/
Author: Дубов И.В.
Tags: история монография археология археологические исследования раннее средневековье история руси
Year: 1982
Text
ЛЕНИНГРАДСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА
И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени А. А. ЖДАНОВА
И. В. ДУБОВ
средневековья
(ИСТОРИКО-АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ)
ЛЕНИНГРАД
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ЛЕНИНГРАДСКОГО
УНИВЕРСИТЕТА
1982
Печатается по постановлению
Редакционно-издательского совета
Ленинградского университета
Монография посвящена недостаточно изученному периоду в истории Северо-
Восточной Руси — раннему средневековью (IX—XI вв.). В ней дается новое освеще-
ние письменных, нумизматических и археологических источников. Особое внимание
уделяется Великому Волжскому пути и определению места рассматриваемого района
в системе дальних трансъевропейских связей.
Предназначена для историков и археологов, а также для аспирантов и студен-
тов исторических факультетов.
Рецензенты: д-р ист. наук А. Н. Кирпичников (Ленингр. отдел, ин-та
археологии АН СССР),
(канд. ист. наук М. В. Седова (Ин-т археологии АН СССР).
05 0 5010000-154
Д 076(02)—82
(С) Издательство
Ленинградского
университета,
19 8 2 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ИБ № 1399
Введение ........................
Очерк первый. Меря и Ростов-
ская земля ......................
Очерк второй. Славянское засе-
ление Волго-Окского междуречья и
Волжский путь...................
Очерк третий. Скандинавские
находки в Волго-Окском междуречье
Очерк четвертый. Возникнове-
ние и становление городов Ростов-
ской земли ......................
Очерк пятый. Ростовская земля
и «Арса» арабских источников . .
Очерк шестой. Тимеревский ар-
хеологический комплекс ....
Приложение 1. С. В. Томсинский.
Постройки Тимеревского поселения
Приложение 2. В. И. Седых. Ке-
рамика Тимеревского поселения
Приложение 3. С. В. Красниенко.
Находки кремневых изделий на Ти-
меревском поселении ..........
Список сокращений . . .
Иллюстрации .....................
33
46
Игорь Васильевич ДУБОВ
СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ РУСЬ
В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
(историко-археологические очерки)
Редактор Р. Г. Тихонова
Художественный редактор Л. Г. Голубев
Техн, редакторы Л. И. Киселева, Е. Г. Учаева
Корректоры М. В. Унковская, Н. В. Ермолаева
Сдано в набор 19.01.82. Подписано в печать 04.08.82.
М-28010. Формат бумаги 70Х90‘/,о. Бум. тип. № 1.
Гарнитура'литературная. Печать высокая. Усл. печ.
Ю4 л. 18,03. Усл. кр.-отт. 18,28. Уч.-изд. л. 17,16. Тираж
5106 экз. Заказ 285. Цена 1 р. 30 к.
1*4 Издательство ЛГУ им. А. А. Жданова. 199164.
188
192
198
199
200
Ленинград, Университетская наб., 7/9.
Сортавальская книжная типография Государствен-
ного комитета Карельской АССР по делам изда-
тельств, полиграфии и книжной торговли.
Сортавала, Карельская, 42.
Моему первому
учителю в археологии
Алексею Степановичу Смирнову
посвящаю
ВВЕДЕНИЕ
Эта книга посвящена начальному периоду истории Ростовской зем-
ли, которая была одной из важнейших древнерусских областей.
Здесь, на северо-востоке, далеком от таких старых русских центров,
как Киев и Новгород, формировалось новое образование, органично
вошедшее в состав Древнерусского государства.
Ростовской земле суждено было сыграть ведущую роль в станов-
лении русской государственности и народности, сюда постепенно пере-
местился и центр Древнерусского государства. Владимир, Суздаль, Ро-
стов Великий переняли былую славу первой русской столицы Киева
и передали историческую эстафету Москве. Письменные источники —
русские летописи, сообщения арабских путешественников и другие
дают крайне скудную информацию о политической, экономической
и духовной истории этого края в IX—XII столетиях. Их существенно
дополняют материалы археологических раскопок раннегородских и сель-
ских поселений, погребальных памятников, первых городов, получен-
ные в результате полуторавекового труда русских и советских архео-
логов.
В книге мы часто пользуемся понятием «Северо-Восточная Русь»,
вынесенным в ее название. Оно имеет историко-географическое содер-
жание и в равной степени может быть применено как к древностям
IX века, так и более позднего времени, рассматриваемым в нашей
книге.
Географически Ростовская земля располагалась на территории
Волго-Окского междуречья, но занимала далеко не всю его террито-
рию. Для периодов неолита, бронзового века, раннего железного века
наиболее приемлемо понятие Волго-Окское междуречье. В исследова-
ниях, посвященных этим этапам истории, оно обусловливается мате-
3
риальным и культурным единством всего региона.1 Начиная с IX в., на
наш взгляд, правомерно применять понятие «Ростовская земля».2 Хотя
оформилась она как политическое целое только в XI в. В работах по
исторической географии даются различные границы Ростовской зем-
ли. А. Н. Насонов полагал, что ее территория простиралась от Белоозе-
ра на северо-западе, захватывала верховья Волги на западе, на се-
вере доходила до Северной Двины и спускалась до Оки на юге.3
В. А. Кучкин включает в состав Ростовской земли лишь Белозерский
край, Угличское и Ярославское течение Волги и собственно Суздаль-
ское ополье.4 Очерченный им регион сформировался уже в X в. В дан-
ной книге мы рассматриваем еще более ограниченную территорию —
первоначальное ядро Ростовского края, в которое входили Ярослав-
ское Поволжье, районы озер Ростовского (Неро) и Клещино (Пле-
щеево) и земли вплоть до Клязьмы. Существует еще одно понятие —
«Залесская земля», или «Залесский край», которое тождественно Ро-
стово-Суздальской или Владимиро-Суздальской земле. Однако это
определение более позднее и относится к периоду массового притока
населения с юга в XII—XIII вв., когда происходил расцвет Владими-
ро-Суздальского княжества. В IX—X вв. древнерусская государствен-
ность достигла наибольшего развития в рассматриваемом нами рай-
оне, изобилующем многочисленными археологическими памятниками.
Этим обстоятельством и обусловлен выбор данного района для ис-
следования. Кроме письменных источников в работе рассматриваются
раннегородские центры — Тимеревский, Михайловский, Петровский
близ Ярославля, Сарское городище, неподалеку от оз. Ростовского, Кле-
щин на берегу оз. Клещино, собственно города Ярославль, Ростов Ве-
ликий, Переяславль-Залесский, материалы Владимирских курганов,
сельские поселения и могильники XI—XII вв., разбросанные по всей
территории края.
В книге использованы новые материалы, полученные в результате
раскопок автора на Тимеревском могильнике, недавних исследований
Михайловского и Петровского комплексов, в Ярославле, на берегу
оз. Клещино (Плещеево). Особое внимание уделено Тимеревскому
поселению, первые исследования которого до настоящего времени
1 Крайнов Д. А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972.
Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья.— МИА, 1961,
№ 94.
2 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории Ростовской земли (VIII—XI вв.):
Автореф. канд. дис. М., 1975.
3 Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского
государства. М., 1951, с. 180.
4 Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля в X — первой трети XIII вв.—
История СССР, 1969, Мд 2, с. 64.
4
полностью не публиковались. Кроме перечисленных выше источни-
ков в работе использованы нумизматические материалы — клады куфи-
ческих монет IX в., один из которых найден во время раскопок Тиме-
ревского поселения.
Комплексное изучение письменных, археологических и нумизмати-
ческих данных с привлечением материалов этнографии позволяет со-
здать прочную базу для всеобъемлющего и детального анализа и ре-
конструкции исторических процессов, протекавших в Волго-Окском
междуречье в эпоху раннего средневековья. Однако далеко не все
аспекты исторического развития можно осветить в равной мере, и сей-
час целесообразно выделить только самые главные, наметить гене-
ральные линии процесса включения этого края в орбиту древнерус-
ской государственности. Поэтому для изложения материала в книге
выбрана форма историко-археологических очерков.
Выполнение данной работы было бы немыслимо без активной по-
мощи и поддержки моих учителей и коллег. Большой вклад в разра-
ботку темы внес коллектив Ярославской экспедиции кафедры археоло-
гии исторического факультета Ленинградского университета, рабо-
тавшей под руководством автора книги. Небольшие исследования
некоторых из сотрудников экспедиции, тогда студентов кафедры архео-
логии, публикуются здесь в качестве приложений.
Особую признательность и благодарность выражаю лаборанту
кафедры археологии Ленинградского университета Людмиле Степа-
новне Кухаревой, выполнившей все рисунки к этой книге.
ОЧЕРК ПЕРВЫЙ.
МЕРЯ
И РОСТОВСКАЯ
ЗЕМЛЯ
XI веке «...территория Ростовской „области” растянулась
длинной, неровной лентой на громадном пространстве, от
устья Нерли Клязьменской до Белоозера, захватывая По-
волжье от Ярославля до Медведицы». Так, основываясь на данных
письменных источников, определял границы Ростовской земли крупный
советский историк А. Н. Насонов.1
Вплоть до IX в., когда здесь начались процессы формирования
древнерусской государственности и народности, связанные с освое-
нием славянским населением этой далекой северо-восточной окраи-
ны, громадные пространства от Оки до Белоозера были заняты раз-
личными финно-угорскими племенами. Наиболее крупными из этих
группировок были летописные племена весь, меря, мурома. Все они
исчезли в эпоху средневековья и были поглощены мощной волной
славянского заселения Волго-Окского междуречья. Весь и мурома за-
нимали окраинные территории северо-восточной земли и позже, неже-
ли меря, включились в процесс формирования новой народности
и соответственно дольше фиксируются как самостоятельные этнические
группировки. Волго-Окская область, заселенная мерянскими племена-
ми, с самого начала эпохи средневековья стала районом, где актив-
нейшим образом шло становление древнерусской государственности
и связанных с этим новых этнических и социальных образований.
’ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского
государства. М., 1951, с. 195.
.6
Плодородные земли Суздальского ополья, леса, богатые зверем, пти-
цей, многочисленные заливные луга в поймах рек, обеспечивающие
большие возможности для развития скотоводства, реки и озера, обла-
дающие достаточными запасами рыбы, и, наконец, удобные водные
и сухопутные пути сообщения, в первую очередь Великий Волжский
путь, — все это привлекало славян-переселенцев.
В IX—XI вв. в лесной зоне Восточной Европы происходят зна-
чительные изменения, связанные с образованием Древнерусского
государства с центром в Киеве и широким расселением славян на об-
ширных пространствах финно-угорского севера. Изолированные финно-
угорские племена и отдельные группы включаются в состав Древне-
русского государства, формируется новая духовная и материальная
культура, впитывая в себя разнообразные традиции местного и при-
шлого населения.
Одной из сложнейших задач славяно-русской археологии для этого
периода является этническое определение древностей. Можно привести
значительное количество примеров, когда одни и те же памятники
и даже целые культуры приписываются исследователями к разным
этносам. Так происходило и происходит с погребальными памят-
никами типа сопок и длинных курганов на северо-западе; по-прежне-
му вызывает дискуссии проблема этнической принадлежности влади-
мирских, ярославских и других могильников в Волго-Окском между-
речье.
Чрезвычайно сложно выявить древности эпохи средневековья,
принадлежащие народам, существующим и поныне, гораздо сложнее
это сделать для племен, этнических группировок, прекративших свое
существование в период освоения славянами финно-угорского севера
и северо-востока.
В письменных источниках до нас дошли сообщения о трех фин-
но-угорских племенах — веси, мере и муроме, впоследствии полностью
ассимилированных и органично вошедших в состав древнерусского на-
селения.
Авторы начальной русской летописи размещают эти племена сле-
дующим образом: весь на Белоозере, мерю на озерах Ростовском
(современное название — Неро) и Клещине (Плещеево), мурому —
на берегах р. Оки. Память о последнем племени запечатлелась в на-
именовании современного г. Мурома, а многочисленные местности,
деревни, урочища, в названия которых входят корни или части слова
«мер» и «весь», точному соотнесению с рассматриваемыми этнически-
ми группировками не поддаются. Попытки связать современные на-
звания со средневековыми понятиями «меря» и «весь» приводили
и приводят к многочисленным заблуждениям, что порождает и зыбкие
реконструкции территорий, занятых ими в период раннего средневе-
7
ковья. Абсолютно прав П. Н. Третьяков, утверждающий, что «это по-
истине необъятный и в то же время „темный” материал, методика
изучения которого еще далеко не разработана».2 Хотя, конечно, его
необходимо учитывать.
Начиная с середины прошлого столетия, когда наша отечествен-
ная археология вплотную занялась проблемами истории «инородцев»
Волго-Окского междуречья и Белоозерья, ведутся споры и дискуссии
по соотнесению археологических памятников с данными письменных
источников о мере, веси и муроме. В науке сформировались две ос-
новные позиции. Согласно первой сугубо точно понимается летопись,
и размещаются эти племена только там, где указано — на озерах
Белом, Ростовском, Клещино, в районе г. Мурома. Сторонники такого
подхода объясняют свое решение тем, что в эпоху средневековья на-
селение в рассматриваемых районах было крайне редким и летопись
назвала места его сгустков, где располагались племенные центры —
Белоозеро, Ростов, Клещин, Муром. В стороне от них находились
лишь незначительные группы населения.
Другие считают, что меря и весь занимали в этот период огром-
ные пространства. И в таком состоянии их застала славяно-русская
колонизация, начавшаяся в IX в.
В XIX в. и в 20—30-х годах нашего столетия шли споры о том,
куда исчезли весь, меря и мурома и вообще принимали ли они уча-
стие в процессах формирования нового этнического образования —
древнерусской народности. Подобным образом была названа статья
известного этнографа Д. К. Зеленина.3 Сейчас для нас совершенно
очевидно, и это никем из исследователей не оспаривается, что все три
рассматриваемые этнические группировки вошли в состав русского на-
селения и внесли свой вклад в его материальную и духовную куль-
туру. На первом плане сейчас стоят вопросы хронологии, деталей, осо-
бенностей этого процесса. И конечно, не последнее место принадле-
жит проблеме соотнесения археологических реалий с данными
письменных источников.
В исследовании проблем мери можно пользоваться тремя катего-
риями источников — письменными, лингвистическими и археологиче-
скими. Первые два вида источников хорошо и давно известны исто-
рикам, а археологические материалы из раскопок на северо-востоке
стали вводиться в научный оборот только с середины XIX в. благо-
2Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности.— МИА, 1970,
№ 179, с. 138.
3 Зеленин Д. К. Принимали ли финны участие в образовании великорусской
народности?—Труды Ленингр. об-ва исследователей культур финно-угорских народ-
ностей, 1929, вып. 1.
8
даря широким исследованиям А. С. Уварова и П. С. Савельева, когда
науке стали известны «мерянские древности».4
С тех пор советскими археологами получен обширный материал,
позволяющий опровергнуть пессимистические оценки историков
XIX в. в отношении возможностей археологических раскопок.5 На ос-
нове многообразных археологических данных у нас сейчас сформиро-
ваны представления о мере на разных этапах жизни этого племени —
до появления славян и в период активных славяно-мерянских кон-
тактов.6 В XIX — начале XX вв. сложилось несколько концепций, ре-
шающих и объясняющих историческую судьбу мери; все они могут
быть сведены к двум основным точкам зрения. Одна группа исследо-
вателей считала, что меря была полностью ассимилирована славя-
нами, и поэтому бессмысленно заниматься поисками ее следов и ха-
рактерных элементов,7 а вторая — видела в современных марийцах
(черемисах) прямых потомков мери, которая ушла с Верхней
Волги под давлением славян-переселенцев, и в связи с этим
нет весомого вклада мери в древнерусскую культуру Северо-
Востока.8
Эти две точки зрения очень близки друг другу, ибо обе отвер-
гают вклад финно-угорских племен в материальную и духовную куль-
туру древнерусского населения Северо-Востока. Подобные взгляды
были представлены не только в трудах археологов, но и ведущих ис-
ториков прошлого столетия. Однако уже тогда они встречали и про-
тиводействие, выраженное, к сожалению, в заключениях, не бази-
рующихся на конкретных данных.9
В настоящее время в целом ряде работ таких видных советских
археологов, как П. Н. Третьяков, Е. И. Горюнова и других, воссозда-
на реалистичная картина жизни мери в эпоху средневековья. Появи-
лись и специальные исследования по проблемам соотношения финно
4 Уваров А. С. Меряне и их быт по курганным раскопкам.— Труды I архео-
логического съезда. М., 1869.
5 Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872, с. 14.
6 Третьяков П. Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.;
Л., 1966, с. 285—298; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского меж-
дуречья.— МИА, 1961, № 94, с. 38—152; 183—249; Третьяков П. Н. У истоков
древнерусской народности..., с. 111—141.
7 Спицын А. А. Владимирские курганы.— ИАК, 1905, вып. 15, с. 166.
8 Семенов Т. С. К вопросу о родстве и связи мери с черемисами.— Труды
VII археологического съезда, М., 1891, т. 2, с. 228—232.
9 Корсаков Д. А. Меря.., с. 1. Эту же позицию разделял позднее А. В. Ар-
циховский, справедливо утверждавший, что «никакого оттеснения одним народом
другого не было...».— См. Арциховский А. В. Археологические данные о возник-
новении феодализма в Суздальской и Смоленской землях.— ПИДО, 1934, № 11-12,
с. 41.
9
угорских компонентов с ведущим славянским в древнерусской куль-
туре.10
Раньше всех остальных категорий материалов при изучении про-
блем мери стали использоваться письменные источники, что вполне
закономерно. Следует сразу отметить немногочисленность таковых
и крайнюю скудость информации, которую можно получить из них.
Впервые меря упомянута в сочинении историка VI в. Иордана. Затем
на страницах русских летописей неоднократно в связи с теми или
иными событиями упоминается меря. Летописец не только указывает
нам территориальное расположение этого племени. Под 859 г. о мере
сообщается как о племени, с которого берут дань варяги. В 882 г.
меря участвует в походе князя Олега, во время которого устанавли-
вается его власть в Киеве, а в 907 г. — в его победной экспедиции на
Византию. В этих сообщениях не упоминаются ближайшие соседи
мери — весь и мурома. Видимо, мерянское племя было наиболее круп-
ным образованием, которое можно было привлекать для таких боль-
ших военных предприятий. Особого анализа заслуживают рассказы
летописи о восстаниях в Ростовской земле 1024 и 1071 гг. Эти фак-
ты уже неоднократно анализировались в нашей литературе.11 В жи-
тиях святых, других источниках сообщается о существовании в Ро-
стове Великом Чудского конца вплоть до XII в.12 «Заблудящая чудь»
убила в 70-х годах XI в. епископа Леонтия Ростовского, объявленного
затем местным святым. В XV—XVI вв. в этих местах не только пом-
нили о каком-то чудском населении — мере, жившем здесь еще до
появления славян, но и практиковали различные финно-угорские обы-
чаи— поклонялись «хозяину»-медведю, «синему камню» на оз. Пле-
щееве. Эти «бесовские» наущения жестоко преследовались право-
славной церковью, но далеко не всегда церковники были в силах сло-
мать влияние старых языческих традиций.
Таким образом, сообщения русских летописей о племени меря
крайне скупы, но, несмотря на свою обрывочность и лаконизм, позво-
ляют нам определить основные районы расселения мери и указы-
вают на то, что меря была крупным племенным объединением, играв-
шим значительную роль в истории Древней Руси, начиная с первых ее
страниц. Последние сообщения о мере относятся к концу XI в., а за-
10 Р я б и н и н Е. А. Финно-угорские элементы в культуре Северной Руси: Ав-
тореф. канд. дис. Л., 1974, с. 3—17.
11 Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв.
М., 1955, с. 114—128; Воронин Н. Н. Медвежий культ в Верхнем Поволжье
в XI в.— МИА, 1941, № 6, с. 176; Третьяков П. Н. У истоков..., с. 140—142.
12 Ключевский В. О. Древнерусские жития святых, как исторический ис-
точник. М., 1871; Толстой М. В. Жизнеописания угодников божиих, живших в пре-
делах нынешней Ярославской епархии. Ярославль, 1905, с. 1—6 и др.
?10
тем это племя исчезает из поля зрения летописца, и дальнейшая судь-
ба его летописям не известна. Такая неопределенность письменных
сообщений заставляла ученых искать другие пути решения пробле-
мы, обращаться к иным видам источников.
Созвучие названий мери и мари (черемисы), частое чередова-
ние букв а, е, корня мар-мер в наименованиях рек, озер, населенных
пунктов Волго-Окского междуречья выдвинули на первый план линг-
вистические источники — данные топонимики и гидронимики.
На основе таких лингвистических исследований была определена
обширная территория, занимаемая мерей в эпоху раннего средневе-
ковья, проведена прямая связь между летописной мерей и реально су-
ществующими сегодня марийцами.13 Однако уже в то время такие
построения подвергались обоснованной критике, и получаемые архео-
логические материалы указывали на их несостоятельность.
Археологические памятники мери можно разделить на два хро-
нологических пласта — первый охватывает VI—IX вв., а второй — X—
XIII вв. На завершающей стадии первого этапа в IX в. мерянские
группы, наследники племен дьяковской культуры, постепенно вклю-
чаются в контакты со славянами, а в X—XI вв. меря утрачивает свои
племенные черты и вливается в состав древнерусской народности.
На первом этапе мерянские группы постепенно включаются в кон-
такт со славянами. Происходит это не раньше начала IX в. С IX в.
меря начинает утрачивать свои специфические этнические черты, ме-
няется погребальный обряд — вместо грунтовых захоронений появля-
ется заимствованный у славян обычай насыпания курганов. Проис-
ходят перемены в традициях домостроительства, занятиях населения,
типах орудий труда, бытовых вещей, украшений.
Предков летописной мери следует искать в культурах предше-
ствующего времени. С середины первого тысячелетия до нашей эры
и до середины первого тысячелетия нашей эры пространства между
Волгой и Окой занимали так называемые дьяковские племена. Боль-
шинство исследователей связывают дьяковскую культуру с финно-
угорской этнической общностью. Всеобъемлющая характеристика
дьяковских памятников была дана в начале нашего века А. А. Спи-
цыным.14 В настоящее время определены хронологические рамки
дьяковской культуры — VII—VI вв. до н. э. — V—VI вв. н. э.15 Одна-
ко обнаруженные материалы позволяют утверждать, что жизнь на
13 Кузнецов С. К. Русская историческая география, вып. 1. М., 1910, с. 49.
14 С п и ц ы и А. А. Городища Дьякова типа.— ЗОРСА, 1903, т. 5, вып. 1,
с. 111—113.
15 Смирнов К. А. Дьяковская культура (материальная культура городищ
междуречья Оки и Волги).— В кн.: Дьяковская культура. М., 1974, с. 76—77;
Краснов Ю. А. О дате Березниковского городища.— КСИА, 1980, вып. 162, с. 65.
11
дьяковых городищах продолжалась вплоть до IX в., т. е. до начала
заселения славянами северо-восточных земель.16 На основании мате-
риалов таких хорошо известных памятников, как Дьяково городище
под Москвой, Попадьинское селище близ Ярославля, Березняковское
и Дурасово городища в Ярославском и Костромском Поволжье, мож-
но восстановить историческую картину жизни людей, населявших эту
территорию в первом тысячелетии нашей эры. Основой хозяйства
дьяковских племен было скотоводство и земледелие. Важную роль
играли охота, рыболовство и разнообразные лесные промыслы. Ха-
рактерно, что в слоях памятников дьяковской культуры найдено мно-
го остатков и следов литейного дела и ювелирного производства, тка-
чества и других ремесел. Дьяковские племена не были изолированы
от внешнего мира и поддерживали связи, носившие, видимо, характер
обмена, с северо-западом (балты) и Прикамьем (ананьинские племе-
на). Важны материалы, характеризующие духовную жизнь и рели-
гиозные представления населения междуречья Волги и Оки в этот
период. На первом плане находятся атрибуты различных культов
животных (коня, птицы, медведя). Несомненно имеют большое зна-
чение находки оригинальных коллективных усыпальниц — «домиков
мертвых» на городище Березниковском и у Звенигорода в Подмо-
сковье.17 Эти материалы — то немногое, что говорит нам о погребаль-
ных памятниках и обрядности дьяковцев.
Значительный интерес вызывают и традиции домостроительства
обитателей дьяковских городищ. Наиболее распространенным типом
жилища у дьяковцев является прямоугольный сруб, поставленный на
поверхности или углубленный в материк на глубину до 0,5 м. Суще-
ствовали и другие типы жилищ, в том числе и землянки, однако веду-
щей была наземная столбовая конструкция особенно на поздних эта-
пах дьяковской культуры. Такова краткая характеристика культуры
прямых предков летописной мери.
Мерянские памятники VI—IX вв. изучены недостаточно, но в по-
следние годы здесь налицо большой прогресс и особенно это касает-
ся погребальных комплексов, которых хотя известно всего лишь не-
сколько, тем не менее на основе их материалов можно восстановить
погребальный ритуал мери на данном этапе. Немногочисленность
известных нам мерянских могильников обусловлена характером по-
16 Г о р ю н о в а Е. И. Этническая история..., с. 47.— И. Г. Розенфельдт считает
возможным установить верхнюю дату для Дьяковского городища Березняки —
X в.— См.: Розенфельдт И. Г. Еще раз о Березниковском городище.— КСИА,
1980, вып. 162, с. 58—59.
17 Т р е т ь я к о в П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья в первом тыся-
челетии н. э. — МИА, 1941, № 5, с. 59—60; Краснов Ю. А., Краснов Н. А.
«Домик мертвых» на городище дьяковского типа.— АО 1966 года. М., 1967, с. 34—36.
12
гребального обряда — грунтовые или поверхностные захоронения.
К числу некрополей аборигенного мерянского населения относятся
Сарский, Хотимльский, Холуйский, Новленский, Сунгирьский могиль-
ники. Погребения совершены в грунтовых ямах либо по обряду кре-
мации, либо ингумации, существовавшими синхронно друг с другом.
Характерно отсутствие погребальных урн, хотя керамика в комп-
лексах представлена. В состав инвентаря входят орудия труда, пред-
меты вооружения, украшения, бытовые вещи, детали конской упря-
жи. Первые и последние вещи весьма характерны для финно-угорских
погребений. По составу погребального инвентаря Можно определить
и внешние связи этого района — прибалтийские фибулы, камские за-
стежки, пряжки, бляхи.
Грунтовые могильники продолжают функционировать до XI в.
и используются в период интенсивного формирования древнерусской
народности на северо-востоке, когда доминирующим становится но-
вый обряд погребения — трупосожжение или трупоположение и после-
дующее сооружение курганной насыпи. Судя по топографии грунто-
вых могильников и поселений VI—VIII вв., до начала древнерусского
заселения региона, мерянское население жило небольшими островка-
ми или группами на обширной территории от Волги до Оки. Специ-
фические черты отдельных групп отличны друг от друга и не являют-
ся общими для всей племенной группировки, и они по-разному отра-
зились в различных памятниках эпохи средневековья.
Наиболее сложным является вопрос о выявлении этнических
определителей мери, т. е. вещей, которые могут быть своеобразными
индикаторами в этногенетических исследованиях. Этой проблемой ис-
торики и археологи занимаются давно. Однако вплоть до настоящего
времени такая группа признаков и характерных вещей четко не вы-
делена, иногда некоторые предметы принимаются как этнически опре-
делимые априори, без особых доказательств. В исследованиях
П. Н. Третьякова и Е. И. Горюновой мерянскими этническими призна-
ками считаются грунтовый обряд погребения, меридиональная ориен-
тировка захоронений, наличие в могилах орудий труда. Инвентарь по-
гребений, который признается мерянским, входит в состав комплексов
XI—XII вв., т. е. в то время когда это финно-угорское племя находи-
лось уже на грани исчезновения и входило в состав формирующейся
древнерусской народности. Эти признаки не являются типичными для
периода, когда меря только входила в контакт со славянскими пере-
селенцами (IX—X вв.). А. Е. Леонтьев и Е. А. Рябинин в статье, по-
священной изучению этапов и путей ассимиляции мери славянами,
также выделяют ряд признаков, характерных, по их мнению, для это-
го племени. Они используют материалы Сарского городища (слой вто-
рой половины X — начала XI в.), Сунгирьского могильника, погре-
13
бальных комплексов на оз. КлещинО, которые наиболее ярко представ-
ляют ростовскую, клещинскую и суздальскую группы мери.18 По на-
блюдениям данных авторов в мерянские комплексы вещей входят не
только традиционные, известные в более раннее время, но и новые,
приобретенные в результате активизации межэтнических контактов
и проникновений. Это топоры-кельты, ножи с прямой спинкой, втуль-
чатые височные кольца, коньковые и треугольные шумящие привески.
В это время обычными в обиходе мерян, как полагают названные авто-
ры, «становятся проушные топоры, ножи с трехслойным клинком,
ланцетовидные наконечники стрел, костяные наборные гребни, нож-
ницы».19
На наш взгляд, если первая группа вещей имеет несомненное от-
ношение к мерянским древностям, то вторая говорит не «об усвоении
коренным населением данного района новых элементов материальной
и духовной культуры»,20 а о том, что в это время на Сарском горо-
дище и других ранее мерянских поселениях проживает уже смешан-
ное древнерусское население, в состав которого вошли и остатки
рассматриваемой племенной группы. Этот этнический конгломерат
и оставил упоминаемые выше могильники типа Сунгирьского. Вещи,
включенные А. Е. Леонтьевым и Е. А. Рябининым во вторую группу,
«интернациональны» и встречаются в древнерусских памятниках боль-
шого региона. Кстати сказать, происхождение имеют они, как пра-
вило, северное, иногда скандинавское, а гребни могут быть даже
фризскими. Таким образом, они никак не могут быть признаны отли-
чительными для мерянских комплексов даже в сплаве с традиционны-
ми формами. Как мы показали, в литературе хорошо известны этно-
определяющие признаки непосредственных предшественников лето-
писной мери — племен дьяковской культуры и этого же племенного
массива на конечной стадии его вхождения в состав древнерусского
населения (конец X, а также XI—XII вв.).
Однако мерянские комплексы, или компоненты, IX—X вв. изучены
крайне недостаточно и требуют особо тщательного разбора.
Сведения о погребальном обряде и вещественные находки из кур-
ганов под Ярославлем стали важнейшей базой для изучения про-
блем древнерусской колонизации северо-востока, ее направлений, ис-
ходных районов и хронологии, а также характера контактов нового
славяно-русского населения с местным финно-угорским, в данном
случае мерянским населением.
18 Л е о н т ь е в А. Е., Рябинин Е. А. Этапы и формы ассимиляции летопис-
ной меры (постановка вопроса).— СА, 1980, № 2, с. 67—79.
19 Там же, с. 72.
20 Там же, с. 71.
14
Благодаря исследованиям ярославских могильников, в том числе
Тимеревского, существенный сдвиг произошел и в изучении такой ак-
туальной научной проблемы, как оценка роли местного финно-угор-
ского населения в формировании древнерусской народности в Верх-
неволжском регионе, определение вклада финно-угров в материальную^
и духовную культуру русских северо-востока. И. А. Тихомиров, про-
ведший самые большие в дореволюционное время раскопки Тимерев-
ского могильника, отмечал там наличие финно-угорских черт, одна-
ко считал при этом, что сам курганный способ захоронения прине-
сен на Верхнюю Волгу скандинавами и быстро усвоен местным на-
селением, в состав которого входили словене новгородские и меря.21
В. А. Городцов, также изучавший ярославские могильники, указывал
на наличие в них финно-угорских элементов.22
Однако в целом долгое время господствовала точка зрения о край-
не слабой роли финно-угорского населения в процессах утверждения
древнерусской государственности и формирования древнерусской на-
родности, протекавших на северо-востоке в период раннего средне-
вековья.23
В конце 30-х годов раскопки Тимеревского и Михайловского мо-
гильников производила Я. В. Станкевич, которая полагала, что мож-
но говорить лишь о «факте некоторого смешения славянского и фин-
ского населения».24 Подавляющую массу курганов ярославских мо-
гильников Я- В. Станкевич связывала со словенами новгородскими,
появившимися в Ярославском Поволжье, по ее мнению, в VIII в.
Иные представления, в которых на новом уровне возродилась концеп-
ция А. С. Уварова о мерянской принадлежности Владимирских кур-
ганов, были выработаны в начале 60-х годов, когда вышла в свет
монография Е. И. Горюновой. Многочисленные памятники Волго-Ок-
ского междуречья эпохи раннего средневековья, в том числе и яро-
славские могильники, были определены как мерянские и связаны
с летописным племенем меря.25 Е. И. Горюнова выделила целый набор
характерных мерянских элементов и в ярославских некрополях.
На новом этапе изучения ярославских могильников, в итоге ко-
21 Тихомиров И. А. Славянское заселение Ярославской губернии.— Труды.
IV Областного историко-археологического съезда в г. Костроме в июне 1909 г. Ко-
строма, 1914, с. 117—120.
22 Городцов В. А. Раскопки у с. Михайловского.— Северный край, 1903,
22 мая, № 132; Городцов В. А. Археологическая экскурсия воспитанников Яро-
славского кадетского корпуса.— ИАК, 1903, вып. 6, с. 85—87.
23Спицын А. А. Владимирские курганы.—ИАК, 1905, вып. 15, с. 165—166.,
“Станкевич Я. В. К вопросу об этническом составе населения Ярослав-
ского Поволжья в IX—X ст.— МИА, 1941, № 6, с. 82—83.
“Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья...,
с. 194—198.
15
торого они и были полностью опубликованы, основная масса погре-
бальных комплексов была отнесена к финно-угорским, но не мерян-
ским, а весским.26 По мнению М. В. Фехнер, весь продвинулась на
Верхнюю Волгу из района Белоозера. Кроме погребений веси в со-
став могильников под Ярославлем, как это было тогда же определе-
но, входили славянские и скандинавские комплексы.
Известные ранее, а также и новые материалы ярославских мо-
гильников, Владимирских курганов, поселенческие комплексы инвен-
таря дают нам основание для выделения наиболее характерных этно-
определяющих мерянских признаков этого периода.
В массовом порядке, начиная с середины X в., а в отдельных
случаях мы знаем их и в IX в., в курганных могильниках появляются
имитации «домиков мертвых», глиняные лапы и кольца, ряд дру-
гих элементов убора и костюма. Своеобразна и керамика, имеющая
мерянскую принадлежность,— это «бомбовидные» сосуды с округлым
дном и лепные баночные горшки с насечкой по венчику. Тот и другой
тип керамики восходит к материалам более раннего времени — дья-
ковского периода. Наличие на поселениях и в курганах Волго-Окско-
го междуречья амулетов из клыков медведя и других животных, при-
весок, а иногда и целых ожерелий из астрагалов бобра, многочис-
ленных костяных поделок, инструментов, предметов вооружения из
кости и рога также отражает вклад мери в древнерусскую культуру.
Такой элемент, как подкурганные «домики мертвых», наиболее ярко
выявлен в могильниках Ярославского Поволжья.27
Основную часть серии погребальных комплексов ярославских
могильников середины X в. составляют курганы с погребениями по
обряду трупосожжения на месте с наличием остатков деревянных кон-
струкций.
Фрагменты таких сооружений известны во всех трех ярославских
могильниках (Тимеревском, Михайловском, Петровском). Не исклю-
чен тот факт, что в некоторых насыпях они могли быть просто не
отмечены ввиду очень плохой сохранности из-за сильного воздействия
огня. Впервые деревянные конструкции были выявлены и интерпре-
тированы Я. В. Станкевич,28 29 хотя отмечались остатки таких сооруже-
ний еще в конце прошлого века ярославским археологом И. А. Тихо-
мировым.25
26 Ф е х н е р М. В. Тимеревский могильник.— В кн.: Ярославское Поволжье
X—XI вв. М., 1963, с. 17.
27 Дубов И. В. «Домики мертвых» ярославских могильников.— В кн.: Пробле-
мы истории и культуры Северо-Запада РСФСР. Л., 1977, с. 120—123.
28 Станкевич Я. В. К вопросу об этническом составе.., с. 64—65.
29 Тихомиров И. А. Отчет о раскопках в Ярославской губернии.— Архив
ЛОНА АН СССР, ф. 1, д. № 187, 1898 г., л. 5.
16
Наиболее широко курганы с конструкциями представлены в Ти-
меревском могильнике (более 50 насыпей). Во всех случаях зафик-
сировано трупосожжение на месте, т. е. на кострище; топографически
эти курганы располагаются в пределах центрального ядра некропо-
ля. Очень часто вместе с плахами в курганах на кострищах находят
и камни, не составляющие никакой самостоятельной конструкции
и, видимо, игравшие роль части (может быть, фундамента) большого
погребального сооружения.
Кальцинированные человеческие кости помещены в конусовид-
ные ямки под кострищами либо размещаются в верхней части насыпи
и, наконец, просто разбросаны по кострищу; в некоторых случаях
кучки костей на кострище накрываются глиняными урнами. Неустой-
чивость погребального обряда, вероятно, объясняется существовани-
ем разноэтничных элементов в составе, населения, оставившего эти
курганы. Однако ведущими в обряде являются черты финно-угорские.
Особый интерес представляют погребения с перевернутыми ур-
нами. Этот вариант обряда появляется в первой половине X в.30 Пе-
ревернутые, накрывающие кучки кальцинированных человеческих
костей урны входят в комплексы, где погребальный обряд и инвен-
тарь содержат местные финно-угорские элементы — горелые плахи по
краям кострища, глиняные лапы, копоушки.
Например, пять насыпей из Тимеревского могильника содержат
урны, расположенные на кострище и покрывающие кальцинирован-
ные кости. В четырех комплексах из пяти найдены глиняные лапы.
В связи с этим особый интерес приобретает вопрос о происхождении
этого обряда погребения.
Урновые захоронения известны в погребальных древностях вто-
рой половины I тыс. Смоленского Поднепровья и Полоцкого По-
двинья — длинных курганах.31 Перевернутые урны, покрывающие мень-
шую урну с костями или просто кучку костей, часто встречаются
в длинных курганах. В Гнездовском могильнике большую часть по-
гребальных комплексов составляют урновые захоронения, встречают-
ся здесь и перевернутые урны. Помещение кальцинированных костей
в урны является наиболее типичным признаком для полусферических
курганов с сожжениями Гнездовского некрополя.32 Однако хроноло-
гически гнездовские комплексы позже ярославских и поэтому урны
здесь в основном сделаны на гончарном круге.
30 Дубов И. В. Урновые погребения ярославских могильников.— В кн.: Про-
блемы археологии и этнографии, вып. 1. Л., 1977, с. 46—52.
31 Шмидт Е. А. О смоленских длинных курганах.— В кн.: Славяне и Русь.
М., 1968, с. 227; Седов В. В. Длинные курганы кривичей. — САИ, 1974, вып. Е1-8,
с. 24—25.
32 Б у л к и н В. А. Гиездовский могильник и курганные древности Смоленского
Поднепровья: Автореф. канд. дне. Л., 1973, с. 11.
2 285
17
На территории, близкой к Волго-Окскому междуречью, обычай
накрывать кальцинированные кости сосудами зафиксирован для бо-
лее раннего времени на Дьяковском городище близ бывшего Савви-
но-Сторожевского монастыря под Звенигородом, где урны с кальцини-
рованными костями, в том числе и перевернутые, находились в «до-
мике мертвых». Исследователи городища выделяют урновые захоро-
нения как балтийскую черту в финно-угорской системе погребальной
обрядности.33 Такой сплав неудивителен: финно-угры, носители дья-
ковской культуры, имели тесные контакты со своими соседями балта-
ми, и проявления этих связей фиксируются уже в более позднее вре-
мя в качестве неотъемлемой черты мерянского погребального ритуала
в древнерусских курганах. Важно, что мы находим их в подкурганных
имитациях «домов мертвых».
«Домики мертвых» в чистом виде известны по археологическим
данным на городищах дьяковского времени (Березняки и под Звени-
городом). Можно говорить о перенесении идеи и о внедрении ее в ка-
чественно новую среду и о переработке в соответствии с иными тре-
бованиями погребального ритуала. В литературе утвердилась мысль
о том, что «домик мертвых» символизирует жилище, существовавшее
в реальной жизни.34
Размеры и ориентировка «домиков мертвых» на Березняках и под
Звенигородом совпадают с этими же показателями кострищ с деревян-
ными конструкциями ярославских курганов. «Домик мертвых» в Бе-
резняках занимал площадь 2,25 мХ2,25 м, а сооружение на городище
под Звенигородом 2,2 мХ1,5 м.35 Средние размеры кострищ, которые
ограничивались деревянными сооружениями, равняются 2,5 мХ2,5м.36
Березниковский «домик» был сооружен из бревен дуба и сосны, дан-
ных о породах дерева «домика» под Звенигородом мы не имеем. На
кострищах в ярославских могильниках представлены аналогичные по-
роды дерева. Березняковский «домик» имеет много черт, сближающих
его с подкурганными сооружениями изучаемых памятников.
П. Н. Третьяков, описывая сооружение с Березняковского горо-
дища, отмечает, что «внутри постройки, по всей ее площади были
рассыпаны зола, уголь и мелкие обломки кальцинированных челове-
ческих костей».37 Ситуация почти полностью аналогична тому, что мы
имеем в курганах под Ярославлем.
33 Краснов Ю. А., Краснов Н. А. «Домик мертвых».., с. 34—36.
34 Назаренко В. А. О курганах с ритуальными очагами в Приладожье.—
В ки.: Проблемы комплексного изучения Северо-Запада РСФСР. Л., 1972, с. 39—40.
35 Третьяков П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья.., с. 60; К р а с-
н о в Ю. А., К р а с п о в Н. А. «Домик мертвых».., с. 34.
зе Ст а н к е в и ч Я- В. К вопросу об этническом составе.., с. 84—87.
37 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 60.
18
Как уже отмечалось выше, в большинстве случаев в курганах де-
ревянным обгоревшим плахам сопутствуют камни. В комплексе на
городище под Звенигородом также по краям по периметру углубле-
ния лежали крупные валуны. Авторы раскопок и исследования этого
памятника в целом отмечают, что по своей конструкции изученный
ими объект органически входит в круг построек, известных вплоть до
XIX в. в различных областях финно-угорского мира.38 Они считают,
что, несмотря на наличие некоторых балтских черт, весь комплекс
следует все-таки считать финно-угорским и предостерегают от пере-
оценки западного влияния.
Существенным отличием от вышеназванных «домиков мертвых»
в курганах с деревянными и каменными конструкциями является не-
сколько ипой вариант трупосожжения. Если в первых случаях это
были сожжения на стороне с переносом в деревянный дом на поселе-
нии, то в последнем — главным образом кремация на месте кострища.
Такое различие может иметь чисто практическое объяснение. Неве-
роятно, чтобы каждого умершего сжигали на месте в деревянном до-
мике.39 Иначе пришлось бы каждый раз сооружать новую построй-
ку, да и сами поселения не могли быть гарантированы от полного вы-
горания. Вероятно, покойников сжигали где-то за пределами поселка,
а потом уже прах переносили в коллективную усыпальницу на поселе-
нии. Такая необходимость при совершении сожжения за пределами
поселения на могильнике просто отпадает. Однако, видимо, не только
данная причина могла играть роль в этом изменении погребального
ритуала. Она не отвергает известного в науке факта, что «домики
мертвых» были не только наземными, но и могли размещаться под кур-
ганными насыпями.
Очень часто в курганах с деревянными конструкциями встречают-
ся вещи, которые большинством исследователей оцениваются как ме-
стные и чисто финно-угорские — глиняные лапы и кольца, костяные
копоушки и др.
Кроме того, большинство круглодонной керамики, найденной
в ярославских могильниках и относимой исследователями к финно-
угорской, также связывается с этими погребениями. В целом такие
насыпи содержат самые различные в этническом отношении элементы
погребального обряда и инвентаря, которые сильно перемешаны и пе-
38 К р а с и о в Ю. А., Краснов Н. А. Погребальное сооружение на городище
«дьякова типа».— В кн.: Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Ев-
ропы. М., 1978, с. 140—152.
39 На городище под Звенигородом близ бывшего Саввино-Сторожевского мо-
настыря в «домике мертвых» зафиксировано не менее 24 погребальных комплексов.—
См.: Краснов Ю. А., Краснов Н. А. Погребальное сооружение.., с. 144.
19
реплетены и не могут быть определены однозначно. По-видимому, их
оставило население, находящееся уже на высокой ступени смешанно-
сти в этническом плане.
В середине X в. резко активизируется процесс формирования древ-
нерусского населения на территории Ярославского Поволжья. Если
для IX — первой половины X вв. можно с большей или меньшей долей
вероятности расчленить различные этнические пласты, то для перио-
да середины X в. это уже практически невозможно. В это время
в процесс формирования древнерусской народности, видимо, активно
включается и местное финно-угорское население, традиции которого
не исчезли бесследно, а отразились наравне с прочими в общем по-
гребальном ритуале. И в первую очередь это ярко проявилось в созда-
нии подкурганных «домиков мертвых».
На наш взгляд, эти погребальные сооружения и являются этниче-
ским признаком мери IX—X вв., признаком, имеющим глубокие кор-
ни в материалах эпохи раннего железа.
К сожалению, раскопки Владимирских курганов проводились на
недостаточном методическом уровне, и, видимо, остатки деревянных
конструкций там просто не фиксировались. Известны погребальные
комплексы, имеющие набор инвентаря близкий или аналогичный яро-
славским подкурганным «домикам мертвых». В связи с этим у нас
нет должных оснований думать, что это какая-то региональная черта
погребального обряда.
Особого внимания заслуживает и такая категория находок, как
глиняные лапы и кольца, несомненно являющиеся четкими этнически-
ми индикаторами, уже хотя бы в силу своего магического значения.
Находки глиняных лап и колец известны со времени широких рас-
копок, проведенных А. С. Уваровым и П. С. Савельевым в Суздаль-
ском ополье.40 Эти амулеты обнаружены здесь в курганных могильни-
ках у деревень Богослово, Шурскало (район оз. Неро), у деревень
Большая Брембола, Веськово, Городище (район оз. Плещееве) и в
бассейне р. Нерль Клязьменская (у деревень Васильки, Шокшово,
Весь, Кустерь).
В конце прошлого века, когда началось полевое изучение яро-
славских могильников — Тимеревского, Михайловского и Петровского,
автором первых больших раскопок, ярославским краеведом И. А. Ти-
хомировым, были отмечены находки глиняных лап и колец, которые,
по его мнению, являлись отражением одного и того же культа,
40 Уваров А. С. Меряне и их быт по курганным раскопкам.— Труды I Ар-
хеологического съезда, т. 2. М., 1871, с. 700—701, 729—730, 820—823 и др.; Спи-
цын А. А. Владимирские курганы.., рнс. 89.
20
поскольку, как правило, входили в одни погребальные комп-
лексы.41
В дальнейшем фонд этого материала непрерывно возрастал, и в
настоящее время лапы и кольца найдены в 90 насыпях ярославских
могильников.42 В одном Волго-Окском междуречье известно более
120 погребений с лапами и кольцами (рис. 1). Волго-Окское между-
речье является единственным районом в СССР, где найдены глиняные
лапы и кольца.
За пределами Советского Союза глиняные лапы известны лишь
в могильниках на Аландских островах, и один экземпляр обнаружен
в погребении в средней Швеции.43 Глиняные кольца там отсутствуют.
По новейшим данным М. Дрейера, приведенным М. В. Фехнер, на
Аландах лапы найдены в 43 погребальных комплексах.44 Таким обра-
зом, более двух третей находок происходят из районов Волго-Окско-
го междуречья.
Вопросы хронологии, происхождения и связи лап и колец из гли-
ны с конкретными культами животных неоднократно поднимались
в работах как отечественных, так и зарубежных авторов. Особую труд-
ность всегда составляло наличие тождественных (или по крайней ме-
ре очень близких) находок в столь удаленных друг от друга райо-
нах— Верхняя Волга и Аланды, а также отсутствие таких глиняных
предметов в промежуточных регионах.
Попытки осмысления найденных глиняных изображений делались
еще А. С. Уваровым, полагавшим, что перед нами человеческие руки
или лапы зверей, помогающие человеку перейти в загробный мир.45
Первой работой, специально посвященной атрибуции лап из глины,
41 Тихо м п р о в И. А. Кто насыпал Ярославские курганы?,, ч. I. — Труды
II Областного историко-археологического съезда. 1903. Тверь, с. 87—248; ч. 2. — Труды
III Областного историко-археологического съезда. 1909. Владимир, с. 1—98.
42 Ф е х н е р М. В. Предметы языческого культа.— В кн.: Ярославское По-
волжье X—XI вв. М., 1963, с. 86—89.— Здесь не учтены материалы раскопок
М. В. Фехнер 1974—1978 гг., поскольку пока погребальные комплексы полностью не
опубликованы, хотя некоторые данные о находках глиняных лап в литературе име-
ются (см.: Мальм В. А., Недошивина Н. Г., Полякова Г. Ф., Фех-
п ер М. В. Тимеревский могильник близ Ярославля.— АО 1974 года. М., 1975, с. 67—
68; М а л ь м В. А., Н е д о ш и в и н а Н. Г., Ф е х н ер М. В. 1) Раскопки Тнме-
ревского могильника.— В кн.: АО 1975 года. М., 1976, с. 75—76; 2) Исследования
Тимеревского могильника близ Ярославля.— АО 1977 года. М., 1978, с. 72—73;
Недошивина Н. Г., Фехиер М. В. Раскопки Тимеревского могильника близ
Ярославля.—АО 1978 года. М., 1979, с. 76.
43Kivikoski Е. Eisenzeitliche Tontatzen aus Aland. ESA. Helsinki, 1934,
s. 381—391. Kivikoski E. Die Eisenzeit Finnlands. Helsinki, 1973, s. 124,
tf. 949—950.
44 Ф e x и e p M. В. Предметы языческого культа.., с. 86.
45 У в а р о в А. С. Меряне.., с. 700—703.
21
была статья ведущего финского археолога Е. Кивикоски, основные
выводы которой заключались в следующем: во-первых, лапы изготов-
лялись специально для погребений, во-вторых, они несомненно имели
ритуальное значение, в-третьих, помещение лап в погребения — это
устойчивая и долговременная традиция (VII—IX вв.). Основываясь
на зоологических и антропологических определениях, Е. Кивикоски
из 15 изображений 2 приписала медведю, 2 — бобру и 1 интерпретиро-
вала как человеческую руку. 10 лап остались неопределенными.
Автор полагала, что лапы попали на Аланды из районов Цент-
ральной России; на основании этого она значительно удревняла дату
прямых связей между Аландскими островами и Волго-Окским между-
речьем (VII в.). В итоге своей работы она отметила: «...происхожде-
ние глиняных фигур нельзя решить до тех пор пока не определена
область распространения этих лап в России, а возможно, и в Прибал-
тике».46 Впоследствии Е. Кивикоски стала склоняться к тому, что
источник распространения лап следует искать на Аландах, откуда
они. попали в Швецию (всего одна находка) и в среднюю Россию.47
В советской исторической и археологической литературе вопрос
о лапах и кольцах нашел свое отражение в трудах Н. Н. Воронина,
Е. И. Горюновой, М. В. Фехнер, П. Н. Третьякова. Взгляды перечис-
ленных авторов крайне разнообразны и противоречивы.
Н. Н. Воронин предложил свое объяснение факта находок лап
в двух удаленных друг от друга регионах. По его мнению, это явилось
выражением принципа конвергентного развития и независимого воз-
никновения близких или даже аналогичных явлений у разных по
этносу народов на определенной стадии экономического и социального
развития.48
Е. И. Горюнова практически во всем согласилась с Н. Н. Воро-
ниным. Большой интерес представляет ее замечание по поводу колец,
которые, по ее мнению, являются символическими приношениями
медведю.49
46 Ki vi ко ski Е. Eisenzeitliche Tontatzen..., s. 391.
47 Kivikoski E. Finland. London, 1967, p. 133.— Недавно в сборнике трудов
Первого советско-финляндского симпозиума по археологии опубликована статья дру-
гого видного финского ученого К. Мейнандера, который полагает, что находки гли-
няных лап в курганах Ярославского Поволжья и Аландов говорят в пользу наличия
прямых контактов между этими областями. Он отдает «первенство» ярославским ла-
пам.— См.: Мей п ан дер Карл Ф. Биармы.—В кн.: Финно-угры и славяне. Л., 1979,
с. 37.
48 В о р о и и п Н. Н. Медвежий культ в Верхнем Поволжье в XI веке.— В кн.:
Краеведческие записки, вып. 4. Ярославль, 1960, с. 59—60.
49 Г о р ю н о в а Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья.— МИА,
1961, № 94, с. 147—148.
22
Большое внимание глиняным лапам и кольцам уделяла М. В. Фех-
нер,50 которая вслед за Е. Кивикоски и Н. Н. Ворониным считала, что
эти атрибуты носили ритуальный характер и изготавливались специ-
ально для погребений. М. В. Фехнер, как и Е. Кивикоски, на основе
зоологических определений решает вопрос, к какому культу принад-
лежат лапы. По ее мнению, все находки — это имитации бобровых лап,
и являются они прямым доказательством существования культа этого
зверя в Верхнем Поволжье в эпоху раннего средневековья, но при этом
она не отрицает наличия и культа медведя. Хотя в результате своих
заключений М. В. Фехнер снимает проявление культа медведя в по-
гребальных памятниках как основное. Вопроса происхождения лап
М. В. Фехнер не касалась.
Оригинальна гипотеза П. Н. Третьякова, который не соглашается
с выводами М. В. Фехнер и считает, что лапы являются конкретным
преломлением культа медведя.51 Их находки на Аландах и на Волге,
по его мнению, были элементами духовной культуры одной и той же
финно-угорской группировки — веси, и попали в вышеуказанные обла-
сти с полонами. Далее, П. Н. Третьяков пишет, что в самой земле
веси лапы не известны в связи с тем, что там практиковался поверх-
ностный обряд погребения, когда умерших хоронили на деревьях.
Однако эти выводы П. Н. Третьякова пока могут претендовать лишь
на роль гипотезы ввиду отсутствия таких находок в исходном регио-
не— Белозерье. Так же следует относиться и к заключению Е. А. Ря-
бинина, считающего, что лапы и кольца — это «элементы северо-за-
падной чудской культуры».52 Не совсем понятно, о какой культуре
идет речь и какие находки, подобные глиняным изображениям, на се-
веро-западе автор имеет в виду.
Таким образом, все перечисленные исследователи солидарны
в следующих положениях: лапы и кольца имели ритуальное значение;
готовились они специально для погребений и характерны для похо-
ронного обряда финно-угорских племен. На этом совпадение точек
зрения и кончается.
В дисскуссии на первый план выдвинулась проблема, к какому
культу относятся лапы и кольца, точнее, какого животного — медведя
или бобра. Как тот, так и другой культы могли быть распространены
у народов лесной зоны Восточной Европы и Фенноскандинавии. Преж
де всего важно выяснить происхождение этих предметов и их назна-
50 Фехнер М. В. 1) Глиняные лапы из Тимеревского могильника.— СА, 1962,
№ 3, с. 305—309; 2) Предметы языческого культа.., с. 86—89.
51 Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности.., с. 127.
52 Р я б и н и н Е. А. Финно-угорские элементы в культуре Северной Руси..,
с. 10.
23
чение— смысловую связь с погребальным ритуалом. Решить эти во-
просы можно только при комплексном подходе, не вырывая лапы
и кольца из всей системы погребального обряда.
Безусловно прав Н. Н. Воронин, утверждая, что лапы не могли
быть амулетами, носившимися при жизни. И не только потому, что
ни в одном случае нет отверстий для привешивания. Главное, что нам
неизвестно ни одной находки лап или колец в культурном слое посе-
лений.
Наиболее достоверный и качественный материал в этом плане
дают нам ярославские могильники, где погребения с интересующими
нас предметами составляют довольно компактную хронологическую
группу и датируются в основном первой половиной — серединой X в.
В целом рассматриваемые погребения характеризуются стандарт-
ным набором признаков — это трупосожжения, совершенные на мес-
те сооружения кургана, размеры насыпей которых относятся к серии
«больших» курганов — диаметр 6—10 м, высота до 1 м.
Глиняные лапы и кольца являются составной частью набора при-
знаков, наиболее характерных для середины X в.53 В это время ти-
пичным для ярославских курганов становится наличие деревянных
(горелые плахи) и каменных (кладки из валунов) конструкций. Око-
ло 50% погребений ярославских могильников, где найдены лапы
и кольца, содержат остатки таких сооружений.54 Наиболее яркими при-
мерами являются следующие: в курганах № 7 и 47 Тимеревского мо-
гильника обугленные плахи четко оконтуривают кострища с кальци-
нированными человеческими костями, среди которых найдены лапы
и кольца. В трех насыпях — № 171, 274, 298 — зафиксированы остат-
ки сооружений из камней: в первом — полукруг, в остальных просто
линии камней; важно отметить и наличие площадок из обожженной
глины, специально выложенных для погребального костра (№ 323,
343, 356). Эти признаки сочетаются не только с находками лап и ко-
лец, но также и других финно-угорских элементов — копоушки, при-
вески из астрагалов бобра, круглодонная керамика.
Аналогичная картина наблюдается в Михайловском и Петровском
могильниках.
Погребения с лапами и кольцами ярославских курганов детально
изучены в указанных выше работах М. В. Фехнер, поэтому мы и ог-
раничиваемся лишь общими замечаниями и указываем на то важное
обстоятельство, что они входят в комплексы, которые мы отождеств-
ляем с подкурганными «домиками мертвых».
53 Д у б о в И. В. Проблемы становления раннефеодального общества на терри-
тории Ярославского Поволжья: Автореф. канд. дис. Л., 1974, с. 14.
54 Дубов И. В. «Домики мертвых» ярославских могильников, с. 122.
24
К сожалению, невозможен такой подробный анализ комплексов
Владимирских курганов, где найдены эти глиняные изображения.
Однако необходимо дать общую оценку данного материала
в сравнении с находками, происходящими из ярославских могильни-
ков.55 Ни в одном из случаев авторы раскопок (А. С. Уваров, П. С. Са-
вельев, И. А. Тихомиров) не отмечают конструктивных особенностей
курганной насыпи, в состав погребального инвентаря которой входили
глиняные лапы или кольца. Во всех случаях погребения были осуще-
ствлены по обряду кремации, и только два из них — по обряду ингу-
мации (Веськово— № 830 и Большая Брембола — № 1546). В кургане
№ 830 глиняная лапа, судя по описанию А. С. Уварова, находилась
у черепа погребенного.56 Однако в том же кургане известно и погре-
бение по обряду трупосожжения и вполне возможно, что лапа могла
быть связана с ним. Второй курган содержал остатки костей, а под
ним находился угольный слой.57 Это дало основание Е. А. Рябинину
утверждать, что данное погребение имеет «относительно раннюю да-
ту».58 В целом инвентарь погребений, в состав которого входят лапы
и кольца, абсолютно обычен для комплексов X в., известных в Севе-
ро-Восточной Руси, и набор вещей в них ничем особенным не примеча-
телен. Это лепная керамика, железные ножи, привески из дирхемов,
гирьки от весов, поясные бляшки, бубенчики, стрелы. К единичным на-
ходкам относятся скандинавская фибула, кресало, оселок, западно-
европейская монета и ряд других вещей. Такой аморфный набор ин-
вентаря позволил сделать вывод, что «какой-либо корреляции этих
символов (лап и колец.— И. Д.) с определенными вещественными
древностями не наблюдается». Однако в кургане № 2411 у с. Городи-
ще найдены два плоских бронзовых браслета, бубенчики, что дает нам
возможность связывать комплекс с мерянским этносом.59 Кроме того,
часто в описаниях упоминаются различные привески, другие вещи,
которые вполне могли принадлежать к данному кругу признаков. Од-
ним словом, набор вещей из Владимирских курганов с лапами и коль-
цами не противоречит нашему утверждению о том, что последние яв-
лялись этноопределяющим признаком мери.
55 Во Владимирских курганах лапы и кольца найдены в могильниках: Веськово
(10 погребений)—№ 830, 885, 886, 920, 949, 986, 988, 1037, 1042, 1044; Городище —
№ 2411, 2476; Весь — № 1, 6, 46; Богослово — № 689; Большая Брембола — № 1459,
1493, 1538, 1546; Шурскало — № 630, 661; Кустерь— № 753; Васильки — № 20, 23,
51, 129, 213, 227.
56 У в а р о в А. С. Меряие и их быт.., с. 820.
57 Там же.
58 Р я б и н и и Е. А. Владимирские курганы. (Опыт источниковедческого изуче-
ния материалов раскопок 1853 г.).—-СА, 1979, № 1, с. 234.
59 Леонтьев А. Е., Рябинин Е. А. Этапы и формы ассимиляции летописной
мери.., с. 75.— По мнению авторов этой работы пластинчатые браслеты характерны
для древностей мери.
25
При изучении данной категории материала всех исследователей
волновали три основных вопроса, в общем не нашедшие своего окон-
чательного решения вплоть до настоящего времени, а именно: какие
реалии воплощались в глиняных имитациях, почему производилась за-
мена настоящих лап глиняными и где находится основной центр их
распространения?
Как уже отмечалось, вопрос о том, чьи лапы (медведя или боб-
ра) явились основой для глиняных изображений, стал предметом ост-
рой дискуссии. Е. Кивикоски справедливо указывала, что «вряд ли
случайно то обстоятельство, что зоолог опознал в этих изображениях
лапы медведя и бобра, т. е. тех самых животных, которые в экономи-
ческом отношении играли важную роль».60
Собранные Н. Н. Ворониным этнографические данные говорят, что
лапы медведя, а следовательно, и их глиняные имитации могли яв-
ляться своеобразными оберегами — хранителями очага, дома. Такие
примеры можно почерпнуть из этнографии и фольклора народов Си-
бири, мордвы, русских. Видимо, это назначение имели реальные мед-
вежьи лапы в погребениях юго-восточного Приладожья, Подболотьев-
ского могильника, костромских курганах, новгородских сопках.
Интересные образцы украшений и их орнаментации, так или ина-
че связанные с культом медведя, приводит Л. С. Грибова в своей не-
давно вышедшей работе.61
В последние годы сформировалось мнение, что важнейший компо-
нент археологического материала, подтверждающий заключения
Н. Н. Воронина о широком распространении культа медведя в Верх-
нем Поволжье в эпоху раннего средневековья (глиняные лапы и коль-
ца), не имеет к нему никакого отношения, а является материальным
проявлением поклонения местного населения другому обитателю края—
бобру.62 В связи с этим необходимо, на наш взгляд, еще раз вернуться
к этому вопросу.
Различные зоологические определения отличаются друг от друга.
Финские зоологи дают многозначное решение — медведь и бобр. За-
ключение М. В. Фехнер, основанное на зоологическом обследовании
лап, более категорично — бобр. Следует отметить, что лапы этих жи-
вотных, так же как и человеческая рука, по своему строению очень
близки между собой, что вызывает трудности в определении глиняных
лап. Кроме того, глиняные изображения выполнены из необожженной
глины, отличаются грубой выделкой — это еще более затрудняет ре-
шение задачи. Мы имеем дело не со слепками, а с изображениями,
60 Kivikoski Е. Eisenzeitliche Tontatzen.., s. 387.
61 Грибова Л. С. Декоративно-прикладное искусство пародов коми. М., 1980,
с. 130—131.
62 Ф е х и е р М. В. Предметы языческого культа.., с. 86—89.
26
которые при таком сходстве реалий могут легко ввести в заблужде-
ние. И создание самих изображений вряд ли было процессом копиро-
вания. Если же обратиться к этнографии и фольклору, а также дан-
ным письменных источников, то мы можем найти примеры связи боб-
ра с «водяным», но не с «хранителем» домашнего очага (тот факт, что
бобр был важным промысловым животным, еще не может говорить
в пользу существования широко распространенного культа этого жи-
вотного). А утверждение М. В. Фехиер о лапах как отличительных
знаках владельцев бобровых гонов вообще не имеет под собой ника-
ких реальных оснований.
Богатейшие археологические, этнографические, фольклорные ма-
териалы говорят о культе медведя, имеющем глубокие корни и встре-
чающемся па большой территории лесной зоны Европы и Азии.
Решение вопроса, к культу какого конкретного животного при-
надлежали лапы и кольца, задача, безусловно, сложная. Возможно,
что они являются отражением целой системы ритуальных представле-
ний. Однако приведенные выше доводы позволяют нам полагать, что
глиняные лапы, скорее всего, следует связать с культом медведя.
Кольца по-прежнему остаются загадочным ритуальным предме-
том, и найти более убедительного объяснения, чем подношение мед-
ведю гривны или перстня, пока не удается. Оно более реалистично,
чем имитация капкана для ловли медведя или бобра.
Бытование разных традиций, как, например, положение в могилу
не подлинных лап, а их глиняных заменителей, могло зависеть от оп-
ределенных стадий культа животных. По этнографическим данным
хорошо известно, что любой зооморфный культ переживает две основ-
ные стадии: начальный этап — табу на умерщвление зверя, поскольку
он является тотемом, поздний — охотничье-промысловый культ. Этим,
скорее всего, и может объясняться факт замены костей животных
в погребениях их имитациями. Ну и, конечно, трудно предположить,
что для погребения специально могли убивать медведя, чтобы поло-
жить его лапу в могилу.
Чрезвычайно трудным является и вопрос о «прародине» глиня-
ных лап и колец. Известно, что наиболее ранние из них найдены на
Аландах (VII в). Однако подавляющее большинство аландских на-
ходок все же относится к эпохе раннего средневековья, т. е. они син-
хронны волжским находкам.
Скорее всего, как думал Н. Н. Воронин, мы имеем дело с явле-
нием конвергенции, когда в различной этнической среде, в одних и тех
же природных условиях (аналогичная фауна), на определенной ста-
дии социально-экономического развития могут возникать аналогичные
проявления культовых представлений. Кстати, не совсем аналогичные,
так как на Аландах глиняные кольца не представлены вовсе. Наличие
27
хронологической и территориальной лакун между аландскими и по-
волжскими находками, а также относительно слабая корреляция лап
со скандинавскими вещами в погребальных комплексах Ярославщины
и Владимирщины заставляют нас отказаться от предположения о пря-
мом проникновении их из Фенноскандинавии. Материалы Аландских
островов в сравнении с находками в Верхнем Поволжье дают близкий
обряд погребения — это прежде всего наличие кострищ с кальциниро-
ванными костями, правда, там более характерны захоронения в урнах,
стоящих на кострищах. Все курганы с лапами содержат каменные
обкладки в виде панциря — подобие деревянного «домика мертвых».
Эти сооружения в рассматриваемых регионах выполнены из разных
материалов — дерево и камень. Такое отличие можно объяснить суще-
ствованием двух разных традиций домостроительства, обусловленных
природными условиями и ресурсами.
Все приведенные данные говорят в пользу местного происхожде-
ния этих амулетов, а их отсутствие в мерянских грунтовых могильни-
ках, где, кстати, известны реальные лапы медведя, не опровергает на-
ше заключение. Связь курганов, с захороненными в них лапами и коль-
цами, с главными речными путями из района Ярославля в глубину
Ростовской земли позволяет сделать вывод о распространении иссле-
дуемых предметов как частей погребального ритуала из Ярославского
Поволжья.
Эти находки являются дополнительными подтверждениями тези-
са, что именно из Ярославского Поволжья происходило заселение
славяно-русскими переселенцами центральных районов Ростовской
земли.
Лапы и кольца, бывшие первоначально этническими атрибутами
ярославской группы мери, распространились достаточно широко.
В комплексе с подкурганными имитациями «домиков мертвых» они
являются стойким этноопределяющим индикатором. Лапы и кольца,
являющиеся отражением культа медведя у финно-угров, недолго были
неотъемлемым элементом погребального обряда нового формирующе-
гося этноса — древнерусской народности. В то же время эти предметы
могут являться одним из показателей наличия связей между Фенно-
скандинавией и Верхней Волгой, входящих в эпоху раннего средневе-
ковья в один этнокультурный регион.
Начиная с IX в. на всей территории Волго-Окского междуречья
стремительно разворачивается процесс ассимиляции мери славяно-
русскими переселенцами, продвигающимися сюда из северо-западных
земель. Это привело к исчезновению мерянского этнокультурного мас-
сива в начале XII в.
Необходимо отметить, что не везде данный процесс шел одинако-
во полно и быстро. В стороне от магистральных путей надолго закон-
28
сервировались старые традиции и устойчиво сохранялись многие ме-
стные черты вплоть до XII—XIII вв. Примером может служить Зуба-
ревский могильник, расположенный неподалеку от места впадения
Шексны в Волгу. Здесь и в погребальном обряде, и в инвентаре хо-
рошо фиксируются финно-угорские мерянские элементы. Изучение мо-
гильника позволило определить его как мерянский и отметить, что
в данном микрорайоне меря долго сохраняла свои племенные черты
в материальной и духовной культуре.63
Поэтапность этого процесса и обусловила наличие нескольких
групп мери. Две из них подверглись подробному рассмотрению в ис-
следовании Е. А. Рябинина.64 Каждая группа соответствует опреде-
ленному периоду в освоении славяно-русским населением рассматри-
ваемого района. Элементы ярославской, владимирской и костромской
мери выявлены в древнерусских могильниках и отражают процессы
ее ассимиляции. Ярославские памятники с финно-угорскими элемен-
тами относятся главным образом к IX—X вв., владимирские к X—
XI ст., а костромские к XI—XII вв.
Такой хронологической разницей и обусловлены некоторые раз-
личия, вводящие исследователей в заблуждение и заставляющие ис-
кать другие этнические определения.
Выделение только двух групп мери, владимирской и костром-
ской, абсолютно верно, но не исчерпывает проблемы. Костромская
меря, решительно отличающаяся от владимирской, и выявлена глав-
ным образом по данным топо- и гидронимии.65 Владимирской и кост-
ромской мере соответствуют «мерские станы». Еще один такой стан
известен по документам XV—XVI вв. в левобережье Волги, где в нее
впадает р. Медведица.66 Там также представлены мерянские эле-
менты.'
Важнейшим памятником Ярославского Поволжья IX—XI вв. яв-
ляется Тимеревский археологический комплекс. В его названии по де-
ревням Большое и Малое Тимерево представлен корень «мер», в этом
микрорайоне в изобилии встречается финно-угорская топо- и гид-
ронимия.67
63 Горюнова Е. И. Мерянский могильник на Рыбинском море.— КСИИМК,
1954, вып. 54, с. 160—161.
64 Р я б и н и н Е. А. Чудские племена Древней Руси по археологическим дан-
ным.— В кн.: Финпо-угры п славяне. Л., 1979, с. 93—102.
65 Там же, с. 97.
66 Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности.., с. 136.
07 Как уже отмечалось выше, мы далеки от мысли прямо отождествлять такие
названия с этнонимом «меря», однако учитывать при изучении этногенетических про-
цессов в Северо-Восточной Руси их несомненно необходимо.— См.: ТретьяковП.Н.
У истоков.., с. 135—139; Леонтьев А. Е., Рябинин Е. А. Этапы и формы асси-
миляции.., с. 79.
29
Мерянские элементы, как мы уже отмечали, хорошо представле-
ны здесь в ярославских могильниках (Тимеревском, Михайловском,
Петровском) и в культурном слое недавно обнаруженного Тимерев-
ского поселения.68
Эта окраина земли мери в первую очередь была затронута пере-
движкой населения из Новгородской земли, и местные жители вошли
в состав нового населения, довольно быстро растворились в среде
славян.
