Н.А. ЕРОФЕЕВ
ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Серия «Проблемы науки
и технического прогресса»
Н. А. ЕРОФЕЕВ
ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва 1976

В предлагаемой вниманию читателя книге автор
освещает некоторые итоги развития исторической
науки за последние десятилетия, рассказывает о ме-
тодах и приемах работы историка, о наиболее важных
методологических и философских проблемах истори-
ческой науки, пытается охарактеризовать место ис-
тории в системе наук, определить, какова ее роль в
современном обществе, в идеологической борьбе.
Н. А. Ерофеев — доктор исторических наук, стар-
ший научный сотрудник Института всеобщей истории
Академии наук СССР, специалист по новой и новей-
шей истории Великобритании. Его перу принадлежат
книги «Чартистское движение в Англии» (М., 1960),
«Народная эмиграция и классовая борьба в Англии
в 1825—1850 гг.» (М., 1962), «Промышленная револю-
ция в Англии» (М., 1963), «Закат Британской импе-
рии» (М., 1967) и другие, а также ряд научно-иссле-
довательских статей.
Ответственный редактор
академик
А. Л. НАРОЧНИЦКИЙ
© Издательство «Наука», 1976 г.

К ЧИТАТЕЛЮ
В основу книги положен курс лекций, который несколько
лет автор читал на историческом факультете Московско-
го государственного университета. Курс читался не толь-
ко студентам, но и аспирантам, и преподавателям — лю-
дям разных поколений, обладающим разным опытом и
разной подготовкой.
По ходу дела возникали вопросы, завязывались дис-
куссии. Те, кому читались лекции, специализировались в
области всеобщей истории, в этой области работает и ав-
тор, чем и объясняется круг привлеченных материалов.
И всеобщую историю, и сегодняшние острые проблемы
зарубежной исторической науки мы обсуждали с позиций,
которые занимают историки нашей страны.
И еще одно. Слово «история» имеет два основных
значения: это — то, что было в прошлом (история-кото-
рая-происходила), и знание о том, что было (история-кото-
рая-пишется). Во всех случаях, когда это в тексте не
оговорено, имеется в виду история во втором смысле слова.

Глава 1
ОТ МИФА К НАУКЕ
Для того чтобы лучше понять сущность, содержание и
основные черты современной исторической науки, необ-
ходимо хотя бы коротко рассказать о пути, пройденном
ею до сих пор. Как известно, именно исторический под-
ход к любому явлению помогает раскрыть его сущность.
РОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ
Элементы истории в форме песен и легенд прослежи-
ваются в глубокой древности у всех народов. Постепенно
из этих элементов складывался связный рассказ, повест-
вование о реальных событиях, расставленных во времен-
ной последовательности.
Важнейшей из предпосылок для возникновения связ-
ного повествования о прошлом явилось осознание времени
как непрерывного и необратимого процесса. Понима-
ние это постепенно углублялось. Изучение детской психо-
логии показало, что у ребенка оно возникает лишь на оп-
ределенном этапе физического и умственного развития.
Причем вначале представления ребенка о времени не очень
отчетливы: прошлое для него — это все то, что было рань-
ше настоящего. Лишь постепенно оно дифференцируется,
и то, что было вчера, отделяется от того, что было по-
завчера. По-видимому, сходный путь к пониманию време-
ни должен был проделать и древнейший человек: наблю-
дения этнографов над народами, которые задержались на
ранних ступенях общественного и культурного развития,
подтверждают это.
Архаическое понимание времени сильно отличается от
нашего и поэтому может показаться странным и непонят-
ным. Например, события прошлого — отдаленного и близ-
кого — в глазах древних людей легко могли меняться
4

местами. Вообще за пределами настоящего и совсем недав-
него прошлого они ориентировались весьма приблизитель-
но. Кроме того, у них отсутствовало понимание линейно-
сти времени, его движения и необратимости. Известно,
что наши предки связывали смену циклических фаз луны,
солнца и звезд с постоянным возвращением и повторени-
ем определенных событий. Для первобытного человека
вместе с луной исчезало и время. Затем оно возвраща-
лось или возрождалось — уже в ином, «очищенном»
виде. Ритуальные пляски имели целью вернуть луну на
место и с ней вернуть время. Когда колдун совершал
обряд заклинания над умирающим месяцем, он был убеж-
ден, что такими действиями помогает месяцу возродить-
ся. Он воспринимал время как повторяющуюся реаль-
ность, а свои действия рассматривал как необходимое ус-
ловие повторения этой реальности. Настоящее казалось
простым повторением того, что уже было, и только поэто-
му имело значение.
Обряды и ритуальные действия, которыми сопровож-
дались все важнейшие события в жизни человека — рож-
дение, брак, смерть и т. д., имели целью воссоздание
реального прошлого, представлялись повторением какого-
то события, в котором участвовали боги и герои. В то же
время обряды и ритуалы связывали прошлое с настоя-
щим. Это отвечало убеждению людей в неизменности су-
ществующего, в его постоянном повторении.
Другой чертой архаического сознания был его мифо-
логический, религиозный характер: реальное прошлое,
даже сравнительно недавнее, незаметно переходило в ле-
генду и на каждом шагу смешивалось с нею. Религия
освящала настоящее, связывая его с прошлым, и таким
образом поддерживала преемственность взглядов и инсти-
тутов.
Служители культа сделали знание прошлого своей
привилегией. При их поддержке правители окружали свое
происхождение легендой, возводили свою родословную
прямо к богам и полумифическим героям и этим укрепля-
ли свое господство.
Архаическое представление о времени было вполне ес-
тественным для общества, где изменения происходили
очень медленно, почти незаметно для современников. Ощу-
щение изменчивости окружающего возникло в результате
ускорения ритма общественной жизни.
8

Важную роль в осознании хода времени сыграло изо-
бретение письменности: она позволила людям дольше со-
хранять в памяти реальные факты, как бы удлинила
прошлое и более резко отделила его от легенды. Конеч-
но, письменная история не могла возникнуть сразу. Как
справедливо заметил известный немецкий ассиролог
Г. Винклер, «письменной традиции должен был предшест-
вовать длительный период, в течение которого научились
формулировать мысль для передачи ее в письменной фор-
ме и затем связно ее излагать. Чтобы письменные сви-
детельства стали возможными, надо было пройти эти эта-
пы» 1.
Историческое повествование возникло вначале в фор-
ме летописных записей. Эти записи преследовали вполне
практические цели: сохранить в памяти народа все то,
что тогда казалось существенным и важным. Так, храмо-
вые записи в Древнем Египте фиксировали наблюдения
за небосводом и разливами Нила, что имело жизненное
значение для страны, земледелие которой зависело от
этих разливов. Секрет письменности долго оставался моно-
полией служителей культа. В их среде ранее всего и на-
чали писать летописи. Многие из летописцев были иск-
ренне убеждены в том, что их дело — служение богу.
Вот как в драме Пушкина монах излагал свой взгляд
на задачи летописания:
...В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны...
В действительности летописцы, разумеется, вовсе не
являлись бесстрастными наблюдателями: они были нераз-
рывно связаны с жизнью современного им общества, от-
ражали интересы определенных классов того времени.
История как самостоятельный жанр литературы воз-
никла в Древней Греции на рубеже VII и VI вв. до
1 Н. Winckler. History of Babylon and Syria. N. Y., 1910. Цит. по
кн.: 7. W. Thompson. A History of Historical Writing, vol. 1
N. Y., 1942, p. 3.
6

н. э. Греческое слово «история» («рассказ») имело два
значения — широкое и узкое. В широком смысле история
означала вообще всякое описание. Аристотель под истори-
ей понимал систематическое изложение сведений о при-
родных явлениях: его описательная зоология носила наз-
вание «История животных», а ученик Аристотеля Теоф-
раст свою описательную ботанику озаглавил «История рас-
тений». В узком смысле под историей понимали рассказ
о том, что имело место в прошлом.
Развитию исторического жанра способствовали рост
торговли и установление международных связей, а также
активная общественная жизнь Древней Греции. Ранние
историки — они получили наименование логографов (от
слова «логос» — «слово») — излагали главным образом ис-
торию отдельных городов или местностей. Большое внима-
ние они уделяли фактам тогдашней политической и эко-
номической жизни, войнам и дипломатии. Пересказывая
мифы, логографы пытались истолковать эти мифы рацио-
нально. Один из наиболее известных логографов Гекатей
Милетский (ок. 546—480 гг. до н. э.) писал: «Я хочу
рассказать здесь о том, что мне кажется правдой» 2. Впро-
чем, это ему не удалось.
Первым крупным историком Древней Греции был Ге-
родот из Галикарнаса (между 490 и 480—425 гг. до н. э.),
который свое сочинение посвятил главному событию той
эпохи — греко-персидским войнам. Геродота от его пред-
шественников отличали обширные географические позна-
ния и разносторонние интересы: он подробно описывал
различные народы, их быт, нравы и институты. Широта
и полнота этих сведений дают ученым основание считать
Геродота и первым серьезным этнографом.
Геродот не только описывал факты, он пытался про-
никнуть в глубину явлений, в частности, проследить ха-
рактерные черты, отличающие цивилизации Греции и Во-
стока; причину греко-персидских войн он искал в проти-
воположности этих цивилизаций. Глубина мысли, умение
облечь свой рассказ в великолепную литературную форму
обеспечили Геродоту почетный титул «отца истории».
Следующий шаг в развитии жанра исторического по-
вествования сделал младший современник Геродота — Фу-
кидид (ок. 460—395 гг. до н. э.), автор «Истории Пело-
2 Цит. по кн.: P. Salmon. Histoire et critique. Bruxelles, 1969, p. 15.
7

поннесской войны». Политический деятель и участник
войны, Фукидид решительно отвергал ссылки на рок и
вмешательство богов в дела людей, объявляя это суевери-
ем: будучи учеником софистов, он, подобно им, скептиче-
ски относился к религии. На первое место Фукидид выд-
вигал точность и достоверность повествования, признавая,
что это сопряжено с большими трудностями, прежде все-
го из-за ненадежности свидетельских показаний. «Люди,—
отмечал Фукидид,— перенимают друг от друга предания
о прошлом одинаково, без всякой критики», причем на их
рассказ оказывают влияние их симпатии, а память людей
ненадежна. Поэтому каждый из них излагает события по-
своему, искажая правду. Исходя из этого, подчеркивал он,
«я не считал согласным со своей задачей описывать то,
что узнавал от первого встречного, или то, что я мог
предполагать, но записывал события, очевидцем которых
был сам, и то, что слышал от других после точных, на-
сколько возможно, исследований относительно каждого
факта, в отдельности взятого» 3.
Много внимания точности рассказа уделял и Полибий
(ок. 201 — ок. 120 гг. до н. э.), автор сорокатомной «Ис-
тории». Полибий важнейшей задачей истории считал
поиск и изложение причин событий и явлений. «Ибо про-
стое описание происходившего,— писал он,— тоже инте-
ресно, однако оно не поучает: изучение истории стано-
вится плодотворным, лишь когда рассказ дополнен изло-
жением причин» 4.
Греки отводили истории важное место, считая, что
она учит людей на основании прошлого опыта. Полибий
называл историю «учительницей жизни». Дионисий Гали-
карнасский (I в. до н. э.) высказал иными словами эту
же мысль, когда заявил, что история — та же философия,
но оперирующая примерами.
Таким образом, греческие историки значительно рас-
ширили круг своих интересов, углубили анализ причин
событий прошлого, сделали попытку положить в основу
рассказа точные наблюдения и во всех этих отношениях
далеко опередили другие народы.
Однако при всем том греческая историческая мысль
страдала и серьезными недостатками. Основную задачу
3 Фукидид. История, I. M., 1915, стр. 15—16.
4 Цит. по кн.: J. W. Thompson. Op. cit., p. 58.
8

истории греки все-таки усматривали в собирании фактов
прошлого и их простом пересказе: история должна была
продлить воспоминание, оживить его по аналогии с па-
мятью отдельного человека. «Геродот из Галикарнасса соб-
рал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события
с течением времени не пришли в забвение, и великие и
удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров
не остались безвестными, в особенности же то, почему
они вели войны друг с другом»,— такими словами начина-
ет свое повествование автор «Истории» 5.
Считая историю одним из видов искусства наряду с
поэзией, музыкой и танцами (Клио, дочь богини памяти
Мнемозины, считалась музой истории), греки придавали
очень большое значение форме исторического рассказа.
Аристотель утверждал: историк и поэт «различаются тем,
что первый говорит о действительно случившемся, а вто-
рой — о том, что могло случиться. Поэтому поэзия фило-
софичнее и серьезнее истории: поэзия говорит о более
общем, история — о единичном» 6. Фукидид, критикуя сво-
их предшественников, подчеркивает, что они стремились
в первую очередь вызвать у слушателей интерес, а не
добраться до истины. Однако даже Фукидид, больше, чем
другие, заботившийся о точности излагаемых фактов, при-
бегал в своем труде к такому приему, как сочинение
пространных речей от имени действующих лиц. В них он
излагал те мысли и соображения, которые, по его мне-
нию, должны были ими руководить.
Кроме того, на представления греков сильное влияние
оказывала вера в то, что рок, судьба, сверхъестественные
силы постоянно вторгаются в человеческую жизнь. От
влияния мифологизма не избавился и Фукидид, самый
последовательный скептик.
Греческая мысль не порвала и с идеей циклического
развития, развития по замкнутому кругу. Фукидид, изла-
гая причины, побудившие его взяться за перо для изло-
жения войны между пелопоннесцами и афинянами, писал,
что его историю «сочтут достаточно полезной все те, ко-
торые пожелают иметь ясное представление о минувшем,
могущем по свойству человеческой природы повториться
когда-либо в будущем в том же самом или подобном
5 Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972, стр. 11.
6 Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1961, стр. 67—68,
9

виде» 7. «В греческом уме,— отмечает французский ис-
следователь,— полностью отсутствует идея изменения че-
ловечества во времени и через посредство времени, идея
его свободы и изменения посредством собственной дея-
тельности» 8. События не имели для греков индивидуаль-
ности, т. е. места во времени: отсюда характерная черта
греческой историографии, удивляющая нас,— полное от-
сутствие дат и точной хронологии событий.
Историография Древнего Рима явилась продолжением
греческой традиции, и римские историки сами признава-
ли это. Греческий историк Лукиан Самосатский (ок. 120—
180) в своем произведении «Как следует писать исто-
рию» высмеивал своих римских современников за то, что
они стремятся подражать Фукидиду, не владея его ис-
кусством, и обвинял их в невежестве. В действительности
римские историки не только восприняли важнейшие до-
стижения греков в этой области, но сделали известный
шаг вперед: они более точно датируют факты и события,
больше внимания обращают на хронологию. В то же время
в их работах при объяснении происходившего по-прежне-
му решающую роль играют рок и воля богов, а досто-
верные факты причудливо переплетаются с легендами. Та-
цит (ок. 50 — ок. 120) много места отводит чудесным
знамениям и явлениям природы. Римские историки не
пошли дальше греков и во взглядах на задачи истории:
в ней они продолжали видеть увлекательный рассказ, ма-
териал для нравственных поучений. Дальше этого истори-
ческая мысль античных рабовладельческих обществ не
продвинулась.
В целом же античность явилась важным этапом в
развитии истории, и современная европейская историо-
графия является прямой ее наследницей. Письменные па-
мятники неевропейских народов — Китая, Индии, доко-
лумбовой Америки, Ближнего и Среднего Востока — сви-
детельствуют о развитии у них исторического мышле-
ния, однако европейская мысль слишком поздно познако-
милась с достижениями этих цивилизаций, чтобы они ока-
зали на нее сколько-нибудь заметное влияние.
7 Фукидид. Указ. соч., стр. 16.
8 F. Chatelet. Naissance de l'histoire. Paris, 1962, p. 22.
10

СЛУЖАНКА БОГОСЛОВИЯ
Период, наступивший после падения Рима, характери-
зовался медленным развитием производительных сил и по-
литической раздробленностью. В жизни общества господ-
ствовала традиция, преклонение перед стариной. Церковь
и светские князья искали в старине основание для сво-
ей власти. Все имущественные права и привилегии по-
коились на старинных документах, древность считалась
самым сильным аргументом.
Церковь, опираясь на традицию, цепко владела умами
людей. Она преследовала всякие нововведения, всякое
проявление независимости мысли, и в особенности скепти-
цизм. Решительно осуждая «язычество», она добивалась
полного разрыва с античностью.
В культуре феодального общества истории отводилась
весьма скромная роль — подкреплять догматы церкви, по-
литику феодальных правителей. Хронист Ордерик Вита-
лий (1075 — ок. 1143) в своей «Церковной истории»
так определял задачи историка: «В историческом труде все
должно быть изложено во славу творца и подлинного
руководителя всех вещей. Ибо предвечный создатель и по-
ныне непосредственно направляет всю историю чудесным
образом» 9. Средневековый историк и схоласт Иоанн Сол-
сберийский (ум. в 1180 г.) высказывал мнение, что исто-
рия необходима, поскольку «зрелище прошлого помогает
нам... понять планы и намерения бога» 10.
В этих условиях история влачила жалкое существова-
ние «служанки теологии». Авторитет Библии считался не-
пререкаемым, и сомневаться в ее положениях было опас-
ным. По Библии сверяли все факты прошлого и строили
историческую хронологию, ее авторитет оказывал влияние
даже на крупные умы. Так, видный французский историк
Ю. Скалигер (1540—1609) в своей работе «Восстановле-
ние хронологии», опираясь на свидетельства Библии, ус-
тановил, что божественный акт сотворения мира произо-
шел точно в 3947 г. до рождения Христа. Даже гени-
альный астроном Иоганн Кеплер (1571—1630), занявшись
вопросом о дате сотворения мира, стремился данные астро-
9 Цит. по кн.: О. Л. Вайнштейн. Западноевропейская и средне-
вековая историография. М.— Л., 1964, стр. 77.
10 Там же, стр. 100.
11

номии согласовать с данными Библии и сделал вывод,
что бог сотворил мир в 3992 г. Из авторитета Библии
еще в середине XVII в. исходил Ньютон, который в
своем труде «Хронология древних царств» лишь передви-
нул дату сотворения мира на 500 лет ближе к нашему
времени.
Господство церковных догматов отрицательно сказыва-
лось на развитии науки, в том числе и истории. Авторы
средневековых хроник, как правило, без тени сомнения
описывали чудеса, таинственные явления и «небесные зна-
ки», самые нелепые вымыслы. Они серьезно передавали
свидетельства «очевидцев» о том, как ангелы уносили в
небо праведников, о различных чудесных исцелениях,
превращениях и т. п. Поскольку сомневаться в религиоз-
ных догмах было опасным, приходилось изыскивать ла-
зейки. Средневековый хронист Гвиберт, аббат Ножанский
(1053—1124) в своей истории крестовых походов нашел
выход: он поделил все чудеса на «истинные», т. е. полу-
чившие одобрение церкви, и ложные, т. е. не получив-
шие такого одобрения.
Историки призывали своих коллег говорить только
правду. «Лживый историк обрекает на погибель и свою
репутацию и свою бессмертную душу» 11,— писал Иоанн
Солсберийский. Однако на деле исторические труды были
полны вымысла. В качестве примера можно привести ра-
боты двух крупнейших историков XII в.— англичанина
Джеффри Монмаутского и немца Оттона, епископа Фрей-
зингенского. Первый в своей «Истории британских коро-
лей» не только некритически пересказал легенды о мифи-
ческом короле Артуре и его рыцарях, но от себя уснастил
их вымышленными подробностями. Такими же мифиче-
скими фактами полна «История двух государств» Оттона,
которая, между прочим, считается шедевром средневеко-
вой историографии. Оттон повторяет господствующие цер-
ковные легенды о происхождении папской власти, утвер-
ждая, что папа является прямым наследником римских
императоров. Он не умеет отделить важные события от
второстепенных, местные восстания путает с нашествия-
ми варварских племен, а в его списке римских императо-
ров числятся мифические персонажи — Янус и Сатурн.
Основная идея хроники Оттона — показать бренность и
11 Цит. по кн.: О. Л. Вайнштейн. Указ. соч., стр. 89.
12

суетность светского мира. В последней книге хроники
автор описывает будущий конец мира и наступление
царства божия. Следует заметить, что епископ Оттон, как
и Джеффри, принадлежал к числу самых образованных
людей своего времени. Он учился в Париже и стоял в
центре общественной и политической жизни. Что же мож-
но сказать о произведениях монахов, кругозор которых
ограничивался монастырем, а знания — священным пи-
санием!
Нет ничего удивительного в том, что такая история
вызывала недоверие. Французский ученый и писатель Пьер
Бейль в XVI в. утверждал, что в истории «нет ничего,
кроме предрассудков, личных интересов и партийности...
Нет большего мошенничества, чем то, которое можно со-
вершить с помощью исторических памятников» 12. А ве-
ликий Декарт в своем «Рассуждении о методе» (1639)
заявил, что историки вообще никогда не говорят правды.
Такие суровые суждения по адресу истории и историков,
конечно, имели под собой почву.
В центре внимания средневековых историков стояли
представители господствующих классов, на страницах их
сочинений действовали императоры, короли, князья церк-
ви, полководцы, богатые горожане. Соответственно край-
не ограничен был и круг вопросов, которые интересовали
историков: в основном это события политической жиз-
ни — войны и завоевания, дипломатическая деятельность
и законодательство, смена королей и династий, борьба
людей и групп за власть. Все, что выходило за эти рам-
ки,—жизнь и труд широких масс, экономика, быт и т. п.,
т. е. самые важные стороны жизни феодального общест-
ва,— упоминалось лишь случайно.
Господствовал упрощенный взгляд на задачи истории:
ее по-прежнему рассматривали как простую память и
собрание прецедентов на все случаи жизни и деятель-
ности. Изучение и знание истории представлялось особен-
но важным и даже прямо необходимым для политиков и
правителей, а поскольку занятие политикой в те време-
на было привилегией владетельных лиц, историю нередко
именовали «наукой князей». Изучение этой науки состав-
ляло часть обязательной программы обучения в знатных
и владетельных семьях. Еще в конце XVI в. знамени-
12 Там же, стр. 461.
13

тый французский историк и богослов Ж. Боссюэ в своем
«Рассуждении о всемирной истории», развивая эту мысль,
заявлял: «Если даже история бесполезна для других, то
князю ее чтение необходимо... Если опыт дает ту муд-
рость, которая ведет к хорошему управлению, то нет ни-
чего более полезного для ее приобретения, чем сочета-
ние повседневного опыта с примерами, взятыми из прош-
лых столетий» 13.
Жанр исторического повествования пользовался в сред-
ние века большой популярностью, а распространение гра-
мотности расширило круг читателей и еще более повыси-
ло значение занимательности. Историки средних веков
продолжали смотреть на историю прежде всего как на
увлекательное повествование. Они заверяли своих читате-
лей, что сообщают им «только интересное», только вещи,
«приятные для слуха». Гуманист XV в. Леонард Бруни
усматривал главную пользу от чтения истории в том, что
оно помогает выработать хороший стиль и дает величай-
шее удовольствие. В руководствах по овладению «искус-
ством истории», которые стали появляться в средние века,
авторы не проводили никакого различия между историей
и художественной литературой. Историк XVI в. Випера-
но в своей «Книге о писании истории» характеризовал
историю как «разумный и украшенный рассказ»; он ре-
комендовал авторам сочинений на исторические темы из-
бегать и устранять из своего повествования все неприят-
ное и устрашающее 14.
При всем том было бы неверно рассматривать эпоху
средних веков как период полного застоя. В действитель-
ности умственный прогресс продолжался, историческая
мысль развивалась. Ее важнейшим достижением в это вре-
мя была дальнейшая разработка концепции историческо-
го развития. Правда, она еще облекалась в религиозно-
эсхатологическую форму, однако уже знаменовала на-
чавшийся отход от идей круговращения или цикла.
Наиболее последовательно средневековую концепцию
развития разработал Августин, епископ гиппонский (354—
430), получивший от католической церкви титул «Бла-
13 J.-B. Bossuet. Discours sur Fhistoire universelle a monseigneur
le dophin, t. 1. Paris, 1830, p. 1.
14 Цит. по кн.: О. Л. Вайнштейн. Указ. соч., стр. 309.
14

женного» и причисленный ею к лику святых. В своем
основном произведении «О граде божьем», написанном в
412—426 гг., Августин поставил задачей опровергнуть об-
винения, выдвинутые против христианства. Его противни-
ки захват и разграбление Рима в 410 г. варварами объ-
ясняли наказанием богов за отход от старой религии. Ав-
густин считает это осуществлением божьего замысла, нап-
равленного на создание государства избранных людей, т. е.
христиан. По мнению Августина, мир состоит из двух обо-
собленных государств — божьего и земного: первое вопло-
щает истину и справедливость, второе — жестокость и на-
силие. Сначала малочисленное и слабое, государство божье
после пришествия Христа становится могущественным, так
как в него входят все христиане. История земных, свет-
ских государств — это история разбоя и несправедливо-
сти. Но дни их сочтены. Рим — одно из последних зем-
ных государств. Он выполнил свою задачу — объединение
всего мира — и после этого должен был погибнуть. Воз-
вышение и усиление церкви, говорит Августин, предска-
зывает близкую и окончательную победу государства божь-
его. Августин воспринимал исторический процесс как
развитие.
Средневековая мысль выдвинула также идею общно-
сти всего человечества. Единство человеческого рода в
христианском понимании значительно шире, чем в ан-
тичной концепции. Все люди равны перед богом: такова
церковная аксиома. Правда, это равенство не распростра-
нялось на «язычников», но принятие христианства откры-
вало и им путь к спасению.
Таким образом, в целом эпоху средних веков невер-
но считать шагом вспять в развитии исторического мыш-
ления. Крупные умы средневековья были хорошо знако-
мы с достижениями античной философской и научной
мысли, в особенности с трудами Платона и Аристотеля.
Взгляды христианства на мир и природу находились под
сильным влиянием идеалистической философии неоплато-
низма. Средневековые юристы перерабатывали, приспо-
сабливая к новым условиям, понятия и нормы римского
права. Средневековые историки и хронисты долго пользо-
вались латинским языком, во всем подражая древним.
Прокопий (ок. 500—564), автор «Истории моего времени»,
пытался подражать Геродоту и Фукидиду; франкский ис-
торик Эйнгард (770—840) в своей «Жизни Карла Велико-
\Ъ

го» рабски копировал Светония, заимствуя у него не толь-
ко общее построение работы, но стиль и даже отдельные
выражения. Были восприняты и многие приемы историче-
ского повествования древних авторов.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ИСТОРИИ В НАУКУ
Первые века нового времени (XVI—XVIII) отме-
чены значительным прогрессом производительных сил
и большими успехами человеческого разума. Именно в эти
столетия возникли предпосылки для превращения истории
в науку.
Важнейшей для этих предпосылок было раскрепоще-
ние мысли. Научное знание несовместимо с религиозны-
ми догматами, оно не может мириться с готовыми отве-
тами и ссылками на авторитет Библии и Евангелия. Нау-
ка начала наступление на предрассудки и суеверия.
Френсис Бэкон (1561—1626) высмеивал попытки постро-
ить научное познание мира на первой Книге бытия и на
откровении пророка Иова. Заявив, что наука развращена
смешением ее с суевериями и теологией, он выдвинул
лозунг тщательной проверки догматов путем эксперимен-
та. Итальянский ученый Марчелло Мальпиги (1628—
1694), много сделавший для изучения анатомии челове-
ческого тела, отмечал, что все войны нанесли меньше
вреда науке и искусствам, чем такой метод изучения,
который опирался не на непосредственное наблюдение,
а на авторитет церкви и религиозных догм.
Всесилие церкви было самым серьезным препятствием
для развития науки, и наука вступила с нею в борьбу.
Эта борьба была трудной и долгой, и история приняла в
ней активное участие.
Большую роль в этой борьбе сыграли итальянские
историки-гуманисты. Ратуя за возвращение к идеалам
античной культуры, они мечтали о превращении исто-
рии из служанки богословия в чисто светское знание,
отвергали веру в чудеса, в «потусторонние силы», кото-
рые якобы вмешивались в деятельность человека и в ход
истории. С особым рвением гуманисты занялись поиском
и изучением сочинений древних авторов.
Лоренцо Валла (1407—1457) подверг сравнительному
анализу 20 различных списков сочинений Тита Ливия,
16

чтобы определить подлинный текст, наименее испорчен-
ный переписчиками. Гуманисты разработали технику вос-
становления первоначального текста документов, выявле-
ния искажений, вставок и ошибок. Они первыми стали
строго отделять собственный текст автора сочинения от
заимствований и цитат, введя систему отсылок. Гумани-
сты сделали значительный вклад в разработку методов
исторической критики документов, хотя в своих собствен-
ных работах были не всегда достаточно последовательны:
увлечение античностью побуждало их порою слепо верить
любым свидетельствам, если они исходили от античных
авторов.
Гуманисты, изучая рукописи, в частности церковные,
обнаружили в них много подделок и фальсификаций.
Особенный шум вызвало разоблачение Лоренцем Валлой
подделки, получившей наименование «Константинова
дара», поскольку на ней покоились притязания папы на
светскую власть. Этот документ повествовал о том, что
якобы один из последних римских императоров Констан-
тин, крестившийся в 313 г., отказался в пользу папы от
своей власти в Риме и перенес резиденцию в Константи-
нополь: это делало папу как будто бы «законным» на-
следником власти римских императоров. На основании
подробного и убедительного анализа документа, его язы-
ка и структуры, Валла показал, что документ составлен
в канцелярии папы не ранее VIII в., и назвал его
«грубым и глупым подлогом». Разоблачение вызвало, ра-
зумеется, гнев Рима. Инквизиция заочно приговорила Бал-
лу к смертной казни на костре. Впрочем, король Неапо-
ля, который покровительствовал ученому, отказался его
выдать, и дело было прекращено.
Историки приняли активное участие и в известном со-
циально-политическом движении той эпохи, которое полу-
чило название Реформации. Лютер и его сторонники по-
ставили под сомнение многие документы, на которых по-
коились права и догматы католической церкви. Англий-
ский историк Роберт Барнс (1495—1540) под руководством
Лютера начал издание серии «Биографии римских еписко-
пов», где приводились факты, рисующие в неприглядном
свете политику Рима, произвол пап, их многочисленные
преступления.
Крупнейшим трудом реформатской историографии яви-
лась вышедшая в 1559—1574 гг. в 13 томах «Церковная
17

история, изложенная по столетиям» (в литературе она
известна под названией «Магдебургские столетия» по ме-
сту ее издания). Инициатором издания и автором его
плана был историк Матиас Флациус (1520—1575); под-
линное имя этого славянина из Иллирии — Матвей Вла-
сич. В книгах изобличались преступления римской церк-
ви, раскрывались ее многочисленные подделки и фальси-
фикации. В таком же духе была составлена французским
протестантом Жаном Крепеном и «Книга мучеников»
(1554), в которой он рассказал о преследовании като-
лическими властями людей, критиковавших догматы
церкви.
Для защиты авторитета церкви за перо взялись исто-
рики противоположного лагеря. Под руководством карди-
нала Цезаря Барония (1538—1607), директора Ватикан-
ской библиотеки, в 1588—1593 гг. было издано 12 томов
«Церковных анналов», в которых отстаивались права Рима
и в свою очередь разоблачались пороки и преступления
сторонников Реформации.
Идейная борьба эпохи Реформации имела два резуль-
тата — прямой и косвенный. Прямой заключался в ослаб-
лении влияния католической церкви, ликвидации ее без-
условного господства над умами. Косвенный результат
состоял в публикации многочисленных исторических до-
кументов и материалов, которыми обе стороны — католи-
ческая церковь и сторонники Реформации — старались
подкрепить свои утверждения. Эта полемика получила
наименование «войны документов».
Освобождение мысли от безраздельной власти церкви,
развитие критического отношения к освященным религи-
ей догматам позволили внимательнее всмотреться в окру-
жающий человека мир и его развитие.
Мы уже видели, что в умах людей очень долго гос-
подствовало представление о неизменности мира: им ка-
залось, будто мир и общество не развиваются, а как бы
движутся по замкнутому кругу, а поэтому все на свете
постоянно повторяется — и в жизни отдельного человека,
и в жизни общества. Это представление было широко
распространено еще в начале нового времени. Крупный
мыслитель и политический деятель Возрождения Николо
Макиавелли (1469—1527) утверждал, что будущее подда-
ется предвидению, поскольку народы всегда вдохновля-
лись одними и теми же желаниями и страстями. В своем
18

