах здесь идет речь, а обязанностях»,101 точно
передавало его сущность. И до того на первом же заседании
Д. М. Сольский как о чем-то само собою разумеющемся говорил
и повторял, силясь рассеять всякое недоразумение на этот счет,
что «основные законы остаются неприкосновенными», что
«статья о самодержавии непреложна, как непреложны и все
прочие постановления законов основных».102
Однако действовавшая как одно целое дворянская правая
усмотрела в предлагаемом маневре опаснейшее покушение на
устои самодержавия, как и фатальный подрыв позиций дворян-
ства в качестве его наиболее надежной опоры. Но так как все
же добиться отказа от проекта в конечном счете не удалось,
главным для дворянской правой стало поставить Думу так, чтобы
в ней преобладало дворянство.
А. С. Стишинский предлагал устроить выборы по сословиям,
имея в виду, что при таком способе решительный перевес в Думе
будет принадлежать дворянству и крестьянству при фактиче-
ском устранении от участия в ней буржуазного элемента.103
Дума должна целиком находиться в руках представителей ста-
рого порядка, и поэтому в нее так усиленно продвигалось кресть-
янство — в нем виделся оплот старого строя. Даже в условиях
бурного роста крестьянского движения эта иллюзия оставалась
непоколебленной и, напротив того, служила основанием важней-
ших политических расчетов, обернувшихся в ближайшем же
будущем крупнейшими просчетами. А пока никак не предпо-
лагалось, что столетиями лишенное всякой возможности сорга-
низоваться, из поколения в поколение приучаемое к покорности
и беспрекословному подчинению во всем воле начальства кресть-
янство в короткое время сможет воспрянуть и составит из себя
самостоятельную силу, способную бросить вызов самодержавию
и всему существующему порядку. И, отдаленно не предвидя та-
кой возможности, его уверенно зачисляли в своего союзника,
вернее, полагали, что, оказавшись в Думе один на один с дво-
рянством, оно спасует перед ним и без остатка подчинится его
руководству.
Главное состояло в том, чтобы дворянству никто не мешал,
и тогда оно, да еще выступая в союзе с властью, легко сможет
повести за собой необразованную крестьянскую массу, еще не
утратившую, как воображалось, почтения к своим былым хозяе-
101 Петергофское совещание о проекте Государственной думы. Berlin,
Eberhard Frowein Verlag, протокол заседания 23 июля 1905 г., с. 118.
102 Там же, протокол заседания 19 июля 1905 г., с. 28.
103 Там же, с. 104.
173
вам. Перед такой коалицией крестьянство не устоит и послушно
сделает все, что ему будет велено. По этой диспозиции дворян-
ство и крестьянство и должны были составить вкупе армию ста-
рого порядка: дворянство — в качестве ее офицеров, крестьян-
ство — в положении ее послушных солдат, которым только по-
надобится указать, от кого оборонять самодержавие. И чем
больше будет этих солдат, тем лучше. А что касается дворян-
ства, оно еще вполне способно сыграть предназначенную ему
роль, по-прежнему оставаясь верной опорой власти. Стишинский
уверял, что разработанный Советом министров проект лишает
дворянство этой возможности. «Ваше Императорское Величество,
простите мне, если я откровенно скажу, что от того удара, ко-
торый нанесен будет дворянству предлагаемою в проекте учреж-
дения Думы системою выборов, оно не оправится», — старался
он уверить царя в том, что вопрос, быть или не быть дворян-
ству руководящей политической силой, поставлен ребром.104 Ему
попросту не добиться успеха на намечавшихся съездах уездных
землевладельцев, на которых дворяне затеряются в общей массе
избирателей, состоящей из всякого рода обладателей земли, —
крестьян, купцов, мещан, а также и обзаведшихся земельной
собственностью горожан. И шанс помещиков одержать верх
в конкуренции с остальными расценивался очень невысоко.
Однако как ни было близко власти дворянство, она уже не
располагала возможностью удовлетворить во всем объеме домо-
гательства его апологетов. В пору продолжающей свое движение
по восходящей революции открытое объединение с дворянством
при противопоставлении себя оттираемым по его советам от
участия в Думе элементам политически было достаточно риско-
ванным шагом. Яснее всего об этой стороне дела высказался
Ключевский.105 Вся обстановка усиливающегося натиска на ста-
рый строй убеждала его в том, что передача Думы в руки дво-
рянства будет вызовом, брошенным всей стране, и поведет к но-
вым потрясениям.
Существенные возражения были выставлены и взявшим за-
тем слово кн. А. Д. Оболенским. И он разделял уже прозвучав-
шие сомнения по поводу того, так ли будут безнадежны перс-
пективы дворянства при выборах на основе лишь имуществен-
ного ценза.
Положение господствующего класса и вся сила инерции да-
дут ему возможность отстоять свое первенство в конкуренции
с другими претендующими на руководящую роль элементами.
Усомнился он и в том, оправдается ли на практике уверен-
ность в преданности крестьянства самодержавию, — краеуголь-
ный камень всех построений дворянской правой. Он считался
с возможностью того, что, как только будут нарушены крестьян-
104 Там же, с. 124.
105 Там же.
174
екая обособленность и неравноправие, «Консервативность кресть-
ян — прочность их миросозерцания — окажется в серьезной опас-
ности».106 И вполне вероятным казалось ему, что они увидят
своих руководителей в «более близких им по происхождению
фабричных рабочих». Во всяком случае он скептически отно-
сился к способности дворянства подчинить крестьянство своему
влиянию и манипулировать им, как оно того пожелает. «Кресть-
яне прекрасно понимают свои интересы и сумеют воспользо-
ваться предоставляемыми им учреждением Думы правами»,107 —
указывал он на ложность основного расчета дворянской правой,
для которой и впрямь было невообразимо, что вчера еще лишен-
ные каких-либо прав и подавляемые всей силой полицейско-бю-
рократического режима крестьяне осмелятся перечить своим не-
давним господам.
Эти замечания положили начало полемике, в ходе которой
достаточно определилось, что в пределах возможного и с учетом
обстановки дворянству были готовы идти навстречу, и обсуж-
даемый проект разрабатывался с мыслью обеспечить преобла-
дание помещиков, и выборы по смешанной системе преследо-
вали эту цель, хотя и допускалась конкуренция буржуазных
элементов. Но вместе с тем раз за разом ставилась под сомне-
ние обоснованность тезисов дворянской правой и выражались
опасения, что осуществление ее пожеланий будет иметь весьма
неблагоприятные для власти результаты. Не требовалось быть
искушенным политиком, чтобы уразуметь, что отдача Думы
в руки дворянства совершенно ее дискредитирует и тем самым
отнимет всякую возможность использовать ее в борьбе с рево-
люцией, а ведь это и была та главная роль, которую, по за-
мыслу ее создателей, надлежало сыграть Думе. Открыто прово-
димое сословное начало, обращал на это внимание Коковцов,
«способно вселить недоверие к новому учреждению, внести но-
вую смуту в умы населения, т. е. повредить той цели, во имя
которой намечена реформа».108
Да, кроме того, возникал и другой немаловажный вопрос,
ставший затем в центр дискуссии, — насколько дееспособно само
дворянство в защите старого порядка. И Коковцов, касаясь того
аргумента, что «отдельные дворяне могут, мол, заблуждаться,
но сословие дворянское, в общем его составе, будет стоять на
страже исконных начал нашего государственного строя и вы-
берет в Думу только таких представителей, которых верность
заветам прошлого и традициям дворянства выше всяких подо-
зрений», напомнил о недавних фактах, в частности об адресах,
принимаемых дворянскими и земскими собраниями.109 Предвидя
возражение, что оппозиция формально исходит со стороны зем-
106 Там же, с. 127.
107 Там же, с. 128.
108 Там же, с. 132.
109 Там же, с. 133.
175
ства, он заметил, что по положению 1890 г. 9/10 гласных со-
ставляют именно дворяне «и потому к ошибкам и заблуждениям
земства дворянство не может почитать себя непричастным».110
В том же плане рассматривался и майский -съезд — «ведь в нем
участвовали по преимуществу дворяне, в числе коих находилось
много представителей славных в прошлом дворянских родов».
Факты подобного рода были отмечены и в -выступлении По-
ловцова.111
Однако дворянская фракция продолжала стоять на своем, от-
метая все аргументы критиков. Во всем высказанном она видела
лишь одно — уступку общественному мнению, воспринимаемую
как отказ от основного принципа самодержавия. «Что такое об-
щественное мнение? Неужели крикливые голоса земцев?» — пре-
небрежительно вопрошал Бобринский. И в обстановке жесточай-
шего кризиса он советовал власти идти напролом, а те, кто счи-
тал это неосторожным, выглядели как колебатели устоев, хотя
бы они принадлежали к самому правительству. Это показалось
крайностью даже вел. кн. Владимиру Александровичу. «Из кого,
по Вашему мнению, состоит Совет министров, из революционе-
ров? — не без известного раздражения обратился он к Бобрин-
скому. — В числе министров вот, например, министр внутренних
дел, есть крупные землевладельцы, которые никогда не поры-
вали связи со своими поместьями. А ведь они не возражали, не
отстаивали сословности дворянских выборов... Если не верить
большинству Совета министров, то кому же верить? Таким дво-
рянам, как граф Бобринский?»112
Но и великокняжеское вмешательство не положило конец по-
лемике — дворянская группа настаивала с прежней напористо-
стью на своей точке зрения. Нарышкин продолжал твердить
свое — дворянство на выборах будет оттеснено. Но у него были
и реальные резоны для упрямого несогласия. Какие бы химеры
ни выдумывались насчет крестьянства, будто бы только и жду-
щего оказии проявить свою приверженность старому строю, все
же и в эти фантазии врывалась суровая действительность. На-
рышкин спрашивал: «... не достаточно ли какому-либо адвокату
посулить выборщикам из крестьян передел земли, чтобы скло-
нить их голоса в свою пользу?» 113 И если министерский проект
исходил из того, что, как это формулировал В. В. Верховский,
«по сложившейся роли дворянства оно неминуемо явится руко-
водителем выборов во всей их совокупности и окажет на них
гораздо более влияния, чем в случае обособления их»,114 то
сами дворяне лучше чувствовали остроту антагонизма между
дворянством и крестьянством. Если они еще надеялись подчи-
110 Там же, с. 134.
111 Там же, протокол заседания 25 июля 1905 г., с. 141—142.
112 Там же, с. 144.
113 Там же, с. 147.
114 Там же, с. 151.
176
нить его сеое, находясь с ним один на один и опираясь на под-
держку власти, то в предвыборной борьбе одержать верх было
уже несравненно труднее, и не напрасно помещик Нарышкин
опасался, что позицию крестьянских избирателей будет опреде-
лять земельный вопрос. Лучше, чем высокопоставленное чинов-
ничество, сознавая напряженность накопившихся за долгие годы
противоречий, дворяне были крайне обеспокоены тем, что теперь
весь этот горючий материал вспыхнет и разгорится в большой
пожар и уж по крайней мере дворянство наверняка будет в про-
игрыше, если многие, в том числе и помещиками созданные, тя-
готы для крестьянства подвергнутся обсуждению на предвыбор-
ных собраниях. Отдавая себе отчет в том, насколько мал шанс
уладить мирно и с выгодой для себя этот застарелый конфликт,
не видя иной возможности отстоять старый строй и свое классо-
вое господство, как оставаясь при старом же, дворянская правая
предлагала теснимой со всех сторон власти пойти на дальнейшее
обострение борьбы, нисколько не смущаясь числом и составом
противников. Все несогласные, все предъявляющие претензии
причислялись к ним.
Последующее показало, что дворянская правая, говоря, ко-
нечно, своим языком, вернее оценила будущий состав Думы и
ее характер, чем правительственная верхушка. Однако возобла-
дать на Совещании помещичьей группировке мешала ее неспо-
собность рассеять сомнения верхов относительно надежности
предоставляемой дворянством поддержки.
Постигшая ее неудача отчетливо отобразилась в диалоге На-
рышкина и вел. кн. Владимира Александровича, задавшего ему
после всех призывов отдать Думу дворянству лобовой вопрос:
«Позвольте Вас спросить: к какому сословию принадлежат князья
Долгорукие, Трубецкие, Голицыны, Шаховские, Кузьмины-Ка-
раваевы, Петрункевичи? ... Они дворяне. А что говорят и пи-
шут? — А. А. Нарышкин. Нет сомнения... В. к. Владимир Алек-
сандрович. Я не о сомнении говорю. Они дворяне — я Вас спра-
шиваю. .. Ну».115
Нарышкин в ответ нашелся лишь сказать, что «они заражены
ложными и превратными мнениями» и что они «люди другого
направления, чем большинство дворян». «Дворянство, — уверял
он, — не выбрало бы их своими представителями в Думу, если
бы выборы были, как мы предлагаем, сословными». По устанав-
ливаемой же системе именно они и попадут в Думу. Однако
вел. кн. Владимир Александрович по-прежнему оставался не-
убежденным. «Какие могут быть разговоры о сословном духе и
традициях дворянского сословия после всего того, что произо-
шло, — не скрывал он своего скептицизма. — Если бы дворян-
ство было бы мало-мальски объединено и сплочено, то такие
дворяне, как Петрункевич, были бы давно исключены по при-
115 Там же, с. 149.
12 К), Б, Соловьев	177
говорам дворянских собраний из состава дворян й не были бы
никуда приняты».116
Исход прений определялся уже тем обстоятельством, что
дворянская группировка не смогла установить достаточную сте-
пень взаимопонимания с правой частью правительственной вер
хушки. И наряду с вел. кн. Владимиром Александровичем громко
заявил о своих сомнениях насчет дворянства многие годы не-
уклонно державшийся реакционного направления и бывший од-
ним из его столпов П. Л. Лобко. Человек военный, он набросал
общую диспозицию действовавших на политической арене сил
с целью выяснить, кто же может помочь самодержавию остаться
при своем всевластии. Именно так понималась им поставленная
царем задача: «... самодержавие должно быть сохранено, а от
народа должна быть помощь совещательная». Соответственно
требовалось «выбрать в Думу людей, единомышленных с Ва-
ми, — обращался он к императору, — по основному вопросу о са-
модержавии».117
Из следовавшего затем анализа вытекало, что на дворянство
в полной мере рассчитывать нельзя: «теперь оно не изображает
того, что было 50 лет тому назад». «По численности и по достат-
кам его остались только следы от тех, которые стояли во главе
войск, управления и земли», — пояснял он, слишком уж преуве-
личивая упадок, в который пришло дворянство после реформы.
Но именно этим упадком он и объяснял отсутствие сколько-ни-
будь заметных политических демонстраций со стороны дворян-
ства в поддержку самодержавия.
Его итоговое заключение выражалось в вопросе: «Можно ли
опираться на сословие, которое само распадается?»
Но уже никакого вопроса не ставил он относительно город-
ских избирателей, состоявших, как представлялось Лобко, из
купцов и мещан, а вдобавок к ним шла еще «разная сборная
публика: адвокаты, домовладельцы, спекулянты и другие».
И только к крестьянству не было у Лобко никаких претен-
зий, а, наоборот, высказывались одни лишь комплименты в пре-
восходной степени. «... Оно ничего не говорит, не колеблет са-
модержавие, не требует уступок, а просит лишь забот о ма-
териальном его обеспечении», — в таком свете изображал он
положение, убежденно заявляя: «Несомненно, крестьяне — опора
престола, они должны быть призваны в Думу, это отвечает их
преданности и их численному преобладанию над всеми другими
группами населения».118 Лобко с неодобрением отозвался о по-
зиции Совета министров, который хотя и выступил в пользу
предоставления крестьянам определенной квоты, «в конечном
выводе отвергает пользу их участия в Думе».
116 Там же, с. 150.
117 Там же, с. 155, 156.
118 Там же, с. 158.
178
Через несколько месяцев авторы этих панегириков воочию
убедились, как далеки от действительности их умствования.
А пока Лобко кончил в требовательном тоне: «... надо прямо
определить, что 44% членов Думы избирается крестьянами из
своего сословия».
Это выступление ретрограда высшей пробы, каким был Лобко,
поставило точку в дискуссии — царь решился оставить без из-
менений рекомендованную Советом министров систему выборов.
Дворянская правая восприняла это как свое поражение. Еще
пока шли прения, Киреев записывал у себя в дневнике 22 июля
1905 г.: «Все наши труды, по-видимому, пропадают даром. На
совещании у царя в Петергофе булыгинский проект, хотя и из-
мененный. .., кажется, проходит значительным большинством...
Очевидно, наш консервативный проект принят не будет! Сего-
дня мы собирались у Ширинского-Шихматова, были А. А. На-
рышкин, Стишинский, Игнатьев (Алексей), Струков, Бобрин-
ский, Павлов (историк) и я (не участвующий в Петергофских
совещаниях). Они предлагают разные средства, разные amend-
ments (поправки, — Ю. С.)».119 Его собственная оценка — «оче-
видно, что высшая бюрократия склоняется на сторону консти-
туционалистов, боится за свою шкуру. .. начиная с Сольского».
Только для одного ее представителя он приберег похвалу:
«.. .я не ожидал, что Стишинский окажется таким дельным че-
ловеком (и защитником правого дела!)».
Сознание неудачи не поколебало и выявившееся и затем
скрепленное согласие с властью в понимании обстановки в связи
с постановкой проблемы крестьянского представительства. Ко-
ренная общность воззрения самодержавия и дворянства в его
основной реакционной массе обнаружилась, когда на обсуждение
Совещания было вынесено разногласие, возникшее внутри са-
мого Совета министров, двое членов которого — Лобко и Глазов —
вопреки мнению председательствовавшего Булыгина и 18 других
участников, в нарушение принятой системы, предполагавшей
выборы членов Думы вне зависимости от их сословной принад-
лежности тремя разрядами выборщиков на общем губернском со-
брании, восстанавливали сословность выборов своим предложе-
нием, чтобы крестьянство получило в Думе обеспеченное пред-
ставительство и с этой целью могло бы непосредственно выбирать
в Думу отдельно от всех своих кандидатов.
Дворянская правая дружно устремилась па помощь меньшин-
ству в Совете министров, видя хотя бы в урезанном возвращении
к принципу сословности свой частичный реванш, а главное, раз-
деляя общий политический подход двух отделившихся от боль-
шинства своих коллег министров.
119 РО ГБ Л, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 22 июля
1905 г., л. 64.
12*
179
Она в один голос поддержала их мотивировку, только что
сформулированную на предыдущем заседании Лобко: Дума един-
ственно в том случае поведет себя нужным образом, если в ней
будет сильное крестьянское представительство. «Об устойчивую
стену консервативных крестьян разобьются все волны красноре-
чия передовых элементов», — заранее предвкушал неизбежное
фиаско противника Бобринский.120 Каменно уверены были в
крестьянстве Стишинский, Волконский, Голенищев-Кутузов,
Струков.
На этой стадии упорствование дворянской правой в неприя-
тии и игнорировании действительности приобрело какие-то даже
гротескные формы. Попытки вразумить своих разошедшихся кол-
лег, предпринятые некоторыми членами Совещания, не утратив-
шими до такой степени способности воспринимать положение
в его настоящем виде, ни к чему не повели. Отрезвить дворян-
ских представителей от одолевших их в полном смысле слова
бессмысленных мечтаний пробовал Ключевский. Он объяснял, что
крестьянство отнюдь не представляет из себя однородную массу
и, вероятнее всего, в Думу попадут представители наиболее за-
житочного слоя, которые будут целиком заботиться о достижении
своих собственных целей.121 Предостережение было высказано и
Коковцовым. «Я никак не могу признать отвечающим действи-
тельности сравнение крестьянского элемента со стеною, ограж-
дающею Думу от нежелательных увлечений», — возражал он Боб-
ринскому, но вместе с тем и его единомышленникам вкупе.122 То,
что они принимают за стену, судил он, «это скорее воск», и
«я сильно опасаюсь, как бы крестьянские голоса в Думе не ока-
зались в распоряжении тех неблагонадежных элементов, кото-
рые так или иначе несомненно проникнут в призываемое к жизни
и к ответственному труду учреждение». Министр финансов де-
лился с присутствующими своими страхами: «... при таком
взгляде на этот вопрос меня не может не пугать слишком боль-
шое число крестьян в Думе». Того же опасался и Половцов.123
Но, хотя и громко высказанные, это были предостережения
глухим.
Закоренелые ретрограды уже окончательно и бесповоротно
решили за крестьянство, что ему надлежит делать и как себя
вести, и они упорно верили, что оно сыграет предназначаемую
ему роль. И, выслушав Ключевского, Стишинский изъявил пол-
ное несогласие с его прогнозом. Мечталось, чтобы на помощь при-
шел грозный заступник и встал бы неодолимой стеной на пути
революции. И по удивительной аберрации именно в крестьянстве
хотели найти этого спасителя старого строя, от него ожидали
120 Петергофское совещание о проекте Государственной думы, прото-
кол 26 июля 1905 г., с. 191.
121 Там же, с. 186.
122 Там же, с. 193.
123 Там же, с. 194, 206.
180
избавления от грозящих режиму, а вместе и благополучию дво-
рянства опасностей. Уже в самом конце Совещания Победонос-
цев еще сохранившимся у него авторитетом подкрепил эту ил-
люзию.
Все же в этих измышлениях нет-нет да и звучали тревож-
ные нотки, и вдруг прорывался затаенный страх перед тем, в ком
хотели видеть своего избавителя.124
Объединившейся дворянской правой и наиболее ретроградным
членам правительства в конце концов удалось провести совместно
мнение меньшинства булыгинской Комиссии, и крестьянству
в обязательном порядке выделялось одно место в Думе по каж-
дой губернии.
В полном согласии с дворянской реакцией при ее живейшем
одобрении власть делала ставку на крестьянство, вернее, на кре-
стьянскую темноту, на веками вбивавшуюся в народные массы
беспрекословную покорность воле начальства.
В этом пункте и в общих прениях по крестьянскому вопросу
открылась глубокая общность самодержавия и представленного
Бобринским, Нарышкиным, Струковым и другими членами их
группы старорежимного дворянства. Но, несмотря на выявив-
шееся на последнем этапе Совещания единство, дворянская пра-
вая в целом была разочарована исходом Совещания. Записи
в дневнике Киреева дают достаточно полное представление о том,
как были ею восприняты окончательные результаты происходив-
шего обсуждения будущего государственного устройства. Он за-
писывал 26 июля: «Петергофские совещания закончены, и, пишет
мне сейчас Нарышкин, nous (наша партия) avons perdu sur tous
les points. La Russia va avoir une espece de Constitution avec les-
elecftions] qui ne satisferont personne (мы (наша партия) потер-
пели неудачу по всем пунктам. Россия получает своего рода кон-
ституцию по системе выборов, которая никого не удовлетво-
рит, — Ю. С.) ».125
На другой же день все причастные к делу собрались на со-
вещание. «Съезд у Бобринского, — заносится в дневник 27 июля. —
Оказывается, что царя просто обошли, как ребенка. Он явился
прекрасно нами подготовленный, но, повторяю, его обошли».126
Более всего были раздосадованы неудачей попытки провести
выборы по сословиям, из-за чего дворяне «как таковые не будут
представлены в Думе». «Царю, — выражалась претензия, — объ-
яснили, что они все-таки будут и непременно в Думе». «Но царь
настоял, — ставился ему плюс, — на крестьянах, которые могли бы
и не попасть по булыгинскому проекту». В дневнике на другой
день появляется примечательное рассуждение: «Вообще, по-ви-
димому, страх играл немалую роль в мероприятиях, поведших
124 Там же, с. 198.
125 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 26 июля
1905 г., л. 64 об.
126 Там же, запись 27 июля 1905 г., л. 65.
181
к дарованию Думы русскому народу. Жаль, страх — дурной со-
ветчик. Впрочем, повлияла и японская война. Неужели без этого
мы бы ничего не получили?» 127
Нетрудно было прийти к такого рода заключению, сопоставив
все то, что говорилось на Совещании и предшествовало ему.
В свете тех задач, которые были поставлены на нем самодержа-
вием, вынужденный характер делаемого шага предстал во всей
наглядности. Все как нельзя более ясно указывало на то, что
сама власть ни в чем не изменилась и не собирается меняться
и только натиск революции заставил самодержавие пойти на
имевшее видимость уступки учреждение Думы. Но как опреде-
ленно обнаружилось, и, создавая Думу, не собирались создавать
нового порядка, а, напротив, главная цель заключалась в сохра-
нении старого государственного устройства и всевластия само-
державия. По всем наметкам Дума должна была послужить не
к установлению согласия власти и либеральной оппозиции, в ко-
торой на этой стадии претендующее на роль руководителя об-
щества дворянство продолжало занимать заметное место, а к об-
узданию тех, кто рассматривался в качестве соперников, руками
крестьян, лучше всего неграмотных.
Вследствие этого конфликт с либеральным крылом дворянства
не только не был ликвидирован, но и шел на новое обострение.
О том, что он вступает в фазу нового осложнения, свидетельство-
вал устроенный в начале июля съезд земских и городских обще-
ственных деятелей, собравшийся для обсуждения проекта учреж-
дения Думы.
Ни ее законосовещательный характер, ни предусматриваемая
система выборов, превращавшие Думу в бессильный придаток бю-
рократического механизма, не удовлетворили съезд, о чем было
объявлено в принятом обращении к народу, в котором излагались
и выдвигаемые земским движением пожелания.
Постаравшись вообще не допустить на этот раз съезда, власть
усмотрела в факте обращения прямой вызов себе, едва ли не
побуждение к восстанию, хотя земцы специально оговорили, что
приемлемы единственно лишь мирные выступления в поддержку
их программы. В докладе царю, представленном, по-видимому,
Треповым, делу придавалось самое серьезное значение.128 Нико-
лай повелел начать по этому поводу расследование, порученное
сенатору Постовскому. Министру юстиции приказывалось обра-
тить внимание на то, что царь «придает особую важность возло-
женному на него поручению, признавая безусловную необходи-
мость установления вполне достаточных данных для привлече-
ния к судебной ответственности подлежащих участников».129
127 Там же, запись 28 июля 1905 г., л. 66.
128 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 387, Докладная записка Николаю II
о съезде земских и городских деятелей, б/д, л. 32.
129 Там же, л. 31.
182
Курс 'брался не на примирение с либеральной оппозицией,
а на усиление борьбы с ней. За месяц, прошедший между прие-
мом депутации майского съезда 6 июня и открывшим 6 июля
заседания новым съездом, расхождения между двумя сторонами,
нащупывавшими пути к соглашению между собой, стали шире,
и, когда еще через месяц — 6 августа — были опубликованы Ма-
нифест о создании Думы и положение о ней, они были встречены
критически и в той среде, которая изъявляла готовность к со-
трудничеству с властью, будь ею предложены сколько-нибудь
удовлетворительные условия. Но и на стоявших на самой око-
нечности правого фланга оппозиции, подобно Шипову, Манифест
6 августа произвел «удручающее впечатление».130 В оценке Ши-
пова власть «руководствовалась желанием формально дать как
будто известное удовлетворение пожеланиям общества, но сохра-
нить при этом в сущности прежний бюрократический порядок
государственного управления».131 Эти действия, замечал Шипов,
«удаляли от нее даже самые умеренные элементы общества».
Да и вообще ни с какой стороны Манифест не встретил благо-
приятного отклика. В этом отношении он был схож с Манифестом
26 февраля 1903 г. В обоих случаях и в самой малой доле не
последовало ожидавшегося эффекта.
Выразительный итог подвел в своем дневнике Киреев, написав
12 августа: «... Наша партия недовольна, конституционалисты
очень недовольны. Соц.-демокр[аты] в бешенстве».132 Не удовле-
творив либеральную оппозицию, домогавшуюся, чтобы власть до-
пустила ее в соправители, самодержавие вызвало брожение в ла-
гере правых, надеявшихся получить большие возможности для
охранения своих позиций и теперь чувствовавших себя ущемлен-
ными. «Отстранение дворянства от дел (в смысле непредоставле-
ния ему представительства в Думе как таковому), конечно, оби-
дело дворянство», — освещал с этой стороны положение Киреев,
приведя в подтверждение полученное от Доррера письмо.133 Пре-
тензии, правда, обращались не к самодержцу, поскольку, «ко-
нечно, у бедного царя и в уме не было обижать дворянство»,
а целиком относились на счет бюрократии, которой адресовались
самые резкие упреки. «... Разные Сольские, Верховские, Коков-
цовы, Куломзины», как пренебрежительно отзывался о них Ки-
реев, — это все были «бюрократы, передавшиеся на сторону
конституционалистов». «Все они боятся за свою шкуру и вообра-
жают, что, идя на уступки, они умилостивят конституционали-
стов-революционеров. Плохой расчет», — так понимались их дей-
ствия. Фактически осуждались всякие попытки маневрирования
130 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 328.