В курганных некрополях на Владимирской земле, располагаю-
щихся главным образом по основным речным путям, характерной
чертой является смесь славянских и финно-угорских (мерянских) этни-
ческих элементов. Многоярусное расположение кальцинированных
костей человека, вещи гнездовского типа и в то же время находки
финно-угорских шумящих украшений, глиняные лапы и кольца, вещи
и амулеты, связанные с культами животных и птиц, проволочные ви-
сочные кольца с замками в виде круглого щитка — все это позволяет
усматривать в комплексах различные этнические традиции. Влади-
мирские курганы находятся в районе, где процесс обрусения мери про-
ходил наиболее активно. Владимирская меря — это «классическая» ме-
ря, и именно о ней прежде всего сообщают русские летописи.
В Костромском Поволжье только в XI—XIII вв. сформировалось
древнерусское население69 в результате взаимного смешения пересе-
ленцев сюда из Ярославского Поволжья и непосредственно из нов-
городских земель и местного мерянского населения. Процесс включе-
ния Костромского Поволжья в. состав Древней Руси заканчивается,
как известно, лишь в середине XII в.70
Таким образом, различия в археологическом материале этих трех
районов, видимо, не являются аргументом в пользу того, что их за-
нимало разноэтническое население. Специфичность и особенности ме-
рянских элементов, фиксируемых нами в курганных могильниках,
в каждом случае обусловлены прежде всего их относительной разно-
временностью и связаны с процессами древнерусского освоения регио-
на. Поэтому поиски каких бы то ни было единых этнических индика-
торов вряд ли будут успешными, они могут быть выявлены только
для собственно мерянских памятников типа грунтовых могильников.
68 Д у б о в И. В. Тимеревский комплекс — протогородской центр в зоне славяно-
финских контактов.— В кн.: Финно-угры и славяне. Л., 1979, с. ПО—118.
69 А и у ч и и Д. К. О культуре костромских курганов.— В кн.: Материалы по ар-
хеологии восточных губерний, т. 3. М., 1899, с. 1—23; Нефедов Ф. Д. Раскопки
курганов в Костромской губернии. — В кн.: Материалы по археологии восточных
губерний, с. 161—234; Третьяков П. Н. Костромские курганы.— ИГАИМК, 1931,
т. 10, вып. 6—7; Глазов В. П. О курганах Костромского Поволжья.— КСИА, 1977,
вып. 150, с. 40—41.
70 Третьяков П. Н. У истоков.., с. 134.
30
В целом в IX—XIII вв. в культуре русского населения Северо-
Востока наблюдается определенное возрождение старых традиций,,
археологически выявляемое на материалах могильников, поселений —
в орудиях труда, предметах быта, амулетах, украшениях. Это связано
с тем, что от изолированности различных групп разноэтнического на-
селения, характерной для первого этапа освоения рассматриваемого
региона, происходит переход к активным контактам, взаимопроник-
новению культур. Мерянские элементы в данное время органично
входят в новую формирующуюся общность и должны рассматри-
ваться как неотъемлемая часть сплава разноэтнических традиций
в древнерусской культуре с ведущим славянским компонентом. Иными
словами говоря, проходит активная ассимиляция славянами мери, ко-
торая означает слияние одного народа с другим.71
Комплексное изучение различных категорий источников позволяет
делать вывод о том, что обрусевшая финно-угорская группировка ме-
ри явилась важной составной частью русского населения Волго-Ок-
ского междуречья, во многом определила его своеобразие в этногра-
фическом и лингвистическом отношениях.
Следы исчезнувшей летописной мери, известной нам и по архео-
логическим данным, сохранились в названиях населенных пунктов,
урочищ, рек, озер, местностей. Еще и сейчас в быту русского сельско-
го населения Волго-Окского междуречья можно найти отдельные де-
тали культуры мери, тесно переплетающиеся со славянскими и иными
компонентами. Археологические памятники сохранили для нас слепок
сложных исторических и этногенетических процессов, протекавших
здесь в период раннего средневековья. Необходимо только иметь в ви-
ду, что и археологические, и этнографические, и лингвистические дан-
ные дают несколько искаженную картину реальной действительности,
прошедшую к тому же через сознание современного ученого. Прибли-
зиться к истине, правильно понять хотя бы основные явления того да-
лекого от наших дней времени — вот наиглавнейшая научная про-
блема.
Основную задачу дальнейших исследований мы видим в том, что-
бы тщательно разработать динамику изменений этнически определи-
мых элементов обряда, инвентаря, бытовых вещей — всего культурно-
бытового комплекса хотя бы в пределах каждого столетия, а не в та-
ких широких рамках как IX—XIII вв. Иначе теряются многие
важные моменты, без которых до конца не представить историческое
лицо мери.
71 Советская историческая энциклопедия. М., 1961, т. 1, с. 895; Совет-
ский энциклопедический словарь. М., 1980, с. 85.
ЗЬ
Сорок лет назад виднейший исследователь мерянских древностей
П. Н. Третьяков уверенно писал, что «таинственная меря Начальной
летописи, породившая столько гипотез и споров в русской историо-
графии, в скором времени вполне конкретно предстанет перед нашими
глазами».72 За эти годы многое сделано на пути решения данной про-
блемы— прежде всего получены, систематизированы и оценены новые
материалы, выдвинуты новые гипотезы. Однако окончательно ска-
зать, что сформулированная П. Н. Третьяковым цель достигнута, мы
пока не можем.
72 Т р е т ь я к о в П. Н. К истории племен.., с. 97.
^ЖЖЖ^ЖДАЖА^Аж^^^ЖО^ХЖ^А/О^ДЖ
ОЧЕРК ВТОРОЙ.
СЛАВЯНСКОЕ ЗАСЕЛЕНИЕ
волго-окского
МЕЖДУРЕЧЬЯ
И ВОЛЖСКИЙ ПУТЬ
Ж £о ериод, рассматриваемый в этой книге прежде всего ха-
Jrw рактеризуется массовым расселением славян по всей
4SL территории лесной зоны Восточной Европы. В IX в. на-
чинается такое движение и в Залесскую (будущую Ростовскую)
землю.
Более ста лет назад была опубликована работа С. В. Ешевского,
посвященная этой проблеме, она, как и многие последующие труды
историков, основывалась на летописных сообщениях, данных топони-
мики и гидронимики.1 Например, С. В. Ешевский отмечал, что «основ-
ным инструментом в изучении этого процесса должна являться срав-
нительная филология».2 Эта же мысль проводится и в работах
А. И. Соболевского.3
1 Ключевский В. О. Курс русской истории, ч. 1. М., 1908, с. 367; Шах-
матов А. А. Введение в курс русского языка, ч. 1: Исторический процесс образова-
ния русских племен й наречий. Пг., 1916, с. 111—112; Ешевский С. В. Русская
колонизация Северо-Восточного края. М., 1870, с. 603—644; Барсов Е. В. Из
истории колонизации и культуры Ростовского края.— Труды Ярославского област-
ного съезда исследователей древностей Ростово-Суздальской области. М., 1902, с. 164—
169; Платонов С. Ф. 1) Лекции по русской истории. Пг., 1915, с. 104; 2) Очерк
низовской колонизации Севера.— В кн.: Очерки по истории колонизации Севера. Пг;,
1922, с. 47.
2 Ешевский С. В. Русская колонизация.., с. 603.
3 Соболевский А. И. 1) К вопросу о финском влиянии на великорусское
племя,—Живая старина, 1893, вып. I, с. 117—121; 2) Русские заимствованные слова.—
Литография с рукописи 1892 г. Л., БАН, Пб, 325, с. 48—49, 57—58; 3) Откуда
шла колонизация в Ростово-Суздальскую область? М., 1902, с. 1—5; 4) Древнейшее
население Верхнего Поволжья. Тверь, 1912, с. 3.
3 285
33
Большинство историков воздерживались от высказывания своих
мыслей по данным проблемам и, как Н. И. Костомаров, оставляли
в стороне вопрос о соотношении славян и финно-угров (великорусов
и финнов, как писали тогда), чтобы «не блуждать в потемках».4
Лейтмотивом исторических работ, посвященных проблемам осво-
ения Верхнего Поволжья, был вывод о северо-западном (новгород-
ском) направлении и мирной быстрой ассимиляции местного финно-
угорского населения.5
Здесь сказалась ограниченность буржуазной науки, которая под-
меняла сложнейший процесс формирования народности и становления
феодального общества в Ярославском Поволжье простым передвиже-
нием населения.
В течение нескольких десятилетий в науке существовали почти
не связанные между собой исторические исследования, основанные
главным образом на письменных источниках и данных лингвистики,
и наблюдения археологов, базирующиеся на материалах полевых ис-
следований.
Освоение археологических материалов привело крупнейшего рус-
ского археолога А. А. Спицына • к мнению, что центром, откуда шло
заселение славянами Волго-Окского междуречья, был не северо-за-
пад — землй словен новгородских, а Смоленское Поднепровье, где жи-
ли кривичи.6
Если историки 70-х годов не доверяли данным археологов и, ис-
пользуя в основном материалы и методы сравнительной филологии,
пришли к выводу о северо-западном очаге заселения, то А. А. Спицын,
4 Костомаров Н. И. Две русские народности: Исторические монографии
и исследования, т. 1. СПб., 1868, с. 78.
5 Подобные взгляды были ведущими и в среде местных ярославских краеве-
дов.— См.: Л естви цы н В. Исторические заметки. Ярославские губернские ведо-
мости, 1868, № 27; Головщиков К. Д. Ярославская губерния. (Историко-этно-
графический очерк).— Там же, 1888, № 23-25; Критский П. А. Наш край: Яро-
славская губерния — опыт родиноведеиия. Ярославль, 1907, с. 48; Серебрени-
ков С. Памятники древних обитателей Ярославской губернии, до Рюрика.— ЯГВ,
1859, № 6-11 и 28; Б а р щ е в с к и й И. Исторический очерк города Ярославля.—
Труды Ярослав, губ. учен, архивн. комиссии, 1900, вып. 4, с. 5—8; Верховой Н.
Ярославль: Историческая монография о времени основания города. Рыбинск, 1903,
с. 3—4; Головщиков К. Д. 1) История города Ярославля, 1889, с. 5—7; 2) Яро-
славская губерния: Историко-этнографический очерк. Ярославль, 1888, с. 19—28; Тро-
ицкий И. История губернского города Ярославля. Ярославль, 1891, с. 5; Николь-
ский Ф. Я. Путеводитель по Ярославской губернии. Ярославль, 1859, с. 7—10;
Верендтс Э. Н. Выступление на торжественном заседании, посвященном 10-летию
Ярослав, губ. учен, архив, комиссии.— Труды Ярослав, губ. учен, архив, комиссии,
1914, кн. 6, вып. 1, с. 124—125.
6 Спицын А. А. 1) Владимирские курганы.— ИАК, 1905, вып. 15, с. 167;
2) К истории заселения Верхнего Поволжья русскими.— Труды II Областного Твер-
ского археологического съезда. Тверь, 1906, с. 1—7.
34
оперируя данными другой науки, полагал, что этот очаг нужно ис-
кать на юго-западе. При этом А. А. Спицын опирался на материалы
Владимирских курганов, раскопанных еще А. С. Уваровым и П. С. Са-
вельевым.
Главной заслугой А. А. Спицына является то, что он первым по-
ставил вопрос о возможности и эффективности использования архео-
логических источников для исторических реконструкций и решения
широких исторических проблем и блестяще реализовал такую возмож-
ность, построив свою «модель» процесса.
Одновременно с исследованиями А. А. Спицына появляются ра-
боты известного ярославского историка и краеведа И. А. Тихомирова,
который вслед за ним также на археологическом материале пытался
определить хронологию, направления и центры славянского заселения,
но не всей Залесской земли, а лишь Ярославского Поволжья. И. А. Ти-
хомиров полагал, что Ярославское Поволжье покрыто густой сетью сла-
вянских городищ, однако он включал в этот перечень без разбора па-
мятники разных эпох, в том числе и городища дьяковской культуры,
принадлежащие предкам финно-угров.7 Он пришел к противоположным
выводам, нежели А. А. Спицын, и поддержал старую теорию о северо-
западном центре заселения, считая главными аргументами в пользу
своей точки зрения «удобство речных путей по Шексне и Мологе,
близкое соседство мери с весью, веси с Новгородом, прямой контакт
со Скандинавией».8 9
Эта проблема явилась предметом острой дискуссии на IV Обла-
стном историко-археологическом съезде в Костроме.® Северо-запад-
ное (новгородское) направление заселения отстаивал И. А. Тихомиров,
а юго-западное (днепровско-смоленское) —А. А. Спицын. По поводу
взглядов А. А. Спицына И. А. Тихомиров писал: «...итак, кривичи,
кривичи, кривичи — одни и всюду. Они наполняют и свою собствен-
ную землю. Они же и заселяют и всю средину России. Удивительная
плодовитость! Но куда же делись остальные? — словене новгород-
ские, чудь, весь, меря и другие».10
Эта фраза примечальна, так как здесь И. А. Тихомиров предвос-
хищает выводы будущих историков о смешанности населения, появив-
шегося в Ярославском Поволжье в раннем средневековье.
Было бы неправильным полагать, что размежевание историков по
этому вопросу в то время было четким. В некоторых работах мы на-
7 Т и х о м и р о в И. А. Славянские городища. — Труды IV Областного исто-
рико-археологического съезда в Костроме. Кострома, 1914, с. 229.
’Тихомиров И. А. Славянское заселение Ярославской губернии.— Труды
IV Областного историко-археологического съезда в Костроме, с. 25.
9 Там же, с. 74—140.
10 Там же, с. 135.
35
ходим примеры удачного сочетания двух концепций о разных направ-
лениях заселения.11
В целом для начала XX в. характерна борьба двух взглядов на
славянскую колонизацию Ярославского Поволжья, для обоснования
которых широко привлекаются археологические материалы. Вопрос
о возможности их использования был окончательно снят с повестки
дня и сам уже стал историей.
Взгляды дореволюционных историков, и в частности точку зре-
ния Н. Н. Овсянникова, дополнил и развил уже в советское время
Ю. В. Готье, полагавший, что на раннем этапе волна движения насе-
ления шла из земель смоленских кривичей. Новгородской волне
Ю. В. Готье придает минимальное значение и считает, что «на Волгу
выходили со стороны Новгорода уже не колонисты, а шайки удалых
добрых молодцев, предков позднейших ушкуйников, которые уже
может быть в X веке конкурировали с варягами в разъездах по сред-
ней и нижней Волге». По его мнению р. Которосль является «крат-
чайшей дорогой, связывающей новый край с Волгой, по которой и шла
кривическая колонизация».’2
Как видим, работа Ю. В. Готье явилась продолжением старых до-
революционных мнений и не внесла нового в представления об истории
изучаемого региона в IX—XIII вв. Однако положительной стороной
этого труда можно считать конкретизацию и уточнение концепций
А. А. Спицына, более солидное оперирование археологическими мате-
риалами не только Владимирских, но и ярославских курганов.
В конце 30-х годов полевое изучение ярославских могильников
продолжала Я. В. Станкевич, производившая раскбпки Тимеревских
и Михайловских курганов. Я- В. Станкевич относит начало славян-
ского освоения края к VIII в. и связывает древнейшие трупосожжения
ярославских могильников со славянами, при этом скандинавских по-
гребений не отмечая совсем. Автор в противовес Д. К- Зеленину от-
мечает, что «здесь имеет отражение факт некоторого смешения сла-
вянского и мерянского населения».13 Роль мери в этом процессе
Я. В. Станкевич сводит к минимуму. Исторический процесс сильно
11 Овсянников Н. Н. О колонизации в Суздальском крае с точки зрения ар-
хеологии.— Труды III Областного историко-археологического съезда. Владимир,
1909, с. 2—9.— Несмотря на всю путаницу в его заключениях, мы можем видеть,
что Н. Н. Овсянников делил колонизацию па два хронологических этапа — IX в.
и XII—XIII вв. и определял два ее очага — Северо-Запад и Смоленское Поднепровье.
Эта компиляция различных точек зрения в дальнейшем все больше и больше под-
тверждалась археологическими материалами.
12 Г о т ь е Ю. В. Заметки о ранней колонизации Ростово-Суздальского края.—
ТС А РАНИОН, т. 4. М., 1929, с. 140—142.
13 Станкевич Я- В. К вопросу об этническом составе населения Ярослав-
ского Поволжья в IX—X ст.— МИА, 1941, № 6, с. 83.
36
упрощался, и все памятники раннего средневековья на территории
Ярославского Поволжья приписывались славянам. Аналогичные
мысли высказывались и П. Н. Третьяковым, опиравшимся на находки
в Верхнем Поволжье погребальных памятников типа длинных курга-
нов и сопок.14 Я. В. Станкевич считала, что «большие» курганы Тиме-
ревского могильника генетически восходят к сопкам.15
Позицию П. Н. Третьякова и Я. В. Станкевич можно было бы
принять, если существовала бы твердая атрибуция как сопок, так
и длинных курганов. До сих пор в науке продолжается дискуссия об
их этнической принадлежности и хронологии.16 Но самое главное за-
ключается в том, что собственно в Волго-Окском междуречье ни те,
ни другие погребальные памятники нам пока не известны. Длинные
курганы раскопаны всего в двух пунктах в Угличском течении Вол-
ги— у деревень Митино и Охотино,17 а сопки известны в бассейне
р. Мологи в шести пунктах.18 Другими словами, эти памятники не яв-
ляются характерными для Волго-Окского междуречья и не могут быть
основой для каких-либо исторических реконструкций.
Позже в литературе наибольшую популярность приобрела точка
зрения Е. И. Горюновой, которая отнесла начало массового заселения
славянами Волго-Окского междуречья к концу X в., вторая волна, по
ее мнению, приходится уже на XI—XII вв.19
• П. Н. Третьяков, рецензируя книгу Е. И. Горюновой, отмечал, что
она ошибается на одно-полтора столетия и указывал, что русское на-
селение Ростовской земли сформировалось на основе переселенцев из
Новгородской и Смоленской земель.20
Основную массу таких погребальных памятников, как Владимир-
ские и ярославские курганы IX—X вв., Е. И. Горюнова связывает
с финно-угорским племенем — мерей. Позднее М. В. Фехнер и ее кол-
леги па основе анализа погребального обряда и инвентаря, сопровож-
14 Третьяков П. Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.;
Л„ 1966, с. 298—300.
15 Станкевич Я. В. К вопросу.., с. 83.
16 Артамонов М. И. Вопросы расселения восточных славян и советская ар-
хеология.— В кн.: Проблемы всеобщей истории. Л., 1967, с. 63—67; Лебедев Г. С.
Новые данные о длинных курганах и сопках.— В кн.: Проблемы археологии и этно-
графии, вып. 1. Л., 1977, с. 37—46; Лебедев Г. С., Рябинин Е. А. Сопки, и жаль-
ники.— В кн.: Проблемы археологии, вып. 2. Л., 1978, с. 152—163.
17 Седов В. В. Длинные курганы кривичей.— САИ, 1974, вып. Е1-8, с. 61,.
табл. 1.
18 Седов В. В. Новгородские сопки. — САИ, 1970, вып. Е1-8, с. 50, табл. 1.
19 Г о р ю и о в а Е. И. 1) Этническая история Волго-Окского междуречья.—
МИА, 1961, № 94, с. 36—37; 2) К истории городов Северо-Восточной Руси.—
КСИИМК, 1955, вып. 59, с. 11—18.
20 Третьяков П. Н. [Рец. на кн.:] Горюнова Е. И. Этническая история Вол-
го-Окского междуречья. — СА, 1962, № 4, с. 267—268.
37
дающего погребенных, стали считать эти могильники полиэтничными,
выделяя в качестве ведущего компонента финно-угров, точнее, весь,
которая продвинулась в этот регион из районов Белоозера в начале
X в.21 А славянская колонизация здесь, по мнению М. В. Фехнер, на-
чинается не ранее середины X в. В. В. Пименов, специально занимав-
шийся проблемами происхождения веси, справедливо отмечает, что
точка зрения М. В. Фехнер является такой же крайностью, как и вы-
воды Я. В. Станкевич относительно славянской принадлежности яро-
славских МОГИЛЬНИКОВ.22
Наиболее полно анализ проблем славянского заселения Волго-
Окского междуречья представлен в трудах П. Н. Третьякова. Взгляды
этого автора формировались на протяжении длительного времени и, ес-
тественно, проходили некоторую эволюцию, нашедшую свое выра-
жение в его недавних исследованиях.
Первоначально П. Н. Третьяков полностью поддерживал концеп-
цию А. А. Спицына, полагая, что «во второй половине первого тыся-
челетия н. э. Верхнее Поволжье было окраиной славянских земель.
Область племени кривичей в то время охватывала все верхнее течение
Днепра, верховья Западной Двины и Валдайскую возвышенность. По
Волге поселения кривичей располагались выше устья Мологи, но от-
дельные поселки спускались значительно ниже, доходя до устья Ко-
торосли, около которого позднее возник Ярославль. Здесь область
кривичей клином входила в территорию, занятую иноплеменниками».23
В последующих своих работах П. Н. Третьяков учитывает и севе-
ро-западное направление славянской колонизации Ярославского По-
волжья, хотя основным для него все же оставался юго-западный кри-
вичский очаг.24 В самых последних исследованиях указанный автор
формулирует свою позицию следующим образом: «С начала последней
четверти I тысячелетия здесь появляются первые памятники, принад-
лежащие северным древнерусским племенам».25 Массовое расселение
славян в мерянских землях происходило начиная с конца VIII — нача-
ла IX в.26 Причем на первом этапе, по его мнению, передвижение идет
21 Фехнер М. В. Тимеревский могильник.— В кн.: Ярославское Поволжье X—
XI вв. М.» 1963, с. 15.
22 П и м е н о в В. В. Вепсы. М.; Л., 1965, с. 99.
23 Третьяков П. Н. Древнейшее прошлое Верхнего Поволжья. Ярославль,
1939, с. 51.
24 Третьяков П. Н. 1) Археологические памятники древнерусских племен —
Учен. зап. ЛГУ, 1949, № 85, вып. 13, с. 272, 276, 281; 2) К вопросу об этническом
составе населения Волго-Окского междуречья в I тысячелетии н. э.— СА, 1957, № 2,
с. 64—68.
25 Третьяков П. Н. [Рец. на кн.:1 Горюнова Е. И. Этническая история..,—
С А, 1962, № 4, с. 268.
26 Третьяков П. Н. К вопросу.., с. 67.
38
из новгородских земель по крупнейшим водным путям.27 В полном
виде все эти представления изложены в обобщающем исследовании
П. Н. Третьякова «У истоков древнерусской народности».28
Таким образом, в советской археологической науке сейчас пред-
ставлены главным образом две точки зрения по проблемам заселения
славянами северо-востока. Это позиция Спицына — Третьякова о ран-
ней. дате колонизации (IX в.) и точка зрения Е. И. Горюновой
и М. В. Фехнер о более поздней датировке (X в.). Несколько особня-
ком стоит мнение Т. А. Бернштам, которая, основываясь на выводах
археологов, полагает, что «проникновение славян в иноязычную среду
Волго-Окского междуречья началось не ранее конца IX в., а примерно
в середине X в. идет уже интенсивное освоение славянами этого
края».29
Вторым важнейшим уже давно дискутируемым вопросом является
проблема исходной территории и этнического состава переселенцев.
Еще в своей работе «Владимирские курганы» А. А. Спицын намечал
путь решения данного вопроса, когда, споря с А. С. Уваровым отно-
сительно этноса могильников Владимиро-Суздальской земли, гово-
рил об их «русской» принадлежности. А. А. Спицын указывал, что
«Владимирские курганы массами расположены именно там, где в X—
XII вв. жило русское население и существовали русские города».30
О сложных в этническом отношении колонизационных потоках пи-
сала Е. И. Горюнова, включая в их состав не только славян, но
и ославянившуюся чудь и весь.31 М. В. Фехнер, связывая могильники
с весыо и указывая на наличие в них, кроме того, славянских и сканди-
навских погребений, тем самым также поддерживает идею смешан-
ности колонизационных потоков, шедших с северо-запада.32
Наиболее полное развитие эти взгляды получили в работах
П. Н. Третьякова, подразумевающего под термином «славяно-русская
колонизация» ее сложный характер.33 Следует полностью согласиться
со следующим тезисом П. Н. Третьякова: «Сейчас уже невозможно
ограничиваться повторением мнений большинства исследователей
XIX — начала XX вв., представляющих себе эти этнические процессы
элементарно просто, как смену одного населения другим».34
27 Третьяков П. Н. Финно-угры, балты и славяне.., с. 290.
28 Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности.— МИА, 1970,
вып. 179, с. 122—141.
29 Б е р н ш т а м Т. А. Роль верхневолжской колонизации в освоении Русского
севера (IX—XV в.).— В кн.: Фольклор и этнография Русского севера. Л., 1973, с. 11.
30 С п и ц ы н А. А. Владимирские курганы.., с. 165.
31 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 185.
32 Фехнер М. В. Тимеревский могильник..., с. 15.
33 Третьяков П. Н. У истоков.., с. 122.
34 Т р е т ь я к о в П. Н. Финно-угры.., с. 286.
39
В этнической консолидации принимало участие не только пришлое
разноэтничное население, но и местные жители. Это был не просто
механический процесс передвижения племен или группировок, а слож-
ное экономическое, социальное и политическое явление.
В IX в. на территории Волго-Окского междуречья, слабо заселен-
ной финно-уграми, появляются первые славянские поселенцы (рис. 2,
1). Они либо создают новые поселения, например памятники Ярослав-
ского Поволжья — Тимерево, Михайловское, Петровское, либо оседа-
ют на уже обжитых местах — Сарское городище, Клещин.35 Основны-
ми путями продвижения славян были водные артерии — реки, входя-
щие в систему Волжского пути, включая, собственно, Волгу.
Великий Волжский путь в это время стал главной дорогой засе-
ления славянами Залесского края и сыграл важнейшую роль в фор-
мировании Ростовской земли спустя два столетия. Начиная с этого
периода Волга становится трансъевропейской магистралью, имеющей
важное международное значение.
Одной из узловых тем исторической и археологической литерату-
ры давно уже стали вопросы определения хронологии, роли и значения
Волжского пути в истории Древней Руси. Путь по Волге хорошо
известен еще по арабским источникам.36 Начиная с середины про-
шлого века большое количество исследователей занималось этими про-
блемами в разных аспектах. Так, 3. Ходаковский писал о Волжском
пути с целью определить направление движения варягов.37 Н. П. Бар-
сов указывал также на большое значение Волжской системы для укреп-
ления связей Залесской земли с северо-западными районами Руси
и Востоком. Он также отмечал, что Волга была «удобным»
путем заселения славянами северо-восточных земель.38 Также оценивали
Волжский путь С. К. Кузнецов и С. М. Середонин.39 Исследованию
35 Памятники раннего этапа заселения Волго-Окского междуречья подробно
рассмотрены в других главах книги, поэтому здесь мы останавливаемся только на
путях и хронологии движения славян, характеристике Волжского пути и детально
рассматриваем второй период данного процесса, датируемый концом X — началом
XII в.
36 Г а р к а в и А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и рус-
ских. СПб., 1870, о. 49, 55—56, 85, 93 и др.; Путешествие Ибп-Фадлана на Вол-
гу/Пер. и ком. под ред. акад. И. Ю. Крачковского. М.; Л., 1939, с. 206; Мон-
гайт А. Л. Абу Хамид ал-Гарнати и его путешествие в русские земли в 1150—
1153 гг. — История СССР, 1959, № 1, с. 21; Путешествие Абу Хамида ал-Гар-
нати в Восточную и Центральную Европу (1151—1153 гг.)/Исторический комментарий
А. Л. Монгайта. М., 1971, с. 108—ПО.
37 Ходаковский 3. Пути сообщения в Древней Руси.— Русский историче-
ский сборник, 1873, т. 1, с. 21—22.
38 Барсов Н. П. Очерки русской исторической географии. Варшава, 1873,
с. 24.
39 Кузнецов С. К. Русская историческая география, вып. 1. М., 1910, с. 50;
С ере дон ин С. М. Историческая география. Пг., 1916, с. 237—238.
40
водных путей Древней Руси посвящен специальный труд Н. П. За-
госкина. Исследователь основное внимание уделяет различным про-
блемам судоходства, рассматривает основные водные системы, воло-
ки.40 Большое внимание уделено Волжской системе и в работах
А. А. Спицына, причем он включает Волгу в число пяти магистраль-
ных путей Киевской Руси.41 Т. Арне и его последователи без всяких
оснований утверждали, что «все торговые пути IX—X вв. от Балтики
до Каспийского и Черного морей — это пути викингов».42 Подобные
взгляды присущи П. П. Смирнову и Ю. В. Готье, правда, последний
придавал Волжскому пути более сложные и разносторонние функ-
ции.43
Наиболее подробно данная проблема излагается в интересной
и фундаментальной статье П. Г. Любомирова. Автор тщательно ана-
лизирует всевозможные варианты пути по Волге, разбирает хроноло-
гию его. Оперирует он главным образом материалами монетных кла-
дов или отдельных находок куфического серебра. На основе анализа
указанного материала он пришел к выводу, что X в. — это период наи-
большего расцвета культуры арабских государств, связанных тор-
говлей с Русью. Но к концу его уже заметен упадок торговли и кри-
зис на Востоке.44
Если этот исследователь акцентирует свое внимание на связях
Руси с Востоком, то П. Н. Третьяков несколько позднее возвращается
к старой теме — связи со Скандинавией, и интерпретирует их как чисто
торговые при активном использовании Волжского пути.45
В работах многих историков и археологов так или иначе затраги-
вается вопрос о путях сообщений в Древней Руси, и в частности
о Волжском. Так, В. В. Мавродин является сторонником ранней хро-
нологии Волжского пути по отношению к Днепровскому и полагает,
что «расцвет торговли с арабскими странами Востока падает на
VIII—IX—X вв.».46 В. В. Мавродин соглашается с тезисом П. Г. Лю-
бомирова, утверждая, что торговля на Волжском пути находилась
40 3 а г о с к и н Н. П. Русские водные пути и судовое дело в допетровской
России. М., 1910.
41 Спицын А. А. 1) Торговые пути киевской Руси. СПб., 1911, с. 2, 16, 18;
2) Русская историческая география. Пг„ 1917, с. 24—25.
42Агпе Т. I. La Suede et 1’Orient. Uppsala, 1914, p. 14—17.
43 Смирнов П. П. Волзький шлях i стародавне! Руси. КиТв, 1928, с. 223;
Готье Ю. В. Заметки.., с. 140—142.
44 Л ю б о м и р о в П. Г. Торговые связи Руси с Востоком в VIII—XI вв.—
Учен. зап. гос. Саратовского им. Н. Г. Чернышевского ун-та, 1923, т. Ц кн. 3, с. 14,
33.
45 Третьяков П. Н. Древнейшее прошлое.., с. 53, 67.
46 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945,
с. 134—137.
41
в руках не сельских общинников, а определенной группы населения.17
По мнению М. И. Артамонова, Волжский путь, так же как и Донской,
стал активно использоваться лишь со второй половины IX в., когда
там появляется русское население.47 48 Он опирается на сообщение Ма-
суди (X в.) о том, что хазары не были мореплавателями: «русы... по-
слали к царю хазарскому условленную часть сокровищ и добычи.
.Этот государь не имеет судов, и подданные его в мореплавании не
опытны...».49 Материал Саркела — Белой Вежи показывает, что
в XI в. данный путь уже утрачивает свое значение для Руси.50
Некоторые аспекты истории пути «из варяг в арабы» освещались
в работах Б. А. Рыбакова, Б. А. Романова, И. П. Шаскольского,
И. Л. Штатмана, В. Ю. Лещенко и др.51 Причем все авторы приходят
к выводам, на основании которых можно сделать заключение о вре-
мени функционирования Волжского пути в VIII—X вв. Однако ниж-
няя дата пути требует дополнительных обоснований.52
В 1963 г. была опубликована статья В. Б. Вилинбахова, в которой
были обобщены все материалы и выводы по проблеме Балтийско-Волж-
ского пути.53 Однако эта работа не лишена существенных противоре-
чий, так автор сначала отмечает, что в решении рассматриваемого во-
проса важую роль играют результаты новейших археологических
исследований, а затем утверждает, что «единственный критерий хроно-
логии— клады арабского серебра».54 В. Б. Вилинбахов поддерживает
Г. Ф. Корзухину, которая полагала, что «никакой арабской торговли
с Днепровским районом Руси в VIII—IX вв. не было, поскольку по-
следний лежал в стороне от международных торговых путей»,55 и тем
47 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства и формирова-
ние древнерусской народности. Л., 1971, с. 39—41.
48 А р т а м о и о в М. И. История хазар. Л , 1962, с. 299.
49 Г ригорьев В. В. Россия и Азия. СПб., 1876, с. 9.
50 Артамонов М. И. Саркел-Белая Вежа.— В кн.: Труды Волго-Донской ар-
хеологической экспедиции, т. 1.— МИА, 1958, № 62, с. 72—74.
51 Р ы б а к о в Б. А. Торговля и торговые пути.— В кн.: История культуры
Древней Руси, т. 1. М.; Л., 1948, с. 336—337; Романов Б. А. Деньги и денежное
обращение.— Там же, с. 381; Шаскольский И. П. Маршрут торгового пути из
Невы в Балтийское море в IX—XIII вв. — В кн.: Географический сборник, т. 3. М.;
Л., 1954, с. 158—159; Историческая география СССР. М., 1973, с. 50—51;
Ш т а т м а н И. Л. Волжский путь поступления византийских милиарисиев в Вос-
точную Европу и Прибалтику в X веке.— В кн.: История и культура славянских
стран. Л;, 1972, с. 32—36; Лещенко В. Ю. Восточные клады на Урале в VIII—
XIII вв.: Автореф. канд. дис. Л., 1971, с. 19—20.
52 Подробно данная проблема рассматривается в дипломной работе М. Г. Вино-
куровой «Волжский путь IX—XI вв.», выполненной под руководством автора данной
книги.
53 Вилинбахов В. Б. Балтийско-Волжский путь.— СА, 1963, № 3, с. 126—
135.
54 Там же, с. 127.
55 Корзухина Г. Ф. Русские клады. М.; Л., 1954, с. 34.
42
самым разделяет общую точку зрения об асинхронности Волжского
и Днепровского путей. Ранее этот вопрос рассматривался В. Л. Яни-
ным, который указывал, что «полное отсутствие в русских кладах
IX в. византийских монет свидетельствует о том, что становление так
называемого пути из «варяг в греки» произошло не в IX в., а несколь-
ко позже».56 В одиночестве остается только П. И. Лященко, датиро-
вавший Днепровский путь более ранним временем.57
В целом в исследованиях отечественных исследователей большое
внимание уделяется изучению путей, в том числе и Волжского, по ко-
торому поступали на Русь арабские монеты и другие вещи восточно-
го происхождения.58 *
На основании сопоставления датировок кладов куфических монет
В. Л. Янин пришел к убедительному, на наш взгляд, выводу, что
«единственной магистралью, по которой в это время (IX — начало
X вв.) могло осуществляться транзитное торговое движение, был
Волжский путь».69 К аналогичному заключению пришел и Е. Н. Но-
сов, детально изучивший материалы по истории северного отрезка
этого пути, начиная от Ладоги.60
Суммируя вышеизложенное, следует отметить, что практически
все авторы рассматривают Волжскую систему лишь в свете торговых
связей, не раскрывая ее роли в формировании Древнерусского госу-
дарства и народности. Конечно, активность на Волжском пути зави-
села и от состояния дел на арабском Востоке, а кризис источников
куфического серебра отразился и на дальних торговых связях. Одна-
ко все-таки главная функция Волги в эпоху раннего средневековья —
это основной путь освоения славянами Волго-Окского междуречья.
Аналогичная ситуация была и с Днепровским путем «из варяг в гре-
ки», который рассматривался как торговая дорога в Византию или путь
варяжских дружин. Начальная летопись недвусмысленно расценива-
ла его как путь, использовавшийся для государственного становления
Киевской Руси. Роль и значение Днепровского пути в государствен-
56 Я и и н В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956.
с. 105.
57 Лященко П. И. История народного хозяйства СССР, ч. 1. М„ 1947, с. 99.
58 Марков А. К- Топография кладов восточных монет. СПб., 1910, с. 54—55;
Янин В. Л. Денежно-весовые системы.., с. 103—105; Спасский И. Г. Русская
монетная система. М., 1970, с. 40; По тин В. М. Монеты в погребениях Древней
Руси и их значение для археологии и этнографии. — Труды Государственного Эрми-
тажа, 1971, вып. 12, с. 55—57; Даркевич В. П. Художественный металл Востока.
VIII—XIII вв. М„ 1976, табл. 52—53, с. 155—157.
"Янин В. Л. Денежно-весовые системы.., с. 103.
“Носов Е. Н. Нумизматические данные о северной части Балтийско-Волж-
ского пути конца VIII—X вв.— В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины, 1976,
вып. 8, с. 95—ПО.
43
ной консолидации Древней Руси были детально изучены и рельефно
показаны в работе Г. С. Лебедева.61
Итак, начиная с IX в. Волжская система становится торной доро-
гой новгородских словен и северо-западных финно-угров в их движе-
нии в Залесскую землю.62 На раннем этапе в эту водную систему входят
реки Мета, Молога и Волга. Первоначально новое население обо-
сновывается в небольшом регионе, по крайней мере только в Волго-
Окском междуречье нам известны славяно-русские древности IX в. —
от места впадения р. Которосли в Волгу до оз. Клещино (Плещеево).
В X в. славяне расселяются из этого района по всему Суздальскому
ополью вплоть до р. Клязьмы. В это же время фиксируется движение
из Ярославского Поволжья в Белозерский край (рис. 2, II). Конечно,
данная схема не исключает прямого проникновения переселенцев из
земли Новгородской в Белозерье и в южные районы Волго-Окского
междуречья из Верхнего и Среднего Поднепровья.
Наиболее сложная ситуация складывается в XI в., когда усили-
вается приток населения с юго-запада Руси, а северо-западное направ-
ление отходит на второй план.
В XI в. в Ростовской земле кроме крупных городских центров
широко распространяются небольшие сельские поселения и связанные
с ними курганные могильники (рис. 2, III). Показательными примера-
ми могут быть Харитоновский, Пекшинский, Золоторучьинский, Бого-
явленский и ряд других комплексов. Большинство подобных памятни-
ков просуществовало два-три столетия и погибло лишь в результате
татаро-монгольского нашествия XIII в.63 Материалы XI—XII вв. по-
зволяют думать о широком массовом расселении в Залесской земле.
Поселения отступают от крупных водных артерий, происходит рас-
пашка земель, и большинство этих поселений носит сельский харак-
тер. Они являются предшественниками деревень зрелого средневе-
ковья. Таковым, например, был Харитоновский комплекс (селище
и курганный могильник), исследованный Е. И. Горюновой.64
По мнению Е. И. Горюновой, некрополь, состоящий из сотни на-
сыпей, функционировал 50—70 лет и использовался жителями посе-
ления в 4—5 домов. Комплексное исследование таких памятников, ши-
61 Лебедев Г. С. Путь из варяг в греки. — Вести. Леиингр. ун-та, 1975, № 20,
с. 38—43.
62 Дубов И. В. Славянское заселение Волго-Окского междуречья.— В кн.:
Тезисы докладов советской делегации на IV Международном конгрессе славянской
археологии. М., 1980, с. 64—66.
63 Видимо, прав К. И. Комаров, таким образом интерпретировавший гибель
от пожаров поселений на р. Сить, которая произошла в середине XIII в.— См.: Кома-
ров К. И. К вопросу о месте битвы 1238 г. на Сити.— В кн.: Проблемы советской
археологии. М., 1978, с. 218.
64 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 206.
44
роко проводящееся в Советском Союзе, и успешно применяемые де-
мографические методы дают возможность максимально полной рекон-
струкции облика и выявления исторической роли этих небольших сель-
ских поселений, столь характерных для Ростовской земли начиная
с XI в.
Таким образом, в XI—XII вв. полностью завершается освоение
славянами Волго-Окского междуречья, и Ростовская земля становится
важнейшей древнерусской областью, которой было суждено в даль-
нейшем сыграть ведущую роль в истории всей Руси.
В XI—XII вв. Волжский путь постепенно теряет свое значение
главной дороги заселения Ростовской земли, поскольку основное дви-
жение идет с юга и юго-запада, а также поскольку переселение но-
сит уже сельскохозяйственный характер и речь идет не о проникнове-
нии по крупным путям, а о широком освоении новых земель со всеми
вытекающими отсюда последствиями. Этими обстоятельствами и об-
условлено сокращение количества крупных памятников по берегам
Волги, за исключением отдельных городов. Берега Волги и других
крупных рек были уже освоены, и массовые потоки людей двинулись
в глубины Ростовской земли или в новые районы вроде Костромского
Поволжья, где памятники древнерусского периода датируются в ос-
новном XI—XII вв. и более поздним временем.
Так, если в IX в. на территории Залесской земли нам известны
отдельные памятники, то в X в. они уже насчитываются десятками.
А для XI—XII вв. па карте можно отметить сотни поселений и мо-
гильников. На первом этапе это крупные торгово-ремесленные цент-
ры, предшествующие городам. Они были непосредственно связаны
с основными водными путями и являлись опорными пунктами славян-
ского расселения в Волго-Окском междуречье. В их состав входят об-
ширные по площади поселения и курганные могильники, насчитываю-
щие по несколько сотен погребальных насыпей. В X в. возникают го-
рода, появляются многочисленные небольшие по размерам сельские
поселения и могильники, состоящие из двух-трех десятков курганов.
Такие комплексы памятников известны по всей территории Ростов-
ской земли, они стабильно существовали вплоть до середины XIII в.,
до того времени, когда многие из них погибли в результате татаро-
монгольского нашествия.
Изменение типов поселений и могильников на протяжении трех ве-
ков говорит и о разной меняющейся социально-экономической осно-
ве заселения, в конце концов приобретшего сельскохозяйственный ха-
рактер.
45
ОЧЕРК ТРЕТИЙ.
СКАНДИНАВСКИЕ
НАХОДКИ
В волго-окском
МЕЖДУРЕЧЬЕ
(’ а территории Древней Руси есть несколько районов, где
£ концентрируются комплексы и отдельные находки вещей
скандинавского происхождения. Известны они и в Ростов-
ской земле, причем выделяются в этом плане памятники Ярослав-
ского Поволжья, которые давно используются для изучения рассмат-
риваемой проблемы. Многие исследователи отталкивались от сообще-
ния «Повести временных лет» о призвании, варягов: «...и прия власть
Рюрик, и раздан мужам своим грады, овому Полотеск, овому Рос-
тов, другому Белоозеро».1 Аналогичная информация содержится и в
Ипатьевском варианте «Повести временных лет» о призвании ва-
рягов: «...и седе ту княжа и роздая мужам своим волости и городы
рубити: овому Полътеск, овому Ростов, другому Белоозеро».2 Как
видно, из трех названных центров два находятся в пределах Ростов-
ской земли. В нашей работе мы рассматриваем два района, где изве-
стны норманнские древности, — Ярославское Поволжье и основную
часть Ростовской земли, в пределах которой находятся собственно
Ростов, Клещин и погребальные памятники, вошедшие в науку под
названием Владимирские курганы.
Еще А. С. Уваров выделял варяжские погребения в курганах
Суздальского ополья.3 В самом деле, во Владимирских курганах изве-
1 Повесть временных лет, ч. 1, с. 18—19.
2 ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. М., 1962, стб. 13—15.
’Уваров А. С. Меряне и их быт по курганным раскопкам.— Труды I Архео-
логического съезда. М., 1869, с. 646.
стны находки вещей скандинавского происхождения, на них указывал
и А. А. Спицын, который говорил об их «русско-скандинавской» куль-
туре.4 А. А. Спицын, обосновывая свою точку зрения о юго-западном
направлении освоения Волго-Окского междуречья, отмечал сходство
богатых дружинных погребений с подобными им во Владимирской зем-
ле и считал, что скандинавские вещи могли быть привнесены сюда
со Смоленщины.5
Однако ни А. С. Уваров, ни А. А. Спицын, ни другие отечествен-
ные исследователи не выдвигали тезиса о колонизации варягами Суз-
дальского ополья, а только отмечали наличие вещей северного проис-
хождения в памятниках эпохи раннего средневековья в этом районе,
которые могли попасть сюда вовсе не обязательно вместе со своими
носителями — скандинавами, а через вторые или третьи руки, в том
числе и посредством торговли. В .связи с тем, что курганы Суздаль-
ского ополья раскапывались на крайне низком методическом уровне,
мы плохо представляем обряд погребения, и этническая диагностика
комплексов практически невозможна. Современный анализ погребе-
ний Владимирских курганов, где найдены вещи скандинавского про-
исхождения, не дает возможности для твердых этнических определе-
ний.6 В лучшем случае исследователи говорят об их северо-западном
происхождении, имея в виду, что набор скандинавских фибул говорит
в пользу того, что они «оставлены выходцами с отдаленного Северо-
Запада».7 С данным выводом, конечно, нельзя не согласиться, хотя
он и страдает неопределенностью.
Материалы Владимирских курганов, имеющие скандинавское про-
исхождение, привлекались археологами-норманистами для доказа-
тельства существования в Волго-Окском междуречье варяжских ко-
лоний. Среди них следует назвать Т. Арне, Э. Оксеншерну.8
И. П. Шаскольский в своей работе, посвященной тщательному ана-
лизу и критике с марксистских позиций современного норманизма,
подробно разбирает их взгляды.9 Им приводится со ссылкой на
Т. Арне любопытная статистика, который к скандинавским относил
53 вещи — в основном это фибулы, подвески и др. Отметим, что
только в 1851 г., когда было раскопано лишь 730 насыпей, т. е. 10%
4 Спицын А. А. Владимирские курганы.— ИАК, 1905, вып. 15, с. 93.
5 С п и ц ы н А. А. Древности Иваново-Вознесенской губ. Иваново-Вознесенск,
1924.
6 Р я б и и и н Е. А. Владимирские курганы (Опыт источниковедческого изучения
материалов раскопок 1853 г.).— СА, 1979, № 1, с. 234.
7 Там же, с. 241.
8 Arne Т. I. Suede et Uppsala, 1914, р. 34—37. Oxenstierna Е. G..
Die Wikinger. Stuttgart, 1959, S. 70.
9 Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной нау-
ке. М.; Л., 1965, с. 158—160.
47'
от общего количества Владимирских курганов, было обнаружено
2000 экземпляров находок,10 причем такой массовый материал, как
керамика, в их число не включался. Конечно, эта статистика не может
служить доказательством того или иного заключения, однако она по-
казательна. Важнее то, что среди названных Т. Арне скандинавских
вещей практически нет этнических индикаторов, которые могли бы
вне совокупности других признаков, включая элементы погребального
обряда, говорить в пользу какого-либо этнического определения комп-
лекса в целом. Советские ученые П. Н. Третьяков, Е. И. Горюнова,
И. П. Шаскольский являются сторонниками точки зрения, заключаю-
щейся в том, что скандинавские вещи из Владимирских курганов по-
пали сюда путем торговли.11 Однако П. Н. Третьяков явно преувели-
чивает роль собственно варягов в трансъевропейской торговле, пола-
гая, что они имели прямые связи с Булгаром по Великому Волжскому
пути. Позднее он к этому тезису не возвращался. Е. И. Горюнова
предполагает и второе объяснение, присоединяясь к точке зрения
А. А. Спицына о происхождении скандинавских вещей из районов
Смоленского Поднепровья, попавших в Залесскую землю вместе с их
владельцами.
Скандинавские вещи — фибулы, фрагменты железных гривен из
дрота четырехгранного сечения и другие — известны по раскопкам
Сарского городища. Их обнаружение позволило Д. Н. Эдингу утверж-
дать, что «обилие скандинавских изделий в районе указывает на вни-
мание норманнов к последнему».12 Непонятно, какое «обилие» имел
в виду автор и что он понимал под термином «внимание». Однако
Д. Н. Эдинг не отождествлял Сарское городище с норманнской коло-
нией, как это делали археологи-норманисты. В новейших исследова-
ниях материалов Сарского городища говорится либо о торговом ха-
рактере появления здесь скандинавских элементов,13 либо просто
констатируется их наличие.14 Таким образом, материалы Владимир-
ских курганов и Сарского городища ие позволяют говорить о нали-
чии выходцев из Скандинавии в этих землях, а вещи северного про-
исхождения, скорее всего, попали сюда опосредованным способом, воз-
можно, вследствие вхождения данного региона в систему Волжского
пути и в результате дальних торговых связей.
10 С пицы н А. А. Владимирские курганы.., с. 85.
11 Третьяков П. Н. Древнейшее прошлое Верхнего Поволжья. Ярославль,
1939, с. 65—67; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья.—
МИ А. 1961, № 94, с. 193.
12 Э д и н г Д. Н. Сарское городище. Ростов Ярославский, 1928, с. 68, табл. 1—2.
13 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 108.
14 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории Ростовской земли (VIII—
XI вв.): Автореф. канд. дис. М., 1975, с. 20.
48
Гораздо сложнее обстоит дело со скандинавскими находками
в ярославских могильниках. И. А. Тихомиров прямо указывал, что
основная масса погребений Тимеревского и Михайловского могиль-
ников под Ярославлем принадлежит варягам, да и сама курганная
традиция принесена в Ярославское Поволжье норманнами.15 И. А. Ти-
хомиров связывал этот вывод с летописным рассказом о призвании
варягов, в котором кроме славян, кривичей, чуди принимала учас-
тие и меря.16 И. А. Тихомиров, как и А. А. Спицын, не смотрел на ис-
торию создания Древнерусского государства и формирования древ-
нерусской народности на Верхней Волге только через призму «нор-
маннского вопроса». Варяжские элементы были для них просто одним
из компонентов древнерусской дружинной культуры. В развернутом
виде взгляды на Волжский путь как исконно варяжский и Яро-
славское Поволжье как скандинавскую колонию были изложены
в исследованиях видного шведского археолога Т. Арне и целого ряда
других зарубежных ученых.17 Подробный историографический разбор
таких работ приводится в названной выше книге И. П. Шасколь-
ского.18
В исследованиях Ю. В. Готье и П. П. Смирнова комплексы под
Ярославлем трактуются как исключительно торговые центры на
Волжском пути, причем их возникновение они связывали с появлени-
ем в Верхнем Поволжье скандинавов.19
Ю. В. Готье полагал, что «поселение под Ярославлем (которое
тогда известно не было вообще. — Я. Д.) было славянским, причем
славяне эти пришли со Смоленщины, но внутри него была
норманнская колония, являвшаяся опорным перевалочным пунк-
15 Тихомиров И. А. 1) Кто насыпал ярославские курганы? Ч. 2.— Труды
III Областного нсторико-ахреологического съезда. Владимир, 1909, с. 90; 2) Ярослав-
ское зодчество.— В кн.: Ярославль в его прошлом и настоящем (Исторический очерк—
путеводитель). Ярославль, 1913, с. 50—51.
16 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л.,
1950, с. 106—107.
17 А г n е Т. I. La Suede.., р. 37, 52—54, 222; А г n е Т. I. Svenska vikingkolonier i
Ryssland. «Det stora svitjod». Stockholm, 1917, s. 58—60; Arne T. I. Ett svenskt
grawjalt i guvernementet laroslaw Ryssland. Fornvannen, 1918, s. 31—64; Kivikos-
k i E. Studien zu Birkas Handel im Ostlichen Ostseegebiet.— Acta Archaeologica, bd. 8,
S. 229—230; Stender-Petersen A. Das Problem der altesten byzantinisch-rus-
sisch-nordischen Berichungen.— Relazioni del X Congresso Internazionale di Scienze
storische III. Firenze, 1955, p. 167, 180—182; Arbman H. Svear i osterviking. Stock-
holm, 1955; Arbman H. The vikings. London, 1962, p. 93.
18 Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной нау-
ке, с. 152—158.
19 Г о т ь е Ю. В. Заметки о ранней колонизации Ростово-Суздальского края. —
ТСА РАНИОН, т. 4. М., 1929, с. 140; С м и р н о в П. П. Волзький шлях i старо-
давне! Руси. КиТв, 1929, с. 223.
4 285
49
том на середине пути из варяг на Восток». И. Брендстед счи-
тает, что «скандинавскую колонию» под Ярославлем основали вы-
ходцы из Норвегии.20 Надо сразу сказать, что никаких оснований
для таких выводов в материалах Тимеревского, Михайловского, Пет-
ровского могильников и поселений до сих пор не найдено, хотя мо-
гильники изучены практически полностью, а комплексы поселений
дали достаточно данных для их исторической интерпретации.
Подтверждений своим норманистским взглядам не нашел и Туре
Арне, раскопавший в 1913 г. со специальными целями восемнадцать
курганов в Петровском могильнике и тщательно изучивший со-
ответствующие коллекции в фондах Исторического музея в Мо-
скве.
Ровно через год вышла упомянутая выше книга Т. Арне «Шве-
ция и Восток», которая стала основой археологического норманизма.
В России шведский ученый напрасно искал материал для обоснова-
ния выдвинутой им на археологических источниках реакционной нор-
маннской теории.
В работах советских археологов (Я- В. Станкевич, Е. И. Горюно-
ва, М. В. Фехнер, Н. Г. Недошивина, П. Н. Третьяков) на тех же
ярославских материалах сформулирована противоположная позиция,
основанная на марксистско-ленинской методологии, и показан исто-
рический процесс во всем его многообразии и сложности.21
Я. В. Станкевич, проводившая раскопки в Тимереве и Михайлов-
ском, связала все погребения со славянами, не отметив совсем нали-
чия скандинавских комплексов.22 Наиболее детальный и глубокий
анализ скандинавских древностей в Ярославском Поволжье мы на-
ходим в работах М. В. Фехнер, под руководством которой вплоть до
настоящего времени проводилось полевое изучение Тимеревского
могильника.23
Скандинавские погребальные комплексы, по определению
М. В. Фехнер, выявлены только в составе Тимеревского некрополя
20 Brondsted J. Vikingerne. Kobenhavn, 1960, s. 68—69.
21 Станкевич Я- В. К вопросу об этническом составе населения Ярослав-
ского Поволжья в IX—X ст.— МИА, 1941, № 6, с. 56—58; Горюнова Е. И. Этни-
ческая история Волго-Окского междуречья.— МИА, 1961, № 94, с. 183—248; Яро-
славское Поволжье X—XI вв. М., 1963 (статьи М. В. Фехнер — «Тимеревский мо-
гильник» и «Петровский могильник», статья Н. Г. Недошивиной «Михайловский
могильник»); Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности. — МИА, 1970,
№ 179, с. 122—141.
22 Станкевич Я. В. К вопросу об этническом составе.., с. 83.
23 Фехнер М. В. 1) Тимеревский могильник. — В кн.: Ярославское Поволжье..,
с. 15—17; 2) Внешнеэкономические связи по материалам ярославских могильников. —
Там же, с. 75—85.
50
(4%).24 Михайловский и Петровский могильники, по мнению
Н. Г. Недошивиной и М. В. Фехнер, скандинавских погребений не
имеют.25
М. В. Фехнер совершенно обоснованно выступила против норма-
нистских взглядов и попыток определений ярославских некрополей
как могильников скандинавских торговых факторий, указав, что «ни-
чтожное число скандинавских погребений данного некрополя (Тиме-
ревского. — И. Д.) свидетельствует о том, что осевшие в X в. в Ярос-
лавском Поволжье незначительные группы норманнов в XI в.,
по-видимому, уже ассимилировались местным населением».26 В основ-
ном материал подтверждает это положение, однако сейчас есть
возможности раскрыть процесс более детально.
Во всех трех могильниках известны погребальные комплексы
с норманнскими вещами IX в. Некоторые из погребений можно опре-
делить этнически как скандинавские. Особой группой в Тимеревском
могильнике являются курганы с кольцевидными каменными выклад-
ками в основании насыпи, иногда с перекрещивающимися линиями
камней в центре круга.27 Вся эта серия курганов и ранее определялась
как скандинавская.28
К ранним достоверно скандинавским погребальным комплексам
в ярославских могильниках относится погребение по обряду трупо-
сожжения на месте сооружения насыпи в кургане № 95 Тимерев-
ского могильника.
В Михайловском могильнике из комплексов IX — начала X вв.
только один (№ 105—1961 г.) можно связывать со скандинавами.
В кургане найдена груда кальцинированных костей на материке, сре-
ди которых находилась гривна с молоточками Тора. Общепринято, что
эти амулеты являются этническими индикаторами.29 Датирован кур-
ган по обряду погребения, размерам и топографическому расположению.
24 Фехнер М. В. Тимеревский могильник, с. 17.
25 Недошивина Н. Г. Михайловский могильник, с. 24—31; Фехнер М. В.
Петровский могильник, с. 20—23.
26 Фехнер М. В. Тимеревский могильник, с. 17.
27 Данные погребальные комплексы рассмотрены нами в главе «Тимеревский ар-
хеологический комплекс.», поэтому здесь мы ограничиваемся лишь их перечислением.
Кроме того, их анализ проведен в специальной статье — см.: Дубов И. В. Сканди-
навские находки в Ярославском Поволжье. — Скандинавский сборник XXII. Таллин',
1977, с. 175—186.
28 Фехнер М. В. Тимеревский могильник, с. 15.
29 Шаскольский И. П. Норманнская теория... с. 123. Пушкина Т. А.
О проникновении некоторых украшений скандинавского происхождения на террито-
рию Древней Руси. — Вести. Моск, ун-та, сер. История, 1972, № 1, с. 94; Авду-
сип Д. А. Об изучении археологических источников по варяжскому вопросу.—
Скандинавский сборник, 1975, вып. 20, с. 150.
51
Эта дата, на наш взгляд, не противоречит хронологии гривен с моло-
точками Тора.30
Такова группа погребальных комплексов скандинавского проис-
хождения, которые можно датировать IX — началом X вв. Представ-
лены они в Тимеревском и Михайловском могильниках. В Петров-
ском могильнике только в одном кургане IX в. известна скандинав-
ская находка (курган № 73 — фибула типа 37в). Однако погребение
скандинавским признать нельзя, так как и обряд (кострище с обуг-
ленными плахами — «домик мертвых»), и находки ритуального ха-
рактера (шумящие привески, подвески из астрагалов бобра, глиня-
ная лапа) имеют местное происхождение.
Погребальные комплексы X в. ярославских могильников также
содержат скандинавские черты, а некоторые могут быть признаны
норманнскими в целом. Следует согласиться с М. В. Фехнер, которая
отнесла к скандинавским погребения в курганах № 261 (кости барана
и обрядовые лепешки), № 383 (кострище треугольной формы, застеж-
ки в виде птичек).31 Более осторожно, на наш взгляд, следует подхо-
дить к комплексам № 329, 393, где, с одной стороны, известна сканди-
навская черта — кольцевидные кладки, но обряд погребения уже от-
личен от описанного выше — здесь это сожжения на кострищах при
использовании деревянных конструкций типа «домиков мертвых».
Поэтому, признав наличие в обряде этих курганов скандинавских эле-
ментов, а в кургане № 393 это еще и набор фибул типа 51е, харак-
терных для середины X в., следует говорить о сплаве разноэтнических
признаков. Совершенно особым явлением представляется погребение
в кургане № 394. Здесь найдено самое раннее трупоположение в ярос-
лавских могильниках (за исключением кургана № 371), датирую-
щееся первой половиной X в.
Датировку и этническую принадлежность комплекса определяют
находки фибул типа 51в (вторая четверть X в.) и трилистной застеж-
ки (вторая четверть X в.), а также необычный для Ярославщины в это
время обряд погребения (ингумация), но хорошо представленный
в Скандинавии.
В первой половине X в. был насыпан курган № 54, в котором
захоронены остатки двух сожжений — мужчины и женщины, здесь
найдены железная шейная гривна из дрота четырехугольного сече-
ния, ладейная заклепка, гребень с орнаментом в виде плетенки, дир-
хем, стрела ланцетовидной формы — обычный набор инвентаря для
30 Д у б о в И. В. О датировке железных шейных гривен с привесками в виде
«молоточков Тора».— В кн.: Исторические связи Скандинавии в России. IX—XX вв.
Л., 1970, с. 268.
31 Фехнер М. В. Тимеревский могильник. — В кн.: Ярославское Поволжье..,
с. 15.
52
погребений IX — первой половины X вв. Скандинавии. Такой набор
инвентаря позволяет полагать, что перед нами скандинавское погре-
бение.
В Михайловском могильнике среди комплексов первой половины
X в. несколько погребений можно отнести к скандинавским. Во-пер-
вых, это курган № 18 1897 г. раскопок, в состав инвентаря которого
входят фибула типа 51к и застежка типа 51 г-к (первая половина
X в.). Кроме черепаховидных фибул здесь найдены меч, согнутый
пополам (характерный для Скандинавии обычай), дирхем-привеска
805—809 гг. чеканки, ореховая скорлупа. Меч относится ’ к типу
Е. В Скандинавии мечи этого типа после 900 г. встречаются крайне
редко.32 Набор инвентаря и обряд погребения (урна) позволяют от-
носить данный комплекс к скандинавским. По ряду признаков к это-
му комплексу близок курган № 1 (1902 г.), на кострище, рядом
с урной, наполненной человеческими костями, меч, сломанный попо-
лам и положенный в урну (тип Д — IX — X вв.), лодочные заклепки,
бусы, богатый поясной набор, стрелы, ореховая скорлупа и т. д.
К этой же группе можно относить и курган № 65 (1961 г.), где каль-
цинированные кости были сложены в урну, рядом с которой лежали
бусы, дирхемы, гирька, гребень с плетенкой и железная шейная грив-
на с привесками в виде молоточков Тора.
Следует отметить, что вообще в курганах Михайловского могиль-
ника первой половины X в. широко представлены североевропейские
вещи, (мечи, копья, ланцетовидные стрелы, гирьки, весы, монеты,
шипы, фрагменты ларчиков, фибулы).33 Однако это не позволяет нам
категорически говорить о скандинавской принадлежности комплексов
в целом.
Следует особо отметить находку в кургане № 176 (1961 г.) фи-
булы круглой формы, имеющей точную копию в могильнике Бирка.34
На обоих экземплярах — стилизованное изображение койя с разве-
вающимися вокруг крупа лентами (змеями). Изображение на ярос-
лавской находке даже в деталях идентично рисунку на застежке из
Бирки. Оба комплекса датируются первой половиной X в.35
Некрополи под Ярославлем достигают своего расцвета в первой
половине — середине X в. Это связано прежде всего с повышением
значения Волжского пути в системе общеевропейских связей. Явление
это нашло свое отражение и в материалах могильников, в частности
32 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.—САИ, 1966, вып. Е1-36, т. I,
с. 30.
33 Курганы № 7, 18, 20— 1897 г; 1, 5, 11, 18, 20, 34, 44 — 1898 г.; 1 — 1902 г.;
6, 18—1913 г.; 2— 1938 г.; 22— 1939 г.; 3, 38, 65, 176— 1961 г.
34 Arbman Н. Birka. Bd. 11. Tafeln. Stockholm, 1943, tf. 70, 17.
35 G e j e r A. Die Textilfunde. Birka. Bd. III. Stockholm, 1943, s. 164.
53
в это время усиливается приток вещей скандинавского происхож-
дения.
В Тимереве к середине X в. относится большая серия погребаль-
ных комплексов с фибулами скандинавских типов (главным образом
тип 51е).36
В это время происходит сильное размывание этнических черт
обрядности — погребальный ритуал становится стандартным, но
объединяющим в себе разноэтнические черты. К славянским и сканди-
навским, доминирующим на раннем этапе функционирования могиль-
ников, подключаются финно-угорские — деревянные конструкции
на кострищах, глиняные лапы и кольца, астрагалы бобра, кругло-
донная керамика, копоушки, бубенчики. Для этого этапа чрезвычай-
но трудно выявить скандинавские погребения. Можно полагать, что
комплексы, где встречен полный набор фибул скандинавского образ-
ца, так или иначе связаны с норманнами. В Тимереве это курганы
№ 70, 83, 85, 268, 277. В Михайловском —№ 3 (1903 г.), 101 (1961 г.).
В кургане № 101 (1961 г.) кроме фибул найдена железная шейная
гривна. Такое сочетание с учетом обряда погребения, имеющего ста-
рые корни (ТПС на стороне), говорит в пользу скандинавского обли-
ка погребения. Хорошо представлены североевропейские элементы
в кургане № 10 (1897 г.) —фибула типа 227, меч типа X, топоры бо-
евые типа II, ланцетовидные стрелы. В итоге следует отметить, что
с полной уверенностью лишь курган № 101 (1961 г.) можно связы-
вать со скандинавами.
В Петровском могильнике, как и ранее, в комплексах середины
X в. есть фибулы скандинавских типов, но это не дает нам основа-
ний для уверенных этнических определений.
Во второй половине X в. процент комплексов со скандинавскими
вещами резко падает. В Тимереве всего в трех случаях найдены фи-
булы (№ 134, 368, 391), причем в двух случаях застежки представ-
лены парами. Наиболее интересен курган № 368, где найдена фибу-
ла типа 52, украшенная стилизованными конскими головками и ко-
ронкой в центре скорлупы и фибула типа 70—73 (равноплечная).
Характерен и обряд погребения — кальцинированные кости находились
в урне, обложенной камнями.
В Михайловском лишь одна насыпь содержит набор фибул (№ 1 —
1896 г.) типа 52, кроме которых в состав вещей входят копье, шип,
ручка от ларца, ключ, ножницы, заклепки.
Из состава курганов Петровского могильника два содержат
наборы фибул (№ 53, 88) типов 52 и 55. Интересна такая деталь:
36 Курганы № 45, 60, 70, 79, 83, 168, 218, 263, 265, 274, 277, 303, 323, 325, 359,
361, 398.
54
в кургане № 88 кучка кальцинированных костей покрыта камнями.
Все это говорит о наличии в обряде и инвентаре скандинавских черт.
Десятым веком датируется курган № 66 с набором фибул типа 51.
Таким образом, все три некрополя содержат в составе погре-
бальных комплексов скандинавские черты обряда или вещи. В Тиме-
ревском и Михайловском могильниках можно выявить характерный
обряд, в Петровском этого нет.
Вещи скандинавского происхождения известны из культурного
слоя Тимеревского поселения, однако количественно они составляют
мизерный процент от общего числа находок — это несколько гребней
с плетенкой,37 иглы от фибул, фрагмент позолоченной фибулы, укра-
шенной звериными масками, серебряная подвеска с изображением
сегнерова колеса, аналогии которой известны в кладах Готланда
и Швеции, перстень с изображением на щитке птицы, стилистически
восходящем к северным сюжетам, ажурная бронзовая нагрудная
привеска и др. Можно сказать, что устойчивого и характерного нор-
маннского комплекса вещей на поселении не найдено. Особое значе-
ние имеет обнаружение на монетах из клада куфического серебра,
найденного на селище в 1973 г., рунических граффити.
Таким образом, мы видим, что скандинавские черты так или ина-
че представлены во всех известных нам категориях древностей рас-
сматриваемых памятников. Однако основной материал для заключений
можно черпать все же из погребальных комплексов. М. В. Фехнер
произвела подсчеты процентного соотношения этнически опреде-
лимых погребальных комплексов для Тимеревского могильника, по-
лучив 4% скандинавских погребений от общего количества курганов.
К финским она относит 38% погребений и 15% приходится на сла-
вянские захоронения. По ее мнению, 43% комплексов этнически не
определимы.38
Надо сразу сказать, что такой подход к этническим определе-
ниям представляется неверным, так как не учитывается, во-первых,
динамика развития, а, во-вторых, активный процесс смешения насе-
ления, жившего на одном селище, хоронившего в одном некрополе,
который отражается в размывании и переплетении различных этниче-
ских черт. Выделенные нами скандинавские погребальные комплексы
отнюдь не означают, что в каждом случае погребен норманн, можно
говорить лишь о существовании и степени устрйчивости традиции.
Большая часть скандинавских погребений и отдельные сканди-
навские вещи (главным образом фибулы) найдены в женских погребе-
37 Определения О. И. Давидан.
38 Ф е х н е р М. В. Тимеревский могильник.— В кн.: Ярославское Поволжье..,
с. 17.
55
ниях. Это может означать, что за данным числом погребений стоит го-
раздо меньшее количество мужчин-скандинавов. Здесь мы сталкиваем-
ся с вопросом, являются ли фибулы этническими индикаторами.
М. В. Фехнер полагала, что фибулы попадали в Ярославское
Поволжье как предметы импорта из Скандинавии.39 Т. А. Пуш-
кина считает, что «фибулы принадлежали выходцам из Скан-
динавии, попавшим в некоторые пункты Руси в IX — начале XI вв.,
принесшим с собой свой племенной наряд, свои верования, свой обряд
погребения».40 Если согласиться с данным мнением, то следует при-
знать все комплексы с фибулами в ярославских могильниках (а их
около 50) норманнскими — это в основном женские погребения. Если
прибавить сюда определенное количество мужских захоронений, то
какой же процент должны составить норманны на Ярославщине?
И потом, имея большое количество женских скандинавских погребе*
ний, надо, видимо, говорить об организованном массовом переселении.
Материал не позволяет нам согласиться с заключениями Т. А. Пуш-
киной. Нельзя, конечно, говорить и только о торговом пути проник-
новения фибул. Видимо, вещи эти попадали сюда со скандинавами
и переходили к местным женщинам разными путями.
В целом создается следующая картина. В IX в., когда из новго-
родских земель начинается движение славянского населения на Верх-
нюю Волгу, вместе с ним сюда попадают и незначительные группы
скандинавов, имеющие еще свой устойчивый обряд погребения.41
С середины X в. резко усиливается процесс формирования древ-
нерусской народности на Волге, в котором активное участие начинает
принимать и местное финно-угорское население. К этому времени
значительно снижается удельный вес погребений по скандинав-
39 Ф е х н е р М. В. Внешнеэкономические связи по материалам ярославских мо-
гильников, с. 84.— В этом плане надо согласиться с заключением М. В. Фехнер
о том, что фибулы в наибольших количествах (63% всех находок па территории Ру-
си) известны в районах, где, жило финно-угорское население, так как женский костюм
здесь был сходен со скандинавским и застежки северного типа имели чисто практи-
ческое значение.— См.: Фехнер М. В. Некоторые данные археологии по торговле
Руси со странами Северной Европы в X—XI вв.— В кн.: Новое о прошлом нашей
страны. М., 1967, с. 37—38.
40 П у ш ки и а Т. А. О проникновении некоторых украшений.., с. 94.
41 Л. В. Алексеев со ссылкой на заметку в АО 1973 года (См.: Дубов И. Bs
Ярославская экспедиция.— АО 1973 года. М., 1974, с. 51) ошибочно приписывает
мне вывод о том, что ранние поселения Тимеревского могильника (?) связаны со
скандинавами. Отмечаю, что нет не только такой фразы, но и вообще подобного
заключения не делается. Может быть, автор ошибся и имел в виду ранние «по-
гребения», а не «поселения». Они и в самом деле есть в небольшом количестве средн
комплексов IX в. Однако по контексту, наверное, речь все же идет о поселениях, так
как он рассматривает вопрос об укрепленных пунктах сбора дани. — См.: Алексе-
ев Л. В. Смоленская земля. М., 1980, с. 105.
56
скому обряду погребения, а доля вещей скандинавского происхожде-
ния увеличивается. Последнее связано с усилением роли Волжского
пути в это время как трансъевропейской торговой артерии, а скан-
динавские элементы играют совсем другую роль.
На основании сказанного выше следует полагать, что сканди-
навские традиции к моменту становления новой общественной ран-
нефеодальной структуры на Верхней Волге уже исчерпали себя,
растворились в море племенной среды славян и финно-угров. А то
небольшое количество выходцев из Скандинавии, попавшее в Ярос-
лавское Поволжье в IX — начале X в., не составляло собой
какой-то особой этнической группы. В конце X — начале XI в.