сочинении «Рассуждения по поводу первых десяти декад
Тита Ливия» он высказывал мнение, что все народы про-
ходят последовательно одни и те же этапы: за монархией
следует тирания, она сменяется олигархией, затем насту-
пает демократия, которая влечет за собой анархию,
а последняя заставляет вернуться к монархии и цикл
возобновляется. Аналогичным образом рассуждал и млад-
ший современник Макиавелли, флорентийский историк
Гвиччардини (1483—1540), который в своих «Заметках о
делах политических и гражданских» писал: «Дела прош-
лого освещают будущее, ибо мир был всегда один и тот
же; все, что есть и будет, уже было в другое время,
а бывшее возвращается, только под другими названиями
и в другой окраске; но узнает его не всякий, а лишь
мудрый, который тщательно его наблюдает и обдумыва-
ет» 15.
Не менее антиисторична, чем мысль о циклическом
движении мира, мысль о всеобщем регрессе; люди были
долго убеждены в том, что «золотой век» в жизни чело-
вечества остался позади, что в отдаленном прошлом люди
не знали болезней, жили по сто лет и более и что вся
история человечества есть ухудшение и деградация. Ве-
роятно, эти представления и породили легенду о жизни
Адама и Евы в раю и о их изгнании. Наука давно уже
показала неосновательность подобной наивной идеализа-
ции прошлого, однако отголоски ее порой и теперь еще
проскальзывают в мышлении людей, не освободившихся
от влияния религии.
На смену этим антиисторическим представлениям по-
степенно приходила идея развития во времени, идея из-
менчивости мира как закона существования всего окру-
жающего, как одного из условий этого существования.
Для того чтобы такая идея укрепилась, необходимо было
прежде всего ощутимое ускорение темпов развития об-
щества и его производительных сил, наглядное ускоре-
ние темпов жизни. Ее распространение совпало по време-
ни с успехами материального производства, техники и
науки, с развитием новых, буржуазных отношений. Свой
наиболее полный и законченный вид она получила в идее
прогресса, выдвинутой поздними гуманистами и затем бур-
жуазными просветителями XVIII в.
15 Фр. Гвиччардини. Сочинения. М., 1934, стр. 208.
19

Одним из первых европейских мыслителей идею про-
гресса сформулировал французский юрист и историк Жан
Боден (1530—1596), автор книг «Метод легкого изучения
истории», «О государстве» и др. Боден отвергал распро-
страненную мысль о «золотом веке» человечества в отда-
ленном прошлом и высказывал предположение, что чело-
вечество прогрессирует, что от дикости и варварства оно
пришло к цивилизации. Боден говорил, что «природа ка-
жется подчиненной закону вечного возвращения, так что
все вещи как бы вращаются в круге», однако он считал
это возвращение иллюзорным: каждый видимый нами воз-
врат на деле представляет собой новый шаг вперед16.
Идею прогрессивного развития более последовательно из-
ложил французский писатель и публицист Бернар де Фон-
тенель (1657—1757).
В своей книге «Свободное рассуждение о древних и
современных людях» он оспаривал распространенное
убеждение в превосходстве древних людей, их учрежде-
ний и их искусства над современными, в деградации чело-
вечества и полагал, что некоторые современные ему про-
изведения искусства вполне можно сопоставить с антич-
ными.
Увереннее идею прогресса человечества развил италь-
янский философ Джамбаттиста Вико (1668—1744). В тру-
де «Основания новой науки об общей природе наций» он
прямо заявил, что прогресс общества является законом,
хотя и признал, что прогресс не всегда идет по прямой
линии, может задерживаться и даже на какое-то время
приостанавливаться.
Наиболее отчетливое выражение идея прогресса чело-
вечества получила в эпоху Просвещения, в частности в
трудах французского экономиста Тюрго (1727—1781), счи-
тавшего, что способность к совершенствованию — важней-
шее свойство человека, что именно она отличает его от
остальной природы, от мира животных и растений. Глав-
ная сфера, в которой проявляется закон прогресса, по
мнению Тюрго,— умственная жизнь. Другой деятель
Просвещения — Кондорсе — утверждал, что «человеческая
способность совершенствоваться бесконечна» и, посколь-
ку природа не поставила никаких пределов этому про-
18 Цит. по кн.: О. Л. Вайнштейн. Указ. соч., стр. 407.
20

грессу, возможности человека и человеческого общества
неисчерпаемы 17.
Идеологи Просвещения, выражая интересы поднимаю-
щейся буржуазии, выступали с острой критикой феодаль-
ного мировоззрения и подчеркивали закономерность исто-
рического прогресса. Они полагали, что первоначальный
толчок всему дает верховная сила, которая, правда, в
дальнейшем уже более не вмешивается в события,
предоставляя им идти предназначенным путем. Это был
компромисс, позволявший веру в бога под его различны-
ми названиями совмещать с признанием существования в
мире закономерности.
Правда, идея прогресса в том виде, в каком ее выдви-
нуло Просвещение, страдала известными слабостями. Она
носила упрощенный характер: прогресс, как правило, пред-
ставлялся простым прямолинейным движением, восхож-
дением с одной ступени на другую. Кроме того, идеоло-
ги Просвещения, исходя из идеалистических взглядов на
историю, не видели реальных причин прогресса, приписы-
вали его только успехам человеческого разума.
Постепенно историки подходили к более глубокому по-
ниманию своих задач. Донаучная история, как уже гово-
рилось, не задумывалась над этим вопросом и ограничива-
лась простым пересказом событий и фактов, стремясь
лишь облечь его в увлекательную форму. Как правило,
историю именовали памятью человечества.
Сравнение истории с памятью человечества имеет, ко-
нечно, основания. Знание прошлого для общества так же
необходимо, как и для отдельного человека. Следователь-
но, сохранение в памяти событий прошлого занимало и
всегда будет занимать видное место в работе историка.
Однако на практике историк не только стремится собрать
и пересказать факты, но и отыскать и передать своим
современникам ценный опыт прошлого, извлечь из него
уроки. Недостаток донаучной истории заключался в том,
что этот опыт и уроки толковались слишком упрощенно:
как правило, все сводилось к поучениям морального ха-
рактера.
Так, средневековый историк Беда Достопочтенный
(673—735) заявлял, что история — это «собрание при-
17 Ж. А. Кондорсе. Эскиз исторической картины человеческого
разума. М., 1936, стр. 254.
21

меров, побуждающих подражать добрым поступкам и осте-
регаться дурных» 18.
Слабость донаучной истории состояла и в том, что она
на каждом шагу искала прямые аналогии между настоя-
щим и прошлым. История представлялась поэтому огром-
ным «складом», где каждый мог найти прецедент для
любого факта и явления настоящего. Между тем в жизни
общества ничто не повторяется, а если некоторые явле-
ния в определенных отношениях имеют какие-то черты
сходства, то в других отношениях они совершенно раз-
личны. Забывая об этом, обращая внимание главным об-
разом на сходство, мы рискуем неверно понять и истолко-
вать настоящее. Знание прошлого в таких случаях может
оказаться не только бесполезным, но даже вредным.
Лишь в XV в. были сделаны первые попытки глубже
взглянуть на задачи истории. Так, Лоренцо Валла выска-
зал мысль о том, что «из истории проистекает в наиболь-
шей степени и познание природы, и познание человече-
ского поведения, словом наибольшая часть всего содержа-
ния науки» 19. Жан Боден подчеркнул, что эта дисципли-
на, в сущности, включает в себя все другие науки. Не-
мецкий историк Кекерман (1571—1609) в своем сочине-
нии «О природе и свойствах истории» заявил: «История
есть объяснение и познание вещей единичных, или инди-
видуальных, и служит она для того, чтобы из них мы
могли познать и уразуметь общее» 20. Еще более полно ту
же мысль о роли истории как метода познания мира сфор-
мулировал французский историк начала XVIII в.:
«Знать — это понимать вещи в их принципах. Знать исто-
рию — это понимать людей, составляющих ее сущность,
здраво судить об этих людях. Изучать историю — это зна-
чит изучать мотивы, мнения, страсти людей с тем, чтобы
проникнуть в их поступки, наконец, для того, чтобы по-
нять все их заблуждения, неожиданные действия. Одним
словом, это значит понимать в других людях самого
себя» 21.
Таким образом, историки постепенно приходили к вы-
воду, что их задача состоит не только в пересказе проис-
18 Цит. по кн.: О. Л. Вайнштейн. Указ. соч., стр. 100.
19 Там же, стр. 268.
20 Там же, стр. 354.
21 Lenglet de Fresnoy. Methode pour etudier l'histoire. Leipsig,
1714, p. 4.
22

ходившего, но и в объяснении и выявлении его смысла.
Если долгое время историки полагали, что вполне до-
статочно простого изложения предшествующих тому или
иному событию фактов, то в дальнейшем они взялись за
поиски прежде всего объективных факторов, влияющих
на развитие и жизнь общества.
Ранее всего обратил на себя внимание климат. До-
гадки о важной роли климата высказывал еще Аристо-
тель в своей «Афинской политии», где он говорил о влия-
нии, которое на людей оказывает, например, близость моря
или пустыни. Мысли аналогичного порядка развивали Гип-
пократ, Платон, Плиний и др. В средние века это поло-
жение довольно подробно разработал арабский историк
Ибн Хальдун (1332—1406), автор семитомной «Книги на-
зидательных примеров по истории арабов, персов, бербе-
ров и народов, живущих с ними на земле». В двухтом-
ном введении к этому сочинению он утверждал, что ре-
шающее значение для развития общества имеет географи-
ческая среда, и выдвигал предположение, что обычаи и
учреждения каждого народа находятся в определенной за-
висимости от способов добывания им средств к существо-
ванию.
Впрочем, Европа ознакомилась с гениальными догадка-
ми арабского историка только в XIX столетии.
Наиболее подробно идею о влиянии климата на обще-
ство изложил Монтескьё (1689—1755), который в зависи-
мость от климата, почвы и других естественногеографи-
ческих факторов ставил различные формы правления и ду-
ховной жизни народов. Немецкий ученый Гердер (1744—
1803) в труде «Идеи к философии истории человечества»,
пытаясь набросать общую историю человечества и устано-
вить законы, управляющие его развитием, также видел в
географии основной фактор, определяющий национальный
характер народа и все остальные явления его истории:
так, политическую раздробленность Италии он объяснял
гористым ландшафтом страны, а отсталость Азии — одно-
образием ее природы (!?).
В XVIII в. внимание историков привлекли и другие
факторы развития общества, в частности экономические
процессы. Естественно, ранее всего к этим вопросам обра-
тились в Англии, где уже с середины XVIII в. в эконо-
мике произошли глубокие изменения, позднее получившие
наименование промышленной революции. Шотландский
23

историк Джон Миллар (1735—1801) в книге «Наблюде-
ния о различиях общественных состояний» утверждал,
что на общество оказывает влияние, помимо климата, чис-
ленность населения и т. д. Происхождение власти Миллар
связывал с возникновением собственности и ее неравно-
мерным распределением. Другой шотландский ученый,
Адам Фергюссон (1723—1816), подчеркивал значение со-
циальных противоречий и конфликтов в развитии общест-
ва и признавал закономерность революционных измене-
ний. Адам Смит (1723—1790) в своем известном «Иссле-
довании о природе и причинах богатства народов», вы-
шедшем в 1776 г., законы развития общества выводил уже
из всей совокупности экономических условий.
В XIX в. были открыты более значительные факторы,
влияющие на функционирование общества.
Для превращения истории в науку необходимо было
разработать методы исследования. Наука начинается с до-
стоверного знания: она строго отделяет подлинные факты
от вымысла и требует их тщательной проверки. Ее де-
виз — опора на строго проверенные данные. И эта про-
верка должна быть тем строже, чем «очевиднее» кажется
явление. В естественных науках важные открытия неред-
ко делались в тех случаях, когда подвергались сомнению
самые общепринятые «истины». Первые догадки о важно-
сти тщательной проверки и о трудностях на этом пути
высказал еще Фукидид, но систематическую разработку
научных методов исторической критики начали, как уже
говорилось, гуманисты. За ними последовала и католиче-
ская церковь. Она оценила тот факт, что старые и под-
линные документы могут служить мощным орудием борь-
бы и психологического воздействия, и поставила на широ-
кую ногу разыскание старых материалов, их анализ и пуб-
ликацию. С особым усердием этим занялся монашеский
орден бенедиктинцев. Центром его работы стал богатый
монастырь Сен-Жермен-де-Пре во Франции, располагав-
ший огромными коллекциями старинных документов. Каж-
дый из них монахи, предупреждая критику, сопровожда-
ли анализом происхождения, подлинности и пр. Работу это-
го рода стимулировала так называемая конгрегация св.
Мавра, созданная в 1619 г. для усиления дисциплины сре-
ди монахов бенедиктинского ордена.
Крупнейшим историком школы «мавристов» был Жан
Мабильон (1632—1707), составитель многотомных публи-
24

каций источников по истории ордена бенедиктинцев с ком-
ментариями и примечаниями.
Мабильону принадлежит и первый обобщающий труд,
посвященный методам критики исторических документов,
«Шесть книг по дипломатике» (1681), где дан система-
тический обзор всех технических приемов, имеющих целью
установить точную дату написания документа, его под-
линность и т.. д. Появление этого труда знаменует собой
рождение новой исторической дисциплины, получившей
наименование дипломатики, т. е. науки о текстах.
Конкурентами бенедиктинцев выступили иезуиты, соз-
давшие свое собственное общество для публикации доку-
ментов. Центрами их деятельности стали Клермон и Ант-
верпен. Крупнейшим историком этой группы и ее главой
был Ян Болланд, который начал в 1643 г. многотомное
издание житий святых (это издание продолжается и в
наше время). По его имени этот центр получил название
«Общество болландистов».
Мавристы и болландисты — так называемые эрудиты —
продолжили разработку методов исторической критики до-
кументов. Они усовершенствовали приемы, которые по-
зволяли устанавливать дату происхождения документа, вы-
являть подлинный текст, отделять от него позднейшие
вставки, распознавать всякого рода фальсификации. И хотя
сами мавристы и болландисты, исполненные религиозно-
го рвения, ставили своей целью защиту и пропаганду
догматов церкви, методы, разработанные ими, оказались
в конечном счете орудием борьбы против религии. Анг-
лийский философ Томас Гоббс (1588—1679), опираясь на
эти методы, подверг анализу тексты священного писания:
выявив явные несообразности и противоречия в тексте
так называемого пятикнижия (или книги Моисея), он убе-
дительно доказал, что эта книга принадлежит не одному
автору, а нескольким. Его работу продолжили другие.
Основная слабость эрудитов заключалась в том, что
они ограничивались внешним, т. е. только текстуальным,
анализом и ставили своей целью лишь выявление подлин-
ного текста: подлинность они целиком отождествляли с
достоверностью. В действительности это далеко не так:
каждый документ имеет свою историю, его составляют
люди, которые руководствуются определенными мотивами.
Задача так называемой внутренней критики установить
эти мотивы, характер данного документа, причины его
25

появления. Приемы внутренней критики были разработа-
ны на протяжении XVII—XVIII вв. усилиями много-
численных исследователей.
Итак, постепенно оформлялись основные элементы на-
учной истории: более глубокое понимание ею своих задач
и разработка строго научных методов исследования исто-
рических свидетельств. Слияние этих элементов привело
к превращению истории в науку.
Когда произошло это слияние, т. е. когда родилась
история как наука? На этот вопрос ответить не так про-
сто: само понятие «наука» не является неизменным.
Ф. Энгельс указывал:
«Теоретическое мышление каждой эпохи, а значит и
нашей эпохи, это — исторический продукт, принимающий
в различные времена очень различные формы и вместе с
тем очень различное содержание» 22. По мере развития
общества наука по-разному понимала свои задачи и реша-
ла их различными методами. При этом неизбежно изменя-
лось и понимание самой «научности». Сказанное относится
и к истории. «Логическая структура языка и формы исто-
рического объяснения,— справедливо замечает советский
историк и социолог И. С. Кон,— сами глубоко историчны.
Если в XVIII в. историю писали иначе, чем сейчас, то
это объясняется особенностями исторического развития.
В зависимости от характера запросов данного общества,
класса меняется предмет исследования, а также смысл
употребляемых понятий и форм исторического объясне-
ния» 23.
Это обстоятельство делает понятным возникновение
споров о дате происхождения науки. Один крупный со-
ветский ученый в 1969 г. утверждал, что «наука, постро-
енная на точном опыте, на точном рассуждении, сущест-
вует каких-нибудь четыреста лет». По его мнению, до
этого науки быть не могло, поскольку не было строгого
метода — и в результате наряду с гениальными прозре-
ниями возникали и фантастические домыслы24. Такие
утверждения решительно оспорил другой видный ученый,
22 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 366.
23 И. С. Кон. К спорам о логике исторического объяснения. Схе-
ма Поппера — Гемпеля и ее критика.—В кн.: «Философские
проблемы исторической науки». М., 1969, стр. 286.
24 М. Волькенштейн. Наука людей.— «Новый мир», 1969, № 11.
20

который, ссылаясь на работы Евклида и Гиппократа, зая-
вил, что наука существует очень давно, она была уже в
Древней Индии и Китае. «Математика,— писал он,— как
наука, построенная на точном рассуждении, насчитывает
никак не четыреста, а примерно две тысячи четыреста
лет» 25.
Для того чтобы разрешить этот спор, следует уточнить
его предмет. Наука вообще, конечно, существует тысячи
лет, однако как опытное знание, исходящее из глубокого
понимания важности своих задач и применяющее строгие
методы исследования, она возникла сравнительно недав-
но. Еще позднее появилась научная история, вероятно, не
ранее конца XVIII или начала XIX в.
Возникновение научной истории не означало, что уже
с этого момента она стала единственной формой позна-
ния прошлого: наряду с историей как научным исследо-
ванием продолжают существовать различные формы вне-
научного и донаучного исторического сознания. История
как социальная наука, развивающаяся в условиях клас-
совой борьбы, не может не испытывать на себе ее силь-
ного влияния. Историческая наука сама оказывается
полем идеологической борьбы, порождающей различный
подход к изучению прошлого, различные школы и направ-
ления. Передовые исторические концепции, объясняющие
исторический ход развития новых общественных отноше-
ний и его перспективы, являются мощным идейным ору-
жием борьбы классов. Ярчайший пример этому — истори-
ческие труды основоположников марксизма-ленинизма.
МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ
И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА
Марксизм ознаменовал революционный переворот во всех
науках об обществе, в том числе и в исторической
науке. Он воспринял все лучшее и передовое, чего исто-
рия достигла к тому времени, и поднял историческое мыш-
ление на новую ступень: в марксистской историографии
наиболее полно и последовательно осуществлены научные
принципы исторической науки.
25 А. Александров. Раз уж заговорили о науке.-— «Новый мир»,
1970, № 10.

Огромным достижением марксизма явились открытие
и разработка материалистической диалектики и материа-
листического понимания истории. Последнее представляет
собой, как указывал В. И. Ленин, «последовательное про-
должение, распространение материализма на область об-
щественных явлений» 26.
В основе исторического материализма лежит положе-
ние о том, что общественное сознание определяется об-
щественным бытием. К. Маркс в сжатом виде сформули-
ровал сущность этого открытия в предисловии к «К кри-
тике политической экономии» (1859 г.): «В общественном
производстве своей жизни,— писал он,— люди вступают в
определенные, необходимые, от их воли не зависящие
отношения — производственные отношения, которые соот-
ветствуют определенной ступени развития их материаль-
ных производительных сил. Совокупность этих производ-
ственных отношений составляет экономическую структуру
общества, реальный базис, на котором возвышается юри-
дическая и политическая надстройка и которому соответ-
ствуют определенные формы общественного сознания. Спо-
соб производства материальной жизни обусловливает
социальный, политический и духовный процессы жизни во-
обще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наобо-
рот, их общественное бытие определяет их сознание» 27.
Разработка исторического материализма имела огром-
ное значение для развития исторической науки. История
впервые получила последовательно научную методологи-
ческую основу. Выяснив основные закономерности в раз-
витии общества, исторический материализм поднял ис-
торию на уровень подлинной науки. Характеризуя сла-
бости и недостатки домарксистских учений об обществе,
В. И. Ленин писал: «Во-1-х, они в лучшем случае рас-
сматривали лишь идейные мотивы исторической деятель-
ности людей, не исследуя того, чем вызываются эти мо-
тивы, не улавливая объективной закономерности в разви-
тии системы общественных отношений, не усматривая кор-
ней этих отношений в степени развития материального
производства; во-2-х, прежние теории не охватывали как
раз действий масс населения, тогда как исторический ма-
териализм впервые дал возможность с естественноисто-
26 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 57.
27 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. 6—7.
28

рической точностью исследовать общественные условия
жизни масс и изменения этих условий» 28.
К. Маркс и Ф. Энгельс установили, что общество в
своем развитии проходит определенные фазы, или стадии,
которые они назвали общественно-экономическими фор-
мациями.
Наиболее активным элементом общества являются ма-
териальные производительные силы. Непрерывно разви-
ваясь, они вступают в противоречие с существующими
производственными отношениями, которые сковывают их
развитие. Обострение этого противоречия ведет к социаль-
ной революции, в ходе которой старая общественно-эко-
номическая формация заменяется новой, где устанавли-
ваются производственные отношения, соответствующие
уровню развития производительных сил. Так, первобытно-
общинный строй сменился первым классовым обществом —
рабовладельческим. Его заменил феодализм, который в
свою очередь уступил место капитализму. Капитализм —
последняя общественно-экономическая формация, основан-
ная на эксплуатации одного класса другим. Ею заверша-
ется предыстория человечества. На историческую арену
выходит коммунистическая формация.
Таким образом вся предшествующая история представ-
ляет собой историю возникновения и гибели обществен-
но-экономических формаций.
Движущей силой развития общества является борьба
классов. «...История,— писал В. И. Ленин,— есть ряд эпи-
зодов классовой борьбы» 29.
Развитие общества осуществляется посредством дея-
тельности людей, которыми движут самые различные ус-
тремления. Это порождает крайне сложные формы обще-
ственной жизни. «Марксизм,— пишет В. И. Ленин,— дал
руководящую нить, позволяющую открыть закономер-
ность в этом кажущемся лабиринте и хаосе, именно: тео-
рию классовой борьбы» 30.
Мысль о разделении общества на классы высказывали
еще А. Смит, Д. Рикардо и другие экономисты. Они по-
ставили вопрос об экономических причинах разделения
общества на классы, а французские историки периода
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 57.
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 154.
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 58.
29

Реставрации показали, как борьба классов проявлялась
на практике. Однако только К. Маркс и Ф. Энгельс до
конца раскрыли причины деления общества на классы и
показали роль классовой борьбы в развитии общества.
«Что касается меня,— писал К. Маркс в 1852 г.,— то
мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл сущест-
вование классов в современном обществе, ни та, что я от-
крыл их борьбу между собою... То, что я сделал нового,
состояло в доказательстве следующего: 1) что существо-
вание классов связано лишь с определенными историче-
скими фазами развития производства, 2) что классовая
борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что
эта диктатура сама составляет лишь переход к уничто-
жению всяких классов и к обществу без классов» 31.
Противники материалистического понимания истории
пытаются оспорить эти положения, не останавливаясь
перед их искажением. Чаще всего они обвиняют марксизм
в том, что он якобы отрицает роль идей в истории и все
сводит к экономике. Поскольку надстройка зависит от ба-
зиса, говорят они, то, следовательно, марксисты не могут
интересоваться идеологией: ведь достаточно создать эко-
номический базис — и все остальное автоматически при-
ложится. Подобные взгляды свидетельствуют лишь о пол-
ном непонимании или нежелании понять марксизм, кото-
рый, напротив, уделяет большое внимание идеям и под-
черкивает их огромную роль в истории. В одном из своих
писем Ф. Энгельс в 1890 г. так разъяснял позицию Марк-
са в этом вопросе: «... Согласно материалистическому по-
ниманию истории в историческом процессе определяющим
моментом в конечном счете является производство и вос-
производство действительной жизни... Экономическое по-
ложение — это базис, но на ход исторической борьбы так-
же оказывают влияние и во многих случаях определяют
преимущественно форму ее различные моменты надстрой-
ки: политические формы классовой борьбы и ее результа-
ты — государственный строй, установленный победившим
классом после выигранного сражения, и т. п., правовые
формы и даже отражение всех этих действительных битв
в мозгу участников, политические, юридические, философ-
ские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее раз-
витие в систему догм. Существует взаимодействие всех
31 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 28, стр. 424—427.
30

этих моментов, в котором экономическое движение как
необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу
сквозь бесконечное множество случайностей...
Мы делаем нашу историю сами, но, во-первых, мы де-
лаем ее при весьма определенных предпосылках и усло-
виях. Среди них экономические являются в конечном сче-
те решающими...
Во-вторых, история делается таким образом, что ко-
нечный результат всегда получается от столкновений мно-
жества отдельных воль, причем каждая из этих воль ста-
новится тем, что она есть, опять-таки благодаря массе
особых жизненных обстоятельств» 32.
Таким образом, марксизм отнюдь нельзя упрекнуть
в недооценке роли идей и вообще надстроечных явлений.
Фальсификаторы марксизма — а вкупе с ними и неко-
торые его вульгарные «истолкователи» — утверждают, что
для марксистов якобы не существует никаких проблем,
ибо основоположники марксизма открыли уже все основ-
ные закономерности развития общества, решив таким об-
разом все и навсегда: остаются лишь частности — новые
документы, новые факты, но в целом развитие историче-
ской науки для марксизма якобы уже завершено и на все
вопросы у него имеются готовые ответы.
Подобные представления -- пародия на марксизм.
В. И. Ленин еще в 1899 г. в статье «Наша программа»
писал: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как
на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены,
напротив, что она положила только краеугольные камни
той науки, которую социалисты должны двигать дальше
во всех направлениях, если они не хотят отстать от жиз-
ни» 33. В. И. Ленин призывал марксистов творчески изу-
чать исторический процесс, подчеркивая, что марксизм
вырабатывает научные методы подхода к решению вопро-
сов истории, открывает широкий простор для творческо-
го поиска.
Сила марксизма именно в том, что это живое, непре-
рывно развивающееся учение, далекое от всякого догма-
тизма. Не стоит на месте и марксистский метод: по мере
развития науки он также все время обогащается и
развивается. Благодаря этим качествам марксизм успеш-
32 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 394—395.
33 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 4, стр. 184.
31

но разрешает трудности, которые возникают перед нау-
ками.
Открытие основных законов, управляющих движени-
ем общества, позволило марксизму по-новому, глубже и
шире, определить задачи истории как науки. К. Маркс
показал, что знание прошлого является могучей силой в
руках человека, орудием не только познания мира, но и
его преобразования. К истории целиком относится то, что
Маркс в «Тезисах о Фейербахе» сказал о философах:
«Философы лишь различным образом объясняли мир, но
дело заключается в том, чтобы изменить его»34. Эта
мысль дает нам важнейший ключ к пониманию целей
подлинно научной истории: не только познать явления и
процессы прошлого, но, выявив законы, управляющие эти-
ми явлениями и процессами, сознательно использовать их
в целях переделки самого мира.
Марксизм по-новому поставил вопрос об изучении эко-
номических процессов. Домарксистская историография
давно начала интересоваться экономическими процессами,
однако этот интерес был довольно поверхностным. К тому
же буржуазные историки усматривали главную движу-
щую силу экономического развития в идеях. Марксизм
показал, что в жизни общества определяющую роль игра-
ют развитие производства и классовая борьба. Буржуаз-
ная экономическая история, с большим опозданием по-
дойдя к изучению широкого круга явлений экономики,
по-прежнему пытается анализировать ее развитие в отры-
ве от классовой борьбы.
Не менее важным было обращение марксизма к исто-
рии народных масс. Некоторые прогрессивные историки,
с симпатией относившиеся к трудящимся классам, уделя-
ли известное внимание их быту, изучали народное твор-
чество и народное искусство, черпали здесь материал для
своих работ. Однако в целом домарксистская историогра-
фия рассматривала народные массы лишь как пассивную
силу, своего рода «фон» общественной жизни. Марксизм
показал, что в действительности трудящиеся массы, со-
ставляющие подавляющее большинство населения, игра-
ют решающую роль в жизни общества: именно они своим
трудом делают возможным существование общества, а их
борьба определяет его развитие. Поэтому подлинная исто-
34 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 4.
32

рия не может игнорировать их положение, их интересы
и — что самое важное — их борьбу. Разумеется, изучение
историками жизни, труда и борьбы народных масс сопря-
жено с немалыми трудностями, поскольку основные ис-
точники, в особенности литературные, всегда освещали
жизнь, быт и интересы только господствовавших клас-
сов. Однако научная история не может не искать путей
к решению этой проблемы. И она их находит.
Исключительно важным был вклад марксизма в разра-
ботку методов исторического исследования. Домарксист-
ская научная критика источников, несмотря на все свои
технические достижения, страдала весьма существенным
недостатком: она искала в источниках проявление только
личных интересов и поэтому стремилась выявить лишь те
«смещения» в показаниях свидетелей, которые отражали
влияние этих личных интересов.
Марксизм показал, что за личными интересами людей
стоят интересы социальных групп и классов данного об-
щества. Таким образом, марксизм значительно углубил по-
нимание исторического источника и его критики. Как пи-
шет советский специалист в области источниковедения,
«марксистско-ленинское источниковедение отличается от
буржуазного принципиально иным подходом к источнику
как к историческому явлению, которое может быть пра-
вильно понято и истолковано лишь в связи с теми
конкретно-историческими условиями, в которых он воз-
ник» 35. Марксистский метод научной критики историче-
ских источников позволяет историку глубже вникнуть в
структуру источника, полнее и правильнее его понять.
Марксизм открыл также путь к пониманию тех влия-
ний, которые воздействуют на историка, что позволяет по-
новому поставить вопрос о научной объективности истори-
ческого знания.
Работы В. И. Ленина в области истории, как и в об-
ласти других наук — философии, политической экономии
и др., знаменуют новый этап развития этих наук. «На ру-
беже двух исторических эпох, на основе нового историче-
35 О. М. Медушевская. Теоретико-методологические проблемы
источниковедения и современная буржуазная историогра-
фия.— В кн.: «Вопросы методологии исторической науки.
Труды Московского государственного историко-архивного ин-
ститута», т. 25. М., 1967, стр. 105.
33

ского опыта, изучения борьбы международного рабочего
класса и национально-освободительного движения наро-
дов Ленин творчески развил и обогатил учение Маркса.
Ленинизм — это марксизм новой исторической эпохи, эпо-
хи империализма и пролетарских революций, перехода
человечества от капитализма к социализму и строитель-
ства коммунистического общества. Ленинизм — вечно жи-
вой источник революционной мысли и революционного
действия» 36.
В. И. Ленин отстоял марксистскую историческую нау-
ку от нападок буржуазных критиков и ревизионистов,
от нападок всех, кто выступал против материалистическо-
го понимания истории, кто отрицал закономерность исто-
рического развития и прогресса, кто объявлял, что прош-
лое вообще непознаваемо.
В. И. Ленин сделал крупнейший вклад в разработку
теоретических вопросов исторической науки. Ленинская
теория отражения дает ключ к решению одной из самых
сложных проблем, о которую споткнулись буржуазные
философы и теоретики исторической науки — проблемы
исторического познания. Исходя из марксистского пони-
мания практики, В. И. Ленин указал, что «вся человече-
ская практика должна войти в полное „определение"
предмета и как критерий истины и как практический оп-
ределитель связи предмета с тем, что нужно человеку» 37.
В. И. Ленин углубил вопрос о методах исторического
исследования. Раскрывая сущность марксистского подхо-
да к изучению прошлого, он писал: «Метод Маркса сос-
тоит прежде всего в том, чтобы учесть объективное содер-
жание исторического процесса в данный конкретный мо-
мент, в данной конкретной обстановке, чтобы прежде все-
го понять, движение какого класса является главной
пружиной возможного прогресса в этой конкретной об-
становке» 38. Придавая большое значение историческому
подходу к каждому явлению, В. И. Ленин отмечал: «Са-
мое надежное в вопросе общественной науки и необходи-
мое для того, чтобы действительно приобрести навык под-
36 «О подготовке к 100-летию со дня рождения Владимира
Ильича Ленина. Постановление Центрального Комитета
КПСС». М., 1968, стр. 4—6.
37 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 42, стр. 290.
38 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 139—140.
34

ходить правильно к этому вопросу и не дать затеряться в
массе мелочей или громадном разнообразии борющихся
мнений,— самое важное, чтобы подойти к этому вопросу
с точки зрения научной, это — не забывать основной ис-
торической связи, смотреть на каждый вопрос с точки
зрения того, как известное явление в истории возникло,
какие главные этапы в своем развитии это явление про-
ходило, и с точки зрения этого его развития смотреть,
чем данная вещь стала теперь» 39.
В. И. Ленин настойчиво предупреждал против весьма
распространенной ошибки — взгляда на историю как
груду разрозненных фактов без выяснения их связей и
закономерностей развития.
«В области явлений общественных,— подчеркивал
он,— нет приема более распространенного и более несо-
стоятельного, как выхватывание отдельных фактиков,
игра в примеры. Подобрать примеры вообще — не стоит
никакого труда, но и значения это не имеет никакого,
или чисто отрицательное, ибо все дело в исторической
конкретной обстановке отдельных случаев» 40. При этом
он говорил о необходимости всестороннего рассмотрения
любого явления: «Мы никогда не достигнем этого полно-
стью,— писал он,— но требование всесторонности предо-
стережет нас от ошибок и от омертвения» 41.
В. И. Ленин развил одно из важнейших положений
марксистской науки — положение о социально-экономиче-
ских формациях; в частности, он показал, что в рамках
любой формации определенное время сохраняются укла-
ды, характерные для предшествовавших формаций. Ленин
дал также глубокий анализ империализма — нового и по-
следнего этапа в развитии капитализма, выявил его основ-
ные особенности и вскрыл закономерности перехода от ка-
питализма к социализму.
В работах В. И. Ленина мы находим блестящие образ-
цы применения марксистского метода. В. И. Ленин дал
глубоко научную и строго обоснованную периодизацию
исторического процесса в новое время, углубил марксист-
ское учение о революциях и о роли народных масс в ис-
тории: он показал, что степень революционных изменений
39 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 67.
40 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 350.
41 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 42, стр. 290.
35

находится в прямой зависимости от участия народных
масс и от их активности.
Крупнейшим вкладом в марксистскую историографию
стали работы В. И. Ленина, посвященные конкретным
проблемам исторического процесса, в частности: истории
революций, социалистического и рабочего движения, так-
тике революционной партии рабочего класса.
В. И. Ленин отметил огромное значение национально-
освободительных движений и их роли в борьбе рабочего
класса против империализма, разработал учение о спра-
ведливых и несправедливых войнах, показал пути рево-
люционной борьбы против империализма. Революционная
практика полностью подтвердила все основные положения,
выдвинутые В. И. Лениным. Они нашли воплощение во
внутренней и внешней политике, которую проводит Ком-
мунистическая партия Советского Союза на всех этапах
развития Советского государства.
Могучее влияние марксизма-ленинизма на историче-
скую науку сказывается сегодня на каждом шагу. В наше
время ни один серьезный историк, даже враждебно от-
носящийся к идеям марксизма, не может игнорировать
его подход к задачам исторической науки, его понимание
предмета истории и его методы исторического исследо-
вания.

