Text
АКАДЕМИЯ НАУК
СССР
Г‘<-> Ж?..
Н.д. ПРАСЛО В
кишим ||III I 4 •••-*-.- '' .у
И РАННИЙ ПАЛЕОЛИТ В-В
СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ПРИАЗОВЬЯ и МИЖИГГП 1ЛМ1
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
АКАДЕМИЯ
НАУК
СССР
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ
Н. Д. ПРАСЛОВ
РАННИЙ ПАЛЕОЛИТ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ПРИАЗОВЬЯ
И НИЖНЕГО ДОНА
в
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЛЕНИНГРАД 19 6 8
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ
МАТЕРИАЛЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ по
АРХЕОЛОГИИ СССР, № 157
Ответственный редактор П. И. Борисковский
1-6-2
80—68 (I пол.)
Из наблюдения установлятъ теорию, через теорию исправлять наблюдение.
М. Ломоносов.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Северо-Восточное Приазовье и Нижний Дон, занимая выгодное географическое положение между издревле заселенным Кавказом и обширной Русской равниной, играли важную роль в древнейшей истории нашей страны.
Расширение полевых работ на этой территории в 1930-е и 1950-е годы привело к открытию более чем пятидесяти палеолитических местонахождений (Борисковский и Праслов, 1964). Здесь теперь известны такие интересные памятники, как позднепалеолитические стоянка и костище близ Амвросиевки, позднепалеолитические стоянки в Каменной балке близ с. Недвиговки, мустьерские поселения близ хут. Рожка, домустьер-ские местонахождения на Сев. Донце и т. д. Все эти памятники сосредоточены на небольшой площади, ограниченной на западе бассейном Миуса, а на востоке Нижним Подоньем, т. е. находятся полностью в пределах выделяемой географами Нижне-Донской географической области (Калесник, 1946).
В морфологическом отношении этот район представляет собой довольно плоскую равнину, имеющую слабый уклон в сторону Азовского моря. Однообразный рельеф, характеризующий Северо-Восточное Приазовье и Нижний Дон, позволяет объединить обе эти территории в единую географическую область (Самохин, 1940; Калесник, 1946; Панов, 1962, 1964). Северо-Восточное Приазовье, отрезанное от Причерноморской низменности Приазовской возвышенностью в районе Бердянска и Жданова, самостоятельного геоморфологического значения не имеет. Оно входит, по мнению С. В. Калесника (1946, стр. 24), в выделяемую им Доно-Маныч-скую низменность, а по мнению Д. Г. Панова, проделавшего более детальное геолого-геоморфологическое расчленение территории Нижнего Дона и Сев. Кавказа, в «морфоструктуру Азовской антеклизы» (1964, стр. 113).
Погружение древнего кристаллического фундамента на большую глубину (в районе Таганрога до 500 м) обусловило то, что основную роль в строении рельефа этой территории играют мезозойские и кайнозойские отложения. Слабая дислоцированность плотных третичных пород и особые геологические условия в антропогене определили равнинный^харак-тер четвертичного рельефа.
Небольшое расстояние между крайними пунктами палеолитических находок в пределах одного геолого-геоморфологического района (рис. 1) повышает интерес к этим находкам, поскольку появляется возможность создания локальной стратиграфической схемы размещения палеолити
3
ческих памятников в отложениях четвертичного (антропогенового) периода. Этот интерес еще больше усиливается в связи с тем, что в данном районе имеется возможность увязывать историю формирования четвертичных континентальных отложений с историей Понто-Каспия, а следовательно, и с историей обширного Средиземноморского бассейна (Попов, 1947, 1948, 1955, 1961; Федоров, 1961, 1963а, 19636). Наибольшее значение при решении этих вопросов имеют памятники раннего палеолита.
Рис. 1. Карта раннепалеолитических памятников Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона.
1 — Амвросиевна; 2 — Белояровка; 3 — Новоклиновка II; 4 — Успенка; 5 — Лысо-горка III; 6 — Матвеев-Курган; 7 — Бессергеновка; 8 — Носово I; 9 — Боково; 10—12 — Рожок I—III; 13 — Левинсадовка; 14 — Беглица; 16 — Лакедемоновка; 16 — хут. Чапаева;
17 — Христофоровна; 18 — Веселое; 19—22 — Герасимовна, Дорогановка, Греческие Роты, Вечность; 23 — Александровская коса; 24 — Елизаветинская; 25 — Хрящи; 26 — Михайловское; 27 — Константиновка; 28 — Соленовский котлован; 29 — Нагавская И;
30 — Большая Козлова балка; 31 — Цыганский хутор.
Позднепалеолитические памятники в большей части приурочены к «немым» верхнечетвертичным покровным отложениям, пока не поддающимся какому-либо стратиграфическому расчленению, что затрудняет обоснование их возраста геологическими методами.
В данной работе автор ограничил свою задачу изучением только раннепалеолитических памятников на территории Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона, оставляя в стороне чрезвычайно интересные материалы по позднему палеолиту и материалы по соседним территориям, в частности по Донбассу (Ефименко, 1927, 1935; Замятнин, 1953). Последние, особенно теперь — после открытия В. Н. Гладилиным богатейших мустьерских и более поздних местонахождений близ с. Антоновки (Гладилин, 1966а, 19666), представляют собой самостоятельную тему, тем более что с точки зрения геоморфологического районирования Донбасс выде
4
ляется в своеобразную самостоятельную область (Калесник, 1946; Панов, 1962, 1964).
Настоящая работа была начата в Таганрогском краеведческом музее и закончена в Секторе палеолита Ленинградского отделения Института археологии АН СССР.
С чувством глубокой признательности автор отмечает повседневное содействие, дружескую поддержку и помощь, которые ему оказывали при подготовке данной работы сотрудники Таганрогского краеведческого музея, Сектора палеолита, а также геологи Четвертичного отдела Геологического института АН СССР в Москве и Волго-Донского территориального геологического управления в Ростове.
Иллюстрации к работе выполнены художниками А. К. Филипповым, Н. Я. Сейман и Т. Е. Трошкиной. Всем им автор выражает самую сердечную признательность.
Глава 1
ИСТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ
История открытий палеолитических памятников на территории Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона целиком связана с работами советских археологов.
Первые палеолитические находки были сделаны М. И. Артамоновым в 1929 г. в районе Золотой косы на северном побережье Таганрогского залива (Сообщ. ГАИМК, 1931, № 3, стр. 30). Однако они не получили должной оценки в археологической литературе, поскольку кремни были отнесены к эпохе бронзы.
Просмотр коллекцйи с Золотой косы, хранящейся в фондах Государственного Эрмитажа (коллекции СКАЭ 1929 г.), позволил автору выделить в ней мустьерский остроконечник, боковое скребло и пластинчатый отщеп (рис. 63, 7, 8, 10). Датировка остроконечника и скребла мустьерским временем не вызывает сомнений. На пластинчатом отщепе, который, может быть, и был изготовлен одновременно с остроконечником и скреблом, имеются следы более поздней подправки, нанесенной, по-видимому, в эпоху бронзы, а возможно, и позже. Дело в том, что на протяжении XVIII—XIX вв. местные жители отыскивали места скопления кремней и употребляли последние в качестве кресал. Об этом мы находим красноречивые записи со слов местных жителей в отчете М. А. Миллера за 1927 г. (Архив ЛОИА, ф. 2, д. 124), а также в переписке азовского губернатора И. А. Толстого с боярином Т. Н. Стрешневым, возглавлявшим Разрядный приказ в Москве в начале XVIII в.
«В нынешнем 1706 году в 12 день к великому государю к Москве в Разряд в статьях через почту писано, что в Азове и в Троецком (так назывался Таганрог, — Н. П.) у великого государя в казне кременья ничего нет и такого камня на кремни около Азова и Троецкого и в донских казачьих городках не сыскано, а во время нужды всеконечно кремни надобны, а сколько их надобно — о том писано в вышеписанной почте, а ныне полковники кремней просят солдатам к фузеям для учения стрельбе непрестанно, а давать нечего», — жаловался И. А. Толстой (ЦГАВМФ, ф. 177, д. 88, ч. II, стр. 664).
Однако поиски кремня не все время были безрезультатными. Это видно из следующего документа: «Да в нынешнем 708 году сыскано на речке Тузловой, которая близ Троицкого, кремня, и тех кремней набрано и привезено в Троицкой 11 550 больших и малых, а тех кремней в Троицком разбивать некому, и для разбивки тех кремня надобны в Троицкой мастеры, которые к тому делу заобычно» (ЦГАВМФ, ф. 176, д. 30, ч. I, стр. 604).1
1 Пользуюсь случаем выразить благодарность А. А. Пушкаренко, любезно указавшему автору на существование этих документов.
6
Таким образом, этими двумя документами засвидетельствованы специальные поиски кремневого сырья на исследуемой территории в начале XVIII в. и существование специальных мастеров по обработке кремня. Это должно настораживать при оценке возраста вновь открываемых здесь кремневых мастерских. Очевидно, их материалы охватывают гораздо больший период и не ограничиваются рамками каменного века и эпохи бронзы, к которым относят их обычно исследователи (например: Борис-ковский, 19536, 1957, 1963; Касымов, 1962).
Если первые находки раннего палеолита на территории Приазовья не привлекли внимания специалистов, то гораздо больше повезло находке кремневого отщепа близ станции Бессергеновка, немного восточнее г. Таганрога.
Прекрасные обнажения четвертичных пород, протянувшиеся вдоль северо-восточного побережья Таганрогского залива, постоянно вызывали и вызывают интерес геологов. Изучая в 1934 г. отрезок побережья между станцией Морская и г. Таганрогом, В. И. Громов близ станции Бессергеновка нашел in situ в береговом обрыве, на 10 см выше нижней ископаемой почвы, в «лёссе», на глубине 15—17 м, кремневый отщеп с четко выраженными признаками искусственного расщепления. Значение этой находки было верно оценено всеми исследователями палеолита (Громов, 1937, 19406, 1948; Замятнин, 1937; Воеводский, 1952; Борисковский, 1957) и вызвало пристальное внимание к территории Северо-Восточного Приазовья. И это не удивительно, так как бессергеновский отщеп явился всего лишь четвертой находкой раннего палеолита (после Щеркула, Красного Яра и Кодака) на территории Русской равнины.
В том же 1934 г. В. И. Громовым были собраны древнепалеолитические кремни близ станции Матвеев-Курган в долине Миуса, в 60 км севернее г. Таганрога (Громов, 1948, стр. 253). Эти находки связывались с «верхнеплиоценовыми» галечниками и определялись как «эолитоподобные кремни». Однако более поздними работами С. Н. Замятнина (1953), П. И. Борисковского (19536, 1957) и автора (Праслов, 1962) здесь установлено мустьерское местонахождение, приуроченное к покровным суглинкам; связь обработанных кремней с галечниками подвергнута сомнению (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 14).
Ученицей В. И. Громова В. А. Хохловкиной в 1934—1935 гг. открыто палеолитическое местонахождение у с. Лакедемоновки, на левом берегу Миусского лимана. По словам В. А. Хохловкиной, находки были приурочены к погруженной части ископаемой почвы (Громов, 1940а, стр. 89) и к «так называемому рисскому лёссу» (Хохловкина, 1940, стр. 80). Как я убедился при обследовании Лакедемоновского местонахождения, ситуация, описанная В. А. Хохловкиной, не соответствует действительности и ввела в заблуждение В. И. Громова, ссылавшегося на данный пункт как на достоверный факт существования мустье в миндель-риссе (Громов, 1940а, стр. 89; 1948, стр. 252).
Одновременно с находками на побережье первые открытия делаются и в глубине приазовских степей. В 1935 г. В. М. Евсеев обнаружил Амвросиевскую позднепалеолитическую стоянку 2 (Евсеев, 1947; Бо-рнсковский, 19536; Пидопличко, 1953; Ефименко, 1953). Очевидно, в это же время В. М. Евсеевым найдено ручное рубило, описанное позже С. Н. Замятниным (1951, 1953). Все эти открытия окончательно утвердили факт существования палеолитического человека на территории Северо-Восточного Приазовья и вызвали работы Азово-Черноморской экспедиции, рганизованной Институтом археологии и Институтом геологических
- Как местонахождение’ костей зубров этот пункт • был отмечен геологом г>. Ф. Меффертом еще в 1912 г.
7
наук АН УССР под руководством О. Н. Бадера. Экспедиция работала с 1936 по 1939 г. (Бадер, 1937, 1950).
Несколько западнее г. Таганрога, у хут. Широкина, в 1936 г. сотрудником экспедиции Д. 3. Галичем под 12-метровой толщей лёссовидных суглинков в гумусированном слое было обнаружено несколько раздробленных костей животных, в том числе молодого мамонта. Находка дала возможность О. Н. Бадеру выразить надежду, «что мы имеем дело с палеолитической стоянкой» (1937, стр. 144). Однако последующие работы это не подтвердили (Бадер, 1950, стр. 174).
Важную роль в изучении палеолита Приазовья сыграла поездка С. Н. Замятнина, состоявшаяся в 1938 г. Она, правда, оказалась малорезультативной с точки зрения новых полевых открытий (Лунин, 1949, стр. 8), но только благодаря ей было правильно оценено значение раннепалеолитических находок близ Амвросиевки и Матвеева-Кургана (Замятнин, 1953, стр. 250—255) и была поставлена задача систематических поисков раннего палеолита на данной территории.
Из довоенных работ необходимо отметить еще раскопки Амвросиев-ской позднепалеолитической стоянки, проведенные И. Г. Пидопличко в 1940 г. (Евсеев, 1947; Рудинська, 1948; Борисковский, 19536).
Великая Отечественная война 1941—1945 гг. прервала исследования в Северо-Восточном Приазовье, так же как и на остальной территории европейской части СССР.
Новый этап в изучении палеолита Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Подонья связан с работами П. И. Борисковского и Г. И. Борецкого (Борисковский, 1952, 1953а, 19536; Горецкий, 1952; Павлова, 1952). Оба исследователя одновременно и независимо друг от друга в 1949— 1952 гг. открыли ряд интересных палеолитических памятников: П. И. Борисковский в бассейне Миуса и Тузлова, а Г. И. Горецкий в бассейне Нижнего Дона.
Параллельно с раскопками позднепалеолитических стоянки и костища близ Амвросиевки П. И. Борисковский организовал разведки на окрестных территориях, подвергнув обследованию значительные площади выходов коренных меловых отложений с месторождениями кремня, а в 1952 г. побывал и на палеолитических местонахождениях морского побережья у станции Бессергеновка и у Лакедемоновки.
За время работ (1949, 1950 и 1952 гг.) П. И. Борисковским открыты 4 местонахождения мустьерского времени и несколько позднепалеолитических и неолитических пунктов. (Борисковский, 1957) и собраны дополнительные материалы на ранее известных памятниках. Новые мустьерские памятники выявлены на берегах Крынки, Миуса и Тузлова (рис. 1, 2—5). Одно из местонахождений расположено недалеко от Амвросиевки, напротив хут. Новоклиновки, на площади позднепалеолитической кремневой мастерской Новоклиновка II. На том же правом берегу, ниже по течению р. Крынки, мустьерские изделия найдены в окрестностях сел Бело-яровки и Успенки (Борисковский, 19536, стр. 78—80; 1957, стр. 137). Четвертое мустьерское местонахождение открыто на правом берегу Тузлова, у с. Лысогорки.
Примерно в 200 км восточнее района находок П. И. Борисковского раннепалеолитические материалы собраны Г. И. Борецким в устье Сев. Донца и на Дону (Горецкий, 1952). Под обнажением и in situ в отложениях III надпойменной террасы Сев. Донца Г. И. Горецкий обнаружил выразительные изделия ашело-мустьерского облика у хуторов Хрящи и Михайловского. Несколько мустьерских изделий собрано у станицы Константиновская. К 1952 г. относится случайная находка мустьерского остроконечника на леваллуазском треугольном отщепе в пойме Дона близ станицы Елизаветинская (Шилов, 1956).
8
Новым толчком для изучения палеолита на исследуемой территории послужило открытие И. С. Каменецким в 1956 г. позднепалеолитического местонахождения в долине р. Донской Чулек (Каменецкий, 1964). Это местонахождение, доставившее выразительный каменный инвентарь, расположено на левом берегу Донского Чулека близ впадения его в Мертвый Донец — старое русло Дона.
Последующие разведки в окрестных территориях позволили М. Д. Гвоз-довер выявить в 1957 г. неподалеку от Чулекского местонахождения несколько новых позднепалеолитических стоянок. И с этого времени она начинает вести здесь систематические разведки и раскопки, которые продолжаются и в настоящее время (Гвоздовер, 1959, 1961, 1964).
В эти же годы несколько пунктов позднепалеолитического времени открыто Н. К. Алексеевым. Наибольший интерес среди них вызывают находки близ Рогожкинского рыбхоза (Гвоздовер, 1959, стр. 6; Борис-ковский и Праслов, 1964) и в долине р. Мокрый Чалтырь.
Начиная с 1959 г. в Северо-Восточном Приазовье в течение шести полевых сезонов работала археологическая экспедиция Таганрогского краеведческого музея под руководством автора настоящей работы. Экспедицией были обследованы бассейны рек Самбека и Миуса, побережье Таганрогского залива от станции Морская на востоке и до станицы Буденновской на западе, детально обследованы берега Миусского лимана, проведено несколько кратковременных экскурсий в пределы Нижнего Дона. В результате были открыты новые памятники каменного века (Праслов, 1962, 1964а, 19646; Борисковский и Праслов, 1964). На некоторых из них проведены раскопки и получены хорошо стратифицированные материалы.
В 1965—1966 гг. автор, работая в составе Астраханской экспедиции, провел разведки и обследование уже известных палеолитических памятников в бассейне Нижнего Дона. Разведками открыты три новых раннепалеолитических памятника недалеко от станции Котельниково на берегах Курмоярского убежища Цимлянского водохранилища и у станицы Нагавской. Особое внимание уделялось изучению местонахождений у Хрящей и Михайловского на Сев. Донце. Здесь собраны новые дополнительные материалы, значительно увеличившие объем коллекций, и проведены более детальные исследования условий залегания археологических находок.
Итак, за время работ 1929—1966 гг. на территории Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона обнаружено более 30 раннепалеолитических памятников, 17 из них открыто автором в самые последние годы. Не все известные в настоящее время памятники представляют одинаковый интерес: одни имеют хорошо сохранившийся культурный слой и лежат в четких геологических условиях, другие — совершенно разрушены и фиксируют лишь пункты обитания первобытных людей.
При полевых исследованиях наибольшее внимание, естественно, уделялось тем памятникам, где можно было собрать не только коллекцию каменных орудий, но и попытаться выяснить время изготовления последних и тем самым подойти к решению вопроса о хронологии раннего палеолита на данной территории. Сознавая, что решение это возможно лишь в результате выяснения четвертичной хронологии, представляющей собой по образному выражению Ф. Цейнера (1963, стр. 9) о часы, отсчитывающие археологическое, или, точнее говоря, палеолитическое время, автор отдавал себе отчет в том, что, создавая такие «часы», было бы нелогично исходить именно из тех событий, для датировки которых они предназначаются, поэтому в своих исследованиях стремился как можно тщательнее выяснять геологические условия залегания археологического материала.
9
При решении этих вопросов автор широко пользовался консультациями геологов. Только в самое последнее время (1961—1966 гг.) геология палеолитических памятников Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона изучалась В. И. Громовым, Г. И. Горецким, М. Н. Грищенко, Г. И. Поповым, И. К. Ивановой, Н. А. Лебедевой, О. П. Добродеевым, А. А. Величко, В. М. Муратовым, Т. Д. Морозовой, К. В. Никифоровой, П. В. Федоровым, А. Л. Чепалыгой, Ю. М. Васильевым, Л. П. Александровой, В. А. Вронским, Ю. Ф. Деевым, В. И. Подгородниченко и др.
И веерке, несмотря на такие усилия при решении проблемы хронологии и периодизации раннего палеолита на данной территории, приходится признать, что основные выводы имеют еще очень много спорного. Стремление к большему уточнению хронологических рамок отдельных памятников или геологических слоев, их содержащих, постоянно вызывает возражения со стороны ряда исследователей. Причем спорящие стороны обосновывают свои взгляды данными одинакового уровня. Следовательно, невозможно отдавать предпочтение одним выводам перед другими. Очевидно, это каждый раз говорит о том, что наиболее достоверные выводы возможны лишь в определенных рамках. Их сужение снижает достоверность выводов и повышает возможность ошибок. Это всегда автор имел в виду.
Отсутствие достаточных средств для раскопок известных памятников и для проведения систематических разведок в сильной степени ограничивало возможности полевых исследований, что, разумеется, ограничивает и выводы. На многих памятниках необходимы дополнительные работы.
Несмотря на это, район Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона, где уже известны памятники домустьерского, мустьерского и позднепалеолитического возраста, приобрел важное значение в освещении многих вопросов древнейшей истории нашей страны.
Глава II
КРАТКИЙ ОЧЕРК ГЕОЛОГИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ПРИАЗОВЬЯ И НИЖНЕГО ДОНА В СВЯЗИ С ИСТОРИЕЙ ИСКОПАЕМОГО ЧЕЛОВЕКА
Высокие желто-бурые береговые обрывы Азовского моря, почти не защищенные от сильного воздействия прибойных волн, удобны для геологического изучения. На это обратили внимание еще в середине XIX в. Лё Илей (Le Pley, 1842), Мурчисон (Мурчисон и др., 1849), Бар-бот де Марии (1869), Т. Бельт, впервые выделившие в Приазовье четвертичные отложения и даже сделавшие попытку расчленения их на более мелкие горизонты.1 Позже исследователи не только выделяют четвертичные отложения, но и высказывают свои соображения об их генезисе и геологическом возрасте (Соколов, 1895, 1904; Sokolow, 1902). В дальнейшем разрабатывается стратиграфическая схема четвертичных отложений, уточняется их генезис и связь с элементами геоморфологии (Богачев и Шишкина, 1919; Лисицын, 1914, 1923; Православлев, 1928; Бондарчук, 1931, 1933; Москвитин, 1932; Громов, 1940а, 19406; Хохловкина, 1940). Классические работы Н. А. Соколова, В. Г. Бондарчука, В. И. Громова сохраняют интерес до настоящего времени.
Наиболее полная характеристика четвертичных >(антропогеновых) отложений Приазовья и Нижнего Дона и наиболее обоснованная стратиграфическая схема, отражающая современный уровень наших знаний, дана в работах Г. И. Попова (1947, 1948, 1955, 1961, 1963). Схема Г. И. Попова положена в основу данного исследования, с той только разницей, что вслед за В. И. Громовым и другими геологами нижнюю границу антропогена автор склонен опустить до подошвы хапровских отложений, условно соответствующих виллафранку Западной Европы (Громов, Краснов и др., 1961). Не вдаваясь глубоко в дискуссию по этому вопросу, хорошо освещенному в статье Ю. А. Лаврушина (1966), автор считает, что, помимо сопоставления фаунистических комплексов, необходимо учитывать все более участившиеся находки каменных изделий и остатки древнейших ископаемых гоминид на территории Западной Европы и Африки, связываемые с виллафранкскими отложениями (Arambourg, 1950; Arambourg et Balout, 1952; Agache et Bourdier, 1959; Biberson, 1962; Coon, 1963; Иванова, 1965).
В СССР, как уже упоминалось, виллафранку соответствует хапров-ский фаунистический комплекс, впервые выделенный на материалах Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона В. И. Громовым из так называемых хапровских песков. Н. А. Соколов (1895, 1902, 1904), В. В. Богачев (1919, 1923), Л. Хмелевская (1927), А. И. Москвитин
1 Наиболее полную справку по истории исследований четвертичных отложений Приазовья можно найти в статье В. Г. Бондарчука «Каыпйсю поклади шв-шчно-схщного узбережжя Оз1вського моря» (1931).
И
(1932) и В. Г. Бондарчук (1931, 1933) рассматривали эти пески как единую толщу с палюдиновыми слоями морского побережья. В. И. Громов (1933, 1936а, 19366 и 1937) и Г. Ф. Мирчинк (1932, 1936) убедительно доказали самостоятельное стратиграфическое значение этих песков.
Основными руководящими видами хапровского фаунистического комплекса (по В. И. Громову) являются Anancus arvernensis Cr. et Job., Archidiskodon cf. planifrons (Falc.)==Archidiskodon meridionalis Nesti, Equus stenonis Cocchi, Trogontherium cuvieri Fisch, и др. [полный список можно найти в работе В. И. Громова (1948, стр. 44—50) |.
Хапровская терраса — это наиболее высокая (40—50 м) терраса северного побережья Азовского моря и Нижнего Дона. Она тянется по правому склону долины Дона от станции Аксай до станции Семерниково (Попов, 1947, стр. 20) и далее — в районе станций Хапры, Ливенцовка (Янькова, 1959), Недвиговка, Морская и около г. Таганрога (Валовая балка). В 1961 г. хапровские пески зафиксированы автором в 50 км западнее г. Таганрога в карьерах правого берега р. Мокрый Еланчик близ с. Весел о-Вознесенки.
В общем виде хапровская терраса на участке Таганрог—Ростов может быть охарактеризована следующим образом.
Цоколь террасы представляет собой поверхность размыва коренных пород (сармат, меотис и даже понт). Высота его достигает 15—20 м над ур. м. На цоколе повсюду прослеживается галечник, состоящий из разных кремневых и кварцевых галек, гравия и слабо окатанного щебня сарматского, меотического и понтического известняков. К этому горизонту приурочена основная масса находок костей ископаемых животных. Мощность галечника от 0.2 до 0.5 м. Выше залегают белые и серовато-белые разнозернистые (в основном мелкозернистые), разнослоистые пески мощностью до 10 м и более, также содержащие остатки костей. Эти пески повсеместно перекрыты серо-зеленоватыми и красно-бурыми скифскими глинами с хорошо выраженными ископаемыми почвами. Как правило, на все остальные поздние отложения приходится не больше 2—3 м.
В глубине приазовской степи остатки животных хапровского комплекса обнаружены В. И. Громовым в галечниках карьеров близ Матвеева-Кургана (Громов, 1948, стр. 43, 253). В 1934 г. им здесь собрано несколько «эолитоподобных» кремней (там же, стр. 253), по мнению П. П. Ефименко, «на 85% сделанных руками человека» (Хохловкина, 1940, стр. 75). К сожалению, сейчас трудно установить, откуда происходят те кремни, которые определял П. Й. Ефименко. Ведь позднее здесь выявлено выразительное мустье (Замятнин, 1953; Борисковский, 19536, 1957; Праслов, 1962). Если бы действительно удалось доказать существование обработанных кремней из галечников Матвеева-Кургана, то их можно бы было сопоставить с подобными находками в Западной Европе и Африке, и этот факт стал бы неоценимым при решении многих вопросов, связанных с наиболее ранними этапами истории человечества на территории нашей страны.
Такая сравнительно подробная характеристика отложений хапровской террасы дана здесь с целью привлечь к ее исследованиям внимание специалистов по каменному веку. До сих пор этими отложениями занимались только геологи.
Следующей, несколько более молодой, чем хапровская, является ногайская терраса (Топачевский, 1965; Лебедева, 1965). Она выделена в береговых обрывах Азовского моря западнее г. Жданова. В Северо-Восточном Приазовье и на Нижнем Дону эта терраса, к сожалению, пока не выделена.
Детальный анализ видового состава ногайской фауны позволил В. А. Топачевскому сделать ряд очень существенных выводов о характере ландшафта и климата в то время. По мнению этого исследователя, ногай
12
ская фауна представлена в основном обитателями открытых пространств с преобладанием «ксерофильных теплолюбивых форм» (Топачевский, 1965, стр. 149). Никаких существенных изменений климата в сторону похолодания по сравнению со временем существования хапровского фаунистического комплекса не отмечается.
Присутствие в составе ногайского фаунистического комплекса высокоспециализированных выхухолей Desmana thermalis Kormos, корнезубых полевок Mimomys intermedins Hint, и примитивных Allophajomys pliocaenicus Korm. сближает его с кромерской теплолюбивой фауной Западной Европы (Громов, Алексеев и др., 1965, стр. 9). Из крупных млекопитающих для ногайской толщи указаны находки поздней формы южного слона Archidiskodon meridionalis Nesti (Гарутт, 1954), Elasmothe-rium caucasium Borissjak, Megaloceros sp., Eguus sp., Bison sp. (Топачевский, 1965).
В покровных отложениях, погребающих пески с ногайской фауной, отмечаются красноцветные ископаемые почвы (Лебедева, 1965, стр. 114— 116).
Более поздними, чем ногайские, на исследуемой территории являются отложения бакинско-чаудинской террасы, выделенной в Приазовье в самое последнее время (Попов, 1963; Попов, Грищенко и др., 1964; Праслов, 1964а; Лебедева, 1965). Обнажения этой террасы наблюдаются у с. Гера-симовки на берегу Миусского лимана и между хут. Боково и с. Весело-Вознесенкой, недалеко от Кривой косы на северном берегу Таганрогского залива. Предшествующие исследователи (Соколов, Лисицын, Бондарчук, Москвитин, Хохловкина) объединяли данную террасу с древнеэвксинской. Однако дополнительное изучение указанных обнажений с учетом геологогеоморфологических материалов и состава пресноводных и солоноватоводных моллюсков позволяет выделить ее в самостоятельную, более раннюю, чем древнеэвксинская.
Главными особенностями бакинско-чаудинской террасы («платовской», по Н. А. Лебедевой) является довольно высокое положение кровли морских отложений (12—15 м), относительно высокое положение цоколя (4—6 м), наличие ярко выраженных красноцветных суглинков с ископаемыми почвами в верхней части разрезов и, наконец, особый состав моллюсков.
Определением фауны моллюсков из обнажений у сел Герасимовки и Весело-Вознесенки занимались В. В. Богачев, Г. И. Попов, А. Л. Че-палыга и П. В. Федоров. На основании присутствия в составе коллекции Н. А. Лебедевой Didacna pleistopleura Davitash. В. В. Богачев высказывался за чаудинский возраст фауны в целом (Лебедева, 1965, стр. 122). К такому же выводу, изучая главным образом вивипар и унионид, приходит Г. И. Попов (Попов, 1963; Попов, Грищенко и др., 1964, стр. 29). Близкой точки зрения придерживается и А. Л. Чепалыга, сопоставляя фауну Герасимовки и Весело-Вознесенки с тираспольским комплексом.
Иную позицию в оценке возраста морских отложений у Герасимовки и Весело-Вознесенки занимает П. В. Федоров. Он считает их древне-эвксинскими (Федоров, 19636, 1965), присоединяясь к выводам исследователей 30-х годов. По его мнению, различия в фауне моллюсков между стратотипическим разрезом древнеэвксинских отложений у станции Бессергеновка и разрезами у Герасимовки и Весело-Вознесенки связаны •с различными условиями их обитания (Федоров, 1965, стр. 155). Разное положение морских и лиманных отложений по отношению к современному уровню моря П. В. Федоров объясняет последующими тектоническими деформациями и первичными неровностями рельефа.
Герасимовка и Бессергеновка расположены рядом (рис. 1). Опреснение морского бассейна здесь, вероятно, являлось одинаковым. Наблюде
13
ние над положением в данном районе плотных третичных известняков указывает на то, что на всем побережье Северо-Восточного Приазовья тектоника была единой. Следовательно, выводы П. В. Федорова нельзя признать убедительными. Нужно учитывать также, что именно к этой террасе в районе с. Весело-Вознесенки, по наблюдениям Н. А. Лебедевой, прислоняются две более молодые террасы: Вознесенская и бессерге-новская (1965, стр. 122). И хотя самостоятельное стратиграфическое значение Вознесенской террасы, выделенной только в одном разрезе, пока нельзя считать окончательно установленным, Лебедева указывает, что между бакинско-чаудинской и древнеэвксинской террасами отмечается перерыв. Этот перерыв подчеркивает разницу во времени между ними.
Находка в песках Герасимовки, перекрытых горизонтально-слоистыми глинами с несколькими формами бакинско-чаудинских дидакн (Didacna baericrassa Pavl., D. subpallasi Prav., D. cf. delenda Bog., D. aff. artemiana Bog., D. pseudocrassa Pavl., D. miussica Popov, D. ex gr. parvula Nal.; Федоров, 1965, стр. 153), остатков слона Archidiskodon wiisti (Праслов, 1964a) и пресноводных моллюсков (Unio crassus Betz., U. batavus pseudo-crassus Haas., U. aff. pictorum emigrans Bog., Anadonta piscinalis L., Sphaerium rivicola Leach., Viviparus fasciatus Mull., V. cretzestiensis Pavl., V. zickendrathi Pavl., Viviparus sp. — определение А. Л. Чепа-лыги), позволяет сопоставлять их с отложениями шестой и пятой террас Северо-Западного Причерноморья, характеризуемыми тираспольским фаунистическим комплексом (Громов, 1948), который довольно убедительно сопоставляется с фаунистическими комплексами главного слоя Зюссен-борна (ГДР) и верхнего слоя Мосбаха (ФРГ), т. е. относится к миндель-скому времени (Громов, Алексеев и др., 1965, стр. 10—11; Константинова, 1965, стр. 52—53).
Фауна мелких млекопитающих, собранная в песках Герасимовки и Весело-Вознесенки, содержит остатки цементных форм корнезубых полевок рода Mimomys, слепушонок рода Ellobius, серых полевок рода Microtus и степных пеструшек рода Lagurus (?). По мнению И. М. Громова (устное сообщение), эта фауна относится к посленогайскому времени и может сопоставляться с хаджибейским комплексом, выделенным А. И. Шевченко (1963, 1965).
Под обнажением бакинско-чаудинской террасы у с. Герасимовки собрано несколько наиболее древних для Русской равнины палеолитических каменных изделий (Праслов, 1964а). К сожалению, комплекс изделий немногочислен и маловыразителен (Борисковский и Праслов, 1964). Однако тот факт, что этот комплекс связан с обнажением бакинско-чаудинской, а не древнеэвксинской террасы, представляет значительный интерес.
Наиболее широкое распространение в Приазовье имеет древнеэвксин-ская терраса. На Нижнем Дону ей соответствует мариипская терраса, выделенная Г. И. Поповым. Обе террасы являются цокольными. В стратотипическом районе (Бессергеновка, Таганрог) высота цоколя древнеэвксинской террасы не превышает 2 м над современным уровнем моря. На цоколе лежат сравнительно маломощные палюдиновые пески (около 2 м), перекрытые горизонтальнослоистыми морскими и лиманными осадками, кровля которых никогда не превышает 6 м. Наиболее типичными для древнеэвксинских отложений и аллювия мариинской террасы являются Vnio pictorum L., U. tumidus (Retz.) Rossm., U. tumidus euxinica nov. var., U. batavus hassiae Haas., U. crassus (Retz.) Rossm. в сочетании с Cor-biculafluminalisMull., DreissenapolymorphaPall., Paludina (Viviparus) dilu-viana Kunth., P. Sokolovi Pavl., P. tiraspolitanaPavi., P. fasciata Mull, и ныне живущими здесь видами родов Sphaerium, Pisidium, Lithoglyphus*
14
Theodoxus, Valvata и др. (Бондарчук, 1931, 1933; Попов, 1947; Чена лига, 1965). Изредка встречается Didacna nalivkini Wass.
По составу моллюсков Г. И. Попов считает древнеэвксинско-мариинские отложения Приазовья и Нижнего Дона аналогом нижнехазарских отложений Прикаспия (Попов, 1961). В бассейне Верхнего и Среднего Дона они соответствуют аллювиальной свите IV надпойменной террасы.
Континентальный покров древнеэвксинской террасы представлен бурыми суглинками и супесями с несколькими горизонтами ископаемых почв преимущественно черноземного облика. Лишь самая нижняя почва имеет красноватый оттенок. Этим самым покровные отложения, развитые на древнеэвксинской террасе, сильно отличаются от покровных отложений на бакинско-чаудинской террасе, где преобладают красноцветные тяжелые суглинки с красноцветными ископаемыми почвами, а бурые позднечетвертичные суглинки отмечаются лишь в самом верху.
С покровными отложениями древнеэвксинской террасы связаны палеолитические находки у станции Бессергеновка.
В нескольких местах по северному побережью Таганрогского залива, в основном в устьях степных рек, к древнеэвксинской террасе прислоняется более молодая терраса, названная Н. А. Лебедевой «беглицкой» (1965, стр. 130—133). По строению покрова она сильно напоминает древне-эвксинскую, однако отличается от нее отсутствием нижней красновато-коричневой почвы и более глубоким врезом — цоколь лежит везде под урезом моря. Бровка этой террасы по сравнению с высотой древнеэвксинской террасы несколько снижена. Она не превышает 15—17 м, в то время как высота древнеэвксинской террасы более 20 м.
Хорошие разрезы этой террасы имеются в районе 16-го участка Бег-лицкого рыбхоза и в устье Сухого Еланчика.
В верхней части выступающих над современным урезом залива серозеленоватых глин близ Беглицкой косы из этой террасы собраны Dreis-sena polymorpha Pall., Sphaerium rivicola L., Pisidium ammicum Mull., Valvata piscinalis Mull., Planorbis planorbis L., Unio pictorwn L. и Viviparus ex gr. fasciatus Mull. По сравнению с древнеэвксинским данный комплекс является обедненным, что, по-видимому, указывает на большее опреснение. Самый верх этих глин размыт, и по контакту с вышележащими суглинками собраны костные остатки ископаемой лошади, благородного оленя, зубра и слона. Именно отсюда происходит нижняя челюсть поздней формы Elephas trogontherii Pohl.
В покрове беглицкой террасы отчетливо выделяется мощная сдвоенная ископаемая почва, которая большинством исследователей относится к микулинскому (рисс-вюрмскому) межледниковью. Выше этой почвы прослеживаются еще два слабо выраженных горизонта ископаемых почв; в разрезе у Бессергеновки их больше. Они, видимо, отражают резкие климатические колебания начала последнего (вюрмского=валдайского) оледенения, зафиксированные в Западной и Центральной Европе рядом интерстадиалов. У Беглицкой косы в нижнем горизонте ископаемой почвы ранневюрмского времени найден своеобразный леваллуазский нуклеус мустьерской эпохи (Иванова и Праслов, 1963).
В 1966 г. терраса с аналогичным стратиграфическим положением установлена на Сев. Донце. Она прислонена к мариинской террасе, и с ней связаны раннепалеолитические находки у хуторов Хрящи и Михайловского. Это III надпойменная терраса Дона. Более подробно сведения о ней будут изложены в третьей главе.
Следующей, геоморфологически четко выраженной в Приазовье и на Нижнем Дону является довольно низкая, 7—10-метровая терраса, названная для Приазовья левинсадовской. Она сохранилась лишь на отдельных участках открытого побережья, в основном в районе кос (Александров
15
ская коса, Золотая коса), а также на побережье Миусского лимана в урочище Левинсад, где была впервые описана, и на правом берегу Миусского лимана у переправы. Для нее характерно низкое положение подошвы аллювия и морских осадков (около 20 м ниже современного уровня моря) и простое строение покровных континентальных отложений, включающих только один горизонт ископаемой почвы и кое-где прослойку вулканического пепла (Праслов, 1964а). Этим она очень резко отличается от древнеэвксинской и беглицкой террас. Аналогичная терраса Нижнего Дона и Маныча хорошо изучена Г. И. Поповым и сопоставляется с каран-гатской террасой Черного моря.
Левинсадовская низкая терраса является наиболее молодой террасой, с которой связаны мустьерские находки, обычно приуроченные к самым низам покровных суглинков и лежащие на уровне современного моря (Праслов, 1964а). В ней отмечаются и позднепалеолитические находки (Левинсадовка, Мураловская стоянка), но они залегают стратиграфически выше ископаемой почвы, делящей покровные суглинки этой террасы на два горизонта.
Позднемустьерские находки в Левинсадовке подстилаются мощной пачкой глин с Cardium edule, Planorbis planorbis, P. spirorbis (Праслов, 1964a). Немного восточнее аналогичная терраса разбурена геологами Волго-Донского управления в устье р. Самбека. Там в составе фауны отмечена Nassa reticulata L. Еще дальше на северо-восток эта терраса смыкается со II надпойменной террасой Нижнего Дона и Маныча (Попов, 1947). Западнее Миусского лимана, по-видимому, эту террасу наблюдали К. И. Лисицын (1923) и В. Г. Бондарчук в устьях рек Кальмиус и Молочная (Бондарчук, 1931, стр. 152—153). Там она также характеризуется простым строением покровных суглинков и невысокой бровкой (6 м). В. Г. Бондарчук приводит довольно обширный список фауны моллюсков для этой террасы, но он, очевидно, охватывает только верхнюю часть отложений, поскольку аллювий и морские отложения ее повсюду погребены на большой глубине.
Для покровных отложений левинсадовской террасы характерны обычные степные формы моллюсков. При раскопках Мураловской позднепалеолитической стоянки на правом берегу Миусского лимана, по определению Я. И. Старобогатова, собраны Сераеа vindobonensis Fer., Chondrula tridens, Vallonia pulchella, Helicella krynickii (Kryn.), Lenti-dium mediterranean, Costa (=Cerbulomya maeotica Mill.), Pyrgula lindhol-miana Gol. et Star., Succinea oblonga.
