Text
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Институт истории
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
Теоретические
и методические проблемы
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
МОСКВА
19 6 9
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
С, О. Шмидт, (ответственный редактор),
М. Я. Гефтер, А. Я. Гуревич,
С. ЛГ. Каштанов, А. А. Курносов,
Б. I7. Литвак, Л. Н. Растопчина
1-6-1
4-68(11)
ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ
Источниковедение — традиционная отрасль исторической нау¬
ки. Мы употребляем выражение «традиционная» прежде всего в
смысле давности и разработанности. Историческое знание, как
известно, стало превращаться в науку лишь с того времени, когда
оно осознало необходимость критического отношения к памятни¬
кам прошлого и овладело навыками анализа, превращающего эти
памятники в собственно исторический источник.
Но о традиционности, на наш взгляд, можно говорить и в дру¬
гом смысле. По характеру своему источниковедение тяготеет к
методике и даже технологии. Его сплошь и рядом склонны отно¬
сить к вспомогательным или, в лучшем случае, узкоспециальным
дисциплинам. Весьма вероятно, что действительное положение
вещей дает немало оснований для такого взгляда. Однако верен
ли он? И не пора ли более решительно преодолеть эту традицию,
чем это делалось до сих пор (не отбрасывая, разумеется, того
ценного, что в прежних попытках преодоления содержалось)? Мы
думаем, что пора. Пора хотя бы потому, что методика неотделима
от метода, а последний включает в себя весь процесс историче¬
ского познания, в том числе и теоретические аспекты отдельных
его сторон и ступеней.
Отличие марксистского подхода состоит в том, что представи¬
тели его как раз и стремятся преодолеть разобщенность источнико¬
ведения и методологии истории, исходя из понимания историзма
как формы общественного развития и общественного самопозна¬
ния. Трудность состоит вместе с тем в отыскании реальных пере¬
ходов от теории к практике источниковедения и наоборот. Не сле¬
дует преуменьшать эти трудности, но вряд ли стоит останавли¬
ваться перед ними.
Предлагаемый на суд читателей первый сборник статей, под¬
готовленный группой теоретического источниковедения сектора
методологии Института истории АН СССР, является попыткой пой¬
ти навстречу этим трудностям постановкой назревших вопросов
теории и методики источниковедения. Материалы сборника состав¬
ляют несколько комплексов. В первый входят статьи, в основном
посвященные теоретическим вопросам. Особое внимание уделено
5
исследованию творческой лаборатории Маркса, Энгельса, Ленина,
возможности изучения которой существенно расширяются в связи
с завершением издания полных собраний сочинений классиков
марксизма-ленинизма. Ряд статей посвящен методике так называ¬
емого конкретного источниковедения. Но в статьях методического
комплекса намечаются стыки с общими проблемами теории исто¬
рического процесса и теории познания. Наконец, разработке сов¬
ременного источниковедения призван помочь и опыт предшест¬
венников, анализирующийся рядом авторов.
Общий характер издания — поисковый и в силу этого дискус¬
сионный. Естественно, что в статьях различно трактуются отдель¬
ные проблемы, в том числе по-разному оцениваются и некоторые
конкретные источниковедческие работы. Но именно потому, что
эти вопросы спорные и нуждаются в дальнейшем обсуждении,
редколлегия не стремилась к унификации точек зрения и тем бо¬
лее не считала возможным навязывать авторам свой взгляд.
В настоящем издании представлены работы историков и фи¬
лософов разных поколений и разных научных центров страны.
Редколлегия стремилась расширить хронологические и регио¬
нальные рамки публикуемых материалов, имея в виду, что при
этом раздвигаются и горизонты источниковедческой работы, воз¬
можности взаимного обогащения специалистов, встречающихся
за этим «круглым столом».
Насколько достигнуты цели издания — судить читателю.
Редколлегия сборника приносит глубокую благодарность
И. В. Бестужеву, В. И. Буганову, А. В. Гульеге, М. Н. Черномор¬
скому, взявшим на себя труд познакомиться с материалами сбор¬
ника в рукописи. Их ценные замечания были учтены при подго¬
товке книги. Редколлегия благодарит также Ю. Л. Бессмертного,
В. С. Библера, М. С. Волина, Е. Н. Городецкого, В. С. Голубцова,
В. М. Далина, В. 3. Дробижева, И. С. Кремера, Л. В. Милова,
А. Л. Монгайта, Б. Ф. Поршнева, И. С. Смирнова, Б. Г. Тартаков-
ского и В. М. Холодковского, рецензировавших отдельные статьи.
Научно-организационная работа проведена Л. Н. Растопчиной.
В подготовке настоящего сборника приняли участие также
Е. М. Михина и Л. Н. Чернова.
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
С. О. Шмидт
I
Источниковедение еще сравнительно недавно считалось толь¬
ко вспомогательной дисциплиной, отодвинутой от волнующих
историческую науку больших проблем. Оно мыслилось как удел
немногих исследователей, занятых по преимуществу изучением
далекого прошлого, и приходилось убеждать в том, что приемы
источниковедческой критики должны распространяться и на ис¬
точники по истории новейшего времени.
Ныне проблемы источниковедения привлекают все большее
внимание советских ученых. Существенно обогатилась тематика
конкретно источниковедческих работ, а также трудов, посвящен¬
ных методике источниковедения — вопросам, в значительной мере
определяющим «мастерство» историка (в этом плане особо вы¬
деляются работы С. Н. Валка, М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепни¬
на, В. К. Яцунского и их учеников).
Усилился интерес к проблематике теоретического источнико¬
ведения. Здесь благотворную роль сыграли дискуссии об основных
принципах и задачах критики исторических источников в 1957 г.
(в связи с докладом А. Ц. Мерзона) и в 1961 г.1 Темой специаль¬
ного рассмотрения стали такие вопросы, как предмет и задачи
источниковедения, содержание понятия «исторический источник», 11 А. Н. О критике исторических источников (В Московском государ¬
ственном историко-архивном институте).—«Исторический архив», 1957,№ 5;
С. М. Каштанов, А. А. Курносов. Некоторые вопросы теории источни¬
коведения.— Там же, 1962, № 4 (там же опубликованы материалы обсужде¬
ния этой статьи).
7
исторический факт и исторический источник, форма и содержание
исторических источников, типы и разновидности исторических ис¬
точников, классификация исторических источников, вопросы исто¬
риографии теоретического источниковедения, место источниковеде¬
ния в ряду других научных дисциплин и др.
Возросший интерес к проблемам теоретического источнико¬
ведения — это прежде всего показатель общих изменений в об¬
ласти науки, происшедших к середине XX в. Исследователи
ныне стали больше размышлять о самих принципах научною
знания и методике организации эффективного научного мышле¬
ния 2; все более заметна теснейшая взаимосвязь гносеологиче¬
ских и мировоззренческих проблем. Наблюдается процесс прев¬
ращения отраслей знания в целостно-познавательный организм
и становления в нем структурно-системного начала; повысился
интерес к теории и логике научных построений, к выработке
такой системы логических процедур, с помощью которых исто¬
рик-профессионал, желающий повторить исследование и придер¬
живающийся «тех же процедур, должен был бы прийти к тем же
выводам» 3.
В институтах Академии наук СССР и академий союзных
республик (особенно в Армении, в Грузии, в Латвии и на Ук¬
раине), в высших учебных заведениях Москвы, Ленинграда,
Томска, Тарту, Киева, Ростова-на-Дону, Горького, Новосибирска
и других городов разрабатываются сложные вопросы методоло¬
гии истории и литературоведения, проблемы социологии, фило¬
софии, психологии, историографии, текстологии, непосредствен¬
но соприкасающиеся с собственно источниковедческими исследо¬
ваниями. Более углубленное творческое изучение наследия клас¬
сиков марксизма-ленинизма, все явственнее ощутимая взаимо¬
связь собственно исторической тематики с философской 4, а так¬
же с тематикой других общественных наук, стремление обоб¬
щить выводы и наблюдения новейших специальных исследова¬
ний (отечественных и зарубежных) 5 — характерные черты пос¬
ледних советских работ по источниковедению.
2 Важными конечными результатами исследований признаются не толь¬
ко книги, но и методы и средства, способствующие «оптимизации функцио¬
нирования науки в целом» (Г. М. Добров. Наука и о науке. Введение в
общее наукознание. Киев, 1966, стр. 251).
3 М. А. Б а р г. О некоторых предпосылках формализации исторического
исследования.— «Проблемы всеобщей истории», вып. 1. Казань, 1967, стр. 15.
4 Это четко прослеживается, в частности, в сборниках статей «Методоло¬
гические и историографические вопросы исторической науки» (вып. 1—5),
изданных под редакцией А. И. Данилова («Труды ТГУ», т. 166, 173, 178,
187, 193. Томск, 1963—1967).
5 Зарубежная литература о методике источниковедения и вспомогатель¬
ных исторических дисциплин приведена в обобщающего типа изданиях:
«L’histoire et ses methodes». Paris, 1961; «Einfuhrung in das Studium der
Geschichte». Berlin, 1966.
8
Специально в источниковедческом аспекте изучают труды
Маркса, Энгельса, Ленина6. Все большее значение в развитии
советской науки приобретают проблемы источниковедения исто¬
рии советского общества, истории КПСС7, зарубежной истории
новейшего времени. Стал более строгим подход к оценке иссле¬
довательского уровня исторических работ8. Все это свидетель¬
ствует о том, что отставание в области источниковедения этих
отраслей нашей науки преодолевается.
Всестороннее изучение исторических источников рассматри¬
вается как обязательное предварительное условие развития са¬
мостоятельной мысли студента9; и в среде научной молодежи
все сильнее тяга к проблематике источниковедения 10 11. Специаль¬
но обсуждаются программы и приемы преподавания источнико¬
ведения в вузах п, методы прикладного источниковедения, в част¬
ности в краеведческой работе музеев и школ.
6 См. И. Л. Беленьки й, М. К. Макар о в. Библиография источнико¬
ведческих работ (1956—1963).— «Источниковедение истории советского обще¬
ства». М., 1964, стр. 352—361.
7 В. П. Данилов, С. И. Я к у б о в с к а я. Источниковедение it изучение
истории советского общества.— «Вопросы истории», 1961, № 5; И. С. Смир¬
нов. Достоверные факты — основа исторического исследования.—«Комму¬
нист», 1962, № 3; Д. А. Ч у г а е в. XX и XXII съезды КПСС и проблемы источ¬
никоведения истории советского общества.— «Труды научной конференции
но вопросам архивного дела в СССР», т. I. М., 1965; С. И. Якубовская.
Проблемы критического анализа источников советской эпохи и преодоление
недостатков в области источниковедения.— Там же. Серьезные источнико¬
ведческие вопросы были затронуты в статьях о публикациях массовых
источников по истории советского общества («Исторический архив»,
1957—1961 гг.); см. также И. Л. Беленький, М. К. Макаров,
Указ. соч.
8 Так решительно стали выступать против распространения «иллюстра¬
тивного метода», в частности, в трудах но истории советского общества,
«когда те или иные общие положения лишь подкреплялись отдельными
примерами, без выяснения их типичности, сопоставления и критики источ¬
ников, без изучения всей совокупности материалов» (М. Нечкина, Ю. По¬
ляков, Л. Черепнин. Некоторые вопросы истории советской историче¬
ской науки.— «Коммунист», 1961, № 9, стр. 67; см. также: Б. Пономарев.
Историческую науку и образование на уровень задач коммунистического
строительства.—«Коммунист», 1963, № 1, стр. 16).
9 Не случайно об этом счел необходимым напомнить в 1962 г. Н. М. Дру¬
жинин: «То, что физик, химик делает в лаборатории путем эксперимента,
то, что геолог делает в полевой экспедиции, то же самое делает историк во
время практических занятий над источником, учась вдумываться и, я бы
сказал, вчувствоваться в источник, стараясь его всесторонне освоить»
(«Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагоги¬
ческих кадров по историческим наукам 18—21 декабря 1962 г.» М., 1964,
стр. 138).
10 Особенно заметно это при ознакомлении с «Трудами МГИАИ» (т. К),
16, 17, 24 и др.).
11 См. дискуссионные материалы о преподавании источниковедения в
журналах «Новая и новейшая история» (за 1961—1962 гг.) и «Вопросы ис¬
тории КПСС» (за 1962—1963 гг.).
9
Казалось бы, успехи источниковедения очевидны. Однако,
как это часто бывает в истории науки, сам прогресс источникове¬
дения поставил перед исследователями новые проблемы, потребо¬
вал более глубокого осмысления методологического аспекта нау¬
ки. Ведь с развитием науки изменяются и первоначальная струк¬
тура ее, и функции в процессе деятельности; изменяется и позна¬
вательная способность ученого. Обнаружилось, что некоторые
ставшие уже традиционными категории источниковедения не со¬
ответствуют уровню современного научного знания, стало ясным,
что не выработано еще общепринятого представления об объеме
понятия «источниковедение», о различиях в «уровнях» источнико¬
ведения, о задачах и специфике теоретического источниковедения.
Обнаружилось и отсутствие взаимопонимания в толковании и при¬
менении источниковедческих терминов. Нет и единого мнения о
том, в какой мере допустимо использовать в источниковедении
понятийный аппарат других отраслей знания и каково вообще
соотношение источниковедения и других паук и т. д. и т. п.
Настоящая статья посвящена некоторым спорным или недос¬
таточно разработанным проблемам источниковедения. Точнее, это
даже комплексы проблем: об объеме понятия «источниковедение»,
об уровнях источниковедения, о предмете теоретического источ¬
никоведения; об объеме понятия «исторический источник» и
классификация исторических источников; о методах источнико¬
ведческого исследования и путях выявления в историческом ис¬
точнике данных об историческом факте; о соотношении источни¬
коведения и других отраслей знания; о задачах изучения историо¬
графического наследства в области источниковедения. И новые
для источниковедения проблемы, порожденные современным раз¬
витием науки, и традиционная проблематика источниковедения
рассматриваются здесь прежде всего в плане возможностей их
дальнейшего исследования. Пока можно лишь говорить о подсту¬
пах к теме, предлагать формулировки определений и проблем,
нуждающихся еще в строгой проверке. Статья эта — только пос¬
тановка вопросов, историографические заметки и первоначальные
размышления, а не решение проблем.
Статья основана преимущественно на материалах по отечест¬
венной истории.
Следует также оговорить, что в данной статье речь идет имен¬
но об историческом источниковедении — условимся
впредь для удобства называть его просто «источниковедение», так
как в настоящее время входит в научный оборот термин «линг¬
вистическое источниковедение»; специально пишут об источнико¬
ведении как и о литературоведческой дисциплине 12. Поскольку
12 См., например, С. И. Котков. О предмете лингвистического источ¬
никоведения.— «Источниковедение и история русского языка». М., 1964;
П. Н. Берков. Введение в технику литературоведческого исследования.
»о
термин «источниковедение» иногда применяют по отношению
лишь к письменным историческим источникам, отметим, что в
статье имеются в виду все типы исторических источников, т. е.
историческое источниковедение в широком
смысле слова.
* * *
Источниковедение возникло из практики. Сначала изучались
только письменные исторические источники, и было известно
лишь откровенно прикладное источниковедение, причем отнюдь
не в сфере собственно научных знаний * 13.
Приемы, выработанные главным образом эмпирическим путем
и апробированные долголетней практикой 14, превратились посте¬
пенно в методику исследования письменных источников. И так
как основными задачами подобного прикладного источниковеде¬
ния было определение подлинности документа и степени досто¬
верности содержащихся в нем сведений, то к этому преимуществ
венно и свелись первоначальные представления о научных прие¬
мах источниковедения и его задачах. Интересовались главным об¬
разом собственно историко-содержательной (фактологической)
стороной понятия «исторический источник» и искали ответа на
вопрос, что дает данный источник для познания конкретного исто¬
рического факта или фактов, и соответственно источник именно в
этой связи становился объектом внешней и внутренней критики.
Наблюдения такого рода обобщались, приемы совершенствова¬
лись; найдены были логические объяснения этим действиям в их
взаимозависимости, введены в обиход соответствующие научные
термины. В этой области знания, как и в других областях, под¬
твердился тот факт, что «изучение научного метода идет зна¬
чительно медленнее, чем развитие самой науки». И только,
Источниковедение. Библиография. Разыскания. Л., 1055; Н. Ф. Бельчи¬
ков. Источниковедение как научно-вспомогательная дисциплина литерату¬
роведения.— «Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и язы¬
ка», 1963, т. XXII, вып. 2.
13 См. Е. А. Косминский. Историография средних веков. V в.—се
редина XIX в. Лекции. М., 1963, стр. 32 и сл.; Л. В. Черепнин. У истоков
архивоведения и актового источниковедения («практической дипломатики»)
в России. (Вотчинные архивы и судебная экспертиза документов в XV —
начале XVI вв.).— «Вопросы архивоведения», 1963, № 1.
14 В нашей общественной практике немало элементов прикладного ис¬
точниковедения. Особо это ощутимо в делопроизводстве, в деятельности юри¬
стов, в частности, криминалистов, изучающих особенности документов и
почерков. Источниковедческие элементы заметны и при всяком подходе к
какой-либо информации (в том числе и научной) и ее переработке, что и
обеспечивает возможность взаимного обогащения научных методик. Отме¬
чая все это, следует, однако, избегать бескрайнего расширения представле¬
ний и о предмете источниковедения, и о собственно источниковедческих
приемах исследования.
11
найдя что-то, «размышляют о способах, которыми это было
открыто» 15.
На рубеже XIX и XX вв. движение науки ознаменовалось раз¬
витием логико-методологической проблематики; усложнилась ар¬
хитектоника науки, верхние «этажи» научных теорий оказались
отдаленными от эмпирической основы 16. В это-то время (трудами
Э. Бернгейма, Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, А. Д. Ксенополя,
А. Майстера и особенно А. С. Лаппо-Данилевского 17) были опре¬
делены задачи источниковедения как особой научной дисципли¬
ны и стали оформляться представления о том, что такое теорети¬
ческое источниковедение.
Выдвинулись проблемы формы и содержания исторических
источников и их обусловленности соответствующими исторически¬
ми обстоятельствами, проблемы: источник как объект познания,
источник как отражение развития человеческой психики, струк¬
тура источника, возможность абстрагирования при подходе к ис¬
торическим источникам и др.
Большинство источниковедческих категорий, понятий и тер¬
минов, общепринятых и наиболее употребительных в современной
исторической литературе, мы встречаем уже в обобщающего типа
трудах более чем иолустолетней давности. И естественно, что
многое в этих трудах не отвечает принципу соответствия теорий 18,
не может удовлетворить историка-марксиста и не соответствует
современным представлениям об историческом процессе, современ¬
ному пониманию путей исследования исторического прошлого 19,
современным представлениям о путях познания вообще, о самих
категориях познания и их взаимозависимости.
Естественно, что формирующимся новым представлениям ста¬
новится тесно в рамках прежней терминологии. Пересмотр терми¬
15 Дж. Бернал. Наука в истории общества. Перев. с англ., М., 1956,
стр. 21.
16 П. В. Т а в а н е ц. Логика научного познания и современная фор¬
мальная логика.— «Вопросы философии», 1964, № 3, стр. 69.
17 Для развития отечественного источниковедения особенно большое
значение имели труды А. С. Лаппо-Данилевского «Методология истории.
Вып. II. Пособие к лекциям, читанным студентам С.-Петербургского универ¬
ситета в 1910/11 году». (СПб., 1913) и «Очерк русской дипломатики частных
актов. Лекции, читанные слушателям „Архивных курсов44 при Петроград¬
ском археологическом институте в 1918 г.» (Пг., 1920).
18 О принципе соответствия теорий см.: А. И. Уваров. Структура тео¬
рии в исторической науке.— «Труды ТГУ, т. 178. Методологические и исто¬
риографические вопросы исторической науки. Сборник статей», вып. 3. Томск,
1965, стр. 36.
19 Потребность в создании новых трудов о «мастерстве» историка испы¬
тывали и передовые буржуазные ученые. Л. Фебр вспоминал, что накануне
второй мировой войны он и Марк Блок собирались, объединившись, дать
молодежи нового «Ланглуа и Сеньобоса», который был бы манифестом дру¬
гого поколения и толкованием истории совсем в ином смысле (М. Bloch.
Apologie pour l’histoire ou metier d’hislorien. Paris, 1961, p. 105).
12
нов и соответственно уточнение их — потребность всякой разви¬
вающейся науки и едва ли не наиболее заметный внешне пока¬
затель этого развития. (Не случайно, что дискуссии о содержании
научных терминов и попытки унифицировать терминологию —
отличительная черта новейшей научной литературы.) Это харак¬
терно не только для источниковедения и близких ему научных
дисциплин (в частности, текстологии20, археографии), но и для
философии, психологии, социологии и других областей научного
знания.
Терминологические споры перерастают в дискуссию о поняти¬
ях, о сущности научных категорий. Понятие часто определяют
как смысл слова, сводя проблемы понятия к проблемам логиче¬
ской семантики21. Не вдаваясь в объяснение этого явления, ха¬
рактерного для развития научного мышления, отметим теснейшее
переплетение, даже взаимопроникновение в имеющейся литера¬
туре вопросов о понятийных категориях и вопросов об их наиме¬
нованиях.
В новейшем! советской литературе выявлены существенные
расхождения в понимании и употреблении понятия «источнико¬
ведение» 22. Вряд ли целесообразно возвращаться к историографии
вопроса. Важнее подчеркнуть то обстоятельство, что термин «ис¬
точниковедение» употребляется в различных планах (что не всег¬
да учитывается в дискуссиях), и попытаться сформулировать оп¬
ределение этого понятия или, точнее, этих понятий.
При этом необходимо помнить замечание Ф. Энгельса относи¬
тельно «дефиниций» и их роли в процессе познания. «Единст¬
венно реальной дефиницией,— писал Энгельс,— ока¬
зывается развитие самого существа дела, а это
уже не есть дефиниция» 23. Однако, подчеркивая то, чго дефини¬
ции не дают исчерпывающего представления о явлении, Энгельс
вместе с тем указывал, что «для обыденного употребления такие
дефиниции очень удобны, а подчас без них трудно обойтись» 24.
20 Так, после выхода в свет обобщающих трудов по текстологии, осо¬
бенно книг Д. С. Лихачева, острая дискуссия развернулась по важнейшим
проблемам текстологии и об основных категориях текстологической терми¬
нологии (литературу см. «История СССР», 1966, № 4, стр. 81—106).
21 Проблема значения языковых выражений — одна из серьезных дис¬
куссионных проблем современной пауки.
22 А. И. Г у к о в с к и й. О некоторых терминах вспомогательных исто¬
рических дисциплин.— «Вопросы истории», 1965, № 10, стр. 62—65; см. так¬
же: М. А. В а р ш а в ч и к. Некоторые уточнения.— «Вопросы истории
КПСС», 1963, № 2, стр. 105—106; В. В. Ф ар со б и н. К определению пред¬
мета источниковедения (Историографические заметки).— «Источниковеде¬
ние истории советского общества», вып. 2. М., 1968. (Опубликовано после
сдачи в печать настоящей работы.)
23 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 634—635 (Разряд¬
ка наша.— С. Ш.).
24 Там же, стр. 84.
13
Для начала можно ограничиться самым общим, первичным
определением понятия «источниковедения» (отнюдь не претен¬
дующим, конечно, на оригинальность).
Источниковедение — это наука об исторических
источниках и приемах их выявления, изучения и
использования в работе историка. В определении этом
изучение научных приемов включено в само определение науки
и подчеркивается взаимосвязь «чистого» и «прикладного» знаний.
Как всякая отрасль науки, источниковедение есть система
знаний о возникновении, развитии и основных чертах изучаемых
этой наукой явлений25. В то же время источниковедение являет¬
ся наукой о методах изучения этих явлений. Предмет источнико¬
ведения включает в себя и теорию, и практику изучения истори¬
ческих источников 26. Поскольку задачами источниковедения счи¬
тают и выявление, и отбор источников27, с источниковедением
тесно смыкается архивоведение (в частности, архивная эвристи¬
ка) 28; источниковедческий анализ — обязательная составная часть
работы археографа, и тем самым обусловливается теснейшая взаи¬
мосвязь источниковедения с археографией. Наконец, считается
само собой разумеющимся взаимозависимость и даже переплете¬
ние задач и исследовательских приемов источниковедения и так
называемых вспомогательных исторических дисциплин29. Пото¬
му-то и признается целесообразным комплексное рассмотрение
всех этих вопросов в обзорно-историографических работах, в лек¬
ционных курсах и на практических занятиях по источникове¬
дению.
25 Источниковедение, писал А. Ц. Мерзон, «призвано установить законо¬
мерности возникновения и развития источников различного типа, показать
обусловленность их содержания конкретной исторической обстановкой»
(А. Ц. Мерзон. Основные задачи критики исторических источников. М.,
1958, стр. 3). В настоящее время в Московском историко-архивном инсти¬
туте подготовлен к печати лекционный курс покойного А. Ц. Мерзона о
письменных источниках отечественной истории до XIX в., вводная лекция
которого близка по содержанию к этой работе, опубликованной ротопринт-
ным способом.
26 Подобно тому, как термином «археография» обозначаются и теория,
и практика издания документов (см. об этом: С. Н. В а л к. Судьбы «археог¬
рафии».— «Археографический ежегодник за 1961 год». М., 1962, стр. 464
и др.).
27 О расширительной трактовке предмета источниковедения см.:
М. П. Губенко, Б. Г. Л и т в а к. Конкретное источниковедение истории
советского общества.— «Вопросы истории», 1965, № 1, стр. 3.
28 Об архивной эвристике см.: Л. Е. Шепелев. Проблемы архивной
эвристики.— «Некоторые вопросы изучения исторических документов XIX —
начала XX века». Сборник статей. Л., 1967.
29 Так, в новейшем учебном пособии по палеографии справедливо ут¬
верждается, что «знание основных палеографических наблюдений и палео¬
графических методов... входит в первейшую задачу всякого источниковед¬
ческого анализа» (М. Н. Тихомиров, А. В. Муравьев. Русская палео¬
графия. М., 1966, стр. 3).
14
Широко применяются термины «общее источниковедение»
и «конкретное источниковедение» (или «частное источниковеде¬
ние») 30.
Эти встречающиеся во многих работах уточняющие определе¬
ния (позволяют видеть различия между источниковедением, зада¬
чей которого является осмысление общих вопросов теории и ме¬
тодики источниковедения (общее источниковедение), и источ¬
никоведением, задачей которого является изучение и использова¬
ние в научных целях источников определенного вида,
определенного периода, определенной тематики или рассмотрение
определенных методических источниковедческих приемов.
Однако в истолковании этих (и близких к ним) терминов на¬
блюдаются расхождения (иногда довольно существенные). Так,
М. А. Варшавчик, употребляя термины «теоретическое источни¬
коведение» и «источниковедческая практика» (этот удачный
термин пока еще мало вошел в научный обиход), при раскрытии
их содержания оказывается близок к приведенным выше пред¬
ставлениям об «общем» и «конкретном» источниковедении31.
А. А. Введенский относил к проблематике «общего источникове¬
дения» «теоретические основы изучения исторических первоис¬
точников» и «обзор — характеристику основных их разновидно¬
стей» (содержащихся прежде всего в учебных пособиях широкой
тематики), а к проблематике «частного источниковедения» —
вспомогательные исторические науки, характеризуя их в данном
случае как специфическую методику «исследования исторических
первоисточников с точки зрения каждой из этих вспомогательных
дисциплин» 32.
По мнению А. И. Гуковского, конкретное источниковедение
занято вопросами методики и техники научного исследования, об¬
щее источниковедение — вопросами методологии. На этом основа¬
нии Гуковский относит общее источниковедение к числу теорети¬
ческих дисциплин, а термин «источниковедение» предлагает зак¬
репить за конкретным источниковедением отдельных разделов
истории33.
В приведенных определениях (как и вообще в специальной
литературе по источниковедению) недостаточно четки, на наш
взгляд, смысл и разграничительные линии понятий «техника»,
30 Из новейших работ см.: В. А. Кондратьев, А. А. Новосель¬
ский. О развитии вспомогательных исторических дисциплин.— «Вопросы
архивоведения», 1962, № 4, стр. 22—23.
31 М. А. Варшавчик. О некоторых вопросах источниковедения исто¬
рии КПСС.— «Вопросы истории КПСС», 1962, № 4, стр. 168.
32 А. А. Введенский. Лекции по документальному источниковеде¬
нию истории СССР (Дипломатика). Киев, 1963, стр. 199—200; о н ж е. Вспо¬
могательные исторические науки в работе архивистов.— «Вопросы архиво¬
ведения», 1962, № 2, стр. 28.
33 А. И. Гуковский. Указ, статья, стр. 64—65.
15
«методика», «методология», «теория»34 35 источниковедения. (По¬
добная нечеткость и отсутствие общепризнанных дефиниций
этих понятий в какой-то мере типичны и для других областей
общественных наук36.)
Понятия «техника» и «методика» в языке науки оказывают¬
ся тесно переплетенными36, употребляются иногда даже как
практически однозначные. Пишут и о «технической методике»,
применяемой общественными науками37. Вероятно, следовало
бы говорить о различных уровнях методики исторического (или
собственно источниковедческого38) исследования, низшим из кото¬
рых является техническая методика (или техника) 39. Тем самым
техника может рассматриваться как составная часть методики.
34 Это заметно и в статье С. М. Каштанова и А. А. Курносова (указ,
статья, стр. 176), и в статье И. Л. Булыгина и JI. Н. Пушкарева «Источни¬
коведение», где понятия «методика» и «теория» выключены в само опреде¬
ление «источниковедение», однако дефиниции этих понятий, и соответст¬
венно различия и сходство их, не определены (С.ИЭ, т. 6. М., 1965, стб. 592).
35 См. Н. Стефанов. Теория и метод в общественных науках. Пере¬
вод с болгарского. М., 1967, стр. 145—148; О. Л. Вайнштейн. Теоретиче¬
ские дисциплины истории,— «Критика новейшей буржуазной историогра¬
фии». Сборник статей. Л., 1967, стр. 8 и сл.; Г. А. П о д к о р ы т о в. Историзм
как метод научного познания. Л., 1967, стр. 28 и сл.; В. А. Ядов. Роль ме¬
тодологии в определении методов и техники конкретного социологического
исследования.— «Вопросы философии», 1966, № 10, стр. 31—32, 37 (приведены
определения из новой отечественной и зарубежной литературы).
30 Л. В. Черепнин, например, пишет, что «буржуазные палеографы раз¬
работали ряд технических п р н с м о в (методику) изучения ру¬
кописных памятников» (Л. В. Черепнин. Русская палеография. М., 1956,
стр. 4 (Разрядка наша.—С. Ш.). По мнению О. Л. Вайнштейна, методика ис¬
точниковедения «представляет собой совокупность технических приемов и
правил выявления, собирания, систематизации и формального изучения
источников» (О. Л. Вайнштейн. Указ, статья, стр. 24).
37 В. Ж. Келле, М. Я. Ковальзоп. К вопросу о классификации об¬
щественных наук.— «Методологические вопросы общественных наук. (Сбор¬
ник статей)». М., 1966, стр. 53; см. также замечания С. Н. Быковского о «тех¬
нической методологии исторического исследования» (С. Н. Быковский.
Методика исторического исследования. Л., 1931, стр. 28, 29).
38 Методикой собственно источниковедения можно было бы считать
приемы, свойственные исследовательской работе именно историков и спе¬
циалистов смежных общественных наук. Приемы же, свойственные мето¬
дике естественных, точных, технических наук (например, приемы издания
документов фототипическим или каким-либо иным усовершенствованным
техническим способом, приемы восстановления с помощью химических
средств выцветших текстов и т. д.),надо рассматривать как вспомогательные
приемы собственно источниковедческой (технической) методики.
39 Быть может, допустимо применительно к источниковедению говорить
даже о «технологических» приемах исследования (в общеразговорном язы¬
ке под технологией понимают обычно совокупность знаний о способах и
средствах обработки материалов или совокупность процессов обработки и
переработки материалов), подразумевая под этим наиболее примитивные
приемы фиксации или обработки исторического материала, например вос¬
произведение водяного знака бумаги, перевод буквенного изображения чи¬
сел на язык современных цифр, измерение толщины стенок сосуда, фото¬
графирование или зарисовку места раскопок, зданий и т. д.
16
Нелегко выявить и границы определений «методика» и «ме¬
тодология» источниковедения. Термин «методология» употреб¬
ляется и как совокупность приемов исследования, применяемых
в какой-либо науке (это определение относят и к методике),
и как учение о методах (общих и частных) 40 научного исследо¬
вания. Методология, в нашем понимании, относится к области
теории познания41, а всеобщая методология это — марксистская
философия. Само собой разумеется, что методология источнико¬
ведения неразрывно связана с методологией истории42.
Можно условно принять такие определения методики и мето¬
дологии применительно к источниковедению. Методика ис¬
точниковедения — это совокупность определенных прие¬
мов и правил их использования в работе источниковеда; следо¬
вательно, это нормативная деятельность.
Методология источниковедения — это учение ob
этих методах, об основных принципах источниковедческого поз¬
нания. Методика оплодотворяется методологией, а методологиче¬
ские положения опираются на опыт использования в научной ра¬
боте тех или иных специальных методических приемов. Методика
источниковедческих исследований, определяемая в значительной
мере наличием источниковой базы43 и традиций изучения тех или
иных классов источников, а также возможностями источниковед¬
ческого эксперимента, зависит от степени совершенства методо¬
логии.
Недостаточно выясненными представляются и понятие «тео¬
рия источниковедения», а также границы этого понятия и поня¬
тия «методология источниковедения». В литературе нередко под
«теорией источниковедения» подразумевают теоретические проб¬
лемы источниковедения, взятые в противопоставлении источни¬
коведческой практике (или «методике» источниковедческого ис¬
следования).
Думается, что можно различать такие понятия, как «теория
источника», т. е. теория объекта, который изучает источниковед,
40 «Методологические проблемы науки включают в себя не только ми¬
ровоззренческие основы науки, относящиеся собственно к философии, но
и частные методы отдельных наук»,— отмечено в предисловии к сборнику
статей «Методологические вопросы общественных наук» (стр. 3).
41 В. Н. Садовский справедливо пишет: «По своему существу мето¬
дология науки представляет собой совокупность гносеологических проблем,
выделившихся из общей теории познания и имеющих своей целью специ¬
альный анализ научного знания» (В. Н. Садовский. Проблемы методо¬
логии дедуктивных теорий.— «Вопросы философии», 1963, № 3, стр. 64).
42 О методологии истории см.: М. Я. Г е ф т е р, Е. Э. П е ч у р о. Методо¬
логия истории.— СИЭ, т. 9. М., 1966.
43 В современной специальной литературе общеупотребителен термин
«источниковедческая база», однако термин «источниковая база» более соот¬
ветствует нормам русского языка (ср. «языковое богатство», а не «языко¬
ведческое богатство»).
17
и «теория познания источника», являющаяся по существу мето¬
дологией источниковедения. Теория источника тоже может рас¬
сматриваться как часть теории познания, находящаяся на стыке
исторических наук, философии и психологии (психологии твор¬
чества и психологии восприятия).
Отождествлять «теорию источника» и «теорию познания ис¬
точника» вряд ли правомерно. «Хотя теория предмета и теория
его познания, метод его исследования имеют некоторое род¬
ство,— пишет современный исследователь этой философской
проблемы,— они по своему содержанию и задачам далеко не
тождественны. Метод в основном отвечает на вопрос, как ведет¬
ся познание, теория предмета — на вопрос, что собой представ¬
ляет исследуемый предмет. С позиций теории мы наблюдаем за
действием предмета в действительности, с позиций же метода —
за поведением исследователя в процессе познания предмета» 44.
В литературоведении теория литературы и методология науки
о литературе справедливо рассматриваются как два взаимосвя¬
занных и в то же время относительно самостоятельных аспекта
теоретического мышления, как разделы теоретического литерату¬
роведения45. Думается, что эти положения применимы и к обла¬
сти исторического источниковедения. Существует и теория
науки — в нашем случае ее можно было бы назвать «теорией
источниковедения». Наконец, объектом теории, как известно,
может быть и сама теория; такую теорию принято называть ме¬
татеорией.
Все эти разделы теоретического знания и составляют пред¬
мет теоретического источниковедения. Важнейши¬
ми задачами теоретического источниковедения являются иссле¬
дование структуры и свойств источниковедческой информации,
теории, методики, истории и организации этой информации,
способов ее сохранения и изучения этой проблематики46.
Таким образом, можно полагать, что в пределах общего поня¬
тия «историческое источниковедение» существует источниковеде¬
ние разных уровней: теоретическое и прикладное, или конкретное.
Названия эти, конечно, условны (как условно в известной мере
и само деление). И многие недоразумения в источниковедческой
литературе происходят оттого, что не всегда замечают отличия
44 Г. А. Подкорытов. Указ, соч., стр. 13.
45 «Вопросы методологии литературоведения». Мм 1966, стр. 3 (от редак¬
тора), стр. 9 (статья А. С. Бушмина «Методологические задачи литературо¬
ведения»), стр. 120—121 (статья Б. С. Мейлаха «Предмет и границы лите¬
ратуроведения как науки»).
46 Подобное определение в какой-то мере сближается с определением
новой научной дисциплины «теории научной информации» («информацион¬
ной науки» или «информатики») (А. И. Михайлов, А. И. Черный,
Р. С. Гиляровский. Информатика — новое название теории научной ин¬
формации.— «Научно-техническая информация», 1966, № 12, стр. 39).
18
теоретического и конкретного источниковедения и пытаются найти
соответствие там, где оно быть не может, сравнивать явления не¬
сопоставимые.
Конкретное источниковедение имеет существенные функцио¬
нальные отличия от теоретического. Для конкретного источнико¬
ведения метод — это аппарат исследования, приемы субъективной
деятельности; для теоретического же источниковедения метод —
это и предмет исследования.
Необходимо учитывать разные «этажи сложности» и в пределах
конкретного источниковедения, отличия, в том числе и функцио¬
нальные, различных типов конкретного источниковедения, так ска¬
зать, горизонтальные и вертикальные срезы.
В пределах конкретного источниковедения можно выделить
различные подклассы: источниковедение различных отраслей ис¬
торической науки (так, начинает входить в употребление термин
«археологическое источниковедение»), источниковедение различ¬
ных типов или видов источников (например, актовое источникове¬
дение — дипломатика), наконец, источниковедение источников
определенного времени или определенной тематики47.
Такие подклассы источниковедения также могут быть источни¬
коведением разного уровня, в зависимости от задач исследования.
И, вероятно, именно к разным уровням такого источниковедения
наиболее подходят наименования «общее» и «частное» источнико¬
ведение. Задача общего источниковедения — осмысление общих
методических вопросов источниковедческого изучения того или
иного класса источников, т. е. вопросов методологии источникове¬
дения. Общее источниковедение отдельных классов источников
сближается с теоретическим источниковедением, более того, может
рассматриваться даже как частное источниковедение общетеорети¬
ческого источниковедения. Соответственно можно говорить и об
общеисточниковедческой методике, и о методике частной, харак¬
терной для отдельных вспомогательных дисциплин.
В пределах конкретного источниковедения выделяется и опи¬
сательное источниковедение, включающее данные о месте обнару¬
жения, месте нахождения, сохранности, внешнем виде источников,
их отличительных особенностях, основном содержании, степени
использования в научных целях и т. д.
Можно выделить и специфически-прикладное источниковеде¬
ние, особенно характерное для учебной (прежде всего школьно¬
учебной) и музейно-пропагандистской практики. Задача такого
типа источниковедческой работы обычно ограничивается ответами
на вопросы: о чем свидетельствует источник? Какие данные о
том или ином историческом явлении содержатся в источнике? Как
47 К числу исследований этого подкласса источников принадлежит, на¬
пример, книга Л. Г. Бескровного «Очерки по источниковедению военной ис¬
тории России» (М., 1957).
19
содержание источника соответствует тому или иному историческо¬
му положению? К источнику обращаются в таких случаях зача¬
стую как к иллюстрации.
Наконец, известно и эмпирическое (или прикладное) источни¬
коведение, которое является по существу неотъемлемой частые
всякого собственно исторического исследования (а значит, конеч¬
но, и такого, которое выполнено по материалам музеев). Здесь ис¬
следовательская процедура — важнейшая часть собственно источ¬
никоведческой практики, включающая внешнюю и внутреннюю
критику и интерпретацию исторических источников.
Теоретическое и конкретное источниковедение — это источни¬
коведение с разными задачами, зачастую с разной терминологией,
с разной структурой4 * * 48. Вместе с тем нельзя никоим образом упус¬
кать из виду, что теоретическое источниковедение неразрывно свя¬
зано с конкретным. Четкое деление науки на «чистое» и «приклад¬
ное» знания на самом деле вообще не имеет места49. Элементы
теории, пусть самые примитивные и даже не всегда осознанные,
всегда входят составной частью в так называемую практику50.
Познание общего — предварительное условие углубленного поз¬
нания частного 51.
Объем понятия и задачи теоретического источниковедения со¬
ответственно современному уровню научного мышления пока еще
не уточнены. Не вычленены еще основные элементы теоретическо¬
го источниковедения, не определены с должной ясностью их взаи¬
мосвязи, особенности функционирования и способ организации как
элементов системы. Сейчас скорее есть основания говорить еще не
о структуре теоретического источниковедения как системы, а о
конгломерате элементов, по традиции относимых к теоретическому
источниковедению.
Теоретическое источниковедение столь долго оказывалось ото¬
4S Впрочем говорить о «структуре» как об определенной целостности и
устойчивости применительно к специфически-прикладному источниковеде¬
нию вообще вряд ли возможно.
49 См. в частности замечания А. И. Герцена об опыте и умозрении
(А. И. Герцен. Собр. соч., в тридцати томах, т. 3. М., 1954, стр. 97—98).
50 И задача обучения, в том числе и обучения методике источниковед¬
ческого исследования, заключается как раз в том, чтобы эти элементы «тео¬
рии» становились и более осознанными, и более сложными. В самый про¬
цесс преподавания источниковедения желательно было бы внести с самого
начала больше «теории», точнее больше сложности, которая на поверку ока¬
зывается более простой, доступной и удобной, чем примитивная методика,
словом, пойти тем путем, которым идут ныне некоторые школьные препо¬
даватели математики: минуя арифметику, приступать сразу к алгебре (О со¬
отношении науки и учебного курса см.: Г. П. Щ е д р о в и ц к и й. Место ло¬
гических и психологических методов в педагогической науке.— «Вопросы
философии», 1964, № 7).
51 Наблюдается закономерность, отмеченная В. И. Лениным: «...кто бе¬
рется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неми¬
нуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя „натыкаться41 на эти
общие вопросы» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 15, стр.368).
20
рванным от широкой проблематики современных исследований в
области теории познания, логики и психологии, что следует перво¬
начально выделить основные возможности «стыковки» проблем,
а также применения методики иных наук и их понятийного аппа¬
рата к области источниковедения.
Среди многообразной проблематики теоретического источнико¬
ведения могут быть выделены по своему научному значению про¬
блемы логических закономерностей52 и особенностей источнико¬
ведческого мышления.
Однако если логические вопросы исторической науки в целом
в последние годы стали привлекать внимание советских ученых53,
то логические вопросы собственно исторического источниковеде¬
ния — область, еще очень слабо исследованная учеными-марк-
систами.
Особенно велика, конечно, потребность изучения в аспекте тео¬
ретического источниковедения творческого наследия классиков
марксизма-ленинизма, и не только материалов, свидетельствующих
об отборе, методике обработки и использования ими исторических
источников, но и прежде всего данных, показывающих саму лабо¬
раторию их творчества54, процесс теоретического мышления в его
развитии. Стоит еще и еще раз ^вдуматься в ленинские слова: «Если
Marx не оставил „Логики44 (с большой буквы), то он оставил
логику „Капитала44» 55. В этом плане особенно важно изучить ле¬
нинские «Философские тетради», а также работу «О значении во¬
инствующего материализма», являющуюся по существу философ¬
ским завещанием Ленина.
В последнее время подчеркивается в оценке теории ее дейст¬
венный момент, способность превращения теории, притом со вре¬
мени возникновения ее, в метод достижения нового знания. Систе¬
мы научного знания реализуются тем самым в методе познания56.
В какой степени этому требованию могут удовлетворить основные
52 «Логическая проблема правильности научного познания,— как спра¬
ведливо отмечено А. С. Бушминым,— (его согласия с самим собой) стано¬
вится столь же актуальной, как и гносеологическая проблема истинности
научного познания (его согласия с предметом исследования). Логическая
правильность научного мышления является важнейшей предпосылкой ис¬
тинности знания». (А. С. Бушмин. Методологические задачи литерату¬
роведения.— «Вопросы методологии литературоведения», стр. 8).
53 Б. А. Грушин. Очерки логики исторического исследования (про¬
цесс развития и проблемы его научного воспроизведения). М., 1967; см.:
работы М. А. Барга, А. В. Гулыги, А. Я. Гуревича, А. И. Данилова, В. Н. Ор¬
лова, А. И. Уварова и других авторов. Этой тематике посвящена статья
М. А. Варшавчика «Вопросы логики исторического исследования и истори¬
ческий источник» («Вопросы истории», 1968, № 10), опубликованная после
сдачи в производство настоящего сборника.
64 Много ценного может почерпнуть и историк-источниковед из новей¬
шего издания «Маркс-историк» (М., 1968).
66 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 301.
56 П. В. Копни н. Система теорий. Наука как прикладная логика.—
«Логика научного исследования». М., 1965, стр. 306.
21
положения теоретического источниковедения? Серьезных размыш¬
лений требуют и такие проблемы, как возможности использования
в источниковедении современных методов формальной логики, раз¬
личных логических средств57. Сейчас наблюдается (особенно это
заметно в естественных науках) процесс переосмысления важней¬
ших привычных логических понятий, и понятия эти становятся
понятиями-проблемами 58. Переосмысливание это (развитие, углуб¬
ление) коснулось не только отдельных понятийных категорий, но
и комплексных понятий системного характера. В какой мере это
может относиться к источниковедению?
Это подводит к таким проблемам, как эмпирический и георети-
ческий уровень источниковедческих знаний59; роль интуиции в ис¬
следовательской работе и соотношение интуитивного творчества
и логического мышления60; проблема единства логического и пси¬
хологического анализа познания61; принципы изменения в источ¬
никоведческой методике; соотношение научных методов в источ¬
никоведческих исследованиях — «этапные» и «универсальные»
методы исследования; возможности моделирования в источнико¬
ведении; возможности формализации процедур, совершаемых при
использовании различных методов; возможности применения в
источниковедении и вообще в исторических исследованиях мето¬
дических приемов других общественных наук, естественных и
точных наук и использования их терминологии и т. д.
Более или менее ясное представление о границах, особенностях
и значении предмета «теоретическое источниковедение» на совре¬
менном этапе развития науки сможет выкристаллизоваться только
после специальных трудов историков, философов и ученых иных
специальностей.
* * *
Спор об определении предмета «источниковедение» и о зада¬
чах источниковедения, об объеме понятия «источниковедение»
тесно смыкается со спором о том, является ли источниковедение
57 Важнейшая современная литература по логике приведена в
кн.: Н. И. Кондаков. Введение в логику. М., 1967.
58 В. С. Б и б л е р. Понятие как процесс.— «Вопросы философии», 1965,
№ 9.
59 Проблема различия между эмпирическим и теоретическим уровнями
знаний имеет для общественных паук более существенное значение, чем
для математических. Между тем системы логики строились обычно без
учета этого различия. Отметивший это обстоятельство П. В. Тавансц (указ,
статья, стр. 77) ставит перед логиками задачу развить логическую технику,
учитывающую специфические особенности знаний разного типа.
60 М. Бунге. Интуиция и наука. Перев. с англ. М., 1967. О соотноше¬
нии «чутья» (т. е. интуитивного творчества) историка и методически пра¬
вильного мышления см. интересные замечания А. С. Лаппо-Данилевского
(«Методология истории», вып. I. Пг., 1923, стр. 13—15).
61 В настоящее время (Ж. Пиаже и другими исследователями) широко
разрабатывается круг вопросов, связанных с этой проблемой.
22
вспомогательной или специальной исторической дисциплиной и ка¬
ково соотношение категорий «источниковедение» и «вспомогатель¬
ные исторические дисциплины».
Источниковедение по традиции рассматривается в ряду так на¬
зываемых вспомогательных исторических дисциплин или вспомо¬
гательных исторических наук. Однако в последнее время предпри¬
нимались попытки выделить источниковедение из этого ряда. Под¬
черкивалось особое, «центральное» место источниковедения62 сре¬
ди других вспомогательных дисциплин (палеографии, метрологии,
хронологии и др.); источниковедение характеризовали как наибо¬
лее широкую или главную из вспомогательных исторических дис¬
циплин63, по отношению к которой остальные являются более
частными64.
Отмечалось, что собственно источниковедческое исследова¬
ние — обязательная составная часть всякого серьезного историче¬
ского исследования и что источниковедение тем самым принадле¬
жит к наукам, на которых основывается историческое исследова¬
ние, что это прежде всего «самостоятельная наука». Эти выводы
опираются и на наблюдения о постепенном стирании границ меж¬
ду науками «вспомогательными» и «основными», когда «разделе¬
ние наук на добывающие материал и его обрабатывающие отходит
в прошлое» 65. Поэтому предлагалось заменить термин «вспомога¬
тельные исторические дисциплины» термином «специальные ис¬
торические дисциплины» 66.
М. Н. Тихомиров, обосновавший целесообразность изменения
традиционной терминологии, такие дисциплины, как палеография и
дипломатика, назвал «специальными или источниковедческими
62 А. Д. Люблинская. Источниковедение истории средних веков.
Л., 1955, стр. 5; В. К. Я ц у н с к и й. К вопросу о классификации письмен¬
ных исторических источников в курсе источниковедения истории СССР.—
«Труды МГИАИ», т. 11. М., 1958, стр. 133.
63 «Вспомогательные исторические дисциплины».— СИЭ, т. 3. М., 1963,
стб. 837; И. А. Булыгин, Л. Н. Пушкарев. Источниковедение.—Там
же, т. 6, М. 1965. стб. 592.
64 В. И. С т р е л ь с к и й. Основные принципы научной критики источ¬
ников по истории СССР. Киев, 1961.
65 Д. С. Лихачев. Текстология. На материале русской литературы
X—XVII вв. М —Л., 1962, стр. 3 (там же ссылки на отечественную и зару¬
бежную литературу).
66 М. Н. Тихомиров. Об охране и изучении письменных богатств на¬
шей страны.— «Вопросы истории», 1961, № 4, стр. 66—67. Это мнение было
поддержано рядом ученых (А. А. 3 и м и н. Вспомогательные исторические
дисциплины и их роль в работе историков-архивистов.— «Труды научной
конференции по вопросам архивного дел в СССР», т. I, стр. 125). В то же
время приводились доводы в пользу сохранения подхода к источниковеде¬
нию как к вспомогательной исторической дисциплине. (Литературу об этом
см.: А. П. Проншт ейн. Использование вспомогательных исторических
дисциплин при работе над историческими источниками. Учебно-методическое
пособие для студентов-заочников исторических факультетов государствен¬
ных университетов. М., 1967, стр. 5—6).
23
дисциплинами» 67. По мнению авторов учебного пособия, вышед¬
шего в Киеве в 1963 г., источниковедение распадается на ряд спе¬
циальных вспомогательных исторических дисциплин68. С. М. Каш¬
танов и А. А. Курносов отметили, что вспомогательные дисципли¬
ны, играя подсобную роль в истолковании источника, являются
вспомогательными главным образом по отношению к источникове¬
дению 69. С последним суждением можно согласиться.
Необходимо только различать «вспомогательные исторические
дисциплины» и дисциплины, вспомогательные по отношению к ис¬
торической науке. Вспомогательными по отношению к историче¬
ской науке могут быть, смотря но обстоятельствам, различные от¬
расли знания. Это — все те отрасли знания, которые помогают в
данном случае историку в извлечении и оценке важной для него
информации, в понимании исторических явлений, в реконструк¬
ции прошлого. Поэтому «вспомогательными» по отношению к ис¬
торической науке могут оказаться даже не только гуманитарные
науки, но и география, антропология, ботаника (например, сведе¬
ния из исследований Н. И. Вавилова о происхождении и распро¬
странении культурных растений), медицина (данные о болезнях),
астрономия и математика (без которых нельзя обойтись в работах
не только по хронологии и метрологии) и т. д. Но «вспомогатель¬
ными историческими дисциплинами» являются лишь те
дисциплины, которые возникли как отрасли именно исторической
науки70 (или части ее—«источниковедения») и обслуживают
прежде всего историческую науку.
Думается, что для противопоставления терминов «специаль¬
ные» и «вспомогательные» исторические дисциплины нет серьез¬
ных оснований. «Специальными» исторические дисциплины явля¬
ются в зависимости от их предмета (и соответственно специфиче¬
ской методики); «вспомогательными» — в зависимости от функций
в процессе исторического исследования. Поэтому источниковеде¬
ние, являясь, безусловно, специальной исторической дисциплиной,
одновременно может быть и вспомогательной.
67 М. Н. Т и х о м и р о в. Источниковедение истории СССР, вып. 1. С древ¬
нейшего времени до конца XVIII века. Учебное пособие. М., 1962, стр. 14.
68 А. Введенський, В. Дядиченко, В. Стрельский Допом1ж-
Hi шторичн! дисциплши. Короткий курс. Кшв, 1963, стр. 3. Определение
это напоминает об определении в неподписанной статье «Источниковеде¬
ние» в 1-м изд. БСЭ (т. 30. М., 1937, стб. 96): «Источниковедение, совокуп¬
ность научно-вспомогательных дисциплин, относящихся к изучению и об¬
работке исторических источников».
69 С. М. Каштанов, А. А. Курносов. Указ, статья, стр. 175—176.
В статье намечены и пути установления линий иерархии и взаимозависи¬
мости специальных и вспомогательных дисциплин; к специальным истори¬
ческим дисциплинам отнесены источниковедение, археология, этнография,
историография и дисциплины, вспомогательные по отношению к ним.
70 Ими некоторые ученые признают такие отрасли исторической науки,
как история государственных учреждений, история экономики и т. д.
24
Вообще однозначное определение источниковедения в аспек¬
тах, отмеченных выше, вряд ли возможно. Различия в дефиници¬
ях объясняются прежде всего назначением проделываемой уче¬
ным работы. Об источниковедении как о вспомогательной истори¬
ческой дисциплине допустимо говорить тогда, когда источниковед¬
ческое изучение исторического материала является лишь необхо¬
димым предварительным условием собственно исторического ис¬
следования (хотя в значительной мере может и сливаться с самим
процессом исторического исследования). Здесь обычно главной
проблемой источниковедческого анализа является соотношение
исторического источника и исторического факта, а первой задачей,
которую исследователю нужно решить: позволяют ли имеющиеся
в его распоряжении источники восстановить объективную картину
изучаемого исторического явления, реконструировать историче¬
ские факты в их взаимосвязях, и если нет, то в какой мере они при¬
ближают нас к осуществлению этих задач. И едва ли не важней¬
шим в этом плане является специфика отбора, изучения и интер¬
претации исторических источников применительно к избранной
теме. Но все чаще выявляется характер источниковедения как са¬
мостоятельной исторической дисциплины, изучающей, в частно¬
сти, письменные исторические источники и проблематику теоре¬
тического источниковедения. Это особенно заметно тогда, когда
источники изучаются как бы независимо от возможности и степе¬
ни использования результатов этих наблюдений в той или иной
исторической работе, как бы абстрагируясь от каких-либо кон¬
кретных задач гражданской истории.
Так, письменные источники могут исследоваться историками-
источниковедами в качестве самостоятельных объектов изучения,
так же, как вещественные источники исследуются археологами,
произведения художественной литературы — литературоведами,
произведения искусства — искусствоведами, памятники языка —
языковедами. Источниковедение письменных источников — это
специальная самостоятельная историческая дисциплина. Она офор¬
милась сравнительно недавно, но имеет уже свои разделы с более
узкой специализацией по видам источников, хотя наименования
этих отраслей источниковедения еще не утвердились в историче¬
ской науке. Пока принято говорить о дипломатике71 —первом по
времени возникновения разделе источниковедения. Можно выде¬
лить уже, особенно после классических трудов А. А. Шахматова,
летописеведение, а также разделы, изучающие статистические
источники, делопроизводственную документацию, законодатель¬
ные памятники, мемуары, эпистолярную литературу и т. д.
Объект исследования подобных собственно источниковедческих
трудов — источник или комплекс источников, приемы изучения
71 О предмете и задачах дипломатики см. статью С. М. Каштанова
в настоящем издании (там же указана основная новейшая литература).
25
источников. Комплекс источников может определяться и типологи¬
ческими признаками (источники одного вида, например летописи,
мемуары, лицевые рукописи и др.; одной разновидности, например
хронографы, иммунитетные грамоты, протоколы и др.), и — более
близкими по характеру к конкретно-историческим исследованиям—
тематическими признаками (например, источники по истории кре¬
стьянства, или, еще уже, по истории крестьянства определенного
времени, определенной территории, по истории закрепощения кре¬
стьян, по истории крестьянской реформы 1861 г.). Комплекс источ¬
ников может определяться и по смешанному тематически-типоло-
гическому признаку (например, книга С. Ф. Платонова «Древне¬
русские сказания и повести о Смутном времени XVII века как
исторический источник», советские работы о мемуарах или прото¬
колах определенной тематики72 и т. п.). Причем иногда задача
исследования понимается в сравнительно узком, собственно источ¬
никоведческом плане. При подобном подходе исторический источ¬
ник может интересовать историка не только и даже не столько как
«посредник», сохраняющий данные об историческом факте, а в
первую очередь как собственно исторический факт, как специфи¬
ческий носитель определенной информации.
Собственно источниковедческие исследования могут представ¬
лять собой и самостоятельные работы (монографии73, статьи) и
части собственно исторических исследований. В такого рода тру¬
дах особое внимание уделяется местонахождению и численности
источников, месту происхождения и авторству источников, срав¬
нительным особенностям: установлению и изучению вариантов и
редакций источников, характерным чертам общности и отличий
источников, методическим приемам исследования источников и т. п.
72 М. Н. Черноморский. Работа с мемуарами при изучении исто¬
рии КПСС. М., 1961; А. А. Курносов. Методы исследования мемуаров.
(Мемуары как источник по истории народного сопротивления в период Ве¬
ликой Отечественной войны). Автореферат диссертации на соискание уче¬
ной степени кандидата исторических наук. М., 1965; Г. Е. Р е й х б е р г. Про¬
токолы Петроградского военно-революционного комитета как исторический
источник.— «Источниковедение истории советского общества». М., 1964;
А. С. Покровский. Значение протоколов Президиума ВЦИК для изуче¬
ния государственного строительства (ноябрь 1917 г.—июль 1918 г.).—Там
же; Г. Я. Т а р л е. Источниковедческий анализ некоторых видов делопроиз¬
водственных материалов ВСНХ— «Труды МГИАИ», т. 16. М., 1961 и др.
73 Например, монографии: С. М. Каштанов. Жалованные и указание
грамоты как источник по истории феодального иммунитета на Руси в пер¬
вой половине XVI в. Автореферат диссертации на соискание ученой степе¬
ни кандидата исторических наук. М., 1958; В. И. Буганов. Разрядные
книги последней четверти XV — начала XVII в., М., 1962.; В. М. Кабузан.
Народонаселение России в XVIII — первой половине XIX в. (По материалам
ревизий). М., 1963; Л. В. Милов. Исследование об «Экономических приме¬
чаниях» к Генеральному межеванию. (К истории русского крестьянства и
сельского хозяйства второй половины XVIII в.). М., 1966, Б. Г. Литвак.
Опыт статистического изучения крестьянского движения в России XIX в.
М., 1967 и др.
26
Но даже при самом формализованном подходе к изучаемому
объекту ученый, как правило, не может исследовать исторический
источник без собственно исторической работы (предварительной
и одновременной по отношению к основному источниковедческому
исследованию). Иначе он в лучшем случае вынужден будет огра¬
ничиться лишь внешней критикой источника (или источников),
т. е. проделать лишь самую начальную, так сказать, техническую
стадию собственно источниковедческого исследования. Нельзя
упускать из виду и то обстоятельство, что объект исследования и
даже приемы его изучения подсказываются обычно нуждами соб¬
ственно исторической науки, и ценность специальных источнико¬
ведческих работ прежде всего определяется тем, насколько они
помогают познанию прошлого, т. е. выявлению исторических фак¬
тов и закономерностей исторического развития. Таким образом,
теснейшее взаимодействие, точнее — даже взаимовлияние и взаи¬
мопроникновение собственно источниковедческого и собственно
исторического исследований — вне сомнения 74.
II
Важнейшая и одновременно традиционная проблема источни¬
коведения — комплекс вопросов, связанных с представлением об
«историческом источнике», об объеме понятия «историче¬
ский источник». Это — предмет многолетних споров, объясняющих¬
ся в значительной мере тем, что одно и то же понятие рассмат¬
ривается на разных уровнях эмпирических и теоретических
представлений, а также не всегда разумным стремлением дать
слишком категорическую дефиницию, без учета возможности ее
изменения с развитием наших знаний.
К определению понятия «исторический источник» подходят
часто однолинейно, не всегда учитывая (в данном плане) разли¬
чие таких категорий, как явление и сущность (явление, как из¬
вестно,— это внешние свойства и признаки предмета, доступные
первичному восприятию. Сущность же первоначально скрыта от
нашего наблюдения, и путь познания — это путь от анализа явле¬
ния к анализу сущности).
74 Постоянное взаимопроникновение истории и собственно источнико¬
ведения отмечалось уже не раз (см., например, С. М. Каштанов,
А. А. Курносов. Указ, статья, стр. 176). По удачному выражению авто¬
ров статьи, «источниковедение может рассматриваться как теория и мето¬
дика добывания исторических фактов, а история — как теория и методика
осмысления исторических фактов в их взаимосвязи и взаимообусловленно¬
сти». При этом «осуществление источниковедческих задач,— отмечается да¬
лее,— невозможно без одновременного выполнения задач исторического
анализа и синтеза».
27
Первоначально, видимо, следовало бы, исходя из утилитарных
целей, ограничиться «простой определенностью»75, определением
внешних, более доступных пока признаков исторических источни¬
ков. В качестве исходного пункта можно было бы принять следую¬
щее определение: исторический источник — это всякое явление,
которое может быть использовано для целей исторического иссле¬
дования, или даже еще проще — для познания прошлого. В прак¬
тике обычной работы историка подобное определение можно счи¬
тать достаточным.
Определение сущности исторического источника должно стать
задачей специального исследования, а точнее — комплекса иссле¬
дований. Очень перспективным представляется подход к истори¬
ческому источнику и в плане основных понятий семиотики 76, учи¬
тывая при этом двойную соотнесенность знака — к предмету обо¬
значения и к обобщенному его отражению, а также наличие
различных уровней в пределах одной знаковой системы. Истори¬
ческий источник — это и понятие, отражающее свойства предме¬
та, могущие быть использованными для получения знания о дру¬
гом объекте77. «Исторический источник» можно рассматривать и
в плане проблемы «общественной памяти». Этим термином обоз¬
начается накопленная в ходе исторического развития человечест¬
ва информация, «совокупность результатов практической и по¬
знавательной деятельности, передаваемых из поколения в поко¬
ление с помощью небиологических, социальных средств» 78.
Если вопрос об историческом источнике как об основном эле¬
менте, содержащем информацию о прошлом человечества, давно
уже привлекает ученых, то специфика исторического источника
в целом и отдельных его типов и разновидностей как «носителей
общественной памяти» остается еще мало исследованной.
75 В. И. Ленин в «Философских тетрадях» приводит выписку из Геге¬
ля: «Познание движется от содержания к содержанию. Прежде всего это
поступательное движение характеризуется тем, что оно начинается с про¬
стых определенностей и что следующие за ними становятся все богаче и
конкретнее». Цитата начипает выписку из гегелевского текста, по поводу
которого Ленин отмечает: «Этот отрывок очень недурно подводит своего ро¬
да итог тому, что такое диалектика» (В. И. Лени н. Полное собрание сочи¬
нений, т. 29, стр. 212).
76 Существенную помощь историкам-источниковедам в этом плане мо¬
жет оказать ознакомление с «Трудами по знаковым системам» (т. I—III),
выходящими под редакцией Ю. М. Лотмана («Ученые записки Тартуского
государственного упиверситета», вып. 160, 181, 198. Тарту, 1964—1967).
77 На этом моменте акцентировал внимание А. С. Лаппо-Данилевский.
(«Методология истории», вып. II, стр. 366).
78 Я. К. Р е б а н е. Социальная природа познания и гносеологические
корни идеализма.— «Ленинская теория отражения и современная наука.
Материалы совещания по современным проблемам материалистической
диалектики 7—9 апреля 1965 г.» М., 1966, стр. 119 и сл.; он же. О некото¬
рых принципах подхода к анализу общественной информации.— «Ученые
записки Тартуского государственного университета», вып. 187. Труды по
философии, X. Тарту, 1966, стр. 4—5.
28
Вообще было бы очень заманчиво рассмотреть понятие «истори¬
ческий источник» в более широком плане теории научной инфор¬
мации; к этому все более приближаются исследователи (в частно¬
сти, специалисты по документоведению). Но здесь приходится стал¬
киваться и с нечеткостью терминологии, и с разнообразием пони¬
мания одних и тех же терминов различными специалистами79.
До сих пор не уточнен круг возможных источников, используе¬
мых обычно историками в своей работе. Имеется несколько точек
зрения на этот счет, сводящихся по существу к двум: историче¬
ский источник является продуктом человеческой деятельности80
и отражает эту деятельность, отражает реальные явления общест¬
венной жизни81; исторический источник — это все то, откуда чер¬
пают сведения о прошлом, т. е. не только отражение непосредст¬
венного исторического процесса, но и то, что помогает познать ход
исторического процесса во всем его многообразии.
Такое более широкое понимание «исторического источника»
охватывает не только результаты человеческой деятельности —
«памятники прошлого», т. е. памятники материальной и духовной
культуры, но и то, что способствует определению и объяснению
человеческой деятельности82 — и естественно-географическую сре¬
ду83 в самом широком понимании этого термина (включая и зале¬
жи полезных ископаемых, и природные бедствия — землетрясения
и т. д., и явления на солнце), и физико-психические свойства че¬
ловека.
Маркс и Энгельс подчеркивали, чго история природы и исто¬
рия людей «неразрывно связаны; до тех пор, пока существуют
79 Это хорошо выявлено в работе: К. И. Р у д е л ь с о н. Классификация
документной информации Государственного архивного фонда СССР (Исто¬
риография. Современные проблемы). Автореферат диссертации на соиска¬
ние ученой степени доктора исторических наук. М., 1968. В. И. Шунков
верно отметил: «Термины „информация11, „документация11, получив в наше
время широчайшее распространение, не приобрели, однако, ни достаточной
четкости, ни однозначности» («Информационная работа советских библиотек
в области общественных наук. Современное состояние и перспективы раз¬
вития».— «Советская библиография», 1967, «N*2 3, стр. 62).
80 Но существу такая трактовка исторических источников распростра¬
няет на все типы исторических источников характеристику письменных
источников, восходящую по крайней мере еще к труду Ланглуа и Сеньобо-
са. Они понимали под документом «следы, оставленные мыслями и дейст¬
виями некогда живших людей», и полагали: «Йичто не может заменить
документов: нет их, пет и истории» (Ланглуа и Сеньобос. Введение
в изучение истории. М., 1899, стр. 13, 48).
81 Основную отечественную литературу см. в статье: М. К. Макаров.
К вопросу о терминологии в источниковедении истории СССР.— «Труды
МГИАИ», т. 17. М., 1963, стр. 5, прим. 7.
82 Это неоднократно отмечалось в литературе. (См., в частности,
L. Fe b vre. Combats pour Thistoire. Paris, 1953, p. 423).
8:J Литературу см. в статье Л. Н. Пушкарева. (Л. Н. Пушкарьо в. Гео-
граф1чне середовшце та кторичне джерело.— «УкраГнський кторичний жур¬
нал», 1962, № 7.) Сам Пушкарев не признает географическую среду истори¬
ческим источником.
29
люди, история природы и история людей взаимно обусловливают
ДРУГ друга» 84. Жизнь и деятельность человека в значительной сте¬
пени определяются его взаимодействием с естественно-географи¬
ческой средой85 (при этом не следует упускать из виду и влияние
человека на природу) и не могут быть поняты без учета особенно¬
стей физической и психической природы самого человека; это
диктуется и современным состоянием науки — обществознание
немыслимо без человекознания86.
Очевидно, среди исторических источников (если принимать
широкое определение) выделяются источники собственно
исторического происхождения, т. е. продукты деятель¬
ности человека. Именно их главным образом и изучают историки;
именно их исследуют, пользуясь методикой, специфической для
исторической науки; именно их, наконец, обычно и называют ис¬
торическими источниками. Это — основные исторические
источники, изучаемые с помощью приемов, разработанных
специалистами в области общественных наук.
Однако понятие об историческом источнике как об источнике
познания прошлого шире понятия об историческом источнике как
об источнике исторического происхождения87. Имеются и другие
исторические источники, которые обычно привлекаются лишь как
вспомогательные и изучаются с учетом методики иных наук или
даже специалистами в области других наук (например, медик
Д. Л. Рохлин изучил кости наших предков, что позволило соста¬
вить представление о болезнях человека в историческом разви¬
тии).
Слабо изучен вопрос и о стадиальности исторического источни¬
ка88. Ведь то, что мы признаем историческим источником, суще¬
ствует независимо от историка и становится собственно историче¬
ским источником лишь тогда, когда делается объектом изучения.
84 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 16, прим.
85 О значении географического фактора в истории см. выступление
Б. А. Рыбакова («История и социология». М., 1964, стр. 59—60). См. об этом
также работы Л. Н. Гумилева (в частности, статью «Григорий Ефимович
Грумм-Гржимайло как историк Центральной Азии».— «Географическое об¬
щество Союза ССР. Материалы по отделению этнографии», ч. I. Л., 1961,
стр. 51—52, ротапринт); новая зарубежная литература приведена в
кн.: L.— Е. Н а 1 k i n. Initiation a la critique historique. Paris, 1963, р. 77—83.
86 См., в частности, Б. Г. Ананьев. Комплексное изучение человека
как очередная задача современной науки.— «Вестник ЛУ, № 23. Серия
экономики, философии и права, вып. 4, Л., 1962; по этой теме имеете*
обильная литература.
87 Быть может, источники исторического происхождения правильнее
было бы называть «памятниками», так как они восстанавливают память о
деятельности человека, сохраняют следы этой деятельности.
88 Интересные наблюдения применительно к письменным источникам
см. в статье М. К. Макарова «К вопросу о терминологии в источнико¬
ведении истории СССР» (стр. 4—6). В настоящее время эту проблему раз¬
рабатывает И. Л. Беленький.
30
Следовательно, можно говорить о такой категории, как потенциаль¬
ный исторический источник или «предысточник».
Соответственно с изменением представлений об объекте исто¬
рического исследования и задачах исторической науки расширя¬
ются и круг исторических источников, и представление о характе¬
ре, содержании и ценности отдельных исторических источников
и их классов. Источниковая база историков изменяется; в научный
оборот ученых входят новые типы, виды и разновидности истори¬
ческих источников (и в то же время удельный вес отдельных тра¬
диционных классов источников меняется).
На заре исторических знаний обращались к устным преданиям
или к объектам, связанным с этими преданиями (здания, стеллы,
изображения, природные явления). С возникновением письменно¬
сти стали преобладать письменные источники. С развитием науки
заинтересовались вещественными памятниками, изобразительны¬
ми памятниками, памятниками разговорного языка, обратили вни¬
мание на географическую среду, снова «вернули» историкам фоль¬
клор, «открыли» этнографические источники; с появлением новой
техники ввели в научный оборот фото-кино-фономатериалы89; на¬
учились извлекать сведения, полезные для историка, из психоло¬
гических наблюдений, из данных палеоботаники, палеонтологии,
вообще биологических наук90 и т. д.
Изменялся и характер представлений об отдельных группах ис¬
торических источников, их «материальном составе». Так, Н. И. Кон¬
рад отмечает, что «однозначного для всех эпох и народов представ¬
ления — что такое литература и что к ней относится — нет» 91.
Научное значение письменных источников, точнее — отдельных
их разновидностей, также осознавалось не сразу. Так, если приво¬
дить примеры из русской историографии, значение акта как исто¬
рического источника было (по наблюдениям С. Н. Валка) осозна¬
но еще историками XVIII в., однако это относилось преимущест¬
венно к публично-правовым актам, частный же акт как источник
русского права и истории попадает в сферу исследования только
с 30-х годов XIX в., а русская дипломатика частного акта созда¬
лась лишь в ходе работы по изданию грамот Коллегии эконо¬
мии, которой руководил А. С. Лаппо-Данилевский92. Материалы
89 См. И. С. Ф е с у н е н к о. Значение кино-фото-фонодокументов как ис¬
торического источника и основные задачи комплектования ими Государст¬
венного архивного фонда Союза ССР.— «Труды МГИАИ», т. 16. М., 1961.
90 См. Б. Ф. П о р ш н е в. Состояние пограничных проблем биологиче¬
ских и общественно-исторических наук.— «Вопросы философии», 1962, № 5.
91 Предисловие «От редколлегии» к изд. «Литературные памятники.
Итоги и перспективы серии». М., 1067, стр. 7, см. также стр. 13, 15.
92 С. В а лк. Сборник грамот Коллегии экономии (Историографические
заметки).— «Борьба классов», 1924, № 1—2; А. И. К о п а н е в. Советская
дипломатика.— «Вспомогательные исторические дисциплины», т. I. Л., 1968,
стр. 60—61.
31
писцовых книг использовались историками уже в XVIII — на¬
чале XIX в.93, но по-настоящему ученые их оценили только во
второй половине XIX в. На значение миниатюр лицевых рукопи¬
сей как исторических источников обратил внимание еще Ф. И. Бус¬
лаев, но сравнительно широко использовать этот материал для
исторических построений стали по существу после выхода в свет
монографии А. В. Арциховского «Древнерусские миниатюры как
исторический источник» (М., 1944). Литературно-художествен¬
ные произведения только после работ В. О. Ключевского и В. И. Се-
мевского стали восприниматься, и то далеко не всеми исследова¬
телями, как ценные исторические источники94. В недавнее время
стало ясным, какой первоклассный познавательный материал со¬
держат вислые печати не дошедших до нас грамот95.
Изменения Источниковой базы отражают изменения в самом
процессе исторического познания, в оценке исторических явле¬
ний, в том числе и изменения пространственных и хронологиче¬
ских представлений об истории. Прежде интересовались главным
образом событийной историей (государственными деяниями,
войнами, биографиями прославленных людей). И лишь сравни-
аельно недавно обнаружился все возрастающий интерес к соци¬
ально-экономической истории, к жизни широких масс, к матери¬
альной культуре, к социальной психологии. Раньше преимущест¬
венное внимание уделялось истории отдельных, избранных наро¬
дов, и многие народы, политически зависимые тогда и менее
«цивилизованные», презрительно именовались «неисторическими».
Ныне изучаются история и бесписьменных народов и дописьмен-
ный период в истории народов, приобщившихся к традиционной
цивилизации. История различных народов, а также и государств
рассматривается в тесной взаимосвязи; изменяются сами представ¬
ления о характере общего и частного в историческом развитии.
«Всемирная история,— писал Маркс,— существовала не всег¬
да; история как всемирная история — результат»96. Историки не
93 В. И. Петухов. Материалы писцовых книг в исторической литера¬
туре XVIII — начала XIX века.— «Археографический ежегодник за 1962
год». М., 1963.
94 Памятники художественной литературы и искусства независимо от
нашей воли воздействуют на формирование исторических представлений,
а для неспециалистов являются зачастую основным источником историче¬
ской информации (С. О. Шмидт. Вопросы преподавания источниковеде¬
ния.— «Новая и новейшая история», 1962, № 4, стр. 117—119; см. также
сб. «История и социология», стр. 294—296). К таким памятникам очень по¬
лезно обращаться в преподавательской (см. об этом: Н. Г. Дайр и. Обуче¬
ние истории в старших классах средней школы. Познавательная активность
учащихся и эффективность обучения. М., 1966, стр. 349—355) и научно-про¬
пагандистской работе. Но следует предостеречь от подхода к ним как к
строго документальным свидетельствам о реальных исторических фактах.
95 В. Л. Я н и н. Изучение древнерусских вислых печатей.— «Вспомога¬
тельные исторические дисциплины», т. I, стр. 33.
96 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 736.
32
только проникают все глубже в века, тю и яснее понимают, что
«...то, что происходит все с большей и большей быстротой перед
нашими глазами, есть тоже история» 97. Новейшие научно-техни¬
ческие открытия все более превращают нашу планету в единое
информационное пространство в плане технических возможностей
коммуникаций98.
Все это не могло не отразиться на практике источниковедче¬
ской работы историков, побудило обращать внимание не только на
редкие, уникальные факты, но и на множественные и зачастую
безымянные исторические явления и вырабатывать методику срав¬
нительного изучения таких явлений и обобщения множественных
и многообразных источниковедческих наблюдений.
Соответственно некоторые классы источников утрачивали свою
«уникальность», их стало возможным размножить (например,
письменные с изобретением печатного станка, музыкальные произ¬
ведения с изобретением грамзаписи, изобразительные материалы
с изобретением фотографии). Они же стали и основным эле¬
ментом «массовой» культуры. Соответственно изменяется удель¬
ный вес отдельных классов источников среди всего множества ис¬
точников; изменяются и их социальная принадлежность, и значе¬
ние для характеристики социальных явлений (например, письмен¬
ные источники до распространения книгопечатания были в основ¬
ном принадлежностью высших слоев общества; с классической
музыкой до изобретения радио и граммофонных пластинок был
знаком только узкий круг людей). Рос и потенциал отдельных
классов источников как носителей массовой и быстрой информации
(в этом плане можно было бы выделить особо две, так сказать, ре¬
волюционные эпохи: период Возрождения — начало распростране¬
ния печатных источников и первая половина XX в.— время соз¬
дания радио, кино, телевидения). Это способствовало и формиро¬
ванию представлений о типических исторических источниках раз¬
личных периодов истории.
* * *
С проблемой «исторический источник» тесно соприкасается
проблема классификации исторических источни¬
ков.
Вопросу классификации исторических источников вообще и от¬
дельных классов источников (особенно письменных)99 посвящена
97 В. И. Л е ни н. Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 632.
98 Об этом см.: Г. Клаус. Сила слова. Гносеологический и прагматиче¬
ский анализ языка. Перев. с нем., М., 1967, стр. 30.
99 См. М. К. Макаров. О принципах классификации письменных ис¬
точников (Историография вопроса).— «Труды МГИАИ», т. 16. М., 1961.
2 Источниковедение
33
большая литература 10°, и наблюдается широкий диапазон подхода
к данной тематике.
Классификация — важное средство организации познаватель¬
ной деятельности, необходимая предварительная ступень для син¬
теза100 101. В ряде наук, констатируют специалисты в области логи¬
ки, задача классификации оказывается трудно разрешимой и вы¬
растает в целую классификационную проблему. Особые трудно¬
сти возникают при классификации сложных развивающихся
объектов, где подчас невозможно провести четкие грани между
классами, т. е. единицами классификации, и «поэтому совершенно
недостаточно знания формально-логических принципов классифи¬
кации» 102.
Классификации, как известно, всегда условны и подвержены
изменениям, отражая процесс развития наших знаний. Классифи¬
кация объектов не обязательно предполагает наличие разработан¬
ных о них понятий. Более того, классификацию следует рассматри¬
вать как предварительное условие формирования таких понятий 103.
В исторической науке наиболее распространены различные ва¬
рианты вспомогательных или примитивных классификаций104.
Историк распределяет изучаемые им источники по определенным
классам, и признаки, по которым производится деление объема
понятия, могут быть совершенно разными 105. Отмечено при этом,
что легче классифицировать данные источников, чем сами источ¬
ники.
100 Л. Н. П у ш каре в. Вопросы классификации источников в русской
исторической науке XIX—XX вв.— «История СССР», 1963, № 5; он же.
Классификация источников в советском источниковедении (1917—1964).—
«Вопросы архивоведения», 1965, № 1; О. М. Медушсвская. Развитие
теории советского источниковедения.-- «Труды МГИАИ», т. 24. М., 1966,
стр. 12—15.
101 С. С. Розов а. Классификация как метод научного познания (Опыт
анализа функций классификации в познавательной деятельности).— «Ново¬
сибирский государственный университет. Научные труды. Философская се¬
рия, вып. 1. Философские проблемы сознания и познания». Новосибирск,
1965; А. А. Зализняк. Русское именное словоизменение. М., 1967, стр. 4—
6; и др. работы.
102 С. С. Розов а. Научная классификация и ее виды.— «Вопросы фи¬
лософии», 1964, № 8, стр. 69.
103 И. Я. Ч у п а х и н. Понятие и методы научной классификации объек¬
тов исследования.— «Вопросы диалектики и логики». Сборник статей. Л.,
1964, стр. 72.
104 Иногда стараются «философски» обосновать имеющиеся классифи¬
кации, но по существу не выходят за пределы эклектических попыток объ¬
единить общефилософские представления с критериями классификаций, со¬
зданных ранее на основе совершенно иных признаков (чаще всего по внеш¬
ней форме источпика, но содержанию или по происхождению источника).
105 Например, время создания источника (современные и поздние), под¬
линность (подлинники и копии), местонахождение (архивные и иные), раз¬
личия по форме, по происхождению, по содержанию, по социально-полити¬
ческой направленности, по степени полноты, по степени известности и т. д.
34
Помимо частных классификаций источников, необходимых для
конкретных исторических работ, имеются и варианты общих клас¬
сификаций (по существу также исходящие из представления об
исторических источниках как о «простых определенностях»). Эти
классификации охватывают все подклассы того или иного основ¬
ного типа источников (например, письменных или вещественных,
или кинодокументов) или даже все классы источников.
Из таких самых общих классификаций наиболее известна клас¬
сификация всего комплекса исторических источников на письмен¬
ные, вещественные, лингвистические, фольклор, этнографические
и кино-фоно-фотодокументы. Эту классификацию, воспринятую
еще в своей основе из литературы рубежа XIX—XX вв., пытают¬
ся связать с классификацией наук вообще,— как с предметом нау¬
ки, так и с методикой, применяемой при анализе изучаемого пред¬
мета 106. Действительно, эта классификация отражает путь разви¬
тия науки, когда постепенно возникали и оформлялись отдельные
гуманитарные науки; но при этом не учитываются трудности
определения того, «куда отнести эти новые науки и что здесь
является решающим — предмет науки или применяемые ею ме¬
тоды» 107.
Кроме того, что очень важно, предложенное основание деле¬
ния не выдерживается в этой схеме. Нередко обнаруживается сме¬
шение понятий «типы источников» (например, лингвистические,
этнографические и др.) и «материалы», используемые в научной
работе лингвистами, этнографами и другими учеными-специали-
стами. Так, для лингвиста круг основных лингвистических источ¬
ников отнюдь не ограничивается только памятниками устной речи
(т. е. так называемыми лингвистическими источниками), обычно
привлекаются и письменные источники и материалы фонотеки;
этнографы широко используют в своей работе (в том числе в про¬
цессе полевой практики) в качестве основных не только гак на¬
зываемые этнографические источники, но и источники остальных
пяти указанных типов 108. Лишь для фольклористов основным (хо¬
тя тоже не единственным) типом источников являются так назы¬
ваемые устные источники — фольклор. Чисто механически (оче¬
видно, в связи с тем, что они позже вошли в научный оборот исто¬
риков) объединены в один тип кино-, фото- и фонодокументы. Меж-
ду тем фонодокументы, если использовать именно их текст, по
существу принципиально не отличаются от словесных источников
и в то же время принципиально отличаются от фотодокументов;
фотодокументы оказались в свою очередь оторванными от других
подклассов типа «изобразительные источники», которые вообще
106 См. статьи в 6-м томе СИЭ «Источники исторические» и «Источнико¬
ведение».
107 В. Ж. Келле, М. Я. К о в а л ь з о н. Указ, статья, стр. 52.
108 Г. Громов. Методика этнографических экспедиций. М., 1966, стр. 4.
35 2*
обойдены в этой классификации 109 110 111. В этой классификации не наш¬
лось места и для источников, выраженных с помощью так назы¬
ваемых конвенциональных (условных) языков по, и для естест¬
венно-географических источников искусственного происхождения.
Очевидно, встает проблема уточнений понятия «тип исторических
источников». Принятые многими историками сейчас классифика¬
ция и дефиниции от частого повторения стали привычны, обще¬
употребительны, но не сделались от этого ни более обоснованными,
ни более понятными 1П.
Обычно в классификациях, обозначая объекты соответствую¬
щего класса, отмечают лишь существенный в данном случае ха¬
рактер одних сторон объекта (тех, в которых объекты сходны
между собой) и несущественный, опять-таки в данном случае, ха¬
рактер их различий112. Например, все письменные источники од¬
новременно являются и вещественными и соответственно могли
бы быть классифицированы и по признакам материала, на кото¬
ром написан текст, материала для письма и т. д. Любой объект,
даже специально, казалось бы, приспособленный для целей ком-
109 Видимо, их предполагается рассматривать среди вещественных ис¬
точников. Но к какому классу тогда отнести лицевые рукописи, плакаты?
110 Вообще, вероятно, допустим вариант классификации всех источников
на две группы: источники на естественном языке и источники конвенцио¬
нальные, т. е. разъясняемые с помощью слов-знаков нашего обычного язы¬
ка.
111 Вспомогательной классификации всего комплекса исторических ис¬
точников, приспособленной прежде всего к нуждам прикладного источнико¬
ведения, был посвящен мой доклад о типологической систематизации ис¬
торических источников на заседании Археографической комиссии 13 апре¬
ля 1966 г. («Археографический ежегодник за 1966 год». М., 1968, стр. 438).
В основу этой систематизации был положен внешний признак (внешняя
«материальная» форма источников), определяющий соответственно и способ
отражения источником действительности, и способ информации о ней (спо¬
соб «чувственного» восприятия). В этой систематизации среди типов
источников исторического происхождения особое внимание было обраще¬
но на словесные источники (подтипами которых можно считать разго¬
ворную речь, памятники устного народного творчества, письменные источ¬
ники во всем их многообразии, фонодокументы) и изобразительные источ¬
ники (подтипами которых можно считать произведения изобразительного
искусства, фотоматериалы, отдельные кинокадры) и ставился вопрос о ком¬
плексных типах источников (например, кинофильмы — мимические по фор¬
ме и тем самым относящиеся к типу этнографических источников, и в то
же время зачастую соединяющие в себе изобразительные, словесные, зву¬
ковые типы источников; или монеты — вещественные источники с изобра¬
жениями и текстами; картографические материалы, представляющие собой
одновременно письменные, конвенциональные и изобразительные источни¬
ки). Кинодокументы предлагалось выделить в особый самостоятельный
тип и не только потому, что это — широко распространенный класс источ¬
ников, но и прежде всего потому, что это — единственные источники, по¬
казывающие (и соответственно позволяющие рассматривать) явление в дви¬
жении и при этом с наибольшей оперативностью отражающие явления.
112 М. А. Розов. Научная абстракция и ее виды. Новосибирск, 1965,
стр. 63.
36
мунякации (например, газета, кинофильм), передает и побочную
информацию, не связанную прямым образом с его частной функ¬
цией113 114. Более того, вещи, например в строгих условиях правил
этикета, могут выступать прежде всего как знак (скажем, знак
престижа).
«Сущностная» классификация исторических источников (в от¬
личие от различного типа прикладных систематизаций) может
быть построена, только опираясь на диалектическое представление
о проявлении единства в многообразии, на представления о еди¬
ничном, всеобщем и особенном, о теснейшей взаимосвязи и взаи¬
мообусловленности этих категорий. Однако общепринятые крите¬
рии разделения и сходства этих понятий применительно именно
к источниковедению пока еще не выработаны.
Следует полагать, что возможности «сущностной» классифика¬
ции исторических источников определятся только после специаль¬
ных исследований знаковой функции источников (т. е. функции
передачи значений). При этом можно учитывать наличие разных
знаковых уровней и в источниках, обычно признающихся однотип¬
ными, например неодинаковость семантической структуры разных
так называемых естественных языков (т. е. различия в составе и
числе понятий, образов и символов, в содержании их, в условиях
и возможностях их соединений) 1И, отражающую неодинаковость
интеллектуальных уровней, и в конечном счете уровней культуры
и просвещения у разных народов в разные эпохи.
Для выявления важных для историка признаков классифика¬
ции источников необходимо также иметь представление о возмож¬
ностях извлечения из разнотипных источников разных слоев ин¬
формации — внешнего слоя, более доступного восприятию (так
сказать, прямой информации), и более глубоких слоев (так ска¬
зать, непрямой информации).
Проблема классификации исторических источников является,
таким образом, и одной из дискуссионных, и одной из актуальней¬
ших проблем источниковедения. При подходе к этой проблематике
особенно явственно обнаруживается различие уровней и задач при¬
кладного и теоретического источниковедения.
Ш
Общеизвестно, что основанием для всех исторических построе¬
ний являются исторические факты, а о фактах этих исследователь
узнает не непосредственно, а через исторический источник. Таким
образом, возникает важнейшая проблематика источниковедения:
113 См.: Д. Сегал. Мир вещей и семиотика (Субъективные заметки).—
«Декоративное искусство в СССР», 1968, № 4, стр. 38.
114 Н. И. Конрад. Запад и Восток. Статьи. М., 1966, стр. 500.
37
соотношение категорий «историческое явление», «исторический
источник», «историк».
Это сложный комплекс проблем: исторический источник как
исторический факт; исторический источник как посредник в по¬
знавании исторического факта; или, напротив, исторический факт,
известный уже прежде, как предпосылка к выявлению историче¬
ского источника; различие понятий «исторический источник» и
«исторический факт»; пределы источниковедческого познания ис¬
торического факта; возможности получения исторической инфор¬
мации из различных типов (видов, разновидностей и т. д.) истори¬
ческих источников и степень объективности и достоверности этой
информации; исторический факт как элемент абстрагирования;
двойственность понятия «исторический факт» — реальное явление
прошлого и теоретическое представление о нем, т. е. результат на¬
учного мышления и соотношение этих категорий; исторический
факт как понятийная категория; изменение представлений об
историческом факте и о возможностях его определения и т. д.
Литература по этой и подобной тематике необычайно велика 115 116,
проблемы не раз вызывали дискуссии, и решение (и даже поста¬
новка) таких вопросов возможны, конечно, только при теснейшем
взаимодействии исторической науки, философии и других наук.
Историки уже не удовлетворяются однолинейной ссылкой на
упоминание о каком-либо факте как на непременное свидетель¬
ство о нем; так же как и умолчание о том или ином историческом
явлении не воспринимается уже как верное доказательство того,
что этого явления не было. Однако «пережитки такого формаль¬
ного подхода» к историческим источникам, такой «фетишизации
источников» все-таки еще имеют место П6.
Иногда наблюдается и излишнее недоверие к содержанию ис¬
точников позднего происхождения. И вместо того, чтобы попытать¬
ся обнаружить первоисточники этих сообщений (или даже восста¬
новить протографы поздних списков), содержание источников объ¬
является вымыслом, а людей, отделенных от нас веками, подозре¬
вают в таких знаниях в области истории, лингвистики, приписы¬
вают им такие приемы источниковедческого анализа, которые
лишь недавно стали достоянием науки117. Не принимаются во
115 См. обзор литературы в статье А. Я. Гуревича «Что такое историче¬
ский факт?» в настоящем сборнике.
116 Об этом см. в выступлении Б. А. Рыбакова («История и социология»,
стр. 61).
1,7 См. в этой связи замечания М. Н. Тихомирова об отношении ученых
к сообщению поздней Степенной книги о соборе 1550 г. в статье «Сословно¬
представительные учреждения (земские соборы) в России XVI века» («Воп¬
росы истории», 1958, № 5, стр. 5—6). Интересные в этом плане соображения
Пушкина о «Слове о полку Игореве» охарактеризованы недавно в книге
Л. В. Черепнина «Исторические взгляды классиков русской литературы*
(М., 1968, стр. 49, 50).
38
Ёйимание и различия представлений об авторском творчестве (и
соответственно об авторском праве), характерные для людей раз¬
ных эпох 118.
Трудная проблема источниковедения — соотношение понятий
подлинности, достоверности и исторической правды. Под подлин¬
ностью разумеется действительное происхождение источника от
того автора (им может быть и коллектив, учреждение), «который
обозначен (или подразумевается) в тексте источника»; под до¬
стоверностью же — необходимая и достаточная степень соответст¬
вия между явлением и его отображением в источнике (описанием
в письменном источнике) 119. Но достоверность еще нс есть исто¬
рическая правда, т. е. по возможности приближающееся к объек¬
тивности отражение исторического явления (или явлений).
Например, не всякий подлинный и даже достоверный письмен¬
ный источник дает возможность реконструкции исторического яв¬
ления — не только объективной его характеристики, но даже внеш¬
ней последовательности событий, соотношения участников собы¬
тий и т. д. Могут уцелеть лишь осколки комплекса источников, ис¬
точники, написанные автором, имевшим очень ограниченную ин¬
формацию об интересующем ученого явлении, человеком, не спо¬
собным связно изложить события, и т. д. Могут быть и источники,
заведомо субъективные 120 или вышедшие из враждебной полити¬
ческой среды 121, и надо «стараться отделить историческую правду
от намеренной лжи, замаскированных умолчаний 122 и неосознан¬
ных ошибок» 123. Кроме того, вообще во всяком источнике совме¬
118 Об этом см. в предисловии П. Н. Беркова к кн.: Ю. И. М а санов.
В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок. М., 1963, стр. 26
и др.
119 См. С. М. Каштанов, А. Л. Л и т в и н К проблеме достоверности
исторических источников.— «Из истории Татарии. Краеведческий сборник».
Казань, 1965, стр. 297.
120 Очень полезно замечание С. Н. Валка (об источниках по политиче¬
ской истории) о необходимости предварительно установить особенности
восприятия фактов составителем источников (С. Н. В а л к. Об одной клас¬
сификации историко-революционных документов.— «Историко-революцион¬
ный сборник», т. I. М.—Пг., 1924, стр. 240).
121 В то же время даже поддельный письменный источник, сообщаю¬
щий недостоверные сведения об охарактеризованных в нем фактах, не мо¬
жет быть вовсе отвергнут историком, так как он, являясь материальным ре¬
зультатом человеческой деятельности и средством достижения определен¬
ной практической цели, содержит достоверные черты времени, к которому
относится (О. М. М е д у ш е в с к а я. Теоретико-методологические проблемы
источниковедения и современная буржуазная историография.— «Труды
МГИАИ», т. 25. М., 1967, стр. 105).
122 Известен афоризм В. О. Ключевского: «Торжество исторической кри¬
тики — из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем
они умалчивали» (В. О. К л ю ч е в с к и й. Письма. Дневники. Афоризмы и
мысли об истории. М., 1968, стр. 349).
123 Н. М. Дружинин. Воспоминания и мысли историка. М., 1967>
стр. 103.
щается и переплетается намеренная информация с непроизволь¬
ным свидетельством о времени, которое в нем отразилось 124.
Известно, что в результате «отсеивающего процесса» времени
огромная масса исторических источников не дошла до исследова¬
теля. От ранних периодов распространения письменности мы име¬
ем сравнительно немногие, подчас случайные письменные источ¬
ники — множество документов погибло от природных бедствий,
было уничтожено, попросту затерялось 125. Сказывался и процесс
«изнашивания» исторических фактов 126 — отбирали для памяти
только то (наблюдение это особенно относится к так называемым
описательным источникам), что считалось более значительным; да
и записывали эти сведения обычно не сразу (Клио, как мы знаем,
начинает говорить лишь о том, что уже перестало существовать!),
и часть данных (сознательно или по забывчивости) не включали
в описание.
Наконец, письменные источники имеют «стабильные пробелы»,
в частности они не отражают полностью каждодневную жизнь и
классовую борьбу трудящихся в антагонистических классовых об¬
ществах 127. Более того, это отражено, как правило, в источниках,
вышедших из иной классовой среды: в феодальных хрониках 128,
памятниках законодательства, документах феодального хозяйства;
и прямое воспроизведение данных таких источников чревато ис¬
кажением исторической правды 129.
Если бедность источниковой базы по истории отдаленных эпох
принуждает историка собирать все (по возможности) данные об
этом времени, то для новейшего времени, напротив, обилие сохра¬
нившихся источников выдвигает перед ученым задачу сразу же
См. О. М. М е д у ш е в с к а я. Развитие теории советского источнико¬
ведения, стр. 16. Такое «свидетельство» может быть иногда и произвольным,
и достаточно откровенным. Так, А. В. Арциховский, характеризуя летопис¬
ные миниатюры, пишет: «Идеологий, собственно говоря, две. Одна из них
принадлежит заказчикам, другая — мастерам. Переплетение получается до¬
вольно причудливое» (А. В. Арциховский. Древнерусские миниатюры
как исторический источник, стр. 4—5), т. е. в данном случае мы имеем фак¬
тически как бы совмещение двух вариантов информации.
125 Так, до нас не дошла значительная часть даже важнейших докумен¬
тов по политической истории России XVI в. (С. О. Шмид т. Издание и
изучение источников по аграрной истории России XVI в. (в послевоенные
годы).— «Нжегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962 г.» Минск,
1064, стр. 181—182).
126 Е. Н. С а гг. What is history? New York, 1963, p. 10.
127 Ц. Бобиньская. Пробелы в источниках. Методологический ана¬
лиз— «Вопросы истории», 1965, № 6, стр. 80—81.
128 Как отмечал еще Н. А. Добролюбов, «истории народа по данным ле¬
тописным составить было невозможно, если человек не умел, как говорится,
читать между строк» (Н. А. Добролюбов. Поли. собр. соч. в шести то¬
мах, т. 1. М., 1934, стр. 232).
129 А. Д. Люблинская. О методологии исследования истории народ¬
ных масс и социальных отношений эпохи абсолютизма.— «Критика новей¬
шей буржуазной историографии», стр. 282—283.
40
обратить внимание на важнейшие из них, содержащие наи¬
более существенные сведения об изучаемых явлениях 13°. Но и в
том, и в другом случае перед исследователем возникают проблемы
типичности исторического источника и его ценности 130 131, которые
в каждом конкретном варианте решаются в известной мере в зави¬
симости от наличия сравнительного материала. И тут-то историка
особенно подстерегает опасность субъективных и импрессионист¬
ских построений.
Конечно, при попытках определить историческую ценность ис¬
точника необходим прежде всего классовый анализ, надо учиты¬
вать особенности классовой, государственной, национальной, со¬
циальной, культурной принадлежности создателя источника, ха¬
рактерные черты эпохи. Без этого невозможно понять, как отраже¬
на в источнике историческая действительность, ибо форма 132 и со¬
держание источника в первую очередь обусловлены социальной
средой. Положение это можно признать большим достижением со¬
ветского источниковедения.
Однако следует иметь в виду и то, что может измениться и
смысловая, и эмоциональная133 нагрузка источника. Традицион¬
ная форма исторического источника (в частности, текстовые сте¬
реотипы, шаблоны, даже формулировки) может уже не соответст¬
вовать исторической действительности 134; или источнику давней
130 А. Д. С т е п а н с к и й. О теоретических основах отбора документаль¬
ных материалов на государственное хранение.— «Труды научной конферен¬
ции по вопросам архивного дела в СССР. Материалы научно-методической
конференции архивистов РСФСР». М., 1965, стр. 31—33.
131 С этим связан и вопрос о методике изучения «массовых источников»,
т. е. таких документов, «которые отражают единичный факт или явление,
сами по себе имеющие ограниченный интерес, но в совокупности позволя¬
ющие выяснить ту или иную закономерность» (М. П. Губенко, Б. Г. Лит-
в а к. Конкретное источниковедение истории советского общества, стр. 8).
132 Необходимо строго отличать «внешнюю», т. е. материальную, форму
источников и их «внутреннюю» форму. Под «внутренней» формой письмен¬
ных источников можно (вслед за С. М. Каштановым) понимать «структуру
и стилистические особенности текста источника» (С. М. Каштанов.
Очерки русской дипломатики. Автореферат диссертации на соискание уче¬
ной степени доктора исторических наук. М., 1968, стр. 16).
133 Так, языковые знаки служат не только для целей взаимопонимания,
для описания явлений (символическая функция), но и для выражения оп¬
ределенных чувств (симптоматическая функция) и для возбуждения опре¬
деленных чувств и действий (сигнальная функция) (В. Клаус. Указ, соч.,
стр. 21 и сл.; см. также: А. А. Леонтьев. Языкознание и психология. М.,
1966).
134 А. И. Неусыхин писал в этом плане о варварских правдах: «...„отста*
вание“ архаических норм варварских правд от той стадии развития, которая
была достигнута данным племенем к моменту их записи, и составляет весь¬
ма ценную их особенность для изучения предшествующих стадий. Ибо эта
особенность позволяет исследоватслю-историку, применяя методы археоло¬
га, вскрывать различные пласты и напластования, более ранние и более
поздние» (А. И. Н с у с ы х и н. Возникновение зависимого крестьянства как
класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956,
стр. 47).
41
поры могут оказаться присущи новые черты 135 (иногда сущест¬
венно искажающие его первоначальную основу). Ведь источни¬
ки — факты не только прошлого, но и настоящего; и некоторые ти¬
пы источников (например, разговорная речь, памятники фолькло¬
ра, этнографические — мимические обычаи и т. п.) особенно силь¬
но подвержены изменениям. Недаром народные обрядовые пред¬
ставления (являющиеся сложным комплексом сочетаний разно¬
типных источников) называют «тающими курганами».
Проблематика, связанная с особенностями отражения в источ¬
никах исторической действительности и ее восприятия, находит¬
ся на стыке не только с социологией, но и с психологией. Здесь на¬
до иметь в виду и объективные, и субъективные факторы, относя¬
щиеся и к автору (составителю, создателю источника), и к тем,
на кого был рассчитан источник в момент его создания, и к учено¬
му, привлекшему этот источник, и к тем, кому он адресует свой
труд.
Все это подводит вплотную к проблемам: исторический источ¬
ник и психология творчества, исторический источник и психология
восприятия (массового и индивидуального).
Восприятие у разных людей зависит не только от черт харак¬
тера и индивидуальных психофизических особенностей человека,
но и от объективных условий: прежде всего от социальных усло¬
вий, а также от уровня образования и воспитания, от информа¬
ции, накопленной в предшествующее время 136, от степени «массо¬
вости» коммуникаций и ее влияния на индивидуум. При этом
следует учитывать такую характерную черту информации, как
ее нестатичность — информация разная в разное время. Все бо¬
лее заметный разрыв между современной цивилизацией и куль¬
турой далекого прошлого приводит к тому, что утрачивается спо¬
собность восприятия элементов прежних коммуникативных связей.
Все это необычайно усложняет задачу историка.
Как известно, в различные эпохи общественного развития «че¬
ловек получает от природы различные впечатления, потому что
135 В частности, в старые тексты вносили и новые шаблоны. Так, запад¬
ноевропейские хронисты-писцы постоянно делали одни и те же ошибки:
когда они списывали сочинения классических авторов, то невольно вставля¬
ли туда выражения из «Священного писания» (Е. А. К о с м и н с к и й. Указ,
соч., стр. 30).
136 Количество информации зависит от совокупности сведений, которы¬
ми располагают и приемник, и передатчик, относительно сообщений оп¬
ределенной категории, от набора «символов», интересующих получателя,
«...объект говорит с человеком на определенном языке (или языках), а чело¬
век в зависимости от ситуации может либо владеть этим языком (или не¬
которыми, или всеми языками) и понимать его, либо „читать44 не все, что
ему сообщается, либо вовсе не понимать „языка44 предмета или понимать
его ложным образом»,— пишет Д. Сегал (указ, статья, стр. 38; см. также:
А. Моль. Теория информации и эстетическое восприятие. Перев. с франц.,
М., 1966).
42
он смотрит на нее с различных точек зрения» ,37. Исследованиями
(главным образом последних десятилетий), основанными на тон¬
ком анализе разнообразных источников, показаны серьезные от¬
личия в мышлении и восприятии людей давнего времени и наших
современников. Так, интересны в методическом плане и для ис-
точниковедов выводы и наблюдения П. А. Флоренского о понима¬
нии и восприятии пространства в изобразительном искусстве древ¬
ности и периода Возрождения137 138, Р. Мандру —об особенностях
психологии европейцев XVI—XVII вв.139, М. М. Бахтина — о
массовой «народной смеховой культуре» и особенностях ренес¬
сансного мировоззрения и мировосприятия 14°. Ж.-11. Верная
отметил специфические черты «исторической психологии» древ¬
них греков, когда формировался особый тип памяти, в которой от¬
сутствует временное расстояние, т. е. не вспоминают, а как бы ви¬
дят то, о чем говорят 141. В средние века сомнение в действитель¬
ности рассказываемого разрушало художественное впечатление.
Поэтому в памятниках фольклора 142 и в памятниках литературы
столь редки открыто вымышленные имена и события 143, и создает¬
ся тем самым предпосылка для поисков реальных первоисточни¬
ков сведений, содержащихся в памятниках, подвергшихся даже
неоднократным в течение веков искажениям.
Источниковед призван стараться освоить современные источни¬
ку системы коммуникаций и попытаться расшифровать и оценить
источник с точки зрения и его современников, и в то же время
«прочитать» его «свежими, и нынешними очами».
137 См. Л. С. Выготский. Психология искусства. М., 1965, стр. 16.
Выготский широко использовал в данной работе и труды Плеханова об ис¬
кусстве, не привлекшие до сих пор еще должного внимания источниковедов.
138 П. А. Флоренский. Обратная перспектива.— «Ученые записки
Тартуского государственного университета, вып. 198. Труды по знаковым си¬
стемам», т. III. Тарту, 1967.
139 R. М and гои. Introduction a la France moderne (1500—1640). Essai
de psychologic historique. Paris, 1961. P. Мандру, в частности, показал, что в
XVI — начале XVII в. зрение играло относительно меньшую роль в ощуще¬
нии и восприятии, чем слух и обоняние.
140 М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура
средневековья и Ренессанса. М., 1965; см. также: «Вопросы литературы»,
1966, № 6; «Вопросы философии», 1967, № 12; «Народы Азии и Африки»,
1968, № 2.
141 J.-P. Vernant. Mythe et pensee chez les Grecs. Paris, 1965; cm.
также: «Вопросы философии», 1967, № И, стр. 145—148.
142 На этом основаны представления о былинах тех ученых, которые
справедливо (вслед за Б. Д. Грековым) полагают, что «былина — это исто¬
рия, рассказанная самим народом», и стараются выявить историческую под¬
основу былин, первичный толчок, оставивший в памяти народной воспоми¬
нание об определенных событиях и деятелях (об этом см.: Б. А. Рыбаков.
Древняя Русь. Сказания, Былины. Летописи. М., 1963).
143 Об этом см.: Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси.
М.—Л., 1958, гл.: «От исторического имени литературного героя к вымыпг
ленному».
43
Й историки постепенно овладевают навыками более проникно¬
венного «прочтения» исторического источника, а соответственно и
более адекватного отражения содержания источников в познава¬
тельных образах144. Так, как бы реализуется в источниковедче¬
ской практике диалектическое положение о соотношении абсолют¬
ной и относительной истины. И именно в этом в первую очередь,
а не только во введении в обиход историков ранее не известных им
первоисточников, обнаруживается прогрессивное развитие исто¬
рического научного мышления.
Неполнота источииковой базы приводит к необходимости раз¬
рабатывать принципы реконструкции целого по сохранившимся
его частям. Каковы критерии реконструкции? Допустимо ли прог¬
нозирование в источниковедении и вообще в историческом иссле¬
довании? Думается, что элементы прогнозирования в той или иной
мере присущи и творчеству историка-источттиковеда. В конечном
счете это отражает свойственную человеку способность предста¬
вить реальность за пределами непосредственного восприятия, спо¬
собность представлять «воображаемые» объекты и восстанавливать
образ по неполной информации о нем.
Известно, что историку, в отличие от естествоиспытателя, не
дано эксперименальным путем восстановить описываемые факты.
Можно и должно восстановить лишь правильное, объективное
представление об исторических фактах. Историк, не имея возмож¬
ности экспериментальным путем воссоздать историческое явление,
а следовательно, проверить абсолютную точность его определения
и описания и не обладая обычно знанием всех фактов, относя¬
щихся к этому явлению, а лишь фрагментами таких знаний, вы¬
нужден прибегать к приему исторической реконструкции, должен
дорисовать в своем сознании затененные стороны и взаимосвязи
изучаемых им явлений.
При этом историк опирается не только на знания явлений, со¬
временных изучаемому или предшествовавших ему, но и на сло¬
жившиеся у него представления об исторических фактах последую¬
щего времени 145, в том числе и современных самому историку, на
144 А. И. Данилов правильно отметил: «Прогресс исторического позна¬
ния, как известно, не сводится только к нахождению и включению в науч¬
ный оборот все новых и новых групп исторических источников, ранее не
известных исследователям; прогресс исторической науки не в меньшей ме¬
ре заключается и в том, что новые поколения исследователей приобретают
с помощью ранее известных источников такие данные, которые прежде бы¬
ли не доступны историкам. Это определяется тем, что исследователь обна¬
руживает новые стороны в историческом источнике, устанавливает ранее
не известные исторические связи, засвидетельствованные в памятнике, и
достигает тем самым более адекватного отражения содержания историче¬
ского памятника в познавательных образах» (А. И. Данилов. Марксист¬
ско-ленинская теория отражения и историческая наука — «Средние века»,
вып. 24. М., 1963, стр. И—12).
145 Большой интерес и для источниковсда представляет метод познания
прошлою, называемый «ретросказанием». «Ретросказание — это процедура
наблюдения настоящего дня, т. е. на весь имеющийся у него исто¬
рический опыт. И здесь обнаруживается теснейшая — прямая и
обратная — взаимосвязь процессов исследования настоящего и
прошлого, выявляющаяся в самой структуре процесса прогнозиро¬
вания: если, прогнозируя будущее, ученый опирается на свои зна¬
ния о прошлом, на познанные уже закономерности, то, объясняя
и описывая прошлое, ученый опирается и на свои знания о вре¬
мени, последующем по отношению к изучаемому, восстанавливая
ретроспективно явления прошлого по его остаткам, угадывая кор¬
ни растения по его сохранившимся и развившимся ветвям. Кро¬
ме того, историк имеет и такой критерий проверки исторических
данных, как знание результата, к которому привели исследуемые
им явления. По существу и восстановление картины прошлой
жизни, и предсказание картины будущего — это две стороны од¬
ного и того же умственного процесса, который можно было бы
обозначить термином «прогнозирование».
Применительно к источниковедению необходимо учитывать и
то обстоятельство, что историк может пытаться реконструировать
источник, используя возможность сравнения его (формы, степени
полноты, достоверности и т. д.) с другими источниками.
Сейчас делаются успешные попытки такой реконструкции в
различных областях источниковедения: опыты восстановления
разрушенных зданий, даже городов, разломанных скульптур, за¬
писанных другой краской картин, смытых фотографий и кино¬
кадров, звучания голоса; опыты добывания огня способом древних
людей; пользование приемами давних трудовых процессов; путе¬
шествия на судах особого типа и по определенному маршруту
с целью проверки возможности такого передвижения и т. д.
Элементы подобного экспериментирования наблюдаются и в
работе с письменными источниками: археографы восстанавливают
утраченные фрагменты текста (и это специально оговаривается
при публикации); имеются попытки реконструировать протогра¬
фы летописей или не дошедшие до нашего времени летописные
тексты (работы А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, издавшего
таким путем сгоревшую Троицкую летопись), формуляры актов
и другую документацию, не дошедшие до нас или незавершенные
литературные произведения (работы И. Л. Фейнберга о сочинени¬
ях Пушкина на историческую тематику). Необходимо отметить,
что попытки реконструкции исторических источников требуют
применения максимально точных методик, в том числе используе¬
мых специалистами в области истории языка, естественных и
технических наук.
(и соответственно совокупность применяемых в этой процедуре методов)
опосредствованного, выводного получения знаний о прошлых предметах на
основе знаний о настоящих или о других прошлых предметах» (Е. П. II и-
китин. Метод познания прошлого.—«Вопросы философии», 1966, № 8.
стр. 34).
45
* * *
Исторические объекты уже давно изучаются не только истори¬
ческой наукой, но и другими науками, прежде всего гуманитарны¬
ми, и с помощью методов этих наук. Это отражает характерный
для современного развития научного знания процесс взаимопро¬
никновения наук146. Важный аспект такого взаимопроникнове¬
ния — это возможность использования в источниковедении неко¬
торых методов мышления, получивших развитие ь рамках «точ¬
ных дисциплин», для которых характерно применение строгих
(допускающих в принципе формализацию) правил вывода, что
предполагает специфический предмет, с которым проводятся соот¬
ветствующие операции: теоретические модели, абстрактные струк¬
туры, выделенные в процессе изучения эмпирических явлений 147.
Поиски путей осуществления подобных операций в источникове¬
дении представляются многообещающими, особенно применитель¬
но к «массовым источникам» 148.
Однако количественными числовыми мерами можно (при ны¬
нешнем уровне наших знаний) охарактеризовать отнюдь не все
стороны жизни людей, и следовательно, не все исторические яв¬
ления: ибо история — это прежде всего обществознание, основной
объект исследования — человек и человеческие коллективы.
Очевидно, механическое перенесение математических или иных
методов в источниковедение и в историческую науку в целом бы¬
ло бы ошибкой 149 150, но найти точки соприкосновения с этой мето¬
дикой и пути творческого освоения того, что может быть исполь¬
зовано в собственно исторических исследованиях 15°, и выявить
тем самым новые импульсы развития источниковедческой методи¬
ки — важная задача источниковедов.
146 Эту отличительную черту отмечают и языковеды, и литературоведы
(В. В. Виноградов. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика. М.,
1963, стр. 3; Б. С. Мейла х. Предмет и границы литературоведения как
науки, стр. 127). Можно привести множество фактов взаимопроникновения
методики и даже тематики в трудах историков, литературоведов, языкове¬
дов. Одним из удачных примеров подобной раооты является исследование
А. С. Орешникова «К вопросу о составе Краткой правды». Автор путем
анализа цепи условных синтаксических конструкций попытался определить
состав и время происхождения важнейшего памятника Древней Руси
(«Лингвистическое источниковедение». М., 1963, стр. 124—130).
147 Ю. А. Л е в а д а. Точные методы в социальном исследовании.— «Воп¬
росы философии». М., 1964, № 9.
14® Первые и очень успешные результаты такой работы обобщены в на¬
стоящем издании в статье И. Д. Ковальченко.
149 См. об этом: Н. Вине р. Творец и робот, перев. с англ., М. 1966, стр.
100; см. также: О. Л. В а й н ш т е й н. Указ, статья, стр. 12—13; М. А. Барг.
Указ, статья, стр. 25.
150 Историки пока еще слабо творчески освоили плодотворные попытки
использования математических методов лингвистами и социологами и не
определили возможности соотношения в этом плане своей методики и ме¬
тодики других гуманитарных наук.
46
В источниковедение, естественно, должны войти некоторые тер¬
мины, употребляемые в смежных науках (или даже в естественных
или технических науках). Однако не всегда это делается с долж¬
ной основательностью; иногда наблюдается замена одного (кажу¬
щегося обычно устаревшим) понятия другим, более современным,
общеупотребительным в специальной, особенно в философской, ли¬
тературе, без мотивировки причин отказа от традиционных обозна¬
чений и без попыток указать соотношение (шкалу) прежних и
нововводимых обозначений. Такая практика «переодевания» по¬
нятий без разъяснения существа и прежнего, и вновь вводимого
понятий не способствует их уточнению. Попытки объяснить одно
неразъясненное понятие другим, более модным, но также нерас¬
крытым, научно бессодержательны. Наблюдения эти снова застав¬
ляют задуматься над тем, насколько важна и актуальна для ис¬
точниковедения «терминологическая проблема».
Думается, что допустимо искать линии, сближающие процесс
творчества историка (а следовательно, и псточниковеда) с твор¬
ческим процессом писателя, с художественным мышлением. Ведь
и историк, и писатель (во всяком случае писатель-реалист) стре¬
мятся, как правило, к показу характерных, достоверных и убеди¬
тельных с их точки зрения явлений 151 и воспроизводят типичные
черты общественной жизни (в широком смысле слова) на основа¬
нии изучения единичного. (При этом в писательских «допущени¬
ях» иногда может быть больше внутренней правды, чем в непос¬
редственных свидетельствах, если они односторонние.)
Помимо того, в исторических работах (и в печатных трудах,
и в преподавательской pi пропагандистской деятелтлрости) обнару¬
живается особого рода образное мышление 152, которое оказывает¬
ся сродни эстетическому 153. Отмечена — и как раз представителя¬
ми естественных и точных наук — близость мыслительного про¬
цесса ученых и писателей, научного и художественного творче¬
ства 154.
151 «История и социология», стр. 294—290.
152 Это легко обнаружить, например, в «Курсе русской истории»
В. О. Ключевского. Об этом в методическом плане рассуждал И. И. Полосин
(С. О. Шмидт. Материалы по методике источниковедения в архиве
И. И. Полосина.— «Археографический ежегодник за 1967 год». М., 1969).
153 Об этом см.: А. В. Гулыг>а. О характере исторического знания.—
«Вопросы философии», 1962, № 9, стр. 38; о н ж е. Понятие и образ в исто¬
рической науке.— «Вопросы истории», 1965, № 9, стр. Ии сл.; А. И. У в а-
р о в. Структура теории в исторической науке.— «Труды ТГУ, т. 187 Мето¬
дологические и историографические вопросы исторической науки», вып. 4,
Томск, 1966, стр. 334 и сл.; С. Л. У т ч е н к о. Глазами историка. М., 1966,
стр. 245—255. Очень интересны наблюдения М. В. Печкиной об особенностях
образного мышления К. Маркса (М. Печкина. Литературное оформление
«Капитала» К. Маркса. М., 1932).
154 «Симпозиум „Творчество и современный научный прогресс1*. Тезисы
и аннотации. 22—26 февраля 1966 г.». Л., 1966.
47
* * *
Творческое освоение методики иных отраслей познания облег¬
чается для источниковедов тем обстоятельством, что сам метод ис¬
точниковедческого (и вообще исторического) исследования отли¬
чается синтетической спецификой 155. Особенно это заметно тогда,
когда объектом исследования становятся не отдельные историче¬
ские события, факты, а системы, связи объектов.
Соответственно с этим развиваются приемы комплексного и
сравнительного изучения различных типов источников и их раз¬
личных видов и разновидностей. Первоначально стали комплексно
изучаться различные типы источников (точнее — данные, извле¬
ченные из источников различных типов), относящиеся к одному
и тому же историческому явлению. И начали это первыми истори¬
ки, исследующие эпохи, бедные историческими памятниками. Сей¬
час уже стало само собой разумеющимся делать выводы о далеком
прошлом и об эпохах первоначального распространения письмен¬
ности, обращаясь не только к письменным, но и к другим видам
и типам источников 156. С хронологическим же приближением к
нашим дням обращение к пнотипному материалу (общепринятое
в музейной и школьно-педагогической практике, особенно в крае¬
ведческой работе) в собственно исторических исследованиях, даже
в учебных пособиях 157, остается еще, к сожалению, редким явле¬
нием.
Действительно, в настоящее время, как правило, наибольший
информационный потенциал у словесных источников (точнее —
даже у письменных): здесь больше возможностей для выражения
155 А. И. Уваров удачно сформулировал это положение: «В живом про¬
цессе познания и философские, и логические, и частные методы исследова¬
ния как бы синтезированы в один метод, тесно связанный с содержанием
мысли, приспособленный к специфике объекта. Они не выступают в данном
случае в своей абстрактной теоретической форме, безразличные к содержа¬
нию, как бы усредненные, какими рисует их логика. Реально применяемый
в науке метод познания синтетичен, сложен, нередко противоречив, но, что
особенно следует подчеркнуть, обладает целостностью. Чем сложнее объект
исследования, тем сложнее научный метод, используемый в данной облас¬
ти» (А. И. Уваров. Указ, статья.— «Труды ТГУ, т. 178 Методологические
и историографические вопросы исторической науки», вып. 3, стр. 55).
156 М. Н. Тихомиров, отмечая, что Б. Д. Греков привлек к изучению
Древней Руси не только письменные источники, но и данные археологии
и лингвистики, писал: «Стало ясным также и то, что историческая наука —
это наука комплексная, основанная на всех достижениях истории, архео¬
графии, археологии, лингвистики, этнографии, и только недалекие люди
могут думать о приоритете какой-либо из этих исторических дисциплин»
(М. Н. Тихомиров. К пятилетию со дня смерти академика Бориса Дмит¬
риевича Грекова.— «История СССР», 1958, № 5, стр. 54).
157 Отрадно, что во введении к ценному учебному пособию М. Н. Черно¬
морского «Источниковедение истории СССР (Советский период)» (М., 1966)
кратко охарактеризованы вещественные, лингвистические источники, фоль¬
4$
и сложных и простых понятий, и, главное, словесные источники бо¬
лее всего доступны восприятию и историка, и тех, на кого рассчи¬
таны труды историка 158. Ведь именно естественный язык чело¬
века, являясь непосредственным материальным воплощением
мышления, несет основную гносеологическую 159 160 и культурно-исто¬
рическую нагрузку в обществе 16°. К тому же мы не располагаем
пока еще методикой раскрытия в такой же мере информационного
потенциала других типов источников.
Однако даже для нового времени письменные источники не
всегда могут быть признаны основными. При изучении истории
производительных сил более важными оказываются вещественные
памятники, например орудия труда, средства передвижения, или
этнографические источники (непосредственно наблюдаемые тру¬
довые процессы) по сравнению с изображениями и описаниями
их. При изучении массовых действий более полную информацию
по сравнению с письменными источниками можно извлечь иногда
из кадров кино (прежде всего хроникальных). Об общественном
настроении, о социальной психологии подчас особенно много узна¬
ём из музыкальных произведений.
клор. Странно, однако, что среди основных классов источников не отмечены
так называемые этнографические, т. е. добытые путем непосредственных
наблюдений (либо путем информации, полученной от населения), ta темати¬
чески обычно отражающие быт, характерные черты каждодневной жизни.
Именно к этнографическим источникам могут быть отнесены (в XIX в.)
«собственные наблюдения» автора, давшие возможность изучить «действи¬
тельную жизнь», о которых писал Ф. Энгельс в «Положении рабочего клас¬
са в Англии» (см. К. Маркси Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 231, 235).
Такого типа источники широко использовались и в советские годы (яркий
тому пример — работа Я. А. Яковлева «Деревня, как она есть. (Очерки Ни¬
кольской волости)». М., 1923). Этнографические источники являются осо¬
бенно важными для работ по истории предприятий, городов и сел, для
социологических исследований. В то же время этнографические источни¬
ки — важный первоисточник для некоторых видов письменных источ
ников (прежде всего очерков), для изобразительных источников, кинодоку¬
ментов.
158 Можно даже полагать, что восприятие прямой исторической инфор¬
мации через письменные источники, особенно целенаправленной информа¬
ции, препятствует возможности восприятия менее поверхностных слоев
информации из других типов источников.
159 Г. Фреге отметил «особенно большую познавательную роль зри¬
тельно воспринимаемых письменных знаков..., их определенность позволяет
с их помощью четче вычленять обозначаемое». Наконец, «употребление
письменных знаков делает более обозримыми предметы нашего рассмот¬
рения» (Б. В. Бирюков. О взглядах Фреге на роль знаков и исчис¬
ления в познании.— «Логическая структура научного знания». М., 1965,
стр. 97).
160 Г. Клаус. Указ, соч.; см. также вступительную статью Г. В. Кол-
шанского к этому изданию (стр. 9). Перекодирование именно с помощью
естественного языка признается мощным орудием увеличения количества
поступающей и сохраняемой информации (М. С. Роговин. Философские
проблемы теории памяти. М., 1966, стр. 40).
49
Сейчас можно уже говорить о сравнительном источни¬
коведении. Предмет и методика его четко не определились, но
уже накопились интересные наблюдения, имеется уже и некото¬
рый материал для обобщений.
В плане сравнительного источниковедения возникает немало
проблем: общие приемы изучения разнотипных источников; общее
и особенное в структуре разнотипных источников, в характере вза¬
имодействия их формы и содержания; место различных типов ис¬
точников в разных системах коммуникационных связей; особен¬
ности отражения исторической действительности в источниках
разных типов; особенности восприятия исторической информации,
заключенной в разнотипных источниках; допустимость примене¬
ния тех или иных приемов при изучении источников различных ти¬
пов; возможность сопоставления данных, извлеченных из разно¬
типных источников; соотношение разных типов источников при
изучении различных эпох или тем и т. д.
Элементы сравнительного источниковедения выявляются без
труда и при подходе к различным видам (и разновидностям) од¬
нотипных источников 161, например письменных. И здесь также
немало проблем: например, проблема иерархии исторических ис¬
точников в зависимости от формы, содержания, происхождения,
датировки и т. д. (в частности, отношение к теории о так называ¬
емых исторических остатках и об исторической традиции); воз¬
можный комплекс источников при изучении различных тем, эпох
и специфика этого комплекса источников; возможности примене¬
ния методики изучения источников одного вида к другому виду
(например, статистических методов при обработке не только циф¬
ровых материалов; приемов так называемой дипломатической кри¬
тики не только при изучении актов); возможности применения ме¬
тодики изучения источников одной общественно-экономической
формации к изучению источников другой формации; возможности
применения методики изучения источников одного тематического
крута вопросов, одной сферы исторического исследования к другой
тематической сфере (напрпмор, приемов изучения источников по
социально-экономической истории при исследовании материалов
по политической или культурной истории) и т. д.
При изучении более или менее сложных исторических явлений
исследователь имеет дело чаще всего и со сложной источниковой
базой. Такая источниковая база представляет собой по существу
систему систем, причем каждой системе 162 источников присущи
свои особенности освоения исторического материала.
161 Интересны многолетние наблюдения археологов о вещественных ис¬
точниках (см., например, Я. А. Ш е р. Типологический метод в археологии
и статистика.— «VII Международный конгресс доисториков и протоистори¬
ков. Доклады и сообщения археологов СССР». М., 1966).
182 Вероятно, правильнее было бы сказать «комплекс совокупностей
элементов», так как в философской литературе под системой подразумева¬
50
Прежде всего к исследованию, как правило, привлекаются ис*
торические источники, сопоставимость данных которых кажется
естественной. Назовем условно эту систему исторических источни¬
ков системой одного класса. Система источников одного клас¬
са — это источники одного вида или разновидности, близкие меж¬
ду собой по содержанию и обычно также по времени создания и
по происхождению, источники, при изучении которых использу¬
ется одинаковая (или схожая) методика.
Среди систем источников одного класса могут быть системы
источников, близких друг к другу по основной общественной на¬
правленности или, напротив, противоположной направленности
(например, при изучении политической истории комплексы газет
или мемуаров, отражающих взгляды различных общественных
группировок).
Ученые могут при исследовании исторического явления обра¬
щаться и к источникам различных видов и разновидностей (на¬
пример, одновременно и к летописям, и к актам) и даже типов
(например, и к письменным, и к вещественным), так же как и к
разновременным источникам. Тем самым в процессе исследования
создаются системы исторических источников разного к л а с-
с а163 * *. Сопоставление содержащихся в подобных источниках
данных об интересующем ученого историческом явлении пред¬
ставляется более сложным.
Плодотворное изучение источников, принадлежащих к систе¬
мам одного класса и особенно к системам источников разного клас¬
са, обусловлено способностью исследователя к выявлению харак¬
терной специфики источников той или иной разновидности (преж¬
де всего коммуникативных особенностей этих источников) и при¬
емов извлечения из них необходимой информации. Для этого в
сознании ученого должно быть представление овидовойсисте-
ме исторических источников (например, система представлений о
летописях вообще, т. е. о летописях разных веков и территорий, как
об особом виде исторических источников и о специфике изучения
летописей). Наконец, имеет значение и усвоенное ученым (из
опыта других исследователей и своего) представление о типовых
системах комбинации определенных источников.
Сочетание данных, выявившееся в процессе обращения учено¬
го к источникам этих различных систем, а также к опыту типовых
комбинаций источников, позволяет составить более или менее яс¬
ное представление в целом о системе источников, содержащих све¬
дения об интересующем исследователя историческом явлении и
ется совокупность элементов, не только взаимосвязанных между собой, но
и образующих некоторое целостное единство.
163 Такого типа системы могут встретиться исследователю и на самой
начальной стадии его работы: например, архивный фонд, включающий ис
точники и разновременные и различных разновидностей.
51
бб источниковедческих приемах, к которым придется обратиться
ученому при изучении этого явления.
По существу все три группы систем оказываются вспомога¬
тельными при конструировании сложной и кажущейся как бы еди¬
ной системы исторических источников, необходимой исследовате¬
лю для познания изучаемого нм исторического явления. При этом
исследователь старается выявить какие-то закономерности; и, хотя
он сознает уникальность и неповторимость привлеченных им к
исследованию материалов, он пытается зафиксировать всеобщее во
всех этих источниках и применить какие-то общие приемы к их
изучению 164.
Все это свидетельствует и о том, что элементы синтеза присущи
даже начальному этапу источниковедческой работы 165. Историк,
как правило, обращается к источникам разных видов и разновид¬
ностей и синтезирует в своем сознании впечатления, полученные и
от знакомства с непосредственными остатками изучаемого явления
(т. е. с так называемыми историческими остатками), и от знаком¬
ства с первичными представлениями о нем (т. е. с так называемы¬
ми историческими преданиями) и вообще с дошедшими до нас
представлениями об этом историческом явлении (т. е. с так назы¬
ваемой исторической традицией в широком смысле слова). На¬
конец, с самого же начала исследования эти впечатления от пер¬
воисточников соединяются у ученого с «внеисточниковедче-
скими знаниями» — с впечатлениями, являющимися результатом
его общих исторических знаний, а также знаний, почерпнутых из
философии и других общественных наук 166, из житейского опы¬
та 167. Все это предопределяет саму системность исторического и
собственно источниковедческого мышления.
И одна из первоочередных задач в области теоретического ис¬
точниковедения — более четкое определение соотношения элемен¬
тов этой системы и их функций, уточнение специфики структур¬
ного начала в источниковедении.
1(54 Одновременно выявляется и ценностность источников — в источни¬
коведческом исследовании отнюдь не случайны, конечно, и шкала значений
различных источников (или их групп) при изучении данного вопроса (ис¬
точники первостепенной, второстепенной и т. д. важности), и соответствен¬
но соотношение источников и последовательность их использования ученым.
1(55 С. Н. Быковский писал даже специально о «синтетической критике»
(С. Н. Б ы к о в с к и й. Указ, соч., стр. 66—67).
1(56 О синтетичности исторического знания см. интересные наблюдения
А. И. Уварова («Структура теории в исторической науке».— «Методологиче¬
ские и историографические вопросы исторической науки», вып. 3, стр. 37,
46 и сл.).
167 Исторические представления возникают не только вследствие зна¬
комства с теми материалами, которые специалисты признают собственно
историческими источниками или даже первоисточниками. Их воспитывает
все, что задевает сознание и чувство. Ведь жизпенный опыт человечества —
это прежде всего исторический опыт, и отделить процесс собственно исто¬
52
* * *
Принцип «историзма» предполагает учет и истории развития
объекта (изучаемого наукой), и истории его познания, т. е. разви¬
тия самой науки 168. Одним из признаков формирования самостоя¬
тельной науки (или отрасли научного знания) является осмысле¬
ние ею и своей собственной истории. При этом «ускорение темпов
развития наук,— как отмечает А. М. Румянцев,— в огромной
мере зависит от степени преемственности тех идей, которые добы¬
ты прошлым. Чем выше уровень преемственности, чем полнее ис¬
пользуется опыт предшествующих поколений, тем быстрее проис¬
ходит развитие науки...» 169
В последнее время (работами С. Н. Валка, А. И. Гуковского,
A. А. Зимина, С. М. Каштанова, А. И. Копанева, Д. С. Лихачева,
Я. С. Лурье, М. К. Макарова, О. М. Медушевской, А. Т. Никола¬
евой, Л. Н. Пушкарева, Л. В. Черепнина, Л. Е. Шепелева,
B. Л. Янина, В. К. Яцунского и др.) много сделано для выявления
историографического наследства в области источниковедения.
Тема эта стала предметом специального изучения. Введены в на¬
учный оборот оказавшиеся забытыми ценные теоретические и
конкретные наблюдения дореволюционных и особенно советских
источниковедов 17°. Целесообразно продолжить выявление в архи¬
вах собственно источниковедческих трудов ученых, не опублико¬
ванных при их жизни (особенно по методике источниковедения).
Пример издания материалов лекций В. О. Ключевского по источ¬
никоведению — удачное начало такой работы.
Полезно было бы специально изучить и источниковедческую
методику тех крупных исследователей, в сочинениях которых не
находим общей характеристики или детального обоснования их
источниковедческих приемов 171. При этом следует, конечно, рас¬
сматривать методику ученых в динамике, а не в статике, избегая
тем самым соблазна приписывать иным ученым такую цельность
методических взглядов 172, какой они еще не обладали (необосно-
рического познания от процесса познания вообще практически невозможно
(об этом см.: С. Шмидт. Историзм мышления.— «Наука убеждать». М.,
1967).
168 Об этом см. (применительно к естествознанию): Б. М. К е д р о в.
Классификация наук, т. 1. Энгельс и его предшественники. М., 1961, стр. 36—
37 и др.
1(59 А. Румянцев. Вступающему в мир науки.—«Наука убеждать»,
стр. 212.
170 См. статью О. М. Медушевской в настоящем сборнике.
171 С. О. Шмидт. Советские историки и архивы.— «Советские архивы»,
1968, № 6, стр. 4—6.
172 Очень уместно в этой связи напомнить наблюдение В. В. Виноградо
ва о творчестве Шахматова: «Он не рассуждал о методах, а создавал их в
процессе работы» (В. В. Виноградов. Алексей Александрович Шахма
тов. Г1г., 1922, стр. 80).
53
Банная тенденция к систематизации разнообразных творчески*
приемов и поисков ученых может на деле привести к их догмати-
зации!).
Важно обращать особое внимание и на слабые стороны этой ме¬
тодики, так как «нельзя научиться решать свои задачи новыми
приемами сегодня, если нам вчерашний опыт не открыл глаза на
неправильность старых приемов» 173 174 l7S. Более того, необходимо
различать классовую подоснову отказа ученых от использования
некоторых методических приемов, ибо, как верно отметил
Е. А. Косминский, «слишком часто буржуазные историки забывали
о точных исследовательских методах, когда им нужно было избе¬
жать неприятных проблем или исказить их решение в своих це¬
лях» 174.
Советские ученые должны освоить все полезное, что оставила
дореволюционная наука,— ленинский наказ об освоении культур¬
ных традиций имеет непосредственное отношение и к историогра¬
фическому наследию 175. Между тем усвоению некоторых сторон
историографического наследия препятствовало то, что в оценке
научного творчества ученых на методику их исследовательской
работы иногда механически распространяли представления об их
мировоззрении. Проходили мимо марксистского положения о том,
что наука и идеология — не тождественные явления 176.
Не учитывалось и то обстоятельство, что «техника историческо¬
го исследования» в отличие от методологии развивается не по за¬
конам идеологической преемственности, а по законам познаватель¬
ной преемственности; потому-то и сохраняются в рамках современ¬
ного источниковедения и используются историками-марксистами
многие методические приемы дореволюционного источниковеде¬
ния 177. Старые источниковедческие приемы так называемой внут¬
ренней и, особенно, внешней критики исторических источников,
подобно механике Ньютона, являются классическими не потому,
что они старые, но прежде всего потому, что дали образцы, достой¬
ные подражания, и оказались основой, на которой в дальнейшем
развивалась и обогащалась источниковедческая методика. Прие¬
мами определения подлинности источника, его авторства, дати¬
173 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 44, стр. 205.
174 Е. А. К о с м и н с к и й. Указ, соч., стр. 9—10.
175 Об этом специально говорил А. В. Луначарский в 1925 г. (А. В. Лу¬
начарский. Ленин и народное образование. Сборник статей и выступле¬
ний. М., 1960, стр. 76—77); см. также: С. О. Шмидт. О методике выявления
и изучения материалов по истории советской исторической науки.— «Труды
МГИАИ», т. 22. М., 1965, стр. 15 и сл.
176 Об этом см.: А. Румянцев. Указ, статья, стр. 209.
177 А. И. В е р б и н, А. П. С е р ц о в а. Исторический материализм и
некоторые методологические вопросы исторической науки.— «Методологи¬
ческие вопросы общественных наук», стр. 340; С. О. Ш м и д т. К изучению
аграрной истории России XVI века.— «Вопросы истории», 1968, № 5,
стр. 22—23.
54
ровки и т. п. обычно владеют и историки-немарксисты; более того,
они способны совершенствовать эти приемы. Основная линия раз¬
дела между историками в зависимости от их классовых устано¬
вок и степени овладения диалектическим мышлением становится
отчетливо заметна тогда, когда источники отбираются и интерпре¬
тируются — используются для существенных исторических выво¬
дов.
Оказались неосвоенными должным образом и ленинские мысли
о том, что «умный идеализм ближе к умному материализму, чем
глупый материализм» 178, и что передовые представители общест¬
венных наук иногда «невольно приближаются к марксизму» 179.
Все это, к сожалению, привело к тому, что оценки ущербного
мировоззрения переносились (при подходе к творчеству Лаппо-
Данилевского, Шахматова, Преснякова, Приселкова) 180 непосред¬
ственно на методику, а в отдельных случаях па методику пыта¬
лись перенести даже политические характеристики (при этом
факты для политической характеристики подбирались не всегда
объективно). Подобные вульгарно-социологические искривления
способствовали созданию неправильного впечатления об историче¬
ском развитии методики источниковедческого исследования, вели
к недопониманию и к недооценке роли выдающихся отечественных
ученых в развитии отечественного и мирового источниковедения.
Ясно, что необходимо снова вернуться к этим вопросам и дать бо¬
лее объективную характеристику научного творчества наших вы¬
дающихся ученых, опираясь в оценке их трудов на ленинский кри¬
терий: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали ис¬
торические деятели сравнительно с современными требованиями,
а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшест¬
венниками» 181.
Вообще настала пора создания обобщающих серьезных трудов
по историографии источниковедения. Желательно было бы при
этом проследить, в какой мере те или иные ученые выступали
178 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 248.
179 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 4, стр. 150; см.
также: Г В. Плеханов. Карл Маркс.—Г В. Плеханов. Избранные
философские произведения, т. II. М., 1956, стр. 722.
180 Л. В. Ч е р е л н и н. А. С. Лаппо-Данилевский — буржуазный историк
и источниковед.— «Вопросы истории», 1949, № 8; В. Т. П а ш у т о. А. А. Шах¬
матов — буржуазный источниковед.— Там же, 1952, № 2; Л’. В. Ч е р е п-
н и н. Об исторических взглядах А. Е. Преснякова.— «Исторические запис¬
ки», т. 33; И. У. Бу д о в н и ц. Об исторических построениях М. Д. Присел¬
кова.— Там же, т. 35; А. Т. Н и к о л а е в а. О некоторых вопросах содержания
и формы письменных исторических источников.— «Труды МГИАИ», т. 7. М.,
1954, стр. 6—10. Поверхностный подход к взглядам А. С. Лаипо-Данилев-
ского обнаружился, к сожалению, и в недавней статье Л. Н. Пушкарева
«Определение исторического источника в русской историографии XVIII—
XX вв.» («Археографический ежегодник за 1960 год». М., 1968).
181 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 178.
55
предшественниками современного источниковедения, не пользо¬
вались ли они (иногда стихийно) теми исследовательскими прие¬
мами, которые в наши дни утверждаются в науке, и какое воздей¬
ствие оказали труды этих ученых (зачастую опосредствованно) на
развитие современной источниковедческой методики.
В. А. Штофф справедливо писал в предисловии к своей книге:
«Если проследить внимательнейшим образом историческое раз¬
витие научных идей и методов, нетрудно заметить, что модели
никогда не исчезали из арсенала науки» 182. Так, попыткой моде¬
лирования были поиски модели формуляра актового источника
Лаппо-Данилевским. Сейчас, при усилении интереса к проблема¬
тике «социальная психология и история», небесполезно было бы
обобщить источниковедческие наблюдения и в этом плане, имею¬
щиеся, в частности (применительно к истории Руси), в трудах
дореволюционных (особенно Ф. И. Буслаева, И. Е. Забелина,
А. П. Щапова, В. О. Ключевского, Н. П. Павлова-Сильванского,
в статье А. И. Яковлева «Безумное молчание» и др.) и советских
ученых (в книге Б. А. Романова «Люди и нравы древней Руси»,
в трудах о древнерусской культуре В. П. Адриановой-Перетц,
М. В. Алпатова, Г. К. Вагнера, Н. Н. Воронина, И. П. Еремина,
А. И. Клибанова, В. Н. Лазарева, Д. С. Лихачева, В. Ф. Ржиги,
Б. А. Рыбакова, М. Н. Тихомирова и других исследователей).
Полезно было бы составить и словарь источниковедческих тер¬
минов и одновременно — историографический комментарий к
нему. Вероятно, любопытно было бы собрать примеры употребле¬
ния таких распространенных слов, как «памятник», «следы»,
«источник», «традиция» и другие, в исторической литературе. Од¬
нако вряд ли целесообразно всякий раз пытаться теоретизировать
по поводу подобного словоупотребления. Это уместно делать лишь
в отношении тех работ, где авторы ставили перед собой задачу
разъяснения такой терминологии или даже введепия ее в «пауч-
ный» оборот 183. Ведь все подобные слова слишком распростране¬
ны в просторечии и одними и теми же учеными употреблялись не¬
однозначно. Совершенно очевидно, что ученые зачастую не рас¬
сматривали эти слова в собственно терминологическом плане.
Пример тому — употребление слов «источник», «памятник», «до¬
кумент» в трудах таких источниковедов, как А. Е. Пресняков 184
или М. Н. Тихомиров.
182 В. А. Ш т о ф ф. Моделирование и философия. М.— Л., 1966, стр. 6.
183 Терминообразование — сознательный процесс. «Термины,— писал
Г. О. Винокур,— не „появляются**, а „придумываются**, „творятся** по мере
осознания их необходимости» (Г. О. В и и о к у р. О некоторых явлениях
словообразования в русской технической терминологии — «Сборник статей
по языковедению», т. V. Труды Московского государственного института ис¬
тории, философии и литературы. Филологический факультет. М., 1939, стр. 24).
184 См., например, А. Е. Пресняков. Исторические источники и под¬
линные документы в научной работе.— «История архивного дела классиче¬
Определение («дефиниция») — важное условие для система¬
тизации знаний, уточнения научных понятий. Составление «ре¬
ального» источниковедческого словаря — насущная и в то же
время одна из самых сложных задач источниковедов, так как
в новейших источниковедческих работах (а также в устных вы¬
ступлениях) обнаруживаются нечеткость в употреблении даже
наиболее распространенных научных терминов и разнобой в тер¬
минологии.
При этом необходимо иметь в виду, что терминологические спо¬
ры объясняются в известной степени тем, что понятия, которыми
мы пользуемся,— весьма приблизительная модель. С углублением
представления о той или иной проблеме обнаруживается смеще¬
ние понятий, размывание границ между ними 185. Отмечено также,
что в естественных языках выявление всех частей логического
вывода противоречит чувству языка 186. «Содержательное мышле¬
ние, выраженное в естественном языке, всегда будет богаче его
формальной модели в логическом исчислении» 187. Споры объяс¬
няются и многозначностью, и неопределенностью нашего естест¬
венного языка, тем, что одни категории обозначаются иногда раз¬
ными терминами, а различные — сходными терминами, а также
метафорической функцией языка, когда для обозначения и описа¬
ния одной системы используют элементы другой системы.
В. И. Ленин предупреждал, что не следует забывать «услов¬
ного и относительного значения всех определе¬
ний вообще, которые никогда не могут охватить всесторонних
связей явления в его полном развитии» 188. Договориться сразу же
по спорным вопросам терминологии (а следовательно, и термино¬
логии источниковедения) вряд ли возможно да и преждевремен¬
но, необходимо раньше детально исследовать весь комплекс спор¬
ных вопросов, глубже ознакомиться с историографией. Однако це¬
лесообразно уже сейчас во избежание излишних недоразумений и
взаимонепонимания объяснять в спорных случаях, какой именно
смысл вкладывает ученый в данный источниковедческий термин.
«Спорить о словах, конечно, не умно,— писал Ленин.— ...Но надо
ской древности, в Западной Европе и на мусульманском Востоке. Лекции, чи¬
танные слушателям Архивных курсов при Петроградском археологическом
институте в 1918 году». Пг., 1920.
185 «Абсолютное выполнение требования строгой логической ясности,
вероятно, не имеет места ни в одной науке»,— замечает В. Гейзенберг,
«...полезно вспомнить о том, что даже в самой точной науке, в математике,
не может быть устранено употребление понятий, содержащих внутренние
противоречия» (В. Гейзенберг. Физика и философия. М., 1963, стр. 61,
171).
186 Б. В. Бирюков. Указ, статья, стр. 101.
187 П. В. Т а в а н е ц. Указ, статья, стр. 75.
188 В. И. Лени н. Полное собрание сочинений, т. 27, стр. 386 (Разрядка
наша.— С. Ш.).
57
йЬшснить точно понятия, если хотеть вести дискуссию» i8d. Этб
важно и потому, что источниковедение призвано играть значитель¬
ную роль в учебном процессе, где небрежность в терминологии
особенно недопустима.
Терминологический словарь но источниковедению способство¬
вал бы и «самопознанию» источниковедческой науки, тем более
что и перед источниковедением, как и перед другими отраслями
знания, встает задача вычленения эмпирического (относитель¬
но эмпирических объектов) и теоретического (относительно тео¬
ретических объектов) языка науки и определения эмпирических
терминов через теоретические 189 190.
Равным образом одним из предварительных условий последую¬
щей успешной работы в области источниковедения является под¬
готовка и аннотированной библиографии по этой тематике, так
как и к источниковедению, точнее — к состоянию литературы по
источниковедению (и прежде всего по теоретическому источнико¬
ведению), вполне относится наблюдение Дж. Бернала: «...по сути
дела легче открыть новый факт или. создать новую теорию, чем
удостовериться в том, что они еще не были открыты или выве¬
дены» 191.
* * *
Перечень и характеристику проблем теоретического источни¬
коведения можно было бы продолжить, но и на основании изло¬
женного нетрудно убедиться в том, что проблематика эта слож¬
на и многообразна и что вопросы источниковедения остро нуж¬
даются в дальнейшей разработке.
189 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 93.
190 В. А. Смирнов. Уровни знания и этапы процесса познания.—
«Проблемы логики научного познания». М., 1964, стр. 30—33.
191 Дж. Бернал. Указ, соч., стр. 681.
ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ?
А. Я. Гуревич
Понятие «исторический факт» настолько прочно вошло в со¬
знание и в научный обиход историков, что мы, как правило, не
вдумываемся в его содержание и природу. Представление о том,
что исследовательская работа историка состоит из двух основных
стадий — сбора фактов и их изучения (группировки, объяснения),
обобщения, широко распространено и обычно кажется бесспорным.
Между тем здесь скрыт целый комплекс существенных проблем,
далеко не всегда ясных и решенных. Достаточно поставить такие
вопросы, как, например, любой ли факт прошлого является исто¬
рическим, а если нет, то в чем заключаются отличительные осо¬
бенности исторического факта, т. е. каковы критерии отбора фак¬
тов историками; какова структура исторического факта — пред¬
ставляет ли он собой простой и неделимый «атом», из которого
строится материя исторического повествования, или же он может
быть внутренне расчленен; наконец, что, собственно, мы имеем
в виду, говоря об историческом факте,— реальное явление «как
оно было на самом деле» или некоторую конструкцию, создавае¬
мую историком на основе имеющихся у него материалов? Каково
отношение фактов, о которых говорят историки, к реальным со¬
бытиям прошлого? Нетрудно видеть, что эти вопросы, неоднократ¬
но возникавшие в практике исторической науки и поднимавшие¬
ся в ходе теоретических дискуссий последних десятилетий, непо¬
средственно вводят нас в круг кардинальных проблем методоло¬
гии и гносеологии истории.
Что касается специально источниковедения, то среди его ка¬
тегорий понятие «исторический факт» занимает одно из централь¬
ных мест. Без него не может обойтись ни один историк, обра¬
щающийся к источникам; в зависимости от того, как историк
толкует понятие «исторический факт», он ищет «факты», либо
59
«сообщения о фактах», или «отражение фактов», или, наконец;
опираясь на сообщения источников, создает нечто, именуемое им
«фактом». В определенном смысле и сам исторический источник
может рассматриваться как исторический факт 1.
Путь к уяснению проблематики, связанной с историческим
фактом, лежит, как нам кажется, через обзор концепций истори¬
ческого факта, последовательно выдвигавшихся в историографии.
Выяснив, с каких позиций разные школы и направления истори¬
ков подходили к решению проблемы факта и с какими трудностя¬
ми они сталкивались, мы лучше поняли бы и природу этой проб¬
лемы. Подобный исторический подход к изучению понятий, при¬
меняемых в науке, всегда поучителен и полезен.
Для историков середины XIX в. исторический факт не пред¬
ставлял проблемы. Реальность его существования ни у кого не
вызывала сомнений. Свою основную функцию историки видели в
сборе фактов, которые «говорили сами за себя». Ученые работали
в уверенности, что после того, как исторические тексты подверг¬
нуты критической проверке, содержащиеся в них факты должны
быть сочтены вполне реальными и достоверными. Таков был метод
работы Л. Ранке — «образцового» и авторитетнейшего историка
эпохи. Ранке полагал, что историк, обращая свой взор на «чисто
историческое», на факты, способен уловить «ход вещей» и вскрыть
историческое прошлое, «как оно было на самом деле» 1 2. Для этого
нужно строго описывать факты, каковы бы они ни были. Условием
постижения исторической реальности, «точной истины», «обнажен¬
ной истины без всяких прикрас» Ранке считал подавление исто¬
риком собственной индивидуальности, отказ, «исключение» (Aus-
loschen) своего «я». Это и есть «высший закон» для историка. По¬
добное самоустранение исследователя, или, точнее, превращение
его из субъекта с присущими ему индивидуальными особенностя¬
ми, интересами, страстями, мировоззрением в «чистого», беспри¬
страстного наблюдателя, в прибор, способный без каких-либо ис¬
кажений воспринять историю и рассказать о ней, по Ранке, было
вполне возможно- Так, видимо, полагали и его современники, на¬
зывавшие Ранке «большим окуляром». Гларное заключалось в
том, чтобы держаться как можно ближе к историческим текстам,
к сообщениям авторов.
Сам Ранке, однако, не ограничивал задачу историка простым
накоплением фактов или внешним описанием хода событий. Он ис¬
1 Ряд существенных мыслей относительно фактической части историче¬
ской теории высказан в статье А. И. Уварова «Структура теории в истори¬
ческой науке» «Труды ТГУ, т. 178, 187. Методологические и историографиче¬
ские вопросы исторической науки. Сборник статей», вып. Я и 4. Томск, 1965,
1966).
2 «L. von Ranke’s Sammtliche Werke», Bd. 33—34. Geschichten dcr romani-
schen und germanischen Volker von 1494 bis 1514. Leipzig, 1874, S. VII.
60
ходил из убеждения, что применяемый им метод («критика, точ¬
ность и проникновение») позволяет раскрыть подлинный «смысл
истории», двигающий ее божественный замысел3. Описание по¬
следовательности отдельных событий вело, по его мнению, к об¬
наружению их «порядка» и единства, в котором факты получают
«всемирно-историческое значение». Каждая историческая эпоха,
утверждал Ранке, «стоит в непосредственном отношении к богу»,
имеет свою собственную непреходящую ценность4. Но при изу¬
чении выясняется связь настоящего с прошлым. Историк, писал
Ранке, сосредоточивается на факте, размышляет о частном и еди¬
ничном, но посредством этого он «невольно» уясняет развитие
мира в целом, возвышается до универсального взгляда на собы¬
тия. Поскольку единство истории — духовного порядка, то лишь
духовной апперцепцией оно и может быть (постигнуто. Преду¬
преждая против опасности «влияния жизни на науку», Ранке ут¬
верждал, что историк лишь тогда способен влиять на современ¬
ность, когда он не обращает на нее большого внимания и «возвы¬
шается до чистой науки». Однако в его собственном творчестве
обнаруживаются крайняя националистическая тенденциозность и
классовая ограниченность апологета германской «христианской
монархии». Соответственно, политическая история, история вы¬
дающихся личностей неизменно находились в центре его деталь¬
ного, любовного описания.
Культ факта в неменьшей мере был характерен и для истори-
ков-позитивистов. Позитивизм второй половины XIX — начала
XX в. исходил из понятия «факт» как единственного основания
науки. При этом факты и законы для О. Конта и его последова¬
телей были категориями одного порядка, одинаковой степени
объективности. Законы, теории связывают факты воедино, согла¬
совывают их между собой. Наука, по Конту, не нуждается ни в
какой стоящей вне ее философии. Реальное познание опирается
лишь на наблюдаемые факты. Но что такое факт? Это, полагает
Конт, продукт научного наблюдения, нечто простое, объективное,
стабильное и неизменное. Позитивизм XIX в. исходил из мнения,
что факт есть результат мышления; как говорил Д. С. Милль,
факт всегда есть психологический факт. Познаваемость историче¬
ского факта, с точки зрения позитивистов, определялась его от¬
носительной простотой, атомарной его структурой. Позитивист¬
ская историография стремилась к объективному познанию исто¬
рического процесса. Исторические факты известны нам из тек¬
стов, следовательно, для установления исторической истины до¬
статочно обратиться к источникам, чтобы она выступила перед
нами во всей своей полноте. Девиз Фюстель де Куланжа: «Тексты,
3 Там же, т. 53—54, 1890, стр. 89.
4 Л. Р а н к е. Об эпохах новой истории. Лекции, читанные баварскому
королю Максимилиану II (в 1854 г.). М., 1898, стр. 4.
61
все тексты, пичего, кроме текстов!» как нельзя лучше характери¬
зует методологию старшего поколения историков-позитивистов.
По убеждению Фюстель де Куланжа, «вся историческая наука
сводилась к здравому толкованию документов» 5 б. Отрицательно от¬
носясь к любой философии истории, Фюстель де Куланж призы¬
вал историков отказаться от «духа систем», от «всяких теорий и
синтезов», ибо история, по его словам, есть «не наука рассужде¬
ний» (une science de raisonnement), а «наука наблюдений» (une
science d’observation), «наука о фактах» (une science de faits)6.
Если и допускалось, что «некоторая философия» может «выде¬
литься из истории», то лишь при условии, чтобы она «выделя¬
лась сама, почти помимо воли историка» 7. Историк должен «хо¬
рошо видеть факты», а не создавать объяснения. «Поверьте, все,
о чем я писал,—правда!» — это восклицание Фюстель де Кулан¬
жа показывает уверенность историка-позитивиста в способности
видеть в истории «только то, что в ней на самом деле было».
Таким образом, историки-позитивисты старшего поколения ви¬
дели в себе жрецов «чистого знания», строго научные операции
которых собственно только освобождают истину, запрятанную в
текстах8. «Для одного дня синтеза надобны годы анализа»9. Ана¬
лиз противопоставляется синтезу, во всяком случае так полагал
Фюстель де Куланж, ибо более проницательные критики даже из
числа позитивистов справедливо усматривали в его собственных
произведениях явный перевес синтеза над анализом, пристраст¬
ность суждений и произвольность многих конструкций 10. Проти¬
вопоставление анализа, понимавшегося ограниченно, как сбор ма¬
териала, т. е. как вычленение интересующих фактов из источни¬
ка, синтезу, объяснению обнаруженных фактов было типичным для
историков этого направления. С точки зрения И. Тэна, исследова¬
тельская работа историка тоже состояла из двух этапов: сначала
сбора фактов, а затем поисков причин. Однако решающей по свое¬
му значению стадией исторического исследования для историков
позитивистской школы всегда оставался сбор фактов. Задача исто¬
рии, писали издатели «Английского исторического журнала» в пре¬
5 П. Гиро. Фюстель де Куланж. М., 1898, стр. 130.
6Fustel de Coulanges. Histoire des institutions politiques de Гап-
cienne France. Vol. 4, La Monarchie franque. 4-e ed. Paris, 1922, p. 278.
7 Там же, стр. 32—33.
8 Метод Фюстель де Куланжа содержит, по его словам, следующие три
правила: «Изучать исключительно и непосредственно тексты в самых мель¬
чайших подробностях, верить лишь тому, что они показывают, и решитель¬
ным образом удалять из истории прошлого современные идеи, занесенные
туда ложною методою» (Фюстель де Куланж. История общественно¬
го строя древней Франции, т. 3. Французская монархия. СПб., 1907, стр.ХУ1).
9Fustel de Coulanges. Histoire des institutions politiques de
Fancienne France. Vol. 1, La Gaule romaine. Paris, 1901, p. XIII.
10 П. Г. Виноградов. Фюстель де Куланж (Итоги и приемы его уче¬
ной работы).— «Русская мысль», кн. 1. М., 1890, стр. 96—97.
62
дисловий к его первому номеру (1886 г.), заключается в «обнару¬
жении и демонстрации фактов». Научная объективность этой
процедуры не вызывала у них никаких сомнений.
Опираясь на факты, историки позитивистского направления
рассчитывали превратить историю в точную науку, такую же, как
быстро развивавшиеся в то время естественные науки. Факт исто¬
рии и факт природы считались явлениями одного ряда действи¬
тельности, а потому эксперимент — основное орудие естествоиспы¬
тателя — рассматривался и историком как средство познания.
Анализ источников с целью сбора фактического материала, внеш¬
няя и внутренняя критика их играли, по мнению историков-пози-
тивистов, такую же роль в их исследованиях, какую опыт выпол¬
няет в биологии, химии или физике. Тэн уподоблял работу исто¬
рика работе энтомолога. Естествоиспытатель организует собран¬
ный им эмпирический материал, устанавливая причинные связи
между данными,— точно так же и историк синтезирует факты на
основе категорий причины и следствия. Установление, собирание,
классификация фактов, выяснение их причинных связей и отно¬
шений открывают, по убеждению историков-позитивистов, зако¬
ны исторического процесса. Накопление фактов, верил Бокль,
приведет к тому, что не пройдет и столетия, как цепь данных ста¬
нет полной, и не найдется историка, который смог бы долее отри¬
цать «неуклонную правильность в мире нравственном», подобную
«правильности в мире материальном» и.
Что касается научно-исторических теорий, выдвинутых пред¬
ставителями позитивистской историографии, то они отличались
широтой обобщений и претензией на всеобщую применимость и
универсальную общезначимость. Раз сформулированная теория мог¬
ла быть приложена к очень обширной группе фактов и историче¬
ских явлений. Метод, применявшийся при конструировании такого
рода теорий,— это, по сути дела, метод типизации. Черты действи¬
тельности, принятые за основные и наиболее существенные, вы¬
двигались на первый план, причем предполагалось, что они могут
быть обнаружены повсеместно в рамках той эпохи, объяснять ко¬
торую была призвана данная теория. Факты, противоречившие
теории, игнорировались или им как нетипичным исключениям от¬
водилось подчиненное место. В соответствии с методом широкой
типизации, «письма жирными мазками», производился и отбор
исторических источников: историки не обращали внимания на их
многообразие, но концентрировали свое внимание на некоторых
памятниках или отдельных группах памятников, определенных
категориях источников, которые прежде всего давали подтверж¬
дение теории. При этом историки исходили из предпосылки, что
источников достаточно для объективного познания прошлого. 1111 См. Бокль. История цивилизации в Англии, т. I, ч. 1, СПб., 1862,
стр. 37.
63
У подобных теорий имелись несомненные достоинства: они
были относительно простыми и понятными; игнорируя либо сво¬
дя к минимуму отклонения от установленной нормы, теория ока¬
зывалась способной дать однозначный ответ на вопрос, выделить
то главное, при помощи которого, казалось, можно объяснить це¬
лую эпоху. Таковы были, например, теория натурального хозяй¬
ства, вотчинная теория, общинная теория, находившиеся между
собой во внутренней связи. Подобно тому как история античности
становится понятной через изучение полиса, писал II. Г. Вино¬
градов, так ключом к изучению истории средневековья является
поместье. При этом понятие «поместье» истолковывалось одно¬
значно, его структура понималась как всегда (в рамках обширного
периода) равная самой себе и всеобъемлющая 12.
Заслуги позитивистской историографии перед наукой несом¬
ненны. Благодаря вниманию к факту историки этого направле¬
ния, господствовавшего в историографии во второй половине
XIX в., поставили на прочную основу критику источников, со¬
брали огромный конкретный материал, раздвинули рамки и про¬
блематику исследований, включив в круг своих интересов наряду
с политической историей историю экономических и социальных
отношений. Уверенные в научном характере исторического позна¬
ния, позитивисты нс сомневались в том, что факты истории, по¬
добно явлениям природы, обладают повторяемостью, позволяю¬
щей производить их сравнение. Особенно это относилось к фактам
экономической и социальной истории, менее сложным, чем духов¬
ные и материальные феномены 13. Об этой повторяемости фактов
социальной истории и возможности их сравнения писал Фюстель
де Куланж 14.
Уверенности в прочном фундаменте науки — фактах соответ¬
ствовала п убежденность в отстаивании сформулированных пози¬
тивистами теорий, которые, по их мнению, отвечали этим фак¬
там. Позитивисты исходили из постулата объективности научной
работы историка и полнейшей возможности элиминировать влия¬
ние его личных склонностей и взглядов на выводы, получаемые
при анализе фактов. Лорд Эктон, приступая к созданию коллек¬
тивного труда — «Кембриджской новой истории», обратился к
своим коллегам с пожеланием: написанные ими главы не должны
ничем обнаруживать их национальность, религию, партийную
принадлежность. Участники этого труда, писал Эктон, «должны
12 Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии
XIII в. М.—Л., 1947, стр. 21.
13 Р. Vinogradoff. Villainage in England. Essays in English Mediae¬
val History. Oxford, 1892, p. VI—VII.
14 Фюстель де Куланж. История общественного строя древней
Франции, т. IV. Аллод и сельское поместье в меровингскую эпоху. СПб.,
1907, стр. XXIII.
вообразить, что мы находимся не на гринвичском меридиане, по
па ,‘)0° западной долготы», т. о. посередине Атлантического
океана 15.
Уже отмечалось, что сбор фактов и их осмысление, организа¬
ция их в причинно-следственные отношения понимались истори-
ками-позитивистами как две разные стадии исследования, обособ¬
ленные одна от другой и даже совершенно независимые. Первая
из этих стадий — сбор материала — подчас приобретала самодо¬
влеющий характер. И это естественно: ведь если «факты говорят
сами за себя», если теория не привносится в конкретное исследо¬
вание, а как бы самопроизвольно вытекает, выделяется из дан¬
ных, то самое главное заключается именно в том, чтобы собрать
эти данные, и любой читатель должен будет склониться перед их
убедительностью, перед картиной исторической реальности, в них
заключенной 16. Факты недвусмысленны и объективны при усло¬
вии, что источники, из которых они позаимствованы, заслужива¬
ют доверия. Сам факт понимался как «данное», как то, что дано
историку памятником. Роль ученого на этой первой стадии иссле¬
дования состояла прежде всего в собирании материала,— органи¬
зация его и объяснение начинались собственно только на после¬
дующей стадии.
Разумеется, рисуемая нами картина подчеркивает лишь неко¬
торые черты методологии позитивистской историографии,— среди
ее представителей мы найдем и таких ученых, которые задумыва¬
лись над природой исторического познания 17. Но то, что эта ха¬
рактеристика отражает существенные стороны подхода историков
указанного направления к историческому факту, то, что они, как
правило, не видели в нем проблемы, что понятие факта не
представляло для них методологической трудности и казалось им
ясным и простым, не может вызывать сомнения.
В предисловии к «Острову пингвинов» Анатоль Франс пове¬
ствует о трудностях, с которыми пришлось столкнуться историку
Пингвинии. Когда он обратился к ученым за помощью, он встре¬
15 Lord Acton. Letter to the Contributors to the Cambridge Modern Histo¬
ry.—Цит. по kh.: F. Stern. The Varieties of History. From Voltaire to the
Present. New York, 1956, p. 248, 249. Эктон, отмечая идейные разногласия
между историками, заявлял, что «есть вещи, относительно которых может
быть достигнуто согласие: это сфера не мысли, но факта».— Цит. по кн.:
«Revue de l’lnstitut de Sociologies Bruxelles, 1963/64, p. 795.
16 Президент Американской исторической ассоциации в 1887 г. Дж. Вин-
зор соглашался с тем, что «самой верной формой исторического повествова¬
ния является простое недвусмысленное утверждение факта» (Н. Ausu b е 1.
Historians and Their Craft: A Study of the Presidential Addresses of the Ame¬
rican Historical Association, 1884—1945. New York, 1951, p. 151). Президент
Ассоциации в 1908 г. Дж. Б. Адамс утверждал, что «важнее установить фак¬
ты, чем пускаться в спекуляции» (цит. по ст. W. Н. Coates. Relativism
and the Use of Hypothesis in History.— «The Journal of Modern History», vol.