Глава 2
НАКОПЛЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ
Слияние воедино отдельных элементов научного знания,
приведшее к возникновению исторической науки, открыло
путь для стремительного прогресса в изучении прошлого
и для дальнейшей эволюции науки. В процессе накопле-
ния ею знаний и совершенствования методов исследова-
ния изменялась и она сама, приобретая новый вид.
УСПЕХИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
На протяжении XIX и XX вв. историческое знание до-
стигло больших успехов. Этому способствовала благо-
приятная обстановка. Во второй половине XVIII в.
развитие капитализма в Европе шло стремительными
темпами. Французская буржуазная революция конца
XVIII в. ускорила его. Все новые страны и народы
втягивались в орбиту мирового обмена.
В политической сфере это было время подъема бур-
жуазии, которая уверовала в свою силу и не опасалась
за свое будущее. На этой почве возникла характерная
для той эпохи атмосфера общественного оптимизма. Не-
мецкий историк Б. Нибур в одной из лекций в 1829 г.
так ее обрисовал: «По всей Европе в те годы распростра-
нилось чувство прогрессивного движения, хотя кое-где
медленного, но верного... В целом тогда царило убеждение,
что все становится лучше. И никто не сомневался, что
все человеколюбивые проекты будут осуществлены на
практике» 1.
Эта атмосфера оказалась чрезвычайно благоприятной
для развития наук вообще и исторической науки в осо-
1 В. G. Niebuhr. Geschichte des Zeitalters der Revolution, Ham-
burg, 1845, S. 83.
37

бенности. Поднимавшаяся и крепнувшая буржуазия ис-
кала в прошлом объяснение своих успехов и аргументы
против власти потомственной аристократии, с которой
она боролась.
Росту общественного авторитета истории способство-
вала и ее важная роль в политическом развитии Европы.
К концу XVIII в. складывание национальных госу-
дарств и наций в Европе еще далеко не завершилось:
наряду с обширными централизованными государства-
ми — Испанией, Англией и др.— на континенте сущест-
вовали мелкие и мельчайшие феодальные и полуфеодаль-
ные княжества. Под влиянием французской буржуазной
революции и наполеоновских войн усилилось националь-
ное чувство, а с ним и стремление к национальной неза-
висимости. Процесс консолидации наций ускорился. Ис-
тория участвовала в этом процессе, поскольку она позво-
ляла нации лучше узнать себя и свои возможности: в
прошлом любого народа имеются ценные достижения,
факты, которые подкрепляют его веру в свои силы. Таким
образом, она оказывалась орудием самоутверждения на-
ции. Это всегда особенно важно для тех народов, которые
борются за свое освобождение от чужеземного ига: в ис-
тории они ищут аргументы в пользу независимого и само-
стоятельного существования, черпают силы для борьбы.
В середине XIX в. история, по словам советских уче-
ных, «казалось, достигла своего расцвета и заслужила
широкое признание в обществе» 2. Французский историк
пишет, что история стала «царицей наук», высшим авто-
ритетом в глазах общества: у нее искали ответа на важ-
нейшие вопросы духовной и общественной жизни. «Вся
культура ожидала ее суда. В один день она заняла место,
которое ранее занимала философия, и стала выступать в
роли руководителя и советчика. Хозяйка секретов прош-
лого, история, подобно придворным генеалогам, несла че-
ловечеству диплом о его благородстве, восстанавливала
картину его триумфального шествия»3. «Властная, са-
моуверенная Клио,— подтверждает английский историк,—
2 М. В. Нечкина, В. Т. Пашуто, Е. Б. Черняк. Эволюция истори-
ческой мысли в середине XIX в.— «Вопросы истории», 1965,
№ 12.
3 H.-L Marrou. De la connaissance historique. Paris, 1954, p. 13,
38

вытеснила религию и философию как богиня, которой мы
преклонялись» 4.
В эти десятилетия историческая наука испытала про-
цесс демократизации. Во всех странах мира, начиная с
Европы, преподавание истории постепенно вошло в обя-
зательную программу школьного обучения. Исторические
знания широко распространились в массах, что колоссаль-
но расширило круг читателей исторической литературы.
Исторические темы все чаще стали привлекать внимание
художников.
Большую роль в развитии исторической науки сыгра-
ли изменения в архивном деле. До XIX в. в архивах хра-
нились лишь немногие документы, да и те были рассея-
ны. По мере складывания крупных государств и услож-
нения функций государственной власти объем хранимой
документации возрастал. В 1567 г. в Испании был создан
центральный государственный архив. В XVII в. в Ита-
лии появилось первое руководство по архивному делу.
Дальнейший шаг в архивном деле был сделан во Фран-
ции в эпоху революции: в организованном тогда нацио-
нальном архиве были собраны документы различных ве-
домств, а также материалы, конфискованные у частных
лиц. Республика объявила все эти материалы достоянием
нации и открыла их для граждан. Вслед за Францией
доступ в архивы стали открывать и другие страны. На-
чалась работа по выявлению, упорядочению и изданию
архивных материалов. Первым крупным предприятием
этого рода, ставшим образцом, явилась начавшаяся в
1826 г. публикация «Памятников по истории Германии»,
которая продолжается и поныне.
Реорганизация архивного дела, концентрация мате-
риалов в одном месте и доступность их для исследовате-
лей открыли перед исторической наукой огромные воз-
можности и повлияли на исторические исследования. От-
ныне историки могли в своих работах опереться на
документы, что придавало их утверждениям больше до-
стоверности и доказательности.
Введение изучения истории в школе потребовало зна-
чительного числа учителей-историков и для их подготовки
стали создаваться специальные кафедры. Позднее появи-
лись и профессиональные исследователи. Эта профессия
4 G. Barraclough. History in a Changing World. London, 1954, p. 1.
39

долго не давала средств к существованию, и люди, не
располагавшие иными доходами, были вынуждены зани-
маться историей в свободное время. На протяжении
XIX в., с увеличением числа читателей исторической ли-
тературы, историки получили возможность жить на дохо-
ды от издаваемых книг. К концу XIX в. в ряде стран
стали возникать специальные исторические исследователь-
ские институты, хотя еще долго основным источником
жизни для историков оставалось преподавание. Постепен-
но во всех странах сложились кадры специалистов-исто-
риков. Росло число книг и журналов по различным разде-
лам исторического знания, рассчитанных как на специа-
листов, так и на широкую публику. История превратилась
в самостоятельную отрасль науки.
ВГЛУБЬ И ВШИРЬ
Развитие исторической науки шло в различных направ-
лениях: она исследовала все более глубокие пласты
минувшего, все большее число стран и народов попадало
в сферу ее интересов, все новые стороны жизни общества
привлекали ее внимание.
Еще в начале XIX в. исторические знания в хроноло-
гическом отношении не простирались далее эпохи антич-
ной Греции, все остальное было покрыто плотным тума-
ном, в котором лишь тут и там виднелись крошечные
островки отрывочных сведений. В географическом отно-
шении все знания ограничивались Западной Европой.
Сведения о внеевропейских странах, главным образом
о Ближнем Востоке, были почерпнуты из священных книг
и носили скорее мифологический характер. Узок был и
крут вопросов, которыми занимались историки.
В XIX в. все коренным образом изменилось. Без вся-
кого преувеличения можно сказать, что основная сумма
наших теперешних сведений о прошлом получена за по-
следние полтора столетия.
Нижняя хронологическая граница наших знаний стала
быстро продвигаться в глубь веков, когда приступили к
тщательному изучению материальных остатков прошлого,
добытых путем раскопок. Немалую роль сыграли в этом
гуманисты, которые с XV в. начали систематические по-
иски памятников античного искусства.
40

Настоящей сенсацией было открытие в 1711 г. древ-
неримского города Геркуланума, засыпанного пеплом при
извержении Везувия в 79 г. В 1748 г. последовало от-
крытие Помпей, где раскопки дали особенно богатый ма-
териал, а в 1750 г.— Пестума. С этого времени раскопки
стали вестись систематически, а в начале XIX в. возник-
ла специальная отрасль исторического знания, названная
археологией. Находки археологов позволили восстановить
многие факты прошлого. В середине XIX в. французский
исследователь Буше де Перт открыл древнюю стоянку
человека. Его утверждение о том, что обнаруженные кам-
ни, носившие следы грубой обработки,— орудия, изготов-
ленные людьми в очень далеком прошлом, вначале встре-
тили с недоверием. Однако вскоре подобные находки
были сделаны и в других местах и было доказано их ис-
кусственное происхождение. В наше время археология
значительно расширила область поисков и одновременно
усовершенствовала свои исследовательские орудия. Очень
ценные результаты дает аэрофотосъемка: она позволяет
увидеть следы древнего пейзажа, исчезнувших строений,
древние системы землепользования и орошения полей.
Изобретение акваланга открыло для изучения огромную
область, прежде недоступную человеку. Археологические
методы исследования применяются не только в отноше-
нии древних, но и более близких эпох. В частности, боль-
шие успехи ныне делает промышленная археология, изу-
чающая ранние этапы промышленного развития — старые
заводы, шахты и т. п.
В XX в. область археологических исследований охва-
тила все континенты земного шара. Находки, сделанные
при этом, позволили восстановить картину жизни многих
цивилизаций прошлого.
Чрезвычайно расширились и географические интере-
сы исторической науки. Усиление связей между страна-
ми и народами поставило задачу создания всемирной ис-
тории, истории всего человечества. Эта идея была выдви-
нута давно; название «всемирная» или «универсальная»
история встречалось еще у Полибия, а затем в средние
века у историка Евсевия. Однако вплоть до нового време-
ни в это понятие вкладывался не географический, а хро-
нологический смысл. Так, Ж. Боссюэ в своем уже упоми-
навшемся сочинении подчеркивал, что стремится вскрыть
божественную волю в истории человечества.
41

Первую попытку написать подлинно всемирную исто-
рию человечества, т. е. всех народов земли, предпринял
Вольтер. В «Краткой всемирной истории» (ее первое из-
дание, вышедшее в 1756 г., называлось «Опыт о нравах
и духе народов») он поставил перед собой задачу нари-
совать картину политического и культурного развития
всего человечества.
Осуществлению этого замысла наряду с недостатком
сведений о внеевропейских народах мешало также непо-
нимание исторического единства человечества. В мышле-
нии европейцев долгое время господствовал европоцент-
ризм — убеждение в том, что все важные события в жиз-
ни человечества протекали только в Европе. Более того,
некоторые европейские историки даже высказывали мне-
ние, что народы, живущие за пределами Европы, вообще
не развиваются и потому не имеют своей собственной ис-
тории. Исходя из этого, они долго видели в Европе основ-
ную движущую силу исторического процесса, а историю
других народов начинали только с того момента, когда
там появлялись европейцы. Лишь в последние десятиле-
тия историческое знание за рубежом стало преодолевать
этот европоцентристский взгляд. Западноевропейские ис-
торики все яснее осознают ошибочность и вред такого
узкого и ограниченного подхода.
Препятствием на пути к созданию всемирной истории
являются также националистические тенденции, которые
выражаются в стремлении поставить какую-либо страну
или ее народ в центре мировой истории и умалить роль
других стран и народов. Так, например, немецкие фаши-
сты утверждали, что «тевтонская раса» — единственная
движущая сила мировой истории, избранная «раса гос-
под», и хотели присвоить себе право распоряжаться судь-
бами других народов. Недалеко ушли от них некоторые
американские историки с претензией на «исключитель-
ность» США, их народа, якобы призванного вдохнуть
новую жизнь в «старую Европу». Эту «исключитель-
ность» пытаются обосновать различными способами. В ча-
стности, американский историк Ф. Тернер утверждал,
что наличие «свободных территорий» на западных гра-
ницах английских колониальных поселений в США (Тер-
нер игнорировал права на землю подлинных хозяев аме-
риканского континента — индейцев) явилось условием для
развития в США политической свободы и демократии,
42

якобы характерных для этой страны. Теория Тернера
была подвергнута уничтожающей критике, однако до сих
пор она сохранила в Америке свое влияние 5.
В наши дни аналогичные идеи национальной исклю-
чительности выдвигаются в Китае. Китайский народ про-
тивопоставляется народам Запада. Маоистская пропаган-
да утверждает, что народы Запада ничего не внесли в ми-
ровую цивилизацию, они только заимствовали культурные
достижения Китая, что Китай явился колыбелью мировой
цивилизации6. Этот «китаецентризм» направлен на оп-
равдание агрессивных целей внешней политики маоистов.
Тематика исторической науки длительное время огра-
ничивалась событиями политической жизни, а в центре
внимания историков стояли привилегированные классы
общества. Это объяснялось тем, что трудящиеся массы
долго не принимали прямого участие в политической жиз-
ни и влияли на нее лишь косвенно. Кроме того, имущие
классы оставляли после себя наибольшее количество сви-
детельств: все письменные материалы — хроники, мемуа-
ры, дипломатические документы — повествуют именно об
их жизни. Сами историки занимались только этими клас-
сами, другие слои общества их не интересовали. Эконо-
мика казалась им слишком «низкой», слишком «баналь-
ной», чтобы ее изучать. Столь же мало внимания они уде-
ляли жизни и быту народа: он представлялся им безли-
кой массой. О фактах, выходящих за рамки политической
истории, в исторических сочинениях упоминалось лишь
изредка и мимоходом и только в тех случаях, когда это
было совершенно необходимо для понимания событий.
Преобладание политической тематики в работе исто-
риков многим казалось вполне естественным. Английский
философ и историк Давид Юм (1711—1776) утверждал,
что в центре истории находятся «возникновение, возвы-
шение, расцвет и гибель великих империй». По мнению
другого английского историка Эдуарда Гиббона (1737—
1794), главным предметом исторического изучения явля-
ются «войны и управление общественными делами».
5 См.: Н. Н. Болховитинов. О роли «подвижной границы» в ис-
тории США. Критический анализ концепции Ф. Тернера.—
«Вопросы истории», 1962, № 9.
6 См.: Г. В. Астафьев и А. Л. Нарочницкий. Лжеистория на
службе великодержавных замыслов Пекина.— «Новая и но-
вейшая история», 1973, № 1.
43

Один из крупнейших буржуазных историков XIX в.
Леопольд Ранке (1795—1886) во главу угла в своих ис-
следованиях ставил историю дипломатических отношений.
Капитальный труд английского историка Г. Галлама
(1777—1859) носит название «Конституционная история
Англии от восшествия Генриха VII до смерти Геор-
га III».
Правда, некоторые исследователи давно уже указыва-
ли на неудовлетворительность такой истории, на ее чрез-
мерную узость. Еще в конце XVI в. французский исто-
рик Л. Попленьер мечтал о создании «совершенной исто-
рии», которая осветила бы все стороны жизни человече-
ского общества. Но более отчетливо об этом заговорили в
XVIII в. историки французского Просвещения. Воль-
тер в своей «Краткой всемирной истории» высказал убеж-
дение, что историк должен наряду с описанием деятель-
ности пап и королей уделять внимание экономической,
культурной и социальной жизни народов.
Однако за рамки чисто политических вопросов исто-
рическая наука выходила медленно. В 1796 г. Арнольд
Геерен в труде «Размышления о политике, связях и тор-
говле главных народов древнего мира» предпринял попыт-
ку изложить историю торговли в Персии, Финикии, Ва-
вилонии и Греции, но акцент он сделал на вопросах,
связанных с государственной торговой политикой. Преоб-
ладающий интерес к государству и его роли в экономиче-
ской жизни заметен и в работах представителей так на-
зываемой немецкой экономической школы В. Рошера
(1817-1894), Г. Шмоллера (1838-1917) и др.
Необходимым условием развития экономической исто-
рии являлось расширение круга источников, привлечение
новых видов материалов: статистических данных о ввозе
и вывозе, производстве и торговле и т. д. Постепенно изу-
чение экономической истории стало приобретать углублен-
ный научный характер. В круг интересов исторической
науки включались все новые аспекты экономической жиз-
ни — промышленное производство, сельское хозяйство,
финансы и пр. В наше время экономическая история ста-
ла важной отраслью исторической науки. Историки, ра-
ботающие в этой области, издают свои специальные жур-
налы, регулярно собираются на совещания и конферен-
ции, в том числе международные. Экономическая история
выработала свои специфические приемы исследования.
44

Внимание исторической науки привлекло и развитие
культуры. Пионером в этой области явился немецкий ис-
кусствовед Иоганн Винкельман (1717—1768). В «Исто-
рии искусства древности» он подверг основательному ис-
торическому анализу древнегреческое искусство, указав
на его глубокую связь с природными условиями страны
и с государственным устройством. Швейцарский историк
Якоб Буркхардт (1818—1897) продолжал изучение ис-
тории культуры, он даже утверждал, что она должна
превратиться в главную тему исторической науки. Посте-
пенно историки культуры стали исследовать самые раз-
нообразные стороны духовной жизни общества.
Позднее всего буржуазные историки обратились к изу-
чению самой важной и самой сложной сферы жизни об-
щества — социальной. Под влиянием марксизма они
включили в область социальной истории проблемы, свя-
занные с бытом трудящихся масс, всегда составлявших
большинство населения.
Активизировалось изучение истории рабочего класса и
революционных движений в различные эпохи, и маркси-
сты в этой области, естественно, уже много лет неизмен-
но занимают ведущее место. Советские историки создали
ряд капитальных трудов по этим вопросам, в частности
по истории рабочего класса как до 1917 г., так и в по-
следующие годы, по истории революционных идей и дви-
жений в России в XIX и начале XX в., по истории кресть-
янских выступлений в разные эпохи.
В результате усилий нескольких поколений историков
за последние полтора века накоплено огромное количест-
во самых различных сведений о жизни общества и накоп-
ление их продолжается. Конечно, несмотря на уже про-
деланную гигантскую работу, в нашем знании о прошлом
имеется еще немало «белых пятен», но это понятно: про-
шлое необозримо и его познание бесконечно.
Таким образом, историческая наука непрерывно рас-
ширяет сферу своих интересов. Ныне она стремится ис-
следовать все стороны и области жизни общества и об-
щественного человека. С полным правом можно сказать,
что нет такого вопроса, события или процесса в жизни
общества, который бы ее не интересовал.
Из сказанного очевидно, как глубоко ошибается тот,
кто, познакомившись с историей в процессе плохого
школьного преподавания, искренне полагает, что это —
45

простой набор фактов, имен и дат и вся задача ее изу-
чения — зубрежка. Такая история действительно не име-
ет ничего общего с наукой, которая непрерывно расширя-
ет область своих исследований и развивается сама.
Современная историческая наука подобно другим нау-
кам продолжает открывать и накапливать новые надеж-
ные данные, уточняет их и систематизирует, наступает на
неизвестное, отвоевывая у него все новые участки.
При этом историческая наука не только накапливает
данные и приводит их в систему. Она устанавливает их
взаимосвязи, находит закономерности в развитии собы-
тий. Систематизация уже известного — сведение воедино
и новая группировка — позволяет посмотреть на вещи под
иным углом зрения, нередко дает возможность обнару-
жить в них нечто, ускользавшее ранее от наблюдения,
и таким образом получить новые результаты.
Историческая наука наших дней, как мы видели,
очень широко понимает свой предмет. Однако каждая
наука имеет определенные области, в которых сосредото-
чены ее основные интересы. Какова сфера основных ин-
тересов исторической науки?
Нередко отвечают так: ее сфера — прошлое. Это, ко-
нечно, правильно, но не точно: все прошлое не может
входить в сферу ее занятий, ибо оно слишком обширно.
Как известно, прошлое космоса, земли, растительного и
животного мира изучают другие специальные науки —
геология, палеонтология и др. Видимо, на долю истории
приходится лишь какая-то часть прошлого.
Большинство историков сходятся на том, что предме-
том исторической науки является в первую очередь жизнь
человеческого общества во всех ее проявлениях. Именно
так ее определяет «Советская историческая энциклопе-
дия»: «Наука, изучающая развитие человеческого общест-
ва во всей его конкретности и многообразии, которое поз-
нается с целью понимания его настоящего и перспектив
в будущем» 7.
Однако общество состоит из отдельных людей, и исто-
рия общества — это в сущности история составляющих
его людей. Человек — продукт общества, изменяющийся
вместе с его развитием. Общество нельзя понять в отрыве
7 «Советская историческая энциклопедия», т. 6. М., 1965, стр.
577—578.
46

от жизни составляющих его индивидов: и то, и другое
теснейшим образом связано, образует единое целое. По-
этому, изучая общество, историческая наука не может не
изучать отдельных людей. Конечно, общество — это вовсе
не простая сумма составляющих его человеческих единиц,
а нечто иное, качественно отличающееся от них. Этого не
понимают многие буржуазные ученые. Так, английский
философ Д. С. Милль утверждал: «Соединяясь в общест-
во, люди не превращаются в нечто другое, обладающее
другими свойствами... В общественной жизни люди обла-
дают лишь такими свойствами, которые вытекают из за-
конов природы отдельного человека и могут быть с ним
сведены. Сложение причин есть всеобщий закон общест-
венных явлений» 8. В действительности законы, опреде-
ляющие жизнь общества как целого, отнюдь не всегда
совпадают с теми, которые управляют поведением отдель-
ных людей. Для правильного понимания тех и других
необходимо применить марксистский метод диалектиче-
ского материализма.
Но сказав, что предметом исторической науки явля-
ется прошлая жизнь общества и общественного человека
в их тесной связи, это еще не значит, что мы охватили
все содержание исторической науки. Ведь жизнь общест-
ва и общественного человека изучают и другие науки
общественного цикла— социология, политическая эконо-
мия, социальная психология и др. Могут сказать, что,
в отличие от исторической науки, эти дисциплины изу-
чают общество и человека в настоящем. Однако граница
между прошлым и настоящим в значительной мере услов-
на, она все время смещается. Кроме того, все науки об
обществе постоянно вынуждены обращаться к прежним
этапам в развитии своего объекта, ибо любое явление в
жизни общества трудно, а порой даже и невозможно изо-
лировать от его прежних состояний. Многое в этих явле-
ниях объясняется их прошлым. Из этого следует, что все
общественные науки, в сущности, также до известной
степени являются науками историческими. Поэтому сво-
дить предмет истории лишь к прошлому общества и об-
щественного человека нельзя: такое определение будет не
точным.
8 Д. С. Милль. Система логики силлогистической и индуктивной.
СПб., 1899, стр. 173,
47

По-видимому, специфику предмета, которым занима-
ется историческая наука, следует искать не в том, что она
изучает, а скорее, в том, как она изучает, как подходит
к изучению. В отличие от других наук об обществе, ис-
тория изучает человека и общество в их развитии и свое
главное внимание направляет на исследование тех изме-
нений, которые происходят в различных разрезах жизни
общества. Ее интересует, какие этапы прошли общество
и общественный человек именно в своем развитии, какие
сдвиги происходили в условиях существования общества
и человека и как вместе с тем изменялись они сами.
Конкретная история этого процесса изменения и являет-
ся предметом исторической науки.
СЕМЬЯ ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК
Неизбежным следствием развития исторической науки
явилось ее дробление на отдельные специальности.
Наука накопила такое количество фактов о различных
эпохах и народах, что усвоить их одному человеку стало
не под силу. Сегодня даже для ориентации в этом необо-
зримом океане фактов, имен, дат и явлений необходимо
обращаться к специальным справочникам. Дробление и
специализация науки привели к тому, что в настоящее
время специалисты в одной области истории порой доволь-
но туманно представляют себе, чем занимаются их колле-
ги в других областях и как они работают.
Кроме того, изучение отдельных проблем и эпох тре-
бует привлечения особых источников, а для работы над
ними необходимы не только особые навыки, но и специ-
альные познания. Так, для исследования экономической
истории нужно знать промышленное производство, финан-
сы и т. д.; для исследования духовной культуры — ис-
кусство, литературу и пр.
Специализация исторического знания идет в первую
очередь по хронологическому признаку: не считая архео-
логии, выделившейся в особую научную дисциплину,
имеются разделы истории первобытного общества, древ-
него мира, средних веков, нового и, наконец, новейшего
времени (современной истории). Рубежи между этими
дисциплинами не очень отчетливы и в значительной сте-
пени условны. Так, водоразделом между историей древ-
48

ности и средних веков обычно считают падение Римской
империи. Еще менее точным является водораздел между
эпохой средних веков и новым временем: его проводят то
по так называемым великим географическим открытиям
конца XV в., то относят к XVI в. В советской историче-
ской науке рубежом между средними веками и новым
временем принято считать XVII в., когда вырисовываются
контуры развивающегося капитализма, точнее англий-
скую буржуазную революцию середины этого века. Рубе-
жом между новой и новейшей историей принято считать
1917 г., когда в России произошла Великая Октябрьская
социалистическая революция, положившая начало новой
эре в жизни человечества.
Наряду с дроблением исторической науки «по верти-
кали» идет ее дробление «по горизонтали», т. е. по тема-
тике исследования. В настоящее время историки специа-
лизируются в области экономической истории, истории
политических учреждений, истории внешней политики,
военной истории, истории рабочего движения и т. д.
В связи с возникновением все новых и новых направле-
ний исследования происходит еще более дробная специа-
лизация. Для отдельных дисциплин существуют особые
издания и журналы, для обсуждения специальных про-
блем устраиваются международные совещания.
Однако и на этом дробление исторической науки не
заканчивается: идет еще разделение по географическому
принципу. Большинство историков изучают какую-либо
одну страну, и лишь изредка автор в своих работах охва-
тывает более широкий географический регион.
Наряду со специализацией ученых по сферам исследо-
вания, идет специализация их по функциональному прин-
ципу. Так, значительная группа историков занята препо-
даванием истории в средних и высших учебных заведениях.
Определенную специфику имеет популяризация историче-
ской науки. В области преподавания и популяризации ис-
следователи в настоящее время чаще обращаются к ши-
роким темам. Впрочем, как преподавание науки, так и ее
популяризация обычно совмещаются с исследовательской
работой.
Для иллюстрации многочисленности направлений ис-
торической науки можно привести список тех комиссий,
которые работали во время XIII Международного конг-
ресса исторических наук, проходившего в Москве 16—
49

23 августа 1970 г. Это были комиссии сравнительной ис-
тории, морской истории, славянских исследований, исто-
рии церкви, истории городов, исторической демографии,
истории представительных и парламентских учреждений,
истории прессы, истории социальных движений и соци-
альных структур, иконографии, нумизматики и др. Наря-
ду с комиссиями работали и другие организации специа-
листов—международные федерации и ассоциации по
истории права, по экономической истории, истории рим-
ского искусства, изучению Ренессанса и многие другие.
Советские исследователи специализируются также по
истории общественной мысли, истории рабочего движе-
ния, истории КПСС и другим направлениям.
Разделение труда среди ученых-историков, являясь
прогрессивным моментом и способствуя дальнейшему раз-
витию науки, в то же время чревато и определенными
опасностями: этот процесс ведет к сужению интересов
ученого и грозит ограничить его кругозор. Замыкаясь в
кругу частных вопросов, обрывая нити, которые связыва-
ют различные сферы деятельности человечества и перио-
ды его существования, историк рискует утерять из виду
общие связи между явлениями и не понять того места,
которое данный частный вопрос занимает в общем кон-
тексте. Специализация, призванная дать более точные
знания, может их обесценить. Исследователь рискует
превратиться в «ученого муравья», который выполняет
свою часть работы, не догадываясь о том, что представляет
собой целое. Как писал Козьма Прутков, полнота специа-
листа, подобно флюсу, односторонняя. Бернард Шоу по
этому поводу саркастически заметил: ученые, стремясь
узнать как можно больше о все меньшем объекте, в кон-
це концов дойдут до того, что будут знать все... ни о
чем. Это, конечно, шутка в духе Шоу, но в ней — глубо-
кий смысл.
Ученые уже давно поняли эту опасность. Что касает-
ся историков, то французский исследователь А. Берр
(1863—1954) еще в конце XIX в. начал борьбу против
разобщенности между отдельными отраслями историческо-
го знания. Для регулярного обмена идеями он создал в
1900 г. специальный исторический журнал под названием
«Обзор исторического синтеза», в котором публиковались
статьи по самым различным историческим проблемам,
представляющим интерес для всех историков. Работу в
50

этом направлении продолжал Л. Февр (1878—1956) и
М. Блок (1886—1944), которые выступали за тесное со-
трудничество историков различных специальностей и для
пропаганды этого сотрудничества создали журнал «Анна-
лы» (с подзаголовком «Экономика, общество, цивилиза-
ции»), выходящий и в настоящее время. Формой сотруд-
ничества историков различных специальностей являются
международные конгрессы и совещания, симпозиумы и пр.,
созываемые для обсуждения различных проблем. Важное
значение для развития науки имеют коллективные труды,
издаваемые по широким темам исторического знания.
Примером такого сотрудничества ученых различных отра-
слей исторического знания является десятитомная «Все-
мирная история», изданная в СССР в 1955—1965 гг.
СПЕЦИАЛЬНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИСЦИПЛИНЫ
В связи с разработкой технических вопросов историче-
ского исследования и методов работы над отдельными
видами источников возникла особая группа вспомогатель-
ных или точнее — специальных научных дисциплин.
Центральное место среди них занимает источникове-
дение, которое исследует природу источника, его отноше-
ние к исторической действительности, отражение в нем
исторических событий и фактов, а также приемы работы
над ним. Среди этих приемов наиболее важное место при-
надлежит критике источника: процедуре, которая обеспе-
чивает получение из него наибольшего количества надеж-
ных сведений о прошлом, позволяет заметить в нем все
существенное и заслуживающее внимания.
Критику источника часто делят на внешнюю и внут-
реннюю — впрочем, это разделение условно. Внешняя
критика направлена на определение подлинности доку-
мента или свидетельства — выяснение происхождения,
датировки, выявление более поздних или чужеродных
вставок и различных искажений. Критика внутренняя
направлена на выявление ценности и надежности данного
источника и сведений, которые в нем заключены, для того
чтобы уверенно пользоваться этими сведениями. При
этом всегда необходимо выяснять, что именно свидетель
данного события видел на самом деле, а что он привнес
от себя, вольно или невольно. Для этого нужно опреде-
51

лить отношение данного свидетеля к происходившему, по-
нять его психологию. Подлинный факт останется за вы-
четом из показаний всего того, что свидетель внес в них
от себя. Процесс этот сложен и требует определенных
навыков. Специальные исторические дисциплины можно
распределить на две группы: первая исследует главным
образом технику изучения различных источников, вторая
разрабатывает более общие вопросы.
В первой группе важное место занимает дипломатика,
или наука, изучающая исторические документы, прежде
всего публично-правовые акты, с целью установления их
подлинности, степени достоверности, времени составле-
ния и т. п.
Термин «дипломатика» (от слова «диплом», как в
старину называли юридические акты) ввел в науку ис-
торик-эрудит XVII в. Мабильон, большой знаток древ-
них актов. Появление этой дисциплины было связано с
чисто практическими целями. Документы такого рода под-
тверждали важные права и притязания, в частности пра-
во собственности, и поэтому возникала необходимость
установить их подлинность. В истории вопрос о подлин-
ности сохранил свое значение, и историки продолжают
прилагать много усилий для дальнейшей разработки мето-
дов определения подлинности. В наше время предмет
дипломатики расширился: она занимается всеми докумен-
тами, в которых зафиксированы экономические или поли-
тические сделки, договоры и пр. Дипломатика выявляет
происхождение различных актов, изучает их содержание,
форму и пр., стремясь извлечь максимум фактического
материала для понимания прошлого 9.
Поскольку официальные документы, как правило,
снабжались печатями, появилась потребность исследовать
и их подлинность, проследить эволюцию формы, влияние
на нее традиции, расшифровать символический язык пе-
чатей и т. п. Так возникла специальная наука о печа-
тях — сигиллография (или сфрагистика).
В XVII в. предметом изучения стали знаки государ-
ственной почвы; изучением почтовых марок занимается
историческая филателия.
9 См.: С. М. Каштанов. Предмет, задачи и методы дипломати-
ки.— В кн.: «Источниковедение. Теоретические и методиче-
ские проблемы». М., 1968, стр. 138—139.
52