Очень близкая этому комплексу фауна моллюсков собрана автором в отложениях пойменной фации I надпойменной террасы Нижнего Дона близ пос. Донского (Праслов, 1964а, стр. 65). К сожалению, в пределах Северо-Восточного Приазовья до сих пор не удалось найти ни одного участка, где бы можно было говорить о самой поздней плейстоценовой террасе, соответствующей I надпойменной террасе Дона и других рек. Вероятно, это объясняется глубокой новоэвксинской регрессией (минус 35—50 м) в бассейне Черного моря (Архангельский и Страхов, 1938; Островский, 1966), полностью осушившей площадь Азовского моря.
Новоэвксинская эпоха по времени соответствует второй половине последнего (вюрмского) оледенения.
Начавшаяся около 9 тыс. лет тому назад новая трансгрессия достигла своего максимума около 6—5 тыс. лет тому назад (Невесский, 1958), когда береговая линия в пределах Приазовья находилась примерно на 3 м выше своего современного положения. Об этом говорят следы трансгрессивных отложений, сохранившиеся на отдельных участках Нижнего Дона и Миусского лимана в виде новочерноморской террасы. Остатки данной террасы зафиксированы автором близ урочища Левинсад, где имеются
16
обрывки террасы, прислоненные к левинсадовской. Оттуда собраны раковины типично новочерноморского фаунистического комплекса: Viviparus (Viviparus) duboisianus Mouss., Drelssena polymorpha Pall., Cerasterderma lamarcki, Lithoglyphus naticoides Fer., Theodoxus euxinus Cless., Hypants (Monodacna) polymorpha Log. et Star., Hlpanis (Hipanis) plicata (Eichw.), Pyrgula ostroumovi Gol. et Star; Pyrgula (Caspiella) azovica sp. n. и Pisi-dium cf. astartoides (определения Я. И. Старобогатова; Голиков и Старо-богатов, 1966).
Начало отступания новочерноморской трансгрессии фиксируется обломками керамики и каменными орудиями III тыс. до н. э., собранными в верху этих отложений близ Левинсадовки.
Новочерноморская терраса четко выделяется в рельефе, возвышаясь над современными отложениями лимана и моря и над низкой поймой в пределах Нижнего Дона.
Итак, на территории Приазовья и Нижнего Дона, кроме двух голоценовых, выделяются I надпойменная (сурожская, по Г. И. Попову), II надпойменная и ее эквивалент лёвинсадовская, III надпойменная и ее аналог беглицкая, IV надпойменная (мариинская, по Г. И. Попову), сопоставляемая с древнеэвксинской, Вознесенская, бакинско-чаудинская, ногайская и хапровская террасы. Их формирование охватывает весь четвертичный (антропогеновый) период. Находки раннего палеолита, известные здесь в настоящее время, приурочены к бакинско-чаудинской, древнеэвксинской, беглицкой и левинсадовской террасам, причем наиболее древние каменные изделия связаны с наиболее древними террасами. Это, конечно, не исключает возможности находок более позднего времени в отложениях на древних террасах, поскольку их суглинковый покров мог формироваться почти весь четвертичный период после образования этих террас (например, позднепалеолитические стоянки в Каменной балке у Недвигов"ки расположены на хапровской террасе).
При сопоставлении четвертичных отложений Приазовья и Нижнего Дона с четвертичными отложениями ледниковой области наиболее обоснованным в настоящее время можно считать только сопоставление древнеэвксинских (мариинских) отложений с аллювием IV надпойменной террасы Верхнего Дона, погребенным мореной максимального днепровского (рисского) оледенения (Попов, Грищенко и др., 1964, стр. 26, 29). Все остальные корреляции дискуссионны. Спорным остается стратиграфическое расчленение покровных отложений и их увязка с лучше изученными аллювиальными и морскими осадками. Меньше всего разногласий вызывает отнесение четко выраженной черноземовидной сдвоенной ископаемой почвы к микулийскому (рисс-вюрмскому) межледниковью. Она является хорошим маркирующим горизонтом для всего Приазовья (Иванова, 1966, стр. 51—52).
2 Н. Д. Праслов
Глава III
ДРЕВНЕЙШИЕ ПАМЯТНИКИ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ПРИАЗОВЬЯ И НИЖНЕГО ДОНА И ВОПРОС О ПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ЗАСЕЛЕНИИ РУССКОЙ РАВНИНЫ
Из всех известных сейчас на исследуемой территории памятников выделяются материалы 6 местонахождений, которые допускают возможность отнесения их к наиболее древнему, так называемому домустьерскому времени. Это Амвросиевна (находка ручного рубила), Бессергеновка, Хрящи, Михайловское, а также открытые совсем недавно Герасимовка и Веселое. Четыре из этих местонахождений (Бессергеновка, Хрящи, Михайловское и Герасимовка) имеют довольно четкие стратиграфические условия залегания; остальные два (Амвросиевка и Веселое) являются случайными находками и не имеют геологического обоснования своего возраста. Однако достаточно выразительный облик каменных изделий двух последних местонахождений позволяет считать их также домустьерскимш Рассмотрим материалы каждого из этих памятников.
ГЕРАСИМОВКА
Наиболее древним в пределах рассматриваемой группы является раннепалеолитическое местонахождение у с. Герасимовки, расположенное на левом берегу Миусского лимана, в 10—12 км западнее г. Таганрога (рис. 1, 19). Оно открыто автором в 1959 г. и обследовалось ежегодно до 1964 г. включительно. В первый год здесь собрали лишь несколько невыразительных расщепленных кремней, определение возраста которых было совершенно невозможным. Только в последующие годы появился дополнительный материал, позволивший выделить домустьерский, му-стьерский и позднепалеолитический комплексы (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 14—15).
В процессе полевых исследований установлено, что находки наиболее древнего комплекса, описываемые в этой главе, локализуются на довольно ограниченном участке побережья лимана, в том месте, где обнажается бакинско-чаудинская терраса. Мустьерские же и позднепалеолитические изделия сосредоточены главным образом в 300—500 м ниже по течению лимана, у правого борта Платоновой балки.
Геология этого участка в 1961 г. изучалась М. Н. Грищенко, Г. И. Поповым и Ю. Ф. Деевым, в 1962 г. — К. В. Никифоровой, И. К. Ивановой, Ю. М. Васильевым, А. Л. Чепалыгой, П. В. Федоровым и др. (Федоров, 19636, стр. 44).
У места домустьерских находок на небольшом участке под руководством М. Н. Грищенко записан следующий разрез:
1. Современная почва.................................... 1.20 м.
2. Суглинок темно-бурый, лёссовидный, с трещинами усыхания и кро-
товинами, известковистый, бесструктурный........... 1.50 м.
18
3. Суглинок темно-шоколадного цвета, ореховатый, переполненный
белоглазкой и гипсом, гумусированный (подвешенный почвенный горизонт — вмытый).....................................0.75—1.0 м.
4. Суглинок красно-бурый, тяжелый, известковистый, в верхней части более темный. Книзу постепенно красноватый оттенок ослабевает и сменяется зеленоватым. В верхней части переполнен белоглазкой. Бесструктурный...................................... 3.5 м.
5. Глина зеленовато-бурая, без перерыва переходит из слоя 4. Вверху мало, а внизу четко горизонтальнослоистая. Внизу послойно обогащена песком................................................. До 2 м.
6. Переслаивание зеленовато-бурых глин с серым песком. Отмечаются пятна ожелезнения................................................ 1.5 м.
7. Песок буровато-серый с зеленым оттенком, горизонтальнослоистый, с маломощными прослоями глин..................................... 1.20 м.
8. Песок серый кварцевый, разнозернистый, в отдельных прослоях переполнен раковинами пресноводных моллюсков, книзу переходит в галечник и конгломерат. Встречаются глинистые прослои ............................................................ 1.0 м.
9. Песок серый кварцевый, разнослоистый, среднезернистый, хорошо промыт, в средней части с прослоем галечника. Нижняя часть закрыта осыпью.
В слое 8 иногда отмечаются сцементированные палюдино-вые ракушечники.
Основными особенностями обнажения является высокое положение зеленовато-бурых слоистых глин над современным урезом лимана (12— 14 м). Эти глины совершенно аналогичны таковым в разрезе у с. Весело-Вознесенки (Лебедева; 1965; Федоров, 1965). Именно с ними в Гераси-мовке связаны находки многочисленных раковин дидакн бакинско-чау-динского возраста. Нижележащие пески дают остатки фауны пресноводных моллюсков и млекопитающих и являются скорее всего отложениями аллювиального типа. Их нельзя рассматривать как морские осадки.
Закономерности распределения обломочного материала под обнажением указывают на то, что весь крупный материал происходит только из галечниковых горизонтов, включенных в серые разнозернистые кварцевые пески слоя 8. Нижний горизонт галечника сложен более крупной кремнистой галькой; из него происходят зуб слона Archidiskodon wusti Pavl. и обломки крупных трубчатых костей, по-видимому, этого же животного (определение В. С. Байгушевой). Верхний горизонт состоит из мелких галечек, ни одна из которых не достигает величины кремневых изделий. Это дает возможность исключить верхний горизонт из слоев, откуда можно было бы предположить происхождение находок. Надо исключить также и вышележащие тонкослоистые морские глины слоя 5 с раковинами дидакн, отложившиеся в максимум бакинско-чаудинской трансгрессии. По всей вероятности, следует исключить также и вышележащие красно-бурые суглинки с погребенной почвой. Если бы изделия залегали в них, то они были бы совершенно или почти совершенно не окатаны, как бывает обычно в суглинках. Но все изделия древнего комплекса Герасимовки сильно окатаны. Таким образом, остается наиболее возможный вариант происхождения находок — галечник, погребенный бакинско-чаудин-скими осадками, что свидетельствует об очень большой геологической древности находок. Об этом же говорит и морфология самих кремневых изделий.
Тщательный отбор среди довольно большого количества кремневых галек и желваков позволил выделить всего лишь 7 изделий с достоверными следами обработки их первобытным человеком. Изделия отличаются чрезвычайно примитивной техникой оббивки, массивностью, большой выветренностью поверхности и окатанностью.
Наиболее выразительны дисковидный нуклеус, три скребла и отщеп.
Кварцитовый нуклеус имеет на нижней стороне несколько широких грубых негативов, оставшихся после снятия отщепов (рис. 2, 4). Верхняя
2*
19
сторона слегка подправлена мелкими сколами. Размеры его 15x11x6.5 см. По форме он приближается к грубым рубящим орудиям древнейших комплексов Кавказа (Паничкина, 1950, 1953).
Одно из скребел изготовлено на массивном, треугольном в сечении куске светло-желтого кремня, имеющем размеры 11x8x4 см (рис. 2, 7). Прямое лезвие оформлено грубой ретушью вдоль наиболее высокого края. Противоположный край подправлен двумя сколами на нижней поверхности и одним широким на верхней. Такое чередование сколов дало извилистый острый рабочий край. Это второе лезвие сохранилось лучше. Оно не окатано. На верхней стороне предмета осталась желвачная корка, не снятая обработкой.
Второе скребло также изготовлено на куске серо-желтого кремня и такими же приемами, как и первое.
Третье, двойное высокое скребло (рис. 2, 3) изготовлено из гальки мелового кремня. Размеры 6x4x4.6 см. Неровные его лезвия оформлены грубыми широкими сколами, идущими с довольно гладкой ударной площадки, получившейся при раскалывании гальки.
Отщеп (рис. 2, 2) имеет размеры 9х9х3.5 см. Широкий ударный бугорок занимает половину нижней плоскости; на верхней стороне сохранилась желвачная корка. Ударная площадка широкая, без подправки и представляет собой естественную поверхность гальки. Поперечный край отщепа срезал три фасетки предыдущих сколов с нуклеуса, имевшего, вероятно, какую-то поддисковидную форму.
Небольшое количество собранных здесь предметов и отсутствие типичных «руководящих» форм крайне затрудняют археологическую датировку этого памятника. Очевидно, материалы Герасимовки могут найти себе аналогии только в древних памятниках раннего палеолита, в таких, например, как Вертешсоллёш в Венгрии, геологический возраст которого определяется внутриминдельским интерстадиалом (Kretzoi, Vertes, 1964, 1965).
Как уже указывалось выше, археологические находки, связанные, по-видимому, с остатками слона Archidiskodon wiisti PavL, погребены бакинско-чаудинскими отложениями. Archidiskodon wiisti Pavl. является типичной формой тираспольского фаунистического комплекса (Громов, 1948; Алексеева, 1961). Несмотря на исчезновение в фауне тираспольского комплекса некоторых теплолюбивых форм, она по-прежнему свидетельствует о сохранении довольно высоких средних температур в то время (Алексеева, 1961). На это указывают и покровные отложения бакинско-чаудинской террасы, представленные красноцветными поли-генетическими отложениями, сформировавшимися, по мнению К. В. Никифоровой, Н. В. Ренгартен и Н. А. Константиновой, в умеренном и жарком семиаридном климате (Никифорова и др., 1965). Наличие почв в покровных отложениях позволяет сопоставлять их с террасовыми. Вышеназванные исследователи верхнюю коричневую почву из этих отложений, разбитую трещинами усыхания, относят к концу лихвинского времени, что отвечает времени формирования погребенной аллювиальнолиманной толщи в основании древнеэвксинской террасы. Это значит, что находки из Герасимовки в любом случае древнее лихвинского (мин-дель-рисского) времени.
Следующая, более молодая группа раннепалеолитических памятников ввязана с аллювием III надпойменной террасы и с покровными отложениями на древнем эвксине. Наибольшее значение среди них имеют местонахождения Хрящи и Михайловское в устье Сев. Донца и Бессергеновка. Они залегают в четких геологических условиях. Наиболее древним среди них является местонахождение у хут. Хрящи.
20
Рис. 2. Герасимовна. Каменные изделия домустьерского комплекса (1—4).
ХРЯЩИ
Это местонахождение открыто Г. И. Горецким в 1950 г. (Горецкий, 1952). Оно расположено в 0.5 км выше хут. Хрящи в урочище Ореховая Россыпь, на нижнем отрезке излучины левого берега Сев. Донца (рис. 1, 25). Примерно на протяжении около полукилометра здесь прослеживается обнажение древней террасы, почти не замаскированное осыпями (рис. 3).
После того как в нескольких местах на бечевнике у нижней части обнажения и на осыпи было найдено несколько архаичных кремневых изделий, Г. И. Горецкий, совершенно правильно оценив значение находок, для более тщательных археологических исследований пригласил сюда А. Д. Столяра, И. С. Каменецкого и А. А. Формозова.
Наблюдение над распределением каменного обломочного материала на узкой и пологонаклоненной в сторону реки площадке бечевника
Рис. 3. Хрящи. Общий вид обнажения III надпойменной террасы в урочище Ореховая Россыпь.
1 — место находок каменных изделий первого комплекса; 2 — место находки в слое кремневого отщепа второго комплекса.
(рис. 4, б, в) позволило Г. И. Горецкому заметить, что обломочный материал скопляется только на тех участках, где базальный горизонт аллювия обнажен высокими водами Сев. Донца. На участках, где базальный горизонт скрыт под осыпями, обломочный материал на бечевнике почти полностью отсутствует.
Петрографический состав галек и прочего обломочного материала, находимого на бечевнике, как выяснил Г. И. Горецкий, полностью совпадает с составом каменного материала базального горизонта аллювия. В основном это разнообразные по форме, размеру, окраске и степени окатанности кремневые гальки и желваки, песчаники, кварциты и т. д.
Очень часто встречаются обломки кремня желтовато-табачного и коричневого цветов, а также обломки серого и красноватого кварцита. Из этого местного материала и изготовлены каменные изделия.
Сопоставление вышеназванных фактов позволило Г. И. Горецкому предположить, что основным слоем, из которого происходят изделия первобытного человека, является базальный горизонт аллювия древнего Донца (Горецкий, 1952, стр. 304). И действительно, двухдневные расчистки и просеивание, проведенные А. Д. Столяром и И. С. Каменецким, дали еще два предмета с бесспорными признаками искусственной обработки
22
(рис. 7, 2, 5). Этот факт приобрел важное значение, поскольку впервые на Русской равнине удалось встретить древнейшее местонахождение с четкими стратиграфическими условиями.
В 1964—1966 гг. удалось провести дополнительные исследования в Хрящах. Несмотря на ограниченное время работ, здесь была значительно увеличена коллекция раннепалеолитических изделий из кремня и кварцита, а также сделан ряд зачисток с целью более детального выяснения геологических условий залегания археологического материала. В 1966 г. местонахождение изучалось М. Н. Грищенко и группой палеогеографов МГУ во главе с О. П. Добродеевым. В результате этих дополнительных работ были подтверждены выводы и наблюдения Г. И. Горец-кого о наличии в Хрящах двух разновременных комплексов палеолитических находок, один из которых связан с базальным горизонтом аллювия пра-Донца, а второй — со средним горизонтом комплекса ископаемых почв. В то же время новые наблюдения позволяют по-иному трактовать геологическое строение данного участка, чем это представлялось Г. И. Горецкому.
Строение берегового обрыва у места находок следующее (рис. 4, а):
1. Дерновый слой................................................... 0.08 м.
2. Супесь черно-бурая, тонкая, пылеватая, пористая — гумусовый горизонт современной почвы. Книзу светлеет за счет обогащения карбонатами — горизонт В........................................... 0.95 м.
3. Суглинок желто-бурый, пористый, рыхлый, сильно песчанистый, высветлен карбонатами в виде рыхлой белоглазки. Верхний контакт отчетливый, но нерезкий. Нижний контакт нечеткий 1.20 м.
4. Супесь светло-бурая с желтоватым оттенком, пористая, пылеватая, известковистая, постепенно переходит в серовато-бурый мелкозернистый пылеватый песок. Книзу роль суглинковых частиц увеличивается. Слоистости не наблюдается........................... 1.05 м.
5. Суглинок темно-бурый, рыхлый, пористый, лёссовидный. Вверху отмечаются тонкие прожилки лжемицелия. Верхний контакт отчетливый, но нерезкий. Книзу опесчанивается и постепенно переходит в нижележащий слой....................................... 1.25 м.
6. Супесь светло-бурая, пористая, пылеватая. Вверху отмечается легкий горизонт заизвесткованности по порам на глубину до 15 см от поверхности слоя. Изредка встречаются кротовины, заполненные песком. В целом слой выглядит как чередование бурой и светло-бурой супеси......................................... 1.0 м.
7. Песок светло-бурый, мелкозернистый, пылевидный.................. 0.28 м.
8. Суглинок бурый, рыхлый, пористый, лёссовидный, слегка песчанистый ............................................................ 0.25 м.
9. Песок светло-серый, мелкозернистый, вверху пылеватый. Внизу отмечается горизонтальная слоистость в виде чередования тонких (2—3 см) прослоек песка и бурой супеси (3—5 мм). Контакты четкие............................................................. 0.65 м.
10. Суглинок темно-бурый, пористый, рыхлый, по порам замарганцо-ван. Контакты четкие............................................... 2.80 и.
11. Три прослойки песка мощностью от 1 до 3 см, чередующиеся с суглинком типа 10-го и 12-го слоев.................................... 0.15 м.
12. Суглинок темно-бурый, пористый, рыхлый, аналогичный низам слоя 10. Книзу опесчанивается...................................... 1.20 м.
13. Супесь бурая, пятнистая за счет гнезд светлого мелкозернистого песка.............................................................. 0.30 м.
14. Суглинок бурый, мелкозернистый. По порам заизвесткован и за-марганцован........................................................ 1.80 м.
15. Суглинок темпо-бурый, мелкозернистый, рыхлый, гумусированный. Книзу опесчанивается. Ископаемая почва............... 0.40 м.
16. Суглинок бурый, мелкопористый, плотный. Много кротовин, заполненных гумусированным суглинком........................ 0.75 м.
17. Суглинок черно-бурый, с легким коричневатым оттенком, песча-
J нистый, сильно гумусированный. Ископаемая почва. По всей толще встречаются кротовины, заполненные светло-бурым и бурым суглинком. В верхней части сильно заизвесткован по по-
23
рам. На поверхности почвы О. П. Добродеевым найден кремневый отщеп .................................................. 0.65 м.
18. Суглинок светло-бурый, пористый, рыхлый, известковистый, лёссовидный. Вверху встречаются кротовины, заполненные гумусированным суглинком слоя 17...................................... 0.50 м.
19. Суглинок черно-бурый с коричневатым оттенком вверху и красноватым внизу, пористый, сильно песчанистый, интенсивно гумусированный, с редкими мелкими галечками. Ископаемая почва 1.10 м.
20. Суглинок коричнево-красноватый, огрублен среднезернистым песком и мелкими галечками. Книзу светлеет. Карбонатный горизонт почвы слоя 19.............................................. 0.50 м.
21. Супесь грязно-серо-желтая, пятнистая, с темными потеками по корням растений. Книзу появляются тонкие горизонтальные прослои галечников. В самом низу отмечается горизонт более крупного галечника, скрепленного серо-зеленоватой глиной 0.80 м.
22. Песок мелкозернистый, вверху желтовато-серый, внизу светлосерый, загрязнен потеками. Внизу лежат два горизонта галечника ............................................................. 0.70 м.
23. Песок ржаво-бурый, среднезернистый. Книзу становится более красным и появляются скопления галек.............................. 0.50 м.
24. Галечник крупный и мелкий в ржавом крупно- и среднезернистом песке. Встречаются глыбы кварцита весом до 8 кг, кремневые желваки и осколки кремня и кварцита. Много обломков плит аргиллита, песчаника и сланцев. При разборке галечника в верхней его части найден 1 кварцитовый и 2 кремневых от-щепа.............................................................. 0.30—0.40 м.
25. Глина серо-зеленоватая, элювий (кора выветривания) на сланцах среднего карбона..............................................0.10—0.20 м.
26. Сланцы и аргиллиты, сильно дислоцированные,— цоколь террасы.
Почти на всем протяжении обнажения выдерживается такое положение слоев. Отмечается только, что вверх по течению хорошо выраженные в профиле три ископаемые почвы сближаются между собой и поднимаются до 15 м над современным урезом Донца. В эту сторону повышается и цоколь.
Для определения возраста геологических слоев, вмещающих археологические находки, важное значение имеет следующее обстоятельство.
В 1966 г. сильными дождями немного выше по течению от обнажения был промыт глубокий овраг. Этим оврагом вскрыты следующие слои (схематично):
1. Современная почва полного профиля............................... 1.0 м.
2. Суглинки и супеси бурые, нерасчлененные, аналогичные слоям 3—14 описанного выше разреза, но с меньшими мощностями 3.0 м.
3. Комплекс из трех горизонтов ископаемых почв, разделенных сильно высветленными карбонатными горизонтами. Верхняя почва бурая, средняя черно-бурая, нижняя коричневато-черная. Общая мощность всего комплекса.................................... До 1.5 м.
4. Песок ржаво-бурый с красноватым оттенком. Верхний контакт нечеткий........................................................... 1.3 м.
5. Глины серовато-бурые, слоистые, с известковыми конкрециями. В самом верху отмечается карбонатный горизонт срезанной, по О. П. Добродееву — гидроморфной, почвы.......................... 3.0 м.
6. Песок белый и желтовато-серый за счет ожелезнения отдельных прослоев, слоистый. В нижней части имеются галечники. По всей толще встречаются раковины пресноводных моллюсков и кости грызунов................................................... 5.0 м.
7. Сланцы и аргиллиты — цоколь террасы. Высота над уровнем реки до 5 м.
Красноватый песок слоя 4 соответствует слоям 21—23 разреза у места археологических находок; комплекс ископаемых почв слоя 3 вниз по течению расчленяется на три почвы (слои 15, 17, 19), разделенные прослоями суглинка. Следовательно, у места находок по сравнению с оврагом из разреза выпадают слоистые глины с горизонтом ископаемой почвы
24
а См и.
Рис. 4. Хрящи.
а — разрез (описание слоев см. в тексте); б — общий вид обнажения у места археологических находок; в — расчистка базального горизонта аллювия III надпойменной террасы.
в верхней части и мощная толща аллювиальных песков. Пресноводные моллюски, собранные в песках слоя 6, представлены формами, характерными для аллювиальных отложений мариинской террасы. Аллювий мариинской террасы Г. И. Поповым убедительно сопоставляется с древ-неэвксинскими слоями Азовского побережья (Попов, 1947) и относится к миндель-рисскому (лихвинскому) межледниковью (Попов, Грищенко и др., 1964). По-видимому, к этой же эпохе относятся и слоистые глины пойменной фации, отложение которых завершилось формированием на них почвенного покрова во время понижения уровня пра-Донца.
Такое соотношение слоев в разных частях обнажения было замечено по расчисткам еще Г. И. Горецким. Эту разницу он был склонен объяснять тем, что на участке с находками пески слоев 21—23 оказались размытыми благодаря каким-то локальным причинам, возможно, при формировании широкой балки с пологими склонами (Горецкий, 1952, стр. 303). На этом основании Г. И. Горецкий делал вывод об одинаковом возрасте и тех и других песков и относил их к миндель-риссу.
Ранее при интерпретации разреза у Хрящей автор придерживался точки зрения Г. И. Горецкого. Однако в настоящее время допускает более вероятным иное толкование строения данного участка долины Сев. Донца.
Поскольку в разрезе у места находок отсутствуют мариинские пески и пойменные слоистые глины со следами почвообразовательного процесса на них, можно считать, что этот разрез как бы надстраивает отложения мариинской террасы, т. е. здесь наблюдается прислонение одной аллювиальной свиты к другой. Разница в высоте цоколя, достигающая 2 м, также указывает, что вся толща у места археологических находок отложилась после вреза, происходившего, по-видимому, во время общего понижения базиса эрозии. Об этом же свидетельствуют и следы почвообразовательного процесса в кровле пойменных осадков, перекрывающих мариинские пески.
Без тщательных лабораторных анализов пока невозможно уверенно говорить о причинах углубления русла пра-Донца. Но, по мнению большинства геологов, общее понижение базиса эрозии вызывалось преимущественно ростом континентального ледникового покрова. С началом отступания ледника преобладающими становятся процессы аккумуляции. Исходя из этого положения эрозионный врез у Хрящей надо относить к первой половине днепровского (рисского) времени. Если же переуглуб-ление было вызвано тектоническими причинами, то прав Г. И. Горецкий, который считает, что возраст отложений, выполняющих врез, может быть очень близким к возрасту Мариинского аллювия.
Как бы ни обстояло дело с решением вопроса о причинах понижения уровня пра-Донца, уже теперь можно говорить о существовании промежуточной террасы между мариинской и II надпойменной. По мнению автора, она отвечает III надпойменной террасе Верхнего Дона, а в Приазовье — беглицкой. Третьей надпойменной террасой Г. И. Попов считал раньше Мариинскую. Появившиеся новые факты заставляют отныне считать ее четвертой, а прислоненную к ней — третьей.
Покровные отложения на обеих террасах довольно сходные, что хорошо видно в обнажении у Хрящей, а также в береговом обрыве у Бег-лицких хуторов. Отличия заметны лишь для нижних частей разрезов. В III надпойменной и беглицкой террасах нет красновато-бурой лихвин-ской почвы, постель аллювия и морских отложений значительно ниже, чем у мариинской и древнеэвксинской террас.
В разрезе у 16-го участка Беглицы под хорошо выраженной сдвоенной черноземовидной почвой микулинского времени (Иванова и Праслов, 1963; Иванова, 1966, стр. 51) отмечается карбонатный горизонт еще одной ископаемой почвы (Лебедева, 1965, стр. 131). Этой домикулинской почве
26
на Беглице у Хрящей может соответствовать самый нижний горизонт ископаемой почвы III надпойменной террасы (рис. 4, а, слой 19). В нем у хут. Михайловского, расположенного на той же террасовой площадке, что и хут. Хрящи, найдено несколько кремневых отщепов. Вполне возможно, что данная почва является отражением внутририсского потепления и соответствует одинцовскому интерстадиалу.
Вышележащие почвы (слои 17 и 15) относятся скорее всего к микулин-скому межледниковью, а все перекрывающие их суглинки и супеси — к валдайскому (вюрмскому) времени. Чередование суглинков с пылеватыми супесями, а иногда и с песками фиксирует, по-видимому, климатические изменения на протяжении вюрма, отражая не столько температурные колебания, сколько общую увлажненность.
При определении стратиграфического значения почв в обнажении III надпойменной террасы у Хрящей необходимо учитывать, что все три горизонта являются пойменными. Почвы пойменного типа формируются быстро. В пределах одной геологической эпохи их может быть несколько. Поэтому в данное время нельзя окончательно отрицать возможность отнесения всех трех почв к одной геологической эпохе. К такому выводу приходил Г. И. Горецкий, анализируя разрез у Хрящей. На основании того, что ниже по течению Донца прослеживается присло-нение к суглинкам и супесям III надпойменной террасы «рисс-вюрмских» песков II надпойменной террасы, суглинки и супеси он относил к «рис-скому» времени, а подстилающие их погребенные почвы — к «миндель-риссу» (Горецкий, 1952, стр. 304).
Но такому истолкованию разреза, с точки зрения автора, противоречит недоказанность рисс-вюрмского возраста песков II надпойменной террасы. На II надпойменной террасе к рисс-вюрму (микулину) относится только самая нижняя часть аллювия, залегающая преимущественно в сильно переуглубленных долинах, т. е. ниже современного уреза рек. Все вышележащие отложения относятся уже к вюрмскому времени. И второе. Почвы залегают стратиграфически выше мариинских песков, относящихся к миндель-рисскому межледниковью. Следовательно, их возраст может определяться в интервале от начала рисса и до начала вюрма.
Археологическая коллекция, собранная за все время в Хрящах, невелика. В ней всего 69 предметов. По сырью и степени сохранности •она четко распадается на две группы. Одна из них представляет собой сильно окатанные, глубоко латинизированные изделия из серо-коричневого кремня и серого дымчатого кварцита. Вторая состоит из отщепов темно-серого и серого кремня, совершенно неокатанных, с острыми краями и гранями, иногда с прикипевшей известью, указывающей на то, что изделия сравнительно недавно попали на поверхность и не претерпели значительных перемещений.
Некоторая разница между этими двумя группами наблюдается и в технике расщепления.
Изделия первой, более архаичной группы несут на себе черты большего примитивизма, чем изделия второй группы. Об этом свидетельствует невыработанность форм отщепов, преимущественно случайные их очертания, массивность, сильная волнистость отбивной поверхности, т. е. брюшка, почти постоянное присутствие галечной корки на спинке, отсутствие подправленных ударных площадок и т. д.
Изделия второй, более молодой группы имеют гораздо меньшие размеры, контуры ударных бугорков на отбивной поверхности выглядят значительно более плавно, ударные площадки несут на себе следы предварительной подправки краев нуклеусов перед снятием отщепов И Т. д.
27
Помимо этих чисто типологических признаков, расчленение находок на два комплекса подтверждается геологическими условиями залегания материала. Изделия архаичной группы приурочены к базальному горизонту аллювия пра-Донца (рис. 4, а, слой 24), в то время как находки более позднего облика связаны с. ископаемыми почвами. Здесь следует отметить, что изделия более позднего облика, возможно, не составляют хронологически единого комплекса, а делятся на два самостоятельных, один из которых может быть связан со средним горизонтом ископаемой почвы (слой 17), а второй — с нижним (слой 19). Из-за малого количества находок, относимых к позднему комплексу (всего 13 предметов), сейчас решить этот вопрос нельзя. Однако некоторые косвенные данные, о чем речь пойдет ниже, указывают на такую возможность расчленения данного комплекса.
В приемах первичного расщепления сырья и получения заготовок между архаичным и более поздним комплексами имеются некоторые общие черты, их объединяющие. Прежде всего бросается в глаза отсутствие так называемых леваллуазских элементов. Техника расщепления в обоих комплексах имеет преимущественно клектонский и тейякский облик (Breuil. 1932; Breuil et Zbyszewski, 1942; Alimen, 1950; Peyrony, 1938, 1950; Henri-Martin, 1957). Первая, более архаичная группа с ее подчеркнутыми морфологическими чертами, с ударными точками в форме полукруга, а иногда и полного круга, с широкими резко скошенными нефасетированными ударными площадками гораздо ближе напоминает материалы памятников так называемого клектонского облика (Breuil, 1932). Вторая группа имеет более смягченные клектонские черты, что является характерным для выделенного А. Брейлем последующего тейяк-ского периода (Breuil, 1932, стр. 182; Breuil et Zbyszewski, 1942, стр. 46).
Поскольку древнепалеолитические материалы Хрящей являются пока единственными на Русской равнине, имеющими четкие геологические условия залегания, что позволяет считать их крайне важными для изучения палеолита Восточной Европы, приведу более подробное описание найденных здесь изделий, разделяя их на два комплекса: первый — более древний, аллювиальный и второй — более молодой, связываемый с ископаемыми почвами.
Первый к о м п л е к с. Состоит из 56 предметов (23 кварцитовых и 33 кремневых): 6 орудий, 7 изделий со следами вторичной подправки, 4 нуклеуса, 4 нуклевидных обломка, 28 отщепов и 7 обломков отщепов. Степень окатанности и патинизации варьирует особенно сильно на кварцитовых изделиях. Кремни почти не окатаны, но на всех отмечается яркий блеск залощенности.
Техника первичного расщепления хорошо характеризуется нуклеусами и серией отщепов. Пластин и пластинчатых отщепов нет. Все отбросы производства представлены только массивными отщепами укороченных пропорций с неправильными очертаниями.
Предварительная подготовка кусков сырья для расщепления выражалась в одном поперечном сколе, оформлявшем ровную скошенную ударную площадку, а в некоторых случаях, если позволяла форма желвака, снятие отщепов производилось без какой-либо предварительной подправки. Угол скошенности ударных площадок на трех нуклеусах равняется 60— 70°, что находит полное отражение в углах скошенности ударных площадок отщепов, колеблющихся в пределах от 120 до 130°.
Элементы леваллуазской и дисковидной техник” расщепления практически отсутствуют. Правда, некоторые исследователи склонны видеть леваллуа во всех случаях, когда проявляется параллельное скалывание с одно- и двуплощадочных нуклеусов (Любин, 1965). Если принять это положение, древний комплекс Хрящей надо рассматривать как левал-
28
луазский. Но с таким расширенным пониманием техники леваллуа вряд лй можно согласиться. Параллельное скалывание не предопределяет заранее форму отщепа, которую хотелось бы получить мастеру, в то время как именно к этому сводится сущность леваллуа (Bordes, 1961а, 1961b). К тому же последовательное скалывание с одной или двух площадок — прием, сам по себе очень примитивный, и появляется он гораздо раньше леваллуазской техники расщепления.
Техника параллельного скалывания прошла ряд закономерных изменений от чрезвычайно примитивной до высокосовершенной призматической, охватывающей весь каменный век, начиная с позднего палеолита. Однако никто не расценивает призматическую технику расщепления как дальнейшее развитие техники леваллуа. Если на определенном этапе более совершенной и более прогрессивной по сравнению с примитивной грубопризматической была леваллуазская техника, то на рубеже древнего и позднего палеолита, а возможно и раньше, соотношение резко меняется.
Основным сырьем для обработки в древнем комплексе Хрящей служили галечниковый кремень, кварцит и черная кремнистая порода, встречающиеся в большом количестве здесь же в базальном горизонте аллювия пра-Донца. Расщепление производилось при помощи каменных отбойников. И хотя отбойников в коллекции нет, отмечается характерная деталь, которая помогает понять процесс раскалывания. На ударной площадке одного из отщепов (рис. 5, 2) имеются следы трех ударов в виде концентрических трещин с диаметром 1—2 мм. Расположены они в полусантиметре от внешнего края ударной площадки отщепа на одинаковом расстоянии друг от друга. Данный отщеп был сколот с нуклеуса лишь в результате четвертого удара. По заключению С. А. Семенова, осматривавшего этот отщеп, такие концентрические Следы на поверхности кремня остаются только при ударах твердой каменной породой.
По мнению большинства исследователей палеолита (П. П. Ефименко, С. Н. Замятнин, П. И. Борисковский и др.), форма ударного бугорка на отщепах зависит от силы нанесенного удара: чем сильнее удар, тем массивнее ударный бугорок. К сожалению, экспериментальными работами этот вывод не был обоснован и говорить что-либо по этому поводу на материалах Хрящей нельзя. Нужно только отметить, что в Хрящах на отщепах ударные бугорки почти не выступают на плоскости откалывания, т. е. на брюшке, хотя точки ударов резко выделяются на внутреннем краю ударных площадок и от них расходятся четкие линии ударной волны (рис. 7, 7, 2, 4, 5). Такой облик плоскости откалывания характерен для клектонской техники расщепления, правда, в тех случаях, когда обрабатывался кремень и другие горные породы, близкие по твердости и пластичности кремню, а не кремнистые известняки (ср. раннепалеолитические материалы из района Венозы в Италии; Chiappella, 1964, рис. 4, 5).
Морфологический облик отщепов из кремня в Хрящах выдержан более четко, чем из кварцита. Длина отщепов как из кремня, так и из кварцита различна: от 2—3 см до 8—10 см. Наиболее устойчивая серия представлена кремневыми отщепами средних размеров: длина 5—6 см при ширине 3.5—4 см. Кварцитовых отщепов найдено 9, кремневых — 19 экз.
Как уже указывалось, морфология отщепов хорошо увязывается с формой нуклеусов. На спинке многих отщепов имеются негативы предшествующих сколов с нуклеусов, снятых в результате ударов, линии которых совпадают с осями самих отщепов (рис. 5, 7—5; 7, 7, 3—5; 10, -3. 4). Следовательно, здесь налицо преобладание скалывания с одно-и двуплощадочных нуклеусов (рис. 5, 4; 6, 2, 3).
29
Среди нуклеусов особенно выразителен один (рис. 5, 4). Он изготовлен из желвака черной кремнистой породы путем поперечного рассечения обоих концов. Скалывание отщепов производилось с обеих площадок
Рис. 5. Хрящи. Первый комплекс. Кремневые изделия (1—4).
навстречу друг другу. Порода оказалась малопригодной для получения хороших отщепов, тем не менее первобытный человек усиленно пытался достигнуть желаемого результата, о чем говорят многочисленные негативы, расположенные вдоль края одной из ударных плотцадок. Результат
30
1
Рис. 6. Хрящи. Первый комплекс. Каменные изделия.
1 — кварцит; 2—4 — кремень.
Рис. 7. Хрящи. Первый комплекс. Кремневые изделия (1—6).
не был достигнут, но благодаря этому до нас сохранился хороший образец грубопризматической техники расщепления.
Два других кремневых нуклеуса являются типичными одноплощадочными (рис. 6, 2,3). У одного из них сильно скошенная ударная площадка образована искусственным сколом (рис. 6, 3), у другого представляет естественную поверхность желвака (рис. 6, 2).
Нуклеус из кварцита (рис. 10, 5) также является одноплощадочным. Ударная площадка у него наполовину подправлена грубыми сколами, наполовину сохраняет естественную ровную поверхность желвака.
Нуклевидные обломки кремня (2 экз.) и кварцита (2 экз.) ничего нового для расшифровки техники расщепления не дают.
Несмотря на общее количественное преобладание кремневых изделий, орудий в коллекции больше из кварцита, чем из кремня: из кварцита 5 экз., из кремня 1 экз.
По типологическим признакам все орудия относятся к скреблам. По-видимому, необходимо выделить только два изделия из кварцита, изготовленных путем двусторонней обработки на массивных гальках (рис. 8, 9). Тщательное оформление их лезвий как раз посередине сечения галек указывает скорее на то, что эти орудия использовали в качестве рубящих, а не скоблящих.
Особенно замечательно орудие, изображенное на рис. 8. Это асимметричная кварцитовая галька, сохранившая корку на всей поверхности, кроме обработанной части. Вторичной отделке был подвергнут более гонкий край, благодаря чему орудие очень удобно для захвата рукой и, следовательно, для работы. В нем хорошо проявляется рациональное использование древним мастером случайной природной формы.
Иную картину представляет третье изделие из кварцита (рис. 10, 7). Это высокое скребло овальных очертаний, изготовленное из плитки с одной ровной поверхностью путем тщательной оббивки по всему периметру. Для получения лезвия скребла нет необходимости в такой обработке. Тем не менее перед нами совершенно законченная форма орудия, изящность которого достигнута не случайным использованием удачной формы заготовки, а сознательным трудом.
Два остальных кварцитовых скребла получены легкой подправкой краев ретушью и являются обычными разновидностями скребел бокового типа (рис. 10, 2) и с поперечным лезвием (рис. 6, 7).
Единственное кремневое скребло (рис. 7, 2) по типу оформления ближе всего к так называемым угловатым скреблам (dejete французских исследователей). Его лезвия сходятся к острию под углом в 53°. Изготовлено оно из желтовато-коричневого кремня на краевом отщепе неправильных очертаний. На всей спинке, кроме боковых участков, снятых ретушью, проходит желвачная корка. Ударной площадкой является естественная поверхность желвака. Резко выделяется точка удара и концентрическая ударная волна. Ударный бугорок совершенно плоский.
К числу орудий относятся, по-видимому, 4 кремня и 3 кварцита со следами вторичной подправки по краям. Но ретушь на них случайных очертаний и не создает законченных изделий.
Второй комплекс. Представлен 13 предметами. Все изделия изготовлены из серого и черного кремня. Они не окатаны, хотя на многих отмечается блеск залощенности. Два предмета покрыты известковым натеком. К орудиям могут быть отнесены только три изделия, остальные являются отщепами без вторичной обработки.