XXI, № 1, 1949, p. 24).
17 A. F. Poll ard. Factors in Modern History. London, 1907, p. 3, 315.
3 Источниковедение 65
тил с их стороны одно лишь презрение. «Они смотрели на меня с
сострадательной улыбкой, в которой можно было ясно прочесть:
„Да разве мы, историки, пишем историю? Разве мы стремимся из¬
влечь из текста, из документа хотя бы крупицу жизни или прав*
ды? Мы попросту, не мудрствуя лукаво, издаем тексты. Мы во
всем придерживаемся буквы. Только буква обладает достоверно*
стью и определенностью. Духу эти качества недоступны: мы¬
слить — значит фантазировать. Писать же историю могут только
пустые люди: тут нужна фантазия4*» 18. Франс здесь высмеивает
как раз историков-эмпириков, поглощенных сбором фактов и бес¬
сильных вдохнуть в них жизнь и человеческий смысл. Такого
безыдейного эмпирика, в буквальном смысле слова утонувшего
под грудой картонок, на которые им были разнесены все факты но
истории искусства, Франс запечатлел в образе Фульгенция Тапи¬
ра из того же «Острова пингвинов». Гротескные фигуры ученых
эрудитов, созданные Франсом (напомним о Сильвестре Боннаре
или о полупомешанном книжнике Сарьеттс из «Восстания анге¬
лов»), конечно, не соответствуют их реальному прототипу — исто-
рику-позитивисту конца XIX или начала XX в. Но Франсом была
верно подмечена одна весьма характерная черта позитивистской
историографии — культ факта. В период, к которому относится
создание Франсом образов книжных червей и бесплодных нако¬
пителей фактов, недостатки позитивистской методологии посте¬
пенно становились ясными для наиболее проницательных ученых.
Показательно в этом отношении одно из наиболее популярные
и авторитетных для своего времени руководств для историка -
«Введение в изучение истории» III. Ланглуа и Ш. Сспьобоса. Ис¬
торические факты, по их мнению, отличаются от фактов других
наук не своей природой, а способом их познания, т. е. тем, что
«они узнаются только косвенным путем, по оставшимся от них
следам». Если историк справился с задачей внешней и внутрен¬
ней критики источника, то он располагает «окончательно приоб¬
ретенными фактами» 19. Обобщая практику историографии конца
XIX в., Ланглуа и Сеиьобос подразделяют процесс исторического
исследования на этапы сбора фактов и их синтеза, классификации
несвязной массы фактов и организации их в систему 20. Вместе с
тем они покидают позиции эмпиризма, которые занимали исто¬
рики-позитивисты в предшествующее время, и расценивают исто¬
рический метод в отличие от объективного естественнонаучного
метода как метод субъективный. Историки всегда имеют дело не
с реальностями, а с образами, и воспроизводят факты прошлого
при помощи воображения. «Воображаемые историком факты стро¬
18 Анатоль Франс. Собр. соч. в восьми томах, т. VI. М., 1959, стр. 8.
19 Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение истории. СПб., 1899,
стр. 49, 153.
20 Ср. Ш. Сеньобос. Исторический метод в применении к социаль-
ным наукам. М., 1902, стр. 74.
го субъективны». Это не значит, что они не реальны: такие фак¬
ты, без сомнения, имели место в прошлом, но для их воспроизве¬
дения от историка требуется известная доля воображения, вымыс¬
ла, он должен прибегнуть к аналогии с современностью и к
данным собственного опыта. «Прошедшую реальность мы не на¬
блюдаем; мы знаем ее только по ее сходству с существующей
реальностью»21. В определении Сеньобосом факта обнаруживает¬
ся новый оттенок: «Фактом называется... такое утверждение или
суждение, которое соединяет вместе несколько впечатлений,
утверждая, что эти впечатления соответствуют внешней дейст¬
вительности» 22. Таким образом, перед нами уже не «безусловный»,
«упрямый» исторический факт как «кусок реальности», а основы¬
вающееся на определенных умственных операциях утверждение о
соответствии впечатлений, полученных исследователем в резуль¬
тате изучения документа, реальной действительности. Здесь уже
намечается характерное, для последующих теоретиков буржуаз¬
ной историографии смешение исторического процесса с представ¬
лением о нем 23.
Авторы «Введения в изучение истории» задумываются над
принципом отбора фактов, которым руководствуется историк. Они
указывают на два возможных аспекта изучения фактов: наличие
в каждом факте, с одной стороны, индивидуального и преходяще¬
го и, с другой — «общего, продолжительного» 24. Сеньобос прямо
заявляет, что социальный факт есть «простая абстракция»25.
Очевидно, имея в виду мнение Фюстель де Куланжа о том, что
историческая наука лишь наблюдает, но не рассуждает, авторы
«Введения» пишут, что историк восполняет рассуждением недо¬
статок документов и фактов 2б. По их мнению, история — наука
субъективная, еще плохо определившаяся, не ставшая наукой в
строгом смысле этого слова 27. Подводя итоги развития теоретиче¬
ской мысли в области истории, работа Ланглуа и Сеньобоса одно¬
временно поднимала назревшие в то время новые вопросы и об¬
наруживала возникавшие в среде части историков серьезные сом¬
нения относительно общепринятой методологии.
Подобное движение мысли в конце XIX — начале XX в. при¬
водит к возникновению так называемого критического направле¬
21 Ланглуа и Сеньобос. Указ. соч.. стр. 174—176, 179.
22 Ш. Сеньобос. Указ, соч., стр. 63.
23 Р. Weiss. History and the Historian.—«The Journal of Philosophy»,
vol. XLII, № 7, 1945, p. 172.
24 Ланглуа и Сеньобос. Указ, соч., стр. 189.
25 III. Сеньобо с. Указ, соч., стр. 109.
26 Ланглуа п Сеньобос. Указ, соч., стр. 201; ср. Ш. Сеньобо с.
Указ, соч., стр. 6: «...история по самой своей сущности представляет науку
рассуждающую».
27 Ланглуа и Сеньобос. Указ, соч., стр. 179, 209; ср. Ш. Сеньо¬
бос. Указ, соч., стр. 5: «История не наука: она только особый процесс
познавания».
67
3*
ния в историографии. Здесь не место рассматривать общие причи¬
ны сдвигов в развитии буржуазной исторической науки этого вре¬
мени. Для нашей задачи важно отметить иной подход к понима¬
нию исторического факта. Достаточно назвать хотя бы видного
английского историка-юриста Ф. Мэтлапда. В своих исследовани¬
ях Мэтланд поставил под сомнение многие выводы современных
ему историков английского средневековья и показал, что факты,
казавшиеся им бесспорными, нуждаются в истолковании, и что за
ними скрывается весьма многоликая действительность, обобще¬
ния относительно которой далеко не так безупречны, как это пред¬
ставлялось его предшественникам. Если Сибом, Виноградов и дру¬
гие ученые, сформулировавшие манориальную теорию (англий¬
ский вариант вотчинной теории), исходили преимущественно из
принципа однозначной расшифровки таких понятий, как «по¬
местье», «держание», «собственность», то Мэтланд стремится об¬
наружить их текучесть и изменчивость28. В результате факты,
которым соответствуют эти понятия, утрачивают иод пером
Мэтланда свою определенность. Мэтланд считается основополож¬
ником критического направления в изучении аграрной истории
средневековой Англии, направления, представители которого от¬
казываются от широких обобщений, принятых ранее. Для них ис¬
торический факт становится самостоятельной проблемой.
Критическое направление в буржуазной историографии на ру¬
беже XIX и XX вв. широко распространяется и на континенте,
особенно в Германии. Основные положения теорий, разработан¬
ных наукой XIX в., пересматриваются, уточняются и большей ча¬
стью отвергаются. На смену старым теориям долгое время не
приходят новые, вера в способность науки дать воспроизведение
усложнившейся исторической действительности была поставлена
под сомнение.
«Критическая школа» буржуазной историографии начала ны¬
нешнего столетия существенно меняет подход к историческому
факту, ибо иначе стала понимать эту проблему и сама философия.
Неопозитивизм видит в теории условную конструкцию, удобную
для описания данных опыта, а сама интерпретация опыта начина¬
ет приобретать все более субъективистский характер. «Факты бы¬
тия» являются для неопозитивистов не проси»! ми объективными
реальностями, а весьма сложными образованиями, включающими
в себя наряду с чувственными «данными науки» и перерабатыва¬
ющие их моменты сознания. Эмпирический материал, научные
данные — прежде всего суть ощущения субъекта, фиксируемые
языковыми знаками, которые придают этим ощущениям общезна¬
чимость. Так понимаемые «данные» подводятся учеными иод ло¬
гическую конструкцию, создающуюся независимо от опыта; кри¬
28 F. W. Maitland. Domesday Book and Beyond. Three Essays in the
Early History of England. Cambridge, 1897.
68
терием и оправданием ее являются ее «удобство» и логическая
непротиворечивость29. Таким образом, факты все более отождест¬
вляются с логическими конструкциями. Факты для историков но¬
вого направления — не просто материал для обобщений, под со¬
мнением оказалась познаваемость факта, а потому и возможность
принудительной его интерпретации30. Исторический факт пере¬
стает быть чем-то определенным, раз навсегда данным и неизмен¬
ным. Проблема исторического факта оказывается проблемой вза¬
имодействия субъекта с познаваемым историческим объектом.
Факт более не рассматривается как нечто совершенно внешнее по
отношению к познающему его ученому. Степень независимости
факта от исследователя — это проблема, которую надлежит ре¬
шить новым поколениям историков. Во всяком случае «чистое со¬
зерцание исторических фактов» историком кажется илллюзорным.
К этому времени в среде философов и историков начало рас¬
пространяться сознание того, что «отвага познавания» уже слом¬
лена 31. Гносеологические вопросы науки, проблема различия ме¬
тодов познания естественных наук и истории выступили на пер¬
вый план. Принцип самостоятельности предмета и метода «наук
о духе» по отношению к естествознанию был выдвинут еще
В. Дильтеем, который противопоставлял естественнонаучному
объяснению «понимающую» психологию, расчленяющую структуру
эпохи или индивида посредством «воспроизведенного пережива¬
ния». Дальнейшее развитие эта точка зрения получила в неокан¬
тианском делении наук на номотетическис (законополагающие) и
идиографические (описательные). По В. Виндельбанду, история
имеет дело только с однократными явлениями. В отличие от при¬
роды, управляемой законами, «повторяющимися явлениями, спо¬
соб действия которых всегда одинаков», Виндельбанд и Риккерт
видели в истории лишь последовательность фактов, подлежащих
описанию. Таким образом, науки о природе — это науки генерали¬
зирующие, обобщающие, тогда как науки о культуре, о духе —
науки индивидуализирующие, стремящиеся понять единичные
29 И. С. Царский. Современный позитивизм. М., 1961; В. С. Степин.
Современный позитивизм и частные науки. Минск, 1963.
30 С подобным пониманием факта непосредственно связано и истолко¬
вание исторической закономерности. В законе современные неопозитивисты
тоже видят лишь логическую конструкцию, призванную дать экономное и
непротиворечивое описание фактов, но не отражающую никаких реальных
закономерных связей в самом историческом процессе. Такова сущность
идеи «охватывающего закона», сформулированного К. Гсмпелем и К. Поп¬
пером (С. G. Н е m р е 1. The Function of General Laws in History.— «Theories
of History», Glencoe, Illinois, 1959; K. Popper. The Open Society and Its
Enemies, vol. 1—2, 2- ed. London, 1952; W. Dray. Laws and Explanation in
History. Oxford, 1957; «Philosophy and History. A Symposium». Ed. by S. Hook.
New York, 1963; A. D о n a g a n. Historical Explanation: The Popper-llempel
Theory Reconsidered.— «History and Theory», vol. IV, N° 1, 1964).
31 Г. Риккерт. Границы естественно-научпого образования понятий.
Логическое введение в исторические науки. СПб., 1903, стр. 16.
69
факты. Проблема отношения познающего субъекта к познаваемо¬
му объекту становится все более существенной для развития ис¬
ториографии и особенно для теории исторического знания.
В рамках неокантианского взгляда на историческое исследова¬
ние факт, именуемый Риккертом обычно «злементом действитель¬
ности», «явлением», «исторической индивидуальностью» или «ис¬
торическим объектом», приобретал самостоятельное значение
* «Закон и событие сохраняют свое значение одно наряду с другим
как последние, несоизмеримые величины нашего представле¬
ния о мире»)32, считался принципиально не сводимым к зако¬
ну32*1. Но вместе с тем понятие факта делалось проблематичным.
Ведь он не представлял собой, с точки зрения неокантианских
критиков позитивизма, какого-то простого объекта, не поддавался
полному и всестороннему описанию33, а главное — установление
и описание фактов истории и образование исторических понятий
было связано с отнесением фактов к ценностям. Универсальные
культурные ценности, но мысли Риккерта, и были тем «общим»,
под которое подводится особенное в истории34.
Неокантианская трактовка методологических проблем истори¬
ческого знания открывала простор для психологического истолко¬
вания истории и ее фактов. Так, А. С. Лаппо-Данилевский, прово¬
дя вслед за немецкими неокантианцами разграничение наук на
идеографические и номотетические, считал историческим фактом
«в наиболее характерном, специфическом его смысле» «воздейст¬
вие сознания данной индивидуальности на среду, в особенности на
общественную среду» 35. Соответственно и исторический источник
понимался им прежде всего в психологическом аспекте как «до¬
ступный чужому восприятию, т. е. реализованный продукт чело¬
веческой психики», «поскольку он представляется историку при¬
годным для того, чтобы получить знание о каком-либо факте из
прошлой жизни человечества» 36.
32 В. Виндельбанд. История и естествознание. Речь, произнесенная
при вступлении в должность ректора Страсбургского университета 1 мая
1894 г.— «Прелюдии. Философские статьи и речи». СПб., 1904, стр. 332.
32а Однако Рикксрт допускал возможность установления законов исто¬
рии, но считал, что функция историка заключается в установлении «инди¬
видуальных и незаменимых причинных рядов» (Г. Рикксрт. Границы
естественно-научного образования понятий). Необходимо также учесть эво¬
люцию взглядов Риккерта, который со временем признал роль генерализи¬
рующего метода в изучении общества (Н. Rickert. Die Grenzen der
naturwissenschaftlischen Begriffsbildung. 5. Aufl. Tubingen, 1929).
33 Г. P и к к e p т. Границы естественно-научного образования понятий,
стр. 131—132.
34 Г. Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911,
стр. 141.
35 А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории, вып. II. По¬
собие к лекциям, читанным студентам С.-Петербургского университета в
1910/11 году, СПб., 1913, стр. 322.
30 Там же, стр. 374.
70
«Восстание против позитивизма» в историографии, исподволь
подготавливавшееся с конца XJX в. и связанное с общим развити¬
ем философской мысли, разразилось с особой силой в США во
второй половине 20-х и в 30-е годы. На то имелся ряд причин: и
экономический кризис, поколебавший веру в политический либера¬
лизм и исповедовавшиеся им ценности, в том числе и в академи¬
ческую науку, и влияние риккертианства и неогегельянства, дока¬
тившееся до берегов Америки к тому времени, когда находившие¬
ся в смятении умы интеллигенции искали новых точек опоры, и
доморощенная философия прагматизма и инструментализма с се
подчеркиванием непосредственной практической полезности
идей37. Давний повышенный интерес американских историков к
вопросу о пользе исторического знания для современного общест¬
ва неизбежно подводил их к проблеме связи между историей и со¬
временностью, влияния прошлого па настоящее и, наоборот, воз¬
действия современности на познание прошлого, к проблеме крите¬
риев отбора материала истории, важности тех или иных историче¬
ских фактов. Субъективизм в трактовке исторического факта,
крайний релятивизм в интерпретации истории, агностицизм и да¬
же нигилизм в отношении исторических закономерностей и при¬
чинных связей — основные компоненты презентистской концеп¬
ции, провозглашенной рядом видных философов и историков
США 38.
«Мятеж прагматизма в истории», широко обусловленный соци¬
ально-политической и идейной атмосферой в США, не может тем
не менее быть полностью объяснен только ею одной, как непра¬
вильно было бы свести его смысл лишь к проявлению растущей
реакционности буржуазной идеологии. Отказ от основных догм
позитивистской историографии вызывался и самой практикой ис¬
торической науки, сознанием трудностей, которые вставали перед
учеными. Техника исторического исследования усложнилась, круг
привлекаемых источников расширился, перед историками возник¬
ли новые вопросы и задачи, между тем как убеждение в полной
идентичности исторического факта явлениям, изучаемым естест¬
венными науками, все более расшатывалось. Вместе с «исчезнове¬
нием» материи в физике была поколеблена вера историков в «ма¬
териальность», «прочность» фактов истории. Именно понятие
37 Буржуазные критики прагматистской концепции историографии ука¬
зывали на влияние на американских историков наряду с неокантианством
и неогегельянством также фрейдизма, бергсонианства и даже марксизма.
(Ch. Мс. Л. Dcstler. Some Observations on Contemporary Historical Theo¬
ry.— «The American Historical Review» (далее — AHR), vol. LV, № 3. 1950,
p. 505-506).
38 И. И. Ш a p и ф ж а н о в. К вопросу о релятивистском истолковании
методологии истории в англо-американской историографии 40—50-х гг. XX ве¬
ку— «Труды ТГУ, т. 166. Методологические и историографические вопросы
исторической науки. Сборник статей», вып. I. Томск, 1963.
71
«факт» становится объектом ожесточенных атак со стороны про¬
возвестников ирсзеитизма и релятивизма в историографии.
В декабре 1920 г., на годичном собрании Американской исто¬
рической ассоциации, тогдашний ее президент К. Беккер произнес
речь на тему «Что такое исторические факты?» 39 Он подверг рез¬
кой критике традиционное представление об историческом факте
как о чем-то «твердом», имеющем законченную форму и прочном,
как «кирпич», и заявил, что чувство уверенности, порождаемое у
историка понятием «факт», иллюзорно и могло держаться лишь
до тех пор, пока историки не задумались над подлинным содержа¬
нием этого понятия. Анализируя понятие «факт», Беккер пришел
к заключению, что оно далеко не так просто и недвусмысленно,
как это предполагали, ибо в любом факте можно обнаружить
множество входящих в него более мелких фактов. Только в связи
с бесчисленными другими фактами изучаемый историком факт
приобретает смысл и значение. Из этого верного наблюдения Бек¬
кер делал вывод: факт истории есть символ, обобщение тысячи и
одного факта. Е^ли историки старой школы говорили о необходи¬
мости строить изложение на «прочном фундаменте фактов», то
Беккер, явно их эпатируя, заявлял: «Я далек от определения столь
иллюзорной и непостижимой вещи!» Беккер отметил также, что
историк собственно имеет дело не с самим фактом, совершившим¬
ся в прошлом, а с утверждением о нем, которое для историка и
составляет исторический факт, воспроизводимый поэтому только
посредством воображения. Вследствие этого и ответ на вопрос о
том, «где находится» исторический факт, гласит: «В чьем-то уме
или же нигде». Событие имело место в прошлом, но оно не вос¬
производимо в своей полноте и истинности. О нем имеется сооб¬
щение в историческом памятнике, и когда историк извлекает это
сообщение и включает его в свою работу, оно становится истори¬
ческим фактом, в противном случае это «мертвый факт», нигде не
существующий 40.
39 Любопытно, что эта речь в то время не была опубликована, полный
ее текст должен был ожидать печати почти тридцать лет (С. L. Becker.
What are Historical Facts? — «The Western Political Quarterly», vol. VIII,
№ 3, 1955). Цитаты из речи Беккера и изложение ее содержания впервые
были приведены (насколько нам известно) Г. Барнсом (Н. Е. Barnes.
Л History of Historical Writing. Norman, 1938, p. 267—268).
10 Одновременно с выступлением К. Беккера, в декабре 1926 г., во фрап-
дузеком «Revue de synthesc historique» (t. 42, 1926, p. 53—59) была опубли¬
кована статья А. Леви-Брюля под таким же названием «Qu’est се que la
fait historique?» Автор статьи утверждал, что историческим фактом можно
считать лишь такой факт прошлого, «который нашел отражение в коллек¬
тивном сознании», и что собственно объектом истории являются не столько
сами по себе факты, сколько мнения современников о них. Перед нами
опять-таки чисто субъективистская трактовка проблемы исторического фак¬
та. По субъективизм здесь другого рода, чем у Беккера: это как бы «субъек¬
тивизм прошлого», а не «субъективизм настоящего».
72
Таким образом, утверждал Беккер, исторический факт, с кото¬
рым имеет дело историк, и подлинное событие истории — вещи
разные. Исторический факт существует лишь в уме историка, и
поэтому он существует ныне, а не в прошлом (is not was). Необ¬
ходимо отказаться от «застарелой привычки думать об истории
как части внешнего мира и об исторических фактах как действи¬
тельных событиях».
Беккер приходит к выводу: историк не способен представить
в целостности никакого события, даже простейшего, он всегда не¬
избежно выбирает некоторые утверждения о событиях прошлого,
причем не только потому, что источники не содержат полной ин¬
формации о них, но также и потому, что у разных историков —
разные цели и взгляды, сообразно которым они изображают фак¬
ты. Сами факты ничего не «говорят» и не содержат никакого
смысла, это историк говорит и наделяет их значением. Историк —
не рупор, через который «говорит история», как воображал Фю-
стель де Куланж, он не в состоянии устранить личной оценки.
Поэтому не может быть и согласия между разными историками
в оценке смысла и значения фактов41. Беккер присоединяется к
мнению Б. Кроче, что каждое поколение переписывает и перео¬
ценивает историю заново. Воображаемая картина действительно¬
го события всегда определяется, во-первых, самим событием в
той мере, в какой оно известно, и, во-вторых, также и нашими
теперешними целями, страстями, предрассудками, неизбежно
включающимися в процесс познания. Мы привыкли считать, что
настоящее — продукт прошлого, но, замечает Беккер, равно вер¬
но и то, что наше изображение прошлого есть продукт современ¬
ности. Сколь бы мало картина прошлого, существующая в умах
людей, ни соответствовала минувшей реальности, она влияет на
жизнь современников, помогая им создавать идеи о политике и
обществе.
Через несколько лет после Беккера со сходными взглядами
выступил другой виднейший американский историк, Ч. Бирд. Он
отрицал возможность объективного исторического знания, свобод¬
ного от искажений, от влияния точки зрения историка и ценно¬
стей, принятых в обществе, к которому он принадлежит. История,
по Бирду, это не только «известные факты прошлого», скорее это
мысль историка о фактах, «отчасти» проверяемая ими, или, как
говорил Кроче, современная мысль о прошлом. Каждый устанав¬
ливаемый историком факт предполагает сложную интеллектуаль¬
ную операцию, создание некоторой теоретической конструкции, и
41 «О, история, как много истин было принесено в жертву во имя
твое!» — восклицал Беккер (С. Becker. Mr. Wells and the New History.—
AHR, vol. XXVI, № 4, 1921, p. 641). Та же мысль высказывалась еще и
1910 г. Ф. Тарнером: «Путь истории усеян обломками общеизвестных и
признанных истин».— Цит. по кн.: Е. N. S a v е t h. Scientific History in
America: Eclipse of an Idea.— «Essays in American Historiography. Papers
Presented in Honor of Allan Ncvins». New York, 1960, p. 10.
73
любая написанная историком работа содержит отбор фактов, орга¬
низованных под влиянием принятых им схем. Бирд видел в раз¬
рыве со старой школой «окончательную декларацию независимо¬
сти» исторического знания, избавившегося от «тирании физики и
биологии». Историк, пишет Бирд, не в состоянии обойтись без фи¬
лософии, но последняя не вытекает из истории, а принимается ис¬
ториком на веру. Поэтому историк, пишущий историю, сознатель¬
но или бессознательно совершает «акт веры». Научный метод ис¬
ториографии — единственно возможный, но опасно превращать
его в «тирана исторической мысли», нужно осознать природу и ог¬
раниченность научного метода и избавиться от иллюзий, что он
создает научную историю, полно охватывающую прошлое 42.
Усилиями Беккера, Бирда и некоторых других американских
историков центр тяжести исторического исследования стал пере¬
мещаться из прошлого в современность, прошлое из цели иссле¬
дования превращалось скорее в средство, из тотального сделалось
частичным, не более чем фрагментом действительности, вследствие
как неполноты данных о нем, так и избирательного подхода исто¬
рика к его изучению. Принципы отбора материала, по мнению
презентистов, историку всегда дает современность, она же снабжа¬
ет его стандартами ценности. Без концепций, гипотез и законов
история как наука невозможна; с концепциями, гипотезами и за¬
конами история как наука непонятна 43. Следовательно, история —
не наука. Факты истории — нечто совершенно иное, нежели фак¬
ты естественных наук, ибо исторические факты нс наблюдаемы
непосредственно, не воспроизводимы при помощи эксперимента,
не поддаются проверке. Истина, приобретаемая историком, всегда
субъективна и относительна. Принцип каузальности, заимствован¬
ный в свое время историками-позитивистами из естественных
наук, по мысли презентистов, должен быть оставлен как неподо¬
бающее средство интерпретации 44.
В результате разрушительной работы философов-релятивистов
и поддавшихся их влиянию историков стройное здание позитивист¬
ской методологии истории было взорвано. Среди дымящихся раз¬
валин корчился в предсмертных муках исторический факт. Он по¬
терял плоть и не был похож на самого себя; ему отказали не толь¬
ко в подлинности, но даже и в праве на объективное существова¬
ние; за ним все более проступало лицо историка — его творца и
единственного обладателя. Вкусив по наущению сатаны скепти¬
цизма запретный плод от древа философского познания, потеряв-
42 Ch. A. Beard. Written History as an Act of Faith.— AHR, vol. XXXIX,
№ 2, 1934; idem. That Noble Dream.—AHR, vol. XLI, № 1, 1935; cp. «Theory
and Practice in Historical Study: A Report of the Committee on Historiogra¬
phy». Social Science Research Council. Bulletin 54, New York, 1946.
43 B. J. L о e w e n b e r g. Some Problems Raised by Historical Relati¬
vism.— «The Journal of Modern History», vol. XXI, № 1, 1949, p. 19.
*4 Ch. Me. A. D e s 11 e г. Указ, статья, стр. 507,
74
шип методологическую невинность историк увидел пустоту вокру!
себя: истории вне его не существовало, он был обречен на то,
чтобы создавать ее исключительно из собственной набитой пред¬
рассудками головы. Наказание за грехопадение заключалось в том,
что каждое новое поколение историков обязано было переписы¬
вать историю заново, не имея никакой гарантии, что они хоть
сколько-нибудь приблизились к истине. Прощай, наука! История
стала простым «актом веры», который вынужден отныне совер¬
шать для себя каждый (мистер Everyman 45) по мере своих несо¬
вершенных сил и в соответствии с личными убеждениями и склон¬
ностями... Печальная, удручающая картина, что и говорить!
Выступления Беккера, Бирда и др. с ревизией основных по¬
ложений старой школы позитивизма, имевшие место в 30—40-е
годы, нашли широкий отклик среди американских историков.
Релятивизм прсзентистов разоружал этих историков и способ¬
ствовал распространению нигилистического отношения к возмож¬
ности объективного исторического знания. Однако нрезентизм,
причинивший немало вреда американской историографии, никог¬
да в ней не торжествовал полностью. С критикой взглядов презен-
тистов выступили ряд историков и философов, убедительно пока¬
завших как опасность, заключавшуюся в подобной «философии»
для исторического исследования, так и противоречивость и несо¬
стоятельность многих аргументов презентистов 46. Было отмечено,
кроме того, что сами Беккер и Бирд, проповедуя нигилизм по от¬
ношению к старой школе историков, в собственных трудах по ис¬
тории придерживались всех тех принципов исследования, на кото¬
рые они обрушивались 47. С самого начала стало ясно, что, отказав¬
шись от объективной основы категорий факта, причинности и за¬
45 С. L. Becker. Everyman His Own Historian. New York, 1935.
46 G. H. Me 11 w a i n. The Historian’s Part in a Changing World.— AHR,
vol. XLII, № 2, 1937; M. Mandelbaum. The Problem of Historical Know¬
ledge. An Answer to Relativism. New York, 1938; idem. Arthur 0. Lovejoy
and the Theory of Historiography.— «Journal of the History of Ideas», vol. IX,
1948; idem. Concerning Recent Trends in the Theory of Historiography.—
«Journal of the History of Ideas», vol. XVI, N 4,1955; P. Z a g о r i n. Carl Becker
on History. Professor Becker’s Two Histories: A Skeptical Fallacy.— AHR, vol.
LXII, № 1, 1956; L. Gershoy. Carl Becker on Progress and Power.— AHR,
vol. LV, № 1, 1949; idem. Zagorin’s Interpretation of Becker: Some Observa¬
tions.— AHR, vol. LXII, № 1, 1956; W. H. С о a t e s. Relativism and the Use of
Hypothesis in History.— «The Journal of Modern History», vol. XXI, № 1, 1949;
W. T. Deininger. The Skepticism and Historical Faith of Charles
A. Beard — «Journal of the History of Ideas», vol. XV, № 4, 1954.
47 Серьезные изменения в оценке Ч. Бирдом истории США, происшед¬
шие за последний период его жизни, видимо, были связаны, помимо всех
остальных моментов, и с провозглашаемыми им презентистскими принци¬
пами, которые были призваны оправдать влияние личных и общественно
обусловленных воззрений историка на изображение им прошлого (И. П. Д е-
м е н т ь е в. Американская историография гражданской войны в США
(1861-1865). М., 1963).
75
кономерности в истории, историк вынужден будет отказаться и от
своей профессии. Одно дело декларировать, что история нс нау¬
ка — такая точка зрения нс связана непосредственно с презен-
тизмом и иными направлениями в релятивистской историогра¬
фии, и совсем другое дело не применять в историческом исследо¬
вании логики научного анализа и основных приемов объяснения,
принятых во всех науках. Презентизм не предложил и не мог
предложить никакой методологии и техники исследования, по¬
этому он не мог быть взят на вооружение «практикующими»
историками. Его влияние на исследование скорее заключалось в
том, что он способствовал еще более широкому распространению
среди американских историков тенденции к presentmindednes48,
поглощенности сознания современностью, что выразилось в преи¬
мущественном интересе к новейшей истории («культ современ¬
ности» или «болезнь современности»), в утрате широкой истори¬
ческой перспективы и в модернизаторском подходе к истолкова¬
нию явлений прошлого 49. Вместе с тем «пораженческие настрое¬
ния» части американских историков в отношении возможностей
исторического знания50 представляли опасность и в другом отно¬
шении. Критикуя «агрессивный субъективистски-релятивистский
презентизм», американский историк Ч. Дестлер указывал на то,
что эта теория, несостоятельная в научном отношении, тем не
менее способна дать оружие любой реакционной «группе давле¬
ния», которая может в будущем пробраться к руководству поли¬
тической жизнью в США и будет оправдывать фальсификацию
исторического прошлого в конкретных интересах этой группы51.
Презентизм не нашел сколько-нибудь значительной поддерж¬
ки за пределами США 52. Заявив о своем рождении крикливыми
декларациями и став в Америке модой, презентизм затем стал увя¬
дать, подчиняясь закону, которому подвержена любая мода. В свое
время казалось, что презентизму удалось подчинить своему конт¬
ролю Американскую историческую ассоциацию 53. Ныне имеются
48 Ch. Е. Nowell. Has the Past a Place in History? — «The Journal of
Modern History», vol. XXIV, № 4, 1952, p. 332.
49 G. Bridenbough. The Neglected First Half of American History.—
AHR, vol. LIII, 1948, p. 517; idem. The Great Mutation.—AHR, vol. LXVIII,
1963, p. 324; W. D. Allen. The Cultivation of History.— «American
Association of University Professors Bulletin», vol. 36, № 4, 1950, p. 755.
£u С. H. Me II wain. The Historian’s Part in a Changing World, p. 209.
51 Ch. Me. A. D e s 11 e г. Указ, статья, стр. 507, 525—526.
52 О. Л. Вайнштейн. Историография средних веков. В связи с разви¬
тием исторической мысли от начала средних веков до наших дней. М.— Л.,
1940, стр. 272; А. И. Данилов. Теоретико-методологические проблемы ис¬
торической науки в буржуазной историографии ФРГ.— «Средние века»,
вып. XV, 1959, стр. 101.
53 «Theory and Practice in Historical Study: A Report of the Committee on
Historiography», Bulletin 54. New York, 1946.
76
ясные признаки того, что влияние этой теории На центральное
объединение американских историков серьезно ослаблено54. Об
этом свидетельствует ряд работ по методологии и гносеологии
истории, вышедших в США за последние годы 55.
Австрийскому писателю Густаву Мейринку принадлежит
притча о тысяченожке, которой позавидовала жаба. Коварная жа¬
ба спросила тысяченожку, откуда та знает, в какой последователь¬
ности ей нужно двигать своими ногами. Тысяченожка задумалась
над этим и более не могла шевельнуть ни одной из многочислен¬
ных своих конечностей. Так и релятивизм в современной буржу¬
азной историографии: историческое познание, обратившись на са¬
мое себя, оказалось повергнутым в состояние хаоса и паралича!
На смену уверенности позитивистской историографии XIX в. в
том, что она способна схватить истину о прошлом и обладать ис¬
торическим фактом, каков он был «на самом деле», пришли все
разъедающий скептицизм, неверие в реальность и объективность
истории, идеалистическая трактовка исторического факта.
Презентизм обнаружил свою бесплодность и губительность для
исторического исследования. Он по существу фальсифицировал
реальные проблемы, вставшие перед исторической наукой и мето¬
дологией исторического знания задолго до появления презентизма.
Но, повторяем, сами по себе проблемы эти вполне реальны, и счи¬
тать, что они не существуют, только потому, что презентисты и
другие субъективистски и релятивистски мыслящие историки их
извратили, было бы неоправданной иллюзией.
Мы имели возможность убедиться в том, сколь радикальную
эволюцию пережило понятие «исторический факт» на протяжении
истекшего столетия: от наивной веры в реальность и веществен¬
ность факта, в его атомарную простоту и однозначную объектив¬
ность интерпретации, ведущую якобы прямо к научному закону
истории и к прочному знанию о прошлом,— через осознание слож¬
ности состава исторического факта, его многозначности и воз¬
можности его различных истолкований,— к пониманию историче¬
ского факта как конструкции,— наконец, к полному субъективиз¬
му и идее невозможности понять прошлое, к мифотворчеству в
истории. На смену фетишизации исторического факта реали¬
стами натуралистической школы пришла полнейшая мистифи¬
кация этого понятия абсолютными релятивистами. Факт, с точки
зрения релятивистов, перестал существовать вне ума историка и
сделался продуктом его мышления, субъективным символом, вы¬
ражающим нечто, относящееся к современности, к личности исто¬
54 Е. N. Save th. Scientific History in America: Eclipse of an Idea, p. 13.
55 «Generalization in the Writing of History. A Report of the Committee
on Historical Analysis of the Social Science Research Council». Ed. by L. Got-
tschalk. Chicago — London, 1963; «Philosophy and History. A Symposium».
Ed. by S. Hook. New York, 1963.
77
рика и среде, в которой он творит, по весьма отдаленно и прибли¬
женно связанное с прошлым. Но если оставить в стороне эти
идеалистические взгляды и извращающие всю проблему построе¬
ния, то заложенная в понятии «исторический факт» проблема
взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта
окажется, на наш взгляд, весьма существенной.
Какой опыт можно извлечь из обзора взглядов историков раз¬
ных направлений на проблему исторического факта? Какова при¬
рода трудностей, с которыми сталкивались и продолжают сталки¬
ваться историки?
Прежде всего следовало бы подчеркнуть, что на каждом этапе
развития исторического знания вырабатывается особое понимание
факта, соответствующее общему состоянию исторической науки
и научной методологии в целом. Вряд ли было бы продуктивным
стремление найти «окончательное» решение этой проблемы, ибо
любое ее решение может иметь силу лишь для того этапа, на ко¬
тором оно дано. Дело не в окончательных решениях вопросов ме¬
тодологии истории — это «спор без конца»,— а во все новом и но¬
вом продумывании категорий, которыми пользуются историки.
Позволим себе и мы высказать несколько мыслей в связи с дис¬
куссией об историческом факте.
Предпосылочность исторического исследования (как и всякого
научного исследования, особенно имеющего дело с обществом, че¬
ловеком) неизбежна. Историк — не «окуляр» и не бесстрастный
«энтомолог» — он участник исторического процесса, осмысляю¬
щий его ход. Это обстоятельство, очевидное и не требующее разъ¬
яснений, необходимо иметь в виду, когда говорят об упомянутом
выше привычном расчленении исторического исследования на две
части: «сбор фактов» и их «анализ и обобщение». Дело в том, что,
строго говоря, историк на первой из этих стадий занят не «сбором
данных», а отбором, активным поиском, селекцией материала
в свете своей научной гипотезы и теории, которой он неизбежно
руководствуется еще до того, как вплотную приступил к исследо¬
ванию. Факты не «даны» источником, историк выбирает из него
те сообщения, которые по тем или иным причинам его интересуют
и кажутся необходимыми для дальнейшего построения. Поэтому-
то выделение двух последовательных стадий в историческом ис¬
следовании условно: на всех этапах его присутствуют теория и ак¬
тивная мысль историка. Хотя в процессе исторического исследова¬
ния, взятого в целом, действительно, можно различить такие эта¬
пы, как анализ памятников и вычленение из них данных (стадия
накопления материала) и синтез полученных фактов (системати¬
зация и объяснение их, построение научной теории), нужно пом¬
нить об относительности этого деления. Аналитическая и синте¬
тическая функции историка, индуктивный и дедуктивный мето¬
ды в меняющемся сочетании постоянно присутствуют в исследо¬
вании на всем его протяжении.
78
Особо хотелось бы подчеркнуть, что та стадия, которую счита¬
ют первичной — обработка источников, сбор материала,— также
«отягощена» теоретическими, философско-аксиологическими мо¬
ментами, хотя и но-иному и в иной степени, чем последующие, за¬
вершающие стадии исследования. Эти моменты во многом опреде¬
ляют весь ход работы, ибо обобщает историк те данные, которые
ему удалось отобрать на основе имеющихся у него предпосылок.
Практически он руководствуется этими предпосылками, подчас
сам того не сознавая. В этом смысле именно стадия исторического
исследования, характеризующаяся погружением в источники, раз¬
работкой и применением конкретных методик их обработки, чре¬
вата последствиями для дальнейшего исследования: историк мо¬
жет оказаться связанным материалом, который был отобран не¬
верно, односторонне или неполно, а это роковым образом грозит
предопределить его окончательные выводы. Указанная условность
расчленения научной работы историка на последовательные ка¬
чественно различные этапы должна быть осознана, дабы историк
не заблуждался насчет того, когда он начинает активно относить¬
ся к материалу. Это активное отношение, творческая деятельность
историка пронизывает все стадии его исследования — от первой
(выбор темы) и до заключительной (построение выводов, состав¬
ление окончательной картины, создание научной теории).
Критики позитивистской историографии, пораженные огром¬
ной ролью, которую историк играет в выборе фактов, вообразили,
что это обстоятельство обрекает все историческое исследование на
то, чтобы оно превратилось в чисто субъективное построение. Пе¬
ред нами типичный пример смятения не искушенных в научной
философии умов, вызванного осознанием сложности и противоре¬
чивости научного воспроизведения действительности. Само это
воспроизведение совершается живыми людьми, личность которых
(с ее индивидуальными, неповторимыми чертами и в плане ее со¬
циальной обусловленности) не может не влиять на их деятель¬
ность и не может не налагать своего отпечатка на продукты их
творчества. Прибавим, что чем крупнее ученый, тем ярче его ин¬
дивидуальность, тем острее воспринимает он импульсы, давае¬
мые современностью, тем сильнее отразится его личность на его
творении,— однако именно творчество таких ученых мощнее всего
двигает вперед науку. Применяя научные методы исследования,
такой ученый способен выработать новые подходы к материалу,
увидеть его с иных точек зрения, чем менее талантливые его кол¬
леги, его ум скорее способен формулировать гипотезы, которые
будут им подвергнуты проверке (не в этом ли смысл слов Н. Бора
о том, что гипотеза должна быть достаточно «безумной», чтобы
оказаться плодотворной, или слов Эйнштейна: «пробовать не по¬
верить п рассмотреть весь вопрос заново?).
Партийность исторической науки, борьба и полемика между
историками разных направлений и философских взглядов служат
79
одним из критериев проверки истинности (приближения к исти¬
не) построений историков: методика работы, принципы отбора ис¬
точников, обоснованность выводов так или иначе связаны с идей¬
ной и общественной позицией историка. Разумеется, на разных
этапах научного исследования роль мировоззрения ученого не оди¬
накова; в общем степень влияния его взглядов на исследование
возрастает по мере перехода от сбора материалов и его анализа к
синтезу и общему построению. Однако, принимая во внимание это
различие разных уровней деятельности историка, нельзя, как нам
кажется, упускать из виду, что мировоззренческие и аксиологиче¬
ские моменты в той или иной мере вплетаются в творчество исто¬
рика от начала и до конца, на всем протяжении его исследования.
Историческое познание составляет неотъемлемую часть со¬
циальной практики, без него невозможно общественное самосозна¬
ние. Поэтому невозможно и в корне неверно рассмотрение работы
историка, взятого изолированно от общества. Между тем именно
так ставился вопрос в буржуазной историографии и философии
истории: исследователь-историк брался неизменно как одиночка
(«всяк сам себе историк»,— утверждал Беккер), и изучалась сво¬
его рода робинзонада — история и ее исследователь. Буржуазный
индивидуализм находил свое выражение в «методологическом ин¬
дивидуализме» и как бы транспонировался на процесс познания.
Исследователь-одиночка якобы вещает полученные им выводы об¬
ществу, заинтересованному не в познании истории «как она была
на самом деле», а в получении из рук исследователя историческо¬
го мифа, отвечающего всецело одним лишь запросам текущего мо¬
мента 56. При этом снимался весь вопрос о критериях объективно¬
сти исторических конструкций.
Проблема истинности риторического знания, лежащая в основе
вопроса о фактах истории, неотделима от проблемы социальной
природы исторической науки. Историческое знание, социально¬
партийное по своей природе, служит обществу и от состояния его
в конечном счете зависит. Поэтому историческая прогрессивность
общественного строя создаст объективные предпосылки для про¬
гресса исторической науки. Однако так складываются лишь наибо¬
лее общие предпосылки развития знания, но во всей своей сложно¬
сти остается проблема превращения этой благоприятной возмож¬
ности в действительность!
Историкамхр-релятивистами игнорировался и вопрос о взаимо¬
связи последовательных стадий развития историографии. Тезис о
непрерывном «переписывании» истории каждым новым поколени¬
ем ученых создавал ложное впечатление, что историк творит
якобы в научном вакууме, нс имея ни учителей, ни предшествен¬
ников, ни научной традиции, ни ученой аудитории и учеников, ни
56 W. A. D u n n i n g. Truth in History.— AIIR, vol. 19, № 2, 1914.
80
объективных и проверенных исследовательской практикой мето¬
дов работы, ни научного стандарта объективности исследования.
Субъективный релятивизм запутывал вопрос об исторической пер¬
спективе, в которой историки неизбежно рассматривают прошлое
и с изменением и углублением которой закономерно изменяется
понимание истории. Сознание неадекватности знания, возникшее
вследствие непонимания соотношения относительной, абсолютной
и объективной истин, вело к появлению теории, согласно которой
равноценными по отношению к истине объявлялись самые разные
картины истории (written histories). Подлинная история (history
as actuality) казалась принципиально непознаваемой, «вещью в
себе».
Затронутые сейчас вопросы сложны и широки, и может пока¬
заться, что их постановка уводит от проблемы исторического фак¬
та. Однако мы убеждены в том, что эта проблема не может быть
правильно изучена изолированно от других проблем историческо¬
го знания. Ее необходимо рассматривать в контексте более общей
проблематики исторической науки.
Усилиями презентистов понятие «исторический факт» приоб¬
рело двойственное и отчасти двусмысленное значение. Факт —
«иллюзорная и непостижимая вещь», по выражению Беккера, как
бы «исчез» и из истории и из историографии. Между тем осозна¬
ние двойственности понятия «исторический факт» отражает, как
нам представляется, реальную трудность науки. Обычно под этим
понятием имеется в виду то событие или явление, которое некогда
произошло в действительности. «Обыденное сознание», опираю¬
щееся на «здравый смысл», применяет понятие «факт» именно в
таком значении, и с этим приходится считаться. Но в историче¬
ском исследовании понятие «факт» приобретает уже и иной смысл.
Наука не имеет дела с фактами как с простыми явлениями реаль¬
ной жизни в их «первозданной», непосредственной форме. Види¬
мо, для уяснения этой двойственности необходимо проводить раз¬
личие между объектом, реальностью, с одной стороны, и предме¬
том науки — с другой. В системе научного знания этот предмет
выступает в форме представления об объекте, полученного в ре¬
зультате определенных научных операций. Система фактов, полу¬
ченная таким путем, отлична от непосредственной реальности. Но
это не значит, что научное представление менее объективно, чем
реальность: напротив, преодолевая ее хаотичность и нерасчленен-
ность, каковой она противостоит «обыденному сознанию» людей,
находящихся в «потоке событий», научное представление единст¬
венно вскрывает объективные связи явлений, обнаруживает под¬
линную природу фактов истории.
Историки должны суметь оценить значение изучаемых ими яв¬
лений, относящихся к стоящей перед наукой проблеме, интерпре¬
тировать их, включить в систему закономерных связей. В этом
смысле — но только в этом! — пожалуй, можно было бы сказать,
81
что историки «создают» исторические факты. Они выделяют отоб¬
ранные ими явления из бесчисленных эмпирических связей, в
которых они находятся, и включают их в ряды зависимостей,
считаемых наукой существенными. Тем самым индивидуальное
явление сопоставляется с общей нормой, в связи с которой оно
только и может приобрести научную значимость. Кстати, утверж¬
дение о том, что исторические факты неповторимы и индивиду¬
альны, обходит именно эту сторону дела: событие действительно
неповторимо во всех тех многообразных связях, в которых оно
совершилось, но, приложив к нему свои систематизирующие кри¬
терии отбора и дав ему определение, историк тем самым сопо¬
ставляет это событие с нормой и производит некое обобщение;
неповторимое событие подвергается известной типизации. Инди¬
видуальность исторического факта не абсолютна, другой его сто¬
роной является типичность, включенность в какую-то категорию,
в общее понятие.
Сказанное, ио-видимому, имеет силу применительно к любой
отрасли научного знания57. Но исторический факт, будучи про¬
дуктом обособления явления из потока исторической действитель¬
ности и определенной типизации его, вместе с тем отличается от
фактов других наук. Исторический факт — это абстракция такого
рода, которая создана на основе применения общей категории к
чувственному объекту, но, при сохранении индивидуальности по¬
следнего, абстракция, в которой не утрачено, однако, конкретное
содержание события, отражаемого этим историческим фактом. По¬
этому правильнее говорить об историческом факте не как об аб¬
стракции, ибо эго понятие предполагает элиминирование индиви¬
дуального и конкретного содержания, а скорее как о научно-
познавательном образе, единстве абстракции и пред¬
ставления о конкретном чувственном объекте58. Но, конечно,
глубоко неверны упомянутые выше рассуждения релятивистов об
историческом факте как о «символе», за которым скрывается не¬
кая непознаваемая действительность или же вообще не скрывает¬
ся ничего, кроме мышления историка.
Из отмеченной выше двойственности исторического факта как
единства общего (закономерного) и индивидуального (неповтори¬
мого) и вытекают обрисованные нами философско-исторические
контроверзы: злоключения исторического факта в научной лптс-
57 П. В. Копни н. Логика научного исследования и ее основные поня¬
тия.— «Вопросы философии», 1964, № 3, стр. 65; В. А. Смирнов. Уровни
знания и этапы процесса познания.— «Проблемы логики научного позна¬
ния». М., 1964, стр. 26 и др.
58 Нельзя согласиться с оценкой исторического факта как «твердого яд¬
ра в окружающей его мякоти противоречивых интерпретаций» («Philosophy
and History. A Symposium», р. 65). Научный факт неотделим от его интер¬
претации, понятие факта включает в себя и его интерпретацию,
82
ратуро сводятся к тому, что в одних случаях абсолютизировалась
та его сторона, которая связана с закономерностью (когда полага¬
ли, что из составления «полной цепи» фактов вырисуется и закон
истории, и научная теория), а в других случаях выпячивалась
противоположная сторона факта — его индивидуальность и непов¬
торимость (и тогда закон исключается из истории, и открывается
безграничный простор для субъективистских интерпретаций и
фактов, и самой истории).
Мысль о двойственности понятия «исторический факт» важна
также и по другой причине. Между реальным событием прошлого
и фактом, о котором пишет историк, лежит долгий и сложный путь.
Схематизируя, можно выделить следующие стадии. Совершив¬
шееся событие порождает представления о нем у его современни¬
ков; уже эти представления по многим причинам неодинаковы.
Некоторые (или одно) из этих представлений находят свое отра¬
жение в историческом источнике: при этом событие выделяется
из цепи других событий, подвергается истолкованию,, ставится в
новую связь с сообщениями об иных фактах. Сообщение о проис¬
шедшем событии фиксируется в знаковой системе, присущей и по¬
нятной данному обществу. Совершенно ясно, что это, сообщение
никогда не отражает полноты события, не адекватно ему, а подчас
огрубляет его, либо искажает. Затем к источнику обращаются ис¬
торики. Их взгляды и способы истолкования материала и отбора
источников и содержащихся в них сообщений меняются; меняется
перспектива, в которой рассматривается данное сообщение; меня¬
ются возможности сопоставления его с другими источниками и со¬
общениями; наконец, изменчива способность историков последую¬
щего времени расшифровать знаковую систему, в которой состав¬
лен источник. Оказывается, что исторический факт неисчерпаем
как из-за множественности подходов к нему, так и из-за непрерыв¬
но меняющейся перспективы, в которой рассматривается прошлое.
В зависимости от задач, которые перед собой ставят историки,
и. от методов, ими применяемых, в старых, уже известных источ¬
никах оказывается возможным иайги все новые и новые факты.
Вот один пример. Записи обычного права германских и других пле¬
мен Европы периода раннего средневековья — «варварские прав
ды» традиционно использовались историками для изучения «при¬
митивного» права и судопроизводства; затем они оказались очень
важными источниками для исследования социально-экономических
отношений у этих народов в период перехода к феодализму; ныне
же историки находят возможным исследовать их и под новым
углом зрения: выявление моментов, отражающих социально-пси¬
хологические установки варваров, позволяет сделать некоторые
выводы социологического порядка. Источник начинает «говорить»
по-новому, когда историк подходит к нему с новыми вопросами и
иной, нетрадиционной методикой. В нем открываются новые фак¬
ты, либо прежде известные факты освещаются с новой стороны.
83
В результате этой постоянно возобновляющейся творческой
процедуры происходит реконструкция истории 59. Ученые стремят¬
ся максимально приблизиться к истине, восстановить картину со¬
бытий в том виде, «как это было на самом деле»; но историческая
реконструкция вместе с тем отражает то, что для историков дан¬
ного времени и общества, обладающих определенным мировоззре¬
нием и научным методом, представляется существенным в прош¬
лом. Поэтому историческое познание есть вместе с тем и общест¬
венное самосознание: стремясь проникнуть в тайну минувших
эпох, историческая наука участвует в решении проблем, стоящих
перед ее собственным временем.
Не правильнее ли было бы сказать, что исторический факт —
ото то событие или явление прошлого, сведения о котором (т. е. от¬
ражение в источниках, всегда в той или иной мере неадекватное и
неполное) сохранились, получают оценку историков как имеющие
отношение к изучаемой ими проблеме, интерпретируются ими в
свете этой проблематики, включаются в систему закономерных
связей? Данное сейчас приблизительное определение историческо¬
го факта неполно, оно не охватывает тех исторических фактов,
о которых нет никаких упоминаний в письменных источниках и
от которых* не сохранилось материальных остатков; тем не менее
и подобные факты могут быть восстановлены косвенным путем 60.
Это еще более подчеркивает активную роль историка в реконструк¬
ции фактов истории. Проблема отношения познающего субъекта
и познаваемого объекта науки — поистине проблема огромной важ¬
ности.
Беккер подчеркивал исключительную сложность состава исто¬
рического факта. Приводя в качестве примера переход Цезарем
Рубикона, он показал, что этот кажущийся элементарным факт на
самом деле предполагает множество других входящих в него или
связанных с ним фактов («тысяча и один факт») 61. Дать исчерпы¬
вающее описание их всех, для того чтобы данный факт предстал
перед нами во всей полноте, со всех сторон и во всех своих связях,
невозможно. Для описания одного незначительного события Дж.
Джойсу понадобился том в более чем 700 страниц, пишет Беккер,
имея в виду его знаменитый роман «Улисс». Мысль о том, что
исторический факт никогда не атомарен и может быть вскрыт как
понятие, обозначающее совокупность большого числа событий, ко-
59 Ср. М. J. Dhondt. Histoire et reconstitution du passe.— «Revue de
Tlnstitut de Sociologie». Bruxelles, 1963/64.
60 Например, историческая демография обладает применительно к дале-
ким от нас периодам фрагментарными и подчас недостоверными цифровы¬
ми данными; тем не менее она в состоянии косвенно установить примерную
численность населения и в те периоды, для которых нет никаких прямых
указаний в источниках. Полученные таким путем результаты могут иметь
силу исторических фактов.
61 С. L. В е с k е г. What are Historical Facts?, p. 328.
84
юрыс в других сочетаниях составляют иные факты, действительно
важна для понимания природы исторического факта. Этого не учи¬
тывали историки «старой школы» XIX в., рассматривавшие исто¬
рический факт как нечто изолированное, застывшее и простое по
структуре. То, что исторический факт всегда сложен и представ¬
ляет собой по существу обозначение для обширной группы создав¬
ших или входивших в него явлений, из которых историку может
быть известна только часть, приводит к выводу, что для получения
более адекватного и правильного представления о факте необхо¬
димо от его констатации переходить к анализу его состава, углуб¬
ляться в рассмотрение различных его сторон. Те многочисленные
события и явления, которые историк обозначает понятием «истори¬
ческий факт», суть проявления происходивших в обществе процес¬
сов, движений.
Здесь возникает вопрос о том пределе, до которого историк мо¬
жет и должен проводить внутреннее дробление факта. На этом
пути его подстерегают Сцилла поверхностности, когда он не рас¬
членяет изучаемого объекта должным образом, ограничиваясь
суммарным его описанием, и Харибда впадения в «дурную бес¬
конечность», увлечения деталями, которые превращаются в само¬
цель, ведя к утрате понимания целого, его существенно важных
сторон, когда «за деревьями не видят леса».
Вопрос о многозначности исторического факта связан с вопро¬
сом о том, в каком контексте этот факт рассматривается, каков
объем, в котором берется данное событие или явление. В самом
деле, один и тот же факт может быть изучен на разных уровнях
исторического процесса и в различных аспектах. Скажем, выступ¬
ления народных масс Парижа в момент наивысшего подъема рево¬
люции конца XVIII в. можно рассматривать в контексте самой ре¬
волюционной борьбы (их место в событиях 1793 и 1794 гг. и воз¬
действие, оказанное движением санкюлотов на ход революции),
в контексте развития социальной мысли о равенстве (требования
«максимума» в связи с эгалитарными идеями XVIII и XIX вв.),
в контексте истории мелкого производства и мелкой трудовой соб¬
ственности (судьбы ремесленного хозяйства в период генезиса ка¬
питализма), в контексте истории французского государства и т. д.
Г, каждом из таких разрезов один и тот же факт предстает по-но¬
вому и будет изучаться в различных связях и с неодинаковой сте¬
пенью подробности и детализации; в нем будут выделяться разные
стороны и аспекты.
Можно отметить усложнение содержания исторического факта,
происшедшее в результате развития науки. Если прежде под исто¬
рическими фактами разумели преимущественно факты политиче¬
ской истории, то со второй половины XIX в. внимание исследова¬
телей все более стали привлекать факты, охватывающие социаль¬
ные и экономические явления. Именно этим фактам придается
определяющее значение в современной историографии, и как раз
85
ошг-то теснейшим образом связаны с происходящими в обществе
глубинными процессами. Тем самым факты утрачивают свою ато¬
марность и оказываются лишь моментами в общем движении исто¬
рии. Вместе с тем современные успехи исторических дисциплин,
находившихся в XIX в. еще в зачаточном состоянии, поставили
историков перед лицом качественно новых фактов. Таковы, напри¬
мер, данные археологии, топонимики, исторической лингвистики,
нумизматики, сфрагистики. Все они требуют иной методики обра¬
ботки, нежели данные письменных источников, и, в частности, при¬
емов обследования массового материала, поддающегося в ряде слу¬
чаев типизации или статистическому изучению.
Иными словами, перед историками встает проблема типологии
исторических фактов. В частности, существенно различие между
фактом-событием и фактом-процессом, между единичным фактом
и фактом массовым, типичным. Вряд ли, однако, такая типология
может быть произведена в общем виде: скорее она должна выра¬
батываться историками в зависимости от их специализации и за¬
дач исследования.
Выше уже подчеркивалось, что факты не самодовлеющи и при-
обретают значение и смысл в связях с другими фактами. Однако
отношения между фактами не создаются лишь в уме историка
и не определяются одной только их оценкой, производимой на ос¬
нове шкалы значений, которой располагает историк. Эти связи и
отношения существуют объективно, и историк стремится воспро¬
извести их возможно правильнее, зная, что он не создает эти отно¬
шения, а реконструирует их, руководствуясь их внутренней логи¬
кой, отражает объективную реальность в своем построении. Неве¬
рен упрощенческий субъективистский тезис о том, что историче¬
ский контекст, в который включены определенные факты, есть
лишь модель, создаваемая исследователем на основе одних его тео¬
ретических постулатов. На самом деле, обратив внимание на неко¬
торые факты, историк тем самым должен рассматривать и многие
другие факты, объективно с ними связанные. Поскольку одни фак¬
ты уже выделены в качестве существенных для исследования, они
сами как бы ведут ученого к другим фактам; эти факты не отобра¬
ны им, они скорее «навязаны» ему самим материалом. Существует
внутренняя логика фактов, не зависящая от исследователя, и лю¬
бой добросовестный историк сталкивается с ней и вынужден с ней
считаться 62. Когда, скажем, историк, анализируя структуру круп ¬
ного феодального землевладения, встречает в источниках указания
на процесс его дробления, то констатация этого факта приводит его
к необходимости расширить круг наблюдений и исследовать новые
факты, с помощью которых он мог бы объяснить вскрытые им яв¬
62 На это обстоятельство со всей определенностью указывал игнориро¬
вавшим его презентистам М. Мандельбаум. (М. Mandelbaum. The Prob¬
lem of Historical Knowledge, p. 198—201, 211).
86
ления, иначе говоря, историку приходится привлечь новые данные
источников 63.
Таким образом, мы должны предположить двойственную приро-
ду процедуры отбора фактов, изучаемых историком. Определение
темы, проблемы исследования и вычленение отправных фактов свя¬
заны с теоретическими предпосылками, которыми руководствуется
историк. Поскольку же такой отбор материала, содержащий в себе
отчасти и оценку его, уже происходит, этот материал диктует не¬
обходимость привлечения дальнейших данных, логически и по су¬
ществу связанных с ранее отобранными. Круг материала, вклю¬
ченного в исследование, расширяется. Исследование новых фактов,
появившихся в поле внимания историка, приводит его к изменению
первоначальной, предварительной точки зрения, ибо произошло
наполнение гипотетической формы, обусловленной общими теоре¬
тическими представлениями, материалом, который был отобран не
только на основе этих предпосылок, а прежде всего в силу выше¬
указанной «логики фактов». Поэтому признание того, что сужде¬
ния историка неизбежно имеют оценочный характер и что в соот¬
ветствии с ними он производит отбор фактического материала, ни
в коей мере не влечет за собой вывода о невозможности научно¬
объективного построения в истории. В историческом исследовании
существуют два аспекта: оценочный, обусловленный мировоззре¬
нием историка, и объективный, зависящий от теоретических
посылок лишь в той мере, в какой они являются истинным отраже¬
нием исторического процесса. Предпосылки, которыми руковод¬
ствуется историк, должны играть роль рабочих гипотез, предполо¬
жений, проверяемых, уточняемых it, в случае необходимости,
отвергаемых в процессе исследования, но отнюдь не схем, под ко¬
торые насильственно подгоняются факты.
Следовательно, процедура отбора фактов историком двояка: она
идет и от гипотезы, теории, которой руководствуется историк, и от
самих фактов. Факты не «нанизываются» на нить, заранее натяну¬
тую историком,— обнаруживаются объективные отношения меж¬
ду историческими фактами, отношения, которые историк не соз¬
дает, а вскрывает. Дело в том, что исторический факт динамичен
по своей внутренней природе. Если под историческим фактом
имеется в виду событие, то оно ведет историка к своим причинам
и к результатам — к другим фактам и сериям фактов. Если исто¬
рический факт — процесс, то необходимо понять его во всей
сложности, в максимуме причинных и функциональных отноше¬
ний между составляющими его фактами — событиями и явления¬
ми. Таким образом, исторический факт — не «кирпич», не «атом»,
не нечто простое и неподвижное, исторический факт представляет
собой отношение между многими фактами, восстанавливаемое,
воспроизводимое историками.
63 Е. А. К о с м и н с к и й. Указ. соч.
87
Мы не претендуем на решение проблемы исторического фак¬
та, оказавшейся столь трудной и неразрешимой для поколений
историков. Цель наша заключалась лишь в том, чтобы вновь при¬
влечь внимание к этой «проклятой» проблеме исторического по¬
знания. Рассмотрение такого, кажущегося на первый взгляд про¬
стым понятия, как исторический факт, обнаруживает, при углуб¬
лении в него, ряд методологических трудностей и непосредствен¬
но подводит к постановке центральных проблем исторического
познания. Анализ понятия «исторический факт» не влечет выво¬
дов о субъективном характере исторического познания. Оно объек¬
тивно и научно 64. Тем не менее без учета указанных выше обстоя¬
тельств рассуждения о «точности» исторической науки, об ее
объективности бессодержательны. История объективно познавае¬
ма. Но, чтобы историческое познание приближало к истине, этот
тезис должен не просто присутствовать в уме историка с самого
начала лишь как исходный непреложный аксиоматический посту¬
лат, а быть результатом квалифицированных методологических
размышлений. От историка, как и от любого ученого, требуется
сознательное пользование научными категориями и исследова¬
тельской техникой, а не наивная, стихийная практика.
64 См. А. Я. Гуревич. К вопросу об особенностях истории как нау¬
ки.— «Труды МГИАИ», т. 25. Вопросы методологии исторической науки. М.,
1967.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ
КАК ФРАГМЕНТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
(Логические заметки)
В. С. Виблер
I
Проблема «исторического факта» — это одна из ключевых
проблем теории исторического знания. Антиномичность, острота,
напряженность этой проблемы вскрыта А. Я. Гуревичем в
публикуемой в настоящем сборнике статье. Антиномия, фиксиро¬
ванная в статье А. Я. Гуревича, состоит в следующем.
В развитии исторической науки и историографии все отчетли¬
вее обнаруживается, что установление исторических фактов, до¬
казательство того, что данное событие — это факт, а не кажимость,
включение исторического факта в сложный контекст историческо¬
го процесса — все это требует активной, продуктивной, твор¬
ческой работы историка. Чтобы установить факт, недостаточно
иметь хорошую эрудицию и уметь отличить истинный документ
от ложного, правдивое свидетельство — от извращений и поздней¬
ших напластований. Необходима система тонких идеализаций,
упрощений, сгущений, «изобретений». Необходима конструктив¬
ная созидательная деятельность мышления.
Исторический факт стоит не только в начале исследования, но
и в конце его, потому что только в результате всего комплекса
теоретических конструкций разрешается задача реконструкции
исторического факта как момента реального исторического про¬
цесса. Причем именно в историческом знании проблема эта стоит
особенно остро.
Необходимо реконструировать прошлое. Его уже нет. Оно не
дано нам непосредственно, «визуально». Оно не представлено на¬
шим чувствам. Глаза могут видеть документ или обломок колон¬
ны Траяна, но живую жизнь прошлого, социально-историческую
89
действительность, «фактическую сторону дела» реконструирует
(конструирует) исключительно разум. Казалось бы, как пи кру¬
ти, в современной действительности прошлое присутствует во всей
своей исторической определенности и неповторимости только в ка¬
честве «продукта» человеческой интеллектуальной, конструктив¬
ной деятельности, только как «образ прошлого».
Кажется бесспорным, что именно для исторической науки (в
отличие от наук экспериментальных, от наук, имеющих дело с на¬
стоящим, могущих воздействовать на настоящее) факт — это «об¬
раз факта», факт — это «высказывание о факте», факт — это «тео-
ретпческая конструкция».
Но ведь логический смысл любого высказывания о факте, лю¬
бого утверждения — «это — факт» в том-то и состоит, что я отли¬
чаю высказывание о факте ог самого факта. Когда я утверждаю,
что «это —факт!», я утверждаю, что данное событие действитель¬
но б ы л о, что оно существовало н е з а в и с и м о от меня, от моих
реконструкций, от моего знания о том, существовало ли оно или
нет...
Ведь обычно утверждение о факте — это историографическое
утверждение, утверждение исторической критики. Анализируя
данное историческое произведение (или документ), мы сопостав¬
ляем его с чем-то вне его существующим и констатируем, что со¬
держание этого исторического источника вполне объективно, т. е.
существует независимо от самого этого источника.
Но здесь-то и возникают трудности. Оказывается, что, сопостав¬
ляя исторический источник с чем-то, вне его существующим, и
творчески реконструирую (конструирую) это самое «вне», сопо¬
ставляю один продукт деятельности с другим продуктом деятель¬
ности... Как же быть?
Проблема предельно антиномична. Для того чтобы ре¬
конструировать (воспроизвести) историческую
действительность (и факт как простейший фраг
мент этой действительности), необходимо ее... кон¬
струировать, изобретать. Положение, казалось бы, без¬
выходное.
И эту безвыходность не стоит поспешно облегчать «переиме¬
нованием проблемы». Дело от этого не станет легче.
Можно, конечно, сказать, что «факт» — это знание о событии,
теоретический образ события, а вот историческое событие — это
уже фрагмент самой действительности... Дескать,
в обыденном сознании факт — это само событие, а в историческом
анализе факт — это сложнейшая реконструкция (образ) собы¬
тия 1. Предположим, что это так. Но ведь проблема-то от этого
ничуть не изменится. Проблема факта, как она возникла истори¬
чески и как она существует гносеологически — для исторической
1 См. статью А. Я. Гуревича в настоящем сборнике.
90
науки, — это проблема реальности в противополож¬
ность кажимости, это вопрос о «мире по истине» в отличие
от «мира по мнению». Это вопоос о возможности... знать фак-
т ы (знать то, что знанием не является...), но не вопрос о возмож¬
ности знать... знание. Но «факты — упрямая вещь». «Такова ло¬
гика фактов». «Это — факт, а не реклама». Все эти расхожие
фразы — не просто фразы. Они отражают реальность проблемы,
от которой никуда не уйдешь.
Но, если даже допустить, что факт — это «образ... события»
(которое действительно было, но которое мы воспроизводим в фор¬
ме исторического факта), то все равно возникает вопрос: что же
собой представляет это событие? И мы снова у порога проблемы.
Правда, проблема факта — это не только проблема «мира по
истине» и «мира по мнению». Это также проблема цельной дей¬
ствительности и ее фрагмента («вырванного» из нее и как-то в
себе «закругленного», замкнутого), это — проблема исторической
связи, это — проблема действительности (по Гегелю и Марксу,
действительность — это тождество сущности и существования) и
простой констатации наличного бытия: «это было!» Но об этом
позже. Точнее, об этом будет речь лишь в той связи, в которой
все эти остальные аспекты входят в проблему «конструкция —
реконструкция». Итак, мы утверждаем, что факт — это фрагмент
самой, предстоящей исследованию, исторической действительно¬
сти. И мы утверждаем, что факт устанавливается в процессе ак¬
тивной, творческой, конструктивной, созидательной
работы историка. Но возможно ли совместить два эти утвержде¬
ния? IIII
Думается, существуют три гносеологических предрассудка, за¬
трудняющих позитивное разрешение (и более глубокое воспроиз¬
ведение) проблемы исторического факта. Эти же три предрассуд¬
ка мешают развить достаточно строгую теорию исторического зна¬
ния как своеобразной формы теоретического мышления.
Первые два предрассудка носят всеобщий характер, они лишь
обостряются по отношению к исторической науке. Третий пред¬
рассудок специфичен для исторических реконструкций.
А. Для современной логики стало почти общим местом разли¬
чение «объекта» и предмета познания (правда, в различных логи¬
ческих системах термины зачастую меняются местами, но суще¬
ство дела от этого не изменяется).
По отношению к «историческому факту» такое различение со¬
вершенно оправданно проводит А. Я. Гуревич. Историк выделяет
в непосредственно данном объекте (в исторической реальности,
скажем, в социально-исторической жизни Франции XVIII в.) ин¬
тересующий его предмет изучения (экономические связи — для
91
одного историка, борьба Горы и Жиронды — для другого, взятие
Бастилии — для третьего). Процесс этого выделения, очерчивание
своего особого предмета познания проходит как активпый, твор¬
ческий процесс (отбор фактов, рассмотрение всей цельности со¬
циальной жизни под определенным углом зрения, в определенной
проекции, условное отсечение всего «постороннего» и в простран¬
ственно-географическом и, главное, в хронологическом плане).
Самое основное в этом вычленении собственного предмета иссле¬
дования заключается в необходимости рассмотреть в историче¬
ском потоке событий определенную проблему, вопрос.
«Я не знаю, но хочу знать, в чем состоит причина этого собы¬
тия». Или: «Я хочу понять равнодействующую определенных со¬
циальных сил». Или: «Мне надо уловить, в чем состоит неповто¬
римая цельность этой эпохи, несмотря на все ее разнородные ха¬
рактеристики и определения». Или: «Я хочу понять, выражением
какого образа мыслей, типа человеческой личности выступил дан¬
ный феномен культуры». Именно выделение таких проблем, таких
теоретических или конструктивных установок, загадок, предпо¬
ложений позволяет фокусировать временной поток, позво¬
ляет рассмотреть десятки разновременных событий как различ¬
ные стороны одного события, позволяет объекту конституи¬
роваться в качестве предмета исследовательского труда. Сформу¬
лировать предмет исследования — это и значит определить тему
своего исследования в форме вопроса.
Выделение предмета исследования является исходным в ре¬
конструкции исторического факта. Вне этой деятельности вычле¬
нения фрагмента из бесконечно сложной исторической действи¬
тельности, реконструкция исторического факта просто невоз¬
можна.
Казалось бы, что исторический факт в таком понимании — это
один из «аргументов» в решении проблемы, это фрагмент... зна¬
ния, а не бытия, движения идей, а не движения самих событий.
Существенно, что такой ход мыслей (поскольку сам иссле¬
дователь выделяет в естественном объекте и активно конструи¬
рует предмет, проблему, постольку предмет — это определенность
субъекта, но не определенность внеположного человеку и неза¬
висимого от пего объекта...), такой ход мыслей характерен сей¬
час не только для историка, он крайне типичен для трудностей
современной математики, физики, механики. Трудности эти впол¬
не объективны, и очень важно, что на них натолкнулась исследо¬
вательская мысль. Но согласившись с посылкой: «предмет позна¬
ния конструируется в процессе познавательного труда, предмет —
это проблема», невозможно согласиться с выводом, что пре дм ет
познания — это фрагмент знания об объекте, но не (?) фраг¬
мент самого объекта. Этот вывод основан на предрассудке.
Обратимся к апализу процесса труда в «Капитале» Маркса:
«Простые моменты процесса труда следующие: целесообразная
92
деятельность, или самый труд, предмет труда и средства
труда» 2.
Пре дмет труда — это естественный объект, это кусок вне¬
положной человеку природы, но существующий как звено («про¬
стой момент», узел) трудового процесса; это фрагмент природы,
на который направлено действие орудия, который под¬
вергается обработке, который превращается в результате
последовательных трудовых воздействий в «продукт труда»; это
обломок мрамора, воспроизводимый (в качестве цели, проекта)
и производимый как будущая статуя и как система превращений,
трансформирующих в статую бесформенный обломок.
Иными словами, предмет труда — это объект, воспроизводи¬
мый не в своей непосредственной данности (не только в своей не¬
посредственной данности) органам чувств, но как динамическая
последовательность потенциальных превращений.
Воспроизводимый? Где? В сознании? Но тогда это действитель¬
но нечто «только идеальное», момент знания. Но мы не случай¬
но не уточнили заранее, где именно «воспроизводимый». Объект
природы существует и воспроизводится как предмет труда вполне
объективно, но именно и только в таком объективном процессе
как процесс труда. Предмет труда — это объект плюс действия по
его изменению, плюс вырывание (из земли), вырубание (из ска¬
лы), обтесывание (от «ненужных частей»), расплавление, давле¬
ние, обжигание...
И столь же объективно в этот процесс включается воспроиз¬
ведение предмета в сознании не только в том виде, в каком пред¬
мет есть, но и в том виде, в каком он должен быть, может
быть (в качестве цели, «которая как закон определяет характер
действий»3 субъекта). Предмет труда, (повторим еще раз,— это
объективное звено такого объективного процесса (субъектом со¬
вершаемого), как процесс труда. И только в контексте этого про¬
цесса («в пламени труда» — Маркс) обломок скалы или клубок
пряжр: обладает своим объективным качеством быть предметом
труда. Это — объективность отношения (а не «вещи») превраще¬
ния (а не состояния). Это — объективность социальной связи.
Предмет труда столь же объективен, как «стоимость», как «капи¬
тал», как «прибавочная стоимость». Это, по словам Маркса, «чув¬
ственно-сверхчувственная реальность...». Реальность предмета тру¬
да как объекта (фрагмента природы) и как цели, проекта
(«идеи»),— это два необходимых определения, два «фокуса» его
реального существования в пламени труда, в системе: субъект —
орудие труда — предмет труда — целесообразная деятельность —
продукт труда.
2 К. М а р к с и Ф. Э и г е л ь с. Сочинения, т. 23, стр. 189.
3 Там же.
93
Только как продолжение субъекта4 (его рук, (ног, сил, дейст¬
вий), только включенный в практику, предмет труда может быть
понят в своей действительной объектной определенности.
Внимательный читатель, наверное, заметил, что в определение
предмета труда объективно входит познавательный процесс,
входит превращение объекта в предмет познавательного труда.
Объект лишь тогда существует как предмет труда, когда он вос¬
производится в сознании пе только «как он есть», но «каким он
может и должен стать», воспроизводится в форме отрицания
(в этом объекте следует то-то изменить, то-то отколоть, то-то рас¬
плавить, то-то трансформировать, чтобы он стал тем-то). И это
воспроизведение в сознании есть воспроизведение вполне объек¬
тивных возможностей, по открытых ие ощущениям (непосредст¬
венно), а разуму, воображению, пониманию. В понятии воспроиз¬
водятся потенции, возможности предмета, действия,
совершаемые с ним; воспроизводится совмещение настоящего
«камня» и будущего «топора».
Так же обстоит дело и с любым предметом познания. Поня¬
тие о предмете познания (а не просто об объекте) воспроизводит
объект как и р е д м е т, воспроизводит те качества и потенции
объекта, которые объективно присуши ему в процессе его «пере¬
делки». Предмет познания вполне объективен, но это — объектив¬
ность одного из узлов практической деятельности, это — объектив¬
ность деятельности субъекта. Предмет — это именно фрагмент
действительности (!), а не просто феномен существо¬
вания.
В механике понятие «материальной точки» воспроизводит дей¬
ствительные качества объекта (движущегося тела) как момента
практики, как производимого субъектом действия. Производя
ядро, снаряд, подшипник, я произвожу (отсекая все, не соответ¬
ствующее цели) именно материальную точку — сосре¬
доточиваю массу в наименьшем объеме, уменьшаю возмож¬
ность трения, элиминирую «вредные» воздействия $ормы
и т. д. и т. п. Конечно, этот процесс «в натуре» никогда не будет
завершен, но понятие материальной точки реализует в качестве
«идеализованного предмета» те потенции, возможности, которые
выявляются, усиливаются, обостряются в предмете, коль скоро он
функционирует в качестве «орудия», в качестве «предмета труда»,
в качестве «продолжения субъекта».
4 Напомним, что для Маркса «субъект» — это не один только «теорети¬
зирующий разум» (как у Гегеля), это — весь человек в сплетении его об¬
щественных связей, это — способ действий человека, это, если говорить язы¬
ком Спинозы, «natura naturans» — «творящая природа», но отнюдь не спи¬
ритуалистическая духовность. Субъект в этом смысле не менее обтэвктивен,
чем... объект.
Не материал ядра, не состав его, не фактура его (это все лишь
средство к цели), по именно его способность действовать опреде¬
ленным образом, действовать в качестве материальной точки, его
соответствие цели — вот что воспроизводится в понятиях меха¬
ники.
Выявление в историческом объекте «предмета исторического
познания» — это процесс включения историка в объек¬
тивное историческое движение, это — определе¬
ние исторической данности как исторической
потенции.
Выделить предмет познания (проблему познания) — это не
значит просто сформировать представление об историческом объ¬
екте 5 (здесь — представление, там — объект), это значит выявить
в объекте его предметность, попять историю как проблему, рас¬
смотреть исторический процесс не только как объект, но и как
субъект человеческого самопонимания и самоизменения. Предмет
исторического познания «не менее» внеположен историку, чем
объект, «не менее» событиен. Но внеположность истории по от¬
ношению к нашему познанию — это одновременно положенность
истории человеческой деятельностью. И моя деятельность
как историка — лишь один из моментов такого — продуктивного,
а не просто репродуктивного — исторического творчества.
Так, анализируя основные особенности античного производства
и устанавливая, что интегральным орудием этой эпохи был рычаг
в форме топора, клина, подъемного винта, коромысла, тачек, щип¬
цов, лебедок, руля, паруса, весел, пращи, ворота, катков, нагру¬
женного блока и т. д. и т. п.6, мы все еще имеем дело с объектом.
Но, когда мы ставим вопрос, что такое рычаг, как проблема,
разрешаемая античным мышлением и античной деятельностью,
тогда становится необходимым найти идеальную форму, таящую в
себе все варианты возможных перемещений, тогда мы уже вос¬
производим историю как предмет познания и деятельности. Вос¬
производим в своей познавательной проблеме
проблемность, неразрешенность, потенциальность собст¬
венно-исторического процесса.
Б. В этом пункте мы невольно вошли в область второго гно¬
сеологического предрассудка, мешающего развить действенную
теорию исторического знания.
Речь уже идет не столько о предмете познания, сколько о па¬
радоксе: факт — теория. Коротко говоря, суть этого парадокса
в следующем. Чтобы обнаружить, что данное событие (историче¬
ское, или физическое, или биологическое) —это факт, а не ка¬
жимость, не иллюзия, нам необходимо проделать громадную
5 С]), статью А. Я. Гуревича в настоящем сборнике, стр. 82—83.
6 Механические проблемы «Псевдо-Аристотеля».— В. П. Зубов, Ф. А.
Петровский. Архитектура древнего мира. М.г 1940.
95
«очистительную» и конструктивную работу. Нам необходимо от
иллюзий движения Солнца вокруг Земли (для зрения — ото
«факт») дойти до «уравнений» движения Земли вокруг Солнца
(то, что это — факт, действительность, объективный закон, может
быть обнаружено только на путях теоретической идеализации).
Обнаруживается, особенно в современной науке, что э к с и е р и-
м витальная объективизация (очищение факта от кажи¬
мости), установление предметной ситуации «как она есть на са*
мом деле» осуществляется вместе с тем как теоретическая
объективизация (идеализация), формирование «идеализо-
ванного предмета», имеющего рациональный смысл только в кон¬
тексте теоретической системы.
Движение от чувственных данных вглубь объекта есть
одновременно (осуществляется одновременно как) движение «от
объекта», в г л у б ь теоретических построений. Только
в этом тождестве осуществляется определение объективной реаль¬
ности, действительности во всей ее независимости от п р е д-
ставленийи мнений отдельного субъекта.
В «камере Вильсона» мы непосредственно видим макротраекто¬
рию капель водяного пара; но в этой макротраектории мы «видим»
(очами разума, понимая) движение микрочастицы, осуществляе¬
мое не как видимое перемещение, а как превращение, трансмута¬
ция. Это установление факта возможно только тогда, когда я сам
факт понимаю, как объективную потенцию, когда в теорети¬
ческом образе предмета идеально воспроизводится не «наличное
бытие» предмета — «вещи», но чувственно-сверхчувственные от¬
ношения (типа «стоимости»), т. е. воспроизводится объект в его
потенциях.
Это и понятно. Практика означает конкретное тождество дви¬
жения вещей и движения понятий («цель... как закон определяет
способ и характер... действий...») 7. Идеализованный экспери¬
мент, продолжаемый в голове,—это необходимое определение
и завершение эксперимента предметно-чувственного.
Только вводя в определение предмета определение способа дея¬
тельности с ним (в физике — определение приборных действий),
ученый способен выявить объективную значимость (содержание,
не зависимое от сознания) научных понятий и утверждений.
А теперь о предрассудке. Состоит он в наивном убеждении, что
факт — это то, что дано чувствам, то, что совпадает с ощущением.
И далее, согласно этому же предрассудку, то в действительности,
что открыто разуму, что воспроизводится на путях конструиро¬
вания, идеализации... , это нечто чисто «идеальное», вторичное,
необъективное.
Не будем сейчас говорить об истоках этого гносеологического
предрассудка. Скажем коротко,—дело в непонимании принципи-
7 К. Марксы Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 189.
альной теоретичности всеобщей человеческой практики, дело в
непонимании идеализующей силы практического деяния.
«Деятельность человека, составившего себе объективную кар¬
тину мира, изменяет внешнюю действительность, уничтожает
ее определенность ( = меняет те или иные ее стороны, качества) и
таким образом отнимает у нее черты кажимости, внешности и нич¬
тожности, делает ее само-в-себе и само-для-себя сущей (=объек¬
тивно истинной)» 8. Соответственно, результатом нашего познания
является не только изменение нашего знания о предмете, но и из¬
менение самого предмета, вне нас находящегося и нашим позна¬
нием (деятельностью в целом) трансформируемого. Однако пред¬
рассудок созерцательного материализма сильнее практического
разума.
Предрассудок этот особенно губителен для исторической науки,
факты которой — в прошлом, чувствам не даны, и реконструктив¬
ная миссия которой особенно актуальна.
И здесь второй гносеологический предрассудок (непонимание
того, что изобрести, произвести предмет, и означает... воспроиз¬
вести, отразить действительность вее сути, в ее потенциях)
переходит в третий коренной гносеологический предрассудок,
касательно самой возможности для ученого-историка иметь дело
с реальным течением (ведь оно уже завершилось!) историче¬
ского процесса.
Остановимся на этой проблеме детальнее, так как здесь мы
вступаем непосредственно в сферу проблемы собственно-истори¬
ческого факта.
Вернемся к трудностям исторического познания, раскрытым
в статье А. Я. Гуревича.
Напомним, что проблема начиналась с вопроса о том, возможно
ли считать, что результатом реконструктивной работы историка
(которая на поверку оказывается конструктивной работой) явля¬
ется не просто новое знание о действительности, но восстановлен¬
ный фрагмент самой действительности, исторический факт как
предмет и объект нашего познания, нашей деятельности. Здесь
возникали две антиномии. Во-первых, на каком основании мож¬
но утверждать, что результатом реконструктивной работы (позна¬
вательной деятельности) историка может оказаться не только зна¬
ние о факте, но сам факт, т. е., как мы договорились, фрагмент
самой действительности? Во-вторых, как может получиться, что
результатом этой работы будет факт прошлой действительности,
факт уже давно произошедший и в своей живой жизни, в акте
своего осуществления просто не доступный для нашего восприя¬
тия и воздействия? Не мистика ли это? Какой реальный смысл
имеет утверждение, что возможно (причем в результате познания)
заново создать кусок действительности, которая давным-давно
В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 199.
4 Источниковедение
97
(или недавно, не в этом суть) ушла в прошлое, стала недействи¬
тельной? И все же в положительном ответе на этот вопрос (и в его
риторической части—«возможно ли?», и в его рациональной
части — «на каких основаниях?») никакой мистики нет.
Вместе с источником (документом, летописью, археологиче¬
ской находкой) из прошлого в наше время попадает кусок, фраг¬
мент, обрывок самой прошедшей действительности. Своей рекон¬
структивной работой (сопоставлением и взаимодополнением мно¬
гих источников, их мысленной и реальной «достройкой», заполняя
белые пятна, исправляя искажения и счищая напластования про¬
извольных интерпретаций) историк одновременно проделывает
двойную работу. 1) Он устанавливает, что описанное в источнике
или «донесенное» источником событие — действительно факт,
т. е. что оно действительно было, происходило- 2) Он реально
расширяет фрагмент прошедшей действительности, который
попал в наше время; как бы увеличивает его историческую пло¬
щадь, более полно воссоздает сам предмет познания, а не только
углубляет знание, истолкование, понимание этого пгщщета. Что¬
бы разъяснить и развить сформулированную только что мысль,
продумаем один простенький, но очень характерный момент реаль¬
ной реконструктивной работы историка.
Среди берестяных грамот XI—XV вв., обнаруженных
А. В. Арциховским при раскопках Новгорода, оказалась одна зага¬
дочная шифровка. Вот что было написано на бересте:
нвжпсндмкзатсцт...
ееяиаеуааахоеиа
После многих попыток грамота была расшифрована. Надо было
приставить к букве верхней строчки букву нижней, потом пере¬
ходить к следующей букве в верхней строке, потом опять к ниж¬
ней. ..
Недостающие гласные пришлось восстанавливать по смыслу.
Грамота оказалась шуткой школяра XII или XIII в- «Невежа писа
не дума каза, а хто се цита...»
Вдумаемся в теоретико-познавательный смысл (как ни высо¬
копарно это звучит) подобной расшифровки.
Когда историк прочитал на куске бересты зашифрованную
запись школяра, он не только получил новое знание об историче¬
ском факте, о том, что написано на бересте, о характере культуры
XII в., о психологии людей этой эпохи; он расширил площадь са¬
мого фрагмента прошлого.
Историк восстановил еще один «угол» самого объекта (и пред¬
мета) познания. Исторически реальная надпись на бересте (исто¬
рический факт, независимый от сознания историка)—это не
беспорядочный и бессмысленный набор букв, но осмысленная
шутка древнего школяра: «Невежа писа...» И дело не только
в том, что историк теперь может сказать: «Я з н а ю, что на бере¬
сте действительно написано то-то и то-то...» Дело в том, что в на¬
шем времени теперь присутствует (в качестве факта) именно
такая, действительно осмысленная берестяная грамота. Присут¬
ствует и актуально существует кусок быта XII в. вместе с харак¬
терным грубоватым юмором, розыгрышем, «обрывком» взаимо¬
отношений. Присутствует тот самый предмет — «эллипс», пред¬
мет — отношение, который характерен для социальной действи¬
тельности. Однако, для разума, воспитанного в предрассудках,
все, что обнаруживается на бересте в результате такой работы,
представляется не действительным, а «недействительным», не
фактом, но знанием о факте. Как же иначе, ведь все это содержа¬
ние — результат нашей субъективной деятельности, оно зависит
от нас, оно может быть истинным или ложным, оно производно
по сравнению с «упрямым фактом» — куском бересты с врезан¬
ными в него полосками. Эти опасения и предрассудки («дей¬
ствительно только то, что я вижу») связаны с укоренившимся
вещественным, бытийным представлением о действительности-
Вещь, на которую можно ткнуть пальцем,— вот это бесспорно
объективный материальный предмет. Что касается такого «пред¬
мета», как социальное отношение, и нас, и нашу деятельность
включающее в свою орбиту, это уже нечто похожее «на субъек¬
тивность», нечто странное и неуловимое...
Между тем секрет заключается в следующем. Содержание над¬
писи на бересте (в нашем примере) — это определенное от¬
ношение между автором письма и его читателем.
Действия по расшифровке этой надписи, сами затруднения
в этой работе, неверные ходы и запутанные тупики — все это вхо¬
дит в действительное содержание данного факта.
Расшифровав (а главное, расшифровывая) эту надпись, исследо¬
ватель включается в систему отношений. Больше того, он ожив¬
ляет ту систему отношений, которая и -составляет суть данного
факта как фрагмента действительности. Какой действительности?
Прошедшей? Или настоящей? «Или — или» здесь только пу¬
тает карты. Включаясь в современную нам действительность,
включаясь в определенную деятельность современного историка,
кусок бересты оживает как фрагмент прошедшей действитель¬
ности. Факт истории — это момент социальной связи. Активно
воспроизведя эту связь, оживляя оба «полюса» данного, социально¬
значимого, предмета, я одновременно понимаю этот историче¬
ский факт и воспроизвожу его, расширяю площадь прошед¬
шей действительности в связях и срезах действительности моего
времени. Я воспроизвожу исторический факт по законам его
произведения, я действую так, как действовали люди про¬
шлого (расшифровывая эту надпись), для которых этот историче¬
ский факт существовал как определенное, пускай ничтожно малое,
социальное отношение.
99
4*
Причем моя деятельность, включаемая в содержание этого фак¬
та, все время сохраняет вполне объективный, определяемый ее со¬
держанием характер. Конечно, человек действует (расшифровывая
надпись) вполне сознательно; он может эту надпись совсем не
расшифровывать, но сама деятельность читателя и сама необхо¬
димость расшифровки входят объективно детерминированным
звеном в социальное содержание данного факта (т. е. зашифро¬
ванной надписи).
Расшифровывая исторический факт, мы включаем в современ¬
ную действительность фрагменты действительности прошедшей и
тем самым раскрываем историзм современности. Мы сами раз¬
виваемся как культурпые субъекты, т. е. субъекты, прожившие
долгую историческую жизнь (100, 300, 1000 лет). Мы действуем
как исторически памятливые субъекты.
Факт не зависим от нашего знания о нем, но факт (данный
факт — берестяная грамота) включает в себя деятельность
современного исследователя (или любого другого субъекта, ска¬
жем, школяра, жившего в XII в.), деятельность по расшифровке;
этот факт — не узоры на дереве (не «вещь»), но социальное отно¬
шение, скрытое за твердой вещной оболочкой. Это отношение —
отношение между людьми с их сознанием, волей, с их целена¬
правленной деятельностью.
Включение нашей деятельности в реальное бытие факта (рас-
предмеченного как отношение, как возможность) есть
вместе с тем и именно благодаря этому его познание. Чем большую
«площадь» исторического факта мы воспроизводим, тем больше мы
знаем о нем. Пока перед нами лежит береста с бессмысленной над¬
писью — это небольшой уголок прошедшей действительности (от¬
крыв этот факт, мы знаем, к примеру, что многие простолюдины
XII в. умели писать). Включение же надписи в отношение «де¬
шифровки» есть воссоздание предмета — социальной связи, есть
реконструкция большего фрагмента действительности и одновре¬
менно есть добывание большего знания об этом фрагменте. Дело
здесь не в дешифровке загадки, как таковой. Дело именно в необ¬
ходимости включения историка в реальное социально-историче¬
ское отношение.
Вот другой, более серьезный материал для размышления.
Такой исторический «факт», как личность Сократа, возможно
воспроизвести как факт, как нечто внеположное самому историку,
как нечто объективное, только если мы будем подходить к Сократу
не как к вещи, но как к «действующему» лицу, если мы вклю¬
чимся в цельный процесс социально-исторических отношений, от
V в. до н. э. к XX в. н. э.
Сократ исторический — это не Сократ физиологический (его
действительно не восстановишь), это Сократ легенды, Сократ Пла¬
тона и Сократ Аристофана, Сократ социально значимый.
Андре Боннар очень точно определяет эту ситуацию:
100
«Имеем ли мьг... право называть историческим Сократом того
единственного Сократа, который родился в 469 году от повиваль¬
ной бабки и оставался загадкой для своих современников и очень
долго для самого себя до того дня, когда яд и несправедливость в
399 году сомкнули его уста. Подлинный Сократ —...исторический Со¬
крат — тот, кто воздействует на историю мысли, воз¬
действует на нашу человеческую историю всякий
раз, когда мы к нему приближаемся через посредство
тех, кто говорит о нем. Сократ исторический и Сократ легендар¬
ный — одно и то же существо, существо живое, поскольку оно дей¬
ствует... Именно поэтому сократовская проблема остается образ¬
цом исторической проблемы. В самом деле, разве нельзя сказать
про все исторические факты, что они... всегда являются «создания¬
ми» истории? И тем не менее это факты. Они действуют...
Исторический и легендарный — он един, и таким я буду его
рассматривать, руководствуясь в выборе свидетельств о нем тем
толчком, который получен мною — и не только мною, но и ис¬
торией человечества» 9.
Дело тут не во «вчувствовании». Дело просто в том, что рекон¬
струкция исторического факта только тогда и будет иметь научное
значение, когда историк сумеет по поводу этого факта, исполь¬
зовав этот факт как точку действенного контакта между собой и
историей, включиться в реальное социальное отношение, причем
отношение типа «обратной связи», какое бы гигантское истори¬
ческое пространство это отношение ни пронизывало своим сило¬
вым полем.
Реконструкция исторического факта — это процесс освоения,
с точки зрения своей эпохи, всего того движения, пробега все¬
мирной истории, который фокусируется вокруг изучаемого факта
и который выступает сегодня не в качестве «снятого» культур¬
ного наследия, но в качестве «относительной одновременности»
(ср. Эйнштейн) прошлых и современных событий. Факт рекон¬
струирован лишь тогда, когда (как в примере с берестой) деятель¬
ность «дешифровщика» включается в определение исторического
значения этого «факта», во всей его социальной неповторимости.
Впрочем, последние абзацы — не столько заключение, сколько
вступление в собственную диалектику («механизм») истори¬
ческой реконструкции.
Логическую необходимость только что сформулированных ут¬
верждений возможно раскрыть только на основе дальнейших ис¬
следований. Здесь же просто хотелось еще раз — логически — пе¬
реформулировать саму проблему исторического факта.
9 Андре Бонпар. Греческая цивилизация, т. II. От Антигоны до Сокра¬
та. Перев. с франц., М., 1959, стр. 278, 279 (Разрядка наша,— В, Б.),
О ПУТЯХ РАЗВИТИЯ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
МАССОВЫХ ИСТОЧНИКОВ
Б. Г. Литвак
Методика источниковедения представляет собой комплекс ис¬
следовательских приемов, без которого немыслимо познание про¬
шлого. Однако поскольку источниковедение только средство, а не
цель, то сплошь и рядом мы сталкиваемся с тем обстоятельством,
что один и тот же комплекс исследовательских приемов приме¬
няется различными по методологическим установкам исследова¬
телями для получения факта — исходного строительного материа¬
ла любой исторической концепции. Именно поэтому историки-
марксисты имеют возможность воспользоваться трудами немарк¬
систских историков.
Стала почти трафаретом известная фраза, которой сопровож¬
дается обращение наших исследователей к трудам немарксистских
историков: «Несмотря на методологически слабые (порочные — или
другие прилагательные в зависимости от темперамента пишуще¬
го.— Б. Л.) стороны работы, факты, приведенные в ней, представ¬
ляют ценность» и т. д. При этом мы не всегда отдаем себе отчет
в том, что факты родились не сами по себе, а получены в резуль¬
тате определенной работы над источниками. А работа над источ^
никами ведется по определенной методике, которая в свою оче¬
редь связана с методологической позицией исследователя. Круг
замыкается. Можно, конечно, припомнить, что величайшие есте¬
ствоиспытатели — материалисты в своей специальной области были
идеалистами в философии. Конкретный предмет исследования за¬
ставлял их, независимо от методологических позиций, разраба¬
тывать такую методику познания, которая с наибольшей полнотой
могла раскрыть объективное состояние этого предмета. Но проб¬
лема все равно остается.
102
Довольно часто встречающиеся успехи немарксистских ученых
историков, как, впрочем, и не менее частые неудачи историков,
которые как будто пользуются марксистской методологией, де¬
монстрируют, на наш взгляд, тот факт, что и в историческом по¬
знании, несмотря на безусловно классовый характер истории как
науки, объективно существуют такие приемы изучения предмета,
которые как бы равнодушны к классовой позиции исследователя.
Совокупность этих приемов является стержнем конкретного источ¬
никоведения. Поэтому нам кажутся неправомерными довольно ча¬
сто употребляемые определения «буржуазное», «советское» или
«марксистское», когда речь идет о конкретном источниковедении.
Ведь не существует буржуазной методики химического экспери¬
мента! Думается, что роящение этих определений — результат пря¬
молинейного понимания классового характера истории как науки:
если существует, допустим, феодальная или буржуазная истори¬
ческая концепция, то должно существовать и соответствующее
этой концепции источниковедение. Между тем факты опровергают
эту схему. Верно, что письменный источник возникает как продукт
деятельности людей, и в классовом обществе он, как правило, не
может не отражать определенных классовых интересов. Но, раз
возникнув и став впоследствии объектом исторического исследо¬
вания, источник не настраивается автоматически на идеологиче¬
скую волну ученого, а как бы продолжает излучать энергию,
заряд которой нельзя определить заранее без тщательного изуче¬
ния. Процесс этого изучения, так называемый источниковедче¬
ский анализ, таким образом, по своей природе сохраняет извест¬
ную автономию но отношению к методологической позиции
исследователя. Этому обстоятельству мы обязаны тем, что дости-
жения дворянской и буржуазной исторической науки взяты на
вооружение учеными-марксистами.
Но если это так, то где же граница автономии конкретного
источниковедения по отношению к методологии?
Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим становление мето¬
дики изучения массовых источников в русском источниковедении.
Выбор пал на эту отрасль источниковедения прежде всего пото¬
му, что ее первые шаги совпадают по времени с возникновением
кризиса буржуазной методологии истории, и его влияние на ме¬
тодику изучения массовых источников прослеживается довольно
отчетливо. Кроме того, на современном этапе исторической нау¬
ки, когда объектом изучения делаются все новые пласты истори¬
ческого прошлого, развитие источниковедения массовых докумен¬
тов становится жизненно необходимым. А это развитие невозмож¬
но без серьезного осмысления прежнего опыта.
На закате буржуазной историографии в России мы наблюдаем
настоящий расцвет источниковедения. Достаточно назвать имя
А. А. Шахматова. Вряд ли верны те объяснения, согласно кото¬
103
рым это движение источниковедческой мысли является признаком
упадка дореволюционной исторической науки. Однако эти объяс¬
нения — лишнее свидетельство, что устаревшая методология не
смогла- помешать разработке новой методики изучения источни¬
ков. Так, «умный идеалист» А. С. Лаппо-Данилевский разработал
основы дипломатики частного акта — источника, обойденного дво¬
рянской историографией 1. Могла ли буржуазная концепция исто¬
рии России обойтись без источниковедения частного акта, без
разработки всех видов этого источника сравнительно массового ха¬
рактера? Безусловно, да. Эти акты привлекались к изучению: иллю¬
стративно — Н. В. Калачевым, более обстоятельно — И. Д. Бе¬
ляевым 1 2. Кроме того, к моменту, когда Лаппо-Данилевский высту¬
пил организатором публикации грамот коллегии экономии, бур¬
жуазная концепция истории уже сложилась. Что же послужило
тогда причиной появления источниковедения частного акта? Оче¬
видно, логика внутреннего развития исторической науки, для ко¬
торой, как для всякой науки, поиск новых фактов не прекращает¬
ся никогда. Поскольку к указанному времени вероятность полу¬
чения новых фактов из традиционных уникальных источников
снижалась, обращение к частному акту и разработка методики
его изучения явились дальнейшим шагом развития науки. Этот
естественный процесс расширения источниковедческой базы
исследования принес с собой новые возможности, реализация
которых оказывалась уже не под силу буржуазной исторической
науке.
Предубеждение, с которым мы встречаемся но отношению к
источниковедческим приемам Лаппо-Данилевского, идет от того,
что некоторые источииковеды ire различают «идеалистическую че¬
пуху» от реальных достижений этого исследователя в его источ¬
никоведческих работах.
К тому же надо иметь в виду, что если Лаппо-Данилевский в
1906—1907 гг. утверждал, что «исторический источник есть наше
построение»3, то его «Очерк русской дипломатики частных ак¬
тов» (1918 г.) имеет дело с объективно существующим частным
актом-источником.
Налет формализма, присущий методике Лаппо-Данилевского,
не только результат его исторической концепции, он порожден не¬
посредственными задачами, которые стояли перед создателем ис-
1 Речь идет о ценной методике источниковедения, особенно источнико¬
ведения частного акта, которая часто подвергалась предвзятой критике.
2 «Очерки истории исторической науки в СССР», т. IT. М., 1960,
стр. 666-667.
3 «Пособие к лекциям по теоретической методологии истории, читанным
студентам ПБ университета Л. С. Лаппо-Данилевским в 1906—1907 г. Мето¬
дология истории», ч. II. Методы исторического изучения, стр. 47 (Литографи¬
рованное издание).
104
точниковедеиия частного акта: для определения разновидности
частного акта нужно было сначала изучить его форму.
Имея дело с неоформленными разновидностями документов
феодальной эпохи, Лаппо-Данилевский создал свою методику их
определения, причем ее можно было применить и для изуче¬
ния вполне определенных, с выработанным формуляром, докумен¬
тов, которыми так богато делопроизводство XIX—XX вв. Если
расчленение текста частного акта на клаузулы нужно было Лап-
по-Данилевскому для сравнительно-статистического определения
типических особенностей того или иного частного акта, то веду¬
щей клаузулой во вполне устоявшемся по форме документе XIX—
XX вв. будет часть, содержащая сам факт, ради которого мы обра¬
тились к данному документу. Кстати, и Лаппо-Данилевский не
любовался формой частных актов ради формы, он вполне опреде¬
ленно говорил, что они «имеют большое значение для истории
хозяйственного быта, ...дают наглядное понятие об обращении по¬
земельной собственности, о концентрации ее в руках крупных
владельцев..., дают понятие о развитии крепостного права...» 4
Именно ради этого и предпринималось формальное изученрге част¬
ных актов.
Таким образом, мы не находим в методике, предложенной
Лаппо-Данплевскпм, таких черт, которые неприемлемы для марк¬
систской методологии истории. На наш взгляд, объяснить этот
парадокс иначе, чем указанием на сравнительную независимость
конкретного источниковедения от методологии, нельзя. Выраба¬
тывая наиболее рациональные приемы изучения частного акта.
Лаппо-Данилевский невольно предавал забвению свои идеалисти¬
ческие представления об источнике. Этот пример свидетельствует
о том, что любой источниковедческий прием, серьезно обоснован¬
ный, помогающий раскрыть содержание и форму источника, со¬
храняет свое значение даже тогда, когда общая концепция, в ко¬
торой он возник, устаревает и опровергается.
Такую проверку прошли многие источниковедческие приемы,
выработанные буржуазной наукой. Осталось жить все то, что по¬
могало раскрыть объективный процесс развития исторической дей¬
ствительности во всем его многообразии.
Любая попытка систематизировать факты, почерпнутые в
источниках массового характера, приводит к применению стати¬
стических приемов.
Первые заметные попытки внедрения статистических методов
в историческом исследовании были предприняты как историками,
так и статистиками. В семинаре проф. А. А. Кауфмана были ста¬
тистически обработаны писцовые книги, и результаты этой работы
4 А. С. Лаппо-Данилевский. Очерк русской дипломатики част¬
ных актов. Лекции, читанные слушателям «Архивных курсов» при Петро¬
градском археологическом институте в 1918 году. Пг., 1920, стр. 179.
105
опубликованы в 1915 г. 5 Предисловие Кауфмана было напечата¬
но в виде статьи еще в 1913 г. в первом номере «Научного истори¬
ческого журнала», издававшегося Н. И. Кареевым. Если напо¬
мнить, что и Лаппо-Данилевский, и Пресняков участвовали в по¬
иске денег для осуществления этой публикации, станет ясным то
значение, которое придавалось данной работе как важному явле¬
нию в историографии. И она действительно этого заслуживала не
столько по своим конкретным историографическим результатам,
сколько по методике ее проведения.
Вторжение статистического метода в источниковедение было,
конечно, облегчено тем обстоятельством, что в качестве объекта
выступали писцовые книги — источники статистического харак¬
тера, но те выводы и наблюдения, которые были сделаны Кауф¬
маном, не потеряли своего значепия и поныне.
Кауфман различал два этапа работы над избранным им источ¬
ником: выборку данных и их статистическую организацию. На
первом этапе он применял карточки или листки, для того, чтобы
материал привести «в подвижный вид, чтобы его потом можно было
группировать и подсчитывать в каких угодно направлениях и ком¬
бинациях» 6. Применение карточки открывало путь для проник¬
новения статистического метода в источниковедение массовых
источников нестатистического характера.
Статистическая организация данных (второй этап) и ее теоре¬
тическое обоснование Кауфманом очень интересны для выясне¬
ния возможностей статистического метода в области источниковед¬
ческого синтеза первичных данных массовых документов.
Кауфман прежде всего считал, что чем обЬтирнее первичный
материал, изученный историком, тем обоснованнее будут возмож¬
ные выводы, и ,наоборот, отмечал крайнюю рискованность «таких
заключений, которые опирались бы на незначительные местные
или временные колебания статистических коэффициентов»7. Он
выступал против Н. Н. Нордмана, который настаивал на том, что
«выводы, основанные на пространственно-ограниченном материа¬
ле, могут быть распространены за пределы непосредственного на¬
блюдения не иначе как по сопоставлении колебаний, полученных
из данного материала цифр с теоретически вычисленными нор¬
мальными пределами колебаний...» 8 Казалось бы, Нордман ни на
йоту не отходит от принципов, которые легли в основу некото¬
рых важных приемов современной математической статистики.
Однако Нордман отвлекся от объекта исследования, он пытался
5 «Новгородские писцовые книги в статистической обработке. 1. Погосты
и деревни Шелонской пятины по письму 1498—1501 гг. Табличный материал
с предисловием и „статистическими итогами** проф. А. А. Кауфмана». Пг.,
1915.
6 Там же, стр. 2.
7 Там же, стр. 13.
8 Там же, стр. 15.
106
изучать общественные явления тем же методом, каким изучают¬
ся явления в естественных науках. Это несоответствие и заметил
Кауфман, показавший ограниченность такой методики, когда
«историко-статистические исследования, поскольку они имеют
дело с неисчерпывающим материалом, опирались на математиче¬
ские критерии». «Эти критерии,— подчеркивал Кауфман,—при¬
менение которых всегда предполагает наличность „прочих равных
условий11, не действуют «в области, где о „равенстве условий14 не
может быть и речи» 9. Сравнивая результаты сплошной и частич¬
но выборочной обработки материалов писцовых книг, он прихо¬
дит к заключению, что нельзя автоматически и непосредственно
распространять выводы за пределы поля наблюдения, основыва¬
ясь на узко-сплошном или широко-выборочном методе изучения.
В каждом случае нужно эту возможность устанавливать «путем
анализа всей совокупности условий, характеризующих учтенную
территорию, с одной стороны, и ту, на которую имеется в виду
распространить полученные выводы — с другой» 10 11. И даже в этом
случае, если можно распространить одни выводы, то это не дает
право распространить другие.
Отметим, однако, что эти достижения в методике работы с
массовыми источниками буржуазные ученые забывали, когда
речь заходила об изучении процессов, происходивших в буржуаз¬
ном обществе. Это их отречение от научной методики было отме¬
чено В. И. Лениным в статье «Статистика и социология» п, в ко¬
торой он писал о необходимости изучения всей совокупности
фактов «без единого исключения». Суть дела заключается в том,
что Ленин не просто выступал против методологических устано¬
вок буржуазной социологии, но и показал, что эти установки не
выдерживают критики тех приемов научного исследования, кото¬
рые достигнуты самой же буржуазной наукой. Отсюда и призыв
Ленина взять на вооружение марксистской социологии те научные
приемы, которые уже не укладываются в узкие рамки буржуаз¬
ной методологии. Исследования Ленина, построенные не только
на материалах, но и на новаторски примененных приемах земской
статистики — этого высшего достижения буржуазного источнико¬
ведения массовых источников,— а также его статьи, посвященные
критике методологической беспомощности земской статистики,
дают ключ к пониманию диалектической связи методологии и ме¬
тодики в источниковедении. Ленин показал, что ни один из прие¬
мов научной статистики сам по себе не буржуазен, сам по себе не
несет никакого отрицательного для марксистской методологии за¬
ряда, так как марксизм — единственная наука, заинтересованная
в наиболее объективном изучении прошлого и настоящего обще¬
9 Там же.
10 Там же, стр. 19.
11 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 349—356.
107
ства, а источниковедческие приемы земских статистиков облегча¬
ют это изучение.
Отсюда ясно, что и историческое источниковедение массовых
источников, зародившееся и развивавшееся в тесных рамках бур¬
жуазной методологии, наследуется марксистской исторической
наукой. Новые задачи, возникшие перед источниковедением те¬
перь, требуют его дальнейшего развития.
В настоящее время особо важной стороной развития источни¬
коведения массовых источников является не только выработка его
методики в конкретном применешш к различным видам массовой
документации, но и научная критика иллюстративного «метода»,
который в определенный период нанес немало вреда нашей исто¬
риографии, так как подменял научное исследование субъективи¬
стским описанием 12.
Сейчас нет открытых сторонников этого «метода», но представ¬
ление о путях и формах развития источниковедения массовых до¬
кументов еще далеко не устоялось. Главный вопрос состоит в том,
как избежать иллюстративности, как понимать известное ле¬
нинское указание об изучении массовых фактов и явлений?
В литературе последних лет активно обсуждался этот вопрос 13.
В данной статье мы ограничимся новейшими работами 1966—
1967 гг., которые отражают дальнейшие поиски в этом направле¬
нии. В первую очередь разбора заслуживает, конечно, книга
М. А. Варшавчика «Предмет и задачи источниковедения истории
КПСС», вышедшая в 1967 г. В ней он подводит итоги своим дол¬
голетним изысканиям в области источниковедения, стремится
осмыслить накопленный наукой опыт по изучению конкретных
источников.
Книга Варшавчика представляет собой заметное явление в ис¬
точниковедении истории КПСС и заслуживает серьезпого специ¬
ального разбора. Здесь мы ограничимся анализом только ее чет¬
вертой главы «Отбор историко-партийных источников», которая
была опубликована в виде статьи в журнале «Вопросы истории
КПСС» еще в 1966 г. под названием «К вопросу об отборе истори¬
ко-партийных источников». Это название статьи, как и название
главы, четко определяет позицию автора. Излагая свое представ¬
ление об основах источниковедения массовых документов, автор
приходит к выводу о целесообразности и необходимости отбора
источников. Вывод этот фиксирует существующую практику иссле¬
довательской работы, и вряд ли правомерно было бы его опровер¬
12 Отметим, что иллюстрация как повествовательный прием вовсе не
противопоказана исторической литературе. В этом случае удачный пример
усиливает эмоциональное воздействие, но он никогда не может служить
фундаментом для концепции.
13 Обзор и библиографию ее см.: «Источниковедение истории советского
общества». М., 1964, стр. 7—35, 61—374.
108
гать. Возражения вызывает категоричность ответа автора на им
самим поставленный вопрос: «Да и так ли уж необходимо исчер¬
пывающее изучение „всех абсолютно11 мыслимых по теме источни¬
ков?... Может, наш ответ и покоробит пуристов от источниковеде¬
ния, но, нам кажется, он напрашивается сам собой: сплошное изу¬
чение всех источников... и невозможно, и излишне» 14.
Рассмотрим подробнее систему доказательств автором этого
тезиса. Цитируя известное ленинское положение из статьи «Ста¬
тистика и социология», комментируя его, он отмечает, что «только
совокупность фактов может служить основой для достоверных
выводов», и далее: «В. И. Ленин никогда не считал требование
учета всей совокупности фактов как требование собирания всех
мыслимых и существующих в природе фактов». Варшавчик иро¬
низирует над инакомыслящими, которые якобы неправильно по¬
няли ленинское положение и требуют поэтому от исследователя
«собирать, коллекционировать, нагромождать факты и источники
по принципу дурной бесконечности» 15. Но при изложении ленин¬
ского требования об изучении всей совокупности «относящихся к
рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения...»,
Варшавчик незаметно теряет очень важную деталь: «без единого
исключения». Именно это уточнение служит Ленину аргумен¬
том против того «законного подозрения», «что факты выбраны
или подобраны произвольно». Заметим, кстати, что Ленин, не уточ¬
няя, у кого возникает подозрение, считает его «законным». Это,
на наш взгляд, свидетельство того, что «фундамент из точных и
бесспорных фактов» должен быть абсолютно неуязвим при любом
методологическом подходе к нему. Если же мы попытаемся опи¬
раться на такую совокупность фактов, которая допускает исклю¬
чения, то «подозрение» сразу возникает, и оно будет «законным»
со стороны любого оппонента 16.
14 Цит. по тексту статьи. В книге же эта мысль выражена более кратко,
но от этого она не становится вернее. Там написано: «Да и так ли уже не¬
обходимо изучение всех абсолютно имеющихся по теме источников?... Ответ
напрашивается сам собой: сплошное изучение всех этих источников и не¬
мыслимо и излишне» (М. А. Варшавчик. Предмет и задачи источникове¬
дения истории КПСС. Введение в историко-партийное источниковедение.
М., 1967, стр. 138). В дальнейшем цит. по тексту статьи, так как он полнее,
позиция же автора книги остается такой же, как и автора статьи.
15 М. А. Варшавчик. К вопросу об отборе историко-партийных ис¬
точников.— «Вопросы истории КПСС», 1966, № 3, стр. 114.
16 См. В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 350, 351.
В книге Варшавчик цитирует также высказывания Ленина, которые, по мне¬
нию автора, свидетельствуют о том, что Ленин ограничивался представлени¬
ем ему «по отдельным вопросам не всех, а соответствующим образом отоб¬
ранных документов» (М. А. Варшавчик. Предмет и задачи источникове¬
дения истории КПСС, стр. 140). Он приводит письмо М. М. Бородину, в ко¬
тором Ленин писал, что ему «хотелось бы иметь немногие, но самые важные
документы», касающиеся одной партии в США и ее деятельности в одном из
штатов». Но Варшавчик не учитывает, что Ленин, обращаясь к Бородину,
109
Варшавчик приписывает своим оппонентам, в частности авто
ру этих строк, будто они требуют изучения «всех мыслимых и су¬
ществующих в природе фактов». Это недоразумение. В наших
статьях по этим сюжетам читатель не найдет такого требования,
но зато безусловно найдет доказательства необходимости и воз¬
можности учета всех без исключения фактов, относящихся к раз¬
рабатываемой исследователем теме * 17. Мы видели свою задачу в
том, чтобы попытаться сформулировать такие принципы источни¬
коведения массовых источников, которые облегчили бы практиче¬
ское осуществление ленинских требований. Эти принципы сводятся
к следующему: историк познает историческую действительность
через посредство источника, поэтому, как правило, чем ближе ис¬
точник к факту, тем он ценнее для историка. Поскольку первич¬
ный массовый документ не только отражает единичный историче¬
ский факт, но порой сам является частью его, перед историком от¬
крывается большая возможность непосредственного восприятия
факта, чем при анализе сводного, обобщающего документа, кото¬
рый неизбежно освещает факты сквозь призму субъективного
восприятия создателя этого документа. Кроме того, именно пер¬
вичный документ с наибольшей полнотой отражает деятельность
народных масс — тех, кто в конечном счете творит историю. Эти
положительные качества массового источника выявляются, одна¬
ко, только в результате трудоемкого источниковедческого синте¬
за, основанного на широком внедрении статистических методов 18.
Однако этот путь, облегчающий работу по мобилизации всей со¬
вокупности фактов «без единого исключения» по избранной ис¬
следователем теме, не нашел отражения в названной статье Вар-
шавчика. Если в 1962 г. он признавал, что «метод сплошного,
фронтального изучения источников» по избранной теме «идеаль-
знатоку и в прошлом активному участнику рабочего движения США, возло¬
жил на него работу по анализу всей совокупности материалов по данному
вопросу, будучи уверенным, что Бородин важное не упустит. Так или при¬
мерно так обстоит дело и в других случаях, на которые ссылается Варщав-
чик, используя материалы «Ленинского сборника», XXXVI (стр. 287, 295,
308,419-420). В последнем случае Ленин прямо пишет, что он просит экстракт
иностранной печати, составленный товарищем, читающим «регулярно евро¬
пейские газеты».
17 См., например, мою статью в соавторстве с М. П. Губенко «Конкрет¬
ное источниковедение истории советского общества» («Вопросы истории»,
1965, № 1).
18 О разработке методики изучения массовых источников свидетельству¬
ет ряд работ. Назовем только некоторые, касающиеся массовых источников
советского времени: М. А. Вылцан. Сводные годовые отчеты колхозов за
1935—1939 гг. как исторический источник.— «Исторический архив», 1962,
№ 6; А. Р. Д з е н и с к е в и ч. Первичная статистическая отчетность проф¬
союзных организаций (1939—1954 гг.).— «Вопросы историографии и источни¬
коведения истории СССР». Сборник статей. М.— Л., 1963; Л. М. Д р о б и ж е-
в а. Отчеты местных советских и хозяйственных органов как исторический
источник.— «Исторический архив», 1962, № 6; и многие другие.
110
ный в своей сущности», хотя «нередко просто неосуществимый» 19,
то в данной статье выдвигается иной принцип — принцип отбора
источников 20.
Конечно, исследователь должен определить круг источников
по избранной теме, но в статье речь идет о другом — об отборе ис¬
точников в комплексе материалов, отражающих данную тему.
Автор делит все источники по теме на две категории: «синтези¬
рующие» и «массовые». Первые подлежат сплошному изучению,
вторые — выборочному. Это деление находим и у В. И. Стрельско-
го, но в отличие от последнею Варшавчик точнее формулирует
понятие «массовый источник» и заменяет термин «уникальный» у
Стрельского понятием «синтезирующий»21. Однако сам принцип
деления очень уязвим, так как автор автоматически причисляет
к «синтезирующим» источникам часть документации вышестоя¬
щих органов, а нижестоящих — к массовым. При этом он не объ¬
ясняет, почему «документы центральных советских хозяйствен¬
ных, общественных органов, центральная печать, произведения
руководящих деятелей партий», только «частично» относятся к
«синтезирующим» 22 и куда, по его мнению, должны относиться
остальные документы? Ответа на этот вопрос автор не дает.
Но допустим, что это деление приемлемо. «Синтезирующие»
источники подвергаются сплошному изучению. Какие же принци¬
пы предлагает автор положить в основу выборочного изучения?
Он справедливо отмечает, что решение об отборе очень ответствен¬
ное, от него «в огромной степени зависит ход и конечный резуль¬
тат исследования» 23. Но, оказывается, согласно Варшавчику, это
ответственное решение исследователь должен принимать по
подсказке «синтезирующих» источников. Знакомясь с ними, он
узнает, «материалы каких организаций следует изучить, чтобы
обобщить передовой опыт или вскрыть характерные недостатки, в
чем особенности условий работы местных организаций и как это
влияет на их деятельность и т. п.» 24 Итак, по существу одна груп¬
па источников превращается из объекта исследования в главного
советчика, за которым покорно следует историк.
В данном случае излишней оказывается рекомендация Варшав-
чика: «Исследователь всегда обязан информировать читателя о тех
19 М. А. Варшавчик. О некоторых вопросах источниковедения исто¬
рии КПСС.— «Вопросы истории КПСС», 1962, № 4, стр. 170.
20 М. А. Варшавчик. К вопросу об отборе историко-партийных
источников, стр. 114.
21 Ср. В. И. Стрельский. Источниковедение истории СССР. Период
империализма. Конец XIX в.— 1917 г. М., 1962, стр. 76; М. А. Варшавчик.
К вопросу об отборе историко-партийных источников, стр. 115.
22 М. А. Варшавчик. К вопросу об отборе историко-партийных ис¬
точников, стр. 115.
23 Там же.
24 Там же.
Ш
мотивах, которыми он руководствовался, выделяя для выборочно¬
го обследования ту или иную группу источников»25,— мотив
один — влияние «синтезирующего» источника.
Однако, как нам кажется, на таких принципах строить анализ
массовых источников нельзя. Если бы, например, 10. Черниченко —
автор яркого и доказательного историко-социологического исследо¬
вания о роли промысла в сельском хозяйстве 26 — попытался сле¬
довать методическим советам Варшавчика, то он должен был бы,
ознакомившись с постановлением СНК СССР «О незаконной орга¬
низации при колхозах промышленных предприятий, не связанных
с сельскохозяйственным производством» (октябрь 1938 г.), отоб¬
рать для выборочного изучения те массовые источники, которые
отражают эту «незаконность», так как в первом случае перед нами
«синтетический» источник. Затем, ознакомившись с «Директива¬
ми XXIII съезда КПСС по пятилетнему плану» (тоже «синтети¬
ческий» источник!), где речь идет о всемерном развитии подсоб¬
ных предприятий и промыслов в колхозах и совхозах «по перера¬
ботке сельскохозяйственных продуктов, производству строитель¬
ных материалов, тары...», он должен был бы отказаться от того
критерия отбора, который им был принят первоначально. Между
тем Черниченко избрал единственно верный путь — он изучил
материалы колхозов в районах традиционного развития промыс¬
лов, что дало ему возможность нс только показать волюнтаристи¬
ческий характер постановления 1938 г., но и историческую необ¬
ходимость и правомерность решений XXIII съезда партии, ка¬
сающихся этого вопроса.
Но верно ли при нынешних возможностях сплошного изучения
массовых источников в принципе отказаться от вынужденного их
отбора? Утвердительный ответ был бы преждевременным, если
иметь в виду задачи того или иного конкретного исследования. По-
видимому, необходимо искать и находить такие научные приемы
отбора, которые сводили бы к минимуму его отрицательные сторо¬
ны или по крайней мере создавали бы возможность проверки пред¬
ставительности полученных в результате отбора массовых источ¬
ников сведений. Об опыте выработки приемлемой методики вы¬
борочного обследования массовых источников рассказал в своей
статье А. А. Росляков27. Признавая идеальность метода сплошно¬
го изучения, он показывает реальные трудности, встающие пе¬
ред исследователем при его применении, хотя и не обходится без
их утрирования.
25 М. А. В а р ш а в ч и к. К вопросу об отборе историко-партийных ис¬
точников, стр. 116—117.
26 Ю Черниченко. Помощник — промысел.— «Новый мир», 1966,
№8.
27 А. А. Росляков. О методике выборочного обследования массовых
источников по истории партии.— «Вопросы истории КПСС», 1966, № 8,
стр. 118—121.
112
В его статье излагается опыт обследования массовых источни¬
ков по конкретной теме: «Политико-воспитательная работа Ком¬
партии Туркмении в условиях строительства коммунизма» (1959—
1965 гг.). Сотрудники Туркменского филиала ИМЛ не отказались
от сплошного изучения массовых источников, они только прово¬
дили его в сочетании с выборочным изучением в одних случаях и
«монографическим» — в других. Применяя все известные в стати¬
стике приемы выборки (случайная, гнездовая и планомерно ор¬
ганизованный отбор), они, на наш взгляд, допустили только одну
ошибку: в последнем случае стремились «в обязательном порядке»
изучать материалы передовых партийных организаций и «в опре¬
деленной мере — также средние и отстающие» 28. Применявшийся
ими метод планомерно организованного отбора даже в статистике,
имеющей дело с однородными массовыми явлениями, признается
не всеми, так как он не обеспечивает репрезентативности; затем
само его применение строилось на субъективистской и нечеткой
основе нарочитого выделения «передовых» и умеренной дозировки
«средних» и «отсталых». Это нс совпадает с той методикой выбо¬
рочных обследований, которую допускал Ленин в целях быст¬
рого ознакомления с состоянием дел в учреждениях и на пред¬
приятиях 29 и является отходом от методики пензенских земских
статистиков, которую Ленин очень ценил. Однако при видимой
ошибке, допущенной названными исследователями, выборочный
метод изучения массовых источников по указанной теме может
быть оправдан. Это, очевидно, единственный пока путь введения
в научный оборот указанных источников. Ведь среди исследовате¬
лей по истории КПСС в Туркмении только четыре человека (менее
6% общего числа работавших в архиве) решились ознакомиться
с первичными источниками, в то время как около 67 % исследовате¬
лей изучали «синтезирующий» источник — фонд ЦК КП Турк¬
мении 30.
В таких условиях выборочный метод может оказать серьезную
помощь в приобщении исследователей к самостоятельному анали¬
зу первичных массовых документов. Однако его нельзя абсолюти¬
зировать. Противники сплошного изучения массовых источников
считают, что разработанные в математической статистике приемы
выборочных исследований целиком и полностью обеспечивают ре¬
презентативность. Таким образом, говорят они, нам навязывают в
источниковедении массовых источников вчерашний день науки.
Но эти исследователи глубоко ошибаются. Прежде всего потому,
что однородность фактов в естественных науках далеко не равно¬
значна однородности их в общественных науках; кроме того, даже
28 Там же, стр. 121.
29 См. «Ленинский сборник», XXIII, стр. 221.
30 А. А. Росляков. Указ, статья, стр. 118.
113
в естественных науках выводы, основанные па ограниченном чис¬
ле фактов, далеко не всегда могут быть верными для процессов,
находящих отражение в этих фактах. Сошлемся на недавнюю речь
акад. П. Л. Капицы в Лондонском королевском обществе 17 мая
1966 г., в которой он, в частности, сказал: «Изучение ядерных
процессов при столкновении таит в себе по сей день одну боль¬
шую слабость — это необходимость статистического метода обра¬
ботки результатов. Хорошо известно, что нужна большая осто¬
рожность, чтобы при ограниченном числе статистиче¬
ских данных вывести из них общую закономер¬
ность (разрядка наша.— Б. Л.)31. Если даже для закономерно¬
стей ядерной физики, где субъективные отклонения исключены и
где действует «равенство условий», критерии математической ста¬
тистики должны применяться с большой осторожностью, то что же
можно сказать о применении их к общественным закономерностям?
Очевидно, только от количества наблюдаемых фактов зависит все¬
стороннее изучение того или иного исторического явления. Попыт¬
ки ограничить изучение исторической реальности определенным
самим исследователем кругом фактов (так как ограничение круга
источников сокращает объем фактов) может объективно привести
к идеалистической позиции Э. Карра, который считает, что исто¬
рический факт — лишь то, что, по мнению историка, значимо 32.
Таким образом, нам представляется, что источниковедение
массовых источников, наследуя положительный опыт предшест¬
вующих поколений историков, должно развивать и совершенство¬
вать источниковедческую методику таким образом, чтобы обеспе¬
чить освоение источников, возникающих во все возрастающих раз¬
мерах. При этом внедрение приемов математической статистики в
источниковедение желательно вести так, чтобы в каждом отдель¬
ном случае представительность выборки, если в качестве объекта
изучения берется часть, а не вся совокупность массовых источ¬
ников, не вызывала бы сомнения.
31 П. Л. Капица. Мои воспоминания о Резерфорде.— «Новый мир»,
1966, № 8, стр. 209.
32 Е. Н. С а г г. What is history? London, 1961, p. 1—24.
О ПРИМЕНЕНИИ
МАТЕМАТИКО-СТАТИСТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ
В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
И. Д. ТСовалъченко
В последние годы некоторыми советскими историками при об¬
работке и анализе историко-статистических данных были приме¬
нены математические методы и электронно-вычислительные ма¬
шины. В этой связи заслуживает освещения ряд вопросов. Преж¬
де всего: в какой мере обращение историков к математическим
методам диктуется современным состоянием исторической науки
и интересами ее дальнейшего успешного развития? Далее: в ка¬
кой мере допустимо применение в исторических исследованиях
математических методов, что они могут дать историку и каковы
их место и роль в историческом исследовании? Наконец, следует
обобщить имеющийся опыт применения математических методов
и на этой основе определить те области и аспекты исторического
анализа, в которых применение математических методов и вы¬
числительной техники уже сейчас может дать существенный ис¬
следовательский эффект, а также выделить те приемы и методы
математической статистики, которые могут найти наиболее широ¬
кое приложение в исторической науке. В попытке дать ответ —
разумеется, предварительный — на эти вопросы и заключается
цель настоящей статьи.
* * *
Главная задача советской исторической науки — создание фун¬
даментальных исследований, глубоко раскрывающих закономерно¬
сти и особенности исторического процесса. Это требует значи¬
тельного расширения фактической базы исследований, постанов¬
ки ряда новых проблем и вопросов, более глубокого и тонкого ана¬
лиза сущности процессов и явлений и причинной зависимости
между ними.
115
В какой мере усложнились задачи исследователя, хорошо вид¬
но на примере изучения советскими историками аграрного раз¬
вития нашей страны конца XVIII — начала XX в. Здесь налицо
ярко выраженная тенденция к расширению круга привлекаемых
данных. Достаточно сказать, что именно в последние годы стали
широко использоваться различные сведения, содержащиеся в «Эко¬
номических примечаниях», губернаторских отчетах и другой офи¬
циально-ведомственной документации, уставных грамотах и вы¬
купных сделках, земско-статистических описаниях, в материалах
вотчинных фондов и других источниках, которые прежде почти не
изучались. Предметом непосредственного конкретно-исторического
рассмотрения стали такие проблемы, как этапы, сущность и осо¬
бенность разложения в деревне феодальных и генезиса капитали¬
стических отношений, проведение в жизнь крестьянской реформы
1861 г., удельный вес и роль в экономике деревни эпохи капита¬
лизма различных хозяйственно-экономических укладов и другие
вопросы. Это потребовало освещения многих новых сторон и яв¬
лений в социально-экономическом развитии деревни, анализа
взаимосвязей между различными факторами, определявшими ход
этого развития, и выявления их роли и удельного веса в тех или
иных процессах. В частности, большее значение приобрело доста¬
точно точное определение сравнительного воздействия на состоя¬
ние хозяйства и положение крестьян степени их эксплуатации,
с одной стороны, и широкого развития в деревне товарно-денеж¬
ных отношений — с другой.
Разумеется, задачи, решаемые историками, значительно услож¬
нились при изучении не только аграрных отношений, но и всех
других областей истории. Однако не случаен тот факт, что первые
попытки применения советскими историками математических ме¬
тодов и электронно-вычислительных машин имели место именно
в исследованиях по аграрной истории. Он обусловлен тем, что
историки-аграрники в силу особой сложности процессов социаль¬
но-экономического развития деревни и большого разнообразия ис¬
пользуемых источников наиболее остро почувствовали ограничен¬
ность традиционных методов, применяемых в исторических ис¬
следованиях. Это вынудило их несколько раньше, чем представи¬
телей других областей исторической науки, встать на путь поисков
более совершенных приемов обработки и анализа конкретно-исто¬
рических данных.
Одно из наиболее распространенных затруднений, с которым
сталкиваются исследователи при изучении социально-экономиче¬
ского развития, состоит в том, что часто для раскрытия сущности
и оценки тех или иных явлений и процессов в распоряжении исто¬
рика имеются лишь частичные, а нередко и просто отрывочные
данные.
Поскольку в таких случаях о типичности и достаточности
имеющихся данных чаще всего приходится судить на основе вся¬
116
кого рода косвенных показателей и свидетельств, решение многих
вопросов оказывается в значительной мере субъективным.
Еще большие затруднения возникают при выявлении в тех
или иных процессах взаимосвязи, а также роли различных факто¬
ров. Даже при наличии данных об этих факторах прямое сопо¬
ставление не дает возможности получить количественные, т. е.
наиболее объективные и точные, показатели, характеризующие их
сравнительную роль или удельный вес. Не дает их и всякого рода
косвенный анализ. Отсутствие же таких показателей либо вынуж¬
дает исследователей отказаться от раскрытия сравнительной роли
различных факторов, либо ограничиваться при определении этой
роли неопределенными оценками («важная», «значительная»,
«большая» и т. п.). Между тем именно это выявление сравни¬
тельной роли различных причин имеет первостепенное значение
для правильного раскрытия природы того или иного процесса, при¬
сущих ему закономерностей и особенностей.
Затруднения, с которыми сталкиваются историки при обыч¬
ном анализе историко-статистических данных, далеко не исчерпы¬
ваются двумя отмеченными моментами. Однако именно они яв¬
ляются, на наш взгляд, основной причиной наиболее типичных
недостатков многих исследований по социально-экономической
истории. Эти недостатки выражаются в двух крайностях: либо
в недостаточной обоснованности построений и выводов, либо,
наоборот, в чрезмерной осторожности и описательности. Таким
образом, развитие исторической науки, новые задачи, возникшие
перед исследователями, все более отчетливо обнаруживают недо¬
статочность традиционных приемов, делают необходимым поиски
эффективных методов обработки и анализа историко-статистиче¬
ских данных. Все это, естественно, вынудило историков обратить¬
ся к помощи математики. В то же время значительный рост
объема используемой историками информации, необходимость
такой ее обработки, которая недоступна при «ручном» исполнении,
а также применение математико-статистических методов, связан¬
ных с большим объемом вычислений, потребовали применения бо¬
лее совершенных технических средств, включая электронно-вы¬
числительные машины.
Как видим, обращение историков к математическим методам и
электронно-вычислительным машинам всецело диктуется потреб¬
ностями самой исторической науки, а не является данью моде,
как иногда ошибочно полагают.
* * *
Естественно, возникает вопрос: в какой мере допустимо ис¬
пользование математических методов в историческом исследова¬
нии, каково их место в ряду других приемов, применяемых исто¬
риками?
117
Поскольку математические методы являются средством для
изучения количественных характеристик процессов и явлений,
постольку возможность их применения определяется допустимо¬
стью количественного анализа в соответствующей области.
В принципе количественный анализ допустим в любой области по¬
знания, в том числе и в исторических исследованиях. Объектив¬
ным его основанием является единство количественной и качест¬
венной сторон, присущее любым явлениям и объектам. Это и по¬
зволяет применять анализ количественных характеристик для рас¬
крытия сущности изучаемых процессов. Совершенно очевидно, что
при этом могут быть использованы любые методы анализа коли¬
чественных данных, начиная с простейших приемов элементарной
математики и кончая наиболее сложными методами теории вероят¬
ностей и математической статистики. Именно поэтому К. Маркс
и считал, как пишет П. Лафарг, что «наука только тогда дости¬
гает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой» 1.
Опасения же чрезмерной формализации и упрощения историче¬
ского процесса при широком применении в исторических исследо¬
ваниях методов высшей математики безосновательны. Степень
этой формализации определяется не сложностью этих методов са¬
мих по себе, а превращением количественного анализа в самоцель,
забвением того, что этот анализ, какими бы средствами он ни про¬
водился,— лишь орудие для выявления качественных ха¬
рактеристик изучаемых процессов. Оперируя только четырьмя
действиями арифметики, можно формализовать изучаемое явле¬
ние не меньше, чем при использовании самых сложных методов
высшей математики.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что, хотя опасность форма¬
лизации и упрощения и не вытекает из характера математиче¬
ских методов как таковых, она тем не менее существует, и исто¬
рик всегда должен помнить об этом. Эта опасность порождается
не только тем, что исследователь может слишком увлечься ана¬
лизом количественных характеристик и потерять за деревьями
лес, но и тем, что выбор количественных показателей, отражаю¬
щих основную суть изучаемых явлений, очень часто весьма сло¬
жен. Поэтому историк не только должен исходить из того, что
количественный анализ — это лишь средство, а не цель исследова¬
ния, но и уметь выделять для анализа именно те количественные
показатели, которые в наибольшей мере отражают качественную
специфику явления.
Однако самое широкое использование математических мето¬
дов в любой отрасли познания само по себе не создает никакой
новой науки (в данном случае «математической истории») и не
заменяет других методов исследования, как иногда ошибочно ду¬
мают. Математические методы позволяют исследователю получить
1 «Воспоминания о Марксе и Энгельсе». М., 1956, стр. 66.
118
те или иные количественные характеристики изучаемых призна¬
ков, но сами по себе они ничего не объясняют. Природа и внут¬
ренняя сущность явлений в любой области могут быть раскрыты
лишь методами, присущими той или иной науке.
Все сказанное, разумеется, не означает, что математические
методы могут применяться везде, где историк имеет количествен¬
ные данные. Во-первых, эти методы следует применять лишь тог¬
да, когда более простые способы не дают необходимого резуль¬
тата. В противном случае будут иметь место неоправданные
усложнения и нерациональная затрата усилий, так как математи¬
ческие методы очень часто требуют значительных вычислений. Во-
вторых, математические методы рассчитаны на определенные усло¬
вия, и область их применения ограничивается случаями, соответ¬
ствующими этим условиям. Поясним это на примере.
На практике очень часто о тех или иных свойствах изучаемых
явлений и процессов приходится судить по неполным данным.
Именно поэтому одной из важнейших задач математической ста¬
тистики и является разработка методов определения параметров
всей изучаемой совокупности по данным выборки2. Однако для
этого пригодна не всякая выборка. Имеющиеся в распоряжении
исследователя данные должны правильно отражать изучаемые
свойства (признаки) генеральной совокупности. Иначе говоря, ис¬
пользуемая выборка должна быть репрезентативной, т. е.
представительной. Доказано, что таким свойством обла¬
дает случайная выборка, при образовании которой каждый
член изучаемой совокупности имеет одинаковую возможность по¬
пасть в выборку. Совершенно очевидно, что далеко не всякие ча¬
стичные данные, которые можно привлечь для изучения того или
иного вопроса, представляют собой репрезентативную выборку
и поэтому необходима проверка ее представительности, а также и
некоторых других свойств.
Предварительное выявление возможности применения тех или
иных методов математической статистики для обработки и ана¬
лиза изучаемых данных и проверка значимости полученных пока¬
зателей являются важнейшими и непременными условиями их
использования. Таким образом, математические методы могут быть
применены лишь в строго определенных границах, которые каж¬
дый раз должны быть точно установлены, а надежность получен¬
ных результатов специально проверена. Этот момент необходимо
подчеркнуть особо, поскольку указанные требования нередко ис¬
следователями не соблюдаются.
2 В статистике вся подлежащая изучению совокупность объектов назы¬
вается генеральной совокупностью, а та часть объектов, на ос¬
нове которой ведется изучение, называется выборкой.
119
* * *
Посмотрим теперь, какие математические методы были приме¬
нены советскими историками и какой научно-исследовательский
эффект они дали. Сразу же оговоримся, что в данном случае в
нашу задачу не входит характеристика сущности этих методов и
методики их применения. Даже простейшие приемы математиче¬
ской статистики, использованные в работах советских историков,
требуют разъяснений и конкретных иллюстраций, намного превы¬
шающих объем небольшой статьи. К тому же в самих работах,
о которых будет идти речь ниже, даны все необходимые разъяс¬
нения.
Как показывают опубликованные результаты исследований,
математические методы были применены для решения двух типов
задач: во-первых, при анализе частичных данных с целью получе¬
ния обобщенных характеристик изучаемых явлепий, во-вторых,
для выявления взаимосвязи между различными факторами и опре¬
деления сравнительной роли изучаемых факторов в тех или иных
процессах.
Примером решения первой задачи могут служить расчеты, про¬
деланные автором настоящей статьи при изучении различных по¬
казателей, характеризующих состояние хозяйства и положение
русского крепостного крестьянства в первой половине XIX в.3 Хо¬
рошо известно, что одним из наиболее слабо изученных и в силу
этого спорных вопросов истории крестьянства в эпоху перехода
России от феодализма к капитализму является вопрос о том, в ка¬
ком направлении и в какой степени изменялось состояние хозяй¬
ства и положение крестьян в это время. Большинство исследовате¬
лей полагает, что к концу крепостнической эпохи состояние хо¬
зяйства и положение основной массы крестьян значительно ухуд¬
шились. Поскольку эти наблюдения основываются либо на дан¬
ных, относящихся к отдельным имениям, либо на общих, не отли¬
чающихся большой точностью сведениях официальной статисти¬
ки (например, губернаторских отчетах), указанный вывод под¬
вергается сомнению. Задача заключалась в том, чтобы привлечь
для решения этого вопроса бесспорные по своей точности и доста¬
точно массовые сведения. По помещичьей деревне такие сведе¬
ния содержатся в подворных описаниях крестьянских хозяйств.
В них указана обеспеченность каждого двора землей, рабочим и
продуктивным скотом, хлебом и т. п., что позволяет судить о со¬
стоянии хозяйства и положении крестьян. Однако число составлен¬
ных подворных описей весьма невелико по отношению к общему
3 О сущности указанною метода, методике проверки репрезентативно¬
сти имевшихся данных и итогах обработки и анализа см. в нашей статье
«Об опыте математико-статистической обработки выборочных данных о
крестьянском хозяйстве в России XIX века». («Вестник МГУ», 1966, № 1).
120
числу имений. К этому же сохранилась лишь небольшая часть этих
описей. Так, за много лет работы удалось обнаружить всего около
300 подворных описей, охватывающих около 200 различных име¬
ний русской крепостной деревни. Если учесть, что на изучаемой
территории находилось свыше 50 тыс. помещичьих имений, то не¬
значительность имеющихся данных станет совершенно очевидной.
Кроме того, повторные подворные описания (т. е. по две и более
описи) были обнаружены всего по 40 имениям. Из них лишь при¬
мерно по 20 имениям описи охватывают более или менее значи¬
тельный период времени (25—30 и более лет). Следовательно, воз¬
можности для выявления изменений в состоянии крестьянского
хозяйства, а в этом и состояла главная задача, были крайне огра¬
ниченными. В силу этого и возникла указанная выше альтернати¬
ва: либо судить о динамике уровня крестьянского хозяйства на
основе явно недостаточных данных, либо отказаться от обобще¬
ний и ограничиться простым описанием положения дел в отдель¬
ных вотчинах. Преодолеть возникшие затруднения помогло обра¬
щение к математической статистике.
В математической статистике разработаны различные методы
определения неизвестных параметров всей изучаемой совокупно¬
сти но выборочным сведениям. В данном случае, по сведениям
имеющихся подворных описей, предстояло определить обеспечен¬
ность крестьян рабочим и другим скотом в изучаемых районах в
целом и выявить те изменения, которые имели место в нредрефор-
менные десятилетия по сравнению с началом XIX в. Проверка со¬
бранных данных показала, что они могут быть основой для выяв¬
ления соответствующих обобщенных показателей. С высокой ве¬
роятностью (95%) были определены доверительные интервалы
(т. о. минимальный и максимальный пределы), характеризующие
обеспеченность земледельческого крестьянства скотом в 1800—
1830 и 1831 —1860 гг. в целом по каждому из двух выделенных
районов: но черноземной полосе (Черноземный центр и Поволжье)
и нечерноземной полосе (Промышленный центр, Северо-Запад и
Смоленская губерния). В итоге оказалось, что общая обеспечен¬
ность крестьян всеми видами скота (в пересчете на крупный) сни¬
зилась в 1831—1860 гг. по сравнению с 1800—1830 гг. в чернозем¬
ной полосе на 3—8%, а в нечерноземной — на 10—12% 4. Соответ¬
ствующий расчет был проделан также раздельно по рабочему и
продуктивному скоту и для разных прослоек крестьян (бедней¬
шая, средняя и зажиточная) 5.
Таким образом было установлено, что в русской помещичьей
деревне в первой половине XIX в. преобладала тенденция к сни¬
жению обеспеченности крестьянского хозяйства скотом.
4 Там же, стр. 80—83.
5 Там же, стр. 81—82, 84—88.
121
Кроме того, было выявлено, что основные тенденции развития
крестьянского хозяйства, обнаруженные на основе анализа наи¬
более достоверных данных, какими являются сведения подворных
описей, всецело совпадают с картиной, рисуемой губернаторскими
отчетами, которые относятся рядом исследователей к разряду не¬
достоверных источников. Это совпадение свидетельствует о том,
что губернаторские отчеты дают в целом верную картину хозяй¬
ственного развития деревни. Подтверждение общей достоверности
сведений, включенных в губернаторские отчеты, имеет важное зна¬
чение, поскольку целый ряд данных о социально-экономическом
развитии деревни в крепостную эпоху (например, сведения о по¬
севах и сборах хлебов и картофеля) содержится только в них.
Вычисление обобщенных показателей на основе частичных
данных помогло решить и ряд других вопросов. Так, по данным
тех же подворных описей было установлено общее количественное
соотношение в среде крестьянства беднейшей, средней и зажи¬
точной прослоек в первые десятилетия XIX в. и в предреформен-
ную эпоху, что дало возможность выявить характер и темпы рас¬
слоения крестьянства в различных районах, их зависимость от
роли в хозяйственной деятельности крестьян земледелия и про¬
мыслов. По частичным данным, были также получены показатели
обеспеченности крестьян рабочей силой, размеров барских за¬
пашек.
В целом обращение к математико-статистическим методам об¬
работки и анализа различных данных помогло преодолеть ряд за¬
труднений и пойти в решении поставленных вопросов значительно
дальше, чем это можно было сделать, основываясь на традицион¬
ных приемах анализа.
Другим примером оценки всей изучаемой совокупности по вы¬
борочным данным является работа Ю. Л. Бессмертного, изучав¬
шего эволюцию северофранцузского дворянства в XII — начале
XIV в.6 Здесь решалась иная задача. В распоряжении автора были
обширные описания дворянских владений. В трех использованных
автором описях было зафиксировано более 8 тыс. владений.
Сплошное обследование этого источника является чрезвычайно
трудоемкой и изнурительной работой, которая к тому же не дает
особых исследовательских выгод. Это побудило Бессмертного при¬
бегнуть к выборочному методу, который позволяет получить обоб¬
щенные характеристики анализируемых показателей всей сово¬
купности с любой степенью точности и достоверности. Автор пока¬
зал, что при доверительной вероятности, равной 90%, даже мини¬
мальный объем выборки (2%) устраняет возможность ошибочных
оценок. Выборки же в 10 и 20% изучаемой совокупности дают до¬
МО. Л. Бессмертны й. Некоторые проблемы истории дворянства в
Северной Франции конца XII — начала XIV в.— «Французский ежегодник.
Статьи и материалы по истории Франции. 1966». М., 1967.
122
статочно надежное и точное представление о тенденциях в ис¬
следуемых процессах7. На основе таких выборок, составленных
путем случайного отбора, Бессмертный вычислил доверительные
интервалы по ряду показателей (состав владений, соотношение
имущественных групп среди сеньоров). В итоге при несравненно
меньших затратах времени, чем потребовалось бы при сплошной
обработке описей, удалось выявить экономическую структуру дво •
рянства и показать степень его социальной однородности.
Разработанные в математической статистике методы опреде¬
ления неизвестных параметров всей изучаемой совокупности, по
данным частичных наблюдений, могут быть широко применены
при анализе историко-статистических сведений. При этом может
быть получен значительный научно-исследовательский эффект.
Если имеющиеся частичные данные окажутся репрезентативны¬
ми, откроется возможность довести анализ изучаемых явлений и
процессов до надежно аргументированных обобщений или по
крайней мере избежать необоснованных заключений. В том и дру¬
гом случаях значительно повысятся аргументированность и объ¬
ективность исторических исследований.
Особо следует подчеркнуть эффективность указанных методов
при изучении динамики явлений. При обычных методах анализа
для выявления изменений в ходе процесса необходимы данные за
разные периоды по одним и тем же объектам. Очень часто сопос¬
тавимых данных намного меньше, чем общее число их по каждому
из периодов. Это вынуждает изучать динамику процессов на ос¬
нове ограниченных сведений. Применение же математических
методов позволяет изучать динамику процессов с учетом всех
имеющихся сведений и судить о ней в целом. Так, в приведенном
выше примере при обычных приемах анализа динамику обеспе¬
ченности крестьянского хозяйства скотом можно было изучать
лишь по сведениям тех имений, где были составлены две и более
подворные описи со значительными промежутками времени меж¬
ду ними. Таких имений было лишь немногим более 20, т. е. слиш¬
ком мало для обобщающих заключений. Предварительное же вы¬
числение показателей обеспеченности крестьян скотом по выде¬
ленным районам и периодам, по данным 200 имений, дало
возможность получить представление об общем ходе процесса.
Таков один круг проблем, для решения которых советские истори¬
ки прибегли к помощи математико-статистических методов.
Более широко были применены эти методы для выявления
взаимосвязи между различными факторами и определения их
сравнительной роли в тех или иных процессах.
В математической статистике существуют различные способы
выявления взаимосвязи между теми или иными признаками,
7 Там же, стр. 8—10.
123
Простейшим и наиболее широко применяемым из них является
вычисление коэффициентов корреляции, которые показывают
тесноту взаимной сопряженности исследуемых факторов. Вели¬
чина коэффициента корреляции может колебаться от 0 до +1 или
— 1. Чем ближе коэффициент к единице (плюс или минус, все
равно), тем теснее связь между признаками. При равенстве коэф¬
фициента корреляции единице между признаками существует ли¬
нейная, т. е. простейшая, функциональная зависимость. При ра¬
венстве его нулю между факторами нет никакой линейной зави¬
симости. Таким образом, коэффициенты корреляции позволяют
установить наличие линейной связи между изучаемыми призна¬
ками и ее тесноту. И то, и другое имеет важное значение для рас¬
крытия причинной зависимости между явлениями.
Примером использования в историческом исследовании кор¬
реляционного анализа для установления тесноты связи между
различными факторами может служить работа Ю. Кахка и X. Ли¬
ги об экономическом положении и феодальных повинностях
крестьян в Эстляндской губернии 8. Сопоставляя, по данным конца
XVII — начала XIX в., рост обеспеченности крестьян рабочей си¬
лой и рабочим скотом с ростом барщинных повинностей, авторы
установили, что в XVIII в. интенсивность эксплуатации крестьян
в целом возросла, так как в 61 из 79 случаев повинности крестьян
увеличились в большей степени, чем их обеспеченность рабочей
силой и тяглом9. Поскольку при этом имел место параллельный
рост и повинностей, и экономического уровня крестьянского хо¬
зяйства, авторов, естественно, заинтересовал вопрос, в какой мере
размеры барщинных повинностей крестьян и их рост зависели от
состояния хозяйства крестьян и его изменений. Говоря иначе, по¬
лучали ли помещики больше барщинных повинностей с крестьян
более «крепких», чем их соседи с крестьян более «скудных».
Эту задачу невозможно решить путем простого сопоставления
данных о состоянии хозяйства крестьян и их повинностях. Вычис¬
ление же коэффициентов корреляции позволило получить четкий
ответ на вопрос. Так, оказалось, что в конце XVIII в. и начале XIX в.
теснота зависимости между уровнем барщинных повинностей и
обеспеченностью рабочим скотом соответственно равнялась (ко¬
эффициенты корреляции) 0,34 и 0,38, между барщиной и числом
трудоспособных мужчин — 0,36 и 0,47, а совокупная зависимость
повинностей от поголовья тяглового скота и количества рабочей
силы составляла 0,38 и 0,48. Таким образом было показано, что
связь между уровнем барщинных повинностей и экономическим
8 Ю. К а х к, X. Л и г и. К вопросу об экономическом положении в фео¬
дальных повинностях крестьян в Эстляндской губернии в XVIII в. (Опыт
применения электронно-счетных ма|шин в историческом исследовании).—
«Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962 г.» Минск, 1964,
9 Там же, стр. 48.
124
состоянием крестьянского хозяйства крайне несущественна. Еще
меньшей оказалась зависимость между темпами роста барщинных
повинностей с конца XVII до начала XIX в. и относительным уве¬
личением в это время поголовья тяглового скота и числа трудо¬
способных мужчин. Коэффициент корреляции соответственно ра¬
вен 0,09 и 0,20 10 11 (совокупный коэффициент равен 0,20), т. е. рост
барщинных повинностей в целом слабо зависел от изменений в
обеспеченности крестьянского хозяйства рабочим скотом и рабо¬
чей силой.
Ю. Кахк и X. Лиги пытались выяснить зависимость размеров
барщины от двух факторов, характеризующих крестьянское хо¬
зяйство. Эстонские исследователи И. Сильдмяэ и Л. Выханду пос¬
тавили более широкую задачу11. Они изучали методом корреля¬
ционного анализа взаимные связи между целым рядом экономиче¬
ских показателей, характеризующих крестьянское и помещичье
хозяйство и феодальную ренту в начале XIX в. В одном случае по
40 имениям рассматривалась взаимосвязь 12 показателей, а в
другом — по 142 имениям 22 показателей. В итоге был выявлен
сложный механизм зависимости между размерами феодальной
ренты и состоянием крестьянского хозяйства. Авторы показали,
что размеры феодальной ренты оказывали определяющее воз¬
действие на состояние крестьянского хозяйства лишь с определен¬
ного момента, т. е. с того, когда интенсивность эксплуатации ста¬
новилась высокой и исключала возможность развития крестьян¬
ского хозяйства.
Как видим, и здесь обращение к помощи математики позволи¬
ло получить значительно большие результаты, чем при обычных
приемах анализа.
Методы корреляционного анализа могут быть применены к ог¬
ромному кругу историко-статистических данных. Они давно из¬
вестны и нередко использовались экономистами и статистиками
при изучении социально-экономических процессов. Однако корре¬
ляционный анализ не представляет собой универсального метода
при выяснении причинной зависимости. Будучи эффективным
средством для раскрытия тесноты связи между признаками, он ма¬
ло пригоден для выявления меры воздействия различных факторов
на результат, а следовательно, и для определения их сравнительной
роли в том или ином процессе. В сущности коэффициенты корре¬
ляции дают возможность установить сравнительную роль факторов
либо в том случае, когда обнаружена существенная зависимость
между одними факторами и ее отсутствие между другими, либо
10 Там же, стр. 52.
11 И. С и л ь д м я э, Л. Выханду. О применении математических мето¬
дов к проработке данных о феодальной ренте.— «Ученые записки Тартус¬
кого государственного университета, вып. 183. Труды по правоведению. IV».
Тарту, 1966.
125
когда удается выделить фактор, действие которого не зависит от
других причин или действие этих причин остается неизменным.
Однако в исторических процессах чаще всего сила воздействия на
ход изучаемого процесса того или иного фактора зависит и от воз¬
действия других причин. Поэтому в тех случаях, когда основная
цель анализа состоит в раскрытии сравнительной роли изучаемых
признаков, необходимо обращаться не к корреляционному анали¬
зу, а к другим методам математической статистики. Одним из них
является метод регрессионного анализа, или, говоря ина¬
че, вычисление коэффициентов линейных уравнений связи.
Методом регрессионного анализа (наряду с вычислением коэф¬
фициентов корреляции) широко пользовался автор настоящей
статьи при изучении социально-экономического развития русской
крепостной деревни в первой половине XIX в.12 Коэффициенты
регрессии показывают меру или масштаб изменения результа¬
тивного признака при том или ином изменении воздействующего
на него фактора. Различия между коэффициентами корреляции и
коэффициентами регрессии грубо можно выразить примерно так.
Если коэффициент корреляции равен, например, 0,80, то это зна¬
чит, что в 80% рассматриваемых случаев имеет место зависимость
между изучаемыми признаками. Если же в этом случае коэффи¬
циент регрессии равен, скажем, 1,44 (коэффициенты регрессии в
отличие от коэффициентов корреляции могут иметь любое поло¬
жительное или отрицательное значение), то это значит, что при
изменении величины определяющего фактора на единицу зависи¬
мый от него результат изменится на 1,44.
Путем вычисления коэффициентов регрессии линейных урав¬
нений связи удалось выявить сравнительную роль в различных
процессах целого ряда факторов. Так, одна из важнейших задач
заключалась в определении степени воздействия размеров повин¬
ностей и их роста на уровень крестьянского хозяйства и характер
его динамики в различных районах. Решить подобную задачу
обычным путем невозможно, ибо сопоставление данных, характе¬
ризующих состояние крестьянского хозяйства (обеспеченность
скотом, размеры посевов, урожайность хлебов), с размерами воз¬
ложенных на них повинностей (величина оброка или барских
запашек) не раскрывает степени воздействия эксплуатации на
состояние хозяйства и не показывает роли других факторов. При¬
ведем один пример.
12 Частично итоги этого анализа изложены в наших работах «О приме¬
нении математических методов при анализе историко-статистических дан¬
ных» («История СССР», 1964, № 1) и «О характере и формах расслоения по¬
мещичьих крестьян России в первой половине XIX в.» («Исторические за¬
писки», т. 78, стр. 131—136). Подробно сущность этого метода, условия и ме¬
тодика его применения, а также полученные результаты освещаются в мо¬
нографии «Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в.»
(М., 1967, гл. VI).
126
В Мануйловском имении Гагариных (Ржевский уезд) с 1813 по
1860 г., но данным по/щорных описей, уровень крестьянского хо¬
зяйства (обеспеченность крестьян всеми видами скота в переводе
на крупный и в расчете на мужскую душу) и размеры повинно¬
стей (оброк в руб. серебром на работника мужчину) изменялись
следующим образом:
1813 г.
1823 г.
1826 г.
1829 г.
1833 г.
1840 г.
1850 г.
1856 г.
1860 г.
Голов скота
2,4
2,4
2,2
2,0
1,7
2,0
2,2
2,1
1,9
Оброк, руб.
4,7
8,5
8,3
12,0
12,8
14,4
12,3
13,1
12,3
Как видим, с одной стороны, происходило постепенное сни¬
жение уровня крестьянского хозяйства (к 1860 г. обеспеченность
скотом сократилась на 21%), а с другой — значительный рост по¬
винностей (оброк увеличился на 162%) 13. Обычное сопоставление
этих данных почти без сомнений привело бы исследователя к тому
выводу, что снижение уровня крестьянского хозяйства было вы¬
звано усилением их эксплуатации. Между тем, как показывает вы¬
числение коэффициентов линейного уравнения связи, в Мануйлов¬
ском имении ухудшение обеспеченности крестьян скотом в очень
небольшой степени зависело от роста размеров оброка. Быстрый
рост повинностей в Мануйловском имении еще не оказывал су¬
щественного влияния на динамику уровня крестьянского хозяй¬
ства, поскольку интенсивность эксплуатации крестьян была здесь
намного ниже ее среднего уровня (оброк в Мануйлове был в конце
50-х годов примерно вдвое меньше, чем в целом по Тверской губер¬
нии). На этом примере хорошо видна ограниченность, точнее го¬
воря, непригодность обычных методов анализа данных для выяв¬
ления сравнительной роли различных факторов в тех или иных
процессах.
Вычисление коэффициентов линейной регрессии по данным,
охватывающим территорию Центральной России, позволило полу¬
чить показатели, характеризующие степень воздействия размеров
повинностей на состояние крестьянского хозяйства. Так, было
установлено, что в русской крепостной деревне первой половины
XIX в. в целом основным фактором, определявшим преобладание
тенденции к снижению уровня крестьянского хозяйства, была вы¬
сокая интенсивность эксплуатации основной массы барщинного и
оброчного крестьянства. Тем самым конкретно была подтверждена
справедливость применительно к изучавшемуся району известного
13 «Исторические записки», т. 78, стр. 98—99.
127
тезиса о том, что в эпоху феодализма возможности развития кре¬
стьянского хозяйства определяются прежде всего размерами фео¬
дальной ренты. При этом удалось показать, что интенсивность экс¬
плуатации различных категорий крепостных крестьян была неоди¬
наковой. У барщинных крестьян она была значительно выше, чем
у оброчных. Кроме того, было установлено, что эксплуатация игра¬
ла решающую роль лишь в целом, по отношению к основной массе
крестьянства. В то же время в значительном числе имений интен¬
сивность эксплуатации еще не достигла того предела, когда се даль¬
нейший рост неизбежно приводил к ухудшению положения кре¬
стьян. Названное Мануйловское имение Гагариных не было в этом
отношении исключением.
Методы корреляционного и регрессионного анализа для выяс¬
нения зависимости высоты налога от размеров имущества и числа
налогоплательщиков в Византии XIV в. были применены
К. В. Хвостовой 14. Обработке подверглись сведения по 17 описям,
в которых были зафиксированы данные о видах и размерах иму¬
щества, числе налогоплательщиков и величине их обложения. Вы¬
числение коэффициентов линейной корреляции показало, что наи¬
более тесной была зависимость между налогом и тем видом иму¬
щества, который являлся основным источником дохода в данном
селении. В семи случаях это была численность тяглового скота,
в пяти — размеры земель под виноградником, в трех — размеры
земельной площади под пашней и т. д. 15 Сравнительная величина
коэффициентов корреляции между налогом и разными видами
имущества отражала очередность учета отдельных податных объ¬
ектов в каждой из деревень. Коэффициенты линейной регрессии
позволили определить средние нормы обложения податных объек¬
тов в каждом селении.
В итоге автору удалось аргументированно показать, что в позд¬
ней Византии сохранялся подушно-поимущественный принцип
обложения, характерный для обложения зависимого и непривиле¬
гированного населения позднеримской эпохи. Тем самым были
внесены существенные уточнения в установившиеся представле¬
ния, согласно которым римские принципы взимания поземельной
подати в поздней Византии не имели места 16.
Методы регрессионного анализа были применены советскими
историками и при решении ряда других вопросов 17.
Другим использованным советскими историками методом рас¬
крытия сравнительной роли различных причин в тех или иных
14 К. В. Хвостова. Особенности аграрно-правовых отношений в позд¬
ней Византии (XIV—XV вп.). Историко-социологический очерк. М., 1968,
стр. 112 и сл.
15 Там же, стр. 126.
16 Там же, стр. 128, 135.
17 И. Д. Ковальченко. Русское крепостное крестьянство в первой
половине XIX в., гл. VI.
128
процессах является факторный анализ. Он в принципе дает
те же результаты, что и регрессионный анализ, но применяется
прежде всего при раскрытии взаимосвязи так называемых к а ч е-
ственных признаков. Все признаки явлений и процессов рас¬
падаются на две группы. Признаки, сущность которых выражает¬
ся в той или иной количественной мере, называются количествен¬
ными. Например, такие отмечавшиеся выше признаки, как уро¬
вень крестьянского хозяйства, интенсивность эксплуатации, из¬
менение численности населения и многие другие, являются ко¬
личественными признаками. Те признаки, сущность которых нель¬
зя выразить через количественную меру, называются качествен¬
ными. Разумеется, и эти признаки могут исчисляться в количе¬
ственных показателях, но смысл этих показателей иной, чем у пер¬
вой группы признаков. Скажем, такие признаки, как образование,
пол, социальное положение, характеризующие внутреннюю струк¬
туру населения, относятся к качественным. При анализе сравни¬
тельной роли таких признаков с наибольшим эффектом и может
быть применен факторный анализ.
Примером использования факторного анализа в историческом
исследовании является работа А. Руусмана, который, по данным
сельскохозяйственной переписи 1939 г. в буржуазной Эстонии, изу¬
чал судьбы выходцев из деревни 18. Руусман поставил своей зада¬
чей выяснить влияние таких факторов, как социальное происхож¬
дение, образование, возраст, пол, на достигнутое выходцами из де¬
ревни социальное положение. При этом задача решалась различ¬
ными методами. Прежде всего был произведен обычный процент¬
ный расчет. Он показал зависимость занимаемого общественного
положения от социального происхождения, а также от образова¬
ния и возраста. Далее были вычислены коэффициенты корреля¬
ции. Они также подтвердили, что важнейшими факторами, влияв¬
шими на судьбу выходцев из деревни, были происхождение, обра¬
зование и возраст. Так был выявлен основной комплекс причин,
определявших общественное положение, достигнутое выходцами.
Однако процентные показатели и коэффициенты корреляции не
раскрывали сравнительной роли этих факторов. Только факторный
анализ раскрыл роль указанных признаков. В наибольшей мере
достигнутое социальное положение зависело от происхождения,
т. е. состоятельности родителей. На втором месте шел возраст (в мо¬
мент составления переписи), косвенно характеризующий степень
опытности выходцев, и на третьем — образование.
Как видим, уже имеющийся опыт применения советскими ис¬
ториками математических методов для выявления взаимосвязи
18 А. Руусман. Из опыта применения факторного анализа в истори¬
ческом исследовании.— «Вестник МГУ». 1966, № 6. В статье подробно осве¬
щается методика применения факторного анализа.
5 Источниковедение
129
между различными факторами и особенно для определения их
сравнительной роли показывает высокую эффективность этих ме¬
тодов сравнительно с традиционными приемами анализа. Все ука¬
занные методы могут найти самое широкое применение в историче¬
ских исследованиях. Конечно, это не значит, что они могут исполь¬
зоваться для анализа любых данных и показателей. Как и все прие¬
мы математической статистики, они рассчитаны на определенные
условия, которые должны строго соблюдаться. В противном случае
действительная картина причинных взаимосвязей может быть ис¬
кажена. Так, корреляционный и регрессионный анализы эффек¬
тивны лишь в том случае, когда зависимость между изучаемыми
признаками близка к линейной. Поэтому непременным условием
является проверка значимости, т. е. надежности показателей, по¬
лученных путем математического анализа данных.
Вместе с тем следует сказать и о несостоятельности представ¬
лений тех историков, которые полагают, что итоги математико-ста¬
тистического анализа не могут служить доказательством наличия
реальной причинной взаимосвязи между явлениями и что они
говорят лишь о вероятной, а не о действительной зависимости
явлений. На самом деле эти методы позволяют при соблюдении
соответствующих условий установить наличие реальной зависимо¬
сти между признаками и определить действительную степень или
меру воздествия одних факторов на другие. Иное дело, что эти
методы не дают ответа на вопрос: закономерна или случайна эта
зависимость в том или ином случае? Ответ на этот вопрос может
быть получен лишь путем раскрытия механизма причинной зави¬
симости, присущей изучаемому явлению, методами собственно ис¬
торического анализа. Вероятностными математические методы на¬
зываются не потому, что они позволяют установить лишь вероят¬
ную взаимосвязь явлений, а потому, что они дают ответ лишь с
определенной вероятностью, которая, кстати, задается исследова¬
телем и может быть как угодно близка к полной достоверности, т. е.