Необходимость найти дополнительные свидетельства
для датировки и определения подлинности старинных
документов заставила историков заняться изучением ис-
тории производства бумаги, в частности так называемых
филиграней, т. е. знаков, которые в прошлом ставили на
бумаге, а иногда ставят и теперь ее изготовители. Зна-
комство с этими знаками облегчает установление подлин-
ности старых документов.
Значительная часть исторических источников написа-
на от руки: в связи с этим историки занялись исследова-
нием форм и методов начертания букв, выявлением со-
кращений и пр. Наука, изучающая древнее письмо, на-
зывается палеографией. Расшифровка древних письмен
требует специальных знаний. В частности, большую труд-
ность представляют сокращения: в средневековой письмен-
ной латыни их существовало до 15 тыс. Поскольку для
изучения письменности необходимо хорошее знания язы-
ков, палеография разделилась на более узкие отрасли:
существует палеография славянская, греческая, латин-
ская, египетская и пр. Характер записей зависит от ма-
териала: помимо бумаги, которая в Европе появилась
только в XV в., материалом для письма служили также
восковые таблички, пергамен, т. е. очищенная шкура
животных, главным образом телячья. Специальной отра-
слью палеографии являются папирология, возникшая в
XX в. Многочисленные находки папирусов в долине Нила
позволили восстановить некоторые важные произведения
античности, которые считались навеки утерянными, на-
пример «Афинскую конституцию» Аристотеля.
Особую ветвь палеографии представляет собой эпигра-
фика, которая изучает надписи на зданиях, могилах и пр.
Такие надписи иногда оказываются единственными
письменными свидетельствами, оставшимися от давних
времен. Зачастую это копии или краткое изложение более
пространных документов, нередко официального характе-
ра. Надписи тщательно собираются и публикуются.
Надписи как исторический источник не утратили свое-
го значения и в наше время. Например, надписи, найден-
ные на стенах Брестской крепости, помогли уточнить про-
должительность ее героической обороны. Многие факты
из истории движения Сопротивления во Франции, Дании
и других странах стали известны именно благодаря тща-
тельному изучению надписей.
53

Медали и монеты различных эпох и народов изучает
нумизматика. Металлическая монета появилась в бассей-
не Средиземного моря с VII в. до н. э. Очень рано мо-
нополию чеканки монет взяло на себя государство, кото-
рое гарантировало их вес и качество. Найденные в за-
хоронениях деньги позволяют выявлять развитие торговых
связей в самой отдаленной древности. Монеты и медали
в качестве исторического источника имеют значение при
изучении любой эпохи. Характер выпускаемых монет и
медалей, материал, из которого они изготовлялись, их
форма и рисунок — все это проливает свет на различные
стороны политической, экономической и социальной жизни.
Геральдика исследует гербы: их происхождение, сим-
волику, внесенные в них изменения. Так, важные стороны
истории революции и Советской власти нашли прямое и
косвенное отражение в символике герба нашей страны.
Во второй группе специальных исторических дисцип-
лин, разрабатывающих более общие вопросы историческо-
го исследования, важное место занимает историческая
география. Эта дисциплина, собственно говоря, находит-
ся на стыке двух наук — истории и географии — и соче-
тает методы и приемы, используемые обеими. География
всегда была близка к истории. Жизнь человека невозмож-
но изучать вне ее связи с окружающей средой. Акаде-
мик Б. А. Рыбаков справедливо говорил в 1963 г. на
совещании историков: «...Отрыв от географического фак-
тора — это отход от реализма, изучение общества вне
той среды, которая влияла на его формирование» 10. Ге-
ографические условия навязывают человеку формы его
деятельности и существования, они могут воздействовать
и на структуру общества, в особенности на ранних стади-
ях его развития. По мере совершествования орудий про-
изводства, по мере прогресса производительных сил роль
географической среды слабеет, общество становится более
независимым от природных условий, но до конца осво-
бодиться из-под их власти не может. Было бы ошибоч-
ным возводить географические условия в главный фактор
истории. В то же время было бы ошибочным и игнориро-
вать их вовсе. Задача истории состоит в том, чтобы в
каждом конкретном случае выявлять действительный ха-
рактер взаимодействия между средой и обществом.
10 «История и социология». М., 1964, стр. 59.
54

Составной частью исторической географии является
историческая картография, которая служит не только для
иллюстрации географических явлений, но является и
орудием исторического исследования.
В числе специальных исторических дисциплин второй
группы следует назвать хронологию, которая изучает раз-
личные приемы исчисления времени. Люди с древнейших
времен учитывали смену сезонов и длительность года,
но по-разному расчленяли его на более дробные едини-
цы — дни, недели и месяцы. Для выяснения точной даты
исторического события требуется знать календарь, приня-
тый в стране в ту или иную эпоху. Например, в мусуль-
манском мире отсчет годов ведется от переселения Маго-
мета и его сторонников из Мекки в Медину (так называе-
мая хиджра — 622 г.). В ряде других стран Востока име-
ются свои собственные способы исчисления лет. Кроме
того, в некоторых странах в отдельные периоды действова-
ли особые календари. Так, во Франции в 1793 г. был
введен революционный календарь, он действовал до
1805 г.
Специальная дисциплина — метрология — исследует
меры веса и длины, принятые у различных народов в
различные времена, и устанавливает соотношение между
ними и современными системами.
Одна из старейших исторических дисциплин — генеа-
логия — выявляет происхождение отдельных семейств и
фамилий, родственные связи между ними.
Особая дисциплина — ономастика — изучает имена соб-
ственные. В свою очередь она подразделяется на топони-
мику — науку о происхождении географических назва-
ний — и антропонимику — науку о происхождении имен
и фамилий. Изучение собственных имен весьма важно для
истории. Географические названия удерживаются на про-
тяжении тысячелетий, несмотря на отдельные видоизме-
нения. История имен и фамилий также проливает свет на
прошлое.
К специальным дисциплинам относятся и другие от-
расли исторического знания: археография (наука об из-
дании источников), архивоведение, текстология и пр.
Каждая из специальных дисциплин накопила огром-
ное количество материалов, разработала собственные прие-
мы, изучение которых требует времени и особой под-
готовки,
55

«БЕГСТВО» ОТ ИСТОРИИ
В ходе своего развития на протяжении последних полу-
тора-двух веков историческая наука заняла прочное
место в ряду наук. Ею занимается во всем мире большая
армия людей, которая продолжает расти. Благодаря уси-
лиям этой многочисленной армии исследователей объем
наших знаний о прошлом непрерывно возрастает, они
становятся все более точными, глубокими и надежными.
Выявляются новые факты, известное обрастает неизвест-
ными ранее деталями, становится яснее роль отдельных
личностей— картина прошлого становится все богаче.
Прогресс исторического знания выражается также и в
росте новой литературы по истории — исследовательской,
учебной и популярной. Еще в середине XIX в. новые
книги по истории за год исчислялись единицами; в наши
дни они появляются на свет десятками тысяч. При этом,
как показывает статистика, доля литературы на истори-
ческие темы в общей массе печатной продукции увеличи-
вается, что свидетельствует о росте интереса широкой
публики к истории. Этот интерес особенно заметен в на-
шей стране, где книги на исторические темы раскупают-
ся немедленно — даже очень серьезные многотомные тру-
ды. Об этом интересе говорит и приток абитуриентов на
исторические факультеты высших учебных заведений.
Несомненный интерес к истории замечается и за рубе-
жом: об этом единогласно говорят многие наблюдатели.
Люди хотят лучше и полнее узнать прошлое, чтобы по-
нять настоящее, они верят в прогресс исторического зна-
ния и его возможности.
Тем не менее в некоторых кругах за рубежом суще-
ствует неверие в историческую науку. В литературе и
публицистике ряда западных стран порою открыто вы-
сказывается мнение, что историческое знание не надеж-
но и не точно и не может быть таковым, что оно пред-
ставляет собой лишь иллюзию знания и наши попытки
проникнуть в прошлое обречены на провал. Наше знание
прошлого, пишет американский историк, это «как бы окно,
открытое в ночь: мы видим далекие огни, слышим отда-
ленные голоса и ничего больше»11. Другой американ-
11 J. В. Saunders. Historical Interpretations and American Histor}-
anship. Ohio, 1966, p. 34.
56

ский историк на этом оснований заявляет: «История бес-
полезна» 12. Возникла тенденция к умалению роли и зна-
чения исторической науки.
По свидетельству английского историка Дж. Плама,
подобные настроения затронули ученых и его страны:
«Очень немногие профессиональные историки,—говорит
он,— видят в истории нечто большее, чем профессию или
предмет преподавания; немногие еще верят, что история
может информировать, учить, оживлять, облагораживать,
делать более богатым общее наследие человечества... Все
меньшее число историков верит в то, что их искусство
имеет какую-либо социальную цель, какую-либо функцию
в координации человеческих усилий и человеческой
мысли... По-видимому,— с грустью заключает он,— исто-
рики прониклись пораженчеством» 13. Этого же мнения
придерживается французский историк Ж. Ур: «История,—
говорит он,— не только далека от науки, но, я бы сказал,
противостоит науке, является в известном смысле ее про-
тивоположностью» 14.
Падение веры в историю сказывается и на отношении
к ней официальных учреждений. Американский историк
Л. Готтшок жалуется: «Когда правительства хотят полу-
чить совет по поводу социальных проблем или по вопро-
сам планирования, они идут к ученым политических наук,
социологам или экономистам, но редко обращаются к ис-
торикам» 15. Ассигнования в США на развитие историче-
ской науки составляют ничтожную сумму в сравнении с
затратами на другие науки. «История,— пишет англий-
ский историк,— ценится в наши дни меньше, чем ранее,
ее уже более не считают руководительницей в самых
важных областях человеческой деятельности» 16.
Подобные высказывания не совсем новы: они имели
место еще в конце XIX в. Однако в наши дни значитель-
но возросло их число и усилилась резкость их тона.
Таким образом, перед нами явный парадокс: в период,
когда научное познание прошлого стало делать наиболь-
12 J. Malin. On the Nature of History. London, 1954, p. 39.
13 J. Plumb. Crisis in Humanities. London, 1964, p. 25—26, 28.
14 J. Hours. Valeur de Fhistoire. Paris, 1954, p. 137.
15 L. Gottschalk. Understanding History. A Primer of Historical
Method. N. Y., 1954, p. 270.
16 D. L. Keir. Old Ways and New in History.— «Irish Historical
Review», 1967, March, p. 216.
57

шие успехи и когда перед человечеством возникли осо-
бенно трудные проблемы, вера в историю за рубежом
явно упала. Чем это объясняется?
Главную причину следует искать в общей духовной
атмосфере буржуазного общества: неуверенность буржуа-
зии в своем господстве, ее страх перед будущим отража-
ется и на ее отношении к прошлому. Именно в этом за-
ключается причина пессимизма, релятивизма, воинствую-
щего антиисторизма, который захлестнул Западную Евро-
пу и США. Американский историк П. Смит откровенно
признает это. В наши дни, говорит он, исчезла прежняя
уверенность в могуществе человека, столь характерная
для эпохи Просвещения: она сменилась «чувством чело-
веческого бессилия перед лицом своей собственной психи-
ки и проблемами социального и политического устройст-
ва. По мере того, как власть человека над природой воз-
растала, его власть над самим собой уменьшилась» 17.
Американский историк подметил характерные черты идео-
логии современной буржуазии, однако неправомерно рас-
пространил их на все классы. Подобно Смиту, западно-
германский историк Р. Виттрам также склонен отождест-
влять настроения буржуазии со взглядами представите-
лей всех классов общества.
Констатируя аналогичные признаки, американский
философ Г. Мейергоф объясняет их так. Люди, пишет
он, долгое время надеялись, что, «поняв природу и исто-
рию, человек не будет ее жертвой, а создаст свое собст-
венное разумное царство, станет в конце концов хозяи-
ном своей истории». Руководствуясь этим идеалом, люди
попытались заменить христианство новой «светской рели-
гией», религией разума. Эти попытки не удались. «Крах
этой светской религии оставил тяжелый след на всей
современной культуре. Человек, по-видимому, утерял
ключи к разуму и одновременно господство над своей ис-
торией. Эта двойная потеря способствовала тому, что поя-
вилось убеждение: история, как писал Шекспир, исполне-
на шума и ярости, но она лишена смысла». Автор говорит
о «растущем понимании бессмысленности истории»18.
Мотив бессмысленности истории часто звучит в литерату-
ре Западной Европы и США.
17 P. Smith. Historians and History. N. Y., 1964, p. 236.
18 H. Meyerhoff. Philosophy and History in Our Time. N. Y., 1959,
p. 9, 22.
58

Падение влияния истории сопровождается возрожде-
нием и усилением влияния различных реакционных, в
частности теологических концепций. Реакционные исто-
рики открыто утверждают, что только бог придает исто-
рии смысл, что спасение человечества — в познании бога.
Большую роль начинают играть идеалистические концеп-
ции истории, в моду входят средневековые схоласты и
теологи — такие, как Августин Блаженный и Фома Ак-
винский. Реакционный французский философ и писатель
Ж. Маритен в книге под названием «Философия истории»
утверждает, что историей управляет бог. История, по
словам автора,— «это вовсе не проблема, подлежащая ре-
шению, а таинство, которое можно лишь созерцать» 19.
Западногерманский историк К. Россман подчеркивает:
«Библейская история сотворения мира в настоящее время
представляется нам более истинной, чем все научные
знания» 20.
Особенно решительным нападкам подвергается в на-
стоящее время идея исторического прогресса. «Прогресс
в истории,— заявляет современный буржуазный англий-
ский историк Д. Эльтон,— представляет собой в значи-
тельной мере ценностное суждение и личное дело... Про-
гресс и необходимость — это доктрины, которые невоз-
можно вывести из изучения истории, их можно лишь
привнести в нее» 21.
Итак, главная причина «бегства от истории» некото-
рых историков за рубежом коренится в упадочной духов-
ной атмосфере буржуазного общества. Однако, помимо этой
главной причины, важную роль в кризисе современной
буржуазной исторической мысли играет и другой момент,
а именно — реальные трудности, которые связаны с по-
знанием прошлого и которые коренятся в сложной при-
роде прошлого, в специфичности методов его изучения.
Эти трудности поставили буржуазных философов и исто-
риков в тупик и побуждают некоторых из них заявлять,
что объективное познание невозможно.
19 J. Maritain. On the Philosophy of History.— Цит. по кн.:
P. Smith. Op. cit., p. 78.
20 K. Rossman. Deutsche Geschichtswissenschaft von Lessing bis
Jaspers. Bremen, 1959.—Цит. по кн.: Г. Асланян. Идея про-
гресса в буржуазной философии истории. Ереван, 1965, стр. 338.
11 G. Elton. The Practice of History. London, 1967, p. 45, 46.
59

В марксистской литературе достаточно много написа-
но о духовном кризисе буржуазного общества, гораздо
меньше внимания уделено гносеологическим вопросам.
Историки-марксисты, разумеется, не разделяют неверия в
историю, но они не могут оставить без ответа те вы-
сказывания, которые касаются важных вопросов этой
науки.
Следует учесть еще и то, что в своих нападках на
историческое познание буржуазные идеологи ставят под
сомнение основные вопросы науки, и в том числе во-
прос о познаваемости прошлого — иначе говоря, отрицают
право истории на существование в качестве науки. Мимо
таких утверждений мы не можем пройти: мы обязаны
вступить в спор и доказать, что наши убеждения о по-
знаваемости прошлого, наш исторический оптимизм опи-
раются не на «добрые пожелания», а на прочную науч-
ную основу.
Такая полемика должна пойти на пользу самой науке.
В ходе этой полемики марксистская историческая наука
будет развиваться далее и крепнуть. Ведь хорошо изве-
стно, что марксизм — это вовсе не догма, которую надо
просто заучить, не готовый рецепт для решения любых
проблем, а живое учение, метод творческого подхода к
их решению.
Вступая в полемику с буржуазной историографией,
историки-марксисты обязаны не только указывать на
ошибки, но и выяснять их причины. Блестящий образец
такой полемики — борьба В. И. Ленина против философ-
ского идеализма. Он писал: «Философский идеализм есть
только чепуха с точки зрения материализма грубого, про-
стого, метафизичного. Наоборот, с точки зрения диалек-
тического материализма философский идеализм есть одно-
стороннее, преувеличенное, uberschwengliches (Dietz-
gen) развитие (раздувание, распухание) одной из черто-
чек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от
материи, от природы, обожествленный. Идеализм есть по-
повщина. Верно. Но идеализм философский есть („в е р-
н е е" и „кроме того") дорога к поповщине через
один из оттенков бесконечно сложного по-
знания (диалектического) человека» 22.
22 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 322.
60

В свете этой глубокой мысли В. И. Ленина очевидно,
что некоторые концепции буржуазных историков только
на первый взгляд выглядят как странные и непонятные
заблуждения: при ближайшем рассмотрении они оказы-
ваются либо отражением — подчас в иррациональном об-
лачении — каких-то важных моментов в процессе позна-
ния, либо реакцией на трудности этого познания.
Дело в том, что историческая наука, опираясь на ту
же методологию, что и другие отрасли знания, и доби-
ваясь получения столь же точных и надежных сведений
в своей области, отличается от них известными особен-
ностями, которые мы и рассмотрим в следующих главах.

Глава 3
ИСТОРИК ЗА РАБОТОЙ
Специфические особенности исторической науки и приме-
няемых ею методов исследования проистекают из особен-
ностей предмета, который она изучает. Каждая наука
имеет дело со своим собственным объектом, наделенным
особыми чертами. «Предмет — движущееся вещество,—
писал Ф. Энгельс— Различные формы и виды самого ве-
щества можно познать опять-таки только через движение;
только в движении обнаруживаются свойства тел; о теле,
которое не находится в движении, нечего сказать. Следо-
вательно, природа движущихся тел вытекает из форм дви-
жения» 1.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ
Одна из важных сторон истории — собирание и изуче-
ние фактов, этих элементарных клеток реальности. Они
являются как бы материалом, из которого строится науч-
ное знание. В своем отношении к фактам историческая
наука ничем не отличается от других отраслей знания.
Историк всегда заинтересован в том, чтобы найти какие-
либо новые, не известные ранее факты. Обнаружив эти
факты, он сначала подвергает их тщательной проверке,
анализу и сопоставлению прежде, чем включает в систему
знаний. Свои теории он строит только на фактах, ибо зна-
ет, что любая концепция, не подкрепленная конкретным
материалом, ровно ничего не стоит.
Между тем факт, с которым имеет дело наука, пред-
ставляет собой отнюдь не простое явление.
При всей кажущейся простоте он чрезвычайно сло-
жен и противоречив в своих особенностях, характеристик
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 563.
62

ках, специфичности. Следует также помнить о тесной свя-
зи, которая существует между фактом и обобщением.
«В системе научного познания,— пишет советский фило-
соф,— факт тесно связан с теорией. Она влияет на его
констатацию, а не только истолкование, она направляет
научный поиск, установки исследователя» 2. На эту связь
указывал еще Д. С. Милль, когда он писал, что «единич-
ные факты, на основании которых мы вырабатываем на-
ши индуктивные обобщения, едва ли могут когда-либо до-
быться одними наблюдениями»: в каждом акте, который
мы называем наблюдением, имеется, по крайней мере, од-
но умозаключение, т. е. обобщение — от ощущений к при-
сутствию предмета, от признаков — к представлению о
целом предмете 3.
Историки не сразу оценили сложную природу факта и
его тесную связь с обобщением. Факт долго им представ-
лялся чем-то предельно простым и самоочевидным. Зада-
ча исследователя казалась им весьма элементарной: она
ограничивалась выявлением и собиранием фактов. Недо-
оценивая тесную связь между личностью исследователя и
фактами, они полагали, что ученый может оставаться в
стороне, предоставляя фактам самим «говорить за себя»,
а простое собирание фактов почти автоматически ведет
к открытию истины. Исходя из этого, они относи-
лись к обобщениям с известным недоверием и даже
опаской.
С этим взглядом было связано убеждение многих ис-
ториков в том, что факты существуют независимо от
обобщений. Да, они действительно существуют независи-
мо от обобщений, но без обобщений невозможна их пра-
вильная реконструкция в сознании историка.
Некоторые авторы, правильно подчеркивая трудности
точной передачи факта, впадают в ошибку, когда проти-
вопоставляют факт и обобщение. Факт без обобщения
остается немым. Любое изложение факта в той или иной
степени является уже его обобщением.
Для правильного понимания природы исторического
факта необходимо обратить особое внимание на этот во-
прос. Первые шаги в изучении природы факта были сде-
2 Л. С. Мерзон. Проблема научного факта. Л., 1972, стр. 15—16.
3 Д. С. Милль. Система логики силлогистической и индуктив-
ной. СПб., 1899, стр. 585.
63

ланы еще в конце XIX в., но влияние неокантианства и
прагматизма помешало верному решению проблемы. В ре-
зультате на смену прежним упрощенным взглядам при-
шли другие, однако они оказались столь же ошибочными.
Широкое распространение получил взгляд на факт, как
на явление чисто психическое. Французские историки
Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос заявили, что «воображаемые
историком факты строго субъективны» 4. Исходя из этого,
они считали, что факт становится историческим не в силу
своей природы, а в зависимости от того, как он познает-
ся,— его якобы создает историк. Так, заседание сената
для участников не будет историческим фактом: оно станет
таковым лишь в том случае, если его будет изучать ис-
торик 5. Это, конечно, чистейший идеализм.
Идя далее по этому пути, американский историк
К. Беккер позднее вообще отверг реальность историче-
ского факта, высказав мысль, что факт существует только
в воображении историка: в действительности, писал он,
факт — это «всего-навсего символ, простая формулировка,
являющаяся обобщением тысячи и одного простейших
фактов». Исходя из этого, Беккер назвал исторический
факт «иллюзорной и непостижимой вещью» 6. Как мы ви-
дим, Беккер одновременно усомнился в существовании
исторического факта и отождествил его с обобщением.
Современный французский историк ставит все точки над
«и», когда пишет: «Теперь мы знаем, что на свете и в
истории фактов не существует» 7.
Таким образом, в процессе изучения понятие истори-
ческого факта подверглось радикальному пересмотру.
Представители буржуазной науки не внесли ясности в
этот вопрос, но лишь еще более запутали его. Здравый
человеческий рассудок не может примириться с идеей о
нереальности факта, эта идея ему кажется абсурдом.
Но для того, чтобы этот абсурд опровергнуть, необходимо
вскрыть его происхождение.
4 Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос. Введение в изучение истории.
СПб., 1899, стр. 175.
5 Там же, стр. 49.
6 С. Becker. What are Historical Facts? —Цит. по кн.: И. С. Кон.
Философский идеализм и кризис буржуазной исторической
науки. Критические очерки философии эпохи империализма.
М., 1959, стр. 238—239.
7 J. Hours. Valeur de l'histoire. Paris, 1960, p. 55.
64

Дело в том, что исторический факт, хотя и имеет мно-
го общего с любым другим, обладает и некоторыми свое-
образными чертами. Первая особенность исторического
факта заключается в его необычайной сложности. Каж-
дый самый простой исторический факт можно рассмат-
ривать с разных сторон. Так, открытие Америки Колум-
бом — это страница из истории поисков морского пути в
Индию и развития мореплавания, момент в долгой борь-
бе за гегемонию на морях между Испанией и Португа-
лией, результат внутренней борьбы в Испании, эпизод из
биографии Колумба, наконец, начало завоевания Амери-
ки. Облик исторического факта меняется, он поворачива-
ется к исследователю различными гранями в зависимости
от подхода к нему, от целей историка, его взглядов,
от контекста, в котором находится данный факт, и т. д.
Можно сказать, что, поскольку существует бесконечное
множество различных подходов к историческому факту,
он, по существу, неисчерпаем. При этом в некоторых
случаях отдельные стороны исторического факта даже
оказываются в определенном противоречии. Так, нападе-
ние вестготов на Рим в 410 г. было одновременно и уда-
ром по Римской империи, началом ее конца, и первым
шагом в становлении новой социально-экономической
формации: на смену рабовладению шел феодализм. Оцен-
ка такого противоречивого факта — дело сложное.
Важная особенность исторического факта заключается
также и в его теснейшей связи с другими фактами.
Обособление отдельных фактов, изъятие их из контекста,
из той ткани, в которую они вплетены, сопряжено с труд-
ностями во всех науках. Однако в науках естественных,
несмотря на эти трудности, многие факты можно все-таки
изолировать и рассмотреть в отдельности. В обществен-
ных науках эта процедура гораздо сложнее и, главное,
опаснее, поскольку в результате такой операции наруша-
ются связи данного факта с тем социальным контекстом,
в котором он имел место, и сам факт подчас теряет
смысл.
Кроме того, следует учесть, что историк сталкивается
с бесконечным разнообразием фактов: перед ним явления
экономической, социальной, политической, духовной жиз-
ни. В каждой сфере факты имеют свой особый вид, зна-
чение, характер и вес. Они могут быть случайными или,
наоборот, типичными. Одни из них незначительны, дру-
65

гие оставляют после себя заметный след. Одни факты
представляют собой эпизоды, другие — процессы. Мы объ-
единяем их все под одним названием — исторический
факт, но историку необходимо классифицировать их и
распределить по степени важности, чтобы показать место
каждого в историческом процессе.
Положение осложняется тем, что в роли исторических
фактов нередко выступают не только реальные явления
действительности, но и искаженные представления о них,
скажем, легенды и вымыслы. В качестве примера можно
привести так называемую легенду о Наполеоне, возник-
шую во Франции после его смерти. Многие французы,
разочарованные порядками Реставрации, идеализировали
образ покойного императора, забывая о том, что в ре-
альной жизни он был жестоким угнетателем, а его поли-
тика стоила народу Франции огромных жертв. И хотя эта
легенда имела очень мало общего с исторической прав-
дой, она сыграла огромную роль в политической истории
Франции последнего столетия.
Еще одна черта исторического факта (и многих фак-
тов, изучаемых другими науками) заключается в том, что
он сочетает в себе индивидуальное и общее. Изучение
фактов во всех науках служит для выявления общего,
для установления связей между ними и поисков закона.
Но в отношении к самим фактам между историей и дру-
гими науками имеется существенное различие. Во многих
науках, например в химии, физике и других, после уста-
новления связей, выявления общего, сам факт, его инди-
видуальные свойства, его положение в пространстве и
времени уже не представляют интереса. В своем индиви-
дуальном виде факты живут здесь лишь до тех пор, пока
не сделан вывод, не установлен закон, после этого они
сливаются с миллионами других фактов, исчезают из поля
зрения ученого. Можно сказать, что они существуют как
бы вне времени, играют для этих наук как бы вспомо-
гательную роль. Экспедиция Эддингтона, направленная в
1919 г. в Африку для наблюдения полного солнечного
затмения, установив искривление луча света, подтвердила
расчеты А. Эйнштейна и, таким образом, доказала пра-
вильность основных положений теории относительности.
В истории науки это было важным событием, но для
самой физики ни место экспедиции, ни ее точная дата не
имеют существенного значения: важен лишь результат
66

этой экспедиции, подтвердившей факт искривления света
в поле тяготения.
В отличие от физики, исторический факт имеет свое
собственное индивидуальное лицо и не понятен вне места
и времени.
Возникает существенный вопрос: повторяются ли фак-
ты и явления в истории? Если мы будем рассматривать
какой-либо факт во всей совокупности его индивидуаль-
ных черт, во всей его конкретности и полноте, то мы
придем к заключению, что другого такого же факта в
таком же виде никогда в истории не было и быть не
могло. Однако можно посмотреть на дело и иначе. Изу-
чая факт, мы можем на время отвлечься от его индиви-
дуальных черт и особенностей и поставить его в ряд с
другими явлениями сходного порядка; в таком случае без
особого труда найдем для него в прошлом более или ме-
нее близкие аналогии. Чем выше уровень абстрагирова-
ния от конкретных условий существования данного фак-
та и его черт, тем больше мы найдем аналогий. Взятие
Бастилии имело место в истории только один раз — и это
событие уникально, неповторимо. Но в каждой народной
революции были свои бастилии, которые восставшему на-
роду приходилось брать с бою.
После всего сказанного очевидно, каким наивным
упрощением была продиктована вера историков в полную
объективность представления людей об исторических фак-
тах. Историк ищет факты, отбирает только некоторые из
бесчисленного множества, оценивает их. Извлекая те или
иные факты из небытия, он включает их в некую си-
стему, придавая им то или иное значение: таким образом,
факт хотя и является объективной реальностью, сущест-
вующей независимо от историка, в то же время в его
отражение в уме историка может быть внесен известный
субъективизм. Историк, конечно, не «творит» факты,
но его роль не следует игнорировать.
Мы уже упоминали о том, какое огромное значение
при исследовании фактов имеют обобщения. Их всегда
надо сверять с новыми фактами. Стремление к слишком
поспешным обобщениям порой ведет к возникновению по-
верхностных концепций, которые рассыпаются при пер-
вом же соприкосновении с фактами. Однако, осторожно
оперируя обобщениями, не следует их противопоставлять
фактам: на деле они неотделимы. Предварительная гипо-
67

теза, т. е. обобщение, необходимо на всех этапах иссле-
дования — при выявлении фактов, при отборе того, что
относится к делу, при их оценке и т. д. Обобщение за-
висит от фактов, но и факты до известной степени за-
висят от обобщения.
ЗАКОН В ИСТОРИИ
Как уже говорилось, наука отличается от других видов
духовной деятельности тем, что наряду с познанием
фактов действительности стремится проникнуть в сущность
явлений, установить между ними связь и в конце концов
вывести наиболее общую формулу этих связей в виде
закона.
Сказанное относится и к истории.
Буржуазная историческая наука в своем отношении к
законам прошла несколько стадий.
На протяжении почти всего XIX в. среди историков
преобладала вера в то, что законы истории объективны.
При этом под влиянием позитивизма законы движения
человеческого общества отождествлялись с законами при-
роды: различий между ними не видели. Американский
историк-позитивист Э. Чэни утверждал, что «человече-
ская история, подобно движению светил, направляется не-
изменными и независимыми законами», действие которых
столь же неотвратимо, как действие закона тяжести или
органической эволюции. Он говорил, что историей обще-
ства управляют шесть законов: преемственность, измен-
чивость, независимость, демократия, согласие между
людьми и моральный прогресс. Английский публицист
У. Бэджот полагал, что основным фактором в истории
общества является закон морального прогресса человече-
ства. Г. Спенсер считал, что в мире действует один за-
кон — дифференциации: все простое непрерывно услож-
няется. Американский социолог Л. Уорд «открыл» в жиз-
ни общества два закона: «закон присвоения» и «закон
стремления человека к максимальной выгоде». Таким об-
разом, позитивисты возводили в ранг универсальных за-
конов правила поведения определенной группы людей,
т. е. буржуазии, в условиях определенной формации,
т. е. капитализма. Их попытки открыть универсальные
законы оказались неудачными.
68

Подобные неудачи породили у многих историков чув-
ство пессимизма: они сделали вывод, что, следовательно,
вообще никаких законов в жизни общества не сущест-
вует.
Видный немецкий исследователь древнего мира
Э. Мейер писал: «В течение моих многолетних истори-
ческих исследований мне не удалось открыть ни одного
исторического закона, да и в сочинениях других истори-
ков мне до сих пор не попадались такие законы» 8.
Эти убеждения получили особенно широкое распрост-
ранение среди зарубежных историков в новейшее время.
Американские историки Ч. Бирд и А. Фагтс в докладе,
представленном в 1946 г. Обществу историков США, за-
явили, что обнаружить общие законы в истории невоз-
можно, ибо историк изучает лишь индивидуальные «собы-
тия и личности», а поэтому обобщения, которые он дела-
ет, имеют лишь ограниченное значение. «Не может быть
исторических законов»,— категорически писал в 1952 г.
английский философ К. Поппер 9. До сих пор, по словам
английского философа И. Берлина, «не были сформули-
рованы не только какие-либо общие законы историческо-
го развития, но хотя бы относительно достоверные прин-
ципы, исходя из которых историки могли бы дедуцировать
(зная начальные обстоятельства) либо то, что последует
в будущем, либо то, что произошло в прошлом». Описы-
вая факты прошлого, историк, по мнению И. Берлина,
делает обобщения и дает объяснения, руководствуясь
только собственной интуицией 10.
Мы видим, что, как и в понимании факта, буржу-
азные историки и философы, начав с упрощенного
взгляда на законы развития общества и потерпев здесь
ряд неудач, пришли к отрицанию законов, заявив, что их
изучение не входит в задачу исторической науки. Эту
мысль в конце XIX в. подробно развил и попытался обо-
сновать немецкий философ неокантианец В. Виндельбанд.
Он считал, что история, в отличие от наук о природе,
8 Э. Мейер. Теоретические и методологические вопросы истории.
Философско-исторические исследования. М., 1904, стр. 30.
9 К. Popper. Open Society and its Enemies, vol. 2, London, 1953,
p. 264
10 Цит. по кн.: J. Berlin. History and Theory.— «History and The-
ory». 1960-1961, vol. 2, № 1, p. 6—7, 30,
69