Из орудий выделяется боковое скребло (рис. 11, 2), рабочее лезвие которого оформлено по правому краю отщепа тонкой ретушью. Ударная площадка фасетированная, средняя толщина отщепа около 0.5 см. Этот
3 Н. Д. Праслов
3»
отщеп отличается от остальных своей меньшей массивностью и тщательностью предварительной подготовки нуклеуса. Вполне вероятно, что данное скребло и еще три отщепа не связаны с остальными находками
Рис. 8. Хрящи. Первый комплекс. Рубящее орудие из кварцитовой гальки.
второго комплекса и происходят из среднего горизонта ископаемых почв, на что указывает отщеп, вынутый О. П. Добродеевым непосредственно из слоя 17 (рис. 4, а).
Все остальные находки происходят, по-видимому, из нижнего горизонта ископаемых почв. По типологическим признакам они аналогичны
34
домустьерским находкам у хут. Михайловского, где обработанные кремни залегают в нижнем горизонте такого же комплекса ископаемых почв и где нет таких совершенных изделий, как описанное выше скребло.
Рис. 9. Хрящи. Первый комплекс. Рубящее орудие из кварцита.
По своим типологическим признакам скребло напоминает боковые скребла из памятников мустьерского времени. Тонкая фасетированность ударной площадки и сильная уплощенность спинки отщепа нехарактерны для домустьерского времени. Подобные изделия неизвестны в отложе-
3*
35
Рис. 10. Хрящи. Первый комплекс. Кварцитовые изделия (1—5).
Рпс. 11. Хрящи. Второй комплекс. Кремневые изделия (1—8)-
ниях домикулинского возраста. Самое раннее их появление отмечается только в памятниках рисс-вюрмской эпохи.
Другое орудие изготовлено на широком укороченном отщепе темносерого кремня (рис. 11, 4) занозистой, чешуйчатой ретушью по поперечному краю. На ударной площадке отщепа сохранились участки меловой корки.
Третье орудие маловыразительно. Оно представлено обломком отщепа с ретушью.
В серии отщепов наибольший интерес вызывают два. Один из них небольшого размера (рис. 11, 3) и покрыт глубокой молочно-голубой патиной. Ударная площадка у него неширокая (0.5 см) и расположена под прямым углом к оси удара. На ней отмечаются следы продольной предварительной подправки.
Предварительная продольная подправка ударной площадки особенно хорошо видна на втором, отщепе (рис. 11, 8). Такой тип ударной площадки известен в Бессергеновке. в Михайловском и в ряде других раннепалеолитических местонахождений.
Для остальных отщепов характерна массивность и резкая скошенность гладких ударных площадок (рис. 11, 5—7).
* * *
Из изложенного видно, что археологических материалов в обоих комплексах Хрящей недостаточно для решения вопроса об их культурной принадлежности. Пока их нельзя отнести к какому-либо из археологических подразделений, установленных в пределах раннего палеолита. Кажется бесспорным только то, что наиболее древний комплекс, приуроченный к аллювию, безусловно относится к домустьерскому времени и может быть сопоставлен с ашельскими памятниками других территорий. Отсутствие ангельских бифасов и малое количество других орудий заставляет воздержаться от применения понятия «ашель» к материалам первого комплекса Хрящей, хотя по геохронологическим данным он соответствует среднеашельским памятникам Западной Европы типа Мастерской Ком-мона (Bordes. 1954), Вангена и Валендорфа (Toepfer, 1964).
К домустьерскому времени, по-видимому, относится часть находок второго комплекса, связанных с нижней погребенной почвой. Несколько предметов, происходящих из среднего горизонта ископаемых почв, могут относиться уже к мустьерской эпохе.
Трудность оценки археологических материалов из Хрящей осложняется тем, что на Русской равнине, кроме переотложенного местонахождения Лука-Врублевецкая. бесспорно раннепалеолитического, до сих пор нет достоверных домустьерских памятников.
Сравнительный анализ материалов Хотылевского лгестонахождения (Заверняев, 1961), а по аналогии с ним и Житомирского местонахождения (Месяц, 1962а, 19626) не позволяет пока считать их домустьерскими, т. е. ашельскими.
Развитой облик индустрии Хотылева, присутствие наряду с прекрасными ручными рубилами совершенно законченных двусторонне обработанных листовидных наконечников «пресолютрейского» типа (Freund, 1952; Zotz. 1955; Bohmers, 1951), преобладание леваллуазской техники, крайнее разнообразие типов изделий, сближающее этот памятник с крымскими мустьерскими пещерами типа Чокурчи, кстати, тоже с бифасами, не позволяет высказываться о более древнем возрасте, чем мустьерское время. Возможно, в Житомирском местонахождении и есть материалы типа микока, т. е. самого конца ангельского времени. Однако это предположение нуждается в серьезном обосновании. Указание В. П. Любина
зй
на большое сходство материалов Житомирского местонахождения с Хо-тылевским (Любин и Петраков, 1964, стр. 174) заставляет пока отказаться от оперирования Житомирским местонахождением как ашельским.
С Хотылевским и Житомирским местонахождениями Хрящи ничего общего не имеют, Хрящи древнее.
Нет аналогий и в Луке-Врублевецкой, правда только когда речь идет о первом, аллювиальном, комплексе Хрящей.
Второй, более молодой комплекс Хрящей имеет некоторые общие черты с более молодым комплексом Луки-Врублевецкой, выделенным автором из общей массы довольно древнего материала при изучении коллекции в Киевском историческом музее в 1964 г. Этот комплекс, насчитывающий 11 предметов, резко выпадает как по технике расщепле-,ния, так и по физическому состоянию из общей массы архаичных изделий, описанных П. И. Борисковским (19536, стр. 38—57). Кремни этого комплекса более свежие, без забитостей, с острыми гранями и краями. Отщепы здесь меньше по размерам и тоньше; один среди них имеет даже грубофасетированную ударную площадку; ударные бугорки более смягченнее, чем у изделий архаичного комплекса. Типичные мустьерские формы здесь отсутствуют, что позволяет и этот второй комплекс наряду с молодым комплексом Хрящей отнести к домустьерскому времени.
Архаичный комплекс Луки-Врублевецкой производит впечатление более древнего, чем аллювиальный комплекс Хрящей. В Хрящах техника расщепления совершенней, о чем свидетельствуют более тонкие отщепы.
Таким образом, аллювиальный комплекс Хрящей по времени существования может быть поставлен между архаичным комплексом Луки-Врублевецкой, чрезвычайно ранний возраст которого не вызывает особых сомнений, и молодыми комплексами той же Луки-Врублевецкой и Михайловского местонахождения, изложение материалов которого дается ниже.
МИХАЙЛОВСКОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ
Расположено на той же террасовой площадке, что и местонахождение у хут. Хрящи (рис. 1, 26), примерно в 4 км по прямой от последнего, тоже на левом берегу Сев. Донца, делающего здесь большую петлю (в районе хут. Хрящи Донец сильно отклоняется к правому берегу, затем, немного не доходя хут. Михайловского, вновь возвращается к прежнему направлению).
Высокое, обрывистое обнажение, такое же как и в Ореховой Россыпи у Хрящей, давно стало местом изучения четвертичной геологии бассейна Сев. Донца (Попов, 1947; Горецкий, 1952). Проводя здесь изыскательские работы в 1950 г., Г. И. Горецкий нашел на пляже один кремневый пластинчатый отщеп (Горецкий, 1952, рис. 3, 2). Этот отщеп был опубликован им как «крупная ножевидная пластина, сплошь покрытая густой глубокой патиной голубовато-серого цвета, напоминающей патину костенковских кремней»; наиболее вероятным возрастом ее считался верхний палеолит. Достаточно выразительный рисунок изделия, воспроизведенный в статье Г. И. Горецкого, позволил автору усомниться в его позднепалеолитическом возрасте (Праслов, 1964а, стр. 54; Борисковский и Праслов, 1964, стр. 19), что и вызвало осмотр местонахождения летом 1964 г.
Начав обследование участка сразу же на первых обнаженных местах (рис. 12), автор вместе с В. Е. Щелинским нашел несколько расщепленных и обработанных кремней и кварцитов. Более пристальное внимание позволило локализовать находки у нижнего горизонта ископаемой почвы, поскольку они встречались только на уровне этой почвы и на осыпи ниже ее. Первая же зачистка почвы на одном из мысов, образованном обнажением и молодым оврагом, разрезающим террасу, дала около де
39
сятка расщепленных кремней такого же облика, что и собранные на поверхности. Кремни приурочены к верху и к середине почвы (рис. 13). Несколько ниже по течению реки из этой же почвы было извлечено несколько обломков костей ископаемых животных. Все это безусловно свидетельствует о новом палеолитическом местонахождении in situ. Любопытна следующая деталь.
Во время подготовки материалов к описанию автором было осмотрено все найденное здесь Г. И. Горецким. И вот в одном из мешочков с надписью «хут. Михайловский» были обнаружены два бумажных пакетика. В одном
Рис. 12. Михайловское местонахождение. Общий вид.
из них хранился маленький отщеп из серого кремня, найденный «у основания нижнего горизонта погребенной почвы», в другом — такой же маленький кремневый отщеп, вынутый «из основного горизонта погребенной почвы». Все это говорит о том, что уже Г. И. Горецкому удалось констатировать здесь in situ отдельные палеолитические находки.
Ввиду большого интереса, который вызывает это новое местонахождение, в том же 1964 г. оно было показано И. К. Ивановой, А. А. Величко, Т. Д. Морозовой, Р. А. Сорокиной и В. М. Муратову. Поставленные здесь зачистки вскрыли следующее геологическое строение участка (рис. 13, а): 1
1. Дерновый слой................................................. 0.05 м.
2. Гумусовый горизонт — супесь тонкая, пылеватая, серовато-коричневая, пористая, рыхлая, комковатой структуры. Книзу светлеет; нижний контакт нечеткий..................................... 0.4 м.
3. Супесь желтовато-бурая с серовато-палевым оттенком, тонкая, пылеватая, мелкопористая, со следами корнеходов, с большим количеством карбонатов типа белоглазки........................... 0.55 м.
4. Суглинок желтовато-бурый, мелкопористый, по порам обызве-сткован, в целом однородный. Нижний контакт нечеткий ... 0.7 м.
5. Супесь палевая, тонкая, пылеватая, пористая. По нижнему контакту отмечается включение гипса................................. 0.45 м.
6. Суглинок желто-бурый, рыхлый, слабо гумусированный, пористый, местами по порам отмечается мелкокристаллический гипс ............................................................ 0.25 м.
1 Разрез описан под руководством А. А. Величко.
40
Рис. 13. Михайловское местонахождение.
а — разрез (описание слоев см. в тексте); б — зачистка берега (рука человека и нож указывают на кремни в нижней ископаемой почве); в кремневый отщеп в слое.
1. Суглинок с более коричневым оттенком, близок по составу к вышележащему, насыщен мелкокристаллическим гипсом. Скопление гипса книзу уменьшается..........................................
'8 . Супесь светло-бурая с коричневым оттенком, тонкая, пылеватая, пористая, более грубая, чем вышележащий слой, в целом однородная, со следами корнеходов ...................................
'9 . Супесь, по составу аналогичная вышележащей, с большим количеством включений мелкокристаллического гипса, местами по порам отмечается псевдомицелий. Книзу опеечапивается и темнеет.......................................................
10. Песок серовато-желтый, светлый, мелкозернистый, пылеватый. Встречаются мелкие включения гипса. С глубины 0.5 м от верхнего контакта отмечается чистый песок с редкими крупными зернами цветных кристаллических пород и кварца. Окатанность плохая ..........................................................
11. Песок палевый с коричневатым оттенком, глинистый, тонкозернистый, тонкослоистый, преобладают песчано-глинистые прослои. Песчаные прослои 2 см. Верхний контакт четкий, нижний нечеткий.....................................................
12. Супесь буровато-палевая, пористая, пылеватая, с макропорами и нерезкими примазками органики....................................
13. Супесь палевая с коричневатым оттенком, тонкая, пористая, по порам пятна органики. В слое прослеживаются слои опесча-ненного лёсса толщиной 8—10 см без четких контактов . . , 14. Суглинок буровато-коричневый, темный, слабопористый, со следами крупных корнеходов, вверху и внизу неравномерно окрашен, прослеживаются пятна! более интенсивно окрашенные гумусом. Местами по порам слабо заизвесткован. Книзу становится более тяжелым. Ископаемая почва..........................
15. Супесь коричнево-палевая, пылеватая, пористая, по порам книзу количество карбонатов возрастает. Нижний контакт не четкий, но заметный......................................................
16. Суглинок темно-серо-бурый с коричневым оттенком, крупнопористый, мелкокомковатой структуры, рыхлый, по порам карбонаты, с мелким гипсом. Нижний контакт нечеткий; кротовины желто-коричневые; книзу светлеет. Верхний контакт волнистый, со следами нарушения: отдельные языки поднимаются на высоту 15—20 см. Нижний контакт нерезкий, языковатый, с гипсом и карбонатами по порам. Ископаемая почва.....................
17. Суглинок желтовато-коричневый, рыхлый, слабопористый, с редкими карбонатами по порам, с гипсом. Книзу темнеет за счет переотложения из нижележащего слоя. В этой части по порам встречаются карбонаты. Нижний контакт не резкий, но горизонтальный ......................................................
18. Суглинок темно-серый, с коричневатым оттенком, гумусированный, в верхних 10—15 см с пятнами желтовато-бурого суглинка комковатой структуры, пористый, встречаются друзы гипса 1—1.5 см, по порам карбонатный. Книзу светлеет, приобретая буроватый оттенок. На глубине 15 см от верхнего контакта встречены кремни. Ископаемая почва...............................
0.75 м.
0.75 м.
1.50 м.
0.65 м.
0.70 м.
1.50 м.
1.00 м.
1.25 м.
1.50 м.
0.90 м.
0.70 м.
0.50 м.
19. Суглинок коричневато-бурый, легкий, рыхловатый, пористый, по порам слабо заизвесткован, с редкими мелкими друзами гипса. Посветление идет за счет карбонатов......................... 0.70 м.
20. Суглинок неравномерно окрашенный, на палевом фоне встречается много рыхлых включений карбонатов, более плотных, чем белоглазка. Отмечаются редкие друзы гипса 1—1.5 см и кротовины 10—15 см. В нижней части количество карбонатов уменьшается 1.10 м.
21. Суглинок желтовато-бурый, пористый, рыхловатый, с большим количеством следов корнеходов. Отмечаются карбонаты по порам. Нпжпин контакт нерезкий, заметен по цвету...................... 1.20 м.
22. Суглинок неравномерно окрашенный. Состоит из прослоев сизого тяжелого (почти глины) и коричневато-бурого суглинков.
С глубины 0.5 м от верхнего контакта преобладает зеленовато-
сизый цвет. Встречаются прослои серо-желтого песка, мелкозернистого, мощностью 1—2 см. Местами отмечаются пятна бурого ожелезнения. Имеются редкие карбонаты в виде журав-чиков ......................................................... 0.85 м.
23. Песок светлый, желтовато-серый, разнозернистый (средне и крупно), наряду с кварцем много цветных пород, кремня, облом-
ков галек мергеля размером 1.5—2 см. Видимая мощность в зачистке................................................ 0.30 м.
Общая глубина от поверхности.......................... 19 м.
До уреза Сев. Донца остается еще 3.5—4 м отложений, закрытых растительным покровом. На некоторых участках обнажения, ниже по течению, во всей этой толще просматриваются пески, ложащиеся на цоколь террасы (слой 24 — почти вертикальные пласты глинистых сланцев). Близ хут. Михайловского цоколь террасы заметно повышается и достигает высоты цоколя террасы в Ореховой Россыпи.
Разрез у хут. Михайловского совершенно аналогичен тому, что наблюдается в Ореховой Россыпи у Хрящей. И там, и здесь на цоколе хорошо прослеживаются пески русловой фации (в Хрящах они содержат археологические находки), перекрытые глинами и супесями пойменной фации, формирование которых завершено отложениями мощной ископаемой почвы черноземного типа (Попов, 1947, стр. 64). У хут. Михайловского эта почва лежит на глубине 14.85 м от поверхности. Немного выше, на глубинах 13.65 и 11.25 м, лежат еще две ископаемые почвы близкого типа.
Все эти три почвы, также сближенные, хорошо прослеживаются и в Ореховой Россыпи. Там не зафиксирован только самый верхний слабый гумусовый горизонт, залегающий в Михайловском местонахождении на глубине 3.15 м от поверхности. Он сопоставляется с интерстадиальной почвой последнего оледенения.
Выше комплекса из трех ископаемых почв и в Ореховой Россыпи, и у хут. Михайловского лежат пески и супеси. Интересно отметить, что такие же супеси и пески в погребенном состоянии на глубине примерно 6—9 м вообще широко прослеживаются в покровных отложениях и на древнеэвксинской (мариинской) террасе. Г. И. Попов упоминает их в разрезе у хут. Горского и в других местах Нижнего Дона, рассматривая как продукт развевания песков I и II надпойменных террас, т. е. в качестве древних эоловых шлейфов (Попов, 1947, стр. 64). Аналогичное явление отмечено автором с М. Н. Грищенко в разрезе древнеэвксинской террасы у г. Таганрога, где эти супеси и пески залегают выше так называемой рисс-вюрмской почвы, а по М. Н. Грищенко — «одинцовской».
Поскольку разрез у хут. Михайловского аналогичен разрезу в Ореховой Россыпи у Хрящей, интерпретация его представляется такой же. Здесь добавляются только отдельные детали, которых нет в Хрящах. В частности, из нижней ископаемой почвы у хут. Михайловского собраны многочисленные раковины Planorbarius metidjensis Forbes, Bithynia leachi Shepp., Valvata pulchella Studer., Planorbis planorbis L.. Anisus spirorbis L., Anisus leucostoma Mill, и Gyraulus rossmaessleri A. Schm. (определения Я. И. Старобогатова). Для всех этих форм характерным биотопом являются поймы с болотами и лужами (Жадин, 1933, 1940). Таким образом, вывод, основанный на морфологии нижней ископаемой почвы, о характере ее происхождения хорошо подтверждается фаунистическими данными.
Археологическая коллекция Михайловского местонахождения состоит из 208 предметов: 186 изделий из кремня, 22 изделия из серого кварцита. Среди кремня преобладают породы серых оттенков. Изредка встречаются изделия из мелового кремня. Такая пестрота петрографического состава пород свидетельствует о том, что основным местом добычи сырья для обитателей Михайловского местонахождения являлись галечники, может быть, той же террасы, на которой жил первобытный человек.
Небольшая величина галек наложила отпечаток на общий облик индустрии: в коллекции преобладают мелкие отщепы и осколки кремня и кварцита. Только единичные экземпляры достигают 7—8 см длины.
Основная масса находок собрана на осыпи, на уровне и ниже ископаемой почвы. При зачистке последней in situ было найдено 7 экз. К ним прибавляются еще два кремневых отщепа, вынутых из этой почвы Г. И. Горецким в 1950 г.
Кремни и кварциты не окатаны, имеют различную степень патиниза-ции; часть кремней заглажена до легкого блеска. На многих изделиях сохранились участки, покрытые известковым натеком. Существование в коллекции наряду с крупным материалом мельчайших чешуек свидетельствует об отсутствии сортировки и какой-либо переотложенности.
Наличие в коллекции достаточно выразительной серии нуклеусов (7.2%) и отщепов с четкими морфологическими чертами позволяет в какой-то степени проследить и приемы первичного расщепления сырья.
Прежде всего следует отметить почти полное отсутствие техники ле-валлуа. Единственным достоверным леваллуазским изделием можно считать нуклеус (рис. 14, 7). Среди отщепов типично леваллуазские отсутствуют.
Весь каменный инвентарь можно типологически разделить на несколько групп: нуклеусы, нуклевидные куски кремня и кварцита, отщепы и изделия со вторичной обработкой.
Нуклеусы. Их 15 экз. По приемам снятия отщепов они делятся на одноплощадочные, двуплощадочные и дисковидные. Все, кроме одного кварцитового, изготовлены из галечного кремня.
Одноплощадочные нуклеусы представлены тремя грубопризматическими и тремя специфическими формами.
Грубопризматические нуклеусы изготовлены на удлиненных гальках путем одного поперечного скола, оформлявшего резко скошенную ударную площадку, с которой затем велось снятие отщепов (рис. 14, 2, 4, 5). Вторичной подправки ударных площадок не производилось.
Эти же приемы первичного расщепления характерны и для специфических форм одноплощадочных нуклеусов (рис. 16, 7, 2), и для двуплощадочных (рис. 15, 7, 3, 4), которых в коллекции насчитывается 7 экз.
Два двуплощадочных нуклеуса отличаются от одноплощадочных грубопризматических лишь наличием еще одной ударной площадки. Остальные по форме сильно варьируют и не составляют единого типа. Один из них ромбовидный (рис. 15, 7), с резко выступающими углами. Он изготовлен из желвака серого кремня небольшого размера. Ударные площадки, расположенные по противоположным краям желвака, скошены по отношению к оси отщепления на 35—40°. Расстояние между параллельно расположенными площадками в среднем равняется 5 см. Следовательно, и отщепы, снятые с желвака, всегда будут меньше 5 см и с сильно скошенными площадками.
Второй нуклеус (рис. 15, 4) аналогичен предшествующему, с той только разницей, что ударные площадки его, также сильно скошенные, не имеют предварительной подправки.
Третий двуплощадочный нуклеус из серого кремня — это почти правильный четырехугольник (рис. 15, 2). Все его сколы расположены на одной стороне, вторая представляет собой толстую естественную желвачную корку. Слегка скошенные ударные площадки тщательно оформлены предварительной подправкой, но не как обычно — от края площадки и поперек, а слегка наискось, от одной боковой стороны к другой, т. е. как бы вдоль площадки. Складывается впечатление, что этим создавались ударные площадки поперек желвака, укорачивая его и ограничивая длину отщепов. Такой тип нуклеусов автору данных строк в литературе неизвестен. Единственный аналогичный нуклеус встречен В. Н. Гладилиным на Антоновском мустьерском местонахождении в Донбассе. В Михайловском же такое оформление ударных площадок находит свое подтвер-
Рис. 14. Михайловское местонахождение. Кремневые нуклеусы {1—5).
ждение в оформлении ударных площадок некоторых отщепов (см. рис. 21, 7, 4). Ударная площадка такого типа отмечена на отщепах в Хрящах, на бессергеновском отщепе, а по литературным источникам, — на двух отщепах из 24-го и 25-го слоев Ябруда I (Rust, 1950, табл. 14, 2; 17, 7).
Лишь по наличию двух ударных площадок в эту категорию отнесен леваллуазский черепаховидный нуклеус (рис. 14, /). Он плоско-выпуклый. Рабочая сторона его сильно уплощена, тыльная же представляет собой естественную поверхность желвака и только по концам продольной оси имеет вторичную подправку, предназначенную для создания ударных площадок. Остальные участки краев почти не имеют подправки. Скалывание производилось с обеих ударных площадок. Перед снятием отщепа рабочая поверхность нуклеуса подправлялась мелкими боковыми сколами, что характерно для черепаховидных нуклеусов (tortoise core). Совершенно аналогичный нуклеус был найден в Беглицком местонахождении на северном берегу Азовского моря (Иванова и Праслов, 1963, стр. 98). Судя по геологическим условиям залегания, беглицкий нуклеус моложе находки в Михайловском местонахождении, если последняя не является примесью к основной коллекции. Дело в том, что среди отбросов производства Михайловского местонахождения нет форм, которые можно было бы связывать с таким типом нуклеуса.
Дисковидные нуклеусы представлены одним плоско-выпуклым односторонним (рис. 14, 3) и одним двусторонне обработанным из кварцита (рис. 18, 7). Последний, возможно, выполнял функции орудия, на что указывает вторичная подправка одного из его лезвий.
Стадии сработанности нуклеусов различные. Одни только начаты обработкой и несут на себе всего лишь по два-три негатива скалывания, другие использованы до конца и имеют размеры в 3—4 см.
Нуклевидные куски кремня и кварцита. Их 13 предметов (12 кремневых и 1 кварцитовый). В основном это обломки кремневых галек, имеющие на себе один или несколько негативов сколов. Только на двух из них можно проследить что-то в виде ударных площадок, на остальных же предметах они совершенно не выражены.
Наиболее интересны два экземпляра. На одном прослеживаются короткие сколы, идущие навстречу друг другу с двух краев желвака. На другом, довольно массивном желваке серого кремня, наблюдается несколько сколов, направленных под углом друг к другу и образующих острую грань. Этот экземпляр даже можно включить в группу нуклеусов. Но ни в коей мере его нельзя рассматривать в качестве двусторонне обработанного грубого рубящего орудия (chopping-tools), как это сделала Ж. Анри-Мартэн с совершенно аналогичными нуклевидными формами из «тейякского» слоя грота Фонтешевад, опубликовав прекрасные серии шаровидных и других галечных нуклеусов под этим названием (Henri-Martin, 1957, стр. 126—138).
Отщепы. Самую большую (161 экз.) группу находок составляют отщепы (146 кремневых и 15 кварцитовых) и мелкие отщепики, называемые иногда чешуйками. Провести грань между теми и другими практически невозможно. Обе эти подгруппы соединены большим количеством переходных форм. Отщеп в данном случае рассматривается как заготовка для орудий, т. е. форма, которую первобытный человек стремился сознательно получить; чешуйка всегда случайна, она получается при вторичной обработке изделий, при всевозможной подправке или при неудачном расщеплении. Малые размеры нуклеусов, например такие, как изображенные на рис. 16, 1, 2, не могли давать крупных заготовок, поэтому всё, сколотое с них, гораздо ближе к чешуйкам, хотя и получилось в результате преднамеренного снятия.
46
5
Рис. 15. Михайловское местонахождение. Кремневые нуклеусы (1—4)..
Рис. 16. Михайловское местонахождение. Кремневые изделия.
1,2 — нуклеусы; 3—0 — отщепы.
Большое затруднение при расчленении этой группы создают также отщепы, получившиеся при изготовлении крупных двусторонне обработанных форм орудий. Их размеры могут сильно варьировать. Обычно считающиеся основными признаками таких отщепов небольшая величина, изогнутость профиля, сильно скошенные ударные площадки и неутилизация в дальнейшем (Bordes, 1950, стр. 30; 1961, стр. 7, 8, 13), как кажется автору, не могут ложиться в основу выделения этой категории. Небольшие нуклеусы, одно- или двуплощадочные, с сильно скошенными ударными площадками дают точно такие же формы отщепов, какие получаются при изготовлении бифасов (например, рис. 16, 9; 17, 5). В Михайловском местонахождении типичных бифасов нет. Но категория отщепов, которые имеют морфологические черты, характерные для отщепов-«отходов», получающихся при изготовлении бифасов, очень велика.
На большинстве отщепов Михайловского местонахождения преобладают гладкие ударные площадки (117 экз.). Предварительная подправка отмечена только на 17 отщепах, причем у некоторых из них эта подправка может быть и не предварительной, а вторичной (рис. 17, <?). Вполне возможно, что один маленький, но достаточно толстый краевой отщеп мог использоваться в качестве скребка. Примеры такого использования отщепов хорошо известны в литературе (Henri-Martin, 1956). На некоторых отщепах подправка носит случайный характер. Очевидная тщательная предварительная подправка прослеживается лишь у семи кремневых отщепов и у двух кварцитовых. У кварцитовых изделий такая подправка совершенно обычна, т. е. направление подправляющих ударов идет от внешнего края ударной площадки к внутреннему (рис. 18, 1, 2). В обоих случаях это были орудия, по-видимому остроконечники. У одного из кремневых отщепов подправка необычна: подправляющие удары идут не поперек, а вдоль площадки (рис. 21, 1, 4). Особенности такой продольной ударной площадки уже отмечены при описании нуклеусов.
Угол скошенности ударных площадок, т. е. отношение их к основной оси удара, преимущественно превышает 100°. Только у четырех отщепов угол лежит в пределах 90—100°. Как крайность отмечается угол скошенности, достигающий 135°. Все это хорошо соответствует внешнему облику найденных здесь нуклеусов.
Наряду с формами нуклеусов, имеющих сильно скошенные ударные площадки, существовали, очевидно, и нуклеусы с ударными площадками под прямым углом. Об этом свидетельствует существование отщепа с продольной ударной площадкой, расположенной под прямым углом к основной оси удара, а также существование отщепа, сколотого с двуплощадочного нуклеуса. Дальний конец последнего несет на себе часть ударной площадки нуклеуса, подправленной одним грубым сколом, и негативы двух сколов с этой площадки (рис. 16, 3).
У некоторых отщепов спинка уплощена, т. е. на ней сохранились негативы предшествующих сколов, причем эти сколы идут не в радиальном направлении, как обычно при снятии с дисковидных нуклеусов, а параллельно оси снятия самого отщепа (рис. 17, 4, 5, 7; 18, 4). Подобное явление очень характерно для одноплощадочных грубопризматических форм нуклеусов. Отщепы такого типа в большом количестве встречены в «тейякском» слое Фонтешевада (Henri-Martin, 1957, рис. 17—20). Там им соответствуют одно- и двуплощадочные грубопризматические нуклеусы, которые ошибочно считаются Ж. Анри-Мартэн массивными скребками типа Choppers (там же, стр. 138—144).
Имеются в коллекции и отщепы, снятые с дисковидных нуклеусов (рис. 17, 8, 9).
Изделия со вторичной обработкой. Процент орудий (20 экз.) по отношению к общему количеству находок из камня довольно высок — 9.6,
4 Н. Д. Праслов
49
Рис. 17. Михайловское местонахождение. Кремневые отщепы {1—11).
Рис. 18. Михайловское местонахождение. Кварцитовые изделия (1—7).
4*
а если к ним добавить еще 5 отщепов со следами вторичной подправки, он возрастет до 12. Четыре орудия изготовлены из кварцита, остальные — из кремня. Степень патинизации как кремневых, так и кварцитовых изделий различна. Почти каждое орудие представляет собой самостоятельный тип. Преобладают инструменты для скобления — 11 экз. Количество остальных орудий следующее: 3 режущих, 2 остроконечника, 2 зубчатых, 1 рубящее орудие. Отщепы с ретушью не являются морфологически законченными формами.
Инструменты для скобления представлены тремя высокими скреблами и восемью маленькими концевыми скребками.
Одно из скребел изготовлено на массивном куске кварцита грубой отбивной ретушью (рис. 18, 5). Не менее массивно второе скребло, лезвие которого оформлено вторичной подправкой на тонком краю нукле-видного обломка кремня (рис. 19, 9). Размеры третьего скребла (рис. 19, 3) значительно уступают первым двум. Оно является, так же как и оба первых, выпуклым боковым. Ретушь отбивная с глубокими негативами. Ударный бугорок заготовки срезан крутой притупливающей ретушью, оформляющей вогнутое лезвие.
Лезвия скребков (8 экз.) оформлены на концах тонких отщепов малых размеров (рис. 19, 2, 8). Четыре из них на рабочих концах имеют небольшие выемки, предназначенные, очевидно, для выполнения специфических работ.
Типичные остроконечники представлены одним кварцитовым и одним кремневым.
Асимметричный кварцитовый остроконечник (рис. 18, 1) имеет небольшие размеры: 3.5х2.7х0.9 см. Сходящиеся к острию лезвия его оформлены крутой ретушью. Левый край слегка выпуклый, правый — вогнутый и сильнее забит. Ударная площадка по сравнению с самим отщепом массивна. Она имеет предварительную подправку и расположена под тупым углом к оси удара.
Второй остроконечник изготовлен на массивном первичном кремневом отщепе. Размеры его 8.4X3.5 X 2,5 см. Лезвия оформлены отбивной ретушью с сильными раковистыми изломами (рис. 20, 2). В поперечном сечении он слегка асимметричен. Наиболее крутая ретушь на правой стороне. Очевидно, этот край отщепа, расположенный поперек оси удара, был толстым, и первобытному человеку пришлось затратить немало усилий, для того чтобы получить хорошую симметричную форму. Настоящий остроконечник отличается от мустьерских характером ретуши и отсутствием уплощения на спинке отщепа.
К режущим орудиям могут быть отнесены два кремневых отщепа и один кварцитовый, имеющие приостряющую ретушь на брюшке (рис. 18, 3; 19, 5, 6).
Зубчатые формы изготовлены на толстых отщепах крутой уступчатой несистематической ретушью (рис. 19, 4,10). Назначение этих орудий неясно.
Непонятно назначение и трехгранного в сечении кремневого изделия (рис. 19, 7), ретушь у которого имеется на всех трех сторонах.
Особый интерес представляет массивное орудие 11X10.2x5.8 см. Оно изготовлено из куска серого кварцита крупными сколами и мелкой вторичной подправкой, оформляющими два лезвия, сходящихся к острому концу (рис. 20, 1). Ровная линия одного из лезвий достигнута двусторонней обработкой. Второе лезвие также ровное. Один конец орудия утончен вторичной обработкой, противоположный же оставлен толстым и почти не подправлялся. На остром конце имеются следы забитости.
Двусторонняя обработка лезвий, отчетливо выраженная массивная пятка, соединение лезвий под углом друг к другу и общие контуры дан-
52
Рис. 19. Михайловское местонахождение. Кремневые орудия (2—10).
него орудия сближают его с ручными рубилами. Однако рубилом назвать его нельзя, поскольку оно имеет не полную двустороннюю обработку, а лишь частичную и конец, к которому сходятся лезвия, не является таким же острым, как лезвия. Можно говорить только о том, что оно -было предназначено для выполнения функций рубящего орудия.
Итак, мы рассмотрели каменную индустрию Михайловского местонахождения. По геологическим условиям залегания оно датируется средним плейстоценом или, если пользоваться альпийской терминологией, по-видимому, интерстадиалом рисе I—рисе II. На Русской равнине этот памятник наряду с Хрящами и Бессергеновкой является одним из самых древних, залегающих в четких стратиграфических условиях. Какие же выводы можно извлечь при изучении его материалов?
54
Прежде всего характерной особенностью данного памятника является довольно высокий уровень техники расщепления. Несмотря на наличие в его основе клектонской техники, чувствуется гораздо большее совершенство, что может быть сопоставлено с так называемым тейякским этапом развития раннего палеолита в том значении этого термина, которое вкладывали в него А. Брейль и Д. Пейрони (Breuil, 1932; Breuil et Zbys-zewski, 1942, стр. 46; Peyrony, 1938. 1950, стр. 102; Alimen, 1950, стр. 114—116).
За последние годы понятие о тейяке стало настолько запутанным, что им очень трудно пользоваться. Иллюстрацией этому является хотя бы статья немецкого исследователя А. Тодэ, помещенная в юбилейном сборнике в честь Л. Цотца (A. Tode, 1960, стр. 539—550). В этой статье в одной группе рассматриваются памятники совершенно различного характера. Вместе с нижними слоями Умм-Катафа из Иудейской пустыни помещен нижний слой Киик-Кобы, не имеющий с ними ничего общего. Кажется, что ничего общего с нижними слоями Умм-Катафа не имеет даже так называемый тейяк слоя G грота Табун (Garrod and Bate, 1937),расположенного недалеко от Иудейской пустыни в горах Кармел.
Несколько странно понимал тейяк Р. Невиль, который после создания этого термина А. Брейлем стал находить его везде: и в Иудейской пустыне (Neuville, 1951, стр. 29—38), и в Марокко (Neuville et Ruhlmann, 1941), выделяя всего лишь по нескольким предметам, за что совершенно справедливо был подвергнут критике другими исследователями (Antoine, 1952, стр. 102; Bordes et Bourgon, 1951, стр. 2).
Нельзя понять и позиции В. Хмелевского (Chmielewski, 1961, стр. 135— 136; 1964, стр. 251—257), выделявшего тейяк в некоторых пещерах Польши только на основании присутствия в коллекциях отщепов с забитостями по краям. К сожалению, в статье В. Хмелевского отсутствуют доказательства и научный аппарат.
В последнее время и во Франции термином «тейяк» пользуются не совсем осторожно, относя к нему все, что типологически слабо или неясно выражено. Имеются в виду публикации Фонтешевада и Бом-Бонна. Если нижние слои грота Фонтешевад действительно являются тейякскими (Henri-Martin, 1957), то тогда вряд ли тейякскими будут нижние слои Бом-Бонна (Bottet, 1956; Lumley et Bottet, 1960); между ними имеется существенная разница (Valoch, 1964, стр. 108—109).
Большинство исследователей, как кажется автору, совершенно неправильно вкладывали в понятие «тейяк» грубость и аморфность индустрий. На недопустимость этого указывал еще Д. Пейрони (Peyrony, 1950, стр. 102). Местонахождения-эпонимы, где был выделен тейяк (слои 2,3 и 5 Ла Микока), представляют собой достаточно четкие и выразительные индустрии, отличающиеся от типичного ашеля редкостью бифасов, скребел, остроконечников, ножей с обушком, леваллуазских отщепов и пластин. Вместо них преобладают всевозможные скребки, проколки, выемчатые и зубчатые формы орудий на толстых отщепах с гладкими ударными площадками (Bourgon, 1957, стр. 130). Такая разница обусловлена, очевидно, различной техникой первичного расщепления. В большинстве ашельских памятников очень высок процент техники леваллуа, тогда как тейяк развивался на клектонской основе. Если присмотреться внимательно к тейякской технике, окажется, что уровень ее развития достаточно высок для своего времени, для домикока (Breuil, 1932, стр. 182), и нельзя говорить о каком-то всемирном «неожиданном упадке» (Ефименко, 1953, стр. 163 и др.), деградации техники расщепления и обработки каменного инвентаря.
Вслед за М. Бургоном (Bourgon, 1957) автор относит к тейяку только нижние слои Ла Микока, близкие к ним материалы слоя А из Ла Феррасси
55
(Реугопу, 1934, 1950) и, возможно, некоторые горизонты Пеш-дель-Азе II и навеса Арман-Шадурн. Отношение Фонтешевада к тейяку, так же как и Бом-Бонна, следует еще проанализировать более тщательно. Другие памятники, относимые к тейяку [местонахождения близ Веймара (Behm-Blancke, 1960), польские местонахождения и местонахождения южной России и Ближнего Востока], представляют собой совершенно самостоятельные, особые индустрии, хотя и имеют в своей основе тот же клектон-ский принцип первичного раскалывания.
Особенностью новых местонахождений бассейна Нижнего Дона является присутствие продольной ударной площадки и, следовательно, аналогичных нуклеусов, устойчивость форм нуклеусов с их сильно скошенными ударными площадками, раннее зарождение грубопризматической техники расщепления при почти полном отсутствии техники ле-валлуа.
На территории нашей страны элементы сходства в технике обработки камня с местонахождениями Нижнего Дона прослеживаются в ряде памятников черноморского побережья Кавказа, особенно в Яштухе, на Хадыженской стоянке, а также в Круглике на Днепре (Даниленко, 1949, 1950; Ефименко, 1953; Борисковский, 19536) и в нижнем слое Киик-Кобы (Бонч-Осмоловский, 1940).
Наиболее близкие аналогии отмечаются в материалах Круглика, которые, к сожалению, засорены примесью поздних форм. Особенно большое сходство имеют нуклеусы одно- и двуплощадочные, с резко скошенными ударными площадками, а также зарождающаяся тенденция к грубопризматическому скалыванию, выразившаяся в уплощении спинки отщепов.
Обычно относимые к этому кругу материалы Ненасытца (Ефименко, 1953, стр. 166—167; Борисковский, 19536, стр. 60), хотя и обладают некоторыми общими чертами, производят впечатление более развитых, более поздних. Здесь уже имеются почти правильные грубопризматические нуклеусы, больший процент пластинчатых форм, зачастую с тонко-фасетированными площадками обычного типа, и т. д. Вполне возможно, что Ненасытец связан с Кругликом и памятниками Нижнего Дона, но в этой связи существует большой хронологический разрыв.
В пределах Нижнего Дона материалы Михайловского местонахождения имеют большое сходство с материалами второго комплекса Хрящей и с Бес-сергеновкой, причем это сходство доходит до тождества. Все три памятника принадлежали к одному времени, приурочены к одинцовской ископаемой почве. Есть основания говорить и об их культурном единстве.
БЕССЕРГЕНОВКА
Это местонахождение открыто В. И. Громовым в 1934 г. Оно расположено в 110—150 м к востоку от станции Бессергеновка близ г. Таганрога. В 1938 г. обследовано С. Н. Замятниным, в 1952 г. — П. И. Борисковским, а в 1959—1961 гг. — автором этих строк.
Геологический разрез у места находки представляется в следующем виде [по Громову (1948, стр. 252)]:
1. Суглинок лёссовидный, пористый, с сетью тонких известковых журавликов, со столбчатой отдельностью. По общепринятой терминологии — вюрмский лёсс............................ 6.5 м.
2. Погребенный почвенный горизонт. Резко выделяется на более светлом фоне суглинистой толщи темно-серой лентой. Комковатый, местами тонколистоватый. От нижележащего горизонта отделен скоплением белоглазки. «Рисс-вюрмская» погребенная почва................................................... 1.5 м.
3. Суглинок серый, комковатый, с сеткой тонких известковых журавликов и скоплениями мелких известково-мергелистых кон-
56
Рис. 21. Ударные площадки отщепов с продольной подправкой.
1, 1 — Михайловское; 2, в — Хадыженское; 3,5 — Бессергеновка; 7 — слой 25 Ябруда I (по А. Русту).
креций. Книзу становится более тяжелым и подстилается погребенной почвой («миндель-рисской»). Нередки Unio и другие моллюски. «Рисские суглинки». В самом основании этих суглинков, на границе с нижележащей «миндель-рисской» погребенной почвой, in situ найден сильно латинизированный отщеп
мустьерского облика............................................. 2.10 м.