к 100% вероятности. Вместе с тем эти методы называются стати¬
стическими, ибо выводы, полученные на их основе, справедливы
лишь для того круга процессов и явлений, которые охвачены
статистическим наблюдением, т. е. наличие той или
иной взаимосвязи для каждого нового объекта и периода должно
быть подкреплено анализом соответствующих статистических дан¬
ных.
Таковы те основные приемы математической статистики, ко¬
торые уже применены советскими историками в конкретно-исто¬
рических исследованиях. Даже беглый обзор полученных при этом
итогов позволяет понять, почему историки обратились прежде все¬
го к этим приемам. Именно они помогают преодолеть наиболее
типичные затруднения и углубить анализ по таким важным и
сложным аспектам исторического исследования, как выявление
типичности и раскрытие причинной зависимости.
130
В теории вероятностей и математической статистике есть и мно¬
го других приемов, которые могут быть широко применены в ис¬
торических исследованиях.
Широкое применение в исторических исследованиях могут по¬
лучить различные критерии статистической проверки гипотез.
Например, историки очень часто сопоставляют всякого рода сред¬
ние данные и судят о существенности или несуществепности раз¬
личий между ними буквально на глаз. Между тем при наличии
исходных данных, на основе которых получены средние показате¬
ли, можно получить объективную оценку существенности разли¬
чий между средними.
Большую помощь могут оказать историкам аналитические ме¬
тоды выравнивания динамических рядов и приемы оценки неизве¬
стных уровней изучаемых признаков путем их интерполяции и
другими способами. Они позволяют выявить преобладающий тип
динамики и определить уровень признака на интересующем иссле¬
дователя рубеже.
Мы отметили только те математико-статистические методы, ко¬
торые, как это уже очевидно сейчас, могут найти наиболее широ¬
кое применение и дать существенный эффект в исторических ис¬
следованиях. В принципе же историками могут быть использованы
все известные в настоящее время приемы вероятностно-статисти¬
ческого анализа. При этом не следует пренебрегать и простейшими
приемами статистики. Так, В. 3. Дробижев углубил статистический
анализ протоколов ВСНХ (за 1917—1929 гг.), использовав такой
простой показатель, как среднее квадратическое отклонение 19.
В тесной связи с начавшимся освоением историками математи¬
ческих методов стоит и обращение к помощи более совершенной
техники, в том числе и электронно-вычислительным машинам 20.
При этом достигается не простая экономия времени и усилий, но и
создается возможность такой обработки данных, которая недоступ¬
на или нецелесообразна при обычных методах. Так, лишь приме¬
нение электронно-вычислительных машин открывает практическую
возможность для различных вариантов обработки массовых стати¬
19 В. 3. Дробижев. Методика статистической обработки протоколов
ВСНХ (1917-1929 годы).- «Вестник МГУ». 1965, № 6.
20 О возможных аспектах применения электронно-вычислительных ма¬
шин в исторических исследованиях и некоторых итогах их применения см.:
В. А. Устинов. Применение вычислительных машин в исторической нау¬
ке. М., 1964; И. Д. Ковальченко, В. А. Устинов. Применение элек¬
тронных вычислительных машин в исторической науке («Вопросы исто¬
рии», 1964, № 5); см также опубликованные в журнале «История СССР»
(1964, № 1) статьи: В. А. Устинов. Решение некоторых задач истории
СССР на электронных вычислительных машинах; И. Д. Ковальченко.
О применении математических методов при анализе историко статистиче¬
ских данных; 3. Г. Карпенко. Изучение истории промышленных предпри¬
ятий социалистической эпохи новыми методами; Ю. К а х к. Применение
электронных вычислительных машин в исследованиях историков Эстонской
ССР.
131
5*
стических данных и тем самым для отыскания наиболее эффектив¬
ных или, как говорят, оптимальных приемов их изучения. Хорошо
известно, что при «ручных» средствах обработки значительных по
объему и разносторонних по содержанию комплексов источников
из них извлекается лишь небольшая часть полезной для исследо¬
вателя информации.
Естественно, что обращение историков к математическим ме¬
тодам обработки и анализа данных требует определенного знаком¬
ства с математикой. Оно необходимо как для выбора соответст¬
вующего метода, так и прежде всего для правильного истолкова¬
ния полученных результатов. Без определенной математической
подготовки историки не смогут найти общего языка и с математи¬
ками, без тесного контакта с которыми невозможно обойтись,
применяя новые методы исследования. Разумеется, это не зна¬
чит, что все историки должны пройти курс высшей математики.
Но расширение общего математического кругозора историков и
появление в их среде некоторого числа специалистов с опреде¬
ленной математической подготовкой, несомненно, потребу¬
ются.
Необходимо также придать работе по применению в историче¬
ских исследованиях новых методов должную организованность и
планомерность. Начальный этап работы, всецело основанный на
инициативе и энтузиазме отдельных исследователей, можно счи¬
тать пройденным. Возможность и эффективность применения в ис¬
торических исследованиях по социально-экономической проблема¬
тике математических методов и электронно-вычислительных ма¬
шин доказаны21. Теперь необходимо переходить к широкому их
внедрению. Это безусловно, несмотря на неизбежные сложности
и трудности, будет содействовать дальнейшему углублению исто¬
рических исследований.
* * *
До сих пор мы говорили о применении математических методов
и новейших технических средств в тех областях исторической нау¬
ки, где исследователь располагает теми или иными количествен¬
ными характеристиками, зафиксированными в источниках. Но
многие стороны исторического развития, как известно, исследуют¬
ся на основе изучения текстовых, т. е. описательных, материалов.
Обработка таких материалов также сопряжена со значительными
трудностями, а их анализ еще в большей мере, чем при использо¬
21 Опыты советских историков по применению в исторических исследо¬
ваниях математических методов и электронных вычислительных машин
вызвали интерес и получили одобрение не только у нас в стране, но и за
рубежом. Работы, посвященные этим сюжетам, были опубликованы в пере¬
воде во Франции и США. См., например, «Annales Economies Soci4tds Civili¬
sations». Novembre —■ decembre 1965; «Soviet Studies in History», 1964, M 4.
132
вании цифровых данных, оказывается субъективным. Таким обра¬
зом, и здесь очевидна необходимость совершенствования методов
исторического исследования. Несомненно, что при этом могут быть
использованы и математические методы, и электронно-вычисли¬
тельные машины. Однако сделать это значительно труднее, чем при
обработке и анализе историко-статистических данных.
Широкая обработка на электронно-вычислительных машинах
текстовых материалов, помимо некоторых чисто технических труд¬
ностей (большой объем работ, связанных с подготовкой материалов
к вводу в машину), осложняется тем, что требуется создание весь¬
ма сложных программ. Методика их составления пока еще не раз¬
работана.
Еще большие трудности стоят на пути применения математи¬
ческих методов. Главное препятствие в том, что историки пока не
могут выражать в количественных характеристиках те стороны
общественной жизни, которые относятся к политической, обще¬
ственной и духовной деятельности и зафиксированы в источниках
в словесных характеристиках. Между тем все акты этой деятель¬
ности имели свой объективный результат, т. е. так или иначе, в той
или иной мере воздействовали на ход исторического развития.
В принципе почти всякое изменение в ходе развития может быть
измерено, и теоретически допустимо, что почти все проявления
общественной жизни могут быть выражены количественно. Следо¬
вательно, возможно приложение к их анализу и математических
методов. Однако претворение этой возможности в реальность —
сложнейшая задача, которую предстоит решать исторической нау¬
ке. Пока еще невозможно даже сказать, как скоро она будет ре¬
шена в полном объеме. Но приступать к ее решению следует уже
сейчас. Основной путь — это поиски методов формализации и коли¬
чественной оценки тех сторон общественной жизни, которые в на¬
стоящее время лишь описываются. По мере накопления таких оце¬
нок будут создаваться реальные возможности для моделирования
отдельных сторон и проявлений исторического развития, а в конеч¬
ном счете станет возможным создание модели, характеризующей
общественный организм в целом. Представляется, что именно на
этом пути можно в наибольшей мере приблизиться к раскрытию
как общих закономерностей, так и особенностей исторического
развития.
ПРЕДМЕТ, ЗАДАЧИ
И МЕТОДЫ ДИПЛОМАТИКИ
С. М. Наги танов
Понятие «дипломатика»
Латинский термин diplomatica является по своему происхож¬
дению именем прилагательным женского рода от существительно¬
го diploma (в род. пад. diplomats). Diplomatics, diplomatica, dip-
lomaticum— дипломатический (-ая, -oe), т. e. относящийся (отно¬
сящаяся, о!носящееся) к диплому (дипломам). Труд Жана Ма-
бийона, давший название исторической дисциплине дипломатике,
был озаглавлен «De re diplomatica libri sex» (1681 г.), что означает
в буквальном переводе «Шесть книг о вещи дипломатической
(касающейся дипломов)». Res diplomatica (прилагательное diplo¬
matica согласуется в роде с существительным ж. р. res) — «предмет
(вещь), касающийся (касающаяся) дипломов». От этого первона¬
чального определения впоследствии осталось только слово diplo¬
matica, которое превратилось в имя существительное.
В XVII в., когда писал Мабийон, содержание понятия «дипло¬
мы» было, очевидно, более широким, чем в период раннего и раз¬
витого феодализма, и, несомненно, отличалось от первоначального
значения этого термина.
В древнегреческом языке имелось прилагательное SittX6oq,-6t],
-oov (слит. -оо£, -т], -ouv ) — «двойной», производное от
глагола ВыгХосо (8ыгХа£(о) — «удваивать, быть удвоенным, двой¬
ным». Термином Ыктиуос, — «сложенный вдвое» — обозначались
покрытые воском доски для письма (диптих). В классической Гре¬
ции слово 81тгХо)|ха означало «двойное количество» (Аристотель) *.
«Древнегреческо-русский словарь», т. I. М., 1958, стр. 413.
134
Очевидно, прямым следствием этого словоупотребления было при¬
менение термина BiirXcojxa в значении «двойной сосуд» в грече¬
ском языке 1 —III вв. н. э.2 В смысле «документ» слово 8[тсХсора
(мн. ч. 8ьтгХсо[лата) употреблялось в I—II вв. н. э. 3, а возможно,
и несколько раньше. Очевидно, это новое словоупотребление свя¬
зано с влиянием латыни 4, где термин SUXtopa оказался переос¬
мысленным и рассматривался, вероятно, как заменитель понятия
61яти^о£.
В Риме термин diploma (мн. ч. diplomata) широко распростра¬
нился в конце республиканского периода (встречается у Цицеро¬
на — I в. до н. э.) ив императорский период. Под дипломами под¬
разумевались сложенные вдвое (в виде диптиха) бронзовые пла¬
стинки с занесенным на них текстом. Различалось несколько раз¬
новидностей дипломов: курьерам на право пользования общест¬
венным транспортом, отставным солдатам на право вступления
в брак с римлянками (jus connubii) и поселения в Риме; редко
выдавались императорские «дипломы», содержавшие определен¬
ные привилегии 5.
В период раннего средневековья наряду с термином diploma
вошел в употребление и термин diplomum (мн. ч. diploma) 6.
В средние века под названием «дипломы» фигурировали некото¬
рые категории «публичноправовых» грамот: светских властей на
проезд, иммунитет и другие привилегии; распорядительно-управ¬
ленческие грамоты церкви и грамоты, фиксировавшие согласие
епископа на папское отлучение7.
В трудах ученых эпохи Возрождения «дипломами» стала назы¬
ваться основная масса «публичноправовых» актов. Это объясняет
происхождение понятия «дипломатика». Таким образом, с самого
начала существования «дипломатики» не было достаточно полного
соответствия между термином, обозначавшим эту науку, и теми
источниками, которые имели самоназвание «дипломы». Расхож¬
дение еще более усилилось в XIX в., когда в предмет ведения дип¬
ломатики вошли «частноправовые» акты, никогда не называв¬
шиеся «дипломами».
В немецком языке в качестве синонима «дипломатики» фигу¬
рирует термин «Urkundenlehre», хотя он настолько широк, что
применяется и для обозначения источниковедения вообще.
2 Е. A. Sophocles. Greek lexicon of the Roman and Byzantine periods,
vol. I. New York, 1887, p. 386.
3 Например, у Плутарха («Древнегреческо-русский словарь», стр. 413).
4 Du Cange. Glossarium ad scriptores mediae et infimae Graecitatis,
1688. Appendix ad glossarium, p. 60.
5 P. Bonenfant. Cours de diplomatique, 2-ме ed., Liege, 1947, p. 2.
6 Du Cange. Glossarium mediae et infimae latinitatis, t. IT. Paris, 1842,
p. 863.
7 P. Bonenfant. Указ, соч., стр. 2.
135
Предмет дипломатию!
В настоящее время можно считать общепризнанным, что пред¬
метом дипломатики являются «акты». Однако в определении поня¬
тия «акт» наблюдается сильнейший разнобой, порожденный отчас¬
ти значительным распространением самоназвания «акт» в докумен¬
тах самых различных видов.
Уже в древнем Риме было известно существительное actus в
значении «действие, акт (поступок)». Термин acta (мн. ч. от ac¬
tum) обозначал различные постановления органов власти. В за¬
ключительной части древнеримских, а затем и средневековых до¬
кументов употреблялась формула «actum est» — «совершено»8.
В современных европейских языках слово «акт» появилось срав¬
нительно поздно. Так, только в конце XIV в. возникает француз¬
ский термин «acte», производный от «actum» 9.
В историографии XIX—XX вв. сложились два основных опре¬
деления «акта»: 1) акты — все документы, имеющие признаки
подлинности и современности событиям; 2) акты — те документы,
содержание которых носит договорный или сделочный характер.
Первое понимание природы акта предполагает, что актами яв¬
ляются все документы, отличные от «нарративных» (повествова¬
тельных) источников, иначе говоря, акты суть «исторические ос¬
татки», в то время как нарративные источники — «исторические
предания». Отсюда, с одной стороны, противопоставление под¬
линных (не подложных) актов как источников совершенно досто¬
верных нарративным памятникам как источникам мало досто¬
верным; с другой стороны сведение задач дипломатики к выясне¬
нию подлинности исторических источников, причем главным об¬
разом не собственно «дипломатическими» методами, а методами
других исторических дисциплин — палеографии, хронологии и др.
Такая трактовка предмета и задач дипломатики представляет¬
ся нам неприемлемой. С теоретической точки зрения она неудов¬
летворительна потому, что в основу выделения актов из других ма¬
териалов кладется абсолютизированный принцип деления источни¬
ков на «остатки» и «предания», хотя абсолютизация этого прин¬
ципа и возведение его в роль fundamentum divisionis (основание
классификации) недопустимы, ибо каждый источник обычно име¬
ет элементы «остатка» и «предания». Акты не являются чистыми
«остатками». Даже формальная дипломатика признает наличие
в них специального раздела — narratio (повествования), сбли¬
жающего в какой-то мере акты с повествовательными источника¬
ми. С методической точки зрения рассматриваемое понимание ак¬
тов неудовлетворительно вследствие того, что оно, превращая дип¬
3 К. Brandi. Urkunden und Akten. Leipzig, 1913, S. 3, 32, 49, 59.
9 A. D a u z a t. Dictionnaire etymologique de la langue frangaise, 10-me
ed., Paris, 1954, p. 10.
136
ломатику в науку о подлинности документов, растворяет ее в па¬
леографии, хронологии и общем источниковедении.
Принцип ограничения круга «актов» документами сделочного
характера имеет этимологические, социологические и методиче¬
ские основания.
Термин «акт» восходит к глаголу ago—«действую». Поэтому
понятие «акт» этимологически правомернее применять к источ¬
никам сделочного, договорного содержания. Слово «документ»
происходит от глагола doceo — «учу» или «извещаю», вследствие
чего является синонимом таких общих понятий, как «сообщение,
информация» или «свидетельство, доказательство». Отсюда видно,
что этимологически понятие «документ» шире понятия «акт» 10.
Для отождествления «актов» с «грамотами» также нет доста¬
точных оснований. Слово тра1А1Аа близко по смыслу к термину do-
cumentum в значении «сообщение, свидетельство». Среди источни¬
ков, называющих себя «грамотами», имеется большое количество
документов недоговорного содержания, и в то же время целый ряд
разновидностей актов (особенно XVIII—XIX вв.) не входит в чис¬
ло «грамот». Только часть «грамот» представлена документами,
имеющими содержание и юридическую форму договоров.
С социологической точки зрения необходимость выделения ис¬
точников договорного характера из общей массы «документов»
обусловлена фактом существования в системе общественных и по¬
литических связей таких групп отношений, которые получают
оформление в виде юридических сделок и договоров, следователь¬
но, выделение это не искусственно. Будучи естественным, оно по¬
зволяет исследовать определенные специфические особенности ба¬
зиса и надстройки на том или ином этапе исторического развития.
Наконец, без отделения договорных документов от проситель¬
ных, процессуальных, указных, законодательных и т. п. невозмож¬
но разработать методику дипломатического анализа. Все докумен¬
ты, в том числе и договорные, имеют некоторые общие признаки
построения вступительной и заключительной частей. Однако если
в договорных документах основное содержание представляет собой
комбинацию готовых формул, каждая из которых выражает опре¬
деленное условие договора и повторяется из документа в документ,
то в других видах документов содержание, не будучи основано на
устоявшихся юридических принципах договора известной разно¬
видности, является более непосредственным «снимком» с действи¬
тельности и поэтому находит выражение в описательных форму¬
лировках, носящих черты индивидуализации каждого отдельного
случая или объясняющих новые общие юридические принципы.
Отсюда разница в методике анализа договорных и недоговорных
10 «Дипломатика. Лекции, читанные в 1907/08 уч. г. проф. Н. Н. Арда¬
шевым» (Литографированный экз. Д. А. Свирелина — ГБЛ), стр. 120, 123—
124.
137
документов: готовые формулы требуют принципиально иных
приемов исследования, чем описательные формулировки п.
Таким образом, под «актами» как предметом дипломатики мы
подразумеваем документы, в которых в форме определенных юри¬
дических норм зафиксированы экономические или политические
сделки, договоры между «частными лицами»; «частным» (юриди¬
ческим или физическим) лицом и государством (или церковью);
между церковью и государством; между государствами 11 12-
Следует оговориться, что понятие «частные лица» весьма услов¬
но для периода феодализма, когда феодалы обладали политической
властью в пределах своих владений и политическая власть в стра¬
не была разделена между государством и многочисленными боль¬
шими и малыми сеньорами. В соответствии с этой условной класси¬
фикацией в число юридических «частных лиц» попадает такая
важная категория феодалов, как монастыри. Термином «государ¬
ство» мы обозначаем все самостоятельные и полусамостоятельные
государственные образования вплоть до удельных княжеств.
Имеется ряд источников, которые занимают промежуточное по¬
ложение между актами и неактами, являясь переходной формой от
договора к «частному закону» (lex priva) или делопроизводствен¬
ному документу распорядительного характера и т. п. Например,
некоторые церковные уставы, будучи, с одной стороны, договорами
между княжеской и церковной властью, являются, с другой сто¬
роны, законами, регулирующими отношения подданных к церкви.
В таком же промежуточном положении находятся и жалованные
грамотьг, где элемент договора контрагентов (князя и грамотчика)
сочетается с элементом распорядительным, вытекающим из поли¬
тического неравенства контрагентов, из которых один (княжеская
власть) обладает в ряде случаев (особенно на поздней стадии фео¬
дализма, когда формируется абсолютизм) большими возможностя¬
ми диктовать свои условия, чем другой. Вместе с тем указные
грамоты, по содержанию часто близкие к жалованным, принципи¬
ально отличаются от них с точки зрения характера отношений
между дателем и получателем грамоты. Здесь уже нет элементов
договора или сделки, а присутствует только распоряжение высшего
органа власти низшему. Изучая положение актов в ряду других
документов, нужно иметь в виду, что даже весьма устойчивые раз¬
новидности актов в отдельных своих частях подвергаются влиянию
неактов. В свою очередь, акты воздействуют на построение других
видов документов. Все эти взаимодействия обычно отражают из¬
11 Ср. С. М. Каштанов. Дипломатика как специальная историческая
дисциплина.— «Вопросы истории», 1965, № 1, стр. 39—42.
12 С. М. Каштанов. Акты.— СИЭ, т. I. М., 1961, стб. 313. Сделочный,
договорный характер «актов» признается и другими авторами (К. Г. Ми¬
тяев. История и организация делопроизводства в СССР. Учебное посо¬
бие. Мм 1959, стр. 19).
138
менения в общественных отношениях своего времени. Наличие
такого рода явлений свидетельствует об отсутствии непроходимой
грани между актами и неактами.
Задачи дипломатики
Дипломатика есть актовое источниковедение. Это значит, что
она выполняет на актовом материале все задачи общего источни¬
коведения. Цель дипломатики состоит в том, чтобы, во-первых,
определить происхождение различных групп актов и их роль в си¬
стеме общественных отношений и, во-вторых, добыть из актовых
источников фактическую основу для исторических построений раз¬
ных планов — подготовить источник к использованию в историче¬
ских целях.
Первая задача требует выяснения прежде всего классовой сущ¬
ности содержания акта, его политической направленности, степени
добровольности заключения договора сторонами и степени ком¬
промиссное™ условий. Для определения социальной природы акта
важное значение имеет классификация актов по происхождению —
в соответствии с классификацией общественной структуры, порож¬
дающей акты. Раскрытию конкретных обстоятельств происхожде¬
ния актов служит изучение истории канцелярий, откуда они вы¬
шли. Исследование эволюции содержания актов и сопоставление
результатов этого исследования с проверенными данными других
источников являются необходимыми условиями определения роли
актов в общественных отношениях.
Таким образом, разрешение первой задачи невозможно без па¬
раллельного выполнения второй — обработки источника для ис¬
пользования его содержания в историческом построении. Это не
означает, однако, что вторая задача полностью подчиняется первой.
Первая задача требует исторического построения только в одном
плане — раскрывающем роль актов как средства воздействия на
определенные сферы общественных отношений. Источник же отра¬
жает, хотя и в разной степени, различные стороны общественной
жизни и, следовательно, может быть использован в целом ряде ис¬
торических построений. Отсюда ясно, что вторая задача сводится к
выяснению степени достоверности акта в целом и требует его все¬
стороннего исследования.
Проблему установления подлинности актовых материалов, т. е.
проблему отличения подлинных актов от подложных, мы не выде¬
ляем в число главных задач дипломатики, ибо решение ее — неиз¬
бежный побочный результат выполнения двух указанных выше
задач 13.
13 О соотношении понятий «достоверность» и «подлинность» см.:
С. М. Каштанов, А. Л. Литвин. К проблеме достоверности историче¬
ских источников.— «Из истории Татарии. Краеведческий сборник». Казань,
1965, стр. 297—298.
139
Дипломатика и другие исторические дисциплины
Дипломатика, возникшая как наука о подлинности докумен¬
тальных источников, первоначально включала в себя ряд других
дисциплин, занимающихся изучением подлинности: палеографию,
хронологию, сфрагистику и т. п. Такое понимание объема диплома¬
тики характерно не только для исследователей XVII в., но и для
некоторых дипломатистов XX в. (пример — Н. П. Лихачев).
Несостоятельность этой точки зрения при современном состоя¬
нии исторических наук кажется очевидной. Во-первых, палеогра¬
фия и другие дисциплины, включавшиеся некогда в дипломатику,
обслуживают все отделы источниковедения, т. е. с их помощью
изучается подлинность источников разных видов, в том числе и
тех, которые не являются предметом дипломатики (нарративные
памятники и др.). Во-вторых, эти дисциплины приобрели опреде¬
ленное самостоятельное значение, превратившись из вспомогатель
ных по отношению к источниковедению (хотя эту функцию они
сохраняют в полной мере и поныне) в специальные разделы общей
истории культуры и отчасти техники. В-третьих, поскольку в за¬
дачу дипломатики входит исследование содержания актов через ак¬
товый формуляр, дипломатика имеет цели, принципиально отлич¬
ные от целей палеографии и других «вспомогательных» историче¬
ских дисциплин.
В предмет традиционной дипломатики вошла история канцеля¬
рий и нотариата. Включение этой отрасли знаний в дипломатику
объясняется необходимостью изучения целого ряда формальных
особенностей актов главным образом с целью установления места
и времени их возникновения и степени подлинности. Строго говоря,
история канцелярий относится к предмету истории государствен¬
ных учреждений, и ее было бы правильнее считать не составной
частью дипломатики, а вспомогательной по отношению к ней дис¬
циплиной типа палеографии и хронологии. При этом не следует
упускать из виду самостоятельное значение предмета истории го¬
сударственных учреждений. Только в рамках этой дисциплины ис¬
тория канцелярий и нотариата получает наиболее правильное и
полное раскрытие 14.
Кроме изучения состава лиц, ведавших выдачей и оформлением
документов (история канцелярий в узком смысле слова), в дипло¬
матику очень часто включается исследование постановки делопро¬
изводства в канцеляриях, т. е. документоведение (А. А. Введенский
и др.). Это связано с пережитком старого понимания дипломатики
как науки о подлинности документов. Нам бы хотелось подчеркнуть
коренное отличие дипломатики от документоведения. Дипломатика
занимается исследованием всего формуляра, а следовательно, и со¬
14 О связи дипломатики с историей учреждений и делопроизводства
см.: К. Г. М и т я е в. Указ, соч., стр. 13.
140
держания актов. Документоведение ограничивается изучением тех
нической стороны делопроизводства и формальных признаков всту¬
пительных и заключительных частей документов. Следовательно,
документоведение имеет своим предметом все документы, но
рассматривает их под определенным узким углом зрения, не ставя
своей задачей анализ содержания источника. Предметом диплома¬
тики являются только акты, однако цель этой дисциплины состо¬
ит в изучении содержания актов как источников, в которых дей¬
ствительность получила отражение в специфической форме, тре¬
бующей особых приемов источниковедческого анализа. Следова¬
тельно, дипломатика выполняет определенные докумеитоведческие
задачи лишь постольку, поскольку она касается общих признаков
актов и документов.
Будучи частью источниковедения, дипломатика не является
вспомогательной по отношению к нему дисциплиной. Дипломати¬
ку и источниковедение отличают друг от друга не задачи и цели
исследования, а лишь объект (источники разных видов в источ¬
никоведении и источники особого вида — акты — в дипломатике).
Специфика объекта порождает специфические методы диплома¬
тики, однако в главном методы дипломатики и источниковедения
идентичны.
Дипломатика, пользуясь всей методикой источниковедения, не
является наукой только об особом методе или особых приемах ис¬
следования, как, например, текстология, или палеография, хотя
главной специфической задачей дипломатики надо признать фор-
муляроведение.
Дипломатику выделяет из других дисциплин прежде всего объ¬
ект ее исследования — акты.
Напротив, текстология отличается от источниковедения нс
объектом изучения, а объемом своих функций. Текстологические
приемы исследования могут рассматриваться как часть общей ме¬
тодики источниковедения 15. Они находят применение и в дипло¬
матике.
По предмету, целям и методам исследования дипломатика яв¬
ляется исторической дисциплиной того же порядка, что и источ¬
никоведение. Поэтому, подобно источниковедению, она может быть
определена в качестве специальной исторической дис¬
циплины.
Специфическим методом и одновременно главным отличитель¬
ным признаком дипломатики как науки является формулярный
анализ, в котором широкое применение находят дипломатиче¬
ская текстология и дипломатическая статистика.
Вспомогательное значение имеют в дипломатике методы дру¬
гих дисциплин. Применение их к актам позволяет выделить не в
15 Ср. С. Н. А з б е л е в. Текстология как вспомогательная историческая
дисциплина.— «История СССР», 1966, № 4, стр. 83—84.
141
дипломатике, а в самих этих дисциплинах специальных разделы:
актовая палеография, актовая сфрагистика, ак¬
товая хронология, актовое документе в едение и
др. Развитие названных разделов происходит в теснейшей связи с
развитием дипломатики. Для интерпретации текста актовых источ¬
ников необходима соответствующая подготовка в области историче¬
ского языкознания, исторической географии, ономастики, метроло¬
гии, генеалогии, нумизматики, истории права, общей истории. Для
изучения истории хранения и использования актов требуется зна¬
ние архивоведческих дисциплин, в первую очередь истории архив¬
ного дела.
Вопрос о «практической дипломатике»
В западноевропейской и русской историографии начало дипло¬
матики относят к средним векам и усматривают его в первых опы¬
тах критики подложных документов. Основной чертой «дипломати¬
ки» этого периода является не «научная», а сугубо «практическая»
цель обращения к источникам (борьба за землю, движимое иму¬
щество, феодальные привилегии и т. п.). Вот почему исследова¬
тели отделяют указанный этап истории «дипломатики» как время
«практической дипломатики» от эпохи «научной дипломатики».
Правомерна ли сама постановка вопроса о «практической дип¬
ломатике»? Дипломатика — не единственная дисциплина, где исто¬
риография выделила период «практического» развития. По поводу
понятия «практическая палеография» в нашей литературе суще¬
ствуют две .противоположные точки зрения. Л. В. Черепнин дает
следующее определение «практической палеографии»: «Совокуп¬
ность сведений и приемов, необходимых для написания и оформ¬
ления рукописи, можно условно назвать „практической палеогра¬
фией"» 16. Зарождение «практической палеографии» автор относит
к X—XII вв. Азбуки-прописи и руководства для писцов XVI—
XVII вв. служили, по его мнению, средством разработки «практи¬
ческой палеографии». Конкретное проявление ее методов он видит
в графической экспертизе документов в XV—XVII вв. 17
Л. П. Жуковская, исходя из значения слова «палеография»
(«древнее письмо»), полагает, напротив, что «никак нельзя отнес¬
ти к палеографии умение читать и писать современные исследова¬
телю тексты. Не относится к палеографии и проведение эксперти¬
зы (в частности, судебной) современного для эксперта почерка, хо¬
тя в методе исследования эксперта и палеографа есть известная
общность. Таким образом, для настоящего времени к палеографии
будет относиться изучение соответствующими методами рукопи¬
сей, например, XVII в., но для человека XVII в. какое бы то нибы-
16 Л. В. Ч е р е п н и н. Русская палеография. М., 1956, стр. 27.
17 Там же, стр. 27—32.
142
ло изучение рукописей своего времени не могло называться палео¬
графическим. Также и рукописи X—XII вв. для людей, живших в
то время, были современными, а никак не древними» 18 19. «Палеогра¬
фия, хотя бы и практическая, начинается только тогда, когда про¬
изводится изучение памятника письменности, создание которого
отделено от времени исследования значительным промежутком,
в течение которого более или менее существенно изменились при¬
емы начертания знаков письма, конфигурация этих знаков, а также
материалы, служащие для письма, и сами орудия письма» 1Э.
Какова внутренняя логика концепции Черепнина? Прежде все¬
го автор, очевидно, абстрагируется от буквального значения слова
«палеография» и рассматривает ее как науку, изучающую особен¬
ности способов письма вообще. С этой точки зрения всякая сумма
знаний о приемах письма входит в круг сведений, необходимых
исследователю рукописей. Однако эта сумма знаний может ис¬
пользоваться двояко: во-первых, для написания новых рукописей,
во-вторых, для анализа уже имеющихся. Палеография как наука
возникает в связи со второй задачей. Но палеография как практи¬
ческое умение правильно читать рукописи возникала и в связи с
первой задачей, ибо написание новых рукописей, например лето¬
писных сводов или жалованных грамот, в значительной мере сво¬
дилось к переписке более ранних рукописей, часто отдаленных от
переписчика немалым промежутком времени. Поэтому было бы
правильнее сказать, что первая форма «практической палеогра¬
фии» — совокупность сведений, необходимых для чтения и пере¬
писки рукописей, в то время как сумма сведений о приемах письма
вообще — это лишь общий источник правописания, с одной сторо¬
ны, и практической палеографии — с другой. В этот общий источ¬
ник входят и руководства для письма и оформления рукописей.
Обобщая многолетний практический опыт, они дают конкретные
нормы письма, лишь частично совпадающие с предшествующей
практикой, и сводят все многообразие предшествующих форм к
единичным, наиболее устойчивым формам — программа письма в
них поглощает и до известной степени искажает историю письма.
Графическая экспертиза, напротив,— типичный прием собственно
палеографического анализа. Она была качественно новым этапом
в развитии палеографии, ибо для ее осуществления требовалось
умение не только прочесть текст, но и сравнить написание букв
в различных рукописях. Графическая экспертиза — важный шаг
на пути от «практической палеографии» к научной.
Концепция Жуковской основана на буквальном толковании
термина «палеография», причем автор не предлагает заменить этот
термин другим, оставив, например, название «палеография» за той
18 Л. П. Жуковская. Развитие славяно-русской палеографии. (В до¬
революционной России и в СССР). М., 1963, стр. 9.
19 Там же, стр. И.
143
частью ее, которая занимается источниками древнего мира, и вве¬
дя термины «медиография» и «неография» для той части нынеш¬
ней «палеографии», которая изучает источники периода средневе¬
ковья, нового и новейшего времени. С терминологическими пере¬
менами можно было бы согласиться, тем более что понятие «нео¬
графия» уже существует. Но у Жуковской вопрос поставлен иначе.
Для нее «палеография» — скользящее во времени понятие, объем
которого расширяется по мере хода истории. В основу определения
науки кладутся, таким образом, не ее специфические методы ис¬
следования, а степень отдаленности источника от исследователя,
причем степень эта определяется очень нечетко.
Где критерий, указывающий, что источник достаточно «древен»
для превращения его в предмет «палеографии»? Автор называет в
качестве такого критерия «более или менее» существенные изме¬
нения в приемах письма, материале и орудиях, служащих для
письма. Однако само выяснение этого критерия требует палеогра¬
фического исследования, т. е. критерий, устанавливающий право
на существование науки, оказывается основной проблемой, изуча¬
емой данной наукой. Кроме того, конкретное содержание этого кри¬
терия, даже если оно в какой-то момент выяснено, оказывается
крайне неустойчивым при все убыстряющихся темпах развития
методов письма. Считая, например, что статья С. А. Рейсера, изу¬
чающего «палеографию» XIX в.20, «не имеет отношения к палео¬
графии»21, Л. П. Жуковская как бы опрокидывает свой критерий
в XIX в. и с позиций XIX в. не признает документы XIX в. пред¬
метом палеографии (фактически XIX же века!). Но если приме¬
нить ее критерий с позиций XX в., оказывается правомерным го¬
ворить о палеографии документов XIX в., ибо письмо XIX в.
существенным образом отличается от письма середины XX в. как
в отношении начертания знаков письма, их конфигурации, так и
в отношении орудий письма, отчасти материала. Иными словами,
в XX в. изменилось конкретное содержание критерия древности,
и документы XIX в., согласно общему критерию Жуковской,
должны войти в предмет палеографии XX в.
По нашему мнению, критерий древности, выдвинутый Жуков¬
ской, носит искусственный, неисторический характер. Он несосто¬
ятелен с теоретической точки зрения, поскольку вводит априорное
деление непрерывного процесса развития письма на «древний» и
«современный» этапы, граница между которыми находится в сос¬
тоянии постоянного движения.
Что считает Жуковская специфической чертой «практической
палеографии»? Только «практическую» цель создания палеогра¬
фического исследования, которое должно по объекту изучения
20 С. А. Р е й с е р. Некоторые вопросы палеографии нового времени.—
«Проблемы источниковедения», X, М., 1962.
21 Л. П. Ж у к о в с к а я. Указ, соч., стр. 134.
144
отвечать «палеографическому» критерию древности, а по мето¬
дам анализа отличаться «научными приемами критики» 22.
«Практическая цель» — категория, весьма широкая по своему
содержанию. В нее могут входить цели экономической, политиче¬
ской и идеологической борьбы. Любая «практическая цель» до из¬
вестной степени сочетается с познавательной, т. е. «научной», ибо
без достижения последней невозможно добиться нужных практи¬
ческих результатов. Лучше, следовательно, говорить лишь о пре¬
обладании «практических» целей над «научными» или наоборот.
Думается, что водораздел между «практическим» и «научным»
периодами развития какой-либо дисциплины определяется не толь¬
ко целями, но и методами исследования. С точки зрения эволюции
методов анализа письма для Жуковской вообзце не существует пе¬
риода «практической палеографии». Вместе с тем совершенно ес¬
тественно, что «практическая палеография» могла делать первые
шаги лишь на доступном пониманию современников материале,
применяя к нему примитивные еще приемы графического анализа,
обусловленные известными данными о «практике» письма, глав¬
ным образом современного, но отчасти и более раннего.
Другими словами, периодом «практического» развития какой-
либо исторической дисциплины можно считать тот период, когда,
во-первых, предметом изучения становится объект будущей науч¬
ной дисциплины; во-вторых, применяются в зачаточном виде ме¬
тоды, которые будут разрабатываться затем в соответствующей на¬
учной дисциплине; в-третьих, исследование имеет преимуществен¬
но конкретные экономические или политические цели.
Акты привлекли к себе внимание уже средневековых истори¬
ков — летописцев, агиографов и т. п. А. Жири указывает значи¬
тельное число произведений VI—XIV вв., где приводятся или пе¬
ресказываются актовые источники, однако он подчеркивает, что
в подавляющем большинстве из них отсутствовала критика актов,
которые использовались лишь для сообщения о том или ином фак¬
те23. А. Вуар прямо говорит, что, поскольку авторы средневеко¬
вых анналов и хроник не интересовались проблемой подлинно¬
сти актов, у них нельзя усмотреть зачатков нашей дисциплины24.
Н. П. Лихачев, напротив, как будто склонен считать летопис¬
цев предшественниками «дипломатистов»: «Историю изучения
дипломатики нельзя начинать со времени появления специаль¬
ного трактата по этой науке. Специальным трудам всегда пред¬
шествуют отдельные критические опыты и замечания, из которых
постепенно и выясняется объем и метод вновь возникающей от¬
расли знания.
22 Этот вывод мы делаем из ее оценки работ Андрея Денисова и Жана
Мабийона (Л. П. Ж у к о в с к а я. Указ, соч., стр. 12—16).
23 A. G i г у. Manuel de diplomatique. Paris, 1894, p. 51—53.
24 A. de В о ii а г d. Manuel de diplomatique frangaise et pontificate [t. 1].
Paris, 1929, p. 18.
145
Историки и хроникеры пользовались архивными актами с глу¬
бокой древности» 25.
Но если Лихачев различает все же использование актов лето¬
писцами и «критическое отношение к актам», то Я. И. Трусевич
недвусмысленно связывает с летописной историографией уже и
начало критики актов: «Критическое отношение к историческим
актам вырабатывалось на практической почве при ознакомлении
древних историков и хроникеров с архивным материалом [и наш
летописец поместил более древний договор греков с Олегом...]» 26.
Рассматривая приведенные точки зрения, нужно выделить два
вопроса: 1) Является ли критический метод изучения актов необ¬
ходимым признаком существования «практической дипломатики»?
2) В какой мере этот критерий соответствует летописной историо¬
графии? Трусевич и Буар отвечают на первый вопрос утвердитель¬
но, Жири и Лихачев — неопределенно.
Однако в чем же состоит существо метода «практической ди¬
пломатики»? Исходя из основного направления развития диплома¬
тики в эпоху Возрождения и в XVII—XVIII вв., когда ее предмет
был декларирован рядом исследователей, историки XIX—XX вв.
видят «практическую дипломатику» обычно там, где поднималась
проблема подлинности актов. При этом очень часто вопрос о про¬
исхождении методов собственно дипломатики подменяется вопро¬
сом о происхождении методов палеографии, сфрагистики и др.
Весьма показателен пример, с которого специалисты по диплома¬
тике обычно начинают историю западноевропейской практической
дипломатики: случай разоблачения подложного документа в 590 г.,
рассказанный в «Истории франков» Григория Турского27. Дарст¬
венная грамота реймскому епископу Эгидию, якобы полученная им
от короля Хильдеберта II и подписанная референдарием Оттоном,
была дана последнему на проверку, и он установил, что его подпись
подделана 28. Это совершенно ясный случай «практической палео¬
графии» на актовом материале, т. е. дипломатической палеографии,
но отнюдь не дипломатики. Лихачев в своем курсе лекций по ди¬
пломатике опубликовал список с правой грамоты 1566 г., в которой
ставится вопрос о подлинности некоторых конкретных актов29.
25 Н. П. Лихачев. Дипломатика (Из лекций, читанных в С.-Петер¬
бургском Археологическом институте). СГ16., 1901, стр. 13.
26 Я. И. Трусевич. Западная и русская дипломатика и сфрагистика
древнего Востока. СПб., 1907, стр. 8.
27 A. G i г у. Указ, соч., стр. 53; A de В о й а г d. Указ, соч., стр. 18;
Н. П. Лихачев. Дипломатика, стр. 14; Я. И. Трусевич. Указ, соч.,
стр. 8.
28 Or. von Tours. Zehn Bucher Geschichten, Bd. IT, Berlin, S. 375 ff.;
С. M. Каштанов. Дипломатика.— «Неделя», 28 июля — 3 августа 1963 г.,
стр. 5.
29 Н. П. Лихачев. Дипломатика, стр. 14—23; он же. Из лекций по
дипломатике, читанных в императорском Археологическом институте. СПб.,
1905—06 учебн. г., стр. 21—31.
146
В этой грамоте, говоря его словами, «мы находим... драгоценное
дипломатическое (сфрагистическое) указание относительно вислых
печатей у древнейших жалованных грамот» (истец сказал, что
«у них печати на нитех на белых, а не на шелку») 30. Автор сам
признает это наблюдение сфрагистическим. Кроме того, во время
судебного процесса возникли сомнения в подлинности отдельных
подписей, т. е. вопросы палеографического характера. Никаких
признаков критики формуляра актов в опубликованной Лихачевым
грамоте нет.
Н. Коробков 31 и вслед за ним А. А. Введенский 32 ссылаются на
правую грамоту середины XVI в., в которой сказано, что один из
свидетелей «положил тех посилных писмо послухов и дьяков руки
две записи мировые да три кобалы, и писмо тех кобал руки и за¬
писных дьяков и послухов с теми коОалами и посилными руки
сошлися» 33. В этом случае подлинность одних актов проверялась
путем сличения их с другими актами на предмет идентификации
почерков. Таким образом, и здесь мы имеем дело с чисто палео¬
графической экспертизой.
Коробков указал также правую грамоту 1547 г., в которой за¬
фиксирован ход рассмотрения в царском суде тяжбы Ивана Василь¬
евича Шереметева Большого с князьями Юрием Токмаковым и
Андреем Ноздроватым 34. Автор замечает, что «суд... не только при¬
знал подложность фигурировавшего в деле документа, но нашел и
самого „подпшцика44» 35.
Во время этого процесса был поставлен под сомнение ряд доку¬
ментов. Особенно тщательной проверке подверглась закладная
Ноздреватого Шереметеву. Суду пришлось иметь дело с тремя ее
вариантами: первый — изъятый вместе с «подпищиком» во дворе
у Токмакова, второй — представленный Ноздроватым («выкуп¬
ная кабала»), третий — представленный Шереметевым.
Судом были использованы три метода выяснения вопроса о под¬
линности этих вариантов: 1) перекрестный допрос, 2) опознание
почерков свидетелями и писцами документов, 3) сличение текстов.
При изучении истории «практической дипломатики» наибольший
интерес представляет для нас третий метод. Сличение текстов в
ходе процесса применялось дважды. Во-первых, когда подделыва¬
тель («подпищик») под пыткой признал подложность первого ва¬
рианта, произвели сверку второго варианта с первым и, убедив¬
30 Н. П. Л и х а ч е в. Дипломатика, стр. 18; о н ж е. Из лекций по дипло¬
матике..., стр. 25, 31.
31 Н. Коробков. Русская дипломатика. Краткий очерк.— «Архивное
дело», 1940, № 1, стр. 18.
32 А. А. Введенский. Лекции по документальному источниковеде¬
нию истории СССР (Дипломатика). Киев, 1963, стр. 5.
33 АГР, т. I. Киев, 1860, № 65, стб. 128.
34 АЮБ, т. I. СПб., 1857, № 52/V, стб. 192—214.
35 Н. Коробков. Указ, статья, стр. 18; ср. А. А. Введенский. Указ,
соч., стр. 5—6 (с неверной ссылкой).
147
шись в их идентичности, сочли это одним из аргументов против
подлинности второго варианта. Во-вторых, второй и третий вариан¬
ты сравнили с записью этой кабалы в предыдущем судебном деле
Шереметева с Ноздроватым и установили тождество ранней запи¬
си с третьим, а не со вторым вариантом.
Свидетельствует ли применение текстологической экспертизы о
наличии здесь в зачаточном виде методов формулярного, т. е. соб¬
ственно дипломатического анализа? Нам кажется, что на этот
вопрос нельзя ответить утвердительно. В суде не сличались пер¬
вый и второй экземпляры с третьим для выяснения степени досто¬
верности употребленных в них формул. Сама текстология служила
средством проверки главным образом удостоверительной части до¬
кументов, ради чего проводилась и графическая экспертиза. После
сличения первого и второго вариантов следствие особо подчеркну¬
ло совпадение в них удостоверительных частей: «И та кабала княж
Ондреева с тою кабалою с вынятою слово в слово, и послухи и дьяк
один» 36.
Иногда возникали сомнения в достоверности вступительной час¬
ти документов. Коробков, Введенский и Черепнин 37 ссылаются на
правую грамоту начала 90-х годов XV в., в которой отражено от¬
ношение судей к жалованной грамоте князя Ивана Андреевича
1434/35 г. Ферапонтову монастырю. Судьям показалось сомни¬
тельным то место вступительной части, где упоминался князь
Иван Андреевич. По их мнению, «князь Иван зде был на Беле-
озере невотчен»38. Это сомнение нельзя рассматривать иначе,
как форму чисто исторической критики, не имеющей отношения
к формулярному анализу. Вопрос о том, какой дьяк подписал
грамоту Ивана Андреевича, характеризует попытку применить
к более древним документам метод проверки удостоверительной
части документов конца века, когда имя дьяка чаще, хотя тоже
далеко не всегда, писалось на обороте жалованной грамоты. Воп¬
рос о наличии других грамот с печатями Ивана Андреевича и с
дьячьими подписями мог быть вызван (при отсутствии печати и
дьячей подписи на грамоте 1434/35 г.) лишь стремлением уста¬
новить факт распоряжения Ивана Андреевича белозерскими зем¬
лями, но сама постановка вопроса отражает готовность судей
произвести палеографическую и сфрагистическую экспертизу.
Нам кажется, что в этом судебном деле был поставлен и один
вопрос «формулярного» характера, относившийся, правда, тоже к
36 АЮБ, т. I, стб. 201.
37 Н. Коробков. Указ, статья, стр. 18; А. А. Введенский. Указ,
соч., стр. 5; Л. В. Черепнин. У источников архивоведения и актового ис¬
точниковедения («практической дипломатики») в России. «Вотчинные ар¬
хивы и судебная экспертиза документов в XV — начале XVI в.). «Вопросы
архивоведения», 1963, № 1, стр. 56—57.
38 А Ю СПб., 1838, стр. 9, № 5; АСЭИ, т. II. М., 1958 стр. 313, № 332.
148
вступительной части. Монастырь наряду с грамотой Ивана Андре¬
евича предъявил три грамоты князя Михаила Андреевича, в кото¬
рых, однако, не упоминалась грамота Ивана Андреевича, в связи
с чем судьи спросили: «...в грамоте во княже Михайлове то не на¬
писано, что вас князь Михайло пожаловал по брата своего грамоте
князя Ивана Андреевича. Коли есть имали грамоту жалованную
у князя Михайла Андреевича, а являли есте сю грамоту даную и
жаловалную княжу Иванову Андреевича князю Михайлу?» Мона¬
стырский представитель ответил, что «мы... ту грамоту даную кня¬
жу Иванову Андреевича клали перед князем Михаилом» 39.
Разумеется, отсутствие в грамотах Михаила ссылки на грамоту
Ивана еще не доказывало подложность последней, поскольку ссыл¬
ки такого рода делались не всегда, однако судьи использовали в
критических целях свое знание общей схемы формуляра вступи¬
тельной части жалованных грамот, где нередко употреблялось вы¬
ражение «по отца (дяди, брата и т. п.) своего грамоте (великого)
князя (имя рек) се яз князь...»
На материале судебных дел второй половины XV — начала
XVI в. ряд новых наблюдений по истории русской «практической
дипломатики» сделал Черепнин. Его общий вывод таков: «Во время
судебной экспертизы вырабатывались приемы анализа актового
формуляра, дьячьих подписей, печатей, определения подлинников,
„противней*4, „списков**, проверки географических наименований,
имен послухов, их показаний и т. д. Постепенно эти приемы офор¬
млялись в систему внешней и внутренней критики документов» 40.
Думается, что изученный материал не позволяет столь опреде¬
ленно говорить о выработке приемов анализа актового формуляра.
Наиболее распространенным методом «формулярного» анализа на
судебных процессах XV в. была критика удостоверительной части
актов: всегда вызывало подозрение отсутствие указаний на послу¬
хов и дьяка41. Однако это скорее «документоведческий», чем соб¬
ственно «формулярный» анализ. Формулы основного текста, отра¬
жающие содержание сделки, не становились предметом критиче¬
ского исследования. Знание плана построения некоторых разновид¬
ностей грамот (в одних случаях указывалось на отсутствие в гра¬
моте названий поселений42, в других — имен «знахорей» или опи¬
сания «отвода» 43) хотя и несколько ближе к собственно «форму¬
лярному» анализу, так как касается не удостоверительной части,
а основного текста, однако не тождественно ему (тут не анализ
39 Там же.
40 Л. В. Черепнин. У истоков архивоведения..., стр. 62; ср. стр. 56.
41 АСЭИ, т. II, стр. 205—206, № 289; стр. 316—317, № 333. Л. В. Череп¬
нин. У истоков архивоведения..., стр. 58—59, 61.
42 АСЭИ, т. I. М., 1952, стр. 559—560, № 642; т. II, стр. 202, № 288;
Л. В. Ч е р е п н и н. У истоков архивоведения..., стр. 60—62.
43 АСЭИ, т. II, стр. 437, № 411; АФЗиХ, ч. I. М., 1951, стр. 109, № 117;
Л. В. Ч е р е н н и н. У истоков архивоведения.., стр. 57, 60.
149
формул, а требование конкретных данпых — имен и географиче¬
ских названий). Выяснение отсутствия или наличия в грамоте кон¬
кретных географических названий производилось не методом «фор¬
мулярного» анализа. Судьи пользовались двумя способами для раз¬
решения этих вопросов: 1) сверкой документов44, 2) опросом сви¬
детелей 45. Первый способ нельзя считать собственно «дипломати¬
ческим» приемом, второй вообще относится к числу методов судеб¬
ного следствия.
Для проверки подлинности списков последние иногда сличались
с подлинником 46, что свидетельствует о наличии зачатков тексто¬
логии.
Из «палеографических» приемов применялась лишь эксперти¬
за почерка, причем в большинстве случаев на низшей стадии (опо¬
знание своей «руки» послухом или писцом)47, реже — на стадии
сличения почерков третьим лицом 48.
Палеографическая и документоведческая критика была вспомо¬
гательным средством судебного следствия, в котором главную
роль играла процедура суда, прежде всего перекрестный допрос
сторон.
Из всего, что нам известно о судебной экспертизе документов в
XV—XVI вв., можно сделать вывод, что во время судебных про¬
цессов применялись в примитивном виде методы палеографии (оп¬
ределение почерков), сфрагистики (некоторое знание правил и
способов прикрепления печатей), документоведения (различение
оригиналов и списков, проверка вступительной и удостоверительной
частей), текстологии (сличение текстов), общего источниковедения
(проверка имен, географических названий, выяснение наличия в
документе определенных частей, в которых должны были содер¬
жаться имена или географические названия).
Очевидно, некоторые из этих методов нашли применение и при
разоблачении подложной жалованной грамоты вологодского кня¬
зя Андрея Васильевича Меньшого Спасо-Каменному монастырю 49.
Андрей Меньшой умер летом 1481 г. Ряд летописных сводов отно¬
сит к зиме 6996 (1487/88) г. наказание подделыциков составлен¬
44 АСЭИ, т. И, стр. 330, № 337; стр. 388-390, № 387; Л. В. Ч е р е п н и н.
У истоков архивоведения..., стр. 59—60.
45 АСЭИ, т. I, стр. 352—354, № 467; т. II, стр. 150-151, № 229; стр. 206,
№ 289; Л. В Черепнин. У истоков архивоведения..., стр. 60—61.
46 АФЗиХ, ч. I, стр. 264, № 309; АСЭИ, т. II, стр. 330, № 337; стр. 451—
452, № 418; Л. В. Ч е р е п н и н. У истоков архивоведения..., стр. 57—59.
47 АСЭИ, т. I, стр. 352-354, № 467; стр. 541, № 628. Л. В. Черепнин.
У истоков архивоведения..., стр. 58, 61.
48 О возможности такой проверки см.: АСЭИ, т. I, стр. 396, № 521;
Л. В. Ч е р е п н и н. У истоков архивоведения..., стр. 56.
49 Сейчас известны две жалованные грамоты князя Андрея Васильевича
Спасо-Камеяному монастырю (АСЭИ, т. III. М., 1964, № 269, 270). Обе со¬
хранились лишь в списках XVIII в., но их подлинность в литературе но
была поставлена под сомнение.
150
ной от его имени грамоты: «Тое же зимы архимандрита чюдовского
били в торгу кнутьем и Ухтомского князя и Хомутова про го, что
сделали грамоту на землю после княжи Ондреевы смерти Василь¬
евича Вологодского, рекши: „Дал к монастырю на Каменое кСпа-
су“» (Софийская II, Ермолинская по Уваровскому списку, свод
1518 г., Львовская)50. В Ермолинском списке Ермолинской летопи¬
си это событие изложено в другой редакции: «Тое же зимы пойман
бысть архимандрит чюдовьскы Макарии да с ним князь Василеи
Ухтомской, и казниша их торговыми позоры» 51. Здесь упомянуты
имена архимандрита52 и князя, но не указаны причины наказания.
В обеих редакциях ничего не сказано о приемах установления под¬
ложности грамоты. Вместе с тем в трудах Лихачева, Трусевича и
Введенского 53 рассматриваемое летописное известие (в редакции
Софийской II и пр.) выступает в качестве первого свидетельства,
характеризующего начало русской дипломатики.
Обобщая результаты анализа известных в литературе данных
о «практической» судебной «дипломатике» XV—XVI вв., мы нахо¬
дим слишком мало оснований для того, чтобы считать эту область
документальной критики предшественницей «формуляроведения»,
составляющего ядро научной дипломатики.
Конечно, русская судебная «практическая дипломатика» весьма
близка по приемам к западноевропейской средневековой «диплома¬
тике». Иными словами, если следовать тому пониманию «диплома¬
тики», которое сложилось в Западной Европе XIV—XVII вв., то в
судебной экспертизе русских документов XV—XVII вв. можно
видеть определенный этап формирования «практической диплома¬
тики». Если же исходить из современного понимания задач и ме¬
тодов «дипломатики» как формуляроведения, то в практике судеб¬
ной экспертизы XV—XVI вв. мы не обнаружим ее сколько-ни¬
будь развитых зачатков. Напротив, в этой практике легко разли¬
чаются черты общего документоведения. С нашей точки зрения
судебная «практическая дипломатика» XV—XVI вв. и является
скорее предшественницей научного документоведения, чем науч¬
ной «дипломатики».
50 ПСРЛ т. VI. Софийские летописи, СПб., 1853, стр. 238; т. XX — первая
половина. Львовская летопись. СПб., 1910, стр. 353; т. XXIII. Ермолинская
летопись. СПб., 1910, стр. 186; т. XXVIII. Летописный овод 1497 г. Летопис¬
ный свод 1518 г. (Уваровская летопись). М.—Л., 1963, стр. 319.
51 ПСРЛ, т. XXIII, стр. 162.
52 В архиве Чудова монастыря не сохранилось грамот второй половины
80-х годов XV в. (АСЭИ, т. III, № 28—48а), поэтому проверить показание Ер¬
молинского списка нет возможности. Строеву имя битого архимандрита было
неизвестно (П. Строев. Списки иерархов и настоятелей монастырей
Российский церкви. СПб., 1877, стб. 162).
53 Н. П. Лихачев. Дипломатика, стр. 14 (1488 г. по ошибке назвал
годом смерти Андрея Васильевича); Я. И. Трусевич. Указ, соч., стр. 8
(сказано, что Андрей Васильевич умер в 1448 г.); А. А. Введенский.
Указ, соч., стр. 5.
151
Отождествляя документоведение с дипломатикой, Введенский
писал: «Дипломатика как критическое документоведение возни¬
кает раньше всех других вспомогательных исторических дисцип¬
лин» 54. Мы отказываемся от такого понимания происхождения
«практической дипломатики» по двум причинам: во-первых, оно
снимает вопрос о происхождении практической палеографии,
практического архивоведения, практического общего источнико¬
ведения и т. д., поскольку включает эти области в предмет «дипло¬
матики»; во-вторых, оно лишает «практическую дипломатику»
специфического признака, отличного от признаков палеографии,
документоведения и др., превращая ее из специальной области
знания в сумму отделившихся впоследствии от «дипломатики»
специальных дисциплин.
Вернемся к вопросу об использовании актовых источников в
летописях. Включение в летописный текст договоров Руси с Ви¬
зантией — это наиболее ранний, но далеко не единственный слу¬
чай обращения авторов нарративных источников к актовому мате¬
риалу. Летописи излагают содержание некоторых великокняже¬
ских духовных грамот (например, Василия Темного и др.)* Акты
привлекались и составителями житий. Различаются 1) дословная
передача текста (целиком или фрагментарно); 2) пересказ основ¬
ного существа документа, иногда с отдельными дословными заим¬
ствованиями. В обоих случаях мы имеем дело с «отбором» и «ин¬
терпретацией» актов, следовательно, с определенными методами
работы над актовым материалом. Прежде всего требовалось пра¬
вильное прочтение акта (знание «практической палеографии») и
правильное понимание его содержания. Отличаются ли эти методы
принципиально как «некритические» от «критических» методов
судебной экспертизы?
Если подходить к определению стадий источниковедческого ис¬
следования с точки зрения старых схем (например, А. С. Лаппо-
Данилевского), то и «отбор», и «интерпретацию» нужно отделить
от «критики». Но в действительности элементы критического от¬
ношения к источникам проявляются уже на стадиях отбора и ин¬
терпретации. Судебная практика дала опыт критики актов прежде
всего по их внешним признакам (почерку, печатям) или по фор¬
мально-делопроизводственным особенностям (построению вступи¬
тельной и заключительной частей). Летописцы, напротив, интере¬
совались в первую очередь сущностью акта и пересказывали его
основное содержание. В условиях отсутствия научного понимания
«внутренней критики» в этом проявлялась определенная критика
содержания с позиций исторического построения. Но и этот этап
использования или «критики» актов не отмечен возникновением
собственно дипломатических или формуляроведческих методов ра¬
64 А. А, Введенский. Указ, соч., стр. 4.
152
боты над актовым матерйалом. Поэтому и здесь мы не находим
«практической дипломатики» в строгом смысле слова.
Очевидно, на каком-то, сравнительно раннем, этапе летописа¬
ния происходит возникновение практической актовой па¬
леографии (как умения читать старые грамоты), практи¬
ческой актовой археографии и использования актов в
целях практической истории (это понятие у нас неупот¬
ребительно, хотя оно в такой же мере правомерно, как и все
остальные термины, обозначающие первоначальную стадию раз¬
вития определенной научной дисциплины).
Про судебною экспертизу можно в свою очередь сказать, что
ее распространение внесло качественные изменения в практи¬
ческую актовую палеографию (усиление критического
метода), породило элементы практической сфрагистики,
практического актового документоведения и
практического общего источниковедения.
Но если ни летописная практика, ни судебная экспертиза не
привели к зарождению формуляроведения, т. е. диплома¬
тики в нашем понимании этой дисциплины, то встает вопрос,
была ли практическая дипломатика вообще?
Нам кажется, что первыми дипломатистами-формуляроведами
надо считать самих составителей формулярных документов, юрис-
тов-практиков55, которые, во-первых, могли правильно понять
смысл формулярных статей предшествующих актов, хронологиче¬
ски более или менее отдаленных от времени создания новых до¬
кументов; во-вторых, относились к ним критически, применяя их
в новых комбинациях, выбирая одни статьи и отбрасывая или пе¬
рерабатывая другие. Значит, история практического фор¬
муляроведения — это история составления актов, а также
история их фальсификации56.
Принципы классификации актов
В формальной дипломатике широко распространено заимство¬
ванное у юристов деление актов на «удостоверительные» (l’acte
juridique, negotium, actio, Handlung) и «осведомительные» (Facte
instrumentaire, instrumentum, conscriptio, Beurkundung, например
инвентаря, протоколы, счета и т. п.), хотя последние в большин¬
стве случаев не являются документами договорного содержания,
55 С. О. Шмидт правильно подчеркнул роль дьяков в развитии «прак¬
тической дипломатики». Именно дьяки ведали составлением целого ряда
разновидностей документов формулярного характера (С. О. Шмидт. О дья-
честве в России середины XVI в.— «Проблемы общественно-политической
истории России и славянских стран. Сборник статей к 70-летию академика
М. Н. Тихомирова». М., 1963, стр. 190).
56 Ср. А. А. Зимин. К изучению фальсификации актовых материалов
в Русском государстве XVI—XVII вв.— «Труды МГИАИ», т. 17. М., 1963.
153
т. е. актами в нашем понимании, а также деление актов на «пуб¬
личные» (или «аутентичные») и «частные», подлинные и подлож¬
ные. Все эти критерии формально-юридической классификации
абстрагируются от акта как социального явления.
Сама категория «акты» является понятием классификацион¬
ным. По общепринятому мнению, акты представляют собой «вид»
исторических источников. Разделение источников на «виды» есть
осуществление принципа юридической классификации. Нам уже
приходилось отмечать, что классификация источников по юриди¬
ческому признаку имеет реальные основания и отвечает задачам
социологического исследования истории развития отдельно взятых
институтов в разные эпохи. Под «видами» письменных источников
мы понимаем такие группы памятников, которые имеют сходные
внешние признаки происхождения, содержания и формы57. Акты
различных эпох и народов объединяются в один вид благодаря
наличию у них именно таких общих внешних (формально-юриди¬
ческих) признаков: их происхождение — результат сделки контр¬
агентов, содержание — определение взаимных условий, форма —
комбинация устойчивых статей-формул. Но поскольку юридиче¬
ская классификация не отражает различий в классовой сущности,
политической направленности, удельном весе «видов» в кругу дру¬
гих источников в зависимости от того, к какой формации они при¬
надлежат, т. е. не вскрывает их внутренних конкретно-историче¬
ских особенностей, постольку она должна быть соотнесена с общей
первичной классификацией источников и поставлена в ее рамки.
В качестве общей классификации письменных источников на¬
ми принята классификация по происхождению. Опа строится на
учете объективных закономерностей происхождения источников
в связи с закономерностями внутренней структуры общества.
Предложенная нами совместно с А. А. Курносовым схема клас¬
сификации источников по происхождению вызвала ряд возраже¬
ний. В связи с этим мне кажется необходимым пересмотреть как
прежнее определение принципа происхождения, так и первую,
наиболее важную стадию деления источников на типы.
Наше определение принципа происхождения звучало так: «Под
происхождением можно понимать сумму признаков, определяю¬
щих место источников в общественной жизни: их целевое назна¬
чение, авторство, обстоятельства появления» 58. Черепнин справед¬
ливо заметил, что «сумму признаков авторы определяют очень не¬
четко, причем они отходят от проблемы происхождения. Разве ме¬
сто в обществе определяется только происхождением, а не очень
сложными социально-экономическими и политическими условия¬
ми?» 59 У нас в самом деле расширительно сформулирован общий
57 С. М. Каштанов, А. А. Курносов. Некоторые вопросы теории
источниковедения.— «Исторический архив», 1962, № 4, стр. 178.
58 Там же, стр. 179.
69 Там же, стр. 189.
154
признак происхождения, охарактеризованный как сумма факторов,
«определяющих место источников в общественной жизни». Эта
формулировка дает основание отождествлять происхождение ис¬
точника, о чем, собственно, и говорят конкретно названные призна¬
ки («целевое назначение, авторство, обстоятельства появления»),
с его значением в общественной жизни («место»), которое опреде¬
ляется не только происхождением, чо и использованием источника
в обстановке, не тождественной условиям его возникновения, и с
тем или иным отклонением от первоначальной цели автора. Рас¬
сматриваемая формулировка способствовала смешению принципов
происхождения и содержания60, хотя мы и подчеркивали недопу¬
стимость такого смешения61. Ныне можно предложить измененное
определение принципа происхождения: под происхождением пони¬
мается сумма признаков, характеризующих конкретные условия и
причины создания источника (сфера возникновения, авторство,
цель).
Сфера возникновения источника является непосредственной
частью общественных отношений (речь здесь идет, повторяем,
о письменных источниках). По сферам возникновения источники
делятся нами на типы. В нашей статье, написанной совместно с
Курносовым, предлагалось следующее деление: «Источники, воз¬
никшие в сфере социально-экономических отношений; источники,
возникшие в сфере социально-политической борьбы, общественной
мысли и культуры; источники семейно-личного происхождения»62.
По поводу понятия «источники, возникшие в сфере социально-по¬
литической борьбы» Черепнин справедливо возражает: «Но разве
социально-экономические отношения протекают без всякой борь¬
бы?» 63 Следует, по-видимому, отказаться от выделения социально-
политической борьбы в специальную область происхождения ис¬
точников, ибо борьба является стержнем всей общественной жизни.
Вызвало возражения и деление источников на «чистые» типы,
возникшие в области: 1) социально-экономических отношений,
2) политических отношений, культуры и науки, 3) семейно-лич¬
ных отношений.
Основная трудность деления источников на типы по принципу
происхождения заключается в установлении граней между различ¬
ными сторонами общественных отношений, особенностью развития
60 См., например, выступление Е. А. Луцкого (там же, стр. 191), кото¬
рый принял нашу классификацию по происхождению за классификацию по
содержанию: «...нельзя сказать,что мы познаем базисные явления только из
источников, которые имеют „базисное11 происхождение...» и т. д. Сказанное
Луцким совершенно правильно, и мы писали то же самое (стр. 179), но это
не имеет отношения к классификации по происхождению, в основу кото¬
рой «кладется не то, что отражается в источнике, а то, как отражается в
силу специфики происхождения» (там же).
61 «Исторический архив», 1962, № 4, стр. 179.
62 Там же.
63 Там же, стр. 189.
155
которых на разных стадиях исторического процесса является взаи¬
мопроникновение, частичное слияние. Эта проблема чрезвычайно
слабо изучена в современной социологии. При классификации ис¬
точников эпохи феодализма, например, надо иметь в виду специ¬
фику феодальной экономики, в которой основные группы отноше¬
ний (формы собственности на средства производства, взаимоотно¬
шения между классами и социальными группами в процессе про¬
изводства и формы распределения продуктов) носят, говоря сло¬
вами К. Маркса, «непосредственно политический характер»64. Это
определяется тем обстоятельством, что феодальная форма земель¬
ной собственности может быть реализована лишь при наличии вне¬
экономического принуждения, порожденного неполной собствен¬
ностью на работника производства и имеющего характер полити¬
ческого (административно-судебного и военного) господства зе¬
мельного собственника в пределах его владений. Политическая
роль земельных собственников обусловливает политические формы
распределения собственности внутри класса феодалов (иерархия
степеней собственности в связи с политической иерархией)
и политические формы распределения продуктов производства
(присвоение ренты в форме налогов, таможенных и судебных
пошлин и т. д.). Однако сохранение элементов первобытно-общин¬
ного уклада в рамках феодальной формации, наличие элементов
товарного производства и обращения, наконец, зарождение бур¬
жуазных производственных отношений — все это в той или иной
степени (в зависимости от удельного веса названных факторов)
ограничивает проявление «непосредственно политического» харак¬
тера феодальной экономики. В различных формациях по-разному
осуществляется взаимослияние экономических, политических,
культурно-научных и семейно-личных отношений, но выделение
смешанных сфер возникновения источников не противоречит са¬
мому принципу классификации по сферам возникновения.
Мы не можем считать принцип классификации по происхожде¬
нию «условным», как принято говорить о всякой вообще класси¬
фикации. Источниковедение развивается в тесной связи с истори¬
ческой наукой и философией. В своих теоретических основах оно
зависит от них. Несовершенства классификации но происхожде¬
нию вскрывают не условность самого принципа этой классифика¬
ции, а лишь неразработанность классификации общественных от¬
ношений в их историческом развитии. Конкретная схема, предло¬
женная в свое время нами, ориентировалась по преимуществу на
структуру общества эпохи «классического» капитализма, но и в ту
эпоху наряду с источниками «чисто» экономического йлй «чисто»
политического происхождения существовали группы источников
смешанного происхождения. Поэтому нашу конкретную схему
84 К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. I, стр. 403.
156
можно считать «условной», не применимой в ее абсолютизирован¬
ном виде к источникам всех эпох и формаций; однако, думается,
что трудности реализации принципа классификации по происхож¬
дению еще никак не опровергают сам принцип. Этот принцип есте¬
ственен, поскольку источник возникает в конкретной среде и при
конкретных обстоятельствах. Очевидно, для каждой эпохи должны
существовать конкретные схемы классификации источников по
происхождению, при этом всегда будут чистые и смешанные типы,
но удельный вес разных типов источников окажется важной специ¬
фической чертой эпохи и поможет изучению ее социальных осо¬
бенностей. Нельзя подменять вопрос о происхождении источника
из какой-либо вполне определенной части общественных отноше¬
ний вопросом о всем комплексе факторов исторического развития,
подготовивших возникновение источника и отразившихся в его со¬
держании, ибо здесь фактически начинается смешение принципов
происхождения и содержания. Включая в «происхождение» источ¬
ника факторы, опосредствованные той стороной отношений, кото¬
рая является сферой непосредственного возникновения источника,
мы должны будем понимать под «происхождением» весь истори¬
ческий процесс в целом и лишим тем самым принцип происхож¬
дения всякого классификационного значения. Разные стороны ис¬
торического процесса опосредствуются в содержании источника.
Поэтому-то содержание и не может служить основой для класси¬
фикации — оно теоретически неделимо.
На второй стадии классификация ведется по авторскому приз¬
наку. Внутри сфер возникновения источников их создатели разли¬
чаются по принадлежности к определенным большим группам;
если брать нашу «условную» конкретную схему, то в рамках со¬
циально-экономических отношений — это классы и прослойки; в
рамках политики и культуры — общественно-политические ин¬
ституты и союзы (государство, церковь, партии, лиги, научные и
культурные учреждения и т. п.), более или менее неадекватно от¬
ражающие классовую структуру общества; в области семейно¬
личных отношений — разряды семей и индивидуумов с опреде¬
ленным классовым и общественно-политическим положением.
Названные группы, выражая основной признак авторства —
место автора в общественной структуре, служат критерием для
разделения источников на определенные роды по их происхож¬
дению от того или иного класса или общественно-политического
института. При этом различаются источники внутриродового и
межродового происхождения. Первые создаются усилиями пред¬
ставителей одного класса или одного общественно-политического
института (например, купчие на землю, заключенные между
феодалами), в создании вторых принимают участие представите¬
ли разных классов или общественно-политических институтов
(например, порядные грамоты, заключавшиеся в XVI—XVII вв,
между феодалами и крестьянами).
157
В какой мере может быть выявлен и использован при класси¬
фикации третий признак, включаемый нами в принцип происхож¬
дения — цель создания источника? Осознанная или не осознанная
автором цель создания письменного документа состоит в том, что¬
бы повлиять определенны мобразом на определенную
сферу или сферы отношений. Иными словами, цели различают¬
ся по объекту воздействия и по способу воздействия.
Рассмотрим первоначально возможности классификации по объ¬
екту воздействия (под объектом подразумевается определенная
сфера отношений). Предназначенная источнику сфера действия
далеко не всегда совпадает со сферой его возникновения. Источни¬
ки, созданные в сфере экономических отношений, часто предназ¬
начаются для регулирования не всего комплекса этих отношений,
а более узкого экономического сектора, например, взаимоотноше¬
ний между собственником средств производства и непосредствен¬
ным производителем и т. п. Цель их может также сводиться к влия¬
нию на развитие производительных сил. Источники, возникшие в
сфере политических отношений, могут предназначаться для регу¬
лирования определенной части этих отношений: внутреннего уп¬
равления, внешней политики и т. п. Кроме того, источники поли¬
тического происхождения нередко создаются с целью повлиять на
развитие производительных сил, экономических отношений и др.
Источники, созданные в сфере науки и культуры, имеют целью воз¬
действие на природу или средства производства (естественные
науки), производственные, общественные и политические отноше¬
ния (общественные науки), эстетический и политический облик че-,
ловека (наука и культура в целом). Источники, появившиеся в
сфере семейно-личных отношений, предназначаются для воздей¬
ствия на поведение отдельных конкретно взятых людей в делах,
касающихся дружбы, любви, брачных, экономических (особенно
семейно-имущественных) и политических отношений, а также воп¬
росов науки и культуры.
В рамках определенных больших сфер действия ряд источни¬
ков имеет более конкретное предназначение. Например, среди ис¬
точников, создаваемых с целью перераспределения земельной соб¬
ственности, различаются источники, предназначенные для оформ¬
ления отношений купли-продажи, обмена и т. п. Таким образом,
по объекту воздействия источники делятся на большие группы,
распадающиеся на подгруппы. При этом неизбежно существование
значительного числа смешанных групп и подгрупп.
Образ (способ) воздействия — это специфическая форма выра¬
жения общественного сознания, которая определяется функциями
автора в сфере возникновения источника и максимально-эффек¬
тивными возможностями их реализации в сфере воздействия в ус¬
ловиях той или иной конкретно-исторической ситуации. Из спосо¬
бов воздействия источников наиболее известны законодательный,
договорный, распорядительный, процессуальный, просительный,
158
информационно-отчетный, описательно-статистический, научно-
исследовательский, научно-популяризаторский, эмоционально-ху¬
дожественный и другие, в том числе смешанные способы. Все эти
способы воздействия, вызванные к жизни структурой обществен¬
ных отношений, осуществляются в специфических правовых и со¬
ответствующих им литературных формах, обусловленных специфи¬
кой их общественной функции. Отсюда юридическое значение про¬
дуктов этой реализации — видов исторических источников.
Уточнение сферы воздействия (деление группы на подгруппы
и секции) уточняет специфику способа воздействия и обусловли¬
вает деление вида на подвиды и разновидности. Подвид — это ка¬
тегория деления вида на большие подгруппы источников. Внутри
подвида существуют отдельные секции (разновидности). В статье,
написанной нами совместно с Курносовым, дается следующее оп¬
ределение разновидности: «Разновидность — существующая внут¬
ри вида группа документов, объединяющихся по основным и боль¬
шинству второстепенных признаков, при этом основными являют¬
ся общие признаки вида, второстепенными — специфические
признаки разновидности» 65. Необходимо подчеркнуть, что разно¬
видность — категория, устанавливаемая в процессе классификации
источников по принципу происхождения. Специфические признаки
разновиддости зависят от особенностей той узкой сферы воздейст¬
вия, для регулирования которой предназначены источники опре¬
деленной подгруппы, а внутри нее — секции. Простейшее звено
классификационной схемы — отдельный источник — мы рассмат¬
риваем также с позиций принципа происхождения, видя в нем
памятник, созданный человеком или группой лиц для сохранения,
укрепления, изменения или уничтожения определенных матери¬
альных факторов, отношений и взглядов (экономических, полити¬
ческих, эстетических, художественных, научных и т. л.).
Происхождение источников связано с целевым характером дея¬
тельности людей. Эта деятельность протекает в различных сферах.
Целенаправленность возникновения источника в каждой сфере
обусловливает отбор фактов и их изложение, т. е. построение со¬
держания источника под определенным углом зрения. Без пра¬
вильного осуществления классификации источников по принципу
происхождения невозможно достаточно точное определение этого
угла зрения — исследование содержания будет вестись в значи¬
тельной степени вслепую. Вот почему нельзя согласиться с мне¬
нием, будто теоретическая классификация не имеет важного зна¬
чения для источниковедческой работы в целом.
Акты, как и всякий исторический источник ( являются продук¬
том определенных социальных отношений. Происхождение актов
в тех или иных сферах общественной жизни отражает специфику
социально-экономической и политической структуры страны.
65 «Исторический архив», 1962, № 4, стр. 180.
159
Выше подчеркивалась условность деления актов периода фео¬
дализма на публичноправовые и частноправовые. Тем не менее
при общей постановке проблемы происхождения актов было бы
неправильно игнорировать вопрос о том, какие акты появились
раньше— «публичные» или «частные».
Для отношений переходного периода от дофеодального строя
к феодальному и для раннефеодальных отношений характерны
значительная неустойчивость и неоформленность прав «частной»
земельной собственности. Роль публичного права, теснейшим об¬
разом связанного с обычным правом дофеодального периода, очень
велика. Поэтому в странах нарождающегося феодализма публич¬
ноправовые акты появляются раньше частных. Недостаточная раз¬
витость отношений собственности определяет и то обстоятельство,
что на стадии зарождения феодализма социальные проблемы воз¬
можно решать в общих законах, а не в частных «договорах».
Внутриполитическая деятельность государства получает более ран¬
нее выражение в законах, чем в актах (ср. хронологическое соот¬
ношение «варварских правд» и первых королевских дипломов в
странах Западной Европы, Правды Ярослава и первых жалован¬
ных грамот на Руси).
В этих условиях «договорный» тин отношений возникает
раньше всего в сфере внешней политики. Не случайно первыми
известными русскими актами являются договоры Руси с Визан¬
тией X в.
Изменения в удельном весе различных по своему происхожде¬
нию типов актов в общем комплексе актовых материалов связаны
с эволюцией общественных и политических отношений. Учет хро¬
нологии необходим при классификации источников вообще и актов
в частности, ибо социальная структура, служащая основанием
классификации, существует во времени и пространстве, которые
и определяют ее характер.
Классификация актов по типам (обозначаются ниже арабскими
цифрами) и родам (обозначаются буквами) служит средством
введения актовых источников в рамки общей классификационной
схемы. Мы касаемся здесь только материалов эпохи феодализма
(при этом порядок групп в каждом разделе обусловливается удель¬
ным весом той или иной группы в определенную эпоху). I.I. Акты периода становления феодализма
1) договоры, возникшие в сфере социально-политических от¬
ношений:
а) между государствами;
б) между государством и церковью (указываются в порядке
хронологии появления);
2) сделки, возникшие в сфере социально-экономических отно¬
шений разлагающегося рабовладельческого общества (эта группа
160
актов характерна лишь для обществ, переходящих от рабовладель¬
ческого строя к феодальному):
а) между собственником средств производства и отдельными
рабами (вольноотпущенниками);
б) между свободными частными лицами.
II. Акты периода раннего феодализма
1) договоры, возникшие в сфере социально-политических отно¬
шений:
а) между государствами;
б) между государством и церковью;
в) между княжеской (или церковной) властью и «частными»
лицами;
2) сделки, возникшие в сфере социально-политически-эконо-
мических отношений, между собственниками средств производ¬
ства — «частными» лицами.
III. Акты периода развитого феодализма
1) договоры, возникшие в сфере социально-политически-эконо-
мических отношений:
а) между собственниками средств производства (социальный
состав которых меняется по сравнению с эпохой раннего феода¬
лизма);
б) между собственником средств производства и коллективом
непосредственных производителей (или отдельным производите¬
лем);
в) между владельцами средств производства (непосредственны¬
ми производителями);
2) договоры, возникшие в сфере социально-политических от¬
ношений:
а) между носителями высшей власти (государственной или
церковной) и «частными» феодалами;
б) между различными носителями государственной власти
(князьями, герцогами, королями и т. п.);
в) между представителями светской и духовной власти. IV.IV. Акты периода позднего феодализма
1) сделки, возникшие в сфере социально-экономических отно¬
шений:
а) между собственником средств производства и отдельными
производителями или отдельной семьей (группой семей) непосред¬
ственных производителей;
б) между собственниками средств производства;
в) между владельцами средств производства;
6 Источниковедение
161
2) договоры, возникшие в сфере политических отношений:
а) между государствами;
б) между церковью и государством (там, где сохранилась не¬
зависимая церковь, т. е. прежде всего в католических странах)
Это лишь наиболее общая схема, которая в дальнейшем может
быть уточнена. Но уже из нее мы видим, что в разные периоды
развития феодализма акты преобладают в различных сферах об¬
щественно-политической жизни. Так в эпоху становления феода¬
лизма акты появляются главным образом в сфере социально-поли¬
тических отношений, а в период позднего феодализма — в основ¬
ном в сфере экономических отношений. Это не значит, что во вре¬
мя зарождения феодализма не было социально-экономических от¬
ношений, а в условиях позднего феодализма — внутриполитиче¬
ской борьбы. Просто не всякий тип социально-экономических или
политических отношений порождает акты, т. е. документы договор¬
ного характера. Схема классификации по происхождению как раз
и должна помочь социологическим исследованиям самим фактом
четкого установления тех частей общественной структуры, тех си¬
стем связей, которые порождают акт. Существующее веьма ши¬
рокое применение термина «акт» этому не служит. Напротив, ис¬
ходя из устоявшихся принципов формально-юридической класси¬
фикации, мы создаем иллюзию безграничного увеличения количе¬
ства актовых материалов и их разновидностей, размножающихся
якобы по мере перехода от XVIII в. к XIX в., от XIX в. к XX в.
Между тем рост удельного веса «договорных» документов в общем
комплексе государственной документации отнюдь не характерен
для развития государства XVIII—XX вв., заменяющего распро¬
страненные еще в XV—XVI вв. договоры с «частными» лицами
(прежде всего жалованные грамоты) потоком законодательных и
директивных материалов все более и более общего назначения. Ко¬
нечно, в области экономики по мере развития буржуазных отноше¬
ний шел известный рост количества сделочных документов, но чем
более зрелые формы приобретали эти отношения, тем меньше раз¬
нообразия проявлялось в разновидностях и индивидуальных осо¬
бенностях актов, подвергавшихся влиянию, во-первых, процесса
преодоления экономической раздробленности, во-вторых, бюрокра¬
тического законодательства, унифицировавшего актовые формуля¬
ры и требовавшего соблюдения установленных трафаретов, без че¬
го сделки не регистрировались в соответствующих государственных
учреждениях.
В публикациях XIX—XX вв. к актам часто причислялись и
причисляются документы, ничего общего не имеющие с «догово¬
рами». В русских изданиях это сотницы (и даже писцовые книги),
указные грамоты и др., в западных — «описательные акты» [les
actes discriptifs, Akten (в отличие от Urkunden) —полиптики, ин¬
вентаря, протоколы, счета и т. п.]. Весьма сомнительно отнесение
к актам судных списков и правых грамот — документов скорее
162
протокольно-процессуальных, чем договорных; духовных грамот —
документов в большей мере распорядительных, чем договорных.
Конечно, всякий документ, в том числе закон или летопись, можно
рассматривать как результат определенного «договора» или «обще¬
ственного договора». Но, говоря о необходимых и достаточных
признаках акта, мы имеем в виду не «общественный договор»
в смысле, который придавал этому понятию Руссо, и не объектив¬
ную компромиссность всякого вообще исторического источника,
построенного на учете определенных общественных требований.
Признак акта — наличие конкретных условий сделки между кон¬
кретными контрагентами.
Выше проведена генерализирующая классификация актов,
ставящая их в рамки типов и родов, причем выяснилось, что среди
актов значителен удельный вес источников межродового проис¬
хождения — заключенных между представителями различных
классов и социальных групп, между различными политическими
институтами и корпорациями.
По общему способу воздействия, т. е. по видам, акты делить
не приходится, ибо это источники договорного способа воздейст¬
вия, представляющие собой вид. Их деление по частным сферам
и способам воздействия есть деление на подвиды и разновидности.
Это уже классификация детализирующая, устанавливающая спе¬
цифику происхождения актов той или иной страны.
Теоретические основы детализирующей классификации актов
в русской буржуазной историографии начала XX в. сформулиро¬
вал В. И. Веретенников. Он различал два вида классификаций:
историческую и юридическую. Историческая классификация
включает в себя, по мнению автора, во-первых, выяснение того,
к какой разновидности относили акт его современники; во-вторых,
распределение актов по группам в связи с выяснившимися тер¬
минами; в-третьих, установление «идеального формуляра» или
одинаковых клаузул всех актов определенной группы; в-четвер-
тых, разделение основных клаузул на «основные реальные», т. е.
относящиеся «исключительно к самой сущности запечатлеваемой
актом сделки», и «основные протокольные», «которые выражают
действия, только определяющие собой внешнее оформление акта
именно данной разновидности» 66. Видя «опасности» исторической
классификации в невозможности объединения всех актов данного
наименования в идеальном формуляре из-за того, что древние
юристы могли отнести разные акты к одной и той же разновидно¬
сти, и трудность составления идеального формуляра в случае мало¬
численности актов67, Веретенников находит выход из подобного
66 В. И. Веретенников. К вопросу о методах изучения древнерус¬
ских частноправовых актов.— «Историческое обозрение, т. XXТ. Сборник
статей, посвященных Александру Сергеевичу Латшо-Даиилсвскому». Пг.,
1916, стр. 11—12.
67 Там же, стр. 13—14.
163
6*
положения в юридической классификации, где все акты «будут
распределены но тем разновидностям частноправовых актов, ко¬
торые имеются в современной юридической практике и теории» 68.
Автор указывал три этапа юридической классификации: выясне¬
ние сущности сделки; подведение ее под современные граждан¬
ские понятия; отнесение акта к группе, носящей «современное
юридическое название акта, ныне закрепляющего такие сделки» 69.
Как видим, у Веретенникова основная задача детализирующей
классификации сводится к отысканию подходящей номенклатуры
для актов. Автор готов прибегнуть даже к подведению содержания
сделки под современные гражданские понятия, чтобы добиться
искусственного соответствия номенклатуры и идеального формуля¬
ра. По нашему мнению, детализирующая классификация, в кото¬
рой, конечно, обязательно использование современной актам но¬
менклатуры в наиболее точном ее смысле, должна заниматься не
механическим примирением номенклатуры и юридического содер¬
жания актов, а распределением актов в связи с их целевым назна¬
чением. Иначе говоря, необходимо выяснить ту более или менее
узкую сферу, для воздействия на которую создавался акт, и спе¬
цифику способа воздействия, заложенного в данном подвиде или
разновидности актов.
Возьмем русские иммунитетные грамоты и попробуем приме¬
нительно к ним проследить все стадии генерализирующей и дета¬
лизирующей классификаций. Изучаемые материалы — это источ¬
ники, возникшие в сфере социально-политических отношений
(тип), в процессе развития взаимоотношений между носителями
государственной власти и «частными» феодалами (род), договор¬
ного способа воздействия — акты (вид), регулирующие а) подат¬
ной, б) судебный, в) таможенный, г) административный статус
феодальных владений (подвиды) специфическими средствами:
в подгруппе «а»: 1) путем постоянного освобождения от главных
налогов («безданные», потом «тарханные» грамоты); 2) путем
временного освобождения от главных налогов («льготные» грамо¬
ты) и т. д.; в подгруппе «б»: 1) путем освобождения от наместни¬
чьего суда («несудимые» грамоты); 2) путем предоставления
льготных сроков вызова в великокняжеский суд («односрочные»,
«двусрочные», «трехсрочные» грамоты) и т. д.; в подгруппе «в»:
1) путем предоставления прав беспошлинного проезда («проез¬
жие» грамоты), путем предоставления прав беспошлинного про¬
езда и торговли («тарханные проезжие» грамоты) и т. п.; в под¬
группе «г»: 1) путем освобождения от постоев ездоков («бережель-
ные» от ездоков); 2) путем освобождения от приезда незваных
гостей («бережельные» или «заповедные» от гостей)70 (разновид¬
ности)^^
68 В. И. В е р е т е н н и к о в. Указ, соч., стр. 15.
69 Там же.
70 Ср. С. М. Каштанов. К вопросу о классификации и составлении за
головков жалованных грамот.— «Исторический архив», 1956, № 3.
164
Таким образом, классификация актов по происхождению не
является голой схемой, в которую не помещаются конкретные под¬
виды и разновидности актов. Она вполне реализуема.
Методы дипломатического исследования
В XIX —начале XX в. русская дипломатика прошла два ос¬
новных этапа развития: период изучения актов при помощи по¬
строения искусственных «сводных текстов» (без учета эволюции
актового формуляра) 71 и период клаузульного анализа и состав¬
ления «графически-статистических» таблиц72. Второй этап, содер¬
жанием которого является деятельность .школы А. С. Лаппо-Дани-
левского, был отмечен привнесением диалектики в методику изу¬
чения актов. А. С. Лаппо-Данилевский и его ученики пришли к
выеоду, что разложение актов на клаузулы в виде табличных ря¬
дов позволяет сравнивать документы во времени и пространстве и
тем самым выяснять типичные для определенной эпохи и местно¬
сти клаузулы.
Однако ограниченность этого метода заключалась в тенденции
рассматривать самодвижение отдельной клаузулы в отрыве от
всей истории текста актов данной разновидности в целом. Исполь¬
зование в дипломатике шахматовского текстологического метода
и переосмысление его с позиций марксистско-ленинской методоло¬
гии открыло новый этап в развитии русской дипломатики.
Черепнин развил следующие основные взгляды на природу
акта: 1) акт как явление социально-экономической и политиче¬
ской истории органически связан с породившей его конкретной
исторической обстановкой; 2) возникновение нового акта связано
с переработкой предшествующих актов в изменившихся конкрет¬
ных условиях; 3) акт как остаток документации прошлого не есть
явление изолированное; он теснейшим образом связан с опреде¬
ленным феодальным архивом и его судьбами. Исходя из этих
представлений, автор установил и главные задачи исследования
актов: 1) анализ обстановки, в которой возник акт; выяснение по¬
литического смысла составления акта, его классовой направлен¬
ности и роли в общественных и государственных отношениях;
2) текстологический анализ групп связанных между собой актов,
определение отношения, в котором они находятся, характера и
смысла изменений текста; 3) исследование истории феодальных
архивов и влияния новых политических ситуаций на степень сох¬
ранности актов, их переделку и подделку73.
Текстологический анализ довольно широко распространен в
западноевропейской дипломатике, особенно в дипломатике пуб¬
71 «Очерки нггорни исторической науки в СССР», т. II. М., I960,
стр. 664—667.
72 Там же, т. III. М., 1963, стр. 620, 624—627.
73 JJ. Г». Ч е р е н и н и. Русские феодальные архивы XIV—XV вв., ч, I—
II. М., 1948-1951.
165
личных актов74. Для нее, правда, наиболее характерно изолиро¬
ванное рассмотрение развития отдельных разделов акта. При
этом главное внимание уделяется формальным разделам актов 75,
таким, как invocatio (богословие) 76, intulilatio (тптулатура) 77,
arenga (преамбула) 78, sanctio (сакральная или запретительная
формула в конце акта, направленная против его возможных нару¬
шителей) 79 и др. Но изучение развития разделов актового форму¬
ляра ведется рядом исследователей с новых позиций; эволюция
формы рассматривается как отражение эволюции общественных
отношений, а форма и содержание — как две стороны одного и того
же явления (Фихтенау, Ботье, Шебанек). Это знаменует отход от
формально-текстологического метода Зиккеля и формально-юри¬
дического метода Фиккера, чьи принципы дипломатического ана¬
лиза заменили в середние XIX в. устаревшую методику «отцов»
дипломатики XVII—XVIII вв. Мабийона и Гатерера.
На XII Международном конгрессе историков в Вене (1965 г.)
известный чешский дипломатист И. Шебанек выступил с докла¬
дом о возможностях дальнейшего развития дипломатики в рамках
медиевистики80. Он отметил, что возведенное школой Зиккеля
в догму противопоставление формы и содержания актов имеет
реальное основание в самом характере «дипломатических» источ¬
ников (устойчивость трафаретных формуляров), и задача состоит
в преодолении этого разрыва между содержанием и формой актов
при их изучении81. В XX в., пишет Шебанек, начиная с 1908 г.,
когда стал издаваться специальный журнал по дипломатике
(«Archiv fur Urkundenforschung»), и по настоящее время трудами
историков разных поколений и различных идеологических направ¬
лений (Бейман, Ботье, Бранди, Буар, Греков, Грубый, Лабуда,
Редлих, Фихтенау) осуществление этой задачи значительно про¬
двинулось. Сущность нового подхода заключается, по словам авто¬
74 См., например, II. Z а I s с h е k. Beitrage zur Diplomatik der mahrischen
Immunitatsurkunden. Prag, 1931.
75 О принятом делении формуляра актов на определенные разделы см.:
С. М. К а ш т а н о в. Дипломатика.— СИЭ, т. 5, стб. 230.
76 L. Santifaller. t)ber die Verbal-Invocation in Urkunden. Wien, 1961.
77 M. G. Kovachich. Formulae solennis styli... Pesthini, 1799;
В. К г u s c h. Studien zur frankischen Diplomatik. Berlin, 1937; G. T e s s i e r.
Diplomatique royale franfaise. Paris, 1962, p. 21—26.
78 H. Fichtenau. Note sur l’originc du preambule dans les diplomes me-
dievaux.— «Moyen age», t. LXII, N 1—2. Bruxelles, 1956, p. 1—10; idem.
Arenga. Spatantike und Mittelalter im Spiegel von Urkundenformeln, Graz —
Koln, 1957; J. Ruiz Colonja. Valor literario de los preambulos de la can-
cillerla real catalano-aragonesa en el siglo XV.— «Boletin de la Real Aca¬
demia de Buenas Letras de Barcelona», t. XXVI. Barcelona, 1956, p. 205—234.
79 VI. Mosin. Sankcija u visantijskoi u juznoslavenskoj cirilskoj dip¬
lomatic. Dubrovnik, 1954.
80 J. S e b a n о k. Moglichkeiten der Weitercntwicklung der Diplomatik
im Ralimcn dor bislorischcn Mediavislik.— «XII-e congres international des
sciences historiques. Rapports», IV. Vienne, 1965, p. 147—153,
81 Там же, стр. 148,
166
ра, и рассмотрении актов в связи с общественными Отношениями,
т. е. в их социальной функции82.
Проблема функции источника — наиболее важный теоретиче¬
ский вопрос, поставленный в докладе Шебанека. Обобщая опыт,
накопленный дипломатикой последних десятилетий, автор пришел
к выводу, что: 1) функция акта определяется отношением к его
созданию представителей различных социальных слоев, ибо это
отношение обусловливает, с одной стороны, содержание, с дру¬
гой-форму источника; 2) изучение социальной природы акта
облегчает решение вопроса о месте и обстоятельствах его возник¬
новения в тех случаях, когда этого не позволяет сделать метод
Зиккеля; 3) знание социальной функции актов дает возможность
решить один из главных вопросов дипломатики — вопрос о том,
с какими документальными традицияхми следует считаться в раз¬
личных областях дипломатики, т. е. насколько социально-обуслов¬
ленной является устойчивость юридических формуляров; при
этом сама правовая основа формуляров рассматривается в социо¬
логическом аспекте 83.
Разделяя в целом эти установки, мы считаем необходимым под¬
черкнуть обязательность распространения социологического под¬
хода к источникам не только на частноправовые акты, о чем в пер¬
вую очередь говорит автор доклада, но и на публичноправовые.
Шебанек указывает, что для преодоления противоречия между
формой и содержанием актов можно применять различные сред¬
ства, но методическое основание всех этих средств должно быть
и оставаться дипломатическим. Он критикует тенденцию школы
Фиккера использовать дипломатические критерии как второсте¬
пенные и исходить в первую очередь из правового содержания ак¬
товых материалов 84. Однако, к сожалению, в докладе не показаны
конкретные пути сочетания собственно дипломатических приемов
как основных с социологическим подходом к акту и исследованием
социальной функции актовых материалов.
Нам кажется, что изучение актов должно идти по нескольким
линиям: текстологической, историко-юридической, историко-гео¬
графической, историко-политической, историко-экономической.
Текстологический анализ — это способ установления: 1) новых
элементов в актовом формуляре; 2) источников источника, в том
числе и несохранившихся, с их приблизительной датировкой (как
при реконструкции летописных сводов); 3) тенденциозных отступ¬
лений от нового формуляра к старому; 4) взаимосвязи формуляров
разных княжеских канцелярий.
Текстология, таким образом, позволяет проследить развитие
текста актов определенной разновидности и соотношение этого
82 Там же, стр. 150.
83 Там же, стр. 152.
84 Там же, стр. 148, 150.
167
развития с эволюцией смежных формуляров, установить степень
новизны формуляра каждого конкретного акта.
Едва ли можно согласиться с отнесением текстологии к внеш¬
ней критике источников85. Внешняя критика изучает внешние
(«материальные») особенности источника, находящиеся в ведении
палеографии, кодикологии и сфрагистики.
Во внутреннюю критику входит исследование внутренней фор¬
мы (формуляра или построения, текстуального состава) источни¬
ка, чем и занимается текстология. Логический анализ текста (ин¬
терпретация, установление логических противоречий, неясностей
и т. п.) составляет другую сторону внутренней критики.
Сам по себе «анализ» как источниковедческая категория не
ограничивается внешней и внутренней критикой источника или
группы источников в рамках определенной разновидности. Он пе¬
реходит на другие разновидности и виды источников, чтобы отве¬
тить на вопросы и сомнения, возникшие в результате текстологи¬
ческой и логической критики источника. Историко-юридический
анализ сводится к сопоставлению акта с источниками тех разно¬
видностей, которые в ином свете и разрезе представляют нормы
права, зафиксированные в акте (другие разновидности актов,
законы, указы и т. п.). Сравнение известий источников разного
происхождения помогает уяснению существа юридической нормы.
При историко-географическом анализе производится иденти¬
фикация фигурирующих в акте объектов с известными географи¬
ческими пунктами, когда это возможно, и установление их места
на карте.
Цель историко-политического анализа — выяснить основные
черты и движущие силы политической борьбы в том центре, где
был выдан акт, и в том районе, где находился объект действия
юридических норм акта, роль контрагентов в этой борьбе.
Для осуществления историко-политического исследования ши¬
роко используются источники неактового характера, раскрываю¬
щие перипетии политической борьбы, семейные и служебные свя¬
зи ее участников и т. д. (летописи, разряды, родословцы и др.).
Историко-экономический анализ предполагает сравнение дан¬
ных акта с данными источников, характеризующих экономическую
конъюнктуру в районе действия норм акта (писцовые, приходо-
расходные книги, памятники материальной культуры и т. п.).
Таким образом, анализ выходит далеко за сферу текста самого
акта и генетически связанных с ним актов той же разновидности.
Осмысление всего комплекса показаний и умолчаний акта или
группы актов, проверенных по другим источникам, составляет со¬
держание источниковедческого синтеза, устанавливающего кон¬
кретные причины и поводы возникновения изучаемого источника.
Это равнозначно созданию гипотезы об акте как факте истории,
85 С. Н. А з б е л е в. Указ, статья, стр. 83—81
168
ибо факт есть определенное, законченное (на какой-то момент
развития) единство и противоположность причин и следствия. По¬
строением «модели» исторического факта теоретически исчерпы¬
вается функция источниковедческого синтеза, поскольку цель ис¬
точниковедения (а дипломатика — его часть) — в добывании исто¬
рических фактов. На практике же синтез несет на себе дополни¬
тельную нагрузку. Углубляя вопрос о происхождении источника,
он служит главным критерием правильности принятой классифи¬
кации актов.
Обобщение добытых фактов входит в задачу исторического син¬
теза, воссоздающего методами исторической науки историю актов
определенной разновидности как социально-экономического или
социально-политического явления.
Изучение процессов, отраженных в актах,— естественное про¬
должение исследования актов как фактов истории. Оно опирается
на выводы о том, какую социальную роль играли акты, какое воз¬
действие они оказывали на те или иные процессы и насколько не¬
адекватно их запечатлели. Разница состоит в том, что этот тип ис¬
следования не требует источниковедческого синтеза для каждого
акта и берет в качестве объекта рассмотрения не весь текст актов
избранной разновидности, а лишь какую-то его часть, затрагиваю¬
щую изучаемую тему. Изучение идет по линии анализа этой части
формуляра актов избранной разновидности за более или менее
значительный отрезок времени. Результаты текстологического ана¬
лиза могут быть выражены в форме статистики клаузул (число
старых и новых клаузул и клаузульных сочетаний, их террито¬
риальное и хронологическое распределение и т. п.). Свое объясне¬
ние статистика клаузул получает при учете соответствующих вы¬
водов историко-юридического, историко-географического, историко¬
политического и историко-экономического исследований, прове¬
денных для каждого акта. Благодаря такому источниковедческому
синтезу избирательного плана возникает «модель» ряда историче¬
ских фактов, составляющего какую-то сторону изучаемого про¬
цесса. Параллельно ведется разработка других разновидностей ис¬
точников в подобном же избирательном плане (та же тема). Обоб¬
щение рядов «моделей» исторических фактов методом историче¬
ского синтеза дает «модель» процесса в целом.
Как видим, в дипломатике необходимо широкое применение
методов общего источниковедения. Укажем некоторые наиболее
характерные методы дипломатики как специальной исторической
дисциплины.
1. В области текстологии — предварительное деление формуля¬
ра на традиционные дипломатические частп (протокол с его in-
vocatio, intitulatio и т. д.; «текст» с его arenga, narratio, dispositio;
эсхатокол); отдельное текстологическое исследование каждой
частп в сочетании с «текстологическим синтезом», устанавливаю¬
щим степень зависимости и независимости развития разных частей
169
формуляра друг от друга. «Статистика» клаузул существенно от¬
личается от обычной цифровой статистики, поскольку клаузулы,
во-первых, не информируют о количественной стороне процесса,
а устанавливают определенные правовые принципы; во-вторых,
являются в большинстве случаев формулярными заимствованиями,
часто далекими от действительности, вследствие чего они требуют
особых форм классификации и учета (архаичные или новые, в ар¬
хаичном или новом контексте и т. п.).
2. В области историко-юридической — учет взаимовлияния в
каждом случае различных источников права: местного областного,
общегосударственного и особых традиционных прерогатив того
или иного феодала.
3. В области историко-географической, историко-политической
и историко-экономической — обязательное изучение местной и об¬
щей конъюнктуры, политической и экономической роли контраген¬
тов и их ближайшего окружения для установления степени вы¬
нужденности или добровольности заключения сделки.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
20-х —НАЧАЛА 30-х ГОДОВ
О. М. Медугиевская
Для изучения развития теории источниковедения в совет¬
ской историографии важное значение имеют исследования по исто¬
рии исторической науки в целом и по отдельным ее отраслям,
особен по близким к источниковедческой проблематике. В ряде ра¬
бот советских историков рассматриваются существенные аспекты
истории исторической науки в первый период ее развития 1 и дея¬
тельность выдающихся историков этого времени1 2. Характеристи¬
ку с оветских источниковедческих работ 20-х — начала 30-х годов
1 М. В. Н е ч к и н а, Ю. А. Поляков, Л. В. Черепнин. О пройден¬
ном пути.— «Советская историческая наука от XX к XXII съезду КПСС.
История СССР». Сборник статен. М., 1962; М. В. Нечкина. История исто¬
рии (Некоторые методологические вопросы истории исторической науки).—
«История и историки. Историография истории СССР». Сборник статей. М.,
1965; «Очерки истории исторической науки в СССР», т. IV. М., 1966; Е. Н. Г о-
родецкий. Вопросы методологии исторического исследования в после¬
октябрьских трудах В. И. Ленина.— «Вопросы истории», 1963, № 6; Л. В. Д а-
нилова. Становление марксистского направления в советской историо¬
графии эпохи феодализма.— «Исторические записки», т. 76; К. Н. Т а р н о в-
с к и й. Советская историография российского империализма. М., 1964; о н
ж е. Проблемы аграрной истории России периода империализма в совет¬
ской историографии (1917—начало 1930-х годов).— «Исторические записки»,
т. 78.
2 Е. А. Л у цк ий. Развитие исторической концепции М. Н. Покровско¬
го.— «История и историки». М., 1965; В. И. Ч е с н о к о в. Борьба В. И. Невско¬
го за марксизм.— «Вопросы философии», 1965, № 9; С. О. Шмидт. О мето¬
дике выявления и изучения материалов по истории советской исторической
науки.— «Труды МГИАИ», т. 22. М., 1965; см. также: «История и историки.
Историография всеобщей истории». Сборник статей. М., 1966 и др. Источни¬
коведческие приемы М. Н. Покровского в его работах 1917—1923 гг. рас¬
сматриваются В. В. Кабановым («Труды МГИАИ», т. 16. М., 1961).
171
с точки зрения освещения в них теоретических вопросов источни¬
коведения содержат статьи В. П. Данилова и С. И. Якубовской
«Источниковедение и изучение истории советского общества» 3 и
С. И. Якубовской «Некоторые итоги развития теории источникове¬
дения в советский период» 4.
Обращение к опыту историографии 20-х — начала 30-х годов
при исследовании проблем теоретического источниковедения, клас¬
сификации источников, достоверности, научной терминологии ста¬
новится все более систематическим5. Все яснее вырисовывается
значение периода 20-х — начала 30-х годов для развития советско¬
го источниковедения, и в связи с этим возникает необходимость
более специального его изучения.
В задачу статьи входит исследование советской историографии
рассматриваемого периода с точки зрения отражения в ней теоре¬
тических проблем источниковедения. При этом автор исходил из
понимания источниковедения в целом как методологии и методики
добывания достоверных исторических фактов6.
Некоторые принципиальные источниковедческие положения
нашли свое выражение уже в 1921 г. на страницах журнала «Про¬
летарская революция». Вступительной статьей «От Истпарта», в
которой определялось направление этого первого историко-рево¬
люционного журнала, открывал это издание М. Н. Покровский7.
3 «Вопросы истории», 1961, № 5.
4 «Историография социалистического и коммунистического строитель¬
ства в СССР». М., 1962.
5 С. М. Каштанов, А. А. Курносов. Некоторые вопросы теории
источниковедения.— «Исторический архив», 1962, № 4; М. К. М а к а р о в.
О принципах классификации письменных источников (Историография вопро¬
са).—«Труды МГИАИ», т. 16, М., 1961; он ж е. К вопросу о терминологии
в источниковедении истории СССР.— «Труды МГИАИ», т. 17, М., 1963;
Л. Н. Пушкарев. Вопросы классификации источников в русской истори¬
ческой науке XIX—XX вв.— «История СССР», 1963, № 5; о н же. Классифи¬
кация источников в советском источниковедении (1917—1964).— «Вопросы
архивоведения», 1965, № 1; М. П. Губенко, Б. Г. Л и т в а к. Конкретное
источниковедение истории советского общества.— «Вопросы истории», 1965,
№ 1; С. М. Каштанов, А. Л. Литвин. К проблеме достоверности источ
ников.— «Из истории Татарии. Краеведческий сборник». Казань, 1965;
О. М. Медушевская. Развитие теории советского источниковедения.—
«Труды МГИАИ» т. 24. М., 1966.
6 Проблематика теоретического источниковедения смыкается с рядом
сопутствующих теоретико-методологических, методических и практических
вопросов. Это обусловило необходимость экскурсов в смежные области исто¬
рического знания. Дело осложнялось также и тем, что сам термин «источ¬
никоведение» понимался в рассматриваемое время и позднее не всегда од¬
нозначно. См. об этом, например, А. И. Гуковский. О некоторых тер¬
минах вспомогательных исторических дисциплин.— «Вопросы истории», 1965,
№ 10. О применении термина «археография» см.: С. Н. Валк. Судьбы «ар¬
хеографии».— «Археографический ежегодник за 1961 год». М., 1962, стр. 460—
465; А. И. Гуковский. Спорные вопросы советской археографии.— «Во¬
просы истории», 1966, № 5.
7 И. А. Малахова. М. Н. Покровский — автор статьи «От Испарта».—
«История СССР», 1964, № 5, стр. 225.
172
Тем более важно, что именно он считал необходимым сказать,
предваряя практическую деятельность журнала. Можно согла¬
ситься с высказанным уже мнением советских историков, что по¬
ложения статьи Покровского носили программный, принципиаль¬
ный характер8.
На первый план выдвигались положения о значении историче¬
ских источников, без которых невозможна исследовательская ра¬
бота; о принципиальной важности обеспечения историко-револю¬
ционных исследований возможно более полной источниковедче¬
ской базой. Раскрывая применительно к профилю журнала этот
тезис, Покровский говорил, что для изучения революционной борь¬
бы источниками должны служить «все без исключения материа¬
лы»: документы РКП (б), «документы других партий, поскольку в
них отразилось рабочее движение», а также «все без исключения
документы, созданные в борьбе с революционным движением».
Отмечалось значение мемуаров как важного историко-революци¬
онного источника, в ряде случаев позволяющего избежать модер¬
низации или произвольного толкования документальных источни¬
ков и отражающего «тот психологический фон и ту связь, без ко¬
торой имеющиеся в наших руках отдельные документы могут ока¬
заться непонятыми или понятыми неправильно»9. Сложнейшая
проблема интерпретации, т. е. выяснения смысла и значения, ко¬
торое вкладывал в содержание источника его автор, не была, разу¬
меется, исчерпана приведенным соображением. Но сама постанов¬
ка этого вопроса в руководящей статье Истпарта, фиксировавшая
внимание исследователя на необходимости бережного толкования
историко-революционного документа, имела, несомненно, принци¬
пиальное значение.
Процесс утверждения в источниковедении марксистской тео¬
рии не может быть понят вне связи с той острой идейной борьбой,
которая развернулась в начале 20-х годов.
Идеологическое размежевание с буржуазной методологией ис¬
тории было необходимым этапом становления советской историче¬
ской науки. С рядом статей, вскрывающих суть кризиса буржуаз¬
ного историзма, выступают М. Н. Покровский, В. И. Невский,
В. В. Адоратский, В. А. Быстрянский, Н. М. Лукин и другие исто¬
рики и философы 10 11. Появление этих статей находилось в непосред¬
ственной связи с опубликованием в марте 1922 г. работы В. И. Ле¬
нина «О значении воинствующего материализма» п.
8 М. П. Г у б е н к о, Б. Г. Л и т в а к. Указ, статья, стр. 3.
9 «Пролетарская революция», 1921, № 1, стр. 7—9; см. также: О. М. М е-
душевская. Указ, статья, стр. 3—4.
10 См., например, статьи М. Н. Покровского, В. И. Невского («Под знаме¬
нем марксизма», 1922, № 3, 4; 1923, № 4—5; «Печать и революция», 1923,
кн. 7), В. В. Адоратского («Печать и революция», 1922, кн. 6); В. А. Быст-
рянского («Книга и революция», 1922, № 7) и др.
11 «Очерки истории исторической науки в СССР», т. IV. М., 1966,
стр. 140—144.
173
Задаче идеологического размежевания с буржуазной методоло¬
гией истории были подчинены и выступления Покровского и Нев¬
ского по поводу переиздания «Методологии истории» А. С. Ланио-
Данилевского (1923 г.). Имея в виду первую часть этой книги, оба
автора указывали на антимарксистскую ее направленность, анти¬
историчность автора в подходе к явлениям историко-философской
мысли 12. Критикуя Лаппо-Данилевского за отрыв явлений обще¬
ственно]! жизни и историографии от общественных условий, кото¬
рыми они вызваны, Покровский выдвигает требование подходить к
историческому произведению как к продукту классовой борьбы.
Развивая свою мысль далее, он пишет, что «не только сами эти
книжки являются продуктом классовой борьбы, но и те материа¬
лы, на которых эти книжки основаны, тоже являются продуктом
классовой борьбы» 13. Анализ взглядов Покровского по вопросам
источниковедения представляет не только чисто историографиче¬
ский, но и теоретический интерес. В. П. Данилов и С. И. Якубов¬
ская, отмечая в целом положительную роль Покровского в разви¬
тии советского источниковедения, расценили приведенное выше
суждение как «до крайности узкое и потому ошибочное опре¬
деление источника как простого продукта классовой борьбы, как
,,кривого зеркала истории“» 14. В другой работе Якубовская также
отмечала, что определение исторического источника как продукта
классовой борьбы не может быть целиком принято, так как явля¬
ется узким (применимо лишь к классово-антагонистическим фор¬
мациям) и односторонним (поскольку «источники не только отра¬
жают классовую борьбу, но и содержат конкретные исторические
сведения») 15.
По нашему мнению, к сказанному Покровским нельзя отно¬
ситься как к определению понятия «исторический источник», по¬
скольку из контекста ясно, что автор в данный момент перед собой
такой задачи не ставил. Несомненно, что в том виде, в каком его
мысль оказалась зафиксированной в записи устного выступления,
она таит в себе опасность упрощенного подхода к проблеме. Эле¬
менты вульгаризации ощущаются и в других местах того же вы¬
ступления Покровского, особенно когда он по существу сводит
содержание исторического произведения к одной лишь идеологии,
сбрасывая со счетов процесс накопления конкретных знаний, обе-
12 Надо заметить, что предметом специального марксистского анализа
методология источниковедения Лаппо-Данилевского в те годы не стала. Ни
Покровский, ни Невский не ставили перед собой задачи оценки книги в
собственно источниковедческом плане, выяснения того вклада, который внес
Л а пп о-Данилевский в источниковедение.
13 М. Н. Покровский. Борьба классов и русская историческая лите¬
ратура.— «Историческая наука и борьба классов (Историографические очер¬
ки, критические статьи и заметки)», вып. 1. М.— Л., 1933, стр. И—13.
14 В. П. Данилов, С. И. Якубовская. Указ, статья, стр. 19,
15 С. И. Я к у б о в с к а я. Указ, статья, стр. 192—193.
174
снечивающпй прогресс в историографии. Хотя данное суждение
Покровского об источнике действительно неполно, и следовательно,
в качестве определения неприемлемо, в то же время необходимо,
на наш взгляд, подчеркнуть и то рациональное, что в этом сужде¬
нии содержится. Формула Покровского возникла в связи с кри¬
тикой вневременного, абстрактного подхода к источнику буржуаз¬
ной историографии. В этой связи и появился тезис об источни¬
ке как продукте классовой борьбы; в нем, несомненно, присут¬
ствует мысль о подходе к источнику как к явлению, возникающе¬
му в процессе столкновения противоречий общественного разви¬
тия. Л это — шаг вперед в понимании природы исторического
источника. Иное дело, что понимание источника как историческо¬
го явления в действительности требует гораздо более сложного и
тонкого анализа — мера понимания методологических проблем на
каждом конкретном этапе исторически ограничена.
Как известно, в период становления советской исторической на¬
уки делалось многое в области практического, конкретного источ¬
никоведения. Выявление, организация, публикация и оценка значе¬
ния исторических источников занимали все время и силы немного¬
численных кадров историков-марксистов, работавших в области
источниковедения. Теоретическое обобщение этого опыта могло
представляться делом более или менее отдаленного будущего.
И, однако, теорию источниковедения оказалось практически необ¬
ходимым создавать немедленно. Это диктовалось потребностью
подготовки кадров историков-марксистов, которые владели бы
средствами и методами исследования исторических документов.
Принципиальные положения складывающейся новой теории ис¬
точниковедения зачастую формулировались на страницах учеб¬
ных методических пособий и статей 16.
Выходит ряд книг, ставивших своей целью, в небольшом
объеме и доступной форме охарактеризовать методику и задачи
специальных отраслей исторической науки; показать те методы,
при помощи которых историк идет к установлению исторического
факта. В создании работ этого рода приняли участие специалисты
соответствующих отраслей исторических знаний. Изданные ими
книги, в основе которых, как правило, лежали лекционные курсы,
оказались ценными и оригинальными работами.
16 Высказываясь в поддержку источниковедческих принципов Истпарта,
в частности в связи с положением, что «исторически работать можно нау¬
читься только на первоисточниках», С. Н. Валк подчеркнул, что педагоги¬
ческая форма его выражения «имеет за собой методологический принцип»
(С. Н. Валк. Об одной классификации историко-революционных докумен¬
тов.— «Историко-революционный сборник», т. 1. М.— Пг., 1924, стр. 242).
В атом замечании, сделанном по конкретному поводу, подмечена, на наш
взгляд, характерная особенность формы выражении теоретических принци¬
пов источниковедения в историографии тех лет.
175
Ряд таких лекций был прочитан в 1918—1919 гг. слушателям
Архивных курсов при Петроградском археологическом институте.
Они составили содержание известного «Очерка русской диплома¬
тики частных актов» А. С. Лаппо-Данилевского 17, а также «Исто¬
рического очерка архивного дела в России» И. Л. Маяковского 18.
Опубликованы были также и другие лекции, читанные на этих
курсах, а также речь А. Е. Преснякова, произнесенная при откры¬
тии курсов,- «Исторические источники и подлинные документы
в научной работе» 19. Крупнейшим специалистом в области латин¬
ской палеографии О. А. Добиаш-Рождественской, обучавшейся
этому сложному искусству в семинаре Ш. Ланглуа в Сорбонне,
был написан учебник по латинской палеографии20.
Литература по специальным историческим дисциплинам при¬
влекала внимание, систематически рецензировалась, быстро нахо¬
дила своего читателя и переиздавалась. Так, книга А. М. Больша¬
кова «Вспомогательные исторические дисциплины» (Пг., 1923 г.),
не избежавшая небезосновательного упрека в компилятивности, за
короткое время была переиздана трижды, что свидетельствовало о
потребности в подобных изданиях21. При всей ограниченности
объема критико-библиографических разделов тогдашних журналов
в них отводилось место вопросам специальных исторических дис¬
циплин.
В 1922 г. было опубликовано «Введение и русскую историю»
В. И. Пичеты. Книга была задумана как пособие по конкретному
источниковедению и историографии русской истории. Легко по¬
нять, какой отбор материала должен был осуществить автор. По¬
этому с особым интересом воспринимаются те общие источнико¬
ведческие требования, без которых, как указывал В. И. Пичета,
нельзя приступить к занятиям историей. В определении понятия
«исторический источник» автор прост и лаконичен. К числу источ¬
ников он относит «все те материалы, которые остались от прошлой
17 А. С. Л а и и о - Д а н и л е в с к и й. Очерк русской дипломатики част¬
ных актов. Лекции, читанные слушателям «Архивных курсов» при Петро¬
градском археологическом институте в 1918 г. Пг., 1920.
18 И. Л. Маяковский. Исторический очерк архивного дела в России.
Лекции, читанные слушателям «Архивных курсов» при Петроградском ар¬
хеологическом институте в 1918 г. Г1г., 1920.
19 Опубликовано в кн.: «История архивного дела в классической древно¬
сти в Западной Европе и на мусульманском Востоке. Лекции, читанные
слушателям «Архивных курсов» при Петроградском археологическом инсти¬
туте в 1918 г.» Пг., 1920.
20 О. А. Д о б и а ш - Р о ж д е с г в е н с к а я. История письма в средние
века. Руководство к изучению латинской палеографии. Пг., 1923; см. также:
А. Д. Люблинская. О. А. Добиаш-Рождественская как историк.— «Сред¬
ние века», вып. 1. М.— Л., 1942.
21 См. рецензию А. А. Сергеева («Печать и революция», 1923, кн. 6) п
А. И. Малоина («Книга и революция», 1923, № 3).
17 Г)
жизни и в которых отражается какой-либо след старины» 22. Сло¬
во «все» в этом определении могло бы показаться случайным, но
последующее разъяснение раскрывает тот методологический
смысл, который лежит в его основе. «При исследовании не должно
шнорировать какие-либо источники,—подчеркивает автор,— на¬
против, необходимо привлекать полностью все источники, находя¬
щиеся в распоряжении историка»23. Принцип исчерпывающей
полноты источниковедческой базы (в исторически ограниченных
рамках возможностей историка) выражен достаточно определенно.
Формулируя понятие о внешней и внутренней критике, Пиче-
та указывает на важность выяснения вопросов происхождения
источников, обстановки появления и особенно авторства. Отмеча¬
ется необходимость изучить биографию автора, «разобраться де¬
тально в условиях его жизни, выяснить его социально-экономиче¬
скую принадлежность и политическую идеологию» 24. Без выясне¬
ния этих вопросов, как указывается в пособии, не может быть ре¬
шена основная проблема достоверности и оценки исторического
источника. Обзор источников дан автором по территориальному
признаку, а затем — по видам, но без обоснования видового прин¬
ципа деления.
Книга Пичсты получила в целом положительную оценку в пе¬
чати. При этОхМ в рецензии Невского было обращено внимание на
необходимость усвоения основ источниковедческих знаний, «без
которых нельзя приступить к занятиям по истории» 25 26.
Учебные пособия по источниковедению и вспомогательным
историческим дисциплинам были ориентированы, как правило, на
источники феодального периода. Поэтому они не могли в должной
мере способствовать разрушению державшегося предубеждения,
будто историческая критика ограничивает область своего примене¬
ния документами древности.
Бияманио к проблемам исторического метода привлекла поме¬
щенная в 1923 г. в журнале «Красная летопись» статья Н. А. Рож¬
кова «К методологии истории революционного движения». Перед
исследователями историко-революционной тематики ставилась за¬
дача критического усвоения не только запаса исторических зна¬
ний, но и приемов и методов исторического исследования, остав¬
шихся в наследие от буржуазных историков. «Мы должны быть
не хуже буржуазных историков в той сфере, которая успешно раз¬
работана и разрабатывается ими, но мы должны к их достиже¬
ниям прибавить еще наши методологические приобретения»2Q,
22 В. И. П и ч е т а. Введенно в русскую историю (Источники и исто¬
риография). М., 1922, стр. 5.
23 Там же, стр. 6.
24 Там же.
25 «Печать и революция», 1923, кн. 7, стр. 183.
26 «Красная летопись», 1923, № 7, стр. 74.
177
такова была постановка вопроса в общей форме. Рожков специаль¬
но останавливался на вопросах исторической критики и интер¬
претации документов. На примере анализа воспоминаний револю¬
ционеров он стремился показать, что к новым комплексам ис¬
торико-революционных документов настоятельно необходимо
применять, «выражаясь языком старика Шлецера», высшую и
низшую критику с целью установления «точных и верных дейст¬
вительности фактов» 27, и интерпретировать эти источники, умея
проникать «в идеологию и психологию» их авторов28. Рожков
приводил примеры, показывающие, к чему ведет игнорирование
элементарных требований интерпретации источников. Он нс ста¬
вил сроей задачей освещение теоретических вопросов источнико¬
ведения, сосредоточив внимание на вопросах методики исследова¬
ния и повышения научного уровня исследовательской работы над
историко-революционнымрт материалами. В данной связи на
статью в «Красной летописи» ссылались работавшие позднее над
этими вопросами С. Н. Валк и Н. Н. Авдеев.
В 1924 г. на страницах истпартовского издапия была опублико¬
вана статья С. Н. Валка «Об одной классификации историко-рево¬
люционных документов» 29. Он поддержал точку зрения журнала
«Пролетарская революция» об изучении первоисточников как не¬
пременном условии научного исследования, а также высказанную
Рожковым мысль об использовании опыта буржуазных специали¬
стов, добавив при этом, что «и у до-буржуазных авторов можно
кое-чему поучиться, по крайней мере буржуа этим не брезгали» 30.
Поводом к выступлению Валка послужила небольшая заметка
Н. Г1. Милютиной, предложившей в качестве первого опыта свою
классификацию историко-партийных документов. Она предлагала
деление на источники, достоверность которых не вызывает сомне¬
ний (к ним причислялись нелегальные издания и мемуары непо¬
средственных участников), и источники, достоверность которых на¬
ходится под сомнением (например, документы карательных орга¬
нов). Показав несостоятельность такого подхода к проблеме, Валк
отмечал, что достоверность источников не связана прямым образом
с их принадлежностью к определенной разновидности и не может
служить основанием для классификации. На этом конкретном при¬
мере Валк показал острую практическую необходимость разработ¬
ки теоретических вопросов источниковедения.
В 1924 г. на всесоюзном совещании Истиартов с докладом
«О научной обработке источников по истории РКП (б) и Октябрь¬
ской революции» выступил известный историк партии Н. Н. Авдеев.
27 «Красная летопись», стр. 71—72.
28 Там же, стр. 71—73.
29 «Историко-революционный сборник», т. 1.
30 Там же, стр. 237, 238.
178
Журнал «Пролетарская революция» опубликовал тезисы его док¬
лада, а затем и полностью весь доклад31.
Нс случайно именно в это время ощущалась острая потреб¬
ность в разработке приемов анализа нового комплекса источников,
исследование которых составляло первоочередную задачу советской
исторической науки: источников историко-партийных и историко-
революционных. Возникновение новой проблематики, введение
соответствующих источников в научный оборот и вопрос о мето¬
дах исследования — постоянное условие развития науки, ставящее
каждое поколение историков перед специфическими задачами и
трудностями.
Прежде всего перед Н. Н. Авдеевым и его коллегами встал
вопрос: в какой мере марксистская историческая наука может
воспользоваться методикой буржуазного источниковедения. Мысль
о критическом освоении того полезного в области методики, что
могла дать предшествующая источниковедческая историография,
уже прозвучавшая, как мы видели, в общей форме, нашла в статье
Авдеева свою более конкретную реализацию. Авдеев отталкивался
от работы известного немецкого источниковеда Э. Бернгейма.
В первую очередь внимание советского исследователя привлекала
проблема исторической критики, иначе говоря, путей и методов
проверки достоверности источников. Авдеев считал, что задачи ис¬
торической критики в целом правильно определены немецким
буржуазным историком32. Он акцентировал внимание на том, что
задача проверки достоверности встает и при работе с такими ис¬
точниками, как историко-партийные и историко-революционные
документы, подчеркнув обязательность применения всего аппарата
источниковедческой критики «ко всем историческим источникам,
каково бы ни было их происхождение» 33. Это положение конкре¬
тизировалось ссылками на историко-партийные мемуары, в кото¬
рых возможны ошибки памяти и смещение исторической перспек¬
тивы, в силу чего они требуют проверки фактических данных, со¬
поставления с другими источниками. Был поднят также вопрос
и о задачах интерпретации источников, т. е. их правильного толко¬
вания. При решении вопросов критики и интерпретации основное
значение Авдеев придавал анализу происхождения и авторства
источника, создающему прочный фундамент для выяснения наи¬
более сложных источниковедческих проблем. «Для правильного
толкования (интерпретации) источников,—писал он,— не¬
обходимо принимать во внимание не только особенности языка
и характер интересов и взглядов их авторов, но также и круг
31 «Пр олетарская революция», 1924, № 8—9 (тезисы); 1925, № 1, 2 (док¬
лад).
32 Н. Авдеев. О научной обработке источников по истории РКП (б)
и Октябрьской революции.— «Пролетарская революция», 1925, № 1, стр. 150.
33 Там же, стр. 159.
179
знаний, уровень образования и классовые интересы той эпохи,
к которой принадлежат данные источники, подобно тому, как это
делается при суждении об их достоверности» 34. Важно отметить
это привнесение момента классового анализа. Ведь вопросы про¬
исхождения и авторства, равно как критики и интерпретации, ста¬
вятся и буржуазным источниковедением. Однако при внешнем
сходстве, совпадении терминологии и наличии ряда общих мо¬
ментов в методике обнаруживаются и принципиальные различия,
истоки которых восходят к методологии оценки общественных яв¬
лений и, в частности, классовому анализу исторических условий,
породивших тот или иной источник.
Известно, что бернгеймовское деление источников на «остатки»
и «предания» (т. е. на источники, являющиеся сами по себе остат¬
ком того факта, который изучается, и источники, передающие кос¬
венные сведения о фактах) приобрело много последователей, а спо¬
ры относительно применимости его заняли видное место в истории
источниковедения. Авдеев не принимает классификации Бернгей-
ма и объясняет, почему именно: «Не надо забывать, что всякий
исторический источник есть прежде всего остаток какого-нибудь
исторического факта...».35 Поскольку свойство быть остатком при¬
суще любому источнику, «предания» не могут быть противопо¬
ставлены «остаткам».
Не принял Авдеев и вывода, который Бернгейм делает из своей
классификации источников: что для остатков достаточно проверки
их подлинности «Важно также знать,—говорит он,—нет ли в
том или другом источнике, подлинность которого несомненна, по¬
казаний, свидетельств о целом ряде других исторических фак¬
тов...» 36. Если такие исторические «остатки», отмечал он, как, на¬
пример, белогвардейские документы, документы охранки жан¬
дармского отделения, судебной палаты и т. п., интересуют нас как
источники по истории революционного движения, то тут недоста¬
точно проверки одной лишь подлинности, но необходима строгая
проверка достоверности. Заслуга Авдеева состоит также и в том,
что он делает одну из первых в советской историографии попыток
изучения исследовательского метода В. И. Ленина, рассматривая
его как образец марксистского анализа и интерпретации истори¬
ческих фактов37.
В первой половине 20-х годов наметились первые контуры не¬
которых других направлений исследования теоретико-источнико¬
ведческих проблем. В связи с этим следует остановиться на статьях
С. В. Рождественского и С. Н. Валка, хотя они носят скорее архив¬
но-источниковедческий, а не специально теоретический характер.
34 Н. Авдеев. О научной обработке источников по истории РКП (б) и
Октябрьской революции.— «Пролетарская революция», 1925, № 2, стр. 215.
35 Там же, № 1, стр. 158.
36 Там же, стр. 159.
37 Там же, № 2, стр. 215—219.
180
В статье Рождественского «Историк — археограф — архивист», от¬
крывающей первый номер журнала «Архивное дело», делается
попытка проследить зависимость между введением в научный обо¬
рот определенных комплексов исторических источников и уровнем
развития и потребностями исторической науки. Характеризуя
XVIII — первую половину XIX в. как период господства полити¬
ческой истории, истории «героев», Рождественский связывает с
этим внимание к памятникам «индивидуального творчества» (ле¬
тописи, сказания, законодательные памятники). Пробуждение ин¬
тереса к закономерностям исторического процесса предопределило,
по его мнению, изучение тех памятников, которые способны отра¬
зить изменения в жизни общества, парода,— к памятникам массо¬
вого характера, в первую очередь к актам. Изменение характера
источников вело в свою очередь, как отмечает автор, к изменению
методов их анализа. Рождественский высказал также, хотя и в
общей форме, важную мысль о значении видовых особенностей
документов, в частности актов, и подчеркнул потребность в созда¬
нии «дипломатики нового времени» 38.
В статье «Архивные обзоры» Валк сосредоточил внимание на
видовой характеристике источников. Отметив, что «разновидность
материала — момент столь же существенный, как и его содержа¬
ние» 39, он подчеркнул важность видовой характеристики докумен¬
тов, входивших в состав того или иного фонда. «При той щепетиль¬
ной изощренности критических приемов, которая составляет те¬
перь уже элементарное требование какой бы то ни было работы,
раз только она претендует на научность (в частности, и работы
историко-революционной, что еще недостаточно осознано),— писал
Валк,— одна лишь тематическая определенность дел и фонда уже
не удовлетворит исследователя, ищущего материал. При должном
отношении к источнику он будет более ценить одни разновидности
источников, чем другие, а третьими и совсем пренебрежет» 40.
Видовой принцип был положен в основу изложения материала
в содержательной статье Ю. М. Бочарова «Источники по истории
Октябрьской революции и методы их проработки в школе», где был
поставлен вопрос о введении элементов источниковедческой мето¬
дики в школьное преподавание истории. Автор обстоятельно обос¬
новывал важность таких занятий для учащихся средней школы
и дал характеристику основных видов источников, которые следо¬
вало привлечь для этой цели (мемуары, статистика, законодатель-
33 «Архивное дело», вып. 1. М.— Пг., 1923.
39 Там же, стр. 56.
40 Там же, стр. 55. С. Н. Валк не имел в виду априорный отказ от ка¬
ких-либо разновидностей источников вообще. Из контекста видно, что речь
идет о различной ценности источников применительно к определенной и
конкретной тематике.
181
Hbie акты, устная традйция в виде рассказов и воспоминаний, га ¬
зетная и брошюрная литература) 41.
Особое значение для развития советского источниковедения
имело издание собрания сочинений В. И. Лепина. Работы В. И. Ле¬
нина, являясь методологической основой научного понимания про¬
цесса общественного развития, в то же время представляют собой
ценнейший исторический источник, глубоко и многогранно отра¬
зивший различные аспекты того исторического времени, в которое
он возник. В 1926 г. был опубликован Проект правил издания тру¬
дов В. И. Ленина, составленный С. Н. Валком, в основу которого
был положен важнейший методологический принцип марксистско-
ленинского источниковедения — принцип исчерпывающей полноты
источниковедческой базы. В издание произведений В. И. Ленина
предполагалось ввести «все приведенное в известность литератур¬
ное наследие Владимира] И[льича], как в виде документов литера¬
турно-политических, так и имеющих одно лишь биографическое
значение (как-то, например, личную переписку)». Должны были
быть включены «нс только наличные автографы Владимира] Ильи¬
ча] и восходящие к автографам документы, но также и современ¬
ные записи устных выступлений Владимира] Щльича]» 42 *. Новые
методологические принципы источниковедения сочетались в Проек¬
те с творческим использованием того рационального, что содержа¬
лось в опыте буржуазной археографии, в частности в области кри¬
тического анализа текста и содержания источника.
Для развития теоретического и практического источниковеде¬
ния большое значение имело изучение источниковедческих при¬
емов, применяемых в трудах основоположников марксизма-лени¬
низма. Значительным исследованием такого плана в 20-х годах
явилась работа Е. А. Косминского «Об источниках ,,Положения
рабочего класса в Англии44», опубликованная в 1928 г. в качестве
вступительной статьи к изданию этой книги Энгельса. К анализу
источниковедческой базы этой работы Косминский подходит не
сразу. Вначале он исследует становление мировоззрения молодого
Энгельса, развитие его взглядов по данному вопросу, характеризует
обстановку в Англии к моменту приезда туда автора работы. За¬
тем, проследив, из каких впечатлений, встреч, бесед складывался
круг источников-наблюдений, он переходит к детальному рассмот¬
рению письменных источников и литературы, изученных Энгель¬
сом. Косминский дает читателю почувствовать, как мировоззрение
Энгельса, его методологические установки в подходе к проблеме,
умение ориентироваться в источниках и литературе позволили
отобрать важнейшие источники, увидеть и понять в Англии то,
чего не видели и не умели понять другие его современники. Глав¬
41 «Историк-марксист», 1927, т. 5.
42 «Проект правил издания трудов В. И. Лепина», составил С. Н. Валк.
М.-Л., [1926], стр. 8.
182
ное в приемах работы Энгельса — «чуткие приемы критики источ¬
ников и литературы». «Ни одним из своих крупных источников,—
подчеркивает Косминский,— он не пользуется, не выяснив его ис¬
тории, его характера, в первую очередь классового характера, и тем
самым степени его достоверности» 43. Автор указывает на крити¬
ческий подход Энгельса к выбору свидетельств, стремление поль¬
зоваться по возможности показаниями таких источников и таких
авторов, которые не имели оснований преувеличивать бедствия
рабочего класса.
Исследование Косминского, таким образом, вводит читателя в
творческую лабораторию Энгельса, с глубоким знанием дела ана¬
лизирует приемы отбора и критики широкого круга привлеченных
им материалов, подчеркивая важность не только письменных, но и
этнографических источников. Оно представляло собой шаг вперед
в изучении исследовательских приемов основоположников марк¬
сизма-ленинизма. Стремление Косминского сосредоточить внима¬
ние на анализе методов работы с историческим источником Эн¬
гельса было далеко не случайно. Именно в эти годы Косминский
создает свое в лучшем смысле источниковедческое исследование
об аграрной истории средневековой Англии44. Уже тогда он проя¬
вил себя убежденным сторонником и пропагандистом высокой от¬
ветственности ученого за документальную аргументированность
выводов, за безупречность исследовательской техники, нетерпи¬
мым противником иллюстративного метода в исторической науке.
В статье, посвященной памяти А. Н. Савина (1926 г.), Космин¬
ский взволнованно писал о тяжелом и неблагодарном, но увлека¬
тельном труде по статистической обработке массовых источников,
требующем большой затраты времени, терпения, сложной и разра¬
ботанной аргументации там, «где еще недавно ограничивались не¬
сколькими иллюстрациями». Стремление автора передать близкий
ему пафос исследовательской техники, «романтизм архива, при¬
тягательность пыльной и старой тайны» 45, несомненно, оказало
влияние на молодых историков, делавших в эти годы первые
шаги в исследовательской работе.
К концу 20-х годов вопросы методологии и методики историче¬
ского исследования привлекают к себе все большее внимание, все
острее ощущается потребность их решения на более высоком про-
43 Е. А. Косминский. Об источниках «Положения рабочего класса
в Англии».— Ф. Энгельс. Положение рабочего класса в Англии в 1844 го¬
ду. М.— Л., 1928, стр. 33. Статья переиздана в об. «Чартизм» (М., 1961).
44 Е. А. Косминский. Очерки по аграрной истории Англии в сред¬
ние века. Сотенные свитки 1279—1280 гг. как исторический источник.—«Тру¬
ды Института истории. Сборник статей, выл. 1. Памяти Александра Нико¬
лаевича Савина 1873—1923». М., 1926 г.
45 См. Е. А. К о о м н н с к и й. Проблемы английского феодализма в ис¬
ториографии средних веков. Сборник статей. М., 1963, стр. 43.
183
фсссионалыгом уровне. Новая проблематика исторической науки,
предпринятые советскими историками широкие исследования в об¬
ласти историко-революционной тематики, истории рабочего класса
СССР, международных отношений, социально-экономической ис¬
тории, введение в научный оборот новых комплексов исторических
источников настоятельно требовали совершенствования методов
исторического исследования.
М. Н. Покровский, выступая 25 октября 1928 г. на юбилейном
заседании по поводу своего шестидесятилетия и обращаясь к соб¬
равшимся с призывом развивать марксистскую историческую
науку, говорил: «борясь с буржуазными идеологами, не забы¬
вайте, что и старые историки, и европейские историки и наши
буржуазные историки обладают техникой..., которой нужно
выучиться» 46.
Вопрос о методах исторического исследования обсуждался на
первой всесоюзной конференции историков-марксистов, в связи
с докладом В. И. Невского «История партии как наука». Невский
подчеркнул, что овладение методом исследовательской работы,
умение «пользоваться источниками и материалами» — необходи¬
мые условия развития истории партии как науки. «Это те самые
условия,— говорил докладчик,— которые здесь названы т. Покров¬
ским технической выучкой, то, что некоторые называют академи¬
ческой выучкой, то, что я называю историческим методом, т. е.
умением пользоваться научным методом, позволяющим выбирать
источники. Этот метод указывает, как необходимо давать всесто¬
роннюю историческую критику источнику, всячески его сравни¬
вать, взвешивать и преподносить для общенаучного пользования
в таком виде, чтобы действительно это был научный материал,
научный источник...». «...Научной постановке изучения истории
ВКП(б) должно быть предпослано научное собирание источников
и материалов, научная планомерная проработка их...» 47. Решение
всех этих вопросов требовало соответствующей подготовки кад¬
ров молодых историков, и на это Невский обратил внимание кон¬
ференции. «При постановке наших исторических курсов, в том
числе и истории партии, в наших высших учебных заведениях и
во всякого рода учреждениях, готовящих ученых историков, на
эту сторону нужно обратить самое серьезное внимание. К нашим
услугам в этом отношении есть беспартийные историки, очень хо¬
рошо относящиеся к нам, большие техники, академики, и в этом
смысле их услугами всегда можно воспользоваться» 48. Положения
46 «На боевом посту марксизма. Стенограмма торжественного заседания,
посвященного 60-летию со дня рождения и 35-летию научной деятельности
М. Н. Покровского». М., 1929, стр. 42; см. также: «Псторикнмарксист», 1928,
т. 10, стр. 272.
47 «Труды первой всесоюзной конференции псторпков-марксистов.
28.Х1М928 — 4.1-1929», пзд. 2-е, т. I. М., 1930, стр. 94, 95.
48 Там же, стр. 94.
184
доклада об источниковедческой подготовке историков-марксистов
были восприняты без возражений 49 50.
В своем докладе Невский коснулся также вопроса о важности
статистико-математических методов при анализе исторических
явлений90. Он говорил также о применении методов точных наук
при датировке памятников материальной культуры (фото, рент¬
геновский и химический анализ).
Подводя итоги работы конференции, Покровский в предисловии
к изданию ее трудов расценил как «большой пробел» тот факт,
что темы по методологии истории поднимались лишь в связи с кон¬
кретными проблемами. «На будущей конференции,— писал он,—
методологические вопросы непременно надо будет поставить в са¬
мом центре занятий,— поставить самих по себе, а не в связи с их
практическим приложением» 51. В том же предисловии Покровский
отметил два момента, которые он считал важными в развертыва¬
нии работы по методологии истории: во-первых, изучение исследо¬
вательского метода В. И. Ленина; во-вторых, исследованием вопро¬
сов методологии истории, по его мнению, должны были заниматься
люди, работающие с конкретным историческим материалом, иначе
они создадут «исторические абстракции, которые помешают
другим видеть конкретную историческую действительность, а это
уж совсем немарксистское дело» 52.
Внимание историков к методологическим проблемам было при¬
влечено и в связи с дискуссией о книге Д. М. Петрушевского
«Очерки из экономической истории средневековой Европы»53,
в которой вопросы логики исторического исследования трактова¬
лись в духе риккертианского деления наук на номотетические и
идиографические.
Раскрытие подлинного смысла риккертианства, понимание его
как проявление кризиса буржуазного историзма, сосредоточение
внимания историков в ходе дискуссии на проблемах историческою
метода, вопросах логики исторической науки имели большое зна¬
чение для развития теоретического источниковедения. Важна была
и прозвучавшая в ходе дискуссии констатация необходимости все¬
мерно развивать марксистскую методологию истории, и постанов¬
ка -вопроса об изучении в высших учебных заведениях методов
исторического исследования54. В то же время книга Петрушев¬
ского, сочетавшая постановку общеметодологических вопросов с
конкретно-историческим исследованием, нуждалась в марксист¬
ском анализе не только в плане раскрытия противоречий обще¬
философской концепции, но и в плане ее приложения к конкрет-
49 Там же, стр. 96.
50 Там же, стр. 112.
51 Там же, стр. XII—XIII.
52 Там же, стр. XIII.
53 Материалы дискуссии см.: «Историк-марксист», 1928, т. 8.
54 Там же, стр. 85.
185
Кому анализу источников. К сожалсчипо, дискуссия дала для та¬
кого анализа мало материала 55 56. В ходе дискуссии Покровский под
всрг критике рнкксртиапское нонпмание индивидуального как не-
иовторяющегося. Он отметил, что специфичность индивидуального
может быть выявлена лишь при сравнении его с повторяющимися
явлениями, п показал, что лишь марксистский метод, рассматри¬
вающий историческое явление в связи с условиями его возникно¬
вения, обеспечивает действительно всесторонний анализ явления
во всем его своеобразии и конкретности 66.
С критикой рпккертианского деления наук на номотстнческис
и идиографичоские связано выступление в 1929 г. А. И. Тюменсва 57.
Он обратил внимание на ряд принципиально важных сторон
марксистско-ленинского подхода к анализу общественных явле¬
ний. Подчеркнув необходимость конкретного анализа историче¬
ского явления во всех его взаимосвязях с учетом как общих, так
и индивидуальных, специфических черт, Тюменев отметил, что в
работе историка-профессионала такой подход составляет органи¬
ческую потребность, поскольку обусловливается самой природой
исторического явления. В этой связи он ссылается на пример из¬
вестных буржуазных источниковедов Ланглуа и Сеньобоса, кото¬
рые, по его словам, идут от практики историка-профессионала
и, в частности, «указывают на необходимость введения фактов «в
определенные границы времени и места» 58. Положения, выска¬
занные Тюменевым, сыграли свою роль в последующем развитии
понимания природы исторического источника как исторического
явления, изучаемого в связи с проблемой общих условий его воз¬
никновения.
В работах, вышедших в конце 20-х — начале 30-х годов и ста¬
вивших перед собой в первую очередь практические, преимуще¬
ственно учебные, задачи, нашел свое дальнейшее выражение
процесс формирования теории и методики работы с источником
в советском источниковедении. В этой связи большой интерес
представляют книги Г. П. Саара, Н. Ф. Бельчикова, А. М. Боль¬
шакова, С. Н. Быковского.
Саару принадлежат обзор и критика теоретико-методических
работ, созданных буржуазными источниковедами: Э. Бернгей-
55 Это было отмечено в ходе дискуссии («Историк-марксист», 1928, т. 8,
стр. 99). Недооценку конкретно-исторического изучения общественных явле¬
ний Валк отмечаот как одну из типичных черт историографии этого периода.
(См. С. Н. Вал к. Иван Иванович Смирнов.— «Крестьянство и классовая
борьба в феодальной России. Сборник статей памяти Ивана Ивановича Смир¬
нова». Л., 1967, стр. 8).
56 М. Покровский. «Новые» течения в русской исторической лите¬
ратуре.— «Историк-марксист», 1928, т. 7.
57 А. Тюменев. Индивидуализирующий и генерализирующий методы
в исторической науке.— «Историк-марксист», 1929, т. 12.
58 Там же, стр. 161.
186
мом, Ш.-В. Ланглуа и Ш. Ссньобосом, А. Федором, Г Вольфом и
В. Бауэром. Критикуя схему классификации источников, приме¬
нявшуюся, в частности Э. Бернгеймом, Саар пришел к выводу,
что она «как нельзя лучше показывает условность всякой клас¬
сификации исторических источников» 59. В то же время проблема
классификации источников в теоретическом плане нс привлекла
его внимания. Когда же эта проблема встала перед Сааром как
автором учебного издания практически, он отдал предпочтение
видовому признаку (хроники и летописи; мемуары; публицисти¬
ка; беллетристика и поэзия; счетоводство и деловая переписка,
исторические планы и карты; акты; исторические исследова¬
ния).
О том, как подходил Саар к пониманию природы историческо¬
го источника, приходится догадываться на основании того опре¬
деления, которое он дает. Для него исторические источники —
это «все, созданное человеческим обществом как в области матери¬
альной культуры так и идеологии»60, материалы, по которым
можно изучить прошлое.
И хотя это определение вызывает возражения (и в смысле
обоснованности противопоставления материальной культуры
идеологии, и в отношении правомерности отнесения к идеологии
всего, что не есть материальная культура), все же по сравнению
с известными определениями источника в буржуазном источни¬
коведении («результаты человеческих деятельностей», «продукт
индивидуальной человеческой психики», «след мысли и действий
людей прошлого») оно является несомненным шагом вперед.
Здесь обнаруживается явное стремление посмотреть на источник
в масштабах общества, определить источник не только как резуль¬
тат творчества личности, но прежде всего социологически — как
продукт общественного развития.
Общая тенденция к теоретическому осмыслению исследова¬
тельских приемов и средств исторической пауки не могла не ока¬
зать своего влияния на смежные отрасли специальных историче¬
ских дисциплин, в том числе и па такие сложные их комплексы,
какими являются архивоведение и краеведение. Признаки этого
влияния можно найти, в частности, в книгах Н. Ф. Бельчикова
и А. М. Большакова.
Бельчиков в понимании задач и предмета архивоведения (по
его терминологии — археографии) исходил из сложившегося в
советском источниковедении представления об источнике как ис¬
торическом явлении, придавал первостепенное значение генети¬
ческому подходу к источнику, изучению его происхождения в
59 Г. П. С а а р. Источники и методы исторического исследования. Баку,
1930, стр. 16. Обзор работ буржуазных источниковедов см. также С. Н. В а л к.
Из «введений в историю» — «Историк-марксист», 1927, т. 5,
60 Г, П. С а а р. Указ, соч., стр. 12.
187
широком социальном смысле, считал необходимым учет всех дан¬
ных о происхождении источника. Творчески применяя этот мето¬
дологический подход к задачам архивоведения, Бельчиков счи¬
тал, что археограф должен изучать фонды и составляющие их
документы как исторические явления. Он подчеркивал важ¬
ность изучения «социального генезиса и структуры фондов госу¬
дарственных учреждений и частных лиц в зависимости от тех
общественных отношений, которые обусловили и создали фон¬
ды...» 61 В то же время в статье «Источниковедение», написанной
им для Литературной энциклопедии, вопросы общего источнико¬
ведения не нашли отражения б2 63.
В книге Большакова привлекает внимание раздел об источ¬
никах для изучения краеведения, учитывающий специфику этой
научной дисциплины, в круг вопросов которой входят как соци¬
альные, так и природные явления жизни местного края. Непо¬
средственное наблюдение и изучение края таким, каков он есть,
автор считает важным источником познаний исследователя. Ин¬
тересна его аргументация: источники, хранящиеся в архиве,
библиотеке, музее, уже выключены из общего процесса жизни
края, в то время как непосредственное наблюдение дает возмож¬
ность видеть предметы, процессы и явления в той обстановке, где
они развиваются 6?.
Книга Быковского была задумана автором, по-видимому,
прежде всего как методическое руководство в работе с историче¬
ским источником, излагающее основы теории и методики источ¬
никоведения в предельно сжатой и доступной форме. Этой задаче
подчинено и изложение таких теоретических вопросов, как поня¬
тие исторического источника, классификация. Автор дает два оп¬
ределения понятия «исторический источник». Под историческим
источником «в широком смысле» он понимает «всякий памятник
прошлой жизни» и выдвигает требование привлекать все источ¬
ники, относящиеся к изучаемому периоду «сполна». Стремление
указать четкую грань между источником и литературой в обыч¬
ном практическом понимании этих терминов обусловило появле¬
61 Н. Бельчиков. Теория археографии. М.— Л., 1929, стр. 62, 63,
Ту же мысль о значении истории фондов для датировки, установления ав¬
торства, исторических условий возникновения документа Бельчиков прово¬
дит и в другой своей работе, посвященной приемам изучения частных фон¬
дов (Н. Бельчиков. Приемы изучения частных фондов.— «Архивное
дело», вып. 1, 1928).
62 Н. Бельчиков. Источниковедение. Литературная пнциклопедия,
т. IV. М., 1930, стб. 637—643. Источниковедение здесь рассматривается как
частная литературоведческая дисциплина. См. также: Н. Ф. Бельчиков.
Источниковедение как научно-вспомогательная дисциплина литературове¬
дения.— «Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка»,
т. XXII, вып. 2. М., 1963, стр. 90.
63 А. М. Большаков. Введение в краеведение. М., 1929, стр. 90—97.
188
ние второго определения источника — «в узком смысле»64. Та¬
ковым автор считал «памятник прошлой жизни, независимо и
хронологически впервые, но сравнению с другими дошедшими до
нас памятниками, отражающий тот или иной исторический факт,
событие или явление...» 65
Достоинство такого определения Быковский видел в том, что
оно позволит безошибочно отличать источники от исторических
пособий. Не говоря уже о том, что отличие источника от пособия
вряд ли исчерпывается сказанным, и к тому же применить его
к конкретным памятникам довольно сложно, нельзя не отметить,
что перенесение вопроса в плоскость методики помешало раскры¬
тию существа дела. Природа и свойства исторических источни¬
ков остались в обоих определениях нераскрытыми, и к тому же
понимание этой природы осложнилось: исторические исследова¬
ния («пособия») оказывались выведенными из круга историче¬
ских источников, в то время как в общее понятие источника они,
несомненно, должны включаться, отражая как памятник своей
эпохи уровень ее культуры, степень развития научной мысли,
представление о назначении и задачах исторических исследова¬
ний и многое другое. Сравнивая подход Саара к тому же вопро¬
су, следует признать, что он был более последователен, включая
в число исторических источников и группу «исторических про¬
изведений».
Быковский не входит в критику известных ему схем класси¬
фикации, считая их, «вообще говоря», крайне условными66. Так
же как и Саар, сбзор источников он строит без обоснования
принципа классификации по видовому признаку67, хотя и не
вполне последовательно проведенному, характеризуя наиболее час¬
то используемые виды источников (летописи и хроники, биогра¬
фии и жизнеописания, мемуары и дневники, политические сочи¬
нения, письма, юридические памятники и др.). Быковский вы¬
сказался против отнесения актов к историческим остаткам на
том основании, что они содержат и косвенный материал, а также
возражал против отнесения газет к историческим преданиям. По
его мнению, газета представляет собой источник многосложный
(политические статьи, юридические памятники, разновидности
писем) и не составляет особого вида письменной традиции, а лишь
особую форму издания, «что при анализе роли не играет»68.
64 С. II. Б ы к о в с к и й. Методика исторического исследования. Л., 1931,
стр. 29—32, 59, 65.
65 Там же, стр. 29. Подход Быковского в данном случае весьма близок
к постановке вопроса II. Бареевым. См. «Историка: (Теория исторического
знания)». Пг., 1916, стр. 47—50.
66 С. Н. Быкове к и й. Методика исторического исследования, стр. 32.
67 Об этом см.: М. Б. Макаров. О принципах классификации пись¬
менных источников (Историография вопроса), стр. 17—18.
08 С. Н. Быковский. Методика исторического исследования, стр. 41.
189
Столкнувшись, как и Саар, с трудностью отнесения печати к од¬
ной из классификационных групп, Быковский нс нашел здесь
верного решения, которое могло бы служить надежным основа¬
нием для разработки приемов анализа материалов печати.
Большое место в работе Быковского занимает изложение
приемов и методов источниковедческого анализа. Он отмечает не¬
соответствие деления этапов источниковедческого анализа на
внутреннюю и внешнюю критику «реальному различию между
разными приемами исторической критики», вводит иную терми¬
нологию («аналитическая» и «синтетическая» критика) 69.
В «синтетической» критике Быковского можно видеть попытку
отразить в схеме источниковедческого анализа исследование взаи¬
мосвязанных источников, подчеркнуть, что без такого группово¬
го анализа не может быть решен вопрос о достоверности70.
Однако эта мысль четкого выражения в его работе еще не полу¬
чила.
Быковским было высказано суждение, что техника и методика
исторического исследования не могут не быть обусловлены методо¬
логией истории71 72. Однако раскрытия и конкретизации проблемы
связи методологии и методики, а также качественного отличия
марксистско-ленинской методологии от буржуазной он не дал. Не¬
сколько полнее его взгляды по этому вопросу были развиты в авто¬
рецензии, написанной в ответ на резкую критику, которой был
встречен выход в свет «Методики исторического исследования».
Характер критики и обстоятельства написания авторецепзии не
могли способствовать научной дискуссии по поднятым, чрезвычай¬
но сложным и мало разработанным вопросам теоретического источ¬
никоведения. Это обусловило и ряд неверных оценок, к числу ко¬
торых, в частности, следует отнести квалификацию книги Саара
как «вполне антимарксистской» Т1. В то же время суждения Бы¬
ковского по основной проблеме — соотношение марксистского и
буржуазного источниковедения — являются более правильными,
чем суждения его оппонентов. В частности, С. Г. Томсипский в
своей рецензии на книгу Быковского сводил проблему принципи¬
ального отличия марксистского источниковедения от буржуазного
лишь к умышленной фальсификации источников и фактов буржу¬
азными историками73. В своей авторецензии Быковский подчерк¬
нул «необходимость преемственности в науке, той самой преемст-
69 С. Н. Б ы к о в с к и й. Методика исторического исследования, стр.
65-69.
70 Там же, стр. 67, 123 и сл., 141—143, 155—156.
71 Там же, стр. 4.
72 С. Н. Быковский. Методика исторического исследования (Авторе¬
цензия).— «Сообщения ГАИМК», 1931, № 11/12, стр. 77.
73 С. Г. Томсипский. За марксистско-ленинское источниковедение.—
«Ленинская учеба», № 1, Л., 1931. Многие положения были затем повто¬
рены автором в статье, открывавшей «Проблемы источниковедения» (Сбор¬
ник 1. М.— Л., 1933).
190
iH'imocTir, которой не гнушались и К*. Маркс тт Ф. Энгельс/)74; отверг
упрощенное понимание классовости каждого отдельного приема
техники источниковедческого исследования; отметил, что выводы
буржуазной науки следует не просто отметать и отбрасывать, а
подвергать критической проверке. Быковский подчеркнул далее
отличительную черту марксистско-ленинского источниковедения—
его требование «полного и всестороннего охвата всех видов источ¬
ников каждым частным подразделением исторической науки» —
и в этой связи критиковал ненаучность буржуазной классифика¬
ции исторических наук по видам источников. Он указал на специ¬
фичность характера источников различных социально-экономиче¬
ских формаций, которая «совершенно очевидна в пределах сово¬
купности источников каждой группы в отдельности и в подборе
источников для изучения каждой формации по удельному весу и
роли каждой группы источников» 75.
Проблема соотношения марксистско-ленинского источникове¬
дения с предшествующим опытом практической работы историков
над историческим источником не могла быть решена декларатив¬
но. Требовался широкий круг исследований, конкретный анализ
и критическое изучение источниковедческих приемов дворянской
и буржуазной историографии. Начало было положено Валком
в его исследовании «Исторический источник в русской историо¬
графии XVIII в.» 76 Вал к основывался на принципе исчерпываю¬
щего обследования всей совокупности источников. «...Основным
требованием настоящего времени является привлечение всех раз¬
новидностей исторических источников»,—писал он, подчеркивая,
что «в прошлом дело обстояло иначе». В статье Валка говорилось
о зависимости методики источниковедения «от характера руково¬
дящей историографической теории, от ее методологии» 77. Автор
подчеркивал взаимосвязь состояния и задач исторической науки,
с одной стороны, и введения в научный оборот определенного со¬
става памятников и разработки методов их анализа — с другой.
Крупный советский историк Н. М. Лукин, внесший большой вклад
в изучение конкретных источников по новейшей истории, продви¬
нул вперед разработку большой темы советского теоретического
источниковедения — изучения исследовательской лаборатории ос¬
новоположников марксизма-ленинизма, их методов работы с исто¬
рическим источником. В статье «Маркс как историк» Лукин об¬
ращает особое внимание на его «методологические приемы при
обработке источников» 78. Прослеживая источники «Капитала» и
74 С. Н. Быковский. Методика исторического исследования (Авто¬
рецензия), стр. 79.
75 Там же, стр. 77.
76 «Проблемы истории докапиталистических обществ», 1934, N° 7—8.
77 С. Н. Вал к. Исторический источник в русской историографии
XVIII в., стр. 33.
78 «Историк-марксист», 1933, т. 2.— Цит. по кн.: Н. М. Лукин. Избран¬
ные труды, т. III. М., 1963, стр. 401.
191
«Гражданской войны во Франции», виды источников, использо¬
ванных Марксом, приемы их анализа, отмечая критическое отно¬
шение к источникам и литературе, характер научно-справочного
аппарата, Лукин показывает, с каким искусством вскрывает
Маркс классовый характер источников, проводит проверку дан¬
ных источника. Последнее особенно интересует Лукина при изу¬
чении исследовательских приемов Маркса. Лукин указывает, что
Маркс не скрывает точек зрения и аргументов противника, дей¬
ствует по принципу «audiatur et altere pars». Говоря о Марксе,
как историке, Лукин начинает свое изучение с рассмотрения исто¬
рических корней «его материалистического понимания истории,
которое само является гениальным продуктом своей эпохи»79 80.
В своем анализе автор стремился опереться на ленинские оценки
Маркса как историка, овладеть ленинским пониманием существа
марксистских методов изучения источников, чем в известной сте¬
пени способствовал разработке огромной темы — В. И. Ленин как
историк. Все это делает работу Лукина ценной и важной и для
понимания марксистско-ленинских принципов анализа историче¬
ских источников, и для изучения подхода историографии начала
30-х годов к разработке проблем теоретического источниковедения.
Различные аспекты большой проблемы — источниковедческие
методы основоположников марксизма-ленинизма — привлекают
внимание и других историков 8Э.
В эти же годы сделана была первая попытка выявить круг
источников Маркса и Энгельса, в связи с проблемой азиатского
способа производства81. Взгляды Энгельса на историю как науку
анализировал Г. С. Фридлянд в одной из своих последних ра¬
бот 82.
Период 20-х — начала 30-х годов предстает перед нами как
время (больших творческих исканий, когда были сделаны первые
шаги в разработке ряда существенных проблем теоретического
источниковедения. Не все интересно задуманные начинания на¬
шли, однако, в дальнейшем необходимое развитие и завершение.
Солидаризация журнала «Пролетарская революция» с утвержде¬
нием о необязательности документального обоснования выводов
историка83 означала по существу отказ от принципа привлечения
всей совокупности документов как условия объективной интерпре¬
тации и научной критики исторических источников, нашедшего
ранее отражение и на страницах этого же журнала (1921 г., № 1).
79 Н. М. Л у к и н. Избранные труды, т. III, стр. 366.
80 См., например, С. Н. Быковский. Карл Маркс и археология.—
«Проблемы истории материальной культуры», 1933, № 3-4, стр. 7.
81 Р. Фокс. Взгляды Маркса и Энгельса на азиатский способ производ¬
ства и их источники.—«Летописи марксизма», III (XIII). М.— Л., 1930.
82 Ц. Фридлянд. Энгельс об истории как науке.— «Историк-марк¬
сист», 1935, кн. 8-9.
83 «Пролетарская революция», 1931, N° 6, сгр. 9—10, 13.
192
* * *
Трудно подводить итоги развитию теоретического источнико¬
ведения за сравнительно небольшой хронологический период вре¬
мени, когда марксистско-ленинская историческая наука присту¬
пила к созданию своего аппарата профессиональных методов
работы с источником. Теоретикочюточнгаковедческое направление
исследований в рассматриваемый период было далеко не веду¬
щим. Исследование теоретических вопросов работы с источником
еще не ставилось в качестве специальной задачи, а лишь возника¬
ло в тех случаях, когда те или иные практические потребности
развития исторической науки настоятельно требовали их выясне¬
ния. Практические импульсы возникновения тех или иных работ
и даже сама последовательность актуализации проблем дают не¬
который материал для понимания характера постановки и направ¬
ления исследований в этой области, хотя ряд существенно важных
явлений проявил себя лишь в тенденции.
Теоретическое источниковедение охватывает сложную систему
проблем, исследуя взаимосвязи типа: исторический процесс — ис¬
точник; источник — историк. Советское источниковедение в рас¬
сматриваемый период занималось главным образом исследовани¬
ем взаимосвязей источника и исторического процесса, иначе го¬
воря, рассмотрением источника в социологическом плане в связи
с теми общественными условиями, которые в конечном счете
обусловили его возникновение. Этот принципиальный момент в
марксистско-ленинском источниковедении имеет методологиче¬
ский характер. На его основе в дальнейшем в советской историо¬
графии были развиты положения об источнике как историческом
явлении, о том, что источник может быть понят и истолкован
только в связи с анализом тех исторических условий, в которых
он возник. Этот методологический принцип открывал перспекти¬
вы подлинно научной постановки вопросов происхождения и ана¬
лиза содержания источника и выработки методов его интерпрета¬
ции и критики. Начало реализации этого подхода можно найти
в источниковедческой историографии рассматриваемого времени.
Но нельзя не отметить и другую тенденцию, также нашедшую
в ней свое отражение. Известно, что взаимосвязи содержания каж¬
дого конкретного источника и общих условий его возникновения
необычайно сложно опосредствованы. Эта сложность далеко не
всегда принималась во внимание, и социологический подход к ис¬
точнику грозил выродиться в социологический схематизм.
Исходя из общих методологических принципов понимания ис¬
точника как «остатка» своей эпохи, советские источниковеды не
приняли классификации источников в том виде, как она сложи¬
лась в буржуазном источниковедении. Однако исследование об¬
щих свойств источников на основе анализа существующих схем
их классификации тге нашло в историографии рассматриваемого
7 Источниковедение
193
времени четкого выражения. Ряд авторов источниковедческих по¬
собий построил свои обзоры источников по видовому признаку,
как это делал до них В. О. Ключевский или много позже М. Н. Ти¬
хомиров. Но сущность видовой классификации, органичной на¬
столько, что создается иллюзия, будто источники классифициру¬
ются «сами», и иа этот раз не привлекла внимания. С. Н. Валк
в одной из своих работ настойчиво напоминал о своевременности
изучения источников по видам и приступил к анализу свойств
вида.
С первых шагов своего развития советское источниковедение
приступило к решению огромной проблемы соотношения маркси¬
стско-ленинского источниковедения с буржуазным. Вопрос решал¬
ся на конкретном материале и в плане борьбы методологических
принципов, и в плане критического использования того опыта,
который накопила предшествующая историография в области
методики. Однако для постановки этой проблемы во всем ее объе¬
ме еще не хватало конкретного материала. Опыт работы истори¬
ков рассматриваемого времени в этом плане заслуживает внима¬
ния. Особенно важно отметить начало работы по освоению тео¬
ретического наследия основоположников марксизма-ленинизма с
точки зрения их исследовательских и источниковедческих мето¬
дов. Придавая исключительно важное значение этому направле¬
нию исследований, первые советские источниковеды видели в его
расширении и углублении залог дальнейшего развития марксист¬
ско-ленинской методологии истории.