131 Там же, с. 331.
132 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 12 августа
1905 г., л. 70.
133 Там же, запись 13 августа 1905 г., л. 70.
183
да и Просто посильный учет реальных обстоятельств хотя бы
в той мере, в какой на это оказалось способно великокняжеское
окружение трона в лице вел. кн. Владимира Александровича.
А между тем и самому Кирееву было понятно, что с появле-
нием Думы борьба не утихнет и будущее для власти остается
чреватым всякого рода неожиданностями и немалыми осложне-
ниями, и, чтобы не попасть под удар, ей следует вести себя по-
осторожнее, но именно на этот счет он не был спокоен. «Можно
опасаться обеих сторон — и царя, и Думы», — писал он в августе,
поясняя: «... царь слабохарактерен, ему может показаться, что
на его авторитет совершается посягательство. Дума, конечно, бу-
дет бестактна. Захочет себя показать». Конфликт на этой почве
был бы, по его мнению, весьма нежелателен, но, продолжал Ки-
реев, «опасаюсь, что царь под влиянием каких-нибудь подлых
льстецов или глупых сторонников самодержавия не вздумал
„афишировать44 своей власти».134
И в самом скором времени он убеждается в возрастающей
вероятности трений по той причине, что все становившиеся из-
вестными факты свидетельствовали о нежелании режима приспо-
сабливаться к им же созданному новому порядку. «Царь, по-ви-
димому, не уясняет себе значения будущей Думы», — записывает
он 21 августа. — Он полагает, что результаты важной комиссии
Горемыкина должно внести на его утверждение через Государ-
ственный] совет минуя Думу\\\\» В конце месяца он сетует на
«детски капризные решения» Николая. «Кто начиняет
царя???» —приходит он во все большую тревогу.135
Но как бы причудливо ни выглядели действия Николая, по
прошествии месяца после учреждения Думы Киреев констати-
рует, что при всех шатаниях власть твердо намерена идти преж-
ним путем, имея главной заботой сохранение ни в чем не уре-
занного полновластия. «И царь, и царица горячо отстаивают са-
модержавие», — записывает он 9 сентября. Хотя тут же
оговаривается: «... но выходит по-детски», — подразумевая, оче-
видно, слишком уж вызывающее пренебрежение обстоятельст-
вами момента.136
Ему же самому как наблюдательному представителю охрани-
тельской среды в наиболее близком к власти круге, верно отоб-
ражавшему в своих записях ее настроения, как и лагерю охра-
нителей в целом во всех его разновидностях, общее состояние
режима, его очевидная неспособность разрешить имевшиеся про-
тиворечия и добавление к ним на глазах новых затруднений,
возникавших под непрекращающимися ударами революции, да-
вали каждодневные поводы для беспокойства. Впереди все отчет-
134 Там же, запись в августе 1905 г., л. 68 об.
135 Там же, запись 21 августа 1905 г., л. 74 об.; запись 29 августа
1905 г., л. 76.
136 Там же, запись 9 сентября 1905 г., л. 78 об.
184
ливее обрисовывались контуры надвигающейся катастрофы.137
Среди упадка и развала старого строя охранителям видится
лишь единственный шанс уцелеть. «Одно спасение — Дума», —
писал в своем дневнике Киреев, не ожидая, что сама власть смо-
жет побороть революцию.138
Расчет все явственнее сводился к тому, чтобы поставить
перед ведущими штурм самодержавия силами крестьянскую
Думу и прикрыть ею власть. Бесчисленные крестьянские мил-
лионы должны были вступиться за режим и не допустить торже-
ство его противников. Если такова была роль, отводимая кресть-
янству, то в том, поведет ли оно себя так, как предназначали
ему доморощенные и официальные стратеги всяких калибров
и положений, сходившиеся при всех различиях между собой
в идее преданности народной массы самодержавию, приобревшей
для них вид чуть ли не аксиомы, сомнения не проходили. В вы-
сказываемой твердой уверенности все явственнее прослуши-
ваются вопросительные нотки. «Конечно, крестьянство еще
крепко», — продолжает твердить то, о чем говорилось в Петер-
гофе в июле, Киреев, предвидя, однако, и другое. «Но ведь под
него начнут подводить мины революционеры путем возбуждения
аграрного вопроса. Дума поставит аграрный вопрос одним из
первых, а сумеет ли правительство отвести этот удар?!» 139
В этом же сочетании уверенности и сомнения, ведущего
к проясняющемуся сознанию того, что весь план составлен без
хозяина и в сущности построен на песке и в действительности
выйдет совсем иначе, делается и другая запись. «Несомненно
90 миллионов крестьян за царя, да! — пишет Киреев 12 сен-
тября. — Но как до них добраться? Мы видим, как легко сбить
с толку эти миллионы».140
И содержание, и само время этих рассуждений Киреева пред-
ставляют интерес прежде всего по той причине, что они совпа-
дали с основной линией самодержавия, искавшего по мере обо-
стрения революционной ситуации со все большей целенаправ-
ленностью выход именно в этом направлении.
Продемонстрировав созданием законосовещательной, а не за-
конодательной Думы и предоставленными ей ограниченными
правами свое намерение свести к минимуму нововведения и ни
в чем не допустить своего умаления и убедившись, насколько
неблагоприятным оказался произведенный эффект, власть прила-
гает старания к тому, чтобы мобилизовать и двинуть на свою
защиту все силы старого порядка. В этом качестве фигурировало
137 Из дневника Константина Романова, запись 2 сентября 1905 г.,
с. 134; 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова), запись 29 августа
1905 г., с. 74.
138 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 9 сентября
1905 г., л. 78.
139 Там же.
140 Там же, запись 12 сентября 1905 г., л. 79,
185
как дворянство, так и без спроса зачисляемое в союзники само-
державия крестьянство. На него делалась ставка как на главную
физическую силу режима. Под верховным командованием власти
и под непосредственным руководством дворянства, составляющим
как бы офицерство, крестьянская армия должна была стать не-
преодолимой преградой на пути революции.
Главной задачей становилось, как это формулировал Киреев
и как это соответствовало собственным намерениям власти, до-
браться до девяностомиллионной крестьянской массы. Дворян-
ская правая и самодержавие сходились в установлении этой
основной стратегической линии, разделяя в равной мере иллю-
зию приверженности крестьянства царизму. На самом высшем
правительственном уровне попытки найти подход к крестьянству
с первых же месяцев революции предпринимались в первую оче-
редь Треповым. После своих февральских записок он уже не
оставляет мысли о проведении в жизнь изложенной там про-
граммы. Он продолжает доказывать, что существование самодер-
жавия зависит от того, сумеет ли оно повести за собой кресть-
янство. А приобретя его поддержку, уже не понадобится — такова
была логика Трепова — идти на уступки оппозиции. Весь этот
стратегический замысел, в согласии с которым в конце концов
были приняты решения на петергофских совещаниях и который
продолжал затем быть основой политики самодержавия вплоть
до того, как выяснилась безусловная ошибочность ставки на кре-
стьянство в целом, на мнимый монархизм народа, получил де-
тальное развитие в записке, представленной Треповым Николаю
в мае 1905 г., написанной, впрочем, не самим Треповым, а пуб-
лицистом правого толка И. Я. Гофштеттером.
Петергофские совещания засвидетельствовали, что Трепов до-
бился своего. По мере быстрого ухудшения обстановки власть
все настойчивее ищет выход из кризиса в указываемом направ-
лении. В верхах укрепляется сознание, что от того, как поведет
себя крестьянство, зависит судьба режима и жизненно необхо-
димо обезопасить себя с этой стороны. Характерная для позиции
правящей верхушки запись появляется в конце сентября в днев-
нике Половцова после заседания у Сольского, на котором перед
собравшимися для обсуждения намечаемой реорганизации Совета
министров сановниками о значении крестьянского вопроса как
основном внутриполитическом факторе высказался Витте. Он,
записывал Половцов, «справедливо утверждает, что студенческие
сходки и рабочие стачки ничтожны сравнительно с надвигаю-
щейся на нас крестьянскою пугачевщиною», предлагая для пре-
дотвращения крестьянского движения «тотчас по собрании Думы
передать ей крестьянский вопрос».141
141 Дневник А. А. Половцова. — Красный архив, 1923, т. 4, запись
28 сентября 1905 г., с. 67,
186
Насколько острым представлялось общее положение, видно
и из написанного в тот же самый день вел. кн. Константином
Константиновичем. «В газетах страшные вести..— отмечалось
в дневнике 28 сентября. — Что-то увидим мы зимой? Без крова-
вых событий не обойтись».142
В этой накаленной атмосфере стратегия власти остается не-
изменной. Не только не проявляется намерения уменьшить рас-
хождение с оппозицией, но самодержавие, не колеблясь, идет на
дальнейшее обострение отношений с ней. Поводом для нового
конфликта явился очередной съезд земских и городских деяте-
лей, собравшийся в Москве 12—15 сентября для подготовки
к выборам в Думу. Большинство признало недостаточными как
присвоенные ей права, так и предусмотренную избирательную
систему, которую предлагалось заменить основанной на прин-
ципе бессословности при расширении круга избирателей. О же-
лательных переменах было заявлено в обращении к населению,
опубликованном 18 сентября.
Все имевшее место Трепов расценил как тяжелейший просту-
пок со стороны оппозиции, за который ее обязательно следует
покарать. В особенное беспокойство привело обращение к насе-
лению с указанием возможности принудительного отчуждения
некоторой доли частновладельческих земель. Ожидалось, что это
«еще более обострит отношения крестьян к прочим землевладель-
цам».143 Кроме того, и «несколько успокоившиеся рабочие полу-
чат новый толчок для предъявления своих непомерных требова-
ний». Одинаковым образом Трепов резко неодобрительно ото-
звался о заключении, представленном сенатором К. 3. Постов-
ским по завершении устроенного Треповым же расследования
предыдущего съезда земских и городских деятелей в начале
июля. Постовский не нашел оснований для привлечения его уча-
стников к суду, тогда как Трепов и в этом случае подвел дело
под соответствующую статью.144
Готовящиеся репрессии были, однако, сорваны октябрьскими
событиями, вырвавшими у самодержавия то, что всего лишь три
недели тому назад рассматривалось как «посягательство на су-
щество самодержавной власти».
Но как раз под влиянием этого тяжелейшего поражения само-
державие еще более укрепляется в проводившейся до того стра-
тегии, наращивая усилия не дать крестьянской массе обратиться
против существующего строя, которому будет не выдержать ее
натиска.
142 Из дневника Константина Романова, запись 28 сентября 1905 г.,
с. 136.
143 ЦГАОР, ф. 543, он. 1, д. 387, Докладная записка Николаю II
о съезде земских и городских деятелей, б/д, л. 45.
144 Там же, Доклад Д. Ф. Трепова Николаю II по поводу расследова-
ния сенатора К. 3. Постовского от 24 сентября 1905 г., л. 1—4.
187
Едва только был подписан Манифест 17 октября, как на самом
верху власти возникают новые планы и начинаются поиски иных
путей, поскольку, в частности, путь введения в России правового
порядка вел будто бы мимо крестьянства и ничего привлекатель-
ного для него в себе не содержал.
Та борьба, которая разгорелась наверху вокруг Манифеста
17 октября, известная и по воспоминаниям Витте, и по публи-
кации 11—12-го томов «Красного архива» за 1925 г., не только
не затихла, но, наоборот, вспыхнула с новой силой. И если Витте
как составитель Манифеста в предшествующие опубликованию
дни встретил упорное сопротивление видных представителей при-
дворных и правительственных кругов в лице ближайших цар-
ских советников — начальника канцелярии по принятию подавае-
мых на имя царя прошений барона А. Будберга и бывшего ми-
нистра внутренних дел И. Горемыкина, представивших в конце
концов совместный контрпроект Манифеста, едва не изданный
взамен подготовленного Витте,145 — то в первые же часы и дни
после появления самого акта в его редакции пускаются в ход
все средства, чтобы ошельмовать и политически потопить только
что назначенного председателя Совета министров. И Манифест,
и дальнейшие действия главы правительства подаются как дока-
зательство его изменнических умыслов. В этом особенно усердст-
вует барон А. Будберг, имеющий прямой доступ к царю. Дело не
ограничивается одними разговорами. Против Витте среди гвар-
дейского офицерства организуется заговор, создается тайное во-
енное общество. Заговорщики следят за каждым его движением,
чтобы «заполучить в руки доказательства его измены», в которой
они сами совершенно уверены.146 В планы заговорщиков входит
и убийство Витте, когда это будет сочтено целесообразным. К се-
редине декабря они уже готовы перейти от слов к делу. Будберг,
будучи одним из руководителей организации, поставил в извест-
ность о' ее замыслах брата царя вел. кн. Михаила Александро-
вича, огорченного невозможностью самому принять в ней учас-
тие вследствие занимаемого им положения, но с жаром одобрив-
шего преследуемые ею цели и попросившего держать его тайно
в курсе ее намерений. Знал о ней и Трепов.147 Осведомлен был
о ней, наконец, и сам царь.148 Он, видимо, решил держать ее до
поры до времени про запас, рассчитывая пока что получить от
Витте всю возможную пользу, не только не доверяя вместе с тем
ни единому его слову, но и считая, что имеет дело с притаив-
шимся врагом. Поэтому Будберг мог невозбранно нападать на
Витте в разговорах с царем. Пока приходилось терпеть присут-
145 Там же, ф. 859, on. 1, д. 11, Записки А. Будберга о событиях
1905—1906 гг., Записка об обстоятельствах появления Манифеста 17 ок-
тября, л. 39.
146 Там же, запись А. Будберга от 17 ноября [1905 г.1, л. 3 об.
147 Там же, л. 5 об.
148 Там же, л. 5.
188
ствие на самом верху власти этого лица, но как поступили оы
с ним, если бы на то была их воля, вполне раскрылось, когда
Будберг на приеме у Николая 15 декабря без обиняков поделился
с ним своим заветным желанием: «Самое меньшее — отправить
его за границу», но «лучше бы его арестовать!» Это была в точ-
ности мысль самого царя. «О, да!» — последовала реплика Нико-
лая.149 Являлась, впрочем, еще одна возможность отделаться от
Витте, которая тоже обсуждается с полной откровенностью. Если
об его аресте можно было только мечтать, то зато он находится,
как бы утешал Будберг Николая, «в большой опасности: анар-
хисты хотят его убить». А с этой стороны не выйдет, другие мо-
гут оказаться удачливее, ведь «тайное общество, о котором я го-
ворил, тоже, по-видимому, начинает об этом думать. На одном из
полковых обедов один из офицеров сказал моему брату, что гвар-
дия об этом думает».150 Но было, наверное, сочтено, что Витте
еще не сыграл всей предназначенной ему роли, чтобы покончить
с ним раз и навсегда, хотя, как видно, иногда это желание пере-
вешивало все доводы рассудка. В переживаемые труднейшие для
власти дни, в непрестанном ожидании могущей произойти с ми-
нуты на минуту катастрофы, потенциальный арестант мог еще
пригодиться. Он, пожалуй, больше прочих подходил для успокое-
ния «благоразумных» элементов. Он, думалось, еще располагал
каким-то кредитом, тогда как другие правительственные лица
утратили всякий авторитет. Так еще раньше рассуждал Тре-
пов,151 когда Будберг начиная с двадцатых чисел октября побуж-
дал царя и его поскорее убрать Витте и приступить к проведе-
нию другой политики. И не лишено парадоксальности, что,
обличая в Витте скрытого и потому особенно опасного пособника
революционного движения и постоянно убеждая в этом царя,
Будберг находил подтверждение своей правоты в недостаточно-
сти произведенных в государственном устройстве перемен. Дей-
ствительно, сам Будберг представил проект, далеко превосхо-
дивший наметки Витте. По его мнению, следовало ввести опре-
деленно конституционную форму правления, сделав правительство
ответственным перед Думой.152 Но, заходя гораздо дальше Витте,
Будберг делал это как ближайший царский советник из самых
верноподданнических побуждений и злоумышленность Витте
усматривал именно в том, что он остановился на полпути, наме-
ренно не дав разрядиться кризису, сохраняя состояние недогово-
ренности с общественными верхами. Поступал он так не по недо-
разумению, а с обдуманным намерением подорвать положение
власти и приблизиться таким образом к осуществлению своей
149 Там же, запись А. Будберга от 15 декабря 1905 г., л. 12 об.
150 Там же, л. 12 об.—7.
151 Там же, запись А. Будберга от 17 ноября [1905 г.], л. 5 об.
152 См. публикацию А. В. Островского и М. М. Сафонова «Неизвест-
ный проект Манифеста 17 октября 1905 года» в журнале «Советские
архивы» (1978, № 2, с. 64).
189
давнишней цели, которая состояла йе более и не менее в том,
чтобы развалить существующий в России порядок. И как лицо,
пользующееся особым доверием царя, Будберг всеми силами ста-
рается сорвать так понимаемые планы Витте, обезвредить его,
исправить устроенный им подвох с Манифестом 17 октября. Это
еще не последнее слово. Будберг находит единомышленников
в бывшем товарище министра внутренних дел Н. А. Зиновьеве,
государственном секретаре Ю. А. Икскуле фон Гильденбандте,
его помощнике П. А. Харитонове, бывшем министре государст-
венных имуществ II. X. Шванебахе и главе ведомства уделов
кн. В. С. Кочубее. И вместе они усердно хлопочут над тем, чтобы
поставить дело с установлением нового порядка иначе. Они раз-
рабатывают полностью законченный проект, по которому созы-
вался Земский собор для составления конституции, сформирован-
ный, впрочем, из назначенных лиц, представлявших дворянство,
крестьянство, купечество, духовенство, земство и свободные
профессии. Введение конституции должно было положить, по
мысли участников этого предприятия, конец всем недоразуме-
ниям между властью и общественными верхами, «партией поря-
дка», которой Витте злонамеренно пренебрегал, привести к их
тесному сплочению никак не в ущерб власти. Расчет определен-
но строился на том, что рядом с ней станут не оппоненты,
а имеющие те же самые цели и задачи представители общест-
венной верхушки, которым нечего делить с властью и у кото-
рых, конечно, нет ни малейшей причины бороться с ней, а зато
есть все основания выступить совместно с ней единым фронтом
против всех врагов существующего общественного строя. Введя
конституцию и сплотив вокруг себя общественную верхушку,
власть могла приступить к главному — всей наличной силой об-
рушиться на революционное движение, вступить с «крайними
партиями» «в открытую борьбу, не боясь неизбежного так или
иначе пролития крови».153 Идя на беспощадные репрессии, со-
бирались пустить параллельно на полный ход демагогию с целью
отвлечь широкие народные массы от продолжения революцион-
ной борьбы. Обрекая на гибель многие тысячи, рассчитывают
вместе с тем оживить в народе еще сохранившиеся, как каза-
лось, царистские иллюзии. И если предложенный проект государ-
ственного переворота через Трепова попал царю,154 то заложен-
ное в нем демагогическое начало еще ранее находит приме-
нение.
153 ЦГАОР, ф. 859, on. 1, д. 11, Записка о проекте удаления Витте и
переходе к новой политике, б/д, не позднее 23 ноября 1905 г., л. 8.
154 Там же. — Каков бы ни был финал этого замысла, он наглядно по-
казывает, в чем теперь искали и находили выход те, кто ни к какому
либерализму никакого отношения не имел и кто входил даже в ближай-
шее окружение трона и во всех своих действиях руководствовался са-
мыми верноподданническими побуждениями. Понимание ими обстановки,
предлагаемые ими средства находятся в русле уже успевших получить
190
Демагогия становится одной из важнейших ставок самодержа-
вия. С ее помощью надеются найти пути к крестьянству. Уже не
могли себе позволить не считаться, как прежде, с его нуждами,
игнорировать жгучую потребность в земле десятков миллионов,
налегая для поправления дела в особенности на демагогию, но
вместе с тем понимая, что отделаться одною ею не удастся. По-
казателен подход к крестьянской проблеме Будберга.
На аудиенциях у царя он рассуждает как помещик и пред-
ставитель своего класса. В этом качестве он настаивает на по-
давлении железом и кровью крестьянских выступлений,155 но он
не видит возможности уклониться от решения аграрного вопроса.
И когда партнер Будберга по несостоявшемуся Манифесту Горе-
мыкин выдвинул письменное обоснование, казалось, наиболее со-
ответствующей обстановке политики в отношении крестьянства,
предложив начать с отмены выкупных платежей в сумме
распространение в охранительской среде представлений, ранее свойствен-
ных либералам. Но, не становясь от этого либералами, охранители при-
ходят к мысли, что самодержавию нужно перестроиться. Верховенство
так и останется за ним, но оно должно стать другим. Неподвижность и
закостенелость власти признавались ныне вредными для нее же самой.
Перемены, от которых прежде отшатывались, теперь должны были со-
вершиться. И они не только не вели к ее колебанию, но, напротив, по-
зволяли ей упрочить свое положение. Таким средством упрочения начи-
нает считаться представительство, не исключая и законодательное. Теперь
оно воспринимается вовсе не как ниспровержение самодержавия и даже
не его умаление. Ведь рядом с властью станут, судили, не противники
ее, а союзники и надежные помощники — верхи общества с чувствитель-
ным преобладанием дворянства, чтобы совместно делать общее дело. Бу-
дет положен предел только произволу, гипертрофированному, ставшему
нетерпимым бюрократизму как источнику умножающегося беспорядка и
стеснений, только тому, что ослабляло саму власть и весь возглавляемый
ею общественный строй. Не ожидалось вреда, если слишком уж забрав-
шее силу и слишком зарвавшееся чиновничество будет наконец оттес-
нено на второй план и поставлено под контроль высшего органа классо-
вого представительства при сохранении верховного руководства за царем.
Сотрудничество власти с ее ближайшим окружением, регуляризация и
упрочение соединяющих их связей, должно было только оздоровить ее.
Выступали ведь не против власти, а, как думалось, против некоторых ее
нездоровых проявлений, ей же причиняющих ущерб. Вот почему Будберг,
позванный царем в октябрьские дни дать совет, как поступить, принялся
«доказывать ему абсолютную необходимость переменить режим не
только для того, чтобы водворить ныне нарушенное спокойствие, но, дей-
ствительно, с целью оздоровить Россию, больную сверху донизу» (см.:
там же, Записка об обстоятельствах появления Манифеста 17 октября,
л. 30 об.).
155 Там же, запись А. Будберга от 15 декабря 1905 г., л. 11 об. — Между
царем и Будбергом состоялся примечательный разговор. В ответ на во-
прос, как обстоят дела в его имении, Будберг, будучи прибалтийским по-
мещиком, объяснил Николаю, что все крестьянство обратилось против дво-
рян и «не одни шайки революционны, а все сельское население», и, по
его мнению, «нужны строгие репрессии, даже беспощадные!» Царь вполне
с этим согласился. «Государь сказал, что, по его мнению, дело надо вести
так: где разгромлено имение — все хутора в окрестности обыскать вой-
сками и у кого будет оружие в руках — расстреливать. Будет много не-
винных жертв, по перед этим останавливаться нельзя».
191
80 млн. руб. в год, то Будберг постарался настроить Николая
в пользу рекомендуемого курса. Он доставил царю записку Горе-
мыкина и письменно поддержал развитые в ней тезисы. По причине
перемен, провозглашенных 17 октября, в деревне, уверял Будберг,
сложилось весьма тревожное положение, поскольку «дарованные
России политические права ничего не говорят крестьянам, кото-
рые неминуемо должны подумать, что эти права были нужны
господам и кулакам, а крестьянам от них ничего не будет», — так
подавался Манифест, не только как нечто совершенно чуждое
крестьянству, но и как враждебно воспринимаемое им начало.156
«Если такой взгляд крестьянства от настроения перейдет к делу,
то подобное явление грозит великими бедствиями для государ-
ства», — писал автор, сам страшась и возбуждая боязнь царя
перед такого рода последствиями Манифеста. Крайне встрево-
женный подобной перспективой, Будберг предлагал немедля по-
заботиться о мерах, которые могли бы представить крестьянину
власть в выгодном свете. «Предотвратить это возможно не обе-
щаниями, а прямым делом, могущим отозваться на быте кре-
стьян». Таким делом выдвигалась отмена выкупных платежей.
В записке Горемыкина, датированной 25 октября, взгляд, что
созданный неделю тому назад порядок не представляет для кре-
стьянства ни малейшего интереса, и оно всем существом вле-
чется к самодержавию, и этим следует воспользоваться в тепе-
решний благоприятный момент, когда народ только пробуждается
к политической жизни, развит во всей законченности.157
Страна раскололась на две части, и большая из них чувст-
вует себя обойденной, скорее даже ущемленной, предвидя для
себя от нововведений новые беды и тяготы, навлекаемые к тому
же руками господ. «В дни торжества и радости, охвативших
вследствие получения политических прав известные части насе-
ления государства, другая, более многочисленная его часть —
земледельцы-крестьяне — скажут себе: все эти блага даны госпо-
156 Там же, ф. 543, он. 1, д. 501, Записка А. Будберга, б/д, не позднее
25 октября 1905 г., л. 77. —- Увеличивающийся размах крестьянского дви-
жения заставлял и в дальнейшем вести поиски в этом направлении, под-
рывая надежды справиться с массовыми выступлениями одной голой
силой. И если Будберг в разговоре с царем 15 декабря заявил себя сто-
ронником беспощадных репрессий в борьбе с развертывающимся крестьян-
ским наступлением, то в тот же самый день он беседовал о том, как быть
с крестьянством, еще и с А. Н. Куломзиным. Тот тоже был с докладом
у царя, предложив издать «Манифест в популярной редакции, из кото-
рого народ узнал бы, что первая забота правительства, когда соберется
Дума, будет наделение землею малоземельных» (см.: там же, ф. 859, on. 1
д. И, запись А. Будберга от 15 декабря 1905 г., л. 7 об.). Куломзину
понадобилось узнать мнение об этом Будберга. «Он меня спросил, согла-
сен ли я как помещик, что это необходимо, — передавались слова Кулом-
зина, — я сказал: „Да, безусловно; лучше часть продать, чтобы сохранить
остальное0». Так же, собственно, ставился в это время вопрос и Д. Ф. Тре-
повым (см.: Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. М., 1960, с. 196).
157 ЦГАОР, ф. 543, on. 1, д. 501, Записка И. Горемыкина Николаю II
от 25 октября 1905 г., л. 78, 79.
192
дам, интеллигентам, кулакам и прочим, верно, они им выгодны,
когда так их радуют, а нам что же? Плати подати, голодай по-
прежнему и жди журавля в небе!» — такова была картина, пред-
ставляемая на рассмотрение верховной власти. И хотя расчет и
строился на том, что крестьянство станет во враждебную пози-
цию к силам, вынудившим самодержавие на перемены, с другой
стороны, ожидавшееся недовольство крестьян и пугало. «Таких
толков можно ожидать и должно страшиться, — обращал Горе-
мыкин внимание царя и на нежелательные последствия такого
приписываемого крестьянству понимания происшедшего. — Вели-
кое предстоит бедствие, если такая мысль народная направит его
движение на опасный для государственного спокойствия путь».158
Однако первой заботой было завлечь крестьянство в свой ла-
герь, готовясь к продолжению борьбы и после издания Манифеста
17 октября. И первой направленной к этому мерой называлось
прекращение выкупных платежей. В бюджетных поступлениях
это должно было отразиться недостачей 80 млн. руб., но на это
предлагалось пойти, тем более из опасения, что того же может
потребовать и будущая Дума, и тогда уже никакого политиче-
ского капитала нажить не удастся.
Верховная власть целиком восприняла и санкционировала из-
ложенную программу действий и весь намеченный в записках
курс. И как прямой отклик на них можно рассматривать указа-
ния и определение общего направления политики, содержав-
шиеся в написанном царем 31 октября рескрипте.
«Я очень жалею, — говорилось в нем, — что в Манифесте
17 октября не было упомянуто о крестьянах и о мерах удовлет-
ворения их нужд.
Издание же второго манифеста сейчас, через две недели после
первого, должно произвести впечатление спешно составленного,
как бы запоздавшего акта, опубликованного вдогонку другому.
Вопрос, конечно, первенствующей важности п, по-моему, не-
сравненно существеннее, чем те гражданские свободы, которые
па днях дарованы России, — высказывал Николай суть своего
отношения к манифесту. — Правильное и постепенное устрой-
ство крестьянства на земле обеспечит России действительное спо-
койствие внутри на много десятков лет».159 В свете этого понятно,
почему царь намеревался без промедления сразу же собрать Со-
вет министров и «обсудить совместно вопрос о своевременности
издания второго манифеста», впрочем, уже и так предрешенного
категорическим желанием Николая двинуть самое важное с его
точки зрения дело. Поистине много воды утекло с тех пор, когда
Витте ровно семь лет тому назад, почти что день в день, обра-
тился к Николаю с обширным посланием, в котором доказыва-
лась необходимость взяться за решение крестьянского вопроса.