исследует только единичные и неповторимые факты. Ис-
ходя из этого, Виндельбанд именовал историческую науку
«описательной» (идиографической) в отличие от всех дру-
гих наук, изучающих законы. Такое противопоставление
истории всем другим наукам принято многими буржуаз-
ными историками и нередко повторяется в литературе.
Разумеется, и среди них имеются люди, не согласные с
таким делением и признающие существование закономер-
ностей в жизни общества.
Виндельбанд, конечно, заблуждался, отвергая поиск
законов в истории. Историк не только описывает факты,
но ищет связи между ними. В то же время он стремится
восстановить прошлую действительность во всей ее кон-
кретности, а эту конкретность придают ей отдельные фак-
ты. Обязанность ученого, писал известный английский
историк XIX в. Т. Маколей,— «сделать прошедшее на-
стоящим, приблизить отдаленное», «вызвать наших пред-
ков со всеми их особенностями языка, нравов, одежды;
провести нас по их жилищам, посадить с ними за стол,
обшарить их старомодные гардеробы, объяснить нам упо-
требление их тяжеловесной домашней утвари» 11.
Основываясь на этом стремлении истории к конкрет-
ности, многие буржуазные историки утверждают, что
именно изучение неповторимых фактов и является глав-
ной и единственной целью исторической науки, что она
занимается только фактами, а выводы из них ее не ин-
тересуют.
Это, конечно, неверно. Историк занимается не только
восстановлением фактов, он хочет их понять и объяс-
нить. Обобщение присутствует в любом историческом ис-
следовании, на всех его этапах. В тех случаях, когда по
каким-то причинам обобщение данным ученым не доведе-
но до конца, другой исследователь все равно должен вер-
нуться к обнаруженным фактам, чтобы раскрыть их су-
щество и сделать необходимые выводы. Таким образом,
повышенный интерес истории к фактам вовсе не делает
ее наукой описательной. Поиск законов в их конкретном
проявлении занимает центральное место в работе истори-
ка. Неудачи, которые постигли буржуазных историков и
философов в их попытках открыть и познать законы об-
11 Т. Б. Маколей. Полное собрание сочинений, т. I. СПб., 1860,
стр. 111.
70

собственного развития, объясняются Вовсе не тем, что этих
законов якобы не существует, а тем, что они имеют бо-
лее сложный характер и проявляются в иной форме, чем
законы в природе.
Сходство между ними ограничивается тем, что всюду
законы носят объективный характер, т. е. не зависят от
желания и воли людей. Ф. Энгельс писал: «В природе
(поскольку мы оставляем в стороне обратное влияние на
нее человека) действуют одна на другую лишь слепые,
бессознательные силы, во взаимодействии которых и про-
являются общие законы. Здесь нигде нет сознательной,
желаемой цели: ни в бесчисленных кажущихся случайно-
стях, видимых на поверхности, ни в окончательных ре-
зультатах, подтверждающих наличие закономерности внут-
ри этих случайностей». Иначе обстоит дело в обще-
стве. «...В истории общества,— продолжает Ф. Энгельс,—
действуют люди, одаренные сознанием, поступающие об-
думанно или под влиянием страсти, стремящиеся к опре-
деленным целям. Здесь ничто не делается без сознатель-
ного намерения, без желаемой цели» 12.
Это обстоятельство придает иной характер причинно-
следственной связи между отдельными явлениями. В не-
живой природе эта связь относительно проста и понятна.
Сдвигая камень при обычных условиях, мы можем с пол-
вой уверенностью предсказать последствия нашего дейст-
вия, ибо камень повинуется только законам тяготения и
инерции. Лакмусовая бумага всегда одинаковым образом
реагирует на присутствие кислоты. Поэтому в мире при-
роды, когда нам известны все факторы, влияющие на
предмет, мы в состоянии точно предсказать последствия
нашего вмешательства и довольно точно их объяснить.
Сложнее положение в обществе, где действуют лю-
ди — существа, наделенные волей и желаниями. «Ис-
тория,— писали К. Маркс и Ф. Энгельс,— не что иное,
как деятельность преследующего свои цели человека» 13.
Однако каждый человек идет к своей цели различными
путями. «Все, что приводит людей в движение,— подчер-
кивает Ф. Энгельс,— должно пройти через их голову» 14.
А это значит, что между стимулом, действующим на че-
12 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 305—306.
13 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 102.
14 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 308.
71

ловека, и его реакцией на этот стимул лежат индиви-
дуальные особенности, свойственные данному человеку,
его взгляды на предмет. В зависимости от личного ха-
рактера, социального положения в обществе и пр. каж-
дый человек по-разному воспринимает явления, по-сво-
ему их оценивает и истолковывает, по-своему на них
реагирует: один будет восхищаться тем, что другого оста-
вит равнодушным или даже возмутит. Наконец, один бу-
дет действовать, а другой останется пассивным. Таким
образом, внешний стимул и реакция на него человека
находятся не в непосредственной связи, как в неживой
природе; между ними лежит довольно длинная цепочка
связей. И хотя действия и реакция людей подчиняются
определенным закономерностям, это относится лишь к
массе: действия каждого отдельного человека мы не мо-
жем предсказать точно, даже если знаем все факторы,
которые на него влияют. Если историк хочет понять по-
ступки отдельных людей, он должен проникнуть в их
внутренний мир, выявить особенности их психики. Для
этого нет иного пути, кроме внимательного изучения
представлений, взглядов, убеждений и предрассудков —
словом, всего, что могло оказать влияние на восприятие
людьми окружающего, а затем и на их действия.
Значит ли это, что историей управляют воля и жела-
ния людей? Отнюдь нет. Ф. Энгельс писал в 1890 г.:
«... Имеется бесконечное количество перекрещивающихся
сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из это-
го перекрещивания выходит одна равнодействующая —
историческое событие» 15.
Как видим, марксизм отвергает идеалистический
взгляд на историю и отводит решающую роль матери-
альному производству, но при этом вовсе не упускает из
виду роль субъективного фактора, в чем упрекали его
противники, плохо его понявшие или не пожелавшие по-
нять. Говоря о том, что действия отдельных людей на-
правляются прежде всего материальными условиями,
марксизм учитывает, что эти условия отражаются в уме
людей, преломляются в соответствии с их общественными
и личными интересами, желаниями и представлениями;
конечно, это не означает, что воля и желания людей
накладывают на все происходящее печать случайности.
15 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 395.
72

Как известно, то, что кажется случайным с одной
точки зрения, с другой — оказывается результатом дей-
ствия закона. Землетрясение, возникшее в данном месте,
кажется нам простой случайностью, но оно является за-
кономерным результатом определенных тектонических
процессов в земной коре, и только незнание всех дета-
лей этих процессов мешает нам совершенно точно пред-
сказать их действие в будущем. Оливер Кромвель умер
внезапно. Это была чистая случайность. Но смерть Кром-
веля повлекла за собой события, приведшие в 1660 г. к
реставрации Стюартов. Реставрация выглядит как резуль-
тат чистой случайности. Однако она явилась закономер-
ным результатом определенного соотношения классовых
сил в Англии той эпохи. Ф. Энгельс называл случайны-
ми такие явления и факты, «внутренняя связь которых
настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что
мы можем пренебречь ею, считать, что ее не сущест-
вует» 16.
Г. В. Плеханов писал: «... Последней и самой общей
причиной исторического движения человечества надо при-
знать развитие производительных сил, которым обуслов-
ливаются последовательные изменения в общественных
отношениях людей. Рядом с этой общей причиной дей-
ствуют особенные причины, т. е. та историческая обста-
новка, при которой совершается развитие производитель-
ных сил у данного народа и которая сама создана в
последней инстанции развитием тех же сил у других на-
родов, т. е. той же общей причиной.
Наконец, влияние особенных причин дополняется дей-
ствием причин единичных, т. е. личных особенностей об-
щественных деятелей и других „случайностей", благода-
ря которым события получают, наконец, свою индивиду-
альную физиономию» 17.
Из этого проистекает одно важное обстоятельство,
давно уже обратившее на себя внимание: результаты об-
щественной деятельности людей зачастую не совпадают
с ее целями. В этом проявляется объективный характер
законов. Причем законы, действующие в обществе, как
16 Там же.
17 Г. В. Плеханов. К вопросу о роли личности в истории. Избран-
ные философские произведения, т. II. М., 1956, стр. 332.
73

уже говорилось, отличаются от тех, которые действуют
в жизни отдельных людей.
Поскольку многие явления в жизни общества — ре-
зультат действия множества людей, законы обществен-
ной жизни представляют собой, в сущности, статистиче-
скую закономерность — особый вид закономерности, опре-
деляющей движение множества однородных объектов: все
науки прибегают к этому методу объяснения и предска-
зания явлений. Статистическая закономерность не дает
возможности предвидеть действия каждого отдельного
элемента общности, т. е. каждого человека, однако она
позволяет с известным приближением предсказать пове-
дение той совокупности, в которую они входят.
Еще одна черта законов общественной жизни — та,
что в каждый данный момент в обществе действует ряд
закономерностей. Поскольку общество представляет собой
многоплановый организм, в котором одновременно проис-
ходят процессы на различных уровнях — в экономике,
политической надстройке, в духовной сфере,— и посколь-
ку все эти процессы имеют свои особенности и темпы их
различны, то в обществе, наряду с общими законами,
действующими на протяжении больших исторических эпох
и социально-экономических формаций, действуют также
более частные. Это, разумеется, усложняет картину исто-
рической действительности и затрудняет выявление об-
щих тенденций.
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ
Итак, объект, которым занимается историческая наука,
обладает рядом особенностей. Естественно, познание его
также должно иметь свои специфические черты.
На сущность и характер исторического познания в
разные времена смотрели по-разному. В XIX в. влиятель-
ный тогда позитивизм отрицал специфику исторического
познания и полностью отождествлял его с познанием во-
обще. Огюст Конт считал, что во всех науках на сме-
ну «метафизике», как он презрительно именовал теорию,
придет «позитивное», т. е. положительное, знание, опи-
рающееся только на факты, и история в этом отноше-
нии не будет исключением: методы исследования, разра-
ботанные для изучения природы, можно будет целиком
74

применить к изучению функционирования общества и
деятельности человека. Сходную позицию занимает и со-
временный неопозитивизм: его представители — Э. На-
гель, К. Поппер и др.,— хотя и не отрицают специфики
познания общественных явлений, вытекающей из харак-
тера самого общества, в то же время полагают, что об-
щие принципы научного познания полностью применимы
и здесь.
Отголоском этих взглядов является такое мнение: по-
скольку история — такая же наука, как и все другие,
то различия между нею и этими науками в целях и под-
час в методах не существенны. Они объясняются «недо-
развитостью» истории: это — слабости роста. В дальней-
шем, утверждают сторонники этих взглядов, история обя-
зательно встанет на тот путь, который уже прошли в
своем развитии науки о природе, воспримет полностью все
их методы и в конце концов ничем не будет от них от-
личаться. При этом они пытаются даже апеллировать к
К. Марксу, ссылаясь на предисловие к первому тому «Ка-
питала», где он писал: «Я смотрю на развитие экономи-
ческой общественной формации как на естественноистори-
ческий процесс» 18. Толкуя эти слова расширительно, они
говорят, что Маркс, усматривая в истории «естественно-
исторический процесс», не видел между науками сущест-
венных различий.
Такой вывод совершенно не справедлив. Внимательное
чтение Маркса, сопоставление отдельных высказываний
Маркса и Энгельса об истории не дает оснований пола-
гать, что они недооценивали специфику исторической на-
уки. Что же касается цитированного места, то оно скорее
всего направлено против идеалистических и волюнтарист-
ских концепций исторического процесса: указание на его
«естественноисторический» характер должно в данном
контексте подчеркнуть объективный характер законов,
управляющих развитием общества. Именно так толкует
это место советский философ В. А. Хотякова в своей
интересной книге «Человек и история»: по ее мнению,
выражение «естественный» в данном случае «противо-
стоит прежде всего пониманию законов как продукта
разума людей. Оно указывает на то, что законы истории,
18 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 10.
75

так же как и законы природы, является не вымышлен-
ными, а реальными, действительными связями, объектив-
ными по своему реальному характеру» 19. Аналогичным
образом эти слова толкует и болгарский философ Н. Ири-
баджаков: по его мнению, фраза Маркса «означает, что
этот процесс подчинен и управляется законами, которые
так же объективны, как и природные законы» 20.
Во второй половине XIX в. по этому вопросу была
высказана точка зрения, которая не только подчеркивала
специфику исторического познания, но прямо противо-
поставляла его естественнонаучному. Г. Риккерт, М. Ше-
лер и другие философы заявляли, что история — «на-
ука о духе» — радикально отличается от естественных
наук — «наук о природе», и между их методами нет ни-
чего общего. Наиболее последовательно этот взгляд
был развит в работах немецкого философа и историка
В. Дильтея, который утверждал, что, в отличие от естест-
венных наук, история изучает вовсе не объективный мир,
а воплощение субъективных установок, целей, планов и
мотивов. Поэтому, если естественные науки ставят перед
собой задачу описания и объяснения, то история стремит-
ся лишь к «пониманию», т. е. интуитивному проникно-
вению в психику людей прошлого через непосредствен-
ное «сопереживание».
Только такое сопереживание, повторяющее мотивы и
чувства, которыми руководились участники событий про-
шлого, может, по мнению Дильтея, вскрыть подлинное
содержание происходившего.
Такой подход, конечно, весьма ненадежен. Он помо-
жет выяснить лишь субъективные мотивы поведения ис-
торических личностей, даже тех или иных общественных
групп людей, но не способен вскрыть глубокие объек-
тивные причины и закономерности развития.
Познание социальных явлений и процессов, пишет со-
ветский философ В. С. Швырев, «является частным видом
научного познания вообще и подчиняется его общим ка-
тегориям и закономерностям». Однако, продолжает он, это
не дает оснований полностью их отождествлять, ибо об-
19 В. А. Хотякова. Человек и история. М., 1970, стр. 17.
20 Н. Ирибаджаков. Клио перед судом буржуазной философии.
К критике современной идеалистической философии истории.
М., 1972, стр. 78—79.
76

щие закономерности научного познания «специфическим
образом преломляются в сфере социального познания» 21.
Проблема познания — одна из труднейших в филосо-
фии. Буржуазная философская мысль так и не смогла с
ней справиться. Ключ к правильному ее решению дает
лишь ленинская теория отражения. В. И. Ленин показал,
что познание не является мертвым, пассивным зеркаль-
ным отображением объективного мира: наше познание но-
сит активный, творческий и диалектический характер,
представляет собой не одновременный акт, а процесс. «От-
ражение природы в мысли человека,— писал В. И. Ле-
нин,— надо понимать не „мертво", не „абстрактно", не
без движения, не без противоречий, а в вечном
процессе движения, возникновения противоречий и
разрешения их» 22.
Сущность процесса познания состоит в том, что в
этом процессе между объектом и познающим субъектом,
т. е. человеком, возникают определенные отношения. По-
знавая объективный мир, наблюдая происходящие в нем
явления, мы воспринимаем их не пассивно, а наклады-
ваем на них ряд уже готовых представлений, выработан-
ных ранее и усвоенных нами. Наш мозг — не чистый
лист бумаги, на который ложатся восприятия: это аппа-
рат, который перерабатывает каждую частицу информа-
ции, классифицирует ее и распределяет по готовым ячей-
кам. Именно этим объясняется тот факт, что иногда люди
видят в объективной действительности вовсе не то, что
в ней на самом деле было, а лишь то, что они с самого
начала хотели или надеялись в ней увидеть, и, с другой
стороны, не замечают того, что было, если это противо-
речило их представлениям и идеям. На восприятие лю-
дей решающее влияние оказывают среда, классовые, по-
литические, экономические интересы, господствующие
этические нормы, психологические предпосылки, личные
симпатии и антипатии. «Жить в обществе и быть свобод-
ным от общества нельзя» 23,— писал В. И. Ленин.
Влияние среды, личных и других интересов ощущает-
ся всегда, в том числе, разумеется, и в исследовательской
работе, на всех ее этапах.
21 В. С. Швырев. К проблеме специфики социального познания.—
«Вопросы философии», 1972, № 3.
22 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 177.
23 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 12, стр. 104.
77

Историческое познание отличается тем, что историк
более непосредственно ощущает на себе давление взгля-
дов своей эпохи, общественной среды и различных инте-
ресов, чем, например, физик или химик. Впрочем, и они
не свободны от этого давления. Поэтому различие здесь
не качественное, а скорее количественное.
Другая особенность исторического познания состоит в
том, что в нем обязательно присутствует аксиологиче-
ский, т. е. оценочный момент. Исследуя химические или
физические свойства вещей, явления в мире природы
и т. п., которые не затрагивают прямо интересов иссле-
дователя, он может оценивать эти свойства объективными
мерилами — такими, как структура, атомный вес, строе-
ние молекул и т. д. На заре научной химии, когда эти
мерила еще не были выработаны, существовало деление
газов на «хорошие» (например, кислород) и «плохие» (на-
пример, углекислый газ).
В истории дело обстоит сложнее в силу характера ее
объекта. Прошлое, которое познает историк, являясь в ка-
кой-то степени его собственным прошлым, отнюдь не чуж-
до ему, оно тесно связано с интересами его времени, его
класса и его личными интересами. В истории мы имеем
дело с людьми, а там, где люди,— неизбежны обществен-
ные и личные симпатии и антипатии, которые влияют
на оценку. Всматриваясь в побуждения людей, изучая их
поступки и последствия этих поступков, историк не может
обойтись без оценок, а в оценки вносит свое отношение
к ним.
Поняв эти особенности исторического познания, бур-
жуазные философы и историки пришли к убеждению, что
историк должен полностью отвлечься от своих интересов
и симпатий, отказаться от своей классовой принадлежно-
сти и принадлежности к своей эпохе и говорить о прош-
лом вполне беспристрастно, «добру и злу внимая равно-
душно», стремясь лишь точно излагать все факты и явле-
ния. Это убеждение выразил консервативный немецкий
историк Л. Ранке (1795—1886), который потребовал от
историков писать «так, как это действительно было». Од-
нако понимание того, что было, Ранке свел к пересказу
официальных актов Прусской монархии.
Будучи не в силах осуществить эту рекомендацию
Ранке, буржуазные философы и историки объявили, что
объективное познание в истории вообще недоступно, что
78

здесь господствует субъективность, которую они понима-
ют как личный произвол, и поэтому история не может
считаться наукой. От одной ошибки — убеждения в том,
что историк может не занимать никакой позиции,— они
пришли к другой ошибке — отрицанию возможности на-
учного исследования истории.
Ошибки эти объясняются смешением некоторых эле-
ментов субъективности в работе историка с субъективиз-
мом, т. е. его личным произволом. В действительности
это совсем разные вещи. Исследователем обычно руково-
дит не его личный вкус, а в первую очередь объектив-
ные интересы его класса и воззрения его эпохи. Это ска-
зывается и на выборе темы исследования, и в подходе
к ней, и в той перспективе, которую он избирает, нако-
нец, в отборе материалов своего наблюдения и их истол-
ковании. При обилии и разнообразии материалов такой
отбор неизбежен и обязателен: историк вынужден отби-
рать только то, что считает наиболее важным, опреде-
ляющим, типическим. В этом отборе, как и в других ас-
пектах исследования, известный элемент субъективности
неизбежен. Однако его не следует преувеличивать и, тем
более, смешивать с личным произволом. В этом убеждает
нас изучение любых исторических трудов: мы всегда мо-
жем определить эпоху, в которую действовал данный ис-
торик, круг его интересов и классовую направленность
его труда. Польский историк Ц. Бобиньска совершенно
правильно говорит по этому поводу: «Для марксиста гра-
ницы любой проблемы и ее периодизация вовсе не яв-
ляются произвольным делом историка, который будто бы
вправе изменять их по своему вкусу. Настоящая история,
по мнению марксиста, должна соответствовать объектив-
ной закономерности подлинных событий, отражать ее пра-
вильно, следовать ее внутренней структуре. Конструкция
историка должна быть возможно более адекватной внут-
ренней структуре изучаемого явления» 24.
Что же такое объективность ученого и насколько она
возможна в исторической науке? Этот вопрос является
центральным, вокруг него шло больше всего споров. Для
буржуазных историков проблема объективности стала на-
стоящим камнем преткновения.
24 С. Bobinska. Hystoryk, fakt, metoda. Warszawa, 1964, str. 53—54.
79

Если под объективностью понимать стремление при
исследовании любого явления и изложении его результа-
тов к постижению и адекватному отражению действитель-
ности, то такая объективность историку доступна в той
же степени, что и ученому в любой другой области. Он
может и обязан замечать и добросовестно фиксировать
различные стороны действительности, которые наблюдает.
Блестящий образец такой объективности дают нам труды
К. Маркса, в частности его «Капитал».
Однако, если под объективностью понимать бесприст-
растность, то такая объективность недоступна ни историку,
ни ученому в любой области. «... Ни один живой чело-
век,— указывал В. И. Ленин,— не может не становиться
на сторону того или другого класса (раз он понял их
взаимоотношения), не может не радоваться успеху данно-
го класса, не может не огорчаться его неудачами, не мо-
жет не негодовать на тех, кто враждебен этому классу,
на тех, кто мешает его развитию распространением от-
сталых воззрений и т. д. и т. д.» 25
Такое сознательное отношение к интересам своего
класса марксисты называют партийностью. Историческая
наука является наукой партийной. «... Материализм,—
писал В. И. Ленин,— включает в себя, так сказать, пар-
тийность, обязывая при всякой оценке события прямо и
открыто становиться на точку зрения определенной об-
щественной группы» 26. Только тот ученый, который опи-
рается на передовые идеи своего времени, исходит из ин-
тересов передового класса, способен глубоко проникнуть
в сущность происходившего и происходящего, лучше и
правильнее его оценить. Марксистский подход к исследо-
ванию предполагает сочетание партийности и объективно-
сти. Теория марксизма, по словам Ленина, «соединяет
строгую и высшую научность (являясь последним словом
общественной науки) с революционностью, и соединяет не
случайно..., а соединяет в самой теории внутренне и не-
разрывно» 27.
Это происходит потому, что марксизм-ленинизм выра-
жает позицию самого передового общественного класса —
рабочего класса, способного яснее всех других классов
25 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 547—548.
26 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 419.
27 Там же, стр. 341.
80

вскрыть противоречия современной действительности и
перспективы грядущих перемен в пользу социализма.
Классовый, партийный подход к исследованию — основ-
ное условие правильного понимания исторического про-
цесса и его подлинно научного анализа. Отход от пар-
тийности грозит привести к искажению действительности.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Промежуточным звеном между историком и реальностью,
которую он исследует, является источник. Наше зна-
ние прошлого проистекает из оставленных им следов,
т. е. главным образом из источников.
Открытие нового источника нередко проливает свет на
какую-то малоизвестную проблему прошлого, заставляя
иногда менять наши старые представления. Самая боль-
шая удача исследователя — открытие целой группы но-
вых источников. Такой удачей была находка берестяных
грамот в Новгороде в 1951 г., которые позволили иначе
взглянуть на культуру Древней Руси.
Иногда новые факты исследователь может извлечь и
из старого источника. Когда ученые заинтересовались ис-
торией экономического развития и обратились к уже из-
вестным материалам юридического характера, они откры-
ли в них данные, не замеченные ранее, и это помогло
им глубже понять эволюцию имущественных отношений.
Большое внимание, которое историки уделяют поис-
кам, изучению и обработке источников, а также их пуб-
ликации и комментированию, объясняется местом, кото-
рое занимает источник в работе историка. От количества
и качества привлеченных источников в значительной сте-
пени зависит и ценность исторического исследования.
Развитие исторической науки теснейшим образом свя-
зано с расширением круга исторических источников и
совершенствованием способов их анализа.
Список материалов, которые могут служить источни-
ком информации о прошлом, непрерывно увеличивается
в результате прогресса в технике фиксации. После созда-
ния письменности важными вехами было изобретение бу-
маги и книгопечатания, а ближе к нашим дням — фото-
графии, кинематографа и магнитной записи.
81

Однако решающим фактором расширения круга ис-
точников всегда был прогресс самой исторической нау-
ки — расширение ее интересов и улучшение методов на-
учного исследования.
До тех пор, пока историков занимала лишь политиче-
ская жизнь, главное место среди источников отводилось
таким материалам, как законодательные акты, дипломати-
ческие документы и пр. В дальнейшем, когда историче-
ская наука начала все больше интересоваться экономиче-
ской, духовной, социальной жизнью, были привлечены
другие источники. Для изучения экономической жизни
пришлось обратиться к различным хозяйственным доку-
ментам, счетам, распискам, бухгалтерским отчетам и пр.
Для изучения духовной жизни понадобились произведе-
ния литературы и искусства, данные других наук. Воз-
никновение интереса к социальным явлениям заставило
взяться за изучение жилищ, предметов быта и т. п.—
словом, всего, что могло пролить свет на повседневную
жизнь народа той или иной эпохи.
Параллельно совершенствовались и методы изучения
источников, что позволяло глубже вникать в их содер-
жание.
Соответственно с расширением круга материалов, ко-
торые могут служить историческим источником, расширя-
лось и само понятие источника.
Историки долго были убеждены, что источником мо-
гут служить только письменные свидетельства, все
остальное, по их мнению, не заслуживало доверия.
Л. Ранке категорически заявлял: «История имеет дело с
письменными остатками». Исходя из этого, ученые пола-
гали, что историю любого народа можно начинать лишь
с того момента, когда появляются записи. Они считали,
что устный рассказ якобы слишком зависит от лично-
сти рассказчика, который всякий раз вносит в него из-
менения и поправки, а это делает такой источник нена-
дежным, и только письменная фиксация придает сведе-
ниям определенность. В этом недоверии к устному
источнику еще не так давно сходились многие специа-
листы.
В то же время были такие историки, которые пола-
гали, что легенды, песни, сказания и пр. могут служить
ценным свидетельством, поскольку позволяют проникать
в сущность явлений прошлого, не оставивших после себя
82

других следов. Известный советский историк Б. Д. Гре-
ков, подчеркивая значение такого источника, как былины,
писал: «Былины,— это история, рассказанная самим на-
родом. Тут могут быть неточности в хронологии, в тер-
минах, тут могут быть фактические ошибки, но оценка
событий здесь всегда верна и не может быть иной, по-
скольку народ был не простым свидетелем событий,
а субъектом истории, непосредственно творившим эти со-
бытия» 28.
В последние годы эта точка зрения получила подтверж-
дение благодаря изучению фольклора народов, не имею-
щих письменности, в частности африканских. Ученые
установили, что у этих народов устная традиция носит
гораздо более устойчивый характер, чем полагали: изло-
жение ведется при точном соблюдении строго выработан-
ных канонов, изменяется в пересказе очень мало. Конеч-
но, использование произведений устного народного твор-
чества требует большой осторожности и внимательного
анализа. Но это, как мы сейчас увидим, относится ко
всем источникам вообще, в том числе и к письменным.
В результате постепенного расширения круга тех ма-
териалов, которые дают историкам информацию о прош-
лом, само понятие источника приобрело очень широкий
характер: в сущности, ныне под историческим источни-
ком понимают все то, в чем отложились любые свиде-
тельства о прошлом. Крупнейший советский специалист
по этому вопросу академик М. Н. Тихомиров определил
источники, как «все остатки прошлой жизни».
Давно уже прошло также то время, когда историки
принимали все свидетельства источника за чистую моне-
ту. Современная историческая наука исходит из аксио-
мы, что показания любого источника требуют тщательной
проверки. Это относится и к так называемым нарратив-
ным источникам, т. е. рассказам свидетелей и очевид-
цев, и к документам, которые ныне занимают все более
важное место в исследованиях.
Следует также учитывать и то обстоятельство, что ис-
точник представляет собой некое связное целое и его
можно понять лишь в совокупности всех его частей и
элементов (как правило, это сведения о самых различ-
28 Б. Д. Греков. Киевская Русь. Избранные труды, т. II. М., 1959,
стр. 13.
83

ных явлениях в экономике, социальных и политических
отношениях) и, кроме того, в определенном контексте.
Приступая к изучению любого источника, нужно тща-
тельно выяснить его происхождение, мотивы, руководив-
шие его составителем, и т. п. Так, например, известное
сочинение древнеримского историка Тацита «Германия»,
служащее ценнейшим источником для изучения быта
древних германцев и их общественного устройства, было
составлено так, чтобы подчеркнуть простоту быта гер-
манцев, их личные достоинства — доблесть, честность
и т. п.— и обличить пороки римской верхушки. Для того
чтобы правильно понять факты, сообщаемые Тацитом, не-
обходимо принять во внимание цель этого сочинения,
учесть, что где-то автор сгущает краски, излагает факты
несколько односторонне.
То же самое можно сказать о легендах и сказках, ко-
торые останутся для нас непонятными вне контекста,
т. е. без знания идеалов, верований, взглядов эпохи, ко-
торые нашли в них отражение.
В этом общем контексте следует рассматривать язык
и фразеологию источника. Историк должен стремиться
восстановить тот смысл, который в каждое слово вклады-
вал автор, учитывая при этом, что значение слов не ос-
тается неизменным.
Нельзя забывать также о том, что между фактом и
его отражением в источнике всегда стоит свидетель, ко-
торый занимает определенное место в структуре общест-
ва, имеет свои взгляды и наделен индивидуальной пси-
хикой. Все факты объективной действительности перед
тем, как отложиться в источнике, проходят через его ин-
дивидуальное восприятие, и это неизбежно налагает на
них определенную печать.
Необходимо учитывать и ограниченную способность
человека к наблюдению вообще. В силу того, что наблю-
дение является результатом направленного внимания, мы
замечаем обычно не все, а лишь то, что нам интересно.
Мы можем, к примеру, ежедневно в течение многих лет
совершать один и тот же путь по улице, не запоминая
ни одного дома на этом пути.
На способность наблюдать и вспоминать виденное ока-
зывают влияние и многие психические и физические фак-
торы — настроение наблюдателя, степень его утомления
и пр. Ненадежность наблюдения иллюстрирует следую-
84

щий эпизод, имевший место на одном из конгрессов пси-
хологов в Геттингене. Организаторы конгресса устроили
инсценировку: во время заседания в зал вбежал человек
в костюме клоуна, за ним гнался другой с пистолетом,
завязалась борьба и человек с пистолетов выстрелил. Все
это продолжалось 20 секунд. Когда участникам конгресса
было предложено описать происшедшее, то оказалось, что
во всех описаниях были многочисленные ошибки, иска-
жения и даже прямой вымысел29. Напомним, что в зале
сидели профессиональные психологи, имевшие большой
опыт наблюдения и фиксации явлений, события развер-
тывались у всех на глазах, и, однако, наблюдатели не
могли дать точного описания происшедшего. Это показы-
вает, как не просто излагать события.
То, что говорилось о показаниях свидетелей, с извест-
ными ограничениями относится и к документам, даже та-
ким, казалось бы, объективным, как материалы экономи-
ческого характера: все они несут на себе печать влияния
господствующих норм и понятий, взглядов общественной
среды, класса и социальной группы. Возьмем для приме-
ра такие «беспристрастные» документы, как долговую
расписку или опись имущества: автор расписки исходит
из убеждения в том, что взятый долг следует вернуть с
процентами и считает это вполне нормальным, а потому
дает расписку не на ту сумму, которую получил в долг,
а на ту, которую обязан вернуть с начислением процен-
тов; в опись имущества господствующий взгляд на отно-
сительную ценность различных вещей побуждает вносить
одни вещи и не упоминать о других.
Критического отношения требуют и материалы фото-
съемки, кинодокументы и магнитная запись: всем извест-
но, как много в снимке зависит от места съемки, ракур-
са и других обстоятельств. Изображение и звук поддаются
ретуши, накладкам и т. п.
Таким образом, в каждом источнике имеются элемен-
ты субъективности, которые переходят и на факты, от-
раженные в нем. Источник всегда в той или иной степе-
ни окрашен личным отношением. Исследователю прихо-
дится проделывать большую и кропотливую работу,
чтобы «очистить» факты от налета субъективности и вы-
явить подлинное явление.
29 См.: И. Г. Герасимов. Научное исследование. М., 1972, стр. 183.
85

Трудности, которые возникают перед исследователем
при обращении к источнику, породили в среде буржуаз-
ных ученых скептическое отношение к историческому
свидетельству, мнение о его полной ненадежности.
Широкое распространение получил взгляд на источ-
ник, как на чисто психическое явление. Крупный рус-
ский дореволюционный историк А. С. Лаппо-Данилевский
утверждал, что все источники, в том числе и материаль-
ные, являются «продуктами человеческой психики»30.
Разумеется, каждое произведение искусства или литера-
туры, созданное человеком, каждая вещь, сделанная его
руками, несет на себе следы психической деятельности,
однако в них имеется и объективное материальное со-
держание, которое позволяет историку с уверенностью
судить о технике производства в ту или иную эпоху,
о социальной и классовой структуре общества и т. д. По-
мимо истории, все науки, исследующие человеческое об-
щество как в прошлом, так и в настоящем — экономика,
социология и т. п.,— имея дело с человеком, изучают его
через аналогичные источники, в том числе его собствен-
ные свидетельства, и получают объективное знание.
Некоторые буржуазные историки спекулируют также
на неполноте и недостаточности источников. Они говорят,
что о каком-либо знании и понимании прошлого не может
быть речи, так как до нас доходит слишком мало следов.
Вот что пишет американский историк Л. Готтшок: «Люди,
которые наблюдали прошлое, увидели только часть того,
что имело место, и зафиксировали только часть того, что
они запомнили; из того, что было ими зафиксировано,
сохранилась только часть; до историка дошла часть того,
что было зафиксировано, но только часть этого заслужи-
вает доверия: а из того, что заслуживает доверия, не все
нам понятно; и, наконец, только часть понятого можно
сформулировать или рассказать». При этом, прибавляет
он, «у нас нет никаких гарантий, что дошедшее до конца
этого пути представляет собой как раз самое важное, са-
мое крупное, самое ценное, самое типичное и самое дол-
говечное из прошлого» 31. Таким образом, Готтшок изо-
бражает путь, который проходят сведения о прошлом, как
30 А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории, вып. II. СПб.,
1913, стр. 373.
31 L. Gottschalk. Understanding History. A Primer of Historical
Method. N. Y., 1954, p. 45-46.
86