К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС И НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ
ИСТОРИЧЕСКОГО ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
Л. В. Черепнин
Хорошо известно многообразие творческого наследия Маркса и
Энгельса. Здесь и работы широкого философского профиля, и глу¬
бокие политико-экономические исследования, и блестящие публи¬
цистические трактаты, посвященные злободневным вопросам
современности, и специальные исторические изыскания, рассмат¬
ривающие разные эпохи прошлого человечества.
Труды классиков марксизма отличают не только глубокий
анализ социально-экономических и политических явлений и широ¬
кие теоретические обобщения, в них содержатся и наблюдения,
чрезвычайно важные для исторического источниковедения. В ра¬
ботах Маркса и Энгельса мы находим суждения методологического
характера об отражении в источниках действительности, о зада¬
чах и приемах изучения источников и извлечения из них фактов
н т. д., а также образцы применения этих приемов в практике
исследовательской работы.
Изучая произведения Маркса и Энгельса, относящиеся к раз¬
ному времени, можно проследить, как складывались и изменялись
их взгляды на проблемы философии, социологии, истории и т. д.,
как новые источники и исследования, включавшиеся в поле их
зрения, заставляли их пересматривать и уточнять прежние по¬
ложения и выводы. Но данная статья не носит историографиче¬
ского характера. Она не ставит задачу проследить эволюцию
воззрений Маркса и Энгельса и выяснить, как эта эволюция от¬
ражалась на применяемой ими методике анализа и синтеза
источников.
Задача настоящей статьи — охарактеризовать подход Маркса
и Энгельса к источникам, их источниковедческую технику, пока¬
зать, как они применяли методику, разработанную еще до них,
и каков их вклад в источниковедение.
195
7
В своей научной работе Маркс и Энгельс опирались на луч¬
шие достижения предшествующей историографии, использовали
все ее завоевания. То же надо сказать и относительно источнико¬
ведения. До сих пор еще не написана работа, в которой была бы
дана характеристика состояния источниковедения к тому времени,
когда началась деятельность Маркса и Энгельса. Не исследовано
еще в должной мере и его развитие в трудах буржуазных истори¬
ков второй половины XIX в. Но несомненно, что Маркс и Энгельс,
взяв для своей исследовательской лаборатории то, что уже было
добыто буржуазными учеными в области источниковедческой
методики, не только усовершенствовали эту методику, но и пере¬
осмыслили ее теоретически, подчинив задачам изучения развития
общества как объективно закономерного процесса.
Публицистическая деятельность классиков марксизма и их
научные работы находились в тесной взаимосвязи. Поэтому нам
казалось важным рассмотреть не только исторические исследова¬
ния Маркса и Энгельса, но также их выступления в прессе и дру¬
гие материалы, характеризующие их участие в общественно-поли¬
тической борьбе. Ведь для Маркса и Энгельса характерно, что
политику они поставили на научные основы.
В статье используется по возможности все опубликованное
литературное наследие Маркса и Энгельса, относящееся к разным
периодам их деятельности и в совокупности характеризующее
марксизм как цельную научную систему. Наиболее полное и глу¬
бокое свое выражение эта система нашла, конечно, в произведе¬
ниях, созданных основоположниками марксизма в зрелый период
их творчества, но отдельные ее элементы появились уже в ранних
их трудах. В силу этого при рассмотрении источниковедческой
лаборатории Маркса и Энгельса мы имеем право ссылаться на их
произведения, созданные в разное время.
Марксистская теория познания
и проблемы источниковедения
Историческая действительность находит отражение в источни¬
ках, через которые и познается исследователями. Поэтому уясне¬
ние гносеологических проблем имеет важное значение для опре¬
деления путей, целей, методов источниковедения. Напомним
основные положения марксистской гносеологии. Марксистская
теория познания исходит из предпосылки о единстве бытия и со¬
знания, о существовании реальной действительности (природы,
общества), воспринимаемой человеческим сознанием. В «Немецкой
идеологии» Маркс и Энгельс писали: «Сознание [das BewuBstsein]
никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием
[das bewuBte Sein], а бытие людей есть реальный процесс их
196
жизни» 1. По словам Энгельса, «положительная наука» выводит
«схематику мира» «не из головы, а только при помощи головы из
действительного мира» 1 2. «Реальный субъект» познания, указывает
Маркс, остается «вне головы», «пока голова относится к нему лишь
умозрительно, лишь теоретически» 3. В то же время «конкретная
целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной кон¬
кретности...» «есть продукт мыслящей головы...», результат пере¬
работки «созерцания и представлений в понятия» 4.
Классики марксизма подчеркивали противоречие между «внут¬
ренне неограниченной» способностью познания, с одной стороны,
и возможностью ее осуществления только «в отдельных, внешне
ограниченных и ограниченно познающих людях» — с другой. Это
противоречие находит разрешение «в бесконечном поступатель¬
ном движении» ряда последовательных поколений5.
Для познания действительности важна взаимосвязь процессов
анализа и синтеза. Определяя их, Энгельс писал: «Во-первых,
мышление состоит столько же в разложении предметов сознания
на их элементы, сколько в объединении связанных друг с другом
элементов в некоторое единство. Без анализа нет синтеза». Но
объединение элементов сознания «в некоторое единство» не есть
просто результат деятельности мышления; оно возможно «...лишь
в том случае, если в них или в их реальных прообразах это един¬
ство уже до этого существовало»6. По словам Маркса, конкретное
как богатая совокупность «с многочисленными определениями и
отношениями», как «единство многообразного» выступает в каче¬
стве исходного пункта «созерцания и представления». В то же
время в мышлении оно представляет собой «процесс синтеза»,
результат последнего 7.
Классики марксизма подчеркивали роль абстракций, логиче¬
ских категорий как орудий познания конкретного, являющегося
синтезом многих определений8, критикуя в то же время взгляд
на абстракции как «субстанцию всех вещей»9, как абсолютные
истины, которые «с самого начала понятны сами собой» 10.
Отмечая ограниченность метафизического подхода к явлени¬
ям природы и общества, Энгельс писал: «Для метафизика вещи и
их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные,
застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследо-
1 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 3, стр. 25.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 35.
3 См. К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 728.
4 Там же, стр. 727, 728.
5 См. К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 124.
6 См. там же, стр. 41.
7 См. К. М а ]> к с и Ф. Эттгель с. Сочинения, т. 12, стр. 726—727.
8 См. там же, стр. 727.
9 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 130—131.
14 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 2, стр. 87.
197
ланию один после другого и один независимо от другого». Мета¬
физик, по словам Энгельса, за отдельными вещами «по видит их
взаимной связи, за их бытием — их возникновения и исчезновения,
из-за их покоя забывает их движение...» 11 Метафизике классики
марксизма противопоставляли диалектический метод, проявляю¬
щий, как пишет Энгельс, постоянное внимание «к общему взаимо¬
действию между возникновением и исчезновением, между прогрес¬
сивными изменениями и изменениями регрессивными» 11 12. Только
с помощью диалектики, указывал Энгельс, можно получить пред¬
ставление о развитии вселенной и человечества, равно как «об от¬
ражении этого развития в головах людей» 13 14.
При рассмотрении истории с позиций диалектического мате¬
риализма она переставала быть как «собранием мертвых фактов»
(тем самым преодолевался эмпиризм), так и «воображаемой дея¬
тельностью воображаемых субъектов» (тем самым наносился
удар идеализму). История начинала трактоваться как «деятель¬
ный процесс жизни» н, подчиняющийся объективным законам
развития.
Исследователь, владеющий диалектическим методом, получа¬
ет возможность не только вскрывать противоречия действительно¬
сти, но и объяснять их, выяснять их генезис, их необходимость,
постигать «специфическую логику специфического предмета»15.
Результаты познания окружающего мира, природных и соци¬
альных явлений, прошлого и настоящего человечества находят
выражение в языке, который «есть непосредственная действи¬
тельность мысли» 16. Маркс и Энгельс подчеркивали, что «ни мыс¬
ли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, что они —
только проявления действительной жизни» 17.
Как применить эти положения марксистской методологии к
разработке теории исторического источниковедения?
Закопомерпый процесс общественного развития человечества
позпается через целый ряд исторических источников, в том числе
через памятники письменности и печати, в которых отразились
факты, события, явления прошлого, т. е. объективная действи¬
тельность. Но исследователь часто вынужден воспринимать эту
действительность через восприятие ее другими лицами — автора¬
ми (индивидуальными или коллективными) и составителями пись¬
менных и печатных памятников. Это двойное восприятие делает
особо сложной и ответственной работу источников еда.
11 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 203, 204.
12 Там же, стр. 205.
13 Там же.
14 См. К. М а р к с п Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 3, стр. 25.
15 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 1, стр. 325.
16 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочипепия, т. 3, стр. 448.
17 Там же, стр. 449,
198
Чтобы определить характер, форму, направленность познания
общественной жизни прошлого людьми того времени, следует
учитывать .эпоху, место происхождения, обстоятельства создания,
назначение, тенденции (социальные, политические и пр.) источ¬
ника. Историк должен понять язык изучаемого памятника, уло¬
вить как буквальный, так и скрытый его смысл, выяснить, в ка¬
кой мере он выражает идеи, настроения, интересы отдельных лю
дей, общественных групп, классов, эпохи. Соблюдая принцип ис¬
торизма, источииковед обязан учитывать «опыт поколений» в
познании действительности, накопленный за время, отделяющее
его самого от изучаемого источника. Это важно, во-первых, для
того, чтобы не рассматривать восприятие общественной жизни
нашими предшественниками в свете тех возможностей, которые
лишь появились позднее (с развитием общества, ростом знаний и
т. д.). Во-вторых, для того, чтобы использовать все современные
возможности для критического восприятия источника, а через пос¬
ледний — отраженной в нем исторической реальности.
Памятник прошлого является источником, откуда историк
черпает конкретные исторические факты. Но и сам источник
представляет собой определенное явление конкретной обществен¬
ной среды и эпохи. Поэтому он интересует историка в двух планах
(конечно, тесно взаимосвязанных), причем в обоих планах он
должен быть подвергнут и анализу, и синтезу. С одной стороны,
извлечение из него фактов (источник обычно содержит какую-
то совокупность фактического материала) может быть произведе¬
но в результате ряда аналитических процессов. С другой стороны,
чтобы оценить каждый выделенный факт во всей его конкретно¬
сти, необходимо воспринять ого синтетически, т. е. понять, в ка¬
кой мере сам по себе он отражает общественные отношения эпохи;
какое место он занимает в общей совокупности фактических дан¬
ных, имеющихся в источнике; как он соотносится с фактами,
извлекаемыми из других памятников. Все эти исследовательские
операции требуют знания логических категорий и абстракций,
выработанных в исторической науке. Лишь в результате этой ра¬
боты и каждый факт, и каждое явление выступают перед глазами
историка в процессе генезиса и развития, и между отдельными
фактами и явлениями устанавливается взаимосвязь, позволяющая
улавливать единство в их многообразии, подводящая историка к
понимают процесса общественного развития и его закономерно¬
стей.
Все вышеизложенное имеет непосредственное отношение и к
оценке самого источника как конкретного исторического явления.
Сам по себе он может быть понят лишь в процессе его возникно¬
вения и дальнейшей истории, лишь при условии уяснения вопрос
са о соотношении его отдельных частей и его взаимосвязи с дру¬
гими памятниками. Поэтому и в данном плане необходима также
аналитическая и синтетическая работа. Более того, эта работа
199
служит предпосылкой извлечения из памятника имеющегося там
конкретного фактического материала и его оценки.
Представляя собой определенное единство в многообразии, ис¬
точник в то же время часто состоит из отдельных, в известной ме¬
ре самостоятельных, иногда противоречивых частей, часто даже
из разновременных, когда-то существовавших отдельно памятни¬
ков. Аналитический процесс расчленения источника на составные
части сопровождается процессом синтетическим, позволяющим
раскрыть текстологические и идейные взаимоотношения между
ними, определить их временную последовательность и внутрен¬
нюю зависимость, объяснить противоречия в тексте памятника и
восстановить его историю в целом в связи с противоречиями и из¬
менениями общественной жизни. Далее встает задача установле¬
ния существа взаимоотношений между разными памятниками,
что дает возможность полнее и глубже представить характер и
пути развития общества.
Таким образом, значение марксистской теории познания зак¬
лючается в том, что она дает научное, философское обоснование
тем приемам, с помощью которых исследователь воспроизводит
лартину исторического прошлого, отраженную в источнике. Марк¬
систская теория познания превращает комплекс отдельных при¬
емов источниковедения в научную систему, устанавливающую
взаимосвязь между источником и тем обществом, в котором пос¬
ледний возник, дающую историку возможность теоретически ос¬
мыслить и понять, как отражена в источнике действительность.
Факт и его достоверность
Важнейшая задача науки — установление объективных зако¬
нов. Для выведения последних необходима полнота фактов и наб¬
людений. Она достигается не сразу. Каждый новый факт прибли¬
жает исследователя к познанию закона, но прежде ему приходится
довольствоваться объяснением известных фактов, носящим харак¬
тер гипотезы. Так писал Энгельс, имея в виду развитие естествоз¬
нания как науки 18. Его слова приложимы также и к истории,
конечно, с учетом ее специфических особенностей. Энгельс под¬
черкивал, что ценность и убедительность выводов в области об¬
щественных наук определяется наличием достоверных фактиче¬
ских данных. Так, говоря про английских лекторов из числа соци¬
алистов, он подчеркивал, ч:то свои коммунистические положения
они «основывают на доказательствах при помощи фактов, в вы¬
боре которых они действительно осторожны», поэтому «с ними
очень трудно бороться на избранной ими почве» 19.
18 См. К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 555.
19 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь о. Сочинения, т. 1, стр. 518.
200
Для разшггия науки необходимо как накопление фактов, так
и движение мысли. Сравнивая между собой две газеты—«Leip-
ziger Allgemeine Zoilung» u «Rheinische Zeitung», Маркс находил,
что первая «удовлетворяла непосредственный интерес к полити¬
ческому факту», вторая — «интерес к политической мысли», но
при этом особо оговаривал: «...Само собой разумеется, что факт не
исключает мысли, как и мысль не исключает факта. Речь идет
здесь только о преобладающем характере, об отличительном приз¬
наке» 20.
Достоверно установленный факт сам по себе представляет
научную ценность, его введение в научный оборот является дос¬
тижением, если даже из него делаются неверные выводы и даются
ему неверные объяснения. По словам Энгельса, «в любой науке
неправильные представления (если не говорить о погрешностях
наблюдения) являются в конце концов неправильными представ¬
лениями о правильных фактах. Факты остаются, даже если имею¬
щиеся о них представления оказываются ложными» 21. Оценивая
книгу Ашиля де Волабеля «Падение Империи, история двух рес¬
тавраций», Энгельс говорил, что она интересна «по своему до¬
вольно точному изложению и критике фактов...», поскольку автору
«не мешают его национальные и политические интересы». В то же
время де Волабелю присуще «полнейшее непонимание самых
обыкновенных отношений», непонимание «общего хода собы¬
тий» 22. Напротив, книга Т. Карлейля «Прошлое и настоящее»
привлекала Энгельса сочетанием критического восприятия фак¬
тов и верного на них взгляда. Он «...не закрывал глаза на факты»
и «правильно понял непосредственную современность». «Если
отвлечься от некоторых выражений, связанных с особой точкой
зрения Карлейля, мы должны будем с ним вполне согласиться»,—
писал Энгельс 23.
Конечно, интересы науки требуют, чтобы факты не были лож¬
но, извращенно истолкованы, чтобы были правильны не только
фактические данные, но и «представления» о них. Основополож¬
ники марксизма проявляли заботу о том, чтобы будущие поколе¬
ния получили данные о революционной борьбе, изложенные без
предвзятой точки зрения. В письме А. Вебелю (1886 г.) Энгельс
выражал пожелание, чтобы И. Беккер (видный деятель рабочего
движения) написал мемуары, ибо иначе он «унесет с собой в мо¬
гилу целую массу ценнейшего исторического материала, либо же,
в лучшем случае, эти факты сохранятся в памяти наших против¬
ников и полупротивников, вульгарных демократов и т. п. или
20 К. М а р к с п Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 1, стр. 172—173.
21 К. М а р к с и Ф. Э н г о л т» с. Сочинения, т. 20, стр. 476.
22 К. М а р к с и Ф. .г) и г е л 1» с. Сочинения, т. 27, стр. 80—81.
23 К. МарксиФ. Энгел ь с. Сочинения, т. 1, стр. 585.
201
будут изложены ими» 24. Самому Беккеру Энгельс писал (1885 г.),
что он пытается освежить кое-какие свои работы 1848—1849 гг.,
так как ввиду наличия множества «лживых источников и сведе¬
ний...» надо дать молодежи «как можно более верное представле¬
ние» о революционном движении. «Было бы чрезвычайно важно,
чтобы ты закончил свои мемуары», — обращался в этой связи Эн¬
гельс к Беккеру 25.
Классики марксизма не раз демонстрировали, как в результа¬
те неверного представления о фактах буржуазные исследователи
приходят к извращению исторического процесса. Вытеснение ра¬
бочих машинами с фабричного производства — это факт. Но гово¬
ря о нем, целый ряд буржуазных экономистов утверждает, что
машины освобождают одновременно и соответствующий капи¬
тал, который дает работу вытесненным рабочим. «Действительные
факты, искаженные экономическим оптимизмом,— доказывает
Маркс,— таковы: вытесняемые машиной рабочие выбрасываются
из мастерской на рынок труда и увеличивают там число рабочих
сил, пригодпых для капиталистической эксплуатации» 26.
Классики марксизма подчеркивали также, насколько важно
стремиться к установлению связи науки и практики: правильное
представление о фактах дает возможность оценить верность и це¬
лесообразность политических мероприятий. Так, в статье «Военные
силы Австрии» (1854 г.) Энгельс писал, что английские газеты,
разделившись по вопросу о том, «что предпочтительнее: союз с
Австрией или открытый разрыв с ней», не занялись изучением де¬
талей и статистических цифр, составляющих основу «всякого ра¬
зумно принятого решения не только в торговле или в политиче¬
ской экономии, но и в области государственной политики» 27.
Энгельс говорил, что буржуазии «в силу самой ее природы, в
силу условий се существования... свойственно фальсифицировать
всякий товар: фальсифицировала она также и историю» 28. Марк¬
систская историческая наука стремится к выявлению подлинной
правды, отражающей ход истории, это стремление отвечает ин¬
тересам трудящихся, народных масс. Энгельс писал участнику
итальянского рабочего движения Карло Кафьеро (1871 г.) по по¬
воду его информаций Международному Товариществу рабочих о
положении дел в Италии: «Благодарим Вас также за Ваше реше¬
ние излагать нам факты такими, каковы они в действительности.
Наше Товарищество достаточно сильно, чтобы знать подлинную
правду, даже если она кажется неблагоприятной, и ничто так не
могло бы ослабить его, как дутые отчеты, не имеющие под собой
24 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 36, стр. 458.
25 Там же, стр. 339.
26 К. М а р к с и Ф. Энгель с. Сочинения, т. 23, стр. 450.
27 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 10, стр. 579.
28 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 16, стр. 524.
202
никакой реальной почвы». Со своей стороны Энгельс обещает сво¬
ему корреспонденту также никогда не посылать ему неточной ин¬
формации, которая могла бы заставить его «видеть вещи не таки¬
ми, каковы они есть» 29.
В письме Н. Ф. Даниельсону (1892 г.) насчет фактов, харак¬
теризующих экономическое положение России, Энгельс писал:
«...нравятся они нам или нет, эти факты все равно будут продол¬
жать существовать. И чем больше мы отрешимся от своих симпа¬
тий и антипатий, тем лучше сможем судить о самих фактах и их
последствиях» 30.
Поставив перед собой задачу воссоздать историческую правду,
историк в ряде случаев должен провести большую критическую
работу пад источниками, чтобы освободить из-под «покрова лжи»
(выражение Маркса) содержащиеся там реальные факты и поло¬
жить их в основу исследования. Маркс как-то отметил в качестве
своей заслуги, что ему удалось «из самых противоречивых утверж¬
дений ,собственных корреспондентов44, из французской лжи и
австрийских преувеличений... извлечь то, что характеризовало дей¬
ствительное положение вещей...» 31 32 (речь идет о войне Франции
и Австрии 1859 г.).
Ставя вопрос о характере той «лжи», которая имеется в ряде
источников, Маркс различал, с одной стороны, «ложные взгля¬
ды», «ложь в духовном смысле», с другой — «ложь в передаче
фактов, ложь в материальном смысле слова» 3?.
Одно из очень тонких и глубоких источниковедческих наблюде¬
ний Маркса состоит в том, что следует различать два понятия:
правду фактов и ее точное выражение. Если требуется доказать,
что автор говорит правду, «то едва ли можно думать,— писал
Маркс,— что надо доказывать буквально каждое слово, иначе
пришлось бы считать неверным всякое резюме и было бы вообще
невозможно передавать смысл какой-нибудь речи, не повторяя ее
слово в слово». Сначала «должно быть доказано, что действи¬
тельно имело место нечто такое, что в известной степени равноз¬
начно резюмирующему обозначению...», а затем «речь может ид¬
ти уже не о том, правда ли это или нет, а лишь о том, насколько
это точно выражено...» 33.
Как мы видим, в трудах классиков марксизма формулируются
очень важные источниковедческие критерии, помогающие реше¬
нию вопроса о степени достоверности имеющегося в источниках
фактического материала и о характере его восприятия и оценках,
даваемых ему теми, кто его использует. Следует различать, и это
29 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 33, стр. 212.
30 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 38, стр. 312.
31 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. 461—462.
32 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 1, стр. 171.
93 Там же, стр. 187—188.
203
особенно характерно для марксистской теории отражения, недо¬
стоверные факты от «неправильных» представлений о «правиль¬
ных» фактах, ложь в передаче фактов — от ложных взглядов па
достоверные факты, правду факта — от ее буквального воспроиз¬
ведения. Следует учитывать разновидности отступления от под¬
линной правды фактов, от изображения их таковыми, каковы они
были в действительности. Искажению действительной фактиче¬
ской картины событий способствуют наряду с прямой «ложью в
материальном смысле слова», иногда равносильной клевете, при¬
верженность и доверие к слухам, неполнота информации, умол¬
чание о некоторых сторонах происходившего, туманность и неяс¬
ность описания, излишняя поспешность в передаче сведений,
налет беллетристики и т. д. Все это налагает на исследователя
особую ответственность и требует от него большой осторожности
при пользовании источником.
Идейное содержание источника
Наряду с вопросом о достоверности того или иного письменно¬
го источника важной проблемой является также определение его
идейной направленности, ибо в памятниках прошлого отражают¬
ся взгляды их авторов или составителей — выразителей интересов
определенных классов, социальных групп, партий. В источнико¬
ведческом плане весьма важно установить, насколько пристрастен
автор в классовом, партийном, личном смысле и какой отпечаток
это накладывает на приводимый им материал, равно и то, насколь¬
ко точен сам материал, используемый автором. Оценивая произве¬
дение П. Гаскелла «Промышленное население Англии, его мо¬
ральное, социальное и физическое положение и изменения, обус¬
ловленные применением паровых машин; с обследованием детского
труда», Энгельс подчеркнул относительное беспристрастие автора
(он — «либерал, по писал в такое время, когда еще не считалось
обязательным для либерала превозносить „благополучие" рабо¬
чих»). В то же время Энгельс обратил внимание, что работа Гас¬
келла была написана еще до комиссии по обследованию фабрик,
и он заимствовал из ненадежных источников сведения, часть кото¬
рых впоследствии была опровергнута отчетом комиссии34.
В книге «Положение рабочего класса в Англии» Энгельс в
большинстве случаев считал нужным отмечать партийность ав¬
торов, высказывания которых им приводятся. Как он указывал,
«либералы почти всегда пытаются подчеркнуть нищету в сельско¬
хозяйственных округах и отрицать ее в фабричных округах, а
консерваторы, наоборот, признают нужду в фабричных округах,
но не хотят признать ее в сельских местностях». По этой причине
34 См. К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 302.
204
Энгельс в случае недостатка официальных документов предпочи¬
тал при описании положения промышленных рабочих пользовать¬
ся свидетельствами либералов, чтобы «бить либеральную буржуа¬
зию ее же собственными свидетельствами». Что касается консер¬
ваторов или чартистов, то в целях соблюдения объективности
Энгельс ссылался на них только тогда, когда был знаком с поло¬
жением дела по собственным наблюдениям или же «мог быть
убежден в искренности приводимых свидетельств на основании
личной или литературной репутации цитируемых авторов» 35.
Уже из приведенных примеров видно, насколько большое зна¬
чение придавали классики марксизма «интересу» (заинтересо¬
ванности) как фактору, определяющему то или иное содержание,
ту или иную тенденцию, а тем самым и достоверность памятников
письменности и печати. В то же время Маркс считал нужным
различать сущность и направленность интересов. При
единой классовой или сословной сущности направленность интере¬
сов может быть различной. Это показано им, например на мате¬
риале дебатов о свободе печати на шестом рейнском ландтаге
(1842 г.). Анализируя материал, Маркс приходит к выводу, что в
дебатах проявился «специфически-сословньш дух» 36. «...По своему
среднему нормальному типу защитники свободы печати на шестом
рейнском ландтаге отличаются от ее противников не но своей сущ¬
ности, а только по своей направленности. В лице одних — сослов¬
ная ограниченность борется против печати, в лице других — та же
ограниченность защищает ее. Одни хотят привилегии только для
правительства, другие хотят распределить ее между многими ли¬
цами; одни хотят полной цензуры, другие — половину ее, одни —
три восьмых свободы печати, другие не хотят никакой» 37. В це¬
лом Маркс приходит к выводу, что собрание представителей Рейн¬
ской провинции колеблется «между намеренной закоснелостью
привилегии и естественным бессилием половинчатого либера¬
лизма» 38.
Весьма важны для источниковеда высказывания классиков
марксизма по вопросу о взаимоотношении интересов и идей. Ин¬
терес находит выражение в идее. «„Идея" неизменно посрамляла
себя, как только она отделялась от „интереса“». Но «всякий мас¬
совый, добивающийся исторического признания „интерес11, когда
он впервые появляется на мировой сцене, далеко выходит в
„идее11, или „представлении1', за свои действительные границы и
легко смешивает себя с человеческим интересом вообще» 39. На са¬
мом же деле он может быть действительным интересом лишь для
35 Там же, стр. 240.
зв См. К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 1, стр. 36.
37 Там же, стр. 81.
38 Там же, стр. 32.
39 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 2, стр. 89.
205
части общества, исключительной, ограниченной массы, «нс охва¬
тывающей всей совокупности населения...» 40. Отсюда следует, что
при анализе источников надо, с одной стороны, выявлять соответ¬
ствие отраженных в них идей действительным интересам опреде¬
ленных групп общества, а с другой — выяснять, какова более ши¬
рокая общественная роль этих идей, выступающая за пределы их
непосредственного социального назначения. И сам источник полу¬
чает двойственную интерпретацию: с одной стороны, как памят¬
ник, выражающий какие-то классовые интересы, с другой — как
памятник, отражающий и распространяющий в обществе представ¬
ления, воспринимаемые как идеи, выходящие за рамки таких уз¬
ких интересов.
Наконец, возникает вопрос о соотношении идеи и факта, т. е.
вопрос в том, в какой мере идеи воплощаются в человеческих
действиях. Источниковед обязан найти в источниках данные о со¬
ответствии или несоответствии отраженных в них идей реальным
делам тех, кто является их автором. Оставив в стороне принципы
вигов, отмечал Маркс, «мы сможем лучше выяснить, кем они яв¬
ляются, на основании исторических фактов, по тому, что они де¬
лают, а ие но тому, во что они когда-то верили и что хотели бы
внушить о своей роли другим людям» 41.
Но здесь мы от темы о достоверности памятников письменно¬
сти и печати переходим к другой теме — об их общем значении в
качестве источников, освещающих исторические явления, и от
вопроса о критике имеющихся в источнике фактических данных —
к вопросу об интерпретации его идейно-политического содержа¬
ния, смысла, назначения. Между тем проблема достоверности тре¬
бует дальнейшего рассмотрения, только уже применительно не к
отдельным источникам, а к их совокупности.
Следует подчеркнуть, что основоположники марксизма, ставя
вопрос о социальной и идейной окрашенности источника, решают
его необычайно тонко, избегая упрощенчества. Это видно хотя бы
из того, что они не ставили знака равенства между «интересом»
и «идеей», хотя и подчеркивали, что без заинтересованности идей
быть не может.
Полнота и взаимосвязь фактов
Научное воспроизведение объективного процесса историчес¬
кого развития осуществимо лишь в том случае, если оно базирует¬
ся не на случайных, отрывочных фактических данных, а исполь¬
зует всю полноту фактического материала, необходимого для ос¬
вещения проблемы, причем в общей цепи положений и доказа¬
тельств каждому звену отведено необходимое место. Маркс и Эн-
40 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 89.
41 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 8, стр. 356.
206
гсльс решительно выступали против такого тина исследователя,
который «выдергивает только наиболее бросающиеся в глаза фак¬
ты, но лишает их характера фактов, вырывая их из хронологиче¬
ской связи и из всей их мотивировки и опуская даже важнейшие
промежуточные звенья» 42.
Энгельс подвергал критике тех, кто оперировал изолирован¬
ными фактами и делал из них произвольные выводы, заменяя на¬
учную аргументацию голословными утверждениями. «На основа¬
нии первого попавшегося, полученного из третьих рук факта, о
котором им даже не известно, произошел ли он так или иначе,
они вам докажут, что он должен был произойти именно так, а не
иначе» 43. К отступлению от исторической правды ведет преувели¬
чение значения единичных случайных фактов. Маркс и Энгельс
сравнивали человека, пользующегося подобным приемом, с адво¬
катом, который даже свидетельства, неблагоприятные для своего
клиента, превращает в благоприятные. «От адвокатской речи не
приходится требовать исторической правды»,— замечают при
этом Маркс и Энгельс44.
Напротив, есть опасность недооценить значение отдельного
факта, не взять от него все, что он может дать, если он рассматри¬
вается в изоляции от других фактов и от общего хода истории.
Энгельс считал необходимым «установление связи между отдель¬
ными фактами, о которых нужно рассказать, и общими условиями,
чтобы, таким образом, выявить в этих фактах все, что в них есть
яркого и значительного» 45.
Нельзя подменять факты тенденцией. В письме К. Каутскому
(1891 г.) Энгельс критиковал проект программы партии герман¬
ской социал-демократии, опубликованный в «Vorwarts», за имею¬
щуюся там характеристику других партий как одной реакционной
массы. Эта «агитационная фраза», по словам Энгельса, «неверна,
так как превращает правильную самое по себе историческую тен¬
денцию в совершившийся факт. В тот момент, когда произойдет со¬
циалистический переворот, все остальные партии проявят себя по
отношению к нам как реакционная масса. Возможно, хотя это и
не обязательно, что они уже и теперь таковы, что они утратили
всякую «способность к какому бы то ни было прогрессивному дей¬
ствию. Но в настоящий момент мы не можем этого утверждать
с той уверенностью, с какой мы высказываем другие положения
программы» 46.
И еще одно положение, чрезвычайно существенное в методо¬
логическом отношении, выдвигали классики марксизма: это зре- 42 43 44 * 4642 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 500.
43 К. МаркснФ. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 583.
44 К. М а р к с и Ф. О и г е л ь с. Сочинения, т. 3, стр. 525.
4Г> К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 218.
46 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 38, стр. 153.
207
лость исторического развития, необходимая для понимания факта.
Речь идет о событиях, современных исследователю, еще не завер¬
шившихся. В письме II. Ф. Даниельсону (1879 г.) Маркс объяснял
ему, что ни за что не согласился бы выпустить второй том «Капи¬
тала», «прежде чем нынешний английский промышленный кризис
не достигнет своей высшей точки...». Необходимо,— писал Маркс,—
«тщательно наблюдать за нынешним ходом событий до их полной
зрелости, прежде чем вы окажетесь в состоянии „потребить44 эти
факты „производительно44, я имею в виду „теоретически44»47.
Когда Энгельс писал свой труд «Революция и контрреволюция в
Германии», он предупреждал, что от него «не следует ожидать
полного исторического описания» происходивших там событий.
«Последующие события и приговор грядущих поколений,— указы¬
вал Энгельс,— позволят решить, что именно из этой хаотической
массы фактов, кажущихся случайными, не связанными друг с
другом и противоречивыми, должно войти как составная часть во
всемирную историю. Время для решения этой задачи еще не нас¬
тало» 48.
Полнота фактов как одно из необходимых условий успеха ис¬
следования требует привлечения возможно более полного комплек¬
са источников, копечно, с последующим их отбором. Классики
марксизма осуждали поспешность в выводах, особенно если они
делались автором, знающим, что он использовал далеко не все воз¬
можные данные. Главной слабостью К. Каутского Энгельс считал
его юношескую «склонность к поспешным выводам...», укрепив¬
шуюся «благодаря отвратительному методу преподавания истории
в университетах, особенно австрийских», где «систематически
приучают студентов писать исторические работы на материале, о
котором им заведомо известно, что он недостаточен, но который
они должны рассматривать как достаточный...» 49. Маркс высоко
ставил труд 17. Лиссагаре о Парижской Коммуне, подчеркивая его
достоверность, залогом чего является, что автор «не только ис¬
пользовал все печатные источники, но и располагает педоступны-
ми для всех других материалами, не говоря уже о том, что он был
большей частью очевидцем описываемых им событий» 50.
Честность автора как исследователя, знание им предмета, оби¬
лие сохранившихся и использованных источников, их доброка¬
чественность и разносторонность, критический подход к ним —
вот существе]шые предпосылки того, что научпый труд будет
правдивым. Энгельс считал возможным пользоваться материала¬
ми о фабриках, заимствованными из книги деятеля английского
рабочего движения Д. Лича, так как он знал, что «автор работал
47 К. М а р к с и Ф. Э н г е л г» с. Сочинения, т. 34, стр. 288.
48 К. М а р к с и Ф. Опте л т> г. Сочинения, т. 8, стр. 7.
49 К. М а р к с и Ф. Э и г е л ь с. Сочинения, т. 36, стр. 297.
50 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 34, стр. 157—158.
208
в течение многих лет и различных отраслях промышленности, па
фабриках и в угольных копях» и был ему лично известен как «че¬
ловек честный, надежный и дельный», к тому же «благодаря сво¬
ему партийному положению он имел под рукой множество под¬
робнейших сведений относительно различных фабрик,— сведений,
собранных самими рабочими...» 51.
Раскрытие всей исторической правды в целом — дело сложное,
требующее сведения воедино проверенных, сопоставленных и вза¬
имно проконтролированных данных, представленных в ряде ис¬
точников усилиями ряда людей. Односторонность, неполнота, не¬
точность каждого из этих источников в описании одного и того же
явления в ряде случев может объясняться не только недобросо¬
вестностью, тенденциозностью подхода, пристрастием личного или
социально-политического порядка, но и просто определенным
углом зрения, направлением внимания каждого из наблюдателей,
записавших свои впечатления. Маркс подчеркивал, что коррес¬
пондент газеты, «...передавая со всей добросовестностью услышан¬
ный им голос парода, вовсе не обязан в любое время быть готовым
к тому, чтобы дать исчерпывающее и мотивированное изложение,
касающееся всех обстоятельств дела, всех поводов и источни¬
ков»52. «...Газетный корреспондент может считать себя только
частицей многосложного организма, в котором он свободно изби¬
рает себе определенную функцию. Один, скажем, больше изобра¬
зит непосредственное, почерпнутое из общения с народом, впе¬
чатление, произведенное его бедственным положением; другой —
историк — займется историей создавшегося положения; эмоцио¬
нальный человек даст описание самой нужды; экономист рассмот¬
рит средства, необходимые для ее уничтожения...
Так, при живом движении печати раскрывается вся правда в
целом»,— делает вывод Маркс53.
В том случае, когда дело касается проблем, близких к совре¬
менности, полезно сочетать данные письменных и печатных источ¬
ников с результатами личного наблюдения. В своем обращении к
рабочему классу Великобритании по поводу книги «Положение
рабочего класса в Англии» Энгельс говорил, что он исследовал воп¬
рос «с самым серьезным вниманием, изучил различные офици¬
альные и неофициальные документы» в той мере, в какой ему уда¬
лось раздобыть их, по все это ему казалось недостаточным. Он
«искал большего, чем одно абстрактное знание предмета...» 54.
В течение почти двух лет, пишет Энгельс в предисловии к книге,
он «имел возможность непосредственно, по личпым наблюдениям
и в личном общении, изучить английский пролетариат, его стрем-
51 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 366—367.
52 К. Ма р к с п Ф. Э п г е л ь с. Сочинения, т. 1, стр. 188.
53 Там же.
54 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 2, стр. 235.
209
лония, его страдания и радости, одновременно дополняя свои на
блюдепия сведениями из необходимых достоверных источников» 55.
Результатом явилось всестороннее, глубокое и верное описание
жизни рабочих.
Сведения письменных источников, привлекаемых при изуче¬
нии общественного строя прошлого, проясняются в свете пережит¬
ков этих отношений, которые воочию можно наблюдать в позд¬
нейшие времена56.
Одной из важных источниковедческих задач является установ¬
ление общности происхождения группы источников на основании
выявления идейной близости между ними и сходства ряда внеш¬
них признаков. Блестящие образцы источниковедческого анализа
и критики документов с этой точки зрения мы находим в работе
«Альянс социалистической демократии и Международное Товари¬
щество Рабочих»57. Маркс и Энгельс сопоставили вышедшие в
Женеве листовки М. А. Бакунина («Несколько слов к молодым
братьям в России») и С. Г. Нечаева («Студентам Университета,
Академии и Технологического института в Петербурге») с ано¬
нимными русскими изданиями: «Постановка революционного
вопроса», «Начала революции», «Издания общества Народной
расправы» (№ 1). Классики марксизма прежде всего определили,
что все названные произведения печатались в Женеве (несмотря
на наличие штампа: «Напечатано в России — Gedruckt in Russ-
land»). «Это видно из того, что они напечатаны тем же типограф¬
ским шрифтом, что и другие русские издания в Женеве» 58. Далее
Маркс и Энгельс устанавливают идейную, а часто даже и словес¬
ную близость анонимных изданий со «Словами» Бакунина и Не¬
55 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 238—239.
56 В своей работе «Марка» (1882 г.) Энгельс писал: «Мы и теперь еще
можем видеть на Мозеле и в Хохвальде, в так называемых подворных об¬
щинах [Gehoferschaften]...», как происходили земельные переделы.
(К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 331). В 1868 г. Маркс
писал Энгельсу: «...как раз на моей родине, на Хунсрюке, древнегерманская
система продолжала существовать вплоть до недавнего времени» (К. Маркс
и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 44). Ссылаясь па труды М. М. Кова¬
левского, Энгельс указывал в «Происхождении семьи, частной собственности
н государства» (1884 г.), что патриархальная домашняя община, о которой
писал М. М. Ковалевский, встречается «...теперь еще у сербов и болгар под
названием Zadruga (примерно означает содружество) или Bratstvo (братст¬
во) и в видоизмененной форме у восточных народов...» (К. Маркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 61—62).
57 Работа относится к периоду борьбы с бакунистской организацией —
Альянсом социалистической демократии, пытавшейся дезорганизовать дея¬
тельность Интернационала. Была опубликована по решению Гаагского
конгресса Интернационала и имела большое политическое значение, содей¬
ствуя разгрому бакунистов.
58 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 18, стр. 390, 392. Перед
намп интересный как в научном, так и в практическом отношении прием
определения по типографскому шрифту места печати анонимных листовок
и брошюр.
210
чаева и другими произведениями Бакунина. В результате они де¬
лают вывод, что «...эти русские памфлеты, тайные статуты и все
произведения, опубликованные Бакуниным с 1869 г. на француз¬
ском языке, исходят из одного источника» 59.
Маркс и Энгельс подвергли также анализу «Катехизис рево¬
люционера» («маленькую зашифрованную книжечку», которую
тщательно хранил Нечаев) и указали, что «...форма и содержание
этого произведения ясно показывают, что оно происходит из того
же источника, что и тайные статуты, „Слова44, прокламации и
„Народная расправа44...». Это обстоятельство явилось для Маркса
одним из доказательств авторства Бакунина60.
Итак существует непосредственная связь между методами ис¬
пользования исторических фактов в исследовании и методами
привлечения и изучения источников. Факты приобретают необ¬
ходимое научное значение, если они не носят случайного харак¬
тера, рассматриваются не в изоляции и отрыве друг от друга, а
в совокупности, с учетом всей полноты материала и результатов
процесса, если учитываются происхождение и значение каждого
факта, его отношение ко всем остальным, если выраженные в ис¬
точниках идеи проверены, где это возможно, делами, если имеется
суждение о степени зрелости факта, необходимой для уяснения
его места в общем ходе истории.
Отсюда вытекают и требования источниковедческого порядка,
которые должны быть предъявлены к исследователю, стремяще¬
муся к раскрытию исторической правды: обязательное привлече¬
ние источников во всей их полноте и разносторонности, опреде¬
ление общности происхождения некоторых из них, использование
источников разных типов и разного происхождения, умение соче¬
тать сведения письменных и печатных памятников с данными
личного наблюдения, критическое сопоставление контроверз,
сталкивающихся между собой противоположных версий и т. д.
Для марксистской теории источниковедения особенно важно по¬
ложение о необходимости стремиться к проверке основанных па
фактах выводов касательно направления исторического процесса
его конечными результатами. Это положение выросло из харак¬
терного для марксизма тезиса о тесной и непосредственной связи
теории и практики.
Взаимосвязь содержания и формы источника
Очень важной задачей исторического источниковедения явля¬
ется определение значения источника. Для этого нужно понять
его смысл, выяснить назначение, цели, которые преследовал его
59 Там же, стр. 397.
60 Там же, стр. 415.
211
автор, составитель и т. д. Оценка должна быть строго объектив¬
ной, и исследователь обязан мобилизовать все средства, чтобы нс
поддаться субъективному впечатлению. Об атом хорошо сказано
в переписке Маркса с поэтом-революционером Ф. Фрейлигратом
(1859 г.). Речь шла об одном письме К. Фогта, платного агента Луи
Бонапарта, занимавшегося травлей революционеров. Маркс пи¬
сал, что «субъективное впечатление», которое в первый момент
произвело на него это письмо, отличается «от объективного суж¬
дения относительно содержания письма, а тем более относительно
предположений, которые на основании его могут быть сделаны.
Я не имел ни повода, ни случая заняться критическим разбором
письма, необходимым для составления подобного объективного
суждения»,—заявил Маркс61.
Чтобы правильно понять смысл источника, недостаточно знать
язык, на котором он написан или на который переведен. Надо хо¬
рошо овладеть той манерой изложения, которая отвечает образу
мышления автора. Иногда мысли выступают в особой внешней
оболочке, трудной для восприятия других людей, но привычной
для тех, кто пишет. Энгельс говорил о младогегельянцах, что «тем¬
ный философский язык», в который облекались их идеи, «зату¬
манивал ум как автора, так и читателя, зато он застилал и цен¬
зорские очи», и поэтому эти писатели «пользовались такой свобо¬
дой печати, какой не знала ни одна из прочих отраслей литера¬
туры» 62.
Не всегда то, что человек субъективно хотел сказать, соответ¬
ствует полностью тому, что у него объективно получилось. Та¬
ким образом, верное восприятие смысла источника, во-первых, за¬
висит от умения его автора облекать свои мысли в понятную фор¬
му. Во-вторых, большое значение имеет способность исследователя
к пониманию формы чужой речи, на которую накладывают отпе¬
чаток как общая система мышления, так и непосредственный за¬
мысел того, кто оставил письменный текст. На эту тему имеется
интересное высказывание Маркса в письме В. Либкнехту (1859 г.)
по вопросу о том же Фогте. Немецкий журналист К. Блинд ут¬
верждал, что он не имел никакого отношения к публичному разоб¬
лачению Фогта и что сделанные им «в частной беседе» замечания
о Фогте были «совершенно неверно поняты». Относя эту реплику
к себе, Маркс пишет с сарказмом: «Речь идет здесь не о созна¬
тельному преднамеренном искажении, а об искажении, являющем¬
ся либо следствием присущего Блинду неумения ясно излагать
свои мысли, либо следствием слабости моего понимания и природ¬
ной склонности схватывать превратно» 63. Если взять это заявле¬
ние в чистом виде, устранив иронию и отрешившись от конкрет¬
61 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 29, стр. 519.
62 К. М а р к с и Ф. 0 н г е л ь с. Сочинения, т. 8, стр. 17.
63 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 29, стр. 497—498.
212
ного случая с Блиндом, действительно высказавшимся в присут¬
ствии Маркса о неблаговидных действиях Фогта, а затем отри¬
цавшем этот факт, то перед нами существенное методологическое
положение о соотношении между мыслью, ее выражением и вос¬
приятием. В этом отношении показательно также письмо Маркса
Лассалю (1861 г.), в котором он дополнительно разъясняет то,
что хотел сказать и что Лассаль понял не так, как он этого же¬
лал. «Беглые замечания, которые я сделал в моем предыдущем
письме, ты до известной степени неверно понял — виной тому,
очевидно, моя манера выражаться» 64.
Надо иметь в виду, что не всегда совпадают устное выступле¬
ние и его письменная запись. Парламентские речи «в том виде, как
они печатаются в газетах,— указывал Маркс,— ни в коем случае
не следует смешивать с речами, которые произносятся» 65.
* * *
Вопрос о средствах и способах выражения мысли тесным обра¬
зом связан с вопросом о соотношении содержания и формы источ¬
ника. Каждому автору присущ свой особый стиль. Различна мане¬
ра излагать свои мысли, свойственная представителям определен¬
ных слоев общества, профессий, партий и т. д. Когда при анализе
источника исследователь встречается с нарушением этих привыч¬
ных норм и видит, что стиль, манера письма явно не соответству¬
ют облику того лица или тех лиц, которым приписывается автор¬
ство, то вопрос об этих лицах как авторах, естественно, ставится
под сомнение. Если стиль текста не отвечает по своему характеру
содержанию (глубокие мысли облечены в вульгарную форму и
т. д.), то невольно возникает сомнение в его подлинности.
В письме в редакцию «Weser-Zeitung» Маркс и Энгельс разоб¬
лачили как вымышленную заметку с выпадами против политиче¬
ских эмигрантов, якобы перепечатанную из английской газеты
«Spectator». Одним из доводов при этом был анализ литературных
приемов, характерных для этой заметки. «Не надо быть особенно
близко знакомым с тоном и прочно установленным общеприня-
ным стилем английских газет,—указывают Маркс и Энгельс,—
чтобы тотчас же обнаружить, что ни один английский печатный
орган, а уж тем более утонченный и остроумный «Spectator», не
мог бы выступить с таким грубо-прусским по содержанию и по
форме комментарием» 66.
В 1865 г. Маркс получил письмо от трех берлинских рабочих
с сообщением о революционном движении в Германии. Он показал
его Энгельсу, который обратил внимание на некоторые особенно¬
64 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 30, стр. 503.
65 К. М а р к с иФ. Энгельс. Сочинения, т. 11, стр. 7.
66 К. Маркс и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 7, стр. 341.
213
сти формы и содержания письма, и поделился своими сомнениями
относительно подлинности последнего. «Письмо берлинцев меня,
действительно, чрезвычайно поразило»; оно, «безусловно, написа¬
но не рабочим, об этом свидетельствует хотя бы строго выдержан¬
ная гриммовская орфография, и я не вполне уверен в подлинности
этого дела»; «мои подозрения основываются скорее на форме пись¬
ма; содержание как будто бы решительно говорит об обратном» ь7.
Все эти примеры относятся к новому времени. Но принци¬
пиально те же самые приемы остаются в силе и при работе над
источниками древними. Ставя вопрос об авторстве, историк изу¬
чает содержание, стиль, язык. «Что так называемое Евангелие
от Иоанна, послания Иоанна и эта книга («Откровение Иоан¬
на».— Л. Ч.) принадлежат но крайней мере трем различным ав¬
торам, ясно доказывает их язык, если бы этого не доказывали из¬
ложенные в них учения, которые совершенно расходятся между
собой»,— резюмирует Энгельс последние исследования на эту
тему67 68 69.
Бывают и более сложные проблемы взаимоотношения содер¬
жания и формы источников, выходящие за рамки вопроса об их
подлинности или принадлежности определенным авторам. Изме¬
нение формы, используемой автором для своих произведений,
иногда свидетельствует об изменении их общественной роли, на¬
значения, той аудитории, на которую они рассчитаны. Говоря о
деятельности Томаса Мюнцера, Энгельс указывал, что для его
предреволюционных памфлетов характерны «наивный юношеский
юмор», спокойная, размеренная речь мыслителя. Когда же он
целиком отдался «делу распространения и организации движения»,
его послания и проповеди стали дышать «революционным фана¬
тизмом», он начал употреблять «те могучие обороты речи, кото¬
рые религиозный и национальный экстаз вкладывал в уста вет¬
хозаветных пророков». Стиль, который он теперь выработал, пока¬
зывал «уровень развития той аудитории, на которую он призван
был воздействовать» 6?.
Очень глубокие мысли высказывал Маркс по поводу того, что
старые формы иногда служат вместилищем для нового содержа¬
ния. И это имеет место как раз в решающие, переломные эпохи
истории. Так, Лютер «переодевался апостолом Павлом», «Кромвель
и английский народ воспользовались для своей буржуазной рево¬
люции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Вет¬
хого завета», «революция 1789—1814 гг. драпировалась пооче¬
редно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской им¬
перии, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как паро¬
дировать то 1789 год, то революционные традиции 1793—1795 го¬
67 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 31, стр. 131
68 К. М а р к с иФ. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 10.
69 К. М а р к с и Ф. Энгель с. Сочинения, т. 7, стр. 424.
214
дов» 70. Маркс образно называл подобное явление заклинанием,
воскрешением мертвых и подчеркивал, что обращение к прошло¬
му нужно было «для возвеличения повой борьбы, а не для паро¬
дирования старой... для того, чтобы возвеличить данную задачу
в воображении, а не для того, чтобы увильнуть от ее разрешения
в действительности...»71.
Расхождение формы и содержания, облачение новых норм в
устарелые внешние покровы имеют место в правовых памятни¬
ках. Энгельс писал: «...английское право продолжает выражать
экономические отношения капиталистического общества на вар-
варски-феодальном наречии, которое столько же соответствует
выражаемому им предмету, сколько английская орфография анг¬
лийскому произношению...» 72.
В письме Маркса Лассалю содержатся мысли о том, как ста¬
рая форма приобретает универсальный характер, впитывая в се¬
бя различное содержание: «Известно также и то, что все совре¬
менные конституции в значительной мере основываются на не¬
правильно понятой английской конституции и перенимают как
нечто существенное как раз то, что свидетельствует об упадке
английской конституции и существует еще и сейчас в Англии
формально... Неправильно понятая форма есть как раз всеобщая
форма, и на определенной ступени развития общества — форма,
пригодная для всеобщего употребления» 73.
Учитывая возможность использования старой формы для вы¬
ражения новых идей, ошибочным было бы толковать смысл па¬
мятников прошлого, перенося на них понятия и идеи, явившиеся
результатом последующего развития. Маркс осуждал некритиче¬
скую, мистическую манеру «интерпретировать старое мировоззре¬
ние в духе нового, вследствие чего оно становится каким-то ме¬
жеумочным мировоззрением, где форма обманывает относительно
значения, а значение — относительно формы, и где ни форма не
становится значением и действительной формой, ни значение —
формой и действительным значением» 74.
Но Маркс приводит и такие случаи, когда форма приобретает
особое значение и становится содержанием. Так, в области права
могут вставать вопросы, которые «возникают не из существа дан¬
ного судебного дела, а из предписаний и формул судопроизводст¬
ва». Это тот случай, когда «форма превращается в содержание»75.
Марксистская методология выдвигает задачу раскрытия со¬
циального, классового смысла памятников прошлого. По словам
70 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 8, стр. 119, 120.
71 Там же, стр. 119, 121.
72 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 312.
73 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 30, стр. 505.
74 К. М а р к с и Ф. Э п г е л ь с. Сочинения, т. 1, стр. 314.
75 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 11, стр. 374.
215
Маркса и Энгельса, «индивиды, составляющие господствующий
класс», «определяют данную историческую эпоху во всем ее объ¬
еме», следовательно, «они регулируют производство и распределе¬
ние мыслей своего времени; а это значит, что их мысли суть гос¬
подствующие мысли эпохи» 76. Таким образом, и при изучении
источников, являющихся продуктом творчества отдельных инди¬
видов, необходимо учитывать, степень и характер их участия в
выработке мыслей, которые приобретают значение идей, типич¬
ных для эпохи, и в той же, или даже в еще большей, мере это
важно при исследовании идейной продукции господствующего
класса как коллектива.
«Всеобщим выражением» воли господствующего класса, кон¬
ституирующим свою силу в виде государства, является закон,
оформленный как государственная воля. При изучении памятни¬
ков законодательства следует учитывать их двойственный харак¬
тер. С одной стороны, они выражают «самоутверждение» господ¬
ствующего класса «в общем», с другой—«самоотречение» — «в
частном»77, ибо в собственных эгоистических интересах, желая
сохранить свое господство, представители господствующего класса
или классов вынуждены поступиться частью своих прав в пользу
государства. Стремление сохранить старые законы «наперекор но¬
вым потребностям и запросам общественного развития» по суще¬
ству означает «отстаивание не соответствующих времени частных
интересов против назревших общих интересов. Это сохранение
почвы законности имеет целью сделать такие частные интересы
господствующими, в то время как они уже не господствуют» 78.
Умение разглядеть в источнике борьбу тенденций «самоутвержде¬
ния» и «самоотречения» — дело источниковеда.
Между представителями отдельных правящих классов и групп,
занимающих привилегированное положение в обществе, постоян¬
но имеют место столкновения. Последние неизбежны, но они сдер¬
живаются общей заинтересованностью привилегированных со¬
циальных слоев укрепить свое господство над основной массой на¬
селения и обеспечить максимальные возможности ее эксплуата¬
ции. Эти противоречивые тенденции находят отражение в законо¬
дательстве, и источниковед должен вскрыть их. Маркс, рассмотрев
действующие фабричные законы, пришел к выводу, что вызвав¬
шая их к жизни, «ожесточенная вражда между землевладельцами
и фабрикантами... была все же смягчена общей ненавистью обоих
правящих классов к тем, кого они называют ,,простонародьем“» 79.
Подходя к интерпретации законодательных памятников под
углом зрения марксистского понятия взаимодействия базиса и
76 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 46.
77 Там же, стр. 322—323.
78 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 6, стр. 239.
79 К. М а р к с и Ф. Э 11 г е л ь с. Сочинения, т. 13, стр. 210—211.
216
надстройки, Энгельс указывает, что в современном государстве
точность отражения в праве экономических отношений «наруша¬
ется все больше и больше. И это происходит тем чаще, чем реже
случается, что кодекс законов представляет собой резкое, несмяг¬
ченное, неискаженное выражение господства одного класса...».
«Благодаря возрастающей силе пролетариата» уже в Кодексе На¬
полеона во многих отношениях фальсифицировано «чистое, по¬
следовательное понятие права революционной буржуазии эпохи
1792—1796 гг.», и в дальнейшем оно должно претерпевать смяг¬
чения. Отсюда Энгельс делает важное теоретическое заключение:
«...ход „правового развития“ состоит по большей части только в
том, что сначала пытаются устранить противоречия, вытекающие
из непосредственного перевода экономических отношений в юри¬
дические принципы, и установить гармоническую правовую си¬
стему, а затем влияние и принудительная сила дальнейшего
экономического развития опять постоянно ломают эту систему и
втягивают ее в новые противоречия...» 80.
Поскольку текст закона в обществе, состоящем из антагонисти¬
ческих классов, является результатом взаимодействия ряда со¬
циальных сил и интересов, он труден для толкования. Более того,
иногда в него вносятся намеренно двусмысленные формулировки,
дающие возможность по-разному понимать, а следовательно, и
применять законодательство, хотя в конечном счете в ущерб ин¬
тересам трудового народа. Ссылаясь на книгу шотландского
юриста и историка Дж. Далримпла, Маркс пишет, что ее автор «с
весьма наивной откровенностью свидетельствует, что в тяжбах
из-за права владения каждый закон и каждый документ, касаю¬
щийся собственности, толковались юристами в Англии во времена
роста богатства буржуазии — в пользу буржуазии, а в Шотлан¬
дии, где обогащалась аристократия,—в пользу аристократии, в
обоих случаях — во враждебном народу духе»81. По поводу фаб¬
ричных законов XIX в. Маркс говорил, что они «были составлены
с явным намерением предоставить всяческие возможности для их
нарушения и обхода» 82. Особый интерес с источниковедческой
точки зрения представляет анализ Марксом французской консти¬
туции 1848 г. Маркс отмечает, что «непременный генеральный
штаб свобод 1848 г.» (личности, печати, слова, союзов, собраний,
преподавания, совести и т. д.) был облачен в конституционный
мундир, делавший эти свободы неуязвимыми83. Каждая из них
провозглашалась «безусловным правом французского граждани¬
на, но с неизменной оговоркой, что она безгранична лишь в той
мере, в какой ее не ограничивают ,,равные права других и обще¬
80 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 418.
81 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 8, стр. 527.
82 К. М а р к с иФ. Энгель с. Сочинения, т. 13, стр. 210.
83 См. К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинсчшя, т. 8, стр. 131.
217
ственная безопасность“ или „законы**...». Поэтому каждый параг¬
раф конституции был сформулирован таким образом, что содер¬
жал «в самом себе свою собственную противоположность, свою
собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу — в общей
фразе, упразднение свободы — в оговорке» 84 85. И впоследствии на
конституцию ссылались с полным правом «как друзья порядка,
упразднившие все эти свободы, так и демократы, требовавшие воз¬
врата всех этих свобод» 8Ь.
Маркс и Энгельс оставили образцы очень тонкой интерпрета¬
ции законодательных памятников. В качестве примера можно со¬
слаться на статью Маркса «Заметки о новейшей прусской цен¬
зурной инструкции» (1842 г.), в которой Маркс, интерпретируя
ее положения, видит закон, представляющий собой не что иное,
как позитивную санкцию беззакония 86.
При изучении законодательных актов как исторических ис¬
точников необходимой составной частью источниковедческого
анализа является установление между ними взаимосвязи и взаи¬
мозависимости, выяснение- степени оригинальности каждого из
них и характера воздействия одного на другой. Так, Маркс провел
сопоставление текстов Французской конституции 1791 г. и ис¬
панской 1812 г. и убедился, что последняя «представляет собой
самобытное и оригинальное порождение умственной жизни Испа¬
нии...», а отнюдь не рабское подражание французской конститу¬
ции 87.
Итак, труды классиков марксизма содержат богатый материал
наблюдений, относящихся к методам толкования источников. Они
дают примеры того, как не следует подменять объективные вы¬
воды субъективными впечатлениями. Они указывают пути, идя
которыми можно уловить правильное соотношение между автор¬
ской мыслью и ее формулировкой, между содержанием и формой
источника, понять причины их несоответствия. Столь же важен
вопрос о толковании сложных по своему характеру и противоре¬
чивых норм законодательных памятников, выражающих «само¬
утверждение» господствующего класса и одновременно его «само¬
отречение» от части своих интересов. Нормы закона свидетель¬
ствуют о борьбе среди правящих групп и вместе с тем о стремле¬
нии сдержать эту борьбу, чтобы усилить наступление на народ.
Все это приводит к тому, что утверждается такой текст закона,
который дает лазейку для его обхода. Учет двойственности и про¬
тиворечивости законодательных памятников при единстве их ос¬
новной классовой направленности позволяет избегнуть упрощен¬
чества в историческом исследовании.
84 К. МаркспФ. Эпгольс. Сочинения, т. 8, стр. 131, 132.
85 Там же, стр. 132.
86 См. К. М а р к с и Ф. Э н г о л ь с. Сочинения, т. 1, стр. 14.
87 См. К. М а р к с и Ф. Э н г о л ь с. Сочинения, т. 10, стр. 467.
218
Некоторые вопросы
изучения статистического материала
Необходимо специально остановиться па вопросе о толкова¬
нии статистического материала, связанном с методами составле¬
ния статистических таблиц и критикой неверной методики их ис¬
пользования. В письме Н. Ф. Даниельсону (1880 г.) Маркс ука¬
зал на две важные исследовательские задачи: «...составление ста¬
тистических таблиц и истолкование содержащихся в них фак¬
тов...» 88. В то же время в своих трудах Маркс вскрыл ложность
целого ряда выводов, делаемых в результате неправильного тео¬
ретического и некритического источниковедческого подхода к ма¬
териалу. Так, он подчеркивал, что «в политической экономии в
принципе никогда нельзя выводить общих законов на основании
сводки данных, относящихся к одному только году. Нужно всегда
брать средние цифры за шесть или семь лет, т. е. за тот промежу¬
ток времени, в течение которого современная промышленность
проходит через различные фазы — процветание, перепроизводство,
застой, кризис,— совершив таким образом свой неизбежный
цикл» 89.
Эта мысль Маркса связана с его тезисом о зрелости факта как
необходимом условии его включения в оборот научного исследова¬
ния.
Вслед за медицинским инспектором Д. Саймоном Маркс ука¬
зал на заниженные цифры статистики смертности для лиц в воз¬
расте 25—35 лет в 1860—1861 гг. среди лондопских портных, на¬
борщиков, печатников, объясняющиеся тем, что работающие у
них в учениках пришлые из деревни молодые люди, включаемые
в число занятых в промышленности, на которое рассчитывался
процент смертности, в случае болезни возвращались в деревню,
где и регистрировалась их смерть 90.
Нереальными, как видно из труда Маркса, были статистиче¬
ские сведения о заработной плате сельскохозяйственных рабочих
в Ирландии, содержавшиеся в отчетах инспекторов ирландских
88 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 34, стр. 367.
83 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 410. Говоря о фи¬
нансовых сметах, публикуемых в «Собрании узаконений для прусского ко¬
ролевства» (Берлин, 1844), Маркс отмечал, что они «должны осповываться
на средних данных специальных смет отдельных ведомств, которые со¬
ставляются на основании действительных доходов предыдущего трехлетия».
Следовательно, «каждый бюджет, опубликованный в Собрании узаконений,
должен содержать приблизительную среднюю величину действительных до¬
ходов и расходов предыдущих лет», в противном случае его надо рассмат¬
ривать (по собственному заявлению прусского министра финансов Боделып-
винга) как «фальсифицированный официальный документ» (К. Маркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 6, стр. 308).
90 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. 1, стр. 106—107.
219
попечительств о бедных 1870 г. Судя по отчетам, уровень заработ¬
ной платы за двадцатилетие повысился на 50—60%, «но за этим
кажущимся повышением скрывается действительное понижение
заработной платы, потому что оно не уравновешивает даже со¬
вершившегося за это время повышения цены необходимых жиз¬
ненных средств» 91.
Энгельс показал недостоверность обнародованных фабрикан¬
тами таблиц, которые должны были доказать, что машины не вы¬
тесняют с предприятий взрослых мужчин и последние не заменя¬
ются женщинами и детьми. Из таблиц можно было заключить, что
женщины составляют более половины (52%) всех фабричных ра¬
бочих, мужчины — около 48 % и что более половины всех этих
рабочих обоего пола старше 18 лет. «Все это действительно так,—
пишет Энгельс,— но господа фабриканты предусмотрительно не
сообщают нам, сколько же взрослых рабочих было мужского пола
и сколько — женского, а в этом все дело». Кроме того, фабриканты
«внесли в таблицы механиков, плотников и вообще всех взрослых
мужчин, находящихся в каком-нибудь соприкосновении с фабри¬
кой, быть может, даже конторщиков и т. п....» 92.
Приведенные примеры статистических данных, отражающих
реальную действительность в кривом зеркале, разнотипны по
своему характеру. В каждом отдельном случае отступление от
жизненной правды является результатом особых приемов произ¬
вольного оперирования цифрами. Но есть нечто, объединяющее
эти примеры и дающее возможность сделать какие-то общие вы¬
воды методико-источпиковедческого порядка. Это общее прежде
всего, как уже указано, заключается в субъективизме и произволе
при подборе, расстановке и сопоставлении числовых данных.
Цифры и их соотношения в этом случае, даже если нет прямых
ошибок в подсчетах, выступают сами по себе, как голая абстрак¬
ция, а не как орудие познания конкретного многообразия истори¬
ческого прошлого. Более того, они уводят в сторону от этого по¬
знания, выдавая видимость явлепий за их сущность. Вырванные
из многообразной реальности явления, выраженные в цифровых
показателях, не раскрывают того, что происходит в обществе, аб¬
страгируются от динамики его развития, создают иллюзию гармо¬
нии интересов там, где ее нет.
Все вышеизложенное показывает, что одним из непременных
требований научного источниковедения является выяснение про¬
исхождения источника (в том числе и материалов статистики),
подлежащего использованию в научном труде. Энгельс сопоста¬
вил приемы «переписей» и «обследований» труда и быта рабо¬
чих, составлявшихся германскими правительственными учрежде-
91 К. М а 1> к с* и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 717.
92 К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 372—373.
220
киями и английскими парламентскими комиссиями. В первом
случае, но его словам, господствовал «бюрократический шаблон:
рассылают формуляры и остаются довольны, если они возвраща¬
ются так или иначе заполненными; за информацией, на основе
которой эти формуляры заполняются, слишком часто обращают¬
ся как раз к тем, в чьих интересах скрывать истину» 93. Иной си¬
стемы получения сведений придерживались в ряде случаев анг¬
лийские комиссии. Они заслушивали «не только фабрикантов и
мастеров, но и рабочих, вплоть до малолетних девочек». В число
опрашиваемых включались также «врачи, мировые судьи, духов¬
ные лица, школьные учителя и вообще все те, кто может дать ка¬
кие-либо сведения...» Каждый вопрос и каждый ответ стеногра¬
фировались, дословно перепечатывались и прилагались к общему
материалу, на котором строился отчет данной комиссии. Таким
образом, всякий мог судить в деталях, «выполнили ли и как вы¬
полнили члены комиссии свой долг»; кроме того, отмечает Эн¬
гельс, было затруднено «пристрастное отношение к делу отдель¬
ных членов комиссии» 94.
Однако, несмотря на это, целый ряд отчетов парламентских
комиссий, как видно из труда Энгельса, также искажает правду.
Это объясняется тем, что фабриканты принимали специальные
меры для защиты своих интересов. Так, в 1832 г. в Ланкашире
они представляли парламентской комиссии «под видом „рабочих4*
своих надсмотрщиков». «Но эти надсмотрщики — уже не настоя¬
щие рабочие, это дезертиры своего класса, которые за более вы¬
сокую заработную плату продали свои услуги буржуазии и бо¬
рются против рабочих в интересах капиталистов»,— пишет Эн¬
гельс 95.
Из этого примера ясна важность одного методологическо¬
го требования, которое необходимо предъявить к источниковеду:
указанная в источнике номинальная принадлежность опре¬
деленных лиц или групп к какому-то классу не всегда отвечает,
а иногда совсем не отвечает реальной связи их с этим классом.
Социальная среда весьма сложна и разнообразна по своему соста¬
ву, социальные рубрики всяких отчетов и прочих документов не
могут, а иногда не хотят раскрыть эту сложность.
Правильная передача внешних данных, касающихся факта,
может сочетаться с неверной характеристикой его социального
смысла. Все это должен учитывать источниковед. Так, в 1847 г. в
«Atelier» была напечатана статья под заглавием «Хозяева и ра¬
бочие в Англии». На основании сообщения «Presse» она упомяну¬
ла о митинге в Манчестере делегатов, «якобы представлявших
93 К. М а р к с и Ф. Энгель с. Сочинения, т. 16, стр. 237—238.
94 Там же, стр. 238.
95 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 399.
221
рабочих хлопчатобумажной промышленности Ланкашира» и при¬
нявших резолюцию, в которой «Presse» видела доказательство
гармонии труда и капитала. «Отлет этот, нужно сознаться, — отме¬
чает Энгельс,— отличается точностью: резолюция была принята
именно та, которую приводит ,,Presse“». Но «митинг, о котором
говорит ,,Presse“, не был митингом рабочих — это был митинг
фабричных мастеров» 96.
Интересно понятие «истина в извращенном виде», которое
употребляет Энгельс. Речь идет об отчете парламентской комис¬
сии, назначенной для обследования фабричной системы по ини¬
циативе ее противника, тори Майкла Садлера. «Это был опреде¬
ленно пристрастный отчет, составленный в партийных интересах
откровенными врагами фабричной системы»,— говорит Энгельс.
«...Садлер дошел до самых необоснованных и неверных утвержде¬
ний; самой манерой ставить вопрос он добивался у свидетелей
ответов, которые если и не были ложными, то выражали истину
в извращенном, подтасованном виде» 97.
Для того чтобы использовать в исследовательской работе от¬
четы парламентских комиссий, нужно знать, какими методами по¬
лучаются свидетельские показания. Маркс разобрал отчет 1866 г.
комитета, состоявшего из членов палаты общин, о труде рабочих
в горной промышленности. Он пришел к выводу, что «способ
опроса свидетелей напоминает перекрестный допрос в английских
судах, где адвокат бесстыдными, спутывающими, задаваемыми
вкривь и вкось вопросами старается сбить свидетеля с толку и из¬
вратить его слова» 98 99. Адвокатами в дапном случае являются чле¬
ны парламентской комиссии, среди них «собственники и эксплуа¬
таторы рудников; свидетели — горнорабочие, по большей части
из каменноугольных копей. Весь фарс... характерен для духа ка¬
питала...» ". Таким образом, когда исследователь имеет дело
с источником, содержащим сведения, которые получены путем
активного воздействия в определенном направлении лиц, поль¬
зующихся экономической силой, правами, властью, весом в
обществе, на людей, лишенных средств к существованию, бесправ¬
ных, находящихся под гнетом капитала, он должен знать, что,
помимо давления капитала, общественного авторитета и полити¬
ческой силы, фактором, определившим характер свидетельских
показаний, явилось также интеллектуальное подчинение свиде¬
телей, к которому прибегали лица, ведущие допрос.
96 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 289.
97 К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 397—398.
98 К. МарксиФ. Энгельс. Сочинепия, т. 23, стр. 506.
99 Там же, стр. 506.
222
Подлоги и подделки
Специальным разделом источниковедения является вопрос о
подлогах и подделках источников и приемах их раскрытия. Дан¬
ному вопросу классики марксизма уделили много места и
внимания в своих трудах. Это понятно, потому что в нолитической
борьбе им постоянно приходилось сталкиваться с необходимо¬
стью разоблачения подлогов. Поддельные и подложные докумен¬
ты использовались на протяжении всей истории в качестве сред¬
ства приобретения экономических благ и политических привиле¬
гий, в качестве орудия социально-политической борьбы и т. д.
Высшие духовные сановники средневековья, по словам Энгельса,
«чтобы вырвать у подданных последний грош или увеличить долю
наследства, завещаемую церкви», пускали в ход все средства.
«Подделка документов являлась у этих достойных мужей обыч¬
ным и излюбленным мошенническим приемом» 10°.
Преимущественное внимание классики марксизма, естествен¬
но, обращали на фальсификации, относящиеся к новому времени,
в том числе на правительственные фальсификации. Маркс осве¬
тил неприглядную деятельность английского министерства ино¬
странных дел, выпустившего в 1839 г. фальсифицированную
переписку английского представителя в Кабуле Л. Бёрнса. Пуб¬
ликация эта преследовала цель скрыть роль Англии в развязыва¬
нии войны с Афганистаном. По словам Маркса, «пресловутые
депеши сэра А. Бёрнса, представленные парламенту Пальмерсто¬
ном (министром иностранных дел.— Л. Ч.), были не только ис¬
кажены так, что полностью извращался их первоначальный
смысл, но фактически подделаны и пополнены вставками, сфабри¬
кованными со специальной целью ввести в заблуждение общест¬
венное мнение...» 100 101.
Характеризуя так называемую «Синюю книгу» (официальное
издание — «Документы, относящиеся к военным событиям в Ази¬
атской Турции, обороне и капитуляции Карса», Лондон, 1856),
Маркс находил, что эта книга «совершенно изуродована сокра¬
щениями, искажена пропусками и подкрашена и подштопана
подлогами...» 102.
Маркс показал в своих работах, что фальсификация прави¬
тельственных материалов является системой, которая объясняет¬
ся своеобразной круговой порукой лиц, сменяющихся у власти.
Каждая из двух партий (вигов и тори), поочередно приходящих
к политическому руководству, «предпочитает не губить полити¬
ческую „репутацию14 своего противника и, наоборот, стремится
сохранить за ним возможность прийти ей на смену, чтобы не
100 К. М а р к с и Ф. Э н г с л ь с. Сочинения, т. 7, стр. 351.
101 К. М а р к с и Ф. Э и г о л т. с. Сочинения, т. 11, стр. 548.
102 Там же, стр. 635.
223
подорвать основу господства правящих классов. И ото британцы
изволят называть функционированием своей славной консти¬
туции» 103.
Большое значение имеют труды классиков марксизма, посвя¬
щенные разоблачению правительственных и полицейских подло¬
гов, ставивших своей целью создание нечестными приемами ма¬
териалов для преследования деятелей революционного движения.
В 1851 —1852 гг. прусское правительство, прибегая к провокаци¬
ям, фальшивкам, шантажу, ложным обвинениям, готовило судеб¬
ный процесс Союза коммунистов, якобы виновного в заговорщик
ческой деятельности. Процесс был инсценирован в Кельне в
1852 г. Прусское правительство искало ответвление заговора в
Лондоне. Дело это было поручено полицейскому чиновнику Шти-
беру. В прусском посольстве в Лондоне было устроено, по словам
Энгельса, «настоящее отделение тайной полиции». Прусский по¬
лицейский офицер Грейф вел работу, «прикрываясь званием ат¬
таше посольства». Под его руководством действовали в качестве
агентов лондонский купец Флери и приказчик из Гамбурга Гирш.
Были сфабрикованы «мнимые отчеты о мнимых заседаниях мни¬
мого центрального комитета...», а затем их переработали в якобы
«„подлинную книгу протоколов44 заседаний тайного верховного
комитета...» 104. Полицейский агент Рейтер украл документы из
письменного стола лондонского эмигранта Дица и фальсифици¬
ровал их. В частности, «один документ, полный неимоверного
вздора, был написан почерком, подделанным под почерк д-ра
Маркса...» 105.
Хорошо известно, какой громадпый политический эффект име¬
ло разоблачение Марксом и Энгельсом этих правительственно¬
полицейских фальшивок. Но оно имело и большое научное значе¬
ние, ибо в его основу лег тонкий и глубокий разбор поддельных до¬
кументов с применением настоящего источниковедческого анали¬
за и критики. Говоря о сфабрикованных агентами полиции отче¬
тах «о мнимых заседаниях мнимого центрального комитета», Эн¬
гельс указывал, что их содержание «было в высшей степени аб¬
сурдным. Ни одно собственное имя не соответствовало действи¬
тельности, ни одна фамилия не была написана правильно, ни одно
слово, приписываемое тому или иному лицу, не было похоже на
сколько-нибудь вероятные высказывания этого лица» 106. Таким
образом, подделка была установлена на основе проверки имен,
фамилий, характера высказываний отдельных лиц и т. д.
Аналогичными приемами руководствовались Маркс и Энгельс
и анализируя «„подлинную книгу протоколов44 заседаний тайного
103 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 10, стр. 55—56.
104 См. К. Маркс и Ф. Энгель с. Сочинепия, т. 8, стр. 418—420.
105 Там же, стр. 421.
106 Там же, стр. -119—420.
224
верховного Комитета». Помимо ошибок в именах, они указывают
здесь неточности в датах, фактах, наконец подчеркивают особен¬
ности языка, «который, пожалуй, является языком прусского по¬
лицейского участка, но уж никак не общества, состоявшего в
большинстве своем из хорошо известных у себя на родине литера¬
торов» 107.
Маркс говорил Энгельсу, что он обличил Штибера, «вскрывая
фальсификацию дат и подложность цитат...» 108.
Что касается подделки письма от имени Маркса, то, по его сло¬
вам, достаточно было бы сверить указанный документ с текстом,
написанным им собственноручно, «чтобы даже от проницательных
взоров наших присяжных не укрылся обман и умышленная под¬
делка почерка...». То же отмечал Маркс и относительно содержа¬
ния поддельного письма: «Тот, кто прочел когда-либо хоть одну
строчку, написанную Марксом, не счел бы возможным утверж¬
дать, что он является автором этого мелодраматического сопрово¬
дительного письма» 109 110 111.
Следует привести одно замечание Маркса, важное для источ¬
никоведческих розысканий: «Не в обычаях полиции без достаточ¬
ных оснований выдавать собственных сообщников, зато один из
ее обычных приемов заключается в том, чтобы навлечь подозрение
на невинного для сокрытия виновного» по- Отвод подозрений дол¬
жен настораживать источниковеда и в какой-то мере указывать
ему путь поисков автора подлогов.
Большое научно-познавательное значение имеют материалы,
касающиеся разоблачения Фогта как бонапартистского агента.
В 1859 г. в газетах «Volk» и «Allgemeine Zeitung» был опублико¬
ван текст анонимной листовки «Предостережение», содержащей
сведения, компрометирующие Фогта. Листовка печаталась в типо¬
графии Холлингера, где В. Либкнехт обнаружил се корректурный
экземпляр с поправками журналиста К. Блшгда. Наборщик А. Фё-
геле утверждал, что рукопись листовки была написана рукой
Блинда и передана им Холлингеру для опубликования. В листов¬
ке содержались факты, о которых Блинд говорил Марксу. Из
всего вышеизложенного следовало, что автором листовки является
Блинд, но он отрицал это 1П. В 1860 г. публицист Цабель обвинил
Маркса в том, что якобы он сам «сфабриковал от имени Блинда»
текст «Предостережения», а затем изобразил Блинда автором дан¬
ной листовки 112.
107 Там же, стр. 420—421.
108 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 29, стр. 28—29.
109 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 8, стр. 476.
110 К. Маркс ргФ. Энгельс. Сочинения, т. 10, стр. 7.
111 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 489—501;
т. 29, стр. 498—499.
112 См. К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 632.
8 Источниковедение
225
Маркс выступил с опровержением этих лживых обвинений.
Ряд выставленных им аргументов имеет серьезное научно-методо¬
логическое значение для разработки основ исторического источни¬
коведения. Как источниковед Маркс действовал следующим обра¬
зом: во-первых, он проанализировал то, что Блинд говорил ему о
Фогте, и установил, что тот сообщил факты; во-вторых, Маркс со¬
поставил данные факты с тем их <<пониманием», которое дается
в листовке, и пришел к выводу, что «в ней только сведен воедино
изустный и напечатанный Блинд; это есть сведенный воедино
Блинд». Отсюда делается заключение: независимо от того, явля¬
ется ли Блинд автором листовки, или нет, «он остается ответст¬
венным инициатором». Но затем Маркс приводит «документаль¬
ные, имеющие юридическую силу# доказательства» авторства
Блинда, ибо «быть автором и написать — действительно, разные
вещи». Эти доказательства таковы: листовка «написана почерком
Блинда...», передана в типографию им самим, «рассматривалась
Ф. Холлингером как плод творчества Блинда» пз.
В 1870—1871 гг., в период франко-прусской войны и Париж¬
ской Коммуны, появилось большое число подложных писем, воз¬
званий. манифестов от имени Интернационала, извращающих его
политическую позицию. От Маркса, которому лично приписывался
ряд документов, потребовалась большая работа по разоблачению
этих фальшивок. Он язвительно высказывался об органах «евро¬
пейской „добропорядочной печати44», которые «по-видимому, полу¬
чили директиву прибегать к подлогу, как к сильнейшему оружию
против Интернационала. В глазах этих честных поборников рели¬
гии, порядка, семьи и собственности преступление, именуемое
подлогом, не представляет собой ничего предосудительного» 113 114. Об¬
ращаясь в 1871 г. к редактору газеты «Verite», Маркс просил его
через посредство редактируемого им органа «предупредить фран¬
цузскую публику о том, что все манифесты, напечатанные в Пари¬
же от имени Интернационала со времени вступления войск фран¬
цузского правительства в Париж,— все эти манифесты, без иск¬
лючения, являются фальшивками» 115 116. В 1872 г. Маркс подал заяв¬
ление в редакцию газеты «Times» с опровержением опубликован¬
ной там заметки «Интернационал», воспроизводившей мнимый
циркуляр «Верховного Совета» Международного Товарищества
Рабочих с подписью Маркса «в качестве генерального секретаря».
Маркс указал, что циркуляр является фальшивым, так как «Гене¬
ральный Совет Международного Товарищества Рабочих никогда
не издавал такого циркуляра...», а он «не мог подписать ничего
подобного в качестве генерального секретаря, поскольку никогда
этой должности не занимал» П6.
113 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 29, стр. 498—499.
114 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 17, стр. 304.
115 Там же, стр. 408.
116 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 33, стр. 432.
226
Таким образом, в трудах Маркса и Энгельса разобрано большое
количество фальсификаций, вскрыт их политический характер и
показаны приемы их разоблачения.
Целый ряд приемов, посредством которых выявляются фальси¬
фикаты, не был изобретен Марксом и Энгельсом. Приемы эти при¬
менялись и до них и в научных исследованиях, и в судебной прак¬
тике. Заслугой Маркса и Энгельса является, во-первых, обогащение
и сведение этих приемов в определенную систему; во-вторых, ши¬
рокое применение их к документации новейшего времени, совре¬
менной основоположникам марксизма эпохи; в-третьих, умение
использовать научную экспертизу для решения задач политиче¬
ской борьбы. Последнее, пожалуй, особенно важно, ибо решение
политических вопросов, вставших в ходе острой революционной
борьбы средствами науки, научно разработанной источниковедче¬
ской методики, объективно показывало правду марксистской тео¬
рии и правильность действий тех, кто ее разделял, демонстриро¬
вало недоброкачественность приемов борьбы с коммунизмом со
со стороны его противников.
Таковы некоторые проблемы исторического источниковедения,
вытекающие из трудов Маркса и Энгельса, именно некоторые, ибо
богатство мыслей, выводов, фактов, содержащихся в работах клас¬
сиков марксизма, столь велико, что они могут служить основой для
ряда исследований на источниковедческие темы.
8*
ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС —ИССЛЕДОВАТЕЛЬ
(Опыт характеристики работы Ф. Энгельса над источниками
и литературой по истории Ирландии)
Л. И. Гольмап
Среди рукописного наследства Ф. Энгельса видное место зани¬
мают рукописи по истории Ирландии: готовая начальная часть
задуманной им обширной работы «История Ирландии»; общий
план книги; планы, отдельные фрагменты и наброски ее разделов,
в целом оставшихся ненаписанными; большое количество подго¬
товительных материалов. Из этих рукописей в настоящее время
опубликована лишь небольшая часть 1. Остальные хранятся в Цен¬
тральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при
ЦК КПСС.
Рукописные материалы Энгельса, наряду с его печатными про¬
изведениями, а также письмами, дают наглядное представление об
изучении соратником Маркса истории Ирландии. Перед каждым. 11 См. Ф. Энгельс. История Ирландии; он же. Из фрагментов к рабо¬
те «История Ирландии»; он же. Заметка для предисловия к сборнику ир¬
ландских песен. (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16); о н ж е.
Хронология Ирландии; он же. Выписки по истории Ирландии XVII и
XVIII веков; он же. Заметки к истории ирландских конфискаций («Архив
Маркса и Энгельса», т. X. М., 1948). Взгляды Маркса и Энгельса на отдель¬
ные периоды истории Ирландии и характеристика их соответствующих ру¬
кописных работ были даны автором этих строк в ряде статей, в том числе:
«Фридрих Энгельс — исследователь истории древних ирландцев» (Средние
века», вып. XIX. М., 1961); «Маркс и Энгельс о колониальном закабалении
Ирландии Англией в период английской буржуазной революции» («Из исто¬
рии марксизма. Сборник статей к 140-летию со дня рождения Фридриха
Энгельса». М., 1961); «Маркс и Энгельс о важнейших проблемах истории Ир¬
ландии в XVIII веке» («Из истории марксизма и международного рабочего
движения. К 14Г)-летию со дня рождения Карла Маркса». М., 1963); «Новые
данные о разработке. К. Марксом истории Ирландии» («История и историки.
Историография всеобщей истории». Сборник статей. М., 1966).
228
кто познакомится с ними, предстанет цельная, продуманная кон¬
цепция исторического развития «первой английской колонии»2,
концепция, объясняющая характер тех процессов, в результате ко¬
торых Зеленый остров превратился в колониальный придаток сво¬
его могущественного соседа, а вместе с тем и в мощный очаг
упорного многовекового сопротивления угнетению. Касается Эн¬
гельс и многих вопросов истории самой метрополии. Более того,
в ряде случаев ирландские материалы раскрывают формирование
и развитие его взглядов на важнейшие проблемы всемирной исто¬
рии начиная с первобытной эпохи. Много поучительного содержат
материалы Энгельса и для изучения эпохи капитализма. В них
дано марксистское понимание процесса колониального порабоще¬
ния экономически отсталых стран капиталистическими державами
на разных стадиях капиталистического развития, последствий ко¬
лониального угнетения, особенностей экономики и социального
строя колоний, характера, движущих сил и перспектив нацио¬
нально-освободительного движения. Немало интересного имеется
здесь и для характеристики отношения Энгельса к буржуазной ис¬
ториографии. Но особенно велико значение рассматриваемых ру¬
кописей для выяснения методов научной работы Энгельса: прие¬
мов анализа, первичной и окончательной обработки исторических
источников. В этом отношении ирландские материалы представ¬
ляют в рукописном наследии Энгельса нечто уникальное. Ни один
из других циклов сохранившихся рукописей Энгельса (по этногра¬
фии, истории древних германцев, военному делу, истории Англии,
Германии, Франции, России, по философии и естествознанию и
т. д.) не содержит столь концентрированного и разностороннего
материала, характеризующего его как историка-исследователя.
Ирландские рукописи, явившиеся, кстати говоря, исходным пунк¬
том для ряда выводов, сформулированных в «Происхождении
семьи, частной собственности и государства», показывают, что Эн¬
гельс опирался при решении кардинальных вопросов истории
прежде всего на первоисточники и в совершенстве владел приема¬
ми научной критики источников любой сложности. Они полностью
опровергают имеющиеся в ревизионистской и буржуазной литера¬
туре тенденциозные вымыслы о нем как писателе, якобы черпав¬
шем исторический материал даже не из вторых, а из третьих рук
и не утруждавшем себя исследованием первоисточников3.
2 См. Энгельс Марксу, 23 мая 1856 г.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Со¬
чинения, т. 29, стр. 43.
3 Н. К и п о w. Die Marxsche Geschichts- Gesellschafts- und Staatstiheorie.
Grundziige der Marxschen Soziologie, Bd. I. Berlin, 1920. Кунов изображает
Энгельса популяризатором Л. Моргана, не внесшим якобьт ничего ориги¬
нального в разработку первобытной истории (стр. 287, 291); F. Lucas. Die
Rozeplion Lewis II. Morgan durch Marx and Engels.— «Sacculum», Bd. 15,
Heft 2. Freiburg — Miinclicn, 1964, S. 157—160.
229
* * *
Для выявления характерных особенностей Энгельса как иссле¬
дователя поучительна уже сама история его работы над книгой об
Ирландии. Мысль осветить историю Ирландии в специальном
труде появилась у него в то время, когда ирландский вопрос при¬
обрел большую остроту в связи с усилением национально-освобо¬
дительной борьбы ирландского народа против английских колони¬
заторов и необходимостью выработки позиции Интернационала по
этому вопросу.
В сентябре 1869 г. Энгельс совершил путешествие по Ирландии,
судя по вспоминаниям дочери Маркса Элеоноры, уже со сложив¬
шимся намерением написать историю этой страны4. Из письма
Энгельса Марксу от 25 июля 1869 г. мьг узнаем, что Энгельс за
полтора месяца до поездки интересовался книгой Н. У. Сениора
«Дневники, беседы и опыты об Ирландии» 5. Несмотря на апологе¬
тические позиции автора — известного буржуазного вульгарного
экономиста, в ней имелись, по словам Энгельса, интересные при¬
знания относительно аграрных порядков и британской политики
в Ирландии. Это и побудило Энгельса сделать подробные выписки
из книги, спабженные резкими критическими комментариями6.
Со времени последнего посещения Энгельсом Ирландии в
1856 г. прошло почти 14 лет. Естественно, что, приступая к новой
работе, Энгельс захотел выяснить, какие перемены произошли за
это время в жизни страны. Тонкий наблюдатель, он во время сво¬
их путешествий не только подмечал бытовые стороны жизни, но
и улавливал особенности происходивших социальных процессов7.
Живые впечатления, дополняемые разносторонним исследователь¬
ским материалом, рассматривались им как один из важных кана¬
лов познания истории.
Поездка началась 6 сентября 1869 г. и продолжалась две с по¬
ловиной недели, в течение которых Энгельс посетил Дублин, Уик¬
лоу, Корк, Килларни, т. е. побывал в весьма важных в этногра¬
фическом и историческом отношении центрах страны. По возвра¬
щении в Манчестер Энгельс написал Марксу (27 сентября 1869 г.)
о результатах своей поездки. Он дал яркую характеристику поло¬
жения Ирландии. Указав на крупные сдвиги в ее экономике, про-
4 «Воспоминания о Марксе и Энгельсе». М., 1956, стр. 187.
5 К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 280.
6 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: N. W. S е n i о г. Journals, Con¬
versations and Essays relating to Ireland, vol. I—II. London, 1868 (ЦПАИМЛ,
ф. 1, on. 1, ед. xp. 2213).
7 Его путевые очерки — «Скитания по Ломбардии» (см. К. Маркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, изд. I, т. II. М.—Л., 1931, стр. 89—99). «Из Па¬
рижа в Берн», «Из путевых впечатлений об Америке» (см. К. Маркой
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 5, стр. 499—518; т. 21, стр. 484—486) —показы-
ают, как много извлекал Энгельс из своих путешествий для понпмапия спе¬
цифики той или другой страны.
230
изошедшие с 185(5 г., и, в частности, на возросшую с тех пор внеш¬
нюю торговлю8, Энгельс одновременно отмстил прогрессирующий
процесс обезземеливания ирландского крестьянства и обезлюдения
страны. В течение 20 лет в Ирландии происходил аграрный пере¬
ворот — переход от мелкокрестьянской аренды к крупному паст¬
бищному хозяйству лендлордов и зажиточных фермеров. Он сопро¬
вождался массовым сгоном крестьян с земли и эмиграцией значи¬
тельной части населения. Страна превратилась в скотоводческую
базу метрополии.
Энгельс обратил внимание и на засилье военщины, на факти¬
ческое осадное положение, которое, как и в 1856 г., он застал в Ир¬
ландии. «Везде признаки военного положения» 9,— отмечал он.
Традиционные военно-полицейские методы господства правя¬
щих классов Англии над ирландским народом особенно давали
себя знать в момент, когда еще не изгладились впечатления от вос¬
стания 1867 г., поднятого ирландскими мелкобуржуазными рево-
люционерами-фениями.
Путешествие по Зеленому острову окончательно укрепило Эн¬
гельса в намерении выступить с публичными разоблачениями анг¬
лийских колонизаторов и приоткрыть завесу над историей утверж¬
дения их владычества в Ирландии. В том же письме Марксу он
уже определенно говорит о своем плане написать работу об Ир¬
ландии и просит Маркса взять на себя переговоры насчет издания
книги с гамбургским издателем Отто Мейснером 10.
Решение издать новую книгу в Германии на немецком языке
было принято Энгельсом не случайно. Рассчитывать на то, что в
Англии найдется издатель, готовый напечатать работу, обличаю¬
щую английский колониальный режим в Ирландии, не приходи¬
лось. Следует сказать также, что, придавая в то время, как и
Маркс, ирландскому вопросу международное значение, Энгельс
стремился обратиться специально к континентальному читателю.
Он ставил цель рассеять господствующие на Европейском конти¬
ненте ложные представления о положении Ирландии, которые
читающая публика черпала, как правило, из шовинистических ра¬
бот английских буржуазных историков и публицистов, официаль¬
ных публикаций английского правительства, английской буржуаз¬
ной прессы.
8 См. К. М арке и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 300.
9 Там же.
10 «Ты, наверное, поедешь в Гамбург и увидишься с Мейснером? Если
да, то можешь упомянуть в разговоре, что я теперь работаю над Ирланди¬
ей и в свое время предложу ему кое-что» (там же). Из ответа Маркса вид-
по, что он с готовностью взялся выполнить эту просьбу. «С Мейснером бу¬
ду говорить о твоей книге»,—писал Маркс Энгельсу 30 сентября 1869 г.
(там же, стр. 301). Позднее, когда работа над «Историей Ирландии» значи¬
тельно продвинулась, Энгельс и сам вступил в контакт с Мейснером. Он со¬
общает об этом Марксу в письме от 7 марта 1870 г. (см. там же, стр. 375—
376).
231
Вернувшись из поездки в Ирландию, Энгельс принялся за осу¬
ществление своего замысла. Со многими проблемами ирландской
истории он был к этому времени уже достаточно хорошо знаком в
связи с работой над книгой «Положение рабочего класса в Анг¬
лии» и над статьями о национальном движении в Ирландии, на¬
писанными в 40-е годы11. Опираясь на эти знания, Энгельс при¬
ступил к собиранию необходимых исторических материалов, к под¬
бору и изучению источников и литературы. Переписка его с Марк¬
сом за последние месяцы 1869 г.— первую половину 1870 г. отра¬
жает напряженную работу над избранной темой. Он сообщает
Марксу о прочитанных книгах, разысканных в библиотеках доку¬
ментах, обнаруженных редких источниках, обменивается с ним
наблюдениями, обсуждает детали своего будущего сочинения.
Из писем видно, как настойчиво разыскивал Энгельс необхо¬
димые источники, с каким упорством он стремился изучить всю
литературу по той или другой проблеме, прежде чем взяться за не¬
посредственное написание соответствующих разделов труда.
Придавая большое значение книге Энгельса, Маркс всемерно
содействовал ее созданию. Он помогал Энгельсу в отыскании ис¬
точников, посылал ему парламентские отчеты с материалами ко¬
миссий, обследовавших в разное время положение в Ирландии,
памфлеты на ирландские темы и другие материалы 11 12. Из письма
Маркса Энгельсу от И мая 1870 г. видно, что он просмотрел свои
старые записи и конспекты по истории, чтобы найти в них полез¬
ный для Энгельса материал о социальных отношениях у кельтских
племен, в частности выписки из книги В. Ваксмута «История евро¬
пейских нравов», извлечения из работ археографа Дж. Уэра и
др.13 Дочь Маркса Элеонора делала по его просьбе для Энгельса
выписки об Ирландии из сочинений известного радикального пи¬
сателя У. Коббета 14.
Особую ценность для Энгельса представлял обмен мыслями с
Марксом. В письмах этого времени они касаются вопросов о ро¬
довом строе кельтов Ирландии и Уэльса, английском завоевании
Ирландии, политике Кромвеля, процессах, происходивших в ир¬
ландской деревне, и т. д. Превосходный знаток ирландской исто¬
рии, осветивший ее в своих выступлениях по ирландскому вопросу
в Интернационале, Маркс обращал внимание Энгельса на главные,
поворотные пункты развития этой страны. Примером может слу¬
жить его письмо от 10 декабря 1869 г., в котором он указывает Эн¬
гельсу на значение периода подъема националыто-освободительно-
11 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 266—267, 296—
298, 491—495; т. 4, стр. 398—403.
12 См., например, письма Маркса Энгельсу от 6 ноября, 10 и 17 декабря
1869 г., 19 апреля, 10 мая 1870 г. (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочине¬
ния, т. 32, стр. 309, 337—338, 342—343, 399, 417).
13 См. там же, стр. 419—420.
14 См. там же, стр. 309.
232
го движения в конце XVIII в. (1779—1800 гг.) 15. Не исключено,
что именно для Энгельса предназначалась посвященная этому пе¬
риоду ирландской истории обширная рукопись, над которой Маркс
работал в октябре — ноябре 1869 г.16
«История Ирландии» не была завершена. Этому помешали
франко-прусская война и многочисленные обязанности Энгельса
в Генеральном совете Интернационала, членом которого он стал
после переезда из Манчестера в Лондон осенью 1870 г. В конце
июля 1870 г. работа над книгой была прервана, н в дальнейшем
Энгельсу не представилась возможность ее возобновить. Тем не
менее к этому времени он закончил в основном собирание и пред¬
варительную обработку материалов и приступил к написанию от¬
дельных глав. Из написанного отрывка и подготовительных руко¬
писей явствует, что у Энгельса имелась продуманная схема бу¬
дущей книги и что он приступил к литературному оформлению ма¬
териала. Вся работа, как это видно из составленного Энгельсом
общего плана, должна была состоять из четырех обширных глав,
причем две последние дробились в свою очередь на крупные раз¬
делы и подразделы 17.
Первая глава, полностью законченная Энгельсом, посвящалась
природным условиям Ирландии 18. Вторая глава — «Древняя Ир¬
ландия» не была закончена. Энгельсу удалось написать лишь ее
начальную часть, осветив вопросы о происхождении ирландцев,
о распространении в Ирландии христианства, о кельтско-ирланд¬
ской церковной культуре VI —IX вв., о борьбе ирландцев против
нашествия норманнов19. Судя по сохранившемуся плану этой
главы, она должна была содержать обзор истории Ирландии до
вторжения англичан во второй половине XII в., а также подроб¬
ную характеристику социального строя ирландского общества в пе¬
риод до английского завоевания20. В написанном отрывке изло¬
жение событий доводится до битвы ирландцев с норманнами при
Клонтарфе (1014 г.), знаменовавшей собой крушение господства
15 См. там же, стр. 337—338. Помимо статей на ирландские темы для
«New-York Daily Tribune», раздела об Ирландии в первом томе «Капитала»
и писем, сохранилось большое количество рукописных материалов Маркса
об Ирландии: наброски докладов и речей, выписки из книг, газет и журна¬
лов, пометки на полях различных работ. Некоторые из рукописей Маркса
опубликованы, в частности набросок подготовленной речи для заседания
Генсовета Интернационала 26 ноября 1867 г. и набросок доклада в Лондон¬
ском коммунистическом просветительном обществе немецких рабочих 16 де¬
кабря 1867 г. (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 459—
478).
16 См. нашу статью: «Новые данные о разработке К. Марксом истории
Ирландии» («История и историки». М., 1966).
17 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 719.
18 См. там же, стр. 481—503.
19 См. там же, стр. 504—522.
20 См. Ф. Э н г е л ь с. План второй главы и фрагменты к работе «Исто^
рия Ирландии» («Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 100—106)
233
скандинавов над Ирландией. Рукопись обрывается как раз па том
месте, где Энгельс, согласно плану, должен был перейти к описа¬
нию кланового строя, земельной собственности и законов21. Эта
оставшаяся ненаписанной часть главы должна была стать основ¬
ной. Для нее он успел написать лишь несколько отрывочных фраг¬
ментов, которые вместе с некоторыми его подготовительными ма¬
териалами отчасти восполняют этот пробел. Несколько написанных
фрагментов предназначалось для последующих глав 22.
Третья и четвертая главы — «Английские завоевания» п «Анг¬
лийское господство» — не были начаты Энгельсом, хотя материал
для них был в значительной мере собран. Они должны были охва¬
тить историю Ирландии со времени основания первоначальной
английской колонии в юго-западной Ирландии (так называемого
«Пейла», или «Ограды») в конце XII в. до современных Энгельсу
событий. Третья глава подразделялась на следующие разделы:
«1) Первые вторжения, 2) Пейл и область туземной Ирландия
[Irishry]. 3) Покорение и экспроприация. 152...— 1691» 23. Особое
внимание здесь предполагалось уделить, как об этом говорят под¬
готовительные материалы, третьему разделу, посвященному ис¬
тории Ирландии во времена английского абсолютизма (Тюдоры и
Стюарты), буржуазной революции середины XVII в., реставрации
и «славной» революции (с начала XVI в. до 1691). Это была эпоха
окончательного утверждения английского господства в Ирландии,
отмеченная мощпыми попытками ирландского народа свергнуть
иноземное владычество (восстания 1641 —1652 и 1688—1691 гг.).
В первом разделе последней главы намечалось дать представ¬
ление об Ирландии XVIII в. вплоть до 80-х годов — времени дей¬
ствия в Ирландии кровавых карательных законов, явившихся од¬
ним из средств колониального владычества Англии. Раздел, ос¬
вещающий историю Ирландии в этот период, так и был озаглавлен
Энгельсом: «Карательные законы». Период подъема ирландского
национально-освободительного движения в последние десятилетия
XVIII в., предшествовавший принятию колонизаторской англо¬
ирландской унии 1801 г., после подавления ирландского восстания
1798 г., Энгельс выделил в особый, второй раздел главы, назвав
его: «Восстание и уния. 1780—1801». Это соответствовало пред¬
ложению Маркса в упомянутом выше письме от 10 декабря 1869 г.,
в котором он советовал Энгельсу посвятить этим событиям специ¬
альный раздел своей книги. Наконец, в последнем разделе «Ир¬
ландия в составе Соединенного Королевства» Энгельс намечал ос¬
ветить историю Ирландии от англо-ирландской унии 1801 г., лик¬
21 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 518—522; «Ар¬
хив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 100.
22 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 101—106, а также К. М а ркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 523—524 (в Сочинения вошло лишь не¬
сколько из этих фрагментов).
23 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 719.
234
видировавшей автономный ирландский парламент, до 1870 г. Этот
промежуток времени Энгельс в свою очередь предполагал подраз¬
делить на два периода: «Период мелкого крестьянства. 1801 —
1846» и «Период искоренения. 1846—1870» 24. Так выразительно
были охарактеризованы начавшийся в 1846 г. сгон мелких аренда¬
торов с земли и их массовая эмиграция. Деление на главы и раз¬
делы, как нетрудно заметить, соответствовало разработанной
самим Энгельсом научной периодизации истории Ирландии. Хро
нологичсскими вехами служили этапы превращения ее в колонии
Англии и важнейшие рубежи ее социально-экономической и по¬
литической истории, а также борьбы за независимость25.
Помимо завершенной части «Истории Ирландии», сохранились,
как уже говорилось, чрезвычайно обширные подготовительные
материалы к ней. Они составляют значительную часть 15 объеми¬
стых тетрадей большого формата с выписками, не считая фраг¬
ментов и заметок на отдельных листках, а также газетных вырезок.
Все тетради пронумерованы Энгельсом римскими цифрами и про-
пагинированы им. На первой странице обычно перечислены загла¬
вия книг, выписки из которых сделаны в данной тетради26.
Заполняя свои тетради, Энгельс не мог строго соблюдать хро¬
нологическую последовательность, хотя и стремился к этому27.
Многие важные материалы по уже изученным периодам попали
ему в руки позднее, и он должен был вновь возвращаться в своих
записях к ним. Тетради с выписками отражают эти вынужденные
«зигзаги» в работе Энгельса, те трудности с розысками источни¬
ков, с которыми он столкнулся, его стремление охватить новую,
только что вышедшую литературу по проблеме 28.
Выписки Энгельса носят различный характер, в зависимости от
важности материала: иногда это подробные конспекты, занимаю¬
щие десятки страниц, нередко в нескольких тетрадях (например,
выписки из книг Дж. Прендергаста, Э. Уэйкфилда и др.) 29, иног-
24 Там же.
25 Эта периодизация почти целиком совпадает с той, которую наметил
Маркс в наброске своего доклада по ирландскому вопросу 16 декабря 1867 г.
(см. там же, стр. 466—473).
26 Из них лишь несколько работ не имеет прямого отношения к исто¬
рии Ирландии, например: «История Польши» И. Лелевеля (выписки из нее
сделаны в IV тетради), «Введение в историю маркового, подворного, сель¬
ского и городского устройства и общественной власти» Г. Маурера (конс¬
пект в VIII тетради), «История Франции» А. Мартена (XV тетрадь) и др.
Подавляющее количество материалов в этих тетрадях, однако, относится
именно к Ирландии и было собрано в 1869—1870 гг.
27 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 341.
28 См. там же, стр. 314, 329-330, 340-343, 348-349, 351-352, 356, 389,
405—406 и др.
29 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: J. Prendorgast. The Crom¬
wellian Settlement of Ireland. London, 1865; Ed. Wakefield. An Account;
of Ireland, Statistical and Political, vol. I—II. London, 1812 (ЦПА ИМЛ, ф. 1,
on. 1, ед. xp. 2553, 2598, 2589, 2598).
235
Да — небольшие извлечения. Весьма подробно были обработаны
Энгельсом издание древних законов, сочинения Гиральда Кам-
брийского, трактаты Э. Спенсера, Дж. Дэвиса и т. д.30 Цитаты,
приводимые Энгельсом, как правило, на языке оригинала, в том
числе на древнеирландском, древнескандинавском, классической
и средневековой латыни, перемежаются с его собственным изло¬
жением (чаще всего на немецком языке, но нередко и на англий¬
ском). В выписках и конспектах встречается много замечаний Эн¬
гельса: критические высказывания в адрес авторов или публика¬
торов источников, исторические, филологические, терминологиче¬
ские соображения, исторические аналогии и т. д.
По подготовительным материалам Энгельса можно составить
довольно ясное представление об использованных им источниках
и тех проблемах, которые он намеревался осветить в ненаписан¬
ных главах своей работы31.
* * *
К разработке ирландской истории Энгельс подошел всесторон¬
не и глубоко. Он стремился изучить все стороны жизни ирландско¬
го народа как в прошлом, так и в настоящем, культуру, литерату¬
ру и язык ирландцев. Для своей работы, помимо исторических тру¬
дов, он привлекает исследования по археологии и этнографии, гео¬
логии, географии, агрономии, статистике, политической экономии,
лингвистике, истории литературы и философии. Первостепенное
значение придавал Энгельс первоисточникам, подчеркивая в пись¬
ме Марксу от 29 ноября 1869 г., что «из них можно почерпнуть
бесконечно больше, чем из обработок, которые делают туманным
и запутанным все, что там ясно и просто» 32.
Почти все виды исторических источников были критически
сзучены Энгельсом: описания археологических памятников, сред¬
невековые анналы и хроники, сборники древних законов, свиде¬
тельства древних и средневековых писателей, записки путешест¬
30 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: «Ancient Laws and Institutes of
Ireland», vol. I—II. Dublin — London, 1865, 1869. «Giraldus Cambrensis Opera»,
vol. V. London, 1867; Ed. Spencer. A. View of the State of Ireland.— «Anci¬
ent Irish Histories. The Works of Spenser, Campion, Hanmer and Marlebur-
rough», vol. I—II, Dublin, 1809; J. Davies. Historical Tracts, London, 1787.
(ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2645, 2541, 2549, 2553).
31 Некоторые из них в тетради с выписками не вошли. Так, из других
материалов (письма Марксу, библиографический список, написанные фраг¬
менты) известно, что Энгельс широко пользовался книгой А. Юнга «Путе¬
шествие по Ирландии», документами политических деятелей XVII в.
Т. Страффорда, Дж. Тсорло, памфлетами Дж. Свифта и др. источника¬
ми, специальных выписок из которых он, видимо, не сделал (см. К. Маркс
и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 489—493; «Архив Маркса и Энгель¬
са», т. X, стр. 183, 218, 219, 253, 255, 256, 259; ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр.
2556).
32 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 329.
236
венников, памятники фольклора, официальные акты и переписка
государственных деятелей, парламентские отчеты, статистические
сборники и экономические трактаты, мемуары, памфлеты, пресса.
В поисках материалов Энгельс производит тщательное обсле¬
дование фондов манчестерских библиотек, пользовавшихся весьма
хорошей репутацией в Англии. В Чэтамской библиотеке (Che-
tham’s Library), основанной еще в 1653 г., имелась богатая коллек¬
ция старинных книг и рукописей33. Вольная библиотека (Free
Library), хотя и основанная значительно позднее, в 1852 г., также
располагала богатыми историческими фондами. В обеих этих биб¬
лиотеках Энгельс работал. В обширном списке источников и лите¬
ратуры, составленном Энгельсом (он охватывает 150 названий),
против многих названий проставлены инвентарные номера или
шифры Чэтамской и Вольной библиотек34. Пользовался он и дру¬
гими библиотеками, как это видно из писем Марксу от 24 октября
1869 г. и 19 января 1870 г.35 Ряд книг Энгельс приобрел через бу¬
кинистов и книготорговцев.
Из библиографического списка и из знакомства с самим ходом
работы Энгельса явствует, однако, что многие исторические источ¬
ники не были, да и не могли быть доступны Энгельсу. Рукопис¬
ный материал по истории Ирландии в то время находился, как
правило, в частных руках. Доступ в государственные архивы был
весьма затруднен, а в библиотеки попадало лишь немногое. В боль¬
шинстве случаев они располагали лишь книжными фондами. В де¬
ле собирания и публикации источников по истории Ирландии, осо¬
бенно собственно ирландских, к этому времени не было достигнуто
большого прогресса. Здесь сказывалось и пренебрежительное от¬
ношение официальных лиц к ирландской истории, и шовинистиче¬
ские предрассудки представителей английского буржуазного уче¬
ного мира. То немногое, что было издано, было обязано своим по¬
явлением усилиям некоторых любителей древности XVII и
XVIII вв. (Дж. Уэр, Дж. Харрис и др.) и ирландских патриотов-
энтузиастов: в XVIII в.— Чарлза О’Конора и Дж. Керри, в
XIX в.— крупнейшего ирландского историка и филолога Дж. О’До¬
нована. Разумеется, почти все опубликованные источники Энгель¬
сом были учтены и изучены.
Некоторые авторы книг, использованных Энгельсом, приводили
целиком или в выдержках множество документов. Их работы гра¬
ничили в этом отношении с публикациями источников. Такой ха¬
рактер, например, носила изданная в 1813 г. книга Мэтью О’Конора
88 О работе Энгельса, а также Маркса (во время посещения Манчестера
в 1845 г.) в этой библиотеке см.: И. А. Б а х. Чэтамская библиотека в Манче¬
стере. См. издаваемый Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС
«Научно-информационный бюллетень сектора произведений К. Маркса и
Ф. Энгельса», 1959, № 3, стр. 62—66.
34 ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 2556.
35 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 303, 348.
237
«История ирландских католиков» зб. Автор пространно цитиро¬
вал в ней материалы из редкой коллекции исторических докумен¬
тов своего деда, ирландского патриота XVI11 в. Чарлза О’Конора.
Большим документальным богатством отличались книги Дж. Прен-
дергаста «Кромвелевское устроение Ирландии» и Дж. Мэрфи «Ир¬
ландия, ее промышленность, политический строй и социальные от¬
ношения» 37. К некоторым работам, изученным Энгельсом, были
даны большие документальные приложения. Так, в трехтомном
труде английского историка Томаса Кэрта (жил в конце XVII —
начале XVIII в.) «Жизнеописание герцога Ормонда» часть 2-я
II тома и весь III том состояли из публикации переписки и доку¬
ментов этого видного участника бурных событий в Ирландии пе¬
риода английской буржуазной революция, командующего роялист¬
скими вооруженными силами на Зеленом острове. В выписках Эн¬
гельса из книги Кэрта многие извлечения сделаны именно из этих
разделов труда38.
Работая над «Историей Ирландии», Энгельс с большим внима¬
нием отнесся к свидетельствам очевидцев начиная от средневеко¬
вого хрониста Гиральда Камбрийского, посетившего Ирландию в
1185 г. в свите принца Иоанна (будущего короля Иоанна Беззе¬
мельного), и путешественников XVI—XVII вв.,—англичанина
Ф. Морисона и француза Ля Буллэ ле Гу — и кончая писателями
XVIII и XIX вв., побывавшими в этой стране и оставившими ее
описания: знаменитым Артуром Юнгом, крупным агрономом и
статистиком Уэйкфилдом, немцев Колем и др.39
Сведения путешественников Энгельс считал важным историче¬
ским источником, требовавшим, разумеется, серьезного критическо¬
го отношения. Интересен в этом смысле его отзыв об описании Ир¬
ландии, составленном в начале 40-х годов XIX в. Колем: «Коль —
типичный мелкобуржуазный бременский филистер — самодоволь¬
ный, легковерный, плоский. Он выставляет напоказ свою ученость,
но делает промахи. Однако он много путешествовал и обладает
36 М. О’С о п о г. The History of the Irish Catholics from the Settlement in
1691 with a View of the State of Ireland from the Invasion by Henry II to the
Revolution. Dublin, 1813. Выписки Энгельса из этой работы см.: «Архив
Маркса и Энгельса», т. X, стр. 157—248.
37 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: J. Prendergast. Cromwellian
Settlement of Ireland; J. Murphy. Ireland industrial, political, and social. Lon¬
don, 1870 (ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2553, 2598, 2672).
38 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: Th. Carte. A History of the
Life of James Duke of Ormonde from his Birth in 1610, to his Death in 1688,
vol. I—III. London, 1735—1736 (ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2555).
39 Из работ большинства упомянутых авторов Энгельсом были сделаны
выписки: см. Ф. Энгельс. Выписки из книг: «Giraldus Cambrensis Opera»,
vol. V; «Tour of M. de la Boullaye le Gouz in Ireland 1644». London, 1837 (no
французскому изданию, вышедшему в Париже в 1653 г.); Ed. Wakefi¬
eld. An Account of Ireland, Statistical and Political; J. G. Kohl. Reisen in
Ireland, Bd. I—II. Dresden und Leipzig, 1843 (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp.
2541, 2589, 2598, 2540).
23S
наблюдательностью. Он — чуть ли не последний европейский пу¬
тешественник старого типа; после него — железные дороги» 40.
Широко использовал Энгельс памфлетную и мемуарную лите¬
ратуру (памфлеты на ирландские темы Дж. Свифта, дневник ир¬
ландского революционера XVIII в. Т. Уолфа Тона и др.). Из кни¬
ги Дж. Баррингтона (деятеля конца XVIII в.) «Очерки о моем вре¬
мени по личным наблюдениям» Энгельс сделал выписки41.
Разрабатывая историю Ирландии, Энгельс не мог опереться ни
на одно исследование, дающее научную интерпретацию историче¬
ского развития этой страны в целом. Работы английских буржуаз¬
ных историков и экономистов, которыми он пользовался (книги
Дж. Гордона, Э. Ледвича, Г. Смита, упомянутые «Дневники»
Н. Сениора, «История Англии» знаменитого Т. Маколея, в ко¬
торой немало страниц отводилось ирландским событиям, и др.),
искажали ирландскую историю в духе апологетики колонизаторов
и отражали высокомерие господствующих классов Англии по от¬
ношению к покоренному народу. Выписки из этих работ, как это
явствует из многочисленных критических замечаний, Энгельс со¬
ставил не столько с целью уяснения истории Ирландии, сколько
для того, чтобы разоблачить ее колонизаторскую интерпретацию 42.
Не могли удовлетворить Энгельса и более объективные, часто
неплохо документированные, но наивные и устаревшие по своим
концепциям, несовершенные с точки зрения критики источников
и несвободЕпле от романтического приукрашивания старины книги
ирландских авторов, вроде упомянутой работы Мэтыо О’Конора
или четырехтомной «Истории Ирландии» ирландского поэта Тома¬
са Мура (вышла в 1835—1846 гг.). Из этих книг, как и из работ,
посвященных более узким периодам или специальным вопросам
(в частности, о церковной архитектуре Ирландии в древности ир¬
ландского археолога Петри или о современной Энгельсу Ирландии
с историческими экскурсами Дж. Мэрфи, Дж. Годкина, Дж. Фиц-
гиббона, И. Батта и др.43), Энгельс в основном мог черпать лишь
факты, но отнюдь не толкование исторического процесса. Энгельс
40 ЦП А НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 2540.
41 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: J. Barrington. Personal
Sketches of his own Times, vol. I—II. London, 1869 (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1,
сд. xp. 2524).
42 Подробное об этом см.: Л. И. Гольман. Разоблачение Ф. Энгельсом
буржуазных фальсификаторов истории Ирландии.— «Новая и новейшая ис¬
тория», 1960, № 3.
43 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: G. Petrie. The Ecclesiastical
Architecture of Ireland, anterior to the Anglo-Norman Invasion. Dublin, 1845;
J. G о d k i n. The Land-War n Ireland. London, 1870; G. Fitzgihbon. Ire¬
land in 1868, the Battle-Field for English Party Strife. London 1868 (ЦПА
ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2553, 2629, 2616). О выписках из книги Мэрфи
см. выше. Из книги I. Butt. The Irish people and the irish land: a letter
to lord Lifford (Dublin, 1867). Энгельс выписок, по-видимому, не сделал,
однако эту книгу он читал и намеревался использовать в своей работе (см.
K. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 302).
239
сам отмечал, в письме Боркхейму за март 1872 г. отсутствие руко¬
водств, из которых можно было бы сразу составить представление
об общем ходе истории Ирландии 44.
В большей степени, чем при разработке других исторических
проблем, Энгельсу приходилось здесь самому распутывать клубок
ирландской истории, преодолевая традиционные неправильные
представления, исходившие прежде всего от английской буржуаз¬
ной, а отчасти и от ирландской националистической историографии.
Он должен был не только заново создавать общую концепцию исто¬
рии Ирландии, вырабатывать научную периодизацию, но зачастую
и самостоятельно восстанавливать истинный ход тех или иных со¬
бытий.
Изучение ирландской истории, особенно древней, требовало от
исследователя широких филологических знаний. Необходимо было
владеть не только древними и новыми языками, но и быть во все¬
оружии лингвистической науки, уметь пользоваться методом срав¬
нительного историко-филологического анализа источников, напи¬
санных на разных языках. Нужно было разобраться в этнографи¬
ческой и исторической терминологии, употребляемой в сочинениях
античных — греческих и латинских — авторов, которые оставили
сведения об Ирландии и ее жителях, средневековых хронистов, пи¬
савших на средневековой латыни, в памятшшах фольклора. Всеми
этими данными исследователя обладал великий пролетарский уче¬
ный. Огромная филологическая эрудиция Энгельса позволила ему
заняться самыми сложными проблемами, связанными с выяснени¬
ем различных древних и средневековых наименований Зеленого
острова и его населения, а также происхождения отдельных обще¬
ственных институтов, и с установлением тех или иных древнейших
исторических событий. С этой целью Энгельс привлек к изучению
свидетельства об Ирландии Диодора Сицилийского, Страбона, Пли¬
ния, Солина, Аммиана Марцеллина и других античных писателей,
исторические произведения средневековых авторов: Исидора Се¬
вильского, Беды Достопочтенного, Эйнхарда, Альфреда Великого,
Ненния, Бернара Клервоского, Гиральда Камбрийского и др.45
Широко использовал он и исландские саги как источник, отразив¬
ший героические страницы борьбы ирландцев против нашествия
скандинавских викингов в IX—XI вв.
Наибольшие трудности для Энгельса представляли собой текс¬
ты самих ирландских источников; анналов, древних ирландских
законов, памятников фольклора. Ирландский язык и литература,
в том числе древнего и средневекового периодов, относились к чис¬
лу не только весьма сложных, но и гонимых. Английские власти
еще с XVI в. стремились вытравить на Зеленом острове всякие сле¬
44 См. К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 33, стр. 348.
45 См. Ф. Энгельс. История Ирландии.— К. Маркс и Ф. Энгельс.
Сочинения, т. 16, стр. 509, 511—514.
240
ды национальной культуры. В результате этого ирландский язык
был почти забыт, а публикации памятников ирландской письмен¬
ности, как уже говорилось, были крайне редки, хотя существовали
в довольно большом числе рукописи, содержавшие образцы древ¬
ней и средневековой ирландской литературы. Научный уровень
значительной части этих изданий был чрезвычайно низок, особен¬
но неудовлетворительны были переводы и комментарии. Энгельсу
сего тонким филологическим и историческим чутьем нетрудно бы¬
ло в этом убедиться.
Так он быстро установил ненадежность «в отношении текста и
перевода» четырехтомного издания ирландских анналов «Rerum
Hibernicarum Scriptores Veteres», выпущенного в 1814 и 1825—
1826 гг. 46 Зато высоко оценил он работу Джона О’Донована, осуще¬
ствившего в 50-е годы XIX в. первое научное издание основного
ирландского летописного свода «Анналов четырех магистров» и вы¬
пустившего научную грамматику ирландского языка47.
Овладение в короткий срок ирландским языком сделало для
Энгельса доступными ирландские источники и значительно расши¬
рило возможности историко-филологического анализа. При этом
ирландский язык Энгельс изучал не в отрыве от других кельтских
языков. Одновременно он овладевал языком правовых и летопис¬
ных («Триады») источников кельтов Уэльса48. Древнюю Ирлан¬
дию Энгельс рассматривал как часть кельтского мира.
Исследуя исторические явления, Энгельс проявил огромное на¬
учное дарование как критик исторических источников и интерпре¬
татор сведений, почерпнутых из исторической и другой лите¬
ратуры.
С источниковедческой точки зрения представляет интерес ха¬
рактеристика, которую Энгельс дал во второй главе «Истории Ир¬
ландии» источникам по раннему ирландскому средневековью. Важ¬
ны и сам факт введения Энгельсом краткого источниковедческого
очерка в историческую работу, и то, что высказано им в связи с
этим о разного типа источниках, об их достоверности, о принципах
их использования.
Прямые и косвенные свидетельства античных авторов, несмот¬
ря на всю скудость содержащихся в них сведений, Энгельс считал
необходимым источником для выяснения хотя бы в самых общих
чертах особенностей ирландского общества в древний период. Он
намеревался использовать для этого описание обычаев родственных
кельтам Ирландии древних галлов, оставленное Юлием Цезарем49.
43 См. там же, стр. 504, 721.
47 Сохранились выписки Энгельса из этой грамматики (ЦП А ИМ Л, ф. 1,
on. 1, ед. хр. 2673).
48 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 514.
49 Сохранились и выписки Энгельса из книги Юлия Цезаря «De bello
gallico», сделанные в связи с занятиями историей Ирландии (ЦПА НМЛ,
ф. 1, on. 1, ед. хр. 2524).
241
В то же время он отмечал односторонний и неточный характер суж¬
дений некоторых древних авторов об Ирландии, особенно когда они
были основаны не на личных наблюдениях. К числу таких сужде¬
ний Энгельс, в частности, относил мнение римского писателя Пом-
пония Мелы (I в. н. э.) о том, что климат Юверны (одно из древ¬
них наименований Ирландии) неблагоприятен для созревания по¬
севов 50. Столь же критического отношения заслуживают, по мне¬
нию Энгельса, и многие суждения об Ирландии средневековых
авторов, особенно в период, когда в глазах церковных деятелей
Европы религиозные обычаи ирландцев стали представляться ере¬
тическим отклонением от католической ортодоксии. В одном из
фрагментов к «Истории Ирландии» Энгельс, например, специаль¬
но подчеркивает тенденциозность суждений о Зеленом острове из¬
вестного французского церковного писателя XII в. Бернара Клер-
воского, который «никогда не бывал в Ирландии» 51.
Довольно обстоятельную характеристику дает Энгельс ирланд¬
ским анналам, выделяя среди них «Анналы аббата Тигернаха»
(умер в 1088 г.), «Ольстерские анналы», «Инисфаленские анналы»
и особенно «Анналы четырех магистров» (составлены в 1632—
1636 гг.). Ему удалось определить ту грань, где мифологическая
часть переходила в достоверную передачу фактов. Работая над ан¬
налами, он не последовал за английскими историками Э. Ледвичем,
Дж. Гордоном, Г. Смитом и др., проявившими тенденциозный скеп¬
тицизм к сведениям ирландских летописных источников. Однако и
наивное легковерие романтической ирландской историографии,
объявившей летописные легенды «существенной составной частью
ирландского патриотизма» 52, не удовлетворяло Энгельса. Он тре¬
бовал критической проверки версий различных ирландских анна¬
лов путем их взаимного сопоставления и сопоставления с другими
источниками, в частности с исландскими сагами. Образец такого
сопоставления Энгельс дал, разбирая обстоятельства битвы при
Клонтарфе. Он убедился, что различные версии, исходящие от вра¬
ждебных сторон и записанные в разное время, тем не менее совпа¬
дали даже в деталях, когда речь шла о ходе сражения и об именах
его участников. Благодаря этому Энгельс получил дополнительное
доказательство достоверности ирландских летописных источ¬
ников 53.
Как установил ирландский археолог Петри, сообщения анналов
совпадают с данными древней ирландской эпиграфики. Однако све-
50 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочипения, т. 16, стр. 496—497.
51 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 103. Об Ирландии и ирландской
церкви Бернар Клервоский говорит в написанном им «Житии св. Малахия»
(см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 509).
52 К. Маркс п Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 505, об ирланд¬
ских анналах см. там же, стр. 504 — 506.
53 См. там же, стр. 518—521.
Дения, сообщаемые анналами, подчеркивает Энгельс, касаются, как
правило, внешних явлений, вроде смены различных лиц на пре¬
столе, войн, набегов норманнов, стихийных бедствий, эпидемий
и т. д. О внутренней социальной жизни они почти ничего не гово¬
рят. Энгельс считал необходимым комплексное изучение всех ис¬
точников для выяснения социальных процессов этого, да и других
периодов. «Если бы были изданы все памятники писаного права
Ирландии,— отмечал он,— то эти анналы приобрели бы совершен¬
но иное значение; многие сухие заметки предстали бы в новом све¬
те, благодаря разъясняющим местам из сборников законов» 54.
Не отбрасывал Энгельс и легендарную часть анналов, подчер¬
кивая важность выделения из мифов и легенд элементов подлинно¬
го древнего народного предания, отражавшего черты народной
жизни в прошлом55. Примером научной интерпретации этой ча¬
сти ирландских анналов и данных фольклора служат суждения
Энгельса по поводу преданий о первоначальных аборигенах Зе¬
леного острова и последующих поселенцах, об их историческом
и этническом происхождении. Сопоставление древних терминов,
упоминавшихся в ирландских анналах и других исторических
источниках, с терминами современных древнеирландскому язы¬
ков — латыни, готского языка — убедило Энгельса в несостоятель¬
ности традиционного в ирландской исторической литературе наив¬
ного отождествления полулегендарных иберийских племен, насе¬
лявших в древности Ирландию,— фирболгов и туата-де-
данапнов — с континентальными белгами и греческими д а-
найцами56. В то же время применение сравнительного фило¬
логического метода и сопоставление источников позволили ему
установить тождество ирландских кельтов — скоттов, заселив¬
ших Ирландию еще до новой эры и ассимилировавших прежнее
население, с фигурировавшими в уэльских источниках г в и д-
диль-ффихти, часть которых уже с III в. н. э. начала пере¬
селяться в соседнюю Альбанию (тогдашнее название Шотландии)
и позднее дала имя этой стране57.
Интерес Энгельса к немногочисленным в то время археологиче¬
ским работам об Ирландии58, к древней ирландской литературе
свидетельствует о том, что он придавал большое значение проверке
и дополнению сведений письменных источников данными археоло¬
гии и фольклора.
Исключительную ценность правовых источников для изучения
общественного строя различных народов в период раннего средне-
54 Там же, стр. 506.
55 См. там же, стр. 505.
56 См. там же, стр. 510.
57 См. там же, стр. 513—514.
68 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: G. Petrie. The Ecclesiastical
Architeclnrc of Ireland... (ЦПА ИМЛ. ф. 1, on. 1, ед. xp. 2553).
243
ЁеКовья Энгельс продемонстрировал на примере одного из главных
сборников древних правовых установлений Ирландии (записей
обычного права) «Шенхус Мор» («Великая книга»). В то время
была издана лишь часть, правда основная, этого сборника в виде
двух книг собрания древних ирландских законов 59. В последующие
годы выпуск этой серии продолжался. Характеристика, которую
Энгельс дал этому сборнику, в значительной мере основана на его
собственном анализе текста древних ирландских законов. Издатели
У. Н. Ханкок и Т. О’Махони (они сменили умершего О’Донована,
первоначально привлеченного к подготовке издания) по сущест¬
ву ограничились внешним описанием этого памятника древнего
права и воспроизведением полулегендарной истории его появления
(инициативу кодификации ирландского права легенда приписыва¬
ет знаменитому христианскому миссионеру V в. патрону Ирландии
св. Патрику). Энгельс показал, что сохранившийся текст (древней¬
шие списки восходят к началу XIV в.) отражает разновременные
записи ирландских законов и правовых обычаев, из которых наи¬
более архаические относятся к дохристианским временам, к пер¬
вым векам нашей эры, а другие — к разным периодам, вплоть до
первых столетий после английского вторжения во второй полови¬
не XII в.
Таким образом, Энгельс установил разновременное происхож¬
дение различных элементов текста, в известной степени отразив¬
ших эволюцию, хотя и весьма медленную, ирландского права. При¬
меняя историко-филологические критерии, Энгельс определил раз¬
личные исторические напластования в тексте собрания «Шенхус
Мор», отделив наиболее архаические правовые формулы, написан¬
ные в стихах, от более поздних прозаических вставок и еще более
поздних, как в этом Энгельса убедил их язык, комментариев и
глосс 60.
Общую оценку опубликованной части «Шенхус Мор» Энгельс
резюмировал в следующих словах: «Мы получаем из этого сборни¬
ка много ценных сведений о жизни общества того времени, но по¬
ка не выяснено большое количество терминов и не опубликованы
остальные рукописи, многое остается неясным» 61. В этом выска¬
зывании выражено понимание всей важности научного раскрытия
терминов и понятий, зафиксированных в древних правовых источ¬
никах, и опять-таки их комплексного, сравнительного изучения.
При работе над древними законами и другими источниками
проявилась и другая важная черта Энгельса как исследователя —
его резко отрицательное отношение к моцернизаторской тенденции
59 «Ancient Laws and Institutes of Ireland». Обстоятельные комментиро¬
ванные выписки Энгельса из издания этих законов см.: ЦПА ИМЛ, ф. 1, оп.
1, ед. хр. 2645.
60 См. К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 507—508.
61 Там же, стр. 508—509.
244
в толковании памятников старины. В публикации древних ирланд¬
ских законов это нашло выражение в неправильных переводах: по¬
нятия «оброк», «повинность», например, переводились терминами,
заимствованными из современной переводчикам практики: «рента»,
«арендная плата». Энгельс с полным основанием усмотрел в этом
нарушение историзма, затушевывание подлинной природы соци¬
альных отношений того периода, к которому относятся законы 62.
Несоответствие терминологии существу описываемых ирландских
клановых обычаев он отметил и у английских юристов XVI—
XVII вв., в частности у Дж. Дэвиса. Последний обозначал их поня¬
тиями, отражавшими правовые нормы развитого феодального об¬
щества 63. Исследователь, подчеркивал Энгельс, должен принимать
во внимание это обстоятельство, чтобы уметь использовать рацио¬
нальные элементы в описаниях кланового строя, оставленных анг¬
лийскими писателями, не давая при этом ввести себя в заблужде¬
ние их модернизаторской терминологией.
Много метких суждений высказал Энгельс и об использовании
английских средневековых хроник для изучения ирландской исто¬
рии. Он отметил, например, что «Топография Ирландии» Гиральда
Камбрийского 64, как и другие его сочинения («Завоевание Ирлан¬
дии» и т. п.), полны суеверий, религиозных и национальных пред¬
рассудков. Завоевателей Ирландии англо-нормандских феодалов
Гиральд изображал в весьма приукрашенном виде. В то же время
Энгельс считал неправильным пренебрегать этим источником, под¬
черкивая, что «Топография Ирландии» «чрезвычайно важна, как
первое сколько-нибудь подробное свидетельство иностранца об Ир¬
ландии» 65. Вообще Энгельс в принципе, как это видно из сделан¬
ного им источниковедческого обзора, а также из других его руко¬
писных материалов, считал необходимым при исследовании истории
страны привлечение не только местных, но и иностранных источни¬
ков. Для разработки ирландского средневековья он пользовался,
например, помимо ирландских и английских источников, в том чи¬
сле хроник и законов древнего Уэльса, также и исландскими са¬
гами, немецкими и другими историческими источниками, собран¬
ными, в частности, в работах Я. Гримма «Древности немецкого
права» и К. Цейса «Германцы и соседние племена» 66.
Большое значение при анализе общественного строя ирландцев
придавал Энгельс сочинениям английских авторов XVI—XVII вв.:
поэта Э. Спенсера, католического проповедника Э. Кэмпьона, анг-
62 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: «Ancient Laws and Institutes of
Ireland» (ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2645).
63 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 102.
64 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 509.
65 Там же.
66 J. Grimm. Deutsche Rechtsalterthiimer. Gottingen, 1828; К. Z e u 6. Die
Deulschen und die Nachbarstamme. Miinchen, 1837; см. также: К. Маркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 511—513.
245
ливанского священника М. Ханмера, юриста Дж. Дэвиса, историка
У. Кэмдена и др.67 При всей тенденциозности этих писателей —
большинство из них разделяло колонизаторскую точку зрения на
ирландцев — собранный ими этнографический материал при кри¬
тической обработке делал возможным восстановление особенностей
социальных отношений ирландского народа, в частности проливал
свет на сохранившиеся у него пережитки родового, кланового
строя. Поскольку темп общественного развития, сам по себе невы¬
сокий в те времена, у ирландцев был к тому же замедлен англий¬
ским завоеванием, свидетельства англичан XVI—XVII вв., но спра¬
ведливому мнению Энгельса, являются одним из главных источни¬
ков для уяснения, с известными коррективами, характерных черт
ирландской жизни и в более ранние периоды.
При этом Энгельс с осторожностью относился к историческим
свидетельствам. Он тщательно старался выявить классовые и поли¬
тические позиции автора документа или исторического сочинения,
решительно отбрасывая все, что носило следы классового и нацио¬
нального пристрастия и ограниченности. Именно поэтому Энгельс
обнаруживал такой интерес к биографическим сведениям о раз¬
личных писателях (Дж. Дэвисе, Э. Спенсере, У. Кэмдене, Дж. Бар¬
рингтоне, Дж. Фицгиббоне и др.), с работами которых ему прихо¬
дилось знакомиться68. Крайне недоверчиво относился Энгельс к
версиям, которые исходили из официальных английских кругов,
вроде оправдания колонизаторских мер слухами о мнимых загово¬
рах ирландцев.
«Но кто поручится за сэра Джона Дэвиса?» — восклицает он, в
частности, по поводу ссылок на утверждения этого видного колони¬
ального администратора о «втором заговоре Тирона», послужившем
якобы мотивом для колонизации Ольстера правительством Якова I
Стюарта69. «Вся эта история весьма апокрифична»,— замечает он
в связи с попыткой английских современников и последующих
историков очернить ирландских повстанцев 1641 г., приписав им
чудовищное намерение истребить всех протестантов в Ирландии70.
Критически взвесив все материалы, Энгельс пришел к выводу, что
версия об этих «ирландских ужасах» — избиении десятков тысяч
протестантов ирландскими повстанцами — является грубым вымы¬
67 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 510, а также:
Ф. Энгельс. Выписки из книг: Е. Spencer. A. View of the State of Ire¬
land; E. Campion. History of Ireland; M. Hanmer. The Chronicle of Ire¬
land.— In «Ancient Irish Histories...»; J. Davies. Historical Tracts; W. Cam¬
den. Britannia or Chorographical Description of tihe most flourishing Kingdoms
England, Scotland and Ireland and the Islands adjoining. London. 1637 (ЦПА
НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2541, 2549, 2553).
68 См. выписки Энгельса из работ перечисленных авторов, уже упоми¬
навшихся в данной статье.
69 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 160.
70 Там же, стр. 147.
246
слом, пущенным задним числом в оборот колонизаторами, чтобы
оправдать собственные кровавые репрессии по отношению к ир¬
ландцам. «Английские протестанты при Кромвеле истребили по
меньшей мере 30 000 ирландцев и, чтобы замаскировать свои звер¬
ства, сочинили легенду, будто это было сделано для того, чтобы ото¬
мстить за убийство 30 000 протестантов ирландскими католи¬
ками» 71.
При знакомстве с материалами Энгельса бросается в глаза его
умение добывать истину путем сопоставления различных версий,
часто ночерпнуаых из враждебных лагерей, как это он, например,
делает, анализируя древние анналы и исландские саги, источники,
относящиеся к периоду английской революции XVII в. (свидетель¬
ства роялистских и индепендентских авторов), материалы по аграр¬
ному вопросу XIX в. (книги сторонников различных методов ре¬
шения аграрного вопроса) и т. п.
Проверка посредством сравнения данных, приводимых различ¬
ными авторами, по-видимому, вообще была приемом, к которому
Энгельс очень часто прибегал. В его выписках из разных сочине¬
ний то п дело встречаются замечания с уточняющими поправками
и ссылками на другой источник. «1535 г. битва при Bellahoe, о ко¬
торой Мэтью О’Конор говорит, что о ней якобы неизвестно никаких
подробностей, здесь подробно описана», — замечает он, например,
в своей тетради с извлечениями из книги английского историка
Дж. Гордона72. На полях своих выписок из книги Мэтью О’Конора
он приводит иные, чем у этого автора, варианты да г и объяснения
причин тех или других событий, которые он обнаружил в других
работах: у Уэйкфилда, Мэрфи и т. д. 73
Выписки Энгельса ни в коем случае не являются неким сводом
механически сделанных извлечений из работ различных авторов.
Они — плод тщательного, критического отбора фактов, результат
предварительного их анализа. Иногда эти извлечения служат от¬
правным пунктом для собственных обобщений Энгельса и для его
критических замечаний по адресу автора данного сочинения. Ма¬
териалы, почерпнутые Энгельсом из разных книг, играют нередко
подсобную роль для выяснения им же самим поставленной, а иног¬
да и тут же разрешаемой исследовательской задачи.
Энгельс группирует материал часто совсем не та1{, как автор
той или другой работы, придает изложению фактов иную окраску,
нередко сопровождает его собственными репликами. Он достигает
правильного освещения многих проблем путем выделения в своих
71 Ф. Энгельс. Письмо Женни Лонге 24 февраля 1881 г.— К. Маркс
и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 35, стр. 133.
72 Ф. Энгельс. Выписки из книги: J. Gordon. A. History of Ireland,
from the Earliest Account to the Accomplishment of the Union with Great
Britain in 1801, vol. I—II. London, 1800 (ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2540).
73 См., например, «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 187, 243,
247 и др.
247
выписках главных, решающих фактов, которые у авторов тонут р
море второстепенных деталей. Вопросительные знаки, замечания,
выражающие сомнения или предположения, которыми нередко со¬
провождаются извлечения, говорят о том, что во многих случаях
его не удовлетворяло ни описание событий, приводимое тем или
иным историком, ни тем более объяснение их 74.
Некоторые выписки являются плодом сведения воедино мате¬
риалов, почерпнутых у различных авторов. Такой характер, на¬
пример, носят «Выписки по истории Ирландии XVII и XVIII ве¬
ков», составленные Энгельсом на основании десятка книг, хотя в
основу была положена работа Мэтью О’Конора «История ирланд¬
ских католиков» 75.
В «Заметках к истории ирландских конфискаций» Энгельс про¬
делал такую же синтетическую работу (опираясь на книгу Джона
Николаса Мэрфи), но под определенным углом зрения. Здесь он
старался собрать материал, проливающий свет на определенную
историческую проблему, причем стержневую, характеризующую
само существо колониального ограбления Ирландии в XVI—
XVII вв. Эти «Заметай» являются примером проблемной, темати¬
ческой разработки истории 76.
Как эти, так и другие материалы Энгельса свидетельствуют о
том, что он вносил строгий порядок в свою работу уже на ее пред-
ва!рительных стадиях, придавая первостепенное значение приве¬
дению в определенную систему накопленных исторических дан¬
ных. Он всячески, например, избегает повторений, стремится не
загромождать своих выписок описанием ранее отмеченных где-
либо в другом месте фактов, предпочитая ограничиваться ссылка¬
ми на другие свои тетради или на соответствующие книги 77. Каж¬
дая его подготовительная работа дополняет, но, как правило, не
повторяет другую. Наиболее важные места своих записей он вы¬
деляет с помощью подчеркивания, иногда двойного и тройного, а
также пометок на полях.
74 См., например, там же, стр. 167, 168, 169, 187, 200, 202, 209—211 и др.
Своими пометками Энгельс нередко подчеркивает злободневность изучае-
моего им материала, актуальное значение того или иного факта «(совсем,
как ныне!)», «как и теперь» — такие реплики сплошь и рядом встречаются
среди его выписок (там же, стр. 184, 244). «То же и в 1847 г.»,— замечает
он, например, проведя параллель между голодом 1740—1741 гг. в Ирландии
и «великим голодом» 1845—1847 гг. (там же, стр. 229—231).
75 Делая эти выписки, Энгельс разделил страницы тетради на две ча¬
сти: в левую колонку он вносил записи по книге О’Конора, в правую —
параллельные добавления, извлеченные из работ Прендергаста, Мэрфи,
Годкина, Уэйкфилда, Фпцгнббона, Маколея, Г. Смита и др. Следует сказать,
что, помимо этого, у него были сделаны отдельно выписки из книг этих
авторов. Таким образом, данные выписки являются уже результатом си¬
стематизации отобранпого материала.
76 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 249—2G3.
77 Там же, стр. 115, 124, 129, 132, 148, 153, 159, 257, 259 и др.
248
Энгельс пользовался и такими приемами научной работы, как
составление сводных хронологических таблиц, о чем свидетельст¬
вует, например, его «Хронология Ирландии». Основным источни¬
ком при ее составлении служила упомянутая выше книга Томаса
Мура «История Ирландии», но на полях, а иногда и в самом тек¬
сте Энгельс и здесь приводил факты, заимствованные из других
источников 78.
Чрезвычайно высокие требования предъявлял Энгельс к себе
как к историку в смысле точности передачи фактов, правильного
научного цитирования документов, соблюдения всех правил науч¬
ной обработки источников. «Мне было бы очень неприятно, если
бы оказалось, что я неправильно процитировал какое-нибудь
кельтское слово, например в родительном или именительном па¬
деже множественного числа — вместо именительного единствен¬
ного числа»,— писал он Марксу 11 мая 1870 г.79 80 Почти ни один
из сколько-нибудь крупных исторических фактов не упоминается
в его выписках без соответствующей датировки или по крайней
мере указания каких-либо хронологических ориентиров. Его часто
не удовлетворяло расплывчатое, неполное, оставляющее целый
ряд сомнений освещение исторических фактов в работах истори¬
ков. «Это следует выяснить более точно»,— замечает он, например,
по поводу неясного истолкования М. О’Конором термина «уро¬
женцы Ирландии» (men of Irish birth), встречающегося в средне¬
вековых статутах английской колонии в Ирландии80; «с этим сле¬
дует познакомиться детальнее»,— пишет он в в другой связи, изу¬
чая деятельность правительства Карла II Стюарта в Ирландии в
первый год реставрации81. Для проверки тех или других сведе¬
ний он старается установить, из каких источников заимствовал их
автор. «Все приведенное выше взято из Кэрта („Life of Duke of
Ormonde44, т. I, стр. 25—32)»; «Это место приводится по „Hibernia
Dominicana44 [„Доминиканская Ирландия44], стр. 707—708 (Напи¬
сана де Бургом по-латыни) 82.
Подобными библиографическими ссылками заполнены многие
выписки Энгельса.
Большое значение придавал Энгельс окончательной отделке
накопленного материала, подготовке работы для печати. Он отнюдь
не стремился включить в окончательный вариант все, что имелось
в его выписках. Завершающий этап работы, как это видно из на¬
писанных им разделов, состоял в окончательном отборе важней¬
ших фактов, в резюмировании и обобщении всего, что было достиг¬
нуто в процессе исследования. Синтез у Энгельса, разумеется.
78 Там же, стр. 123, 128—129, 132, 138, 140, 144, 145, 148, 150, 153.
79 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 419.
80 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 158.
81 Там же, стр. 176.
82 Там же, стр. 162, 174. Напомним, что у Энгельса есть и собственные
выписки из книги Кэрта (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 2555).
249
Сочетался с анализом, и общую концепцию истории Ирландии он
создавал в ходе самой работы, а не в самый последний момент.
Однако эта последняя стадия не просто сводилась к литературной
обработке уже сложившихся взглядов, а являлась известным на¬
учным подведением итогов всей предшествующей работы. К сожа¬
лению, по истории Ирландии он успел подвести эти итоги только
частично.
Отрывок «Истории Ирландии», несмотря на всю его незавер¬
шенность, является не только примером выдающегося исследова¬
тельского дарования Энгельса, но рисует его и как блестящего по¬
пуляризатора истории. Изложение сложных исторических проблем
чередуется е красочным описанием важнейших событий, вроде
битвы при Клошарфе, с запоминающимися характеристиками от¬
дельных исторических деятелей, например, национального героя
Ирландии Бриана Боруа, средневекового философа-волыюдумца
Иоанна Скотта Эригены и др.83 В само историческое описание Эн¬
гельсом искусно вмонтированы отрывки из источников, в том чис¬
ле и образцы средневековой поэзии, например строфы из «Kraku-
mal» («Песнь Краки»), повествующей о трагической судьбе дат¬
ского викинга Рагнара Лодброка, которые Энгельс приводит в
своем с обе I венном, прекрасно воспроизводящем размер и стиль
подлинника, переводе84. Включая в текст выдержки из скандинав¬
ских саг и ирландских летописей, Энгельс воссоздает яркую кар¬
тину эпохи, доносит до читателя ее колорит. И эта блестящая
описательная сторона постоянно сочетается у него с глубоким ана¬
лизом исторических явлений, с остроумными полемическими заме¬
чаниями по адресу «ученых» апологетов колониальной политики.
По сохранившимся материалам видно, что Энгельс подходил
к изучению истории Ирландии с широкой меркой исследователя-
социолога, стремящегося не только к установлению тех или иных
фактов, и о и к их обобщению. Выявляя специфические особенно¬
сти истории Ирландии, Энгельс умел находить в них проявление
общих черт, присущих историческим ступеням, через которые,
как он сам писал, «прошли, по-видимому, все народы» 85. Посто¬
янно связывал он историю Ирландии с общей генеральной линией
исторического процесса, обнаруживая эту связь прежде всего в
сходных чертах социально-экономических явлений.
Энгельса в первую очередь интересовали факты, характеризую¬
щие социально-экономические условия: материальную основу про¬
исходившей в Ирландии классовой и национальной борьбы. Имен¬
но в этом, а не в пестром калейдоскопе внешних событий видел
он ключ к пониманию особенностей исторического развития Ирлан¬
дии. «Для нас довольно безразлично,— писал он,— начинаются ли
83 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 515, 518—520.
81 См. там же, стр. 517.
85 См. там же, стр. 511.
250
достоверные рассказы анналов несколькими столетиями раньше
или позже, так как в отношении этого периода для нашей цели
анналы, к сожалению, почти совершенно бесполезны» 86. 13 них со¬
держится, говорит он далее, «весьма мало о том, что относится к
социальной жизни народа» 87. Здесь прямо указывается, что его
главной целью было выяснение определяющей экономико-соци¬
альной стороны исторического процесса. Не удивительно поэтому,
что, расспрашивая Маркса о некоторых источниках, Энгельс преж¬
де всего задавал ему вопрос: есть ли там что-нибудь о социальных
отношениях88.
Факты, относящиеся к хозяйственной жизни и к социальной
организации ирландского общества, Энгельс умел разыскивать
даже в книгах, посвященных политической истории. Делая, на¬
пример, выписки из работ Мэтью О’Конора, Томаса Мура и др.,
он буквально по крупицам (собирал сведения об ирландской льня¬
ной мануфактуре, о разорении англичанами шерстяной промыш¬
ленности, о появлении того или иного технического усовершенст¬
вования (вроде, например, ткацкого станка французского гугенота-
эмигранта Луи Кроммелена (в начале XVIII в.) 89, о состоянии
ирландской торговли. Он стремился выявить уровень сельскохо¬
зяйственной техники, условия труда различных категорий сель¬
скохозяйственного населения, состояние кустарных промыслов
и т. д. Во многих его выписках встречаются статистические вы¬
кладки и таблицы, отражающие уровень производительных сил и
социальные сдвиги в ирландском обществе90.
Энгельс не просто рисует картину колониального закабаления
Ирландии Англией, английского господства, но и вскрывает его
материальную и классовую базу, выясняя, в частности, процесс
создания в Ирландии крупного английского землевладения и ка¬
бальной системы эксплуатации ирландских крестьян. В то же вре¬
мя и среди ирландского народа Энгельс постоянно отмечал про-
цо ;с классовой дифференциации, порождавшей внутренние колли¬
зии и борьбу. Приложение принципов материалистической диалек¬
тики к конкретно-историческому материалу составляет в данном
случае, как и во всех других работах Энгельса, главную черту его
исследовательского метода, проходящую через все его исследо¬
вания.
Придавая социально-экономическим условиям решающее зна¬
чение, Энгельс в то же время вовсе не воспринимал исторический
процесс как некую социально-экономическую абстракцию. Чуж -
85 Там же, стр. 506.
87 Там же.
88 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 423.
89 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 145, 185, 200—204, 210, 211,
230, 231.
90 Особенно наглядными в этом отношении являются выписки Эпгельса
из упомянутой книги Дж. Мэрфи (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 2672),
дый всякому схематизму и упрощенчеству в понимании истории,
он всесторонне учитывал влияние па ирландскую экономику явле¬
ний, относящихся к области надстройки (государство, политика,
право, идеология и т. д.), губительное воздействие колониальной
политики и колониальной системы англичан на экономическую
жизнь Зеленого острова. Английское правительство, по словам
Энгельса, грубо растаптывало «почти каждый росток ирландской
промышленности, стоило ему только появиться на свет» 91.
Обстоятельно изучил Энгельс историю политических событий
в Ирландии, а также международную обстановку, в которой они
происходили. Он показал, в частности, в своих материалах влия¬
ние на Ирландию крупных европейских конфликтов, вроде войны
за испанское наследство, Семилетней войны, наполеоновских
войн92 и т. д., а также революционных событий, имевших круп¬
нейшее историческое значение: американской войны за независи¬
мость, Великой французской революции и т. д. 93 Внутренняя жизнь
в самой Англии, без знания которой невозможно понять особен¬
ности ирландской истории, (изучалась им также с большой тща¬
тельностью. Его исследования вскрыли связь между исторически¬
ми событиями, происходившими по ту и другую сторону канала
св. Георгия. Детально ознакомился Энгельс с английским законо¬
дательством в Ирландии, административными и судебными поряд¬
ками, с судоустройством и судопроизводством, служившими, как
он убедительно показывает в своих материалах, орудием нацио¬
нального порабощения и классового господства в руках колониза¬
торов 94.
Интересовали Энгельса идеология различных классов, действо¬
вавших на исторической сцене, идеологические формы происходив¬
шей в Ирландии национальной и классовой борьбы. Поэтому его
выписки, например, пестрят фактами, рисующими соперничество
протестантской и католической церквей в Ирландии, сведениями
о религиозных противоречиях и конфликтах.
Из одного перечня этих проблем, занимавших Энгельса, видно,
чго история воспринималась им как сложный, многогранный про¬
цесс, для понимания которого требуется глубокий всесторонний
учет всех конкретных особенностей изучаемой страны, в первую
очередь социально-экономических явлений. Энгельс предъявлял
к своим собственным историческим трудам те требования, о кото¬
рых впоследствии говорил как об обязательных для историков-
марксистов в письме Конраду Шмидту от 5 августа 1890 г., где
91 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 486.
92 См. Ф. Энгельс. Выписки по истории Ирландии XVII и XVIII вв.—
«Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 208—210, 212, 236, а также:
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 501.
93 См. Ф. Энгельс. Выписки из книги: G. Smith. Irish History and
Irish Character. Oxford and London, 1861 (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2540).
94 См. «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 104—105.
252
указывал, что «наше понимание истории есть прежде всего руко¬
водство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер
гегельянства» 95.
Подготовительные материалы Энгельса по истории Ирландии
показывают, что он видел в истории прежде всего деятельность
живых людей. Его интересовали конкретные участники историче¬
ских событий. В своих записях он фиксирует внимание на ярких
исторических эпизодах, отражавших столкновение классовых и
личных интересов. Должное место он отводит и деятельности от¬
дельных личностей, стараясь выявить характерные черты, прису¬
щие той или другой исторической фигуре.
Ярким примером в этом отношении является составленная Эн¬
гельсом «Хронология Ирландии» 96. В ней прослеживается конкрет¬
ный ход ирландской истории с древних времен до середины 40-х го¬
дов XVII в. Здесь отмечено множество событий, упомянуто не¬
сколько сотен имен исторических деятелей: ирландских королей
и клановых вождей, англо-нормандских завоевателей, английских
верхор.пых судей и наместников, участников и вождей националь¬
но-освободительного движения против английского господства
п т. д. Наиболее видным из них дается более подробная характе¬
ристика. О большом интересе Энгельса к конкретным сторонам
ирландской истории, о стремлении представить возможно точнее
облик ирландского общества на различных исторических ступе¬
нях, вплоть до выяснения бытовых черт и образа жизни, говорят
и другие материалы (например, его выписки из сочинений В. Кэм-
дена, Дж. Дэвиса, Э. Кэмпьона97 и др.).
Ирландский народ, угнетенный иностранными поработителями
и своими собственными эксплуататорами, упорно в течение сто¬
летия сопротивлявшийся гнету, был главным действующим лицом
того исторического труда, который задумал и начал писать Эн¬
гельс. Центральное место почти во всех выписках Энгельса отве¬
дено трудящимся массам Ирландии. Целые страницы его выписок
и заметок посвящены выяснению условий жизни народа в разные
периоды. Сравнивая жизненный уровень в разное время, Энгельс
обнаруживает явную тенденцию к (обнищанию и пауперизации
трудящихся масс 98. Его интересуют формы эксплуатации и угне¬
тения масс со стороны господствующих классов и полицейско¬
95 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 371.
96 «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 107—156.
97 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: W. Camden. Britannia...; J. D a-
v i e s. Historical Tracts; E. Campion. History of Ireland (ЦПА ИМЛ, ф. 1,
ой. 1, ед. xp. 2541, 2549, 2553).
98 См., например, его сопоставление заработка и условий жизни ирланд¬
ских поденщиков в конце XVII в. и 100 лет спустя в «Выписках по истории
Ирландии XVII и XVIII вв.» («Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 190).
В этой же работе целые страницы посвящены бедствиям ирландского
крестьянства, усугубленным частыми голодовками (там же, стр. 226—231).
253
бюрократического колониального аппарата; обстоятельства, при¬
ведшие ирландцев к закабалению, (детали быта ирландских кре¬
стьян и городских низов: их пища, жилище, одежда".
Исключительное внимание уделял Энгельс народным движе¬
ниям. В различных выписках и конспектах он подробно просле¬
живает ход борьбы ирландского народа против завоевателей-
англичан с самых первых лет английского завоевания. В его ма¬
териалах нашли отражение основные факты сопротивления ирланд¬
цев национальному гнету, начиная от отдельных оппозиционных
выступлений 99 100 и кончая крупными восстаниями (восстание ир¬
ландских кланов iB связи с высадкой в Ирландии шотландцев в
1315—1318 гг., восстание Шана О’Нейла в 1559—1567 гг., Десмон¬
да — в 1569—1583 гг., Тирона и Тирконнеля —в 1594—1603 гг.,
О’Догерти —в 1608 г., ирландские восстания 1641—1652, 1688—
1691 и 1798 гг., «война за отмену десятины» в 30-е годы XIX в. и
т. д.). В своей совокупности выписки Энгельса представляют под¬
линную летопись освободительного движения угнетенного народа,
борьбы ирландцев за независимость в средние века и новое время.
С пристальным вниманием изучал Энгельс деятельность раз¬
личных крестьянских повстанческих и заговорщических организа-
пий (тори и раппари конца XVII — начала XVIII в., «Белые ре¬
бята», «Стальные сердца», риббониты и т. д. XVIII и XIX вв.).
Его выписки из работ Д. Прендергаста, Д. Годкина, Н. Сениюра,
У. Тренча и других показывают, как обстоятельно старался он
выяснить особенности крестьянского движения в Ирландии, связь
этого движения с национально-освободительной борьбой, его сла¬
бые стороны и недостатки101. Он стремился проникнуть в идеоло¬
гию крестьянских вожаков и участников повстанческих организа-
99 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: Ed. Wakefield. An Account
of Ireland...; A. Alison. The Principles of Population and their Connection
with Human Happiness, vol., I—II. London, 1840; G. Fitzgibbon. Ireland
in 1808... (ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2589, 5598, 2524, 2646).
100 В выписках из «Истории Ирландии» Э. Кэмпьона (автор — католи¬
ческий проповедник XVI в., казненный правительством Елизаветы по обви¬
нению в католическом заговоре) Энгельс отмечает весьма любопытный при¬
мер еретического вольнодумства и оппозиционного выступления против
господствующей религии. Кэмпьон сообщает, что в 1327 г. в Ирландии по¬
явился некий «неистовый джентльмен» но имени Адам Даффи, выходец
из клана О’Тулей, который отрицал перевоплощение Христа, святую трои¬
цу, таинство пресуществления и т. д. Он объявлял священное писание бас¬
ней («за 500 лет до Бруно Бауэра!» — таково замечание Энгельса к этому
месту), весьма непочтительно отзывался о пречистой деве и был за все это,
разумеется, сожжен в местечке Ходжинг Грин. В глазах благочестивого
католика Кэмпьона казнь, разумеется, была заслуженным наказанием за
эти «преступления» (ЦПА ИМЛ, ф. 1, он. 1, ед. хр., 2553).
101 См. Ф. Энгельс. Выписки из книг: J. Prendergast. The Crom¬
wellian Settlement of Ireland; J. G о d k i n. The Land-War in Ireland;
N. W. Senior. Journals; W. S. d rench. Realities of Irish Life. London,
1869 (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. xp. 2553, 2598, 2629, 2213, 2556).
254
дни, познакомиться с «убеждениями „белых ребят“» 102. На при¬
мере расправы с крестьянским и национальным движением он
изобличал самые отвратительные черты английской колониальной
системы.
Следует отметить еще одну особенность Энгельса — историка
Ирландии: его враждебность фальшивому буржуазному объекти¬
визму, который, но характеристике В. И. Ленина, «доказывая не¬
обходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку
зрения апологета этих фактов» 103 104 105. Энгельсу претила поза показ¬
ного беспристрастия и мнимой беспартийности, в которую ста¬
новились буржуазные историки, одновременно прибегавшие к
фальсификации исторических фактов в угоду господствующим
классам. «При чтении этой книги,— с возмущением отзывался он,
например, о работе английского буржуазного историка Голдуина
Смита «История Ирландии и характерные черты ирландцев»,— в
которой под маской „объективности44 оправдывается английская
политика в Ирландии, не знаешь, чему больше удивляться: неве¬
жеству ли профессора истории или лицемерию либерального
буржуа» 1С4.
Энгельс не маскирует своего отношения к историческим собы¬
тиям, институтам, деятелям.
Воевую полемическую направленность Энгельс придал уже
первой главе своего труда о природных условиях. Энгельс отнюдь
не игнорировал влияния географической среды на ход историче¬
ского развития той или пней страны. В данном случае он сам от¬
мечал неблагоприятные географические условия Ирландии, стра¬
ны, которая лишена была некоторых важных промышленных
ресурсов, например каменного угля, и находилась в географиче¬
ской близости от более богатого ими и втрое более крупного ост¬
рова. Однако он категорически отвергал стремление придать гео¬
графическому фактору решающую роль и особенно обосновать с
помощью его, как это делали упомянутый Г. Смит, вульгарный
экономист Сениор, агроном Лавернь и многие другие авторы,
«историческую необходимость» подчинения Зеленого острова анг¬
личанам. «...Никакими географическими ссылками,— указывал
Энгельс,— нельзя будет доказать, что Англия призвана покорить
Ирландию» Ч5.
Не считал Энгельс Ирландию и страной, вообще лишенной
перспектив промышленного (развития. Главную причину отста¬
лости в этом отношении он видел не в геолого-географических об¬
стоятельствах, а в колонизаторской политике английских господ¬
ствующих классов.
102 См. «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 244.
103 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 418.
104 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 497.
105 Там же, стр. 482.
255
(1о мере перехода к историческим проблемам обличительный
дух исследований Энгельса усиливается еще больше. С негодова
пнем описывает он произвол и жестокости английских правите
лей Ирландии: колониальных администраторов, самого англий¬
ского правительства, отличавшегося к тому же тупым непонима¬
нием ирландских дел 106. Он развенчивает таких кумиров буржу¬
азной Англии, как Кромвель и Вильгельм Оранский, показывая,,
в частности, ограниченность Кромвеля как буржуазного револю¬
ционера. Кровавая расправа Кромвеля с ирландским националь¬
ным движением была в глазах Энгельса своего рода символом ко¬
лонизаторских наклонностей английской буржуазии, обнаружен¬
ных ею еще в лучшую пору ее исторического бытия.
Горячо сочувствуя ирландскому народу и его освободительной
борьбе, Энгельс при этом отнюдь не проходил мимо теневых, сла¬
бых сторон национального движения. Ему, например, ни в малей¬
шей степени но была свойственна идеализация многих руководи¬
телей этого движения: клановых вождей XVI в. (Шана О’Нейла;
Десмонда, Тирсхна и Тирконнеля) 107 — типичных властолюбивых
феодалов, действовавших нередко под влиянием чисто личных
мотивов, дворянских главарей ирландских восстаний 1641 —1652
и 1688—1691 гг. с их роялистскими и ультракатолическими по¬
ползновениями 108, либеральных ирландских лидеров XVIII и
XIX вв. (Граттан, Флуд, О’Коннел). Отрицательно относился Эн¬
гельс, как это видно из его писем, к проявлению авантюризма,
заговорщичества и националистических тенденций в современном
ему ирландском движении, в том числе и у фениев, хотя и вполне
сознавал протреюсивный в целом характер их деятельности109.
* * *
Несмотря на то что работа Энгельса не была доведена до кон¬
ца, он сумел дать накопленному материалу если не полное, то по
крайней мере частичное применение в своих последующих тру¬
дах. Так, в VII главу «Род у кельтов и германцев» книги «Про¬
исхождение семьи, частной собственности и государства», напи¬
санной в 1884 г., Энгельс включил целый раздел о родовых отно¬
шениях у древних кельтов, опираясь во многом на свои прежние
исследования б области древней ирландской истории110. Многие
положения, развиваемые в этом классическом произведении, пред¬
ставляют собой обобщения научных наблюдений, сделанных им
еще в процессе изучения ирландских материалов.
106 См. «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 181.
107 Там же, стр. 131, 133, 134—135.
108 Там же, стр. 153—155, 169, 186.
109 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 31, стр. 350; т. 32,
стр. 333—334; т. 35, стр. 280—283.
1,0 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 130—133.
256
В то же время это не было просто резюмирование ранее сде¬
ланных выводов. Материалистические взгляды Энгельса на перво¬
бытное общество к этому времени претерпели дальнейшую эволю¬
цию на основе анализа появившихся за это время новых этногра¬
фических данных и ознакомления с исследованиями стихийного
материалиста Л. Моргана, с его книгой «Древнее общество» (опуб¬
ликована в 1877 г.). Много дали Энгельсу и замечания Маркса,
сделанные им в конспекте этой книги. В свете этих данных Эн¬
гельс глубже осмыслил и результаты своих собственных ирланд¬
ских исследований, развив в начале 80-х годов дальше складывав¬
шиеся уже тогда у него — за семь лет до выхода книги Моргана
представления о роли родовых отношений в древности и о поли¬
гамном характере первобытной семьи.
В работе «О социальном вопросе в России» (1875 г.), опровер¬
гая в полемике с Ткачевым народническую теорию о самобытном
характере русской общины и доказывая всеобщий характер рас¬
пространения общинного землевладения, Энгельс наряду с други¬
ми примерами сослался и на пример Ирландии 1И. В примечании
к английскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»
(1888 г.) он снова подкрепил это положение об общине как истори¬
ческой ступени для всех народов примером Ирландии 111 112.
Неоднократно затрагивал Энгельс ирландский вопрос о своей
переписке 80-х и 90-х годов. В' недавно обнаруженном письме
Энгельса Женни Лонге (старшей дочери Маркса) от 24 февраля
1881 г. дана глубокая оценка важных периодов и событий ирланд¬
ской истории, в частности раскрыты причины и характер ирланд¬
ского восстания 1641 —1652 гг.113 В письме тогдашнему редактору
органа немецкой социал-демократии «Der Sozialdemokral»
Эд. Бернштейну, написанному около 11 июля 1882 г., Энгельс дал
характеристику различным направлениям в ирландском нацио¬
нальном движении, показав ограниченность, ирландского буржу¬
азного либерализма и значение деятельности радикального крыла
национального лагеря, опиравшегося на стихийные выступления
ирландских крестьянских масс 114.
В письме голландскому социалисту Ф. Домеле Ньювенгейсу от
4 февраля 1886 г. Энгельс затрагивал вопрос о пережитках об¬
щинной собственности на земли в Ирландии115. В письме
Н. Ф. Даниельсону от 10 июля 1890 г. он указал на сознательное
смешение английскими экономистами понятия феодальный по¬
бор в денежной форме, который фактически взимался у ирланд¬
ских крестьян в пользу английских лендлордов, с земельной рен¬
111 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 18, стр. 543—544.
112 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 424.
113 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 35, стр. 133—136
114 См. там же, стр. 280—283.
115 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 36, стр. 369.
9 Источниковедение
257
той, основанной на капиталистических отношениях116. Вскрывая
здесь крепостническую природу эксплуатации ирландского кре¬
стьянства, он подвел известный итог результатам своего изучения
аграрного вопроса в Ирландии. Оценки ирландской политики анг¬
лийского кабинета, ирландского национального движения встре¬
чаются и в других письмах Энгельса 117.