4. Погребенная почва «миндель-рисская», видимая мощность до уровня Азовского моря........................................................ 0.50 м.
Сравнивая это обнажение с разрезами западнее г. Таганрога, Н. А. Лебедева (1965) убедительно показала, что самой нижней красноватой почвы, венчающей обычно древнеэвксинские отложения, здесь нет, а нижняя «бессергеновская» почва сопоставляется ею со второй снизу почвой в полных разрезах и относится к внутририсскому интерстадиалу (одинцовское время).
Массивный широкий отщеп неправильно четырехугольной формы (рис. 21, 3, 5), описанный С. Н. Замятниным (1937), изготовлен из темно-
Рпс. 22. Бессергеновка. Обломок двусторонне обработанного орудия (по П. И. Борисковскому).
серого просвечивающегося кремня. Размеры его 5.5 X4.2 см. На нижней поверхности хорошо выражен большой ударный бугорок, занимающий около половины отщепа. На верхней выпуклой поверхности его имеется негатив лишь одного широкого скола, идущий перпендикулярно длинной оси. Ударная площадка широкая, расположена почти под прямым углом к основной оси отщепа и имеет продольную предварительную подправку. По левому острому краю отщепа при сильном увеличении наблюдается легкая заполи-рованность, свидетельствующая об его использовании.
Ударные площадки такого типа с продольной предварительной подправкой имеются во втором комплексе Хрящей, в Михайловском местонахождении, в Хадыженской стоянке и в нижних слоях Ябруда (слои 24 и 25). В более грубом виде они имеются в Яштухе и Ахабиюке.
В 1952 г. П. И. Борисковским здесь найден обломок двусторонне обработанного изделия (Борисковский, 1957, стр. 136), которое мало что может добавить к характеристике этого местонахождения (рис. 22).
Под обнажением древнеэвксинской террасы в близких условиях к Бес-
сергеновскому местонахождению несколько находок, условно относимых к домустьерскому времени, сделано у с. Веселого.
ВЕСЕЛОЕ
Это местонахождение расположено примерно в 12—15 км к западу от Таганрога на морском побережье, недалеко от памятника «Красному десанту». Первые находки здесь сделаны И. С. Каменецким в 1956 г. В 1959 и 1962 гг. местонахождение обследовано автором. Коллекция состоит всего из пяти предметов, среди которых выделяются кремневые остроконечник и нож и обсидиановый отщеп.
Остроконечник (рис. 23, 2) изготовлен на массивном отщепе мелкозернистого серого кремня. Размеры его 6x4x2 см. Лезвие оформлено крутой отбивной занозистой ретушью; у основания слегка выделен черешок.
Нож (рис. 23, 1) изготовлен на массивном отщепе с широкой ударной площадкой. Один край его подправлен притупливающей ретушью, на
-58
втором, более тонком и остром, сохранились мелкие выщербинки, получившиеся в результате работы.
Обсидиановый отщеп (рис. 23, •?), массивный и широкий, имеет неправильно четырехугольную форму и размеры 5.3X3.9 см. Его широкая
Рис. 23. Веселое. Каменные изделия.
1, 2 — кремень; з — обсидиан.
и гладкая ударная площадка образует тупой угол с основной осью отщепа. На верхней стороне находится несколько негативов предшествующих сколов.
Стратиграфическая приуроченность этих находок не выяснена.
К домустьерскому времени условно отнесена находка ручного рубила близ станции Амвросиевка.
АМВРОСИЕВКА
Ручное рубило подобрано В. М. Евсеевым в 1930-е годы в одном из от-вершков Казенной балки приблизительно в 2 км от р. Крынки и недалеко от известной Амвросиевской позднепалеолитической стоянки. В 1938 г. место находки обследовано С. Н. Замятниным, но никаких дополнительных материалов собрано не было.
Ручное рубило, хранившееся раньше в Краеведческом музее г. Мариуполя (Замятнин, 1951, стр. 105; 1953, стр. 252), утрачено в годы Великой Отечественной войны, и получить представление о нем можно только по рисунку и описанию, опубликованным С. Н. Замятниным (1951, стр. 104—105; 1953, стр. 251—252). По С. Н. Замятнину, оно изготовлено из темного кремня верхнемелового возраста, хорошего качества (без включений). Орудие неравномерно покрыто голубовато-белой патиной (она интенсивнее на выпуклой стороне и несколько слабее на уплощенной). Поверхность его блестящая, заглаженная. Основные размеры: длина 10.5 см, ширина 7.3 см, максимальная толщина 3.2 см.
Судя по рисунку (рис. 24), Амвросиевское ручное рубило 2 обработано обычными приемами изготовления ашельских бифасов (Bordes, 1961).
2 В связи с этим решительное возражение вызывает интерпретация Амвроси-евского рубила С. Н. Бибиковым (19616, стр. 343) в качестве обычного мусть-ерского остроконечника.
59
Оно слегка асимметрично, имеет широкую пятку, оформленную длинным сколом с одной стороны и целым рядом мелких сколов с другой. Последние имели явно подчиненное значение при оформлении пятки, поскольку даже не снимали меловой корки. Лезвия орудия не совсем ровные, слегка извилистые. Все это, вместе взятое, если рассматривать данный экземпляр как типичное изделие раннепалеолитических охотников окрестностей Амвросиевки, заставляет присоединиться к выводу С. Н. Замятнина.
Рис. 24. Амвроспевское ручное рубило (по С. Н. Замятнину).
(1951, 1953) о его ашельском возрасте. От мустьерских ручных рубилец данное орудие отличает большая архаика, выражающаяся в неровности рабочих краев, в асимметрии и массивности пятки. Мустьерские рубила значительно меньше ашельских, они более изящные, с сечением не более 0.8—2.5 см (Формозов, 1958, стр. 78). Редкие из них, наиболее древние (Арзни, Киик-Коба), имеют в поперечном сечении больше 3 см, но они и по времени приближаются к ангельским. Если иногда и встречаются в мустьерских памятниках крупные бифасы (например, Чокурча, Хо-тылево), их всегда отличают от ашельских довольно совершенные приемы изготовления, близкие приемам изготовления двусторонне обработанных наконечников.
* * *
В связи с тем что охарактеризованные материалы затрагивают ряд общих проблем древнейшей истории Восточной Европы, возникает необходимость вновь вернуться к рассмотрению некоторых вопросов, но уже с более широких позиций. Такими вопросами являются определение хронологических рамок отдельных раннепалеолитических памятников и, следовательно, определение времени и возможных путей первого появления человека на исследуемой территории.
В последние несколько лет в советской литературе достаточно четко оформилось представление о довольно поздних южных путях заселения Русской равнины, причем под «югом» понимается только территория Кавказа. Эта гипотеза, впервые предложенная В. П. Любиным (1957, 1961), более четко и более подробно была обоснована С. Н. Бибиковым в целом ряде статей (Бибиков, 1959, 1961а, 19616) и стала проникать
60
в обобщающие работы (Крупнов, 1965, стр. 14). Однако у этой гипотезы слишком много слабых мест, чтобы она имела право на существование. Особенно серьезное возражение вызывают палеогеографические и хронологические представления С. Н. Бибикова.
По мнению С. Н. Бибикова, появление первых людей на Русской равнине относится к мустьерской эпохе. Логика его доказательств такова^ Начало деятельности горных ледников Кавказа в эпоху максимального
Рис. 25. Эвксинско-хазарский и карангатско-хвалынский бассейны (по Г. И. Попову).
1 — эвксинско-хазарское озеро-море; 2 — карангатское море со средп> земно-черноморской фауной; 3 — карангатские заливы с черноморской фауной; 4 — Манычский пролив (только во вторую половину каранга-тского времени); 5 — нижнехвалынский бассейн; 6 •— эрозионные врезы речных долин.
оледенения вызвало значительное понижение снеговой линии и, следовательно, сокращение охотничьих угодий, что, в то время когда численность населения увеличивалась, привело к «давлению избытка населения на производительные силы» (Бибиков, 1961а, стр. 4) и заставило первобытных обитателей Кавказа осваивать новые территории.
Когда же это произошло? В одном случае С. Н. Бибиков утверждает, что это случилось «вследствие наступающих, значительных по территориальному охвату, гляциальных явлений» (1961а, стр. 4) «на рубеже раннего и позднего палеолита» (19616, стр. 352). В другом случае он пишет: «. . . можно считать установленным, что оставление горных районов Кавказа древним человеком произошло в раннемустьерское время» (там же, стр. 356).
Основой для этих, казалось бы, стройных построений С. Н. Бибикова является, по-видимому, признание, что только на Кавказе имеются самые
61
древние местонахождения раннего палеолита. На всей остальной части Восточной Европы С. Н. Бибиков не видит памятников древнее мустьср-ской эпохи. Вероятно, не признает он существования домустьерских памятников и в области Карпат, хотя к моменту публикации его статей уже имелось несколько сообщений о домустьерских находках в Румынии (Nicolaescu-Plop^or et Moro^an, 1959).
Непризнание древнепалеолитического возраста за находками К. С. Ни-колэеску-Плопшора из Слатины в долине Дыржова оставляло совершенно изолированным древнепалеолитическое местонахождение Лука-Врублевецкая на Днестре и давало возможность сомневаться в его раннем возрасте. Серьезным основанием для этого являлось то, что обработанные древним человеком кремни были собраны не in situ, а на пляже. Но ведь и кавказские раннепалеолитические памятники также встречены в переотложенном состоянии.
Отрицание раннего возраста указанных местонахождений позволяло говорить, что в этих районах первобытный человек появился значительно позже, чем, например, в Западной Европе, т. е. в эпоху мустье, от которой до нас дошло много выразительных памятников.
Недавние блестящие открытия раннего палеолита в Венгрии полностью показали неправомочность таких представлений.
Там в разработках травертинов в долине речки Аталер (бассейн Дуная) палеогеографом М. Печи (М. Pecsi) близ Вертешсоллёш в 1962 г. было обнаружено богатейшее раннепалеолитическое местонахождение. При раскопках этого памятника Л. Вертешем были выявлены 4 культурных слоя, лежащих в тонких прослоях известковисто-глинистой породы, заключенных в травертинах, и в лёссовых прослоях, перекрытых пресноводными известняками (Kretzoi, Vertes, 1964, 1965). Вместе с каменными орудиями открыты костные остатки человека, фауны и кострищ(Vertes, 1965). Огромное количество галечных изделий с одно- и двусторонней обработкой позволило Л. Вертешу рассматривать данное местонахождение как одно из древнейших в ряду галечных культур. Не вдаваясь подробно в характеристику каменной индустрии, поскольку это не имеет особого значения для решения нашего вопроса, укажем, что хронологически названный памятник бесспорно относится к дорисскому времени, к бихарию венгерских исследователей, а точнее — к внутриминдельскому интерстадиалу. На это, помимо геоморфологии, указывает и фауна млекопитающих имеющая облик зюссенборнского типа.
Изделия раннего палеолита в Вертешсоллёш, найденные в четких геологических условиях, — яркое свидетельство заселенности края в глубокой древности. Данный факт позволяет с большей уверенностью оценивать местонахождение Слатина в долине Дыржова, Луку-Врублевецкую на Днестре, а также отдельные находки галечных изделий в районе Арджеш в Румынии (Nonia, 1964) и находки Кадича в Буде (местонахождение Castle Hill), возраст которых, к сожалению, и до сих пор может определяться только по типологии.
Так обстоит дело с домустьерскими памятниками западной окраины Восточной Европы,3 и, конечно, не приходится исключать их роль в древнейшей истории человечества на указанной территории. Забывать об этом при решении вопроса о возможных путях заселения Русской равнины нельзя еще и потому, что более реальная связь данной территории с Кавказом сравнительно отчетливо устанавливается лишь в послекарангатское время. А это время — значительно более позднее, чем время аллювиального комплекса Хрящей и древнего комплекса Луки-Врублевецкой.
3 Отдельные ашело-мустьерские находки в бассейне Волги (Паничкина, 1953; Бадер, 1955), к сожалению, пока ничего не дают для решения этого вопроса, кроме свидетельства о заселенности края.
62
Вполне возможно, что в будущем будут обнаружены и более древние памятники, такие как Хрящи и Лука-Врублевецкая, имеющие генетические связи с Кавказом. Однако реконструкция палеогеографической обстановки на территории между Кавказом и Русской равниной на ранних этапах плейстоцена (рис. 25) заставляет более осторожно решать этот вопрос, так как вплоть до эвксинско-хазарского времени по Манычу проходил гигантский пролив, достигавший нескольких километров в ширину (Попов, 1961), соединяющий бассейны Каспия и Черного моря. Вряд ли возможно, чтобы на низком уровне развития производительных сил первобытный человек мог преодолевать такие природные рубежи, существование которых отражалось даже на распространении животных (Верещагин, 1959).
Г лава IV
ПАМЯТНИКИ МУСТЬЕРСКОЙ ЭПОХИ
Значительно более высокий уровень развития материальной культуры характеризует памятники мустьерской эпохи. Большой хронологический разрыв с памятниками ранней поры, а также разный объем дошедших до нас остатков человеческой деятельности на исследуемой территории не позволяют пока говорить о какой-либо их генетической связи. Можно отметить только общую тенденцию — постепенное усовершенствование техники расщепления камня и отдельных форм изделий, зародившихся на первых этапах истории человеческого общества, а также выработку морфологически совершенно новых типов орудий.
Материальная культура мустьерских памятников не ограничивается только тремя-четырьмя установившимися формами каменных орудий, еще не имевшими строго дифференцированного назначения, как писал об этом С. Н. Замятнин (1951, стр. 117). Внимательное изучение коллекций богатейших французских местонахождений мустьерской эпохи позволило Ф. Борду и его коллегам выделить 63 типа различных изделий (Bordes, 1950; Bordes et Bourgon, 1951; Любин, 1965). Но даже и такое количество не исчерпывает все то разнообразие типов каменных изделий, с которым приходится встречаться при изучении конкретных материалов.
Выявление специфических форм, отражающих определенные традиции в технике обработки камня, помогает установить различие в общем облике материальной культуры хронологически одновременных памятников, что безусловно указывает на сосуществование различных линий развития, т. е. на существование разных археологических культур. К этому автора приводит изучение мустьерских материалов Приазовья—Нижнего Дона в сравнении с одновременными материалами Донбасса, Кавказа, Ближнего Востока, центра Русской равнины, а также Прикарпатья и далее — Центральной и Западной Европы.
Благодаря полевым исследованиям последних лет (1959—1966 гг.) на территории Приазовья и Нижнего Дона количество мустьерских памятников возросло до 25. Среди них имеются 5 поселений с четко выраженным культурным слоем и 4 пункта с находками отдельных вещей in situ. Большая часть материалов уже нашла свое отражение в литературе (Борисковский и Праслов, 1964; Праслов, 1962, 1964а, 19646). Не опубликованы только памятники, открытые в самое последнее время (1963—1966 гг.).
Ознакомление с общим размещением мустьерских памятников на исследуемой территории показывает, что основная масса их сосредоточена в бассейне Миуса и на Нижнем Дону. На пространстве между Доном и Миусом находок почти нет (рис. 1). Такое неравномерное распределение
•64
местонахождений на площади отнюдь не свидетельствует о неравномерной заселенности края в мустьерское время. Это отражает лишь состояние изученности.
Рожок I. Одним из наиболее интересных и выразительных мустьер-ских памятников на исследуемой территории является многослойное
Рис. 26. План мустьерской стоянки Рожок I.
1 — раскопы и шурфы; 2 —береговой обрыв; 3 — поле.
поселение Рожок I. Оно расположено на левом борту большой Булиной балки (рис. 26, 27), впадающей в Таганрогский залив примерно в полукилометре восточнее хут. Рожка, в 45 км западнее г. Таганрога.
Рис. 27. Рожок I. Общий вид (машина стоит у раскопа).
Это многослойное поселение открыто автором летом 1961 г. и раскапывалось в 1961—1962 гг. (Праслов, 1964а, 19646; Борисковский и Праслов, 1964, стр. 16 —18). За два года работ здесь вскрыто около 100 м2. Геологические условия изучались в 1961 г. М. Н. Грищенко (1965), Г. И. Поповым и В. А. Вронским (1962), а в 1962 г. комиссией геологов, в состав
5 Н. Д. Праслов
65
которой входили В. И. Громов, И. К. Иванова, К. В. Никифорова, Ю. М. Васильев, и отдельно — Н. А. Лебедевой и П. В. Федо-
ровым.
напластований, включающих
Для того чтобы лучше разобраться в сложной картине геологических
в себя мустьерские культурные слои, наряду с раскопами было сделано до 10 расчисток вдоль берега, начиная от устья Булиной балки и до обнажения цоколя террасы (рис. 28), сложенного среднесарматским известняком. Терраса здесь представлена не полным профилем, а только нижней частью. Верхняя часть ее разрушена, по-видимому, делювиальными процессами.
Наиболее полно эта терраса вскрыта скважиной, расположенной в 200 м от берега на правом борту балки Заведен-ской. Разрез скважины «по строению и характеру пород близок к разрезам древнеэвксинской террасы в обнажениях по берегу Таганрогского залива, наблюдаемых здесь на большом протяжении по обе стороны Миусского лимана» (Грищенко, 1965, стр. 148). Нижние слои, вскрытые скважиной, хорошо увязываются со слоями в обнажении берега.
В 100 м восточнее устья Булиной балки наблюдается глубокий врез в древне-эвксинские породы, выполненный более молодыми делювиальными отложениями. Общее строение делювиального шлейфа, выполняющего этот врез, осложнено тремя погребенными балками («А», «В» и «С»), прерывающими отложения по простиранию и усложняющими датировку слоев с культурными остатками.
Наиболее молодая погребенная балка «А» сложена светло-бурыми делювиальными суглинками, неслоистыми вверху (рис. 28, слой 11) и слоистыми внизу (рис. 28, слой 12). Делювиальные слоистые суглинки (слой 12) резко срезают все слои, слагающие пачку отложений, вмещающих культурные остатки мустьерского времени, что хорошо видно и на общем профиле (рис. 28) и особенно по северной стене раскопа 1962 г. (рис. 29). В самом низу этих суглинков встречаются отдельные переотложенные кости животных и кремни, попавшие сюда при размыве более древних отложений с культурными остатками, слагавших левый борт балки «А». Спорово-пыльцевые анализы показывают,
что формирование русла балки «А» и ее заполнение произошло вскоре после отложения верхнеплейстоценовых слоев 3 и 2 северной стены раскопа, где также повышается процент древесной пыльцы по сравнению
66
Западные стены
Северная стена
Рис. 29. Рожок. I. Профили стен раскопов.
I—V/ — горизонты культурных остатков; 1—12 — слои раскопов (описание см. в тексте): 13—кремни; 11— кости животных; 15 — остатки золы; 16 — репера нулевой плоскости.
с нижележащими слоями, в которых преобладает пыльца травянистой растительности.
.Погребенная балка «В» ограничивает распространение культурных остатков с востока. Вскрыта она зачистками I и II восточнее раскопа. Она тоже разрезает делювиальные отложения с культурными остатками и является более молодой, чем толща суглинков в пределах раскопа. Балка «В» заполнена следующими породами:
1. Суглинок темно-бурый, плотный, тяжелый, неравномерно окрашен-
ный, пятнистый, с редкой белоглазкой и гипсом. Неяснослоистый 3.00 м.
2. Суглинок такой же окраски, четко неправильнослоистый. Слои-
стость наклонена под углом 30° в сторону Булиной балки
и 10° в сторону залива. Суглинок засолен.................... 2.80 м.
Ниже слоя 2 залегают тяжелые темно-бурые плотные суглинки, распространяющиеся и в восточную, и в западную стороны (слои 5, 6 зачистки III и 8, 9 северной стены раскопа; см. рис. 28).
В 20 м восточнее погребенной балки «В» отложения разрезает погребенная балка «С», заполненная следующими породами:
1. Современная почва................................................ 0.50 м.
2. Суглинки и супеси светло-буровато-серые и серый слоистый гумус. Слоистость подчинена положению древних склонов, в плоскостях прислопа — алеврит. Делювий за счет древней почвы .... 5.00 м.
3. Погребенная почва черноземного типа балочного выполнения От 0.50 до
1.00 м.
4. Суглинок светло-бурый, неяснослоистый, бесструктурный, с гипсом и редкими мелкими конкрециями углекислого кальция. Пронизан ходами червей и корневинами. Резко срезает нижележащий слой 5. Линия среза наклонена к тальвегу погребенной балки. Контакт с выше- и нижележащими слоями четкий ... 1.50 м.
5. Суглинок коричнево-бурый, плотный, тяжелый, при высыхании распадается на отдельности, трещиноватый, с марганцевистыми пятнами. Встречаются редкие мелкие конкреции углекислого кальция. По трещинам опесчанен................................ 0.80 м.
6. Песок желто-бурый, ржавый, мелкозернистый, глинистый, плотный до алеврита. По простиранию на восток поднимается на уровень до 2 м и лежит непосредственно на галечнике — базальном горизонте древнеэвксинской террасы. Изредка встречается битая фауна моллюсков. В зачистке лежит ниже уровня пляжа на 50 см................................................ 0.50 м.
7. Сарматский известняк.
В спорово-пыльцевых спектрах выполнения балки «С» преобладают, по заключению М. Н. Грищенко, недревесная пЬгльца и споры. Незначительное количество древесной пыльцы принадлежит только роду Pinus', пыльца травянистой растительности — семействам Cheiwpodiaceae, Сот-рс sitae, Graminae, а также Artemisia. Высокий процент составляет пыльца Ephedra, что указывает на развитие засоленных почв в засушливых условиях. Наличие в спектрах спор Lycopodiaceae и Bryales указывает на близость водоема и на заболоченность днища балки в фазу накопления балочного делювия.
Об общем строении делювиального шлейфа с культурными остатками, разрезанного тремя описанными погребенными балками, можно судить по северной стене раскопов 1961—1962 гг. и по зачистке III, расположенной в 15 м восточнее раскопа 1961 г.
Северная стена сложена следующими породами (рис. 29):
1. Современная почва............................................... 0.50 м.
2. Суглинок бурый, известковистый, с белоглазкой под почвой, с гипсом, с кротовинами................................................. 0.70 м.
3. Суглинок темно-бурый, гумусированный, к западу выклинивается 0.50 м.
68
4. Суглинок светло-серовато-бурый, известковистый, пронизан кор-невинами и редкими кротовинами. При высыхании образует трещины согласно древнему склону.................................... 0.80 м.
5. Суглинок красно-бурый, лежит двумя прослоями, разделенными светло-бурым суглинком.............................................. 0.70 м.
6. Суглинок бурый и светло-бурый, местами серовато-бурый. Последний совпадает с культурными слоями..............................От 0.40 до
1.50 м.
7. Суглинок темно-серовато-бурый, гумусированный, сильно опес-чанен. Погребенная почва балочного типа. В сторону Булиной балки резко опускается, увеличиваясь в мощности..................... 0.40 м.
8. Суглинок темно-бурый, с мелкими конкрециями углекислого кальция, загипсован, с марганцевистыми выделениями по трещинам, плотный, комковатый................................................. 1.30 м.
9. Суглинок красно-бурый, плотный, тяжелый, мелкокомковатый, с редкими марганцевистыми пятнами................................... 0.40 м.
10. Известняк сарматский.
Все слои, как уже указывалось, срезаются светло-бурым суглинком (слои 12, 11).
Шесть горизонтов культурных остатков мустьерского времени с большим количеством костей животных, золы и обработанных кремней приурочено к слою 6. Нижний (VI) горизонт культурных остатков подстилается погребенной почвой (слой 7), верхний (I) имеет небольшое распространение по площади и лежит под красно-бурыми делювиальными суглинками слоя 5, срезающими культурные остатки этого горизонта в южной части раскопа.
В зачистке III, кроме современной почвы, обнажаются следующие породы:
1. Суглинок бурый с гипсом и белоглазкой, пронизан ходами червей и корневинами. На нем развит современный растительный покров почти без почвы.................................................. 1.40 м.
2. Суглинок темно-бурый, гумусированный, по структуре аналогичен слою 1. Слабо развитая погребенная почва. На запад, т. е. в сторону Булиной балки, по уровню падает. Срезан погребенной балкой «В».......................................................0.10—0.15 м.
3. Суглинок рыжевато-бурый, сильно опесчаненный, плотный, с конкрециями углекислого кальция, с марганцевистостыо и оже-лезнением. Контакт с нижележащим слоем четкий.................... 1.35 м.
4. Суглинок серо-зеленоватый, пятнистый, с лжемицелием и пятнами углекислоты, плотный, с прожилками ожелезнения. Горизонт оглеения......................................................... 0.20—0.25 м.
5. Суглинок рыжевато-бурый, плотный, с лжемицелием и известью по трещинам ..................................................... 1.60—1.70 м.
6. Суглинок темно-буро-коричневый, плотный, распадается на крупные отдельности, сильно марганцевистый по трещинам, с крупными конкрециями углекислого кальция. Контакт с нижележащим слоем четкий............................................. 0.80 м.
7. Песок серо-бурый, глинистый, мелкозернистый. В середине хорошо видна горизонтальная слоистость; в общей пачке слоистость наклонена под углом в 10° к Булиной балке ....................... 0.50 м.
8. Известняк сарматский.
Важным фактором для геологической датировки мустьерских слоев является наличие в зачистке III горизонта оглеения (слой 4) и погребенной почвы (слой 2).
Горизонт оглеения сформировался на пониженном участке в устье древней балки, по-видимому, во время формирования нижней погребенной почвы, венчающей древнеэвксинские отложения террасы. Подобные явления можно часто встретить в полных разрезах древнеэвксинской террасы. Переход нижней погребенной почвы по простиранию в горизонт оглеения на пониженных участках хорошо виден в обнажении берега между хуторами Рожок и Боково, в 3—5 км на запад от мустьерского памятника Рожок I.
69
По общепринятой в настоящее время схеме геологической датировки, древнеэвксинские отложения вместе с венчающей их погребенной почвой сопоставляются со временем лихвинского межледниковья схемы А. И. Москвитина, вышележащие суглинки — со временем максимального распространения ледника. В это время врез древней балки находился в пределах нынешних раскопов и обнажил здесь древнеэвксинские отложения, срезав их значительную часть, в том числе и рыжевато-бурые суглинки (слой 3 зачистки III).
Слои 8, 9 раскопа сопоставляются нами со слоями 5, 6 зачистки III и дальше на восток — с древнеэвксинскими отложениями террасы.
Начало потепления вызвало формирование почвы на склонах балки. На более высокой части склонов почва (слой 2 зачистки III) развивается на делювиальных отложениях времени максимального оледенения. На склонах почва тоньше, ближе к руслу балки мощность и интенсивность ее возрастает (слой 7 северной стены раскопа).
На этой почве поселились первобытные люди, оставившие V] горизонт культурных остатков Рожка I. В это же время начинается новая усиленная фаза аккумуляции суглинков, закончившаяся интенсивным двукратным делювиальным смывом (слой 5 раскопа). В этот небольшой промежуток времени первобытные люди селились на левом борту балки 6 раз. Возвращаясь на это место, они уже заставали культурные остатки погребенными в суглинках.
Фаза отложения всех вышележащих суглинков — фаза постепенного потепления и увлажнения климата — заканчивается, по мнению М. Н. Грищенко, одинцовским межледниковьем (1965, стр. 152).
Палинологические анализы по Рожку I, выполненные в лаборатории Волго-Донского геологического территориального управления, привели В. А. Вронского к такому же выводу (1962).
По заключению В. А. Вронского, весь разрез Рожка I делится на два палинологических комплекса, характеризующих различные стратиграфические горизонты.
Первый комплекс охватывает три нижних слоя, подстилающих ккуль-турные остатки. Образцы содержат очень мало пыльцы и спор. Представлены в основном травянистые растения, среди которых преобладают маревые (Compositae) и сложноцветные (Chenopodiaceae). Встречены также злаковые (Graminae). Пыльца древесных пород отсутствует. Группа спор представлена единичными зернами зеленых мхов (Bryales).
Эти спорово-пыльцевые спектры В. А. Вронский сопоставляет со спектрами отложений, полученных В. П. Гричуком для днепровского оледенения по Приазовью и Нижнему Дону.
Второй палинологический комплекс характеризует все остальные отложения, включающие в нижней части культурные остатки мустьерского времени. Спорово-пыльцевые анализы этого комплекса отличаются от первого присутствием пыльцы древесных пород: сосны, ели, дуба, вяза, березы, ольхи и граба. Но господствующее положение в спектре продолжают занимать травянистые растения: маревые, сложноцветные и разнотравье.
Подобные спорово-пыльцевые спектры В. П. Гричук увязывал с межстадиальными отложениями максимального оледенения (1952). Присутствие в спектрах пыльцы широколиственных пород (Ulmus, Fagus) вместе с пыльцой дуба (Quercus) типично для межледниковых отложений.
Летом 1966 г. в беседе с автором В. П. Гричук сказал, что он пересмотрел данные анализов, полученные В. А. Вронским, и пришел к выводу о ми-кулинском возрасте отложений, вмещающих культурные остатки Рожка I.
70
Под сильным влиянием интерпретации разрезов древнеэвксинской террасы геологом М. Н. Грищенко и палеоботаником В. А. Вронским автор в своих статьях, написанных в основном в 1961—1962 гг. (Праслов, 1964а, 19646), присоединился к геологическим датировкам М. Н.Грищенко и всячески их развивал. Однако последующие работы на этой территории, открытие ряда других мустьерских местонахождений и пересмотр разрезов Рожка I привели к некоторой переоценке взглядов. В настоящее время автор считает, что вполне допустим более молодой возраст делювиальных суглинков, включающих в себя археологические слои. Эти слои ложатся с размывом на террасовые отложения, а размыв мог произойти в любое время. Поэтому при определении возраста слоев 7 и 6 нельзя исходить только из данных о строении террасы, необходимо принимать во внимание и вышележащие отложения (слои 2—5). В таком случае интерпретация разреза приводит к следующим выводам.
Самая верхняя ископаемая почва (слой 3 северной стены раскопа; рис. 29), залегающая in situ, может быть сопоставима только с интерстадиальной почвой последнего оледенения (на исследуемой территории отчетливо пока выделяется только одна интерстадиальная почва для последнего оледенения). Тогда подстилающие слои должны относиться к первой половине этого оледенения, а сильно гумусированная почва 7 — к последнему межледниковью. Если учесть, что слои с пыльцой травянистых растений отражают степные условия межледниковий, то появление в спектрах широколиственных пород надо связывать скорее всего с общим похолоданием, которое в условиях юга вызывало улучшение климатической обстановки.
В качестве отправной позиции при геологической интерпретации Рожка I можно принимать также уровень базиса эрозии во время отложения почвы 7. Как неоднократно подчеркивалось, эта почва сформировалась на склонах древней балки и, следовательно, отражает уровень развития этой балки. Судя по положению почвы, глубина русла балки не могла быть ниже, чем у современных балок по побережью; не была она и выше. Поскольку базис эрозии на побережье зависит от уровня водоема, можно сделать заключение, что в общих чертах уровень моря во время отложения слоев 7 и 6 был близок к современному или немного ниже.
Плохое знание уровней береговых линий не позволяет пока сделать определенного вывода о бассейне, на берегу которого жили мустьерские обитатели окрестностей Рожка. Но дальнейшие исследования в этом направлении дадут безусловно положительное решение.
Трудно что-либо извлечь для заключения о возрасте мустьерских поселений и из остатков фауны.
По определению В. И. Громова, костные остатки из раскопок 1961 г. принадлежат следующим животным: Bison priscus cf. longicornis, Bos sp. (sp. n. ?), Megaloceros sp., Equus caballus, Equus (Asinus) hidruntinus (?) и Canis lupus.
Наибольшее число остатков принадлежит зубру, представляющему, по-видимому, переходную форму от хазарской разновидности Bison priscus cf. longicornis к В. priscus deminutus. Много остатков осла и гигантского оленя. Оба этих вида в большом количестве встречаются в мустьерских пещерах Крыма. По мнению В. И. Громова, они характерны на Русской равнине для хазарского комплекса Нижнего Поволжья. Однако отсутствие в списке фауны Рожка I верблюда, эласмотерия и трогонтерие-вого слона говорит о более позднем возрасте, чем возраст типичного хазарского комплекса, который в Приазовье сопутствует древнеэвксинским отложениям.
71
Отдельные мустьерские горизонты по фаунистическим остаткам не различаются между собой, но для нижних (V и VI) по сравнению с верхними горизонтами отмечается больший процент молодых особей.
Площадь распространения вскрытых раскопками культурных остатков во всех горизонтах неодинакова. Это объясняется тем, что береговой обрыв невертикален и на разных уровнях разрушен ямами для выемки суглинка. К тому же культурные остатки и в первоначальном положении распространялись не по всей площади. Они локализуются отдельными участками (рис. 30).
I горизонт культурных остатков (верхний культурный слой) залегает на глубине 2—3 м от поверхности, на 20—30 см ниже условной нулевой линии, в буром суглинке (рис. 29). Он хорошо выделяется в разрезе благодаря тонким зольным прослойкам на квадратах А-4-5 и Е-Ж-5. Весь слой толщиной до 20 см имеет сероватый оттенок за счет
г в б a z у х ц л а А Ь В Г Д £ ж 3 Н к Л
Рис. 30. Рожок I. Схематический план распространения культурных остатков в раскопе (горизонты I—VI).
включения распыленных зольных частиц. Представлен он в основном осколками костей животных, редкими кремнями и остатками кострищ (рис. 31).
Находки сосредоточены у северной стены раскопа в пределах линий А—К и не распространяются в южную сторону дальше 2 м. Здесь они срезаются красно-бурыми делювиальными суглинками (слой 5), которые резко падают в южном направлении. Культурный слой и линзы зольных пятен лежат под углом в 20° к красно-бурым суглинкам (рис. 29). Возможно, что раньше культурные остатки распространялись значительно дальше в южную сторону, но позднее были уничтожены интенсивными делювиальными процессами.
Кремневый инвентарь (11 экз.) имеет мустьерский облик. В основном это отбросы производства — отщепы, сколотые с дисковидных нуклеусов. Только один отщеп подправлен тонкой ретушью по краю. Ударные площадки гладкие и фасетированные.
II горизонт залегает на 50—60 см глубже верхнего. Представлен значительно большим количеством расколотых костей животных, расщепленного и обработанного кремня и зольными скоплениями. Лежит довольно горизонтально, совсем незначительно понижаясь в южную и восточную стороны. Находки распространяются почти по всей вскрытой площади, за исключением юго-западной части (рис. 32), где слой постепенно выклинивается. В центральной части раскопа встречен ряд крупных костей животных в анатомическом порядке, в том числе целый череп Equus caballus foss. (рис. 33). Здесь же прослежены два зольных пятна, имевших довольно четкие контуры и линзовидное сечение. Мощность
72
Рис. 31. Рожок I. I горизонт. План культурных остатков.
I—IV — контрольные бровки; 1 — кремни; 2 — кости; з — зольность; 4 — намни.
Зак. 653
Рис. 39. Рожок I. IV горизонт. План культурных остатков.
Обозначения те ясс», что на рис. 31.
не превышает 1 —1.5 см. Очажная масса состоит из легкой тонкоотмучен-ной древесной золы. Костных углей очень мало.
Каменный инвентарь включает 127 экз. Это преимущественно мелкие отщепы, чешуйки и бесформенные осколки. Но все орудия изготовлены на достаточно хороших, во всяком случае на лучших заготовках. Процент орудий по отношению к отбросам производства высок (19 экз. = 15%). Длина орудий различна: от 2.5 до 11.8 см (максимум); средние размеры большинства 4—5 см.
Статистическая обработка соотношения длины и ширины орудий показывает, что большинство их изготовлено на отщепах (93.2%) малого размера (Leroi-Gourhan, Bailloud и др., 1966, стр. 250—251) и только 6.6% — на пластинах (под пластинами автор вслед за Ф. Бордом пони-
Рис. 33. Рожок I. II горизонт. Остатки черепа лошади.
мает заготовки, длина которых в 2 раза больше ширины). Количество орудий на отщепах с соотношением 1 : 1 и 1 : 1.5 одинаково — по 46.6%.
Среди орудий преобладают скребла (10 экз.). Из них 2 со сходящимися к острию продольными краями (рис. 34, 9), 6 с прямыми лезвиями, 1 комбинированное вогнуто-выпуклое (рис. 34, 2) и 1 концевой скребок (рис. 34, 10), близкий к поперечным скреблам (рис. 34, 11). Особый интерес представляет серия прямолезвийных скребел. Лезвия трех из них оформлены вдоль одного края заготовок (рис. 34, 7, 8) отбивной ретушью. Одно скребло имеет два лезвия, другое — три. Последнее приближается к особому типу угловатых прямолезвийных скребел (рис. 34, 11). Остроконечники маловыразительны. К их числу можно отнести 3 односторонних асимметричных (рис. 34, 1, 3, 5), один двусторонне обработанный (рис. 34, 13) и один двуконечный (рис. 34, 12).
На острие одного из асимметричных остроконечников четко выражен «типичный» резцовый скол (рис. 34, 3).
В последние годы в советской литературе под влиянием зарубежных исследований все чаще упоминаются резцы в памятниках древнепалеолитического возраста (Замятнин, 1934, стр. 212; Черныш, 1965; Анисюткин, 1964, стр. 8—9). Этот факт стал настолько общепризнанным, что исследователи не считают необходимым его доказывать, — о нем только сооб-
74
Рис. 34. Рожок I. II горизонт. Кремневые изделия (7—16).
щают. Однако просмотр таких «резцов» из ряда крымских памятников т из мустьерских слоев Молодовы, а также ознакомление с опубликованными в иностранной литературе не позволяют безоговорочно присоединиться к этому мнению. Основное возражение основывается на том, что на всех просмотренных так называемых резцах отсутствуют настоящие резцовые сколы, а за них выдаются совершенно случайные сколы, неотличимые от фасеток, получающихся иногда при работе с кремнем независимо от желания мастера. Именно случайность характеризует все «резцы» из Молодовы I, и их оценка как ярких и типичных представляется сильно преувеличенной (Черныш, 1960, стр. 8). Вряд ли являются резцами и хорошо обработанные орудия в форме остроконечников, имеющие на остром конце скол, напоминающий резцовый. Таковы изделия из Шайтан-Кобы (Бонч-Осмоловский, 1930, табл. VIII, 5; Анисюткин, 1964, табл. II, 7), из Бахчисарайской стоянки (Крайнов, 1947, табл. I, 1), из нижнего слоя Сюрени I (Векилова, 1957, стр. 271), из красной серии Хуппвиля (Bordes, 1954, рис. 106, 10), несколько предметов из ябрудпо-мустьерского 8-го слоя первого навеса Ябруда (Rust, 1950, табл. 54, 4, 7) и, наконец, остроконечник с резцовым сколом из Рожка.
Присутствие аналогичных резцовых сколов на типичных позднепалеолитических наконечниках копий (например, на наконечниках из пещеры Нетопежовой в Ежмановицах; см.: Хмелевский, 1965, рис. 4) позволяет предположить, что они могли получиться случайно при ударе остроконечником или наконечником по твердому предмету, каковым могла являться, допустим, кость. Дополнительным подтверждением высказанного предположения является отсутствие следов сработанности в качестве резцов на данных изделиях.
Некоторые из остроконечников II горизонта Ронжа I выполняли, по-видимому, и другие дополнительные функции. На это указывает яркая заполированность краев двуконечного острия, обнаруженная под сильным увеличением С. А. Семеновым. Заполированность прослеживается со стороны брюшка и отмечается не только вдоль краев, но и на более широких участках, что определенно указывает на работу острием с мягким материалом, скорее всего с мясом. Загнутость краев одного участка (рис. 34, 126) на брюшко свидетельствует о том, что данным концом работали от себя. На противоположном конце орудия (рис. 34, 126) загнутость краев наблюдается и со стороны спинки, и со стороны брюшка, видимо этот конец употреблялся чаще. Легкие следы заполированное™ обнаружены также на боковом выступе предмета (рис. 34, 12а). По мнению С. А. Семенова, они являются'результатом заглаженности от рук. Однако вполне возможно, что эти следы изношенности образовались при резании. На последнее указывает легкая подправка ретушью выступающей части со стороны брюшка.
Найдены также нож в сочетании со скреблом (рис. 34, 4), отщеп с ретушью, угловое острие и сильно сработанный односторонний нуклеус (рис. 34, 16).
Изучение орудий II горизонта с помощью бинокулярной лупы позволило С. А. Семенову установить следы сработанности еще на двух изделиях. Четкие следы изношенности от употребления в качестве скобеля обнаружены на комбинированном вогнуто-выпуклом скребле (рис. 34, 2), а также на самом крупном из орудий (рис. 35, 4). Последнее изделие интересно еще и тем, что на выступающем ударном бугорке даже невооруженным глазом хорошо видны следы резких вмятин (рис. 35, 1, 2, 4), аналогичные вдавлинам и вмятинам на костяных ретушерах из других мустьерских памятников (Бонч-Осмоловский, 1940; С. Семенов, 1953, стр. 446—454, 1957, стр. 76—81; Гвоздовер и Формозов, 1960, стр. 390— 402). Способы образования подобных следов на костяных предметах уже
76
давно выявлены (Бонч-Осмоловский, 1940, стр. 117—122). Они подтверждены экспериментально (С. Семенов, 1953, 1957) и установлены не только на костях, но и на различных породах камня: на сланцевых и других мелкозернистых плитках и гальках. Но на кремне такие следы обнаружены впервые.