своеобразную систему фильтрации: после каждого цикла
ее остается все меньше и меньше материалов.
Конечно, невозможно оспаривать тот факт, что не все
данные о прошлом доходят до нас. Однако Готтшок и дру-
гие сгущают краски, рисуют слишком мрачную картину.
В действительности разрушительное влияние времени
не следует преувеличивать. Этому влиянию противостоят
другие факторы, которые, напротив, способствуют сохра-
нению следов прошлого. Конечно, отдельные частные
факты могут оказаться утраченными, однако наиболее су-
щественные явления и процессы, как правило, фиксиру-
ются в свидетельствах как письменных, так и матери-
альных и, следовательно, всегда имеются шансы, что све-
дения о них дойдут до потомства.
Кроме того, следует иметь в виду и следующее об-
стоятельство: благодаря распространению культуры следы
деятельности человека и источники, как правило, допол-
няют друг друга, восполняя недостающие свидетельства.
Развитие исторической науки свидетельствует о том,
что наше знание прошлого становится все более точным
и надежным.
Некоторые буржуазные историки пытаются доказать,
что, изучая прошлое, мы в сущности имеем дело не с
действительным единством, а лишь с его разрозненными
частями, и в результате не можем охватить целого.
По словам русского религиозного философа и историка
Л. П. Карсавина, исторические источники это «обрывоч-
ные остатки прошлого, переживающие себя в настоящем
и связующие нас с тем единством, в которое они входили
прежде». В результате фрагментарности наших источни-
ков, говорит Карсавин, истинное знание прошлого невоз-
можно 32.
Однако такой пессимизм совершенно не оправдан, на-
ука во всех областях преодолевает трудности, связанные
с разрозненностью, фрагментарностью данных.
Не следует преувеличивать и роль субъективности в
историческом источнике. Марксизм, вскрыв зависимость
показаний свидетелей и очевидцев от среды, эпохи и
классовых интересов, впервые позволил поставить изуче-
ние источников на строго научную основу.
32 Л. П. Карсавин, Введение в историю (теория истории). Пг.,
1920, стр. 37—38.
87

Таким образом, историк, который применяет научные
методы изучения и критики свидетельств прошлого, сто-
ит на прочной почве. При этом следует подчеркнуть, что
в науке понятие критики лишено того отрицательного
смысла, который иногда вкладывают в него: в науке под
критикой понимают совокупность приемов, направленных
на выявление ценности источника. Задача научной кри-
тики состоит в том, чтобы, вскрыв различные недостатки
и пробелы в его показаниях, лучше его понять и вос-
становить его подлинный смысл и характер. Известный
скептицизм является иногда полезным орудием исследо-
вания. В частности, он оставил заметный след в разви-
тии русской исторической науки. «Скептическая шко-
ла» — М. Т. Каченовский (1775—1842) и его ученики —
подвергла критическому анализу и пересмотру традицион-
ную историографию, в которой подлинные события
смешивались с легендами. Хотя многие утверждения Ка-
ченовского не оправдались, его критика дала толчок ряду
исследований.
Умеренный и здоровый скептицизм, далекий от без-
оговорочного принятия любых свидетельств, не имеет ни-
чего общего с полным недоверием и необоснованным
огульным отрицанием, с произвольным гиперкритициз-
мом. К такому огульному отрицанию пришел француз-
ский историк Жан Ардуэн (1646—1729), который поста-
вил под сомнение всю древнегреческую и древнеримскую
литературу, объявив их выдумкой средневековых мо-
нахов.
Подлинно научное отношение к источникам предпо-
лагает отказ как от некритического взгляда на них, так
и от необоснованного скептицизма.
Естественным свойством человеческого ума является
доверие к окружающему: к этому побуждает присущее
людям и вполне естественное уважение к сложившимся
авторитетам. Кроме того, следовать традиции, идти по
проторенной дороге всегда легче, чем отыскивать свои
пути, на каждом шагу анализируя и проверяя свои на-
блюдения и поступающую информацию. Этим, по-види-
мому, и объясняется тот факт, что выработка научного,
т. е. критического отношения к свидетельствам о прош-
лом, потребовала, как мы уже видели, длительного вре-
мени.
88

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Все науки придают большое значение методам позна-
ния, постоянно ищут новые и совершенствуют старые.
В истории долго господствовало мнение, что процеду-
ра исследования здесь очень проста: нужно лишь взять
источник и извлечь оттуда всю истину о прошлом. Фран-
цузские историки Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос писали в
1899 г., что история как наука — это «не что иное, как
обработка документов» и успехи ее зависят только от
совершенства и тонкости методов источниковедческой тех-
ники. Таким образом, историческое исследование и раз-
работка источников, т. е. источниковедение, ими полно-
стью отождествляются.
Подобная точка зрения ошибочна по той причине, что
прошлое познается не только из источника. В самом деле,
извлекая из источника сведения о различных фактах,
поступках людей, явлениях и процессах, ученый сверяет
их с тем, что знает о таких же или подобных фактах и
явлениях, и решает, насколько они правдоподобны. Одно-
временно на основании уже имеющихся знаний он воспол-
няет неизбежные пробелы в источнике: ведь свидетели
нередко о многом умалчивают, в частности о том, что
им кажется самоочевидным и банальным, а на деле чрез-
вычайно важно для понимания происходившего. В не-
меньшей степени предварительное знание необходимо при
изучении сложных явлений и процессов, которые не под-
даются непосредственному наблюдению.
Знание, независимое от источников, польский историк
Е. Топольский называет «внеисточниковым»: его дают как
наши собственные наблюдения над окружающим, так и
различные науки 33.
Значительную роль во внеисточниковом знании игра-
ет так называемый здравый смысл, т. е. догадка, осно-
ванная на простом наблюдении, размышлении и на лич-
ном опыте. Этот опыт в рациональной форме отнюдь не
противоречит научному знанию, а в некоторых случаях
удачно его дополняет. Пренебрегать указаниями здраво-
го смысла никогда не следует ни в какой науке, в том
числе и в истории. Многие историки высказывают мне-
33 J. Topolski. Metodologia historii. Wydanie drugie. Warszawa.
1973, str. 359.
89

ние, что для успешного занятия исторической наукой
наряду с такими данными, как общая культура, умение
критически мыслить, способность понять другую эпоху
и т. д. особенно важен жизненный опыт. Исходя из этого
соображения, английский историк Р. Пэйрс утверждает,
что начинать научные занятия в области истории вряд
ли целесообразно ранее, чем в 25 лет.
Признавая важность здравого смысла, не следует, од-
нако, и преувеличивать его значение, как это делают
некоторые ученые, в частности русский дореволюционный
историк В. С. Иконников. В своем известном труде «Опыт
русской историографии» он заявлял, что исследователь-
ские приемы в области истории «вообще очень просты
и элементарны. В основе их лежит здравый смысл» 34.
Эту же мысль высказывал крупный американский ис-
торик С. Морисон: «Историческая методология — не что
иное, как здравый смысл, приложенный к данным обстоя-
тельствам» 35. Ошибочность подобных утверждений за-
ключается в том, что в них здравый смысл как бы про-
тивопоставляется усложненным методам научного по-
знания.
Между тем сам по себе здравый смысл недостаточно
надежен. Характеризуя его, Ф. Энгельс писал: «... Здра-
вый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в
четырех стенах своего домашнего обихода, переживает
самые удивительные приключения, лишь только он отва-
жится выйти на широкий простор исследования» 36. Здесь
он может вступить и нередко вступает в прямое проти-
воречие с действительностью: так, здравый смысл долго
не мог примириться с тем, что, вопреки явной «очевид-
ности», Земля вращается вокруг Солнца. Французский фи-
лософ и поэт Поль Валери говорил: «Здравый смысл —
это интуиция совершенно частного свойства. Ежедневно
науки озадачивают его, ставят в тупик, мистифицируют...
Отныне к здравому смыслу взывает только невежество» 37.
Советский философ А. И. Ракитов, справедливо возражая
34 В. С. Иконников. Опыт русской историографии, т. I. Киев,
1891, стр. 35.
35 S. Е. Morison. Faith of an Historian.— «American Historical
Review», 1951, January, p. 263.
36 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 21.
37 Цит. по кн.: А. Моруа. Литературные портреты. М., 1970, стр.
272.
90

против пренебрежительного отношения к здравому смыс-
лу, в то же время подчеркивает его существенные не-
достатки. Отличие здравого смысла от научного знания,
по мнению А. И. Ракитова, состоит в том, что «наука
дает нам знание законов, тогда как здравый смысл рас-
полагает лишь сведениями о предметно-ориентировочных
связях и явлениях». Кроме того, науку, по его словам,
отличают «высокая точность и строгая определен-
ность» 38. Именно поэтому чрезвычайно важно наличие
во внеисточниковом знании другого компонента — данных
различных наук. Можно с уверенностью сказать, что ка-
чество любого исторического исследования находится в
прямой зависимости не только от широты культурных
интересов его автора, от его личного опыта и пр., но и
от информированности его в области самых различных
наук. А это диктует необходимость для историка основа-
тельной общей и специальной подготовки, а также знания
языков. Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос считали обязатель-
ным для историка читать, по крайней мере, на двух язы-
ках, не считая, разумеется, родного.
Сказанное не означает, что монополией на занятие
историей владеют только люди с дипломами. Любители
всегда играли большую роль в развитии всех наук. Им
принадлежат крупные изобретения. Историю также часто
обогащали любители: в частности, одно из крупных от-
крытий последних десятилетий — расшифровка крито-ми-
кенских надписей — сделано не профессиональным исто-
риком, а английским архитектором Майклом Вент-
рисом.
Таким образом, важно не то, кто сделал историче-
скую работу, а как он ее сделал. От каждого, кто в наше
время берется за историческую тему, следует требовать
глубокого знания предмета и техники исторического ис-
следования.
В рамках настоящей работы нет необходимости и воз-
можности рассматривать сложный и трудоемкий процесс
исторического исследования, в котором большую роль иг-
рает характер поставленной проблемы, личность самого
ученого и т. д. Мы ограничимся здесь тем, что отметим
лишь наиболее важные его черты.
38 А. И. Ракитов. Анатомия научного знания. Популярное введе-
ние в логику и методологию науки. М., 1969, стр. 19—20.
91

Одним из главных элементов исследовательской рабо-
ты является наблюдение: во всех науках оно представ-
ляет собой основной источник наших сведений о процес-
сах и событиях. Научное наблюдение для его плодотвор-
ности должно удовлетворять ряду важных требований:
оно должно быть «преднамеренным», т. е. служить опре-
деленной заранее намеченной задаче, планомерным, целе-
направленным, активным и систематичным 89. Как извест-
но, при любом наблюдении, например, солнечного затме-
ния, ученые самым тщательным образом заранее разраба-
тывают всю его процедуру, стремятся сделать его
возможно более точным, очень строго фиксируют каждый
его момент и этап. Яркий образец преднамеренного на-
блюдения — эксперимент, т. е. искусственное воспроизве-
дение тех или иных явлений, например в физике или
химии: вся процедура эксперимента продумывается и
тщательно фиксируется. При желании любой ученый мо-
жет не только ознакомиться со всеми деталями прове-
денного эксперимента, но и провести его сам.
Изучая материалы — документы, свидетельства и
т. п.,— историк, в сущности, также занимается наблюде-
нием. Но наблюдение в истории носит косвенный харак-
тер: исследователь изучает то, что уже не существует.
Канули в вечность условия, в которых развивались со-
бытия, нет людей, которые принимали в них участие,
исчезли с лица земли древние города, целые цивилиза-
ции. Есть только свидетельства непосредственных участ-
ников исторических событий, которые не выбирали ни
момента событий, ни своего места в них. Кроме того,
участники часто видят отдельные стороны происходя-
щего — далеко не всегда самые важные — и не всегда мо-
гут дать спокойную и трезвую оценку.
Поскольку, говоря о наблюдении, мы упомянули об
эксперименте, здесь уместно сказать об этом подробнее.
Существует мнение, что основное отличие истории от
наук о природе заключается в том, что история лишена
возможности ставить эксперименты, поскольку историче-
ские явления неповторимы. Это не всегда верно. Непра-
вильность представлений о неповторимости исторических
явлений мы уже отмечали и возвращаться к этому нет
39 См.: О. М. Сичивица. Методы и формы научного познания,
М., 1972, стр. 9-10.
92

нужды. Но науки о природе тоже не всегда могут вос-
произвести свой объект, например, землетрясение. В тех
случаях, когда объект не удается воспроизвести, все нау-
ки прибегают к созданию модели, т. е. изолируют и ис-
кусственно воспроизводят не все явление, а лишь его
отдельные элементы.
В истории, как уже говорилось, изоляция отдельных
элементов предельно затруднена: вся специфика истори-
ческих явлений состоит именно в сочетании их неповто-
римых черт. Таким образом, исторический эксперимент
возможен лишь в тех случаях, когда достижима изоля-
ция хотя бы некоторых элементов исторического прошло-
го. Один такой эксперимент был организован еще в конце
прошлого века: исследователи воспроизвели обстоятельст-
ва знаменитой Саламинской морской битвы между грека-
ми и персами (480 г. до н. э.). Этот эксперимент был
полезным: он позволил уточнить численность кораблей,
которые с обеих сторон принимали участие в битве, и пе-
ресмотреть данные Геродота.
Совсем недавний эксперимент — путешествия извест-
ного норвежского ученого Тура Хейердала сначала по
Тихому океану на бальзовом плоту «Кон-тики», а затем
по Атлантическому океану на папирусном судне «Ра».
В том же духе был проведен и эксперимент уже упоми-
навшегося американского исследователя С. Морисона, ко-
торый в 1939—1940 гг. повторил путешествие Колумба.
Подобно ему, Морисон начал свой путь в Палосе (Испа-
ния). Руководствуясь судовым журналом Колумба, он до-
стиг Западного полушария и установил точность записей и
наблюдений великого мореплавателя. Все это были ти-
пичные научные эксперименты.
Следует заметить, что наряду с подобными (так ска-
зать, практическими) экспериментами, наука знает еще
и другой тип эксперимента, а именно: умственный или
мыслительный, проводимый в воображении исследовате-
ля. Такие эксперименты широко практикуются во всех
науках, например, в физике. Галилей, мысленно опери-
руя идеально ровной поверхностью и идеально круглым
шаром, не существующими в природе, открыл закон инер-
ции и составил формулу свободного падения тел в про-
странстве.
Такого рода умственные эксперименты мы встречаем
и в историческом исследовании. По мнению А. И. Раки-
93

това, они представляют собой «в некоторой степени ис-
кусственный, но вполне эффективный прием логического
и эмпирического контроля и оценки законов», обнаружен-
ных в процессе исторического исследования40.
Мы видим, что возможность проведения эксперимен-
та в историческом исследовании не исключается вообще,
однако на практике она, разумеется, крайне ограничена.
Широкое распространение в исторической науке по-
лучил сравнительный (компаративный) метод. Обнару-
женные ученым аналогии позволяют выявить сходство
данного явления с другими и его особенности. Очень пло-
дотворные результаты сравнительный метод дает при со-
поставлении жизни различных народов.
Конечно, использование метода аналогии чревато и
определенными опасностями, но это отнюдь не сводит
на нет его значение. Знание опасностей помогает их
преодолеть.
Один из наиболее распространенных методов истори-
ческого познания — генетический, т. е. основанный на
анализе одного и того же объекта в различных фазах
его развития. Этот метод является непременным требо-
ванием диалектического и исторического материализма.
Он служит в истории и для восстановления событий и
процессов прошлого. Последние познаются по их послед-
ствиям или ретроспективно, т. е. от известного идут к
познанию неизвестного. К. Маркс подчеркивал, что по-
знание через последствия необходимо, поскольку эти по-
следствия содержат в себе все предыдущие этапы разви-
тия. «Анатомия человека,— писал он,— ключ к анатомии
обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших
видов животных могут быть поняты только в том случае,
если само это более высокое уже известно. Буржуазная
экономика дает нам, таким образом, ключ к античной
и т. д. ...Можно понять оброк, десятину и т. д., если
известна земельная рента...» 41
Знание последствий прошедших событий дает истори-
ку известные преимущества перед их современниками;
ему легче выделить наиболее важное, отсеяв второсте-
40 А. И. Ракитов. К вопросу о структуре исторического исследо-
вания.— В кн.: «Философские вопросы исторической науки»,
М., 1969, стр. 181.
41 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 731—732.
94

пенное. В то же время надо учитывать и известные опас-
ности, сопряженные с ретроспекцией. Например, рассмат-
ривая ранние этапы жизни крупного деятеля прошлого,
мы склонны в самых незначительных фактах его пове-
дения усматривать важные намеки на будущее, искать
в них нечто такое, что уже тогда должно было отли-
чать его от других, хотя на деле для этого нет ровно
никаких оснований: возникает тенденция «подгонять»
факты реальной жизни под известные нам последствия.
Так рождаются исторические легенды о событиях и людях.
Вот что пишет по этому поводу английский историк
Д. Эльтон: «Поскольку мы знаем, как двигались собы-
тия, мы склонны предполагать, что они должны были
двигаться обязательно только в этом направлении и счи-
тать известный нам результат как бы „правильным".
Первая тенденция освобождает историка от его главной
обязанности — что-либо объяснять: неизбежное не требу-
ет объяснения. Другая тенденция делает его нудным апо-
логетом совершившегося и побуждает его видеть прошлое
лишь в свете настоящего» 42.
ВЗАИМНОЕ ОБОГАЩЕНИЕ НАУК
В поисках новых методов исследования история обра-
щается к опыту других наук: ни одна научная дисцип-
лина не может развиваться в изоляции. При этом, как
показала практика, их развитие идет особенно плодотвор-
но на стыке двух или более дисциплин. В свое время
первые шаги в разработке исторической критики доку-
ментов были сделаны на стыке истории и филологии.
Наиболее интенсивными оказались связи истории с
другими науками, изучающими общество,— социологией,
этнографией, социальной психологией и др. Их сближе-
нию способствовало то, что они все изучают один и тот
же объект.
В последние годы история снова более всего сблизи-
лась с социологией. Эти дисциплины всегда стояли рядом:
еще не так давно даже шли споры об их отличии.
В самом деле, водораздел между ними не очень отчет-
лив, и их задачи нередко переплетаются. Конечно, со-
42 G. Elton. The Practice of History. London, 1967, p. 99.
95

циология обращает основное внимание на функциониро-
вание общества и его отдельных элементов, а история
интересуется в первую очередь процессами изменений.
Однако социолог не может игнорировать изменений во
времени, которые испытывает его объект, а историк не
может не интересоваться его функционированием. Естест-
венно, что обе науки долго были почти неразличимы,
а когда окончательно разделились — что произошло не ра-
нее начала XIX в.— долго обменивались между собой
идеями и методами исследования.
В начале XX в. между ними сложились своеобразные
отношения. Напомним, что именно в это время в среде
буржуазных историков появились сомнения в существо-
вании законов общественного развития, упал интерес к
изучению закономерностей и широких проблем: в этом
отразился кризис буржуазной исторической науки.
В то время как историки все чаще стали обращать-
ся к частным и второстепенным проблемам, социология
выступила в роли обобщающей науки, принявшись раз-
рабатывать общие вопросы теории исторического процес-
са. Немецкий социолог П. Барт прямо объявил, что со-
циология — это наука о теории исторического процесса.
Исторической науке социологи отводили подсобную и
вспомогательную роль простой собирательницы материа-
ла для своих теоретических построений.
Как это ни странно, но многие историки согласились
с таким «разделением труда». Так, немецкий буржуаз-
ный историк, социолог и экономист В. Зомбарт усматри-
вал различие между обеими науками в том, что история
отвечает на вопрос: «Что случилось однажды?», а социо-
логия—на вопрос: «Что повторялось?» Иначе говоря, он
соглашался с тем, что наиболее важная функция истори-
ческого знания, делающая его наукой,— изучение повто-
ряющихся явлений и исследование закономерностей — яв-
ляется задачей не истории, а социологии. Еще откро-
веннее ту же мысль высказал крупный бельгийский исто-
рик А. Пиренн: на Международном конгрессе историков
в Брюсселе в 1923 г. он заявил, что между социологией
и историей такое же различие, как между теорией эко-
номики и ее историей. Таким образом, он считал историю
чисто эмпирическим знанием. Влияние этих взглядов мож-
но обнаружить в буржуазной историографии даже в наши
дни: общие законы истории нередко именуются «социо-
96

логическими». Как справедливо замечает советский исто-
рик Ю. Кахк, «в практике буржуазной науки социоло-
гией нередко называют все те более содержательные
исторические исследования, авторы которых не ограни-
чиваются описанием, а стараются дойти до выяснения
общих тенденций и закономерностей» 43.
Таким образом, социология теряла вкус к изучению
конкретного, а история — к обобщениям. Это оказалось
вредным для обеих дисциплин.
В последние годы положение заметно изменилось.
Социология, отказавшись от прежних претензий, передви-
нула центр своих интересов в область тщательного изуче-
ния узких участков действительности — внутренних свя-
зей в обществе, функционирования социальных институ-
тов и т. п. Так называемая конкретная социология за-
нялась изучением использования свободного времени,
влияния различных факторов на производительность тру-
да, отношений людей в малых группах и т. д. Эти ис-
следовательские усилия оказались весьма плодотворными
и дали большой практический эффект. Одновременно у
социологов повысился интерес к развитию социальных
процессов во времени, т. е. к истории. Крупный амери-
канский социолог Р. Миллс прямо заявил, что социоло-
гия, заслуживающая уважения,— это историческая социо-
логия.
С другой стороны, тенденцию к сближению с социо-
логией проявила и историческая наука. В последнее
время она все чаще от изучения событий переходит к
изучению процессов, пытаясь восстановить картину функ-
ционирования социальных организмов (иначе говоря, при-
ближается к социологическому анализу, становится нау-
кой социологической). Одновременно некоторые буржуаз-
ные историки проявляют повышенный интерес к общим
проблемам исторического процесса, к обобщениям, к поис-
кам закономерностей. Историки-марксисты всегда интере-
совались этими вопросами. Взаимопроникновение социо-
логии и истории побуждает особенно внимательно следить
за развитием исследований в обеих сферах, заимствовать
идеи и методы исследования.
43 Ю. Кахк. Нужна ли новая историческая наука? — «Вопросы
истории», 1969, № 3.
97

Усилившиеся контакты между обеими науками оказа-
лись полезными для исторической науки. В частности,
социология способствовала дальнейшему расширению кру-
га источников исторической науки. Дело в том, что со-
циологи не ограничиваются теми материалами, которые
уже имеются, например официальной статистикой, так
как последняя не может ответить на некоторые важные
вопросы, возникающие в процессе исследования, в част-
ности на вопрос о подвижности населения и т. п. Социо-
логи дополняют ее различными массовыми опросами и
анкетами: они как бы создают новые источники. Таким
образом, социология оказывает помощь исторической нау-
ке по двум линиям: она расширяет круг наших источ-
ников и в то же время предлагает новые методы их
обработки.
Эмпирическая социология внесла много нового в пони-
мание функционирования современного общества, она ис-
следовала мотивацию поведения, открыла значение так
называемых социальных ролей и заставила историков по-
смотреть на деятельность общественного человека под но-
вым углом зрения.
Выступая за тесные связи и сотрудничество истории
и социологии и подчеркивая их плодотворность, совет-
ский ученый Л. М. Дробижева справедливо указывает,
что, в частности, «использование результатов конкретно-
социологических исследований поднимает теоретический
уровень и практически-познавательное значение истори-
ческих работ, позволяет представить во взаимодействии
те явления и факты, которые кажутся на первый взгляд
изолированными» 44.
Положительное влияние контактов между социологи-
ей и историей сказалось на терминологии. Вслед за со-
циологами историки должны были уточнить многие поня-
тия, выработать более точную систему обозначений и
формулировок для избежания туманности и многознач-
ности.
В немалой степени обогащают историю ее связи с
другой наукой — психологией, в первую очередь социаль-
ной психологией. Для изучения деятельности людей со-
вершенно необходимо понять законы психологии, выяс-
нить мотивы, которые определяли отношение людей к
44 Л. М. Дробижева. История и социология. М., 1971, стр. 24.
98

происходившему и побуждали их к действиям. В этом
плане особенную важность приобретает изучение пред-
ставлений людей об окружающем, того, как складывал-
ся в умах предшествовавших поколений образ внешнего
мира и как он, в свою очередь, обусловливал восприя-
тие происходящих на их глазах событий и явлений обще-
ственной жизни.
Почвой для сближения между обеими дисциплинами
явился исторический подход к человеческой психике. Ис-
торики долго считали психику человека чем-то неизмен-
ным или почти неизменным, во всяком случае изменяю-
щимся очень медленно, на протяжении тысячелетий. Им
казалось, что человек античной эпохи и средних веков
видел, ощущал и понимал окружающее совершенно так
же, как человек нашего времени, что людей любой ис-
торической эпохи приводят в движение одни и те же ин-
тересы, чувства и страсти.
Аналогичные взгляды господствовали долго и среди
психологов: последние исходили из мысли, что основные
законы человеческого сознания и мышления неизменны,
что во все времена в их основе лежали одни и те же
процессы восприятия и мышления, независимые от окру-
жающих условий.
Наблюдения поколебали эту идею. Работы советских
психологов, в особенности Л. С. Выготского, изучавшего
развитие детей, еще в 20-е годы показали, что восприя-
тие ребенка не остается неизменным: с возрастом изме-
няется псилогическая структура познавательных процес-
сов, а с ними изменяются и те межфункциональные
отношения, которые обусловливают познание. Под влия-
нием изменений во внешней среде происходят сущест-
венные сдвиги в мышлении людей и в их психологии.
Это доказали исследования, проведенные в 30-е годы.
Стало очевидно, что при анализе мышления и психики
нельзя отвлекаться от внешнего мира и от уровня раз-
вития социальной среды. Это сразу придало психологии
исторический характер.
Со своей стороны историческая наука обратилась к
изучению тех изменений, которые происходят в социаль-
ном сознании на протяжении исторических эпох. В ряде
работ советские историки подвергли анализу особенности
психического склада и мышления людей в древней-
шие времена, в период античности, в средние века и в
99

эпоху Возрождения45. В этих работах прослежены не-
которые особенности восприятия окружающего, специфи-
ка ощущений, мышления и т. д.
Эта проблематика нашла отражение и в зарубежной
историографии. Пионером в ее изучении за рубежом был
голландский историк Я. Хейзинга, который еще в 1932 г.
посвятил специальное исследование анализу психологии
европейцев в эпоху средневековья. Хотя в его работе не-
которые черты средневековой психологии очерчены слиш-
ком категорично, в целом она дает представление о су-
щественных отличиях психологии средневекового челове-
ка и нынешнего.
Почти одновременно во Франции вышла работа Ж. Ле-
февра, посвященная крестьянскому движению в период
французской буржуазной революции: автор подверг ана-
лизу настроения крестьян и показал характер и проис-
хождение так называемого великого страха, который объ-
ял дворянство перед лицом мощных крестьянских вы-
ступлений и имел важные политические последствия.
В последующие годы и особенно после второй миро-
вой войны эта тематика стала разрабатываться значи-
тельно шире. Во Франции возникла школа исторической
психологии, которую ныне возглавляют Ж. Мейерсон и
Ж. П. Вернан, испытавшие, по их собственному призна-
нию, сильное влияние марксизма.
Французский исследователь Р. Мандру, изучая соци-
альную психологию французов XVI — начала XVII в.,
показал, что восприятие людей той эпохи в ряде суще-
ственных моментов значительно отличается от нашего:
в частности, оно было более аффективно окрашено, сфе-
ра чувств была более тесно слита со сферой мышления,
эмоции проявлялись более бурно и непосредственно, груп-
повые связи носили более тесный характер и т. д.
Большой вред подлинной науке наносит стремление
некоторых историков за рубежом подменить классовый
анализ социальной психологии биологическим, поиски
в поступках людей подтверждения фрейдистских кон-
цепций.
45 См.: Б. Ф. Поршнев. Социальная психология и история. М.,
1966; Е. М. Штаерман. Мораль и религия угнетенных классов
римского общества. М., 1962; А. Я. Гуревич. Категории сред-
невековой культуры. М., 1972.
100

Для изучения социальной психологии в историческом
разрезе историкам пришлось искать новые источники и
по-новому использовать уже известные. Я. Хейзинга опи-
рался в основном на произведения литературы и искус-
ства. Но этого недостаточно: психология человека, ха-
рактер его мышления находят проявление в любом тво-
рении человека. «Все человеческое,— пишет Ж. Мейер-
сон,— объективируется и проецируется в творениях, весь
физический и социальный опыт и все то, что в этом
опыте и через этот опыт выступает как состояние или
функция аспекта анализа реальности, аспекта мысли, же-
лания, чувства, личности — все наиболее абстрактные
идеи и наиболее интимные чувства» 46.
Такой подход позволяет расширить круг источников,
в том числе использовать и такие, которыми историки
до сих пор пренебрегали, например жития святых. Дей-
ствительно, огромная часть материала, приводимая в про-
изведениях этого рода, представляет собой чистый вымы-
сел и совершенно неправдоподобна. Однако, как показал
В. О. Ключевский еще сто лет назад, внимательное их
изучение может бросить свет на жизнь, мышление и пси-
хологию эпохи. Авторы житий дают — порой между
строк — ценнейшие сведения о жизни, быте своего вре-
мени, наконец — и это особенно важно — в их рассказах
можно проследить тогдашнюю манеру мыслить.
Третья научная дисциплина, с которой история в по-
следние годы чрезвычайно сблизилась,— это этнография
(«народоведение»). За рубежом эту дисциплину именуют
этнологией, а в странах английского языка — социальной,
или культурной, антропологией (в отличие от антропо-
логии физической, изучающей физические особенности
отдельных народов).
Изучение эволюции этнических общностей, изменений
их во времени сближает этнографию с историей. Совет-
ская этнография всегда считала себя исторической нау-
кой. Но зарубежная этнография долго игнорировала вре-
менной аспект в жизни этнической общности и не сразу
подошла к пониманию своей близости к истории. Так
46 J. Meyerson. Les fonctions psychologiques et les oeuvres. Paris
1948. Цит. по ст.: Л. И. Анциферова. К проблеме изучения ис-
торического развития психики.— В кн.: «История и психоло-
гия». М., 1971, стр. 88.
101

называемая функциональная школа в центр внимания
поставила изучение социальной структуры отдельных
этнических общностей — племен и народностей — с точ-
ки зрения того, как «работают» отдельные ее элементы,
как функционирует это целое. Опыт показал, что такой
подход, хотя и очень важный, недостаточен: вне времени
понять что-либо в жизни общества невозможно. Проблема
развития неизбежно должна была возникнуть в практике
этнографии. Неудивительно, что вопреки теоретическим
декларациям функционалистов, исторический момент в
работах этнографов стал появляться все чаще, взламывая
абстрактно созданную схему социального механизма.
Против антиисторизма функциональной школы высту-
пил ряд ученых. По мнению известного австрийского
этнографа Р. Гейне-Гельдерн, исторический подход явно
берет верх в английской этнографии и является харак-
терным для большинства этнографов европейского кон-
тинента. Особая дисциплина «этноистория», возникшая на
стыке двух наук, соединяет подход и методы их обеих.
Исторический подход, несомненно, обогатил этногра-
фию пониманием того, что любая этническая и социаль-
ная общность представляет собой явление динамическое,
немыслимое вне развития.
Если контакт с историей оказался полезным для эт-
нографии, то в свою очередь и история извлекает поль-
зу из контактов с этнографией, из знакомства с ее важ-
нейшими достижениями в области теории и метода.
Указывая на выгоды, которые сулит обеим дисциплинам
их тесный контакт, французский ученый А. Дешан пи-
сал: «История дает этнологии чувство движения, а этно-
логия дополняет историю знанием локальных обществ,
позволяет понять исчезнувшие цивилизации» 47.
Среди многих направлений современных этнографиче-
ских исследований, представляющих интерес для истори-
ческой науки, можно назвать в первую очередь изучение
обычаев, верований и представлений, их роли в функцио-
нировании социально-этнических общностей. Этнография
позволила углубить изучение этих явлений. Достижения
этнографов оказались чрезвычайно полезными для исто-
риков. Историческая наука, например, всегда живо ин-
47 Н. Dechamps. Ethnohistoire: buts et methodes.— «Revue histo-
rique», 1966, oct.-dec, p. 305.
102

тересовалась мифами и верованиями, отыскивая в них
отражение как духовных ценностей эпохи, так и мате-
риальных условий. Этнография показала, что мифы не
только отражают действительность, но и играют актив-
ную роль в нормальной деятельности социальных систем
и институтов, в сохранении существующих социальных
отношений. Такое понимание роли мифов открыло перед
историками возможность глубже проникнуть в духовную
жизнь прошлого, лучше понять некоторые явления в этой
сфере, которые ранее не поддавались рациональному объ-
яснению, например, колдовство как социальный институт.
Этнография также показала, что рациональное истолко-
вание мифов как простых аллегорий действительности не
раскрывает полностью их содержания: хотя мифы и ле-
генды появляются на реальной почве существующего, они
возникают не прямо, а опосредованно, и понять их мож-
но, лишь исходя из всей совокупности тогдашних пред-
ставлений об окружающем мире как определенной цело-
стной системе.
Большое значение для истории имеют ее контакты с
науками необщественного цикла. История использует
данные географии, геологии и палеонтологии для изуче-
ния древнейших эпох человеческой истории. Биология и
медицина помогают историкам выяснять возраст и физи-
ческое состояние давно умерших людей по их останкам
в захоронениях. Физика, разработав способ радиоуглерод-
ного анализа, помогает уточнять датировку древних нахо-
док. Аналогичную помощь в датировке оказывает дендро-
логия — отрасль ботаники. Химия часто помогает консер-
вировать и восстанавливать письменные документы.
Разумеется, история не только заимствует у других
наук, но в свою очередь оказывает им содействие. Го-
воря об общественных науках, Д. Эльтон справедливо
указывает: «Историк также может многому их научить.
Он может помочь им понять важность многоплановости
там, где они строят схемы, выяснить взаимосвязи, кото-
рые узкая специализация мешает заметить, помогает по-
нять, что объект, с которым они имеют дело,— человече-
ские существа». Воспринимая от других социальных на-
ук точность и широту обобщений, история в то же время
«может отплатить свой долг, прививая строгое отношение
к свидетельствам и отучая от плохо обоснованных обоб-
щений... Изучение истории служит важной задаче, когда
103