Разработка Энгельсом марксистской концепции истории Ир¬
ландии сыграла свою роль в деле обоснования и развития общих
принципов марксистской исторической науки, в развитии и усо¬
вершенствовании метода исторического материализма.
Частично, как уже говорилось, взгляды Энгельса на различные
проблемы истории Ирландии были изложены в опубликованных
им при жизни трудах и в письмах многочисленным корреспонден¬
там. Однако в более полном виде его концепция, и то не целиком,
стала достоянием науки только с того времени, когда часть упо¬
мянутых рукописей была опубликована в «Архиве Маркса и Эн¬
гельса» в 1948 г. Эти рукописи уже стали предметом изучения
многих советских ученых, оказав плодотворное влияние на разви¬
тие советской историографии в области истории Ирландии и Анг¬
лии, а также на разработку некоторых проблем медиевистики.
Они были широко использованы в исследованиях советских ир-
ландистов Ю. М. Сапрыкина, Т. С. Осиповой, А. С. Самойло,
В. А. Земсковой, в работе по источниковедению А. Д. Люблинской,
в трудах по истории Англии и Ирландии К. Н. Татариновой,
Н. А. Ерофеева, Е. Б. Черняка и других авторов 118.
Процесс «освоения» этой части рукописного наследия Энгельса
зарубежной марксистской и прогрессивной историографией, в пер¬
вую очередь английской и ирландской, является, однако, еще де¬
лом будущего. Не откликнулись на них пока, насколько нам из¬
вестно, еще и буржуазные историки Запада. Это объясняется и тем
116 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 354—355.
117 См., например, письмо Энгельса Э. Бернштейну 12 марта 1881 г.,
Ф. А. Зорге 18 июня 1887 г., А. Бебелю 23 января 1890 г. (К. Маркс и
Ф. Энгельс. Сочинения, т. 35, стр. 141; т. 36; стр. 568; т. 37, стр. 294 и др.).
1,8 Ю. М. Сапрыкин. Английская колонизация Ирландии я XVI—
начале XVII века. М., 1958; Т. С. Осипова. Освободительная борьба ир¬
ландского народа против английской колонизации (вторая половина XVI —
начало XVTI века). М., 1962; А. С. Самойло. Ограбление Ирландии («Ир¬
ландское землеустройство») и его значение для судеб революции.— «Ан¬
глийская буржуазная революция XVII века», т. I. М., 1954; В. А. Земско¬
ва. Колониальное ограбление Ирландии Англией в первой половине XVII в.
(1603 г.— 1641 г.). Автореф. М., 1955; А. Д. Люблинская. Источникове¬
дение истории средних веков. М., 1955; К. Н. Т а т а р и и о в а. Очерки по ис¬
тории Англии 1640—1815 гг. М., 1958; М. А. Ерофеев. Народная эмигра¬
ция и классовая борьба в Англии 1825—1850 гг. М., 1962, Е. В. Черняк.
Массовое движение в Англии и Ирландии в конце XVIII—начале ХТХ в.
М., 1962. Рукописи Энгельса использованы и в недавно вышедшей книге:
Ю. М. Сапрыкин. Ирландское восстание XVII века. М., 1967.
258
обстоятельством, что на языке оригинала (немецком) отрывок
«Истории Ирландии» и фрагменты к нему были опубликованы
лишь в 1962 г. в 16-м томе издаваемых в ГДР Сочинений К. Марк¬
са и Ф. Энгельса119. До этого в оригинале были известны лишь
небольшие цитаты из этих рукописей, приведенные немецким
прогрессивным ученым Густавом Майером в его биографии Эн¬
гельса 12°. Что касается подготовительных материалов к этой рабо¬
те, то за рубежом не опубликовано пока еще даже то, что вошло
в состав X тома «Архива».
Большая часть материалов Энгельса по истории Ирландии во¬
обще еще не увидела свет. Дальнейшая публикация этих руко¬
писен должны ввести в научный оборот весь цикл ирландских ма¬
териалов Энгельса и дать исследователям возможность познако¬
миться как с его концепцией ирландской истории в полном виде,
так и с его приемами изучения исторических материалов. Эта
публикация, несомненно, явится новым большим вкладом в исто¬
рическую науку.
1,9 Karl Marx, Friedrich Engels. Werke. Bd. 16. Berlin, 1962. В 1965 г.
в Ливерпуле ирландскими коммунистами был опубликован первый полный
английский перевод рукописного отрывка истории Ирландии и некоторых
фрагментов к нему (переводчик Анжела Клиффорд). См. Frederik Engels.
History of Ireland (unfinished). Liverpool, 1965. (Напечатано на ротапринте).
Единственный в СССР экземпляр хранится в библиотеке ИМЛ при ЦК
КПСС).
120 G. Mayer. Friedrich Engels, eine Biographie. Bd. II. Haag, 1934, S.
174—182. Эти цитаты, подобранные несколько односторонне, были использо¬
ваны для полемики с марксистами английским консервативным историком
Ирландии Н. Мансергом (N. Munsergh. Ireland in the Age of Reform and Re¬
volution. London, 1940).
9*
ИЗ ОПЫТА ИЗУЧЕНИЯ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА
МАРКСА и ЭНГЕЛЬСА.
Реконструкция первой главы «Немецкой идеологии»
Г. А. Багатурия
Немного «философии»
В научном исследовании важны не только его содержание и
результат, но и то, к а к оно было проведено, его методология.
В «Капитале» применительно к процессу труда Маркс писал:
«Процесс угасает в продукте» 1 2. Это утверждение справедливо и в
отношении умственного труда и его продуктов. Процесс исследо¬
вания угасает в полученном результате. По одним только резуль¬
татам исследования невозможно установить, как, каким путем, с
помощью каких приемов, каким методом оно было осуществлено.
Обычно, когда идет процесс исследования, его методологиче¬
ская сторона не осознается в такой степени, в какой это может
быть сделано после завершения самой работы. Вульгарно говоря,
у исследователя, как правило, нет времени для того, чтобы «фи¬
лософствовать» по поводу своей работы, даже если он к этому за¬
нятию и склонен.
1 Отдельные стороны проблемы, которая является предметом данной
работы, рассматриваются более подробно в других статьях автора: «К исто¬
рии написания, опубликования и исследования „Немецкой идеологии44
Маркса и Энгельса» («Из истории формирования и развития марксизма.
Материалы научных сессий». М., 1959); «„Тезисы о Фейербахе44 и „Немецкая
идеология44» (см. издаваемый Институтом марксизма-ленинизма при
ЦК КПСС «Научно-информационный бюллетень сектора произведений
К. Маркса и Ф. Энгельса», № 12, 1965). «Структура и содержание рукописи
первой главы „Немецкой идеологии44 К. Маркса и Ф. Энгельса» («Вопросы
философии», 1965, № 10); «Первое великое открытие Маркса. Формирование
и развитие материалистического понимания истории» («Маркс-историк». М.,
1968).
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 191.
260
В 1963 и 1965 гг. было осуществлено новое исследование ру¬
кописи «Немецкой идеологии» Маркса и Энгельса3. Одним из
главных результатов этого явилась новая публикация первой
главы «Немецкой идеологии» 4.
Как будет показано, в истории советского марксоведения уже
имело место более или менее аналогачные работы. В этом смысле
новое исследование «Немецкой идеологии» не является чем-то
исключительным. Наоборот, оно должно рассматриваться лишь
как один из примеров исследовательской работы в области исто¬
рии марксизма. Аналогичные работы, и притом гораздо большие
по объему и более сложные по характеру, уже были выполнены
в прошлом. Подобные работы, безусловно, будут иметь место и в
будущем. Новое исследование отличается от всех остальных
прежде всего тем, что относится к самому последнему времени.
Вместе с тем, поскольку опыт изучения рукописного наслед¬
ства Маркса и Энгельса представляет определенный интерес с
точки зрения методологии, постольку его значение выходит за
пределы собственно истории марксизма.
Попытаемся чисто эмпирически проследить, как развивалось
новое исследование «Немецкой идеологии», и осмыслить отдель¬
ные моменты методологической стороны этого процесса. Быть мо¬
жет, такое размышление над процессом, который уже угас в своем
результате, окажется небесполезным.
Формулировка проблемы
Существует интересная закономерность: первоначальная цель
и конечный результат исследования, искомое и найденное, как
правило, в большей или меньшей степени не совпадают. Доволь¬
но часто находят то, чего даже и не искали. Нечто подобное про¬
изошло и при новом исследовании «Немецкой идеологии».
Исходным пунктом был вопрос о степени зрелости «Немецкой
идеологии», или, точнее и шире, о месте этого произведения в
истории марксизма. Этот вопрос возник еще в 1953—1955 гг., в
период подготовки к изданию «Немецкой идеологии» в 3-м томе
3 Исследование «Немецкой идеологии» проводилось уже несколько де¬
сятилетий и насчитывает сотни работ. Критический анализ проделанной
учеными работы представляет собой специальную и довольно сложную
проблему. Но он не является целью статьи. В ней рассматривается только
новое исследование рукописи «Немецкой идеологии», осуществленное в
Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС за последние годы. Оно, ес¬
тественно, опиралось на все предшествующие достижения в этой области.
В связи с этим здесь затрагиваются лишь отдельные моменты общей исто¬
рии исследования «Немецкой идеологии».
4 «Вопросы философии», 1965, №№ 10, И; К. Маркс и Ф. Энгельс.
Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического
воззрений (Новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»). М.,
1966. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в трех томах,
т. I. М., 1966.
261
Сочинений Маркса и Энгельса. Он встал с новой силой в 1963 г.,
когда началась работа над соответствующим разделом биографии
Маркса.
Самая первоначальная формулировка проблемы выглядела так.
Известно, что Маркс и Энгельс, а вслед за ними и Ленин называ¬
ли первыми зрелыми произведениями марксизма «Нищету фило¬
софии» и «Манифест Коммунистической партии» 5. «Немецкая
идеология» непосредственно предшествует этим произведениям.
Полностью она была опубликована только в 1932 г. При жизни
Маркса и Энгельса о существовании этой рукописи знали лишь
немногие. Ленин не мог читать ни всей работы в целом, ни ее
важнейшей первой главы. Как в таком случае должны оценивать
теперь эту работу мы? Является ли «Немецкая идеология» про¬
изведением зрелого марксизма, подобно «Нищете философии» и
«Манифесту Коммунистической партии» или нет? В нашей лите¬
ратуре существовали различные точки зрения. Сразу после первой
полной публикации «Немецкой идеологии» о ней писали как о
первом произведении зрелого марксизма 6. Впоследствии от этой
оценки отказались7. Итак, какова степень зрелости «Немецкой
идеологии» или, если не формулировать проблему столь упрощен¬
но, каково место «Немецкой идеологии» в истории марксизма?
С постановки этого вопроса и начинается новое исследование.
Решать этот вопрос можно было различными способами. Можно
было пойти чисто умозрительным путем. Но при таком подходе
намечалась тенденция свести некоторую реальную проблему к
чисто терминологическому вопросу: что считать зрелым и что не¬
зрелым. Более перспективным представлялся другой путь.
Нетрудно заметить, что, как правило, новые научные выводы
являются результатом новых данных, которые получает исследо¬
ватель; что переосмысление известных фактов становится обычно
возможным тогда, когда появляются некоторые новые факты. Од¬
ним словом, чтобы получить новое обобщение, необходимо собрать
новую информацию.
С «Немецкой идеологией» дело обстояло следующим образом.
Соответствующие оценки классиков марксизма были различными
авторами уже учтены. Содержание самого произведения в общем
и целом изучено. Определенные сопоставления с другими произ¬
ведениями периода формирования марксизма проведены. История
«Немецкой идеологии» в общих чертах выяснена. Как показала
дальнейшая работа, все эти аспекты изучения можно было исполь-
5 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. 8; т. 20, стр. 9;
В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 22.
6 Б. Б ы х о в с к и й. Враги и фальсификаторы марксизма. М.— Л., 1933,
стр. 83.
7 См., например, БСЭ, изд, 2, т. 29 (1954 г.), стр. 401; «История филосо¬
фии», т. III. М., 1959, стр. 68.
262
ковать, поскольку й они не были е!це исчерпаны. Но наибольшие
результаты должно было дать изучение того же самого предмета
с некоторой новой стороны. Найдя новый аспект исследования,
можно было надеяться наболев быстрое выявление новых фактов,
которые дали бы возможность по-новому осветить и понять иссле¬
дуемый предмет. И такой новый аспект удалось найти. Поиски
его велись в самых разнообразных направлениях. Ведь одна из
типичных психологических ошибок исследователя — неправильное
определение области поисков, в частности неоправданное и обыч¬
но неосознанное ее сужение. Поэтому с самого начала было созна¬
тельное стремление максимально расширить поисковую область.
Изучалось содержание «Немецкой идеологии» и само по себе, и в
сопоставлении с другими произведениями Маркса и Энгельса.
Изучалась история написания «Немецкой идеологии» и сама по
себе, и в контексте всего периода формирования марксизма. При
этом использовались самые разнообразные средства изучения: и
рукопись «Немецкой идеологии», и архивные материалы, и та ли¬
тература, которую используют или подвергают критике Маркс и
Энгельс, и обширная литература о «Немецкой идеологии», книги,
журналы, газеты, письма — все, что только возможно и что было
доступно. Все это напоминало не прицельный огонь, а стрельбу по
определенным площадям. Расчет был на то, что в конце концов
сработают не только динамические, но и статистические законо¬
мерности поиска.
Наконец, действительно с двух различных сторон стал опреде¬
ляться новый подход к исследуемой проблеме.
С одной стороны, анализ содержания «Немецкой идеологии»
показывал, что высказывания об одном и том же, но сделанные в
различных местах этой обширной рукописи, по своему содержанию
не вполне совпадают. Анализ терминологии выявлял определен¬
ную «неустойчивость», ее, нестабильность, динамику. Сопоставле¬
ние различных высказываний в «Немецкой идеологии» с аналогич¬
ными высказываниям в последующих произведениях Маркса и
Энгельса показывало различную степень близости их но содержа¬
нию, и притом в зависимости от того, где в «Немецкой идеологии»
то или иное высказывание расположено. Все эго наводило на
мысль о различной степени зрелости различных частей рукописи.
С другой стороны, в ходе подготовки 3-го тома Сочинений
Маркса и Энгельса были уточнены наши представления о времени
работы Маркса и Энгельса над «Немецкой идеологией». Вырисо¬
вывалась такая картина: непосредственно над дошедшей до нас
рукописью они работали с осени 1845 г. до лета 1846 г., т. е. пол¬
года или несколько больше; но от первоначального замысла вес¬
ной 1845 г. до последних дополнений весной 1847 г. прошло не
менее двух лет. И это в период формирования марксизма, когда
взгляды Маркса и Энгельса развивались столь стремительно, что
не только годы, но и месяцы имели значение. Сравните, напри-
263
Мер, «Святое семейство» (работа над рукописью закончена в но¬
ябре 1844 г., книга вышла в свет в феврале 1845 г.) и «Тезисы о
Фейербахе» (написаны, но всей вероятности, в апреле 1845 г.8).
В первом еще явно чувствуется «культ Фейербаха», в тезисах —
полное и окончательное размежевание с Фейербахом. Таким обра¬
зом, логично было предположить, что динамика становления марк¬
сизма не могла не отразиться в рукописи «Немецкой идеологии»,
в различной степени зрелости се составных частей.
Так анализ содержания рукописи и изучение истории ее напи¬
сания с двух различных сторон привели к постановке новой проб¬
лемы: проследить развитие идей Маркса и Энгель¬
са в пределах самой «Немецкой идеологии»; рас¬
смотреть ее содержание не в статическом со¬
стоянии, а в динамике; образно говоря, представить ее
содержание не как однократный срез, а как ряд последовательных
срезов истории марксизма, не как мгновенную фотографию, а как
серию кадров киноленты, развернуть это содержание во времени,
представить его как функцию времени. Эта задача эквивалентна
более детальному анализу данного отрезка истории марксизма. Та¬
кое рассмотрение периода 1845—1846 гг. как бы с более близкого
расстояния должно было выявить тот момент, когда в развитии
взглядов Маркса и Энгельса произошел определенный качествен¬
ный скачок, выявить как содержание этого скачка, так и то время,
к которому он должен быть отнесен. Если удастся проследить, от
чего к чему шло развитие в этот период, и определить решающий
момент этого развития, то тем самым будет открыт путь к более
глубокому пониманию места «Немецкой идеологии» в истории
марксизма.
Выяснение хронологической последовательности
Итак, необходимо проследить динамику содержания «Немец¬
кой идеологии». Но для этого надо знать, в какой последователь¬
ности написаны различные составные части рукописи. Значит,
возникает еще одна производная задача: выяснить последо¬
вательность написания «Немецкой идеологии».
В данном случае подобная задача сама по себе является до¬
вольно сложной. Дело в том, что структура «Немецкой идеологии»
и характер дошедшей до пас рукописи таковы, что допускают раз¬
личные гипотезы относительно последовательности ее написания.
Поэтому только детальный анализ самой рукописи и ее содержа¬
ния приводит к однозначному решению указанной задачи.
Напомним основные факты.
8 Обоснование этой новой, уточненной датировки «Тезисов о Фейерба¬
хе» см. в «Научно-информационном бюллетене сектора произведений
К. Маркса и Ф. Энгельса», N° 12, 1965, стр. 2—29.
264
В дошедшей до нас рукописи «Немецкой идеологии» 9 общее
название всего произведения не сохранилось. В существующих
изданиях оно взято из заметки Маркса против К. Грюна 10. В со¬
ответствии с этим источником дошедшая до нас рукопись издает¬
ся под общим названием: «Немецкая идеология. Критика новей¬
шей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха,
Б. Бауэра и М. Штирнера и немецкого социализма в лице его раз¬
личных пророков». Рукопись состоит из двух томов, хотя номера и
названия томов в ней также отсутствуют. Общую структуру «Не¬
мецкой идеологии» характеризует уже ее подзаголовок: первый
том содержит критику немецкой послегегелевской философшт,
второй том — критику мелкобуржуазного «истинного социализма».
Первый том состоит из краткого предисловия и трех глав.
Первая глава называется: «I. Фейербах. Противоположность мате¬
риалистического и идеалистического воззрений». Она направлена
против Фейербаха, но посвящена преимущественно положительно¬
му изложению точки зрения Маркса и Энгельса; она была заду¬
мана как общее введение к последующим критическим очеркам и
дает изложение материалистического понимания истории как не¬
посредственной философской основы теории научного коммунизма.
Работа над этой главой не была завершена. Все последующие гла¬
вы «Немецкой идеологии» носят преимущественно полемический
характер. Вторая и третья главы первого тома называются соот¬
ветственно: «II. Святой Бруно» и «III. Святой Макс». Они посвя¬
щены критике идеалистической философии младогегельянцев
Б. Бауэра и М. Штирнера и объединены введением под названием
«Лейпцигский собор» и заключением «Закрытие Лейпцигского со¬
бора». В основу композиции третьей главы положен своеобразный
полемический прием. В этой главе Маркс и Энгельс подробно раз¬
бирают и критикуют книгу М. Штирнера «Единственный и его
собственность» и его статью «Рецензенты Штирнера». В' своей
книге Штирнер часто прерывает последовательность изложения
«эпизодическими вставками», которые не имеют прямого отноше¬
ния к делу. Высмеивая эту манеру, Маркс и Энгельс начинают
главу о Штирнере сообщением о его статье, а затем для уяснепия
смысла статьи следует грандиозный «эпизод» на три сотни стра¬
ниц, посвященный критике книги Штирнера, после чего Маркс и
Энгельс снова возвращаются к рассмотрению его статьи.
Второй том состоит из небольшого введения под названием
«Истинный социализм» и пяти глав, из которых вторая и третья
9 Фотокопия рукописи «Немецкой идеологии» и оригинал рукописи
предисловия к ее первому тому хранятся в Москве в Центральном партий¬
ном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Рукопись «Не¬
мецкой идеологии», из исключением предисловия к первому тому, находит¬
ся в Амстердаме в Международном институте социальной истории.
10 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 39—41.
265
в дошедшей до нас рукописи не сохранились. Первая глава посвя¬
щена критике философии «истинного социализма», четвертая гла¬
ва — критике его историографии, пятая глава — критике его рели¬
гии. В качестве заключительной главы второго тома «Немецкой
идеологии» была написана весной 1847 г. работа Энгельса «Истин¬
ные социалисты».
Таким образом, уже структура «Немецкой идеологии», заду¬
манной и написанной как серия отдельных критических очерков
о различных представителях младогегельянства и «истинного со¬
циализма», как ряд очерков, объединенных общим введением,
допускает различную последовательность написания отдельных
глав. Возможность того, что главы «Немецкой идеологии» могли
быть написаны не в том порядке, в котором они следуют теперь
одна за другой, согласно авторской нумерации, не исключается и
фактами предыстории «Немецкой идеологии».
Самый отдаленный по времени, самый первоначальный и еще
неопределенный замысел подобного произведения был высказан
Марксом и Энгельсом в сентябре 1844 г. в заключительных словах
предисловия к их первому совместному труду — «Святому семейст¬
ву»: «Мы предпосылаем... предлагаемую полемическую работу
нашим самостоятельным произведениям, в которых мы изложим...
наши положительные взгляды pi вместе с тем нашу положитель¬
ную точку зрения по отношению к новейшим философским и со¬
циальным доктринам» п. В зародыше здесь уже намечены два
тома будущей «Немецкой идеологии»: положительная критика но¬
вейших философских (первый том) и социальных (второй том)
доктрин.
В ноябре 1844 г. появилась книга Штирнера «Единственный и
его собственность». В переписке между cc6oii Маркс и Энгельс об¬
суждают ее содержание и приходят к единому мнению. Уже в де¬
кабре 1844 г. Маркс собирался написать статью против Штирнера.
В апреле 1845 г. Энгельс приезжает к Марксу в Брюссель.
Маркс излагает ему материалистическое понимание истории в поч¬
ти сложившемся виде, и они решают сообща всесторонне разрабо¬
тать новое мировоззрение в форме критики немецкой послегеге-
левской философии. Это уже замысел будущей «Немецкой идео¬
логии». Маркс набрасывает в своей записной книжке 11 тезисов
о Фейербахе как заметки, подлежащие дальнейшей разработке в
будущем труде.
Летом 1845 г. во втором томе трехмесячиого журнала «Wi-
gand’s Vierteljahrsschrift» появляется статья Л. Фейербаха, в ко¬
торой он провозглашает себя «коммунистом». Осенью в третьем
томе журнала появляются статьи Б. Бауэра и М. Штирнера, со¬
держащие нападки на Маркса и Энгельса. После возвращения из
11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 8.
266
совместной поездки в Англию и после ознакомления с третьим то¬
мом этого журнала Маркс и Энгельс приступают к написанию
«Немецкой идеологии».
Такова в двух словах предыстория. Как видим, Маркс и Эн¬
гельс могли начать работу над «Немецкой идеологией» с вводной
главы против Фейербаха, но ничто не мешало начать ее, напри¬
мер, с критики книги Штирнера. Следовательно, выяснение
предыстории «Немецкой идеологии» само по себе еще не дает
ключа к тому, чтобы раскрыть последовательность ее написания.
Остается только один путь — исследование рукописи, текста «Не¬
мецкой идеологии». Однако решение задачи таким путем наталки¬
вается на другую трудность, связанную уже с характером самой
рукописи: она представляет собой не единый черновой или беловой
вариант, а ряд последовательных наслоений текста. Одни его час¬
ти дошли до нас в своем первоначальном виде, другие были пере¬
писаны; практически по всему тексту идет довольно значительная
правка, местами нравится не только первоначальный текст, но и
уже наслоившаяся на него правка. Все это, разумеется, осложняет
анализ рукописи: затрудняет, например, датирование текста по тем
историческим фактам, которые в нем упоминаются, затрудняет
использование системы внутренних ссылок (в одних местах текста
на другие места, на предшествующий текст или на последующий)
для определения того порядка, в котором писалась вся рукопись
в целом.
Можно попытаться определить время написания отдельных
глав по тем историческим (в том числе литературным) фактам,
которые упоминаются в тексте. Но этот метод имеет тот недоста¬
ток, что обычно позволяет определить только нижнюю границу
того отрезка времени, в который был написан данный текст, т. е.
определить, после чего он был написан. Определить же верхнюю
границу, т. е. до чего был он написан, можно не по тому, что в
тексте упоминается, а только по тому, что в нем не у п о-
минается, а это либо бывает невозможно, либо приводит к
чисто гипотетическому результату. Если известно только время,
после которого написана та или иная часть текста, то определить
последовательность написания всего текста, конечно, нельзя. Ме¬
тод датировки по упоминаемым фактам может дать необходимый
результат только в сочетании с каким-либо другим методом. На¬
пример, если бы по письмам Маркса и Энгельса или иным путем
удалось установить время, до которого уже была написана та или
другая глава, тогда в сочетании с анализом упоминаемых в тексте
фактов можно было бы решить стоящую перед нами задачу. К со¬
жалению, таким путем датировать более или менее точно написа¬
ние отдельных глав не удается. Более того, в силу самого харак¬
тера «Немецкой идеологии» как произведения теоретического
число фактов текущей истории, упоминаемых в тексте, крайне
невелико. Поэтому определить последовательность написания
267
«Немецкой идеологии» можно было главным образом не путем
анализа ее содержания, а путем анализа самой рукописи.
Но такая работа уже была проделана белее 30 лет назад, и, на¬
сколько позволяет этот метод, последовательность написания ру¬
кописи была в сущности установлена. Заслуга эта принадлежит
выдающемуся марксоведу, специалисту но публикации рукописно¬
го, наследства Маркса и Энгельса II. Л. Веллеру12. Результат его
труда воплощен в первом полном издании «Немецкой идеологии»:
Marx — Engels Gesamtausgabe, Abt. I, Bd. 5. Berlin, 1932 (да¬
лее — MEGA). Следовательно, каждый, изучающий рукопись «Не¬
мецкой идеологии», мог и должен был опираться на эту уже про¬
деланную работу. Но при использовании работы Веллера возни¬
кает специфическая трудность.
До сих пор мы утверждали, что для того, чтобы проследить
развитие содержания «Немецкой идеологии», было необходимо вы¬
яснить последовательность написания рукописи. В общей форме
такая формулировка задачи является правильной. Но она еще не¬
достаточно конкретна. Теперь настало время уточнить формули¬
ровку проблемы.
Дело в том, что с точки зрения теоретического содержания
значение различных частей «Немецкой идеологии» далеко не рав¬
ноценно. Главное здесь — разработка материалистического пони¬
мания истории, а его положительное изложение сконцентрировано
в первой главе. Из остальных, полемических глав наибольшее
значение имеет глава о Штирнере; она доминирует и по объему,
составляя две трети всей рукописи, это основа всего произведе¬
ния. Поэтому, чтобы проследить развитие в «Немецкой идеоло¬
гии» материалистического понимания истории и связанных с ним
основных положений теории научного коммунизма, необходимо
выяснить главным образом последовательность написания состав¬
ных частей первой и третьей глав первого тома «Немецкой идео¬
логии».
Но, к сожалению, в подготовленной Веллером публикации
1932 г. первая глава «Немецкой идеологии» напечатана не в той
последовательности, в которой были написаны ее составные части.
Правда, в описании рукописи Веллер дал читателю ключ к пони¬
манию того, как, в какой последовательности была написана сама
12 Павел Лазаревич Веллер родился 1 апреля 1903 г. в Козлове (ныне
Мичуринск). С сентября 1913 по март 1924 г. жил в Германии, куда был
отправлен для лечения тяжелой болезни. С февраля 1925 г. п до конца
жизни работал в Институте Маркса и Энгельса (с 1931 г.— Институт Марк¬
са — Энгельса — Ленина) сначала как младший научный сотрудник, с но¬
ября 1927 г.— старший научный сотрудник. Подготовил на языке оригипала
первые полные издания «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса
(1932 г.) и «Экономических рукописей 1857—1859 годов» К. Маркса (1939—
1941 гг.). В июне 1941 г. пошел добровольцем в народное ополчение и по¬
гиб на фронте.
268
рукопись, а в опубликованном тексте главы указаны страницы ру-
копией. Однако воспользоваться этим ключом, не имея неред гла¬
зами самой рукописи, было чрезвычайно трудно.
Вот почему при новом исследовании рукописи «Немецкой идео¬
логии» пришлось заново, опираясь на сделанное Веллером и имея
перед глазами фотокопию рукописи, проанализировать всю руко¬
пись страница за страницей, прежде чем удалось полностью уяс¬
нить себе ту действительную последовательность, в которой она
была написана Марксом и Энгельсом.
Общий результат, который в сущности был получен еще Вел¬
лером, а теперь был вновь подтвержден, сводится в основном к
следующему.
Сначала — это произошло после появления третьего тома жур¬
нала «Wigand’s Vierlcljahrsschrifts» за 1845 г., Маркс и Энгельс
начали писать критическую работу, направленную одновременно
против Л. Фейербаха, Б. Бауэра и М. Штирнера. Затем они изме¬
нили свой замысел и решили посвятить критике Бауэра и Штир¬
нера специальные главы, предпослав им общее введение, направ¬
ленное против Фейербаха. В соответствии с этим новым планом
они вычеркнули из первоначальной рукописи все места, относящи¬
еся к критике Бауэра и Штирнера, и перенесли их соответственно
во вторую и третью главы первого тома «Немецкой идеологии».
Так сложилась хронологически первая часть, первоначальное ядро
главы о Фейербахе (29 пронумерованных Марксом страниц). В
новой публикации первой главы «Немецкой идеологии» эта часть
рукописи фигурирует как вторая часть главы.
Затем была написана вторая и начата третья глава первого то¬
ма. В ходе критики книги Штирнера «Единственный и его собст¬
венность» Маркс и Энгельс делали более или менее обширные
теоретические отступления, в которых они в положительной фор¬
ме развивали свое материалистическое понимание истории. Два
таких отступления они изъяли из главы о Штирнере и перенесли
в главу о Фейербахе. Первое из них (6 стр.) было написано в свя¬
зи с критикой идеалистической концепции Штирнера о господстве
духа в истории. Этот текст изъят из того места главы о Штирнере,
которому в 3-м томе (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения,
изд. 2) соответствует стр. 163. Второе теоретическое отступление
(37 стр.) было написано в связи с критикой взглядов Штирнера на
буржуазное общество, конкуренцию, на соотношение частной соб¬
ственности, государства и права. Этот текст, изъятый из главы о
Штирнере, был заменен там новым текстом, который в 3-м томе
начинается на стр. 350. Так из двух частей текста, первоначально
входивших в состав третьей главы первого тома, возникли хроно¬
логически вторая и третья части главы о Фейербахе. В новой пуб¬
ликации первой главы «Немецкой идеологии» эти две части руко¬
писи фигурируют соответственно как третья и четвертая части
главы.
269
Эти три хронологически первые части рукописи главы о Фей¬
ербахе Маркс последовательно пропагинировал (стр. 1—72), объ¬
единив их в одну черновую рукопись всей первой главы. После
этого Маркс и Энгельс начали перерабатывать черновой вариант
первой главы и сделали две попытки написать начало главы на¬
чисто. Так возникли два варианта беловика. Хронологически чет¬
вертая часть данной главы — это первый вариант беловика
(5стр.), хронологически пятая часть — это второй, основной и по¬
следний, вариант беловика (16 стр.). Начала первого и второго
вариантов почти совпадают, поэтому соответствующая часть пер¬
вого беловика в рукописи перечеркнута. В новой публикации пер¬
вой главы «Немецкой идеологии» эти два беловика объединены и
фигурируют как первая часть главы.
Если схематически резюмировать сказанное, то последователь¬
ность написания основных частей первой и третьей глав первого
тома «Немецкой идеологии», а именно эти две главы и интересуют
нас здесь в первую очередь, выглядит следующим образом:
1) Первоначальное ядро первой главы, стр. 1—29 черновой ру¬
кописи (в новой публикации — вторая часть главы).
2) Начало третьей главы (т. 3, стр. 103—163).
3) Хронологически вторая часть первой главы, стр. 30—35 чер¬
новой рукописи (новая публикация — третья часть главы).
4) Продолжение третьей главы (т. 3, стр. 163—350).
5) Хронологически третья часть первой главы, стр. 36—72 чер¬
новой рукописи (новая публикация — четвертая часть главы).
6) Окончание третьей главы (т. 3, стр. 350—452).
7) Хронологически четвертая часть первой главы — первый
вариант беловика, 5 стр. рукописи (новая публикация — первая
часть главы, вводный параграф и § 2).
8) Хронологически пятая часть первой главы — второй, основ¬
ной вариант беловика, листы 1—5 рукописи (новая публикация—
первая часть главы, вводный параграф и §§ 1, 3 и 4).
Таким образом, с хронологической точки зрения, рукописи
этих двух глав распадаются соответственно на пять частей и на
три части, которые в процессе написания перемежались. Если сим¬
волически обозначить главы римскими цифрами, а их хронологи¬
ческие части — латинскими буквами, то последовательность напи¬
сания этих двух глав можно наглядно представить в виде ряда:
la, Ша, ТЬ, ШЬ, Ic, Шс, Id, Те.
Последовательность расположения составных частей важней¬
шей, первой, главы имеет в новой публикации такой вид:
Ide, la, lb, 1с.
Следовательно, в первой из четырех частей этой главы совме¬
щены хронологически четвертая и пятая части рукописи, а далее
последовательность написания текста и его расположение в пу¬
бликации совпадают. Хронологическая структура третьей главы
270
имеет простои вид:
Ша, ШЬ, Шс.
Или, иначе, если первую схемку представить в виде последова¬
тельности цифр:
1 2 3 4 5 6 7 8,
тогда две другие примут такой вид:
(7 8) 1 3 5 и 2 4 6.
Эти элементарные схемки наглядно демонстрируют сложный
характер последовательности, в которой были написаны две наи¬
более важные главы «Немецкой идеологии».
Таким образом, выяснив общую последовательность, в которой
была написана главная часть рукописи «Немецкой идеологии», мы
тем самым получили ключ к исследованию содержания «Немец¬
кой идеологии» не в виде наличной суммы высказываний, а в его
развитии. Теперь в анализе теоретического содержания «Немец¬
кой идеологии» появилась возможность применить элементарное
правило диалектики: исследовать предмет в его движении, иссле¬
довать развитие предмета.
До этого пункта н >вое исследование рукописи «Немецкой идео¬
логии» еще не дало ничего принципиально нового, до сих пор оно
было в сущности освоением того уровня, которого уже достигла
наука. Основные результаты в этом направлении были получены
уже Веллером. Новое исследование отличалось исходным пунктом,
подходом к проблеме и своей целью, но по реальным результатам
оно еще почти не вышло за пределы того, что уже было достигну¬
то в прошлом.
Можно сказать, что до тех пор, пока исследование ограничи¬
валось преимущественно внешним анализом рукописи или же,
наоборот, изучением только ее содержания, получить существенно
новые результаты было практически почти невозможно. Ведь как
сама рукопись, так и содержание «Немецкой идеологии» каждые
в отдельности в большей или меньшей степени уже были изучены.
До указанного момента новое исследование было лишь так ска¬
зать расширенным воспроизведением уже достигнутого уровня.
Но теперь начинается та стадия исследования, которая выявляет
его специфическую особенность — сочетание анализа содержания
рукописи с анализом ее формы — и которая приводит к сущест¬
венно новым результатам. Главными из них явились три:
1) уточнение датировки рукописи; 2) более глу¬
бокое определение специфики «Немецкой идеоло¬
гии»; 3) обоснование необходимости, а затем
if осуществление новой публикации ее первой
глав ьг13.
13 Эти результаты были получены летом 1963 г. и изложены в докладе
«Место „Немецкой идеологии4* в истории марксизма» на заседаниях теоре-
271
Первый результат: уточнение датировки
С 1932 г., когда появилось подготовленное Веллером первое
полное издание «Немецкой идеологии», стало общепризнанным,
что Маркс и Энгельс начали писать ее в сентябре 1845 г., т. с. пос¬
ле возвращения из поездки в Англию и после ознакомления с толь¬
ко что появившимся третьим томом журнала «Wigand’s Viertel¬
jahrsschrift» со статьями Б. Бауэра и М. Штирнера. Эта концеп¬
ция безраздельно господствовала в марксовсдческой литературе
более 30 лет. В ней почти все правильно, за исключением самой
датировки начала работы Маркса и Энгельса над рукописью. Как
теперь окончательно стало ясно, в основе этой концешщи лежит
совершенно правильная идея: определить начало работы над «Не¬
мецкой идеологией» по времени выхода в свет третьего тома жур¬
нала «Wigand’s Vierteljahrsschrift», так как Маркс и Энгельс нача¬
ли писать «Немецкую идеологию» после выхода в свет данного
журнала. Этот факт был установлен в сущности еще Веллером и
стал совершенно очевиден после того, как вслед за Веллером была
вновь проанализирована рукопись «Немецкой идеологии».
В тексте «Немецкой идеологии» многократно упоминаются и
цитируются статьи Бауэра и Штирнера из третьего тома «Wigand’s
Vierteljahrsschrift», но ведь, вообще-то говоря, это еще не явля¬
ется доказательством того, что данный текст был написан толь-
к о после появления третьего тома журнала. Вспомним некоторые
из основных фактов, относящихся к предыстории «Немецкой идео¬
логии» и к особенностям этого произведения. Замысел его возник
еще весной 1845 г. Основным объектом критики в нем является
книга Штирнера, которая вышла еще в ноябре 1844 г. Далее, на
первый взгляд кажется, что в первой главе подвергается критике
только статья Фейербаха из второго тома «Wigand’s Vierteljahrs¬
schrift»: во всяком случае, в тексте главы имеется непосредствен¬
ная ссылка только на этот том журнала. К тому же в 1956 г. были
впервые опубликованы воспоминания Женни Маркс «Беглый
очерк беспокойной жизни», где она прямо пишет, что летом 1845 г.
Маркс и Энгельс работали над «Немецкой идеологией» * 14. Все по¬
добного рода факты позволяли предположить, что работа над ру¬
кописью «Немецкой идеологии» могла начаться еще до осени
тичсского семинара в секторе произведений К. Маркса и Ф. Энгельса Ин¬
ститута марксизма-ленинизма при ЦК КПСС И ноября и 3 декабря 1963 г.
(«Научно-информационный бюллетень сектора произведений К. Маркса и
Ф. Энгельса», № И, 1964, стр. 70, 80—82, 88, 89; «Вопросы истории КПСС».
1964, № 10, стр. 152).
14 «Энгельс в течение лета работал с Карлом над критикой немецкой
философии — внешним толчком к этому послужило появление книги „Един¬
ственный и его собственность44. Результатом этой работы явился обширный
труд, который должен был выйти в Вестфалии» («Воспоминания о Марксе и
Энгельсе». М., 1956, стр. 224—225).
272
1845 г., а упоминания статей из третьего тома «Wigand’s Viertel¬
jahrsschrift» могли явиться позднейшим добавлением к первона¬
чальному тексту. Однако такое абстрактное предположение могло
бы стать истинным лишь в том случае, если бы оно было подкреп¬
лено результатами анализа самой рукописи. А этот анализ ясно и
недвусмысленно показывает, что вся рукопись «Немецкой идеоло¬
гии» без исключения, начиная с се первой страницы, была написа¬
на после появления третьего тома «Wigand’s Vierteljahrsschrift».
Ведь статьи Бауэра и Штирнера из этого журнала упоминаются и
цитируются на первой и следующих страницах дошедшей до нас
рукописи первой главы.
После этого оставалось лишь проверить правильность прежне¬
го представления о том, что этот журнал вышел в свет в начале
сентября 1845 г. Такая датировка основывалась, ио-видимому, на
чисто умозрительных соображениях: по идее, журнал должен был
выходить раз в три месяца. Однако, как потом выяснилось, тома
этого журнала (четыре в год) выходили крайне неравномерно.
Итак, надо было найти сведения о выходе третьего тома
«Wigand’s Vierteljahrsschrift». Поиски велись в трех направлени¬
ях. Во-первых, изучались десятки опубликованных и неопублико¬
ванных писем этого периода, принадлежащих людям, так или ина¬
че связанным с Марксом и Энгельсом. Этот поиск не дал резуль¬
татов. (Такого исхода можно было ожидать, поскольку большин¬
ство этих писем находилось в поле зрения уже в то время, когда
над рукописью «Немецкой идеологии» работал Веллер.) Во-вто¬
рых, выискивались сообщения, объявления и рецензии в газетах и
журналах о выходе различных изданий. Поиск в этом направле¬
нии увенчался частичным успехом: в аугсбургской газете «А11-
gemeine Zeitung» за 9 ноября 1845 г. удалось обнаружить объяв¬
ление о выходе в свет третьего тома «Wigand’s Vierteljahrsschrift».
Наконец, в-третьих, просматривались специальные библиографи¬
ческие издания. Здесь поиски завершились окончательным успе¬
хом: были найдены наиболее точные сведения о времени появле¬
ния журнала. В издании «Borsenblatt fur den Deutschen Buchhan-
del», 12. Jahrgang, Leipzig, 1845 (экземпляр имеется в Библиотеке
им. В. И. Ленина), в № 92 от 21 октября 1845 г. на стр. 1107 среди
книг, поступивших 16—18 октября, указан и «Wigand’s Viertel¬
jahrsschrift», Bd. III. Следует также добавить, что в библиотеке
Института марксизма-ленинизма был найден экземпляр журнала
с пометкой: «Появился 30 октября 1845 г.» (надпись сделана ка¬
рандашом готическим шрифтом).
Полученные факты необходимо было проанализировать, в ча¬
стности сопоставить данный случай с другими, уже хорошо изу¬
ченными.
Так как и журнал Виганда, и «Borsenblatt» издавались в Лейп¬
циге, то интервалом между выходом журнала из печати и его
регистрацией в справочнике практически можно пренебречь. Сле¬
273
довательно, можно утверждать, что третий том «Wigand’s Viertel-
jahrsschrift» вышел в свет в Лейпциге между 16 и 18 октября
1845 г. Между выходом этого тома в свет, с одной стороны,
и появлением его на книжном рынке, а также тем моментом, когда
он мог попасть в руки Маркса и Энгельса — с другой, должно бы¬
ло пройти и, по-видимому, прошло определенное время. Учитывая
все известные нам обстоятельства, можно считать, что журнал по¬
явился на книжном рынке около 1 ноября и мог оказаться в Брюс¬
селе в руках Маркса и Энгельса приблизительно в начале ноября
1845 г.
Таким образом, точное определение времени появления треть¬
его тома журнала «Wigand’s VierleljahrsschrifU приводит к пере¬
смотру традиционной концепции о начале работы Маркса и Эн¬
гельса над рукописью «Немецкой идеологии». Теперь имеются
все основания полагать, что Маркс и Энгельс н а ч а л и
писать «Немецкую идеологию» но в сентябре, а в
ноябре 1845 г.15 В период формирования марксизма, когда
развитие шло так стремительно, что месяцы имели значение, та¬
кое уточнение на два месяца уже само по себе существенно. Но
уточнение это влечет за собой целый ряд совершенно конкретных
следствий. Вот несколько примеров.
Раньше представляли себе дело так. Маркс и Энгельс решили
написать «Немецкую идеологию» весной 1845 г., но до возвраще¬
ния из поездки в Англию у них для этого не было времени. После
возвращения их в Брюссель оно появилось, к тому же поводом для
начала работы послужил третий том «Wigand’s Vierteljahrs-
schrift».
Теперь дело представляется иначе. В течение двух месяцев
после возвращения из Англии Маркс и Энгельс не приступали к
написанию «Немецкой идеологии». Значит, все это время они за¬
нимались чем-то другим, и иной смысл приобретают факты их био¬
графии, относящиеся к сентябрю и октябрю 1845 г. Причиной, по¬
будившей их приступить к написанию «Немецкой идеологии»,
было не появление у них свободного времени, а выход в свет жур¬
нала «Wigand’s Vierteljahrsschrift» со статьями Бауэра и Штир-
нера. В статье Бауэра, в частности, предпринималась попытка от¬
ветить на ту критику, которой Маркс и Энгельс подвергли его в
«Святом семействе».
В связи с этим можно внести уточнения и в датировку важней¬
шей, первой главы «Немецкой идеологии». Можно доказать, что
по меньшей мере черновая часть этой главы (а возможно, и вся
глава) была написана между ноябрем 1845 г. и апрелем 1846 г.
Действительно, начало работы над рукописью всей «Немецкой
15 Подробное обоснование этой новой датировки начала работы Маркса
и Энгельса над рукописью «Немецкой идеологии» см. в «Научно-информа¬
ционном бюллетене сектора произведений К. Маркса и Ф. Энгельса» (№ 12,
1965, стр. 30-40).
274
идеологий» — это начало работы над черновой рукописью ее пер«
вой главы. Верхнюю границу этого периода, окончание работы
над черновой рукописью первой главы, тоже можно определить.
Напомним, что эта черновая рукопись состоит из трех частей: пер¬
воначального ядра и двух частей, перенесенных сюда из третьей
главы. По характеру пагинации видно, что Маркс и Энгельс ре¬
шили перенести первый кусок из третьей главы после того, как
было написано продолжение третьей главы, а второй кусок — до
того, как был написан дальнейший текст (окончание) третьей гла¬
вы. Можно предположить, что оба решения — о переносе того и
другого куска — были приняты одновременно, тогда, когда Маркс
и Энгельс кончили писать второй кусок. Вместо этого второго кус¬
ка они написали новый текст и затем продолжали писать третью
главу. А то место третьей главы, из которого был изъят первый
кусок, было набело переписано рукой И. Вейдемейера. Вейдемейер
находился в Брюсселе в марте и апреле 1846 г. Первое письмо,
которое он прислал в Брюссель после возвращения в Германию,
датировано 30 апреля 16. Следовательно, к этому времени черновая
рукопись первой главы уже была написана. Из этого следует важ¬
ный вывод: первая всесторонняя разработка мате¬
риалистического понимания истории была осу¬
ществлена в конце 1845 — начале 1846 г.
Еще один пример. Теперь ясно, что упомянутое выше свиде¬
тельство Ж. Маркс относительно работы Маркса и Энгельса над
«Немецкой идеологией» уже летом 1845 г.— свидетельство в ее
воспоминаниях, написанных 20 лет спустя,— является ошибкой
памяти. Правда, как обычно бывает в подобных случаях, Ж. Маркс
сообщает некоторый мнимый факт, в котором совмещены два дей¬
ствительных факта. Маркс и Энгельс действительно работали вме¬
сте летом 1845 г., но не над «Немецкой идеологией», а над литера¬
турой по политической экономии. Они действительно работали
вместе над «Немецкой идеологией», но не летом, а начиная с осени
1845 г. Следовательно, в деталях воспоминания Ж. Маркс явля¬
ются не вполне достоверными.
Приведенные примеры дают некоторое представление о тех
следствиях, которые могут быть извлечены из новой датировки
начала работы Маркса и Энгельса над рукописью «Немецкой идео¬
логии». Однако главной целью исследования было проследить раз¬
витие теории. Для этого необходимо было соотнести теоретическое
содержание «Немецкой идеологии» со временем. Причем доста¬
точно было выяснить не «что — когда», а «что — после чего» бы¬
ло написано; проще говоря, достаточно было установить не то,
когда были написаны отдельные части, а то, в к а к о й поел е-
д о в а т е л ь н о с т и они были написаны.
16 И. Вейдемейер — К. Марксу, 30 апреля 1846 г. (ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1,
ед. хр. 5538).
275
Второй результат: определение специфики
Следующим результатом было выяснение того специфически
нового, что отличает «Немецкую идеологию» от всех предшест¬
вующих произведений Маркса и Энгельса.
То, что здесь Маркс и Энгельс изложили материалистическое
понимание истории более или менее цельно и систематически,
стало уже чем-то само собой разумеющимся, чем-то самоочевид¬
ным. Но что нового, помимо этой разносторонности изложения,
было сделано Марксом и Энгельсом в «Немецкой идеологии», ка¬
кими новыми теоретическими положениями отличается она от всех
предшествующих произведений Маркса и Энгельса? И почему воз¬
можно стало это целостное изложение исторического материализ¬
ма? На первый вопрос различные авторы отвечают по-разному.
На второй они обычно ответа не дают. И можно прямо сказать, что
дать правильный ответ на эти вопросы, не зная последовательности
работы Маркса и Энгельса над «Немецкой идеологией», было прак¬
тически почти невозможно. Вот почему обычные представления
сводятся в основном к тому, что в этом произведении собраны
отдельные положения материалистического понимания истории,
сформулированные уже в предшествующих произведениях Маркса
и Энгельса, и к ним добавлены некоторые новые,— отличие, по су¬
ществу, чисто количественное.
Одна из распространенных ошибок в оценке произведений
Маркса и Энгельса (и не только их произведений) состоит в сле¬
дующем: те или иные яркие высказывания, встречающиеся в дан¬
ном произведении, рассматриваются как специфически новые мыс¬
ли, впервые именно в нем и появившиеся. При этом не учитывают¬
ся различия между первым появлением мысли и ее первым выска¬
зыванием, изложением, между первым изложением мысли и ее
классической формулировкой.
Если, не впадая в такую ошибку, сопоставить содержание «Не¬
мецкой идеологии» с содержанием предшествующих произведений
Маркса и Энгельса, тогда можно выделить то новое, что появляет¬
ся впервые именно в «Немецкой идеологии». Это и было сделано
в ходе нового исследования еще до того, как была выяснена по¬
следовательность написания рукописи. Результат сопоставления
получился такой. Очень многое, что на первый взгляд кажется
специфически новым в «Немецкой идеологии», фактически уже
имелось в предшествующих произведениях. Многое из того, что
действительно появляется только в «Немецкой идеологии», ока¬
зывается либо не самым существенным, либо производпым от дру¬
гих, более глубоких положений. И только в одном, но зато карди¬
нальном, пункте появляется принципиально новое: понятие
производственных отношений и формулировка
диалектики производительных сил и производ¬
ств е н н ы х о т и о ш е н и й. Ничего подобного до «Немецкой идео-
276
логин» не было. В предшествующих работах можно обнаружить
лишь некоторые подходы к этому открытию.
Но то, что представляется теперь как совершенно ясный и од¬
нозначный результат сопоставления «Немецкой идеологии» с дру¬
гими произведениями Маркса и Энгельса, то в реальном исследова¬
нии не сразу стало чем-то самоочевидным. Поначалу этот резуль¬
тат сопоставления выступил лишь в виде гипотезы, которая еще
подлежала проверке. Одним из способов проверки был логический
анализ функциональных связей между различными элементами
материалистического понимания истории, которые появляются
в «Немецкой идеологии». Уже этот анализ показывал, что опре¬
деляющим среди достижений «Немецкой идеологии» является
выяснение диалектики производительных сил it
производственных отношений. Однако решающим спо¬
собом проверки гипотезы стал анализ изменения историко-мате¬
риалистической концепции в пределах самой рукописи.
После того как удалось расположить отдельные части рукописи
в той последовательности, как они были написаны, стало совершен¬
но очевидно, что перед нами не статика, а динамика идей, что раз¬
личные части рукописи имеют различную, последовательно воз¬
растающую степень зрелости, что ясность понимания и изложения
рассматриваемых здесь законов развития общества все время воз¬
растает. И при этом решающим, переломным моментом, где как
бы воочию можно наблюдать качественный скачок в развитии ма¬
териалистического понимания истории, является то место в первой
главе (стр. 52, а также 61 черновой рукописи) 16а, где формули¬
руется диалектика производительных сил и производственных от¬
ношений. После данной части рукописи изложение материалисти¬
ческого понимания истории поднимается на новый, более высокий
уровень.
Затем следовало проверить, не противоречит ли тенденция раз¬
вития, обнаруженная в пределах «Немецкой идеологии», общей
тенденции развития, свойственной всему периоду формирования
марксизма, укладывается ли данная частная тенденция в объем¬
лющую ее более общую тенденцию.
Здесь следует оговориться. Может показаться странным, что
исследователь сначала путем микроанализа пытается обнаружить
тенденцию развития в пределах одного произведения, где она едва
заметна, а затем переходит к рассмотрению целого периода, где
та же тенденция должна действовать в значительно больших мас¬
штабах, где общее направление развития теории обнаружить зна¬
чительно легче и где это развитие уже достаточно изучено. Если
бы дело обстояло действительно так, то это было бы поистине
странно. На самом же деле сначала исследование шло, конечно,
16а В тексте новой публикации первой главы «Немецкой идеологии»
указаны страницы рукописи.
277
От Макроструктуры к микроструктуре. Прежде чем началось новое
исследование «Немецкой идеологии», уже была ясна общая кар¬
тина формирования марксизма, уже с самого начала было ясно, от
чего к чему шло общее развитие теории, что было и чего еще не
было в работах Маркса и Энгельса до «Немецкой идеологии» и что
нового появилось в последующих произведениях; следовательно,
общая тенденция развития, проходящая через весь период, а зна¬
чит — так можно было умозаключить — и через рукопись «Немец¬
кой идеологии», была выяснена заранее. Но в пауке переход от
общего к частному — это задача несколько более сложная, чем по¬
строение элементарного силлогизма или решение тривиального
уравнения. Даже после того, как путем сравнения «Немецкой
идеологии» с предшествующими работами Маркса и Энгельса было
выделено то новое, что появляется в ней впервые, предстояло еще
проделать решающую часть работы: проследить, так сказать, во
времени развитие содержания «Немецкой идеологии». И только
эта последняя фаза исследования могла дать окончательную уве¬
ренность в том, что специфически новое в этом произведении те¬
перь выявлено и схвачено. Если до выяснения динамики содержа¬
ния «Немецкой идеологии» мы исходили из общей картины фор¬
мирования марксизма, чтобы определить направление поисков,
то после исследования рукописи и ее содержания мы вновь обра¬
щаемся к периоду формирования марксизма, чтобы еще одним
способом проверить полученный результат и, быть может, внести
некоторые коррективы в общепринятую интерпретацию этого
периода.
Итак, сопоставление полученного результата с общей картиной
формирования и развития марксизма показывает, что этот резуль¬
тат вполне вписывается в общую схему. В то же время он не¬
сколько модифицирует, уточняет общепринятую схему формиро¬
вания марксизма и приводит к более глубокому пониманию всего
процесса становления и развития теории Маркса.
В свете полученного результата некоторые из основных момен¬
тов истории марксизма представляются следующим образом.
Главный итог теоретической деятельности Маркса можно крат¬
ко определить так: создание научного коммунизма. Но, как неод¬
нократно указывал Энгельс, превращение социализма из утопии
в науку стало возможным только благодаря двум великим откры¬
тиям Маркса 17. Первое из них — материалистическое понимание
истории, второе — теория прибавочной стоимости. Материалисти¬
ческое понимание истории — это непосредственная философская
основа теории научного коммунизма. Теория прибавочной стоимо¬
сти — ядро политической экономии Маркса. Значит, если взять
шире, то тезис Энгельса можно переформулировать так: маркси-
17 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20 стр. 26—27, 209—
211; т. 19, стр. 111—115, 348, 350—351.
278
стекая философия и марксистская политическая экономия суть
теоретические предпосылки и основы теории научного комму¬
низма.
Превращение социализма из утопии в науку — это длительный
процесс, охватывающий более 20 лет теоретической деятельности
Маркса и Энгельса. Этот процесс начался в середине 40-х годов
и окончательно завершился в 1867 г. с выходом в свет первого
тома «Капитала». Весной 1844 г. в Париже вышел в свет «Немец¬
ко-французский ежегодник». В опубликованных здесь статьях
Маркса и Энгельса завершился их переход от идеализма к мате¬
риализму и от революционного демократизма к коммунизму. На¬
чался в собственном смысле период формирования марксизма, за¬
вершившийся к 1848 г. созданием «Манифеста Коммунистической
партии». («Немецкая идеология» является крупнейшим произве¬
дением этого периода.) Следующие 20 лет от «Манифеста Комму¬
нистической партии» до первого тома «Капитала» Энгельс называл
«инкубационным периодом» развития марксизма 18.
Длительность всего этого процесса была непосредственно об¬
условлена тем, что между двумя великими открытиями Маркса
прошло более 10 лет. Первое вел pi кое открытие Маркса
относится к середине 40-х годов и было впервые
всесторонне разработано в конце 1845 — начале
1846 г. в «Немецкой идеологии». Второе было сделано
в конце 1857 г. е экономических рукописях Маркса 1857—
1859 гг., основную часть которых составляет рукопись «Критика
политической экономии» (1857—1858 гг.) 19, и последовательно
развито в начале 60-х годов в серии экономических рукописей
Маркса 1861 —1863 гг., главную часть которых составляют
«Теории прибавочной стоимости». Первое открытие было впервые
научно изложено в печати в «Нищете философии» (1847 г.) и в
«Манифесте Коммунистической партии» (1848 г.), второе в — «К
критике политической экономии» (1859 г.) и в '«Капитале» (т. I,
1867 г.). Таким образом, если несколько огрубить и схематизиро¬
вать, то два главных открытия Маркса можно датировать 1845 и
1857 гг.
Однако конкретная история первого великого открытия Маркса
не сводится лишь к одной дате — 1845 г.
Весной и летом 1843 г. Маркс предпринял критический пере¬
смотр гегелевской философии права. В ходе этой критики он, в
противоположность Гегелю, пришел к выводу, что не государство
определяет гражданское общество, а, наоборот, гражданское обще¬
ство определяет государство. Если этот вывод выразить в совре¬
менной нам терминологии, то он будет приблизительно эквивален¬
тен положениям: экономика определяет политику, или производст¬
18 См. К. Маркс и Ф Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 9.
19 К. Marx. Grundrisse der Kritik der politischen Okonomie. Moskau,
1939—1941; К. M a p к с и Ф. Э н гель с. Сочинения, т. 46.
279
венные отно(шения определяют политическую надстройку. Этот
вывод явился первым, отправным положением будущего материа¬
листического понимания истории.
Весной 1844 г. в «Немецко-французском ежегоднике» Маркс
опубликовал введение к критике гегелевской философии права.
В этой статье он впервые сформулировал мысль о всемирно-исто¬
рической миссии пролетариата — первое положение будущей тео¬
рии научного коммунизма.
Летом 1844 г. в «Экономическо-философских рукописях» Маркс
предпринял попытку резюмировать начатые им в Париже эконо¬
мические исследования и, вместе с тем первую попытку всесто¬
ронне научно обосновать свои коммунистические воззрения. В этой
работе уже вполне определенно развивается мысль об определяю¬
щей роли производства в жизни общества, и па этой основе весь
исторический процесс рассматривается как отчуждение труда и
снятие этого отчуждения.
Осенью 1844 г., продолжая развивать свою основную идею,
Маркс формулирует в «Святом семействе» ту мысль, что мате¬
риальное производство есть материнское лоно истории.
Весной 1845 г. в Брюсселе Маркс приходит к целостной кон¬
цепции материалистического понимания истории. Когда в апреле
Энгельс также переехал в Брюссель, Маркс изложил ему материа¬
листическое понимание истории в почти сложившемся виде. Этот
момент становления новой теории был зафиксирован в тезисах
Маркса о Фейербахе; хотя содержание тезисов, очевидно, отнюдь
не исчерпывает того понимания истории:, к которому уже пришел
Маркс: ведь это тезисы о Фейербахе, а не тезисы о материалисти¬
ческом понимании истории.
В ноябре 1845 г. Маркс и Энгельс начинают писать первую гла¬
ву «Немецкой идеологии». Начинается всесторонняя разработка
новой теории, новая, и на этот раз успешная, попытка дать науч¬
ное обоснование коммунизма. Но это не просто развертывание и
изложение на бумаге того, что они мысленно уже уяснили себе.
Нет, это процесс дальнейшего углубления самой теории, процесс
окончательного выяснения ее фундаментальных основ. И главное
здесь — выяснение и формулировка диалектики
развития производительных сил и производст¬
венных отношений, точнее говоря, производительных сил и
формы общения. Это открытие Маркса приводит к выяснению ос¬
новных функциональных связей и зависимостей между различ¬
ными сферами человеческого общества: производительные силы —
производственные отношения — классовая структура общества —
политическая надстройка — формы общественного сознания. Тем
самым это открытие дает ключ к пониманию как истории, так и те¬
ории общества, его структуры, функционирования и развития. Пря¬
мым следствием этого открытия является учение об общественных
формациях, начало которого мы и имеем в «Немецкой идеологии».
280
В чем же состоит тот существенный шаг вперед, который был
сделан благодаря этому открытию? В результате критики гегелев¬
ской философии права (1843 г.) была выяснена одна функциональ¬
ная связь: гражданское общество определяет государство, что при¬
близительно соответствует звену: производственные отношения —
политическая надстройка. В «Экономическо-философских рукопи¬
сях» (1844 г.) развивается уже более общая и глубокая мысль:
производство определяет все сферы деятельности человеческого
общества. В «Немецкой идеологии» (1845 г.) достигается сущест¬
венно новый уровень понимания. В отличие от уровня 1843 г. здесь
выясняется более глубокая основа: чем же определяется само граж¬
данское общество, царство экономических, производственных от¬
ношений; и ответ гласит: производительные силы определяют про¬
изводственные отношения. В отличие от уровня 1844 г. здесь со¬
вершается переход от более общего к более конкретному понима¬
нию, раскрывается внутренний механизм самого производства.
Этот переход от сущности одного порядка к сущности другого, более
глубокого порядка 20 завершается выяснением общей функциональ¬
ной структуры общества (в частности, начало учения о базисе и
надстройке) и общего закона его движения и развития (особенно
научная периодизация истории, начало учения об общественных
формациях). Важнейшим следствием этой концепции явился в
«Немецкой идеологии» вывод о необходимости и неизбежности про¬
летарской, коммунистической революции, объективная основа ко¬
торой была найдена в противоречии между производительными
силами и производственными отношениями буржуазного общества.
Как видим, «Немецкая идеология» представляет принципиально
новую ступень в истории марксизма. Здесь Маркс иЭнгельс
осуществили первую всестороннюю разработку
материалистического понимания истории и тем
самым первое, философское, или социологиче¬
ское, обоснование теории научного коммунизма.
В плане материалистического понимания истории «Нищета фи¬
лософии» и «Манифест Коммунистической партии» сравнительно
немногое добавили к тому, что уже было сделано в «Немецкой идео¬
логии». В них скорее было развернуто и обнародовано то, что
Маркс и Энгельс уяснили себе в «Немецкой идеологии».
Второе и последнее — экономическое — обоснование теории
научного коммунизма Маркс осуществил в серин фундаменталь¬
ных работ, которую открывают экономические рукописи 1857—
1858 гг. Между «Немецкой идеологией» и рукописями 1857—
1858 гг. существует глубокая аналогия. Но на сопоставлении их в
этом плане мы здесь останавливаться нс будем. Важно только от¬
метить, что в 1857 г. Маркс как бы снова возвращается к пробле-
20 Ср. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 203, 227.
281
матйке 1846 г. й прй этом делает новый решающий шаг вперед
также и в области материалистического понимания истории. Но
вые исследования Маркса в этом направлении начинаются в
августе — сентябре 1857 г. гениальным введением к «Критике по¬
литической экономии», которым открывается главная из рукопи¬
сей 1857—1858 гг., и увенчиваются классической формулировкой
сущности материалистического понимания истории в предисловии
к первому выпуску «К критике политической экономии», которое
датировано январем 1859 г.
Сопоставление «Немецкой идеологии» с последующими произ¬
ведениями, особенно с работами 1857—1859 гг., позволяет выявить
некоторую незавершенность в понимании кардинального вопроса
о диалектике производительных сил и производственных отно¬
шений.
До сих пор, для того чтобы резче выделить специфически новое
в «Немецкой идеологии» по сравнению с предшествующими рабо¬
тами Маркса и Энгельса, мы почти без оговорок утверждали, что
это новое есть диалектика производительных сил и производствен¬
ных отношений. В первом приближении такое упрощение, огруб¬
ление, преувеличение допустимо. Всякий процесс познания прохо¬
дит подобную фазу: сначала предмет исследования рассматривает¬
ся в общих чертах и описывается приближенно, а затем раскры¬
вается его тонкая структура и он определяется более точно. Но
теперь, когда «Немецкая идеология» сопоставляется с дальнейшим
развитием марксизма, необходимо перейти к более конкретному
определению ее специфики и ее исторического места.
Ограничимся важнейшим моментом ее содержания. Для того
чтобы понять диалектику производительных сил и производствен¬
ных отношений, необходимо было выработать само понятие «про¬
изводственные отношения». В «Немецкой идеологии» это понятие
находится в процессе становления, в завершающей фазе этого про¬
цесса. Оно кристаллизуется здесь в содержании таких терминов,
как «гражданское общество», «способ общения», «форма общения»,
«отношения общения», «отношения производства и общения»,
«форма собственности», «отношения собственности» и, наконец,
«производственные отношения». Таким образом, понятие «произ¬
водственные отношения» здесь уже складывается. Но когда в «Не¬
мецкой идеологии» выясняется диалектика развития производи¬
тельных сил и производственных отношений, то Маркс и Энгельс,
выясняя отношение этих двух категорий, еще не доходят до конца
и фиксируют только диалектическое соотношение между произво¬
дительными силами и формой общения. Форма общения
здесь — это приблизительно синоним общественных отношений,
определенная совокупность или данный тип общественных отноше¬
ний, сложившаяся на данной ступени исторического развития фор¬
ма отношений между людьми. Следовательно, сформулированное в
«Немецкой идеологии» положение эквивалентно тезису: произво¬
дительные силы определяют общественные отношения (или фор¬
282
му общества). Та же мысль развивается в известном письме Маркса
Анненкову и в «Нищете философии». Вместе с тем в «Немецкой
идеологии» уже выработаны все необходимые и достаточные эле¬
менты для того, чтобы конкретизировать диалектику производи¬
тельных сил и формы общения как диалектику производительных
сил и производственных отношений. Но такая конкретизация здесь
еще не осуществлена. Этот дальнейший шаг был окончательно сде¬
лан в 1859 г. в предисловии Маркса к его «К критике политической
экономии». В «Немецкой идеологии» этот будущий окончательный
результат содержится потенциально, в скрытом виде, implicite. Его
можно вывести из наличного здесь материала, но авторами он еще
не выведен, так как, видимо, еще не вполне осознан, В «Немецкой
идеологии» еще не доведен до логического конца процесс выделе¬
ния производственных отношений из всей совокупности обществен¬
ных отношений. Понятие «производственные отношения», можно
сказать, уже схвачено, но не все вытекающие отсюда выводы уже
развиты. Это прояснение и доведение до конца того, что было до¬
стигнуто в работе Маркса и Энгельса над «Немецкой идеологией»,
становится задачей дальнейшего развития их теории.
Итак, рассмотрение специфики «Немецкой идеологии» в кон¬
тексте истории марксизма подтверждает правильность определения
этой специфики (выяснение диалектики производительных сил и
производственных отношений) и углубляет понимание истории
формирования и развития марксистской теории. Одним словом, та¬
кая «историческая» проверка полученного результата оказывается
не только успешной, но и в свою очередь дает положительные ре¬
зультаты.
К сказанному можно добавить еще одно общее соображение.
Эту «историческую» проверку можно еще более расширить. В ка¬
честве «контекста» может быть взята не только история, но и пре¬
дыстория марксизма. И тогда бросается в глаза следующее. У пред¬
шественников Маркса и Энгельса можно обнаружить отдельные
догадки, подходы к тем теоретическим положениям, которые были
выработаны до «Немецкой идеологии». Так, у отдельных теорети¬
ков домарксовского периода появляется догадка об определяющей
роли экономики, производства в жизни общества. Но ни один из
них даже случайно, даже отдаленно не приблизился к пониманию
диалектики производительных сил и производственных отношений.
Это открытие, сделанное в «Немецкой идеологии», представляет
собой в высшей степени специфически марксистское достижение,
и поэтому с «Тезисов о Фейербахе» и «Немецкой идеологии», т. е.
с 1845 г., начинается принципиально новая эпоха в истории марк¬
сизма, его самостоятельная история. С этого времени, когда окон¬
чательно завершается размежевание со всей предшествующей фи¬
лософией (и социологией), начинается, если использовать выраже¬
ние из «Критики Готской программы», развитие марксизма «на
своей собственной основе». С этого времени марксизм начинает свое
283
самостоятельное существование и развитие. В течение двух лет
этот процесс носит, так сказать, «внутренний», пли «скрытый»,
характер, пока в «Нишите философии» и «Манифесте Коммуни¬
стической партии» новое мировоззрение не выступает открыто
перед всем миром и не включается отныне во всемирную историю.
Таким образом, теперь получены основные данные, необходи¬
мые для ответа па исходный вопрос исследования: о месте «Немец¬
кой идеологии» в истории марксизма, а в сущности и сам ответ,
и теперь он при желании без особого труда может быть развит.
Однако, как уже отмечалось, новое исследование «Немецкой идео¬
логии» в силу внутренней логики своего развития вышло за пре¬
делы первоначально намеченной цели. В одном отношении этот
выход проявился особенно наглядно. Речь идет о реконструкции
и новой публикации первой главы.
Третий результат: необходимость новой публикации
Новая публикация важнейшей, первой главы «Немецкой идео¬
логии» явилась прямым следствием, развитием и осуществлени¬
ем результата чисто исследовательской работы, полученного еще
в 1963 г. Попробуем теперь с точки зрения методологии просле¬
дить историю подготовки этой новой публикации.
Когда в ходе нового исследования рукописи «Немецкой идео¬
логии» удалось выяснить последовательность ее написания и ког¬
да на этой основе был изготовлен первоначальный макет первой
главы с расположением текста в соответствии с рукописью, то при
внимательном чтении текста сразу же бросалось в глаза, что по
крайней мере большая часть текста первой главы написана
вполне связно, последовательно, логично. Раньше можно было
предполагать, что, прослеживая развитие содержания первой гла¬
вы в том порядке, как хронологически возникали ее отдельные час¬
ти, можно будет выявить логику исследования Марксом и Энгель¬
сом проблем исторического материализма. Теперь, когда текст был
восстановлен в той последовательности, в которой он был написан,
стало ясно, что перед нами не только логика исследования, но и
логика изложения.
К этому результату нельзя было прийти априорно. Ведь рабо¬
та над первой главой не была завершена, рукопись главы состоит
из пяти относительно самостоятельных частей, отдельные места
ее написаны фрагментарно. Если взять для сравнения, например,
рукопись «Диалектики природы», то там зачастую нет видимой
связи между отдельными фрагментами, даже когда они написаны
на одном и том же листе. В таком случае мы имеем дело с подго¬
товительными материалами, где в переходах от одного фрагмента
к другому нет логики изложения, а существует только логика ис¬
следования, обнаружить которую к тому же не всегда удается.
284
Подобный характер, вообще говоря, могла иметь и рукопись неза¬
конченной первой главы «Немецкой идеологии», отдельные места
которой напоминают заметки и фрагменты, написанные без ви¬
димой внешней связи, для уяснения дела самим себе, а не для
читателя, еще не подготовленные окончательно для печати. Одна¬
ко уже первоначальное изучение хронологически расположенного
текста показало, что каждая из пяти частей рукописи этой главы
написана вполне последовательно, по определенному плану, что
может быть обнаружена не только логика исследования, воплотив¬
шегося в данной рукописи, но и логика самого изложения.
Правда, точности ради надо сказать, что при первых прочтени¬
ях текста в хронологическом порядке бросилось в глаза только то,
что большая часть текста главы написана логически последо¬
вательно. Это наблюдение дало возможность предположить, что
так же последовательно написан и в е с ь текст главы, т. е. к а ж-
дая из пяти составных частей ее рукописи. Далее, уже при пер¬
вом ознакомлении стало очевидно, что составные части рукописи
первой главы взаимно дополняют одна другую, хотя характер это¬
го взаимного дополнения, его конкретный смысл еще не были яс¬
ны. Наконец, уже на этой стадии можно было заметить некоторые
различия в степени зрелости отдельных частей рукописи; но оста¬
валась невыясненной общая тенденция в развитии теоретического
содержания рукописи, еще не удавалось выявить, предметно про¬
следить основные ступени этого развития. Все это требовало даль¬
нейшего исследования рукописи, ее структуры и особенно ее со¬
держания.
На описываемой стадии была сформулирована первая ги¬
потеза относительно содержания первой главы «Немецкой идео¬
логии»: каждая из пяти частей рукописи написа¬
на по определенному плану, связно, последова¬
тельно, логично. Начался период проверки этой гипотезы.
За внешней фрагментарностью отдельных мест рукописи при бо¬
лее глубоком изучении во всех случаях без исключения удавалось
обнаружить внутреннюю связь. Правильность гипотезы была до¬
казана. Одновременно стало более глубоким и понимание содер¬
жания рукописи. Но не это дальнейшее проникновение в ее смысл
было главным результатом описываемой стадии исследования.
Вместе с превращением выдвинутой гипотезы в доказанное поло¬
жение была доказана также и несостоятельность обоих вариантов
расположения текста первой главы, которые были приняты в су¬
ществующих изданиях. Стало ясно, что во всех изданиях текст
первой главы «Немецкой идеологии» расположен неправильно, и
тем самым была доказана необходимость новой публикации этой
важнейшей главы в соответствии с рукописью.
На первый взгляд может показаться, что прийти к выводу о
логичности изложения в рукописи Маркса и Энгельса было не так
уж сложно. Но в действительности на пути исследования встрети¬
285
лись совершенно определенные трудности: во-первых, трудность
выяснения действительной последовательности, в которой была
написана рукопись; во-вторых, незавершенный, местами даже
фрагментарный характер самой рукописи; в-третьих, более чем
тридцатилетняя установившаяся авторитетная традиция издания
рукописи в перепланированном виде. Ведь в течение многих лет
каждому, кто занимался изучением «Немецкой идеологии», при¬
ходилось читать ее первую главу в неправильном расположении,
так что ото традиционное расположение стало уже привычным,
чем-то само собой разумеющимся. Не будь этой традиции, прийти
к указанному выводу было бы проще, легче, естественнее. Испра¬
вить сделанную ошибку обычно труднее, чем избежать, не допу¬
стить ее. Поэтому в нашем случае проверка выдвинутой гипотезы
о логичности изложения в рукописи была вместе с тем и провер¬
кой правильности, критикой того расположения текста в первой
главе «Немецкой идеологии», которое было принято в наших из¬
даниях.
Традшщя не выдерживает критики
В начале 1965 г. наметилась возможность подготовить и осу¬
ществить новую публикацию первой главы «Немецкой идеологии».
Начался новый этап работы.
Теперь необходимо было решить двуединую задачу: во-первых,
окончательно обосновать неправильность расположения текста
главы во всех существующих изданиях и, во-вторых,— и это долж¬
но было стать лучшим доказательством неправильности традици¬
онного расположения текста — противопоставить существующим
изданиям окончательно подготовленный текст новой публикации.
Половина этой положительной работы уже была проделана: уже
существовал макет главы с расположением текста в соответствии
с рукописью. Оставалась не менее сложная задача: недостаточно
было правильно расположить текст, его необходимо было еще
и правильно расчленить. Но в этом трудном деле можно было
опереться на богатый опыт, накопленный в Институте марксизма-
ленинизма при ЦК КПСС за многие годы работы по публикации
рукописного наследства Маркса и Энгельса. Этот опыт был накоп¬
лен главным образом при подготовке первых научных изданий та¬
ких работ Маркса и Энгельса, как «Экономическо-философские
рукописи 1844 года», «Диалектика природы» и «Теории прибавоч¬
ной стоимости» (т. IV «Капитала»), и он связан прежде всего с
именем выдающегося специалиста в этой области Владимира Кон¬
стантиновича Брушлинского. Если опустить конкретное описание
и эмпирический анализ опыта и прямо перейти к его общим ре¬
зультатам, то главное можно резюмировать следующим образом.
В трех указанных случаях, так же как и в «Немецкой идеоло¬
гии», мы имеем дело с рукописями незавершенными и при жизни
286
Маркса и Энгельса не опубликованными. Это в отличие от неболь¬
ших работ (статей, заметок и т. п.) рукописи сравнительно боль¬
шие и сложные но содержанию. Каждая из них представляет собой
не единую рукопись, а текст, состоящий из нескольких относи¬
тельно самостоятельных частей, или же основной текст с добав¬
лениями к нему. Все они первоначально были опубликованы более
или менее неправильно: «Экономическо-философские рукописи»
в 1927 г., «Диалектика природы» в 1925 г., а также в 1935 г., «Те¬
ории прибавочной стоимости» в 1905—1910 гг. 21 Первые научные
издания этих произведений были осуществлены соответственно в
1932 г. (MEGA, существенно улучшенное издание на русском язы¬
ке в 1956 г.), в 1941 г. и в 1954—1961 гг.22 Специфическая особен¬
ность подготовки научно правильных публикаций таких незавер¬
шенных, больших и сложных рукописей сводится по существу к
правильному расположению и правильному расчленению текста.
Под расчленением текста следует понимать адекватное его содер¬
жанию разделение текста на части, главы, параграфы и т. д. и
формулирование заголовков этих подразделений. Но правильное
расположение и расчленение текста предполагает глубокое проник¬
новение в содержание и общий смысл рукописи. Ведь система рас¬
членения текста должна раскрыть для читателя внутреннюю логи¬
ку произведения Маркса и Энгельса.
Как же с точки зрения этого критерия (правильности располо¬
жения и расчленения текста) обстояло дело с публикацией первой
главы «Немецкой идеологии»? К сожалению, с этой точки зрения
ни одно из наличных изданий не выдерживало критики.
По расположению и расчленению текста первой главы «Немец¬
кой идеологии» все существовавшие до 1965 г. издания (во всех
странах) сводились к двум основным типам: первый соответству¬
ет изданиям 1924 и 1926 гг., второй — изданиям 1932 и 1933 гг.
Первая глава «Немецкой идеологии» была впервые опубликована
Институтом Маркса и Энгельса в 1924 г. на русском языке («Ар¬
хив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. 1. М., 1924) и в 1926 г. на язы¬
ке оригинала («Магх — Engels Archiv», Bd. 1) 23. Первое полное
издание дошедшей до нас рукописи «Немецкой идеологии» было
осуществлено Институтом Маркса — Энгельса — Ленина в 1932 г.
21 «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. III. М.— Л., 1927, стр. 247—
280; «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. II. М.— Л., 1925; MEGA. F. En¬
gels. Herrn Eugen Duhrings Umwalzung dcr Wissenschaft. Dialektik der
Natur. Sonderausgabe. Moskau-Leningrad, 1935; K. Marx. Theorien uber den
Mehrwert. Herausgegeben von K. Kautsky, Bd. I—III. Stuttgart, 1905—1910.
22 MEGA, Abt. I, Bd. 3. Berlin, 1932, S. 29—172; К Маркс и Ф. Эн¬
гельс. Из ранних произведений. М., 1956, стр. 517—642; Ф. Энгельс.
Диалектика природы. [М.], 1941; К. Маркс. Теории прибавочной стоимо¬
сти (IV том «Капитала»), ч. I—III. М., 1954—1961.
23 Заслуга этой первой публикации принадлежала директору Института
Маркса и Энгельса Д. Б. Рязанову. Ему же удалось восстановить в общих
чертах структуру «Немецкой идеологии» в целом.
287
па языке оригинала (MEGA, Abt. I, Bd. 5) и в 1933 г. на русском
языке (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. IV). Таким об¬
разом, дважды нам принадлежал приоритет в публикации одного
из важнейших произведений Маркса и Энгельса. В соответствии
с публикациями 1924—1926 и 1932—1933 гг. и на их основе были
осуществлены многочисленные издания отдельно первой главы и
всей «Немецкой идеологии» как в нашей стране, так и в других
странах; общее число этих изданий превысило 50.
В публикации 1924—1926 гг. в основу расположения текста
первой главы был положен принцип расположения текста
в соответствии с рукописью. Но этот правильный сам по себе прин¬
цип не был проведен последовательно: в расположении текста бы¬
ло допущено несколько крупных ошибок. Текст главы был напеча¬
тан по существу в нерасчлененном виде. Все это было следствием
того, что полученная в 1923 г. рукопись (фотокопия) еще не была
изучена в достаточной степени. Даже сам выбор правильного прин¬
ципа носил скорее не сознательный, а чисто эмпирический харак¬
тер, и, строго говоря, здесь не было никакого выбора в собственном
смысле слова: очевидно, мысли о возможности иного расположения
текста даже не возникало. В настоящее время эта публикация пред¬
ставляет чисто исторический интерес.
В публикации 1932—1933 гг. (о бесспорных достоинствах кото¬
рой здесь нет необходимости говорить) было дано иное расположе¬
ние текста, ставшее с тех пор традиционным в наших и наиболее
распространенным во всех других изданиях.
Была предпринята попытка путем перестановок и расчленения
текста превратить незавершенную рукопись в законченное произ¬
ведение. Это решение было принято уже на стадии корректур пято¬
го тома MEGA, между первой (1930 г.) и последней (1932 г.) кор¬
ректурами. Между прочим, это нашло свое отражение в противо¬
речии между основным текстом первой главы и вариантами этого
текста, которые даны в конце тома: последовательность, в которой
даются варианты, совершенно не соответствует той последователь¬
ности, в которой дан основной текст.
В издании 1932 г. была сделана попытка специально мотивиро¬
вать новое расположение и расчленение текста, а в предисловиях
В. В. Адоратского к обоим изданиям вся мотивировка была сфор¬
мулирована весьма лаконично: «Эта оставшаяся незаконченной
рукопись была снабжена Марксом многочисленными пометками на
полях, которыми мы руководились при редактировании» 24. Подго¬
товителями этих изданий были соответственно И. Л. Веллер и
Б. Э. Быховский, редактором обоих изданий — тогдашний директор
ИМЭЛ В. В. Адоратский.
Итак, в изданиях «Немецкой идеологии» 1932—1933 гг. исхо¬
дили из того, что, поскольку рукопись первой главы дошла до нас
24 MEGA, АЫ. I. Bd, 5, S. XVIT, 561—503; К. Маркс п Ф. Энгельс.
Сочинения, изд. 1, т. IV, 1933, стр. XV.
288
в незавершенном виде, ее необходимо подвергнуть редактированию,
т. е. изменить расположение материала (и расчленить его) так, как
это сделали бы Маркс и Энгельс, если бы они подготовили ее для
печати. Абстрактно говоря, такая постановка вопроса, может быть,
и допустима (хотя есть основания считать, что, готовя эту рукопись
к печати, Маркс и Энгельс не ограничились бы иной компановкой
наличного текста, но вынуждены были бы переработать и перепи¬
сать главу заново). Однако в данном конкретном случае задача
является неразрешимой. Завершить работу над рукописью могли
только сами авторы — Маркс и Энгельс.
Расположение материала органически связано с его расчлене¬
нием. В рукописи первой главы, помимо ее общего названия «Фейер¬
бах. Противоположность материалистического и идеалистическо¬
го воззрений», имеется два заголовка внутри текста: «Идеология
вообще, немецкая в особенности» и «Отношение государства и пра¬
ва к собственности». Этим двум темам соответствует лишь незна¬
чительная часть всего текста. На полях рукописи имеются много¬
численные пометки Маркса (почти все они в издании 1932 г. ука¬
заны в подстрочных примечаниях). Подготовители изданий 1932—
1933 гг. истолковали эти пометки как необходимые и достаточные
указания для перепланировки и расчленения всей главы. В резуль¬
тате ряд пометок был интерпретирован как заголовки отдельных
частей текста (хотя это правомерно только в одном случае: зна¬
чение, близкое к названию части текста, имеет только пометка
«История»). Такая интерпретация является совершенно непра¬
вильной, в чем нетрудно убедиться, если внимательно просмот¬
реть все пометки и сопоставить их с текстом, к которому они от¬
носятся.
Исходя из такой ложной посылки, рукопись первой главы бы¬
ла подвергнута радикальной перестройке и расчленению. Текст
был раздроблен примерно на 40 фрагментов, и относительное рас¬
положение каждого такого фрагмента было изменено. Многочис¬
ленные перестановки текста привели к тому, что действительные
логические связи были порваны и заменены искусственными, а в
некоторых случаях даже мнимыми. Часть редакционных заголов¬
ков не соответствует тексту, а все расчленение в целом, можно ска¬
зать, лишено смысла, поскольку оно не соответствует замыслу и
концепции Маркса и Энгельса. В результате всего этого текст гла¬
вы был по существу превращен в совокупность не связанных меж¬
ду собой фрагментов, отдельных положений и цитат.
Однако вся ошибочность такого расположения и расчленения
текста первой главы становится очевидной только после того, как
выясняются истинная последовательность написания и действи¬
тельная структура рукописи. Без этой необходимой предпосылки
положительная критика данного типа издания, ставшего у нас тра¬
диционным, была практически почти невозможна. Ведь противоре¬
чия, возникающие из неправильного расположения и расчленения
10 Источниковедение 289
текста, не сразу бросались в глаза. Более того, там, где вниматель¬
ный читатель чувствовал отсутствие логических переходов и заме¬
чал другие несоответствия, он относил их на счет незавершенности
рукописи, так как «невооруженным глазом» проверить возникающие
сомнения было чрезвычайно трудно или даже просто невозможно.
Теперь, когда всем существовавшим изданиям противопостав¬
лена новая публикация первой главы «Немецкой идеологии», не¬
трудно указать на многие ошибки и недостатки в публикации
1932—1933 1г. Рассмотрим несколько наиболее существенных и на¬
глядных примеров (стр. по 3-му тому второго издания Сочинений
К. Маркса и Ф. Энгельса).
В трех случаях редакционные заголовки явно не соответствуют
тексту, к которому они даны.
1) Стр. 36: О производстве сознания. Этот заголовок
дан без квадратных скобок. В MEGA (т. е. в издании 1932 г.) еще
было указано, что это пометка Маркса на полях рукописи, относя¬
щаяся к определенному месту текста, пометка, которую редакция
превратила в заголовок. Во всех изданиях «Немецкой идеологии»
на русском языке (т. е. начиная с издания 1933 г.) эти сведения о
происхождении заголовка были опущены, и тем самым была соз¬
дана иллюзия, что этот заголовок принадлежит Марксу и Энгельсу.
Текст, к которому дан этот заголовок, представляет собой набор из
пяти фрагментов, взятых из разных частей рукописи. Пометка
Маркса «О производстве сознания» фиксирует один из пунктов,
затронутых лишь в одном абзаце, против которого она стоит. Эта
пометка сделана над тремя вставками Маркса, которые находятся
на полях ниже: «То, что действительное духовное богатство инди¬
вида всецело зависит от богатства его действительных отношений,
ясно из сказанного выше». После слов «вступают в практическую
связь с производством» вторая вставка: «(также и духовным)».
Ниже третья вставка: «(всем тем, что создано людьми)» — имеют¬
ся в виду не только продукты материального производства, но и
продукты духовного производства: идеи, представления, сознание.
За пределами этих трех вставок, строго говоря, даже в этом абза¬
це тема о производстве сознания не затрагивается. Анализ содер¬
жания искусственно созданного параграфа «О производстве соз¬
нания» показывает, что ни о каком производстве сознания здесь
в сущности нет и речи, что заголовок и содержание текста совер¬
шенно не адекватны друг другу.
2) Стр. 65: Естественно возникшие и созданные
цивилизацией орудия производства и формы
собственности. Этот заголовок соответствует содержанию
только двух первых абзацев параграфа, т. е. одной странице из
пяти. Следующие три страницы взяты из той части рукописи, где
развивается теория классов, рассматривается проблема: индивид
и класс. Содержание этих трех страниц: развитие противоречия
между производительными силами и формой общения в условиях
290
крупной промышленности и свободной конкуренции, противопо¬
ложность между трудом и капиталом, необходимость, условия и ре¬
зультаты уничтожения частной собственности. Последняя страница
параграфа (1-й абзац) взята из той части рукописи, где излагают¬
ся результаты материалистического понимания истории. Этот пос¬
ледний абзац отделен от предыдущего текста тремя звездочками,
что не изменяет основного факта: он не связан с предыдущим тек¬
стом, он вырван из его естественной связи и поставлен в мнимую.
3) Стр. 70: Коммунизм.— Производство самой фор¬
мы общения. Здесь, как и в первом рассмотренном нами слу¬
чае, отсутствие квадратных скобок порождает иллюзию, что такой
заголовок дан Марксом и Энгельсом. Пометка «Коммунизм» в этой
Части рукописи вообще отсутствует. Выражение «Производство са¬
мой формы общения» является не общим названием темы этой час¬
ти рукописи, а лишь пометкой Маркса на полях, которая относит¬
ся к следующему положению: «Условия, при которых происходит
общение индивидов, — пока еще не возникло указанное выше про¬
тиворечие (между этими условиями и индивидами, противоречие
между производительньши силами и формой общения, т. е. про¬
изводственными отношениями.— Г. Б.),— представляют собой ус¬
ловия, относящиеся к их индивидуальности и не являются чем-то
внешним для них; это — условия, при которых эти определенные,
существующие в определенных отношениях индивиды только и
могут производить свою материальную жизнь и то, что с ней свя¬
зано; следовательно, они являются условиями самодеятельности
этих индивидов и создаются они этой их самодеятельностью»
(стр. 72). То есть в период, пока не возникло противоречие меж¬
ду производительными силами и производственными отношения¬
ми, люди, производя свою материальную жизнь, сами создают свои
производственные отношения. Следовательно, материальное про¬
изводство является и производством самой формы общения. Эту
важную мысль и фиксирует пометка Маркса. Что касается общей
темы этого фрагмента рукописи, то его содержание сводится к сле¬
дующему: противоречие между индивидами и условиями их жиз¬
недеятельности как противоречие между производительными си¬
лами и формой общения, развитие производительных сил и смена
форм общения. Строго говоря, первая часть заголовка этого раз¬
дела главы относится лишь к первым 20 строкам, а вторая часть
заголовка не соответствует ни первому, ни всем десяти фрагмен¬
там, из которых искусственно составлен этот раздел. Более того,
двойной заголовок «Коммунизм.— Производство самой формы об¬
щения» порождает у читателя еще одну иллюзию: будто комму¬
низм и есть производство самой формы общения. Что такое пони¬
мание является по существу неправильным, ясно видно из приве¬
денного выше положения. Если же в заголовке указаны две раз¬
личные темы, то непонятно, почему в соответствии с этим и текст
не расчленен на две части.
291
10*
Таким образом, по крайней мере три из шести редакционных
заголовков ire соответствуют тексту. Следует, однако, добавить, что
и совокупность заголовков не отражает действительного содержа¬
ния главы.
Рассмотрим отдельные примеры неправильных связей и пере¬
ходов.
1) Несколько существенных ошибок допущено в расположении
материала на стр. 32—34, имеющих очень важное теоретическое
значение (коммунизм как действительное движение, предпосылки
коммунистической революции, идея диктатуры пролетариата
и т. д.). Здесь подготовитель столкнулся с особой трудностью. Текст
дан в рукописи в виде двух параллельных столбцов. Ни в одном
издании не удавалось рациональным образом расположить этот
материал. Эту довольно сложную задачу можно решить только ис¬
ходя из анализа содержания рукописи.
Стр. 34. Маркс и Энгельс впервые делают вывод о возможности
победы пролетарской революции лишь одновременно в передовых
капиталистических странах: «Коммунизм эмпирически возможен
только как действие господствующих народов, произведенное ,,сра-
зу“, одновременно, что предполагает универсальное развитие про¬
изводительной силы и связанного с ним мирового общения». В при¬
нятом расположении далее непосредственно следует: «Как в про¬
тивном случае могла бы, например, собственность иметь вообще
какую-нибудь историю, принимать различные формы» и т. д. (см.
текст)—мотивировка, лишенная всякого смысла. Однако она об¬
ретает рациональный смысл, если поставить ее в связь с тем текс¬
том, который действительно предшествовал ей в рукописи. Этот
непосредственно предшествующий ей текст разорван в принятом
расположении на две части (см. стр. 32, строки 13—18 сверху;
стр. 33, строки 13—25 сверху) и оторван от своего продолжения.
Смысл этого предшествующего в рукописи текста: «отчуждение»
социальной деятельности, а словами «Как в противном случае» и
т. д. начинается мотивировка, точнее, иллюстрация этого явления
на конкретных примерах.
Стр. 34. Маркс и Энгельс формулируют важнейшее положение.
Это — очень известное место: «Коммунизм для нас не состояние,
которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна со¬
образоваться действительность. Мы называем коммунизмом дей¬
ствительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние.
Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо
предпосылкой». Во-первых, читателю не вполне ясно, о какой пред¬
посылке идет речь. Это потому, что данный вывод оторван от пред¬
шествовавшего ему текста, из которого становилось ясно, что ма¬
териальной предпосылкой коммунизма является высокая степень
развития производительных сил (см. стр. 33). Во-вторых, непосред¬
ственно за приведенным местом следует весьма странное и непо¬
нятное читателю пояснение: «Впрочем, наличие массы людей, жи-
292
пущих только своим трудом... предполагает, в силу конкуренции,
существование мирового рынка. Пролетариат может существовать,
следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно
тому как коммунизм — его деяние — вообще возможен лишь как
„всемирно-историческое44 существование». Однако это пояснение
становится ясным и понятным, если учесть, что в рукописи оно
следует непосредственно за приведенным выше положением: «Ком¬
мунизм эмпирически возможен только как действие господствую¬
щих народов» и т. д.
2) Дополнительными примерами отсутствия логической связи
в принятом расположении могут служить мнимые переходы на
стр. 36 («Таким образом» и т. д.) и на стр. 69 («Наконец» и т. д.).
Часто действительные связи подменяются чисто внешними. См.,
например, расположение абзаца о завоевании на стр. 21—22 и аб¬
заца о захвате на стр. 74, фрагмента о жилищном строительстве
на стр. 28 и т. д.
Возьмем для примера первый из упомянутых здесь случаев —
абзац о завоевании на стр. 21—22. Этот вставной абзац разрывает
связное изложение второй (античной) формы собственности. Дей¬
ствительная связь существует между первым абзацем 21-й страни¬
цы и вторым абзацем 22-й страницы, так как эти два абзаца дают
непрерывное и целостное изложение второй формы собственности.
Второй из этих двух абзацев начинается прямым указанием на то,
что было сказано в первом абзаце: «С развитием частной собствен¬
ности здесь впервые устанавливаются те отношения, которые...» и
т. д. Эта непосредственная связь теперь разорвана вставным абза¬
цем. В то же время существует действительная, прямая и непо¬
средственная связь между этим вставным абзацем и следующим
за ним в рукописи абзацем, который в рассматриваемом тексте фи¬
гурирует как первый абзац на стр. 74, т. е. оторван от этого встав¬
ного абзаца на стр. 21—22 и отделен от пего полусотней страниц.
Оба эти абзаца составляют в рукописи единый фрагмент, посвя¬
щенный теме: роль насилия (завоевания) в истории. Поводом для
перемещения одного из двух абзацев, посвященных этой теме, в ту
часть текста, где рассматривается античная форма собственности,
послужила чисто внешняя связь: в этом абзаце роль насилия в
истории рассматривается на примере завоевания Рима варварами.
Но ведь в начале изложения вопроса о роли насилия авторы сами
указывают, что это лишь первый из намеченных к рассмотрению
примеров: «Мы можем здесь остановиться лишь на главных момен¬
тах и выбираем поэтому наиболее разительный пример — разруше¬
ние старой цивилизации варварским народом и образование заново,
вслед за этим, иной структуры общества (Рим и варвары, феода¬
лизм и Галлия, Восточно-римская империя и турки)». В данном
абзаце предметом рассмотрения является не вторая форма собст¬
венности, а роль завоевания в истории, и тема «Рим и варвары»
фигурирует здесь не как материал, относящийся к античной фор¬
203
ме собственности, а как один из примеров завоевания. Отсюда ста¬
новится ясно, что при такой перестановке текста действительные
связи разрываются и заменяются искусственными. Это приводит
к целому ряду дополнительных недоразумений. Вставной абзац на¬
чинается так: «Всему этому пониманию истории как будто проти¬
воречит факт завоевания». Но до того места, куда вставлен этот
абзац, еще не было и речи не только о «всем этом понимании исто¬
рии», но даже о его сущности. Далее в этом абзаце встречается
ссылка: «У варварского народа-завоевателя сама война является
еще, как уже было выше указано, регулярной формой сношений».
Но ничего подобного «выше» читатель, естественно, не находит.
Все это наглядно иллюстрирует недопустимость такого рода пере¬
становок текста.
Следует также отметить, что при таком расположении матери¬
ала изложение в конце главы не заканчивается, а просто прекра¬
щается.
Все перечисленные в виде примеров и все неупомянутые здесь
ошибки и недостатки этого расположения являются закономерным
следствием того, что внутренне логичный текст рукописей, из ко¬
торых состоит первая глава «Немецкой идеологии», был расчленен
почти на 40 фрагментов и положение каждого относительно других
было изменено.
Авторы этого расположения исходили из двух в целом ошибоч¬
ных предпосылок. Во-первых, поскольку работа Маркса и Энгельса
над этой главой действительно не была завершена, они предполо¬
жили, что публиковать главу в соответствии с расположением ма¬
териала в дошедшей до нас рукописи нецелесообразно и невозмож¬
но. При этом молчаливо предполагалось, что необходимая внутрен¬
няя логика в рукописи отсутствует или по меньшей мере недоста¬
точна и поэтому должна быть восполнена в результате работы ре¬
дактора, т. е. путем перестановок и расчленения текста. Во-вторых,
они предположили, что рукопись содержит достаточное количест¬
во указаний Маркса и Энгельса, необходимых для ее доработки.
Теперь можно считать более чем доказанным, что ни эти пред¬
посылки, ни само традиционное расположение и расчленение тек¬
ста не выдерживают критики.
Общий вывод: с точки зрения такого критерия
научности, как правильность расположения и
расчленения текста, обе публикации первой
главы «Немецкой идеологии» — публикации 1924—
1926 и 1932—1933 гг., а следовательно, и все издания,
существовавшие до 1965 г., являются неудовлет¬
ворительными. Следовательно, необходима новая,
действительно научная публикация.
294
Рождение гипотезы
Вопрос о том, как правильно расположить текст главы, был
в принципе решен еще в 1963 г.: расположить надо в соответствии
с рукописью. В 1965 г., решался следующий вопрос: как правиль¬
но расчленить текст. Не будем задерживаться на промежуточ¬
ной проблеме, возникшей при подготовке текста: как публиковать
два частично совпадающих беловых варианта начала главы. Было
решено, специально оговорив это в публикации, объединить оба
варианта, включив в текст основного (второго) варианта беловика
ту часть первого беловика, которая не была использована во вто¬
ром беловике, и опубликовать этот объединенный беловой текст
начала главы в виде ее первой части, а три черновые части руко¬
писи опубликовать далее в хронологическом порядке как вторую,
третью и четвертую части главы. Так из пяти составных частей
рукописи было решено сделать в публикации четыре части главы.
Но на мотивировке такого решения об общей структуре главы мы
не будем здесь останавливаться25. Значительно сложнее решался
вопрос о «тонкой структуре» главы — вопрос о ее расчленении на
параграфы.
Для того чтобы окончательно решить вопрос о расчленении
текста, необходимо было уже не в общих чертах, а совершенно кон¬
кретно проследить внутреннюю логику изложения, выяснить не
только структуру рукописи, но и структуру ее содержания, понять
внутренний смысл каждого фрагмента, каждой части и всей руко¬
писи в целом и раскрыть это для читателя в виде системы расчле¬
нения и оглавления текста.
Напомним, что первая гипотеза относительно содержания тек¬
ста, которая была сформулирована и проверена, констатировала
логичность изложения. Теперь необходимо было сделать следую¬
щий шаг вперед — выяснить, в чем же заключается эта логика,
раскрыть логическую структуру содержания рукописи. В ходе ре¬
шения этой новой задачи была сформулирована и подвергнута про¬
верке вторая, более конкретная гипотеза. Подтверждение ее дало
ключ к правильному расчленению текста. На этой стадии исследо¬
вания необходимость единства анализа содержания и структуры
рукописи выявилась особенно резко.
Работа началась с расчленения текста на более или менее це¬
лостные фрагменты и с обобщения содержания каждого такого
куска текста в виде редакционного заголовка к нему. При этом
анализ содержания постоянно сопровождался обращением к самой
рукописи: авторские заголовки, пробелы, разделительные черты
и т. д.— все эти внешние особенности текста рукописи существен¬
но помогли смысловому расчленению изложения.
25 О необходимости его см. «Вопросы философии», 1965, № 10, стр. 111.
295
Вот пример, показывающий, как взаимодействовали между со¬
бой анализ содержания рукописи и анализ се структуры. Расчле¬
нение рукописи начиналось с деления ее на части, далее — на па¬
раграфы и в пределах каждого параграфа доходило до членения
текста на абзацы. Для выделения абзаца необходимо было исходить
не просто из содержания текста, но и из авторского членения тек¬
ста на абзацы и так называемые полуабзацы. И вот в одном из слу¬
чаев, исходя из анализа содержания какого-то фрагмента текста,
мы пришли к выводу, что в данном абзаце русского перевода соеди¬
нены две существенно различные мысли, которые лучше было бы
дать в виде двух различных абзацев. Обращаемся к рукописи, нет
ли там какого-либо повода для такого расчленения текста. Оказы¬
вается, изложение первой мысли заканчивается неполной послед¬
ней строкой на одной странице рукописи, а изложение второй мыс¬
ли начинается с новой страницы рукописи, но это новое предло¬
жение, которым начинается страница, написано без обычного
для красной строки отступа. Формальный повод для расчленения
текста на два абзаца уже есть. Но, быть может, мы столкнулись с
явлением, которое следует обобщить? Может быть, из этого част¬
ного случая надо сделать более широкие выводы? Не следует ли
осуществить операцию, которую условно можно было бы назвать
«генерализацией»? (Пример из другой области. Мы проверяем ра¬
боту и обнаруживаем ошибку или просто случайно наталкиваемся
на ошибку в данной работе. Выясняем причину ошибки. После это¬
го необходимо проверить, не привела ли эта причина к другим
ошибкам, которых мы еще не обнаружили. Это тоже «генерализа¬
ция». Иначе говоря, это один из вариантов сочетания индукции и
дедукции, мысль движется так: данное частное — общее — новое
частное.) Начинаем просматривать всю рукопись сплошь, и обна¬
руживается не замеченный ранее факт: когда абзац начинается с
новой страницы, т. е. когда начало абзаца и начало страницы сов¬
падают, Энгельс пишет первое слово без отступа от края страни¬
цы. Немедленно извлекаем из этого практические следствия: обра¬
щаемся к тем местам текста, где в рукописи обнаружены теперь
новые начала абзацев: проверяя результат формального анализа
рукописи, анализируем содержание этих мест; убеждаемся в том,
что во всех этих случаях действительно имеет место переход от
одной мысли к другой, и поэтому вводим в текст главы несколько
новых членений на абзацы. Так, в частности, осуществлялись в про¬
цессе нового исследования рукописи первой главы «Немецкой иде¬
ологии» взаимодействие и единство анализа содержания рукописи
и анализа ее структуры.
Формулировка названий отдельных параграфов не могла быть
конечной целью расчленения текста. Как бы удачно ни было наи¬
менование каждого отдельного параграфа, это еще предваритель¬
ная, так сказать «метафизическая» стадия работы, когда содержа¬
ние каждого параграфа берется и рассматривается изолированно,
296
само по себе, вне связи с целым. Конечная цель заключалась в том,
чтобы в системе расчленения и оглавления всего текста предста¬
вить его содержание не как сумму разрозненных фрагментов, а как
диалектически расчлененное целое. А для этого необходимо было
понять внутреннюю логику всей рукописи, общую структуру ее со¬
держания. Процесс выявления этого внутреннего смысла каждой
части и всей рукописи в целом и окончательное расчленение и
оглавление текста был по существу двуединый процесс всей даль¬
нейшей работы.
Уже на очень ранней стадии исследования, собственно, даже с
самого начала было ясно, что отдельные части, из которых сложи¬
лась рукопись первой главы, взаимно дополняют друг друга. Но
к а к они дополняют друг друга, это стало проясняться только те¬
перь. Когда вчерне рукопись была расчленена и озаглавлена, бро¬
сились в глаза определенные аналогии в структуре ее отдельных
составных частей. Так, хронологически первая часть рукописи
(в новой публикации вторая часть главы) и оба беловика начина¬
ются с общей критической характеристики немецкой послегегелев-
ской философии, а затем идеализму младогегельянцев противопо¬
ставляется изложение материалистического понимания истории.
В хронологически первой части рукописи и в последнем беловике
сначала излагается материалистическая концепция истории, а за¬
тем резюмируется сущность материалистического понимания исто¬
рии. В первой, второй и четвертой частях главы, хотя и с различной
степенью конкретности, рассматриваются основные исторические
ступени развития материального производства как основы челове¬
ческого общества. Причем в первой части, где рассматриваются ос¬
новные исторические формы собственности — племенная, антич¬
ная, феодальная,—изложение не завершено; зато в четвертой части
подробно рассматриваются предыстория и история последней, бур¬
жуазной формы частной собственности. В четвертой части после
анализа исторического развития производства следует рассмотре¬
ние общественных отношений и политической надстройки, а во
второй части после рассмотрения сферы производства намечен в
виде плана переход к сфере общественных отношений и полити¬
ческой надстройки. В хронологически первой части рукописи пос¬
ле изложения материалистического понимания истории следует
переход к критике идеалистического понимания истории и крити¬
ке Фейербаха; в последнем беловике этого перехода еще нет, по¬
скольку текст беловика остался незавершенным, но такой переход
был здесь необходим уже потому, что в начале беловика стоит ав¬
торский заголовок «Фейербах», а до критики Фейербаха изложе¬
ние в беловике еще не дошло. Перечень таких параллелей можно
было бы значительно увеличить. Стало ясно одно: все эти анало¬
гии указывали на некоторый общий план, который лежит в осно¬
ве изложения и более или менее полно реализуется в каждой из
пяти составных частей рукописи, и в соответствии с этим общим
297
планом отдельные части рукописи взаимно дополняют одна дру¬
гую.
Каждая из частей рукописи представляла собой как бы общий
эскиз всей картины или отдельный фрагмент картины. Отдельные
штрихи целого повторялись в различных частях рукописи. Вы¬
явить этот общий план помогли два обстоятельства.
Во-первых, можно было заметить, что в двух местах рукописи
Маркс и Энгельс резюмируют сущность материалистического по¬
нимания истории, и последовательность элементов этой концепции
совпадает с последовательностью изложения в значительной части
текста. Возьмем резюме на 24-й странице черновой рукописи:
«Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя
именно из материального производства непосредственной жизни,
рассмотреть действительный процесс производства и понять свя¬
занную с данным способом производства и порожденную им форму
общения — т. е. гражданское общество на его различных ступе¬
нях — как основу всей истории; затем необходимо изобразить дея¬
тельность гражданского общества в сфере государственной жизни,
а также объяснить из него все различные теоретические порожде¬
ния и формы сознания, религию, философию, мораль и т. д. и т. д.,
и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря
чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а по¬
тому также и взаимодействие между его различными сторонами)»
и т. д. Итак: производство — общество — государство — сознание —
такова основная последовательность. Но разве не в той же после¬
довательности развертывается изложение в хронологически пер¬
вой, третьей и пятой частях рукописи!
Во-вторых, на помощь пришли некоторые общетеоретические,
точнее, методологические соображения. Существует диалектико¬
материалистическая закономерность: предмет исследования опре¬
деляет метод исследования. Что является предметом исследования
и изложения в первой главе «Немецкой идеологии»? Прежде всего
материалистическое понимание истории. Эта концепция, как и
всякая теория, имеет определенную структуру. Возникает вопрос:
не определяет ли структура материалистического понимания исто¬
рии структуру изложения в рукописи первой главы «Немецкой
идеологии»? У нас уже есть достаточно оснований, чтобы предпо¬
ложить: да, определяет!
Так возникла следующая, вторая гипотеза относительно
содержания первой главы «Немецкой идеологии»: структура
материалистического понимания истории опре¬
деляет структуру содержания рукописи, логика
исторического материализма определяет после¬
довательность изложения в рукописи. Проверка и
подтверждение этой гипотезы и привели к решению задачи о пра¬
вильном расчленении текста, к расчленению текста адекватно его
содержанию.
298
Гипотеза работает
Правильность гипотезы проявляется в том, что она «работает».
Посмотрим же, как работала эта гипотеза, как она помогала по¬
нять смысл отдельных высказываний, содержание того или иного
фрагмента, той или иной части рукописи и всей рукописи в целом.
При этом будем ссылаться на части и параграфы новой публика¬
ции первой главы «Немецкой идеологии».
Возьмем вторую часть главы. Это хронологически первая часть
рукописи, первоначальное ядро всей главы. Отчасти поэтому здесь
встретился целый ряд трудностей для понимания и расчленения
текста.
Прежде всего отметим, что правильное решение вопроса о рас¬
положении текста позволило естественно и без труда включить в
текст этой части главы два новых фрагмента, которые были най¬
дены и опубликованы четыре года назад в Амстердаме26. Эти но¬
вые фрагменты представляют собой соответственно две первые и
две последние страницы этой части рукописи. При публикации
в Амстердаме происхождение и смысл первого фрагмента не были
поняты, так как понять место этого фрагмента в рукописи можно
только тогда, когда знаешь последовательность ее написания и ее
структуру. Этот фрагмент представляет собой две хронологически
самые первые страницы дошедшей до нас рукописи. Ему предше¬
ствовали, по-видимому, две перечеркнутые страницы. Таким обра¬
зом, в наши руки попало почти самое начало всей рукописи «Не¬
мецкой идеологии», две из ее самых первых страниц. В новой пуб¬
ликации первой главы «Немецкой идеологии» этот фрагмент впер¬
вые включен в общий текст главы как § 1 ее второй части.
Определенную трудность представляло обобщение содержания
§ 3. То, что весь текст этого параграфа написан с некоторой общей
точки зрения, было ясно. На это указывали уже чисто внешние
признаки: «первый исторический акт», «второй факт», «третье от¬
ношение», «эти три стороны социальной деятельности», «лишь те¬
перь, после того как мы уже рассмотрели четыре момента, четыре
стороны первичных, исторических отношений, мы находим, что
человек обладает также и „сознанием41» и т. д. Но что общего меж¬
ду такими, казалось бы, разнородными явлениями, как материаль¬
ное производство, потребности, семья, общественные отношения и
сознание, о которых идет речь в данном параграфе? И только вни¬
мательный анализ текста в сочетании с той общей ориентировкой
в этом разнообразном эмпирическом материале, которую дает нам
уже сформулированная гипотеза, позволяет вдруг схватить то об¬
щее, что связывает эти, на первый взгляд столь разнородные яв¬
ления: да ведь это же пять видов производства! Произ¬
водство жизненных средств, производство потребностей, производ-
26 «International Review of Social History», vol. VII, 1962, part 1, p. 93—
104.
299
ство самих людей, производство общественных отношений и, на¬
конец, духовное производство — производство идей, представле¬
ний, сознания. Проверяем догадку. Обращаемся к другим местам
«Немецкой идеологии» и к другим произведениям Маркса и Эн¬
гельса. И везде находим подтверждение: и в самой «Немецкой
идеологии», и в «Экономическо-философских рукописях», и в «Ни¬
щете философии», и в «Капитале», и в письмах Маркса и Энгельса.
Все правильно. В § 3 начинается положительное изложение материа¬
листического понимания истории. Если наша гипотеза правильна,
это изложение должно начинаться с рассмотрения предпосылок
материалистического понимания истории и с рассмотрения мате¬
риального производства как основы всей жизни общества. Так оно
и есть. За видимой хаотичностью изложения скрывается строгая
логика. Цель параграфа — показать, что материальное производ¬
ство определяет основные стороны социальной деятельности,
которые сами уже выступают как различные виды производства.
Раз понят общий смысл параграфа, то теперь ясно, как сформули¬
ровать его основное содержание в виде редакционного заголовка.
Аналогичные и вместе с тем специфические трудности пред¬
ставляли понимание и обобщение содержания § 4. И здесь перед
нами та же непонятная на первый взгляд разнородность: речь
идет о частной собственности, о государстве, об «отчуждении» со¬
циальной деятельности. Что тут общего? Ключ к пониманию общей
связи дало сопоставление с «Экономическо-философскими рукопи¬
сями 1844 года». Оказывается, эти три, по видимости, разнород¬
ных явления соответствуют трем основным видам отчуждения,
сформулированным в «Экономическо-философских рукописях».
А в «Немецкой идеологии» они рассматриваются как три следст¬
вия разделения труда. Специфическая трудность этого и следую¬
щего параграфа заключалась в том, что здесь в рукописи к ос¬
новному тексту сделано так много добавлений, что в результате
мы имеем как бы два параллельных текста, и объединить их в еди¬
ный текст можно, только разобравшись в довольно сложном содер¬
жании этих страниц рукописи. Во всех существовавших изданиях
отдельные куски рукописи первой главы «Немецкой идеологии»
воспроизводились правильно, но расположение и расчленение тек¬
ста в этих изданиях было неправильным. Но ни в одном издании
не удалось дать правильного расположения текста, относящегося
к §§ 4 и 5 второй части главы. Это и понятно: ведь никакое внеш¬
нее изучение рукописи тут помочь не могло. Единственным путем
к правильному расположению и расчленению этого сложного тек¬
ста было изучение его содержания, проникновение во внутренний
смысл этих запутанных страниц рукописи.
Содержание § 5 самого по себе, после того как текст был рас¬
положен в правильной последовательности, понять и сформулиро¬
вать в заголовке было несложно: здесь речь идет о развитии про¬
изводительных сил как материальной предпосылки коммунизма.
300
Но вот в чем заключалась истинная проблема: мы поняли уже
смысл каждого из трех параграфов (§§ 3—5) в отдельности; из ка¬
жущегося хаоса (производство, потребности, семья, общественные
отношения, сознание, частная собственность, государство, «отчуж¬
дение» социальной деятельности, коммунизм), из всего этого ка¬
лейдоскопа тем выступило некоторое относительное единство,
правда пока что в пределах каждого отдельного параграфа (основ¬
ные стороны социальной деятельности, разделение труда, комму¬
низм); но есть ли какая-либо связь между этими разнородными
параграфами, поддается ли их содержание дальнейшему обобще¬
нию, можно ли еще глубже проникнуть в смысл всего этого тек¬
ста? И здесь снова начинает плодотворно работать наша общая ги¬
потеза. Накладывая общую структурную схему материалистиче¬
ского понимания истории на эмпирический материал второй части
главы, удается, наконец, уловить общую связь этих трех парагра¬
фов. Предметом рассмотрения во всех трех параграфах является
производство, главные исторические фазы его развития: в доклас¬
совом, классовом и будущем бесклассовом обществе. Производство
определяет все основные стороны социальной деятельности, кото¬
рые вместе с тем представляют собой и первичные исторические
отношения. Развитие разделения труда, переход от естественного
к общественному (классовому) разделению труда обусловливает
переход от доклассового к классовому обществу. Вместе с общест¬
венным разделением труда развиваются вторичные исторические
отношения: частная собственность, государство, «отчуждение» со¬
циальной деятельности. Дальнейшее развитие производительных
сил, лежавшее в основе развития разделения труда, создает мате¬
риальные предпосылки коммунистической революции. Эта рево¬
люция уничтожает разделение общества на классы и вместе с тем
частную собственность, государство, «отчуждение» социальной дея¬
тельности (труд, производственная деятельность по внешнему при¬
нуждению превращается в подлинную самодеятельность людей).
Такова общая концепция, связывающая воедино все разнообраз¬
ное содержание §§ 3—5 второй части главы.
Следующий § б посвящен изложению выводов, вытекающих из
материалистического понимания истории. А где же остальные эле¬
менты материалистического понимания истории, почему вслед за
производством не рассматриваются структура общества, различ¬
ные элементы надстройки? Неужели наша гипотеза перестает ра¬
ботать, и ради ее спасения надо закрыть глаза на этот противоре¬
чащий ей факт? Но ведь анализ противоречий, в частности проти¬
воречий между общими положениями теории и несоответствующи¬
ми им эмпирически установленными фактами,— это путь разви¬
тия и углубления нашего познания. Обращаемся к рукописи. Здесь
между §§ 5 и 6 полстраницы текста: «Форма общения, на всех су¬
ществовавших до сих пор исторических ступенях обусловливаемая
производительными силами и в свою очередь их обусловливающая,
301
есть гражданское общество». И далее: «До сих пор мы рас¬
сматривали главпым образом только одну сторону человеческой
деятельности — обработку природы людьми. Другая сторона,
обработка людей людьми...» (Против последней фразы на полях
отчеркивание и пометка Маркса: «Общение и производительная
сила». «Происхождение государства и отношение государства к
гражданскому обществу». Конец страницы в рукописи не запол¬
нен. Затем с новой страницы начинается изложение выводов, вы¬
текающих из материалистического понимания истории.
Что представляют собой эти заметки на 19-й странице рукопи¬
си, как не переход к рассмотрению сферы общения, гражданского
общества, общественных отношений, классовой структуры общест¬
ва, как не план перехода затем к рассмотрению сферы политиче¬
ской надстройки. Ведь согласно концепции, сформулированной и
развитой в «Немецкой идеологии», деятельность людей имеет две
стороны: производство (отношение людей к природе) и общение
(отношение людей друг к другу). Ведь сопоставление этих заме¬
ток во второй части главы с развернутым изложением намечен¬
ных здесь вопросов в четвертой части главы, где, в частности, мы
находим специальный параграф с авторским заголовком «Отноше¬
ние государства и права к собственности», выявляет полное един¬
ство общего плана изложения и полную справедливость нашей ги¬
потезы. Таким образом, мы убеждаемся в том, что эта гипотеза не
только верна, но она работает, она помогает увидеть и понять
факты, которые в противном случае остались бы либо не замече¬
ны, либо не поняты.
Итак, на 19-й странице рукописи проходит разделение второй
части главы на две половины. Временно опуская дальнейшее изло¬
жение материалистического понимания истории, Маркс и Энгельс
сразу переходят к выводам и резюмированию сущности своей кон¬
цепции. Теперь становится понятным и замечапие на 17-й страни¬
це рукописи относительно классовых интересов: «Как мы покажем
в дальнейшем». Маркс и Энгельс предполагали сделать это в том
разделе изложения материалистического понимания истории, ко¬
торый был затем пропущен во второй части главы; но позднее те¬
ма формирования классовых интересов была разработана в четвер¬
той части главы. Возьмем для проверки нашей гипотезы четвер¬
тую часть главы. Пожалуй, понять общую логическую структуру
этой части рукописи было труднее всего. А ведь в конце концов
выяснилось, что именно она по своему плану наиболее полно соот¬
ветствует гипотетической схеме.
Самой трудной задачей было обобщение содержания второй
половины этой части рукописи. Помогло применение гипотезы.
Первая половина текста была достаточно ясна. Здесь прослежива¬
лись предыстория и основные ступени развития буржуазной фор¬
мы собственности. Точнее говоря, так: § 1 — орудия производства
и формы собственности — это в сущности вопрос о соотношении
302
производительных сил и производственных отношений; §§ 2—4—
развитие разделения труда и форм производства: цеховой строй,
мануфактура, крупная промышленность; § 5 — противоречие
между производительными силами и формой общения как основа
социальной революции (этот параграф можно рассматривать и как
переходный). Содержание этих параграфов обобщается в одной те¬
ме: производство. А дальше начинался очень сложный, разнооб¬
разный и фрагментарный текст. Тут и конкуренция, и жилищное
строительство, и средние века, и индивиды, и классы, и коллектив¬
ность индивидов, и коммунизм, и завоевание, и древний Рим, и не¬
обходимость уничтожения частной собственности, и гражданское
общество и т. д. и т. д. А общая связь, в чем она здесь состоит? Не¬
ясно. Много раз вновь и вновь делаются попытки уловить какую-
то внутреннюю нить в этом лабиринте тем и понятий. И каждый
раз она ускользает. А дальше, уже в конце рукописи следует текст,
озаглавленный Марксом и Энгельсом: «Отношение государства и
права к собственности», здесь опять все становится ясно. Но в чем
же логический смысл промежуточного текста? И тут срабатывает
наша гипотеза. Попробуйте наложить ее схему на текст четвертой
части главы. Что получится? Производство — общение — полити¬
ческая надстройка... Все ясно! Первые пять параграфов — произ¬
водство. «Отношение государства и права...» — это, конечно, поли¬
тическая надстройка. Между тем и другим должно быть общение!
Снова, в какой уже раз, перечитываем загадочный текст. Ну, ко¬
нечно же: здесь рассматриваются сфера общения, соотношение
индивидов, классов и общества, классовая структура общества.
Ключ найден! Но, разумеется, предстояло еще рациональным об¬
разом расчленить эту часть текста на параграфы и адекватно от¬
разить содержание всего этого раздела в заголовках.
Быть может, наиболее эффектное применение нашей гипотезы
и метода сочетания анализа содержания с анализом структуры ру¬
кописи произошло на самой последней стадии работы, уже на ста¬
дии корректур новой публикации первой главы «Немецкой идео¬
логии». Эта публикация явилась первой наиболее полной публи¬
кацией текста главы не только потому, что в нее были включены
два фрагмента, найденные в Амстердаме, но и потому, что в отли¬
чие от публикации 1932—1933 г. в конце главы были даны замет¬
ки Маркса, которыми завершается черновая часть рукописи.
В четвертой части главы они следуют непосредственно за парагра¬
фом о государстве и праве. Долгое время копкретный смысл этих
заметок оставался неясен. Общий же их смысл был очевиден: эго
заметки, подлежавшие дальнейшей разработке.
Расчленяя текст главы на параграфы, мы, естественно, стре¬
мились к тому, чтобы между содержанием и заголовком каждого
параграфа было максимально возможное соответствие. Но при
этом оставалось несколько небольших фрагментов текста, пред¬
ставляющих собой переходы и связи между различными раздела¬
303
ми изложения (см. в брошюре стр. 47, 78, 95—96). Эти фрагмен¬
ты были отделены от текста основных параграфов звездочками.
Аналогичное выделение было принято первоначально и для заме¬
ток в конце рукописи. Но такое решение постоянно вызывало со¬
мнения: случай явно не был аналогичным; это не столько осозна¬
валось, сколько чувствовалось.
На протяжении всего хода исследования казалось, что в четвер¬
той части главы затрагиваются не все основные разделы материа¬
листического понимания истории и что эта неполнота компенси¬
руется содержанием других частей главы. Размышляя над пра¬
вильностью гипотезы применительно к тексту рукописи, приходи¬
лось констатировать некоторую неполноту совпадения нашей гипо¬
тетической схемы и наличного содержания рукописи первой главы,
в частности ее четвертой части.
И вот однажды все эти полуинтуитивные, полуосознанные со¬
ображения привели к вопросу: что есть в четвертой части главы
и чего не хватает? Есть: производство — общение — политическая
надстройка. Не хватает идеологической надстройки. А может быть,
эта неполнота как-то компенсируется заметками в самом конце?
Снова начинаем их перечитывать, но на этот раз с определенной
программной установкой, ищем ответ на конкретно сформулиро¬
ванный вопрос. И вдруг как будто в темноте включили свет: из
кажущегося хаоса выступило единство — ведь все эти столь раз¬
личные предложения, все вместе и каждое в отдельности написа¬
ны на одну и ту же тему, и эта тема — идеологическая надс!ройка,
точнее говоря, формы общественного сознания. Недостающее и ис¬
комое звено наконец найдено. Пусть читатель возьмет теперь но¬
вую публикацию, посмотрит текст последнего § 12 и сам убедится
в том, что каждая фраза здесь имеет отношение к общей теме:
формы общественного сознания.
Однако, если читать внимательно, все идет хорошо лишь до то¬
го места, где сейчас стоят три звездочки. С того же места, где в
квадратных скобках указана 73-я страница рукописи, текст не
укладывается в рамки нашей гипотезы. Попробуем прибегнуть к
испытанному средству — заглянем в рукопись. Сразу бросаются
в глаза два обстоятельства. Во-первых, основная часть заметок и
конец заметок написаны на разных страницах (кстати, последняя,
73-я стр. в рукописи даже не пронумерована). Во-вторых,— при¬
сматриваемся — даже на фотокопии ясно видно, что они написаны
Марксом по-разному, почерк несколько различается. Следователь¬
но, заметки написаны в разное время и поэтому, естественно, мо¬
гут различаться и тематически. Вдумаемся в содержание послед¬
них заметок. Что в них общего? О чем они? К чему могут отно¬
ситься? Начинаем мысленно перебирать содержание первой главы.
А если представить себе хронологическую последовательность
рукописи? Ведь после этих заметок Маркс и Энгельс начали пи¬
сать начало главы набело... О чем там в беловиках говорится?..
304
Эврика! Да ведь это же мысли, развитые затем во втором беловике
(ч. 1, § 3), ведь это же нечто вроде конспекта начала главы. И все
становится ясным. Впрочем, не совсем все. Отдельные лаконичные
фразы в этих заметках еще надо расшифровать. Для этого (теперь
это можно сделать с помощью предметного указателя) их надо
сопоставить с соответствующими местами первой главы, где мно¬
гие намеченные здесь мысли развернуты. Но если бы мы стали
здесь демонстрировать, что хотел сказать Маркс словами: «Есте¬
ствознание и история» или «Традиция — в области права, религии
и т. д.», то это увело бы нас далеко. Укажем только па одно об¬
стоятельство принципиальной важности. Теперь можно, так ска¬
зать, на ощупь проследить, как в «Немецкой идеологии» склады¬
вается концепция общественных формаций. Основное направление,
по которому осуществляется подход к понятию общественной фор¬
мации,— это анализ форм собственности. В этом плане необходи¬
мо сопоставить три места в первой главе «Немецкой идеологии»,
где последовательно развивается группировка форм собственности:
в брошюре это стр. 96—97, 100—101 и 24—28.
Итак, предположение о том, что в рукописи пер¬
вой главы «Немецкой идеологии» структура ма¬
териалистического понимания истории опреде¬
ляет структуру изложения, его последователь¬
ность, полностью подтвердилось. Эта гипотеза продук¬
тивно работала на всем протяжении той стадии исследования, ког¬
да решалась задача правильного расчленения текста, и она позво¬
лила эту задачу решить. В итоге мы получили новое расположение
и расчленение текста.
Теперь наступила новая фаза работы. Прежде чем осуществить
новую публикацию главы, необходимо было полученный результат
«испытать на прочность». Это была стадия коллективной научной
проверки предложения о новом расположении и расчленении тек¬
ста. В этой фазе работы принял участие весь высококвалифициро¬
ванный коллектив сектора Маркса— Энгельса Института марксиз¬
ма-ленинизма: и представители старшего поколения, и моло¬
дежь — философы, экономисты, историки, специалисты по истории
и теории марксизма. Тщательно проверялось все: правомерность
критики существующих изданий, обоснованность и правильность
нового расположения и расчленения текста, точность редакцион¬
ных заголовков, восприятие читателем нового издания, преимуще¬
ства новой публикации и многое другое. Проверка и обсуждение
готового макета новой публикации позволили улучшить предло¬
женный вариант, в частности уточнить расчленение и оглавление
текста. Главный результат испытания был совершенно однозначен:
«запас прочности» предложенного нового расположения и расчле¬
нения текста оказался достаточно велик. Новую публикацию пер¬
вой главы «Немецкой идеологии» необходимо было осуществить.
305
Реконструкция плана
После того как столь счастливым образом удалось разобраться
в содержании рукописи, стало возможно реконструировать общий
план всей первой главы «Немецкой идеологии». Ни в одной из пя¬
ти составных частей рукописи он не реализуется полностью, но он
реализуется в их совокупности. Нс будем специально мотивиро¬
вать реконструкцию этого плана, а воспроизведем его просто как
результат:
1) Общая характеристика немецкой идеологии.
2) Предпосылки материалистического понимания истории.
3) Производство, общение, политическая надстройка, формы
общественного сознания.
4) Выводы и резюме о сущности материалистического понима¬
ния истории.
5) Критика идеалистического понимания истории вообще, кри¬
тика младогегельянцев и Фейербаха в особенности.
Структуру этого плана можно образно представить себе так:
пункт 3 — ядро, пункты 2 и 4 — первая оболочка, пункты 1 и 5—
вторая оболочка.
Чтобы сделать наглядным соотношение между этим общим
планом и содержанием каждой из четырех частей главы, предста¬
вим это соотношение в виде таблицы (в скобках отдельные пара¬
графы указаны тогда, когда к данному пункту общего плана имеет
отношение не главный, а, так сказать, второй аспект содержания
этого параграфа):
Пункт общего
плана
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть
четвертая
о
Вводный § и § 1
§ 1 (§ 2)
2)
§ 2
(начало § 3)
3) а
§ з
§§ 3-5
§§ 1—'">
б
(5 3)
(конец § 5)
§§ 5-10
в
(конец § 5)
§ И
г
(§ 4)
(8 3)
(§ 1)
§ 12
4)
§ 4
§§ 6-7
5)
§§ 8-9,2
§ 1
306
Как видим, единство общего плана главы наглядно проявляет¬
ся в том, что последовательность пунктов плана и последователь¬
ность параграфов совпадают.
Теперь, вообще-то говоря, можно было бы даже попытаться осу¬
ществить невозможное: на рациональной основе произвести ту ре¬
конструкцию главы, которая не удалась авторам публикации
1932—1933 гг. Конечно, можно. Но в таком случае мы получили
бы не то произведение, которое дошло до нас, и не то, которое мог¬
ли опубликовать только Маркс и Энгельс, а нечто вроде хрестома¬
тии, составленной из текста рукописи в соответствии с ее общим
планом. При этом неизбежно были бы нарушены некоторые суще¬
ственные связи текста, отражающие логику исследования. Стоило
ли это делать? Более чем сомнительно. Разве что в целях экспери¬
мента. Но новая публикация первой главы «Немецкой идеоло¬
гии» — это уже не экспериментальное издание.
Реконструкция общего плана главы, который представляет со¬
бой суммарное выражение общей внутренней логики всех состав¬
ных частей рукописи и воплощает в себе общую структуру содер¬
жания рукописи,— это, если допустимо подобное сравнение, своеоб¬
разная «таблица Менделеева» первой главы «Немецкой идеологии».
И подобно тому, как таблица Менделеева дала ключ к поис¬
кам неизвестных еще химических элементов и позволила пред¬
сказать их свойства, так и эта схема дает возможность предполо¬
жить, каковы в общих чертах должны быть содержание и особен¬
ности тех двух фрагментов рукописи первой главы, которые до
сих пор в ней отсутствуют. И если бы позволяло место, можно бы¬
ло бы на примере одного из отсутствующих фрагментов показать,
что он собой должен представлять, почему он мог быть изъят из
рукописи и где его следует искать. Но это особая тема.
Итог
Мы пытались проследить, как осуществлялось новое исследова¬
ние рукописи «Немецкой идеологии», особенно с точки зрения его
методологии. Мы можем констатировать, что в ходе этого исследо¬
вания были использованы различные приемы и средства фор¬
мальной логики и некоторые элементы логики диалектической.
Сравнение, обобщение, индукция, дедукция, аналогия, гипотеза,
анализ противоречий, различных связей и отношений, абстрак¬
ция, конкретизация, исследование предмета в его развитии — та¬
ков неполный перечень средств, которые сознательно или бессоз¬
нательно использовались в процессе работы. Но не только логи¬
ка, интуиция также была необходимым компонентом исследования.
Размышляя задним числом о процессе исследования, мы пыта¬
лись выявить его логическую структуру, расчленить его на после¬
довательные ступени. То, что нам удалось таким путем получить,—
это прежде всего скелет самого процесса, некоторая идеализация
307
действительного исследования. Ибо в действительности все было
сложнее: логические умозаключения переплетались с интуитив¬
ными догадками, различные процессы исследования перекрещива¬
лись один с другим, различные стадии его не разграничивались
столь резко, так что порой, например, формулирование и проверка
гипотезы были не двумя последовательными фазами работы, а эти
две фазы по крайней мере частично совпадали во времени. Все это
следует иметь в виду.
Во всяком продуктивном исследовании, если оно достигает оп¬
ределенной степени сложности, используются более или менее пол¬
но средства, подобные перечисленным выше, безразлично, осознает
это сам исследователь или не осознает. «Так как процесс мышле¬
ния... является естественным процессом, то действительно пости¬
гающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь
только по степени...» 27 В чем же тогда специфическая особенность
рассматриваемого здесь исследования «Немецкой идеологии»?
И почему результаты, полученные в ходе этого исследования, не
были уже получены нашими предшественниками?
Изучением содержания «Немецкой идеологии» занимались
многие выдающиеся исследователи, главным образом философы.
Но почти никто из них не мог пользоваться и не пользовался ру¬
кописью. Многие марксоведы, прежде всего такой выдающийся
специалист, каким был Веллер, занимались изучением рукописи
«Немецкой идеологии». Но при этом они не исследовали достаточ¬
но глубоко содержание рукописи. Таким образом, до сих пор изу¬
чение содержания «Немецкой идеологии» и изучение ее рукописи
развивались параллельно и независимо друг от друга. С одной сто¬
роны, преобладал умозрительный подход, с другой — чисто эмпи¬
рический.
В новом исследовании «Немецкой идеологии» была сделана по¬
пытка избежать односторонности того и другого подхода, соче¬
тать анализ содержания с анализом рукописи, осу¬
ществить более конкретный тип исследования. В этом и заключа¬
ется его специфическая особенность. Этот новый подход к
исследуемому предмету и обусловил получение новых результатов.
Какие же результаты дало применение синтетического метода,
представляющего собой единство анализа содержания и анализа
структуры рукописи, в исследовании «Немецкой идеологии»? Ре¬
зюмируем полученные результаты, перечислим основные. Во-пер¬
вых, была уточнена датировка рукописи. Во-вторых, обнаружено
то, что является специфически новым в «Немецкой идеологии»,—
открытие диалектики производительных сил и производственных
отношений. Это конкретизирует определение места «Немецкой
идеологии» в истории философии марксизма и уточняет наши пред¬
ставления о процессе формирования и развития марксизма в це¬
27 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3?, стр. 461.
308
лом. Наконец, в-третьих, была доказана необходимость новой пуб¬
ликации и затем осуществлена новая публикация важнейшей пер¬
вой главы «Немецкой идеологии». В этой публикации на основе
исследования содержания рукописи и реконструкции общего пла¬
на главы было дано новое расположение и расчленение текста —
адекватно структуре и содержанию рукописи. Мы пытались дать
некоторое представление о том новом, более глубоком понимании
теоретического содержания «Немецкой идеологии», к которому от¬
крывает путь новая публикация, хотя это и не было главной целью
данной статьи. Но ни в специальной статье, ни даже в серии ста¬
тей нельзя исчерпать всего объема информации, которую содер¬
жит в себе правильное расположение и расчленение текста Маркса
и Энгельса, ибо потенциальный запас этой информации чрезвы¬
чайно велик.
К ИСТОРИИ СТАТЬИ В. И. ЛЕНИНА
«ОТ КАКОГО НАСЛЕДСТВА МЫ ОТКАЗЫВАЕМСЯ?»
Э. С. Виленская
В нашей литературе статью В. И. Ленина «От какого наслед¬
ства мы отказываемся?» долгое время рассматривали как осново¬
полагающую и ключевую в ленинской концепции народничества.
Действительно, в ней дана исчерпывающая характеристика на¬
роднической доктрины, выделены впервые в марксистской лите¬
ратуре основные черты, общие для всех теорий народничества
или, иначе говоря, народничества в широком смысле. Однако
оснополагающий характер ленинской статьи часто видели не
столько в этом, сколько в противопоставлении «просветителей»
народникам, считая, что здесь Ленин проводит водораздел между
шестидесятниками как «просветителями» и семидесятниками как
пародниками. Отсюда, естественно, следовал вывод, что народни¬
чество возникло на рубеже 60—70-х годов XIX в.
Такое толкование ленинской статьи, получившее распростране¬
нно в 30-х годах, совпало с выходом «Краткого курса истории
ВКП(б)», в котором народничество без дальнейших околичностей
было объявлено злейшим врагом марксизма. Точка зрения «Крат¬
кого курса» оказалась весьма удачным подспорьем для вышепри¬
веденного толкования ленинской статьи, придав ему статут
научности и доказанности, хотя никаким анализом и не проверя¬
лась.
Об этой печальной странице в истории наших общественных
наук, может быть, не стоило бы вспоминать, если бы и в наши дни
подобная трактовка ленинской статьи, неизбежно, хотя и неосоз¬
нанно сталкивающая ее с другими работами Ленина, не продол¬
жала еще поддерживаться отдельными авторами. Она проводится
в книгах и статьях Ш. М. Левина, выступлениях Я. С. Эльсберга
и Б. С. Мейлаха — участников дискуссии, развернувшейся в жур¬
310
нале «Вопросы литературы» в I960—1961 гг. Ее придерживают¬
ся так или иначе И. Д. Ковальченко и некоторые другие К Все они
рассматривают «просветительство» как особое идейное течение,
господствовавшее в 60-е годы и противостоявшее народничеству
70-х годов. Правда, в старое толкование статьи Ленина эти иссле¬
дователи пытаются внести кое-какие поправки, не меняющие, од¬
нако, существа дела.
Поправки эти сводятся прежде всего к признанию у Черны¬
шевского наряду с «просветительскими» и народнических взгля¬
дов, но с непременной оговоркой о несущественности или меньшем
значении вторых по сравнению с первыми. Так, Я. Эльсберг пи¬
шет: «верно, что великие революционные демократы 60-х годов,
и притом каждый из них по-своему и в разной степени, разделяли
те или иные взгляды, свойственные народничеству в широком
смысле слова; однако взгляды эти не были ведущими и определяю¬
щими в мировоззрении и деятельности революционных демокра¬
тов, которые одновременно были и революционными просветите¬
лями....» 1 2 Эту же мысль проводит Левин. Однако с признанием
того, что Чернышевский был не только революционным просвети¬
телем, но «немножко» и народником, противопоставление его как
«просветителя» народникам теряет свой смысл. Ибо оказывается,
что понятие «просветители» принципиально не исключает поня¬
тия «народники» и что они могут сосуществовать в мировоззрении
шестидесятника. Вопрос сводится, таким образом, к степени на¬
роднической окраски, а разнокэчественность данных понятий ис¬
чезает. Другой оговоркой служит признание, что взгляды Черны¬
шевского не ограничивались одним «просветительством», так как
они являлись революционными в отличие от «просветительских».
Это подчеркивает, например, И. Д. Ковальченко3. Из этих огово¬
рок следует, что Чернышевский не был типичным (т. е. безого¬
ворочным) представителем «просветительской» идеологии: к ней
он может быть причислен только одной стороной своего мировоз¬
зрения. И тем не менее современные защитники старой схемы
именно Чернышевского объявляют типичным представителем
«просветительства» как общественного течения 60-х годов, проти¬
востоящего народничеству.
Пытаясь втиснуть Чернышевского в ленинское определение
«просветители», чтобы отмежевать его от народников, некоторые
1 Ш. М. Левин. Общественное движение в России в 60—70-е годы
XIX века. М., 1958; он же. Революционное народничество 70-х годов в ос¬
вещении В. И. Ленина — «История СССР», 1962, № 2; Я. Эльсберг. Упро¬
щенные решения. (Ответ А. Белкину). «Вопросы литературы», 1960, № 2;
Б. Мейлах. О единстве теории и истории. Там же, 1962, № 10; И. Д. К о-
в а л ь ч е н к о. В. И. Ленин об этапах революционного движения XIX в.
в России.— «Вопросы истории», 1960, № 4.
2 «Вопросы литературы», 1960, № 2, стр. 142.
3 «Вопросы истории», 1960, № 4, стр. 65.
311
авторы вынуждены приписывать ему не только ограниченность,
свойственную французским просветителям XVIII в., но даже пре¬
вращать Чернышевского в буржуазного радикала. Так, Коваль-
ченко пишет, будто «в силу неразвитости новых, капиталистиче¬
ских отношений участники освободительного движения 60-х годов
„искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий
в том строе, который вырастал из крепостного44, а потому и не ста¬
вили задачи борьбы с ним» 4. Эту ленинскую характеристику «про¬
светителей», вкрапленную в собственные рассуждения, Коваль-
ченко относит к социалисту и глубокому критику капитализма
Чернышевскому! В другом месте тот же автор утверждает, будто
«горячая вера в прогрессивность данного общественного развития»
(т. е. капиталистического?!) выражала социологические воззрения
революционеров-шестидесятников5. Такое насилие над фактами —
результат выборочного цитирования ленинской статьи, тогда как
именно используемые Ковальченко цитаты должны, казалось бы,
заставить задуматься над вопросом: не содержит ли статья «От ка¬
кого наследства мы отказываемся?» иной смысл, чем ей приписы¬
вают создатели старой схемы?
Первая попытка пересмотреть эту схему принадлежит
Б. П. Козьмину, который, в соответствии со своими давними взгля¬
дами, показал, что в статье «От какого наследства мы отказываем¬
ся?» «противопоставление просветителей народникам имеет не аб¬
солютное, а лишь относительное значение» 6. Он же обратил вни¬
мание на то, что такая черта «просветителей», как вера «в данное
общественное развитие», основанная на том, что «просветители»
еще не заметили противоречий, свойственных капитализму, никак
не может быть применена к Чернышевскому7.
В 1960 г. автором настоящей статьи была предпринята попытка
рассмотреть ленинскую статью в целом, а не по отдельным цита¬
там, т. е. изменить самый принцип подхода к работе Ленина «От
какого наследства мы отказываемся?» 8 Основные выводы, сфор¬
мулированные в то время, сохраняются и в данной статье.
Одновременно и независимо от этой попытки литературовед
Ф. Кузнецов высказал мысль, что «просветительство 60-х годов в
ленинском понимании обнимало две тенденции, два направления,
отражавшие реальное соотношение различных классовых сил в
4 «Вопросы истории», 1960, № 4, стр. 64.
5 Там же, стр. 65. То же самое повторяет и Я. Эльсберг в статье «Про¬
блема поступательного исторического развития у великих революционных
демократов и народнических теоретиков 70-х годов в свете ленинского ана¬
лиза» (См. «Ленин и литература». Сборник статей. М., 1963, стр. 242—244).
6 Б. П. К о з ь м и н. Из истории революционной мысли в России. Из¬
бранные труды. М., 1961, стр. 660—661.
7 Там же, стр. 658.
8 «Известия Академии Наук СССР. Отделение литературы и языка»,
т. XIX, вып. 2. М., 1960.
312
стране: направление демократического просветительства, верши¬
ной которого было революционно-демократическое просветитель¬
ство, и направление либерального просветительства, выражавшее
интересы двух различных классов — крестьянства и буржуазии,
выступавших против крепостного права и феодализма в стране» 9.
Разделяя данную мысль (что видно из упомянутой нашей статьи),
мы, однако, считаем не совсем удачной терминологию автора.
Трудно также согласиться с его мнением, будто характеристика
народничества в статье Ленина относится только к либеральным
народникам 90-х годов, на что совершенно справедливо и обосно¬
ванно указывали А. Г. Дементьев и III. М. Левин 10 11.
В. В. Широкова в статье «Еще раз о революционных демокра¬
тах и народниках» высказала мнение, что в изучаемой статье «Ле¬
нин определял основные черты просветигельства и народнической
доктрины (системы воззрений) нс с целью охарактеризовать и
дать оценку революционному движению 60—70-х годов, а только
для выяснения вопроса, что брать в „наследство*4 и от 60-х, и от
70-х годов, а что отбросить как ошибочное» п.
В статье В. Ф. Захариной «Революционные народники 70-х
годов — идеологи крестьянской демократии» было верно отмечено,
что «не все черты „просветителя** являются чертами мировоззре¬
ния конкретных революционных деятелей этой эпохи: Герцена,
Чернышевского и их соратников» и что, «с другой стороны, ряд
черт, которыми Ленин характеризовал „просветителей** не утра¬
тили и революционеры 70-х годов» 12.
И хотя все положения, выдвинутые в перечисленных статьях,
никто не пытался оспорить13, тем не менее и по сегодняшний
день некоторыми авторами отстаивается (без доказательств) огра¬
ниченное, традиционное толкование статьи Ленина «От какого на¬
следства мы отказываемся?» как якобы противопоставляющей ре¬
волюционных демократов народникам.
Это побудило нас снова вернуться к ленинской статье, чтобы
рассмотреть ее в источниковедческом аспекте — в сопоставлении
9 «Вопросы литературы», 1960, № 4, стр. 122.
10 Там же, 1961, № 2, стр. 154; «История СССР», 1962, № 2, стр. 21.
11 «История СССР», 1962, № 3, стр. 75—76.
12 Там же, 1963, № 5, стр. 106—107.
13 Исключение составляет Б. С. Мейлах, который в статье «О единство
теории и истории», односторонне изложив основную мысль Ф. Кузнецова,
бросил ему тот же самый упрек, который в 1899 г. был в печати брошен
Ленину Масловым (См. «Вопросы литературы», 1960, № 10, стр. 92). Нельзя
не выразить удивления, что такой знаток истории литературной борьбы той
эпохи, как Мейлах, утверждает, будто читателю того времени «и в го¬
лову не могло прийти, что Ленин защищал марксистов от обвинений в
пренебрежении „струей буржуазного либерализма44, входившего в русское
просветительство» (там же, стр. 93). Но именно так была воспринята ле¬
нинская статья не только П. Масловым, но более близкими к нему в то
время А. Н. Потресовым и Ю. Мартовым, хотя это понимание и не соответ¬
ствовало замыслу Ленина.
313
с другими работами Ленина и в свете его собственного коммента¬
рия. Но рассмотрим сначала вопрос, так сказать, в негативном
плане, т. е. выясним, имеет ли иод собой основание оспариваемая
точка зрения, и что получается, если следовать принятой априор¬
ной схеме.
Следуя априорной схеме
Единственный аргумент, который выдвигается сторонниками
традиционной точки зрения в пользу мнения об идентичности
«просветителей» и революционных демократов 60-х годов (во главе
с Чернышевским), это примечание, имеющееся в ленинской статье
и комментарии Ленина из письма к А. Н. Потресову от 26 января
1899 г. Из того и другого отбираются только те места, которые по¬
казывают, что Ленин взял в качестве образца «просветителя»
Скалдина, а не Чернышевского, по цензурным соображениям.
Действительно, в письме Потресову Ленин объяснял, что в при¬
мечании содержался намек именно на Чернышевского, заметив
тут же, что у него под рукой не было статей Чернышевского и что
к тому же он «вряд ли бы сумел обойти при этом подводные кам¬
ни» 14. В следующем письме Потресову (от 27 апреля), касаясь
вопроса -о запрещении цензурой статьи последнего «Журнальные
заметки о „наследстве44 и „наследниках44», где Чернышевский был
центральной фигурой, Ленин писал: «...вырезка статьи А. II. под¬
твердила мое мнение, что брать наследодателя более яркого, чем
Скалдин, „неудобно44 (печальное подтверждение!!)» 15.
Попробуем разобраться в самом примечании. В нем Ленин от¬
метил нетипичность Скалдина «для 60-х годов» по его вражде к
общине и по тону, а следовательно, давал понять, что для типич¬
ного представителя этой эпохи характерны и иное отношение к
общине (невраждебное), и иной тон (революционный). Далее он
объяснял, что «взять представителя наследства с более типичным
тоном было бы, во-1-х, неудобно по разным причинам, а во-2-х,
могло бы породить недоразумение при параллели с современным
народничеством» 16. Если под первым пунктом бесспорно подразу¬
мевалась цензура, то второй пункт и заключал в себе иное отно¬
шение типичного представителя «наследства» (Чернышевского)
к общине. Стало быть, не одни цензурные опасения помешали
Ленину взять Чернышевского в качестве представителя «наслед¬
ства» «просветителей». Ленин как раз потому и остановил свой
выбор на Скалдине, что мог свободно проводить параллель с народ¬
никами. «Мы взяли в пример Скалдина,— пояснял он,— именно
потому, что, будучи несомненным представителем „наследства44,
14 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 19.
15 Там же, стр. 27.
16 В. И. Лени н. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 520.
314
он в то же время и безусловный враг тех учреждений старины, ко¬
торые взяло под свою защиту народничество» 17. Таким образом,
если считать, что в исследуемой статье ставился вопрос о том, ка¬
кое наследство принимают социал-демократы, то и Чернышевско¬
го без оговорки об отказе от его веры в общину Лепин нс мог бы
взять в качестве «наследодателя» социал-демократов. А построить
параллель иначе, т. е. противопоставить Чернышевского как ре¬
волюционера либеральным народникам 90-х годов, в подцензурной
статье было невозможно. Можно предположить, что и слова
о «подводных камнях», которые трудно было бы обойти, относи¬
лись не только к цензуре, но и к неизбежному «недоразумению»,
которое возникло бы при сопоставлении Чернышевского с народ¬
никами.
Встает естественный вопрос: для чего же в таком случае Ленин
вообще ввел примечание, содержавшее явный намек на Черны¬
шевского? Для чего сослался на это примечание, раскрыв к тому
же и имя Чернышевского как типичного представителя 60-х годов
в письме Потресову? На этот вопрос мы попытаемся ответить не¬
сколько ниже. Если бы создатели и последователи оспариваемой
схемы сочли нужным проверить свое толкование статьи «От како¬
го наследства мы отказываемся?» сопоставлением данной ленин¬
ской статьи с другими работами Ленина, освещавшими те же са¬
мые вопросы, то они убедились бы в несостоятельности своей трак¬
товки, так как она приводит статью Ленина в столкновение со
всеми остальными его высказываниями. Чтобы в этом убедиться,
достаточно сравнить ленинские характеристики Чернышевского из
бесцензурной работы «Что такое „друзья народа" и как они воюют
против социал-демократов?», писавшейся всего за два с половиной
года до статьи «От какого наследства мы отказываемся?», с оцен¬
ками просветителей в этой статье.
«От какого наследства мы отка¬
зываемся?» (т. 2).
«Того, что в самом строе новых
общественно-экономических отно¬
шений, в самом строе пореформен¬
ного хозяйства могут заключаться
причины крестьянского обедне¬
ния,— этого Скалдин не только не
видит, но и абсолютно не допускает
подобной мысли...» (стр. 517)
Идеологи буржуазии (Скалдин)
«...совершенно искренно верили в
общее благоденствие и искренно
желали его, искренно не видели (от-
«Что такое „друзья народа44 и
как они воюют против социал-демо¬
кратов?» (т. 1).
«Чернышевский понимал, что
русское крепостническо-бюрократи¬
ческое государство... только и в сос¬
тоянии произвести „мерзость11, жал¬
кий компромисс, ...надувающий кре¬
стьян призраком обеспечения и сво¬
боды, а на деле разоряющий их и
выдающий с головой помещикам»
(стр. 292)
«Нужна была именно гениаль¬
ность Чернышевского, чтобы тогда,
в эпоху самого совершения кресть¬
янской реформы (когда еще не бы-
17 Там же.
315
части не могли еще видеть) проти¬
воречий в том строе, который выра¬
стал из крепостного» (стр. 520)
«Просветители не выделяли,
как предмет своего особенного вни¬
мания, ни одного класса населения,
говорили не только о народе вооб¬
ще, но даже и о нации вообще»
(стр. 541)
ла достаточно освещена она даже
на Западе), понимать с такой ясно¬
стью ее основной буржуазный ха¬
рактер,—чтобы понимать, что уже
тогда в русском „обществе11 и „госу-
дарстве“ царили и правили общест¬
венные классы, бесповоротно враж¬
дебные трудящемуся и безусловно
предопределявшие разорение и экс¬
проприацию крестьянства» (стр.
291)
«Я подчеркиваю те места, кото¬
рые рельефнее показывают глубо¬
кое и превосходное понимание Чер¬
нышевским современной ему дейст¬
вительности..., понимание антагони¬
стичности русских общественных
классов» (стр. 290)
Характеристики «просветителей» и Чернышевского, как мы ви¬
дим, диаметрально противоположны. Первое же сопоставление, та¬
ким образом, достаточно наглядно опровергает априорное тол¬
кование «просветителей» как подцензурного псевдонима Черны¬
шевского и его последователей.
Нас могут упрекнуть в том, что приведенные для параллели
цитаты из статьи «От какого наследства мы отказываемся?» подо¬
браны односторонне, что в ленинских характеристиках «просве¬
тителей» есть много и такого, что вполне совпадает с отзывами Ле¬
нина о Чернышевском. Заранее принимаем этот упрек: из статьи
«От какого наследства мы отказываемся?» мы действительно ис¬
пользовали только те характеристики, которые не применимы к
Чернышевскому и которые так тщательно обходят молчанием
сторонники традиционной схемы. Именно потому, что эти харак¬
теристики обходятся, нам и пришлось прежде всего обратить на
них внимание. Но зато односторонностью нс страдает отбор ле¬
нинских высказываний из брошюры «Что такое „друзья наро-
да“...?» А отзывов Ленина в данной статье, совпадающих с оцен¬
кой Чернышевского в других его работах, мы опять-таки коснемся
в своем месте.
Подойдем к тому же вопросу с другой стороны — со стороны
народнической «прибавки», чтобы показать, в какое неразреши¬
мое противоречие заводит принятая схема ее защитников. Объя¬
вив Чернышевского и других шестидесятников-социалистов «про¬
светителями», противостоящими народникам, они относят народ¬
ническую «прибавку» к концу 60-х годов (т. е. к трудам П. Лавро¬
ва, М. Бакунина, П. Ткачева, Н. Михайловского и др., вышедшим
в это время). Вместе с тем шестидесятников-социалистов они
включают в понятие «народничество в широком смысле». Так,
один из лучших знатоков народничества III. М. Левин утверждает,
что, «говоря о связи с народничеством как Герцена, так и Черны-
316
шсвского, Ленин несомненно имел в виду народничество в
широком значении слова...» 18 Но три черты народничества Левин
считает относящимися только к народникам 70-х годов и после¬
дующих десятилетий 19.
Между тем в статье «От какого наследства мы отказываемся?»
именно тремя чертами и характеризуется «народничество в широ¬
ком смысле». Сформулировав их, Ленин непосредственно за этим
пишет: «Вот что мы разумеем под „народничеством44. Читатель
видит, след., что мы употребляем этот термин в широком смысле
слова, как употребляют его и все „русские ученики44, выступаю¬
щие против целой системы воззрений, а не против отдельных
представителей ее»20. «...Основные социально-экономические
взгляды всех и всяких народников совпадают по вышеприведенным
главным пунктам,— отмечает Ленин далее.— А так как „русские
ученики44 отвергают именно эти основные воззрения, а не только
„печальные уклонения44 от них в худшую сторону, то они имеют,
очевидно, полное право употреблять понятие „народничество44 в
широком значении слова»2l. Наконец, в заключительной главе
статьи говорится: «Всякий знает, что все „русские ученики44 упо¬
требляют слова „народник44 и „народничество44 в широком смысле.
Что между народниками есть не мало различных оттенков, этого
никто не забывал и не отрицал... Одно дело — смешивать вместе
различные воззрения; другое дело — обобщать и подводить под од¬
ну категорию писателей, которые, несмотря на различия по мно¬
гим вопросам, солидарны по тем основным и главным пунктам,
против которых и восстают „ученики44» 22. И далее, сформулировав
снова знаменитые три черты народничества, Ленин заключает:
«Эти черты составляют общее достояние целого течения общест¬
венной мысли, сыгравшего крупную историческую роль» 23.
Таким образом, мы видим, что народническую «прибавку» Ле¬
нин относил именно к народничеству «в широком смысле», сле¬
довательно, как общую для всех разновидностей народничества
на всех стадиях его развития. Защитники априорной схемы,
признав, с одной стороны, Герцена и Чернышевского народника¬
ми «в широком смысле», а с другой — противопоставив их народ¬
никам — носителям трех черт, нарушили тем самым логику ле¬
нинской статьи: они приняли одно положение и отвергли другое,
неразрывно с ним связанное. Одно из двух: либо понятие «народ¬
ничество в широком смысле» не распространяется на шестиде-
сятников-социалистов, и тогда статья «От какого наследства мы
18 Ш. М. Леви н. Общественное движение в России в 60—70-е годы
XIX века, стр. 307—308 (Разрядка наша.— Э. В.).
19 Там же, стр. 295—300.
20 В. И. Л с н и н. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 529.
21 Там же, стр. 529—530.
22 Гам же, стр. 545.
23 Там же.
317
отказываемся?» противостоит высказываниям Ленина о Герцене и
Чернышевском как о первых русских социалистах, родоначальни¬
ках народничества и т. д.; либо же три черты народничества, не¬
разрывно связанные у Ленина с понятием «народничество в ши¬
роком смысле», как общие для всего течения в целом, имеют
прямое отношение и к основоположникам теории крестьянского
утопического социализма.
Наконец, отметим, что исследователи, объявляющие началом
народничества конец 60-х — начало 70-х годов и признающие в то
же время, что родоначальниками народничества «в широком смыс¬
ле» были Герцен и Чернышевский, впадают в неразрешимое про¬
тиворечие. Разрывая процесс формирования народничества, отде¬
ляя родоначальников от их последователей, они должны признать,
что либо у народничества как идейного течения было два началь¬
ных момента, либо период до «прибавки» был ненародническим.
Тогда в ленинскую периодизацию освободительного движения вно¬
сятся серьезные коррективы — вводится особый этап (революцион¬
но-демократический), качественно отличный от народнического.
Таким образом, попытка проанализировать статью Ленина, сле¬
дуя за традиционным ее толкованием, показывает, что данное тол¬
кование ставит ее в противоречие с другими работами Ленина, пи¬
савшимися почти одновременно. И это еще раз убеждает в необ¬
ходимости другого, прежде всего источниковедческого подхода к
самой статье. Задача в значительной степени облегчается нали¬
чием такого источника, как письма Ленина к товарищам и род¬
ным, непосредственно касающиеся статьи «От какого наследства
мы отказываемся?» и являющиеся комментарием к самой статье.
Из предыстории ленинской статьи
Вопрос об отношении к идейному «наследству» 60 — 70-х годов
встал в русской публицистике с особой остротой еще во второй по¬
ловине 80-х годов. Но тогда острие полемики со стороны предста¬
вителей передовой общественной мысли было направлено не про¬
тив русских последователей Маркса, а против позиции правонарод¬
нического журнала «Неделя», на страницах которого провозгла¬
шалась теория «малых дел», оправдывался общественный индиф¬
ферентизм «восьмидесятника», выдвигалась в перевернутом виде
проблема «отцов и детей».
Первыми откликнулись на программные заявления «Недели»
вроде того, что «идеалы отцов и дедов над нами бессильны», «для
нас существует только действительность, в которой нам суждено
жить» 24, Н. В. Шелгунов и Н. К. Михайловский. Именно они раз¬
вернули борьбу против идейного и духовного спада, отличавшего
публицистику 80-х годов. * 31824 См. «Полное собрание сочинений Н. К. Михайловского», т. VI. СПб.,
1909, стр. 773; см. также стр. 856, 868—869, 872—873 и др.
318
Но вот в самом начале 90-х годов на журналистской арене по¬
явились и новые ратники борьбы с «наследством». В «Московских
ведомостях», сохранявших традиции катковщины, открытый реак¬
ционер, публицист и критик В. В. Розанов опубликовал две статьи
(июль 1891 г.): «Почему мы отказываемся от наследства?» и
«В чем главный недостаток ,наследства 60—70-х годов44». К отри¬
цателям «наследства» присоединили свой голос и некоторые либе¬
ральные публицисты. В статье Р. И. Сементковского «Шестидеся¬
тые годы и современная беллетристика» («Исторический вестник»,
апрель 1892 г.) говорилось о почти всеобщем отрицании традиций
60-х годов.
Таким образом, фронт борьбы вокруг вопроса о «наследстве»
все более расширялся. И как бы ни были ошибочны исходные по¬
зиции Шелгунова и Михайловского, их выступления против охра¬
нительных и либеральных публицистов, против право-народников
являлись защитой демократических традиций от безыдейности и
реакции. Однако это были последние блестки последовательно
демократической борьбы против «растерянности», «невыдержан¬
ности направления в разных органах», «отсутствия определенных
взглядов на идеи и вещи», по определению самого Михайловско¬
го, преобладавших в литературе25 26.
Иной характер приняла эта борьба с вступлением на арену ле¬
гальной публицистики русских марксистов, отстаивавших материа¬
листическое учение о единстве закономерностей исторического
развития России и Запада, о прогрессивном значении развития ка¬
питализма в общем ходе истории. В этой связи с осени 1893 г.
«Русское богатство» во главе с Михайловским «открыло поход
против социал-демократов» 25. И уже вскоре в число отказываю¬
щихся от «наследства» Н. К. Михайловский, В. В. Воронцов,
С. Н. Кривенко и другие представители народнической публици¬
стики стали зачислять и русских социал-демократов.
Поэтому еще в 1894 г. Ленин в гектографированной брошюре
«Что такое „друзья народа44...?» затронул вопрос об отношении со¬
циал-демократов к «наследству», к «идеалам отцов», отметив гро¬
мадную историческую заслугу первых русских социалистов, кото¬
рых социал-демократы ценят и глубоко уважают их память27.
Но Ленин не ограничился одной только оценкой «этих лучших
людей своего времени», он особо коснулся вопроса о преемствен¬
ности идей, показав, с одной стороны, что именно народники 90-х
годов отошли от «идеалов отцов», вырождаясь в мещански-ради-
кальное течение, а с другой — выделив демократические задачи,
преемственно перешедшие к русским марксистам от предыдущих
поколений.
25 См. Там же, т. VII. СПб., 1909, стр. 264.
26 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 129.
27 См. там же, стр. 271.
319
В подцензурной работе «Экономическое содержание народни¬
чества и критика его в книге г. Струве» Ленин, отвергая поклеп
В. Воронцова на социал-демократов, якобы обрывающих демокра¬
тическую нить, особо остановился на значении самого вопроса о
преемственности демократических идей. «Это требование — не
бросать ,,нити“, а, напротив, укреплять се,— пишет он,— вовсе не
случайно вытекает из личного настроения тех или других „маркси¬
стов44, а необходимо определяется положением и интересами того
класса, которому они хотят служить, необходимо и безусловно
предписывается коренными требованиями их „доктрины44» 28.
Полемика между русскими марксистами и народниками при¬
обретала все большую остроту, и вопрос о «наследстве» занимал
в ней немаловажное место. Народники стали явно утрачивать свое
господствующее положение в общественной мысли. И именно этот
факт обтзясняет нам ту резкость тона, «приклеивание ярлычков»,
говоря словами нашего времени, замалчивание центральных пред¬
метов спора и т. д., которые характеризуют статьи публицистов-
народников и особенно Михайловского этих лет. В октябрьской
книжке «Русского богатства» за 1897 г. он прямо заявил, говоря
о русских марксистах, что «эти люди не желают состоять ни в ка¬
кой преемственной связи с прошлым и решительно отказываются
от наследства», а также вынес за одни скобки русских марксистов
с декадентами, мистиками, представителями идеи «чистого искус¬
ства», как якобы ликующими по поводу капиталистического раз¬
вития России. При этом Михайловский утверждал, будто «все эти
разнообразные ликующие объединяются, кроме ликования, еще
чрезвычайною злобностью, с которою они накидываются на наслед¬
ство» 29.
Все это послужило поводом для выступления Ленина со стать¬
ей «От какого наследства мы отказываемся?», задача которой за¬
ключалась, однако, не столько в опровержении домыслов Михай¬
ловского, сколько в постановке важных проблем социал-демокра¬
тической тактики.
Статья В. И. Ленина и первые отклики на нее
Статья «От какого наследства мы отказываемся?» писалась в
шушенской ссылке. Ленин рассчитывал поместить ее в январской
книжке за 1898 г. легального марксистского журнала «Новое сло¬
во». 27 декабря 1897 г. он писал матери в Москву, что отправляет
ей статью для пересылки в редакцию30. Однако как раз в это вре¬
мя журнал был запрещен правительством.
28 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 531—532.
29 «Полное собрание сочинений Н. К. Михайловского», т. VIII. СПб.,
1914, стр. 687, 688.
30 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 55, стр. 64.
320
В конце января 1898 г. Ленин задумал издать отдельной кни¬
гой две своих статьи: публиковавшуюся в «Новом слове» в первой
половине 1897 г. работу «К характеристике экономического ро¬
мантизма» и статью «Кустарная перепись 1894/95 года в Пермской
губернии и общие вопросы „кустарной44 промышленности», напи¬
санную для того же журнала, но не напечатанную по той же при¬
чине, что и «От какого наследства мы отказываемся?» Об этом за¬
мысле он сообщил одновременно Н. К. Крупской в Петербург и
сестре А. И. Ульяновой-Елизаровой в Москву 31. В процессе обсуж¬
дения самого замысла возникла, очевидно, идея расширить сбор¬
ник, объединив в нем и другие скопившиеся в редакции «Нового
слова» ленинские статьи. Ленин вначале колебался. «Что касается
до остальных моих рукописей, кроме статьи о кустарях,— писал
он 14 февраля М. Т. Елизарову,— то я думаю, что их не следует
включать, во-первых, потому, что характер совсем иной, чисто
журнальный, и темы полемические, имеющие временный интерес,
а во-2-х, потому, что рисковать не стоит». Под «остальными ру¬
кописями», как объяснил сам Ленин, подразумевались «статьи
о „наследстве44 и о Южакове» 32. Однако из следующего письма то¬
му же адресату (от 18 февраля) видно, что Ленин все же скло¬
нился к мысли включить в сборник и эти статьи. «Думается мне
все насчет других двух статей (о „наследстве44 и о Южакове):
с одной стороны, осторожность говорит, что не надо их печатать;
а с другой стороны, жаль бросить,— особенно последнюю... Попро¬
бовать разве? Если бы опытные люди не нашли невозможным, то,
пожалуй, я бы не прочь попробовать» 33. Так статьи попали в сбор¬
ник, получивший название «Экономические этюды и статьи», ко¬
торый вышел в свет в октябре 1898 г.