Рис. 35. Рожок I.
1,2,4 — следы использования скребла в качестве ретушера, II горизонт; з, 5 — остроконечник-ретушер, IV горизонт (1,3 — увел. 30 раз; 2 — увел. 100 раз).
Высокая сопротивляемость кремня всякому механическому воздействию обусловливает то, что на нем очень редко сохраняются следы. Для того чтобы такие следы появились на кремне, необходима очень большая сила давления. Экспериментально в лаборатории С. А. Семенова установлено, что для получения подобных выщербинок при ретуширо-
77
Рдс. 36. Рожок I. Ill горизонт. План культурных остатков.
Рбозначенря те же, что на рис. 31,
вании куска кремня необходимы силы, превышающие 100 кг. Кисть современного человека такой силы не имеет. Отсюда может следовать вывод, что кисть древних обитателей Рожка I была значительно сильнее, чем у современного человека, даже хорошо подготовленного физически. Впрочем, возможно, это массивное изделие употребляли в качестве ретушера путем нанесения им ударов по краю ретушируемого предмета. Силы, возникающие при этом, будут превышать 100 кг. Однако получаемые при таком способе ретуширования следы на отжимнике имели бы разную ориентировку длинных осей. На нашем же предмете большинство выщербинок и вмятин ориентировано в одном направлении.
III горизонт четко локализуется в юго-восточной части раскопа (рис. 36) и залегает наклонно, понижаясь в восточную сторону. Наклонное положение его хорошо прослежено благодаря наличию тонкой зольной прослойки. На квадратах линии Д культурный слой лежит на глубине
Рис. 37. Рожок I. Профиль контрольной бровки I—II.
Обозначения те же, что на рис. 29.
1.17—1.18 м ниже нулевой плоскости; на квадратах линии 3 он опускается до 1.55 м, т. е. разница высотных отметок в пределах 3 м равняется 33 см (рис. 37).
Наклон этого горизонта в восточную сторону противоположен современному рельефу, так как склон левого борта Булиной балки в настоящее время обращен на запад. Очевидно, древняя поверхность на месте поселения имела другой вид. Это подтверждается и положением нижних (IV—VI) горизонтов. На профиле северной и западной стен раскопа III горизонт не показан, ибо до них он не распространялся. В момент вскрытия сохранилась самая окраинная и, по-видимому, очень незначительная часть этого горизонта.
Фаунистические остатки сохранились хуже, чем во II горизонте, и представлены мелкими расколотыми костями, зачастую совершенно неопределимыми.
Кремней найдено 56 экз. Из них 8 (14.3%) имеет вторичную обработку. Употреблялся, как и во II горизонте, галечниковый и меловой кремень. Лучшие изделия изготовлены из последнего. Это два целых остроконечника и один обломок. Они тонки в сечении, длиной 2.8—3.5 см (рис. 38, 1—3). Лезвия оформлены тонкой приостряющей ретушью по обоим краям, сходящимся к острому концу. У двух в основании сохранились гладкие ударные площадки. Скребла (3 экз.) изготовлены из более грубых отщепов. Отделка лезвия наиболее массивного поперечного скребла (рис. 38, 7) срезает дальний край толстого отщепа крупными фасетками почти по прямой. Второе скребло — угловатое — подправлено с нижней стороны тремя широкими сколами (рис. 38, 8). Третье скребло — боковое выпук
79
лое — сделано из небольшого отщепа с гладкой ударной площадкой (рис. 38, 5). К кремневым изделиям также относятся обломок пластиночки со срезанным ретушью краем (рис. 38, 4) и отщеп с чешуйчатой подтеской ударного бугорка (рис. 38, 6).
IV горизонт является наиболее четким. Он прослеживается почти на всей площади раскопа (рис. 39, 40), за исключением полутораметровой полосы в северо-восточной части, где на уровне III и IV горизонтов выступает древний береговой обрыв высотой до 1.20 м (рис. 41). Слой лежит параллельно III горизонту, в восточной части обнаруживая падение; на расстоянии 11 м разница высотных отметок его достигает 1 м (рис. 37). В пределах линий А—Б слой постепенно становится горизонтальным. Особенностью слоя являются насыщенность зольными
Рис. 38. Рожок I. III горизонт. Кремневые изделия (7—8).
остатками костров, плохая сохранность костей и обилие расщепленного и обработанного кремня. На некоторых участках под зольными пятнами суглинок сильно обожжен. Как правило, на этих участках встречается наибольшее число мелких отщепов и чешуек кремня. Здесь же найдены и сильно сработанные нуклеусы.
Всего собрано 976 кремней. Преимущественно это мелкие отбросы производства. Орудий 31 экз. (3.1%). Остроконечников 5 экз. Они изготовлены на нелеваллуазских заготовках и имеют различные формы (рис. 42, 3—7). Два сохранили широкие ударные площадки, у двух других площадки сняты вторичной обработкой. Пятый экземпляр представлен обломком. Длина остроконечников 3.5—5 см, ширина 1.8—4 см, толщина наиболее массивных не превышает 1 см. Скребла (6 экз.) также различны: 1 с двумя сходящимися лезвиями (рис. 42, 7), 1 угловатое (рис. 42, <*?), 1 с двумя прямыми рабочими краями, 2 выпуклых боковых и 1 зубчатое на конце широкого, сильно изогнутого в профиле пластинчатого отщепа (рис. 42, 14). Несколько орудий с противолежащей и при-
80
остряющей ретушью относятся к серии ножей и острий. Нуклеусы (5 экз.) сработаны до предела (рис. 42, 13). Два из них имеют дисковидную форму, один — шаровидную, один — близкую к дисковидной и один — неопределенную.
Любопытные результаты получены при просмотре каменного инвентаря из этого слоя в бинокулярную лупу. Наиболее выразительные следы
Рис. 40. Рожок I. Расчистка культурных остатков IV горизонта. На переднем плане обнажен участок V горизонта.
изношенности отмечены С. А. Семеновым на пяти предметах. Три из них представляют собой обычные скоблящие изделия (рис. 42, 1, 3, 8). Дугообразное лезвие одного сильно сработано, рабочий край загнут на брюшко. По форме и способу употребления это изделие совершенно аналогично
0 1 2м
Рис. 41. Рожок I. Профиль контрольной бровки III — IV.
Обозначения те же, что на рис. 29.
некоторым позднепалеолитическим скребкам, которыми работали по мягкому материалу (С. Семенов, 1957). У второго изделия рабочий край также загнут на брюшко. Оно, очевидно, выполняло те же самые функции, что и первое. На третьем орудии — типологически угловатом скребле, — несмотря на то что лезвия совершенно прямые, следы изношенности отмечаются только на углах, а не по всему краю (рис. 42, 8).
6 H. Д. Праслов 81
Рис. 42. Рожок I. IV горизонт. Кремневые изделия (I—15).
Следы изношенности сразу от трех видов работы отмечены на типичном мустьерском остроконечнике (рис. 35, 5). На остром конце его четко прослеживается заполированность — результат работы по мягкому материалу, возможно результат резания мяса. Один из краев близ основания остроконечника слегка смят — этот край употреблялся как скобель. И, наконец, на выступающем ударном бугорке даже невооруженным глазом хорошо видны концентрические и полуконцентрические трещинки и вмятины, которые образовались, по мнению С. А. Семенова, так же как и на одном из орудий II горизонта, при применении этого изделия в качестве ретушера. Такая замятость поверхности кремня прослеживается не только на бугорке. Она значительно шире — заметна и по краям орудия.
Рис. 43. Рожок I. IV горизонт. Зуб человека.
К совершенно неожиданным выводам приводит изучение микроследов на одном типологически неопределимом предмете (рис. 42, 2). Морфологически это изделие скорее напоминает обломок края нуклеуса или обломок лезвия какого-то рубящего орудия. Однако вторичная обработка на одном из краев указывает на то, что изделие не является результатом поломки более крупного орудия. Следы изношенности на нем обнаружены на двух достаточно острых концах, или углах (рис. 42, 2). Анализ следов привел С. А. Семенова к заключению, что этим орудием работали как резцом.
К IV горизонту приурочена одна из самых интересных находок — человеческий зуб, обнаруженный на кв. Z-4. Это второй верхний левый моляр индивидуума не старше 25 лет.
Для научной обработки находка передана А. А. Зубову, который любезно прислал свое предварительное заключение.
По определению А. А. Зубова, даже при очень внимательном осмотре в морфологии зуба из Рожка I трудно уловить какие-либо архаичные черты (рис. 43). Несколько великоваты размеры, однако не настолько, чтобы заметно выделять его среди одноименных зубов современного человека. Отмечаются характерные для зубов этого класса у современных
6* 83-
людей значительная мезиодистальная редукция, т. е. «сдавленность» в передне-заднем направлении, редукция метаконуса и гипоконуса, отсутствие складчатости и заметного ветвления главных борозд. Последний признак выдержан неполностью. Одна из борозд дает довольно необычайную боковую ветвь, что наряду с высоким индексом коронки и сильно развитым косым гребнем является древним признаком, хотя встречается и у современных людей. С точки зрения А. А. Зубова, этих архаичных черт достаточно для людей эпохи позднего палеолита—неолита, но для неандертальцев мало.
Исходя из этого, можно говорить о том, что зуб из четвертого горизонта Рожка I принадлежит, по-видимому, Homo sapiens. Но следует
Рис. 45. Рожок I. V горизонт. Скопление остатков костей животных.
учитывать, что, хотя зубы человека при переходе от Homo neandertha-lensis к Homo sapiens и значительно изменились, какой-либо абсолютной морфологической «пропасти» между этими двумя формами нет (Зубов, 1966). Небольшой процент сапиентных зубов встречается и у неандертальцев (Patte, 1963). Категорические выводы по единичным находкам невозможны.
Значение находки из Рожка I определяется сопоставлением с находкой в Староселье погребения ребенка, который, по мнению Г. Ф. Дебеца (1956), относится к современному виду.
V горизонт занимает лишь западную половину раскопа, не заходя в восточную сторону дальше линии Д (рис. 44). Лежит более или менее горизонтально. Сильно насыщен мелкими раздробленными и расколотыми костями, образующими небольшие скопления близ зольных пятен; налицо также разрозненные крупные кости (три целых черепа быков) и анатомическая группа позвонков и таза дикого осла (рис. 45). Остатков костров меньше, чем в IV горизонте, но на различных участках суглинок сильно обожжен. Мощность уплотненной древесной золы не превышает 1—2 см. Контуры зольных пятен расплывчаты.
Каменный инвентарь не очень выразителен, но достаточно характерен (рис. 46). Всего собрано 311 кремней. В основном это мелкие чешуйки
84
и осколки. Крупных заготовок нет. Все орудия (17 экз.=5.44%) изготовлены также на маленьких заготовках (максимальная длина меньше 5 см). Среди орудий отмечается один обломок атипичного остроконечника, на конце которого сохранились следы употребления в качестве прокалывающего инструмента (рис. 46, 2\ 47). Скоблящие орудия представлены
Рис. 46. Рожок I. V горизонт. Кремневые изделия (I—13).
пятью типичными формами: одним концевым скребком (рис. 46, 4), одним тонким боковым скобелем (рис. 46, 5) и тремя скреблами (рис. 46, 6—8). Скребок и скобель напоминают позднепалеолитические скребки и скобели. К скоблящим и режущим орудиям нужно отнести также отщепы с ретушью (рис. 46, 9—11). Из других находок особо следует отметить проколку с оформленным жальцем (рис. 46, 3) и тонкую удлиненную пластиночку с мелкой ретушью по краю и со следами сработанности от
85
употребления в качестве прокалывающего или режущего инструмента (рис. 46, 7). Кремневый нуклеус сильно сработан (рис. 46, 13), по форме приближается к дисковидным. Особо следует отметить желвак серозеленоватого кварцита, найденный в окружении отщепов и обломков, которые были от него отбиты (они полностью подбираются один к одному и дают возможность восстановить процесс расщепления этого камня).
Рис. 47. Рожок I. Микрофотографии концов проколок в разной степени увеличения (300 и 30 раз).
а — края проколки, сильно заглаженные в результате сработанности; б — края проколки без следов сработанности.
VI горизонт отделен от V незначительной стерильной прослойкой (рис. 41 и 48). Лежит на 2.30—2.60 м ниже условной нулевой плоскости. Распространен почти на всей вскрытой площади, кроме ее северо-восточной части (рис. 49). Зольные скопления, за исключением одного небольшого пятна, отсутствуют. Костный и древесный угли очень редки. Много крупных костей животных: черепа, позвонки, лопатки и ребра (рис. 50). Крупных костей конечностей нет, хотя плюсневые имеются в большом количестве. Много костей молодых особей (в возрасте от нескольких месяцев до 1 года).
Каменный инвентарь представлен 126 кремнями. Орудий и их обломков 30 экз. (24%). Наиболее многочисленны скребла (8 экз.); среди них 86
преобладают выпуклые и прямые. Интересно одно боковое выпуклое скребло (рис. 51, 5), повторяющееся и в других горизонтах. Оно изготовлено на отщепе неправильных очертаний, один край которого массивен и лишен вторичной отделки, второй срезан по широкой дуге грубой уступчатой ретушью. Остроконечник один, типично мустьерский. Лезвие его оформлено ретушью вдоль обоих краев, сходящихся к острию. Ударный бугорок на гладкой нижней стороне срезан ретушью (рис. 51. /5). При
Рис. 48. Рожок I. Соотношение культурных остатков в профиле (горизонты II—VI).
изучении этого остроконечника с помощью бинокулярной лупы в лаборатории С. А. Семенова Г. Ф. Коробкова отметила следы заглаженности почти вдоль всех краев; заполированность заходит на брюшко и в фасетки на спинке. Особенно интенсивно она отмечается с обеих сторон на остром конце, а также на брюшке в том месте, где срезан ударный бугорок. Глубоко заходящая на поверхность остроконечника заполированность указывает на то, что это изделие применяли в качестве ножа для резания мягкого материала, скорее всего мяса. Остроконечник, видимо, был предназначен для выполнения различных функций.
Среди орудий отмечаются еще атипичные режущие инструменты (рис. 51, 2, 6), два скребка позднепалеолитического облика (рис. 51, 4), одна проколка с оформленным жальцем (рис. 51, 7) и какое-то крупное комбинированное изделие на массивном отщепе неправильных очертаний
87
(рис. 51, 14); вся верхняя сторона его покрыта ретушью; срединная часть краев отделана крутой ретушью, широкий конец — плоской. На узком конце оформлено небольшое острие. Следы изношенности свидетельствуют о том, что это орудие выполняло функции скобеля, однако в результате многочисленных подправок следы сохранились плохо. На выступающей части брюшка в районе ударного бугорка насчитывается 35 выщербинок — результат работы орудием в качестве ретушера.
Нуклеусы VI горизонта сильно сработаны и так же разнообразны, как в верхних горизонтах. Среди них есть типичные шаровидные, дисковидные, одно- и двуплощадные (рис. 51, 10—12).
Рис. 50. Рожок I. Расчистка VI горизонта.
Таким образом, изучение каменного инвентаря отдельных горизонтов Рожка I статистическим методом, разработанным Ф. Бордом, показывает, что особой разницы в технике обработки и в наборе каменных орудий нет. Имеющиеся отклонения находятся в пределах допустимых вариаций. Индекс леваллуа всех, горизонтов в целом не превышает 5%, следовательно, элементы техники леваллуа случайны. К подобному выводу приводит и анализ нуклеусов, среди которых преобладают дисковидные и шаровидные. Индекс фасетированных ударных площадок не достигает рубежа, условно предложенного Ф. Бордом для «фасетированных» комплексов, и поэтому Рожок I должен быть отнесен к категории «нефасетиро-ванной индустрии». Это резко отделяет Рожок I от большинства кавказских памятников, где очень высоки и индекс леваллуа, и индекс фасетированных ударных площадок (Любин, 1965, стр. 47 и др.), и сближает его с группой крымского мустье.
Интересные результаты дает вычисление индекса пластин.
Уже давно замечено (Bordes, 1953b), что индекс пластин значительно возрастает в памятниках второй половины мустьерской эпохи и особенно в слоях, переходных к позднему палеолиту. Это достаточно убедительно показал в своих исследованиях Л. Вертеш (Vertes, 1964), предложивший делать количественный анализ каменных индустрий не в форме вычисления отдельных индексов, в частности индекса пластин, а в форме графиков соотношения длины и ширины изделий, что дает возможность сразу и
S8
Рис. 44. Рожок I. W горизонт. План культурных остатков.
ОПонп.ачения те же, что на рис. 31.
Рис. 49. Рожок I. VI горизонт. План культурных остатков.
Обозначения те же, что на рис. 31.
Рис. 51. Рожок I. VI горизонт. Кремневые изделия (1—14).
определять величину изделий, и вычислять процентное соотношение различных категорий заготовок. Основным рубежом здесь также остается соотношение 1 : 2. Однако по Ф. Борду трудно представить себе характер пластин, поскольку все они объединены одним термином. График же отражает максимально возможное количество категорий соотношения длины и ширины заготовок вплоть до чрезвычайно узких и длинных пластиночек эпох мезолита и неолита, т. е. вплоть до соотношения 1 : 10, что почти не встречается. Практически, как полагает автор, имеют значение соотношения 1:1, 1 : 1.5, 1:2, 1:3, 1:4, 1:6.
Сравнение графиков позднепалеолитических памятников (даже ранней поры) с графиками мустьерских показывает, что большая часть орудий в позднем палеолите изготовлена на заготовках с соотношением 1 : 2 и более 1 : 2, в то время как в мустьерских памятниках центр будет смещен в сторону соотношения 1 : 1.5 и 1 : 1. Яркой иллюстрацией сказанному является сравнение графиков развитого селета из пещеры Селета и позднего мустье из пещеры Шубалюк (Vertes, 1964).
Для большей точности сравнения отдельных памятников можно применять цифровые выражения по формуле
v щ • 100 А, =------- ,
J п *
где Хг — процентное выражение числа пл__0 только в одной категории соотношения длины и ширины, ап — общее количество всех подсчитанных предметов. Применение этой формулы крайне облегчает оперирование материалами различных памятников.
Для сравнения каменного инвентаря Рожка I были подсчитаны индексы X для всех наличных категорий соотношений длины и ширины Сухой Мечетки, 4-го слоя Молодовы I, Хотылевского местонахождения, а также 4-го и 5-го слоев Ябруда I (табл. 1).
Т а б л и ц а 1
Тип заготовки Рожок I Сухая Мечетка Молодово I, слой 4 Хоты-лево Ябруд I, слой 4 Ябруд I. слой 5
1 '1 13.3 3.7
1 : 1 31.6 13.7 19.9 41.17 29.17 24.6
1 : 1.5 36.6 16.7 45.6 23.53 29.. 17 25.9
1:2 16.6 30.8 34.7 35.3 47.7 31.3
1 :3 1 .6 <Г\ 2.2 — — 11.6
1 :4 — __ — — 6.5
Из этой таблицы видно, что индекс пластинчатости Рожка I значительно ниже, чем у всех сравниваемых с ним памятников. Особенно он высок в слоях 4 и 5 Ябруда I, приближаясь к 50% (к пределу, за которым начнется поздний палеолит). Индекс пластинчатости Сухой Мечетки, Молодовы [ и Хотылева близок между собой.
Для улавливания более тонких различий хорошим показателем может быть индекс пластинчатых отщепов, т. е. заготовок с соотношением длины к ширине как 1 : 1.5.
Немаловажным достоинством графиков является и то, что они хорошо -отражают среднюю величину орудий, характеризующую тот или иной памятник.
<ю
Изучая различные местонахождения, мы прежде всего должны дать общую оценку материалу, а уже потом обязаны объяснить сущность этой оценки.
Применяя эталоны величины каменного инвентаря, разработанные на больших материалах Западной Европы А. Леруа-Гураном (Leroi-Gour-han, Bailloud и др., 1966, стр. 250—251), можно составить по Рожку I таблицу, из которой видно, что основному количеству изделий свойственны малые размеры (табл. 2). Отдельные отклонения крайне незначительны: средний размер (8—6 см) имеют 2 предмета, большой (8—10 см)— 2 предмета, очень большой (15—10 см)—1 предмет; огромных вещей в Рожке I нет. Это позволяет оценивать каменный инвентарь Рожка I как инвентарь маленьких размеров, или, по установившейся в литературе терминологии, как микромустьерский.
При первых находках каменного инвентаря таких небольших размеров некоторые исследователи говорили о появлении особой культуры. Однако открытие памятников с индустриями малой величины на разных территориях, имеющих к тому же разные технические традиции, потребовало других объяснений. Уже А. Руст в своей монографии о Ябруде, выделивший микромустьерские слои, писал, что «местная перспектива» развития микромустье должна быть оставлена на том основании, что аналогичная индустрия открыта А. Бланком в Монте-Чирчео в Италии (Rust, 1950, стр. 132). Тем не менее он полагал, что такое широкое распространение микроиндустрий дает основание выделять их в особую группу эпохи мустье, генетические корни которой пока еще неизвестны (там же). Несмотря на подобное заключение, А. Руст при объяснении микромустье 5-го слоя Ябруда I пытался все же найти корни этой индустрии, правда, как кажется автору, не совсем удачно, рассматривая слой 5 как какую-то «конечную фазу» смешанной культуры, отражающую процесс «вырождения смешанной культуры слоя 7» (там же, стр. 56).
Вряд ли можно согласиться с тем, что уменьшение величины орудий является свидетельством дегенерации культуры. Подобное ошибочное эволюционистское представление о процессе развития каменного инвентаря не имеет фактического обоснования. Напротив, небольшая величина изделий требовала гораздо большей сноровки, гораздо большего опыта при их изготовлении. А технические показатели индустрий 7-го и 5-го слоев Ябруда I не так уж разнятся между собой (Bordes, 1956, стр. 494), в целом сильно отличаясь от микромустье Рожка I и других европейских памятников.
Чаще всего размеры каменных орудий зависят непосредственно от величины заготовок, которая в свою очередь определяется величиной и качеством сырья. Отсутствие хорошего кремня заставляло первобытных
91
обитателей окрестностей Рожка пользоваться мелкими кремневыми гальками из обнажений древних аллювиальных отложений, вскрытых здесь же поблизости. Наиболее крупные орудия Рожка I изготовлены, по-видимому, где-то в другом месте, там, где было больше сырья и оно было лучше по качеству.
Аналогичная картина как будто бы отмечается в навесе Црвена Стиена в Черногории на западе Балканского полуострова. Там М. Бродаром выделено микромустье (Brodar, 1962; Benac, Brodar, 1958; Бродар, 1965, стр. 47—48) с мелкими остроконечниками и скреблами. Кроме того, в массе мелких находок встречены три изделия нормальной величины (Brodar, 1962, табл. I, 1, 12). По указанию М. Бродара, подобная индустрия отмечена П. Леопарди в Италии в пещере Сан-Бернардино.
Таким образом, присутствие в коллекциях микромустьерских памятников крупных орудий указывает, видимо, на то, что величина изделий не отражает определенных сложившихся традиций у первобытных людей и, следовательно, размер индустрий не должен ложиться в основу выделения особых групп в эпоху мустье.
Несколько труднее объяснить микромустьерский характер 5-го слоя Ябруда I, где ни одно изделие не превышает 6 см, в то время как все орудия вышележащего 4-го слоя длиннее и в нем совершенно отсутствуют изделия такого же размера, как в слое 5. Подобная четкость автору неизвестна ни в одном из памятников, что сильно настораживает и заставляет думать об их искусственном расчленении, тем более что сырьем-то служил один и тот же кремень, которым изо^рлуют окрестности Ябруда.
Если можно объяснить малые размеры каменного инвентаря Рожка I, отличающие его от других мустьерских памятников Восточной Европы, и можно найти аналогии по данным технического порядка, то совершенно невозможными оказываются типологические сравнения. Это сильно затрудняет выяснение взаимоотношения Рожка I с другими местонахождениями на соседних территориях.
По типам орудий Рожок I весьма своеобразен. Эта своеобразность сохраняется для всех горизонтов, начиная с самого нижнего (VI). Она заключается в присутствии наряду с типичными мустьерскими формами высокосовершенных изделий позднепалеолитического облика: типичного концевого скребка и проколки с оформленным жальцем. Если скребки еще иногда отмечаются в мустьерских памятниках, то проколки такого типа — никогда. Интересно, что скребки и проколки совершенно одинакового типа встречены во всех горизонтах; это позволяет сделать очень существенный вывод об однородности каменного инвентаря всех горизонтов Рожка I. Кроме скребков и проколок, о таком единстве говорит также наличие специфического типа выпуклого бокового скребла (рис. 51. 3; 42, 9), а точнее, ножа, имеющегося в VI, IV и III горизонтах. Проколки с оформленным жальцем объединяют VI и V горизонты, а возможно, и III, миниатюрные остроконечности которого, очевидно, выполняли те же функции, что и проколки. На это указывает обнаружение следов сработанности в качестве прокалывающего инструмента на обломке остроконечника из V горизонта (рис. 46, 2\ 47).
Если же рассматривать каменный инвентарь Рожка I не только со стороны специфических, только ему присущих черт, а шире, всем комплексом, то необходимо признать, что наиболее близкие аналогии ему можно найти в памятниках крымского мустье и в Сухой Мечетке на Волге. С мустьерскими памятниками Днестра (Молодово I и V) Рожок I ничего общего не имеет, отличаясь как по техническим, так и по типологическим показателям.
Поскольку речь идет об оставлении всех горизонтов какой-то одной группой древнего населения или по крайней мере близкородственными 92
коллективами, встает вопрос: можно ли проследить на протяжении этих шести горизонтов тенденцию развития? На этот вопрос, по-видимому, необходимо ответить отрицательно, так как для всех горизонтов отмечается примерно одинаковый уровень развития каменного инвентаря.
В связи с отсутствием дат очень трудно ответить на вопрос о продолжительности существования памятника. Однако можно высказать некоторые косвенные наблюдения. Поселения всех горизонтов, а скорее всего временные охотничьи лагери, располагались в устье балки, процесс формирования которой завершился, и она находилась на стадии погребения. Соседство крутых склонов и интенсивные делювиальные процессы способствовали очень быстрому накоплению в таких условиях. Если судить по аналогии с современными подобными явлениями, то нужно считать, что накопление всей толщи суглинка 6 было завершено не более чем в течение каких-то нескольких лет, и вряд ли здесь может идти речь о столетиях и тысячелетиях.
И другое. Как уже указывалось выше, для нижних (VI и V) горизонтов характерно обилие остатков молодых особей животных и почти полное отсутствие остатков кострищ. Это указывает, видимо, на очень теплое и удобное для охоты время, вероятнее всего на весенний сезон, когда стада животных были отягощены молодняком.. Горизонт IV характеризуют уже огромные площади зольных скоплений, указывающие на ухудшение климатической обстановки, что можно связывать с началом осенних холодов. Таким образом, формирование трех горизонтов могло произойти в пределах одного года. О вышележащих слоях судить трудно: они сохранились значительно хуже. Но по аналогии с нижними тремя горизонтами можно предполагать, что и их продолжительность существования была очень небольшой. Возражения против таких суждений могут исходить только из того, что совершенно невероятным кажется скорость накопления суглинков на месте поселений. Однако выше уже указывалось на наличие подобных явлений в природе.
Рожок П. Примерно в полукилометре западнее Рожка I расположено второе мустьерское местонахождение — Рожок II, открытое, так же как и Рожок I, в 1961 г. Расположено оно на левом берегу Ближней балки, сразу за восточной окраиной хут. Рожок (рис. 52, 53). В 1961 г. здесь был заложен шурф размером 2 х 1 м и сделана небольшая зачистка стенки глинокопной ямы. В 1962 г. работ не проводилось. Наибольшая площадь вскрыта в 1963 г.
Разведками 1961 г. был выявлен только один слой (Праслов, 19646, •стр. 130). Однако работами 1963 г. установлена более сложная картина: .всю толщу культурных напластований удалось расчленить на три гори-.зонта. Маркирующим слоем в данном случае служила ископаемая почва <(рис. 54).
Геологическое строение участка, вмещающего культурные остатки мустьерского времени, выглядит следующим образом (описание дается по северной стене раскопа; рис. 54):
1. Современная почва, нанос......................................... 0.15 м.
2. Суглинок свето-бурый, лёссовидный, с кротовинами и трещинами усыхания. Верхний контакт четкий.................................... 0.30 м.
3. Суглинок бурый, лёссовидный, вверху с мелкой белоглазкой, внизу с порошкообразным гипсом, с крупными гнездами кротовин. Вверху гнездами опесчанен, книзу становится плотнее и приобретает коричневато-бурые тона. Нижний контакт четкий,
в виде горизонта желтоватого загрязненного песка,— горизонт размыва. Лежит на нижеследующем слое неровно................. 1.10 м.
4. Суглинок коричневато-бурый, более темный, чем слой 3. По простиранию неравномерен. Нижний контакт нечеткий...................... 0.45 м.
93
5. Суглинок темно-бурый, плотный, бесструктурный, гумусированный. Слабо выраженная погребенная почва с трещинами усыхания, выполненными светлым суглинком с поверхности слоя 3. Лежит неровно, контакты нечеткие ......................................
6. Суглинок желто-бурый, плотный, с редким гипсом. Видимая мощность ...........................................................
От 0.17 до
0.45 м.
0.50 м.
Рис. 52. Рожок II. План стоянки.
1 — метровая сетка, раскоп и шурфы; 2 — колодец; 3 — телеграфные столбы; 4 — Таганрогский залив; 5 — дороги; в — береговой обрыв; 7 — сечение горизонталей; 8 — постройки.
Рис. 53. Рожок II. Общий вид стоянки с запада.
Рис. 54. Рожок II. Профили северных (I—//, IV—V) и восточных стен {II—III ч V— VI) раскопов.
1—6 — слои раскопов (описание см. в тексте); 7 — современная хозяйственная яма;
8 — кротовины;
9 — кости; 10—кремни; 11 - зольность,
о
I
2м
Верхний горизонт культурных остатков приурочен к слою 4, более бедный II горизонт лежит в ископаемой почве (слой 5), III горизонт — на 0.50 м глубже верхнего в суглинке 6, подстилающем гумусированный слой.
Размытая, слабо развитая почва может здесь, по-видимому, сопоставляться с верхней ископаемой почвой Рожка I (рис. 29, слой 3). Тогда стратиграфическая колонка Рожка II будет надстраивать стратиграфическую колонку Рожка I. Не исключена возможность, что почва Рожка II является слабым свидетельством размыва мощной ископаемой почвы микулинского (?) времени, обнаруженной шурфом значительно выше раскопов по склону. Для более точных корреляций необходимо вскрыть нижележащие породы Рожка II.
Определенный интерес представляет предположение М. Н. Грищенко, что периодическое усиление делювиально-солифлюкционных процессов в Рожке I создавало неблагоприятные условия для обитания человека на обжитой площадке под защитой небольшого обрыва и вынуждало его временно оставлять это убежище и уходить на более возвышенные участки (Грищенко, 1965, стр. 152). Временным убежищем, по мнению М. Н. Грищенко, могла являться площадка на берегу Ближней балки, т. е. Рожок II. С восстановлением нормальных условий люди вновь возвращались на прежнее место к пресной воде и берегу залива.
Таким образом, М. Н. Грищенко находит возможным рассматривать Рожок II как одновременный с Рожком I. Большое сходство каменного инвентаря обоих этих памятников делает подобное сопоставление вполне вероятным.
Культурные остатки Рожка II расчленены на три горизонта весьма искусственно (только на том основании, что лежат в разных литологических слоях). На самом деле проследить их нижнюю и верхнюю границы не представляется возможным. Вся толща мощностью в 60 см довольно равномерно включает редкие обломки костей животных, отдельные обработанные кремни и кострища. Отсутствие окатанности каменных изделий и костных остатков, отсутствие какой-либо сортировки, наличие неслоистых зольных пятен и анатомических групп костей (рис. 55) не позволяют допускать возможности переотложения материалов и заставляют рассматривать их как непереотложенные.
Из костных остатков, так же как и в Рожке I, преобладают кости зубров. Изредка встречаются остатки костей оленей, лошади и волка. В верхнем культурном слое встречен единственный обломок трубчатой кости — головка бедра какого-то слона \Elephas (?), Mamuthus (?) sp.]. Это вторая находка остатков слона вместе с мустьерскими орудиями. Первая находка — остатки бивня — была сделана в Левинсадовке. Обе они, к сожалению, не поддаются более точному определению, хотя в связи с находкой нижней челюсти Mammuthus trogontherii Pohl, на Беглице (Иванова и Праслов, 1963, стр. 99) представляют исключительный интерес. Остатки настоящего мамонта (Mammuthus primigenius Bilim.) до сих пор еще не встречены в позднепалеолитических памятниках юга Русской равнины (они отсутствуют, в частности, в Большой Аккарже, в Амвро-сиевке, в Каменной балке I—III). Неопределимые остатки слонов имеются пока только в мустьерских памятниках (Рожок II, Левинсадовка и Герасимовка). Близкая картина отмечается в Крыму, где самая поздняя находка остатков мамонта отмечена под нижним слоем Сюрени I (Бонч-Осмоловский, 1934, стр. 129).
Каменный инвентарь, собранный в Рожке II, сравнительно невелик — всего 37 экз. Из них 4 экз. найдены в верхнем горизонте, 15 — в среднем и 18 экз. — в нижнем.
•96
Орудия в верхнем горизонте отсутствуют. Там найдены лишь 2 маленьких кремневых отщепа и 2 обломка со следами сколов. В среднем горизонте выделяются 2 изделия со вторичной обработкой (рис.56, 3, 4). Это типичные небольшие отщепы с легкой приостряющей ретушью по краям. В бинокулярную лупу на них хорошо видны следы сработанности в виде легкого блеска вдоль краев. Остальное — невыразительные отбросы производства орудий: мелкие чешуйки и осколки кремня с желвачной коркой.
Очень высокий процент изделий со вторичной обработкой характеризует нижний горизонт: на 18 предметов приходится 11 орудий (61.1% всех находок). Как интересную деталь следует отметить, что 5 наиболее хорошо выраженных и обработанных орудий (рис. 56, 1, 2, 9, 13, 15) было найдено на одном квадрате (К-14). Неподалеку от этой группы на-
Рис. 55. Рожок II. Верхний слой. Остатки костей конечности лошади .в анатомическом порядке.
ходок (кв. И-14-15) собраны еще 3 орудия (рис. 56, 5—7). На многих изделиях прослеживаются следы сработанности.
Среди орудий отмечаются 1 остроконечник с подтесанным основанием (рис. 56, 15), 1 типично мустьерский остроконечник классической формы (рис. 56, 13), 5 скребел, 1 piece ecaillee и 3 режущих инструмента.
Особого внимания заслуживают два ножа, изготовленных на поперечных краях небольших, тонких в сечении отщепов путем нанесения легкой приостряющей ретуши по и без того острому краю (рис. 56, 1, 2). Изучение этих предметов в бинокулярную лупу показывает сохранение на их лезвиях следов изношенности в виде легкого блеска; проникновение блеска глубоко в фасетки дает основание заключить, что ими работали по мягкому материалу. Необычная форма расположения лезвия на поперечном краю отщепа и повторение этого приема изготовления орудия на другом экземпляре позволяют предположить серийность подобных изделий и выделить их в особый тип, тем более что имеющаяся типологическая классификация, разработанная Ф. Бордом (Bordes, 1961а; Любин, 1965, стр. 56—57), не позволяет сопоставить их ни с одной из 63 характеристик.
Нет в таблице Ф. Борда и pieces ecaillees. В литературе до сих пор еще распространено представление о том, что это загадочное изделие появляется только в позднем палеолите и является как бы его руководя-
7 Н. Д. Праслов
97
Рис. 56. Рожок II. Кремневые изделия (1—15).
щей формой. Однако материалы Приазовья, Нижнего Дона и Северного Кавказа значительно расширяют хронологические рамки данного инструмента. Находка piece ecaillee в Рожке II (рис. 56, 11) среди типичного мустьерского инвентаря, а также наличие близких по типу изделий в крымских мустьерских пещерах, например в Староселье (Формозов, 1958, стр. 107), в мустьерских местонахождениях Антоновка I—II в Донбассе, в позднем мустье малого грота Сан-Бернардино в Италии (Bartolomei, Broglio, 1964, стр. 174) отодвигают нижнюю границу его в мустье, а верхняя граница фиксируется энеолитическими материалами поселения близ г. Нальчика (Кричевский и Круглов, 1941) и двух поселений на Дону (материалы еще не опубликованы).
В техническом отношении piece ecaillee из Рожка II не столь совершенно, как аналогичные изделия позднего палеолита. Лезвие этого инструмента скорее напоминает обычную подтеску, чем чешуйчатое оформление ударом «вслепую», и по техническому приему сближает его с оформлением оснований двух остроконечников (рис. 56, 12, 15), один из которых найден в слое, обломок второго — при сборах на поверхности.
На остроконечнике из слоя прослежены следы изношенности по краям в виде легкой заполированности. И что особенно интересно, наиболее интенсивная заполированность отмечается на одном из углов остроконечника и вдоль подправленного основания. Вряд ли подправка основания имела целью создание режущего края; налицо нецелесообразность такой формы. По-видимому, здесь, так же как и в Рожке I, мы встречаемся с многофункциональным использованием предметов определенного назначения, в данном случае наконечника копья (Замятнин, 1960, стр. 83).
Легкий блеск прослеживается на краях остроконечника классической формы (рис. 56, 13).
У скребел следы сработанности обнаружены лишь на двух экземплярах: на скребле-ноже молодовского типа (рис. 56, 9) и на прямолезвийном (рис. 56, 6). На скребле-ноже молодовского типа легкая заполированность прослеживается вдоль всего левого утолщенного края, более интенсивная — на тонком правом углу, напоминая заполированность у остроконечника с подтесанным основанием.
Остальные скребла представлены одним массивным с двумя прямыми сходящимися лезвиями (рис. 56, 8), одним прямолезвийным боковым (рис. 56, 10) и одним поперечным или, может быть, угловатым со слегка выпуклым лезвием.
Наиболее интенсивные следы изношенности обнаружены на лезвии проколки (рис. 56, 14). Сильное увеличение позволяет увидеть на нем даже линейные следы в виде неглубоких длинных царапин вдоль лезвия.
Подводя итоги, следует заметить, что небольшой объем материала из Рожка II не позволяет пока сравнивать его с другими памятниками. Наиболее достоверные аналогии доставляет лишь Рожок I, а следовательно, вместе с ним и тот круг памятников, о которых говорилось при его оценке.
Рожок III. В полукилометре западнее хут. Рожок, т. е. примерно в 2 км от мустьерского местонахождения Рожок II, под обнажением древнеэвксинской террасы собрано 12 обработанных кремней. Среди них наибольший интерес представляют обломок основания двусторонне обработанного орудия (рис. 57, 1) и отщепы мустьерского типа, сколотые с дисковидных и одноплощадочных нуклеусов. Все изделия слегка окатаны и покрыты глубокой белой патиной (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 18). Значение находок небольшое.
Боково. Значительно большую ценность имеет находка нуклеуса близ хут. Боково, лежащего в устье р. Сухой Еланчик, примерно в 3 км западнее хут. Рожок.
у*
99
Нуклеус обнаружен летом 1963 г. геологом Н. А. Лебедевой в ископаемой почве микулинского (?) возраста, хорошо прослеживающейся в обнажении побережья Таганрогского залива начиная от устья р. Сухой Елан-чик и почти до самого хут. Рожок (Лебедева, 1965, стр. 134). Микулинский возраст почвы поддерживается мнением А. А. Величко и Т. Д. Морозовой,
Рис. 57. Рожок III. Кремневые изделия (7, 2).
которые видели это местонахождение в 1964 г. К устью Сухого Еланчика почва опускается до уровня пляжа и перекрывается мощной толщей делювиальных суглинков с прослойкой вулканического пепла (Грищенко, 1965, стр. 154; Праслов, 1964в, стр. 75), что является хорошим репером
Рис. 58. Боково. Кремневый нуклеус.
для корреляции местонахождения с другими разрезами.
По типу обработки нуклеус из Боково является двуплощадочным. Ударные площадки расположены на двух концах по длинной оси заготовки (рис. 58); обе они подправлены мелкими стесами. Одна площадка расположена под прямым углом к оси скалывания, другая — примерно под углом в 45—50°. Снятие отщепов производилось с обеих площадок навстречу друг другу. Как интересную деталь нужно отметить боковую подправку, отдаленно напоминающую подправку черепаховидных нуклеусов. Но если на черепаховидных нуклеусах такая подправка имела определенный смысл, то на этом нуклеусе она, по-видимому, никакой роли не играла.
Высокое совершенство нуклеуса не позволяет относить его к ранним типам. Судя по известным аналогиям, возраст его может быть определен в пределах второй половины мустьерской эпохи. Однако в настоящее время вплоть до появления на этом местонахождении новых дополнительных материалов лучше воздержаться от попытки большего уточнения времени его изготовления, тем более что на территории Приазовья известна находка более древнего с археологической точки зрения нуклеуса в более молодых геологических слоях. Имеется в виду находка нуклеуса на Беглицком местонахождении (Иванова и Праслов, 1963).