она предупреждает от излишней уверенности и отучает
от манеры рассматривать мир в свете точных категорий
и статистики, от манеры мыслить жаргоном» 48.
В настоящее время сотрудничество истории с други-
ми науками протекает по разным линиям — все науки
заимствуют друг у друга многое и в области методов,
и в области понятий и проблем. По мере дальнейшего
развития сотрудничество ведет к созданию новых науч-
ных направлений и даже новых дисциплин. Но резуль-
татом может быть и некий синтез, поднимающий исто-
рическую науку на новый более высокий уровень.
ИЗМЕРЕНИЕ В ИСТОРИИ
В процессе работы историку нередко приходится выска-
зывать положения, которые нуждаются в количествен-
ном доказательстве. Так, например, мы говорим о том,
что определенные взгляды получили в свое время «ши-
рокое распространение»,— такое утверждение желательно
обосновать цифрами. В ряде случаев историческая наука
прибегает к этому, в частности при изучении демогра-
фических процессов, в экономической истории, где имеют-
ся данные о производстве, торговле и т. п. Но в ряде
случаев, не располагая точными данными, мы ограни-
чиваемся уклончивыми заявлениями, говоря о «преобла-
дающей тенденции» или «о значительном числе сторон-
ников». Вот какими словами один из американских исто-
риков рисует общественные настроения в США к концу
гражданской войны между Севером и Югом: «Растущее
число людей по обе линии фронта начинало все меньше
верить своим вождям и предпочло бы компромисс или
даже поражение, чтобы прекратить борьбу. Война оказа-
ла влияние не только на несогласных, но и на огромное
большинство населения, которое до сих пор считало ее
неизбежной и надеялось, что все придет к благополуч-
ному концу». Совершенно очевидно, что подобного рода ут-
верждения автора нуждаются в более точных определениях.
Марксизм всегда придавал большое значение аргумен-
тированности научных положений, широко используя
48 G. Elton. Op. clt, p. 38—39.
104

статистику при характеристике вопросов общественной
жизни. В работах основоположников марксизма-лениниз-
ма мы находим примеры блестящего использования дан-
ных официальной и фабричной статистики, различных
парламентских комиссий и правительственных учрежде-
ний. В. И. Ленин во многих работах продемонстрировал
образец использования официальной и земской статисти-
ки. «Социально-экономическая статистика,— писал он,—
одно из самых могущественных орудий социального по-
знания...» 49. При характеристике явлений политической
жизни он прибегал к количественным оценкам. Так, в ча-
стности, в статье «Аграрный вопрос и силы революции»
В. И. Ленин подверг анализу состав Государственной
думы и на этом материале вскрыл классовый характер
кадетской партии и ее политики.
Тенденция к точным количественным характеристикам
явлений преобладает в современном научном мышлении.
В этом отношении оно решительно отличается от мышле-
ния доиндустриальной эпохи, которое удовлетворялось
приблизительными оценками. Известный английский ар-
хеолог О. Лэйярд (1817—1894), изучавший древности
Ближнего Востока, приводит типичный пример такого
мышления. Он цитирует письмо, полученное им от мест-
ного турецкого чиновника в ответ на просьбу археоло-
га дать ему некоторые сведения о местной торговле и
численности населения. Вот что писал этот турецкий чи-
новник: «Мой знаменитый друг, радость души моей. То,
о чем ты просишь, трудно исполнимо и ненужно. Хотя
я прожил здесь всю жизнь, но никогда не считал дома
и не интересовался числом жителей. А что одни из них
грузят на своих ослов, а другие кладут на дно своих
лодок, меня не касается. Относительно прошлого этих
мест: один лишь Аллах знает о количестве нечистой пищи,
которую неверные съели здесь до того, как сюда пришел
меч ислама. Нам этого знать не надо. О, душа моя, не
занимайся вещами, которые тебя не касаются» 50.
В наши дни наблюдается стремление к определенно-
сти любого утверждения: мы всегда ищем количествен-
ные оценки, и то, что не подкреплено цифрами, нам
49 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 19, стр. 334.
50 А. Н. Layard. Discoveries in the Ruins of Nineveh and Babylon.
London, 1853, p. 663.
105

кажется недостаточно доказанным. Эта тенденция особен-
но заметна в науках, получивших наименование точных,
и прежде всего в физике. Английский физик лорд Кель-
вин (Уильям Томсон, 1824—1907) писал: «Если то, о чем
вы говорите, вы можете измерить и выразить в цифрах,
значит вы что-то об этом знаете; но если вы не можете
его измерить, не можете выразить в цифрах — значит,
ваше знание имеет тощий и неудовлетворительный харак-
тер. Может быть, это начало знания, но вы вряд ли про-
двинулись в вашем размышлении об этом до уровня
науки» 51.
Развитие всех наук в последние десятилетия отмечено
проникновением в них математических методов и количе-
ственных измерений. Это относится не только к наукам
о природе, но и к наукам об обществе и человеке: со-
циология, психология, антропология и многие другие нау-
ки ищут пути к количественному выражению своих на-
блюдений. Возрастает эта тенденция и в исторической
науке, в которой все более широкое распространение по-
лучают методы квантитативного, т. е. количественного,
анализа явлений.
Раньше всего на квантитативный путь вступила эко-
номическая история. Она, в сущности, всегда имела дело
с измеримыми величинами: объем торговли, урожай, до-
ходы, размеры промышленного производства поддаются
исчислению и без количественных оценок вообще не по-
нятны. Развитию экономической истории способствовало
также наличие статистических материалов, рисующих эко-
номические процессы и экономическую жизнь общества.
В последнее время историки-экономисты обратили внима-
ние на изучение таких вопросов, как техника, органи-
зация промышленного производства и сельского хозяй-
ства, структура ремесла и т. п. Историкам-экономистам
удалось пролить яркий свет на многие стороны экономи-
ческой жизни прошлого, значительно обогатить наши зна-
ния и уточнить их.
Количественные методы историки широко применяют
и при изучении социальных явлений прошлого: истории
рабочего класса и рабочего движения, крестьянских вы-
ступлений и пр. Русские ученые — А. Н. Савин, Е. А. Кос-
51 Цит. по кн.: P. Friedman. Principles of Scientific Research.
London, 1960, p. 15.
106

минский и др.— привлекли данные английских архивов
для изучения английского крестьянства в средние века:
его социальной структуры, имущественного расслоения
и т. д. Некоторые выводы, основанные на статистиче-
ских подсчетах, стали прочным достоянием науки. Совет-
ский ученый И. Д. Ковальченко, опираясь на многочис-
ленные архивные источники, на основе обильного статис-
тического материала проследил процессы расслоения сре-
ди русского крестьянства первой половины XIX в., выя-
вил тенденцию к усилению помещичьей эксплуатации.
Советские историки Ю. Кахк и X. Лиги нарисовали убе-
дительную картину экономического положения крестьян-
ства Эстляндской губернии конца XVIII — начала
XIX в.
Советский историк Ю. Л. Бессмертный раскрыл
внутренние процессы в среде французского дворянства
Северной Франции конца XII — начала XIII в., показал
его экономическое положение и проанализировал социаль-
ную структуру 52.
Интересные результаты дало применение количествен-
ных методов в области изучения революционных и нацио-
нальных движений. Так, советские историки исследовали
состав участников революционного движения в России в
XIX в. Польские историки установили численность и со-
став участников революционного и национально-освобо-
дительного движения в Польше и на Украине 53.
52 И. Д. Ковальченко. Русское крепостное крестьянство в первой
половине XIX в. М., 1967; Ю. Кахк, X. Лиги. К вопросу об
экономическом положении и феодальных повинностях кресть-
ян в Эстляндской губернии в XVIII в. (Опыт применения
электронно-счетных машин в историческом исследовании). —
«Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962».
Минск, 1964; Ю. Л. Бессмертный. Некоторые проблемы исто-
рии дворянства в Северной Франции конца XII — начала
XIII в.— В кн.: «Французский ежегодник. Статьи и материа-
лы по истории Франции». М., 1967.
53 См.: В. А. Дьяков. Деятели русского и польского освободитель-
ного движения в царской армии 1856—1865 гг. (биобиблиогра-
фический словарь). М., 1967; В. С. Антонов. К вопросу о со-
циальном составе и численности революционеров 70-х годов.—
В кн.: Общественное движение в пореформенной России». М.,
1965; Т. Lepkowsky. Spoleczne i narodowy aspekty powstania
1831 roku na Ukrainie.— «Kwartalnik historyczny», 1957, № 6;
S. Krol. Cytadela warszawska — X pawilion-carskie wieziennie
polityczne (1833—1856). Warszawa, 1969.
107

Делаются попытки использования количественных ме-
тодов и в области политической истории, в частности
для установления состава избирательных учреждений.
В Англии большая группа историков занимается изуче-
нием состава английского парламента за длительный от-
резок времени. На основании архивных материалов вос-
станавливаются детали биографии каждого депутата, уточ-
няются данные о его социальном происхождении, имуще-
ственном положении, деловых и прочих связях. В своей
совокупности эти материалы позволяют с большой точ-
ностью представить себе состав парламента и характер
его политики. Аналогичную работу начали проводить и в
США 54.
Распространению квантитативного метода способство-
вало наряду с успехами математики также появление
электронно-вычислительной техники. То и другое — ма-
тематика и ЭВМ — оказали влияние и на работу истори-
ков с источниками.
Историки, которые ищут количественных показателей
в источниках, сталкиваются с двумя трудностями: для
эпох отдаленных эти сведения слишком скудны и фраг-
ментарны, а для новейших периодов истории чудовищны
по своим объемам. Математика и ЭВМ помогают решить
обе задачи — использовать скудные материалы прошлого
и справиться с массой материалов новейшего времени.
Первая трудность преодолевается применением совре-
менных статистических и математических приемов обра-
ботки и анализа, в частности статистических приемов
выборки. «Математическая теория выборки,— пишут
А. Г. Аганбегян и В. Н. Шубкин,— позволяет по неко-
торым предварительным данным (которые легко полу-
чить) установить оптимальный размер выборки при нуж-
ной степени достоверности результатов исследования.
В современной статистической науке детально разработа-
ны также методы отбора объектов выборочного исследо-
вания, позволяющие по выборочным данным полно и диф-
ференцированно представить генеральную совокуп-
ность» 55.
54 См.: Н. А. Ерофеев. Л. Нэмир и его место в буржуазной исто-
риографии.— «Вопросы истории», 1973, № 4.
55 А. Г. Аганбегян и В. Н. Шубкин. Социологические исследова-
ния и количественные методы.— В кн.: «Количественные мето-
ды в социологии». М., 1966, стр. 27.
108

Вторую трудность можно преодолеть с помощью ЭВМ,
сильно облегчающих работу историков с материалами, ко-
личество которых столь велико, что для исследования их
понадобились бы невероятные чисто механические усилия
и немало времени. Электронно-вычислительная техника
освобождает ученого от долгих и утомительных подсче-
тов, она позволяет ему охватить гораздо более обшир-
ный статистический материал и использовать не какие-
то отдельные, выборочные сведения, а все данные, отно-
сящиеся к этому вопросу.
Плодотворность и перспективность использования
ЭВМ доказаны успехами в области демографических ис-
следований. Проблема народонаселения в силу ее важно-
сти и остроты, как известно, в последние годы привлек-
ла к себе особое внимание. Перед исторической наукой
встала задача выяснить сложные законы, управляющие
его ростом и движением в прошлом.
Изучение истории демографических процессов опира-
лось долгое время на материалы национальных перепи-
сей населения, которые давали достаточно точный и об-
ширный материал для суждения о его численности, соста-
ве и движении. Однако всенародные переписи населения
ограничивались Европой и Северной Америкой, да к тому
же начались в лучшем случае в конце XVIII в. Для
расширения сведений о движении населения были прив-
лечены дополнительные материалы, прежде всего церков-
ные книги, в которых велась регистрация браков, рож-
дений и похорон (в некоторых странах Западной Европы
эти материалы восходят к XV в.). Но этот источник дает
сведения чисто локального характера, которые носят от-
рывочный и неполный характер. Отсюда недоверие к ним
историков.
На помощь историкам пришли современные методы
математического анализа и статистики. Они позволили
перебросить мостик от разрозненных и частных сведений
к более общим явлениям и дали возможность построить
довольно точную модель состава населения, учитывая
возрастной состав, принадлежность к определенному полу,
изменения в возрастной характеристике браков в отдель-
ные периоды, плодовитость браков и пр., а затем сделать
выводы, имеющие вполне определенное количественное
выражение. Применяя методы математического анализа,
историки научились использовать и другие материалы,
109

в частности родословные книги отдельных фамилий; в не-
которых странах, например в Англии, такие книги ведут-
ся издавна. Анализ этих данных дал ценный материал
для суждения об общих тенденциях движения населения.
В результате историческая демография в настоящее время
с большой точностью определяет численность и состав
населения Западной Европы, по крайней мере начиная
с XV—XVI вв. и, что еще важнее, делает шаги к изу-
чению движения населения в неевропейских странах. Все
это позволяет науке продвинуться и в изучении общих
демографических закономерностей.
Говоря о количественных методах исследования в ис-
торической науке, следует упомянуть и о так называе-
мом содержательном анализе, который был применен со-
циологами для количественной характеристики результа-
тов различных массовых опросов и анкет, прежде всего
закрытых, т. е. таких, в которых отвечающему предла-
гается лишь сделать выбор между отдельными вариан-
тами ответа. Этот метод был использован историками при
исследовании некоторых материалов, в особенности мас-
сового характера, например, прессы. Применение количе-
ственных методов имеет еще и то значение, что требует
точных формулировок: подсчитывать можно лишь то, что
сформулировано точно и однозначно.
Успехи применения квантитативных методов и вычис-
лительной техники в науке внушили большие, в значи-
тельной степени преувеличенные надежды. Некоторые
наиболее горячие приверженцы количественных методов
за рубежом заявили, что историки должны отказаться
от изучения всего того, что не поддается количествен-
ному выражению: превращение истории в «науку цифр»,
по их мнению, автоматически решит и все методологи-
ческие ее трудности. История станет одной из разновид-
ностей естественных наук. Эти планы пытается осущест-
вить на практике так называемая клиометрия (одно из
направлений буржуазной экономической истории), кото-
рая признает в истории только статистику и на этом
основании предлагает изгнать из нее такие понятия, как
классы и классовая борьба. Подобные идеи представля-
ют собой реакционную утопию. Попытки изучать историю
общества, игнорируя классовую борьбу, обречены па про-
вал.
Кроме того, далеко не все явления и процессы, про-
110

исходящие в обществе и интересующие нас, вообще под-
даются измерению, да и для того, чтобы подсчитать,
историк должен располагать материалами, а они нередко
отсутствуют. При этом, чем далее от нас отстоят собы-
тия, которые изучает историк, тем скуднее источники и,
следовательно, тем с меньшей определенностью можно о
них судить.
Наконец, следует иметь в виду и особый характер
социальной статистики: количественные данные, которы-
ми оперируют социальные науки, имеют принципиально
иную природу, чем те, на которые опираются науки ес-
тественные. Главная особенность социальной статистики
состоит в том, что она всегда носит более или менее
приблизительный характер. «Социальная статистика,—
справедливо замечает советский историк В. А. Дьяков,—
никогда не претендовала и не претендует на абсолютную
точность, да от нее такой точности и не требуется.
Даже статистика, базирующаяся на результатах новей-
ших переписей населения или специально проводимых в
наше время конкретно-социологических обследований,
очень далека от абсолютной точности» 56.
В статистике самое главное — исходные позиции со-
ставителя. Данные одного и того же статистического об-
следования могут оказаться различными в зависимости от
исходных посылок. Так, например, при анализе имущест-
венного состава населения получаются совсем разные
результаты в зависимости от того, какой уровень дохода
мы возьмем для определения групп. Игнорирование этого
правила и некритическое отношение к статистике может
лишь дискредитировать количественный метод, так как,
создавая впечатление строгой объективности, цифровые
данные могут служить прикрытием для субъективности
и произвола. Отец кибернетики Норберт Винер, возражая
против такого использования экономистами количествен-
ных методов, писал: «Подобно тому, как некоторые отста-
лые народы заимствовали у Запада его обезличенные,
лишенные национальных примет одежды и парламент-
ские формы, смутно веря, будто эти магические облаче-
ния и обряды смогут их сразу приблизить к современной
56 В. А. Дьяков. Роль социолого-статистических методов при
изучении освободительных движений.— «Вопросы истории»,
1970, № 12.
111

Культуре и технике,— так и экономисты принялись обла-
чать свои весьма неясные идеи в строгие формулы ин-
тегрального и дифференциального исчисления» 57. Поэто-
му, приветствуя применение математики и современной
вычислительной техники в историческом исследовании, мы
должны подчеркнуть, что это не решает проблем истори-
ческой науки и не снимает ее трудностей.
Подводя итоги, следует сказать, что сегодня истори-
ческая наука располагает довольно большим арсеналом
методов исследования, хотя ни один из них не следует
абсолютизировать.
РЕКОНСТРУКЦИЯ ПРОШЛОГО
Все описанные этапы исследовательской работы истори-
ка — сбор материала, его изучение, анализ, системати-
зация и т. д.— завершаются решением главной задачи,
а именно — реконструкцией прошлого. Эта задача сопря-
жена с немалыми трудностями. Первая из них заключа-
ется в том, что историк имеет дело, в сущности, лишь с
разрозненными частями прошлого, своего рода обломками,
которые следует расставить по своим местам. Вторая со-
стоит в том, что какая-то часть прошлого, не отражен-
ная в источниках, навсегда останется для него неизвест-
ной. Материалы, которыми располагает историк, пишет
Л. Готтшок, «в своей совокупности не представляют объект
изучения в целом, но лишь часть его, а целое, давно ис-
чезнув, существует лишь в той мере, в какой его может
воссоздать неполное и постоянно меняющееся понимание
историка». Исходя из этого, Готтшок считает, что исто-
рия — «лишь та часть человеческого прошлого, которая
поддается сознательной реконструкции на основании
имеющихся свидетельств и косвенных данных 58.
Прежде историки восполняли существующие пробелы
без сомнений и колебаний: они просто «дорисовывали»
недостающие звенья в картине прошлого,— как отдель-
ные детали, так порой и целые части. Это делало гра-
ницу между историческим трудом и художественной про-
зой весьма относительной, часто неразличимой.
57 Я. Винер. Творец и робот.— «Новый мир», 1965, № 12.
58 L. Gottschalk. Op. cit, p. 18.
112

Современная историческая наука в подобных целях
выдвигает предположения различной степени достовер-
ности и изученности, догадки и гипотезы. Они не являют-
ся выдумкой или домыслом, но степень их обоснованности
различна. Одни из них абсолютно точны и достоверны,
другие прямо вытекают из проверенных и точных сви-
детельств, третьи связаны с фактами лишь косвенно.
Это же относится и к самим фактам и свидетельствам,
на которых построено историческое исследование. Все
материалы, находящиеся в распоряжении историка, и,
соответственно, все его утверждения располагаются по
степени своей аргументированности и обоснованности как
бы в широком диапазоне между двумя крайними полю-
сами: на одном из них лишь строго обоснованные фак-
ты, ставшие аксиомой, на другом — гипотетические.
Таким образом, научная книга по истории отличает-
ся от ненаучной или донаучной не тем, что в первой
содержатся лишь строго проверенные факты и выводы
и вовсе нет недостаточно проверенных и обоснованных
утверждений, а тем, что факты строго отделены от пред-
положений, окончательно доказанное — от того, что еще
предстоит доказать. Внешним средством такого различе-
ния, является так называемый научный аппарат, т. е.
система примечаний; взглянув на примечания, читатель
может сразу определить степень доказательности каждого
утверждения, оценить точность установленного факта, от-
личить предположения или догадки от фактов.
Итак, историк воссоздает прошлое, но какое? То, что
имело место в действительности, или нечто совсем иное?
Конечно, он не может воссоздать абсолютно все, что было,
и в силу тех трудностей, о которых мы уже говорили,
и в силу того, что у него вырабатывается собственная,
особенная манера видеть и понимать то, что было.
Некоторые буржуазные историки на этом основании
категорически утверждают, что историк не просто вос-
создает историческое прошлое, а творит его. Говоря, что
историк «творит представление о прошлом», западногер-
манский ученый Т. Шидер подчеркивает, что слово «тво-
рит» он понимает не в переносном смысле, а в букваль-
ном 59. Согласно этому взгляду, историк оказывается
творцом исторического процесса.
59 T. Schieder. Geschichte als Wissenscbaft. Munchen, 1965, S. 35.
113

Разумеется, это неверно. Роль историка в воссоздании
прошлого не следует преувеличивать. Хотя он стремится
воссоздать прошлое, опираясь не только на реальные сви-
детельства и материалы, но и на помощь своего вообра-
жения, это воображение не подменяет факты, а лишь по-
могает глубже понять их значение и связь между ними.
Конечно, реконструкция прошлого, к которой стремит-
ся отдельный историк, не может быть единственной целью
исторической науки в целом, последняя, как уже гово-
рилось, ставит своей задачей раскрытие общих связей
между событиями, выявление закономерностей. Но рекон-
струкция — необходимая часть этой задачи.
Прошлое, которое воссоздает историк, не является
полной и абсолютно точной копией прошлой действи-
тельности: в каком-то отношении оно будет беднее, чем
то, что было, ибо источники, находящиеся в распоряже-
нии историка, всегда в чем-то ограничены. Однако в дру-
гих отношениях оно окажется более отчетливым, чем в
реальности, ибо историк знает о происшедшем больше,
чем современники. Ссылаясь на это, бельгийский историк
Ж. Дондт даже утверждает, что прошлое, воссоздаваемое
историком, реальнее, чем действительность60. Нет необ-
ходимости опровергать это ошибочное утверждение. Для
нашего проникновения в прошлое, для полной его рекон-
струкции и понимания всегда имеются известные грани-
цы. Ф. Энгельс подчеркивал относительный характер
исторического познания61. Прогресс исторической науки
заключается в том, что она, подобно другим наукам, все
время стремится к углублению нашего знания и от не-
полного, относительного знания движется к более пол-
ному, абсолютному.
60 См.: J. Dondt. Histoire et reconstruction du passe.- «Revue de
Tinstitut de sociologie» (Bruxelles), 1969, p. 36
61 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 20, стр. 90.

Глава 4
ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО
Характеристика исторической науки останется неполной,
если мы не присмотримся к роли, которую она играет в
жизни общества.
СОЦИАЛЬНАЯ НАУКА
Герой повести А. Франса «Преступление Сильвестра Бон-
нара» — старый чудак, одержимый страстью к соби-
ранию древних рукописей и мельчайших фактов прошло-
го. Все окружающее его не интересует, он бесконечно
далек от него. В этом образе отразился взгляд на исто-
рию как на занятие, далекое от жизни. Западногерман-
ский историк Р. Виттрам так излагает эту точку зрения:
«Мы, историки, занимаемся странным делом: мы живем в
городе мертвых, мы окружены тенями, мы следим за
ушедшим» 1.
Эти представления ошибочны. В действительности
прошлое связано с настоящим. В жизни общества, как и
в природе вообще, ничто не проходит бесследно. Люди
прошлого оставляют на всем, что их окружало, явствен-
ную печать своей деятельности. Мы говорим на языке,
который создавался предшествующими поколениями,
смысл многих слов и выражений нам становится понят-
нее, если мы знаем условия, в которых они возникли.
Мышление человека, как и его физиология,— результат
длительного развития. Современный быт, формы семьи и
общения между людьми, общественные институты — все,
как правило, состоит из элементов, оставшихся от прош-
лого. Поэтому занятие историей означает, в сущности,
изучение того, как возникло все то, что нас окружает.
1 Н. Wittram. Interesse an der Geschichte. Gottingen, 1963, S. 16.
115

Это — не бегство от жизни, а особый путь проникнове-
ния в нее.
Историческая наука является социальной, т. е. обще-
ственной, поскольку она изучает общество. Но она соци-
альна и в другом смысле, поскольку принимает деятель-
ное участие в жизни общества, отчетливо выражая его
сознание — все то, что общество, его отдельные классы в
данную эпоху думают, чувствуют, во что верят и о чем
мечтают. Будучи отражением общественного бытия, об-
щественное сознание запечатлено в искусстве, мифах,
народной мудрости, нормах права и в политической жиз-
ни. Известная часть этих проявлений общественного соз-
нания приводится в систему и отражается в науке, в по-
литической и правовой идеологии и т. д.
Историческая наука чрезвычайно чувствительна ко
всему, что волнует общество и его отдельные классы,
и очень активно участвует в формировании общественно-
го сознания.
Некоторые буржуазные ученые пытаются убедить нас
в том, что историк должен руководствоваться исключи-
тельно интересами «чистой науки» и стоять в стороне от
интересов классов и партии. Так, английский историк
Д. Эльтон призывает при изучении прошлого решительно
отказаться от поиска связей между ним и настоящим. За-
нятие историей, говорит он, означает прежде всего созна-
тельный отказ от настоящего, т. е. от сегодняшних про-
блем. Эту же мысль доказывает английский философ
М. Оукшотт. Историю надо изучать только ради нее са-
мой, утверждает он, прошлое не имеет якобы никаких
контактов с настоящим, его «безжизненность» и «непод-
вижность» — это вовсе не пороки, которые следует из-
жить, а, напротив, благодетельные достоинства.
Эти взгляды, вытекающие из отрицания социальных
функций исторической науки, ошибочны. Мысль о «не-
зависимости» историка от общества — не что иное, как
утопия. В действительности он не может изолироваться
от общества, если даже захочет: как уже говорилось,
влияние эпохи, класса, среды отражается на каждом эта-
пе его работы — на выборе темы исследования, его подхо-
де к ней, отборе фактов, их освещении и объяснении.
И если мы внимательно присмотримся к трудам истори-
ков любой эпохи, даже самой отдаленной, то всегда обна-
ружим в них отклики на важнейшие проблемы, волно-
116

вавшие людей и общество того времени, а также явст-
венное отражение классовых интересов и симпатий ав-
тора.
Впрочем, нередко разговоры о «нейтралитете» пред-
ставляют собой всего лишь пропагандистский прием в
идеологической борьбе.
«В современном мире идет ожесточенная борьба двух
идеологий — коммунистической и буржуазной. Эта борь-
ба — отражение в духовной жизни человечества истори-
ческого процесса перехода от капитализма к социализ-
му» 2. Историческая наука является полем этой идеологи-
ческой борьбы. Реакционные историки в наше время не
всегда решаются выступать открыто в защиту угнетения
и эксплуатации. Однако, проповедуя нейтралитет, они на
деле продолжают, хотя и посредством более утонченных
методов, искажать и приукрашивать прошлое капитали-
стической системы. Переписывая кровавую историю ко-
лониализма, они пытаются обнаружить «благодетельные»
последствия хозяйничанья капиталистов в колониях. Не-
которые американские историки в розовых тонах изобра-
жают рабство негров и плантационную систему. После-
дыши фашизма в ФРГ стараются реабилитировать Гит-
лера.
Только марксистская историческая наука, выступаю-
щая с позиций революционного пролетариата, последова-
тельно и до конца стремится раскрыть всю правду о
прошлом. Пролетариат, носитель самой передовой идеоло-
гии, не заинтересован в замалчивании или искажении
фактов прошлого.
Прогрессивная историческая наука решительно разоб-
лачает все отсталые и реакционные взгляды и теории,
вскрывая их происхождение и сущность. Марксистская
историческая наука ведет борьбу как против антикомму-
низма, так и против правого и «левого» ревизионизма в
понимании исторического процесса. История оказалась на
передовой линии ожесточенной идеологической борьбы,
которая идет в наши дни между крепнущим социализмом
и отживающим капитализмом.
Изучая закономерности развития общества, марксист-
ская историческая наука всегда подчеркивала, что она
2 «Программа Коммунистической партии Советского Союза». М.,
1968, стр. 51.
117

служит делу коммунистического строительства, борьбе
трудящихся против капитала, реакции и милитаризма.
Показывая неизбежность победы нового, прогрессивного
строя, она одновременно умножает силы трудящихся в их
борьбе. А. Грамши, говоря о необходимости для итальян-
ских коммунистов знать историю Италии, подчеркивал:
«Если писать историю прошлого, значит творить историю
настоящего, то великой исторической книгой будет та,
которая сегодня помогает развивающимся силам все боль-
ше познавать самих себя и благодаря этому становиться
все более активными и действенными» 3. Поэтому нет
ничего удивительного в том, что коммунисты придают
особое значение изучению истории. Основоположники
марксизма-ленинизма всегда уделяли ей большое внима-
ние, много занимались ею и оставили нам в своих рабо-
тах блестящие образцы научно-исторического анализа.
Именно изучение истории общества, глубокий научный
анализ капиталистической общественно-экономической
формации позволили основоположникам марксизма-лени-
низма обосновать историческую необходимость слома бур-
жуазного государства и замены его новым, государством
диктатуры рабочего класса, имеющим цель построение
социалистического общества.
Высокую оценку роли исторической науки дал Цент-
ральный Комитет КПСС и в известном постановлении от
14 августа 1967 г. «О мерах по дальнейшему развитию
общественных наук и повышению их роли в коммунисти-
ческом строительстве». В этом документе перед историка-
ми поставлена задача «более действенной и всесторонней
разработки крупных теоретических проблем, создания
обобщающих трудов по актуальным вопросам развития
общества и современного научного знания, дальнейшего
повышения качества и эффективности научных исследо-
ваний». В нем также были указаны важнейшие направ-
ления науки, которые требуют особого внимания.
Постановление ЦК КПСС оказало благотворное влия-
ние на прогресс исторических исследований в нашей стра-
не. Расширилась их тематика, повысилась актуальность,
двинулась вперед разработка ряда важных проблем.
Однако у советских историков остаются и нерешенные
вопросы. На совещании историков в марте 1973 г. в их
3 А. Грамши. Избранные произведения, т. 3. М., 1959, стр 335.
118

работе были отмечены и некоторые ошибки. Следователь-
но, необходимо дальнейшее повышение идейно-теоретиче-
ского уровня исторических работ на основе марксистско-
ленинской методологии, строгое соблюдение классового,
партийного подхода к оценке событий и явлений прошло-
го, усиление наступательной борьбы против антинаучных,
ревизионистских концепций.
В советском обществе историческая наука активно
участвует в жизни общества. Предпринимая свои иссле-
дования, советские историки всегда стремятся ответить
на важные и актуальные вопросы, поставленные жизнью.
Что историки понимают под актуальностью истори-
ческого исследования? Этот термин в науках технических
и естественных означает близость к важным задачам дня,
практическую применимость для их решения. Впрочем,
и здесь, как показывает опыт, далеко не всегда весьма
актуальные вопросы встречали всеобщее понимание и
поддержку.
В истории определение актуальности сопряжено с
еще большими трудностями, а нередко и разногласиями.
Порой актуальное звучание приобретают работы, в свое
время не привлекшие к себе внимания. Чтобы можно
было правильно и по достоинству оценить важность и
актуальность исторического исследования, нередко бывает
необходимо известное время. Актуальными подчас оказы-
ваются такие вопросы и темы, которыми историки зани-
маются давно и которые казались решенными. В новой
обстановке прошлое часто поворачивается новыми, неза-
меченными ранее сторонами и мы начинаем видеть то, чего
ранее не замечали. Каждое поколение открывает в прош-
лом что-нибудь новое для себя. Постоянное возвращение
к сделанному, пересмотр его отражают поступательное
движение науки, ее неуклонное стремление к полному
знанию.
Для историка-марксиста актуальность той или иной
проблемы определяется в первую очередь тем, в какой
степени она способствует лучшему пониманию современ-
ного общества и человека, показывая в их прошлом, а
следовательно — и в них самих, какие-то неизвестные
ранее стороны. В конечном счете наибольший обществен-
ный резонанс получают те исторические труды, авторы
которых сумели лучше других понять основные тенден-
ции духовной жизни своего времени и ярко их выразить.
119