Эти письма показывают, что, во-первых, Ленин считал статьи
«От какого наследства мы отказываемся?» и «Перлы народниче¬
ского прожектерства» принципиально менее важными, чем статью
о Сисмонди или о кустарной переписи. Последние, как он сам объ¬
яснял: «...обе—критика народнической экономии, одна—отвле¬
ченная, другая — по русским данным» 34, тогда как две первые
имеют преходящий злободневный характер; во-вторых, из этих
двух статей ему было жаль поступиться статьей не о «наследстве»,
а о Южакове.
Однако именно статья «От какого наследства мы отказываем¬
ся?» привлекла к себе внимание социал-демократических кругов
того времени и вызвала целый ряд замечаний и возражений.
Первым откликом на нее было письмо А. Н. Потресова от
24 декабря 1898 г.35 Письмо это до нас не дошло, но о содержа¬
31 См. там же, стр. 70—71.
32 Там же, стр. 77. Последняя статья — «Перлы народнического про¬
жектерства».
33 Там же, стр. 79.
84 Там же, стр. 71.
35 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 18.
11 Источниковедение
321
нии замечаний автора можно судить по ответу Ленина, а также
но сообщению самого Потресоиа, сделанному им в конце 20-х го¬
дов. «С точки зрении марксистской методологии,— вспоминал
Потчресов,— я находил неправильным, говоря об идейной преем¬
ственности русского марксизма, т. е. русской социал-демократии,
от так называемых идей 60-х годов, протягивать ниточку, да еще
в споре с народничеством, к взглядам такого писателя, как Скал-
дин, который был чужд всему демократическому движению Рос¬
сии» 36.
Действительно, судя но ответному письму Ленина, именно та¬
кова была тогда суть замечаний Потрссова 37.
Примерно так же была воспринята ленинская статья и
Ю. Мартовым. В своих воспоминаниях, писавшихся в эмиграции
в 20-х годах, он сообщал, что статья Ленина вызвала у него не¬
доумение потому, что в ней преемственность демократических
идей иллюстрировалась неудачным примером Скалдина38.
Но если замечания Потресова и Мартова носили в то время
дружественный и доброжелательный характер, то была группа со¬
циал-демократов, которая из статьи «От какого наследства мы
отказываемся?» делала далеко идущие выводы относительно
«буржуазности» взглядов Ленина. Это были так называемые са-
марцы — социал-демократы, группировавшиеся вокруг «Самарско¬
го вестника» и враждовавшие с политическим направлением «Но¬
вого слова», в котором сотрудничал Ленин. Очевидно, от Мартова
Ленину стало известно, что «самарцы» готовят против него вы¬
ступление в печати за «буржуазность» 39. «...очень сомневаюсь,—
заметил но этому поводу Ленин в письме к А. И. Ульяновой-Ели¬
заровой от 13 февраля 1899 г.,—что бы они сказали что-либо
умное» 40. В письме же М. Т. Елизарову от 28 февраля он писал,
имея в виду тех же «самарцев»: «Насчет „ополчения44 „правовер¬
ных44 за статью о „наследстве44 с интересом жду печатных прояв- 36 37 * 39 4036 «Социал-демократическое движение в России». Материалы, т. I. М.—
Л., 1928, стр. 348.
37 Позднее несогласие Потресова с ленинской статьей было им выра¬
жено в резко полемической статье «Наши злоключения», напечатанной в
меньшевистской «Искре» № 98 за 1905 г. и перепечатанной в его же «Этю¬
дах о русской интеллигенции». Нападки на Ленина по поводу статьи «От
какого наследства мы отказываемся?» выглядят здесь особенно беспринцип¬
но и тенденциозно рядом с напечатанной в том же сборнике статьей Пот¬
ресова «О „наследстве" и „наследниках"» (1899), в которой автор не только
не возражал Ленину, но прямо заявлял, что во многом с ним соглашается,
и как бы дополнял сам ленинскую постановку вопроса задачей выяснить,
какое наследство принимают социал-демократы (А. Н. П о т р е с о в. (Ста¬
ровер). Этюды о русской интеллигенции. СПб., [1906], Сборник статей,
стр. 76—77).
33 10. М а р т о в. Записки социал-демократа. М., 1924, стр. 402—403.
39 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 55, стр. 140 и
прим. 137.
40 Там же, стр. 140.
322
лений» 41, Ленин, как мы увидим дальше, рассчитывал на инте¬
ресную полемику но принципиально важным вопросам, которая,
однако, не состоялась.
«Печатное проявление» выразилось в небольшом примечании
П. П. Маслова к своей статье «Идеализация натурального хозяй¬
ства», в котором говорилось: «Представительство интересов про¬
изводителей, как таковых, унаследовали идеологи бесхозяйного
производителя, развивши основные идеи Чернышевского и давши
им научное обоснование. Поэтому никак нельзя согласиться с
Влад. Ильиным („Экономические этюды и статьи44), который идео¬
логию бесхозяйных считает „наследством4* от либералов просвети¬
телей 60-х годов. От буржуазных „просветителей44 получили и
могли получить наследство буржуазные же „просветители44 Мо¬
жет быть, это и большая честь,— числиться „наследником44 достой¬
ных всякого почтения просветителей,— но что же делать, когда
общим между буржуазными и небуржуазными просветителями
является только то, что те и другие — прогрессисты и смотрят в
одну сторону — на запад?!» 42
Таковы были первые отклики на статью Ленина. В его поста¬
новке вопроса современники усмотрели намерение протянуть пре¬
емственную нить от буржуазного либерализма 60-х годов к рус¬
ской социал-демократии, и данное восприятие явилось для Ленина
полной неожиданностью. Ему пришлось разъяснять свой замысел
в частных письмах товарищам и родным.
Разъяснения касались прежде всего главного обвинения. Од¬
нако Ленин возражал и против того, что «наследство» «просвети¬
телей» было понято только как буржуазный либерализм 60-х го¬
дов, и против того, что в «просветительстве» усмотрели «наслед¬
ство», принимаемое социал-демократами.
«...Ведь принимать наследство от Скалдина именно я нигде не
предлагаю,— писал Ленин А. Н. Потресову 26 января 1809 г.—
Что принимать наследство надо от других людей,— это бесспор¬
но» 43. Смысл этой фразы состоял отнюдь не в том, что-де доста¬
точно заменить имя Скалдина именем Чернышевского и то же
самое «наследство» окажется приемлемым для социал-демократов,
а в том, что вопрос, какое «наследство» принимают социал-демо¬
краты, в статье вообще не ставился. Это совершенно
недвусмыленно было сказано Лениным в письме А. И. Ульяновой-
Елизаровой от 13 февраля того же года: «Вопрос о том, „от кого
мы получили наследство44, совсем не тот вопрос, который поставил
я, отвечая Михайловскому, отрекаемся ли мы от того наследства,
„на которое накидываются „Московские Ведомости44 и которому 41 4241 Там же, стр. 144.
42 «Научное обозрение», 1899, № 3, стр. 032.
13 В. И Ленин. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 18.
333
11*
я дал точное определение» 44. О том же самом в других словах
писал Ленин и Потресову 27 апреля.
Как известно, вскоре после опубликования анализируемой ле¬
нинской работы Потресов написал статью «О „наследстве4* и „на¬
следниках"», в которой, сославшись на Ленина, заявил, что счи¬
тает полезным «подойти к той же теме, так сказать, с другого
конца» и рассмотреть вопрос: «какое наследство мы прини¬
маем?» 45. Статья была вырезана цензурой, но ее оттиск (или руко¬
пись) отправлен Ленину. Как сообщал он Потресову 27 апреля
1899 г., статья ему «чрезвычайно понравилась». Спрашивая авто¬
ра, предполагалась ли в продолжении этой статьи полемика с ним,
Ленин замечал: «Разногласия между нами я, признаться, не вижу:
Вы берете иной вопрос — не о том, как относятся ученики к рус-
кому демократизму вообще, отказываются ли они от него (я исклю¬
чительно об этом писал), а о том, каковы были отношения между
разного вида демократами в доброе старое время. Я интересовался
только той ошибкой Михайловского, будто мы отказывается от
демократизма вообще,— а Вы берете — другую его ошибку „сма¬
зывание" существенно важных различий в „наследстве"» 4б.
Таким образом, и Ленин в обоих письмах, и Потресов в своей
статье подчеркнули различие между самой постановкой вопроса
о «наследстве», принимаемом социал-демократами, с одной сто¬
роны, и «наследстве», от которого они не отказываются — с дру¬
гой. Казалось бы, что «не отказываться» это и значит «прини¬
мать». В чем же в таком случае состоял смысл этого различия в
ленинском понимании?
Проблема «наследства» «просветителей»
в свете ленинского комментария
В письме Потресову Ленин, как мы видели, расшифровывает
понятие «наследство» «просветителей» словами «демократизм во¬
обще», т. е. демократизм, присущий разного вида «наследодате¬
лям», независимо от «существенно важных различий в „наслед¬
стве"». Именно такое обобщение и вызвало, очевидно, возражение
со стороны Потресова, послужив поводом для его попытки подой¬
ти к вопросу «с другого конца». Отвечая на замечания Потресова,
44 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 55, стр. 140. В статье
«От какого наследства мы отказываемся?» Ленин по этому поводу писал:
«Накидывались ли „Моек. Ведомости44 специально на народничество? —
Вовсе нет: они не менее, если не более, накидывались на просветителей
вообще, и совершенно чуждый народничеству „Вестник Европьг* — не мень¬
ший враг для них, чем народническое „Русское Богатство44». (В. И. Ленин,
Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 543),
45 А. Н. Потресов. Этюды о русской интеллигенции, стр. 76—77.
Ф р. Ц, Л един, Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 27.
m
Ленин писал ему еще 26 января: «Насчет „Наследства** я должен
был согласиться с Вашим мнепием, что считать его за нечто еди¬
ное— плохая традиция плохих (80-х) годов. Действительно, мне,
пожалуй, за историко-литературные темы браться бы не следо¬
вало...» 47
Нам представляется бесспорным, что оценка темы как «исто¬
рико-литературной» и сомнения Ленина насчет своей подготов¬
ленности к выступлению в данном историко-литературном плане
относятся не к содержанию статьи, а к ее форме. Ведь самой-то
проблемы «наследства» — вопроса о преемственности идей — Ле¬
нин касался в ранее писавшихся работах. Видимо, здесь речь шла
о той манере литературных условностей, которая была характер¬
на для русской передовой историко-литературной публицистики
и к которой задумал прибегнуть Ленин, чтобы провести свою ос¬
новную мысль. В частности, такой условностью было понятие
«просветители», олицетворявшее собой «демократизм вообще»,
взятый как «нечто единое».
В сомнениях Ленина отразился тот факт, что как раз основная
его мысль оказалась непонятой и была воспринята как попытка
протянуть нить от буржуазного либерализма к русским маркси¬
стам. «Конечно,— писал Ленин по этому поводу,— если статья
производит все-таки такое впечатление, что автор предлагает при¬
нимать наследство именно от Скалдина, то этого недостатка ни¬
чем не исправишь» 48.
Соглашаясь с мнением Потресова, что не следует рассматри¬
вать «наследство» как «нечто единое», перечисляя затем, чем бы
он мог «оправдаться» от нападок друзей и недругов, Ленин вместе
с тем отстаивал правомерность своей постановки вопроса и дока¬
зывал, что та задача, которую он хотел решить в статье, допуска¬
ла такой подход к «наследству». Рассматривать «наследство» «про¬
светителей» как «нечто единое» Ленин имел право потому, что
у него речь шла о самом содержании антифеодальных идей,
а не о конкретных течениях внутри освободительного движения,
как в статье Потресова или в его собственных работах, таких, как
«Что такое „друзья народа**...?», и более поздних статьях: «Го¬
нители земства в Аннибалы либерализма», «По поводу юбилея»,
«„Крестьянская реформа** и пролетарски-крестьянская револю¬
ция», «Две утопии» и т. п.
Об этом прямо и говорилось в самой статье. В том же приме¬
чании, где оговаривалась нетиничность Скалдина для 60-х годов
47 Там же, стр. 18. В письме Л. И. Ульяновой-Елизаровой от 13 февраля,
сообщив ей о получении замечаний от Потресова, Ленин признавал, что в
них «есть известная доля истины» (В. И. Ленин. Полное собрание сочи¬
нений, т. 55, стр, 140), Можно думать, что он имел в виду именно это вод*
дание.
1* J3, И. Денин. Поднр? йбрание сочинений т. 46, стр 18*
по ого вражде к общине и но топу, Лепин специально отметил ос о-
бый характер поставленной им задачи и данной статье, а так¬
же подчеркнул тот факт, что в ней идет речь о содержании
определенных взглядов, а не о их революционной или реформист¬
ской направленности. В этом примечании было сказано: «По само¬
му характеру нашей задачи, тон (в противоположность послови¬
це) не делает музыки, и не типичный тон Скалдина тем резче вы¬
деляет его „музыку44, т. е. содержание его взглядов». Здесь же
Ленин указал и на то, что он проводит параллель между предста¬
вителями «наследства» и народниками «только по содержанию
взглядов (отнюдь не по тону писателей)» 49.
И действительно, если не предвзято рассмотреть данную Ле¬
пиным характеристику «просветителей», суммированную в трех
чертах, то не возпикает сомнения в том, что «просветители» в
ленинской статье — это широкое обобщающее понятие, в котором
отсекалось все, что составляло специфику и революционно¬
го демократизма, и буржуазного либерализма. «Демокра¬
тизм вообще» — это антифеодальная, антикрепостническая, ан-
тисамодержавпая идеология но своему содержанию, неза¬
висимо от революционной или реформистской направленности
пли теоретического обрамления идей. Давая такое определение,
Ленин, несомненно, имел в виду охватить им то, что составляло
основу взглядов как Чернышевского и его единомышленников,
так и либералов типа Скалдина или М. М. Стасюлевича. Пока
страна была опутана мощными остатками крепостничества и по¬
литическим гнетом самодержавия, пока перед ней стояла задача
буржуазно-демократического преобразования, «наследство» (по
содержанию идей) оставалось общим достоянием тех обще¬
ственных классов, развитию которых мешали и эти остатки, и
политический строй. Однако из этого общего «наследства» —
<демократизма вообще» —социал-демократы могли принять дале¬
ко но все. Поэтому Лепин и протягивал преемственную пить, с од¬
ной стороны, к социал-демократам, а с другой — к либералам 90-\
годов, как мы увидим ниже. А это означало, что, кроме тех демо¬
кратических задач, которые социал-демократы включают в свою
программу, чтобы «провести их точнее, глубже и дальше» 50, оста¬
вались и прогрессивные, но умеренные требования либеральной
буржуазии, выражавшиеся, к примеру, в земском движении или
конституционной борьбе, требования, которые русские марксисты
могли поддержать, но не выставляли на своем знамени.
Таким образом, в понятие «неотказа» от «наследства» (в отли¬
чие от принятия «наследства») входил и вопрос об отношении со¬
циал-демократов к буржуазным течениям 90-х годов, как либе- 19 *19 Л. И. Л енн н. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 520.
г'° Л. И. Л е н и н Полное собрание сочинений, т, 1, стр. 531,
326
ральпым, так pi демократическим. И ясно, что такая постановка во¬
проса не обязывала Ленина брать в качестве образца представи¬
теля «наследства» 60-х годов, от которого шла преемственная нить
к социал-демократии.
Ядро статьи — проблема очищения «наследства»
от народнической «прибавки»
В письме Потресову от 26 января Ленин писал: «Забыл еще
едва ли не главную свою „защиту44: еслр! Скалдин — „раритет44, то
буржуазный либерализм, более или менее последовательный и чи¬
стый от народничества, не раритет, а очень широкая струя 60-х
и 70-х годов. Вы возражаете: „От совпадения до преемственности
дистанция огромного размера44 Но ведь суть-то статьи в том, что-
де необходимо очистить буржуазный либерализм от народниче¬
ства. Если это верно и если это осуществимо (особенно важное
условие!), тогда результатом очистки, остатком после очистки
будет именно буржуазный либерализм, не только совпадающий со
скалдинским, но и преемственный по отношению к нему. Так что,
ежели меня будут изобличать, что от Скалдина я принимаю на¬
следство, то я вправе буду ответить, что я обязуюсь лишь очи¬
щать его от цримесей, а сам-то я в стороне стою...» 51
Это место из ленинского письма обычир обходят молчанием,
тогда как именно тут и находится ключ к раскрытию его замыс¬
ла, именно тут Ленин сам разъясняет, в чем состояла суть
его статьи.
Прежде всего это разъяснение не оставляет никаких сомне¬
ний, что от скалдинского либерализма и либерализма 70-х годов
Ленин протягивал преемственную нить к буржуазному либера¬
лизму его времени, «очищенному» от народничества, в котором
именно и хотел бы видеть «наследников» Скалдина. А его ссылка
на Чернышевского в этом же письме и слова: «Что принимать
наследство надо от других людей — это бесспорно» 52 показыва¬
ют, как расчленялось им обобщенное понятие «наследства» «про¬
светителей».
Затем, и это особенно важно, «суть статьи» определяется им
не как задача показать, от кого принимают «наследство» социал-
демократы, а как стремление «очистить» буржуазный либерализм
90-х годов от народнической примеси.
И тут встает вопрос: почему в этом письме Ленин говорит о
буржуазном либерализме, а в следующем к тому же Потресо¬
ву характеризует «наследство» «просветителей» как демокра¬
тизм вообще? Выше отмечалось, что, поскольку Ленин выделял
51 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 19.
52 Там же, стр. 18.
327
содержание идей, т. е. их общую антифеодальную направленность,
постольку он не касался вообще реформистской или революцион¬
ной направленности идеологий. Но здесь следует обратить внима¬
ние еще на одну сторону вопроса.
Внимательное изучение статьи Ленина показывает, что «про¬
светители» в ней представлены как бы двунланово. Кроме обоб¬
щающей дефиниции (три черты), Ленин дал и развернутую ха¬
рактеристику «просветителей», в которой продемонстрировал эти
черты на примере Скалдина и при сопоставлении с народниками
и с «учениками». И то, что он писал о «просветителях» в этом
«втором плане», относилось преимущественно к буржуазному ли¬
берализму и, как мы видели, уже не могло распространяться на
Чернышевского.
«Второй план» нашел свое наиболее законченное выражение в
следующей оценке «просветителей» при параллели с «ученика¬
ми»: «Первое и последнее направление соответствуют, по содер¬
жанию своих пожеланий, интересам тех классов, которые созда¬
ются и развиваются капитализмом (т. е. буржуазии, с одной сто¬
роны, и пролетариата — с другой.— Э. В.) \ народничество по свое¬
му содержанию соответствует интересам класса мелких произво¬
дителей, мелкой буржуазии...» 53 Конкретизированная характери¬
стика «просветителей» охватывала, таким образом, только либе¬
ральную буржуазию. И это вполне понятно,— чисто демократи¬
ческих течений без народнической окраски в России не было. Не¬
даром Ленин в приведенной цитате говорил о струе буржуазного
либерализма, а не демократизма в 60—70-е годы. И с этой точки
зрения большой интерес представляет отношение Ленина к про¬
грамме партии «Народное право».
Эта партия, сформировавшаяся преимущественно из бывших
народовольцев в 1893 г. как нелегальная организация русской де¬
мократической интеллигенции, выпустила в 1894 г. свой «Мани¬
фест» и брошюру «Насущный вопрос» (А. Богдановича). В обоих
документах ставился вопрос об объединении всех оппозиционных
самодержавию сил для борьбы за политическую свободу. Ленин
приветствовал образование этой партии, посвятив ей почти все
третье приложение к третьему выпуску брошюры «Что такое
„друзья народа"...?», где заметил, что это «есть шаг вперед, шаг к
тому, чтобы окончательно сбросить иллюзии и мечтания об „иных
путях для отечества", чтобы признать безбоязненно действитель¬
ные пути и на их почве искать элементов для революционной
борьбы» 54. Продолжая далее ту же мысль, Ленин писал: «...они
делают шаг вперед, обосновывая политическую исключительно
борьбу, не имеющую отношения к социализму, политической же
53 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 542.
54 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 344.
328
исключительно программой»55. Правда, Ленин при этом указы¬
вал на непоследовательность народоправцев, сохранивших в сво¬
их программных документах народнические элементы, но он вы¬
ражал надежду, что жизнь их заставит избавиться от народниче¬
ских иллюзий.
Однако этого не произошло: демократическая партия не смог¬
ла порвать с народническими иллюзиями. В брошюре «Задачи рус¬
ских социал-демократов», писавшейся в конце 1897 г., т. е. одно¬
временно со статьей «От какого наследства мы отказываемся?»,
и вышедшей в Женеве в 1898 г., Ленин отмечал: «Народоправцы
выразили желание освободить демократические задачи от народ¬
ничества и вообще от связи с устарелыми формами „русского
социализма", но они оказались сами далеко не освободившимися
от старых предрассудков и далеко не последовательными, когда
назвали свою партию исключительно политических преобразова¬
ний— партиею „социально: (??! ^революционной"... и заявили в
своем „манифесте", что „в понятие народного права входит орга¬
низация народного производства"..., вводя таким образом под сур¬
динкой те же предрассудки народничества» 56. Поэтому Ленин и
приходил к заключению, что, «может быть, более справедливо
смотреть на народоправство, как на переходное учение, которому
нельзя не поставить в заслугу того, что оно устыдилось самобыт¬
ности народпических доктрин и открыто вступило в полемику с
теми отвратительнейшими реакционерами пародпичества, которые
перед лицом полицейского классового абсолютизма позволяют себе
говорить о желательности экономических, а не политических пре¬
образований» 57.
Таким образом, надежды Ленина на «очищение» народоправ¬
ства как демократического течения от народнической примеси не
оправдались. И это явилось одпим из факторов, порождавших у
Ленина сомнения в возможности полного «очищения» демократиз¬
ма от народнических иллюзий. Недаром в письме Потресову от
26 января, говоря об «очищении» от народничества даже буржуаз¬
ного либерализма, он сделал оговорку: «если это осуществимо»
(подчеркнув к тому же данные слова) и заметил, что это «особен¬
но важное условие» 58. Через несколько лет Ленин признает «неиз¬
бежность окраски революционных демократов в с-p., беря с-p., как
тип» 59. В более поздних работах, написанных уже после револю¬
ции 1905—1907 гг., он отметит субъективный социализм идей
Сунь-Ят-сена как неотъемлемую черту в условиях установившего¬
ся господства мировой каппталистической системы60, а говоря о
55 Там же, стр. 345.
66 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 463.
57 Там же, стр. 464.
58 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 19.
59 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 10, стр. 369.
80 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 21, стр. 403—404.
329
двух исторических тенденциях — либеральной и демократической,
обратит внимание на связь «утопического социализма со второй
из них» 61.
Вопрос об «очищении» буржуазной идеологии от народниче¬
ской примеси имел в это время для Ленина не только теоретиче¬
ское, по главным образом важнейшее практическое значение как
одна из насущнейших проблем социал-демократической тактики.
«Очищение» демократизма от народничества стояло в непосред¬
ственной связи с политической борьбой против самодер¬
жавия, а следовательно, с вопросом о гегемонии пролетариата в
этой борьбе. Это была проблема отношения социал-демократии к
буржуазному и мелкобуржуазному движению. Практически поли¬
тическая сторона этой проблемы усугублялась в то время тем, что
внутри русской социал-демократии уже наметилось течение («эко¬
номизм»), отвергавшее политическую борьбу, а следовательно,
и поддержку прогрессивных буржуазных течений. Естественно,
что в этих условиях Ленину приходилось делать особое ударение
на том, что мы назвали «вторым планом». Это видно и из его пе¬
реписки.
В письме от 2 сентября 1898 г. к Потресову Ленин писал:
«Воюя с народничеством и всеми его отпрысками, ученики тем
самым сближаются с теми из gaushes (левых.—Э. В.), которые
склонны решительно порвать с народничеством и последовательно
держаться своих взглядов»62. В письме ему же от 26 января
1899 г., касаясь брошюры П. Аксельрода «Историческое положе¬
ние и взаимное отношение либеральной и социалистической де¬
мократии в России», Ленин замечал: «Автору следовало бы точ¬
нее формулировать задачу: высвободить все и всяческие fortschritt-
liche Slromnngen (прогрессивные течения.— Э. В.) из-под хлама
народничества и аграриерства и в таком, очищенном, виде ути¬
лизировать все их» 63. В обоих случаях речь шла не только о де¬
мократических, но и о либеральных (вплоть до умеренно либе¬
ральных) течениях. И Ленин настаивал на термине «утилизиро¬
вать», подчеркивая, что, например, фрондерствующие аграрии
«до равноправности... абсолютно не доросли и никогда им не до¬
расти, при их трусости, раздробленности и т. д.» 64-
Не меньший интерес в этом отношении представляют и пись¬
ма Ленина родным, связанные с опубликованием статьи «От ка¬
кого наследства мы отказываемся?». Узнав в начале 1899 г., что
«самарцы» обвиняют его в «буржуазности» за эту статью, Ленин
ожидал, что они выступят против него по вопросу о политической
борьбе и отношении социал-демократии к буржуазному либерализ¬
му. «Если бы завязалась полемика с самарцами по принципиаль-
61 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 20, стр. 105.
02 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 16.
03 Там же, стр. 20.
64 Там же.
330
ному вопросу об отношении марксизма к либерально-просвети¬
тельным точениям и о роли и значении „внеэкономического*4 (т. е.
политического.— Э. В.), то это было бы очень интересно и полез¬
но»65,—писал Ленин по этому поводу А. И. Ульяновой-Елиза¬
ровой 13 февраля 1899 г. То же самое и в той же связи с отноше¬
нием «самарцев» к его статье повторил он и в письме М. Т. Ели¬
зарову от 28 февраля: «Принципиальный вопрос насчет „поддерж¬
ки44, по-моему, очень важен (в связи с вопросом об „экономике44
и внеэкономических отношениях. Кстати, связывают ли эти вопро¬
сы ополчающиеся?). Если бы удалось побеседовать на эту тему...,
то это было бы очень полезно и очень интересно» 66. Понятно, что,
когда в печати появилась статья Маслова с замечанием в адрес
ленинской статьи, Ленин был разочарован. Он сообщал Потресову
(27 апреля 1899 г.) и А. И. Ульяновой-Елизаровой (1 мая), что
замечание Маслова его, «признаться, не заинтересовало», «показа¬
лось неинтересным» 67. Ленин рассчитывал па полемику но во¬
просу о политической борьбе и отношении к буржуазным тече¬
ниям.
Таким образом, мы видим, что вопрос об «очищении» буржуаз¬
ной идеологии от народнической цримеси ставился Лениным не
только в статье «От какого наследства мы отказываемся?», по и в
других работах 90-х годов, а также в письмах товарищам и род¬
ным. В анализируемой же статье он был центральным и основ¬
ным.
О термине «просветители»
Широкое обобщение, которым Ленин стремился охватить бур¬
жуазную идеологию по ее антифеодальному содержанию и вне
ее разновидностей, объясняет нам и то, почему им был применен
термин другой исторической эпохи, характеризовавший слабую
расчлененность этой идеологии, растворявшуюся в ее антикрепост¬
нической направленности. Именно с помощью этого термина Ле¬
нин и мог провести свою основную мысль, так как понятия «де¬
мократизм» или «либерализм неизбежно отлучили бы от ан¬
тифеодальной идеологии мировоззрение либо Скалдина, либо Чер¬
нышевского. Термин «просветители» был взят по аналогии с
XVIII в., поскольку перед Россией стояли те же задачи, что и пе¬
ред Францией предреволюционной эпохи. И эта аналогия была
отмечена Лениным при первой же характеристике Скалдина как
просветителя» 68. Однако одной аналогией Ленин не ограничился:
65 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 55, стр. 140.
66 Там же, стр. 144.
67 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 46, стр. 27; т. 55,
стр. 161.
68 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 519.
331
он тут же сделал оговорку относительно иной исторической об¬
становки, заметив, что взгляды Скалдина «чрезвычайно напоми¬
нают взгляды экономистов XVIII века (разумеется, с соответ¬
ственным преломлением их через призму русских условий)...» 69
Можно предположить, что к аналогии с Просвещением XVIII в.
Ленин прибег не случайно, что это был полемический прием в спо¬
ре с народниками, в частности с В. Воронцовым. Последний в се¬
рии статей «Попытки обоснования народничества», печатавшихся
в «Русском богатстве» в 1892 г., выдвигал требование «немедлен¬
ного распространения влияния просветительных идей на мысль и
жизнь народной массы», замечая, что этим требованием народни¬
чество ближайшим образом примыкает к европейскому движению
последнего столетия, усваивает дух, а не внешние формы запад¬
ной цивилизации (т. е. не капитализм.— Э. В.) и становится участ¬
ником европейского течения, которое видит первый шаг освобож¬
дения массы в приобщении ее к просветительному влиянию зна¬
ний70. «Просветительные идеи», «просветительный период» и
т. д.— термины, весьма часто фигурирующие в этой работе Ворон¬
цова и именно в применении к народничеству как присущие толь¬
ко этому течению.
Критикуя эти статьи Воронцова, А. Н. Пыпин (выступивший
под псевдонимом «А. В — н») возражал в «Вестнике Европы» про¬
тив того, что одному «народничеству присваивается и считается
его великой заслугой и открытием то, о чем издавна думали и к
чему стремились лучшие умы русского общества». И иронически
добавлял: «Жаль только, что народническая теория не дает ука¬
зания о том, как достигнуть этого немедленного распространения
влияния просветительных идей на мысль и жизнь народной мас¬
сы...» 71 Сам Пыпин возможность такого достижения видел преж¬
де всего в демократизации политического строя и упрекал народ¬
ников за то, что, с их точки зрения, политические свободы нужны
только «культурному слою»72. Эта полемика не могла пройти
мимо внимания Ленина. Не случаен во всяком случае тот факт,
что в статье «От какого наследства мы отказываемся?» он несколь¬
ко раз упоминает то «Вестник Европы», то его редактора
М. М. Стасюлевича как «хранителя наследства», видя в направ¬
лении журнала «чистую» от народнической «прибавки» прогрес¬
сивную буржуазность, подчеркивающую значение политических
свобод. Одновременно Ленин мог показать, насколько не обосно¬
ваны претензии Воронцова на «наследование» «просветительных
идей», вскрыть подлинное содержание «просветительной» идеоло-
69 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 519.
70 «Русское богатство», 1892, № 6, стр. 141—142.
71 «Вестник Европы», кн. 10, стр. 740.
72 Там же, стр. 740—741.
332
Гий, в связи с чем и построить Свою статью на параллели «просве¬
тители»— народники. Это предположение, разумеется, еще нуж¬
дается в дополнительном анализе.
Три черты народничества
Выяснив вопрос, кого подразумевал Ленин под «просветите¬
лями», попытаемся разобраться, к кому относил он три народниче¬
ские черты, характеризующие, по словам Ленина, «народничество
в широком смысле».
Если непредвзято подойти к поставленному вопросу, то нельзя
не убедиться в том, что, выделив основные народнические черты,
Ленин имел в виду и шестидесятников, и народничество его
классической поры, и эпигонов народничества. В этом и состоял
смысл выделения общих, так сказать, родовых черт из всех,
порой весьма существенных, видовых различий73.
Сопоставим народническую «прибавку» с характеристикой
Чернышевского в «Друзьях народа» по главному пункту — отно¬
шению к общине.
«Что такое „друзья народа44 и
как они воюют против социал-демо¬
кратов?» (т. 1)
«...в чем состояли эти идеалы у
первых русских социалистов...
— Вера в особый уклад, в об-
щинный строй русской жизни...»
(стр. 271)
«От какого наследства мы отка¬
зываемся?» (т. 2)
«2) Признание самобытности
русского экономического строя во¬
обще и крестьянина с его общиной,
артелью и т. п. в частности»
(стр. 528).
Могут возразить, что ленинские оценки Чернышевского и на¬
роднической «прибавки» совпадают только по данному пункту,
и то условно, так как «вера в особый уклад» и признание «са¬
мобытности» — якобы разные понятия. Но даже если бы это и
было так, то и в таком случае не полагалось бы замалчивать сов¬
падения. Нельзя забывать, какое значение придавал данному
пункту сам Ленин. Напомним, что в работе «Что такое „друзья
народа44...?» он именно веру в общинный уклад, в общинный строй
русской жизни расценивал как основу народнической теории
в целом. Говоря о перерождении крестьянского социализма в
«радикально-демократическое представительство мелкобуржуаз¬
ного крестьянства», Ленин отмечал: «Такое развитие народниче¬
ства было совершенно естественно и неизбежно, так как в основе
доктрины лежало чисто мифическое представление об особом
73 Этих различий Ленин касался и в других работах. Они вытекают из
его многочисленных характеристик Герцена и Чернышевского, революцион¬
ных народников 70-х годов в целом, бунтарей-бакунистов, ткачевцев, наро¬
довольцев и т. д., в частности, либеральных народников 90-х годов и др.
333
укладе (общинном) крестьянского хозяйства...» 74 75 Нора в особый
уклад и «признание самобытности» — ото не качественно разно¬
родные, а однопорядковые понятия771.
Нельзя также упускать из виду зависимость и взаимосвязь
первой и второй черт народничества: «признания капитализма
регрессом», стремления задержать его развитие и признания са¬
мобытности русского экономического строя. Это две стороны тео¬
рии некапиталистического пути развития России, составлявшей
коренную о с н о в у всех народнических доктрин.
Было бы, однако, слишком примитивным представлять себе, будто
под признанием капитализма упадком, регрессом Лепин понимал
отрицание народниками высокого экономического развития, кото¬
рое нес с собой капитализм, пли их субъективное стремление
сохранить отсталость России. Народники отвергали только капи¬
талистическую форму прогресса, считая, что экономическое
развитие покупается слишком дорогой ценой пролетаризации
крестьянства. Именно эту пролетаризацию они и отвергали, не
поняв великой исторической роли пролетариата как могильщика
капитализма. В этом состояла их классовая ограниченность и по-
этому-то они и являлись идеологами крестьянства, стремившего¬
ся уберечься от пролетаризации.
В представлении Чернышевского о пролетариате как об об¬
щественной «язве», в его стремлении охранить Россию от этой
«язвы», как и вообще от «односторонности» экономического раз¬
вития Западной Европы, уже была заложена мысль, что капита¬
листический путь явится для России отступлением от наиболее
прямого для нее движения к социализму. Это была зачаточная фор¬
ма (а главное — мысль, выраженная в других исторических усло¬
виях) признания капитализма в России «регрессом». Такое же
соотношение было между желанием Чернышевского предотвра¬
тить развитие капитализма в России и стремлением эпигонов на¬
родничества задержать, приостановить капитализм. Первая черта
поэтому относится и к нему, и к шестидесятиикам-социалистам, но
в своем еще не развитом виде. У Чернышевского она означала
прежде всего историческую ограниченность, тогда как у народни¬
ков 90-х годов — классовую.
Точно так же вопрос о самобытности русского экономического
строя («народное производство» либеральных народников) имел
своим источником постановку вопроса о русской поземельной об¬
щине как о явлении, отличающем Россию от Запада, как о счаст¬
74 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 286.
75 Эти понятия не отличаются между собой даже по степени, они ха¬
рактеризуют явление в целом. Различия по степени «самобытничества» бы¬
ли и у шестидесятников (например, между Герценом и Чернышевским в
вопросе о мессианской роли России или бакунинский скептицизм по отно¬
шению к общине) и у девятидесятников (Михайловский и Юзов).
334
ливом пережитке старины, обеспечивающем (Герцен) или облег¬
чающем (Чернышевский) переход к социализму, минуя капита¬
листическую стадию.
Что касается третьей черты, то ее основная сущность состоит
в непонимании исторического материализма76 и вытекающем от¬
сюда непонимании классовой борьбы. Здесь, конечно, во главу
угла ставился субъективный метод в социологии, в котором ни
Чернышевский, ни Герцен грешны не были и который стал господ¬
ствующим (но не единственным) в народнической теории на рубе¬
же 00—70-х годов. Однако поскольку этот метод противопостав¬
лялся Лениным историческому материализму марксистов, по¬
стольку не следует забывать, что в понимании общественных
явлений Герцен и Чернышевский, не будучи субъективистами и
отличаясь «социологическим реализмом», не были тем не менее
материалистами. И в этом смысле третья черта также распростра¬
няется на шестидесятников, по опять-таки с тем же существен¬
ным различием, что у последних она отражала их историческую
ограниченность, а у либеральных народников 90-х годов — клас¬
совую ограниченность, усугублявшуюся борьбой против марксизма.
Если бы Ленин характеризовал народническую «прибавку»
только с социологической стороны, как субъективный метод в
социологии, разрабатывавшийся Лавровым и Михайловским в
конце 60-х годов, то тогда действительно можно было бы понимать
эту «прибавку» как позднейшее наслоение. Но вопрос о субъек¬
тивном методе составляет лишь третью черту в ленинской харак¬
теристике, и то частично, в целом же в народнической «прибавке»
решающая роль принадлежит теории некапиталистического пути,
из которой и выросла народническая социология. Естественно, что
эта «прибавка» относится ко всем народническим оттенкам, т. е. ко
всем разновидностям народничества, существовавшим и одновре¬
менно, и на разных внутренних стадиях этого общественного тече¬
ния, или, что то же самое, народничества «в широком смысле».
Параллель «просветители» — народники
и ее основной смысл
Если сравнить обобщающие характеристики «просветителей»
и народников, суммированные в трех чертах, то прежде всего об¬
ращает на себя внимание тот факт, что они не являются взаимо¬
исключающими. Из тех признаков, которые сгруппированы Лени¬
ным в трех чертах «просветителей» и трех чертах народников, со¬
поставим только один — разное отношение одних и других к евро¬
76 Перечисляя в последней главе работы «От какого наследства мы
отказываемся?» три черты иародтшчоства и определяя их, как «общее
достояние целого течения общественной мысли», Ленин прямо характери¬
зует третью черту как «непонимание социального (пли исторического) ма¬
териализма» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 545).
335
пейским формам жизни и всесторонней европеизации России. И то
эта сопоставимость условна, т. е. применима лишь постольку, по¬
скольку в этот элемент второй черты «просветителей» включалось
и отношение к капитализму (а что оно включалось, видно из раз¬
вернутой характеристики «просветителей» при параллели с на¬
родничеством). Что касается всех остальных признаков «просве¬
тителей», сформулированных Лениным в трех чертах,— горячая
вражда к крепостному праву и его порождениям, горячая защита
просвещения, самоуправления, свободы и отстаивание интересов
народных масс77,— то они не противостоят народническим чер¬
там: признанию капитализма в России упадком, признанию само¬
бытности русского экономического строя вообще и крестьянина с
его общиной, в частности, и нематериалистическому объяснению
социальных факторов78. Более того, эти «просветительские» чер¬
ты свойственны и народничеству; они составляют общую основу
народнических теорий и доктрин.
Нам могут возразить, что это не так, сославшись на то, что
Ленин на протяжении многих страниц сопоставляет «просветите¬
лей» и народников и дает им при этом развернутую характеристи¬
ку. Однако в том-то и дело, что, проводя эту параллель, Ленин
противопоставляет народническим чертам не те признаки, кото¬
рые им сформулированы в трех чертах «просветителей» (за ис¬
ключением европеизации в смысле капитализма), а дополнитель¬
ные, не входящие в состав трех «просветительских» черт.
Народническому отрицанию прогрессивности капитализма в
России «просветитель» противостоит не своей первой чертой —
враждой к крепостному праву, бесспорно свойственной и народни¬
честву, а горячей верой «в данное общественное развитие» 79, т. е.
в капитализм, убеждением, что «стоит только вымести дочиста»
остатки старины, «и дела пойдут как нельзя лучше»80. Вторая
черта народничества сопоставляется не со всей совокупностью
признаков, входящих во вторую черту «просветителей», а только
с отношением к европеизации, которая в данной параллели взята
под одним лишь углом зрения — отношения к капитализму.
Третья черта народников вообще не соотносится ни с третьей, ни
с какой другой чертой «просветителей»: она может быть сопостав¬
лена с их «социологическим реализмом». В то же время третья
черта «просветителей» — «отстаивание интересов народных масс,
главным образом крестьян» — почти целиком накладывается на
ленинскую квалификацию содержания народничества в «Эконо¬
мическом содержании народничества...» («...представительство ин¬
тересов и точки зрения русского мелкого производителя»81).
77 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 519.
78 См. там же, стр. 528, 529.
79 Там же, стр. 532.
80 См. там же, стр. 532—533.
81 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 529; т. 2,
стр. 519.
336
И это объяспяет нам, почему, выделив три черты народниче¬
ства, Ленин назвал их «прибавкой». К чему? Да к тем именно
чертам, которые охарактеризованы им как «просветительские».
Здесь, как и в характеристике «просветителей», также наблюдается
известная двуплановость: обобщенная дефиниция народничества
представляет собой именно «прибавку» и как таковая распрост¬
раняется на все течение от родоначальников до эпигонов, тогда
как развернутая характеристика при параллели с «просветителя¬
ми» содержит критику народничества преимущественно на мате¬
риалах народнической публицистики 90-х годов. Эта двуплано¬
вость и послужила, на наш взгляд, поводом для споров, имел ли
Ленин в виду в данной статье только народничество 90-х годов
или же подразумевал все течение в целом.
Параллель «просветители» — народники проводилась Лени¬
ным на основе народнических черт. Конкретизируя их на приме¬
рах современного ему народничества, Ленин неоднократно указы¬
вал на такие факты, как идеализация отраиотков, например, в
проекте Южакова о земледельческих гимназиях, как отношение
«к остаткам старой регламентации» и т. д.82, т. е. на факты, сви¬
детельствовавшие об ютходе ряда народнических публицистов от
демократических традиций. Ленин говорил и о народниках, отре¬
кавшихся от наследства, приводя в пример публициста «Недели»
Я. А. Абрамова83- И все же он рассматривал народническую
«прибавку» как напластование на «просветительство» и именно
поэтому не «просветителей» сравнивал с народпиками, а народ¬
ников— с «просветителями», т. е. ставил во главу угла народни¬
ческие, а не «просветительские» черты. И противопоставление
шло прежде всего по вопросу отношения к капитализму. Но сле¬
дует отметить, что горячей вере «просветителей» в капитализм
противостояла не только теория некапиталистического пути раз¬
вития России (две первые черты народничества), но и народни¬
ческая критика капитализма, которую Ленин ставил в заслугу
народникам. В постановке вопроса о капитализме (разумеется, в
смысле его критики) Ленин усматривал «крупный шаг вперед
против наследства...», отличавшегося в этом отношении узостью
кругозора, т. е. буржуазной ограниченностью84. Но Ленин отме¬
чал мелкобуржуазный характер этой критики85, выразившейся
в признании реакционности капитализма. И именно последним
обстоятельством он объяснял тот факт, что народничество «не
82 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 536, 538—
539 и др.
83 Там же, стр. 530.
84 См. там же, стр. 531—532.
85 Там же. То же самое говорил Ленин в «Экономическом содержании
народничества...», отмечая, что «все отличие народничества от марксизма
состоит в характере критики русского капитализма, в ином объяснении
его...» (В. И. Л е н и и. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 526).
337
могло целиком воспринять наследства просветителей...»86 Цели¬
ком — это значит с признанием относительной прогрессивности
капитализма, т. е. с тем, что как раз и отличает марксизм от всех
течений утопического социализма.
Рассмотрим вопрос о народнической «прибавке» с другой сто¬
роны. В обобщенной дефиниции (три черты) мы не находим клас¬
сового определения народничества, его сущности. Только в раз¬
вернутой характеристике при параллели с «просветителями» и
«учениками» говорится о мелкобуржуазных взглядах народников.
Таким образом, эта дефиниция не была исчерпывающей характе¬
ристикой народничества, а относилась только к тому, что Ленин
назвал «прибавкой». Здесь шла речь о теоретических осно¬
вах народничества, и jre более. Напомним, что Ленин критиковал
П. Струве как раз за то, что его характеристика народничества
как идейного течения «слишком абстрактна, идеалистична, ука¬
зывая господствующие теоретические идеи народничества, но не
указывая ни его ,,сущности“, ни его „источника44». При таком оп¬
ределении, как замечал Ленин, «остается совершенно неясным,
почему указанные идеалы соединялись с верой в самобытное раз¬
витие, с особым учением о роли личности, почему эти теории
стали „самым влиятельным44 течением нашей общественной мыс¬
ли» 87.
Народническая «прибавка» была именно тем, от чего хотел
Ленин «очистить» прогрессивную буржуазную идеологию. «При¬
бавка» и «очищение» — смысловые антонимы статьи. В «прибав¬
ке» суммировалось то идейное «наследство» народничества, от
которого отказались социал-демократы, а в «наследстве» «просве¬
тителей» — и то, которое социал-демократы брали на свое воору¬
жение, и то, которое они были готовы поддержать у не социал-
демократических течений. Это была конкретная политическая за¬
дача определенного исторического момента, вследствие чего Ле¬
нин и оценил свою статью в письме Елизарову, как имеющую вре¬
менный интерес.
Однако статья «От какого наследства мы отказываемся?» име¬
ет и важнейшее методологическое значение. Здесь впервые в
марксистской литературе были сформулированы те основные
признаки народнической теории, которые, будучи присущи всем
разновидностям народничества, давали право объединять данные
разновидности в единое идейное течение.
06 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 541.
87 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 412.
К ТВОРЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СТАТЬИ В. И. ЛЕНИНА
«О НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОРДОСТИ ВЕЛИКОРОССОВ» *
(\ В. Тютю кии
В ленинском наследии найдется, вероятно, немного работ с
таким большим внутренним подтекстом, как статья «О националь¬
ной гордости великороссов». Без прочтения этого «подтекста»
невозможно в полной мере понять ни совершенно неожиданного
для некоторых современников обращения революционера-иптерна-
нионалиста Ленина к теме «национальной гордости», ни поле¬
мической заостренности статьи, явившейся иастхшщим вызовом
главным идеологам буржуазно-монархического и псевдосоциалис-
тического патриотизма, ни тех чисто психологических мотивов,
которые побудили вождя большевистской партии выступить в пе¬
чати с этим страстным и взволнованным публицистическим произ¬
ведением.
Исследователь должен не только максимально точно воссоз¬
дать исторические условия, в которых была написана данная ста¬
тья, но и попытаться взглянуть на события памятной осени 1914 г.
глазами самого Ленина, донять логику его мысли и действий.
Первая, сравнительно более легкая задача решается путем зна¬
комства с мемуарной литературой, периодической печатью и дру¬
гими источниками. Вторая требует проникновения в творческую
лабораторию Ленина и хотя бы частичной реконструкции слож¬
нейшего и неповторимого процесса его теоретической деятельно¬
сти. При этом собственно источниковедческий анализ включает в
себя: 1) установление непосредственных причин и обстоятельств,
вызвавших появление данной ленинской работы; 2) выявление
* В настоящей статье автором учтены многочисленные советы и заме¬
чания М. Я. Гефтера и М. С. Волина.
339
литературных источников и документальных материалов, кото¬
рыми пользовался Ленин при ее написании; 3) определение места
исследуемой статьи в ряду других произведений Ленина, хроно¬
логически или тематически к ней примыкающих
Постановка последней задачи объясняется тем, что почти
каждая ленинская работа, будь то большая книга или маленькая
газетная заметка, была не только откликом на определенные со¬
бытия или явления, но и результатом дальнейшего развития тех
мыслей, которые уже высказывались Лениным ранее, но не поте¬
ряли своей актуальности и продолжали волновать его иногда на
протяжении многих лет. Чрезвычайно интересны, в частности,
параллели и «мостики», которые можно перебросить от статьи
«О национальной гордости великороссов» к таким более ран¬
ним произведениям Ленина, как «Воинствующий милитаризм и
антимилитаристская тактика социал-демократии» (1908 г.), «Кри¬
тические заметки по национальному вопросу» (1913 г.) и «О пра¬
ве наций на самоопределение» (1914 г.). Вместе с тем необходимо
сопоставить статью «О национальной гордости великороссов» с
программными документами партии по вопросам войны, мира и
революции, написанными Лениным в сентябре — октябре 1914 г.
Не меньший интерес представляет и вопрос об отношении Лени¬
на к своим идейным предшественникам, проблема преемственно¬
сти ленинских идей, неразрывно связанных с теоретическим нас¬
ледием К. Маркса и Ф. Энгельса, а также русских революционных
демократов во главе с Н. Г. Чернышевским.
От текста ленинской работы историк идет, таким образом, к
ее очевидным или возможным источникам, как бы повторяя путь,
проделанный в свое время Лениным, чтобы затем на новой основе
опять вернуться к тексту изучаемого произведения и «расшифро¬
вать» те его места, которые до этого оставались неясными или
просто не привлекали внимания исследователей.
Обратимся теперь непосредственно к статье «О национальной
гордости великороссов», опубликованной в центральном органе
большевистской партии газете «Социал-демократ» 12 декабря
1914 г. 1 2 и явившейся одним из первых откликов Ленина на гроз¬
ные события мировой войны.
1 За последние годы в нашей литературе появился целый ряд работ,
специально посвященных истории создания отдельных ленинских произве¬
дений (см. «Источниковедение истории советского общества». М., 1964,
стр. 354—359). Однако статья «О национальной гордости великороссов» до
сих пор не была еще предметом источниковедческого анализа.
2 Судя по письму В. И. Ленина В. А. Карпинскому от 28 ноября 1914 г.,
в котором излагался рабочий план 35-го номера «Социал-демократа» (см.
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 38), к концу ноября
статья о национальной гордости была либо уже готова, либо находилась в
процессе написания (в письме даже указан ее примерный объем — 9 тыс.
знаков).
340
На первый взгляд круг использованных в ней Лениным источ¬
ников невелик. Он лишь дважды текстуально цитирует других ав¬
торов («Эмигрантскую литературу» Энгельса и роман Чернышев¬
ского «Пролог») и в двух случаях ссылается на высказывания
Маркса (о лассальянцах и по ирландскому вопросу). Вместе с тем
статья «О национальной гордости великороссов» явилась резуль¬
татом осмысления Лениным огромного потока самого разнообраз¬
ного материала, составляющего своего рода «скрытый», косвен¬
ный источник статьи, присутствие которого можно обнаружить,
однако, на всем протяжении ленинского текста.
Уже в первом абзаце Ленин говорит об английских министрах,
«передовых» публицистах Франции и тьме «казенных, кадетских
и прогрессивных (вплоть до некоторых народнических и „марк-
систских“) писак России», которые «на тысячи ладов воспевают
свободу и независимость ,,родины“»3. Не рассматривая специаль¬
но английские и французские источники4, попробуем расшифро¬
вать вторую часть этой фразы, относящуюся к России. Кого из рус¬
ских публицистов и политических деятелей имел здесь в виду Ле¬
нин? О каких изданиях идет у него речь? Но для ответа на эти
вопросы необходимо прежде всего установить те источники ин¬
формации о событиях в России, которыми пользовался Ленин в
начале войны.
Поздняя осень 1914 г. Тихий, живущий привычной, размерен¬
ной жизнью Берн. Здесь, вдали от огненной черты фронтов, раз¬
резавшей Европу на два враждебных лагеря, шла в те дни на¬
пряженнейшая идейно-организационная работа по собиранию
интернационалистских сил. Это было очень трудное время. II Ин¬
тернационал не выполнил своей исторической задачи. Измена его
вождей во главе с Каутским привела к кризису международного
социализма. «...От Гаазе до Вандервельда и Геда — все сподлича¬
ли!»—с горечью говорил Ленин5. Даже Г. Эрве, еще недавно
звавший рабочих к всеобщей антивоенной стачке, к «революции
скрещенных рук», выступал теперь с откровенно шовинистиче¬
скими статьями, не останавливаясь перед прямым восхвалением
союзника Франции — русского царя. Оппортунизм, переросший в
социал-шовинизм, одержал временную победу в крупнейших со¬
циалистических партиях Европы. «Совершенно невыносимо чи¬
тать немецкие и французские („LTHumanite“!!) социалистические
3 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 106.
4 Выписки из европейской прессы, сделанные Лениным в начальный
период войны, опубликованы среди подготовительных материалов к брошю¬
ре «Европейская война и европейский социализм» (см. «Ленинский сбор¬
ник», XIV, стр. 44—ИЗ). Брошюра осталась ненаписанной, но значительная
часть собранных материалов была использована Лениным в осенних рефе¬
ратах 1914 г.
5 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 3.
341
газеты!! Крайний „пюншти.ш44!» —писал Ленин а сентябре 1014 г.
И. Ф. Арманд °.
А в 1)оссшГ: Как обстоят дела в России? Эта мысль не давала
Ленину локон. Лишь в середине октября он получил первое пись¬
мо из Стокгольма от А. Г Шляпникова, осуществлявшего в годы
войны связь между заграничным партийным центром и больше¬
вистскими организациями в России. Он сообщал, что сознатель¬
ные рабочие России в общем и целом устояли перед натиском шо¬
винизма. «При мне шовинизм еще не чувствовался у рабочих,
и думаю, что, несмотря на „работу44 продажной прессы, он не при-
] ьется. Слишком „обло и озорно44 внутреннее содержание страны.
В провинции настроение менее определенное, но очень много слез
и нищеты. Войну терпят, по она непопулярна» 6 7,— так суммировал
Шляпников свои впечатления от пребывания в Петрограде в пер¬
вые два месяца войны. 1 hi осте с тем он не скрывал, что и в Рос¬
сии казеино-патриотические настроения захватили не только пра¬
вящие классы, по и широкие обывательские массы, а также часть
рабочего класса. К шовинизму скатились и многие представители
меньшевистско-эсеровского лагеря. «Ликвидаторская... интелли¬
генция сильно заражена тенденциями „ура, война!44 О какой-либо
борьбе многие из них не хотят и слышать»,— писал Шляпников8.
Его письма подтверждали и существенно дополняли то, что уже
было известно Лепину из русских газет, доходивших до Швейца¬
рии 9.
6 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 6.
7 ЦПА НМЛ, ф. 2, он. 5, од. хр. 477, л. 2 об. Опубликовано (с редакци¬
онными изменениями) в газете «Социал-демократ» (Женева), 12 декабря
1914 г.
8 Гам же.
9 На основании писем В. И. Ленина и II. К. Крупской к разным лицам
и по отдельным сохранившимся вырезкам и выпискам из газет, находя¬
щимся в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС (см., например, В. И. Ленин. Полное
собрание сочинений, т. 49, стр. 12—13, 36—37, 49—50, 485—486; т. 26,
стр. 363—370; «Ленинский сборник», XIV, стр. 15—35, 68—69, 114—116; ЦПА
НМЛ, ф. 17, оп. 7, ед. хр. 18081, л. J и т. д.), можно прийти к выводу, что
осенью 1914 — зимой 1915 г. Ленин имел возможность более или менее ре¬
гулярно знакомиться с содержанием основных периодических органов важ¬
нейших политических партии и направлений, существовавших в то время
в России (газеты «Русское слово», «Новое время», «Речь», «Русское зна¬
мя», «Утро России», «Русские ведомости», «Современное слово», «День», лик¬
видаторский журнал «Наша заря»). Кроме того, он читал газеты и журна¬
лы на английском, французском, немецком, итальянском языках, где часто
публиковались разнообразные материалы о внутренней жизни России, а
также русские эмигрантские издания — левоменьшевистский «Голос» и эсе¬
ровскую «Мысль», издававшиеся в Париже, и нью-йоркский «Новый мир»
(см. В. И. Лени н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 363—370; т. 49,
стр. И, 37, 485—486; «Ленинский сборник», XIV, стр. 15—35, 44—113; «Биб¬
лиотека В. И. Ленина в Кремле. Каталог». М., 1961, стр. 570). В результате,
хотя и с некоторым опозданием, Ленин получал довольно широкую инфор¬
342
Как известно, статья «О национальной гордости великороссов»
начинается фразой: «Как много говорят, толкуют, кричат теперь
о национальности, об отечестве!» 10 11 Действительно, с первых же
дней войны буржуазная печать наряду с правительственными
официозами активно включилась в кампанию по разжиганию
«патриотических» чувств народных масс. С некоторыми вариация¬
ми на страницах газет настойчиво проводились три основные
идеи: 1) Россия не хотела войны, но вынуждена защищаться от
германской агрессии; 2) перед лицом внешнего врага Россия еди¬
на; 3) Россия — защитница славян и других малых народов, но¬
ситель идеалов свободы и прогресса. Печать, школа, церковь, ис¬
кусство — все было поставлено правящим лагерем на службу
«патриотической» идее, идее «справедливой», «национальной»
войны. Недаром в статье «Положение п задачи социалистического
Интернационала» и в плане брошюры «Европейская война и ев¬
ропейский социализм» Ленин говорил об использовании буржуа¬
зией всех стран старой идеологии и традиции национальной
войны п.
Французские буржуа, например, в союзе с социал-шовиниста¬
ми призывали «богатых и бедных... как братьев одного п того же
отечества, как детей Франции, Франции прав человека и граж¬
данина» постоять за честь и величие родины 12. При атом они уси¬
ленно спекулировали па великих национальных традициях фран¬
цузов и прежде всего на традициях 1793 г., сознательно пли бес¬
сознательно затушевывая тот очевидный факт, что начавшаяся
мировая война носила принципиально иной характер. По другую
сторону фронта, в Германии, рабочим виугпали, что они воюют за
освобождение Европы от деспотизма русского самодержавия и
«казацкой нагайки».
В России либеральная «веховская» буржуазия, естественно,
не могла апеллировать к революционным и демократическим тра¬
дициям масс, слишком живо напоминавшим ей о «красном при¬
зраке» 1905 г. Насаждая «патриотизм», официально-монархиче¬
ская и буржуазная печать спекулятивно обращалась к примерам
военной доблести русского народа в борьбе с иноземными захват¬
чиками. Газетчики на тысячи ладов повторяли легенду о «второй
Отечественной войне», воскрешая в памяти ‘читателей наиболее
яркие эпизоды героической эпопеи 1812 г., события, связанные с
мацию о событиях на родине. Что касается конспиративной переписки о
партийными работниками в России, то в начальный период тюипьт этот ис¬
точник информации был крайне ограничен. Поэтому о многих сторонах де¬
ятельности большевистских организаций в стране, особенно на периферии,
Ленин и Заграничное бюро ЦК РСДРП могли лишь догадываться.
10 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 20, стр. 100.
11 См. там же, стр. 40, ЗОЯ.
12 См. «Ленинский сборник», XTV, стр. 27.
343
взятием русскими войсками Берлина в период Семилетней войны,
и т. д.13 14Вся буржуазная пресса, независимо от направлений и оттен¬
ков, усиленно эксплуатировала идею «Великой России». ЦК ка¬
детской партии откровенно призывал в обращении к русскому
народу: «...наш первый долг — сохранить нашу страну единой и
нераздельной и удержать за ней то положение в ряду мировых
держав, которое оспаривается у нас врагом» и. Но вполне понят¬
но, что в стране, справедливо получившей название тюрьмы наро¬
дов, царскому правительству и буржуазии приходилось так или
иначе считаться с существованием национального вопроса, воз¬
можностью взрыва межнациональных противоречий и усиления
революционно-освободительных тенденций в национальном дви¬
жении. Поэтому блоку контрреволюционных классов крайне важ¬
но было поддержать и укрепить иллюзию национального «мира»
в России перед лицом внешнего врага. И снова в ход были пуще¬
ны лицемерие и ложь, угрозы и заигрывания, окрики и обещания.
При этом, несмотря на наличие известных оттенков внутри вели¬
корусского национализма, имевших вполне определенные истори¬
ческие и классовые корни, в это время происходит процесс сбли¬
жения различных шовинистических течений.
Суворинское «Новое время», всегда пропагандировавшее ве¬
ликодержавный шовинизм и антисемитизм и уступавшее в этом
отношении лишь черносотенному «Русскому знамени», прямо объ¬
явило устами своего главного публициста М. Меньшикова о «расо¬
вых» целях войны. К десяткам миллионов «инородцев», уже объ¬
единенных под скипетром русского царя, Меньшиков готов был
присоединить австрийскую и немецкую части Польши, турецкую
Армению, Галицию и другие территории15. «Россия не нуждается
в присоединении словаков и чехов, но они, может быть, очень
нуждаются в этом...»,— прозрачно намекал этот поборник «сла¬
вянского единства» 16. Славянская раса, по мнению Меньшикова,
должна стать «самостоятельной ветвью арийской семьи со всеми
радостями державного (!) существования» 17. Что касается «ино¬
родческого» вопроса, то его единственное решение «Новое время»
13 См., папример, статьи «Как русские брали Берлин», «Русские женщи¬
ны» и «Тень Суворова» в «Биржевых ведомостях» от 4, 22 и 24 августа
1914 г., серию программных статей М. Меньшикова «Должны победить» в
«Новом времени» (см., например, номера от 2, 6 и 9 сентября), статьи «Но¬
вый Грюнвальд» в «Русском слове» от 14 августа, «Война» и «Петроград сто
лет назад в деле участия в войне» в «Русском инвалиде» от 28 сентября и
16 декабря 1914 г. и т. д. Даже артисты императорских театров собирали
пожертвования на нужды армии, разъезжая в костюмах персонажей оперы
Глинки «Жизнь за царя».
14 «Русское слово», 22 июля 1914 г.
15 См., напр., «Новое время», 7, 9 и 16 августа, 9 сентября 1914 г. и др.
16 Там же, 23 сентября 1914 г.
17 Там же, 7 августа 1914 г.
344
видело в усилении империалистической мощи самодержавия и в
победоносном окончании войны. «Вознесенная высоко и грозно,
Россия, как она есть (разрядка наша.— С. Г.), снова станет
привлекательной для инородцев»,—писал Меньшиков18.
Столь же откровенно высказывался о «национальных» целях
войны и идеолог веховства П. Б. Струве, выступивший в «Бирже¬
вых ведомостях» с серией великодержавных статей по украинско¬
му вопросу 19. Он прямо заявлял, что всякие «...притязания так на¬
зываемых „украинцев44 на какую-то особую государственную и на¬
циональную культуру рядом с культурой общерусской» должны
встретить надлежащий отпор20. В пределах «Великой России», по
мнению Струве, естественно и необходимо должна господствовать
общерусская культура как единственно национальная культура
единого русского народа21. За украинцами не признавалось даже
права называться нацией. Струве видел в них всего лишь мало¬
российскую ветвь русского народа. «Я считаю,— писал он,— что
ни русское государство, ни русская интеллигенция не должны ни
в коем случае содействовать движению, которое стремится к пре¬
вращению малороссийской стихии в пределах Российской империи
в национальность» 22.
«Русские ведомости», сочетавшие правый кадетизм с элемен¬
тами народнической идеологии, предпочитали лавировать, призы¬
вая «отрешиться от варварского национализма», чтобы не только
русские, но и «все инородцы, не исключая поляков, финляндцев и
евреев, видели и ощущали в России свою великую общую роди¬
ну» 23. Противопоставляя русский «патриотизм» немецкому «на¬
ционализму» (!), автор цитируемой статьи («Патриотизм против
национализма») князь Евг. Трубецкой лицемерно заявлял, что
хотя прежде в русской государственной политике и сказывался
нередко национализм, но теперь, с началом войны, он якобы «ис¬
чез, как дым» 24.
Несмотря на то, что в самодержавной России все разговоры о
защите «отечества» означали на деле лишь защиту великодержав¬
ных привилегий и «прав» русских помещиков и буржуазии на
18 Там же, 2 августа 1914 г.
19 С началом войны украинский вопрос наряду с польским приобрел
особую остроту. Этому способствовало, в частности, вступление русских
войск в Галицию. В то же время повышенный интерес господствующих
классов России к судьбам Украины объяснялся углублением сепаратистских
националистических стремлений части украинской буржуазии и интелли¬
генции («Союз освобождения Украины»), выдвинувших идею создания «са¬
мостийной» Украины под эгидой австро-германского империализма.
20 См. «Биржевые ведомости», 29 сентября 1914 г. Аналогичные мысли
Струве высказывал в «Русской мысли» еще в 1911—1912 гг.
21 См. «Биржевые ведомости», 29 сенября 1914 г.
22 «Биржевые ведомости», 5 и 29 ноября 1914 г.
23 «Русские ведомости», 2 августа 1914 г.
24 Там же.
345
угнетение других пародии, меньшевистская и народническая ин¬
теллигенция также активно включилась в пропаганду «националь¬
ной» войны. Уже черев педелю после начала военных действий, в
тот день, когда меньшевистская фракция Думы еще выступала
вместе с большевиками против военных кредитов, ликвидатор
Е. Смирнов (Э. Л. Гуревич) опубликовал в «Русских ведомостях»
статью, в которой с удовлетворением отмечал, что правительства
и народы, господствующие классы и демократия, буржуазия и са¬
мые непреклонные ее противники — социалисты объединяются от¬
ныне для защиты отечества, цивилизации и культуры25. 3 сентяб¬
ря в статье «Нонна и европейская демократия» он высказался еще
более определенно, заявив, что упрощенные воззрения на буржу¬
азное общество, «как одинаково чуждое пролетариату во всех сво¬
их проявлениях и во все моменты своего существования, теряют
всякий смысл»26. При атом Смирнов приветствовал вступление
западноевропейских социалистов в буржуазные правительства и
их участие в голосовании за военные бюджеты.
Другой ликвидатор II. П. Маслов, развивая те же идеи, пытал¬
ся дать «экономическое» обоснование социал-шовинизма. Он счи¬
тал, что в случае победы Германии в войне Россия утратит свою
хозяйственную самостоятельность. Стараясь как-то аргументиро¬
вать необходимость участия рабочего класса в защите «отечест¬
ва», Маслов писал, совершенно в духе Бернштейна, что пролета¬
риат «так же заинтересован в существовании в России обрабаты¬
вающей промышленности, как и предприниматели» 27.
Эти шовинистические выступления российских ликвидаторов
были отмечены Лениным в Манифесте ЦК РСДРП «Война и рос¬
сийская социал-демократия», а также в ряде писем. «...Прежде все¬
го надо бороться е шовинизмом своей страны,— конкретно, у нас
с гг. а 1а Маслов и Смирнов..., ,,коих труды44 я читал...»,— писал он
Шляпникову 17 октября 1914 г.28
Особенно сильно поразила Ленина измена Плеханова. Снача¬
ла ему просто не верилось, что опубликованные 23 августа в «Сов¬
ременном слове» и «Русском слове» заметки о полном сочувствии
Плеханова державам Антанты соответствуют действительности.
По после лозаннского реферата Плеханова 28 сентября (И октяб¬
ря) 1914 г. «Об отношении социалистов к войне» последние'сомне¬
ния исчезли: Плеханов выступил как настоящий социал-шови¬
нист. Подлая националистическая агитация,— так охарактеризо¬
вал Ленин позицию Плеханова в одном из писем этого периода29.
25 «Русские ведомости», 26 июля 1914 г.
26 Там же, 3 сентября 1914 г.
27 Там же, 10 сентября 1914 г.
28 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 12, а также
т. 26, стр. 21, 38.
29 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 33.
346
На примере Плеханова он отметил характерную особенность рос¬
сийских социал-шовинистов, которые, прячась за красивые фразы
«прекрасной Франции» и «несчастной Бельгии»30, лицемерно
умалчивали о мерзостях великодержавной политики царизма в
Польше, Финляндии, Прибалтике, па Украине и в других нацио¬
нальных районах, а свое оборончество пытались оправдать ссыл¬
кой на право наций па самоопределение (!) 31. При атом понятие
«нации» распространялось оппортунистам и на английскую, фран¬
цузскую и бельгийскую колониальные империи, а также на цар¬
скую Россию, 53% населения которой составляли нерусские на¬
родности.
Мало чем отличалась от позиции Плеханова п платформа рос¬
сийских ликвидаторов-заристов во главе с Петросовым, заявивших
о своем «пепротиводействпи» войне. Правое крыло эсеров и тру¬
довики устами Керенского также призывали народ защитить
страну от вражеского нашествия. Даже «безработный террорист»
Савинков, еще недавно заставлявший трепетать царские власти,
теперь открыто отрекался от борьбы, а патриарх русского анар¬
хизма Кропоткин, находившийся в Англии, требовал «напрячь все
силы», чтобы «раздавить гидру германизма» 32.
Постепенно у Лепина складывалась отчетливая картина того
«патриотического» поветрия, которое так или иначе затронуло в
начале войны различные слои населения России, где голоса нацио¬
нал-реакционеров, национал-либералов, национал-демократов и,
наконец, социал-шовинистов слились в дружном хоре защитников
«отечества».
Обобщая материалы русской и иностранной прессы, известия,
полученные от Шляпникова, а также свои личные впечатления от
посещения ряда городов Швейцарии, где он выступал с реферата¬
ми, Ленин писал в статье «О национальной гордости великорос¬
сов»: «Перед нами очень широкое и очень глубокое идейное тече¬
ние, корни которого весьма прочно связаны с интересами господ
помещиков и капиталистов великодержавных наций. Па пропаган¬
ду выгодных этим классам идей затрачиваются десятки и сотни
миллионов в год: мельница немалая, берущая воду отовсюду, на¬
чиная от убежденного шовиниста Меньшикова и кончая шовини¬
стами по оппортунизму или по бесхарактерности, Плехановым и
Масловым, Рубановичем и Смирновым, Кропоткиным и Бурце¬
вым» 33.
30 См. там же, стр. 14.
31 Об этом говорил, и частности, в своем сентябрьском реферате член
ЦК Бунда В. Косовский (М. Я. Левинсон), выступление которого в Верпе
слышал Ленин (изложение содержания реферата см.: «Информационный
листок заграничной организации Бунда», № 9—10, декабрь 1915 г.),
32 «Современное слово», 20 августа 1914 г.
33 Б, И. Л с нин. Полное собрание сочинений, т, 20, стр. 100,
347
Такова «завязка» ленинской статьи. Теперь мы знаем, почему
Ленин не мог больше ограничиваться теми общими положениями
о борьбе с великорусским шовинизмом, которые содержались в ре¬
золюции Бернского совещания большевиков 6—8 сентября 1914 г.
и в историческом Манифесте ЦК РСДРП «Война и российская
социал-демократия». Идеи буржуазного патриотизма оказались
гораздо сильнее, чем можно было предположить накануне вой¬
ны34. Воспитывавшиеся веками национальные предрассудки, раз¬
вращающее влияние шовинистической пропаганды, слабость ин¬
тернациональных связей пролетариата, наконец, измена вождей и
позорный крах II Интернационала — все это создало с началом
войны значительные трудности для международного рабочего
движения.
В то же время четко обозначались и два подхода к известному
марксистскому положению «рабочие не имеют отечества». Лиде¬
ры II Интернационала, в том числе и российские меньшевики, объ¬
являют это кардинальное положение революционного марксизма
устаревшим и подвергают его прямой ревизии. Так, один из руко¬
водителей Бунда Косовский в упоминавшемся выше реферате
заявил, что в рамках капиталистического общества возникает
якобы «своего рода пролетарская государственность», нечто вроде
рабочего «отечества», связанного общностью судьбы с данным
государственным организмом35. Однако на деле за этой «общно¬
стью судьбы» скрывалась лишь связь между относительным «про¬
цветанием» привилегированной верхушки рабочего класса и им¬
периалистической политикой буржуазии, жертвовавшей частью
своих сверхприбылей для подкупа так называемой рабочей ари¬
стократии. Эта связь и составляла объективную, наиболее глубо¬
кую основу социал-патриотизма, выдававшего узкоцеховые инте¬
ресы незначительной части пролетариата за общеклассовые инте¬
ресы рабочих.
В противовес оппортунизму, переросшему в годы войны в со¬
циал-шовинизм, Ленин подчеркивает полную солидарность с ос¬
новным смыслом тезиса Маркса и Энгельса и в то же время суще¬
ственно уточняет и конкретизирует его.
Уже в первых работах, написанных осенью 1914 г., он выдви¬
гает четыре основных положения: 1) в капиталистическом обще¬
стве рабочие не имеют «отечества» в том смысле, как его пони¬
мает буржуазия, и потому классовые интересы пролетариата и
34 Об этом говорила, в частности, И. Ф. Арманд на Международной жен¬
ской конференции в Берне в марте 1915 г.: «Настоящая война показала,
что социалистическое воспитание пролетариата было недостаточно и поверх¬
ностно — принимали интернационалистские резолюции, по патриотические
идеи, вкоренившиеся гораздо глубже, чем мы думали, оказались живучи»
(ЦПА ИМЛ, ф. 343, on. 1, ед. хр. 27109, л. 18).
“ «Информационный листок заграничной организации Бунда», № 9—10,
интернациональное единство рабочих выше интересов националь¬
ных; 2) империалистический характер данной войны и близость
социалистического переворота снимают вопрос о каком бы то ни
было участии пролетариата в защите буржуазного отечествазв;
3) перед пролетариатом стоит задача превращения империалисти¬
ческой, псевдонациональной войны в гражданскую; 4) одним из
условий, облегчающих эту трансформацию, является военное пора¬
жение правящих классов данной страны, отвечающее не только
коренным социалистическим, но и демократическим интересам
пролетариата, которые совпадают с правильно понятыми интере¬
сами подавляющего большинства народа.
Эти положения оставались неизменными в течение всей вой¬
ны, обогащаясь и конкретизируясь в последующих ленинских ра¬
ботах. Они лежат и в основе статьи «О национальной гордости ве¬
ликороссов», освещающей проблему войны и революции под
специфическим углом зрения — отношения пролетариата к
национальной традиции и соотношения классового сознания и
38 В эпоху домонополистического капитализма тезис «рабочие не имеют
отечества» еще не означал отказа пролетариата от участия в защите отече¬
ства в национальной, освободительной войне. При империализме пролета¬
риат колониальных и зависимых стран также участвует в защите буржуаз¬
ных отечеств в справедливых национальных войнах. В 1916 г. Ленин, разъ¬
ясняя, что означает «в действительности отвергнуть защиту отечества в
теперешней войне», писал: «...Это можно делать лишь при том условии,
если мы не просто пришли к самому твердому теоретическому убеждению
в том, что капитализм уже вполне созрел для превращения его в социа¬
лизм, но если мы признаем этот социалистический пе¬
реворот, т. е. социалистическую революцию, осуществимым на практи¬
ке, непосредственно, немедленно» (В. И. Ленин. Полное соб¬
рание сочинений, т. 30, стр. 213. Разрядка наша.— С. Т.). Наряду с этим
известную роль при определении позиции пролетариата в войне играет
также степень угрозы национальной независимости данного народа. Так
Ленин считал, что в первой мировой войне ни одной большой нации не
угрожает потеря национальной независимости и что даже в случае побе¬
ды Германии речь будет идти не об установлении «чуженационального гне¬
та над французами или русскими», а о переделе колоний, отнятии «чуже-
пациональных областей например, Польши». «Действительная сущность
данной войны не национальная, а империалистская» (см. В. И. Лени н.
Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 83). В 1915 г. на Международной
женской конференции в Берне И. Ф. Арманд в речи, подготовленной при
участии Ленина, подчеркивала: «В прежние времена защита отечества дей¬
ствительно значила защиту земли, на которой жили, которую обрабатыва¬
ли ее обитатели, теперь под словом „защита отечества" подразумевается
защита прибыли капиталистов и права эксплуатации народов, населяющих
колонии» (ЦПА ИМЛ, ф. 343, on. 1, ед. хр. 27109, лл. 6—7). Позже Ленин
допускал ситуацию, когда даже пролетариат развитых буржуазных стран
вынужден будет защищаться от угрозы национального порабощения
(см. В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 6). Это ленинское
положение с известными модификациями подтвердилось в период второй
мировой войны (об этом см.: «История Великой Отечественно# РОЙВД Со*
рртского Союза, 1941—1945 гг,», т. 6. М., 1965, стр, 17Н6),
m
патриотического чувства. В условиях войны доктринерское прене¬
брежение к таким сюжетам, как национальная гордость и любовь
к родине, могли лишь сыграть на руку социал-шовинизму и при¬
вести к известной изоляции интернационалистского ядра проле¬
тариата. Ленин сразу же понял, что борьбу с буржуазным нацио¬
нализмом необходимо вести теперь не только в более широких
масштабах, но и более разнообразными средствами, освещая шо¬
винизм «С разных сторон» 37, с учетом реальных настроений проле¬
тариата и широких трудящихся масс в воюющих странах.
В таком подходе был заложен глубокий смысл, ибо нигде дог¬
матизм и прямолинейность не мстят своим приверженцам так бес¬
пощадно и жестоко, как в сфере национальных отношений. На¬
помним в этой связи, что отечество — сложное, многоплановое
понятие, включающее в себя определенную политическую, куль¬
турную и социальную среду, определенную территорию и язык и,
наконец, определенную национальную психологию. В нем сливают¬
ся исторически преходящие, классовые элементы (государствен¬
ный строй, социальные отношения, часть культуры) и элементы
общенациональные, относительно устойчивые (территория, язык,
особенности психического склада, многие культурные ценности
и т. д.). Совершенно естественно, что в капиталистическом обще¬
стве сознательный пролетариат принципиально враждебен бур¬
жуазному «отечеству» с его специфически буржуазными инсти¬
тутами (государство, право, идеология). Вместе с тем и при ка¬
питализме пролетариату не чуждо чувство патриотизма — любовь
к земле отцов и родному языку, к прогрессивным национальным
традициям и обычаям, чувство гордости за свой народ и его вклад
в мировой прогресс, в мировое освободительное и революционное
движение.
Как известно, после Штутгартского конгресса ТТ Интернацио¬
нала (1907 г.), где развернулась борьба па два фронта с наци¬
ональным нигилизмом французского социалиста Г Г) рве и ярко
выраженным национализмом германского социал-демократа
Фольмара, Ленин отмечал, что пролетариату далеко не безразлич¬
но, в каких условиях развертывается его борьба, в каком отечест¬
ве он живет: в монархической Германии, республиканской Фран¬
ции пли деспотической Турции. «Отечество, т. е. данная политиче¬
ская, культурная и социальная среда, является самым могущест¬
венным фактором в классовой борьбе пролетариата...»,—писал
он38.
Итак, пролетариат не может равнодушно относиться к судь¬
бам своей страны. Но каковы пределы этой «заинтересованности»?
Не означает ли она известного растворения пролетариата в обще¬
национальном комплексе, его подчинения правящим классам?
37 В. И. Л о н и н. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 41.
38 В, И, Л е к и в. Полное собрание сочинений, т. 17, стр. 190.
350
Подобная постановка вопроса приобретала особый смысл при воз¬
никновении внешней угрозы, сопровождающейся обычно колос¬
сальным обострением национальных чувств. Как бы предвидя
подобный вопрос, Ленин в свое время специально подчеркнул,
что судьба страны интересует пролетариат и его партию «лишь
постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в си¬
лу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д.
,,патриотизма“» 39. В статье «Критические заметки по националь¬
ному вопросу», предостерегая рабочих от фетишизации националь¬
ных моментов, Ленин отмечал: «При всяком действительно серьез¬
ном и глубоком политическом вопросе группировка идет по клас¬
сам, а не по нациям» (разрядка наша.— С. Т.) 40. Наконец, в
работе «О праве наций на самоопределение» он дал четкую и пре¬
дельно ясную формулу: для рабочего класса национальные требо¬
вания всегда подчинены интересам классовой борьбы41. Из этих
краеугольных положений вытекала и известная мысль Ленина о
двух нациях и двух культурах, вплотную подводящая нас к воп¬
росу о двух концепциях патриотизма и национальной гордости —
центральному вопросу статьи «О национальной гордости велико¬
россов».
Мы уже отмечали, что само «обращение Ленина к данной теме,
сам вопрос «Чуждо ли нам, великорусским сознательным проле¬
тариям, чувство национальной гордости?» 42 были восприняты мно¬
гими современниками, в том числе и некоторыми ближайшими
товарищами Ленина по партии, как полная неожиданность. После
осуждения шовинизма и социал-патриотизма, после полного раз¬
рыва с обанкротившимися вождями II Интернационала — гово¬
рить после всего этого о национальной гордости, о любви к роди¬
не? Это казалось просто непостижимым. В. А. Карпинский, имев¬
ший самое непосредственное отношение к организационно-изда¬
тельским делам «Социал-демократа» и видевший рукопись статьи
«О национальной гордости великороссов» еще до сдачи ее в набор,
писал Ленину от имени нескольких большевиков, составлявших
женевскую секцию РСДРП: «Статья, по существу, нам понрави¬
лась, и мы отлично понимаем, куда она бьет. Но нам,— не скро¬
ем,— было как-то неприятно читать: „мы великорусские с.-д.“,
„мы полны чувства национальной гордости44 и т. п. Никогда та¬
ких разделений на страницах нашего ЦО не проводилось, никогда
там не раздавалось таких слов! Понимаете: даже слое!»43 Членам
39 Там же.
40 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 24, стр. 134.
и См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 273.
42 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107.
43 «Ленинский сборник», XI, стр. 257—258. В нашем распоряжении очень
немного сведений об откликах на статью «О национальной гордости велико¬
россов», но они достаточно красноречивы. В ЦПА ИМЛ сохранилось, на¬
пример, письмо украинского социал-демократа В. Левинского В. И. Ленину
351
Женевской секции было ясно, что Ленин хотел «Поддеть... Наших
социал-шовинистов...», но они выражали опасение, что его статья
может быть понята как стремление насаждать чувства великорус¬
ской национальной гордости, т. е. в националистическом плане44.
Полемизируя с Ленипым, Карпинский прямо писал, что пролета¬
риату, «конечно, чуждо!» чувство национальной гордости.
С гениальной прозорливостью Ленин угадал в единичном, ка¬
залось бы, факте — выступлении В. А. Карпинского и его това¬
рищей — более общую тенденцию к схематизации и упрощению
этого большого и сложного вопроса, наметившуюся в ряде боль¬
шевистских организаций России.
Если в период русско-японской войны большевики очень остро
ставили вопрос в своей агитационно-пропагандистской литературе
(особенно в листовках, обращенных к солдатам) проблему «ца¬
ризм — родина — народ» 45, то в начале первой мировой войны
вопросы об отношении рабочего ‘класса к «отечеству», пролетар-
*ф. 2, оп. 5, ед. хр. 497), выдержки из которого были опубликованы 12 фев¬
раля 1915 г. в 38-м номере газеты «Социал-демократ». В письме, в частности,
говорилось: «Особенно же мы приветствуем ту мужественную позицию, ко¬
торую вы заняли как члены великодержавной и господствующей нации по
отношению к угнетенным царизмом нациям, в том числе и к украинской
(главным образом статья «О национальной гордости великороссов», «Сд».
№ 35). Эта статья не анациональная, а именно национальная в полном про¬
летарском значении этого слова и потому глубоко интернациональная. Она
имеет большое педагогическое значение» (оценку статьи Левинского см.:
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 130). В то же время
в письме Шляпникова из Стокгольма, датированном февралем 1915 г., упо¬
минается о том, что статья «О национальной гордости великороссов» мно¬
гим пришлась не по вкусу. «Делают вывод о „национализме44 большевиков»,
(ЦПА НМЛ, ф. 2, оп. 5, ед. хр. 533, л. 3). Один из членов Заграничного сек¬
ретариата Организационного комитета меньшевиков (ЗСОК) С. Семковский
(С. Ю. Бронштейн) называл ленинскую статью проповедью «революцион¬
ного национализма» («Известия ЗСОК», 14 июня 1915 г.). Против статьи
Ленина выступал также Бухарин (см. «Правда», 13 августа 1924 г.).
*4 См. «Ленинский сборник», XI, стр. 258.
45 Большевики разъясняли солдатам, которых заставляли присягать на
верность царю и отечеству, что между «царем и отечеством лежит целая
пропасть», что они враги (см., например, «Листовки большевистских орга¬
низаций в первой русской революции 1905—1907 гг.», ч. 2. М., 1956, стр. 567).
В листовках проводилась мысль о том, что «...Россия разделилась на две ча¬
сти. Одна Россия — это весь трудящийся парод — рабочие и крестьяне и все
честные люди, что стоят за парод. Другая Россия — это царь со своими ми¬
нистрами, великими и малыми князьями и другими вельможными дармое¬
дами» (там же, ч. 3. М., 1956, стр. 269). Самарский комитет большевиков
прямо указывал, что «у нас не одно отечество, что в нашем отечестве два
отечества...» (там же, ч. 1. М., 1956, стр. 580). При этом большевики обра¬
щались к патриотическим чувствам народных масс, напоминая им о долге
перед родиной, любви к отечеству, которое для народа дороже любого на¬
чальства (там же, ч. 3, стр. 190; термины «отечество» и «родина» употреб¬
лялись в листовках как равнозначные). «...Как может честный солдат защи¬
щать начальство и царя, которые грабят, жгут, мучают, насилуют эту до¬
рогую нашему сердцу родину?» — писал Костромской комитет РСДРП (там
же, ч. 3, стр. 269).
352
ском патриотизме и т. д., как правило, оставались в тени. Больше¬
вистские комитеты либо просто повторяли классическую формулу
Маркса и Энгельса, либо вообще обходили эту сложную проблему,
сознательно или бессознательно не желая обострять того серьезно¬
го противоречия между пролетарским интернационализмом и мел¬
кобуржуазным патриотизмом, которое выявилось с первых же
дней мировой войны — первой для России после 1812 г. большой
войны подлинно национального масштаба, ставшей настоящим эк¬
заменом для всего социального строя страны.
Даже не располагая исчерпывающей информацией о положе¬
нии на родине, Ленин не мог не чувствовать, что с началом войны
весь комплекс вопросов, связанных с отношением пролетариата к
отечеству, включая сам объем этого понятия, стал своего рода
«узким» местом в системе марксистской идеологии. Бойна показа¬
ла, какую огромную роль играет национальный вопрос даже в
сравнительно «упорядоченной» в этом отношении старой Европе,
не говоря уже об Азии или Африке, насколько остры еще нацио¬
нальные противоречия и как легко национальные чувства могут
взять верх даже над классовым сознанием многомиллионных масс
пролетариата. В этих условиях уже нельзя было ограничиваться
простым повторением старой марксистской формулы «рабочие
не имеют отечества», нуждавшейся в более полной и разносторон¬
ней интерпретации.
В то же время необходимо было дать четкий и недвусмыслен¬
ный ответ на вопрос о том, означает ли курс на превращение войны
империалистической в войну гражданскую и тактика револю¬
ционного пораженчества (делающая ставку на разрушение су¬
ществующих отечеств) призыв к строительству новых, пролетар¬
ских отечеств на «пустом» месте или же речь идет лишь о том, что
пролетариату следует взорвать только буржуазную (или добуржу-
азную) надстроечную оболочку этих старых отечеств, расчистив
тем самым почву для развития тех национальных элементов, кото¬
рые выходят за узкоклассовые рамки буржуазного строя. Наконец,
нужно было выяснить, в какой мере идея мировой революции, ко¬
торая приобрела в это время особую актуальность, совместима с
идеей революции национальной, революции, происходящей на на¬
циональной основе и в национальных масштабах. Означает ли ло¬
зунг мировой революции отказ от лозунга революции национальной
или мировой революционный переворот складывается из цепи более
или менее самостоятельных, хотя и взаимосвязанных, революций,
совершаемых в традиционных рамках отдельных отечеств? Ответ
на эти вопросы был дан Лениным и в статье «О национальной гор¬
дости великороссов» и в ряде других произведений военного перио¬
да, которые не рассматриваются в данной работе.
Но исходным пунктом оставалась при этом проблема маркси¬
стского понимания отечества — одна из тех стержневых проблем,
мимо которой не мог пройти вождь и теоретик революционной
12 Источниковедение
353
пролетарской партии. Она не была в 1914 г. новой ни для боль¬
шевистской партии в целом, ни для самого Ленина. Задача заклю¬
чалась в том, чтобы дать ей более глубокое обоснование, уточнить
формулировки, сделать ее, наконец, интегральной частью склады¬
вавшейся в то время общей концепции империализма как кануна
социалистической революции. Вся тяжесть этой теоретической ра¬
боты легла на плечи Ленина.
Несколько слов о терминологии, тем более что этот вопрос не
мог не стоять и перед Лениным, когда он писал статью «О нацио¬
нальной гордости великороссов». В самом деле, правомерно ли для
последовательного интернационалиста употребление понятия «ро¬
дина»? Являются ли понятия «отечество» и «родина» разнопоряд¬
ковыми категориями или это понятия-синонимы?
Прежде всего следует подчеркнуть, что никакого существенно¬
го различия в ленинском понимании этих терминов нет. Но если
учесть, что понятие «отечество» было предельно опошлено в те
годы буржуазно-монархическими идеологами, то станет ясно, по¬
чему Ленин говорил в дореволюционный период о родине пролета¬
риата, а не о пролетарском отечестве. Однако после победы Октяб¬
ря он неоднократно и без всяких оговорок оперирует таким тер¬
мином, как «социалистическое отечество». Заметим далее, что до
1917 г. Ленин резко и определенно разграничивает и противопо¬
ставляет «родину» Романовых и Пуришкевичей и родину русского
народа — пролетариата и крестьянства46. При этом он прямо го¬
ворит о том, что великорусский сознательный пролетарий любит
«свой язык и свою родину» 47. И почти одновременно с этим дру¬
гое, не менее категорическое высказывание: «Пролетариат не мо¬
жет любить того, чего у него нет. У пролетариата нет отечест¬
ва» 48. Но если между понятиями «отечество» и «родина» нет ни¬
какой существенной разницы, то остается лишь предположить,
что во всех своих теоретических работах по национальному вопро¬
су, по крайней мере начиная с последних предвоенных лет, Ленин
исходит из концепции двух отечеств, хотя и не высказы¬
вает эту мысль в прямой форме. Так происходит теоретическое
закрепление того, к чему большевистские комитеты подходили
интуитивно, как мы видели, еще в антивоенных листовках 1905 г.
Две нации в каждой современной нации — две культуры в каж¬
дой национальной культуре — два отечества — два патриотизма —
46 Ср. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107, 109.
Уже в 1912 г. Ленин разграничивал отношение к родине со стороны правя¬
щих классов и народных масс: «Не очевидно ли, что помещики, например,
иначе понимают „истинную любовь к родине“, чем крестьяне, хотя бы и те
и другие были „монархистами**» (В. И. Лени н. Полное собрание сочине¬
ний, т. 22, стр. 217). Последнее положение очень важно для понимания ге¬
незиса ленинской концепции национальной гордости.
47 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107.
48 Там же, стр. 32.
354
две национальные гордости — таков ряд исторических категорий,
которыми фактически оперирует Ленин осенью 1914 г. Интересна
в этой связи ленинская мысль, нашедшая отражение в плане бро¬
шюры «Европейская война и европейский социализм», где само
понятие «отечество» как бы делится на составные элементы: «Что
рабочие теряют с отечеством? „Вечное44 в отечестве. Отечество,
как буржуазное государство и его границы,— отечество, как
язык, территория etc.»,— пишет Ленин49. При этом пролетариат,
как видно из статьи «О национальной гордости великороссов», от¬
носится к этим элементам совершенно различно: он решительно
выступает против буржуазного и буржуазно-помещичьего госу¬
дарства (и желает поражения царской монархии), признавая вме¬
сте с тем свою кровную, неразрывную связь с землей предков, род¬
ным языком и т. д. Однако при капитализме и эта связь (особенно
у зависимых, угнетенных наций) деформирована и искажена на¬
сильственным вмешательством правящих классов и государства.
Поэтому лишь с разрушением буржуазных отечеств, подчеркивал
Ленин, трудящиеся могут получить подлинную «„связь с зем¬
лей44, свободу родного языка... и блага культуры» 50.
Итак, и при капитализме у пролетариата есть свое отечество —
родина (хотя пределы этого понятия строго ограничены), есть по¬
этому и свое, пролетарско-классовое, последовательно демократи¬
ческое понятие патриотизма и национальной гордости. Но у про¬
летариата эти традиционные, классические понятия принципиаль¬
но, качественно отличаются от буржуазно-монархических поня¬
тий отечества, патриотизма и национальной гордости. Эта мысль
является лейтмотивом всей ленинской статьи.
Буржуа гордится тем, что «Великая Россия» безраздельно рас¬
поряжается судьбами и душит десятки народов. Пролетариат, на¬
против, считает, что шайка Романовых, Бобринских, Пуришкеви-
чей позорит великорусское национальное достоинство, являясь
худшим врагом своей родины. Буржуа с фальшивым пафосом
кричит об «отечестве» и призывает рабочих проливать кровь во
имя «единой и неделимой» России. Для пролетариата такой бур¬
жуа и тот, кто идет за ним,— всего лишь раб самодержавия, «вы¬
зывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения
холуй и хам»51. «Интерес (не по-холопски понятой) националь¬
ной гордости великороссов,— подчеркивал Ленин,— совпадает с
социалистическим интересом великорусских (и всех иных) проле¬
тариев» 52. И именно потому, что национальная гордость в ее под¬
линном, пролетарском понимании неотделима от социализма и ин¬
тернационализма, рабочий класс получает в ней дополнительный 49 50 51 *49 Там же, стр. 365.
50 См. там же, стр. 124.
51 Там же, стр. 108.
22 Там же, стр. 110.
355
12*
стимул к борьбе за создание «свободной и независимой, самостоя¬
тельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии,
строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе
равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом
принципе привилегий» 53.
Решающей и всеопределяющей национальной традицией рево¬
люционного русского пролетариата является, по мысли Ленина,
традиция борьбы за освобождение своей родины и всего че¬
ловечества от одного из оплотов мировой реакции — царизма, тра¬
диция борьбы за демократию и социализм. Главное, чем может
и должен гордиться русский пролетариат, подчеркивает Ленин,
заключается в том, тго «великорусская нация тоже создала рево¬
люционный класс, тоже доказала, что она способна дать челове¬
честву великие образцы борьбы за свободу и за социализм» 54, вы¬
двинув Радищева, декабристов, революционеров-семидесятников
и героев баррикад 1905 г. Главное — это гордость за то, что «на¬
ция рабов», как называл русских в середине XIX в. Чернышев¬
ский, проснулась к активной революционной борьбе, в ходе кото¬
рой великорусский рабочий класс создал могучую революционную
партию, а великорусский мужик начал становиться демократом,
свергать попа и помещика55.
Знаменательно, что в статье «О национальной гордости велико¬
россов» Ленин (Вновь обращается к своему любимому писателю —
Чернышевскому. Чернышевский и его герои оказали огромное
влияние на формирование всего мировоззрения молодого Ленина.
Недаром он назвал впоследствии роман «Что делать?» произведе¬
нием, которое дает заряд на всю жизнь. Имя Чернышевского оли¬
цетворяло для Ленина русскую революционную традицию и под¬
линно демократическую русскую культуру, ее гуманизм и свободо¬
любие. Вот почему вождь большевистской партии так живо инте¬
ресовался его взглядами на проблему патриотизма и национальной
гордости. Чернышевский глубоко и искренне любил свою родину,
свой народ. Однако революционер-патриот нашел в себе силы с
болью и горечью сказать о России: «Жалкая нация, жалкая на¬
ция! — Нация рабов,— снизу доверху, все сплошь рабы...»56
Высказывание Чернышевского было глубоко созвучно собствен¬
ным мыслям Ленина об историческом прошлом России и русского
народа. «...Это были слова настоящей любви к родине, любви, тос¬
кующей вследствие отсутствия революционности в массах велико¬
53 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 108.
54 Там же, стр. 107—108.
55 См. там же, стр. 107.
56 Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. XIII. М., 1949, стр. 197.
Ленин цитировал в своей статье это высказывание Чернышевского по памя¬
ти с некоторыми сокращениями: «жалкая нация, нация рабов, сверху до¬
низу — все рабы» (В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107).
356
русского населения»,— писал он в статье «О национальной гордо¬
сти великороссов» 57. Именно поэтому Ленин дважды использовал
высказывание Чернышевского о «нации рабов»: весной 1910 г. в
статье «За что бороться?» 58 и осенью 1914 г. в работе «О нацио¬
нальной гордости великороссов».
И уже в 1910 г. он с радостью отметил те большие перемены,
которые произошли в России за полвека после падения крепост¬
ного права. Если в 60-х годах XIX в. Чернышевский искал и не
находил революционного народа, то теперь, в начале XX в., «нация
рабов» впервые превратилась в нацию, «способную под руководст¬
вом пролетариата довести до конца борьбу с гадиной самодержа¬
вия и потянуть к этой борьбе массы» 59. В статье «О национальной
гордости великороссов» Ленин снова с удовлетворением подчерк¬
нул, что если во времена Чернышевского революционности в мас¬
сах великорусского населения еще не было, то «теперь она уже
есть», хотя еще и в недостаточной мере60.
Эта, отмеченная Лениным, связь демократическо-революцион¬
ной и пролетарско-интернационалистской традиций затрагивает и
такую острейшую проблему, как поражение «своего» правитель¬
ства в несправедливой, реакционной войне. Достаточно напомнить,
что Чернышевский выступал во время интервенции Николая I в
Венгрии, а также в период Крымской войны и польского восста¬
ния 1863 г. за поражение царизма. В условиях империалистиче¬
ской войны подлинно патриотическая традиция борьбы с царизмом
также привела большевиков к тактике революционного поражен¬
чества, носившего при этом в отличие от пораженчества Черны¬
шевского глубоко действенный характер. «...Нельзя великороссам
„защищать отечество*4 иначе, как желая поражения во всякой
войне царизму, как наименьшего зла для 9/ю населения Велико¬
россии...» — писал Ленин61. Через поражение «своего» империа¬
листического правительства к революции, созданию социалистиче¬
ского отечества и его защите — вот программа, намеченная Лени¬
ным для социалистов всех без исключения воюющих стран. Отме¬
тая клеветнические обвинения официозной и буржуазной прессы
в «национальной измене», большевики решительно восстали против
всякого отождествления их пораженчества с германофильством,
неизменно подчеркивая, что революционеры действуют не в инте¬
ресах той или иной империалистической группировки, а в инте¬
ресах мировой революции 62.
57 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107.
58 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 19, стр. 214
59 Там же, стр. 214—215.
60 См. В. И. Лени н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107.
61 Там же, стр. 108—109.
62 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 50; т. 37,
стр. 298.
357
Анализ ленинских произведений показывает, что вождь боль¬
шевистской партии проводил очень четкую грань между царской
монархией и русским народом, между «проклятой» империей Рос¬
сийской и Россией — родиной десятков миллионов рабочих и кре¬
стьян, между Россией — реакционной империалистической дер¬
жавой и Россией борющегося против самодержавия революцион¬
ного народа. В первые месяцы войны, когда, по словам Н. К. Круп¬
ской, «малейшее неловкое выражение, всякий неверный тон»
могли дать повод к злостной фальсификации антивоенной плат¬
формы партии63, Ленин неизменно подчеркивал, что большевики
выступают за поражение царской монархии, а не русского народа.
Можно вспомнить в этой связи и более раннее высказывание Ле¬
нина в статье «Падение Порт-Артура» (1905 г.): «Не русский на¬
род, а русское самодержавие начало эту колониальную войну...
Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному пораже¬
нию» 64. Характерно, что в Манифесте ЦК РСДРП «Война и рос¬
сийская социал-демократия» Ленин не повторяет данную им в
«Тезисах о войне» характеристику царской армии как черносотен¬
ных банд русского царизма65. Можно предположить, что он учел
при этом мнение товарищей66, а также возможность неправильно¬
го толкования подобного тезиса со стороны солдатских масс, ин¬
тересы которых были бесконечно далеки от корыстных интересов
правящих классов.
В годы мировой войны Ленин вновь возвращается к высказан¬
ной им еще в 1904—1905 гг. мысли об ответственности царизма,
оказавшегося неспособным организовать фронт и тыл, за военные
поражения России. Естественно, он подходил к этому вопросу с
принципиально иных по сравнению с буржуазно-либеральными
критиками самодержавия из так называемого прогрессивного бло¬
ка позиций, разоблачая преступную романовскую клику как рево¬
люционер-интернационалист. Современники вспоминают, как в
реферате, прочитанном в октябре 1914 г. в Цюрихе, Ленин исполь¬
зовал совершенно «непатриотическое» выражение: «молодцы нем¬
цы». При этом он разъяснял, что, не закрывая глаза на хищниче¬
скую природу германского империализма, ведущего грабительскую
войну, нужно учиться у немцев организованности и дисциплине 67.
63 ЦПА ИМЛ, ф. 17, он. 11, ед. хр. 29366, л. 3.
64 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 9, стр. 158.
65 См. В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 5.
66 В. А. Карпинский в письме Ленину от 27 сентября 1914 г. обращал
внимание па то, что «непрактично, нетактично, недипломатично такое упо¬
минание в листке, который говорит о работе в этих самых войсках. Да и
разве вся армия в целом это „черносотенные банды11? Разве она в значи¬
тельной степени не состоит и из лучших элементов пролетариата?» («Ле¬
нинский сборник», XI, стр. 256).
07 См. воспоминания М. М. Харитонова.— «Записки Института Ленина»,
[вып.] II. М., 1927, стр. 117. Через 3,5 года в статье «Главная задача наших
358
Так Ленин подводил партию и авангард рабочего класса к по¬
ниманию сложнейшей связи между признанием революционной
целесообразности военного поражения, издавна считавшегося сино¬
нимом национального унижения, и национальной гордостью в под¬
линном, пролетарском смысле этого слова. Известно, что ленин¬
ская тактика пораженчества строилась в расчете на революцион¬
ный выход народов из войны. Однако даже в том случае, если бы
данная схватка империалистических хищников закончилась не
революцией, а временной стабилизацией капитализма, поражение
царской монархии — «самого реакционного и варварского прави¬
тельства, угнетающего наибольшее количество наций и наиболь¬
шую массу населения Европы и Азии»68,— явилось бы, по мысли
Ленина, меньшим злом по сравнению с военной победой самодер¬
жавия, которая могла бы отсрочить его гибель и задержать приход
новой русской революции.
Принимая во внимание ультрареакционный характер царизма,
большевики считали, что даже самые тяжелые условия империа¬
листического мира были бы менее опасны для дела революции и
социализма, чем сохранение русского военно-феодального импе¬
риализма, не только экономически и политически угнетающего
9/ю населения Великороссии, но и деморализующего, унижающего,
обесчещивающего и проституирующего его, «приучая к угнетению
чужих народов» 69.
Необычайно сильно звучат в этой связи в ленинской статье
слова Энгельса: «Не может быть свободен народ, угнетающий дру¬
гие народы» 70. Это кардинальное положение революционного марк¬
сизма, логически связанное с лозунгом самоопределения наций,
Ленин развивал еще до войны. «...Лозунг самоопределения не яв¬
ляется абстрактной фразой. Он является прежде всего орудием
борьбы против великорусского национализма, который в течение
столетий воспитывал массы народа, массы солдат в убеждении, что
дней», развивая это положение, Ленин писал: «„Ненависть к немцу, бей
немца11 — таков был и остается лозунг обычного, т. е. буржуазного, патрио¬
тизма. А мы скажем: „Ненависть к империалистическим хищникам, нена¬
висть к капитализму, смерть капитализму*4 и вместе с тем: „Учись у нем¬
ца! Оставайся верен братскому союзу с немецкими рабочими,именно не¬
мец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисцип¬
лины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машин¬
ной индустрии, строжайшего учета и контроля» (В. И. Лени н. Полное
собрание сочинений, т. 36, стр. 82).
68 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 21.
69 Там же, стр. 109.
70 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 18, стр. 509. Ленин неод¬
нократно использовал это высказывание Энгельса (см., например, работу
«О праве наций на самоопределение».— В. И. Ленин. Полное собрание со¬
чинений. т. 25, стр. 276; отчет о цюрихском реферате Ленина (1914 г.).—
«Красный архив», т. 1, 1939, стр. 52). К такой мысли подходил и Чернышев¬
ский, когда писал: «...нация губит сама себя, порабощая человечество...»
(Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. VII. М., 1950, стр. 287).
359
земли и народы, завоеванные их оружием, их кровью, являются
их законной добычей, с которой можно поступать как с их собст¬
венностью, с объектом эксплуатации»,— говорил в марте 1914 г.
Ленин71.
В этой связи становится понятным, почему Ленин должен был
поставить вопрос о национальной гордости именно великорус¬
ских сознательных пролетариев и великорусских социал-
демократов, выделяя их из общей массы многонационального ра¬
бочего класса Росиии и его революционной партии. Недаром в
статье «О национальной гордости великороссов» Ленин подчерки¬
вал, что выяснение отношения пролетариата к патриотизму и на¬
циональной гордости приобретает особый смысл в такой стране,
как Россия. «Нам,—писал он,—представителям великодержавной
нации крайнего востока Европы и доброй доли Азии, неприлично
было бы забывать о громадном значении национального вопро¬
са;— особенно в такой стране, которую справедливо называют
,,тюрьмой народов44...» 72 Перед лицом угнетенных народов России,
перед лицом трудящихся всех стран великорусский пролетариат
должен был прежде всего решительно отмежеваться от великодер¬
жавности и деспотического произвола русского самодержавия, от
завоевательных планов царизма в войне, от его империалистиче¬
ской национальной политики. Это был единственный способ поло¬
жить конец лживым легендам о «единении» русского царя с наро¬
дом, о примирении великорусского пролетариата с великорусской
буржуазией в интересах победы над «общим» внешним врагом.
В декабре 1914 г. подобная постановка вопроса уже не была для
Ленина новой. В работе «О праве наций на самоопределение»,
71 «Ленинский сборник», XVII, стр. 233. С источниковедческой точки зре¬
ния интересно также отметить, что статья «О национальной гордости вели¬
короссов» является дальнейшим развитием ряда идей, выдвинутых россий¬
ской социал-демократией еще во времена старой «Искры». В первом же но¬
мере газеты Ленин выступил со статьей «Китайская война», в которой по¬
ставил вопрос о возможности развращающего влияния националистической
пропаганды на рабочих (см. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений,
т. 4, стр. 382—383). Начатая Лениным линия была продолжена в статье
К). О. Мартова «Рабочий класс и „русское знамя11» («Искра», № 2, февраль
1901 г.). В написанной им же передовой 19-го номера «Патриотизм и пра¬
вящая клика» говорилось: «„Патриотизму4* правящей шайки, убивающей
рабочих ради сохранения барышей Ротшильда, отдающей тем же Ротшиль¬
дам в виде процентов на займы распоряжение продуктами труда будущих
поколений русского народа и прикрывающей государственную измену,
свившую себе гнездо среди его доверенных агентов, этому патриотизму са¬
модержавия мы, „международные** агитаторы, мы, русские представители
международной социал-демократии, противопоставляем стремление к избав¬
лению родины от развращающего ее политического строя, сделавшего ее
в глазах цивилизованного мира „пятном невежества на карте Европы**,
стремление вывести ее на путь свободного развития и завоевать русскому
народу уважение передового человечества» («Искра», 1 апреля 1902 г.).
72 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 106—107.
360
разоблачая великодержавный национализм великорусских черно¬
сотенцев и великорусской буржуазии, он специально подчеркивал
особые задачи, стоящие в этой связи перед великорусским проле¬
тариатом73. Таким образом, даже с точки зрения терминологии
статья «О национальной гордости великороссов» имеет вполне оп¬
ределенную связь с более ранними ленинскими работами, продол¬
жая и развивая ту линию, которая была намечена Лениным еще
в довоенный период и стала особенно необходимой во время
войны.
В. И. Ленин не случайно отмечал в анализируемой нами
статье, что постановка вопроса о национальной гордости приобре¬
тает особую актуальность в период войны — «в такое время, ког¬
да именно на дальнем востоке Европы и в Азии капитализм будит
к жизни и к сознанию целый ряд „новых44, больших и малых на¬
ций;— в такой момент, когда царская монархия поставила под
ружье миллионы великороссов и „инородцев44, чтобы „решить44
целый ряд национальных вопросов сообразно интересам совета
объединенного дворянства и Гучковых с Крестовниковыми, Дол¬
горуковыми, Кутлерами, Родичевыми» 74.
Война чрезвычайно обострила все нерешенные проблемы меж¬
национальных отношений, создавая объективные предпосылки
для подъема национально-освободительного движения в самых
различных уголках земного шара, в самых отдаленных колониаль¬
ных и зависимых странах, для которых весь комплекс националь¬
ных вопросов, в том числе и вопрос о патриотизме, представлял
особый интерес не только в теоретическом, но и в практически-
политическом плане. Это обстоятельство, несомненно, также сыг¬
рало немаловажную роль при создании статьи «О национальной
гордости великороссов».
Важное значение национального вопроса в условиях войны
обусловило полемическую заостренность заключительной части
статьи, являющейся продолжением той напряженной борьбы с
противниками и вульгаризаторами национальной программы пар¬
тии, которую Ленин вел на протяжении многих лет.
Значительную сложность с источниковедческой точки зрения
представляют седьмой и восьмой абзацы статьи. Здесь Ленин ве¬
дет полемику с теми, кто вольно или невольно оправдывал или
помогал оправдывать социал-шовинизм и буржуазный национа¬
лизм различного рода «экономическими» доводами о прогрессив¬
ности великорусского капитализма, централизующего и сплачива¬
ющего национальные районы России в единый хозяйственный
организм. Сторонники подобной концепции неизбежно должны
были прийти к выводу о необходимости «защиты отечества»,
73 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 274—276,
а также стр. 17.
74 В. И. Л о н и н. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 107.
361
пагубности так называемого распада России, абсурдности права
наций на государственное отделение и т. д. Они легко могли дока¬
титься и до оправдания колониализма: ведь еще в 1911 г. в пись¬
ме А. М. Горькому Ленин отмечал, что «ревизионисты давно
твердят, что-де колониальная политика прогрессивна, насаждает
капитализм...» 75
Но кто они, эти безымянные оппоненты, готовые доказывать
преимущества капиталистического прогресса и централизации
над полуфеодальной разобщенностью и дикостью, не останавлива¬
ясь даже перед оправданием империалистической великодержав¬
ности? Конечно, Ленин направляет здесь удар и против Маслова,
и против Плеханова, ставших с началом войны социал-патриота¬
ми прежде всего по «материалистически-экономическим» моти¬
вам. Но круг идейных противников Ленина гораздо шире. Доста¬
точно напомнить, например, что буквально накануне войны
в 5-м и 6-м номерах ликвидаторского журнала «Наша заря» была
опубликована большая статья польского социал-демократа К. За-
левского (Трусевича) «Национальный вопрос в России», где до¬
казывалось, что в условиях зрелого капитализма государственная
независимость как форма национального самоопределения не от¬
вечает уже основной экономической тенденции развития общест¬
ва 76. Не выступая открыто против программного положения
РСДРП о праве наций на самоопределение, Залевский заявлял,
однако, что стремление угнетенных наций к государственному
отделению является в XX в. лишь исключением, тогда как основ¬
ными формами самоопределения стали якобы областное самоуп¬
равление и культурно-национальная автономия. При этом он ис¬
кажал ленинскую постановку вопроса о праве наций на самоопре¬
деление, приписывая большевикам «требование разделения Рос¬
сии на отдельные национальные государства»77, и резко крити¬
ковал работу Ленина «О праве наций на самоопределение» 78.
Украинский социал-демократ Л. Юркевич (Рыбалка) в 1913 г.
в журнале «Дзвш» называл право на самоопределение «пустой и
никому не нужной фразой», утверждая, что «все угнетенные нации
добиваются теперь только национально-политических прав в гра¬
ницах своего государства» 79. Несколько позже, в начале 1915 г.,
Юркевич писал в ЦК РСДРП, что он стоит за «демократические
75 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 48, стр. 12.
76 «Наша заря», N° 5, 1914, стр. 18.
77 Там же, стр. 25.
78 В ходе войны К. Залевский признал ошибочность своей прежней по¬
зиции и согласился с лозунгом самоопределения наций вплоть до государст¬
венного отделения (см. письмо Залевского В. И. Ленину, написанное в мае
1915 г.— ЦПА НМЛ, ф. 2, он. 5, ед. хр. 556, л. 3).
79 «Ленинский сборник», XVII, стр. 273. Полемика с Юркевичем зани¬
мает немалое место в работе Ленина «Критические заметки по националь¬
ному вопросу» (см. В. И. Лен и н. Полное собрание сочинений, т. 24,
стр. 127—130).
362
реформы» в области национального вопроса: территориальную ав¬
тономию — для более или менее крупных наций и культурную
автономию — для мелких, обвиняя без всяких на то оснований
большевистскую национальную программу в «сепаратизме» 80.
Таким образом, число противников ленинской постановки во¬
проса о праве наций на самоопределение вплоть до государственно¬
го отделения было немалым. Не случайно поэтому в статье «О на¬
циональной гордости великороссов» мы вновь сталкиваемся с про¬
должением старых споров, начатых Лениным еще накануне вой¬
ны в работах «Критические заметки по национальному вопросу» и
«О праве наций на самоопределение». Связь этих произведений со
статьей «О национальной гордости великороссов», уже отмечав¬
шаяся выше, становится особенно ощутимой именно в последних
абзацах статьи81. Еще раз в очень сжатой, почти конспективной
форме Ленин повторяет здесь основные положения марксистской
концепции национального вопроса: 1) с точки зрения националь¬
ных отношений, наилучшие условия для развития капитализма
представляет национальное государство; 2) выступая против ка¬
ких бы то ни было национальных привилегий, пролетариат выдви¬
гает для всех без исключения наций право на самоопределение
вплоть до государственного отделения; 3) право на отделение не
означает, однако, безусловной целесообразности отделения во всех
случаях; при полном соблюдении демократизма и принципа добро¬
вольности революционная социал-демократия стоит на позициях
национального централизма и выступает против отделения малых
народов от крупных, экономически развитых государств.
Вполне естественно, что в условиях войны, когда националь¬
ные вопросы решались силой штыка и грубого принуждения, Ле¬
нин делал упор именно на втором из этих тезисов, подчеркивая,
что, как бы ни сложились судьбы различных наций, населяющих
Россию, с точки зрения интересов самого великорусского проле¬
тариата, необходимо полное равноправие всех угнетенных наро¬
дов, полная свобода в решении вопроса об их государственном
статусе. Это равноправие было, по мысли Ленина, залогом содру¬
жества всех народов России в борьбе за социализм, главным дви¬
гателем которой выступал великорусский пролетариат. И очень
символично, что в конце статьи Ленин снова обращается к Марк¬
су, в котором он видел образец подлинного интернационалиста,
выступавшего с требованием свободы и национальной независи¬
мости Ирландии в интересах социалистического движения анг¬
лийских рабочих82.
80 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 10, ед. хр. 1617, лл. 1 об.—2.
81 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 109—110.
82 Подробно вопрос об отношении Маркса к ирландскому национально¬
му движению был изложен Лениным в 8-м разделе работы «О праве наций
на самоопределение» (см. В. И. Ленин. Полноте соорание сочинений, т. 25,
стр. 300-307).
363
Приведенный нами материал показывает, что даже небольшая,
занимающая всего четыре печатные страницы ленинская работа
явилась результатом тщательного изучения огромного количества
самых разнообразных документов. Вместе с тем Ленин предстает
перед нами как страстный революционер-публицист и мыслитель,
новатор, постоянно углубляющий и оттачивающий свою мысль,
ищущий все новые и новые грани рассматриваемого явления, как
политический деятель и человек, мужественно идущий «против
течения», как подлинный патриот и непреклонный интернациона¬
лист, борец за свободу, равноправие и прогресс всех наций.
ЗАМЕТКИ В. И. ЛЕНИНА О НАЗВАНИИ, ПРОГРАММЕ
И СТРУКТУРЕ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
(25 октября 1917 г.)1
Е. А. Луцкий
Перед советскими историками стоит задача изучения произве¬
дений В. И. Ленина для более глубокого понимания и овладения
ленинской мыслью, для овладения методологическими приемами
и методикой исторического исследования.
Правильно понять мысль Ленина, найти конечный, последний
ее вывод или то соответствующее звено в цепи развития, которое
важно для понимания того или другого исторического явления,
можно, только изучив все обстоятельства, в которых создавалось
произведение, изучив предшествующие произведения по этому же
вопросу, всю обстановку в широком и узком смысле слова, т. е.
выяснив влияние на содержание и форму того или иного произве¬
дения как общих условий — исторической эпохи или периода, так
и специфических, так сказать, технических условий, в которых ра¬
ботал автор. Такое изучение наследия Ленина предполагает иссле¬
дование большого ряда его работ, объединенных единой пробле¬
матикой.
Исследование и обсуждение методологических и методических
проблем лучше всего начать с обобщения опыта источниковедче¬
ского анализа отдельных произведений Ленина1 2. Большая работа
в этом отношении проделана при подготовке к изданию трудов
Ленина, особенно Полного собрания сочинений, изданного
1 Все даты в статье по старому стилю.
2 См., например, С. Н. Вал к. Документы 25 октября 1917 года.— «Проб¬
лемы источниковедения», вып. VI. М., 1958; Е. А. Луцкий. Обращение
Петроградского военно-революционного комитета «К гражданам России»
25 октября 1917 года.— Там же, вып. X. М., 1962.
365
в 1958—1965 гг.3 К сожалению, она очень мало освещена в пе¬
чати.
Среди бумаг Ленина с планами и заметками для подготовки
литературных произведений и осуществления практических меро¬
приятий в Центральном партийном архиве Института марксизма-
ленинизма при ЦК КПСС хранится лист с записями Ленина, из¬
вестными под названием (данным им при публикации) «Заметки
об организации аппарата управления» 4. Опубликованы они были
впервые в 1933 г. в «Ленинском сборнике» (XXI) и с тех пор не
воспроизводились ни в публикациях исторических документов, ни
в издаваемых Сочинениях В. И. Ленина 5. Не вошли они и в Пол¬
ное собрание сочинений В. И. Ленина. К тому же единственная
публикация указанных «Заметок» имеет существенные недостат¬
ки, о которых будет сказано далее.
«Заметки» мало изучены и освещены в нашей исторической
литературе. В большей части работ, посвященных истории Вели¬
кой Октябрьской социалистической революции и образованию Со¬
ветского государства, о них совсем не упоминается. Лишь немно¬
гие исследователи использовали «Заметки» при подготовке своих
работ: Д. А. Чугаев изложил некоторые положения «Заметок»
Ленина6, Е. Н. Городецкий и Э. В. Клопов передали предложения
Ленина о структуре и составе Советского правительства. Оба они
предложили уточнение даты возникновения «Заметок», кроме то¬
го, Клопов указал на неточность воспроизведения в публикации
текста этого документа7. М. П. Ирошников, разбирая содержа¬
ние «Заметок», предложил несколько иную, чем названные авто¬
ры, их датировку8. Однако некоторые вопросы принципиального
3Г. Д. О б и ч к и н, М. Я. Панкратова. Сокровищница великих
идей ленинизма (О Полном собрании сочинений В. И. Ленина).— «Вопросы
истории КПСС», 1964, № 4; о н и ж е. Вечно живые идеи Ильича (О томах
переписки В. И. Ленина).—Там же, 1965, № 4; С. Ф. Бут очников а,
Е. Н. Стеллиферовская. О документах, впервые включенных в Сочи¬
нения В. И. Ленина (На материалах 43-го тома Полного собрания сочине¬
ний).— Там же, 1964, № 2; Б. М. Яковлев. О новых документах, публи¬
куемых в 50-м томе Полного собрания сочинений В. И. Ленина.— Там же,
1965, N° 4; М. С. В е с е л и н а, С. Т. Беляков. Из опыта поисков и соби¬
рания документов В. И. Ленина.— Там же, 1966, № 3.
4 ЦПА ИМЛ, ф. 2, on. 1, ед. хр. 4638, л. 1; «Ленинский сборник», XXI,
стр. 91—92.
5 «Хронологический указатель произведений В. И. Ленина», ч. 2. М.,
1962, стр. 114.
6 Д. Чугаев. Первая Конституция Советского государства. (1918). М.,
1949, стр. 11.
7 Е. Н. Городецкий. Рождение Советского государства. 1917—1918 гг.
[М.], 1965, стр. 150—151; Э. В. Клопов. Ленин в Смольном. Государственная
деятельность В. И. Ленина в первые месяцы Советской власти. Октябрь
1917 г.— март 1918 г. М., 1<965, стр. 26—27.
8М. П. Ирошников. Создание советского центрального государст¬
венного аппарата. Совет Народных Комиссаров и народные комиссариаты.
Октябрь 1917 г.— январь 1918 г. М.— Л., 1966, стр. 43.
366
(Л * f/Mi-с*
* у tf gji 4U /s'-, ' - 7>^б о .. / ,'- ■? >
— _ У& * r t* «*<$,
У'С' / * ■’ у у J& у/*?? $ • • f-
- - , . \ ~
v ... w 74 -' * / г' * >«? *
■ ' % г / —* *
t s» • • -т ' • ' //V --
j У ; _ '
yZ pf к С* • к ^ ‘ i' /Л Ч
/ / ' / г,*£г
к у' ■* <•/* *..V* • * ' *
- -ч»де«*с™ -*■- >• .-Ж- —«»■-■- - - - •»-
-Л ^ / /4^ V #Х' '*
-/ / —'*-
■■* Ч • • А/? *?/* ™~~
w
*• *f <k: '!**■ <gz£n n'e f?**y У~ ***$*£??)' * Г
/
fa
*V лЧ/игаЯ uk&f&T&&% >■■ <■■ 4
„ „-/-
■*"*~y f _:
■л
,Г ~
*■#* * Т-»-Л- » ;> 4 9"fbf г Л *f»■*. A*. ^ *** ■ ' «4^ {
4M»4J&-*V. чГГ *4 • 44 * TT ~ 4* ^9 *'
'r —■—<-— \^L..
'* y'i ' ** k* ‘t-** ' -:-*ги. %и6 Л/l . .V.
//
f *«<Г
Заметки о названии, программе и структуре Советского правительства
Автограф Ленина Уменьшено
.значения, поставленные в документе, а именно: вопрос о програм¬
ме деятельности Советского правительства — остались неосвещен¬
ными.
Дальнейшее изучение содержания этого произведения Ленина
и научная его публикация требуют предварительного источнико¬
ведческого анализа его текста. Попытка такого анализа предпри¬
нимается в настоящей статье.
Приведем здесь опубликованный текст Ленина, опуская текст
и научный аппарат составителей:
Назначения
Председатель
к[омис]сии р[е]в[олю]-
ц[ионного] порядка
Б[онч]-Бр[уевич] — заведующий] делами
или «Нар[одный] комиссар р[е]в[олю]ц[и-
онного] порядка»
Генерал Б[онч]-Бр[уевич] справиться и выдвинуть принцип
выдвигания низами начальников вообще
Сокол[ъ] н[и]к[о]в — В е[ст ни к] р[а б о ч е г о] и
+ ? кр[естьянского\ п р а в[и-
т ель с т]в а.
Немедленное создание... комиссии народных комисса¬
ров... (£ м[инист]ры и т[овари]щи м[инист]ра 3)
Каменев — Комиссия законодательных] предположений]
председатель \
«кемис]сии законо- 1 г , ,
дат[ельных] предпо- I при м[ииист]ре председателе]
ложений»] /
Н[адежда] Кенстантиновна] — товерищ] м[инист]ра (при Луна-
черском])
орг[ани]зе]ция братанья на всех фронтах...
введение] немедленно] прогр[аммы]-мин(имум] (сециалистов]-
р(еволюционеров] и сециал]-д[емократов])
огранич[енье] жалов[анья] 500 р[ублями] в м[еся]ц.
2 стенографистки для диктовок и диктов[альная] машина
объявление запасов сырья и всяких продуктов вообще
«Собр[ание] уз[аконений] и распоряжений] и актов прав[итель-
ст]ва»
368
Сравнение подлинника и публикации показывает, что послед¬
няя не совсем точно передает текст Ленина.
В «Ленинском сборнике» напечатано: «Немедленное создание...
комиссии народных комиссаров...» 9
Между тем по фотокопии отчетливо видно, что Ленин написал
не «комиссии», а «комиссий». Клопов уже указывал на эту
неточность, но не раскрыл ее значения для понимания предложе¬
ния Ленина10 11. После процитированного выше предложения
в сборнике написано в строку: (м[инист]ры и т[овари]щи м[ини-
ст]ра)»п. В рукописи же Ленина это предложение выделено
в особый абзац, что несколько меняет его смысл. В сборнике никак
не отмечено наличие в рукописи рисунка, набросанного слева от
записи «Сокол[ь]н[и]к[о]в» и т. д.
Анализ «Заметок» следует начать с внешних особенностей
документа.
Записи сделаны несомненно рукой Ленина, его характерным
почерком, на нормальном полулисте линованой писчей бумаги.
Текст написан остроочиненным карандашом, как привык это де¬
лать Ленин с юных лет 12. Следует обратить внимание, что изуча¬
емый текст он написал не убористым почерком, чернилами, как
обычно писал официальные документы или произведения, пред¬
назначенные для печати, а размашистым почерком, но ровными
строками, соблюдая линии бумаги. Эти графологические наблюде¬
ния позволяют сделать вывод, что записи сделаны в достаточно
спокойной обстановке, сидя за столом, на котором лежал лист
бумаги. Другие особенности записей показывают, что они пред¬
ставляют заметки для себя и что текст их написан не сразу,
а отдельные положения записывались после некоторого переры¬
ва, занятого обдумыванием или разговором (причем, начиная
записи, автор, видимо, не имел заранее определенного плана всего
их содержания). Такое предположение может быть мотивировано
тем, что рукопись имеет не только много сокращений, но разные
положения разделены отчеркнутыми горизонтальными линиями,
некоторые положения написаны более крупно, например «дикто¬
вальная] машина» и др.
Первое слово «Назначения» написано в тексте более крупными
буквами как заголовок всей записи, но скоро записи касаются
уже другой темы. Некоторые записи явно представляют собой
вставки или приписки к ранее написанному, например «Предсе¬
датель к-сии рвц порядка», «председатель ,,к-сии законодат. пред¬
положи». Рисунок левее записи о Сокольникове, вероятно, сделан
автором во время разговора с собеседником (собеседниками).
9 «Ленинский сборник», XXI, стр. 91.
10 Э. В. К л о п о в. Указ, соч., стр. 27.
11 «Ленинский сборник», XXI, стр. 91.
12 Д. И. Ульянов. Воспоминания о Владимире Ильиче, изд. 2-е. М..
1966, стр. 16.
369
В рукописи Ленина нет даты и каких-либо прямых указаний
на время написания. По содержанию видно, что документ связан
с образованием Советского правительства и относится ко време¬
ни, когда еще не были определены окончательно название и сос¬
тав его, вернее, когда Ленин еще не написал проект постановле¬
ния II Всероссийского съезда об образовании правительства и
еще не решил для себя окончательно, как называть членов Со¬
ветского правительства. В рукописи даны обозначения: народный
комиссар, председатель комиссии, министр. Редакция сборника,
в котором была опубликована рукопись, датировала ее в общем
верно: «Не позднее 26 октября 1917 г.» 13. Но нельзя ли дату
определить точнее? Исследователи уже указывали с большим
основанием, что правильнее отнести происхождение этой рукопи¬
си к ночи на 25 октября 1917 г., и считали возможным написание
ее во время заседания Центрального Комитета партии большеви¬
ков в ночь на 25 октября 1917 г., когда впервые ЦК партии
обсуждал вопрос о структуре и составе Советского правительства 14,
а Ирошников относит появление ее «в один из последующих
дней» после заседания ЦК большевиков 21 октября, но, «по-види¬
мому, не позднее 25 октября» 15.
Для уточнения происхождения разбираемых записей Ленина,
а также для анализа их содержания необходимо рассмотреть ис¬
торию этого ночного заседания. Воспоминания участников дают
возможность представить обстановку ночного заседания ЦК и со¬
держание обсуждавшихся вопросов. Воспоминания эти противоре¬
чивы, содержат неточности и явные ошибки, более всего хроноло¬
гического порядка, например ночное заседание ЦК 24—25 ок¬
тября смешивается с дневным заседанием ЦК 26 октября. Но
сопоставление их позволяет выяснить многое.
В. П. Милютин в воспоминаниях, опубликованных к первой
годовщине Октябрьской революции, воспроизводя, по его словам,
записи из своего дневника, указал время, место и состав заседа¬
ния: «24 октября, в 12 часов ночи, или еще позднее — в бурные
дни Октябрьского переворота время в счет не шло, и многие из
нас не спали в течение нескольких суток — Центральный Коми¬
тет партии (большевиков) заседал в маленькой комнатке № 36,
в 1-м этаже Смольного.
Посреди комнаты — стол, вокруг — несколько стульев, на пол
сброшены чьи-то пальто... В углу лежит тов. Берзин (член Ц.К.,
нынешний швейцарский посол) 16,— ему нездоровится.
13 «Ленинский сборник», XXI, стр. 91.
14 Е. Н. Городецкий. Указ, соч., стр. 150; Э. В. Клопов. Указ, соч.,
стр. 26 —27.
15 М. П. И р о ш н и к о в. Указ, соч., стр. 43.
16 Я. А. Берзин (1881—1941 гг.) на VI съезде РСДРП (б) был избран
членом ЦК, в 1918 г.— советский полпред в Швейцарии.
370
В комнате исключительно члены Ц.К.: Ленин, Троцкий, Сталии,
Смилга, я, Каменев, Зиновьев. Остальные разошлись но делам.
Время от времени стук в дверь. Поступают сообщения о ходе со¬
бытий» 17.
Равич, участвовавшая в заседании как представитель Петро¬
градского комитета большевиков, вспоминала, что «это было
заседание, носившее характер необычайной спешности. Оно было
в Смольном, в первом этаже, в комнате, носившей № 31 (или 36).
За небольшим столом сидело несколько человек: Владимир Ильич,
Луначарский и еще кто-то. Остальные: Троцкий, несколько чле¬
нов ПК стояли или сидели на полу, так как стульев на всех не
хватило» 18. Примерно так же характеризовал обстановку обсуж¬
дения первого состава СНК А. В. Луначарский 19.
В какие же часы ночи происходило заседание? По воспомина¬
ниям Э. А. Рахья получается, что заседание началось вскоре после
прибытия Ленина в сопровождении Рахья с последней конспира¬
тивной квартиры в Смольный, т. е. примерно в 12 часов ночи20,
А. А. Иоффе о времени заседания ЦК писал, что оно было «на
рассвете с 24 на 25 окт[ября], в ночь с 24 на 25» 21. Г. И. Ломов,
повторяя описание обстановки работы ЦК в эту ночь, писал:
«Ночью — так около 3 часов утра — положение совершенно опре¬
делилось: фактически власть находилась в наших руках. Надо
было формировать правительство» 22.
Действительно, именно к указанному часу явно определился
успех восстания. Трудно отнести это заседание ЦК и на более
позднее время: примерно в 9 часов утра 25 октября члены ЦК
вновь собрались вместе с Лениным, но уже в другом помещении
и для обсуждения другого вопроса23. Вероятно, перед этим Ленин
17 В. Милютин. Как произошло название «Народный Комиссар».
(Листки воспоминаний).— «Известия», 6 ноября 1918 г. (сохранены сокра¬
щения, заглавные буквы и знаки препинания текста газеты); см. этот же
текст с небольшими изменениями: он же. Страница из дневника о Лени¬
не.— «Прожектор», 1924, № 4 (26), стр. 9; он же. О Ленине. Л., 1924,стр.4.
18 ЦПА ИМЛ, ф. 70, он. 4, ед. хр. 199, лл. 60—61.
19 А. В. Луначарский. Смольный в великую ночь.— А. В. Луна¬
чарский. Партия и революция. Сборник статей и речей. М., 1924, стр. 75—
76; о н ж е. О Владимире Ильиче. Сборник статей и воспоминаний. М., 1933,
стр. 25; о н ж е. Рассказы о Ленине. М. 1966, стр. 20; то же.— В кн.: «Таким
был Ленин. Воспоминания современников». М., 1965, стр. 244.
20 Рахья. Мои воспоминания о Владимире Ильиче.— «Правда», 21 ян¬
варя 1927 г.; то же.— В кн.: «Ленин в первые месяцы Советской власти.
Сборник статей и воспоминаний». М., 1933, стр. 38; «Последнее подполье
Ильича. Воспоминания». М., 1934, стр. 92; «Воспоминания о Владимире Ильи¬
че Ленине», [ч] 3. М., 1960, стр. 144.
21 ЦПА ИМЛ, ф. 70, он. 4, ед. хр. 378, лл. 169—170.
22 Г. Л о м о в. В дни бури и натиска.— «Пролетарская революция», 1927,
№ 10, стр. 170-171.
23 Е. А. Л у ц к и й. Обращение Петроградского военно-революционного
комитета «К гражданам России» 25 октября 1917 г., стр. 13—16.
371
it некоторые другие плены ЦК отдыхали несколько часов, устро¬
ившись спать на полу, на кинах газет94.
Из этих же сообщений следует, что рассматриваемое заседание
не было обычным заседанием ЦК с заранее намеченной повесткой
дня.
В воспоминаниях мы находим различные версии об инициа¬
торе и руководителе обсуждения вопроса о формировании Совет¬
ского правительства. Милютин сообщал об этом так: «В один из
перерывов я предложил немедленно составить список будущего
правительства. Взял карандаш, клочок бумаги и уселся за стол» 24 25.
Но это противоречит сообщениям других участников заседания.
Иоффе писал, что после его доклада о происшедшем за ночь Каме¬
нев, противник вооруженного восстания, заявил: «Ну что же, если
сделали глупость и взяли власть, то надо составлять министер¬
ство» 26. Но сам Каменев еще в 1918 г., когда он писал о заседании
ЦК в 36-й комнате, замечает, что тогда «под председательством
Ленина вырабатывался первый список народных комиссаров» 27.
Прежде всего необходимо было определить название прави¬
тельства. По свидетельству участников заседания, именно Ленин
предложил назвать новую власть рабоче-крестьянским правитель¬
ством. На заседании обсуждался вопрос о названии членов прави¬
тельства. По воспоминаниям некоторых участников заседания,
Ленин возражал против названия членов правительства минист¬
рами. Милютин в 1918 г. рассказывал, что другие участники
заседания предложили назвать членов правительства народными
комиссарами, а все правительство — Советом Народных Комис¬
саров28. Так же говорится в некоторых других воспоминаниях.
Но Равич позже в анкете Истпарта 1927 г. писала об этом
другое. По ее воспоминаниям: «Ильич деловито и просто предло¬
жил называться комиссарами по пример[у] Парижской Комму¬
ны» 29. К сожалению, до настоящего времени неизвестны какие-
либо подтверждения ее сообщения. К тому же, как отмечалось, из
текста «Заметок» следует, что членов будущего Советского прави¬
тельства Ленин называет и народными комиссарами, и председа¬
телями комиссий, и министрами.
Обсуждение состава Советского правительства, вероятно, на¬
чалось с вопроса о главе правительства. Естественно, что на этот
24 См. А. Бубнов. Ленин в октябрьские дни (Несколько воспомина¬
ний).— «Известия», 6—7 ноября 1927 г.; то же.— В кн.: «Ленин в первые ме¬
сяцы Советской власти», стр. 44—46; ср. «От Февраля к Октябрю» (Из анкет
участников Великой Октябрьской социалистической революции.)». М., 1957,
стр. 64; см. также анкету Г. Я. Сокольникова (ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 4, ед. хр.
385, л. 73об.).
25 В. Милютин. Как произошло название «Народный Комиссар».
28 ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 4, ед. хр. 378, л. 169.
27 «Известия», 10 ноября 1918 г.
28 В. Милютин. Как произошло название «Народный Комиссар».
29 ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 4, ед. хр. 199, л. 61.
372
пост выдвигался Ленин. Что касается кандидатов на посты народ¬
ных комиссаров, то приведенные воспоминания не содержат об
этом точных сведений. Правда, в некоторых из них названы фами¬
лии, но эти сообщения не дают возможности установить, отно¬
сятся ли они к данному, ночному заседанию ЦК или к заседанию
ЦК 26 октября, когда состав правительства был намечен оконча¬
тельно. Воспоминания Ломова и Луначарского лишь подтверж¬
дают, какое определяющее значение в обсуждении этого вопроса
имели предложения Ленина, а также показывают, что на заседа¬
нии в ночь на 25 октября происходило скорее всего лишь обсуж¬
дение возможного состава правительства. Более определенным
было сообщение Равич, которая писала, что комиссаром просве¬
щения был намечен Луначарский, труда — Ногин, внутренних
дел — Рыков, почт — Глебов-Авилов 30. Некоторые предложения
были приняты ЦК, но окончательное решение о составе Совета
Народных Комиссаров, как известно, было вынесено на заседании
ЦК днем 26 октября.
На заседании ЦК в ночь на 25 октября обсуждались также
проекты некоторых декретов Советской власти. Во всяком случае
известно, что обсуждался проект Декрета о земле. Поскольку
Ленин не представил свой проект декрета, то, вероятно, это
обстоятельство послужило поводом к появлению проекта, состав¬
ленного другими лицами.
В своих воспоминаниях о работе в Наркомземе, опубликован¬
ных впервые еще при жизни Ленина, Милютин рассказал об этом
следующее: «В знаменитую ночь переворота с 24 на 25 октября,
когда в первом этаже Смольного в небольшой комнатке состав¬
лялся список первого Совета Народных Комиссаров, в эту же
ночь вырабатывался и первый основной декрет о земле. Я вошел
в первый Совет Народных Комиссаров в качестве Народного Ко¬
миссара Земледелия. Первый проект декрета о земле был набро¬
сан мной и т. Лариным, но окончательная формулировка и напи¬
сание проекта декрета о земле принадлежит т. Ленину. Мы были
лишены возможности долгого обсуждения...» 31
Из приведенного сообщения Милютина видно, что раз потре¬
бовался другой проект — проект Ленина с другой, «окончатель¬
ной» формулировкой, значит проект Ларина и Милютина был
отклонен ЦК. Из слов сообщения Милютина: «Мы были лишены
30 ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 4, ед. хр. 199, л. 61.
31 В. Милютин. Первые шаги.—«Сельскохозяйственная жизнь», 1922,
№ 7, стр. 29. Нам не удалось найти текста проекта Ю. Ларина (М. А.
Лурье) и В. П. Милютина или каких-либо дополнительных сведений о нем.
Но у нас нет оснований сомневаться в сообщении Милютина о его и Ларина
проекте декрета, которое он повторял в печати несколько раз. См. то же
сообщение: В. Милютин. Десять лет тому назад.— «Сельскохозяйствен¬
ная жизнь», 1927, № 44—45, стр. 41. В другой редакции это сообщение см.:
В. Милютин. Аграрная политика СССР. М.— Л., 1926, стр. 61; изд. 2-е.
М.— Л., 1927, стр. 58; изд. 3-е. М.— Л., 1929, стр. 57.
373
возможности долгого обсуждения...» — можно заключить, что про¬
ект двух авторов встретил серьезные возражения, вызвал дискус¬
сию и требовал «долгого обсуждения». Что касается причин
отклонения проекта на заседании ЦК, то они станут ясны после
анализа содержания «Заметок» Ленина.
Но сначала уточним время написания рукописи. По нашему
мнению, анализ структуры и содержания всего текста «Заметок»
делает наиболее вероятным предположение, что «Заметки», отра¬
жая мнение и предложения Ленина, высказанные на ночном за¬
седании ЦК, были написаны утром 25 октября во время беседы
или после беседы с В. Д. Бонч-Бруевичем. После совещания
членов ЦК в помещении Военно-революционного комитета, про¬
исходившего примерно в 9 часов утра, когда было согласовано
содержание обращения «К гражданам России!», Ленин внес
последние поправки в обращение, а Бонч-Бруевич переписал его
набело, дал Ленину подписать, а затем организовал его издание32.
Вполне вероятно, что в это время с Бонч-Бруевичем обсуждались
и вопросы организации управления. Поэтому, вероятно, записи
Ленина и начинаются словами о назначении В. Д. Бонч-Бруевича
и его брата генерала М. Д. Бонч-Бруевича33. Такое начало трудно
объяснить, если предположить, что эти слова писались на заседа¬
нии ЦК. К тому же вряд ли на таком заседании речь шла об
издании «Вестника рабочего и крестьянского правительства» и
«Собрания узаконений и распоряжений и актов правительства»,
а тем более о стенографистках и диктовальной машине. Но их
появление во время беседы с В. Д. Бонч-Бруевичем, который
намечался заведующим делами правительства, вполне правомер¬
но. О том, что «Заметки» не могли появиться ранее ночного
заседания ЦК 24—25 октября (возможность чего допускает
М. П. Ирошников), свидетельствует упоминание должностей
народных комиссаров, название которых было предложено други¬
ми членами ЦК во время заседания. Невозможность датировки
«Заметок» 26 октября видна из того, что событиями и докумен¬
тами 25 и 26 октября уже определялось использование некото¬
рых упомянутых у Ленина лиц для других назначений (В. Д. Бонч-
Бруевич, Л. Б. Каменев), отпали названия некоторых учреждений
(Комиссия или Народный комиссариат революционного порядка),
несколько изменилось определение некоторых первоочередных
задач Советского правительства. Все эти вопросы были решены, или
их решение было предопределено такими документами, написан¬
32 В. Д. Бонч-Бруевич. Из воспоминаний о Владимире Ильиче.—
«Ленин в Октябре. Воспоминания». М., 1957, стр. 305—306.
33 О каком назначении М. Д. Бонч-Бруевича писал Ленин, нам не уда¬
лось выяснить. О возможности назначения Советским правительством М. Д.
Бонч-Бруевича на пост верховного главнокомандующего в начале ноября
1917 г. см.: М. Д. Бонч-Бруевич. Вся власть Советам. Воспоминания.
М., 1957, стр. 201; М., 1964, стр. 201-202.
374
ными Лениным и ставшими 25 октября законодательными актами,
как обращение Петроградского военно-революционного комитета
«К гражданам России!», резолюция Петроградского Совета рабо¬
чих и солдатских депутатов о победе Октябрьской революции и
задачах Советского правительства, обращение II Всероссийского
съезда Советов к «Рабочим, солдатам и крестьянам!» и акты
26 октября — декреты того же съезда о мире, о земле, об обра¬
зовании рабочего и крестьянского правительства. Ясно, что после
принятия указанных актов, а вернее, уже после подготовки про¬
ектов этих актов Ленину не было необходимости делать такие под¬
готовительные записи, как разбираемые «Заметки». Поэтому
трудно найти основания датировать «Заметки» 26—28 октября,
как это сделано в «Хронологическом указателе произведений
В. И. Ленина» 34.
Перейдем теперь к анализу содержания этого документа,
выясняя попутно источники основных его положений. Здесь
особенно важны соображения Ленина о названии Советского пра¬
вительства, программе деятельности и структуре правительства.
Выше уже говорилось, что на ночном заседании Ленин пред¬
лагал назвать Советское правительство рабочим и крестьянским
правительством. Это подтверждается записью Ленина об издании
правительственного органа под названием: «Вестник рабочего и
крестьянского правительства». Ленин исходил из положения
К. Маркса о неизбежности определенного периода перехода от
капитализма к коммунизму и о том, что «государство этого перио¬
да не может быть ничем иным, кроме как революционной дикта¬
турой пролетариата» 35. Это положение Ленин развил в V главе
своей работы «Государство и революция»36. Вместе с тем он
понимал, что в отдельных странах в зависимости от конкретных
социально-экономических и политических условий могут устано¬
виться различные формы диктатуры пролетариата37. В России,
в стране «крестьянской», диктатура пролетариата будет, как гово¬
рил и писал Ленин с апреля 1917 г., диктатурой пролетариата и
беднейшего крестьянства, диктатурой, проводящей аграрную по¬
литику в интересах пролетариата и всего трудящегося крестьян¬
ства. Это и должно было отразить название Советского прави¬
тельства как рабочего и крестьянского правительства.
В октябре 1917 г., незадолго до вооруженного восстания,
Ленин неоднократно повторял положение о том, что Советская
власть будет диктатурой пролетариата и беднейшего крестьянства:
в статье «К пересмотру партийной программы», в докладе на
34 «Хронологический указатель произведений В. И. Ленина», ч. 2,
стр. 114.
35 К. Маркс. Критика Готской программы.— К. М а р к с и Ф. Эн¬
гель с. Сочинения, т. 19, стр. 27.
36 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 86—95.
37 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 123; т. 33,
стр. 35.
375
заседании ЦК 16 октября, в «Письме к товарищам» от 17 ок¬
тября38. В последние дни сентября Ленин писал и 1 октября
закончил статью «Удержат ли большевики государственную
власть?», в которой отмечал, что на земле не найдется силы,
которая при правильной политике помешала бы большевикам
удержать власть. В эти же дни, но не ранее 30 сентября, Ленин
написал воззвание «К рабочим, крестьянам и солдатам», оставше¬
еся тогда, в 1917 г., неопубликованным. Он писал в нем, что если
власть перейдет к Советам, то в России будет рабочее и крестьян¬
ское правительство39. В статье «Задачи революции», написанной в
первой половине сентября 1917 г., Ленин разработал программу
деятельности Советского правительства. На первое место он выдви¬
гал вопрос о мире и вопрос о земле 40. (Последний был важнейшим
из вопросов программы-минимум большевиков и с.-р.) Решение
этих вопросов он и намечал в разбираемых «Заметках», где они
даны в следующей формулировке:
«орг[ани]з[а]ция братанья на всех фронтах...
введение] немедл[енно] прог[раммы]-мин[имум] (социали¬
стов]- революционеров] и с[оциал]-д[емократов])».
В статье «Задачи революции» Ленин предполагал, что для
решения вопроса о мире «Советское правительство должно
немедленно предложить всем воюющим народам (т. е. одновре¬
менно и правительствам их, и рабочим и крестьянским массам)
заключить сейчас же общий мир на демократических условиях,
а равно заключить немедленно перемирие (хотя бы на три
месяца)»41. Известно, что Декрет о мире, принятый II Всерос¬
сийским съездом Советов, развивал именно это предложение.
Но Ленин предвидел, что заключение мира вызовет сопротивление
империалистов Антанты, русской буржуазии и генералитета.
Можно думать, что предложение организовать братание на всех
фронтах он рассматривал как средство активизации солдат, когда
солдаты сами, снизу организовывают заключение перемирия.
К этой мере Советскому правительству, действительно, пришлось
прибегнуть, когда главнокомандующий генерал Духонин отказал¬
ся выполнить предписание Советского правительства вступить в
переговоры с немецким командованием о перемирии. В радио¬
грамме армии и флоту от 9 ноября 1917 г. Ленин и новый совет¬
ский главнокомандующий Н. В. Крыленко, сообщая об отстране¬
нии Духонина, призывали солдат взять дело мира в свои руки:
«Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномо¬
ченных для формального вступления в переговоры о перемирии с
неприятелем» 42.
38 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 373, 394, 411.
39 См. там же, стр. 285.
40 См. там же, стр. 232—234.
41 Там же, стр. 232.
42 «Декреты Советской власти», т. I. М., 1957, стр. 64.
376
Активные действия солдатских масс помогли советскому глав¬
нокомандующему начать 13—14 ноября 1917 г. переговоры с про¬
тивником о перемирии, 2 декабря 1917 г. был подписан договор о
перемирии на всех фронтах, где действовали русские армии.
Попробуем разобрать вопрос, в каком смысле понимал Ленин
немедленное введение программы-минимум партий эсеров и со¬
циал-демократов.
Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г.
не привела к установлению такой демократической республики,
в которой были бы осуществлены: равные политические права для
всех граждан, уничтожены сословия, введено всеобщее, равное
прямое избирательное право с тайным голосованием, обеспечено
право наций на самоопределение, широкое местное самоуправление
и т. д., т. е. осуществлены требования программ обеих партий. Не
было осуществлено и рабочее законодательство с установлением
восьмичасового рабочего дня и другие требования.
Полезно напомнить, что в статье «К пересмотру партийной
программы», написанной 6—8 октября 1917 г., Ленин решительно
высказался за сохранение в новой программе партии большевиков
старой программы-минимум. Он писал:
«Возьмите программу-минимум в политической области. Она,
эта программа, рассчитана на буржуазную республику. Мы до¬
бавляем, что не ограничиваем себя ее рамками, а боремся тотчас
же за более высокого типа республику Советов. Это мы должны
сделать. К новой республике мы должны идти с беззаветной сме¬
лостью и решительностью и мы пойдем к ней, я уверен, именно
так. Но программы-минимум выкидывать никак нельзя, ибо, во-пер¬
вых, республики Советов еще нет; во-вторых, не исключена воз¬
можность „попыток реставрации44; их надо сначала пережить и
победить; в-третьих, возможны, при переходе от старого к новому,
временные „комбинированные типы44 (как справедливо указал
„Рабочий Путь44 на днях), например, и республика Советов и Уч¬
редительное собрание. Изживем сначала все это, а потом успеем
выкинуть программу-минимум» 43.
Тем более это относилось к разделам, где были изложены аграр¬
ные программы партий. Социалистическая революция должна бы¬
ла разрешить до конца задачи буржуазно-демократической рево¬
люции. Для Ленина особенно важно было тогда определить отно¬
шение к аграрной программе эсеров.
Аграрная программа, принятая IV (Объединительным) съез¬
дом РСДРП, выдвигала принцип муниципализации земли, несосто¬
ятельность которого была достаточно раскрыта трудами Ленина и
опытом крестьянского движения за захват помещичьих земель.
Аграрная программа РСДРП (б), основу которой определяла
43 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 375.
377
резолюция VII (Апрельской) конференции РСДРП (б), не была
утверждена формально, так как созыв съезда партии для приня¬
тия новой программы партии большевиков, назначенный на
17 октября 1917 г., был отложен в связи с надвигающимися ок¬
тябрьскими событиями. К тому же эта единственная в России на¬
учная программа революционного разрешения аграрного вопроса
далеко не была усвоена широкими массами крестьянства.
Между тем в формулировках аграрной программы эсеров,
программы социализации земли, были изложены многие постанов¬
ления и резолюции о земле крестьянских собраний и съездов и
среди них «Примерный наказ, составленный на основании 242 на¬
казов, доставленных местными депутатами на I Всероссийский
съезд крестьянских депутатов в Петрограде в 1917 году» 44. Но
«история, ускоренная войной,— писал Ленин, разбирая «Пример-
пый наказ»,— так далеко шагнула вперед, что старые формулы
заполнились новым содержанием» 45. Революционно-демократиче¬
ские крестьянские требования, выраженные этими формулами,
могли быть осуществлены теперь только в результате свержения
власти капиталистов, только при переходе государственной власти
к пролетариату, осуществляющему социалистическую революцию.
Проведение в жизнь революционно-демократической программы,
изложенной в «Примерном наказе», будет переходной мерой, ша¬
гом к социализму, покажет крестьянам «необходимость крупного
социалистического земледелия», «социалистического контроля за
объединенными мелкими хозяйствами, социалистического регули¬
рования их хозяйства» 4б.
Летом и осенью 1917 г. эсеры изменили своей собственной аг¬
рарной программе47. Необходимо было показать прямую, практи¬
ческую измену эсеров интересам крестьянства. И Ленин указывал
в августе 1917 г., что теперь «нельзя ограничиваться теоретиче¬
скими разоблачениями мелкобуржуазных иллюзий „социализации
земли44, „уравнительного землепользования44, „недопущения наем¬
ного труда4 и т. п.» 48. Он считал, что необходимо положить «При¬
мерный наказ», составленный в духе аграрной программы эсеров,
в основу первого акта аграрного законодательства Советской вла¬
сти.
Позже, через два года после Октябрьской революции, Ленин
писал, имея в виду «Примерный наказ», включенный в Декрет о
земле, что «победившие большевики ни слова своего не вставили
в „декрет о земле44, а списали его, слово в слово, с тех крестьян¬
44 «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов», 19 авгу¬
ста 1917 г.
45 В. И. Л ени н. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 114.
46 Там же, стр. 111.
47 Об этом см.: В. В. Гармиза. Как эсеры изменили своей аграрной
программе.— «Вопросы истории», 1965, № 7.
48 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. ИЗ.
378
ских наказов (наиболее революционных, конечно), которые были
опубликованы эсерами в эсеровской газете.
Эсеры кипятились, возмущались, негодовали, вопили, что
„большевики украли их программу", но над эсерами за это только
смеялись: хороша же партия, которую надо было победить и
прогнать из правительства, чтобы осуществить все революцион¬
ное, все полезное для трудящихся из ее программы!
Вот этой диалектики никогда не могли понять предатели, ту¬
пицы и педанты II Интернационала...» 49
Если брать лишь вопрос о соотношении в аграрном законода¬
тельстве Октябрьской революции программы партии большевиков
по аграрному вопросу и аграрной программы партии эсеров, то он
правильно может быть разрешен только в свете понимания диа¬
лектическим материализмом формы и содержания. В форме со¬
циализации земли, популярной тогда среди широких масс кресть¬
янства, были проведены революционная конфискация помещичь¬
их земель и национализация всей земли, выдвигавшиеся аграрной
программой большевизма. Именно таково было объективное
социально-экономическое содержание таких положений крестьян¬
ского наказа о земле, включенного в Декрет о земле, как: «пра¬
во частной собственности на землю отменяет¬
ся навсегда», земля всех категорий «отчуждается
безвозмездно, обращается в всенародное достояние...» 50, почти
дословно взятых из программы партии эсеров.
Как уже говорилось, вывод о необходимости узаконения «При¬
мерного наказа», вероятно, был сделан Лениным при работе над
статьей «Из дневника публициста. Крестьяне и рабочие», напи¬
санной в конце августа 1917 г.51, и высказан им в печати в упомя¬
нутой статье «Задачи революции», опубликованной 26—27 сен¬
тября 1917 г.52 В прямой форме предложение о немедленном вве¬
дении Советским правительством программы-минимум эсеров вы¬
ражено в анализируемых записях Ленина 25 октября 1917 г.
Эта запись объясняет и причины отклонения на ночном засе¬
дании ЦК проекта Декрета о земле, внесенного Лариным и Милю¬
тиным. Насколько можно судить о содержании проекта этих лиц
по их взглядам того времени на аграрный вопрос, их проект про¬
тиворечил разобранной выше записи Ленина и должен был выз¬
вать возражения с его стороны53.
К записям о программе деятельности Советского правительст¬
ва относится также и следующая: «объявление запасов сырья и
49 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 40, стр. 13—14.
50 «Декреты Советской власти», т. I, стр. 18.
51 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 108—116.
62 См. там же, стр. 234.
53 Подробнее об этом см.: Е. А. Луцкий. Подготовка проекта Декрета
о земле.— «Октябрь и гражданская война в СССР. Сборник статей к 70-
лстию академика И. И. Минца». М., 1966, стр. 239—243.
379
всяких продуктов вообще». План Ленина, обязывавший всех вла¬
дельцев объявлять или сообщать об имеющихся у них запасах,
вытекал из его положений об учете и контроле, развитых в бро¬
шюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной
10—14 сентября и вышедшей из печати в конце октября 1917 г.54,
и в статье «Удержат ли большевики государственную власть?»55
После Октябрьской революции он был осуществлен положени¬
ем о расширении прав городских самоуправлений в продовольст¬
венном деле, принятым Советом Народных Комиссаров 27 октяб¬
ря 1917 г., и положением о рабочем контроле, проект которого
был написан Лениным 26 или 27 октября 1917 г. и принят ВЦИК
14 ноября 1917 г.56 Перейдем к записям, намечавшим структуру и
состав Советского правительства.
Известно, что, обдумывая план строительства Советского со¬
циалистического государства, Ленин более всего исходил из опы¬
та Советов рабочих депутатов в России 1905 и 1917 гг.57 Но до
октября 1917 г. еще не имелось опыта создания Советского прави¬
тельства. Опыт создания правительства нового типа дала Париж¬
ская Коммуна 1871 г. Ленин обобщил опыт Парижской Коммуны
и изложил его в специальной главе «Государства и революции»
(глава III). Он боролся за правильное освещение в большевист¬
ской печати опыта Парижской Коммуны. Ленин решительно вы¬
ступал против ошибки Зиновьева, делавшего из опыта Коммуны
пессимистические выводы для исхода пролетарского восстания в
Петрограде осенью 1917 г.58 Он перечитал и продумал слова
Маркса, что Парижская Коммуна была «правительством рабочего
класса», «открытой, наконец, политической формой, при которой
могло совершиться экономическое освобождение труда» 59. Перед
Октябрьским вооруженным восстанием Ленин снова повторял:
«Маркс учил на основании опыта Парижской Коммуны, что про¬
летариат не может просто овладеть готовой государственной маши¬
ной и пустить ее в ход для своих целей, что пролетариат должен
разбить эту машину и заменить ее повой...» 60
В России в октябре 1917 г. сложилась именно такая обстанов¬
ка, которая требовала разбить государственную машину, унасле¬
дованную буржуазным Временным правительством от царизма, и
создать Советское государство, новое по своей классовой приро¬
де, формам организации и названиям государственных учреж¬
дений.
54 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 175—182.
55 Там же, стр. 305—309.
56 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 30—31;
«Декреты Советской власти», т. I, стр. 26—29, 77—78, 83—85.
57 См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 304—305.
58 См. там же, стр. 254.
59 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 17, стр. 346.
00 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 302.
380
В. И. Ленин использовал опыт Парижской Коммуны, намечая
структуру Советского правительства. Примечательно в этом отно¬
шении сообщение Равич о том, что Ленин вспоминал о Парижской
Коммуне на заседании ЦК в ночь на 25 октября61. Высшим орга¬
ном Коммуны была Исполнительная комиссия, состоявшая из ру¬
ководителей комиссий по отраслям управления: военной, финан¬
сов, юстиции, внутренних дел и общественной безопасности,
внешних сношений, труда и обмена, общественных служб (почта,
телеграф, пути сообщения и др.), просвещения, продовольствия62.
В «Заметках» Ленина намечалось:
«Немедленное создание...
комиссий народных комиссаров...
([м-ры и т-щи м-раЗ)»63.
В «Заметках» названы Комиссия революционного порядка и
Комиссия законодательных предположений. Председатели этих
комиссий названы в некоторых записях народными комиссарами
и министрами. Как объяснить, почему Ленин назвал лишь две
комиссии и только трех лиц в качестве народных комиссаров или
министров? Это становится понятным, если считать, что записи де-
дались после ночного заседания ЦК как дополнение к тому, что
было принято на заседании и записано Милютиным.
Не совсем ясно назначение последней строки вышеприведен¬
ной записи. Ее можно понимать как пояснение, синоним поня¬
тия «народные комиссары»; тогда, значит, Ленин и товарищей
министра называл народными комиссарами? Или же комиссия
состоит из министра и его товарищей? Но в рукописи слова «ми¬
нистры и товарищи министра» выделены в особую строку, отделе¬
ны от предыдущего текста многоточием и взяты в «лунные» скоб¬
ки. Может быть, этими словами отмечена другая мысль — опреде¬
ление состава правительства?
В. Д. Бонч-Бруевич свидетельствует о том, что Ленин выска¬
зывал эти мысли и не па заседании ЦК: «Как только наступил
первый момент после захвата власти, когда пришлось всем поду¬
мать об устройстве правительства, то, конечно, сейчас же поднял¬
ся вопрос о формах его. Большинство определяло эту структуру
в старых формах: кабинет министров. Как сейчас помню, Влади¬
мир Ильич, заваленный крайне трудной работой с первых дней
революции, услыхал этот разговор, переходя от телефона к теле¬
фону, и мимоходом бросил: «Зачем эти старые названия, они всем
61 См. ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 4, ед. хр. 199, л. 61.
62 В последние недели Коммуны в связи с обострением военного поло¬
жения высшим органом стал Комитет общественного спасения.
63 ЦПА ИМЛ, ф. 2, on. 1, ед. хр. 4636, л. 1. При публикации «Заметок»
в «Ленинском сборнике» (XXI, стр. 91) слово «комиссий» было неточно пе¬
редано как «комиссии». Это привело Городецкого к выводу, что Ленин
предлагал назвать Советское правительство Комиссией Народных Комисса¬
ров (Е. Н. Городецкий. Указ, соч., стр. 150—151).
381
надоели. Надо устроить комиссии по управлению страной, кото¬
рые и будут комиссариатами. Председателей этих комиссий назо¬
вем народными комиссарами; коллегия председателей будет —
Совет Народных Комиссаров, которому и принадлежит полнота
власти, Съезд Советов и Центральный Исполнительный Комитет
контролируют его действия, им же принадлежит право смещения
комиссаров» 64.
Приведенные воспоминания Бонч-Бруевича, опубликованные
в 1920 г., хотя и плохо отработанные в литературном отношении,
более непосредственно передают время и обстановку высказыва¬
ния Ленина. Они воспроизводят именно первый момент после за¬
хвата власти, зафиксированный в обращении «К гражданам
России!», датированном «25-го октября 1917 г., 10 ч. утра»65 66. По¬
следующие публикации, подвергнувшиеся редактированию,
затрудняют установление связи слов Ленина с ночным заседа¬
нием ЦК6С.
На следующий день, 26 октября, в проекте постановления «Об
образовании рабочего и крестьянского правительства» Ленин сфор¬
мулировал следующее: «Заведование отдельными отраслями госу¬
дарственной жизни поручается комиссиям, состав которых дол¬
жен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом
программы, в тесном единении с массовыми организациями рабо¬
чих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Прави¬
тельственная власть принадлежит коллегии председателей этих
комиссий, т. е. Совету Народных Комиссаров» 67.
Но записи Ленина касаются не только структуры и состава
правительства, но и вопросов организации его деятельности. Та¬
ковы записи о назначении В. Д. Бонч-Бруевича заведующим де¬
лами, или, как была названа эта должность, управляющим делами
правительства68, об издании правительственного органа — «Вест-
64 Влад. Бонч-Бруевич. Первые дни Совнаркома.— «Красная га¬
зета», 7 ноября 1920 г.; о н ж е. На боевых постах Февральской и Октябрь¬
ской революций, изд. 2-е. М., 1931, стр. 129.
65 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 1.
66 В последних публикациях это место передается в следующей редак¬
ции: «В первый же момент после Октябрьского вооруженного восстания
пришлось подумать о структуре и формах правительства. Как сейчас пом¬
ню, Владимир Ильич, заваленный крайне трудной и сложной работой пер¬
вых дней революции, услыхав разговоры об этом, переходя от телефона к
телефону, мимоходом бросил: „Надо устроить комиссии по управлению стра¬
ной, которые и будут комиссариатами. Председателей этих комиссий назо¬
вем народными комиссарами. Коллегия председателей будет Советом На¬
родных Комиссаров, которому и принадлежит полнота власти. Съезд Сове¬
тов и Центральный Исполнительный Комитет контролируют его деятель¬
ность, им же принадлежит право смещения комиссаров41» (В. Д. Бонч-
Бруевич. Избранные сочинения, т. III. Воспоминания о В. И. Ленине.
1917—1924 М., 1963, стр. 77; он же. Воспоминания о Ленине. М., 1965,
стр. 116—117).
67 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 28.
68 «Декреты Советской власти», т. I, стр. 581.
382
пика рабочего и крестьянского правительства» 69, издании «Собра¬
ния узаконений и распоряжений и актов правительства» 70, о тех¬
ническом аппарате — стенографировании диктовок, диктовальной
машине, т. е. об использовании аппаратов звукозаписи.
Предложение «огранич[енья] жалования 500 рублями в ме¬
сяц», конечно, означает определение размеров оклада народных
комиссаров. Это конкретное решение представляет собой осуще¬
ствление одного из важных принципов организации государства
нового типа, государства диктатуры пролетариата.
Еще ранее, обобщая опыт Парижской Коммуны, Ленин при¬
водит в своем труде «Государство и революция» важные замеча¬
ния Маркса, сделанные в работе «Гражданская война во Фран¬
ции»: «Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная
служба должна была исполняться за заработную плату рабочего.
Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим
государственным чинам исчезли вместе с этими чинами» 71. Ленин
жестоко критиковал взгляды буржуазных и ревизионистских пи¬
сателей вроде Эд. Бернштейна, которым, как писал Ленин, «пони¬
жение платы высшим государственным чиновникам кажется
„просто44 требованием наивного, примитивного демократизма»72.
Ленин считал, что такие демократические мероприятия, как пол¬
ная выборность, сменяемость в любое время всех должностных
лиц, понижение их жалованья до заработной платы рабочего,
«объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян,
служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к со¬
циализму» 73.
После Октябрьской революции это предложение было развито
им в проекте постановления об окладах высшим служащим и чи¬
новникам, принятом Советом Народных Комиссаров 18 ноября
1917 г.74
Анализ происхождения и содержания записей Ленина показы¬
вает, что в уточнении нуждается не только датировка записи, но
и заголовок, данный при публикации. Вопросы организации аппа¬
рата управления занимают лишь часть записей. Записи Ленина
было бы правильнее называть: «Заметки о названии, программе
и структуре Советского правительства». Они должны занять до¬
стойное место в изучении истории Октябрьской революции и об¬
разования Советского государства.
69 Начал выходить с 28 октября 1917 г. под названием «Газета Времен¬
ного Рабочего и Крестьянского правительства».
70 Первый номер «Собрания узаконений и распоряжений Временного
Рабочего и Крестьянского правительства» вышел 1 декабря 1917 г.
71 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 17, стр. 342.
72 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 43.
73 Там же, стр. 44.
74 См. «Ленинский сборник», XXI, сгр. 152; «Декреты Советской вла¬
сти», т. I, стр. 107—109.
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ.
ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ
А. Я. Гуревич
Нет никакого сомнения, что среди направлений исторического
исследования, относящихся к наиболее перспективным, изучение
мировосприятия и социальной психологии людей минувших эпох
займет в недалеком будущем немаловажное место. Социально-пси¬
хологический аспект в историческом познании важен по многим
причинам 1. Он неизбежно присутствует в любой форме обществен¬
ных отношений. Чело(веческое общение всегда получает психологи¬
ческую окраску, пронизано ею, к какой бы сфере социальной дея¬
тельности оно ни относилось. Процессы, происходящие в челове¬
ческом сознании, в духовной жизни общества, составляют одно из
измерений исторического процесса в целом. Упускать из виду эту
сторону общественной жизни историк не в праве. В этом одно из
отличий исторической науки от некоторых других наук об обще¬
стве. Скажем, политическая экономия, изучая хозяйственный уклад
общества, обычно отвлекается от духовных процессов, несмотря
на их воздействие на общественное бытие; такое отвлечение оправ¬
дано тем, что политическая экономия исследует общие тенденции
и закономерности экономической жизни преимущественно в абст¬
рактно-обобщенном виде. Но историк, стремящийся познать кон¬
кретную реальность, единство общего, закономерного и неповто¬
римого, эмлир ически-ко икретпого, не может игнорировать те идео¬
логические и эмоциональные установки, которые в большой мере
определяют социальное поведение людей, тот способ освоения ими
действительности, который складывается на основе всего их об¬
щественного бытия, их обычаи, социальные привычки, нормы
поведения, систему этических ценностей, эстетические взгляды
1 А. Я. Гуревич. Некоторые аспекты изучения социальной истории
(общественно-историческая психология).— «Вопросы истории», 1964, № 10;
Б. Ф. П о р ш н е в. Социальная психология и история. М., 1966.
384
эпохи, национальный характер. Задача изучения этого аспекта
общественной жизни лежит не только на исследователях культуры
и идеологии, но в той или иной степени и на исследователях поли¬
тической и социальной истории и даже экономической истории
общества.
Человеческое сознание есть «общественный продукт», содер¬
жание общественного сознания составляет важную часть общест¬
венной жизни. Поэтому изучение развития общества в целом, как
и любой отдельной его стороны, требует изучения также и обще¬
ственного сознания. Мысль о том, что в разные исторические эпо¬
хи и в различных обществах человеческая психика не остается
равной самой себе, но изменяется,— не нова. Правда, она не всеми
исследователями разделяется. Высказывалась иная точка зрения:
что со времени становления homo sapiens его сознание остает¬
ся неизменным в такой же мере, как и физический его облик.
Нам представляется, что подобные возражения несостоятельны.
Говоря об изменчивости человеческого сознания, мы имеем в виду
не психофизиологические процессы, а историческую обусловлен¬
ность мировосприятия. Способность организовать поток впечатле¬
ний в связную картину мира не дана человеку генетически, эта
картина мира в каждую историческую эпоху и в рамках той или
иной человеческой общности определяется культурой, присущей
данной общности и эпохе.
Существует масса исследований о специфике духовной жизни
так называемых примитивных народов. Между тем изучение мыс¬
лительной и эмоциональной деятельности народов, перешедших на
стадию цивилизации, как и вообще людей исчезнувших поколе¬
ний, пока еще ограничивается предварительными и весьма дале¬
кими от систематичности попытками. Но, не учитывая особенно¬
стей их склада ума, их интеллектуального «инструментария» и
всех остальных социально-психологических факторов, историки
тем самым отказываются от одной из существенных возможностей
постижения исторического процесса во всей его конкретности, а
подчас и обрекают себя на упрощенное и даже ошибочное его объ¬
яснение.
Историк духовной жизни не довольствуется анализом одних
общественных идей, относительно четко формулируемых понятий,
осознанных классами и социальными группами. Ему приходится
обращать внимание также и на менее определенные представле¬
ния и эмоциональные установки и обычаи, господствующие в об¬
ществе или части его, и, кроме того, на меняющиеся настроения
масс и групп; нередко именно эмоциональное состояние людей в
данный момент обусловливает их поведение и исход событий, в ко¬
торых они принимают участие2. Социально-психологический
2 Примером плодотворных в этом отношении исследований могут слу¬
жить работы Ж. Рюде по истории революционных настроений и поведения
13 Источниковедение
385
климат, который в немалой степени формирует поведение членов
общества и влияет на их образ мыслей, складывается во взаимодей¬
ствии с общественной идеологией и иод ее влиянием, хотя и не
сводятся к ней. Во-первых, для распространения самих идей тре¬
буется определенная социально-психологическая атмосфера, без
которой эти идеи либо вообще не могут возникнуть, либо остаются
достоянием единиц, ограниченных групп, не превращаясь в обще¬
ственную силу. Во-вторых, одно из существенных различий между
социально-психологической и идеологической сторонами духовной
жизни общества состоит в том, что идеология облечена в форму
концепций, общественных теорий, тогда как в социально-психоло¬
гической сфере всегда налицо множество неосознанных, автома¬
тически воспроизводимых действий, представлений и форм пове¬
дения. Неосознанность таких нормативных систем часто повыша¬
ет их эффективность: поскольку они не осмысливаются и люди
руководствуются ими, не воспринимая их сознательно, то снлошь
и рядом не развивается и критическое отношение к этим нормам.
Наличие таких устойчивых комплексов — условие нормального
функционирования общества. Наоборот, социальный кризис ведет
к тому, что общепринятые нормы ставятся под сомнение, пере¬
стают быть чем-то само собой разумеющимся, начинают пересмат¬
риваться.
Но как уловить социально-психолопическую жизнь уже не су¬
ществующего общества? Возможно ли вообще подобное исследо¬
вание и может ли оно подняться над субъективными впечатления¬
ми изучающего? Очевидно, для того чтобы преодолеть такую
опасность, необходимо попытаться определить некоторые исход¬
ные принципы исследования.
Одним из таких принципов является рассмотрение общества
как сети различных коммуникативных систем3. Такая посылка
масс. Рюде обнаружил некоторые общие черты в поведении «толп» в доин-
дустриальный период (1730—1848 гг.), а также и локальные, конъюнкг$ф-
ные особенности (G. R u d ё. The Crowd in History. A Study of Popular Dis¬
turbances in France and England, 1730—1848. New York — London — Sidney,
1964; cp. idem. The Crowd in the French Revolution. Oxford, [I960]).
3 А. А. Зализняк, В. В. Иванов, В. Н. Топоров. О возможности
структурно-типологического изучения некоторых моделирующих семиотиче¬
ских систем.— «Структурно-типологические исследования». М., 1962, стр. 143.
Коммуникация понимается как любая форма отношений между
людьми, связанная с передачей сообщений. Согласно теории коммуникации,
во всякой коммуникации различаются посылающий (или кодирующий), ин¬
терпретатор (или декодирующий) и послание, идущее от первого ко второ¬
му. Коммуникация предполагает язык, знаковую систему, используемую
для передачи сообщений. Разнообразные системы знаков, употребляемых в
человеческом обществе, изучаются наукой семиотикой (или семиологией),
которая, но определению Ф. де Соссюра, изучает «жизнь знаков внутри жиз¬
ни общества» (Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. М., 1933,стр. 40).
Семиотика исследует, в частности, социальные символы. Под символом ра¬
зумеют некий образ, знак, выражение, изображение, подразумеваемое со¬
держание которого (то, что символ означает) богаче его действительного со¬
386
представляется нам вполне допустимой. В самом деле. Поскольку
мы считаем установленным, что условием существования и функ¬
ционирования общества служат производственные отношения, воз¬
никающие и развивающиеся независимо от сознания и воли
включенных в них людей, то мы уже признаем наличие основопо¬
лагающей системы социальных связей4. Но люди образуют и мно¬
гочисленные иные системы связей и общения, столь же мало зави¬
сящие от их произвола и желаний, как и производственные отно¬
шения. Эти формы социального общения, подобно производствен¬
ным отношениям, не статичны, они всегда представляли и пред¬
ставляют собой моменты социальной практики. Нас и интересуют
коммуникативные и информационные системы, присущие соци¬
альным связям.
Эти системы выполняют принципиально важную функцию в
жизни общества и каждого его члена. Непосредственное отноше¬
ние человека к среде (как к природной, так и к социальной) не¬
возможно, оно всегда происходит через определенные системы зна¬
ков, образов, символов, значений, воплощающихся в языке,
искусстве, мифологии, религии, этике, идеологии, науке5. «Именно
потому, что человек всегда договаривается с другими людьми с по¬
мощью знаков, вся общественная жизнь наполнена знаками, не¬
возможна без них» 5а. Указанные формы вырабатываются общест¬
вом столь же естественно и необходимо, как и производственные
формы: не случайно Маркс наряду с понятием «способ производст¬
ва материальных благ» выдвинул понятие «духовное производст¬
во», подчеркивая тем самым значение обоих способов практики
общественного человека, находящихся в неразрывном единстве.
Мир знаковых систем, символических форм, создаваемый об¬
ществом в (процессе 1всесторонней деятельности, одновременно
устойчив и изменчив. В каждой цивилизации в рамках определен¬
ной (культурно-исторической традиции мы находим присущий ей
держания. При этом в обществе, употребляющем символ (или в группе), су¬
ществует определенная степень согласия в его интерпретации, вследствие
чего и возможна передача информации-сообщения при посредстве данного
символа или системы символов; послание, исходящее от «кодирующего»,
может быть более или менее правильно расшифровано «интерпретатором».
«Коммуникацию,— пишет американский социолог Ландберг,— можно опре¬
делить как передачу значений через посредство символов» (цит. по кн.
А. III а ф ф. Введение в семантику. М., 1963, стр. 165; ср. Л. О. Резников.
Гносеологические вопросы семиотики. Л., 1964).
4 «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму определенных
отношений, связей, в которых эти индивиды находятся между собой»
(К. Marx. Grundrisse der Kritik der politischen Okonomie (Rohentwurf).
Berlin, 1953, S. 176).
5 «Семиотика дает основания для понимания главных форм человече¬
ской деятельности и их взаимной связи, ибо все эти формы деятельности и
зависимости выражаются в знаках — посредниках деятельности» (Ch.
W. Morris. Foundations оГ the Theory of Signs.—«International Encyclope¬
dia of Unified Science», vol. 1, № 2. Chicago, 1938, p. 58).
5a А. Шафф. Указ, соч., стр. 169.
387
13*
комплекс 'информационных связей; в то же время эти связи нахо¬
дятся в непрерывной перегруппировке и перестройке.
Важнейшее средство человеческого общения — язык. Обога¬
щаясь и изменяясь, язык представляет вместе с тем законченную
систему коммуникаций, воспринимаемую обществом как данное и
неизбежное. Язык не только служит для передачи сообщений, но
и в значительной мере определяет их структуру и содержание,
поскольку само мышление совершается в системе определенного
языка и следует его нормам6 7. Язык есть «действительное созна¬
ние» 1. Среди коммуникативных систем общества язык, воплощен¬
ный в речи и письме, является основополагающей системой 8.
Наряду с ней существуют иные, подчас более сложные знако¬
вые системы общества. Таковы, в частности, «языки» искусства:
музыки, живописи, скульптуры, танца, пантомимы, архитектурно¬
го стиля и т. п. Системой звуковых тонов, красок, линий, телодви¬
жений и жестов творец или исполнитель сообщает человеческой
группе (зрителям, слушателям, участникам исполнения) опреде¬
ленные чувства, мысли, картины, образы. Глубоко символичен ир¬
рациональный «язык» религии9. Для сообщений формального и
абстрактного рода вырабатываются системы знаковых обозначений
математики и других наук. Существуют системы сигналов (све¬
товых, звуковых), смысл которых понятен каждому члену обще¬
ства или членам определенных групп. Моды (одежда, прическа,
интерьер и т. п.) в свою очередь представляют собой знаковые
системы, поскольку и они несут некоторую информацию, имею¬
щую общественное значение.
Совокупность нравственных норм, действующих в обществе и
определяющих поведение членов общества, также может рассмат¬
риваться в качестве коммуникативной системы. Этические ценно¬
сти общества выражаются своеобразным языком, их воплощающим
и передающим. Семиотическими системами являются и все те про¬
цедуры, которые регулируют общественное поведение человека и
отношение его к другим членам общества: различные обряды, ри¬
туалы, приветствия, манифестации, правовые или магические фор¬
мулы и иные стереотипные действия нормативного характера и
соответствующие им символы и изображения. Они могут быть
объяснены, но подчас их значение ускользает от исследователя.
Некогда их язык был понятен обществу, в котором они сложились,
исполнен глубокой) внутреннего смысла, затем эти формы шриоб-
6 Здесь уместно сослаться на теорию «лингвистической относительно¬
сти» Сепира-Уорфа («Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960).
7 К. МарксиФ. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 29.
8 Помимо общенародного языка и местных наречий, складываются язы¬
ки групп (жаргоны, арго, профессиональные и искусственные языки, шиф¬
ры), строящиеся в зависимости от основного языка общества.
9 О религии как семиотической и коммуникативной системе см.: Ю. А.
Левада. Социальная природа религии. М., 1965, стр. 65 и сл.
388
рели традиционный характер. Но сплошь и рядом символ, знак, дей¬
ствие, слово и т. п. не имели рационального содержания, да и не
нуждались в нем, и те люди, которые ими пользовались, могли их
не понимать: эти символы и знаки действовали скорее на эмоции,
нежели на разум. Важно было не понимание ритуала, а .выполне¬
ние его, не осознание того или иного норматива, а подчинение ему.
Единственным обязательным содержанием любого символа или
знака, в чем бы он ни выражался, была его социальная общезна¬
чимость, т. е. сравнительно одинаковое отношение к нему членов
группы или общества, в котором он был принят. Эта общезначи¬
мость, придание коммуникативному элементу одинакового значе¬
ния всеми участниками акта коммуникации, имеет интеллектуаль¬
ную или эмоциональную природу либо сочетает в себе и ту, и
другую. В разных видах коммуникаций, в разных «языках» со¬
отношение этих типов различно. В «языках» искусства, как и в
социальных ритуалах и символах внеязыкового характера, пре¬
обладает эмоциональная сторона, и при соответствующих актах
коммуникации происходит своего рода «эмоциональное зараже¬
ние» (что не исключает наличия в них и интеллектуального мо¬
мента).
Символические социальные процедуры и знаковые системы,
особые для каждого исторического периода и общества или куль¬
турного региона, (культурной традиции, воплощают моральные
установки, господствующие ib этом обществе, и участвуют в фор¬
мировании социальных чувств и индивидуальных эмоций. Благода¬
ря им вырабатывается определенный, характерный для данного об¬
щества или цивилизации тип устойчивого поведения, структури¬
руется личность 10 11. Тем самым духовные способности и психиче¬
ские качества людей становятся частью социального строя. Таким
образом, семиотические системы способствуют закреплению со¬
циальной деятельности, которое, по выражению Маркса, было «од¬
ним из главных моментов ,в предшествующем историческом разви¬
тии» п. Социальная функция символических систем состоит в том,
что они участвуют в консолидации, воспроизведении и функцио¬
нировании общественной структуры.
Все вместе символические знаковые системы образуют (комп¬
лекс социальных связей, в которые включается каждый член об¬
щества. Символические языки, функционирующие в обществе, не
творятся произвольно, они наследуются от предыдущих поколе¬
ний, хотя при этом и видоизменяются. Как было отмечено, в зна¬
чительной своей части семиотические системы воспринимаются и
воспроизводятся механически и неосознанно. Знаковые системы
исподволь навязываются членам общества, их совокупность как
10 К. О. L. Burridge. «Culture and Personality» and History: Л Revi¬
ew.— «Gahiers d’histoire mondiale», vol. IX, 1, 1965.
11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 32.
389
бы образует среду, в которой протекает вся жизнедеятельность
человека.
То, что семиотические системы сплошь и рядом не осознаются
в качестве таковых людьми, ими пользующимися, очень важно для
исследования. Вследствие этого отпадает или сводится к минимуму
опасность принять индивидуальное за общераспространенное,
исключение счесть нормой. Именно потому, что семиотические си¬
стемы, по крайней мере отчасти и до тех пор, пока они социально
эффективны, не подвержены сознательной переработке, возможно
их «моделирование», построение (или восстановление) их струк¬
турных типов 12.
Коммуникативные системы развиваются и изменяются вместе
с обществом, но эволюция и смена их не происходят целиком в ре¬
зультате целенаправленного и сознательного волевого творчества
людей. Изменение семиотических систем, вызываемое сдвигами в
общественной структуре, вместе с тем происходит в соответствии
с внутренними закономерностями самих этих систем. Здесь возни¬
кает вопрос о процессе утраты символом или целой системой сим¬
волов своей общеобязательной роли. Когда старая нормативная
система перестает быть общеобязательной, тогда она вследствие
происшедших в обществе изменений оказывается неспособной ре¬
гулировать социальные отношения. Очевидно, этот разрыв проис¬
ходит не сразу и не осознается одновременно всеми членами обще¬
ства или всеми составляющими его группами.
Семиотические системы, применяемые обществом, всеобъемлю¬
щи, т. е. они пронизывают всю его жизнь и налагают свой отпеча¬
ток на все ее стороны — производство, идеологию, религию, искус¬
ство, межличные отношения, политику — и воплощаются во всех
человеческих творениях: в орудиях труда, зданиях, произведениях
искусства, идеях, научных открытиях, одежде, формах общения
п т. д. При посредстве этих систем общество создает свою картину
мира, в котором оно существует, а равно и свою собственную
«модель».
Наиболее универсальными из символических отношений, при¬
сущих всякому общественному сознанию, являются представления
о пространстве, времени, числе, причине, Миновало то время, ког¬
да наука мыслила их одинаково интерпретируемыми в любой ци¬
вилизации. Ныне ясно, что в разных культурах и на разных сту¬
пенях исторического развития коренные понятия, отражающие
наиболее общие стороны действительности, имели свою специфику.
Эти категории лежат в основе символических систем и пронизы¬
вают их. Они составляют определенные черты конструируемого
данной культурой «образа» мира, общества и человека.
12 «Симпозиум но структурному изучению знаковых систем. Тезисы до¬
кладов». М., 1962; С. Levi-Strauss. Anthropologie structurale. Paris, 1958.
390
Любой предмет человеческой деятельности может быть вовле¬
чен в процесс общественной коммуникации и стать его элемен¬
том — знаком. Это значит, что предмет или событие кем-то интер¬
претируются, используются для осознания действительности. Ис¬
торик, исследующий общественную психологию, и психолог,
обращающийся к истории, могут попытаться восстановить этот
акт, совершавшийся людьми минувшей эпохи, (поскольку он был
социально обусловлен 13.
Совокупность семиотических систем, действующих в обществе,
всегда достаточна для того, чтобы передать социально значимую
информацию, которую способно выразить и воспринять данное (об¬
щество. С изменением общества могут утрачивать свое значение
и частично исчезать старые символические языки (например, те
или иные группы религиозных символов) и возникать новые зна¬
ковые системы (например, научные). Существующие одновремен¬
но различные знаковые системы могут быть взаимосвязаны и до¬
полнять друг друга.
Наличие разветвленного комплекса коммуникативных си¬
стем — неотъемлемая черта любого человеческого общества. Спо¬
собность и потребность создавать и применять символы,— бесспор¬
но, существенный отличительный признак человека (человек, по
Э. Кассиреру, animal symbolicum) 14.
Комплекс языковых систем (включая сюда и все их воплоще¬
ния), в которых социальная информация накапливается, разви¬
вается и преобразуется обществом и передается из поколения в
поколение внутри этого общества, можно обозначить как культу¬
ру. Такое определение культуры имеет структурно-функциональ¬
ный характер: оно указывает на роль социального регулятора, вы¬
полняемую культурой в общественной структуре. Это определение
культуры, разумеется, отражает лишь один ее аспект. Оно не
исключает определений, даваемых с иных точек зрения. Здесь
культура предстает перед нами скорее как «регулятивный ме¬
ханизм», чем в виде реальной совокупности всех богатств, харак¬
теризующихся неповторимой индивидуальностью, приданной им
их создателями 15.
Исследование общества требует изучения его социальной
структуры, а следовательно, и образующего ее комплекса общест¬
венных связей. Все виды социальных отношений — производствен¬
ных, имущественных, правовых, (политических, семейных, эстети¬
ческих, религиозных — реализуются в обществе так или иначе
13 J.-P. V е г n a n t. Histoire et psichologie.— «XXVе Semeine de Synthe-
se». Paris, 1965, p. 90—94.
14 E. Cassirer. An Essay on Man. An Introduction to a Philosophy of
Human Culture. New Haven, 1945, p. 26.
15 Обзор определений культуры см.: A. L. Kroeber and С. К luck-
h о h n. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge,
Massachusetts, 1952.
391
при посредстве соответствующих семиотических систем. Так как
каждое общество характеризуется определенной и только ему при¬
сущей структурой социальных отношений, то комплекс семиотиче¬
ских систем общества образует некое структурное единство (не
исключающее, разумеется, и антагонизмов между составляющими
его «подсистемами»), модель которого мог бы построить исследова¬
тель, если бы он обладал достаточными источниками.
Обращаясь к истории общества прошлого, ученый уже не мо¬
жет наблюдать системы общественных коммуникаций в действии.
Но он обнаруживает их остатки, фрагменты, запечатленные в па¬
мятниках iMaтермальной и духовной жизни этого общества. Задача
историка заключается прежде всего в том, чтобы расшифровать
сообщения, которые несут в себе сохранившиеся памятники. В па¬
мятниках находят свое воплощение исторически обусловленные
символические языки, в которых осуществлялись социальные свя¬
зи исследуемого общества. Если реконструкция и интерпретация
знаковых систем возможны, то может быть восстановлена и со¬
циальная структура общества, притом не в одних лишь его внеш¬
них общих очертаниях, но и «изнутри»: могут быть до какой-то
степени воссозданы «аппарат» социального общения, представле¬
ния, мьгели, чувства, структура духовной жизни членов этого об¬
щества, иначе говоря, может быть представлено человеческое
содержание социальной структуры.
Чем более отдалена от нас эпоха, тем более ограничен круг
исторических источников. Но и в этих условиях из них можно
многое извлечь, если будет разработан соответствующий подход.
Любой след, оставшийся от изучаемой эпохи, может нечто сооб¬
щить исследователю, если его удастся поставить в определенную
связь с другими памятниками и, главное, если рассматривать его
как продукт человеческой деятельности, всегда исторически обус¬
ловленной и осуществляющейся в тех формах, которые специфич¬
ны для данной эпохи.
При этом необходимо обнаружить такие стороны социальной
деятельности, которые представляют собой повторяющиеся, отно¬
сительно устойчивые структуры. В источниках важно выделить
моменты, отражающие и фиксирующие подобные массовые явле¬
ния. Именно в этом плане существенно изучение (общественных
ритуалов, символических действий и формул. Поскольку эти зна¬
ковые отношения имеют объективную основу в общественной
практике людей, то их анализ мог бы способствовать исследованию
последней. Перед историком, изучающим социальную психологию,
встает вопрос о месте указанных процедур и актов в социальной
деятельности изучаемого общества, о значении их в процессе фор¬
мирования человеческой личности, характерной для этого об¬
щества.
Подход к историческим памятникам, о котором у нас идет
речь, сосредоточивает внимание историка па выявлении функцио¬
392
нальных связей, действовавших в обществе, структурных принци¬
пов, лежавших в основе человеческих отношений и общественной
практики, ха!рактеризовавшей данное общество. Нужна ли оговор¬
ка, что такой подход может обнаружить лишь один из многих ас¬
пектов социально-исторической действительности? Но именно по¬
тому, что действительность эта может быть раскрыта только в
результате всестороннего и многоаспектного изучения общества,
охарактеризованный выше способ рассмотрения исторических па¬
мятников также, на наш взгляд, должен быть принят во внимание.
Мы полагаем, кроме того, что этот метод исторического анализа
(если правомерно и непреждевременно говорить о нем как о ме¬
тоде) не является изолированным от других исторических мето¬
дов, но внутренне с ними связан. Мы употребляем понятие «семио¬
тика» не в его специально-«техническом» смысле — как науки о
знаковых системах, которая сама при их анализе нередко пользу¬
ется знаковыми обозначениями с целью формализации исследуе¬
мого материала. Для историка, на наш взгляд, важен прежде все¬
го общий подход к анализу знаковых систем, в которых воплоще¬
ны общественные связи.
Ниже мы попытаемся рассмотреть под указанным углом зрения
некоторые категории исторических источников, относящихся к
средневековью. Эта попытка имеет значение самой общей и сугубо
предварительной разведки с целью выяснения возможности разра¬
ботки в дальнейшем соответствующих исследовательских ме¬
тодик.
* * *
Среди источников по истории общественного строя раннего
средневековья особое место занимают варварские «Правды» раз¬
личных народов и племен Европы. Одной из наиболее примеча¬
тельных их особенностей как памятников есть то, что индивиду¬
альный. субъективный момент находит в них минимальное выраже¬
ние. «Правды» фиксируют обычаи, складывавшиеся поколениями
и мало изменявшиеся, во всяком случае под воздействием созна¬
тельной инициативы, именно потому, что они были обычаями: в
силу традиции эти нормы считались нерушимыми, если не священ¬
ными 16. Отсюда неполнота и фрагментарность постановлений
16 При этом нужно, однако, иметь в виду, что сам акт записи обычая,
сохранявшегося до того лишь в памяти его знатоков, «законоговорителей»
(как их называли в Исландии), знаменовал начало процесса обособления
обычного права от народа. Ибо до тех пор, пока оно опиралось на устную
народную традицию, оно могло при всем пиетете его творцов и носителей
перед стариной («пошлиной») изменяться, исподволь, может быть бессозна¬
тельно, отражая наряду со старым и новые моменты. Фиксация же части
обычного права в судебниках (полностью обычаи никогда не записывались,
это было, вероятно, и невозможно, и не нужно) придавала ему окончатель¬
ный, впредь неизменяемый вид. К тому же запись судебников почти повсе¬
393
«Правд», ибо многообразные обычаи не поддаются сплошной фик¬
сации, да в этом и не было необходимости. Отсюда же и противо¬
речивость отдельных положений, которые подчас фиксировались
в то время, (когда они уже утрачивали свою действенность.
В записях правовых обычаев сконденсирован социальный опыт
варварских племен. В традиционной форме норм народного права
отливалась социальная деятельность, принимавшая характер по¬
стоянно воспроизводимых стереотипов поведения, обязательных
для всех членов общества. Выделить в «Правдах» нововведения
обычно относительно легко, и можно очертить круг объективных яв¬
лений, нашедших в «Правдах» адекватное, не подвергшееся иска¬
жению отражение. Другая очень важная черта записей обычного
права — это то, что они, не будучи памятниками сложившегося
классового общества, закрепляют нормы, общие для всех сопле¬
менников (что вовсе не исключает возможности их социального
анализа, выявления тенденций классовой дифференциации, обособ¬
ления групп, включавшихся затем в классы феодального общест¬
ва, и т. п.). Наконец, важно подчеркнуть, что «Правды» 'содержат
нормы и обычаи, имевшие силу в среде массы населения ранне-
средневековой Европы. Историки располагают большим количест¬
вом таких записей, и возможно их сравнительное изучение и вы¬
членение в них как общего, так и специфичного, неповторимого.
Историки привыкли подходить к исследованию «Правд» с оп¬
ределенным кругом вопросов: структура семьи, собственности,
личных и имущественных прав представителей разных социаль¬
ных разрядов населения, изменения в их положении — эти и
подобные вопросы связаны с общей проблемой генезиса феодализ¬
ма. Историки-юристы изучают по «Правдам» древнегерманское
право, характерные для него процессуальные нормы, общие прин¬
ципы судопроизводства, отдельные правовые институты («право¬
вые древности»). Помимо этого, знакомство с характерными для
варварского общества правовыми 'процедурами вызывает интерес
читателя к древнему быту, нравам, а подобный интерес всегда
включается в более широкий интерес к истории.
Все варварские «Правды», несмотря на разное время их запи¬
си (с конца V вплоть до XIII—XIV вв., когда были составлены
последние из скандинавских областных судебников) и разные
исторические условия, в когорых они были созданы (фиксация
обычного права у германских народов происходила на неодинако¬
вой стадии их перехода от общинно-родовых отношений к фео¬
дальным), представляют собой в общем и целом памятники одно¬
го рода, с определенными общими чертами. Среди этих присущих
им всем признаков нужно выделить один, с точки зрения нашего
местно производилась по инициативе королевской власти, к которой со вре¬
менем переходила и законодательная функция (сначала это были добавле¬
ния и исправления «Правд», а затем и самостоятельные законы).
394
исследования, решающий, а именно: во всех судебниках запечат¬
лелся, mulalis mutandis, общий стиль или одинаковая структура
правового сознания — сознания, глубоко отличного как ют римско¬
го правосознания, так и от близкого во многом к последнему со¬
временного правосознания. Менее резкой гранью этот стиль мыш¬
ления отделен от юридического мышления феодальной эпохи, но
тем не менее и здесь можно установить достаточно определенные
демаркационные линии. Само собой разумев!ся, за спецификой
правового сознания, раскрывающейся в варварских «Правдах»,
нужно видеть более общие черты мироотношения, свойственного
людям той эпохи.
В самом деле, критерии, на основании которых обширная
группа источников выделяется в особую категорию варварских
«Правд» или записей народного права (Volksrechte),— это в первую
очередь не социально-экономические критерии, как нередко пред¬
ставляется. Для того чтобы установить, является ли данный источ¬
ник памятником права дофеодального или раннефеодального об¬
щества, сначала надо изучить его содержание. Да и вообще невоз¬
можно было бы утверждать, что все памятники, причисляемые к
варварским «Правдам»,— это записи права дофеодального: если и
не целиком, то определенными своими «пластами» ряд этих источ¬
ников относится уже к раннефеодальному общественному строю.
Тем не менее, если имеется реальный признак, на основании кото¬
рого памятник может быть причислен к записям обычного права,
то этот признак следует искать, видимо, в структуре и характере
такой записи. Во всех этих записях права, как мы ниже постараем¬
ся показать, можно найти некоторые характерные особенности.
Нормы права обычно не выступают в судебниках в виде аб¬
страктных обобщенных постулатов, охватывающих широкую кате¬
горию явлений, а представляют собой конкретные юридические
казусы, заимствованные непосредственно из жизни и поэтому при¬
менимые лишь в строго аналогичных случаях. Трудно согласиться
с высказывавшейся в литературе мыслью о том, что эти казусы в
силу внесения их в текст судебника как бы возводились в общую
норму 17: они именно не возводились в общую норму, а оставались
частными казусами, вследствие чего к ним прибегали только в тех
случаях, когда происходило совершенно аналогичное преступле¬
ние или возникала тождественная правовая ситуация. В судебни¬
ках устанавливаются материальные возмещения за каждый от¬
дельный, конкретно определенный проступок. В отличие от
памятников уголовного права более поздних эпох соответствующие
разделы «Правд» разрастаются в обширные каталоги пеней и
штрафов, никак не обобщенных и не подведенных под общую руб¬
рику.
17 Н. П. Грацианский. Из социально-экономической истории запад¬
ноевропейского средневековья. Сборник статей. М., 1960, стр. 73.
395
Например, алемАнн, которому пробили голову, «так 1ito пока¬
зался мозг», получал возмещение в 12 солидов. Но если один дру¬
гому проломит череп гак, что из пего придется вынимать кость,
звук падения которой на щит будет слышен через дорогу, то нуж¬
но уплатить 6 солидов 18. Или: если человеку отрубят ногу, воз¬
мещение составит 40 солидов. Если же он может выйти за преде¬
лы поселка и дойти до своего поля с помощью костыля, возмеще¬
ние будет равно только 25 солидам19. Казуистика и наивный
формализм варварского права достигают максимума в подобных
постановлениях, полных натуралистических подробностей.
Но даже и тогда, когда в судебниках фиксировалась действи¬
тельно более или менее обобщенная юридическая максима, она за¬
писывалась в специфической, сугубо конкретной, более того —
предметно-наглядной форме, с изображением всех второстепенных
(с нашей точки зрения) деталей, вплоть до слов, выражений, же¬
стов, которые должны были сопровождать и составлять соответ¬
ствующую процедуру.
Ознакомление с многочисленными описаниями судебных и дру¬
гих процедур приводит к предположению, что составители
«Правд» не отличали главное от второстепенного: мельчайшие
действия, формулы и выражения зафиксированы столь же и еще
более детально, как и существенная сторона этих актов, то, ради
чего они, казалось бы, и совершались. Подобные описания подчас
сбивчивы, содержат повторения, но составителям «Правд» явно
важно зафиксировать все детали, ничего не упустить. По-видимо-
му, различие между второстепенным и основным проходило для
них не там, где его склонны проводить мы. Это смешение может
быть понято как свидетельство неразвитости правосознания, юри¬
дической «примитивности» народного права. Но такая оценка не¬
достаточна, так как она исходит из совершенно чуждых дофео¬
дальному обществу критериев и ничего по существу не объясняет.
Очевидно, все подробности имели глубокое символическое значе¬
ние и были необходимы для осуществления права.
Обычное право «примитивных» народов не отвечает тем тре¬
бованиям, которые предъявляет к праву сознание цивилизованных
народов. Но это «примитивное» право вполне удовлетворяло потреб¬
ности создавшего его общества и соответствовало сознанию людей,
18 Pactus legis Alamannorum, 1, § 1, 4, ср. § 5. Ср. ibid, 2, § 1: «Если ка¬
кой-либо свободный так ударит свободного, что выступит кровь и оросит
землю...» Ср. Lex Salica, 17, § 5; Lex Ripuaria, 2; Lex Bajiivariorum, 4, § 15,
27; 5, § 8. Pactus legis Alamannorum, 1, § 7: «Если кто-либо изобьет свобод¬
ную женщину так, что кровь не появится, уплатит 2 солида». См. там же
подробную таксацию ран (глаз, ухо, рука, нога и т. д.).
19 Ibid., И, § 3. Ср. Eaictus Rothari, 47; Lex Ripuaria, 68, 1; Lex Frisio-
onum, 22, 71, 74. Такие же подробные таксации ран содержатся в англосак¬
сонских судебниках (/Ethelberht, 33—72, Alfred, 44—77) и в «Саксонской
правде» (XI—XIII).
396
им руководствовавшихся. Разные формы права имеют в основе
своей различные формы правосознания и могут быть правильно
поняты лишь при рассмотрении их в контексте той социальной си¬
стемы, в которой они имели силу. Кроме того, эту «примитивность»
варварского -права вовсе нельзя принимать за простоту и неслож¬
ность: оно как раз было очень сложно, разветвлено, обладало осо¬
бой внутренней логикой, и отдельные части его были между собой
согласованы.
Сплошь и рядом изложение правового обычая в судебниках
обнаруживает сходство с короткой новеллой: перед нами разыгры¬
ваются живые эпизоды из правового быта варваров, весьма напо¬
минающие соответствующие рассказы исландских -саг на эти же
гемы. Вот как, например, рисуется в «Алеманнской правде» тяжба
между двумя семьями (родами, патронимиями — в источнике упот¬
реблен не совсем ясный термин «генеалогия»): «Если возникнет
тяжба между двумя генеалогиями о границах их земель и кто-либо
скажет: „вот здесь наша граница44, а кто-либо другой, находясь
в другом месте, скажет: ,,а вот здесь наша граница44,— тогда в при¬
сутствии графа того округа они должны водрузить знак там, где,
по мнению тех и других, проходит их граница, и затем они долж¬
ны обойти кругом спорное пограничное (место. После того как они
обойдут эту пограничную территорию, они должны вступить на ее
середину и в присутствии графа взять из этой земли то, что але-
манны называют кусок дерна, воткнуть в него древесные ветви,
а затем тяжущиеся генеалогии должны поднять эту землю в при¬
сутствии графа и передать ее в его руки. Он завертывает дерн в
ткань, ставит печать и передает в руки верного человека вплоть до
установленного дня судебного заседания. [В суде] происходит су¬
дебный поединок между двумя [лицами]. Приступая к поединку,
[борющиеся] должны положить эту землю [дерн] посередине
[между ними] и прикоснуться к ней своими мечами, которыми
они будут сражаться, затем пусть призовут бога в свидетели того,
что он дает победу правому, и пусть начнут поединок. Тот из них,
кто одержит победу, пусть и владеет спорным, а проигравший
пусть заплатит 12 солидов штрафа за то, что осмелился возражать
против права собственности (другой стороны)»20.
20 Leges Alaman, 81. А. И. Неусыхин («К вопросу об эволюции форм
семьи и земельного аллода у алеманнов в VI—IX вв. В связи с толкованием
термина „генеалогия44». — «Средние века». Сборник, вып. VIII. М., 1956,
стр. 57. Мы позаимствовали, слегка уточнив, перевод этого титула из ука¬
занной статьи) подчеркивает архаичность процедуры и связанных с ней
символов, отражающих, по его мнению, сакральный характер древнего
обычного права. В «Баварской правде» (XVI, 17) дана та же процедура, но
отдельные ее элементы выступают в ее описании в ослабленной форме. Не¬
усыхин (там же) видит в ней «отголосок той седой старины, обычаи кото¬
рой так подробно расписаны в главе 81 «Алеманнской правды».
397
Такая конкретность й наглядность изложения материала
в «Правдах» может быть расценена как свидетельство нерасчле-
ненности правовых максим и художественного жанра, но сама эта
неотдифференцированность разных отраслей духовного творче¬
ства варваров, несомненно, отражает особенности их мышления,
склонного к конкретному, а не к абстрактному, к чувственно-ося¬
заемому, а не к обобщенно-типизирующему восприятию и воспро¬
изведению действительности. Об этой черте «примитивного» со¬
знания говорят также сложность и противоречивость, неустойчи¬
вость правовой терминологии народных «Правд».
«Примитивное» («архаическое», «варварское») сознание ни в
коей мере не примитивно, но оно существенно отличается от со¬
временного рационалистического сознания иным способом расчле¬
нения и организации действительности, способом, вряд ли менсо
логичным н последовательным, чем наш, и — главное! — вполне
соответствовавшим потребностям общества, выработавшего народ¬
ное право.
Наконец, следует отметить своеобразный формализм варвар¬
ского права, выражавшийся в крайней приверженности ко всякого
рода актам, процедурам и формулам, отступление от которых было
равносильно отказу от права, уничтожению самой юридической
нормы. Эта черта, присущая не одному только древнегерманскому
праву, опять-таки непосредственно связана с особенностями мыш¬
ления варваров21.
К «Правдам» невозможно подходить с критериями и катего¬
риями, применяемыми к памятникам феодального и тем более
буржуазного общества, и предполагать у варваров столь же раз¬
работанные и расчлененные понятия «собственность», «право»,
«свобода» и т. п., какими пользуемся мы при изучении этих
«Правд». Можно пойти дальше и утверждать, что исследователь
варварского права сталкивается с особым типом мышления.
Действительно, как мы видели, «казуистичность» «Правд»,
«неумение» их составителей построить общую норму оказыва¬
ются, при более глубоком анализе, выражением конкретно-образ¬
ного мышления. Рассказывая на народной сходке об обычаях от¬
цов и дедов, а затем фиксируя это обычное право, частично оформ¬
ляя его в виде «Правды», его знатоки и «законоговорители» неиз¬
бежно представляли себе в полной реальности деяния и поступки,
подлежащие каре, и все обстоятельства сделок и процедур, которые
совершались в определенных случаях жизни. Каждый казус, о ко¬
тором говорит «Правда», как бы «разыгрывался» перед умствен¬
ным взором «сведущих людей», диктовавших право писцам, а рав¬
но и в воображении их слушателей — участников судебных сходок,
21 А. Н е u s 1 е г. Institutionen des Deutschen Privatrechts. Bd. I. Leip¬
zig, 1885, S. 49—52; H. П. Павлов-Сильванский. Символизм в древ¬
нем русском праве, Соч., Ш. Приложения. СПб., 1910, стр. 424—452.
398
маллюсов, тингов. Поэтому невозможно было записать обычную
норму, которая устанавливала бы, например, наказание за кражу
вообще: нужно было представить себе конкретные обстоятельства
кражи, реальный объект ее и т. д. В «Салической правде», одной
из наиболее архаичных записей варварского права, нет единого
и общего постановления о наказании за кражу имущества; зато
во многих титулах со всеми подробностями разбираются случаи
кражи свиней (титул II), рогатых животных (титул III), овец
(титул IV), коз (титул V), собак (титул VI), птиц (титул VII),
пчел (титул VIII), рабов (титулы X, XXXV), лодок (титул XXI),
дичи (титул XXXIII), изгороди (титул XXXIV) и т. д. Различа¬
ются кражи, совершавшиеся свободными и рабами; предусматри¬
ваются случаи, когда крали одно или нескольких животных, учи¬
тывая при этом, оставались ли еще другие или нет, и т. д. Детали¬
зация шла дальше. Невозможно было, скажем, внести в судебник
постановление о краже свиньи: сразу же возникала потребность
отметить возраст и пол свиньи, знать, супоросая она или нет, вы¬
яснить, откуда ее увели, из стада или из хлева, одну или с порося¬
тами. Точно так же нельзя было ограничиться указанием кары за
кражу ястреба: отмечены особо случаи кражи ястреба, сидящего
на дереве, ястреба, сидящего на шесте, и кражи ястреба из-под
замка. В титуле VII упоминаются отдельно кражи петуха, кури¬
цы, журавля, домашнего лебедя, гуся, голубя, мелкой птицы, хотя
во всех этих случаях штраф был один и тот же — 3 солида.
Вместо нормы, каравшей за словесное оскорбление, упоминали
то ругательство, которое действительно было когда-то кем-то про¬
изнесено, и возмещение, за него уплаченное. В титуле XXX «Са¬
лической правды» перечислены следующие оскорбления, караемые
одинаковым штрафом в 3 солида: «если кто назовет другого уро¬
дом» или «грязным», или «волком», или «зайцем»; такой же штраф
полагался в случае ложного обвинения человека в том, что он бро¬
сил в сражении свой щит. Недоказанное обвинение в доносах или
лжи каралось уплатой 15 солидов. Если свободную женщину кто-
либо («мужчина или женщина») назовет блудницей «и не дока¬
жет этого», платит 45 солидов. Перечень оскорблений, караемых
штрафом, интересен, помимо прочего, еще и как свидетельство о
понятиях чести, существовавших в варварском обществе.
Детальность постановлений о карах за членовредительство
в «Правдах» подчас порождает предположение о бессистемности и
внутренней несогласованности и противоречивости этих титулов 22.
Однако предельная детализация постановлений не порождала и
не отражала путаницы в сознании варваров. Проявляющиеся в
них конкретность и предметная образность мышления в одинако¬
вой степени были характерны как для тех, кто хранил постановле-
72 Ср. Lex Salica, XXIX, 1—2, с. Add. 1—5; см. также § 3—8 (о возмеще¬
ниях за отрубленные пальцы).
399
пия обычного права в своей памяти, так и для тех, кто следовал
предписаниям судебников.
Соответственно, и исследователю «Правд» приходится внима¬
тельно изучать каждое постановление, любой оборот речи, чтобы
правильно восстановить ту картину реальности, которая, очевид¬
но, представлялась уму составителей судебника. Описывая нормы
обычного права, за которыми скрывалась социальная действитель¬
ность, историк должен иметь в виду, что сплошь и рядом (в раз¬
ных «Правдах» по-разному) эти нормы не осознавались варвара¬
ми в общей и тем более в абстрактной форме. Учитывая, что в лю¬
бой «Правде» всегда зафиксирован лишь фрагмент обычного пра¬
ва, а не все оно целиком, приходится задумываться над тем, поче¬
му именно данные, а не какие-либо иные стороны действительно¬
сти требовали записи с точки зрения составителей судебника. Ко¬
роче говоря, изучение записей народного права предполагает глу¬
бокое проникновение в «дух» этого права, в сознание варваров.
Способ, которым записаны «Правды», делает такую попытку воз¬
можной. Важнейшее средство исследования — скрупулезный ана¬
лиз терминологии. Особенно продуктивным он обещает быть в при¬
менении к судебникам, записанным на родных для варваров язы¬
ках. Таковы англосаксонские и скандинавские «Правды», в отличие
от записанных по-латыни судебников континентальных германцев:
латынь скрадывала многие оттенки мысли и делала невозможным
адекватное и непосредственное выражение понятий, присущих до¬
феодальному обществу.
Об образности варварского мышления23 свидетельствуют также
и поговорки, нередко встречающиеся в некоторых записях обыч¬
ного права и выполняющие в них функцию выражения общих
норм24.
Раскрытие семиотических систем дофеодального общества, во¬
площающихся в варварских «Правдах», требует от историка са¬
мого пристального отношения ко всем содержащимся в них сведе¬
ниям о процедурах, которыми сопровождалась вся социальная
жизнь варваров. И действительно, мы сталкиваемся в варварских
«Правдах» с обилием всякого рода юридических и иных обрядов
и формул. По существу каждая сделка, всякий важный поступок
в жизни, например вызов в суд, передача или раздел имущества,
вступление в брак, уплата возмещения, дача свидетельских показа¬
ний, оправдание от обвинения, требовали особой, раз навсегда уста¬
23 Возможно, эта черта мышления варваров сродни, если не аналогична,
отмеченному этнологами чувственно-эмоциональному типу мышления со¬
временных «примитивных» народов. Исследователи отмечают вместе с тем
точность определений и необычайную подробность в описании «дикарями»
видов растений и живых существ (С. L ev i - S t г a u s s. La pensee sauvage.
Paris, 1962, p. 16-17).
24 Cm. J. Grimm. Deutsche Rechtsalterhiimer, Bd. I—II. Berlin. 1956
(1 Ausg.—1828); E. Graf und M. Dietherr. Deutsche Rechtssprichworter.
Nordlingen, 1869.
400
новленной и строжайше соблюдаемой процедуры, ибо малейшее
ее нарушение или отклонение от нее делали недействительным
весь акт. Подробность описания в «Правдах» процедур — свиде¬
тельство большой важности, которую им придавали. Вспомним
хотя бы описания в «Салической правде» бросания «горсти земли»
человеком, не имеющим средств для уплаты вергельда25, или обря¬
да отказа от родства при посредстве разбрасывания сломанных
ветвей «мерою в локоть» 26, или порядка уплаты reipus’a27, отпуска
на волю рабов и литов «через денарий» 28, процедуры «аффато-
мии»; в последнем случае предусматривался целый комплекс сим¬
волических актов: здесь и возбуждение в судебном собрании трех
исков тремя людьми (возможно, это были иски символического
значения), и бросание в полу стебля, и приглашение в дом гостей,
которых в присутствии свидетелей угощали овсянкой, и произнесе¬
ние клятв, и наличие щита, вообще игравшего важную роль во мно¬
гих процедурах29. В норвежских судебниках со всеми деталями
изображен порядок «введения в род» незаконнорожденного сы¬
на30, передачи земельной собственности31, вызова истцом ответ¬
чика в суд, устройства третейского суда32 и т. п. В ряде «Правд»
приводятся формулы, которые нужно было произносить в публич¬
ных собраниях для очищения от обвинений и по другим поводам 33.
Так, при введении в род незаконнорожденного сына отец произно¬
сил формулу: «Я ввожу этого человека в права на имущество, кото¬
рое я ему даю, на деньги и подарки, на сидение и поселение, на
25 Lex Salica, LVIII.
26 Lex Salica, LX.
27 Lex Salic-a, XLIV; cp. Capitulare I, 7 (achasius).
28 Lex Salica, XXVI.
29 Lex Salica, XLVI.
30 Gulathingslov, 58. Отец должен устроить пир и зарезать трехгодовало¬
го быка, содрать шкуру с правой передней ноги его, изготовить из нее бо¬
тинок, который он ставит подле большого пивного котла. Затем члены его
семьи, а также внебрачный сын, которого вводят в род, в определенной по¬
следовательности надевают ботинок. После этой процедуры отец произно¬
сит формулу, согласно которой вводимый в род приобретает все личные и
имущественные права, какими пользовались другие его дети. Cp. Frostat-
hingslov, IX, 1. Здесь «вводимый в род» должен был во время этой процеду¬
ры держать на коленях малолетних сыновей своего отца.
31 Gulathingslov, 292: «Он должен взять землю, как предписывает за¬
кон: он должен взять ее из четырех углов очага, и из-под почетного сидения
[хозяина в горнице], и с того места, где пахотная земля встречается с лугом
и где лесистый холм соприкасается с выгоном...»
32 Gulathingslov, 37: «[Участники] посреднического суда должны располо¬
житься перед дверью защищающегося, но не позади его дома. Он [истец]
должен посадить своих судей на таком расстоянии от дома, чтобы ответчик
мог поместить своих судей между дверью и судьями другого человека
[истца] и чтобы оставалось достаточно места для проезда повозки с дрова¬
ми между судьями и дверью...».
33 Gulathingslov, 265, 267, 274 (тексты формул, которые нужно было про¬
износить для того, чтобы отвергнуть притязания на свое земельное владе¬
ние). Cp. Lex Salica, L. LII, LVII; Capitulare I, 7, 9.
401
возмещение и вергельд и во все личные права, как если бы его
мать была куплена за мунд» (т. е. если бы он был законнорожден¬
ным). Чрезвычайно важно отметить то обстоятельство, что эта
формула состоит из аллитерированных ритмических фраз и напо¬
минает произведение поэзии древних скандинавов.
Во всех этих случаях (как и во множестве других) составители
судебников придают огромное значение всем мельчайшим деталям;
предусмотрены движения, слова и поступки участников процедур,
даже их местоположение относительно друг друга,— короче, в запи¬
сях права с точностью подробного сценария расписаны все дей¬
ствия, необходимые для успешного осуществления каждого из ак¬
тов, регулировавших различнейшие стороны общественной жизни
варваров.
В результате знакомства с указанными социально значимыми
актами можно с уверенностью утверждать, что все проявления об¬
щественной жизни у варваров были обставлены процедурами,
требовали определенных жестов, произнесения формул и клятв,
сопровождались ритуальными символическими действиями, имев¬
шими сакральную силу. Доведенный до предела варварский «фор¬
мализм» обычного права наводит на предположение: во всякого ро¬
да сделках и общественных поступках существенным считалось
не одно их реальное содержание (купля-продажа, вступление в
брак, наследование имущества, уплата виры и т. д.), но и сопро¬
вождавшие их символические действия, форма, в которой они со¬
вершались. Вне этой раз навсегда установленной формы сделка
не могла приобрести силы, считалась неосуществленной.
В Норвегии в раннее средневековье вольноотпущенники дели¬
лись на два разряда, различавшиеся правами и степенью свободы,
которой они пользовались: высший разряд составляли вольноот¬
пущенники, которые устраивали пирушку при своем освобожде¬
нии и приглашали на нее бывшего своего господина; к низшему
разряду принадлежали отпущенники, пирушки не устраивав¬
шие34. Возлияние «освободительного пива» (frelsisol) определяло
статус человека.
Сделка считалась нерушимой, если она была совершена на на¬
родном собрании — тинге, участники которого при ее утверждении
поднимали оружие35. Эта процедура имела столь важное значе¬
ние, что обозначавший ее термин vapnatak (waepentak) стал на¬
званием судебно-административных округов в областях скандинав¬
ских поселений в Англии. Всякая сделка совершалась при свиде¬
телях, которые могли бы в случае необходимости ее подтвердить:
свидетели обязаны были подробнейшим образом рассказать о тех
обрядах и присягах, которые были произведены или произнесены
при заключении сделки.
34 Gulathingslov, 56, 61—63, 66, 296.
35 Gulathingslov, 267, 279.
402
Судебное разбирательство у варваров не столько преследовало
цель раскрытия истины, обстоятельств преступления, установления
виновного, сколько скрупулезного совершения самого обряда.
Тяжба, по варварскому праву, имела первоначальное значение
этого слова: то было соревнование, состязание сторон. Можно было
оправдаться, произнеся установленную клятву; выигрывал тот,
кто мог привести больше соприсяжников, чем противная сторона.
Испытание кипящей водой и раскаленным железом очищало от
обвинения того, кто его благополучно выдержал; считалось, что,
будучи виновным, он не смог бы выдержать этого испытания.
Прав был тот, кто строго соблюдал все процедуры, требовавшиеся,
в данном случае, сумел произнести нужную формулу, не сбился,
принося присягуЗГ). Поиски справедливости, объективного реше¬
ния были немыслимы без последовательного и строжайшего испол¬
нения всех судебных ритуалов, а эго и означало правосудие, пра¬
вый (правильный) суд.
Как уже говорилось, в записях народного права встречают¬
ся упоминания об обычаях, которые утратили силу, были замене¬
ны новыми постановлениями. Тем не менее память о старинных
обычаях бережно сохраняется в «Правдах»: отмененные на прак¬
тике, они сохраняются в памяти. В этом отношении судебники
варваров подобны их сказаниям и мифам, повествующим о древно¬
сти народа. Недифференцированность правового обычая о г мифа
и от религиозного ритуала составляет особенность варварских
«Правд» и связана со спецификой «примитивного» мышления. Не-
расчлененность того целого, из которого позже выделились право,
литература, религия, была проявлением нерасчлененности мышле¬
ния и социальной деятельности варваров. Производство, семейные
отношения, религия, различные формы духовной культуры четко
не дифференцировались. Не этим ли следует объяснять сакраль¬
ный характер юридических процедур, формул, имущественных,
семейных и иных сделок?
В своем беглом обзоре некоторых особенностей варварских
«Правд» 36 37 мы обращали внимание не на содержание их поста¬
новлений, проливающих свет на социально-правовые и имущест¬
венные отношения в варварском обществе, а преимущественно на
«формальные» моменты: «казуистичность» постановлений, край¬
нюю формализованность правоотношений, роль ритуалов и сак¬
ральных формул при осуществлении права, приверженность тра¬
диции, «старине». Все процедуры и обряды, формулы, клятвы,
а также детализированные представления о преступлениях и пе¬
нях-возмещениях, сведения о которых дошли к нам в виде бесси¬
36 Lex Salica, XVI, Add. 3; XLII, 5; Capitulare IV, 5, 6, 8.
37 Более подробно эти вопросы рассматриваются нами в работе «Инди¬
вид и общество в дофеодальный период» («Проблемы истории докапитали¬
стических обществ». Сборник. М., 1968).
403
стемных и несвязных фрагментов, в варварском обществе, несом¬
ненно, составляли единый фонд, обеспечивавший устойчивость
социальных связей и взаимоотношений.
Важно подчеркнуть, что ритуальные символические действия
имели публичный характер, совершались в присутствии, а неред¬
ко и при участии большого числа людей, на сельских или окруж¬
ных собраниях, в кругу семьи. В принесение присяг, клятв, в со¬
вершение обрядов вовлекались наряду с непосредственными их
участниками или тяжущимися сторонами все присутствующие,
либо прямо, либо в форме эмоционального сопереживания. И имен¬
но эмоциональную, социально-психологическую сторону всех этих
публичных актов необходимо подчеркнуть: таким путем утверж¬
далась и ощущалась реальность единства коллектива, группы. Че¬
ловек в наглядно-чувственной форме вновь и вновь осознавал себя
частью более обширного целого. Посредством подобных формаль¬
ных актов осуществлялось социальное общение, воспитывалось
чувство принадлежности к коллективу. Эти процедуры, а вместе
с ними и периодические празднества, пиры, сходки были неотъем¬
лемой и существенной стороной общественной жизни варваров,
определяли их коммуникативные системы. Указанные специфиче¬
ские черты варварских «Правд», обычно оставляемые без внима¬
ния при их исследовании, дают возможность проникнуть в систему
мышления варваров. Не принимая в полной мере в расчет особен¬
ности духовной структуры, мы лишаемся возможности познать с
должной глубиной и социальную структуру варварского общества,
ибо мышление в его исторически конкретном своеобразии состав¬
ляет неотъемлемую и важную часть общей структуры.
* * *
Формализм обычного права представляет собой частный случай
символизма, присущего мышлению варваров. Не менее ярким его
проявлением служит их поэзия, особенно поэзия скандинавских
скальдов, основные черты которой сложились в VIII —IX вв. Но
они сохранялись в исландской поэзии вплоть до XIII в., т. е. в пе¬
риод, когда уже не приходцтся говорить о варварстве как стадии
социально-культурного развития скандинавов. При крайне изо¬
щренной и вычурной, но строго традиционной и неизменной форме
аллитерированные песни скальдов, насыщенные своеобразными
метафорическими оборотами-кеннингами, подчас не поддающими¬
ся расшифровке, имели до крайности бедное и примитивное смыс¬
ловое содержание. В них воспевались вождь (причем меньше все¬
го отмечались его индивидуальные признаки и качества), битвы,
походы в чужие страны (по шаблону, переходившему из песни
в песнь и от скальда к скальду). Другой образчик варварского
формализма мы находим в древнегерманском и древнескандинав¬
ском изобразительном искусстве, в котором один и тот же мотив
«звериного стиля» бесконечно варьируется.
404
Индивидуальное творчество мастера, будь то скальд или ху¬
дожник-резчик, сводится в основном к изобретению все новых и
новых комбинаций слов и кеннингов или деталей орнамента, т. е.
к нагнетанию чисто формальных моментов, но не к созданию но¬
вых образов. Это ограничение изобретательности формальной сто¬
роной творчества не препятствовало созданию выдающимися мас¬
терами в своем роде замечательных произведений поэзии (таковы,
например, песни Эгиля Скаллагримссона) и изобразительного ис¬
кусства (резьба на штевне корабля, повозке, санях и других дере¬
вянных предметах из погребения в Усеберге, Норвегия, IX в.).
Изучение памятников древнескандинавской поэзии, а равно и
произведений орнаментального искусства, можно вести не с целью
раскрытия их непосредственного содержания, как уже отмечено,
довольно ограниченного, но с точки зрения анализа их художест¬
венной формы, символического языка искусства. Ныне скальди-
ческие песни читаются с огромным трудом и, по сути дела, непе¬
реводимы как памятники поэзии, кеннинги кажутся исследовате¬
лю набором внутренне не связанных слов, переплетение фраз в
песни — изощренным «модернистским» приемом, направленным
на сознательное затруднение понимания стиха. В действительно¬
сти все это имело, конечно, совершенно иной смысл. То был един¬
ственно доступный древним скандинавам способ экспрессивного
выражения, общезначимый знаковый язык, расшифровка которого
в настоящее время крайне затруднена именно потому, что это был
специфический язык определенной исторической эпохи.
Скальдические кеннинги типа «лебедь пота шипа ран» (= во¬
рон, ибо «шип ран» это меч, «пот меча» —кровь) или «метатель
огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев» (= человек:
«конь корабельных сараев» — корабль, «луна корабля» — щит,
«ведьма щита» — секира, «вьюга секир» — битва, «огонь битвы» —
меч) бесконечно далеки от метафоры в современном понимании
и лишены для нас образности. Подобные кеннинги постоянно по¬
вторяются в скальдической поэзии, образуя в совокупности основ¬
ной семантический фонд, из которого поэты черпали материал для
размещения его по строго установленным и неизменным законам
стихосложения в «сотах» своих песен. Особенно любопытно то,
что песни сочинялись и воспроизводились изустно, а это застав¬
ляет предположить относительную легкость их понимания (а сле¬
довательно, и понимания насыщавших их кеннингов) и возмож¬
ность восприятия их на слух, тогда как теперь исследователю при¬
ходится разгадывать их как ребус.
Особую трудность вызывают переплетения двух или более фраз
наподобие орнамента: в одну поэтическую фразу вплетается дру¬
гая. Вот пример:
«Хранитель дороги копий
плача убежал из битвы,
— хранителю шлема не было
никакой надежды на мир для себя,—
405
так что расточитель ожерелий,
понимая опасность, хотел бы
— подноситель кубка знал свою
трусость — убежать в море» 38
Выделенная фраза вплетается в основную фразу, дважды ее
перебивая. «Хранитель дороги копий» — кеннинг воина, человека,
мужчины («дорога копий» — щит); «хранитель шлема» — также
кеннинг воина; «подноситель кубка», «расточитель ожерелий» —
коннинги вождя. Кешшпги обоих значений бесчисленны в скаль-
дической поэзии39. После расшифровки скальдического стиха его
содержание выглядит до убожества простым: воин бежал с битвы,
так как был трусом. Обратим внимание на то, что в данном случае
к трусу применены обозначения героя и вождя: кеннинг был без¬
различен к данному персонажу, это было «условное» обозначение,
но самая условность здесь — особого рода!
Кеннинги сплошь и рядом содержали мифологическую основу
или во всяком случае порождали мифологические ассоциации, ны¬
не в большинстве случаев уже утраченные. Поэтому мы лишены
способности адекватно воспринимать скальдическую поэзию: она
более не вызывает в сознании те мысли и представления, на моби¬
лизацию которых была рассчитана. Между тем известно, что слово
скальда имело для его современников магическое значение: песнь
не просто воодушевляла, она как бы «обогащала душу», повышая
внутреннюю и общественную ценность того челогека, которого
воспевала. Точно так же и «хулительные песни» скальдов могли,
по верованиям древних скандинавов, иметь непосредственный гу¬
бительный результат для тех, против кого они были направлены.
Не вдаваясь более подробно в детали формальной стороны
скальдической поэзии40, отметим лишь, что форма была подлин¬
ным «содержанием» поэзии, именно она ценилась в песнях скаль¬
дов, и слово приобретало всю свою магическую силу, будучи за¬
ключено в эту форму. Комплекс семантических художественных
средств, применявшихся скальдами, а также и близкими им по ду¬
ху своего творчества резчиками и орнаменталистами, мог иметь
социальную значимость лишь постольку, поскольку правила сти¬
хосложения в какой-то мере отражали правила мышления скан¬
динавов той эпохи. В этой связи необходимо подчеркнуть, что
38 Цит. по: М. И. Стеблин-Каменский. Поэзия скальдов. Докт.
дисс. (машинописный текст), 1947, стр. 157.
39 Столь же многообразны и многочисленны кеннинги битвы, моря, ко¬
рабля, золота. Это напоминает богатство обозначений коня у арабов или
оленя у эскимосов. Соответствующие явления и предметы доминировали в
сознании этих народов.
40 А. Я. Гуревич. Начало эпохи викингов (Проблемы духовной жиз¬
ни скандинавов в IX веке. Факты и гипотезы).—«Скандинавский сборник»,
XII. Таллии, 1967; он же. Походы викингов. М., 1966, стр. 146—153.
406
было бы неправильно видеть в скальде поэта в нашем смысле слова,
Известные нам скальды (сохранились имена и произведения не¬
скольких сотен скальдов) были воинами, дружинниками, бондами-
домохозяевами, не видевшими в склонности и способности к стихо¬
сложению главного своего отличительного признака. Навык сочи¬
нять песни расценивался наряду с многими другими «умениями»,
которыми обладал свободнорожденный благородный человек: уме¬
нием быстро бегать, метко стрелять из лука, хорошо плавать, ска¬
кать на коне, побеждать в борьбе и т. д. Физические и духовные
способности человека не противопоставлялись, как поэзия не про¬
тивопоставлялась жизни: она была не «отлетом» мысли от жизни,
а нормальной формой жизнедеятельности. Почти любой человек
в определенной ситуации мог сочинить скальдическую песнь или
хотя бы короткий отрывок. Донесение посланца о поездке к чу¬
жеземному двору и политическая речь, выражение личных чувств
и призыв к воинам, восхваление вождя и колдовское заклинание —
все могло быть выражено в скальдическом стихе. Создается впе¬
чатление, что в этом обществе стихосложение было одним из обыч¬
ных способов выражения мыслей и чувств.
Как поэтическое искусство скальдов, так и орнаментальное ис¬
кусство были явно «ненатуралистичны». Они наполнены символа¬
ми. Такую символическую роль играли кеннинги, такова функция
и ряда распространенных в скандинавском изобразительном ис¬
кусстве гротескных, внушающих страх, загадочных фигур зверей
с непропорциональными частями тела, с переплетающимися и сви¬
вающимися в сложные узлы конечностями. Это искусство насыще¬
но напряженной эмоциональностью, оно теснейшим образом свя¬
зано с жизнью эпохи викингов, порождено ею и в свою очередь
влияло на нее, давая мощные импульсы воинам и переселенцам,
мореходам и колонистам, осваивавшим новые страны, принося но¬
вые впечатления, новые идеи.
♦ ♦ *
Трудно, кажется, представить себе памятники, более далекие
от духовной жизни, более «сухие» и наполненные чисто хозяйст¬
венными сюжетами, чем источники, отражающие аграрные отно¬
шения средневековья. Картулярии, поместные или государствен¬
ные описи и фискальные книги, полиптики, формулы и иные ак¬
товые материалы говорят о земельных наделах, о рентных плате¬
жах, о скоте и инвентаре, имеющихся в поместьях, о категориях
зависимых крестьян и т. п. Тем не менее ргсторик, интересующий¬
ся общественной психологией, обнаружит в этих документах неко¬
торые важные для него особенности. Таковы, в частности, своеоб¬
разные способы измерения земельной площади. Их невозможно
перевести в современные меры. Нередко это величины, выражаю¬
щие размеры пахотной земли, которую можно было вспахать за
407
единицу времени. Таковы юрнал и морген — земля, вспахиваемая за
день. Такова и каруката — земля, которую вспахивали плугом за
сельскохозяйственный год. Но ясно, что производительность тру¬
да — величина переменная, и пашня, которую можно было поднять
за день или за сезон, могла иметь самые разные размеры. Часто
в качестве меры земельной площади вообще фигурировало сель¬
скохозяйственное орудие, с помощью которого эта земля могла
быть возделана. Так, в «Книге Страшного суда» размеры земли
лорда и его крестьян выражаются количеством плугов, потребных
для ее вспашки (в пересчете на восьмиволовую плуговую запряж¬
ку). Вспомним русскую «соху».
В других случаях величина участка определялась иначе. На¬
пример, английская гайда первоначально считалась «землею
семьи» (terra unius familiae), такое же значение имел и манс —
семейный надел (хотя на самом деле на одном тяглом мансе
сплошь и рядом сидело несколько семей) 41. Однако и такого рода
единицы ни в коей мере не выражают размеров площади, которую
занимали расположенные на них крестьянские хозяйства. Извест¬
но, в частности, что гайда обычно (но не всегда) состояла из четы¬
рех виргат, но наличие в каждой из них по 30 акров (а в гайде
120 акров) было подчас такой же фикцией (ибо локальные осо¬
бенности варьировались бесконечно), как и величина самого акра,
ибо средневековый английский акр — это полоска земли, длина ко¬
торой не была определена.
Такая неопределенность, с современной точки зрения, царила
в отношении мер пашни. Что касается угодий, то их величина ус¬
танавливалась еще более произвольно либо совсем не отмечалась
в документах, так как обычно угодья оставались в общем распоря¬
жении жителей деревни. Исследователю аграрных отношений
средневековья хорошо известно, как трудно установить по актово¬
му материалу размеры владений, подаренных по грамотам церков¬
ным и монастырским учреждениям.
Кроме того, земельные меры зачастую оказывались в зависимо¬
сти от мер фискальных. Государственную власть, взимавшую с зе¬
мельных владений налоги, и феодальных собственников, собирав¬
ших с населения своих поместий ренту, интересовали не реальные
размеры земли, не точная ее площадь, а доход, с нее поступавший,
следовательно, то количество тяглых податных единиц, которое
имелось в этом владении. Фискальная мера со временем превра¬
щалась в меру земельную: не только казной, но и местными жи¬
телями размеры земли исчислялись в фискальных единицах. Но
что скрывалось за этими единицами в поле? Это остается неизве¬
стным. Поэтому исследователь, стремящийся за податными циф¬
41 Я. Д. С е р о в а й с к и й. Кризис маисовой системы во владениях Сен-
Жерменского аббатства.— «Ученые труды кафедр всеобщей истории, госу¬
дарственного и международного права Казахского государственного универ¬
ситета им. С. М. Кирова». Алма-Ата, 1964.
408
рами кадастра увидеть реальную протяженность владений, рискует
впасть в иллюзию или даже в серьезную ошибку 42. Особое опасе¬
ние в этом смысле внушают те случаи, когда можно предположить
иммунитет или податную привилегию: в таких случаях обширное
владение может фигурировать в поземельном кадастре в виде од¬
ного земельного надела43.
Короче говоря, встречая в средневековых памятниках различ¬
ные земельные меры и подчас имея дело с цифрами, просящимися
в статистические таблицы, историк на самом деле имеет дело не с
пахотной площадью, а с единицами хозяйства или с тягловыми
единицами, а в конечном счете — с людьми, ибо размеры податного
обложения зависели не от реальной протяженности поля и не
только от количества хозяйств, но и от социального статуса вла¬
дельца, от соотношения сил держателей и сеньора, от традиции и
бесчисленных привходящих обстоятельств.
В средневековых аграрных документах нередко встречается
другой способ описания владения. В них указываются местополо¬
жение участка, наличие в составе владения тех или иных угодий,
количество оброков и повинностей, с него взыскиваемых. Подчас
к грамоте, по которой передавалось владение, прилагался деталь¬
ный перечень границ владения, в нем скрупулезно описаны все
овраги и ручьи, перекрестки дорог и луга, образовывавшие есте¬
ственные пределы этого владения. Такого описания было достаточ¬
но. О точных размерах земли (в нашем понимании точности) ник¬
то не спрашивал и не заботился.
Вообще средневековые цифры, будь то измерения расстояния
(числом шагов или дней пути) или численность войска (округлен¬
но и с большим преувеличением), внушают современному иссле¬
дователю сильнейшие и справедливые подозрения: они либо не¬
точны, либо попросту неверны. Позволительно задать вопрос: чем
объяснить неизменную неточность и приблизительность средневе¬
ковых мер и величин? И здесь мы опять столкнемся, по-видимому,
со спецификой мышления средневекового человека. Зависимость
его от природного ритма, от суточных и годовых циклов, застой¬
ность и примитивность средств производства — все это влияло на
формирование психики людей феодального общества, особенно на
ранних этапах развития, когда отсутствовали возможности для воз¬
никновения научного подхода, рационалистического мышления и
кругозор человека оставался узким. Непосредственная связь чело¬
века с природой проявлялась и в том, как он производил отсчет
часов, измерение расстояний, определение земельной площади:
путь мерили числом шагов или дней, которое занимало путешест¬
42 М. А. Бар г. Исследования по истории английского феодализма в
XI—XIII вв. М., 1962. Введение.
43 А. Я. Гуревич. Из истории имущественного расслоения общинни¬
ков в процессе феодального развития Англии.— «Средние века», Сборник,
вып. VII. М., 1955, стр. 28 и след.
вие; размеры пашни устанавливали трудовыми затратами; день
делился на части в зависимости от положения солнца; мерой дли¬
ны ткани был локоть. Меры как абстрактной, совершенно отвле¬
ченной величины это общество не знало.
В Норвегии крестьянин мог занять участок общинной земли, на
который он бросал орудие труда. Поселенец в Исландии брал
столько земли, сколько был способен обойти за день, идя с востока
на запад и зажигая на ее границе костры. Распределение приуса¬
дебных участков н наделов в полях в датской общине производи¬
лось «по солнцу»: этот обычай solskifte заключался в том, что со¬
ответственно ходу солнца, т. е. с востока на запад, между кресть¬
янами делились как пахотные доли, так и дворовые участки в селе.
Во всех этих приемах измерения земель неизменно обнаружи¬
вается тот способ присвоения, который Маркс охарактеризовал
в «Формах, предшествующих капиталистическому производству»:
«Индивид относится к объективным условиям труда просто, как
к своим, относится к ним, как к неорганической природе своей
субъективности...» Земля при этом отношении выступает как «не¬
органическое тело» индивида44-
Но мы уже видели, что в средневековых земельных мерах
очень часто обнаруживается и иной аспект: фискальный, социаль¬
но-политический. Земля не мыслилась как ценность сама по себе,
важны были подвластные люди, на ней сидевшие, и получаемый
с нее доход, рента или налог45. Поэтому владение измерялось пу¬
тем установления его доходности. В скандинавских странах, на¬
пример, была распространена система так называемых маркебо-
лей: размеры владений определялись числом денежных единиц,
которые с них уплачивались,— марок, эре и др. 46 Аналогичной
была система маматеболей: тяглых единиц, с которых взималось
количество продуктов, необходимых для пропитания человека в
течение месяца47.
Однако отношение к земле в феодальном обществе никогда не
было чисто экономическим. Земельная собственность означала
власть над людьми. Когда в средневековых документах называют
число мансов или других наделов, насчитывавшихся во владении,
то, по сути дела, подразумеваются в первую очередь не наделы,
а крестьянские семьи, тяглые люди, непосредственные производи¬
44 См. К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому про¬
изводству. М., 1940, стр. 16—17, 21.
45 А. Я. Гуревич. Проблема земельной собственности в дофеодаль¬
ных и раннефеодальных обществах Западной Европы.— «Вопросы исто¬
рии», 1968, № 4, стр. 96 и сл.
46 Боль (bol) — земельный участок, хозяйство; марка и эре — монеты
(в 1 марке 8 эре).
47 Размеры земли, как явствует из норвежских источников, можно бы¬
ло установить по количеству мер семян, высеваемых в поле, или по числу
голов крупного рогатого скота, имевшегося в хозяйстве: существовала оп¬
ределенная пропорция между живым инвентарем двора и размерами поля.
410
тели — объект эксплуатации. Они часто не только подразумевают¬
ся: в «Книге Страшного суда» в описаниях маноров неизменно
указывается наряду с числом плугов, которыми можно вспахать
землю манора, число населявших его вилланов, бордариев, котта-
риев и сервов — дворовых. Человек, хозяйство и земельный надел
представляли собой некое единство. Не случайно поэтому, напри¬
мер, в англосаксонских грамотах очень часто вместо термина
«гайда» (или «манс») употреблялись термины «manens» и «tribu-
tarius». Земельная мера выражала нечто большее, чем величину
участка: за нею неизменно скрывался средневековый человек с его
взглядами и представлениями48. Представления о точности попро¬
сту не находят места в сознании людей средневековья: они там
невозможны и излишни.
* * *
Рассмотренные выше материалы относятся к периоду раннего
средневековья, преимущественно к аграрному обществу. Уклад
всей жизни, в том числе и духовной, в таком обществе отличался
застойностью форм, вследствие чего и знаковые системы этого об¬
щества обладали относительной устойчивостью, слабой изменяе¬
мостью. Но и исторические памятники более позднего периода об¬
наруживают подобные же формы социальных связей и стереоти¬
пов поведения, несмотря на усложнившуюся социальную структу¬
ру и несколько ускорившийся темп жизни.
Интереснейшие памятники истории средневекового города —
цеховые уставы — изучаются, как правило, в плане социально-
экономическом. Структура цеха, степень разделения труда, харак¬
тер производства, отношения между цеховой верхушкой и мелки¬
ми ремесленниками, положение учеников и подмастерьев, цех и
рынок, цех и городской магистрат, социальная борьба в средневе¬
ковом городе — такие и подобные вопросы занимают историков
города прежде всего49. Не отрицая первостепенной важности этой
проблематики, хотелось бы обратить внимание и на другой аспект
цеховой жизни, также отражаемый статутами.
48 Маркс в «Экономическо-философских рукописях» (1844 г.) писал, что
при феодализме земельный участок был «как бы неорганическим телом»
своего хозяина и что отношения между собственниками земли и людьми,
которые сидели на ней, не были чисто экономическими, но имели также по¬
литическую и эмоциональную сторону. «Нравы, характер и т. д. меняются
от одного земельного участка к другому; они как бы срослись с клочком
земли...» (К. Маркс и Ф. Энгельс. «Из ранних произведений». М., 1956,
стр. 554).
49 В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки по социальной исто¬
рии немецкого города в XIV—XV веках. М.— Л., 1936; она же. Основные
проблемы истории средневекового города X—XV веков. М., 1960; Ф. Я. По¬
лянский. Очерки социально-экономической политики цехов в городах
Западной Европы XIII—XV вв. М., 1952.
411
Цеховые и городские уложения закрепляют и регулируют не
только производственную деятельность членов цехов, но и все
другие стороны их жизни. Достаточно напомнить детализирован¬
ные постановления «свадебного регламента» «Городской книги»
Аугсбурга, предписания о порядке крещения детей, о нищих и т. п.
В таких постановлениях обнаруживается то же самое стремление
предусмотреть мельчайшие тонкости процедуры, как и в варвар¬
ских «Правдах». Здесь устанавливается, например, максимальная
численность гостей, которых бюргеры могли пригласить на свадь¬
бу; указано, сколько раз можно переодеваться во время свадьбы в
течение первого и второго дня; какова должна быть плата музы¬
кантам; порядок построения свадебной процессии; число женщин,
которые имели право сопровождать в баню невесту, и мужчин,
сопровождавших в баню жениха,— все, даже самые обыденные,
казалось бы, житейские отправления превращались в ритуал и под¬
лежали общественной регламентации50.
Предписания о проведении пирушек своей склонностью мелоч¬
но фиксировать все моменты поведения их участников и возмож¬
ные нарушения порядка опять-таки напоминают титулы герман¬
ских судебников51. Как и в «Правдах», в городских уложениях
встречаются перечни ругательств, за которые взыскивали штраф52,
формулы, присяги и т. п.53 Подробнейшая регламентация всех без
исключения сторон жизни членов ремесленной гильдии54 не мо¬
жет быть объяснена одними лишь производственными целями,
стремлением избавить мелкое ремесло от угрозы конкуренции и
поставить его в условия, наиболее благоприятные для развития
простого товарного производства, организовать сбыт продукции,
подчинить подмастерьев и учеников контролю мастеров. Zunft-
zwang своими корнями уходил глубже и может быть до конца по¬
нят лишь в связи с важнейшими особенностями жизни средневе¬
кового общества.
В цехах с большой силой обнаружилось стремление средневе¬
ковых горожан сплотиться в корпорацию, стремление, вообще
присущее феодальному обществу: ремесленник и купец вступали
в гильдию точно так же, как рыцарь объединялся с себе подобны¬
ми в вассальный союз во главе с сеньором, как духовенство спла¬
чивалось в клир, а монахи входили в орден и в монастырскую бра¬
50 «Das Sladtbuch von Augsburg», hrsg. von Chr. Meyer. Augsburg, 1872,
S. 240-244.
51 «Documents relatifs a l'histoire de l’industrie et du commerce en Fran¬
ce», publies par G. Fagniez, t. I. Paris, 1898, N 130.
52 F. К e u t g e n. Urkunden zur Stadtischen Verfassungsgeschichte. Ber¬
lin, 1899, № 86.
ьз См. «Немецкий город XIV—XV вв. Сборник материалов». М., 1936,
стр. 49, 84, 85, 113 и сл.
54 О разрешенных видах одежды для подмастерьев см.: «Немецкий
город XIV—XV вв.», стр. 61, 62, 70. О том, какие блюда нужно подавать
при угощении мастера, см. стр. 83, 85.
412
тию, как крестьяне включались в общину. Наряду с другими мо¬
тивами в этой всеобщей черте средневекового общества, выражав¬
шейся в создании корпораций, поглощавших индивидов, несомнен¬
но, нужно видеть проявление особенностей человеческой личности
той эпохи. Человек мог утвердить себя и обеспечить способ суще¬
ствования, соответствующий его общественному статусу, только
тесно объединившись с себе подобными.
Средневековый человек — это человек «малой группы». Вклю¬
чение в нее граничит с полным поглощением его индивидуально¬
сти, с идентификацией человека с группой и статусом. Цех, в ча¬
стности, был не только союзом ремесленников, но и формой,
в рамках которой проходила вся жизнь, не только их собственная,
но и жизнь членов их семей. Ремесленников объединяли в гиль¬
дию не одни производственно-сбытовые интересы и социальная
борьба, но и сословная принадлежность, правосудие, потреб¬
ность в защите, религиозные функции, организация досуга, раз¬
влечения, взаимопомощь55. Все общественные отношения средне¬
вековых ремесленников осуществлялись в рамках цеха. Взаимная
близость лиц, принадлежавших к одной гильдии, была очень тес¬
ной; именуя друг друга «братьями», они вкладывали в этот тер¬
мин глубоко затрагивавшее их содержание. Патриархальность об¬
щественных отношений, долгое время сохранявших отзвук родо¬
вых связей,— тоже всеобщая черта феодализма на раннем его
этапе: «братьями» именовались и мастера, и монахи, и члены ре¬
лигиозных сект; сеньор («старший») был столь же тесно связан
с вассалом, как отец с сыном. Даже классово-антагонистические
отношения в этом обществе имели традиционный патриархальный
камуфляж. Крестьянину внушалось, что его господин заменяет
ему отца; король, царь считался «батюшкой» для всего народа,
как приходский священник — патер был «батюшкой» для паствы.
Нет никаких оснований идеализировать феодальный строй и забы¬
вать за этой номенклатурой его острые классовые противоречия.
Нельзя забывать и того, что, раз возникнув, подобная терминоло¬
гия механически воспроизводилась впоследствии, утратив значи¬
тельную часть своего смыслового и эмоционального содержания.
Но глубоко ошибочно было бы недооценивать той роли, которую
играли в общественных связях средневековья патриархально-родо¬
вые традиции. За родственной номенклатурой долгое время скры¬
вался соответствующий комплекс социальных чувств и иллюзий,
которые могли быть мобилизованы господствующим классом в сво¬
их целях.
55 Zeche — «попойка», «пирушка». Такова и этимология слова «гиль¬
дия», англ, guild от др.-англ. gild — «'жертвоприношение»; др.-исландск.
gildi — «пир», «празднество», но также и «платеж», «стоимость». Эти
объединения первоначально имели сакральный характер и были связаны
с языческими празднествами и жертвоприношениями.
413
Привычка к повиновению, которую Энгельс отмечает среди
факторов, ограничивавших размах классовой борьбы средневеко¬
вых крестьян, не в последнюю очередь питалась социальными ил¬
люзиями, нашедшими отражение в языке. В среде бюргерства
указанная терминология, по-видимому, долго должна была сохра¬
нять свое реальное содержание, ибо демократические формы могли
играть известную роль лишь в городе. Вообще говоря, вопрос о
том, до какого времени социальная номенклатура, применяемая
в исторических источниках, сохраняет живой коммуникативный
смысл и когда она утрачивает его, превращаясь в пустую тради¬
цию, при изучении семиотических систем общества приобретает
важнейшее значение. В языке всегда имеются архаический пласт
и восходящая к нему традиционная фразеология. Поэтому иссле¬
дователь не может не задумываться над тем, обладали ли социаль¬
ные термины и иные речевые формы в изучаемый им период сво¬
им первоначальным смыслом или он из них уже «выветрился»
в силу сдвигов, совершившихся в жизни общества, в сознании и
психике его членов.
Не только в непроизводственных сферах жизни, но и в самой
ремесленной деятельности средневекового горожанина нетрудно
разглядеть черты, далеко выходящие за рамки производства как
такового. Контроль цеха над производством и наказания за не¬
брежную или не отвечающую регламенту продукцию были связаны
с цеховой ремесленной монополией и имели важное значение для
укрепления мелкого производства. Условия простого воспроизвод¬
ства и работы на узкий местный рынок, исключавшие возможность
погони за количеством продукции, порождали повышенную требо¬
вательность ремесленника к качественной стороне своего труда.
Лишь квалифицированный мастер мог быть допущен в члены це¬
ха, условием вступления в который было изготовление шедевра.
Различия между подмастерьем и мастером определялись не только
различным отношением того и другого к средствам производства
и положением в цехе, но также степенью квалификации, мерой
овладения ремеслом и его тайнами. Известно, что прогресс произ¬
водства выражался преимущественно в детальнейшем разделении
труда, приводившем к дроблению цехов и выделению новых реме¬
сленных корпораций с более узкой специализацией. При этом
происходило совершенствование орудий ручного труда и все более
высокое овладение мастером своей профессией. Ремесленник-мас-
тер-собственник связан с мастерской н со средствами производства,
как «улитка с раковиной»; но в то же время он видел в своем
ремесленном изделии, от начала до конца им созданном и цели¬
ком ему принадлежавшем, частицу самого себя. Отношение масте¬
ра к продукции имело и этическую, и эстетическую стороны. По¬
нятие «образцовый продукт» содержало моральную оценку: чле¬
ном пеха мог быть лишь добросовестный работник, который не
подводил собратьев, трудился честно н выпускал из мастерской
414
качественную продукцию. Принадлежность к цеху была сопряже¬
на с комплексом коллективных эмоций всех его членов, испыты¬
вавших чувство гордости за свой цех, ревниво охранявших его
марку и авторитет, принимавших участие в собраниях и общих
решениях, отстаивавших собственное достоинство полноправных
бюргеров перед патрициатом и дворянством и свысока смотревших
на неорганизованных ремесленников, подмастерьев, учеников,
слуг, на городское плебейство56.
Средневековый ремесленник — во многих отношениях проти¬
воположность рабочему буржуазного общества. Эта противополож¬
ность обнаруживается прежде всего в том, что цеховой мастер —
собственник, работающий на себя, тогда как лишенный средств
производства наемный рабочий — объект капиталистической экс¬
плуатации. Первый самостоятельно создает готовый продукт, и в
этом смысле его труд автономен, второй же — частичный рабочий,
придаток крупного предприятия. Развитие капиталистической
эксплуатации человеческого труда — источник отчуждения чело¬
века. Между тем средневековый ремесленник ищет и находит в
труде не один лишь источник материальных благ, ему доставляет
удовлетворение сам процесс труда. При капитализме наемный
труд — средство социального унижения человеческой личности ра¬
бочего. При корпоративно-цеховом строе свободный труд масте¬
ра — средство утверждения его человеческой личности, повышения
его общественного самосознания. Этим сознанием пронизаны тек¬
сты городских уставов и регламентов средневековья.
Памятниками по истории средневекового города служат, разу¬
меется, не только статуты и другие документы; очень многое мо¬
гут сообщить и изделия, вышедшие из рук ремесленных мастеров.
Ремесленный продукт обладал не одной потребительской и мено¬
вой стоимостью, но и эстетической ценностью. Совершенствование
мастерства из поколения в поколение вело к созданию высокой
традиции в ремесле и к предельному раскрытию его художествен¬
ных возможностей. Ремесло было мастерством, а мастерство — ис¬
кусством, артистизмом57. Средневековый ремесленный мастер —
это сплошь и рядом и художник, стремящийся воплотить в своем
произведении представления о прекрасном, свойственные его клас¬
су, обществу, эпохе. В богато украшенном оружии и в покрытых
резьбой кораблях, в нарядной одежде и в рукописных книгах с
56 К. Thomas. Work and Leisure in Pre-Industrial Society.— «Past
and Present». N 29, 1964, p. 55. В цехи запрещалось принимать незаконно¬
рожденных (см., например, «Немецкий город XIV—XV вв.», стр. 54, 57, и
прим. 2, стр. 133).
57 Лишь в новое время, уже после эпохи Возрождения, понятия «ре¬
месленничество», «мастерство» и «искусство» разошлись и поменялись
местами: понятие мастерства сделалось скорее принадлежностью искусства,
тогда как ремесленником стали называть бездарного артиста, человека,
лишенного подлинного мастерства.
415
заставками и миниатюрами, в тонких ювелирных изделиях, в не¬
приступных крепостях и величественных соборах — в самых раз¬
личных творениях средневековых мастеров мы обнаруживаем
единство прагматического и художественного начал.
Выше отмечалась характерная для ряда исторических эпох,
в частности, для раннего средневековья, нерасчлененность различ¬
ных отраслей социальной деятельности. Слитность или неполная
расчлененность таких сфер общественной практики, как производ¬
ство, искусство и религия; собственность и власть; труд и развле¬
чение; частное и публичное право; религия и мифология; мораль
и религия; литература и история; богословие и философия, в зна¬
чительной мере присущи феодальному обществу и на той его ста¬
дии, когда городское ремесло получило уже большое развитие и пе¬
реживало расцвет. Единство трудового, этического и эстетического
начал в труде ремесленных мастеров придавало ему особое обще¬
ственное значение и способствовало выработке высокого самосо¬
знания горожан. В этом единстве — основа развития человеческой
личности в пределах, возможных в обществе средневековья. Бюр¬
гер — одновременно и гражданин своей коммуны, и собственник,
и трудящийся субъект. По многосторонности своих социальных от¬
ношений он превосходит представителей других сословий феодаль¬
ного общества.
Но не нужно при этом забывать и о другой стороне: о неизбеж¬
ных преградах, которые ставило на пути развития общества мел¬
кое производство, покоившееся на ручной технике, об ограничен¬
ности кругозора средневековых бюргеров, об узкой замкнутости
социальных групп, одновременно и объединявших горожан (в це¬
хи, гильдии, коммуны), и разъединявших (разобщенность цехов,
враждебность их возникшим в конце концов мануфактурам, мест¬
ничество городов). Бюргерское общество не было способно быстро
расширяться; динамичное по сравнению с аграрным обществом,
которое отличалось огромной застойностью, «идиотизмом» сель¬
ской жизни 58, средневековое бюргерское общество разделяло с де¬
ревней тенденцию к воспроизводству самого себя на прежней ос¬
нове, в традиционных формах и масштабах. В конечном итоге го¬
родское мелкое ремесло оказалось враждебным капитализму. Но
на определенной стадии развития феодального общества города
были «самым ярким цветком средневековья». Именно в них в си¬
лу целого ряда обстоятельств как социально-экономического, так
и политического и социально-психологического порядка в наиболь¬
шей мере получила развитие личность средневекового человека,
отличающаяся целостностью и органической слитностью со своей
58 Впрочем, это определение скорее подходит к деревне в буржуазном
обществе, где противоположность города и деревни получила законченное
выражение, чем к средневековью, когда деревня политически преобладала
над городом.
416
общественной средой. Последнее дало основание Ф. Тённису про¬
тивопоставлять понятие «общность» («Gemeinschaft»), применяе¬
мое им, в частности, к средневековью, понятию «общество» («Ge-
sellschaft») — «гражданского общества», строящегося не на непо¬
средственных личных отношениях между людьми, а на отноше¬
ниях между вещами, т. е. буржуазного общества 59.
В ремесленных уставах и городских статутах средневековья
содержится целая система предписаний, регулирующих поведение
бюргеров. Цеховая регламентация не столько сковывала человека
(до поры зарождения капитализма эта скованность обычно, види¬
мо, субъективно не ощущалась), сколько придавала определенную
общезначимую форму его поведению. Она сильнейшим образом
формировала личность бюргера. Многочисленные ритуалы, про¬
цессии, празднества, формулы, терминология, эмблемы способство¬
вали закреплению традиционной социальной деятельности. Уло¬
жения цехов воплощают и оформляют социальные связи средне¬
векового города. И, как всегда, это закрепление социальной дея¬
тельности осуществлялось при посредстве специфического ком¬
плекса знаковых систем.
* * *
Сказанное выше относится в равной мере и к таким историче¬
ским памятникам, как крестьянские уставы — «Weisthiimer» 60,
как уложения, регулирующие обычное право, типа «Саксонского
зерцала» или кутюмов. Собственно, в любом историческом источ¬
нике, не только в таком, который принадлежит к памятникам ду¬
ховной культуры (литературное произведение, народный эпос,
произведение искусства, житие святого, философский или бого¬
словский трактат, проповедь, летопись, хроника, частное письмо
и т. п.), но и в хозяйственных описях феодальных поместий, в рас¬
четных книгах купцов, в государственных законах, королевских
эдиктах, феодальных договорах, в судебных протоколах и в про¬
дуктах материального производства — во всем можно обнаружить
воплощение присущей данному обществу духовной структуры,
черты общественной психологии, системы мышления, выразившей¬
ся в тех или иных знаковых системах.
59 F. Tonnies. Gemeinschaft und GesellschafL Berlin, 1926 (6—7
Aufl.), S. 22, 35—38.
60 «Weisthiimer» изучались в советской историографии лишь как ис¬
точники по социально-экономической истории (М. М. С м и р и н. Борьба
за землю в Юго-Западной Германии в XV и в начале XVI века.— «Исто¬
рические записки», т. 4; он же. О крепостном состоянии крестьянства
и характере крестьянских повинностей в Юго-Западной Германии в XV
и начале XVI в.—«Исторические записки», т. 19; В. Е. Майер. Уставы
как источник по изучению положения крестьян Германии в конце XV—
начале XVI века.— «Средние века». Сборник, вып. VIII. М., 1956.
14 Источниковедение
417
Разумеется, памятники культурной жизни содержат в себе бо¬
лее обильный материал, характеризующий духовную структуру
общества. Так, изучение художественного языка средневекового
искусства помогает раскрыть некоторые черты мышления человека
той эпохи. Мнимые «наивность/) и «неумелость» средневековых
живописцев, миниатюристов, скульпторов, резчиков обнаружива¬
ют специфические представления о вселенной и о человеке, о его
месте в мире, систему нравственных оценок, эстетические взгляды
общества. Несомненно, официальное искусство эпохи феодализма
было проводником церковной идеологии и морали. Но для того
чтобы «мысли господствующего класса» сделались «господствую¬
щими мыслями», необходимы были благоприятная для таких
именно мыслей и представлений социально-психологическая среда,
определенный стиль мышления.
Символизм — наиболее характерная черта средневекового изо¬
бразительного искусства — был чуть ли не всеобщей чертою мыш¬
ления. Он пронизывает и литературу. Выше мы обнаружили его
в варварских «Правдах», в постановлениях о символических про¬
цедурах, в городских уставах и регламентах. Но символика про¬
изведений изобразительного искусства была особенно наглядна.
Образы неподвижных и величаво-загадочных в своей неподвижно¬
сти человеческих фигур, постоянно находившихся перед взором
верующих, порождали в их воображении целый мир чувств и ас¬
социаций. Неподвижность изображений нельзя объяснять неспо¬
собностью средневековых мастеров передавать динамизм и изме¬
нение. В этих застывших изображениях воплощалось определен¬
ное отношение к жизни. И величественные позы людей, поглощен¬
ных некоей высшей идеей или ведущих «священное собеседова¬
ние», с их ритуальными жестами, и окружающий их мир условной
грироды, и отсутствие в картине глубины, и унифицированные по¬
верхности, разделенные резкими контурами,— все было олицетво¬
рением незыблемости мира и времени. В произведениях изобрази¬
тельного искусства средневековья перед зрителем предстает свое¬
го рода «пространственно-временной континуум», в котором в зри¬
мо-ощутимых формах достигнуто единство особого, внеисториче-
ского времени и особого, не измеряемого земными масштабами
пространства. Это — «мифическое» пространство, которое не явля¬
ется абстрактной однородной формой, как ньютоновское простран¬
ство,— оно не базразлично к своему содержанию. Это — «мифиче¬
ское» время, ибо картина запечатлевает моменты «священной
истории», которые вневременнны и постоянно вновь и вновь пере¬
живаются верующими, вследствие чего их собственное, «челове¬
ческое» время воспринимается как повторение времени «библей¬
ского» и тем самым получает постоянную ценность.
«Неумение» средневекового художника создать портрет че¬
ловека с присущими только ему чертами было на самом деле
выражением иного, нежели современное, понимания сущности
418
человека, отделением «поверхностного» и преходящего (т. е.
индивидуального) от глубочайшего и вечного (т. е. родового). В че¬
ловеке — для средневекового художника — ценность представляло
лишь вечное и неизменное начало. Появление индивидуального
портрета в эпоху Возрождения ознаменовало изменение отношения
как к человеку (поскольку подчеркивалась ценность личного и не¬
повторимого), так и ко времени (портрет в отличие от иконы фик¬
сирует момент, а не вечность).
Не случайно в средневековой живописи и литературе так дол¬
го, по сути дела, отсутствовал пейзаж. Человек не мыслил себя
вполне отделенным от природы и противостоящим ей в такой сте¬
пени, в какой это характерно для людей, принадлежащих к
развитой городской цивилизации. Человек средневековья находил
в природе свое продолжение, ощущал родство с ней, своего рода
внутреннюю «симпатию». Отсюда постоянное сопоставление че¬
ловека и природы, понимание ее как «зеркала» человека, а самого
человека — как «микрокосма», повторяющего в миниатюре «мак¬
рокосм». Это мировосприятие выражалось в живучести культа
природных сил, в их антропоморфизации в эпосе, в невыработан-
иости чисто эстетического отношения к природе, в неспособности
средневековых людей любоваться ею без примеси потребительско¬
го мотива. Мир в его временной длительности (исторические зна¬
ния) и в его пространственной протяженности (сведения о земле
п космосе) был известен средневековым людям лишь в ограничен¬
ных масштабах. Человеческое познание, направленное на мир в
столь узких рамках, неизбежно приобретало чрезвычайную интен¬
сивность. Однако это познание не могло быть научным. Его интен¬
сивность — это сила воображения, создававшего картину «удвоен¬
ного мира»61. «Удвоенный мир», в котором жил средневековый че¬
ловек и который запечатлен в изобразительном искусстве той эпо¬
хи,— это мир, где всякое восприятие, в том числе и зрительное,
преломлялось в призме моральных и религиозных ценностей, ал¬
легорий и символов. Этот мир осознавался как единство посюсто¬
роннего и потустороннего, вечного и скоропреходящего. Непосред¬
ственное соотнесение земного с небесным, представление о присут¬
ствии второго в первом придавало земному непреходящее значение
и новый смысл.
Символический язык средневекового искусства обладал выра¬
зительностью огромной силы. Немало он может рассказать и ис¬
следователю мышления и общественной психологии людей фео¬
дального общества.
Однако памятники духовной культуры зачастую не в равной
мере отражают интеллектуальную и эмоциональную жизнь раз¬
личных классов и групп общества. Например, заключения о
61 Th. Goldstein. Medieval Civilization from the World-Historical
View.— «Cahiers d’histoire mondiale», VI—3, 1961,. p. 508.
419
14*
средневековой религиозности, сделанные на основании исследова¬
ния литературы, вышедшей из среды высших социальных слоев и
духовенства, не могут быть безоговорочно распространены на дру¬
гие группы населения. Между тем сохранилось несравненно меньше
памятников духовной жизни «простого» народа62. Изучение источ¬
ников другого рода, в том числе и таких, образчики которых были
выше рассмотрены, обнаруживает духовные структуры, характер¬
ные для эпохи в целом, и позволяет проникнуть в психику непри¬
вилегированных и угнетенных масс народа.
Кроме того, исследование литературных источников под ука¬
занным углом зрения поднимает весьма сложные методологиче¬
ские вопросы. В этой связи представляется уместным остановить¬
ся на концепции изучения религиозной жизни средневекового об¬
щества, выработанной в свое время известным ее исследователем
Л. П. Карсавиным. Речь идет не о конкретных его выводах и не о
теоретических построениях, а именно о методологических предпо¬
сылках такого исследования.
Карсавин подчеркивал пронизанность символизмом религиоз¬
ного культа средневековья и видел в нем проявление всеобщего
свойства сознания средневекового человека. Он говорил о неизмен¬
ном уклоне к символизму, о неудержимой потребности «везде рас¬
крывать символы»63. Символическое истолкование рассматрива¬
лось в этом мире как метод нахождения истины, символизирующее
мышление давало интеллектуальное удовлетворение и ощущение
раскрытия тайн мира. Поскольку мышление было занято «игрой
священными предметами», игрой, принимаемой в высшей степени
всерьез, то такая его религиозная ориентировка сопровождалась
«ощущением священного и мистического». В мире, познаваемом
символическим мышлением, все оказывалось связанным, все яв¬
ления имели отношение «друг к другу и главным образом к бого¬
словию» 64. Подчас эти идеи оставались «полуосознанными» и «не¬
вольно» руководили жизнью и деятельностью. Средневековое ми¬
росозерцание представляло собой противоречивое сплетение не¬
упорядоченных пестрых идей и проявлялось в самых неожидан¬
ных и разноречивых формах. Поскольку символизм мышления был
его всеобщей чертой, а не только лишь особенностью сознания
проповедников и ученых, то по ним, согласно Карсавину,— «типи¬
ческим представителям религиозности, можно судить о „среднем
религиозном человеке**», потому что типическое — только гипер¬
трофированное выражение среднего. Карсавин придает понятию
62 Ц. Б о б и н ь с к а. Пробелы в источниках. Методологический ана¬
лиз.— «Вопросы истории», 1965, № 6, стр. 78, 81—83.
63 Л. П. Карсавин. Символизм мышления и идея миропорядка в
средние века (XII—XIII века)«Научный исторический журнал», т. 1,
вып. 2, 1914, № 2, стр. 10—<15.
64 Там же, стр. 21—23.
420
«средний человек» «методологическое значение»: «Потому-то и
полны значения наши тексты, что позволяют по дошедшим до нас
сведениям открывать те тенденции или потенции, которые прису¬
щи всякому человеку занимающей нас эпохи, позволяют нам го¬
ворить об основных чертах религиозности эпохи и понять ее ре¬
лигиозное развитие» 65.
Отправляясь от этих общих постулатов, Карсавин предпринял
исследование основ средневековой религиозности на материале ли¬
тературных памятников XII и XIII вв. (проповедей, богословских
сочинений, житий святых, писем и т. п.). Здесь он отмечал связь
идей, высказывавшихся средневековыми мыслителями, с духовны¬
ми запросами их современников и развивал мысль о существова¬
нии «общего религиозного фонда» общества указанной эпохи. Этот
фонд Карсавин понимает как «необходимую форму сознания, об¬
наруживающую себя при наличности известных условий, или как
характерные религиозные реакции человека данной группы, или
как совокупность религиозных его навыков в области мысли, чув¬
ства и воли» 66. Таким образом, индивидуальные особенности мыс¬
лителя, формулирующего идею, по мнению Карсавина, лишь ги¬
пертрофируют отдельные стороны этого фонда; выдающиеся лич¬
ности в повышенной степени, как бы в увеличительном стекле, с
большей силой и яркостью выявляют черты «среднего человека»
своей эпохи. Что же касается своеобразия, присущего конкретной
личности, то от него исследователь якобы может отвлечься.
Ряд мыслей, высказанных Карсавиным, важен. Особенно су¬
щественно его наблюдение о символизме мышления как универ¬
сальной черте средневекового сознания з определенный период.
Интересна мысль его об «игре священными предметами», она
предвосхищает в какой-то мере идею И. Хейзинги об игре как ис¬
точнике человеческой культуры, идею парадоксальную, но содер¬
жащую в себе ряд плодотворных моментов 67. Нельзя не согласить¬
ся с утверждением Карсавина о том, что между идеями богословов
и мышлением «среднего человека» существовала определенная
связь, что богословы широко обращались к «общему религиозному
фонду» своей эпохи.
Но здесь возникает ряд сомнений и возражений. Карсавин иг¬
норирует социальную природу общественных идей средневековья,
социальную обусловленность мышления писателей н богословов,
выражавших наряду с общими представлениями эпохи также и
свои собственные специфические идеи и настроения. Неизбежно
встает вопрос: как отделить в произведениях мыслителя или
65 Л. П. Карсавин. Символизм мышления и идея миропорядка в
средние века, стр. 28.
66 Л. П. Карсавин. Основы средневековой религиозности в XII—
XIII веках, преимущественно в Италии. Пг., 1915, стр. 8—И.
67 J. Huizinga. Homo ludens. A Study of the Play-Element in Culture.
London, 1949, p. 78, ff.
421
писателя присущие лишь ему индивидуально особенности от типич¬
ного для эпохи? В какой мере теологи были понятны «простому»
человеку? Известно, что догматические истины, «хлеб богословов»,
но сводились к тому запасу религиозных представлений, которым
пользовались массы верующих. Правомерно ли предполагать еди¬
ный «стиль мышления» для жителей города и деревни в XII и
XIII вв.? Одинаковым ли было отношение к религии со стороны
духовенства, бюргеров, крестьян? А если нет, то, очевидно, бого¬
словы не просто возводили в высшую степень идеи простонародья,
но качественно их видоизменяли. Каким образом можно обнару¬
жить эти различия? Вводя идею «среднего человека» эпохи, Кар¬
савин лишает его конкретного содержания. Эго не значит, что об¬
щего идейного фонда эпохи вообще не существовало, в частности
мы никак не можем согласиться с высказывавшимся в нашей ли¬
тературе мнением, что народную идеологию средневековья можно
обнаружить лишь в неортодоксальных формах (еретических идеях,
литературных и фольклорных произведениях, критикующих ду¬
ховенство и дворянство, в поэзии ваганюв и т. п.). «Мысли гос¬
подствующего класса» были неизбежно и «господствующими мыс¬
лями» эпохи и разделялись в той или иной степени обществом в
целом, без этого немыслимо господство правящего класса. Но вся
трудность заключается в том, чтобы установить этот «общий
фонд» идей и представлений эпохи. Решение, предлагаемое Кар¬
савиным, не кажется нам приемлемым, ибо нельзя изучать духов¬
ную жизнь феодального общества на основании анализа идей од¬
них только образованных его членов. Высказанные им и другими
историками идеалистического толка рациональные идеи должны
быть критически переработаны для того, чтобы их можно было
плодотворно использовать в исследовании.
В связи с этим выявление комплекса знаковых систем, действо¬
вавших в обществе в определенную эпоху, приобретает большую
важность. Они представляли собой ту «прозу», которой господин
Журден говорил, сам того не подозревая: при посредстве этих
знаковых символов, употреблявшихся сплошь и рядом независимо
от сознания и воли членов общества, оно «проговаривалось» об ис¬
тинах, которые имели силу применительно к нему как к целому.
В плане раскрытия некоторых специфических черт средневеко¬
вого народного сознания чрезвычайно важной кажется нам книга
М. М. Бахтина о творчестве Франсуа Рабле и народной культуре
средних веков и Возрождения. Бахтин дает истолкование романа
Рабле в категориях народной смеховой культуры — широкого
комплекса представлений и образов, на протяжении многих веков
бытовавших в сознании народа и находивших свое выражение в
гротескном и карнавальном жанрах. Мотивы обновления мира со¬
циальным смехом, непосредственной связи идеально-возвышенно¬
го и вульгарно-материально-телесного, переливов одного в другой
(«амбивалентность», двойственность всей системы народных
422
смеховых образов), смеховая, гротексно-карнавальная, игровая
окрашенность многих основных представлений народа о мире, чело¬
веке, космосе — все эти моменты оказываются важнейшей состав¬
ной частью средневековой культуры, частью, сосуществовавшей
с «серьезной», религиозно-догматически окрашенной культурой.
В эпоху Возрождения комплекс этих веселых образов и представ¬
лений миросозерцательного характера впервые и ненадолго полу¬
чает широкий доступ в «большую» литературу, в культуру вооб¬
ще68, делается важным источником, из которого черпают свое
вдохновение многие гуманисты и более всех Рабле. Все образы его
романа отличаются «радикальной народностью», неистребимой и
принципиальной «неофициальностыо». Прочтение «многосмыслен-
ного», «объективно незавершенного» романа «Гаргантюа и Панта¬
грюэль» в свете изложенных идей открывает в нем такие глубины
смысла, о которых литературоведы и не помышляли. Более того,
понятие народной смеховой культуры плодотворно «работает»
применительно ко многим другим произведениям и жанрам как
литературы, так и изобразительного искусства, раскрывая в них
«универсальный смеховой аспект мира». В этом огромное позна¬
вательное, мы бы сказали, культурно-философское значение ис¬
следования Бахтина.
Мы не во всем согласны с автором в его противопоставлении
народной культуры смеха официальной культуре средневековья и
полагаем, что их взаимное отношение в свою очередь было «амби¬
валентно», что в них нужно скорее видеть две ипостаси одной куль¬
туры, нежели две разные и диаметрально противоположные куль¬
туры69. Однако в данной связи нас интересует другая сторона его
концепции. Образы «материально-телесного низа» и гротескного
тела, особым образом организованное площадное слово, городские
«крики», божба, брань, пиршественные и народно-праздничные об¬
разы, детально изученные Бахтиным в романе Рабле, составляют
некое универсальное единство в многообразии70. Их художествен¬
но-миросозерцательное значение (мы бы сказали, скорее мироощу¬
щение, чем миросозерцание, ибо речь идет не столько о вполне
осознанном отношении к этим образам, сколько о непосредствен¬
ном «импульсивном» их выражении) раскрывается у Рабле с
68 М. М. Бахтин отмечает вслед за Я. Буркхардтом существенное влия¬
ние народных празднеств «на художественную форму и мировоззрение
Ренессанса, на самый дух этой эпохи» (М. Бахтин. Творчество Франсуа
Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965, стр. 171).
Ср. наблюдения Б. Бернсона по поводу венецианских художников Возрож¬
дения, в творчестве которых изображения церемоний и празднеств зани¬
мали исключительно большое место. Живопись в Венеции той эпохи была
«общим для всего народа языком» (Б. Б е р н с о н. Живописцы итальян¬
ского Возрождения. М., 1965, стр. 36—37).
69 Наши замечания см. в рецензии на книгу М. М. Бахтина в «Вопро¬
сах литературы», 1966, № 6.
70 М. Бахтин. Указ, соч., стр. 212, 229—230, 274 и др.
423
огромной последовательностью. Пожалуй, особо следовало бы от¬
метить характерное для этого мироощущения нерасчлененное вос¬
приятие человека и космоса, грани между которыми текучи и
крайне нечетки, а также специфические пространственно-времен¬
ные представления, слагавшиеся в «модель» гротескного мира.
В этих формах и образах можно видеть систему семантических
отрезков, составлявшую часть основной знаковой системы, кото¬
рую использовало сознание средневекого человека. Книга Бах¬
тина представляет, с нашей точки зрения, огромную ценность как
удачный опыт анализа социально значимых знаковых систем сред¬
невекового общества на материале художественного творчества71.
Автор поднял ту самую проблему, которую по-своему пытался ре¬
шить Карсавин. В самом деле, смысловый язык романа Рабле вы¬
ступает не только в качестве личного создания великого француз¬
ского гуманиста: он фиксирует в доведенной до совершенства и
концентрированной форме определенные элементы народного со¬
знания, стихийно складывавшийся на протяжении многих поколе¬
ний язык народного творчества, карнавала, популярные и посто¬
янно повторявшиеся формы социального общения. Как говорил
Бахтин, образы Рабле оказываются «у себя дома в тысячелетиях
развития народной культуры»72. Таким образом, роман Рабле
предстает в исследовании Бахтина в известном смысле как «гипер-
арофированная» форма народной психологии и сознания. Нетруд¬
но видеть, что решение этой проблемы Бахтиным принципиально
отличается от решения ее, предложенного в свое время Карсави¬
ным. Различие заключается в том, что под «общим фондом» Бах¬
тин понимает собственно не идеи (вопрос о соотношении идей гу¬
манистов и идей «простонародья» исключительно сложен), а тот
образный символический язык, который был задан Рабле его вре¬
менем, народной культурой: он мог быть им усилен, конденсиро¬
ван, но он не выдумал и не создал его сам. Устами писателя «го¬
ворила» народная смеховая культура.
* * *
Для того чтобы вскрыть символический язык определенной ис¬
торической эпохи, необходим особый подход к источникам. Необ¬
ходимы выявление и систематизация всех стереотипных форм об¬
71 Сам Бахтин не применяет понятий семиотики и не интерпретирует
expressis verbis своих наблюдений в терминах знаковой системы. Но из
всего содержания его книги явствует, что карнавальная игра, амбивалент¬
ный смех народной культуры выполняли в средневековом обществе важ¬
ную коммуникативную функцию. Автор подчеркивает, что языки — «это
мировоззрения, притом не отвлеченные, а конкретные, социальные, про¬
низанные системой оценок, неотделимые от жизненной практики и клас¬
совой борьбы» (там же, стр. 513).
72 Там же, стр. 5.
424
щественного поведения, обычаев, ритуалов, обрядов, терминоло¬
гии, формул, символических изображений и т. п.— повторяющихся
отрезков социальной деятельности. Эти формы либо непосредствен¬
но предписываются и нормативны для данного общества, либо
предполагаются implicite, обладая силой традиции или моды, и
проявляются в поступках, выражениях, символических действиях.
Разумеется, исследование не может ограничиться лишь сбором
подобного материала и его каталогизацией. Все символические
формы нуждаются в объяснении. В чем же заключается подобное
объяснение? Дело, по-видимому, не в происхождении того или ино¬
го обряда, знака, выражения: они могли возникнуть случайно, и
по большей части их генезис неизвестен. Главное — социальная
функция, выполняемая символом. Источники не дают прямого от¬
вета на этот вопрос: речь ведь идет не о роли, приписываемой
людьми формуле, обряду или иной процедуре, в которой они уча¬
ствуют, а об общественном значении этих процедур, воздействии,
ими оказываемом. Поэтому заключение о социальной функции ис¬
торического символа может быть выведено только косвенным пу¬
тем. Для этого, как мы полагаем, источник должен рассматривать¬
ся в контексте более широкого целого. Таким целым является
стиль мышления, господствовавший в изучаемую эпоху в общест¬
ве или в определенных его группах, и связанный с ним комплекс
представлений, следовательно, и тот символический язык, посред¬
ством которого они выражались. Источник должен занять свое
место в системе этих представлений эпохи.
Далее, необходимо выяснить, какой стороной символический
язык, присущий данному обществу, отразился в источнике, ибо
ни один отдельно взятый памятник не воплощает семиотические
системы общества полностью и всесторонне Для изучения струк¬
туры мышления и общественной психологии, характерных для то¬
го или иного периода, и даже отдельной стороны духовной жизни
необходим широкий круг памятников. В принципе, видимо, все
исторические памятники могут быть использованы в качестве ис¬
точников по изучению духовной жизни общества; во всяком слу¬
чае априори нельзя сказать, есть ли возможность извлечь матери¬
ал по этому вопросу из данного источника или нет. Охватывая
А:аксимально широкий круг памятников, историк получит возмож¬
ность взаимно проверить и дополнить выводы, полученные путем
раздельного анализа каждого из них. Правильное истолкование
функции и роли знаковых систем изучаемого общества возможно
лишь при их рассмотрении в достаточно полном объеме. Только
при этом условии удастся преодолеть опасность субъективистского
истолкования материала.
Вместе с тем изучение духовной жизни и структуры мышле¬
ния, характерных для определенной эпохи, более, чем какое-либо
иное историческое исследование, предполагает интенсивное ис¬
пользование источников. Здесь требуется выявление особенностей
425
каждого памятника в целом и скрупулезный анализ самых раз¬
личных его сторон, в том числе языка, фразеологии, терминов, сти¬
ля и иных его аспектов, подчас кажущихся историкам несущест¬
венными и оставляемых ими без внимания. Необходимое условие
такого анализа — разработка детального вопросника, с которым
исследователь обращается к источнику и который неизбежно бу¬
дет видоизменяться и пополняться в процессе исследования. Ведь
источники, которые могут быть привлечены, по большей части уже
многократно использовались с другими целями. Новой должна
быть формулировка проблемы, новые вопросы нужно поставить
старым источникам. Такое исследование вызывает необходимость
применения всякий раз особой методики: специфика памятника
продиктует исследователю такой аспект его рассмотрения и при¬
емы анализа, которые окажутся адекватными для источников по¬
добного рода. Формулировка каких-либо универсальных методов
была бы бессодержательной.
Особенно существенным представляется осознание методоло¬
гических задач, определение общих исходных принципов иссле¬
дования социально-психологических и культурно-исторических
проблем, без этого даже самый интересный материал, собранный
в источниках, превратится в груду не организованных мыслью
ученого фактов, лишенную научного значения.
Но столь сложные задачи едва ли по плечу одному исследова¬
телю. Он был бы способен самое большее поставить отдельные во¬
просы, изучить некоторые памятники и, следовательно, дать лишь
частичное решение проблемы духовной жизни определенного об¬
щества. Мы полагаем, что для более широкого охвата этих проблем
нужны коллективные усилия групп исследователей, руководству¬
ющихся некоторыми общими исходными принципами и целями и
обменивающихся между собой как методикой, разработанной каж¬
дым из них при анализе источников, таки результатами этого ана¬
лиза 73. Вероятнее всего, выводы, к которым они придут, не будут
простой суммой их индивидуальных исследований: после их вза¬
имного сопоставления удалось бы сделать и некоторые иные обоб¬
щения, возможные только при анализе очень широкого круга раз¬
личных источников. Таким образом, изучение социально-истори¬
ческой психологии и стиля мышления минувшей эпохи — важней¬
ших моментов ее культуры — весьма сложно и в плане чисто ор¬
ганизационном. Несмотря на все трудности, с которых шла речь
выше и которых, конечно, на практике окажется гораздо больше,
эта работа должна быть начата. Этого требуют интересы дальней¬
шего развития исторического знания.
73 Ясно, что речь идет не о коллективных трудах сводного характера,
а о совместных исследованиях историков-единомышленников, принадлежа¬
щих к одной научной школе и обладающих общей научной «лабораторией».
ТРУДНЫЕ ВОПРОСЫ МЕТОДИКИ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
ДРЕВНЕЙ РУСИ
А. А. Зимин
Когда задумываешься о развитии советского источниковедения,
то прежде всего приходишь к выводу, чго наиболее значительных
успехов в этой области достигли, пожалуй, исследователи-медие¬
висты, занимающиеся историей Древней Руси. Именно их трудами
изданы капитальные публикации русских лет описей, текстов Рус¬
ской Правды и Судебников, серийные публикации русских актов,
памятники общественной мысли и многие другие. Капитальные
труды М. Н. Тихомирова и Л. В. Черепнина1 открыли целую се¬
рию исследований памятников древнерусской письменности. Эти
работы смыкаются с теми разысканиями, которые ведут и ис¬
торики литературы Древней Руси. Много нового дало и развитие
специальных дисциплин, помогающих труду историка. Это отно¬
сится и к исторической географии (работы В. К. Яцунского,
Л. Н. Насонова и др.), нумизматике (работы И. Г. Спасского,
В. Л. Янина и др.), дипломатике (работы С. Н. Валка, С. М. Каш¬
танова и др.).
Все эти большие успехи были достигнуты в результате того,
что советские историки, опирающиеся на прочную историографи¬
ческую традицию, смогли создать совершенно новый методологи¬
ческий подход к исследованию источников, основанный на марк¬
систско-ленинском, материалистическом понимании историческо¬
го процесса.
Теперь, когда марксизм сделался прочной методологической
основой советского источниковедения, когда так или иначе изданы
1 М. Н. Тихомиров. Исследование о Русской Правде. Происхожде¬
ние текстов. М.—JI., 1941; Л. В. Черепнин. Русские феодальные архивы
XIV—XV веков, ч: 1—2. М.—Л., 1948—1951.
427
чуть ли не все важнейшие группы источников по истории Руси
до конца XV в., а материалы следующего столетия во всяком слу¬
чае известны, и по всем сложным источниковедческим проблемам
существует большая литература, возникает вопрос: не находимся
ли мы накануне того периода, когда можно сказать, что все более
или менее существенное в источниковедении Древней Руси уже
позади и в дальнейшем развитие науки сведется к уточнениям
сделанных ранее наблюдений? Такое впечатление было бы, на наш
взгляд, глубоко ошибочным.
Если обратиться к специальной литературе, то сначала озада¬
чивает существование множества подчас взаимоисключающих
представлений по многим источниковедческим проблемам. Так,
некоторые исследователи датируют время возникновения основ¬
ного свода древнерусских законов — Пространную Правду — на¬
чалом XII в.2, другие относят эту дату на начало XIII в.3 По¬
весть о Шемяке Черепнин связывает с событиями XV в., а другие
исследователи — с серединой XVII в.4 Хронологический диапа¬
зон представлений об эпохе, породившей Слово о полку Игореве,
еще более широкий. Если большинство исследователей датирует
памятник концом XII в., то имеются ученые, которые предла¬
гают середину XIII в. в качестве даты «Слова»5, XV—XVI вв.6 7
и даже XVIII в. Споры велись и о подлинности некоторых древне¬
русских актов 1. Нет в литературе согласованного мнения о том,
широко ли пользовался В. Н. Татищев в своем изложении не до¬
шедшими до нас летописями (Б. А. Рыбаков, А. Г. Кузьмин) или
же он наряду с известными нам памятниками включал в текст
2 С. В. Юшков. Русская Правда. Происхождение, источники, ее зна¬
чение. М., 1950, стр. 344; А. А. Зимин. Феодальная государственность и
Русская Правда.— «Исторические записки», т. 76, стр. 262—264; «История
СССР с древнейших времен до наших дней», т. I. М., 1966, стр. 569.
3М. Н. Тихомиров. Исследование о Русской Правде, стр. 229;
Л. В. Черепнин. Общественно-политические отношения в Древней Руси
и Русская Правда.— В кн.: А. П. Новосельцев и др. Древнерусское го¬
сударство и его международное значение. М., 1965, стр. 276 и сл.
4 Л. В. Черепнин. Образование Русского централизованного госу¬
дарства в XIV—XV веках. Очерки социально-экономической и политичес¬
кой истории Руси. М., 1960, стр. 800—801; И. П. Л а п и ц к и й. Повесть о суде
Шемяки и судебная практика второй половины XVII в.— «Труды ОДРЛ»,
т. VI. М.— Л., 1948.
5 Л. Н. Гумилев. Монголы XIII в. и «Слово о полку Игореве».—
Географическое общество СССР. Отделение этнографии. Доклады отделе¬
ния этнографии», вып. 2. Доклады 1962—1965 гг. Л., 1966.
6 В. В. Виноградов. История русского литературного языка в изо¬
бражении акад. А. А. Шахматова.— «Филолошки преглед». Белград, 1964,
№ 3—4, стр. 77; о н же. Чтение древнерусского текста и историко-этимоло¬
гические каламбуры.— «Вопросы языкознания», 1968, № 1, стр. 3.
7 С. Н. В а л к. Начальная история древнерусского частного акта.—
«Вспомогательные исторические дисциплины». Сборник статей. М.— Л.,
1937; М. Н. Тихомиров. О частных актах в Древней Руси.—«Истори¬
ческие записки», т. 17.
428
«Истории Российской» свои собственные рассуждения вместо до¬
стоверных исторических источников (С. Л. Пепгтич) 8. Число по¬
добных примеров можно значительно увеличить.
Конечно, в ряде случаев мы сталкиваемся с серьезными труд¬
ностями, объясняющимися спецификой сохранившихся источни¬
ков, и многозначность решений оправдана. Но очень часто раз¬
личные толкования конкретного материала объясняются просто-
напросто несовершенством методики исследователей. Никакая
наука не может существовать без тщательно разработанной мето¬
дики. И, возможно, дальнейший прогресс источниковедения будет
зависеть прежде всего от совершенствования приемов анализа па¬
мятников прошлого. Задачей настоящей статьи является обратить
внимание исследователей на некоторые трудные вопросы источ¬
никоведения древнерусских памятников.
Если посмотреть на развитие отечественного источниковеде¬
ния с точки зрения совершенствования приемов исследования, то
его историю можно условно разбить на три периода.
В первый период распространено было, если так можно выра¬
зиться, «источниковедение факта». В основу исследования брался
один какой-нибудь памятник, который и рассматривался по воз¬
можности всесторонне. Источниковедение как особая отрасль ис¬
торической науки в России получило развитие с конца XVIII—
начала XIX в. и связано с выходом в свет трудов А. Л. Шлецера
о Несторе-летописце 9, А. Н. Оленина — о тмутараканском камне 10 11
и Е. Болховитинова — о грамоте князя Мстислава XII в. 11 Ис¬
следовались, как мы видим, в первую очередь уникальные памят¬
ники, по происхождению принадлежащие к древнейшим. Широко
применялись приемы внешней (палеографической) и дипломати¬
ческой критики памятника: источниковедение и специальные
(вспомогательные) дисциплины еще не имели строго очерченных
самостоятельных вопросов исследования. Позднее появились спе¬
циальные источниковедческие труды, посвященные группе одно¬
типных памятников (например, В. О. Ключевского о житиях свя¬
тых, С. Ф. Платонова о публицистических сочинениях времени
8 Б. А. Рыбаков. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. [М.,
1963]; А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание. Сведения о Рязани и Му¬
роме до середины XVI века. М., 1965; С. Л. П е ш т и ч. Русская историо¬
графия XVIII века, ч. 1 (Л.], 1961.
* А. Л. Ш л е ц е р. Нестор. Русския летописи на древлеславенском язы¬
ке, ч. 1—3. СПб., 1809—1819.
10 «Письмо к графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину. О камне
Тмутараканском, найденном на острове Тамане в 1792 году. С описанием
картин, к нему приложенных». СПб., 1806.
11 «Примечания на грамоту великого князя Мстислава Владимировича
и сына его Всеволода Мстиславича, удельного князя Новгородского, по¬
жалованную Новгородскому Юрьеву монастырю».—«Вестник Европы»,
1818, № 15 и 16, стр. 201—255.
429
«Смуты»). Но и в этом случае каждый источник, как правило, изу¬
чался сам ио себе, а вся работа в целом складывалась из суммы
источниковедческих разысканий по отдельным памятникам.
При решении собственно источниковедческих вопросов был
наиболее распространенным метод рационалистической критики:
он вошел в науку вместе с другими достижениями XVIII в.— ве¬
ка просвещения и рационализма. В случае многозначности реше¬
ний выбиралось то, которое подкреплялось большим числом логи¬
ческих аргументов и отвечало «здравому смыслу» автора.
«Источниковедение факта» явилось значительным шагом впе¬
ред в подготовке доброкачественной базы исторического исследо¬
вания. Оно ставило первые барьеры описательному и некритиче¬
скому использованию источников в трудах историков. Однако в
нем заложены были и серьезные недочеты. «Здравый смысл» ис¬
следователя XIX в. иногда сталкивался с психологией составите¬
лей древнерусских памятников и выходил «победителем» подчас
за счет модернизации явлений далекого прошлого. Шлецер, на¬
пример, «очищал» Нестора от «басен», которые якобы добавили
позднейшие невежды к труду этого гениального летописца. М. Т.
Каченовский просто признавал подложным целый ряд памятни¬
ков, не соответствовавших его взглядам на уровень развития
Древней Руси.
При изолированном исследовании отдельного факта или ис¬
точника возникали и другие существенные, порой непреодолимые
трудности. Так, значительное большинство древнерусских памят¬
ников сохранилось не в автографах его составителей, а в поздней
рукописной традиции, которая является показателем не просто
позднейшей «порчи» текста, а результатом его дальнейшей, под¬
час очень сложной, истории 12. Это кардинальное положение фак¬
тически до конца XIX в. (до работ А. А. Шахматова) не было
теоретически осмыслено. А отсюда задача реконструкции перво¬
начального, авторского текста и изучения его развития не была
поставлена 13 или подменялась составлением мозаики «сводного»
текста.
Но если говорить о летописи, то один источник (скажем, Лав¬
рентьевская летопись), по существу говоря, является целым ком¬
плексом памятников со сложной историей и взаимосвязями, на¬
чиная с «Повести временных лет» и кончая XIV в.
Изолированное рассмотрение одного источника приводит к
серьезным просчетам и тогда, когда берется один из документов
12 Подробнее об этом см.: Д. С. Лихачев. Текстология. На материале
русской литературы X—XVII вв. М.—Л., 1962, стр. 35 и сл.
13 Подробнее об этом см.: А. А. Зимин. О приемах научной рекон¬
струкции исторических источников X—XVII вв.— «Исторический архив»,
1956, № 6; Д. С. Лихачев. К вопросу о реконструкциях древнерусских
текстов.— Там же, 4957, № 6.
430
массового характера с устойчивым формуляром (например, акт).
В данном случае архаические особенности формуляра могут быть
приняты за действующие, а отсюда вытекают и ошибочные вы¬
воды. Так, в данных грамотах XVI в. встречается формула пере¬
дачи земли «по ка места топор и коса и соха ходила». Изучая
изолированно одну из подобных грамот, можно сделать вывод, что
земельные владения в XVI в. не имели четко выраженных гра¬
ниц. Это, однако, неверно: границы земель Северо-Восточпой Ру¬
си были уже устойчивы; они зафиксированы в писцовых книгах
и в «отводных» грамотах. Формула о топоре, косе и сохе к этому
времени уже устарела, была анахронизмом, восходя к далекому
прошлому. Она появилась к концу XIV в. в обстановке колониза¬
ционного процесса, освоения новых земель, в период распростра¬
нения подсечной системы земледелия (отсюда упоминание наря¬
ду с сохой топора и косы).
Второй этап развития отечественного источниковедения отно¬
сится к концу XIX—началу XX в. и связан в первую очередь с
трудами Шахматова в области русского летописания. Шахмато¬
вым была создана по существу новая методика источниковедения,
которая опиралась уже не на отдельные факты (источники), а на
их систему, являясь, условно говоря, «источниковедением систе¬
мы фактов».
Метод Шахматова оказал огромное плодотворное влияние на
развитие советского источниковедения. Приемами его исследова¬
ния широко пользуются такие крупные специалисты в области
летописания, как М. Д. Приселков, А. Н. Насонов, Б. А. Рыбаков,
М. Н. Тихомиров, Д. С. Лихачев, Я. С. Лурье и др. Методика Шах¬
матова с успехом применялась и при исследовании памятников
публицистики, имевших длительную текстологическую историю.
Для законодательных и актовых памятников неоднократно ис¬
пользовал шахматовские приемы хронологического расчленения
источника Черепнин. Наконец, и за рубежом наиболее значитель¬
ные труды по древнерусским литературным произведениям напи¬
саны исследователями, отдающими дань уважения методу Шах¬
матова. В первую очередь здесь хочется назвать обстоятельные
труды Л. Мюллера 14.
Поставив перед собой ту же задачу, что и Шлецер,— восста¬
новить первоначальный текст «Повести временных лет»,— Шах¬
матов решил ее совершенно иными средствами. Он привлек к ис¬
следованию все известные в то время летописные тексты и ввел
в научный оборот множество новых. Позднее в этой связи
14 L. Muller. Neuere Forschungen iiber das Leben und die kultische
Verehrung der Heiligen Boris und Gleb.—«Opera Slavica», Bd IV. Slawischen
Studien zum V. Internationalen Slawistenkongrefi in Sofia 1963. Gottingen,
1963, S. 295—317; L. Muller. Des Metropoliten Ilarion Lobrede auf Vladi¬
mir den Heiligen und Glaubensbekenntnis. Wiesbaden, 1962.
431
М. Д. Приселков писал: «Гипотеза имеет ценность в связи с тем,
захватывает ли она своим объяснением все подлежащие ей мате¬
риалы или же только часть материалов. Одной из самых поучитель¬
ных сторон работ А. А. Шахматова в области летописания является
именно вовлечение в изучение всех имеющихся летописных спи¬
сков и построение гипотез, захватывающих в своем объяснении весь
этот материал» 15.
Идя от поздних летописей к более ранним (порой недошедшим
до нас в первоначальном виде), сопоставляя летописные сведения
с известиями других сохранившихся памятников, Шахматов по¬
казал, что русское летописание представляет собой как бы раз¬
ветвленное дерево с богатой и сложной кроной, напоминающей
чем-то древо индоевропейских языков. Филологическая школа во
многом определила подход Шахматова к летописанию. В этих по¬
строениях объяснение конкретного факта зависело уже не
только от него самого, а и от того, в какую систему он входил.
Так, если большинство фактов объяснялось наиболее убедительно
одной какой-нибудь гипотезой, то и в истолковании остальных
фактов Шахматов опирался именно на эту гипотезу, хотя они
могли быть объяснены (подчас даже лучше) и другими предпо¬
ложениями. Следовательно, уже сама система фактов становилась
одним из критериев выбора способов объяснения отдельных ее
элементов. Конечно, этот прием, имеющий только вероятностное
значение, мог бы быть оправдан лишь при соблюдении хотя бы од¬
ного из двух условий: 1) необратимости сопоставлений, т. е. если
из них вытекает лишь единственно возможный вывод о соотноше¬
нии источников; 2) если в распоряжении исследователя множе¬
ство наблюдений, каждое из которых имеет объяснение (вероят¬
ностное, но обязательное) через генерализирующую гипотезу.
В последнем случае как бы вступал в силу «закон больших чи¬
сел». Не учитывая этого важнейшего обстоятельства, некоторые
последователи Шахматова, оперируя всего несколькими фактами,
создают гипотезу, при помощи которой они стремятся разъяснить
темные свидетельства других источников. Это серьезная ошибка,
ибо если фактов недостаточно, то, как правило, построить можно
не одну, а несколько систем их объяснения, отсюда любая из низ
будет лишена того определяющего значения, которое она имела
в работах Шахматова. А отсюда появляется возможность для раз¬
ного рода «романтических» интерпретаций хода летописного дела.
Позднее многие исследователи вносили те или иные коррек¬
тивы в построения Шахматова, исправляли и уточняли датиров¬
ку отдельных гипотетических сводов. Но при всем большом зна¬
чении этих работ в них часто не учитывалось главное в шахма-
товской методике, а именно: то, что объяснение конкретного факта
15 М. Д. Приселков. История русского летописания XI—XV вв. Л.,
1940, стр. 13.
432
должно опираться в общей схеме не только на интерпретацию его
самого, а прежде всего на объяснение всей системы фактов. По¬
этому часто в схему Шахматова можно внести какие-либо суще¬
ственные поправки только после пересмотра, переоценки всей си¬
стемы его аргументации, всех приведенных им (а может быть, и
не учтенных им) фактов. Да и в этом случае если следовать
только методике Шахматова, то получится, что одной системе
фактов будет противопоставлена другая, пусть несколько лучше
объясняющая их, но в общем идущая в том же направлении.
Методической основой построения гипотез А. А. Шахматова
был логически-смысловой анализ текста 16, применявшийся в ка¬
кой-то мере еще Шлецером. Шахматов очень тонко находил
вставки в летописном повествовании, считал, что текст первона¬
чально должен быть более простым и лишь позднее мог ослож¬
няться работой различных сводчиков.
Однако чисто логическое источниковедение не всегда дает до¬
статочно объективную и прочную базу исследования. Оно чревато
двумя серьезными недочетами: модернизацией мышления древ¬
нерусского писателя и субъективизмом исследователя. Шахматов
создавал свою схему древнерусского летописания, в значительной
степени исходя из представлений человека конца XIX— начала
XX в. о логике исторического повествования. Оба недочета в ка¬
кой-то мере находили у Шахматова его оппоненты. Так,
И. П. Еремин в свое время писал, что Шахматов недостаточ¬
но учитывал особенности художественного и исторического мыш¬
ления летописца и поэтому находил противоречия в летописном
изложении там, где их по существу не было. Еремин полагал, что
«художественные „загадки44 летописного повествования носят ха¬
рактер внутренне закономерной системы и, следовательно, могут
и должны рассматриваться как исконное свойство „Повести вре¬
менных лет44, как прямое отражение своеобразной „неэвклидовой
геометрии44 его, летописца, не только исторического, но и художе¬
ственного мышления, его стиля» 17. Но односторонность шахма-
товского метода еще не давала никаких оснований для того, что¬
бы его перечеркивать, как фактически делали его оппоненты.
Совсем недавно вопрос о специфике художественных особен¬
ностей древнерусской литературы стал темой оживленной дискус¬
сии. В ее ходе Лихачев защищал представление о древнерусской
литературе как абстрагирующей, идеализирующей действитель¬
ность. Это, по его мнению, литература традиционная, строящаяся
16 Д. С. Лихачев. Шахматов как исследователь русского летописа¬
ния.— «Труды комиссии по истории Академии наук СССР, вып. 3.
А. А. Шахматов. 1864—1920. Сборник статей и материалов». М.— Л*., 1947,
стр. 266; Д. С. Лихачев. Русские летописи и их культурно-историческое
значение. М.—Л., 1947, стр. 17.
17 И. П. Еремин. Литература Древней Руси. М.— Л., 1966, стр. 97.
433
на условных формах 18. Возражая ему, Лурье отрицал наличие
«прямой противоположности» между древним и новым искусст¬
вом при всех существующих между ними различиях 19.
Вопрос этот очень сложный, но он поставлен самой жизнью.
Без дальнейшего изучения философских и религиозных пред¬
ставлений Древней Руси, без исследования специфики мышле¬
ния того времени в целом, конечно, исследовать памятники древ¬
нерусской письменности очень трудно. Задача эта пока, к сожа¬
лению, остается нерешенной.
Существует и еще одна опасность при использовании метода
логического анализа источников — субъективизм интерпретации
текста. Сам Шахматов это отлично понимал. В предисловии к
своему фундаментальному труду о древнерусских летописных
сводах он писал: «Я хорошо сознаю субъективность многих из мо¬
их „ученых доводов44 и понимаю, что достоянием науки добытые
выводы могут стать только после всесторонней оценки их дру¬
гими исследователями»20. Указывали на эту слабость методики
Шахматова и некоторые его оппопенты. Разбирая тексты «Пове¬
сти временных лет», которые Шахматов признавал вставочными,
В. М. Истрин делал заключение, что «исходным пунктом для при¬
знания той или другой вставки является исключительно субъек¬
тивное понимание каждого отдельного летописного рассказа. Но
такое субъективное понимание текста, соединенное с особенным
стремлением видеть чуть ли не на всякой странице позднейшую
вставку, естественно, вызывает возражение, и мы видели, что во
всех случаях нет никаких оснований видеть какие-либо противо¬
речия, которые указывали бы на наличность позднейших вста¬
вок» 21.
Сейчас нет надобности останавливаться на том, был ли прав
Шахматов или Истрин в каждом конкретном случае. Для нашей
цели важно указать на опасность субъективной интерпретации
текста. В наиболее отчетливой форме она выступает в работах
Г. М. Бараца, посвященных памятникам Древней Руси. Путем
вычленения всевозможных вставок, произвольного исправления
текста, перестановкой отдельных фраз Барац пытался доказать
совершенно надуманный тезис об определяющем влиянии на
древнерусские летописи, Русскую Правду, акты и повести памят¬
18 Д. Лихачев. В чем сущность спора о реалистичности в древнерус¬
ской литературе?— «Русская литература», 19G5, № 2, стр. 63.
19 См. Я. Лурье. Древнерусская литература и наши «представления о
прекрасном».— «Русская литература», 1965, № 4, стр. 10.
20 А. А. Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных
сводах. СПб., 1908, стр. VII—VIII.
21 В. Истрин. Замечания о начале русского летописания. По поводу
.исследований А. А. Шахматова в области древнерусской летописи. — «Извес*
тия Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук»,
т. XXVI. Пг., 1923, стр. 61.
434
ников древнееврейской письменности22. Конечно, с подобным
субъективистским подходом метод Шахматова по самой своей
сути уже ничего общего не имел.
Самому Шахматову было тесно в рамках чисто логического
подхода к летописям. Поэтому он использовал и другие приемы
исследования (сопоставление хронологических данных, лингви¬
стическую интерпретацию и т. п.). Очень важно было и то, что
Шахматов подходил к пониманию политической направленности
деятельности летописцев. «...Рукой летописца,— писал он,—уп¬
равляли политические страсти и мирские интересы» 23. Но при всем
этом логический анализ у Шахматова доминировал.
Если Шахматов изучал летописные памятники, то А. С. Лап-
по-Данилевский предложил новую методику исследования актов.
Общим для обоих ученых была попытка изучить источник не изо¬
лированно, а в определенной системе. Но существовала и очень
отчетливо выраженная разница. Шахматов подходил к летописям
исторически, рассматривая их в движении. Для Лаппо-Данилев-
ского первостепенное значение имела форма документа, которую
он отрывал от содержания акта. При помощи «графически-стати-
стических таблиц» он предлагал изучать типический формуляр
той или иной разновидности акта, т. е. «как бы средний вывод из
известного числа наблюдений над формулярами отдельных ак¬
тов» 24. Лаппо-Данилсвского интересовало развитие этих форму¬
ляров во времени, но конкретно-историческая действительность
очень часто оставалась за пределами исследования этого ученого.
Третий этап в развитии древнерусского источниковедения
представлен трудами советских ученых. Согласно новому подходу
к источникам, основанному на марксистском понимании истори¬
ческого процесса, они сами по себе являются фактами истории, и
их появление обусловлено социальными, политическими, идеоло¬
гическими условиями эпохи. При этом те или иные памятники
создаются не только и не столько для потомков (как собственно
исторические источники), сколько в качестве средства активного
влияния их творцов на ход событий той эпохи. Такое отношение
к источнику позволило органически включить его в историческую
реальность прошлого в качестве элемента определенной системы
отношений, взаимосвязанного с общественной средой и обуслов¬
ленного ею.
22 Г. М. Б а р а ц. О составителях «Повести временных лет» и ее источ¬
никах, преимущественно еврейских. Собрание трудов по вопросу о еврей¬
ском элементе в памятниках древнерусской письменности, т. II. Берлин,
1924; он же. Собрание трудов, т. 1. Париж, 1927.
23 А. А. Шахматов. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть.
Текст. Примечания. Пг., 1916, стр. XVI.
24 А. С. Л а п п о - Д а н и л е в с к и й. Очерк русской дипломатики част¬
ных актов. Лекции, читанные слушателям «Архивных курсов» при Петро¬
градском археологическом институте в 1918 году. Пг., 1920, стр. 146.
435
Применение марксизма к источниковедению позволило опре¬
делить классовую сущность и политическую направленность важ¬
нейших исторических источников прошлого, в первую очередь
летописей, публицистических сочинений, актовых материалов.
Плодотворным оказалось изучение истории текста Русской Прав¬
ды в тесной связи с городскими и крестьянскими движениями Ки¬
евской Руси XI—XII вв. Всесторонне раскрыть развитие норм и
историю текста этого памятника оказалось возможным только
исходя из социально-экономического развития древнерусского
общества.
Советские историки исходят из представления о том, что в ис¬
точнике отражаются объективные процессы истории человеческо¬
го общества. Источник, как правило, синтетичен. Он является
результатом взаимодействия различных аспектов деятельности и
воззрений человека и требует поэтому всестороннего анализа. Да
и одно и то же историческое явление отражается часто в различ¬
ных группах источников, которые вследствие этого должны изу¬
чаться в совокупности. Поэтому источниковедение не уклады¬
вается в рамках одной какой-либо системы (логической, лингви¬
стической, историко-правовой и т. п.), а должно являться своеоб¬
разной «системой систем».
Советское источниковедение явилось законным наследником
того лучшего, что выработали ученые в предшествующую эпоху.
Стремление к всестороннему исследованию отдельных памятни¬
ков (примечательная черта «источниковедения факта») теперь
уже в свете опыта «источниковедения системы» превращается в
необходимое условие многопланового анализа того или иного
комплекса исторических источников. Конечно, в отдельных слу¬
чаях и раньше историки обращались к правовой характеристике
документа, литературоведы сопоставляли памятники письменно¬
сти с шедеврами древнерусского искусства. Но это привлечение
данных из смежных дисциплин еще не превращалось в обязатель¬
ную норму источниковедческого анализа. Теперь же ясно, что
путь построения новейшей методики источниковедения проходит
именно через стык наук. Осознание этого условия и привело к
большим успехам советских ученых, занимающихся историей
Древней Руси. Так, в исследовании законодательных и актовых
источников XIV—XVI вв. Черепниным, Каштановым и Носовым
широко сочетаются приемы исторического и правового анализа.
Благодаря этому им удалось более глубоко понять особенности
процесса создания единого Русского государства. А. И. Клибанов
рассматривает памятники общественной мысли XIV—XVI вв. в
тесной связи с историей русской и европейской религиозно-фило¬
софской мысли 25. Историко-философский подход в его исследова¬
25 А. И. Клибанов. Реформационные движения в России в XIV—
первой половине XVI в. М., i960.
436
нии сочетается с тщательной текстологической интерпретацией
памятников Древней Руси. Это позволило исследователю рас¬
крыть закономерности и специфические особенности русского ре-
формационного движения. Н. Н. Воронин и Д. С. Лихачев широко
сопоставляют литературные источники и памятники древнерус¬
ского искусства. В работах Лурье историко-источниковедческие
проблемы сочетаются с литературоведческим анализом произве¬
дений русской публицистики конца XV—XVI в.26
Анализ списков новгородских посадников в сочетании с архео¬
логическими источниками и особенно печатями позволил В. Л.
Янину нарисовать картину сложной политической борьбы в Ве¬
ликом Новгороде 27.
Русское летописание теперь изучается и как памятник обще¬
ственной мысли, и как литературное явление 28. История летопи¬
сания уже не может быть построена в рамках одной только чисто
логической системы. Нужны разные планы (или, условно говоря,
«системы») анализа. Это осознавалось уже давно исследователя¬
ми, вносившими коррективы в методику изучения древнерусского
летописания, предложенную Шахматовым.
В 1930 г. Н. К. Никольский, формулируя принципы своего
подхода к изучению «Повести временных лет», считал, что он
«опирается главным образом на наблюдения над литературно¬
идеологической основой легендарных сказаний, мало освещенною
А. А. Шахматовым». Никольский сопоставил «Повесть времен¬
ных лет» с памятниками западнославянской литературы. В ре¬
зультате он дал иную, чем Шахматов, картину возникновения древ¬
нерусского летописания. Причины этого Никольский видел «в не¬
одинаковых приемах оценки и изучения одного и того же мате¬
риала» 29.
Кроме исследования идейного смысла летописных сводов, не¬
обходимо тщательное рассмотрение и чисто литературных при¬
емов изложения в этих памятниках, изменения их языковых осо¬
бенностей, смены хронологических стилей 30.
И при всем этом в настоящее время существует известное от¬
ставание в теоретической разработке методики исследования
26 Я. С. Лурье. Идеологическая борьба в русской публицистике конца
XV — начала XVI века. М.— Л., 1960; «Повесть о Дракуле». Исследование
и подготовка текста Я. С. Лурье. М.— Л., 1964.
27 В. Л. Я н и н. Новгородские посадники. М., 1962.
28 Д. С. Л и х а ч е в. Русские летописи и их культурно-историческое
значение; И. П. Еремин. «Повесть временных лет». Проблемы ее истори¬
ко-литературного изучения. Л., 1946; то же в его кн.: Литература Древней
Руси. М.— Л., 1966.
29 Н. К. Никольский. Повесть временных лет как источник для ис¬
тории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о
древнейшем русском летописании.— «Сборник по русскому языку и словес¬
ности», т. II, выл. 1. Л’., 1930, стр. 3, 27.
30 Н. Г. Бережков. Хронология русского летописания. М., 1963.
437
древнерусских памятников. Накопившийся большой опыт все еще
ие обобщен. Правда, отдельные методические соображения раз¬
бросаны в конкретных монографических исследованиях, в много¬
численных источниковедческих статьях, а также в серии обоб¬
щающих работ по отдельным видам источников, вышедших в
Московском историко-архивном институте31. Но этого, конечно,
недостаточно. Получилось так, что историков-медиевистов, внес¬
ших крупный вклад в развитие конкретного источниковедения, в
разработке методики исследования источников обгоняют уже нс
только литературоведы-текстологи 32, но и ученые, занимающиеся
документами советской эпохи (см., например, обобщающие статьи
С. И. Якубовской и В. II. Данилова, И. С. Смирнова, работы А. А
Курносова о методике исследования мемуаров по истории парти
занского движения во время Великой Отечественной войны и
ДР-) 33.
Необходимость в обобщении большого опыта работы медиеви-
стов-русистов по изучению источников велика. Она возрастает
еще и потому, что в их практике явственно обнаруживаются и
серьезные дефекты. Так, Лурье совсем недавно писал о недопу¬
стимости «потребительского подхода» к источникам, когда из ле¬
тописи или другого памятника берутся те сведения, которые по
тем или иным причинам заинтересовали ученого, и отбрасывают¬
ся (обычно без достаточного обоснования) известия, которые ка¬
жутся ему не заслуживающими внимания или просто ложными34.
В ряде работ проявляется и недостаточная строгость в исполь¬
зовании разновременных памятников. Нередко для доказательст¬
ва того или иного тезиса привлекаются любые источники, незави¬
симо от времени их создания, достоверности содержащихся в них
сведений. Часто психологическим основанием для этого является
сравнительно малое число древних источников и желание как
можно больше расширить их количество. Приведем только один
пример. Еще В. О. Ключевский отмечал трафаретность древнерус¬
31 А. Ц. М е р з о н. Таможенные книги XVII в. Учебное пособие по ис¬
точниковедению истории СССР. М., 1957; А. А. Зимин. Методика издания
древнерусских актов. М., 1959; С. М. Каштанов. Очерки русской дипло¬
матики. Автореферат докт. дисс. М., 1968, и др.
32 См., например, Д. С. Лихачев. Текстология. На материале русской
литературы X—XVII вв.; С. Н. А з б е л е в. Текстология как вспомогатель¬
ная историческая дисциплина.— «История СССР», 1966, N° 4.
33 В. II. Данилов, С. И. Якубовская. Источниковедение и изуче¬
ние истории советского общества.— «Вопросы истории», 1961, N° 5; И. С м и р-
н о в. Достоверные факты — основа исторического исследования.— «Комму¬
нист», 1962, N° 3; А. А. Курносов. Методы исследования мемуаров (Ме¬
муары как источник по истории народного Сопротивления в период Вели¬
кой Отечественной войны). Автореферат канд. дисс. М., 1965.
34 Я. С. Лурье. Критика источника и вероятность известия.— «Куль¬
тура Древней Руси». М., 1966; ср.: У. Lurja (Ya. S. Lur’e). Problems of
Source Criticism (with Reference to Medieval Russian Documents).— «Slavik
Review», 1968, vol. XXXII, N° 1, p. 1—22.
438
ских житий35. Многие из них к тому же были написаны в срав¬
нительно позднее время и содержали риторические штампы вме¬
сто конкретных фактов. В последнее время эта точка зрения стала
подвергаться пересмотру. Жития все чаще привлекаются иссле¬
дователями как вполне достоверный исторический источник,
иногда без достаточного источниковедческого обоснования. Это,
в частности, сказалось и на обстоятельной книге И. У. Будовница
о древнерусских житиях — последней работе покойного историка.
Автор привлек огромный рукописный материал, позволивший ис¬
следователю тонко выявить социальный подтекст этого своеобраз¬
ного и еще малоизученного вида источников. Ярко и разнообраз¬
но показано, что дают жития для истории монастырской колони¬
зации. Но собственно источниковедческой стороне дела автор уде¬
ляет значительно меньше внимания, что приводит его в ряде слу¬
чаев к излишней доверчивости по отношению к заведомо поздним
памятникам. Так, Будовниц широко пользовался «Житием Лаза¬
ря Муромского» (жившего в XIV в.) и его «завещанием», хотя
этот последний памятник был составлен в XVII в. 36 И это случай,
к сожалению, не единственный. (Автор, например, широко ис¬
пользовал «Житие Стефана Махрищского», составленное через
150 лет после описанных в нем событий, и т. д.) Но даже исполь¬
зуя жития, современные изображаемым в них лицам, следует
иметь в виду, что в XIV—XV вв. «эмоционально-хаотическая ри¬
торика» 37 явно преобладала над передачей конкретного материа¬
ла. Поэтому критическая проверка сведений памятников житий¬
ной литературы, отчленение бытовавших в то время штампов от
следов действительных событий — задача, без разрешения которой
древнерусские жития не могут в полной мере привлекаться к ис¬
торическому исследованию.
Бывают случаи, когда в распоряжении исследователя действи¬
тельно имеется настолько мало источников, что это делает прос¬
то невозможным однозначное решение вопроса. Тогда сосущество¬
вание различных гипотез отвечает естественному положению
вещей. И, конечно, гораздо правильнее будет в подобных случаях
признать факт многозначности решений, чем выбирать одно из
них и объявлять его паиболее вероятным и даже единственным.
Однако в литературе последнего времени не всегда, как нам кажет¬
ся, четко различаются понятия «гипотеза», «догадка», «домысел».
Выражения «возможно», «можно полагать», «не исключено»,
35 В. О. Ключевский. Древнерусские жития святых как историче¬
ский источник. М., 4871.
36 И. У. Будовниц. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в
XIV—XVI веках (по «житиям святых»). М., 1966, стр. 113—114. О датировке
«Завещания» Лазаря см.: С. Н. В а лк. Указ, статья, стр. 301.
37 Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. М.— Л., 1958,
стр. 90.
439
«очевидно» не дают еще сами по себе оснований для допусти¬
мости того или иного предположения. Научным предположением
или, в точном смысле слова, гипотезой можно признать не просто
одно из возможных истолкований факта, а наиболее вероят¬
но е из них. И если у историков-древников под видом гипотезы
нередко можно встретить малообоснованную догадку, то, думает¬
ся, одна из причин состоит в стремлении объявить ту или иную
преимущественно логическую систему объяснения источников
единственно возможной (хотя бы сама система строилась на не¬
большом количестве фактов, допускавших различную интерпре¬
тацию). Это стремление в свою очередь облегчается внешней бли¬
зостью к традициям шахматовской школы, а по существу являет¬
ся в той или иной степени отходом от метода Шахматова.
В этой связи не может не привлечь внимание книга «Древняя
Русь. Сказания. Былины. Летописи», принадлежащая перу вид¬
ного советского историка и археолога Б. А. Рыбакова, исследова¬
ния которого о древнерусском ремесле и ряд других работ пред¬
ставляют собой значительный вклад в науку. В 1964 г. в связи с
выходом в свет этой книги состоялась интересная дискуссия
о характере историзма русского героического эпоса. В ходе ее бы¬
ли высказаны две точки зрения, резко отличные одна от другой.
С одной стороны, В. Я. Пропп и Б. Н. Путилов говорили о необхо¬
димости учитывать прежде всего художественную природу древ¬
нерусских былин при изучении особенностей отображения в них
далекого прошлого; с другой — Рыбаков выступил защитником
тезиса о том, что в образах былинных героев и в описании былин¬
ных событий следует видеть непосредственный отклик на
конкретные факты истории Древней Руси. Обе постановки вопро¬
са заслуживают внимания и нуждаются в обосновании. Проверка
конкретных материалов должна решить, кто прав в этом споре.
Сейчас важно отметить, что способ доказательства тезиса, предло¬
женный Рыбаковым, не кажется нам удачным.
Исследуя былины «киевского цикла», Рыбаков поставил во¬
прос о необходимости более углубленного их сопоставления с лето¬
писными данными по истории Древней Руси. Исторический под¬
ход к древнерусскому героическому эпосу, безусловно, является
важнейшим элементом изучения былин и исторических песен.
Однако его конкретное осуществление в работах Рыбакова вызы¬
вает серьезные возражения со стороны не только фольклориста38,
но и историка. Дело заключается прежде всего в том, что Рыбаков
не всегда учитывает специфику жанра былин. Зачастую он непо¬
38 В. Пропп. Об историзме русского эпоса (ответ академику Рыбако¬
ву).— «Русская литература», 1962, № 2; Б. Н. Путилов. Концепция, с ко¬
торой нельзя согласиться.— «Вопросы литературы», 1962, № И; он же. Об
историзме русских былин.— «Русский фольклор», т. X. Специфика фоль¬
клорных жанров. М.— Л., 1966.
440
средственно отождествляет отдельные исторические события и
имена, известные по летописям, с соответствующими именами
героев былин и их полусказочными подвигами. При этом Рыбаков
опирается не на в с ю совокупность записей той или иной былины
и реконструкцию ее первоначального вида, а на отдельные, подчас
произвольно выбранные им тексты. Отсутствует в его работе и
анализ движения сюжета, соотношения записей былин и редак¬
ций. Предлагая вниманию читателя свою интерпретацию того или
иного былинного текста, Рыбаков далеко не всегда подвергает
разбору все другие истолкования сюжета, которые подчас явля¬
ются не менее (а иногда и более) убедительными, чем построения
этого исследователя. Это, как нам кажется, лишает выводы Рыба¬
кова необходимой доказательности.
Приведем еще один пример, когда автор строит свою гипотезу
без достаточно строгого соблюдения необходимых, предварительных
условий. Речь идет о приемах анализа приписок к лицевым лето¬
писям, предложенных недавно С. О. Шмидтом39. Стремясь обосно¬
вать новую датировку этих приписок, Шмидт предлагает их свя¬
зать с публицистической «дуэлью», которую вели царь Иван Гроз¬
ный и князь Андрей Курбскии, Основной тезис автора сводится к
тому, что приписки к Синодальному списку летописи были свое¬
образным ответом на «Историю о великом князе Московском»
Курбского, (т. е. составлены они уже после 1573 г., не раньше ко¬
торого Курбский написал свою «Историю»). Изменения, внесен¬
ные в Царственную книгу, были сделаны уже не только с уче¬
том «Истории», но и «Отвещания» Курбского на второе послание
царя40. Сама по себе такая постановка вопроса вполне допу¬
стима. Но вот с методикой доказательств автора согласиться
трудно.
У исследователя нет никаких данных предполагать наличие
в распоряжении Ивана Грозного «Истории» Курбского (древней¬
шие рукописи ее датируются второй половиной XVII в.), и сам
Шмидт не приводит убедительных данных на этот счет. Следова¬
тельно, в основе построения лежит не гипотеза, не факт, а всего
лишь догадка. Шмидт стремится интерпретировать приписки, исхо¬
дя преимущественно из их идеологической направленности, не уде¬
ляя должного внимания их текстологическому сопоставлению с
другими памятниками (сочинения Грозного и Курбского). Из не¬
скольких равнозначных объяснений фактов он останавливает свое
внимание на тех, которые соответствуют его общему представле¬
нию о времени создания приписок. Наконец, решение реальных
источниковедческих проблем Шмидт иногда склонен переносить
39 С. О. Шмидт. Когда и почему редактировались лицевые летописи
времен Ивана Грозного.— «Советские архивы», 1966, № 2.
40 Там же, стр. 46.
441
в область чисто психологических рассуждений (о свойствах неу¬
равновешенной натуры царя Ивана). Эти приемы исследования не
могут, на наш взгляд, привести к достаточно объективным выво¬
дам.
Высказывая эти соображения, мы имеем в виду не столько от¬
дельные работы и их авторов, сколько определенные тенденции,
к которым следует привлечь общее внимание в интересах разви¬
тия нашей отрасли знания, нуждающейся в критической оценке
своего состояния не менее, чем другие отрасли.
Всякий, кто обратится к работам Шахматова, может заметить
примечательную сторону его исследований. В них почти нет поле¬
мики с предшественниками по конкретным вопросам. Шахматова
нельзя заподозрить в том, что он по каким-либо посторонним
науке причинам воздерживался от споров со своими коллегами.
Нет, просто он писал в иной перспективе, чем они. Ему трудно
было доказать в ряде конкретных случаев, что его гипотеза луч¬
ше, чем какая-либо иная, объясняет то или иное свидетельство
летописи. Но у него было громадное преимущество перед пред¬
шественниками, состоявшее в том, что предложенная им гипотеза
лучше других объясняла всю совокупность фактов.
Если сознательный отказ Шахматова от полемики с теми, кто
стоял на позициях старого «источниковедения факта», можно объ¬
яснить и оправдать, то в настоящее время, когда историков-меди-
евистов объединяют единые методологические и методические
принципы исследования, отказ от тщательного разбора всех точек
зрения по рассматриваемому вопросу является уже недопусти¬
мым.
Однако и в наше время появляются иногда работы, в которых
содержатся обоснования тех или иных гипотез без тщательного
разбора предшествующей литературы вопроса. В лучшем случае
дело ограничивается суммарным изложением во введении тезисов
своих предшественников (без должного раскрытия их аргумента¬
ции), а в дальнейшем исследование ведется как бы один на один
с источником. Но ведь спорят не тезисы, а аргументы. Как-то
один из больших знатоков древней письменности (ныне уже по¬
койный) пытался даже обосновать эту манеру изложения. «Зачем
ненужные споры»,— говорил он однажды своему ученику. «Луч¬
ше рядом с чертой, прочерченной предшествующим исследовате¬
лем, провести свою, более длинную черту. Пусть читатель сам ре¬
шит, кто из нас прав» 41.
С этой теорией «более длинной черты» ни в коем случае со¬
гласиться нельзя. В самом деле, всякое доказательство того или
иного тезиса должно состоять как бы из двух частей: критического
41 Другой вариант этого разговора приведен в статье: Д. С. Лихачев.
Шахматов — текстолог.— «Известия Отделения литературы и языка
АН СССР», 1964, т. XXIII, вып. 6, стр. 481.
442
пересмотра предшествующих объяснений и из обоснования той ин¬
терпретации, которая, по мнению автора, является наиболее убе¬
дительной. Если же мы откинем первую сторону научного доказа¬
тельства, то поставим читателя в крайне затруднительное
положение (ему самому придется проводить дополнительно иссле¬
довательскую работу, которую должен был выполнить автор).
В ряде случаев за теорией «более глубокой черты» скрывается
слабость собственного построения автора или просто нежелание
вызывать раздражение тех или иных высокоавторитетных ученых.
Упрощенно социологическая интерпретация источников выз¬
вала у некоторых исследователей своеобразную реакцию, которая
выразилась в воскрешении элементов так называемого фактогра¬
фического подхода, когда исследователь ограничивается описани¬
ем и анализом отдельных источников вне связи с их судьбами.
Так, А. Г. Кузьмин задачу изучения рязанского летописания по
существу свел к тщательному разбору летописных сведений о Ря¬
зани и Муроме42. Но тем самым он отказался от шахматовского
понимания истории летописания на Руси как системы взаимосвя¬
занных сводов.
В содержательной книге 10. Г. Алексеева об аграрной истории
Северо-Восточной Руси XV—XVI вв. скрупулезно разбираются
сведения каждого известного автору акта Переяславского уезда43.
Однако в ней мы не найдем даже следов формулярного (диплома¬
тического) анализа.
Разработка методики дипломатического исследования, изуче¬
ние отдельных грамот в тесной связи с развитием формуляра ее
разновидности становится сейчас одной из важнейших источни¬
коведческих задач44. Если древнейшие грамоты до XV в. все уже
изданы, то изучение актовых материалов XVI в. может быть осу¬
ществлено только на основе полного выявления всех сохранив¬
шихся источников. Необходимо обследовать все архивные фонды
страны и создать каталог всех дошедших актов XVI в.45 Конста¬
тация отдельных явлений на «примере» того или иного акта,
42 А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание. Сведения летописей о Ря¬
зани и Муроме до середины XVI века. М., 1965.
43 Ю. Г. Алексеев. Аграрная и социальная история Северо-Восточной
Руси XV—XVI вв. Переяславский уезд. М.— Л., 1966.
44 А. А. Зимин. О методике актового источниковедения в работах по
истории местного управления России первой половины XVI в.— «Вопросы
архивоведения», 1962, № 1.
45 Первые шаги в этом направлении уже сделаны (С. М. Каштанов.
Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века [ч. I].— «Архео¬
графический ежегодник за 1957 год». М., 1958; ч. II.—.«Археографический
ежегодник за 1960 год». М., 1962; он же. Состав иммунитетных грамот пер¬
вой половины XVI века.— «Археографический ежегодник за 1962 год (К 70-
летию академика М. Н. Тихомирова)». М., 1963; А. А. Зимин. Хронологиче¬
ский перечень актов архива Суздальского Спасо-Ефимьего монастыря
(1506—1612).— «Археографический ежегодник за 1962 год»).
443
конечно, является уже пройденным этапом актового источниковеде¬
ния. Так, в частности, уже сейчас ясно, что до нас дошел не слу¬
чайный комплекс актовых источников, а основная масса земель¬
ных актов, выданных монастырям-вотчинникам. Это и делает
возможным их статистическую обработку. Развитие актового фор¬
муляра можно проследить в исторической перспективе в связи с
политикой правительства, с учетом особенностей отдельных рус¬
ских земель, в сопоставлении с реальным содержанием земельных
и иммунитетных пожалований.
Формулярный (дипломатический) анализ акта должен уста¬
новить, насколько архаичны правовые нормы того или иного вида
древнерусских грамот, отражают ли они конкретно-историческую
действительность в этом случае. Н. Е. Носов прав, считая, что «на¬
зрела необходимость широкой марксистской разработки методики
актового источниковедения XIV—XVI вв.» 4б.
Путь, по которому идет исследователь-источниковед от слова
к факту, особенно сложен при изучении памятников средневеко¬
вой общественной мысли, на которые накладывала отпечаток не
только борьба социальных и политических интересов, но и рели¬
гиозная идеология в ее самых различных проявлениях. Этот воп¬
рос явился предметом специальной обстоятельной работы, напи¬
санной Я. С. Лурье. Автор прав, считая, что «решающее значение
в каждом случае, очевидно, имеет совпадение между теоретиче¬
скими воззрениями „литературных представителей44 класса и ре¬
альными классовыми интересами» 47, а не столько непосредствен¬
но социальное происхождение писателей, как думали некоторые
представители «вульгарной социологии». Нужно учитывать, под¬
черкивает Лурье, и принцип «косвенности» изложения взглядов
творцов художественных произведений: «Чем острее была идей¬
ная борьба в русской литературе, тем сложнее, тоньше и „косвен¬
нее44 становились средства художественного воздействия...» 48
Не менее важно и то, что, по словам Ф. Энгельса, в средние ве¬
ка «догматы церкви стали одновременно и политическими акси¬
омами» 49. Поэтому нельзя подчас «непосредственно» выискивать
в сочинениях средневековых авторов требования тех или иных
социальных групп, а нужно обращать внимание на то, какие дог¬
мы и богословские тезисы и почему были использованы теми или
иными публицистами в острейшей идейной борьбе. Так, в защите
«двуперстия» раскольниками нельзя видеть «впрямую» отраже-
46 Н. Е. Носов. О статистическом методе в актовом источниковедении
(По поводу статьи А. А. Зимина).—«Вопросы архивоведения», 1962, № 4,
стр. 55.
47 Я. С. Лурье. К изучению классового характера древнерусской ли¬
тературы.—«Труды ОДРЛ», т. XX, М.—Л., 1964, стр. 110.
48 Там же, стр. 119.
49 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 360.
ште их крестьянской идеологии. Но выступление против офици¬
альной церкви и ее догм было, несомненно, выражением их сти¬
хийного протеста против идеологии господствующего класса50.