158 Там же, л. 79.
159 Там же, д. 506, Рескрипт Николая II от 31 октября, л. 2—2 об.
13 Ю. Б. Соловьев
193
Но тогда царь ему даже не ответил. А теперь, спохватившись,
боялись упустить лишнюю минуту, и уже 3 ноября публикуются
Манифест и указ, отменявшие с 1 января 1907 г. выкупные пла-
тежи при их уменьшении до того наполовину, а кроме того, зна-
чительно большее поле деятельности открывалось Крестьянскому
банку, становившемуся основным орудием решения аграрной
проблемы в том виде, в каком она представлялась верхам.
Все же написанное царем 31 октября свидетельствовало, что
этот Манифест действительно посылался вдогонку первому,
чтобы умалить его значение и, наложившись на него, затмить
его. И несомненно все высказанное Николаем делало рескрипт
документом концептуального значения. В нем зафиксировалось
и нескрываемое неодобрение Манифеста — спустя ровно две не-
дели после его подписания, — в котором, судил царь, отсутство-
вало главное, с включением чего Манифест стал бы, конечно,
документом совсем другого смысла. Главным же было очевид-
ное стремление сделать объявленные 17 октября перемены чем-то
второстепенным, побочным, поскорее оставив их позади. А дос-
тигнуть этого мыслилось поспешным выдвижением крестьянского
дела на первое место, в сравнении с чем все остальное умень-
шится в своих размерах, отодвинувшись на второй план.
Затеваемый маневр становится тем объяснимее, что в ок-
тябрьские дни лагерь охранителей присмирел и самодержавие
не получило с его стороны сколько-нибудь существенной под-
держки. В момент, когда на царизм надвигался девятый вал, его
приспешники держали себя незаметно. Как писал об этом вре-
мени Шипов, «все умеренные элементы общества принуждены
были стушеваться, отступить на задний план и оказались бес-
сильными внести умиротворение в возбужденное настроение ши-
роких и разнообразных общественных кругов».160
Сам царь, всем своим существом сопротивляясь до послед-
него предлагаемым переменам, объяснял свое вынужденное со-
гласие отсутствием необходимой помощи. «Да, России даруется
конституция. Немного нас было, которые боролись против нее.
Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло, — жаловался
он Трепову 16 октября, — всякий день от нас отворачивалось
все большее количество людей, и в конце концов случилось не-
избежное!» 161
В этой связи он пенял и дворянству. Уже после бурных лет
революции в период спада, когда она казалась сломленной, царь
с упреком припоминал весной 1908 г., как оно держалось осенью
1905 г. «Теперь, когда стало спокойнее, дворянство стало жало-
ваться на разные нововведения и реформы, но, спрашивается,—
писал он матери 27 марта 1908 г., — как и чем оно помогло пра-
160 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 332.
161 Черменский Е. Д. Буржуазия и царизм в первой русской певолто
ции. М., 1970, с. 144.
194
вительству в страшную осень 1905 г. Ровно ничем. Все попрята-
лись и присмирели, думая, что настал конец».162
А между тем в этой пассивности, помимо им замеченного, со
всей резкостью сказывалось и не замеченное им одно из основных
противоречий режима самодержавия, вытекавшее из сущности
царизма. Власть никому не позволяла стать организованной по-
литической силой, и дворянство здесь не составляло исключения.
К осени 1905 г. сумела до известной степени сорганизоваться
его либеральствующая фракция и то лишь потому, что она по-
ступала вопреки установленному порядку, нарушала запрет, на-
ложенный на всякую политическую деятельность. Основная же
масса, не допущенная самой властью выйти из аморфного состоя-
ния, не ставшая организованной силой и не приобретшая навыка
самостоятельного и согласованного политического действия, и
не могла сразу выступить готовой защитницей старого порядка.
Создание и деятельность организации Объединенного дворян-
ства вскоре доказали, как непросто и непрямо шел процесс спло-
чения дворянской правой, что нужны были годы, прежде чем она
составила из себя организованную опору режима.
Однако с вступлением революции в новую фазу после ок-
тября, затем декабрьского восстания и могучего подъема кресть-
янского движения процесс сплочения дворянства как классовой
опоры самодержавия подвигается вперед быстрыми шагами,
точно так же как и самодержавие поневоле обнаруживает свою
настоящую классовую сущность, терпит крах его попытка вы-
дать себя за друга и единственного защитника крестьянства, а
вместе с тем и вся намечаемая стратегия.
В вопросе о земле и обнаружилось в ближайшее же время
коренное и нерасторжимое единство самодержавия и дворянства
в условиях, когда крестьянская масса пошла войной на поме-
щичье землевладение, и в самом правительстве, как и в дворян-
ской среде, проявилась тенденция принять принудительное от-
чуждение как средство сохранить хотя бы часть принадлежав-
шего домещикам земельного фонда. Десятки, а вскоре же1 и сотни
разгромов поместий во всех концах России и массовое примене-
ние крестьянством самых острых форм борьбы в ноябре и де-
кабре 1905 г. очевидным образом означали, что под вопрос постав-
лено само существование дворянства как класса, поскольку про-
тив него двинулось все крестьянство в целом. Десятилетиями
накапливавшаяся ненависть к своим извечным притеснителям
наконец вырвалась наружу, и положение сразу достигло критиче-
ской точки. Бросив для отражения крестьянского натиска всю
наличную полицейскую и воинскую силу и убеждаясь в ее не-
способности справиться с движением такого размаха, правитель-
ство прежде всего в лице Витте и находящегося под его началом
162 Николай II — Марии Федоровне 27 марта 1908 г. — Красный архив,
1932, т. 1—2 (50—51), с. 184.
13*
195
главноуправляющего землеустройством и земледелием II. Н. Кут-
лера пробует парализовать опасность всему существующему
строю путем известного смягчения крестьянского малоземелья
за счет передачи крестьянству казенных и удельных земель.
В расчет шли и дворянские владения. Предусматривались как
покупки помещичьей земли Крестьянским банком в обычном по-
рядке, так и обязательный выкуп зависящей от размеров имения
его части.
В первой половине ноября Кутлер представил разработанный
на этих основаниях цроект, по которому половина всего частно-
владельческого фонда подлежала принудительному отчуждению.163
Приходилось считаться с тем, что «именно земли, наиболее не-
обходимые малоземельному крестьянскому населению, либо
вовсе не поступают в продажу, либо предлагаются по чрезмерно
высоким, непосильным для крестьянства ценам». В этих случаях
и вводился «корректив» принудительного отчуждения. Руковод-
ствовались здесь тем, что «при современных условиях... разре-
шение во что бы то ни стало земельного вопроса является пер-
венствующею из государственных задач».164 Эта неотступная
крайность заставляла идти и на громадные затраты по приобре-
тению земель у дворянства, исчисляемые «по самому скромному
расчету до двух с половиною миллиардов».165 Но и эта огром-
ная сумма выводилась в предположении, что оценка покупаемой
в обязательном порядке земли будет ниже существующих и тем
более существовавших до начала революции цен на землю.166
Содержание записки быстро перестало быть тайной, и хотя
интересы дворянства в предлагаемом проекте в пределах возмож-
ного ограждались самым тщательным образом, оно в подавляю-
щей массе восстало против него. Намечаемая мера подверглась
предельно ожесточенным нападкам. Она изображалась как со-
крушение самой основы существующего порядка и вообще как
полный переворот всей жизни, ведущий прямой дорогой к ги-
бели. В этом духе и было сразу же составлено опровержение
выставленных Кутлером аргументов, изложенное в получившей
широкое распространение безымянной контрзаписке, прочтенной
и одобренной царем. Ему собственно и было адресовано катего-
рическое заявление, что осуществление задуманного плана была
бы «актом безумия».167
Записка сыграла немаловажную роль в провале громимого ею
проекта, судя по тому, что по прочтении ее царь безоговорочно
163 Проект закона о мерах к расширению и улучшению крестьянского
землевладения. — В кн.: Аграрный вопрос в Совете министров (1906 г.).
М.—Л., 1924, с. 44.
164 Там же, с. 46.
165 Там же, с. 48.
166 Там же, с. 49.
187 Записка о проекте Кутлера. — Там же, с. 64. — По предположению
М. С. Симоновой, автором записки был В. И. Гурко. См.: Симонова М. С.
Аграрная политика самодержавия в 1905 г., с. 212.
196
встал на сторону автора. «Это умная записка», — выразил рй
свое отношение к ней.168 С ее позиций подошел он и к представ-
ленному 10 января .1906 г. докладу Витте по аграрному вопросу,
которым официально на царское рассмотрение передавался про-
ект принудительного отчуждения. Необходимость такого шага
обуславливалась крайней опасностью для режима обстановки
в деревне.169 Судьба проекта была предрешена замечаниями Ни-
колая. Напротив того места, где упоминалось о возможности от-
чуждения, он написал решительное «не одобряю».170 И для того,
видимо, чтобы доказать, что вопрос решен им окончательно и
бесповоротно, он в связи с рассуждением, что помещикам лучше
пойти на уступки, чем рисковать потерей всего, написал еще бо-
лее категорическое: «частная собственность должна оставаться
неприкосновенной».171
В ближайшее же время последовали действия и выступления
власти в духе этих резолюций, которые должны были показать
всем и, конечно, в первую очередь крестьянству, что она будет
бескомпромиссно защищать помещичье землевладение. Это было
засвидетельствовано уже данной Кутлеру по настоянию царя,
как уверяет в своих «Воспоминаниях» Витте, отставкой, нагляд-
ным образом демонстрировавшей, что вызвавший среди помест-
ного дворянства настоящую бурю проект отвергнут. Особую важ-
ность для успокоения дворянства приобретало непосредственное
обращение даря к крестьянству на приеме 18 января 1906 г. не-
скольких крестьян Щигровского уезда Курской губернии, пред-
назначавшихся по этому случаю сыграть роль представителей
всей крестьянской массы. «Всякое право собственности неприкос-
новенно: то, что принадлежит помещику, принадлежит ему; то,
что принадлежит крестьянину, принадлежит ему», —рассеивал
царь всякие еще имевшие распространение в крестьянской среде
иллюзии, что за счет помещичьей земли царским повелением мо-
гут быть расширены крестьянские поля. «Помните всегда, что
право собственности свято и должно быть неприкосновенно», —
утверждал он в качестве главного принципа неприкосновенность
еще остававшихся во владении дворянства пятидесяти с лишком
миллионов десятин.
Категорические заверения были даны и представителям по-
мещичьего класса в лице принятых одна за другой депутаций
тульского и тамбовского дворянства.
Однако само дворянство пе считает инцидент на этом исчер-
панным. Оно уже не довольствуется отставкой Кутлера, видя
в нем лишь исполнителя указаний Витте и ставя своей главной
168 Записка о проекте Кутлера. — В кн.: Аграрный вопрос в Совете
министров (1906 г.). М.—JL, 1924, с. 63.
169 Доклад Витте по аграрному вопросу от 10 января 1906 г.—
Там же, с. 71.
170 Там же, с. 76.
171 Там же, с. 78.
197
целью устранение Витте не только с поста премьер-министра, но
п вообще с политической арены. Он изображается скрытым и тем
более опасным врагом существующего строя, намеренно разжи-
гающим революцию, делающим все возможное, чтобы погубить
царско-дворянскую Россию. Дворянская правая, крепнущая со
дня на день, объявляет ему войну на истребление, связав для
себя нерасторжимо его имя с проектом отчуждения помещичьих
земель и попыткой приспособить государственное устройство
к новым условиям. Это все воспринимается теперь как злонаме-
ренное и обдуманное покушение на весь сложившийся порядок
жизни. И сплачивающееся правое дворянство наносит удар по
Витте, вкладывая в него всю силу, на которую оно было спо-
собно. В январе 1906 г. на имя царя от дворянства южных губер-
ний составляется петиция, которая должна была уничтожить
Витте политически. Во всем основном она повторяла записку
против кутлеровского проекта, вызвавшую царское одобрение, но
высказанная тогда аргументация повторялась в еще более кон-
центрированном виде, с еще большей напористостью. И она ис-
ходила не от какого-то анонимного автора, а под ней стояла
коллективная подпись дворянства нескольких губерний.
В (этом выступлении правого дворянства Витте усмотрел серь-
езную опасность для себя и вообще для намечаемого им курса
в его важнейшей части, которую составляло урегулирование аг-
рарного вопроса на основах, устанавливаемых в наотрез отверг-
нутом царем проекте. Признаком того, как он был встревожен
выдвинутыми против него обвинениями, явилось его решение
самому представить петицию на царское рассмотрение, снабдив
ее своими комментариями и тем упредив наносимый удар. Не
входя в дискуссию по существу, он в самой резкой форме ото-
звался о тех, от кого, по его предположениям, исходила петиция,
и об их методах действия. Весь его доклад был одной громкой и
высказанной на самой высокой ноте жалобой на развернутую
против него травлю. Однако своим предупредительным маневром
Витте ничего не достиг и ни в малейшей степени не облегчил
своего положения, а скорее еще более настроил царя против
себя. «Осерчал граф», — с насмешливой язвительностью заметил
Николай по прочтении виттевскпх филиппик, скорее даже забав-
ляясь выказанной им горячностью и, конечно, пальцем не соби-
раясь двинуть, чтобы отвратить натиск на Витте.172 Царская
резолюция означала, напротив, предоставление полной свободы
критики противникам проводимой Витте политики и даже поощ-
рение предпринимаемых со стороны правых нападок. И дело
было не только в неприязни к Витте, которую в очередной раз
перестали скрывать, а в выясняющемся коренном сходстве инте-
ресов самодержавия и дворянства.
172 Доклады С. В. Витте Николаю II. V. О петиции землевладельцев
2 февраля 1906 г. — Красный архив, 1925, т. 4—5 (11—12), с. 154.
Глава III
СПЛОЧЕНИЕ ДВОРЯНСТВА
КАК КЛАССОВОЙ ОПОРЫ
САМОДЕРЖАВИЯ В 1906-1907 гг.
В обстановке прямой угрозы самому существованию помещичь-
его землевладения и открывшейся возможности непосредственно
отстаивать свои важнейшие классовые интересы быстро подви-
гается вперед процесс формирования дворянской правой как
важнейшей составной части лагеря контрреволюции.
Инициативу сплочения дворянства и превращения его в объ-
единяющую всех противников происходящих перемен силу берут
на себя те, кто уже многие годы упорно противодейс'твовал вся-
кому отклонению от установленных порядков, изображая ката-
строфой малейшее послабление существующего режима.
В этой роли давно и прочно утвердился Н. А. Павлов, один
из ближайших сотрудников Мещерского по «Гражданину», кото-
рый теперь явился организатором одного из самых первых поме-
щичьих образований, известного под названием «Всероссийского
союза землевладельцев». Еще в сентябре 1905 г. его хлопотами
в Саратовской губернии было создано объединение помещиков,
имевшее целью охрану дворянских владений. Состоялось учре-
дительное собрание, и под председательством саратовского гу-
бернского предводителя дворянства М. Ф. Мельникова и при
участии И. Сабурова и Н. А. Павлова были выработаны про-
грамма и устав.1
Появление этой организации было воспринято как сигнал
к объединению и в ряде других губерний, в Москве, а также
в Петербурге в свою очередь собрались советы учредителей, до-
полнившие принятые в Саратове программу и устав.
Коренной задачей было определено «водворение порядка в де-
ревне», «окончательно подорванного бездействием гражданских
властей». Все это состоялось еще до манифеста 17 октября, ко-
торый, как заявил на первом съезде объединения его глава
А. А. Чемодуров, повергнул его участников «в полное недо-
умение».2
1 Журнал заседания съезда учредителей Всероссийского союза земле-
владельцев 17 ноября 1905 г. и извлечение из стенографического отчета
журнала заседаний 17—20 ноября. М., 1906, с. 6
2 Там же.
199
Относясь с безусловным неодобрением к этому шагу само-
державия, руководящая группировка разослала по губерниям
около 1000 приглашений прибыть на учредительный съезд соз-
даваемого союза землевладельцев, на которые откликнулось до
400 человек, й из них 227 человек из 33 губерний приехали на
открывшийся 17 ноября съезд, а еще от 200 были получены
приветствия.3
Облик объединения вполне определяло провозглашенное на
съезде намерение отстаивать и впредь православие, самодержа-
вие и народность, не принимая ничего наносящего ущерб этой
триаде.
Именно такова была политическая программа, предложенная
собравшимся Советом во главе с Чемодуровым. Совет состоял из
23 членов, в число которых входили такие столпы дворянской
реакции, как кн. А. Г. Щербатов, Н. А. Павлов, П. Ф. Була-
цель, Г. В. Бутми, гр. В. Ф. Доррер, кн. А. А. Ширинский-Ших-
матов. Уже на съезде он был дополнен включением в него
гр. В. П. Орлова-Денисова, кн. В. А. Голицына, И. А. Звегин-
цева, гр. С. А. Толя и гр. С. Д. Шереметева.
На первых заседаниях 17 и 18 ноября от правительства по-
требовали применения «самых энергичных мер» для подавления
революционного движения. По мнению Совета, предложенному
на утверждение съезда, «успокоить и водворить мир в сельских
местностях может только быстро и энергически действующая
власть, не ограниченная в полномочиях военного суда и рас-
правы».4 Но как раз правительство в представлении взывавших
о помощи помещиков выступало едва ли не покровителем, как
будто бы даже сообщником революционеров. По крайней мере
на счет Витте высказывались прямые обвинения этого рода. Его-
«столь недостойная политика опирается лишь на революционные
силы».5
Но и в целом о правительстве отзывались самым уничижи-
тельным образом, давая волю давно накопившемуся против него
раздражению, объявляя его чем-то чужеродным, будто бы ни-
чего не понимающим в происходящем в России и увлеченным
лишь слепым подражательством Европе. На этих основах был
составлен адрес царю. Поднести его должна была делегация,
включавшая Н. А. Павлова, кн. А. Г. Щербатова, А. А. Чемоду-
рова, В. Н. Ознобишина, И. Г. Евстратова, П. Ф. Булацеля,
С. Ф. Шарапова, К. Н. Пасхалова и Л. Л. Кисловского.
В тесной связи с общеполитической программой стояло и
рассмотрение 19 ноября аграрного вопроса. Прежде всего было
решительно отвергнуто принудительное отчуждение помещичьей
земли. Выход из кризиса съезд видел в скорейшем разрушении
3 Там же, с. 7.
4 Там же, с. 10.
5 Там же, с. 14.
200
общины. Правительству предъявлялось новое тяжкое обвинение
в том, что в этом важнейшем вопросе оно проводило в корне
неправильную политику. Разошедшиеся помещики видели при-
чину этого в том, что «жизнь внутри России непонятна для
него». На него взваливалась теперь вся вина за случившееся.
Ведь «весь наш 40-летний строй, воздвигнутый на принципе об-
щинного владения крестьян, был роковой ошибкой, и теперь не-
обходимо его изменить», — выносили они безапелляционный при-
говор всему, что делалось по крестьянскому вопросу после ре-
формы 1861 г.6
Ставя крест чуть ли не на полувековом прошлом, все требо-
валось начинать с самого начала, переходить, а вернее переска-
кивать, к проведению прямо противоположной прежнему поли-
тике. Поучавшие теперь власть в ясном сознании своих классо-
вых интересов, оставаясь крепостниками и носителями
бескомпромиссной реакции в общеполитической сфере, требовали
перехода к буржуазной политике скорейшего раскрепощения
крестьянства, видя главную причину происшедшего взрыва
в унаследованных от крепостного права пережитках, в фактиче-
ском лишении крестьянства нрава распоряжаться своей собствен-
ностью и прежде всего в отсутствии у него очищенной от
крепостнических наслоений собственности. «Главная причина
всех крестьянских бед заключается в том, что они до сих пор
крепостные, прикреплены к земле, — пользуясь либеральной фра-
зеологией, рассуждали эти закоренелые крепостники. — Община
есть та язва, которая делает их положение безвыходным».7 На
фоне этой фронтальной атаки на общину проводилась защита
помещичьего землевладения с той мотивировкой, что само кресть-
янство не сможет без него обойтись, лишившись основной доли
заработка, а кроме того, государству будет нечем расплачиваться
по своим обязательствам, так как резко сократится сельскохо-
зяйственный экспорт. В этой части рассуждения съезда пред-
ставляли собой как бы пересказ существовавшей уже к этому
времени ноябрьской записки, направленной против кутлеров-
ского проекта.
Уже в скором времени, едва только возникшая помещичья
организация получила возможность довести свое мнение сразу
же до сведения царя, минуя все промежуточные инстанции, ее
представители — Чемодуров, Павлов, Шарапов и некоторые дру-
гие вместе с вожаками иных появившихся после 17 октября
групп и группочек крайних направлений — были приняты 1 де-
кабря Николаем. Из аудиенции, по-видимому, было решено не
делать большого события, и дело поначалу ограничилось тем,
что царь принимал, не читая, направленные к нему обращения,
не давая подателям выступать с речами и высказать какие-либо
G Там же, с. 22.
7 Там же, с. 25.
201
со-веты, а тем более настояния. С представляющимися шел обмен
малозначащими бесцветными фразами. Однако дворянские по-
сланцы придали встрече иное направление. «.. .Когда дело до-
шло до союза землевладельцев, — звучал рассказ очевидца, — тут
началась иная сцена. ЧемоДуров горячо говорил о невозможности
жизни в России, о пожарах и грабежах, о разрушении деревни,
указывал одного присутствующего помещика, у которого все
имение только что сожжено. Говорил что-то и Шарапов. Но
резче всех говорил Павлов... который, очертив анархию, сказал,
что теперь все недоумевают, сохранил ли император свое само-
державие после 17 октября. Все спрашивают, „и мы не знаем, что
ответить"».8
В этой непредвиденной ситуации царь остерегся связывать
себе руки какими-нибудь обязывающими заявлениями, хотя дво-
рянское выступление произвело на него заметное впечатление.
По словам того же очевидца, «эта атака „Союза землевладель-
цев". .. очень смутила императора, но он ни слова не ответил
и со смущенным видом, молча ушел». Этот рассказ нашел под-
тверждение и со стороны В. А. Грингмута, присутствовавшего
на аудиенции в качестве главы наскоро сколоченной им «монар-
хической партии». И по нему выходило, что речи от Союза зем-
левладельцев были «очень резки». «Чемодуров прямо поставил
вопрос: самодержавен ли теперь император? Император, очень
смущенный, молчал секунд 15 и затем пожал руку Чемодурову
и сказал: „Благодарю Вас за чувства и за службу"... Несмотря
на это поразительное умолчание, Шарапов, бывший последним
в ряду Союза, снова остановил императора и прямо сказал: „Вам
был поставлен вопрос: самодержавен ли Вы теперь или нет?
Нам это необходимо! знать, ибо ответом на это определяется наш
долг и наши действия!..." Но император и тут не дал ответа
и молча ушел в дверь, около которой стоял Шарапов».9
Ломившиеся напролом предводители Союза не желали счи-
таться с тем, что в острейшей политической обстановке царь
опасался подливать масла в огонь. А провозгласить себя само-
державным было равнозначно в сущности отмене Манифеста
17 октября — шаг слишком рискованный, чтобы, не раздумывая,
как требовали разошедшиеся помещики, решиться на него. Но
так или иначе, он услышал голос дворянства и узнал из первых
рук, к чему клонятся его пожелания. Пока же в конце 1905 г.
и в первые месяцы 1906 г. в ускоренном темпе продолжалось со-
бирание сил дворянской правой. В Петербурге 7—11 января
1906 г. состоялся съезд губернских и уездных предводителей
дворянства, на котором преобладали сторонники сохранения сво-
бодного от каких-либо стеснений в праве собственности поме-
щичьего землевладения. К этому же времени относится и пер-
8 25 лет назад (из дневника Л. Тихомирова). — Красный архив, 1930,
т. 4—5 (41—42), запись 2 декабря 1905 г., с. 113.
9 Там же, запись 4 декабря 1905 г., с. ИЗ.
202
вый шаг в организации общедворянского объединения. На дворян
ских собраниях в Тамбовской и Курской губерниях 12 и
17 января 1906 г. принимаются решения приступить к устрой-
ству всероссийского съезда дворянства.
Соответствующее обращение встретило благоприятный отклик
27 дворянских обществ. Шесть обществ — пензенское, владимир-
ское, костромское, новгородское, эстляндское, орловское — отве-
тили отказом участвовать в создаваемой организации, а еще
14 совсем не ответили.
Но и до состоявшегося в конце мая 1906 г. первого общедво-
рянского съезда позиции дворянской правой уточнились на
предшествовавшем ему съезде в феврале 1906 г. Союза земле-
владельцев, закрепившем и развившем решения, принятые на
ноябрьском учредительном собрании.
На съезде господствовало наступательное настроение, под-
крепленное сознанием выяснившейся возможности дворянства
оказывать влияние на правительственную политику. В своем
вступительном слове председатель Совета Чемодуров отозвался
о предпринятых по поручению учредительного собрания дей-
ствиях как о не прошедшем бесследно «первом серьезном предо-
стережении» «людей земли» по поводу «действительно страшной
опасности», усугубленной тем, что правительство будто бы «де-
лало одну уступку за другой».10
Что настояния дворянства возымели нужный эффект, засви-
детельствовал и опубликованный 12 февраля в день открытия
заседаний съезда ответ царя депутации владимирского дворян-
ства, в котором снова было категорически подтверждено, что на-
мечаемые в отношении крестьянства меры будут проводиться
«при непременном условии сохранения неотъемлемости частной
земельной собственности».
Однако располагая этой гарантией, помещики вовсе не чувст-
вовали себя уверенно и опасались за ближайшее будущее, по-
скольку, как было замечено во вступительном слове Чемодурова,
«революционное движение и крестьянские беспорядки, прекра-
щенные энергическими мерами правительства в некоторых мест-
ностях России, нельзя еще считать окончательно подавленными»,
а кроме того, «существуют признаки повторения весной деревен-
ских беспорядков, одна мысль о которых парализует всякую за-
боту о ведении хозяйственных мероприятий».11 Да и практиче-
ские действия правительства все еще казались недостаточно четко
проводящими провозглашенный царем курс безоговорочной за-
щиты помещичьего землевладения.
Требования к правительственной власти были изложены
в представленном съезду докладе Совета, содержавшем как об-
щую оценку положения, так и вытекавшие из этого тактические
10 Журнал заседаний съезда Всероссийского союза землевладельцев
12—16 февраля 1906 г. М., 1906, с. 9.
11 Там же, с. 9.
203
установки. Подбором и освещением фактов Совет тщился создать
впечатление, что перед лицом крестьянского натиска дворянское
землевладение было предоставлено самому себе и не получило
сколько-нибудь существенной защиты со стороны местных вла-
стей, поощряемых в своем бездействии свыше. Доклад пестрел
такими выражениями, как «бездействие власти», «летаргическое
состояние администрации», «бестолковость' действий полиции»,
«полное бездействие местных властей» и прочее в этом роде.
Самый же переход крестьянства к активным действиям при-
писывался Манифесту 17 октября. Он, «провозгласивший неоп-
ределенные принципы и совершенно не вызванный действитель-
ными потребностями парода»,12 решительно осуждался. Но уже
с подлинным остервенением дворянская правая набрасывалась на
его автора, в котором она видела источник и причину всех зол.
«... Правительство графа Витте явно идет против высочайшей
воли государя императора, вновь подтвердившего святость и не-
прикосновенность права собственности», — ярились против Витте
авторы доклада, обвиняя его затем в тайном умысле погубить
дворянство и вообще развалить весь существующий строй. В до-
казательство и пояснение вменяемых ему злоумышленных наме-
рений проводилась деятельность Министерства финансов, будто бы
не имеющего другой цели, как извести дворянство. «Со всех
сторон поступают известия о подстрекательстве против земель-
ных собственников со стороны чинов крестьянского банка», —
жаловались потерявшие всякое чувство меры помещики. «Тем же
революционным делом заняты и другие агенты Министерства
финансов», — обвиняли они во враждебных намерениях все Ми-
нистерство в целом. Его злокозненным пособником объявлялось
и судебное ведомство, которое «немало способствовало все боль-
шему распространению анархии и бесправия».13
Основанием всех этих несообразных претензий служило убеж-
дение, что власти уклонились от употребления драконовских мер,
тогда как вполне достаточно было бы ввести по всей стране воен-
ное положение с применением полевого суда, чего сделано не
было. «Обыкновенных наказаний, кратковременных арестов и т. д.