скандинавские элементы в Волго-Окском междуречье не прослежи-
ваются.42 Единичные находки северного происхождения из комплексов
XI в.43 попали в Волго-Окское междуречье в основном путем торгов-
ли и не могут свидетельствовать о наличии здесь скандинавской этни-
ческой группы. Это говорит о том, что скандинавы не сыграли
активной роли не только в формировании государственности
и древнерусской народности на северо-востоке, но и не принимали
участия в создании обширной сети раннегородских центров Северо-
Восточной Руси.
42 К и р п и ч п и к о в А. Н., Лебедев Г. С., Булкин В. А. и др. Русско-
скаидипавские связи эпохи образования Киевского государства на современном этапе
археологического изучения.— КСИА, 1980, вып. 160, с. 30.
43 Седова М. В. Археологическое изучение Суздаля.— В кн.: Тезисы докла-
дов советской делегации на IV Международном конгрессе славянской археологии. М.,
1980, с. 47—48.— М. В. Седова полагает, что эти находки свидетельствуют о наличии
в Суздале в XI в. скандинавской этнической группы, т. е. варяжской части княжеской
дружины, осевшей в городе и постепенно утрачивающей свое этническое лицо.
ОЧЕРК ЧЕТВЕРТЫЙ.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ
И СТАНОВЛЕНИЕ ГОРОДОВ
РОСТОВСКОЙ ЗЕМЛИ
роблема возникновения и развития древнерусских городов —
одна из важнейших тем советской археологии. Пути и формы
становления древнерусских городских центров сложны
и многообразны. В последние десятилетия археология добилась зна-
чительных успехов в изучении культурных слоев таких городов, как
Новгород, Старая Русса, Киев, Псков, Смоленск, Полоцк, Ладога
и многих других. Открытия и находки советских археологов прояс-
нили ранее неизвестные или непонятные страницы истории города на
Руси, позволили перейти к комплексному анализу Памятников и ис-
торическому осмыслению полученных данных. Вместе с тем нельзя
сказать, что сейчас решены все даже узловые вопросы. Начнем с ос-
новы основ — причин и предпосылок возникновения города и харак-
теристики этого явления применительно к Северо-Восточной Руси.
Известный советский историк акад. М. Н. Тихомиров в своем
фундаментальном труде «Древнерусские города» отмечал, что город-
ские центры возникают прежде всего в крестьянских земледельческих
районах, где округа, способна прокормить население, сконцентрирован-
ное в отдельных местах.1 М. Н. Тихомиров активно выступил против
торговой теории, когда возникновение города объяснялось участием
того или иного пункта в торговле и причем главным образом в тран-
зитной. Такое отрицание не вызывает никаких сомнений и вполне
обоснованно, однако вместе с этим нельзя сбрасывать со счетов
1 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956, с. 36—37.
58
и многие другие факторы, например — географический, когда основная
масса крупнейших раннегородских центров возникает на важнейших
водных артериях, имеющих в том числе и торговое значение. Рабо-
та М. Н. Тихомирова явилась значительной вехой в изучении исто-
рии русского города. Исследователь опирался главным образом на
данные письменных источников, скептически оценивая возможности
археологических материалов. Отчасти он был прав — ведь тогда все
широкие археологические работы в городах только разворачивались,
а имевшиеся данные еще не были подготовлены для использования их
историками. Процесс возникновения древнерусских городов емко
и точно охарактеризовал акад. Б. А. Рыбаков, отметив, что «рож-
дающиеся города — это не сказочные палаты, возникающие в одну
ночь, будучи воздвигнуты неведомой волшебной силой». Он правиль-
но указывает, что «ход исторического развития родо-племенного строя
приводит к умножению таких центров и к усложнению их функ-
ций».2 Эти центры и являются основой будущих раннефеодальных го-
родов.
Всю сложность и многообразие путей развития русских городов
можно проследить на примере Волго-Окского междуречья, где пред-
ставлены практически все основные типы предгородских и раннегород-
ских образований. Сейчас, когда накоплен определенный материал по
ранней истории городов северо-востока, есть реальная возможность
изучить явление в целом, останавливаясь на основных проблемах
и нерешенных вопросах. Однако сразу следует заметить, что масштабы
археологического изучения рассматриваемых городов значительно
уступают работам, проводимым, например, в Новгороде или Пскове.
Крупнейший исследователь Северо-Восточной Руси Н. Н. Воронин
указывал, что уровень археологического изучения городов этого рай-
она явно недостаточен и отмечал острую необходимость резкого рас-
ширения масштабов и наращивания темпов в проведении таких
работ.3
Это замечание было сделано почти тридцать лет назад. За про-
шедшие годы сделаны определенные шаги в данном направлении, од-
нако мы вынуждены констатировать, что до полной реализации зада-
чи, сформулированной Н. Н. Ворониным, нам еще очень далеко.
Городские центры Северо-Восточной Руси нельзя исследовать
в отрыве от общерусских проблем формирования городов. Они раз-
вивались по общим законам, здесь можно увидеть все те же явле-
ния, что и в других районах Древней Руси. Особенно близки они по
2 Рыбаков Б. А. Город Кия.— Вопросы истории, 1980, № 5, с. 34.
3 В о р о и и и Н. Н. К итогам и задачам археологического изучения древнерус-
ского города.— КСИИМК, 1951, вып. XLI, с. 22.
59
своей хронологии, типологии, облику и характеру к городским центрам
Новгородской земли. Это обусловлено прежде всего тем, что на пер-
вом этапе в IX—XI вв. Залесская земля заселялась из районов севе-
ро-запада и выходцы из Новгородчины были здесь первыми русскими
поселенцами. Безусловно, в развитии городов северо-востока прояви-
лись свои особенности и неповторимые черты.
Несмотря на многообразие форм ранних древнерусских городов,
в современной исторической науке все же выделены магистральные
пути их развития и основные формы. В литературе нашли свое ме-
сто такие термины, как «племенные города», «протогородские центры»,
«города-крепости» и ряд других.4 Далеко не всегда до конца ясен
их смысл, бывает и так, что разные авторы вкладывают в них раз-
личное содержание.
Наиболее традиционной формой раннегородских древнерусских
образований являются «племенные города», являвшиеся центрами
племенных групп или союзов. Они, как правило, были связаны с пле-
менными княжениями славян и их соседей. Высказывалась мысль,
что «существование племенных центров восточных славян исто-
рически обусловило возникновение и развитие древнерусских го-
родов».5
Однако тогда полностью отсутствовали строгие критерии в опре-
делении «племенного центра», не было четкости и в выделении его
признаков. Н. Н. Воронин попытался определить данное явление
следующим образом: «Это укрепленные поселения последнего этапа
первобытнообщинного строя, и в этом смысле это — поселения „пле-
менные”, т. е. догосударственные, но городами в научном смысле сло-
ва их называть еще никак нельзя».6 Данное определение, на наш
взгляд, весьма близко к истине. Такие пункты имеют, как правило,
укрепленный характер (городища), тесно связаны с сельскохозяй-
ственной округой; основными занятиями их населения постепенно
становятся торговля и ремесло, рассчитанные прежде всего на бли-
жайший племенной регион. Однако эти племенные города, процве-
тая примерно в течение трех столетий (VIII—X вв.), заканчивают
свое активное существование к концу X в. и сменяются центрами
нового типа и не являются прямыми предшественниками древнерус-
ских раннефеодальных городских образований.
4 Ф р о я н о в И. Я-, Дубов И. В. Основные этапы социального развития древ-
нерусского города (IX—XII вв.).— В кн.: Древние города. Материалы к Всесоюзно!"*
конференции «Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья».
Л., 1977, с. 69—71.
’Тараканова С. А. О происхождении и времени возникновения Пскова. —
КСИИМК, 1947, вып. XXXV, с. 25.
’Воронин Н. Н. К итогам и задачам.., с. 9.
60
В целом же пока мы можем дать только самое общее определе-
ние «племенного города», и данный вопрос требует дополнительных
специальных исследований.
Новой категорией раннегородских центров, выявленной на отече-
ственных материалах, являются протогорода — торгово-ремесленные
пункты, возникающие в IX в. на основных водных артериях, например,
таких, как Днепр и Волга. Они обязаны своим появлением, с одной
стороны, усилению и развитию дальних торговых связей, а с другой,—
как, например, в Залесской земле, первому этапу освоения славяно-
русскими поселенцами новых районов. Таким образом, протогорода
были одновременно важными центрами трансъевропейской торговли
и опорными пунктами заселения славянами северо-восточных земель.
Эти памятники вписываются в те же рамки, что и племенные города,
но возникают они независимо от племенных объединений и являются
многоэтническими. Им свойственно отсутствие мощных укреплений.
Ясно, что возникают они отнюдь не на сельской основе и основными
занятиями их обитателей являются торговля и ремесло. Протогород-
ские образования представляют собой явление общеевропейское,
характерное для определенной стадии развития общества.
На скандинавских и западноевропейских материалах проблемы
протогородов активно разрабатываются западногерманским ученым
Г. Янкуном.S. * 7 В VII в. на территории Скандинавии, по мнению ука-
занного автора, в связи с развитием морской торговли возникает
новая форма раннегородской организации—«Торговые места» («Нап-
delsplatze»), которые в средневековых источниках называются «вика-
ми», (от лат. vicus, герм, wike — «залив», «порт»). Г. Янкун полагает,
что главным фактором является не развитие общественных произво-
дительных сил, а исключительно благоприятное положение в системе
дальних связей. Автор характеризует подобные поселения следующим
образом: «Часть населения (небольшая) занята земледелием. Боль-
шинство— купцы, ремесленники, моряки, слуги».8 Сейчас, имея в рас-
поряжении богатые отечественные материалы, мы можем откорректи-
ровать и конкретизировать положения Г. Янкуна. Его выводы не мо-
гут быть приемлемы, так как они не учитывают важной посылки, что
возникновению протогородских центров должны были предшествовать
определенные экономические и социальные условия. Конкретная форма
протогорода является их проявлением. Кроме того, протогородские
центры на Руси, несмотря на типологическую близость со скандинав-
скими «виками», безусловно имели свои индивидуальные особенно-
7Jankuhn Н. Haithabu, ein Handelsplatze der Wikingerzeit. Neumunster, 1963,
S. 16, 26—39, 110—112, 242—262; Jankuhn H. Typen und Funktionen vor-und
Iriihwikingerzeitlicher Hahdelsplatze im Ostseegebiet. Wien, 1971, S. 26—37.
“Jankuhn H. Haithabu.., S. 262.
61
сти, выразившиеся прежде всего в быстром установлении связей
с округой и втягивании ее населения в контакты. Это, во-первых.
А во-вторых, именно они стали опорными центрами освоения древне-
русским населением новых территорий.
Детально данная проблема рассмотрена в работе В. А. Булкина
и Г. С. Лебедева, где на примерах сходства и различия между та-
кими центрами, как Гнездово и Бирка, показывается специфика вос-
точноевропейских протогородских центров.9
Определение «протогород», как центр, предшествующий городу,
представлено в статье Д. А. Авдусина.10 Этот автор приводит развер-
нутый набор черт и функций протогородов, которые, по его мнению,
«не могут возникнуть раньше обособления ремесла».11 К протогородам
он относит комплекс Хотомель на р. Горыни, датирующийся IX—Хвв.,
и ряд других. Проблемы происхождения северовосточных городов он
вообще не касается и лишь вскользь упоминает о Сарском городище
в связи с тем, что первоначально это был мерянский поселок. Назва-
ние его статьи «Происхождение древнерусских городов (по археоло-
гическим данным)» не вполне соответствует ее содержанию. Д. А. Ав-
дусин рассматривает в ней и проблему происхождения восточных сла-
вян, вопросы развития ремесла у славян, рассуждает о заселении
славянами Верхнего Поднепровья, северо-запада и северо-востока.
Значительное внимание уделено им разбору статьи В. А. Булкина
и Г. С. Лебедева, а также критике трудов Л. В. Алексеева.
В нашу задачу не входит детальный анализ доводов Д. А. Авду-
сина против заключений критикуемых им авторов. Д. А. Авдусич
пишет, что коллектив авторов утверждал, «что не норманизму, а антп-
норманизму была противопоставлена марксистская концепция „ва-
ряжского вопроса”».12 В самом же деле эта фраза звучала в публика-
ции иным образом: «И норманизму, оценивавшему скандинавские
древности Руси как свидетельство вовлечения славян в экономиче-
скую, политическую и культурную орбиту северных государств, и ан-
тинорманизму как полному отрицанию наличия этих древностей была
противопоставлена марксистская концепция „варяжского вопроса”».13
Как видно, одинаково критикуется та и другая концепция, и на
первом месте стоит норманизм. Более, того, в зарубежной публикации
9 Б у л к и н В. А., Л е б е д е в Г. С. Гнездово и Бирка (к проблеме становления
города).— В кн.: Культура средневековой Руси. Л., 1974, с. 11—17.
10 А в д у с и н Д. А. Происхождение древнерусских городов (по археологиче-
ским данным).— Вопросы истории, 1980, № 12, с. 24—42.
11 Там же, с. 32.
12 Там же, с. 42 (сноска 70).
13 К и р п и ч и и к о в А. Н., Лебедев Г. С., Булкин В. А. и др. Русско-
скандинавские связи эпохи образования Киевского государства на современном этапе
археологического изучения.— КСИА, 1980, вып. 160, с. 25.
62
тот же коллектив исследователей отмечал, что «дискуссия о том, были
или нет варяги создателями Киевского государства, уходит в прош-
лое. На ее место все более выдвигается другой более объективный
и с точки зрения исторической науки более интересный вопрос о ха-
рактере связей между Древней Русью и Скандинавией в эпоху обра-
зования государства (для Скандинавского полуострова, точнее ска-
зать, в эпоху викингов, так как процесс государствообразования там
завершается на 1—2 столетия позже, чем в Восточной Европе)».14 Из
этих слов достаточно ясно отношение авторов к «варяжской пробле-
ме», но это проходит по каким-то причинам мимо внимания Д. А. Ав-
дусина. Если давать общую оценку работе Д. А. Авдусина, то следует
заметить, что она является не только сводкой уже известных концеп-
ций, но и в определенной степени полезна для дальнейшего обобще-
ния материалов и взглядов по проблеме происхождения древнерус-
ского города.
Недавно в литературе появилась новая трактовка протогородов —
их называют «пунктами-погостами», являвшимися опорными центрами
великокняжеской власти в борьбе со старыми племенными центрами.
По мнению авторов статьи В. Я. Петрухина и Т. А. Пушкиной, опуб-
ликованной в журнале «История СССР», «таковы Гнездово под Смо-
ленском, Рюриково городище под Новгородом, Сарское городище под
Ростовом, Шестовицкое поселение под Черниговом, возможно, Тиме-
ревское поселение под Ярославлем».15
Авторы обосновывают свои выводы главным образом материа-
лами Гнездовского комплекса. Их не смущает тот факт, что по ар-
хеологическим данным все эти протогорода предшествуют собственно
городам. Они ссылаются на летописные сообщения о том, что Новго-
род, Ростов, Смоленск уже с IX в. являются племенными центрами.
Во всех трех случаях мы не знаем, что имел в виду летописец, и в нау-
ке сейчас хорошо представлено мнение о том, что Гнездово и есть
летописный Смоленск, Сарское городище — Ростов и, возможно, Рю-
риково городище — непосредственный предшественник Новгорода. Осо-
бенно ярко это прослеживается на примере изучения Гнездова. Боль-
шая группа исследователей, начиная с В. И. Сизова и А. А. Спицы-
на, полагает, что Гнездовский комплекс и есть первоначальный
племенной центр кривичей — Смоленск,16 именно тот, который упомянут
14 К и р п и ч и и к о в А. Н., Лебедев Г. С., Булкин В. А. и др. Русско-
скандинавские связи в эпоху образования Древнерусского государства (IX—XI вв.).—
Scando — Slavica, tomus 24. Copenhagen, 1978, s. 64.
15 Петрухин В. Я., Пушкина Т. А. К предыстории древнерусского горо-
да.— История СССР, 1979, № 4, с. 108.
16 Сизов В. И. Курганы Смоленской губернии.— МАР, 1902, вып. 28, с. 125—
126; Спицын А. А. Гнездовские курганы в раскопках С. И. Сергеева.— ИАК, 1905,
вып. 15, с. 7.
63
на первых страницах русской летописи. И. И. Ляпушкин, несмотря на
всю осторожность своих заключений, полагал, что гипотеза о Гнездо-
ве как первоначальном Смоленске «будет иметь право на существо-
вание до тех пор, пока на территории современного Смоленска не бу-
дут найдены культурные отложения IX—X вв. ...».17 В настоящее время
эта гипотеза получила новые фактические обоснования и представля-
ется наиболее вероятной.18 Детально и подробно данная проблема
рассматривается в недавно увидевшей свет основательной книге
Л. В. Алексеева, где вполне обоснованно ставится знак тождества
между Гнездовом и первоначальным Смоленском.19
Имеющиеся в нашем распоряжении археологические данные от-
нюдь не противоречат сообщениям письменных источников, и никто
не отрицает достоверность летописных известий, как понимают
В. Я. Петрухин и Т. А. Пушкина.20 Более того, комплексное изучение
этих источников только больше склоняет нас к мысли о том, что Гнез-
дово, Тимерево, Сарское городище и другие центры являлись непо-
средственными предшественниками хорошо известных древнерусских
городов.
Важен вопрос о том, как происходил этот переход. Ведь известно,
что ни один из них не вырос в подлинный городской центр. Какие
причины лежат в основе упадка протогородов? Почему древнерусские
города возникают не на их месте, а в непосредственной близости? Эти
и многие другие вопросы пока ждут своего окончательного ответа.
Однако в общем плане можно предложить следующее объяснение
этого явления. Безусловно, возникновение древнерусских раннефеодаль-
ных городов происходило различными путями. Но одним из них был
и «перенос городов» как сложное социально-экономическое и полити-
ческое явление, характерное для раннего этапа становления феодаль-
ного общества.21 В Древней Руси таких примеров много. Это проис-
ходит повсеместно и особенно характерно для северо-востока. Мы
фиксируем данное явление в Белоозере, на смену Тимереву приходит
Ярославль, Сарскому городищу — Ростов, Клещину — Переяславль-
Залесский. Конечно, в каждом конкретном случае проявляются опре-
деленные особенности, но в целом такие «переносы» обусловлены об-
17 Л я пушки п И. И. Гнездово и Смоленск.— В кн.: Проблемы истории фео-
дальной России. Л., 1971, с. 37.
18 Булкин В. А. Гнездовский могильник и курганные древности Смоленского
Поднепровья: Автореф. канд. дис. Л., 1973, с. 20; Алексеев Л. В. О древнем
Смоленске.— СА, 1977, № 1, с. 102.
19 Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв. М., 1980, с. ,145.
20 П е т р у х и и В. Я., П у ш к и н а Т. А. К предыстории.., с. 109.
21 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства и формирование
древнерусской народности. М., 1971, с. 51.
64
щими закономерностями развития.22 Старые племенные центры и про-
тогорода переходной эпохи теряют свое былое значение, они не в со-
стоянии конкурировать с раннефеодальными княжескими крепостями
и городами, которые основываются главным образом в начале XI в.23
Некоторые исследователи сомневаются в возможности «переноса
городов», ссылаясь на существование своеобразных «пар» поселений.24
Но доказанность одновременного функционирования городов и парал-
лельных им поселений (лагерей воинов-скандинавов25, или пунктов-
погостов) пока явно недостаточна. Сомнительно, что на смену пого-
стам — «опорным пунктам великокняжеской власти»26 — приходят го-
рода, развивающиеся из племенных центров. Этому заключению сле-
дует противопоставить вывод, что города сменяют как протогородские,
так и племенные центры и вырастают они совершенно на новой основе.
Хотя, конечно, абсолютизировать данный путь развития нельзя.
Категорически против идеи «переноса городов» выступает
Д. А. Авдусин.27 Он признает лишь один случай «переноса города»,
связанный с Клещиным и Переяславлем-Залесским. Детально мы
рассмотрим эту проблему ниже. Д. А. Авдусин не может отвергнуть
этот факт лишь потому, что он четко зафиксирован в письменных ис-
точниках, иначе он, конечно, сомневался бы и в этом явном «переносе
города». Ошибка Д. А. Авдусина заключается в том, что в его пред-
ставлении «перенос» — это «расчистка новых пашен, лугов и дорог...
закабаление новых деревень» и чтобы перевести город с места на
место, необходимо «было произвести огромные извозные, плотницкие,
земляные и другие работы». Термин «перенос города» в нашем пони-
мании достаточно условен, и за ним скрываются сложные экономиче-
ские и социальные явления. Неслучайно они в основном приходятся на
конец X — начало XI в., когда процесс феодализации Руси вступает
в новую более активную фазу и борьба с родо-племенными образова-
ниями близится к завершению. Одним из ее проявлений и были «пе-
реносы городов». В конце X — начале XI в. обе категории раннегород-
ских образований (протогорода и племенные центры) начинают терять
свое значение и постепенно вытесняются с исторической арены под-
22 Булкин В. А., Дубов И. В. Тимерево и Гнездово. — В кн.: Из истории
феодальной России. Л., 1978, с. 20.
23 Б у л к и н В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятни-
ки Древней Руси IX—XI веков. Л., 1978, с. 136.
24 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории Ростовской земли (VIII—
XI вв.): Автореф. канд. дис. М., 1975, с. 22; ,П е т р у х и и В. Я., Пушкина Т. А.
К предыстории.., с. 109.
25 Рыбаков Б. А. Киевская Русь. — В кн.: История СССР с древнейших вре-
мен, т. 1. М., 1965, с. 489.
26 Петрухин В. Я., Пушкина Т. А. К предыстории.., с. 109.
27 А в д у с и н Д. А. Происхождение древнерусских городов.., с. 38—39.
5 285
65
линными городами — центрами административной и духовной власти,
ремесла и торговли, стягивающими сельскохозяйственную округу.
Формы этих городов, пути их возникновения также различны.
Согласно «замковой теории» М. Ю. Брайчевского абсолютное
большинство древнерусских городов выросло на основе раннефеодаль-
ных крепостей-замков.28 Безусловно, в условиях постоянных феодаль-
ных войн, освоения новых земель и особенно в периоды феодальной
раздробленности много городов на Руси возникало таким образом.
Н. Н. Воронин совершенно справедливо отмечал, что «начальным яд-
ром многих городов является княжеская крепость или замок феодала...
Таковы... и «новые города» Суздалыцины: Переяславль, Юрьев, Дмит-
ров, действительно, основываемые «княжеской властью».29
Однако города-крепости лишь одни из многих, и причем не ос-
новных типов ранних древнерусских городских центров, хотя, видимо,
для большинства из них характерны мощные дерево-земляные, а за-
тем и каменные укрепления. Но одно дело, когда новый пункт воз-
никает искусственным путем и первоначально носит значение в ос-
новном военное, и совсем другое, если тот или иной «поселок» или
«городок» становится естественным центром большой округи — цент-
ром экономическим, политическим, культурным. Образование этих
городов следует связывать с процессом распада родовых отношений
и формированием раннефеодальной структуры общества. Такое пред-
положение наиболее широко представлено не только в археологиче-
ских, но и в исторических исследованиях. Города на Руси рассматри-
ваются в них как феодальные центры.30 Наряду с этой широко приня-
той точкой зрения в последнее время стала распространяться и гипо-
теза, выдвинутая еще в дореволюционной историографии «что города
Руси X в. являли собой самостоятельные общественные союзы»,31
т. е. были городами-государствами. Однако в нашем исследовании эта
проблема второстепенна, и гораздо более важно отметить, что при
возникновении древнерусских городов прослежено явление синойкиз-
ма, характерное для многих регионов мира. Здесь оно выразилось
в том, что большинство крупных городов Руси — Киев, Новгород,
Чернигов, Суздаль и ряд других — возникли на основе слияния не-
скольких поселков, имевших, видимо, родовой характер. Нам важнее
28 БрайчевскийМ. Ю. К происхождению древнерусских городов — КСИИМК,
1951, вып. XLI, с. 12.
29 Воронин Н. Н. К итогам и задачам.., с. 11—12.
30 Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л.,
1939, с. 131—132; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953, с. 104; Тихоми-
ров М. Н. Древнерусские города. М., 1956, с. 64.
31 Ф р о я н о в И. Я- Киевская Русь. Очерки социально-политической истории.
Л., 1980, с. 216—243.
66
проследить механизм складывания города, а не определить его со-
циальный статус, поскольку второе на археологическом материале
сделать крайне трудно и все заключения будут носить гипотетический
характер.
Надо полагать, что дальнейшие исследования помогут нам разре-
шить все эти проблемы как для отдельных районов, так и в общерус-
ском масштабе.
Археологическое изучение раннегородских центров Северо-Восточ-
ной Руси началось еще в середине XIX в., когда здесь работала экспе-
диция под руководством А. С. Уварова и П. С. Савельева.32 Однако
в городах эти исследования носили крайне ограниченный характер
и преследовали, как правило, узкие конкретные цели. Общее представ-
ление о предыстории и первых веках развития таких древнерусских
городов, как Ростов Великий, Ярославль, Переяславль-Залесский, мы
получили лишь в результате раскопок 40—50-х годов XX в. Каждый
из названных городов прошел свой путь развития, причины их возникно-
вения различны, неодинаково складывались первые столетия их исто-
рии. Однако в целом судьбы этих городов отразили исторические про-
цессы, характерные не только для Залесской земли, но и для всей
Древней Руси.
Итогам и задачам археологического изучения древнерусских го-
родов были посвящены специальные пленумы Института истории мате-
риальной культуры АН СССР, состоявшиеся в 1941 и в 1950 гг.33
С тех пор эти проблемы регулярно рассматриваются на различных сим-
позиумах и конференциях, проводимых как Академией наук СССР, так
и другими историко-археологическими центрами. Заметным явлением,
а в определенном смысле и определяющим исследованием стала цити-
руемая выше статья Н. Н. Воронина.34 В ней автор обобщил накоплен-
ные к тому времени материалы и сформулировал ближайшие задачи,
некоторые из них актуальны и сейчас. Примечательно, что Н. Н. Во-
ронин не только осветил новые находки, но и практически впервые
в отечественной историографии, опираясь на богатейший археологиче-
ский материал, попытался дать типологический анализ древнерусских
раннегородских центров. В те же годы Е. И. Горюнова справедливо
отмечала, что к этой теме советские археологи только подходят.35 Она,
32 У в а р о в А. С. Меряне и их быт по курганным раскопкам.— В кн.: Труды
I Археологического съезда. М., 1869.
33. Материалы этих пленумов опубликованы в Кратких сообщениях Института
истории материальной культуры АН СССР.— См.: КСИИМК, 1945, вып. XI;
КСИИМК, 1951, вып. XLI.
34 В о р о н и и Н. Н. К итогам и задачам.., с. 5—29.
35 Горюнова Е. И. К истории городов Северо-Восточной Руси.— КСИИМК,
1955, вып. 59, с. 11.
67
в свою очередь, составила первую сходку и подвела итоги изучения
городов Северо-Восточной Руси, в которой рассмотрены проблемы воз-
никновения Мурома, Ростова Великого, Ярославля, Суздаля. Следую-
щее обобщение материалов по истории древнерусского города, в том
числе и северо-востока, было проведено в совместной работе Н. Н. Во-
ронина и П. А. Раппопорта.36 Авторами сделаны некоторые заключе-
ния общего порядка, касающиеся хронологии и происхождения таких
городов Залесской земли, как Ростов, Суздаль, Владимир, Белоозеро.
Проблемы исторического развития основных центров Волго-Ок-
ского междуречья в той или иной степени затрагиваются и в некото-
рых общих работах, увидевших свет в последние годы.37 В работе
В. В. Карлова дана подробнейшая сводка гипотез и концепций
становления города в Древней Руси. Автор, основываясь на позициях
М. Н. Тихомирова, дает интересный анализ различных типов и исто-
рического содержания ранних русских городов.
Говоря об историческом изучении древнерусского города, и в ча-
стности центров Ростовской земли, нельзя не отметить большой вклад
в решение очерченного круга проблем таких историков и археологов,
как А. Н. Насонов, А. М. Сахаров, А. Л. Хорошкевич, В. Л. Янин
и ряда других.38
Нет необходимости перечислять и анализировать множество архео-
логических работ, в которых авторы касаются проблем становления
городов в Северо-Восточной Руси. Однако основные, кроме указанных
выше, назвать следует, — это исследования Н. Н. Воронина, Е. И. Го-
рюновой, П. Н. Третьякова, Л. А. Голубевой и ряда других историков
и археологов.39
36 В о р о н и и Н. Н„ Рацпопорт П. А. Археологическое изучение древне-
русского города.— КСИ А АН СССР, 1963, вып. 96, с. 3—17.
37 Куза А. В. Русские раннесредневековые города.— В кн.: Тезисы докладов
советской делегации на III Международном конгрессе славянской археологии. М.,
1975, с. 62—65; Карлов В. В. 1)0 факторах экономического и политического раз-
вития русского города в эпоху средневековья (к постановке вопроса).— В кн.: Рус-
ский город (Историко-методологический сборник). М., 1976, с. 32—69; 2) К вопросу
о понятии раннефеодального города и его типов в отечественной историографии.—
В кн.: Русский город (Проблема городообразования). М., 1980, с. 66—83.
38 Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского
государства. М., 1951; Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV—
XV веков. М., 1959; Хорошкевич А. Л. Основные итоги изучения городов XI —
первой половины XVII вв.— В кн.: Города феодальной России. М., 1966; Ян ин В. Л.,
Алешковский М. X. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы).—Исто-
рия СССР, 1971, № 2, с,. 22—34; Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы
новгородской археологии.— В кн.: Археологическое изучение Новгорода. М., 1978,
с. 5—56.
39 Воронин Н. Н. Раскопки в Ярославле.— В кн.: Древнерусские города.—
МИА, 1949, № 11, с. 177—192; Раскопки в Переяславле-Залесском.— Там же,
с. 193—202; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья.—
68
Мы ограничиваемся рассмотрением истории изучения и основных
проблем возникновения и развития трех древнерусских центров — Рос-
това Великого, Ярославля и Переяславля-Залесского, которые, несмот-
ря на общую историческую судьбу, на ранних этапах существенно отли-
чались друг от друга. Другие крупные города Залесья — Белоозеро,
Суздаль, Владимир, Муром и пр. — получили достаточное на данном
этапе освещение в трудах Е. И. Горюновой, В. В. Седова, М. В. Седо-
вой, Л. А. Голубевой. Особо следует выделить монографическое иссле-
дование М. В. Седовой, посвященное небольшому городу Северо-Вос-
точной Руси — Ярополчу Залесскому.40 Эта работа — первая для дан-
ного региона, и надо надеяться, что и другие города Залесской земли
будут так же хорошо изучены и опубликованы.
Рассматриваемые нами городские центры находятся на Великом
Волжском пути и своим возникновением обязаны прежде всего тому
обстоятельству, что по этой водной системе щло освоение северо-вос-
тока славяно-русским населением.
ЯРОСЛАВЛЬ
Одним из древнейших раннегородских центров Залесской земли
является Ярославль, возникший на основе более раннего поселения
в начале XI в. Ярославль не входит в число городов, упомянутых ле-
тописью еще в IX в. Он появляется на ее страницах гораздо позже —
с XI в., просуществовав к этому времени, по-видимому, уже более пол-
столетия. Он возникает уже в период активного государственного
освоения и строительства в Залесской земле. В этом его специфика
и отличие, например, от Ростова Великого.
«В области же сей, не на мнозе пути от града Ростова, яко на
60 поприщ, при брезе рек Волги и Которосли лежаше некое место,
на нем же последи создася славный град Ярославль». Это древнейшее
из дошедших до нас топографических описаний города в «Сказании
о построении града Ярославля», относящееся к XVIII в.41 Более
ранние письменные источники, касающиеся возникновения Ярославля,42
МИА, 1961, № 94, с. 183—205; Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народ-
ности.— МИА, 1970, № 179, с. 122—142; Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом
озере X—XIII вв. М., 1973, с. 57—198; Седова М. В. Древнерусские города ни-
зовьев реки Клязьмы: Автореф. канд. дис. М., 1972.
40 Седова М. В. Ярополч Залесский. М., 1978. — Во введении автор уделяет
внимание истории изучения городов Северо-Восточной Руси и справедливо констати-
рует, что, за исключением Белоозера, нет монографических исследований, посвящен-
ных отдельным центрам (см. с. 6).
41 Лебедев А. Храмы Власьевского прихода г. Ярославля. Ярославль, 1877,
с. 6.
42 Сообщение Лаврентьевской летописи под 1071 годом о восстании языч-
ников на северо-востоке Руси.— ПСРЛ, 1962, т. I, стб. 175.
69
чрезвычайно скудны и не могут дать более или менее удовлетвори-
тельную информацию по первоначальной истории города. Единствен-
ной базой для исследований являются данные, полученные в резуль-
тате археологических раскопок.
Вопрос о времени возникновения Ярославля — торгово-ремесленно-
го, культурного и политического центра Северо-Восточной Руси, издав-
на привлекал внимание историков, археологов и краеведов-любителей.
Достаточно полно и детально многочисленные точки зрения по этому
вопросу изложены в статье ярославского историка М. Г. Мейеровича,
где также приведена обширная библиография.43 Следует отметить, что
в работах ярославских краеведов, посвященных вопросу о возникно-
вении города, можно встретить много повторений, заимствований, не-
критического использования источников. Дискуссии историков разво-
рачивались вокруг даты основания города, но при этом ни один из них
не давал четкого определения собственно понятия «город». В подав-
ляющем большинстве работ археологические материалы вовсе не ис-
пользовались вследствие плохой изученности городских слоев, и авто-
ры опирались в основном на письменные источники или сомнительные
предания. Большинство исследователей исходит из положения, что Яро-
славль связан с именем князя Ярослава Владимировича, который, как
считается по традиции, и основал город. Значит, полагает абсолютное
большинство авторов, он мог сделать это только тогда, когда был кня-
зем Ростовским.44 В новейших работах историков эта позиция по-
прежнему имеет место45 и находит поддержку у некоторых археоло-
гов.46 На наш взгляд, как раз эта-то отправная точка исследований
историков и вводит их в заблуждение. Речь можно вести не об основа-
нии города, а о его наименовании Ярославлем и включении его в со-
став Ростовского княжества не номинально, а фактически, что, видимо,
и было сделано в бытность Ярослава Владимировича на княжении
в Ростовской земле. Тем более, что письменная традиция донесла до
нас первоначальное название этого населенного пункта — Медвежий
угол.47 Этот момент очень существен, так как им определяется и время
возникновения Ярославля как города.
43Мейерович М. Г. К вопросу о времени основания города Ярославля.—
В кн.: Краеведческие записки, вып. 4. Ярославль, 1960, с. 5—24.
44 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956, с. 416.
45 Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля в X — первой трети XIII в.—
История СССР, 1969, № 2, с. 64—65.
46 Петрухин В. Я., Пушкина Т. А. К предыстории.., с. 108.
47 Лебедев А. Храмы Власьевского прихода.., с. 6; Воронин Н. Н. 1) Мед-
вежий культ в Верхнем Поволжье в XI веке.— МИА, 1941, с. 149—190; 2) Медве-
жий культ в Верхнем Поволжье в XI веке.— В кн.: Краеведческие записки, вып. 4.
Ярославль, 1960, с. 90. Далее сноски даются по этому изданию.
70
Археологические работы в древнейшей части Ярославля — на
Стрелке при впадении р. Которосли в Волгу — начались в 1938 г. не-
большими по объему раскопками П. Н. Третьякова и М. К. Каргера,
которые заложили траншею у апсид Успенского собора и один шурф
на самой оконечности мыса.48
Широкие разведочные работы практически на всей территории
Стрелки были проведены в 1940 г. экспедицией под руководством
Н. Н. Воронина.49
В 1975 г. на юго-западной оконечности Стрелки у церкви Нико-
лы Рубленый город экспедицией Ленинградского университета была
выполнена шурфовка места предполагаемого первоначального вала
древнейших укреплений Ярославля. Археологические наблюдения в этой
части Ярославля продолжались и в 1976 г.50 Перечисленные археологи-
ческие исследования позволяют провести в общих чертах реконструкцию
топографии древнего Ярославля.
Первоначальная территория города, по мнению Н. Н. Воронина,
состояла из двух разновременных частей — древнейшей, южной, нахо-
дящейся собственно на Стрелке — Рубленый город (это название дожи-
вает вплоть до XVII в., когда в 1695 г. одна из церквей, сооруженная
на месте бывших укреплений, получает название Никола Рубленый го-
род) , и более поздней, северной,— Земляной город.
С напольной стороны Стрелка ограничена двумя оврагами —
Медвежьим и Волчьим; ранее это был один овраг, имевший первое
название, а первоначально, видимо, здесь находился один из рукавов
Которосли, и, таким образом, Стрелка являлась островом. На противо-
положной Стороне Медвежьего оврага, на мысу, образованном им и Ко-
торослью, Н. Н. Воронин выявил остатки культурного слоя с тек-
стильной керамикой, выше которого шли напластования XII—XIII вв.
Исследователь отнес остатки обнаруженного здесь городища к памят-
никам дьяковской культуры и сопоставил его с такими поселениями,
как Городок, Калязинское, Скнятинское II, которые были датированы
им сначала серединой I тыс. до н. э., а затем — первой четвертью
I тыс. до н. э.51 В настоящее время рассматриваемая группа памятни-
ков датируется VIII—IV вв. до н. э. и относится к первому этапу
48 Коллекция находок из раскопок П. Н. Третьякова и М. К. Каргера хранится
в Ярославском историко-архитектурном музее-заповеднике.
49 В о р о н и н Н. Н. Раскопки в Ярославле.., с. 177—192.
50 Дубов И. В., Винокурова М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспе-
диция.—-В кн.: АО 1976 года, 1977, с. 51.
51 Третьяков П. Н. 1) Древнейшие городища Верхнего Поволжья.— С А, 1947,
IX, с. 74—75; 2) Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.; Л., 1966,
с. 146—147.
71
дьяковской культуры.52 Очевидно, что между ранними слоями и на-
пластованиями XII—XIII вв. имеется значительная хронологическая
лакуна.53 Отмечая это, Н. Н. Воронин полагал, что на самой Стрелке
в IX—X вв. возник русский поселок Медвежий угол, с обитателями
которого и столкнулся Ярослав Владимирович (Мудрый), осваивавший
эту территорию в начале XI в.54 Н. Н. Воронин исходил из славянской
(русской) принадлежности ярославских могильников (синхронные им
поселения тогда известны не были) и той же этнической атрибуции
культа медведя. По преданию, жители поселения выпустили этого
свирепого зверя на князя и покорились только после того, как Ярослав
зарубил его топором.55
Этот эпизод «Сказания о построении града Ярославля» подвергнут
специальному исследованию в работах Н. Н. Воронина. Он несомнен-
но связан с культом медведя, хорошо известным у финно-угорских
племен на широкой территории, и который затем стал составной
частью верований древнерусского языческого населения данного регио-
на. Н. Н. Воронин собрал и проанализировал значительный фольклор-
ный, этнографический, археологический материал, подтверждающий
его заключение, что культ медведя широко бытовал в Северо-
Восточной Руси в рассматриваемый нами период. Поэтому нет необхо-
димости возвращаться к данной теме, а можно предложить читателю
обратиться к цитируемым выше великолепным исследованиям этого
автора.
Безусловно, неслучайно события начала XI в., когда создавался
древнерусский Ярославль, связываются с проявлениями культа мед-
ведя, который, как показывают археологические данные, по крайней
мере на рассматриваемой территории уже перестал быть только фин-
но-угорским, а становится составной частью древнерусских верований.
На месте Медвежьего угла на Стрелке, ограниченной со всех сто-
рон реками — Волгой, Которослью и Медведицей (позднее — Медвежий
овраг), и возникает город Ярославль. Благодаря археологическим ис-
следованиям, проведенным в разное время на Стрелке, можно вос-
создать облик древнейшего Ярославля, уточнить его хронологию, опре-
делить этнический состав его жителей.
Только в двух щурфах (XI, XII) Н. Н. Воронину удалось зафик-
сировать слой древнейшего Ярославля. Ранние слои обнаружены так-
52Розенфельдт И. Г. Керамика дьяковской культуры.— В кн.: Дьяковская
культура. М., 1974, с. 189—190.
33 Заметим, что в XVII в. на месте городища была сооружена церковь Спаса
на городу. Возможно, что в ее названии отразилось воспоминание о некогда суще-
ствовавшем здесь укрепленном поселении — городище.
54 В о р о и и н Н. Н. Медвежий культ.., с. 36—40.
65 Там же.
72
же в траншее 1938 г. у апсид Успенского собора и в раскопе 1940 г.,
заложенном там же. Исследователь полагал, что некоторые материа-
лы и лепная керамика в особенности (составляющая здесь ничтож-
ный процент) позволяют датировать Медвежий угол IX—X вв.
Лепная керамика этого поселения аналогична материалам яро-
славских курганных могильников (Тимеревского, Михайловского, Пет-
ровского) и Тимеревского поселения. Исследования показали, что этот
керамический материал датируется в основном X в. и в отдельных слу-
чаях доживает до XI в.56 Вещевые находки также не дают оснований
датировать ранние слои Ярославля IX—X вв. Наиболее вероятная дата
их — вторая половина X — начало XI в.
Шурфовка крайней оконечности Стрелки определила, что в этой
части культурный слой отсутствует вообще. Большая серия зондажей
была проведена Н. Н. Ворониным к северу от Успенского собора (шур-
фы IV—VIII). В них обнаружен только поздний материал (XV—
XVIII вв.). Многочастная стеклянная бусина, найденная в шурфе VI,
не может служить основательным доказательством наличия древней-
шего слоя в этой части Стрелки.
Керамика XI в. найдена и при работах 1975 г. Итоги раскопок не
позволяют предположить, что первоначальное население (X—XI вв.)
на месте Ярославля занимало всю территорию Стрелки (около 3 га),
хотя в принципе это могло иметь место. Площади древнерусских горо-
дов этого периода в среднем составляют примерно 2,5—7 га.57 В то же
время обычная площадь сельских поселений на Верхней Волге не пре-
вышает 2 га.58 •
Сейчас очень сложно окончательно очертить достоверную перво-
начальную территорию Ярославля. Поселение X—XI вв. занимало, ви-
димо, небольшой участок в южной и центральной частях Стрелки и тя-
нулось вдоль берега Которосли по направлению к Медвежьему оврагу.
Северная половина мыса была, скорее всего, свободна: трудно по-
верить, чтобы более позднее строительство полностью уничтожило здесь
следы раннего слоя. Кроме того, судя по уровню материка в шурфах
IV—VIII, возможно, что в северной части Стрелки рельеф резко по-
нижался и потому крутой склон волжского берега в то время не был
56 М а л ь м В. А. Культовая и бытовая посуда из Ярославских могильников.—
В кн.: Ярославское Поволжье X—XI вв. М., 1963, с. 49—50; Дубов И. В. Пробле-
мы становления раннефеодального общества на территории Ярославского Поволжья:
Автореф. канд. дис. Л., 1974, с. 9—10.
57 Раппопорт П. А. Военное зодчество западнорусских земель X—XIV вв. —
МИА, 1967, № 140, с. 187, прим. 9.— По мнению этого автора, большими по площади
(40 га и более) были только крупные центры целых земель, чего, конечно, никак
нельзя сказать о Ярославле XI в.
58 Успенская А. В., Фехнер М. В. Поселения Древней Руси.— Труды
ГИМ, 1956, вып. 32, с. 16.
73
заселен и застроен. Однако, к сожалению, это мы можем лишь пред-
полагать. В настоящее время мы не в состоянии дать сколько-нибудь
приемлемую и основанную на материалах реконструкцию планировки
и характера застройки древнейшего Ярославля. Н. Н. Ворониным во
время раскопок была обнаружена всего лишь одна постройка, кото-
рую он отнес к слою IX—XIII вв.59 Она представляла собой полуземля-
ночное сооружение неправильной четырехугольной формы. Отсутствие
печи или очага дали основание автору раскопок считать, что это либо
подполье наземного жилища, либо просто постройка нежилого харак-
тера. Неясна и датировка постройки — найденные там фрагменты кера-
мики датируются очень широко. Весь комплекс находок из раскопок
Н. Н. Воронина говорит о том, что Медвежий угол был обычным древ-
нерусским поселением с незначительными финно-угорскими (видимо,
мерянскими) компонентами.
Место, на котором в XI в. возникает город Ярославль, имело пре-
красную естественную защиту — высокие откосы Волги и Которосли
и Медвежий овраг с напольной стороны. Если на ранних этапах жи-
тели городка «Медвежий угол» были удовлетворены такими преграда-
ми от врага, то в XI в. появилась необходимость создания более мощ-
ной и надежной оборонительной системы.
Благодаря археологическим исследованиям удалось в общих чер-
тах восстановить историю создания укреплений древнего Ярославля.
Н. Н. Воронин на краю Медвежьего оврага у церкви Никола Рубленый
город обнаружил остатки вала XI в., а в 1975 г. там же найдены де-
ревянные конструкции, имевшие прямое отношение к этому укрепле-
нию.60
Одним из ключевых вопросов изучения истории Ярославля явля-
ется определение облика, структуры, топографического размещения
и хронологии городских укреплений. Деревянные стены Рубленого го-
рода погибли во время пожара 1658 г.,61 однако валы его, возможно,
некоторое время продолжали существовать. Во всяком случае, как уже
упоминалось, построенная в 1695 г. в юго-западной части Стрелки цер-
ковь получила название Никола Рубленый город. Известные нам пла-
ны Ярославля, относящиеся к XVIII—XIX вв., уже никаких следов ук-
реплений Рубленого города не фиксируют.62
59 Воронин Н. Н. Раскопки в Ярославле.., с. 185, рис. 7.
60 Воронин Н. Н. Раскопки в Ярославле.., с. 182; Дубов И. В., Иоанни-
сян О. М. К топографии древнего Ярославля (итоги и задачи изучения).— КСИА
АН СССР. 1980, вып. 160, с. 19—24.
61 Добровольская Э. Ярославль. М., 1968, с. 101.
62 Тверской Л. М. Русское градостроительство до конца XVII в. Л.; М., 1953,
с. 121 (план Ярославля до перепланировки 1778 г.); Полное собрание законов
Российской империи (собр. 1-е). Книга чертежей и рисунков (планы городов). СПб.,
74
В 1940 г. Н. Н. Воронин заложил шурф на краю Медвежьего овра-
га у церкви Никола Рубленый город с целью выявления древнейших
укреплений. Сразу же под дерновым слоем была обнаружена красная
глина, которую Н. Н. Воронин предположительно определил как остат-
ки вала.63
Шурф 1975 г. находился в 25 м к востоку от зондажа Н. Н. Воро-
нина, на предполагаемой линии укреплений, идущих по краю Медвежь-
его оврага. Как и в 1940 г., при работах зафиксирована красная гли-
на, но только на уровне 1,05 м. Оказалось, что она не образует
сплошной прослойки, а частично уничтожена в результате строи-
тельных работ XVII—XVIII вв. Ниже красной глины до уровня 3 м
идет перемешанный культурный слой. Скорее всего, это строительная
яма, выкопанная в период сооружения церкви Никола Рубленый го-
род. В ее заполнение попали вещи от X—XI (керамика курганного ти-
па, шиферное пряслице) до XVII—XVIII вв. Особенно много строи-
тельных остатков XVII в.— большемерный кирпич, изразцы, изразцо-
вая румпа, фрагменты поливного керамического лемеха и т. д.
На уровне 2,9—3,0 м обнаружена конструкция из полусгнивших
полуобгоревших бревен диаметром 10—15 см, утопленных в материко-
вую глину. Бревна ориентированы с северо-запада на юго-
восток, т. е. поперек направления предполагаемого вала Рубленого
города.
Н. Н. Воронин, видимо, действительно обнаружил след вала, од-
нако дальнейшие раскопки в этом месте были приостановлены. Вскры-
тая теперь яма XVII в., по всей вероятности, прорезала древний вал
и оголила его деревянные конструкции. К сожалению, сохранность де-
рева очень плохая, и это не позволяет надеяться на проведение денд-
рохронологических исследований. Учитывая крайнюю ограниченность
раскопок, можно лишь предполагать, что обнаруженная конструкция
принадлежит к валу Рубленого города, сооруженному в XI в.
В XII—XIII вв. Ярославль становится значительным городом. Это
укрепленный княжеский центр с хорошо развитой торговлей и ремес-
лом, а также опорный пункт распространения христианской религии
среди язычников. Археологические раскопки позволяют достаточно хо-
рошо представить весь комплекс материальной и духовной культуры
ярославцев того времени. В XII в. Ярославль уже простирается за
пределы Стрелки — возникает посад. Некоторые исследователи пола-
гают, что в это время уже появляются и укрепления Земляного горо-
1893, л. 406; Центральный государственный военно-исторический архив, ф. Во-
енно-учетного архива, № 21528, ч. 2, л. 10; Ярославский историко-архитектурный
музей-заповедник (план благоустройства Стрелки в 30-е годы XIX в.).
63 В о р о н и н Н. Н. Раскопки в Ярославле.., с. 182.
75
да.64 Однако полная неизученность территории посада и Земляного го-
рода делает эти предположения преждевременными. Центр Ярослав-
ля того периода по-прежнему находится на Стрелке. Именно здесь
в 1215 г. Ростовский князь Константин Всеволодович «заложи цер-
ковь камену... на дворе своем».65 Таким образом, Лаврентьевская ле-
топись прямо указывает на то, что в начале XIII в. на Стрелке нахо-
дился княжеский дворец, при котором и была выстроена каменная
церковь.
Подводя итоги, можно в общих чертах представить следующую
схему возникновения и развития города Ярославля.
В конце X — начале XI в. небольшое поселение Медвежий угол
при впадении Которосли в Волгу, незадолго до этого времени возник-
шее, постепенно становится центром довольно большого района. На
его основе возникает княжеский раннегородской центр, связанный
с именем князя Ярослава Владимировича. Первоначально это неболь-
шая крепость на южной оконечности мыса, которая впоследствии
в XII—XIII вв. перерастет в один из крупных городов Ростовского
княжества. Думается, что все попытки определить точный год осно-
вания города Ярославля, т. е. год появления Ярослава и его дружи-
ны в этих местах, обречены на неудачу. Такое возможно только при
упоминании в письменных источниках, остальное всего лишь догадки
в пределах возможных вариантов.
Собственно город Ярославль впервые упомянут летописью под
1071 г., когда описывается известное восстание в Ростово-Суздальской
земле. Летопись сообщает нам, что «В лето 6579... Бывши бо единого
скудости в Ростовьской области, встата два волхъва от Ярославля...
глаголюща: „яко ве свеве, кто обилье держить”. И поидости по Вол-
зе... и придоста на Белоозрро...».66 Видимо, город Ярославль возник
ранее, а точнее либо в период с 988 по 1014 г., когда Ярослав был
князем Ростовским, либо в 1024 г;, когда он пришел сюда со своей
дружиной из Новгорода для подавления восстания, о котором также
сообщает летопись. Эта дата кочевала из работы в работу ярославских
краеведов67 и была поддержана Е. И. Горюновой.68 К этому же году
относил возникновение города Ярославля и известный исследователь
мерянских древностей Д. Корсаков.69
64 Там же, с. 178; Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества
Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X—XV вв. — МИА, 1961, № 105, с. 27.
65 ПСРЛ, 1962, т. 1, с. 438.
66 ПСРЛ, т. 1, с. 75.
67 В е р. х о в о й Н. Ярославль. Историческая монография о времени основания
города. Рыбинск, 1903, с. 33; Подробную библиографию см.: Мейерович М. Г.
К вопросу.., с. 6.
68 Горюнова Е. И. К истории городов.., с. 19.
69 Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872, с. 69—70.
76
Думается, что точно установить дату невозможно, но археологиче-
ские материалы позволяют сделать вывод, что в начале XI в. на
Стрелке возникает укрепленный раннегородской центр. И поэтому при-
нятая сейчас официальная условная дата —1010 г. вполне соответст-
вует реальной действительности, хотя следует еще раз подчеркнуть ее
условный характер.
Ярославль возникает в то время, когда резко усилилось древне-
русское освоение Верхнего Поволжья и здесь укрепляется княжеская
власть, активизирующая процесс христианизации края. Не случайно
с основанием города связана легенда о борьбе православного князя со
священным языческим зверем. Это предание безусловно имеет древнюю
подоснову. В ней нашел свое отражение общий финно-угорский культ
медведя. В ранних материалах городских слоев Ярославля финно-
угорские вещи отсутствуют. Поселение на Стрелке, видимо, с самого
начала было древнерусским, но отдельные проявления язычества,
носителями которого были местные жители — меряне, входившие
в состав нового этнического образования, еще долго давали о себе
знать.
В радиусе 10—12 км от Ярославля в IX—XI вв. располагались
крупные раннегородские центры Михайловский, Петровский, Тимерев-
ский. В состав этих комплексов входят обширные курганные могильни-
ки, неукрепленные поселения и клады куфических монет, зарытые в зем-
лю в IX в. Данные поселения восходят к IX в. и своим возникновением
и расцветом обязаны функционированию Великого Волжского пути.
Они были одновременно и центрами трансъевропейской торговли,
и важными форпостами освоения славянами Волго-Окского между-
речья. Эти комплексы отличались от племенных городов своей со-
циальной и экономической структурой — жило в них разноэтническое
население, состоявшее из свободных общинников, купцов, воинов. Про-
тогорода данного типа не могли органично вписываться в новую со-
циальную и государственную структуру — раннефеодальную Русь и вы-
нуждены были уступить свое место на исторической арене княжеским
городским центрам.
Как показали археологические исследования, на месте будущего
Ярославля не было в IX—X вв. сколько-нибудь значительного посе-
ления. Находящееся здесь поселение письменная традиция называет се-
лищем, и это, видимо, не случайно. Поэтому нельзя согласиться, что
непосредственным предшественником Ярославля было поселение Мед-
вежий угол, и на этом основании отвергать гипотезу о том, что Тимерев-
ский протогородской комплекс пришел в упадок в борьбе с новым го-
родом за право быть центром местной округи.70 Здесь, как и во многих
70 П е т р у х н н В. Я., П у ш к и и а Т. А. К предыстории.., с. 108.
77
других случаях, имевших место в это время в Древней Руси, в полную
силу проявилось явление «переноса города», имевшее глубокое исто-
рическое содержание и отразившее многогранные социальные про-
цессы.
Итак, город Ярославль сменил старые поселения, связанные с Ве-
ликим Волжским путем, носившие торгово-ремесленный протогородской
характер. Они, как и центры племенных княжений, не выдержали ост-
рой борьбы, характеризующей начало феодализации Ярославского
края.
Археологическое изучение Ярославля находится только в своем
начале. Для того чтобы максимально полно реконструировать древнюю
историю этого города Залессья, необходимо продолжать раскопки и в
дальнейшем, ибо есть полная уверенность в их успехе и продуктивно-
сти. В связи с этим совершенно необоснованно утверждение М.Н. Ти-
хомирова о слабом развитии Ярославля как городского центра в XI—
XIII вв. К сожалению, практически мы не знаем материалов этого вре-
мени. А М. Н. Тихомиров строит на этой базе вывод о том, что Яро-
славль не мог возникнуть как торговый центр, хотя и располагался
на р. Волге. По его мнению, построение Ярославля имело задачу ох-
раны водного пути от Волги к Ростову. Мы, однако, думаем, что это
была лишь одна из функций рассматриваемого раннефеодального го-
родского центра, каковым был Ярославль.
РОСТОВ
Большое значение для понимания исторических процессов, проте-
кавших в Волго-Окском междуречье в эпоху раннего средневековья
имеет изучение археологических памятников в районе оз. Ростовского
(как его называет летопись), или Неро (название современное, имею-
щее, вероятно, глубокие древние корни). Именно здесь на берегах озе-
ра и в ближайшей его округе размещалась одна из основных финно-
угорских племенных групп — меря. Об этом определенно сообщается
в этнографическом введении к «Повести временных лет»: «...а на Рос-
товском озере меря...»71
Более ста лет ведутся археологические изыскания в этом районе.
Внимание ученых привлекло прежде всего Сарское городище — укреп-
ленное поселение, расположенное на высокой гряде в излучине р. Сары
в 15 км к югу от древнерусского Ростова Великого (ныне Ростов-Яро-
славский). Первое описание городища относится к 20-м годам XIX в.72
71 ПСРЛ, т. 1, стб. 10—11.
72 Бояркин Н. Городище на реце Сарре.— Вестник Европы, 1820, № 113,
с. 311.
78
Археологические раскопки начались здесь во время широких ра-
бот в Залесской земле экспедиции А. С. Уварова и П. С. Савельева.73
Следующим этапным исследованием стали раскопки под руководст-
вом Д. Н. Эдинга.74 Кроме этих археологов на Сарском городище ко-
пали ростовский краевед А. А. Титов, известный русский художник
и археолог Н. К. Рерих, археологи Д. А. Крайнов и Д. А. Ушаков.
Начиная с 1970 г. на городище с незначительными перерывами ве-
дет работы А. Е. Леонтьев, который занимается прежде всего изуче-
нием уцелевшей части посада, а также разведками и раскопками се-
лищ и курганных могильников в ближайших окрестностях.75
Результаты предыдущих исследований и собственных раскопок
обобщены А. Е. Леонтьевым в ряде статей и кандидатской диссерта-
ции.76 Этим автором выполнено ценное исследование, благодаря кото-
рому по-новому стали рассматриваться многие важные аспекты разви-
тия Сарского городища и его роли в истории Ростовской земли.
Однако далеко не все проблемы решены, многие спорные вопросы так
и остались открытыми. А между тем Сарское городище является клю-
чевым памятником, без понимания которого невозможно дальнейшее
изучение истории Волго-Окского междуречья IX—XI вв. В исторической
науке давно сложилось представление, согласно которому Сарское го-
родище и есть древний город Ростов, упоминаемый в летописи, т. е. это
укрепленное поселение как бы предшествовало современному Ростову,
расположенному непосредственно на берегу оз. Неро.77 Нет необходимо-
сти доказывать, насколько важно изучение собственно Сарского горо-
дища для решения данного вопроса. К сожалению, мы вынуждены кон-
статировать, что наши возможности в этом плане крайне ограничены,
так как еще в XIX в. на городище был создан карьер по добыче щеб-
ня, он же и привел памятник к окончательной гибели в 20—30-х годах
XX в.
Городище расположено на узкой вытянутой гряде и с трех сторон
окружено петляющей р. Сарой. Еще в 1820 г. Н. Бояркин отвечал, что
73 Уваров А. С. Меряне и их быт..., с. 32.
74 Эд ин г Д. Н. Сарское городище. Ростов-Ярославский, 1928.
75 Леонтьев А. Е. 1) Работы на Сарском городище. — В кн.: АО 1972 года.
М„ 1973, с. 73; 2) Раскопки Сарского городища и разведки в Ярославской обла-
сти.— АО 1973 года. М., 1974, с. 63; Леонтьев А. Е., Исланова И. В. Рабо-
ты Волго-Окской экспедиции. — АО 1978 года. М., 1979, с. 70—71.
76 Леонтьев А. Е. 1) «Город Александра Поповича» в окрестностях Росто-
ва Великого. — Вести. Моск, ун-та, Сер. история, 1974, №3, с. 85—96; 2) О време-
ни возникновения Сарского городища. — Вести. Моск, ун-та. Сер. история, 1974,
№ 5, с. 68—74; 3) Сарское городище в истории Ростовской земли (VIII—XI вв.):
Автореф. канд. дис. М., 1975.
77 С п и ц ы н А. А. Владимирские курганы..., с. 94; Насонов А. Н. «Русская
земля»..., с. 181.
79
на городище четыре вала.78 Ко времени работ А. С. Уварова
и П. С. Савельева сохранилось уже три (I, II, III — по нумерации
Д. Н. .Эдинга)- На плане, опубликованном А. С. Уваровым, северо-
восточная часть городища, и в том числе вал А, показана пунктиром,
т. е. к этому времени они были уже уничтожены.79 Этот план в точно-
сти воспроизведен в работе П. Н. Третьякова.80 Е. И. Горюнова позд-
нее отметила, что П. Н. Третьяковым была допущена ошибка и план
был неправильно ориентирован — «вершина излучины р. Сары, а сле-
довательно, и мыс обращен на северо-запад».81 Однако никакой ошиб-
ки П. Н. Третьяков не допускал — во всех публикациях план городи-
ща ориентирован правильно. Несохранившаяся часть городища с ва-
лом А находятся в его северо-восточной части.82 А вершина излучины
р. Сары подступает к городищу с юго-запада. П. Н. Третьяков
и Е. И. Горюнова считали, что северная часть памятника является
древнейшей и представляет собой типичное мысовое городище дьяко-
ва типа, расположенное на стрелке гряды. Мы пока не будем анализи-
ровать вещественный материал, отметим только, что стрелкой в дан-
ном случае является южная оконечность гряды, где расположена позд-
няя часть городища. Северная часть поселения совершенно не изучена,
во-первых, у нас практически нет никаких данных о существовании ва-
ла А, на площадке между валами А и I раскопок не производилось, или
по крайней мере сообщения о них отсутствуют. Однако вполне допусти-
мо, что вал А защищал поселение с севера с напольной стороны, а вал
I отсекал раннюю часть памятника от основного массива гряды. Тогда
мы имеем не мысовое городище, а обычный памятник дьяковской куль-
туры, со всех сторон имеющий искусственное или естественное укрепле-
ние— два вала (А и I), и обрывы мыса с двух оставшихся сторон.
П. А. Раппопорт и следом за ним А. Е. Леонтьев полагают, что древней-
шей является средняя часть городища, заключенная между I и II вала-
ми.83 А. Е. Леонтьев отмечает тот факт, что средняя площадка городи-
ща была самой удобной и возвышалась над северной и южной частя-
ми.84 Это положение легко оспаривается. Во-первых, если проанализи-
78 Бояркин Н. Городище..., с. 311.
79 У в а р о в А. С. Меряне..., с. 232.
80 Т р е т ь я к о в П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья в первом тыся-
челетни н. э. — МИА, 1941, № 5, с. 91, рис. 49.
81 Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья. — МИА,
1961, № 94, с. 95.
82 Смотри публикацию плана городища в книге Д. Н. Эдинга и в статье
А. Е. Леонтьева (Эдинг Д. Н. Сарское городище... прилож.; Леонтьев А. Е.
«Город Александра Поповича...», рис. 1).
83 Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточ-
ной и Северо-Западной Руси X—XV вв.., с. 25; Л е о и т ь е в А. Е. Сарское городи-
ще.., с. 14.
84 Леонтьев А. Е. Сарское городище.., с. 15.
80
ровать размеры валов, приводимые Д. Н. Эдингом, то видно, что все
сохранившиеся три вала насыпаны почти на горизонтальной плоско-
сти.85 По крайней мере, незначительное повышение идет в сторону вер-
шины излучины р. Сары, т. е. к юго-западу. Площадка городища у под-
ножия вала I возвышается над уровнем почвы вне поселения на 2 м
10 см; у вала II — на 2 м 30 см, а у вала III — на 3 м. Близкие высоты
над уровнем заливных лугов имеют пологий юго-западный склон (око-
ло 10 м) и крутой северо-восточный (более 10 м).86 Во-вторых, не совсем
ясно, что имел в виду Д. Н. Эдинг, когда пользовался термином «бо-
лонье». Так он называет и центральную часть города, ограниченную I
и II валами.87 П. А. Раппопорт указывал, что эта ошибка Д. Н. Эдинга
основана на том, что он считает основной северо-восточную площадку
поселения.88 Однако Д. Н. Эдинг и ее называет «болоньем».89 Путаница
с термином у Д. Н. Эдинга привела к тому, что в позднейших иссле-
дованиях появилась еще одна трактовка, — по мнению А. Е. Леонтье-
ва, Д. Н. Эдинг обе боковые площадки называл «болоньем» и вообще
считал городищем лишь центральную часть памятника.90 Это заклю-
чение, как видим, находится в противоречии с замечанием П. А. Раппо-
порта. Д. Н. Эдинг называл «болоньем» не только центральную и се-
веро-восточную площадки городища, но и прилегающую к нему пло-
щадь, находящуюся за пределами валов. Так, описывая второй вал, он
указывал, что его гребень «возвышается над площадью города на
1,60 м, а над болоньем — на 3,90 м».91 Собственно термин «болонье»
(«блонье») имеет несколько значений, приемлемых для описания архе-
ологических памятников.92 Это и низменная луговая равнина у реки или
озера в том случае, когда речь идет о местности, примыкающей к гря-
де, на которой находится Сарское городище. Это и выгон, поскотина,
в качестве которых также могли использоваться заливные луга близ
городища. Это и ближайшие окрестности города — предместье, слободы,
околицы. В таком значении можно говорить о разных частях городища
в зависимости от понимания его структуры и топографии. Скорее всего,
Д. Н. Эдинг использовал термин «болонье» для обозначения местно-
сти, находящейся за валом или вообще за пределами городища. Не-
четкость Д. Н. Эдинга в использовании этого термина и повлекла за
85 Эдинг Д. Н. Сарское городище.., с. 9—10.
86 Там же, с. 7.
87 Там же.
88 Раппопорт П. А. Очерки.., с. 24, прим. 39.
89 Э д и и г Д. Н. Сарское городище.., с. 9.
90 Леонтьев А. Е. О времени возникновения.., с. 69.
91 Э д и н г Д. Н. Сарское городище.., с. 9.
92 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955, т. 1,
6 285
81
собой недостаточно обоснованное заключение, сделанное уже другими
исследователями.
Таким образом, у нас нет оснований утверждать, что центральная
площадка городища выше по уровню, чем северная или южная.
Важнейшим аргументом в пользу того, что центральная площадка
городища была древнейшей, по мнению П. А. Раппопорта и А. Е. Ле-
онтьева, является факт одновременного сооружения валов I и II, насы-
панных на материке. Однако еще Д. Н. Эдинг указывал на некоторые
конструктивные различия этих валов. Он достаточно определенно вы-
сказался, что вал I старше вала II, а на месте последнего первона-
чально был тын, который позднее заменили валом.93 Различия в струк-
туре валов I и II отмечала и, Е. И. Горюнова.94 Д. Н. Эдинг полагал, что
III вал, как и уничтоженный вал А были сооружены позднее двух пер-
вых.95 Возникновение валов I и II А. Е. Леонтьев относит к рубежу
VIII—IX вв., а III и IV к периоду IX—X вв.96 Таким образом, по мне-
нию обоих исследователей, рост городища происходил от центральной
площадки в обе стороны по гряде. Аналогично возникали и полосы
укреплений — сначала одна линия валов и рвов, затем вторая. Правда,
Д. Н. Эдинг указывал на некоторую разновременность валов I и II.
В этом плане особый интерес вызывает замечание Д. А. Ушакова, при-
водимое А. Е. Леонтьевым, который отметил, что укрепления склона
южной площадки городища — деревянные конструкции — городки, II
и III валы составляют единую оборонительную систему.97 Надо также
заметить, что ни один автор не говорит о каких-либо различиях между
валами II и III. Отсюда возникает мысль об их относительной одновре-
менности. Вал III изучен гораздо лучше, нежели два других, — он насы-
пан на культурном слое, рядом с ним зафиксирована срубная конструк-
ция. Аналогичные сооружения зафиксированы и у подошвы вала II.
Все три исследованные оборонительные сооружения имеют в об-
щем одну строительную традицию, восходящую к памятникам дьяков-
ской культуры. Во всех трех случаях в разрезах валов зафиксированы
следы или остатки сгоревших деревянных конструкций.
В качестве аналогии Д. Н. Эдинг, ссылаясь на А. А. Спицына, при-
водил пример городища Березняки, где в основе валов были также де-
ревянные конструкции.98 После исследований и публикации материалов
93 Эдинг Д. Н. Сарское городище.., с. 24.
94 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 200.
95 Э д и н г Д. Н. Сарское городище.., с. 24.
96 Леонтьев А. Е. Сарское городище.., с. 19—20.— Здесь автор дает другую
нумерацию валов.
97 Леонтьев А. Е. «Город Александра Поповича..», с. 89 (данные из архива
Д. Н. Эдинга).
98 Э д и н г Д. Н. Сарское городище.., с. 22.
82
П. Н. Третьякова этот пример еще больше подтвердился — во второй
четверти I тыс. и. э. в устье р. Сонохты были возведены оборонительные
укрепления, состоящие из двух плетней, пространство между которыми
было засыпано землей. После того как плетни сгорели — земля осела
и накрыла подушкой деревянные конструкции." Аналогичные укреп-
ления есть и на других дьяковских городищах Волго-Окского между-
речья.99 100 Рассмотрим внимательно, как было укреплено городище Бе-
резняки: со стороны перемычки, соединявшей место поселка с плато
высокого берега, находились прежде всего укрепления с плетневой
основой. По аналогии такие защитные сооружения могли быть и на
Сарском городище, возможно, это и был вал А. Данная мысль не нова
и высказывалась еще П. Н. Третьяковым и Е. И. Горюновой. Позднее
она оспаривалась П. А. Раппопортом и А. Е. Леонтьевым. «Смотрим
укрепления Березниковского городища далее — такая же земляная сте-
на, основой для которой служили два параллельных плетня, была по-
строена на протяжении 15—20 м с южной стороны площадки».101 На
Сарском городище в его первоначальный период существования такой
защитой вполне мог быть вал I. Березняки имеют также и боковые
укрепления, состоящие из бревенчатой ограды. Сарское городище та-
ковых не имеет, хотя, как мы уже отмечали, северо-восточная часть го-
родища исследованиям не подвергалась. Валы II и III, учитывая их
конструктивную близость и то, что они являются компонентами единой
оборонительной системы, видимо, сооружались почти одновременно
и связаны с древнерусским периодом в истории городища.
Как известно, П. Н. Третьяков и Е. И. Горюнова датировали воз-
никновение Сарского городища VI—VII вв. Позднееэта датировка была
пересмотрена, и ранние находки на городище стали относиться
к VIII в.102 Мы уже высказывались по этому поводу, не аргументируя
свою позицию, а принимая хронологические заключения П. Н. Третья-
кова и Е. И. Горюновой.103 Одним из доказательств в пользу более
поздней даты были большие размеры первоначального поселения, т. е.
центральной площадки Сарского городища, размеры которой опреде-
лил Д. Н. Эдинг — 8320 м.104 По мнению А. Е. Леонтьева, это противо-
речит отнесению поселка на Саре к VI—VII вв. Он справедливо замеча-
ет, что в это время средняя площадь городищ в данном регионе не
99 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 52.
100 С м и р н о в К. А. Дьяковская культура. Материальная культура городищ
междуречья Оки и Волги. — В кн.: Дьяковская культура. М., 1974, с. 16—17.
101 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 52.
102 Леонтьев А. Е. О времени возникновения.., с. 73.
103 Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятни-
ки Древней Руси.., с. 131.
104 Э д и н г Д. Н. Сарское городище.., с. 9.
83
превышала 0,5 га.105 Заметим, что она была даже еще меньше. Напри-
мер, площадь городища Березняки, дожившего до V в., равняется все-
го 2300 м.106 Однако если все-таки полагать, что древнейшей была
северо-восточная площадка Сарского городища, то ее размеры (3000 м2)
соответствуют и не выделяются из серии синхронных однотипных па-
мятников. П. Н. Третьяков думал, что в это время были заселены и се-
верная и центральная площадки. Их общая площадь превышает 1,4 га.
Это и вызвало его размышления по поводу необычно большой площади
первоначального Сарского поселка, что позволило ему отнести поселе-
ние «к дальнейшим, еще незнакомым нам этапам развития».107
Раскопки на Сарском городище дали богатейшую коллекцию ве-
щей, по которым можно в целом представить в развитии материальную
и духовную культуру его обитателей. К сожалению, большая часть на-
ходок депаспортизована, точное происхождение многих трудно или прак-
тически невозможно установить. С такими трудностями сталкивается
каждый, кто занимается исследованием данного памятника. Моногра-
фическое исследование Д. Н. Эдинга в этом плане не помогает, а толь-
ко запутывает. Благодаря большим усилиям А. Е. Леонтьеву удалось
в своей диссертации классифицировать вещественный материал Сарско-
го городища, установить «адреса» многих находок. Однако эта работа
до сих пор не опубликована, а статьи данного автора носят в основном
обобщающий характер.