Немало трудных задач возникает перед исследователем пуб¬
лицистики воинствующих церковников, направленной против
еретиков XV—XVI вв.
В самом деле, в какой степени можно доверять показаниям
идейных врагов русских вольнодумцев? Каковы критерии провер¬
ки достоверности сведений, почерпнутых из официальной церков¬
ной литературы? Лурье делит произведения врагов ереси на об¬
личительные сочинения, имевшие целью обвинить и опорочить
еретиков (такие, как Соборный приговор 1490 г.), и полемические,
«целью которых был реальный спор с конкретным противни¬
ком»51. Название «обличительные сочинения» для судебно-след¬
ственных материалов, на наш взгляд, не совсем удачно. К тому же
и они не в меньшей степени, чем полемические, имели дело с жи¬
выми противниками, хотя разница между этими типами источни¬
ков велика.
Дело осложняется, если мы вспомним, что к XV—XVI вв. сло¬
жилась многовековая традиция борьбы с ересями. Поэтому, обви¬
няя своих идейных противников в антитринитаризме или других
отступлениях от ортодоксального христианства, русские обличите¬
ли часто приписывали им те взгляды, которые высказывались еще
противниками раннего христианства или «еретиками» X—XIV вв.
Так, Зиновий Отенский приводит следующее рассуждение, якобы
принадлежавшее Феодосию Косому: «крест, как и всякое дерево,
святости не имеет. Ведь если кто-нибудь убьет сына какого-либо
человека палкой, то не будет же отец убитого любить эту палку.
Он даже возненавидит того, кто любит ее и целует. Так и бог не¬
навидит крест, ибо на нем убит его сын, и гневается на тех, кто
его почитает» 52. Но это рассуждение совпадает целиком и полно¬
стью с аргументами богомилов, излагавшимися Пресвитером Козь¬
мой (X в.) 53. Известно, что Козьму Пресвитера с интересом чита¬
ли русские еретики конца XV в.54 Один из сохранившихся текстов
этого произведения относится именно к этому времени55. Перед
50 Подробнее об этом см.: А. И. Клибанов. К характеристике новых
явлений в русской общественной мысли второй половины XVII — начала
XVIII вв.—«История СССР», 1963, № 6, стр. 102-103.
51 Я. С. Лурье. Идеологическая борьба в русской публицистике конца
XV — начала XVI века, стр. 122.
52 Зиновий Отенский. Истины показания. Казань, 1869, стр. 509—510.
53 «Св. Козмы Просвитера. Слово на еретики и поучение от божествен¬
ных книг». Сообщение М. Г. Попруженко.— «Памятники древней письмен¬
ности и искусства», т. CLXVII. СПб., 1907, стр. 8.
54 Н. А. Казакова, Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические дви¬
жения на Руси XIV — начала XVI века. М.— Л., 1955, стр. 320.
55 М. Попруженко. Козма Просвитер и новгородские еретикиXV в.
(К вопросу о болгарских литературных произведениях древнейшей эпохи
445
исследователем встает сложная задача — попытаться определить,
взял ли Зиновий всю эту аргументацию из сочинений Козьмы,
зная выступления русских еретиков против поклонения кресту,
или Феодосий Косой был знаком с рассуждениями богомилов,
а быть может, он самостоятельно пришел к аналогичным выводам.
Решить этот и подобные вопросы можно не только путем пере¬
крестных сопоставлений источников (контрреформационных и ре-
формационных), но и путем изучения самой сущности реформа-
ционного движения на том или ином этапе. Для этого нельзя рас¬
сматривать взгляды Феодосия Косого или, скажем, Федора Кури-
цина изолированно, а необходимо посмотреть, как те представ¬
ления, которые им приписываются, соотносятся с общим уровнем
общественно-политической мысли изучаемого времени, с предше¬
ствующим и последующим этаном антицерковных движений. Но
и этого мало. В последнее время ставится более широкая задача —
сравнительно-историческое изучение Реформации во всех европей¬
ских странах и особенно в странах Восточной и Центральной Ев¬
ропы56. Это, конечно, поможет разобраться и в уровне развития
реформационных идей в различных странах и лучше понять ха¬
рактер сохранившихся источников и вопросы культурной и идео¬
логической взаимосвязи между пародами.
Есть еще один немаловажный момент. Источники, вышедшие
из-под пера врагов ереси, входят в состав полемической литерату¬
ры или являются судебно-следственными материалами. Отсюда
проистекает необходимость изучения особенностей древнерусской
полемики и древнерусского судопроизводства. Знание же специ¬
фических черт этих разновидностей источников поможет выяснить
степень достоверности изложения взглядов еретиков их идейными
противниками. В настоящее время Н. А. Казакова ведет плодо¬
творную работу по изучению материалов судебных процессов по
делу о Максиме Греке и Вассиаие Патрикееве.
Но возникающие трудности не являются каким-то непреодоли¬
мым барьером на пути анализа источников по истории Древней
Руси. Сейчас более или менее ясны основные линии совершенство¬
вания методики, состоящие в сближении источниковедения с дру¬
гими науками.
Вот только несколько примеров, показывающих те результаты,
которые достигнуты с помощью применения новых методов анали¬
за исторических источников. Опыт последних лет показал, сколь
много дает исследователям применение приемов анализа, вырабо¬
танных в специальных исторических дисциплинах. Отказ от опи¬
сательного рассмотрения монет и печатей, переход к исследованию
на русской почве).— «Сборник в честь на проф. Л. Милетич (1863—1933)».
София, 1933.
56 А. Л. Хорошие вич. Рецензия на кн. А. И. Клибанова «Реформа-
нионное движение в России в XIV — первой половине XVI в.».— «История
СССР», 1961, № 4, стр. 202.
446
эволюции штемпелей позволили советским ученым (в том числе
И. Г. Спасскому, В. Л. Янину, В. М. Потяну и А. С. Гудковой)
создать исторический подход к одному из важных исторических
источников.
Новые приемы оптико-фотографического исследования позво¬
лили издателям Изборника 1076 г. прочесть ряд угасших мест в
уникальном памятнике древности57. Путем фотографирования в
ультрафиолетовом и люминесцентном освещении «Слова кратка»
(известного трактата конца XV в.) было обнаружено прямое
доказательство латинского происхождения автора этого интерес¬
ного произведения (в выскобленном месте после слов «мы же хри-
стиане-греци, русь» были слова «и латини» 58).
Новые аспекты изучения памятников древнерусской литерату¬
ры могут открыться благодаря применению приемов математиче¬
ской лингвистики. Так, Г. А. Лесскис устанавливал прямую зави¬
симость между размерами предложения и хронологией памятни¬
ка59. Общая тенденция к сокращению этих размеров с течением
времени поддается хронологизации в рамках Древней Руси, Рос¬
сии XVIII и XIX вв. Конечно, в данном случае значительную роль
играет «закон больших чисел», т. е. количество обследованных
текстов. В последнее время ленинградские и московские ученые
приступают к широкому применению машинной обработки стати¬
стических данных, извлеченных из писцовых книг конца XV—
XVII вв. Картографирование данныхписовых книг и актов60,изу¬
чение топонимики древних поселений, родовых связей землевла¬
дельцев раскрывают новые возможности для понимания важней¬
ших источников социально-экономического характера. Большое
значение в этом плане будет иметь издание «ономастикона» (спис¬
ка древнерусских имен) С. Б. Веселовского и исторического ат¬
ласа по истории России, готовящегося Институтом истории СССР
АН СССР.
Среди вопросов внутренней критики заслуживают специально¬
го рассмотрения полнота и характер сохранности источников того
или иного типа. В какой степени исследователь располагает на¬
дежным материалом для своих выводов? Объясняется ли, скажем,
отсутствие писцовых книг до конца XV в. плохой сохранностью
57 «Изборник 1076 г.». М., 1965, стр. 6, 32—48.
68 Я. С. Лурье. К вопросу о «латинстве» Геннадиевского литературно¬
го кружка.— «Исследования и материалы по древнерусской литературе».
М., 1961, стр. 71; о н ж е. «Собрание на лихоимцев» — неизданный памятник
русской публицистики конца XV в.— «Труды ОДРЛ», т. XXI. Новонайден-
ные и неопубликованные произведения древнерусской литературы. М.— Л.,
1965, стр. 132.
59 Г. А. Лесскис. О зависимости между размером предложения и ха¬
рактером текста.— «Вопросы языкознания», 1963, № 3.
60 Прекрасный опыт подобного рода работы содержится в кн.:, А. И. К о-
панев. История землевладения Белозерского края XV—XVI вв. М.— Л.,
1951.
447
материала или тем, что данный вид источников на Руси до этого
времени еще не существовал. Или вот, например, «Повесть о бе¬
лом клобуке» дошла до нас в списках не ранее второй половины
XVI в. Сложилась ли она в конце XV в. (как думает большинство
ученых) или возникла значительно позже (как полагает
Лурье)61 — вопрос, заслуживающий особого рассмотрения. То же
самое относится и к знаменитой «Повести о Петре и Февронии»,
датируемой Д. С. Лихачевым XV в., а В. Ф. Ржигой, А. И. Клиба-
новым и другими учеными — серединой XVI в. Нужно отделять
случайное и закономерное в сохранности древнерусских источ¬
ников.
У нас еще не обсуждены закономерности источниковедческой
ретроспекции. При каких условиях поздний источник может быть
использован для характеристики более ранних явлений? Бывают
случаи, когда не современный событию источник привлекается к
исследованию только потому, что он представляется авторам «под¬
ходящим» к их пониманию событий. Это, на наш взгляд, недопу¬
стимо. Недавно Лурье высказал очень интересную мысль, что ис¬
следователь «...только от общей характеристики источника идет
к оценке его отдельных известий»62. Он ссылается на то, что
крайне опасно исходить из «правдоподобия» сведения при опреде¬
лении его достоверности. Так, известие В. Н. Татищева о выступ¬
лении митрополита Зосимы против смертной казни еретиков с
точки зрения общей обстановки «достаточно правдоподобно», хотя,
зная отношение Татищева к источникам и его рационалистические
воззрения, возможно, это выступление Зосимы следует отнести к
числу размышлений самого историка XVIII в.
Конечно, критерий «правдоподобия» сам по себе является не¬
приемлемым для источниковеда. Но в оценке отдельных сведений
также нельзя идти «только от общей характеристики источника».
В недостоверном в целом источнике могут сохраниться и вполне
доброкачественные известия. Для проверки степени правдоподо¬
бия конкретного известия недостаточно общей характеристики ис¬
точника. Нужно учитывать целую совокупность явлений, в кото¬
рую входят и разбор исторической обстановки самого события,
и его характер, и наличие аналогичных событий в сходной ситуа¬
ции, чтобы сделать окончательный вывод о достоверности сообще¬
ния о нем источника63. Так, всем известна крайняя тенденциоз¬
ность приписки о «боярском мятеже» 1553 г. Царственной книги.
Но это не перечеркивает целый ряд фактических данных, сооб¬
щаемых ею (надо иметь в виду сам характер летописного дела
61 Я. С. Л у р ь е. Идеологическая борьба в русской публицистике конца
XV — начала XVI века, стр. 230 и сл.
62 Я. С. Лурье. Критика источника и вероятность известия, стр. 126.
63 Это в какой-то мере учитывает и Лурье, говоря о необходимости ко¬
ординировать сведения источника с «данными исторической обстановки»
(Я. С. Л у р ь е. Критика источника и вероятность известия, стр. 126).
XVI в.). Отсутствие их в ранних и более объективных летопис¬
ных записях может быть объяснено не тем, что составитель при¬
писки все выдумал, а тем, что в новой исторической обстановке
можно было написать о тех фактах, о которых ранее предпочи¬
тали умалчивать. Выяснить, при каких условиях следует пользо¬
ваться позднейшими источниками, в полной мере можно после
разработки принципов методики источниковедческого анализа.
Спорными являются и вопросы реконструкции не дошедших до
нас текстов или памятников, сохранившихся в поздней рукопис¬
ной традиции. Являются ли эти реконструкции лишь способом
«представить наглядными утверждения и гипотезы исследовате¬
ля» 64 или же они могут воссоздать и пополнить фонд утраченных
источников, т. е. являются своеобразной формой их издания? Мож¬
но ли ими пользоваться (хотя бы и с оговорками) в исследовани¬
ях как определенной реальностью или они интересны только для
характеристики представлений ученых, их создавших? Ведь и лю¬
бое издание текста с исправлением явных описок содержит эле¬
менты реконструкции, ибо подчас трудно определить, содержались
ли эти ошибки в архетипе произведения или привнесены в него
позднейшими переписчиками.
В настоящей статье нет возможности даже просто перечислить
все трудные вопросы источниковедения Древней Руси. Ее цель
заключалась в другом — показать, что пришло время обратить
внимание на проблемы методики источниковедения. Нужно, что¬
бы эти проблемы разрабатывались не только в конкретных иссле¬
дованиях по отдельным источникам, но и были предметом специ¬
альных теоретических работ. Только в этом случае история, сохра¬
няя всю свою специфику как гуманитарная наука, сделает реши¬
тельный шаг по пути сближения ее с точными науками. * 1564 См., например, Д. С. Лихачев. Текстология. На материале русской
литературы X—XVII вв., стр. 467.
15 Источниковедение
ОПЫТ АНАЛИЗА СТАТИСТИЧЕСКИХ СВЕДЕНИЙ
О СОСТАВЕ МОСКОВСКОГО СОВЕТА
РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ В 1917 г.
А. Я. Грунт
Чтобы обнаружить публикуемую ниже таблицу, совсем не
нужно копаться в груде архивных материалов, достаточно пере¬
листать июньскую подшивку «Известий» Московского Совета ра¬
бочих депутатов *. Этот документ лежит, что называется, «на ви¬
ду», и, вероятно, многие видели его, но как это, на первый взгляд,
ни странно, материал, содержащийся в нем, совсем не использо¬
вался, за исключением упоминаний о численности большевист¬
ской фракции в Совете и его Исполкоме. Считать это обстоятель¬
ство простой случайностью не приходится. Канонизированные в
свое время положения «Краткого курса истории ВКП(б)» крайне
затрудняли научный анализ документов в их полном объеме, коль
скоро выводы из них не укладывались в рамки укоренившейся
схемы. Инерция прошлых лет продолжала действовать в какой-то
мере и в последние годы. Во всяком случае никто из исследовате¬
лей истории революционной Москвы так и не обратил серьезного
внимания на этот интересный документ, позволяющий выяснить и
понять многое из истории Московского Совета рабочих депутатов
в 1917 г.1 2
В таблице приводятся данные мандатной комиссии на 1 июня
1917 г. Однако, если иметь в виду, что частичные перевыборы за¬
вершились в основном в мае, да и носили-то они — единичный
1 «Известия Московского Совета рабочих депутатов», 17 июня 1917 г.
2 Отметим, что раздел XI таблицы о партийном составе Моссовета опуб¬
ликован в документальном издании «Революционное движение в России в
мае-июне 1917 г. Июньская демонстрация» (М., 1959, стр. 216—217). Удиви¬
тельно только, что составители не сочли нужным опубликовать документ
полностью.
450
Состав Московского Совета рабочих депутатов на 1 июня 1917 г.
(625 членов Совета, 75 членов Исполнительного комитета) *
Член[ов]
Совета
Член[ов]
ИК
о
и
о»
о
Ю
I
Возраст
18—20 лет
8
—
8
21—25 »
64
8
72
26—30 »
170
20
190
31—40 »
285
35
320
41—50 »
92
И
103
51—60 »
6
1
7
II
Сословие
Крестьян
472
39
511
Мещан
124
18
142
Личн[ых] гражд[ан]
19
9
28
Потомственных] по-
четн[ых] граждан .
4
—
4
Дворян .
3
7
10
Разночинц[ев]
2
—
2
Цеховых
—
2
2
Купцов
1
—
1
III
Национальность
Великороссов
547
55
602
Белоруссов .
18
1
19
Малороссов .
10
2
12
Поляков
15
3
18
Евреев
16
9
25
Латышей
12
2
14
Грузин
3
1
4
Армян
—
1
1
Чехов
1
—
1
Эстов
1
—
1
Карел
1
—
1
Чеченцев
1
—
1
Казаков
—
1
1
IV
Пол
Мужчин
604
73
677
Женщин
21
2
23
Член[ов]
Совета
ЧленГов]
ИК
Всего
V
Образовательный ценз
Высш[ие] уч[ебные]
завед[ения]
21
18
39
Студент[ы] и оста¬
вившие] универси¬
тет] неоконченным]
6
6
12
Средн[ие] уч[ебные]
завед[ения] .
20
7
27
Прогимн[азия] и 4
кл[асса] др[угих]
уч[ебных] заведе¬
ний]
19
2
21
Низшее и домашнее
558
42
600
Неграмотных]
1
—
1
VI
Семейное положение
Холостых
117
15
132
Девиц
9
2
11
Женатых .
476
58
534
Замужних
10
—
10
Вдовцов
12
—
12
Вдов
2
—
2
С 1-м ребенком .
88
10
98
» 2-мя детьми
95
12
107
» 3-мя »
63
2
65
» 4-мя »
42
5
47
» 5-ю
26
—
26
» 6-ю »
И
1
12
» 7-ю »
7
—
7
» 8-ю »
2
—
2
Бездетных
166
28
194
VII
Участие
в профсоюз[ах]
Участвующих
463
52
515
Неучаствующих
162
23
185
* «Известия Московского Совета рабочих депутатов», 17 июня 1917 г.
451
15
Продолжение
VIII
Участвующие]
в кооперативных]
организациях]
Участвующих
Неучаствующих
IX
П рофессия
Рабочих
Низш[их] слу¬
жащих]
Торг[овых] слу¬
жащих] и приви¬
легированных] ра¬
бочих
Лиц интеллигент¬
ных профессий]
X
Род занятий
1) Рабочих
Портных
Закройщиков .
Прядильщиков
Ткачей
Присучалыциков
Шлихтова лыциков
Чесальщиков
Сновальщиков
К рас [и лыциков] ап¬
претуры]
Крутильщиков
Текстильщиков
раз[ных]
Слесарей
Токарей по метал¬
лу
Золото-серебряни¬
ков]
Жестянщиков
Бронзовщиков
Г-.
в1
Г-,
г-,
2^ «в
к £
8®
5 о
§
в*
8к
о
и
Ф
о
О, «
g|
о
зГ"
«К
г
<v
о
Fu
И
И
Паяльщик[ов] раз¬
ных]
7
7
Литейщиков
9
2
11
Медников
8
—
8
240
30
270
Прессов [щиков]
385
45
430
гранат
3
—
3
Лудильщиков
1
—
1
Фрезеровщиков .
2
—
2
Посадчиков .
3
—
3
497
39
536
Граверов
2
—
2
33
Кузнецов
3
—
3
4
37
Металлист[ов] раз-
я[ых]
19
10
29
Механиков
5
—
5
69
4
73
Техников .
3
2
5
Электромонт[еров]
17
—
17
26
28
54
Электротехн[иков]
5
—
5
Машинистов
12
—
12
Истопн[иков] и ко-
чег[аров]
3
3
Водопроводч[иков]
3
—
3
11
3
14
Сапожников
7
—
7
6
6
Кожевников
5
—
5
3
_
3
Заготовщ[иков]
30
_
30
обуви
5
—
5
1
1
Резинщиков
4
—
4
1
1
Наборщиков
9
—
9
\
1
Литогр[афских] и
1
А
А
типогр[афских ра¬
1
1
бочих]
7
3
10
7
7
Переплетчиков
5
—
5
о
1
о
Б рошюровочников
1
—
1
Z
и
Столяров
25
3
28
16
16
Маляров
8
—
8
99
10
109
Печников и камен¬
щиков
2
2
31
4
35
Кровельщиков
4
—
4
Обойщиков .
2
—
2
9
9
Пекарей
6
—
6
4
1
5
Кондитеров и ка-
1
—
1
рам[елыциков]
15
—
15
452
Продолжение
PQ1
о, ев
7?
о
«
О ctf
аГ
о
£g
И
2
tefc
в1
о
Сг'и
о
И
Й и
°
8к
trs
о»
о
И
Сахароваров
1
1
Счетов [оды] и кон¬
Колбасников
1
1
торщики]
31
31
Макаронщиков
1
__
1
Приказч[ики] и
Маслоделов
1
1
др[угие] торговые]
Чаеразвесочников
1
1
служащие]
17
4
21
Мыловаров
Папиросников
2
1
—
2
1
Старш[ие] ра¬
бочее] и подмас¬
терья
16
16
Картузников
1
1
Пуговичников
2
1
3
4) Лица интел¬
лигентных]
Коробочников
1
1
профессий]**
Садовников
1
1
Фармацевтов
3
3
Скорняков
2
2
Фельдшеров
3
3
[Рабочих] фар-
Живописцев
3
3
фор[ового] и хру¬
ста льн[ого] про-
Учителей .
3
—
3
из[водства]
2
2
Инженеров
2
1
3
Шорников и ко¬
Адвокатов
3
6
9
лесников
11
И
Журналистов]
Модельщиков
14
14
(литераторов])
2
3
5
Резчиков
1
1
Библиотекарей
1
—
1
Арматурщиков
1
1
Статистиков
2
4
6
Чернорабоч[их[
2) Н и з ш [и х] с л у-
20
—
20
Инструкторов] и
профсоюзных де¬
ятелей]
1
1
ж а щ[и х]
Вагоновожатых . .
6
6
Врачей .
Химиков
1
1
3
4
1
Кондукторов
Пожар[ников]
Официантов] и
ттпил пли
5
1
=
5
1
Партийных] де¬
ятелей]
[Работников] об¬
1
3
4
ШШирио
Швейц[аров] и
2
2
4
ществ [енных] служб
—
6
6
низш[их]служ[ащих]
12
1
13
XI
Почт[ово]телегр[аф-
ных] служащих]
3.
1
4
Партийность
Шоферов
2
2
С.-д. болыневик[и]
182
23
205
Извозчиков .
2
2
С.-д. меньшевик[и]
151
21
172
3) Тор г[о в ы х] с л у-
ж[ащих] и при-
С.-д. объединен[цы]
С -д. (без указ[ания])
32
8
2
1
34
9
в[илегирова н-
н ы х] рабоч[их]
Телефонисты
5
—
5
** В данных о 625 членах Исполкома два человека, видимо, пропущены (см. п. IX)
453
Продолжение
Член[ов]
Совета
Член[ов]
ИК
Всего
Член[ов]
Совета
ЧленГов]
ИК
Всего
Соц[иалисты]-ре[во-
» 1906
»
11
5
16
люционеры]
86
24
110
» 1905
»
122
15
137
Бундовцы
5
1
6
» 1904
»
36
9
45
С.-д. Латыш[ского]
» 1903
»
24
7
31
края
—
1
1
1902
»
9
3
12
С.-д. Польши и Литвы
—
1
1
» 1901
»
6
3
9
Соц[иалисты]-терро-
» 1900
»
1
1
рист[ы]
1
—
1
» 1899
»
2
2
4
Паолей цион
1
—
1
» 1898
»
2
5
7
Эсеры-максималис¬
ты]
1
1
» 1897
»
2
2
Плехановец
1
1
» 1896
»
1
—
1
Анарх[исты] — инди-
» 1894
»
—
1
1
вид[уа листы]
1
—
1
» 1893
»
1
1
1
Народник
1
—
1
» 1892
»
1
1
2
Синдикалисты
2
1
3
» 1890
»
—
1
1
Трудовик
1
—
1
» 1889
»
—
1
1
Интернационалист]
1
—
1
» 1886
»
—
1
1
Сочувствующие]
» 1885
»
1
—
1
С.-д. больш[евикам]
25
—
25
Вне фракпион[ных]
108
—
108
С.-д. менын[евикам]
49
—
49
Беспартийных
54
—
54
Объед[иненцам]
1
—
1
XIII
Соп[и[алисты]-
рев[олюционеры]
22
—
22
Привлек [авшихся]
по [политич[еским]
Беспартийных
54
54
1 раз
д@ЛС1Л€
89
19
108
XII
2 раза
37
9
46
Время вступления
3 »
14
И
25
в партию
4 »
8
1
9
В 1917 году
92
7
99
5 раз
#
5
7
12
» 1916 »
4
1
5
6 » .
2
—
2
» 1915 »
3
1
4
7 »
1
1
2
» 1914 »
7
1
8
8 »
1
5
6
» 1913 »
4
2
6
9 »
—
2
2
» 1912 »
6
—
6
10 »
—
1
1
» 1911 »
5
1
6
Не привлекались .
468
19
487
» 1910 »
5
1
6
» 1909 »
5
3
8
XIV
» 1908 »
3
1
4
Пребывание в тюрьме
В 1907 году
10
2
12
1—3 мес[яца]
67
1и
77
3—6 мес[яцев]
29
6
35
454
О к о н ч а н и е
Член[ов]
Совета
Член[ов]
ИК
Всего
1 год
18
6
24
2 года .
27
10
37
3 »
9
5
14
4 »
3
7
10
5 лет
3
2
5
6 »
—
1
1
7 »
—
1
1
8 »
1
2
3
12 »
1
1
2
Не были в за-
ключ[ении]
467
24
491
XV
Пребывание в ссылке
1—3 мес[яца]
3
—
3
3-6 »
1
—
1
1 год .
12
—
12
2 »
23
5
28
3 »
И
4
15
4 »
6
5
11
5 лет
5
3
8
6 »
—
2
2
7 »
—
1
1
8 »
1
1
2
9 »
1
—
1
10 »
1
—
1
11 »
—
1
1
Не были в ссылке
561
53
614
XVI
Пребывание
на каторге
4 года
—
1
1
6 лет
—
1
1
XVII
Эмигриров[ али ]
До 1 года
—
7
7
1 год .
2
—
2
2 года
—
2
2
3 »
1
—
1
4 »
1
1
2
Член[ов]
Совета
ЧленГов]
ИК
о
и
ф
о
m
6 лет
1
1
2
7 »
—
1
1
XVIII
К оличество
избирателей
1). Р а з н [ы х]
предприятий]
Мужчин
246370
10501
256871
Женщин
182676
1600
184276
Б[ез] указания
27700
—
27700
2). Железнодо¬
рожная]
служба
Мужчин
7940
468847
7940
Женщин
13041
—
1304
Б[ез] указания
56176
—
56176
3). Профессио¬
нальные
союзы
Мужчин
85694
1
2900
| 65420
88594
Женщин
25385
25385
Б[ез] указания
75000
25100
1001 СО
4). Б о л ь н и ч-
[н ы е] кассы
Мужчин
55512
I
2620
2140792
58132
Женщин . .
23705
220
23925
Б[ев] указания
17000
—
17000
5). Коопера¬
тивы
Мужчин
19700
I
800
99057
20500
Женщин . . .
5900
700
6600
Б[ез] указания
4430
—
4430
I
31530
Примечания составителей таблицы: 1. Большинство железнодорож¬
ных] служб обслуживается мужчинами, так что цифра 56 176 должна быть отнесена ес¬
ли не целиком, то процентов на 90 к числу рабочих-мужчин.
2. Число 214 079 значительно преуменьшено, так как во время подачи мандатов про¬
фессиональные союзы только начинали развиваться, и упомянутое число если и не уд¬
воилось в настоящее время, то, без всякого сомнения, возросло процентов на 50—60.
455
характер, сведения эти в своей значительной части, за исключени¬
ем, конечно, данных о партийном составе и соотношении фракций
внутри Совета, можно отнести ко всему периоду вплоть до Ок¬
тябрьской революции, когда состав Совета существенно изменился.
Соображение это важно потому, что процесс большевизация Мос¬
ковского Совета (думается, что и других Советов юже) шел не
столько за счет избрания новых, большевистски настроенных де¬
путатов, сколько за счет изменения политической ориентации тех
депутатов, которые в первые месяцы после Февральской револю¬
ции отдавали свои симпатии мелкобуржуазным партиям, но по
мере развития революционного процесса меняли свои взгляды и
переходили на большевистские позиции.
Первое, что бросается в глаза, это то, что Московский Совет
был действительно рабочим. Из 700 его депутатов 536 были про¬
фессиональными рабочими, а если прибавить к ним вагоновожа¬
тых, пожарников, шоферов, телефонистов, старших рабочих и под¬
мастерьев, отнесенных в таблице к категориям низших служащих,
торговых служащих и привилегированных рабочих, в действитель¬
ности также являвшихся рабочими, то получится, что в составе
пленума Моссовета рабочие располагали абсолютным и подавляю¬
щим большинством в 566 делегатов против 134, представлявших
другие категории населения, служащих и лиц интеллигентных
профессий. Эти данные разрушают одну из прочно закрепивших¬
ся в нашей литературе «легенд», что Московский Совет был навод¬
нен «всякого рода представителями от кооперативных, страховых
и прочих мелкобуржуазных организаций» 3.
Разрушают данные таблицы о профессиональном составе депу¬
татов, на наш взгляд, и другую «легенду» — о том, что в Москов¬
ском Совете преобладали представители мелких предприятий,
а рабочие крупных заводов находились в меньшинстве. Из 536 ра¬
бочих 278 были связаны с металлургией и металлообработкой, т. е.
являлись представителями передового пролетарского отряда — ме¬
таллистов, которые главным образом были сосредоточены на круп¬
ных предприятиях. Другую большую группу депутатов — 82 че¬
ловека — представляли текстильщики. Если вспомнить, что про¬
3 Г. Костомаров. Революционные традиции.— «Москва в двух рево¬
люциях. Февраль — октябрь 1917 г.» М., 1958, стр. 13. Кстати сказать, на за¬
седании Исполкома 7 апреля при обсуждении вопроса о Допущении в Совет
Пе только рабочих, именно меньшевики (Исув) выступили наиболее рьяны¬
ми поборниками сохранения «классовой чистоты» в Совете, т. е'. создания
Советов исключительно пролетарского состава и недопущения в них иных
социальных слоев (ГАМО, ф. 66, оп. 2, д. 2, л. 2). Эта, На первый взгляд,
весьма «ортодоксальная» позиция в действительности наносила серьезный
вред революции. Ведь именно под маркой сохранения «чистого пролетар¬
ского состава» Московского Совета меньшевики выступили против созда¬
ния в Москве объединенного Совета рабочих и солдатских депутатов и, до¬
бившись этого, затруднили дело сплочения рабочих и солдатских масс в
борьбе за социалистическую революцию.
456
цесс концентрации производства особенно отчетливо проявился
именно в текстильной промышленности, то можно предполагать,
что и здесь основную массу депутатов составляли рабочие с круп¬
ных предприятий. Могут возразить, что приведенные цифры сами
по себе не являются абсолютно доказательными для такого вывода,
и поэтому он остается не более чем предположением. Это было бы
так, если бы другие источники и подсчеты, сделанные на их осно¬
вании, не подтверждали выдвинутого предположения.
Вопрос о составе Московского Совета решается в нашей лите¬
ратуре чрезвычайно просто и прямолинейно, по установленному
шаблону. Так, С. Кукушкин в специальной работе, посвященной
Московскому Совету в 1917 г., пишет, что меньшевики и эсеры
«протащили на заседании инструкцию о выборах, всячески огра¬
ничивавшую представительство рабочих от крупных предприя¬
тий. Большинство представителей избирались от рабочих мелких
и средних предприятий, где меньшевики и эсеры пользовались
тогда влиянием» 4. Та же мысль и примерно в тех же выражениях
проводится и в других работах 5.
Инструкция по выборам была утверждена Исполкомом Моссо¬
вета 7 апреля 1917 г. Судя но журналу заседания, нормы предста¬
вительства, предложенные мандатной комиссией, не вызвали раз¬
ногласий у членов Исполкома и были приняты единодушно6. Та¬
ким образом, утверждение, что меньшевики и эсеры «протащили»
инструкцию, документально не подтверждается. Состоит инструк¬
ция из 10 пунктов и содержит следующие нормы представитель¬
ства по выборам в Совет:
Предприятия с 400—500 рабочими посылают одного депутата.
Предприятия, насчитывающие более 500 рабочих, посылают одно¬
го представителя от каждых 500, но не больше 3 от одного пред¬
приятия. Предприятия менее 400 человек объединяются и посы¬
лают депутата на общих основаниях7. Остальные пункты, касав¬
шиеся представительства от партийных организаций, профсою¬
зов, больничных касс и т. д., в данном случае нас не интересуют.
По официальным статистическим данным, в начале 1917 г.
в Москве имелось следующее число фабрично-заводских предприя¬
тий и рабочих в них 8:
4 С. Кукушкин. Московский Совет в 1917 году. М., 1957, стр. 19.
5 Г. Костомаров. Указ, соч., стр. 13; А. Я. Грунт. Победа Октябрь¬
ской революции в Москве (февраль — октябрь 1917 г.). М., 1961, стр. 19.
6 ГАМО, ф. 66, оп. 2, д. 2, л. 2.
7 Там же, л. 3.
8 Подсчеты произведены по «Списку фабрик и заводов г. Москвы и Мо¬
сковской губернии, составленному инспекторами Московской губернии по
данным 1916 года» (М., 1916, стр. 1—100, 170). Сведения о числе рабочих
крупных предприятйй применимы и к началу 1917 г., что подтверждается
их сличением с публикацией Л. С. Гапоненко в «Историческом архиве»
(1960, № 1, стр. 79—116), относящейся к 1917 г., и с другими статистиче¬
скими справочниками. Предлагаемая группировка создана для удобства
сравнения с инструкцией тто выборам в Совет.
457
Число предприятий
Число рабочих
абс.
%
абс.
%
Мелкие предприятия (до 100 рабо¬
чих)
738
69,5
29 633
15,9
Средние предприятия (от 101 до 400
рабочих)
229
21,4
43 757
23,1
Крупные предприятия (от 401 до 500
рабочих)
24
2,2
10 793
6,5
Крупные предприятия (от ь501 до
1000 рабочих)
45
3,9
32 026
17,0
Крупные предприятия (от 1001 до
2000 рабочих)
17
2,0
24 807
13,1
Крупнейшие предприятия (свыше
2000 рабочих)
11
_1,0
46 100
24,4
Всего
1064
100
187 146
100
По сравнению с Петроградом, где на долю мелких предприятий
(менее 100 рабочих) приходилось всего 3%, на средние (от 101
до 500 рабочих) — 14,9, а на долю крупных (свыше 500 рабо¬
чих) — 82,1 % рабочих9, Москва выглядит несравненно более
«мелкобуржуазной». Если, опираясь на инструкцию, попытаться
прикинуть число депутатов, которых должны были послать в Совет
указанные в таблице группы предприятий, то получится, что от
мелких и мельчайших в Совет должно было пройти примерно 70—
75 депутатов, от средних — 100—110 и от крупных — 170—175 де¬
путатов. По такой примерной прикидке выходит, что представи¬
тельство мелких и средних предприятий составило бы несколько
более половины всех депутатов, посланных в Совет от фабрик и
заводов. Однако в действительности дело обстояло не так. В нашем
распоряжении имеется поименный список депутатов с указанием
предприятий, учреждений или организаций, их избравших, опуб¬
ликованный в апрельских и майских номерах «Известий Москов¬
ского Совета рабочих депутатов за 1917 г.10 11, и черновик того же
списка, обнаруженный нами в архиве п, интересный тем, что в нем
9 С. А. Артемьев. Состав Петроградского Совета в марте 1917 года.—
«История СССР», 1964, № 5, стр. 119. Правда, Артемьев дает несколько иную
группировку, но для данной оценки это существенного значения не имеет.
10 «Известия Московского Совета рабочих депутатов», 22 апреля (А—В),
25 апреля (Г—Е), 26 апреля (Ж—И), 2 мая (К—Л), 4 мая (М—О), 5 мая
(П—С), 6 мая (С—Т), 7 мая (У—Ц), 10 мая (Ч—Я) 1917 г. Список этот не
совсем полный. В нем указано 619 фамилий членов Совета и его Исполко¬
ма, в то время как в полном составе Совета на 1 июня было до 700 депута¬
тов.
11 ГАМО, ф. 4569, on. 1, д. 13, лл. 1—22.
458
имеется графа «количество», где показано пиело избирателей на
том или ином предприятии или в учреждении. Данные эти далеко
не всегда точны, заметны округления, есть разные ошибки, но по¬
мочь в воссоздании реальной картины выборов они несомненно
могут.
Первое, что становится совершенно очевидным при рассмотре¬
нии этих двух списков,— несоблюдение инструкции, ут¬
вержденной Исполкомом. Несоблюдение это касается как норм,
так и характера самого представительства. Так, обнаруживается,
что почти все крупнейшие предприятия послали в Совет более
трех делегатов, что прямо запрещалось инструкцией (заводы Ми¬
хельсон, Густав Лист, Проводник, Прохоровская мануфактура,
Общество русских кабельных заводов, мастерская противогазов
ВЗС, завод Второва, фабрика Симоно и т. д.). Нарушения инст¬
рукции проявились и в том, что в Совете оказались представители
ряда учреждений и организаций, участие которых было отверг¬
нуто при обсуждении инструкции. Далее, в состав Совета вошли
делегаты не только собственно московских, но и провинциальных
предприятий. Так, трех депутатов послали Дедовская и Ново-Ни-
кольская мануфактура, двух — Голутвенская мануфактура, трех —
Мытищенский вагоностроительный завод и т. д. Никакой законо¬
мерности в данном случае установить не удается. Единственно,
что очевидно,— это представительство в Моссовете только круп¬
ных провинциальных предприятий.
Чем же объяснить такой отход от инструкции в огромном числе
случаев? Был ли он результатом субъективных намерений или
действий тех или иных партий или объективно закономерных яв¬
лений? Ответ на поставленный вопрос, видимо, может быть один:
несоблюдение инструкции было прямым проявлением самодея¬
тельности масс, действовавших в период «революционного вихря»,
по выражению В. И. Ленина, «вне всяких законов и норм» 12, в том
числе и норм, рожденных самой революцией. Самочинность дей¬
ствий, о которой наши исследователи пишут подчас в осуждаю¬
щем тоне, была не минусом, а плюсом, была прямым проявлением
и результатом пробуждения масс к политической активности. Как
нам представляется, нет нужды искать в этой самочинности, кото¬
рая в условиях России 1917 г. не могла не носить на себе отпечат¬
ка мелкобуржуазной стихии, происков меньшевиков и эсеров.
Из сказанного следует, что предложенная выше предваритель¬
ная «прикидка» едва ли может претендовать на правильное отра¬
жение действительности. Анализ поименного списка дает иную
картину. Из него видно, что фабрично-заводские предприятия
Москвы и провинции послали в Совет 402 депутата. Из них 86
были представителями мелких и средних предприятий (до 400
12 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 12, стр. 316—317.
459
рабочих) 13, а 316 — от крупных и крупнейших заводов и фабрйК.
Эти депутаты не исчерпывали рабочее представительство — рабо¬
чие прошли в Совет от коммунальных предприятий, городского
транспорта, железнодорожников и т. д., о чем свидетельствуют
данные, приведенные в таблице.
Вот почему предположение, что главная масса рабочих депу¬
татов в Совете представляла крупные предприятия, сделанное на
основании материалов публикуемой таблицы, представляется нам
доказанным. Мелкобуржуазная направленность политики Москов¬
ского Совета вплоть до сентября 1917 г. определялась не засильем
в нем представителей от мелких и мельчайших предприятий и уч¬
реждений, не связанных прямо с пролетариатом, а прежде всего
тем, что мелкобуржуазные взгляды на политику, «добросовестное
оборончество» захлестнули не только крестьянство, не только по¬
лупролетарские слои деревни и города, но и сознательный проле¬
тариат. Непризнание этого факта неизбежно приводит к искаже¬
нию исторической действительности, к умалению значения той
воистину титанической работы но политическому воспитанию и
завоеванию масс, которую вела большевистская партия.
Но вернемся к таблице. Если данные о профессиональном со¬
ставе депутатов Совета показывают действительное преобладание
в нем рабочих, причем рабочих ведущих профессий, то данные о
социальном происхождении свидетельствуют о другом. В сентябре
1917 г., анализируя результаты выборов в районные думы Москвы
и рассматривая их как один из «наиболее поразительных симпто¬
мов глубочайшего поворота в общенациональном настроении»,
В. И. Ленин писал: «Что Москва более Питера мелкобуржуазна,
это общеизвестно. Что у московского пролетариата несравненно
больше связей с деревней, деревенских симпатий, близости к де¬
ревенским крестьянским настроениям, это факт, много раз под¬
твержденный и неоспоримый» 14.
Данные таблицы с поразительной наглядностью иллюстрируют
эту ленинскую мысль. 511 депутатов Совета из 700 по своему про¬
исхождению были из крестьян. Остальные сословия в Совете, как
видно, представлены значительно меньшим числом. Нетрудно по¬
нять, что подавляющее число лиц крестьянского происхождения
были ко времени революции рабочими. Если сравнить эти цифры
с данными Всероссийской промышленной и профессиональной
переписи в августе 1918 г., из которых видно, что из 123 578 мос¬
ковских рабочих перед революцией 40171 рабочий или члены
13 Список не позволяет судить о том, сколько депутатов было избрано
отдельно от мелких и средних предприятий. Очевидно только одно: рабочие
мельчайших предприятий (16—50 человек), а их в Москве было множество,
в выборах, как правило, не участвовали вообще. Оно и понятно: сказались
их распыленность и меньшая политическая активность по сравнению с рабо¬
чими крупных заводов и фабрик.
14 В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 278.
460
их семой имели свою землю, а более 23 тыс. пели на ней свое
хозяйство 1Г>, то они будут выглядеть еще более убедительно. Это —
еще одно подтверждение «неоспоримого», но иногда игнорируемо¬
го в нашей литературе обстоятельства, объясняющего податли¬
вость московского пролетариата и его представителей в Совете
мелкобуржуазным иллюзиям в первые месяцы после победы Фев¬
ральской революции.
Чрезвычайно любопытны и поучительны сведения о возраст¬
ном, половом, национальном составе Совета, о семейном положе¬
нии и об образовательном цензе.
В возрастном отношении население Москвы на 1 февраля
1917 г. выглядело следующим образом: жителей в возрасте до
15 лет насчитывалось 462 063, от 15 до 59 лет — 1 501 861 и старше
60 лет — 53 24915 16. Таким образом, примерно 75% населения горо¬
да составляли работоспособные люди, имевшие возможность ак¬
тивно участвовать в общественной жизни. Данные таблицы со всей
очевидностью подтверждают тот факт, что в активной политиче¬
ской жизни участвовала прежде всего достаточно зрелая, но не
пожилая часть трудящегося населения. В составе Совета всего
7 человек старше 50 лет и ни одного — старше 60. Молодежи до
20 лет в Совете было мало — всего 8 человек. Это естественно. Ее
политическая активность, зрелость и общественный авторитет бы¬
ли еще недостаточны для того, чтобы трудящиеся массы широко
выдвигали молодежь в свой представительный орган. Основную
массу депутатов — 685 из 700 — составляли люди в возрасте от
21 года до 50 лет.
В составе населения Москвы в начале 1917 г. было 1017 445
мужчин и 999 728 женщин 17.
Среди рабочего фабрично-заводского населения города, по дан¬
ным на апрель 1918 г.18, на 97 789 мужчин приходилось 59 493
женщины 19. Однако в составе Совета эта многотысячная армия
женского трудового населения была представлена всего лишь
23 делегатками, что свидетельствовало о недостаточном участии
женщин в активной и, главное, сознательной общественной жизни.
По населению своему Москва — город преимущественно рус¬
ский. Это явственно отражается и в составе Совета — 602 депутата
русские. Однако не менее отчетливо виден и интернациональный
состав Совета — в нем представлены депутаты 13 национально¬
стей. Обращает на себя внимание значительный процент в составе
15 «Рабочий класс Советской России в первый год диктатуры пролета¬
риата». Сборник документов и материалов. М., 1964, стр. 362—363.
16 «Статистический ежегодник г. Москвы и Московской губернии. Со¬
ставлен статистическим отделом Московского Совета», вып. 2. Статистиче¬
ские данные по г. Москве за 1914—1925 гг. М., 1927, стр. 12.
17 Там же.
18 Данных на 1917 г. нет.
19 «Рабочий класс Советской России в первый год диктатуры пролета¬
риата», стр. 350.
461
Совета белорусов, евреев, поляков, латышей. Это обстоятельство
нельзя признать случайным. Уже к концу 1915 г., когда русские
армии оказались вынужденными под напором немецких войск
оставить значительную территорию на Западе, в Москве было за¬
регистрировано более 140 тыс. беженцев из районов, населенных
указанными национальностями20. Среди беженцев было и значи¬
тельное число рабочих, которые не только влились в семью своих
братьев по классу, но и активно включились в политическую
жизнь, что и нашло свое отражение в составе Совета.
Подавляющее большинство депутатов — 544 — были женаты
или замужем. 205 из них имело одного-двух детей. 150 человек
имели от 3 до 6 детей; 7 депутатов Моссовета имели по семь детей
и двое — по восемь. Это замечательно характеризует облик людей
эпохи революции, политическую активность которых не останав¬
ливал даже такой нелегкий груз.
Среди членов Совета всего один неграмотный. Вместе с тем
600 человек, т. е. подавляющее большинство, с низшим или так на¬
зываемым домашним образованием. Такой уровень образования
как раз и соответствовал облику «среднего» кадрового пролетария
того времени. Изучив азы грамоты, он жадно тянулся к культуре
и знаниям, осознавал свои классовые интересы и, несмотря на воз¬
можные колебания под влиянием тех или иных обстоятельств,
был готов к восприятию большевистских идей и борьбе за их осу¬
ществление.
Обычно литература, посвященная истории революционной
Москвы и Московского Совета в 1917 г., ограничивается указанием
на то, что большевистская фракция в Совете была самой многочис¬
ленной и что противостоять ей мог до сентября 1917 г. только объ¬
единенный эсеро-меньшевистский блок. Это утверждение правиль¬
но, и данные таблицы полностью его подтверждают. Однако одного
этого утверждения, на наш взгляд, далеко не достаточно для поли¬
тической характеристики Московского Совета в 1917 г. Материалы
таблицы позволяют сделать эту характеристику более полной, дают
возможность почувствовать колорит той замечательной и бурной
революционной эпохи. Тем самым, видимо, раскроются явления,
не укладывающиеся в обычную схему, но ведь и сама жизнь тех
времен была полна сложнейших противоречий.
В. И. Ленин еще в 1905 г. писал, что «масса учится на практи¬
ке, у всех перед глазами делая пробные шаги, ощупывая путь,
намечая задачи, проверяя себя и теории всех своих идеологов. Эта
масса делает героические усилия подняться на высоту навязанных
ей историей гигантских мировых задач...»21. Материалы таблицы
20 «Статистический ежегодник города Москвы, вып. 4, 1911—1913. Из¬
дание Статистического отдела Московской городской управы». М., 1916. При¬
ложение 4, стр. 105.
21 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 9, стр. 208.
462
хотя они и «статичны» сами по себе, удивительно ярко показыва¬
ют один из моментов этого движения масс к революционной прав¬
де, к решению гигантских исторических задач. Уже тот факт, что
только 54 из 700 депутатов были беспартийными, свидетельствует
о высокой политической активности масс. В составе Совета мы
насчитываем представителей 16 политических партий и групп: от
большевиков, которых в составе пленума было 205 человек (не
считая сочувствующих), до анархиста-индивидуалиста (один де¬
путат). Такое многообразие политических направлений, с одной
стороны, свидетельствует о бурном росте политической активно¬
сти масс, с другой — о царившей в умах идейной неразберихе.
Господствующее настроение в смысле политической направленно¬
сти следует оценить как мелкобуржуазное. Большинство депута¬
тов в данный момент «захлестнуло» мелкобуржуазной идеологией
по причинам, о которых говорилось выше. Пройдет немного вре¬
мени, и массы устроят жестокую проверку мелкобуржуазным идео¬
логам, которой последние не выдержат, но пока большинство идет
ощупью, опьяненное победой над монархией.
Показателем политической активности трудящихся и разнооб¬
разия ее форм является и то, что более 500 депутатов Совета —
члены профсоюза, а более трети — участники кооперативных ор¬
ганизаций.
Почти в каждой книге или статье о Советах в 1917 г. можно
встретить фразу, что идея Советов глубоко жила в сердцах трудя¬
щихся еще со времен революции 1905—1907 гг. и теперь они пре¬
творили ее в жизнь. Фраза эта настолько примелькалась, что стала
аксиоматичной и, никто не задумывается над тем, что тезис этот,
может быть, требует доказательств, подтверждения фактическим
материалом, раскрытия самой механики «памяти сердца». Табли¬
ца в этом отношении предоставляет в распоряжение исследователя
превосходный материал. Из 700 депутатов 137 вступили в полити¬
ческие партии разных направлений в 1905 г. В таблице приводит¬
ся последовательный ряд данных о времени вступления депутатов
в партии (он сам по себе очень интересен) с 1889 по 1917 г., и ни
один год не дает такого числа партийных депутатов, как 1905-й.
Вот это и есть вполне реальное статистическое, а не эмоциональ¬
ное отражение памяти, которая «жила в сердцах рабочих» со вре¬
мен 1905 г. Рабочие не просто помнили 1905 г., а избрали в Совет
тех, кто в то бурное время шел против царя как член политиче¬
ской партии, как деятель революционно-демократического лагеря.
Не все из них, конечно, и тогда с честью несли знамя революцион¬
ной борьбы — склонность к оппортунизму и соглашательству была
старой болезнью меньшевиков и эсеров, но ореол революционеров
героического Пятого года за ними сохранялся, а разобраться в их
грехопадении было в 1917 г. сразу не так уж и просто для людей,
не очень искушенных в политике. И другая примечательная циф¬
ра — 99 депутатов вступили в партии в 1917 г. По числу они стоят
463
иа втором месте после 1905 г. Таково соотношение но партийному
стажу между 1905 и 1917 гг.
213 депутатов привлекались до революции к ответственности
по политическим делам, 209 подвергались тюремному заключению,
86 побывали в ссылке, 2 — на каторге и 17 — в эмиграции.
Специального анализа заслуживает состав Исполнительного
комитета Московского Совета. Здесь полностью преобладают муж¬
чины — женщин из 75 членов Исполкома всего 2 22.
В возрастном и национальном отношении состав Исполкома
близок к составу пленума. Преобладание рабочих в составе Ис¬
полкома очевидно, но по сравнению с пленумом совсем не так ве¬
лико (39 из 75). Выделяется высокий процент лиц интеллигентных
профессий (26) и лиц, имеющих высшее образование (18). Это,
видимо, объясняется двумя обстоятельствами: во-первых избрани¬
ем в Исполком людей, наиболее подготовленных к политической
работе и, во-вторых, особенностями его партийного состава —
в среде меньшевиков и эсеров прослойка из интеллигенции была
более значительной, чем у большевиков, что лишний раз для того
времени характеризует мелкобуржуазный характер этих партий.
В партийном отношении Исполком был компактнее пленума, здесь
мы не видим такого многообразия политических направлений, как
в последнем. Основная масса членов Исполкома была представле¬
на тремя главными политическими партиями (большевики, мень¬
шевики, эсеры). Беспартийных нет совсем. Как и на пленуме, эсе¬
ро-меньшевистский блок преобладал здесь с той лишь разницей,
что большевистская фракция — самая крупная на пленуме, в Ис¬
полкоме уступает по численности эсерам. В составе пленума эсе¬
ры уступают меньшевикам, в Исполкоме же картина обратная.
Как и в общем составе Совета, в Исполкоме преобладали люди,
вступившие в партии в 1905 и 1917 гг.
Весьма интересен и последний раздел таблицы о числе избира¬
телей, принявших участие в выборах в Совет,— 468 847 избирате¬
лей от различных предприятий и 65420 железнодорожников; всего
534 267 человек23. Если вспомнить, что в июньских выборах в го¬
родскую думу, в которой были представлены все слои населения,
приняло участие 646 568 человек, т. е. около 54% зарегистриро¬
ванных избирателей24, то придется признать несравненно более
высокую активность пролетариата на выборах в Совет, в котором
он видел свою собственную власть.
22 Кстати, в именном списке 60 членов Исполкома, избранных 11 апре¬
ля 1917 г., женщины не фигурируют (ГАМО, ф. 60, он. 12, д. 306, лл. 3, 22).
Не удалось найти их фамилий и среди кооптированных в Исполком позже.
23 Мы не говорим здесь об избирателях от профсоюзов, больничных касс
и кооперативов потому, что они в подавляющем большинстве перекрыва¬
ются первыми двумя категориями.
24 «Известия Московской городской думы», № 7—8, июль—август 1917 г.,
стр. 1.
464
Мы далеко не исчерпали всех возможностей анализа, которые
открывает перед исследователем публикуемая таблица. В короткой
статье это и невозможно. Очевидно одно: каждый, к го занимается
историей Москвы т 1917 г., не может и не должен пройти мимо
этого документа.
Таким образом, статистические сведения о Московском Совете
рабочих депутатов позволяют не только более полно решать во¬
прос о его составе, но и дают возможность проверить и уточнить
существующие точки зрения: принять то, что есть в них рацио¬
нального, и отвергнуть то, что не основано на надежной фактиче¬
ской базе.
ГАЗЕТА КАК ИСТОЧНИК
ПО ИСТОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
(На примере шведского официоза за первую половину 1941 г.)1
А. С. Кап
При изучении новой и новейшей истории газета является од¬
ним из важнейших первоисточников. Как источник, она отличает¬
ся, во-первых, непрерывным, текущим характером сообщаемых
сведений; во-вторых, доступностью для историка. (Поэтому
газета всего нужнее при изучении истории политических собы¬
тий. Практическая полезность газеты находится в обратном соот¬
ношении с удаленностью изучаемых событий от историка, и всего
выше тогда, когда тот, (как нередко бывает, стеснен в доступе к
архивам); в-третьих, сложным, комплексным составом, свойствен¬
ным в гораздо меньшей степени прочим типам источников. Наряду
с собственно газетными материалами — передовицами, коммента¬
риями, корреспонденциями, хроникой, заметками, рецензиями,
объявлениями, иллюстрациями — мы найдем в газете также мате¬
риалы иного порядка: дипломатические документы, правительст¬
венные заявления, сообщения, сводки, парламентские дебаты и
прочие публичные выступления, статистику. Газета, таким обра¬
зом, используется историком и как несовершенный, бессистемный,
но все же весьма содержательный сборник документов 1 2. Более
того, газета, уже не современная изучаемым событиям, но еще
достаточно близкая к ним, может содержать записки очевидцев,
мемуарные статьи, интервью, помещать сенсационные документы.
1 В основу статьи положен доклад, прочитанный в Секторе истории
внешней политики и международных отношений Института истории АН
СССР.
2 Из комплексного характера прессы как источника следует и недоста¬
точность простой ссылки на ту или иную газету, без раскрытия того, какой
вид газетного материала имеется в виду.
466
Желательно поэтому наряду с газетами, выходившими в период
изучаемых событий, просматривать также прессу ближайших к
ним месяцев и лет (например, в юбилейные даты, в разгар обсуж¬
дения сходных с изучаемыми вопросов, в связи со смертью видно¬
го участника «большой политики» прошлого и ир.).
Так, важнейшая публикация германских дипломатических до¬
кументов, относящихся к Швеции периода второй мировой войны,
впервые появилась на страницах шведской газеты «Дагенс нюхе-
тер» в октябре-ноябре 1957 г. В послевоенных шведских газетах
неоднократно помещались важные интервью бывшего министра
иностранных дел, покойного Кр. Гюнтера по вопросам скандинав¬
ской дипломатии военных лет.
Наконец, полезно иметь в виду, что сенсационные или просто
значительные итоги научных изысканий по новейшей истории до¬
водятся до широкого читателя также через газеты. Так, основные
положения диссертации шведского историка Гемзелля о роли гер¬
манского адмиралтейства в планировании нападения на сканди¬
навские страны, вызвавшие острую дискуссию с участием ученых
из ФРГ и ГДР, были изложены в печати не только Швеции, но
также Норвегии и Финляндии3.
Особенностью газетных материалов (разумеется речь идет о
буржуазной прессе!) является их частая недостоверность, проис¬
текающая от неосведомленности, тенденциозности или небрежно¬
сти, а также естественного у их авторов отсутствия исторической
перспективы. Историк компенсирует это проверкой — сопоставле¬
нием газет разных стран, разных политических направлений и
оттенков, газетного источника с источниками иного типа.
Что же дает газета историку? Ответ на вопрос зависит прежде
всего от общего режима прессы, существующего в стране в момент
издания газеты, и особенно от степени ограничений, накладывае¬
мых цензурой на освещение тех или иных событий. Очевидно, га¬
зета, прошедшая предварительную цензуру или сверстанная ре¬
дактором, жестко проинструктированным в лрессбюро МИД, кое-
что теряет в своей ценности как источник. Вместе с тем для изу¬
чения более узкой тематики — правительственной пропаганды,
а также официального политического курса ее ценность как источ¬
ника при этом даже может быть выше. В этом смысле многообъем¬
ная частная газета буржуазно-демократической страны может дать
исследователю значительно менее, чем несколько листков офици¬
ального правительственного органа в фашистско-полицейском го¬
сударстве. Во всяком случае историк должен знать формы и пре¬
делы правительственного контроля над прессой, особенно когда
предметом изучения является внешняя политика военного време¬
ни, независимо от того, идет ли речь о воюющей или невоюющей
3 «Nytt fra Norge», 6.Х 1965; «Hufvudstadsbladet», 18.XI 1965.
467
стране \ Важно также знать режим работы зарубежного коррес¬
пондента данной газеты в стране его пребывания. От указанного
режима во многом зависит содержание иностранной информации,
помещаемой в газете.
Другой вопрос, требующий предварительного ^выяснения,— это
отношение издателя и редакции газеты к правительству. В бур¬
жуазно-демократических государствах, с которыми пока в боль¬
шинстве случаев приходится иметь дело историку-международни-
ку новейшего времени, это отношение обычно отличается извест¬
ной гибкостью и неопределенностью. В частности, в военное время,
когда весьма обычным является коалиционное правительство из
крупнейших партий, официоз, облегчающий историку постижение
внешнеполитического курса страны, может отсутствовать. В то же
время наиболее влиятельные оппозиционные газеты будут в боль¬
шей или меньшей степени разделять правительственную линию по
основным вопросам внешней политики. В целом можно исходить
из того, что для изучения официального, декларативного прави¬
тельственного курса ценность газеты прямо пропорциональна ее
близости к правительству. В то же время неофициозная пресса
дает значительно больше для изучения практической политики
правительства, для выявления общественного мнения и для полу¬
чения внешнеполитической информации фактического характера.
В период второй мировой войны в Швеции, например, правитель¬
ство возглавлялось социал-демократом, но в нем также участвова¬
ли три буржуазные партии. Роль внешнеполитического официоза
выполнял орган социал-демократической партии «Сосиал-демокра-
тен» 5, и для первой из поставленных нами выше задач он вполне
удовлетворяет историка. Для решения же второй задачи гораздо
плодотворнее пользоваться«Дагенс нюхетер», близкой к народной
партии, или даже органом консерваторов «Свенска дагбладет», хо¬
тя и «народники» (либералы), и консерваторы входили в тот же
кабинет.
Поучителен в этом смысле такой пример: сенсационное сооб¬
щение о тайном визите финского министра иностранных дел
В. Таннера в Стокгольм и об отказе шведского правительства
удовлетворить просьбу финляндского правительства о посылке
шведских войск на советско-финский фронт было помещено
16 февраля 1940 г. в фашистской антиправительственной газете
«Фолькетс дагблад политикен».
Следует, наконец, учитывать и некоторую независимость руко¬
водства редакции от «ее» политической партии. Здесь вполне воз-
4 Документы о режиме печати в Швеции военного времени см.: «Sveri-
ges sak аг var». Stockholm, 1967, s. 179—209. В них содержатся и рекомен¬
дации о характере внешнеполитической информации в газетах (стр. 207—
208).
6 Редакция недвусмысленно указывала на это в рекламе своей газеты
(«Social-Demokraten», 9.1 1941).
468
Можны расхождения по ряду причин: газета до известной степени
свободна от стеснений, налагаемых на правительство /внешнеполи¬
тическими соображениями (официальным нейтралитетом или со¬
юзническими обязательствами, например), а также внутриполити¬
ческими обязательствами — перед партнерами по правительствен¬
ной коалиции. Тот же шведский «Сосиал-демократен» в период
«странной войны» занимал значительно более проанглийскую и
антигерманскую позицию, чем правительство. Это было следстви¬
ем не только расхождения между официальной политикой и гос¬
подствующим настроением в стране, но и различия позиции руко¬
водителя партии, стоявшего также во главе правительства, и
позиции левою крыла ее, к которому принадлежал редактор на¬
званной газеты. После побед Германии на Западе и различных
уступок Швеции в пользу фашистского райха произошла также
смена главного редактора (Р. Линдстрем вместо Ц. Хеглунда).
По выяснении условий издания газеты разберем отдельные ви¬
ды газетных материалов, содержащих внешнеполитическую ин¬
формацию.
Документальные и отчетно -протокольные ма¬
териалы следует, повторяем, брать из газеты лишь за неимением
лучшего источника. То же относится и к статистике, где газетные
опечатки всего вероятнее. Однако благодаря тому, что многие те¬
кущие официальные сообщения, речи политических деятелей впо¬
следствии больше не публикуются, либо в силу их кратковремен¬
ной важности, либо в силу несоответствия позднейшей политиче¬
ской ситуации, ценность газетной публикации повышается.
Передовицы и редакционные статьи военного
времени с разной степенью приближения выражают правительст¬
венную точку зрения по внешнеполитическим вопросам. К сожа¬
лению, в шведском официозе их немного, как это вообще типично
для официозной прессы нейтральных стран военных лет. Часто
именно в критической ситуации, в пору принятия важных реше¬
ний редакция не высказывалась по наиболее острым, насущным
вопросам национальной политики.
Среди внешнеполитических передовых и редакционных статей
наиболее многообещающими являются статьи, написанные в связи
с каким-либо актом внешней политики «своего» правительства
(подписание договора, приезд или отъезд делегации, принятие за¬
кона, важного в военно-политическом отношении, парламентские
выборы, национальный праздник, юбилейная дата и пр.). Немно¬
гим уступают по насыщенности нужным материалом и статьи по
поводу какого-либо события за рубежом, прямо или косвенно за¬
девающего данную страну. Содержание статьи может представлять
интерес изложением неизвестного ранее и неопубликованного со¬
глашения, оценкой общего положения страны или ее взаимоотно¬
шений с другой страной в данное время, оценками предшествую¬
щей политики, прогнозами и планами внешнеполитического
469
йорйдка (редко!), полемикой, призывами к Народу. К разочаровй-
нию историка, значительная доля внешнеполитических редакцион¬
ных статей посвящена новостям мировой политики, прямо не
относящимся к изучаемой им стране. Однако и подобные статьи
обычно содержат выводы, которые, по мнению их авторов, следует
сделать у себя на родине. Примером может служить передовая в
«Сосиал-демократен» от 20 апреля 1941 г. «Трагедия в Югославии»
с призывом к народу Швеции не жалеть средств для дела обороны
и готовиться к отпору агрессорам.
Передовица о собственной внешней политике, конечно, не толь¬
ко раскрывает, но и скрывает ее, независимо от того, знает ли ре¬
дактор тайную дипломатию. Поэтому в плане фактическом редак¬
ционная статья дает в лучшем случае неполное, сглаженное пред¬
ставление о правительственном курсе. В плане же выражения
симпатий и антипатий, эмоциональных оценок редакционная ста¬
тья обычно идет дальше и выражается яснее, чем официальный
правительственный материал. Обе эти поправки необходимо вно¬
сить и при использовании, впрочем, многих других газетных ма¬
териалов.
Вот некоторые примеры. Редакционный комментарий «Сосиал-
демократен» от 4 июня 1941 г. излагал суть советско-шведского со¬
глашения от 30 мая того же года об удовлетворении взаимных
претензий, связанных с вхождением Прибалтики в состав СССР6.
Уже само по себе изложение содержания в то время не опублико¬
ванного соглашения делает статью ценным источником. В итого¬
вой оценке редактор рисовал благоприятные перспективы совет¬
ско-шведских отношений, по крайней мере экономических. В это
же самое время германским дипломатам в Стокгольме было дове¬
рительно обещано широкое содействие вермахту в предстоящей
войне с СССР, сроки развязывания которой уже знали руково¬
дители шведской политики7. Передовица, таким образом, отража¬
ет расхождение дипломатии явной и тайной.
Передовая от 11 июня 1941 г. к приезду финской делегации
журналистов подчеркивала полное единодушие Швеции и Фин¬
ляндии. На деле отношения были значительно сложнее: при всей
готовности оказать Финляндии разнообразную поддержку швед¬
ское правительство не было заинтересовано в финском военном ре¬
ванше против СССР, скорая вероятность которого не могла быть
полностью скрыта от шведских лидеров. Незадолго до того фин¬
ское правительство отвергло идею оборонительного союза со Шве¬
6 Дополнительные сведения см.: «Social-Demokraten», 19.VI 1941; ср.
«Правда», 31 мая 1941 г.
7 Немецкое изложение шведских заявлений см. в публикации немецких
дипломатических документов 1941 г.: «Historisk tidskrift», Stockholm, 1960,
№ 1, s. 40—43; о шведской расшифровке германских дипломатических те¬
леграмм см. в мемуарах: Е. В о h е m a n. Р& vakt. II. Stockholm. 1964,
s. 155-157.
470
цией и фактически связало себя с гитлеровской Германией. Не
скупясь на эмоции («солидарность братских народов»), редакци¬
онная статья очень скупа на информацию и умалчивает о подлин¬
ной позиции Финляндии.
А вот передовая из той же «Сосиал-демократен» от 9 апреля
1941 г. к первой годовщине германского вторжения в Норвегию и
Данию. Она преисполнена духом «северной солидарности», сочув¬
ствием норвежцам и датчанам и выражением надежд на их буду¬
щую свободу. Эти вполне искренние изъявления солидарности
тем более примечательны, что многие акты практической полити¬
ки Швеции тех же месяцев благоприятствовали фашистской Гер¬
мании (разрешение немецкого военного транзита ib Норвегию и
обратно через Швецию, различные формы сотрудничества с гер¬
манскими оккупационными властями в Норвегии, ряд недружест¬
венных актов в отношении норвежского эмигрантского правитель¬
ства в Лондоне и т. п.).
Всего полнее совпадали с позицией правительства газетные
передовые к национальным праздникам — 1 Мая, Дню шведского
флага (6 июня), содержавшие призывы к национальному едине¬
нию и укреплению обороноспособности страны. То же можно ска¬
зать и о статьях по вопросам военной политики, например от
25 апреля 1941 г. «Танки против танков».
Примером редакционной полемики может служить передовая
от 26 апреля 1941 г. «Швеция в Америке». Она давала решитель¬
ный отпор антишведской кампании в американской печати и со¬
держала оправдание недружелюбной позиции Швеции по отноше¬
нию к Норвегии во время вторжения гитлеровцев весной 1940 г.
Передовая дает представление о важном значении, придававшемся
шведами оценке их политики в США и, восполняя скудные доку¬
менты, отражает один из моментов крайнего охлаждения шведско-
американских отношений в годы войны. Попутно, защищаясь от
нападок из-за океана, редакция полным голосом заявляла о круп¬
ных масштабах помощи Финляндии, оказанной Швецией во время
недавнего финско-советского конфликта, и даже преувеличивала
масштабы этой помощи.
Подписные статьи главного редактора, внешнеполитиче¬
ского редактора и других ведущих сотрудников газеты выполня¬
ют ту же роль, что и передовая, но посвящены обычно менее зна¬
чительной, по крайней мере официально, теме, либо носят более
субъективную окраску. Тема, однако, должна быть достаточно
важна, чтобы оправдать подпись главного редактора. Приведем в
качестве примера серию очерков редактора «Сосиал-демократен»
Р. Линдстрема о его поездке в Финляндию, помещенных как раз
в канун 22 июня 1941 г.8 Очерки превозносили успехи восстанов-
8 «Social-Demokralen», 27, 29, 31.V; 10, 13.VI 1941.
471
ления Финляндии и ее миролюбивой (?) внешней политики —
политики нейтралитета (?), восхваляли финских социал-демокра¬
тов за гибкость и практичность, за правильное различение ими
«идеологии» и «политики», т. е., как легко читалось между строк,
за уступки гитлеровцам, невзирая на социал-демократические
принципы. Шведский редактор извлекал отсюда мораль для своих
читателей: берите пример с соседей, не парите в облаках, считай¬
тесь с реальностью «грешной земли» и готовьтесь к новым уступ¬
кам Гитлеру со стороны правительства Швеции.
Периодические обзоры событий внешнеполитических и
военных при всем их объективистском характере обычно выдают
симпатии редакции. В «Сосиал-демократен» весной 1941 г.— это
крайне сдержанно выраженные проанглийские симпатии и симпа¬
тии к очередным жертвам фашистских агрессоров. Оценок собст¬
венной внешней политики в подобных редакционных обзорах не
найдешь. Зато мы выясним с их помощью хотя бы минимальную
степень осведомленности редакции о силе и планах воюющих сто¬
рон, поскольку оценки анонимного обозревателя на страницах
официоза недалеки от господствующего мнения в верхах государ¬
ства. Так, автор военного обзора от 11 января 1941 г., обсуждая
капитуляцию итальянского гарнизона Бардии (Северная Африка),
делал неожиданный экскурс в недавнюю советско-финскую войну
и подчеркивал высокий боевой дух «не только финнов», но и рус¬
ских войск. Обзор от 15 июня 1941 г. исходил из неотвратимого и
скорого начала советско-германской войны, указывал на сильное
превосходство Германии в танках и вообще в механизации, но
отмечал вместе с тем невозможность предсказать исход столкно¬
вения.
Подписные внешнеполитические комментарии, столь обыч¬
ные, например, в больших американских газетах, редки в «Соси¬
ал-демократен». Возможно, это связано с официозным положени¬
ем газеты. Политики собственной страны такой комментарий пря¬
мо не касается, но определенный и довольно яркий свет на эту
политику может пролить. Пример: статья Хедберга «Америка и
Россия» от 25 января 1941 г., написанная в связи с отменой «мо¬
рального» эмбарго на экспорт военных материалов в СССР. Глав¬
ный тезис — общность интересов обеих великих держав; читателю
нетрудно было понять и надежду автора: присоединение СССР к
англо-американскому блоку.
Другим примером симптоматичного внешнеполитического про¬
гноза и сигнала может служить также комментарий на целую поло¬
су в двух номерах подряд (18—19 апреля 1941 г.) за подписью
Р. И. о внешней политике Советского Союза в годы, предшествовав¬
шие второй мировой войне. Автор статьи убедительно доказывал,
что политика коллективной безопасности 30-х годов, за которую
активно боролась советская дипломатия, вовсе не была личной за¬
слугой тогдашнего Наркома иностранных дел Литвинова, но выра-
т
жала генеральную линию всего руководства Советского государ¬
ства. Опираясь на известные высказывания И. В. Сталина в
отчетном докладе XVII съезду ВКП(б), автор вновь и вновь пов¬
торял, что СССР ориентируется только на свои национальные ин¬
тересы, а отнюдь не на какую-либо иностранную державу и всегда
готов в случае необходимости к крутым внешнеполитическим по¬
воротам. В статью были вставлены портреты Ленина и тогдашних
советских руководителей. Если учесть (а это необходимо), что об¬
щим местом шведской печати еще в начале 1941 г. был тезис о
тесном сотрудничестве СССР с Германией9, то важное значение
статьи очевидно. Между ее строк читалась надежда или расчет
социал-демократических кругов на вступление СССР в ряды про¬
тивников Гитлера. К сожалению, происхождение статьи историку,
живущему за пределами Швеции, выяснить трудно. Например, ав¬
тором статьи мог быть Нильс Линд — шведский пресс-атташе в
Москве того времени и внешнеполитический обозреватель социал-
демократических газет.
Позиция руководства газеты может также выражаться через
фельетоны и сопутствующие им карикатуры. Чем слабее
данная страна вообще или же ее положение в данный момент, тем
реже появляется этот жанр на страницах газеты и тем безразлич¬
нее, безвреднее с точки зрения национальной безопасности пред¬
мет иронии фельетониста, карикатуриста. Так, зимой и весной
1941 г. «Сосиал-демократен» отваживался высмеивать лишь квис-
линговские марионеточные власти в Норвегии, не касаясь самих
немецких оккупантов, иронизировать по поводу внешнеполитиче¬
ских заявлений Коммунистической партии Швеции или, наконец,
отвечать в шутливой форме на те или иные выступления советской
прессы по шведской тематике.
Внимания историка-международника заслуживает и подбор ре¬
цензируемых книг, и сами рецензии на них. Рецензент, близ¬
кий редакции и уж во всяком случае не расходящийся с ней
по принципиальным вопросам, старается использовать книгу для
позитивного выступления. Рецензия с внешнеполитическим под¬
текстом встречается в шведском официозе не реже внешнеполити¬
ческой передовицы. Так, 28 апреля 1941 г. похвалы в адрес нового
романа Хемингуэя «По ком звонит колокол» сопровождались анти¬
фашистскими высказываниями, не грозившими в силу невинного
повода демаршем со стороны германской миссии. Высокая оценка
четвертой части «Тихого Дона» в рецензии «Сосиал-демократен»
от 3 мая 1941 г. хорошо укладывалась в официальную линию
укрепления культурных связей с СССР — до 22 июня 1941 г. На¬
против, почти одновременная, 13 мая, хвалебная рецензия на эми¬
грантский памфлет «Балтийская трагедия» отдавала дань анти¬
советским настроениям в связи с вхождением трех прибалтийских
9 Например, «Social-Demokraten», 12, 22, 27, 28.1 1941.
473
республик .в СССР. Перед нами один ил тех частных случаен, когда
газетные эмоции идут много дальше официальной (политики: ведь
шведское правительство одним из первых па Западе признало де-
факто исторические перемены по ту сторону Балтики.
Большая рецензия сотрудника «Сосиал-демократен» К. Андерс-
сона на вышедшую в Стокгольме книгу позднейшего лидера за¬
падногерманской социал-демократии В. Брандта «Война в Норве¬
гии» в номере от 22 апреля 1941 г. воздавала дань уважения осво¬
бодительной борьбе братского норвежского народа. Восторги ре¬
цензента по поводу шведского перевода речей Черчилля («Кровь,
пот и слезы») также весьма недвусмысленно раскрывают симпа¬
тии официоза.
Другой пример. Расхваливая весьма консервативную шведскую
книжку «Война и культурное развитие», рецензент 20 апреля
1941 г. останавливался на мысли автора книги о желательности
скорейшего мира между Германией и Англией, поскольку вражда
между ними якобы на пользу лишь большевистской России. Ре¬
цензент «Сосиал-демократен» уточнял: хорош не всякий мир, но
такой, чтобы он гарантировал свободу малых стран и исключил
господство одной державы в Европе. Перед нами официозная (про-
английская) версия желательного исхода войны.
Текущая информация внешнеполитического характера
может быть не только международной — от зарубежных коррес¬
пондентов газеты, но, понятно, и внутренней. Такая внутренняя
информация представляет для историка внешней политики дан¬
ной страны больший интерес. Она включает прежде всего уже
упомянутые правительственные (Материалы, часто в форме сооб¬
щений центрального телеграфного агентства страны, а также хро¬
нику местных событий, имеющих, однако, внешнеполитическое
значение. Таковы отчеты и сообщения о поездках, визитах, встре¬
чах, выставках, собраниях, пограничных, воздушных и морских
инцидентах и пр. Подобная хроника, взятая за более или менее
продолжительный или в смысловом отношении целостный отрезок
времени, достаточно многозначительна. Приведем для примера
резкое усиление шведско-финских культурных и иных контак¬
тов, зафиксированное прессой в последние месяцы и недели перед
22 июня 1941 г. Однако подобная информация особенно не терпит
скорых обобщений. Демонстрации дружбы между государствами
могут выражать их взаимопомощь и близость, но также возмещать
недостаток последней. Как известно, в новой войне Финляндии
против СССР шведская помощь своему воинственному соседу ока¬
залась куда меньшей, чем в «зимнюю войну» 1939/40 г.
Наряду с информацией, полученной от Шведского телеграф¬
ного бюро, внутренняя информация добывается также самой
газетой и печатается с пометкой «соб. инф.» или вообще без ука¬
зания источника. Сообщения такого рода могут быть весьма важ¬
ными. Так, «Сосиал-демократен» от 19 июня 1941 г. извещал о
474
предстоящем на следующей неделе закрытом заседании риксдага
с внешнеполитической повесткой дня. Такое заседание действи¬
тельно состоялось вслед за нападением Германии на СССР и было
посвящено обсуждению и принятию ряда немецких требований
о шведской поддержке вермахта 10 11.
Сообщения зарубежных корреспондентов газе¬
ты и другие сведения из-за границы по большей части не касаются
внешней политики собственной страны и потому представляют в
этом плане лишь второстепенный интерес.
Конечно, кое-что может дать историку сопоставление места,
отводимого сводкам и иным официальным сообщениям обеих вою¬
ющих сторон на страницах нейтрального официоза, но умозаклю¬
чения здесь могут быть обманчивы. Ценность оригинальных со¬
общений иностранных корреспондентов уменьшается от обилия в
них слухов и предположений (внешнеполитическая страница «Со-
сиал-демократен» имела постоянную рубрику «Факты и слухи»),
в дальнейшем не подтверждающихся, а также двойным просеива¬
нием: через тот или иной контроль в стране пребывания и дома.
Чем сильнее страна пребывания, чем доступнее для нее санкции
против корреспондента и его страны, тем более выхолощенной или
тенденциозной будет телеграмма или телефонограмма иностранного
корреспондента п.
Так, из Берлина в июне 1941 г. шла явно инспирированная ве¬
домством Риббентропа информация с предположениями и слухами
о якобы происходящих там советско-германских переговорах, о
«войне нервов» между Германией и СССР, о предстоящих уступ¬
ках со стороны Советского правительства и пр. Примером выхоло¬
щенной самим автором в угоду военной цензуре страны пребыва¬
ния информации служит очерк берлинского корреспондента «Со-
сиал-демократен» от 27 апреля 1941 г. о жизни германской столи¬
цы: она лишь знакомила шведского читателя с суровыми буднями
обитателей «капитанского мостика Великогермании».
Особый характер носит эмигрантская информация на страни¬
цах газеты. Печать нейтральной страны пускает ее на свои стра¬
ницы не часто. Примером могут служить статьи анонимных авто¬
ров — датчанина и норвежца, помещенные в «Сосиал-демократен»
в первую годовщину оккупации — 9 апреля. Рисуя мрачную кар¬
тину жизни своих порабощенных земляков, они свидетельствовали
и об антинацистских чувствах редакции, хорошо дополняя пере¬
довицу, упомянутую выше.
10 Эти события описаны в мемуарах, например: Е. Wigforss. Minnen
III. Stockholm, 1954, s. 164—170; В oh e man. Pa vakt. II, s. 167—172.
11 Об условиях работы иностранных корреспондентов в Берлине 1940—
1942 гг. см. записки шведского буржуазного журналиста: G. Mullern. Det
har inte statt i tidningar. Stockholm, 1942; И. Ф. Филиппов. Записки о
«третьем рейхе». М., 1966 (автор — корреспондент ТАСС в Берлине в 1939—
1941 гг.).
475
Трибуна печати — перепечатка важных отрывков из дру¬
гих газет — заслуживает самого серьезного внимания, особенно
когда доступ к этим газетам историку закрыт. Перепечатка в этом
разделе — признак согласия, сочувствия, солидарности. Больше
того, она позволяет редакции, перепечатывающей газеты, сказать
чужими устами то, что она не решается сказать сама. Отклики
в трибуне печати свободнее, откровеннее, резче, чем передовицы
или редакционные статьи. Так, 17—19 июня 1941 г. вопрос о пред¬
стоящей войне на Балтике, о роковых решениях, ждущих Фин¬
ляндию, о задаче сохранения мира для Швеции освещался официо¬
зом «Сосиал-демократен» исключительно посредством перепеча¬
ток из других шведских и финских газет.
Историк внешней политики не пройдет и мимо реклам, объ¬
явлений в газете. Таковы объявления о сборе средств в пользу
соседней страны, о вербовке добровольцев, о докладе приезжего
деятеля, рекламы книг, журналов, кинофильмов. Соотношение рек¬
ламы разных воюющих сторон служит лучшим показателем ориен¬
тации данной газеты, чем указанное выше соотношение их воен¬
ных сводок или выступлений глав государств. Так, весной 1941 г.
«Сосиал-демократен» объявлял, как правило, либо антифашист¬
ские шведские, либо переводные англо-американские издания. Гер¬
манские издания рекламировались несравненно реже.
Фото и газетные «шапки» удовлетворяют, вообще го¬
воря, беглое внимание читателя и в самом сжатом виде суммиру¬
ют главные образы и сообщения дня. В военное время эти крупные
заголовки и изображения посвящены, как правило, внешнеполити¬
ческим сюжетам. Отношение редакции к происходящему передано
этим видом газетных материалов неоднозначно. Их главный смысл,
повторяем,— привлечь внимание, интерес читателя, а вовсе не его
симпатию. «Шапка» сплошь и рядом к тому же формулирует
предположение, слух и даже «утку». Ограничимся таким приме¬
ром: на первой полосе «Сосиал-демократен» от 18 июня 1941 г.
помещено известное фото Сталина, раскуривающего трубку, с под¬
писью «Не трубка ли это мира?» над ним «шапка» — «Мирная кон¬
ференция в Берлине с участием Советов?», а на стр. 6 другая
«шапка» — «Сталин готов к большим уступкам». Как уже гово¬
рилось, перед нами инспирированная Берлином ложная сенсация.
Серия фото на одну и ту же тему несет, однако, большую смыс¬
ловую нагрузку. Таковы иллюстративные материалы в «Сосиал-
демократен» о боевых делах и военной подготовке англичан, о рей¬
сах англо-американских судов в Атлантике. Их проанглийский
характер очевиден. Ряд фото из жизни Красной Армии, опубли¬
кованных на страницах той же газеты в предвоенные июньские
дни 1941 г., привлекал внимание к могуществу будущего против¬
ника Германии.
Таковы главные виды внешнеполитических материалов в газете'
буржуазно-демократического государства. Они наиболее достовер¬
476
ны постольку, поскольку характеризуют позицию самой газеты,
установки представляемой ею партии, официальный правительст¬
венный курс, наконец, круг внешнеполитической осведомленности
современников, их симпатий и антипатий. Соответствие 'газетных
сведений и оценок делам тайной дипломатии и вообще действи¬
тельно происходящему требует, повторяем, проверки другими ис¬
точниками. Уже в изложении документов, речей, парламентских
прений, в перепечатке из других газет вероятны если не искаже¬
ния, то существенные умолчания. Прямые искажения истины по
незнанию или под давлением всего вероятнее в сообщениях ино¬
странных корреспондентов; искажения, а чаще умолчания пред¬
умышленные— в правительственных сообщениях и опирающихся
на правительственную точку зрения редакционных материалах.
В целом газета буржуазно-демократической страны дает нам
картину явной, публичной стороны внешнеполитических событий,
не менее интересной для историка, чем картина тайных планов,
приказов, встреч и сговоров. Что касается Швеции 1941 г., то доку¬
менты, например, свидетельствуют о серьезных нарушениях ею
своего нейтралитета в пользу фашистской Германии (железнодо¬
рожный транзит немецких военнослужащих и военных материа¬
лов). Пресса же ясно показывает, что этим нарушениям совсем не
всегда соответствовали политические симпатии правящих кругов.
Приглушенная, сдерживаемая дипломатическими соображениями
враждебность к державам оси, восхищение ее противниками, со¬
чувствие к их жертвам проскальзывали едва ли не в каждом но¬
мере шведского официоза в рассматриваемый период 12.
Итак, познание процесса истории международных отношений
предполагает исследование обеих сторон этого процесса — явной
и скрытой. Для выяснения первой из них пресса является неоцени¬
мым подспорьем. Конечно, и газеты, как любые источники, долж¬
ны в идеале дополнять друг друга, представляя разные стороны
конфликта и различные политические течения.
12 Немецкие дипломатические документы ясно показывают, что именно
позиция шведской печати (разумеется, не всей) составляла в то время глав¬
ный предмет шведско-германских разногласий. Ср. исследование: A. Thul-
s t г u р. Med lock och pock. Tysk forsok att paverka svensk opinion 1933—
1945. Stockholm, 1962.
ПРИЕМЫ ВНУТРЕННЕЙ КРИТИКИ МЕМУАРОВ
(Воспоминания участников партизанского движения
в период Великой Отечественной войны
как исторический источник)
А. А. Курносов
Данная статья содержит попытку разработки методики внут¬
ренней критики мемуаров советской эпохи. В этой связи важно оп¬
ределить некоторые представления о содержании и целях внут¬
ренней критики. На этом этапе источниковедческого исследова¬
ния раскрывается содержание исследуемых памятников, что мож¬
но сделать двумя путями. Первый из них — выявление данных о
происхождении источника. Задача здесь двоякая: с одной сторо¬
ны, знание особенностей возникновения источника, необходимое
для оценки его достоверности и полноты; с другой — закодирован¬
ные в источнике сведения о возникновении источника важны так¬
же для собственно исторического изучения породивших его собы¬
тий.
Второй аспект внутренней критики — оценка содержания ис¬
точника как такового методами логического, текстологического и
сравнительного изучения. Эта сторона внутренней критики и рас¬
сматривается в данной статье i.
Думается, что основная задача статьи может быть решена бо¬
лее эффективно, если мы ограничим экспериментальный материал
определенной группой источников. В этом отношении подходящим
комплексом памятников являются достаточно многочисленные и
разнообразные по своему составу воспоминания партизан Великой
Отечественной войны. Будучи весьма показательными с методиче¬
1 Об анализе происхождения мемуаров см. статьи: А. А. Курносов.
Вопросы авторства в мемуарах о народном сопротивлении в тылу немецко-
фашистских войск (1941—1944 гг.) —«Труды МГИАИ», т. 17. М., 1963; он
;к е. Борьба советских людей в тылу немецко-фашистских оккупантов (Ис¬
ториография вопроса).—«История и историки. Историография истории
СССР». Сборник статей. М., 1965.
478
ской точки зрения, эти мемуары и сами по себе представляют оп¬
ределенную ценность. Поэтому частные решения и выводы, полу¬
чаемые в ходе работы, могут оказаться небезынтересными для ис¬
следователя истории Великой Отечественной войны.
* * *
Текст мемуаров состоит из разнообразных, отличающихся пер¬
воисточниками и условиями создания сообщений, которые неоди¬
наково отражают внешние влияния и играют далеко не тождест¬
венную роль в ткани источников. Все эти сообщения образуют ор¬
ганическое единство, основу которого составляет общность замыс¬
ла, целей и позиции автора. Очевидно, методика исследования
мемуаров должна быть разработана с учетом специфики их струк¬
туры. Ее логический анализ и является первоначальным этапом
внутренней критики мемуаров. В сущности он сводится к прочте¬
нию источника, но под определенным углом зрения, с целью выяв¬
ления структуры текста, определения особенностей каждого из
сообщений, а также их роли в ткани воспоминаний и соотношения
с другими данными.
Исследование структуры целесообразно начать с разделения
текста на эпизоды, т. е. тематически обособленные отрывки, каж¬
дый из которых содержит рассказ об определенном факте, мысль
или характеристику персонажей.
Рассмотрим некоторые воспоминания, опубликованные в сбор¬
нике «Из истории партизанского движения в Белоруссии».
В «Заметках о былом», написанных начальником оперативного
отдела Белорусского штаба партизанского движения А. И. Брю¬
хановым, можно выделить следующие тематически законченные
отрывки: вызов в штаб и перевод в оперативную группу, ведавшую
организацией партизанского движения (май 1942); характеристи¬
ка состояния связи с партизанами весной л летом 1942 г.; встреча
с К. Е. Ворошиловым и доклад ему о партизанском движении в
Белоруссии (начало августа 1942 г.); переброска к партизанам
подрывника В. П. Шимченка; общее описание положения с взрыв¬
чаткой; пятимесячные действия инструктора-подрывника В. А. Иг¬
натенко в тылу врага; первая операция «рельсовой войны» в мас¬
штабах всей республики (в ночь на 3 августа 1943 г.); команди¬
ровка в Полоцко-Лепельский партизанский край в связи с разра¬
боткой крупной партизанской операции (в этот отрывок включе¬
ны относительно обособленные характеристики партизанских
командиров В. Е. Лобанка и А. Ф. Данукалова); весенняя блокада
партизанского края в 1944 г.2 Как видим, в воспоминаниях
2 А. И. Брюханов. Заметки о былом.— «Из истории партизанского
движения в Белоруссии (1941—1944 годы). (Сборник воспоминаний)».
Минск, 1961, стр. 111—117.
479
Брюханова в качество самостоятельных эпизодов выступают сооб¬
щения о таких фактах, как «рельсовая война» и весенняя блокада
J 1()лоцко-Лепельского края в 1944 г., т. е. о целенаправленных
коллективных действиях десятков тысяч людей. Наряду с ними
выделяются менее сложные события: беседа с К. Е. Ворошиловым,
командировка в тыл врага и т. и.
Записки А. К. Северневой посвящены партизану Р. Г. Евтее-
ву. Они включают сообщения о приходе Евтеева в отряд «За Ро¬
дину!», о безрезультатной первой попытке взорвать мост на шоссе
Могилев — Бобруйск, об уничтожении Евтеевым и двумя другими
партизанами вражеского патруля, о нападении после этого на вра¬
жеский обоз; далее идет рассказ о захвате Евтеевым пленных, о
назначении его командиром разведки, о захвате немецкой легковой
машины, о бое группы разведчиков во главе с Евтеевым против
рогы гитлеровцев и т. д.3 Эти эпизоды представляют собой описа¬
ние действий одного партизана или небольших боевых групп.
Простое перечисление эпизодов, воспроизведенных в воспоми¬
наниях Брюханова и Северневой, позволяет заключить, что мемуа¬
ры различаются масштабом отраженных событий. В одних источ¬
никах доминируют сообщения об индивидуальных действиях, в
других — значителен удельный вес рассказов о событиях, в кото¬
рых участвовали сотни и тысячи людей. Но и среди рассказов об
индивидуальных действиях встречаются далеко не равноценные
сообщения. Некоторые из них выступают как «мнимо простые».
Таковы сообщения о подписании приказов Верховным главно¬
командующим или начальником Центрального штаба партизан¬
ского движения. Эти действия, хотя и освещаются подчас как
вполне самостоятельные, в действительности лишь завершают ра¬
боту соответствующих учреждений и не Moryv рассматриваться
независимо от нее.
Разделение текста мемуаров (и, возможно, иных, главным об¬
разом повествовательных, источников) на эпизоды является пред¬
посылкой их дальнейшего исследования. Оно позволяет выяснить
внутреннюю структуру воспоминаний, выделить и сгруппировать
по признакам тематической общности или каким-либо иным (уча¬
стие автора в событиях, использование документов и т. д.) перво¬
начальные элементы повествования. Выделение эпизода как са¬
мостоятельного объекта изучения подготавливает сопоставление
его со свидетельствами других источников. Данный этап работы
необходим и при оценке мемуаров в целом. Он служит предпосыл¬
кой применения сравнительно-статистического метода исследова¬
ния, поскольку допускает подсчеты различных категорий эпизо¬
дов. Результаты этих подсчетов при всей их относительности и
условности дают исследователю известные основания для заклю¬
чения о преобладающей тематике источника, о его первоисточни-
3 А. К. Севернева. Гордость отряда.— Там же, стр. 388—395.
480
ках и т. п. Членение текста воспоминаний позволяет представить
его в виде таблиц, отражающих не только структуру исследуемых
мемуаров, но и их соотношение с другими источниками.
Преимущество табличной формы представления источников со¬
стоит в том, что она дает не выборочную, а относительно полную
их характеристику с точки зрения существенных для исследовате¬
ля аспектов, и может быть использована для логического, тексто¬
логического или сравнительного анализа.
Расчленение текста предваряет исследование, имеющее задачей
установление полноты и достоверности сведений мемуаров в це¬
лом. На начальной стадии анализу подвергается каждый из от¬
дельно взятых эпизодов. Анализ эпизодов начинается с выяснения
их структуры, формы и способов отражения событий в источниках.
Наряду с описанием конкретных фактов мемуаристы применя¬
ют и различные формы обобщенного изображения событий.
Первая из них выражается в репрезентативном отражении дей¬
ствительности. Во многих случаях мемуаристы рассказывают о
конкретных эпизодах, которые имеют не только самостоятельное,
но и типическое значение и являются наиболее яркими в ряду од¬
нородных событий, оставшихся за рамками повествования. Одно¬
типные, многократно совершаемые действия воспроизводятся и в
групповых характеристиках. При этом авторы воспоминаний по¬
казывают обычный способ совершения таких действий. Например,
в эпизодах, отражающих операции «рельсовой войны», мемуари¬
сты не занимаются описанием установки каждого заряда, но по¬
казывают, как это делалось в большинстве случаев. Такие собира¬
тельные характеристики в сущности не являются отражением ка¬
кого-то конкретного факта. Они скорее могут быть приняты как
свидетельство об обычных методах многократно повторяющихся
действий.
Своеобразной формой обобщенного рассказа является описание
сложных событий со множеством участников как акций, совершен¬
ных одним коллективным субъектом. Это — очевидное упрощение
действительности, связанное с проблемой масштабности отражения
событий в сознании их наблюдателей и в источнике. Такие собы¬
тия не могут быть восприняты наблюдателем одновременно и в
целом как некое единство и во всех подробностях поведения, мыс¬
лей и переживаний участников. Естественное стремление людей
представить себе процесс в его единстве, а не в виде хаоса индиви¬
дуальных действий, ведет к обобщению получаемых сведений. Да
и сами события (во всяком случае многие из них) объективно
ьключают в себя элемент организованности, который выступает
прежде всего в виде общей для каких-то групп людей цели, а так¬
же в форме разнообразных коллективов, возникших для реализа¬
ции этой цели (отряд, соединение, дивизия и т. д.). Сочетание
объективных предпосылок такого рода с чисто гносеологической
потребностью в обобщении информации приводит к появлению в
16 Источниковедение
481 i~\
источниках коллективных субъектов действия различных масшта¬
бов (от группы из двух человек до народа и даже человечества в
целом). Очевидно, сообщения мемуаристов о деятельности таких
коллективных субъектов являются особой формой абстракции, при
которых реальный, т. е. представленный самой жизнью, материал,
во-первых, освобождается от всего, что выходит за предопределен¬
ные мемуаристом рамки описания события, во-вторых, интегриру¬
ется, причем индивидуальные действия сводятся как бы в некую
равнодействующую, представленную коллективным субъектом.
Максимальной степенью выяснения общего в событиях явля¬
ются приемы их количественного отображения. Мемуаристы часто
используют разнообразные подсчеты и цифровые выкладки, чтобы
показать распространенность, типичность каких-либо действий,
характеризуемых определенными общими признаками, или масш¬
табы данного процесса, события, явления. Количественные приемы
представляют собой такой путь отражения действительности, ко¬
торый связан с выделением из ряда событий общих свойств и про¬
явлений при совершенном игнорировании прочих их качеств и
особенностей.
Итак, мы говорили о том, что ткань отдельных эпизодов кон¬
струируется из разнородных компонентов. В зависимости от струк¬
туры самих событий элементами тематически обособленных от¬
рывков мемуаров служат сообщения о процессах-действиях и яв¬
лениях интеллектуально-психологического характера. В эпизодах
могут отражаться факты разных степеней сложности — от поступ¬
ков отдельных участников борьбы до сопротивления в целом, рас¬
сматриваемого как единый факт. Наконец, события воспроизво¬
дятся мемуаристами разными способами: как способом описания
единичных фактов, так и при помощи других методов описания —
группового и количественного, при помощи приема коллективного
субъекта и т. д.
* * *
Логический анализ эпизодов дает основания для предваритель¬
ной оценки их соотношения с реальностью.
Выдержка из мемуаров Г. М. Линькова о взрыве моста в дерев¬
не Годивля4 представляет описание небольшой боевой операции.
Со стороны партизан в ней непосредственно участвовало 18 че¬
ловек. Известное участие в подготовке боя, кроме них, принимали
разведчики и местные жители, сообщавшие о положении в дерев¬
не и силах гарнизона, штаб отряда и командир отряда Линьков,
разработавшие план операции. Наконец, определенным образом
реагировали на нападение солдаты немецкого гарнизона и поли¬
цейские. Очевидно, полное описание этого факта должно было бы
4 Г. Линьков. Война в тылу врага. М., 1949, стр. 97—103.
482
включать в себя последовательную характеристику поведения каж¬
дого из его участников. Подготовка операции отражена далеко не
полно: автором показан лишь результат разведки, но не ее про¬
цесс, о разработке плана лишь упоминается, но ни ход ее, ни сам
замысел не раскрыты.
Основная часть текста воспроизводит бой. При этом различные
моменты его переданы не одинаково подробно. Особенно детально
раскрыто поведение командира группы А. Шлыкова. Он 1) выж¬
дал немного; 2) незаметно подошел к хате, где размещался гарни¬
зон; 3) участвовал в уничтожении последнего; 4) повел бойцов на
мост; 5) выслушал сообщение о бегстве старосты. После этого в
описании действий Шлыкова пробел. Не показано его личное уча¬
стие в минировании моста. Наконец, автор сообщает о состоянии
Шлыкова, который был обеспокоен задержкой третьей группы.
Когда она показалась, он 6) бросился к ней навстречу и расспро¬
сил о причинах опоздания; 7) вызвал С. Азаронка для опознания
задержанного; 8) разрешил ему убить предателя; 9) отошел с
группой от моста; 10) приказал после его уничтожения возвра¬
щаться в лагерь отряда; 11) зашагал к лесу. Действия остальных
партизан группы Шлыкова, за исключением подрывника Телеги-
па, отражены как действия коллективные. Они бросили гранаты,
потом два бойца заскочили в хату и убили оставшихся в живых
вражеских солдат, затем пошли к мосту, принесли и расставили
бочки со смолой и скипидаром и т. д.
Участие в операции вспомогательных групп характеризуется
Линьковым в основном в их результативной части и как действия
коллективных субъектов. Реакция противника на налет парти¬
зан не показана. Наконец, в воспоминаниях передаются лишь
непосредственные итоги боя: взрыв моста и уничтожение гарни¬
зона. Более отдаленные следствия его показаны в самой общей
форме.
Таким образом, анализ данного эпизода позволяет отметить в
нем пробелы. В результате открывается направление дальнейших
поисков. В частности, выделив упомянутые в источнике имена уча¬
стников операции, можно сосредоточить внимание на поисках ис¬
ходящих от этих лиц документов, воспоминаний и т. п. Вместе с
тем возможна и предположительная оценка достоверности некото¬
рых сведений. Она базируется, прежде всего, на установлении пря¬
мых и косвенных данных о действительных событиях, описанных
в данном эпизоде. Так, из числа первоисточников рассказа Линь-
кова об операции в деревне Годивля с уверенностью исключаются
личные наблюдения, сохранившиеся в памяти автора, поскольку он
непосредственно в бою не участвовал. Следовательно, ход события
реконструировался мемуаристом на основе официальных докладов
и рассказов очевидцев. Из последних следует выделить партизан,
персонально упомянутых в сообщении (Шлыков, Телегин, Азаро-
нок). Из них командир группы Шлыков обязан был доложить
16*
Линькову о ходе и результатах операции. Характерно, что действия
именно его группы наиболее детально переданы мемуаристом,
а вся операция, по-видимому, показана так, как она им восприни¬
малась.
Ранее из текста эпизода были выделены сведения о поступках
участников операции. Поскольку эти действия имели определенные
внешние проявления и могли наблюдаться товарищами, сообщения
о них доступны дальнейшей проверке. Рассказ о мыслях и душев¬
ном состоянии Азаронка воспроизводится на основании, во-пер¬
вых, наблюдений над особенностями его поведения во время опера¬
ции («стоял в стороне, безучастный ко всему..., мрачно посмат¬
ривая через перила моста...») 5 и при встрече с задержанным пар¬
тизанами старостой; во-вторых, на основании разговора Азаронка
с Телегиным, приведенного в форме прямой речи. Последний ком¬
понент мог быть реконструирован по пересказу одного из участни¬
ков, вероятнее Телегина. Если это верно, то можно предположить,
что описание душевного состояния и размышлений этого партиза¬
на есть результат попытки мемуариста проникнуть в душевный
мир другого человека, попытки, основанной на сложившихся в
процессе личного общения представлениях о характере и психоло¬
гии этого человека и сведениях, полученных о г других. Данное со¬
общение в известной мере отражает и возможные в подобной си¬
туации мысли и переживания самого мемуариста, вследствие чего
имеет значение в плане изучения его личности, а также его пред¬
ставлений о характере данного персонажа. Рассказы же автора о
своем собственном состоянии или ходе мыслей, т. е. о психологи¬
ческих или интеллектуальных процессах, часто не связанных с
внешними проявлениями, чрезвычайно трудно подвергнуть объек¬
тивной проверке. Иногда возможно исследование развития данной
версии средствами текстологического анализа. В остальных случа¬
ях подобные сообщения приходится принимать на веру, с учетом,
разумеется, знаний о личности мемуариста. С еще большей осто¬
рожностью следует относиться к подобным рассказам о других лю¬
дях. Их размышления или душевное состояние могут быть прибли¬
зительно верно поняты окружающими при условии рассказа или
иного выражения в устной форме, фиксации в личных или служеб¬
ных документах или, наконец, специфического поведения. С уве¬
ренностью, например, можно принять описание душевного состоя¬
ния командира роты Черниговского отряда П. Р. Громенко, воспро¬
изведенное А. Ф. Федоровым по дневнику этого партизана 6. Тот
же автор широко использует для характеристики различных эпи¬
зодов, в том числе и явлений психологического порядка, рассказы
участников, приведенные в форме прямой речи. В ряде случаев
такие эпизоды представляют собой скрытые цитаты из рукописных
5 Г. Л и и ь к о в. Война в тылу врага, стр. 102.
6 А. Ф. Федоров. Подпольный обком действует. М., 1954, стр. 352—
355.
484
воспоминаний или стенографических записей устных воспо¬
минаний, подчас более или менее отредактированные литера¬
турно 7.
С усложнением исследуемого факта изменяется подход к оцен¬
ке полноты и достоверности его описания в мемуарах. При анализе
рассматривавшихся выше событий в качестве единицы измерения
полноты их отражения в источнике выступали действия отдельных
людей, а вопрос формулировался так: показано ли в тексте поведе¬
ние каждого из участников? Такой критерий несоизмерим с собы¬
тиями большего масштаба. Так, в описании П. П. Вершигорой на¬
падения ковпаковцев на Лельчицкий гарнизон противника переда¬
ны следующие элементы этого боя: в общей форме показаны при¬
чины налета (из Лельчиц гитлеровцы контролировали большой
район Полесья) и его замысел («полное окружение и уничтожение
противника»). Не детализируется автором характеристика первого
этапа операции (отмечены лишь факт выхода рот в исходное по¬
ложение и быстрый захват окраины города). Основная часть дан¬
ного отрывка посвящена боевым действиям в центре города, где
гитлеровцы заранее подготовили для обороны каменные здания и
городской парк. Мемуарист называет основные опорные пункты
гарнизона, рассказывает о штурме здания жандармерии и дома
возле парка. Он рассказывает о некоторых из своих поступков,
о действиях 3-й, 5-й, 6-й, 13-й рот и упоминает об обстреле парти¬
занами двух вражеских самолетов-истребителей, а также о разгро¬
ме вражеского подкрепления, брошенного из Житомира. Конкрет¬
ные результаты боя, замечания о тактике и о роли командира в
бою, некоторые детали участия Вершигоры в операции передают¬
ся во включенной в текст выдержке из личного дневника. Данный
эпизод завершается оценкой результатов операции. (Разгром гар¬
низона Лельчиц расчистил почву для создания партизанского
края в районе среднего бассейна Припяти.) 8
Неполнота описания Лельчицкой операции в источнике очевид¬
на. В частности, не показана связь налета на Лельчицы с преды¬
дущими действиями соединения и с военно-политической ситуа¬
цией в районе. Нет сведений о силах гарнизона противника и о вы¬
деленных для их ликвидации силах партизан. Замысел операции не
конкретизируется, отсутствуют данные о частных задачах батальо¬
нов и других подразделений соединения. Их действия на окраинах
города передаются крайне лаконично. Неясно, встретили ли тут
партизаны сопротивление противника или он заблаговременно от¬
тянул свои войска к центру города. Описание боя за укрепления
отличается рядом очевидных пробелов, поскольку автор показал
7 Ср. А. Ф. Федоров. Подпольный обком действует, стр. 508—513;
ОРФ, р. II, он. 9/2, д. 33, лл. 11—12 (Стенограмма воспоминаний Г. В. Ба¬
лицкого) .
8 П. Вершигора. Люди с чистой совестью, Мм 1952, стр. 115—117»
485
лишь те эпизоды, в которых он лично участвовал. Неизвестно, как
были захвачены здание гебитс-комиссариата и ряд других объек¬
тов. Завершивший операцию разгром подкреплений лишь упомя¬
нут, но не сказано, кем и как он был осуществлен.
Таким образом, объем сведений о Лельчицкой операции изме¬
ряется в основном не поступками отдельных бойцов и командиров,
а действиями боевых подразделений: рот, батальонов и т. п.
На этой стадии изучения текста следует провести также ана¬
лиз внутренней логики сообщения, в частности выявление проти¬
воречий в описании и оценке фактов. Так, в рассказе о штурме
ковпаковцами моста через Днестр (середина июля 1943 г.)
Д. И. Бакрадзе пишет: «После получасового ожесточенного боя
охрана моста была уничтожена. Налет был столь внезапным, что
фашисты даже не успели как следует применить оружие» 9. Не про¬
тиворечивы ли эти фразы? Действительно, если «фашисты не успе¬
ли как следует (?) применить оружие», то с кем три лучшие роты
соединения, названные автором, вели «получасовой ожесточенный
бой»?
Несколько иного рода алогизм, как кажется, может быть отме¬
чен в другом сообщении того же автора. Бакрадзе пишет, что на
Киево-Львовской железной дороге батальону Матющенко за одну
ночь «удалось взорвать три неприятельских эшелона, из которых
два были гружены танками и один — пушками» 10. Судя по харак¬
теру грузов, все три поезда должны были следовать в одном нап¬
равлении — к фронту. Операция, как это видно из соседнего эпи¬
зода, была проведена вскоре после 27 июня, т. е. в одну из самых
коротких ночей в году: между восходом и заходом солнца — око¬
ло 6 часов 30 минут, отсюда надо вычесть вечерние и утренние
сумерки. Тогда темного времени для диверсии остается не более
4—5 часов. Трудно понять, как за такой короткий срок гитлеров¬
цы сумели дважды восстановить разрушенную предшествующим
крушением колею и пропустить по ней очередные эшелоны. Едва
ли допустимо предположение о том, что они посылали составы, не
зная об уже происшедших катастрофах, ибо такое объяснение ис¬
ключается всей организацией железнодорожной службы.
Сомнения, возникшие при анализе внутренней логики данного
эпизода, диктуют необходимость самого тщательного изучения
факта по другим источникам.
Изолированное изучение сообщений о событиях лишь в редких
случаях приводит к определенным выводам о полноте и достовер¬
ности сведений. Его значение состоит скорее в том, что в результа¬
те намечаются пути дальнейшего исследования, внимание историка
концентрируется на пробелах и сомнительных, с точки зрения
достоверности, сведениях.
9 Д. Бакрадзе. Кровью героев. Перев. с груз. Тбилиси, 1956, стр. 134.
10 Там же, стр. 128.
* * *
Следующий этап исследования мемуаров связан с их текстоло¬
гическим анализом. Что же понимается под этим? Д. С. Лихачев
полагает, что текстология — «вспомогательная филологическая
дисциплина», которая имеет «самостоятельный предмет изуче¬
ния-историю текста произведения»11. Последняя включает в
себя прежде всего творческую историю памятника, а также и те
нетворческие моменты, которые оставили свой отпечаток в тексте:
случайные утраты и искажения, изменения, вызванные требова¬
ниями политических организаций, гонорарными соображениями и
т. д.11 12 Мы не можем судить о том, насколько данное определение
текстологии отражает ее специфику в литературоведении. Но для
исторического источниковедения изучение истории текста являет¬
ся важным этапом исследования источника.
В сущности история формирования и последующего развития
текста представляет собой определенную стадию передачи (транс¬
портировки) информации о событиях прошлого. Понятно, что без
знания изменений информации в процессе этой транспортировки
научная реконструкция событий невозможна. Действительно, в ста¬
бильном тексте мемуаров, например, историк сталкивается лишь
с конечным результатом сложного процесса восприятия, осознания,
сохранения в памяти и последующего литературного изложения
более или менее отдаленного во времени явления. Первоначальное,
современное явлению впечатление далеко не адекватно сохранив¬
шемуся, скажем, через пять лет. Изложение же этого последнего
впечатления в литературной форме не может быть исчерпывающим
и абсолютно совпадающим с первоначальным. Соотношение собы¬
тия, первоначального (непосредственного) и исходного (сложив¬
шегося к моменту начала работы над мемуарами) представлений
обычно остается за рамками текстологического исследования. Но
эволюция образа события от исходного до окончательного, данного
в стабильном тексте источника, в большей или меньшей степени
может быть раскрыта средствами текстологии.
Итак, цель конкретного текстологического исследования состо¬
ит в выяснении того, что именно содержит каждый данный отры¬
вок: более или менее близкое к первоначальному впечатлению сви¬
детельство; ретроспективный взгляд на прошлое с позиций настоя¬
щего (и какого именно); ассимилированные мемуаристом истори¬
ческие концепции и их аргументацию, заимствованную из научной
литературы; следы самоограничения и самоцензуры, учета авто¬
ром политической и идеологической конъюнктуры, замечаний
рецензентов, редактора или иных, причастных к изданию лиц и
т. п.
11 Д. С. Лихачев. Текстология. Краткий очерк. М.—Л., 1964, стр. 7.
12 Там же, стр. 6.
487
Возможности текстологического исследования мы попытаемся
раскрыть путем анализа конкретного источника. Наиболее показа¬
тельными из числа исследуемых воспоминаний нам представляются
мемуары II. П. Вершигоры «Люди с чистой совестью». Процесс их
создания растянулся на целое двадцатилетие. По словам Вершиго¬
ры, он начал писать книгу еще до окончания войны 13 14. Сбор же ма¬
териалов и их осмысление с точки зрения будущего произведения,
вероятно, совпадают по времени с отображенными в мемуарах со¬
бытиями. Во всяком случае в период партизанской борьбы Верши-
гора вел дневник, где им фиксировались не только события боевой
деятельности соединения, но и собственные переживания, размыш¬
ления, особенности поведения товарищей по борьбе и т. д. Многие
суждения, оценки, зарисовки вошли впоследствии в мемуары, где,
кроме того, в ряде случаев приведены отрывки из дневника и.
Еще более очевидно родство между воспоминаниями и запис¬
ными книжками Вершигоры15 *. В последних содержатся высказы¬
вания партизан, колоритные ситуации, наблюдения психологиче¬
ского характера, включенные затем в книгу. Вероятно, записные
книжки сложились в процессе творческой работы над текстом вос¬
поминаний.
Наконец, весьма определенной, хотя и не простой, кажется
связь текста мемуаров со стенограммой устных воспоминаний
Вершигоры. Первые главы мемуаров были опубликованы почти
одновременно со стенографированием устных воспоминаний, ко¬
торое проводилось между 30 марта и 20 апреля 1945 г. Поэтому
естественно предположить, что в своем рассказе Вершигора опи¬
рался на уже отработанный для печати текст, значительные от¬
рывки из которого он зачитывал или подробно пересказывал.
Только таким образом можно объяснить несомненную близость
начальных разделов стенограммы и первой части мемуаров. Родст¬
во этих источников проявилось в одинаковом почти отборе собы¬
тий, в описании и оценках, в сходной композиции повествования,
наконец, в текстуальном тождестве ряда отрывков 1G. В дальней¬
шем, хотя взаимосвязь текстов остается очевидной, их различие
кажется более существенным. Вероятно, это объясняется изме¬
нившимся соотношением источников: теперь запись устных вос¬
поминаний служит автору отправной точкой в работе над текстом
мемуаров, а не наоборот, как в первой части книги.
13 П. Вершигора. Люди с чистой совестью.— «Советская Россия»,
т. 2. М., 1963, стр. 391.
14 Дневник о Львовско-Варшавском рейде опубликован («От Билгорая
до Беловежи. Из дневника командира партизанской дивизии (февраль —
март 1944 г.)».—П. Вершигора. Невыдуманные приключения. Повести и
рассказы. Кишинев, 1961.
15 ОРФ, р. II, он. 9/3, д. 18в.
18 Ср. П. Вершигора. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 138—
145, 149—151; ОРФ. р. II, он. 9/3, д. 186, лл. 37—46 об. и др.
488
Близкое родство текстов мемуаров и стенограммы не означает,
однако, их полного тождества. Прежде всего заметны стилистиче¬
ские особенности устного рассказа и литературного произведения,
которые, впрочем, не всегда бросаются в глаза, ибо мемуары напи¬
саны языком, весьма близким к разговорному, а отрывки из ме¬
муаров, переданные в стенограмме, не производят впечатления че¬
го-то совершенно инородного и естественно включаются в ткань ис¬
точника. Помимо этого, разговорный язык мемуаров усиливает их
эмоциональное воздействие, создает ощущение доверительной бе¬
седы. Далее, мемуары отличаются более четкой структурой, чем
текст стенограммы. Они построены гораздо логичнее, чем устный
рассказ, в котором часты повторения, многократное обращение к
некоторым идеям и слишком подробная их аргументация. Текст
же книги настолько «сбит», компактен, что позднейшие дополне¬
ния и купюры ощущаются как логические нарушения.
С точки зрения содержания между источниками также имеются
существенные отличия. Стенограмма несколько конкретнее мемуа¬
ров, особенно тогда, когда автор выражает негативное отношение
к каким-либо действиям или участникам событий. Он называет
имена и очень четко, подчас даже резко формулирует свою пози¬
цию. Столь же недвусмысленно отзывается он об ошибочных, по
его мнению, решениях ряда высоких инстанций, в том числе ре¬
шениях, далеко выходящих за рамки проблем партизанской войны.
(Таковы, в частности, суждения автора о предвоенной политике в
западных областях Украины и др.) 17
В мемуарах многие имена критикуемых не названы. Они заме¬
нены понятными для посвященных намеками. В результате кон¬
кретные наблюдения и выводы приобрели более общее значение.
Сняты также некоторые резкие оценки и слишком категорические
формулировки. Вместо этого в книге появились иронические инто¬
нации и даже откровенная ирония в описании того, чему автор не
сочувствовал; многозначительный подбор фактов, который должен
был донести до «читателя-друга» его основную мысль, и т. и. Ис¬
ключены были и некоторые конкретные эпизоды: одни — вследст¬
вие абсолютной невозможности опубликовать их, другие — из-за
слишком частного, личного значения.
В то же время текст мемуаров был дополнен по сравнению со
стенограммой заимствованиями из официальной и неслужебной
документации, рассказами очевидцев и т. п.
В целом различия этих источников объясняются предназначе¬
нием мемуаров для широкой аудитории, в то время как устные
воспоминания были рассчитаны на небольшой круг профес¬
сиональных историков. Определенным образом повлияли на текст
17 ОРФ, р. II, оп. 9/3, д. 186, лл. 55 об.— 57, 59—59 об., 136 об.; ср.: П.
Верш и г о р а. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 228—233, 240—242,
642-643.
489
стенограммы конфиденциальный характер этого документа, специ¬
фика устного рассказа по сравнению с традициями мемуаров как
литературного жанра и другие факторы.
Итак, дневник, записные книжки, устные воспоминания обра¬
зуют как бы предысторию текста мемуаров или связаны с его фор¬
мированием на стадии рукописи. Дальнейшая эволюция источника
включает в себя отработку рукописи при ее подготовке к изданию
и историю ее публикации.
Первая книга мемуаров была опубликована журналом «Знамя»
еще в 1945 г.18; отдельное издание первой книги вышло в свет в
1946 г.19 В последующие годы книга выдержала несколько изданий,
что само по себе свидетельствует об успехе. В 1947 г. она была от¬
мечена Государственной премией. Но в конце 1948 г. появились
отрицательные отзывы на книгу в печати. Действительная, и позд¬
нее признанная самим автором односторонность подхода к собы¬
тиям, вытекавшая из страстной приверженности его к определен¬
ным формам партизанской борьбы, послужила лишь непосредст-
ванной причиной этой критики. Более глубокие основания ее за¬
ключались в том, что, по меткому замечанию литературоведа
М. И. Новиковой, «вся система образов, весь жизненный материал,
на основе которого написаны записки-воспоминания П. Вершиго-
ры, противоречат... культу (Сталина.— А. й\)»20. К этому можно
добавить независимость взглядов автора и его стремление «найти в
себе мужество говорить обо всем только правду»21. Стремление к
искренности в сочетании с яркостью и самостоятельностью миро¬
восприятия автора, противоречащие концепции «винтиков», ге¬
рои — люди с резко выраженной индивидуальностью, сложные и
внутренне противоречивые — все это делало мемуары Вершигоры
ьесьма уязвимыми для критики тех лет.
Наиболее пристрастным из критических выступлений было
«Письмо в редакцию» полковника А. Прохорова, опубликованное
30 ноября 1948 г. 22 в газете «Культура и жизнь». Недопустимо гру¬
бый тон и личные выпады против Вершигоры («смесь невежества
и обывательщины, элементарной политической неграмотности и
18 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью.— «Знамя», 1945, № 8.
19 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью. Кн. 1 и 2. «Московский
рабочий», 1946.
20 М. Новикова. Мемуары и жизнь. Художественно-мемуарная лите¬
ратура о партийном подполье в годы Великой Отечественной войны. Крити¬
ческий очерк. Симферополь, 1957, стр. 42.
21 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью.— «Советская Россия»,
т. 2. М., 1963, стр. 392. В записных книжках Вершигоры есть такой афо¬
ризм: «Я достаточно пролил крови за свою родину, чтобы иметь право ви¬
деть и говорить о ее недостатках,— сказал мне один кадровик» (ОРФ, р. И,
оп. 9/3, д. 18в, л. 26).
22 А. Прохоров. Почему не устраняются недостатки книги при ее
переизданиях.— «Культура и жизнь», 30 ноября 1948 г.
490
Л>йй», «в своем чвайливоМ высокомерии автор поучает» и т. й. й
т. д.) сочетались в этом «письме» с политическими обвинениями и
угрожающими намеками. «Замечания» об искаженном отображе¬
нии роли партии, недооценке борьбы подпольщиков и политиче¬
ской пропаганды в тылу врага, противопоставлении партизан
Красной Армии и рейдовых отрядов местным формированиям во
многих случаях основывались на вырванных из контекста книги
фразах и весьма произвольном толковании многих из них. Лейт¬
мотив рецензии сводился к одному: так не должно было быть и,
значит, не было. О значении этой рецензии говорил тот факт, что
основные ее положения вошли в оценку книги Вершигоры в Боль¬
шой советской энциклопедии23 и повлияли на развитие военно-ме¬
муарной литературы в целом.
Эта критика определила дальнейшую эволюцию текста мемуа¬
ров. Ее следствием было появление второго варианта текста, кото¬
рый датируется 1950 г.24
Сравнение вариантов первой книги о рейде на Правобережную
Украину показывает, что при переработке опускались трагиче¬
ские эпизоды и впечатления первых месяцев войны. До некоторой
степени были исключены отрывки текста, в которых раскрывалась
эволюция авторского отношения к армии и партизанам, рассужде¬
ния о специфике партизанских действий, о психологии партизан¬
ской войны, ее быте, морали, способах поощрения и наказания в
соединении С. А. Ковпака. Снимались критические замечания,
касающиеся некоторых партизанских командиров, выводы автора о
сложности политической ситуации на оккупированной территории,
отдельные наблюдения и эпизоды, в которых отразились внутрен¬
ние противоречия партизанского движения. Были устранены и
некоторые другие замечания. В их числе размышления о «че¬
ресчур строгих людях», которые «за самый факт пребывания чело¬
века во вражеском тылу взыскивали строго и безжалостно», а «са¬
ми, попав в аналогичные условия, оказывались трусами, а иногда
и предателями» 25, рассказ Руднева о том, как его арестовали26.
Было ликвидировано и следующее отступление, сделанное в связи
с характеристикой Руднева: «...речь была основным, чем двигал
вперед он свое большое дело. Во время мирной жизни мы забыли
об этом могучем оружии, его притупили некоторые ораторы, высту¬
павшие на собраниях и митингах, бия себя в грудь и произнося по
шпаргалкам затасканные фразы, которые не вызывали чувства
подъема, не будили мысль и были способны вызвать лишь тошно¬
творную скуку. Нас, молодое поколение революции, эти штатные
23 БСЭ, изд. 2-е, т. 7. М., 1951, стб. 541.
24 П. Вершигора. Люди с чистой совестью. М., 1950. Переиздания,
незначительно дорабатывавшиеся автором, выходили в 1951—1953 и 1955 гг.
25 Ср. П. Вершигора. Люди с чистой совестью. Издательство художе¬
ственной литературы. М., 1948, стр. 225; М., 1952, стр. 199.
26 Там же. М., 1948, стр. 114—116; ср. изд.: М., 1952, стр. 96.
491
ораторы отлучили от мысли, что речь человеческая — острое ору¬
жие, ибо при посредстве се люди выражают свои идеи, пережива¬
ния, то есть все, за что люди испытывают муки, страдания, радость
победы и творчества, за что часто жертвуют даже жизнью»27.
О влиянии, которое критика А. Прохорова оказала на судьбу
первоначального текста, свидетельствует корректура второго ва¬
рианта книги, сохранившая многочисленные пометки, вопросы и
замечания редактора28. Вызванные этим купюры компенсирова¬
лись дополнениями, носившими совсем другой характер: среди них
(наряду с указанными выше) были рассказы партизанских коман¬
диров М. П. Ромашина и С. А. Ковпака о совещании в Кремле с
участием И. В. Сталина. Рассказ Ковпака представляет собой ци¬
тату из его широко известной книги «От Путивля до Карпат», со¬
общение Ромашина во многом сходно с опубликованными в сбор¬
нике «Брянские партизаны» воспоминаниями и отражает лишь
чувства партизан, вызванные этой встречей29.
Два значительных по объему новых отрывка в варианте 1952 г.
содержат характеристики партизан соединения. При этом один из
них является плодом литературного творчества автора, который
скомбинировал не связанные один с другим разновременные фак¬
ты, дополнил их вымышленными эпизодами и в центре отрывка
поставил далекий от прототипа образ партизана Корниенко 30. Во
втором отрывке рассказывается о девушке-крестьянке, сражав¬
шейся в рядах ковпаковцев 31.
Из существенных дополнений может быть названо изложение
приказа о рейде соединения на Правобережную Украину, объясня¬
ющее цель этой операции 32. Данный отрывок важен для понимания
отраженных в источнике событий, хотя сам документ ранее был
передан в воспоминаниях Л. Коробова33.
Итак, переработка мемуаров Вершигоры в конце 40-х годов
привела к появлению текста, менее адекватно отражавше¬
го представления автора о событиях прошлого, чем первый вари¬
ант книги, т. е. но существу привела к частичному искажению
27 С. П. В ерш и гор а. Люди с чистой совестью. М., 1948, стр. 51; ср.
изд.: М., 1952, стр. 38.
28 Государственный литературный музей. Фонды. Материалы П. П. Вер¬
шигоры. Варианты, отдельные главы, черновики, ч. 2, гл. 13 и др.
29 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 42—52; ср.:
М. Ромашин. Незабываемые дни.—«Брянские партизаны». Брянск,
1951, стр. 25—29.
30 П. В ерши гор а. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 102—115.
Анализ отрывка см.: А. А. Курносов. Вопросы авторства в мемуарах о
народном сопротивлении в тылу немецко-фашистских войск (1941—
1944 гг.), стр. 82—83.
31 П. Вершигора. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 118—124.
32 Там же, стр. 76—77; М., 1948, стр. 89.
33 Л. Коробов. Малая земля. М., 1948, стр. 20—22.
492
первоначального текста источника. Может быть, этот текст ока¬
пался более «правильным», мепее очевидно расходившимся с при¬
нятыми в то время воззрениями, однако, думается, исследователи
заинтересованы прежде всего в рассказе, с максимальной точно¬
стью передающем мысли, впечатления и чувства мемуариста.
Между тем специалист-источниковед М. Н. Черноморский (в сво¬
ем учебном пособии о мемуарах советской эпохи) согласился с
А. Прохоровым на том основании, что в первых изданиях книги
Вершигоры содержалось «совершенно искаженное отображение»
важнейших вопросов организации и тактики партизанского дви¬
жения 34. Иную позицию заняли В. П. Данилов и С. И. Якубов¬
ская, справедливо указавшие на то, что учет замечаний критика
привел к неточному изложению взглядов Вершигоры, которых он
придерживался в дни борьбы и которые поэтому сами были исто¬
рическим фактом35. Позднее Вершигора продолжал работу над
мемуарами и в конце 1959—1960 г. завершил третью книгу о со¬
бытиях конца 1943 — начала 1944 г. Она публиковалась сначала
в журнале «Новый мир» 36, йотом вышла отдельным изданием в
серии «Военные мемуары» 37. (Создание этой книги отнесено ав¬
тором к 1950—1960 гг.) В марте 1963 г. смерть прервала работу
Вершигоры над последней книгой воспоминаний — «Неманский
рейд».
Посмертное издание трех законченных книг («Рейд за Днепр»,
«Карпатский рейд», «Сан и Висла») осуществлено в 1963 г.38 Эта
публикация в первой своей части («Рейд за Днепр») отличается
от предыдущего варианта тем, что в ней частично восстановлены
купюры, произведенные при подготовке второго варианта и опуще¬
ны некоторые из включенных прежде вставок. Впрочем изменениям
подверглись лишь первые 100 страниц книги, что, вероятно, объ¬
ясняется участием в их подготовке к публикации самого автора.
Текстологический анализ мемуаров Вершигоры позволяет
проследить эволюцию взглядов автора на общие и частные проб¬
лемы истории партизанской войны. Одним из центральных вопро¬
сов, поставленных в них, является вопрос о соотношении рейди¬
рующих и местных партизанских формирований. Автор неодно¬
кратно и в разное время возвращался к обсуждению преимуществ
и недостатков тактических приемов, использовавшихся «рейдо-
34 М. Н. Черноморский. Мемуары как исторический источник.
Учебное пособие по источниковедению истории СССР. М., 1959, стр. 69.
35 В. П. Данилов, С. И. Якубовская. Источниковедение и изуче¬
ние истории советского общества.— «Вопросы истории», 1961, № 5, стр. 21—
22.
36 «Новый мир», 1959, № 2 и 3.
37 П. П. Вершигора. Рейд на Сан и Вислу. Воениздат, М., 1960.
38 П. Вершигора. Люди с чистой совестью, т. 1—2. «Советская Рос¬
сия», М., 1963.
493
шми» и «местными» партизанами. При этом его позиция не оста*
валась неизменной. Рассмотрим движение мысли автора по раз¬
новременным источникам.
Первоначальная точка Зрения автора с максимальной опреде¬
ленностью выражена в следующих фразах стенограммы: «Только
те являются настоящими партизанами, кто своим методом избрал
рейдовую тактику. И все те, кто сидел на месте, подсекая себя на
корню и ограничивая свои возможности переходом к обороне, тот
по существу партизаном не является» 39. Такая позиция обосно¬
вывалась Вершигорой как логическими выкладками, так и конкрет¬
ными наблюдениями. Столь резкое и категоричное выражение
взглядов, конечно, было бы невозможно в источнике, предназна¬
ченном для широкой читательской аудитории. В книге акцепт был
сделан на преимуществах тактики рейдовых соединений, а не на
слабых сторонах деятельности местных отрядов. Но позиция в
целом не была пересмотрена автором, в чем можно убедиться из
следующего отрывка: «Движение — мать партизанской стратегии
и тактики. Неужели только мы понимали это? Я не могу до сих
пор уразуметь, как могли десятки отрядов сидеть, прикованные к
одному месту, давая своей неподвижностью самый крупный ко¬
зырь неприятелю — возможность все знать о себе» 40. Данный
афоризм и его обоснование представляют собой лаконичное и нес¬
колько смягченное изложение того, что сказано в устных воспоми¬
наниях. Причем по сравнению со стенограммой в этом отрывке
был даже усилен мотив исключительности соединения Ковпака.
Отношение Вершигоры к проблеме весьма отчетливо сказалось
на изложении конкретных фактов, характеристиках местных и
рейдирующих отрядов, отдельных участников борьбы. Во втором
варианте воспоминаний приведенная ранее цитата была урезана:
«Движение — мать партизанской стратегии и тактики. Неужели
только мы понимали это? Нет, не мы одни. Старый полководец
России, мудрый Кутузов, писал партизану Дорохову, принявшему
оборонительную тактику...» 41 (далее цитата из письма Кутузова,
которой заменена опущенная фраза). Едва ли такая переделка
свидетельствует об изменении взглядов автора.
О том, что изменения текста носили более или менее внешний,
литературный характер, но не были связаны с действительным
пересмотром прежней точки зрения, можно судить по тому, что в
последующих вариантах сохранилась известная доля иронии в
освещении действий местных отрядов. В то же время очевидна
убежденность автора в эффективности действий рейдовых соеди¬
нений, прежде всего соединения Ковпака. Лишь в позднейшей
39 ОРФ, р. II, оп. 9/3, д. 186, ли. 21-22.
40 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью. М., 1948, стр. 246.
41 П. В е р ш и г о р а. Люди с чистой совестью. М., 1952, стр. 213.
публикации заметен переход актора к более широкой точке зре¬
ния. В книге «Рейд на Сан и Вислу» (1960 г.) Вершигора с ува¬
жением отзывается о некоторых местных формированиях, в том
числе и о тех, о которых достаточно скептически высказывался в
стенограмме и в ранних публикациях мемуаров. Он отмечает и
слабые стороны рейдирующих соединений: «Учитывая особен¬
ность нашей тактики, а может быть, по причине особого прист¬
растия Старинова к отрядам диверсантов (для него мы, рейдови¬
ки, были пустым местом, в чем отчасти сами были виноваты, так
как орудовали минами неохотно и не очень умело), толу и мин
пам выделили действительно мало» 42.
Имея, очевидно, в виду свою прежнюю позицию, автор заме¬
чает: «Разумная и необходимая специализация... отрядов иногда
доходила до крайностей...» «Кто лучше, кто хуже? — могут задать
вопрос. Ответить на него даже и сейчас, когда с течением времени
люди становятся объективнее и избавляются от временных прист¬
растий и заблуждений, нелегко. А мне тем более! ...я тоже был
страстным представителем одной из крайностей этой профессио¬
нальной специализации» 43.
Возможно, изменению представлений Вершигоры о соотноше¬
нии рейдовой и местной тактики партизан способствовала его ис¬
следовательская работа в области истории партизанской войны.
В брошюре В. А. Зеболова и П. П. Вершигоры о рейдах в период
Великой Отечественной войны эти две формы борьбы — местная
и рейдовая — не противопоставляются, по рассматриваются как
взаимно дополняющие друг друга44.
Проведенное здесь изучение истории мемуаров Вершигоры по¬
зволяет установить соотношение и относительную ценность вари¬
антов их текста с точки зрения интересов конкретного исследо¬
вания. Практическое значение этой работы очевидно. Она явля¬
ется предпосылкой выбора текста для публикации, проясняет
время, причины и обстоятельства возникновения существенных
для историка сообщений. В результате обнаруживается возмож¬
ность выделения инородных, «нетворческих» наслоений, равно как
и наслоений чисто литературного свойства. Текстологический
анализ позволяет в какой-то степени реконструировать эволюцию
взглядов автора в период формирования и развития текста, соот¬
нести те или иные его суждения с определенным этапом этой эво¬
люции и в конечном счете сделать более или менее уверенное
заключение о причинах и направленности их изменения. С этой
точки зрения мемуары Вершигоры особенно интересны, ибо
42 П. П. Вершигора. Рейд на Сан и Вислу. М., 1960, стр. 88.
43 Там же, стр. 86—87.
44 См. П. П. Вершигора, В. А. Зеболов. Партизанские рейды (из
истории партизапского движения в годы Великой Отечествепной войны Со¬
ветского Союза 1941—1945 гт.). Кишинев, 1962, стр. 130—131 и др.
495
начало работы над ними по времени сливается с событиями, а ко¬
нечный этап удален от них на целое двадцатилетие, насыщенное
самыми различными изменениями в общественной жизни.
Текстология помогает выявить влияние общественной эволю¬
ции на представления мемуаристов. В то же время благодаря
тому, что мемуары генетически связаны с дневником и стенограм¬
мой устных воспоминаний, а косвенно — с историческими и бел¬
летристическими работами Вершигоры, можно исследовать кон¬
кретные формы влияния традиций этих жанров на изложение
взглядов автора. Эффективность текстологических приемов при¬
менительно к конкретным источникам неодинакова. Но при всех
условиях они — необходимое средство источниковедческого ис¬
следования.
* * *
Собственно источниковедческое исследование завершается
сравнительным изучением мемуаров в рамках определенного
комплекса источников, связанных с воспоминаниями общностью
черт содержания, происхождения или формы. В процессе этой
работы исследователь опирается на предварительные суждения
(полученные логическими, текстологическими и иными способа¬
ми) о специфике отражения действительности каждым из сравни¬
ваемых источников.
Сопоставлением решается ряд задач.
Во-первых, источниковед устанавливает связи документов и
других материалов и таким путем выясняет структуру изучаемого
комплекса, который в результате представляется ire аморфной
массой, а определенным структурным единством, элементы кото¬
рого иерархически, генетически и иным образом связаны между
собой. Структура документального массива в той или иной мере
отражает зависимости исследуемого явления, так как отношения
его элементов отражаются в движении информации и, значит, во
взаимосвязях ее носителей. Поэтому знание структуры комплекса
приобретает ценность для собственно исторического построения.
Оно необходимо и для оценки результатов сопоставления (об
этом речь будет позднее), а также для определения степени сох¬
ранности комплекса.
Во-вторых, на основе сопоставления и, разумеется, с учетом
всех предшествующих операций оцениваются полнота и достовер¬
ность источников относительно друг друга.
В-третьих, заключение об источниках позволяет выделить из
них достоверную, по мнению историка, и максимально полную
информацию об изучаемом явлении. Тем самым в основном завер¬
шается накопление «строительного материала» (сведений о прош¬
лом), который в ходе исследования все более организуется в мыс¬
496
ленный образ реальности прошлого. Окончательное оформление
этих представлений происходит уже на стадиях собственно исто¬
рического построения и описания. Таким образом, в ходе сопо¬
ставления источниковедческое исследование перерастает в науч¬
но-историческое творчество.
Определив свое представление о целях сравнительного анализа
источников, мы должны выяснить и его объективные предпосыл¬
ки. По-видимому, последние заключены в неодинаковости источ¬
ников как своеобразных носителей специфической информации.
Дело в том, что каждый памятник обладает способностью фикси¬
ровать лишь более или менее ограниченный круг сведений об
определенных аспектах событий. Эта информация консервирует¬
ся специфическими, присущими данному виду источников спо¬
собами (она зашифровывается посредством той или иной знако¬
вой системы, подвергается различному по глубине абстрагирова¬
нию, обрабатывается с помощью разнообразных аналитических
и синтетических методов и т. д.). И чем более различаются спосо¬
бы отражения одного и того же объекта в источниках, чем меньше
общего между их жанрами, тем доказательнее позитивные резуль¬
таты сравнения.
Но здесь возникает проблема сопоставимости источников, суть
которой состоит в выяснении того, что и как можно сравнивать.
Вообще говоря, сравнивать можно какие угодно источники, но
результаты этой операции будут неодинаковыми.
Любой источник выражает взаимодействие ряда общественно¬
исторических процессов и, следовательно, может рассматриваться
в рамках каждого из них. Так, мемуары партизан являются отда¬
ленным во времени следствием партизанской войны и, значит,
могут рассматриваться в связи с нею (эта связь отражена темой:
«Мемуары как источник по истории партизанского движения»).
Многие из них испытали на себе влияние различных тенденций,
действовавших в художественной литературе. (Темы: «Литератур¬
но-художественные традиции в мемуаристике» или «Влияние те¬
ории бесконфликтности на воспоминания партизан»). Далее,
партизанская мемуаристика развивалась как один из компонентов
советской мемуарной литературы в целом (тема: «История со¬
ветской мемуаристики».). В последнее десятилетие эти источники
испытывали на себе возрастающее влияние процессов, совершав¬
шихся в исторической науке («Мемуары как историографический
факт»). Будучи одной из форм общественного сознания, мемуари¬
стика отражает и идеологическую жизнь общества (тема: «Мему¬
ары советских партизан и общественная мысль послевоенных
лет».) Наконец, прямо или опосредствованно эти повествования
фиксируют в своем содержании явления политического характера
и иные стороны современной их созданию реальности. В рамках
каждой из перечисленных тем мемуары могут сопоставляться с
неодинаковыми источниками. При этом могут сравниваться лишь
497
такие аспекты памятников, которые порождены одной системой
отношений.
Другое ограничение сопоставимости связано с масштабом
отображения событий. Возможности сравнения источников тем
большие, чем ближе они один другому по масштабу отражения
реальности. Действительно, описание действий партизанской роты
лишь в небольшой степени сопоставимо с изложением операций
соединения и совершенно несравнимо с рассказом о борьбе в обла¬
сти или республике. Дело в том, что на каждом из ътпх уровней
повествование соизмеряется как бы с разными метрическими еди¬
ницами: сантиметрами — в первом случае, метрами и километра¬
ми — в других. Следствие — неодинаковая подробность и различ¬
ные значимости явлений: в рамках каждого текста характеристи¬
ка одного и того же действия приобретает самостоятельное или
подчиненное значение, приводится как определенный этап данно¬
го процесса или как иллюстрация и т. п.
Наконец, специального исследования требует вопрос о сопо¬
ставимости источников, принадлежащих к различным знаковым
системам. Возможно ли, например, непосредственное сравнение
изобразительных и языковых памятников, картографических и
цифровых материалов и т. п.? Думается, что их сопоставление
должно быть предварено приведением их к общей системе обозна¬
чений. Но если это так, то большую остроту приобретает проблема
перевода. Действительно, даже простейшая схема маршрута едва
ли может быть адекватно передана словами, содержание же мему¬
аров немыслимо воспроизвести в графической форме и т. д. Более
того, даже в рамках одной знаковой системы одинаковые символы
нередко приобретают разное значение. Отсюда серьезные трудно¬
сти в истолковании памятников, созданных в иную эпоху в ином
обществе, т. е. отразивших иную систему мышления.
Для оценки доказательности сравнительного анализа необхо¬
димо выяснить взаимозависимости исследуемых памятников в
рамках определенного массива источников, порожденного одним
и тем же явлением.
Очевидно, взаимосвязи памятников, рассматриваемых в рам¬
ках политической, идеологической, лингвистической и иных сис¬
тем, отличаются определенным своеобразием и представляют осо¬
бые предметы изучения.
В данной работе мы попытаемся выяснить соотношение мему¬
аров и источников, непосредственно порожденных партизанским
движением.
Если представить мемуары Вершигоры осью комплекса, то
между ними и другими источниками, отразившими историю сое¬
динения Ковпака, обнаружатся разнообразные соотношения.
Однако прежде чем рассмотреть эти связи, нужно охарактеризо¬
вать состав данного массива. В него входят: служебная докумен¬
тация штаба соединения — оперативные документы (приказы,
498
донесения, сводки), периодические и итоговые отчеты и т. д.;
материалы личного происхождения (дневники и письма парти¬
зан). Кроме того, деятельность соединения отражена в материа¬
лах Украинского и Центрального штабов партизанского движе¬
ния, различных государственных, партийных, комсомольских
органов, а также партизанских формирований и частей Красной
Армии, сражавшихся во взаимодействии с ковпаковцами. Далее,
операции соединения так или иначе зафиксированы в документах
оккупационных учреждений, войсковых частей и разведыватель¬
ных органов гитлеровцев. Другого рода материалы представлены
прессой военного времени, значительным числом мемуаров и т. д.
В процессе работы над книгой Вершигора использовал значи¬
тельное число официальных документов и других источников.
Одни из них непосредственно вошли в ткань мемуаров. Другие
так или иначе повлияли на представления автора. Наконец, мно¬
жество эпизодов воспроизводится, как об этом можно судить по
замечаниям автора, на основе собственных впечатлений и наблю¬
дений. Первоисточники, т. е. информация из разнообразных до¬
кументов, включенная в ткань мемуаров,— наиболее очевидная
форма прямой связи мемуаров с другими элементами комплекса45.
Более опосредствованными кажутся соотношения мемуаров с
«источниками осведомленности автора», т. е. с разнообразными
носителями информации, использовавшимися будущим мемуари¬
стом в дни войны. Сведения, полученные из этих каналов, синте¬
зировались в его сознании с личными наблюдениями и выводами
в представления о событии.
С первоисточниками и источниками осведомленности автора
мемуары связаны генетической зависимостью. Их сравнение с
этими материалами может оказаться весьма полезным, поскольку
позволит проследить движение информации от события к воспо¬
минаниям, а также ее видоизменения в процессе создания по¬
следних (текстологический анализ). Благодаря этому найдут бо¬
лее или менее полное объяснение возможные расхождения между
версиями мемуаров и их первоисточников, логика творчества
мемуариста, особенности его восприятия, мышления или памяти
и т. д. Все это — необходимые предпосылки оценки достоверности
источника. Но достаточные ли?
Нередко в родственных документах приводятся одинаковые
или очень близкие данные о каком-либо событии. Частные разли¬
чия при этом не ослабляют впечатления тождества сообщений.
Очевидно, в таких случаях совпадение нельзя считать подтверж¬
дением достоверности. Доказательным может быть признано
45 Методика выявления первоисточников рассматривается в нашей
статье «Вопросы авторства в мемуарах о народном Сопротивлении в тылу
немецко-фашистских войск (1941—1944 гг.)», стр. 78—84.
499
лишь сходство сообщений «независимых» источников. Однако их
«независимость» сама по себе представляется сложной пробле¬
мой, требующей более широкого изучения связей между состав¬
ными частями документального комплекса.
Рассмотрим с этой точки зрения материалы штаба соединения
Ковпака, среди которых, кажется, в первую очередь следует ис¬
кать документы для сравнительного исследования книги Верши-
горы. Сразу же возникает сомнение в их «независимости», так как
они были доступны Вершигоре еще в тылу гитлеровцев, как ра¬
ботнику штаба соединения и преемнику Ковпака, а потом — как
мемуаристу и историку. Следовательно, эти материалы по край¬
ней мере могли быть источниками осведомленности, если не пер¬
воисточниками мемуаров. Но, допустим, определенно установлено,
что какой-то круг документов был не известен мемуаристу. Мож¬
но ли утверждать, что эти источники совершенно не связаны с
мемуарами?— Едва ли.
Часть родственных им материалов входит и в иные генетиче¬
ские ряды. Например, информация о боевом столкновении перво¬
начально излагается в донесении командира подразделения, пере¬
ходит в сводку, приказ и дневник боевых действий соединения,
затем заимствуется при составлении периодического и итогового
отчетов. При каждой из этих операций она, может быть, фильт¬
руется, перепроверяется, дополняется сведениями из других до¬
кументов, иногда переводится в иную форму (например, из опи¬
сательной в статистическую) и т. д. Следствием могут оказаться
отдельные (и даже существенные) расхождения, но в целом пов¬
торяется одна версия события. И с этой точки зрения безразлично,
из какого именно документа она извлечена мемуаристом. Коль
скоро заимствование произведено, все члены генетического ряда в
плане данной версии автоматически подключаются к мемуарам,
оказываются связанными с ними.
Возможны случаи передачи информации по, казалось бы, не
взаимодействующим один с другим параллельным каналам. В ре¬
альности такие параллели возникают ежеминутно в виде индиви¬
дуального восприятия явлений общественной жизни. Но обычно
только быстрая фиксация этих впечатлений в дневниках или
письмах обеспечивает их сохранение. Уже через несколько часов
или дней обмен информацией между членами коллектива приво¬
дит, с одной стороны, к значительному обогащению их представ¬
лений, с другой — к большей или меньшей их унификации, т. е.
в конечном счете к появлению общего мнения.
Не исключен и другой вариант информационных параллелей.
Он связан с участием в одном событии нескольких коллективов.
Тогда относительная независимость информационных каналов со¬
ответствует степени их изолированности. Впрочем нецроницае-
мость не следует переоценивать. Информация распространяется
официальным и, еще более, неофициальным путем в виде обмена
500
разведывательными данными и другими сведениями, в ходе коор¬
динации действий, при личных встречах.
Вообще пути и способы распространения информации в рам¬
ках определенной общности требуют серьезного исследования.
Априорно же можно предположить, что абсолютно независимые
каналы в рамках одной системы едва ли возможны. Большая сте¬
пень изоляции существует между информационными структура¬
ми разных систем. Так, просачивание информации из партизан¬
ских формирований к оккупационным властям более или менее
ограничено, что позволяет вывести гипотезу об относительной не¬
зависимости источников, порожденных каждой из этих систем.
Однако довольно высокой степени независимости соответствует,
как следует из сказанного ранее, ограниченная сопоставимость.
Вследствие этого, например, лишь в небольшой степени могут
быть реализованы возможности сравнения записок командира
батальона партизанского полка «13» Н. И. Москвина с основанной
на личных воспоминаниях и немецких документах статьей
Г. Крейделя «Охота на Гришина» 46, во всяком случае без привле¬
чения дополнительных источников. Дело в том, что события
слишком по-разному воспринимаются людьми, разделенными ли¬
нией фронта, да и информация о действиях и положении против¬
ника далеко не всегда бывает полной и достоверной. Известны
случаи, когда гитлеровцы приписывали действия одних отрядов
другим вследствие дезинформации, распространявшейся партиза¬
нами 47. Возможно, что с чем-то подобным мы столкнулись в дан¬
ном случае. Лишь в отношении Бовской блокады, (октябрь — но¬
ябрь 1943 г.) имеется уверенность в том, что оба автора (Н. И. Мо¬
сквин и Г. Крейдель) воспроизводят одно и то же событие.
При всех ограничениях, однако, комплексное сопоставление
источников, состоящих в разной степени зависимости один от
другого, тем более относительно независимых, представляет собой
эффективный способ восстановления истинной картины событий
прошлого. Показателен, на наш взгляд, сравнительный анализ со¬
общений об одной из крупных операций, проведенных брянски¬
ми партизанами в марте 1943 г.,— взрыве Выгонического моста
через Десну. Подробный рассказ об этой операции содержится в
воспоминаниях командира бригады им. Щорса М. П. Ромашина,
начальника штаба той же бригады Ф. Власова и заместителя ко¬
миссара объединения партизанских отрядов юго-западных райо¬
нов Орловской области В. А. Андреева 48.
46 Ср. Н. Москвин. Партизанскими тропами. Смоленск, 1961; Н. К г е i-
d е 1. Jagd auf Grischin.— «Wenrkunde», 1956, № 1.
47 H. П. Paтушнов. В боевом походе. Минск, 1960, стр. 169—170.
48 М. Ромашин. Незабываемые дни.— «Брянские партизаны». Брянск,
1951, стр. 29—39; Ф. Власов. Взрыв Синего моста.—«Партизаны Брянщи¬
ны», т. 1. Брянск, 1959, стр. 85—94; В. Андреев. Народная война. М., 1949,
стр. 242—250.
501
Предыстория этого события изложена Андреевым подробнее.
Будучи одним из руководящих работников штаба объединения,
он лично участвовал в разработке операции. Автор сообщает о
прибытии в штаб объединения еще в феврале 1943 г. группы офи¬
церов из штаба партизанского движения во главе с полковником
Горшковым, который привез приказ об уничтожении моста и не¬
обходимую для этого взрывчатку. Далее Андреев характеризует
военное значение Выгонического моста, а также укрепления про¬
тивника и местность в районе операции, после чего останавлива¬
ется на разработке плана операции. Последний, по словам мемуа¬
риста, составлен штабом объединения. Эта точка зрения поддер¬
живается Власовым, в то время как Ромашин утверждает, что
план создан штабом его бригады. В отношении самого замысла
боя расхождений в источниках нет, хотя он полнее передан Вла¬
совым, который, видимо, пересказывает боевой приказ. (Об этом
можно судить по стилю соответствующего отрывка.) Подготовка
нападения на мост и окружающие его гарнизоны, равно как и
ход боя, подробнее воспроизведены в воспоминаниях непосред¬
ственных руководителей и участников операции Ромашина и
Власова. В отличие от Андреева эти авторы рассказывают о тре¬
нировке подрывников, проведении «хозяйственной» операции
против полицейских гарнизонов с целью обеспечить участников
боя продовольствием. Они упоминают об обстреле противником
партизанской колонны при переходе через железную дорогу во
время марша к исходным позициям. Начало операции комбриг и
начальник штаба освещают несколько иначе, чем Андреев. Они
указывают, что вражеские часовые успели выстрелить и пустить
ракету. Андреев утверждает, что бой был начат выстрелами пар¬
тизанских пушек. Ромашин и Власов более детально характери¬
зуют ход боя в районе самого моста, действия же обеспечивающих
главный удар групп (на станциях Выгоничи, Кресты, Лопушь,
Полужье и на других участках) лишь упоминаются. Эта непол¬
нота определена, по-видимому, местом авторов в бою. Андреев
дополняет их рассказ лишь одной деталью: слабое сопротивление
близлежащих фашистских гарнизонов атаковавшим их партиза¬
нам он объясняет тем, что гитлеровцы приняли наступающих за
регулярные войска Красной Армии. В оценке результатов опера¬
ции между источниками имеется лишь одно противоречие: Ро¬
машин считает, что в бою было убито 165 гитлеровцев, а Вла¬
сов — 140.
В основном данные мемуарных источников подтверждаются
подробной отчетной схемой операции с пояснениями к ней, хра¬
нящейся в Архиве ЦК ВЛКСМ 49. Этот документ дополняет вос¬
поминания более четкими сведениями о численности каждой из
49 Архив ЦК ВЛКСМ, Спецотдел, Орловская область, папка 2, д. 26.
502
боевых групп и несколько более полными данными о материаль¬
ном ущербе и потерях, нанесенных врагу. Между ним и мемуар¬
ными источниками могут быть отмечены следующие расхожде¬
ния: в пояснении к схеме указано, что мост был выведен из строя
на 25 суток (у Андреева — на 30), там же упоминается взятый
в плен «комендант моста, капитан» (Власов говорит о том, что
был убит «комендант в чине майора»).
Итак, при известных частных расхождениях в мемуарах и на
схеме представлена одна и та же версия события. Более того, в
воспоминаниях Ромашина и Власова совпадает ряд мелких штри¬
хов и деталей (изложения бесед между Ромашиным и Власовым,
которые переданы в форме прямой речи, разговор с подрывника¬
ми и т. д.). Это указывает на возможную взаимозависимость дан¬
ных источников.
Вследствие прямых и косвенных связей перечисленные доку¬
менты не имеют силы бесспорного доказательства. Однако име¬
ется возможность сопоставления с материалами, исходящими от
противника. Сам факт упоминаний об этой операции в целом ряде
исторических и военных сочинепий западных авторов и в мемуа¬
рах бывших офицеров гитлеровской армии50 показывает объек¬
тивность ее высокой оценки советскими мемуаристами. Более то¬
го, стратегическое значение данного удара, пожалуй, более полно
и четко определено начальником транспортной службы группы
армий Центр Г. Теске, чем кем-либо из партизан — участников
операции. Теске пишет, что очень важная линия снабжения
Минск — Гомель — Брянск — Орел часто нарушалась партизана¬
ми. Полного успеха они добились в конце марта 1943 г., когда
был взорван жизненно важный для подготовки операции «Цита¬
дель» мост через Десну у станции Выгоничи 51.
Сравнение описания операции Теске и советскими партиза¬
нами выявляет совпадение в изображении некоторых существен¬
ных ее элементов (нанесение главного удара с запада, где мост
охранялся более слабым подразделением; смерть начальника
охраны; ликвидация охраны на западном берегу; продолжитель¬
ность боя). Вместе с тем должны быть отмечены серьезные про¬
тиворечия. Теске утверждает, что охрану моста несла одна рота.
Советские авторы считают, что это был батальон. Данное расхож¬
дение указывает на необходимость дальнейших изысканий, по¬
скольку сведения о противнике (его силах и потерях) вообще не
всегда точны. Далее, Теске датирует операцию не 8 марта, как
наши мемуаристы, а ночью на 21 марта. Он же пишет, что одна
колея была восстановлена за пять дней, а другая наскоро отре¬
50 Э. Миддельдорф. Тактика в русской кампании. Перев. с нем. М.,
1958, стр. 344.
Б1 Н. Т е s k е. Die silbernen Spiegel. Generalstabdienst unter der Lupe.
Heidelberg, 1952.
503
монтирована за 12 дней. Восстановительные работы продолжа¬
лись и после открытия движения. Возможно, что срок, указанный
советскими источниками (25 или 30 дней), включает в себя весь
период ремонта моста. Наконец, в книге Теске не упоминаются
следующие обстоятельства: мост окружал целый ряд значитель¬
ных гарнизонов в Выгоничах, Полужье и других пунктах. Они
были скованы действиями партизан и не могли оказать помощь
охране. В результате, более или менее правильно определив об¬
щее число участвовавших в бою партизан (около 1000 человек),
Теске представил дело таким образом, будто все они навалились
на одну роту охраны и задавили ее своей численностью. По сооб¬
щениям советских партизан, взрыв «Синего моста» (Выгониче-
ского) является образцом хорошо спланированной и искусно про¬
веденной операции, основанной на согласованных действиях ряда
групп и подразделений против значительного числа объектов при
изоляции главного из них.
Итак, значение и общая картина операции примерно одинако¬
во освещаются в воспоминаниях советских партизан, на отчетной
схеме и в мемуарах немецкого офицера. Реконструированное в
результате сопоставления относительно независимых источников
событие может быть признано отвечающим реальности в основ¬
ном, хотя ряд его элементов нуждается в дальнейшем уточнении.
Сравнительный анализ — весьма эффективное средство источ¬
никоведческого исследования мемуаров. Он позволяет установить
относительную полноту разных источников и выявить расхожде¬
ние между ними.
По завершении сравнительного исследования у историка скла¬
дывается более или менее полное представление об источнике,
устанавливаются некоторые особенности его происхождения (ис¬
торическая обстановка и ее влияние на текст, личность автора,
его роль в событиях, замысел). Проанализировав каждый эпизод
в ходе логического, текстологического и сравнительного изучения,
исследователь способен оценить и источник в целом, т. е. его пол¬
ноту и достоверность, а также соотношение с другими мемуарами
и иными источниками.
Процесс сравнительного изучения у историка переходит в ис¬
торическое построение, поскольку именно па этом этапе иссле¬
дования происходит отсев ошибочных сообщений, сведение во¬
едино данных, признанных достоверными. Однако анализ собст¬
венно научно-исторического творчества выходит за рамки данной
статьи.
* * *
Внутренняя критика мемуаров может рассматриваться как
система последовательно применяемых методов, включающая в
себя логический анализ текста, текстологию, сопоставление с род¬
ственными и независимыми источниками. Указанные методы раз¬
504
личаются между собой прежде всего составом исследуемых тек¬
стов и конкретными задачами.
В первом случае анализируется изолированно взятый текст
мемуаров. При этом он рассматривается с точки зрения логики
изложения, состава, соотношения различных элементов.
Текстологический анализ вводит в исследование новый эле¬
мент: варианты исследуемого текста и первоисточники. Их срав¬
нение должно привести к выяснению истории текста и к опреде¬
лению места отдельных сообщений в эволюции представлений ав¬
тора о прошлом, а также к выяснению характера его первона¬
чальной информации.
Наконец, сравнительный анализ имеет целью раскрытие и
оценку информационного потенциала исследуемого источника
путем его сопоставления с другими сообщениями.
Анализируя содержание, исследователь учитывает сведения,
собранные в процессе критики происхождения мемуаров. При
этом он непосредственно сталкивается с целым рядом гносеоло¬
гических проблем, которые в настоящее время изучены совершен¬
но недостаточно. В их числе проблема отражения различных
фактов в сознании современников и непосредственных участников
событий, вопрос о формах отражения фактов в мемуарах и, сле¬
довательно, об источниках как гносеологической категории.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
«Вестник ЛУ» «Вестник Ленинградского университета».
«Вестник МГУ» «Вестник Московского государственного университета.
Серия IX, история».
«Известия ГАИМК» «Известия Государственной академии истории матери¬
альной культуры».
«Сообщения ГАИМК»«Сообщения Государственной академии истории мате¬
риальной культуры».
«Труды МГИАИ»
«Труды Московского государственного историко-архив¬
ного института».
«Труды ОДРЛ»
«Труды Отдела древнерусской литературы Института
русской литературы Академии наук СССР».
«Труды ТГУ»
«Томский государственный университет имени В. В.
Куйбышева. Труды. Серия историческая».
* * *
БСЭ
МСЭ
СИЭ
Большая советская энциклопедия.
Малая советская энциклопедия.
Советская историческая энциклопедия.
* * *
АГР
«Акты, относящиеся до гражданской расправы древ¬
ней России».
АСЭИ
«Акты социально-экономической истории Северо-Во¬
сточной Руси конца XIV — начала XVI в.»
АФЗиХ
«Акты феодального землевладения и хозяйства XIV—
XVI веков».
АЮ
«Акты юридические или собрание форм старинного де¬
лопроизводства».
АЮБ
«Акты, относящиеся до юридического быта древней
России».
ПСРЛ
«Полное собрание русских летописей».
* * *
ГАМО
ОРФ
Государственный архив Московской области.
Отдел рукописных фондов Института истории АН
СССР.
ЦПА ИМЛ
Центральный партийный архив Института марксизма-
ленинизма при ЦК КПСС.
506
* * *
ГБЛ
Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.
* * *
«Alfred»
«^Btelberht»
«Gulathingslov»
«Edictus Rothari»
«Frostathingslov»,
Legas Alamano-
rum»
«Lex Baiuvario-
rum»
«Lex Frisionum»
«Lex Ripuaria»
«Lex Salica»
«Pactus legis Ala-
mannorum»
Alfred — The Laws of the Earliest English Kings, ed.
by F. L. Attenborough. New York, 1963.
^Bthelberht — The Laws of the Earliest English Kings,
ed. by F. L. Attenborough. New York, 1963.
Gulathingseov — Norges gamle Love indtil 1387. Bd. I.
Christiania, 1846.
Edictus Rothari — Die Gesetze der Langobarden, hrsg.
von F. Beyerle. Weimar, 1947.
Frostathingslov — Norges gamle Love indlil 1387. Bd. I.
Christiania, 1846.
Legas Alamanorum — Monumenta Cermaniae Historica,
Legum Sectio I, t. V, pars 1. Ed. K. Lehmann. Hon-
noverae, 1888.
Lex Baiuvariorum — Monumenta Germaniae Historica,
Legum Sectio I. t. III. Hannoverae, 1875.
Lex Frisionum — Monumenta Germaniae Historica, Le¬
gum Sectio I, t. III. Hannoverae, 1875.
Lex Ripuaria — Monumenta Germaniae Histoirica, Le¬
gum Sectio I, t. V. Hannoverae, 1888.
Lex Salica, hrsg. von K. A. Eckhardt. Weimar. 1953.
Pactus legis Alamannorum — Monumenta Germaniae
Historica, Legum Sectio I, t. V, pars 1. Hannoverae,
1888.
СОДЕРЖАНИЕ
От редколлегии 5
С. О. Шмидт. Современные проблемы источниковедения 7
A. Я. Гуревич. Что такое исторический факт? 59
B. С. Б и б л е р. Исторический факт как фрагмент действительности.
(Логические заметки) 89
Б. Г. Л и т в а к. О путях развития источниковедения массовых ис¬
точников 102
И. Д. К о в а л ь ч е н к о. О применении математико-статистических
методов в исторических исследованиях 115
C. М. Каштанов. Предмет, задачи и методы дипломатики 134
О. М. Медушевская. Теоретические проблемы источниковедения
в советской историографии 20-х — начала 30-х годов 171
Л. В. Черепнин. К. Маркс и Ф. Энгельс и некоторые проблемы
исторического источниковедения 195
Л. И. Гольман. Фридрих Энгельс — исследователь (Опыт характе¬
ристики работы Ф. Энгельса над источниками и литературой по
истории Ирландии) 228
Г. А. Б а г а т у р и я. Из опыта изучения рукописного наследства
Маркса и Энгельса. Реконструкция первой главы «Немецкой
идеологии» 260
Э. С. Виленская. К истории статьи В. И. Ленина «От какого нас¬
ледства мы отказываемся?» 310
С. В. Т ю т ю к и н. К творческой истории статьи В. И. Ленина «О на¬
циональной гордости великороссов» 339
Е. А. Л у ц к и й. Заметки В. И. Ленина о названии, программе и струк¬
туре Советского правительства (25 октября 1917 г.). 365
А. Я. Г у р е в и ч. Социальная психология и история. Источниковед¬
ческий аспект . . . * . 384
508
А. А. Зимин. Трудные вопросы методики источниковедения Древ¬
ней Руси
А. Я. Грунт. Опыт анализа статистических сведений о составе Мо¬
сковского Совета рабочих депутатов в 1917 г.
А. С. К а н. Газета как источник по истории международных отно¬
шений (На примере шведского официоза за первую половину
1941 г.)
А. А. Курносов. Приемы внутренней критики мемуаров (Воспоми¬
нания участников партизанского движения в период Великой Оте¬
чественной войны как исторический источник)
Список сокращений
TABLE DES MATIERES
Avant — propos 5
S. 0. Schmidt. Problemes actuels de l’etude des sources 7
A. J. Gourevitch. Qu’est-ce-qu’un fait historique? 59
V. S. В i bier. Le fait historique comme fragment de la realite. (Notes
logiques) 89
B. G. Litvak. Voies du developpcment de l’etude des sources histori-
ques massives 102
I. D. Kovaltchenko. Sur P application des methodes mathematiques
et statistiques a la recherche historique 115
S. M. К a c h t a n о v. Objet, problemes et methodes de la diplomatique 134
О. M. Medouchevskaia. Problemes theoriques de l’etude des sour¬
ces dans l’historiographic sovietique des annees 20 et du debut des
annees 30 172
L. V. Tcherepnine. K. Marx, F. Engels et quelqucs problemes de
l’ctude des sources historiques 195
L. I. G о 1 m a n. F. Engels chercbeur (Essai d’une caracteris-
tique du travail de F. Engels sur les sources et les ouvrages concer-
nant l’histoire de l’lrlande) 228
G. A. В a g a t о u r i a. Une etude de l’heritage manuscrit de Marx et En¬
gels. La reconstruction du premier chapitre de «L’ideologie alle-
mande» 260
E. S. Vilenskaia. Contribution a l’histoire de Particle de V. I. Leni-
ne «Quel heritage renions-nous?» 310
S. V. T i о u t i о u к i n e. Histoire de Particle do V. I. Lenine «Do la
Fierte nationale des Grands-Russes» 339
E. A. Lout ski. Notices de Lenine sur le nom, le programme et la
structure du gouvernement sovietique (25 octobre 1917) 365
A. J. Gourevitch. Psychologie sociale. histoire et l’etude des sources 384
510
Л. Л. Zimin с. L’etude des sources do L’Ancionne Russic — quelques
problemes delicats do methode. . 427
Л. J. G г о u n t. Essai d’analyse statisiique de la composition du Soviet
dos deputes ouvriers de Moscou en 1917 450
A. S. К a n. Le quotidien — source pour L’etude des relations internatio-
nales (de organe officieux suedois durant la premiere moitie de
1941) 466
A. A. Kournossov. Procedes de critique interne des memoires (es
memoires des participants au mouvement de partisans sovietiqu-
es — pendant la grande guerre Nationale source historique) 478
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ.
Теоретические и методические проблемы
Утверждено к печати
Институтом истории АН СССР
Редактор И. К. Пантин
Редактор издательства М. Р. Тульчинский
Художник В. Я. Орлов
Технический редактор Н. П. Кузнецова
Сдано в набор 20/XI 1968 г.
Подписано к печати 7/II 1969 г.
Формат 60 X 90'/ie. Бумага Яв 1.
Уел. печ. л .32. Уч.-изд. л. 32,6
Тираж 2800 экз. Т-01077. Тип. зак. 1339
Цена 2 р. 23 к.
Издательство «Наука».
Москва К-62, Подсосенский пер., д. 21
2-я типография издательства «Наука».
Москва Г-99, Шубинский пер., 10
Стр.
6
26
43
108
109
124
166
178
284
319
510
511
511
СПИСОК ОПЕЧАТОК
Строка
Напечатано
Должно быть
И сн.
А. В. Гульеге
А. В. Гулыге
11 сн.
указанные
указные
10, И св.
ренессанского
ренессансного
1 сн.
61—374
361—374
1 сн.
штатов».
штатов.
5 сн.
в феодальных
и феодальных
4 св.
intutilatio
intitulatio
3 сн.
стр. 71—73.
стр. 73.
3 св.
нишите
нищете
15 сн.
В. В. Воронцов
В. П. Воронцов
1 сн.
histoire et
et histoire.
l’etude
L’etude
3 сн.
(es
(L’es
1 сн.
source
comme source