для борьбы против этой эпидемии, — заявлялось в докладе, —
недостаточно». «Единственное наказание, которое действительно
против бунта», называлось наиболее подходящее средство, —
«это смертная казнь». Власти рекомендовалось пойти на «широ-
кое и немедленное применение смертной казни».14
Призывы широко развернуть войну против многомиллионной
народной массы, не боясь кровопролитий и, наоборот, топя кре-
стьянское движение в крови, подогревались в особенности стра-
хом за ближайшее будущее. «Мало где заметно успокоение, —
12 Там же, с. 19.
13 Там же, с. 26—29.
14 Там же, с. 31.
204
констатировалось в докладе, — напротив того, отовсюду приходят
известия о том, что крестьяне, подстрекаемые агитаторами, гото-
вятся к повсеместным земельным захватам весною».15
В этой обстановке готовящегося штурма вся надежда уцелеть
связывалась исключительно с самодержавием, которому, правда,
не дает развернуться во всю силу Витте. Однако, заявлялось
в докладе, «сколь ни велики бедствия и разорения русского зем-
левладения от гр. Витте и его ставленников, но есть еще на-
дежда, пока есть у нас самодержавный, неограниченный царь».16
И в присутствии лишь отодвинутой, но, как хорошо сознава-
лось, неустраненной опасности от верховной власти ожидалось,
что она обратится к крестьянству с манифестом или указом, под-
тверждающим неприкосновенность помещичьего землевладения,
пустив вместе с тем в ход весь имеющийся в ее распоряжении
арсенал средств подавления.17
Все предложенное Советом нашло со стороны съезда безус-
ловное одобрение. Его настроение лучше всего отразил, пожалуй,
в своем выступлении Д. Н. Кованько. «Наше положение можно
уподобить пожару, — говорил он. — Нужно немедленно думать,
как его потушить, и потом уже расследовать причины, которые
его вызвали, и подумать об общих мерах для того, чтобы он не
мог возобновиться».18 Пока же, твердил он, «меры строгости и
смертная казнь всего более целесообразны».
Ходатайство с этими призывами прошло единогласно и было
направлено министру внутренних дел.
Однако и до сознания наиболее закоснелых носителей тради-
ций старого строя начинало доходить, что в войне с почувство-
вавшим свои силы крестьянством полной победы быть не может,
и они тоже раздумывали о том, как этого уже теперь внушав-
шего такой страх врага не только обезвредить, но и превратить
в дальнейшем в своего союзника. Волей-неволей приходилось счи-
таться с тем, что в жизни России уже совершился переворот, на-
родная масса более не может быть приведена в прежнее бесправ-
ное и безмолвное состояние и тем самым потерпела банкротство
вся прежде проводившаяся политика в ее важнейшем аспекте.
От того, что воздвигалось и утверждалось десятилетиями, оста-
лись одни обломки. И разрозненные, выступления крестьянства
с очевидностью доказывали непригодность бывших до того в упо-
треблении методов удержания его в повиновении. Не обманы-
ваясь временным затишьем, собравшиеся помещики понимали,
что крестьянство далеко не побеждено недавними репрессиями
и само существование дворянского землевладения по-прежнему
находится под вопросом. Новый натиск крестьянства в ближай-
шее же время мог окончательно решить его судьбу. Как и чем
15 Там же.
16 Там же, с. 30.
17 Там же, с. 32.
18 Там же, с. 36.
205
предотвратить повторение бурных событий конца 1905 г., имея
в виду, что ставка на голую силу, на грубое подавление крестьян-
ства, хотя еще и способная дать кратковременный эффект, все же
бита, — такова была главная забота собрания, и на развалинах
старого курса принялись спешно возводить новое здание, общими
усилиями пробуя отыскать какие-то новые пути, так или иначе
найти доступ к крестьянству. При создании организации земель-
ных собственников, в которой главенствовало бы дворянство, ис-
ходили из того, что, как формулировалось в проекте ее устава,
«никакое государственное учреждение и никакая военная или
иная сила не помогут нам в нашей беде, могущей наступить даже
весною, а прежде всего поголовное сплочение сельских хозяев».19
И в этих поисках выхода все определеннее и четче вырисовы-
вались контуры столыпинской политики, закладывались ее ос-
новы. Столыпинщина висела в воздухе. То, что в дальнейшем
связывали с именем Столыпина, высказывалось и разрабатыва-
лось гораздо раньше. Проблема была поставлена до него, и было
предложено ее решение — то самое, которое в качестве руководя-
щего начала выдвинул затем Столыпин.
Но уже самые первые шаги в этом направлении обнаружили,
насколько сложен и затруднен будет намечающийся переход
к новому курсу, какие противоречия возникают на этом пути,
поскольку во всем главном дворянство оставалось на старых по-
зициях. Обрисовывались не только контуры столыпинской поли-
тики, но и ожидающая ее в конечном счете неудача вследствие
неспособности самодержавия и дворянства, сохранявших свою
прежнюю природу и сущность, совершить тот крутой разрыв
с прошлым, который требовался для приспособления к новым ус-
ловиям. Одна перспектива сколько-нибудь значительных перемен
породила в дворянской среде глубокие расхождения. Сразу про-
звучали опасения, что последствиями предлагаемых преобразова-
ний будут сильнейшие потрясения всего жизненного уклада и
такое обострение противоречий, которое завершится новым вы-
ступлением народной массы против существующего строя.
В каком направлении будут производиться попытки преодо-
леть завершившийся революцией кризис созданногт после ре-
формы 1861 г. системы и с какого рода препятствиями столкнутся
они, выявили прения, развернувшиеся при обсуждении крестьян-
ского вопроса в связи с докладом помещика А. А. Дубёнского
о крестьянском землеустройстве.
Об остроте проблемы свидетельствовал уже один тог факт,
что доклад был единодушно отвергнут съездом. Причиной послу-
жил основной вывод, сделанный владельцем имения в 4000 деся-
тин, что другого пути выхода из кризиса, кроме увеличения кре-
стьянских наделов, не существует и глубоко заблуждаются те,
кто считает, что «земельный вопрос вообще отсутствует, что су-
19 Там же, с. 156.
206
ществует лишь ряд мелких вопросов и отдельных недоразумений,
которые могут быть разрешены отдельными частными мероприя-
тиями».20 С другой стороны, при отсутствии у крестьянства «до-
статочных знаний и средств» безосновательными представлялись
ему надежды тех, кто ожидал, что проблема малоземелья
решится сама собой по мере применения крестьянством более усо-
вершенствованных приемов ведения хозяйства. Поэтому предлага-
лось ориентироваться на увеличение крестьянского землепользо-
вания путем предоставления ему возможности приобретения тре-
буемой земли за счет средств, выделяемых казначейством.21
Допускалось и отчуждение в этой связи части дворянского зе-
мельного фонда.
Предложения Дубенского и в особенности их обоснование вы-
звали дружное несогласие съезда. Как говорил в их опроверже-
ние А. П. Мещерский, «если Россия и страдает, что только разве
обилием земли», и потому «аграрного вопроса» в России нет и быть
не может. Требовалось же, не прикасаясь к владениям помещи-
ков и их праву бесконтрольно и без малейшего вмешательства со
стороны распоряжаться своим имуществом, изменить положение
крестьянства. Мещерский целиком возлагал всю вину за случив-
шееся на верховное руководство, не только будто бы забросившее
ради промышленности сельское хозяйство, но и проводившее
в корне неверную политику в отношении крестьянства.
Правительству предъявлялась та претензия, что «с 61 года
до наших дней успехов в земледелии почти не сделано ника-
ких».22 И совсем на либеральный манер и даже не без пафоса
власть упрекали в лишении народной массы всякого подобия сво-
боды, а это угнетающе повлияло на общее состояние сельского
хозяйства, не давая крестьянству подняться выше уровня под-
держания убогого существования. «Россия с 1861 года не была
земледельческой страной и не могла быть таковою — это была
какая-то исправительная земледельческая колония», — отмеже-
вывался Мещерский от того, что десятилетиями делалось в инте-
ресах как самодержавного государства, так и дворянства. «Кре-
стьяне с 61 года прикреплены к земле крепче, чем при крепост-
ном праве, — продолжал он свои обличения как заправский либе-
рал. — Все проявления их жизни, хозяйственной и семейной, были
заключены в тесные рамки и подчинены опеке общины и чинов-
ников».
Главный расчет строился на том, что «если утвердить все зем-
левладение, как мелкое, так и крупное, на началах твердой зе-
мельной собственности, то очень скоро землевладельцы всех со-
словий почувствуют общность взаимных интересов».23
20 Там же, с. 55.
21 Там же, с. 57.
22 Там же, с. 58.
23 Там же, с. 60.
207
Собственно дворянская политика, которая должна была
прийти на смену отвергаемому, состояла в превращении крестья-
нина-общинника в землевладельца, но с тем, чтобы связанные
с этим крупные расходы нес бы он сам и чтобы ни клочка земли
не досталось ему даром.
В этом же духе высказывались и говорившие после Мещер-
ского, выступая, как и он, с позиций старорежимного дворянства
за меры объективно буржуазного характера. Лозунг — никакой
добавки земли крестьянству с одновременным превращением его
в собственника — получил подробное обоснование в речах
д. Н. Кованько, гр. А. А. Салтыкова, Ю. В. Арсеньева.
Тем не менее предлагаемый маневр не встретил единодушного
одобрения, вызвав возражения со стороны ряда участников
съезда, опасавшихся, что освободившееся от связывающих его по
рукам и ногам пут крестьянство быстро переменит всю обста-
новку в деревне в ущерб дворянству, оттеснив его на второй план.
Зато весь съезд с полным единодушием постановил противодей-
ствовать любому ограничению в распоряжении земельной соб-
ственностью.24 Но все же при установившемся единомыслии
в главном на счет того, как быть с крестьянством, а шире и в ко-
нечном счете — по какому двинуться пути, в какой мере при-
нять и допустить в деревне капиталистические порядки, были
предложены разные решения.
Это обнаружилось при обсуждении сделанного Павловым
доклада о крестьянском землепользовании, основной пункт
которого состоял в предоставлении крестьянству права сво-
бодного распоряжения наделом вплоть до его продажи — с одним
только условием, чтобы земля продавалась исключительно кре-
стьянам.25
Далее предлагалось широко развернуть переселение кресть-
янства, пустив в оборот все казенные земли и предоставляя пе-
реселенцам за счет казны необходимые средства для обоснования
на новом месте.
Давний сотрудник В. П. Мещерского, выдвигая свой проект, ис-
ходил из того, что страна стоит на краю социального переворота и
«у борящихся с социализмом одно орудие — собственность и
право на нее, ничем, никогда и ни при каких условиях не огра-
ничиваемое».26
Наблюдая, как быстро вовлекается крестьянство в револю-
ционное движение, Павлов считал, что «есть еще время остано-
вить это новое настроение крестьян, но не одной военной силой,
а немедленно, до созыва Думы, разрешением земельного во-
проса».27
24 Там же, с. 67.
25 Там же, с. 98.
26 Там же, с. 97.
27 Там же, с. 98.
208
Весь ход обсуждения убеждал в том, что эта мысль успела
прочно укорениться и план Павлова сразу получил благоприят-
ный отклик.
Однако другой видный представитель дворянской правой Ша-
рапов был положительно испуган перспективой того крутого
переворота, в котором иные видели единственное средство спа-
сения. Община оставалась для него краеугольным камнем всего
существующего в деревне порядка, который следовало во что бы
то ни стало уберечь от гибели. Он категорически высказался за
сохранение общины.28
После уклончивого выступления Чемодурова в самом резком
тоне полемику с Шараповым повел один из организаторов съезда
Кисловский, как раз в общине видевший главную причину раз-
вернувшегося против дворянства движения и произнесший про-
странную речь против «этого уродливого пережитка средних ве-
ков».29 И подытоживая все сказанное, Кисловский предлагал
съезду принять резолюцию о полном уравнении крестьянства
в имущественных и семейных правах с другими сословиями. На-
дельная земля признавалась собственностью каждого отдельного
крестьянина при вытекающем отсюда праве ее продажи. Огова-
ривалось, правда, что ее покупателями могли быть только кре-
стьяне.30 Однако то, в чем Кисловский, Павлов, Мещерский и их
единомышленники видели единственный выход, И. С. Дурново
представлялось верной дорогой к гибели.
Но ставка на архаику, намерение идти прежней колеей
в радикально переменившейся обстановке отвергались теми, кто
теперь лихорадочно искал выхода из тупика, в который завела
вся предшествующая политика. Имея точно те же ориентиры и
цели, что и их оппоненты, они считали вполне возможным пе-
рейти к проведению капитальных перемен в рамках существую-
щего строя, не предполагая, что он будет потрясен ими до самого
основания. Вовсе не имелось в виду преобразовывать жизнь
в России на буржуазный лад, настаивая на проведении объек-
тивно буржуазных преобразований. Ими-то, напротив, намерева-
лись укрепить старый общественный и государственный уклад,
не видя, в каком непримиримом антагонизме одно стоит с дру-
гим. Предполагалось, что освобождение крестьянства от пут кре-
постничества, в которых никакая власть и сила уже не могла его
удержать, примирит его с существующей системой и послужит
к ее вящему упрочению. Очищение ее от уже совершенно нетер-
пимых пережиточных явлений представлялось простой опера-
цией, а пока на собрании завзятых ретроградов о старых поряд-
ках говорили так, что и записные либералы не могли бы ска-
зать большего.
28 Там же, с. 92.
29 Там же, с. 103.
30 Там же, с. ПО.
14 Ю. Б. Соловьев
209
По завершении дискуссии съезд избрал комиссию в составе
Н. А. Павлова, Д. Н. Кованько, И. С. Дурново, гр. А. А. Салты-
кова, Л. Л. Кисловского, В. Н. Ознобишина и кн. Н. С. Щерба-
това, которая должна была представить конкретные рекоменда-
ции по обсуждавшемуся вопросу.
На следующий день, 15 февраля, председатель комиссии Пав-
лов доложил съезду, что она не смогла прийти к единому мнению.
Одна точка зрения была сформулирована Дурново, предлагав-
шим оставить полную неотчуждаемость надельных земель с пре-
доставлением крестьянам права выхода из общины.31 В свою оче-
редь Кисловский, поддержанный Павловым и некоторыми дру-
гими членами комиссии, предложил ввести полное уравнение
крестьянства с другими сословиями в имущественном и семейном
праве и, сделав надельную землю крестьянской собственностью,
предоставить возможность продавать ее, ограничив, однако, круг
покупателей одними крестьянами.32
Ввиду вскрывшегося разногласия съезд по предложению Че-
модурова не пошел дальше принятия решения об ознакомлении
членов Союза с содержанием прений с тем, чтобы, получив затем
от них письменные отзывы, во всяком случае выработать на их
основе окончательное мнение Союза до того, как делом займется
Дума. Но, откладывая до этого момента принятие соответствую-
щей резолюции, съезд тем не менее счел возможным признать
желательным перевод крестьянства на владение надельной зем-
лей с исключением, однако, ее продажи не крестьянам.33
Но если в ходе обсуждения крестьянского вопроса среди уча-
стников собрания и обнаружились расхождения, то нарушивше-
еся единство было восстановлено, когда в последний день засе-
даний съезда на его рассмотрение был представлен доклад Щер-
батова о необходимости отказа от окончательно утвердившегося
в министерство Витте финансово-экономического курса, соответ-
ствовавшего потребностям развития капиталистического уклада.
В дружном осуждении виттевской политики сошлись те, кто про-
должал держаться за старое, и те, кто, будучи занят поисками
путей приспособления к новой, созданной революцией обстановке,
мог сойти за либералов. Весь съезд в целом поддержал основной
тезис докладчика, сводившийся к замене введенной с предель-
ным напряжением сил золотой валюты бумажными деньгами.
Ни ту, ни другую фракцию не смущало, что это, конечно, по-
вело бы к расстройству всей экономической жизни страны, по-
дорвало бы кредит России на международном денежном рынке и
сопровождалось бы такими потрясениями, с которыми самодер-
жавию было бы весьма затруднительно справиться. После всех
пореформенных десятилетий при уже окончательно и беспово-
31 Там же, с. 143.
32 Там же.
33 Там же, с. 144.
210
ротно укоренившемся капиталистическом строе капиталистиче-
ские порядки воспринимались старорежимным дворянством как
нечто глубоко чуждое и враждебное, и весь доклад Щербатова
был проникнут и служил выражением неукротимой враждебно-
сти к буржуазным отношениям, к тому укладу жизни, который
нес с собой капитализм. Особая враждебность выказывалась при
этом к иностранному капиталу.34
При полном на этот раз единодушии всех выступавших съезд
в целом принял резолюцию с рекомендацией отказаться от золо-
той валюты и ввести взамен ее бумажные деньги.35
Вновь установившееся единство было закреплено и рядом дру-
гих действий и выступлений. Прежде всего съезд в полном со-
ставе поддержал предложение Чемодурова, сообщившего, что
среди прибывших для ознакомления с работой созданной орга-
низации землевладельцев находится представитель помещиков
Юго-Западного края Б. М. Юзефович и он уже представил на
рассмотрение Совета составленный им от имени юго-западного
дворянства адрес царю — тот самый, который так задел Витте и
был доставлен им при особом докладе Николаю. Юзефович хло-
потал теперь о присоединении съезда к этому обращению, и со
своей стороны Чемодуров уведомил собрание, что поскольку ад-
рес «так хорошо составлен и так освещает современные условия»,
то «Совет находит крайне желательным для съезда» присоеди-
ниться к нему. По прочтении самого адреса и после данных Че-
модуровым разъяснений, что он уже передан министру внутрен-
них дел, было принято единогласное решение послать телеграмму
о полной поддержке съездом настояний помещиков Юго-Запад-
ного края.36
С одинаковым единодушием съезд осудил деятельность Кре-
стьянского банка. По этому поводу Кисловский огласил доклад
Совета «о явно преступной революционной деятельности Кресть-
янского банка», который якобы «занялся противозаконной поли-
тической агитацией».37
И уже напоследок съезд принял специальную резолюцию, от-
рицавшую существование в России общего малоземелья. Утвер-
ждалось, напротив, что размеры обеспеченности землей на душу
с 1861 г. не только не уменьшились, но даже несколько увели-
чились.38 Впрочем, это не имело решающего значения, так как
заявлялось, что и вообще «благосостояние крестьян и всего зем-
ледельческого населения не находится в прямой зависимости от
количества земли на душу».
С этим съезд и разъехался, а о том, что его деятельность не
осталась втуне, засвидетельствовала поступившая 23 февраля
34 Там же.
35 Там же, с. 138.
36 Там же, с. 143.
37 Там же, с. 145.
38 Там же, с. 158.
14*
211
на имя Чемодурова телеграмма министра внутренних дел, изве-
щавшая, что содержание полученных им резолюций съезда дове-
дено до царского сведения.39
Правительство было теперь осведомлено о занятых дворян-
ской правой позициях. Ее политическое самоопределение сде-
лало, однако, еще только первые шаги, и в самом организацион-
ном плане появление Союза землевладельцев оказалось лишь на-
чальным этапом процесса сплочения выступившего в защиту
своих классовых интересов дворянства. Стремление к установле-
нию единства не исключало тем не менее и создания обособлен-
ных объединений, куда входили те или иные группы единомыш-
ленников. Примечательно, что наряду с Союзом землевладельцев
вскоре возникает и другое помещичье сообщество — Кружок дво-
рян верных присяге, — состоящее, впрочем, в тесной связи с Сою-
зом. В двадцатых числах апреля собирается съезд кружка, в ру-
ководстве которого видное место занимают деятели Союза земле-
владельцев. Председателем Совета нового объединения состоял
саратовский губернский предводитель В. Н. Ознобишин, а пред-
седателем съезда сделался гр. В. Ф. Доррер. Совет кружка вклю-
чал в себя, помимо них, и кн. В. Д. Голицына, Ю. В. Арсеньева,
Л. Л. Кисловского, Н. А. Павлова, гр. А. А. Салтыкова, А. А. Че-
модурова и Н. С. Щербатова. Уже само название новой органи-
зации указывало, что она противится произведенным в полити-
ческом строе переменам, и, действительно, ее знаменем сделалось
сохранение неограниченного самодержавия. На этом этапе она
состояла из узкого круга единомышленников — в этом смысле на-
звание точно отражало действительное положение вещей, — и, как
отмечалось на съезде, ее существование еще не стало известно
дворянской среде.40
Кружок дворян верных присяге заседал в самый канун ре-
шающего шага, который был сделан в сплочении дворянства в ка-
честве классовой опоры самодержавия, когда была создана орга-
низация Объединенного дворянства.
В Москве 20—23 апреля 1906 г. заседала подготовительная
комиссия по созыву съезда уполномоченных дворянских обществ.
Состав участников не был постоянным. Иные появлялись один
раз, в дальнейшем не присутствуя на заседаниях. На первое под
председательством кн. П. Н. Трубецкого явились гр. В. В. Гудо-
вич, гр. В. Ф. Доррер, С. М. Прутченко, А. Н. Брянчанинов,
кн. Н. Ф. Касаткин-Ростовский, кн. А. Голицын, М. М. Иваненко,
кн. В. М. Урусов, П. А. Базилевский, Ю. В. Арсеньев, кн.
Д. Н. Цертелев, В. Н. Ознобишин, X. Н. Сергеев. В последующих
заседаниях, проходивших уже под председательством кн. Н. Ф. Ка-
саткина-Ростовского, фигурировали также А. М. Черносвитов,
39 Там же, с. 160.
40 Кружок дворян верных присяге. Отчет съезда 22—25 апреля 1906 г.
М., 1906, с. 5.
212
М. К. Коченовский, М. Е. Дедов, В. Н. Снежков, Р. Д. Еропкин,
П. Б. Мансуров, Д. Д. Левшин, кн. В. М. Волконский, А. С. Шу-
махер, А. Ю. Ознобишин, Н. А. Павлов.
Комиссия постановила образовать для проведения намечае-
мого съезда бюро, в которое должны были войти по два предста-
вителя от каждой губернии и, помимо них, кооптировались еще
А. А. Нарышкин, гр. А. А. Бобринский, П. Н. Семенов, К. Ф. Го-
ловин и С. А. Володимеров.
Председателем бюро был избран Касаткин-Ростовский, а Цер-
телев и Волконский были избраны его вице-председателями.
Заметную роль сыграл в работе комиссии Доррер. Он разрабо-
тал программу предстоящего съезда, за что комиссия выразила
ему благодарность.41 Участие, помимо него, в заседаниях ряда
других членов Союза землевладельцев и Кружка дворян гово-
рило о тесной организационной связи уже созданных объедине-
ний с учреждаемым общедворянским представительством.
С 16 по 20 мая в непосредственном преддверии самого съезда
под председательством Касаткина-Ростовского заседает совет по
его организации. В нем состояли бар. Г. Ю. Тизенгаузен, В. Л. Ку-
шелев, Л. А. Зиновьев, П. Н. Крупенский, Д. Д. Ивашинцов,
А. А. Шульц, В. Н. Поливанов, Э. 3. фон Эттинген, А. К. Болды-
рев, А. А. Чемодуров, Д. В. Калачов, П. В. Дическул, А. Н. Брян-
чанинов, О. В. Трубников, А. И. Зыбин, А. Д. Кашкаров, X. Н. Сер-
геев, В. Ф. Подпалов, А. Ю. Ознобишин, С. А. Володимеров,
В. М. Андреевский, А. А. Нарышкин, гр. А. А. Бобринский,
кн. В. М. Волконский, кн. П. Н. Трубецкой. Кроме них, пригла-
шение участвовать в работе совета получили С. С. Бехтеев,
Д. И. Пестржецкий, К. Ф. Головин, П. И. Семенов, В. И. Гурко,
В. М. Вонлярлярский и некоторые другие.
Было решено сначала представить съезду доклад об аграрном
вопросе. После этого предполагалось рассмотреть организацион-
ные основы деятельности Объединенного дворянства и, наконец,
как следует поставить еще одну создаваемую для защиты клас-
совых позиций дворянства организацию — Союз земельных соб-
ственников. Было также постановлено образовать комиссии для
подготовки проектов соответствующих резолюций. В политиче-
скую вошли А. А. Нарышкин, гр. А. А. Бобринский, А. А. Чемо-
дуров, А. Ю. Ознобишин, В. Ф. Подпалов, кн. Н. Б. Щербатов,
С. С. Бехтеев, кн. В. М. Волконский, кн. В. М. Урусов, П. Б. Ман-
суров, В. Н. Ознобишин и В. Н. Снежков. Аграрную составили
С. С. Бехтеев, кн. В. М. Волконский, А. А. Чемодуров и, кроме
них, Д. И. Пестржецкий, В. И. Денисов, X. Н. Сергеев,
А. А. Шульц, А. И. Зыбин, Ю. В. Трубников.42 Особая комиссия
41 Журналы подготовительной комиссии для организации съезда упол-
номоченных от дворянских обществ. -—Труды первого съезда уполномочен-
ных дворянских обществ. СПб., 1910, с. 179.
42 Журналы по организации съезда уполномоченных дворянских со-
браний .— Там же, с. 181.
213
должна была заняться составлением адреса царю. В нее были
избраны А. А. Бобринский, А. А. Нарышкин, С. М. Прутченко,
Д. Д. Ивашинцов, С. С. Бехтеев, кн. П. Н. Трубецкой, А. А. Че-
модуров, А. Ю. Ознобишин и А. И. Зыбин. К числу организаци-
онных мер относились и предложения гр. Д. Л. Олсуфьева, сводив-
шиеся к рассмотрению аграрной комиссией проекта, разработан-
ного комиссией И. JI. Горемыкина, созданию уже сейчас особой
комиссии для установления новой системы выборов как в цент-
ральные, так и местные учреждения, учреждению еще одной ко-
миссии, которая бы «занялась указанием наилучшего способа
объединения крестьянства и дворянства на местах созданием
мелкой хозяйственно-административной ячейки».
Олсуфьев предложил также подумать в практическом плане
об установлении гегемонии дворянства в лагере охранителей,
а именно «об объединении под руководством представителей дво-
рянства всех охранительных течений на местах в форме не только
сословно-дворянских организаций, но и объединений социально-
экономических (союз землевладельцев) или политических (рус-
ская народная партия, союзы: правового порядка, 17 октября
и т. д.) ».43
На совете были заслушаны и обсуждены доклады по аграр-
ному вопросу, сделанные 16 мая Бехтеевым, а 17 мая Шульцем,
и 18 мая доклад Снежкова «Значение дворянства в современной
России».
Смысл доклада и последовавших по нему прений заключался
в том, чтобы найти способы отвратить от дворянства созданную
революцией угрозу. И при становившейся все определеннее не-
возможности вернуть крестьянство в прежнее состояние покор-
ности и бесправия все отчетливее обрисовывалась новая страте-
гия и тактика дворянства, та главная задача, которую оно ста-
вило перед собой, — подчинить крестьянство своему идейному
влиянию, а для этого представить себя защитником его интере-
сов и таким образом приобрести доверие.
Но из всего сказанного вытекало, что речь шла о подыскании
новых способов прежнего командования народом. «Мы земельные
работники и защитники крестьянского населения», — такова была
основная линия защиты позиций дворянства в новой, созданной
революцией обстановке, которую до этого отстаивало либераль-
ствующее дворянство и которую ныне уже от своего имени вы-
двигала дворянская правая. «Желательно поставить на очередь
вопрос об организации общего с крестьянским и прочим населе-
нием консервативного союза», — поторапливал Нарышкин, пред-
ставитель наименее расположенной принять новый порядок части
дворянства.44 Но маневрирование маневрированием, а вместе с тем
получила продолжение и линия, намеченная на ноябоьском и
43 Там же, с. 184.
44 Там же, с. 187.
214
февральском съездах Союза землевладельцев, линия беспощад-
ного подавления всех поднявшихся против старого строя в со-
знании невозможности перебросить мосты через пропасть, отде-
ляющую крестьянство от дворянства.
Однако же, как показали прения, развернувшиеся 20 мая по
аграрному вопросу, борьбу с революцией преобладающее течение
хотело совместить с проведением таких перемен в жизни кре-
стьянства, которые поставили бы его на иные позиции, побу-
дили бы отказаться от применения революционных методов.
И упразднение общины, а на подступах и как подготовка к этому
насаждение в возможно более широких размерах частной кре-
стьянской собственности на землю представлялось наиболее вер-
ным способом решения этой задачи. По пути, намеченному еще
ноябрьским съездом Совета землевладельцев, большинство участ-
ников подготовительного совещания надеялось выйти из кризиса,
вновь закрепить поместное землевладение в положении руководя-
щей силы деревни.