Хронологически находки распределяются следующим образом: се-
веро-восточная часть городища не раскапывалась, известным оттуда
вещам А. Е. Леонтьев дал суммарную дату — IX—X в. Ранний мате-
риал, характеризующий начальные этапы существования поселения на
р. Саре, сосредоточен на площадке между I и II валами. Это служит
одним из основных аргументов в пользу того, что центральная часть
городища является древнейшей. Однако здесь же представлен весь ос-
новной материал поселения IX—XI вв. Единичные находки VII—IX вв.
на центральной площадке и отсутствие данных о материалах северо-
восточной части не дают оснований для утверждений о наиболее ранней
дате для пространства городища, заключенного между I и II валами.
Детальное обоснование датировки ряда вещей VII—VIII вв. дано в ци-
тируемых выше работах П. Н. Третьякова и Е. И. Горюновой. Указа-
ние А. Е. Леонтьева на их широкое бытование, в некоторых случаях до
X и даже до XI в., только подтверждает, что жизнь на городище не
прерывалась и поселение постепенно перерастало из небольшого мерян-
ского племенного поселка в древнерусский торгово-ремесленный центр.
105 Леонтьев А. Е. Сарское городище.., с. 15.
106 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 52.
107 Там же, с. 92.
$4
В южной части городища сосредоточены материалы более позднего вре-
мени, которые справедливо датируются XII—XIV вв.
Необходимо специально остановиться на периоде, непосредственно
предшествующем возникновению нового Ростова или синхронном ему —
IX—XI вв., и рассмотреть проблему соотношения Сарского городища
и племенного Ростова. В это время Сарское городище из мерянского
поселения, только слегка затронутого процессами древнерусского воз-
действия, становится крупным торгово-ремесленным центром Ростов-
ской земли, играющем большую роль в трансъевропейских связях. Ре-
месло и торговля — вот основные занятия жителей Сарского городка.
Снабжение же сельскохозяйственными продуктами выпало на долю
округи, которая, в свою очередь, получала ремесленные изделия и пред-
меты торговли. Это хорошо видно по находкам из курганов, известных
в больших количествах в близлежащей местности. Население Сарского
городища уже с IX в., а особенно в X в., было многоэтническим —
в пользу данного тезиса говорят находки вещей древнерусского обли-
ка, где переплетены черты финно-угорские и славянские. Древнерус-
ский характер всего комплекса городища не позволяет утверждать, что
население его было одноэтническим. Костяк населения Сарского горо-
дища в IX—X вв. несомненно составляли славяне, вошедшие вместе
с местным мерянским этносом в состав единого племенного княжения,
являвшегося в первую очередь образованием социальным, характерным
для переходной эпохи от родового строя к раннему феодализму.
В X в. (время расцвета Сарского городища) здесь аккумулирова-
лись все стороны разрушения старого и становления нового социально-
го организма. В этот переходный период рост Сарского городища объ-
ясняется не столько гибелью племенных княжений, а главным образом
он отражает совершенно особый этап в формировании древнерусского
общества, когда патриархально-родовые отношения еще уживаются
с раннефеодальными, и этот синтез, а также весь характер времени
дают толчок к последнему подъему в жизни таких центров, которые
позже теряют свое значение и сменяются новыми городами — княже-
ско-феодальными опорными пунктами. К сожалению, этот процесс край-
не трудно детализировать и конкретизировать на примере Сарского го-
родища. Материал не позволяет говорить о наличии здесь веча и кня-
жеской резиденции и тем более о существовании особой группы воинов-
профессионалов.108
108 Единичные находки меча западноевропейской работы, кольчуги, навершия
шлема (?) не позволяют согласиться с А. Е. Леонтьевым, который на этом основа-
нии выявляет на городище социальную группу воинов-профессионалов. — См.: Л е-
онтьев А. Е. Сарское городище в истории.., с. 10.
85
Однако генеральная линия развития Сарского городища из «эмб-
риона города» в IX в., как его называл П. Н. Третьяков,109 в ранне-
городской древнерусский центр уже в X в. 110 сейчас более или менее
ясна и требует дальнейшего углубленного изучения.
Важнейшим вопросом, как мы уже отмечали, является выяснение
соотношения Ростова и Сарского городища. В трудах П. Н. Третьякова
и Е. И. Горюновой предлагается в общем близкое решение его, хотя
Е. И. Горюнова и приписывает П. Н. Третьякову положение, выдвину-
тое еще А. А. Спицыным, о тождестве летописного Ростова и Сарского
городища.111 П. Н. Третьяков полагал, что город (Сарское городище)
был перенесен на оз. Неро, на место современного Ростова.112 В рабо-
тах Е. И. Горюновой представлена точка зрения, согласно которой «на-
чало русского Ростова было положено не в IX в., а несколько позд-
нее».113 Опираясь на раскопки в Ростове Н. Н. Воронина в 1954—
1956 гг., Е. И. Горюнова реконструирует здесь мерянский поселок VIII—
X вв.114 Для того чтобы разобраться в этих заключениях, необходимо
дать краткую характеристику археологической изученности территории
самого города Ростова.
Раскопки здесь носили крайне ограниченный характер. Исследова-
ния Н. Н. Воронина в 1954—1956 гг. преследовали совершенно узкие
конкретные цели и проводились прежде всего для изучения архитектур-
ных памятников.
Н. Н. Воронин и П. А. Раппопорт пришли к выводу, что раскопки
1954—1956 гг. сняли гипотезу о первоначальном нахождении Ростова
на Сарском городище и «переносе» города на его место в конце XI в.115
Однако, по нашему мнению, никаких оснований для такого вывода
указанные архитектурные раскопки не дают. Автор работ Н. Н. Воро-
нин без развернутых доказательств заключил, что деревянные дубовые
сваи, на которых стояло позднее средневековое сооружение, «легко про-
ходили через толстые сосновые или еловые бревна построек IX—X вв.,
лежавшие в нижнем ярусе культурного слоя...».116 Такая датировка мо-
жет лишь вызвать недоумение, так как не подкреплена конкретными
фактами и находками. Новые раскопки на территории Ростова не дали
нам четкого представления о раннем Ростове, и слой IX—XI вв. не най-
109 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 95.
110 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории.., с. 24.
111 Г о р ю н о в а Е. И. Этническая история.., с. 201.
112 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 93.
113 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 201.
114 Там же, с. 109.
115 Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Археологическое изучение.., с. 11.
116 Воронин Н. Н. Археологические исследования архитектурных памятников
Ростова. — В кн.: Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры
Ярославской области, вып. 1, Древний Ростов. Ярославль, 1958, с. 22.
86
ден.117 Отдельные находки вещей этого времени говорят о том, что по-
селение здесь уже существовало, но сейчас практически невозможно ре-
конструировать его облик, установить хронологию, разрешить другие
вопросы. Для этого необходимы широкие раскопки.
Однако, даже если бы в Ростове и были обнаружены достоверные
слои IX—X вв., это не сняло бы определение Сарского городища как
центра большой округи, предшествующего Ростову городу.
В исследованиях А. Е. Леонтьева сформулирована точка зрения,
основанная на изучении в основном Сарского городища и тех же скуд-
ных данных о Ростове, которыми пользовались его предшественники.
Он полагает, что «Сарское городище — оплот мери», а «Ростов — опор-
ный пункт древнерусской княжеской власти».118 По мнению авторов ци-
тируемой выше статьи В. Я- Петрухина и Т. А. Пушкиной, он не прав,
и, напротив, Сарское городище было древнерусским пунктом-погостом,
а Ростов согласно летописям был племенным центром мери.119 Такие
различные и вольные толкования возможны только благодаря крайне
ограниченному фонду археологических материалов. Однако на уровне
сегодняшних знаний ближе к истине заключение А. Е. Леонтьева, ибо
оно базируется на данных раскопок. А сообщение летописи можно ис-
толковать по-разному, тем более, что мы с окончательной уверенностью
не можем сказать, что имеют в виду летописи под названием Ростов.
А может, на раннем этапе это все-таки Сарское городище?
Сарское городище приходит в упадок из-за усиления Ростова Ве-
ликого, который выдвигается на первый план в связи с утверждением
в этих землях княжеской феодальной администрации., Находки в Росто-
ве вещей, синхронных Сарскому городищу, отнюдь не опровергают вы-
сказанного положения. Более того, какое-то время могли сосущество-
вать и Сарское городище и Ростов Великий. Здесь, видимо, как и во
многих других случаях, произошло явление переноса города, связанное
с наступлением новой эпохи в жизни всего края. Однако, несмотря на
потерю своего значения как центра целого микрорайона, Сарское горо-
дище продолжает быть обитаемым вплоть до XIV в., как показывают
нам материалы археологических исследований. Несомненно, что древ-
нерусский Ростов был важнейшим центром ремесла и торговли, опор-
ным пунктом освоения древнерусским населением всего Залесского
края. Как мы уже отмечали, связан Ростов, а первоначально — Сарское
городище с Волжским путем, и не прав М. Н. Тихомиров, утверждав-
ший, что город находится в стороне от этой трансъевропейской водной
артерии.
1,7 Матвеева В. И. Ростов Великий. — АО 1968 года. М., 1969, с. 79—80.
118 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории.., с. 22.
1,9 П е т р у х и и В. Я., П у ш к и н а Т. А. К предыстории.., с. 108.
87
ПЕРЕЯСЛАВЛЬ-ЗАЛЕССКИЙ
«Лучший вид на Плещееве озеро — с высоты Яриловой плеши
Александровой горы, вблизи которой некогда стоял город Клетцин. В то
время и озеро называлось Клещино. Князь Юрий Долгорукий перенес
Клетцин в болото, в устье реки Трубежа, и этот город перенял славу
у старого Клетцина. Постройка города началась с церкви, которая до
сих пор сохранилась и в истории искусства занимает почетное место
как памятник XII в. С тех пор вокруг этого старого собора наросло
столько церквей и монастырей, что с небольшими перерывами здесь
можно, изучая памятники век за веком, представить себе почти всю
русскую историю».120 Так красочно и любовно описывал Переяславль-
Залесский и его окрестности талантливый писатель, неутомимый путе-
шественник, великий знаток русской природы Михаил Михайлович
Пришвин. В своей замечательной книге «Календарь природы» он рас-
сказывает нам о своем участии в археологической экспедиции по Пе-
реяславскому краю, которую возглавляли видный русский археолог
Александр Андреевич Спицын и местный историк-краевед Михаил Ива-
нович Смирнов.
По скупым и обрывочным сообщениям письменных источников
можно лишь в общих чертах представить раннесредневековую историю
района оз. Клещино (Плещеево). Эти места, известные по сообщениям
летописей, — еще один из центров размещения финно-угорского племени
меря. Летописный текст определенно указывает на значительную кон-
центрацию мерян по берегам озера: «...и на Клетцине озере меря же...».121
Другое упоминание о Переяславском крае более позднее и связано
с деятельностью князя Юрия Долгорукого, когда он занимался актив-
ным строительством опорных пунктов по западным рубежам своей зем-
ли. Под 1152 г. в летописи записано: «В лето 6666 Юрьи Володимеричь
Переславль переведе от Клетцина и заложи град велик (созда болши
старого) и церковь постави Святого Спаса в Переяславле».122 Для нас
очень важно еще одно письменное сообщение о начале истории города
Переяславля-Залесского: под 1157 г. сообщается о завершении Андреем
Боголюбским строительства Спасского собора, который начинал строить
его отец князь Юрий.123
В этом упоминании особо подчеркивается, что собор построен
не просто в Переяславле, а в «Переяславле Новом».
В «Списке русских городов дальних и ближних», источнике начала
XV в., Клетцин указан между Владимиром и Переяславлем-Залес-
120 Пришвин М. М. Избранное. М., 1977, с. 230—231.
121 Повесть временных лет, ч. 1. М.; Л., 1950, с. 13.
122 ПСРЛ, т. IV, с. 8.
123 ПСРЛ, т. VIII, с. 241.
88
ским.124 Это означает, что укрепленный город Клещин существовал
в XIV—XV вв. и был хорошо известен наряду с его летописным «пре-
емником» Переяславлем. Для исследователей рассматриваемого источ-
ника не возникало сомнений, что Клещин это самостоятельный город
и искать его надо в непосредственной близости от Переяславля-Залес-
ского на пути к нему из Владимира-на-Клязьме и, скорее всего, на бе-
регах оз. Клещино, где сходятся пути из Владимиро-Суздальской земли
и Верхнего Поволжья (рис. № 3). Такой подход безусловно правилен.
Все авторы многочисленных работ, посвященных проблеме Клещина,
солидарны в том, что единственным местом, где мог находиться «поте-
рянный» Клещин, могло быть побережье оз. Клещино в районе совре-
менного села Городище, рядом с которым расположено хорошо сохра-
нившееся городище эпохи средневековья. Но далее единодушие конча-
ется, и дискуссии относительно точного места Клещина продолжаются
вплоть до настоящего времени.
Ведущий исследователь «Списка русских городов дальних и ближ-
них» акад. М. Н. Тихомиров отмечал, что из упомянутых в источнике
358 городов можно определить их место на географической карте толь-
ко в 304 случаях, а местоположение 54 городов не выяснено.125 Однако
это количество больше, так как следует учитывать и возможные ошиб-
ки, которые были допущены М. Н. Тихомировым и исправлены позднее
благодаря археологическим раскопкам. Так произошло в случае с Яро-
полчем-Залесским, когда город был найден не в том месте, на которое
указывал М. Н. Тихомиров.126 По новейшим данным установлено, что
из всех категорий письменных источников нам известно 414 древнерус-
ских городов, а 46 из них пока не могут быть отмечены на карте.127
Клещин не включали в число этих сорока шести, хотя, по сути дела,
его точное место нахождение выясняется только сейчас.128 По отноше-
нию к Клещину можно вполне использовать оценку М. Н. Тихомиро-
ва: «...только некоторые залесские города нашего списка остаются пока
еще топографически неопределенными на карте».129
В целом следует отметить, что с каждым годом усилиями истори-
ков и археологов стираются все новые белые пятна и определяется ме-
стоположение городов, до этого известных только по письменным сооб-
124 Тихомиров М. Н. Список русских городов дальних и ближних. — Исто-
рические записки, № 40, М., 1952, с. 250; Воронин Н. Н. Переяславль Новый.—
В кн.: Летописи и хроники. М., 1974, с. 138.
125 Тихомиров М. Н. Список русских городов.., с. 215.
126 Седова М. В. Ярополч Залесский.., с. 12—13.
127 Куза А. В. Русские средневековые города.., с. 64—65.
128 Д у б о в И. В., Л а п ш и н В. А. Открытие летописного Клещина. — АО
1978 года. М., 1979, с. 60.
129 Т и х о м и р о в М. Н. Средневековая Россия на международных путях. М.,
1966, с. 21.
89
щениям. Ведущая роль в решении этой важной задачи принадлежит
археологическим исследованиям.
История археологического изучения комплекса памятников на севе-
ро-восточном берегу оз. Плещеево (Клещино) насчитывает уже более
ста лет. В 1853 г. здесь производил большие раскопки известный рус-
ский археолог и нумизмат П. С. Савельев.130 Его работы явились со-
ставной частью полевых исследований экспедиции под руководством
председателя Московского археологического общества А. С. Уварова.
Чрезвычайно низкий уровень методики раскопок и фиксации вскрытых
объектов и обнаруженных находок отразился и в работах под Переяс-
лавлем-Залесским. П. С. Савельев раскопал здесь более 1300 курганов,
провел раскопки на Александровой горе и городище у села Городище.
Собственно говоря, эти исследования по своему размаху и масштабам
так и остались единственными в данном районе по сей день и дают наи-
более полную археологическую характеристику вышеназванных памят-
ников. Археологи прошлого столетия в первую очередь интересовались
погребальными памятниками. Не составлял исключения из этого пра-
вила и П. С. Савельев, и поэтому не случайно, что его внимание сразу
же привлекли прежде всего курганные группы.
Все они, а их насчитывается тринадцать, входили в состав Клещин-
ского комплекса. Эти курганы были раскопаны в 1853 г. П. С. Савель-
евым.131 Материалы данных групп вошли в том или ином виде в хоро-
шо известные труды А. С. Уварова и А. А. Спицына, посвященные вла-
димирским курганам.132 Недавно курганные могильники района оз. Пле-
щеево стали объектом детального исследования Е. А. Рябинина.133
Ранее в суммарном виде они использовались и в фундаментальном тру-
де Е. И. Горюновой.134 Однако Е. А. Рябинин, рассматривая могильники
у сел Веськово, Большая и Малая Брембола, Кабанское, совсем не за-
тронул курганные группы у села Городище, которые имеют важнейшее
значение для изучения проблемы Клещина.
В состав группы «А» могильника у села Городище входило 202 кур-
гана.135 Здесь представлены погребения по обряду трупоположеиия.
130 С а в е л ь е в П. С. Отчет о раскопках. — Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8,
1853 г., д. № 2, л. 50—70; Извлечение из Всеподданнейшего отчета об археоло-
гических разысканиях в 1853 г. СПб., 1855, с. 29—46.
131 С а в е л ь е в П. С. Отчет о раскопках. — Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8,
1853 г., д. № 2, л. 49—72.
132 Уваров А. С. Меряне и их быт.., с. 633—847; Спицын А. А. Владимир-
ские курганы.., с. 84—172.
133 Р я б и н и н Е. А. Владимирские курганы (опыт источниковедческого изуче-
ния раскопок 1853 г.). — СА, 1979, № 1, с. 229—243.
134 Г о р ю н о в а Е. И. Этническая история.., с. 191—194.
135 С а в е л ь е в П. С. Отчет о раскопках. — Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8, д. 2,
л. 49 об. — 52 об.
90
Инвентарь погребений крайне беден, а в 150 случаях таковой вообще
отсутствует. Автор раскопок часто отмечает находки «позументов»
(21 погребение), проволочных височных колец (19 погребений). Еди-
ничны находки ножей (6), пуговок (5), перстней (3), серег с напуск-
ными серебрянными шариками (5), браслетов пластинчатых (8) и про-
волочных (4). Хронологию группы кроме обряда погребения (исключи-
тельно ингумация) помогают определить находки англосаксонской
монеты (курган № 1900), бус золотостеклянных в двух погребениях
(№ 1984, 1994) и серебростеклянных в одном случае (курган № 1993).
Большой интерес вызывает прорезная серебряная привеска в виде
крестика, вписанного в два концентрических круга (курган № 1994).
Такие привески хорошо известны в археологических памятниках Севе-
ро-Западной, Северо-Восточной Руси, Смоленщины и других районов.
По данным А. В. Успенской, их найдено 55 экземпляров и датируются
они XII—XIII вв.136 В кургане № 1985 найдена привеска в виде миниа-
тюрного топорика, которая датируется XI—XII вв.137 Концом X — пер-
вой половиной XII вв. датируется тип лунниц — широкорогих, литых,
имитирующих филигранно-зерненые, экземпляр одной из которых най-
ден в кургане № 1980.138 В XI—XIII вв. бытуют орнаментированные
монетообразные привески.139 В целом этим же временем датируются
находки в погребениях группы «А» браслетов, пластинчатых и прово-
лочных, и ряда других категорий вещей. На основании датировок на-
ходок и обряда погребения надо думать, что курганы рассматриваемой
группы сооружались в XI—XII вв. Возможно, справедливо замечание
П. С. Савельева, что «в центре более богатые курганы. Бедные могли
иметь более позднее происхождение».140
Около полусотни насыпей входят в группу «В», расположенную ря-
дом с рассмотренной выше. Во всех совершены погребения по обряду
трупоположения. Набор инвентаря в основном аналогичен находкам
в группе «А». Следует отметить находки в двух курганах западноевро-
пейских монет (№ 2033, 2040). Курганы группы «В», видимо, можно
датировать также XI—XII вв.
Следующая группа «С» расположена ближе к городищу по скло-
ну, спускающемуся к озеру, и делится на два массива. Всего в ее состав
входит 54 кургана. Здесь уже представлены трупосожжения и даже их
больше (34), нежели ингумаций (20). Трупоположения группы «С», ду-
мается, надо относить к концу X—XI вв. Отметим, что в одном из по-
136 Успенская А. В. Нагрудные и поясные привески. Очерки по истории рус-
ской деревни X—ХШ вв. —Труды ГИМ, 1967, вып. 43, с. 108, 127, рис. 18—10, 11.
137 Там же, с. 95, 119, рис. 14—45.
138 Там же, с. 102—103, 121, рис. 16—2, 3, 4.
*39 Там же, с. 131.
140 Савельев П. С. Отчет о раскопках.., л. 51, прим.
91
гребений, рядом с костяком, находился саманидский дирхем. А вторая
группа погребений вполне укладывается в рамки X в. В них найдены
из датирующих вещей боевой топор (тип. II, по А. Н. Кирпичникову,
дата —X в.),141 удила (тип IV, по А. Н. Кирпичникову, дата —X—
XI вв.).142 В погребениях по обряду трупосожжения встречается кера-
мика. Особо следует выделить находку лепного горшка в кургане
№ 2085, в котором лежали нож и кости птицы и животного (мед-
ведя?).
Более многочисленная по количеству курганов группа «Д» (223 на-
сыпи). Находится она прямо под валом городища на спуске к оз. Пле-
щеево. Здесь представлены погребения исключительно по обряду тру-
поположения. Набор инвентаря типичен для захоронений XI—XII вв.—
проволочные височные кольца, серьги с напускными серебряными буса-
ми, проволочные браслеты и т. д. В кургане № 2224 найдена прорезная
лунница, датируемая XI — первой половиной XII вв.143 Эта курганная
группа, видимо, связана с периодом существования укрепленного «зам-
ка» — городища у села Городище.
В составе группы «Е», находящейся также под валами городища,
всего 30 курганов. Подробных данных о них у нас нет. Известны только
размеры и отмечено, что там найдены «жженые угли».144 Рядом нахо-
дится группа курганов «F», под насыпями которых обнаружено 12 по-
гребений по обряду кремации и 26 по обряду ингумации (всего 38 кур-
ганов). Никаких примечательных находок здесь не сделано, только
в двух курганах найдены железные ножи, остальные — безынвентарные.
Точно датировать эту группу не представляется возможным. Надо отме-
тить, что курганы этой группы имеют два скопления по склонам Лись-
его оврага.
Севернее городища находится группа «К» (104 насыпи, содержащие
только трупоположения). Набор инвентаря в этих курганах обычен для
XI—XII вв.
Особое значение для решения проблемы летописного Клещина име-
ют курганы группы «G», самой многочисленной в окрестностях села
Городище (более 600 насыпей). 127 из них содержат погребения по
обряду трупосожжения (около 20% от общего количества). В этой
группе можно отметить наличие урновых погребений (например, кур-
ган № 2470, где в центре насыпи обнаружен горшок с сожженными ко-
стями, а рядом с ним угли). Известны также находки глиняных лап
141 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. — САИ, вып. Е 1-36, т. 2,
М.; Л„ 1966, с. 104—105.
142 К и р п и ч н и к о в А. Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси
IX—XIII вв. —САИ, вып. Е 1-36, Л., 1973, с. 89.
143 Успенская А. В. Нагрудные и поясные привески.., с. 124.
144 Савельев П. С. Отчет о раскопках.— Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8, 1853г.,
д. № 2, л. 56.
92
и колец (рогов, по П. С. Савельеву) в курганах № 2411, 2476. В целом
инвентарь как трупосожжений, так и трупоположений крайне разнооб-
разен — гирьки, ножи, височные кольца, браслеты, серьги, перстни, бу-
сы, кресала. Часты находки целых горшков и фрагментов керамики.
В курганах № 2515 и № 2557 найдены серебряные крестики так назы-
ваемого скандинавского типа. Такие амулеты характерны для второй
половины X —начала XI в.145 Однако, видимо, более оправдана будет
датировка X—XI вв. Материалы раскопок и дневники А. С. Уварова
и П. С. Савельева, к сожалению, не дают возможности для детального
определения хронологии погребальных комплексов, но в целом можно
полагать, что трупосожжения этой группы относятся к IX—XI вв.,
а трупоположения — к X—XI, с возможным датированием отдельных
насыпей и XII в. Рассматриваемая группа расположена прямо у от-
крытого поселения и, видимо, непосредственно связана с ним, являясь
его некрополем. Этот могильник не только самый крупный в микро-
районе, но и самый ранний. Собственно сами размеры некрополя и со-
ответствуют большой площади поселения, и характерны для времени
IX—XI вв. В погребениях прослеживается, хотя и не очень отчетливо,
разный этнический элемент, а наличие таких находок, как глиняные
лапы, кольца, бубенчики, указывает на сохранение здесь пережиточных
финно-угорских (мерянских) черт. Обнаруженные в погребениях весы,
гирьки, а также широкий ассортимент погребального инвентаря явля-
ется свидетельством определенного участия местного населения в тор-
говле, что подтверждается и расположением этого комплекса на раз-
вилке водных и сухопутных путей.
Трупоположения раскопаны только в двух группах у Александро-
вой горы. Датирующих вещей там нет, но обряд погребения и другие
признаки (например, малочисленность насыпей в группах—16 и 17)
позволяют датировать данные захоронения XI—XII вв.
Такова суммарная характеристика погребальных комплексов, вхо-
дящих в Клещинский комплекс памятников у села Городище на берегу
оз. Плещеево. Наблюдения, основанные на скудном материале, к тому
же плохо фиксированном, не позволяют делать широких выводов об
этническом и социальном составе населения, оставившего рассмотрен-
ные погребения. Однако можно сделать заключение, что сооружались
эти погребальные усыпальницы в период с IX по XII в. и происходило
это достаточно равномерно и вблизи от мест поселений на каждом хро-
нологическом этапе. Так, в IX—XI вв. курганы насыпаются в непосред-
ственной близости от селища того же времени, а в более позднее время
у городища (XI—XII вв.). Динамика и направления роста могильников
us фехнер М. В. Крестовидные привески «скандинавского» типа. — В кн.: Сла-
вяне и Русь. М., 1968, с. 212—213.
93
учитывались нами в обязательном порядке, и они несомненно отражают
в целом, хотя и несколько искаженно, процессы исторического разви-
тия клещинского комплекса.
Следы раскопок П. С. Савельева хорошо видны и сейчас — в ос-
новном насыпи были раскопаны на снос, сейчас прослеживаются их
отвалы, нередко встречаются траншеи и колодцы. Несомненно суще-
ствуют перспективы дальнейшего полевого изучения этих могильников.
По сообщениям местных жителей, еще и сейчас в отвалах старых рас-
копок встречаются различные древние вещи.
Наибольший интерес представляют исследования, предпринятые
П. С. Савельевым, на Александровой горе, имеющей и более раннее
название, связанное с языческим славянским культом бога солнца Яри-
лы — Ярилина плешь. Александровой гора стала называться гораздо
позднее, и местная устная традиция связывают это название с именем
князя Александра Ярославича Невского, вотчиной которого, как изве-
стно, являлся Переяславль-Залесский и его окрестности. По преданию,
Александр останавливался в загородном тереме на Ярилиной плеши
сразу после татаро-монгольского погрома Переяславля-Залесского, ког-
да он ехал во Владимир на княжеский съезд. Отсюда его взору пред-
стал сожженный и разграбленный завоевателями родной город. У бе-
рега озера недалеко от Александровой горы лежит так называемый
«Синий камень» — огромный валун, попавший сюда еще в ледниковые
времена. С этим камнем связаны многие легенды и предания. И глав-
ная из них гласит, что этому камню поклонялись местные язычники.
Это вполне вероятно — хорошо известны случаи обожествления камней
как у финно-угров, так и у славян-язычников. Впоследствии церковни-
ки неоднократно пытались избавиться от «возмутителя спокойствия»—
синего камня, но безуспешно — за ним еще более укрепилась слава чу-
додейственного.
П. С. Савельев провел на Александровой горе основательные рас-
копки— сейчас вся вершина горы изрыта многочисленными ямами,
а склоны засыпаны отвалами. Автор раскопок выделял три культурных
слоя. Самый нижний — курганный — с обычными для погребений на-
ходками пряжек, ножей, ключей, лепной керамики. Особо следует от-
метить находки куфических монет, чеканенных во второй половине IX
и на рубеже IX—X вв.146 Кроме того, исследователь отмечал обнару-
жение слоя XIII—XV вв. и остатки монастырских построек и клад-
бища XVI в.
146 Савельев П. С. Отчет о раскопках. — Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8,
1854 г., д. 4, л. 2—8. — Всего найдено четыре куфические монеты: две из них са-
манидские дирхемы, чеканенные в аш-Шаше в 287 году хиджры (900 г. н. э.), одна —
подражание саманидскому дирхему X в. и последняя медная восточная монета X—
XI вв., как пишет П. С. Савельев.
94
По его мнению, монастырь был разрушен в начале XVII в., и тогда
же окончательно прекратилась жизнь на Александровой горе.147
Однако П. С. Савельев не обратил внимания на более ранний ма-
териал (керамика им вообще крайне плохо фиксировалась и большей
частью просто выбрасывалась) — керамику и костяные изделия дья-
ковского времени. Александрова гора первоначально была Дьяковским
городищем. Этот вывод был сделан еще А. А. Спицыным, а вслед за
ним П. Н. Третьяковым, и абсолютно справедлив.148 Александрова гора
по своему местоположению, площади и другим признакам вполне орга-
нично вписывается в круг позднедьяковских городищ. Для сравнения
можно привести хорошо известное городище Березняки, площадь ко-
торого 2300 м2,149 размеры Александровой горы — 2000 м2.150
Еще и сейчас в отвалах раскопок П. С. Савельева часто находят
фрагменты текстильной керамики, костяные изделия, обгорелые камни
от очагов, поделки из железа.151 Встречается и керамика XIV—XV
и XVI—XVII вв. В 1977 г. здесь был найден односторонний роговой гре-
бень с резной спинкой в виде рогов животного, украшенный циркуль-
ным орнаментом 152 (рис. 46, 1).
П. С. Савельев производил раскопки и на городище у села Горо-
дище. Это городище кроме естественных укреплений берегов с трех
сторон и высокого обрывистого берега озера по всему периметру имеет
и искусственный насыпной вал. По мнению П. А. Раппопорта, укреп-
ления были сооружены в первой половине XII в. и заброшены в сере-
дине того же столетия в связи с возникновением города Переяславля-
Залесского. Для него это городище несомненно Клещин.153
П. С. Савельев на площадке городища заложил 41 траншею, при
этом были обнаружены остатки фундамента и строительный мусор от
церкви, некогда стоявшей здесь.154 Ранний слой был испорчен также
и кладбищем XVII в. Обнаруженные находки невыразительны и не
147 Извлечение из Всеподданнейшего отчета.., с. 42—46.
148 С п и цы н А. А. Новые сведения о городищах дьякова типа. — ЗОРСА,
т. VII, вып. I, 1905, с. 34; Третьяков П. Н. 1) К истории племен Верхнего
Поволжья в I тысячелетии и. э. — МИА, 1941, № 5, с. 43, рис. 7; 2) Финно-
угры, балты и славяне.., с. 147. — Автор относит городище Александрова гора к се-
редине и второй половине I тыс. до н. э. — первым векам нашей эры, т. е. к основ-
ной группе памятников дьяковской культуры (см. также: Иванов К. Гора Алек-
сандрова.— Коммунар, 1865, № 85 (6128), 28 мая.).
149 Третьяков П. Н. К истории племен.., с. 52.
150 Воронин Н. Н. «Переяславль Новый».., с. 140.
151 Дубов И. В. Работы на озере Плещееве. — АО 1977 года. М., 1978, с. 61.
152 Д у б о в И. В., Лапшин В. А. Открытие летописного Клещина.., с. 60.
153 Р а ц п о п о р т П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточ-
ной и Северо-Западной Руси X—XV в., с. 16—17.
154 С а в е л ь е в П. С. Отчет о раскопках. — Архив ЛОИА АН СССР, ф. 8,
1853 г., д. № 2, л. 56 об.
95
дают оснований полагать, что на городище могла быть жизнь ранее
XII в. Ничего нового не дали и раскопки К. И. Комарова, который за-
ложил на площадке городища 2 траншеи, и он наткнулся на остатки
кладбища и перекопы П. С. Савельева.155
В науке сложились две традиции, и, начиная с П. С. Савельева,
многие авторы полагали, что Клещин, упоминаемый в письменных ис-
точниках, это городище у села Городище. Причем у П. С. Савельева ре-
шительно никаких данных в пользу такого вывода не было, он основы-
вался на местной устной традиции: «...предание говорит, что здесь пер-
воначально заложен был город Переяславль и отсюда уже перенесен
на нынешнее его место, на берега Трубежа».156 Мнение П. С. Савелье-
ва живо в науке вплоть до настоящего времени.157
Вторая традиция основана на том, что на городище нет материала
ранее первой половины XII в. и оно не может претендовать на роль
Клещина, которым, скорее всего, являлось поселение на Александро-
вой горе, где известны находки IX—XI вв.158 Здесь возникает вопрос,
если Клещин как город известен по источникам не ранее XIV в., то
почему же исследователи ищут поселение IX—XI вв. на роль города
Клещина? Для ответа на данный вопрос необходимо вернуться к ле-
тописному сообщению о возникновении Переяславля-Залесского.
Летописец сообщает, что князь Юрий перенес город от Клещина
на новое место. Версия о том, что город был перенесен от озера, не
выдерживает критики,159 так как Переяславль-Новый (Залесский) тоже
стоит на берегу оз. Клещино. Наиболее детальным и подробным явля-
ется предположение Н. Н. Воронина, который полагает, что Кле-
щин— это Александрова гора и от него переносился град (крепость) —
городище, которое он считает Переяславлем-Старым, по отношению
к которому и был назван Переяславль-Залесский «новым». В этой ги-
потезе слабым является самое первое звено, и если мы вынем его, то
155 К о м а р о в К. И. Работы славянского отряда Верхневолжской экспедиции
в Ярославской и Ивановской областях. — АО 1975 года. М., 1976, с. 67.
156 Извлечение из Всеподданнейшего отчета.., с. 42.
157 С мир и о*в М. Н. Залесский город Клещин. ДПЕЗАНПРОБ, вып. 4. Пере-
яславль-Залесский, 1919, с. 5; Иванов К. Город Клещин. — Коммунар, 1965, №24
(9067), 9 февр.; Васильев С. Памятники истории в окрестностях Переяславля-
Залесского. Ярославль, 1968, с. 12—15; Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля,
с. 82; Комаров К- И. Работы славянского отряда.., с. 67.
158 Т р е т ь я к о в П. Н. Древнерусский город Клещин. — В кн.: Проблемы об-
щественно-политической истории России и славянских земель. М., 1963, с. 49—53;
Воронин Н. Н. «Переяславль Новый».., с. 139. — Ранее ,П. Н. Третьяков и Н. Н. Во-
ронин думали, что Клещин — это городище и «его земляные валы сохранились до сих
пор» (см.: Третьяков П. Н. Древнейшее прошлое Верхнего Поволжья. Ярос-
лавль, 1939, с. 68; Воронин Н. Н. Раскопки в Переяславле-Залесском. — МИА,
1949, № 11, с. 193).
159 Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля.., с. 82.
96
рухнет и все построение. Однако все же, на наш взгляд, в этой схеме
есть вполне рациональные звенья, и если бы исследователю был изве-
стен тот небольшой новый материал, которым обладаем мы, то он на-
верное откорректировал бы свою точку зрения, так как значительно
приблизился бы к разгадке проблемы Клещина.
В разных летописных редакциях единодушно говорится, что «Пе-
реяславль-Залесский (Новый) был „град велик” по сравнению со ста-
рым или „больше старого”». Несомненно, что сравниваются укрепления
Переяславля-Залесского с оборонительными сооружениями на северо-
восточном берегу озера (городище). По своей схеме они аналогичны
и характерны для оборонительного зодчества Северо-Восточной Руси
XII в. Однако новые во много раз превосходят по размерам старые.
Если длина валов на городище равнялась примерно 500 м, то в Пере-
яславле-Залесском они протянулись на расстояние в пять раз больше
(2,5 км). Высота вала городища — от 3 до 8 м, а валы «Переяславля-
Залесского с рублеными стенами, высотой до 10—16 м, превосходят
владимирские...»160
Таким образом, в летописи определенно шла речь о переносе кре-
пости по каким-то причинам, не удовлетворявшей княжескую админи-
страцию, на новое место, а иными словами, о сооружении новой более
мощной земляной крепости взамен устаревшей, несмотря на то, что воз-
водилась она в трудных и сложных условиях болотистой местности.
Крепость переносилась от города Клещина, а что имел в виду под ним
летописец, пока нам неясно. Александрова гора вряд ли может претен-
довать на эту роль по следующим причинам. В IX — начале XII вв.
Александрова гора из небольшого мерянского поселка превратилась
в столь же незначительное древнерусское поселение на крайне ограни-
ченной по размерам площадке первоначально Дьяковского городища'.
Невероятно, чтобы летописец выдавал это поселение за целый город.
Археологические исследования показывают, что к Александровой горе
примыкает большое неукрепленное поселение. П. Н. Третьяков отме-
чал, что «около этого городища обнаружено два селища IX—X вв. ...»161
Он размещал их в устьях небольших рек Кухмарь и Слуды, впадаю-
щих здесь в озеро, вслед за ним К. И. Комаров писал, что «в Переяс-
лавском районе близ села Городище обнаружено селище. Оно распо-
ложено на холме между городищем Клещино (у с. Городище. — И. Д.)
и Александровой горой на склоне, обращенном в сторону города и Пле-
щеева озера...».162
160 Воронины. Н. «Переяславль Новый».., с. 141—142.
161 Третьяков П. Н. Верхпеволжская экспедиция. — КСИИМК, 1939, вып. 1,
с. 17.
162 К о м а р о в К. И. Работы славянского отряда Верхневолжской экспедиции
в Ярославской и Калининской областях.— АО 1974 года. М., 1975, с. 63.
7 285
97
К. И. Комаров полагал, что это селище являлось посадом Клещи-
на. В 1977—1978 гг. это поселение изучалось экспедицией Ленинград-
ского университета.163 Оно расположено на плато коренного берега
оз. Плещеево и занимает площадь 6—7 га. Средняя мощность культур-
ного слоя 35—40 см, а в отдельных местах, особенно у края площадки,
достигает 1 м. На поселении была вскрыта очажная яма, углубленная
в материк и заполненная обгоревшими камнями и углем. Здесь же
находился развал лепного сосуда IX—X вв. Среди находок на поверхно-
сти поселения и в культурном слое следует отметить фрагменты леп-
ной керамики, в том числе орнаментированной зубчатым штампом, об-
ломки сосудов, сделанных на гончарном круге, шлаки, куски криц, гли-
няной обмазки, железные и костяные поделки. В изобилии встречаются
кости домашних и диких животных, птиц, рыб. Часты скопления переж-
женных камней от очагов. Есть единичные фрагменты сосудов с тек-
стильным орнаментом. Керамика поселения аналогична по форме и.
составу теста находкам в ярославских курганах и на Тимеревском по-
селении. Надо отметить, что не только по керамике, но и по топогра-
фии, размерам, характеру культурного слоя и другим признакам эти
поселения близки между собой. Аналогичны и их датировки — IX—
XI вв. Данное селище, впрочем, как и Тимеревское, распахано еще
в древности, и это обстоятельство крайне затрудняет его изучение. Од-
нако полученных данных уже вполне достаточно для общего представ-
ления о его роли и месте в истории всего микрорайона в эпоху раннего
средневековья.
А сочетание синхронных между собой городища, обширного селища
и большого курганного могильника напоминает ситуацию в Гнездов-
ском комплексе.
На раннем этапе Александрова гора и селище были центром ме-
рянской округи. В данном случае археологические источники вполне
согласуются с сообщениями летописи о концентрации мерянского насе-
ления по берегам оз. Клещино. На противоположном берегу озера из-
вестно скопление курганов у с. Веськово (412 насыпей), более 40 %
из них содержали погребения по обряду трупосожжения. Рядом с мо-
гильником обнаружены остатки небольшого полностью распаханного
селища, судя по подъемному материалу синхронного могильнику.
Е. А. Рябинин датирует Веськовский могильник X—XI вв. «с возмож-
ным заходом в начало XII в.».164 Думается, что можно удревнить его
начальную дату (этому не противоречит материал) и определить ее
IX в. Веськовский комплекс по своим масштабам значительно уступает
163 Д у б о в И. В., Лапшин В. А. Открытие летописного Клещина.., с. 60;
Дубов И. В. Работы на озере Плещееве.., с. 61.
164 Рябинин Е. А. Владимирские курганы.., с. 235.
98
изучаемому нами, который и был, видимо, тем племенным центром ме-
ри на оз. Клещино, его, скорее всего, имеет в виду летописец, сообщая
нам о том, что меря была здесь первой «насельницей».
Конечно, неоправданно рассматривать Клещинский комплекс как
сложившийся сразу — его развитие происходило на протяжении веков.
Ясно одно, что возникал древнерусский город Клещин на удобном мес-
те, на стыке водных путей с Верхней Волги, из района Ростова Вели-
кого по Нерли Клязьминской во Владимиро-Суздальское ополье на
месте центра мерянской округи. Еще со времен А. С. Уварова
и А. А. Спицына идет дискуссия о том, кому принадлежал Клещин —
местному финно-угорскому племени меря, как думал А. С. Уваров,165
или славянам, по мнению А. А. Спицына.166 Вопрос этот однозначно ре-
шить невозможно. Это положение подтверждается и в наши дни — спор
об этнической принадлежности Клещина вновь разгорелся в трудах со-
временных исследователей. М. И. Смирнов и П. Н. Третьяков полага-
ют, что это был центр славяно-русской колонизации края и что он воз-
никает как таковой в IX в. с появлением здесь славянских «дружинни-
ков».167 Против этого категорически выступает Н. Н. Воронин, утверж-
дая, что в IX в. на Александровой горе «лежал сравнительно большой
мерянский поселок».168
Славяно-русское население проникает в Залесскую землю уже
в IX в. Сюда по Мете—Мологе—Волге хлынул поток переселенцев
с северо-запада из районов новгородских земель. Славяне попадали на
оз. Клещино двумя путями — из Ярославского Поволжья через оз. Неро
и прямо с Верхней Волги по Нерли Волжской. Оба эти пути как раз
сходились в том месте, где находился мерянский поселок на Александ-
ровой горе, где и возникает, видимо, в конце IX в. древнерусский ран-
негородской центр, получивший в летописях название Клещин.169 В это
время, т. е. в IX—XI вв., Клещин в самом деле становится опорным
пунктом освоения славянами всего Залесского края, по крайней мере
уже тогда район оз. Клещино входит в зону славянорусской колони-
зации.170
Таким образом, в IX—XI вв. в состав Клещинского комплекса вхо-
дит Александрова гора, селище и курганный могильник из нескольких
165 У в а р о в А. С. Меряие и их быт.., с. 231.
166 Спицын А. А. Владимирские курганы.., с. 165.
167 С м и р н о в М. И. Залесский город Клещин.., с. 5—6; Третьяков П. Н.
Древнерусский город Клещин, с. 49—53.
168 Воронин Н. Н. «Переяславль Новый».., с. 140.
169 Этимология названия «Клещин» неясна и спорна. Думается только, неправ
П. Н. Третьяков, утверждавший связь названия с эксплуататорским раннефеодаль-
ным характером центра (от слова «клещити» — угнетать). Подробнее см.: Воро-
ни н Н. Н. «Переяславль Новый».., прим. 8-9.
170 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 184, рис. 81.
99
групп. Александрова гора, видимо, выполняет роль детинца, а сели-
ще— посада. Перед нами раннегородской древнерусский центр со сме-
шанным населением, которое включает в себя и обрусевшую мерю
и славян-переселенцев.
Позднее, в XI—XIII вв., Клещин продолжает существовать, одна-
ко меняется его структура. Во-первых, утрачивает свою роль укреплен-
ного центра комплекса памятников Александрова гора, во-вторых,
сооружается укрепленный «замок» — городище, а рядом с ним возни-
кает и развивается его посад на месте современного села Городище.171
Культурный слой и находки керамики этого времени и более позднего
периода здесь хорошо фиксируются. В-третьих, продолжает расти кур-
ганный могильник — появляются новые группы насыпей. Первоначально
в XI—XII вв. на селище продолжается жизнь, но постепенно оно утра-
чивает свое значение, и центром комплекса становится городище с по-
садом. Перенос «града от Клещина» не совсем понятен. Неясно, что
руководило действиями князя Юрия и его администрация и зачем осу-
ществлялось это сложное и трудоемкое мероприятие, тем более, что
Клещин занимал более выгодное стратегическое положение на важней-
ших путях. Не идет пи в какое сравнение его нахождение на возвышен-
ных и сухих местах по отношению к Переяславлю-Залесскому, возник-
шему на болоте в сырой низине, там, где впадает р. Трубеж в оз. Пле-
щеево (Клещино).
То объяснение, что крепость в Клещине уже не удовлетворяла
князя по своим размерам и мощности укреплений, вряд ли может быть
признано единственным и решающим мотивом переноса центра в дру-
гое место, тем более, что построен он был незадолго до этих событий.
Конечно, следует учитывать довод, приведенный Н. Н. Ворониным, что
«...мелководье озера около городка (Клещина.— И. Д.) вскоре заста-
вило покинуть его в пользу более удобного места, где течение медлен-
ного Трубежа прокладывало в водах озера глубокий фарватер»..172 Од-
нако и это не исчерпывает проблемы.
Видимо, полный ответ следует искать в происшедших в это время
социально-политических изменениях в Северо-Восточной Руси. Клещин
возникает на основе симбиоза выходцев из северо-западных районов
(прежде всего словен новгородских), и местных жителей — представи-
телей одной из группировок финно-угорского племени меря. И те и дру-
гие компоненты хорошо прослеживаются в материалах погребений IX—
начала XII вв. Клещин из центра мерянской округи становится рпор-
171 Такая модель .широко распространена. Наиболее точная аналогия приводит-
ся в работе И. Германна. Это славянский комплекс поселений Торнов.— Гер-
манн И. История и культура северо-западных славян. — В кп.: Наука и человече-
ство. М., 1980, с. 94—95, рис. 24—28.
172 Воронин Н. Н. Раскопки в Переяславле-Залесском.., с. 193.
100
ным пунктом продвижения славяно-русского населения в Залесскую
землю. Таковым он остается до середины XII в.
Переяславль-Залесский возникает на совсем другой основе — это
прежде всего центр княжеской администрации, государственная кре-
пость, раннефеодальный город, постепенно в нем сосредоточивается
и церковная власть над округой.
В середине XII в. Ростово-Суздальская земля значительно укрепи-
лась, идет большое строительство городов, крепостей, церквей, возника-
ют не только Переяславль-Залесский и Юрьев-Польский, но целый ряд
других центров. В такой обстановке экономического, культурного, воен-
ного и политического подъема и строится Переяславль-Залесский. По
сообщению В. Н. Татищева, на которое особое внимание обратил
Н. Н. Воронин, в северо-восточных городах появляется масса нового
населения, которому предоставляются различные льготы.173 Эти новые
переселенцы приходят в Залесскую землю с юга, принося с собой назва-
ния городов и деревень, рек и озер,— так, скорее всего, и появилось имя
города—Переяславль-Залесский в память об оставленном Переяславле-
Южном и р. Трубеж по аналогии с южной рекой. Вспомним также, что
и Переяславль-Рязанский стоит на реке с идентичным названием —
Трубеж.
Археологические материалы подтверждают заключение о движении
с юга. В этот период начинается новый этап освоения славяно-русским
населением северо-восточных земель. «В XII в. в далекий лесной край
потянулось также население беспокойных степных окраин русской
земли».174
Археологические исследования в Переяславле-Залесском показали,
что новый город основывался на пустом месте и культурный слой здесь
фиксируется только с середины XII в.175
Однако следует отметить, что масштабы полевых работ в городе
были крайне ограничены и окончательно решать вопрос об отсутствии
жизни на берегах Трубежа при впадении его в озеро до XII в. прежде-
временно. Хотя наличие или отсутствие там раннего поселения сути
дела не изменит. В культурном слое города были обнаружены находки,
подтверждающие тезис о связях его населения с югом.176
В целом следует отметить, что археологические работы в Пере-
яславле-Залесском носили крайне ограниченный характер и в основном
173 Татищев В. Н. История Российская, кн. III. М., 1974, с. 76; Воро-
нин Н. Н. Раскопки в Переяславле-Залесском.., с. 193.
174 Там же, с. 193.
175 Там же, с. 196.
175 Воронин Н. Н. «Переяславль Новый».., с. 142.— Старым Переяславлем
называл городище у села Городище и П. Н. Третьяков (см.: Третьяков П. Н.
Древнерусский город Клещин.., с. 51).
101
имели целью исследование памятников архитектуры. Впервые куль-
турные слои Переяславля-Залесского изучались в период грандиозных
работ А. С. Уварова и П. С. Савельева в Суздальском крае. В резуль-
тате этих раскопок были вскрыты многочисленные погребения XVI—
XVIII вв. вокруг Спасо-Преображенского собора,177 постройка которого
была начата еще Юрием Долгоруким в 1152 г., а закончена Андреем
Боголюбским в 1157 г. Найдены строительные остатки и несколько бо-
лее ранних времен — XI в. Много интересного для изучения архитекту-
ры Спасо-Преображенского собора дали раскопки Н. Н. Воронина.
Культурные остатки периода возникновения и начальных этапов раз-
вития города (XII—XIII вв.) представлены немногочисленными наход-
ками.178 Оставляет желать большего и изученность укреплений Пере-
яславля-Залесского. О них либо написано бегло,179 либо речь шла
об узких сюжетах вроде деревянных конструкций валов.180
Так возникает и строится Переяславль-Залесский, или «Новый»,
а что же происходит в Клещине?
Прежде чем рассказать об этом надо вернуться к проблеме «пере-
носа» града. Н. Н. Воронин полагал, что Залесскому (Новому) Пере-
яславлю предшествовал «старый», который переносился от Клещина
и находился рядом с Клещиным, т. е. это было городище. Исследова-
тель недоумевает, почему письменные источники обошли вниманием
Переяславль Старый, хотя они отмечают и Клещин и Переяславль-За-
лесский (новый).
Думается, что автор недооценил здесь четкость летописи, где, во-
первых, определенно сказано, что «Переяславль град перенесе от Кле-
щениа», а во-вторых, и о самом Клещине мы имеем такие же скупые
упоминания. После завершения строительства мощных укреплений Пе-
реяславля-Залесского жизнь на Клещине продолжалась. Но он уже
превратился постепенно из былого центра сначала мерянского, а затем
древнерусского в небольшой городок, который был, однако, упомянут
в «Списке городов русских».
На примере истории развития Клещинского комплекса можно вос-
создать вертикальный семивековой срез, начиная с IX в. и до XIV—
XV вв. К сожалению, варварские раскопки середины XIX в., постоян-
ная распашка в этих местах значительно затрудняют дальнейшее ис-
следование этих памятников, однако не делают его невозможным.
177 Савельев П. С. Отчет о раскопках.— Архив ЛОИА АН СССР, ф. № 8,
д. № 4.
178 Ворон и и Н. Н. Раскопки в Переяславле-Залесском.., с. 193—202.
179 Р а п п о п о р т П. А. Очерки по истории военного зодчества.., с. 24.
180 К а м е н е ц к а я Е. В., П у р и ш е в И. Б. 1) Археологические наблюдения
в Переяславле-Залесском.— АО 1972 года. М., 1973, с. 64—65; 2) Деревянные конст-
рукции вала Переяславля-Залесского.— СА, 1974, № 1, с. 234—237.
102
Основание нового города, происшедшее здесь в XII в., — не просто
волевое решение князя, оно обусловлено сложными социально-экономи-
ческими и политическими причинами и, несмотря на свою специфич-
ность, органично вписывается в явление «переноса» городов, характер-
ное для всей Древней Руси XI—XII вв.
Полагаем, что широкое археологическое изучение как рассмотрен-
ных центров, так и других городов Северо-Восточной Руси принесет но-
вые важные открытия и поможет с большей достоверностью осветить
их начальную историю.
Итак, мы рассмотрели историю возникновения и начального разви-
тия трех городских центров Ростовской земли — Ярославля, Ростова
Великого, Переяславля-Залесского. На их примерах можно увидеть три
различных пути исторического развития, три разных типа раннегород-
ских центров, возникающих на отличной друг от друга основе. Они от-
разили основные генеральные линии развития древнерусских городов,
характерные для всей Руси в целом. Предшественником Ярославля
был протогород, находящийся на Великом Волжском пути и тесно свя-
занный с ним. Тимеревский комплекс играл важную роль в трансъевро-
пейских связях и был опорным пунктом славяно-русского освоения
всего Залесского края. Сарское городище перерастает из племенного
центра мери в древнерусский торгово-ремесленный городок и затем ус-
тупает место «столице» Ростовской земли на определенном этапе. На-
конец, Клещин, сначала став княжеской крепостью, пройдя этапы
и племенного центра, и опорного пункта славянского заселения этих
земель, теряет свое военно-политическое значение, и ему на смену при-
ходит Переяславль-Залесский — город с мощными укреплениями, иг-
рающий важную роль в истории Северо-Восточной Руси.
Таким образом, на смену протогороду (Тимерево), племенному
центру мери (Сарское городище), городу-крепости (Клещин) приходят
раннефеодальные древнерусские городские центры — Ярославль, Ростов
Великий, Переяславль-Залесский.
Процветающими, многолюдными пришли они к концу 30-х годов
XIII в. и таковыми предстали перед беспощадными завоевателями.
ОЧЕРК ПЯТЫЙ. РОСТОВСКАЯ ЗЕМЛЯ
И «АРСА»
АРАБСКИХ ИСТОЧНИКОВ
исьменные источники являются ценнейшим материалом
для изучения истории Ростовской земли эпохи раннего
средневековья. Несмотря на всю их скупость, лаконичность
и обрывочность, они позволяют сделать много важных заключений
и наблюдений. В данной работе мы рассмотрим две категории письмен-
ных источников — сообщения арабских путешественников и географов
и упоминания о Залесском крае в русских летописях. А точнее, остано-
вимся на цикле сведений о трех областях Руси (Славия, Куявия, Ар-
тания). Эти материалы, на наш взгляд, наиболее полноценны и доста-
точно полно освещают ранние этапы исторического развития Ростов-
ской земли, кроме того, их можно сравнивать с данными других
категорий — археологическими, фольклорными, этнографическими,
лингвистическими.
Восточные источники крайне неравноценны — часто мы сталкиваем-
ся с заимствованиями и повторами. Наиболее интересными и емкими
по объему информации являются сообщения Ахмеда ибн Фадлана1
и Абу Хамида ал-Гарнати.2 Первый совершил путешествие в Волжскую
Булгарию в X в. и подробно описал свои впечатления не только об этой
стране, но и использовал разнообразные сведения о ее соседях. Наибо-
лее значительным и интересным общепризнан сюжет «Похороны знат-
1 Путешествие ибн Фадлана на Волгу/Пер. и ком. под ред. . акад.
И. Ю. Крачковского. М.; Л„ 1939.
2 Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Ев-
ропу (1131—1153 гг.). М., 1971 (публикация О. Г. Большакова, А. Л. Монгайта).
104
ного руса», который длительное время является объектом пристального
внимания и дискуссий в отечественной научной литературе. Спустя два
столетия после путешествия ибн Фадлана в Восточной Европе побы-
вал Абу Хамид ал-Гарнати, который подробно описал не только Волж-
скую Булгарию, где он получил основную информацию, но и соседние
земли и народы — Вису, Ару, Иура, славян. Детально и со знанием де-
ла говорит Абу Хамид ал-Гарнати о реке славян, которую А. Л. Мон-
гайт идентифицирует с Окой.3 И наконец, важной частью рукописи яв-
ляется описание посещения Куябы — города страны славян.
Оба сочинения имеют большое значение для исследования истории
Волго-Окского междуречья эпохи раннего средневековья. Однако наи-
более ценен круг источников, где подробно рассказывается о трех цент-
рах или трех областях Древней Руси. На этом цикле материалов мы
специально и остановимся.
Проблема местонахождения загадочной Артании — Арсании — Ар-
сы,4 одного из трех объединений русов, предшествовавших Древнерус-
скому государству, о которых сообщают многие арабские авторы, вол-
нует ученых уже длительное время. Первые датированные свидетель-
ства относятся к X в., а традиция восходит к IX в., о котором и идет
речь в записках арабов.
По их представлениям, во второй половине IX в. на территории
Древней Руси существовали три крупные области русов. «Русы состо-
ят из трех племен, из коих одно ближайшее к Булгару, а царь его жи-
вет в городе под названием Куяба, который больше Булгара. Другое
племя наиболее отдаленное из них называется Славия. Еще племя на-
зывается Артания, а царь его живет в Арте. Люди отправляются торго-
вать в Куябу, что же касается Арты, то мы не припоминаем, чтобы кто-
нибудь из иностранцев странствовал там, ибо они убивают всякого ино-
земца, вступившего на их землю. Они отправляются вниз по воде и ве-
дут торг, но ничего не рассказывают про свои дела и товары и не до-
пускают никого провожать их (присоединяться к ним) и вступать в их
3 Путешествие Абу Хамида ал-Гарпати.., с. 109—ПО.— Кроме того «сла-
вянской рекой» восточных источников некоторые исследователи считают Дон пли
Волгу. Однако, как пишет А. Л. Монгайт, «описание реки и животных ничего не
дает для определения того, какая это река» (там же, с. 108). Посему необходимо
воздерживаться от окончательных идентификаций «славянской реки» с какими-либо
реальными водными артериями.
4 В ранних переводах это название приводилось в форме «Арта-Артания».—
См.: Г а р к а в и А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских
(с половины VII до конца X в.). СПб., 1870, с. 276.— В новейших работах при-
нято читать «Арса-Арсания».— См.: Новосельцев А. П. Восточные источники
о восточных славянах и Руси VI—IX вв.— В кн.: Древнерусское государство и его
международное значение. М., 1965, с. 418.— На наш взгляд, правомерно употребле-
ние и формы «Артания», так как она уже привилась в научных исследованиях.
105
-страну. Из Арты вывозят черных соболей и свинец».5 Это широко из-
вестное и наиболее полное сообщение арабского писателя ал-Истахри,
относящееся к середине X в., а также многочисленные последующие опи-
сания и упоминания восточных авторов о Куяве, Славе и Арсе и яви-
лись основой для исследования отечественной и зарубежной историче-
ской наукой проблемы трех «разрядов русов».6 В свою очередь сооб-
щение ал-Истахри восходит к утраченному труду другого арабского ав-
тора— ал-Балхи, написавшего свое сочинение в начале 20-х годов X в.
Подробнейший анализ исследований, посвященных проблеме Арсы,
приводится в специальных работах А. М. Карасика и А. Л. Монгайта.7
Вплоть до настоящего времени, несмотря на многочисленные попытки,
так и не удалось решить основных вопросов «проблемы Арсы» и в це-
лом «трех разрядов русов». Прежде всего неясно, каким образом увя-
зываются сообщения арабских авторов с хорошо известными по лето-
писям и другим источникам данными о «Верхней Руси», с центром
в Новгороде и «Нижней», главным городом которой был Киев. Их
объединение князем Олегом в 882 г. и положило начало созданию
Древнерусского государства. Правда, А. П. Новосельцев без развер-
нутых доказательств считает, что возможно «отождествить эти три объ-
единения с русскими княжествами, упомянутыми в „Повести времен-
ных лет” (Киев Аскольда и Дира, Новгород и Белоозеро-Ростов)».8
Важнейшим вопросом, по-прежнему требующим своего разрешения,
остается определение местонахождения области Арсы и ее центра. Спо-
ры идут также и вокруг вопроса о русах арабских источников, к одно-
му из трех разрядов которых относят восточные писатели и географы
ал-арсанийя. До сих пор окончательно неясно, с каким славянским,
финно-угорским или иным племенем можно связывать сообщения ара-
бов, и вообще имеют ли они в виду какую-либо этническую группу.9
Во многих обобщающих работах, в том числе и в учебниках по
истории СССР, вопрос о трех видах русов считается решенным: Куя-
вия (Куяба)—это Киев; Славия (Салав)—Новгород и Артания (Ар-
са)— Тмутаракань. В недавно вышедшей работе «Происхождение рус-
5Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей.., с. 276—277.
6 В литературе распространилось понятие «трех центров русов» по арабским
источникам, но А. П. Новосельцев справедливо указывает, что ни о каких «цент-
рах» или «племенах», в оригинале всех вариантов речи не идет.— См.: Новосель-
цев А. П. Восточные источники.., с. 414.
7 К а р а с и к А. М. К вопросу о третьем центре Древней Руси.— Историче-
ские записки, 1950, т. 35, с. 304—305; Монгайт А. Л. К вопросу о трех центрах
Древней Руси.— КСИИМК, 1947, вып. 16, с. 103—112.
8 Новосельцев А. П. Восточные источники.., с. 419.
9 А. П. Новосельцев полагает, что русов следует искать среди славянского
и финно-угорского населения северных областей Восточной Европы.— См.: Вос-
точные источники.., с. 408.
.106
ского народа» ее автор В. В. Мавродин пишет: «Восточные писатели
X в. знают три центра Руси: Куябу, Славию и Артанию, или Артсанию.
Куяба— это Киев. В Славии усматривают область словен, а в Артса-
нии многие историки склонны видеть Ердзянь — Рязань, русский город,
возникший в земле мордвы — ерзи».10
Известны в литературе и сомнения, когда высказывалась мысль, не
вымышленная ли страна Артания.11 На это был дан ясный и правиль-
ный ответ: «...сообщения арабских географов — не выдумка, они были
связаны с реальной действительностью».12
Для решения проблемы трех областей Древней Руси, в том числе
и Арсы, привлекались самые различные виды источников: письменные,
лингвистические, археологические, нумизматические, этнографические.
К сожалению, далеко не всегда выдерживался важный методический
принцип синхронности материалов, и наравне использовались разно-
временные факты и сообщения. Так, например, происходило с восточ-
ными источниками. Давно уже установлено востоковедением, что каж-
дый арабский писатель или географ начинал свой труд со сбора уже
известных данных, автоматического переписывания более ранних сооб-
щений и добавления своих сведений и наблюдений. Поэтому данные
об Арсе и двух других разрядах русов, известные в IX—X вв., в более
поздних описаниях обрастали подчас новыми толкованиями, не имев-
шими ничего общего с действительностью, а также различными фан-
тастическими фактами, о которых не имели никакого понятия совре-
менники Куявии, Славии, Арсании.
У нас нет никаких данных о существовании Славии, Куявии, Арса-
нии в XI—XII вв. и в более позднее время в том виде, как их пред-
ставляли себе арабы.
Исходя из этого надо крайне осторожно относиться к арабским ис-
точникам, сообщающим о трех разрядах русов и относящимся к XI—
XII вв. Главное наше внимание должно быть сосредоточено на мате-
риалах IX—X вв.
Длительная практика помогла решить вопросы отождествления
Куявии, Славии и Арсании с реальными русскими центрами, и их ин-
терпретация показала, что и лингвистические данные оказываются
здесь бессильными. Увлечение созвучиями названий привело к такому,
например, выводу, что Арсания арабских источников это древнерусская
Рязань. Никакого археологического материала IX—X вв., подтверж-
дающего такой вывод, в наличии не было, и все строилось исключи-
10 Мавродин В. В. Происхождение русского народа. Л., 1978, с. 126; По
мнению В. В. Мавродина, речь идет о политических объединениях славян, сложив-
шихся в IX в. до образования Древнерусского государства.
11 Карасик А. М. К вопросу о третьем центре.., с. 304.
12 Монгайт А. Л. Рязанская земля. М.; Л., 1961, с. 114.
107
тельно на созвучии Артания — Арсания — Эрдзяния— Рязань. Впослед-
ствии от этого мнения его же автору пришлось отказаться, и полтора
десятка лет спустя им был сделан вывод: «...для этого времени никаких
археологических доказательств того, что Рязань была крупным центром
славянства, не найдено, и такое предположение (Арсания=Рязань.—
И. Д.) теперь кажется маловероятным».13 Существуют и решительные
возражения против отождествления Куявии (Куябы) с древнерусским
Киевом, сделанного только на основании сходства названий.14 С боль-
шой осторожностью следует отнестись и к мнению о том, что древнерус-
ский Ростов Великий это и есть Арса арабских источников. Это мнение
базируется исключительно на созвучии Арса—Ростов. К сожалению,
использование лингвистических данных при решении рассматриваемых
вопросов на современном уровне развития науки затруднено прежде
всего потому, что все эти названия трудно или даже невозможно дати-
ровать, а также объяснить их смысловое содержание.
Этнографические наблюдения о русах, соответственно и об обита-
телях Артании почерпнуты исследователями из тех же арабских источ-
ников. Они крайне противоречивы и запутаны. Каждое из них может
иметь серию толкований. Достаточно привести всего лишь один пример.
Ахмед ибн-Фадлан, арабский путешественник, побывавший на Волге
в X в., описал похороны знатного руса, отметив различные детали убо-
ра, одежды, оружия, бытовой утвари, подробно рассказав о похоронном
ритуале, устройстве погребального сооружения. Казалось бы, такое де-
тальное описание должно найти подтверждение в реальном археологи-
ческом материале, однако до сих пор оно вызывает споры и разные
диаметрально противоположные интерпретации.15
Единственно приемлемыми для решения рассматриваемой нами
проблемы могут быть признаны материалы как археологические (реаль-
ные памятники и древности IX—X вв.), так и нумизматические (клады
и отдельные находки куфических монет, попавшие в землю в IX—
X вв.).
В настоящее время мы находимся в более выгодном положении,
чем наши предшественники,— в последние годы стали известны новые
13 Там же, с. 98.
14 Корзухина Г. Ф. Русские клады. М., 1954, с. 34; Монг а йт А. Л. Рязан-
ская земля.., с. 101; Корзухина Г. Ф. Путь Абу Хамида ал-Гарнати из Булга-
ра в Венгрию.— В кн.: Проблемы археологии, вып. 2. Л., 1978, с. 190.— Вряд лп
следует принимать во внимание мнение В. Б. Вилинбахова, размещающего русов
Куявии и Славии в землях прибалтийских славян.
15 Приведем только две точки зрения: А. Л. Мопгайт в описаниях Ибн Фад-
лана видит многочисленные финно-угорские элементы, а Г. С. Лебедев их же
связывает со скандинавами.— См.: Монгайт А. Л. Рязанская земля.., с. НО—
112; Лебедев Г. С. Этнографические сведения арабских авторов о славянах и р,у-
сах.— В кн.: Из истории феодальной России. Л., 1978, с. 21—24.
1G8
материалы, относящиеся к рассматриваемому периоду, что существенно
облегчает нашу задачу. В связи с этим стало возможным применить
и иной методический принцип, отличающийся от предыдущих исследо-
ваний. Там авторы шли от письменных данных, сообщений арабских ав-
торов, собирая все по крупицам, что относится к проблеме Куявии —
Славии — Арсании, анализируя и интерпретируя этот материал. Только
после этого искали подтверждения в реальных археологических наход-
ках. Такие поиски более или менее приемлемых решений и привели
к тому, что Арсания размещалась на обширной территории — от Дании
па западе до Пермского края на востоке, от финно-угорского севера до
Тмутаракани на юге. Можно насчитать полтора десятка мест и райо-
нов, где располагают Арсанию. Более ста лет активного научного по-
иска так и не дали окончательного ответа на этот вопрос, и каждая
последующая работа либо уточняла предшествующую гипотезу, либо
выдвигала новую, опровергая старые. Но затем выяснялось, что и но-
вая такая же шаткая, что и прежние.
А. Л. Монгайт, посвятивший несколько исследований проблеме Ар-
сании, в своей последней статье на данную тему писал: «...мне кажет-
ся, опасение, что местонахождение Арсы никогда не будет установлено,
не должно мешать новым поискам».16
В нашей работе не ставится задача определить местоположение
Арсании, хотя в предшествующих исследованиях эта проблема так и не
решена. Мы хотим рассмотреть вопрос о том, какой из районов Древ-
ней Руси, сопоставимый с сообщениями арабских географов, может
претендовать на роль Арсании арабских источников, исходя из извест-
ного сейчас археологического материала, датируемого IX—X вв.
В конце 20-х — начале 30-х годов была опубликована фундамен-
тальная работа немецкого ученого К. Миллера, посвященная анализу
труда географа XII в. ал-Идриси. На своей карте К. Миллер, исходя
из данных Идриси, определил, что Арсания находилась где-то в райо-
нах Верхнего Поволжья. Для К. Миллера определение местоположе-
ния Арсании не было основной задачей, поэтому он никак и не моти-
вировал свое заключение. С тех пор гипотеза К. Миллера не пользо-
валась признанием в науке и в общем была забыта. В целом же ре-
конструкция карты Идриси К. Миллером была подвергнута обоснован-
ной критике в работе Б. А. Рыбакова на ту же тему.17 Недавно
А. П. Новосельцев присоединился к точке зрения, что Арсу надо искать
на Верхней Волге, а точнее в районе Ростов-Белоозеро. Более того, он
связал с ней хорошо известный по археологическим данным центр —
16 Путешествие Абу Хамида ал-Гарпати.., с. 103.
17 Рыбаков Б. А. Русские земли по карте Идриси 1154 года.— КСИИМК.
1952, вып. ХЕШ, с. 4.
109
Сарское городище.18 Эта гипотеза, изложенная наброском и в целом,
на наш взгляд, верная, требует развернутых доказательств и коррек-
тировки.
Археологическое изучение памятников периода образования Древ-
нерусского государства в последние годы рельефно обозначило целые
районы, игравшие значительную роль в историческом развитии наро-
дов лесной зоны Восточной Европы. Общепризнанно, что все эти комп-
лексы непосредственно связаны с важнейшими водными путями — Ве-
ликим Волжским «из варяг в арабы», который активно использовался
в VIII—X вв. и Днепровским «из варяг в греки», игравшем важную
роль в политической и экономической консолидации Руси, начиная со
второй половины IX в.
На далеком от Булгара северо-западе Руси таким районом явля-
лось Приладожье с центром в Ладоге, где не только известны мате-
риалы IX—X вв., говорящие о том, что Ладога была важнейшим пунк-
том на Волжском и Днепровском путях и связывала Русь со Сканди-
навией, но и обнаружены крепостные укрепления того же времени.19
Исключительный интерес представляют результаты раскопок Рю-
рикова городища, где обнаружены находки X в. и предшествующего
времени.20 В самом Новгороде, как хорошо известно, отчетливо пред-
ставлены слои лишь начиная с X в. Рюриково городище, Ладога и дру-
гие памятники входили в обширную зону, заселенную словенами, иг-
равшую важную роль в связях Руси со Скандинавией и Скандинавско-
го севера с Поволжьем и восточными землями.21
Хорошо известны в науке и исследования Гнездовского археологи-
ческого комплекса в Верхнем Поднепровье. Долгое время в его ма-
териалах не могли обнаружить древностей IX в. Сейчас это не вызы-
18 Новосельцев А. П. Восточные источники.., с. 419. — Аналогичной точки
зрения придерживается и Д. А. Мачинский, полагающий, что «территориально Ростов
с тянущимся к нему Ярославским Поволжьем (Тимеревское поселение и могильник)
и Белоозером вполне соответствует местоположению Арса-Артаб».— См.: Мачин-
ский Д. А. О времени и обстоятельствах первого появления славян на северо-западе
Восточной Европы (по данным письменных источников).— В кн.: Северная Русь
и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1981, с. 22.
19 Кирпичников А. Н. 1) Исследования древней Корелы и Ладожской кре-
пости.— В кн.: АО 1972 года. М., 1973, с. 13; 2) Новооткрытая ладожская каменная
крепость IX—X вв.— В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1979.