100
Беглицкое местонахождение. Расположено также на побережье Таганрогского залива, но уже на левой стороне Миусского лимана, у южной окраины 16-го участка Беглицкого рыбхоза, в районе развалин Петровской крепости XVII—XVIII вв. (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 16).
Первые находки здесь были сделаны автором в 1959 г. (Праслов, 1962, стр. 114—116). Позже это местонахождение неоднократно посещалось с целью сбора дополнительного материала, а в 1962 г. оно изучалось комиссией геологов (В. И. Громов, К. В. Никифорова, И. К. Иванова, Н. А. Лебедева, Ю. М. Васильев, Н. А. Константинова и А. Л. Чепалыга).
Береговой обрыв террасы у места находок имеет высоту около 11 м (на восток высота террасы увеличивается до15—16м). В обрыве обнажаются следующие породы (описание И. К. Ивановой и К. В. Никифоровой):
1. Современная почва............................................ 0.80—1.00 м.
2. Суглинок желтовато-серый, с темными кротовинами..............До 1.0 м.
3. Суглинок плотный, желтовато-сероватый, без кротовин..........1.5—2.0 м.
— 4. Суглинок слегка гумусированный, более темно окрашенный, с легким коричневатым оттенком.....................................0.9—1.0 м.
5. Суглинок желтовато-сероватый, более светлый..................0.8—1.0 м.
6. Суглинок гумусированный, более темный........................ 0.6 м.
7. Суглинок желтовато-сероватый, более светлый, с кротовинами . . 0.5 м.
8. Суглинок коричневато-бурый, с неровной нижней границей . . . 0.4 м.
9. Суглинок с белоглазкой и кротовинами (местами отсутствуют) 0.3—0.4 м.
10. Суглинок темно-серый, почти черный с значительным количеством коричневато-бурых кротовин.......................................0.8—1.0 м.
11. Суглинок желтовато-палевый с грязным оттенком, с большим количеством некрупной белоглазки и кротовинами................... 0.8 м.
12. Суглинок желтовато-розоватый, слегка песчанистый, без кротовин и белоглазки................................................. 1.0 м.
13. Суглинок зеленовато-сероватый, с крупными (до величины ку-
риного яйца) удлиненными известковистыми конкрециями . . . До 0.8 м.
14. Глины песчанистые и супеси лиманного, или болотного, типа коричневатого цвета. Обнажаются на небольшую мощность у уреза воды.
Вся описываемая толща пронизана ходами корневищ растений.
Верхняя часть отложений (слои 2—7) имеет лёссовидный характер и представляет собой толщу суглинков с двумя слабо гумусированными, но довольно четкими горизонтами ископаемых почв (слои 4 и 6). Эта верхняя часть хорошо отграничена от нижележащей четкими горизонтами погребенных почв (коричневато-бурым и черным), очень выдержанными и прекрасно прослеживающимися во многих местах северного побережья Азовского моря (слои 10 и 8). Слой 13 представляет собой горизонт В еще одной ископаемой почвы, являющейся здесь размытой, «обезглавленной» (Иванова и Праслов, 1963, стр. 98).
В слое 14 (рис. 59) летом 1962 г. таганрогскими художниками О. и И. Бувалко была обнаружена полная нижняя челюсть молодой особи слона. По определению В. Е. Гарутта, она принадлежит ранней форме Elephas primigenius Blum., переходной от Е. trogontherii Pohl.
Поблизости от находки челюсти слона тогда же непосредственно на границе лёссовидных суглинков (слой 5) и погребенной почвы (слой 6) И. К. Ивановой и Ю. М. Васильевым был извлечен двуплощадочный нуклеус размерами 6x5.2Х.2.5 см (рис. 60, 4). Он изготовлен из прозрачного мелового кремня, неравномерно латинизирован, не окатан. В раковинах фасеток есть прикипевшая известь. Снятие отщепов производилось лишь с одной стороны, которая в результате этого приобрела уплощенный вид. Тыльная сторона нуклеуса не подвергалась сплошной обработке, а слегка подправлена легкими сколами на ударных площадках. Рабочая сторона его в свою очередь подправлялась легкими сколами, идущими со стороны поперечных краев. Такая техника обработки характерна для
101
°ff ^в9в 1
леваллуазских так называемых черепаховидных нуклеусов. В осыпи под обнажением найден один леваллуазский отщеп, снятый с подобного нуклеуса. Здесь же были найдены обломок рубильца и два поперечных скребла.
Рубильце изготовлено из светло-серого кремня путем двусторонней обработки. Длина его 7.5 см, но нужно учитывать, что нижний конец, образовывавший пятку, сломан в древности. Первоначально рубильце имело, вероятно, значительно большие размеры. Наибольшая ширина 4.5 см, толщина 3 см, сечение линзовидное (рис. 60, 2). Орудие покрыто серовато-белой патиной, интенсивной на выпуклой стороне и несколько более слабой на уплощенной части и на сломе. Поверхность его блестящая, грани слегка заглажены. На верхней стороне большой участок покрыт известковистым натеком.
Оба поперечных скребла изготовлены на грубых широких отщепах неправильно четырехугольных очертаний. Лезвие одного из них отретушировано по наиболее тонкому поперечному краю заготовки (рис. 60, <?). На верхней стороне отщепа сохранилась желвачная корка и один негатив предшествующего скола. Ударная площадка массивна и почти не уступает толщине отщепа. Ударная площадка на заготовке второго скребла слегка подправлена несколькими мелкими сколами.
Не исключена возможность, что к данному комплексу относится и огромное двусторонне обработанное орудие, найденное на этом участке еще в 1950 г.
Это орудие (рис. 61) изготовлено из плитки светлосерого кремня мелового возраста. Длина его 28 см, ширина 8.7 см, наибольшая толщина у пятки 4.3 см. Сохранилось оно хорошо. Окатанности нет, но не слишком острые грани фасеток заглажены до легкого блеска, что, может быть, является результатом его употребления. Патина голубовато-молочная, неравномерная, более глубокая на пятке и на остром конце. Средняя часть орудия почти непатинизирована. Возможно, такая разная степень патинизации связана с неоднородностью структуры кремня. В целом же более интенсивная патина отмечается на уплощенной сто роне (рис. 61, в).
Большая часть изделия обработана довольно крупными широкими сколами, образующими два слегка
изогнутых лезвия. Сколы покрывают почти всю поверхность, за исключением небольших участков меловой корки, сохранившихся с обеих сторон у пятки. Здесь на плитке имеются естественные углубления, не затронутые обработкой.
Характер отески на обеих сторонах орудия почти одинаков, несмотря на то что одна сторона более плоская. Сколы широкие, недлинные, глубоко идут от краев к центру, но нанесены они довольно бессистемно и не образуют параллельных фасеток. Верхняя сторона орудия (рис. 61, а) имеет вторичную подправку рабочих краев крутой занозистой ретушью, характерной для раннего палеолита.
Одно лезвие орудия слегка выпуклое, второе имеет легковолнистые очертания. Оба они сходятся к острию, которое на первый взгляд кажется отломанным. На самом же деле острый конец орудия подправлен тремя легкими сколами на более выпуклой верхней стороне и одним на нижней. Подобная подправка отмечается и на прекрасном листовидном
Рис. 59. Беглпца. Разрез террасы у места находок.
1 — 14 — геологические слои (описание см. в тексте); крестиком обозначено положение нуклеуса; ромбом — место находки челюсти слона.
102
ашельском бифасе из карьера близ Помье в районе Эсн, являющемся одной из лучших аналогий орудию с Беглицы. Опубликовавший это изделие X. Келли считает его «самым прекрасным из найденных во Франции» (Kelley, 1960а, стр. 482, рис. 1).
С левой стороны у беглицкого орудия наиболее изогнутое и острое лезвие, идущее по середине сечения изделия, резко отходит в сторону уплощенной поверхности, оставляя подправленную несколькими сколами широкую площадку, исключительно удобную для захвата рукой (рис. 61, б). Это, по-видимому, в какой-то степени характеризует и спо-
Рис. 60. Беглицкое местонахождение. Кремневые изделия (1—4).
соб употребления орудия. Оно выполняло, вероятно, функции тяжелого кинжала, сводящиеся в основном к нанесению ударов, рубке и резанию, иными словами — функции ручного рубила.
Интересно, что орудие с Беглицы по форме в какой-то степени приближается к огромным изогнутым изделиям мадленской культуры, спорадически встречающимся на территории Франции (Kelley, 1960b). Правда, последние значительно совершеннее. Они имеют одно лезвие, назначение которого аналогично назначению выпуклого лезвия нашего экземпляра, но второй край у них притуплен специальными сколами, для того чтобы орудием было удобнее пользоваться.
На территории нашей страны близких аналогий данной находке до сих пор нет. Отдельные, весьма отдаленные черты сходства можно найти лишь в ряде крымских двусторонних изделий (например, в чокурчин-
103
ских), а также в известном ноже из нижнего слоя Костенок I (Рогачев, 1950, стр. 73, рис. 26).
В Западной и Центральной Европе аналогичные вещи распространены значительно шире (Obermaier und Wernert, 1924, 1929; Freund, 1952).
Рис. 61. Беглицкое местонахождение. Двусторонне обработанный листовидный бифас (а—г).
Согласно Обермайеру, Вернерту, Келли и Г. Фройнд, там они появляются в развитом ашеле, но особый расцвет их падает на поздний ашель и мустье, охватывая, таким образом, довольно значительный отрезок времени. Находки не локализуются на какой-либо территории. Они распространены
104
от Центральной Европы (Кёстен близ Лихтенфельса и Клаузенише близ Бавьера) до Мадрида (Лас-Делисьяс). Несколько изделий известно и среди раннепалеолитических находок Африки.
Рис. 61 {продолжение).
В чем же причина столь широкого распространения подобных изделий в сопровождении совершенно различного остального кремневого инвентаря?
Изучение материалов крымских раннепалеолитических памятников и других находок на территории СССР позволяет полностью отвергнуть
105
мысль о каких-либо этнических традициях, связанных с изготовлением таких изделий. Автору представляется, что основная причина совершенно независимого спорадического появления листовидных бифасов на разных территориях и в разное время кроется в характере заготовок. Подобные изделия совершенно отсутствуют в тех местах, где нет хорошего плитчатого кремня. Их изготовление возможно лишь при наличии довольно крупных, но тонких плиток или плоских желваков. В этом же, по-ви-димому, кроется причина того, что на отдельных территориях бифасы сохраняются вплоть до позднемустьерского времени.
В 2 км к востоку от основного местонахождения на пляже голоценовой Беглицкой косы было найдено несколько окатанных мустьерских изделий, в том числе одно скребло со сходящимися к острию лезвиями (рис. 60, I). Лезвия его оформлены крутой уступчатой ретушью, у основания слегка выделен черешок. Фасетированная ударная площадка расположена под прямым углом к основной оси заготовки. Этот предмет, опубликованный
Рис. 62. Чапаевское местонахождение.
1—-j — геологические слои (описание см. в тексте); а — древнеэвксин-ская терраса; б — левинсадовская терраса; ромбом обозначены остатки костей животных.
автором вместе с I f. И. Борисковским (Борисковский и Праслов, 1964), переиздан В. П. Любиным (1965, стр. 69, рис. 17, 1) как наконечник копья. Однако сильно изогнутый профиль заготовки вряд ли позволяет говорить о таком назначении изделия.
Подводя итоги изучению Беглицкого местонахождения, необходимо отметить следующие его особенности: сравнительно архаичный облик индустрии, наличие настоящих бифасов и наличие техники леваллуа. Эти черты резко отличают Беглицкое местонахождение от остальных мустьерских памятников на исследуемой территории, в том числе от Рожка I и II, что, по-видимому, при увеличении материала позволит говорить о двух самостоятельных линиях развития их материальной культуры.
На территории европейской части СССР наиболее близкие аналогии Беглицкому местонахождению можно найти в материалах Хотылева (Заверняев, 1961). Однако в комплексах памятники остаются пока несравнимыми.
Об относительном возрасте Беглицкого местонахождения достаточно четкие представления дают геологические условия залегания in situ нуклеуса. По мнению И. К. Ивановой, слой 6, на поверхности которого обнаружен нуклеус, должен быть отнесен к послемикулинскому времени, так как лежит выше хорошо выраженной ископаемой почвы черноземного типа (слой 10), связываемой большинством геологов с рисс-вюрмским (=микулинским) межледниковьем (Иванова и Праслов, 1963, стр. 99). Такой интерпретации нисколько не противоречат другие мустьерские местонахождения Приазовья, приуроченные к отложениям более молодой, так называемой левинсадовской террасы (Праслов, 1964а), открытые в последние годы (хут. Чапаева, Александровская коса, Левинсадовка и, возможно, Лакедемоновка).
106
Рис. 63. Кремневые изделия.
I q — Лакедемоиовка; 7, S, Ю — Золотая коса; 9 — хут. Чапаева.
Чапаевское местонахождение. Расположено также на берегу Таганрогского залива, между участком 11 Беглицкого рыбхоза и хут. Красный Пахарь. Открыто автором в 1962 г. Здесь под обнажением невысокой позднечетвертичной террасы (рис. 62), размываемой морем, найдены 1 кремневый остроконечник (рис. 63, 9) и несколько отщепов.
У места находок обнажаются следующие породы:
1. Современная почва............................................ 0.75 м.
2. Суглинок светло-бурый, бесструктурный, пронизан ходами червей и кротовинами.................................................. 2.5 м.
3. Вулканический пепел палевого цвета за счет смеси с суглинком.
При растирании дает блеск стеклянных частиц. Лежит наклонно с запада на восток. Хорошо виден на протяжении 30—40 м. По простиранию на восток ложится на серовато-бурый суглинок (слабовыраженный погребенный почвенный горизонт).......... 0.03—0.05 м.
4. Суглинок серовато-зеленоватый с бурым оттенком — погребенная почва, отмеченная карбонатным горизонтом....................... 0.50—0.60 м.
5. Суглинок желто-бурый, плотный, комковатый, с включением крупных конкреций углекислого кальция, по простиранию на запад срезает морские отложения древнеэвксинской террасы. Видимая мощность до пляжа.............................................. 2.5 м.
Особого внимания в данном разрезе заслуживает наличие вулканического пепла, погребенной почвы и среза морских отложений древнеэвксинской террасы (слои 6, 7) более молодыми породами (рис. 62).
К слою 5 приурочены находки костей ископаемых животных. По-видимому, из этого слоя происходят и каменные изделия. Они совершенно не окатаны, вероятно, не претерпели больших перемещений и найдены недалеко от своего первоначального залегания. К их характеристике трудно что-либо добавить, кроме того что они имеют мустьерский облик.
Трудно сказать что-нибудь о мустьерских находках близ Христофо-ровки и на Александровской косе (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 19). Более полноценный комплекс мустьерских изделий найден в Левинсадов-ском местонахождении.
Левинсадовское местонахождение открыто автором в 1959 г. Расположено на левом берегу Миусского лимана в урочище Левинсад, близ 16-го участка Беглицкого рыбхоза.
Палеолитические находки встречаются в основном у устья небольшой, но древней балки (рис. 64, 65). Они локализуются на отдельных участках, что облегчает разделение на комплексы. Всего здесь собрано 328 предметов. Из них мустьерских — 111 экз., позднепалеолитических — 153, неопределенных предметов палеолитического облика — 64 экз. Мустьер-ские находки сосредоточены под обнажением левого борта балки, позднепалеолитические — правого. На обоих пунктах большую примесь составляют обработанный кремень и керамика раннеметаллического времени (энеолит, бронза, скифы). Однако они легко отличаются от палеолитических изделий техникой обработки и сохранностью.
Позднечетвертичная терраса, такая же как и на Чапаевском местонахождении, на данном участке четко выделяется в рельефе, прислоняясь к более высокой. Геологическое строение ее совершенно отлично от древнеэвксинской и беглицкой террас. Сложена она следующими породами (схематичное описание дается по керну скважины, заложенной здесь в 1961 г. Более подробное описание скважины см.: Праслов, 1964а, стр. 61—62):
1. Современная почва................................................ 0.75 м.
2. Суглинок светло-бурый, лёссовидный, с пятнами углекислоты, книзу опесчанивается................................................ 1.95 м.
3. Суглинок светло-бурый, слоистый. Контакты четкие................. 0.50 м.
4. Суглинок бурый, лёссовидный. В середине найден позвонок быка. Нижний контакт четкий............................................... 0.50 м.
108
5. Глина серо-коричневая, тонкослоистая. Книзу становится серо-зеленоватой и без перерыва переходит в следующий слой .... 3.00 м.
6. Глина серо-зеленоватая, с обломками фауны моллюсков Planorbis planorbis, Pl. spirorbis и Cardium edule............................... 0.90 м.
Глубже залегают разноцветные глины и в самом низу — пески (слой 7). Общая глубина скважины 30 м. На этом уровне находится цоколь террасы — известняки (рис. 66)
Нижняя свита отложений, представленная глинами различных оттенков с включением раковин моллюсков, может сопоставляться по времени с карангатской ( = рисс-вюрмской) трансгрессией. Следовательно,
вышележащие субаэральные отложения должны быть отнесены к послекарангатскому времени (подробнее см. главу II).
Комплекс мустьерских находок происходит из бурых лёссовидных суглинков, лежащих на серо-коричневой глине непосредственно на уровне воды лимана. Находки вымываются при разрушении берега, и их можно собрать только при сильных сгонных ветрах, когда уровень воды в лимане и Азовском море сильно понижается. Фаунистические остатки очень редки, так как из-за плохой сохранности они легко размываются водой. За все время работ здесь in situ встречены только •остатки бивня слона да несколько мелких обломков костей конечностей быка.
Рис. 64. Левинсадовка. План местонахождения.
I — площадь распространения мустьерских находок;
2 — площадь распространения позднепалеолитических находок; 3 — береговой обрыв.
многих находках прослеживается при
Кремневые изделия, собран ные здесь, совершенно не окатаны.1 Большая часть их в отличие от позднепалеолитических не патинизирована или латинизирована совсем слабо. На
кипевшая известь — свидетельство непереотложенности.
Наиболее выразительна серия нуклеусов (12 экз.). По типам снятия с них заготовок они делятся на одноплощадочные (1 экз.), двуплощадочные (2 экз.), дисковидные (1 экз.) и шаровидные (8 экз.). Одноплощадочные и двуплощадочные невелики по размерам и довольно совершенны (рис. 67, 3, 4). Близок мустьерским и единственный диск. Особенно характерны шаровидные и близкие к ним нуклеусы. Большинство их сильно сработано и имеет небольшие размеры (рис. 67, 1). Разнообразие типов нуклеусов делает понятным и разнообразие заготовок.
Орудий 14 экз. Они имеют довольно выразительный мустьерский облик. Особенно интересна серия скребел. Среди них вогнуто-выпуклые, прямолезвийные и с двумя сходящимися лезвиями. Последних 4 экз. Два из них обработаны с обеих сторон (рис. 68, 4,10). Ретушь на нижней стороне снимает выпуклые ударные бугорки. Два изготовлены на хоро-
1 Здесь описываются только мустьерские находки. О позднепалеолитических см.: Борисковский и Праслов, 1964, стр. 16.
109
ших треугольных отщепах с широкой ударной площадкой (рис. 68, 7). Лезвия их оформлены отбивной уступчатой ретушью. Вогнутые и вогнуто-выпуклые скребла единичны (рис. 68, 6, 8). Единичны и прямолезвийное, и угловатое тройное (рис. 68, 3). К серии остроконечников условно могут быть отнесены только 2 предмета (рис. 68, 7, 2). Одно долотовидное орудие (рис. 68, 9) изготовлено на толстом широком мустьер-ском отщепе с фасетированной ударной площадкой путем двусторонней чешуйчатой подтески конца. Основание отщепа у ударного бугорка подправлено в той же манере, что и основное лезвие. Подобное мустьерское изделие встречено лишь в Рожке II.
По технике расщепления, а также и по типологии Левинсадовское местонахождение имеет достаточно развитой облик и скорее всего должно быть отнесено ко второй половине мустьерской эпохи. На исследуемой
Рис. 65. Левинсадовка. Общий вид местонахождения.
территории при сравнении с другими памятниками оно должно быть поставлено позже Беглицкого местонахождения и, по-видимому, Рожков I и II, но в одном ряду с отдельными мелкими местонахождениями, связанными с отложениями этой же террасы (Чапаевское и др.).
По геологическим условиям залегания Левинсадовка не может считаться архаичной. Как уже указывалось, культурные остатки ее связываются с низом субаэральных отложений, перекрывающих карангатские, т. е. датируются началом послекарангатского времени. Так как каран-гат сопоставляется с рисс-вюрмом, то, следовательно, Левинсадовское местонахождение можно сопоставлять с первой половиной последующей, вюрмской, эпохи. Это сопоставление безусловно нуждается в дальнейшем обосновании, поскольку, как уже неоднократно подчеркивалось, древнейшая геологическая история южнорусских степей сейчас пока очень плохо увязана с одновременными событиями на севере.
Лакедемоиовка. Примерно в 3 км от Левинсадовки, выше по течению Миусского лимана, в очень близких геологических условиях расположено Лакедемоновское местонахождение, широко вошедшее в литературу (Хо-хловкина, 1940; Громов, 1948) как местонахождение миндель-рисского возраста.
Оно открыто было в 1934 г. В. А. Хохловкиной. Собранные ею кремни позволили говорить о наличии здесь остатков эпохи мустье и позднего палеолита. Мустьерские находки связывались с «миндель-рисской» почвой, а позднепалеолитические — с «рисским» лёссом (Хохловкина, 1940, стр. 80; Громов, 1948, стр. 252—253; Gromov, 1964).
ио
Это местонахождение обследовалось автором в течение 1959—1962 гг.,
а еще раньше, в 1952 г., — П. И. Борисковским (1957, стр. 138). Наиболее интересные материалы здесь, так же как и в Левинсадовке, удалось
собрать во время сильного отлива. Приблизительно в виях были собраны находки и В. А. Хохловкиной. Однако, несмотря на значительное увеличение объема коллекции, интерпретация этого местонахождения нисколько не облегчилась. Дело в том, что среди каменных изделий в Лакедемоновке преобладают такие типы, которые могут быть и в мустье, и в позднем палеолите (рис. 63, 1—6). Наряду с выра зительными мустьерскими изделиями (скребла, нуклеусы, леваллуазские отщепы) много и позднепалеолитических форм (призматические нуклеусы, скребки, pieces ecaillees), а также кремней эпохи бронзы.
Не дает определенных материалов для расшифровки этого памятника и геологическое строение данного участка, поскольку все кремни собраны в районе сочленения трех геоморфологических элементов: древнеэвксинской террасы, левинсадовской и современной пойменной.
На этом основании представляется необходимым исключить Лакедемоновку из числа опорных пунктов при обсуждении стратиграфических схем палеолита впредь до более детальных исследований.
Существование мустьерских памятников на Миусском лимане не ограничивается только устьем. Они имеются на обоих его берегах и в верхней части.
Герасимовское местонахождение. Одним из наи более интересных памятников верховья Миусского лимана является Герасимовское местонахождение, открытое автором в 1959 г. и обследовавшееся ежегодно вплоть до 1963 г., когда здесь были произведены небольшие раскопки (Праслов, 1964в, стр. 74).
Это местонахождение расположено на высоком правом берегу древней Платоновой балки, при впадении ее в лиман, на окраине хут. Герасимовки (рис. 69). Как выяснилось в результате работ, культурный слой приурочен к ископаемой почве черноземного типа и обнажается в настоящее время в береговом обрыве невысокой оползневой терраски только в одном месте. Здесь были произведены две зачистки, примыкающие друг к другу (рис. 70).
Бровка оползневой терраски не превышает 6 м; около зачистки II она возвышается над июльским
аналогичных усло-
Рис. 66. Левинсадов-ка. Разрез террасы.
1—8 — геологические слои (описание см. в тексте); а — положение позднепалеолитических находок; б — положение мустьерских находок.
уровнем лимана всего лишь на 5.83 м.
Пять разрезов, полученных в результате двух
сложную картину условий залегания культурных остатков.
зачисток, вскрыли
Наиболее
полный разрез записан по южной стене зачистки II и по стене шурфа (рис. 71), где вскрыты следующие породы:
1. Современная почва............................................ 0.60—0.65 м.
2. Суглинок бурый, лёссовидный, слегка гумусированный, лежит неровно...........................................................От 0.30 до
0.70 м.
Ш
3. Суглинок светло-бурый, лёссовидный. Контакт с нижним слоем четкий по «зеркалам скольжения» и по тонким гумусированным замывам ....................................................
4. Суглинок черно-бурый, гумусированный. Погребенная почва. Лежит языками или неровными блоками, соприкасающимися друг с другом по «зеркалам скольжения». Все блоки наклонены в северо-западную сторону, т. е. к лиману и к Платоновой балке.
0.55 м.
От 0.35 до 0.60 м.
Рис. 67. Левинсадовка. Кремневые нуклеусы (1—4).
.5. Суглинок светло-бурый, лёссовидный, с прожилками лжемицелия. Только на отдельных участках к верху этого слоя приурочены мелкие конкреции углекислого кальция. Контакт с вышележащим слоем нечеткий................................................
6. Суглинок коричневато-бурый, с лжемицелием, плотный, с редкими крупными конкрециями углекислого кальция. Неровно ложится на нижеследующий слой 7. В самом низу, на контакте со слоем 7, отмечаются крупные камни (известняк, кремневые гальки) ..........................................................
От 0.50 до 0.80 м.
От 0.80 до
1.00 м.
.412
7. Глина желто-серо-зеленоватая, внизу тонколистоватая, горизонтальнослоистая; слоистость в целом слегка наклонена в южную сторону (примерно на 1—2°). Отмечаются прослои мелкозернистого песка, иногда ожелезненные. Внизу слоистость близка к ленточной, иногда прерывается тонкими прослоями раковин Venus gallina L. и других моллюсков очень плохой сохранности. 2.50 м.
Рис. 68. Левинсадовка. Кремневые изделия (1—10).
8. Глина серо-черная, плотная, слоистая, с раковинами Tapes, по-ви-димому, среднесарматского возраста. Выше глины проходит водоносный горизонт. Видимая мощность......................... 0.40 м.
Особенностью данного разреза является то, что здесь четко фиксируются древние оползни (рис. 72), наложенные на древний пляж (контакт слоев 6 и 7).
8 Н. Д. Праслов
113
Древние оползни, захватывающие монолитами сразу несколько слоев [слои 2 (?), 3—61, свидетельствуют о том, что оползневый процесс начался после завершения отложений светло-бурого лёссовидного суглинка, перекрывающего ископаемую почву с мустьерскими находками, и этому, по-видимому, в значительной степени способствовало начало понижения уровня какой-то трансгрессии Азовского моря и Миусского лимана, освободившего пляж, превышающий современный уровень лимана почти на 3 м.
Плохое знание береговых уровней четвертичного Азовского моря не позволяет сейчас точно говорить о возрасте пляжа, поскольку неясно, каким бассейном он был образован. Можно только предположить, что оползневый процесс, захвативший ископаемую почву и вышележащие светло-бурые суглинки, характерные для верхнего плейстоцена, произошел не ранее формирования указанных отложений, т. е. не ранее верхнего плейстоцена. А на исследуемой территории от этого времени пока известны только две трансгрессии, превышавшие современный уровень, — карангатская и новочерноморская (Попов, 1947, 1961). Следовательно, остаются только два предположения: оползни произошли с началом понижения карангатского уровня или с началом понижения новочерноморского. Реальнее второе предположение, так как если связывать оползневые процессы с карангатом (что равно рисс-вюрму), то ископаемую почву с мустьерскими находками придется датировать более древним временем, чем карангат, т. е. временем максимального оледенения. Этому противоречат типичный черноземный облик ископаемой почвы, характерный для так называемой микулинской почвы, и наличие светло-бурого верхнеплейстоценового суглинка (слой 3). А раз так, то сама ископаемая почва (слой 4) может быть датирована в пределах от карангата (=микулин-ское межледниковье=рисс-вюрм) до интерстадиала эпохи последнего оледенения. Уточнить это можно, только вскрыв коренные отложения террасы на том месте, от которого была отторгнута вся масса, сформировавшая оползневую террасу. Наши попытки произвести такую увязку не увенчались успехом, ибо шурф-зачистка III (рис. 70) не смогла дойти до четвертичных отложений.
Культурные остатки, представленные отдельными кремнями и обломками костей животных, в зачистках не составляют какой-либо четкой картины. Они довольно редки и залегают разрозненно на разных глубинах от современной поверхности терраски, всегда приурочиваясь к ископаемой почве или, что очень редко, к трещинам между блоками-монолитами этой ископаемой почвы. Последнее подтверждается положением прослойки костной мелочи, лежащей в общей массе под большим углом к современной поверхности, причем прослойка обращена нижййм концом в южную сторону, т. е. к коренному берегу.
Каменный инвентарь, собранный в зачистках, очень беден: всего 6 экз. Но он дополняется находками с пляжа. Все вместе составляет 89 предметов.
Бросается в глаза очень высокий процент нуклеусов — 19.1 (17 экз.). А если к ним еще добавить 6 нуклевидных кусков кремня, то их процент увеличится до 25.8. При малом количестве отщепов (всего 20 экз., или 22.4%) это создает резкое несоответствие в соотношении отбросов производства. Картина обычная: наличие значительно большего количества отщепов. Такое несоответствие гораздо легче понять там, где очень мало сырья и первобытный человек стремился максимально использовать каждый предмет. Но здесь, в Герасимовке, мы видим обратное — аллювий древней террасы и пляж изобилуют кремневыми желваками. Нельзя это несоответствие объяснить и выборочным характером сборов, так как бралось и учитывалось все, что морфологически выра-114
жено. Отмечается и еще одна особенность: очень высокий процент изделий со вторичной обработкой — около 45.
Среди нуклеусов выделяются 2 черепаховидных, 1 одноплощадочный грубопризматический, 1 треугольных очертаний со вторичным использованием, 3 двуплощадочных разных форм, 1 одноплощадочный уплощенный, 1 одноплощадочный укороченных пропорций, 1 дисковидный, 3 шаровидных и 4 неопределенной формы. Особого интереса заслуживают черепаховидные нуклеусы, отражающие две стадии сработанности. Один из них (рис. 73, 2) изготовлен на массивном желваке кремня самыми обычными приемами изготовления черепаховидных нуклеусов, т. е. с выделением ударной площадки только на одном конце. Но тот единственный отщеп, ради которого было затрачено столько предварительных сколов, снят не был, ибо желвак оказался с трещинами. Зато второй нуклеус
Рис. 69. Герасимовка. Общий вид мустьерского местонахождения.
сработан до предела (рис. 73 7), чему способствовало хорошее качество породы. По типу он также является черепаховидным классической формы. Аналогичные нуклеусы хорошо известны в мустьерских памятниках: в Шайтан-Кобе (Паничкина, 1959, рис. 19, 1 и др.), в Хотылево, а также за рубежом.
Из других форм нуклеусов наиболее интересны 1 двуплощадочный, изготовленный путем поперечного раскола желвака и легкой подтески обеих площадок, расположенных друг против друга по наиболее длинной оси (рис. 74, 7), 1 дисковйдный и 3 шаровидных. Внутри дисковидного нуклеуса препятствием для первобытного мастера явилась окаменелость морского ежа (рис. 74,10), нарушившая последовательность расщепления. Шаровидные нуклеусы отражают три стадии сработанности. Один щ них только подготовлен для сколов, второй — нормальной сработанности и третий — сильно сработанный (рис. 74, 9). Подобные изделия найдены в Рожке I и в Левинсадовке.
Из орудий наиболее устойчивые серии образуют различные скребла (22.4%) и режущие инструменты (14.6%). Остальные типы представлены единичными изделиями.
Среди скребел наиболее выразительна группа массивных изделий на неправильных формах заготовок — 6 экз. Их слегка выпуклые или почти прямые лезвия оформлены очень грубой примитивной ретушью, что придает им архаичные черты. Не меньшая грубость характеризует выпуклые скребла, а также скребла с прямыми лезвиями — 4 экз. (рис. 74, 3).
8*
115
Рис. 70. Герасимовки. План местонахождения.
современный пляж; 2— береговой обрыв; з — древесные насаждения; 4 -г- дороги и тропинки; 5—постройки; с — зачистки и шурф.
Из других типов нужно отметить скребло, близкое по форме к скребку, и одно выемчатое.
Режущие орудия представлены 13 экз. По типам оформления лезвий они распадаются на три категории. Наибольшая часть изделий имеет довольно плоскую подправку, утончающую края отщепов, чтобы ими можно было резать, держа орудие в руке вертикально (рис. 75, 4). Некоторые из этих ножей подправлены с обеих сторон (рис. 75, 3, 5).
Выделяются четыре предмета на пластинчатых формах с чешуйчатой подправкой одного из краев со стороны брюшка (рис. 75, 2). Лезвия их иногда имеют легкую вогнутость. Такие орудия служили, по-видимому, для строгания дерева. Остальные два ножа имеют изогнутые очертания, созданные крутой притупляющей ретушью по одному краю и легкой
Рис. 71. Герасимовна. Блок-схема зачисток берега.
1—S — геологические слои (описание см. в тексте); .9 — современная осыпь.
прямой приостряющей по другому (рис. 75, 7). Эти ножи и по форме, и по назначению близки к ножам из Шательперрона. Они близки также остриям со скошенным концом из Сухой Мечетки (Замятнин, 1961).
Остроконечников только 4 экз. (рис. 75, 6, 8, 9). Два из них изготовлены на треугольных леваллуазских отщепах с подправленными ударными площадками (рис. 75, 8, 9), два других — атипичные.
Из остальных изделий заслуживает внимания обломок двусторонне обработанного орудия. Так как двусторонней ретушью обработан только один край (рис. 75, 10), то это изделие нужно считать частичным бифасом. Ретушь чешуйчатая, занозистая, рабочий край забит.
Среди отщепов совершенно отсутствуют леваллуазские формы. Нет среди них и хороших заготовок обычного мустьерского облика. Все они грубы и неустойчивых очертаний.
Изложенные факты свидетельствуют о том, что если основываться только на археологических материалах, то Герасимовское местонахождение при сравнении с материалами прежде всего соседней территории необходимо датировать более древним временем, чем Рожок I и II, Ле-винсадовское и ряд других мелких местонахождений. Грубость и архаич
117
ность преобладающего большинства каменных изделий Герасимовки резко отличают ее от всех остальных памятников. В будущем, возможно, удастся уточнить отношение Герасимовки и к Беглицкому местонахождению. Сейчас же кажется, что они или одновременны, или Герасимовка несколько древнее. Окончательно решить это не позволяет небольшое количество материалов на Беглице и нерешенность геологического возраста Герасимовки. Не совсем ясными остаются и взаимоотношения Герасимовки с соседними местонахождениями, открытыми
Рис. 72. Герасимовка. Общий вид зачистки II.
в 1963 г. близ Дорогановки, Греческих Рот и Вечности (Праслов, 1964а, стр. 74—75), поскольку собранные там материалы очень невелики.
Наибольший интерес из последних представляет местонахождение у хут. Дорогановки, где в обнажении обнаружен вулканический пепел и’один маленький кремневый отщеп in situ, примерно в 150 м выше по лиману от постоянного водопоя совхоза. Здесь обнажаются следующие породы:
1. Современная почва................................................ 1.50 м.
2. Суглинок желто-бурый, лёссовидный, вверху с белоглазкой . . . 1.5—2.0 м.
3. Суглинок светло-палевый, при растирании дает блеск стеклянных частиц — вулканический пепел, смешанный с суглинком. Лежит довольно горизонтально..........................................До 0.10 м.
4. Суглинок светло-бурый, лёссовидный, аналогичный слою 2 . . . . 1.5 м.
5. Суглинок бурый с легким коричневатым оттенком — слабо выраженная погребенная почва.......................................... 0.30 м.
6. Суглинок бурый, лёссовидный, более темный, чем слой 4 . . . 4.00 м.
7. Суглинок бурый, насыщен мелкими конкрециями углекислого кальция и белоглазкой. Вверху на контакте со слоем 6 встречаются мелкие галечки. Пронизан кротовинами с черным гумусированным заполнением. Контакты довольно четкие.................... 0.60 м.
8. Супесь желтовато-бурая, неслоистая. Вверху с белоглазкой и кротовинами .................................................... 0.40 м.
9. Суглинок бурый, песчанистый, внизу с конкрециями углекислого кальция............................................................ 0.35 м.
10. Супесь желто-бурая, нечеткослоистая. Видимая мощность . . . 0.30 м.
118
Ниже осыпь закрывает около 5 м, потом хорошо прослеживается площадка с галечником, песком и многочисленными раковинами моллюсков Unionidae, Paludinae. Мощность этих отложений около 12 м, общая высота •обнажения около 25 м.
Здесь примерно на глубине около 5 м in situ встречен один маленький латинизированный кремневый отщеп с подправленной ударной площад-
Рис. 73. Герасимовка. Кремневые нуклеусы (7—2).
кой, а рядом на осыпи собрано еще 8 кремней, среди которых выделяется леваллуазский нуклеус (рис. 76, 1), датирующий весь комплекс поздним леваллуа — мустьерским временем.
У хут. Греческие Роты собрано всего лишь несколько маловыразительных предметов, стратиграфическое положение которых неясно, впрочем, так же как и находок близ хут. Вечность. Среди последних отмечаются два скребла; одно из них обработано с двух сторон (рис. 76, 2).
119
Рис. 74. Герасимовна. Кремневые изделия (1—10).
Рис. 75. Герасимовки. Кремневые изделия (7—10).
Носово I. Напротив Герасимовки, на правом берегу Миусского лимана, близ с. Носово расположено еще одно мустьерское местонахождение (рис. 77). Оно открыто В. Е. Щелинским в 1963 г. и частично исследовалось автором в 1964 г.
Находки обнаружены благодаря тому, что при прокладке грунтовой дороги здесь оказались вскрытыми на большую глубину светло-бурые позднечетвертичные суглинки, которые местные жители стали использовать для хозяйственных целей. У одной из ям, вырытой на обочине дороги на левом берегу Носовской балки (рис. 78), там, где собрано несколько отдельных находок, была заложена небольшая зачистка (4>.3 м), вскрывшая культурный слой (рис. 79).
Рис. 76. Кремневые изделия.
1 — Дорогановки; 2 — Вечность.
По нивелировочным данным, культурные остатки залегают на высоте около 5.50 м над современным уровнем воды в балке; общая высота мыса, к которому приурочено местонахождение, более 12 м.
Культурные остатки представлены лишь расщепленным и обработанным кремнем и плоскими плитками сарматского известняка. Положение кремней и плиток известняка нормальное, т. е. в большинстве случаев они лежат на наибольших плоскостях. Несколько плиток известняка соединено в какие-то конструкции (рис. 80); о их назначении, правда, судить при такой небольшой вскрытой площади пока невозможно. Естественное происхождение плиток исключено, так как суглинок, в котором они лежат, в целом довольно однороден — рыхлый и пористый, без включений. Большинство камней и кремней имело толстую известковую корку на нижних плоскостях, в то время как наиболее нормальным является покрытие находок известью сверху. Очевидно, в Носово I образование извести под находками нужно связывать с деятельностью грунтовых вод,
122
с влажностью суглинка. Возможно, этим же объясняется полное отсутствие остатков костей животных. А они, по-видимому, должны были быть, ибо изучение кремней под микроскопом позволило установить на многих из них сильные следы сработанности. Это с несомненностью указывает,
Рис. 77. Носове I. Общий вид мустьерского местонахождения.
что здесь мы имеем дело не с мастерской по обработке кремня (что можно было бы предположить!), а с остатками какого-то поселения.
Каменный инвентарь состоит всего из 75 предметов: 8 орудий, 1 нуклеус, 23 отщепа, 7 обломков отщепов, 3 нуклевидных обломка и 33 че-
Рис. 78. Геоморфологическая схема устья Носовской балки.
1 — палеолитические стоянки; 2 — оползневая терраса; з — современная пойма; 4 — склоновый делювий; 5 — новочерноморская терраса; 6 — древнеэвксинская (?) терраса; 7, 8 — третичный известняк; 9 — черные глины.
шуйки. Сырьем для обработки служили три породы кремня: черный прозрачный, серый и серый с желтым оттенком. Патина на кремнях совершенно отсутствует; она отмечена только на одном отщепе по всей поверхности и на другом — на небольшом участке. Находки не окатаны. Ребра и грани изделий острые.
123
Техника расщепления кремня — мустьерская. Элементы позднего палеолита отсутствуют.
Типичным мустьерским изделием является единственный дисковидный нуклеус (рис. 81, 9). Легкая вторичная подправка по краям указывает на использование его в качестве орудия. На ударных площадках имеется предварительная подправка. Предварительная подправка ударных площадок отмечена и на 5 отщепах (рис. 81, 1—3).
Среди орудий выделяются два типичных мустьерских скребла: одно — с одним прямым лезвием (рис. 82, 1) и второе — с комбинацией из трех лезвий (рис. 82, 2). Изучение этих изделий под микроскопом позволило на обоих установить яркие следы сработанности в виде заполированности
Рис. 79. Носове I. План культурных остатков, вскрытых шурфом.
1 — кремневые отщепы; 2 — камни; 3 —- нуклеус; 4 — орудие.