На следующий день 21 мая открыл свои заседания первый
съезд уполномоченных дворянских обществ 29 губерний в числе
114 участников с правом решающего голоса. Вместе с 21 пригла-
шенным в зале находилось 135 человек. И в первый же день
определилось, что съезд поддерживает и разделяет взятое сове-
том направление.
Собрание одобрило предложение совета пригласить таких до-
статочно уже зарекомендовавших себя дворянских деятелей, как
А. А. Киреев, А. И. Лыкошин, С. С. Бехтеев, гр. А. А. Бобрин-
ский, К. Ф. Головин, А. А. Нарышкин, В. И. Гурко, С. Ф. Ша-
рапов, А. С. Стишинский. Кроме того, наряду с некоторыми
другими правыми решено было пригласить всех членов Государст-
венного совета от дворянства, всех губернских и уездных пред-
водителей, а также представителей Кружка дворян. По какому
пути намеревается пойти съезд, стало видно из того, что предсе-
дателем его был выбран гр. А. А. Бобринский, прошедший голо-
сами 24 губерний, тогда как еще недавно выступавшие от имени
дворянства московский и петербургский губернские предводители
П. Н. Трубецкой и гр. В. В. Гудович были соответственно под-
держаны лишь тремя и одной губернией. Одно это говорило, что
время заигрывания с либерализмом миновало и те, кто рассматри-
вался как причастные к возобладавшему в какой-то момент,
а с конца 1905 г. решительно отвергаемому течению, дворянской
фронде, должны будут уступить свое место подлинным выразите-
лям настроений основной массы поместного дворянства, раскры-
вавшей в борьбе с революцией свою настоящую природу.
Так именно был поставлен вопрос взявшим слово в первые же
минуты Чемодуровым, отмежевавшимся от всего, что высказыва-
лось ранее теми, кого оп пренебрежительно назвал «самозван-
ными земцами», а вместе с ними «чиновниками» и, наконец, гу-
бернскими предводителями, «не уполномоченными говорить от
215
имени всего сословия».45 Только теперь, утверждал он, власть
может узнать, какой линии придерживается дворянство.
И собравшиеся, уверенные в том, что они являются истин-
ными представителями своего класса, определили занимаемую им
позицию в наиболее важной декларации съезда — обращении
к царю, в котором съезд высказался по самым жгучим для дво-
рянства вопросам.
Решение подать адрес было принято голосами 25 губерний про-
тив одной, но предшествующие баллотировке прения засвидетель-
ствовали существование довольно широкого спектра расхожде-
ний, указывавших на то, что дворянство еще не стало сплочен-
ной, согласованно действующей силой, но, с другой стороны,
объединение подвигается вперед, имея основой предложения и
программу наименее расположенной идти на уступки и вообще
принятие нового порядка части помещиков.
Дискуссия возникла после заявления Чемодурова, что главная
задача съезда состоит в указании власти «способов умиротворе-
ния России» путем прямого обращения к царю, в уверенности,
что «без поддержки царя дело наше погибло, погибла Россия».46
«Мы не должны выйти из этого зала, — настаивал он, — не выра-
зив царю ясно и открыто в адресе, почему в России смута и как,
по мнению дворянства, она должна быть остановлена и искоре-
нена». Но в целесообразности попытки на виду у всех воздейство-
вать на верховную власть усомнился и такой столп дворянской
реакции, как Павлов. Он довольствовался тем, что пришедшее
на смену Витте в апреле правительство Горемыкина и так уже
выступило с программой, соответствовавшей интересам дворян-
ства. «На дворянских собраниях, я уверен, эта программа будет
поддержана», — заявлял он. В. Ф. Подпалов считал более благо-
разумным заняться только «острым аграрным вопросом», не вы-
являя своей политической сущности. Предлагалось и приступить
к составлению адреса уже в конце заседаний, когда вполне опре-
делятся занимаемые съехавшимися позиции. Трубецкой полагал
возможным представить его только в том случае, если он полу-
чит единодушное одобрение съезда.47 Сомнения высказывались
и на счет предложения представить адрес через особую депута-
цию. Неблагоприятных последствий, после того как царь отка-
зался принять депутацию Думы, опасался Крупенский.
Однако, споря о деталях, участники прений и весь съезд в це-
лом говорили и действовали в сознании чрезвычайной остроты
общей обстановки, видя в самодержавии и предоставляемой им
защите единственную возможность уцелеть. «Мы составляем
столь малую величину, что, если все стихии государства обра-
тятся против нас, никакие наши проекты и действия нас не спа-
45 Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ 29 гу-
берний. СПб., 1910, с. 4.
46 Там же.
47 Там же, с. 5, 6.
216
сут, — яснее всего сформулировал это убеждение Кованько. —
Колебля наше сословие, стихии эти колеблят царский престол.
Мы должны сказать, что только царская власть и силы в распо-
ряжении правительства могут спасти царя, а с ним и нас, и нашу
родину».48
В этих обстоятельствах настроение большинства выражали
те, кто предлагал действовать наступательно, «не стесняясь фор-
мальностями», как было сказано Урусовым. Для него вопрос
стоял совершенно ясно: «Мы должны сказать государю, что без
дворянского сословия погибнет монархия, а без монархии по-
гибнет Россия. Мы должны указать пропасть, к которой ведет
нас Дума».49
Однако в созданных революцией условиях, в момент, когда
Дума выставила программы (последнюю 19 мая), предусматри-
вавшие ограничение или даже ликвидацию помещичьего земле-
владения, и самые ярые представители дворянской правой опа-
сались идти напролом. И они стараются избежать лобового столк-
новения с народной массой. И для них насущной необходи-
мостью делается подыскание способов влияния на крестьянство.
Эта нота громко прозвучала в выступлении Н. Е. Маркова,
которому еще предстояло завоевать скандальную известность
своими буйными выходками в третьеиюньских думах. Как он
хотел повернуть дело, стало видно из его возгласа: «Пусть до
обоняния царя дойдет дух народный — крестьянства и дворянства
дух, чуждый новым, не народным построениям интеллигенции»,
а то его будто бы окружают «струсившие придворные и люди,
потерявшие связь с народом».50 «Мы — друзья народа, мы — часть
народа, мы его братья», — звал он пригасить ставший столь ги-
бельным для дворянства антагонизм, надеясь добиться успеха
путем внушения крестьянству иллюзии общности его интересов
с дворянскими.
В свою очередь кн. А. А. Кропоткин сетовал на то обстоятель-
ство, что «дворянство разрознено и разобщено с народом», а вдо-
бавок еще «сонливо и равнодушно».51 Соглашавшийся, по-види-
мому, с Кропоткиным Б. И. Кринский предлагал для того, чтобы
выйти из изоляции, положить в основу адреса «необходимость за-
боты о крестьянах». Рассуждавший уже в более широком плане
Г. А. Шечков советовал заявить в обращении, что «дворянство
ие составляет тормоза освободительного движения..., что оно же-
лает не возвращения старого, а создания новой жизни, привет-
ствует Манифест 17 октября и желает идти во главе движения».
И правые под воздействием революции не чуждались либе-
ральной фразеологии, хорошо понимая, что афишированием своей
48 Там же, с. 5.
49 Там же, с. 6.
50 Там же.
Там же, с. 8»
217
настоящей сущности они лишь усугубят свои и без того значи-
тельные затруднения. Но, отдавая словесно дань времени, желая
даже сойти за «друзей народа», большинство съезда все опреде-
леннее упрочивалось на позициях враждебности, по крайней мере
осуждения имевших оттенок либерализма, хотя бы оппозицион-
ности, недавних действий и выступлений говоривших от имени
дворянства предводительских собраний.
На второй день заседаний в адрес предводителей раздалась
достаточно резкая критика. Прозвучали обвинения в пренебре-
жении интересами дворянства, в искаженной передаче его взгля-
дов и настроений. Неодобрение, высказанное Олсуфьевым на-
счет того, что «съезд отдельных предводителей брал на себя
роль „общедворянского“, хотя мнение, выражаемое им по тому
или другому вопросу, было зачастую совершенно неверно», при-
няло форму резкого наскока в выступлении говорившего следом
Маркова. В его словах прозвучало давно, видимо, накапливав-
шееся раздражение, скорее даже озлобление на некоторых пред-
водителей, учитывавших в какой-то мере силу направленного
против самодержавия движения и старавшихся не оказаться
в проигрышном положении, не быть отброшенными в сторону
вследствие афишируемой привязанности к старому строю, одним
словом, старавшихся не потеряться в очень сложной и быстро
меняющейся обстановке. «Вот уже два года, как дворянство на
краю открывающейся бездны пыталось собраться, чтобы обсудить
свое положение и положение государства, но не могло этого сде-
лать, ибо его официальные руководители продолжали спокойно,
по-барски проводить время, как прежде. Но мы, выбирая их, на-
деялись, что в беспокойное время они перестанут барствовать и
позаботятся о дворянстве, которое гибнет», — давал Марков волю
свойственному не одному ему недовольству действиями утратив-
шего в своих маневрах прочный контакт с основной дворянской
массой большинства предводителей.52 В той или иной мере Мар-
ков получил поддержку со стороны Чемодурова, Бехтеева, Ша-
рапова.
Происшедший конфликт между тем приобрел тем большее
значение, что присутствовавшие на съезде губернские предводи-
тели сочли выступление Маркова, Бехтеева и других посягатель-
ством на свой авторитет и совместно обратились с письменной
жалобой на «крайне повышенный тон заседания» к председа-
телю съезда.53 И хотя Марков и Бехтеев принесли им свои изви-
нения, было очевидно, что съезд в целом избирает другой курс
и прежнее руководство не сохранит своего места. К тому же под
протестом стояли подписи и таких предводителей, как Доррер,
которые были гораздо ближе к тем, на кого была подана жалоба,
чем теперь защищаемым, — главным образом ради чести мун-
52 Там же, с. 12.
53 Там же, с. 16.
218
дира. А что Марков, Бехтеев и другие вместе с ними верно вы-
разили мнение съезда, засвидетельствовано в изданной спустя
восемь месяцев Советом объединенных дворянских обществ
записке «Об условиях возникновения и деятельности Объединен-
ного дворянства», в которой предводители в духе высказанных
на съезде упреков пространно порицались за свои действия. Они,
«не получив достаточных полномочий говорить от имени собра-
ний, провозгласили в ряде совещаний весной 1905 г. свои личные
взгляды, которые были приняты правительством, к сожалению,
как взгляды дворянства».54 Особые претензии предъявлялись
в связи с тем, что предводители не приняли сословную систему
выборов, а между тем, упрекались они, «этот взгляд предводите-
лей имел решающее значение при разработке избирательного за-
кона».55 И, повторяя прозвучавшие на съезде упреки, записка
содержала тот общий вывод, что, «таким образом, официальные
представители сословия, или по крайней мере значительная их
группа, при молчании почти всех остальных не защищали инте-
ресов сословия в столь важную для него историческую минуту
и когда так легко это можно было сделать, пользуясь своим ав-
торитетным положением».
И Совет, и съезд теперь решительно брали вправо, ставя крест
на всяком заигрывании с либерализмом, пуская зато в ход на
полную силу демагогию, по-видимому, в бессознательное подра-
жание тому, что стал проделывать в самом начале революцион-
ной эпохи Мещерский.
Формируясь в этом направлении в организованную силу, дво-
рянство, однако, еще не успело ею стать. Прения по уставу об-
наружили, что сохранение самостоятельности отдельных дворян-
ских обществ, их неподчинение Совету, т. е. утверждение конфе-
дерации как наиболее желательной формы сообщества, являются
обязательными условиями участия в создаваемом объединении
всех к этому расположенных.
Другим важным результатом обсуждения, подтверждавшим,
что предводительский институт скомпрометировал себя в глазах
дворянства, было решение предоставить губернским предводите-
лям лишь право совещательного голоса при рассмотрении в Со-
вете, куда, помимо председателя, должно было войти десять чле-
нов, вопросов общего характера.
При этой уже достаточно выявившейся направленности съезд
приступил к главному — разработке новой стратегии и тактики
в защите позиций дворянства, имея отправной точкой предложен-
ные организованной Советом комиссией основные положения по
аграрному вопросу.
В развернувшихся прениях еще четче определились те пути
выхода из кризиса, которые обозначились еще на предыдущих
54 Записка Совета объединенных дворянских обществ об условиях
возникновения и деятельности Объединенного дворянства. СПб., 1907, с. 7.
55 Там же, с. 8.
219
дворянских собраниях в ноябре 1905 и феврале 1906 гг. Майский
съезд в полной мере обнаружил свою преемственность с ними,
контрассигнуя в целом их общий подход к проблеме взаимоотно-
шений с крестьянством и необходимости перехода к новой аграр-
ной политике.
Преемственность проявилась уже в сознании, что для дворян-
ского землевладения наступил решительный момент, что судьба
его висит на волоске и неизвестно, как решится альтернатива
быть или не быть дворянству.
И собравшимся в мае было очевидно, что крестьянские мил-
лионы двинулись на штурм старого порядка в деревне, основой
которого было помещичье землевладение, и, пусть действуя раз-
розненно, несогласованно, то и дело подставляя себя под удар
организованной силы правительства, уже нанесли громадный
урон своему вековечному врагу, и в самом близком времени еще
сдерживающая кое-как натиск крестьянства плотина может рух-
нуть.
Как уцелеть, как спастись — и был в который раз тот главный
вопрос, какой со всей остротой встал перед съездом. В ответе на
него, как и прежде, выявился широкий диапазон мнений. Но всем,
кто в дальнейшем проявил себя в качестве ярых защитников от-
живших порядков и всего обусловленного ими строя жизни, при-
ходилось считаться с тем, что направленное своим острием про-
тив помещичьего землевладения движение крестьянства набрало
громадную силу и, даже если какое-то время еще можно ему про-
тивостоять, у дворянства нет будущего, пока обстановка в де-
ревне остается прежней.
Предложения комиссии и указывали, какого рода должны
быть эти перемены, имевшие целью предотвратить крушение дво-
рянского землевладения. Большая часть представленных тезисов
была посвящена доказательству недопустимости, неисполнимости
и вредности для самого крестьянства, точно так же как и для
всей страны, принудительного отчуждения помещичьих земель и
малейшего колебания принципа неприкосновенности частной соб-
ственности. Обращаясь непосредственно к положению крестьян-
ства и неохотно признавая наличие малоземелья, тут же огова-
риваясь, что оно не носит повсеместного характера, авторы рас-
считывали достичь разрядки переходом от общинной к частной
собственности, расселением крупных деревень, введением хутор-
ской системы.56 Малоземельные крестьяне должны были также
получить возможность обзавестись землей с помощью Крестьян-
ского банка в пределах Европейской России или по выбору пере-
селиться на новые места, средства же для этого добыть от разре-
шаемой, как теперь предлагалось, продажи своего надела. Наи-
более нуждающимся для переезда и обзаведения хозяйствам ре-
56 Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ 29 гу-
берний, Основные положения по аграрному вопросу, с. 155.
220
комендовалось выдавать по 500 руб. от казны. Само дворянство
избавлялось от каких-либо издержек.
Но и составленный с целью оберечь поместное землевладение
от всякого ущерба проект, к разработке которого приложили
руку и такие зубры, как Бехтеев и Чемодуров, показался боль-
шинству съезда недостаточно ограждающим интересы помещи-
ков. Уже в самом употреблении понятия «малоземелье» усматри-
вался серьезный промах, поскольку подтверждаемый хотя бы и
с различными оговорками самим дворянством недостаток земли
у крестьян давал повод обратиться для смягчения их острой
нужды к изъятию помещичьих владений. Всякое упоминание
о недостаточной обеспеченности крестьянства землей было уда-
лено из текста резолюции. Это, впрочем, находилось в соответ-
ствии с выявившимся к тому времени отказом съезда последо-
вать предложениям, учитывавшим в той или иной мере острую
потребность крестьянства в земле и не исключавшим перехода
к нему части дворянского земельного фонда. В меньшинстве ока-
зались такие, как Олсуфьев, говоривший при начале обсуждения
аграрного вопроса: «Мы должны признать факт мобилизации
земли из дворянских рук в крестьянские естественным фактом.
Вся наша забота должна быть направлена к тому, чтобы это
движение, стихийное и неразумное, а может быть, даже и разум-
ное, было направлено в законное русло, чтобы крестьяне продол-
жали считать нас своими».57 Его вывод был: «лучше всего сразу,
не унижаясь до принудительного отчуждения, заранее удовлет-
ворить требования крестьян». Обосновывалось это тем соображе-
нием, что «как во время бури бесполезна борьба, так и здесь
упрямое отношение будет гибельно для дела». И Кропоткин вы-
сказал теперь уже на съезде свою озабоченность тем, что кре-
стьянство пошло за революционерами по вине, продолжал он
настаивать, самих помещиков, потому что «мы сами воспитывали
народ в невежестве в отдалении от себя».58 Он и обращался
к съезду с призывом принять позу защитников интересов кре-
стьянства, одновременно вновь повторяя свою рекомендацию вла-
сти наделить землей дарственных и вообще не получивших ее во
время реформы крестьян. «Это мы должны сказать громко, тогда
мы привлечем к себе крестьян, и они нам поверят», — объяснял
он смысл предлагаемого шага.59 Но большинство смотрело иначе.
«А кто вам сказал, что Вам поверят, какое ручательство в том?» —
возражал Кропоткину Д. Н. Кованько. Он бескомпромиссно стоял
на том, что «мы не должны заискивать в крестьянах подачками,
а должны твердо отстаивать неприкосновенность права собствен-
ности». «Страх — плохой советчик, и под его влиянием нельзя
решить вопрос о земельной собственности», — поддерживал его
57 Там же, Протокол заседания 23 мая 1906 г., с. 38.
58 Там же.
59 Там же, с. 40.
221
кн. Л. П. Урусов, а вместе с ним Н. А. Шишков, кн. Л. С. Голи-
цын, Г. Н. Навроцкий и некоторые другие.
Эти возражения не положили, впрочем, конец полемике. Про-
должали раздаваться голоса тех, кто опасался, что каменная не-
подвижность перед лицом охватившего массу крестьянства стрем-
ления получить все дворянские земли может принести как раз
тот результат, который стараются предотвратить. Отказ от манев-
рирования представлялся опрометчивым кн. П. Л. Ухтомскому,
искавшему теперь способ, как наилучшим образом отстоять ин-
тересы дворянства, а всего лишь за четыре года до этого под-
вергавшемуся преследованиям в качестве опасного противника
режима. Не ожидая добра от лобового столкновения с крестьян-
ством, он предлагал избрать обходный путь. «Нам надо из сооб-
ражений тактических обдумать вопрос, не заявить ли, что мы
согласны на частичную экспроприацию нашей земельной собст-
венности, но с тем, чтобы таковой же были подвергнуты и дру-
гие», — излагал он свой план.60 От его исполнения он и ожидал
ту выгоду, что «мы тогда перестанем быть одинокими, на нашу
сторону перейдут представители и других видов частной соб-
ственности, не исключая и движимой в соответственном раз-
мере, — домовладельцы, фабриканты, купцы, промышленники и
владельцы процентных бумаг». «Этот тактический прием заслу-
живает внимания и одобрения», — старался он настроить собрав-
шихся в пользу маневрирования, защиты позиций дворянства не
голым упорством, а посредством всякого рода комбинаций, вклю-
чавших возможность уступок для упрочения своего положения
в целом. Ему вторили Ю. Ю. Саморупо, О. Д. Дурново, для кого
действовать иначе означало навлечь на дворянство верную гибель.
Подобное предложение было, однако, целиком отвергнуто ря-
дом других ораторов — полтавским губернским предводителем
С. Е. Бразолем, Л. Л. Кисловским, К. Н. Гриммом, Н. А. Павло-
вым, кн. Н. Н. Щербатовым, не говоря об остальных противни-
ках такого способа разрешения аграрного вопроса.
И хотя уже совершенно ясно обозначилось, что никакие про-
екты, связанные с переуступкой земли крестьянству на каких
угодно условиях и с целью уберечь основную часть дворянского
земельного фонда, на съезде не пройдут, очевидной была опас-
ность дать такой ответ на крестьянские требования. В этом плане
проявил озабоченность бывший видный деятель «Беседы»
гр. П. С. Шереметев. «Я думаю, что нам в эту важную минуту,
которую мы переживаем, нужно было бы высказаться, что мы,
землевладельцы, готовы идти навстречу крестьянским нуж-
дам», — предлагал он подумать о том, чтобы сделать принимае-
мое решение менее вызывающим.61 Пока же он имел основания
предостеречь, что избранная съездом линия может пойти во вред
60 Там же, с. 42.
61 Там же, Протокол заседания 24 мая 1906 г., с. 57.
222
дворянству, настаивая на внесении необходимых коррективов.
«Здесь мы все время говорили больше о защите наших земель-
ных интересов, — констатировал он, — но я думаю, что земле-
владельцы должны идти навстречу крестьянской нужде и дол-
жны сказать, что, выдвигая земельный вопрос на первый план,
мы не имеем в виду защиту только наших дворянских интере-
сов, а то выходит, будто бы мы обращаемся к царю с целью,
чтобы он защитил наши сословные интересы».
Председательствующий гр. Бобринский немедленно отклик-
нулся на это замечание, вполне оценив возможность придания
именно такой видимости занятиям и общей направленности по-
мещичьего съезда. «Я должен удостоверить, что все дворянство
шло именно навстречу крестьянской нужде, — признал он пра-
вильность внесенной поправки. — Вся зала единодушно с самого
начала. Как идти навстречу этой нужде, это понимается так или
иначе».62
На этой стадии значение итогового приобрело выступление
барона А. А. Пиллара фон Пильхау. «Целью и задачей нашего
съезда не было защищать только интересы узкосословные», — от-
вергал он проявленную иными прямолинейность. Тут же он объ-
яснял, насколько она опасна в существующих условиях: «Если
бы мы ограничились этим, то быстро надвигающиеся события
раздавили бы нас без следа».63 Метод следовало избрать совсем
иной. «Дворянство должно было показать, что оно необходимо
в империи», т. е., подразумевал он, способно исполнять роль
руководителя, а не только терпящего бедствие и взывающего
о помощи. Но если целью было сохранение своего господствую-
щего положения в деревне путем подчинения себе крестьянства
с помощью, так сказать, «мирного завоевания», то решение этой
задачи требовало, рассуждал он, гораздо большего, чем словес-
ные уверения в расположенности дворянства позаботиться
о крестьянской нужде при том, что «мы все единогласно стоим
за принцип неприкосновенности права собственности». Он был
убежден, что благопожеланиями в адрес крестьянства отделаться
не удастся. «Вчера нам говорили, что надо успокоить крестьян
словами. Это значит очень низко ценить противника, а это всегда
ошибка», — скептически оценивал он действенность такого спо-
соба, имея, очевидно, в виду выступление Шереметева и ком-
ментарий к нему Бобринского. «Мы словами никого не успо-
коим, никого не обманем», — отрицал он возможность преодоле-
ния кризиса внушением крестьянству иллюзий, резко
расходившихся с действительностью. Требовалось менять саму
действительность. Такой переменой всей жизненной обстановки
должно было стать упразднение общины. Многократно повторен-
ное решение труднейшей задачи приобретало вид аксиомы. Этим
П2 Там же.
63 Там же, Протокол заседания 25 мая 1906 г., с. 64.
223
способом и отводилась угроза от дворянства. «Если она будет
упразднена, я уверяю вас, — не колеблясь, давал Пильхау абсо-
лютную гарантию, — что через тридцать лет никто не будет по-
нимать, что такое малоземелье». Ничего другого в запасе у дво-
рянства нет, тем более что путь уступок наотрез отвергался.
«Я твердо стою на том, что уступать ничего нельзя, уступками
мы только подорвем устои дворянства», — выражал он не только
свое, но уже прочно установившееся мнение съезда.64 Делалась
только одна оговорка — «но нельзя, чтобы даже подозревали, что
мы это думали». Защита позиций дворянства должна вестись та-
ким образом, чтобы она никак не походила на защиту пози-
ций дворянства.
Впрочем, усердствовать в этой аргументации уже не было на-
добности. Подавляющее большинство съезда сошлось на необхо-
димости проведения в деревне капитальных перемен. Ими хотели
отвлечь крестьянство от продолжения борьбы, сбить его боевой
настрой, примирить его в конечном счете с дворянством, а не
только приостановить на время его неудержимый натиск. Достичь
всего этого предполагалось, идя уже проторенной колеей, разру-
шением общины, на развалинах которой должен был появиться
новый крестьянин, крестьянин-собственник. А далее по всей ло-
гике своего нового положения он превратился бы, в чем и заклю-
чался главный смысл всего плана, в союзника дворянства и даже
более — в его послушного и верного помощника. Съезд вполне
воспринял уже во многом разработанную его предшественниками
программу, объективно означавшую перевод деревни на путь
скорейшего буржуазного развития, поскольку уже теперь, стре-
мясь привлечь на свою сторону собственнические элементы среди
крестьянства, основную ставку делали на скорейшее перебазиро-
вание всей крестьянской массы на индивидуальное владение зем-
лей с неограниченным правом распоряжаться ею по своему ус-
мотрению. Ожидалось, что такое превращение поставит стомил-
лионное крестьянство неодолимой преградой на пути революции.
В предположение этого на съезде со всех сторон раздаются гром-
кие панегирики собственности, которая, становясь основным на-
чалом всей новой жизни деревни, коренным образом меняла по-
ложение в пользу дворянства. С тем же пылом превозносится
«свободный крестьянский труд», власть призывается открыть ему
неограниченное поле деятельности. Слышатся, наконец, сочув-
ственные слова о тяжести положения крестьянства. Высказы-
ваются удивление его долготерпению, а там и упреки в адрес
правительства за многолетнее злостное пренебрежение его
нуждами.
Если, таким образом, уничтожение общины становилось цент-
ральным пунктом дворянской программы, то в дополнение
к этому рядом выступивших было также признано желательным
64 Там же, с. 65.
224
в согласии с представленными съезду тезисами широко двинуть
переселение. Иными высказывалось и пожелание, как это сделал
С. П. Фролов, уравнять крестьянство в правах с другими сосло-
виями.65 На этот счет, правда, мнение съезда не выявилось с до-
статочной полнотой, а впоследствии при попытке Столыпина
привести местное управление и суд в соответствие с политикой
опоры на кулачество обнаружилось, что большинство не намерено
поступаться своими привилегиями в пользу собственнических
элементов в крестьянской среде.66 В отношении же первого не
оставалось никакой неясности. Общине выносился почти едино-
душный приговор. В ее защиту раздались всего лишь один-два
голоса. Подавляющее же большинство стояло за скорейшее на-
саждение крестьянской собственности на землю.
Особенность положения в том и заключалась, что оружие из
арсенала либералов, такие их прописные истины, как лозунг
«Laissez faire», заимствовали теперь их противники, не переста-
вавшие от этого быть противниками либерализма. Но революция
заставляла их хвататься за то, что совсем недавно было для них
анафемой. То, что теперь они проделывали и проповедывали,
предвосхитил еще в начале революционной эпохи кн. В. П. Ме-
щерский, ставший рядиться под либерала, принявшийся превоз-
носить свободу, не видя больше возможности отстаивать старое
старыми методами, а стараясь пустить в ход то, что могло при-
влечь на сторону шатающегося режима заволновавшиеся массы,
что имело вид удовлетворения их нужд и потребностей. Мани-
фест 26 февраля 1903 г. и сделался памятником этих ухищрений,
попыток разрядить кризис, троянским конем входя в лагерь про-
тивника. Эта тактика, рассчитанная на то, чтобы сбить насту-
пающую сторону с толку ввиду сомнительности успеха в лобовом
столкновении с ней, побудить ее прекратить борьбу, так как ее
требования и так будут удовлетворены, ничего, конечно, не ме-
няла в самой сущности обороняющегося. Так же обстояло дело,
когда, помимо тактических соображений, существовало реальное
намерение разрешить поставленные жизнью проблемы, от уре-
гулирования которых прямо зависело бытие самодержавия и
дворянства, с использованием методов, присущих либерализму.
И они пе вели к изменению сущности. И в поисках выхода из
тупика в том направлении, какое прежде указывалось либера-
лами, неизменно проявлялась настоящая природа старающихся
примениться к созданной революцией обстановке и вместе с тем
накрепко связанных с прошлым сил. Настоящая природа и на-
стоящие интересы собравшихся на первый помещичий съезд уже
проявились в достаточной мере в ходе обсуждения аграрного воп-
роса. На последнем этапе дискуссии уточнению координат объеди-
65 Там же, с. 82.
66 См.: Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907—
1911 гг. Л.. 1978. с. 150—151.
45 Ю. Б. Солппьсв
225
няющегося в попытке добиться разрядки кризиса дворянства по-
могло громко высказанное осуждение деятельности Крестьянского
банка. В этом случае особенно ярко сказалась преемственность
съезда с предыдущими дворянскими собраниями, отзывавшимися
о банке как о сознательном помощнике революционного дви-
жения.