Л„ 1980, с. 441—455.
20 Н о с о в Е. Н., П а х о м о в Н. П. Новые данные о Новгородском (Рюрико-
вом) городище. АО 1978 года. М., 1979, с. 25—26.
21 Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская волость в период раннего
средневековья.— В кн.: Славяне и Русь. Киев, 1979, с. 92—106; Назаренко В. А.
1) Об этнической принадлежности приладожских курганов.— В кн.: Финно-угры
и славяне. Л., 1978, с. 152—156; 2) Исторические судьбы Приладожья и их связь
с Ладогой.— В кн.: Славяне и Русь. Киев, 1979, с. 106—114.
НО
вает сомнений, и находки IX в. обнаружены в Гнездове и в курганах:
и на поселении.22 Все большую популярность завоевывает мысль о том,,
что Гнездово и есть первоначальный Смоленск, а на территории совре-
менного города известны слои только начиная с XI в.23
Верхнее Поднепровье является вторым крупным районом Древней;
Руси, где выявлен пласт достоверных древностей IX—X вв. Оно имело
прямые связи с Приладожьем, Верхним Поволжьем — ключевыми зо-
нами на водных артериях.24 Собственно Гнездово было важным пунк-
том на Днепровском пути.
В Среднем Поднепровье мы также имеем сгусток памятников IX—
X вв. с центром в Киеве — столице первой древнерусской державы. Од-
нако Киев и весь этот район в большей степени ориентировался на.
связи со Скандинавией и Византией, нежели с Булгаром и арабским
Востоком.
Таким образом, благодаря археологическим исследованиям 1960—
1970-х годов понятие «таинственный девятый век», одно время бытовав-
шее в науке, отошло в прошлое.
В последние годы на территории Волго-Окского междуречья, и в
частности в северо-западных районах будущей Ростовской земли, на
Великом Волжском пути выявлен новый пласт древностей IX—X вв.25
Тщательному изучению с помощью современной методики подверглись
старые памятники, известные в науке еще с прошлого столетия. Особое
внимание исследователей привлекли Сарское городище и Владимир-
ские курганы.26 Сейчас в общих чертах реконструирован процесс перерас-
тания Сарского городища из племенного центра мери в древнерусский
городок, который проходил, начиная со второй половины IX в. и-
в течение всего X в.27
Современными исследователями на основе материалов из старых,
раскопок получены новые выводы, позволяющие существенно допол-
22 Булкин В. А., Назаренко В. А. О нижней дате Гнездовского могиль-
ника.— КСИА, 1971, вып. 125, с. 13—16; Ляпушкин И. И. Гнездово и Смоленск.—
В кн.: Проблемы истории феодальной России. Л., 1977, с. 37.
23 Алексеев Л. В. О древнем Смоленске.— СА, 1977, № 1, с. 84—91.
24 Булкин В. А., Дубов И. В. Тимерево и Гнездово.— В кн.: Из истории
феодальной России. Л., 1978, с. 16—20.
25 Д о б ро в о л ь с к и й И. Г., Дубов И. В. Комплекс памятников у деревни.
Большое Тимерево (по археологическим и нумизматическим данным).— Вести. Ле-
нингр. ун-та, 1975, № 2, с. 65—70.
26 Леонтьев А. Е. Сарское городище в истории Ростовской земли (VIII—
XI вв.): Автореф. канд. дис. М., 1975; Рябииин Е. А. Владимирские курганы
(опыт источниковедческого изучения материалов раскопок 1853 г.).—СА, 1979,.
№ 1, с. 228—244.
27 Б у л к и н В. А., Д у б о в И. В., Л е б е д е в Г. С. Археологические памятни-
ки Древней Руси IX—XI веков. Л., 1978, с. 132.
ПК
нить историческую картину развития этого края в эпоху раннего сред-
невековья.
Важным вкладом в развитие наших знаний стали раскопки и пуб-
ликация материалов ныне широко известных ярославских могильни-
ков.28 Сейчас их полевое изучение практически завершено.29 Выявлена
серия погребальных комплексов IX в.30 Рядом с Тимеревским могиль-
ником было открыто обширное поселение площадью до 10 га, синхрон-
ное и непосредственно связанное с этим некрополем.31
В итоге раскопок нескольких лет на поселении изучены жилые
и производственные комплексы, хозяйственные сооружения. Обнаруже-
ны примитивные укрепления — ограда из толстых столбов, сооруженная
в первой половине X в. Удалось выявить ранний участок застройки
поселения, датируемый IX — первой половиной X вв. Материалы, полу-
ченные в результате раскопок, говорят о том, что Тимеревский прото-
городской центр занимал важное ключевое место на Волжском пути,
принимал активное участие в трансъевропейских дальних торговых свя-
зях. Жители его занимались главным образом ремеслом и торговлей.
В постройках на поселении и под курганами могильника найдены самые
разнообразные иноземные вещи западноевропейского, скандинавского,
булгарского, восточного происхождения. С открытием Тимеревского,
а ранее Гнездовского поселений стало ясно, что аналогичные памят-
ники надо искать рядом с другими крупными некрополями эпохи ран-
него средневековья, расположенными на важнейших водных путях. Так
было обнаружено поселение на берегу Плещеева озера рядом со зна-
менитой Александровой горой и городищем у села Городища.32 Здесь
же находилось обширное курганное поле, изученное П. С. Савельевым
в середине прошлого века. Это поселение имеет площадь до 6 га. По
своим внешним признакам, топографии, мощности культурного слоя
и некоторым другим данным данное селище аналогично Тимеревскому.
Первые ограниченные раскопки обнаружили здесь такие же, как и в Ти-
мереве, постройки. Керамический материал обоих памятников очень
близок. Предварительно открытое поселение можно датировать IX—
XII вв. Этот памятник отождествляется нами с летописным Клещиным,
известным по источникам в XIV в.
28 Ярославское Поволжье X—XI вв. М., 1963.
29 Н е д о ш и в и и а Н. Г., Фехнер М. В. Раскопки Тимеревского могильника
близ Ярославля. АО 1978 года. М., 1979, с. 76.
30 Дубов И. В. Ярославское Поволжье в IX столетии.—Вести. Лепингр.
ун-та, 1976, № 14, с. 60—66.
31 Дубов И. В. Тимеревский комплекс — протогородской центр в зоне славя-
но-финских контактов.— В кн.: Финно-угры и славяне. Л., 1979, с. НО—118.
32 Д у б о в И. В., Лапшин В. А. Открытие летописного Клещина.— АО
1977 года. М., 1978, с. 60; Дубов И. В. Работы на озере Плещееве.— АО
1978 года. М., 1979, с. 61.
П2
Раскопки этого памятника еще впереди, но уже сейчас ясно, что
это и было поселение тех людей, которые погребены под здешними кур-
ганами в IX—XII вв. Погребальный материал, а также известные на-
ходки на Александровой горе говорят о том, что данный комплекс, как
и Тимеревский, играл важную роль в функционировании Волжского
пути.
В 1973 г. было открыто аналогичное по размерам вышеупоминае-
мому поселению (6 га) селище у села Михайловского, где исследован
второй из ярославских могильников.33
В материалах Михайловского некрополя хорошо представлены раз-
личные привозные вещи, в его погребениях особенно часто встречаются
предметы вооружения.34 Михайловский комплекс занимал важное мес-
то непосредственно на Волге.
Все перечисленные центры Волго-Окского междуречья (Тимерево,
Михайловское, Сарское городище, Клещин) в IX—X вв. являлись круп-
ными раннегородскими торгово-ремесленными центрами, входя в об-
ширную область от Волги до оз. Клещино, которая являлась ключевым
районом на Волжской водной дороге. Известные материалы перечис-
ленных памятников ярко подтверждают их непосредственную связь
с Волжским путем и даже некоторую зависимость от состояния дел
в торговле по этой восточноевропейской артерии.
Михайловское и Тимерево стояли на развилке водных путей прямо
от Волги в глубины Волго-Окского междуречья, где путь поворачивал
с великой реки на систему нескольких речек и озер, чтобы затем выйти
па Оку и вновь на Волгу, пройдя через Суздальское ополье. Таким об-
разом, резко сокращалось время движения по Волжскому пути. Это на-
правление хорошо обосновано находками, а путь вниз по Волге из Яро-
славля, через Костромской край и до устья Оки в это время (IX—
X вв.), видимо, использовали слабо. Такое положение общепризнано
в науке и основано на отсутствии каких-либо фактических данных
в пользу тезиса об активном использовании данного участка пути
в эпоху раннего средневековья.35
Эти два пункта (Тимерево и Михайловское) прикрывали путь
к такому важному центру торговли и ремесла, как Сарское городище,
33 Петровский археологический комплекс, состоящий из могильника и поселе-
ния, датируемых IX—XI вв., находился несколько в стороне от водного пути и не
играл такой роли, как Тимеревский и Михайловский, хотя различные импорты пред-
ставлены и там.— См.: Фехнер М. В. Петровский могильник.— В кн.: Ярослав-
ское Поволжье X—XI вв., с. 20—23.
34 Недошивина Н. Г. Михайловский могильник. — В кн.: Ярославское
Поволжье X—XI вв., с. 24—31.
35 Н а с о н о в А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского
государства. М., 1951, с. 173; Даркевич В. П. Художественный металл Востока
VIII—XIII вв. М„ 1976, с. 155.
8 285
113
и являлись по отношению к нему форпостами прямо на Волге. Вопрос
о соотношении этих синхронных и несомненно связанных между собой
памятников чрезвычайно сложен и вплоть до настоящего времени не
подвергался специальному изучению. Ясно одно, что все три комплек-
са имели прямое отношение к Волжскому пути и участвовали в системе
дальних связей с востоком и западом.
Тимерево и Михайловское сразу же возникли как опорные центры
освоения края древнерусским населением из новгородских земель,
а Сарскому городищу таковым суждено было стать позднее, когда оно
утратило свое значение центра исчезнувшего в период раннего сред-
невековья финно-угорского племени меря.
Тимерево и Михайловское выполняли также роль северных «тор-
говых ворот» не только для поселения на р. Саре,— возможно, перво-
начально Ростова, но и всего Волго-Окского междуречья. Собственно
Сарское городище стоит на пути от Ростовского озера (Неро) на Кле-
щино (Плещеево).
Комплекс памятников на оз. Клещине находился на стыке путей
от Сарского городища, а также прямо с Волги по Нерли Волжской на
Нерль Клязьминскую и далее в бассейн Оки. Он уже с IX в. стал опор-
ным пунктом древнерусского освоения этого края, а мерянское населе-
ние, проживавшее здесь ранее, органично включилось в процесс форми-
рования древнерусской народности на Северо-Востоке Руси.36
Таким представляется район Волга — Ростовское озеро — Клещино
озеро в IX—X вв. По материалам раскопанных памятников хорошо
видно, что он в это время имел прямые непосредственные связи с Волж-
ской Булгарией, а через нее и с арабским Востоком. В пользу этого
заключения говорят многочисленные находки восточных импортов,
и прежде всего арабских монет, найденных в погребениях и на посе-
лениях. Они известны во всех вышеупомянутых комплексах. Клады ку-
фических монет, обнаруженные в этом районе, все без исключения за-
рыты в землю во второй половине—конце IX в.., т. е. в то время, к ко-
торому восходят арабские источники, сообщающие об Артании. Здесь
не найдено ни одного клада более позднего периода.37 Это говорит
о том, что во второй половине IX — первой половине X в. этот микро-
район играл наиболее активную роль в торговле с арабским Востоком
36 Мы не считаем возможным рассматривать Клещин как изначальный центр
феодализации этих земель, который был . противопоставлен мерянской округе.—
См.: Третьяков П. Н. Древнерусский город Клещин. — В кн.: Проблемы обще-
ственно-политической истории России и славянских земель. М., 1963, с. 49—53. — На
иаш взгляд, неверно и считать этот комплекс только мерянским.— См.: Воро-
нин Н. Н. Переяславль Новый.— В кн.: Летописи и хроники. М., 1973, с. 139—141.
37 На Оке, где по предположению А. Л. Монгайта располагалась Артания, из-
вестны клады, попавшие в землю и позже.— См.: Даркевич В. П. Художествен-
ный металл.., с. 156.
114
через Булгарию и должен был быть хорошо известен восточным геог-
рафам.
Здесь обнаружено шесть кладов куфических монет, и они распреде-
ляются достаточно равномерно по всему пути, проходящему через
данный район — два относятся к Тимеревскому комплексу, два связаны
с Сарским городищем, один — у села Угодичи на Ростовском озере,
один найден неподалеку от Углича, откуда шел прямой путь па Кле-
щин.38
В Клещинском комплексе кладов не найдено, однако там извест-
ны единичные находки дирхемов.39 В погребениях и на поселениях об-
наружены целые кувшины булгарского производства и их многочис-
ленные фрагменты, разнообразные бусы, попавшие сюда с востока,
ткани, бронзовые бляшки восточного происхождения.
Особо следует выделить арабские надписи или подражания им на
различных предметах. Они встречены на вставках от перстней, на ча-
шечках весов, в виде граффити на куфических монетах.40 Известно,
что булгарские и восточные импорты доходили до Белоозера, а путь
из Булгара шел туда через Северо-Восточную Русь по Волжской сис-
теме.41
В археологических материалах хорошо фиксируются связи Волго-
Окского междуречья с Прикамьем,42 причем эти контакты были как
прямыми, так и опосредованными через Волжскую Булгарию.
Таким образом, в IX—X вв. северо-западная часть Волго-Окского
междуречья уже была важной древнерусской областью, игравшей важ-
ную роль в международных связях, занимавшей ключевое положение
на древнейшем водном пути по Волжской системе и имевшей непосред-
ственные контакты с Волжской Булгарией, где арабы черпали все свои
сведения о странах и народах Восточной Европы и где сформировались
представления о трех разрядах русов — Славии, Куявии, Артании.
В русских летописях есть отдельные сообщения, которые прямо от-
носятся к Северо-Восточной Руси. Эти известия о древнейших городах
38 Я н и н В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956,
с. 86; Добровольский И. Г., Д у б о в И. В. Комплекс памятников.., с. 65—70;
Леонтьев А. Е. Сарское городище.., с. 14; Даркевич В. П. Художественный
металл.., с. 156.
39 Воронин Н. Н. Переяславль Новый.., с. 140.
40 Ярославское Поволжье.., с. 75—76; Дубов И. В., Винокуро-
ва М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспедиция.—АО 1977 года. М., 1978, с. 59;
ФехнерМ. В., Янина С. А. Весы с арабской надписью из Тимерева.— В кн.:
Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1979, с. 184—
192.
41 Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере. М., 1973, с. 186—188.
42 Г о р ю н о в а Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья.— МИА,
1961, № 94, с. 130—138.
115
Ростове и Муроме; в рассказе о размещении славянских племен упоми-
нается меря на озерах Ростовском и Клещине. Меря входит по лето-
писным сведениям в северную федерацию племен и участвует в собы-
тиях, связанных с призванием варягов; сообщается об участии мери
в общерусских военных мероприятиях. Много ценного дают сообщения
о восстаниях в Суздальской области в XI в. (1024 и 1071 гг.). К со-
жалению, в летописях чрезвычайно мало информации об истории Се-
веро-Востока в IX—X вв., их дополняют арабские источники, сообщаю-
щие о славянах и русах.
В письменных источниках ни слова не говорится о центрах в райо-
не Ярославля, и только сообщается уже о самом городе Ярославле
в более позднее время. Нет даже точной летописной даты основания
такого крупного древнерусского города — ясно только, что произошло
это где-то в начале XI в.43
Несколько лет назад на I Советско-финляндском симпозиуме по
археологии финский профессор К. Мейнандер предложил гипотезу, что
в районе города Ярославля, еще до его основания, находился центр
легендарной Биармии.44 Это заключение было взято под сомнение
В. В. Седовым.45 В выступлении А. Н. Кирпичникова высказывалась
мысль о необходимости поисков письменных упоминаний о памятниках
близ Ярославля и предлагалось проверить для этого арабские источ-
ники, в том числе и сообщения о трех разрядах русов.
Что же сообщают нам арабские географы об Артании (Арсе)?46
Упоминания об Артании или ее описания известны из трудов ибн Хорда-
дбеха (820—912 гг.), ал-Балхи (920—921 гг.), ал-Истахри (930—
933 гг.), ибн-Хаукаля (977—978 гг.). Большой интерес представляет
рукопись анонимного автора Худуд ал-Алам (982—983 гг.). Понятие
Артании сохраняется в арабских источниках XI—XIV вв., но в это вре-
мя авторы главным образом повторяют сведения, известные уже в IX—
X вв. Однако особо следует остановиться на тексте и карте ал-Идриси
(1154 г.), но при этом необходимо учитывать возможность наложения
ранних сведений и данных XII в.
43 М е й е р о в и ч М. Г. К вопросу о времени основания города Ярославля.—
Краеведческие записки, вып. 4. Ярославль, 1960, с. 5—24.
44 Мейнандер К. Ф. Биармы.— В кн.: Финно-угры и славяне. Л., 1979,
с. 40.
4Ь Финно-угры и славяне, с. 160 (выступление В» В. Седова в прениях).
46 Проблемы Куявии и Славии выходят за рамки данной работы. Однако, ре-
шая вопрос об Артании, мы косвенно будем их касаться. По нашему мнению, если
сопоставить письменные и археологические источники, то Славию следует искать в Нов-
городской земле, а Куявию в районах Верхнего и Среднего Поднепровья. Видимо,
под этими понятиями арабы имели в виду не какие-то отдельные центры (Новгород,
Киев), а целые области, так или иначе связанные с Великим Волжским путем
и Волжской Булгарией.
116
Наиболее полным является сообщение ал-Истахри (цитированное
в начале работы), позднее другие авторы вносили свои дополнения.
Ибн Хордадбех сообщает нам только о трех разрядах русов, о том,
что в Арсе убивают всех иноземцев и для торговли в Булгар они спус-
каются по воде. Все перечисленное вошло и в сочинение ал-Истахри,
который добавил некоторые детали относительно Куявии и Славии,
указал, что центром Артании является город Арта, где живет царь
и сообщил, что из Артании вывозят соболей и свинец.
В Худуд ал-Алам добавлена еще одна статья импорта в Булгарию
из Артании — мечи.47 Ал-Идриси в своем тексте сообщает, что «третье
племя называется Артания, и его царь живет в городе Арта. Город
Арта — красивый город на укрепленной горе. Он находится между Куя-
вой и Славией. От Куябы до Арты 4 дневных перехода и от Арты до
Славии 4 дня».48 Следует заметить, что в источниках IX—X вв. практи-
чески не говорится о географическом положении Артании. По сообще-
ниям мы знаем, что Славия — самая отдаленная от Булгара земля,
а Куявия — ближайшая. Истахри сообщает, что «Арта находится меж-
ду Хозарами и Великим Булгаром».49
Однако этот факт взят под сомнение, и есть предположение, что
он появился в результе ошибок переписчика.50
Основной точкой, откуда велись все наблюдения и куда поступала
вся информация о землях славян и финно-угров, был Булгар, где арабы
часто бывали и подолгу жили. Артания была для них далекой и зага-
дочной страной — никто из них там не был и, конечно, не потому, что
жители убивали всех иноземцев, а по той простой причине, что, во-пер-
вых, в это время Булгар был конечным центром исламского мира. Да-
лее начинались «нецивилизованные», с точки зрения мусульман, земли,
где любое путешествие влекло за собой многочисленные опасности. Во-
вторых, Булгар являлся перевалочным торговым пунктом и связывал
Европу с Азией. Сюда приходили торговцы из разных стран и земель,
в том числе и из Артании, спускаясь вниз по воде. Это последнее заме-
чание арабов вызывало многочисленные толкования, и на роль данного
водного пути претендовали и собственно Волга, и Ока, и система Бе-
лой— Камы. Ясно, что, по какой бы из этих рек мы ни двигались
в Булгар, все равно мы спускались бы вниз по воде. Таким образом,
этот факт ни в коей мере ;не может служить прямым указанием для
определения местонахождения Арсы, а должен учитываться и использог
ваться в качестве дополнительного аргумента. Но скорее всего, имелся
47 Г арка в и А. Я. Сказания..., с. 276—277; Заходе.р Б.? Н. Каспийский
свод сведений о Восточной Европе, т. 2. М., 1967, с. 101—102.
48 Мопгайт А. Л. Рязанская земля.., с. 100—101. ...
49 Г а р к а в и А. Я. Сказания.., с. 143,
50 Монгайт А. Л. Рязанская земля.., с. 104.
1Т7
в виду магистральный путь, т. е. Волжский, а ближайшим к Булгару
районом на Волжской водной дороге в IX—X вв. была Северо-Восточ-
ная Русь.
Рассмотрим виды вывозимых из Артании товаров, поступавших
в Булгар. Торговцы из этой страны, как сообщают арабские авторы,
привозили в Булгар ценные меха. У ал-Истахри — это соболя, а у ибн-
Хаукаля — лисицы. Следует иметь в виду, что при переводах возможны
разные толкования. В лесах и на реках Волго-Окского междуречья из-
давна промышляли пушного зверя — белку, лису, соболя, бобра, выдру.
Пушнина была одной из важнейших статей экспорта северо-востока.
В этой связи следует вспомнить сообщение Абу Хамида ал-Гарнати,
который указывает следующее: «И есть другая область, которую назы-
вают Ару. В ней охотятся на бобров и горностаев и превосходных бе-
лок... И идут от них чрезвычайно хорошие шкурки бобров».51 А. Л. Мон-
гайт предположительно идентифицировал эту область с Артанией, но
разместил ее на территории современной Удмуртии. Правда, его за-
ключения строятся главным образом на созвучии Арса—Ару.
Следует обратить внимание на этот текст ал-Гарнати. Бобровый
промысел был хорошо известен в Северо-Восточной Руси в период ран-
него средневековья; имеется и точка зрения о существовании здесь в это
время культа бобра.52
Кроме того, Абу Хамид ал-Гарнати в своем тексте страну Ару по-
мещает сразу за Вису. Большинство ученых, видимо, справедливо
отождествляют «вису» арабских источников с «весью» русских летопи-
сей и реальными археологическими памятниками в Белозерском крае.53
Напомним, что Волго-Окское междуречье, заселенное в то время мерей
и славянами, граничит на северо-западе с весью. Точную границу про-
вести невозможно, высказывалась даже мысль, что ярославские мо-
гильники оставлены весью.54 Такая последовательность в перечислении
стран у Абу Хамида ал-Гарнати наводит на мысль, что он говорит об
Артании, называя ее Ару, и страна эта находилась рядом с областью
Вису.
Говоря о товарах, попадавших в Булгар из Артании, надо пола-
гать, что они могли добываться или производиться не только в ней са-
мой, но местные торговцы могли быть посредниками, скупать их в дру-
гих областях и затем продавать в Булгаре. Артания несомненно была
и транзитным районом.
51 Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати.., с. 31.
52 Ф е х н е р М. В. Предметы языческого культа. — В кн.: Ярославское По-
волжье X—XI вв., с. 86—89.
53 Пименов В. В. Вепсы. М.; Л., 1965, с. 29—32; Голубева Л. А. Весь
и славяне.., с. 7—9.
54 Ф е х и е р М. В. Тимеревский могильник.— В кн.: Ярославское Поволжье X—
XI вв., с. 15.
118
Второй статьей экспорта из Артании был какой-то «белый» металл:
возможно, свинец—олово—ртуть. А. Л. Монгайт полагал, что его
могли вывозить из Рязанской земли, где в XV в. известны разработки
оловянной руды.55 Это заключение, конечно, не выдерживает критики,
так как сообщение арабов и сам факт разработки руды имеют хроно-
логическую разницу порядка пятисот лет. Л. А. Голубева со ссылкой
на консультацию Е. Н. Черных сообщает о разработках олова и свинца
в средневековой Британии и Германии.56 Исходя из этого можно пола-
гать, что эти металлы могли транзитом попадать через Ярославское
Поволжье (Арсу) в Волжскую Булгарию. Собственно же источники
«белого» металла трудно установить.
Учитывая, что если между Прикамьем, Булгаром и Волго-Окским
междуречьем в эпоху раннего средневековья существовали теснейшие
связи, то возможно смешение разных товаров, поступавших из близ-
лежащих стран. При этом надо учитывать и возможность перепродажи
и прохождения товаров через многие руки.
Кроме того, известен и другой вариант перевода, где сообщается
не о металле, а о рабах (ибн Хаукаль). Это существенно меняет дело,
так как рабы в равной степени могли вывозиться из Прикамья, Северо-
Восточной Руси, любого другого района.
Большой интерес представляет сообщение анонимного автора X в.
о том, что из Артании вывозят ценные мечи, которые можно сгибать
пополам, после чего они возвращаются в прежнее положение (Худуд
ал-Алам). Приписывание таких качеств клинкам — конечно преувели-
чение. Ни на западе, ни на востоке в то время подобного оружия не
было.
Сложный вопрос о «мечах русов», часто фигурирующих в источни-
ках X в. и более поздних, до сих пор в науке не решен окончательно.57
В сообщениях арабов речь, видимо, идет о франкских мечах, и в са-
мом деле гибких, а не о восточных — хрупких и ломких. В Северо-
Восточной Руси находки мечей западноевропейской работы явление
частое. Поступить в Булгар такие клинки могли только по Волжскому
пути и только через рассматриваемый нами район. Это еще один важ-
ный аргумент в пользу размещения Артании в Волго-Окском между-
речье, а точнее в северо-западной его части.
Таковы материалы арабских источников X в.
Теперь обратимся к данным Идриси, где Артания находит свое
место и в тексте, и на карте. Труд Идриси прочно вошел в нашу отече-
ственную науку благодаря оригинальному исследованию Б. А. Рыбако-
53 Монгайт А. Л. К вопросу о трех центрах.., с. 111.
56 Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере, с. 9.
57 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.— САИ, 1966, вып. Е1-36,
т. 1, с. 47—48.
119
ва, который с сомнением указывал, что «данные Идриси не дают ни-
чего интересного, так как размещение на карте трех городов Киниу,
Салав и Артан условно и произвольно».58; А. Л. Монгайт, следуя за
Б. А. Рыбаковым, счел возможным анализировать лишь текст, оставив
в стороне карту Идриси.59 В тексте Идриси дает, как мы уже указывали,
местоположение Арсы относительно Славии и Куявии.
Здесь необходимо обратиться к самой карте Идриси, да у него
указаны все три города, и они связаны с какими-то реками и городом
Булгар. Однако сам Булгар у Идриси размещен неверно (ниже по те-
чению Итиля (Волги), чем это должно быть), Б. А. Рыбаков исправля-
ет эту ошибку, перемещая данный город на то место, где он находился
в действительности.
При изменении места Булгара должны перемещаться и центры,
связанные с ним, а также реки, озера, расположенные севернее его.
Как справедливо указывал Б. А. Рыбаков, для Идриси север был во
многом загадочным, и карта его крайне приблизительна. Она как бы
«сплющена» с севера. Наша задача ее расправить, а затем интерпре-
тировать. Начало этому положил Б. А. Рыбаков,, однако он не пере-
местил Киниу, Салав, Артан вслед за Булгаром на север. На старом
месте осталась и речка Сакир (Сагина), которую он отождествляет
с нижним течением Дона.60 Все три центра располагаются выше впа-
дения Сакир в Итиль (Волгу), а Булгар находится ниже ее по> тече-
нию. Вполне возможно, что Сакир (Сагина) это Ока, которая является
единственной крупной рекой, впадающей в Волгу в этом районе.
Расположив три центра в тех же направлениях и на аналогичных
прежним расстояниях, беря отсчет от Булгара, мы увидим, что все
они поместятся в Поволжье (рис. 4). Это, видимо, и позволило
П. П. Смирнову, Г. Ф. Корзухиной и другим авторам утверждать, что
Славия, Куявия, Артания — центры волжские.61 П. П. Смирнов все три
центра — Славию (около Ярославля), Куябу (Балахна), Артанию
(Ардатов) — размещал на Верхней Волге. Это ничем не обоснованное
заключение подверглось справедливой критике со стороны Б. А. Рыба-
кова.62 Г. Ф. Корзухина отмечала, что «весь комплекс сведений, сооб-
щаемых арабскими географами о так называемых трех центрах Руси,
58 Рыбаков Б. А. Русские земли.., с. 41.
59 Монгайт А. Л. Рязанская земля.., с. 100.
60 Рыбаков Б. А. Русские земли.., с. 11, 13, рис. 5.— Этой точки зрения
Б. А. Рыбаков придерживается вплоть до настоящего времени.— См.: Рыба-
ков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси (тезисы).— История СССР,
1981, № 2, с. 51.
61 Смирнов П. П. Волзький шлях i стародавне! руси. Ки!в, 1928, с. 168—
173.
62 Р ы б а к о в Б. А. Русские земли.., с. 4.
120
связан не с Поднепровьем, а с Поволжьем».63 В дальнейшем она уточ-
нила свою позицию и разместила их в Среднем Поволжье.64
На наш взгляд, такое решение вопроса неприемлемо, так как не
увязывается никоим образом с данными археологии и нумизматики.
Если мы, опираясь на исправленную карту Идриси, попробуем опреде-
лить место Артании, то в том же направлении от Булгара, где нахо-
дится Артан, мы увидим только один возможный район — Северо-Вос-
точную Русь.65
До сих пор, к сожалению, не находит объяснения сообщение Ид-
риси, что от Артана до Салава и Киниу по четыре дня пути.66 Надо
заметить, что в ранних источниках это не указывается. А. Л. Монгайт
справедливо считал это сообщение вставкой XII в. и на этом основании
отрицал такие подсчеты.67 Да и у самого Идриси есть противоречия —
расстояния между центрами, по его же карте, отнюдь не равные. Кро-
ме того, рассматриваемые районы находятся за пределами маршрутов
путешественников и не входят в подорожники, используемые Идриси
и перенесенные на современную карту Б. А. Рыбаковым.68
Далее, если слепо следовать за сообщением ал-Идриси, то мы
войдем в противоречие с археологическими источниками, где бы мы ни
располагали Артанию, основываясь, конечно, на наличии материала
IX—X вв., в четырех днях пути не окажется «достойных» претендентов
на Славию и Куявию.
В пользу нашего предположения о том, что Артания находилась
в районах Северо-Восточной Руси и была ближе всех к Бургару, го-
ворят и сами арабы, когда сообщают об Арсе, ее городе, людях, их
быте, нравах гораздо больше, нежели о Славии и Куявии. Арабские ге-
ографы и их информаторы в Булгаре достаточно хорошо знали Арта-
нию и пользовались фактами из первых рук — от ее жителей, приез-
жавших в Булгар, и это резко усиливает достоверность их сообще-
ний.
63 Корзухина Г. Ф. Русские клады.., с. 34.
64 К о р з у х и я а Г. Ф. Путь Абу Хамида ал-Гарнати.., с. 190.
65 Славия оказывается в пределах Новгородской земли, а Куявия — в Верхнем
Поднепровье. Славия самая дальняя от Булгара, а если находиться в Булгаре, то
вполне можно думать, что Артания находится между Куявией и Славией. Вопрос
о том, что ближе к Булгару Куявия или Артания, тоже спорен. Вполне вероятно, что
из Куявии в Булгар можно добраться быстрее, нежели из Артании. Кстати, на карте
Идриси ближе всего к Булгару Артан.
66 По общепринятым подсчетам один дневной переход вверх по течению в араб-
ских источниках равен 25 км. За четыре дня пути из Ярославского Поволжья в Верх-
нее Поднепровье, или Новгородчину, явно не добраться, причем надо учесть и боль-
шую сложность данных маршрутов, которые пролегали по небольшим рекам со мно-
жеством порогов, мелей и волоков.
67 Монгайт А. Л. Рязанская земля.., с. 104.
68 Рыбаков Б. А. Русские земли.., с. 11, рис. 5.
121
Сложность, противоречивость и запутанность арабских источников,
сообщающих о трех древнерусских центрах — Славии, Куявии и Арта-
нии, на современном уровне развития науки не позволяют делать окон-
чательных выводов. Однако археологические данные, а также их кор-
реляции с письменными источниками дают возможность утверждать,
что Артания — Арса вполне могла располагаться в районах Северо-
Восточной Руси (Ярославль — Ростов Великий — Переяславль-Залес-
ский). Надо надеяться, что дальнейшие археологические исследования
и изучение письменных источников принесут дополнительные аргумен-
ты в пользу этой гипотезы.
А. П. Новосельцев включает в состав Арсании также Белоозеро на
основании того, что этот центр уже в IX в. упоминается в письменных
источниках.69 Его поддержал В. А. Кучкин.70
Л. А. Голубева предполагает, что сообщение арабов о трех разря-
дах русов имеет самое прямое отношение к Белоозеру, т. е. она также
является сторонником его отождествления с Арсой.71 В итоге многолет-
них раскопок в Белоозере так и не найдены достоверные слои IX в.,
а отдельные находки пока не дают возможности включить его в область
Арсы.
Важны также некоторые дополнительные соображения по реконст-
рукции северной и северо-западной части карты Идриси. Б. А. Рыбаков
отождествляет р. Нартагу по карте Идриси с современной водной систе-
мой, река Великая — Чудское озеро — река Нарова, а под другой рекой
Маркитой имелись в виду река Ловать — озеро Ильмень — река Вол-
хов — река Нева.72
Конечно, такая интерпретация носит достаточно произвольный
и обобщенный характер. Однако в целом ее можно условно принять,
поскольку другие варианты пока предложить нет возможности. На кар-
те Идриси отмечено также оз. Терми, которое в своем тексте он опи-
сывает следующим образом: «На севере население редкое. Многие
реки впадают в озеро Терми. Посреди озера есть возвышенности, за-
селенные зверем, называемым фебер».73
Б. А. Рыбаков полагает, что под оз. Терми имелись в виду Припят-
ские болота, где было множество бобровых гонов. Второе обоснова-
ние своего вывода он видит bi том, что оз. Терми расположено западнее
водной системы Бельтес — Днабр (Березина — Днепр).74 Трудно пове-
69 Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах, с. 419.
70 Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля в X — первой трети XIII вв.
тры и границы).— История СССР, 1969, № 2, с. 63.
7* Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере, с. 9.
72 Рыбаков Б. А. Русские земли.., с. 12.
73 Сноски иа текст Идриси даются по Б. А. Рыбакову.— Русские земли.., с. 12.
74 Та м же, с. 12, рис. 4, 6.
122
рить, да мы и не знаем второго такого факта, чтобы Идриси болота
называл большим озером, четко показывал его на своей карте и уделил
особое ему внимание в тексте. На наш взгляд, больше оснований пре-
тендовать на роль оз. Терми имеет оз. Ильмень, в которое в самом деле
впадают и из которого вытекают многие реки — Ловать, Мета, Шелонь,
Волхов и др. Данный район известен и как места обитания бобров,
промысел которых был хорошо развит в эпоху раннего средневековья.
Восточнее оз. Терми отмечено оз. Ганун и ряд рек. Одну из них,
впадающую в озеро с востока — Шерви, Б. А. Рыбаков предлагает
искать среди левых притоков Дона.75 Вообще всю эту систему он на-
зывает сложной и малопонятной. Полагаем, что на карте Идриси могли
быть показана система озер Белого, Важе, Кубенского — места прожи-
вания племени веси русских летописей или вису арабских источников.
Данные районы хорошо были знакомы восточным географам, хотя, как
мы уже отмечали, эта информация была искаженной в связи с тем, что
поступала она в Булгар через вторые руки и ни один из арабов сам
в этих краях не был. Река Шалви (Шерви), впадающая в Ганун с вос-
тока, может быть отождествлена с крупной северной р. Сухоной, под-
ходящей близко к этим озерам и входящей в систему рек Северной
Двины и Вычегды.
Взаимное расположение на карте Идриси озер Терми, Ганун,
р. Сакир и города Артан со всеми теми коррекциями, внесенными нами,
еще раз убеждает нас в возможности местоположения Арсы в Верхнем
Поволжье. Археологические материалы IX—X вв., полученные в ре-
зультате раскопок последних лет, также подтверждают эту гипотезу.
75 Там же, с. 13.
ОЧЕРК ШЕСТОЙ.
ТИМЕРЕВСКИЙ
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЙ
КОМПЛЕКС
дним из основных опорных памятников, материалы которого
используются для изучения истории Ростовской земли в эпо-
ху раннего средневековья, является комплекс поселений,
могильников и кладов у деревень Большое и Малое Тимерево-Гонча-
рово. Открытие и первые исследования его относятся еще к XIX в.1
Сначала был обнаружен обширный курганный могильник (рис. 5), рас-
положенный на плато коренного берега р. Сечки, впадающей в Кото-
росль.
Этот могильник находится сейчас на окраине современого города
Ярославля, примерно в 12 км от поселения Медвежий угол на Стрел-
ке при впадении Которосли в Волгу.
Работами И. А. Тихомирова было начато широкое полевое
изучение Тимеревских курганов. В 40-х годах нашего столетия здесь про-
изводила раскопки Я. В. Станкевич, которая также исследовала и Ми-
хайловский могильник.1 2 Начиная с 1959 г. в течение трех лет Тиме-
ревский могильник раскапывался экспедицией Государственного исто-
1 Сабанеев Н. П. Описание курганов Мологского уезда.— Труды Ярослав-
ского губернского статистического комитета, 1868, вып. 4, с. 93; Лествицын В. И.
От Ярославля, до Москвы. Поездка на съезд археологов или древнелюбителей. Яро-
славль, 1869, с. 17; Тихомиров И. А. 1) Кто насыпал ярославские курганы?,
ч. 1.— Труды II Областного историко-археологического съезда. Тверь, 1903, с. 87—
248; 2) Кто насыпал ярославские курганы?, ч. 2. — Труды III Областного историко-
археологического съезда. Владимир, 1909, с. 1—98.
2 С т а н к е в и ч Я- В. К вопросу об этническом составе населения Ярослав-
ского Поволжья в IX—X ст —МИА, 1941, № 6, с. 58—88.
124
рического музея во главе с М. В. Фехнер. Итогом этих работ стала
монография, в которой были обобщены результаты раскопок многих
авторов и проанализирован материал практически во всех аспектах,
сделаны выводы о хронологии, этнической принадлежности и социаль-
но-экономической характеристике данного памятника.3 Сейчас трудно
установить первоначальное число курганов, но судя по тому, что мо-
гильник был окружен полем еще в 60-е годы XIX в., можно думать, что
какая-то часть насыпей была уничтожена вследствие распашки. Если
проанализировать конфигурацию и расположение некрополя, то можно
прийти к выводу, что северо-восточная его часть была самым удобным
для нее местом.
В разное время различными исследователями давалась количе-
ственная оценка этого некрополя. Количество насыпей колеблется
в пределах от ста пятидесяти до полутора тыс. В настоящее время
фонд раскопанных курганов превысил пятьсот, правда, более семиде-
сяти из них были раскопаны неизвестно когда и кем, и никаких мате-
риалов по ним не сохранилось.
В первых упоминаниях о Тимеревском могильнике сообщается,
что «между деревнями Зиновской, Большим и Малым Тимеревым име-
ются курганы, расположенные на возвышенном месте посредине поля
и занимающие площадь около полутора десятин. Все насыпи, которых
насчитывается более 150, поросли мелким и крупным лесом...».4
А. И. Кельсиев полагал, что могильник состоит из двухсот насыпей.5
Гораздо больше курганов у Большого Тимерева насчитывали
И. А. Тихомиров и И. С. Абрамов, первый — более тысячи, а второй —
свыше полутора тысяч.6 Я- В. Станкевич отмечала, что некрополь за-
нимает площадь 4 га, количества курганов она не указывала.7 Данные
топографической съемки, проведенной экспедицией ГИМа в 1959 г., по-
казали, что могильник состоит из 432 насыпей.8
Спустя десять лет после выхода в свет книги «Ярославское По-
волжье X—XI вв.», в которой был сделан вывод о полном завершении
археологического изучения Тимеревского некрополя,9 нами был иссле-
3 Ярославское Поволжье X—XI вв. М., 1963.
4 Л ест в и цы п В. И. От Ярославля до Москвы.., с. 17.
5Кельсиев А. И. Отчет по раскопкам в Ярославской и Тверской губер-
ниях, проведенным в 1878 году.— В кн.: Антропологическая выставка 1879 года,
т. 2. М., 1878—1879, с. 307.
Тихомиров И. А. Раскопки в Тимереве Ярославской губернии.— Архив
ЛОИА АН СССР, ф. 1, д. 82, 1900 г., л. 14; А б р а м о в И. С. Отчет о раскопках
в Ярославской губернии.— Архив ЛОИА АН СССР, ф. 1, д. 71, 1908 г., л. 6.
7 Станкевич Я. В. Работы на ярославских могильниках в 1938 году.— Ар-
хив ЛОИА АН СССР, ф. 35, д. 59, 1938 г., л. 22.
8 Ф е х и е р М. В. Тимеревский могильпик.— В кн.: Ярославское Поволжье X—
XI вв., с. 6.
9 Там же, с. 7.
125
дован один из сохранившихся курганов (№ 95),10 раскопки которого
послужили импульсом для дальнейших полевых работ на могильнике.
Материалы этого кургана уже опубликованы,11 но в связи с сомнения-
ми в правильности его датировки — IX в., высказанными на конферен-
ции по археологии Северной Руси в Ленинграде в 1979 г. Т. В. Равди-
ной, необходимо еще раз вернуться к данному вопросу.
Основное погребение в кургане № 95, совершенное по обряду тру-
посожжения на месте сооружения насыпи, дошло до нас в непотре-
воженном виде. Собственно курган № 95 входит в группу насыпей,
составляющих раннее ядро могильника. Эта серия курганов вытянута
цепочкой с севера на юг через центральную часть некрополя, причем
основная концентрация их приходится на южную часть могильника, где
и находится насыпь № 95.
Кроме того, следует заметить, что цепочка древнейших насыпей
находится на некотором удалении от поселения и параллельна его
ближайшему краю. Ближе к селищу находятся более поздние курга-
ны, сооруженные в конце X — начале XI в.
Основную часть вещей, найденных на кострище, составляют жен-
ские украшения. Наиболее интересны серебряные ажурные бикониче-
ские бусы из рубчатой проволоки. Аналогии им известны в погребаль-
ных комплексах северной Прибалтики (Бирка, острова Эланд, Адель-
зе, Аландские, Дания).12 Ярославские экземпляры — самая восточная
находка этих бус. На территории СССР четыре подобные бусинки ра-
нее обнаружены в одном из курганов могильника в урочище Плакун
близ Старой Ладоги.13 По мнению исследователя Плакунского комп-
лекса Г. Ф. Корзухиной, его можно датировать IX в., а может быть,
и первой половиной этого столетия.14 Курганы с аналогичными украше-
10 Дубов И. В. Ярославская экспедиция.— АО 1973 года. М„ 1974, с. 51.
11 Дубов И. В. Новые раскопки Тимеревского могильника.— КСИА, 1976,
вып. 146, с. 82—86.
12 Ar bm an Н. Schweden und das Karolingische Reich. Stockholm, 1937; Kivi-
koski E. Kvarnbacken. Helsinki, 1963, s. 54, tf. 18, 19, 51; Rydh H. Forhistorisca
undersokningen pa Adelso. Stockholm, 1936, s. 17, tf. 59, 60; Arbman H. Birka. Bd. 1.
Stockholm, Г943, tf. 114—1, 7, 12; Skovmand. De danske skattefund fra vikingetiden
og den Aldste middellalder — Aarboger for nodisk Oldkylighed og historic. Kobennhvn,
1942, s. 25.
13 Ажурные серебряные пронизки из рубчатой проволоки есть в Гнездовском
кладе 1868 г. Они типологически отличаются от биконических бус и, вероятно, изго-
товлялись в более позднее время, нежели рассматриваемые нами образцы, имеющие
скандинавское происхождение.— См.: Гущин А. С. Памятники художественного ре-
месла Древней Руси X—XIII вв. М., 1936, с. 56.— Этот клад Г. Ф. Корзухина отно-
сит ко II группе кладов, зарытых в землю во второй половине X в. и на рубеже
X—XI вв.— См.: Корзухина Г. Ф. Русские клады IX—XIII вв. М.; Л., 1954,
с. 87—88.
14 Корзухина Г. Ф. Курган в урочище Плакун близ Ладоги.— КСИА, 1971,
вып. 125, с. 63.
126
ниями на территории Скандинавии, как отмечает Г. Ф. Корзухина, да-
тируются IX—X вв., а там, где возможна более точная датировка, то
IX в.15 При раскопках Белоозера Л. А. Голубевой была найдена сереб-
ряная пронизка, которую она склонна включать в круг украшений, рас-
сматриваемых нами.16 Эта пронизка входила в состав ожерелья из по-
гребения № 1, датированного автором раскопок временем не позднее,
чем начало XI в.
При внимательном рассмотрении этой пронизки, можно увидеть,
что, кроме материала (рубчатая серебряная проволока), ее ничто не
сближает с бусами из Плакуна и Тимерева. Там это биконические
бусы строгой формы, плотно скрученные из проволоки, а в Белоозе-
ре — бесформенная пронизка.17
Находка бусы, подобной Тимеревской в кургане № 100 Шестовиц-
кого могильника, не может менять датировку таких украшений в це-
лом. Там буса найдена в погребении по обряду трупоположения.18 Су-
дя по инвентарю, среди которого есть подвеска из дирхема (895/
896 гг. чеканки), погребение было совершено в X в. Эта датировка не
исключается и по материалам Скандинавии.
Находка описываемых бусин в кургане № 95 Тимеревского мо-
гильника важна не только для датирования данного погребального
комплекса, но и для определения времени возникновения всего памят-
ника. Необходимо отметить, что в составе ожерелья нет ни одной зо-
лотостеклянной или серебростеклянной бусины, которые изготовлялись
в X в. и позже, а в более поздних курганах Ярославщины они — явле-
ние частое.19
Интересен составной односторонний гребень с орнаментом в виде
плетенки и меандра на накладке, аналогии которому встречаются
в балтийских странах, где они датируются IX—X вв.20 Детали тимерев-
ского гребня крепятся железными, а не бронзовыми гвоздиками — это
говорит в пользу ранней даты его изготовления.21
Среди обломков оплавленных бронзовых вещей на кострище най-
ден фрагмент скорлупообразной фибулы, принадлежащей по некоторым
признакам (широкий гладкий бортик, ограниченный простым двойным
15 Там же.
16 Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере. X—XIII вв. М., 1973,
с. 75—76.
17 Там же, рис. 13—3.
18 Бл1фельд Д. I. Давньоруськ! памятки Шестовищ. КиТв, 1977, с. 171—172,.
табл. XXVII—1.
19 Ф е х н е р М. В. Деревня Северо-Западной и Северо-Восточной Руси X—
XIII вв. по археологическим данным. — Труды ГИМ, 1967, вып. 43, с. 280.
“Arbman Н. Birka.., tf. 161—166.
21 Определение О. И. Давидан.
127
кантом) к застежке типов 27, 30, 31, по Яну Петерсену.22 Застежка
этого типа найдена на территории СССР только в курганном могиль-
нике у д. Костино (курган № 95-11) в юго-восточном Приладожье.23
Этот комплекс, в котором помимо указанной застежки найдена равно-
плечая фибула типа 58, датируется концом IX — началом X в.24
Кроме рассмотренных находок датировку кургана № 95 помогают
определить также три восточные монеты, чеканенные во второй поло-
вине VIII в.25 и, возможно, попавшие в погребение в IX в.
Исходя из вышеизложенного можно датировать основное погребе-
ние кургана № 95 IX в.26
В 1976 г. Ярославской экспедицией Ленинградского университета
был исследован еще один курган, насыпь которого не сохранилась
вследствие распашки, и он не отмечался на планах могильника.27 Этот
курган находился на юго-восточной окраине некрополя, где он близко
подступает к поселению.
Во время обследования поселения с помощью металлоискателя
был обнаружен сначала меч, а затем на месте находки заложен рас-
коп, где и найдено кострище с кальцинированными человеческими ко-
стями и вещами, сопровождавшими погребенного (рис. 6). Часть каль-
цинированных человеческих костей была собрана в урну, поставленную
на кострище. Захоронен здесь был мужчина 30—40 лет.28 Большая
часть вещей погибла на погребальном костре — найдены оплавленные
куски бронзы, железа, сожженные изделия из кости. Из сохранивших-
ся предметов обнаружены три фрагмента накладок костяного гребня
(на двух из них виден орнамент), железный ледоходный шип, часть ла-
дейной заклепки, наконечник стрелы ланцетовидный с обломанным пе-
ром, две бочонковидные гирьки со знаками кратности.
Особый интерес вызывает бронзовый предмет в виде трапециевид-
ной пластины с обломанным крюком на конце. Лицевая поверхность
пластины богато украшена масками фантастических зверей, лентами
22 Petersen J. Vikingelidens Smykker. Stavanger, 1928, s. 26, 27, 29—31.
2 ? Бранденбург H. E. Курганы Южного Приладожья. — MAP, 1895, № 18,
с. 122; Дедюхина В. С. 1) Скандинавские находки на территории Руси.— Дип-
ломная работа, 1963 (рукопись хранится на кафедре археологии ист. ф-та МГУ);
2) Фибулы скандинавского типа —Труды ГИМ, 1967, вып. 43, с. 195.
24 Коч кур кина С. И. Юго-Восточное Приладожье в X—XIII вв. Л., 1973,
с. 98, табл. IX.
25 Определение И. Г. Добровольского—1) дирхем. Халиф Ал-Мансур, город
Ал-Мухаммадия, 769 г.; 2) дирхем. Омейяды, VIII в (вероятно, середина); 3) полу-
драхма. Аббасидские наместники Табаристана. Анонимный чекан, 780—788 гг.
26 Датировка кургана первой половиной IX в. (см.: Дубов И. В. Новые рас-
копки.., с. 86) требует дополнительных обоснований, хотя и вполне возможна.
27 Дубов И. В., В и н о к у р о в а М. Г., С е д ы х В. Н. Ярославская экспеди-
ция.— В кн.: АО 1976 года. М., 1977, с. 51—52.
28 Определение ассистента кафедры антропологии и этнографии исторического
факультета ЛГУ Н. Н. Цветковой.
128
показаны их тела. Перед нами широко распространенный в северной
орнаментике сюжет —звери, пожирающие друг друга. На задней стен-
ке пластины сохранились два шпенька, видимо, с их помощью она кре-
пилась в какой-то кожаной основе. Подобные находки — «пряжки», как
их называет В. И. Сизов,29 известны в погребениях Гнездовского мо-
гильника. В. И. Сизов затруднялся точно определить назначение этих
находок и относил железные с бронзовыми орнаментированными на-
кладками к поясным наконечникам, а просто железные —к удилам. Ти-
меревскую находку, на наш взгляд, можно интерпретировать как де-
таль портупеи для ношения меча. Несомненно, что крюком такая
пластина могла крепиться к кольцу или к пряжке, а шпеньками — к
коже.30
Перейдем теперь к наиболее представительному предмету погре-
бения— мечу. Сохранность его удовлетворительная — утрачено навер-
шие рукояти, которое реконструируется по аналогиям, и оконечность
лезвия. Перекрестие меча украшено зонным ячеистым орнаментом
и серебряной платировкой; по краям оно было окантовано витой сереб-
ряной проволокой. На торцах перекрестия сохранились железные
шпеньки, к которым, возможно, крепились кожаные прокладки. После
расчистки на клинке была выявлена выполненная металлической про-
волокой надпись: «ULFBERHT» — клеймо известной Рейнской мастер-
ской. Все буквы сохранились отчетливо, равно как и вступительный
и заключительный кресты. На другой стороне клинка — орнаменталь-
ная композиция в виде перекрещенных полос. Такой рисунок весьма
обычен в сочетании с именем «ULFBERHT». Сам меч относится к типу
«Е», русские находки которых датируются X в.31 Ячеистая орнамента-
ция, расположенная не равномерно по всему полю перекрестия, а сгруп-
пированная в семь ромбов, свидетельствует об изготовлении клинка по-
сле середины X в. Не противоречат такой дате и другие находки
рассматриваемого комплекса.32
Начиная с 1974 г. новые раскопки курганов Тимеревского могиль-
ника производила экспедиция Государственного исторического музея.
За пять лет исследований вскрыто 97 насыпей. К сожалению, этот
материал пока полностью не опубликован, и в нашем распоряжении
29 Сизов В. И. Курганы Смоленской губернии.— МАР, 1902, № 28, с. 39,
табл. II, 2, 3.
30 Kivikoski Е. Die Eisenzeit Finnlands. Helsinki, 1973, s. 146, tf. 137. Grab.
1202 a, c, d; 1203.— В Финляндии такие находки относятся к эпохе викингов.
31 К и р п и ч и и к о в А. Н. Древнерусское оружие. — САИ, 1966, вып. Е1-36т. 1,
с. 31.
32 Кирпичников А. Н., Дубов И. В. Новые расчистки мечей, найденных
в Ярославском Поволжье.— В кн.: Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего сред-
невековья. Л., 1982, с. 150—152.
9 J85
129
находятся лишь краткие заметки в «Археологических открытиях». Од-
нако и по ним можно составить общее представление об этих новых
данных о Тимеревском могильнике.33
По опубликованным данным, в курганах, раскопанных в 1974—
1978 гг., обнаружены остатки трупосожжений как на кострище на ме-
сте сооружения насыпи, так и на стороне. Встречен и смешанный об-
ряд погребения, когда в одном кургане совершено трупосожжение
и, видимо, в более позднее время — впускное трупоположение. Изве-
стны и парные погребения по обряду трупоположения. Эти раскопки
дали не только новые находки, в том числе и уникальные, ранее не
известные в ярославских могильниках, но и выявили новый обряд по-
гребения, который прежде здесь не фиксировался. Так, например,
в кургане № 413 обнаружена обгоревшая погребальная камера с ям-
кой, окруженной оградкой. Подобные ямки с оградкой встречены
и в кургане № 5. В этих ямках найдены кальцинированные человече-
ские кости. Можно предполагать, что над ямками сооружалось нечто
вроде шалашика, т. е. имитировался «домик мертвых». Большой инте-
рес представляет погребение № 348, где была захоронена женщина
в сидячем положении, сопровождаемая богатым набором украшений.
Много дают для реконструкции одежды погребенных в этом могильни-
ке находки различных ее деталей — серебряные нити от головного вен-
чика, полоски шелка от обшлагов, тесьма из серебряных и позолочен-
ных нитей, обнаруженные в курганах № 295, 348.
В литературе уже особо рассмотрены обряд погребения и инвен-
тарь кургана № 100.34 В этой насыпи, по мнению М. В. Фехнер, четко
выявляются по составу инвентаря два погребения — мужское и жен-
ское в одной могильной яме. Богатый и хорошо датируемый инвентарь
обоснованно позволяет относить погребение ко второй половине X в.
Размеры могильной ямы (5, 22 мХЗ,75 м и глубина до 0,3 м), най-
денные в ней остатки деревянных плах, остатки двух конских погребе-
ний, а также набор вещей дают основание относить данный погребаль-
ный комплекс к камерным гробницам, известным в Скандинавии, Ла-
33 Мальм В. А., Н е д о ш и в и н а Н. Г., П о л я к о в а Г. Ф., Фехнер М. В.
Тимеревский могильник близ Ярославля.— АО 1974 года. М., 1975, с. 67—68;
Мальм В. А., Недошивина Н. Г., Фехнер М. В. 1) Раскопки Тимеревского
могильника.— АО 1975 года. М., 1976, с. 75—76; 2) Раскопки Тимеревского могиль-
ника.— АО 1976 года. М., 1977, с. 59—60; 3) Исследования Тимеревского могильника
близ Ярославля.— АО 1977 года. М., 1978, с. 72—73; Недошивина Н. Г., Фех-
нер М. В. Раскопки Тимеревского могильника близ Ярославля.— АО 1978 года. М.,
1979, с. 76.
34 Фехнер М. В., Янина С. А. Весы с арабской надписью из Тимерева.—
В кн.: Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978,
с. 184—192.— В этом же комплексе найдена и единственная в могильнике золотая
вещь — перстень.
130
доге, Киеве, Шестовицах.35 В этом убеждают нас также парный харак-
тер погребения и наличие остатков ладьи.
После раскопок 1978 г. исследователями было отмечено, что
«в могильнике сохранилось небольшое количество курганов, насыпи
которых почти полностью разрушены. Их исследование, на наш взгляд,
является нецелесообразным».36 Однако такой вывод уже делался теми
же авторами, ио только пятнадцать лет назад, а после того было рас-
копано около ста насыпей, давших уникальный и важный материал.
Необходимы дальнейшие исследования Тимеревского могильника с при-
менением иной методики раскопок. В этом убеждает также и обнару-
жение описанного выше погребения с мечом с помощью металлоиска-
теля.
В целом о ярославских могильниках, и в том числе о Тимеревском,
написано много. Кроме упомянутых выше работ ему посвящен ряд ста-
тей автора данной книги и раздел в коллективной монографии.37 Од-
ним из важнейших спорных моментов в осмыслении материала ярос-
лавских могильников, и в первую очередь Тимеревского, является их
хронология. По мнению И. А. Тихомирова и Я. В. Станкевич, первые
35 Каргер М. К. Древний Киев, т. 1. М.; Л., 1958, с. 174—198; Корзухи-
на Г. Ф. Курган в урочище Плакун близ Ладоги.., с. 59—60; Лебедев Г. С.
1) Камерные могилы Бирки.— В кн.: Тез. докл. V Всесоюзной конференции по изу-
чению скандинавских стран и Финляндии. Ч. 1. М., 1971, с. И—13; 2) Погребальный
обряд скандинавов эпохи викингов: Автореф. канд. дис. Л., 1972, с. 16; Коль-
чатов В. А Камерные гробницы Шестовицкого могильника.— В кн.: Тез. докл.
V Всесоюзной конференции.., с. 8—21.
36 Недошивина Н. Г., Фехнер М. В. Раскопки Тимеревского могильника
близ Ярославля.., с. 76.
37 Дубов И. В. 1) О хронологии погребальных комплексов ярославских мо-
гильников с фибулами «скандинавских типов».— В кн.: Тезисы II Региональной ар-
хеологической конференции вузов Северо-Запада РСФСР. Калинин, 1970, с. 31—32;
2) Проблемы хронологии предметов скандинавского происхождения из ярославских
могильников.— В кн.: Тез. докл. V Всесоюзной конференции по изучению скандинав-
ских стран и Финляндии, с. 21—24; Добровольский И. Г., Дубов И. В.
Комплекс памятников у деревни Большое Тимерево под Ярославлем (по археоло-
гическим и нумизматическим данным).— Вести. Ленингр. ун-та, 1975, № 2, с. 65—70;
Дубов И. В. 1) Ярославское Поволжье в IX столетии.— Вести. Ленингр. ун-та, 1976,
№ 14, с. 60—66; 2) Урновые погребения ярославских могильников.— В кн.: Пробле-
мы археологии и этнографии, вып. 1. Л., 1977, с. 46—52; 3) «Домики мертвых» яро-
славских могильников.— В кн.: Проблемы истории и культуры Северо-Запада РСФСР.
Л., 1977, с. 120—123; 4) Скандинавские находки в Ярославском Поволжье.— Сканди-
навский сборник, вып. 22. Таллии, 1977, с. 175—185; Булкин В. А., Дубов И. В.
Тимерево и Гпездово.— В кн.: Из истории феодальной России. Л., 1978, с. 16—20;
Дубов И. В. Ярославское Поволжье в IX—XI столетиях (итоги историографии).—
В кн.: Проблемы археологии, выгё. 2. Л., 1978, с. 133—140; Булкин В. А., Ду-
бов И. В., Л е б е д е в Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX—XI вв.
Л., 1978, с. 115—128; Дубов И. В. Тимеревский комплекс — протогородской центр
в зоне славяно-финских контактов.— В кн.: Финно-угры и славяне. Л., 1979, с. ПО—
118.
131
курганы были насыпаны здесь уже в VIII в.38 Позднее М. В. Фехнер
датировала наиболее ранние комплексы рубежом IX—X вв.39 Мы пола-
гаем, и это уже отмечено в литературе, что к IX в. в Тимеревском мо-
гильнике относится большая группа насыпей (около 15% от общего
количества документированных и поддающихся датировке).40 Основной
группой курганов, относимых нами к IX в., являются насыпи с погре-
бениями по обряду трупосожжения на стороне, крайне бедные и не-
выразительные по набору инвентаря. Эти курганы имеют минимальные,
по сравнению с остальными, размеры,41 основная находка в них — леп-
ная керамика.
Такие погребальные памятники, по мнению ряда специалистов,
принадлежали новгородским словенам и насыпались эти курганы
в VIII—X вв.42
Итак, общими признаками погребальных комплексов IX в. явля-
ются: трупосожжение на стороне; наличие лепной керамики, костей
жертвенных животных, каменной конструкции в виде круга или полу-
круга.
Среди этой серии курганов мы выделяли группу, составляющую
примерно 1/5 часть от их числа и относимую нами, возможно, к скан-
динавской похоронной обрядности. Может быть, это могилы скандина-
вов, попавших в Ярославское Поволжье с волной славяно-русских пе-
реселенцев из новгородских земель.
Однако такое определение ни в коем случае не может давать осно-
ваний для вывода о связи всего раннего комплекса Тимерева только
со скандинавскими поселенцами.43
Часть курганов, датируемых IX в. имеет в составе своего инвен-
таря хронологически определяемые вещи. В погребениях этого перио-
да наиболее часто встречаются: костяные гребни, железные ножи,
фрагменты ларчиков и поясов, просверленные астрагалы бобра, слу-
жившие привесками. Хронологическими реперами в первую очередь
являются фибулы скандинавских типов, датировки которых достаточно
38 Ти хом и ров И. А. Кто насыпал ярославские курганы? Ч. 2, с. 5; С т а и ке-
в и ч Я. В. К вопросу об этническом составе.., с. 82.
39 Ф е х и е р М. В. Тимеревский могильник.., с. 14.
40 Дубов И. В. Ярославское Поволжье в IX столетни.., с. 60—66; Бул-
кин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники.., с. 118.
41 Там же, с. 117.
42 Л я п у ш к и н И. И. 1) Археологические памятники славян лесной зоны Вос-
точной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII—IX вв.).—
В кн.: Культура Древней Руси. М., 1966, с. 134; 2) Славяне Восточной Европы на-
кануне образования Древнерусского государства.— МИА, 1968, № 152, с. 112—113,
рис. 4; Седов В. В. Новгородские сопки.— САИ, 1970, вып. Е1-8, с. 30—31,
табл. XIX.
43 Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв. М., 1980, с. 104—105.
132
устойчивы и хорошо разработаны. Это фибулы типов 30—31 (курган
№ 95), 373 (курган № 123), 37F (курган № 53) и 58 (курган
№ 75). Самые ранние (за исключением фибулы типа 30—31 из упо-
минаемого выше кургана № 95) в Тимеревском могильнике — фибулы
типа 37, по Я. Петерсену, которые представлены здесь двумя подтипа-
ми— 37й и З7'г. Наибольшее распространение застежки данного типа
имели в IX в. Фибула типа 373 найдена в кургане № 123, и она там
единственная твердо датируемая находка. Этот вид застежек относит-
ся главным образом ко второй половине IX в., и весь комплекс мы
склонны датировать указанным временем бытования фибулы. В состав
погребального инвентаря кургана № 53 входят две овальные фибулы
типа 37F (дата — вторая половина IX в.). Трупосожжение в этом кур-
гане совершено на стороне, а не на месте его насыпки. В центре на-
сыпи находилась кладка из валунов, располагающимися по кругу
с двумя перекрещивающимися линиями камней внутри его. В центре
этого сооружения зафиксирована груда кальцинированных человече-
ских костей, лежащих в яме, прикрытой плоскими камнями. Последней
насыпью из этой группы является курган № 75, где встречена равно-
плечная фибула типа 58, которая является единственной там находкой.
Данный тип застежек возник около 800 г. и бытовал весь IX в. Погре-
бение в кургане № 75 располагалось на материке в виде груды каль-
цинированных человеческих костей. В известном могильнике Бирка
в Швеции погребальные комплексы с такими вещами датируются IX в.
Представляется возможным и Тимеревское погребение отнести к тому
же времени.
Такова краткая характеристика первой группы погребальных
комплексов Тимеревского могильника, датируемых нами начальной ста-
дией существования данного памятника — IX в.
Пласт комплексов X в. более обширен — точнее к этому времени
относится основная масса курганов могильника у д. Большое Тимере-
во. Этим материалам уделено достаточно внимания в наших преды-
дущих публикациях.44 Основным спорным вопросом здесь является
узкая датировка погребений в пределах X в. Мы полагаем, что основ-
ная масса таких комплексов падает на середину X в., когда Тимерев-
ский центр достигает апогея своего развития, главным образом в свя-
зи с расцветом Великого Волжского пути.45 Однако, несмотря на все
приводимые доводы, М. В. Фехнер, как и ранее, по-прежнему считает,
что большинство курганов Тимеревского могильника было сооружено
44 Б у л к и н В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памят-
ники.., с. 121—123.
45 Там же, с. 122. См. также: Дубов И. В. Проблемы хронологии предметов
скандинавского происхождения из ярославских могильников, с. 21—24.
133
во второй половине X — начале XI в.46 М. В. Фехнер исходит из посыл-
ки запаздывания появления таких предметов импорта из Скандина-
вии, как фибулы. Следуя за П. Паульсеном, М. В. Фехнер, как и дру-
гая исследовательница В. С. Дедюхина, полагает, что датировки фи-
бул, найденных за пределами Скандинавии, в том числе и на Руси
в целом, совпадают со временем использования аналогичных застежек
у себя на родине.47 Однако при датировании комплексов М. В. Фех-
нер без всяких на то оснований омолаживает их на 25—50 лет.48 Хро-
нологическим индикатором для погребений середины X в. являются
черепаховидные овальные фибулы типа 51 С, датирующиеся в Сканди-
навии данным временем. Для этих застежек характерно наличие кры-
лышек на ободке, и данный признак является чутким хронологиче-
ским индикатором.49
Кроме фибул можно использовать для определения хронологии
ярославских курганов и ряд других вещей иноземного происхождения.
В некоторых случаях их даты неоправданно суживались, как, напри-
мер, это произошло с железными шейными гривнами из дрота четырех-
гранного сечения с привесками в виде «молоточков Тора». Этой кате-
гории находок уделено большое внимание в литературе, и они стали
объектом продолжающейся до настоящего времени дискуссии.
М. В. Фехнер, анализируя материалы отечественных памятников и при-
влекая зарубежные (скандинавские) аналогии, датирует находки та-
ких гривен исключительно концом X — началом XI в.50 Однако скан-
динавские материалы не дают оснований для подобных заключений,
и гривны с молоточками Тора известны там в памятниках VIII—X вв.51
46 Мальм В. А., Недошивина Н. Г., Фехнер М. В. Исследования Ти-
меревского могильника.., с. 73.
47 Paulsen Р. Studien zur Wikinger-Kultur. Neumiinster, 1933, S. 70;
Фехнер M. В. 1) Внешнеэкономические связи по материалам ярославских могиль-
ников.— В кн.: Ярославское Поволжье X—XI вв. М„ 1963, с. 79; 2) Некоторые дан-
ные археологии по торговле Руси со странами Северной Европы в X—XI вв.— В кн.:
Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 36; Дедюхина В. С. 1) Скандинавские
находки на территории Руси; 2) Фибулы скандинавского типа. — В кн.: Очерки по
истории русской деревни X—XII вв.— Труды ГИМ, 1967, вып. 43, с. 206.
48 Ф е х н е р М. В. Внешнеэкономические связи.., с. 82—84.
149 Petersen J. Vikingetidens Smykker.., s. 61—62.— Крылышки на фибулах
появляются еще в начале X в., но максимальное распространение они получают на
застежках типа 5IC в середине того же столетия.
50 Фехнер М. В. 1) Внешнеэкономические связи.., с. 85; 2) О происхожде-
нии и датировке железных гривен.— Труды ГИМ, 1966, вып. 40, с. 101—104.— С та-
кими датировками солидарен и Д. А. Авдусин в статье «К вопросу о происхожде-
нии Смоленска и его первоначальной топографии» (см.: Смоленск: К 1100-летию
упоминания города в летописях. Смоленск, 1967, с. 74).
51 Arwidsson G. Valsgarde 6. Uppsala, 1942, tr. 36; Arbman Birka.
Bd. 1.., s. XVII.
134
С данной хронологией согласуются и отечественные на-
ходки.52
Поэтому сомнения Д. А. Авдусина не могут быть приняты, ибо он
указывает, что в наших работах рассмотрен только скандинавский ма-
териал.53 В применении к Гнездовскому комплексу широкие датиров-
ки, включая и IX в., принимает Л. В. Алексеев, также оспаривающий
выводы Д. А. Авдусина.54
Итак, как мы уже отмечали, основная масса погребальных комп-
лексов Тимеревского могильника относится к X в. Они характеризуют-
ся следующими признаками. Для начала и первой половины этого сто-
летия характерны погребения, совершенные по обряду трупосожжения
на месте насыпки кургана. На протяжении X в. происходят изменения
в размерах курганных насыпей — сначала они постепенно увеличива-
ются от диаметра 7,5 м и высоты 0,75 м в первой половине X в. до
8 м и 0,8 м соответственно. А к концу X в. вновь уменьшаются до 7 м
и 0,7 м. Безусловно, во всех случаях мы приводим средние размеры.
Фиксируются и топографические изменения, связанные достаточно чет-
ко со временем сооружения курганов. Курганы Тимеревского могильни-
ка, датируемые серединой X в., составляют основное его ядро и зани-
мают практически все поле кроме юго-восточной части, наиболее близ-
кой к поселению.
В IX—X вв. в Ярославском Поволжье, как и во всем Волго-
Окском междуречье, господствовал обряд погребения—кремация, пред-
ставленный двумя основными разновидностями и многими вариан-
тами.
Важнейшим дискуссионным вопросом до сих пор является интер-
претация трупосожжений на стороне и на месте сооружения кургана.
Различные исследователи предлагают разные объяснения этим двум
видам погребального обряда.
В Тимеревском могильнике трупосожжения на стороне по данным,
приведенным М. В. Фехнер, составляют около 30% от всех погребений,
совершенных по обряду кремации. Соответственно на долю трупосож-
жений на месте приходится до 70% погребений. Однако это соотно-
шение не позволяет говорить о том, что «в Тимеревском могильнике
в абсолютном большинстве случаев сожжение произведено на месте
насыпки кургана».55 М. В. Фехнер отмечает также, что насыпи с раз-
52 Д у б о в И. В. О датировке железных шейных гривен с привесками в виде
«молоточков Тора».— В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. IX—XX вв.
Л., 1970, с. 262—268.
53Avdussin D. A. Gniozdono — der Hachbar von Smolensk.— Zeitschrift ftir
Archaologie, 1977, № 2, S. 282.
Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв., с. 141—142.
55 Ф е х н е р М. В. Тимеревский могильник.., с. 8.
135
ними видами кремации топографически не обособлены друг от друга
и не имеют внешних отличий.56 Материалы Тимеревского могильника,
по ее мнению, не позволяют видеть здесь этнических и социальных от-
личий, и подобная обрядность представлена на широкой территории
Скандинавии, Прибалтики, Финляндии и лесной зоны Восточной Ев-
ропы. Данные антропологических наблюдений не дают возможности
искать и половозрастных отличий. М. В. Фехнер считает, что в основе
данных различий в обряде погребения лежат сезонные особенности,
т. е. трупосожжения на месте производились в теплое время года, ког-
да легко можно было насыпать курган, а трупосожжения на стороне —
в холодное, а уже потом, когда оттаивала земля прах кремированно-
го покойника переносился на могильное поле и над ним сооружалась
насыпь. Эти кости могли быть положены в урну, накрыты урной или
помещены в курган каким-либо иным способом.