краев. На прямолезвийном скребле заглаженность отмечается не только на участке с ретушью, но и значительно шире. Яркий блеск на нем отмечен на брюшке около ударного бугорка. По мнению С. А. Семенова, это результат держания пальцами. Орудием работали по мягкому материалу. Вторым же скреблом, треугольных очертаний, работали скорее всего по дереву, на что указывают жесткие края лезвий. Такими лезвиями работать по мягкому материалу нельзя — они будут его рвать и царапать.
Особенно же четко выраженные следы сработанности выделяются на обычном осколке кремня, край которого был подправлен легкой ретушью (рис. 82, 3). Следы видны даже невооруженным глазом — они напоминают залощенность на энеолитических вкладышах. Изучение орудия при увеличении в 300 раз позволило выявить линейные следы (рис. 82, 4, 5), образовавшиеся от скобления этим предметом по какому-то мягкому материалу, скорее всего коже.
Из других изделий со вторичной обработкой нужно отметить 3 отщепа с мелкой режущей ретушью по краям (рис. 81, 1, 8), 1 выемчатое на пластинчатом отщепе (рис. 81, 5), 1 пластину с обломанным черешком
124
(рис. 81, 7) и 1 массивный отщеп со вторичной подправкой ударной площадки с целью создания скоблящего лезвия (рис. 81, 4).
О возрасте Носово I по каменному инвентарю судить трудно, особенно если пытаться уточнить время существования памятника в пределах мустье. Высокий процент пластинчатых форм свидетельствует, по-видимому, о второй половине и даже, может быть, о позднем мустье. Примерно на подобную датировку
указывают и геологические условия залегания культурного слоя, которые можно выяснить с учетом геоморфологического строения всего микрорайона (рис. 78).
В общем виде решение этого вопроса представляется примерно таким.
Культурный слой приурочен к низу склоновых отложений бурого суглинка, перекрывающего в устье Носовой балки ископаемую почву черноземного типа (по-видимо-му, микулинского времени) и лиманные отложения с многочисленными раковинами моллюсков Sphaerium rivicola, Anodo-nta piscinalis, Pisidium amnicum, Valvata cristata и Unio pictorum L. Лиманные отложения в устье балки, ложащиеся на ископаемую почву, являются, вероятно, результатом какой-то еще пока не установленной трансгрессии, которая, возможно, будет сопоставляться с верхним карангатом. Следовательно, Носово I должно быть датировано в пределах первой половины эпохи
Рис. 80. Носово I. Плитки известняка в слое.
последнего оледенения. Такая датировка поддерживается и положением Мураловской позднепалеолитической стоянки, залегающей также в склоновых отложениях, но на высоте 8 м, т. е. выше культурного слоя Носова I на 2.5 м.2
Матвеев-Курган. Более 60 км отделяет описанные мустьерские памятники на берегах Миусского лимана от мустьерского местонахождения в глубине приазовской степи близ станции Матвеев-Курган (Громов, 1948, стр. 253; Замятнин, 1953; Борисковский, 19536, стр. 78).
Это местонахождение, расположенное на правом борту Соленой балки, разрезающей левый берег долины р. Миуса, открыто В. И. Громовым
2 Все отсчеты взяты от современного уровня Миусского лимана.
12 5
в 1934 г. В 1935 г. оно было обследовано В. А. Хохловкиной, в 1938 г. — С. Н. Замятниным, в 1950 г. — П. И. Борисковским, а в 1959—1960 гг. — автором (Борисковский и Праслов, 1964, стр. 14).
Благодаря такому частому посещению здесь собрано около 30 мустьерских изделий, в том числе 1 двусторонне обработанное овальное орудие (рис. 83, 1), 3 нуклеуса (рис. 83, 2, 3, 5) и серия отщепов. Два изделия
Рис. 81. Косово I. Кремневые изделия (7—9).
найдены автором в стенках карьеров in situ; одно из них — нуклеус (рис. 83, 3) — на дне погребенного овражка (Праслов, 1962, стр. 119) в стене карьера № 1, другое — отщеп (рис. 83, 6) — в стене карьера № 4. Оба этих изделия переотложены в древности, поэтому геологический возраст находок в настоящее время не может быть определен. Каменный же инвентарь относится бесспорно к мустьерской эпохе.
Белояровка, Успенка, Новоклиновка II и Лысогорка III. Севернее Матвеева-Кургана четыре мустьерских местонахождения открыты
126
П. И. Борисковским в 1950 и 1952 гг. (Борисковский, 19536, стр. 78—80; 1957, стр. 137; Замятнин, 1953). Два из них (Белояровка и Успенка) представлены только находками дисковидных нуклеусов (рис. 84, 8, 9); Новоклиновка II и Лысогорка III дали значительно больше материала.
Рис. 82. Носове I. Кремневые орудия со следами сработанности (1—3). Фот. С. А. Семенова.
4, 5 — микрофотографии линейных следов на краю орудия з (4 — увел. 30 раз; -5 — увел. 300 раз).
Однако, как представляется автору, датировка их мустьерским временем не может считаться окончательно доказанной. Оба этих комплекса выделены из материалов эпохи позднего палеолита только на основании типологии и физического состояния. Изучение материалов Лысогорки автором на месте в 1963 г. показало, что физическое состояние кремней не может приниматься во внимание{при решении вопроса о возрасте.
127
А по типологии вещей тоже трудно судить о времени их изготовления, поскольку точно такие же формы (рис. 84, 1—7) широко встречаются и в позднем палеолите. Не могут служить показателем возраста и отщепы
Рис. 83. Матвеев-Курган. Кремневые изделия.
1 — по П, И. Борисковскому; 2—6 — сборы автора.
с фасетированными ударными площадками (Лысогорка III; рис. 84, 6, 7). Обилие их в позднем палеолите отмечено К. Валохом в местонахождениях близ г. Брно в Чехословакии (Valoch, 1962).
128
Рпс. 84. Кремневые изделия (по П. И. Борисковскому). г ; — Новоклиновка II; 5—7 — Лысогорка III; 8 — Белояровка; S — Успенка,
xli 9 н- Д- Праслов
в туэи г., в литературе
Рис. 85. Станица Елизаветинская. Кремневый остроконечник (по В. П. Шилову).
На Нижнем Дону мустьерская эпоха представлена пока сравнительно небольшим количеством находок. Три из шести местонахождений установлены в 50-е годы, остальные открыты автором в 1965 г.
Помимо станицы Елизаветинской в дельте Дона, откуда известен типичный мустьерский остроконечник на леваллуазском отщепе (рис. 85; Шилов, 1956; Борисковский и Праслов, 1964, стр. 19), мустьерские изделия собраны у станиц Константиновской и Нагавской, у бывшего Цыганского хутора, в Большой Козловой балке (долина Курмоярского Аксая) и при строительстве Цимлянской плотины в Соленовском котловане.
Из Константиновского местонахождения, открытого Г. И. Горецким упоминалась только находка дисковидного нуклеуса (Горецкий, 1952, стр. 397—309; Берего вая, 1960, стр. 25). В фондах Ростовского областного музея краеведения, где хранятся коллекции сборов Г. И. Горецкого, обнаружены еще 4 предмета из этого же местонахождения (колл. № 5188). Несколько раньше геологом А. Д. Колбутовым автору был передан остроконечник, полученный от Г. И. Горецкого. Этот остроконечник, изготовленный на широком мустьерском отщепе (рис. 86, 9), найден в устье одного из оврагов, разрезающих мариинскую террасу в 0.4 км выше станицы Константиновской. Таким образом, отсюда сейчас известно 6 предметов.
Кроме дисковидного нуклеуса и остроконечника, здесь имеются 3 скребла и 1 отщеп без вторичной обработки. Два скребла являются обычными боковыми с прямыми лезвиями (рис. 86, 5, 7). Оба изготовлены на пластинчатых формах крутой отбивной мустьерской ретушью. Одно из них кварцитовое (рис. 86, 7). Третье скребло (рис. 86, 6) является плосковыпуклым двусторонне обработанным. Такой прием изготовления орудий широко применялся в Иль-
ской стоянке, Сухой Мечетке и ряде крымских памятников. В Приазовье и на Нижнем Дону аналогичные изделия неизвестны.
В фондах Ростовского музея хранятся 14 кремней и 1 обломок кости (колл. № 5163), собранные Г. И. Горецким в Соленовском котловане при строительстве Цимлянской плотины. Находки происходят из базального горизонта поймы, слегка окатаны и имеют по краям забитость. По условиям залегания они датируются рубежом плейстоцена и голоцена, т. е. временем конца позднего палеолита. Однако морфологический облик изделий совершенно нехарактерен для позднего палеолита. Здесь нет призматических пластин, резцов. Все отщепы сколоты с дисковидных или одноплощадочных нуклеусов и напоминают таковые из мустьерского местонахождения Цыганский хутор. Особенно сходны отщепы второго снятия (рис. 86, 3, 4), сколотые с одноплощадочных грубопризматических нуклеусов. Присутствие в коллекции дисковидного нуклеуса и бокового скребла на отщепе (рис. 86, 2) хорошо согласуется с обликом остальных изделий и указывает на более ранний возраст находок, чем это определяется геологическими условиями залегания. Наиболее вероятным кажется предположение, что каменный инвентарь Соленовского котлована является переотложенным из более древних слоев.
Разрушение мустьерских местонахождений происходит сейчас на левом берегу Цимлянского водохранилища в затопленном устье Кур-
130
Рис. 86. Каменные изделия.
1—4 — Соленовский котлован; 5—9 — Константиновка (сборы Г. И. Горецкого).
!/2 Н. Д. Праслов
8
Рис. 87. Большая Козлова балка. Кремневые изделия {1—S).
Рис. 88. Цыганский хутор. Кремневые изделия (1—11}.
9*
Рис. 89. Каменные изделия.
1—о — Цыганский хутор; 6—11 — Нагавская II.
моярского Аксая (рис. 1, 30, 31) в урочищах Большая Козлова балка и Цыганский хутор.
Рядом с Большой Козловой балкой имеется хорошее обнажение древних отложений, размываемых водами водохранилища. На третичных глинах и мергеле, поднимающихся в отдельных местах до 1 м над урезом, прослеживается базальный горизонт с остатками эласмотерия, гигантского оленя, лошади раннего типа, зубра или быка. Базальный горизонт перекрыт слоистыми песками русловой и пляжевой фаций с многочисленными остатками костей грызунов и раковинами пресноводных моллюсков Unio pictorum, Dreissena polymorpha, Pseudanodonta comyanata, Sphaerium rivicola, Planorbis planorbis, Corbicula fliiminalis (две формы), Lithoglifus naticoides, Viviparus (viviparus) duboisianus (определение Я. И. Старобогатова). Выше лежат слоистые суглинки пойменной фации и на них на высоте около 8—10 м — мощный покров с двумя ярко выраженными горизонтами ископаемых почв.
Под этим обнажением собрано около 30 кремней. Из них 6 отщепов сильно окатано (рис. 87, 1, 2), остальные совершенно не окатаны и не патинизированы. Первые происходят, по-видимому, из аллювия, вторые — из покровных отложений. Для характеристики аллювиального комплекса материала недостаточно. Во втором комплексе имеются 2 шаровидных нуклеуса (рис. 87, 7), обломок остроконечника (рис. 87, 4), скобель на удлиненном пластинчатом отщепё (рис. 87, 5), массивное слегка выпуклое скребло (рис. 87, 6) и до 10 отщепов мустьерского типа (рис. 87, 3, 8). Несколько поодаль под обнажением найдено двусторонне обработанное орудие типа ручного рубила (рис. 87, 9) мустьерского облика.
На противоположной стороне долины Курмоярского Аксая (рис. 1, 31) мустьерские находки и осколки костей ископаемых животных собраны под обнажением II надпойменной террасы в урочище Цыганский хутор. Кремни не окатаны, на многих известковая корочка. Площадь находок ограничена: не более 70 м вдоль берега. Все это указывает на то, что они не принесены издалека рекой, а вымываются и переоткладываются здесь же. На уровне пляжа в светло-буром лёссовидном суглинке in situ расчищено несколько обломков костей мамонта.
Всего здесь собрано 61 каменное изделие [59 из кремня, 1 из лидита (?) и 1 из кварцита 1. Среди орудий 2 выпуклых скребла мустьерского типа (рис. 88, 1, 2), 1 отщеп с чешуйчатой подтеской концов (рис. 88, 3) и 1 отщеп с мелкой приостряющей ретушью по краю (рис. 88, 5). Поражает обилие нуклеусов: на такое небольшое общее количество находок — 8 нуклеусов и несколько нуклевидных обломков кремня. По-видимому, это объясняется условиями переотложения материала: мелкие предметы относились от берега во время волновой абразии гораздо дальше, чем более крупные и тяжелые.
Среди нуклеусов и отбросов производства преобладают также мустьерские формы: дисковидные, шаровидные и грубопризматические нуклеусы (рис. 88, 6, 7; 89, 1, 5), отщепы с массивными ударными площадками, расположенными под тупым углом к основной оси откалывания (рис. 88, 9, 10; 89, 3, 4). Элементы позднепалеолитической техники отсутствуют.
Исключительный интерес местонахождения Нагавская II (рис. 1, 29) заключается в том, что обработанные кремни здесь составляют остатки слоя как бы во взвешенном состоянии на отложениях нагавской террасы. Скопление кремней хорошо выделяется на современном склоне балки со скудной полынной растительностью, локализуясь на участке 15x15 м. За пределами этой площадки кремни почти отсутствуют. Два высоких боковых скребла (рис. 89, 7, 11), зубчатые изделия (рис. 89, 6, 9) и серия массивных отщепов (рис. 89, 10) достаточно убедительно указывают на раннепалеолитический возраст этого местонахождения.
Глава V
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ РАЗВИТИЯ РАННЕПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И ОБЩЕСТВА
Накопление новых материалов по раннему палеолиту и более пристальное их изучение теперь уже совершенно неоспоримо указывает на то, что развитие культуры различных групп первобытного населения на огромных пространствах Старого Света не могло протекать в одинаковом темпе и совершенно тождественным образом. В большей мере это относится к мустьерской эпохе, от которой до нас дошло много хорошо сохранившихся памятников. Количество мустьерских поселений в настоящее время во много десятков раз превышает число более ранних местонахождений, что и делает выводы по мустьерской эпохе более достоверными, обоснованными.
Долгое время, когда мустьерские памятники (еще в небольшом количестве) лишь отмечали места обитания на различных территориях, полагали, что мустье — единственная культура, развившаяся вслед за ашелем. Была выработана схема, по которой за ашелем следовало мустье с многочисленными ручными рубилами, затем памятники этой поры сменяло типичное мустье с малым количеством рубил и, наконец, появлялось развитое мустье без ручных рубил. Несоответствие подобной схемы фактам было замечено уже Д. Пейрони. Однако у нас в стране ею продолжали пользоваться при определении датировок вплоть до 50-х годов.
Теперь убедительно доказано, что термин «мустье» включает в себя комплекс совершенно различных культурных групп, иногда близко родственных, а иногда и совершенно различного происхождения (Bordes, 1961в, стр. 804). Ф. Борд, основываясь преимущественно на западноевропейских материалах, выделяет следующие группу в пределах мустьерской эпохи: мустье с ашельской традицией, мустье типичное, мустье зубчатое и мустье типа кина. В зависимости от общего количества леваллуаз-ских заготовок эти основные типы могут быть леваллуазскими или нет; в зависимости от степени подправленности ударных площадок — фасе-тированными или нет (Bordes, 1962—1963, стр. 45) и т. д. Комбинации различных показателей позволяют Ф. Борду, а вслед за ним и другим исследователям выделять различные варианты мустьерских культур, однако, по мнению Ф. Борда, только в пределах перечисленных типов. Крайне незначительная изменчивость различных вариантов во времени не позволяет датировать один памятник по аналогии с другим. Основным датирующим фактором являются геологические условия залегания. Последний вывод заставляет совсем по-другому отнестись к хронологии мустьерских памятников на территории нашей страны.
Изучая раннепалеолитические памятники Восточной Европы, автор также пришел к заключению о невозможности выделения хронологических этапов в пределах мустье только типологическим методом.
136
Почти все существовавшие ранее периодизации мустьерских памятников были построены на основании морфологических признаков орудий (Паничкина, 1950; Формозов, 1958), что не может не вызывать больших разногласий среди исследователей. Вспомним хотя бы датировку верхнего слоя Киик-Кобы, колеблющуюся в пределах от ашеля (Бонч-Осмо-ловский, 1940) до развитого мустье (Ефименко, 1953; Замятнин, 1934).
На определенном этапе установление возраста мустьерских местонахождений путем типологического анализа сыграло положительную роль. Однако после открытия памятников, имеющих четкие геологические условия залегания, стали совершенно очевидны и недостатки этого метода.
Получив свое обоснование на материалах разрушенных и смешанных местонахождений, типологический метод в таком виде, как его применяют, стал тормозом в развитии наших представлений о различных этапах раннего палеолита. Достаточно вспомнить вопрос о так называемых ранне-мустьерских памятниках.
В работах М. 3. Паничкиной (1950) и А. А. Формозова (1958), в лучших для своего времени сводках по раннему палеолиту к раннему мустье отнесены Арзни, Киик-Коба и Выхватинцы.
По поводу Арзни сама М. 3. Паничкина писала, что «провести строгую границу между двумя комплексами арзнинских орудий трудно » (1950, стр. 72). Разделение находок на две группы было основано «главным образом на морфологических признаках орудий, а также на степени их пати низации и окатанности» (там же).
После многочисленных открытий непереотложенных кремневых комплексов, относящихся к одному времени, но обнаруживающих разную степень окатанности и патинизации, стало ясно, что два последних аргумента не могут влиять на определение возраста. Что же касается первого и основного довода — уменьшения размеров бифасов и появления различных остроконечников и скребел, — то почему не предположить, что эти находки составляют единый комплекс с так называемыми архаичными формами? Автору кажется, что М. 3. Паничкина более права, указывая, что, «возможно, мы имеем здесь дело с остатками одного поселения» (там же). Таким образом, приходится исключить Арзни из числа опорных пунктов раннемустьерского времени. Не ясна датировка Киик-Кобы и Выхватинцов.
Для расшифровки возраста последних важное значение принадлежит находкам у с. Хотылево на Десне (Заверняев, 1961), залегающим в четких геологических условиях. Ни Киик-Коба, ни Выхватинцы не имеют убедительного геологического обоснования своего возраста (Иванова, 1965).
По мнению А. А. Величко, Хотылевское местонахождение приурочено к аллювию погребенного комплекса последнепровского возраста (1961а, стр. 241). Материалы Хотылева имеют большое сходство с материалами Выхватинцов и ряда крымских пещер (Киик-Кобы, Чокурчи, Волчьего грота). Наряду с настоящими бифасами «позднеашельского» типа здесь налицо выразительные серии скребел и двусторонне обработанных наконечников очень позднего типа, что никак не может указывать на ранний возраст этого памятника даже в пределах мустье. При сборах на поверхности одновозрастные материалы Хотылева можно бы совершенно спокойно разделить на ашельские и мустьерские. Именно так, кажется, обстоит дело с Житомирским местонахождением. Ненормальность такого членения ясна.
Небольшое количество находок из Выхватинцов (Сергеев, 1950) не позволяет датировать этот памятник только по каменным орудиям. Датировка его безусловно должна даваться с учетом материалов Хотылев-ского местонахождения, с которым его связывает также и достаточно близкий облик фаунистических остатков. И в первом, и во втором, по опреде
137
лению В. И. Бибиковой (Зубаревой), отмечаются остатки ранней формы мамонта (Elephas trogonterii primigenius) и северного оленя (Rangljer ia-randus) (Зубарева, 1949; Заверняев, сообщение на Секторе палеолита 25 II 1964). В обоих местонахождениях налицо сходные формы бифасов, а также высокосовершенная леваллуазская техника расщепления. Следовательно, оба памятника в настоящее время должны рассматриваться как одновременные. Возможно, между ними и существовал хронологический разрыв, но у нас пока нет никаких критериев для его обоснования.
Нет убедительных доказательств для датировки раннемустьерским временем и верхнего слоя Киик-Кобы, так как разнообразный каменный инвентарь содержит типичные мустьерские формы, характерные не только для ранней поры. А. А. Формозов убедительно показал, что наличие или отсутствие двусторонне обработанных орудий нельзя рассматривать как хронологический признак (Формозов, 1958, стр. НО). К этому следует еще добавить, что нельзя определять возраст памятника только по архаичным типам изделий, в частности по бифасам, поскольку почти всегда неизвестна степень их переживания в более поздние эпохи. Наглядным примером являются Хотылево и Сухая Мечетка (Замятнин, 1961).
Примерно так же, как с раннемустьерскими местонахождениями, обстоит дело и с выделением памятников поздней поры.
Внимательное изучение коллекции Шайтан-Кобы, относимой ранее к финальному мустье (Бонч-Осмоловский, 1930; Ефименко, 1953; Формозов, 1958), позволило Н. К. Анисюткину прийти к выводу о том, что роль некоторых, казалось бы, поздних элементов в каменном инвентаре этого памятника была сильно преувеличена (1964). Н. К. Анисюткин настаивает на возвращении к определению Г. А. Бонч-Осмоловского (1940, стр. 119, 121) Шайтан-Кобы как типично мустьерского памятника.
Не может относиться к позднему мустье и Сухая Мечетка. Как указывал С. Н. Замятнин, «никаких оснований для этого нет. Техника обработки камня еще всецело мустьерская» (1961, стр. 18). Последний вывод целиком приложим и к молодовским мустьерским памятникам на Днестре (Черныш, 1965). Каменный инвентарь их, так же как и в Сухой Мечетке, всецело является мустьерским. Позднепалеолитические элементы чаще всего случайны. Практически они отсутствуют.
Трудно типологически обосновывать и позднемустьерский возраст навеса Староселье, каменный инвентарь которого имеет очень много общих черт с остальными мустьерскими памятниками Крыма. Вот почему при характеристике мустьерских памятников Приазовья автор избегал уточненных археологических датировок в пределах эпохи.
Исходя из этого, нужно признать, что периодизация раннепалеолитических памятников должна строиться на основании геологических условий залегания, так же как и периодизация позднего палеолита, что превосходно показано А. Н. Рогачевым в целом ряде работ.
Установление стратиграфии памятников даст возможность более обоснованно представить характер и пути развития материальной культуры и общества на протяжении раннего палеолита.
Крайне отрывочные сведения по домустьерскому времени, имеющиеся в нашем распоряжении, не позволяют пока ставить вопрос о социальном устройстве первобытного общества в данный период, но для мустьерской эпохи решение такого вопроса в общих чертах уже возможно.
Большинство советских исследователей палеолита полагало, что в му-стьерское время еще не закончился процесс становления человеческого общества (Ю. Семенов, 1962) и-люди жили отдельными, совершенно изолированными, замкнутыми стадами, чаще всего не подозревая о существовании соседних подобных же стад. «Изолированность и замкнутость общественных групп препятствует передаче изобретений и навыков от од
138
ного коллектива к другому», — писал известный советский этнограф А. М. Золотарев (1964, стр. 49), основываясь как будто бы на археологических материалах, на самом же деле — на выводах П. П. Ефименко и других исследователей палеолита. Однако если рассмотреть совокупность всех имеющихся материалов по эпохе мустье, можно прийти к другому, совершенно противоположному выводу.
Изучение раннепалеолитического каменного инвентаря показывает быстрое распространение одного и того же открытия в области техники обработки камня на больших территориях почти в одно геологическое время. О чем это говорит? О том, что техника обработки камня повсеместно проходила через одни и те же этапы в одно и то же время?! Ведь при замкнутости и изолированности каждое открытие, каждое «нововведение в технике было достижением лишь одного предплемени» (Григорьев, 1965, стр. 15). Леваллуазская техника обработки камня, зародившаяся, по мнению Ф. Борда, в среднем ашеле Франции (Bordes, 1953а), совершенно не является необходимым этапом в развитии техники обработки камня. Многие народы так и не узнали этой техники. Но в пределах Европы, Северной Африки и Ближнего Востока леваллуа получило широкое распространение. Объяснение появления данной техники у разных замкнутых групп, расположенных на одной и той же территории, конвергентным путем вряд ли будет правильным. Гораздо легче представить распространение этого открытии путем передачи. Понятие конвергенции может быть приложимо лишь к одинаковым явлениям на значительно удаленных и совершенно изолированных друг от друга территориях, да и то, если не имело место переселение. Объяснение происхождения сходных явлений на соседних же территориях только конвергентным путем почти всегда сильно натянуто, так как с неменьшим основанием допустима и взаимосвязь.
Близкая картина наблюдается и с появлением резца и призматического нуклеуса в пределах Европы, Ближнего Востока и Северной Африки. Несмотря на то что разные позднепалеолитические культуры имеют свою генетическую основу в разных культурах мустьерского времени (Григорьев, 1965), освоение резца и призматического нуклеуса происходит почти одновременно, — по схеме зарубежных исследователей, в первом большом интерстадиале последнего оледенения. Распространение этих двух прогрессивных типов каменных изделий, давших толчок к быстрому развитию палеолитических культур, иногда объясняется распространением Ното sapiens из одного центра. Но тогда и все ранние культуры эпохи позднего палеолита были бы близкими друг другу. На самом же деле теперь убедительно доказано, что различные культуры ранней поры позднего палеолита происходят из местного мустье, например селет, перигордьен, ориньяк, костенковско-стрелецкая культура и т. д. По-видимому, объяснение этому факту быстрого распространения отдельных прогрессивных достижений на достаточно больших территориях надо искать не в смене одного населения другим и уж, конечно, не в конвергенции, а, как представляется автору, в том, что С. П. Толстов называет «первобытной лингвистической непрерывностью» (СЭ, 1950, № 4, стр. 16—19). Археологическими фактами вряд ли можно доказывать лингвистическую непрерывность. Для нас значение гипотезы С. П. Толстова заключается в другом, а именно в характере взаимоотношений отдельных общественных групп между собой.
Обосновывая свою гипотезу, С. П. Толстов привлекает огромные материалы по охотничьим народам Австралии, Новой Гвинеи и других территорий. Гипотеза С. П. Толстова поддержана другими этнографами (Бутинов, 1951). Распространение этой гипотезы на археологические материалы и ее обоснование археологическими фактами открывает
139
широкую перспективу конкретно-исторических исследований эпохи палеолита.
Основной общественной единицей у охотничьих народов, по С. П. Толстову, является небольшая локально-родовая группа (СЭ, 1950, № 4, стр. 18). Племя как общественная единица фактически не существует. Многочисленными наблюдениями в Австралии, Сибири установлено, что отдельные локальные группы, живущие на границе между разными племенами, очень часто причисляют себя то к одному, то к другому, создавая положение, при котором территориальные и социальные границы племени установить невозможно (Бутинов, 1951, стр. 179). Следовательно, выделение племен является искусственным, а основной реальной общественной единицей является какой-то небольшой коллектив, совершенно самостоятельный в хозяйственном отношении и имеющий четко ограниченную территорию, в пределах которой проходит вся его жизнь. Этнографическими и лингвистическими исследованиями установлено, что эти небольшие охотничьи коллективы имели постоянную непосредственную связь с такими же соседними коллективами. Чем дальше друг от друга такие группы, тем более ослаблялась связь, превращаясь в опосредствованную, тем более проявлялась разница в материальной культуре.
Лишенные возможности изучать социальное устройство древних народов по каким-либо другим данным, кроме материальных остатков, мы, очевидно, можем выявлять отдельные культуры по распространению особенных, присущих только некоторым группам археологических памятников типов вещей и связывать их с близко или отдаленно родственными коллективами. Но такое установление культур не всегда может иметь место в силу крайней отрывочности сведений, дошедших до нас. В таких случаях мы, вероятно, можем устанавливать принадлежность того или иного памятника к какому-то определенному, более широкому, чем культура, кругу, который можно назвать первобытной этнокультурной общностью.
Под этнокультурной общностью надо понимать совокупность разных групп населения с близкими чертами материального производства, свидетельствующими о непосредственных или опосредствованных связях на данной территории. В археологии более поздних эпох подобные общности иногда называют культурными провинциями (Kossina, 1926, стр. 21) или культурными областями (Формозов, 1959, стр. 23). Границы таких культурных провинций, или общностей, в большинстве случаев не будут четкими в силу существовавшей непрерывности в общениях отдельных малых коллективов или локальных групп. Четкие границы возможны, очевидно, только по большим природным рубежам, которые или совсем не преодолевались первобытным населением, или преодолевались крайне редко.
Только так можно объяснить большое сходство каменного инвентаря различных памятников на достаточно широкой площади. Изолированность и замкнутость общественных групп способствовала бы совсем другому. На соседних территориях мы почти всегда бы находили своеобразный и совершенно отличный каменный инвентарь. Все имеющиеся в настоящее время факты противоречат такому представлению и содействуют развитию гипотезы о существовании больших этнокультурных общностей с непрерывными внутренними связями.
Только этим можно объяснить большое сходство мустьерских памятников в Крыму и на Русской равнине, на Кавказе и на Ближнем Востоке И Т. д.
Рассмотрим для примера памятники Крыма и Русской равнины, к которым принадлежат также и местонахождения Приазовья—Нижнего Дона.
140
Большинство памятников этой обширной территории объединяет постоянное присутствие двусторонне обработанных форм орудий (Формозов, 1959, 1964), в том числе и листовидных наконечников, и близких типов скребел. Эта традиция сохраняется даже там, где сырье не позволяло изготавливать двусторонние формы, например в Рожке.
Конечно, было бы неверным проводить сравнения по тем типам орудий, которые в силу их хозяйственной необходимости, являясь самыми простыми формами по приемам изготовления, имели очень широкое распространение, например выпуклое скребло, остроконечник на треугольном отщепе и т. д. Не могут быть показателями сходства или различия памятников и числовые выражения таких широко распространенных типов, поскольку в каждом отдельном случае количество изготовленных изделий зависело от конкретных условий. Основными показателями сходства или различия памятников, как кажется автору, могут являться только специфические формы изделий, имеющие определенно традиционные приемы изготовления и не являющиеся необходимым массовым материалом. Треугольный наконечник костенковско-стрелецкой культуры (Рогачев, 1957) никогда не встречается в большом количестве, хотя присутствие его даже в единичных экземплярах несомненно указывает на принадлежность памятника к одной культуре или по крайней мере к одной большой культурной общности (Бадер, 1961, 1965). Проколки в мустьерских памятниках имеются не только в Рожке. Они встречены и в самом гроте Мустье (Vidal et Duparc, 1939, стр. 155—156). Но только в Рожке их лезвия оформлены совершенно особым образом, создавая оттянутое жальце. Применение лист-типа Ф. Борда при изучении коллекций Рожка I и грота Мустье могло бы дать под одними и теми же номерами (34, 35) одинаковое количество предметов. Но разве цифровые выражения отражают сходство этих двух совершенно различных типов изделий? Именно поэтому автор не нашел возможности при изучении коллекций мустьерских памятников Восточной Европы применять метод Ф. Борда, разработанный на материалах Западной Европы и не отражающий всего своеобразия памятников других мустьерских общностей.
Какие же специфические черты, кроме двусторонне обработанных форм, объединяют памятники Крыма и Русской равнины в единую культурную общность? Доказывать общность мустьерских памятников Крыма не приходится, так как в них гораздо труднее найти черты отличия. Одни и те же формы остроконечников, лимасов, скребел, листовидных наконечников, так называемых миниатюрных ручных рубилец характерны для Киик-Кобы, Чокурчи, Волчьего грота, Кабази и Староселья. Не являются, по-видимому, исключением Шайтан-Коба и Холодная балка. Наличие во многих из этих памятников довольно специализированной формы ножа, близкого к типу прондпик, наряду с рубилами позволяет говорить о близости крымских памятников с такими местонахождениями, как например пещеры Выльотне (Хмелевский, 1965) и Окенник в Польше (Ефименко, 1953), Хотылевское на Десне (Заверняев, 1961). Особенно отчетливо сходство в типах орудий отмечается между Чокурчой (Эрнст, 1934) и Хотылевым. Оно проявляется в наличии настоящих рубил, двусторонне обработанных наконечников и в большом количестве одно- и двусторонне обработанных массивных скребел на отщепах чаще типа полукина, а иногда и типа кина, а также в присутствии особых, как их называет П. П. Ефименко, клювовидных орудий (1953, стр. 197, рис. 61). Двусторонне обработанные наконечники и миниатюрное треугольное орудие объединяет Чокурчу со Скалой Орел на Днепре (Бодянский, 1959), а комбинированные ножи с прямым и дугообразным лезвиями (Эрнст, 1934, табл. IV, 2—5) — со стоянкой Сухая Мечетка на Волге (Замятнин, 1961, рис. 18, 2). Особенно, конечно, любопытно сходство
Ю Н. Д. Праслов
141
миниатюрных треугольных орудий с двусторонней обработкой из Чокурчи (Эрнст, 1934, табл. IV, 6—10) с аналогичной находкой в местонахождении Скала Орел (Бодянский, 1959, рис. 2, 17). Трудно представить назначение этих изделий, почти не превышающих 2.5 см максимальной длины любой из сторон равнобедренного треугольника. Они, по-видимому, могут быть таким же хорошим руководящим типом близкородственных культур, как и треугольный наконечник с вогнутым основанием из нижнего слоя Костенок I (Рогачев, 1950).
Много общих черт в технике обработки и в формах каменных изделий с описанными памятниками имеют также открытые в 1962 г. В. Н. Гладилиным мустьерские местонахождения близ с. Антоновки в Донбассе (1966а, 19666).
Отмеченное сходство памятников Крыма и Русской равнины не исключает своеобразия отдельных местонахождений на этой территории, являвшихся, очевидно, только частью каких-то более обширных палеолитических групп. Сказывается, вероятно, и разный возраст. Однако последнее обстоятельство очень мало отражалось на облике индустрий. Гораздо большее значение имело, по-видимому, влияние соседних локальных групп, постоянно общающихся между собой. Заимствовалось только действительно ценное изобретение; специфические формы не получали широкого распространения, поскольку они всегда играли подчиненную роль. Вот в чем кроется, видимо, причина быстрого и широкого распространения по-настоящему прогрессивных приемов в технике расщепления камня и в технике изготовления орудий.
Для выделения и правильного понимания первобытной культурной общности надо учитывать, что существовали как бы центр ее и периферия. По мере удаления от центра роль наиболее характерных признаков общности ослабевает, взамен появляются новые. И в основе всего этого процесса нужно видеть небольшой подвижный охотничий коллектив или локальную группу.
Из-за скудности наших знаний по более ранним, чем мустье, периодам сейчас трудно ответить на вопрос о том, когда оформляются на основе первобытного стада локальные группы. Можно только предположить, что на протяжении мустье происходит развитие этих локальных групп, и с первым появлением палеолитических культур, занимающих ограниченные площади, резко выделяясь из первобытной общности, можно констатировать какую-то более четкую социальную организацию, чем локальная группа.
Процесс трансформации отдельных локальных групп в более сложные социальные организации нельзя связывать только с переходом к позднему палеолиту, когда, по мнению многих советских исследователей, зарождается род со всеми его обязательными атрибутами. Процесс возникновения рода начался значительно раньше, о чем свидетельствуют отдельные ярко выраженные мустьерские культуры в узком смысле этого термина, например молодовская, и он не кончается с началом позднего палеолита. На определенном этапе (может быть, даже до мезолита или до начала неолита) ,род, члены которого связаны между собой целым рядом прав, обязанностей и традиций (Долгих, 1964), сосуществовал с менее четко оформленными локальными группами, которые под влиянием соседства с родом постоянно изменялись, распадались или же сами оформлялись в род. Однако в палеолите наряду с четкими культурами почти до самого конца этого периода отмечается и существование первобытных общностей, состоящих из мелких локальных групп. Только в неолите фиксируется полная замена первобытных общностей, состоящих из локальных групп, первобытными общностями, состоящими из культур, являющихся отражением родо-племенной организации (Брюсов, 1956, 1964).
142
Большая четкость отдельных культур свидетельствует о том, что их носители не воспринимали открытий, делающихся за пределами своей социальной организации, свидетельствует и о замкнутости отдельных обществ. На замкнутость указывает также длительность существования однотипного инвентаря в некоторых культурах в течение нескольких тысячелетий, а иногда, может быть, и десятка тысячелетий. Значительную роль, очевидно, в такой стабильности играли идеологические представления, возникшие вместе с оформлением родо-племенной организации.
Существование больших первобытных общностей на определенных территориях довольно часто осложнялось приходом на эту площадь охотничьих коллективов, сложившихся в пределах других культурных общностей. И тогда мы сталкиваемся с остатками совершенно своеобразной материальной культуры, никак не связанной генетически с материалами той общности, в пределах которой они встречены. Подобное явление особенно четко прослеживается в позднем палеолите (например, нижние слои Тельманской стоянки на фоне костенковско-стрелецкой культуры). Иногда оно, очевидно, имело место и в мустьерскую эпоху, на что, возможно, указывает существование в пределах южнорусско-крымской мустьерской общности своеобразной молодовской культуры с полным отсутствием двусторонних форм изделий.
Существованию первобытных общностей с постоянными внутренними связями во многом способствовало давление избыточного населения на производительные силы, постоянно приводившее к периодическому делению отдельных локальных охотничьих групп на основные и так называемые дочерние. У нас нет никаких оснований предполагать, что сегментация локальных охотничьих групп порождала совершенно замкнутые, не связанные между собой коллективы. Напротив, существование больших зон с однообразным в пределах каждой зоны каменным инвентарем свидетельствует не о замкнутости, а о постоянных связях.
Рост численности населения, на что косвенно указывают многочисленные местонахождения, и довольно быстрое распространение технических новшеств на общающихся между собой территориях были основой всеобщего технического прогресса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги изучению раннего палеолита на территории Северо-Восточного Приазовья и Нижнего Дона, следует отметить, что здесь теперь известны не только отдельные находки обработанных кремней, но и значительные комплексы изделий, позволяющие более уверенно характеризовать уровень развития культуры того времени. И хотя на этих материалах пока рано освещать вопросы конкретно-исторического характера, хочется надеяться, что введение их в научный оборот облегчит задачу решения таких вопросов другим исследователям.
Одним из наиболее значительных результатов полевых работ последних лет на исследуемой территории является открытие нескольких дому-стьррских местонахождений. Четкие геологические условия залегания находок древних комплёксов у с. Герасимовки, у станции Бессергеновка и в устье Сев. Донца (Хрящи и Михайловское местонахождение) позволяют считать ошибочной гипотезу С. Н. Бибикова о первоначальном заселении Русской равнины только в мустьерское время. Особенно важное значение при решении этого вопроса имеют местонахождения у с. Герасимовки и хут. Хрящи, являющиеся наряду с Лукой-Врублевецкой одними из наиболее древних памятников на Русской равнине. Они подтверждают мнение П. П. Ефименко, П. И. Борисковского, С. Н. Замят-нина и ряда других исследователей о появлении первого человека на юге Русской равнины в раннее время четвертичного (антропогенового) периода.
Важное значение имеет исследование Михайловского местонахождения. Собранный здесь каменный инвентарь наряду с архаичными чертами содержит типичные мустьерские формы.
Это местонахождение, будучи, как и Хрящи, одним из самых древних по геологическим данным, характеризует время между Лукой-Врублевецкой и Хрящами, с одной стороны, и многочисленными мустьерскими памятниками (Сухая Мечетка, Рожок, Хотылево и т. д.) — с другой. Более точное определение времени памятника'в пределах раннего палеолита невозможно до новых сборов или раскопок.
Большое разнообразие типов каменных изделий, характеризующих мустьерские памятники, заставляет пересмотреть старые представления об этой эпохе. Если исходить из уровня развития производительных сил, необходимо признать, что существующая периодизация раннего палеолита не отражает реального состояния развития материальной культуры. По мнению В. П. Любина, настоящей революцией в технике обработки камня в эпоху раннего палеолита, равной по силе появлению призматического нуклеуса и резца в начале позднего палеолита, надо считать леваллуаз-скую технику, зародившуюся в среднем ашеле. Однако по традиции
144
нижняя граница так называемого среднего палеолита почему-то проводится значительно выше этой поры, хотя она не обоснована никакими данными: ни палеоантропологическими, ни геологическими, ни типологическими. Думается, что накопление фактов по этому времейи (и в первую очередь у нас в стране, на Кавказе) позволит создать более реальную периодизацию раннего палеолита.
И, наконец, несколько слов о том, что дают новые материалы Приазовья и Нижнего Дона для реконструкции хозяйства и общественной жизни в мустьерскую эпоху.
В мустьерских памятниках мы встречаемся почти со всеми типами каменных изделий, которые позже будут свойственны и позднепалеолитическим. Разница, собственно, заключается только в технике расщепления да в отсутствии резца. Однако необходимость в резце заставляет и мустьерских охотников искать эту форму, на что указывает каменное орудие со следами использования обоих концов в качестве резца из горизонта IV Рожка I. Устойчивые типы каменных проколок со следами изношенности от систематического использования свидетельствуют о хорошем знакомстве мустьерцев с шитьем. Дальнейшее развитие в позднем палеолите получают различные типы скоблящих и режущих орудий, но опять-таки на основе того, что встречается в мустьерскую эпоху. Таким образом, между мустье и поздним палеолитом прослеживается неразрывная последовательная связь. Она находит свое отражение в постепенных переходах от местного мустье к различным культурам начала верхнего палеолита типа ежмановской, селетской, костенковско-стрелец-кой, ориньякской, перигордийской и др. Кроме того, эта связь проявляется и в возникновении в мустьерскую эпоху настоящих долговременных жилищ (Молодово Ки V). Все это дает основание полагать, что в развитии материальной культуры от мустье к позднему палеолиту нет никакого перерыва, резкого нарушения эволюционного процесса. По-видимому, не было резкого изменения и морфологического облика человека; на последнее указывают находки сапиентных форм в мустьерских памятниках Староселье и Рожок I. Очевидно, не было радикальных изменений и в социальном устройстве первобытного общества на рубеже мустье— поздний палеолит.