Действительно, дворянство пусть и в дискуссиях, и спорах
от съезда к съезду общими усилиями постепенно вырабатывало
программу решения крестьянского вопроса, намечало тот путь, по
которому вскоре предстояло двинуться, — путь сохранения дво-
рянского землевладения с предоставлением крестьянству земли
в индивидуальную собственность за счет как общинного фонда,
так и широкого развития переселения, а вместе с тем и приобре-
тения земли у помещиков Крестьянским банком с последующей
продажей крестьянам. В сущности вся столыпинская программа
в ее главных чертах ужо была подробно обоснована и развита.
То, что было сказано и сделано Столыпиным, говорилось и пред-
лагалось сделать на дворянских съездах.
Не следует думать, что он просто шел в кильватере Объеди-
ненного дворянства, что оно было ведущим, а он был ведомым,
исполнителем намечаемого па дворянских съездах. Он играл са-
мостоятельную роль и вел свою линию, но эта линия была во всем
основном и главном и линией Объединенного дворянства. Глу-
бокое сродство власти и ее социальной основы и обнаружива-
лось в одинаковом подходе обеих сил к обстановке. Они шли па-
раллельными курсами, видели перед собой одни и те же угрозы
и находили одинаковые способы борьбы с ними. Дворянство при
этом во многом опережало власть в формулировке стоящих перед
нею задач и методах их разрешения, предвосхищая провозгла-
шенную в скором времени от имени государства политику. Во
всяком случае та общеполитическая программа, которая была из-
ложена в адресе, предназначенном царю и вырабатывавшемся
в последние дни заседаний съезда, и последующие действия
власти засвидетельствовали, насколько полученные советы и
рекомендации были близки и созвучны ее собственным оценкам
и намерениям. Подобно тому как было при рассмотрении аграр-
ного вопроса, и разработка общеполитической программы прошла
через стадию продолжительной полемики, выявившей существо-
вание различных мнений и планов действий. Не сразу и не без
разногласий прйшли к установлению наилучшей тактики защиты
классовых позиций дворянства. Но тем полнее выяснились
в прениях представления о том, как следует поступать в усло-
виях острого кризиса, о желательном и возможном, о том, что
раз желательное не может в весьма важном быть достигнуто по
обстоятельствам момента и существующее положение изменено,
как того хочется, необходимо проявить осторожность и избегать
конфликта, пока не произойдет благоприятного изменения в со-
отношении сил. В этих поисках решения важнейших проблем
226
угадывается и процесс политического самоопределения власти,
искомый и данный ею в конце концов ответ на возникшие перед
ней альтернативы.
Вся гамма различий во мнениях и вытекавших из них кон-
кретных предложениях открылась при обсуждении уже подготов-
ленного проекта обращения к царю. 11 но тону, и по содержанию
это был призыв к борьбе с революцией, к защите основных устоев
старого порядка — самодержавия и дворянства — и проведению
вместе с тем таких перемен, которые бы обновили старое устрой-
ство и придали бы ему новую силу и сопротивляемость.
Но в первую очередь «в едва ли не труднейший час тысяче-
летней истории» дворянство «пред лицом великой опасности»
объявлялось в адресе врагом революционного движения, вско-
лыхнувшего «несбыточными обещаниями» крестьянскую массу.
На враждебную позицию становилось оно и в отношении Думы.
Выбранная «в период общего революционного брожения», она
была «лишь отражением временного настроения народных
масс».67 В сознании крайней опасности создававшейся обста-
новки единственная надежда отбить натиск штурмующих ста-
рый порядок сил связывалась с самодержавием, с его противодей-
ствием им. К нему обращались с воззваньем прийти на помощь
дворянству, не допустить изъятия у помещиков их владений,
приравниваемого к сокрушению основ всей экономической и
общественной жизни. Этим, устрашали авторы обращения царя,
будет проложен прямой путь к торжеству социализма. Но худ-
шее было еще впереди, потому что в конечном счете «весь на-
род, обезземеленный и обнищавший», будет отдан «в рабство все-
могущей силы международного капитала».68
Вместе с тем авторы адреса прилагали усиленные старания
избежать противопоставления дворянства народной массе, вы-
ставляя его защитником «блага всех слоев населения и, следо-
вательно, и многочисленного крестьянства». «... Поднятие бла-
госостояния земельно-трудового крестьянства, — возвещалось
в проекте, — есть необходимое условие для построения государ-
ственной жизни на крепких основаниях, а потому должно быть
первейшей заботой государственной власти». О том, что следует
здесь сделать, говорилось с полной категоричностью. Записные
либералы не могли бы ничего добавить к тому, что теперь пред-
лагалось с целью предотвратить крушение старого государствен-
ного и общественного устройства. «...Должны быть устранены
все преграды, поставленные законом и жизнью для вполне сво-
бодного, самостоятельного и творческого земледельческого
труда, должна быть снята всякая опека, особенно в области хо-
зяйства, —указывались основные ориентиры нового курса, —
должен быть облегчен переход к пользованию землей на праве
67 Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ 29 гу-
берний, Проект адреса к царю, с. 144.
68 Там же, с. 145.
15*
227
Полной собственности, составляющей главный рычаг для эконо-
мической борьбы и прогресса».69
Составленный в таком виде адрес вызвал сомнения уже по
той причине, что показался слишком неосторожным. С опаской
отнеслись к включению в него аграрного вопроса. О нежела-
тельности раскрывать свои подлинные позиции снова было ска-
зано Шереметевым. «Если мы упомянем о земельном вопросе,
то будет казаться, будто мы занимаемся исключительно вопро-
сами имущественными и прибегаем к защите правительственной
власти только для защиты наших личных интересов», — повторно
предостерегал он от выступлений, способных в еще большей сте-
пени обострить антагонизм дворянства и крестьянства.70 Ему
сразу возразил П. Н. Крупенский, для которого главный смысл
обращения заключался именно в категорически заявленном
настоянии никоим образом не затрагивать дворянское землевла-
дение, подавая безоговорочную охрану помещичьей собственно-
сти как защиту «существующих государственных основ». Одно
с другим для него было связано нерасторжимо. «Если мы не
будем отстаивать права собственности, — заключал он, — то мы
не будем в состоянии удержать самодержавие, наоборот, мы
сами его будем разрушать».71
Но Шереметева поддержали и такие крайние, как
кн. Д. Н. Цертелев и В. Н. Снежков, для которых всеопределя-
ющее значение имело развитие общеполитической обстановки,
в особенности то, как сложатся отношения самодержавия и
Думы. И здесь сомнения заявлялись по поводу откровенной
враждебности, с какой в адресе говорилось о последней. Еще на-
чавшим прения X. Н. Сергеевым, входившим в руководство
съездом, высказывалось несогласие с подразумеваемым предло-
жением распустить Думу. «Я думаю, что это нежелательно и
опасно, этот акт не успокоит, а еще больше взбудоражит
страну», — советовал он уклониться от столкновения, за благо-
приятный результат которого для власти ручаться было никак
нельзя.72 Таков же был и взгляд Цертелева, считавшего, что
«она должна существовать до тех пор, пока мы не будем уве-
рены, что соберется лучшая, пока мы не будем уверены, что
революционные партии, социал-демократы и анархисты, не по-
лучат в ней преобладания».73 Рискованной представилась дава-
емая рекомендация и Снежкову. «Я принадлежу к крайней
правой партии, — указывал он на свою гарантировавшую при-
верженность старому порядку политическую ориентацию, —но
тем не менее сказать категорически, что надо распустить Думу
или нет, я не решился бы».74
69 Там же, с. 146.
70 Там же, Протокол заседания 26 мая 1906 г., с. 97.
71 Там же.
72 Там же.
73 Там же, с. 98.
74 Там же, с. 100.
228
И следующее же выступление Д. В. Хотяинцева показало,
что фракция крайне правых вовсе не успела сорганизоваться,
хотя бы сговориться между собой. Он представил на рассмотре-
ние съезда свой проект адреса, призывавший царя целиком вер-
нуться к существовавшему до 17 октября положению. «Прикрой
и упраздни Думу, государь, как только найдешь это удобным!» —
взывал Хотяинцев, уверяя, что именно таково желание народа,
которым, не останавливался разошедшийся ретроград и перед
прямыми упреками царя в слабости, «ты пренебрег теперь».75
«Не бойся признать ошибок твоих и исправить их», — в том же
тоне продолжал поучать он царя. «Восстанови и самодержавие
твое», —вот с чем главным обращался он к нему, находя, впро-
чем, извинительным допущенный им отход с позиций неограничен-
ной власти. «Мы ведь знаем, что в самую острую минуту госу-
дарственного расстройства ты был один: у тебя не было в на-
роде надежной организованной политической силы, опираясь на
которую ты бы мог спокойно вести борьбу с врагами отечества.
Окруженный чиновниками с графом Витте во главе, заражен-
ными конституционализмом, ты только и слышал — все спасе-
ние в конституции», — извинял Хотяинцев действия царя и до-
казывал, что в случившемся нет необходимости и все еще можно
вернуть в старое положение, обзаведясь теперь этой «прочной
политической силой», которой, конечно, должно было стать дво-
рянство.76 Если так могли думать и к этому стремиться и дру-
гие, то советовать царю идти напролом, как это делал Хотяин-
цев, с полным пренебрежением наличного соотношения сил, они,
однако, в большинстве не решались, опасаясь гибельных по-
следствий от подобной авантюры, и лишь единицы высказыва-
лись в поддержку этого бесшабашного выступления. А. Ю. Оз-
нобишин, считавший необходимым заявить в адресе, что созда-
ние Думы было «громадной ошибкой», предлагал исходить из
того, что «тот кризис, который мы переживаем, разрешится не-
сомненно не словопрениями, а оружием и если дать ему еще
время, то он разрешится во всяком случае в пользу революции,
ибо армия с каждым днем все более революционизируется, а по-
тому необходимо немедленно Думу распустить, но новых выбо-
ров не производить и обуздать печать».77 Но даже и он считал
невозможным ограничиться только лишь насилием, добавляя,
что «этого недовольно, должны быть произведены реформы, за
которые должно взяться правительство без помощи народных
представителей». «Нам нужно уничтожить бюрократизм, ожи-
вить наш законодательный строй», — ставилась им на этот слу-
чай неопределенная задача.
Одинаковым образом и А. Д. Кашкаров считал, что «надо
обуздать печать, заставить замолчать Думу», объявив для этого
75 Там же, Проект адреса Д. В. Хотяинцева, с. 160.
76 Там же, с. 161.
77 Там же, Протокол заседания 26 мая 1906 г., с. 112.
229
военное положение.78 Однако, как ин справедливо было заме-
чание, оброненное II. Л. Шишковым, — «наше собрание есть
несомненно военный совет»,79 — других сторонников объявления
войны Думе и похода на нее не нашлось, и большинство рас-
суждало подобно В. Н. Ознобишину, который продолжал счи-
тать, что власть «всецело до сих пор находится в руках госу-
даря» и Дума — лишь незначительная добавка к оставшемуся
прежним государственному устройству. Но и при такой трак-
товке он решительно исключал возможность вступать с ней
в конфликт. «На счет роспуска Думы, по-моему, не может быть
и речи. Дума должна умереть естественной смертью», — выска-
зывал он свое твердое мнение. «Критиковать Думу опасно», —
говорил выступавший до него Пильхау. «Этим ничего не добь-
емся, а только раскрываем свой фланг», — советовал оп соблю-
дать осторожность, как и кн. В. М. Урусов. «Я бы просил
собрание отнестись крайне осторожно к тому положению, в кото-
ром мы в настоящее время находимся», — напомнил он о дей-
ствительности, в которой трудно было различить признаки пе-
ремены в лучшую для дворянства и царизма сторону.80 В тон
сказанному и К. Н. Гримм называл роспуск Думы «великой по-
литической ошибкой». Последующие выступления В. А. Озно-
бишина и Кашкарова в фактическую поддержку Хотяинцева не
произвели перелома в настроении съезда, не поддержавшего
эту группу, как не поддержал он и противоположное предложе-
ние А. Н. Брянчанинова, заявившего себя сторонником приспо-
собления к создавшемуся положению, чтобы тем вернее упро-
чить положение дворянства в качестве господствующего класса.
«Мы должны помнить, что нам нужно идти не вразрез с тече-
нием, которое захватило весь народ, по, напротив, встать во
главе этого течения», — был его основной тезис. И «если мы объ-
явим себя противниками всего, если мы выскажемся столь кате-
горически теперь, то, кроме почти общего осуждения, нам ни-
чего не предстоит», — предостерегал он. Наоборот, указывал он
на выгоду объявить себя приверженцами конституционной точки
зрения, «с которой Россию теперь уже все равно свести невоз-
можно», «если мы заявим, что мы сторонники политических ре-
форм, на нашу сторону встанут многие классы населения, кото-
рые признают нас своими полноправными членами, и мы не поте-
ряем голоса, который до сих пор имели».81 Составленный в этом ду-
хе проект адреса был им затем оглашен, но не встретил одобрения
съезда. Как не имеющую шансов на успех попытку ввести в за-
блуждение наступающую сторону расценил его Пильхау. «Мы
не можем успокоить противника словами, и этим способом мы
78	Там	же,	с.	113.
79	Там	же,	с.	114.
80	Там	же,	с.	101,	105-107.
81	Там	же,	с.	101,	102.
230
ничего не добьемся: так думать — значит, слишком низко оце-
нивать противника, что является также слишком неверным при-
емом»,— повторял он уже высказанное прежде предупрежде-
ние.82 Съезд в целой оказался значительно правее предложенного
Брянчаниновым при всем его фиктивном характере направ-
ления, с этих же правых позиций отвергая грозящий вызвать
тяжелые осложнения вариант Хотяинцева и его единичных
сторонников. И достаточно показательно, что о неприемлемо-
сти обоих предложений было заявлено гр. В. Ф. Доррером, со-
единившим их в своем выступлении. «... Не правые поборят
революцию, а революция окажется численной силой», — отрицал
он возможность успеха рекомендуемого Брянчаниновым именно
с целью обойти противника с тыла маневра.83 Возражая и Хотя-
инцеву, он сам находил пока достаточным, чтобы царь не усту-
пал Думе, а для оказания ей успешного противодействия поза-
ботился бы о сплочении в помощь себе лагеря охранителей.
И если не одному ему казалось сомнительным, что дворян-
ство, даже и принимая внешне совершившиеся перемены, смо-
жет таким приемом повести за собой в нужном направлении
великое множество поднявшихся на борьбу против старого
порядка, как рассчитывал Брянчанинов, то сплочение охранитель-
ных сил под главенством привыкшего командовать класса в под-
держку существующего строя представлялось другим участни-
кам съезда не только вполне достижимым, но и делом первосте-
пенной важности. «Мы все еще крепкая корпорация, вокруг
которой могут сгруппироваться консервативные силы страны»,—
побуждал дворян взять на себя руководство А. А. Киреев.84
Более предпочтительным считал поднимать аграрный вопрос
от имени не только дворянства, но с подсоединением к нему и
землевладельцев из числа купцов и крестьян кн. П. Л. Ухтом-
ский.85 Н. А. Павлов же, еще со времени своего сотрудничества
в «Гражданине» доказавший свое нежелание воспринимать дей-
ствительность в ее настоящем виде и теперь распространяв-
шейся на ту тему, что «революция идет сверху, а не снизу» и
что «народ никогда не шел против нас», и вообще считал, что
«мы можем вместе с народом составить громадную силу».86 Но
все же и он, по-видимому, относил такую возможность к более
или менее отдаленному будущему, а пока же, обрисовывал он
реальное положение, «следует признать, что одно теперь спасе-
ние в непреклонно:! воле монарха, которого народ любит, у ко-
торого одного есть власть и который один может повелеть».
Действительно, какие бы варианты и комбинации ни замыш-
лялись участниками съезда, какую бы роль ни прочили они
82 Там же, с. 105—106.
83 Там же.
84 Там же, с. 99.
85 Там же, с. 105.
81' Там же. с. 108.
231
дворянству, реальность была такова, что только заступничество
самодержавия могло спасти помещичье землевладение. И на
съезде прозвучала твердая уверенность, что власть придет на
помощь дворянству. Высказывалось ясное сознание их нерастор-
жимого единства. И как бы ни был силен напор противоборст-
вующих течений, этот союз оставался крепким и надежным.
В полной уверенности, что на власть безусловно можно по-
ложиться, выступил Д. Н. Кованько, отбросивший все и всякие
недомолвки и недоговоренности и прямо указавший на те реаль-
ные отношения, которые связывали самодержавие и дворянство,
создавая из них одну политическую общность. Ему претили
рассуждения о лавировании, в которых слышался и отголосок
претензий для придания себе большего веса несколько отъеди-
ниться от власти, тем более казавшихся ему беспочвенными,
когда на дворянство надвигался девятый вал. Иное же и вовсе
имело для него вид никчемного фантазирования. «Позвольте
мне, господа, вернуться к действительности и на минуту отвлечь
вас от тех прекрасных, но идеальных речей, которые я тут слы-
шал»,— в язвительном тоне обратился он к присутствующим.87
Ведь главное заключалось в том, что «одни классы поднялись
и обрушились на другие» и «наш класс при этом встал в невы-
годное положение». «Разве мы не понимаем, что мы сами по
себе ничего не значим, — взывал он к своим собратьям по клас-
су, — что только крепость правительства удерживает в извест-
ных пределах все те враждебные силы, которые на нас надви-
гаются, и для нас нужно это сильное правительство».
Не сомневался он и в другом. «Наше теперешнее собрание
имеет ту выгодную сторону, что к постановлениям, им вырабо-
танным, правительство будет прислушиваться, —ставил он все
точки над i. — Если адрес будет подписан всеми нами, то оп
для правительства будет еще более важным документом... Пра-
вительство увидит, что мы решились себя защищать, защищать
свою собственность, и правительство нас поддержит». Из всего
вытекал единственно возможный, обещающий гарантированный
успех образ действий. «Мы должны обратиться к государю, ко-
торый есть именно вершитель судьбы России. Оп выслушает
мнения Думы, выслушает и наше мнение и решит, кто прав».88
Решит, конечно, в пользу дворянства. «Наша защита — един-
ственно царская высокая власть, которая будет оборонять нас
и не утвердит закона, который идет вразрез с интересами дво-
рянства. Я уверен, что эта власть поддержит нас в наших стрем-
лениях и намерениях», — говорил он об этом как о не могущей
вызывать никаких сомнений аксиоме. Впрочем, Кованько убеж-
дал в том. в чем съезд и так был убежден. И в окончательно
одобренном собранием тексте адреса приверженность дворянства
самодержавию получила не допускающую ни малейших сомне-
87 Там же, с. 107.
88 Там же, Окончательный текст адреса царю, с. 166.
232
ний формулировку. «Верховная самодержавная власть есть не-
изменное верование русского народа», и, устанавливал съезд,
«теперь более, чем когдо-либо, должна быть оберегаема от вся-
ких на нее посягательств». Если в конце концов всякое упоми-
нание о Думе было решено удалить из обращения, то косвен-
ным образом она этими же словами осуждалась как претендент
на власть. Несколько более завуалированный вид постарались
придать и призывам к самодержавию защитить дворянское
землевладение, акцентировав тезис о необходимости передать
в собственность крестьянства находившиеся в его пользовании
земли. Но в целом первоначальный текст подвергся лишь неко-
торому дополнительному редактированию, и большинство съехав-
шихся помещиков теперь объединялись на основе изложенной
в нем программы. Ее проведением в жизнь должен был теперь
заняться избранный съездом постоянный Совет во главе с его
председателем гр. А. А. Бобринским и его заместителями
кн. Н. Ф. Касаткиным-Ростовским и А. А. Нарышкиным. Его
членами стали кн. В. М. Волконский, гр. Д. А. Олсуфьев,
А. И. Мосолов, Р. О. фон Экеспарре, А. А. Чемодуров, С. С. Бех-
теев, Н. А. Павлов, кн. Н. Б. Щербатов, А. Б. Нейдгардт,
кн. Д. Н. Цертелев.
Первым предложением Бобринского по оглашении результа-
тов голосования было передать на рассмотрение Совета вопрос
об организации бессословного союза земельных собственников.89
Рассчитывая с помощью этой огранизации найти доступ
к крестьянству, Совет торопится поскорее вызвать ее к жизни.
Составляется проект устава Союза и рассылается губернским
предводителям для ознакомления с ним дворянских собраний.
8 июля собираются учредители, утверждают устав и избирают
Центральный совет.90 Не медлит Совет и с принятием на себя
роли защитника и проводника дворянских интересов. В этом
качестве он вступает в контакт с властью, побуждая ее поспе-
шить с подавлением мощно развернувшегося летом крестьян-
ского движения в Тамбовской, Рязанской и Курской губерниях.
16 июня состоялась встреча со Столыпиным, заверившим Совет,
что им уже сделано все необходимое.91 По докладе дела царю он
заявил, что он «хорошо осведомлен о деятельности объединен-
ных дворянских обществ и весьма ее ценит».92
Однако общая обстановка летом 1906 г. была не такова, что-
бы власть могла себе позволить круто взять крен вправо и пойти
на широкое сближение с дворянством наиболее близкого себе
толка. Напротив, в это время, неуверенная в ближайшем буду-
щем, она чувствует себя особенно непрочно. Первая Дума пред-
ставляется ей чрезвычайной опасностью. Вступать с только что
89 Там же, Протокол заседания 27 мая 1906 г., с. 125.
90 Записка Совета объединенных дворянских обществ. .с. 16.
91. Там же.
92 Там же, с. 17.
233
созванным представител ьством в открытую борьбу, пускать в ход
силу медлят. Начинать бой — значит, поставить на карту
судьбу самодержавия. Пойдя в конце концов va banque ~ и
очень скоро, — власть пока ищет способа так или иначе обойти
угрозу, возобновляя неоднократно производившиеся до того
попытки наладить сотрудничество с общественными верхами,
в том числе с фрондировавшим в предреволюционную эпоху дво-
рянством. Весь ход начатых переговоров, их общий итог, до-
статочно ясно и четко выявивший подход к ним власти, убеж-
дал, что и в этом случае, как и прежде, вовсе не имелось в виду
поступаться и малой частью своих верховных прерогатив, хотя
предметом переговоров было формирование правительства
с включением в него так называемых «общественных деятелей».
Снова им предназначалось быть подручными власти, быть у нее
на посылках, имея главным своим назначением придать ей вид
чего-то нового, приемлемого для казавшейся совсем уже гото-
вой двинуться на штурм самодержавия Думы, и даже более
того, их-то руками устроить при необходимости ее роспуск.
Июнь — месяц, когда в кругу правительства один за другим или
даже вместе возникают разнообразные проекты такого рода,
когда впопыхах нащупывается решение головоломной для вер-
хов задачи и всякий шаг в том или другом направлении кажется
грозящим непоправимыми последствиями. Но острота обста-
новки заставляет власть повести рискованнейшую и для самих
инициаторов политическую игру, чтобы только избежать лобо-
вого столкновения с Думой, за которой вставала и недалекая
перспектива крушения всего существующего порядка.
О настроениях и ожиданиях правящей верхушки в этот мо-
мент можно судить по относящейся к концу июня и говорящей
самой за себя записи в дневнике вел. кн. Константина Констан-
тиновича. «В обществе много говорят о решительной невозмож-
ности правительству, т. е. Кабинету Горемыкина, работать
с данным составом Госуд [арственной] думы», — отмечал он,
уточняя, что для разрядки конфликта допускается устранение
давшего ему разрастись до таких размеров Горемыкина вкупе
с остальными его коллегами. Взамен же «поговаривают о жела-
тельности составить новое Министерство из умеренных, но более
приятных Думе, чем нынешнее Министерство». Готовность по-
жертвовать не обнаружившим нужной ловкости правительством,
подыскав что-нибудь более подходящее для Думы, становится
понятной в свете того, что удостоверял великий князь: «...часто
слышно, что мы быстрыми и широкими шагами приближаемся
к какому-то страшному бедствию, тем более грозному, что оно
неведомо. Будет ли это гибель царствующего дома, междоусоб-
ная война, кровопролитие?» Перед лицом прозреваемой в близ-
ком будущем катастрофы находились и сторонники перехода
к открытой гражданской войне, рвущиеся поскорее сцепиться
с противником, зовущие идти напролом. «Люди положительные,
234
монархического направления жаждут разгона Государственной]
думы, диктатуры, крутых мер, казней, насилия, террора в от-
вет па террор», — говорилось о тех, кто подстрекал самодержа-
вие тут же ринуться в бой, как бы ни были сомнительны шансы
на победу, Но именно в опасении, что на этом пути власть ждет
поражение, «другие и я к ним присоединяюсь». Так писал вели-
кий князь о тех, что старался избежать нового обострения об-
становки. «... Полагают, что Думу лучше не трогать и дать ей
самой провалиться в общественном мнении». Чего стоила, впро-
чем, эта сдержанность и к чему влекло на самом деле, видно
из заключительных слов этой записи: «... злоба накипает,
когда слышишь и читаешь о действиях мерзавцев вроде Аладъ-
ина, Седельникова — представителей крайне левой в Думе.
Возмутительно, что они считаются неуязвимыми».93
И все же, как ни велика была тяга немедленно расправиться
с ними и как ни сочувственно относились к советам пойти по-
ходом на Думу, все же более безопасным было признано манев-
рирование вместо фронтальной атаки, и Трепов, Извольский,
Столыпин, имея каждый свой план привлечения на сторону
власти цензового элемента, вступают в переговоры с его пред-
ставителями. Если Трепов избрал своими контрагентами каде-
тов, то Извольский и, главное, Столыпин, выходящий на первое
место в правительстве, ориентируются на предводителе!! земско-
дворянской фронды 1902—1904 гг. — гр. П. А. Гейдена,
Н. Н. Львова, М. А. Стаховича, Д. И. Шипова. Именно эта ли-
ния в конце концов и возобладала. Трепов же бесповоротно
скомпрометировал себя в глазах царя попыткой допустить к вла-
сти кадетов, полагая, что они лучше всего сумеют отвратить
угрозу от самодержавия.94 С Гейденом, Стаховичем, Львовым и
Шиповым Столыпин ведет переговоры, так что некоторые из
возможных партнеров власти призываются под конец для бесед
с царем, самолично проверяющим возможности и условия со-
трудничества. Продолжительная аудиенция была дана Шипову,
которого по старой памяти ошибочно принимали за главное
в среде оппозиции лицо, хотя к этому времени он фактически
был не у дел. Переговоры не прерываются и после разгона пер-
вой Думы, когда еще не рассеялся страх перед казавшимся не-
избежным выступлением всей страны в ее защиту в форме, как
предполагал Столыпин, «всеобщих беспорядков». Когда же вы-
яснилось, что ожидавшейся вспышки не произошло, то вскоре
же дают отставку и кандидатам в министры от правого дворян-
93 Из дневника Константина Романова. — Красный архив, 1931, т. 2 (45),
запись 28 июня 1906 г., с. 123.
94 В общем виде предпринятые маневры описываются в кн.: Чермен-
ский Е. Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции. М., 1970,
с. 286—302. — См. также: Старцев В. И. Русская буржуазия и самодержа-
вие в 1905—1917 гг. Л., 1977, с. 71—109.
235
ского крыла оппозиции.95 Последние события убеждали, что как
представители оппозиционного лагеря они не имеют за собой
сколько-нибудь значительной поддержки, и вместе с тем не за
ними идет и большинство дворянства, сплачивающееся на го-
раздо более правых позициях для защиты своих владений,
Это, в частности, стало очевидным после новых выборов в зем-
ства с конца 1905 г., приведших к массовому изгнанию оттуда
причастных к предреволюционному земскому движению эле-
ментов. Избиратели помещики не прощали своим собратьям бы-
лых либеральных увлечений, видя в земском либерализме даже
самого бледного оттенка тяжелый проступок. Прежде пренебре-
гая земскими делами, они теперь в полной мере воспользовались
предоставленными им Александром III привилегиями и своими
голосами «совершенно изменили состав земских собраний»,96
проведя в земство тех, кто готов был не за страх, а за совесть
отстаивать интересы дворянства и вообще старый порядок жизни.
Если самодержавие смогло, таким образом, одержать верх
в противоборстве с Думой, обойдясь даже без верхушечных пе-
ремен в виде допущения к непосредственному участию в управ-
лении представителей социально наиболее близкой себе среды,
то нерешенной оставалась наиболее важная для власти задача,
сделавшаяся скорее еще более трудной.
И власти, как и дворянству, собиравшемуся с конца 1905 г.