Этот вывод уже неоднократно критиковался в литературе на при-
мере ряда других могильников. В общем виде он был отвергнут
И. И. Ляпушкиным, утверждавшим, что данное наблюдение не нахо-
дит себе подтверждения в материалах погребальных древностей
VIII—XI вв. лесостепной зоны.57 И. И. Ляпушкин на основе анализа
широкого круга погребальных памятников лесостепной зоны делал вы-
вод, что данные различия в обряде можно объяснить иначе и «что кур-
ганы с трупосожжениями на стороне в массе своей хронологически
предшествуют курганам, в которых трупосожжения совершались па
месте».58 Он обосновывал это прежде всего тем, что для погребений
первой категории характерна лепная керамика, а для второй — гон-
чарная. Аналогичное мнение высказывалось и ранее В. И. Сизовым,
изучавшим Гнездовский курганный могильник.59
Мнение о синхронности данных двух обрядов погребения для ярос-
лавских курганов высказывалось в литературе еще в начале 40-х годов
Я- В. Станкевич60 и в дальнейшем было подтверждено в указан-
ной выше работе М. В. Фехнер. Исследовательница в своих заключе-
ниях опиралась не только на ярославские материалы, по и на погре-
бальные древности Шестовиц, Гнездова, Приладожья, Киева, Черни-
гова и ряда других могильников и районов лесной зоны Восточной
Европы. Рассмотрим сначала, как же обстоят дела за пределами Вол-
го-Окского междуречья. Недавно опубликованы итоги многолетних ис-
56 Там же, с. 12.
57 Л я пушки н И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древ-
нерусского государства.— МИА, 1968, № 152, с. 113.
58 Там же, с. 112.
59 Сизов В. И. Гнездовский могильник близ Смоленска. Курганы Смоленской
губернии, вып. 1.— МАР, 1902, № 28, с. 27.
60 С т а н к е в и ч Я. В. К вопросу об этническом составе.., с. 64—65.
136
следований Шестовицкого курганного некрополя. В этой работе
Д. И. Блифельд подвергает критике трактовку М. В. Фехнер.61 Он де-
лает справедливый вывод о том, что если принять заключение
М. В. Фехнер о сезонных различиях в обрядах, то в более южных мо-
гильниках (например, Шестовицы) трупосожжений на стороне должно
быть меньше, чем в северных (Тимерево). Однако статистика говорит
об обратном — в Шестовицах более 50% погребений совершено по
обряду кремации на стороне, а в Тимереве, как мы уже указывали
выше, — около 30%. Значит, полагает Д. И. Блифельд, сезонные раз-
личия не объясняют изучаемой проблемы, и необходимо искать другие
объяснения, скорее всего, хронологические.
В Гнездове, как и в ярославских могильниках,, господствующим
является обряд кремации,62 который представляет 61% всех погребе-
ний, причем 80—85% из них — трупосожжения па месте и 15—20% со-
ответственно по обряду трупосожжения на стороне.63 Это количество
не намного меньше, чем в Тимереве, и также не дает оснований для
вывода о сезонных различиях.
В курганах юго-восточного Приладожья, как отмечает С. И. Коч-
куркина, разделить сожжения на стороне и на месте крайне сложно,
поскольку в период их массовых раскопок на это специального вни-
мания не обращали.64 Такие видные исследователи, как Н. Е. Бран-
денбург и В. И. Равдоникас, полагали, что во всех случаях они имеют
дело с кремациями на стороне.65 С. И. Кочкуркина принимает точку
зрения М. В. Фехнер, но с осторожностью. Однако когда она пытается
объяснить’ наличие в одном кургане бесспорно одновременных погре-
бений по обряду кремации и ингумации, то опять прибегает к исполь-
зованию вывода о сезонных различиях — сжигали покойников зимой,
а просто захоранивали летом.66 Чувствуя шаткость своих доказа-
тельств, она дает также и более правдоподобное объяснение — соору-
женные курганы использовались для повторных захоронений.
Теперь рассмотрим собственно ярославские могильники, и прежде
всего Тимеревский, соотношение кремаций на месте и на стороне, дан-
ные по которому мы приводили выше. В Михайловском могильнике,
по данным И. Г. Недошивиной, оно составляет примерно 50% на месте
61 Бл1фельд Д. I. Давиьорусью памятки.., с. 36—37.
62 Булкин В. А., Д у б о в И. В. Тимерево и Гнездово+, с. 27.
ез Булкин В. А. Гпездовский могильник и курганные древности Смоленского
Поднспровья: Автореф. капд. дис. Л., 1973, с. И.
64 Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье.., с. 13.
65 Б р а н д е и б у р г Е. Е. Курганы южного Приладожья. МАР, 1895, № 18,
с. 9; Равдоникас В. И. Памятники эпохи возникновения феодализма в Карелин
и юго-восточном Приладожье.— ИГАИМК, 1934, вып. 94, с. 15.
66 Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье.., с. 15.
137
и 30% на стороне,67 а в Петровском, по подсчетам М. В. Фехнер, соот-
ветственно 75 и 25%-.68 В Михайловском могильнике в 20% погребений
по обряду кремации трудно определить с уверенностью тот или иной
вариант. Как видим, первое наблюдение довольно легко сделать — во
всех трех могильниках соотношение сожжений на стороне и на месте
близкое, и погребения по обряду кремации на стороне составляют 25—
30% от общего числа трупосожжений.
Материал, обнаруженный в данных комплексах, не позволяет нам
говорить о социальных или половозрастных различиях. Мы полагаем,
что здесь надо искать не просто временные причины, а этнохронологи-
ческие. Обряд погребения в данном случае достаточно четко отражает
основные этапы исторического развития Верхнего Поволжья в эпоху
раннего средневековья. В целом же замена трупосожжений на стороне
сожжениями на месте — явление общеевропейское, и происходит оно
в X в.
Ярославские могильники использовались примерно два с полови-
ной столетия — IX — первая половина XI вв. Период трупосожжений
охватывает полтора — два века. Могильник растет постепенно и своего
апогея достигает в середине X в., и на это время приходится макси-
мальное количество погребений — это исключительно сожжения на ме-
стах сооружения курганов. Собственно зима составляет в Ярослав-
ском Поволжье 5 месяцев, а заморозки на почве длятся еще более дли-
тельный период.69 Такому соотношению климатических сезонов должна
соответствовать хотя бы примерно и пропорция сожжений на месте и на
стороне, если исходить из сезонного их характера. Больше того, мы
полагаем, что сожжения на стороне должны превалировать над крема-
циями на месте. Однако, как мы смогли убедиться выше, их пропорция
обратна. И с этой точки зрения тезис о сезонном характере кремаций
не выдерживает проверки реальными фактами.
В Тимеревском могильнике исследовано 78 курганов, содержащих
погребения по обряду трупоположения, что составляет 22% от общего
количества насыпей.70
67 Не д ошивин а Н. Г. Михайловский могильник.— В кн.: Ярославское По-
волжье X—XI вв. М., 1963, с. 27.— Н. Г. Недошивина приводит процент кремаций
на месте (31%) и на стороне (21%) от общего числа захоронений. Для наших це-
лей такие подсчеты неприемлемы.
68 Фехнер М. В. Петровский могильник.., с. 20.
69 П о т а ш о в И. Я. Климат. — В кн.: Природа и хозяйство Ярославской об-
ласти. ч. 1. Природа. Ярославль, 1959, с. 179, табл. 3, с. 189.
70 Здесь учтены только строго документированные комплексы. В это количе-
ство не входят погребения, раскопанные в последние годы, ибо они полностью не
опубликованы.
1'58
В конце X в. погребения по обряду кремации практически пол-
ностью исчезают, а ингумация начинает доминировать. Расцвет дан-
ного обряда приходится на XI—XII вв. Для этого времени мы обладаем
большой серией курганных могильников, расположенных по всей тер-
ритории Волго-Окского междуречья, в отличие от предыдущего пе-
риода, когда мы были вынуждены оперировать материалами отдель-
ных комплексов памятников.
В Тимеревском могильнике курганы с погребениями по обряду
трупоположения четко локализуются в юго-восточной части некрополя
и составляют там довольно замкнутую группу. Размеры таких насы-
пей минимальны по сравнению с курганами, где обнаружены сожжения
на месте и на стороне, и составляют в среднем 6 м в диаметре и 0,6 м
в высоту.
Детальная характеристика вариантов обряда трупоположения и
инвентаря, сопровождающего погребенных, нами уже опубликована.71
Необходимо только дать суммарную характеристику данных комп-
лексов.
Костяки в них располагаются главным образом на материке, ори-
ентировка в основном западная с небольшими отклонениями. В от-
дельных случаях фиксируются пережитки обряда кремации — костяки
сопровождают зола и угли. Это значит, что прежде чем совершать по-
гребение, выжигались площадки, либо костяк обкладывался углями.72
В нескольких курганах погребения размещались в верхней части на-
сыпи— М. В. Фехнер фиксирует четыре таких комплекса. Однако мы
знаем большую серию курганов, где костяки впускались в сооружен-
ный ранее курган, где было совершено погребение по обряду сожже-
ния. Видимо, и предыдущая группа погребений относится к этому ти-
пу, а сожжения там просто не выявлены. Таким образом, мы не счи-
таем возможным выделять в Тимеревском могильнике (как, впрочем,
и в других ярославских некрополях) особый вариант обряда погребе-
ния— ингумацию в верхней части насыпи.
Погребения в ямах в Тимеревском могильнике составляют незна-
чительный процент (8%) от общего количества ингумаций. Это, види-
мо, связано с тем, что такая обрядность в массовом порядке распро-
страняется на верхней Волге и в целом в Северо-Восточной Руси уже
71 Булкин В. А., Д у б о в И. В., Л е б е де в Г. С. Археологические памят-
ники.., с. 125—128.
72 Такие факты известны не только в ярославских могильниках, но и в ряде
других некрополей Верхней Волги. — См.: Сабанеев Н.П. Описание курганов
Мологского уезда.— Труды Ярославского губернского статистического комитета, 1863,
вып. 4, с. 76—78; Коробков Н. М. Прозоровские могильники (Мологский уезд
Ярославской губернии), 1928, вып. 1. Молога, с. 7; Смирнов А. С. Отчет о раз-
ведках в Тутаевском районе в 1963 году.— Архив ИА АН СССР, Р-1, л. 4—5.
139
в более позднее время (начиная с середины XII в.), и лишь немногие
из них могут датироваться более ранним временем.73
Погребальный инвентарь трупоположений характеризуется чрез-
вычайной скудостью и однообразием. В основном это самые простые
детали костюма — поясные пряжки, кольца, пуговицы, различные бы-
товые вещи — гребни, оселки, ножи. Христианские символы — крести-
ки в погребениях Тимеревского могильника практически не встреча-
ются.74
Тимеревский комплекс захватывает лишь начальную стадию фор-
мирования древнерусской культуры в Волго-Окском междуречье, а на
смену ему и подобным памятникам пришли многочисленные городские
и сельские поселения и могильники.75
Таким образом, весь период существования Тимеревского курган-
ного могильника, соответствующий раннему этапу древнерусской ко-
лонизации, может быть разделен на несколько стадий, имеющих свои
ведущие типы и варианты погребального обряда, характерные наборы
инвентаря, укладывающиеся в определенные хронологические границы.
IX в. — трупосожжения на стороне, кальцинированные человече-
ские кости находятся на материке или в насыпи, каменные конструк-
ции (часто кольцевые каменные кладки), кости животных, керамика
73 Никольская Т. Н. 1) Курганы Верхней Волги X—XIII вв.— КСИИМК, 1948,
вып. 23, с. 104—106; 2) Хронологическая классификация верхневолжских курганов.—
КСИИМК, 1949, вып. 30, с. 32—39; Недошивина Н. Г. Погребальный обряд
вятичей XI—XIII вв.: Автореф. канд. дис. М., 1974, с. 9.
74 Лишь в одном случае в кургане № 417 найден крестик, вырезанный пз се-
ребряного дирхема. Его принадлежность к христианским символам сомнительна, так
же как и крестиков «скандинавского» типа, известных в ярославских могильниках,
которые, как справедливо полагает М. В. Фехнер, являются женскими украшениями
или языческими амулетами. — См.: Фехнер М. В. Крестовидные привески «скан-
динавского» типа.— В кн.: Славяне и Русь. М., 1968, с. 210—214.
75 Проблемам становления городских центров в Северо-Восточной Руси нами
посвящен специальный очерк. Сельские поселения и могильники XI—XIII вв. иссле-
дованы в Волго-Окском междуречье, на наш взгляд, недостаточно, хотя их широкие
раскопки начались еще в 30-х годах нашего столетия.— См.: Археологические
исследования академии па новостройках в 1932—1933 гг.— ИГАИМК, 1935, вып. 109,
с. 162—165; Фехнер М. В. Селища Ярославского Поволжья X—XIII вв.— В кн.:
Краеведческие записки, вып. 2. Ярославль, 1957, с. 183—196; Куза А. В., Ники-
т и я А. Л. Славянский могильник в пос. Купанское близ г. Переяславля-Залесского.—
КСИА АН СССР, 1965, вып. 104, с. 117—120; Комаров К. И. К вопросу о месте
битвы 1238 г. на Сити.— В кн.: Проблемы советской археологии. М., 1978, с. 209—
218.— Новые материалы о памятниках данного времени близ Ростова Великого (Яро-
славского) регулярно публикует, в сообщениях и заметках А. Е. Леонгьев. По Суз-
дальскому ополью обобщающих работ также нет, а отдельные памятники освещают-
ся, как правило, в сборниках «Археологические открытия». Общая сводка рассмат-
риваемых комплексов представлена в неоднократно упоминаемой выше монографии
Е. И. Горюновой. Однако ее перечень памятников страдает неточностями, лаконич-
ностью описаний, а сейчас уже и значительно устарел.
1-10
лепная, фибулы IX в., дирхемы VII—VIII вв. Характерна бедность ин-
вентаря.
X в. — господствуют трупосожжения на месте — кострище. Разно-
образие вариантов обряда и богатство погребального инвентаря. Пер-
вая половина X в. — закладываются основы сложного погребального
обряда, господствующего позднее, — кострище, урна, деревянные кон-
струкции и т. д. Середина X в. — ведущий обряд — трупосожжение на
кострище в деревянном сооружении; варианты — кости в насыпи, урна
перевернутая, кости в ямке под кострищем и т. д. Богатый набор ин-
вентаря: вещи смешанного характера — фибулы, мечи, стрелы, весы,
гирьки, бусы, шипы, поясные наборы, гребни, лапы, кольца глиняные,
копоушки, привески из астрагалов бобра и т. д. Вторая половина
X в. — продолжают существовать традиции, выработанные на преды-
дущих этапах. Однако обряд упрощается, сокращается и беднеет на-
бор инвентаря.
Конец X — начало XI вв. происходит коренное изменение в погре-
бальной традиции — на смену обряду трупосожжения приходит ингу-
мация. Существует несколько вариантов этого обряда, неравномерно
представленных в могильниках, — костяк располагается в насыпи, на
материке, в яме. Ведущим является положение костяка на материке.
Наиболее часто фиксируется западная ориентировка. Набор инвентаря
скудный — керамика лепная и гончарная, нож, топор, пояс, оселок
и т. д. Встречаются пережиточные явления обряда трупосожжения
в виде зольно-угольных прослоек под или над костяком или углей, раз-
бросанных вокруг костяка. На этой стадии курганная традиция рас-
пространяется по всему Ярославскому Поволжью.
Интересна и динамика изменения средних размеров курганных на-
сыпей, начиная в IX в. с небольших (диаметр — 7 м, высота — 0,7 м),
достигая в первой половине — середине X в. своего максимума (диа-
метр— 9 м, высота 0,9 м), они становятся минимальными к концу
X — началу XI в,- (диаметр 5—6 м, высота 0,5—0,6 м).
Картографирование погребальных комплексов, относящихся к раз-
ным стадиям, выполненное по материалам Тимеревского и Петровского
некрополей, позволяет проанализировать развитие во времени, рас-
крыть историю их формирования.
Наиболее последовательно это прослежено на примере Тимеревско-
го могильника. В IX в. курганы располагаются длинной узкой полосой,
проходящей через весь будущий могильник с севера на юг. Это и есть
древнейшее ядро некрополя. В первой половине X в. курганы начинают
насыпать на большом поле в сторону северо-запада от центрального
ядра. Именно здесь в середине столетия будет сформирована основная
часть могильника. Курганы второй половины X в. располагаются на
периферии этой зоны. В конце X—начале XI вв. создается поздняя
141
зона некрополя, состоящая исключительно из насыпей с погребениями
по обряду трупоположения на юго-восточной окраине могильника. Это
является финальным этапом существования кладбища у д. Большое
Тимерево.76
Такова общая характеристика и некоторые проблемы, вытекаю-
щие из материала Тимеревского курганного могильника, являющегося
составной частью рассматриваемого нами археологического комплекса.
На противоположном берегу р. Сечки находились две курганные
группы у деревень Малое Тимерево и Гончарово, открытые в 1900 г.
Й. А. Тихомировым.77 По его предположению, некогда это был один
могильник, частично распаханный.78 В группе у д. М. Тимерево насчи-
тывалось 7—10 курганов, а у д. Гончарово—12 насыпей.79 В литера-
туре сложилось мнение, что это были поздние группы курганов,80 од-
нако, судя по раскопкам И. С. Абрамова у д. Гончарово, здесь были
и курганы с погребениями по обряду трупосожжения.81
В общей сложности мы обладаем обрывочными данными о раскоп-
ках всего лишь четырех насыпей в этих группах.
В течение многих десятилетий ученые располагали в Тимереве
только материалами погребальных комплексов, которые, конечно, не
могли служить достаточной основой для исторических реконструкций
и вследствие этого многие суждения по поводу характера некрополей
были несколько преждевременными. Существенной лакуной было от-
сутствие известных науке поселений в этом районе, синхронных мо-
гильникам и прямо связанных с ними. Хотя некоторые скупые сооб-
щения о таковых в литературе встречались. Так, во время работ в Ти-
мереве в 1961 г. М. В. Фехнер отмечала, что «одно из этих селищ
было открыто разведкой 1961 г. в 500—600 м к IOB от могильника.
Оно расположено на правом берегу (высоком) р. Сечки близ дороги,
78 Интересная картина наблюдается также и в Петровском могильнике. В IX—
первой половине X вв. здесь насыпаются курганы восточной группы и частично в ос-
номном скоплении насыпей. Эта традиция продолжается и в середине X в., по тогда
уже центр перемещается в основную группу, и на южной окраине ее формируется
ядро могильника, в которое входят главным образом курганы с погребениями по
обряду трупосожжения на кострище. Курганы с трупоположениями занимают в ос-
новном северную окраину Петровского могильника, где составляют его позднюю
часть.
77 Т и х о м и р о в И. А. Отчет..,— Архив ЛОИА АН СССР, ф. 1, д. 82, 1900 г.,
л. 15.
78 Там же.
79 Там же, л. 15.
80 Там же, л. 16; С т а н к е в и ч Я. В. Отчет..,— Архив ЛОИА АН СССР, ф. 35,
д. 218, 1938—1939 гг., л. 7.
81 Абрамов И. С. Отчет..,— Архив ЛОИА АН СССР, ф. 1, д. 71, 1908 г.,
л. 5.
142
ведущей в д. Гончарове».82 А в 1963 г. она же указывала, что в окре-
стностях Тимеревского могильника следы одного из селищ выявлены
на расстоянии 240 м к юго-востоку от курганов... Культурный слой па-
мятника почти полностью уничтожен распашкой».83 84 Ошибочной была
сама исходная позиция — считалось, что ярославские некрополи при-
надлежали каждый нескольким поселениям сельского облика и эти не-
большие селища исчезли в результате распашки, а если учитывать ме-
стную традицию домостроительства — наземные дома, то вряд ли име-
ют смысл поиски сохранившихся построек.
В 1972 г. Ярославской экспедицией близ Тимеревского курганного
могильника были открыты два поселения. Собранный на них подъем-
ный материал показал, что они относятся к тому же времени, что и мо-
гильник, т. е. непосредственно связаны с ним.8-4 Исходя из этого
в 1973 г. Ярославская экспедиция развернула здесь полевые работы.
На левом берегу р. Сечки у д. Малое Тимерево расположено селище,
находящееся на верхней террасе берега реки. Площадь его 0,2 га.
Подъемный материал и находки из культурного слоя, в основном леп-
ная и гончарная керамика, позволяют связывать этот памятник со вре-
менем существования Тимеревского некрополя. Культурный слой посе-
ления сильно перепахан и перемешан. В результате раскопок 1973 г.
на селище удалось обнаружить углубленную в материк постройку раз-
мером 1,6X2,8 м и глубиной 0,2 м, ориентированную по линии СЮ
(с небольшим отклонением). В заполнении этого сооружения встречена
исключительно лепная керамика, найдены также плохо сохранившие-
ся фрагменты деревянных конструкций.
В результате работ экспедиции Ленинградского университета вы-
яснилось, что Тимеревский могильник являлся кладбищем жителей
одного крупного поселения площадью до 10 га, расположенного в не-
посредственной близости от некрополя и, несмотря на многолетнюю-
распашку, вполне пригодного для полевого археологического изучения..
Благодаря наружным наблюдениям, шурфовке и раскопкам большими
площадями удалось определить границы поселения, структуру культур-
ного слоя, характер и плотность застройки и в итоге сделать важные
шаги на пути воссоздания исторического развития памятника и его
обитателей. Поселение располагалось на наклонной площадке корен-
ного берега р. Сечки. Это место — одно из самых высоких в округе,
и с запада сразу за могильником начинались заливные пространства
п пойма р. Которосли. С двух сторон, таким образом, оно имело вели-
колепные естественные укрепления. В целом доступ к нему был за-
82 Фехнер М. В. Раскопки Тимеревского могильника.—Архив ИА АН СССР,
Р-1, № 2335, с. 207.
83 Ф е х н е р М. В. Тимеревский могильник.., с. 8.
84 Дубов И. В. Работы Ярославского отряда.— АО 1972 года. М., 1973, с. 63.
143:
трудней, так как оно находилось несколько в стороне от важнейшей
водной дороги по Которосли, входившей в систему Великого Волжско-
го пути. Культурный слой поселения, как и предполагалось ранее, зна-
чительно испорчен распашкой, мощность его колеблется от 20—25 см
до 35—40 см, и в редчайших случаях доходит до 50 см. В основном
толщина слоя равняется глубине запашки, и поэтому непотревоженных
его участков обнаружить не удалось. В распаханном слое обнаружен
практически весь набор находок, характерный для средневековых посе-
лений,— зола, угли, горелые камни от очагов; многочисленные камни
от построек; фрагменты лепной и гончарной керамики; остатки литей-
ного производства — шлаки, тигли, крица; кости домашних и диких
животных; различные индивидуальные находки. Здесь же в 1973 г.,
в распаханном слое, сначала при наружном обследовании, а затем во
время раскопок был обнаружен крупнейший для IX в. клад дирхемов,
имеющий большое значение для датировки памятника, определения
его характера и направления связей.85
Ранее в 1968 г. во время распашки на противоположном левом
берегу р. Сечки у небольшой дубовой рощицы также был найден
клад дирхемов. Часть этого клада была утрачена, и всего удалось со-
брать полторы тысячи монет.86 Три экземпляра были получены нами
у местных жителей. В недавно вышедшей сводке восточных находок на
территории Древней Руси уже фигурируют оба тимеревских клада,
в категории зарытых в землю в VIII—IX вв.87
Клад 1973 г. на момент его первой публикации в 1975 г. насчи-
тывал в своем составе 2618 монет, из которых 1484 целых экземпляров
и 1134 фрагментированных. В некоторых случаях монеты использова-
лись как украшения — 42 экземпляра пробиты, а 3 монеты пробиты
дважды. Клад в основной своей массе хорошей сохранности, хотя, как
и в любом крупном кладе, есть сильно потертые экземпляры, непод-
дающиеся точному определению. Последнее относится также к ряду
фрагментированных монет. Основная масса монет падала на время
85 Д о б р о в о л ь с к и й И. Г., Дубов И. В. Комплекс памятников.., с. 65—
70.— Нумизматическое определение клада выполнено ст. науч. corp. Государственного
Эрмитажа И. Г. Добровольским.
86 Ярославский край. Сборник документов по истории края (XI в. —
1917 год). Ярославль, 1972, с. 11.— В настоящее время этот клад находится на опре-
делении в Государственном Историческом музее. По любезному сообщению С. А. Яни-
ной он предварительно датируется IX в. Монеты, собранные нами, определены
М. В. Северовой (Эрмитаж), а затем переданы в Государственный Исторический му-
зей. 1. Умайяды. Йазид II, город Васит. 104 г. х. — 722/723 г. и. э.; 2. Аббасиды.
Ал-Мансур, город Мединат-ас-Салам (Багдад) — 149 г. х. — 766/767 г. н. э.; 3. Аб-
басиды. Харун-ар-Рашид, город Мухаммадия. 184 г. х.— 800 г. н. э.).
87 Даркевич В. П. Художественный металл Востока VIII—XIII вв. М., 1976
с. 156—157, табл. 52, № 96, 96а. — Автор не дает точных топографических коорди-
нат кладов и отмечает, что найдены они в Тимереве.
144
правления аббасидских халифов, их в кладе 2374 экз. Монетные дво-
ры, на которых чеканились дирхемы клада, расположены на громад-
ной территории, включающей в себя Среднюю Азию, Иран, Испанию,
Месопотамию, Сирию, Аравию, Северную Африку, Кавказ. Весьма ин-
тересно подражание Аббасидам — половинка дирхема хазарской че-
канки. Несомненно, любопытен факт находки дирхема Умайядов Ис-
пании 778/780 г. чеканки. Монеты этой династии весьма редко встре-
чаются в кладах Восточной Европы.88 Среди монет Идрисидов также
есть ряд интересных и редких экземпляров, особенно необходимо от-
метить дирхем Идриса II 820/821 г., чеканенный в Ватите. Вторая из-
вестная монета, чеканенная на этом монетном дворе, входит в собра-
ние национальной библиотеки в Париже^9 Среди большой массы абба-
сидских монет встречаются интересные и довольно редкие экземпляры,
не говоря уже о том, что ряд дирхемов отсутствует в' таком перво-
классном собрании, каким является коллекция аббасидских дирхемов
в Эрмитаже.
Как было уже отмечено выше, клад найден был россыпью, и не
было никаких данных для предположения, в чем происходило его
захоронение. Изучение монет позволило на одном из обломков обна-
ружить остатки ткани, спекшейся с монетным кружком. Эта находка
дает основание полагать, что клад при его зарытии находился в меш-
ке или был завернут в грубую ткань.
Остановимся на вопросе датировки клада. Р. Р. Фасмер на осно-
вании изучения большого материала разделил все клады куфических
монет Восточной Европы на четыре периода.90 Ко второму периоду
Р. Р. Фасмер относит клады, состоящие в основном из аббасидских
дирхемов, чеканенных в Азии, и в которых почти полностью отсут-
ствуют монеты африканского чекана. Время зарытия этих кладов
Р. Р. Фасмер относит к периоду 825—905 гг.
Данный клад по своему составу относится ко второму периоду,
по классификации Р. Р. Фасмера, и зарыт, возможно, не позднее 870 г.,
если среди не определенных монет не было более поздней, чем дирхем
864/865 г.
В публикации клада были учтены находки 1973—1974 гг., однако
во время работ 1975 г. была обнаружена еще одна половинка абба-
сидского дирхема.91 В 1976 г. для поиска монет в распаханном слое
88 Марков А. К. Топография кладов восточных монет. СПб., 1910, № 141,
179, 180, 192, 290, 314.
89 L a v о i х М. Н. Catalogue des Monnaies Musulmanes Espagneet Afrique. Pa-
ris, 1891, p. 392, N 291.
Ф а с м e p P. P. Об издании топографии находок куфических монет. — Изв.
АН СССР, 1933, с. 478.
91 Д у б о в И. В., К у х а р е в а Л. С. Раскопки Тимеревского поселения..,
с. 64.
Ю 285
145
был использован металлоискатель, и это сразу дало свои плоды — об-
наружено 66 экземпляров из клада 1973 г., среди которых имеется
ряд редких. Из этой серии происходят две монеты с граффити, одна
из которых является подражанием куфической надписи.92 Таким об-
разом, на сегодняшний день в состав клада 1973 г. входит 2685 дирхе-
мов. Новые находки не изменили общей нумизматической оценки кла-
да, подтвердили его датировку.
Особое значение имеет обнаружение граффити на некоторых моне-
тах Тимеревского клада 1973 г. Первые сведения о них уже публико-
вались в печати.93
В Тимеревском кладе граффити обнаружены на одиннадцати мо-
нетах,94 четыре из них относятся к разряду рунических, в том числе
одна надпись. В четырех случаях- зафиксированы различные геометри-
ческие значки, не поддающиеся дешифровке, и на двух монетах проца-
рапаны подражания восточным надписям (одну из них мы уже упо-
минали выше). На половинке аббасидского дирхема чеканки 810/811 г.
прорисован какой-то предмет, напоминающий копье. Как видим, не-
большая серия граффити из Тимеревского клада крайне разнообразна
по своему смысловому содержанию.
Причины зарытия клада на поселении у д. Большое Тимерево не-
ясны. Л. В. Алексеев выдвинул гипотезу, что это сокровище было спря-
тано в землю в период борьбы кривичей и других племен с дружина-
ми Олега во время его похода на Киев.95 Полагаем, что данное пред-
положение относительно конкретного Тимеревского клада ничем не
обосновано.
92 Дубов И. В., В и н о к у р о в а М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспе-
диция.., с. 51.
93 Д у б о в И. В. Находки скандинавских вещей в Тимереве под Ярослав-
лем.— В кн.: VII Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, лите-
ратуры и языка скандинавских стран и Финляндии. Тез. док. Л.; М., 1976, с. 155;
Добровольский И. Г., Дубов И. В., Кузьменко Ю. К. 1) Рунические
надписи и скандинавская символика на куфических монетах.— Там же, с. 61; 2) Ру-
нические граффити на куфических монетах.— В кн.: Мельникова Е. А.' Скандинав-
ские рунические надписи. М., 1977, с. 74—83; 3) Новые источники по истории Древ-
ней Руси.— Вести. Ленингр. ун-та, 1978, № 2, с. 40—45.
94 В интересующем нас регионе граффити известны также на монетах из Угодич-
ского клада, который частично хранится в Ярославском историко-архитектурном музее-
заповеднике. Здесь граффити зафиксированы в четырех случаях. На одной монете
из собрания Государственного Эрмитажа четко читается геометрический значок в фор-
ме молоточка, а на ярославских монетах — на двух экземплярах, возможно, руни-
ческие знаки, а на третьем — непонятное геометрическое изображение. Все монеты от-
носятся к династии Аббасидов и чеканены в конце 70-х—начале 80-х годов VIII в.
95 Алексеев Л. В. Смоленская земля.., с. 105—106.
143
Причины зарытия кладов у северных народов в эпоху раннего
средневековья разнообразны и не имеют однозначных решений. Мож-
но предполагать, что, несмотря на активное участие в трансъевропей-
ской торговле, для местного населения клады не были в полной мере
явлением экономическим, и богатству, видимо, придавался в некоторых
случаях сакральный характер. Это типично для определенной стадии
общественного развития. Так, например, в период расцвета Волжского
пути и интенсификации дальних торговых связей в X в. клады на рас-
сматриваемой нами территории отсутствуют, в то время как разнооб-
разные импорты свидетельствуют о широком участии населения дан-
ного региона в международной торговле. Можно думать, что в IX в.
внешний и внутренний обмен находился на таком уровне, когда не
было необходимости торгового эквивалента (в данном случае — араб-
ские серебряные монеты), и поэтому такие сокровища попадали
в землю.
Интересны в этом плане примеры из жизни многих варварских пле-
мен. Скандинавы считали необходимым являться в загробный мир
к богу Одину с сокровищами.96 В саге об Инглингах говорится: «Фрейр
заболел, и когда ему стало совсем плохо, люди стали совещаться и ни-
кого не пускали к нему. Они насыпали большой курган и сделали в нем
дверь и три окна. А когда Фрейр умер, они тайно перенесли его в кур-
ган... Все подати они ссыпали в курган, в одно окно — золото, в дру-
гое— серебро, а в третье — медные деньги. И благоденствие и мир со-
хранялись».97 Этот пример дает ясно понять, какое значение придава-
лось спрятанным богатствам, — они не просто сопровождали покойника
в мир иной, а являлись жертвованием богам с целью обеспечения мир-
ной и спокойной жизни живущим.
На Кавказе подобный обычай сохранялся вплоть до середины про-
шлого столетия.98 Во всех этих случаях серебряные монеты не исполь-
зовались в качестве средства внутреннего обмена. Строго говоря, день-
гами, в подлинном понимании этого слова, они не являлись. В пользу
данного заключения говорит и большое количество кладов арабских
монет на территории Древней Руси и Скандинавии.99
98 Гуревич А. Я. Походы викингов. М., 1966, с. 149—150.
п Стурлусон С. Круг земной. Сага об Инглингах. М., 1980, с. 16.
98 Э р и с т о в Р. Д. О Тушино-Пшаво-Хевсурском округе,— Записки Кавказско-
го отдела географического общества. Кн. 3. Тифлис, 1855, с. 125; Кобычев В. П.
В поисках прародины славян. М., 1973, с. 82.
"Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956,
с. 86—140; Даркевич В. П. 1) Художественный металл Востока.., табл. 52; 2) Ар-
гонавты средневековья. М«, 1976, с. 87—90; По тин В. М. Русско-скандинавские
связи по нумизматическим данным (IX—XII вв.).— В кн.: Исторические связи Скан-
динавии и России IX—XX вв. Л., 1970, с. 65.
147
Определенные предположения о причинах зарытия Тимеревского
клада дает основание сделать одно из рунических граффити, обнару-
женное на монете. Это надпись, которая интерпретирована как «Бог»
или «Боги».100 Такое заключение дает возможность полагать, что дан-
ная монета могла входить в состав культового клада или просто при-
давала зарытому сокровищу сакральный характер. Конечно, это все-
го лишь предположение, поскольку надпись могла быть сделана задол-
го до попадания монеты в клад и у нас нет никаких оснований утверж-
дать, что Тимеревский клад был зарыт скандинавом, знающим руны.
Однако в целом положение о том, что в некоторых случаях клады
были не только спрятанными богатствами, но и приношениями богам,
безусловно, необходимо учитывать при определении причин их зары-
тия в землю.
Раскопки Тимеревского поселения большими площадями проводи-
лись четыре полевых сезона, и к настоящему времени вскрытая пло-
щадь достигает 6000 м2, что составляет всего лишь 6% от предпола-
гаемой общей площади селища.101 Все раскопки проводились на юго-
западной окраине поселения (рис. 5).
Итак, в 1974 г. начались первые широкие раскопки Тимеревского
поселения.102 Участок был выбран тот, где годом ранее в распашке
обнаружили основную часть рассмотренного выше куфического
клада.
Сначала была проведена полная шурфовка поселения с целью бо-
лее точного определения его границ и мощности культурного слоя. Кро-
ме того, выяснялось топографическое соотношение могильника и посе-
ления. На площади поселения было заложено 12 шурфов. Шурфовка
подтвердила визуальные определения площади поселения. Культурный
слой селища вплотную подходит к территории могильника. Между кур-
ганами выходов культурных напластований не обнаружено.
Раскоп 1974 г. находился в понижающейся части верхней терра-
сы р. Сечки. По результатам нивелировки был установлен перепад от
нулевой точки, достигающий 120 см. Сначала был снят культурный
слой до материка на всей площади раскопа. Мощность его 25—30 см.
В слое встречено довольно много находок (рис. 8)—лепная и гончар-
ная керамика (причем первый тип посуды преобладает), кости живот-
100 Д о б р о в о л ь с к и й И. Г., Дубов И. В., Кузьменко Ю. К. 1) Руниче-
ские надписи и скандинавская символика.., с. 6!—63; 2) Рунические граффити на
восточных монетах.., с. 147—148, табл. 4.
101 В 1974 г. исследована площадь в 500 м2; в 1975 г.— 1200 м2; в 1976 г.—
1600 м2 и в 1977 г. — 2500 м2.
102 Дубов И. В., К у х а р е в а Л. С., Чукова Т. А. Ярославская экспедиция.—
В кн.: АО 1974 года. М„ 1975, с. 57—58.
148
Кости животных из построек Тимеревского поселения
(расколки 1974 г.)
№
пп.
Вид
Количество
костей
Особи
1. Крупный рогатый скот 352 20
2. Мелкий рогатый скот 30 ?
3. Свинья 157 17
4. Лошадь 21 2
5. Собак:! 6 ?
6. Заяц 1 1
7. Барсук 3
8. Бобр 14 ?
9. Утка дикая 2
10. Лось 1 1
11. Лисица 1 1
12. Суслик 1 1
13. Грызун? 1 1
14. Птица? 10 ?
15. Рыба (щука, окунь, осетр) 4J э
ных,103 пряслица глиняные и розового шифера, глиня(ные грузила, бусы
сердоликовые, горного хрусталя, стеклянные, изделия из кости, раз-
личные железные поделки, бронзовая орнаментированная бляшка от
ремня и др. Среди находок в перепаханном культурном, слое встречена
сулица (наконечник дротика) лавролистной формы. В Волго-Окском
междуречье известно лишь два экземпляра сулиц (Сарское городище
и Подболотьевский могильник).104 В Тимеревском комплексе рассмат-
риваемая находка единственная, и она аналогична сулице с Сарского
городища (тип III, по А. Н. Кирпичникову, — X в.).105
103 Определение состава фауны Тимеревского поселения по раскопкам 1974 г.
выполнено Н. М. Ермоловой. Анализ костных остатков животных, птиц и рыб про-
водился только по находкам из ям. Верхний перепаханный слой дает в основном
аналогичный видовой состав и то же соотношение. Цифровые данные показывают, что
на поселении представлено относительно малое количество костей мелкого рогатого
скота и лошади. Изучение костей крупного рогатого скота и лошади дает основа-
ние утверждать, что особи были мелкие.
104 К и р п и ч н и к о в А. Н. Древнерусское оружие.., т. 2, с. 23—25, рис. 5.
105 Там же, с. 100—101.
149
Культурный слой имеет темно-серый цвет, изредка в нем встреча-
ются включения глины и песка, камни. Слой безусловно переотложен,
следы распашки хорошо фиксируются на материке по темным пер-
пендикулярным друг другу полосам от плуга.
На фоне светлой материковой глины и ярко-желтого песка хоро-
шо видны темные пятна культурного слоя с включениями углей, золы,
камней.
Всего па площади нашего раскопа обнаружено и вскрыто 13 ям
разного назначения (рис. 7). Из них только одна может быть отнесе-
на к разряду жилых построек, а остальные — это хозяйственные, про-
изводственные сооружения, открытые очаги.
В результате исследования постройки № 2 было открыто интерес-
ное сооружение. Это столбовая углубленная в материк постройка пря-
моугольной формы 5X3,5 м. Она делится на две половины — в юго-
восточной на глубине 0,5 м оставлен материковый выступ шириной
1,5 м вдоль всей стенки. В северо-восточной его части обнаружена
столбовая ямка диаметром 30 см и глубиной 15 см, в которой найден
древесный тлен. Вторая половина, сильно понижающаяся до глубины
1,3 м, содержит золисто-уголыюе заполнение. Здесь обнаружен от-
крытый очаг — угли, зола, обожженные камни и кости животных. Стол-
бовые ямы зафиксированы со всех четырех сторон сооружения. В одной
из них найдено расколотое глиняное грузило, возможно, забутовка.
С юго-восточной и северо-западной сторон постройка имеет тран-
шееобразные выходы длиной до 2 м и шириной до 1 м.
В заполнении постройки найдены кости животных, лепная кера-
мика и ряд индивидуальных находок, среди которых обломок шифер-
ного биконического пряслица, бусина пастовая биконической формы,
пряжка лировидная, гребень составной односторонний (рис. 9, 2), да-
тируемый X в. (определение О. И. Давидан). По облику инвентаря
рассматриваемую постройку можно относить к X в. По назначению это
было, видимо, жилое сооружение.
К категории хозяйственных и производственных относятся ямы
№ 1, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, открытыми летними очагами являлись ямы
№ 3А , 3Б , 4, 12, 13. При определении назначения ям следует учиты-
вать обстоятельство, что все они серьезно пострадали от распашки
и в некоторых случаях утрачены важные детали, которые могут уточ-
нить или изменить наши определения.
Яма № 1. На фоне светлой материковой глины и песка прослежи-
валось темное пятно округлой формы диаметром 2,5 м. В заполнении
ямы найдены многочисленные кости животных, керамика исключитель-
но лепная, камни. Дно ямы покрыто легким слоем древесного тлена.
Глубина ямы — 0,4 м.
Ямы № 5—6. Яма № 5 имеет строго прямоугольную форму разме-
150
рами 2X6 м, глубиной 10 см. Яма ориентирована с северо-востока
на юго-запад. Яма № 6 — округлая в плане, диаметром 1 м, глубиной
12 см. В заполнении ям ничего не обнаружено.
Яма № 7 Диаметр — 2,4 м. Глубина — 0,5 м. В заполнении ямы
найден развал целого лепного сосуда и ряд индивидуальных находок —
обломки железных ножей, фрагмент грузила из обожженной глины,
астрагал коровы с просверленным отверстием (рис. 9, 4). Здесь же
обнаружены обгоревшие деревянные плахи. В этой яме встречено боль-
шое количество костей рыб.
Яма № 8. Имеет вытянутую форму, размеры—1X2,5 м. Глуби-
на— 0,3 м. В яме — кости животных, камни, керамика.
Яма № 9. Имеет овальную форму 1,2X1,6 м, глубина 0,7 м.
В яме — кости животных, лепная керамика. Дно и стенки ямы покрыты
тончайшим слоем коричневатого древесного тлена. В заполнении —
фрагменты лепной керамики, обломок глиняного грузила.
Яма № 10. Имеет неправильную форму — 3,5X1,2 м, глубина —
0,3 м. При разборке ямы найдено большое количество лепной керами-
ки, половинка пружинных ножниц, фрагмент железной цепочки, бико-
ническое пряслице розового шифера, привеска из астрагала бобра, же-
лезные нож, костыль, гвоздь, клыки-привески медведя и лисицы, ко-
стяная проколка, полусферическая костяная пуговица с отверстием
в центре, фрагмент глиняной льячки с ямочным орнаментом на ручке
(рис. 9).
Яма № И. Пятно ямы хорошо фиксировалось на фоне светлого
материкового песка. Она представляет собой корытообразную впадину
длиной 3 м, шириной 1 м, глубиной 0,3 м. Здесь кроме фрагментов ке-
рамики встречены многочастная бусина из желтой пасты, железный
пинцет, железный нож с остатками дерева от рукояти на черенке, пру-
жинные ножницы.
Очажные ямы определяются по наличию в них золы, угля, обож-
женных камней, обгорелых предметов.
Ямы № 3А3К, 4. Все эти ямы до предела заполнены горелыми кам-
нями. Размеры ям: № ЗА—1X1,25 м, глубина — 0,25 м; № ЗБ —
1,25X1,50 м, глубина — 0,25 м; № 4 — 1,5x2 м, глубина — 0,3 м. В за-
полнении ям кроме камней — горелое дерево, кальцинированные кости
животных, отдельные обгорелые черепки лепной посуды. Здесь же
найдены железная игла от фибулы, фрагмент железного серпа (рис. 9,
8}, пластинка.
Яма № 12. Имеет вытянутую форму — 5X1 м, глубина — 0,3 м.
Слева от нее располагается длинная западина (возможно, след бороз-
ды?), наполненная костями животных. В заполнении ямы № 12 встре-
чено большое количество обгорелых камней. Находки — керамика, ко-
сти животных.
151
Яма № 13. Размеры — 1,05x0,5 м, глубина — 0,15 м. В яме — об-
горелые камни, угли, зола. Находок нет.
Любопытен тот факт, что практически во всех случаях на дне ям
фиксируется древесный тлен. Это либо остатки каких-либо конструк-
ций, либо пол сооружений был устлан деревом.
Необходимо отметить, что если в распаханном культурном слое,
хотя и в крайне небольших количествах, гончарная керамика все же
встречается, то в ямах ее практически нет.
Керамический материал, а также другие находки, включая клад,
зарытый в землю в IX в. и обнаруженный на данном участке, дают
возможность датировать эту часть поселения и соответственно вскры-
тые здесь постройки IX—X вв. и относить их к наиболее раннему пе-
риоду существования поселения и всего Тимеревского комплекса
в целом.
В 1975 г. раскоп на Тимеревском селище был заложен в юго-за-
падной его части — в непосредственной близости от раскопа 1974 rJ06
Вскрытая площадь в этом году составила 1216 м2. Площадка раскопа
наклонная — перепад доходит до 1,5 м и идет на понижение к юго-за-
паду. В целом стратиграфия аналогична изученной в предшествующем
сезоне. Мощность перепаханного культурного слоя 25—35 см, ниже
с уровня материковой поверхности фиксируются остатки построек в ви-
де ям, углублений. Распаханный культурный слой серого цвета имеет
включения глины, песка; встречается в нем незначительное количество
колотых и горелых камней, видимо результат разрушения плугом оча-
гов, каменных вымосток. Культурный слой насыщен керамикой (около
80% лепной). Лепная и гончарная керамика из пахотного слоя в ос-
новном дает аналогичные формы, известные по погребальным комплек-
сам Тимеревского могильника. В большом количестве встречаются
здесь и кости диких и домашних животных. Разнообразны и вещевые
находки из пахотного слоя: железные поделки — гвозди, лодочные за-
клепки, ножи, поясные пряжки, наконечники стрел и т. д.; изделия из
кости — проколки, иглы, гребни, привески из астрагалов; хорошо пред-
ставлены поделки из глины — грузила, пряслица; следует отметить
массовые находки бус стеклянных, сердоликовых, из горного хрусталя.
«Любопытна бронзовая накладка, украшенная двумя звериными маска-
ми.106 107 Необходимо указать на находки изделий из кремня — пластин-
ки, скребки, нуклеусы.108 (рис. 12—13).
106 Дубов И. В., Ку ха рев а Л. С. Раскопки Тимеревского поселения. — АО
1975 года. М., 1976, с. 64—65.
107 Эта накладка, возможно, является, как и находка в 1977 г. нз распаханного
кургана, рассмотренная в данной книге, деталью конской сбруи или портупеи.
108 Кремневые изделия особо рассмотрены в приложении.
152
После снятия пахотного слоя на уровне материка были зафикси-
рованы пятна различного характера, хорошо выделявшиеся темным
цветом на фоне светлого материкового песка. В связи с тем, что слой
селища сильно испорчен распашкой, далеко не все пятна оказывались
ямами, некоторые выклинивались после легкой зачистки, а в других
случаях одно пятно оказывалось слившимся из нескольких ям (рис. 10,
II).109
Сооружение № 3 состоит из основного углубления размерами.
3,7X1,2 м глубиной 30—40 см. Здесь обнаружены горелые камни, зола,
скопления углей, керамика лепная и гончарная, бусы сердоликовые, из
горного хрусталя, пастовая лимонка, железный ключ-лопаточка, костя-
ные изделия. Особый интерес представляет находка костяного псалия.
По заключению А. Н. Кирпичникова, такие псалии предшествовали
металлическим и были вытеснены из употребления в связи с их хруп-
костью. Датируются подобные находки X в.110 В состав этого сооруже-
ния входит столбовая ямка (№ 1) глубиной 22 см и диаметром —
50 см. По ее краям зафиксированы камни, служившие для крепления
столба. Кроме того, к основному углублению примыкает яма № ЗА
размерами 1,8X1,2 м, глубиной 18—20 см, в заполнении которой об-
наружены камни, кости животных, лепная и гончарная керамика.
Сооружение № 6 включает в себя ямы № 2, 5, 6, 6А, вытянуто оно
с северо-запада на юго-восток на 9 м. Глубина в разных частях сильно
разнится — от 20 до 60 см. Вряд ли можно утверждать, что это единая
постройка, ясно только, что отдельные ямки по краям основной ямы
имели характер столбовых, в том числе и яма № 2. Заполнение обыч-
ное—кости, керамика. В юго-восточной части (яма № 5) найдено орнамен-
тированное пряслице из глины, оселок, и развал лепного горшка. В яме
№ 6А на уровне материка обнаружены оселок, фрагмент железного
ножа, костяной орнаментированный односторонний гребень с зооморф-
ными украшениями в виде рогов, животного в верхней части. Такие
гребни характерны для финно-угорского мира и имеют аналогии
в районах Прикамья. Столбовая яма № 2 имеет размеры 60X80 см,,
глубина — 40 см. В ее заполнении — горелые камни, кости животных,,
угли, фрагменты лепной керамики, кремневые пластинки. Ямы № 4
и 7 содержат кости животных, лепную керамику, отдельные камни
и имеют размеры 4,25X1 м и глубину 20—30 см (четвертая) и 1,25Х
0,75 м, глубину до 10 см (седьмая). В яме № 7 найден фрагмент гру-
зила.
109 Находки из построек, исследованных в 1975 г., представлены на рис. 12—19,.
бусы (раскопки 1975—1977 гг.)—на рис. 47.
116 КирпичниковА. Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX—
XIII вв. Л., 1973, с. 12, табл. IV.
153'
Особый интерес представляет сооружение № 8. Его размеры —
1,25X2 м; глубина 0,5 м. В центре ямы на ее дне —валун. В запол-
нении— шлаки, куски крицы, обожженная керамика, оплавленное
стекло, горелые камни. По дну ямы зафиксирован плотный слой горе-
лого дерева мощностью до 10—15 см. В северо-восточной части ямы
зафиксированы остатки сооружения из камней и обожженной глины —
под печи или основание горна. Основная часть этого сооружения
находилась на краю ямы и была снесена плугом при распашке. Основа-
ние данной конструкции представляет собой вымостку из камней в не-
сколько слоев, а между ними находятся прослойки обожженной крас-
ной глины. Здесь же встречены шлаки, крица. Остатки подобных гор-
нов или печей широко известны на территории Древней Руси.111
В близком от Ярославского Поволжья регионе и практически на
синхронном памятнике — Тумовском селище, расположенном непода-
леку от современного города Мурома, найдены рудообжигательная печь
и две кузнечно-литейные мастерские. В них вскрыты мощные очаги,
найдены шлаки, тигли, обломки керамики с нагаром. Пол этих соору-
жений был утрамбован глиной.112
В Тимеревской мастерской кроме названных выше отходов литей-
ного производства найдены известняковая литейная формочка для от-
ливки круглых сплошных привесок; круглая подвеска из серебра с изо-
бражением «сегнерова колеса», бронзовая лировидная пряжка, костя-
ная игла, обломок оселка, фрагмент гребня с циркульным орнаментом,
фрагменты серебряной пластинки с кружковым орнаментом, железный
рыболовный крючок, железная игла с ушком, гвоздь, астрагал барана
с просверленным отверстием, фрагмент позвонка рыбы с отверстием,
фрагмент браслета черного стекла, круглого в сечении, и железные
поделки (рис. 16). Особый интерес представляют два боевых топора
с отбитыми в древности обушными частями, видимо, принесенные
в мастерскую на переделку (рис. 15).
Необходимо подробнее остановиться на находках из сооружения
№ 8. Привески, подобные тем, которые дтливались в литейной формоч-
ке, найденной в данной мастерской, известны в ярославских могильни-
ках, в погребениях как по обряду сожжения, так и трупоположения.
Датируются эти комплексы X — началом XI вв.113
Широкую дату — X—XI столетия имеют привески с выдавленным
пунсонным орнаментом в виде «сегнерова колеса». Аналогии Тимерев-
1,1 Колчин Б. А. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси.—
МИА, 1953, № 32, с. 45.
112 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 174.
1,3 Курганы № 138, 422 Тимеревского могильника. — См.: Ярославское По-
волжье X—XI вв. М., 1963, прилож.
154
ской находке известны в погребальных комплексах Владимирских кур-
ганов,114 Васьковском кладе из Новгородской земли115 и различных
других памятниках.116 По кладам Скандинавии, где часто встречаются
такие украшения, они датируются периодом между 960 и 1010 гг. Осо-
бо следует отметить находки подобных привесок в погребениях Мак-
симовского грунтового могильника, который датируется VII—XI вв.117
Как мы уже отмечали, в рассматриваемой постройке обнаружены два
железных боевых топора, сломанные еще в древности. Эти топоры
можно отнести к типу V, по А. Н. Кирпичникову, который бытовал
в основном в X — начале XI вв.118 Аналогии нашим находкам широко
представлены в юго-восточном Приладожье, известны они и во Влади-
мирских курганах. Однако необходимо иметь в виду, что определение
типа рассматриваемых топоров проведено главным образом по форме
лезвия, так как обушные части у них обломаны. Подобные топоры
были в употреблении в X — начале XI вв.119 Костяной двусторонний
гребень, украшенный циркульным орнаментом, принадлежит к ранней
группе гребенок (тип I, по О. И. Давидан).120 Этот тип гребней дати-
руется главным образом IX—X вв.
Характер постройки № 8, находки, заполнение позволяют предпо-
лагать, что перед нами производственная мастерская. По находкам
этот комплекс может быть датирован X в.
В сооружениях № 10, 11 очаги отсутствуют.
Яма № 10. Размеры—1X0,8 м, глубина — 0,25 м. Яма уходит
в восточную стенку раскопа. Находок в заполнении практически нет
(камни, кости), за исключением сердоликовой бусины.
Яма № 11. Размеры — 2,5X0,8 м, глубина — 0,45 м. Это прямо-
угольная корытообразная впадина; находки — железная ладейная за-
клепка и фрагмент круглого в сечении стеклянного браслета черного
цвета. Такие браслеты принято считать привозными из Византии,
и встречаются они в ранних новгородских слоях до появления собст-
114 Спицын А. А. Владимирские курганы. — ИАК, 1905, вып. 15, с. 142,
рис. 196.
115 Корзухина Г. Ф. Русские клады. М.; Л., 1954, с. 98—99, табл. XXIII, 3.
116 Шири нс кий С. С. Курганы X в. у дер. Пересаж,— КСИА, 1969, вып. 120,
с. 104, рис. 44, 11.
"'Альбом древностей мордовского народа. Саранск, 1941, табл. XXVI, 18,
19; Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 154.
118 К и р п и ч п и к о в А. Н. Древнерусское оружие. — САИ, вып. Е1—36. М.; Л.,
1966, т. 2, рис. 6, с. 108—111.
119 Недошивина Н. Г. Предметы вооружения из Ярославских могильни-
ков. — В кп.: Ярославское Поволжье.., с. 60.
120 Д а в и д а н О. И. К вопросу о происхождении и датировке ранних гребенок
Старой Ладоги. — АСГЭ, 1968, вып. 10, с. 56—57, рис. 1.
155
венного производства этих украшений.121 Очевидно, что и в Тимереве
рассматриваемый браслет был привозным.
Яма № 9. Размеры —2,75X1 м, глубина — 30—35 см. В северной
части ямы — площадка овальной формы из обгорелых камней — развал
очага. Между камнями—зола, угли, обожженная керамика и кости жи-
вотных. Среди камней найден фрагмент бронзового пластинчатого
браслета с орнаментом в виде «волчьего зуба» и кремневая пластина.
Такие браслеты датируются X—XI вв. и широко встречаются в памят-
никах лесной зоны Восточной Европы.122
Яма № 12. Размеры — 4,75X1 м, глубина — 0,20—0,25 м. В юго-
восточной части ямы — скопления углей, золы, горелых плах, обож-
женных камней, видимо остатки очага. Кости животных, керамика,
шлаки встречаются по всей площади ямы. Здесь найден фрагмент гли-
няного грузила с ямочным орнаментом, костяное орудие, фрагмент же-
лезных пружинных ножниц с бронзовой орнаментированной накладкой.
Яма № 13. Размеры пятна—4,6X6,8 м, глубина — 0,25—0,5 м. На
уровне материковой поверхности по всей площади пятна — большой
развал расколотых и обгорелых камней, между ними — зола, угли, ви-
димо, развалы очагов. Наиболее плотные скопления зафиксированы
в юго-восточной и северо-западной частях пятна. В северо-западной
части — глиняная вымостка.
После расчистки пятна и снятия развалов камней выяснилось, что
пятно № 13 делится по крайней мере на 3—4 ямы, между которыми
хорошо фиксируются материковые перемычки.
В заполнении ямы № 13 найдены бусы, фрагменты тигля, шифер-
ные пряслица, железная швейная игла, два составных костяных греб-
ня, один из которых орнаментирован, железная игла от скорлупооб-
разной фибулы, бронзовый перстень с изображением птицы на щитке,
бронзовая орнаментированная копоушка, проволочное височное коль-
цо, наконечник стрелы, обломки ножа, фрагмент ключа, части цилинд-
рического замка, костяное орудие, заостренное с двух концов, желез-
ный крюк, шиферное пряслице с процарапанным значком, обломок же-
лезной иглы, часть бронзового украшения в виде перевитой проволоки
с петельками на концах, железная швейная игла с ушком, фрагмент
стрелы ланцетовидной формы, оселок с отверстием для привешивания,
орнаментированная накладка от гребня, различные железные поделки,
астрагалы бобра — привески с просверленными отверстиями и без них,
которые, видимо, были приготовлены для сверления, пластинчатый се-
121 Полубоярин ова М. Д. Стеклянные браслеты древнего Новгорода. —
МИА, 1963, № 117, с. 176; Щапова Ю. Л. Стекло Киевской Руси. М., 1972, с. 121.
122 Л е в а ш о в а В. Т. Браслеты. — В кн.: Очерки по истории русской деревни
X—XIII вв, —Труды ГИМ, 1967, вып. 43, с. 236—237, 251, рис. 30, 8.
156
ребряный перстень с завязанными концами (рис. 17). Такие украше-
ния хорошо известны в погребениях Владимирских курганов и других.
памятниках.123 Н. Г. Недошивина полагает, что датировать их следует
концом X — началом XII в.124
Костяные гребни из постройки № 13 заслуживают специального
рассмотрения. По пропорциям и размерам эти гребни могут быть от-
несены ко второй группе гребенок (по О. И. Давидан), которые хоро-
шо представлены в слое «Д» Старой Ладоги.125 Датировка таких греб-
ней широкая — IX—XI вв.126 Рассматриваемые предметы наиболее
близки к типу I в, г, по уточненной классификации О. И. Давидан,
и могут датироваться более узким временем — IX—X вв.127 Бронзовый
перстень с изображением птицы на щитке имеет аналогию в Новгоро-
де.128 Отдельно необходимо рассмотреть также и находку бронзовой
копоушки, украшенной кружковым орнаментом и жгутами по ножке
ложечки. Петелька для привешивания копоушки обломана частично.
Такие предметы гигиены человека средневековья хорошо известны на
обширной территории, и в частности в Волго-Окском междуречьи. Наи-
более близкие аналогии Тимеревской находке нам известны в муж-
ском погребении по обряду ингумации Кочергинского могильника из
раскопок М. В. Талицкого,129 в захоронениях Аландских островов,130
курганах юго-восточного Приладожья (могильник у д. Шахновой
и др.).131 Во всех случаях копоушки происходят из комплексов, дати-
руемых X—XI вв. Вся совокупность находок в сооружении № 13 поз-
воляет датировать рассматриваемый комплекс X в.
Яма № 14. Размеры—1,25X2,5 м, глубина — 0,10 м. В централь-
ной и северо-западной частях ямы фиксируются развалы камней, зола,
угли. Инвентарь — фрагмент стеклянной многочастной бусы, керами-
ка лепная, обломок тигля.
Яма № 15. Размеры — 12X2,3 м, глубина — 0,20—0,25 м. В яме
зафиксировано два уровня каменного развала. Наибольшие скопления
123 Недошивина Н. Г. Перстни... — В кн.: Очерки по истории русской дерев-
ни.., с. 266, рис. 31, 4.
124 Там же, с. 266.
125 Давидан О. И. Гребни Старой Ладоги. — АСГЭ, 1962, вып. 4, с. 103,
табл. 3.
126 Там же, с. 101.
127 Давидан О. И. К вопросу о происхождении и датировке.., с. 60.
128 Седова М. В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X—XV вз.) —
МИА, 1959, № 65, с. 257, рис. 10, 3.
129 Талицкий М. В. Кочергинский могильник. — МИА, 1940, № 1, табл. II,
рис. 43.
130 Kivikoski Е. Die Eisenzeit Finnlands.., S. 146, tf. 139, Abb. 1213—1214.
131 Бранденбург H. E. Курганы Южного Приладожья. — MAP, 1895, № 18,
табл. V, рис. 10.
157
камней с золой и углем фиксируются на краях ямы по осевой линии —
очаги. По западному краю ямы обнаружены ямки от столбиков. Ин-
вентарь— пастовые бусы, костяные проколки, фрагмент грузила, ром-
бический черешковый наконечник стрелы, два пряслица розового ши-
фера, на одном из которых обнаружены значки, костяная полусфери-
ческая пуговка, костяная поделка формы усеченного конуса с двумя
прорезанными поясками (возможно, подставка под шахматную фи-
гурку), железный нож, несколько серебряных пластинчатых колечек,
восьмеркообразная железная проволочная петля, костяная игла с об-
ломанным ушком, фрагмент костяного пластинчатого гребня, черенок
ножа, опиленый кусок рога, фрагмент глиняного тигля, а также много-
численные костяные и железные поделки, астрагал бсбра с просвер-
ленным отверстием для привешивания.
Яма № 16. Размеры—1,2X5,3 м, глубина — 0,3—0,35 м. Яма ухо-
дит в северную стенку раскопа. У бровки найден развал камней округ-
лой формы, между обожженных камней есть зола и угли. Диаметр
этого очага — 0,8 м. Находки — лепная и гончарная керамика, кремне-
вая пластинка, железный нож с остатками деревянной рукояти, фраг-
мент грузила.
Яма № 17. Размеры'—5,10X1,20 м, глубина — 0,30 м. В центре
ямы — очаг из горелых камней, зола, угли. Очаг имеет округлую фор-
му (d—1 м). Среди камней — лепная и гончарная керамика, кости
животных, обожженная глина. Пространства между камнями проложе-
ны глиняной обмазкой. Камни очага лежат на черном горелом слое,
под которым идет сероватая глина. Дно ямы устлано коричневатым
древесным тленом, лежащим на светлом материковом песке. По дну
ямы рядом с очагом и в северо-восточной части обнаружены следы от
столбиков — ямки, заполненные черным культурным слоем, углем, зо-
лой и горелым деревом. Средние их размеры: диаметр — 5—7 см, глу-
бина— 5—8 см. Инвентарь — глиняные грузила, бронзовая цепочка,
бусы, костяной односторонний гребень-заколка, подвеска из астрагала
бобра, рог со следами обработки.
Яма № 18. Состоит из трех ям, расположенных друг к другу под
углом 120°.
Размеры: А—1,90x3 м, глубина — 0,5 м, Б—1,25X2 м, глуби-
на — 0,5 м, В — ЗХ 1,5 м, глубина — 0,3 м.
В яме 18Б обнаружена подушка из обожженной глины (мощ-
ностью до 15 см). Глина лежит на культурном слое. В юго-западной
части ямы (18А)—горелые плахи, развал керамики, по всей площади
ямы 18 — отдельные камни. Находки—бусы, фрагмент костяного ор-
наментированного гребня, железные иглы, астрагалы бобра, грузила,
пряслица, черенок ножа, костяная проколка, миниатюрный ножик, рог
с насечками, одно целое глиняное грузило и четыре фрагмента
158
(рис. 18). Особый интерес представляют фрагменты толстостенной
красно- и белоглиняной посуды — булгарские кувшины.
Ямы № 19, 21, 22, 37, 38 мы будем рассматривать отдельно, по-
скольку они входят в комплекс ограды из раскопок 1976 г.
Яма № 20. Яма уходит в северную бровку раскопа. Вскрытая
часть имеет треугольную форму. Глубина средняя — 0,3 м. Заполне-
ние—аморфный культурный слой, изредка камни. Никаких конструк-
тивных деталей зафиксировать не удалось. Инвентарь — глиняное гру-
зило (рис. 18), бусы стеклянные, наконечник стрелы.
Пятно № 23 выклинилось после легкой зачистки.
Яма № 24. Сложная по своей конфигурации и состоит из двух ям,
связанных между собой небольшим каналом в материковой перемыч-
ке. Часть ямы 24Б особого интереса не представляет — это корытооб-
разная впадина размерами 2,40X8,8 м, глубиной 30—40 см. В запол-
нении в изобилии кости домашних животных, лепная и гончарная ке-
рамика. Много интересных конструктивных особенностей имеет яма
24 А Ее размеры — 2,3X8 м, глубина — от 25 см до 1 м. По краям ямы
зафиксировано четыре столбовые ямы, пятая находилась рядом с оча-
гом. Очаг расположен у края ямы ближе к яме 24Б . Площадь оча-
га — 9 м2.
В заполнении ямы — керамика лепная и гончарная, кости домаш-
них животных, красноглиняная керамика булгарского происхождения,
костяная проколка четырехгранная в сечении, костяной игольник с от-
верстием для привешивания, железный нож, половинка цилиндрической
костяной поделки с отверстием, костяная орнаментированная копоушка,
половинка глиняного грузила.
Яма № 25. Сооружение состоит из двух частей — длинного углуб-
ленного в материк на 25 см входа (7X1 м), дно и стенки которого
устланы коричневым древесным тленом. В его начале зафиксирована
столбовая ямка. Основная яма имеет размеры—1,5X3,25 м, глубину —
0,5 м. Ориентированы обе ямы по отношению друг к другу под углом
90°. В основной постройке зафиксирован развал очага на глиняной по-
душке, а также зола, угли, горелый камень. Инвентарь — пряжка же-
лезная с язычком, костяная проколка, железный обруч с петлями на
концах, бусы сердоликовые, пастовые, глиняное биконическое прясли-
це, игольник из костяной трубочки с отверстием для привешивания, то-
чильный камень, фрагменты глиняных грузил. Перед нами жилая по-
стройка с основным помещением, где располагается очаг, и длин-
ным, углубленным входом, обеспечивающим безопасность от сы-
рости.
Яма № 26. Уходит в западную стену раскопа. Размеры — О,6Х
Х0,8 м, глубина — 0,3 м. При разборке найдена костяная орнаментиро-
ванная ручка с железным шпеньком.
159
Яма № 27. Размеры —0,8X1 м, глубина —0,25 м. По восточному
краю ямы сохранились камни от забутовки. Находок в заполнении нет.
Пятно № 28 выклинилось после зачистки.
Яма № 29. Эта постройка близка по своему облику сооружению
№ 25. Она состоит из двух частей — длинного входа 7X1 м, глубиной
0,3 м, и основной постройки 5X1,8 м, глубиной 0,5 м. По ориентировке
и размерам постройки № 25 и 29 полностью аналогичны. В основном
сооружении постройки № 29 по ее краям зафиксированы ямы от стол-
бов. Три столбовые ямы расположены по краям, а одна в центре соору-
жения. В заполнении постройки — керамика лепная, кости домашних
животных, фрагменты глиняных грузил.
Яма № 29к. Размеры — 0,8X3 м, глубина — 0,15 м. В заполнении
найден железный ледоходный шип, железные поделки плохой сохран-
ности. В восточной части ямы — следы от столбиков.
Яма № 30. Имеет овальную форму. Дно устлано деревом коричне-
вого цвета. Размеры — 2X3 м, глубина — 0,5 м. В центре сооружения —
столбовая яма правильной округлой формы диаметром 0,6 м, глубина
от дна основного сооружения — 30 см. В столбовой яме — остатки за-
бутовки (фрагменты глиняных грузил). Это единственный в Тимереве
случай находки столба в центре сооружения. Находок в этой построй-
ке нет.
Яма № 31. Диаметр — 20 см, глубина — 10 см. Назначение — стол-
бовая ямка. В заполнении — горелое дерево, камни, кости животных,
фрагменты керамики.
Яма № 32. Размеры — 2,2X1 м, глубина — 0,2 м. Находки — кос-
ти, керамика.
Яма № 33. Размеры — 7X2,5 м, глубина — 0,3 м. На северной сто-
роне сооружения найдены четыре столбовые ямки, расположенные по-
парно, в обоих случаях одна из ямок находится в пределах основного
сооружения, а вторая — несколько в стороне. В яме № 33 найдено
большое количество костей животных, костяная проколка с граффити
в виде крестика, глиняное пряслице, одна сторона которого была по-
крыта зеленой поливой, просверленный позвонок рыбы.
Яма № 34. Размеры — 2X1,3 м, глубина — 0,25 м. Яма заполнена
камнями и костями животных. В северо-восточном углу — вымостка из
глины и угли. По мере раскрытия ямы в этом месте под глиной обна-
ружена столбовая ямка. Инвентарь — костяная проколка, железная
пластинка, бронзовая поделка, привеска из астрагала бобра, рог с на-
сечками, железная пластинка, просверленный астрагал.
Яма № 35. Уходит в южную стенку раскопа. Размеры исследован-
ной части — 0,75X1,75 м, глубина — 0,25. Здесь найдено бронзовое про-
волочное височное кольцо с завязанными концами.
Яма № 36. Вошла в состав ямы 24.
160
Яма № 39. Пятно. № 39 распалось на две ямы — 39А и 39Б. 1) 39А.
Размеры — 0,75x2 м, глубина —0,3 м. В яме —развал камней, среди
которых значительное количество фрагментов сосудов. 2) 39Б. Разме-
ры— 2X1 м, глубина —0,3 м. Имеет аморфную форму. В центральной
части зафиксированы следы от столбиков. Найдены фрагменты глиня-
ных грузил.
Яма № 40. Размеры — 1,30X0,75 м, глубина —0,4 м. В заполне-
нии — камни, кости домашних животных, развал лепного сосуда.
Яма № 41. Размеры: d — 0,75 м, глубина — 0,5 м. В яме — кости,
керамика, камни (забутовка?).
Яма № 42. Размеры — 2,5X0,6 м, глубина — 0,4 м. В северо-запад-
ной части обнаружена ямка от столбика.
Яма № 43. Уходит в западную стенку раскопа. Размеры — 2Х
Х2,5 м, глубина — 0,4 м.
Яма № 44. Корытообразная впадина, ориентированная по линии
СЮ. Размеры — 4X2 м, глубина — 0,5—0,6 м.
Таким образом, на участке (1216 м2), вскрытом в 1975 г., обнару-
жено около 50 ям. Некоторые из них можно интерпретировать как жи-
лые (№ 6, 9, 13, 24, 25, 29, 33), производственные (№ 8, 18), хозяйст-
венная (№ 34), столбовые (№ 19, 21, 22, 37, 38 и др.). Датировать со-
оружения, раскопанные в 1975 г., можно X в. Наибольший интерес
представляют овальные в плане и углубленные в материк жилые по-
стройки. Внутри них находились очаги из камней, стены и крыша
держались на столбах. К основным камерам, как правило, примыкают
длинные углубленные входы со столбовыми конструкциями. Они рас-
полагаются под прямым углом к самой постройке и достигают 8 м
в длину. Эти жилища имеют в среднем размеры — 2,5X4,5 м, ориенти-
рованы они с севера на юг.
В 1976 г. на поселении у д. Большое Тимерево продолжались ис-
следования на трех раскопах — А, Б, В.132
Площадь раскопа А равняется 800 м2. Мощность культурного слоя
в этой части поселения — 20—40 см. При разборке культурного слоя
раскопа А обнаружена лепная и гончарная керамика, первая состав-
ляет 85% от общего количества, найдены также кости животных и птиц,
различные бытовые вещи, предметы вооружения, украшения. Из них
следует отметить следующие находки: железные ножи, наконечники
стрел, фрагмент железного пинцета, дужку замка, бронзовую нашив-
ную бляшку, бронзовое поясное кольцо, кремневые нуклеусы, концевые
скребки, оселок, шиферное пряслице, фрагмент глиняного грузила,
бусы стеклянные, из горного хрусталя, сердоликовые (рис. 24). От
132 Дубов И. Винокурова М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспе-
диция.—АО 1976 года. М., 1977, с. 51—52.