Постепенная эволюция производительных сил отражает постепенную эволюцию общественной организации. На этом основании автор не может согласиться с тем, что мустьерских охотников, — очень продуктивных, о чем говорят огромные скопления костей животных на местах поселений, — рассматривают как стадо, почти нерегулируемое.
Такому представлению противоречит также четкое оформление отдельных культур, уже известных в мустьерское время. Все это безусловно указывает на более сложную социальную организацию, чем стадное состояние.
При решении данного вопроса надо исходить не из каких-то идеологических представлений мустьерцев, что практически долго будет оставаться в области различных домыслов, а из оценки уровня развития производительных сил или того, что мы называем материальной культурой. Еще В. И. Ленин, касаясь проблемы родового строя, писал, что вопрос о гептильной организации принадлежит к числу труднейших, вызвавших массу теорий для своего объяснения. «Но вот в Америке богатый материал, собранный Морганом, дает ему возможность проанализировать сущность гентильной организации, и он сделал тот вывод, что объяснение ее надо искать не в идеологических отношениях (например, правовых или религиозных), а в материальных»1 (Ленин, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 149).
1 Курсив мой, — Н. П.
1 45
На основании изложенных наблюдений автор разделяет точку зрения тех исследователей (Рогачев, 1962, стр. 6; Черныш, 1964), которые в последнее время пришли к выводу о невозможности говорить о стадном образе жизни людей в мустьерское время и ставят вопрос о зарождении рода.
Накопление материалов по мустьерской эпохе и особенно раскопки ненарушенных поселений открытого типа даже в настоящее время позволяют решать этот вопрос положительно.
ЛИТЕРАТУРА
Ленин В. И. Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов. Поли. собр. соч., т. 1.
Алексеева Л. И. 1961. Древнейшая фауна млекопитающих антропогена юга европейской части СССР. В сб.: Вопросы геологии антропогена, М.
Анисюткин Н. К. 1964. О датировке грота Шайтан-Коба. Археологический сборник. Тр. VIII Всесоюзн. студ. конф. Изд. Ленингр. унив.
Архангельский А. Д. 1932. Краткий очерк геологической истории Черного моря. Путеводитель экскурсий второй четвертично-геологической конференции. М.—Л.
Архангельский А. Д. иСтрахов Н. М. 1938. Геологическое строение и история развития Черного моря. Изд. АН СССР. М.—Л.
Бадер О. Н. 1937. Две экспедиции по изучению палеолита в Северном Причерноморье. Антропол. жури., № 1.
Бадер О. Н. 1950. Очерк работ Азово-Черноморской экспедиции. КСИИМК, вып. XXXI, М.—Л.
Бадер О. Н. 1955. Ранний палеолит Урала и Поволжья. Уч. зап. Молотовск. гос. унив., т. VII, вып. 2.
Бадер О. Н. 1961. Стоянка Сунгирь, ее возраст и место в палеолите Восточной Европы. Тр. КИЧП, т. XVIII, М.
Бадер О. Н. 1965. Стоянка Сунгирь и ее археологический облик. В сб.: Стратиграфия и периодизация палеолита Восточной и Центральной Европы, М.
Барбот де Марии. 1869. Геологические исследования из Курска через Харьков в Таганрог. Горн, журн., т. IV.
Береговая Н. А. 1960. Палеолитические местонахождения СССР. МИА, № 81, М—Л.
Бибиков С. Н. 1959. Некоторые вопросы заселения Восточной Европы в эпоху палеолита. СА, № 4.
Бибиков С. Н. 1961а. О первичном заселении Восточной Европы. КСИА АН УССР, вып. 11, Киев.
Бибиков С. Н. 19616. О южных путях заселения Восточной Европы в эпоху древнего пале< лита. В сб.: Четвертичный период, вып. 13—15, Киев.
Богачев В. В. 1923. Новые материалы к истории третичных слонов в Юго-Восточной России. Изв. Азерб. унив., № 3, т. 1.
Богачев В. иШишкина А. 1919. Путеводитель для геологических экскурсий в ЗВВД. Окрестности г. Таганрога. Новочеркасск.
Бодянский А. В. 1959. Мустьерская стоянка у Скалы Орел. КСИА АН УССР, вып. 9, Киев.
Бондарчук В. Г. 1931. Каспшськ! поклади п1вн1чно-сх1дного узбережжя 0з1всь-кого моря. Зб1рник пам’яй акад. П. А. Тутковського, т. II, Кщв.
Бондарчук В. Г. 1933. Геологический путеводитель по окрестностям г. Таганрога. Тр. II Междунар. конф. АИЧПЕ, вып. Ill, М.—Л. — Новосибирск.
Бонч-Осмоловский Г. А. 1930. Шайтан-Коба, крымская стоянка типа Абри Оди. БКИЧП, № 2.
Бонч-Осмоловский Г. А. 1934. Итоги изучения крымского палеолита. Тр. II Междунар. конф. АИЧПЕ, вып. V, М.—Л. — Новосибирск.
Бонч-Осмоловский Г. А. 1940. Грот Киик-Коба. М-—Л-
Борисковский П. И. 1952. Работы Амвросиевского отряда в 1950 г. КСИИМК, вып. XLVIII, М.—Л.
Борисковский П. И. 1953а. Исследование памятников каменного века в бассейне р. Миус (Приазовье) в 1949 и 1950 гг. КСИА АН УССР, вып. 2, Киев.
Борисковский П. И. 19536. Палеолит Украины. МИА, № 40, М.—Л.
147
Борисковский П. И. 1957. Некоторые местонахождения каменного века в Приазовье. Краеведч. зап. Таганрогск. музея, вып. I.
Борисковский П. И. 1963. Очерки по палеолиту бассейна Дона. МИА, № 121,
Борисковский П. И. и Н. Д. Праслов. 1964. Палеолит бассейна Днепра и Приазовья. САИ, вып. А 1-5, М.—Л.
Б р о д а р М. 1965. Хронология культур палеолита в Югославии. В сб.: Стратиграфия и периодизация палеолита Восточной и Центральной Европы, М.
Б р ю хху! Я.^1956. Археологические культуры и этнические общности. СА, Брюсов А. Я. 1964. Что надо понимать под этническими общностями в археологии и ^тх^зиачеште ДЛЯ пР°®лемы происхождения древних и современных народов.
Бутинов Н. А. 1951. О первобытной лингвистической непрерывности в Австралии. СЭ, № 2.
Векилова Е. А. 1957. Стоянка Сюрень I и ее место среди палеолитических местонахождений Крыма и ближайших территорий. МИА, № 59, М.—Л.
Вели ч и о А. А. 1961а.. Геологический возраст верхнего палеолита центральных районов Русской равнины. М.
В»е л и ч к о А. А. 19616. О возможностях геологического сопоставления районов палеолитических стоянок бассейнов Десны и Дона и их сходство со стоянками Чехословакии. Тр. КИЧП, т. XVIII, М.
Верещагиной. К. 1959. Млекопитающие Кавказа. М.—Л.
Воеводский М. В. 1952. Ранний палеолит Русской равнины. Уч. зап. МГУ, вып. 158.
Вронский В. А. 1962. Геологический возраст лёссовидных суглинков новой му-стьерской стоянки в Приазовье по данным палинологического анализа. Доклады АН СССР, т. 145, № 6.
Г а р у т т В. Е. 1954. Южный Слон Archidiskodon meriodionalis (Nesti) из плиоцена северного побережья Азовского моря. Тр. КИЧП, т. X, вып. 2, М.—Л.
Гвоздовер М. Д. 1959. Разведки палеолита на Нижнем Дону. Изв. РОМК, № 1 (3), Ростов-на-Дону.
Гвоздовер М. Д. 1961. Палеолитическая экспедиция НИИ и Музея антропологии МГУ в 1959—1960 гг. В сб.: Вопросы антропол., вып. 7, М.
Гвоздовер М. Д. 1964. Позднепалеолитические памятники Нижнего Дона. САИ, вып. Al-5, М.—-Л.
Гвоздовер М. Д. и А. А. ФормозОв. 1960. Использование кости на му-стьерской стоянке Староселье в Крыму. Archeologicke rozhledy, г. XII, s. 3, Praha.
Гладилин В. Н. 1966а. Различные типы каменной индустрии в мустье Русской равнины и Крыма и их место в раннем палеолите СССР. VII Междунар. конгресс доисториков и протоисториков. Докл. и сообщ. археол. СССР, М.
Гладил1н Б. М. 19666. Вщкриття мустьерскй стоянки на Донеччит. Археоло-йя, т. XX, Кшв.
Голиков А. Н. и Я. И. Старобогато в. 1966. Понто-Каспийские брюхоногие моллюски в Азово-Черноморском бассейне. Зоол. журн., т. XLV, вып. 3.
Горецкий Г. И. 1948. Новые стоянки конца неолита и эпохи бронзы на террасах нижнего Дона и Маныче как геологические документы. ИВГО, т. 80, № 5.
Горецкий Г. И. 1952. Следы палеолита и мезолита в Нижнем Подонье. СА, XVI, М.— Л.
Горецкий Г. И. 1966. Формирование долины Волги в раннем и среднем антропогене. М.
Григорьев Г. П. 1965. Начало верхнего палеолита и возникновение Homo sapiens в Европе и на Ближнем Востоке. Автореф. канд. дисс. Л.
Г р и ч у к В. П. 1952. Основные результаты микропалеонтологического изучения четвертичных отложений Русской равнины. Матер, по четвертичн. периоду СССР, вып. 3, М.
Грищенко М. Н. 1965. Геология Волгоградской стоянки Сухая Мечетка на Волге и стоянки Рожок I в Приазовье. В сб.: Стратиграфия и периодизация Восточной и Центральной Европы, М.
Громов В. И. 1933. Изучение четвертичной фауны Северного Кавказа. ВАН, вып. 4.
Громов В, И. 1936а. Некоторые итоги полевых исследований в 1935 г. в районах Сухуми, Пятигорска и Ростова. Тр. сов. секции МАИЧП, вып. II, М.
Громов В. И. 19366. Итоги изучения четвертичных млекопитающих и человека на территории СССР. Матер, по четвертичн. периоду СССР, М.
Громов В. И. 1937. Некоторые итоги полевых исследований по палеолиту СССР в 1935 г. СА, II, М.—Л.
Громов В. И. 1940а. Основные вопросы геологической датировки археологических памятников и ближайшие задачи в этой области. БКИЧП, Хе 6—-7.
Громов В. И. 19406. Новые находки палеолита на Азовском побережье. БКИЧП, Хе 6—7.
148
Громов В. И. 1948- Палеонтологическое и археологическое обоснование стратигра фии континентальных отложений четвертичного периода на территории СССР (млекопитающие, палеолит). М.
Громов В. И., И. И. К р а с н о в, К. В. Никифорова, Е. В, Ш авце р. 1961. Состояние вопроса о нижней границе и. стратиграфическом подразделении антропогеновой (четвертичной) системы. В сб.: Вопросы геологии антропогена, М.
Громов В. И., М. Н. А л е к с е е в, Э. А. В анге нгейм, Н. В. К и н д, К. В. Никифорова, Э. И. Равский. 1965. Схема корреляции антро-погеновых отложений Северной Евразии. В сб.: Корреляция антропогеновых отложений Северной Евразии, М.
Даниленко В. М. 1949. Круглик — перша нижньопалеолггична пам’ятка УРСР. Археолог, памя’ятки УРСР, II, Кшв.
Даниленко В. М. 1950. Нижньопале.олИичне стшбище Круглик як шторичне джерело. Археолопя, т. IV, КиТи.
Д е б е ц Г. Ф. 1956. Основные итоги палеоантропологических исследований в СССР. Доклады сов. делегации на V Междунар. конгр. антропол. и этногр., М.
Долгих Б. О. 1964. Род, фратрия, племя у народов Северной Сибири. VII МКАЭН. М.
Евсеев В. М. 1947. Палеолйична стоянка Амвросивка. В сб.: Палеолй i неол1т Укра!ни, Ки!в.
Ефименко П. П. 1927. Пам’ятки мустьерско! культури на Сход! Европи. Ю61-лейний зб!рник на пошану акад. Д. Багал1я, КиТв.
Ефименко. П. П. 1935. Находки остатков мустьерского времени на р. Деркуле. Палеолит СССР. Изв. ГАИМК, вып. 118.
Ефименко П. П. 1953. Первобытное общество. Изд- 3-е. Киев.
Жадин В. И. 1933. Пресноводные моллюски СССР. Л.
Жадин В. И. 1940. Фауна рек и водохранилищ. Тр. Зоол. инет., т. V, М.—Л.
Заверняев Ф. 1961. Хотылевское нижнепалеолитическое местонахождение. Брянск.
Замятнин С. Н. 1934. Итоги последних исследований Ильского палеолитического местонахождения. Тр. II Междунар. конф. АИЧПЕ, вып. V, М.—Л. — Новосибирск.
Замятнин С. Н. 1937. К определению кремневого отщепа из миндель-рисской толщи Азовского побережья. Тр. сов. секции МАИЧП (JNQUA), вып. I, М.
Замятнин С. Н. 1951. О возникновении локальных различий в культуре палеолитического периода. В сб.: Происхождение человека и древнее расселение человечества. Тр. ИЗ, нов. сер., т. XVI, М.
Замятнин С. Н. 1953. Заметки о, палеолите Донбасса и Приазовья. Сб. Музея антроп. и этногр., т. XIV, М.—Л.
Замятнин С. Н. 1960. Некоторые вопросы изучения хозяйства в эпоху палеолита.
В сб.: Проблемы истории первобытного общества. Тр. ИЗ, нов. сер., т. IV, М.—Л-Замятнин С. Н. 1961. Сталинградская палеолитическая стоянка. — КСИА, вып. 82.
Золотарев А. М. 1964. Родовой строй и первобытная мифология. М.
Зубарева В. И. 1949. Фауна палеолитической стоянки Выхватинцы. Природа, № 3.
Зубов А. А. 1966. Зубная система. В сб.: Ископаемые гоминиды и происхождение человека, М.
Иванова И. К. 1965. Геологический возраст ископаемого человека. М.
Иванова И. К. 1966. Стратиграфия верхнего плейстоцена Средней ц Восточной Европы по данным изучения лёссов. В сб.: Верхний плейстоцен. Стратиграфия и абсолютная геохронология, М-
Иванова И. К. и Н. Д. Праслов. 1963- О находке мустьерского нуклеуса на северном побережье Азовского моря. Бюлл. МОИП, отд. геол., т. XXXVIII (4).
Калесник С. В. 1946. Северный Кавказ и Нижний Дон. Физико-географическая характеристика. М.—Л.
Каменецкий И. С. 1964. Чулекская верхнепалеолитическая стоянка. Краеведч. зап. Таганрогск. музея, вып. II.
Касымов М. Р. 1962. Кремнеобрабатывающие мастерские каменного века в Средней Азии. Автореф. канд. дисс, Л.
Константинова Н. А. 1965. О возможной корреляции континентальных эоплейстоценовых отложений юга европейской части СССР. В сб.: Корреляция антропогеновых отложений Северной Евразии, М.
Крайнов Д. А. 1947. Новые муСтьерские стоянки Крыма и Кавказа. БКИЧП, № 9.
Кричевский Е. Ю. и А. П. Круглов. 1941. Неолитическое поселение близ г. Нальчика. МИА, № 3, М.—Л.
Крупнов Е. И. 1965. Кавказ — древнейший культурный очаг нашей Родины. (Тезисы доклада). Матер, сессии, посвящ. итогам археол. и этногр. исслед. 1964 г. в СССР, Баку.
149
Лавр у hi и н Ю. А. 1966. К вопросу о нижней границе четвертичной (антропогено-вой) системы в СССР. В со.: Общая геология. Стратиграфия. (1963—1964). Итоги науки, М.
Лебедева Н. А. 1965. Геологические условия местонахождений мелких млекопитающих в антропогене Приазовья. В сб.: Стратиграфическое значение антро-погеновой фауны мелких млекопитающих, М.
Лисицын К. И. 1914. Материалы к изучению нослетретичных отложений Донской области. Ростов-на-Дону.
Лисицын К. И. 1923. Разрезы нослетретичных отложений на пространстве Таганрог—Мариуполь. Изв. Донского политехи, инет., т. 8, Новочеркасск.
Лунин Б. В. 1949. Очерки истории Подонья—Приазовья, кн. I. Ростов-на-Дону.
Любин В. П. 1957. Палеолит Турции и проблема раннего расселения человечества. СА, XXVII, М,—Л.
Любин В. П. 1961. О некоторых вопросах, связанных с условиями нахождения нижнего палеолита на Кавказе. Матер. Всесоюзн. совещ. по изуч. четвертичн. периода, т. I, М.
Любин В. П. 1965. К вопросу о методике изучения нижнепалеолитических каменных орудий. МИА, № 131, М.—Л.
Любин В. П. и И. И. Петраков. 1964. Мустьерское местонахождение Золо-тариха близ г. Белев (Тульская область). БКИЧП, № 29.
Месяц В. А. 1962а. Находки древнепалеолитических орудий в районе Житомира. КСИА, вып. 92.
Месяц В. А. 19626. Житомирская раннепалеолитическая стоянка. КСИА АН УССР, вып. 12, Киев.
Мирчинк Г. Ф. 1932. Геология четвертичных отложений. Литограф, изд.
М и р ч и н к Г. Ф. 1936. Корреляция континентальных четвертичных отложений Русской равнины и соответствующих отложений Кавказа и Понто-Каспия. Матер, по четвертичн. периоду СССР, М.
Моск в и тин А. И. 1932. Четвертичные отложения окрестностей г. Таганрога. Путеводитель экскурсий II Междунар. конф. АИЧПЕ, М.—Л.
Москвитин А. И. 1962. Плейстоцен Нижнего Поволжья. Тр. Геол, инет., вып. 64, М.
Мурчисон, Вернейль, Кейзерманн. 1849. Геологическое описание Европейской России и хребта Уральского.
Невесский Е. Н. 1958. К вопросу о новейшей черноморской трансгрессии. Тр. Инет, океанол. АН СССР, т. 28.
Никифорова К. В., Н. В. Ренгартен, Н. А. Константинова. 1965. Антропогеновые формации юга европейской части СССР. БКИЧП,
Николэеску-Плопшор К. С. 1962. К изучению палеолита Румынии. СА, № 3.
Островский А. Б. 1966. О строении не реуглублений речных долин на Черноморском побережье Кавказа. Доклады АН СССР, т. 167. № 6.
Павлова К. В. 1952. Раскопки кремневой мастерской у хут. Новоклиновки в Приазовье. КСИИМК, вып. XLVIII, М.—Л.
Паничкина М. 3. 1950. Палеолит Армении. Л.
Паничкина М. 3. 1953. Разведки палеолита на Средней Волге. СА, XVIII, М.—Л.
Паничкина М. 3. 1959. Палеолитические нуклеусы. Гос. Эрмитаж. Археол. сб., № 1, Л.
Панов Д. Г. 1962. Геоморфологическое районирование пространства между Нижним Доном и Нижней Волгой. Авторефераты научно-исслед. работ Ростовск. гос. унив. за 1961 г.
Панов Д. Г. 1964. Некоторые итоги геоморфологического изучения Волго-Донских равнин. В сб.: Геология и минеральные ресурсы территории Нижнего Дона и Нижнего Поволжья, Ростов.
Лидопличко И. Г. 1953. Амвросиевская палеолитическая стоянка и ее особенности. КСИА АН УССР, вып. 2, Киев.
Полынов Б. Б. 1952. Донские пески, их почвы и ландшафты. В кн.: Географические работы. М.
Попов Г. И. 1947. Четвертичные и континентальные плиоценовые отложения Нижнего Дона и Северо-Восточного Приазовья. Матер, по геол, и полезн. ископ. Азово-Черноморья, сб. XXII, М.
Попов Г. И. 1948. Верхнеплиоценовая и четвертичная история Дона и Приазовья. Тр. Новочеркасск, политехи, инет., т. XV.
Попов Г. И. 1955. История Манычского пролива в связи с стратиграфией черноморских и каспийских четвертичных отложений. Бюлл. МОИП, т. XXX, № 2.
Попов Г. И. 1961. Корреляция черноморских и каспийских четвертичных отложений. Матер. Всесоюзн. совещ. по изуч. четвертичн. периода, т. II, М.
150
Попов Г. И. 1963. Чаудинско-бакинский ярус Северного Приазовья и Нижнего Дона. Тезисы докладов 14-й научн. конф, горно-геол. фак. Новочеркасск, политехи, инет.
Попов Г. И., М. Н. Г р и щ е н к о, Ю. Ф. Д е е в, Н. П. Т е р е щ е н к о. 1964. К сводной стратиграфо-генетической схеме четвертичных отложений бассейнов р. Дона и Нижней Волги. В сб.: Геология и минеральные ресурсы территории Нижнего Дона и Нижнего Поволжья, Ростов.
Православлев П. А. 1928. Условия залегания послетретичных ракушников Азовского и Черного морей. Тр. Геол, музея АН СССР, т. IV.
Праслов Н. Д. 1962. Нижнепалеолитические находки в Северном Приазовье. В сб.: Археологические раскопки на Дону, Ростов.
Праслов Н. Д. 1964а. Палеолитические памятники Нижнего Дона и Северо-Восточного Приазовья и их стратиграфическое значение. БКИЧП, № 29. Праслов Н. Д. 19646. Открытие мустьерских поселений в Северном Приазовье. Краеведч. зап. Таганрогск. музея, вып. II.
Праслов Н. Д. 1964в. Работы по исследованию палеолитических памятников в Приазовье и на Кубани в 1963 г. КСИА, вып. 101.
П р и р о д а Ростовской области. Ростиздат, 1940.
Рогачев А. Н. 1950. О нижнем горизонте культурных остатков Костенок I. КСИИМК, вып. XXXI, М.—Л.
Рогачев А. Н. 1957. Многослойные стоянки Костенковско-Боршевского района на Дону и проблема развития культуры в эпоху верхнего палеолита на Русской равнине. МИА, № 59, М.—Л.
Рогачев А. Н. 1962. Основные итоги и задачи изучения палеолита Русской равнины. КСИА, вып. 92.
Рудинська Е. 1948. V наукова конференщя 1нституту археологи АН УРСР. Археолойя, т. II, Ки!в.
Самохин А. Ф. 1940. Поверхность и рельеф. В кн.: Природа Ростовской области. Ростиздат.
Севере- Кавказская экспедиция ГАИМК в 1929 г. Сообщ. ГАИМК, 1931, № 3.
Семенов С. А. 1953. Каменные ретушеры позднего палеолита. МИА, № 39, М.—Л. Семенов С. А. 1957. Первобытная техника. МИА, № 51, М.—Л.
Семенов Ю. И. 1962. Возникновение человеческого общества. Красноярск.
Сергеев Г. П. 1950. Позднеашельская стоянка в гроте у сел. Выхватинцы (Молдавия). СА, XII, М-—Л,
Соколов Н. 1895. О происхождении лиманов южной России. Тр. Геол, комитета, т. X, № 4, СПб.
Соколов Н. 1904. К истории причерноморских степей с конца третичного периода. Почвоведение, №№ 2, 3.
Топачевский В. А. 1965. Насекомоядные и грызуны ногайской позднеплиоценовой фауны. Киев.
Федоров П. В. иА. Р. Гептер. 1959. К стратиграфии четвертичных отложений прибрежной полосы Северо-Восточного Причерноморья. Тр. Геол, инет., вып. 32, М.
Федоров П. В. 1961. Биостратиграфия четвертичных морских отложений Понто-Каспийской области. В сб.: Вопросы геологии антропогена, М.
Федоров П. В. 1963а. Към въпроса за корелацията на четвъртичните наслаги по българското черноморско крайбрежие с терасите по кримско-кавказкия бряг и Средиземно море. Изв. на географския инет. Българска Акад, на Науките, т. VII.
Федоров П. В. 19636. Стратиграфия четвертичных отложений крымско-кавказского побережья и некоторые вопросы геологической истории Черного моря. Тр. Геол, инет., вып. 88, М.
Федоров П. В. 1965. Стратиграфическое положение слоев Бабеля и его аналогов в плейстоцене Черноморского бассейна. Бюлл. МОИН, отд. геол., т. XL (5), М. Формозов А. А. 1958. Пещерная стоянка Староселье и ее место в палеолите. МИА, № 71, М.—Л.
Формозов А. А. 1959. Этнокультурные области на территории европейской части СССР в каменном веке. М.
Формозов А. А. 1964. Распространение мустьерских стоянок двух типов в европейской части СССР. VII МКАЭН, М.
Хмелевская Л. 1927. К вопросу о возрасте и генезисе косослоистых песков окрестностей г. Ростова-на-Дону. Изв. Сев.-Кавк. гос. унив., т. II.
Хмелевский В. 1965. Археологические культуры верхнего плейстоцена на территории Польши. В сб.: Стратиграфия и периодизация палеолита Восточной и Центральной Европы, М.
Хохловкина В. А. 1940. Террасы Азовского побережья между Ростовом и Таганрогом. Тр. Инет. геол, наук, вып. 28, геол, сер., № 8.
Ц е й н е р Ф. 1963. Плейстоцен. М.
151
Чепалыга А. Л. 1965. Комплексы антропогеновых пресноводных моллюсков юга Русской равнины и их стратиграфическое значение. В сб.: Корреляция антропогеновых отложений Северной Евразии, М.
Черныш А. П. 1960. К вопросу о мустьерских жилищах. КСИА АН УССР, вып. 10,. Киев.
Черныш А. П. 1964. К вопросу о времени возникновения родового строя. Кратк. сообщ. о полевых археол. исслед. ОГАМ. 1962 г.
Черныш А. П. 1965. Ранний и средний палеолит Приднестровья. Тр. КИЧП, т. XXV, М.
Шевченко А. И. 1963. Мелкие млекопитающие из плиоценовых и раннеантропо-геновых отложений юго-западной части Русской равнины и их стратиграфическое значение. Автореф. канд. дисс. Киев.
Шевченко А. И. 1965. Опорные комплексы мелких млекопитающих плиоцена и нижнего антропогена юго-западной части Русской равнины. В сб.: Стратиграфическое значение антропогеновой фауны мелких млекопитающих, М.
Шилов В. П. 1956. К изучению палеолита Нижнего Подонья. КСИИМК, вып. 64, М.—Л.
Эрнст Н. Л. 1934. Четвертичная стоянка в пещере у дер. Чокурча в Крыму. Тр. П Междунар. конф. АИЧПЕ, вып. V, М.—Л. — Новосибирск.
Янькова В. С. 1959. Палеонтологические находки из Ливенцовского песчаного карьера. Изв. Ростовск. облает, музея краеведения, № 1 (3).
Agache R. et F. В о п г d i е г. 1959. Decouverte de silex apparemment tallies associes a un equide archa’ique de type villafranchien dans la haute terrasse supe-rieure de la Somme. С. r. Acad, sci, t. 248, pp. 439—442 (Seance du 19 janvier 1959), Paris.
A 1 i me n H. 1950- Atlas de Prehistoire, t. I. Paris.
Antoine M. 1952- Notes de Prehistoire marocaine. Congres prehist. de France, XIII sess. (1950). Paris.
Arambourg C. 1950. Traces possibles d’une Industrie primitive dans un niveau villafranchien d’Afrique du Nord. BSPF, t. XLVII, pp. 348—350.
Arambourg C. et L. В al out 1952. Du nouveau dans 1’Ain Hanech. Bull, de la Soc. d’Hist. Hat. d’Afr. N., t. 43.
Bartolomei G.,A. Broglio. 1964.. Primi risultati dell ricerche nella grota Mi-nore di San Bernardino hei colli Berici. Ann. dell’ Univ, di Ferrara (nuova serie), Sez. XV. Paleont. Umana e paletnol., vol. I, № 8.
Behm-Blancke G. 1960. Altsteinzeitliche Rastplatze im Travertingebiet von Taubach, Weimar, Ehringsdorf. Alt-Thuringen, Bd. IV.
В e n а с A., M. В г о d a r. 1958. Crvena Stijena, 1956. Glasnik Zemal. muzeja u Sa-rajevu.
Biberson P. 1962. L’evolution du Paleolithique Marocain dans le cadre du Pleistocene Atlantique. Quaternaria, t. VI, Roma.
Bohmers A. 1951. Die Hohlen von Mauern. Teil I. Palaeohistoria, vol. I, Groningen.
Bordes F. 1950. Principes d’une methode d’etude des techniques de debitage et de la typologie du paleolithique ancien et moyen. L’Anthropologie, t. 54, № 1—2.
Bordes F. 1953a. Levalloisien et Mousterien. BSPF, t. L, № 4.
Bordes F. 1953b. Essai de classification des industries «mousteriennes». BSPF, t. L, fasc. 7—8.
Bordes F. 1954. Les limons Quaternaires du bassin de la Seine. AIPH, mem. 26, Paris. ' .,
Bordes F. 1956. Le paleolithique inferieur e’t moyen de Jabrud (Syrie) et la question du pre-aurignacien. L’Anthropologie, t. 59, № 5—6.
Bordes F. 1961a. Typologie du paleolithique ancien et moyen. Publ. de Г Inside Prehist. de 1’Univ. de Bordeaux, mem. 1.
Bordes F. 1961b. Mousterien cultures in France. Science, vol. 134, № 3482.
Bordes F. 1962—1963. Le mousterien a denticules. Arheol. vestn., XIII—XIV, Ljubljana.
Bordes F. et M. В о u r g о n. 1951. Le complexe mousterien: Mousterien, Levalloisien et Tayacien. L’Anthropologie, t. 55, № 1—2.
В о 11 e t B. 1956. La grotte-abri de la Baume-Bonne. Bull, du Musee d’Anthrop. prehist. de Monaco, № 3.
Bourdier F. 1962a. Le Bassin du Rhone au Quaternaire. Geologie et Prehistoire, tt. I, II, Paris.
Bourdier F. 1962b. A propos de la decouverte d’un couperet en quarzite dans le Bas-Dauphine: les problemes des industries sur galets et du Pre-Abbevillien. BSPF, t. LIX, fasc. 5—6.
Bourdier F. 1964. Le Quaternaire d’Amiens: Saint-Acheul, Cagny et Montieres, ses rapports avec la chronologie Alpine. Rep. of the VI th intern, congr. on Quaternary, Warsaw, 1961, t. IV. Lodz.
152
Bourgon M. 1957. Les industries mousteriennes et pre-mousteriennes du Perigord. AIPH, mem. 27, Paris.
Breuil H. 1932. Les industries a eclats du paleolithique ancien. I. Le Clactonien. Prehistoire, t. I, fasc. II, Paris.
Breuil H. et Z by szewski G. 1942. Contribution a 1’etude des industries pa-leolithiques du Portugal et de leur rapport avec la geologie du Quaternaire. Les principaux gisements des deux rives de 1’ancien estuaire du Tage. Vol. I. Comuni-cagoes des Services Geologicos de Portugal. Anno XXIII. Lisboa.
Brodar M. 1962. Crvena Stijena 1958 i 1959. Glasnik Zemal. Muzeja u Sarajevu. Arheologia, nova serja, t. XVII, Sarajevo.
Chiappella V. G. 1964. Il paleolitico inferiore di Venosa. Bull, di paletnol. Ita-liana, nova serie, XV, vol. 73, Roma.
Chmielevski W. 1961. Ensembles du type Tayacien en Pologne. Abstracts of Papers VI th congr. INQUA, Poland.
Chmielevski W. 1964. The Tayacian assemblages in Poland. Rep. of the VI th intern, congr. on Quaternary, Warsaw, 1961, t. IV, Lodz.
Coon C. S. 1963. The origin of races. London.
Freund G. 1952. Die Blattspitzen des Palaolithikums in Europa. Bonn.
G a г г о d D. A. E. and D. M. A. В a t e. 1937. The stone age of Mount Carmel, vol. I. Oxford.
Gromov V. I. 1964. Problemes de discussion sur la determination de 1’age geologique du Paleolithique en Europe. Rep. of the VI th intern, congr. on Quaternary, Warsaw, 1961, t. IV, Lodz.
Henri-Martin G. 1956. Plan de frappe utilises. Notule typologique. BSPF, t. LIII, fasc. 1—2.,
Henri-Martin G. 1957. La grotte de Fontechevade. Premiere partie. AIPH, mem. 28, Paris.
Kelley H. 1954. Contribution a 1’etude de la technique de la taille levalloisienne. BSPF, t. 51, fasc. 3—4.
Kelley H. 1960a. Bifaces acheuleens de forme foliacee. BSPF, t. LVII, fasc. 7—8.
Kelley H. 1960b. Les grandes pieces arquees du Magdalenien. BSPF, t. LVII, fasc. 9—10.
Kossina G. 1926. Ursprung und Verbreitung der Germanen in friihgeschichtlicher Zeit. Berlin.
Kretzoi M., Vertes L. 1964. Die Ausgrabungen der Mindel-zeitlichen (Biha-rien-) Urmenschensiedlung in Vertesszollos. Acta geol. Acad, scient. hung., t. 8. № 1—4.
Kretzoi M., L. Vertes. 1965. Upper Biharian (Intermindel) Pebble-industry Occupation Site in Western Hungary. Current Anthropology, vol. 6, № 1.
L e P 1 e y. 1842. Exploration des terrains Carboniferes du Donetz.
Leroi-Gourhan A., G. В a i 11 о u d, J. Chavaillon et A. Laming-Emperaire. 1966. La Prehistoire. Paris.
Lumley H., de et В. В о 11 e t. 1960. Sur devolution des climats et des industries au Riss et au Wurm d’apres le remplissage de La Baume Bonne (Quinson, Basses Alpes). Festschr. fur Lothar Zotz, Bonn.
Lumley H., de, S. Gagniere et R. Pascal. 1963a. Decouverte d’outils prehistoriques, d’age villafranchien, dans la grotte du Vallonnet (Roquebrune-Cap-Martin, Alpes-Maritimes). C. r. Acad, sci., t. 256, 4261—4262 (Seance du 13 mai 1963. Groupe, 9), Paris.
Lumley H., de, S. G a g n i ё r e, L. В a г r a 1 et R. P a s c a 1. 1963b. La grotte du Vallonnet Roquebrune-Cap-Martin (A.-M.). Bull, du Musee d’Anthrop. prehist. de Monaco, № 10.
Luttschwager J. etA. С. V. Bemmel, van, 1962. Ueber von Hominiden bearbeitete Knochenfunde aus dem oberen Villafranchien in den Niederlanden. Beaufortia, t. 9, № 102.
Neuville R. 1951. Le paleolithique et le mesolithique du desert de Judee. AIPH, mem. 24, Paris.
Neuville R. etA. Ruhlmann. 1941. La place du Paleolithique ancien dans le Quaternaire marocain. Inst, des Hautes Etudes marocaines, Hesperis, n. VIII, vol. 1, № 4, Casablanca.
Nicolaescu-Plopsor C. S. et I. N. M or о s an. 1959. Sur le commencement du paleolithique en Roumanie. Dacia, nouv. serie, t. Ill, Bucuresti.
N icolaescu-Plop^orC. S. 1964. Nouvelles donnees sur la possibilite de 1’exi-stence de protohominiens dans le Villafranchien de Roumanie. Dacia, nouv. serie, t. VIII, Bucuresti.
N о n i a J. 1964. О noua descoperire din paleoliticul inferior in regiunea Arges. Studii 0 cercetari de Istorie Veche, t. 15, № 4.
Obermaier H. und P. W e r n e r t. 1924. Palaolithbeitrage aus Nordbayern. Mitt, d. Anthrop. Gesell. in Wien.
153
Obermaier H. und P. We r n e г t. 1929. Alt Palaolithikum mit Blatt-Typen. Mitt. d. Anthrop. Gesell. in Wien.
P a t t e E. 1963. Les dents des Neanderthaliens. Paris.
Peyrony D. 1934. La Ferrassie. Prehistoire, t. Ill, fasc. unique, Paris.
Peyrony D. 1938. La Micoque. Les fouilles recentes, leur signification. BSPF, t. XXXV, № 6.
Peyrony D. 1950. Qu’est-ce que le Tayacien? BSPF, t. XLVII, № 3—4.
Rust A. 1950. Die Hohlenfunde von Jabrud (Syrien). Offa—Biicher. Neumunster.
Sokolow N. 1902. Der Mius-Liman und die Enstehungszeit der Limane Siid-Russ-lands. Зап. Минерал, общ., сер. 2, т. 40, вып. I.
Т о d е А. 1960. Was ist das «Tayacien»? Festschr. fur Lothar Zotz, Bonn.
Toepfer V. 1964. Das Altpalaolithikum in pleistozanen Schotterablagerungen der Unteren Saale und Mittleren Elbe. Rep. of the VI th intern, congr. on Quaternary, Warsaw, 1961, vol. IV, Lodz.
V a 1 о c h K. 1962. Archaicke Industrie mladsiho paleolitu z okoli Brna. Casopis morav-skeho musea, XLVII.
V a 1 о c h K. 1964. Entwicklungsfragen des Palaolithikums in der Tschechoslowakei. Archaeologia Austriaca, H. 36, Wien.
V e r t e s L. 1964. Statistiques et graphiques dans Г etude des industries Prehistoriques. Paleohistoria, vol. X, Groningen.
V ё r t e s L. 1965. Discovery of Homo Erectus in Hungary. Antiquity, vol. XXXIX, № 156 (December).
Vidal M. et G. D u p a r c. 1939. Industries microlithiques provenant de la station du Moustier (Dordogne). Arch, suiss. d’Anthropol. generate, t. VIII, № 2.
Zotz L. F. 1955. Das Palaolithikum in den Weinberghohlen bei Mauern. Quartar-Bibliothek, Bd. 2, Bonn.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АИЧПЕ БКИЧП
ВАН ГАИМК ЗВВД ИВГО ИЭ КИЧП
— Ассоциация по изучению четвертичного периода Европы.
— Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода Академии наук СССР.
— Вестник Академии наук СССР.
— Государственная Академия истории материальной культуры.
— Земля Всевеликого Войска Донского.
— Известия Всесоюзного географического общества.
— Институт этнографии Академии наук СССР.
— Комиссия по изучению четвертичного периода Академии наук СССР.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии Академии наук СССР.
КСИА АН КСИИМК УССР — Краткие сообщения Института археологии Академии наук УССР. — Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР.
ЛОИА — Ленинградское отделение Института археологии Академии
МАИЧП МГУ МИА МКАЭН наук СССР. — Международная ассоциация по изучению четвертичного периода. — Московский государственный университет. — Материалы и исследования по археологии СССР. — Международный конгресс антропологических и этнографических наук.
МОИП ОГАМ РОМК СА САИ СКАЗ сэ ЦГАВМФ BSPF AIPH — Московское общество испытателей природы. — Одесский государственный археологический музей. — Ростовский областной музей краеведения. — Советская археология. — Свод археологических источников. — Северо-Кавказская археологическая экспедиция. — Советская этнография. — Центральный государственный архив Военно-Морского Флота. — Bulletin de la Societe Prehistorique Fran^aise. — Archives de 1’Institut de Paleontologie humaine.
О Г Л А В Л ЕН И Е
Стр.
Предисловие . ,............................................... 3
Глава I. История исследований................................. 6
Глава IJ. Краткий очерк геологической истории Северо-Восточного Приазо-
вья и Нижнего Дона в связи с историей ископаемого человека 11
Глава III. Древнейшие памятники Северо-Восточного Приазовья и Ниж-
него Дона и вопрос о первоначальном заселении Русской равнины ............................................. 18
Глава IV. Памятники мустьерской эпохи........................ 64
Глава V. Некоторые вопросы развития раннепалеолитической культуры и общества .................................................. 136
Заключение.................................................... 144
Литература.................................................... 147
Список сокращений............................................. 155
Николай Дмитриевич Праслов
РАННИЙ ПАЛЕОЛИТ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ПРИАЗОВЬЯ . И НИЖНЕГО ДОНА
Утверждено -к печати Институтом археологии Академии наук СССР
Редактор издательства В. Т. Бочевер. Художник Я. В. Таубвурчелъ
Технический редактор Л. М. Семенова. Корректоры 3. В. Гришина и О. И. Ивашенкова
Сдано в набор 22 X1 1967 г. Подписано к печати 18/IV 1968 г. РИСО АН СССР М 113—111В, Формат бумаги 70x108 /16. Бум. л. 53/1в. Печ, л. Я3/, + 2 вкл. (5/в печ. л.) = 14.52 усл. печ. л. Уч.-изд. л. 13.66. Изд. М 3672. Тип. зак. № 653. М-22869, Тираж 1300. Бумага типографская Ks 1. Цена 96 коп.
Ленингр. отд. издательства «Наука». Ленинград, В-164, Менделеевская лин., д. 1
1-я тип. издательства «Наука». Ленинград, В-34, 9 линия, д. 12
ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ
Страница Строка Напечатано Должно быть
17 5 сверху Hipanis (Hipaiiis) Hypanis (Hypanis)
49 17 « (рис. 17,5). (рис. 17,7)
96 17 снизу Mamuthus Mammuthus
138 2 сверху trogonterii trogontherii
Н. Д. Праслов.