для обсуждения положения, было ясно, что крестьянство не
признает за помещиками права на находившуюся у них во вла-
дении землю и охватившее крестьянскую массу, пусть и подав-
ленное на первых порах движение может вспыхнуть с минуты
па минуту вновь и с гораздо большей силой. Самодержавие мог-
ло еще поплатиться за то, что именно вокруг аграрного вопроса
и разгорелась борьба с Думой, когда правительство заняло по-
зицию бескомпромиссной защиты дворянского землевладения.
Готовившееся обращение Думы к крестьянству в ответ на пра-
вительственную декларацию 20 июня, отвергавшую все рассмат-
ривавшиеся Думой проекты обеспечения крестьян землей, и по-
служило для власти casus belli. Но хотя разгон Думы 9 июля
95 Ход и исход этих переговоров освещены в книге участвовавшего
в них Д. Н. Шипова (см.: Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережи-
том. М., 1918, с. 461—473). Партнерам Столыпина, охотно откликнувшимся
на его авансы, под конец стало, однако, ясно, что ими хотят воспользо-
ваться для прикрытия. Как выразился Гейден, «очевидно, нас с вами
приглашали на роли наемных детей при дамах легкого поведения» (см.:
там же, с. 473). Приходилось убедиться, что «все хотят оставить по-ста-
рому, не задумываясь о грядущих выборах и не желая в сущности ни
в чем обновиться...» (там же). См. также: Старцев В. И. Русская бур-
жуазия и самодержавие в 1905—1917 гг., с. 109—ИЗ.
96 Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом, с. 519. — См.
также: Веселовский В. Б. История земства за 40 лет. Т. IV. СПб., 1911,
с. 58; Полнер Т. И. Жизненный путь князя Г. Е. Львова. Париж, 1932,
с. 125.
236
и не вызвал ожидавшейся реакции, обстановка в деревне про-
должала оставаться накаленной.
Как в этот момент власть оценивала положение и какой
собиралась придерживаться тактики, видно из устроенного ца-
рем 30 июля совещания с некоторыми великими князьями отно-
сительно мер, которыми можно было бы отвлечь крестьянство
от дальнейшего развертывания борьбы за землю.
Николай не стал скрывать свою тревогу, заставлявшую его
попробовать теперь найти средство откупиться от наступающих
крестьянских миллионов, не полагаясь на применение одной
лишь силы. Он и заявил присутствующим, что «аграрное дви-
жение, охватившее всю Россию, побуждает его подумать о том,
что царствующему дому следует стать во главе уступок земли
неимущим крестьянам, уступок, предполагаемых и в государ-
ственных имуществах, и в кабинетных владениях, и в насильст-
венном отчуждении частновладельческих земель, решаясь на
продажу крестьянам 1 800 000 десятин удельной земли, состо-
ящей у крестьян в аренде».97
Однако и в самом близком окружении трона, у своих собст-
венных родственников, царь не встретил единодушного одобре-
ния задуманного. Крупнейшие латифундисты, какими были ве-
ликие князья, посмотрели на дело именно в этом своем качестве,
и тогда как Николай и Петр Николаевичи высказали свое со-
гласие, Владимир Александрович, напротив, «горячо ополчился
на это предложение» при сочувствии Константина Константино-
вича. И если царь как раз в связи с роспуском Думы, обещав-
шей дать крестьянам землю, хотел совершить переворот в на-
строении народной массы, внушив ей, что удовлетворение своих
нужд она должна ожидать единственно от власти, а никак не
от своих избранников,98 то Владимиру весь этот направленный
к достижению важнейшей цели маневр казался вовсе уже не
нужным после успешного разгона Думы даже осуществлением
предъявленных ею требований. «... Если эта мера является
только уступкой дерзким заявлениям, высказанным в бывшей
Государственной] думе, то следует помнить, что уступки не
удовлетворяют, — отрицал он необходимость напускать на себя
вид радетелей народной пользы, — что мы видели за последний
год, к чему привели уступки, и что если на требование отдать
руку — уступишь, то доберутся и до головы».
В продолжение этого совещания 9 августа было проведено
новое с участием как великих князей, так и Столыпина, Коков-
97 Из дневника Константина Романова, запись 30 июля 1906 г., с. 126.
98 Такую именно тактику выдвигал А. Будберг в разговоре с царем
13 июля 1906 г. Нужно, подавал он совет, обязательно воспользоваться
временем до созыва в феврале новой Думы, чтобы «сделать что-нибудь
существенное по аграрному вопросу. Требуйте от нас, помещиков, посиль-
ных жертв, мы их принесем» (см.: ЦГАОР, ф. 859, on. 1, д. 11, запись
А. Будберга от 13 июля 1906 г., л. 14).
237
цова, ки. Васильчикова в роли министра земледелия, барона
Фредерикса и начальника управления уделов кн. Кочубея. И
как бы ни были настроены иные великие князья против сделан-
ного царем предложения, им все же пришлось его принять. Иг-
норировать по-прежнему крестьянскую нужду, как было всегда
и как хотелось и теперь, ныне не представлялось возможным —
царь не напрасно говорил об охватившем всю страну аграрном
движении. И даже в соображении этого решающего факта вел.
кн. Николай Николаевич «предложил ввиду политической необ-
ходимости пойти навстречу безземельным крестьянам, не прода-
вать арендуемой земли, а пожертвовать ее».99 Но если волей-не-
волей пришлось последовать царскому совету, дабы не драз-
нить крестьян громадностью своих владений, то это последнее
дружно отклонили — «пришли к заключению, что жертва бу-
дет настолько ощутительна для некоторых членов семьи и что
потеря доходов настолько сократит наше содержание, что жерт-
вовать невозможно. Решили все-таки продавать». И уже 12 ав-
густа удельные земли передавались указом Крестьянскому банку
для последующей продажи крестьянам.
Выиграв к этому времени в войне с революцией ряд сраже-
ний, самодержавие далеко еще не чувствует себя победителем.
К утверждению старого порядка все еще вела долгая извили-
стая дорога, и непосредственная опасность самому его существо-
ванию еще не утратила остроты. «Политическая необходимость»
постоянно заставляла считаться с собой, действовать с оглядкой,
в опасении новых массовых выступлений. Сила революции еще
далеко не была сломлена, внушая и самодержавию, и всему ла-
герю своих противников неослабевающий страх. Отпечаток его
лежит на всем, что делает самодержавие для укрепления своих
позиций, и всем, что оно позволяет себе сделать для поддержа-
ния дворянства. Не все его подчас настойчивые пожелания при-
нимаются к исполнению — иное откладывается до более подхо-
дящих времен. Уже в следующем году совершением третье-
пюньского переворота самодержавие раскроет свою настоящую
классовую сущность, но теперь оно старается держать в тени
свою общность с дворянством. Тем не менее месяцы, истекшие
перед переходом сил старого порядка в наступление, снова под-
твердили ее существование, закрепили коренное единство инте-
ресов власти и ее социальной основы. Путь, намеченный дво-
рянством, и оказался в конце концов тем путем, по которому
двинулось самодержавие. А пока и в оценке, и в подходе к об-
становке между ними выявляются умножающиеся точки сопри-
косновения. Главным объединяющим началом в этот момент
становится признание необходимости изменить порядок, позво-
ливший революции использовать Думу в борьбе с самодержа-
вием. Настойчивые призывы со стороны дворянства изменить
99 Из дневника Константина Романова, запись 9 августа 1906 г., с. 127.
238
положение о Думе и обеспечить общественным верхам господство
в ней зазвучали еще до того, как вторые выборы снова подтвер-
дили, что у реакции нет никаких шансов занять в Думе сколько-
нибудь видное место, не говоря уже о том, чтобы добиться
преобладания в ней.
Всего через полмесяца после ее разгона предводители дворян-
ской правой кн. Н. Ф. Касаткин-Ростовский, А. А. Нарышкин,
гр. С. А. Толь, гр. Д. А. Олсуфьев, а также И. Г. Шевич и
П. В. Дическул подают царю записку с настоянием уже теперь
отменить существующее положение о выборах. В тождествен-
ности результата предстоящего голосования прежде состоявше-
муся они были уверены, ожидая, впрочем, того, что новая Дума,
«быть может, окажется еще хуже по своему составу».100 Ее
повторный разгон дела не менял, и при действующем законе
новые собрания придется разгонять «второй, третий раз и т. д.»,
а это должно было сопровождаться нарастающим сопротивле-
нием страны, грозя «окончательной гибелью государства». Перед
властью стоял лишь один выбор — пойти ли на государственный
переворот немедленно или отложить его до следующего, зара-
нее предрешенного разгона второй Думы. Зная о существовании
сторонников последнего варианта, надеявшихся, что если новая
Дума пойдет по стопам своей предшественницы, то «общество
тогда разуверится» и это развяжет власти руки, дворянские
представители усматривали в этом расчете коренную ошибку.
Они, напротив, ожидали, что вторичный разгон законодатель-
ного собрания после того, как население повторно подтвердит
ему свое доверие, не только не встретит чаемого благоприятного
отклика, но «вызовет в значительной части общества резкое
раздражение и глубокое недовольство».101 Совершение государ-
ственного переворота в этих условиях составило бы гораздо
больший риск, и царь побуждался теперь же решиться на этот
шаг. Практически требовалось устранить «чрезмерное преобла-
дание крестьян», ограничив и в городах число избирателей пла-
тельщиками квартирного налога. На худой конец, если предла-
гаемая крутая перемена будет сочтена слишком далеко заходя-
щей, авторы записки готовы были довольствоваться введением
куриальной системы, чтобы помещики сами отдельно от крестьян
могли избирать своих представителей.
И по духу, и по содержанию все это было близко собствен-
ным намерениям власти, которую весь ход событий, связанных
с Думой, снова поставил в ее восприятии перед вопросом, быть
или не быть, и даже успешно прошедшее девятое июля все еще
не давало уверенности, что чаша весов склонилась наконец
в пользу самодержавия.
100 ЦГАОР, ф. 543, оп. 1, д. 515, Записка кп. Н. Касаткина-Ростовского,
А. Нарышкина, гр. Толя, П. Дическула, гр. Д. Олсуфьева, И. Шевича,
поданная Николаю II 26 июня 1906 г., л. 51.
101 Там же, л. 52.
239
Положение все еще рассматривалось как чрезвычайно опас-
ное, разгрома сил противника не произошло — он всего лишь
не ответил пока ударом, которого так опасались, но что борьба
с революцией далеко еще не завершена, что она располагает
могучими резервами и победа ее не может считаться исключен-
ной, а потому зарываться в попятном движении рискованно, это
было мнение, разделяемое и некоторыми наиболее неуступчиво
настроенными членами правительственного верха. Поэтому, хотя
в самом узком правительственном кругу еще до разгона Думы
заговорили о том, что одного его окажется недостаточно, так как
и вторая Дума будет такой же и требуется менять саму установ-
ленную систему, на первом плане все же стояла забота о том,
чтобы не вызвать новой вспышки, не считая положение вполне
упроченным и в том случае, если нападение на Думу сойдет
благополучно.
С какой программой выступали те, кто полагал схватку
с Думой неизбежной и звал, не уклоняясь, идти на конфликт,
хорошо видно по поданной царю в середине июня записке
П. X. Шванебаха. Ярый оппонент любых комбинаций с образо-
ванием приемлемого для Думы министерства, приравниваемых
к капитуляции власти, побуждавший «идти на неизбежный и
ничем не отвратимый бой с революцией»,102 он вместе с тем
предостерегал от всего, что могло быть истолковано как возврат
к старому. Самодержавию нужно было, напротив, выглядеть
хранителем установленных нововведений, в особенности же по-
борником интересов крестьянства. Роспуску Думы должно, со-
ветовал он царю, предшествовать «широкое и торжественное
оповещение крестьян», в котором бы наряду с опровержением
думских начинаний присутствовало бы изложение совокупности
мер, «коими правительство пойдет навстречу крестьянским
нуждам».103
Ожидалось, что при такой тактике «при роспуске Думы
сплоченными массами крестьяне на сторону революции не ста-
нут». Параллельно с этим всему населению предлагалось дать
заверение, что царь, «верный обету, данному своему народу,
остается при незыблемом намерении управлять страной с пред-
ставителями народа, что потому и распускается Дума, чтобы
спасти начало народного представительства».104 И, развивал
Шванебах свой план, «дабы осязательно доказать, что роспуск
Думы не знаменует возврата к старому порядку и что Дума
распускается не ради торжества бюрократии, надлежало бы при
первой возможности ввести в состав кабинета на второстепен-
ные посты трех или четырех общественных деятелей либераль-
ного направления, но, конечно, патриотических монархистов».
102 Там же, Записка П. X. Шванебаха Николаю II от 16 июня 1906 г.,
л. 29.
103 Там же, л. 30.
104 Там же, л. 30 об.
240
Опасность не исчезала и в дальнейшем, и, даже будучи победи-
телем, следовало соблюдать осторожность, и «как бы легко ни
стала бы даваться реакция, надо будет твердо отстаивать новый
дарованный России строй, стараясь лишь очистить его от злока-
чественных нарывов». И здесь «на первом месте среди таковых
стоит злополучный избирательный закон».105 Его требовалось
изменить «при первом просвете общественного сознания», забо-
тясь снова о том, чтобы это нельзя было квалифицировать как
нарушение установленного самой властью порядка, и для того
произвести перемену с санкции Государственного совета.
Обращение к крестьянству 20 июня и дезавуирование линии,
на соглашение с Думой указывают, что эти советы, подаваемые
не одним Шванебахом, возымели свое действие. Но и после их
прошедшего в общем гладко осуществления не отступает боязнь
перед могущим случиться взрывом, и спустя месяц после запи-
ски Шванебаха ее рекомендации относительно общего курса
внутренней политики повторяются в новой записке, исходившей
от лица, которому Николай безусловно доверял и чье мнение
было для него достаточно авторитетно. Ее автором был Горе-
мыкин, хоть и получивший отставку, но оставшийся ближайшим
советником царя. «... Деятельность правительства, каковы бы ни
были обстоятельства, в которых она должна будет проявляться, —
формулировался основной тезис его записки, — не должна ни
под каким видом быть реакционною».106 Бескомпромиссный
блюститель самодержавия, он все же, считаясь с реальной об-
становкой, не видел возможности взять обратно уже завоеванное
революцией. Даже терпящая поражение, она провела границу,
которую уже нельзя было переступить.
Таким образом, и те в правительственных сферах, правее
которых уже некого было и поставить, опасливо относились
к последствиям рекомендуемого шага. И в их понимании то была
игра с огнем, заключавшая в себе огромный риск.
Дворянские настояния поскорее приступить к переделке из-
бирательного закона, соответствовавшие разрабатываемой на
данном этапе стратегии власти, корректировались, однако, на-
верху отчетливым сознанием опасности этого, пока революция
не была побеждена.
Но какова бы ни была при уже намеченной цели тактика
самодержавия, определявшаяся наличным соотношением борю-
щихся сил, дворянство открыло кампанию против существующего
порядка избрания Думы на новом съезде объединенных дворян-
ских обществ, на этот раз 31 губернии, собравшемся в середине
ноября 1906 г. «Несомненно движение вправо среди дворян и
вообще всяких собственников», — констатировал присутствовав-
105 Там же, л. 31 об.
106 Там же, д. 520, Записка И. Л. Горемыкина Николаю П от 10 июля
1906 г., л. И об.
16 Ю. Б. Соловьев
241
ший на заседаниях Киреев.107 При снова обнаружившемся раз-
нообразии, даже пестроте мнений эта тенденция дала себя знать
в том единодушии, с которым все дворянские представители без
исключения осуждали действующий избирательный закон. Тон
обсуждению задали слова из речи Касаткина-Ростовского —
«нельзя не крикнуть громко, что с таким предательским, бесчест-
ным законом никакой нормальной Думы не может быть со-
звано».108 Разногласия вызвал лишь вопрос о том, какой момент
более подходит для совершения выставленного как абсолютная
необходимость переворота, — до созыва второй Думы или выж-
дав ее ослабления или даже дискредитации уже в ходе занятий.
Сопровождалось разногласиями и установление наиболее
подходящего для дворянства варианта нового избирательного
закона, да и сама процедура его разработки — с участием ли
дворянских собраний или иных специально создаваемых для
этого совещаний или обойдясь решениями на этот счет Совета,
снабженного съездом соответствующими указаниями. Большин-
ство высказалось за второе, а уже Совет получил одобрение
большой части делегаций на свои предложения основать новый
закон на сословно-групповом принципе, ликвидировав особые
права крестьян и выделив крупных землевладельцев в отдель-
ную группу наряду с мелкими землевладельцами, представите-
лями городов и крестьянами. Сословная схема, отстаиваемая
Н. А. Павловым и поддержанная саратовскими помещиками, со-
брала голоса лишь четырех губерний.109
Одинаково остро встала в связи с обсуждением предлагаемой
перемены и общая как для дворянства, так и самодержавия проб-
лема взаимоотношений с вышедшими на политическую арену об-
щественными силами, в первую очередь с крестьянством. Если
в даваемых обоими союзниками ответах и нет полной тождест-
венности, то между ними наблюдается определенное сходство.
Рекомендуя и проводя линию, противоречившую жизненным ин-
тересам громадного большинства населения России, и власть, и
поместная среда не оставляют мысли подчинить народную массу
своему влиянию. Многократно повторенная на первом съезде, она
снова стала одним из основных мотивов в речах, произносимых
на втором. «Надо себе уяснить, что целесообразность и значение
в жизни дворянства заключается в том, чтобы составить с наро-
дом одну партию земли в целях ограждения земельного труда от
поползновений фабричного рабочего и от власти революции, — ти-
пичным образом рассуждал В. Ф. Подпалов. — Нас с народом
107 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 21 ноября
1906 г., л. 195.
108 Труды второго съезда уполномоченных дворянских обществ 31 гу-
бернии. СПб., 1907, выступление кн. Н. Ф. Касаткина-Ростовского на засе-
дании 14 ноября 1906 г., с. 21.
109 Там же, с. 78—79.
242
земля не разъединяет, а соединяет, и нужно суметь укрепить эту
связь, поработав для народа».110
Это была истина, не требующая доказательств, и для такого
знаменосца реакции, как В. М. Пуришкевич. Свою сущность он
вполне раскрыл, заявляя: «Мы должны оставаться на почве
касты и быть тем, что мы есть, потому что то государство, в ко-
тором дворянства нет, в котором дворянство разжижено посто-
ронними элементами, не имеет светлого будущего». «Что бы ни
говорили, дворянство есть оплот трона, носитель закона и тради-
ций всей нации», — твердил он.111
Удостоверив всем сказанным, что он не напрасно отрекомен-
довался «крайним правым», он именно с этих позиций и предла-
гал навести мосты между дворянством и народной массой. «Нам
надо демократизироваться, — с той же категоричностью призы-
вал он, — мы можем выиграть только при общении с землей, при
тесной связи с народом».
Само дело представлялось ему достаточно простым: «...нам
необходимо нужно два, три вожака, и народ будет с нами»?12
Ранее выступивший кн. Н. В. Щербатов одинаково не усматри-
вал трудностей в привлечении народной массы под знамена дво-
рянства, полагая, что для достижения успеха на выборах «сле-
дует влиять на славянскую натуру выборщиков, в высшей сте-
пени впечатлительную».113 «Надо возбудить в народе патриотизм,
и в этом залог будущего успеха», — таков был его рецепт.
Находились, впрочем, и такие, кто не давал себя увлечь этим
вздором. «Вряд ли можно рассчитывать на какой-либо успех от
нашей пропаганды в массах на какой бы то ни было почве», —
реалистически рассуждал выступавший вслед за Щербатовым
кн. А. П. Урусов.
Справедливость такого заключения подтверждалась и полной
неудачей созданного летом Союза земельных собственников. Кре-
стьянство в него вовлечь не удалось. Происходившие в те же
самые дни заседания Союза давали наглядную возможность убе-
диться в этом.
Теми легкими способами, которые виделись Щербатову и Пу-
ришкевичу, нельзя было преодолеть пропасть между дворянст-
вом и крестьянством, а ничего другого в запасе у дворянства
не было, как с очевидностью показали прения по докладу
С. С. Бехтеева «о поднятии благосостояния крестьян», сделан-
ному в последний день заседаний съезда.
Бехтеев давно уже утвердил себя в дворянской среде как
один из наиболее деятельных охранителей отжившего строя
жизни. Все же и такому упорному противнику перехода к но-
110 Там же, выступление В. Ф. Подпалова на заседании 15 ноября
1906 г., с. 49.
111 Там же, с. 50.
112 Там же, с. 52.
113 Там же, с. 48.
16*
243
вым порядкам представлялось жизненно неооходимым сгладить
крестьянскую вражду к дворянству, найти выход из крайне опас-
ного положения путем создания хотя бы видимости заботы о кре-
стьянстве. Однако на съезде его старания встретили холодный
прием, и он даже счел нужным оправдаться, объясняя, что
заботится-то он все-таки о благополучии дворянства. «Есть раз-
ные пути к защите дворянских интересов, и прискорбно то, что
самый верный путь, — растолковывал он своим оппонентам, — вы-
ставлен на флаге наших врагов, а именно охрана и защита инте-
ресов крестьянского благосостояния».114 В этой связи ему было
совершенно ясно, какой тактики должно придерживаться дворян-
ство. Ее, собственно, уже проводило самодержавие. «Но мы сами
должны возбудить аграрный вопрос и возбудить его правильно,
мы должны стать во главе забот о крестьянстве, чтобы не позво-
лить ему искать поддержки в революционных дебрях, — это
простой прием для дворянства против революционеров». «Мы уже
запоздали с этим вопросом и надо ставить его скорее», — увещевал
он собравшихся.115 Тем не менее съезд не пошел дальше пере-
дачи доклада на рассмотрение Совета, который уполномочивался
возбудить, если будет нужно, соответствующее ходатайство перед
правительством.
В сущности выяснялось, что дворянство считало вполне до-
статочным проведение столыпинской реформы, настоятельно
рекомендованной предыдущими съездами дворянских представи-
телей и только что объявленной указом 9 ноября. Однако дальней-
ших шагов, обусловливавшихся этим преобразованием, сплачи-
вающееся в сознании своих классовых интересов дворянство не
принимало, и в этом обнаруживалось его расхождение с той про-
граммой, которую наметил Столыпин, собиравшийся привести
местное управление, суд и порядки вообще в соответствии с но-
вым положением крестьянства, предназначая ему, как наиболее
массовому теперь представителю собственнического начала, сыг-
рать роль основного защитника существующего строя.
Но если и на дворянских съездах велись разговоры о надоб-
ности сделать крестьянина-собственника союзником крупного
землевладельца, то задуманная перестройка жизни на местах
с предоставлением крестьянской верхушке права участвовать
в решении непосредственно затрагивающих ее дел да и вообще
при необходимости несколько потесниться в ее пользу прежде
безраздельно распоряжавшемуся в своей округе дворянству была
встречена им в штыки. Это рассматривалось как подрыв главных
позиций дворянства, и такой подход четко обрисовывался на за-
седавшем в конце марта—начале апреля 1907 г. третьем съезде
объединенных дворянских обществ от 32 губерний и предшество-
114 Там же, выступление С. С. Бехтеева на заседании 18 ноября
1906 г., с. 127.
115 Там же, с. 128.
244
вавших ему заседаниях Совета.116 «Почти поголовно „правые",
монархисты»,писал о составе собрания в своем дневнике при-
сутствовавший на заседаниях Киреев.117
Намеченная Столыпиным реформа местного управления сразу
попала под огонь нарастающей силы. О ней отзывались с обост-
ренной враждебностью. Один оратор за другим крушил ее как
злонамеренную попытку отнять у дворянства всякую роль
в уезде. Слова ознакомившего съезд с намерениями правитель-
ства члена Совета А. И. Зыбина, что «основания законопроекта
в том виде, как он вносится в Гос. думу, совершенно уничтожают
значение дворянского сословия на местах»,118 были затем много-
кратно повторены.
Для съезда после всего сказанного вопрос сводился лишь
к тому, что следует предпринять, чтобы помешать проведению
реформы. Совет со своей стороны уже пустил первый пробный
шар. Едва узнав о существовании проекта, он обратился к Сто-
лыпину с предложением не вносить уже подготовленный мате-
риал на обсуждение Думы до тех пор, пока не выскажутся
дворянские и земские собрания.119 Столыпин, однако, по «полити-
ческим соображениям» счел невозможным допустить ходатайст-
вуемую отсрочку, не имея одновременно ничего против рассмотре-
ния законопроекта на местах.
Одобрив действия Совета, съезд создал комиссию из 30 чело-
век, которой поручалось выяснить, что, по выражению Бобрин-
ского, «нам возможно сделать в настоящую критическую ми-
нуту».120 После двухдневных заседаний комиссия предложила
разослать законопроекты на предварительное заключение дворян-
ских и земских собраний, а кроме того, создать новую комиссию
в составе семи членов для подробного изучения предусматривае-
мых реформой положений с последующим представлением до-
клада Совету, который затем уже должен был познакомить со
своими соображениями всех выборных уполномоченных и губерн-
ских предводителей дворянства.
Сразу натолкнувшись, таким образом, на противодействие
дворянства, Столыпин, однако, не отказался от своего намерения,
но при всей проявленной настойчивости и во многом благодаря
116 ЦГАОР, ф. 434, on. 1, д. 76, Протоколы заседаний Совета объеди-
ненных дворянских обществ от 22 февраля 1907 г., л. 87—88; от 27 фев-
раля 1907 г., л. 90—90 об.; от 29 февраля 1907 г., л. 95—95 об.; от 26 марта
1907 г., л. 120 об. — 121 об.
117 РО ГБЛ, ф. 126, к. 14, Дневник А. А. Киреева, запись 26 марта
1907 г., л. 216.
118 Труды третьего съезда уполномоченных дворянских обществ 32 гу-
берний. СПб., 1907, выступление А. И. Зыбина на заседании 27 марта
1907 г., с. 13.
119 Там же, с. 14.
120 См. также: ЦГАОР, ф. 434, on. 1, д. 77, Протокол соединенного засе-
дания Совета и Комиссии, избранной третьим съездом по вопросу о мест-
ной реформе от 12 апреля 1907 г., л. 1—3.
245
неослабному сопротивлению помещичьей среды он потерпел
полный провал в попытке изменить порядок управления на
местах,121 как, впрочем, и во всех остальных пунктах своей про-
граммы.
Все случившееся удостоверило, что, разойдясь со Столыпи-
ным, дворянство оказалось в большем соответствии с подлинной
природой и намерениями власти, как и уцелевшим после рево-
люции общественным строем, чем сам глава правительства.
Разногласия с дворянством были первым признаком того, что
Столыпин и в том малом, что он собирался предпринять для
приспособления режима к новым условиям и с целью ослабить
или даже устранить причины, вызвавшие революцию, заходил
слишком далеко.
Столкновение с помещиками, цепко державшимися за старое,
было предвестником ожидавшей его общей неудачи.
Дальнейшее показало, что и для самодержавия, подобно тому
как и для дворянства, даже самое малое изменение, необходи-
мость хоть как-то потесниться, чтобы освободить место новым
возникшим в жизни силам, уже успевшим не только окрепнуть,
по и утвердиться в качестве ее новых хозяев и желавшим теперь
распоряжаться наравне с прежними властителями, было равно-
значно утрате главных позиций и в конце концов разгрому су-
ществующего порядка.
Неуступчивость, проявленная Объединенным дворянством, за-
числившим Столыпина в опасные реформаторы, была затем про-
явлена и самой властью, и ее ближайшим окружением. И в этом
случае Столыпин, когда угроза торжества революции перестала
страшить, с его общим курсом на избавление от вопиющей ар-
хаики при сохранении основной сущности самодержавия и вся-
ческого укрепления режима, но на пути осуществления некото-
рых давным-давно запоздавших перемен стал восприниматься
колебателем устоев, чуть ли не пособником враждебных или счи-
тавшихся такими сил.
Поле для маневрирования оказалось гораздо уже, чем предпо-
лагал Столыпин, и первые запретные линии, которые ему так и
не удалось переступить, были проведены дворянством.
Оно, как показала вся совокупность принятых на третьем
съезде решений и предшествовавших им прений, становилось
преградой для любых изменений отстоявшего себя в борьбе с ре-
волюцией старого порядка. Всякое проектируемое нововведение
приравнивалось фатальному подрыву его основ. С этой стороны
Столыпин, определяющей целью которого было сплочение вокруг
власти всех враждебных революции сил, ради чего он шел на
121 О дальнейшем ходе дела и конечной неудаче Столыпина см.: Дя-
кин В. С. Столыпин и дворянство (провал местной реформы). — В кн.:
Проблемы крестьянского землевладения п внутренней политики России.
Тр. ЛОЙИ, 1972, вып. 13, с. 231—274.