11 285
161
местных жителей было получено копье, найденное, по их словам, на
территории поселения при распашке (рис. 24, /). Копье относится
к типу III (по А. ,Н. Кирпичникову) и имеет многочисленные анало-
гии в комплексах Волго-Окского междуречья (Владимирские курганы,
Сарское городище). Есть они и собственно в Тимеревском могильнике.
Датируются такие копья X—XI вв., но большинство относятся к X в.133
Культурный слой имеет серый цвет, часто встречаются обожжен-
ные и расколотые камни, вероятно, от разрушенных распашкой очагов,
включения глины и песка.
После снятия перепаханного культурного слоя на уровне материка
хорошо фиксируются пятна ям с заполнением черного и темно-серого
цвета (рис. 20, 21). Кроме пятен ям на уровне материка фиксируются
следы борозд; некоторые пятна после легкой зачистки выклинивались,
и ямы под ними отсутствовали, в других случаях под одним пятном
могли находиться две или несколько ям.
Яма № 1. Размеры ямы—1,12X0,6 м, глубина — 8—10 м. Яма
примыкает к южной стенке раскопа. Заполнение ямы — культурный
z слой темно-серого цвета, угли, горелые камни, кости животных. В се-
верной части ямы обнаружен развал лепного сосуда без орнамента.
Яма № 2. Комплекс № 2 состоит из центральной ямы размерами
3,2x2,1 м, глубина от 0,6 м в восточной части до 0,4 м в западной. Вос-
точная половина ямы № 2 занята очагом, поврежденным распашкой.
Диаметр очага—1,2—1,3 м. Мощность угольного слоя — 0,3—0,4 м.
В заполнении ямы — горелые камни, кости животных, рыб, фраг-
менты лепной керамики, железное калачевидное кресало, фрагмент
одностороннего орнаментированного гребня, астрагал-привеска, фраг-
мент глиняного грузила, оселок.134 Со всех четырех сторон яму окру-
жают маленькие столбовые ямки, входящие с ней в один комплекс.
В некоторых случаях стенки столбовых ям обложены камнями; фраг-
менты керамики и камни использованы в качестве забутовки.
Основная яма с очагом и система столбовых ям входят в один ком-
плекс, общая площадь которого — 4X4,5 м. На дне центральной ямы
фиксировались остатки древесного тлена.
Яма № 3. На фоне материка хорошо читается пятно самой ямы
и примыкающей к ней округлой площадки из обожженной глины. Яма
уходит в восточную и южную стенку раскопа. Вскрытая часть имеет
площадь — 2,15X0,5 м, глубину до 0,15 м. Под обожженной глиной
(толщина—0,1 м, диаметр — 0,8 м) находилась столбовая яма глу-
биной до 0,25 м. В северной части основной ямы — столбовая ямка
диаметром 0,14 м и глубиной 0,1 м. В состав сооружения также входит
133 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. — САИ, т. 2, с. 106.
134 Некоторые находки из построек, раскопанных в 1976 г., см. на рис. 25—29.
162
столбовая яма диаметром 0,26 м и глубиной 0,1 м. В заполнении
ямы № 3 — фрагменты лепной керамики, кости животных и птиц, две
железные поделки.
Яма № 4. Размеры ямы —0,9X0,75 м, глубина — 0,38 м. Яма ухо-
дит в восточную стенку раскопа. В центральной части ямы остатки
очага — горелые камни, развал обожженной лепной керамики, кости
животных. В яме найден фрагмент костяной копоушки, украшенной
флажковым орнаментом.
Яма № 5. Размеры — 0,78X0,7 м, глубина — 0,12—0,14 м. Яма №5
уходит в южную стену раскопа. В центре ямы зафиксировано скопле-
ние камней, среди которых найдены фрагменты лепной керамики, кости
животных.
Яма № 7. Размеры ямы—1,05X0,65 м, глубина — 0,25 м в север-
ной части и 0,12 м в южной. В заполнении ямы — горелые камни, зола,
угли, фрагменты лепной керамики, кости домашних животных.
Яма № 8. Размеры — 1,95X1,6 м, глубина — 0,14 м. Яма имеет
неправильную форму. По дну ямы выявлен ряд мелких ямок диамет-
ров 5—8 см и глубиной 3—4 см. В центре ямы найден фрагмент много-
частной серебростеклянной бусины.
Яма № 9. На материке хорошо фиксируется пятно основного со-
оружения комплекса № 9. Размеры ямы, вытянутой* по линии ЗВ,—
3,9X1,6 м, глубина — 0,27 м. В центральной части ямы обнаружены
остатки поврежденного распашкой очага — скопление угля и горелых
камней.
В южной части сооружения — столбовая яма размером 0,3 м и глу-
биной 0,4 м. В восточной половине ямы зафиксированы несколько де-
ревянных плах, видимо, остатки каких-то конструкций. В заполнении
ямы — лепная керамика, кости животных, два орнаментированных
гребня, костяные проколки, кочедык, бусы горного хрусталя, различ-
ные железные поделки (фрагмент ножа, гвоздь, штырь), кость с насеч-
ками.
В один комплекс с основной ямой № 9 входит серия столбовых ям,
в заполнении которых в качестве забутовки использовались камни, ке-
рамика, кости животных. Особо необходимо рассмотреть гребни, най-
денные в данной постройке. Они относятся к типу односторонних со-
ставных гребенок и имеют аналогии в Старой Ладоге. Наиболее инте-
ресен гребень, орнаментированный плетенкой и имеющий концы,
оформленные в виде стилизованых головок зверей. Такие гребни
О. И. Давидан относит к типу 2, найдены они в верхнем ярусе построек
горизонта «Д» и датируются IX—XI вв.135
135 Давидан О. И. К вопросу о происхождении.., с. 57, рис. 1.
163
Яма № 10. Размеры ямы —3,15X2,4 м, глубина —0,35 м. В центре
по дну ямы расположен ряд камней — остатки очага, разрушенного
распашкой. В заполнении ямы — горелые камни, фрагменты лепной
керамики, кости животных.
Яма № 11. Диаметр ямы —0,8 м, глубина —0,39 м. Найден фраг-
мент костяной поделки. Большой интерес представляет цепочка стол-
бовых ям, протянувшаяся через весь раскоп по линии СЗ—ЮВ. В рас-
копе «А» 1976 г. их насчитывается до двадцати. Располагаются эти ямы
друг от друга на равных расстояниях.
Яма № 12. Состоит из трех частей — трех ям. Размеры общие —
1,1X0,6 м, глубина в северной части — 0,33 м, в южной — 0,22 м.
Яма № 13. Эта яма состоит из трех частей: 1) размеры — 0,55х
Х0,55 м, глубина — 0,23 м; 2) размеры — 0,75X0,72 м, глубина —
0,22 м; 3) размеры — 0,3X0,4 м, глубина — 0,27 м. В заполнении —
угли, фрагменты лепной керамики.
Яма № 14. Также состоит из трех частей: 1) размеры — 0,8X0,8м,
глубина — 0,22 м, 2) размеры — 0,4X0,5 м, глубина—0,20 м, 3) раз-
меры— 0,5x0,7 м, глубина—0,15 м.
В яме № 14 найдена круглая бусина зеленого стекла.
Яма № 15. Также трехчастная. Размеры общие—1,4X0,7 м, глу-
бина северной части — 0,36 м, центральной — 0,3 м, южной — 0,15 м.
В северной части зафиксирована забутовка из камней. В. заполнении
найден астрагал барана с насечками.
Яма № 16. Размеры — 0,68x0,5 м, глубина—0,21 м. В заполне-
нии несколько фрагментов лепной керамики.
Ямы № 12—13—14—15—16 входят в единую систему столбовых ям
и являются остатками ограды. Кроме них к ограде принадлежат ямы
№ 22, 22А, 22Б, 22В и целый ряд мелких столбовых ямок.
Яма № 22. Размеры ямы—1,82X1,3 м, глубина в южной части —
0,71 м, в северной — 0,42 м (рис. 21). Яма двойная — это две слив-
шиеся столбовые ямы. По стенкам и на дне встречены крупные камни
от забутовки. Находки — астрагал бобра, гвоздь кованый, железная
поделка.
Яма № 22А. Двойная яма. Размеры общие—1,0X0,58. Глубина
в северной части — 0,16 м, в южной — 0,27 м.
Яма № 22Б. Двойная яма. Размеры — 0,95X0,82 м, глубина — до
0,2 м.
Яма № 22В. Двойная, имеет незначительное углубление в южной
части. Размеры — 1,15x0,6 м, глубина — до 0,2 м.
Пять столбовых ям из этой же ограды были вскрыты ранее в 1975 г.
(ямы № 19, 21, 22, 37, 38).
Яма № 19. Имеет прямоугольную форму (1,10X1 м), глубина —
164
Ю—15 см. В заполнении найдены камни, кости животных (забу-
товка?).
Яма № 21. Размеры — 1,30X0,9 м, глубина —15 см. Яма имеет
подпрямоугольную форму. В яме — отдельные камни, лепная керамика,
привески из астрагала бобра, фрагмент глиняного грузила.
Яма № 22. Размеры — 0,5X0,8 м, глубина — 15 см. Заполнение —
серый культурный слой, отдельные камни.
Яма № 37. Размеры: диаметр — 0,75 м, глубина — 0,5 м. В яме —
камни, обожженная глина, зола, уголь.
Яма № 38. Имеет подквадратную форму, размеры—1,75X1,75 м,
глубина — 0,5 м. В заполнении — камни, кости, использованные в ка-
честве забутовки.
Без перерывов ограда прослежена на протяжении более 20 м, а ре-
конструируется в длину на 50-60 м. Средние размеры столбовых ям:
диаметр — 0,8 м, глубина — 0,3—0,4 м. Хорошо фиксируются следы пе-
ремещения ограды: часто рядом располагаются две-три столбовые
ямы, видимо, вместо пришедшего в негодность столба вкапывался
в землю новый. Открытая ограда является первоначальным укрепле-
нием Тимеревского поселения. Она отсекает наиболее раннюю часть
поселения по линии ВЗ и поворачивает к краю террасы по обрыву
у р. Сечки. Важен вопрос времени сооружения рассматриваемой огра-
ды. Косвенно помогают определить его датировки построек № 17, 19,
относящихся к середине — второй половине X в. и расположенные сра-
зу за пределами ограды.
Аналогичное укрепление исследовано А. Л. Монгайтом на Иже-
славском городище в Рязанской земле. Столбовые ямы, по мнению это-
го исследователя, являются остатками укреплений в виде деревянной
стены, предшествующей валу, который был насыпан в XII в.136 Стол-
бовые конструкции в виде частоколов или оград известны начиная
с XI в. П. А. Раппопорт приводит любопытный пример, что дворы, по
русским былинам, обносились тыном.137 Укрепления в виде тына, по его
мнению, имели минимальное оборонительное значение. Находка тына,
или столбовой ограды, на Тимеревском поселении, по-видимому, дати-
руется первой половиной X в., что позволяет уверенно сдвинуть дати-
ровку таких защитных сооружений назад почти на сто лет. В непосред-
ственной близости от ограды расположены два сооружения (ямы № 17
и 19), находящиеся уже за пределами огороженной территории. Яма
№ 17 имеет овальную форму. Размеры ямы — 3,8X2,1 м, глубина в вос-
точной части —0,48 м, в западной — 0,24 м. На глубине 0,12 м в цент-
136 Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 223, рис. 99.
137 Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной
и Северо-Западной Руси X—XV вв. — МИА, 1961, № 105, с. 143—144.
165
ре ямы зафиксирован развал камней по всей поверхности ямы, види-
мо, остатки очага, разрушенного распашкой. На дне ямы обнаружены
мелкие ямки диаметром 3—7 см и глубиной 3—4 см. Расположены они
бессистемно. В юго-западной части основного сооружения прослежена
столбовая яма.
В заполнении ямы—керамика лепная и гончарная, кости живот-
ных, индивидуальные находки—дужка трубчатого замка, керамиче-
ское пряслице, фрагменты глиняных орнаментированных грузил, же-
лезные поделки. Особого внимания заслуживает находка четвертинки
саманидского дирхема, чеканенного Нух ибн-Насром в 945/46, или
948/49, или 950/51 г. (определение И. Г. Добровольского). Название
города, где он был чеканен и имя правителя, находились на централь-
ной части монеты. В один комплекс с ямой № 17 входит несколько
столбовых ям.
Выше мы уже упоминали о находках глиняных грузил. На этой
категории глиняных изделий следует остановиться особо. Их назначе-
ние не совсем ясно. В Тимереве они являются массовым материалом.
Иногда грузила украшены ямочным орнаментом или зубчатым штам-
пом. Мы высказывали предположение, что, возможно, это грузила от
рыболовецких сетей.138 Данное заключение основывается на том, что
одним из основных занятий жителей Тимерева, если судить по цело-
му ряду других признаков, было рыболовство. Кроме того, глиняные
грузила часто встречались вместе с костями и чешуей рыб. Аналогич-
ные глиняные грузила, или диски, подвергнуты изучению в работе
Ю. И. Штакельберга,139 который приводит различные их интерпрета-
ции, данные до него А. Норденом (деталь кузнечных мехов), М. Дрейе-
ром (часть масляного светильника). Автор полагает, что данные- дис-
ки служили грузилами для вертикального ткацкого станка. Оставляя
в стороне пока нерешенную проблему назначения грузил, следует оста-
новиться на их датировке. Ю. И. Штакельберг подчеркивает, что в Ста-
рой Ладоге основное количество дисков найдено в нижнем ярусе гори-
зонта «Д», датируемого IX—X вв.,140 и особо отмечает, что находок
начала XI в. до сих пор не имеется. Это связано с тем, что в начале
XI в. широко распространяется горизонтальный ткацкий станок и дис-
ки выходят из употребления. Тимеревские грузила могут датироваться
аналогично ладожским находкам. Инвентарь комплекса № 17 доста-
точно четко определяет их дату — середина — вторая половина X в.
138 Д у б о в И. В., Винокурова М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспеди-
ция.—АО 1977 года. М., 1978, с. 60.
139 Ш т а к е л ь б е р г Ю. И. Глиняные диски из Старой Ладоги. — АСГЭ, 1962,
вып. 4, с. 109—115.
140 Там же, с. 111.
166
Яма № 18. Размеры ямы 3,57X1,4 м, глубина — в восточной час-
ти— 0,31 м, в западной — 0,17 м. К основному сооружению примыкает
столбовая яма диаметром 0,35 м и глубиной 0,16 м. В восточной части
ямы зафиксировано скопление деревянных плах, костей животных и об-
горелых камней. В заполнении найдена кремневая пластинка, железные
поделки, гвозди, фрагмент тигля. С постройкой № 18 связан ряд мелких
столбовых ям.
Яма № 19. Размеры ямы 2,03X1,94 м, глубина—1,12 м. Яма име-
ет ступенчатый воронкообразный профиль. На глубине 0,72 м от по-
верхности материка переходит в вертикальную столбовую яму диамет-
ром 0,84 м и глубиной до 0,40 м. На поверхности пятна и в верхней
части ямы по периметру обнаружены горелые камни и кости живот-
ных. В заполнении — лепная и гончарная керамика, кости животных,
фрагмент железного ключа, железная стамеска, личина замка, кос-
тяная проколка, различные железные поделки, фрагменты глиняных
орнаментированных грузил, кремневые пластинки, железный нож, фраг-
мент бронзовой пластинки со шпеньком, обрывок железной цепи. Здесь
же найдена ’/4 часть саманидского дирхема, чеканенного в Бухаре Абу
ал-Маликом ибн Нухом в 954—961 гг. (определение И. Г. Доброволь-
ского) .
Яма № 21 состоит из двух частей: 1) размеры — 3,1X1,06 м, глу-
бина— 0,20 м. По дну ямы много плоских крупных камней. В заполне-
нии— керамика лепная и гончарная, кости животных, привеска из
астрагала бобра, астрагал барана, глиняное пряслице, керамическое
пряслице, костяные проколки (одна из них орнаментирована), желез-
ные поделки, костяной кочедык, фрагмент оселка, обломок топора,
фрагментированный бронзовый бубенчик, обломки бронзовой проволо-
ки, в том числе один заострен с двух концов, фрагмент костяного
пластинчатого гребня, аналогичного находке 1975 г. (комплекс № 13);
2) размеры — 5,0X1.27 м. Глубина 0,20—0,30 м. По дну ямы встре-
чаются камни и крупные кости животных. Кроме того, по дну зафик-
сированы мелкие ямки диаметром 3—6 см и глубиной до 5 см.
Заполнение ямы насыщено углем, золой, обожженными предмета-
ми. Находки — керамика, фрагменты тиглей, крица, шлаки, обломки
глиняного грузила, железный нож с остатками дерева на рукояти, кос-
тяной кочедык, костяные иглы с ушками, фрагмент орнаментирован-
ного гребня, различные бусы, кремневые пластинки, бронзовая позоло-
ченная орнаментированная бляшка полусферической формы с четырьмя
шпеньками, которыми она крепилась к ремню конской упряжи. Обра-
щает на себя внимание наличие большого количества находок, сопут-
ствующих ремесленному производству, что, возможно, говорит о ре-
месленном назначении постройки.
В один комплекс с постройкой № 21 входят и столбовые ямы.
167
Яма № 23. Размеры —2,2X1,6 м, глубина —0,18 м. На дне ямы
встречены камни. Находки — железный гвоздь, просверленный астрагал
барана. Яма № 23 окружена столбовыми ямами по схеме комплексов
№ 2 и 9. Раскопы А и Б были соединены траншеей длиной 22 м, ши-
риной 2 м. В траншее находится яма № 24 и частично яма № 25,
уходящая в раскоп Б.
Яма № 24. Размеры — 0,8X4 м, глубина—0,14 м. В северной час-
ти находится столбовая яма глубиной 0,28 м. Здесь же обнаружена де-
ревянная плаха. В западной части ямы — скопление камней, угля и зо-
лы (видимо, остатки очага). В заполнении ямы — лепная и гончарная
керамика, кости животных, железные и бронзовые поделки, заготовки,
бронзовая привеска-бутылочка, костяная проколка, многочастная буса
синего стекла, черенок ножа, фрагмент глиняного грузила.
Раскоп Б. Расположен к востоку от раскопа А. Раскоп Б состоит
из двух секторов — западного и восточного. Площадь западного сек-
тора— 200 м2, восточного—100 м2. Общая площадь раскопа Б равня-
ется 300 м2.
Распаханный культурный слой на раскопе Б аналогичен слою
раскопа А. Мощность его — 0,25—0,30 м. В пахотном слое встречается
в большом количестве лепная и гончарная керамика, кости животных.
Из индивидуальных находок следует отметить следующие: железная
игла от фибулы, железный светец, фрагмент серпа, железные ножи,
фрагмент бронзовой подковообразной фибулы, железное кольцо, желез-
ная скоба, обломок наконечника стрелы, железный сошник, фрагмент
железной цепи, оселок, бортик бронзового сосуда, шиферное пряслице,
бусы желтого стекла, миниатюрный глиняный сосудик, костяная копо-
ушка и др. После снятия пахотного слоя и зачистки на уровне мате-
рика был выявлен ряд пятен темного цвета, часть которых при даль-
нейшем исследовании оказалась ямами (рис. 22).
Яма № 25. Эта яма уходит в южную стенку раскопа и частично
в траншею. Размеры ямы — 2,8X1,6 м, глубина — до 0,40 м. В верхней
части ямы обнаружены скопление горелых камней, зола, угли. В за-
полнении ямы — лепная и гончарная керамика, кости животных, в том
числе распиленные и расколотые, железный костыль, костяной нако-
нечник стрелы, фрагмент глиняной обмазки.
Ямы № 26 и 27 составляют один комплекс, хотя пятна были раз-
дельны. Размеры ямы № 26—1,8X1,8 м, глубина — 0,40 м. В запад-
ной части ямы № 26 находился очаг из обожженных камней с обиль-
ными включениями углей и золы. Рядом с очагом и частично под ним
находилась столбовая яма диаметром 0,3 м и глубиной 0,5 м. В за-
полнении ямы № 26 найдены керамика, кости животных, железный за-
остренный предмет, фрагмент бусы синего стекла, костяная проколка.
По всей площади ямы № 27 (размеры ее— 1,6X2 м, глубина — 0,30 м)
168
встречены одиночные камни. В центре ямы № 27 обнаружена яма от
столба размерами 0,6X0,6 м и глубиной 0,20 м и в восточном углу ее —
маленькая столбовая яма диаметром 0,2 мм, глубиной 0,10 м. В по-
стройке № 27 найден железный нож.
Яма № 28. Размеры ямы: диаметр —3 м, глубина —0,25 м. В юж-
ной части ямы прямо у стенки раскопа — столбовая ямка диаметром
0,5 м и глубиной 0,4 м. В заполнении ямы — обожженные кости, кера-
мика лепная и гончарная, железное кольцо с завязанными концами,
бронзовая поясная бляшка, шиферное пряслице, фрагмент оселка, об-
ломок тигля, железные поделки.
Яма № 29 непосредственно примыкает к яме № 28. Это сооруже-
ние состоит из двух частей. Западная часть ямы имеет размеры
3,5X1 м и глубину 0,25 м; восточная часть—1,5'Х1,3 м и глубина —
0,15 м. В западной части зафиксировано два скопления камней, в вос-
точной— камни разбросаны по дну. В заполнении — фрагмент ножа,
обломок оселка, железная скоба и поделка.
Яма № 30 входит в один комплекс с ямами № 28, 29. Размеры
ее — 0,5X0,7 м, глубина — 0,10 м. В заполнении — керамика и кости
животных.
Яма № 31. Имеет округлую форму, диаметр — 1,6 м, глубина —
0,20 м. В яме — одиночные камни и по дну ямки от колышков диамет-
ром 5—7 см. В заполнении — кости животных, керамика, железный на-
конечник стрелы, фрагменты тигля, кусок крицы, обломок ножа, игла
от кольцевидной фибулы.
Яма № 32. Имеет неправильную трехчастную форму. Длина ямы —
5,2 м, ширина основной части — 0,8 м; юго-западной части — 2,4 м.
Средняя глубина ямы — 0,20 м. По всей площади ямы зафиксированы
разбросанные камни со следами обгорелости. У северной стенки — ос-
татки очага с горелыми камнями, углем и золой. С ямой № 32 связаны
столбовые ямы. Находки — железная игла, бусы из горного хрусталя,
мозаичная буса, бусы лимонки из синего, зеленого стекла, костяной
наконечник стрелы, фрагмент оселка, бронзовая проволока, тройник
от удил, железные поделки, железные колечки, фрагмент грузила из
глины, фрагмент накладки гребня, железная застежка, обломки ножей,
бронзовая проволока с заостренными концами.
Яма № 34. Размеры — 2,6X1,2 м. Яма состоит из двух частей.
Здесь найдена привеска из астрагала бобра.
Яма № 35. Размеры — 4,8X1,2 м, глубина —0,35 м. В заполнении
ямы — железный наконечник стрелы, железный гвоздь, керамика леп-
ная и гончарная, кости животных.
Яма № 36 — двухчастная. Северная часть — 0,4X 1,4 м, глубина —
0,17 м. Южная часть — 0,5X1,1 м, глубина — 0,15 м. Найден фрагмент
костяной проколки.
169
Яма № 37 уходит в восточную стенку раскопа. Яма имеет вид
длинной корытообразной впадины. Размеры — 3,5X1,8 м, глубина —
0,20—0,25 м. В заполнении найдены керамическое пряслице, железная
заклепка, железные поделки, черенок ножа. По дну ямы прослежены
следы от колышков.
Яма № 38. Расположена у восточной стенки раскопа Б. Размеры
ее — 0,7 мХ1,7 м, глубина — 0,10 м. В южной части ямы беспорядочно
разбросанные камни. По дну встречены ямки от колышков. В яме об-
наружены большое количество фрагментов гончарной керамики, обло-
мок костяного игольника, черенок ножа, обломок ошлакованного гру-
зила из глины. Раскоп В—заложен в непосредственной близости от
раскопа 1974 г. и частично врезался в него. В связи с ежегодной рас-
пашкой поселения трудно точно определить место старого раскопа.
Площадь раскопа В — 336 м2. В пахотном слое раскопа В найдены
фрагмент бронзовой позолоченой равноплечей фибулы со звериной
маской, наконечник стрелы ланцетовидной, ладейная заклепка, брон-
зовая ажурная привеска, фрагмент железной гривны, фрагмент желез-
ной подковообразной фибулы, железное шило, ключ-лопаточка, крем-
невые пластинки, оселок, шиферное пряслице, привески из астрагалов
бобра, костяные трехгранные наконечники стрел, костяная копоушка,
бронзовая орнаментированная пластинка, бронзовая деталь коромыс-
ла весов, часть железного замка, бронзовые пластинчатые привески,
бронзовые орнаментированные бляшки от ремня, бронзовая пластинка
со шпеньками (рис. 23, 29).
Яма № 42. Диаметр ямы — 0,48 м, глубина — 0,06 м.
Яма № 43. Размеры ямы— 1,14X0,94 м, глубина до 0,65 м. В юж-
ной части заметно резкое падение глубины и на дне зафиксирован
развал камней. В заполнении ямы фрагменты лепной и гончарной
керамики, кости животных, костяная орнаментированная копоушка,
различные бусы, фрагмент орнаментированного гребня, железные гвоз-
ди, железные поделки, фрагмент костяного предмета—подставка под
шахматную фигурку.
Яма № 44. Размеры ямы — 1,96X0,46 м, глубина — 0,18 м. В за-
полнении ямы—керамика лепная и гончарная, обломок костяного
гребня.
Пятна № 45, 46, 47, 48 при зачистке исчезли.
Яма № 49. Размеры — 0,60x0,28 м, глубина — 0,18 м. В заполне-
нии — керамика, кости животных.
Яма № 50. При разборке пятно № 50 разделилось на две ямы —
№ 50А и 50Б. Размеры ямы № 50А — 4,70х 1,50 м, глубина —0,18 м.
В северо-западной части—столбовая яма диаметром 0,44 м и глуби-
ной 0,23 м. Размеры ямы № 50Б — 5,20X0,76 м, глубина — 0,24 м. В се-
верной части зафиксирована столбовая ямка диаметром 0,40 м и глу-
по
биной 0,34 м. В заполнении ямы № 50 —лепная и гончарная керамика,
кости животных, угли, зола, монета с отверстием для привешивания —
подражание аббасидскому дирхему чеканки X в. (определение
И. Г. Добровольского).
Яма № 51. Имеет сложную неправильную форму и состоит из двух
основных частей. Размеры западной части: диаметр —1,50 м, глуби-
на— 0,15 м; восточной соответственно — 0,8 м, глубина — 0,20 м.
В западной части у южной стенки обнаружена столбовая ямка диа-
метром 0,22 м, глубиной 0,10 м. Яма № 51А — оселок, кремневая плас-
тинка. Яма № 51Б — оселок, костяная проколка.
Яма № 52 — самая большая по размерам из всех известных на
Тимеревском поселении. Размеры ямы — 6,60X3,50 м, глубина — до
0,80 м. По всем четырем углам прослежены столбовые ямы. Дно ямы
было устлано слоем древесного тлена коричневого цвета толщиной 8—
10 см. Под тленом находился слой золы и угля. Наибольшее скопление
угля и золы и расколотых и обгоревших камней прослежено в юго-вос-
точной углубленной части ямы — здесь находился очаг постройки.
В заполнении ямы — большое количество находок: керамика лепная
и гончарная, кости животных, индивидуальные находки (железные на-
конечники стрел, железные шилья, ножи, фрагмент витой железной
гривны, керны, пинцет, костяные копоушки, гребень, фрагмент брас-
лета зеленого стекла, бусы синего стекла, костяные проколки, шифер-
ные и глиняные пряслица, бронзовое проволочное колечко, оселки,
глиняная «катушка» с орнаментом, обломок железных пружинных
ножниц, железное кольцо, просверленные астрагалы) (рис. 28). В этой
постройке также найдена монета — подражание куфическому дирхему
(X в.), по определению И. Г. Добровольского.
Гребень из этой постройки имеет орнамент в виде сетки и относит-
ся к типу 2Г, который О. И. Давидан датирует IX—XI вв.141
Специализированный набор инвентаря — шильца, долотца, керны,
специальные ножички — говорит в пользу отнесения данной постройки
к производственным. Хотя этот комплект инструментов мог храниться
и в жилом сооружении. Судя по находкам, постройка № 52 может быть
датирована X в.
Таким образом, в полевом сезоне 1976 г. на Тимеревском поселении
раскопана площадь в общей сложности около 1500 м2. Получен важ-
ный материал для решения вопросов планировки, конструктивных осо-
бенностей построек, реконструкции быта населения Ярославского По-
волжья в IX—XI вв. Обнаруженные укрепления уточнили наши пред-
ставления об этом памятнике.
141 Давидам О. И. К вопросу о происхождении.., с. 57.
171
В 1977 г. исследования Тимеревского поселения были продолже-
ны.142 Работы велись на четырех раскопах общей площадью 2500 м2.
В перепаханном культурном слое поселения мощностью 0,25—0,40 м
встречены фрагменты лепной и гончарной керамики (70—30% соот-
ветственно), кости домашних и диких животных, птиц, рыб, обожжен-
ные камни от очагов, предметы вооружения — боевой секировидный
топор, костяные и железные наконечники стрел, бытовые вещи, украше-
ния; отходы ремесленного производства — крица, железные, бронзо-
вые и стеклянные шлаки. В пахотном слое в большом количестве встре-
чались изделия из кремня — вкладышевые пластинки, концевые скребки,
нуклеусы, отщепы, сколы. Железные наконечники стрел представлены
двумя видами — ланцетовидные (2 экз. — тип 79), по А. Ф. Медведеву
их дата X—XI вв., шиловидный квадратного сечения с простым упором
(тип 90). Время их бытования широкое, известны аналогии в погребе-
ниях IX—X вв. Гнездовского могильника.143 Костяные наконечники
стрел также двух видов — клиновидный и двушипиый, последний наи-
более характерен для X в.144 (рис. 40, 8, 9).
Интересна находка двух фрагментов фатьяновских сосудов с ор-
наментом в виде солнца. Данное сочетание находок может говорить
о существовании на месте или вблизи Тимеревского комплекса эпохи
средневековья более раннего, фатьяновского поселения периода бронзы.
Среди находок из пахотного слоя следует отметить также фрагмент
обработанной кости с граффити — изображением меча, аметистовую
вставку от перстня с подражанием арабской надписи: «клянусь Алла-
хом» (определение И. Г. Добровольского), костяную орнаментирован-
ную проколку с отверстием для привешивания, большое количество
амулетов-привесок из астрагалов бобра и барана, бронзовую орнамен-
тированную иглу от подковообразной фибулы (рис. 40).
На уровне материка зафиксированы 123 ямы различного назначе-
ния — жилые, хозяйственные, очажные, производственные, столбовые
(рис. 30—35). Дно жилищ обычно выстилалось деревом или обмазы-
валось глиной. Правда, отмечаемый древесный тлен может быть и ос-
татками стен и перекрытий жилищ. Столбовые ямки располагались
обычно вдоль стен построек или внутри них. Постройки, очажные и хо-
зяйственные ямы размещались, как в предыдущих случаях, гнездами
(усадьбами).
Раскоп А был контрольным и заложен на месте одноименного рас-
копа 1976 г. для топографической привязки. Здесь в пахотном слое
142 Д у б о в И. В., Винокурова М. Г., Седых В. Н. Ярославская экспеди-
ция.., с. 59—60.
143 Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие.., с. 80, 83.
144 Там же, с. 88.
172
обнаружены отдельные находки — фрагменты тигля, железные гвозди,
железный инструмент, наконечник стрелы трехлопастной, астрагал боб-
ра — привеска, фрагмент конских удил, бусы из горного хрусталя
и аметиста, изделия из железа. Найденный здесь наконечник стрелы
можно отнести к типу 21 (по А. Ф. Медведеву)—остролистные, трех-
лопастные. Этот тип стрел датируется в основном IX в. и выходит из
употребления в начале X в.145 (рис. 36).
Раскоп Б. После снятия пахотного слоя на уровне материка было
зафиксировано сорок два пятна, из которых лишь одно выклинилось
в результате зачистки146 (рис. 30).
Яма № 1 имеет вытянутую форму, ориентирована по линии СВ—
ЮЗ. Размеры — 2,6X1,28 м, глубина максимальная — 0,66 м. В запад-
ной части вдоль стенки ямы обнаружены остатки сгоревшего дерева.
На дне зафиксирован слой древесного тлена. В заполнении — кости жи-
вотных и рыб, фрагменты лепных сосудов, кремневая пластинка.
Ямы № 2—6 являются столбовыми. Их средние размеры: диа-
метр— 0,3—0,4 м и глубина — 0,2 м. В некоторых случаях стенки ям
обложены камнями. В заполнении встречаются угли, кости животных,
обломки лепной керамики. В яме № 4 найдена глиняная льячка, а в
яме № 6 — железная поделка. Связи этих столбовых ямок с каким-либо
комплексом не выявлены.
Яма № 7 ориентирована по линии СЗ—ЮВ, имеет удлиненную
форму. Размеры — 1,8X1,1 м, глубина максимальная до 0,4 м. В за-
полнении обнаружены кости животных, лепная керамика. На дне — кус-
ки обожженной глины и древесный тлен.
Яма № 8 состоит из двух слившихся столбовых. Размеры — 1,15Х
Х0,74 м, глубина — 0,35 м. В заполнении — древесный тлен, зола.
Яма № 9 — столбовая. Размеры — 0,46x0,24 м, глубина — 0,28 м.
В яме — лепная керамика, кости животных, поделки из железа.
Яма № 10. Ее размеры— 1,25X0,78 м, глубина — 0,18 м. Найде-
ны— кости животных, фрагменты лепной керамики. По дну лежит
слой древесного тлена.
Яма № 11. Размеры — 2,2x0,85 м. Минимальная глубина — 0,48 м.
В центре сооружения — остатки очага в виде кострища. Угольный слой
имеет мощность — 0,16 м. Здесь же обнаружены две обгорелые дере-
вянные плахи. В заполнении постройки — кости животных, птиц и рыб,
фрагменты лепных сосудов, костяная поделка с нарезками.
Яма № 13. При разборке с ней слилась яма № 12. Все сооружение
имеет подтреугольную форму. Размеры — 5,4X3,2 м, максимальная
глубина — 0,65 м. В южной части на дне зафиксированы две столбо-
145 Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие.., с. 60—61.
146 Находки из раскопок 1977 г. см. на рис. 36—46.
173
вне ямки, третья находится в северо-восточной части. Их глубина 0,2—
0,3 м. В западной части — угольное пятно диаметром 0,45 м, мощ-
ностью 0,10—0,15 м, являющееся остатками очага. Здесь же зафикси-
рован развал обожженных камней. В заполнении постройки найдены
фрагменты глиняной обкладки, кости животных, обломки лепных и гон-
чарных сосудов, железный пробойник, железный бронебойный нако-
нечник стрелы, глиняное грузило, костяной орнаментированный состав-
ной гребень и другие костяные и железные изделия. Гребень орнамен-
тирован плетенкой. Такой рисунок характерен для гребней типа I
(типология О. И. Давидан), которые датируются IX—X вв.147
Ямы № 14 и 16 являются столбовыми, а пятно № 15 выклинилось
после зачистки.
Яма № 17. Имеет неправильную форму. Глубина достигает 0,65 м.
При разборке заполнения было зафиксировано угольное пятно диа-
метром 0,10—0,15 м и мощностью 0,18 м. В этом пятне — разбросанные
обгоревшие камни. Очевидно, перед нами остатки очага. Постройка
№ 17 имела столбовую конструкцию—в восточной части вскрыто три ямы
от столбов диаметром от 0,15 до 0,4 м и глубиной 0,2—0,3 м. Еще од-
на столбовая яма диаметром 0,10 и глубиной 0,23 м найдена в юго-
западной части данного сооружения. Кроме массового материала (ке-
рамики и костей) здесь обнаружены железные ножи, две костяные
проколки, орнаментированная копоушка, фрагменты тигля, костяная
игла с ушком, глиняное пряслице, бронзовое изделие (ушко от сосу-
да?), обломок костяной поделки с процарапанным рисунком — двушип-
ная стрела, серповидный предмет и плетенка. Эта находка гипотети-
чески может быть реконструирована как шахматная фигурка. Анало-
гичные фигурки происходят из раскопок Саркела — Белой Вежи, где
они датируются X—XI вв. И. М. Линдер полагает, что такие цилиндры
были подставками под шахматные фигуры.148
Ямы № 18, 19 имеют хозяйственное назначение, находки — кера-
мика и кости.
Ямы № 20, 21, 22 — столбовые, заполнение обычное.
Яма № 23. Удлиненная корытообразная впадина. Размеры — 6,7X
Х1,5 м, глубина — 0,25 м. Кроме массового материала в ней найдены:
фрагмент костяной остроги, оселок, железный нож, астрагал бобра
с отверстием для привешивания, обломки тигля, фрагмент железной
цепочки, различные неопределимые железные поделки.
Ямы № 24, 25, 26 — столбовые. В качестве забутовки использова-
ны камни, керамика, кости животных. Все они расположены рядом
147 Давидам О. И. К вопросу о происхождении.., с. 56—57.
148 Линдер И. М. Шахматы иа Руси. М., 1975, с. 64—65.
174
и по одной линии, видимо, являются остатками единой ограды. В яме
№ 25 — железный костыль.
Яма № 27. Размеры — 1,75X0,85 м, глубина — 0,10 м. В южной
части — столбовая яма диаметром 0,4 м и глубиной 0,27 м. В ней най-
ден древесный тлен и угли.
Яма № 28. Размеры—1,5X0,9 м, глубина —0,37 м. Интересна тем,
что в северо-восточной части обнаружена каменная вымостка. Кроме
массовых находок здесь встречен фрагмент тигля.
Яма № 29 имеет правильную округлую в плане форму. Ее разме-
ры: диаметр около 1 м и глубина — 0,34 м. В заполнении — камни,
угли, древесный тлен, зола, фрагменты лепных и круговых сосудов,
кости, две костяные проколки, фрагмент ножа, железный инструмент
в виде лопаточки с длинной ручкой. Л. А. Голубева такую же наход-
ку на поселении IX—X вв. у д. Городище Кирилловского района Во-
логодской области обнаружила среди остатков металлургического
производства. Кроме нее, в этом комплексе были найдены фрагмент
глиняного сопла, тигли, льячки.149
Ямы № 30, 31, 32 являются столбовыми и, видимо, принадлежат
к той же ограде, что и отмеченные выше ямы № 24—26. В яме № 32
обнаружен фрагментированный железный серп — единственная на-
ходка подобного рода в раскопках на поселении у дер. Большое Тиме-
рево, за исключением отдельных обломков.
Яма № 33. Размеры — 4,2X1,1 м, глубина — 0,21 м. В южной ча-
сти— очаг, разрушенный распашкой, а также скопление рыбьей че-
шуи. В заполнении ямы кроме массовых находок обнаружены две ко-
стяные проколки, обломок железного ножа, костяные поделки с на-
сечками и железное калачевидное кресало.
Яма № 34 состоит из трех слившихся столбовых ямок. Находки—
керамика, кости. Ее размеры— 1,95x0,6 м, глубина — 0,18 м.
Яма № 35. Сложная, состоящая из трех частей. Размеры — 3,27Х
Х0,95 м, глубина — 0,2—0,27 м. В заполнении — фрагменты лепной ке-
рамики, кости животных и птиц, угли, обломки железного предмета
неясного назначения и железный крюк.
Ямы № 37, 38 имеют аморфную форму. Яма № 36 входит в состав
сооружения № 38. Находки в заполнении: кроме массового материала
здесь найдены шлаки, кости животных со следами обработки, желез-
ное шило (яма № 38). Размеры—1,1X0,5 м (№ 37) и 4,9X1,3 м
(№ 38). Глубина обеих ям достигает 0,2 м.
Яма № 39 — столбовая диаметром 0,36 м и глубиной 0,12 м.
149 Голубева Л. А. Работы Белозерской экспедиции. — АО 1977 года. М.,
1978, с. 11.— Глубоко признателен Л. А. Голубевой за указание на эту находку
и помощь в интерпретации лопатки из ямы на Тимеревском поселении.
175
Яма № 40 — корытообразная впадина, ориентированная по линии
СВ — ЮЗ с остатками очага и двумя столбовыми ямками. Размеры—
8,ОХ 1,6 м, глубина — до 0,27 м. Очаг представляет собой скопление
обожженных камней, угля, пережженных костей животных. Одна стол-
бовая яма расположена по краю сооружения, имеет диаметр 0,3 м и глу-
бину 0,38 м. Ее стенки обложены камнями. Вторая находится внутри по-
стройки в северо-восточной части сооружения, имеет диаметр 0,15 м
и такую же глубину. Кроме керамики и костей в заполнении постройки
№ 40 найдена кремневая пластинка, кость со следами обработки
и фрагмент железного изделия.
Яма №41 входит в один комплекс с сооружением № 40 и имеет
размеры 1,2x0,5 м, глубину 0,12 м.
Яма № 42 — уходит в южную стенку раскопа. Заполнение
обычное.
Такова общая характеристика сооружений и ям, обнаруженных на
вскрытой площади раскопа «Б» в 1977 г.
Раскоп «В» находится в северной части всего исследованного уча-
стка Тимеревского поселения и имеет площадь вместе с прирезками
1220 м2. Здесь вскрыты и изучены сооружения и ямы № 43—107 (рис.
31—34).
Яма № 43. Размеры—1,5X1,7 м, глубина — 0,2 м. В заполнении
найдены обожженные камни от разрушенного очага, угли, зола. Среди
камней зафиксированы фрагменты глиняной обмазки. Находки — об-
ломки лепной керамики, фрагмент глиняного грузила, с орнаментом
в виде вдавлений, золотостеклянная бусина и половинка красноватой
бусы глухого стекла, железный нож, фрагмент серпа.
В непосредственной близости от построек № 43, 45 расположены
две столбовые ямки № 44, 46 — диаметром 0,35 м и глубиной 0,5 пер-
вая и 0,15 м вторая. Находки в них не обнаружены.
Яма № 45. Имеет аморфную форму. Размеры — 3К8Х1,9 м, глуби-
на— 0,37 м. На глубине 0,1 от поверхности в западной части сооруже-
ния обнаружено скопление камней со следами обгорелости, а под ни-
ми— слой угля, куски обожженной глины и фрагменты шлаков. На-
ходки— лепная керамика в обломках, железный гвоздь, обломки но-
жей и стрелы, железные поделки.
Яма № 47. Размеры — 5,6X3,4 м, глубина — 0,37 м. Сооружение
№ 47 соединяется с постройкой № 48 и они, видимо, составляли один
комплекс. В северной части ямы № 47 зафиксирован развал камней
очага и слой обожженной глины. По всей площади ямы на дне ее об-
наружен древесный тлен, перемешанный с золой. В восточной части
постройки — угольное пятно мощностью 0,10 м. Находки—лепная
и круговая керамика, первый вид преобладает, обломок ножа, желез-
ный стержень, костяная пряжка.
176
Яма № 48. Размеры — 4,OX2,5 м, глубина — 0,15 м. В заполне-
нии — угли и развал обожженных' камней. По дну сооружения — шесть
столбовых ямок диаметром 8—10 см. Находки — лепная керамика,
бронзовый перстень (на щитке орнамент), костяная поделка, нож,
железный инструмент с зубцами, две привески из астрагалов
бобра.
Ямы № 49 и 50 — столбовые, их размеры — 0,74X0,64 м, глуби-
на— 0,22 м (№ 49) и соответственно—0,7x0,3 м, глубина — 0,14 м
(№ 50). В заполнении — камни, лепная керамика, кости животных,
служившие забутовкой.
Яма № 51. Имеет округлую форму, размерами 2,0Х 1,9 м и глуби-
ной до 0,37 м. На глубине 0,1 м зафиксирован по всей поверхности слой
древесного тлена мощностью от 0,07 до 0,15 м. На дне я-мы зольно-
угольное пятно, окруженное по периметру несколькими рядами мелких
ямок (возможно, от колышков или столбиков). Находки — лепная ке-
рамика, обломок оселка с отверстием для привешивания, две кости
с насечками, просверленный астрагал бобра, несколько железных поде-
лок, фрагменты ножей, железное орудие с острым краем.
Яма № 52 — столбовая, размерами 0,7X0,6 м и глубиной 0,22 м.
В заполнении камни забутовки. Видимо, эта яма имеет отношение
к постройке № 51.
Яма № 53. Размеры — 2,7X1,7 м, глубина — 0,35—0,5 м. В яме—
обожженные камни, зола, угли, фрагменты лепной керамики, желез-
ный футляр от фитиля, оселок, отбойник из рога оленя, кости со сле-
дами обработки, нож, гвоздь, железная поделка с петлей на конце.
По дну сооружения зафиксированы ямки небольших размеров — 0,08—
0,15 м, аналогичные ямкам, обнаруженным в постройке № 51.
Ямы № 54—58 — столбовые. Средний их диаметр — 0,5 м, а глуби-
на— 0,15—0,20 м. Во всех без исключения обнаружены камни, исполь-
зовавшиеся в качестве забутовки, привески и кусочек бронзы. В яме
№ 55 — оселок, а в яме № 57 — астрагал бобра.
Яма № 59. Частично уходит под северную стенку раскопа, имеет
удлиненную форму. Размеры — 10,0x2,0—3,0 м. Глубина —0,95 м
в южной части ямы и 0,58 — в северной. В заполнении найдено боль-
шое количество угля и золы. Здесь обнаружена лепная керамика, в том
числе и правленная на круге, кости животных, рыб, половинка желез-
ного кольца, бронзовая ажурная бусина, фрагмент железного предмета,
ромбический наконечник стрелы, фрагмент тигля, три ножа, астрагал
барана со сверлиной, железная дужка, обломок железного инструмен-
та, железная поделка, железное ушко, астрагал бобра — привеска, об-
ломки костяной поделки, два фрагмента костяных проколок, шифер-
ное пряслице с процарапанным рисунком, бронзовая дисковидная на-
шивная бляшка.
12 285
177
Яма № 60 является столбовой и имеет размеры — 0,5X0,3 м, глу-
бина при этом незначительная — 0,12 м. Яма № 61. Ориентирована по
линии СВ—ЮЗ, имеет размеры 18,5X1.20 м, глубину 0,48 м. В яме—
обгорелые камни, угли, лепная и круговая керамика, кости животных.
Дно обложено глиной, а в центре, видимо, там, где был очаг, глина
обожжена. Находки — черенок ножа, железный предмет неясного на-
значения.
Яма № 62. Размеры — 6,0X4,4 м, глубина — до 0,86 м в северной
части и до 0,98 м в южной. В юго-восточной части ямы на глубине
0,10—0,15 м зафиксировано скопление обожженных камней, угля, зо-
лы, прокаленной глины, фрагментов лепной керамики, среди которых
много побывавших в огне. В северо-западной части ямы сохранился
кусок глиняной обмазки мощностью 0,05 м и размерами 0,8X0,6 м.
В заполнении кроме керамики найдены два железных наконечника
стрел, четыре ножа, калачевидное кресало, костыль, заклепка, бусы
хрустальные, желтого стекла, сердоликовые, костяная проколка, ши-
ферное пряслице, кремневый скол, несколько бронзовых и железных
поделок. В северной части этого сооружения на дне его обнаружены две
столбовые ямки диаметром 0,25 и 0,3 м и глубиной 0,12 и 0,15 м. Нако-
нечники стрел — ромбовидный (тип 40, по А. Ф. Медведеву), получают
широкое распространение с X в.
Две столбовые ямки находятся в непосредственной близости от
данной постройки. Они имеют глубину 0,25 и размеры 0,46X0,34 м
и 0,7X0,5 м. В их заполнении найдены кости животных, шлаки.
Яма № 63. Ориентирована строго по линии СЮ. Размеры — 2,0Х
Х1,5 м, глубина — 0,29 м. По дну зафиксированы куски обожженной
глины. В яме — угли, зола, кости, керамика.
Яма № 64. Корытообразная впадина размерами 6,4 X 1,6 м и глу-
биной до 0,40 м. В северной ее части находился очаг из камней, среди
которых найдены угли, зола. По дну — слой древесного тлена мощно-
стью 0,10—0,15 м. Кроме керамики и костей найдены куски крицы,
черенок ножа, костяной орнаментированный гребень, заготовка пряс-
лица из известняка, оселок, костяная проколка, астрагал бобра, бу-
сина шарообразная горного хрусталя, несколько поделок из железа,
в том числе инструмент четырехгранный в сечении. Гребень имеет ана-
логии в горизонте «Д» Старой Ладоги и относится ко второй группе.
Гребни этой группы встречаются в основном в памятниках IX—X вв.
лесной зоны Восточной Европы.150
Яма № 65. Размеры — 3,2X3,0 м, глубина — 0,41 м. В центре
постройки — несколько крупных камней, среди которых найдены угли,
ошлакованная керамика, кальцинированные кости животных. Кроме
150 Д а в и д а н О. И. Гребни Старой Ладоги.., с. 100—101, рис. 3.
178
того, в этом комплексе обнаружены фрагменты булгарской посуды, осе-
лок, железные заклепки, черенок ножа, бусы стеклянные и глухого
стекла, позвонок рыбы с просверленным отверстием.
Пятно № 66 при разборке разделилось на две ямы № 66А и 66Б.
Назначение первой сомнений не вызывает — это очажная яма. В ней
найдены обожженные камни, уголь, зола, фрагменты ошлакованной
лепной и гончарной керамики, кости. Размеры ямы № 66А— 1,0Х
Х0,8 м, глубина —0,12 м.
Яма № 66Б. Размеры — 1,85X1,0 м, глубина —0,15 м. По конфи-
гурации она напоминает две слившиеся столбовые ямы. В заполнении
обнаружены мелкие камни, кости животных, три кремневые пластинки.
Пятно № 67, как и предыдущее, при выборке разделилось на две
ямы № 67 и 67А. Между ними обнаружена столбовая ямка размера-
ми 0,65x0,6 м, глубиной 0,06 м.
Яма № 67. Имеет размеры — 2,8X2,2 м, глубину — 0,28 м. По всему
дну сохранилась глиняная обмазка. В западной части сооружения за-
фиксировано угольное пятно, а в центре и в восточной части — остатки
слоя древесного тлена мощностью 0,05 м. Здесь найдены фрагмент ко-
стяной проколки, железный нож, железный обруч, черенок ножа, брон-
зовый равноконечный крестик с изображением распятия. Крестик име-
ет ушко для привешивания. Подобный по схеме изображения распятия
крестик из Херсонеса опубликован И. Толстым и Н. Кондаковым. Та-
кой тип крестиков они относят к «корсунским» и датируют X—
XII вв.151 Однако «корсунские» кресты — складни и выполнены в дру-
гой технике. Наиболее близки к тимеревской находке и по технике
изготовления (литье), и по форме креста, и по изображению на нем
экземпляры, обнаруженные в курганах на Аландских островах. Комп-
лексы, где они найдены, датированы XI в.152 Подобный экземпляр брон-
зового крестика найден также в окрестностях Весьегонска и происхо-
дит из кургана.153 Точное место его находки неизвестно.
Яма № 67А. Размеры — 2,6x1,1 м, глубина — 0,15 м. Дно обмаза-
но глиной. В заполнении — обожженные камни, кости.
Яма № 68. Имеет удлиненную форму и размеры 8,7X 2,5 м, глу-
бину от 0,15 до 0,37 м. В восточной части зафиксирована столбовая яма
диаметром 0,3 м и глубиной 0,18 м, а в западной — аналогичная ямка
имеет размеры соответственно 0,22 и 0,5 м. В западной части сооруже-
ния — мощный слой золы и угля, а также обожженные камни — остат-
151 Т о л с т о й И., К о и д а к о в Н. Русские древности в памятниках искусства
(Курганные древности и клады домонгольского периода), 1897, вып. 5, с. 31—32,
рис. 22.
152 К i v i к о s k i E. Finland. London, 1967, p. 62. Kivikoski E. Die Eisenzeit
Finnlands.., s. 141, tf. 127, abb. 1146.
153 P e п н и к о в H. И. Отчет о раскопках в Бежецком, Весьегонском и Демян-
ском уездах в 1902 г. — ИАК, 1904, № 6, с. 12—20, табл. Ill, 17.
179
ки разрушенного очага. По дну постройки — слой древесного тлена. На-
ходки— керамика лепная и круговая, кости животных, шлаки, крица,
фрагмент орнаментированного глиняного грузила, железная игла
с ушком, астрагал бобра — привеска, нож, заклепка, футляр для фи-
тиля, обломок костяной иглы с ушком, костяной игольник, бусина си-
него стекла, бронзовая проволока, несколько железных поделок.
Яма № 69. Имеет подтреугольную форму, размеры — 3,6x3,3 м,
глубина — 0,48 м. В восточной части постройки обнаружен очаг из кам-
ней. По дну сооружения — слой коричневатого древесного тлена. Кроме
керамики и костей здесь найдены фрагмент тигля, два железных кли-
нышка, два оселка (один из них с отверстием), кремневая пластинка,
железные поделки. Между постройками № 68 и 69 отмечена столбовая
ямка размерами 0,8X0,5 м и глубиной до 0,05 м.
Столбовой является и яма № 70, расположенная рядом с построй-
кой № 47, 48. Ее диаметр равен 0,87 м, а глубина — 1,0 м. Стенки и дно
этой ямки обмазаны глиной. В заполнении обнаружены камни и кости
животных, использованные .в качестве забутовки.
Яма № 71. Имеет удлиненную форму и входит в один комплекс
с ямками № 59 и 72. Ее размеры — 6,6 мХ2,6 м, а глубина достигает
0,45 м. В заполнении ямы встречается уголь, зола, куски глиняной об-
мазки. Находки — фрагменты лепной и гончарной керамики, кости жи-
вотных, железный гвоздь, три ножа и один черенок ножа, ключ-лопа-
точка, наконечники стрелы ланцетовидной, два фрагмента глиняного
грузила, орнаментированного ямочными вдавлениями, три костяные
проколки, бронзовая игла с отверстием, обломок оселка, фрагмент кре-
сала, две стеклянные бусины (желтая и синяя), бронзовая пронизка,
несколько железных поделок, среди которых клин, стержень и др. Осо-
бый интерес вызывает костяное изделие с изображением на конце вы-
резанной головы животного (возможно, нерпы).
Яма № 72. Уходит под северную стенку раскопа. Ориентирована
по линии ССВ—ЮЮЗ. Размеры — 4,65X1,9 м, глубина — до 0,45 м.
В южной части ямы на глубине 0,3 м зафиксирована угольная про-
слойка мощностью 0,02—0,03 м. На дне ямы — развал камней от оча-
га. Кроме массового материала здесь обнаружены фрагмент тигля,
боевой нож (скрамасакс), астрагал бобра, гвоздь, черенок ножа, же-
лезная поделка. Скрамасакс, обнаруженный здесь (длина лезвия —
20 см, ширина — 2 см), имеет аналоги в ряде памятников Восточной
Европы.154 Подобный экземпляр найден в одном из курганов Михай-
ловского могильника и представляет собой, по мнению Я- В. Станкевич
«франкский тип оружия».155 Это заключение поддерживается А. Н. Кир-
154 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие, т. 1, с. 102.
155 Станкевич Я. В. К вопросу об этническом составе.., с. 22, табл. VI, 2.
180
пичниковым, который полагает, что уже для X в. этот тип вооружения
архаичен, однако все известные скрамасаксы из древнерусских памят-
ников датируются X в.156
Ямы № 73 и 74 — очажные и являются составными частями комп-
лекса построек № 59, 71, 72. Яма № 73 имеет размеры 1,3X0,9 м
и углублена на 20 см. Среди камней разрушенного очага обнаружены
фрагменты керамики, кости животных. Яма № 74 размеры — (1,1 X
Х1,0 м, глубина — 0,15 м). Находки такие же, как и в очаге № 73.
Ямы № 75—82 являются столбовыми. Их средние размеры: диа-
метр— 0,3 м и глубина — 0,1 м. В качестве забутовки использованы
камни, фрагменты лепной и круговой керамики, кости животных. В яме
№ 75 — шиферное пряслице и буса двухчастная желтая.
Яма № 83. Размеры — 1,5Х 1,4 м, глубина —0,4 м. В заполнении
ямы — уголь, обожженная глиняная обмазка, кальцинированные кости
животных. На дне ямы зафиксированы столбовая ямка и два больших
камня. Находки — два железных стрежня.
Яма № 84 — столбовая (0,46x0,41 м, глубина — 0,15 м). В яме
кроме углей — фрагменты лепной и круговой керамики, кости жи-
вотных.
Яма № 85 (1,15X1,0 м, глубина — до 0,26 м). В заполнении — угли,
древесный тлен, рыбья чешуя, камни, керамика, костяная проколка,
железная пластинка, фрагмент железного изделия.
Яма № 86 (4,0X2,4 м, глубина—до 0,47 м). В восточной и юго-
восточной частях этой постройки обнаружены столбовые ямки диамет-
ром 0,4 м. и глубиной 0,32 м. В центральной части зафиксирована
угольная прослойка мощностью 2—5 см. В южной — остатки деревян-
ного пола. С четырех сторон основного сооружения выявлены столбо-
вые ямки № 87, 88, 89, 90. Их размеры соответственно — 0,45x0,35 м;
0,6x0,42 м; 0,42X0,22 м; 0,66X0,34 м и глубины — 0,1 м, 0,06 м,
0,18 м, 0,28 м. Стенки ям обложены камнями, а в заполнении — остатки
забутовки — камень, керамика, кости. Общая площадь сооружения
равна 72 м2. В основном углублении кроме массового материала найде-
ны рукоять ножа с остатками дерева, бусина прозрачного стекла.
Ямы № 91—95 — столбовые. Средний их диаметр — 0,3 м и глуби-
на— 0,1—0,2 м. Находки обычные — это камни, керамика, кости жи-
вотных.
Яма № 96 (2,6X1,3 м, глубина 0,18 м). Это очажная яма, значи-
тельно поврежденная распашкой, дно ее обмазано глиной, которая бы-
ла сильно прокалена.
Аналогичны ямы № 97, 98. Их размеры соответственно—2,7X1,4 м,
2,4X1,0 м и глубины — 0,19 м и 0,13 м. Во всех трех очажных ямах —
156 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.., т. 1, с. 72.
181
обожженные камни, уголь, зола, керамика, кости животных. В яме
№ 97 — обломок глиняного грузила. В яме № 98 — бронзовый прово-
лочный перстень с завязанными концами.
Яма № 99 состоит из двух слившихся столбовых. Размеры ее —
1,0X0,6 м и глубина —0,3 м. Кроме массового материала здесь най-
дена костяная проколка.
Пятно № 100 после зачистки выклинилось.
Яма № 101 (размеры — 1,75X0,65 м, глубина —0,15 м). Находок
нет.
Яма № 102. Имеет вытянутую форму, ориентирована по линии ЗВ.
Размеры — 3,95X1,6 м, глубина — 0,26 м в восточной части и 0,16 м —
в западной. Четко делится на две части. Видимо, первоначально это
были две разные ямы — два очага. Там и здесь обнаружены развалы
обожженных камней, ошлакованная керамика, кальцинированные ко-
сти животных, птиц, чешуя рыб, куски крицы. Индивидуальные наход-
ки — астрагал бобра, костяная поделка, бусинка желтого стек-
ла, фрагменты оселка, несколько железных изделий.
Яма № 103. Частично уходит под южную стенку раскопа. Имеет
размеры— 3,0X 1,9 м, глубина —0,33 м. В заполнении — прослойка уг-
ля, обожженные камни, кости, керамика. Дно (песок и глина) прока-
лено.
Яма № 104 — также открытый очаг. Размеры — 2,9X1,9 м, глуби-
на— до 0,22 м. Находки — фрагмент костяного игольника, оселок, об-
ломок глиняного грузила. Аналогична двум рассмотренным выше очаж-
ным ямам № 103, 104 и яма № 105 (1,45x0,75 м, глубина —до 0,18 м).
Находка — железная поделка. В яме № 106 (1,1X0,65 м, глубина —
0,21 м), видимо, также очажной, найдены привеска из астрагала бобра,
железный коленчатый ключ, костяная поделка, фрагмент ошлакован-
ного глиняного грузила.
Яма № 107. Столбовая, диаметром 0,3 м и глубиной 0,22 м. Кроме
керамики найдены астрагал барана со сверлиной и буса желтая глу-
хого стекла.
Раскоп Г находится в юго-западной части исследованного сектора
поселения, его площадь — 200 м2. В распаханном культурном слое об-
наружены обожженные камни от разрушенных очагов, кости живот-
ных и птиц. Массовый материал — керамика — представлен в основ-
ном фрагментами круговой посуды, хотя встречаются и обломки лепных
горшков. Многочисленны и разнообразны вещевые находки — железные
наконечники стрел, кресала, иглы, крючки, ножи, пробойник, гвозди,
рыболовный крючок, лодочные заклепки, ледоходные шипы, обломки
поясных пряжек, изделия из бронзы, стеклянные бусы, шлаки, каменные
оселки, пряслица розового шифера, кремневые пластинки, нуклеусы, ко-
стяные игольники, проколки, фрагменты гребней, костяная орнаменти-
182
рованная проколка. При зачистке материка было выявлено шестна-
дцать пятен (рис. 35).
Яма № 108. Уходит под северную стенку раскопа. Вскрытая часть
имеет размеры —3,9X1,7 м, глубина в центре —0,67 м. Однородное за-
полнение серого цвета содержало большое количество костей животных
фрагментов круговой и лепной керамики, уголь, золу. Здесь найдены
астрагал бобра с отверстием для привешивания, железный клин, ми-
ниатюрный железный молоточек, проколка из кости рыбы, фрагмент
костяного инструмента, волчий клык с надпилом для привешивания,
несколько обломков тигля. В северо-восточной части зафиксирован
развал лепного горшка.
Яма № 109. Диаметр — 0,3 м, глубина — 0,2 м. Найдены камни
и ошлакованные фрагменты керамики, использовавшиеся в качестве
забутовок. Назначение ямы — столбовая.
Следующие четыре ямы № НО—113 являлись открытыми очагами.
Яма № 110. Ориентирована по линии СВ—ЮЗ. Размеры — 2.75Х
Х2,3 м, средняя глубина — 0,17 м, максимальная — 0,28 м. В северной
части находилась столбовая ямка диаметром 0,24 м и глубиной 0,3 м.
В темном заполнении, насыщенном обгоревшими камнями, углями и зо-
лой, найдены в основном фрагменты круговой керамики, немного —
лепной, обломок железной швейной иглы, кремневая пластинка. Яма
№ 109 входила в один комплекс с данным сооружением. Наличие стол-
бовых ям позволяет думать, что над очагом был сооружен навес.
Яма № 111. Имеет округлую форму. Диаметр—1,0 м, глубина —
0,18—0,20 м. Кроме камней, угля, золы здесь найдена костяная про-
колка.
Яма № 112. Ориентирована по линии СЮ. Размеры — 3,3X1,5 м,
глубина — 0,25 м. Мощность слоя обгоревших камней достигает 0,15 м.
Керамика — исключительно круговая, поздних форм. Среди индивиду-
альных находок — фрагменты оселков, железное височное кольцо, крем-
невые пластинки, кость со следами обработки.
Яма № 113. Ориентирована так же. Размеры—1,1X0,9 м, глуби-
на— 0,18 м. Среди камней очага, золы и угля обнаружены фрагменты
круговой и лепной керамики, железный ложкарь.
Яма № 114. Ориентирована по линии СЗ—ЮВ. Имеет размеры —
2,8x0,95 м, глубину до 0,3 м. На дне постройки зафиксированы остат-
ки глиняной обмазки пола. В северо-восточной части обнаружена стол-
бовая ямка диаметром 0,45 м и глубиной 0,3 м. Внутри постройки най-
дены фрагменты лепной и круговой керамики, обгоревшие камни от
очага, кости животных и птиц, оселок, железная поделка, астрагал
бобра с отверстием для привешивания.
Яма № 115. Столбовая, диаметр — 0,27 м, глубина — 0,2 м. В за-
полнении— кости животных, фрагмент лепного сосуда.
183
Яма № 116. Уходит под северную стенку раскопа. Ориентирована
по линии СЮ. Размеры—1,65X1,3 м, максимальная глубина — 0,26 м.
В южной части — столбовая ямка диаметром 0,3 м, глубиной 0,5 м. Ее
стенки обложены камнями. В заполнении постройки найдены фрагмен-
ты гребня, обработанная кость, кованый гвоздь, медвежий клык с от-
верстием для привешивания.
Яма № 117. Уходит под южную стенку раскопа. Ориентирована по
линии СЗ—ЮВ. Размеры — 0,93X0,38 м, глубина — 0,38 м. На дне ямы
прослежен слой угля мощностью 0,02 м. В заполнении найден оселок.
Яма № 118. Размеры — 5,1X1,2 м, средняя глубина 0,20—0,25 м,
максимальная до 0,55 м. На дне зафиксированы четыре столбовые ямы
диаметром от 0,2 до 0,3 м и глубиной от 0,28 до 0,4 м. В юго-восточной
части обнаружены остатки разрушенного очага диаметром около 1 м.
В заполнении кроме массового материала — керамики и костей, най-
дены кремневые сколы, фрагмент железного серпа, астрагал бобра
с просверленным отверстием, буса зеленого стекла, железная игла
с петлей на конце, двойная буса синего стекла и бесцветная буса.
Яма № 119. Размеры — 2,9X1,48 м, средняя глубина — 0,3 м. В яме
развал обгорелых камней мощностью 0,1 м, который занимает практи-
чески всю ее площадь. В северо-западной части — столбовая ямка ди-
аметром 0,28 м и глубиной 0,3 м. В заполнении — керамика, кости,
железные гвоздь и браслет из ложповитой проволоки, костяная прокол-
ка, нож, железный инструмент (шило?) с отверстием для привешивания.
Яма № 120, как и предыдущая, очажная. Размеры — 0,81X0,74 м,
глубина — 0,16 м. В заполнении — обгоревшие камни, уголь, зола. Дно
ямы обмазано глиной. Находка — фрагмент железной пластинки.
Яма № 121— столбовая диаметром 0,21 и глубиной 0,28 м. В ка-
честве забутовки были использованы камни и фрагменты керамики,
кроме того, встречены угли и зола.
Яма № 122. Уходит под северную стенку раскопа. Размеры —
1,9x0,67 м, глубина — 0,22 м. В заполнении — камни, круговая и леп-
ная керамика.
Яма № 123 — очажная. Размеры — 1,05x0,87 м, глубина — 0,15 м.
Среди обгоревших камней очага и углей найдены обломки круговой
и лепной керамики, кости животных.
В целом, оценивая находки на раскопе «Г», необходимо отметить
абсолютное преобладание здесь круговой керамики поздних форм. Из
этого следует, что данный участок был обитаем в XI—XII вв., когда
Тимеревский протогородской центр IX—X вв. уже прекратил свое су-
ществование и переродился в обычное сельское поселение.
Несмотря на то, что полевые исследования Тимеревского поселе-
ния находятся в своем начале, у нас есть возможность дать общую
оценку не только этого памятника, но и всего комплекса в целом.
184
На наш взгляд, наиболее ранняя часть поселения находится на
раскопанном участке, хотя в ходе обсуждения итогов работ неодно-
кратно высказывалось предположение о том, что древнейшая часть се-
лища пока не исследована. Это мнение безусловно имеет основания,
однако именно на вскрытом участке обнаружен клад, зарытый в зем-
лю в IX в. и здесь исследованы комплексы, практически не имеющие
в составе инвентаря гончарной керамики или твердодатируемых вещей
середины — второй половины X в. Площадь этого наиболее раннего
участка достигла 1 га. И все-таки мы не исключаем вероятность обна-
ружения первоначального ядра поселения в центральной части памят-
ника, которая пока еще не раскопана.
На изученной площади обнаружены остатки многочисленных ям —
в прошлом жилых, хозяйственных и производственных сооружений, от-
крытых очагов. Всего на поселении вскрыто более пятидесяти жилых
и производственных комплексов.157 Распашка безусловно сыграла свою
разрушительную роль — утрачены многие важные детали построек,
углубленных в землю, а некоторые наземные сооружения исчезли во-
все. Поскольку собственно постройки Тимеревского поселения являют-
ся предметом специального исследования, следует дать только их са-
мую общую характеристику, а подробно необходимо остановиться на
вопросах планировки и направлениях развития поселения. Постройки
Тимеревского селища носили в основном наземный характер с креп-
лением стен и кровли с помощью столбовых конструкций. Сооружения
слегка углублялись в материковую глину, а иногда приближались по
своему типу к полуземлянкам.
Формы построек различны — от подпрямоугольных камер до двух
или трехчастных. В основном формы невыразительны и сильно испор-
чены распашкой. Столбовые ямы главным образом располагались по
краям сооружений за их пределами, и лишь иногда мы фиксируем их
в самой яме. Наибольший интерес представляют двухчастные жилища
с длинным углубленным входом, расположенным под прямым углом по
отношению к основной камере. Глинобитных печей в жилищах не об-
наружено, их функции выполняли очаги из камней, находящиеся в са-
мих постройках. Они имеют, как правило, овальную форму, иногда
располагаются на подушке из обожженной глины, специально соору-
157 Во многих случаях четкое разделение построек по функциональному призна-
ку затруднено. Видимо, и в древности они могли использоваться и как жилье и как
мастерские. Не вызывает сомнения лишь один факт — обнаружение мастерской
в 1975 г. — См.: Дубов И. В., Кухаре в а Л. С. Раскопки Тимеревского поселе-
ния.— АО 1975 года. М., 1976, с. 64—65.— Во всяком случае, в Тимереве нет особой
ремесленной части, какая известна па Гпездовском поселении, где производствен-
ные постройки располагались на окраине поселка на берегу реки. — См.: Л я Пуш-
кин И. И. Исследования Гнездовского поселения. — АО 1968 года. М., 1969, с. 66—
67. — В Тимереве раскопки производились как раз в прибрежной части.
185»
женной. Важно отметить наличие открытых очажных ям, наполненных
обгорелыми камнями. Такие, очаги, как правило, входили в комплексы
с жилыми постройками, возможно, являлись летними кухнями. В по-
стройках часто встречается коричневый слой древесного тлена, види-
мо, остатки деревянного пола, а иногда рухнувших стен и крыши.
Важным является выяснение направления и основных фаз разви-
тия поселения. Не вызывало никаких сомнений и подтвердилось рас-
копками, что вся площадь поселения не была застроена в одно вр^мя.
Поселение разрасталось вширь, это позволяли местные условия. Пер-
воначально, как мы уже отмечали, была заселена лишь юго-западная
часть селища. Она была ограждена от остальной территории плато
мощной столбовой оградой, которая выявлена в результате раскопок
в 1976 г.158 Основная площадь Тимеревского поселения, в состав ко-
торой входили и заброшенные участки, была обитаема начиная с се-
редины X в. К этому же времени относится и максимальное количе-
ство погребений в ТимеревсКом могильнике.
Как показывают раскопки, новые жилища и производственные по-
стройки в Тимереве сооружались на свободных местах, а не на старых,
пришедших в негодность. Изучение внутренней топографии Тимерев-
ского поселения на основании полученных во время раскопок данных
позволяет уже сейчас сделать некоторые предварительные выводы. По-
стройки располагаются здесь гнездами или «усадьбами». В целом пла-
нировку можно определить как беспорядочную. В состав «усадеб» вхо-
дят жилые и производственные сооружения, хозяйственные ямы, от-
крытые очаги. В ряде случаев между «усадьбами» и вокруг них за-
фиксированы столбовые ямки от оград и частоколов.