А это определяется не столько талантом автора или уда-
чей, а тем, насколько он интересуется современностью и
участвует в решении ее проблем.
Существуют две ошибки в понимании актуальности
исторического труда. Одна из них — представление, что
лучшему пониманию настоящего может помочь только
такой труд, в котором рассматриваются явления прошло-
го, сходные или во всяком случае сопоставимые с на-
стоящим.
Разумеется, говоря о сравнении прошлого с настоя-
щим, мы отнюдь не имеем в виду простые и вульгарные
аналогии. Но некоторые историки понимают это именно
так. В частности, испанский философ-идеалист Ортега-и-
Гасет заявлял, что история представляет собой науку о
современности в самом строгом и самом актуальном
смысле. Сходную мысль высказывает современный анг-
лийский историк Д. Барраклаф, утверждающий, что вся-
кая история, которая что-то означает, является современ-
ной историей. Хотя оба указанных автора отмежевыва-
ются от упрощенного понимания исторических аналогий,
однако их высказывания приводят именно к такому пони-
манию. В утрированном виде эта концепция получила
довольно широкое распространение в США под названием
«презентизма» (от латинского слова «презенс» — «настоя-
щее»). Презентисты прямо отождествляют изучение прош-
лого и настоящего и призывают подчинить историческую
науку практике сегодняшнего дня, конъюнктуре. Презен-
тизм выражает стремление реакции поставить историче-
ское знание на службу своим классовым интересам. Ана-
логичный подход к истории и ее задачам мы наблюдаем
в современном Китае: официальная китайская пропаган-
да заявляет, что изучение всемирной истории имеет
смысл лишь постольку, поскольку помогает понять «про-
летарскую революционную линию» Мао Цзэ-дуна, в част-
ности оправдать взятый им антисоветский курс. Такой
взгляд привел к деградации исторической науки в КНР.
Подобный поверхностный, конъюнктурный подход к
задачам исторического исследования отнюдь не помогает
лучшему пониманию настоящего. Для того чтобы увидеть
это настоящее в новом свете, историк должен оставаться
на почве подлинно научного историзма, т. е. не упускать
из виду своеобразие конкретного прошлого, его отличие
от настоящего, стремиться во всех явлениях различать
120

как общее, так и единичное, неповторимое. «Обнаружи-
вая повторяемость в истории,— пишет советский исследо-
ватель,— сталкиваясь со все теми же потребностями и
проявлениями человека, мы глубже понимаем структуру
и функционирование общества, законы его движения.
Сталкиваясь же с различием и многообразием форм жиз-
ни человека в другие периоды или в иных цивилизациях,
культурных регионах, мы вернее постигаем свою собст-
венную самобытность, наше место во всемирно-историче-
ском процессе. Таким образом, равно необходимо знание
общего и индивидуального, единства и разнообразия» 4.
Из этого следует, что исторические работы помогают
пониманию настоящего, не только показывая сходное,
но и совсем непохожее — подчас именно это стимулиру-
ет мысль.
Другая ошибка в понимании актуальности — отождест-
вление ее с хронологической близостью к нашим дням.
В действительности актуальным историческим исследова-
нием может быть работа, посвященная любому явлению
прошлого, даже самого отдаленного. Характерный при-
мер — известная книга академика Б. Д. Грекова «Киев-
ская Русь», вышедшая в 30-е годы. Монография Б. Д. Гре-
кова базировалась на результатах работы советских исто-
риков по изучению социально-экономических формаций.
Продолжая это изучение, автор показал как своеобразие
социально-экономического строя Киевской Руси, так и те
его черты, которые являются общими для данного этапа
в развитии общества. В то же время Б. Д. Греков убе-
дительно опроверг человеконенавистнические вымыслы
фашиствующих историков, объявившие все «неарийские»
народы, в том числе и славянские, неспособными к само-
стоятельному развитию, показал высокий уровень матери-
альной и духовной культуры Древней Руси. Вопросы, по-
ставленные в книге Грекова, оказались чрезвычайно ак-
туальными, хотя в ней рассматривались события, отсто-
явшие от пас на тысячу лет.
4 Л. Я. Гуревич. Категории средневековой культуры. М., 1972,
стр. 6.
121

ИСТОРИЯ И ВОСПИТАНИЕ
В жизни общества история играет важную роль и как ору-
дие педагогического воздействия, как воспитательница
ума и чувств. Историческое знание представляет собой
один из важнейших компонентов общечеловеческой куль-
туры и при отсутствии этого компонента образование
человека никак не может считаться полным. Поскольку
школа ставит своей задачей дать полное образование,
история стала обязательным предметом школьной про-
граммы. Определенный запас исторических знаний необ-
ходим каждому из нас в повседневной жизни, ибо мы на
каждом шагу черпаем из прошлого факты, аргументы,
сравнения и т. д. Чем больше этот запас, тем легче мы
понимаем собеседника и книгу, тем богаче наши собст-
венные мысли, полнее наша аргументация.
Изучение истории способно также привить уму опре-
деленные качества, которые невозможно приобрести иным
путем. Среди этих качеств на первом месте — чувство
историзма, т. е. понимание того, что все в мире находит-
ся в движении и развитии и вне времени не существует.
Восприятие мира в движении способствует преодолению
консерватизма — слепой некритической привязанности к
старому, привычному вне зависимости от его ценности.
Историческое образование может развить широту взгля-
дов на окружающее, выработать умение понять чужое,
незнакомое. Именно эти качества истории как орудия
образования побудили в свое время Н. Г. Чернышевского
написать: «Можно не знать, не чувствовать влечения к
изучению математики, греческого или латинского языков,
химии, можно не знать тысяч наук, а все-таки быть обра-
зованным человеком, но не любить истории может только
человек, совершенно неразвитый умственно» 5. Конечно,
эти слова не следует понимать как недооценку других
наук, в том числе математики или языков: Чернышевский
лишь подчеркивал особое место истории в системе общего
образования.
Прогрессивные историки — исследователи и педаго-
ги — всегда учитывали большие возможности своей науки
и решительно выступали против попыток использовать ее
5 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в 15-ти то-
мах, т. II. М., 1949, стр. 546.
122

для пропаганды отсталых, реакционных взглядов и всяко-
го рода мифов.
Но, участвуя в развитии ума, история в неменьшей
степени может служить также орудием воспитания чувств.
Все науки в той или иной степени оказывают воспиты-
вающее воздействие на чувства. Так, география, расска-
зывая о своей стране, в то же время учит не только луч-
ше ее знать, но и любить. Биология не только способству-
ет углублению знаний об окружающей природе, но и учит
ее оберегать. Исторические знания особенно сильно воз-
действуют на мир чувств. В истории мы встречаем драма-
тические эпизоды, неожиданные ситуации, необыкновен-
ные судьбы, здесь перед нами люди — их мечты, тревоги,
удачи и трагедии; все здесь волнует ум и чувства. Это
обстоятельство придает рассказу о прошлом сильный
эмоциональный заряд. Недаром историческая тематика
издавна привлекает к себе внимание художников. Богат-
ство сюжетов предоставляет педагогу неограниченные
возможности для воздействия на духовный мир, взгляды
и нравственные убеждения слушателей и читателей. Он
может в прошлом найти иллюстрации к различным фило-
софским и нравственным положениям, придать самым
абстрактным идеям жизненность и полноту, а вместе с
тем и большую убедительность.
Советская историческая наука использует эти возмож-
ности для воспитания широких народных масс (и в осо-
бенности подрастающего поколения) в духе беззаветной
преданности идеалам коммунизма, в духе ненависти ко
всякому угнетению и эксплуатации. Она внушает уваже-
ние к великим достижениям труда и разума, к произведе-
ниям духовной культуры, воспитывает любовь к своей
Родине и к своему народу. А показывая вклад других
народов в развитие материальной и духовной культуры,
она учит уважать эти народы и таким образом служит
воспитанию интернационализма. Рассказывая о жизни и
борьбе трудящихся, советская история развивает классо-
вое сознание, прививает молодежи гражданские чувства и
высокие моральные принципы советского общества.
Способность воздействовать на чувства проистекает из
того факта, что в исторической науке, несомненно, содер-
жатся элементы искусства. На это неоднократно указыва-
ли многие историки. Известный исследователь Древнего
Рима Т. Моммзен (1817—1903) даже заявил, что история
123

вообще стоит ближе к искусству, чем к науке. В еще бо-
лее категорической форме эту мысль сформулировал ан-
глийский историк Д. Тревельян (1876—1972). В статье,
опубликованной под характерным заглавием «Клио —
муза истории», он утверждал, что история — это искусст-
во, а задачи историка совпадают с задачами литератора,
и поэтому древние греки вполне справедливо причисляли
историю к разряду искусств наряду с поэзией и музыкой.
Что касается элементов научного исследования, то они,
по мнению Тревельяна, играют в работе историка незна-
чительную роль. «Даже в тех случаях,— писал он,— ког-
да перед нами явление, факты которого хорошо извест-
ны, например Французская революция, мы не можем
точно изучить психологию всех двадцати пяти миллионов
людей, биографии и мотивы которых — за исключением
каких-нибудь нескольких сот или тысяч — погребены во
мраке полного забвения. Поэтому никто и никогда не мо-
жет дать полный или целиком правильный очерк Фран-
цузской революции». Следовательно, делал вывод Тре-
вельян, «в своих самых важных чертах история является
не научной индукцией, а догадкой, основанной на вообра-
жении относительно наиболее правдоподобных обобще-
ний» 6.
Тревельян намеренно заострял свой тезис. Его поле-
мические стрелы были направлены против тогдашних тен-
денций полностью приравнять историю к естественным
наукам. В частности, он имел в виду английского истори-
ка Д. Бери, который как-то заявил, что история представ-
ляет собой только науку и ничего более. Этот спор между
сторонниками различных взглядов на историческую науку
неоднократно возобновлялся и позднее. Затрагивая важ-
ные проблемы исторической науки, он не утратил значе-
ния и в наши дни.
В утверждениях Тревельяна о некоторых совпадениях
между историей и искусством есть рациональное зерно.
Однако он ошибался, умаляя роль научного мышления в
историческом исследовании и называя историю «догад-
кой, основанной на воображении». Понимая под вообра-
жением, как следует из контекста, не что иное, как вы-
мысел, он шел так далеко, что отвергал принадлежность
истории к науке.
6 G. M. Treuelyan. Clio a Muse. London, 1912, p. 37.
124

Это, разумеется, неверно: воображение необходимо во
всех науках. Воображение — это разновидность интел-
лектуальной смелости, которая позволяет проникать в
неведомое. Одной осторожности, трудолюбия и терпения
недостаточно для того, чтобы увидеть то, чего не видел
еще никто. Человек, лишенный такого творческого вооб-
ражения, вряд ли может стать настоящим ученым, точно
так же, как художником или писателем.
В известной доле воображения нуждается и историче-
ское исследование. Воображение здесь необходимо для
того, чтобы перенестись умственным взором в другую,
отличную от нашей эпоху и обстановку, понять мысли,
чувства и представления, столь далекие от наших, пере-
вести их на язык настоящего. Без воображения невоз-
можно даже найти связь между различными явлениями.
Наконец, воображение совершенно необходимо и для
завершения исследовательской работы над исторической
проблемой — для реконструкции прошлого. Воображение
играет роль на всех этапах работы историка-исследо-
вателя.
Однако воображение в историческом исследовании за-
нимает не такое место, как в искусстве. Художник дает
полную волю своему воображению. Историк же должен
быть верен фактам и держать воображение в строго огра-
ниченных рамках. «В том-то и заключается трудность
условий исторического таланта,— писал В. Г. Белин-
ский,— что в нем должны быть соединены строгое изуче-
ние фактов и материалов исторических, критический ана-
лиз, холодное беспристрастие с поэтическим одушевлени-
ем и творческой способностью сочетать события, делая из
них живую картину, где соблюдены все условия перспек-
тивы и светотени»7. Воображение историка, говорит
Д. Эльтон, это «воображение, находящееся под контролем
знания и учености», и историк «обязан подчинять свое
воображение контролю, который исходит от науки» 8. Со-
ветский историк А. В. Гулыга справедливо замечает:
«Сила исторических образов в их достоверности. Когда
читатель твердо убежден, что ему рассказывают о под-
линных событиях, то повествование приобретает особую
7 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. VII. М., 1965,
стр. 52—53.
8 G. Elton. Op. cit., p. 87.
125

эмоциональную действенность. Достоверность выступает
в качестве не только научной, но и своеобразной эстети-
ческой категории, которая присуща лишь историческому
повествованию и отсутствует в произведении художест-
венном» 9. Таким образом, воображение в историческом
исследовании не имеет ничего общего с вымыслом.
С вопросом об элементах искусства в истории связана
и проблема языка исторических произведений. Задача со-
здания «живой картины», о которой говорил Белинский,
требует соответствующей формы изложения. Живость и
яркость языка никогда не вредили существу дела в науч-
ном труде, и крупные ученые во всех областях умели
самые сложные мысли излагать ясно, просто и понятно,
в особенности, когда они обращались к широкой аудито-
рии. Тяжелый, неповоротливый язык — отнюдь не свиде-
тельство научности. Еще А. И. Герцен издевался над ма-
нерой изложения, которую некоторые считают обязатель-
ным признаком учености. Каста ученых, писал он, «окру-
жает науку лесом схоластики, варварской терминологии,
тяжелым отталкивающим языком. Так огородники сажа-
ют около гряд своих колючее растение, чтобы дерзкий,
намеревающийся перелезть, сперва десять раз укололся и
изорвал свое платье в клочки» 10.
Конечно, форма научных сочинений не может сущест-
вовать в отрыве от их содержания: она должна находить-
ся в единстве с хорошо продуманной идеей. Погоня за
эффектом только снижает уровень научного труда.
При этом не следует упускать из виду, что язык точ-
ных наук отличается от языка искусства. Они преследу-
ют различные цели: первый предназначен в основном для
передачи информации, а задачи второго — наряду с ин-
формацией создать у читателя при помощи словесных
средств определенное эмоциональное состояние. Язык
исторического труда в какой-то степени решает обе эти
задачи.
9 Л. В. Гулыга. Понятие и образ в исторической науке.— «Воп-
росы истории», 1965, № 9.
10 А. И. Герцен. Избранные философские произведения, т. I. M.,
1946, стр. 50.
126

ЗАЧЕМ НУЖНА ИСТОРИЯ?
Когда-то был распространен взгляд, что человеку, об-
ществу полезны только некоторые отрасли знания, напри-
мер, химия или геология, а другие, например, математика
или философия — лишь удовлетворяют любознательность,
но непосредственной пользы не дают. Отсюда возникло
деление наук на «прикладные» и «чистые».
Такой взгляд на науку совершенно устарел. Старое
разделение наук, хотя и применяется, однако утратило
первоначальный смысл. Так называемые «чистые» (их
теперь называют «фундаментальными») науки ставят
своей задачей выявление и изучение основных законов
природы и общества, а «прикладные», используя эти за-
коны природы и общества, участвуют в создании матери-
альных ценностей. Но и такое деление наук в значитель-
ной мере условно. В наше время, когда наука стала непо-
средственной производительной силой общества, в сущно-
сти, все области знания являются прикладными и все
различие между ними состоит в том, что одни обещают
приложение в будущем, другие — непосредственное при-
ложение.
Видный советский физик Д. И. Блохинцев считает, что
часть наук об обществе принадлежит к категории фунда-
ментальных 11. Это может быть отнесено и к истории, ко-
торая исследует основные закономерности в развитии об-
щества. Конечно, история может ставить перед собой и
частные задачи чисто практического характера. Так, ра-
бота историков по разысканию старинных карт и их рас-
шифровке помогла установить расположение древних ир-
ригационных сооружений в Средней Азии. Это дало
немалую практическую пользу, облегчив разработку схе-
мы новых каналов. Однако главная функция историче-
ской науки лежит не в утилитарной плоскости: она за-
ключается в том, что, давая богатый материал для срав-
нения, она позволяет лучше понять настоящее во всем
его своеобразии, служит орудием его познания. Ведь срав-
нение — важный путь всякого познания. Кроме того, по-
скольку будущее — это результат прошлого и настоящего,
то, изучая историю, человек пытается приоткрыть завесу,
11 См.: Д. Блохинцев. Пропорции в науке.— «Наука и жизнь»,
1974, № 6.
127

отделяющую его от будущего. «Мы вопрошаем и допра-
шиваем прошедшее,— говорил В. Г. Белинский,—чтобы
оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло нам о
нашем будущем» 12.
Изучение настоящего и перспектив развития остава-
лось мало эффективным до тех пор, пока в его основу не
легло понимание исторического процесса как закономер-
ного развития общества. А открытие основных законов,
управляющих этим развитием, ознаменовало превраще-
ние истории в науку.
Основоположники марксизма, внимательно наблюдая
современное им общество, открыли важнейшие законы
его функционирования и прежде всего роль классов и
классовой борьбы в прошлой и настоящей жизни общест-
ва. Опираясь на это открытие, они показали возможность
коренным образом преобразовать общественную систему,
создав на месте строя, основанного на угнетении одного
класса другим, разумный и справедливый строй. Они
показали также, что существует и та сила, которая спо-
собна осуществить эту грандиозную задачу,— самый пере-
довой класс современного общества, рабочий класс.
Таким образом, научное изучение общества, изучение
его истории позволило основоположникам марксизма по-
нять закономерности общественного развития не только в
прошлом, но и в настоящем и даже в будущем, указать
пути к преобразованию общества. Угнетенное человечест-
во давно мечтало о лучшем будущем, но только научный
коммунизм превратил эту мечту в реальную перспективу
и указал пути к ее осуществлению. Глубокое понимание
закономерностей общественного развития позволило от
туманных мечтаний перейти к научному руководству об-
ществом, не только точно предвидеть тенденции его дви-
жения, но, опираясь на знание объективных законов, на-
правлять его к достижению намеченных целей.
Факты последнего столетия подтвердили огромную
силу марксистской исторической науки как орудия позна-
ния, предвидения и управления общественным развитием.
Великая Октябрьская социалистическая революция, побе-
да Советского Союза в Великой Отечественной войне, со-
здание мировой социалистической системы, рост сил со-
циалистического лагеря и ослабление капитализма, крах
12 В. Г. Белинский. Указ. соч., т. X. М., 1956, стр. 18.
128

колониализма и многие другие факты последних десяти-
летий представляют собой блестящее осуществление на
практике научного предвидения основоположников науч-
ного коммунизма и показывают, какую силу дает научное
знание законов истории.
Блестящий пример этому — история Коммунистиче-
ческой партии Советского Союза. История нашей пар-
тии — важнейшая общественная наука. Изучение ее во-
оружает людей знанием законов общественного развития,
законов классовой борьбы, законов построения социализ-
ма. Изучение истории ленинской партии рождает у совет-
ских людей чувство гордости своей Родиной, ее великим
народом, рождает творческую энергию для построения
коммунизма, укрепляет веру трудящихся всего мира в
победу социализма.
Коммунистическая партия Советского Союза всегда
уделяла первостепенное внимание развитию обществен-
ных наук, в том числе истории, рассматривая их как на-
учную основу руководства обществом. XXV съезд КПСС
внес богатый вклад в дальнейшую разработку теоретиче-
ских вопросов общественного развития, он «подвел итоги
теоретической деятельности партии после XXIV съезда,
исследований в области общественных наук, определив
их наиболее перспективные направления и проблемы» 13.
Люди всегда считали историю учительницей жизни и
это мнение в общем вполне справедливо. Однако в наши
дни на Западе широко распространен скептический взгляд,
который гласит, что история не может преподавать нам
полезных уроков и поэтому не имеет реального значения.
Разумеется, это неверно. На практике каждое наше
действие — и в общественной и в частной жизни — опи-
рается на знание того, какие последствия в прошлом име-
ли такие же или аналогичные поступки. Это знание —
обязательное условие разумного и осмысленного поведе-
ния, опора наших суждений и догадок. Опыт прошлого
никому не дано игнорировать без серьезного риска.
Скептики нередко ссылаются на Гегеля, который как-
то сказал: «Опыт и история учат, что народы и прави-
тельства никогда ничему не научились из истории и не
13 «Правда», 8 марта 1976 г.
129

действовали согласно поучениям, которые можно было
извлечь из нее» 14. Однако при внимательном чтении Ге-
геля легко убедиться в том, что великий философ вовсе
не был скептиком и не отрицал возможности извлекать
полезные выводы из истории. Его мысль заключается в
том, что народы и правительства, которые ему были
известны, просто не умели использовать поучения, пре-
подносимые историей. В другом месте Гегель объясняет
и причину этого: дело в том, что проблемы, возникающие
перед человечеством, никогда не повторяясь, всегда обле-
каются в новую форму. «В каждую эпоху,— писал Гегель,—
оказываются также особые обстоятельства, каждая эпоха
является настолько индивидуальным состоянием, что в
эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие
решения, которые вытекают из самого этого состояния...
В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип
или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что
бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы
по сравнению с жизненностью и свободой настоящего» 15.
Как видим, по мнению Гегеля, польза, которую люди мо-
гут извлечь из истории, зависит и от того, насколько хо-
рошо они ее знают, и от того, насколько правильно они
умеют реализовать это знание. Такая постановка вопро-
са не имеет ничего общего с неверием в историю.
Таким образом, знание прошлого необходимо для того,
чтобы успешнее решать проблемы, которые перед нами
ставит жизнь. История — это накопленный человечест-
вом опыт, нередко приобретенный очень дорогой ценой,
опыт «сын ошибок трудных», по выражению поэта.
И люди не имеют права им пренебрегать.
Разумеется, знание прошлых ситуаций, событий и их
последствий не может дать исчерпывающего ответа на
сегодняшние проблемы, тем более, что, как говорилось, они
всегда появляются в новом виде. Однако это знание позво-
ляет лучше понять ситуацию настоящего, определить
правильную перспективу, делает проблему и ее значение
более ясными. А это — важнейшее условие для ее успеш-
ного решения.
14 Гегель. Философия истории. Сочинения, т. VIII. М., 1936,
стр. 7.
15 Там же, стр. 7—8.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, что же такое история? Для ответа на этот вопрос
мы рассмотрели становление и развитие исторической
мысли, проследили превращение истории в науку, пока-
зали ее внутреннюю структуру, основные приемы работы
историков и связь исторической науки с другими науч-
ными дисциплинами. Подведем итоги сказанного.
История — это наука, изучающая общество и общест-
венного человека в их развитии, прошлую жизнь челове-
чества во всей ее полноте, в ее общих закономерностях и
в ее конкретности. В пестром калейдоскопе событий, явле-
ний и процессов, в их разносторонности и противоречи-
вости она ищет общие связи, законы развития и функцио-
нирования общественного организма и его отдельных
частей. Историческая наука служит человечеству, раскры-
вая эти законы и прослеживая их действие в классовом
обществе на различных этапах его движения.
Однако свою общественную функцию успешно выпол-
няет лишь прогрессивная историческая наука, стоящая
на классовых позициях пролетариата и на почве матери-
алистической диалектики. Вооруженная марксистско-ле-
нинским методом, прогрессивная историческая наука по-
зволяет успешно решать проблемы, стоящие перед обще-
ством, и этим облегчает его продвижение вперед.

ПРЕДМЕТНЫЙ И ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Августин 15, 59
Аганбегян А. Г. 108
Актуальность в истории 119
«Анналы» (журнал) 51
Антропология 101
Аппарат научный 113
Ардуэн Ж. 88
Аристотель 7, 9, 23, 53
Археография 55
Археология 41
Архивы 39
Аэрофотосъемка 41
Бароний Ц. 18
Барнс Р. 17
Барраклаф Дж. 120
Барт П. 96
Бастилия 67
Беда Почтенный 21
Бейль П. 13
Беккер К. 64
Белинский В. Г. 125, 128
Бенедиктинцы 24
Бери Дж. 124
Берлин И. 69
Берр А. 50
Бессмертный Ю. Л. 107
Биология и история 103
Бирд Ч. 69
Блок М. 51
Блохинцев Д. И. 127
Бобиньска Ц. 79
Боден Ж. 20, 22
Болландисты 25
Боссюз Ж. 14, 41
Брестская крепость 53
Бруни Л. 14
Буркхардт Я. 45
Буше ле Перт Ж. 41
Бэджот У. 68
Бэкон Ф. 16
Валери П. 90
Валла Л. 16, 17, 22
Вентрис М. 91
Вернан Ж.-П. 100
Вико Д. 20
Виндельбанд В. 69—70
Винер Н. 111
Винкельман И. 45
Винклер Г. 6
Виперано А. 14
Виттрам Р. 58, 115
Власич (Флациус) М. 18
Внеисточниковое знание 89
«Война документов» 18
Вольтер 42, 44
Воображение в науке 124—126
Воспитательная функция исто-
рии 122—123
Выборочный метод 108
Выготский Л. С. 99
Галилей 93
Галлам Г. 44
Гвиберт 12
Гвиччардини Фр. 19
Гегель 129—130
Геерен А. 44
Гейне-Гельдерн Р. 102
Гекатей Милетский 7
Генеалогия 55
Генетический метод 94
География и история 54, 123
Геология 103
Геральдика 54
Гердер И. Г. 23
Геркуланум 41
Геродот 7, 9, 93
Герцен А. И. 126
Гиббон Э. 43
Гиппократ 23, 27
Гоббс Т. 25

Готтшок Л. 57, 86, 87, 112
Грамши А. 118
Греков Б. Д. 83, 121
Гулыга А. В. 126
Гуманисты 17
Гуревич А. Я. 121
Декарт Р. 13
Демография 109—110
Дендрология 103
Дешан А. 102
Джеффри Монмаутский 12
Дильтей В. 76
Дионисий Галикарнасский 8
Дипломатика 25, 52
Дондт Ж. 114
Дробижева Л. М. 98
Дьяков В. А. 111
Евклид 27
Европоцентризм 42
Евсевий 41
Жития святых как источник 101
Закон в истории 68—74
Здравый смысл 89—91
«Золотой век», его идея 20
Зомбарт В. 96
Ибн Халдун 23
Иконников В. С. 90
Иоанн Солсберийский 11, 12
Ирибаджаков Н. 76
История: задачи 13, 21, 22, 32
— интересы 43—44
— предмет 46—47
— роль 127—130
Источник исторический 81—83
Источниковедение 51
Карсавин Л. П. 87
Картография 55
Кахк Ю. 97, 107
Каченовский М. Т. 88
Кекерман Б. 22
Кеплер И. И
Киевская Русь 121
Климат, его роль 23—24
Клио 9
Клиометрия 110
Ключевский В. О. 101
Ковальченко И. Д. 107
Количественные методы 104—
108
Колумб X. 65, 93
Компаративный метод 94
Кон И. С. 26
Кондорсе М. Ж. 20
Константинов дар 17
Конт О. 74
Косминский Е. А. 106
Крепен Ж. 18
Критика историческая 25—26,
33, 51, 88
Кромвель О. 73
Ланглуа Ш. 64, 89
Лаппо-Данилевский А. С. 86
Ленин В. И. 29, 31, 33—35,
60, 77, 105
Летописание 6
Лефевр Ж. 101
Лиги X. 107
Логографы 7
Лукиан Самосатский 10
Лэйярд О. 105
Лютер М. 17
Мабильон Ж. 24—25, 52
Мавристы 24—25
Макиавелли Н. 19
Маколей Т. Б. 70
Мальпиги М. 16
Мандру Р. 100
Маркс К. 28, 30, 71, 72, 75,
90, 94, 114
Марксизм-ленинизм и истори-
ческая наука 27—36
Материалистическое понимание
истории 28—30
Медицина и история 103
Мейер Э. 69
Мейерсон Ж. 100
Мейерхоф Г. 58
Мерзон Л. С. 63
Методы исторического исследо-
вания 34—35, 89—91
Метрология 55
Миллар Д. 24
Миллс Р. 97
Милль Д. С. 47, 63
Моммзен Т. 123
Монтескье Ш. 23
Морисон С. 90, 93

Наблюдение 92
Нагель Э. 75
Неопозитивизм 75
Нибур Б. 37
Нумизматика 54
Ньютон И. 12
Объективность историка 78—80
Ономастика 55
Ордерик Виталий 11
Ортега-и-Гасет X. 120
Отражения теория 34, 77
Оттон Фрейзингенский 12
Оукшотт М. 116
Палеография 53
Палеонтология 103
Папирология 53
Пестум 41
Пиренн А. 96
Плам Дж. 57
Платон 23
Плеханов Г. В. 73
Плиний 23
Повторяемость в истории 67
Позитивизм 74
Познание историческое 74—79
Полибий 8
Помпеи 41
Попленьер Л. 44
Поппер К. 69, 75
Презентизм 120
Прогресс 19—20
Прокопий 15
Просвещение 21
Психология 98—101
Пэйрс Р. 90
Ракитов А. И. 90, 93—94
Ранке Л. 78, 82
Реконструкция прошлого 112 —
114
Ретроспекция 94—95
Реформация 17—18
Рикардо Д. 29
Россман К. 59
Рошер В. 46
Рыбаков Б. А. 52
Савин А. Н. 106
Саламинская битва 93
Светоний 16
Свидетель 84—85
Сен-Жермен-де-Пре 24
Сеньобос Ш. 64, 89
Сигиллография 52
Скалигер Ю. 11
Случайность 72—73
Смит А. 24, 29
Смит П. 58
Содержательный анализ НО
Социология 95—98
Спенсер Г. 68
Специальные исторические дис-
циплины 51 —55
Статистика 106—107
Статистическая закономерность
74
Сфрагистика 52
Тацит 10, 84
Текстология 55
Теофраст 7
Тернер Ф. 42
Тихомиров М. Н. 83
Томсон (лорд Кельвин) 106
Топольский Е. 89
Топонимика 55
Тревельян Д. М. 124
Тюрго А. Р. 20
Уорд Л. Ф. 68
Ур Ж. 57
Фагтс А. 69
Факт исторический 62—68
Февр Л. 51
Фергюсон А. 24
Филателия историческая 52
Филиграни 53
Фома Аквинский 59
Фонтенель Б. 20
Формация общественная 29, 35
Франс А. 115
Фукидид 7—10, 24
Хейердал Т. 73
Хейзинга Я. 100, 101
Хотякова В. А. 75
Хронология 55
Чернышевский Н. Г. 122
Чэни Э. 68
Швырев В. С. 77

Шекспир У. 58
Шидер Т. 113
Шмоллер Г. 44
Шоу Б. 50
Шубкин В. Н. 108
Эддингтона экспедиция 66
Эйнгард 15
Эйнштейн А. 66
Экономическая школа немецкая
44
Эксперимент 92
Электронно-вычислительные ма-
шины 108—109
Эльтон Д. 59, 103, 125
Энгельс Ф. 28, 30, 71, 72, 75,
90, 94, 114
Эпиграфика 53
Этнография 101—103
Юм. Д. 43
Язык исторических работ 126

ОГЛАВЛЕНИЕ
К читателю 3
Глава 1. От мифа к науке 4
Глава 2. Накопление исторических знаний 37
Глава 3. Историк за работой 62
Глава 4. История и общество 115
Заключение 131
Предметный и именной указатель 132
Николай Александрович Ерофеев
ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ
Утверждено к печати редколлегией серии научно-популярных изданий
Академии наук СССР
Редакторы В. К. Низковский и Н. В. Шевелева
Художник В. К. Бисенгалиев. Художественный редактор В. Н. Тикунов.
Технический редактор 3. Б. Павлюк. Корректор В. А. Шварцер
Сдано в набор 9/III 1976 г. Подписано к печати 15/IV 1976 г. Фор
мат 84Х1081/32. Бумага типографская № 1. Усл. печ. л. 7,14. Уч.-изд. л. 7,2
Тираж 10 000. Т-09003. Тип. зак. 391. Цена 46 коп.
Издательство «Наука». 103717 ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., 2
2-я типография издательства «Наука».
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10

6УГАН0В В. И. Крестьянские
войны в России XVII—XVIII вв.
12 л., 80 к.
Книга посвящена истории четы-
рех крестьянских войн в Рос-
сии. В ней дается описание
исторической обстановки им
предшествовавшей, хода на-
родных движений, деятельно-
сти их главных вождей и дру-
гих отважных борцов за зем-
лю и волю. Особое внимание
уделяется вопросу о ме-
сте, которое занимали кре-
стьянские войны в истории
классовой борьбы в России
периода феодализма, характе-
ристике размаха борьбы, идео-
логии ее участников, выявле-
нию исторического значения
этих широчайших народных
движений. Выясняются причи-
ны поражения крестьянских
войн, их влияние на развитие
страны.
Адреса магазинов
«Академкнига»:
480391 Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/77,
370005 Баку, ул. Джапаридзе, 13;
320005 Днепропетровск, проспект Га-
гарина, 24; 734001 Душанбе, проспект
Ленина, 95; 664033 Иркутск, 33, ул.
Лермонтова, 303; 252030 Киев, ул. Ле-
нина, 42; 277012 Кишинев, ул. Пуш-
кина, 31; 443002 Куйбышев, проспект
Ленина, 2; 192104 Ленинград, Д-120,
Литейный проспект, 57; 199164 Ленин-
град, Университетская наб., 5; 199004
Ленинград, 9 линия, 16; 103009 Мос-
ква, ул. Горького, 8; 117312 Москва,
ул. Вавилова, 55/7; 630090 Ново-
сибирск, Академгородок, Морской
проспект, 22; 630076 Новосибирск, 91,
Красный проспект, 51; 620151 Сверд-
ловск» ул. Мамина-Сибиряка, 137;
700029 Ташкент, ул. 50 лет Узбекиста-
на, 11; 700029 Ташкент, Л-29, ул. Ле-
нина, 73; 700100 Ташкент, ул. Шота
Руставели, 43; 634050 Томск, наб. ре-
ки Ушайки, 18; 450075 Уфа, Коммуни-
стическая ул., 49; 450075 Уфа, прос-
пект Октября, 129; 720001 Фрунзе,
бульвар Дзержинского, 42; 310003
Харьков, Уфимский пер., 4/6.