246
устранение вызывавших недовольство значительной их части
пережитков, встретил неослабную оппозицию. Среди причин,
обусловивших общий провал его усилий вывести самодержавие,
а вместе и всю охраняемую властью общественную систему из
тупика, это стояло не на последнем месте. Но и при обнаружив-
шемся расхождении с дворянством правого толка Столыпин,
блюдя общие интересы режима, счел невозможным отказаться от
проведения намеченного плана, видя в его выполнении необходи-
мую предпосылку преодоления завершившегося революцией и
снова грозившего потрясти весь существующий строй кризиса,
раз сохранится порождающий его комплекс застарелых противо-
речий и не будет ослаблен хотя бы в отношении потенциальных
союзников всеподавляющий гнет режима. А кроме того, и само
положившее начало некоторому отчуждению выступление Совета,
затем санкционированное съездом, все же не могло считаться
в тот момент аутентичным мнением дворянства в целом. Хотя
процесс его сплочения как класса и как социальной основы са-
модержавия продвинулся дальше, вместе с тем не исчезли разно-
гласия как между участниками съезда, так и в дворянской среде
вообще.
Уже обсуждавшиеся прежде организационные основы поме-
щичьего объединения явились предметом острой дискуссии при
утверждении представленного Советом на рассмотрение съезда
устава. Петербургская и воронежская делегации при поддержке
ряда других выступивших в прениях настаивали на том, чтобы
Совет и сам съезд не сделались верховными дворянскими инстан-
циями за счет прав и значения дворянских губернских обществ.
Большинство, однако, сочло необходимым наделить Совет правом
самостоятельно выступать в нужных случаях с защитой интере-
сов дворянства фактически в качестве полномочного представи-
теля объединения, подобно тому как было, когда Совет в адресе
царю осудил костромское общество, принявшее в свой состав
исключенных в других губерниях дворян — участников выборг-
ского воззвания, за что получил царскую благодарность. Неоди-
наковые ответы давались и на вопрос, как следует поступать
в обстановке, единодушно признававшейся предельно напряжен-
ной. До третьеиюньского переворота, после которого революцион-
ная угроза стала быстро отступать, оставалось всего два месяца,
но пока что настоящее и будущее вызывало острую тревогу.
Для съезда альтернатива быть или не быть дворянству далеко
еще не была решена. Необходимость сплотиться возможно теснее
как раз и мотивировалась тем положением, о котором выразился
гр. Бобринский: «Дом горит! Крыша воспламенилась! Hannibal
ante portas (Ганнибал у ворот!—ТО. С.)».122 Среди других, под-
122 Труды третьего съезда уполномоченных дворянских обществ 32 гу-
берний, выступление гр. А. А. Бобринского на заседании 28 марта 1907 г.,
с. 67.
247
державших Бобринского, высказался и Н. Е. Марков. «Реальная
опасность, которая угрожает дворянству, угрожает не когда-то,
а может быть, завтра, сейчас, — возражал он сторонникам прида-
ния организации чисто совещательных и консультативных функ-
ций. — Может быть, в то время, когда мы здесь обсуждаем в этой
мирной обстановке формальные стороны вопроса, некоторых из
наших усадеб уже нет на свете, их сожгли. Это все может быть
и может быть очень скоро».123
И перед лицом этой по-прежнему внушавшей такой страх
угрозы со стороны крестьянства снова рассуждали, как с ним
быть, снова давая на этот главный вопрос разные ответы. Во вся-
ком случае и такой зубр, как Марков, в это время не надеялся
отбиться от крестьянства в открытом бою и поговаривал о том,
что вернее будет пойти на известные жертвы, дабы такой ценой
удержать основную часть владений. Он и заявил, когда в кото-
рый раз уже чинили суд над Крестьянским банком, снова обви-
нявшимся во всех грехах и снова фигурировавшим в качестве
беспощадного ненавистника дворянства, что крестьянскую массу
«необходимо так или иначе успокоить, и для этого нужно бро-
сить в разверстую пасть известную часть культурных земель на
погибель», и поэтому «деятельность Крестьянского банка нужно
терпеть как неизбежное зло».124
Подобное решение задачи устраивало, однако, далеко не всех.
И большинство искало выход в направлении, уже четко обозна-
чившемся на предыдущих съездах, возлагая свои надежды на
превращение крестьянина в собственника. В. Л. Кушелев, уже
развивший эту тему, когда шли прения по поводу местной ре-
формы, снова повторил, что дворянство обезопасит свое положе-
ние, когда в деревне появится «один класс землевладельцев».
«... Впредь мы можем найти союзников только в буржуазии, —
призывал он без колебаний перейти к проведению этой новой
стратегии, — землевладельцы природные наши союзники; мы же
одни совершенно бессильны. Что бы наши предки ни сделали,
какую бы пользу ни принесли государству, все равно нам не
обойтись без естественных союзников, которые волей или неволей
пойдут с нами».125 Об уже объявленной столыпинской реформе
и говорилось как о якоре спасения. Ожидалось, что в скором вре-
мени она произведет в деревне полный переворот и не только вы-
ведет дворянство из-под удара, но и обратит крестьянство против
революционного движения. «Пройдет год, когда закон будет осу-
ществлен, и мы будем иметь тогда дело с совершенно другой
Россией», — такую перспективу открывал съезду кн. П. Л. Ух-
123 Там же, выступление Н. Е. Маркова на заседании 30 марта 1907 г.,
с. 183.
124 Там же. выступление Н. Е. Маркова на заседании 31 марта 1907 г.,
с. 238.
125 Там же, выступление В. Л. Кушелева па заседании 2 апреля
1907 г, с. 284.
248
томский. Он продолжал: «Может быть, русская революция бу
дет раздавлена мужицким сапогом, как революция 48-го года».126
И все же со всеми этими объективно буржуазными тенден-
циями съезд дал свежее доказательство того, что в дворянстве
преобладают черты старого и в целом оно заинтересовано в со-
хранении прежних порядков, а имевшиеся расхождения касались
по большей части выбора надежнее всего ведущих к этому пу-
тей. Из революционной эпохи выходил все тот же во всех своих
привычках и образе жизни крепко связанный с прошлым и не
желающий порывать с ним помещичий класс.
Многое заключал в себе имевший место уже перед самым за-
крытием съезда эпизод, когда от имени главной аграрной комис-
сии орловского дворянства к собравшимся с предложением насчет
Дворянского банка обратился В. А. Офросимов. Долгие годы дво-
ряне губернии ходили в либералах, поскольку они упорно выби-
рали своим предводителем одного из наиболее известных вожа-
ков либеральствующих помещиков, каким был М. А. Стахович.
Теперь то же дворянство выступало с проектом, ' по которому
клиенты Дворянского банка избавлялись от необходимости упла-
чивать свои долги. Съезд по предложению председателя постано-
вил поддержать ходатайство.127
Как будто и не было бурных лет революции — дворянство
у всех на виду возвращалось к наиболее одиозным, более всего
возбуждающим против него пунктам своей стародавней про-
граммы. И это делалось в уверенности, что власть будет прислу-
шиваться к его пожеланиям и считаться с ними.
Не напрасно Бобринский, когда готовилась резолюция съезда
по вопросу о состоянии дел в области образования — с точки зре-
ния будто бы заполнения состава преподающих противниками
режима, — многозначительно заметил: «... а что наша резолюция
будет выслушана там, где следует, я убежден глубоко».128
И Зыбин, когда судили Крестьянский банк, уверил собрание
со своей стороны: «.. .мне известно, что управляющий банком
с нетерпением ожидает нашего мнения, ибо оно будет служить
ему опорой в борьбе за реформы, которые оп желает предпри-
нять, борьбе, происходящей в атмосфере, враждебной дворянскому
землевладению».129
И уже существовала уверенность в том, что близко осущест-
вление главного настояния Объединенного дворянства — измене-
ния избирательного закона. «Избрать третью Думу на основании
того же закона, что две первые, было бы игрой с законодательст-
вом, которая недостойна государства», — заявлял, толкая к го-
сударственному перевороту, Брянчанинов, постоянно подчерки-
126 Там же, выступление кн. П. Л. Ухтомского на заседании 1 апреля
1907 г., с. 260.
127 Там же.
128 Там же, с. 209.
129 Там же, с. 296.
249
вавший свое отличие от большинства своих коллег, неразумно
цепляющихся за старые порядки, тогда как он считал наиболее
целесообразным для дворянства принять неизбежные пере-
мены.130 И он, и его оппоненты теперь обсуждали лишь один во-
прос — надо ли уполномочить Совет собрать новый съезд, когда
Дума будет разогнана и понадобится менять закон. Собрание при-
няло предложение председателя съехаться по вызову Совета
вновь, «не стесняясь близостью срока».131
Действительно, спустя ровно два месяца Дума была разог-
нана, но собираться новому съезду не пришлось, так как одно-
временно был опубликован новый избирательный закон.132 Впро-
чем, интересы и пожелания дворянства и так были учтены в нем
в достаточной степени. Из трех разработанных вариантов царь
выбрал тот, который по своей открытой ориентации в пользу
дворянства самому Николаю показалось подходящим назвать
«бесстыжим».
С этого момента отношения самодержавия и дворянства всту-
пают в новый фазис. Но и в новой обстановке со всей ее измен-
чивостью основа их взаимодействия остается той же, не порвалось
установившееся между ними с давних пор глубокое внутреннее
сродство. И как бы ни поворачивались события, как бы ни ото-
двигало по временам вызываемое ими маневрирование обе эти
силы друг от друга, они, увеличивая иногда между собою рас-
стояние, тем не менее шли параллельным курсом. Их единение
оставалось достаточно прочным, коренясь в общем нежелании
примириться с совершившимися в политическом устройстве пере-
менами и в решимости не допускать новых. Устояв под сокруши-
тельными ударами революции, и та и другая сила сохраняют свою
прежнюю сущность, и если в годы наибольшей для себя опас-
ности они были вынуждены сделать известные шаги по пути
обуржуазивания, то, отразив революционный натиск, и власть,
несмотря на потуги Столыпина двинуть дальше процесс приспо-
собления режима к новым условиям, и дворянство демонстри-
руют и нежелание, и неспособность порвать с прошлым и пе-
рейти на новые позиции.
Напротив, всюду, где только возможно, они стараются вер-
нуться к старому. Это становится генеральной линией всей
внутренней политики. Основные противоречия, породившие рево-
люцию, остаются неразрешенными, готовя новый острый кризис
всей существующей системы, основу которой составляли накрепко
связанные с пережиточными формами жизни непреобразовав-
шиеся самодержавие и дворянство.
130 Там же, выступление А. Н. Брянчанинова на заседании 2 апреля
1907 г., с. 300.
131 Там же, с. 301.
132 Подробности обстановки его появления и роли дворянства в этот
момент см.: Островский А. В. Объединенное дворянство и третьеиюньский
переворот. — В кн.: Социально-политическая история России. М.—JT., 1974,
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН *
Абаза А. Л. 90, ИЗ
Авилов 85
Аладьин 235
Александр Михайлович, вел. кн. 49,
80, 138
Александр III, ими. 27, 54, 65, 77,
83, 91, 236
Александра Федоровна, ими. 145
Алисов И. Т. 34, 48
Андреевский В. М. 213
Андреевский С. С. 47
Апостолов А. П. 26
Апраксин П. Н.	162
Арсеньев Ю. В.	147, 208,	212
Бабецкий А. В.	78, 86,	90,	97
Базилевский П.	А. 212
Бартенев Ю. 170, 171
Безобразов 90
Бехтеев С. С. 55, 213-215, 218, 219,
221, 233, 243, 244
Бобриков Н. И. 60
Бобринская В. А. 111
Бобринская Н. А. 124
Бобринский А. А. 162, 171, 172, 176,
179-181, 213-215, 223, 233, 245,
247____249
Богданович Е. В. 39, 41, 55, 60, 61,
78, 147
Боголепов Н. П. 9
Бодиско Д. 110, 162
Болдырев А. К. 213
Бразоль С. Е. 222
Брянчанинов А. Н. 212, 213, 230,
231 249 250
Будберг А. А. 50, 51, ИЗ, 188,
189-192, 237
Будберг Е. Э. ИЗ
Булацель П. Ф. 200
Булыгин А. Г. 146, 147, 156, 166,
172, 179
Бутми Г. В. 200
Вайсберг И. Д. 5
Васильчиков Б. А. 35, 36, 38, 130, 238
Величко А. Л. 141
Верховский В. В. 176
Веселовский Б. Б. 236
Витте С. 10. 11—14, 19, 21, 22, 31,
37, 41, 43-45, 48, 53, 55, 57, 62,
73, 81, 92, 110, 114—116, 123, 131,
134-137, 139, 143, 145-147, 152,
186, 188-190, 192, 193, 195, 197,
198, 204, 205, 210, 211, 216
Владимир Александрович, вел. кн.
176-178, 184, 237
Волконский В. М. 162, 163
Волконский В. Н. 213, 233
Волконский М. С. 163, 180
Волконский П. М. 51
Володимеров С. А. 86, 213
Вонлярлярский В. М. 213
Воронцов ИЗ
Восторгов И. И. 162
Вяземский Л. Д. 124
Галкин-Врасский Н. Н. 105
Ганнибал 49
Гейден П. А. 19, 35—41, 55, 74, 81,
110, 128, 155, 156, 159, 160, 166,
235, 236
Гербель С. Н. 126
Гершуни Г. А. 104
Герье В. И. 161
Гессе П. П. 133, 147
Глазов В. Г. 179
Голенищев-Кутузов А. А. 133, 172.
180
Голицын А. 170, 212
Голицын В. А. 200
Голицын В. Д. 212
Голицын В. М. 161
Голицын Д. 162
Головин К. Ф. 55, 109, 110, 122, 123
125, 132, 147, 162, 213, 215
* Составлен С. Н. Искюлем.
251
Головни Ф. Л. 102, 159, 162, 166
Горемыкин И. Л. ИЗ, 152, 153, 184,
188, 190, 192, 193, 214, 216, 234,
241
Гофштеттер И. Я. 186
Гримм К. Н. 222, 230
Грингмут В. А. 110, 114, 146, 147,
162, 202
Гудович В. В. 168, 212, 215
Гурко В. И. 52, 53-56, 60, 72, 99,
163, 213, 215
Давидович А. М. 6
Давыдов Н. В. 16
Дедов М. Е. 213
Дейч Г. М. 5, 151
Денисов В. И. 213
Дическул П. В. 213, 239
Долгоруков Павел Дм. 16, 17, 19,
49, 92, 153, 157, 159, 166
Долгоруков Петр Дм. (Петрик) 18,
32, 33, 47, 49-52, 55, 80, 81, 92,
112, 129, 160
Доррер В. Ф. 50, 147, 162, 171, 183,
200, 212, 213, 218, 231
Драгомиров М. И. 105
Дубенский А. А. 206, 207
Дурново А. Д. 51, 52, 55, 222
Дурново И. С. 209
Дякин В. С. 225, 246
Евреинов А. В. 32—35, 37, 47, 49—
52, 81
Евстратов Г. И. 200
Екатерина II имн. 130
Ермолов А. С. 131, 134, 143-145,159
Еропкин Р. Д. 213
Ершов 158
Загорский И. 170
Засядко Д. И. 96
Захарова Л. Г. 6
Звегинцев И. А. 200
Зиновьев Н. А. 48, 56, 61, 62, 94,
112, 190, 213
Зыбин А. И. 213 214, 245
Иваненко М. М. 212
Ивашинцов Д. Д. 213, 214
Игнатьев А. П. 179
Извольский А. П. 235
Икскуль фон Гильденбандт IO. А.
190
Калачов Д. В. 213
Касаткин-Ростовский П. Ф. 171,
212, 213, 233, 239, 242
Катков М. Н. 83, 84
Кашкаров А. Д. 162, 213, 229
252
Киреев А. А. 67, 74, 75, 79-85,
99, 100, 103—112, 115, 122, 123,
125, 130, 132, 133, 141, 142, 162,
163, 166, 171, 179, 181, 183-186,
215, 231, 242, 245
Кисловский Л. Л. 200, 209—212, 222
Ключевский В. О. 16, 180
Ковалевский М. М. 166
Кованько Д. Н. 205, 208, 210, 217,
221, 232
Козлов А. А. 165
Коковцов В. Н. 13, 94, 131, 134,
135, 139, 146, 175, 180, 237
Колышко И. 88
Константин Константинович, вел. кн.
131, 132, 138, 167, 185, 187, 234,
235, 237, 238
Корелин А. П. 5, 6
Корнилов А. 170
Королева И. Г. 5
Корф П. Л. 166
Коченовский М. К. 213
Кочубей В. С. 40, 190, 238
Кривошеин А. В. 152
Кривцов 171
Кринский Б. Н. 217
Кропоткин А. А. 217, 221
Крупенский П. И. 213, 216, 228
Куломзин А. Н. 192
Кулябко К. Ф. 47
Куракин 162
Куропаткин А. Н. 70, 71, 74, 75, 81,
ПО
Кутлер Н. Н. 196, 197, 252
Кутузов П. 54
Кушелев В. Л. 213, 248
Лаверычев В. Я. 6
Лауниц фон дер В. Ф. 44
Левшин Д. Д. 213
Ленин В. И. 3, 4, 26, 31, 66, 163,
164, 167—170
Лобко П. Л. 178—180
Лопухина-Демидова ИЗ
Лорис-Меликов М. Т. 16, 109
Лыкошин А. И. 215
Львов Г. Е. 166
Львов Н. Н. 20, 21—23, 35, 93, 128,
154-158, 166, 235, 236
Любимов Д. Н. 47, 50, 51, 57, 124,
139, 166, 171
Мансуров П. Б. 213
Марат Ж.-П. 33
Мария Федоровна, имп. 137, 195
Марков Н. Е. 171, 217—219, 248
Мельников М. Ф. 199
Мещерский А. П. 207—209
Мещерский В. П. 23, 24, 60, 66, 67—
71, 76, 77, 87, 89—91, 95-100, 103,
104, 109, 111, 115-118, 123, 136,
162, 199, 208, 219, 225
Миклашевский M. И. 147
Милюков Н. К. 96
Милютин Н. А. 47
Мирский см. Святополк-Мир-
ский П. Д.
Михаил Александрович, вел. кн. 188
Мосолов А. И. 233
Мочалов 43
Муравьев Н. В. 71
Муханов А. А. 47, 55, 60, 80
Навроцкий Г. Н. 222
Нарышкин А. А. 55, 133, 162, 163,
171—175, 177, 179, 181, 213-215, 233,
239
Наумов А. Н. 25, 45, 46
Нейдгардт А. Б. 233
Никитин А. И. 166
Николай II, имп. 11, 12, 27, 41, 53,
55, 59—61, 63, 67, 69, 70, 77, 90,
96, 98, 101, 106, 107, 122, 123, 126,
134, 136, 139, 143, 145—147, 150, 159,
166, 171, 182, 184, 187, 189, 191—
1195, 197, 198, 201, 211, 237, 239-
241, 250
Николай Николаевич, вел. кн. 238
Никольский Б. В. 147, 162
Новосильцев Ю. А. 23, 159, 166
Оболенский А. Д. ИЗ, 174
Ознобишин В. Н. 200, 210, 212-214,
229 230
Олсуфьев Д. А. 162, 214, 218, 233,
239
Ольга Константиновна, вел. кн. 131
Ольденбургский (Петр), принц 131
Орбелиани 145
Орлов-Денисов В. П. 200
Островский А. В. 5, 189, 250
Офросимов- В. А, 249
Павлов Н. А. 88, 89, 162, 199, 200—
202, 208—210, 212, 213, 216, 222,
231, 233, 242
Павлов Н. М. 147, 170, 172
Палтов Е. В. 147
Пасха лов К. Н. 171, 200
Першин П. Н. 6
Пестржецкий Д. И. 213
Петр Николаевич, вел. кн. 237
Петрово-Соловово В. М. 19, 20, 92,
155 159
Петрункевич И. И. 96, 112, 121, 166
Пиллар фон Пильхау А. А. 223, 224,
230
Пильхау см. Пиллар фон Пиль-
хау А. А.
Писарев Р. А. 16, 17
Плеве В. К. 10, 17, 29-44, 47-64,
66-68, 70, 71, 73—76, 78, 85, 90,
92, 94, 96, 98—102, 106-118, 124,
126, 128, 139, 140, 145, 152, 251
Победоносцев К. П. 27, 77, 93, 135,
181
Подпалов В. Ф. 213, 216, 242, 243
Поленов А. Д. 55
Поливанов В. Н. 147, 213
Полнер Т. И. 236
Половцов А. А. 176, 180, 186
Полторацкий П. А. 43
Постовский К. 3. 182, 187
Прокопович С. Н. 93, 126
Прутченко С. М. 212, 213
Пугачев Е. И. 68
Пуришкевич В. М. 162, 171, 243
Путятин М. С. 147—150
Раевский Н. В. 52, 62
Рихтер О. Б. 105
Родзянко М. В. 129, 162, 164
Родичев Ф. И. 166
Романов Б. А. 91, 113
Романов Константин см. Констан-
тин Константинович
Poon X. X. 105
Рыпдзюнский П. Г. 6
Сабуров И. 105, 199
Салтыков А. А. 208, 210, 212
Самарин А. Д. 121
Самарин Ф. Д. 16, 17, 80, 141, 163,
171
Самарины 141, 170
Саморупо Ю. Ю. 222
Сафонов М. М. 189
Святополк-Мирская Е. А. 127, 129 —
131, 134, 135, 137—138, 141, 145
Святополк-Мирский П. Д. 62, 113,
117—131, 134—137, 144, 251
Семенов П. И. 213
Сергеев X. Н. 212, 213, 228
Сергей Александрович, вел. кн. 131,
135
Сидельников С. М. 5, 235
Симонова М. С. 6, 29, 33, 35, 44, 47,
61, 71, 73, 152, 153, 196
Сипягин Д. С. 9, 60
Слепцов П. А. 47, 48, 56
Снежков В. Н. 213, 214, 228
Соловьев Ю. Б. 52, 65
Сольский Д. М. 131, 134, 173, 179,
186
Спирин Л. И. 6
Старцев В. IP 6, 235, 236
Стахович М. А. 16, 23, 30, 41, 161,
162, 164, 235, 249
Степанский А. Д. 5
253
Стишинский А. С. 71, 172—174, 179,
180, 215
Столпаков А. Н. 95
Столыпин П. А. 8, 73, 154, 206, 225,
235-237, 244-247, 250
Струков А. П. 163, 172, 179, 180—181
Таганцев Н. С. 173
Тернер Ф. Г. 105
Тизенгаузен Г. Ю. 213
Тимирязев В. И. 111
Тихомиров Л. А. 114, 134, 142, 146,
147, 164, 202
Толстой Д. А. 83
Толстой II. 155
Толь С. А. 162, 200, 239
Трапезников С. П. 6
Трепов Д. Ф. 150—152, 166, 182, 186,
187, 189, 190, 194, 235
Трубецкой П. Н. 16, 17, 161, 212,
214—216
Трубецкой С. Н. 16, 17, 129, 166, 167
Трубников О. В. 213
Трубников Ю. В. 213
Тютюкин С. В. 6
Урусов В. М. 212, 214, 230, 243
Ухтомский П. Л. 14, 42—44, 222,
231, 248, 249
Ухтомский Э. Э. 42, 43
Федоров М. П. 166
Фредерикс В. Б. 147
Фриш Э. В. 131, 134
Фролов С. П. 225
Харитонов П. А. 190
Хвостов Н. А. 55, 71, 162, 163
Хомяков Д. А. 161, 162, 165
Хомяков Н. А. 16
Хотяинцев Д. В. 229—231
Цертелев Д. Н. 162, 212, 213, 228, 233
Челноков М. В. 61
Чемодуров А. А. 147, 162, 199—203,
209, 211-216, 218, 221, 233
Черменский Е. Д. 5, 194, 235
Черносвитов А. М. 212
Чертков 105
Чихачов Н. М. 12
Чолокаев Н. Н. 44, 45
Шарапов С. Ф. 162, 200—202, 209,
215, 218
Шаховской Д. И. 18, 19, 23, 156,
157, 166
Шацилло К. Ф. 6, 19, 92—94, 100,
127 199
Шванебах II. \. 55, 133, 190, 240,
241
Шевич И. Г. 239
Шевырин В. М. 5
Шереметев Павел 18, 19, 23, 24,
162, 171
Шереметев Петр 162, 222, 223, 228
Шереметев С. Д. 200
Шечков Г. А. 171, 217
Шидловский Н. И. 48, 56, 59, 61
Шипов Д. Н. 15—17, 23, 24, 30-32,
37, 41, 53, 60, 61, 63-65, 81, 92,
94, 101—103, 110, 122, 125-129,
|160—162, 164, 165, 183, 194, 235,
236
Ширинский-Шихматов А. А. 179, 200
Шишков Н. И. 153, 159, 222, 230
Шкворень 85, 87, 88, 102, 104
Шлемин П. И. 5
Штюрмер Б. В. 95
Шульц А. А. 213
Шумахер А. С. 213
Щербатов» А. Г. 171, 200
Щербатов, Н. Б. 233, 243
Щербатов Н. С. 210—213, 222
Эйлер А. А. 94
Экеспарре фон Р. О. 233
Эттинген фон Э. 3. 213
Юзефович Б. М. 211
Gurko V. I. 52, 54, 55, 95, 99
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие ................................................. *
Глава I. Самодержавие и дворянство в предреволюционную эпоху
1902—1904 гг. .............................................. 7
Вступление в начале XX в. кризиса самодержавия
в предреволюционную стадию. — Учреждение Особого
совещания о нуждах сельскохозяйственной промышлен-
ности и выступление земско-либеральной фронды в связи
с его работой. — Кружок «Беседа» и намечаемые им
пути выхода из кризисного положения. — Курс
В. К. Плеве на упрочение режима самодержавия. —
Представления В. К. Плеве о дворянстве как главном
устое существующего строя. — Позиция реакционного
дворянства. Деятельность кн. В. П. Мещерского. «Граж-
данин» в 1902—1904 гг. — Усиление нажима на земскую
оппозицию как отражение общей неудачи политики
Плеве. — Гибель Плеве и его дезавуирование
кн. В. П. Мещерским. — Назначение министром внут-
ренних дел. кн. П. Д. Святополк-Мирского и переход
к политике лавирования. — Ноябрьский съезд земских
деятелей 1904 г. — Отказ самодержавия допустить пред-
ставительство.
Глава II. Самодержавие и дворянство в период подъема револю-
ции 1905 г.............................................  .	141
Отступление самодержавия в начальный период
революции. — Усиление колебаний и разлада в дворян-
ской среде в связи с внешними и внутренними пора-
жениями царизма. — Противодействие усиливающейся
дворянской реакции политике уступок. — Возрастающее
значение крестьянской проблемы. — Учреждение законо-
совещательной Думы и позиция дворянской правой на
петергофском совещании. — Дальнейшее обострение по-
литической обстановки. — Манифест 17 октября, борьба
вокруг него в правительственных верхах и дворян-
255
ство. — Самодержавие — бескомпромиссный защитник
дворянского землевладения. Провал проекта Н. Н. Кут-
лера.
I лава III. Сплочение дворянства как классовой опоры самодержа-
вия в 1906—1907 гг..........................................199
Собирание сил дворянской правой в конце 1905—на-
чале 1906 г. Переход под ее контроль земства. — Орга-
низация съездов Объединенного дворянства. Первый
съезд и его программа. — Недовольство дворянства
деятельностью I и II государственных дум и требова-
ние изменить избирательный закон. — Второй и третий
съезды Объединенного дворянства. — Отношение дво-
рянской правой к столыпинской реформе и связанным
с ней проектам. — Третьеиюньский переворот как осу-
ществление в главных чертах дворянских настояний.
Указатель имен............................................ 251
Юрий Борисович Соловьев
САМОДЕРЖАВИЕ И ДВОРЯНСТВО В 1902-1907 гг.
Утверждено к печати
Ленинградским отделением Института истории СССР АН СССР
Редактор издательства Г. А. Альбова
Художник Д. С. Данилов. Технический редактор М. Н. Кондратьева
Корректоры 3. В. Г р и пт ина и Г. А. Мошкина
ИБ № 20048
Сдано в набор 31.03.81. Подписано к печати 11.08.81. М-13731. Формат бОхОО1/^.
Бумага типографская № 1. Гарнитура обыкновенная. Печать высокая. Печ. л. 16 =
=16 усл. печ. л. Уч.-изд. л. 18.57. Тираж 4000. Изд. № 7743. Тип. зак. 232.
Цена 2 р. 10 к.
Ленинградское отделение издательства «Наука»
199164, Ленинград, В-164, Менделеевская лин., 1
Ордена Трудового Красного Знамени Первая типография издательства «Наука»
199034, Ленинград, В-34, 9 линия, 12