Такая система планировки вполне увязывается и со старыми тра-
дициями, аналогичная застройка поселений и подобные типы построек
известны в Ярославском Поволжье в более раннее время на дьяковских
поселениях.159
В культурном слое и заполнении построек Тимеревского поселения
обнаружены различные предметы быта, орудия труда, оружие, укра-
шения— все они позволяют судить об основных занятиях местного на-
селения, торговых связях. Ведущими отраслями хозяйства этого центра
были ремесло и торговля. В курганах и на поселении найдены много-
численные предметы, относящиеся к литейному и кузнечному делу, тка-
честву, обработке дерева, кости, кожи. Находки оружия и украшений
импортного происхождения, весов и гирек, арабских монет и многих
других привозных изделий говорят о том, что Тимеревский комплекс
158 Дубов И. В., Винокурова М. Г., Седых В. И. Ярославская экспеди-
ция, с. 52.
159 Горюнова Е. И. Этническая история, с. 82—85, рис. 30.
186
в эпоху раннего средневековья играл важную роль в трансъевропейских
связях, являясь ключевым пунктом на Великом Волжском пути.
Здесь представлены изделия среднеевропейского, скандинавского,
булгарского, арабского, среднеазиатского происхождения.
Жители Тимеревского поселения занимались также земледелием,
скотоводством, охотой, рыбной ловлей. Таким образом, хозяйство древ-
них обитателей этого района было комплексным.
Важен вопрос о хронологии Тимеревского поселения. Все данные
позволяют датировать его тем же временем, к которому относится мо-
гильник— IX—XI вв. Однако поселение переживает некрополь, здесь
есть и более поздние участки, обитаемые в XII в. Это рядовое сельское
поселение уже не имеет ничего общего с Тимеревом-протогородом IX—
XI вв., которому и принадлежал широко известный курганный некро-
поль. На первом этапе (IX—X вв.) население данного района, и Тиме-
рева в том числе, было смешанным. Здесь представлены славянский,
финно-угорский и скандинавский этнические компоненты. Второй этап
(XI—XII вв.) характеризуется уже сложившимся этническим масси-
вом — древнерусским, ведущую роль в формировании которого в Волго-
Окском междуречье на первом этапе играли словене новгородские, а на
втором — кривичи. Безусловно, в состав как первых, так и вторых вхо-
дили и иные этнические группы — северо-западные финно-угры, балты.
Начало изучению протогородского комплекса под Ярославлем, су-
ществовавшего в IX—XI вв., лишь положено, несмотря на то, что рас-
копки здесь продолжаются уже почти 100 лет. В настоящее время в ос-
новных чертах выявлен облик этого центра, его характер, хронология,
главные этапы развития. Для максимального восстановления истори-
ческого развития Верхнего Поволжья в период раннего средневековья
нужно и в дальнейшем проводить раскопки Тимеревского поселения
и могильника большими площадями. Но уже и сейчас материалы Тиме-
ревского комплекса играют важнейшую роль в реконструкции сложной
переломной эпохи в истории Древней Руси.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
С. В. Томсинский. ПОСТРОЙКИ ТИМЕРЕВСКОГО
ПОСЕЛЕНИЯ 1
Площадка поселения имеет довольно значительный наклон в сторону реки; за-
фиксирован перепад до 1,8 м. Мощность культурного слоя в среднем достигала 25—
30 см, но можно предполагать, что она была больше, так как площадка интенсивно
распахивалась. Материк — светлый песок, местами — красноватая глина. Распашка
довольно сильно исказила контуры ям и совершенно уничтожила все остатки соору-
жений в толще культурного слоя; таким образом, исчезло истлевшее пли сгоревшее
дерево, столбовые ямки от легких заборов и плегней, несомненно существовавших на
селище, и т. д.
Раскопки 1974—1976 гг. открыли остатки 43 сооружений различного назначения.
Сохранность этих остатков плохая, по тем не менее можно сделать определенные
выводы. Все сооружения Тимеревского селища были углублены в материк, но ни
одной землянки в полном смысле слова среди них не было. Из этого, конечно, не
следует, что на поселении не было наземных построек, но никаких остатков их пока
нс обнаружено.
Конструкция стен построек в подавляющем большинстве случаев остается неяс-
ной; правда, только для двух сооружений (ямы № 9 и № 23, 1976 г.) можно пред-
полагать столбовую конструкцию стен. Однако утверждать со всей уверенностью, что
все остальные постройки представляли собой срубы, также нельзя. Во-первых, как
уже упоминалось выше, дерево практически не сохранилось, а те фрагментарные
остатки, которые были обнаружены, не позволяют сделать каких-либо выводов. Во-
вторых, даже если бы были найдены один или два венца сруба, следует иметь в ви-
ду хорошо известные по этнографии сооружения типа «утепленных шалашей» или
«веж», в которых перекрытия устанавливались именно на один — два венца сруба.
Этим постройкам посвящена специальная работа А. А. Шенникова.2 Существование
на Тимеревском поселении подобных сооружений вполне вероятно. Следует отметить
еще одну особенность конструкции стен построек Тимеревского поселения. Некото-
рые ямы были перекрыты развалами мелких камней, например яма № 15, 1975 г.
(подробнее о ней будет сказано далее). Эти камни не могут иметь отношения к ото-
пительным устройствам, так как не имеют следов огня; расположение камней не по-
зволяет предположить, что они использовались для засыпки котлованов уже разру-
шенных построек.
Наиболее вероятно предположить, что камни использовались для вымостки под
нижние венцы срубов. Подобные вымостки известны на поселениях XII—XIII вв.
в Ярославском Поволжье (Золоторучье, Грехов ручей) и сохранялись до недавнего
времени в постройках крестьян этих районов.3 Насколько можно судить по мате-
риалам раскопок городища Березняки и Попадьинского селища, население Ярослав-
ского Поволжья в первой половине I тыс. и. э. таких вымосток не применяло,4 зато
1 Работы С. В. Томсинского, В. Н. Седых, помещенные здесь в качестве при-
ложений, выполнены под руководством автора книги.
2 Шенников А. А. О значениях термина «вежа». — В ки.: Культура средневе-
ковой Руси. Л„ 1974, с. 73—75.
3 Фехнер М. В. Селища Ярославского Поволжья X—XIII вв. — В кн.: Крае-
ведческие записки, вып. 2. Ярославль, 1957, с. 183—196.
4 Третьяков П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья в I тыс. н. э. МИА,
1941, №5, с. 114—120; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского между-
речья. МИА, 1961, № 94, с. 82—85.
188
этот строительный прием хорошо известен в Прибалтике.5 Видимо, оттуда он и был
занесен в Верхнее Поволжье. Назначение вымостки — предохранить сруб от гниения,
ио на наклонной площадке Тимеревского селища они имели и нивелировочное зна-
чение.
Расположение и конструкцию отопительного устройства в большинстве построек
установить трудно, так как остатки этих устройств очень фрагментарны. Во всяком
сдучае, ни разу не обнаружены остатки печей. Можно предполагать с большой долей
уверенности, что отопительные устройства представляли собой открытые очаги раз-
личных конструкций, в том числе и такие, от которых могло не остаться следов или
очень невыразительные следы. Так могло случиться, если огонь разводился, напри-
мер, не на камнях, а на земляном возвышении*, укрепленном деревянной рамой, от
которого могло ничего не сохраниться. Внутри котлованов построек во многих слу-
чаях обнаружены столбовые ямы, но ничего определенного о назначении этих ям ска-
зать нельзя — они могут относиться и к перекрытиям, и к сооружениям внутри по-
стройки. Подробнее об этом будет сказано далее, при рассмотрении конкретных по-
строек. Полы в постройках, скорее всего, в большинстве случаев были земляными;
отмеченный в некоторых ямах слой древесного тлена на дне сам по себе не дает еще
оснований предполагать, что пол был покрыт деревом — тлен мог образоваться от
других деревянных конструкций. Наконец, пи в одной постройке нельзя было про-
следить следов рухнувшей крыши, даже в тех, которые погибли от пожара.
Такова общая характеристика остатков построек Тимеревского селища. При
такой плохой сохранности возникает вопрос, можно ли вообще классифицировать эти
остатки по каким-либо признакам? Очевидно, единственно возможным критерием для
классификации будет устойчивое сочетание конструктивных элементов в том виде,
в каком оно зафиксировано археологически. При этом очень часто одназначиое ис-
толкование археологических данных невозможно.
Как выглядят остатки построек Тимеревского селища при такой классификации?
1. Квадратная в плане срубная постройка (рис. 48, /). Остатками срубной по-
стройки, видимо, является яма № 2, 1976 г. Она имела размеры 3,2X2,1X0,6 м и не-
правильно-овальную форму. Яма была окружена четырьмя столбовыми ямами диа-
метром 0,4 м и глубиной 0,5 м; столбовые ямы расположены по углам квадрата со
стороной 3,2 м. Очевидно, здесь стояла срубная постройка, причем нижний венец сру-
ба опирался на столбы-«стулья», а сама яма — подполье. В яме обнаружены камни
со следами огня, но их слишком мало для очага; по всей видимости, в подполье упа-
ли камни от разрушенного отопйтельиого устройства, находившегося в доме.
2. Углубленные сооружения, окруженные столбовыми ямами (рис. 48, 2). Что
собой представляли эти постройки на самом деле — не совсем ясно; сохранились от
них небольшие углубления, окруженные столбовыми ямами, однако в расположении
ям нет такой правильности, как в постройке, описанной выше. К этому типу отно-
сятся две ямы из раскопок 1976 г. — №23 и № 9. Яма № 23 имела размеры 2,2Х
XI,6X0,18 м; она окружена мелкими столбовыми ямками, расположенными одна от
другой на расстоянии 2,4 м. Яма № 9 — остатки небольшой постройки размерами
3,9X1,6X0,27 м, окруженной забором. В центральной части ямы найдены остатки
горелых плах, но ничего конкретного об этом сооружении сказать невозможно. Судя
по немногочисленным находкам — ластовым и горнохрустальным бусам, костяным
гребням, — эти сооружения могут быть датированы X в.
3. Прямоугольные постройки с углубленным входом (рис. 48, 3). К этом)' типу
относились сооружения, остатками которых являются ямы № 2 и № 33, 1975 г.
и № 17, 1976 г. Их характеризует одна общая черта — расположенный сбоку углуб-
ленный вход-ступепечка. Наиболее интересна яма № 35, 1975 г. Размеры ее — 7Х
5 Седов В. В. Жилища Юго-Восточной Прибалтики (I — начало II тыс.
п. э.). — В кп.: Древнее жилище народов Восточной Европы. М., 1975, с. 295, 300
189
Х2,5 м, причем остатков очага не обнаружено. С северо-восточной стороны обнару-
жены шесть столбовых ям; четыре из них непосредственно связаны с постройкой, пя-
тая расположена на расстоянии 1 м и шестая — 2 м от нее. Это была длинная узкая
постройка, очевидно, срубная; особый интерес вызывает примыкавший к ней навес.
Подобные крытые навесы-дворы хорошо известны по данным этнографии у русского
населения Верхнего Поволжья. Они строились около «зимниц» — сезонных построек
лесорубов; под такими навесами помещались лошади.6 По аналогии с этими поздни-
ми сооружениями можно с уверенностью предполагать, что четыре столбика, примы-
кающие непосредственно к стене постройки — остатки яслей для скота. Назначение
постройки в целом не совсем яспо: отсутствие очага как будто свидетельствует
в пользу того, что это хозяйственная постройка, хотя отопительное устройство могло
быть уничтожено без следа.
Другие сооружения этого типа отличались меньшими размерами, навесов при
них не было (ямы № 3, 1975 г. и № 17, 1976 г.), зато обнаружены небольшие оча-
ги. Датируются эти постройки X в., скорее всего второй его половиной.
4. Амбар на столбе. При раскопках 1976 г. была обнаружена глубокая столбо-
вая яма воронковидной формы (№ 19), размерами 2,03X1,94X1,1 м. Судя по раз-
мерам ямы, мощный столб поддерживал небольшую постройку, скорее всего амбар.
В этнографии такие охотничьи амбары хорошо известны, но при археологических рас-
копках, насколько известно, до сих пор их остатки не встречались. Это и понятно —
амбары на столбе ставились обычно в лесах, на охотничьих тропах. Они были рас-
пространены в лесной зоне очень широко, у разных народов.
5. Округлая постройка со столбом в центре. Яма № 30, 1975 г. имела неправиль-
но-округлую форму размерами 2 X 3X0,5 м со столбовой ямкой диаметром 0,2 м
в центре. Эта постройка, очевидно, напоминавшая чум, входила в один комплекс
с постройкой, имевшей длинный вход-коридор (яма № 29, 1975 г.).
6. Постройки с входом-коридором (рис. 48, 4). На Тимеревском селище обнару-
жены остатки трех таких построек (ямы № 29, 24, 25, 1975 г.), причем в двух слу-
чаях они образовывали единый комплекс с другими сооружениями, напоминающий
небольшую усадьбу. Остатки одной из трех построек (яма № 25) сохранились очень
плохо; это, собственно, две ямы: одна размерами 3,25X1,5 м Х0.5 м, в которой об-
наружен развал очага на глиняной подушке и другая, примыкающая к первой под
углом 90° размерами 7X1 м Х0.25 м. В северо-западном конце второй ямы имелась
маленькая столбовая ямка. Между этими двумя ямами оставалась узкая материко-
вая перемычка. Общий вид сооружения по этим данным реконструировать трудно,
гораздо больше возможностей для этого дают ямы № 24 и 29 из раскопок того же
1975 г. Яма № 29 состояла также из двух частей — основного сооружения размера-
ми 5X1 >8 м Х9,5 и коридора — 7X1 м Х0,3 м. Внутри основного сооружения об-
наружены пять ям от столбов, назначение которых нельзя определить достоверно,
и остатки очага. Стены этого сооружения могли быть срубными, но гораздо вероят-
нее, что постройка представляла собой один из типов «утепленного шалаша», со-
стоящего из сруба в один-два венца и установленных на него перекрытий, очевидно
двускатных. Что касается в.хода-коридора, то он, видимо, имел шалашеобразную
конструкцию.
Ямы № 29а и 30 образовывали единый комплекс с ямой № 29, а небольшая
столбовая ямка № 31, очевидно, случайно сохранилась от существовавшего некогда
плетня или забора. Таким образом, перед нами небольшая усадьба, огороженная за-
бором, состоящая из постройки с входом-коридором, конического чумообразного со-
оружения в центре, и небольшой постройки хозяйственного назначения.
6 Завойко К. Временные жилища крестьян Костромской и частью Владимирской
губ. — В кн.: Второй этнографический сборник. Кострома, 1920, с. 130—131, рис. 4.
190
Яма 24 состояла также из двух сооружений, основного, размерами 8 м\2,3 мХ
Х0,2 м с развалом очага и четырьмя столбовыми ямами, и примыкавшего к нему под
прямым углом входа-коридора, который в этом случае превратился в самостоятель-
ную пристройку, размерами не уступавшую основному сооружению — 8,8X2,4 мХ
Х0,3 м. Судя по расположению небольших ям рядом с ямдй № 24, здесь также су-
ществовала небольшая усадьба.
Все три сооружения с входами-коридорами датируются X в. Аналогий им сре-
ди построек Верхнего Поволжья I тыс. н. э., насколько известно, не имеется.
7. Прямоугольные постройки с входом-тамбуром. Яма № 15, 1975 г. (рис. 48, 7)
представляла собой остатки довольно крупного сооружения размерами 12 мХ2,3 мХ
Х0,2 м, состоявшего из трех частей: 1—небольшой тамбур при входе, 2 — основная
постройка — 5x2,3 м; 3 —длинная пристройка, в которой находился очаг. Внутри
постройки обнаружены два уровня каменного развала — в центре от распаханного или
разрушенного отопительного устройства и по краям котлована от каменных вымо-
сток под нижние венцы сруба. Тамбур и пристройка с очагом, скорее всего, имели
шалашеобразное покрытие; крыша постройки могла быть и односкатной и двускатной.
8. Прямоугольная полуземлянка с перекрытием на столбах. Яма № 52, 1976 г.
имела размеры 6,6X3,5 мХ0>8 м; вдоль стен — четыре столбовые ямки, по две
у каждой продольной стены. Ямки полукруглые, т. е. не от столбов, а от плах. Очаг
располагался в небольшом углублении у юго-восточной стены. Дно ямы покрыто слоем
золы, поверх него залегал древесный тлен, вероятно, от рухнувших стен или перекры-
тий. Крыша, надо полагать, была двускатной. Постройка, вероятно, имела жилое
назначение. Близка к этому типу и постройка № 2 (1974 г.) (рис. 48, 5).
9. Узкие прямоугольные постройки со столбовой ямой внутри. Две ямы из рас-
копок 1976 г. № 50 и 50а имели близкие размеры — 5,2X0,7X0,24 м и 4,7X1,5X0,2 м.
Внутри каждой длинной узкой ямы помещалась маленькая столбовая ямка.
Кроме перечисленных здесь типов сооружений на селище обнаружено большое
количество небольших ям, являвшихся остатками мелких сооружений хозяйствен-
ного назначения.
Подробное рассмотрение хронологии построек Тимеревского селища не входит
в задачи настоящей работы. Все же можно отметить, что большинство из них отно-
сится к периоду расцвета торгово-ремесленного центра в нижнем течении р. Которос-
ли, т. е. к X в. Для Тимеревского поселения характерна свободная застройка, но
здесь наряду с обычными срубными домами (остатки одного из них, как упомина-
лось выше, были обнаружены) существовали и узкие длинные постройки с углублен-
ным входом, и постройки с входом-коридором, и амбары на столбе, и различные
шалаши, навесы, и конические чумообразные постройки.
Постройки с входом-коридором, скорее всего, следует связывать с какой-то ар-
хаической финно-угорской традицией. Длинные входы-коридоры известны в памятни-
ках II тыс. до н. э. на Средней Оке;7' в свою очередь, эти сооружения имеют отда-
ленные аналогии в синхронных памятниках Прикамья. Но для окончательного выяс-
нения происхождения построек с входами-коридорами Тимеревского селища данных
пока недостаточно. Что касается других построек, аналогии им надо искать прежде
всего в этнографии народов лесной зоны Восточной Европы.
Изучение^ остатков построек Тимеревского поселения помогает представить ха-
рактер застройки этого крупного центра на Волжском пути и в известной степени
специфику его функционирования.
7 Ф о л о м ее в Б. А. Жилища стоянки Фефелов Бор I. — В кн.: Археология
Рязанской земли. М., 1974, с. 237—246, рис. 1.
191
В. Н. Седых.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
КЕРАМИКА ТИМЕРЕВСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ
Ассортимент глиняной посуды Тимеревского поселения весьма разнообразен.
В обиходе древних жителей Тимсрева были горшки, миски, чаши, сковороды, кув-
шины, пифосы, амфоры и миниатюрные сосуды.
Вся керамика Тимеревского поселения разделена на два отдела: лепная (сфор-
мованная без применения гончарного круга) и круговая. По составу теста и способу
обработки поверхности сосудов керамика поселения делится на группы; по общему
облику и основным пропорциям — на формы; по особенностям формовки тулова и де-
талям оформления верхней части — на типы: по различиям в степени профилирован-
ности венчика — на варианты.
Основная масса керамики изготовлялась из легкоплавких серых материковых
глин озерно-ледникового происхождения.
Лепная керамика делится по составу теста па пять больших групп. В качестве
основного отощителя в глину примешивали дресву или измельченный гранит. Боль-
шой процент данного отощителя в керамическом тесте указывает на то, что для
формовки были использованы жирные глины. Из других отощителей, увеличиваю-
щих огнестойкость изделий, следует назвать толченые раковины, шамот, органиче-
ские включения и песок. Кроме дресвы, указанные отощитсли использовались в малой
степени.
Лепная керамика в значительной своей массе сформована в технике кольцевого
налепа. Большая часть сосудов формовалась, вероятно, на примитивной поворотной
подставке, позволявшей придавать сосуду относительно правильную симметричную
форму. Об этом свидетельствуют ровные плоские края днищ, иногда несколько вы-
ступающие за линию стенок—результат закрепления сосуда путем плотного прима-
зывания краев днища. Предварительно на подставку насыпалась подсыпка песка,
дресвы или золы, облегчавшая впоследствии процесс снятия изготовленного со-
суда.!
Начин, как это хорошо фиксируется на обломках сосудов, конструировался спо-
собом спирального налепа (модель «А—Б» группы донных начинов спирального ти-
па, по А. А. Бобринскому).1 2
Техника изготовления округлодонных: чаш остается неясной до конца. Сосуды,
очевидно, формовались из отдельных частей, и после формовки каждой части их
соединяли в цельную емкость. Подтверждением тому служит крайне хрупкий шов-
спай, соединяющий округлое дно со стенками. Не исключено, что донная часть изго-
тавливалась в технике выдавливания каким-нибудь выпуклым предметом. Учитывая
тонкостеиность некоторых сосудов и их плотное тесто, возможно применение при фор-
мовке техники «лопатки и наковальни», использованием которых достигалась мини-
мальная толщина степок и максимальная плотность теста.
Миниатюрные сосудики лепились «вытягиванием» изделия из одного куска глины.
Круговая керамика Тимеревского поселения по составу теста разделяется на
три большие группы. Отощителн — песок и мелкая дресва.
В отличие от начинов лепных сосудов начины круговой посуды формовались
двумя способами: спиральным налепом (как и начины лепной посуды) и лоскутным
1 Наличие пепелыю-зольного палета на дне сосудов с наружной стороны го-
ворит, возможно, и о том, что сырые сосуды ставились на зольной подсыпке близ
костров для подсушки перед обжигом.— См.: Рыбаков Б. А. Ремесло Древней
Руси. М., 1948, с. 76.
2 Бобринский А. А. О некоторых особенностях формовочной технологии
керамики из памятников Черняховской культуры. — КСИА АН СССР, 1970, вып. 121,
с. 21.
.192
налепом (спиралевидный вариант, по А. А. Бобринскому).3 Тулово круговых сосудов
наращивалось спирально-ленточным способом.4
О степени и приемах обжига мы можем судить по цвету керамики. Зафикси-
рован костровой, печной и горновой обжиг. Остатков обжигательных печей на посе-
лении не обнаружено. Лепные сосуды обжигались на кострах или в открытых оча-
гах, отчего обжиг был слабым, несплошным (в основном двухслойный) и не вполне
равномерным. Даже с появлением гончарного круга и началом ремесленного изго-
товления керамики обжиг еще в течение длительного времени производился в обыч-
ных печах.
Керамика, сформованная без применения гончарного круга, составляет в целом
около 80% всего керамического материала поселения, однако в некоторых комплек-
сах и на отдельных участках раскопов эта цифра достигает 100%.
Лепная посуда представлена сосудами трех форм: горшки, чашевидные сосуды
и сковороды.
Горшки. Количественно резко преобладают над другими формами. Выделено
девять типов горшков.
Тип 1 (рис. 49, 1—3). Сосуды с отвесными стенками. Диаметр венчика (от 16
до 24 см) приблизительно равен диаметру максимального расширения тулова, при-
ходящегося, видимо, на плечики (вероятно, в верхней трети емкости). Сосуды типа 1
найдены только в обломках. В тесте — крупная дресва, толщина стенок — 0,7—1,0 см.
Обжиг слабый, черепки часто рассыпаются в руках. Орнамента нет.
Тип 2 (рис. 49, 4, 5). Горшки стройных пропорций с максимальным расширени-
ем тулова в верхней четверти емкости, высотой, примерно равной максимальному
диаметру, и диаметром дна, составляющим половину диаметра венчика. Венчик пря-
мой (вариант А) или слегка отогнут наружу (вариант Б), сравнительно короткий.
Невысокая округлая шейка резко переходит в коническое тулово. Размер верхнего
края от 14 до 32 см. Толщина стенок 0,6—Q,9 см,, в тесте крупная дресва, иногда
органические включения. Орнамент отсутствует.
Тип 3 (рис. 49, 13). Сосуды удлиненных пропорций со слегка отогнутым наружу
венчиком. Высота сосуда примерно равна максимальному диаметру, а диаметр дна
составляет 2/з диаметра венчика. Размер верхнего края 12—16 см, толщина стенок
0,6—0,8 см. В тесто добавлена дресва. Орнамента нет.
Тип 4 (рис. 49, 14). Горшки с максимальным диаметром в верхней трети емко-
сти, высотой, равной диаметру венчика, и диаметром дна — около половины макси-
мального диаметра. Венчик, диаметр которого от 16 до 26 см, отогнут наружу, пере-
ход от плечика к придонной части плавный. Поздние сосуды этого типа сохранили
в верхней части следы подправки на примитивном гончарном круге. Толщина стенок
0,6—0,9 см, в тесто добавлена дресва, иногда толченая раковина. Обжиг хороший.
Сосуды этого типа имеют орнамент в виде насечек по краю венчика.
Тип 5 (рис. 49, 11). Горшки с вертикальным горлом, расширенным в верхней
трети емкости туловом, суживающимся к узкому дну. Диаметр венчика (от 16 до
22 см) более чем в два раза превышает диаметр дна, но равен высоте сосуда. Тесто
хорошо промешано, добавлена мелкая дресва или песок. Толщина стенок 0,6—0,9 см.
Сосуды орнаментированы зубчатым штампом по плечикам (в виде зигзага) и краю
венчика.
Тип 6 (рис. 49, 10). Горшки, максимальный диаметр которых приходится иа се-
редину емкости. Плечики почти не выделены, придонная часть коническая. Размеры
3 Бобринский А. А. Гончарство Восточной Европы. М., 1978, с. 139.
4 А. А. Бобринский выделяет среди керамического материала курганов X—
XI вв. Ярославского Поволжья и Приладожья круговую посуду, при изготовлении
которой гончарный круг использовался для заглаживания и профилирования края
венчика, а также для заглаживания и профилирования всего венчика. — См.: Боб-
ринский А. А. Гончарство Восточной Европы, с. 192.
131/2 2 85
193
верхнего края 12—16 см. Диаметр дна составляет около половины диаметра венчика,
который, в свою очередь, превышает максимальный дна'метр: Высота чуть меньше
диаметра ве.нчица. .Сосуды,такого.^вида в литературе Часто называют «тюльпановид-
. ными».?. (Толщина стенок ,—0,6—0,9 qm, в' тесте мелкая' дресва й толчёная раковина.
Орнамент в виде насечек по .краю венчика, .. ' ".
, < Тип .7- (рис. 49, /5). Горшки с максимальным расширением тулова, приходя-
щимся на, ,плечики (в верхней .четверти . емкости), оформленные переломом стенок
в виде ребра. Придонная часть отчетливо коническая. Высота меньше либо рЛвна мак-
симальному диаметру,, диаметр .дна составляет половину диаметра венчика. Такие
сосуды обычно принято называть керамикой ладожского типа. Диаметр верхнего
края 14—20 см, толщина стенок 0,7—0,9 см.' В тесте 'примесь дресвьл и песка. Обжиг
- средний.. .' , ', ; ( ’ . ’
Тип 8 (рис. 49, 12). Сосуды с невысоким округлым венчиком, который распо-
ложен; ,прямр: рлн отогнут наружу. Переход к округлым плечикам плавный. Высота
почти в полтора раза меньше максимального диаметра и менее диаметра венчика,
;размер которого, от 1,2 до ,20, см. Диаметр дна более половины диа'меТра : вёнчика.
. Толщина стенок 0,6—1,0 су, в тесте дресва.' Обжиг средний.
, Туп9. ,(рир.: 4.9,,"16, 17). Сосуды, отличительной ’ Особенностью которых является
округлый вёцчйк, загнутый внутрь. Это горшки ’округлых форм 1 (вариант А),'дйа-
метр дна приблизительно равен диаметру венчика,' а’ максимальный диаметр превы-
шает высоту, сосуда'. Диаметр верхнего .края от 12 до 18 см, толщина стенок 0,7—
, 0,9, см.,Тесто плотное с добавлением мелкой дресвы .или йеска, обжиг'хороший.
, Сосуды варианта (Б имеют чуть выделенные плечики, максймальный диаметр
в .полтора раза, лревышаф' в|ысоТу (сосуда. Тесто (того же состава,’ толщина' стенок
,до. (1,0 см. Диаметр ,верхнего края от 22 до 30 см! 1 ’ ; ' 1 1
. ' .. Чашевидные сосуды (рис. 49, 18, 19). Приземистые чашеобразные сосуды с ок-
руглым или слегка уплощенным дном. Венчик’прямой иди чуть отогнут наружу. Пе-
,. р,рход к,ркруглым плечикам плавный. Высота соседок в полтора-два раза меньше
, максимального диаметра, приходящегося' на'середину или нкжнюю треть емкости со-
суда. Размер верхнего края равен 12—16 См, толщина стёйок0,5—Г,0 см.'Обжиг
средний, в тесто прймешана дресва или,толченая раковйна. Сосуды орнаментированы
рядом насечек,пр краю венчика, оттисками зубчатого штампа и «верейочки»1 по пле-
дикам... ’ . . , ' ' , * * 4 ’'
Миниатюрнее сосуды (рйс.49,' 6—8). Среди лейкой посуды'Тимеревского йосе-
.. ления, выделяется серия небольших сосудов с диаметром верхнего края от 4 до 10 см.
.. Как и. миниатюрные сосудикй из ярославских мбгйльнйков, они повторяют основные
формы больших сосудов. В. тесте’дресВа,'обжиг средний. Орнамент в виде Насечек
и оттисков зубчатого . штампа по краю венчика,'оттисков «веревочки» и рядов нако-
, лрв по плечикам сосудиков. . . / • *'
Сковороды (рис,/49, 9). Плоские глиняные диски с бо'ртиками, Имеющими на-
клон наружу. Диамётр их 12—20 см, высота стейок 1,5—2 см, толщина —0,5—
0,6 см,. ,дно несколько толще —0,8 см.'В тесте мелкая дресва с органическими вклю-
. чениямЩ. Орнамент в виде насечек по краю стенки встречен один раа
Круговая керамика в целом составляет околб 20% Всёго керамического мате-
риала. поселения. встречена она в основном, в перепаханном культурном слое и реже
в заполнении ям и построек. . '' ' / ’ ' ,
Группа I. «Грубая посуда»6 представлена сосудами пяти форм/горшки, мис-
ки, кувшины, пифосы и. амфоры.
,5 Р у,с а н е в а: И. П. Северные элементы . , на : памятниках , типа Корчак.—
КСИ А ; АН СССР,. 1974, вып,. 139,, с. 3. — В) отличие от. сосудов данного вида за-
падных,-областей «тюльпановидные» сосуды ВолгогОкского, , междуречья более призе-
• МИСТЫе. , .... ; - ; . ' . . . '
6 Сосуды, не получившие дополнительной (Обработки .лощением, ангобиррванием
или глазурованием.
194
Горшки (рис.. 50, I, 2). Количественно преобладают. Они объединены нами
в один тип, разделяющийся на варианты.7 '
Горшки с максимальным расширением тулова, приходящимся1 на плечики в верх-
ней трети емкости, и конической придонной частью. Размер верхнего края 20—25 см.
Отогнутый венчик оформлен скошенным наружу Срезом, низкая ’ шейка ‘ переходит
в округлые плечики. Сосуды варианта А представляют собой результат развития
поздних лепных, сосудов типа (4-Б. В тесте мелкая Дресва, толщина стенок О.б-М),8 см.
Об^сир. хороший., Сосуды’ варианта. Б являю'гся результатам развития сосудов вари-
анта.. Д, формованы из тес,та лучшего'качества, значительно варьируют' в профили-
ровке венчика, приобретая более стандартные формы. Орнамент —прочерченный ли-
нейный и волнистый, а. также штампованный по плечикам и нарезкой по краю венчика.
На поселений найдены фрагменты сосудов, которые в силу их малочисленности
не выделены в отдельнце типы.. Большой интерес представляют сосуды с оттянутыми
наружу и внутрь краями горизонтально срезайноЬо венчика, Шейкой, плавно изогну-
той, плечики высокие, сильно выступающие по отношению к венчику (рис. 50, 12).
Диаметр венчика .24—26 см.8 ,. ' /’ ‘
Миски. Выделено, два типа мисокплоскодонные и па поддоне:
Тип 1 (рис. 50, 4) '., Открытые сосуды с прямыми стенками, расширяющимися
вверх- Край венчика, диаметр’которого 18 см, скошен вовнутрь или, реже, срезан
горизонтально. Высота брлёе чем в полтора раза меньше диаметра устья/В тесте
мелкая дресва, толщина, стенок 0,5—0,7 см. Обжиг средний: На миски этого типа
нанесен орнамент в виде прочерченной волны на срезе венчика, внешних и внутрен-
них стенках. ... '
Тип 2 (рис. .50, 3)., Сосуды со слегка отогнутым наружу' венчиком (Диаметр
16 см), округлой шейкой, и отчётливо выраженными плечиками, приданная часть ко-
ническая, по периметру, днища — брфтик высотой 0,7 см. Высота'сосуда 'в два раза
менее, диаметра, венчика. Диаметр подгона составляет примерно половину диаметра
венчика. В ‘ тесте мелкая ’’ дресва й песок, стенки толщиной 0,4—!0,6 см. Обжиг'
хороший.
Пифосы (рис. 50, 5). Массйвные толстостенные сосуды с коротким1 вертикаль-
ным венчиком и высоким бкруТлйм плечйком. Судя по сохранившимся фрагментам1, со-
суды имели значительный объем основной емкости. Толщина стенок до 1,2 см, в тесте
мелкая' дресва и песок. Обжиг хороший. Размер верхнего края 12—16 см: Орна-
мента. цет.' ' 1' 1 1
Кувшины (рис. 50, 7). Сосуды с высокой шейкой, округлйм туловом и сливом-
носиком на венчике. Ручки, прикрепленные к верхней части горла и в Месте перехода
от шейки к плечику,, овальные в, сечении. Сформованы из хорошо отмученной мер-
гелистой глины, без заметных на глаз примесей. Обжиг горновой.' Толщина стенок до
1,3 ‘см. Кувшины, имеют линейный и волнистый брйамент; а т'Зкже орнамент в вйде
отпёчаткаг«белйчьёго хвостика». . . i
Амфоры (рис. 50, 6). Это специфической формы привозная тарйаЯ Посуда пред-
ставлена на поселении лишь одним фрагментом, хотя в ярославских могильниках от-
мечался факт неоднократных находок амфор.9 Учтенный фрагмент принадлежит свет-
7 Как отмечают некоторые исследователи (см., напр.: М.о.нгайт А: Л. Ря-
занская земля. М., 1961, с. 276), дробцая классификация керамики по форме венчика
бесполезна для хронологических и типологических выводов, ибо’1 форма венчика за-
висела и от быстроты вращения гончарного круга. 1 ..'
8 Сосуды/эти похожи по форме, орнаментации на горшки типа III галицкой
керамики, относимой М. В. Малевской к XII—ХШ вв. — См.: М а л ёв с к а я М. В.
К вопросу о керамике Галицкой земли XII—XIII вв. — КСИА АН. СССР, 1669,
вып. 120, с. 8—9, рис. 3, 4. и
9 Мальм В. А. Культовая и бытовая посуда .из. ярославских могильников.—
В кн.: Ярославское Поволжье X—XI вв., Мп 1963, с. 49.
195
логлиняной амфоре с овальной в сечении ручкой и рифлением в верхней части ту*
лова. Тесто хорошо отмучено, обжиг горновой.
Знаки. На круговой посуде поселения знаки, прочерченные по сырой глине, за-
фиксированы трижды. Два фрагмента горшков варианта А несут на себе знаки в виде
птичьей лапки (рис. 50, 11). Второй вид знаков (рис. 50, 10) учтен па фрагменте
сосуда, типологически неопределимого.
Клейма. Если исключить из рассмотрения вероятные отпечатки оси гончарного
круга, трактуемые иногда в качестве гончарных клейм, то нами найдено всего три
фрагмента днищ сосудов с клеймами, которые могут быть определены типологи-
чески. Два экземпляра имеют клеимо в виде «колеса с шестью спицами» (рис. 50, 8).
Третий экземпляр — днище сосуда с изображением креста с расширяющимися кон-
цами (рис. 50, 9).
Группа II. Парадная посуда. В эту группу объединены фрагменты сосудов
с поливой, ангобированные и имеющие лощение. Представлена двумя формами.
1. Кувшины, фрагменты стенок которых покрыты вертикальными полосами ло-
щения, а ручки имеют вишнево-малиновый ангоб и поперечное, так называемое, «тиг-
ровое» лощение. Фрагмент дна кувшина покрыт поливой. Сформованы из теста того
же качества, что и кувшины без ангоба и лощения. Обжиг горновой.
2. Фрагмент венчика миниатюрного сосудика (видимо, чашечки) с диаметром
верхнего края 8 см, на внешней и внутренней стенках которого нанесена желтая и зе-
леная полива. Сформован из тонко отмученного теста, обжиг горновой.
Функциональное назначение. Большинство фрагментов лепной посуды сохранило
на внутренней и внешней поверхности стенок и дна следы нагара и копоти.
Поэтому значительная часть лепных сосудов может быть отнесена к набору
кухонной утвари. Это же следует сказать и в отношении грубой круговой посуды
среднего размера (диаметр венчика до 24 см). Массивные сосуды-пифосы, а также
горшки с диаметром венчика более 25 см использовались, очевидно, для хранения за-
пасов.
В состав набора столовой посуды входили, видимо, чашеобразные сосуды, ми-
ниатюрные сосудики, часть лепных горшков типа 9, круговые миски, кувшины, а так-
же парадная посуда.
Хронология керамики. Анализ комплексов могильника и поселения дал возмож-
ность определить время бытования типов керамики Тимеревского археологического
комплекса (см. рис. 50). Рассмотрим круг памятников, содержащих сосуды выделен-
ных выше типов.
Аналогии лепным горшкам типа 1 известны в памятниках Северо-Запада конца
I тыс. н. э.10 Сосуды, аналогичные лепным горшкам типа 2, происходят из поздних
длинных курганов Смоленского Поднепровья и Полоцкого Подвинья,11 круглых кри-
вичских курганов с трупосожжениями IX—X вв.,12 а также из курганов с трупосож-
жениями Новгородчины, датируемых либо концом VIII — началом IX в.,13 либо
X в.14
10 Станкевич Я. В. 1) Керамика нижнего горизонта Старой Ладоги.— СА, 1950,
вып. 14, с. 189, 190, рис. 2, 1; 2) Классификация керамики древнего культур-
ного слоя Старой Ладоги. — СА, 1951, вып. 15, с. 220, 221, рис. 1; Лебедев Г. С.
Городец под Лугой (предварительное сообщение). — КСИА АН СССР, 1973, вып. 135,
с. 75, рис. 24 и др.
11 Седов В. В. Длинные курганы кривичей. — САИ, вып. EI—8. М., 1974, с. 26,
табл 22 4 5 7—9 12
12 Седов В. В. Казихинские курганы на р. Великой. — КСИА АН СССР, 1969,
вып. 120, с. 96, рис. 41, 10.
13 Станкевич Я. В. Керамика нижнего горизонта.., с. 201.
14 Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X—XIII вв. М., 1973, с. 23.
196
Керамика, близкая лепным сосудам типа 3, происходит из материалов поселе-
ния у порогов на Волхове, которое входит в состав археологического комплекса
у д. Новые Дубовики. Автор предварительно датирует памятник IX в.15 Аналогичные
сосуды найдены и при раскопках Сарского городища на оз. Неро.16
Лепные горшки типа 7 имеют многочисленные аналогии на памятниках Северо-
Запада конца I тыс. н. э.17 В Тимереве эти сосуды носят, видимо, пережиточный ха-
рактер.
Сосуды, аналогичные лепным горшкам варианта Б типа 9,.обнаружены при рас-
копках Сарского городища.18
Если первые пять типов горшков можно связать с пришлым славянским населе-
нием, то формы приземистых горшков с широким горлом, которое придает им вид
чаш (тип 8), восходят к местным формам.19 Не вызывает сомнений и принадлежность
к посуде финно-угорских народов сосудов с округлым или слегка уплощенным дном.20
Горшки, изготовленные на круге, находят аналогии в слоях Новгорода X —
XI вв.,21 а также многих древнерусских городов.22
Кувшины, аналогичные найденным на поселении и в могильнике, хорошо извест-
ны из материалов болгарских могильников и городищ и датируются IX—XI вв.23
Единственный фрагмент амфоры близок, возможно, к группе амфор IX—X вв.,
по классификации А. Л. Якобсона.24
Изучение керамики как Тимеревского поселения, так и всего Волго-Окского меж-
дуречья имеет большое значение для воссоздания облика материальной культуры на-
селения этого региона в эпоху раннего средневековья. Накопление нового материала
и дальнейшие исследования позволят более детально реконструировать керамическое
производство жителей Северо-Восточной Руси эпохи раннего средневековья.
15 Носов Е. Н. Поселение у волховских порогов. — КСИА АН СССР, 1976,
вып. 146, с. 78, рис. 1, 1.
16 Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья. — МИА,
1961, № 94, с. 106, с. 47, 4.
17 Седов В. В. Новгородские сопки. — САИ, вып. El-8. М., 1970, табл. 13,
/, 2; Станкевич Я. В. Классификация керамики.., с. 221, рис. 1; Смирно-
ва Г. П. Лепная керамика древнего Новгорода. — КСИА АН СССР, 1976, вып. 146,
с. 5, рис. 2; Орлов С. Н. Славянское поселение на берегу р. Прость около Новго-
рода.— СА, 1972, № 2, рис. 3, и др.
18 Эдинг Д. Н. Сарское городище. Ростов, 1928, с._47, рис. 10, А.
19 Горюнова Е. И. Мерянский могильник на Рыбинском море. — КСИИМК,
1954, вып. 54, с. 155, рис. 70, 9—11.
20 Горюнова Е. И. Этническая история.., с. 131, рис. 59.
21 С м и р н о в а Г. П. Опыт классификации керамики древнего Новгорода.—
МИА, 1956, № 55, с. 230—231.
22 Воронин Н. Н. 1) Раскопки в Ярославле, — МИА, 1949, № 11., с. 186;
рис. 9; 2) Оборонительные сооружения Владимира XII века. — Там же, с. 235,
рис. 30, б и др.
23 Геиинг В. Ф., Халиков А. X. Ранние болгары на Волге. М., 1964, с. 76,
рис. 20; с. 166, рис. 26.
24 Я к о б с о н А. Л. Средневековые амфоры Северного Причерноморья. — СА.,
1951, вып. 15, с. 333, рис. 6.
14 285
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
С. В. Красниенко. НАХОДКИ КРЕМНЕВЫХ ИЗДЕЛИЙ
НА ТИМЕРЕВСКОМ ПОСЕЛЕНИИ
Помимо различных предметов, характерных для раннего средневековья, на по*
селении у д. Большое Тимерево было найдено 136 кремневых изделий.1 26 из них
(19% всех изделий) оказались в постройках, хозяйственных и очажных ямах. Ос-
тальные ПО находок обнаружены в пахотном, переотложенном слое.
Кремневый материал, найденный на поселении, имеет неолитический облик. Боль-
шинство изделий (108 экземпляров) представляет собой пластины или сделано на
основе пластины-заготовки. В качестве заготовок было использовано 24 пластины,
72 пластинки и 12 микропластинок. 16 изделий изготовлено на отщепах. 9 предме-
тов— это нуклеусы, отщепы и отходы кремневого производства (рис. 51).
В качестве сырья для изготовления изделий был использован валунный кремень
различных цветов: черный, серый, коричневый, желтый, красный. 4 кремневых изде-
лия сохранили на своей поверхности участки, покрытые коркой.
На поселении найдено 4 нуклеуса, причем все они обнаружены в переотложен-
ном слое. Следуя типологической схеме, предлагаемой Л. Г. Мацкевым,2 найденные
нуклеусы можно отнести к следующим видам:
1. Карандашевидные. Эти нуклеусы по форме близки призме или пирамиде. Они
имеют длину, превышающую ширину в два и более раз. Ширина и толщина их при-
близительно равны. 3 наших карандашевидных нуклеуса имеют приблизительно равные
размеры: длина — 30 мм, ширина—15 мм, толщина—10 мм. По характеру негати-
вов на нуклеусах можно судить о типах снятых с них сколов. Это в основном плас-
тинки и микропластинки. Все нуклеусы двусторонние и одноплощадпые. Ударные
площадки — прямые, подтреугольной или подокруглой формы со слабыми следами под-
правки или сбитости. На одном из нуклеусов видны следы дополнительных сколов.
2. Ладьевидные. Этот вид нуклеусов представлен одним экземпляром. Длина
нуклеуса более чем в 1,5 раза превышает ширину, нижнее и верхнее основания его
заужены. Нуклеус имеет две ударные площадки, но подавляющее большинство ско-
лов сделано с верхней. В пользу этого говорит и то обстоятельство, что верхняя пло-
щадка имеет значительную забитость, нижняя же носит следы подработки. Обе удар-
ные площадки — прямые, подокруглой формы.
37 изделий тимеревской коллекции представляют собой пластины (7 экз.), плас-
тинки (27 экз.) и микропластинки (3 экз.). Различия между ними заключаются лишь
в размерах. Четрверть изделий этого типа найдена в ямах. Ряд пластин имеет следы
ретуши, на некоторых фиксируются признаки использования их в работе. Очевидно,
они использовались как вкладыши для режущих орудий.
Самой многочисленной категорией кремневых находок являются орудия, среди
которых преобладают скребки. Их найдено 64 экземпляра, в том числе 10 в по-
стройках. Они делятся на следующие типы: 1) конусовые с дугообразным рабочим
краем (14); 2) концевые с краевой ретушью (11); 3) концевые с подработкой осно-
вания (12); 4) простые на отщепе (2); 5) подокруглые (2); 6) концевой с прямым
рабочим краем; 7) концевой с выступом; 8) боковой сегментовидный; 9) отщепы с ре-
тушью (5); 10) концевой со скошенным рабочим краем.
Кроме этого, встречаются скребки, сочетающие черты нескольких типов. По ви-
дам заготовок скребки распределились следующим образом: 14 орудий изготовлены
на пластинах, 30 — на пластинках, 4 — на микропластинках и 16 — на отщепах. Раз-
1 В основу данной статьи легла работа, выполненная автором под руководством
доцента кафедры археологии Ленинградского университета Т. Д. Бслановской.
2Мацкевой Л. Г. Опыт типологической классификации микролитической
индустрии Крыма (мезолит—неолит). — СА, 1971, № 1, с. 3—18.
198
меры изделий варьируют от 60 до 100 мм длиной и от 45 до 4 мм шириной. В зави-
симости от размера предмета и предварительной готовности предполагаемого рабо-
чего края, ретушь, оформляющая рабочие края, имеет мелкие (0,5—2 мм), средние
(2—6 мм) и крупные (6—8 мм) фасетки.
На Тимеревском поселении найдено 23 экземпляра орудий в виде пластинок
с приостряющей ретушью. Для всех изделий можно выделить следующие общие чер-
ты приостряющей ретуши: абсолютное преобладание фасеток 0,5—2 мм и лишь еди-
ничные фасетки до 5 мм, прерывистость и однофазность ретуши. В зависимости от
вариантов нанесения ретуши изделия распределяются следующим образом: 1) ретушь
на спинке — 9 экз.; 2) ретушь на брюшке — 6 экз.; 3) ретушь на спинке и брюшке
противолежащая — 5 экз.; 4) ретушь на спинке и брюшке встречная—1 экз.
Ряд изделий имеет отдельные фасетки ретуши, нанесенной по грани спинки
с целью уплощения изделия.
Кроме перечисленных типов кремневого инвентаря в культурном слое Тимерев-
ского поселения найдены отщепы, отходы кремневого производства.
В итоге исследования материала, результаты которого изложены выше, уста-
новлено следующее процентное соотношение находок: 51% составляют скребки;
27% — пластины, пластинки и микропластинки; 16% — пластины, пластинки и микро-
пластинки с приостряющей ретушью; 3%—нуклеусы; 3%—отщепы и отходы про-
изводства.
До конца неясен вопрос происхождения рассматриваемых кремневых изделий.
Возможны два варианта его решения: либо они попали на средневековое поселение
в результате разрушения более ранней неолитической стоянки и использовались
в IX—XI вв., либо и в это время кремневые орудия здесь изготовлялись. Ясно толь-
ко то, что эти орудия использовались в эпоху средневековья, так как найдены они
не только в распаханном слое, но и в комплексах-постройках, очажных и хозяйст-
венных ямах.
Отметим также, что кремневые находки известны в насыпях ярославских кур-
ганов?__________
3 Ярославское Поволжье X—XI вв. М., 1963, прилож.
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
АО — Археологические открытия.
АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа.
БАН — Библиотека Академии наук.
ГИЛА — Государственный исторический музей.
ДПЕЗАНПРОБ — Доклады Переяславль-Залесского научно-просветительного общества.
ЗОРСА — Записки Отдела русской и славянской археологии.
ИА — Институт археологии.
ИАК — Известия археологической комиссии.
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной куль-
туры.
КСИА — Краткие сообщения института археологии.
КСИИМК — Краткие сообщения института истории материальной культуры.
ЛОИА — Ленинградское отделение института археологии.
МАР —Материалы по археологии России.
МИА —Материалы и исследования по археологии СССР.
ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
СА — Советская археология.
САИ — Свод археологических источников.
ТСА РАНИОН — Труды секции археологии Российской ассоциации научно-исследо-
вательских институтов общественных наук.
ЯГВ —Ярославские губернские ведомости.
199
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Рис. 1. Глиняные лапы и кольца в погребаль-
ных памятниках Ростовской земли.
1— Михайловский могильник; 2 — Тимерево; 3 — Пет-
ровское; 4 — Богослово; 5 — Шурскало; 6 — Городи-
ще; 7 — Большая Брембола; 8 — Веськово; 9 — Кус-
тарь: 10 — Шокшово; // — Весь: 12 — Васильки.
Рис. 2, Славянское заселение Волго-Окского междуречья.
I —IX в ; П-Х в.; Ill - XI—XII вв.
200
1_LLLJL:
Рис. 3. Клещинский комплекс памятников.
201
Рис. 4. Размещение Славии, Куявии и Ар-
гании на карте Идриси (I) и рекон-
струкция (II).
Рис. 5. Тимеревский археологический комплекс.
/ — Курганный могильник у д. Большое Тимерево; 2 — поселение; 3 — клад куфиче-
ских монет 1973 г.; 4 — клад куфических монет 1968 г.; 5 —Селище у д. Малое Тн-
мерево; 6—7 — курганные группы у д. Малое Тимерево и Гончарово.
202
Рис & Вещи из распаханного кургана Тимеревского могильника
(1976 г.).
1—3 — фрагменты гребня; 4—5 — весовые гирьки; 6 — железный шип; 7 фраг-
мент ладейной заклепки; 8 — стрела ланцетовидной формы; 9 — бронзовая
деталь конской упряжи или портупеи с изображением борющихся зверей,
[О — меч с перекрестием, украшенным серебряной платировкой, н клеймом на
клиике.
203
ЯРЗ-74г. ГОРИЗОНТ ям
п
Г20')
Я' г"
о/ Кб 5
V^2j37 /К7
II кН ^Г11- L<z' ^КЗ-Е
-1 73/<— ^-153\ ^-<ЬГ N4" 9 'Ъ ^КЗ-А
-167 _ Я1 0 ,ад^ ж
г< Aj -106
0 1 м JZj - 1 5C-Z/ % (О* Н8
Н М Л К И 3 ж Е~~ Д Б д
Рис. 7. Тимеревское поселение. План раскопа 1974 г.
204
Рис. 8. Тимеревское поселение. Находки из раскопок 1974 г. (па-
хотный слой).
/ — железный инструмент—лопаточка: 2 — железный шип; 3 — дужка от замка;
4 — наконечник дротика; 5 — буса горного хрусталя; 6 — бронзовая поясная
бляшка; 7 — фрагмент поясной пряжки; 8 — обломок глиняного грузила; 9 —
бронзовая орнаментированная пластинка с отверстием; 10—13 — бусы — мно-
гочастиая золотостеклянная; четырнадцатигранная горного хрусталя; двух-
частная золотостеклянная; тыквообразная горного хрусталя; 14 — фрагмент
оселка; /5 — железная дужка; 16 — фрагмент ножа; // — шиферное пряслице.
205
Рис. 9. Тимеревское поселение. Находки из раскопок 1974 г. (со-
оружения).
/ — костяная проколка (№ 10); 2 — гребень (№ 2); 3— пружинные ножницы
(№ 11); 4 — просверленная кость животного (№7); 5 — железный пинцет
(№11); 6 — глиняная льячка (№ 10); 7 — железная цепь (№10); 8 — фраг-
мент железного серпа (№ 3); 9 — пряслице розового шифера (№ 10); Ю —
медвежий клык-привеска (№ 10); // — резец лисицы — привеска (№ 10); 12 —
астрагал бобра — привеска (№ 10); 13 — железная игла от фибулы (№ 4);
14 — костяная полусферическая пуговица (№ 10).
206
ЯРЗ-75г
ПЛАН РАСКОПА НА УРОВНЕ ЯМ
Рис. 10. Ти-
меревское по-
селение. План
раскопа 1975 г.
Восточная
часть.
Рис. 11. Тимеревское поселение. План раскопа 1975 г. Западная часть.
208
Рис. 12. 1имеревское поселение (1975 г.).
(№ 241 19 “ пахотный СЛОЙ): 4 —железная поясная
Л.'Х.
СЛОЯ.
209
Рис. 13. Тимеревское поселение (1975 г.).
1—8 — наконечники стрел (пахотный слой и №40); 9—12 — оселки (пахотный
слой и № 13, 18); 13 — бронзовая деталь сбруи (портупеи?) со звериными мас-
ками (пахотный слой); 14 — фрагмент бронзовой цепочки (№ 17); 15 — фраг-
мент серебряной фибулы (пахотный слой); 16— обломок бронзового орнамен-
тированного браслета (№ 9); /7 — бронзовое височное кольцо (№35); 18 —
серебряное височное кольцо (пахотный слой); 19—фрагмент железной грив-
ны (пахотный слой).
210
Рис. 14. Тимеревское поселение (1975 г.). Изделия из кости.
/ 2 — проколки (№№ 33—24); 3 — орудие (№ 24); 4 — орнаментированная руч-
ка (№26); 5—нгла (№ 15); 6—7 — игольники (№ 24, 25); 8 — псалий (№ 3);
9 — астрагал — привеска (№34); 10— пуговица (№ 15); // — фрагмент ручки
(пахотный слой).
21 h
Рис. 15. Тимеревское поселение (1975 г.). Постройка Яг 8. Топоры.
Рис. 16. Тимеревское поселение (1975 г.). Постройка № 8.
/ — серебряная привеска; 2 — литейная формочка; 3 — бронзовая лировидная поясная пряжка; 4 —
серебряная пластинка с кружковым орнаментом; 5 — костяной гребень; 6 — железная поделка; 7 —
железная игла с ушком; в —железный гвоздь; S — железный рыболовный крючок; 10 — фрагмент
браслета черного стекла; // — костяная игла с ушком; 12 — привеска из астрагала барана; 13 —
просверленный позвонок рыбы.
212
Рис. 17. Тимеревское поселение (1975 г.). Постройка № 13.
/ — обломанный ключ-лопаточка; 2 — бронзовый перстень с изображением птицы на
щитке; 3 — серебряный перстень; 4 — бронзовая копоушка; 5—7 — гребни и фрагмент
накладки; 8 — костяной инструмент; 9 —оселок; /0—фрагмент замка;
// — железная игла с обломанным ушком; 12— железная игла; 13 —
фрагмент наконечника стрелы; 14 — шиферное пряслице; 15 — обломок астрагала
бобра-привескн; 16 — бронзовая перевитая проволока с петельками на концах.
213
Рис. 18. Тпмеревское поселение (1975 г.).
Глиняные грузила (№ 18, 20).
Рис. 19. Тимеревское поселение (1975 г.). Изделия из кости и пряслица.
/ — орнаментированный гребень с высокой спинкой (№ 6^); 2 — копоушка ((№ 24); 3—5—фраг-
менты гребней (№ 18, 15, 17); 6 — орнаментированная накладка от гребня (пахотный слой); / —
шахматная фигурка (№ 15); 5 —костяная поделка (№24); 9 — глиняное пряслице, украшенное
зеленой поливой (№ 33);- 10—11 — шиферные пряслица (№№ 10, 15); 12—13 — пряслица из глины
(№№ 25. 5).
214
к ЯРЗ-76 РАСКОП- А -1, ВОСТОЧНЫЙ СЕКТОР, ПЛАН ЯМ +39 Йя7 '~у+28 ♦io< к ?+9 -28 й -10 t'° I । I I ^eLi c? J/ soJ
и 40 0 40см Ж ( ( ( < и . 5 • \ ’~ -10 Т » ‘ Ъ1 В . ... 1) и-16' '
3 *+8 8 -6^ У Ж <20, -2^ J3’A® -30^ - ?«T5 —
ж -10 (g? _ i£ & -j!| “4o f***“w—<—* ж
Е . J
10 9 8 7 6 5 4 3 2 1
to
СЛ
Рис. 20. Тимеревское поселение (1976 г.). План раскопа А, участок 1.
ЯРЭ-76Г
РАСКОП А -2, ВОСТОЧНЫЙ СЕКТОР
ПЛАН ЯМ
40 0 40см
18
17
16
15
to
00
Г
А
д.
В
б
Рчс. 21. Тимеревское поселение (1976 г.). План раскопа А, участок 2.
ЯРЭ-76г А 1 РАСКОП Б , ЗАПАДНЫЙ СЕКТОР ПЛАН ЯМ К 26,27,28,29,30,31,32,ЗЗА А w га?1 Xs Г /•
2 40,0 40 см *к ЯЗЗ -J) ) • гщМ^. (С -5^ -63_^)
3 ^хз, 1 Х26^4
4 ' *3 и© у s.Nr32 У^С
5 м
К И 3 Ж Е Д г В Б А
Рис. 22. Тимеревское поселение (1976 г.). План раскопа Б.
to
to
А Б в где
Рис. 23. Тимеревское поселение (1976 г.). План раскопа В.
220
Рис. 24. Тимеревское поселение (1976 г.). Находки из пахотного
слоя.
/ — копье; 2 — сошник; 3 — фрагмент железного пинцета; 4 — фрагмент замка;
5 —заклепка; 6 — обломок серпа; 7 — железная игла; 8 — фрагмент желез-
ной цепочки.
221
Рис. 25. Тимеревское поселение (1976 г.). Находки из пахотного
слоя.
/_3—ножИ; 4 _ свегец; 5—7 —стрелы; 8— бронзовая поясная бляшка; 9 —
бронзовая поделка (деталь весов?); 10 — оселок; //-ключ-лопаточка; 12 —
фрагмент замка; 13—15 — шиферные пряслица.
222
Рис. 26. Тимеревское поселение (1976 г.). Находки из построек.
/—2—гребни (№9); 3— копоушка; 4—5— наконечники стрел (№ 32, 25); 6—
Л—проколки (№ 9, 21); 9 — острие (№21); 10—11 — кочедыки (№ 21, 9);
/2 —накладка от гребня (№43); 13—14 — иглы (№ 21).
223
Рис. 27. Тимеревское поселение (1976 г.). Находки из построек.
1 — иож (№ 27); 2 — ключ (№ 19); 3— деталь замка (№ 17); 4 — ушко (№ 45);
5 —личина замка (№19); 6—7 — стрелы (№№ 31,35); в —бронзовая бляшка
(№ 28); 9 — шиферное пряслице (№28); 10— глиняное пряслице (№ 21); 11 —
железный инструмент (№ 19); /2 —железная скоба (№29); 13 — калачевидное
кречало (№ 2).
224
Рис. 28. Тимеревское поселение (1976 г.). Постройка № 52.
/ — костяная проколка; 2 — железный нож; 3—7 — железные инструменты; 8 —
железный пинцет; 9—10 — наконечники стрел; 11 — глиняное пряслице; 12 —
фрагмент ложновитой железной гривны; 13—14 — шиферные пряслица; 15 —
костяной гребень; 16—17 — копоушки; 18—19 — астрагалы с просверленными
отверстиями; 20 — орнаментированная глиняная поделка.
225
4
Рис. 29. Тимеревское поселение (1976 г.).
1—2 — костяные наконечники стрел (пахотный слой); 3 — орнаментированная
костяная проколка (№21); 4 — фрагмент гребня (пахотный слой); 5— фраг-
мент бронзовой подковообразной фибулы с закрученной головкой (пахотный
слой); 6 — бронзовый бубенчик (№ 21); 7 — обломок бронзовой позолоченной
фнбулы в виде звериной маски (пахотный слой); 8 — бронзовая ажурная при-
веска (пахотный слой); 9 — бронзовая привеска в виде бутылочки (№24);
Ю — бронзовая позолоченная поясная бляшка (№ 21); 11—12 — бронзовые
поясные бляшки; /3 — копоушка; /4 — бронзовая поясная бляшка; 15 —
бронзовая орнаментированная пластинка; 16 — бортик бронзового сосуда; 17 —
бронзовая поделка квадратной формы с петельками для привешивания; 13 —
копоушка (все из пахотного слоя); 19 — копоушка (№ 43).
л
к
и
3
ж
Е
А
г
в
Б
ЯРЭ-77Б ПЛАН ЯМ УЧАСТКА Я1 ♦186 । ^=5-208 К ЯРЭ-77Б ПЛАН ЯМ УЧАСТКА Я 2
гоо адс ♦1 Я 5-163 1 И с 20 0 40 LLU ♦20 Л 7 \Я20
*2С +181 7 116 3 ♦204 132^5я ♦181-<. 21
ж ♦200 ♦173-^ Я22
кгх Е
♦166^*180 *П8^189 я4 a v86 ♦198 ИГ £-♦158 Я?-,,- ‘’56^ds *162^ZH ♦156 JJ4.W ^=4129
*170 М66-+186 ..П^Я5 ▼♦194 0 ’ " 8 Г +W4 ♦163
$'Я6 '♦164 Я1 0 485 +1 36 ?Я9 В ЛЯ13 Эй Н50 ^v8°2 ♦180,
’,8т/с^ ♦16о" & *164^^ ♦180т ♦15) 1 ▼7-J УЯ11 И4о ♦ 135 w—5 Я13 *180 ч460» Б ) 63 +174 язз ♦176 ЬЯ37 +1614/Л Я38^3 . ♦и/Я'"' НИ
♦170 ^*121 // +140 Z // 7 и 1 +150 т£ J/^/f _«Ч</+120 3-/<172 2 А и57 V ^ГЯ35 ^♦148 ♦163^ ‘ *172/ Т V ♦150 J? JIА ^Ж36
7+169 А' И68>^4 K42VJ ♦170v
12 3 4 5 6789
10
227
л
к
и
3
ж
11 12 13 14 15 16
Рис. 30. Тимеревское поселение (1977 г.). План раскопа Б.
228
Рис. 31. Тимеревское поселение (1977 г.). Плаи
раскопа В, участок 1.
229
' 1 ’131 •138 I [М. К // ЯРЭ ПЛАН •77В УЧАСТКА Я2
яма 6 кВ к21 ^\Я61 . •137 kZ 2/*У0/?// zv T//7J '•чк ( * ’v\h •5ч) \ I 62 200 40
К'20 *'т< .Я63 vY»11
XZH47 L 'Л-
3
‘124 1^Я70 С*Эуз° - Я66-Б /=^*15К
. Тбо/Л /‘121J •136
Я 64 ’32 /В •143/ \ *f \ '<3б' '•3 > j\fg7X l 136У\*м У )/я иа 6 к8. _
7 *102 ♦Ж й
(Г‘ 'J л f ’6S ,• _ *120 ‘12 _ZzS& ХЯ67-А
Рис. 32. Тимеревское поселение (1977 г.). План раскопа В, участок 2.
230
*+72
+ 69
<*>Я82
+59
Ф)Я81
ЯРЭ-77В
ПЛАН ЯМ УЧАСТКА КЗ
п о
НМЛ
Рис. 33. Тимеревское поселение (1977 г.). План рас-
копа В, участок 3.
231
ЯРЗ-77В ПЛАН ЯМ УЧАСТКА К4 с fc. ч^У L
?00 40 UMJ у ;sg . тч Е
‘10 •Ш N99 я *3 7^81 ЛЛ (/ V >6
К102 й
Я 93 ‘86,\ ja £Я95 V 9? Ar=
<&> ‘70 ►80 xw 4 H04 У’ K108X^ ►iet< K1O6/^
’ 1192 &J--H ‘77-© Я91 J Я9' ‘7Ц Л *57 V JX-—<— кзТ4 75 Ь?0 Г < и *86ft +7Q V (
“А Ла ‘гМ ^Я90 —<56
W * |р52 7 Ч°/^Я86 W ’6 ‘60
‘75 Э$Я81 *75 ‘63iAJ 188 т‘53 Я107
КИЗЖЕДГВЬА
Рис. 34. Тимеревское поселение (1977 г.). План раскопа В, участок 4.
232
Рис. 35. Тимеревское поселение (1977 г.). План раскопа Г.
16 285
233
Рис. 36. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскопы А и Б. Пахот-
ный слой.
1 — часть конских удил; 2 — стрела трехгранная; 3 — астрагал бобра-приве-
ска; 4 — железный инструмент; 5 — нож; 6 — бронзовый граненый предмет
с отверстием; 7 — железное ушко; 8 — железный рыболовный крючок; 9 —
фрагмент топора; 10 — ладейная заклепка; 11—13 — оселки.
234
Рис. 37. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп Б. Пахотный слой.
J — железный молот; 2—3—пробойники; 4 — астрагал барана-привеска; 5 —
ключ; 6—7 — шипы; 8—9— фрагменты ланцетовидных стрел; 10— нож; И—
костыль; 12 — личина замка; 13— металлическое грузило; И—гвозди.
235
Рис. 38. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп Б. Находки из
построек.
/ — железный серп (№32); 2 — острога из ребра животного (№23); 3 — же-
лезный рыболовный крючок (№ 35); 4 — фрагменты железной цепочки (№ 23);
5 — астрагал барана-привеска (№23); 6 — льячка глиняная (№4); / — кала-
чевидное кресало (№ 33); 8— железная стрела (№№ 12—13).
236
Рис. 39. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп Б. Находки из построек.
/ — железный инструмент с концом в виде лопаточки и полой рукоятью (№ 29); 2—3 — костя-
ные проколки (№ 17); 4 — костяная игла с ушком (№ 17); 5 —бронзовое ушко от сосуда
(№ 17); б —железная игла с ушком (№ 17); 7 —железный инструмент (№ 42); в —нож <№ 17);
9 — проколка (№ 29); 10 — нож (№ 17);// — костяная поделка с граффити—подставка под шах-
матную фигурку (№ 17); 12 — костяная орнаментированная копоушка (№ 17).
237
Рис. 40.’ Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп В. Пахотный слой.
1 — нож; 2 — деталь плети; 3 — железное ушко; 4 —стрела бронебойная; 5 — фут-
ляр для фитиля; 6 — фрагмент бронзового перстня; 7 — пряжка бронзовая; 8—
9 — костяные наконечники стрел; 10— фрагмент накладки гребня; // — амети-
стовая вставка от перстня с арабской надписью «клянусь аллахом»; 12— фраг-
мент костяной поделки с изображением меча; 13 — железная игла с петлей на
конце; 14 — фрагмент железной подковообразной фибулы; /5—бронзовая нгла от
фибулы орнаментированная; 16—17 — оселки; 18—19 — шиферные пряслица.
238
Рис. 41. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп В. Пахотный слой.
/ — тесло; 2 — пешня.
239
Рис. 42. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп В. Постройки.
1—3— проколки (№ 59, 47, 68): 4 — бронзовая игла с ушком (№71); 5 —
игла костяная с ушком (№ 68): 6 — костяной игольник (№68); 7—10— ножи
(№ 62, 53, 45, 71); //—крестик бронзовый нательный с изображением рас-
пятия (№67); 12—13 — шиферные пряслица (№ 75, 62); 14 — глиняное пряс-
лице (№ 64); 15—16 — оселки (№69, 71); 17—21 — привески из астрагалов
бобра (№ 51, 48, 64, 106, 48); 22—23 — привески из астрагалов барана
(№ 107, 59).
240
Рис. 43. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп В. Постройки.
1 — железное орудие (№ 51); 2—3— глиняные орнаментированные грузила (№ 71„
104); 4 — коленчатый ключ (№ 106); 5—ключ-лопаточка (№ 4); 6—1 — нако-
нечники стрел (№71, 62); 8— бронзовый проволочный перстевь с завязанны-
ми концами (№98); 9 — бронзовый перстень с рисунком на щитке (№ 48);
10 — калачевидиое кресало (№ 62).
Рис. 44. Тимеревское поселение (1977 г.).
1—3 — ножи (пахотный слой); 4 — скрамасакс (№ 72); 5 —ложкарь
(№113); 6—7— ножи (пахотный слой); 8 — рыболовный крючок (па-
хотный слой); 9 — нож (№ 119); 10 — стрела (№62).
242 ,
Рис. 45. Тимеревское поселение (1977 г.). Раскоп Г и пахотный слой.
/—2 — проколки (пахотный слой); 3-—железный браслет (Хе 119); 4 — юве-
лирный 'молоточек (№ 109); 5—6 — стрелы (пахотный слой, № 123); 7 — осе-
лок (пахотный слой); 8 — железный инструмент (№ 119); 9 — клык с отвер-
стием для привешивания (№ 116); 10 — клык с надпилом для привешивания
(№108); // — калачевидное кресало; /2 — шип; 13 — шиферное пряслице
(все — пахотный слой).
243
Рис. 46. Тимеревское поселение (1977 г.). Находка иа Александро-
вой горе (1977 г.).
/ — роговой гребень; 2 — гребень (№13); 3 — гребень (№64); 4 — костяная
поделка е изображением головы животного (№ 71); 6 — отбойник из рога
(№ 53).
244
Рис. 47. Бусы Тимеревского поселения.
/ — мозаичная синего стекла с белыми прожилками (1977 г. — пахотный слой); 2 —
мозаичная зеленая (№ 32 — 1976 г.); 3 — мозаичная (№ 17— 1975 г.); 4—7 — глазча-
тые (№ 32— 1976 г.; № 6, 13, 18— 1975 г.); 8—13 — глухого стекла (1977 г. — пахот-
ный слой; 1975 г. — пахотный слой; № 52 — 1976 г.; № 18 — 1975 г.; 2 экз. — 1975 г. —
пахотный слой); 14 — стеклянная трехчастиая желтая (№ 102— 1977 г.); 15—16— си-
него стекла (№ 21 — 1976 г.; 1975 г. — пахотный слой); 17—18 — зеленого стекла
(№ 21 — 1976 г.; № 13— 1975 г.); 19—20 — синего стекла миогочастные (№52 —
1976 г.; 1975 г. — пахотный слой); 21—23 — прозрачные стеклянные (№ 86— 1977 г.;
№ 21 — 1976 г.; № 6— 1975 г.); 24—25 — синего стекла (1977 г. — пахотный слой;
№ 21 — 1976 г.); 26 — серебростекляииая миогочастная (1975 г. — пахотный слой);
27—30 — сердоликовые (№ 9— 1976 г.; № 18, 10— 1975 г.; № 32— 1976 г.); 31—36 —
горного хрусталя (№ 8, 17 и пахотный слой — 1975 г.; № 21 — 1976 г.; пахотный
слой — 1977 г.; № 13— 1975 г.); 37—38 — фрагменты стеклянных браслетов — черный
гладкий (№ 11 — 1975 г.) и зеленый крученый (№ 52— 1976 г.).
245
Рис. 48. Некоторые типы построек Тимеревского поселения.
Рис. 49. Лепная керамика Тимеревского поселения.
246
Рис. 50. Круговая керамика, клейма и хронология керамики Тпмеревского поселения
и могильника.
247
y/TTTn^i
Рис. 51. Кремневые изделия
1—3 — нуклеусы; 4—6 — скребки;
сколы.
Тимеревского поселения.
7—17 — пластинки; 18—24 —